Статья (полная версия)

TATARICA: LANGUAGE
COMMON ELEMENTS IN TATAR AND HUNGARIAN PHRASEOLOGY
REFLECTING ANCIENT CULTURAL AND LINGUISTIC CONTACTS
Imre Pachai,
Nyiredkhazihigher School,
4531 Nyírpazony, Arany 38, Hungary,
[email protected].
At the end of the 20th century and the beginning of the 21st century, phraseology again became a
focus of linguistic research. Its significance in keeping national mentality is emphasised in works of
V.N.Telia (1996) and V.V.Vorobiov (1997), who studied specific cultural traditions reflected in the
language and mentality.
Our study presents a comparative analysis of similar phraseological structures in Hungarian and
Tatar. The Turks’ cultural and linguistic contacts, which determined peculiarities of their culture and
language, had a strong impact on national mentality of the Hungarians. Parallel structures in Hungarian and Tatar phraseology reflect common elements in the national mentality of their people. One of
the examples is coordinative composites, which are present in the phraseologies of both compared
languages, thus proving similarities in derivation.
The Hungarian language was formed in the course of extended migrations of the Hungarian people
who had many cultural and language contacts with the neighboring nations. The latter resulted in similar phraseological structures in Turkic and Hungarian, which reflect similar world outlooks of the two
people.
Key words: research of phraseology, comparative method, cultural and linguistic contacts with the
Turk people, similarity of phraseological structures, national mentality, similar semantic features, coordinative composites.
Trubetskoy also stressed the significance of the
contacts of the Volga region and mediation of the
steppe nomads, who were establishing contacts
with the traditions of other Asian cultural centres
[6].
Our aim is to investigate the legacy of the
above mentioned multiple contacts. The
contrastive research demonstrated a number of
common oriental elements which reflect multiple
ancient contacts of the Turkic and Hungarian
languages.
The contrastive research pursued in different
languages resulted in the findings which proved
the contacts of the peoples of the region above
mentioned by Trubetskoy.
The findings of our latest research have been
used by a number of foreign scholars and have
been included into Historical Etymological Dictionary Russian Phraseology [10]. We made use of
the extensive material on Turkology [11-18] in our
studies of Turkic influences. We used the collection of papers published by Taurida National Vernadsky University as a source of the Tatar language data [19].
A comparative analysis of the language material has shown a great number of similarities in the
Tatar and Hungarian phraseology, which are presented in the article.
The research of modern linguists proves the
significance of phraseological studies [1-5]. The
studies of national character and mentality have
become a major issue of cultural and linguistic
reserach, which was clearly indicated at the
Conference “Russia and the West. The Dialogue
among Cultures” held at Moscow State University
in 2004. At the end of the 20th century Russian
scholars would turn to the problems raised by
N.S.Trubetskoy [6; 7], which he was the first to
write about in his emigration. The studies of
national character and mentality have been a
pivotal issue for many researchers (V.V.Vorobiov
1997, V.V.Кolesov 1999) [8; 9]. The above
mentioned
scholars
emphasized
oriental
characteristics of Russian culture, reflected in the
main categories of the Russian language. This idea
is mainly supported by the conclusions of
N.S.Trubetskoy.
The article by N.S.Trubetskoy ‘The Top and
the Bottom of the Russian Culture’ describes the
role of “the Russian cultural zone”, which, in his
view, had closer relations with the Oriental culture
than with the Western cultural traditions. The
outstanding Russian scholar highlighted the role of
cultural contacts with the Turk and Finno-Ugrian
peoples, who influenced Russian culture and
contributed to an invaluable cultural tradition.
23
IMRE PACHAI
According to the Hungarian Turcologists, i.e.
Member of the Academy I. Vashari and associate
professor I. Bashki, a comparative analysis of the
Tatar and Hungarian phraseological units has not
yet been studied in Turcology. The investigation of
the Turkic influence on the Hungarian language is
of paramount importance in linguistics due to the
fact that the Hungarian culture and language have
been influenced by the contacts with the Turk peoples since ancient times. The works of the wellknown Turcologists Vámbéry Ármin, Németh
Gyula, Ligeti Lajos, Róna Tas András, Vásáry István are dedicated to the studies of the TurkHungarian contacts [20-24].
Phraseological units based on the same
models in the Hungarian and Tatar languages.
The statement of N.A.Baskakov on the importance of comparative analysis of Turkic phraseology was used as a starting point of our research.
He claimed that the research of Turkic phraseology
may result in the new data on cultural and language contacts of the Turkic peoples [1]. The word
stock of the Tatar language contains the so called
“coordinative composites” studied in the works of
the famous Kazan University scholar, A.KazemBek [14]. These structures attracted attention of
such experts in Turkic studies as Mirza Jafar [12],
N.К.Dmitrieva [13], E.А.Ubryatova [25], N.Kaidarova (1958) [15] and R. Berberova [25].
Coordinative composites of the Russian language are mentioned in the works of A.A.Potebnya
[27], which attracted the attention of foreign researchers (Pachai [28], P.Valko [29]). Our article
describes the role of A.A.Potebnya and N.S.Trubetskoy in the research into oriental elements in the
Russian language and their areal nature [30]. Comparative studies did not only prove the hypothesis
of N.A.Baskakov on coordinative composites in
the Russian national language and folklore, but also confirmed the Turkic influence [1]. D.Vays, a
well-known researcher of the above mentioned
type of the word formation in the Russian language, admitted the benefits of our research [31],
since we have discovered the common features of
Russian, Finno-Ugrian, Turkic, Indian, and Chinese structures, thus expanding the amount of the
languages, where the given type of word creation
is found [28].
Coordinative composites of the Hungarian languageare as well as the ancient derivational structures have been the focus of the scholars’ research
since the 16th century. These composites were studied in the Calepinus’ dictionary and were later discussed in the grammatical works of the 18th cen-
tury. The Hungarian researchers discovered their
Uralic and then Uralic Altai characteristics. As the
result of the comparative research of worddoublets, we managed to find out their common
eastern Eurasian characteristics, which also are
valid in the case of Chinese and Indian (Hindi)
structures.
Word-doublets often possess phraseological
characteristics proved by a number of scholars
(Fokos [32], Kaidarov [15]). The common features
of the Hungarian and Tatar word-doublets are confirmed both by typological properties and by the
semantics of the parallel structures.
The comparative analysis the following
alliterating composites demonstarte the following:
ata-ana/ apa-anya ‘father + mother’, ayak-kul /
kéz-láb ‘arm + leg’, yony-tirse / szőröstől- bőröstől
‘with wool and skin’, küz-kolak / szen-fül ‘eye +
ear’, töp-tamyr / tő-gyökér ‘stem + root’, teshtyrnak / foggal-körömmel ‘by tooth + by nail’, etc.
Studying coordinative composites of the Hungarian language, David F.Fokos points out the ancient characteristics of certain structures [33]. One
of the composites, which was viewed as ancient,
was the composite jön-megy (ВРС I/1163) ‘come
and go’, made up of two antonyms jön ‘to have
come’ and megy ‘to have left’. The resulting meaning of the Hungarian structure corresponds to that
of the Tatar structure kilem-kitem (TaRD 252) 1)
сollect. guests, clients; 2) visit, coming over; < kilü
(ТаRD 254) ‘to go over here, to come, to arrive, to
turn up’ + kitü (ТаRD 262) ‘to leave, to have left,
to go away, to have gone away, to depart, to have
departed’, which are made up of antonyms. The
Hungarian composites jövés-menés (HRD I/1163)
‘commotion, constant walking back and forth (lit.
coming in and out)’; jött-ment < (jött ‘coming in +
ment ‘coming out’) ‘not native, stranger’ > jöttment ‘an unknown person, passer-by; tramp’, ascending to the first verb, giving the impression
about the process of change of some words’ semantics.
The equivalent of the Tatar structure kagusugu (TaRD 202) 1) ‘hit, bash/ bruises’; 2) metaph. ‘to offend, oppress / oppression’ < kagu
(ТаRD 202) ‘strike; hammer / saw; clap / to make
a clap’ + sugu (ТаRD 488) 1) ‘to hit / give a hit;
strike; / give a strike’; 2) ‘strike / give a strike’;
3) ‘stamp / to have stamped; 4) thrash’; 5) ‘beat /
to have beaten’ (chalgy sugu ‘strike, sharpen a
scythe)’ is the Hungarian composite üt-ver (HRD
II/ 1085) ‘to beat / to have beaten; beats with anything the hand can grab’; folyton ütik-verik (HRD
II/ 1085) ‘not to come off / come off / without
24
TATARICA: LANGUAGE
bruises’; <üt (HRD II/ 1085) ‘beat, hit someone,
clap, bash, whip’ + ver (HRD II/ 1146) ‘hit / to
have beaten, to have hit / hammer; bash, knock
down; whip / thrash’. It should be noted that both
of the structures are built up of synonyms.
The similar meaning is represented by the Tatar composite vata-kyra (ТаRD 99) 1) ‘breaking,
destructing’; 2) metaph. ‘bald-headed’. The composite vata-kyra comprises the components vata <
vatu (ТаRD 100) 1) ‘beat, hit, smash; break’; 2)
‘snap, crack’ + kyra < kyru (ТаRD 100) 1) ‘destroy, disrupt; exterminate, hound’; 2) ‘slash, peril’; 3) ‘hit, crash, break, to have broken’. The synonym of the composite vata-kyra is vata-žimerä
(ТаRD 99) ‘breaking, destructing’ made up of the
components vata + žimerä < žimerü 1) ‘break up,
destruct, disrupt, ruin, damage, crash, smash’; 2)
‘rout, batter’. The composite vata-syndyra (ТаRD
99) ‘the same’ demonstrates the component syndyra < syndyru (ТаRD 496) 1) ‘break, smash, break
to pieces, break up’; 2) metaph. ‘crash, break,
smash’. The investigated semantic field comprises
not only the composites, but also their components.
The Hungarian coordinative composite tör-zúz
‘destroy, break, smash’, which consists of the
components tör (HRD II /1010) 1) ‘break, have
broken, break down’; 2) ‘break into pieces, smash,
bash, crash, have crashed’ + zúz (HRD II /1235) 1)
‘split up, crush; crumble’; 2) ‘break, have broken’
is the parallel structure.
The parallel structures are connected with the
following composites Tat. pyran-zaran kiterü
(ТаRD 441) ‘pull to pieces; leave in tatters’ and
Hung. izzé-porrá tör/zúz (HRDI/1126) ‘to pick to
pieces; to rip to bits’ (izzé-porrá zúzza az ellenséget ‘to crush the opponent’), which denote the
result of this action.
The ancient characteristics of coordinative
composites are as well proved by the structures
components of which refer to the semantic field
“parts of the human body”. Phraseologically
marked is the Tatar küz-kolak bulu (ТаRD 334)
‘see, watch, follow, look at, look after someone or
something’ (lit: ‘to be an ear and eye’), which is
used in the construction balalarga küz-kolak bul
(ТаRD 334) ‘look after the children’. The Hungarian phraseological unit Elül-hátul szemfüles (ME
673) ‘be very vigilant’ (lit. ‘have eyes in front and
back’), is registered in the dictionary of the Hungarian phraseological units. The composites zemfüles (ME 673) ‘a crafty fellow; sneaky’ back in
the 17th century was used in the form szem-fül
(ME 673) ‘eye+ear’ denoting the meaning ‘watching, vigilant, the person acquiring information’.
This meaning is expressed by az szem-fül emberek
‘scouts’ (lit. ‘eye and ear men’) < szem ‘an ear’ +
fül ‘an eye’.
The Tatar composite tesh-tyrnak (ТаRD 535)
‘tooth and nail’ is used in the following phraseological units tesh-tyrnagy belän (ТаRD 535)
‘with all one’s force (lit. with teeth and nails)’:
tesh-tyrnagy belän yaklau (ТаRD 535) ‘to defend,
protect with all possible forces’. The Hungarian
phraseological unit foggal-körömmel (elkeseredetten, egész a véksőkig küzd valaki) (ONG 216/771)
‘bitterly clamber out of one’s last forces’ (lit. ‘protect with one’s teeth and nails’) uses the same
metaphorical image.
The same semantic field comprises the Tatar
phraseological unit ayak-kul (ТаRD 49) / kul-ayak
(ТаRD 295) colloquial collective ‘limbs’, which is
made up of the components kul ‘an arm’ and ayak
‘a leg’, having the Hungarian equivalent kéz-láb
colloquial collective ‘limbs’, which consists of: kéz
‘an arm’and láb ‘a leg’. The Tatar construction as
well has the meaning ‘a fit body, health’: kulayagyŋ syzlausyz bulsyn (ТаRD 296) ‘May you be
healthy!; your hands and legs will be healthy! (a
response to gratitude)’. The Hungarian structure
épkézláb ‘healthy, whole and sound’ also reflects
this notion. The coordinative composite kézláb <
kéz+ láb is strengthened by ép ‘whole and sound’
in the function of an attribute, which we can see in
the following example: a nő épkézláb gyermeket
szült ‘a woman delivered a whole and sound baby’.
The composite épkézláb can also represent the notions of ‘whole-valuable, sober’: Nem tud egy épkézláb mondatot leírni ‘he can not write a single
whole-valuable sentence’. The dictionary of phraseological units compiled by E. Margalich comprises the phraseological units keze-lába (ME 435)
‘his first apprentice; the employee who has got the
full trust of the master; kézzel-lábbal rajta van
(ME 436) ‘eager to attain some goal’; (lit. ‘he uses
both arms and legs’), which prove the wide use of
the Hungarian structure.
The Tatar phraseologcal unit yony-tirese belän
(ТаRD 191) ‘with fur and hide’ with the composite
yony-tirese as an element corresponds to the Hungarian structure szőröstül-bőröstül (ME 699)
‘ironic: with the whole kit and caboodle’ (lit. ‘with
fur and hide’). The Margalich dictionary provides
the example szőröstül-bőröstül megesz valamit ‘to
eat something with the whole kit and caboodle’.
David F.Fokos refers to the ancient status of
the composite tősgyökeres ‘aboriginal, natural,
original, earthen’, which consists of the components tő ‘the basis’ + gyökér ‘the root’ + the adjec-
25
IMRE PACHAI
In their works, A.Stefanowitsch [40], J.Szersunowicz [41] and L.S.Stepanova [42] emphasize the
importance of developing the methodology of
phraseological research.
A special interest presents the origin of Hungarian geographical names Ördög lakodalma-hágó
‘the Devil’s wedding heights’ and Ördög lakodalma-hegy ‘the Devil’s wedding mountain’,
which denote the heights of the mountain in the
Low Tatras (Slovakia), which used to be the territory of the Hungarian monarchy. We have discovered similarities with the Tatar phraseological unit
päri tuye (ТаRD 443) ‘a blizzard, snowstorm’ (lit.
‘devil’s wedding’). The same phraseological unit is
used in the Bashkir language shaytan tuye (BRD
761) ‘whirlwind’ (lit. ‘devil’s wedding’). The geographers point out that this region of the Low Tatras is uniquely characterized by the strong north
eastern winds which result in avalanches in the
heights. Thus, we can see the connection between
the names of the Hungarian place and the Tatar
and Bashkir phraseological units.
Also interesting are botanical names shaytan
arba ‘tumbleweed’ shaytan arbahy (BRD 761)
‘kamgak’ (BRD 344) ‘tumbleweed’ ördögszekér
‘fields nake root (Eringium campestre)’ in which
the components ördög ‘demon, devil (shaitan)’+
szekér ‘arba’ are found. The basis of the metaphorical image is the form of the round and prickly
plant, rolled by the wind in the autumn steppe.
