Проблема личного выбора в трагедиях Эсхила «Орестея» и
реклама
ПРОБЛЕМА ЛИЧНОГО ВЫБОРА В ТРАГЕДИЯХ ЭСХИЛА «ОРЕСТЕЯ» И СОФОКЛА «ЦАРЬ ЭДИП», «АНТИГОНА» Хлыстова Анна Владимировна канд. филол. наук, доцент кафедры русской и зарубежной литературы Российского университета дружбы народов, РФ, г. Москва E-mail: [email protected] A PERSONAL CHOICE IN THE TRAGEDIES OF AESCHYLUS “ORESTEIA” AND SOPHOCLES “OEDIPUS REX”, “ANTIGONE” Khlystovа Anna Candidate of Philology, associate professor, department of Russian and Foreign Literature, Peoples` friendship University of Russia, Russia, Moscow АННОТАЦИЯ В статье выдвигается гипотеза о содержании историко-литературного процесса как пути преодоления зависимости человека от рока, судьбы и принятия идеи личного выбора и личной ответственности за собственную жизнь и за все происходящее в мире. Анализ трагедий Эсхила и Софокла демонстрирует мифологему стремление фатума и драматургов убедить читателя философски в переосмыслить необходимости осознать ответственность за выбор жизненного пути и его последствия. ABSTRACT This article examines the history of literature as the development of the idea of personal responsibility. Over time, human life becomes free from the dominance of rock, fate. Now we know that every person is responsible for the events in his life and in the world. We explore the ancient Greek tragedy, and we come to the conclusion that Aeschylus and Sophocles already knew about the personal ______________________________ Хлыстова А.В. Проблема личного выбора в трагедиях Эсхила «Орестея» и Софокла «Царь Эдип», «Антигона» // Universum: Филология и искусствоведение : электрон. научн. журн. 2014. № 4 (6) . URL: http://7universum.com/ru/philology/archive/item/1241 responsibility of the individual. Their heroes make personal choices, and consequences of this choice are destiny. Ключевые слова: рок, Эсхил, Софокл, ответственность, личный выбор. Keywords: fate, Aeschylus, Sophocles, responsibility, personal choice. История развития литературы является путем к постижению того, что судьбой человека не управляет никто, кроме самого человека. Начальной точкой этого пути считается античная цивилизация с идеей фатальной предопределѐнности, рока; конечной можно считать литературу конца ХХ века, в которой осознание того, что человек сам отвечает за все происходящее и в его жизни, и в мире, становится философской доминантной (например, в произведениях Д. Фаулза). Необходимо отметить, что в русской литературе идея личной ответственности человека за все происходящее в мире вполне определѐнно проявляется уже в XIX веке в творчестве Ф.М. Достоевского («Братья Карамазовы»). Однако на материале некоторых древнегреческих трагедий мы хотим показать, что вера греков в роковую предопределенность была обоснована философски. Судьба героев Эсхила и Софокла не столько предначертана свыше, сколько является последствием их личного выбора, поступков и общего направления мыслей. Таким образом, и в античности человек признается ответственным за события, происходящие с ним. Жизнью древнего грека управляли мойры (парки), дочери Ночи: Клото, Лахесис и Антропос. Одна пряла нить человеческой жизни, вторая отмеряла, третья перерезала ее, обрывая тем самым бытие человека на земле. На первый взгляд, с последней уж точно не поспоришь («Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен» [1, с. 281]), хотя в то же время известно множество случаев, когда люди знали момент своего ухода в мир иной либо оказывались способны приближать или отдалять собственную смерть под влиянием жизненных обстоятельств. Жизнью древнего грека распоряжались олимпийские боги, которых сложно назвать богами в полном смысле этого слова: скорее, это были могущественные существа, пренебрежительно относившиеся к желаниям и потребностям людей, которые использовались для развлечения. Это было непрекращающимся реалити-шоу, главных актеров которого олимпийцы выбирали по своему усмотрению. Они вступают в любовные связи с понравившимися им людьми, часто