Рифат Шайхутдинов – «Политика позитивного класса» ММАСС-Культ, 2007
реклама
http://www.djludens.ru/books/Rifat.Ru_-_PPK_txt.rar Рифат Шайхутдинов – «Политика позитивного класса» ММАСС-Культ, 2007 Серия «Политическое ориентирование», Гл. редактор: Камынин Павел, Редактор: Герасименко Сергей ЭЛЕКТРОННАЯ ВЕРСИЯ КНИГИ Текст предназначен для распространения в электронных библиотеках, при цитировании ссылка на текст и на www.rifat.ru обязательна. Примечания и ссылки - см. полную версию книги в магазинах РФ. ОГЛАВЛЕНИЕ ВВЕДЕНИЕ .............................................................................................................................................2 Часть 1. Современнаяполитическая ситуация ...............................................................................5 ГЛАВА 1. ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЕ БЕЗВРЕМЕНЬЕ ...................................................5 ГЛАВА 2. ТРИ БУДУЩИХ ПРОКЛЯТЬЯ РОССИИ .........................................................................9 ГЛАВА 3 НЕСОРАЗМЕРНОСТЬ РОССИЙСКОЙ ПОЛИТИКИ ....................................................13 Часть 2. Новое пространство для обсуждения и понимания ......................................................18 ГЛАВА 1. МИФИЧЕСКАЯ РОССИЯ. Россия как мир .....................................................................18 ГЛАВА 2 БАЗОВЫЕ СХЕМЫ ОРГАНИЗАЦИИ РОССИЙСКОЙ ЖИЗНИ ..................................24 ГЛАВА 3 СПЕЦИФИКА ОРГАНИЗАЦИИ ПОЛИТИКИ В РОССИИ ...........................................32 Часть 3 Начало нового политического дискурса……………………………………………….36 ГЛАВА 1 ПРОТИВ ПСЕВДОДЕМОКРАТИИ – МИКСОКРАТИЯ ................................................36 ГЛАВА 2 ИНКОРПОРАЦИЯ НОВОГО НАСЕЛЕНИЯ ...................................................................43 ГЛАВА 3 НОВАЯ ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА (получение преимуществ против обременений) ...49 Литература .............................................................................................................................................53 Part 2. Приложения. ДЕМОКРАТИЯ В РОССИИ ................................................................................................................55 К ПОНЯТИЮ ОБЩЕСТВА .................................................................................................................67 К ПОНЯТИЮ ПОЛИТИКИ .................................................................................................................74 ФОРМИРОВАНИЕ ПРОЕКТА «МОСКВА – ТРЕТИЙ РИМ» ........................................................77 ПРОЕКТЫ ПЕТРА ПЕРВОГО ............................................................................................................86 ЧИНОВНИЧЕСТВО .............................................................................................................................92 РОЛЬ ПРАВОСЛАВИЯ В МИРСКОЙ ЖИЗНИ РОССИИ.............................................................101 СОЦИАЛЬНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ ............................................................103 К ПОНЯТИЮ МИРА ..........................................................................................................................112 К ПОНЯТИЮ ВОЙНЫ ......................................................................................................................118 Литература ...........................................................................................................................................124 ВВЕДЕНИЕ Идеолог французской революции 1968 года, автор манифеста «Общество спектакля» Ги Дебор(1) изобрел известную метафору политического спектакля и теорию иллюзорности политики вообще. Применительно к России его работа оказалась поистине пророческой, что показывает даже поверхностный анализ той сферы, которую в нашей стране принято называть политикой. Каждый день мы наблюдаем плохо сыгранные сцены византийского типа, в которых распределяются звания и должности, «пилятся» бюджеты и откаты, конкурируют в популярности кандидаты в преемники. Основная интрига – взаимоотношения «башен» в Кремле. Кому что отдать, кого куда посадить «на кормление», принять или выгнать из «Единой России», прочие дворцовые интриги. Спектакль начисто лишен всего того, что могло бы сделать его подлинно политическим: формирования нового мировоззрения, высших ценностей и базовых смыслов. Неудивительно, что народ так не любит все, что у нас называется политикой. Потому что это действо никакого содержательного отношения к обществу и к осмысленной жизни в стране не имеет. Лоббизм имеет отношение лишь к интересам конкретных групп. Дворовые интриги – к достижению личных целей и интересов. При этом пустотелая политика навязчиво мифологизируется через СМИ. Примелькавшиеся эксперты, политтехнологи и телемены рассуждают о политической жизни, словно бы в ней действительно присутствуют какие-то «живые» партии, идеология и проч. Но и за этими рассуждениями – очевидная пустота. Что в России решают партии, депутаты, места в 2 парламенте и теледебаты, кроме сиюминутных задач отдельных финансово-номенклатурных групп? По сути, нынешние власти занимаются банальным самосохранением – лишь бы усидеть. Иван Ильин их так и называл – «усидевшие». Но это значит, что и эти усидевшие – временщики. Когда писалась наша предыдущая книга «Охота на власть», мы еще могли предполагать, что, возможно, нынешняя команда пришла надолго. Сегодня этот тезис крайне сомнителен. Власть, которая не чувствует базовых механизмов жизни страны, долго не правит. Ее «политика» всегда будет выглядеть фальшиво. Так выглядит она и сейчас. Политтехнологи увлеченно, с азартом, делают и переделывают партии, пишут и переписывают идеологию, совершенно забывая про народ, который медленно вымирает и стремительно деградирует. В том числе, и за счет социальных подачек под видом национальных проектов, которые только укрепляют его в иждивенческих настроениях. Проанализируйте основные темы политических обсуждений: львиную долю в них занимает «бытовуха», президент Владимир Путин в «Разговоре с Россией» вынужден оправдываться за каждую гнилую трубу в подъезде, как управдом. Тех, кто не согласен с таким положением вещей, вынуждают уехать из страны или уйти в замкнутый мир своей частной жизни. Успешные бизнесмены выносят свой бизнес, свои мысли и даже тусовки за границу. Признанные, талантливые журналисты публично уходят из политической журналистики в женские глянцевые журналы, объясняя, что политика в современной России попросту умерла. Но еще в предыдущей книге мы заявили, что не уедем. Мы хотим жить и заниматься здесь, в России, подлинной политикой, которая строится с пониманием базовых основ российского общества. Политикой, которая вырабатывает базовые смыслы жизни народа, его усиления и доведения до мировой конкурентоспособности. Задача этой книги – проникнуть за сцену спектакля. Помните, как Буратино разорвал холст с фальшиво нарисованным горящим очагом, чтобы открыть спрятанную за ним дверь в настоящий театр? Так же и наша книга призвана указать точки, где прячется или хотя бы может возникнуть подлинная политика. Указать темы, которые сейчас не обсуждаются никем1). В первую очередь, это вопрос об организации общества в России. Для лидерства в мировой конкуренции стране недостаточно просто иметь население, экономические механизмы и государственный аппарат. История знает немало примеров, когда примитивно организованные туземные племена всю жизнь прожили на уникальных природных запасах, однако так и не смогли даже понять их ценность, пока не были захвачены более высокоорганизованными колонизаторами. И наоборот – крупнейшая алмазная биржа находится в Израиле, хотя на Святой Земле не добывается ни одного алмаза. Разумеется, у туземцев не было науки и сильной армии. Но это прямое следствие примитивного общества: ни то, ни другое не могло возникнуть при племенных отношениях. Зато, как указывают авторы сборника «Ориентиры», современная организация общества превращает население из биомассы даже не в рабочую силу, а в народ, организованный по новейшим социальным технологиям. «У страны появляется тот самый человеческий ресурс, который во все времена был ценнее любых запасов нефти и золота. Потому что только в передовом обществе люди были способны догадаться получать из черной маслянистой жижи высокооктановое топливо. Из мягкого, желтого, совершенно непрактичного в быту металла – единицу взаиморасчета. Из сладкой газированной бурды – самый продаваемый в мире безалкогольный напиток»(3). Но чем народ отличается от населения? Общественная жизнь от политической? Какими смыслами и понятиями, схемами организации жизни можно наполнить уже не фальшивую, а подлинную политику? На эти базовые вопросы невозможно ответить, не имея языка и понятийного аппарата, который можно воссоздать только с помощью политической философии. Мы утверждаем, что вопрос национальной политической философии критичен для сегодняшней России. Если на Западе, в Царской России и даже в СССР за конкретными поняти¬ями мещан, помещиков, чиновников, рабочих стояли вполне конкретные и понятные 3 всем рисунки, то в отрекшейся от коммунистической идеологии современной России за ключевыми понятиями жизни стоит пустота. Кто мы? Что мы? Непонятно, кого считать элитой, а кого – номенклатурой; кого – удачным бизнесменом, а кого – просто преуспевающим ворьем. В лучшем случае люди считают себя по-прежнему «советскими людьми» – но СССР уже давно нет! Словом, смысловая и понятийная жизнь в политической и общественной сфере настолько примитивна, что напоминает начало романа «Сто лет одиночества» Г. Маркеса: «Мир был таким новым, что многие вещи не имели названия, и на них приходилось просто показывать пальцем…»(2) За неимением собственных образцов, мы берем западные и, не понимая их, собираем в хаотичный и причудливый коллаж. В результате представления о жизни у нас похожи на детскую стенгазету, склеенную школьниками из вырезок глянцевых журналов. Непонимание таких категорий, как демократия, собственность, права человека, свобода и проч., а также неспособность содержательно возразить, выстроить альтернативную точку зрения ведет к ситуации: «тот, кто не может говорить, – слушает, а тот, кто слушает, – вынужден слушаться». В результате американцы в Ираке защищают демократию и спасают мир от терроризма, а федеральные войска в Чечне нарушают права человека. Недостаточная содержательная подготовка нынешних «политиков», по факту, приводит к утрате важной части национального суверенитета. Государство не может быть суверенным, если для определения способа жизни своего народа использует понятия и категории, которые по природе своей к этому народу отнесены быть не могут. Поэтому вторая важная задача нашей книги – начать дискуссию не только о понятии общества, но и о национальной политической философии. Именно национальной и собственной. Мы должны иметь свой политический язык, который позволит нам описать особенности организации жизни людей в России и выработать конкурентоспособную национальную идеологию. Только тогда мы сможем на равных конкурировать с теми, кто сегодня определяет мировой порядок. Только в этом случае нам будет что противопоставить их «одергиваниям», «подсказкам» и откровенному навязыванию своих правил игры. Наконец, третья важная задача это понимание основных механизмов восстановления российского общества. Как его построить? Как сделать современным и конкурентоспособным? Оговоримся сразу: конкретного, однозначного и, уж тем более, «правильного» ответа не существует. Рецепт общественной жизни не задача по тригонометрии. Слово общество имеет свое собственное отдельное значение. Общество возникает как результат объединенных осмысленных усилий членов общества, полностью смысл которых понятен лишь изнутри. Общество само описывает себя (Н. Луман «Общество общества»). Поэтому это значит, что административным, экономическим и PR-способом (как это модно делать в последнее время) его не построить. Еще раз сошлемся на «Ориентиры»: «…Общественная сфера затрагивает низовой уровень жизни. Она формирует образы того, как люди живут своей непосредственной, ежедневной жизнью. Здесь и сейчас. Причем усилия для поддержания именно этого образа жизни прикладывают добровольно. Но если в эту тонкую сферу вторгается администрация, политика или партия, а семейные отношения, отношения с соседями государство пытаются урегулировать «Кодексом строителя коммунизма», страна моментально превращается в концентрационный лагерь.»(3) Национальный вопрос не решить высочайшим указом – указы заставляют, но никого не убеждают. Рождаемость не повысить денежной премией, потому что детей рожают не из-за денег. Коррупцию не побороть высокой зарплатой чиновникам, потому что нелепо не брать и не давать взятки, если так привыкла жить вся страна. Поэтому на вопрос, как жить в обществе, должен быть дан персональный ответ членов этого общества. Это, прежде всего, зависит от появления этих «общественных» людей, которые способны не только заниматься собственным выживанием, но и задумываться над лучшей жизнью, обсуждать ее и реализовывать свои идеи, в первую очередь, на собственном примере. И очень опасно, что молодые, активные люди, способные к этому, все меньше связывают свое 4 будущее с Россией. Олигархам нужна прибыль, которую они извлекают на базе подконтрольных активов. Новой чиновничьей олигархии, приходящей на смену старой, нужен контроль над сырьевыми отраслями (нефтегазовой, например). Запад хочет получить от России ее недра, рынок сбыта и управляемого союзника в войне с другими. И тем и другим Россия нужна только на время, чтобы использовать. Сам российский народ и Россия оказываются никому не нужными. Александр Зиновьев (автор книг «Коммунизм как реальность», «Зияющие высоты», «Запад») перед своей смертью уже не верил, что Россия может снова восстановиться. Поскольку, как он писал, в стране не осталось людей, которым она была бы действительно нужна. И насущная задача – снова запустить процесс формирования людей, которым нужна наша страна. Без них, кстати, невозможна никакая действенная политика. Только спектакль… Можно ли восстановить этот важный механизм, или пророчество Александра Зиновьева сбудется? Это – самый сложный вопрос не только нашей книги, но и исторического будущего России. Часть 1. Современнаяполитическая ситуация ГЛАВА 1. ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЕ БЕЗВРЕМЕНЬЕ После крушения социалистического строя и развала СССР Россия взяла курс на построение современного капиталистического общества. Как внутри России, так и всему мировому сообществу было заявлено о построении рыночной экономики и демократических механизмов. События 90-х гг. известны в достаточной степени, и нет нужды останавливаться подробно на их описании. Отметим лишь, что в результате преобразований были выполнены требования Мирового Банка по проведению ряда экономических изменений: либерализация цен, приватизация, реформирование инфраструктурных монополий и другие. В политической системе появились независимые от государства СМИ, демократические институты, было соответствующим образом изменено законодательство. Но можно ли констатировать, что Россия в достаточной степени приблизилась к демократическому, капиталистическому типу общества? Достаточны ли были эти действия? Смена общественного строя влечет за собой не только привнесение в жизнь новых экономических и политических механизмов. Речь идет о смене общественного устройства, фактически – об изменении типа жизни и сознания людей. Очевидно, что нет. И дело даже не в том, что Россия постоянно является объектом критики со стороны США и развитых стран Европы за нарушения прав человека, неразвитость демократических институтов и проч. Разница в обыденной жизни российского населения и на¬се¬ле¬ния стран Запада, в особенностях взаимоотношений граждан с властью и друг с другом, бросается в глаза. Ведь смена общественного строя (например, переход от тоталитаризма к демократии) влечет за собой не только привнесение в жизнь новых экономических и политических механизмов. Речь идет, повторим, о смене общественного устройства, фактически, – об изменении типа жизни и сознания людей. Если сравнить преобразования пятнадцатилетней давности с тем, что делалось в 20-30-е годы прошлого столетия, то программа 90-х вряд ли может считаться серьезной попыткой общественных изменений. Не нужно заглядывать далеко в историю, чтобы познакомиться с российским опытом столь радикальных преобразований. Ближайший пример – проект по модернизации царской, аграрной России в социалистическую индустриальную сверхдержаву в начале 20-го века. Тогда изменения коснулись фактически всех сфер общественной жизни: было переорганизовано хозяйство (в результате индустриализации и коллективизации, электрификации, внедрения новых образцов производства), создана новая система социальных лифтов, система воспитания молодежи, переформированы социальные институты – образование и медицина, произведена социальная сепарация (выделение в народе ведущего слоя), задавшая новую общественную 5 ориентацию, и т.д. Более подробно см. сравнительную таблицу общественных преобразований(2). Как видно по таблице, глубокие и подлинные общественные изменения, которые действительно характеризуют смену социального строя, в России 90-х практически не проводились. Скорее произошла их подмена преобразо-вания не экономического характера и создание формальных юридических механизмов. В недавнем прошлом мы имели возможность наблюдать последствия этой подмены. Например, когда в результате приватизации формально появились собственники, а институт cобственности так и не был сформирован3). Для его появления оказалось недостаточно просто принятия соответствующих законов. Не возникло самого важного – убеждений, которые в протестантской этике впитываются с молоком матери, специфичного отношения к собственникам и имуществу (что собственность это хорошо, необходимо, что она неотъемлема, что ее накопление и передача следующим поколениям - дело достойное, если не главное в жизни). Имущество до сих пор не перестало восприниматься как то, что можно в любой момент отнять и поделить (как во времена СССР). Другой пример – попытка «построения» политических партий. «Снизу» они почему-то не росли и не растут до сих пор, а при строительстве «сверху» неминуемо получаются «предвыборные штабы», состоящие из политтехнологов и специалистов в области PR, которые работают только под конкретный результат голосования. Между тем, даже такая партия, как КПСС, выполняла постоянную и далеко не самую последнюю функцию в общественной жизни страны. Подобных примеров достаточно. На бумаге все выглядит как нельзя лучше, в структуре фактических взаимоотношений в обществе – как всегда. Вернее, как уже было и как привыкли. Социальная кома С точки зрения общественной организации, Россия застыла, буквально «зависла» между прошлым и будущим. Именно в силу общественно-политического безвременья и неопределенности в среде интеллектуалов и комментаторов в СМИ чувствуется атмосфера какого-то пассивного ожидания. Возникает ощущенияе того, что застоялась российская птицатройка, застыла перед мощным, качественным рывком вперед. Поминают Бисмарка с его «русские долго запрягают, но быстро едут», предсказывают, что вот-вот президент Путин придумает и объявит новый прорывной проект. И вот уж тогда-то… Наши прогнозы, однако, крайне неутешительны. Это не концентрация перед мощным стартом. Это – социальная кома. Декларативно страна ушла из социализма в капитализм, а населена, в лучшем случае, по-прежнему советскими людьми, а то и вовсе деклассированными и спивающимися маргиналами. Воспитанные при СССР постепенно вымирают, а деклассированное, никак не организованное население не способно ни на какой рывок4). Во все времена оно занималось самовыживанием и примитивными бытовыми проблемами. Сегодня времена напоминают скорее НЭП, ошибочно воспеваемый историка-ми как период экономического благоденствия. Червонец действительно был конвертируемым, процветали дорогие рестораны и сфера обслуживания. Однако, по сравнению с экономическими результатами последовавшей индустриализации, НЭП оказался просто изощренной схемой выкачивания царских денег, оставшихся в кошельках населения. Потому что в отличие от НЭПа, последовавшая индустриализация была проведена с помощью гигантских трансформаций именно общественного строя: за счет включения в проект огромного количества людей, их социальной переорганизации и переобучения, изменения их образа жизни,освоения новых сфер деятельности и достижений науки. С фантастическим экономическим результатом индустриализации до сих не могут сравниться ни Сингапур, ни США, ни Южная Корея, ни Китай. Потому что за 10 лет (!!!!) превратить аграрную страну в ведущую европейскую индустриальную державу до сих пор не удавалось еще никому5). Сегодня мы пытаемся строить новое общество еще более сложное, чем было в СССР. Копировать общественные технологии советской власти не только негуманно, но и неэффективно. Уже сейчас это прошлый век в прямом и переносном смысле. Однако, как 6 несложно убедиться, общественный инструментарий, который использует нынешняя власть, еще более скуден, примитивен и убог. Подтверждаются самые обидные американские стереотипы о способности России к высокотехнологичной деятельности: помните, как в фильме «Армагеддон» русский космонавт на станции «Мир» чинил аппаратуру молотком? Нечто подобное сейчас наблюдается и в общественном строительстве. Да и как можно по-другому рассматривать социальную политику, которая сводится к банальному распределению денег между пенсионерами, бюджетниками, инвалидами и детскими домами? Такое положение вещей не просто обидно. Оно крайне опасно. Мы уже упомянули во введении о трагедиях, к которым приводил примитивизм в общественной организации. Порабощение, уничтожение и эксплуатация одной группы людей другой группой – это всегда победа высокоорганизованного общества над примитивным. Не нужно далеко ходить за примерами, подтверждающими тот факт, что способность к мобилизации, военная и экономическая мощь всегда сопутствуют более высокоорганизованным обществам, а то и являются прямым следствием продвинутой социальной организации страны. Линия фронта в международной конкуренции уже давно проходит не на военной и даже не на экономической карте мира6). Военные операции уже не столь значимы. Советский Союз был технично обманут, когда втянулся в безумные траты на гонку вооружений. Реально же страну разрушили в совсем другом месте – в сознании людей. Жизнь в СССР фактически обессмыслилась с таких позиций и категорий, как права человека, демократия, свобода слова, благосостояние и проч. Сконцентрировавшись не на общем могуществе страны, а на частных интересах каждого гражданина, «буржуазная пропаганда» сделала, казалось бы, невозможное – сместила вектор сознания советских людей. Советские солдаты, услышь они подобную агитацию в мае 45-го у стен Рейхстага, вероятно, даже не поняли бы, за что их агитируют, и дали бы беднягам от жалости трофейного шоколаду. Зато в конце 80-х народ сам, добровольно отказался от своего общего международного могущества даже не за сам шоколад, а за возможность видеть в магазинах несколько видов шоколадных батончиков с арахисом и карамелью и читать в газетах анекдоты про руководство страны. Это – общественная технология в чистом виде, работа со структурой сознания и общественными категориями. Надо сказать, что история влияния на Россию с помощью упреков в неправильной общественной организации исчисляется веками. Еще Вольтер писал Екатерине Великой, что не может быть просвещенной царицы в стране, где господствует рабство. Задетая за живое, Екатерина стала разрабатывать проект отмены крепостного права, указы о вольности городам и проч. Ситуация сильно напоминала сегодняшнюю. И Вольтер, и Екатерина (как МВФ и Всемирный Банк) мало понимали, как устроена странная страна Россия. Они не знали и даже не задумывались над тем, что крепостное право и рабство – вещи внешне похожие, но по сути очень разные. Поэтому ничего позитивного из социальных екатерининских реформ не вышло, и ее дело завершили совершенно другие люди. Сегодня основной конкурентный напор России по-прежнему приходится сдерживать в общественной плоскости. Нас упрекают не за показатели добычи нефти, транспортировки газа или за неразвитую инфраструктуру рынка. Основная тема критики России – права человека, демократия, коррупция. На эти исключительно общественные вопросы возразить нам нечего, и Запад это прекрасно знает. Как знает он и преимущества своей общественной организации перед застывшей в социальной коме Россией, власти которой либо не задумываются о серьезности столь невыгодного положения, либо просто некомпетентны для решения вопросов общественной переорганизации страны под декларируемый строй. Тяжкое наследие СССР Как мы уже писали, несмотря на заявленную смену строя, общественная сфера страны осталась практически не тронутой реформаторами. Одной ногой (экономически) Россия стоит в капитализме. Вторая – крепко увязла в глубоко устаревших общественных реалиях, доставшихся нам от СССР. Такое странное, частичное положение (даже если игнорировать 7 внешние вызовы и международную конкуренцию) будет и дальше являться непреодолимым тормозом любых позитивных преобразований и делать страну неудобной и неприятной для повседневной жизни. Потому что именно общественная сфера определяет базовую, низовую, повседневную жизнь – ее комфорт, безопасность, разнообразие и отношения между людьми. Словом, все то, зачем более или менее обеспеченная часть российского населения предпочитает ездить в отпуск в развитые страны Европы. Чем же так привлекателен и эффективен западный образ жизни, и наоборот, отчего советский, а ныне и российский общественный механизм так скрипуч, архаичен и сиволап? Сам феномен общественных отношений возникает лишь тогда, когда у людей появляется нечто собственное, независимое от государственного строя, происходящих событий и общих инфраструктурных систем. Причем в виде не только земельного участка, дома и счета в банке, но еще и рода занятий, статуса и всего того, что принадлежит только этому человеку, из-за чего он в обществе ценим и может вступать в равноправные отношения с другими. Для того, чтобы построить коммунизм и сделать из слоеного пирога населения царской России рабочих, этой «собственной» компоненты людей необходимо было лишить: выселить из разных домов в однотипные бараки и общежития, расписать распорядок дня и меню в рабочей столовой на неделю с учетом оптимального сочетания белков, жиров и углеводов, а конце недели продемонстрировать в клубе художественный фильм, снятый на одной из двух государственных киностудий. Все это напоминало армейскую казарму (а зачастую просто ГУЛАГ), однако для мобилизационных проектов типа индустриализации, коллективизации сельского хозяйства, плана ГОЭЛРО и великих строек такой тип организации общества подходил больше всего. Подобный порядок жизни сохранялся и после 30-х годов. Несмотря на то, что предметы быта стали сложнее, а жизнь разнообразнее, базовый принцип отсутствия у людей всего того, что могло бы их идентифицировать вне государственной машины, сохранился. Например, жилье при СССР по-прежнему давало государство. Кроме того, оно решало, каким это жилье должно быть, и возможности выбора не предусматривало. Человек не мог сказать, какое жилье ему нужно, – это было делом архитекторов, проектировщиков и строителей. Дети в СССР человеку также не принадлежали. Из родильного дома они очень быстро попадали в государственные ясли, затем в детский сад и школу, где учились по единой государственной программе. ВУЗы предполагали различия в специальностях, но выбирать, по какой программе учиться на геолога, допустим, просто не представлялось возможным. По всей стране, по всем профильным факультетам эти программы были одинаковы и утверждались в Министерстве образования. Здоровье также стало делом врачей, а не самого человека. Даже современные российские врачи в большинстве своем прописывают медикаменты, совершенно не спрашивая разрешения пациента и не объясняя, к каким последствиям это приведет. Поиск работы, забота о пенсии, отдых, безопасность – все это в СССР находилось в руках государства. Разумеется, в таком типе общества сформировался совершенно специфический тип людей, которые привыкли в случае возникновения практически любых проблем обращаться именно в государственные структуры. Как только возникает проблема, срабатывает социальный рефлекс – кто в этом случае должен заниматься мной? Чей я? Построение демократии в среде таких людей попросту невозможно, даже если говорить об этом по телевизору в каждом выпуске новостей. Такая демократия всегда будет оборачиваться тоталитаризмом, поскольку при возникновении проблем все будут искать, у кого бы спросить ответ. Отсутствие механизмов собственной жизни неизбежно ведет к общественному разложению и стагнации, что мы и наблюдали в конце 80-х. Люди привыкают к тому, чтобы хапать и ползти по карьерной лестнице. Ведь важным становится не то, что они сделают в жизни, а то, куда заберутся. В результате наверх попадают рвачи и интриганы, которым просто нечем заниматься, кроме подсиживания и интриг. Неудивительно, что в таком обществе неприятно жить и что оно распадается под первыми же ударами. Но при СССР была хоть какая-то замена общественному. Кто был никем, гипотетически мог стать всем. Поддерживалась пусть 8 воображаемая, но линия: человек в лаптях мог стать летчиком, полярником, ученым. Сегодня сакральные горизонты советского образа исчезли. Осталось только уничтоженное коммунизмом общество. Однако общество, в котором у человека нет ничего своего, по сути, устроено как рабовладельческое. Помимо гуманистических и эстетических минусов, это общество не имеет никаких перспектив. Если предводитель рабов глуп и сам имеет рабскую сущность, его легко купить и обмануть, что не раз происходило в России за последние 20 лет. Кроме того, командовать рабами крайне несложно. Даже очень умный человек, поставленный начальником над рабами, рано или поздно тупеет от примитивности собственных управленческих задач. Конфликт между Севером и Югом в США возник не в последнюю очередь из-за того, что рабовладельцы-южане не поспевали за временем. На Юге невозможно было развивать индустрию, финансовые рынки, потому что там это было никому не нужно. Плантаторы вели расслабленный образ жизни и были озабочены лишь сбором урожая. Помимо этого, рабу нельзя поручить придумать или сделать что-то неизвестное. Такие люди просто не могут физически производить сложные вещи и решать сложные проблемы, а значит, у них нет будущего. Власть пока вполне устраивает такое положение вещей. Но лишь пока. Колумбийским наркобаронам тоже нравилась нищета и тупость их крестьян, поскольку чем крестьянин тупее, тем лучше он выполняет примитивную работу по сбору коки. Однако это привело к тому, что Колумбия по сути уже не принадлежит колумбийцам. Страна истощена и фактически захвачена представителями более продвинутого общества. ГЛАВА 2. ТРИ БУДУЩИХ ПРОКЛЯТЬЯ РОССИИ Cоциальная отсталость всегда являлась благодатной средой для национальных катастроф. И для России, которая пока выживает нефтью, это лишь вопрос времени. Сказать, что это совсем не понимается экспертами и практикующими политиками, нельзя. О том, что 2015 год – критическая для страны временная точка, в которой сойдутся сразу несколько трудно разрешимых проблем, пишут и говорят вот уже несколько лет. Прежде всего, речь идет о демографической катастрофе, неуправляемой миграционной волне, смене политических поколений – и все это на фоне стремительного производственного роста азиатскотихоокеанских стран. Вымирающий народ Для начала – о демографии. Скажем без лишнего пафоса, что Россия не раз находилась под угрозой физической гибели и уничтожения. Причем, как правило, именно в следствии загнивания своего социального организма: княжеские междоусобицы, Великая Смута, вторжение Наполеона и начало ХХ столетия с чередой революций и войн. Позитивный рывок страна делала за счет кардинальных общественных изменений – жестоких, трагических, порой уничтожавших немалую часть населения. Однако Иван Грозный, Петр Первый, Александр Второй, Ленин, Троцкий и Сталин никогда не испытывали недостатка в народе как в биологической массе. После каждой новой общественной сдвижки потери в т.н. «живой силе» восстанавливались за годы уже спокойного развития. Лишь сегодня Россия впервые за свою историю столкнулась не просто с проблемой модернизации общественного механизма, но и с ее осложнением – стремительным падением численности своего населения, без которого невозможна никакая социальная реформа. Нынешний демографический провал был высчитан и предсказан еще в 60-х годах как прямое следствие целой череды событий ХХ века, оказавшихся для российского народа поистине разрушительными: 1. Революции 1905 и 1917 гг. Был разрушен уклад низовой жизни народа, который уже никогда больше не восстанавливался. На этот же период пришлись жертвы Первой Мировой войны. 9 2. Гражданская война 1917 – 1924 гг. В этот период была уничтожена или эмигрировала критическая масса интеллигенции и дворянства. В царской России это была ведущая и наиболее дееспособная часть населения, поэтому она и участвовала в Гражданской войне. 3. Период коллективизации и индустриализации. Репрессии. Народ был окончательно превращен в среднестатистическое население, была ликвидирована уникальная, институциональная основа его жизни. Большое количество молодежи перешло в состояние массового общества, минуя все остальные общественные состояния1). В репрессиях, на великих стройках гибла ценнейшая часть населения – активная и самостоятельная (класс зажиточных крестьян в деревнях, остатки интеллигенции). Несамостоятельные, приспособленцы, как правило, шли на службу в государственный аппарат (о последствиях – чуть ниже). 4. Великая Отечественная Война. Колоссальное напряжение народных сил и снова – выбивание значительной части лучшего населения. 20-30 миллионов погибших из 250 миллионов всего населения – это около 10 процентов за 4 года. 5. Застой. Заключительный цикл деградации был связан с тем, что реально в управление страной и на ведущие должности наиболее инициативные и толковые не допускались. Произошло истощение власти, застой, в результате которого посредственности заполнили весь верхний эшелон. В каждом из перечисленных исторических промежутков (разве что кроме застоя) погибало по 20-30 миллионов человек. ХХ век без преувеличения можно назвать веком методичного и последовательного вырубания лучшей и активной части российского народа. И если здесь уместны биологические сравнения, то сегодня этот народ находится в таком же унылом состоянии, как волчья стая, в которой из каждого поколения целенаправленно уничтожалось по 10 процентов самых лучших и сильных самцов. Серое чиновничество, огромное количество деклассированного населения (оно размножается быстрее всего в период безвременья) в городах и селах – прямое следствие упадка биологической энергетики народа. В нормальном своем состоянии народ восстанавливается с избытком, одновременно восстанавливая и свои культурно-исторические корни за счет таких общественных структур, как деревня, городские кланы и пр. Сегодня, наоборот, народ стремительно уменьшается, вымирает. Его перспективы совершенно неясны – вымрет или в очередной раз «сработает» историческое везение, и он выживет. Русский народ в такой же коме, как и общество, в котором он живет. Он так же «завис» между жизнью и смертью. На территории России сейчас проживают разные клочки населения с разным пониманием истории, современности, быта. Некоторые пытаются восстанавливать свои национальные и культурные корни, но значительная часть уже ничего не восстанавливает, кроме утренней очереди за пивом. Отсюда проблема пьянства и наркомании, безысходности, высокая степень криминализации и пр. Последние усилия 90-х годов, связанные с разворачиванием бизнес-сферы, показали, что какието силы в народе все-таки есть. Часть его освоила бизнес, но не факт, что бизнесмены станут таким же ведущим слоем, каким была царская интеллигенция и дворянство. Современная деловая прослойка слишком малочисленна и разобщена, имеет тенденцию рассеиваться по миру и не привязываться к собственной стране. Еще раз вспомним Александра Зиновьева. Один из его последних тезисов – Россия и ее народ больше не восстановятся. Слишком высока степень ущерба, который ему нанесли неизвестно зачем и почему. Народ превратился в население, малой родины у большинства нет, поскольку многие были переселены в другие регионы, на стройки. А некогда молодые города-стройки, города-заводы деградируют. Значительная часть населения страны на данный момент по состоянию здоровья, маргинализированности, де-политизированности, депрофессионализированности и прочим параметрам не способна обеспечить следующий шаг развития России. Народ как проект 10 Прежде чем мы продолжим анализ современной ситуации с российским народом, прервемся на небольшое пояснение. Итак, XX век стал веком сильнейшей поэтапной деградации российского народа, веком лишения его культурных и исторических корней. Однако, этот трагический процесс оказался неоднозначным и поучительным. С одной стороны, разрушительные действия новой власти по ослаблению народа за счет целой серии катастроф и катаклизмов, в которых происходила либо ликвидация, либо перемещение значительной и часто наиболее активной части населения. С другой стороны, нельзя не заметить того, что подобная социальная политика имела целенаправленный характер, осуществлялись специально и осознанно. Выбивание ведущих слоев в период Революции и Гражданской войны начала ХХ века вызвала ликвидацию людей, которые были «чужды» новому строю, фактически были опасны тем, что могли восстановить прежнюю культуру, так как несли на себе образцы прежней жизни. Большевикам было жизненно необходимо ликвидировать культурные и институциональные основы, которые могли бы позволить восстановиться буржуазии, кулачеству, офицерству, дворянству. Это говорит о том, что в ХХ веке власть в России все больше стала переходить по отношению к народу в проектный режим. Народ как естественное самовоспроизводящееся образование (с точки зрения культуры, институциональных основ) все более истощался, на смену естественному состоянию приходило проектное – народ стал целенаправленно создаваться и меняться под задачи нового строя. Проектная составляющая все более усиливалась, так как происходило все большее разрушение естественных основ жизни, взамен старого народа нужно было создавать новый, способный жить при новых порядках. И параллельно с явной деградацией естественного восстановления жизни народа появлялись все более и более изощренные техники формирования так называемого «второго» народа (народа, наиболее активного и способного к поддержанию нового порядка), совершенствовались технологии трансформации общества. Более того, в связи с тем, что порядок и устройство жизни менялись на протяжении жизни одного поколения иногда по нескольку раз, изменялось и сознание народа, в связи с чем все большее количество людей вырастало с пониманиием того, что режим, порядок, устройство могут быть изменены. Факти¬чески, российские люди в значительной степени стали безотносительны к куль¬турным и цивилизационным пространст¬вам, стали способны жить в разных культурах, в разных обществах. Такая общественная практика привела к тому, что российский народ перестал восстанавливаться естественным образом. И если сегодня не начать заниматься культивацией собственного народа целенаправленно, как когдато целенаправленно его уничтожали, не формировать специальных общественных программ по искусственному его восстановлению, существующих народных сил элементарно не хватит для удержания России и продолжения ее жизни. Возникает вопрос: откуда могут взяться новые силы, новый народ в ситуации демографического кризиса («демографической катастрофы», по выражению некоторых ученых)? Довольно распространенное мнение – необходимо для его создания воспользоваться другим населением, мигрантами, так как собственного народа в России уже недостаточно не только для запуска новых сверхпроектов, но даже для охраны собственных границ. Однако, приток мигрантов может иметь и обратный эффект. Уже сегодня понятно, что и без специальной миграционной политики огромные пространственные пустоты, оставшиеся от вымирающего населения, будут неминуемо осваиваться мигрантами, – что само по себе и не ново для России, которая на протяжении веков включала в себя целые народы вместе с территориями. Но сегодня мигранты отчего-то не спешат «включаться» в примитивную и малопривлекательную жизнь российского общества. В результате, на территории России в арифметической прогрессии плодятся совершенно автономные национально-этнические группы, которые не имеют никакого отношения ни к российской культуре, ни к российской государственности, ни к российскому обществу. Демографическая катастрофа, с одной стороны, и наплыв никак не адаптированных мигрантов с другой, в конце концов, приведут к 11 тому, что целые куски территории РФ, по факту, окажутся под контролем нероссийских граждан, которые будут восстанавливать свой, выгодный только себе порядок. Подобное уже происходило, только не с мигрантами, а с национальными республиками. Для примера можно вспомнить ситуацию в Чечне в 1999 году. В отличие от мигрантов, которые пока не хотят растворяться в российском народе, чеченцы уже перестали считать себя культурной и государственной частью РФ. На территории России возникло отдельное мятежное государство Ичкерия, живущее по бандитским законам. Русскоязычное население было изгнано, уничтожено или превращено в рабов в течение буквально 3 лет. Чтобы вернуть хотя бы формальный контроль над республикой, понадобилось разместить на ее территории (длиной 70 км и шириной 40 км) около 200 тысяч солдат. Однако, чтобы удерживать контроль над всей населенной частью России, не хватит и пяти имеющихся у страны Вооруженных Сил. А других способов удерживать влияние над мятежным населением у власти пока нет. К 2015 году Россия столкнется с проблемой, которая раньше для нее никогда проблемой не была; с приходом большого количества новых людей. Как социально организовать, буквально «вздернуть» остатки российского народа, как заставить его проявить свою историческую силу, чтобы он смог инкорпорировать представителей других народов, стать для них привлекательной социальной средой, оставаясь при этом российским и удерживая сам смысл существования такой страны, как Россия? Сегодня это – один из основных политических вопросов, однако нынешнее поколение руководителей пытается решить демографическую проблему с помощью социальных подачек (т.н. «материнского капитала») за рождение двух и более детей. Проблему прибывания мигрантов принято рассматривать как недостаток полицейского контроля и бюрократической регистрации приезжих. Хотя очевидно, что 100 лет назад активные жители всей Европы плыли через Атлантику стать американцами не потому, что в США четко работала миграционная служба. А потому, что быть американцами им казалось выгодней и лучше, чем оставаться испанцами, англичанами или итальянцами. И хотя в США до сих пор существуют национальные кварталы, отрицать общий для всего населения страны американский образ жизни не станет никто. На будущую генерацию российских политиков надежды еще меньше. Смена поколений политических лидеров – это третья критическая точка, пройти которую (наряду с демографической катастрофой и неуправляемым притоком мигрантов) России еще предстоит. К 2015 году к власти придут люди, которые выросли уже не при СССР, а в нынешнем безвременье. Но если сегодняшнее поколение руководителей «сделано в СССР», и у него еще есть старый опыт общественной жизни в тоталитарной стране с претензией на мировое господство, то самосознание следующего поколения руководителей будет на уровне туземных диктаторов в банановых республиках. Они будут еще более жалким подобием нынешних жалких руководителей. Все, что они смогут делать, это интриговать и воровать. И если поживший коммунист Аман Тулеев при всех обстоятельствах действительно правит Кемеровской областью, то подрастающее поколение молодых политиков не будет видеть во власти самой власти. Только деньги… Россию будущего фактически ждет уже не рабовладельческая, а племенная организация общества, как это уже сейчас можно наблюдать во многих национальных республиках РФ. Руководители Азербайджана и Казахстана, кстати, предвидя такую ситуацию, сделали свой выбор и определились в ориентирах развития. Поэтому дети казахской и азербайджанской элиты заканчивают лучшие учебные заведения США по самым передовым западным стандартам. Россия же, провозгласив курс на национальный суверенитет, собственных стандартов общественной жизни до сих пор не выработала, и предпочитает пользоваться осколками прошлого. В итоге, такой суверенитет оборачивается консервацией, застоем политической жизни, а политика оказывается несоразмерной тем глобальным задачам и вызовам, которые стоят перед страной. Впрочем, подробнее о несоразмерности российской политики в следующей главе. 12 ГЛАВА 3 НЕСОРАЗМЕРНОСТЬ РОССИЙСКОЙ ПОЛИТИКИ О чем идет дискуссия? Найти действенные схемы модернизации общественной жизни и выход из сложившегося социального тупика власть пытается в проектах и дискуссиях по поводу идеологии для новой России, а также в реформировании общественно-политической сферы (создание партийной реальности в политике, общественных и молодежных организаций). Однако, примитивность и архаичность общественных технологий, непонимание необходимости осуществления кардинальных общественных изменений придает сегодняшним дискуссиям на политические темы поверхностность. Мы уже писали во введении, что население не «цепляет» ни процесс разработки идеологии, ни активно освещаемая партийная и общественная жизнь. Остановимся подробнее на ключевых моментах сегодняшней общественно-политической дискуссии. Примитивность и архаичность общественных технологий, тут непонимание необходимости осуществления кардинальных общественных изменений придает сегодняшним дискуссиям на политические темы поверхностность. Дискуссия по поводу идеологии Для начала констатируем факты. В современных идеологических экзерсисах присутствуют важные, практически никем из разработчиков не обсуждаемые постулаты: 1. России обязательно необходима идеология. 2. Российская идеология обязательно должна быть собственной, а не заимствованной откуда-то извне. Необходимость именно собственной идеологии обосновывается неприменимостью западной (у России есть своя собственная специфика). К тому же, заимствование идеологии извне опасно для России как для суверенного государства. Из этих предположений и возникла целая дискуссия по поводу содержания идеологии в России. Дискуссия, которая должна была бы привести к выдвижению тезисов, равномощных западной пропаганде и западным идеологемам. В качестве примера одной из наиболее серьезных попыток построения российской идеологии можно привести рассуждения заместителя руководителя АП РФ Владислава Суркова и руководства «Единой России» на тему суверенной демократии. Однако, проблема этого проекта заключается в том, что тема суверенной демократии не несет собственного положительного содержания и, скорее, является способом отрицания идеологии Запада. Это попытка сказать: «Да, у нас есть демократия, но не такая, как у вас, а своя собственная». На вопрос, что именно значит «собственная», суверенные демократы не отвечают и, судя по последним публичным выступлениям, эта содержательная проблема не видна даже им самим. Впрочем, суверенные демократы безусловно правы в том, что другие обсуждения также не приводят к появлению идеологии. Мы разделяем тезис о необходимости собственной российской идеологии. Но возникает ощущение, что при этом высшим руководством страны не осознаются, не учитываются важные и базовые основания жизни собственной страны и собственного народа, а также те вызовы, с которыми этот народ столкнется в ближайшем будущем. Дискуссия по поводу устройства общественно-политической сферы Второй актуальный вопрос – вопрос устройства общественно-политической сферы (видимо, та, которая сложилась на данный момент, не устраивает). Наиболее ярко эта дискуссия идет сегодня относительно партийной жизни, создания партий и партстроительства. Обращаясь к Западу, мы видим разнообразие партий, бурные парламентские обсуждения. Попытки перенести западные образцы на нашу почву пока не увенчались особым успехом. И 13 хотя все предпосылки к появлению партийной жизни вроде бы есть, но как самостоятельная, разнообразная, устойчивая сфера «снизу» она почему-то не растет. Партийное строительство «сверху», из-за зубцов кремлевской стены, пока заканчивается появлением «гомункулусов» и «Франкенштейнов». Либо восстанавливаются пародийные образцы КПСС, либо начинают эксплуатироваться националистические настроения. Мы затронули только две проблемные точки текущей политики. На деле их гораздо больше. Но и эти две дают повод задуматься, чего же не хватает в предпринимаемых усилиях по созданию общественной матрицы новой России. Почему вопросы общественно-политической жизни продвигаются с таким трудом и так медленно? На наш взгляд, несоразмерность современной российской политики стоящим перед страной задачам и вызовам обусловлена прежде всего дилетантизмом в сфере социальных технологий и какой-то непростительной ленью ума, нежеланием нынешних политических лидеров разбираться в базовых основах жизни человеческих сообществ и в устройстве самой общественно-политической сферы. Необходимость искусственного создания общественно-политической сферы Как мы уже писали, нынешнее состояние общества фактически досталось нам в наследство от Советского Союза. Преобразования, которые проводились с начала 90-х гг. и до сегодняшнего времени, были в основном экономическими, а не общественными: реформы либерализации и приватизации, стабилизация и т.д. До вопросов общественно-политической жизни либо руки не доходили, либо считалось, что новое (демократическое, капиталистическое) общество сложится само собой, если принять новые законы, открыть границы, завезти много товаров и проч. Сами же изменения общественного устройства – появление новых политических институтов, идеологий, партий и т.п. – не делаются быстро. Нужно подождать – и все «сложится» само, естественным образом. Эта слепая вера в корне не применима к современной России. Создание общественнополитической сферы это вопрос прикладывания отдельных, специальных усилий. В России необходимость фактически искусственного выращивания нового общества обуславливается не только отсутствием тех 200-300 лет, которые были у Запада на создание демократического общества, но и самим специфическим устройством России1). Российское общество на протяжении своей истории, а в особенности в XX веке, претерпело такое количество кардинальных изменений, что утратило естественную способность к самовоспроизводству и самостроительству. Если ждать, что все само собой сложится, мы так и будем наступать на грабли наивной веры российских реформаторов 90-х. Эта наивность проявляется в том предположении, что если перестроить экономику, то общество само подстроится. В действительности все происходит прямо наоборот: общество и социальные структуры производят тип экономических отношений (один из ярких примеров – работа М. Вебера «Протестантская этика и дух капитализма»(1), где обсуждается влияние протестантизма на появление капиталистического типа экономических отношений). Поэтому, если мы строим новое общество, то оно не может быть построено без серьезных общественных программ. И не строить его мы не можем. Россия нуждается в искусственном сотворении, поскольку в естественном состоянии она не выживает. Что означает «искусственное сотворение»? Достаточно посмотреть на историю России (того, что в разные моменты истории понималось под Россией), чтобы стало очевидно одно – Россия жива проектами, безумными предприятиями (такими, как «Москва – Третий Рим», «Окно в Европу», «Мировая революция» и проч.). Только в моменты осуществления таких проектов, наличия внешних сверхцелей, реализующихся в пространстве мировой конкуренции2), происходят ее взлеты. Можно даже сказать, что именно в такие исторические периоды Россия появляется, проявляется ее дух. А когда таких сверхцелей и проектов нет, Россия разваливается: начинается выяснение отношений внутри, появляются националистические настроения (например, события в Кондопоге) и т.п. 14 Сейчас мы находимся в ситуации, когда новый проект формирования нового типа общества не реализован. Целая серия реформ, начатых в 90-х, фактически остановлена; логика преобразований заменена на логику стабилизации. В настоящий момент власти извлекают из этого выгоду, социальные программы являются политически популярным решением. И несмотря на то, что народ действительно устал от реформ, в долгосрочной перспективе политика антикризисных мер не задает нового смысла существования России, не фор¬мирует ее мировой миссии, не создает новой конфигурации, в которую могут встраиваться различные социальные, этнические и территориальные образования. Если не построить такую Россию заново, мы ее потеряем. Проблема заключается еще и в том, что мы не можем просто позаимствовать образцы общественной и политической модели у Европы или США. Как мы видим даже на примере 90х, попытка навязать другие способы жизни без учета российской специфики вызывает отторжение. А то, что приживается, радикально отличается от того, что пытались привнести. Опять же, попытка слепого копирования западных образцов и ценностей опасна потерей конкурентоспособности и самоидентичности России в мировом политическом пространстве, так как «держатель» образцов (будь то Европа или США) в любой момент может предъявить претензии по неправильному их внедрению. Это, собственно, и происходит, когда предъявляются многочисленные претензии к России и странам СНГ в недостаточной демократичности, несоблюдении прав и свобод и т. д. Мы можем осваивать чужой опыт, другие культуры и способы жизни, но при этом учитывая специфику устройства жизни в России и критически осмысливая достижения соседей. Тем более, что многие из них уже устарели или требуют серьезного переосмысления. Маркс стал неправ. Даешь смену базовой политической модели! Долгое время марксизм был одной из ведущих политических философий в мире и наложил сильный отпечаток на схему общей политической практики вплоть до сегодняшнего дня. Но глубокой ошибкой будет считать марксизм идеологическим достоянием исключительно «левых». Вне зависимости от общественного строя (демократия или тоталитаризм), такая политика строится на поиске негативного класса (вроде пролетариата, которому нечего терять), который и становится опорой для политических идей. Мы часто видим, как политики ищут «униженных и оскорбленных». И, конечно же, находят. Правые – «бедный» малый бизнес, который зажали со всех сторон. Левые – пенсионеров и бюджетников, обделенных в результате реформ 90-х, у которых маленькие пенсии и социальные блага. Разумеется, для своего времени теория Карла Маркса стала теорией прорыва. Сегодня конструкция политики, опирающейся на негативный класс, канула в прошлое. А демократия в своем примитивном состоянии (с ее иллюзорным правом большинства) тормозит развитие, поскольку в жизненно важных вопросах устройства будущего страны принято ориентироваться на мнение огромного, но объективно отсталого «класса». Например, на пенсионеров или бюджетников. И это – болезнь не одной лишь российской политики. Даже современная западная модель демократии, как признают ее идеологи вроде Р. Даля(2), опирается на внушительный слой сытых, образованных людей, живущих в комфортных условиях. И если его периодически пугать, то он будет голосовать на выборах. Апелляция к «простому народу», среднему классу, любой другой пассив¬ной социальной группе неминуемо приводит к застою. И может ли быть иначе, если главной политической ценностью и опорой правящей группы становится ленивый бюргер или загибающийся, полунищий и необразованный простой мужик, ради которого работает государство и существует политика? Так происходит усреднение всех проектов и идей. Негативный класс не будет ничего производить и строить. Пенсионеры и бюргеры никогда не станут ведущим слоем народа, который обеспечит России следующий исторический рывок. Маркс рассчитывал, что если освободить пролетариат, как основной производящий класс, то он станет больше производить. Но уже давно отметили: в XXI веке труд не производит(3). Левые, которые ради 15 стабилизации общества ратуют за увеличение социальных благ, занимаются поддержанием и ростом негативного класса, что по сути ведет страну к деградации и угрозе революции. В России эта ситуация особенно критична. Чем больше кормить негативный класс, тем будет хуже. Потому что от этого будут расти аппетиты. Но сверхдоходы от нефти закончатся, в страну будут продолжать въезжать мигранты. И вот тут негативный класс себя и проявит: «Обещали кормить, а теперь не кормят, да еще и понаехала куча «черных», «узкоглазых» и проч.». Тогда этот негативный класс пойдет громить и бастовать, поскольку ничего сам произвести не может. Ни идеи, ни продукта. Зато может устроить дебош, как в Кондопоге. Такая «социальная стабильность» чревата революцией. Негативный класс работает освобождающе, разрушающе. Технологии работы с ним уже освоены, как было видно на примерах «цветных революций». Между тем, Россия на протяжении всей своей истории делала колоссальные рывки в развитии не за счет негативных классов, а за счет позитивных слоев, за счет формирования нового народа. Революция 1917 года была построена на идее негативного класса, но реально его тогда не обнаружили. За счет коллективизации и индустриализации пришлось искусственно создать класс людей, не имеющих ничего. Однако, столкнувшись с необходимостью развития, при Сталине был сделан переход к формированию не «негативного», а «позитивного» класса, нового народа, и СССР стал быстро развиваться. Главная политическая задача будущего - создание нового народа Проблема современной политики – в создании не «негативного», а «позитивного» класса. На Западе этим уже занялись. Ведущий американский интеллектуал Френсис Фукуяма открыто и предельно просто обсуждает вопрос, как в США создать народ, недостижимый в мировой конкуренции («Великий разрыв», «Доверие»). Проанализировав общество в Америке и Европе, он замечает, что для этого люди должны: • быть сытыми; • обеспечиваться препаратами, стимулирующими умственную деятельность и развитие; • с детства помещаться в высокотехнологичную среду; • находиться в специально сконструированных для них социальных механизмах самоорганизации; • а также необходимо постоянно выделять народ, который будет недосягаем для остальных; В этой книге мы объявляем глобальный политический проект для России – создание нового народа, или, в терминах Маркса, позитивного и обгоняющего «класса». Отсюда и название книги – «Политика позитивного класса». Как уже упоминалось, для России необходимость создания нового народа усугубляется еще и демографической проблемой и необходимостью освоения притока мигрантов. Мы считаем, что подлинная политика строится не просто как эксплуатация остального народа и использование его для реализации своих идей и мировоззрения, но и как принцип преумножения этого народа. Проблема состоит еще и в таком устройстве политики, при котором происходит продвижение лучших людей и существуют механизмы, за счет которых лучшие люди добиваются большего успеха. Относительно этого в отдельной главе книги вы найдете рассуждение о новой политической модели – миксократии. Бесполезно искать позитивный класс. Его пока не существует, он только нарождается. Те, кто говорит, что позитивный класс, который и будет производителем, получился в результате либеральных реформ 90-х, – ошибаются. Казалось бы, правые сделали правильные вещи: произвели приватизацию, создали собственников. Но дальше началась любимая русская забава: оторвать от бюджета кусок, отбежать и, урча, его жевать. И при этом отмахиваться от тех, кто видел, как ты оторвал, и пытается заставить поделиться. Это не позитивный класс, он живет не на создании, а на разграблении. Это – паразитирующий класс. Нынешние власти реализуют нацпроекты и социальные программы. Но это не действия по наращиванию позитивного класса. Такие программы направлены на увеличение слоя сытых, образованных и довольных, как поросята, людей. Во всем мире это называют средним классом. 