The Hungarian constructions hajnal hasad
(HRD I/966) ‘the sun is rising (lit. ‘the breaking of
dawn’) > hajnal hasadás (ВРС I/926) ‘dawn, light
(lit. ‘dawn breaking’) are often used in folk songs
and poems. The Tatar language possesses a similar
denotation of the above mentioned nature phenomenon.The combinations taŋ yaru (yarylu)
(ТаRD 525) а) ‘the dawn is breaking’; б) ‘sunrise’,
taŋ yaryla (ТаRD 526) ‘the sun is rising’ (lit. ‘the
dawn is breaking’) show the similarities between
the two world outlooks. Some Tatar phraseological
units use the verbs yaru (ТаRD 715) ‘split, cleave,
break; splitting, cracking’; yarylu (ТаRD 716)) 1)
‘crackle’; 2) ‘shear, splint’, which correspond to
the Hungarian verb hasad 1) ‘crackle’; 2) ‘cleave’;
‘break’; 3) ‘splint, split up’.
The similarities of the two world outlooks can
be seen in the structures connected with fire: Tat.
ut salu (ТаRD 465) ‘to make a fire’; Hung. tüzet
rak (HRD II/ 1041) ‘to make a fire’ use the verbs
salu (ТаRD 465) ‘put, lay, place’and rak (HRD
603) ‘put, lay, set, lodge’.
tive suffix-(е) s [32]. The following examples
show the sphere of its usage: tősgyökeres magyar
falu ‘an old Hungarian village’; tősgyökeres lakos
‘an indigenous citizen’; tősgyökeres magyarsággal
beszél ‘he speaks the purest (lit. aboriginal, indigenous) Hungarian language’ (BPC II /1019). The
construction Gyökerestől-tövestől (kiszakít) (ME
725) ‘to root (away)’ is registered in the phraseological dictionary. The Tatar phraseological unit
töp-tamyr (ТаRD 575) is used in the more compound phraseological unit töben-tamyryn korytu
(ТаRD 575) ‘to eradicate up to the root, with all
the kin (to slay everyone)’. The Tatar construction
is a complete equivalent of the Hungarian phraseological unit both in the aspects of semantics and
derivation.
The constructions télen-nyáron (HRD II/338)
‘all four seasons, the whole year’, éjjel-nappal
(HRD II/449) ‘the whole day (lit. day and night);
all day long’ and their Tatar equivalents žäenkyshyn (ТаRD 775) ‘the whole year, four seasons’
kön-tön / köne-tönе (ТаRD 327) ‘day and night;
all day long’ stand for a long period of time. The
composite maholnap ‘any day now, one of these
days’, which consists of the words ma ‘today’ and
holnap ‘tomorrow’, expresses indefiniteness
through the combination of antonyms. This function is also inherent in the Tatar phraseologcal unit
bügenme-irtägäme (ТаRD 94) ‘any day now, one
of these days’, constructed of the same components.
It should be stressed that the parallel structures
of the Tatar and Hungarian languages refer to the
common type of composites with either generalizing or synonymic meaning that proves their similar
features.
Semantic parallels of phraseological units
At present, phraseological studies are viewed
as a specific field of linguistics (V.P.Zhukov [34],
N.F.Alefirenko, N.N.Semenko [35] A.N.Baranov,
D.O.Dobrovolsky [36]). The figurativeness and the
national character of the metaphorical picture are
directly related to the nature of the linguistic world
image and characteristic features of the national
mentality, as mentioned in the works of V.N.Teliya
[37], and T.I.Leontieva [38]. According to the
findings of G.L.Permyakov [16], parallel motifs of
phraseological units and proverbs in different languages reflect the linguistic contacts, which were
comprehensively studied by U. Vaynrayh [39].
According to V.M.Mokienko, [5] the greatest challenge, facing the scholars in the area of phraseological investigation, is the methodology of linguistic studies, which is insufficiently researched.
26
TATARICA: LANGUAGE
vcsik [4], M.L.Kovshova [45] R.Zamaletdinov,
G.Zamaletdinova [43], O.M.Sagirova, [46],
L.S.Stepanova [42], and A.Stefanowitsch [40].
This semantic field comprises the Hungarian
phraseological unit Mi szél hozta? (HRDII/783)
and its Tatar equivalent nindi žillär tashlady
(ТаRD 399) ‘what good wind brings you here’,
which are complete literal parallel constructions.
The Tatar phraseological unit utny-suny kichü
(ТаRD 399) ‘to go through the hoop, to have seen
much in life’ has the Hungarian equivalent tüzönvizen át követi (HRDII/1045) ‘to be loyal to someone despite hardships (lit. to follow/ to accompany
someone in going through the hoop)’.
The Hungarian phaseological unit egyúttal,
(HRDI/446) ‘alongside, along the way, simultaneously, meanwhile’ which is made up of the two
components egy ‘single’ and út ‘track, way’, in
structure and meaning corresponds to the Tatar
phraseological unit ber yulu (ТаRD 694) а) ‘at
once, at one scoop, at one gulp’; b) ‘simultaneously’; c) ‘along the way, meanwhile, at the same
time’, which also consists of the components ber
‘one’and yul (ТаRD 69) ‘track, way’.
Quite vivid are the constructions connected
with the semantic field “the human body”. The Tatar phraseological units yörägenä yon üskän
(ТаRD 196) ‘sluggish, apathetic, passive person
(lit.: his heart is overgrown with wool)’; yörägen
tök baskan ‘sluggish, apathetic, passive person’(lit.
‘his heart is overgrown with wool’) and the Hungarian phraseological unit szőrösszívű (HRD
II/675) 1) ‘cruel, with the stony heart’; 2) ‘stingy,
penny-pinching, tight-fisted’ (lit. ‘his heart is overgrown with wool’) denote similar negative traits of
the human character.
One can notice the common meaning of the
Tatar and Hungarian constructions avyzy kolakka
žitkän (ТаRD 20) ‘he was delighted’ (‘he was
grinning from ear to ear’); avyzy kolagyna žitte
(ТаRD 269) ‘he was very pleased, he beamed with
happiness’ (lit. ‘his mouth reached the ears’);
Fülig ér a szája (HRD 842) ‘to laugh to one’s
ears’; Fülig szalad a szája (ONG 225/1026) ‘he
was very pleased; shone with happiness’ (lit. ‘his
mouth ran to the ears’).
The full equivalent of the Tatar kolak iten
ashau (kimerü, chäynäü) (ТаRD 269) ‘keep talking
about the same thing, to grumble, to chew the rag’
is the Hungarian Rágni a fülét [Szüntelen nógatni]
(ME269) ‘keep talking about the same thing, persuade, to chew the rag’ (lit. ‘ to gnaw at one’s
ears’). We should point out that the verb kimerü,
(ТаRD 255) ‘gnaw’ of the Tatar phraseological
The constructions of the European languages
use other elements: German ein Feuer machen,
Romanian a face foc and Polish rozpalić ogień.
The Hungarian phaseological unit tüzet fog
(HRD II/ 1041) ‘kindle, inflame, light; flare up,
flame up’ (lit. ‘take fire’) and the Tatar ut alu
(ТаRD 465) ‘inflame, ignite, catch fire, be kindled,
flame up’ (lit. ‘to take fire’) comprise the verbs alu
(ТаRD 34) and fog ‘to take’.
The ancient words of the Hungarian language
napkelet (HRD II/339) ‘the east’ (lit. ‘sunrise’) and
napnyugat (HRD II/339) ‘the west’ (sunset),
which denote the sides of the world, act as parallel
structures of Tatar phrases koyash chygyshy
(ТаRD 289) ‘the east’ (lit. ‘sunrise’) and koyash
bayu (ТаRD 289) ‘the west’ (sunset). The forms
napkelte (HRD II/339) ‘the sunrise’, napnyugta
‘the sunset’ are used in modern Hungarian. The
Tatar constructions possess the same meanings.
R.Zamaletdinov and G.Zamaletdinova consider
the features of Tatar phraseological units in terms
of a linguistic world image in their work, which
reveals the nature of the national mentality reflected in folk sayings [43]. This work was of great
use in our comparative research into parallel motifs
of Tatar and Hungarian phraseological units.
Similar phraseological units with the word jég/
boz ‘ice’ denote the notion of ‘instability, temporality’: Hung. Jégre írták a kötelezvényt (ME 375)
‘the debt acknowledgment is written on the ice’
Jégre metszett képnemsokáig ép. (ONG 316/71)
‘the unstable picture carved on the ice’; Jégre
metszi aképet (ME 375) ‘to carve a picture on the
ice’; Tatar. bozga yazgan (ТаRD 701) ‘still up in
the air (lit.: written on the ice)’; Boz östendä yazu
tormas (ТаRD 701) ‘(the letter), written on the ice,
something unstable’. The constructions Jégre csalták ‘let down/ deceive someone (lit. entice someone onto the ice); Jégre vitték (ME 375) ’deceived/
betrayed someone. (lit.: led someone onto the ice)
and the Tatar bozga utyru (ТаRD 76) to deceive
(lit. to seat someone onto the ice)’ denote the notions of “craft and dodges”.
Similar structures are also found in the Hungarian phaseological unit Majd ha piros hó esik’
‘never; when pigs begin to fly (lit.: when the red
snow falls out)’ and the Tatar proverb kyzyl kar
yaugach (ТаRD 227) ‘when the red snow falls out/
when the pigs fly’.
When comparing phraseological units, it is
necessary to study the structure of the metaphorical
picture, which is emphasized in the works devoted
to the issues of imagery and the expressive character of folk sayings: Barashkina [44], E.A.Mora-
27
IMRE PACHAI
II/904) ‘lick boots, bow and scrape, fawn on someone’ (lit.: ‘to lick boots’) < talp (HRD II/904) 1)
‘step’; 2) ‘soil’+ nyal (HRD II/380) ‘lick’.
Being very specific, the Tatar phraseological
unit ech kitü (ТаRD 262) ‘to suffer from diarrhea
(lit. ‘the stomach is shrinking’), literally corresponds to the Hungarian phaseological unit megy a
hasa ‘to suffer from diarrhea (lit. ‘the stomach is
shrinking’). The Hungarian compound hasmenés
‘diarrhea’ literally means the shrinking of the
stomach. The European languages possess other
denotations for this illness: Engl. diarrhoea, Germ.
Durchfall, Fr. diarrhée, Roman. dairee, Pol.
biegunka, rozwolnienie, Chr. proliv, Slov. hnačka.
The above mentioned semantic field contains
the phraseological unit yakhshy ash kalganchy,
yaman korsak yarylsyn (ТаRD 716) ‘let the belly
blow, but the possessions won’t be lost’ (lit. ‘it is
better if the bad belly bursts than good food is
lost’), which corresponds to the following Hungarian equivalents: Inkább (a) has szakadjon (fakadjon/ pukkadjon / fájjon), mint (hogy) étel (meg)
maradjon. (ONG 270/350) ‘it is better if the bad
belly bursts than good food is lost’, Inkább haskó
fájjon, mint leveske maradjon (ONG 270/350)
‘even if the stomach aches, good soup must be
eaten completely’ (a joke when serving a meal in
peasants’ houses)’; Inkább has fakadjon, mint
gombóc maradjon (ME 312) ‘let the stomach ache,
but the dumplings must be eaten’.
Attention should be paid to the correspondences of some anthropomorphic elements in Tatar
and Hungarian. The Hungarian word szem (HRD
II/ 788) ‘an eye’ denotes other objects as well: 1)
hálószem (HRD I/ 942) ‘a cell’; 2) láncszem (HRD
II/ 15) ‘a chain link’, (leszaladt) aharisnya szeme
(HRD II/ 788) ‘as a stitch in the stocking has come
lower’; ablak szem ‘the eye’s square, window
pane’ (lit. ‘window’s eye’).
The Tatar word küz (ТаRD332) ‘an eye’ has
similar meanings: а) ‘an eyelet, a link of the window frame’; b) ‘an eye of a needle’; c) ‘a loop, a
cell’ (‘in nets, a knitted thing’). European languages, like Russian, do not have the word an eye
or eyes to denote the same things: a chain’s link
Germ. Kettenglied (Glied) (MNSz 541), Engl. link,
Fr. chaînon, maille, maillon (431); a stitch in the
stocking, ‘Germ.Masche’ (MNSz 857), Engl.
stitch (MASz 1804); mesh: ‘Germ. Masche, Netzmasche, Fr. maille, ’Engl. mesh’; a window pane,
Pol. szyba okienna (SWP 2), Engl. a pane of glass.
The semantics of the Tatar word kanat (ТаRD
221) 1) ‘a wing’; 2) ‘a wing of an insect’; 3) ‘a gill,
a fish’s wing’ and the Hungarian word szárny 1) ‘a
unit corresponds in meaning to the Hungarian verb
rág ‘gnaw’, and the verb chäynäü (ТаRD 683)
‘chew, gnaw’ has the similar meaning.
The Tatar ozyn kolak (ТаRD 269) ‘the long
ears (about the person who manages to listen to all
the news and gossiping)’ corresponds to the Hungarian hosszú a füle (ONG 225/1011) ‘the person
has long ears, easily gaining information’.
The Tatar equivalent of the Hungarian structure of the military sphere nyelvet fog ‘to capturewar prisoner’ (lit. ‘to capture a tongue’), tel (ТаRD
528) ‘tongue; identification prisoner’ reflects the
common features of the language situation.
The following examples serve as evidence of
similarities between Tatar and Hungarian structures: köszörüli a nyelvét valakin (HRD I/ 1429)
‘to gossip about someone’ (lit. ‘sharpen the
tongue’) < köszörül (HRD I/ 1429) ‘sharpen, whet;
hone’; tel charlau (ТаRD 512) ‘wag one’s tongue’
(lit. ‘sharpen the tongue’) < charlau (ТаRD 631)
‘sharpen, whet’. The construction a torkát
köszörüli (HRD I/ 1429) ‘to grunt, clear throat’
(lit. ‘sharpen the throat’) and tamak kyru (ТаRD
513) ‘to cough, grunt’ (lit. ‘sharpen the throat’)
(ТаRD 312) < kyru ‘sharpen, grind’ are built up of
similar components.
The Tatar tesh kairau (ТаRD 269) ‘sharpen
the teeth’ and the Hungarian feni a fogát valakire
(ONG 215/760) ‘to feel anger, to have a desire to
destruct someone’ (lit. ‘sharpen the teeth at someone’); feni a fogát valamire (ONG 215/761) ‘to
have a pssionate desire to get hold of something’
(lit. ‘Sharpen the teeth at something’) are parallel
as well.
The similar meaning is seen in the Tatar construction kuly ozyn (ТаРС 296) ‘the arms are long;
thievish, light-fingered’ and the Hungarian Hosszú
kezű (Tolvaj) (ME 435) ‘long arms (a thief)’.
Similar relations between structures are seen in
Tatar takta kükräkle (ТаRD 510) ‘with a flat
breast, flat-breasted (lit. ‘the breast like a board’)
and the Hungarian deszkamellű (HRD I/382) pejor
‘flat-breasted’ (lit. ‘the breast is as flat as a board)’,
in which the word takta / deszka ‘a board’ is an attribute. The word takta / deszka ‘a board’ is used
in the mocking constructions: ber taktasy kim
ТаRD 510) ‘have a screw loose (lit. he has one
board less)’; hiányzik egy deszkája (ONG 141/99)
‘have a screw loose’ (lit. ‘he has one board less’).
The expression taban yalau (ТаRD 555) ‘lick
boots, bow and scrape, fawn on someone (lit.: to
lick boots) < taban (ТаRD 505) 1) ‘step’; 2) ‘soil’
+ yalau (ТаRD 704) ‘lick, to be licking’ has the
parallel Hungarian structure talpat nyal (HRD
28
TATARICA: LANGUAGE
wing’; 2) ‘a wing of an insect’; 3) ‘a gill, a fish’s
wing’ reflect the common features of this element
of the language model. This meaning is not found
in the words of the European languages which denote ‘a wing’. This dissimilarity is proved by the
following examples: Russ. плавник, перо (of a
fish), Pol. płetwa, Germ. Flosse, Engl. fin, Fr.
nageoire, which have no connection with the word
wing.