игнорируя волю последних (похищение Европы, например); «обманутая» Гера мстит человеческим женщинам умопомрачительно разнообразными способами (превращая Ио в корову, Каллисто в медведицу, насылая на первую овода, на вторую — собственного ее сына с оружием в руках и т. д.), иногда она доходит и до убийства (подговорив Семелу, мать Диониса, увидеть Зевса в его истинном обличье); внутренние дрязги богов приводят к многолетней Троянской войне, а титана Прометея, посмевшего дать людям огонь и ремесла, олимпийцы приковывают к скале. Отношение древнегреческих богов к людям лучше всего демонстрирует притча Ф. Ницше («Рождение трагедии из духа музыки»): «Ходит стародавнее предание, что царь Мидас долгое время гонялся по лесам за мудрым Силеном, спутником Диониса, и не мог изловить его. Когда тот, наконец, попал к нему в руки, царь спросил, что для человека наилучшее и наипредпочтительнейшее. Упорно и недвижно молчал демон; наконец, принуждаемый царѐм, он с раскатистым хохотом разразился такими словами: «Злополучный однодневный род, дети случая и нужды, зачем вынуждаешь ты меня сказать тебе то, чего полезнее было бы тебе не слышать? Наилучшее для тебя вполне недостижимо: не родиться, не быть вовсе, быть ничем. А второе по достоинству для тебя — скоро умереть» [3, с. 66]. Жизнь древнего грека принадлежала также полису. Человека, уклонявшегося от исполнения долга гражданина (например, желавшего вместо дебатов по вопросам городского управления мирно выращивать оливки или чинить сандалии в собственной мастерской), греки осуждали и назвали идиотес. Как видим, древнему греку ничего не оставалось, как смириться с тем, что за него все решают другие: мойры, боги, сограждане. Доминирующая идея древнегреческой мифологии — это идея Рока, управляющего жизнью людей. Всем известна история несчастного Эдипа, которому при рождении было предсказано, что он убьет отца своего и женится на матери. Лай, отец Эдипа, царь Фив, приказал убить младенца. Но слуга пожалел его, и бедный ребенок, не ведая своего происхождения, вырос в городе Коринфе. Позже, узнав пророчество, он испугался, что должен будет убить того, кого считал отцом, и жениться на той, которую знал как мать. Эдип ушел из Коринфа и оказался на дороге в Фивы, где, встретив незнакомцев, старика и возницу, вспылил из-за того, что они силой стали сгонять его с дороги, — и убил обоих. Придя в Фивы, он нашел горожан в горе, оттого что пропал их царь, и стал в Фивах царем, женившись на Иокасте. Таким образом, желая избежать горькой участи, Эдип все равно свершил задуманное богами. Таков миф. Таково представление о судьбе. Однако если мы обратимся к величайшим произведением античной литературы — трагедиям Эсхила и Софокла, то увидим, что древнегреческие поэты не были согласны с подобным пониманием вещей. Эсхил в трилогии «Орестея» рассказывает историю матереубийцы Ореста, которого Аполлон и иные силы (хор, Пилад) толкают к мести за убитого Клитемнестрой отца. Однако окончательный выбор Орест делает самостоятельно. В завершении длинного монолога, в который не вмешиваются ни боги, ни люди, Орест восклицает: Ладно! Испытаем мужа мощь! [6] Помимо композиционного решения (долгий монолог героя, предшествовавший окончательному выбору своей судьбы), Эсхил влагает в уста хора (который воплощает в трагедии по большей части глас совести, подсознание героя) следующее рассуждение: «Чей смертелен удар, тот смертельный удар Заслужил. Что другим причинил, претерпи!» — Трижды древнее слово нас учит. Автор настаивает, что не произвол трех мойр перед нами — а закон кармы, вселенской справедливости: что другим причинил, претерпи! Таким образом, ответственность за свои поступки будешь нести ты сам или твой род, как это случилось с родом Ореста. На самом деле, завязка трагедии отнесена в прошлое. Убийство Агамемнона тоже было возмездием. Отец Агамемнона, желая быть единовластным правителем, убил детей своего брата Фиеста и подал их мясо в качестве кушанья. Один только сын остался у Фиеста, Эгисф. Именно Эгисф является