16 Они нужны для манипулятивной политики. Мы же настаиваем на том, что позитивный класс надо не искать, а именно формировать, взращивать. Текущая политическая модель (демократия) предполагает наличие устойчивых социальных групп и политику лоббистского типа. То есть политику, построенную на отстаивании интересов разных групп. В противовес этому необходимо формировать новый народ и новый позитивный класс. И конечно же, сейчас он не получит никакой политической поддержки. Ее просто не от кого получать. Все население по сути превратили в сплошной негативный класс, ноющий, что ему мало дали. Мы не будем здесь подробно описывать проект нового народа, поскольку это часть проектная: его надо делать, а не описывать. Также важно понять, что «позитивный класс» не может быть массовым. В этом смысле он не класс, если пользоваться правильным понятием класса, как у Маркса, а скорее, ведущий слой, как его называл Иван Ильин, или «второй народ»3), как мы будем назвать его в книге. Это люди, которые не пытаются объяснить остальной отсталой массе, что и зачем надо делать. Это люди, которые делают то, что считают нужным, и фактом своей новой, особенной жизни создают новое, прогрессивное общество. Немаловажно и то, что в России второй народ всегда искусственно, специально создается. При индустриализации появлялись летчики и ученые. При Петре – птенцы гнезда Петрова. Элита у нас – всегда не по родству, а по принадлежности к проекту. Поскольку издревле все у нас зависят от государства, народ всегда объединяла общая идея и проект. Образ жизни как смысловая единица общества Современный социум строится сложно – нужно восстанавливать коммуникацию, множественность и разнообразие социальных проектов, форм жизни, механизмы ее воспроизводства. Пока же все общественные проблемы в России пытаются решить через административное управление, экономику и бизнес, забывая, что бизнес сам по себе никаких общественных механизмов не создает. Даже такое, казалось бы, бизнес-изобретение, как корпоративная культура, действует только тогда, когда она хоть как-то соотносится с реальной жизнью и ее устойчивыми образами. На Западе понятие образа жизни культивируется. Не только как, например, здоровый образ жизни, но и как образ жизни социальных групп. Человек определенного уровня достатка и служебной ответственности уже не может позволить себе ходить в Макдональдс, даже если очень хочется. На управленческие должности такие люди просто не допускаются. Получив повышение, человек должен переехать в другой район, начать по-другому жить, вступить в клуб, вращаться в другом обществе. Иначе не будет знакомств, не будет знания того, чем живет твой круг, а это сказывается на результатах работы. Именно из образов жизни формируется корпоративная культура, а не наоборот. Ответить на вопрос, какое жилье тебе нужно, можно только ответив сначала на более базовый вопрос – какой образ жизни ты ведешь? В России же заимствованная с Запада корпоративная культура доводит людей до абсурда и полной дезориентации. Например, в обязанности топ-менеджеров в некоторых компаниях входит посещение гольф-клуба, хотя в Норильске, например, бoльшая часть года – зима, и сходить можно разве что в баню. Преуспевающие бизнесмены по примеру своих западных друзей покупают себе яхты, но плавают на них в редкие выходные по Москва-реке, где не то что разогнаться, а не всегда можно развернуться на встречный галс. Советские представления об элитарности жилья заставляют людей семейных покупать квартиры в центре и воспитывать детей на асфальте загазованного города, а западные представления о жилье подвигают молодых бездетных бизнесменов покупать загородные коттеджи и простаивать в пробках по несколько часов в день. Уничтоженная большевиками основа общественной жизни царской России была выстроена куда разумнее. Помещичья усадьба, дворянский дом в городе и дом купца соответствовали тем образам жизни, которые люди вели. Дворянин обязан был давать определенное количество балов в год не для того, чтобы развлекаться, а чтобы дети общались с соседскими, чтобы не 17 обрасти сельской грязью, чтобы можно было обсудить за штофом «ерофеича» текущие вопросы с соседями. Существовала четкая социальная стратификация – мещане, ремесленники, зажиточные крестьяне, (потом их назвали кулаками), которые вели свой собственный, уникальный образ жизни. В современной России зачастую для многих социальных групп нет даже названия. Пенсионеры, бизнесмены и поп-звезды могут жить в одном многоквартирном доме и покупать продукты в одном магазине. Оттого их принципиально разные образы жизни выделены неявно и четко людьми не осознаются. Поэтому общество остается серым и обезличенным, а значит, малопривлекательным. Действительно, какой смысл становиться в нем командиром атомной подлодки, тратить силы и здоровье, если жить придется в выделенной государством квартире в 32 квадратных метра? Современная политика этот важный момент общественного строительства игнорирует. Преобладает простое административное мнение: чтобы появилось общество, надо создать партии, «Молодую гвардию» и Общественную палату. Такая политика фальшива и опасна тем, что подрывает понимание необходимости базовых механизмов самовосстановления страны. Она говорит об опасностях, но только усугубляет ситуацию. Может ли российская политика стать иной? Станет ли она адекватной стоящим перед ней задачам? Начать дискуссию на эту тему – одна из задач нашей книги. Однако уже сейчас можно утверждать, что в любом случае подлинная политика в сфере общественного строительства невозможна без понимания базовых механизмов жизни в России. Часть 2. Новое пространство для обсуждения и понимания ГЛАВА 1. МИФИЧЕСКАЯ РОССИЯ. Россия как мир Любой, кто действительно задумы¬вается о подлинности политики в России, о ее действенных, рабочих формах, неизбежно попадает в сложную ситуацию. С одной стороны, невозможно отрицать или игнорировать европейскую (западную) политическую традицию. Именно в Европе формировались и до сих пор формируются образцы политических моделей, которые потом всевозможными способами клонируются в других странах. Примеры очевидны. Тот же образец демократии, парламентаризма, прав и свобод человека был сформирован на Западе, а затем распространился в мире. Отсутствие у России собственной политической модели и ее образцов обусловлено, прежде всего, слабостью школы национальной политической философии (о необходимости формирования которой мы уже упоминали во введении) и сильным влиянием теоретической и философской традиции Европы. А сила (впрочем, иногда эта сила оборачивается слабостью) европейской культуры состоит в способности европейцев описывать собственный опыт и формировать из него образцы жизни. Эта способность является предпосылкой возникновения развитой науки и культуры, но также является и ограничением1). С другой стороны, мы можем лишь ограниченно использовать западные политические образцы, именно в силу того, что они – западные. В них заложены основания, обусловленные исключительно западной спецификой организации жизни, поэтому демократические модели, один к одному переносимые в Латинскую Америку, страны СНГ и Африки, вырождаются на практике в совершенно уродливые, далекие от первоначального замысла формы. Многие европейские философы сами фиксируют существование Европы как очень специфического образования. Например, Гуссерль в работе «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология» (в связи с обсуждением кризиса европейского человечества и философии) рассуждает о разных человеческих мирах, в основу организации которых положен определенный базовый принцип, определяющий их устройство. Европа, по его мнению, также – особый мир: «Сначала в рамках движения (а в дальнейшем и помимо него) возникает и распространяется особенное человечество, которое, живя в конечном, стремится к полюсу бесконечности. Одновременно формируются новый способ общественных соединений 18 и новая форма постоянно существующих общностей, духовная жизнь которых несет в себе благодаря любви к идеям, изготовлению идей и идеальному нормированию жизни бесконечность в горизонте будущего: бесконечность поколений, обновляющихся под воздействием идей. Все это происходит сначала в духовном пространстве одной-единственной, греческой нации: как развитие философии и философских сообществ. Вместе с тем в этой нации складывается всеобщий дух культуры, влекущий к себе все человечество» (3). Мы тоже утверждаем, что Россия не просто страна, а мир. Мир, как понимали его Бродель, Гуссерль, Поппер и другие философы2). Подобно Европе, Россия также обладает собственной, отличной от остального мира, спецификой организации жизни3). Проверить этот тезис несложно, задавшись вопросом – «что такое Россия?» С чем мы идентифицируем это понятие? Сразу возникают варианты ответов. Россия – это страна, Россия – это русский народ, Россия – это 1/6 (в прошлом) часть суши… Россия – это Пушкин и Чайковский, Ельцин и Горбачев, дураки и дороги. Страна рабов, страна господ… Но если разобраться детально, ни один из этих вариантов не подходит. Обозначить Россию в географической, государственной или национальной логике практически невозможно. Территория и государственные границы России на протяжении ее истории были крайне непостоянны, а временами вообще неопределенны. Страна то теряла, то присоединяла огромные куски пространства, равные по площадям нескольким европейским странам. Ее население было многонационально и практически никогда не состояло только из собственно этнических славян-русичей. Зато когда от России отваливались или к ней прибавлялись куски (такие, как Крым, Аляска и т.д.), народ не переставал быть в целом русским. А сколько раз менялось государственное устройство, общественный строй, яркие политические деятели сменялись не менее яркими, уклад жизни людей разрушался в течение буквально нескольких лет и менялся на другой… Сошлемся на «Ориентиры»: «Россия издревле была страной с неопределенным народом, неопределенной территорией и неопределенной историей. Достаточно проанализировать события одного лишь XX века. Сколько раз менялась российская территория, народы, ее населявшие, и переписывалась история? Наличие огромных незаселенных территорий с совершенно разнообразным культурным и этническим населением также отличало Россию как от классических европейских, так и от большинства восточных государств. В Европе достаточно давно и четко определены границы, народ, сложилась нация. В России же границы нации совершенно неизвестны. Буряты – они россияне или кто? Ведь половина этого народа живет в монгольской и китайской степи. Материальное же существование России в классическом понимании державы, страны и государства вообще очень дискуссионно. В Смутное время территория Московской области была оккупирована поляками, держалась лишь Троице-Сергиева лавра, откуда рассылались призывы к помощи. Был Нижний Новгород, до которого поляки не дошли. Где в это время была Россия? А где была Россия во времена гражданской войны? Где красные или где Колчак?»(5) Случай практически уникальный. Материальное существование других стран не вызывает сомнений. Там мы видим совсем иную картину – стабильность либо территориальных границ (как в Европе и Африке), либо постоянство народонаселения (Китай), либо государственного устройства (США). Идентифицировать же Россию как образование, закрепленное в каком-либо физическом или символическом материале, не удается. Именно поэтому мы утверждаем, что Россия – уникальный Мир, нематериализованная страна(1). Такими Мирами были Средиземноморье с Римской империей и ее колониями, Британская империя. Сегодня самостоятельный мир – США. Исламский мир так и называют – миром. Как самостоятельные Миры выделяются Китай и Индия, и этим обусловлен их возможный конфликт. Понимание России как Мира4) определяет ее не как набор материальных свойств (мужики, матрешка, баня, водка, медведь или ядерные ракеты стратегического назначения), а как определенный, очень специфический порядок организации жизни людей. Говоря проще, Россия там, где живут по-русски. Но описать эту «русскость», рассказать о ней с помощью устойчивых 19 материальных образов раз и навсегда – невозможно. Об этом и говорил Тютчев, когда писал: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить». Понять Россию можно лишь с помощью анализа ее уникальной, специфической организации жизни. Настолько специфической и устойчивой, что она воспроизводится независимо от территории и национального состава. Об организационных принципах существования России как Мира Итак, именно организационный принцип жизни задает определенный порядок в России и является для нее базовым. Причем этот порядок не навязывается, он принимается людьми добровольно. На чем же строится организационный принцип Мира, чем он отличается от национального государства или, например, коалиции союзников? 1. В Мире всегда есть центр, в котором существует и представлено все, что есть в этом мире (в виде образцов или представителей). Это сгусток, концентрация его (мира) сути, в котором представлены образцы всех типов жизни, которые объединяет этот мир. Центр – это представительство всего того, что этот мир воспроизводит. Центр признается и является объектом устремления всех активных людей. С точки зрения географии, это, как правило, столица. В России духовным центром, безусловно, является Москва. Именно в Москве происходят первые изменения, задаются новые цели и способы жизни, которые затем распространяются на другие территории. Для Средиземноморья XV - XVIII вв., по исследованиям Ф.Броделя(1), таким центром был Рим. Для англосаксонского мира – сначала Лондон, потом Нью-Йорк5). 2. Провинция, периферия. Это зона источников ресурсов и сырья, как материальных, так и человеческих, которые стекаются в центр, чтобы, переработавшись, вернуться обратно уже в виде новых образцов. Провинция живет стремлением к центру, а сам центр, в свою очередь, распространяет на провинцию передовые образцы жизни. Это важнейший механизм обновления Мира. 3. Границы (необязательно географические, а границы организующего принципа одного Мира и другого, как это можно наблюдать в городах с Чайна-таунами, которые независимо от географии остаются китайским Миром) характеризуются конфликтом. В этой зоне происходит столкновение с другими мирами. Разные миры (т.е. миры, имеющие разные порядки) могут взаимодействовать, но базовый организационный принцип и порядок при этом взаимодействии не должны затрагиваться, иначе мир разрушается, как разрушились миры кочевников вокруг китайской империи, переняв образ жизни китайцев, шелковую одежду, бумагу и рисовое печенье. Именно на границах, в конфликте с другим миром, организующий принцип своего Мира проявляется ярче и жестче, поскольку это, прежде всего, необходимо для собственной идентификации. Многие русские писатели отмечают, например, восстановление русского духа в войне6). 4. Свободное пространство. Это зона, куда бегут от власти центра, причем необязательно в географическом смысле. В России казаки сначала бежали на Дон, а в конце 90-х огромное количество офицеров бежало из разваливающейся армии в бизнес или на госслужбу. В Средиземноморье, например, это было все удаленное от Рима побережье. Но убежать от физической власти центра – не значит убежать из Мира, избавиться от его организующих принципов. Казаки бежали на Дон, но сражались с турками как русские. В этом отношении Мир работает по сетевому принципу, вроде Макдональдса. Помимо главного центра, существуют другие центры, которые независимо от культуры и традиций воспроизводят одно и то же в своих локальных масштабах. Эту же ситуацию можно наблюдать и с Китаем. Все, что воспроизводится на окраинах Поднебесной, – это либо копирование, либо плохой дубликат того, что делается в центре. 5. Мир самодостаточен. Работает принцип воспроизводства всего необходимого и нужного внутри себя самого (как материальных образцов, так и организационных). 20 6. Территориально мир может быть разбросан как угодно, если есть принцип его сборки. Английские колонии были разбросаны по всему Индокитаю, Африке, однако английский принцип организации жизни восстанавливался там самостоятельно. Средиземноморский мир при любом разнообразии наций объединял принцип возможности свободной торговли. Но даже в таком организационном «измерении» Россия существует не всегда (об этом мы уже упоминали, когда говорили об отчетливом проявлении принципов Мира в ситуации столкновения с другими Мирами). Уникальный порядок, механизм «русскости» проявляется и работает лишь иногда, временами. Оттого российская история и выглядит скачкообразно, как череда редких Великих Прорывов между вековыми отрезками безвременья, исторической летаргии. Но в моменты очевидного существования России с ней невозможно не считаться, она отчетливо проявляется в новом мировом порядке. И всякий раз – по-разному. Как мы покажем в следующих главах, основная проблема российской жизни в том, что ее базовые принципы – не естественный результат исторического процесса, а, скорее, общественная технология. В обывательской жизни она не работает сама по себе, как, например, естественно и независимо от внешних обстоятельств работает социальный механизм в Голландии (это было видно даже во времена гитлеровской оккупации). Сами по себе люди не живут по-русски. Поэтому восстановление и удержание уникальных схем организации жизни в России – это всегда результат специальных усилий. Прав был Лев Шестов, когда писал «Апофеоз беспочвенности»(7): у России нет почвы, она только создается на время усилиями разного рода людей. Это подтверждает и история Сергия Радонежского. Собирание русских земель всегда было специальным делом отдельных людей, а сами по себе русские земли не собирались. Сегодня этого не стоит ждать тем более. До революции народ жил сам по себе и воспроизводился без внимания властей. Он был источником, за счет которого власть регулярно выкачивала ресурсы для усиления страны, войн и пр. Сегодня, как уже писали, народ буквально вымирает и деградирует, так как после программ ХХ века по искусственному формированию народа он утерял способность к естественному воспроизводству7). И если не начать специально заниматься народом, черпать его будет неоткуда. Россия как миф Возникает вопрос – если даже базовые принципы российской жизни работают не всегда, что за тайная сила до сих пор держит этот и без того нематериальный мир? Что в нем такого, что каждый раз при изменении всех материальных констант, периодов безвременья и исторических провалов все-таки позволяет нам продолжать называть его Россией? В эпохи безвременья (например, сейчас) Россия, вероятнее всего, существует… по привычке. Как утверждают авторы сборника «Ориентиры», главный миф о России состоит в том, что Россия – существует. «Феномен российского мифологического сознания прежде всего проявляется в нашем твердом убеждении, что мы живем в той же самой стране, в той же самой России, которая была до 1913 года. Мы совершенно не задумываемся над тем, был ли СССР Россией? Конечно, был! Просто СССР распался – а теперь Россия. Вот Узбекистан – не СССР и не Россия. А то, где мы сейчас живем, – самая что ни на есть… Это пример абсолютно мифологической конструкции, никак не подкрепленной научным знанием, здраво не обоснованной, но действующей на огромное количество людей. По большому счету, сам факт существования России – плод мифологического сознания. Россия существует по привычке, из вежливости и согласия людей, населяющих ее территорию, а также людей, признающих этот факт извне. Кстати, если в какой-то момент люди на какой-то части России перестают с этим соглашаться, эта ее часть моментально отваливается. Несмотря на то, что в Латвии в конце 90-х проживало более 50 процентов русского населения, она перестала быть частью Российского государства и оказалась просто Латвией»(5). С древних времен и по сей день Россия постоянно живет и выживает мифологией. Небольшая Московская Русь представляла собой княжества, а за ними – бесконечные ненаселенные леса. 21 Такие же пустоты по-прежнему существуют и внутри РФ, и на этих территориях компактно живут совершенно разные народы, порой не подозревающие о том, как живут и что происходит в соседних регионах, несмотря на наличие СМИ, телевидения и сети Интернет. Немифологическим образом такая страна существовать просто не может. То, что Россия абсолютно бессмысленна как просто территория, набор городов, полей и огородов, лучше всех прочувствовал Наполеон, дойдя путем сражений до Москвы. Осознав бессмысленность классического территориального завоевания, он, по сути, не проиграв Бородина, повернул войска назад. Хотя его маршалы, видевшие по привычке одни деревни и верстовые столбы, исходя из узкоспециализированных военных соображений, прочили ему победу. С этой точки зрения, недавнее уточнение границ с Китаем, по которому китайской стороне отошли острова на Амуре, не более чем протокольное, формальное, не имеющее никакого значения мероприятие. Вежливый поступок по отношению к соседям. Потому как Россия состоит не из островов на Амуре. Факту собственного существования Россия обязана наличию поразительно живучего мифа о себе самой. И пока люди в это верят и соглашаются с этим, Россия есть и будет, несмотря на поражение в «холодной войне», экономические и политические кризисы. После крушения СССР ярый его противник Згибнев Бзежинский писал: «Россия… проиграла титаническую борьбу. Говорить, что это была не Россия, а СССР, – значит бежать от реальности. Это была Россия, названная Советским Союзом…»(4) Американец еще раз подтвердил миф о существовании России. Любое другое государство, развалившись на куски, перестало бы существовать. Россия, несмотря на геополитическую катастрофу, – остается. Отсутствие мифа обессмысливает существование России. Делает его непонятным, ведет к распаду и стагнации. В этом смысле Россия – страна глубоко духовная и мифологическая. Ничего страшного в этом нет, более того, в этом ее конкурентное преимущество. Не секрет, что мифологического сознание – более базовое, чем научное. Французские постмодернисты, анализируя историю науки и рациональных форм мышления, пришли к выводу, что в основании всех этих конструкций лежит Великий Рассказ. Лишь тогда, когда возникает миф, наука внутри него начинает формировать свое рационалистическое объяснение. Об особенностях духовной организации России мы расскажем ниже. Преобладание духовности над повседневностью В тарантасе, в телеге ли Еду ночью из Брянска я, Все о нем, все о Гегеле, Моя дума дворянская… А.Жемчужников Как мы уже писали, рассмотрение России как Мира означает, что политика не может ограничиваться лишь вопросами государственного устройства, экономики и проч. Прежде всего, она должна опираться на законы этого Мира, на основные схемы его организации. С помощью них должна воспроизводиться особенная, специфическая организация жизни в России. Одна из таких специфичных особенностей России – ее духовность, преобладание идеального над повседневным8). Возможная причина этого кроется в православии, где духовная жизнь является гораздо большей ценностью, чем повседневная. И если в протестантизме успех в обыденной жизни – путь к спасению после ее окончания9), то в православии наоборот – повседневная жизнь является кратким этапом на пути к жизни после смерти, который необходим для нравственного совершенствования, а не для накопления материальных богатств: «Необходимо не столько стяжать материальные блага от жизни здешней, сколько блага духовные, которые пробыли бы с нами во веки веков. Не собирайте себе сокровищ на земле, – предупреждает нас Господь, – где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на 22 небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше»10). Также преобладание идеального над повседневным может быть связано с имперским типом государственного устройства, который начал складываться со времен реализации проекта «Москва – Третий Рим»11). Империя отличается от других типов государств именно духовной составляющей, а вернее, идеологической сутью. «Если вывести за скобки империи древности (Ассирийскую, Персидскую, Римскую на первом этапе ее существования), то, начиная с эпохи монотеистических религий, империя – это Идея… Идея универсальной империи мыслится ее адептами как всемирная. Цель империи – приобщение людей, спасение души подданных. В IV веке, в эпоху между императорами Константином и Феодосием, Римская империя как силовая модель интеграции, опирающаяся только на силу и блага цивилизации, обручилась с Идеей. С тех пор разворачивается история универсальных империй. Универсальной империей была Византия. По этой модели строился Халифат, империя Габсбургов, Московия, СССР. Итак, универсальная или традиционная империя структурируется религиозно переживаемой большой Идеей (конфессией или идеологией). Она преследует цель построить государство по законам обретенной истины и подчинить этой истине жизнь подданных. Всякий раз она созидает нового человека и решает цивилизационные задачи, несет свет истины на своих штыках до последних доступных ей пределов. И, в конечном счете, иссякает, надорвавшись под грузом неподъемных задач (неспособности интегрировать все обретенное, ассимилировать народы, противостоять тенденциям фрагментации, отвечать на вызовы истории)»(8). Хотя вполне возможно и третье – что и влияние религии, и влияние имперского устройства стали лишь последствием, как бы наложились на «национальный склад характера», начавший формироваться еще до их появления в России12). Говоря упрощенно, духовность обычно принято понимать как традицию. Традицию культурную, этническую, т.е. багаж лучших культурных образцов, доставшихся от пережитых предками времен. Европа так и живет по сей день, ведя начало своей традиции от древнегреческой эпохи. Однако, в случае с Россией мы сталкиваемся с еще одной специфической особенностью. Любой исторический прорыв страны неизменно сопровождался кардинальной сменой прежней традиции. Если в Англии с приходом демократических процедур сохранился институт монархии и культ королевы, сохранился особый британский образ жизни, то с приходом к власти Петра Первого бояре исчезли как политический вид, переродившись в лучшей своей части в дворянство. Изменились манеры поведения, фасоны одежды, насильно был введен новый тип кулинарии (людей казнили за нежелание есть и культивировать картофель), архаичным, ярмарочным забавам русской знати приходили на смену дворцовые театры, царевым кабакам – ресторации и проч. Репа и пенька были просто забыты. Один из базовых смыслов России – в свободе от культуры как от навязанной или унаследованной системы образцов. В этом ее уникальный позитивный смысл, проверенный веками путь к восстановлению, несмотря на, казалось бы, совсем не располагающие к этому материальные условия. Российская духовность – это прежде всего идея. Идея, перед которой все равны, независимо от происхождения, культуры и достатка. Идея, которая держится не на конкретных государственных, церковных и прочих институтах, а на передовых людях, какими были Сергий Радонежский и Иосиф Волоцкий, птенцы гнезда Петрова, Минин и Пожарский. Идея, которая уравнивала всех перед необходимостью освободить Кремль от польских оккупантов, отстоять Москву в 1941 году. Идея, которая держала в эйфоричной лихорадке всю страну, когда Юрий Гагарин полетел в космос. Такая духовность тоже не существует сама по себе, и для ее восстановления тоже необходимы специфического рода усилия и условия. Отметим лишь, что духовность проявляется, прежде всего, в наличии высшего смысла, который преобладает над бытовой жизнью. Смысла, который можно отчетливо выделить и удержать как идею. При имперском типе государственного устройства носителем высшего смысла является император (носитель высшей власти и силы на 23 земле), поэтому петровские времена и носят его имя, хотя за кардинальными изменениями в стране стояла целая группа людей. За счет этой высшей власти и наличия общих инфраструктур удерживаются границы территории и сама империя. За счет появления духовной составляющей выделяется «ведущий слой», народ, который отличается принадлежностью, практически религиозной приверженностью этому высшему смыслу. За счет понимания, в чем состоит миссия России, ее сверхцель, возникает способ самоидентификации России и ответ на вопрос – где, собственно, Россия, а где – нет. Вместо прежнего «За Веру, Царя и Отечество» или уваровского «Православие. Самодержавие. Народность» провозгласили «госаппарат, бюджет и ВПК». Сейчас в России духовность в упадке. Если проанализировать, что же представляет из себя современная Россия, окажется, что строители государственного устройства под названием Российская Федерация заложили в его фундамент три вышеперечисленных компонента. Вопросы их функционирования живо обсуждаются в Парламенте и Правительстве, в экспертном сообществе. Более базовые вещи просто не замечаются. Ни воспроизводство народа, ни историческая миссия, ни духовность. Этот смысловой разрыв становится очевиден при сравнении современности с царской Россией, где реализовывался тезис «православие, самодержавие и народность» в ответ на европейскую формулу: «свобода, равенство, братство». Сегодня власти восстанавливают вещи совершенно другого, экономического и административного порядка: государственную машину, контроль за ресурсами и ВПК. Высший, понятный народу смысл, с которым он себя мог бы идентифицировать, фактически отсутствует. Идеи суверенной демократии и национальных проектов не могут быть таким смыслом даже в теории, а их частичность подтверждается равнодушием населения к дискуссиям на эти темы. Между тем вопрос о «материализации духа» в России крайне важен, поскольку ни в устойчивую нацию, ни в империю, ни в государство РФ не образовалась. Не образовалась она пока и в территорию, свою землю (земля до сих пор не своя); отсутствие устойчивого института собственности в сознании людей не позволяет сформироваться и механизмам накопления и роста. Отсутствие духовной составляющей в российской политике ведет к катастрофическим последствиям, в первую очередь, к разбазариванию собственного народа и неспособности к инкорпорации (включению в собственное тело) других народов. Ни россиянам, ни приезжим мигрантам непонятно, зачем быть русским? Какие преимущества, сверхвозможности это дает? Словом, очередной, современный ответ на вопрос – зачем Россия существует, в чем ее миссия и сверхпроект – на момент написания этой книги остается открытым. И задача подлинной политики в России – найти механизм восстановления жизни в соответствии с этими принципами, в том числе, с принципом духовности, но уже на современной основе. ГЛАВА 2 БАЗОВЫЕ СХЕМЫ ОРГАНИЗАЦИИ РОССИЙСКОЙ ЖИЗНИ Народ как временная форма жизни «Народ существует как целое в течение жизни множества поколений и воспроизводится с определенными устойчивыми чертами как его представителей, так и всей их совокупности. Народ есть, с одной стороны, образование биологическое, т.е. возникающее и воспроизводящееся из людей как животных определенного вида, а с другой стороны – образование социальное, т.е. возникающее и живущее по социальным законам. Народ не есть всего лишь разросшаяся семья, племя, союз племен и родов. Это – новый тип и новый уровень человеческих объединений. Это – именно человеческий материал человейника». А. Зиновьев(3). 24 Обсуждая историю России, современную ситуацию, возможные типы и механизмы политики, мы неизбежно сталкиваемся с феноменом «русского народа», играющего ключевую роль в развитии страны, позволяющего ей выходить из кризиса, или наоборот, бунтующего и ломающего привычную жизнь. Однако, при всей важности народной роли в жизни России, принцип, техника, с помощью которой «народность» активизируется и становится ведущей среди других сил в стране, никак не выделяется и до сих пор остается загадкой. Принято считать, что народ действует непредсказуемо, неконтролируемо. Политик или человек во власти может лишь «чувствовать» его и, таким образом, удерживать свое место. Лев Гумилев(1) выделял принцип пассионарности по отношению к «этносу» как некий естественный закон, реализующийся периодически и циклически, на основе которого становится возможным вычисление будущих спадов и подъемов жизни в стране. Однако, для понимания сути российской политики в ее эффективном и позитивном варианте важно попытаться осмыслить более детальный, практический прин-цип политических действий, на базе которого можно строить взаимодействие между народом, другими народами и другими силами страны – государством, общественными образованиями, элитами. Безусловно, полностью «освоить», технологизировать «производство» своего народа нельзя. Здесь мы сталкиваемся с двойственностью отношения к народу. С одной стороны, в самом этом понятии уже заложен некоторый натуральный контекст. Народ – это то, что нарождается естественным образом. Говоря жестко и натуралистически, как приплод у скота. В этом смысле, народ – первичное образование, которое существует еще до общества и принципиально от него отличается отсутствием организующих принципов и осознанности (подробнее см. Приложение «К понятию общества»). С другой стороны, мы находимся в ситуации, когда не можем исключительно естественным образом относиться к народу, и мы вынуждены им заниматься специально. «Беспристрастный анализ русских пословиц не может не удивить иностранца. Дело в том, что во многих пословицах, в которых употреблено слово «народ», речь идет вовсе не о словарном его значении (то есть не о «населении», «племени», «жителях», «простолюдинах», «толпе» и т.д.), но о чем-то ином, высшем, не попашем в словари и не могущим быть ухваченным опытными методами. Глас народа – глас Божий. Царь думает, а народ ведает. Где народ увидит, там и Бог услышит. Очевидно, что понятие «народ» отсылает к исконно крестьянским понятиям «мира», «общины», а также к «народу Божию», то есть церковной общине. Но даже и этим суть дела не объясняется, а только отчасти через данные ссылки приоткрывается. В подлинном смысле слова «народ» содержится вовсе не количественно-расовая или языковая характеристика, тем более не социологическая, но характеристика последних пределов бытия человеческого – его жизни и смерти. Народ в своем духовно-инициатическом измерении есть святые. Высшая мера «народности» принадлежит героям духовного подвига, подлинная «народность» - это не то, чем обладает человек от рождения. Ее нужно заслужить – «русским народом» были и есть наши святые и праведники, наши мученики, те, кто был смертельно ранен за Родину на фронтах отечественных войн, и те, кто нес страдания за веру и отечество. Все остальные лишь «претендуют» на то, чтобы быть народом, способны лишь приближаться к этой великой чести. Только такой облагороженный, духовный «национализм» достоин того смысла, той веры, которые всегда вкладывались русскими в понятие «народ». Аверьянов В. (7) В то же время, народ – не родовая общность, он лишен «кровных» связей, непосредственности, и удерживается другими, неродовыми законами. Именно поэтому народ способен к действительно массовой активности, выступая во время войн, катастроф и в других предельных ситуациях как единое тело страны (при этом без видимой организованности).Вернее сказать, народ не существует в стране постоянно, готовый или не готовый к действиям. Когда народ безмолвствует, его просто нет. Например, в России народ может восстанавливаться в некоторую силу, лишь когда он «необходим» для реализации значимых для страны действий. В такой нематериализованной стране он не сформирован естественно, изначально, исторически. Поэтому, формированием, преумножением народных сил нужно заниматься специально. Разумеется, есть население, есть территория, есть госаппарат, есть ресурсы, чиновники, но 25 вместе они не собираются, во времена СССР произошла их декомпозиция1). Народ возникает импульсами: под влиянием либо угроз, либо миссии и проектов и специального механизма отбора лучших. Но одного обсуждения российской, специфической народности как стихийного явления явно недостаточно. Во-первых, в разных исторических ситуациях народ действует по-разному. Поэтому, для начала, нужно выделить, какие моменты способствуют, а какие препятствуют возникновению «народности». Того самого состояния, в котором население не просто занимается самовыживанием, а становится соразмерно проблеме и проекту страны, способно реализовать новый, прогрессивный порядок жизни. Во-вторых, нужно соотнести народ с другими современными формами жизни страны, восстановить рабочую конфигурацию этих форм для сегодняшней и будущей организации мира. Тема народа и «народности» как технологии становится одной из важных в политике. В ситуации новых проектов и необходимости интенсивного освоения (к тому же в современном конкурентном мире) народ выступает, с одной стороны, материалом, на котором в массовом виде закрепляется идея проекта, но одновременно и источником, питающим в течение нескольких поколений затратный процесс освоения. Но самое важное, что народ формирует «из себя» ограниченный слой людей, который становится в этот период жизни страны «ведущим» слоем, задает рамку движения, реализует наиболее сложные первые шаги новых проектов. Двойной народ Реализация схемы специфического Мира в России создает потребность сразу в двух совершенно разных типах людей: людей, которые становятся организаторами и локомотивом происходящих изменений, и массы «простых» людей, которые воспроизводят, превращают в повседневную жизнь этот возникающий новый порядок. Причем ни те, ни другие не существуют по отдельности и постоянно как «разные» (в этой точке ошибаются многие историки и писатели, которые утверждают, что один тип людей – чисто русский, а другой – приходящий извне). Именно «народ», а не общество или другие формы совместной жизни2), позволяет из массы «одинаковых», «простых» людей в разных ситуациях возникать двум «народам», которые совместно реализуют очередной рывок страны. Именно народ является источником такого двойного движения, потому что сам по себе он лишен организующей силы, он существует как масса («приплод») в период «нормальной», повседневной жизни. И если организующий принцип общества, жестко закрепленный в сложных институциональных или более простых родовых формах, не позволяет обществу трансформироваться (иначе происходит тотальная смена, ломка существующей организации или просто развал страны), то народ может свободно плодить нужное количество людей, которые включаются в проекты, меняют способ жизни, потому что самой схемой народности эти рамки жестко не заданы. Важно отличить политическое понятие народа от понятия стереотипного как набора традиционных атрибутов и типов жизни (описанных в поговорках, сказках и т.д.). Народ в политическом смысле есть отличное от других состояние людей в стране, которое в определенных ситуациях превращается в ресурс для страновых проектов. В этом смысле народ «создается», но не за счет организационных усилий или манипуляций массовым сознанием, а за счет запуска определенных идей. Идеи двигают людьми, побуждают их объединяться в сообщества за счет поддержания механизмов вырастания людей из народа в передовой его слой. Какого типа люди способны к реализации проектов в масштабах страны? Как они выходят из народа в организованный слой, концентрируются на реализации, казалось бы, запредельной идеи, которая для массы обывателей лежит вне пространства нормальной жизни? Очевидно, что таких людей нельзя подготовить целевым образом, под конкретный проект. Потому что в таком масштабе невозможно просчитать или оценить его эффективность, подходящую стратегию реализации. Такой проект реализуется относительно предельной идеи, 26 по отношению к которой рациональность не работает, а уже существующая организация жизни, повседневность может быть принесена в жертву. Поэтому для первого шага, старта и «накачки» странового проекта выделяются люди, оторванные от привычной жизни, приверженные идее, а не сохранению и воспроизводству повседневного, привычного быта. Люди такого типа противостоят организованной жизни, поэтому на Западе уже в Средние века подобные «активные» и опасные для порядка группы «канализировались» в Крестовые походы, позже – в экспедиции периода Великих Открытий. Возникновение таких людей возможно на разрывах разных форм социальной организации, которые практически всегда существовали в России. Разрыв между родовой знатью и петровским дворянством, дававшимся «по заслугам», разрыв между образованными, включенными в «западный дискурс» дворянами и традиционным слоем помещиков и чиновников в XVIII-XIX веках. В первой половине XX века таким всеобщим разрывом стало стремление к городской жизни, к которой стремились люди из деревень, новые возможности образования. Такие люди могут появиться и «негативным» способом – на противостоянии существующему порядку (государству, массе простых людей). Важно, что они оказываются оторванными от своих «корней», то есть родовых, сословных, социальных принципов и требований жизни, которые в нормальной ситуации не позволяют человеку жертвовать собственной повседневной жизнью и становиться приверженцем «идеи будущего». Предельно этот тип описан в воспоминаниях первых революционеровбольшевиков. Это были люди, фактически лишенные возможности вернуться в прошлую жизнь из-за судов, ссылок и каторги. Эту группу передовых революционеров объединяла лишь идея мировой революции, несмотря на то, что изначально они происходили из разных сословий, были разного достатка и т.д. Для них «жизнь сама по себе» не имела ценности. Возможно, что такая народность была приобретена Россией (Русью) вместе с христианством и развилась после крещения (которое в первые 30-50 лет само по себе тоже удерживалось на небольшой группе князей и происходило долго, прежде чем естественным образом вытеснило (или поглотило) языческие формы). Отметим: передовой слой, возникающий из народа (другой источник, сословный или организационный, выделить невозможно), объединяется лишь на относительно небольшие периоды, на реализацию сверхпроектов. Долго в таком виде он существовать не может: отсутствуют формы организации повседневной жизни. При ослаблении проекта или в случае его реализации он распадается или растворяется в массе населения. Передовой слой Формирование в конкретной проблемной ситуации такого передового слоя происходит сложным образом. С одной стороны, этот процесс может запускаться или стимулироваться властью или «политиками», как это было в начале XVIII века, когда Петр I направленно формировал дворянство («выдергивая» людей из любых существующих сословий). С другой стороны, этот процесс питается и самим народом, в котором существует стремление «выдвигать в люди» новые поколения или своих лучших представителей, что ярко описано Александром Зиновьевым в книге «Исповедь отщепенца»(2). Небольшая деревня, в которой он родился, сообщалась с Москвой за счет более или менее состоявшихся крестьян, которые имели жилье в центре, посылали детей учиться, имели библиотеку. И в момент, когда наступил трудный период (начало 30-х гг.), лучших детей все равно отправляли в Москву, хотя очевидно, что там голод, нищета, а в деревне нужны работники. Можно сказать, что в народе существует понимание необходимости таких «передовых» людей, и их взращивание из народного тела происходит практически в любом окружении. Этот тезис близок к уваровскому пониманию «народности», которая должна поддерживаться государством. Этот механизм работает даже в той ситуации, когда существующий передовой слой направленно уничтожается (реализуется другой проект, или происходит смена власти). Большевиками были уничтожены или выдавлены из страны ученые, офицерство, творческая 27 интеллигенция. Но уже в первые 20-30 лет после революции возникли новые способные военачальники, поколение писателей и т.д. Причем эти люди не появлялись специально, но в то же время они соответствовали ситуации времени, были способны вести за собой массы, отвечать на внешние вызовы. С другой стороны, если передовой слой не восстанавливается, не обновляется за счет естественных народных механизмов, происходит деградация страны, как это было в 60-80 гг. ХХ века. Партийная верхушка полностью блокировала доступ новых активных партийцев, происходили постоянные интриги и бюрократические войны, проекты начинались формально и инерционно и не могли становиться идеями новой жизни. Послеперестроечная ситуация тоже была довольно сложной с точки зрения включения народа в жизнь страны. Попытке реформаторов создать новый класс «демократических» людей за счет образования (когда массы людей привлекались в бизнес, юридическую и финансовую сферы) и других «технологичных» способов противостояла иррациональная сущность народа. В мире, где идеальное преобладает над повседневным, проект по увеличению числа юристов и менеджеров не соотносится с масштабом проблем страны. Разумеется, никакой мобилизации в освоении западных образцов (даже позитивных) не произошло. Реформы не обладали тем идейным потенциалом, который мог бы «завести» люди из разных частей страны. Была лишь возможность рациональных экономических проектов (приватизация, захваты, финансовые схемы, инвестиции). В результате многие способные люди не включились в общественный процесс, замкнулись в бизнесе, а то и вовсе маргинализовались. В случаях, когда передовой слой («второй народ») формируется и начинает реализовывать новый проект в стране, масса («простой народ») обретает смысл развития повседневной жизни, включается уже в регулярном режиме в освоение, «обживание» новых зон. Такой процесс занимает не одно поколение, и он также важен для позитивного движения страны на длительный период. Государство здесь уже занимается легитимацией, организацией включения большинства людей в новые сферы жизни. Если передовой слой никак не проявляется, масса, в свою очередь, превращается в инертное, тормозящее изменения и проекты «болото», с которым политические действия совершать уже невозможно. Кстати, является ли двойной народ носителем основных российских схем? Возникают ли проекты «из народа», развиваясь сначала силами энтузиастов передового слоя? Или же народ становится материалом для целенаправленно запущенных проектов? Вероятно, народ сам по себе не может создавать идеи и зародыши новых проектов, осмысленно включаться в освоение. И проект в масштабе страны начинает разворачиваться, только если попадает в народ в виде идеи, создает определенное напряжение, проблему. Часть людей становится образцами следования этой идее, причем в предельном ее варианте. Лишь после этого народ появляется уже как потенциальная сила, по отношению к которой можно предпринимать осмысленные действия, в том числе политические. Можно выделить ряд принципов, важных для политического включения механизмов образования двойного народа: 1. Политика должна осуществляться не по поводу существующих проблем страны и их решения, а по поводу идей организации будущей жизни, к которой может идти страна. 2. Политик должен работать не с организацией, существующими и закрепленными законодательством или процедурами формами, а непосредственно с «народным телом». Яркий пример такого обращения – события оранжевой революции на Украине. Этот тип действий сложен для современной политики, так как большинство существующих технологий созданы «с прицелом», ориентированы на сложившиеся общественные образования (военные, пенсионеры, профсоюзы), и этому способствует структура СМИ. 3. В политический уровень должны входить не только коммуникационные технологии, которые позволяют запускать дискуссии и вводить новые идеи в общественность, но и разного рода организационные технологии: формирование «ударных», «образцовых» групп, которые могут инициировать уже реальное взаимодействие между властью, народными образованиями, существующими сообществами. В этом смысле в России реальными политиками оказывались 28 специфические люди на государственной службе типа Сперанского или Столыпина, которые, с одной стороны, были включены в существующие структуры власти, а с другой – имели связь и выход на общественные группы и народные образования. Они могли создать конфигурацию из проектов реформ, народных движений, которая усиливала народность России. Проектная специфика России Когда мы говорим, что Россия – проектная страна, мы имеем в виду ту ее особую черту, благодаря которой она много раз затевала сверхпроекты, направленные не столько внутрь себя, сколько вовне – на достижение геополитических целей. Проектность практически заложена в ожиданиях и стереотипах русских людей. Даже в современных дискуссиях то и дело встает вопрос – куда мы идем, в чем национальная идея России, стратегия, миссия и т.д. К этому вопросу уже все привыкли и подсознательно ищут ответ на него. Проектность не является случайной чертой России, причудой русских царей. Это качество позволяло русскому миру на протяжении длинного исторического времени доказывать право на собственное существование. Право быть собой, иметь собственные схемы организации, а не казаться уже существующими типами миров и цивилизаций: европейским, азиатским, исламским миром. Проектный характер России проистекает из схем, организующих жизнь в России как особом мире3). Одной из таких мировых схем является схема освоения (см. ниже). Если рассмотреть исторический пример с Софьей Палеолог4), можно заметить, что внешний проект, направленный в сторону России (например, проект Ватикана по интеграции России в унию католических стран), всегда вызывает внутреннее напряжение. Чуждые нам схемы организации не могли быть прямым образом интегрированы в российский порядок жизни. Следовательно, их предстояло как-то освоить и переварить. Что, в результате, привело не к интеграции с Европой, а к сближению с Византией и к войне против Турции, хотя изначально процесс начинался как католический проект по объединению христианских церквей. Другим примером такого рода внешних проектов является коммунистический проект по свершению мировой революции. Однако, вместо того, чтобы строить коммунизм во всем мире, Россия превратилась в военную сверхдержаву. Современные проекты Мирового Бан-ка и МВФ по построению в России рыночной экономики и демократических институтов, как известно, вызвали реакцию отторжения и противодействия (что видно из дискуссии по поводу суверенитета России, территориальной целостности, государственного контроля над стратегическими отраслями). Проверено исторической практи-кой: когда России пытаются навязать какой-либо проект, практически всегда это приводит к несогласию с положением внешнего управления и к активному противодействию. Становится понятно, что для того, чтобы противостоять другим, более сильным странам, надо что-то освоить: экономику, технологии, военное дело, присвоить себе церковь… Происходит оборачивание политической ситуации в самоопределение и формирование проекта в совершенно другом пространстве. Однако, в ходе его реализации выясняется, что существующий народ для этого проекта мало подходит, поскольку он привязан к существующим традициям, культуре, социальным связям. Возникает задача формирования специального «народа» и людей, оторванных от всякого рода этнических и прочих привязанностей – людей, приверженных идее, проекту, миссии и ее носителю (самодержцу, государю). Территория, население, экономика и остальное рассматривается не более как ресурс для этого проекта. Остальной народ мобилизуется разными методами. Либо людям показывают перспективу, новые возможности, либо работает репрессивная машина (см., например, Приложение «Социальные технологии советской власти»). Важно отметить, что изначально целостного проекта как такового почти никогда никто не выстраивает. Заключение, что Россия – страна проектная, мы чаще всего делаем в собственной рефлексии, когда фиксируем исторические моменты концентрации и прорыва. 29 В проектности, как правило, можно заметить как рациональную часть (расчет), так и иррациональную. Чаще всего рациональные основания берутся из заимствований, привнесенных извне. Например, тезис «Москва – Третий Рим» является рациональной частью преемственности от Рима и Византийской империи. Политическая задача Европы заключалась во введении России в единый христианский мир и направление ее сил на юг, где их так не хватало для удержания Турции. Но в России первоначальная идея, мягко говоря, исказилась. Суть ее поменялась, хотя название осталось старое. Включение России в мировое пространство и коммунизм – тоже нероссийские идеи. И хотя СССР носил название коммунистического образования, проект Маркса и Энгельса сильно исказился, присвоился, стал своим, российским, возник новый народ, который его понимает и разделяет. Началось разворачивание проекта, но он все равно назывался не собственными российскими словами, а коммунизмом. Необходимо отметить, что освоение мирового пространства, образцов, привнесенных идей всегда осуществляют люди, которые оторвались от своих этнических и земских корней и образовали ведущий народ, приверженный новой идее. Освоение происходит за счет того, что у ведущего народа появляется смысл совместного существования (есть смысл становиться и оставаться русским, так как это дает, например, сверхвозможности) и необходимость реализации проекта. Если смысл исчезает, а люди начинают общаться между собой не через отношение к проекту, а напрямую, сразу же возникает масса конфликтов, основанных на социальных, экономических, этнических различиях. Если они не разрешаются, возникает очередной развал, смута. Поэтому проектность есть одна из необходимых компонент реализации схем освоения и мировой схемы России (см. также Глава 1 «Об организационных принципах существования России как мира», Глава 2 «Схема освоения как базовая организующая схема России»). Схема освоения как базовая организующая схема России Вспоминая историю России, нельзя не обратить внимание и на способность России к освоению – земель, народов, других культур. Такая особенность обусловлена тем, что Россия гораздо более сильна в усвоении, изучении других культур и трансформации чужих образцов в соответствии со своей спецификой, чем в формировании собственных (науки, производства, культуры и т.