The last construction is connected with the semantic field “the animals”. The works in phraseology mention high frequency of zoonyms in metaphorical images which serve to denote the characteristic traits of the person.
The image of dog is often used both in the Tatar and Hungarian phraseology to display negative
traits of a person’s character. The dog is a symbol
of a wicked person and liar in both of the languages, which proves similarities in the national
mentalities and language world outlooks.
The Tatar phraseological unit etlek (ТаRD
686) ‘the traits inherent in the dog’s character,
meanness, dirty acting’ vividly shows the Tatar’s
attitude to the dog: etlek eshläü ‘to commit a mean
thing’. The following phraseological units prove
this attitude to the dog: etkä et üleme (ТаRD 686)
‘a dog’s death for a dog’; et avyz (ТаRD 686)
’dirty mouth, telltale, bullshitter (lit. dog’s
mouth)’.
The Hungarian phraseological units also symbolize negative traits of a person’s character:
Kutyának kutya az embersége (ONG 409/
2305)’you can expect only bad things from a wicked person’ (lit. ‘the dog has a dog’s character’);
Ebhalál (ME 138) ‘a dog’s death’: Ebhalállal
vesszen el (ME 138) ‘may he have a dog’s death’;
Ebszáj (ME 138) ‘dirty mouth, telltale, bullshitter
(lit. ‘dog’s mouth’)’: Ne higyj az ebszájnak’ (ME
138) ‘don’t believe any ribaldry and slander’ (lit.
don’t believe the dog’s mouth).The dog’s image is
connected with abusive language in the Tatar and
Hungarian languages, which is also a fact of the
Russian langauge: et balasy (ТаRD 687) ‘a whelp’;
Hung. Ebfi, kutyafi (ME 138) ‘a whelp’; Ebanya
terhe (ME 138) ‘a whelp (lit. ‘a she dog’s burden’); Ebszülte(ME 138) ‘a son of a bitch’; Eb az
anyja (ME 138) ‘a son of a bitch’. This similarity
proves the common mentality of the peoples
speaking the comparing languages.
The research shows that in 16th – 17th centuries
Hungary, the people were seriously punished for
bad mouthing; the constructions having the “dog
zoonym” were thought to be the rudest ribaldry.
Common meanings and metaphorical imagery
is found in the following proverbs: et küze töten
belmäs (ТаRD 577) ‘scoundrels do not have scruples or feel shy’ (lit. ‘the dog’s eyes can’t be eaten
out by smoke’); Nem megy ebnek szemébe a füst
(ONG 161/140) ‘you can’ shame a scoundrel, he
has no scruples’ (lit. ‘smoke can’t reach the dog’s
eye’); ettän söyäk artmas (ТаRD 577) ‘it is impossible to pull a bone from the dog’s chaps’; Nehéz a
koncot az eb szájából kivenni (ME 137) ‘it is hard
to pull a bone from the dog’s chaps’.
The following proverbs are similar as well: et
simersä, iyäsen talyy (ТаRD 687) ‘a fat dog bites
even its master’; Hung. A kutya is akkor vész meg,
amikor a legjobb dolga van (ONG 407/2254) ‘the
dog is in rage when it has luck’ (the words eb and
kutya in the Hungarian language are absolute synonyms like the Russian sobaka and pyos).
Analogies in the metaphorical imagery may be
seen in the following phraseological units: et tuye
(ТаRD 687) ‘riff-raff, ragtag and bobtail’ (lit. ‘the
dog’s wedding’); Kutya lakodalom (ME 489) ‘ragtag and bobtail’ (lit. ‘the dog’s wedding)’; Kutya
lagzi (ME 486) ’ragtag and bobtail’ (lit. ‘the dog’s
wedding’); ettän tugan / et tokymy (ТаRD 687)
‘dog’s brat’; Kutya fajta (ME 487) ‘dog’s brat’;
etžan (ТаRD 687) а) ‘enduring, robust’; b) ‘cruel,
inhuman’; Eb a leleke (ONG 156/10) ‘ribaldry (lit.
‘he has a dog soul’);
The following parallel proverbs give rise to the
phraseological units: mösafir etneŋ koyrygy kysyk
(ТаRD 390) ‘the dog always tucks his tail in the
unknown place’; Idegen kutyának lába közt a farka (ME 482) ‘even an insolentperson will become
unconfident in the unknown place’ (lit. the stranger
dog tucks his tail’); Behúzza a farkát, mint az idegen kutya (ME 389) ‘tucked the tail like the strager
dog’. The constructions koyryk kysu (ТаRD 268)
‘to lose confidence, to be shy (lit.to tuckthe tail)’,
Hung. Behúzza afarkát (ME 217) ‘to lose confidence, to be shy’ (lit. ‘to tuckthe tail’) are connected with the proverbs mentioned above. There
are some other phraseological units which are connected with the above mentioned examples in their
metaphorical imagery: koyrykka basu (ТARD
268) ‘to catch, to stop somebody’s little tricks’ (lit.
‘to step on someone’s tail’), Farkára hágott (ME
217) ‘caught (Past Simple), stopped tlittle tricks of
someone’ (lit. ‘stepped on someone’s tail’); koyryk
bolgau (ТаRD 268) ‘to dodge; avoid making a decision’ (lit. ‘to wag a tail’), Hung. Сsóválja farkát
(ME 113) ’to dodge, twist round’ (lit. ‘to wag a
tail’).
29
IMRE PACHAI
Proverbs with the image of a wolf: Tat.: büre
dä tuk bulsyn, kuy da böten bulsyn (ТаRD 554)
‘both the wolves have eaten much and the sheep
have not been touched; büre dä tuk, saryk ta isän’
(ТаRD 95) ‘both the wolves have eaten much and
the sheep have not been touched’; Hung.: Hogy a
farkas is jóllakjon, a bárány is megmaradjon.”
(ONG.196.) ‘let the wolves be full and the sheep
be whole’; Tat. bürelär belän yäshäsäŋ, büre kebek ularsyŋ (ТаRD 588) ‘one must howl with the
wolves’; Hung. Ki farkas sal tart, annak vonítani
kell, (ONG 198) ‘one must howl with the wolves’
(lit. ‘the one who has wolves as friends will howl
with them’); Ha farkassal laksz, vele együtt ordíts
(МЕ219) ‘one must howl with the wolves’(lit. ‘if
you live with a wolf, you have to howl with it’).
The fox symbolizes craft in the Tatar proverb
härber tölke üz koyrigyn maktyy (ТаRD 554) ‘each
fox praises its tail’ and the Hungarian proverb
Minden róka a maga farkát dicséri (ME 637) ‘each
fox praises its tail’.
Botanical names vividly reflect human experience and imagination. They are considered microphraseological units, which are described in the
work by N.M.Shansky [47]. The common element
of the Tatar and Hungarian languages in structural
and semantic terms is the name enže chächäk /
gyöngyvirág ‘a lily of the valley’ (ТаRD 685),
which is a calque. Both the Hungarian and Tatar
constructions comprise the components ‘pearl’
gyöngy / enže and ‘a flower’ virág / chächäk,
which proves our suggestion.
In the Turkic languages the notion of ‘poisonous’ is expressed with the word which literally
means ‘crazy, foolish’: Tat. tile bodai (ТаRD 539)
‘Darnel ryegrass/ Lolium temulentum (lit. ‘foolish
wheat’), tile akbash (ТаRD 539) ‘Achillea millefolium’ < tile (ТаRD 539) ‘foolish, crazy’; Turk.
delice mantar (ТRD 216) ‘a poisonous mushroom’
< delice (TRD 216) ‘foolish, crazy’; delice (TRD
216) ‘Lolium temulentum / brainiac’; Chuv.
Umakh kurăkě (ChRD 520) ‘henbane (lit:foolish
grass)’; Turkm. Deli gözhele (TurkRD 300) ‘Merendera’ < deli (Turk RD 300) ‘foolish, crazy’, containing the poison colchicin. The Hungarian name
of the poisonous mushroom bolondgomba (lit. a
foolish, crazy mushroom) < bolond 1) ‘crazy, insane’; 2) ‘foolish, crazy’ + gomba ‘a mushroom’,
which is used in the phraseological unit Nem ettem
bolondgombát (ONG 95) ‘didn’t become
crazy/didn’t eat henbane (lit. ‘didn’t eat the poisonous mushroom’); Bolond gombát evett (ME 72)
‘became crazy/atehenbane’ (lit. ‘ate the foolish
mushroom’) as well possesses areal features.
The disdain of someone is expressed by the Tatar phraseological unit: et etkä, et koyrykka; in the
Crimean-Tatar and Hungarian languages it itke, it
de – k’’uyrug’’yna (АS 69) ‘a dog to a dog, a dog
to a tail’. The Hungarian phraseological unit Ebnek
mondják, eb mondja farkának, farka mondja: eb
menjen. (ME 217) ‘a dog is told to do something,
the dog tells it to his tail and the tail says: let the
dog do it, in which similar images are used’.
The pig like the dog is the symbol of negative
traits of a person’s character in the languages considered: bitenä duŋgyz tirese kaplagan (ТаRD
138) ‘covered the face with pig skin’ (about a dishonest person); Disznóbőr az orcája (ONG
146/231) ‘covered the face with pig skin’ (about a
dishonest person); the same imagery is used to
convey the same meaning.
A positive attitude of Tatar and Hungarian
people to the horse is expressed in the following
proverbs: Tat. Atny chybyrky belän kuma, soly belän ku (ТаRD 643) ‘don’t hurry the horse with a
whip, hurry it with oat’; Hung. Zab hajtja a lovat
nem ostor” (ONG 731/8) ‘the horse is driven by
oat, not by whip’; A lovat nem ostorral, hanem
abrakkal lehet megindítani (ONG 441/716) ‘the
horse is driven by oat, not by whip’.
The crowing of the cock symbolizes the dawn
which has always been a means of measuring time.
The Hungarian phraseological unit Még kakas
szólás előtt (ME 391) ‘before sunset, very early’
(‘before cock’s crowing’) and the Tatar constructions berenche ätäch vakyty (ТаRD 733) ‘the time
of the first cocks, midnight’; ikenche ätäch vakyty
(ТаRD 733) ‘the time of the second cocks, before
the sunset’ are connected with the time denotation.
The cock, which rules his hearth and home, is
the symbol of its master: Tat. ätäch üz chüplegendä üze mirza (ТаRD 373) ‘the cock mirza (the
master) at its own yard’; Hung. Minden kakas úr a
(maga) szemétdombján (ONG 325) ‘each cock is
the master of its own yard’. The image of the cock
symbolizes fire as well: Tat. kyzyl ätäch žibärü”
(TarsD 733) ‘to let in the red cock’ (‘to set fire to);
Hung. Felrepül (felszáll, leszáll) valahova a vörös
kakas (ONG 325) ‘the red cock has flown up’ (lit.
‘something has been arsoned’); Vörös kakast röpít
(küld) a házára (ONG 325) ‘to let the red cock onto somebody’s house’.
The Tatar proverb yomirka tavykny öirätmi
(ТаRD 738, 507); ‘eggs teach the hen’ and the
Hungarian A tojás tanítja a tyúkot (ONG 675)’the
egg teaches the hen’; Tojás akar okosb lenni a
tyúknál (ME718) ‘the egg wants to be smarter than
the hen’express the similar situation.
30
TATARICA: LANGUAGE
belőle (ONG. 398.)’do not spit into a well – you
will drink from it’; tayak ikke ochny bula, tayak
ikke oslo bula (HRD 597) ‘double-edged sword’;
A botnak két vége van [Ki engem ver, én is verem]
(Margalits 82) ‘double-edged sword’ (the one who
beats me will be beaten by me) bez kapchykta yatmyy (ТаRD 85) ‘you can not keep a cat in a bag’;
„Kibújik (táj: kiüti magát, kitetszik, kiáll) a szeg a
zsákból.” (ONG 328) ‘a sharp iron will pierce any
sack’; keshe kuly belän ut köräü (ТаRD 594) ‘one
beats the bush while another catches the birds’;
Más kezével csak a tüzet jó kaparni. (ONG 361)
‘one beats the bush while another catches the
birds’.Tat.: birgändä al, kuganda kach (ТаRD 539)
‘accept when you are given, run when you are
beaten’; Hung.: Ha adnak, vedd (fogadd) el, ha ütnek, szaladj el! (ONG 33) ‘accept when you are
given, run when you are beaten’; Tat.: kem arbasyna utyrsaŋ, shunyŋ žyryn žyrlarsyŋ (ТаRD
773) ‘riding in someone’s cart makes you be in
debt to its owner’; Hung. Akinek a szekerén ülsz,
annak a nótáját fújjad!(ONG 624) ‘riding in
someone’s cart makes you be in debt to its owner’.
Parallel constructions in the languages of the
peoples who live far from each other should be
studied within the frames of areal linguistics. The
aim of such studies is to discover the contacts,
which have not been found before or to determine
the mediators, which help establish those parallel
structures. The studied proverbs reflect the common features in peoples’ attitude towards the
world. The penetration of calques into the heart of
national cultures is explained by the common
norms of national cultural traditions.
The Conclusion
The article deals with the problems of areal
linguistics, historical etymological phraseology
and linguo-cultural studies. The comparative investigation of the Tatar and Hungarian phraseology
has discovered significant language parallels which
point to certain linguistic and cultural contacts. The
results of our research testify to the conclusions of
N.A.Baskakov on the necessity of Turkic phraseology studies, research in coordinative composites.
Together they are to assist in discovering new facts
and connections not only in Slavic languages but
Ugric as well [1]. New data are important not only
for Slavists but for the researchers of the Hungarian language.
The aim of our work is to study parallel phraseological units in the Tatar and Hungarian languages. Etymological connections between similar
structures and their chronological characteristics
are still to be identified. Our main objective was to
Attention should be paid to the fact that the
word with the meaning ‘a tree’ has a negative connotation. Hungarian constructions with the attribute fa ‘wooden / tree’: fa hang (HRD 634) ‘mute
voice’ (lit. ‘wooden voice’); fafejű (HRD 634) 1)
‘a fool, a wooden head’; 2) ‘a pighead; a bullet
head’; fakezű ‘artless, a person who can not craft,
or draw, or legibly write (lit. ‘with a wooden
hand’); falábúfutballista ‘artless, slow football
player’ (lit. with a wooden leg) clearly show the
meaning of the above mentioned attribute.
The Tatar phaseological unit agach avyz
(ТаRD 22) ‘slang: the wooden mouth’ (about a
person who uses abusive expressions or can’t
clearly express his thoughts) serves as good evidence of areal features. The construction agach
akcha (ТаRD 22) ‘money withdrawn from circulation’ (lit. ‘wooden money’) also means worthlessness. The Hungarian words Fabatka (ME 212) ‘the
thing which has poor value’ (lit. ‘wooden money’);
Fagaras (ME 212) ‘wooden kopeck’ denote the
notion ‘of poor value’ like the Tatar construction
agach akcha.The national humour is reflected in
the metaphorical images of the Hungarian proverbs: Egy fabatkát sem ér (ONG 191/105) ‘costs
nothing’ (lit. ‘does not cost even a wooden kopeck’); Nem adok érte egy fagarast sem (ONG
191/114) ‘to ignore; to hold cheap’ (lit. ‘won’t give
a wooden kopeck for that’); Kap rajta mint vak
koldus a fagarason (ME 212) ‘eagerly, glad lyreceive something’ (lit. ‘grabbed a wooden kopeck
like a blind beggar’).