любовником Клитемнестры на протяжении десятилетнего отсутствия мужа и подговаривает ее убить Агамемнона по возвращении с Троянской войны. Но, встретив мужа, колеблется Клитемнестра. Хотя 10 лет не было от него вестей, хотя принес он в жертву воинской удаче своей их дочь Ифигению, хотя привез с собой любовницу Кассандру, все равно она предоставляет ему последнюю возможность испытать судьбу: расстилает перед входом во дворец пурпурный ковер, ступать по которому пристало только богам и великим героям. Недолго колеблясь, поддается Агамемнон честолюбию и идет по пурпурному ковру… навстречу своей гибели. «Что посеял — пожал; // Претерпел, что содеял, — не боле» [6, с. 177], — говорит Клитемнестра об Агамемноне. Эсхил открыто высказывают ту точку зрения, что не бывает случайных наказаний и случайной судьбы, каждый заслуживает лишь то, что совершает сам: Говорю: вина людская Наплодит сонм роковых чад, И похож род на вину-мать. А правда добрых родит Дочь — прекрасную долю [6, с. 149]. И в уста Афины вкладывает автор философский вывод трагедии: Ниоткуда приходит беда; но его Предает им вина, неотмщенная встарь, И кичливую спесь Стережет молчаливая гибель [6, с. 288]. Герой трагедии Софокла «Царь Эдип» также оказывается не просто пешкой в руках судьбы, а заложником своего гордого, спесивого нрава. Возмутившись тем, что возница и старец стали силой сгонять его с дороги (хотя почему бы пешему первому не сойти с пути, пропустив повозку?), Эдип убивает обоих. Спустя многие годы на Фивы пал мор, и Эдип, стараясь узнать его причину, снова не может сдержать ярости, когда Тиресий сообщает ему правду. И Тиресий, и Креонт не раз указывают Эдипу на опасность такого поведения: «С подобным нравом сам себе ты в тягость» [5, с. 301], «Меня коришь, // А нрава своего не примечаешь — все меня поносишь» [5, с. 297]. Гнев и гордыня — вот основные грехи Эдипа. Не убегать из Коринфа надо было ему, а стараться изменить свой нетерпимый нрав. Об этом неоднократно говорят в трагедии Софокла не только герои, но и хор, олицетворяющий глас народа и высшую волю: Если смертный превознѐсся На словах или на деле, Не боится правосудья И не чтит кумиров божьих, — Злая участь да постигнет Спесь несчастную его! [5, с. 309] Эдип так же, как герои Эсхила, одержим идеей власти: «Власть — моя!» кричит он Креонту, заподозрив последнего в несуществующем заговоре. Если можно сказать — не чужую беду, А свою он несет, согрешивши [5, с. 384]. Однако герой Софокла оказывается способен принять трагический урок судьбы. Поняв, что он сам является причиной несчастий своих, своей семьи и города, он винит в произошедшем не богов, а себя. Застежкой повесившейся от сознания собственного позора Иокасты он выкалывает себе глаза и, унизив таким образом собственное эго, беспомощный и слепой, уходит из города. Софокл считает, что если человек разумен, то путем страдания он обязательно придет к мудрости примирения. Страдание — испытание душевных качеств человека. Эдип выдерживает это испытание, о чем повествует Софокл в трагедии «Эдип в Колоне». Умудренный страданием, далекий от желания обвинять в своем несчастии кого-нибудь, кроме самого себя, продолжая чтить богов и считать себя преступником, недостойным общения с людьми, Эдип не только прощен богами, но и удостоен высокой награды — возможности послужить людям после смерти. Становится известно, что его могила будет источником благодати для той земли, в которой будет погребено тело. В конце жизненного пути мы видим Эдипа очистившимся и светлым. Долгими муками раскаяния искупил он свою вину. Смирением — гордыню. Гордецов горделивая речь Отомщает им грозным ударом, Их самих поразив, И под старость их мудрости учит [5, с. 387]. Все герои Софокла — гордецы и властолюбцы. Такие склонны более винить окружающих в несовершенстве мира, чем признавать личную ответственность за происходящее. Драматург проводит героев тернистым путем душевных страданий и мук совести, чтобы они имели возможность осознать, что все катастрофы вызваны их собственным