д.). Формирование собственных образцов всегда основывается на выделении собственного опыта, его описании и попытке переноса на другие страны, народы и культуры (европоцентристская схема). Освоение же основано на культурном и человеческом равенстве, на признании права других народов на собственные способы жизни, а не навязывании своих. Особенно специфичность освоения становится заметной при ее противопоставлении западной колонизаторской схеме, связанной с миссионерством и установлением «цивилизованного порядка» на колонизуемых территориях. Как утверждают исследователи, для европейских политиков схема колонизации характерна на протяжении уже более чем двух тысячелетий: «Еще в античности греки считали себя центром цивилизации и делили мир на Ойкумену – обжитую и цивилизованную землю, – и остальную, где жили варвары. Варвары подлежали изгнанию или насильственной цивилизации. Идея расширения Ойкумены, внушенная Аристотелем Александру Македонскому, двигала его знаменитые походы, эта идея вдохновляла миссионеров, конкистадоров и колонизаторов. Эта схема и сейчас полностью воспроизводится в самоопределении американских и европейских политиков – миссионеров, огнем, мечом и подкупом несущих в мир «демократические ценности»(4). В отличие от колонизаторской схемы, освоение предполагает усвоение различных культур друг другом без всякого насилия. В плане организации хозяйственной жизни – формирование мира по законам совместного сосуществования различных культур и типов хозяйства, соединенных общими инфраструктурами и коммуникациями. Парадокс, но в ходе освоения заимствуется не то, что считается образцом у другого народа. Россия сама из устройства жизни другого народа формирует собственные образцы, которые 30 нигде более таковыми не являются. В качестве примера можно привести движение хиппи на Западе. Там движение возникло как альтернатива потребительскому существованию западного общества и провозглашало любовь, музыку, цветы, альтернативу пуританизму и рационализму. Для участников движения это являлось образцом. Мы же создали из движения хиппи образец другого – длинных волос, бунтарства, оппозиции власти, разврата. Именно это стало нашим образцом, который мы освоили. Механизм освоения определяет специфический тип взаимодействия с другими культурами и цивилизациями. В отличие от той же Европы, Россия приобретает территории, включает новые народы, при этом не меняя их, но получая большее разнообразие и большее количество возможностей. Если в ходе своей истории страны Европы захватывали территории с определенной целью – ради золота, сахарного тростника, специй и рабов5), то Россия при присоединении территорий обычно не ставила себе целей по их использованию (имеются в виду рациональные цели, а не такие, как защита братских народов и т.п.). Присоединение происходило по принципу «хуже не будет». Просто потому, что это создавало новые возможности, причем на момент приобретения неизвестно, какие именно. Поэтому территорию обходили, измеряли, но не более (отсюда эффект огромной страны с маленьким населением). А потом она вдруг оказывалась зачем-то нужной (обнаруживались полезные ископаемые, сырье). Либо не оказывалась… Такой механизм сложился в России исторически. И неважно, лучше это или хуже колонизаторской европейской традиции. Современная политика обязана использовать способность России к освоению как ее силу, как конкурентное преимущество. Очевидно, что бесполезно пытаться догнать и перегнать Европу в создании новых технологий, Китай – в производственной мощности. Зато создавать механизмы по использованию достижений других стран в собственном продвижении и развитии можно и нужно. Простейший пример – отправлять наших специалистов в другие страны для изучения их технологий. Как уже обсуждалось, это не приводит к заимствованию. Когда чужие образцы осваиваются, они не являются догматическими. Наоборот, они становятся источником изобретательства и роста творческого потенциала народа. К тому же именно механизм освоения всегда являлся для России способом стать современным государством. Схема освоения оказывается тесно взаимосвязанной с другими схемами организации жизни и со способом осуществления политики в России. Во-первых, освоение всегда становится необходимо в ситуации появления сверхцели, сверхпроекта. Так как, с одной стороны, именно в ситуации сверхпроекта появляются идеи, которые в самом механиз¬ме освоения не заложены, а с другой сторо¬ны, становится недостаточно собственных идей, опыта, культурного наследия для его реализации. Поэтому в ходе всей истории России освоенческие циклы были связаны с появлением таких сверхпроектов (см. п. «Проектная специфика России»). Во-вторых, при появлении сверхпроекта появляются люди, которые начинают себя с этим проектом идентифицировать и становятся «ведущим слоем», или народом, за счет которого этот проект осуществляется (см. п. «Двойной народ»). Именно за счет ведущего слоя происходит первый этап освоения – других культур, образцов, науки. Таким народом были Ермак с дружиной, люди, которых посылали учиться в Европу в эпоху Петра 1, российские бизнесмены начала 90-х, воины, принявшие в Византии христианство, и так далее. Первая волна освоения – своего рода авангард. Десант, который выбрасывается в неизвестность, захватывает новые сферы, создает прецедент новой жизни. Авангардом движет идея. Это самое активное население, которое ввязывается в иное. Но, с одной стороны, оно неспособно освоить все необходимое в силу масштабности проекта, с другой стороны, люди при освоении меняются, оказываются чуждыми в своем же государстве, с еще не изменившимся строем жизни, при старом народе. Поэтому за авангардом идет вторая волна освоения – регулярная. Это люди, которые систематически обеспечивают первичное освоение (например, в Сибирь посылались войска, священники, учителя, крестьяне и т.д.). 31 Второй волной движут новые возможности, она включается лишь тогда, когда идея материализуется, появляются конкретные земли, на которых можно пахать, учить и строить, появляются должности, которые можно занять, и т.д. Чтобы как-то организовать и оформить новую жизнь второй волны, приходит третья волна (чаще всего это чиновничество). Третья волна возникшую жизнь организует и упорядочивает. Таким образом, процесс освоения волнообразен и связан с разворачиванием пространства возможностей. Цикл освоения начинается с идеи и доходит до формирования пространства возможностей и заполнения этого пространства. Однако, освоение не происходит постоянно. Когда его цикл заканчивается, пространство возможностей заполняется, в отсутствие новой идеи наступает кризис. Освоение заканчивается, наступает регулярная жизнь. Но так как в народе сидит схема немыслимого развития6) (если уж менять, так все сразу!), развития проектного, то эта жизнь быстро деградирует. И главной становится борьба за перераспределение ресурсов, занятие должностей и мест для кормления. ГЛАВА 3 СПЕЦИФИКА ОРГАНИЗАЦИИ ПОЛИТИКИ В РОССИИ Византийская и публичная политика Вернемся к возможности подлинной политики в России. Исходя из рассмотренной в прошлых главах специфики российской жизни, она не может быть сосредоточена исключительно на вопросах государства, определенного народа, территории и так далее. Прежде всего, это усилия по восстановлению мирообразующих схем организации жизни в стране. Что означает такая специфика политики? Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо понять, какие типы политики возможны в принципе. Мы выделили три, которые в той или иной комбинации осуществляются в России: –византийская политика (политика интриг и перераспределения); –публичная политика (политика «выпускания пара»); –стратегическая (подлинная) политика. Политика византийского типа – это политика интриг внутри государства. Политика распределения и дележа ресурсов, должностей и влияния, политика подковерных интриг – внутригосударственных и окологосударственных. Как возникает византийская политика и почему она существует? Любой колоссальный российский проект требует создания обслуживающей его администрации, в которую с охотой идет работать «служивый народ». Народ этот чаще всего необеспеченный, а так как большие части проектов управление не в силах предусмотреть и проконтролировать, части их ресурсного обеспечения нередко просто раздаются на кормление, идут на откуп. Складывается двойственная структура – с одной стороны, от «служивого народа» требуется служба государству, его стратегическим целям (например, освоение Сибири); с другой стороны, государство не в состоянии позаботиться об этих людях. Поэтому они кормятся сами1). Такая неоднозначная структура порождает конкуренцию при занятии лучших и теплых мест, проблему местничества (кто где сядет), эффекты кормления, временного феодализма. И это – большой слой политики, поскольку почти весь «служивый народ» старается устроиться поближе к царю, отхватить кусок побольше и т.д. Избежать такой ситуации практически невозможно в гигантской стране с гигантским проектом. Не в последнюю очередь – в силу разнообразия жизни, ее сложности и нестандартности, новизны ситуации, которую невозможно описать никакими партикулярами, директивами и законами. Византийская политика всегда присутствовала и будет присутствовать в России. Вопрос – в какой мере? Публичная политика – это популистский тип политики, основанный на эксплуатации существующих стереотипов народа. Именно она часто напоминает то, что Ги Дебор описывал в 32 «Обществе спектакля» – вплоть до превращения в некоторое шоу, клоунаду, скоморошество. Впрочем, иногда и публичная политика подстегивает появление революционных идей, течений, поднимающих людей на восстание. Это эффективный механизм возбуждения толпы, как усмиряющий, так и разрушительный. Но он обязательно присутствует, поскольку всегда возникает разрыв между большим проектом, его долгосрочным смыслом и уровнем понимания проблемы консервативной массой людей, которая живет в ситуации сдвига. За счет публичной политики включается обсуждение, дискуссия по поводу того, куда мы идем, зачем и каким образом. Такое обсуждение нужно, чтобы «выпускать пар», снимать напряжение, которое неминуемо возникает при мобилизации народа на проект. Поэтому, когда публичность превалирует над реализацией проекта, она выливается в свои самые деструктивные формы – революции, бунты, пугачевщину. Подобное напряжение присутствует в России постоянно. Причем не только в ситуациях сверхпроектов, которых сейчас как раз таки и нет. А, например, по отношению к чиновничеству, которое в рамках византийской политики постоянно все делит и плюет на народ. Из-за узости социальных лифтов, невозможности проникновения в «настоящий народ» или наоборот, невозможности жить прежней жизнью. Все эти вопросы вызывают напряжение, а публичная политика дает ему выход. Классический механизм российской публичной политики – разговор напрямую с царем. Челобитные, ходоки, разговоры Путина с народом. Это обязательная часть политической жизни, потому что народу нужно кому-то пожаловаться, где-то искать справедливость, которая должна быть восстановлена. Поэтому Путин разговаривает с народом и семье погибшего солдата дает квартиру. Одной из многих тысяч. Но люди говорят: «Есть в стране правда». В этом смысле публичная политика в России это не то, что является публичной политикой на Западе. На Западе публичность заключается в общедоступной коммуникации, которая происходит между партиями, сообществами на неком плацдарме (крайним выражением которого является парламент). У нас же публичность политики предназначена не для формирования площадки открытого обсуждения, а для «спускания пара» у народа, в связи с чем она часто принимает искаженные шутовские формы. Стратегическая политика Стратегической или подлинной политикой мы называем политическую деятельность, которая сочетает в себе, как минимум, три компонента: 1. Деятельность, основанную на чувстве и понимании схем организации жизни, характерных для России. Выстраивание политики как действия по их восстановлению. 2. Придание этим схемам современности. Иначе возникают призывы, например, монархистов, к восстановлению монархии в России. Хотя понятно, что Россия уже прошла этот этап, возврат к нему невозможен и неуместен. 3. Нахождение эффективной, рабочей композиции, в которой все эти схемы восстанавливаются, резонируют и приводят к новому циклу мобилизации общества (точнее, его части, «ведущего слоя»), на новые сверхпроекты. Как мы можем предположить, стратегическая политика – деятельность сложная, специфическая. Ее грамотное осуществление, это, в определенном смысле, политическое искусство, высший вид политической деятельности. И хотя такая политика не всегда доминировала и доминирует в России сейчас, именно она является подлинной. Ее отсутствие приводит к потере российским народом осмысленности жизни, понимания, к чему мы идем, в чем наша миссия. Как следствие – кризисные, тупиковые ситуации в российской истории. Восстановление стратегической политики позволяет осуществлять прорывы, выходить из ситуации разрушения и потери осмысленности, становиться конкурентоспособной в мировом пространстве. В качестве примера можно привести этапы истории России, в которых отчетливо видно осуществление стратегической политики. Преобразования Витте, Столыпина, Петра I2), 33 Ивана Грозного3), Сталина. В более ранней истории это Иосиф Волоцкий, осуществлявший проект соединения церковной и государственной власти для реализации идеи «Москва – Третий Рим»4). Мы относим деятелей тех эпох в соответствии с вышеперечисленными критериями к стратегическим политикам. Но, как уже отмечалось в предыдущей главе, стратегическая политика никогда не осуществляется в одиночку, скорее можно говорить о проявлениях стратегической политики в эпоху тех или иных деятелей. Почему мы называем такую политическую деятельность подлинной и стратегической? Во второй части книги мы подробно обсуждаем основные схемы, организующие специфическую жизнь в России как особый мир. Эти схемы (освоение, имперская организация территорий и включение других людей, проектные циклы) являются ключевыми для понимания и восстановления подлинного типа политики в России. Политика в этом случае проводится по поводу поиска и запуска нужных для страны проектов, концентрации усилий разных слоев общества на освоение новой зоны. Именно в ходе такой политики формируется миссия России, ее «проект». Именно такая политика позволяет восстановить присущие России схемы организации, а не эксплуатировать их поодиночке либо вообще игнорировать. Что же означает понимание схем организации жизни, характерных для России, и выстраивание политики по поводу этих схем? Что означает придание им современности? Возникновение стратегической политики Стратегическая политика возникает, когда политики начинают осмысливать схемы собственной организации жизни страны на длинных периодах и использовать их в современной интерпретации, с современным народом и окружением. Именно об этом писала Маргарет Тэтчер – эффективная политика может строится только с учетом специфики народа. Кратко поясним, что означает выстраивание политики по поводу специфичных для России схем организации жизни, на примере схемы освоения. Как мы уже писали (подробнее об этом см. главу «Схема освоения как базовая организующая схема России»), в России нет механизма производства собственных образцов науки, производства и т.д. Но у нее есть другой механизм – механизм освоения. За счет освоения того, что выделяется нами как образец в других странах, у других народов, Россия становится конкурентоспособной и выходит в мировые лидеры. Стратегический политик это понимает, осознает. И начинает строить политику на создании благоприятных условий, формирует в стране необходимость освоения передовых образцов и культур. Естественно, бесполезно осваивать все подряд. Для придания осмысленности освоению необходима идея, сверхпроект, который задает направление этому освоению и для реализации которого из народа начинает выделяться «ведущий слой», авангард, осуществляющий первый этап. Естественно, это многоэтапный и сложный процесс. После авангарда осуществляются следующие этапы, включаются новые люди, делается много попыток, так как заранее неизвестно, что окажется прорывным, какая идея сработает. Но подлинный политик не тот, кто всего лишь провозглашает новый проект, а тот, кто занимается формированием, буквально селекцией и пестованием людей для него, людей, приверженных современной экономике, современной политике, конкурентоспособной и самостоятельной России; тот, кто включает их в новые прорывные неосвоенные зоны. Справедливости ради отметим, что многие современные общественные деятели, историки, аналитики также утверждают своеобразие России, строят проекты по ее обустройству. В результате это превращается либо в пустое восхваление России и себя как части русского народа (например, в «Русской доктрине»), либо в прожектерство, когда в общественную сферу пытаются внедрить прожект с заранее определенным результатом. Но общество не машина, в общественной действительности ни один проект не может быть реализован напрямую, подобно чертежу конструктора на заводе. Да, мы призываем к трезвому, даже технологическому взгляду на специфику России. Но с учетом того, что возникновение стратегической политики – это не дело одного человека, даже 34 не дело какой-либо одной группы людей. Для существования стратегической политики необходимо наличие сферы общественного. В том числе гуманитарных наук, политической философии – подлинной российской философии, в которой осмысливаются наши собственные российские схемы организации жизни, происходит обсуждение базовых идей, способных стать всеобщими (как идеи демократии и свобод на Западе). Без сферы общественного вся политика быстро сводится к византийской и публичной. Поэтому вопрос формирования стратегической политики – это вопрос создания оригинальной, российской гуманитарной сферы, инициирования создания нового общества и общественных проектов. Сегодня стратегическая политика не является доминирующей в России. Говоря откровенно, она вообще малозаметна, поэтому вся политическая деятельность сводится к захвату и перераспределению ресурсов, что мы можем видеть на примере борьбы олигархов, бизнесменов помельче и чиновников за политическое влияние, за контроль над прибыльными секторами экономики. Но ни византийской, ни публичной политики недостаточно для превращения России в конкурентоспособное современное государство, так как они пустотелы по смысловому содержанию. Эти виды политики всегда существовали как второстепенные, скорее даже как последствия реализации стратегической политики, и становились главенствующими только в ситуации ее отсутствия. На Западе один из главных источников политики кроется в частных людях и мелких сообществах, в способности населения к организации сообществ1). В отличие от западной политики, которая представляет собой надстройку над общественными структурами, является публичной и объективируется в парламенте, в России народ не приспособлен к формированию сообществ и индивидуальной жизни2). Поэтому политика – это либо выдвижение новых проектов и мобилизация (то, что мы называем подлинной политикой), либо внутригосударственные интриги и разного рода популизм, который превращается иногда в восстания и революции, а иногда в клоунаду. Корень российской политики – в интеллектуальных, властных, стратегических политиках, а не в интересах собравшихся граждан. Думать о народе означает думать о миссии России. Учет специфики организации жизни в России и решение задачи по ее восстановлению всегда давал и дает России конкурентные преимущества на мировом уровне. Проектность и тоталитаризм Говоря о роли глобальных сверхпроектов в восстановлении России, мы не можем обойти вниманием и факты большой крови, насилия и репрессий при их реализации. Коллективизация, индустриализация, петровские реформы… Впрочем, от буйных проектировщиков страдала не только Россия. Попытки установить единое культурное пространство в Европе вело к тридцатилетним и даже столетним войнам. Даже Портос в романе Дюма «Три мушкетера» не мог понять, зачем убивать гугенотов только за то, что они читают все те же молитвы, но не полатыни, а по-французски. Символом же французской революции наряду со взятой Бастилией стала и гильотина. Здесь уместно сказать об особенностях уже пережитой и отрефлексированной человечеством эпохи модерна, когда факт реализации проекта всегда превалировал над последствиями и ценой его реализации, а цель оправдывала средства. Классическим продуктом модерна была идея мировой революции и Третьего рейха, во время строительства которого не только выделялся ведущий, «второй» народ, но и уничтожался мешающий «первый», причем в мировом масштабе. Поскольку в полном отсутствии проекта общество застаивается, Запад пошел по пути построения механизмов ограничения отрицательных последствий общественных проектов. Собственно, такими механизмами сейчас и являются категории свободы (в том числе и свободы слова) и прав человека. В России подобные механизмы существовали исторически. Строгость российских законов всегда компенсировалась, во-первых, возможностью их неисполнения, а во-вторых, наличием огромного пространства для бегства от центральной власти и 35 возможностью жить в свободных зонах на принципах самоорганизации, оставаясь при этом русским (казаки). Однако непонимание этих механизмов властью и населением делало кардинальные общественные изменения трагичными и разрушительными для народного тела. В современной ситуации возможность «диктатуры проекта» практически сведена к минимуму. Мир стал настолько сложен, что невозможно придумать для страны один-единственный проект, по которому можно было бы отделить своих от чужих, назначить одну-единственную «правильную» идею. Ни один диктатор физически не может себе присвоить все идеи сразу. Иначе говоря, если бы в Германии 30-х годов появилось бы сразу двадцать Адольфов Гитлеров, фашизм был бы невозможен. Он погиб бы в дискуссии по поводу будущего страны. Сегодня Россия испытывает самое многовекторное и равносильное влияние. Невозможно выбрать и присвоить себе самую успешную модель экономики, потому что образцов успешных экономик много: скандинавская, американская, китайская и т.д. Зато координация разных проектов освоения по разным сферам человеческой деятельности: технологической, производственной, экономической, культурной, народной и проч. была бы очень эффективна. А вот отсутствие страновых проектов – самое благоприятное условие для диктатуры, что мы регулярно и наблюдаем в России и в странах Латинской Америки. Когда в стране ничего не происходит, кроме борьбы за ресурсы, за власть и контроль над инфраструктурой, победители этой борьбы неминуемо становятся диктаторами, потому что по факту контролируют всю общественную жизнь. Получается подчинение правилам ради самих правил. После СССР Россия уже пережила один проект и тоталитарной от этого не стала. Мы имеем в виду реформы 90-х. Показатель тому – постоянные обсуждения в прессе тоталитаризма и проч. Всякий раз, когда будет устанавливаться тоталитаризм, возникнет неизбежный вопрос – чей он? Олигархов, чиновников? Но они не могут взять на себя все. Невозможно восстановить полноценную монархию нигде в мире, даже в Китае. Потому что отжило. Потому что уже сделана историческая прививка. Потому что, превращая Россию в тоталитарную страну, большевики уничтожили многоукладность российской жизни. Но сейчас формируется не просто многоукладность жизни, а ее многоблоковость, полиархичность Вернуться назад – все равно что восстановить племенной строй. Это невозможно в силу отсутствия достаточного количества народа. Мы не можем затеять великую стройку и послать на нее 3 миллиона молодых людей, потому что в армию мы не можем набрать нужное количество народа. Зато схема освоения позволяет нереволюционным путем затеять практически любой сверхпроект. Это видно даже на примере начала ХХ века, когда модернистские доктрины осваивались с ошибками и кровью, но уже к середине века пошло активное освоение, которое привело к лидерству в атомной физике, авиастроении и космических технологиях без человеческих жертв. Освоение – альтернатива тотальному господству одного «правильного» образца. Для восстановления России власть просто вынуждена будет выстраивать механизмы многочисленных проектов и многочисленной коммуникации. Ведущая прослойка этих проектов превратится в новый позитивный класс России. И от эффективной его конфигурации будет зависеть конкурентоспособность нового российского общества. Часть 3 Начало нового политического дискурса ГЛАВА 1 ПРОТИВ ПСЕВДОДЕМОКРАТИИ – МИКСОКРАТИЯ Против фанатизма формальной демократии «То политическое течение, которое, по-видимому, преобладает в современном мире, должно быть обозначено как “фанатизм формальной демократии”. Фанатизм – потому, что это течение превратило свой лозунг в “исповедание веры”, в панацею (всеисцеляющее средство), в критерий добра и зла, в предмет слепой верности и присяги, – так, как если бы надо было 36 выбирать между тоталитарным режимом и формальной демократией, ибо ничего больше нет (тогда как на самом деле есть еще многое другое!). Это есть фанатизм формальной демократии, которая сводит все государственное устройство к форме всеобщего и равного голосования, отвлекаясь от качества человека и от внутреннего достоинства его намерении и целей, примиряясь со свободою злоумышления и предательства, сводя все дело к видимости “бюллетеня” и к арифметике голосов (количество)». Иван Ильин(4) Невнимание к построению общества грозит России еще одной проблемой. Дело в том, что, если не заниматься построением собственного общества, мы становимся беззащитными перед экспансией демократии и соответствующих общественных моделей с Запада. Грубо говоря, если не заниматься своим обществом, им займутся за нас. И уж конечно, они это будут делать не в наших, а в собственных целях, и, надо заметить, уже делают. Вопросам демократии мы посвятили отдельную статью – «Демократия в России». В данном тексте мы не будем повторять весь контекст обсуждения данной проблематики на Западе и в России, но сконцентрируемся на том, как, с нашей точки зрения, могли бы выглядеть соразмерные западным политические проекты. Прежде всего, конечно, необходимо избавиться от того, что Иван Ильин называл «фанатизмом формальной демократии». Этот фанатизм формальной демократии, присутствующий и в нынешних политических дискуссиях, сильно закрывает возможности видения такой проблемы, как построение общества. Ведь за западными моделями демократии стоит западное понимание общества. Политическая философия на Западе при рассмотрении такой категории, как демократия, основывается на разработанной там категории общества1). Получается, что на вопрос об устройстве нашего общества уже заранее дается ответ – переделать по западным калькам, а это, как мы писали ранее, а) невозможно2), б) для России губительно. Современная ситуация в мире, с нашей точки зрения, состоит в том, что идет борьба за господство схем организации общества. Кто навяжет свой порядок, тот победит. Кто присвоит себе стандарты общественной жизни, тот сможет контролировать остальных. Тезис о необходимости повсеместного установления демократии и есть элемент такой борьбы. Если им удастся навязать нам свои стандарты демократии, мы попадем в ловушку. Принятие чужих стандартов организации общественной и политической жизни означает, что наше общество не сможет развиваться и самостоятельно вырабатывать свои собственные ориентиры и ценности. Вся подлинность общественной и политической жизни тут же деградирует до тривиального набора формальных демократических механизмов принятия решений и выборов руководителей. Неосмысленное отношение к демократии чревато потерей общества. Тем самым мы просто потеряем свое общество и его способность к самостоятельному, российскому смыслообразованию, следовательно, дальше мы оказываемся неспособными противостоять ценностям и смыслам, которые будут навязываться со стороны других стран, наших конкурентов. Эта опасность будет существовать до тех пор, пока мы будем считать, что центр образования стандартов и механизмов демократии находится на Западе. А что нам мешает создать свой собственный? Мы уже объявили себя демократической страной, и отказаться от демократии уже не получится, так как в этом случае нас быстро отнесут к одной из точек «оси зла». Но в такой ситуации мы вполне можем заняться не копированием демократии, а ее освоением, и создать ее центр у себя, соразмерный западному. Если расколдовать западную модель демократию, попытка чего и проделана в нашей статье «Демократия в России» (см. Приложение), то выясняется, что одним из важнейших понятий в ней является полиархия (3). То есть если современное общество строится так, что существует несколько инстанций власти3), то можно предложить конструкцию полиархии, во многом спорную, но достраивающую конструкцию демократии до того уровня, чтобы она могла разрешить проблему сочетания нескольких инстанций власти и демократии. Но в эту модель не заложено ответа на вопрос о том, кто встанет у руля государства – самые достойные или те, кто 37 быстрее сориентируется, как пробраться к вершинам демократии. На Западе, по-видимому, это решается само собой, там есть свои, уже сложившиеся механизмы формирования элит и отбора. В России такого нет. Решая вопрос, как построить механизм отбора, который бы приводил к власти лучших, мы можем сделать шаг по пути создания собственной альтернативы западной модели. Построение собственной, российской демократии Как мы фиксировали выше, наша страна живет по определенным схемам – освоения, проектности, «второго народа» и других4). Здесь нужно обсуждать «стыковку» демократии с этими традиционными механизмами развития страны. На данный момент в России начался процесс восстановления и укрепления номенклатуры. Происходит воспроизводство одной из базовых социокультурных схем организации России, которая подразумевает, что без власти невозможно получить новые ресурсы или возможности. Остается выбор: либо ты должен присягнуть на лояльность власти и через это получить доступ к ресурсам и возможностям, либо ты должен сам быть этой властью. Власть в России, в конечном счете, удерживает базовые ресурсы. С чем это связано? Одна из базовых вещей, которая отличает Россию от Запада, состоит в том, что в России фактически нет и не было самостоятельных воспроизводящихся единиц, таких, каковыми там являются частная собственность, самодеятельная жизнь и пр.5) То есть в России трудно обозначить зону, где человек воспроизводит себя и становится самодостаточным. Все в России зависят от государства. Причин можно найти много: страна большая и можно потеряться и не выжить в одиночку, ресурсов всегда недостаточно для выживания, страна северная и зимы долгие, поэтому сам тип жизни здесь в корне отличается от того, который сформировался и воспроизводится в Европе и Средиземноморье, где люди всегда сами могли себя прокормить. В северной части России существует проблема с топливом, т.к. его где-то нужно брать, поэтому существует система перераспределения между регионами. А если ты сам по себе и можешь вести самостоятельное существование, то оно, как правило, довольно маргинальное и нищенское. Таким образом, кооперация складывается толь-ко через государство: через общие инфраструктуры, дороги, энергетику, транспорт, бюджет. Номенклатурное распределение и препятствие развитию В специфической роли государства в России кроется и причина, по которой время от времени возникает «застой». Страна устроена таким образом (географически, физически), что постоянно возникает «закупорка»: тот, кто первым выбился в крупный бизнес, охраняет эту площадку, тот, кто первым выбился в чиновники, охраняет свою, тот, кто получил место губернатора региона, держится за него до последних сил. Если сложилась команда (клан) у власти, члены команды друг друга продвигают и охраняют. Исторически выработался такой своеобразный механизм социального продвижения. Он связан, во-первых, с отсутствием открытого пространства социальной ориентации, общественной коммуникации и публичности политических процессов, во-вторых, с ограниченностью ресурсов. Конечно, вполне возможна и разумна другая схема для бизнеса и чиновников: не эксплуатация захваченного ресурса, а создание новых ресурсов или новых возможностей. Но почему-то практически везде срабатывает старая схема: если продавать, то нефть, а не, например, делать нефтезавод и продавать масла. Практически никто не идет по пути увеличения ресурса. Все боятся конкуренции, поэтому предпочитают просто эксплуатировать существующий ресурс, вместо того, чтобы его увеличивать. Фактически ресурс не наращивается, потому что всегда есть опасение, что найдется кто-то «выше» или «главнее» тебя и тебя же начнет эксплуатировать или попросту доить, как производительную корову. В результате происходит постоянное перераспределение по всей стране, и оно устроено иерархично: на всякого губернатора найдется президент. 38 К чему приводит разворачивание такой схемы в социальном плане? Возникает странная вещь: вроде бы сейчас нет особых проблем у молодежи в том, чтобы найти работу, нет технических и даже экономических проблем у бизнеса с тем, чтобы запустить новую идею и на ней заработать. Нет проблем и в том, чтобы быстро найти кредиты или инвестиции, построить завод и получать свою законную прибыль. В принципе, все возможности для этого сейчас в стране созданы. Но проблема в другом – чтобы эти возможности приобрести или обезопасить себя, необходимо быть рядом с государством или с крупным бизнесом, который в свою очередь уже точно с государством связан. Получается, что если ты не входишь в законодательное собрание, не входишь в «Единую Россию», далек от губернатора – у тебя мало возможностей. Поэтому сначала надо туда попасть, и тогда необходимые возможности появятся. Такая демократия, когда у нас одна партия и одна власть, приводит к тому, что государство внутри себя что-то и наращивает. А другие без государства не вырастают. Если говорить образно, создается пирамида с системой впускных клапанов, при входе в которые образуются «пробки»: если в пирамиду попадаешь, то ты в мэйнстриме. Все, что находится за ее пределами, просто не замечается и не поддерживается, и потому умирает. Либо становится добычей структур, его понемногу эксплуатирующих, либо захватывается более крупными и сильными, имеющими государственную поддержку и протекцию. Этот механизм присутствовал в России постоянно. С одной стороны, была иерархия, с другой – в иерархии были специальные места для «кормления», зоны для новых проектов. К примеру, проект заводов Демидова на Урале. Самостоятельно Демидов вряд ли построил бы заводы, но ему оказывали соответствующую помощь со стороны государства: гарантировали военные заказы, дали целую серию привилегий (например, в отличие от других, он имел право принимать на работу беглых крестьян, а не отсылать их обратно, что позволило ему организовать приток рабочей силы). В современной России по-новому восстанавливается такая же схема: всем понятно, что реально без разрешения Лужкова в Москве ничего не сделаешь, хотя сам Лужков за счет своей инициативности и активности порождает большое количество проектов, и в их реализацию втягиваются люди, но такие проекты одновременно являются и ограничением. Похоже на замкнутый круг, где все вертится вокруг точки перераспределения базовых ресурсов: разрешений, земель, денежных ресурсов и возможных государственных заказов. Тот же механизм работал и с губернаторами, которым отдавалась на откуп пушнина или золото, часть доходов от которых они должны были отдавать «наверх», а часть – оставлять себе. Эта схема кормления и представительства была всегда, потому что в условиях большой страны и нехватки трудовых и прочих ресурсов это была единственная возможность для ее существования. Воспроизводство данной схемы приводит к тому, что если не применять каких-то специальных политических методов, то страна очень быстро входит в анабиоз, в застой. И реформы в таком случае, как показывает опыт, не эффективны, т.к. проводятся тем же государственным аппаратом. Все распределено, всем понятно, у кого ресурс. Формируются кланы, группы, прослойки, которые на этом ресурсе «сидят» и других не пускают. Каков механизм работы с такой социальной структурой отношений в обществе? Это нельзя истребить, этого нельзя избежать. Политическое решение по этому вопросу должно касаться восстановления таких механизмов, которые противодействует механизму «номенклатурному». Формирование авангардных групп В России альтернативный принцип состоял в том, что под абсолютно новые проекты выделялись группы людей, в основном молодых, которые и привлекались в эти проекты. Так формировался авангард, который захватывал новые возможности, и постепенно возникала новая сфера. Но работал данный принцип всегда на специфическом усилии. Результатом такого 39 усилия становилось либо формирование «нового народа»6), либо просто появление авангардных групп, либо освоение некоторой сферы. Люди из авангардной группы начинали расти и постепенно составляли конкуренцию сначала, к примеру, боярам, потом чиновникам, а потом и иерархическому аппарату власти. Таким было усилие по созданию «потешного войска», которое в свое время осуществил Петр I. Таким был механизм создания Красной Армии: поскольку из основной армии все просто дезертировали, была создана отдельная маленькая армия, которая и была направлена на фронт, а вокруг нее уже постепенно стала формироваться и вся остальная Красная Армия. Если вспомнить становление Советской власти, то оно все проходило таким образом – брали лучших рабочих и отправляли их делать колхозы, или осваивать целину, или строить БАМ. Этот молодой народ воспитывался в других ценностях, в других образцах, в других способах деятельности и попадал в великие страновые проекты. В большинстве своем там он погибал, но за счет своего энтузиазма и инаковости создавал новую сферу жизни. Следовательно, если такой принцип перенести на современную ситуацию, то мы получим механизм, который позволит усилить демократию, но при этом культурно будет «естественен», присущ для страны. Механизм строится на вливании новых людей, столкновении их с представителями старого порядка и постепенное освоение и смешивание. Отсюда и предлагаемый термин «миксократия7)». Например «меритократия» в Сингапуре – это придуманный и внедренный в свое время способ преодоления китайской клановости и семейственности, за счет которого страна, населенная на 75% китайцами, вдруг начала стремительно развиваться. Принцип заключается в том, что поверх культурно-исторически сложившейся социальной структуры придумывается современный политический механизм, который начинает эксплуатировать и подталкивать к развитию социальный механизм. Построение миксократии в России Механизмы «миксократии» для России должны включать, во-первых, постоянный отбор новых молодых людей и построение для них своего рода «социального лифта». Во-вторых, формирование на них новых образцов жизни и использование этих авангардных групп как конкурентов для существующей системы. Если этот механизм оформить и довести до государственного политического принципа, то на этом можно построить другое политическое устройство, при котором фактически все слои населения регулярно должны перемешиваться, включаясь в новые сферы. И его можно применять не только для молодежи, но и для отсталых сельских районов, в которых люди остаются без работы, поскольку производство уходит в современные агрокомплексы, сельчане теряют перспективу, никто ими не занимается, и народ попросту деградирует и спивается. Такое устройство не разрушает демократию, а, наоборот, обеспечивает развитие с ее сохранением и учитывает специфику России. Но необходимо сделать важную оговорку. Здесь мы сталкиваемся со следующей проблемой, которая зафиксирована в книге «Охота на власть»(9). Она состоит в том, что если у нас власть сосредоточена в одной инстанции, то механизм «миксократии» не срабатывает. И «номенклатура» работает и воспроизводится, постепенно ведя страну к застою. Для реализации такого рода проектов необходимо возникновение в стране второй или третьей (новой) инстанции власти. Так, в XIV веке появление Иосифа Волоцкого было спасительным для Софьи Палеолог, ибо оно позволило ей одержать преимущество в борьбе за наследие престола и фактическое продолжение династии. Борьба Иосифа Волоцкого с еретиками позволила Софье, оформив своих противников еретиками, вывести их из политической игры8). В свою очередь, Петр I смог создать свою собственную инстанцию власти, альтернативную существовавшей9). Мы можем увидеть отдельные примеры работы принципа освоения в истории России благодаря усилиям отдельных ярких фигур. Так, благодаря запуску этого механизма у нас в стране после 40 Крымской войны появилась передовая военная хирургия и военная медицина. Как известно, в то время огромное количество солдат умирало после получения ранений. Это продолжалось до тех пор, пока не начала складываться военная хирургия. Основателем ее в России стал Пирогов. Царским указом было отобрано несколько медиков (в их числе был и Пирогов), которых отослали учиться на Запад, а по возвращении в Россию они получили кафедру. Этих медиков защищали от нападок старого академического сообщества, которое стремилось их уничтожить. Пирогов был ненавидим, поскольку угрожал всей сложившейся к тому моменту в России медицинской «пирамиде» («номенклатуре»). Когда случилась Крымская война, единственным, кто смог развернуть военный госпиталь и начать лечить солдат, был Пирогов со своими аспирантами. Так появилась военная медицина. Похожим образом в Советском Союзе делалась атомная бомба, поскольку соответствующей физики в академическом сообществе не было. Аналогичным был механизм запуска экономических реформ в 90-х годах XX века Гайдаром, Чубайсом и другими экономистами, которых сейчас не любят. Они, будучи энтузиастами, охваченными идеями рыночной экономики, начали использовать государство и президентский аппарат для запуска процессов либерализации, приватизации как условий для появления рыночной экономики в России. Но приведенные примеры свидетельствуют еще об одной российской особенности. Запуск механизма освоения требует государственной и политической решимости, способности к формированию отдельной инстанции власти. В этом смысле Россия – страна энтузиастическая: для того, чтобы освоение набрало обороты, должна появиться группа энтузиастов, у которых есть идеи и проект. Если обратиться к истории России, то можно отметить, что все авангардные группы энтузиастов (будущие президенты, реформаторы, и другие вошедшие в историю государственные фигуры) появлялись из разного рода мировоззренческих групп и кружков. В России элиты формировались через кружки (например, кружок декабристов и появление Герцена, экономический кружок, из которого вышли Гайдар и Чубайс, и т.д.). Это всегда были кружки, в которых складывалось другое, отличное от принятого и привычного всем остальным, мировоззрение. Тот же В.В. Путин обладает совершенно определенным мировоззрением, поскольку вышел из определенного кружка, сформированного вокруг бывшего «ЧК». В Советском Союзе (в социалистической линии) все эти кружки переводились государством в асоциальный слой, маргинальный, преследуемый государством. Это приводило к тому, что номенклатура разрасталась и воспроизводилась без качественной смены людей, механизмы ротации не предполагались, начался застой, что со временем привело к очередному перевороту и захвату власти. Чтобы избежать такого же кризиса, который случился с советской властью, нам необходимо ответить на вопрос, каким образом в обществе должна быть устроена структура, которая воспроизводит, воспитывает людей с мировоззрением, отличающимся от ныне действующего. Возможно, необходим «рассадник кружков». Далее должен запускаться механизм отбора и включения таких людей в проекты освоения новых сфер. И не факт, что демократических процедур и механизмов для этого достаточно. При этом необходимо не просто ждать, пока все само собой сложится и случится, но создавать необходимые механизмы «социальных лифтов» и замены. Непонятным пока остается вопрос, как люди из таких кружков будут передвигаться в структурах политики и власти и оттуда выходить, поскольку выбираться народом они не могут. Ясно, что одни лишь выборные процедуры для такой задачи не подходят, ведь люди с другим мировоззрением не пройдут выборы. Е. Гайдар никогда бы не прошел выборы. Точно так же, как никто бы сознательно не согласился на «чекиста». Не говоря уже про Петра I, которого в cвое время народ точно бы не выбрал. Ни один из правителей, которых мы считаем значимыми фигурами, которые делали историю, скорее всего, не был бы избран. В этом плане, демократия сама по себе не приводит к тому, что во власть попадают лучшие. Это означает, что механизмы «миксократии» необходимо сконструировать так, чтобы обсуждаемый нами принцип освоения не просто осуществлялся время от времени с появлением 41 таких решительных государственных и политических деятелей, как Петр I. Суть в том, чтобы этот принцип был политически оформлен, институционализирован, и только в этом случае он превратится в схему создания политической конкуренции и в некое воспроизводящееся политическое устройство, которое позволит дополнить демократию, ликвидируя застой и «пробки». России необходима позитивная политическая форма, про которую мы говорили выше. Проблема правильного политического устройства России состоит в том, чтобы дополнительно к демократии запустить механизм, с одной стороны, конкурсный, с другой, селективный, а с третьей, обеспечивающий «социальные лифты» альтернативным группам населения. В начале 90-х, формально приняв демократию и отказавшись при этом от присущих России проектной компоненты и схемы освоения10), мы отказались от развития, что оказало пагубное влияние на развитие страны. Россия без развития, преодоления и создания чего-то нового начинает застаиваться и деградировать, «загнивать». Повторим, что и полностью отказаться от демократии мы не можем. Поэтому новую политическую модель надо выстраивать с пониманием того, что есть, по сути, демократия на Западе, и учитывая специфику России. На Западе демократия возникала исторически, и содержание ее заключалось в том, что введение демократических процедур позволило прекратить войны внутри государства и начать производить мирную ротацию политических сил с разными идеями, программами и пр.11) У нас же демократия пока содержательно ничего не решает (есть лишь процедуры), поэтому сейчас следует сделать нечто, работающее для страны – добавить те механизмы, тот микс, ротацию, которые придавали бы ей содержание, но уже исконно русское (т.е. естественное для России, соответствующее ее базовым схемам организации жизни). Подобный ход в свое время сделал Сингапур, когда к формальным процедурам демократии дополнительно был сформирован механизм отбора и конкурсности по принципу «меритократии». В соответствии с ним, продвижение лучших людей по карьерной лестнице во всех без исключения государственных органах и государственных корпорациях и на всех уровнях происходит через систему систематического рейтингования и выявления наиболее перспективных, прошедших конкурсный фильтр. Данный механизм институционализирован и публичен. Таким образом, вопрос заключается в том, какие, дополнительные к демократическим, механизмы, приемлемые и эффективные для России, необходимо запустить и оформить, чтобы превратить ее в «ротационную демократию», или «миксирующую демократию», и начать воспроизводить тем самым специфические для России механизмы освоения. Как вариант, механизм «миксократии» в России должен выглядеть следующим образом: должны формироваться новые проекты, в которые нельзя брать старых людей (должна проводиться подготовка под проекты новых людей и запуск этих проектов). Старые люди могут быть использованы в качестве кураторов либо организаторов (типа Л.П.Берии), которые могли бы защитить появляющуюся с новым проектом сферу от существующей «номенклатуры» и аппарата. Например, на губернаторские выборы допускать только новые команды с новыми проектами. Если мы хотим превратить территорию в развивающуюся, нужно выбирать из новых проектов и команд. Если мы хотим строить новые отрасли, нужно формировать под них новую касту людей и не пускать туда старых по формальным признакам. Лучше, если таких проектов и команд будет несколько, двигающихся параллельно. Здесь, конечно же, возникает вопрос: откуда будут браться эти новые люди и новые проекты? И это пока проблемный вопрос, не имеющий решения. Частично мы начали его обсуждать выше, говоря о кружках, в которых воспитываются энтузиасты с иным мировоззрением, нежели привычное и общепринятое. Двигаясь в этом направлении, необходимо поощрение и создание такого рода кружков (возможно, через гранты, конкурсы, постоянный мониторинг инициативных людей и команд т.п.). Именно кружки позволят в России выдвигать новых людей с новыми проектами, из которых уже на демократически устроенных выборах должен происходить отбор (например, в регионах на губернаторскую должность или в Законодательное 42 собрание). Здесь стоит отметить, что механизм выборов в Государственную Думу по партийному принципу, с этой точки зрения, является неверным, поскольку неизвестно, что люди выбирают. Сейчас, голосуя за «Единую Россию» или «Родину», неизвестно, за что люди голосуют, поскольку реально новых проектов в этих партиях нет и не появляется. Другой важный момент построения «миксократии» – оценка реализации проектов, их рейтинг. Если какой-то из проектов реализовался успешно, то он должен втягивать в себя новых людей, обучать их, эти люди, в свою очередь, должны реализовывать новые проекты, которые также должны быть оценены с точки зрения успешности их реализации и т.д. Иными словами, должен появиться рейтинг реализации проектов. Еще раз подчеркнем, что такие проекты должны реализовываться «кружками» (командами, группами энтузиастов), а не чиновниками, не административно. Если не выстроить в России механизмов наполнения формальной демократии содержанием механизмов «миксократии», страна будет развиваться катастрофическим путем – доходя до застоя и начала деградации, с параллельным нарастанием недовольства «снизу», и проходя через насильствен ную смену верхушки пирамиды власти (через революции, путчи, восстания, гражданские войны). И в таком варианте всегда будет оставаться загадкой, какие именно энтузиасты выскочат из «пор общества» в этот момент (поскольку это будет никак и никем не контролируемый и непубличный процесс). Демократия же совместно с «миксократией» способны придать публичность и вывести Россию на постепенный путь развития, минуя катастрофы и глобальные потрясения. ГЛАВА 2 ИНКОРПОРАЦИЯ НОВОГО НАСЕЛЕНИЯ Россия вымирает не экономически, а физически. Сегодня это начинают признавать даже правые, которые все время отстаивали тезис, что, мол, поднимем экономику – и все само по себе устроится. В качестве примера можно привести выступление одного из руководителей СПС Б.Б. Надеждина. В его статье(6) уже четко зафиксирован тезис, что если экономика определяет жизнь и положение страны лишь на десятилетия, то демография – на 100-150 лет. И сегодня то, будет ли российский народ расти или продолжать вымирать, гораздо важнее экономики. Иначе просто окажется, что не для кого удваивать ВВП и реализовывать национальные проекты, ибо нации, во имя которой это делается, уже не станет. В этом тексте мы попытаемся ответить на извечный русский вопрос «Что делать?» и сознательно уйдем от вопроса «Кто виноват?». Что делать России в ситуации, когда коренного населения не хватает, а миграция с прилегающих перенаселенных территорий усиливается? Россия вымирает Все демографы уже не первый год твердят о том, что демографическая яма, в которой оказалась страна, уже не будет преодолена естественным способом. Например, Н.М. Римашевская, глава Института социально-экономических проблем народонаселения РАН, пишет, что в 2025 году нас будет 125 млн., а к 2050 году – всего лишь 100 млн. Другие ученые (Тишков, Вишневский, Градировский) с ней соглашаются в этих прогнозах. Ученые уже давно спорят только о причинах: виноваты ли в этом преобразования начала 90-х (Римашевская, (8)), типовые особенности развитых стран (Тишков (5) и Вишневский (2)), результат совпадения глобальных и внутренних причин. Но какими бы ни были причины, результат они уже не изменят. Небольшое путешествие по деревням средней полосы, некоторым северным городам и территории Сибири наглядно покажет, что огромные территории остаются без людей. Совсем. Эти земли никем не заняты, их никто не осваивает, и некому их будет удерживать. На государственном уровне эту проблему сейчас пытаются решить математически и экономически. Сколько должно быть детей в семьях? Два, три? Какую субсидию надо платить за рождение? Президент в своем послании предлагает увеличить пособие по уходу за первым 43 ребенком с 700 до 1500 рублей, за вторым до 3000 ежемесячно, а женщине, родившей второго ребенка, предоставлять единовременно 250 тысяч рублей1). По инициативе Правительства единовременное пособие в связи с рождением ребенка было увеличено с 6 до 8 тысяч рублей2). Пожалуй, стоит согласиться с мнением Б.Б. Надеждина, что решение о выплате пособия может разве что ускорить появление второго ребенка, но практически никак не сказывается на количестве детей в семье. Простейший опрос показывает, что женщины в большинстве своем уже знают, сколько детей они хотят иметь. Если в одном случае женщина решила родить одного ребенка и посвятить жизнь карьере, а в другом – родить троих и более, то на это не повлияют ни выплаты, ни их отсутствие. Планируемое количество детей – это результат воспитания и ценностного выбора женщин, а не экономического расчета. Неизвестно, для чего задумывался шаг с повышением пособий, но в СМИ и общественном мнении ему была дана однозначная интерпретация: государство дает деньги, чтобы решить демографическую проблему. Или, проще, «покупает себе граждан у матерей». Другая интерпретация даже более далека от решения демографической проблемы: это просто подкуп избирателей перед выборами. Демографическая ситуация в сравнении с другими странами Опыт стран Западной Европы, которые столкнулись с проблемой демографического спада раньше нас, неоднократно продемонстрировал, что одно лишь увеличение субсидий за рождаемость не оправдывает надежды властей. С увеличением размера пособия начинают больше рожать маргинальные слои (наркоманы, алкоголики), цыгане, другие этнические группы, которые такие пособия превратили в источник постоянного дохода, на который и живут. Ребенок для таких групп населения редко является ценностью, такие дети пополняют ряды беспризорных и через несколько лет – общий маргинальный слой. При этом исследования показывают, что рождаемость снижается вовсе не в этих социальных группах. Меньше рожают как раз те, кто вполне может себе это позволить. Большинство исследователей, занимающихся проблемой снижения рождаемости в развитых странах, говорят о том, что проблема не в экономике, а в смене культурных стереотипов и условий жизни. Этот же момент подчеркивает Б.Б. Надеждин: уровень рождаемости резко снижается, как только то или иное общество переходит из полудикого существования с крайне высокой смертностью в цивилизованное состояние. Такой переход необратим, общество создает технологии борьбы с болезнями (медицина) и смертью (повышение безопасности жизни), в результате которых смертность сильно снижается, а срок жизни людей увеличивается. Но при этом рождаемость резко падает, поскольку становится незачем рожать много детей, как раньше, в надежде на то, что хоть кто-то из выживших детей обеспечит своим родителям старость. Люди все больше занимаются карьерой и образованием, нежели рождением и выращиванием детей. Европа и Россия этот рубеж уже перешли, и теперь одними экономическими методами невозможно убедить людей рожать много детей. Ряд слаборазвитых стран этот переход еще не сделали, но им стали доступны технологии борьбы со смертностью, в результате чего население этих наций начинает стремительно расти. Статистические данные, на которые ссылается Б.Б. Надеждин, показывают, что в России еще более плачевная ситуация, чем в Европе, поскольку люди уже рожают мало (одного-двух детей), но смертность в России гораздо выше и сравнима со слаборазвитыми странами. Невеликий российский опыт в этой сфере показывает, что рождаемость увеличивается вовсе не в тех регионах, в которых этого хотели бы политики. Рождаемость растет в южных республиках. Причем иногда это даже не реальная рождаемость, а просто покупка свидетельств о рождении, которые позволяют получить заветные деньги. В результате, мы получаем факт: считается, что самый высокий уровень рождаемости в Чечне. Правда это или нет, проверить почти невозможно. Но в любом случае, со стороны высших политиков странно надеяться на то, что подобные меры смогут переломить тенденцию. Не смогут. Их просто не хватит. 44 Один из более эффективных способов поднятия уровня рождаемости в обеспеченных слоях населения – это формирование образа состоявшихся людей, окруженных своими успешными детьми, а не только одетых в дорогую одежду. Это путь, по которому пошли в США. Данные, которые приводит Б.Б.