The Hungarian and Tatar phraseological units
possess similar metaphorical images: agach atka
atlandyru (ТаRD 22) ‘to deceive (lit. ‘to place on
the wooden horse’); Megültették vele a falovat
(ME 212) ‘put into sticks’ (lit. ‘placed him onto the
wooden stallion / mare’), having the meaning of
‘getting into a trouble’.
One of the common elements of the Tatar and
Hungarian phraseology is a pumpkin, which is associated with stupidity: kabak bash (ТаRD 197)
‘wooden head, fool (lit. pumpkin head)’; tökfej
(ME 723) ‘wooden head, fool (lit. pumpkin head)’;
Tökkel ütött fejű(ME 723) ‘stupid head, wooden
head’, (lit. ‘his head is hit by a pumpkin’); Tökkelütött (ME 723) ‘a fool, nimwit, butthead’ (lit.
‘hit by a pumpkin’).
The following parallel proverbs, which represent similar mentality elements, convey common
metaphorical images:
tökermä koega, suyn echärceŋ (ТаRD 574) ‘do
not spit into a well – you will drink from it, harm
set harm get’; Ne köpj a kútba, mert innod kell
31
IMRE PACHAI
Pechenegs, conquered by the Hungarians in the
11th century, had settled along the border where
they were giving assistance in defending Hungary.
Later, in the 13th century, there appeared another
Turkic tribe, the Cumans. They found shelter on
the territory of Hungarian kingdom. They had settled in the underpopulated regions of the Hungarian plain, between the Danube and the Tisa, and in
the trans-Tisa region. The Hungarian regions of
Kish kunshug (Minor Cumanland) and Nad kunshug (Great Cumanland) have retained the ethnic
name of the Cumans. The Pecheneg ancestry is also explicit in the Hungarian place names, e.g.
Beshnyo, Beshenetelek, Beshenyod, Beshenseg,
Sirmabeshene, etc. The above mentioned Turkic
peoples are called with the ethnonyms Pechenegs /
besenyő; Cumans / kun. It should be added that the
Pechenegs and Cumans are related to the Kipchak-Turk peoples.
Unfortunately, linguistic and cultural contacts
of the Hungarians with the Turkic peoples, who
used to settle on the territory of Hungary, have not
been thoroughly studied. The reasons for that may
be as follows: assimilation and major changes in
the languages of the peoples, who did not have
common written artifacts. As for the research of
unwritten artifacts, it was never viewed as research
data in linguistics until lately. A systemic analysis
of folklore and people’s folk traditions began relatively late, in the middle of the 19th century. The
assimilation and mixing of the Turks with the
Hungarians were the main obstacles in determining
the origin of the folk aphorisms and phraseology.
In our opinion, comparative research facilitates the
discovery of lost monuments of ancient language
and cultural contacts.
We hope that the present work will help enrich
the knowledge of these relevant cultural and linguistic contacts, which form the national mentality
of the Hungarian language reflected in the categories of the national language.
draw researchers’ attention to the existence of parallel structures reflecting similar outlooks in the
languages of different structure.
It should be stated that the appearance of parallel structures is typically the result of common features in culture but not “migrating” phraseological
structures. Linguistic typology argues that such
primitive concepts as “colour” exist in all languages. The white colour universally denotes
‘light, cleanness, joy’ while the black colour denotes ‘darkness, meanness, cruelty, mourning’.
However, in the case of the Chinese language this
theory is unacceptable since the Chinese word bay
(ChinRD 156 /1627) ‘white; mourning; in vain;
purposeless’ denotes negative concepts as well.
The words bayshi (ChinRD 157 /1627) ‘funeral;
mourn’; báybsyaoi (ChinRD 157 /1627) ‘a white
dress, deep mourning’; bailao (ChinRD 157 /1627)
‘to toil in vain’; baishi (ChinRD 157 /1627) ’a
hard-up student’ are not connected with positive
notions, which is explained by the cultural traditions of China.
The comparison of common features of Tatar
and Hungarian phraseology with the constructions
in European languages has led us to the discovery
of huge incongruity in the metaphoric images in
eastern and western languages. The above mentioned incongruity proves areal characteristics of
Tatar and Hungarian parallel phraseological units
and proverbs which use similar metaphorical images not characteristic for European phraseology.
The semantics of parallel phraseological units
reflects the calques which, according to some researchers, are fully explained by intensive and long
contacts of the peoples (U. Weinreich [39],
Nyomárkay [48]. The appearance of similar phaseological units in the Tatar and Hungarian languages is probably the result of contacts which existed between the Hungarian and Turkic peoples.
The formation of the Hungarian language and its
history were deeply affected by the close and long
lasting contacts with the Turkic peoples. The foundations of material and spiritual culture of Hungarians were formed during the Ugrian epoch,
when the customs and traditions of the nomadic
Turks were adopted and taken over. The epoch refashioned the Hungarian way of life enrooting nomadic traditions. The Hungarians got acquainted
with horse breeding, nomadic herding and Middle
Asian warfare. A huge number of words connected
with agriculture, governance and spiritual affairs
was borrowed from Turkic languages. After the
conquest the Carpathian region the contacts between the Hungarians and Turks never broke. The
References
1. Baskakov N.A. Russkie familii tyurkskogo proiskhozhdeniya. Moskva, 1979. 284 s. (in Russian)
2. Tkachenko O.B. Problemy sopostavitel’noistoricheskogo izucheniya slavyanskikh yazykov //
Voprosy yazykoznaniya, 1981/1. S. 48-59. (in
Russian)
3. Teliya V.N. Russkaya frazeologiya. Moskva, Id
Yazyki russkoy kul’tury. 1996. 285 s. (in Russian)
4. Moravcsik Edith A. Partonomic structures in syntax.
New Directions in Cognitive, 2009. (in English)
5. Mokienko V.M. V glub’ pogovorki, SanktPeterburg. ID „MiM” „Paritet”, 1999. 256 s. (in
Russian)
32
TATARICA: LANGUAGE
26. Berberova R. Parnye slova v russkom i krymskotatarskom yazykakh. Simferopol’, 2012. 183 s. (in
Russian)
27. Potebnya, A.A. Iz zapisok po russkoy grammatike
T. 3. Moskva, 1968. 552 s. (in Russian)
28. Pachai I. Areal’nye aspekty parnykh slov v
russkom yazyke. N’ired’khaza, 1995. 165 s. (in
Russian)
29. Valko P. Russiche und ungarische Doppelverben im
Vergleich, Zürich, 2006. 145 р. (in German)
30. Pachai I. 2014 Rol’ naslediya A.A.Potebni i
N.S.Trubetskogo v issledovanii vostochnykh elementov „russkoy kul’turnoy zony”. Problemy istorii, filologii, kul’tury, 4 (46). S. 238-251. (in Russian)
31. Vays D. Russkie dvoynye glagoly i ikh sootvetstviya v finno-ugorskikh yazykakh Russkiy
yazyk v nauchnom osveshchenii, 2003, 2 (6). S. 3759. (in Russian)
32. Fokos F.D. Néhány ősrégi összetételünk Magyar
Nyelvőr. LXII. 1938. Р. 39-45. (in Hungarian)
33. Fokos F.D. Uráli és altaji összehasonlító
szintaktikai
tanulmányok.
Nyelvtudományi
Közlemények. 1961. LXIV. 1. Р. 12-55. (in Hungarian)
34. Zhukov V.P. Semantika frazeologicheskikh
oborotov. Moskva, 1978. 184 s. (in Russian)
35. Alefirenko N.F., Semenenko N.N. Frazeologiya i
paremiologiya. Moskva, 2009. (in Russian)
36. Baranov A.N., Dobrovol’skiy D.O. Aspekty teorii
frazeologii. Moskva, 2008. (in Russian)
37. Teliya V.N. Russkaya frazeologiya. Sematicheskiy,
pragmaticheskiy i lingvokul’turologicheskiy aspekty. Moskva. Shkola „Yazyki russkoy kul’tury”
1996. 288 s. (in Russian)
38. Leont’eva T.I. Intellekt cheloveka v russkoy yazykovoy kartine mira. Ekaterinburg, 2008. 268 s. (in
Russian)
39. Vaynraykh U. Yazykovye kontakty. Kiev, 1978.
263 s. (in Russian)
40. Stefanowitsch A. Corpus-based approach to metaphor and metonymy, Berlin, 2006. 287 с. (in English)
41. Szersunowicz J. On cultural connotation of idioms
expressing language users, collectivve memjry in
comparative perspective. Tübingen, 2010. 236 с. (in
English)
42. Stepanova L.S. Dinamicheskie protsessy v internatsional’noy frazeologii. Rossica Olomuciensia
XIX, Olomuc, 2008. S. 17-21. (in Russian)
43. Zamaletdinov R., Zamaletdinova G. Reprezentatsiyakontseptov sagysh, sabyrlyk v tatarskoy yazykovoy kartine mira. Uchenye zapiski Tavricheskogo
natsional’nogo univ. im.V.I.Vernadskogo Simferopol’, 2013, tom 26 (65), № 2. S. 270-275. (in Russian)
44. Barashkina E.A. Metafora kak sredstvo kontseptualizatsii mental’noy sfery v russkom yazyke. Vestnik SamGU, Samara, 2007. S. 293-299. (in
Russian)
6. Trubetskoy N.S Verkhi i nizy russkoy kul'tury.
1927. In: Vestnik Moskovskogo universiteta.
Moskva, 1991, Ser. 9, № 1, S. 87-98.
7. Trubetskoy N.S. Nasledie Chingiskhana, Vestnik
Moskovskogo universiteta. Ser. 9. № 4, 1991. S.
33-78. (in Russian)
8. Vorob’ev V.V. Lingvokul’turologiya. (Teoriya i
metody). Moskva, Izdatel’stvo Rossiyskogo
universiteta druzhby narodov, 1997. 415 s. (in
Russian)
9. Kolesov V.V. Zhizn’ proiskhodit ot slova. SanktPeterburg, 1999. 363 s. (in Russian)
10. Birikh A.K., Mokienko V.M., Stepanova L.I.
Russkaya frazeologiya. Istoriko-etimologicheskiy
slovar’ / Pod red. V.M.Mokienko. 3-e izd., ispr. i
dop. M., 2005. 928 s. (in Russian)
11. Baskakov N.A. Vvedenie v izuchenie tyurkskikh
yazykov. Moskva, 1969. 264 s. (in Russian)
12. Dzhafar M. Ob iskusstvennom obrazovanii parnykh
slov. Trudy etn. otd. 1900. t. XIV. S. 65-72. (in
Russian)
13. Dmitriev N.K. Trudy russkikh uchenykh v oblasti
tyurkologii. Uchenye zapiski MGU, 1946, vyp.107,
t. III, kn. 2. S. 43-64. (in Russian)
14. Kazem-Bek A. Grammatika tatarskogo yazyka.
Kazan’, 1839. S. 80-86. (in Russian)
15. Kaydarov N. Parnye slova v sovremennom
uygurskom yazyke. Alma-Ata. 1958. 165 s. (in
Russian)
16. Permyakov G.L. Poslovitsy i pogovorki narodov
Vostoka. Moskva, 2001. 287 s. (in Russian)
17. Csató E. Turkic double verbs in a typological
perspective. Aktionsart and aspectotemporalityin
non-European languages Zürich 2001. P. 176-187.
(in English)
18. Johanson, L. Structural Factors in Turkic Language
Contacts. Curzon Press Richmond, 2002. 186 с. (in
English)
19. Uchenye zapiski Tavricheskogo natsional’nogo
universiteta imeni V.I.Vernadskogo. Seriya
“Filologiya. Sotsial’nye kommunikatsii”, tom 26
(65), № 2. Simferopol’, 2013. 557 s. (in Russian)
20. Ligeti L. A magyar nyelv török kapcsolatai a honfoglalaás előtt és az Árpád-korban. Akadémiai Kiadó. Budapest 1986. 602 р. (in Hungarian)
21. Németh Gy. Türkishe Grammatik Berlin – Lipcse
1917. 126 р. (in German)
22. Róna Tas A. & Berta Á. with the assistance of
László K. West Old Turkic Loanwords in Hungarian. Harrasssowitz Werlag. Wiesbaden 2011. 1494
р. (in English)
23. Vámbéry Ármin A török faj etimológiai és ethnographiai tekintetbem. Budapest 1885. 154 p. (in
Hungarian)
24. Vásáry I. Cumans and Tatars. Oriental Military in
the Pre-Ottoman Balkans 1185-1365 Cambridge.
2005. 230 р. (in English)
25. Ubryatova E.L. Parnye slova v yakutskom yazyke.
Yazyk i myshl. T. XI. Moskva – Leningrad, 1948.
S. 297-328. (in Russian)
33
IMRE PACHAI
ONGO. Nagy Gábor 1985. Magyar közmondások és
szólások. Budapest, 862 s.
АS Atlarsözleri veaytimlar. Simferopol , 2002 183 s.
BRD Bashkirsko-Russkyi slovar, Moscow, 1996.
Russkyi yazik 865 s.
HRDL. Khalrovich – L. Galdi: Vengersko-Russkyi
slovar t. I-IIAkadémiai Kiadó Budapest 1969.
1248s.
KazRD Kazakhsko-Russkyi slovar,. Moscow, 1981.
Russkyi yazik 574 s.
KaiN. Kaidarov Parniye slova v sovremennom
uigurskomyazike. Alma-Ata. 1958. 165 s.
TaRD Tatarsko-Russkyi slovar. Moscow, 1966. Russkyi
yazik. 784 s.
45. Kovshova M.L. Lingvokul’turologicheskiy metod
vo frzeologii. Kody kul’tury. Moskva, 2012. 253 s.
(in Russian)
46. Sagirova O.M. Konotatsiï osobovikh imen u
frazeologizmakh antichnogo pokhozhdeniya. Vostochnoukrainskiy lingvisticheskiy sbornik vypusk
14. Kiev, 2012. S. 17-26. (in Ukrainian)
47. Shanskiy N.M. Leksikologiya sovremennogo russkogo yazyka. Moskva, 1972. 327 s. (in Russian)
48. Nyomárkay István 1993. A Otükörfordításról,
különös tekintettel a (szerb) horvátra. Magyar
Nyelv, 94. С. 189-195. (in Hungarian)
List of abbreviations
ME Margalits Ede 1990. Magyar közmondások és
közmondásszerű szólások. Budapest, 770 s.
_______________________
ОБЩИЕ ЭЛЕМЕНТЫ В ТАТАРСКОЙ И ВЕНГЕРСКОЙ
ФРАЗЕОЛОГИИ, ОТРАЖАЮЩИЕ ДРЕВНИЕ КУЛЬТУРНЫЕ
И ЯЗЫКОВЫЕ КОНТАКТЫ
Имре Пачаи,
Ньиредьхазская высшая школа,
Венгрия, 4531, г. Ньирпазонь, ул. Aрани, д. 38,
[email protected].
Исследования в области фразеологии являются важной задачей лингвистики, что доказано
новыми работами ученых конца XX – начала XXI века. Важность фразеологии с точки зрения
национального менталитета подчеркивается в трудах В.Н.Телии (1996) и В.В.Воробьева (1997),
которые изучали особенности культурных традиций, отраженных в языке и менталитете.
Наше исследование посвящено сравнительному анализу тех фразеологических структур
венгерского и татарского языков, которые имеют сходные языковые элементы. Культурные и
лингвистические контакты тюркских народов, которые определили характер их языка и культуры, также повлияли на менталитет венгерского народа. Параллельные структуры венгерской
и татарской фразеологии отражают общие элементы национального менталитета. Определенные элементы фразеологии сопоставляемых языков, где используются парные слова, доказывают схожесть словообразовательных процессов в рассматриваемых языках.