отношением к миру. Удается это немногим. не перевоспитание героев, Но а задачей духовное трагедии как жанра совершенствование является зрителей. Поэтому конфликт трагедии и не имеет решения — с подмостков он переносится в душу зрителя, очищая и формируя образ мыслей последнего (κάθαρσις). Древние греки ясно видели, что вина одного человека часто переходит на его потомков. Мифологически это объяснялось родовым проклятьем. Но тем, которых потрясен По воле божьей дом, Не избежать сужденных бед, Пока не сгинет род [4, с. 359]. Однако с нашей стороны будет заблуждением думать, что греки действительно обвиняли в этом богов. Образ вмешательства и/или мести богов оказывается не более чем метафорой. Софокл в трагедии «Антигона» прямо указывает, что причиной конфликта главной героини с миром являются черты характера, унаследованные ею от отца, Эдипа: Суровый нрав сурового отца Я вижу в дочери: ей зло не страшно [4, с. 353]. И далее автор устанавливает однозначную причинно-следственную зависимость: сначала свободный выбор человека, к чему склоняться, к добру или ко злу, и лишь затем — как последствия этого выбора — формирование судьбы (то есть жизненных обстоятельств). Божественное вмешательство являет собой лишь отклик на внутренний посыл героя: Мудрый молвит: тех, кто злое Принимать привык за благо, Приведут к злодейству боги, Горе ждет их каждый час [4, с. 360]. В этих строках сказано даже больше: изначально мы (без всякого принуждения) формируем свой образ мыслей, направление в жизни («злое принимать за благо»), затем закрепляем это направление многократным повторением привычных мыслей («привык»); закрепившийся мыслеобраз приводит нас к определѐнным поступкам («приведут к злодейству боги»); а затем мы постигаем последствия избранного нами пути, сталкиваясь с определѐнными жизненными событиями («горе ждет их каждый час»). Верно и обратное — при выборе пути к добру, нас ждет добрая доля: А правда добрых родит Дочь — прекрасную долю [6, с. 149]. Итак, древнегреческая трагедия дает понять, что беды и проклятия обрушиваются на людей не по произволу богов, а как ответ на отношение человека к миру. Принимая ответственность за произошедшее страшное несчастье на себя, не ропща на богов, Эдип становится первым героем, осознавшим, что все происходящее с нами — это следствие нашего образа мыслей. И все происходящее вокруг нас тоже, поскольку мор пал на Фивы изза прегрешений одного человека — Эдипа. Античные авторы прямо указывают на то, что человек формирует и свою судьбу, и судьбу своих потомков, и даже судьбу окружающего мира. И в то же время древнегреческие поэты верят, что, осознав неправедный путь, человек может изменить его: Все люди ошибаются порою, Но кто в ошибку впал, коль он не ветрен И не несчастлив отроду, в беде, Упорство оставляя, все исправит… [4, с. 375] Уход человечества от инфантильной позиции «судьба такая» и осознание того, что каждый человек «пред всеми людьми за всех и за вся виноват, за все грехи людские, мировые и единоличные» [2, с. 149] является направляющим вектором развития литературы; великие писатели XIX—ХХ веков: Ф. Достоевский, Ф. Кафка, А. Чехов, М. Булгаков, Д. Фаулз — делают утверждение этой идеи доминантой своих произведений. Список литературы: 1. Булгаков М.А. Мастер и Маргарита // Белая гвардия; Мастер и Маргарита: Романы. — Минск: Художественная литература, 1988 — 400 с. 2. Достоевский Ф.М. Полное собрания сочинений в 30 томах — Л.: Наука, 1972—1990. — Т. 14 — 507 с. 3. Ницше Ф. Сочинения в 2-х томах. — М.: Мысль, 1996. — Т. 1. — 829 с. 4. Софокл. Антигона //Античная драма. Пер. с др.-греч. И. Анненского, Вяч. Иванова, А. Пиотровского, Н. Познякова, С. Шервинского. — М.: Эксмо, 2006. — 639 с. 5. Софокл. Царь Эдип //Античная драма. Пер. с др.-греч. И. Анненского, Вяч. Иванова, А. Пиотровского, Н. Познякова, С. Шервинского. — М.: Эксмо, 2006. — 639 с. 6. Эсхил. Орестея //Античная драма. Пер. С др.-греч. И. Анненского, Вяч. Иванова, А. Пиотровского, Н. Познякова, С. Шервинского. — М.: Эксмо, 2006. — 639 с.