Надеждин в своей статье, говорят о том, что США – это практически единственное общество из числа экономически развитых стран, которое имеет положительный прирост своего населения. Пока Россия не выработала способ сохранения численности своего населения, ситуация будет складываться таким образом, что при самом благоприятном прогнозе коренного населения не хватит не только для новых сверхпроектов, но и просто для физического удержания такой огромной территории. По подсчетам аналитиков, для того, чтобы Россия была конкурентоспособна с другими странами, и для нормального развития экономики необходимо население не менее 500 миллионов человек. Это более чем в 2,5 раза больше, чем сейчас. Коренного населения не хватит. А значит, как бы это ни было неприятно, Россия вынуждена привлекать его извне. Политическая проблема миграции Одновременно с сокращением коренного населения, страна оказалась в точке пересечения миграции из соседних регионов. Это и неудивительно. Что бы ни говорили о российском уровне жизни, но он значительно выше, чем в ряде сопредельных государств, которые к тому же перенаселены. Миграция в Россию уже сейчас осуществляется так, что это видно невооруженным взглядом без изощренных статистических измерений. В будущем она будет только усиливаться. Если не будет найден политический ответ и не будет соответствующим образом перестроена государственная машина, то миграция будет нелегальной, если проявится гибкость, и то легальной. Но она будет. И это реалии современного мира. Весь мир наполнен мигрантами: турки живут и работают в Германии, выходцы из Пакистана и Индии – в Англии. Везде нужна рабочая сила. Нужна она и в России. Справедливы опасения сторонников отказа от мигрантов: если мигранты приезжают, то рано или поздно они получат гражданство и право голоса. Станут ли они при этом русскими людьми? Станут ли вопросы единства страны для них своими – или нет? Ведь если этого не произойдет, то Россия как единое государство в какой-то момент попросту перестанет существовать. Если формулировать политическую проблему, то она прозвучит так: как сделать приезжающих людей частью русского народа – такого народа, который удерживает и скрепляет единство России? К вопросу о народе О народе мы писали во 2-й части книги, но здесь еще раз повторим, чтo мы будем под этим понимать. Народ – это не население. Население просто живет на той или иной территории, и оно может образовывать народ, а может и не образовывать. Народом становится та часть населения, которая формирует свой собственный миф3) и историю, фиксирует свое отличие и свою ценность. В многоэтнической стране, каковой является Россия, существовал механизм формирования «второго народа»4): народа, оторванного от своих этнических корней, создающего и поддерживающего миф о России, ее существовании, исключительной мировой миссии. Для этого «народа» единство России – это ценность. Именно он, веря в миф о России, брал на себя ответственность за ее будущее, реализует большие проекты, наподобие освоения Сибири или строительства космической ракеты. Не население выигрывает войны у превосходящего врага, а народ, ибо население не способно на большие жертвы и великие свершения. В этом смысле народ – это и есть то, что делает Россию таковой, какой она является. 45 Народ может проявлять себя в критических ситуациях: либо в отказе повиноваться властям в случае произвола, либо в сопротивлении внешним угрозам. В спокойное, устоявшееся время его наличие обнаружить трудно. Пример проявления народа в форме неповиновения властям мы обсуждали в книге «Охота на власть»(9) в статье «Ловушка 2008. Уроки киевского восстания». Оранжевая революция в Украине стала возможна благодаря тому, что удалось понять и использовать механизм проявления народной воли. Небольшая часть населения, выведенная на улицы, смогла стать голосом народа. Из-за этого стала невозможной реакция старой власти: любое силовое воздействие стало бы борьбой с собственным народом. И хотя невозможно было определить, какой процент населения в тот момент протестовал против официальных итогов выборов, исход был предопределен: народ сказал свое слово, и оно было «против». Трудно сомневаться в наличии народа во время Великой Отечественной Войны или Отечественной Войны 1812 года. Именно народ изгонял поляков в 1612 году. История России насыщена такими примерами. Но народ проявляется не только в негативных ситуациях. Только народу по силам порывы, которые приводят к резкому росту сфер, только он может реализовывать большие проекты, будь это проект превращения Москвы в Третий Рим или построения коммунизма в отдельно взятой стране. Народ строил БАМ и поднимал целину. Подлинно русским народом, понимаемым не этнически, а как единство, способное на большие свершения, которое мы и называем в книге «вторым народом», становится не все население. В России уже давно существовали механизмы превращения части населения во «второй народ». Если существуют крупные амбициозные проекты или внешняя угроза территории, то в реализацию этих проектов или в защиту от такой угрозы включались этнически разные люди. Перед лицом идеи, большого проекта, миссии или задачи защиты Отечества вопрос этнической принадлежности становился вторичным. Сплав из людей, взаимодействующих друг с другом, говорящих на одном языке, живущих в рамках одной культуры и реализующих один проект, – такой сплав становился единым народом. Этот механизм использовался и в Советском Союзе. Пролетариат, решающий задачи построения коммунизма, индустриализации и другие, мог быть составлен из разных этнических элементов. Но он был пролетариатом. Советская интеллигенция, опередившая США в космосе, тоже была неоднородна, но она была советской интеллигенцией. Советская армия, выигравшая Великую Отечественную Войну, этнически представляла собой «лоскутное одеяло», но победители были воинами Советской армии. Не случайно в связи с этим наблюдение, что, пока ветераны ВОВ составляли значительную часть населения, представить появление межнациональных конфликтов в России было трудно. Вопрос о формировании «второго народа» для России является вопросом критическим. Если не создавать современные механизмы формирования народа, то проблема резкого изменения национального состава населения из-за миграции становится практически нерешаемой. Это связано с тем, что у России нет своего этнического народа. Отсутствие русской нации как таковой позволяло и позволяет сейчас считать выезжающих за границу узбеков, молдаван, украинцев и татар – русскими. Не потому, что они этнически русские, а потому, что они в глазах окружающих являются представителями русского мира. Еще Ф.Бродель на примере XVII века показал эффекты русского экономического мира (1). Мира, который не имел четких границ и не совпадал с границами княжеств. Тогда, например, Новгород и Псков, через которые шла торговля с Европой, входили в Ганзейский союз и долго и яростно сопротивлялись попыткам присоединения к владениям Московского царя. Но этот факт абсолютно не противоречил их принадлежности к русскому экономическому миру. У России никогда не было постоянной территории – на протяжении одного столетия она могла измениться неоднократно. Россия всегда была там, где существовал определенный образ жизни, порядок жизни, язык. То есть там, где был ее народ. Если такого народа на территории нет, то можно только формально сказать, что эта территория – Россия. Такая особенность российской жизни, с одной стороны, делает вопрос о восстановлении механизмов формирования «второго народа» актуальным и проблемным, но с другой стороны, 46 создает уникальную (по отношению к странам Запада) возможность инкорпорации части вновь прибывающего населения в русский народ. Инкорпорация нового населения Мы специально говорим здесь именно об инкорпорации, а не об ассимиляции приезжих. Термин «ассимиляция» иногда упоминают при обсуждении миграционной политики. Но в случае России он не совсем уместен. В отличие от многих стран, Россия никогда не ставила задачи по ассимиляции. Потому что этот термин требует тотального включения иного населения в некое базовое и потерю вновь прибывающим населением своей этнической принадлежности. В России существовал механизм инкорпорации, при котором разные группы могли сохранять свою этническую принадлежность. Представители разных этнических групп, включаясь во «второй народ», становились равными перед сверхзадачей. Современная миграционная политика уже не строится на идее ассимиляции, этническое разнообразие стало ценностью. Поэтому задачей политики стал вопрос об инкорпорации представителей разных этносов в структуру жизни страны. В Европе этот вопрос решается за счет гражданства, то есть равенства в политических, экономических и социальных правах. В России такой ход невозможен в силу отсутствия гражданского общества и института гражданства, развитого на том же уровне, что и в Европе. Для России нужен свой механизм инкорпорации. Испокон веков механизм инкорпорации в России строился на том, что из разных этнических групп выделялись лучшие представители, они включались в реализацию сверхзадач и формировали русский народ. Роль каналов для продвижения (или «социальных лифтов») выполняли образование, армия и государственная служба5). Если этот механизм не восстанавливать, вновь прибывающие мигранты будут жить в закрытых образованиях вроде землячеств и национальных общин, не включаясь в жизнь страны. В этом случае вопросы о единстве и существовании России будут для них не более чем пустым звуком. По нашему мнению, в результате преобразований 90-х годов и предшествующей общественной коррозии этот механизм формирования «второго народа» был нарушен. Примеры, когда люди других национальностей достигают больших высот в профессиональных сферах, сегодня крайне малочисленны. Кого можно вспомнить? Церетели, Алекперова, Реймана, Грефа, Шойгу, Христенко. Представители разных наций, лучшие представители – сейчас они уже часть русского народа. Но стали они таковыми еще в советское время, когда «социальные лифты» продвижения лучших в элиту страны, хоть со скрипом, но еще работали. «Именно благодаря такому механизму Багратион стал не просто грузинским князем, а русским полководцем, а Паулс – не латышским деятелем культуры, а всенародно любимым в России композитором»6). Сегодня стоит задача не только восстановления нарушенного механизма формирования «второго народа». Было бы проще, если бы можно было ограничиться привлечением мигрантов только из стран СНГ. По различным оценкам, с этих территорий дополнительно к уже проживающим в стране (приблизительно 5 млн.) приедет максимум 2 млн. Этого явно недостаточно для конкуренции с соседними странами. А значит, готовиться нужно к внешней миграции, то есть к приезжим из Китая, Юго-Восточной Азии, Индии, Африки, арабского мира. Мигранты из СНГ хотя бы как-то адаптированы к жизни в России: знают русский язык, имеют российское образование или близкое к нему, многие служили в единых вооруженных силах, некоторые имеют родственников в России. У африканцев и китайцев этого нет. Политика «не пущать» таких мигрантов в нашу армию или государственные органы может в перспективе выйти нам боком: мы сами закрываем важнейшие механизмы инкорпорации. Задача восстановления механизмов формирования «второго народа» не является чисто технической и законодательной. Обсуждая их, мы начинаем понимать, что к массовой инкорпорации у нас пока не готовы. Не готов народ. Оказавшись сам в тяжелой ситуации, мигрантов он воспринимает не иначе, как нахлебников. А это означает, что он не сможет справиться с массовой миграцией: силы не хватит. Для того, чтобы такая сила появилась, нужно заниматься русским народом, 47 увеличением его инкорпорирующей силы: повышать образовательный и квалификационный уровень, уровень его самодеятельности и самоорганизации. Если русский народ не станет конкурентоспособным по отношению к хлынувшим в страну мигрантам, произойдет не инкорпорация, а столкновения и конфликты на этнической почве; такие проявления мы не так давно наблюдали в Кондопоге. Политику инкорпорации надо воспринимать не как великорусский шовинизм и национализм, а как условие выживания России. Русские должны быть достойны и конкурентоспособны по сравнению с приезжими по всем параметрам: и культурно, и организационно. Не готовы политики. Вопросы сокращения населения и восстановления инкорпорирующих механизмов в публичной среде не поднимаются. Вместо них слышен либо «плач Ярославны» о «загубленном великом народе», за которым следуют поиски виновных, либо спекуляции на тему национализма и шовинизма. А это действительно спекуляции, потому что национализмом прикрывают социальные или криминальные разборки маргиналов. А если политики молчат, то не формируется политическое отношение к миграции, не формируется активная среда, готовая включить представителей мигрантов в русский народ. И даже задача такая не ставится. В публичном поле ее просто нет. Не готова система образования7). Один из основных механизмов «социального лифта» погряз в выяснении финансовых вопросов и не способен не только адекватно выполнить задачу формирования каналов для продвижения, но и построить массовую программу ликвидации неграмотности в среде мигрантов. Даже в подмосковных школах, что характеризует ситуацию, учителя не готовы учить русскому языку8). Не готово государство. До настоящего момента миграционную политику, направленную на включение мигрантов во «второй народ» (русский народ), нельзя критиковать потому, что она просто-напросто отсутствует. Современная государственная политика в этой сфере должна предусматривать несколько механизмов: 1. Механизм селекции. Для его формирования надо ответить на вопрос: кого мы привлекаем в страну, а кого – нет. Можно, повторив находку США, пускать не всех, а по квотам, предусматривающим приоритетный въезд для одних категорий и максимально усложняющий его для других. Основанием для квотирования может становиться уровень образования, знание языка, владение востребованными профессиями и т.д. 2. Правильная схема расселения приезжих, не допускающая сверхвысокой концентрации одной нации на небольшой территории. Если этот механизм будет приводить к тому, что разные этнические группы на территории будут перемешиваться, то с помощью дополнительных механизмов инкорпорации можно предотвратить этническое замыкание. 3. Создание легальных общественных структур, отстаивающих интересы приезжих, типа профсоюза гастарбайтеров. Если этого не сделать, то мигранты сами создадут структуры для своей защиты. Аналоги этнических криминальных группировок существуют и сейчас. Политический ход состоял бы в том, чтобы такие организации максимально легализовать, а их наиболее толковых представителей продвигать дальше. 4. Специальная программа адаптации и обучения приезжих – изучение языка, основ законодательства, базовых правил общежития и проч. Всеобщее обучение в рамках миграционной политики должно стать условием роста, как на государственной службе, так и в торговле на рынке. В Европе и США мигранты должны зарабатывать право на жизнь в стране многолетним и эффективным трудом. Приезжая к нам, человек тоже должен доказать, что может быть гражданином этой страны. 5. Интеграция лучших представителей из числа приезжих во власть, политику, образование. Содействие их продвижению и росту. Если появляются мигранты, то обычно этническая группа занимает ту или иную сферу: строительство, торговлю, частный извоз и проч. Миграционная политика будет эффективной в том случае, если лучшие из мигрантов смогут постепенно продвигаться в мастера, руководители, чиновники, бизнесмены. 48 6. Продвижение русских. Важнейший элемент инкорпорации состоит в том, что, работая совместно с русскими, приезжие постепенно включаются в большие проекты и программы. Поэтому в ходе разворачивания миграционной политики нужно проводить соответствующую работу с русскими, чтобы они были конкурентны с точки зрения образования, активности, социальной реализации. Если этого не будет, то повториться ситуация Адыгеи. Там, после выделения республики из состава Краснодарского края, все руководящие должности были монополизированы адыгами. Проверить эффективность политики инкорпорации в будущем можно довольно просто. Для этого полезно вспомнить период, когда представители других национальностей занимали практически все основные чиновничьи должности в России. В тот момент они уже были русскими, представителями «второго народа», говорили на русском языке, приняли православие. Русские немцы отстаивали Россию перед Германией и Пруссией, воевали за нее. Если современная инкорпорация пройдет успешно, то русскоговорящие китайцы будут воевать за Россию с Китаем, русские индусы – с Индией. Провал инкорпорационной политики заметить будет тоже довольно легко: если вы проедете по Дальнему Востоку и Сибири и не услышите русской речи или признаков того, что здесь когда-то была Россия, – все станет ясно. ГЛАВА 3 НОВАЯ ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА (получение преимуществ против обременений) Признать развод Россия сегодня входит в множество альянсов. Прежде всего это СНГ, о котором см. в нашей статье «Тезисы по СНГ» (9), но также и ЕврАзЭс, ОЦАС, ОДКБ, ЕЭП, ШОС. Президентами России, Белоруссии, Казахстана и Украины рассматривается проект Единого экономического пространства этих стран. Нынешний курс политики можно описать как продолжение отношений с государствами, которые входили в состав Советского Союза, а теперь превратились в самостоятельные страны. Россия поставляет им энергоносители по низким ценам, в ряде стран охраняет их границы (Киргизия). С другой стороны, после перемены власти в Грузии, Украине и Киргизии их новые лидеры заявляют о более или менее радикальном пересмотре политики своих стран по отношению к России. Например, Михаил Саакашвили в интервью газете La Republica заявил, что «российское поведение в Грузии неприемлемо. Путин хочет ликвидировать контроль ОБСЕ на границе с Чечней, не выполняет обещания убрать военные базы из нашей страны, раздувает огонь сепаратизма в Абхазии и Южной Осетии. Он действует так, словно Грузия является российской». Постоянно возникают споры по поводу неопределенности границ и тех или иных территорий: Курильские острова, спорные острова на Амуре, Южная Осетия, Приднестровье, Абхазия, северный Казахстан, который никогда казахским не был, но почему-то отошел к Казахстану. Почему так происходит? На пост-советском пространстве существует СНГ, который должен был бы обеспечивать наши интересы на этом пространстве. Вместо чего мы почему-то получаем проблемы на собственных границах и поставляем газ по заниженным ценам, не получая ничего взамен. Вспомним, что СНГ, по сути, был создан и функционировал для того, чтобы осуществить «цивилизованный развод» между республиками бывшего СССР. Он решал целый комплекс проблем: от военных до хозяйственных, от внешнеполитических до гуманитарных. Ни Российская Федерация, ни остальные страны-республики бывшего СССР не могли в начале 1990-х гг. обойтись без такого союза. Именно в его рамках происходило становление и созревание государственности новых независимых государств. СНГ подстраховывал все страны-участницы при осуществлении экономических и хозяйственных преобразований, при формировании новых рыночных и демократических механизмов. В его рамках были созданы таможенные, внешнеполитические, военные структуры новых государств. 49 Сегодня, спустя почти 16 лет с момента основания СНГ, явственно проявилось различие в темпах осуществления преобразований в странах-участницах. Активно происходит смена поколений власти. Новоизбранные, а также получившие власть в результате различных драматических событий лидеры стремятся проводить свою собственную политику, не обязательно ориентированную на Россию, а иногда и прямо противоречащую ее интересам. Для этих государств функция СНГ кардинально изменилась: сегодня они используют механизмы СНГ для давления на Россию с целью получения экономических преимуществ, более дешевого российского сырья и т.п., фактически – шантажируют Россию. Такая ситуация возможна исключительно потому, что эти страны видят неготовность России отказаться от СНГ, видят, что Россия не в состоянии сформировать иной, альтернативный СНГ, механизм осуществления своей политики и своего влияния на постсоветском пространстве. Фактически непомерные экономические (а иногда и политические) требования стран СНГ являются платой за нашу собственную неспособность отказаться от пережитков прежней внешней политики и сформировать иные конструкции российского влияния. За время своего существования СНГ превратилось в обременение, которое уже не приносит выгоды России. Политика СССР строилась таким образом, что, являясь сверхдержавой, противопоставленной странам Запада, он формировал вокруг себя группу союзников в виде различных стран. Это страны Варшавского договора, коммунистические республики: (Куба, Ангола, Никарагуа, Вьетнам) и прочие страны, в которые Советский Союз осуществлял значительные вклады (строительство электростанций, инфраструктур и пр.) У ответственных за внешнюю политику России остался комплекс ответственности за бывших «младших братьев» или вины перед ними. И за это приходится расплачиваться. Украина отказывается платить за поставляемый российский газ по мировым ценам. Кубинское правительство в ответ на решение России о ликвидации радиоэлектронного центра на базе Лурдес заявляет, что Россия должна предоставить серьезные аргументы для своего решения, поскольку Куба не давала на это своего согласия, а ликвидация центра представляет серьезный риск для кубинской безопасности. В этом смысле другие страны пользуются русским великодушием для того, чтобы получать от России то, что им нужно. Сейчас важно строить внешнюю политику не по обязательствам и памяти прошлого, а по целям настоящего и будущего. В этом надо брать пример с Англии: она ориентирована не на обязательства, а только на свои интересы. Другой пример – США, которые после заключения с Россией договора о разоружении не выполнили практически ни одного обязательства, тогда как Россия все обязательства выполнила. В наших интересах не тащить дальше обременения прошлого, где мы связаны договорами со слабыми (СНГ). Чтобы России усиливаться, она должна строить отношения с сильными, то есть считать своими партнерами по соглашениям и взаимодействиям Европу и США, а также азиатские страны. Должны строиться такие альянсы, блоки и международные организации, в которых Россия выступала бы на равных со сравнимыми или даже превосходящими по силам конкурентами. А объединение со слабыми служит ей только обременением, и не приносит выгод. Поэтому первоочередным шагом для работы на постсоветском пространстве является признание ситуации «состоявшегося развода», состоявшегося становления государственности бывших республик СССР – и в этих условиях роспуск СНГ. Сегодня отношения между странами постсоветского пространства регулируется целым рядом двусторонних договоров и многосторонних соглашений (ЕЭП, ЕврАзЭС, Шанхайское соглашение, Таможенный союз и т.п.) в области экономики, политики и военного сотрудничества, кроме того, страны имеют на территориях друг друга объекты собственности и участия в предприятиях. Таким образом, отношения сегодня весьма разносторонние и тесные, и в сохранении СНГ нет необходимости. Более того, безусловная заинтересованность России в сохранении СНГ осознается остальными членами СНГ, что ставит Россию в неравное, невыгодное и слабое положение. Это положение может стать по-настоящему нелепым и поистине позорным, если другие страны начнут отделяться от СНГ и Россия останется его единственным членом – и без того слабость и 50 неэффективность действий РФ на постсоветском пространстве в последнее время стало очевидной для всех, включая и политических противников. Политика освоения Это не значит, что нужно вовсе прекратить всякие отношения с нашими бывшими партнерами, нужно перейти к логике освоения этих стран. Россия имеет колоссальный опыт освоения других территорий и ресурсов, стран и государств, культур и народов. Здесь мы говорим именно об освоении, а не о захвате и колонизации, которую осуществляли европейцы. Поэтому наших бывших партнеров надо рассматривать как зону интересов и влияния и разворачивать их освоение по всем направлениям: хозяйственному, экономическому, культурному и пр. Построение блоков и альянсов должно быть направлено на освоение, а не на сохранение прошлых связей и отношений «несмотря ни на что». Захват означает физическое присвоение, захватить – значит отнять имеющееся, колонизация – это насаждение своего; освоить же означает включить в зону своих возможных действий. К примеру, освоение компьютера не относится к конкретному компьютеру, а к компьютерам вообще, к умению ими пользоваться и расширению с их помощью собственных возможностей. Существует освоение культурных образцов, территории, новых способов жизни, технологий; это означает, что теперь можно с ними работать. Когда Россия оказывается в очередном упадке, ей необходимо нечто осваивать, чтобы подняться до мирового уровня. В истории несколько раз мы видели, что в этот момент ей подсовывают какой-нибудь западный проект, к примеру, предлагают войти в унию католических стран и провозгласить Москву – Третьим Римом , или проект коммунизма и т.д. Но вместо прямой реализации такого проекта в России происходит его «переваривание» и освоение того, что ей необходимо, с попутным избавлением от того, что ей вредно. После этого она начинает делать некоторые вещи не хуже или даже лучше других и становится конкурентоспособной по отношению к ним. Россия быстро освоила самолетостроение, и теперь Уго Чавес с удовольствием покупает наши истребители «Су». Освоение других стран, к примеру, означало бы придумывание для них проектов разработки месторождений, развития гидроэнергетики, постепенное включение других стран в свои программы развития. По отношению к СНГ должно происходить освоение, а не заключение разовых договоров чисто экономического толка: ты мне – я тебе. Как можно строить равноправные отношения между теми, кто не равен физически? Если Армения жалуется на повышение цен на энергоносители, то это означает, что надо не продавать ей сырье по пониженным ценам и тем самым тащить ее на себе, а создавать для нее такие проекты, в которых она могли бы зарабатывать и тем самым расплачиваться с Россией по мировым ценам. К примеру, Казахстан оторвал Карачаганакское месторождение , очень богатое, промучился с ним 15 лет, но освоить его так и не смог, и сейчас месторождение будет осваивать Россия. Мир изменился. Внешняя политика не может строиться на противостоянии военных блоков, как это было в прошлом. Это совершенно правильно зафиксировано в Послании Президента . Вопрос современной внешней политики не в том, чтобы создавать устойчивые блоки и альянсы, а в том, чтобы достигать своих интересов, вступая во временные договоры. Важнейшим средством, с помощью которого Россия может распространить свою сферу влияния на постсоветском пространстве, является ее влияние на бывших сограждан (в рамках СССР), на соотечественников, оказавшихся за пределами России. И снова о миграционной политике Если Россия в 1991 г. приняла на себя все долги СССР и стала правопреемником всех международных обязательств, то принятие на себя ответственности за всех соотечественников бывшего СССР является логичным и последовательным шагом. 51 Необходимы эффективные программы защиты наших граждан и соотечественников за рубежом (причем включая и временно выезжающих за границу туристов, бизнесменов и т.д.). Некоторые шаги в этом направлении нынешние власти уже начали делать. Дали клич соотечественникам, ввели упрощенную схему миграции. Обеспечили для соотечественников, желающих приехать в Россию, подъемные, жилье, бесплатный проезд и пр. Однако эти шаги не были подкреплены соответствующей миграционной политикой, о которой мы уже писали в Главе 2 «Инкорпорация нового населения». Построение такой миграционной политики и, как следствие, включение приезжих в русский народ, окупится в средне- и долгосрочной перспективе, создав в России базис для ускоренного экономического роста и ориентировав граждан стран бывшего СНГ на Россию. Это позволит России осуществлять культурнообразовательную экспансию на эти страны, сохраняя их в сфере своего влияния (речь идет об адаптации возможных граждан к жизни в России, специальных курсах, выверенной языковой политике и политике СМИ). Подобную политику, разумеется, можно проводить не только в странах бывшего СССР, но и в Европе, Израиле, Китае и т.п. Пора сбросить это бремя прошлого. Наши бывшие союзники стали нам чужими, а мы до сих пор продолжаем чувствовать себя обязанными. Пора перестать заниматься благотворительностью для них, эти страны отстаивают собственные интересы, а не российские. Стране нужна новая внешняя политика, которая должна строиться на следующих постулатах: 1. Смена внешнеполитической доктрины. Вместо того, чтобы наживать врагов и друзей, строить военные блоки, политику взаимодействия с сильными и развивать Россию при помощи этого взаимодействия. 2. Логика несения бремени прошлых союзнических и дружеских отношений должна быть заменена на освоение и развитие других территорий. 3. Внешняя политика должна строиться согласно целям и интересам России, а не по обязательствам прошлого. 4. На постсоветском пространстве – политика влияния на соотечественников вместо политического союза. 52 Литература Введение 1) Дебор Г. Общество спектакля. М., 2000. 2) Маркес Г.Г. Сто лет одиночества. М.: Проф-Издат, 2006. 3) Ориентиры (сборник). М., 2006. www.rifat.ru/images/data/rifat/library/doc/3621/orientiry_2006.doc Часть 1 Глава 1 1) Попов С. Организация хозяйства в России. Омск, 2002. 2) Синюгин В. Искусство реформирования. М.: ММАСС-Культ, 2005. 3) Шайхутдинов Р. Охота на власть. М.: Мидипринт, 2005. Часть 1 Глава 3 (1) Вебер М. Избранное: Протестантская этика и дух капитализма. М.: РОСПЭН, 2006. (2) Даль Р. Полиархия, плюрализм и пространства // «Вопросы философии», № 3, 1994. (3) Нордстрем К., Риддерстрале Й. Бизнес в стиле фанк. Капитал пляшет под дудку таланта. СПб.: Стокгольмская школа экономики в Санкт-Петербурге, 2002. Часть 2 Глава 1 (1) Бродель Ф. Время мира. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. Т. 3. М., 1992. (2) Вебер М. Избранное: Протестантская этика и дух капитализма. М.: РОСПЭН, 2006. (3) Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. Введение в Феноменологическую философию. (4) Лисичкин В.А. Шелепин Л.А. Третья мировая /информационно-психологическая/ война. М., 2003. С. 308 (5) Ориентиры (сборник). М., 2006. www.rifat.ru/images/data/rifat/library/doc/3621/orientiry_2006.doc (6) Солоневич И.Л. Народная монархия. М.: РИМИС, 2005. (7) Шестов Л.И. Апофеоз беспочвенности. М.: АСТ, 2000. (8) ЯковенкоИ. «О природе империи» (доклад) // Стенограмма научного семинара Евгения Ясина, фонд «Либеральная миссия», 09.11.2005. www.liberal.su/sitan.asp?Rel=149 Часть 2 Глава 2 (1) Гумилев Л.Н. География этноса в исторический период. Л., 1990; Гумилев Л.Н., Коваленко М.И. Этногенез и проблемы этнической психологии. // Актуальные проблемы этнической психологии / Под ред. А.Ф. Шикуна, Ю.П. Платонова. Тверь, 1992. (2) Зиновьев А.А. Исповедь отщепенца. М.: Вагриус, 2005. (3) Зиновьев А.А. На пути к сверхобществу. М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2000. (4) Попов С.В. Метаморфозы политической деятельности в России (1985-1995 гг.) // Россия и мир: политические реалии и перспективы. Аналитический альманах. М.: «Автодидакт», 1998. (5) Солоневич И.Л. Народная монархия. М.: РИМИС, 2005. (6) Эрн В.Ф. Сочинения. М.: Правда, 1991. (7) Аверьянов В. Природа русской экспансии. М.: Лепта-Пресс, 2003. С 361-363 Часть 2 Глава 3 (1) Флоря Б.Н. Иван Грозный. М.: Молодая гвардия, 1999. (2) Галковский Д. Русская политика и русская философия. Иное. Хрестоматия нового российского самосознания. – М.: Аргус, 1995. Часть 3 Глава 3 (1) Бродель Ф. Время мира. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. Т. 3. М., 1992. (2) Вишневский А.Г. Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР. М.: ОГИ, 1998. (См. также работы «Великая малонаселенная держава», «Россия – 2013: высокая смертность, низкая рождаемость» и др.) (3) Даль Р. Полиархия, плюрализм и пространства // Вопросы философии. 1994. № 3. (4) Ильин И.А. Предпосылки творческой демократии (1951 г.) В сб.: О грядущей России (Избранные статьи) / Под ред. Н.П. Полторацкого. М.: Воениздат, 1993. (5) Камакин А. Вперед – к победе депопуляции. http://www.demographia.ru/razdel/index.html?idR=5&idArt=197 (6) Надеждин Б.Б. Проблема демографии. Сравнительный анализ России и других стран мира. Опубликовано на сайте www.reformy.ru (7) Ориентиры (сборник статей). М., 2006. www.rifat.ru/images/data/rifat/library/doc/3621/orientiry_2006.doc (8) Римашевская Н.М. Социально-экономические и демографические проблемы современной России. Вестник РАН. Т. 74. 2004. № 3. С. 209-218. (9) Шайхутдинов Р.Г. Охота на власть. М.: Мидипринт, 2005. 54 Приложения Рифат Шайхутдинов «Введение в дискурс позитивного класса» ДЕМОКРАТИЯ В РОССИИ «Демократия есть именно политическое спортивное состязание...» Иван Ильин (4) Ситуация с демократией в России В нынешних политических обсуждениях присутствует убеждение, будто бы все знают, что такое демократия, всем это ясно, понятно, очевидно. Даже если у нас и возникают какие-то разногласия, то уж точно они могут быть развеяны обращением к нашим «старшим братьям по демократии», Европе и США. Уж они-то точно знают, что это такое, и подскажут, направят в случае чего. А ведь в то же время демократия – это слабое место России, по которому западные страны бьют и будут бить. Если приватизировать стандарты демократии, можно до бесконечности обвинять в недемократичности другие страны, но что можно этому противопоставить? Демократия – зона вопросов, а не ответов Обращаясь к западным дискуссиям, мы видим, что на Западе демократия – это не готовый ответ, а проблема и ожесточенные споры. Это происходит в поле теоретических обсуждений западных ученых, для которых демократия – это сложная и многосоставная проблема. С одной стороны, демократия для стран Запада – это своего рода священная корова, результат ценностного исторического выбора, и никто не может всерьез поставить под сомнение её идеалы. А с другой стороны, там постоянно обсуждаются новые версии демократии, появляются новые слова, например, «полиархия»(2), «вертикальная демократия»(8), «демокра¬тия множества»(11). В США стали обсуждать степень, в которой им нужно быть демократическими, и для этого тоже придумали термин – «эффективная демократия». Из этого видно, что все-таки Запад в чем-то недоволен демократией, и дискуссии продолжаются. Это происходит и в поле практической политической жизни. США пошли на серьезные ограничения демократии после терактов 11 сентября 2001 г. Конечно, мало кто осмелится заявить, будто бы Штаты отказались от демократии. Это не так, но факт остается фактом: после принятия «Патриотического Акта»(7) из Конституции США, своего рода иконы демократии, был исключен, хоть и на время, ряд пунктов, которые всегда считались основами американской демократии. Помимо этого, продол¬жается спор и неразбериха, какие страны и на каком основании считать «демократическими». Монархическую Великобританию все без сомнения считают «демократичной». По поводу же замены губернаторских выборов в Рос¬сии другой процедурой, как мы помним, была поднята огромная буча. Выборы во многих европейских странах посещают не более 30% населения, а другие страны обвиняются на этом же основании в «недемократичности». На недавних вы¬борах в Палестине 90% населения вполне легитимно и определенно выбрало «Хамас», и это, опять же, почему-то считается «недемократичным». Все это заставляет задуматься и признать, что демократия – не готовое решение. С проблемой демократии есть много и других подобных вопросов и казусов, мы обсудим их ниже, но ведь то, что счи¬тается вопросом и проблемой во всем мире, для России почему-то выглядит так, как будто все уже решено. Либо Путин знает, либо Буш знает, ну хоть кто-нибудь знает! Вот эта неспособность видеть проблемы, которые не имеют готового решения, нежелание заду¬маться, осмыслить и освоить то, что происходит, и порождает опасность «формальной демократии», о которой предупреждал Иван Ильин. «То политическое течение, которое, по-видимому, преобладает в современном мире, должно быть обозначено как “фанатизм формальной демократии”. Фанатизм – потому, что это течение превратило свой лозунг в “исповедание веры”, в панацею (всеисцеляющее средство), в критерий добра и зла, в предмет слепой верности и присяги; так, как если бы надо было выбирать между тоталитарным режимом и формальной демократией, ибо ничего больше нет (тогда как на самом деле есть еще многое другое!). Это есть фанатизм формальной демократии, которая сводит все государственное устройство к форме всеобщего и равного голосования, отвлекаясь от качества человека и от внутреннего достоинства его намерении и целей, примиряясь со свободою злоумышления и предательства, сводя все дело к видимости “бюллетеня” и к арифметике голосов (количество)»(4). Опасность такого неосмысленного и формального отношения к демократии мы видели на примере дискуссий после заявления в ряде посланий нашего Президента и докладах В.Ю. Суркова1) тезиса о суверенной демократии. В ответ на это многие подумали, что теперь главная задача – это отстоять суверенитет и отказаться от всего прозападного, в частности, от демократии, и стали обсуждать суверенитет как войну с Западом, изоляционизм. Другие, которые называют себя демократами, а на деле являются псевдодемократами, стали видеть в суверенной демокра¬тии попрание принципов демократии, отказ от демократии и тенденцию к тоталитаризму. Все это не только свидетельствует о неправильном понимании Президента, но и является показателем непонимания самой демократии, всей глубины и сложности демократического вопроса. Россия уже объявила всему миру о том, что будет демократизироваться, отказ от этого сегодня сразу поставит ее в глазах мирового сообщества в ранг тех, с кем не разговаривают. Если говорить предель¬но грубо, с «врагами человечества» не ком¬муницируют, с ними воюют. И здесь нужно понимать, что демократия это не просто один из политических режимов или характеров политичес¬кой организации общества, типов правл嬬ния. Сегодня демократия это еще и бренд, «ярлык», знамя, под которым ведется наступление ряда стран на остальной мир. В ХХ веке демократическими стали называть страны, противостоя¬щие группе социалистических государств вне зависимости от того, насколько они были демократическими на самом деле2). Если раньше в истории России удавалось изолировать себя от влияния Запада, то сегодня это не только бессмысленно, но и невозможно. Фанатизм российских псевдодемократов Наши псевдодемократы, которые в ответ на тезис о суверенной демократии с другой стороны баррикад кричали о том, что Россия катится к тоталитаризму, проявили безграмотность в понимании ситуации с демократией не меньше «изоляционистов». Это их Иван Ильин называл «фанатиками формаль¬ной демократии». И действительно, их поведение напоминает группу спятивших религиозных фанатиков, которые не понимают всей сложности демократического вопроса и толкают Россию на слепое копирование внешних проявлений демократии с Запада. Во-первых, это просто бессмысленно, поскольку ясно, что в полной степени они не могут здесь прижиться, Россия все-таки отличается от западных обществ. Во-вторых, это опасно, поскольку, как только мы согласимся с тем, что стандарты и ориентиры нашего политического и общественного устройства находятся не у нас, а «у них», мы тут же попадаем в ситуацию внешнего управления, и теперь нам станут говорить, какими мы должны быть и что нам делать. Фанатизм наших псевдодемокра¬тов виден на примере сегодняшних обсуждений на радио «Эхо Москвы». Ими выделяется ряд ключевых вопросов и тем по демократии, например, свобода слова, права человека, какие в стране есть нарушения и пр. Дальше вместо то¬го, чтобы разобраться с тем, что это такое по существу, зачем нужна эта свобода слова, при каких условиях она может прижиться в России и пр., они начинают ее муссировать, как будто бы свобода слова, права человека и ценности демократии есть нечто естественное, только некоторые злые дяди этому мешают. Это чисто демагогический прием, в результате которого не выделяются проблемы демократии, как, когда и в каких зонах она будет в России осмыслена 56 и эффективна, а вместо этого со стороны псевдодемокра¬тов раздаются призывы к взятию внешних проявлений демократии, а не ее полезного содержания и сущности. Демократия как оружие В проблеме демократии нельзя забывать, что демократия есть еще и довольно сильное смысловое оружие в мировой конкуренции. Это хорошо видно в западных дискуссиях, описанных выше; экспорт демократии – одна из самых оживленных тем. К числу известных авторов, можно отнести Хантингтона, Пшеворского, Лейбхарда и целый ряд других. В этом смысле демократия все больше становится функциональным элементом в борьбе за насаждение определенной схемы организации общества. Ведь оказывается, как фиксируют многие западные авторы, демократия возможна далеко не в каждом типе общества. Тогда тезис о демократизации есть претен¬зия на трансформацию других обществ, в том числе и российского, под один стандарт. Современная ситуация в мире – это борьба за господство схем организации общества. Кто навя¬жет свой порядок, тот победит. Кто присвоит себе стандарты общественной жизни, тот сможет контролировать остальных. Тезис о необходимости повсеместного установления демократии и есть элемент такой борьбы. Если им удастся навязать нам свои стандарты демократии, мы попадемся в ловушку. Принятие чужих стан¬дартов организации общественной и политической жизни означает, что наше общество не сможет развиваться и самостоятельно вы-ра¬батывать свои собственные ориен¬тиры и ценности. Вся подлин¬ность общественной и политической жизни тут же деградирует до тривиального набора формаль¬ных демократических механизмом при¬ня¬тия решений и выборов руководителей. Неосмысленное отношение к демократии чревато потерей общества. Тем самым мы просто потеряем свое общество и его способность к самостоятельному, российскому смыслообразованию, следовательно, дальше мы оказываемся неспособными противостоять ценностям и смыслам, которые будут навязываться со стороны других стран, наших конкурентов. Эта опасность будет существовать до тех пор, пока мы будем считать, что центр образования стандартов и механизмов демократии находится на Западе. А что нам мешает создать свой собственный? Среди прочего мешает предрассудок, будто бы демократия – вещь известная, всем понятная. Самое время сделать еще одно разоблачение – не только сейчас, но и никогда в истории не было ни единой всеобщей формы реализации демократии, ни единого понятия демократии. Трансформации понятия демократии происходили несколько раз в истории, происходят сейчас и, по-видимому, будут происходить в будущем. Трансформации демократии Демократия в полисах Древней Греции Перевод слова «демократия»3) с греческого способствует укоренению представления о том, что «демократия – это власть народа». Однако это не совсем так. Когда в Древней Греции говорили «демократия», под «демосом» понимали не весь народ, а лишь небольшую и впол-не определенную его часть. Из истории известно, что «демос» ограничивался несколькими тысячами человек, которые могли уместиться на городской площади. Это были свободные граждане полиса, которые довольно сильно отличались от плебса (сброда) и других слоев людей (рабов, полурабов, иноземцев), не входивших в «демос» и не участвовавших в принятии решений. Кроме того, существовала система цензов, которые определяли данную группу. В этом смысле греческую демократию можно было бы назвать «властью демоса», то есть властью одной специфической части народа. «Власть демоса» в Древней Греции противопоставлялась аристократии (власти лучших), олигархии (власти немногих), и монархии (власти одного). Но демократия противопоставлялась и охлократии, то есть власти «охлоса» – того народа, который не входил в «демос». Причем охлократия понималась как «плохая» форма правления – «власть сброда» в буквальном смысле этого слова (Подробнее об этом см. у 57 Аристотеля, который описал различные формы правления с разделением на лучшие и худшие формы). С тех пор название «демократия» осталось, но его смысл сегодня довольно сильно изменился. Во-первых, кардинально изменилась и усложнилась структура общественной и политической жизни – мы уже не живем в греческих городах-полисах. Во-вторых, более новое понятие демократии, сформировавшееся спустя две тысячи лет на Западе, возникло в совершенно иной ситуации. Демократия в национальных европейских государствах XVIII века Вопреки распространенному противопоставлению «демократия – тоталитаризм», современное западное пони-мание демократии в значительной мере возникло в оппозиции к республиканской форме правления. История Европы показывает, что идеи свободы, которые были направлены против сословноаристократического общества, могут реализоваться и в республиканской форме. Республиканская форма правления предполагает значительную свободу граждан, но не отдельных граждан непосредственно, а либо их различных сословно-корпоративных организаций, либо территориальных образований (провинций, городов и т.п.). Республиканская форма правления строится на представительстве всех слоев населения, провинций, корпораций и др. образований. Вместе с этим появляются различные формы парламента (республика Венеция, Генеральные Штаты во Франции и др.) Итак, современная демократия, хотя и обозначается тем же термином, что и в Древней Греции, возникла в оппозиции к республиканской форме. Ее появление связывают с периодом буржуазных революций в Европе, когда понадобилось сломать существующие территориальные, сословные, корпоративные объединения и сделать всех людей принципиально равными, ввести общие для всех демократические механизмы и дать всем равные условия и права. Одно из таких прав – избирательное право, которое фиксируется для каждого отдельного человека, а не для их объединений – в отличие от республиканской формы правления. Новый проект демократии был реализован в рамках национальных суверенных государств (его М. Хардт и А. Негри в своей работе «Множество: война и демократия в эпоху империи»(11) называют «проект демократии эпохи модернити»). Как пишет Р. Даль(2, 3), по сравнению с прежней древнегреческой моделью демократии возникли представительства, сильно расширилось пространство представительной демократии – и географическое, и численное, и политическое. Современное понятие демократии Современное коммуникативное общество привело демократию к следующей форме. Формируются общественные проблемы, не имеющие решения, будь то терроризм, экология или другие. Постоянно идет их обсуждение, интерпретация, появляются все новые точки зрения, но при этом сами проблемы не решаются. И так до тех пор, пока эти проблемы не будут доведены до того, что часть общества начнет их чувствовать, понимать и какие-то части тем или иным образом переводить в политические решения. Вопросы обеспечения жизни целого (страны, общества, народа) уже не решаются одними институтами государства: сюда можно отнести и вопросы экологии, и вопросы производства, которое давно стало транснациональным, и вопросы финансовых потоков и каналов коммуникации, которые уже не принадлежат отдельному государству, а давно переросли государственные границы. Развитие сетевых структур обеспечения жизни, разнородность и подвижность населения зашкаливает за любой предел допустимости прежних форм демократии. Для граждан возникли существенные пределы участия в принятии решений – 58 появилось языковое, этническое, культурное, религиозное и профессиональное разнообразие населения и другие трансформации общества. Демократия будущего Хардт и Негри отмечают(11), что наступил конец прежнему проекту демократии, созданному для мононациональных государств. Национальных государств уже почти не осталось. Мир изменился. Авторы настаивают на необходимости разработки новой формы демократии. Реально мы живем уже в другом типе общества, но при этом продолжаем новое называть демократией. Все это напоминает время, когда первые автомобили называли самодвижущимися телегами (просто привыкли к телегам). Отсюда известное обвинение в поддер-жании «демократического мифа». Глобализация, мировой терроризм, глобальные проблемы экологии, развитие средств масс-медиа и других сетевых структур, резкое повышение мобильности населения и перемешивания населения разных культур, этносов и религий… Эти и другие факторы говорят о том, что прежняя модель демократического национального государства, возникшая в XVIII веке, себя исчерпала, что вполне открыто обсуждается рядом западных авторов (11). Все перечисленные выше формы демократии и есть поиск ответа на этот вопрос. Окончательный ответ вряд ли может быть дан в ближайшем будущем, но вопрос требует обсуждения. Здесь же мы оставим его без ответа, но обсудим его в наших следующих статьях. В нынешних российских дискуссиях сплошь и рядом считается, что все знают, что такое демократия. Реально вопрос о содержании понятия демократии стоит, и очень остро, не только для России, но и в странах Запада, «логове демократии». Что пишут в «логове демократии»? В самом деле, а почему бы Западу, наконец, не успокоиться с демократией, к чему так горячо призывал Фукуяма в статье «Конец истории» (10)? Почему бы ему не признать успешное завершение проекта демократии, и просто заниматься подтягиванием к её идеалам «отставшие», с его точки зрения, общества? Вместо этого, читая работы популярных западных исследователей, мы видим, что тема демократии – это тема не просто живая, но и интенсивно обсуждаемая. Более того, идет рефлексия понятия демократии. Складывается ощущение, что и на Западе демократией в чем-то недовольны, все пытаются ее достроить, обустроить, что-то к ней приделать. Для чего это? По-видимому, люди постепенно замечают, что мир изменился, современное общество уже устроено иначе, и проекты Локка, Руссо, Монтескье и других уже как-то не отвечают современности. Но в то же время мы видим, что демократия для западных авторов – это не просто одна из многих моделей общества. Другие варианты недемократического общества просто не обсуждаются. На Западе демократия действительно считается результатом ценностного исторического выбора. Русский философ Иван Ильин это отмечал еще в середине прошлого века: «Еще Жан-Жак Руссо учил, что человек от природы разумен и добр; и что единственное, чего ему не хватает, это свободы. Надо только не мешать ему свободно извлекать из своего доброприродного сердца – руководительную “общую волю”, мудрую, неошибающуюся, спасительную... Только не мешайте... – а уж он из-вле-чет!.. Люди уверовали в это два века тому назад. Уверовали французские энциклопедисты и революционеры, а за ними анархисты, либералы и сторонники “формальной демократии” во всем мире. Уверовали до такой степени, что даже забыли о своей вере и о ее опасностях: решили, что это и есть “сама” “несомненная” “истина” и что она требует в политике – благоговения перед свободой, почтительного формализма и честного подсчета голосов. И вот, два века этой практики поставили современных политиков перед величайшим политическим землетрясением мировой истории... Что же им делать? Урезывать формальную свободу? Отказаться от механики частных вожделений? Отменить голосовую арифметику? Но это значило бы усомниться в “священных” 59 догматах современной демократии! Кто же дерзнет на это? Кто сам себя дезавуирует? И что же тогда противопоставить тоталитаристам слева и справа? Но если здесь - тупик, то что же тогда? Неужели соглашаться на уродства и зверства тоталитарного режима?! Невозможно!» (5). Поскольку демократия для Запада есть ценностный выбор, возникает вопрос – что бы такого приделать к демократии, чтобы в условиях современности сохранить хотя бы видимость демократии? И для этого придумываются новые слова, например, полиархия. Автор этого термина, Роберт Даль (известный политолог, теоретик демократии) в своей работе «Полиархия, плюрализм и пространство»(2) настаивает на признании того, что демократия претерпела в своей истории кардинальные перемены. Следовательно, мы не можем уже фактически другой порядок продолжать называть демократией, в чем следует согласиться с автором, и вводится новый термин – полиархия. В другой своей работе «Предпосылки возникновения и утверждения полиархий»(3) автор выделяет контроль над конвертацией ресурсов как основную процедуру возникновения полиархии. Речь идет о конвертации военного ресурса в политический, ему автор придает ключевое значение. В этом смысле полиархия у него противостоит концентрации силового ресурса в руках одной или нескольких групп и возможности насильственного захвата власти. Странно, что автор не придает такого же значения конвертации смыслового или экономического ресурса в политический. Ведь может же быть и смысловое или экономическое принуждение, и оно не менее сильное, чем военное. Тезис Роберта Даля о том, что полиархия возникает, когда необходим контроль над конвертацией военного ресурса в политический, не распространяется на другие типы ресурсов, скорее всего, в силу идеологических причин, поскольку в том типе общества, в котором живет автор (т.