Проблемы, исследуемые в данной работе, связаны с венгерским языком, который сформировался в ходе длительной миграции венгерского народа вместе с образованием многочисленных культурных и языковых контактов с соседними народами. Сходные фразеологические
структуры являются доказательством их длительных контактов в области языка и культуры. В
сопоставляемых фразеологических структурах отражается мировоззрение и обычаи населения
изучаемой области.
Ключевые слова: исследование в области фразеологии, сравнительный метод, культурные
и языковые контакты с тюркскими народами, сходство фразеологических структур, национальный менталитет, сходные семантические признаки, парные слова.
2004 году в Московском государственном университете им. М.В.Ломоносова. В конце ХХ века русские исследователи обращаются к проблемам, рассмотренным в работах Н.С.Трубецкого [6; 7], написанных в эмиграции. Определение характера и содержания национального
менталитета стало центральной проблемой ра-
Исследование фразеологии является актуальной задачей лингвистики, что подтверждается выводами исследователей [1-5]. Определение характера национальной ментальности стало важным вопросом культурологии и лингвистики, о чем свидетельствует конференция «Россия и Запад. Диалог культур», проходившая в
34
TATARICA: LANGUAGE
тюркологии. Изучение следов тюркских влияний в венгерском языке является важной задачей лингвистики, так как развитие венгерской
культуры и языка с древних времен было определено контактами с тюркскими народами. Работы известных тюркологов (Németh Gyula,
Ligeti Lajos, Róna Tas András, Vámbéry Ármin,
Vásáry István) посвящены изучению тюрксковенгерских контактов [20-24].
Фразеологические единицы, связанные
общим видом словотворчества венгерского и
татарского языков.
Положение Н.А.Баскакова о необходимости
сопоставительного исследования тюркской
фразеологии, в том числе парных слов, мотивировало наше исследование. Он указал на то, что
при исследовании тюркской фразеологии могут
обнаруживаться новые важные данные о культурных и языковых контактах с тюркскими народами [1]. При изучении лексики татарского
языка выделились структуры, которые в лингвистических работах названы термином «парные слова». Парные слова являются типичными
структурами татарского языка, которые рассматривались в работе известного исследователя Казанского университета А.Казем-Бека [14].
Данные структуры все больше привлекали
внимание тюркологов, о чем свидетельствуют
работы Мирзы Джафара [12], Н.К.Дмитриева
[13], Е.А.Убрятовой [25], Н.Кайдарова (1958)
[15], Р.Берберовой [26].
Восточный характер парных слов, типичных
и для русской народной речи, и фольклора выделился при нашем компаративном исследовании. О парных словах в русском языке упоминается в работе А.А.Потебни [27], которая привлекла внимание европейских исследователей
(Пачаи [28], P.Valko [29]). О роли А.А.Потебни
и Н.С.Трубецкого в исследовании восточных
элементов в русском языке, освещающих их
ареальный характер, говорится в нашей статье
[30]. При сопоставлении с тюркскими сложениями подтвердилось предположение Н.А.Баскакова о тюркском влиянии [1]. Д.Вайс, знаменитый швейцарский исследователь данного вида словотворчества русского языка, указал на
достижения нашего исследования [31], так как
мы обнаружили общие закономерности русских, финно-угорских, тюркских, индийских и
китайских структур, расширяя круг языков, для
которых типичен данный вид словотворчества
[28].
Парные слова (сочинительные сложения)
венгерского языка тоже являются древними
бот многих исследователей (В.В.Воробьев,
В.В.Колесов) [8; 9]. Упомянутые исследователи
подчеркивают восточный характер русской
культуры, что отражается в категориях русского языка, положение которых в основном соответствует выводам Н.С.Трубецкого.
В статье Н.С.Трубецкого «Верхи и низы русской культуры» рассматривается роль «русской
культурной зоны», которая, по его положению,
имела более тесную связь с культурой Востока,
чем с западнославянскими культурными традициями. Выдающийся русский ученый указал на
роль культурных контактов с тюркскими и
финно-угорскими народами, наложивших печать на характер русской культуры, создавших
богатое сокровище культуры. Трубецкой подчеркнул значение контактов, возникших в
Волжском бассейне, и посредничество степных
кочевников в установлении связи с традициями
других культурных центров Азии [6].
Мы поставили цель изучать наследие упомянутых многосторонних контактов в аспекте
лингвокультурологии, учитывая единство и
взаимосвязь между языком и культурой. При
сопоставительном исследовании обнаружились
отражающие древние и многосторонние контакты с тюркскими языками восточные элементы, которые характерны и для венгерского языка.
Наша сопоставительная работа потребовала
изучения разных языков, при котором был накоплен огромный материал, связанный с контактами народов, обитавших в регионе, упомянутом Н.С.Трубецким.
О результатах нашего исследования свидетельствует тот факт, что в состав историкоэтимологического словаря «Русская фразеология» [10] вошли некоторые данные моих работ,
которые были процитированы в трудах зарубежных исследователей. При изучении вопросов тюркских влияний мы пользовались богатой литературой по тюркологии [11-18]. С точки зрения изучения татарского языка важным
источником служил сборник научных трудов
Таврического национального университета
имени В.И.Вернадского [19].
При компаративном анализе языкового материала выделяются многие сходные элементы
татарской и венгерской фразеологии, которые
рассматриваются в настоящей статье.
По мнению венгерских тюркологов – академика И.Вашари и доцента И.Башки, сопоставление татарских и венгерских фразеологических единиц является малоизученной темой
35
IMRE PACHAI
(ТаРС 202) ’бить; прибивать / пилить; хлопать /
похлопать’ + сугу (ТаРС 488) ’1) ударять / ударить; бить; стукать / стукнуть; 2) бить / пробить; 3) чеканить / отчеканить; 4) молотить;
5) отбивать / отбить’ чалгы сугу ’отбивать, точить косу)’ является венгерское сложение ütver (ВРС II/ 1085) ’избивать / избить; бьет чем
попадя; folyton ütik-verik (ВРС II/ 1085)’ не выходить / выйти из побоев / синяков; < üt (ВРС
II/ 1085) ’бить, ударить кого-л., хлопать, колотить, хлестать + ver (ВРС II/ 1146) ’бить / побить, избивать / избить; отлупить, отколотить;
стегать / стегнуть кого-л.’. Необходимо указать
на то, что обе структуры построены из синонимов.
Близким по значению является сложение в
татарском языке вата-кыра (ТаРС 99) ’1) разрушая, ломая; 2) перен. напропалую, напролом’. Сложение вата-кыра состоит из компонентов вата < вату (ТаРС 100) ’1) бить, разбивать, разбить; ломать; 2) щелкать, колоть’ +
кыра < кыру (ТаРС 100) ’1) истребить, уничтожить; морить, травить; 2) косить, губить;
3) бить, разбивать, разбить, ломать, разломать’.
Синонимом сложения вата-кыра является вата-җимерə (ТаРС 99) ’разрушая, ломая’ состоящего из компонентов вата + җимерə <
жимерү ’1) разваливать, развалить, рушить,
крушить, разрушать, разрушить, ломать, сломать, сломить; 2) громить, разгромить’. В сложении вата-сындыра (ТаРС 99) ’то же’ обнаруживается компонент сындыра < сындыру
(ТаРС 496) ’1) ломать, сломать, переламывать,
разломать; 2) перен. ломать, сломать, сломить’.
Венгерское сочинительное сложение tör-zúz
’уничтожать, разбивать, разбить’, которое состоит из компонентов tör (ВРС II /1010) ’1) ломать, сломать, ломить; 2) разламывать, разломать, бить, разбивать, разбить’ + zúz (ВРС II
/1235) ’1) дробить, раздробить; толочь,; 2) разбивать, разбить’ является параллельной структурой.
К параллельным структурам примыкают
парные слова тат. пыран-заран китерү (ТаРС
441) ’разнести в пух и прах; камня на камне не
оставить’ и венг. izzé-porrá tör/ zúz (ВРС I/1126)
’разбить пух и прах; стереть в табак / пыл (izzéporrá zúzza az ellenséget ’раздавить неприятеля’), обозначающие результат данного действия.
О древнем характере парных слов свидетельствуют также структуры, компоненты которых
относятся к семантическому полю «части человеческого тела». Фразеологический характер
структурами деривации, которые привлекали
внимание исследователей с XVI в. Эти сложения были изучены в словаре Calepinus-a и систематически рассматривались в грамматических работах в XVIII в. Венгерские исследователи установили их уральский, позже – уралоалтайский характер. В результате сопоставительного исследования парных слов мы смогли
выявить их общий восточно-евразийский характер, включив китайские и индийские (хинди) структуры.
Нам необходимо указать на то, что парные
слова часто обладают фразеологическим характером, о котором говорится в работах исследователей (Фокош [32], Н.Кайдаров [15]). Общий
характер парных слов венгерского и татарского
языков подтверждается не только типологическими свойствами, но и семантикой параллельных структур.
При сопоставлении выделились параллели
парных слов в татарском и венгерском языках:
ата-ана / apa-anya ’отец + мать’, аяк-кул / kézláb ’рука + нога’, йоны-тирсе / szőröstőlbőröstől ’с шерстью и кожей’, күз-колак / szenfül ’глаз + ухо’, төп-тамыр / tő-gyökér ’основа
+ корень’, теш-тырнак / foggal-körömmel
’зубой + ногтем’ и т.д.
При изучении сочинительных сложений
(парных слов) венгерского языка Давид Ф.Фокош указывает на древний характер некоторых
структур [33]. В состав древних сочинительных
сложений было включено словосложение jönmegy (ВРС I/1163) ’расхаживать’, состоящее из
антонимов jön ’прийти’ и megy ’уйти’. Суммарное значение венгерской структуры соответствует значению татарской структуры килем-китем (ТаРС 252) ’1) собир. гости, посетители; 2) посещение, хождение’ < килү (ТаРС
254) ’идти сюда, приходить, прийти, прибывать, прибыть, приезжать, приехать’ + китү
(ТаРС 262) ’уходить, уйти, уезжать, уехать, отходить, отойти’, состоящей из антонимов. Венгерские сложения jövés-menés (ВРС I/1163)
’суматоха, постоянная ходьба туда и обратно
(букв.: приход-уход)’; jött-ment < (jött ’пришедший + ment ’ушедший’) ’некоренной житель, незнакомец’ > jöttment ’проходимец, человек с улицы; бродяга’, восходящие к парному
глаголу, дают представление о процессе изменения семантических свойств данных лексических единиц.
Эквивалентом татарской структуры кагу-сугу
(ТаРС 202) ’1) бить, колотить / побои; 2) перен.
обижать, притеснять / притеснение’ < кагу
36
TATARICA: LANGUAGE
’очень стремится достичь какой-н. цели; (букв:
он пользуется руками и ногами), которые свидетельствуют о широком использовании данной венгерской структуры.
Татарской ФЕ йоны-тиресе белəн (ТаРС
191) ’со шерстью и шкурой’, в котором используется парное слово йоны-тиресе, соответствует венгерская структура szőröstül-bőröstül
(ME 699) ’шутл. со всеми потрохами (букв.: со
шерстью и шкурой)’. В сборнике Э.Маргалича
зафиксирован пример: szőröstül-bőröstül megesz
valamit ’съесть с потрохами что-л.’.
Давид Ф.Фокош считает древней структурой
сложение tősgyökeres ’коренной, природный,
исконный, почвенный’, состоящее из компонентов tő ’основа’ + gyökér ’корень’ + суффикс
прилагательного -(е)s [32]. Следующие примеры представляют сферу его использования:
tősgyökeres magyar falu ’старое венгерское село’; tősgyökeres lakos ’коренной житель’;
tősgyökeres magyarsággal beszél ’он говорит на
самом чистом (букв. коренном) венгерском
языке’ (BPC II /1019). Оборот Gyökerestőltövestől (kiszakít) (ME 725) ’с корнем (вырвать)’
зафиксирован в сборнике фразеологизмов. Татарская ФЕ төп-тамыр (ТаРС 575) используется в большей фразеологической единице
төбен-тамырын корыту (ТаРС 575) ’уничтожать с корнем, со всем родом (убить всех)’. Татарская структура является полным эквивалентом венгерской ФЕ как в аспекте семантики,
так и деривации.
Обороты télen-nyáron (ВРС II/338) ’круглый
год, зимой и летом’, éjjel-nappal (ВРС II/449)
’день и ночь (букв ночью и день; круглые сутки’ и их татарские эквиваленты җəен-кышын
(ТаРС 775) ’круглый год, летом и зимой’ көнтөн / көне-төне (ТаРС 327) ’день и ночь;
круглые сутки’ обозначают больший отрезок
времени. Парное слово maholnap. ’не сегоднязавтра, на днях’, состоящее из слов ma ’сегодня’ и holnap ’завтра’ выражает неопределенность посредством сочетания антонимов. Данная функция тоже свойственна татарской ФЕ
бүгенме-иртəгəме (ТаРС 94) ’не сегоднязавтра, на днях’, построенной из тех же компонентов.
Необходимо подчеркнуть, что параллельные
структуры в татарском и венгерском языках относятся и к общему подтипу парных слов либо
с обобщающим, либо с синонимическим значением, что служит доказательством их общего
характера.
имеет тат. күз-колак булу (ТаРС 334) ’глядеть,
наблюдать, следить, смотреть, присматривать
за кем, чем-л. (букв: быть глаз-ухо)’, использованное в обороте балаларга күз-колак бул
(ТаРС 334) ’присмотри за детьми’. Венгерская
ФЕ Elül-hátul szemfüles (ME 673) ’быть очень
бдительным (букв: иметь глаза впереди и сзади)’, зафиксированная в сборнике венгерских
фразеологизмов. Сложение szemfüles (ME 673)
’пронырливый; оборотливый’ в XVII в. использовалось в форме szem-fül (ME 673) ’глаз+ухо’
со значением ’наблюдающий, бдительный,
приобретающий информацию’. О данном значении свидетельствует az szem-fül emberek
’разведчики (букв: глаз-ухо люди) < ’szem’ ухо’
+ fül ’глаз’.
Татарское сложение: теш-тырнак (ТаРС
535) ’зуб и ноготь’ используется в следующих
фразеологизмах теш-тырнагы белəн (ТаРС
535) ’всеми силами (букв. зубами и ногтями)’:
теш-тырнагы белəн яклау (ТаРС 535) ’ защищать, отстаивать всеми средствами (силами).
Венгерская ФЕ foggal-körömmel (elkeseredetten,
egész a véksőkig küzd valaki) (ONG 216/771)
’огорченно забираться до последних сил (букв.:
защищаться зубами и ногтями)’ использует ту
же метафорическую картину.
К этому же семантическому полю относится
татарская ФЕ аяк-кул (ТаРС 49) / кул-аяк
(ТаРС 295) ’разг. соб. конечности’, состоящая
из компонентов кул ’рука’ и аяк ’нога’, эквивалентом которой является венг. kéz-láb ’разг.
соб. конечности’, состоящаяся из тождественных компонентов: kéz ’рука’ и láb ’нога’. Татарская структура обладает и значением ’здоровое тело, здоровье’: кул-аягың сызлаусыз
булсын (ТаРС 296) ’Будь здоров!; твои руки и
ноги будут здоровы! (ответ на благодарность)’.
