Махшид Нируманд (Отрывок из книги Олии Рухизадеган „История Олии“) „Махшид Нируманд родилась в 1955 году, в Ширазе, в семье бахаи. Её папа был инженером, и хотя семья не была состоятельной, они чувствовали себя вполне счастливыми. Махшид была очень спокойной и любила обычно побыть в одиночестве, но порой она могла быть очень забавной. В её существе уживалась детская наивность со зрелой мудростью. Она была хорошей ученицей и заканчивала каждый школьный год с хорошими оценками. Туба Заирпур была долгое время её учительницей. Махшид училась в Университете – Палеви, изучала физику и, в связи с её особым интересом к геофизике, также курсы по геологии. Если бы политика университета позволяла, то она охотно осталась бы там и после окончания, а после ещё шести месяцев дополнительного обучения получила бы степень бакалавра. Махшид кроме английского, рабочего языка в университете, изучала также французский и немецкий; эти курсы она посещала факультативно. Хотя она успешно закончила обучение и полностью выплатила долги по студенческому кредиту, тем не менее, руководство университета отказалось выдавать ей диплом, только потому, что она была бахаи. Махшид была очень добросовестным человеком и в том, что касалось работы, и в том, что касалось личной жизни. Она верила, что возможность служения - это божественное благословение в отношении всех сфер жизни, а поэтому необходимо использовать это благо и давать только самое лучшее. Её мама рассказывала мне позже, что для Махшид было привычным, когда она вставала ночью, чтобы помолиться и помедитировать. Она считала, что так легче сконцентрироваться, когда все остальные спали и в доме было тихо. До того, как её схватили, однажды она сказала: "Я хотела бы поменяться с кем-нибудь из заключённых местами." И как бы предвидя то, что могло произойти, она подготовила себя, незадолго до её ареста тем, что снова повторила все молитвы, которые она выучила раньше наизусть, и изучила некоторые новые тексты Писаний для того, чтобы быть в состоянии отвечать на вопросы следователей точными цитатами. Она приготовила чистое сменное бельё и платья для того, чтобы в любой момент была готова последовать в тюрьму. Она даже начала спать на полу без подушки и так объяснила это маме: "Я должна подготовить себя к трудностям. Если однажды меня схватят и я окажусь в тюрьме, то тогда я должна быть готова к тому, что придётся спать на полу." Вскоре исполнилось то, что она предчувствовала. Махшид схватили и доставили в Сепах. Нас арестовали в ту же ночь, и лишь месяц спустя, доставили всех вместе в Аделабад. Поэтому, за этот первый месяц, я успела её хорошо узнать, хотя по натуре она была очень стеснительной и скромной. Махшид трудилась в тюрьме так же усердно, как и дома. Молодые бахаи переняли ответственность за некоторые обязанности старших, которые мы им поручили. "Вы наши матери", утверждала она. "Как мы можем тут сидеть и наблюдать за тем, как вы работаете? Позвольте нам это делать." Махшид была ответственной за мытьё посуды. Хотя в тюрьме мы были очень близки друг другу, были едины и разделяли единую веру, это не означало однако, что все мы были одинаковыми. Совсем даже наоборот. Махшид, например, была очень серьёзной девушкой, всегда ухоженной и опрятной. Роя Ишраки в противоположность ей была очень озорной и никогда не могла удержаться от того, чтобы не по проказничать. Одна из её любимых проделок заключалась в том, чтобы вскоре после того, как Махшид заканчивала уборку в своей камере, заскочить туда и перевернуть всё вверх дном. Когда Махшид возвращалсь с допроса или со встречи с посетителями, все смеялись, пока наблюдали за тем, как Махшид пыталась найти вещи, которые Роя от неё попрятала. Роя всегда просыпалась первой, она любила ворваться в камеру Махшид и, с возгласами - "Проснись, ты, ленивая кость!", – сорвать с неё одеяло. Махшид делала страдальческое выражение лица, но принимала всё эти проказы добродушно. Махшид обладала большой внутренней силой и поддерживала своих родителей во время посещений. Она призывала родителей быть сильными и терпеливыми. Я вспоминаю, как во время первого посещения её родителей, он вытащила руку из-под чадры и, сжав кулак, как символ силы и стойкости, поприветствовала их. Она была невероятно смелой и честной во время допросов в Сепах, которые обычно проходили параллельно с моими; она всегда уклонялась от того, чтобы называть имена других бахаи, и вместо этого, рассказывала в деталях о своей деятельности и служении. Её ответы на допросах всегда были спокойными и сдержанными, что было полной противоположностью моему импульсивному желанию закричать в ответ. Она всегда переживала за меня, что я со своим острым языком наживу себе неприятностей, а потому всегда увещевала меня: "Оля, будь сдержанней! Не возражай им!" Однажды, они отвели Махшид в подвал, где они обычно пытали заключённых. Несколькими часами позже они привели её в комнату для допросов, а затем нас отправили обратно в наши камеры. Махшид рассказала нам, что же там произошло: "Когда они меня разлучили с вами, они завязали глаза и повели в подвал. Там, я должна была сесть на деревянный стол, на котором они обычно пытали заключённых. Я слышала вокруг крики и плач других людей. Охранники оскорбляли и унижали меня. Потом они сняли повязку с глаз. На каждом из углов стола весели цепи, а двое следователей в масках стояли прямо передо мной. Одного звали Абдулла - это был тот, кто обычно пытал заключённых. У него в руках был электрический кабель, и он помахивал им, угрожая мне пыткой. Он то кричал на меня, то умолял отказаться от Веры и выдать имена других членов общины. Я отвечала спокойно: "Я не буду не только отказываться от моей Веры, но и называть вам какие-либо имена, даже если вы разорвёте меня на части." Абдулла взрывался в бешенстве и размахивал передо мной электрокабелем, угрожая мне расправой. Я повторила: "Я вам сказала всё, что вы хотели знать." Они были вне себя, и я была уверенна, что они всё-таки будут меня пытать. Тогда я спросила их так спокойно, как только могла: "На какую строну мне нужно лечь? Вы желаете высечь сначала мою спину или же начнёте со ступней?" Моё поведение вызвало у них только смех. " Однажды я обнаружила Махшид в её камере, лежащей на полу. Она лежала, уставившись в потолок, погружённая в раздумья. Я подошла к ней и спросила: "Что такое, Махшид? Что случилось?" Она лишь улыбнулась и ответила: "Да так, ничего существенного", но я оставалась непреклонной, и тогда она сказала: "Две ночи подряд я вижу один и тот же сон. Я знаю, они казнят меня. Даже если всех остальных они отпустят, меня они казнят. Но я не боюсь. Я покоряюсь Его воле." "Махшид, зачем ты говоришь такое? Мы все надеемся, что вскоре это недоразумение разрешится и революционный суд признает нашу невиновность." "Как только я буду казнена, - ответила Махшид с улыбкой, – ты поймёшь, что мой сон был правдой." Через месяц непрерывных допросов, Махшид вместе с нами перевели в Аделабад, а 16 марта она предстала перед революционным судом. Затем, через четыре дня состоялся её последний допрос перед религиозным магистратом. Она была осуждена за то, что она бахаи; за то, что будучи ребёнком принимала участие в детских классах бахаи, а затем и сама преподавала в них; а также, что была членом молодёжного комитета; вносила деньги в фонды бахаи; была не замужем и являлась последовательницей сионизма. Её приговорили к смерти." (перевод с немецкого, М.Беккер)