е. в «западном обществе» – автор называет его «современное динамическое плюралистическое общество»), так сложилось исторически. Как обстоит дело с теми обществами, которые таковыми не являются, – неясно. Важно также отметить, что вопрос о необходимости полиархии не обсуждается, он считается ценностным, очевидным. Проще говоря, полиархия есть современная форма демократии, которая обеспечивает в современном обществе ряд условий: • ротацию лидеров (сохраняя политическую конкуренцию между ними); • частичное и весьма ограниченное включение общества и населения в принятие решений по поводу жизни целого (чаще за счет выборов представителей); • наличие нескольких источников власти и барьеров конвертации их между собой, чтобы ни одна из групп не могла достичь политической силы, достаточной для смещения полиархии. При этом полиархия сама имеет целый ряд условий, при которых она может существовать (часть их касается достаточного уровня благосостояния населения и высокой образованности), и вряд ли может быть применена повсеместно. Тем не менее, поскольку автор не обсуждает альтернатив полиархии, по-видимому, у него присутствует предположение, что все-таки когданибудь это станет возможно. Если рассмотреть конструкцию полиархии не предвзято, а прагматически, то становится ясно, что, по сути, она не обеспечивает возможности общества самостоятельно определять порядок своей жизни, а лишь создает видимость этого. Если каждый выбирает представителя в одну из властей (или инстанций власти4)), то оказывается, что никто не может выбирать и контролировать ту конфигурацию властей, которая по факту и задает порядок жизни. Другое нововведение в демократии принадлежит перу Джованни Сартори(8) (известный американский политолог итальянского происхождения), который подхватывает у Р. Даля термин «полиархия». Сартори также признает, что в нашей действительности нет никакой горизонтальной демократии, где демос непосредственно сам решает свои дела. Реальность состоит в том, что правит не народ, правит всегда меньшинство. Поэтому к полиархии он достраивает еще один механизм, который обеспечивает в современном обществе хотя бы какую-то вероятность того, что в число лидеров, принимающих решения (он их называет «контролирующее меньшинство»), попадут достойные этого, обладающие необходимой 60 компетенцией. В итоге получается довольно простая машинка с названием «селективная полиархия» или «вертикальная демократия». Вертикальная она потому, что есть большинство «внизу» и меньшинство «наверху», осуществляющее над большинством контролирующую власть. Теперь задача – сделать так, чтобы правили не те, кто случайно пролез наверх (альтиметрический критерий селекции), а еще и те, которые этого достойны (меритократический критерий). Гарантий, что в числе контролирующего меньшинства окажутся достойные, Сартори не дает, решается скорее идеологическая задача. Условие: имеем современное сложно устроенное, дина¬мическое, рефлексивное и разнородное общество, эффективное управление которым из одного центра и за счет одной цели невозможно. Неминуемо возникает контролирующее меньшинство, на которое повлиять впрямую невозможно. Требуется объяснить, что это и есть демократия, поскольку все равны перед механизмами селективности и «наверх» попадут те, у которых управлять большинством получается лучше. По сути, строится миф, ведь измерить эффективность в политическом пространстве невозможно, поэтому неизвестно, кто лучше будет управлять, – это скорее вопрос веры. Известный западный интеллектуал Лейбхарт в работе «Демократия в многосоставных обществах»(6) ввел понятие сообщественной демократии: «Сообщественную демократию можно определить через четыре ее характерных элемента, из которых первым и самым важным является осуществление власти большой коалицией политических лидеров всех значительных сегментов многосоставного общества. Она может выступать в нескольких различных формах, например, как кабинет большой коалиции в парламентской системе, как «большой» совет или комитет с широким объемом совещательных функций, или как большая коалиция с участием президента и высших должностных лиц в президентской системе. Три других важных элемента сообщественной демократии это: 1) взаимное вето или правило «совпадающего большинства», выступающее как дополнительная гарантия жизненно важных интересов меньшинства, 2) пропорциональность как главный принцип политического представительства, распределения постов в государственном аппарате и средств государственного бюджета и 3) высокая степень автономности каждого сегмента в управлении своими внутренними делами»(6). М. Хардт и А. Негри, в свою очередь, выдвинули конструкцию под названием «демократия множества». Как и ряд других исследователей, они признались в окончании проектов модерна по построению демократии в рамках национального государства и сказали, что мир уже давно ушел вперед. Теперь авторы «Множества»(11) ставят вопрос - как в современном обществе с его трансгосударственными и транснациональными процессами коммуникации, перемещений, биополитического производства и пр., все же жить при демократии. Поразительно: даже эта пара радикальных альтерглобалистов и коммунистов – и те радеют за демократию! Хотя, может, это своего рода мимикрия, чтобы присутствовать в коммуникации по поводу мирового общественного порядка. Действительно, попробуй скажи, что ты против демократии, – тебя сразу перестанут слушать, признают диктатором и врагом человечества и заставят об этом пожалеть. Россия, конечно, тоже обязана с этим считаться, в этом смысле предложить другой проект – по построению недемократии – означает тут же нажить себе массу врагов и проблем и загубить проект. Поэтому приходится играть в тонкую игру, прикрываясь демократией, осторожно вводить другие понятия, которые, по сути, означают другие механизмы политической организации общества. Но если это открыто делают на Западе, почему этого не можем мы? Демократия, по сути, предполагает иерархию, пирамиду, ведь выбирать все равно приходится куда-то. Все равно остается иерархия, может быть, даже и далевская полиархия, но все равно обязательно остаются некоторые вершины. А если мы имеем сетевые структуры обеспечения жизни, то они и разрушают демократию. Попытки насильственно установить тот или иной общественный или политический режим вводят, по Хардту и Негри, мир в состояние «войны»: это и столкновения антиглобалистов, и бунты выходцев из стран третьего мира в Европе, и конфликты в Ираке и Афганистане. Следовательно, мир все равно остается разностным (отсюда 61 и название – «множество»). Глобализация и демократизация, мягко говоря, буксуют, а тем временем конкуренция за доминирование в схемах организации общества продолжается. Запад, поставивший цель экспорта демократии, неминуемо наткнулся на вопрос – а при каких условиях возникает эта демократия? Почему у нас она возникла, а в других странах – нет, да и к тому же они и не думают самостоятельно меняться? Одним из таких условий является наличие так называемой гражданской культуры, или политической культуры гражданства. Ряд исследователей, в частности, Г. Алмонд и С. Верба(1), выяснили, что демократии способствует гражданская культура, следовательно, насадив гражданство, становится возможным подвинуть мир в сторону демократизации. По мнению этих авторов, развитию гражданской культуры способствуют следующие условия: • Баланс между властью и ответственностью. Элиты, осуществляющие власть, должны чувствовать ответственность за свои решения. По сути, речь идет о своего рода негласном соглашении, по которому народ соглашается на правление элит, а элиты берут на себя некоторую долю ответственности. • Разрыв между потенциальным влиянием гражданина на политику и реальным влиянием и заинтересованностью ею. Мнение о том, как нам обустроить страну, есть у каждого, но реально степень своего участия каждый сводит лишь к поддержанию того или иного представителя на выборах, понимая, что никогда ни одна идея не может быть реализована. • Баланс между прагматикой политики и эмоциями. Эмоции не должны взять верх над прагматичностью принимаемых решений, равно как и наоборот. • В обществе должен быть определенный уровень социального доверия. • Для формирования гражданской культуры необходимо длительное время, она не возникает сразу. • В случае, если этого времени нет, а это именно так в условиях проекта экспорта демократии, гражданство может возникнуть путем обучения гражданской культуре. Отсюда видно, что а) на Западе нет никакого согласия по поводу того, что такое демократия, b) демократия – это вовсе не то, что под этим понимается в нынешних российских дискуссиях, и c) демократия не такова, как ее нам представляют. И еще несколько выводов: Эти обсуждения полиархии, вертикальной демократии, демократии множества, многосоставной демократии и прочих демократий показывают, что на Западе демократия есть результат ценностного выбора. Это хорошо видно в рассмотренных выше текстах: никто не обсуждает альтернатив демократии. Если не демократия, то что? Правильно. Угнетающий жизнь тоталитаризм. Как будто бы других альтернатив не существует! Мы уважаем чужие ценности, но Россия уже сделала другой ценностный выбор – не в пользу демократии, а в пользу своей целостности и исторической преемственности, поэтому обращаться с демократией нам надо осторожно. Но демократия нам нужна для того, чтобы контактировать с Западом и разговаривать с ним на одном языке. А для этого мы должны овладеть демократическими понятиями. Демократия превратилась в бренд, ярлык и знамя, объединяющее группу стран, ведущих не только идеологическое и смысловое, но и силовое наступление на остальной мир. Об этом хорошо свидетельствуют и книги, и факты. В книгах обсуждаются технологии и условия, при которых можно насадить демократию. Факты с событиями в Сербии, Ираке, Палестине, Украине, Грузии и Киргизии, о которых уже немало говорили, также это показывают. Россия здесь не будет исключением. Поскольку демократия есть ценность и знамя, публично отказаться от нее Западу уже нельзя. Но и там понимают уязвимость и слабые места демократии, а также то, что современные изменения в обществе требуют новых политических моделей. Поскольку признаться в неэффективности демократии невозможно, к ней приделывают различные вспомогательные механизмы и понятия. Это видно из изложенного анализа западных теоретиков. К демократии приделываются различные дополнительные конструкции и прилагательные (вертикальная, селективная, эффективная и пр.), и все это по-прежнему называется демократией. По сути, 62 происходит латание дыр демократии. И дело не в том, что демократия какая-то плохая, а попросту современное общество ушло от прежних форм демократии, и сейчас интенсивно ищется новая форма. На практике видим то же самое. Повторим пример с принятием Патриотического Акта США, что по факту означает отмену ряда демократических прав и свобод, но Штаты не считают это отказом от демократии. И, чтобы залатать дыры и сохранить благопристойность, Западу приходится строить лживые конструкции оправдания демократии, которые базируются на весьма шатких основаниях. Прямо как бывшие верующие, утратившие веру в Бога, продолжают ходить в церковь и формально выполнять религиозные процедуры, дабы сохранить приличие и благопристойность. Переделывание термина демократии и есть попытка сохранить благопристойность. Но ведь еще надо заставить верить других, вот и приходится строить все новые изощренные конструкции. Что на это может ответить Россия? Прежде всего, отказаться от фанатизма формальной демократии, но при этом и не впасть в ксенофобию демократии и изоляционизм. Ценность демократии у нас не жива, но демократия нужна нам для коммуникации с Западом. Но только не в позиции ученика, а в разговоре на равных. Демократия также нужна нам как инструмент, который лучше других выполняет ряд функций. О главных из них пишет Роберт Даль(3), повторим их: • современная демократия обеспечивает ротацию лидеров, сохраняя политическую конкуренцию между ними; • она также обеспечивает частичное включение общества в принятие решений по поводу жизни целого (чаще за счет выборов представителей); • она предполагает наличие нескольких источников власти и барьеров конвертации их между собой, чтобы ни одна из групп не могла достичь критической политической силы. Поэтому мы должны научиться осмысленно и технически подходить к демократии, а это значит ответить, как минимум, на два вопроса: при каких условиях демократия работает и в каких зонах и границах она эффективна в России. Когда демократия работает? Часто считается, что демократия есть нечто естественное и даже присущее человеческой природе, и что она вырастает сама по себе. Это заблуждение часто эксплуатируют наши псевдодемократы, но мы должны понимать, что есть тип общества, где демократия действительно образовалась и зажила собственной жизнью. Это ряд стран Европы и США. Россия – другой случай, здесь другая культура, другие ценности, и у нас демократия сама по себе не «вырастает». Для западных стран вопрос об условиях демократии не столь актуален, как для России. У них демократия произрастает сама по себе. Точно так же, как для человека, живущего в лесу, нет вопроса о том, при каких условиях растут деревья. Они сами растут. Но такой вопрос есть для садовника, и чтобы вырастить сад, надо понимать, какие деревья при каких условиях приживаются, какая должна быть почва, глубина посадки, орошение и пр. Демократия в России от природы не «растет», и в этом случае мы сами «садовники» демократии, и мы должны понимать, какие демократические побеги приживутся на нашей почве, при каких условиях и в чем их польза. В описанных выше западных дискуссиях по поводу демократии можно выделить, при каких условиях применима и эффективна эта модель политического устройства. При каких условиях демократия может существовать? Первое. Должна быть достаточная однородность населения в экономическом, этническом, культурном, религиозном, количественном отношении. Если население неоднородно, то как может быть соблюден принцип равноправия представительств разных групп? Второе. Демократия работает при достаточной привязке населения к территории. Если территориальное условие не выполняется и мы имеем значительные перемещения людей, то как они могут 63 участвовать в демократических процедурах? Получается, что две трети населения, фактически проживающие в Москве, но зарегистрированные в других городах, выключены из его демократических процедур. Если население постоянно перемещается, то оно не сможет участвовать в принятии решений своего региона, время пребывания в котором минимально. Невозможность выполнения процедур демократии означает и несоблюдение принципов демократии, под которые они строились. Третье. Демократия существует в условиях относительной автономности территории. Как минимум, речь идет об экономической и экологической автономности. Одно государство загрязняет реку и тем самым наносит ущерб соседнему. Демократические процедуры в этом случае не позволяют принимать решения по поводу действий другого государства. Четвертое. Демократия не работает в условиях появления единственной цели и необходимости мобилизации населения под эту цель. Это может быть страновой суперпроект, вроде индустриализации, электрификации, информатизации и т.д. Это также классическая ситуация войны и необходимости противостояния врагу. Как известно, на время войн даже самые демократичные государства, вынуждены ее (демократию) останавливать. В наше время США фактически отказались от демократии5), пытаясь противостоять «мировому терроризму». Пятое. Демократия предполагает не сетевую форму правления, а, в любом случае, иерархическую. Выборы подразумевают место, в которое выбирают. Но далеко не вся общественная жизнь контролируется из одного источника. Есть, конечно, ряд сфер, которые могут регулироваться одной из инстанций власти, но развитие сетевых форм организации общества есть серьезный удар по демократии. Шестое. Демократия предполагает наличие общего смысла, который может быть выработан, озвучен и, следовательно, реализован. Это или идея всеобщего блага, или еще что-то. В современном обществе демократия остается своего рода прокладкой, обеспечивающей взаимодействие общества с некоторыми политическими и государственными механизмами. Причем с такими механизмами, которые не охватывают целостность всего общества. Следовательно, тезис о демократии всю полноту политической и общественной жизни сводит: а) к примитивному и банальному тезису об участии в ряде формальных процедур, типа выборов; б) к функции ротации руководителей и невозможности реализации ни одного проекта переустройства общества. В любом случае, демократия свелась к ряду функций, механизмов, инструментов. Запад уже признал (и нам пора понять), что нельзя путать вопрос политической организации общества и идеологии. В идеологию мы можем верить, но как нам организовать наши политические структуры – извините, это уже вопрос не веры, а эффективности. США это уже поняли и меняют свою демократию как хотят. А почему мы замерли в нерешительности? Идеальное государство для демократии – это национальное государство, которое территориально закреплено, иерархически устроено, население которого однородно, где есть общий смысл и т.д. В истории действительно был период, когда такие государства существовали: Великобритания, Франция, Нидерланды. В Соединенных Штатах Америки демократические принципы были изначально заложены, приезжее население просто включалось в эти механизмы, поэтому для них демократия естественна. Сегодня таких стран, которые бы идеально подходили для демократии, уже не осталось. Если страна имеет свою культуру и историю (как, например, Россия), то в ней эти принципы не выполняются, и сама по себе «живая» демократия не может в ней произрасти. Поэтому, если мы хотим выращивать у себя демократию, необходимо понимать, какие для нее должны быть общественные условия. С другой стороны, рассматривая демократию как функциональный политический механизм, нужно понимать, что у него, как у любого 64 механизма, есть определенные функции; это, как отмечали выше, ротация лидеров, включение общественности в процесс выработки и принятия решений и состыковка общественности с государственными иерархическими механизмами. Конечно, эти функции могут достигаться и другими недемократическими процедурами, но в чем прелесть демократии, так это в том, что она позволяет выполнять эти функции лучше других. В демократии эти функции отчуждаются, и ими становится невозможно манипулировать, что часто и ставят в заслугу демократии. И это мы должны освоить и взять на вооружение, если условия позволяют. А конкретную реализацию и процедуры демократии, как того хотят наши псевдодемократы, перенять не получится, они не приживутся на нашей почве. Повторим, нельзя путать демократию как политический механизм и идеологию. К механизму и инструменту отношение прагматическое: либо работает, либо не работает, если работает – берем, улучшаем, переделываем. Демократия предполагает определенный политический механизм соединения и включения общественности и государственных институтов. Как механизм и инструмент демократия имеет ряд условий, при которых она в принципе осуществима и эффективна. В той степени, в какой она эффективна, к ней следует относиться прагматически и перенимать, осваивать, совершенствовать. Современные западные обсуждения конструкций типа «селективной полиархии», «вертикальной демократии», «многосоставной демократии» и прочих означают, что этот механизм не сформирован раз и навсегда. Перенос центра образования демократии в Россию Россия имеет не меньшее право иметь центр формирования демократии, чем Европа и США. Современная форма демократии – это, по сути, технологизация революции. Опыт революции был хорошо осмыслен рядом стран и была сделана конструкция, которая позволяет нереволюционным путем менять курс станы и обеспечивать ротацию лидеров. Это и есть демократические механизмы. В этом, кстати, сильное преимущество демократии. Поскольку процедура демократии обеспечивают возможность постоянной ротации лидеров (правителей) при определенном уровне вовлечения народа и участия в принятии решений по поводу жизни страны. Поэтому подлинно демократическими являются страны, прошедшие революции. Россия, как и ряд европейских стран, прошла такой опыт коренной трансформации власти и способна вполне на равных участвовать в мировой дискуссии по вопросу демократии. Если же мы объявили себя демократической страной, то мы вполне можем создать свой центр демократии, а не просто копировать западные образцы демократии. Но для этого мы должны понимать всю проблемность вопроса, как минимум, с такой же глубиной, как это обсуждается на Западе. У нас же тема демократии приватизирована «фанатиками формальной демократии», местом демократии в России является почему-то оппозиция, а это неправильно. Наш Президент отвечает за суверенитет России. У нас есть ответственный за права человека. А вопрос демократии остался бесхозным. Кто будет отвечать за демократию? Демократия во всем мире – это фронтир политической и интеллектуальной игры высокого уровня. И обсуждая эту тему, мы попадаем в эпицентр мировой политики. А пока мы не отнесемся к демократии как к живой и дискутируемой теме, как к проблеме, не имеющей готового решения, мы так и останемся в смысловом тупике: либо тупо копировать демократию с Запада, что означает признаться в собственной неспособности в выработке смыслов и ценностей общества, попасть под внешнее управление; либо не делать этого и скатиться к тоталитаризму. А выход стал обсуждать Иван Ильин еще в 1948 г. в своей статье «Оптимизм в политике»(4): «Загнали сами себя в мнимый тупик и не видят ни перспективы, ни исхода: или тоталитарная диктатура – или формальная демократия. А между тем, в самой этой формуле уже указываются новые исходы: 1. Диктатура, но не тоталитарная, не интернациональная, не коммунистическая; диктатура, организующая новую неформальную демократию, а потому демократическая диктатура – не демагогическая, «сулящая» и развращающая, а государственная, упорядочивающая и воспитывающая; не угашающая свободу, а приучающая к подлинной свободе. 65 2. Демократия, но не формальная, не арифметическая, не прессующая массовые недоразумения и частные вожделения; демократия, делающая ставку не на человеческого атома и не безразличная к его внутренней несвободе, а на воспитываемого ею, самоуправляющегося, внутренне-свободного гражданина; демократия качественности, ответственности и служения – с избирательным правом, понятым и осуществленным по-новому. А за этими двумя возможностями скрывается множество новых политических форм в разнообразнейших сочетаниях, начиная с новой, творческой, чисто русской народной монархии. Но ведь такой формы нигде нет! Странное возражение! Как будто на свете не бывает ничего нового! Или как будто мы, русские, только и можем заимствовать у других народов их моды и их ошибки…». Демократия не есть готовое решение. Когда у нас к демократии относятся с отвращением и попыткой защиты от нее, как к чему-то чужеродному – это слабая позиция. Вместе с этим предаваться фанатизму «формальной демократии» и копировать ее у Запада также означает заведомо проиграть в этой борьбе. Необходимо изменить отношение к демократии. Не избегать, не защищаться, не бояться демократии, но и не поддаваться на провокации, а перейти к логике освоения демократии. В той степени, в какой она эффективна, перенимать ее, в остальном же – вводить другие общественные и политические механизмы. Это делают и Европа и США, а почему мы не можем? Есть вражья пушка, да, она стреляет лучше нашей. Ее бессмысленно ненавидеть, критиковать и игнорировать, надо осваивать технологии и строить свои, сравнимые по эффективности орудия. То же самое делается во всем мире с рыночной экономикой, ведь не стоит же вопрос о том, учредить ли ее везде или вовсе отказаться от рынка. Там, где нужно, включаются рыночные механизмы, там, где это неэффективно, вводятся другие формы экономической организации. Россия имеет все шансы сформировать собственный центр демократии и участвовать в дискуссии и соревновании с Западом на равных, а не с позиции напуганной обороны или ученика и фанатика. Поскольку в России нет неусомневаемой ценности демократии, как на Западе, сразу привить эту ценность всему народу невозможно, сама она не приживется; каким же должен быть наш ответ Западу? В таких случаях нужен садовник, уполномоченный по делам демократии. И это вполне реальный и действенный ход, потому что тогда будет тот, с кем Западу можно разговаривать на равных. У нас есть уполномоченный по правам человека. Через него на эту тему беседует Запад, он разговаривает с нашим Президентом, ездит по стране, регистрирует проблемные вопросы по правам человека, и делает он это технически. Если бы Россия была полностью демократическая страна, как Великобритания и США, мы бы не обсуждали проблему демократии. Поскольку у нас другая страна, нам нужен институт представителей демократии, которые бы понимали проблему демократии, обсуждали ее, вели коммуникацию с Западом и анализировали, в каких зонах и при каких условиях демократические механизмы у нас будут эффективны, как и в каком виде они могут быть у нас привиты. 66 К ПОНЯТИЮ ОБЩЕСТВА В данном разделе мы сначала кратко ответим на вопросы о смысле общества и о том, почему нам важно писать о нем сегодня. Далее мы восстановим основные смыслы, связанные с появлением общества, и развернем понятие общества, отличив его от ряда сопряженных идей и понятий. После этого мы остановимся на российской специфике общественных коммуникаций. Почему нам важно говорить об «обществе» Нам важно говорить об обществе в силу следующих причин. Во-первых, именно в обществе, в ходе коммуникации между его составляющими, ставятся вопросы (и порождаются ответы на них) о том, что есть в стране, чего нет (придается статус существования тем или иным явлениям и сущностям), что важно, что неважно, кто мы такие, куда нам двигаться дальше и т.д. Именно в подобном ключе темы общества и коммуникации разрабатываются современной западной социологией (см. работы Н. Лумана (16,17), Ю. Хабермаса (30) и др.) Такого рода операции (указанные выше постановка вопросов и разработка ответов) не делаются государственной машиной – она лишь обслуживает готовые решения. Специфика государства состоит в том, что оно всегда работает с одним вариантом, одним проектом развития и т.д. (например, государство не может разрабатывать два бюджета и т.д.). Общество же всегда работает больше чем с одним вариантом (жизни, развития и т.д.). Для обсуждения подобных проблем всегда важно наличие нескольких точек зрения. В этом – специфика и сила общества. Именно поэтому государство без общества испытывает сложности в просчете вариантов своего движения и развития. И если в Российской истории государство брало на себя такие функции, то, как правило, делалось это следующим образом. Внутри государства выделялась сфера свободной коммуникации, и запускались общественные процессы. Таковы избранная рада и земские соборы Ивана Грозного, «птенцы гнезда Петрова», Негласный комитет Александра I и многое другое. Кроме того, важный момент состоял и состоит в том, что в ситуации необходимости переориентации людей на новые действия необходимо порождение новых смыслов. Поскольку люди не готовы совершать непривычные действия бессмысленно (бессмысленно совершаются только действия привычные). А новые смыслы порождаются именно в формирующей общество коммуникации и затем уже могут распространяться на более широкие слои и массы населения. Во-вторых, следует сказать, что современная западная политическая философия в обсуждении таких тем, как демократия, гражданское общество, гражданство, идеология и политическое устройство, основывается на разработанной категории «общества». Любое рассуждение о политическом начинается с анализа и рассмотрения общественного. Политическое действие есть специфическое действие по поводу общества. К примеру, П. Бурдье: «Познание социального мира, точнее, категории, которые делают социальный мир возможным, есть главная задача политической борьбы. Способность осуществить в явном виде, сделать объективированным, видимым, должным, т.е. официальным, то, что должно было иметь доступ к объективному или коллективному существованию, но оставалось в состоянии индивидуального или серийного опыта, представляет собой чудовищную социальную власть – власть образовывать группы, формируя здравый смысл, явно выраженный консенсус для любой группы. Понятно, что одна из простейших форм политической власти заключалась во многих архаических обществах в почти магической власти: называть и вызывать к существованию при помощи номинации… Политичес¬кое представление постоянно производит и воспроизводит форму, производную от любимого логиками аргумента короля Франции Людовика Лысого: любое предикативное выражение, имеющее субъектом «рабочий класс», скрывает экзистенциальное выражение («рабочий класс существует»)»(4). Разработанная философская категория «общества» дает пространство возможностей для построения идеологий и обсуждения стратегии развития страны, региона и т.д. Политика наследует философии. В силу российской специфики, слово «общество» не имеет в России сильной укорененности в смысле обозначения некоей понятийной реальности. Характерный пример из истории: «Вскоре после Великой французской революции, в 1797 г., последовало высочайшее повеление императора Павла I «об изъятии из употребления некоторых слов и замене их другими». В списке изъятых слов «общество», «граждане» Слово «граждане» предлагается заменить словами «жители» или «обыватели» (что почти в точности и сделано в «Словаре Академии Российской» 1806 г.); Слово общество приказано «совсем не писать”»1)(27). Если бы в российской культуре существовало понятие об обществе, то никакие указы не смогли бы вывести его из употребления. Однако, в России данное понятие не прижилось, распространенные его коннотации были связаны с «общиной» в Российской империи и с общественной формацией в Советском Союзе. Таким образом, с точки зрения политической философии, слово «общество» не имеет у нас коннотации. Соответственно, обсуждение, например, современными российскими политиками демократии или идеологии без рефлексии категории «общества» в ее российском варианте оказывается пустым. Рассуждения современных российских политиков не превращаются в идеологию, способную сообщить необходимый импульс и мобилизовать российских людей на тот или иной проект. Одной из задач книги является инициация осмысления категории общества применительно к российской специфике. Мы попытаемся выделить понимание сущности общественного и показать, что оно важно для обсуждения указанных выше политических категорий. Необходимо отметить, что социологическая традиция, в рамках которой происходит основная масса научных дискуссий об обществе, – традиция западная. И мы не можем пользоваться ей впрямую. Прилагая ресурсы западной традиции к нашему обществу непосредственно, мы попадаем в сложную ситуацию. Если мы пытаемся построить проект развития страны (а категория общества важна именно при обсуждении вопроса об инициации общественных или страновых изменений), то мы оказываемся вынужденными, например, отвечать на вопросы о том, как строить демократию без западного общества? Ясно, что, не имея западного общества, демократию строить бессмысленно2). Поэтому возникает необходимость в своеобразной адаптации западных понятий. Задача этого текста – выделить основания западных представлений об обществе. Не умаляя значимости западной традиции, показать, что в России общественные процессы имеют место и не менее важны, чем на Западе, но имеют другое содержание и устроены иначе. Остановимся сначала на базовых интуициях, связанных с возникновением понятия «общество», а затем в списочном порядке представим сущностные черты понятия. После этого сделаем несколько замечаний касательно российской специфики употребления понятия и, соответственно, российской специфики общественных преобразований. Базовые интуиции Общественное – это часть человеческой природы. Люди не могут жить по отдельности, не сообща (См. работы Шелера, Гелена, Плеснера). Общественные процессы протекают везде – и в Африке, и в Азии, и в Европе. Везде они имеют свою специфику. У общественного в России также, очевидно, есть своя специфика. Тем не менее, наилучшим образом отрефлектирован и зафиксирован в понятиях западный (европейский и североамериканский) опыт социального. Поэтому при обсуждении появления понятия «общество» мы будем опираться на понятийные ресурсы западной социально-философской и социологической традиции. Перейдем непосредственно к рассматриваемой специфике общественного. Первая базовая интенция и интуиция, связанная с появлением понятия «общество», неразрывно связана с бегущей по Парижу толпой. Клод Анри, Сен-Симон и Огюст Конт видят ее непосредственно. Видят ее бегущей перед собой. Видят толпу, которую не удерживает ничто – 68 ни власть, ни культура, ни экономика, но, тем не менее, в этом хаосе явно проявляется некий порядок, что удерживает движение этого не удерживаемого уже ничем стада: «…Общество отнюдь не является простым скоплением живых существ, чьи действия, независимые от всякой конечной цели, имеют причиной лишь произвол отдельных индивидов, а единственным результатом – быстротечные и незначительные случайные события; общество, наоборот, – это, прежде всего, настоящая слаженная машина, все части которой по-разному способствуют движению целого. Объединение людей образует настоящее Существо, крепкое или слабое в зависимости от того, насколько регулярно его органы выполняют порученные им функции»3). Вторая значительная интуиция, связанная с последующим появлением понятия общества, в конечном счете восходит к публичному общению по поводу блага людей, в этом общении участвующих, а также всех тех, кто к ним относится. Эта интуиция порождает политику, парламент и гражданское общество. Эти три сферы человеческого и три категории неразрывно связаны с западной традицией осмысления и построения общества. Это видение мы застаем уже у Аристотеля: «Что человек есть существо общественное4) в большей степени, нежели пчелы и всякого рода стадные животные, ясно из следующего: природа, согласно нашему утверждению, ничего не делает напрасно; между тем один только человек из всех живых существ одарен речью. Голос выражает печаль и радость, поэтому он свойственен и остальным живым существам (поскольку их природные свойства развиты до такой степени, чтобы ощущать радость и печаль и передавать эти ощущения друг другу). Но речь способна выражать и то, что полезно и что вредно, равно как и то, что справедливо и что несправедливо»(1). К этому видению восходит вся полемика по поводу общественного договора5) (Э. Берк, Т. Гоббс, Д. Локк, Ж.-Ж. Руссо, Д. Юм); в современной политической и социальной науке – Ю. Хабермас, Х. Арендт, Н. Луман и другие. Третья базовая интуиция связана с выделением некоей области, куда допускаются не все и где происходит коммуникация по тем или иным, в том числе, и по жизненно важным вопросам. Так, в Англии XVIII века местное общество составляли сквайеры, джентри, владельцы значительных поместий. И разбогатевший крестьянин не мог войти в общество. Его не приглашали на бал, на ужин к графу и т.д. Он не был принят в обществе. Зато там, на балу, решались важные для страны или местности вопросы. Там был виден круг людей, с кем эти вопросы вообще можно обсуждать. Аналогично функционировали придворное общество во Франции или двор в России (подробнее см. М. Острогорский «Политические партии и демократия»(22), Н. Элиас «Придворное общество»(31)). Четвертая базовая интуиция связана с обозначением искусственности и творимости общества. Такие авторы, как Ф. Теннис, М. Вебер, Э. Дюркгейм, Г. Зиммель и др., в конце XIX – первой половине XX века показывали, что общество не возникает из дообщественных состояний эволюционным путем. «Община» и «общество» Ф. Тенниса – это несводимые друг к другу состояния. Первое своим субстратом имеет единство воли, а второе – единый разум и калькулирующую рациональность. Именно эти рациональность и обмен и удерживали людей вместе (Ф. Теннис, М. Вебер и др.) Резюме: сущностные черты «общества» Резюмируем важные для понятия общества моменты. 1. Общество – не естественное образование. Люди должны прилагать осмысленные усилия для его поддержания (Ф. Теннис, Н. Луман). 2. Общество восстанавливается в коммуникации самоподдерживаю¬щихся единиц. Такими единицами могут быть и отдельные люди, и какие-то другие образования6). 3. Общество – это надындивидуальная сущность. Эта сущность связана с надындивидуальным благом. 4. Общество – это сфера порождения смыслов (в языке, речи). Содержание целого ряда понятий порождается не в общении двух конкретных людей, а в специальном пространстве, в котором высказывания отрываются от конкретного говорящего. 69 5. В обществе есть внутренний смысл, который самоценен (Г. Зиммель). И люди часто вступают в общество или участвуют в обществе только для того, чтобы быть причастными к этому смыслу. 6. Общество связано с самоподдержанием жизни (самовоспроизводством, самоописанием, коммуникацией). (См. работы Н. Лумана, У. Матурана, Х. фон Ферстера). Какое общество нужно строить в России? Как устроено современное общество? Что нужно строить в России? В современном обществе нужно выделить несколько принципиально разных частей, все из которых имеют отношение к социальному, но не всеми из них нужно заниматься сегодня специально. Многие общественные структуры в России существуют. И сложность состоит в том, что когда кто-то говорит, что в России нет общества, ему с полным правом возражают – как же нет? В России же есть социальные институты? Например, семьи, права, религии, образования и т.д. Значит, общество (как сумма институтов) все-таки есть. А раз так, то полемика не имеет смысла. И, тем не менее, мы утверждаем, что в России все-таки не существует важной, собственно общественной части. Проведем необходимые различения. Для начала, нужно заметить, что часто весь человеческий мир называют обществом, например: российское общество, современное общество и т.д. Однако, нужно отказаться от такого словоупотребления, чтобы вычленить понимание собственно общественного. Далее, часто любое скопление или совместную жизнь множества людей называют обществом или фиксируют в этих скоплениях общественное. Мы полагаем, что это также мешает пониманию сути общественного, хотя часто в совместной жизни людей начинают проявляться различные общественные эффекты. Различим собственно общество и следующие «общественные эффекты»: «машинные» организации человеческого, социальные институты, общинные формы, массовые формы существования совместного человеческого. Машинные организации совместного человеческого проживания связаны с организацией производства или какой-либо деятельности для получения того или иного результата (сходные технико-человеческие организации названы Л. Мэмфордом «мегамашинами»(20)). Этот результат и технология его получения имеют первостепенное значение. Поверх этого производственного процесса образуются те или иные социальные формы. Они возникают как бы по сопричастности с основным процессом. Например, могут возникать общественные эффекты, вроде общения людей после работы. Но это общение удерживается постоянством производственного процесса. Часто, как только производство закрывается, это общение прекращается. Подобные надстроечные общественные эффекты описаны К. Марксом в концепции базиса и надстройки(18). В отличие от этого, общество поддерживается именно изза самого общества. Общество (и общение) имеет собственную ценность, независимую от тех или иных результатов производства, технологии и тому подобных вещей. Второй важный момент – институты. Институты – это такие обособленные устоявшиеся комплексы действий, где общественное или социальное уже сложилось, структурировалось и между вступающими в те или иные институционализированные отношения людьми уже нет взаимной неопределенности(33). Таковы, например, институты права или образования. Процедуры решения проблем и совершения действий уже прописаны и человек ориентируется в своем действии не на другого, а на имеющуюся процедуру (подробнее см. П. Бергер и Т. Лукман,(2)). Ниже мы поясним, почему эта ориентация на другого важна для общества. Пока же скажем, что общество может переходить из своего собственного состояния в любое другое из описываемых здесь, но для нас эти общественные эффекты не имеют первостепенного значения. Кроме того, нужно сказать, что институты – это не чисто социальные образования (как может, например, показаться при чтении работ вроде «Социального конструирования реальности» П. Бергера и Т. Лукмана(2)). Задача институтов – восстанавливать те или иные культурные образцы, которые не могут постоянно порождаться заново в коммуникации. Это очень хорошо показали родоначальники культурной антропологии (к примеру, Б. Малиновский). 70 Третья важная форма, в которой часто проявляются общественные эффекты, – это массовые формы человеческого совместного существования. Туда же можно отнести толпу и другие подобные формы (Г. Лебон (12), Г. Тард, Х. Ортега-и-Гассет (28, 21)). Для массовых состояний характерно наличие или изготовление большого числа одинаковых людей. В массе или толпе люди следуют не отношениям «я - другой», реагируют не на «другого», занимаются не собственным усилением посредством массы других. В массовых состояниях люди реагируют на какой-то общий раздражитель – выстрел Авроры, лозунги демократов или выход нового голливудского фильма (подробнее см. Ги Дебор(8)). Что характерно, при изучении толпы или массовидных форм ученые чаще всего исследовали именно психологию человека в толпе, а не социальные отношения. Четвертая важная форма, сходная с общественным, – это община. Община, в отличие от общества, имеет естественные основания (например, родовые, кровные), непосредственный контакт и не требует усилия по поддержанию этого состояния (подробнее см. Э. Дюркгейм(9), и работы Ф. Тенниса). Перейдем теперь непосредственно к обществу. Для выделения концепта «общество» важен момент смены интенции с предметов на других людей (причем желательно не на конкретных других, а на других в принципе). То есть, например, развитие собственной жизни и изготовление средств для этого не непосредственно (можно даже сказать – не самостоятельно), а с помощью других. Проблема общества появляется тогда, когда задается вопрос – зачем мы живем вместе, зачем нам жить вместе (иногда, вслед за Т. Парсонсом, это называют гоббсовой проблемой социологии) (Т. Гоббс(6), см. также: Платон «Протагор»(24)). И затем взгляд вопрошающего поворачивается на «людей вообще» (т.е. не на конкретного человека, с которым можно непосредственно договориться). Этим «людям вообще» дается какое-то наименование – добродетельные, варвары, граждане. И потом разрабатываются процедуры совместной жизни, общежития с варварами вообще, гражданами как таковыми, добродетельными как типом. Именно после этого появляется возможность общества (см. также Г. Зиммель «Как возможно общество?»(10)). Далее возможны два варианта. Первый (назовем его «стая») состоит в том, что, начиная изготавливать из других для себя определенную среду, человек не предполагает за другими такого же права – использовать его или изготавливать среду для себя, «посредством его». В этом случае появляются образования вроде тюрьмы или рабской организации и т.д. Именно так строятся отношения в стае. Стая усиливает только своего вожака. За это он обеспечивает им минимальныe потребности – жизнь, еду и т.д. Второй вариант (назовем его собственно общественным) состоит в том, что человек начинает для «усиления» себя использовать другого человека, причем необязательно физического индивида, это может быть вся совокупность человеческого (смыслы, идеи и др.). При этом человек предполагает за другим или другими, что те также могут использовать его или то, чем пользуется он. Получается взаимное использование. Или признаваемое право на взаимное использование для достижения некого позитивного результата. Причем этим результатом может быть (и это есть наиболее важное проявление общественного) и изменение самого состояния общественного в ту или иную сторону7). Далее, когда подобные общест¬венные образования начинают появляться и вступать в коммуникацию друг с другом, можно говорить о том, что начинает образовываться общество. Именно в этой коммуникации, между таким образом устроенными общественными единицами и появляются вопросы и ответы о состоянии как самого общества, так и различных его субстратов и сфер, в которых оно живет. Например, может обсуждаться экономика, жизнь территории, на которой существует общество, и многое другое. Мы утверждаем, что именно подобное состояние нужно именовать обществом и что построение именно такого конструкта – «общества» – осмысленно и необходимо «в» и «для» современной России. 71 Общество на Западе и в России Теперь нам необходимо остановиться на различении общественного в России и на Западе, поскольку понятие общества возникло в западной традиции и простой перенос его на отечественный материал чреват ошибками и невозможностью прямого приложения. В западной традиции корни общества замыкаются на единицы самовоспроизводящейся жизни, например, феоды, аллоды, церковь, собственность. Эти единицы реально существовали в истории и существуют сейчас. Эти единицы, по западным предположениям, в коммуникации, договоре или взаимодействии образуют надындивидуальную сущность. Во взаимодействии (иногда свободном, чаще – необходимом) друг с другом эти единицы образуют надындивидуальную жизнь и осуществляют поддержку человеческой жизни. В западной концепции «общества» ограничение коммуникации означает ограничение общей жизни, и, как следствие, жизни самих индивидуаль¬ных единиц. Поэтому западные люди (и западная жизнь вообще) боятся ограничения коммуникации, постоянно обсуждают тоталитаризм и другие подобные вещи. (Эти обсуждения фиксируются в западной культуре в виде права на свободу слова, естественного права, прав человека и т.д.). В собственной сфере жизни, собственности говорящего и коммуницирующего заложена ответственность за слово, за коммуникацию. Если одна из таких единиц взаимодействует так, что это вызывает у других какую-либо негативную реакцию, они, в свою очередь, посредством тех или иных санкций, направленных против собственной жизни этой единицы, могут полностью или частично прекратить ее существование. Это становится возможно именно в силу наличия многих единиц с самовоспроизводящейся жизнью. Поэтому коммуницирующий на Западе не может или не хочет сказать ничего такого, что вызвало бы у других агрессию и действия по отъему у него собственности (собственной сферы жизни). Однако, это не означает, что все общество должно быть устроено так же. Даже на Западе. Например, церковь. Там нет ни свободы слова, ни частной собственности, однако кто усомнится в том, что католическая церковь – это общественное образование? Теперь мы можем ответить на вопрос, есть ли в России общество (или – как возможно общество в России)? В России мы можем обнаружить все указанные нами компоненты, однако, общество в России строится по-другому. Описанные категории были получены западными теоретиками, и относятся они к западной жизни. Очевидно, что в России практически никогда за всю ее историю не существовало открытой публичной коммуникации (такой, какая существовала на Западе), особенно по поводу места власти. А именно такая коммуникация и есть коммуникация гражданского общества, или политическая коммуникация. Поскольку сила гражданского общества состоит в том, что граждане могут провести в жизнь свои чаяния и пожелания. Люди в России сделать этого практически никогда не могли (или могли в очень определенных ситуациях). Двумя значимыми исключениями являются псковская и новгородская республики и кратковременная практика земских соборов в период Смутного времени и смены династий. Однако, указанные городагосударства входили в орбиту торговой деятельности Ганзы и в большой степени наследовали не только русский порядок. А земские соборы свое наибольшее развитие получили в ситуации нестабильности центральной власти. В процессе ее стабилизации роль соборов сошла на нет. Еще один небольшой период российской истории, когда общественность начала формироваться и гражданское общество (вроде бы похожее на западный образец) начало развиваться, – это период после великих реформ Александра II. Однако, этот эпизод стал примечателен тем, что отечественное гражданское общество, начав коммуницировать буквально по любому поводу, дошло до предельной проблематизации оснований государства, и закончилось это большевистской революцией и отменой… учредительного собрания, то есть насильственным прекращением коммуникации. И через некоторое время вновь восстановился порядок жизни. Отечественное гражданское общество за небольшую историю существования не продемонстрировало удержания порядка жизни в стране. Таким образом, на первый взгляд, кажется, что успешного опыта общественности в России не было. 72 Однако это не так. Важно отметить, что в России отдельные граждане или их малые объединения не являются самовоспроизводящимися единицами. Такими образованиями, возможно, были общины или города, и то вряд ли. Циклы жизни этих единиц – другие. Соответственно и персонажи коммуникации – другие. Если в Англии парламент как модель коммуникации – это лорды и нарождающаяся буржуазия, то в России мы не найдем таких агентов коммуникации – самостоятельных и способных к самовоспроизводству. Соответственно, коммуникация в России идет в другом пространстве. Глупо обсуждать свободу человека, если человек живет за Полярным кругом (будучи направленным туда для освоения, например, норильского никеля) и отсутствие поставок мазута лишает его не только свободы, но и жизни. Точно также пенсионеры, для которых пенсия является единственным источником существования, при сбое государственной машины также думают уже не о свободе, а о выживании. И сбой в мазуте, пенсии или чем-то подобном кладет конец всякой коммуникации в принципе (как говорил Л. Шестов «отрыжка прекращает любые возвышенные размышления») . В данной работе мы, конечно, не можем исследовать пространство российских коммуникаций (это задача российских социологов) и описать основных коммуникантов. Например, вышеупомянутые общины существовали до того и постольку, поскольку государство не могло до них «физически дотянуться». Однако, в период коллективизации коммуникация была прекращена, поскольку государство «дотянулось». Тем не менее, можно набросать гипотетический список коммуникантов. Таковыми, например, окажутся странники, казаки, ушедшие на север монахи, то есть все те, до кого государство оказывается не в состоянии «дотянуться». Можно легко вспомнить длинные диалоги царской власти с казаками в разных ипостасях или переписку Ивана Грозного с князем Курбским. Если бы Курбский не сбежал и не стал физически недосягаем, никакая коммуникация бы не сложилась (как не сложилось коммуникации ни с Сильвестром, ни с Адешевым, ни с Висковатым). Царь вынужден отвечать публично, с привлечением максимальных ресурсов именно для коммуникации (в письмах царь поражает своей образованностью и начитанностью) ((23); о своеобразном архетипе странничества см. (27), сс. 181-210). Та же самая дискуссия разворачивалась в Советском Союзе с Западом или диссидентами. Вторая зона коммуникации – это «царь-народ». Эта коммуникация возникает в специфических ситуациях. Народ, который в основном безмолвствует, в определенный момент может сказать. Третья линия – просвещенное общество и власть. Интеллигенция всегда являлась одним из коммуникантов. Но здесь так же: коммуницируют те, кого невозможно уничтожить. Например, Сахаров или Горький. Или те, кому разрешено. Как после смерти Сталина в 60-е годы (Свердлов, Орджоникидзе, Бруцкус8)). В этом смысле часто подобную функцию выполняют журналисты. Также нужно указать на еще две позиции, которые в силу своей недоступности становятся агентами коммуникации, – это позиция прошлого и позиция будущего. Таковы исторические персонажи и персонажи будущего. В этом смысле фантасты вроде Стругацких формируют такой мир, который оказывается недоступен для фактического уничтожения. Или сходная ситуация, когда О. Мандельштам пишет стихи, Сталин не может ответить в том же пространстве, не может ответить Мандельштаму стихами, и Мандельштам оказывается для него недосягаем. При этом все понимают, о чем идет дискуссия, и коммуникация продолжается. Вот это (и, вероятно, многое другое) и является сферой общественной жизни в России. В ней возникает самоописание и мобилизация людей на те или иные действия. Повторим еще раз, именно в обществе ставятся вопросы о специфике страны; вопросы о направлении и средствах развития страны и народа. Без общества все подобные вопросы по-настоящему не ставятся, не обсуждаются и остаются без ответа. В современном состоянии России, в ситуации иссякающего народа, отсутствие общества может оказаться погибельным для страны. В то же время развитое его состояние может стать значительным ресурсом для восстановления и развития жизни в России и обеспечения ее конкурентоспособности в современном мировом сообществе. 73 К ПОНЯТИЮ ПОЛИТИКИ Если проанализировать нынешние дискуссии о том, что такое политика в России, как она строится и как она должна быть устроена, можно заметить, что многие невольно попадают в ловушку. Она состоит в том, что ищется модель, которую можно было бы наложить на нашу действительность и сказать, что такое политика, и что значит ею заниматься. Проблема же состоит в том, что подходящей модели для России до сих пор не существует. Поэтому привлекается западная модель или европейское понятие политики, построенное на Западе, развиваемое в течение долгого времени и, фактически, на Западе же и реализованное. Использование такой модели в российской действительности приводит к тупиковой ситуации. Модель предполагает, к примеру, что политические партии должны создаваться «снизу», но у нас этого, хоть убей, не происходит, существующие партии, по сути, – это проекты либо Кремля, либо олигархических групп. Западная модель предполагает, что именно общество, то есть самостоятельные группы интересов, транслируемые в некоторое совещательное поле (вроде парламента), является источником политики, а в России, наоборот, центром политики является государство. Все это приводит к странной ситуации – со страниц прессы и экранов телевидения нам говорят, что у нас должно быть то или иное, но на деле мы видим, что происходит совершенно иначе, и с этим ничего нельзя сделать. Эти и многие другие казусы, связанные с неконтролируемым применением чужеродных моделей к нашей действительности, не означают, что в России нет и не может быть политики или не может быть полноценного общества. Политика не может рассматриваться вне того типа общества, в котором она существует. В данной книге мы пытаемся ответить на вопрос, что же такое российское общество и как с ним можно работать. Поскольку мы выяснили, что общество в России устроено по-другому1), то, как следствие, и политика устроена иначе. В этой статье мы рассмотрим, как устроена политика в России. Для этого необходимо задать вопрос, что же такое общественное по своей сути, и отделить это от той модели, которая реализована на Западе 2). Относительно этого мы можем определить, какое общество формируется сейчас у нас. Это и есть один из главных вопросов книги. В статье «К понятию общества» сделана попытка ответить на этот вопрос. Выделению базовых схем организации российского общества посвящена часть «Специфика России». Благодаря этому мы можем построить рассуждение о том, какая политика может существовать в российском обществе, и сравнить ее с западной моделью. Но прежде следует оговорить, чтo мы здесь будем иметь в виду под понятием политики. В обычном словоупотреблении нужно разделять политику в широком смысле слова от подлинной политики. К «политике» в широком смысле часто относят любую государственную деятельность на высоких должностях, и даже если человек просто депутат (причем неважно, какого уровня), то уже считается, что он политик – вне зависимости от того, что на самом деле он делает. Слово «политика» в этом смысле более правильно было бы писать в кавычках, как мы и будем делать, поскольку есть более строгое понятие политики. К понятию политики О политике написано множество трудов, и чтобы составить о ней полное представление, следует все их изучить, начиная с работ Аристотеля и заканчивая современными; в частности, о политике мы много писали в предыдущей книге «Охота на власть»(3). В данной статье мы не будем пересказывать все написанное ранее, читатель вполне может ознакомиться с этим самостоятельно, поэтому оговорим сразу, в каком смысле мы будем употреблять понятие политики. Наметим несколько важных моментов к понятию политики. 1. Политика не может строиться вне некоторого образования или целого. Это может быть жизнь страны, какого-либо народа или общества. Политика занимается вопросами, которые касаются жизни этого целого, а не частными функциональными сферами. Вспомним известный пример Аристотеля, который говорил: есть много людей, которые знают, как строить корабли, но очень мало тех, кто знает, сколько, каких кораблей нужно и для чего. Ко второму типу и относятся политики. 2. Политика появляется в тот момент, когда видению жизни того или иного целого противостоит альтернативное мнение или идея. То есть политик – это тот, кто сталкивается с другими политическими позициями и не может на них воздействовать иначе, чем коммуницируя с ними. Если есть возможность воздействовать на них силой, то политика перерастает в войну. А война – это уже не политика. 3. Политика строится в условиях, когда отсутствует «правильное» и признанное народом или обществом решение по поводу этого целого. Иначе пропадает необходимость политической коммуникации, политические идеи и вопросы становятся частью сложившегося и воспроизводящегося порядка жизни. В этом смысле, в современном мире очень часто политика отсутствует. Хотя при этом может быть насыщенная государственная и политическая жизнь, развитые политические институты, но подлинная политика не всегда присутствует. Такова точка зрения современного французского интеллектуала Рансьера. В своей работе «Границы политического» (2), строя понятие политики, он отмечает, что в европейских странах нет подлинной политики, поскольку нет сравнимых альтернатив по поводу сложившегося порядка жизни. Политика отсутствовала доволь¬но часто и в России. В СССР в течение целого периода говорили, что не было политики, а была политика только внешняя. По поводу жизни внутри страны альтернатив не существовало, поэтому политика могла только строиться в противопоставлении тем, у кого были другие взгляды на устройство мирового порядка. Также мы можем вспомнить примеры того, когда в России появлялась довольно развитая общественная дискуссия, но которая так и не переросла в политическую, как это было с авторами сборника «Вехи». Политика в России и на Западе Если сравнить, как политика существует на Западе и как в России, то выясняется, что различия обусловлены разным устройством общества. Мы можем выделить три типа российской политики, которые существуют и существовали в прошлом. Первый тип политики, который наиболее явно выражен в России, – это так называемый «византийский» тип политики. Он строится на перераспределении государственных и прочих властных ресурсов, занятии все более высоких должностей. Это сопровождается, как правило, большим количеством скрытых, подковерных, внутригосударственных и окологосударственных интриг. В России без такой «политики» не обойтись в силу ее природного устройства. Российский мир3) представляет собой сложное разнородное целое, огромные территории отличаются по своему устройству, имеют разный этнический и социальный состав. Для удержания этого в некотором единстве под названием Россия требуется большой государственный аппарат. И в России он является первичным (в отличие от Запада, где он является сервисным и выполняет ряд функций для общества); именно он занимается поддержанием жизни различных общественных образований, которые вне этого не выживают. На Западе общество строилось иначе: сначала возникали самостоятельные единицы жизни и общественности, и только потом к ним пристраивался государственный аппарат для выполнения ряда функций, которые сами эти образования выполнить не могут, к примеру, поддержание инфраструктур (дороги, связь, здравоохранение, военная безопасность и пр.). Восточный тип государства (также его называют патерналистским), который существует в Азиатских странах и в значительной степени в России, напротив, строится как необходимое условие для распространения жизни и ее поддержания. Ряд российских регионов вообще не может выживать вне государственной поддержки. Все это приводит к тому, что центром «политики» византийского типа становится государственный аппарат и присоединенные к нему структуры. Именно государство в России является главным держателем базовых ресурсов (финансовых, энергетических, 75 производственных и пр.). Политика не может строиться, если в ее распоряжение не попадает серьезный ресурс. Даже самые благие идеи политического толка без ресурсов реализовать нельзя. На Западе весомым ресурсом обладает общество, поэтому политика там строится как соглашение между обществом и государством на то или иное использование этого ресурса, то есть общество как бы позволяет или не позволяет государству реализовывать те или иные программы. Такое соглашение возникает в результате сложных демократических процедур, среди которых не только выборы, но и обширные общественно-политические дискуссии, как в парламенте, так и вне его. В России, в силу ее специфики, базовый ресурс сконцентрирован скорее в государственной машине и присоединенным к ней олигархическим группам, что и вызывает распространение не политики публично-дискуссионного типа, как на Западе, а политики перераспределения ресурсов и занятия должностей, который мы в этой книге будем называть «византийским». Политика распределения ресурсов и интриг также существует на Западе, в особенности в тех точках, в которых концентрируется определенный ресурс, но ее масштаб несопоставим с российским. Этот тип «политики» вряд ли можно считать подлинным, поскольку в нем в чистом виде не возникает альтернативных содержательных идей по поводу жизни целого. Второй тип российской политики – публичный. Часто он превращается в популистскую политику, в некоторое шоу, или иногда даже клоунаду, скоморошество. Довольно близкая к этому конструкция политики описана в книге Ги Дебора «Общество спектакля»(1). Во многом она строится на эксплуатации стереотипов, существующих в обществе, на эксплуатации страхов и симпатий народа. Иногда за счет этого удается поднять людей на некоторое действие или движение, вплоть до революционных мер. В центре публичной «политики» часто оказываются не столько сущностные и содержательные вопросы – какую стратегию развития государства выбрать, почему и так далее, – а те темы, которые вызывают общественный резонанс, беспокоят людей. Популистские заявления могут и не иметь никакого отношения к истинной позиции или мнению того или иного политика, главное – чтобы они привлекали внимание, вызывали одобрение или негодование у молчаливой публики. Пример публичной «политики» из нынешних российских дискуссий строился на эксплуатации стереотипа о том, что пенсионеры должны получать много и собственность народа была распределена неправильно, поэтому тезис, что надо все отобрать и поделить, вызывал определенный резонанс. Публичная «политика» на Западе также существует, но поскольку, в отличие от России, там общество не молчаливо, а, напротив, активно высказывается по любым вопросам, она может перерастать в содержательную общественную дискуссию. Дискуссионные и коммуникативные формы политики распространены там гораздо шире. Западное общество основано на существовании независимых общественных единиц, которые имеют собственные неотчуждаемые и материализованные интересы. Дискуссии и коммуникация и есть способ агрегирования этих интересов, конфигурирование в некоторое соглашение с властью, на основании которого может быть принято определенное решение. Российское общество устроено иначе. Общественные единицы не могут всерьез вырабатывать свои интересы и отстаивать их перед государством. Любые общественные инициативы и движения могут быть быстро перекрыты из центра путем отключения их от системы поддержания жизни. В этом смысле публичную «политику» в России нельзя считать подлинной. Третий тип политики – стратегический. Этот тип политики строится на вопросе, какими будут следующие шаги развития российского общества. В настоящее время он довольно слабо развит, все больше преобладают первые два типа. Но если проанализировать историю России, то можно увидеть, что этот вопрос и эта политика всегда существовали в России. Особый расцвет она получала на этапе формирования следующего странового сверхпроекта. Этим типом политики занимались во времена Ивана Грозного, расширяя территорию России, во времена Петра I при построении современного флота и мощной империи, в какой-то степени – во времена Екатерины II. Стратегической политикой занимались Витте, Столыпин. Ею занимался 76 Иосиф Волоцкий, который, по мнению ряда исследователей, создал первую политическую партию в России. Такой политикой занимались при Сталине во времена развития СССР в мировую военную сверхдержаву и т.