Венгерская структура épkézláb ’здоровый, невредимый’ также служит для выражении данного понятия. К сочинительному сложению
kézláb < kéz + láb добавляется имя прилагательное ép ’целый, невредимый, здоровый’ в роли
определения, которая используется в следующем примере: a nő épkézláb gyermeket szült
’женщина родила здорового ребенка’. Сложение épkézláb может передать и понятия ’здоровый, трезвый’: Nem tud egy épkézláb mondatot
leírni ’он не может написать ни одного порядочного предложения’. В сборнике фразеологизмов Э.Маргалича зафиксированы венгерские
ФЕ keze-lába (ME 435) ’его первый помощник;
работник, который приобрел абсолютное доверие хозяина’; kézzel-lábbal rajta van (ME 436)
37
IMRE PACHAI
Выражение венгерского языка hajnal hasad
(ВРС I/966) ’рассветает (букв: заря раскалывается)’ > hajnal hasadás (ВРС I/926) ’заря, свет
(букв. раскалывание, прорыв зари)’ часто используются в народных песнях и в стихотворениях. В татарском языке данное явление природы обозначается наподобие венгерской
структуры. В словосочетаниях таң яру (ярылу)
(ТаРС 525) ’а) рассветает; б) рассвет’, таң
ярылa (ТаРС 526) ’заря занимается (букв: заря
раскалывается)’ обнаруживается общность
языковой картины мира. В татарских ФЕ используются глаголы яру (ТаРС 715) ’колоть,
раскалывать; колка, раскалывание’; ярылу
(ТаРС 716)) ’1) трескаться; 2) колоться; пилиться, которые соответствуют венгерскому глаголу
hasad ’1) трескаться; 2) колоться; пилиться;
3) разорваться’.
Общность языковой картины мира наблюдается в структурах, связанных с огнем: тат. ут
салу (ТаРС 465) ’разводить, развести огонь’,
венг. tüzet rak (ВРС II/ 1041) ’разводить, развести огонь’ используют глаголы салу (ТаРС 465)
’класть, положить, накладывать, наложить’ и
rak (ВРС 603) ’класть, положить, накладывать,
наложить’.
В европейских языках в оборотах нем. ein
Feuer machen, румынское a face foc, польское
rozpalić ogień’ используются иные языковые
злементы.
В венгерской ФЕ tüzet fog (ВРС II/ 1041) ’зажигаться, зажечься; загораться, загореться разгораться, разгореться (букв: брать/ взять
огонь)’ и тат. ут алу (ТаРС 465) ’загореться,
воспламениться, запылать (букв: брать, взять
огонь)’ наблюдаются глаголы алу (ТаРС 34) и
fog ’брать, взять’.
Древние слова венгерского языка napkelet
(ВРС II/339) ’восток (букв восход солнца)’ и
napnyugat (ВРС II/339) ’запад (заход солнца)’,
обозначающие стороны света, являются параллельными структурами татарских словосочетаний кояш чыгышы (ТаРС 289) ’восток (букв
восход солнца)’ и кояш баю (ТаРС 289) ’запад
(букв заход солнца’). В наши дни используются
формы napkelte (ВРС II/339) ’восход солнца’
napnyugta ’закат, заход солнца’. Татарские
структуры обладают и этими значениями.
Особенности татарских фразеологических
единиц рассматриваются в аспекте языковой
картины мира в работе Р.Замалетдинова, Г.Замалетдиновой [43], освещающей характер национальной ментальности, которая отражается
в народных изречениях. Их труд оказал помощь
Семантические параллели фразеологических единиц.
Исследование фразеологии представляет собой специфическую область лингвистики, что
подтверждается положением В.П.Жукова [34] и
другими исследованиями в данной области
науки (Н.Ф.Алефиренко, Н.Н.Семенко [35],
А.Н.Баранов, Д.О.Добровольский [36]), рассматривающими основные признаки фразеологических единиц. Образность и национальный
характер метафорической картины непосредственно связаны с характером языковой картины
мира, особенностями национальной ментальности, о чем упоминается в работах В.Н.Телии
[37] и Т.И.Леонтьевой [38]. Параллельные мотивы фразеологических единиц и пословиц
разных языков, по выводам Г.Л.Пермякова [16],
отражают языковые контакты, которые многосторонне изучены в работе У.Вайнрайха [39].
В основе трудностей фразеологического исследования, по мнению В.М.Мокиенко [5], лежит неразработанность методологии этой области лингвистики. Значение разработки методологии фразеологического исследования является важной задачей, что подчеркивается положением исследователей (A.Stefanowitsch [40],
J.Szersunowicz [41], Л.С.Степанова [42]).
Заслуживает внимания происхождение венгерских географических названий Ördög
lakodalma-hágó ’перевал Чёртова свадьба’ и
Ördög lakodalma-hegy ’гора Чёртова свадьба’,
обозначающих перевал и гору в горах Низкие
Татры (Словакия), раньше находившихся на
территории Королевской Венгрии. Мы обнаружили сходства с татарской ФЕ пəри туе (ТаРС
443) ’метель, буран (букв. чёртова свадьба).
Данная ФЕ используется и в башкирском языке
шайтан туе (БРС 761) ’вихрь (букв. чёртова
свадьба)’. В географических работах указывают
на то, что в данном регионе Низких Татр часто
дует сильный северо-восточный ветер и перевалу часто угрожают лавины. Эти данные указывают на связь венгерских топонимов с татарским и башкирским фразеологическими единицами.
Не менее интересны ботанические названия
шайтан арба ’перекати поле’ шайтан арбаhы
(БРС 761) ’камгак’ (БРС 344) ’перекати-поле’
ördögszekér ’полевой синеголовник (Eringium
campestre)’ в которых обнаруживаются компоненты ördög ’бес, шайтан’ + szekér ’арба’. В
основе метафорической картины лежит внешная форма круглого и колючего растения, перекатываемого ветром в осенней степи.
38
TATARICA: LANGUAGE
при нашей компаративной работе, рассматривающей параллельные мотивы татарских и венгерских фразеологических единиц.
Параллельные ФЕ при помощи слова jég /
боз ’лёд’ обозначают понятие «непостоянность,
тленность»: венг. Jégre írták a kötelezvényt (ME
375) ’заемное письмо написано на льду’ Jégre
metszett kép nem sokáig ép. (ONG 316/71) ’картина, вырезанная на льду, непрочная’; Jégre
metszi a képet (ME 375) ’вырезать картину на
льду’; татар. бозга язган (ТаРС 701) ’на воде
вилами написано (букв. написанный на льду)’;
Боз өстендə язу тормас (ТаРС 701) ’(письмо),
написанное на льду, непрочное’. Обороты Jégre
csalták. ’подвели / обдули кого-л. (букв.: заманили кого-л. на лед); Jégre vitték (ME 375) ’обманули / подвели кого-л. (букв. вели кого-л. на
лед) и татарская ФЕ бозга утыру (ТаРС 76) обмануть (букв. посадить на лед)’ изображают
понятия «хитрость» и «увертки».
Параллельными структурами являются венгерская ФЕ Majd ha piros hó esik ’никогда; когда рак свистнет (букв.: когда выпадет красный
снег)’ и татарская поговорка кызыл кар яугач
(ТаРС 227) ’когда выпадет красный снег / когда
рак свистнет’.
При сопоставлении фразеологических единиц необходимо тщательно изучать структуру
метафорической картины, что подчеркивается в
работах, изучающих проблемы образности и
экспрессивного характера народных изречений:
Барашкина [44], E.A.Moravcsik [4], М.Л.Ковшова [45], Р.Замалетдинова, Г.Замалетдиновой
[43], О.М.Сагiрова, [46], Л.С.Степанова [42],
A.Stefanowitsch [40].
К данному семантическому полю относятся
венгерская ФЕ Mi szél hozta? (ВРС II/783) и ее
татарский эквивалент нинди җиллəр ташлады
(ТаРС 399) ’каким ветром вас занесло’, буквально соответствующие друг другу.
Фразеологическая единица татарского языка
утны-суны кичу (ТаРС 399) ’пройти через
огонь и воду, многое повидать’ имеет венгерский эквивалент tüzön-vizen át követi (ВРС
II/1045) ’ни на что не смотря, остаться верным
кому-л. (букв следовать / последовать за кем-л.
сквозь огонь и воду)’.
Венгерская ФЕ egyúttal, (ВРС I/446) ’вместе с
тем, попутно, наряду; заодно; одновременно,
кстати’ которая состоит из компонентов egy
’один’ и út ’дорога, путь’, по структуре и по
значению образует параллель с татарской ФЕ
бер юлы (ТаРС 694) ’а) сразу, в один прием,
залпом; б) одновременно; в) попутно, мимохо-
дом, заодно’ состоящей также из компонентов
бер ’один’и юл (ТаРС 69) ’дорога, путь’.
Выразительными являются обороты, связанные с семантическим полем «человеческое тело». Татарские фразеологические единицы
йөрəгенə йон үскəн (ТаРС 196) ’вялый, апатичный, неэнергичный человек (букв.: сердце у него обросло шерстью)’; йөрəген төк баскан ’вялый, апатичный, неэнергичный человек (букв.:
сердце у него обросло шерстью)’ и венгерский
фразеологический оборот szőrösszívű (ВРС
II/675) ’1) жестокий, у него каменное сердце;
2) скупой, скаредный, прижимистый (букв.:
сердце у него обросло шерстью)’ обозначают
сходный отрицательный характер человека.
Наблюдается общее значение татарского и
венгерского оборотов авызы колакка җиткəн
(ТаРС 20) ’он сильно обрадовался (у него рот
до ушей)’; авызы колагына җитте (ТаРС 269)
’он очень обрадовался, засиял от счастья (букв.:
у него рот до ушей дошел)’; Fülig ér a szája
(BPC 842) ’до ушей рассмеяться’; Fülig szalad a
szája (ONG 225/1026) ’он сильно обрадовался;
засиял от счастья (букв. у него рот добежал до
ушей)’.
Полным эквивалентом татарской ФЕ колак
итен ашау (кимерү, чəйнəү ) (ТаРС 269) ’постоянно говорить об одном же, бубнить одно и то
же, пилить’ является венгерская ФЕ Rágni a
fülét [Szüntelen nógatni] (ME 269) ’постоянно
говорить об одном же, упрашивать кого-либо,
пилить / попилить кого-л. (букв. грызть уши)’.
Заслуживает внимания тот факт, что глагол кимерү, (ТаРС 255) ’грызть’ варианта татарской
ФЕ вполне соответствует по значению венгерскому глаголу rág ’грызть’, а глагол чəйнəү
(ТаРС 683) ’жевать, грызть’ тоже обладает
сходным значением.
Татарской ФЕ озын колак (ТаРС 269) ’длинные уши’ (о человеке, который успевает услышать все новости и сплетни) соответствует венгерская ФЕ hosszú a füle (ONG 225/1011) ’у человека длинные уши, легко приобретает информацию’.
Татарский эквивалент венгерской структуры,
в которой представлена военная тематика,
nyelvet fog ’захватить пленного (букв захватить
язык)’, тел (ТаРС 528) ’язык; воин язык, пленный’ отражает общий характер языковой картины.
Следующие примеры служат доказательствами сходства в татарских и венгерских структурах: köszörüli a nyelvét valakin (ВРС I/ 1429)
’сплетничать на кого-л. (букв: точить язык)’ <
39
IMRE PACHAI
köszörül (ВРС I/ 1429) ’точить, наточить; поточить’; тел чарлау (ТаРС 512) ’точить лясы
(букв.: точить язык) < чарлау (ТаРС 631) ’точить, наточить’. Оборот a torkát köszörüli (ВРС
I/ 1429) ’крякнуть, прокашливаться, прокашляться (букв: точить горло)’ и тамак кыру
(ТаРС 513) ’ покашливать, кашлять, крякать
(букв: точить горло) (ТаРС 312) < кыру ’точить, гранить’ построены из тождественных
компонентов.
Параллельными ФЕ являются татарская теш
кайрау (ТаРС 269) ’точить зубы’ и венгерские
feni a fogát valakire (ONG 215/760) ’испытывать
злобу, стемиться причинять вред кому-л. (букв.
точить зубы на кого-л.)’; feni a fogát valamire
(ONG 215/761) ’страстно хочет завладеть чем-л.
(букв. точить зубы на что-л.)’.
Наблюдается общее значение тат. кулы озын
(ТаРС 296) ’руки длинны; вороват, нечист на
руку’ и венг. Hosszú kezű (Tolvaj) (ME 435) ’руки длинны (вор)’ оборотов.
Общая картина в используется в тат. такта
кукрəкле (ТаРС 510)’ с плоской грудью, плоскогрудая (букв.: грудь как доска)’ и венг.
deszkamellű (ВРС I/382) ’издев. плоскогрудый
(букв. грудь плоская как доска)’, в которых
слово такта / deszka ’доска’ служит определением. Слово такта / deszka ’доска’ используется и в оборотах издевательского характера:
бер тактасы ким (ТаРС 510) ’у него винтиков
не хватает (букв у него на одну доску меньше)’;
hiányzik egy deszkája (ONG 141/99) ’у него винтиков не хватает (букв у него на одну доску
меньше)’.
Выражение табан ялау (ТаРС 555) ’лизать
пятки, угодничать, подхалимничать (букв.: лизать ступню, подошву) < табан (ТаРС 505) ’1)
стопа, ступня; 2) подошва + ялау (ТаРС 704)
’лизать, облизывать’ имеет параллельную венгерскую структуру talpat nyal (ВРС II/904) ’лизать пятки, угодничать, подхалимничать’
(букв.: лизать ступню, подошву) < talp (ВРС
II/904) ’1) стопа, ступня; 2) подошва’ + nyal
(ВРС II/380) ’лизать’.
Специфическим оборотом является татарская
ФЕ эч китү (ТаРС 262) ’страдать поносом
(букв. уходит живот), которому буквально соответствует венгерская ФЕ megy a hasa ’страдать поносом (букв. у кого-л. уходит живот)’. В
венгерском языке используется сложное слово
hasmenés ’понос (букв. уход живота)’. В европейских языках эта болезнь обозначается подругому: англ. diarrhoea, нем Durchfall, франц
diarrhée, рум dairee, польск biegunka,
rozwolnienie, хорв proliv, слов hnačka.
К изученному семантическому полю ФЕ относится пословица яхшы аш калганчы, яман
корсак ярылсын (ТаРС 716) ’хоть лопни
брюшко, да не оставайся добро (букв. чем оставаться хорошей пище, пусть лопнет плохой
живот)’, которому соответствуют следующие
венгерские эквиваленты: Inkább (a) has
szakadjon (fakadjon / pukkadjon / fájjon),
mint(hogy) étel (meg)maradjon. (ONG 270/350)
’чем оставаться хорошей пище, пусть лопнет
плохой живот’, Inkább haskó fájjon, mint leveske
maradjon (ONG 270/350) ’чем оставаться супчику, пусть болит живот (шутливая формула
угощения в крестьянстве)’; Inkább has fakadjon,
mint gombóc maradjon (ME 312) ’чем оставаться
клецкам, пусть болит живот’.
Заслуживает внимания соответствие некоторых антропоморфических элементов в татарском и венгерском языках. Венгерское слово
szem (ВРС II/ 788) ’око, глаз’ обозначает и другие денотаты: 1) hálószem (ВРС I/ 942) ’ячея,
ячейка; 2) láncszem (ВРС II/ 15) ’звено цепи’,
(leszaladt) a harisnya szeme (ВРС II/ 788) ’спустилась петля на чулке’; ablakszem ’квадрат ока,
форточка (букв. глаз окна)’.
Татарское слово күз (ТаРС 332) ’глаз’ обладает сходными значениями: ’а) глазок, звено
оконной рамы; б) ушко иголки; в) петля, ячея
(в сетях, на вязаном изделии)’. В европейских
языках, подобно русскому, данные денотаты
обозначаются без слов око, глаза: звено цепи
’нем. Kettenglied (Glied) (MNSz 541), англ. .link,
фр. chaînon, maille, maillon’ (431); петля на
чулке, ’нем. Masche’ (MNSz 857), англ. stich’
(MASz 1804); ячея, ячейка: ’нем. Masche,
Netzmasche, фр. maille, англ. mesh’; звено
оконной рамы, ’польск. szyba okienna (SWP 2),
англ. pane of glass’.