д. Механизмы реализации стратегической политики связаны, прежде всего, с глубокой содержательностью, проектностью и мобилизацией народа, восстановлением базовых схем организации российского общества. В ближайшем будущем также должен произойти очередной цикл развития и реализации стратегической политики, поскольку российское общество не может бесконечно долго находиться в состоянии застоя. Но для обеспечения такой политики должна быть создана основа в виде идеологии, фундированной на массиве гуманитарных и общественных наук, прежде всего, политической философии. У нас же пока сфера политических, общественных наук, философии, находится в упадке. Стратегический тип политики в России, как правило, не предполагает наличие актуального оппонента или альтернативной идеи. Оппонентом скорее служит сложившийся и традиционно воспроизводящийся порядок жизни. В 1990-х, когда разворачивалась стратегическая линия политики на интеграцию с западным миром с построением демократии и рыночной экономики, политических оппонентов группы Ельцина, Гайдара и остальных не было. Так же Витте и Столыпин боролись не с оппонентами в содержательном смысле, а со сложившейся традицией. Устройство стратегической политики на Западе другое. В США, Великобритании и европейских странах она строится на том, что политики в парламенте опираются на те или иные интересы различных групп населения – носителей этих интересов. У нас таких самостоятельных групп населения нет, а есть народ. Поэтому стратегическая политика в России строится не в парламенте, не в дискуссиях, а как комплекс идей и трансформаций, вынесенных в будущее, а противопоставлен ей сложившийся порядок жизни, который должен быть преодолен. ФОРМИРОВАНИЕ ПРОЕКТА «МОСКВА – ТРЕТИЙ РИМ» Проектный характер России. Внешние проекты В данном очерке мы постараемся на историческом примере известных событий XV века показать, что Россия – это «проектный», или миссионерский, мир1). Проектный характер России проистекает из ее мировых схем. Первоначально проекты России всегда навязывались какими-либо внешними силами. Проект Руси как преемницы Византии, которому мы посвятим данный очерк, не был исключением. Многочисленные историки фиксируют, что формула «Москва – третий Рим» появилась в Послании псковского старца Филофея великому князю Василию (III) Ивановичу в начале XVI века. Но существуют разные подтверждения тому факту, что идея объявить Москву формальной преемницей Константинополя возникла гораздо раньше и первоначально принадлежала папе римскому Павлу II, который после захвата Константинополя (в 1453 году) турками увидел в браке Ивана III и Софьи Палеолог (византийской принцессы) возможность для объединения Восточной и Западной христианских церквей за счет переноса в Москву центра Восточной христианской империи. При проведении переговоров о браке с Софьей Палеолог папа римский желал склонить Ивана III принять Флорентийскую унию восточной и западной церквей под главенством Рима – таковым было условие, исполнение которого давало Москве право стать признанной преемницей Константинополя, а впоследствии и всех византийских земель. Таким был замысел католической Церкви. Но история распорядилась иначе – Москва не стала новым центром Византийской империи, а брак Софьи Палеолог с Иваном III послужил импульсом к формированию новой миссии и нового проекта в самой Руси, в результате которого она стала Русской империей. Формирование ситуации «внешнего управления» в XV веке 77 Формирование ситуации «внешнего управления» в XV веке началось с попыток папской католической власти склонить православную Церковь (Византию, а следом за ней и Русские княжества) к принятию унии Церквей во время Флорентийского Собора 1438 года. Византийская империя в тот момент вела войну с турками и находилась в тяжелом положении. Папская власть использовала слабость Византии, предложив ей объединение усилий в борьбе с турками и собирание после принятия унии Крестового похода против турок. Московский митрополит, принимавший участие в Флорентийском соборе 1439 года, вернувшись с унией в Москву, был изгнан великим князем Василием II и всем русским духовенством. Попытка склонить Москву к принятию Флорентийской унии закончилась неудачей для католического Рима, ситуация усложнилась и тем, что в 1448 году русская церковь провозгласила автокефалию и произошло избрание нового митрополита московского без участия Византии и Рима. Но идея объединения церквей нашла новую возможность для реализации, связанную с ослаблением Византии в войне с турками и после захвата турками Константинополя. Папа римский решил использовать брак великого князя московского со своей воспитанницей Зоей Палеолог, племянницей последнего византийского императора Константина XI Палеолога, погибшего во время осады Константинополя турками. Надо сказать, что Зое (Софье) Палеолог удалось остаться православной, несмотря на все усилия папы римского. Большую роль в этом сыграло окружение Софьи, одним из представителей которого был грек Юрий Траханиот – доверенное лицо семьи Палеолог. Парадоксально, но Софья Палеолог, попавшая в католическую Италию в юном возрасте, воспитанница папского католического двора, оставалась ревностной православной. Переговоры о браке Ивана III и Софьи Палеолог длились три года. Софья Палеолог и формирование нового проекта Москвичи приветствовали невесту, но их немало смутило то, что перед царевной шел епископ с большим латинским «крыжом» (крестом) в руках. В думе бояре не скрывали своего негодования по поводу того, что православная столица оказывает такую почесть «латинской вере». Митрополит Филипп заявил, что покинет Москву, если у папского посла не будет отобран «крыж». Епископу Антонио пришлось смириться с тем, что у него отняли крест и положили в его же сани (3). 12 ноября 1472 г. в Успенском соборе состоялось венчание Ивана III с Софьей Палеолог, племянницей последнего византийского императора. Но после венчания Иван III отверг все предложения Рима принять унию. Папа римский не оставлял надежды реализовать задуманный проект, и в 1473 г. сенат Венеции обратился к великому князю московскому Ивану III с сообщением о переходе ему по наследству Восточной (Византийской) империи и необходимости скорейшего освобождения ее от турок: «Восточная империя, захваченная оттоманом (турками), должна, за прекращением императорского рода в мужском колене, принадлежать вашей сиятельной власти в силу вашего благополучного брака»(15). Тем самым католический Рим пытался склонить русского князя к участию в антитурецкой лиге. Но и данное обращение не было принято Иваном III. В момент появления Софьи на Руси можно зафиксировать отрыв от первоначального замысла католического Рима, и проявление как отдельного проекта самой Софьи и ее греческого окружения. Мы стоим на той точке зрения, что после венчания Ивана III c Софьей Палеолог на Руси начинается планомерное разрушение сложившихся стереотипов, обычаев и традиций родовой жизни при столкновении с типом жизни, носителем которой была византийская принцесса, родившаяся и воспитанная в империи, в имперских традициях и стремившаяся воссоздать имперскую власть. После 1472 г. можно зафиксировать удивительную вещь – происходит много событий, которые не могут быть объяснены естественным образом (до 1472 г. такой интенсивности не наблюдается): начинается переустройство Кремля, происходит последовательное 78 присоединение русских княжеств к Москве, производятся массовые переселения бояр в Москву и наоборот (см. схему «Рост напряжения на Руси»). Формирование «проекта Софьи Палеолог» происходит из двух точек и развивается в двух направлениях. С одной стороны, Софья при поддержке своего греческого окружения начинает сильно влиять на супруга Ивана III. Великий князь осуществляет планомерное собирание всех земель русских под властью Москвы (после 1472 г. зафиксированы многочисленные сменяющие друг друга походы Ивана III на другие княжества с целью их окончательного присоединения к Москве). Но внутри русских княжеств растет напряжение и сопротивление – планы Софьи сталкиваются с намерениями и действиями представителей русского великокняжеского окружения, которому великий князь все еще доверяет. В первую очередь, это представители старого боярства, стремящиеся сохранить заведенные на Руси порядки и отстаивающие тем самым свои частные интересы. С другой стороны, крепнет и приобретает все большую самостоятельность Русская православная церковь. И особую роль в событиях ХV в. начинают играть так называемые «книжники» – последователи Сергия Радонежского. Именно в их кругах и с их активным участием происходит рефлексия ситуации «внешнего управления» и начинает формироваться и оформляться новая миссия Москвы и царя, русский проект и новое русское (имперское) самосознание. Далее мы более подробно рассмотрим, как происходило формирование уже самостоятельного внутреннего проекта «Москвы как третьего Рима». Формирование самостоятельного проекта «Москва – третий Рим». Царская власть, данная Богом Особое внимание следует уделить моменту формирования царской власти на Руси. Для начала восстановим, каким было отношение на Руси к власти великого князя до брака с Софьей Палеолог. Великому князю власть была дана родом. И название «великий» было синонимом «старейший» (что подтверждает родовую природу власти князя). Великий князь был первым из равных, природа его власти не отличалась от природы власти других князей. Для формирования собственного – русского, российского – проекта Софья Палеолог, Иван III, а затем Иван IV выделяют одну из инстанций власти на ту ступень, на которой ни одна другая власть не сможет сравниться с ней. Как это делается? С появлением Софьи Палеолог в Москве великокняжеский двор стал отличаться особой пышностью. Из Италии в Москву были приглашены зодчие для украшения дворца и столицы. Были возведены стены и башни Кремля, Успенский и Благовещенский соборы, Грановитая палата, Теремной дворец. Софья Палеолог привезла в Москву богатую библиотеку. Все это должно было свидетельствовать об иной трансценденции существования московской великокняжеской, царской, власти. Династическому браку Ивана III с Софьей Палеолог обязан своим появлением чин «венчания на царство». С приездом Софьи Палеолог связывают появление в составе династических регалий трона из слоновой кости, на спинке которого было помещено изображение единорога, ставшего одной из самых распространенных эмблем русской государственной власти. Около 1490 г. впервые появилось изображение венценосного двуглавого орла на парадном портале Грановитой палаты. Византийская концепция сакральности императорской власти прямо повлияла на введение Иваном III «богословия» («Божьей милостью») в титуле и в преамбуле государственных грамот. Итак, византийская пышность и символизм были связаны со специфическим пониманием империи и императорской власти. Символизм должен был показать недоступность императорской власти. Еще раз отметим, что до брака с Софьей великокняжеская власть на Руси была доступной, и именно поэтому велись постоянные междоусобицы. Процедура «венчание на царство» – это обряд выделения князя из числа других князей и придание ему статуса, недоступного другим князьям в принципе. Венчание Ивана III с Софьей Палеголог в 79 этом плане было одним из пунктов оформления недоступности великокняжеской (в последствии царской) власти. Стояние на Угре. Царь, победивший хана. Богословие империи Отдельное внимание мы бы хотели уделить событиям 1480 г., обозначаемым в истории как «стояние на Угре». Часто в исторических трудах это событие рассматривается как окончание татаро-монгольского ига на Руси. Сейчас перед нами не стоит задача достоверно определить, действительно ли русские земли прозябали под монголо-татарским игом, но мы склоняемся к тому, чтобы рассматривать данное событие 1480 г. не иначе как расчетливый ход Софьи Палеолог по формированию нового русского самосознания и демонстрации власти Ивана III как власти, данной Богом. Потомки представляли Софью главой «антитатарского курса», поскольку именно она, согласно легенде, настояла на прекращении даннических выплат России татарскому хану в 70-х гг. XV в. и направила мужа в поход против хана Ахмата в 1480 г., итогом которого стало объявление «конца ненавистного ига». Факт «окончания монголо-татарского ига» должен был послужить утверждению божественности царской власти и русского государства, задать новую идентификацию для царя, для Руси и ее народа2). Вряд ли отношения с монголо-татарами на Руси до прибытия туда Софьи Палеолог можно было считать игом. Монголы совершали набеги, но чаще договаривались с князьями о ненападении и собирали дань. Но то же происходило и между самими русскими княжествами во времена междоусобиц. То есть к татарам скорее относились как к сильным, воинственным и назойливым соседям, с которыми приходится иметь дело, но не более того. Отношение на Руси к соседству с татаро-монгольской Ордой резко изменилось после брака Ивана III с Софьей. Софья приносит в Москву имперское (кесарево – царское) понимание власти. Для нас важно сейчас выделить следующие две составляющие этого понимания: 1) император не может платить дань, и, соответственно, быть под властью другого императора; 2) чтобы стать императором, нужно не только иметь императорскую кровь, – нужно победить другого императора. В международных документах XV в. можно видеть нежелание западных соседей признавать Ивана III императором и слабость самого притязания Ивана III. Мы также видим, как меняется ситуация, когда христианский царь побеждает царя нехристианского(18). Однако не секрет, что Иван III и часть его окружения до последнего момента сомневались, так ли необходимо вступать с ханом Ахматом в бой, когда можно просто заключить очередное перемирие. Но здесь особую роль сыграло «Послание» Вассиана Рыло великому князю Ивану III. В этом послании Вассиан излагает предназначение Ивана III, опираясь на Священное Писание, согласно которому царь Иван III должен не просто пресечь нынешнее (очередное) нападение «басурман», но это представляется как миссия: «Тебя даст нам господь как освободителя нового Израиля, христианских людей»3). Вот некоторые отрывки из «Послания на Угру», свидетельствующие о сформированной в послании новой идентификации великого князя – как «воина Христова», спасителя всего христианского народа: «Молю величество твое, о боголюбивый государь, не прогневайся на меня, смиренного, что первым дерзнул я заговорить с твоим величеством откровенно, твоего ради спасения. Нам подобает, государь великий, помнить о твоих делах, а вам, государям, нас слушать. Ныне дерзнул я написать твоему благородству, хочу кое-что напомнить из Священного писания, как бог вразумит меня, на крепость и утверждение твоей державе… …Ты, государь, повинуясь нашим молениям и добрым советам, обещал крепко стоять за благочестивую нашу веру православную и оборонять свое отечество от басурман; льстецы же нашептывают в ухо твоей власти, чтобы предать христианство, не считаясь с тем, что ты обещал. А митрополит со всем священным и боголюбивым собором тебя, государя нашего, благословил на царство и к тому же так тебе сказал: «Бог да сохранит царство твое силою 80 честного креста своего, и даст тебе победу над врагами, и покорит под ноги тебе всех противников твоих, как в древности Давиду и Константину, молитвами пречистой его матери и всех святых»… …Только мужайся и крепись, духовный сын мой, как добрый воин Христов, по великому слову господа нашего в Евангелии: «Ты пастырь добрый. Пастырь добрый полагает жизнь свою за овец. А наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка, и оставляет овец, и бежит; и волк расхищает овец и разгоняет их. А наемник бежит, потому что наемник, и не заботится об овцах». Ты же, государь, сын мой духовный, не как наемник, но как истинный пастырь постарайся избавить врученное тебе от бога словесное стадо духовных овец от приближающегося волка. А господь бог укрепит тебя и поможет тебе и всему твоему христолюбивому воинству… …И ныне этот же господь, и если покаемся от всей души и отречемся от греха, то поставит нам господь тебя, государя нашего, как некогда Моисея и Иисуса и иных, освободивших Израиль. Тебя даст нам господь как освободителя нового Израиля, христианских людей, от этого окаянного, возносящегося над нами нового фараона, поганого Ахмата». Осуждая «прежних развратников» великого князя, ссылавшихся на то, что Иван III «связан клятвой еже не поднимати руки против царя стати», Вассиан Рыло заявил, что эта клятва прародителей была дана «по нужди» и что «великому Русьских стран хрестьянскому царю» не подобает повиноваться «богостудному» «царю Орды». Вассиан Рыло призывает великого князя уподобиться «прежде бывшим прародителем» Игорю, Святославу, Владимиру Святославичу, а также Владимиру Мономаху, многократно бившемуся «с окааными половцами за Русскую землю», Дмитрию Донскому, показавшему «мужьство и храбрьство… за Доном», убеждает его в грядущей победе, в том, что «разыплются поганыа страны, хотяшая брани», их ослепит божественная молния, их погонит «ангел господен». Таково начало второго направления формирования проекта. Подобная богословско-идеологическая поддержка церкви сыграла свою роль. Для православного мира со времени принятия христианства святым императором Константином Великим было традиционным представление о византийском императоре как о главе всего христианского мира, чья власть на земле является несовершенным земным подражанием власти Бога. Власть императора не только сохраняет порядок в мире, но и обеспечивает своими действиями внешние условия для спасения подданных. Император – страж чистоты православной веры, защитник и покровитель Церкви. Истины вероучения излагаются на Соборах святыми отцами, просвещенными Святым Духом, но созывает Соборы и руководит их работой император, он же обеспечивает своими распоряжениями выполнение их решений. Основоположник этих представлений церковный историк IV в. епископ Евсевий Кесарийский (Евсевий Памфил) даже именовал императора Константина «тринадцатым апостолом». Православная Римская империя во главе с императором считалась последним царством в ряду сменявшихся мировых царств, которое будет существовать до Страшного суда («конца света»). Она должна была объединить под своей властью весь мир и утвердить в нем единственную истинную веру – православную. Весь христианский мир рассматривался как «содружество государств», правители которых получают свою власть от императора ромеев. К середине XV в. большая часть православных государств, в их числе и сама Византийская империя, были завоеваны османами (турками). Немногие уцелевшие православные государства (грузинские царства, дунайские княжества) утратили политическую самостоятельность, оказавшись в зависимости от Османской империи или от Ирана. Великое княжество Московское, объединившее под своей властью русские земли, начало осмысляться православным духовенством как единственная самостоятельная православная держава. Таким образом, постепенно стало складываться представление, что Божественный Промысел возложил на Русь ту миссию, которую оказалась не в состоянии выполнить Византийская империя. 81 Оппозиция проекту Понятно, что действия Софьи и ее сторонников не всеми воспринимались положительно, более того, активное сопротивление, вызвавшее длинный исторический конфликт, положивший начало длинному историческому конфликту, который тянулся до Петра I и дальше – между земельно-родовыми структурами, которые представляли бояре, и имперским проектом, олицетворением которого была Софья Палеолог. Особенно сильно данный конфликт проявился в борьбе за царский престол, исход которой определял, быть продолжению имперскому проекту на Руси или нет. Ивана Молодого (сына Ивана III от первого брака), а затем его вдову и сына Димитрия активно поддерживали служилые князья во главе с многолетним руководителем правительства Иваном Патрикеевым, а также придворный кружок интеллектуалов-вольнодумцев, которым недруги приписывали еретические воззрения и даже следование кощунственным обрядам. Лидером вольнодумцев был Федор Курицын, который считался ближайшим соратником великого князя. Преимущество Василия (сына Софьи и Ивана III) состояло в том, что он являлся потомком византийских императоров, что было немаловажно для сохранения сакральности именно царской (императорской) власти (об особенностях императорской власти см. выше). Сторонники Димитрия в борьбе за наследование престола использовали документ под названием «Изложение пасхалии». Дело в том, что имевшаяся в распоряжении русской церкви пасхалия – «расписание» переходящих церковных праздников – была доведена до 7000 года с сотворения мира, или 1492 года с Рождества Христова, что многими воспринималось как «скончание века сего» и время «Страшного суда». Московские книжники поспешили пресечь брожение умов. Митрополит Зосима продолжил пасхалию. Несостоявшийся апокалипсис он представил как начало нового этапа жизни православного мира, который отныне получал новый центр. По мысли Зосимы, сам Бог поставил Ивана III – «нового царя Константина новому граду Константина – Москве и всей Русской земле и иным многим землям государя». Так читателю (а с пасхалией должны были ознакомиться все церковные иерархи) преподносилась мысль о том, что Москва уже стала Царьградом, следовательно, в каком-либо византийском наследстве Русь не нуждается. Эта тема получила развитие в более позднем произведении – «Сказании о князьях владимирских». По мнению историка Р.Г. Скрынникова(15), автор «Сказания…» старался доказать, что владимирские князья давно породнились с императорским домом и стали его наследниками, стало быть, греческое царское родство Василия не имело особого значения. Еще во времена Киевской Руси император Константин Мономах вручил царские регалии – шапку Мономаха – своему внуку Владимиру Мономаху Киевскому. Таким образом, автор «Сказания» пытался свести на нет преимущество Василия по крови. Борьба за проект Иосиф Волоцкий и разворачивание церковной линии поддержки и формирования проекта В борьбе с русскими боярами за разрушение стереотипов Софье необходима была дополнительная поддержка и новые сторонники. До сих пор ее основу составляли греки и другие иноземцы из окружения Софьи. Но иноземцы не могли найти поддержки в православной Москве. Софье необходимы были союзники на самой Руси, пользующиеся авторитетом среди народа. И именно в это время мы наблюдаем неожиданно яркое и активное появление Иосифа Волоцкого с его проектом борьбы с ересью «жидовствующих». Таким образом, можно зафиксировать, что в борьбе с проявившимся сопротивлением проекту византийского наследия, который реализовывали Софья Палеолог и ее окружение, нашлась поддержка со стороны представителей русского духовенства (Иосиф Волоцкий и его сподвижники), и проект начал трансформироваться. Среди русского духовенства развернулась политическая полемика между приверженцами разных идей и проектов. В истории зафиксирован момент появления «Сказания о новой ереси новгородских еретиков: Алексея протопопа, Дениса попа, Федора Курицына и других, то же исповедующих»(6), 82 написанного Иосифом Волоцким. Издание этого документа чудесным образом приходится именно на годы борьбы за царское наследие. Спрашивается: почему именно в это время необходимо было так активно вести борьбу против ереси? По версии, изложенной Иосифом Волоцким в «Сказании», ересь была завезена в Новгород неким иудеем Схарией (Захарией), который увлек в свою веру некоторых из новгородских священников: впоследствии от них научились другие, и так ересь распространилась сначала в Новгороде, а затем, вместе с переехавшими новгородцами, и в Москве. Причем ее приверженцами стали не только и даже не столько рядовые священники, сколько многие иерархи Церкви и люди из окружения самого великого князя. Этот момент очень важен, поскольку неоднократное упоминание в «Сказании» имен еретиков специально подчеркивается Иосифом Волоцким в документе как необходимое. Это свидетельствует, что документ был составлен как политический и направлен против конкретных людей, представленных в «Сказании». Разрешение полемики в пользу позиции Иосифа Волоцкого происходит решением Ивана III (скорее всего, с подачи Софьи). Историк Г. Вернадский полагает, что Софья, будучи непревзойденным мастером интриги, «не пыталась сама доказывать что-либо Ивану, а подослала какое-то третье лицо, скорее всего, не участвующее в конфликте, чтобы постепенно подрывать доверие Ивана III к князю Патрикееву»(2). Таким лицом, точнее, лицами, могли быть духовник Митрофан и лекарь Никола Булев. Первый был ставленником церковных ортодоксов (иосифлян), второго рекомендовал Ивану ближайший советник Софьи Юрий Траханиот (сам грек исполнял при государе обязанности казначея). Они имели возможность часто видеться с великим князем наедине и исподволь внушать ему мысль о том, что он стал жертвой коварства еретиков. 11 апреля 1502 г. Иван III приказывает взять Елену Стефановну и Димитрия под стражу, а через три дня благословляет Василия на «великое княжество Владимирское и Московское и учинил всеа Руси самодержцем». Позже следуют казни еретиков. Судя по тому, что незадолго до созыва Собора преподобный Иосиф Волоцкий настойчиво добивался от великого князя наказания еретиков, вряд ли Собор был созван по инициативе Ивана III. Нам кажется важным отметить здесь, что Иван III к началу XVI в. уже был болен, и, казалось бы, для противников Софьи (сторонников Димитрия) не должно было составить труда собрать войско и силой занять Москву. Но тот факт, что в конце XV в. никто не пытался захватить власть силой, свидетельствует, что это была не просто борьба отдельных людей за великокняжеское место. Велась именно идеологическая борьба, полемика, в которой оформлялась и фиксировалась новая идеология для Руси, ее новая идентификация. Победа той или иной силы в этой борьбе означала принятие государством и Церковью соответствующей идеологии (высшей идеи) и формирование нового общего проекта для Руси. Появление русской политики. Формирование духовно-идеологического течения иосифлян В этот момент, собственно, на Руси проявилась истинно русская политика, которая исходит не от мирян и граждан и даже не от государства и церкви как отдельных сил. Она исходит от высших идей, формирующих миссию России, и от реализации высшего проекта. И государство, и Церковь, в таком случае, становятся едины перед лицом высшей идеи и рассматриваются как механизмы ее достижения в реализации проекта. В этом смысле они и перестают быть инструментом реализации каких-то частных интересов и дел. В посланиях преподобного Иосифа Волоцкого подчеркивалось высокое назначение царской власти как земного подобия власти Бога и необходимость всем, в том числе и духовенству, повиноваться ей при условии, если эта власть сохраняет порядок и соблюдает чистоту веры. Продолжали действовать и традиционные факторы, которые еще в XIV в. привели к тесному сотрудничеству между московскими князьями и Церковью. Церковь готова была способствовать усилению царской власти и объединению русских княжеств под властью 83 Москвы при условии, если та будет содействовать Церкви в сохранении чистоты веры на Руси, а также направит усилия на освобождение православных за ее пределами. Таким образом, с появлением Иосифа Волоцкого мы связываем окончательное оформление на Руси имперского самосознания. Созыв церковных Соборов по инициативе великого князя, его активное участие в их работе, воздействие на характер принимаемых решений – все эти черты, присущие Русской Церкви в XVI–XVII вв., были следствием признания за русским правителем тех прерогатив в отношении Церкви, которые по традиции принадлежали императору. С этим же связана и другая важная особенность жизни Церкви в XVI–XVII вв.: столкнувшись с серьезными недостатками церковной жизни или с появлением ересей, епископы часто обращались за поддержкой и помощью одновременно к митрополиту и великому князю (впоследствии царю). Но слов одного преподобного Иосифа Волоцкого было бы недостаточно для формирования и реализации нового русского проекта. Важным здесь является появление последователей его идеологии, начавшейся в XVI в. активной мобилизации духовенства и появления целого движения книжников из «иосифлян». М. Геллер в «Истории Российской империи» пишет: «Место Иосифа Волоцкого в русской истории определяется созданной им “теорией власти московских государей”. Но эта теория, возможно, не приобрела бы того значения, которое она сохраняла на протяжении веков, если бы не ее горячие сторонники. Историк XIX в. М. Дьяконов констатирует чрезвычайно важный факт: “…Иосиф… стоит во главе школы и партии, которую противники Иосифа прозвали его именем, характеризуя ее как презлых и лукавых монахов-иосифлян”»(3). Игумену Волоколамского монастыря принадлежит, следовательно, слава основателя первой русской партии4) – иосифлян. То, что они были, по выражению историка, «злыми и лукавыми», имеет второстепенное значение. Главное – Иосиф имел школу, создал партию. Действительно, важным моментом в истории формирования проекта «Москвы как третьего Рима» стало появление вокруг Иосифа Волоцкого и высказываемых им идей авангардной группы энтузиастов, принявших и уверовавших в особую миссию московского великого князя и Руси и начавших планомерное распространение в народе идей иосифлянства. Известно, что псковский старец Филофей, которому приписывают авторство известной формулы «Москва – третий Рим», также принадлежал к этим энтузиастам. Вадим Кожинов в своей книге «История Руси и русского слова» отмечает, что как псковитянин Филофей испытывал духовное воздействие близкого к преподобному Иосифу Волоцкому святителя Геннадия, который в 1484-1504 гг. был архиепископом Новгородским и Псковским. Нельзя недооценивать и тот факт, что сочинения Филофея переписывались в Иосифовском Волоколамском монастыре (хотя уже после кончины преподобного Иосифа Волоцкого). Это вполне понятно, ибо идея «Москва – третий Рим» была созвучна наследию преподобного Иосифа Волоцкого, и к тому же для ее рождения необходимой предпосылкой являлась победа над ересью жидовствующих (Филофей упоминает о ней), которая позволяла считать московское православие истинным, отвергнувшим заблуждения. «Ранее старца Филофея преподобный Иосиф Волоцкий в своем послании призывал вступившего на престол Василия III: “Бога ради, господарь, и Пречистыа Богородицы, – пожалуй, и попецыся, и промысли о божественых церквах и о православной вере хрестьянстей… ино, государь, погибнуть всему православному христианству от еретических учений, яко ж и прежа …. Царства погибоша сим образом … Римское, иже много лета пребыша в православной вере християнстей, тако погибоша”. Два Рима пали в ересях и суетных соблазнах мира сего, не сумев сохранить благоговейную чистоту веры, чистое и светлое мироощущение апостольского Православия. Первый – наследник мировой империи языческого Рима – отпав в гордыню католицизма. Второй (Византия) – поступившись чистотой Церкви ради сиюминутных политических выгод, отданный Богом на попрание иноверцам, последователям Магомета. Третий же Рим – Москва, государство народа русского, и ему всемогущим Промыслом Божиим определено отныне и до века хранить чистоту Православного вероучения, утверждающего конечное торжество Божественной справедливости и любви»(9). 84 Из этого ясно, что идея Москвы как третьего Рима восходит к преподобному Иосифу Волоцкому и что у этой идеи к началу XVI в. было много сторонников в русских монастырях. Обширное распространение «иосифлянства» и появление его активных сторонников, по нашему мнению, послужило важным условием для присвоения Россией идеи единого христианского мира с центром в Москве и привело к формированию собственного русского имперского проекта, который продолжался и после смерти основных участников событий 2-й половины XV в.: Софьи Палеолог, великого князя Ивана (III) Васильевича, преподобного Иосифа Волоцкого и пр. Фактически, благодаря возникшей полемике в среде русского духовенства и ее широкой огласке на Руси в XVI в. начал формироваться «новый народ», обладающий уже имперским самосознанием. Таким образом, мы видим, как посредством использования специфического богословия была восстановлена к жизни на русской почве идея империи. Имперский проект «Москва – Третий Рим» имел множество противников во время его формирования. Многие пострадали как за проект, так и от проекта. В том числе и те, кто не был противником самого проекта, но кто своими действиями и мыслью создавал возможную онтологию для противников проекта. Речь в данном случае идет, конечно, о заволжских старцах. Сходную картину можно наблюдать в ходе всей истории России – при формировании нового проекта всегда будут страдать те, кто самим своим существованием может задавать иную онтологию. Каждый раз при формировании проекта движение России становится монологичным. Все другие потенциальные логики движения обрезаются, и то небольшое количество «второго народа», которое успевают сформировать, мобилизуется на осуществление единого проекта, обеспечивая тем самым его быстрейшее осуществление. 85 ПРОЕКТЫ ПЕТРА ПЕРВОГО “Европа нам нужна лет на сто, а потом мы повернемся к ней задом”. Петр I (2) Многие историки называют время правления Петра Первого (конец XVII – начало XVIII века) «той гранью, которая отделяет старую Русь от преобразованной России»(6). Временной масштаб преобразований Петра Первого намного превосходит срок его жизни. При этом нельзя говорить о достигнутом конечном результате его реформ. Основную часть реализации петровских начинаний историки приписывают правлению Екатерины Великой. В послепетровской истории России XVIII века реформы Петра прослеживаются четкой линией, которой то следуют, то от неё отклоняются. Петровские реформы, внешняя политика и ведение войн, построение Российской Империи и прочие преобразования настолько кардинальны и растянуты по времени, что здесь нужно говорить о полноценном проекте Петра относительно России. Для нас подобный опыт важен, поскольку он является хорошей (хотя далеко не единственной) исторической иллюстрацией реализации схемы проектности1). К таким сверхпроектам России историки часто относят Московское Царство Ивана IV Грозного, проект «Москва – Третий Рим»2), построение СССР; преобразования начала 1990-х годов, проведенные по стандартам МВФ и Мирового Банка, – прежде всего, приватизация, либерализация, демократизация и пакет других реформ, – во многом тоже имеют характер проектности. Но в данной главе мы сконцентрируемся на проекте Петра. И здесь мы сразу же должны сделать оговорку, действительно ли мы имеем дело с проектами Петра? Ведь многие преобразования были фактически навязаны России извне, европейскими влияниями, столь сильными в тот период. Это важная оговорка, поскольку иллюстрирует работу схем проектности и освоения, которые запускаются, если обратить на это внимание в нашей истории, с некоторого толчка извне, вызова, угрозы (часто этим является позорное поражение русских в войне). И проект Петра – не исключение. К такого рода проектам нельзя относиться упрощенно и предполагать, будто есть задумка и она реализуется. По сути, такие сверхпроекты есть сложная композиция из влияния на Россию извне, особенностей текущего устройства страны, столкновения и противоборства многих общественных и политических сил внутри России. И даже у «автора» проекта, если такую фигуру можно условно выделить, время от времени задумка меняется и трансформируется. Так было и с петровским проектом. Рассмотрим ситуацию его формирования. Ситуация формирования проекта В ситуации начала формирования проекта Петра есть несколько одновременно важных обстоятельств. Во-первых, это исторические тенденции освоения южных территорий России, продолжавшиеся начиная с XVI века. В процессе этого освоения преградой должны были стать пределы Черного и Азовского морей(6). Столкновения с Турцией происходили при Алексее Михайловиче, повторялись и в правление Софьи. В 1695 г. Петр начинает свое фактическое правление с Азовского похода. «Предшествовавшая история оставила царствованию Петра вопрос с Крымом нерешенным»(5). Во-вторых, это внешняя политика европейских государств, которые пользовались слабостью России и манипулировали ею в собственных интересах. Европа регулярно втравливала Россию в разорительные войны со своими противниками, прежде всего, с Турцией и Крымским Ханством. От этого Россия сильно теряла, часто терпела поражения, но даже и в случае удачи, зачастую, не имела выгоды от таких побед. В-третьих, но далеко не в последней очереди для первого этапа формирования проекта Петра, это влияние основных идей той эпохи, меркантилизма. Рассмотрим это подробнее. Меркантилизм господствовал в Европе с XVII в. до 2-й пол. XVIII в. качестве экономического учения и практической экономической системы. Согласно меркантилизму, величие и богатство страны во многом достигается за счет внешней торговли. «Исходя из общераспространенного мнения, что экономическая политика Петра I отличалась определенной систематичностью и последовательностью, историки весьма широко обсуждали возможность влияния на нее меркантилистских доктрин, господствовавших в тогдашней Европе. При этом исследователи, отвечавшие на этот вопрос положительно, доказывали свою правоту, опираясь на соответствие экономической политики Петра и теории меркантилизма в совершенно различных областях. Если некоторые авторы выдвигали на первый план в качестве типично меркантилистских фискальные аспекты петровских преобразований, то другие указывали на чрезвычайно активную промышленную политику царя, а третьи — на его типично монетаристские мероприятия, на интерес, который Петр проявлял к внешней торговле, и на его стремление добиться положительного сальдо внешнеторгового баланса»(1). Петр I, желавший видеть Россию богатой и великой, на манер Голландии и других европейских стран, и подверженный меркантилизму, понимал, что внешняя торговля для России закрыта, пока она не имеет выходов к морям. На Балтике господствовала Швеция, на Черном и Азовских морях – крымские татары, т.е. Турция. Соответственно, Петр поставил задачу – взять турецкую крепость Азов у устья Дона, которая «запирала» выход к Азовскому и Черному морям. Азовские походы не были чем-то новым для России, ее вовлекли в противостояние с Турцией задолго до начала правления Петра Первого. В 1684 г. была создана коалиция, носившая название «Священная лига», в которую вошли Австрийская империя, Речь Посполитая, Венецианская республика и Мальтийский рыцарский орден. Участники этой коалиции стремились вовлечь в борьбу с Турцией и Россию, чтобы переложить на нее тяготы ведения войны. Западноевропейские страны всячески стремились привлечь русских к войне не столько с Турцией, сколько с ее союзником – Крымским ханством, так как австрийцы и поляки больше опасались не регулярной турецкой армии, а стремительных набегов татарской конницы. По замыслу Европы, крымцев должны были отвлечь на себя русские войска. В 1687 г. стотысячное русское войско, руководимое князем Голицыным, выступило в поход на Крым. Поход закончился неудачей. Последовавший за ним второй поход на Крым в 1688 г. тоже провалился. России приходилось вступать в войну, не имея никаких гарантий на приобретение земель на Балканском полуострове в случае победы. Россия была связана обязательствами договора 1686 г., по которому она примкнула к «Священной лиге», получив в обмен обещание ее участия в войне с Польшей и Киев в бессрочное владение3). Здесь мы видим, что Петр первые действия в период своего царствования совершал в рамках уже существовавших тенденций. Ситуация состояла в том, что до Петра у Европы уже был сформирован проект относительно России. План был нехитрый – использовать русских в своих интересах в войнах на южных территориях и не позволить России усилиться настолько, чтобы она могла вести независимую внешнюю политику. Петр был привержен всему западному, и в обмен на передачу «европейской культуры» Европа требовала выполнения своих условий. Тем самым Петр был включен в «европейский проект» относительно России. С началом его правления, этот проект лишь немного трансформировался (изменились способы влияния, но общий смысл остался). Поворотной точкой стала неудача под Азовом. Во многом именно с этого этапа Россия начинает формировать собственный проект. Спровоцированный извне, первый Азовский поход оказался неудачным. Русские не смогли оказать сопротивление турецкому флоту, доставлявшему продовольствие и боеприпасы в осажденную крепость. «Стремясь войти в Азовское, Черное и Средиземное моря, Петр I предпринял попытку завладеть устьями Дона и Днепра. С этой целью ранней весной 1695 г. армия боярина Б.П. Шереметьева с казаками двинулась на юг с целью овладеть турецкой крепостью Азов. Блокированная со стороны суши, крепость получала все необходимое со стороны моря. Наличие флота позволяло туркам выдерживать довольно долгую осаду. Стало ясно: первый поход оказался безрезультатным. Без наличия флота крепость не взять4)». Эта неудача была своего рода столкновением с суровой реальностью. В этот момент произошло понимание несостоятельности России как страны, способной конкурировать с мировыми державами. После первого похода на Азов идея создания действующего флота подкрепилась острой необходимостью. 87 Проблема была ясна: недееспособная армия и отсутствие флота. Европейские государства с охотой помогали советами. Всю зиму Петр провел в Воронеже за строительством флота и подготовкой второго похода. В 1696 г. вместе с русскими в поход на Азов выступили украинские и донские казаки, а также калмыцкая конница. Многие историки пишут, что успех второго штурма Азова был обеспечен не вновь построенными крупными кораблями, а небольшими маневренными лодками донских казаков. После двух месяцев осады турки на условиях почетной капитуляции покинули Азов. В октябре 1698 г. в местечке Карловцы в Славонии состоялся Карловицкий конгресс, собравшийся для заключения мира между государствами, входившими в «Священную лигу» (Австрия, Венеция, Польша, Россия), и Османской империей (Турцией). Серьезные противоречия между членами «Священной лиги» и в особенности их противодействие усилению позиций России в бассейне Черного моря привели к тому, что вместо общего договора союзников с Турцией 16 января 1699 г. Польша, а 26 января – Австрия и Венеция подписали с Турцией отдельные мирные договоры. А Россия 24 января подписала лишь соглашение о перемирии на 2 года, которое было заменено Константинопольским мирным договором 1700 г. Итоги русско-турецкой войны были для России не блестящими. Австрия заключила с Турцией мир, предоставив России одной рассчитываться за все неудачи, поскольку сама она уже приобрела богатую Венгрию. Речь Посполитая получила необходимую ей Подолию, ставшую барьером на пути турок во внутренние области Польши. Россия же присоединила к себе Дикое поле от Дона до Запорожья. Эта земля являлась полем постоянного сражения между ногайскими татарами и казачьими отрядами, шедшими с севера. Европейцы прекрасно представляли всю условность этого приобретения и без колебаний согласились считать Дикое поле русским. России было отведено второстепенное место, с ней не считались, не боясь никаких последствий. В 1697 г. в Европу направилось “Великое посольство”, в составе которого инкогнито под именем “урядника Петра Михайлова” ехал и сам Петр. Цели посольства были следующие: оповестить западные страны о благополучном начале правления Петра; найти союзников в борьбе с Османской империей; познакомиться с западными законами, обычаями, культурой; пригласить на службу в Россию иностранных специалистов различных профессий, в первую очередь знатоков военного и морского дела. Маршрут был выбран, преследуя вторую и главную цель – найти союзников в войне с Османской империей. Путь посольства пролегал в основном по протестантским странам Северной Европы: Курляндии, Бранденбургу, Голландии, Англии. Из этого путешествия, в ходе которого прошли переговоры (хотя и неофициальные) с европейскими монархами, Петр привез на Русь новую идею русской внешней политики – союз не с католическими, а с протестантскими государствами. Голландия и Англия боролись с католической Францией и ее политическим союзником – Швецией. Они-то и попытались использовать Петра в своей борьбе против Швеции. В результате этого «Петр должен был круто повернуть фронт с юга на север, где составилась прибалтийская коалиция против Швеции; новая европейская конъюнктура перебросила его, как игрушечный мяч, с устья Дона на Нарву и Неву, где у него ничего не было заготовлено; сам он, столько готовившийся в черноморские моряки, со всеми своими переяславскими, беломорскими, голландскими и английскими навигацкими познаниями принужден был много лет вести сухопутную войну, чтобы пробиться к новому чужому морю» (3). Начало собственного проекта В ответ и в противовес проекту Европейских держав относительно России по использованию ее как сдерживающей и защищающей Европу от турок силы, Петр начинает собственный проект. Загоревшись идеями, навеянными ему иностранцами из Немецкой слободы, а впоследствии подкрепленными салонными разговорами при дворах европейских правителей, молодой царь решает превратить Россию в богатую и сильную державу посредством ее обогащения за счет 88 развития внешней торговли. Но для этого нужен был выход в море. Соответственно, этот проект не был возможен без реализации первого. Известна фраза царя: «Европа нам нужна лет на сто, а потом мы повернемся к ней задом» (2). Петр начинает реализацию проекта, с которым связаны военная и налоговая реформы. Они были направлены на то, чтобы нарастить военную мощь. В России к тому моменту не было значительной регулярной армии. Военные действия в основном происходили по мобилизационному принципу. Единственной регулярной структурой в российской армии было созданное Иваном Грозным стрелецкое войско. Однако к моменту начала царствования Петра I стрелецкое войско является источником вооруженной оппозиции царю Петру. Начало царства знаменуется опалой и многочисленными казнями стрельцов после очередного стрелецкого бунта. Стрелецкое войско перестает существовать. Помимо этого, российская армия XVII в. не имеет военного флота, необходимого для победы над Швецией на море. Петр I отказался от обычной в то время в Европе практики содержания наемников (они показали свою несостоятельность при Нарве). Был введен механизм рекрутских наборов. Набор рекрутов не требует особых финансовых вложений, так как народа в России тогда было много и он считался восполнимым ресурсом. Реализация этого была характерной с точки зрения особой способности России к мобилизации. В 1699 г. издан указ о наборе рекрутов. Первый набор произведен в 1704 г. В 1698-99 гг. основываются военные школы для подготовки офицеров. Эти два мероприятия и стали основой для формирования регулярной армии. Таким образом, была решена проблема воспроизводства армии и комплектации постоянного подготовленного запаса5). Но вместе с этой проблемой появлялась другая: для поддержания армии в дееспособном состоянии нужны были постоянные финансовые поступления. В 1699 г. была проведена городская реформа. Были образованы органы самоуправления – ратуши, финансовые и судебные учреждения во главе с бургомистрами, которые занимались сбором прямых и косвенных налогов. Важным моментом стала победа в Полтавской битве (1709 г.). Историки называют ее переломным моментом в ходе всей Северной войны. С другой стороны, именно после победы над шведами политика Петра делает крутой поворот. Как было выгодно для Европейских стран, Северная война замыкалась на территории Польши, России и частично Саксонии. Но как только Карл ХII в 1706 г. вторгся в Саксонию, Август II тут же втайне заключил мирное соглашение со Швецией, оставив Россию воевать в одиночестве. Таким образом, победа под Полтавой была самостоятельной победой России. Во-первых, Россия завоевала берега Балтийского моря, и их уже невозможно было отнять. В 1703 г. был основан Петербург, северная столица России. Во-вторых, в связи с победой над одной из самых мощных Европейских военных держав произошло осознание своих возможностей. «В глазах всей Европы Россия, до сих пор презираемая, показала, что она уже в состоянии, по своим средствам и военному образованию, бороться с европейскими державами и, следовательно, имеет право, чтобы другие державы обращались с нею как с равною»(5). Стало понятно, что союзники обманывают и предают и что Россия сильнее, когда она одна, а не в союзе с кем-либо. Но при этом казна истощилась, и для поддержания престижа требовалось финансирование. В этот период происходит изменение характера ведения внешней политики. Меняется способ ведения переговоров, полностью стирается стереотип (безусловно присутствовавший до этого), что без союзников воевать нельзя. Скорее наоборот, Петр не только не стремится искать союзников, но и сам формирует обособленное положение от Европейских государств. Он самостоятельно на протяжении оставшихся лет правления выбирает себе противников и союзников. Чувствуя свою мощь как правителя сильной военной державы, Петр во всех переговорах занял не второстепенную роль, а роль сверхдержавы. Так, в 1716-17 гг. во время путешествия по Европейским странам Петр ведет свою собственную политику. 89 Появилось понимание того, что Россия может стать Сильной державой и без усовершенствования торговли. Начиная с этого времени, Петр забывает о планах относительно обогащения страны посредством торговли. Возможно, это связано и с тем, что для ее развития нужны были средства, а к 1710 г. не было ни денежных, ни людских ресурсов. «Курбатов, оберинспектор ратушного правления, как бы сказать, министр городов и финансов, поздравляя Петра с победой письмом, составленным в форме церковного икоса с припевом радуйся, напоминал царю, что теперь, когда его воинство “переполеровася, яко злато в горниле”, на очередь стало “гражданское правление”, что победоносная война приблизила народ к конечному разорению и необходимо ослабить взыскание накопившихся недоимок, от которого идет “превеликий всенародный вопль”»(3). Получается следующая ситуация; реализовав часть проекта, относившуюся к захвату выхода к морю, нужно было выбрать: либо развивать торговлю и опять искать поддержку у Европейских стран, которые вряд ли бы ее оказали, боясь усиления России, либо искать иной путь – путь становления империи. Скорее всего, на этом этапе и формируется самостоятельный проект Петра, свободный от влияния Западных идей, – проект построения империи. Но возможно, что этот проект лишь продолжение первоначального проекта Петра. Реформы Петра I Реформы Петра Первого можно разделить на два этапа: 1) этап до Ништадского мирного договора, 2) этап после 1721 г. На первом этапе это были реформы, ориентированные на следующие направления: «…1) военная реформа; 2) меры для поддержания регулярного строя сухопутной армии и флота, именно перемены в положении дворянства, направленные к поддержанию его служебной годности; 3) подготовительные меры к увеличению государственных доходов, имевшие целью умножение количества и подъем качества податного труда». На втором: «…4) финансовые нововведения; наконец, 5) общие средства обеспечения успешного исполнения военных и народнохозяйственных реформ, именно преобразование управления и устройство учебных заведений»(4). Характер правления Петра, средства проведения его реформ хорошо иллюстрируют особенный статус отношения к закону в России, где он не является главнейшим. До этого времени Петр издал всего два закона в виде законодательных актов6). «Его необъятная переписка с лицами, на которые падали его поручения по текущим надобностям, охватывала весь правительственный механизм. Эти письма заменяли собою законы; лица, которым они посылались, превращались в государственные учреждения»(3). Об особой роли закона в России см. Приложение «Чиновничество». Иллюзии о возможности обогащения за счет развития торговли и промышленности (на этой позиции стояли меркантилисты) рассеялись у Петра, как только он приступил к исполнению. Люди не хотели работать. Постоянно уклонялись, сбегали, воровали и т.д.. Ежегодно огромные средства уходили на ведение войны, соответственно, ждать, пока промышленность и торговля разовьются до такой степени, что начнут приносить требуемые доходы, Петр не мог7). Скорее всего, тогда и произошел переход от европейских средств мобилизации денежных ресурсов (посредством промышленности и торговли) к чисто русским способам, используемым на протяжении всей истории России (переложить всю нагрузку на народ через налоги и рекрутизацию). Люди забирались не только на войну, но и на всевозможные мероприятия по строительству флота, новых городов, дорог, промышленных предприятий и т.д. Продолжение начинаний Петра Первого В период правления Петра, было проведено множество реформ, но доведено до конца из них было мало. Деятельный правитель обрисовывал ряд областей действий, к которым приступал с 90 реформами на протяжении нескольких лет, потом переходил к более важным, а часто возвращался назад. После смерти Петра наступает период, когда все начинания Петра то возобновляются, то сворачиваются. Проект Петра прослеживается у Анны Иоанновны и у Елизаветы, после этого был резкий поворот в сторону беспорядочной внутренней политики Петра III, у которого своего проекта не было: либеральные идеи смешивались с идеями усиления самодержавия. После Петра III вступила на престол Екатерина Великая, которой многие историки приписывают завершение начинаний Петра. Екатерина вступила на престол, имея вполне определенную политическую программу, основанную, с одной стороны, на идеях Просвещения, а с другой – учитывавшую особенности исторического развития России. Важнейшими принципами осуществления этой программы были постепенность, последовательность, учет общественных настроений. В первые годы своего царствования Екатерина осуществила реформу Сената (1763 г.), сделавшую работу этого учреждения более эффективной; провела секуляризацию церковных земель (1764 г.), значительно пополнившую государственную казну и облегчившую положение миллиона крестьян; ликвидировала гетманство на Украине, что соответствовало ее представлениям о необходимости унификации управления на всей территории империи; пригласила в Россию немецких колонистов для освоения Поволжья и Причерноморья. В эти же годы был основан ряд новых учебных заведений, в том числе первые в России учебные заведения для женщин (Смольный институт, Екатерининское училище). В 1767 г. она объявила о созыве Комиссии для сочинения нового уложения, состоящей из выборных депутатов от всех социальных групп русского общества, за исключением крепостных крестьян. В 1775 г. был издан манифест, дозволявший свободное заведение любых промышленных предприятий. В том же году была осуществлена губернская реформа, посредством которой было введено новое административно-территориальное деление страны, сохранившееся вплоть до Октябрьской революции 1917 г. В 1785 г. Екатерина издала свои важнейшие законодательные акты – жалованные грамоты дворянству и городам. Была подготовлена также третья грамота – государственным крестьянам, но политические обстоятельства не позволили ввести ее в действие. Основное значение грамот было связано с реализацией важнейшей из целей екатерининских реформ – созданием в России полноценных сословий западноевропейского типа. Для русского дворянства грамота означала юридическое закрепление почти всех имевшихся у него прав и привилегий. В 1780-х гг. была продолжена и реформа образования: создана сеть городских школьных учреждений, основанных на классноурочной системе. В последние годы жизни Екатерина продолжала разрабатывать планы серьезных преобразований. На 1797 г. была намечена радикальная реформа центрального управления, введение законодательства о порядке наследования престола, создание высшей судебной инстанции, основанной на выборном представительстве от трех сословий. Однако завершить свою программу реформ Екатерина не успела. В целом екатерининские реформы явились прямым продолжением преобразований Петра I. Вслед за Петром I Екатерина считала, что Россия должна занимать активную позицию на мировой арене, вести наступательную (и в определенной мере агрессивную) политику. 91 ЧИНОВНИЧЕСТВО Проявление и специфику базовых схем организации российского общества можно заметить, проанализировав определенные социальные слои, которые являются их участниками и носителями. Исторически в России это, прежде всего, три таких слоя: чиновничество, церковь и крестьяне. Последние два из них в настоящее время не столь заметны. Православная церковь за период советской власти сильно ослабела и пока находится скорее в спящем состоянии. Крестьянство, жившее в общинах, также было практически разрушено программами коллективизации и индустриализации. Тем не менее, базовые схемы на материале этих слоев могут быть выявлены и обнаружены в современности. Чиновничество, в отличие от крестьянства и церкви, практически никак не изменило свои схемы поведения, поэтому для анализа оно наиболее интересно. Интересно даже само отношение российского общества к чиновникам, которые на протяжении чуть ли не всей истории регулярно обвиняются в воровстве, паразитировании на различных видах предпринимательства и искусственном затягивании дел. Тем не менее, несмотря на это и на многочисленные попытки общества и власти этому препятствовать, положение дел не меняется. Возможная причина этого состоит в том, что многие недостаточно хорошо понимают специфику российского чиновничества, часто путая его с бюрократией европейского образца или еще с чем-то. В данной статье мы обсудим, почему чиновничество устроено именно так, несмотря на обвинения в воровстве и затягивании дел. Основная причина специфичного устройства нашего чиновничества состоит в особом типе общества, который мы имеем в России. Россия не воспроизводится самостоятельно. Ей необходимы специальные усилия по поддержанию своей целостности и распространению единого мирового1) порядка на ее территории, столь огромной и разнородной2). И в этом состоит специфичная роль чиновничества, которая фактически не закреплена формально (в законах, процедурах), но которая регулярно проявляется и воспроизводится в этой среде, зачастую даже вопреки формальным предписаниям. Рассмотрим, с чем же в действительности мы имеем дело, и что следует понимать под чиновничеством. Чиновничество – не бюрократия Следует сразу отделить категорию «чиновничество» от сходных с ней: бюрократии или государственных служащих. Если под бюрократами мы для начала можем понимать профессионалов, обслуживающих государственный аппарат, то российское чиновничество устроено более сложно и играет важную роль в удержании единого порядка жизни. Вместе с этим, наше чиновничество является частым героем анекдотов и сатирических произведений. В этом тоже отражается специфика государственного служения в России и особенность роли чиновников в удержании порядка жизни, которую нельзя сводить к обычному функционированию в рамках формальных процедур государственного аппарата. В обществе присутствует недовольство чиновничеством, которое обвиняется в превышении полномочий, специальном затягивании хода дел, воровстве и пр. Но при этом на протяжении всей истории российского государства положение дел практически не меняется, и с этим никто ничего не может поделать. Это и составляет проблему чиновничества, поэтому важно проанализировать, как устроено наше чиновничество и с чем мы имеем дело. Причина особого положения чиновничества в России и соответствующего отношения к нему – это отдельная тема данной главы, рассмотрим ее ниже, а пока определим, какое понимание мы будем вкладывать в термин «чиновник». Кто такие чиновники? Для понимания феномена чиновничества важно поместить корень «чин» в правильный ряд понятий, от которых его нужно отличить. Двумя таковыми понятиями являются «должность», с одной стороны, и «орден», с другой. Очень часто, говоря о чиновниках, современные авторы понимают под ними людей, занимавших должности на государственной службе. Это было так, но это было не самое важное. Первоначально чином жаловали или награждали – «жаловать в чин». Так, в прусском чинопроизводстве, из которого Петром I были взяты многие элементы для знаменитой «Табели о рангах», чины советника и тайного советника были наградными. При этом в каждом ведомстве существовала иерархия должностей. И отличившийся человек получал чин. В российской «табели о рангах» высшие чины – тайный советник, действительный тайный советник, статский советник, действительный статский советник – были практически до конца существования «Табели…» наградными, и выслугой лет их получить было невозможно. (В отечественной послереволюционной и современной литературе о чиновничестве этому моменту награждения практически не придается значения. Исходя из вышесказанного, чин сближается с орденом. Напомним, чин – это порядок, в переводе с греческого. А орден имеет ту же корневую основу, только происходит от латыни (ordo – ряд, разряд, английское order – порядок). Первоначально то, что мы сегодня называем орденами, которые вешаются на одежду, было знаками отличия орденов. Но, если за орденом остался внешний знак, то в чине в ходе российской истории смешались «должность» и собственно «чин». Внешним проявлением проблемы в данном случае является общее недовольство чиновничеством в России, выражающееся в двух тезисах. Первый – «чиновники берут взятки и воруют». Второй – «чиновники тормозят дела». Попробуем понять, что стоит за этими утверждениями и в чем суть маркируемой ими проблемы? Недовольство чиновничеством «Чиновники берут взятки и воруют» Феномену взяточничества в России можно привести три объяснения. Первое – у чиновников маленькие зарплаты. Второе – взяточничество и воровство (отмывание денег) с высокой вероятностью останется безнаказанным. Третье – чиновники берут своеобразную компенсацию за нарушения (или расширительные толкования) неповоротливого закона. Рассмотрим каждое из них по порядку. Низкие зарплаты То, что зарплаты у чиновников низкие, – это действительно так, однако известно, что на протяжении истории России на взятках попадались многие высшие сановники Российской империи, Советского Союза, России. Характерный пример – «птенцы гнезда Петрова». К концу своего правления Петр I многих своих ближайших сподвижников наказал именно за взяточничество: «Гагарин был казнен, Нестеров казнен, Курбатов умер перед судом, Шефиров едва избег смертной казни, Меньшиков держался только благодаря заступничеству императрицы»(4). Безнаказанность взяточничества и воровства (отмывания денег) Почему это происходит? Во-первых, большинству чиновников не важен результат дела, которое они курируют. Это происходит в силу устройства системы начисления заработной платы и вознаграждений, которая не зависит от результата: сроки, экономическая прибыль и пр. Помимо того, что зарплата большинства чиновников невысока, способ ее начисления приводит к тому, что ее размер в большей степени зависит от результатов межличностной «коммуникации» с начальством. «В настоящее время «единство» системы стимулирования достигается тем, что на каждом из уровней государственного управления применяются практически одни и те же показатели для исчисления премий и надбавок, не связанные с результатами труда (стаж, особые условия, секретность и проч.). Притом, что оклад составляет в среднем менее 40 % общей оплаты труда государственных служащих, нечеткость параметров премирования создает некоторую неопределенность положения каждого отдельного служащего, его личную зависимость от ближайших руководителей. Отношения служащих персонифицируются, что 93 ведет к корпоративизму, формированию чиновничьих “империй”, в том числе и в результате действующей системы оплаты труда и премирования»3). Незаинтересованности чиновников в результатах способствует и сам принцип формирования государственного бюджета. Существуют две модели построения бюджета. Первая модель (затратная) уделяет внимание контролю затрат исполняющих органов, полагая, что результаты приложатся сами. Вторая (результативная) отталкивается от результатов, которые нужно получить, исходя из этого начисляются деньги, а неистраченные суммы сотрудники используют по своему усмотрению. В России сейчас существует первая модель построения бюджета. В большинстве западных стран – вторая4). Во-вторых, распространенность случаев отмывания денег из государственного бюджета вызвана тем, каждое государственное звено (чаще всего министерство) – это практически самостоятельное государство в государстве. «В Послании Президента В.В. Путина Федеральному собранию (2002 г.) говорится: “…подразделения исполнительной власти живут так, будто они продолжают оставаться штабами отраслей централизованного народного хозяйства”. Другими словами, ведомство отвечает не за конкретные функции, а за состояние отрасли или иного объекта “в целом”. При этом и само понятие “отрасль” зачастую интерпретируется не как совокупность однородных видов деятельности, а как сеть разнородных организаций, объединенных по принципу ведомственной подчиненности. В новых условиях демократического государства и рыночной экономики система, при которой отраслевые “штабы” напрямую руководят “армиями” хозяйствующих субъектов, становится не просто неэффективной, а неработающей. Новые рыночные субъекты обладают самостоятельностью, правом выбора и принятия решений. Для них важна среда и общие условия функционирования, зависящие, в том числе, от политики государства»5). «В идеале система администрирования должна представлять консолидированный интерес общества, воплощенный в законе. Однако в последние десятилетия советской власти сложилась традиция представительства обособившихся отраслевых и территориальных интересов через специализированные структуры партийно-государственного аппарата»6). В-третьих, феномен взяточничества вызван тем, что то или иное дело, которое курирует чиновник, зачастую не может быть эффективно реализовано, если придерживаться исключительно прописанных процедур и правил. В силу большой территории страны и большой разнородности ее регионов происходящее в ней не может регулироваться одинаковым образом – единой системой процедур, закона и правил. В результате чиновники в своем регионе вынуждены строить адаптационные механизмы, соединяющие специфику жизни в конкретном месте и общие интересы государства. Грубо говоря, в Сибири «дела решаются» одним образом, на Кавказе – другим, в богатых и бедных регионах часто тоже по-разному. Помимо этого, закон бывает запутан, неоднозначен и противоречив, он не успевает за происходящими в стране изменениями. Чиновник оказывается в ситуации, когда «вопрос решается» путем нарушения (или расширительного толкования) неповоротливого закона, обхождения тех или иных процедур. Тогда взятка выступает компенсацией чиновнику за работу по «проведению дела» и за понесенный при этом риск. В других странах законы также отстают от действительности, однако там ситуация имеет другую природу. «Чиновники тормозят дела» Рассмотрим другое широко распространенное обвинение чиновничества, состоящее в том, что чиновники «специально тормозят дела». В этом отношении можно выделить несколько факторов, связанных с описанной выше унаследованной Россией от СССР организацией хозяйства. 1. Запутанные процедуры. 2. Пересечение функций министерств. 3. Министерство может требовать взаимоисключающих вещей. 4. И в дополнение к этому – недостаточное количество чиновников для такой страны. Рассмотрим их по порядку. 94 1, 2. Запутанные процедуры и пересечение функций министерств «В Российской Федерации к настоящему времени сложились шесть видов федеральных органов исполнительной власти (ФОИВ): федеральные министерства, государственные комитеты, федеральные службы, российские агентства, федеральные комиссии и федеральные надзоры. Отнесение органов к тому или иному виду, за исключением надзоров, зачастую происходило не столько на основе четких критериев, сколько исходя из традиции, сложившейся в советский период, а также политического веса ведомства и его руководителя. Это подтверждают многочисленные примеры, когда название и вид ведомства менялись, а функции оставались в основном прежними. К примеру, Государственный комитет по государственным резервам был преобразован в Российское агентство по государственным резервам, Федеральная налоговая служба – в Министерство по налогам и сборам, а Государственный комитет по управлению имуществом – в Министерство имущественных отношений. Государственный комитет по статистике в мае– декабре 1999 года именовался агентством. В ряде случаев структура ФОИВ имеет усложненный характер, когда под вывеской одного ведомства фактически сосредоточено несколько относительно самостоятельных органов, хотя и не имеющих права юридического лица7). Отраслевая (объектная) специализация нередко порождает ситуации, когда орган, а подчас и его структурное подразделение, одновременно готовит нормативные акты, организует их исполнение и контролирует проводимую на их основе работу, за которую несет ответственность»8). 3. Возможность министерств требовать взаимоисключающих вещей «Во многих случаях определения функций, представленные в положениях о ФОИВ, недостаточно конкретны, не подкреплены ссылами на механизмы реализации, подчас двусмысленны. Нередки также дублирование и отсутствие симметрии в определении задач, по сути, однородных органов»9). Минтранс России обязан «содействовать созданию и функционированию финансовопромышленных групп» и в то же время «формированию конкурентной среды». Некоторые ведомства, например, Росхлебинспекция при Правительстве РФ, осуществляют «меры по социальной защите, улучшению условий труда, жилищных, культурно-бытовых условий и медицинского обслуживания» своих работников, что непредусмотрено в положениях о других органах. Функция «разрабатывать и реализовывать отраслевые целевые программы по улучшению условий и охране труда» присутствует в положениях о четырех ведомствах: Министерство сельского хозяйства, Министерство промышленности, науки и технологий, Министерство экономического развития и торговли и Федеральная служба земельного кадастра. В подобных случаях функции должны быть, прежде всего, конкретизированы таким образом, чтобы их можно было интерпретировать как специфицированные полномочия. Функции межведомственного взаимодействия, как правило, закреплены в положениях в терминах «участвует» и «готовит предложения». Однако различие между этими понятиями подчас условно. Формально говоря, «участие» предполагает более активную роль, чем «подготовка предложений». Однако на деле это не всегда так. Согласно положениям, при определении налоговой политики Министерство по налогам и сборам лишь «готовит предложения», тогда как Министерства образования и здравоохранения «участвуют в разработке» по своим направлениям. На практике участие Министерства по налогам и сборам, несомненно, значительнее. Отсутствие четкости и единообразия в определении функций, механизмов их реализации и координации действий: • несовместимо с кардинальным повышением эффективности работы госаппарата, действенным контролем и стимулированием результативности; 95 • препятствует изживанию отраслевого подхода, поскольку при недостаточно конкретном установлении полномочий (предписанных и разрешенных воздействий) функциональная специализация не может быть последовательной, и пообъектная специализация оказывается необходимым паллиативом; • не позволяет увязывать кадровое и иное ресурсное обеспечение ФОИВ с реальным содержанием, объемом и структурой работы; • предопределяет неизбежность многочисленных громоздких согласований, размывающих ответственность конкретных ведомств, перегружающих аппарат Правительства и резко замедляющих подготовку и принятие решений, особенно если они имеют неординарный характер»10). 4. Недостаточное количество чиновников для такой страны Еще один фактор, обусловливающий «медленность» чиновников, связан с их количеством. Для сравнения: в 1910 г. «на каждого служащего, занятого в государственном и общественном управлении, приходилось: в России – 161 человек, Англии – 137, США – 88, Германии – 79 и Франции – 57 человек» (11, с. 203; 14). Если еще учесть, что население было разбросано на огромной территории, то можно констатировать, что в России на протяжении большей части ее истории не было того количества чиновников, которое необходимо для управления (по сравнению с западными стандартами). Более того, как пишет Л. Писарькова: «Жизнеспособность Московской Руси в немалой степени объяснялась организацией управления, построенного по принципу «вахтового метода» (воеводы и дьяки посылались из Москвы сроком на два-три года). Служилые люди в качестве воевод и членов многочисленных комиссий находились в постоянных командировках и разъездах по стране, выполняя роль централизующего начала и утверждая государственность допетровской Руси. Именно мобильность администрации, подчиненной единому центру, и «включенность» в ее структуру в качестве низшего звена выборных или «мирских» учреждений (губных, таможенных, кабацких и пр. изб) позволяли управлять огромной территорией меньшим числом чиновников, чем в европейских странах» (14). Административные центры в России появились только в XVIII в. Образ СССР прочно связан с бюрократизацией: действительно, увеличение количества чиновников в Союзе шло быстрыми темпами. Однако к 1922 г. на одного чиновника приходилось 190 человек, а к 1985 г. – 115 человек (11, с. 203; 14). Подлинная роль российского чиновничества В России же важны три ряда факторов. 1. Чиновничество обеспечивает единство российского мира Единство чиновников, а не процедуры, в действительности составляет костяк и единство российского мира11) и территории. В силу большой удаленности регионов, их различий в образе жизни, культуре, социальноэкономическом положении чиновничество – это практически единственная сила, которая ориентируется сама и ориентирует других на общероссийский порядок жизни. Чиновники говорят: «Как в Москве? Вот и мы делаем так же». В связи с этим, чиновничество обладает некоторым «тайным знанием». В первую очередь, это знание «о мере» – сколько можно брать, когда брать и т.д. Пример такого рода чиновничьего действия состоит в том, что, предположим, Ельцин говорит Чубайсу, которого поставили на Министерство имущества, что необходимы деньги наличными на выборы. Чиновник придумывает схему, как это сделать, как отмыть, через какие структуры и так далее. Возникает вопрос, кто будет проверять, сколько именно он отмыл, столько же или больше? Формально это определить нельзя, поэтому чиновник может и себе долю взять под видом, что на выборы. Но он знает, что начальник его простит, даже если это вскроется, поскольку «на благое дело», но если эта мера нарушена, тогда ему грозит наказание. 96 В таких обстоятельствах формируется особый класс людей. С одной стороны, они преданно служат, с другой – умеренно воруют. Ответ на вопрос, что значит это «умеренно», формируется внутри чиновничества. При этом эта схема отношений должна быть единой. Если одного, который берет, но преданно служит, взяли, тогда другие выступают и говорят – этого не надо трогать. Потому что, если сегодня этого посадят, будет снят барьер для того, чтобы остальных посадить, – либо надо снизить меру. Но тогда они дают понять начальнику, что не получится обеспечить его нужды. Здесь, повторим, важно отличие российских чиновников от бюрократии, служащих, функционеров, служивых людей, слуг, аппарата. Бюрократия устроена как господство процедуры. Указы царей, о которых мы знаем из истории, – не бюрократия, поскольку в указах обсуждалось содержание определенного изменения. Бюрократы не разбираются с содержанием и смыслом дела, но выполняют процедуры, какими бы бессмысленными они ни были. Термин «функционер» по смыслу близок к «бюрократу». Отличие состоит в том, что функционер должен получить и передать результат, а бюрократ не связан результатом, ему важно выполнение формы и процедуры. Служивые (казаки): их задача – рассмотрение дела по содержанию. Понимание этого содержания зависит от того, кому служат: царю, отечеству, идее. Преданность служивых важнее профессионализма. Служивого человека ставили на место и убирали с него по доверию к нему или отсутствию такового. Аппарат – это аппарат определенного человека, созданный для четко определенных функций. С одной стороны, чиновник – это служивый человек, он разбирается с делом по сути и содержанию, во имя какой-то цели, служения кому-то или чему-то. С другой стороны, центральное правительство часто не могло полностью обеспечить его кормление и защиту. Поэтому де-факто это всегда отдавалось на «кормление» (специальный термин), и, поскольку тотально координировать все процессы из одного центра невозможно, было важно внутреннее перераспределение ресурсов. Для чиновника важна также чувствительность к балансу между преданностью и служением, с одной стороны, необходимостью кормиться, с другой, и необходимостью выполнения задания в условиях недостаточности ресурсов – с третьей. И до сегодняшнего дня эта схема сохранилась. К сожалению, мы не нашли исследований о путях формирования этого «тайного знания о мере» и о самом этом знании. Однако такие исследования очень важны, поскольку позволяют понять именно суть отечественного чиновничества и его отличия от бюрократии или государственных служащих. 2. Чиновничество как основной проводник «линии» правителей В России исторически сложилось так, что закон был менее важен, чем «линия партии», монарха и так далее. Это можно проиллюстрировать тем, что законы фактически подстраивались под существующий порядок жизни и под текущую политическую линию или проект России12). Сегодня эта ситуация сохраняется. Если задать вопрос, кто в России самый главный законодатель, то окажется, что это Президент. Поскольку если посчитать количество утвержденных законопроектов, то президентские окажутся на первом месте. Чем занимается основная политическая партия? Развивает идеи, заложенные в посланиях Президента, угадывает и развивает проводимую им «линию». Причем нарушение «линии» карается гораздо строже, нежели нарушение закона. В отсутствие «линии» в стране начинается беда, которая может доходить до состояния смуты, процессов сепаратизма в регионах, или революции. Еще раз отметим, что специфика России состоит в том, что в естественном состоянии она не воспроизводится. Отсюда термин и позиция того, кого называли «собиратель земель русских». Это означает, что России требуется специальное усилие по «собиранию», поддержанию ее целостности. Одними юридическими механизмами это сделать невозможно, власти требуется определенный слой и масса, на которую она может опираться. В России этой силой является 97 именно чиновничество, которое способно чувствовать «линию» власти и участвовать в ее реализации. 3. Чиновничество и законы В России существует специфическая «культура пользования законами». На Западе существует развитая судебная система, институционализированная практика использования закона, возможность каждого отстаивать свои права посредством апелляции к закону, реальная ориентация субъектов жизни и, в первую очередь, граждан на закон, гарантии исполнения закона. В России этого не было. Исторически на Западе общество возникало в кардинально другой ситуации, чем и обусловлено отличие его устройства. Подробно об этом см. Приложение «К понятию общества», но здесь повторим, что на Западе изначально появились разнородные общественные единицы, которые были способны удерживать равномощную оппозицию государству, а временами и подавлять его. К таковым относятся: аллоды, феоды, города и, самое главное (и находящееся в особой плоскости), – церковь. А государство возникало как сервисная структура для обеспечения ряда общественных функций, которые не могли быть реализованы силами самостоятельных общественных образований. В России таких самостоятельных общественных структур не было, даже церковь пришла на землю государства, а на Западе было прямо наоборот. Российские города создавались силами государства для обороны своих границ, среди «феодалов» был великий князь, собственников среди крестьян не было, равно как и римского права и категории «собственности»13). Во многом именно в силу таких особенностей общественного устройства в России возникла не бюрократия, как в Европе, а чиновничество, преданное самодержцу, способное решать дела в соответствии с проводимой «линией». Важно понимать различие в статусе закона на Западе и в России. Если на Западе законы принимались в парламенте в или сходных по типу структурах, то в России это делал самодержец. Если на Западе закон являлся соглашением между означенными выше противоборствующими сторонами и нарушение его приводило к войне, поскольку силы часто были равны, то в России закон был ограничивающей рамкой, за которую нельзя было выходить. Вспомним известное изречение: «строгость российских законов компенсируется необязательностью их исполнения». Оно описывает именно этот момент: закон обозначал «максимальные» и предельные границы дозволенного (за которыми уж точно – беспредел). Закон в России писался так, чтобы у законодателя (он же – исполнитель) всегда была возможность урезонить, зацепить, контролировать людей, субъектов. Таким образом, под двумя распространенными обвинениями чиновников во «взяточничестве» и «волоките» (задерживании дел) кроется большой комплекс проблем, связанный с основной движущей силой государства. Эти проблемы таковы (или, по-другому, – такова специфика страны): 1. Существование специфической группы людей, удерживающейся «тайным знанием о мере» (и возникающей в ситуации постоянных заданий, необеспеченных достаточными ресурсами). 2. Специфика организации хозяйства в России (отрасли, страна – как единое хозяйство). 3. Способ оплаты труда государственных служащих (формирование бюджета, зарплата людям). 4. Ориентация людей в стране на «линию» партии, монарха и т.д., а не на закон. 5. Специфическая «культура» пользования законами. 6. Специфика существования закона в стране: закон как обозначение границы дозволенного, а не соглашение самостоятельные общественных единиц, как в Европе. 7. Запутанные процедуры, пересечение функций министерств, возможность министерств формулировать взаимоисключающие требования и пр. 8. Недостаточное количество чиновников для такой (большой и разнородной) страны. Роль чиновничества в базовых схемах российского общества 98 Чиновничество и схема миссионерства Чиновничество в России выступает активным участником схемы миссионерства и выполнения страновых проектов. По крайней мере, существует определенная часть чиновничества, приверженная смыслу страновых проектов, проводимой «линии», и она относится к этому не формально и «по приказу», а в буквальном смысле чувствуя собственную ответственность за интересы страны и величие России, за реализацию ее важнейших программ и перспектив. В пример можно привести таких великих чиновников, как С.Ю. Витте и П.А. Столыпина и связанные с ними группы чиновничества, которые во многом сами были вынуждены принимать усилия по напряжению государственного аппарата, чтобы важнейшие проекты были реализованы. Особенно важно то, что такие сверхпроекты, о которых мы говорили в статье «Миссионерство России», не делаются формальным распоряжением, они требуют большой степени мобилизации общественных и народных сил. Механизмом и основным двигателем этих проектов выступает эта передовая часть чиновничества. На этапе формирования нового странового проекта чиновничество перестраивается под него, и за счет этого делится на две части. Одна часть привержена и вовлечена в новый проект России, а остальные продолжают воспроизводить прежний способ действия и являются консервирующей силой, препятствующей изменениям. И эти силы конфликтны между собой. В истории мы можем найти примеры того, что, как только появляется новый страновой проект, власть фактически начинает формировать новое чиновничество: создание нового чиновничества Петром I, так же делали и в Советском Союзе и т.д. Чиновничество и схема освоения Чиновничество является активным участником схемы освоения. Фактически, оно обеспечивает финальный акт освоения. Когда люди научаются пользоваться каким-то новым ресурсом, будь это новые территории, народы или те или иные виды деятельности, встает вопрос о том, как это будет включено в российский порядок жизни и как будет сохранена его целостность. К примеру, Ермак отправляется на освоение Сибири, в результате чего возникают сибирские казачьи поселения и города. Вопрос оформления этих новых зон решается через обращение к царю (царице) с просьбой включить новые земли в состав России. В рамках реализации этого в новые зоны отправляются чиновники, которые проводят работу по фиксации освоенных теериторий: перепись населения и населенных пунктов, вопрос об организации дорожного и почтового сообщения и пр. Современный пример: если в бизнесе возникают новые сферы, то они на определенном этапе тоже должны быть включены в общегосударственную чиновничью машину. Часто это сопровождается и описанным выше «взяточничеством» или чем-то вроде «псевдонационализации», как это случилось с активами ЮКОСа. Именно поэтому нередки случаи, когда чиновники чувствуют ответственность практически за все происходящее в стране. Вспомним: когда происходили авиакатастрофы самолетов наших авиакомпаний, по инициативе Президента собиралось совещание с участием министра транспорта и др. Возникает двойная ситуация. С одной стороны, авиационная отрасль была приватизирована, и это уже сфера бизнеса и частных компаний. Но с другой стороны, чиновничество активно участвует в этом и пытается решить вопрос, как повлиять на эти структуры, чтобы не было некачественных запчастей, как контролировать правила эксплуатации авиационного оборудования и пр. Чиновники довольно тонко чувствуют грань и не позволяют уничтожить тот или иной бизнес, но пытаются присвоить и интегрировать его в общий порядок жизни страны. Это не является чисто российским феноменом – в такой же степени это распространено в Европе, не говоря уже о странах Азии. Возможно, единственное исключение представляют собой США, в которых вопрос интеграции новообразований в порядок жизни решается в большей степени за счет саморегулируемых организаций. Чиновничество и создание второго народа 99 Создание «второго народа», причастного к великим проектам России и смыслу этого мира, во многом проходит через чиновничество. Как правило, такого сорта люди прошли армию, профессуру или другие чиновничьи структуры, где впитали чувство патриотизма и ответственности за дела страны. В этом смысле они начинают относиться к этому не формально, а понимая смысл и важность этого дела, и служат серьезным источником для мобилизации народа. Исторически российское дворянство полностью состояло из людей, прошедших службу отечеству и в награду за это получивших чин и поместье. И в наше время даже успешные бизнесмены пытаются послужить отечеству. Примеров этому много: Хлопонин, Потанин и другие. Почему это происходит? Потому, что чиновничество представляет собой серьезный интеграционный механизм. Пройдя эту службу, люди начинают понимать и чувствовать, как в действительности устроена российская жизнь, какая «линия» проводится властью, как решается, что можно, а что нельзя, как работает государственная машина, какие существуют «реальные правила игры», а не формальные предписания и законы; они накапливают описанное выше «тайное знание» и т.д. В силу сложности устройства России, ее различий, культурных особенностей, жизнь в этом мире не может регулироваться формально. Если Россию попробовать зажать в такие формальные рамки, как законы, правила, предписания и процедуры, она просто развалится в силу своего многообразия и неконтролируемой внутренней энергии. Поэтому ей необходима внутренняя сила, благодаря которой при всех изменениях люди могут становиться одинаковыми и за счет этого может обеспечиваться единство порядка на территории России. Этой силой и является чиновничество. В силу такой неформализуемости России чиновники и есть те, кто ищет баланс между служением отечеству, пониманием проводимой «линии» и пониманием особенности среды, в которой они находятся и процессы которой курируют. Если чиновник станет слишком хорошим служивым, то его выдавит сама среда. Если он начнет слишком много воровать, его сдадут, чтобы не нарушал равновесия. Если полностью превратится в функционера, он будет обвинен в бюрократизме и ему объяснят, что если народу не помогать, то он взбунтуется. В этом смысле чиновники должны во всем найти баланс. Понимание проводимой «линии» власти (раньше это называли «линия партии») строится за счет воспринятия «сигналов» власти. Пример такого «сигнала» – случай с заключением Ходорковского. После этого, как мы знаем, подобные действия чиновников распространились по многим регионам. То есть чиновники получили «сигнал», что так делать можно и даже нужно, но при этом по той же самой схеме, по какой посадили Ходорковского, и ни в коем случае от нее не отклоняться. В этом смысле чиновничество важно воспитывать и сохранять его передовую часть. В свое время этим активно занималась КПСС. Сейчас такого механизма нет, «Единая Россия» в нынешнем состоянии с такой задачей справиться не в состоянии. 100 РОЛЬ ПРАВОСЛАВИЯ В МИРСКОЙ ЖИЗНИ РОССИИ Тезис о нематериализованности России, о котором мы писали выше, в частности о возможном влиянии православия на развитие страны можно переформулировать и расшифровать следующим образом. В России традиционно велика роль монастырской культуры1). Сформулируем набор положений, которые можно легко верифицировать на историческом материале. В отличие от католической церкви на Западе, православная церковь в России была вторична по отношению к государству. Католическая церковь на территории Западной Европы существовала со времен Римской Империи и до современных государств Европы. Католическая церковь сама выбирала королей и императоров. Православная церковь появилась после государства, была выбрана и поддерживаема им. Католическая церковь имела на все это деньги и людей. Ничего такого у православной церкви не было. Историю западной Европы можно рассматривать как процесс перехода власти от церкви к государству. В России, наоборот, церковь получала все больше прав и силы. В отличие от католической церкви на Западе, православная церковь в России не имела сильных конкурентов в лице университетов и городов. Развитие Западной Европы к XIII в. привело к упадку роли монастырей в культуре (знаниевой сфере), хозяйстве, управлении территориями. У монастырей в Европе было к тому времени несколько значимых конкурентов, которые и обрушили их влияние. Таковы: папская курия (во многом – внемонашеская структура) в делах религии, города-республики в хозяйстве и обществе, университеты в знании и доступе к истине: «В XII и даже в конце XI в. усердие верных христиан приобрело более одухотворенные и подвижнические формы, например, самостоятельные дальние паломничества, поэтому пожертвования на них делаются более редкими. Щедрость дарителей иссякала в лице их детей, которые, обеднев, проявляли меньше желания следовать примеру родителей. Сеньоров больше притягивают города, и они отказываются жертвовать на затерянные в лесах монастыри» (11, сс. 281-284). Ничего подобного не было в российских монастырях. К XVI в. монастырям в стране принадлежала треть земли. Основные духовники великих князей были настоятели монастырей (Иосиф Волоцкий, Нил Сорский, Сергий Радонежский…). Университетов и свободных городов не было. Монополию на знание удерживали монахи. Даже после секуляризации Екатерины II монастыри через некоторое время в значительной части снова восстановились. Даже сегодня большая часть литературы для мирян содержит в себе те же категории для руководства к действию, которые используются в практике монастырей (7, 8). В отличие от католической церкви на Западе, православная церковь в России управлялась и управляется монахами2). РПЦ управляется епископатом. Епископы – это монахи. Причем монахи со стажем, восстанавливающие к жизни свой монашеский мир. В католичестве подругому. Во-первых, в католичестве существует институт кардиналов. Изначально кардиналы – это настоятели известных церквей. В IX в. папа Иоанн VIII призвал 70 старейшин из подчиненного ему клира с тем, чтобы принизить власть епископов и архиепископов. Так, из 70 кардиналов в начале ХХ в. 6 были епископами, 50 – пресвитерами, 14 – диаконами. Кардиналы составляют римскую священную коллегию, в которой сосредоточено управление всеми церковными делами(5). Из этого не следует, что в католичестве было меньше сложностей и порока (может быть, и больше). Суть дела в большей степени контакта с мирской жизнью. В отличие от католического духовенства на Западе, православное духовенство в России долгое время было закрытым сословием. В православной церкви, в отличие от католичества, духовенство не имеет нормы целибата. То есть священники имеют право жениться и иметь детей. Эта, на первый взгляд, малозначимая вещь на практике, по-видимому, сыграла очень значительную роль в истории западной церкви. Дело в том, что, фактически не имея права воспитывать детей священников в семьях духовенства, католическая церковь была принуждена регулярно набирать священников из мирян, а не из детей духовенства, как это было в России. Как результат, проблемы мира в католической церкви оказались представлены в гораздо большей степени, нежели в православной (14). В отличие от католической и в особенности от протестантской церквей на Западе в православной церкви не сформирован институт «мирян». Указанная выше специфика католицизма и протестантизма привела к тому, что в церкви очень рано стало осмысляться положение мирянина как самоценного человека с точки зрения церкви. Логическим завершением этого процесса стал «декрет об апостольстве мирян», принятый на Втором Ватиканском соборе. Декрет – лишь формальное признание, однако в случае с западной церковью он фиксирует важное положение: миряне наделены смыслом с точки зрения церкви. В православии обычные миряне всегда были людьми как бы второго сорта. Спастись было всегда проще в монастыре. Шансов стать святым у православного мирянина не было практически никаких: практически все православные святые – монахи. Из мирян – почти исключительно князья, правители и полководцы. Но и помимо спасения и святости роль мирян в православной церкви фактически только одна – пасомое стадо3). Означает ли все вышесказанное, что России нужно срочно избавляться от православия? Нет, не означает. Сегодня вряд ли кто-либо из здравомыслящих людей будет упрекать церковь, – ее состояние очень сильно связано с состоянием всего общества и с предшествующей историей страны. Сказанное выше означает, что в России должно начаться осмысление своих культурных корней и разработка политики на основании собственной традиции. Должна быть проведена та работа, которая была проведена на Западе эмпирическими науками в XX в. Пока что квалифицированных работ по социологии, истории, политике и экономике православия ничтожно мало. Равно как и нового оригинального русского православного богословия сегодня практически не существует. Однако, точки зарождения нового все же есть. Если говорить о самой церкви, то таковы, в первую очередь, популярные журналы «Фома» и «Нескучный сад». Если же говорить об учебных и научных заведениях, то безусловным позитивным достижением является деятельность Православного Свято-Тихоновского Университета4). 102 СОЦИАЛЬНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ Сегодня опыт и история Советского Союза большей частью оцениваются крайне негативно. Для их осмысления часто используются категории вроде тоталитаризма, авторитаризма и т.д. Однако из виду постоянно упускается проектная составляющая. СССР был первым и до сих пор остается самым масштабным общественным проектом (см. Введение к книге). Практически все сферы жизни советского общества проектировались сознательно и по-новому. СССР – это одно из первых искусственных обществ. Можно говорить о числе жертв и обсуждать средства подобного общественного строительства. Но если первое очень широко и часто истерично освещается, то второе позабыто практически вовсе. (Интересным исключением являются работы М. Мееровича(21, 22). Предварительно скажем только, что в данном очерке слово «технология» употребляется скорее иносказательно, оно указывает на тип действия. Поскольку впрямую развернуть такую технологию в других условиях вряд ли удастся в силу рефлексивности материала (то есть людей) и некоторых других особенностей. Однако, на другом материале и в других условиях подобный тип действия может восстановиться. Также нужно сказать, что, в отличие от материальных технологий, все социальные технологии не являются оторванными друг от друга. То есть, при проектировании иного общества очень сложно спроектировать изменение только в одной части, например, реформировать только жилищную политику или церковь1). Реформы всегда происходят волнами или комплексами2). В настоящем кратком очерке невозможно представить сколько-нибудь полную картину общественного проекта СССР. Поэтому данные материалы носят только предварительный характер, скорее указывающий на иное возможное осмысление советской истории. Перейдем собственно к описанию «технологии». Очевидно, что при рассмотрении социальных технологий советской власти необходимо оговорить периоды работы этих технологий. Скорее всего, все эти технологии применялись в период правления В. И. Ленина, и, затем, в И.В.Сталина. И после смерти Сталина видется уже только инерционное продолжение разработанного в предыдущие годы. Технология. Вероятно, задача советских общественных технологий состояла в освоении гигантской страны в условиях внешней агрессии и непосредственной доступности конкурентов / противников. Сталин: «Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут3)». К этому нужно добавить необходимость построения нового общества – социалистического, для которого ясна только общая идея – конец классов и антитеза капитализму. Остановимся только на задаче освоения страны, оставив все другое для дальнейших исследований. Для общего описания ситуации, в которую попали советские проектировщики нового общества, приведем развернутую цитату из работы М. Мееровича «Хозяйство. Города. Власть. Как это было сделано в СССР»(22). М.Г. Меерович пишет следующее. «В 1909 г. на немецком языке вышла книга Альфреда Вебера “Теория размещения промышленности” (4). В 1926 г. она была переведена на русский язык и издана в СССР. Интерес к ней возник потому, что в этот период начинает разрабатываться план очередного шага в развитии молодого советского государства – построения социализма в СССР. Целью большевистского руководства СССР в этот период было создание общегосударственной системы планового производства и распределения населения, изделий и продуктов по территории страны. Органом, который напрямую занимался созданием такой системы, являлся Госплан. Плановое хозяйство противопоставляется медленному эволюционному процессу развития дореволюционной России; оно видится как “государственное плановое хозяйство, сосредоточение сил государства на главнейших… отраслях, определяющих судьбы всего массового производства”4). Интерес к книге А. Вебера возникает в Госплане потому, что Госплан должен дать ответ фактически на тот же вопрос, который изучал А. Вебер: как размещать промышленность по стране? Но впрямую воспользоваться выводами А. Вебера ученые, работающие на Госплан, не могут: он пишет про “капитализм”, а Госплан разрабатывает программу построения “социализма”. Поэтому труд А. Вебера служит лишь отправной точкой, той концептуальной базой, критикуя которую и переиначивая которую (“до наоборот”), сотрудники Госплана формулируют основы “концепции социалистического расселения”. На тот момент это был единственно возможный путь. Ведь А. Вебер наблюдал, изучал и обобщал реальный «капитализм», окружавший его, а сотрудникам Госплана «социализм» нужно было выдумать – придумать законы и правила, которые еще не существуют в обществе. Поэтому ход, которым шла работа, в методическом плане был прост и верен: взять описание «капитализма» и на основе его критики (проделанной основоположниками марксизмаленинизма), построить теоретико-гипотетические положения «социализма». Итак. Капитализм неразрывно связан с отделением города от деревни. Социализм – со стиранием границ между городом и деревней. При капитализме отдельные отрасли производства (в результате территориального разделения труда) прикрепляются к отдельным областям страны. При социализме отдельным районам запрещено специализироваться по какой-нибудь одной отрасли промышленности либо земледелия. При капитализме население концентрируется в крупных городах. При социализме население должно быть равномерно распределено по территории страны. Антивеберовская позиция Госплана основывалась на рассмотрении промышленности как причины возникновения городов, хотя в книге «Город» Макса Вебера – родного брата А. Вебера, – тогда же вышедшей на русском языке, описаны и другие, нежели «промышленность», причины появления городов. Одно из основных положений теории А. Вебера заключалось в том, что, анализируя закономерности размещения промышленности при капитализме, он представляет «рабочее население» как бы «прикрепленным» к географическим пунктам, в которых оно сосредоточено. В соответствии с этим, новое производство предлагается размещать как можно ближе к сосредоточению этой рабочей силы. Квалифицированные рабочие кадры привыкли к высокому качеству жилой среды, которое, как правило, складывается в крупных городах – местах концентрации промышленности. Поэтому строить новые промышленные центры именно там кажется буржуазному ученому, привыкшему все подсчитывать, более выгодным, нежели строить новые производства возле мест добычи и переработки сырья, возводя здесь же новые населенные пункты, причем с качеством жизни не ниже, чем в существующих крупных промышленных центрах. Более выгодным, ибо целенаправленная переселенческая кампания требует несравненно больших затрат. Этим соображениям активно противостоят теоретические постулаты «планового социалистического расселения». Вот, что пишется по этому поводу в журнале «Плановое хозяйство»(7): «Если бы промышленность развивалась у нас стихийно, то у нас действовал бы веберовский закон агломерации, …существующие города стихийно разрастались бы и мы имели бы процесс роста городов, аналогичный тому, который имеет место в капиталистических странах… Однако, было бы большой ошибкой предполагать, что мы будем проводить такую же политику в нашем плановом хозяйстве»5). Разработчики первого в СССР государственного плана построения социализма, в противоположность А. Веберу, исходят из идеи о целенаправленном управлении процессами деятельности людей. Мировоззренчески за этой идеей стоит методологический тезис о том, что «развитие» должно быть искусственно организуемым процессом. Социальные идеи необходимо претворять целенаправленно и сразу. 104 В начале века почти очевидным казалось, что хозяйственные системы должны быть организованы сознательно, то есть за счет определенных знаний, а не сами собой под воздействием стихийных, «экономических», «товарно-денежных» отношений. Причем теоретики марксизма распространили этот принцип не только на деятельность, но и на жизнь, рассматривая ее как «обслуживающую» процессы производства: специально устроенную так, чтобы «восстанавливать силы трудящихся для полноценного отправления обязательной трудовой повинности». Даже специальное слово стали употреблять для обозначения этого «единства» производственной деятельности и организуемой при ней жизни – «жизнедеятельность». Все неконтролируемые проявления жизни должны быть исключены. Расписывалось и регламентировалось даже свободное время: «ничегонеделание» должно быть заменено обязательными занятиями – спортом, кружками, наукой. Принудительность организации жизни и деятельности воспринималась как нечто совершенно нормальное, так как сознание и разработчиков плана построения социализма в СССР, и тех, кому предстояло в соответствии с ним существовать, давно было подготовлено к этому теоретиками и идеологами партии. Еще в 20-м году Н.И. Бухарин писал, что государственная власть пролетариата, его диктатура, само советское государство служат фактором разрушения старых экономических связей и создания новых. А осуществляется это благодаря «концентрированному насилию», которое обращается не только на буржуазию, но отчасти и вовнутрь, являясь фактором «самоорганизации и принудительной самодисциплины трудящихся». «Верно!» – пометил В.И. Ленин эту мысль, подчеркнув слово «вовнутрь» и перенеся в словах «самодисциплины трудящихся», за счет выделения чертой, акцент на «…дисциплины трудящихся»6). В условиях уже вполне сформированной к 1929 г. государственной машины внеэкономического принуждения большевистские ученые, в противоположность А. Веберу (в основе теории которого лежало представление об «экономической выгоде»), разрабатывали план построения социализма исходя из идеологии, а не экономики. И, в частности, из идеологического постулата о том, что «материальное стимулирование и личная заинтересованность» – это выдумки капитализма, а в советской стране государство должно заставлять человека жить и работать там, где нужно, и так, как нужно, потому что «…пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как парадоксально это не звучит, методом выработки коммунистического человеческого материала из человеческого материала капиталистической эпохи». Так утверждал Н.И. Бухарин. «Именно!» – подтвердил эту мысль В.И. Ленин. В условиях бестоварного, безденежного, безрыночного социализма следование государственной цели всегда было весомее издержек производства. И всегда такие цели, как обороноспособность, обеспечение экономической независимости страны, защита государственных интересов и проч., были превыше «голых калькуляционных мотивов». И если в капиталистической теории Вебера размещаемые капиталистические производства тяготели к существующим транспортным артериям, то в социалистической теории транспорт тяготел к производству: если того требовали нужды производства, то к нужному месту тянулись железнодорожные пути. В капиталистической теории Вебера капиталистические производства все менее зависели от мест расположения сырья. Социалистическая теория осуждает эту «черту уродливого размещения производительных сил при капитализме» и, с точностью «до наоборот», требует размещать производства вблизи источников сырья (кстати, при таком подходе и транспортные затраты становятся много меньше). В капиталистической теории Вебера капиталистические производства размещались вблизи скопления рабочей силы. В социалистической теории и практике скопления рабочей силы целыми эшелонами стали перемещаться к вновь создаваемым производствам. Рабочая сила привлекалась в эти новые производства совсем не по-веберовски, то есть не за счет высоких заработков и не за счет предоставления более комфортных условий жизни, нежели в существующих городах. Она привлекалась туда за счет манипулирования 105 естественной активностью молодежи (азарт первопроходчества, комсомольские путевки, желание выделиться либо сделать служебную карьеру и проч.). Она привлекалась туда возможностью вырваться из «идиотизма сельской жизни» и получить паспорт, ассоциировавшийся у сельчан с идеей свободы перемещения (которой они были лишены государством). Она привлекалась туда благодаря еще одному мощному средству – возможности разрешить жилищную проблему: вероятность получения жилья (в бараке, в общежитии, а потом, возможно, и в отдельной квартире) в городах-новостройках была значительно выше, нежели в старых городах. Рабочая сила привлекалась в эти новые производства также и принудительно. С первых же дней своего существования новая власть поставила вопрос об использовании труда заключенных. Если уж «внеэкономическое принуждение к труду во всех его формах» предполагалось, по замыслу основоположников, применять к свободным гражданам, то что ж говорить о пораженных в правах: «Организовать новые концентрационные лагеря … в целях колонизации этих (отдаленных – М.М.) районов и эксплуатации их природных богатств»7). В 1930 г. Госплан создает инструкцию, где говорится о необходимости включить в плановую экономику труд лиц, лишенных свободы. Для использования труда заключенных создается специальное управление Народного комиссариата внутренних дел, ГУЛАГ (Главное управление лагерей)8). Зэков предполагается использовать в основополагающих отраслях экономики: лесозаготовках, золотодобыче, разработке месторождений платины и цветных металлов, угледобыче и в строительстве всех типов. И они активно используются»(22). Остановимся более детально на некоторых конкретных направлениях освоения страны. Таковы: 1. Использование жилья в качестве средства прикрепления свободного населения к центрам промышленности. 2. Переселение народов и социальных общностей на неосвоенные территории. 3. Организация значительной массы легкоперемещаемой и подконтрольной рабочей силы для освоения экстремальных регионов. 1. Жилищная политика в РСФСР Первое, на чем нужно остановиться, – это организация жизни свободных людей, обычных граждан на территории страны. Здесь, для начала, нужно указать на следующее. Советская власть сделала одновременно две вещи. Во-первых, создала условия для быстрого карьерного роста людей. Сделано это было следующим образом: 1) агитация, пропаганда (книги вроде «Беломорско-Балтийского канала» Горького(1), пресса и т.д.); 2) увеличение темпов развития экономики – проектирование новых рабочих мест, которые надо было заполнять кадрами, 3) «осуществление политики “выдвижения” молодых рабочих и крестьян в ВУЗЫ и на руководящие должности, особенно интенсивно программа “пролетарского выдвижения” проводилась в годы первой пятилетки. Плодом этой программы стала целая когорта инженеров, управленцев и партийных чиновников – выходцев из низов, чувствовавших себя “молодыми хозяевами”9) Советского Союза и всегда готовых благодарить Сталина и революцию за выпавшую им удачу» (Фитцпатрик (34) 201; 105)10). Во-вторых, хозяйство в России было спроектировано, фактически, как одна большая фирма (подробнее см. Попов(26), Корнаи(18)). Особенностями этой фирмы было то, что для нее не существовало рынка труда, по отношению к которому она занимала бы (осваивала) мизерный процент трудовых ресурсов. Наоборот, она должна была где-то вырастить требуемые ресурсы и сделать так, чтобы эти ресурсы никуда не «ушли». Для реализации последнего и была спроектирована специфическая жилищная политика (подробнее см. Меерович(21)). Укажем на некоторые общие моменты. «Жилищная политика в РСФСР в период 1917-1941 гг. рассматривалась и осуществлялась властью в контексте программ индустриализации и коллективизации. Относительно индустриализации жилище использовалось для прикрепления населения к месту работы, прекращения нерегулируемых миграций, принуждения работающих и неработающих к труду. 