Семантика татарского слова канат (ТаРС
221) ’1) крыло; 2) крылышко (насекомых);
3) плавник, перо (рыбы)’ и венгерского слова
szárny ’1) крыло; 2) крылышко (насекомых);
3) плавник, перо (рыбы)’отражает общий характер данного элемента языковой модели.
Этим значением не обладают слова европейских языков, обозначающие денотат «крыло».
Отсутствие сходства подтверждают следующие
примеры: русск. плавник, перо (рыбы),
’польск. płetwa, нем. Flosse, англ. fin, франц.
nageoire’, которые не имеют никакой связи со
словом крыло.
40
TATARICA: LANGUAGE
kivenni (ME 137) ’трудно вырвать кость из пасти собаки’.
Следующие пословицы тоже являются параллельными: эт симерсə, иясен талый (ТаРС
687) ’разжиревшая собака и хозяина кусает’;
венг. A kutya is akkor vész meg, amikor a legjobb
dolga van (ONG 407/2254) ’собака бесится, когда ей везет’ (в венгерском языке слова eb и
kutya являются абсолютными синонимами, подобно русским словам собака и пёс).
Общность метафорической картины наблюдается и в следующих ФЕ: эт туе (ТаРС 687)
’всякий сброд, сборище (букв. собачья свадьба)’; Kutya lakodalom (ME 489) ’сборище (букв.
собачья свадьба)’; Kutyalagzi (ME 486) ’сборище (букв. собачья свадьба); эттəн туган / эт
токымы (ТаРС 687) ’собачье отродье’;
Kutyafajta (ME 487) ’собачье отродье’; эт җан
(ТаРС 687) ’а) живучий, крепкий ; б) жестокий,
бесчеловечный’; Eb a leleke (ONG 156/10)
’брань (букв. у него собачья душа)’;
Следующие параллельные пословицы лежат
в основе возникновения фразеологических единиц: мөсафир этнең койрыгы кысык (ТаРС
390) ’у собаки, находящейся в чужом месте,
хвост поджат’; Idegen kutyának lába közt a farka
(ME 482) ’и дерзкий человек в чужом месте
станет неуверенным (букв.: у чужой собаки
хвост поджат)’; Behúzza a farkát, mint az idegen
kutya (ME 389) ’поджал хвост, как чужая собака’. Обороты койрык кысу (ТаРС 268) ’потерять уверенность, смущаться (букв. поджать
хвост)’, венг. Behúzza a farkát (ME 217) ’потерять уверенность, смущаться (букв. поджать
хвост)’ связаны с упомянутыми пословицами.
К представленным оборотам примыкают следующие ФЕ по своим метафорическим картинам: койрыкка басу (ТаРС 268) ’поймать, прекратить чьи-л. проделки (букв. наступить на
хвост)’, Farkára hágott (ME 217) ’поймал, прекратил чьи-л. проделки (букв. наступил на
хвост)’; койрык болгау (ТаРС 268) ’лукавить;
уклоняться от прямого решения (букв.: вилять
хвостом)’, венг. Сsóválja farkát (ME 113) ’лукавить, юлить перед кем-л. (букв. вилять хвостом)’.
Пренебрежение кем-л. передается посредством следующей ФЕ в татарском: эт эткə, эт
койрыкка; в крымско-татарском и венгерском
языках: ит итке, ит де – къуйругъына (АС 69)
’собака собаке, собака хвосту’. Венгерская ФЕ
Ebnek mondják, eb mondja farkának, farka
mondja: eb menjen. (ME 217) ’собаке говорят,
собака – своему хвосту: хвост говорит: пусть
Последний оборот связан с семантическим
полем «животные». В работах по фразеологии
упоминается о частоте зоонимов в метафорических картинах, служащих для обозначения характерных черт человека.
Образ собаки часто используется как в татарской, так и венгерской фразеологии для изображения отрицательных черт характера человека. Собака в обоих языках является символом
злодея, лгуна, что свидетельствует об общем
характере национального менталитета и языковой картины мира.
Татарская ФЕ этлек (ТаРС 686) ’присущие
собаке нравы, подлость, свинство’ явно выражает отношение татарина к собаке: этлек
эшлəү ’сделать подлость’. Следующие ФЕ подтверждают данное отношение к собаке: эткə
эт үлеме (ТаРС 686) ’собаке собачья смерть’;
эт авыз (ТаРС 686) ’сквернослов, болтун, брехун (букв. собачьи уста)’.
Венгерские ФЕ тоже символизируют отрицательные черты человека: Kutyának kutya az
embersége (ONG 409/ 2305) ’от плохого человека – ожидай худого (букв. у собаки – собачьи
нравы)’; Ebhalál (ME 138) ’собачья смерть’:
Ebhalállal vesszen el (ME 138) ’пусть пропадет
собачьей смертью’; Ebszáj (ME 138) ’сквернослов, болтун, брехун (букв. собачьи уста)’: Ne
higyj az ebszájnak' (ME 138) ’не верь сквернослову, клеветам (букв. не верь собачьим устам)’. Образ собаки связан с выражением брани
в татарском и венгерском языках, которое укоренилось и в русской народной речи: эт баласы (ТаРС 687) ’щенок’; венг. Ebfi, kutyafi (ME
138) ’щенок’; Ebanya terhe (ME 138) ’щенок
(букв. сукино бремя)’; Ebszülte (ME 138) ’сукин
сын’; Eb az anyja (ME 138) ’сукин сын’. Данное
сходство подтверждает общий элемент менталитета в изученных нами языках.
В работах, изучающих речевые традиции
венгерского народа, упоминается о том, что в
XVI-XVII вв. строго наказывали людей за ругательство и обороты с зоонимом «собака» считались самой грубой руганью.
Общность смысла и метафорической картины обнаруживается в следующих поговорках:
эт күзе төтен белмəс (ТаРС 577) ’мерзавцы не
стесняются, не смущаются (букв. собаке дым
глаза не выест)’; Nem megy ebnek szemébe a füst
(ONG 161/140) ’мерзавца трудно осрамить, не
стесняется (букв. собаке дым не попадет в глаза)’; эттəн сөяк артмас (ТаРС 577) ’у собаки
кость не вырвешь’; Nehéz a koncot az eb szájából
41
IMRE PACHAI
идет собака’, в которых используются схожие
картины.
Свинья, как собака, символизирует отрицательные характерные черты человека в изученных языках: битенə дуңгыз тиресе каплаган
(ТаРС 138) ’накрыл лицо свиной шкурой (говорится о бессовестном человеке)’; Disznóbőr
az orcája (ONG 146/231) ’лицо порыто свиной
шкурой’ (говорят о бессовестном человеке),
используется та же самая картина для передачи
тождественного смысла.
Положительное отношение татарина и венгра
к коню выражается в следующих пословицах:
татар. „атны чыбыркы белəн кума, солы белəн
ку” (ТаРС 643) ’не гони коня кнутом, гони овсом’; венг. „Zab hajtja a lovat nem ostor” (ONG
731/8) ’коня гонит овес, не кнут’; „A lovat nem
ostorral, hanem abrakkal lehet megindítani” (ONG
441/716) ’погоняют коня не кнутом, а овсом’.
Пение петуха является символом зари, которое служило средством измерения времени.
Венгерская ФЕ Még kakasszólás előtt (ME 391)
’перед рассветом, очень рано (до пения петухов)’ и татарские обороты беренче əтəч вакыты (ТаРС 733) ’время первых петухов, полночь’; икенче əтəч вакыты (ТаРС 733) ’время
вторых петухов, перед рассветом’ связаны с
обозначением времени.
Петух, господствующий на своем пепелище,
является символом хозяина: тат. „əтəч үз
чүплегендə үзе мирза” (ТаРС 373) ’петух мирза
(хозяин) на своей свалке’; венг. Minden kakas úr
a (maga) szemétdombján (ONG 325) ’всяк петух
хозяин на своей свалке’. Образ петуха стал
символом пожара: тат.: „кызыл əтəч җибəрү”
(Тарс 733) ’пустить красного петуха (устроить
пожар, поджечь)’; венг.: „Felrepül (felszáll,
leszáll) valahova a vörös kakas” (ONG 325)
’взлетел куда-н. красный петух’ (букв. подожгли); Vörös kakast röpít (küld) a házára” (ONG
325) ’пустить красного петуха на чей-л. дом’.
Татарская пословица „йомырка тавыкны
өйрəтми” (ТаРС 738, 507); ’яйца курицу не
учат’ и венгерские изречения A tojás tanítja a
tyúkot (ONG 675) ’яйцо курицу учит’; Tojás
akar okosb lenni a tyúknál (ME718) ’яйцо хочет
быть умнее, чем курица’ изображают сходную
ситуацию.
Пословицы с образом волка: тат.: бүре дə
тук булсын, куй да бөтен булсын” (ТаРС 554)
’и волки сыты и овцы целы’; бүре дə тук, сарык та исəн (ТаРС 95) ’и волк сыт и овцы целы’; венг.: „Hogy a farkas is jóllakjon, a bárány is
megmaradjon.” (ONG.196.) ’пусть и волк будет
сыт и овцы будут целы’; тат.: „бүрелəр белəн
яшəсəн, бүре кебек уларсың” (ТаРС 588) ’с волками жить по волчьи выть’; венг.: Ki farkassal
tart, annak vonítani kell.” (ONG 198) ’с волками
жить по волчьи выть (букв. у кого волки являются друзьями, тому по волчьи выть)’; Ha
farkassal laksz, vele együtt ordíts (МЕ 219) ’ с
волками жить по волчьи выть (букв. если с волком живешь, вместе с ним нужно выть)’.
Лиса выступает символом хитрости в татарской həрбер төлке үз койрыгын мактый (ТаРС
554) ’всякая лисица свой хвост хвалит’ и венгерской Minden róka a maga farkát dicséri (ME
637) ’всякая лисица свой хвост хвалит’ пословицах.
Ботанические названия явно отражают опыт
и фантазию человека. Данные названия являются микроФЕ, о чем говорится в работе
Н.М.Шанского [47]. Общим элементом по
структуре и по семантике венгерского и татарского языков является название gyöngyvirág
’ландыш’ и энҗе чəчəк (ТаРС 685) ’ландыш’,
которые по своему характеру являются кальками. Как венгерская, так и татарская структура
состоит из компонентов «жемчуг» ’gyöngy /
энже ’ и «цветок» ’virág / чəчəк’, что подтверждает наше мнение.
В тюркских языках понятие «ядовитый» передается словом, обозначающим «сумасшедший, дурацкий»: тат. тиле бодай (ТаРС 539)
’плевел опьяняющий / Lolium temulentum
(букв.: дурацкая пшеница)’, тиле акбаш (ТаРС
539) ’Achillea millefolium’ < тиле (ТаРС 539)
’дурацкий, сумасшедший’; тур. delice mantar
(ТуРС 216) ’ядовитый гриб’ < delice (ТуРС 216)
’дурацкий, сумасшедший’; delice (ТуРС 216)
’Lolium temulentum / головолом’; чув. умах
курăкě (ЧРС 520) ’белена (букв: дурацкая трава)’; туркм. делигөжеле (ТуркРС 300)
’Merendera’ < дели (ТуркРС 300) ’дурацкий,
сумасшедший’, содержащее яд colchicin. Венгерское название ядовитого гриба bolondgomba
букв.: дурацкий, сумасшедший гриб’ < bolond
’1) сумасшедший, помешанный; 2) глупый, дурацкий’ + gomba ’гриб’, используемое в ФЕ
Nem ettem bolondgombát (ONG 95) ’с ума не
сошел / белены не ел (букв. не ел дурацкого
гриба)’; Bolond gombát evett (ME 72) ’с ума сошел / белены ел (букв. ел дурацкий гриб)’ тоже
обладает ареальным характером.
Заслуживает пристального внимания тот
факт, что в татарском и венгерском оборотах
слово со значением «дерево» обозначает отрицательное качество. Венгерские обороты c оп-
42
TATARICA: LANGUAGE
ределением fa ’деревянный / дерево’: fahang
(ВРС 634) ’беззвучный голос (букв.: деревянный голос)’; fafejű (ВРС 634) ’1) дурак, дубовая
голова; 2) упрямец; упрямая голова’; fakezű
’неловкий, не умеющий ни мастерить, ни рисовать, ни разборчиво писать (букв.: с деревянной
рукой)’; falábú futballista ’неловкий, медленный
футболист (букв.: с деревянной ногой)’ явно
отражают значение упомянутого определения.
Татарская ФЕ агач авыз (ТаРС 22) ’вульг.
деревянный рот (говорится о человеке, употребляющем грубые выражения или не умеющем хорошо выразить свои мысли)’ служит доказательством ареального характера вышеупомянутого характера. Оборот агач акча (ТаРС
22) ’изъятые из обращения деньги (букв. деревянная деньга)’ тоже обозначает никчемность.
Венгерские слова Fabatka (ME 212) ’ничего не
стоящая, неценная вещь (букв. деревянные
деньги)’; Fagaras (ME 212) ’то же, деревянный
грош’ обозначают понятие «ничего не стоящий» подобно татарской структуре агач акча.
В метафорических картинах венгерских поговорок Egy fabatkát sem ér (ONG 191/105) ’ничего не стоит (букв. деревянного гроша не стоит)’; Nem adok érte egy fagarast sem (ONG
191/114) ’пренебрегать; ни в грош не ставить
(букв. pf ánj деревянного гроша не дам); Kap
rajta mint vak koldus a fagarason (ME 212)
’охотно, радостно получает что-л. (букв. захватил, как слепой нищий деревянный грош)’ отражается народный юмор.
В татарской и венгерской ФЕ выделяются
общие черты метафорической картины агач
атка атландыру (ТаРС 22) ’обмануть (букв.
посадить на деревянного коня)’; Megültették
vele a falovat (ME 212) ’поставили в палки
(букв. посади его на деревянного коня / на кобылу)’, изображающие смысл «попасть в неприятную ситуацию».
Общим элементом татарской и венгерской
ФЕ является слово «тыква» для обозначения
глупости: кабак баш (ТаРС 197) ’дубовая голова, тупица, истукан (букв. тыквенная башка)’;
tökfej (ME 723) ’дубовая голова, тупица, истукан (букв. тыквенная башка)’; Tökkel ütött fejű
(ME 723) ’тупая башка, дубовая голова, (букв.
его башка побита тыквой)’; Tökkelütött (ME
723) ’петый дурак, болван, балда (букв. тыквой
побитый)’.
В следующих параллельных пословицах, отражающих сходные элементы менталитета, наблюдаются общие метафорические картины:
„төкермə коега, суын эчəрсең” (ТаРС 574)
’не плюй в колодезь, случится (пригодится) из
его воды напиться’; „Ne köpj a kútba, mert innod
kell belőle” (ONG. 398.) ’не плюй в колодец –
придется из него напиться’; таяк икке очны
була, таяк икке осло була (БРС 597) ’палка о
двух концах’; A botnak két vége van [Ki engem
ver, én is verem] (Margalits 82) ‛палка о двух
концах (кто меня бьет, того и я бью)’ „без капчыкта ятмый” (ТаРС 85) ’шила в мешке не
утаишь’; „Kibújik (táj: kiüti magát, kitetszik, kiáll)
a szeg a zsákból.” (ONG 328) ’острое железо
пробьет мешок’; „кеше кулы белəн ут көрəү”
(ТаРС 594) ’чужими руками жар загребать’;
„Más kezével csak a tüzet jó kaparni. (ONG
361)‘чужими руками только жар (огонь) загребать’. тат.: „биргəндə ал, куганда кач ” (ТаРС
539) ’дают – бери, бьют – беги’; Венг.: „Ha
adnak, vedd (fogadd) el, ha ütnek, szaladj el! ”
(ONG 33) ’дают – бери, бьют – беги’; тат.: „кем
арбасына
утырсаң,
шуның
җырын
җырларсың” (ТаРС 773) ’на чьей телеге сидишь, того и песню запоешь’; венг. „Akinek a
szekerén ülsz, annak a nótáját fújjad!” (ONG 624)
’на чьей телеге сидишь, того и песню запоешь’.
Параллельные изречения народов, живущих
далеко друг от друга, внушают необходимость
ареального исследования с целью выявить контакты, ранее не рассматриваемые, либо определить посредников, которые содействовали возникновению параллельных структур. В представленных пословицах отражается общий характер отношения к действительности. Проникновение структур-калек в сокровищницу
народной культуры и их ассимиляция объясняется общими нормами культурных традиций
народов.
Заключение
В настоящей работе рассматриваются вопросы, связанные с проблематикой как ареальной
лингвистики, так историко-этимологической
фразеологии и лингвокультурологии. При компаративном исследовании татарской и венгерской фразеологии обнаружились интересные
малоизвестные параллели, которые указывают
на определенные языковые и культурные контакты. Результаты нашего исследования доказывают обоснованный характер вывода
Н.А.Баскакова о необходимости углубленного
анализа тюркской фразеологии, в том числе и
парных слов, который содействует открытию
пока неизвестных фактов и отношений не только в области славистики, но и хунгарологии [1].
Новые данные полезны не только для слави-
43
IMRE PACHAI
стов, но и для исследователей венгерского языка.
Целью нашей работы является представление
параллельных фразеологических единиц в татарском и венгерском языках. Определение
этимологических связей между сходными
структурами и уточнение эпохи их возникновения требуют дальнейшего исследования. Наша
задача заключалась в том, чтобы обратить внимание исследователей на существование обнаруженных нами сходных структур, отражающих общую языковую картину мира в рассматриваемых неродственных языках.
Необходимо констатировать, что возникновение параллельных структур связано в первую
очередь с общим характером культурных традиций, а не с бродячими структурами фразеологии. В лингвистике известно положение об
универсалиях, типичных для всех языков. По
выводам типологии, у народов такие элементарные понятия, как «цвет», могут символизировать понятие, общепринятое народами. Белый цвет обозначает «свет, чистоту, радость», а
черный цвет обозначает «мрак, злость, жестокость, траур». Для китайского языка данная
теория является неприемлемой, так как в китайском языке слово бáй (КитРС 156 /1627)
’белый; траурный; зря; напрасно’ обозначает и
отрицательные понятия. Слова бáйши (КитРС
157 /1627) ’похороны; траур’; бáйбсяои (КитРС
157 /1627) ’белое платье, глубокий траур’;
байлàо (КитРС 157 /1627) ’напрасно трудиться’; байши (КитРС 157 /1627) ’бедный школяр’
не связаны с положительными понятиями, что
объясняется культурными традициями Китая.
При сравнении общих элементов татарской и
венгерской фразеологии с оборотами европейских языков выявилось расхождение между метафорическими картинами восточных и европейских фразеологических единиц. Представленное нами расхождение доказывает ареальный характер татарских и венгерских параллельных фразеологических единиц и пословиц,
использующих сходные метафорические картины, чуждые европейской фразеологии.
Семантика параллельных фразеологических
единиц отражает калькирование, которое, по
положению исследователей, непосредственно
связано с интенсивными и длительными контактами (У.Вайнрайх [39], Ньомаркаи /
Nyomárkay [48]. В основе возникновения сходных ФЕ, вероятно, лежат те языковые и культурные контакты венгров с тюркскими народами, которые красной нитью тянутся в истории
венгерского народа. В формировании венгерского языка и культуры сыграли важную роль
непосредственные и длительные контакты с
тюркскими народами. В истории венгров важным периодом является угорская эпоха. В этом
периоде миграции сформировались основы
предметной и духовной культуры, укоренились
обычаи и нравы, свойственные тюркоязычным
кочевникам, образ жизни венгров претерпел
изменения, приобретя кочевые традиции. В
данную эпоху познакомились венгры с коневодством, кочевым пастушеством, видом боевых действий среднеазиатских народов. В венгерский язык проникло много слов из тюркских
языков, связанных с земледелием, администрацией и духовной жизнью. После завоевания
отечества в бассейне Карпат не прервались
контакты венгров с тюркскими народами. В XI
в. покоренные венграми печенеги поселились в
пограничных областях, где они защищали границы Венгрии. Позже, в XIII веке, опять появился тюркоязычный народ, куманы. Они нашли убежище на территории венгерского королевства. Их поселили в малолюдных областях
венгерской равнины между Дунаем и Тисой и
на Затисье. Данные области Венгрии, Кишкуншаг (Малая Кумания) и Надькуншаг (Великая
Кумания), до наших дней сохранили этноним
куманов. Память печенегов тоже сохранилась в
топонимах Венгрии, напр.: Бешнё, Бешенётелек, Бешенёд, Бешеньсег, Сирмабешене и т.д.
Упомянутые тюркские народы называются следующими этнонимами: печенеги / besenyő (бешене); куманы / kun (кун). Заслуживает внимания, что печенеги и куманы относятся к кипчако-тюркским народам.
Необходимо подчеркнуть, что языковые и
культурные контакты венгров с поселившимися
на территории Венгрии тюркоязычными народами не получили удовлетворительного анализа. Это объясняется ассимиляцией и сменой
языка этих народов, не имевших письменных
памятников. Исследование неписьменных памятников долгое время не считалось задачей
науки. Систематическое исследование фольклора и народных культурных традиций началось сравнительно поздно, с середины XIX века. Вследствие ассимиляции и смешивания с
венграми этих народов, трудно определить
происхождение народных изречений и фразеологизмов. По нашему мнению, компаративное
исследование содействует открытию исчезнувших памятников древних языковых и культурных контактов.
44
TATARICA: LANGUAGE
20. Ligeti L. A magyar nyelv török kapcsolatai a honfoglalaás előtt és az Árpád-korban. Akadémiai Kiadó. Budapest, 1986. 602 р.
21. Németh Gy. Türkishe Grammatik Berlin – Lipcse
1917. 126 р.
22. Róna Tas A. & Berta Á. with thre assistance of
László K. West Old Turkic Loanwords in Hungarian. Harrasssowitz Werlag. Wiesbaden, 2011.
1494 р.
23. Vámbéry Ármin. A török faj etimológiai és ethnographiai tekintetbem. Budapest, 1885. 154 p.
24. Vásáry I. Cumans and Tatars. Oriental Military in
the Pre-Ottoman Balkans 1185-1365. Cambridge,
2005. 230 р.
25. Убрятова Е.Л. Парные слова в якутском языке.
Язык и мышл. Т. XI. Москва – Ленинград, 1948.
С. 297-328.
26. Берберова Р. Парные слова в русском и крымскотатарском языках. Симферополь, 2012. 183 с.
27. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике
Т. 3. Москва, 1968. 552 с.
28. Пачаи И. Ареальные аспекты парных слов в
русском языке. Ньиредьхаза, 1995. 165 с.
29. Valko P. Russiche und ungarische Doppelverben im
Vergleich, Zürich, 2006. 145 р.
30. Пачаи И. Роль наследия А.А.Потебни и
Н.С.Трубецкого в исследовании восточных элементов «русской культурной зоны». Проблемы
истории, филологии, культуры, 2014, 4 (46). С.
238-251.
31. Вайс Д. Русские двойные глаголы и их соответствия в финно-угорских языках // Русский язык
в научном освещении, 2003, 2 (6). С. 37-59.
32. Fokos F.D. Néhány ősrégi összetételünk Magyar
Nyelvőr. LXII. 1938. Р. 39-45.
33. Fokos F.D. Uráli és altaji összehasonlító
szintaktikai
tanulmányok.
Nyelvtudományi
Közlemények, 1961. LXIV. 1. Р. 12-55.
34. Жуков В.П. Семантика фразеологических оборотов. Москва, 1978. 184 с.
35. Алефиренко Н.Ф., Семененко Н.Н. Фразеология
и паремиология. Москва, 2009.
36. Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Аспекты теории фразеологии. Москва, 2008.
37. Телия В.Н. Русская фразеология. Сематический,
прагматический и лингвокультурологический
аспекты. Москва. Школа «Языки русской культуры», 1996. 288 с.
38. Леонтьева Т.И. Интеллект человека в русской
языковой картине мира. Екатеринбург, 2008.
268 с.
39. Вайнрайх У. Языковые контакты. Киев, 1978.
263 с.
40. Stefanowitsch A. Corpus-based approach to metaphor and metonymy, Berlin, 2006. 287 с.
41. Szersunowicz J. On cultural connotation of idioms
expressing language users, collectivve memjry in
comparative perspective. Tübingen, 2010. 236 с.
Мы надеемся, что настоящая работа поможет
обогатить знания об этих важных культурных и
языковых контактах, формирующих характер
национальной ментальности венгерского языка,
отражающейся в категориях национального
языка.
Литература
1. Баскаков Н.А. Русские фамилии тюркского происхождения. Москва, 1979. 284 с.
2. Ткаченко О.Б. Проблемы сопоставительноисторического изучения славянских языков //
Вопросы языкознания, 1981/1. С. 48-59.
3. Телия В.Н. Русская фразеология. Москва, Ид
Языки русской культуры. 1996. 285 с.
4. Moravcsik Edith A. Partonomic structures in syntax.
New Directions in Cognitive, 2009.
5. Мокиенко В.М. В глубь поговорки. СанктПетербург. ИД «МиМ» «Паритет», 1999. 256 с.
6. Трубецкой Н.С Верхи и низы русской культуры.
1927. In: Вестник Московского университета.
Москва, 1991, Сер. 9, № 1. С. 87-98.
7. Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана, Вестник
Московского университета. Сер. 9. № 4, 1991. С.
33-78.
8. Воробьев В.В. Лингвокультурология. (Tеория и
методы). Москва, Издательство Российского
университета дружбы народов, 1997. 415 с.
9. Колесов В.В. Жизнь происходит от слова. СанктПетербург, 1999. 363 с.
10. Бирих А.К., Мокиенко В.М., Степанова Л.И.
Русская фразеология. Историко-этимологический словарь / Под ред. В.М.Мокиенко. 3-е изд.,
испр. и доп. М., 2005. 928 c.
11. Баскаков Н.А. Введение в изучение тюркских
языков. Москва, 1969. 264 с.
12. Джафар М. Об искусственном образовании
парных слов. Труды этн. отд. 1900. Т. XIV. С.
65-72.
13. Дмитриев Н.К. Труды русских ученых в области
тюркологии. Ученые записки МГУ, 1946, вып.
107, т. III, кн. 2. С. 43-64.
14. Казем-Бек А. Грамматика татарского языка. Казань, 1839. С. 80-86.
15. Кайдаров Н. Парные слова в современном уйгурском языке. Алма-Ата, 1958. 165 с.
16. Пермяков Г.Л. Пословицы и поговорки народов
Востока. Москва, 2001. 287 с.
17. Csató E. Turkic double verbs in a typological
perspective. Aktionsart and aspectotemporalityin
non-European languages Zürich 2001. P. 176-187.
18. Johanson L. Structural Factors in Turkic Language
Contacts. Curzon Press Richmond, 2002. 186 с.
19. Ученые записки Таврического национального
университета имени В.И.Вернадского. Серия
«Филология. Социальные коммуникации», том
26 (65), № 2. Симферополь, 2013. 557 с.
45
IMRE PACHAI
42. Степанова Л.С. Динамические процессы в интернациональной
фразеологии.
Rossica
Olomuciensia XIX, Olomuc, 2008. С. 17-21.
43. Замалетдинов Р., Замалетдинова Г. Репрезентация концептов сагыш, сабырлык в татарской
языковой картине мира. Ученые записки Таврического национального унив. им. В.И.Вернадского Симферополь, 2013, том 26 (65), № 2. С.
270-275.
44. Барашкина Е.А. Метафора как средство концептуализации ментальной сферы в русском языке
// Вестник СамГУ, Самара, 2007. С. 293-299.
45. Ковшова М.Л. Лингвокультурологический метод
во фрзеологии. Коды культуры. Москва, 2012.
253 с.
46. Сагiрова О.М. Конотацiï особових имен у фразеологiзмах античного похождения. Восточноукраинский лингвистический сборник выпуск
14. Киев, 2012. С. 17-26.
47. Шанский Н.М. Лексикология современного русского языка. Москва, 1972. 327 с.
48. Nyomárkay István 1993. A 0tükörfordításról,
különös tekintettel a (szerb)horvátra. Magyar
Nyelv, 94. С. 189-195.
Список сокращений
ME Margalits Ede 1990. Magyar közmondások és
közmondásszerű szólások. Budapest, 770 с.
ONG O. Nagy Gábor 1985. Magyar közmondások és
szólások. Budapest, 862 с.
АС Атлар сёзлери ве айтымлар. Симферополь, 2002,
183 с.
БРС Башкирско-русский словарь, Москва, Русский
язык, 1996, 865 с.
ВРС Л. Халрович – Л. Галди: Внгерско-русский
словарь т. I-II Akadémiai Kiadó Budapest 1969,
1248 с.
КазРС Казахско-русский словарь, Москва, Русский
язык. 1981, 574 с.
Кай Н. Кайдаров Парные слова в современном
уйгурском языке. Алма-Ата. 1958. 165 с.
ТаРС Татарско-русский словарь. Москва, Русский
язык. 1966. 784 с.
_______________________
ТАТАР ҺƏМ МАҖАР ФРАЗЕОЛОГИЯСЕНДƏ БОРЫНГЫ МƏДƏНИ
ҺƏМ ТЕЛ БƏЙЛƏНЕШЛƏРЕН ЧАГЫЛДЫРГАН
ГОМУМИ ЭЛЕМЕНТЛАР
Имре Пачаи,
Ньиредьхаз югары мəктəбе,
Венгрия, 4531, Ньирпазонь ш., Aрани ур, 38 нче йорт,
[email protected].
XX гасыр ахыры XXI гасыр башында язылган яңа фəнни хезмəтлəрдə күрсəтелгəнчə,
фразеология тармагындагы тикшеренүлəр тел гыйлеменең мөһим бурычы булып тора.
В.Н.Телия (1996) һəм В.В.Воробьевларның (1997) телдə һəм менталитетта чагылган мəдəни
традициялəр үзенчəлеген яктырткан хезмəтлəрендə фразеологияне милли менталитет мəсьəлəсе
ягыннан өйрəнүнең əһəмияте ассызыклана.
Тикшеренүлəр охшаш тел күренешлəренə нигезлəнгəн маҗар һəм татар теллəрендəге
фразеологик структураларны чагыштырып өйрəнүгə багышлана. Төрки халыкларның тел һəм
мəдəният үзенчəлеген билгелəгəн мəдəни, тел багланышлары маҗар халкы менталитетына да
йогынты ясаган. Маҗар һəм татар фразеологиясендəге параллель структуралар милли
менталитетның гомум элементларын чагылдыралар. Чагыштырыла торган теллəрнең фразеологиясендə парлы сүзлəргə нигезлəнгəн тел күренешлəре мөһим лингвистик категория саналган
сүз ясалышының охшашлыгын дəлилли.
Хезмəттə тикшерелə торган проблема маҗар халкының озакка сузылган күчеше, күрше халыклар белəн мəдəни һəм телара багланышлар тəэсирендə формалашкан туган теле белəн
бəйлəнгəн. Охшаш фразеологик структуралар тел һəм мəдəният өлкəсендə дəвамлы багланышларның бер дəлиле булып, өйрəнелə торган төбəктə яшəүче халыкларның дөньяга карашын, гореф-гадəтлəрен чагылдыралар.
Төп төшенчəлəр: фразеология өлкəсендə тикшеренү, чагыштырма метод, төрки халыклар
белəн мəдəни һəм телара багланышлар, фразеологик структуралар охшашлыгы, милли
менталитет, охшаш семантик билгелəр, парлы сүзлəр.
46