106 Относительно коллективизации, жилище играло роль своеобразного фильтра, отсеивающего вступающих в трудовые коллективы бывших крестьян от прибывавших в города, но не желавших опролетариваться. Жилище играло ключевую роль в организационно-управленческой стратегии власти. Власть направляла за счет жилища миграционные потоки в нужную ей сторону и, наоборот, останавливала, где и когда ей это было нужно. Материальные стимулы к труду заменялись администрированием и принуждением, в арсенале средств которых жилище играло ведущую роль. В тех случаях, когда людям неинтересно было хорошо работать, поскольку жизненные неурядицы (дефицит продуктов и товаров) отвлекали силы на самообеспечение, лежащее вне места работы (стояние в очередях, работа на личных подсобных участках и проч.), угроза увольнения и автоматического лишения места жительства (альтернативу которому было найти практически невозможно) эффективно исполняла свою принудительную функцию. Потребность власти в социально однородном, зависимом, контролируемом, управляемом, прикрепленном к месту труда и месту жительства, человеческом материале нашла свое выражение в создании трудо-бытовых коммун. В формировании трудо-бытовых коммун, в управлении процессами принуждения к повышению качества труда и производственной дисциплины, к требуемому образу жизни ведущую роль играло жилище – власть целенаправленно создавала такую социально-культурную, законодательно-правовую, экономико-производственную организацию общества, которая обеспечивала манипулирование людьми за счет контроля над их основополагающими потребностями, в частности, потребностью иметь крышу над головой. Распределение жилища в России в 20-40-е гг. целиком и полностью находилось в системе государственного распределения (наряду с другими статьями жизненных потребностей: продукты, вещи, медицинское обслуживание, льготы в системе образования, обеспечение по старости и проч.) и соответствовало тем же приоритетам и принципам, что и другие (в частности, было направлено властью на решение задач подчинения и контроля). В соответствие с этим, жилище из закрытой сферы частной жизни целенаправленно превращалось в социальный институт, в котором нормы поведения задавались извне и определялись принципами тотального контроля власти над личностью. Формируемая при этом новая социальная иерархия была неизбежным следствием дифференциации общества по степени приближенности и мере служения власти. Жилищная политика в РСФСР в рассматриваемый период имеет две стороны: а) протекционистскую, охватывающую различные категории «социально-близких» и привлекаемых властью на государственную службу специалистов – ученых, инженеров, технических специалистов, врачей, агрономов, художников, писателей и т.п., б) дискриминационную, обращаемую в зависимости от решаемых властью задач, на “социально-чуждые элементы” – на нетрудящихся, на “плохотрудящихся” т.п. При этом в вопросах принуждения к труду и воздействия на неконтролируемых мигрантов жилище одинаково выступает средством воздействия на все без исключения социальные группы… Новой власти требовался социально однородный, зависимый, контролируемый, управляемый, прикрепленный к месту труда и месту жительства человеческий материал. Выходцы из деревни, интенсивно пополнявшие ряды городского пролетариата, неосознанно тяготели к обретению в городе привычного им социального сходства и пространственного единства, закрепленного в народном сознании через традиционную общинную форму, основанную на воспроизведении культурных норм и поведенческих образцов. И власть, воплощая их ожидания в виде совместного проживания трудовых коллективов, восстанавливала, тем самым, традиционные истоки культурно-бытового сосуществования людей. Власть в идеале стремилась видеть все население организованным в трудо-бытовые коллективы – производительные единицы нового общества, в которых за счет тесного переплетения трудовых и бытовых процессов должно было обеспечиваться взаимовлияние и взаимокорректировка норм бытового поведения и отношения к труду. Традиционные формы хозяйственно-бытового освоения жилого пространства (коттеджная застройка, квартиры посемейного заселения и т.д.), с точки зрения власти, противоречили 107 существованию трудо-бытовых коллективов, так как основывались на индивидуальном, разобщенном существовании людей. Поэтому новой властью они были отвергнуты, а государственное строительство сориентировано на возведение многоэтажных многоквартирных домов покомнатно-посемейного заселения»11). 2. Переселение народов и социальных общностей Еще одной значимой частью технологии освоения страны были депортации народов и социально-опасных групп граждан. Как и в случае с жильем и жилищной политикой, депортации решали сразу несколько задач. Во-первых, намечались районы чистого, нового общества. Откуда переселялись все неблагополучные граждане, как социально-опасные (см. цитату из документа ниже), так и связанные с уголовными нарушениями. Таковы, например, известные переселения из Москвы за 101 километр. Также из разных районов собирали представителей разных неблагополучных социальных групп, например, кулаков («единоличников, саботирующих сев» и др.), и селили их вместе, разбавляя их партийцами. Такова, в первую очередь, «кулацкая ссылка» Во-вторых, молодое советское государство оберегало собственные границы, пресекая возможные контакты представителей одинаковых социальных групп, народностей, классов с тем, чтобы воспрепятствовать возможным восстаниям, отделениям территории и т.д. Из решения Политбюро ЦК ВКП(б) по выселению кулацко-польских контрреволюционных элементов на Украине и в Белоруссии: «По имеющимся данным есть основание предположить, что в случае серьезных кулацко-крестьянских выступлений в Правобережной Украине и Белоруссии, особенно в связи с предстоящим выселением из приграничных районов польскокулацких и контрреволюционных элементов, польское правительство может пойти на вмешательство» [Сталинские депортации…(32) с. 42] Цель была в том, чтобы убрать с границ людей, которые имели контакты (например. родственные) непосредственно по ту сторону границы, и прекратить коммуникацию. «Очевидно, что главная цель была политической – обезопаситься от нежелательных свидетелей (ведь и по ту сторону границы проживали такие же поляки, часто родственники, и скрыть, скажем, строительство аэродрома было бы нелегко)» [Сталинские депортации…(32) с. 47]. Этот тип депортаций условно называют этнические депортации («наказанные народы»). Полученное таким образом некоторое количество незакрепленного населения направляли на освоение новых земель. Однако, если «Архипелаг ГУЛАГ» специализировался на освоении районов с экстремальными природными условиями (как например, на Колыме) или же обеспечивал физическим трудом сверхсекретные объекты (урановые рудники, закрытые города и т.п.); то «архипелаг» спецпоселков и комендатур для депортированных «занимал промежуточное положение между ними, в результате чего основными ареалами вселения депортированных были Европейский Север, Урал, Западная Сибирь, Казахстан и Средняя Азия, за исключением разве что самых обжитых или приграничных районов». [Сталинские депортации…(32) с. 8]. В СССР тотальной депортации были подвергнуты: немцы, карачаевцы, калмыки, ингуши, чеченцы, балкарцы, крымские татары, финны, корейцы, турки-месхетинцы [Сталинские депортации…(32) с. 8]. Для более детального ознакомления с мероприятиями по депортации приведем характерный документ – «Постановление Совета Народных Комиссаров УССР»: «О переселении социально-опасного элемента из пограничных округов УССР» 13 ноября 1929 года С целью наискорейшего оздоровления хозяйственных условий погранполосы УССР и облегчения проведения в ней реконструктивных мероприятий Совет Народных Комиссаров постановляет: 1. Считать необходимым при организации переселения из пограничной полосы включать в переселенческие контингенты в добровольном порядке и в первую очередь граждан, признанных социально-опасными для дальнейшего пребывания в пределах этой полосы. 108 2. Признать особо необходимым на протяжении ближайших лет разгрузить от социальноопасного элемента Коростенский, Волынский, Шепетовский, Проскуровкий, КаменецПодольский, Могилев-Подольский, Тульчинский и Одесский округа и АМССР, и в первую очередь районы этих округов, расположенные в пределах 22-километровой погранполосы … 3. Предложить Народному Комиссариату Земледелия УССР, начиная с 1929-1930 гг., в плановых нарядах для пограничных округов полностью обеспечить возможность проведения мероприятий, указанных в п. 1-2 этого постановления. … 6. Переселенцев из погранполосы направлять исключительно на переселенческие фонды Сибирского края. Поручить Наркомзему УССР принять необходимые меры к устройству указанных переселенцев из погранполосы преимущественно в районах таежной зоны и обеспечению незаможных из них ссудами, а также обслуживанием высшими, установленными законом нормами для переселенцев, учитывая трудности оборудования хозяйств в тайге. 7. Предложить НКФину УССР необходимые на означенную цель кредиты отпускать в полном размере и своевременно, согласно расчетов НКЗема УССР. 8. Предложить Укрсельбанку обеспечить полностью выдачу ссуды колхозам и незаможным хозяйствам пограничных районов на приобретение имущества у переселенцев и для расплаты за арендованную у них землю. 9. Возложить на обязанности НКЗема УССР, в связи с особым значением мероприятий по переселению социально опасного элемента из украинской погранполосы, подавать специальные отчетные доклады в СНК УССР об осуществлении указанных в этом постановлении мероприятий не реже, как 2 раза на год. Зам. пред. СНК УССР СЕРБИЧЕНКО Управделами СНК УССР ЯВОРСКИЙ» [Сталинские депортации…(32)] 3.Организация главного управления лагерей (ГУЛАГ) Последняя, третья часть технологии освоения неразрывно связана с построением системы лагерей – ГУЛАГ (главное управление лагерей). Сегодня существует много мифов о ГУЛАГе. Самым знаменитым исследованием является «опыт художественного исследования» А.И. Солженицына. Нравственный облик автора и обличительный порыв его фундаментального труда еще долго будут определять оценки этого феномена. Однако, историки постепенно начинают осуществлять верификацию его тезисов [Дугин 1990, 1998 и др., Земсков 1989, 1991, 1997, Пыхалов]. На данном этапе разработки проблемы основной вопрос, который занимает исследователей, – это вопрос о количестве жертв ГУЛАГа (остановимся на нем кратко в следующем разделе). Проблемные работы по теме очень редки (см. напр.(7)). Если же серьезно отнестись к высказываниям лидеров молодого СССР, вроде уже цитированного сталинского: «мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут», если попробовать считать это не очередным обманом, то задачи быстрого разворачивания производств и подготовке к скорой войне начинают казаться не такими безумными. Итак, необходимый результат: освоение большого пространства бедной страны с традиционной культурой (то есть нежеланием большинства населения работать больше, нежели для обеспечения существования). Разведка богатств. Построение осваивающих производств. Обеспечение коммуникации (и транспорта) между очень далекими территориями. В этой ситуации власть принимает решение об использовании труда заключенных. А впоследствии органи-зацию необходимого количества заключенных (как дешевого и мобильного ресурса) для освоения экстремальных частей страны – например, бассейн Колымы или БАМ. Можно определить следующие основные пункты технологии: 1. Организация большого количества бесправных людей. 2. Создание общественного мнения, не позволяющего заключенным рассчи-тывать на благоприятный прием при побеге. 109 3. Создание (внеэкономических) стимулов к труду для них (например, освобождение, сокращение срока, дополнительная пайка и др.(7)). Интересно также использование таких стимулов, как попадание на почетную доску, которые, по-видимому, работали. Бывший заключенный Норильлага с гордостью вспоминает: «Мы все время были на красной доске, получали дополнительное питание, лучшее обмундирование, право на покупку продуктов в ларьке, право на получение писем и пользование рядом льгот, установленных для лучших бригад»(29). 4. Приписывание освобождающихся к местам в непосредственной близости от бывшего лагеря. Эта технология применялась для строительства следующих объектов: Беломорско-Балтийский канал, Канал Москва-Волга, Волго-Донский канал, Северо-Печорская железнодорожная магистраль, Железно-дорожная линия Наушки – Улан-Батор, железнодорожная линия ЧумСалехард – Игарка, тоннель под Татарским проливом12); добыча золота на Колыме (Дальстрой). К вопросу об оценке эффективности социальных технологий советской власти За последние 10-15 лет стало расхожей идеей обвинять СССР в недемократичности, неэффективности, бесчеловечности. Но очевидно, что должны быть выработаны какие-то иные категории для оценки. Кто осмелиться сегодня возражать А.И. Солженицыну? И все-таки, может быть, опыт великого соотечественника – частный? И есть еще какой-то? И еще какие-то доводы? Чтобы ответить на эти вопросы, попробуем провести ряд сравнений с самой эффективной и самой демократической страной сегодняшнего мира – США. Обратимся к тому периоду ее истории, когда нынешняя великая держава сделала самый мощный рывок в своем развитии. Это примерно вторая треть – вторая половина XIX века. Что же происходит в это время с США? Стоит обратить внимание на две вещи. Первая – за последние 15 лет современные школьники, особенно в спецшколах, особенно с углубленным изучением английского языка, усвоили, что в истории США были всего две войны: за независимость – против колонистов англичан, и гражданская – фактически, против рабовладельцев. Однако, войн было больше. В первую очередь стоит вспомнить войну против Мексики 18461848 гг. и аннексию Техаса. В современных учебниках по американской истории про это написано достаточно скромно (а в отечественных и вообще не написано). Техас был мексиканской территорией. Однако, со временем туда понаехало много американских поселенцев. Они попытались поднять там восстание, но были разбиты. США предложили Мексике выкупить у нее Техас. Мексика отказалась. США начали войну. В ходе этой войны США отобрали у Мексики половину ее тогдашней территории и получили около трети своей нынешней территории. Все это штаты с теплым климатом, позволявшие снимать по несколько урожаев хлопка в год. И здесь мы переходим ко второму пункту. Что обеспечивало рывок США? Англоязычные авторы показали – рабовладельческий Юг приносил Америке гораздо больший доход, нежели технологический Север. Именно хлопку южных штатов в большой степени обязаны США своим процветанием. Заметим, в Европе того времени с работорговлей было покончено. О ней не вспоминали очень давно. Однако, демократия могла себе позволить некоторые мелочи. Давайте обратимся к статистике. Объединим разрозненные данные в таблицу. Если принять как реальную цифру количества заключенных, предлагаемую А.И. Солженицыным, – 15 миллионов, то даже тогда СССР будет сопоставим с самой демократической страной мира. Однако, современные историки восстановили по документам несколько другие данные (в десять раз меньше). Вот что пишут историки о современных США: «Теперь рассчитаем аналогичный показа-тель для современных США. В настоящее время там существуют два вида мест лишения свободы: jail – приблизительный аналог наших изоляторов временного содержания, в jail содержатся 110 подследственные, а также отбывают наказание осужденные на небольшие сроки, и prison – собственно тюрьма. Так вот, на конец 1999 года в prisons содержалось 1.366.721 человек, в jails – 687.973 (см.: сайт Бюро юридической статистики), что в сумме дает 2.054.694. Население Соединенных Штатов на конец 1999 г. – примерно 275 млн. (см.: население США), следовательно, получаем 747 заключенных на 100 тысяч населения. Да, вдвое меньше, чем у Сталина, но ведь не вдесятеро. Как-то несолидно для державы, взявшей на себя “защиту прав человека” в мировом масштабе. А если учесть темпы роста этого показателя – когда данная статья была впервые опубликована (сер. 1998 г.), он составлял 693 заключенных на 100 тысяч американского населения, в 1990-1998 гг. средний ежегодный прирост числа обитателей jails – 4,9%, prisons – 6,9%, – то, глядишь, лет через десять заокеанские друзья наших отечественных сталиноненавистников догонят и перегонят сталинский СССР»(28). Таким образом, как видим, рост ведущей державы мира не обошелся без огромной эксплуатации. Эта эксплуатация численно почти в 10 раз превосходила эксплуатацию в СССР. Но схожие вещи можно зафиксировать и для Европы. Это сделано К. Марксом в знаменитой исторической части «Капитала» – глава «Так называемое первоначальное накопление». Возможно возражение – такое количество рабов появилось в США из-за господства «свободного рынка». Однако и этот довод не очень убедитилен. Практически в то же время мы застаем в США складывание своеобразной доктрины. В истории она известна как доктрина Монро. «В 1823 г. президент Джеймс Монро объявил, что весь Новый Свет находится под дипломатической защитой США. Воспользовавшись тем, что Европа была втянута в наполеоновские войны, испанские колонии в Латинской Америке взбунтовались и провозгласили себя независимыми республиками. Это сулило североамериканским торговцам и промышленникам гигантский новый рынок, которому угрожало лишь то, что Испания или какая-либо другая европейская держава утвердит в Южной Америке свое господство. Во избежание такого развития событий президент Монро 2 декабря 1823 г. провозгласил, что США готовы смириться с существованием оставшихся колоний в Новом Свете, но не допустят создания новых колоний и не позволят их передачи от одной европейской державы к другой. Предложив идею взаимного невмешательства, Монро заявил, что США готовы воздерживаться от участия в европейских войнах, но любое вторжение европейского государства в Новый Свет будет истолковано как акт агрессии»6). А вот развитие этой доктрины – Концепция предопределения. Слова сказаны по поводу аннексии Орегона у Англии: «И наконец, помимо неопровержимых доказательств наших законных прав на Орегон… у нас есть еще большее право, нежели любое, которое когда-либо может быть выведено из всех этих устаревших документов международного права. Мы не нуждаемся во всех этих покрытых пылью бумагах о правах открытия, исследования, заселения, преемственности и т.д. Если быть откровенными и говорить, чем мы пренебрегаем, то можно сказать, что будь соответствующие доводы и аргументы, касающиеся всех этих исторических и юридических вопросов, противоположными – имей Англия все наши, а мы только ее, – наши претензии на Орегон, тем не менее, были бы самыми вескими и бесспорными. Эти претензии основаны на праве, вытекающем из того, что нам предопределено судьбой распространить свое владычество на весь континент, который дарован нам Провидением для выполнения возложенной на нас великой миссии: установить свободу и федеративное самоуправление»(38). Это говорит, во-первых, о том, что в Америке никогда не было неуправляемого капитализма. А во-вторых, что важнее, ставит под сомнение тезис о неэффективности советской экономики, поскольку за сравнительно меньшее время (1917-1941 гг. против полутора столетий у США) была проведена индустриализация, позволившая выстроить конкурентную страну, страну, обеспечившую в том числе и победу над фашистской Германией. Сделано это было в стране традиционной культуры, по оценкам всех тогдашних экспертов, неспособной к быстрому росту (см. полемику Плеханова с Лениным). 111 К ПОНЯТИЮ МИРА Одна из особенностей России состоит в том, что ее, в отличие от других стран, нельзя идентифицировать ни с одним материальным образованием, ни с территорией (картографически), ни с типом государственного устройства, ни с этническими структурами. Как отмечают авторы сборника «Ориентиры», Россия держится на мифе о России (3, ст. «Мифы о России»). На протяжении ее истории все эти модусы регулярно менялись и продолжают меняться в настоящее время. Поэтому Россию было бы неправильно обсуждать в рамках таких понятий. Именно с этим связан тезис о том, что Россия – нематериализованное образование. Она не закреплена на определенной территории, несколько раз она сильно менялась, а в определенные периоды истории было невозможно сказать, где же Россия. То ли это там, где Московское Царство, то ли где Киевская Русь. Были периоды, когда Казань нельзя было считать Россией, а сейчас Казань не представляется вне России. Экономически Россия тоже сильно менялась, несколько раз становилась одной из ведущих держав, но также и периодически скатывалась в нищенское состояние. Население России весьма неоднородно в культурном, этническом, конфессиональном и социальном смысле. Несколько раз целые народы то входили в ее состав, то переставали быть российскими. Тем не менее, несмотря на эти постоянные изменения, некоторая реальность под названием Россия остается и существует. И возникает вопрос, как же тогда мы определяем Россию? Россия там, где существует определенный организационный порядок жизни, российский порядок. Что постоянно удерживает Россию как целостность, как особый мир? За счет чего она остается единым целым? Ответы на эти вопросы напрямую связаны с понятием мира, которое мы и будем использовать применительно к России. Многие философы и мыслители обсуждали понятие мира и пытались ответить на вопрос о том, что есть мир и что можно считать миром. Основные тенденции в обсуждении этой темы задавали Фернан Бродель («Время мира»), Эдмунд Гуссерль («Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология»), Карл Поппер («Объективное знание. Эволюционный подход») и другие. В этих работах есть несколько основных точек, в которых сходятся многие авторы. На основании этого мы попытаемся выделить понятие мира и ответить на вопрос о том, за счет чего Россия остается некоторым единством и как такое единство можно в будущем удерживать и усиливать? Понятие мира Базовый организационный принцип Понятие мира характеризуется несколькими моментами, среди которых одним из важнейших является наличие базового организационного принципа. Этот организационный принцип удерживает множественность элементов мира в единстве или целостности. Другими словами, ту или иную целостность мы можем назвать миром (а не просто определенным пространством или вселенной), если в ней существует принцип, объединяющий много разных частей в некое единство. Нельзя обозначить как мир совокупность всех явлений, это всегда явления определенного рода. Например, мир кино – это все состояния активности человека, связанные с кино. И этот принцип порождает единство многообразия явлений и позволяет говорить об особом мире – мире кино, отдельном от других видов активности. Обсуждая экономику и экономическое устройство стран, французский историк-медиевист, представитель школы «Анналов» Фернан Бродель использовал понятие «мир-экономика», отделяя его от, например, широко использовавшегося понятия «мировой экономики», подчеркивая тем самым наличие определенного организационного принципа, объединяющего разные территории, разные страны. «Мир-экономика затрагивает лишь часть Вселенной, экономически самостоятельный кусок планеты, способный в основном быть самодостаточным, такой, которому его внутренние связи и обмены придают определенное органическое единство»(1). Почему Бродель в своей работе по мирам-экономикам использует именно понятие «мира»? Он утверждает, что существует целый ряд понятий, или «множеств», «реальностей истории», в которых идет или может идти рассуждение, имеющее отношение к экономике: это государство, общество, культура, империи, народы, цивилизации. То есть все рассуждения об экономике обычно идут в рамках, или ограничены рамками этих понятий. Однако Бродель говорит, что этого недостаточно, потому что, если мы посмотрим на тип экономики и экономические связи, то заметим следующий процесс: империи разрушаются, народы переселяются, территория трансформируется и так далее. Но, тем не менее, некая реальность, такая как мир-экономика («определенное экономическое единство»), остается, существует сама по себе. Это «экономическое единство» строится «как бы сверху», над другими разделениями – политическими, культурными или социальными, перешагивая через эти границы. Таким образом, для броделевского «мира-экономики» базовым организационным принципом являлись экономические отношения – или отношения обмена, «общие узы выгоды». И именно эти отношения формировали единство мира, мира-экономики, игнорируя границы империй, географические границы, иногда даже политические отношения между странами. Бродель пишет о том, что именно экономика выходит на первый план перед другими сущностями (политической, социальной и т.д.), начинает определять их устройство. Мирэкономика или экономический порядок связывает нации (государства и т.д.), исходя из своего организующего принципа, и именно этот принцип начинает устанавливать определенный порядок обмена, определенные отношения между нациями, именно этот принцип становится главенствующим, определяющим. В этом рассуждении мы видим, что организационный принцип, на котором построен мир, является базовым. Это означает, что для данного мира он является первичным и определяющим его устройство, а все остальные принципы при этом становятся второстепенными, отходят на второй план или становятся неважными вовсе. Это означает, что базовый организационный принцип не принимает во внимание другие порядки, порядки других миров, и может осуществляться «поверх них». Известный немецкий мыслитель, родоначальник одного из философских направлений – феноменологии – Эдмунд Гуссерль также обсуждает понятие мира. В его работах (в частности, в работе «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология») понятие мира возникает в связи с обсуждением кризиса европейского человечества и философии, обсуждением философско-исторической идеи европейского человечества. Гуссерль обсуждает «мир “объективный”», данный в науке, оперирующий всеобщими законами, и «мир жизненный» или субъективный, напрямую имеющий отношение к субъективному восприятию конкретного человека. Каждый из этих миров устроен согласно определенному базовому принципу, определяющему его устройство: если мы говорим о «мире объективном», «научно осознанном», то таким принципом является принцип научного мышления, теоретического восприятия действительности. Если речь идет о «жизненном мире», или «духовно организованном мире», то в качестве базового организующего принципа этого мира Гуссерль выделяет «дух». «Окружающий нас мир – это духовное явление нашей личной и исторической жизни…Это понятие, уместное исключительно в духовной сфере». Духовная сфера – «это сфера человека и людей как личностей, их личностная жизнь и деятельность и, соответственно, ее продукты». (2) Говоря о Европе, Гуссерль определяет ее как определенный «духовный мир». Автор подчеркивает важность именно этого принципа – «духовности» – как задающего определенный тип связи, формирующий и удерживающий некоторое мировое единство. Гуссерль обращает наше внимание на то, что европейские нации могут быть враждебны друг другу, но при этом обладать, тем не менее, «своеобразным всепроникающим и преодолевающим национальные различия духовным сродством», являясь «духовными единствами». Известный австро-английский философ-неопозитивист Карл Поппер в своих работах («Объективное знание. Эволюционный подход»(4) и др.) выделял три типа мира, каждый из которых организован согласно своему принципу: 113 1. Физический мир, или мир физических состояний. Этот мир организован согласно определенным законам физического взаимодействия. 2. Духовный мир, мир состояний духа, личного опыта. Это мир различного рода душевных и ментальных состояний личности. 3. Мир умопостигаемых сущностей, или идей в объективном смысле. Мир возможных предметов мысли, теорий «в себе», аргументов «в себе», проблемных ситуаций «в себе». Если посмотреть работы исследователей, предшествующие работам Поппера, то заметно, что дискуссии велись, как правило, лишь относительно мира физического и мира духовного, но философ настаивает на выделении третьей категории – «третьего мира» – и на его автономности и «отдельности» от других реалий. Ранее обсуждение велось в терминах и понятиях «материальное», «идеальное», «ментальное», которые имеют множество других значений и коннотаций, а понятие «мира» обозначает качественно другую реальность. Поппер считает недостаточными существовавшие ранее теории и представления о двух мирах, поэтому он считает необходимым введение и обозначение еще одной реалии – мира объективного знания, и использует для его обозначения понятие «мир». Понятие «мира» используется автором для того, чтобы зафиксировать разные, отличные друг от друга, специфические реальности. Различие этих реальностей означает различие принципов, организующих тот или иной мир. Материальный центр мира Важно отметить, что организационный принцип мира закреплен материально. В мире всегда есть некий центр, где этот принцип удерживается и воспроизводится, и он материально организован и закреплен. Мир всегда имеет свой полюс, центр, и этот полюс находится в центре сосредоточения непременных элементов. У Ф. Броделя, например, такие центры – это города-миры, притягивающие все «элементы, обеспечивающие деловую активность» этого мира-экономики: «информацию, товары, кредиты, люди, и т.д.», окруженные мелкими городами и образующие метрополии. За счет ресурсов этих маленьких образований-городов город-центр поддерживал свой уровень. Для центра характерна определенная степень разнообразия. К примеру, космополитическое население, религиозное разнообразие или сильное социальное расслоение. Центры могли сменять друг друга. И это было верно для всех уровней иерархии городов. Смещение, перемещение таких центров всегда показательно и важно – они прерывают спокойный ход событий и несут собой подлинные потрясения, которые ощущаются вплоть до самой периферии. Перемены или перемещения, которые происходят с центрами, затрагивают весь круг мира-экономики. Господство центров могло быть различным по типу (Бродель говорит об «орудиях господства»: мореплавание, крупная торговля, кредиты и т.д.), но все они одинаковы по принципу – экономическому. Центр удерживает базовый организационный принцип. В случае мира-экономики, по Броделю, это – принцип экономической выгоды, обмена. И центр мира-экономики появлялся там, где такой обмен происходил быстрее, там, где была максимальная интенсивность, скорость, темп данного обмена; там, где было его максимальное разнообразие. Если мы говорим о духовном центре и о «духовном мире Европы» (Гуссерль), то необходимо сказать, что и там всегда можно найти центр, на котором удерживается духовное единство. Есть те, кто составляет центр или ядро духовной жизни, и те, кто являются носителями духа. В Европе он также был и, чаще всего, не совпадал с географическим. В Средние века, например, таким духовным центром была Византия. Если проанализировать, чтo К. Поппер обсуждал касательно «мира объективных знаний», который он выделял в качестве отдельного мира, то заметим, что в нем также всегда 114 существует некий центр производства знаний. В XVIII-XIX вв. таким центром, например, была наука. Таким образом, в любом мире можно найти центр, в котором порядок или организационный принцип восстанавливается, удерживается и закрепляется (причем закрепляется материально). Неравномерность и иерархия в мире Следующей характеристикой в понятии мира стоит отметить то, что мир составляют набор элементов и связи между ними. И при этом присутствует неравномерность и иерархия, которая делает эти связи необходимыми, в этом смысле возможно движение к центру и от центра мира. Благодаря этому мы можем заметить определенный тип разделения пространства – иерархия уровней или неравномерные зоны: центр, второстепенное пространство и периферии, пределы или границы между ними. В этом смысле в пространстве мира можно заметить, по меньшей мере, три ареала: узкий центр, второстепенные, довольно развитые области и внешние окраины. И тип общества, экономики, техники, культуры, политического порядка и другого типа порядков изменяются по мере перемещения из одной зоны в другую. Все зоны, все элементы связаны также отношениями зависимости. Между зонами можно отметить очевидное неравенство и неравноценный обмен. К примеру, город господствует над сельской местностью. Зоны мира-экономики в работах Ф. Броделя сгруппированы вокруг одного центра, они поляризованы, образуют совокупность с многочисленными связями. И связи, единожды установленные, сохраняются надолго. Эти отношения и неравномерности зон делают необходимыми связи между элементами мира. Они порождают и запускают механизм движения и взаимоотношения (от центра к окраинам, от периферии к центру и т.д.). Взаимодействие миров Разные миры (имеющие разные порядки, разные «законы») могут взаимодействовать. Притом, что каждый мир имеет свой организационный принцип, описанный выше тип членения пространства мира (центр, второстепенные области, периферия) можно обнаружить в любом мире. Взаимодействие между мирами происходит через вещи, материальные объекты. При этом при переносе вещь из другого мира меняет свою функцию, и отношение к ней начинает строиться по-другому. Именно мир наполняет вещь своим особым смыслом и значением. То, что в одном мире принимается за мусор, в другом может быть признано предметом экзотики и роскоши. И наоборот, вполне определенный функциональный предмет при переносе в другой мир с другими организационными принципами может не сохранять своего значения. Хорошая иллюстрация – это музей неопознанных предметов в одном из романов братьев Стругацких. Другой вариант взаимодействия между мирами строится через перемещения людей. Это могут быть и путешественники, и мигранты. Часто можно заметить, что, если человек переселяется в другой мир (например, уехав из России в Европу, или в страны Азии), он постепенно приобретает характеристики другого мира: переехав в Европу, чувствует себя свободным, уехав в Тибет, начинает другую жизнь, уже азиатского человека. При взаимодействии миров базовый организационный принцип и мировой порядок не затрагивается, поэтому мир остается единым, целым, не разрушаясь при столкновении с другими. Могут происходить и случаи, когда миры разрушаются и исчезают. Интересно, что это происходит по причинам не столько материального или физического толка. Возникает вопрос, почему такое происходит, и, в частности, что важно для того, чтобы мир под названием Россия остался и не распался? Разрушение миров 115 Поскольку мир удерживается духовным или смысловым усилием, разрушение мира происходит, когда центр смыслообразования иссякает. Это подтверждает пример падения Римской империи перед племенами готов, галлов и франков. Важно отметить, что нападавшие варвары были несопоставимо слабее римлян в технологическом и военном смысле. По оценкам историков, войска варваров составляли не больше десятой части римского войска. Но они превосходили римлян силой духа. Произошло духовное истощение верхнего слоя власти Римской империи. Остальным римлянам, потерявшим этот смыслообразующий центр, уже становилось неважно и неясно, зачем биться за Рим. На этом примере мы видим, что разрушение мира происходит не материальным образом (физическим разрушением, уничтожением). В период расцвета Римской империи такой центр смыслообразования, как отмечает немецкий философ Ханна Арендт, был построен на идее Вечного Рима. Римская империя достигла невероятного могущества и присоединяла к себе все больше и больше территорий. Советский Союз, как мы знаем, был разрушен не военным образом. Преобладающую роль в этом сыграла деградация ведущего слоя с точки зрения способности к порождению смыслов существования этого мира и порядка и его удержания. Произошла потеря веры его народа в построение сильного и совершенного общества под названием социализм или коммунизм, как это было в период его расцвета. Советские люди перестали удерживать этот смысл, верить в это, и СССР в итоге распался. Если задать вопрос, что угрожает России именно как миру, то мы, учитывая сказанное выше, находим две важные причины, по которым этот мир разрушается. Первая, как мы уже отметили, – это истощение духовной силы и способности к порождению смыслов существования России, российского народа и пр. В настоящее время критическое испытание духовной силы России будет состоять в том, насколько Россия справится с вызовами современности. Важнейшие из этих вызовов – это процессы глобализации и распространение порядка западного мира, потоки миграции. Это очередная проверка духовной силы России, сможет ли она осваивать1) процессы глобализации и вырабатывать свои смыслы по отношению к этому явлению. Это проверка также на то, сможет ли Россия инкорпорировать массы мигрантов и восстановить свой народ. В России центр удержания организационного порядка концентрируется в страновых суперпроектах, таких, как «Москва – третий Рим», Российская Империя Петра I, СССР2). К тому времени, когда очередной проект заканчивается, центр удержания порядка истощается, Россия начинает распадаться. Поэтому Россия как мир в этом смысле живет пульсациями. Специфика России состоит и в том, что известный термин «собирание земель» актуален на протяжении всей ее истории. Это усилие по смысловому «собиранию» земель должно происходить регулярно, поскольку без этого Россия как мир не удерживается. Организационный принцип российского порядка при этом воспроизводится вне зависимости от того или иного проекта, поскольку он каждый раз восстанавливается «ведущим народом3)», хотя и материал проекта может меняться: в одном случае это духовный центр Православия, в другом – Российская Империя Петра I, в следующем – «Военная сверхдержава СССР» и др. В некоторые периоды истории России ведущего народа для восстановления собственного порядка российского мира становилось критически мало. И несколько раз Россия буквально оказывалась на грани. В фильме «Андрей Рублев» Тарковского это хорошо показано: буквально один-два человека своими усилиями начинают восстанавливать и распространять этот организационный порядок. При Петре I был эпизод очередного восстановления России. В Приложении «Проекты Петра Первого» показано, что изначально Петр собирался реализовать в России идеи меркантилизма, чтобы она богатела за счет торговли, как Голландия. Но богатой страны не получилось, и Петр стал работать с Россией так, как она позволяла с собой работать, и этот мир превратился в Российскую Империю, то есть восстановился свой собственный организационный порядок, который окончательно оформился в период правления Екатерины II. Другой пример – захват в 1917 г. власти большевиками, которым удалось расколоть народ. Первоначально Ленин и другие пытались реализовать проект мировой революции. Россия на 116 этом периоде могла вовсе прекратить свое существование. При Сталине тезис о мировой революции был заменен идеей построения индустриальной и военной сверхдержавы. Власти стали заниматься восстановлением этого российского мира и воссозданием нового народа. Поэтому вторая угроза исчезновения российского мира – это потеря слоя ведущего народа, который на каждом этапе истории восстанавливает собственный российский порядок. То, что нынешние власти в России видят угрозу в материальном поле, – к примеру, что американцы завладеют нашей нефтяной отраслью или другими активами или кто-то отнимет территорию и пр., – в действительности не столь важно для российского мира. Сколько раз в своей истории Россия теряла в материальном смысле – и каждый раз на следующем пике истории получала еще больше. Понятие мира в нашей книге нужно для того, чтобы зафиксировать некоторое образование, живущее самостоятельной жизнью и идентифицирующее себя как некоторую единицу, имеющую пространственно-временные границы, которые не связаны ни с территорией, ни с материальными предметами, ни с населением, а только со становлением, удержанием этого порядка и циклами воспроизводства этого порядка. Понятие мира применительно к России Россия – это определенный особый мир, а не страна, территория или государство, поскольку, как мы отметили выше, на протяжении истории при всех претерпеваемых ею изменениях материальных структур она сохраняет наличие уникального типа порядка жизни, в который могут входить и выходить другие этнические массы и территории. Но если мы рассматриваем Россию именно как мир, нам необходимо ответить на вопрос, какой же организационный принцип или мирообразующая схема его удерживает? Можем ли мы в России, на материале российской истории обнаружить этот «материально закрепленный принцип»? С нашей точки зрения, мирообразующие схемы восстанавливаются в экстремальной ситуации. Схемы восстанавливаются и разворачиваются до полноты в ситуации нарушения обычного порядка. Это могут быть ситуации войн, каких-либо радикальных трансформаций, появления массовых проектов (к примеру, проекты типа «Москва – третий Рим» или проекты Петра I). Мы можем обнаружить проявление мирообразующих схем, когда сложившийся порядок жизни нарушается и люди вынуждены прилагать усилия по его восстановлению. Подробнее о мирообразующих схемах см. главу «Базовые схемы организации российской жизни». 117 К ПОНЯТИЮ ВОЙНЫ Для того чтобы представить и описать некоторое общество, весьма полезно рассмотреть, как это общество ведет войны. Понятие войны тесно связано с понятием общества и даже является одним из базовых для него. Сколько существуют общества, столько существуют войны. В данной книге мы пытаемся выделить основания российского общества и для этого проанализируем, чем отличается отношение к войне и специфика ее ведения в России от, к примеру, западных стран. И первое, что мы должны отметить, это то, что Россия на протяжении всей своей истории находится в состоянии регулярных войн. Война, как будет показано ниже, играет важную роль в реализации базовых схем организации российского общества, таких, как схема проектности, формирования второго народа и его мобилизации и схемы освоения1). Русская концепция войны. Значение войны для России Если проанализировать, как Россия ведет свои войны, можно заметить несколько интересных отличий от западных теорий и правил ведения войн. Не секрет, что Россия вела войны достаточно необычным с точки зрения военных теорий образом. Достаточно вспомнить войну 1812 года, когда захват столицы Наполеоном обернулся не победой над Россией, а поражением. Кроме того, в отличие от западных теоретиков войны, русские мыслители единогласно сходятся в положительном значении войны для России (см. ниже). Российские войны выигрывает народ, а не государство или армия. Одно из первых отличий войн, которые ведет Россия, от европейских войн состоит в том, что самые значимые войны в России ведет именно ее народ, а не государство и армия, как это происходит в Европе. Европейские государства исторически ведут войны по большей части силами наемников, по крайней мере, как отмечают историки, так было до времен Первой Мировой войны. Смысл ведения войны у русских и европейцев совершенно разный. Ведение войн в Европе скорее есть продолжение и инструмент политики, что мы хорошо видим в работе Н. Макиавелли «Государь»2)(6). Это означает, что смысл ведения войн в Европе состоит скорее в извлечении политической или экономической выгоды. Но Россия, если посмотреть ее военную историю, практически все свои войны проиграла с этой точки зрения, поскольку спустя некоторое время побежденные ею страны оказывались могущественнее ее: Франция, Германия и др. Это можно признать парадоксальным, но факт состоит в том, что Россия практически не вела удачных войн. В качестве примера можно привести войны ХХ века – войну с Японией, Первую Мировую войну. Остается вопросом, насколько Вторую Мировую войну можно считать удачной с точки зрения человеческих жертв и экономических последствий? Если вспомнить войну 1812 года, то она начала преломляться в нашу пользу только после того, как была оставлена Москва и возникло партизанское движение. Это говорит о том, что российские войны ведутся не для извлечения выгоды и имеют совершенно другой характер и свою специфику. Причина столь кардинальных отличий в ведении войн кроется в другом типе устройства общества. Мобилизация народа к войне В войнах, которые ведет Россия, сильно проявляется мобилизационная компонента. Показательны многие примеры нашей истории – если российский народ не понимал смысла и оправданности ведения той или иной войны, то механизм мобилизации не срабатывал, и Россия терпела поражение. Возможно, именно в этом заключалась проблема войны в Чечне. Как известно, силы противника были несопоставимо меньше российских: количество солдат противника сравнимо с количеством одних только военкоматов в России. Но при этом, в начале чеченской войны в особенности, да и сейчас во многом народ считает ее бессмысленной, глупой, приносящей людям страдания, трагической ошибкой властей. Поэтому механизм мобилизации народа в войне в Чечне до конца и не включился. С другой стороны, если рассмотреть войны, которые начинались как войны между государствами, но впоследствии переросли в войны отечественные (Отечественная война 1812 г., Великая Отечественная война 1941-1945 гг.), войны народа, справедливые войны, – они были выиграны нами даже при серьезном превосходстве противника. Отношение к войне в России противоречит западному пониманию в базовых предположениях. Европейская военная доктрина предполагает войну рациональной и просчитываемой. Это хорошо иллюстрирует работа немецкого теоретика войны Карла фон Клаузевица(4), в которой он пытался вывести правила ведения войн и построить теорию войны. На Западе также предполагается, что война ведется государствами и что война ведется ради «интереса» (захват территории, ресурсов), выигрыш в войне определяется достижением этого интереса. В чем специфика войн «по-русски», почему они настолько отличаются и почему есть войны, характерные именно для России – на эти вопросы и предстоит ответить. Война ради высшей цели Война «по-русски» ведется ради какой-либо высшей цели (например, защита братских славянских народов, освобождение русской земли, служение царю и отечеству); война ведется не только армией, но часто и народом; война ведется не по правилам, а всеми возможными средствами, только чтобы достичь победы. Наполеон во время войны 1812 г. жаловался, что Кутузов и царь ведут войну не по правилам. Причем такую войну нельзя отнести ни к одному из исторических типов войн, выделенных Кревельдом(5), – ни к войне за интерес, ни к религиозным войнам. Наиболее близкий вариант – это, по-видимому, война за выживание сообщества. Для России характерно перемежение правильных и неправильных войн. Это связано с тем, что в России всегда помимо армии еще есть народ, поэтому организация военных действий получается более сложная, чем традиционная западная, ограниченная действиями армии. Россия в ходе войны может менять свой тип организации, например, переходя от войны, ведущейся армией, к войне народной, чему в истории есть множество примеров. Война и восстановление самоидентификации России Ответ на этот вопрос дается русскими мыслителями и иллюстрируется многими войнами, в которых участвовала Россия (цитаты русских мыслителей и примеры по истории войн см. ниже). Война позволяет России восстановить собственную самоидентификацию, почувствовать русский дух, сплотившись против общей угрозы. Важно отметить, что для такой огромной по территории и разрозненно устроенной (в культурном, этническом и пр. смыслах) России вопрос о восстановлении ее идентификации должен решаться регулярно. В противном случае Россия распадается на несколько самостоятельных территорий и перестает существовать. Возвращаясь к идее книги: Россию нельзя рассматривать как территорию и страну (только на памяти нынешнего поколения страны и территории несколько раз менялись), Россия – это мир3), который определяется неким единым порядком, а не границами и государственным устройством, которые могут и меняться. Война в условиях такого многообразия и неопределенности, когда мы не можем восстановить свою идентичность на материальных, юридических и прочих основаниях, позволяет восстановить собственную идентификацию, российский дух, понять, кто мы, а кто наши противники. И в этом смысле становится неважно, какая у России сейчас территория, какое государственное устройство, этот дух восстанавливается. Но восстанавливается он в определенных ситуациях, одной из которых является война – когда базовые схемы, на которых строится русский порядок (схема служения высокому, преобладание идеального над повседневностью, схема двойного народа), одновременно резонируют. Восстановление идентичности становится возможным лишь при определенных условиях, и в этом смысле даже не во всех войнах происходит. Для того, чтобы произошло восстановление идентичности русского народа, необходимо, чтобы в войне была достигнута критическая точка, 119 когда происходит мобилизация народа на победу, на освобождение земли русской и т.д. До этого момента народ может не идентифицировать поражение в войне с поражением русского народа. В этом смысле даже не все войны в России назывались войнами, а многие, например, кампаниями. Именно после осознания народом того, что Россия проигрывает, происходит его включение, мобилизация и победа. А потом опять происходит «расслабление» («больной расслабленный колосс»), которое приводит, например, к тому, что Германия, проигравшая нам во Второй мировой войне, оказывается сейчас сильнее нас. Подтверждение того, что победа в России достигается не за счет армии и вооружения, мы находим во многих исторических фактах, свидетельствующих о неготовности России к той или иной войне накануне ее, более слабом техническом состоянии и меньшей численности войск. Примеры из русских войн Ниже приведены примеры из наиболее характерных с точки зрения восстановления русского духа войн. Первый пример можно привести из истории монголо-татарского ига. Армия Орды в те времена насчитывала от 37,5 тыс. до 75 тыс. человек и использовала первоклассную для того времени осадную технику. На Руси же отсутствовало политическое и военное единство, и только за счет армии противостоять хорошо обученным и жестоким войскам монголо-татар было крайне сложно. Тем не менее, русские земли, особенно в начальный период, пытались организовать коллективный отпор. Но объединения сил нескольких княжеств было недостаточно для противостояния сильному противнику. Потом стали происходить сильные народные волнения (1257-1259 гг., 70-90-е годы XIII в.), хотя даже русские князья (в частности, Александр Невский) были против народных выступлений. В результате народное движение приняло такой широкий размах, что это вынудило Орду смягчить систему сбора дани: часть сбора была передана русским князьям, а влияние баскачества было ограничено. Продолжением борьбы с монголо-татарами стала знаменитая Куликовская битва. Ей предшествовали два крупных нападения монголо-татар на Русь. В 1377 г. русские отряды потерпели поражение на р. Пьяне. Последствием явилось взятие Нижнего Новгорода, его разграбление и сожжение. В 1380 г., когда Мамай двинулся на Русь, под стягами Дмитрия собрались воины из большей части Руси. Войско включало не только дружины, но и народное ополчение: «от начала бо такова сила русская не бывала». Результатом стала Куликовская битва, это была первая победа над главными силами Орды. Как пишут историки, «успех в сражении показал единственный путь к свержению монголо-татарского ига, который лежал в дальнейшем объединении русских земель, центром которого становится Москва4)». Второй пример – война 1812 года, которая примечательна тем, что Россия выиграла в ситуации, когда любая другая страна проиграла бы. Именно в ситуации, когда была захвачена столица, возникла реальная угроза исчезновения России как самостоятельного государства, произошло объединение русского народа на освобождение русской земли и превращение войны в народную. «Борьба с неприятелем приобрела поистине всенародный характер. Широкого размаха достигло партизанское движение. Активно действовали армейские партизанские отряды, укомплектованные преимущественно казаками. Они совершали нападения на французские обозы, вели разведку, атаковали отдельные подразделения неприятельских войск. Отряды Ф.В. Винценгероде, Д.В. Давыдова, А.Н. Сеславина, А.С. Фигнера и других сыграли огромную роль в разгроме наполеоновской армии… Патриотический подъем, охвативший массы, проявился и в ходе формирования народного ополчения. Ополченцы героически бились вместе с солдатами регулярной армии и внесли большой вклад в изгнание французской армии из пределов России. Царские власти, опасаясь перерастания борьбы с неприятелем в пугачевщину, пытались сдерживать активность народных масс5)». Значение войны с точки зрения русских мыслителей 120 Значение войны для России обсуждается в работах многих русских мыслителей. Их работы направлены в основном не на попытку выделить сущность войны или построить ее теорию, а скорее на то, чтобы выразить свое отношение к ней. В их работах война рассматривается с точки зрения ее значения для России и русского народа. Причем, что удивительно, и это отмечалось выше, отношение это во многом схоже у разных авторов. Достаточно четко специфика русской войны показана в работах Соловьева («Три разговора»), Толстого («Война и мир»), Достоевского («Дневник писателя»). Соловьев полагал русскую apмию как «дocтocлaвнoe xpиcтoлюбивoe вoинcтвo», а войну – великим, чecтным и святым делом. Русская армия «cлyжит дeлy вaжнoмy и xopoшeмy, нe пoлeзнoмy тoлькo или нyжнoмy, кaк пoлeзнa, нaпpимep, acceнизaция или cтиpкa бeлья, a в выcoкoм cмыcлe xopoшeмy, блaгopoднoмy, пoчeтнoмy дeлy, кoтоpoмy вceгдa cлyжили caмыe лyчшиe, пepвeйшиe люди, вoжди нapoдoв, гepoи. Этo нaшe дeлo вceгдa ocвящaлocь и вoзвeличивaлocь в цepквax, пpocлaвлялocь вceoбщeю мoлвoю»(8). Л.Н. Толстой в «Войне и мире» подчеркивает отношение к царю во время войны: «девять десятых людей русской армии в то время были влюблены в своего царя и в славу русского оружия»(9). Также он отмечает невозможность военной теории: «нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения». Отличие способа ведения войны от западного (в частности наполеоновского) показывается на примере того, что Наполеон думал о войне: «Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром». И в его обращении к своей армии: “Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске”. Нерациональность и непредсказуемость действий русских во время войны очень ярко показана на примере, когда Москва была оствалена ее жителями: «Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего». Намек на значение войны для России у Толстого, как нам кажется, дается в следующем рассуждении: «Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего». То есть война позволяет русскому народу почувствовать свои границы, свою силу, идентифицировать себя, почувствовать то целое, к которому принадлежит русский человек, ощутить народных дух, который проявляется в сплочении перед лицом врага. Как в примере с Платоном Каратаевым: «жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал». Видимо, война являлась способом вырваться из повседневности и почувствовать это «целое». В «Дневнике писателя» Ф.М. Достоевского мы также находим подтверждение высказанным выше предположениям. Показательно то, что народ радостно относился к войне. «Народ верит, что он готов на новый, обновляющий и великий шаг. Это сам народ поднялся на войну, с царем во главе. Когда читали царский манифест, народ крестился, и все поздравляли друг друга с войной. Таких фактов множество…Они означают лишь, что весь народ поднялся за истину, за святое дело, что весь народ поднялся на войну и идет. Нам нужна эта война и самим; не для одних лишь братьев-славян, измученных турками, подымаемся мы, а и для 121 собственного спасения: война освежит воздух, которым мы дышим и в котором мы задыхались, сидя в немощи растления и в духовной тесноте. Они не знают, что мы непобедимы ничем в мире, что мы можем, пожалуй, проигрывать битвы, но все-таки останемся непобедимыми именно единением нашего духа народного и сознанием народным. Не понимают эти хорошие люди, что у нас, в нашей необозримой и своеобразной, в высшей степени не похожей на Европу стране, даже тактика военная, может быть, совсем не похожа на Европейскую, что основы европейской тактики – деньги и ученые организации шестисоттысячных войсковых нашествий – могут споткнуться о землю нашу и наткнуться у нас на новую и неведомую им силу, основы которой лежат в природе бесконечной земли русской и в природе всеединящегося духа русского. Да, война, конечно, есть несчастье, но много тут и ошибки в рассуждениях этих, а главное – довольно уж нам этих буржуазных нравоучений! … подъем духа нации ради великодушной идеи – есть толчок вперед, а не озверение»(2). Известный русский мыслитель Данилевский также считал войну необходимой для восстановления народного духа: «Самый процесс этой неизбежной борьбы, а не одни только ее желанные результаты, как это не раз уже было высказано нами, считаем мы спасительным и благодетельным, ибо только эта борьба может отрезвить мысль нашу, поднять во всех слоях нашего общества народный дух, погрязший в подражательности, в поклонении чужому, зараженный тем крайне опасным недугом, который мы назвали европейничаньем. Нас обвинят, может быть, в проповеди вражды, в восхвалении войны. Такое обвинение было бы несправедливо: мы не проповедуем войны – уже по одному тому, что такая проповедь была бы слишком смешна из наших слабых уст; мы утверждаем лишь, и не только утверждаем, но и доказываем, что борьба неизбежна, и полагаем, что хотя война очень большое зло, однако же не самое еще большее, – что есть нечто гораздо худшее войны, от чего война и может служить лекарством, ибо “не о хлебе едином жив будет человек”. Ежели четыре из пяти разрядов условий, составляющих силу войска, в значительной степени склонялись в пользу наших неприятелей, то ничего не остается предположить, как то, что пятым элементом этой силы, то есть нравственным духом, самоотверженностью, обладали русские в степени несравненно большей, нежели их противники, кто бы они ни были, – шведы, пруссаки или французы, – кто бы ими ни предводительствовал – Карл, Фридрих или Наполеон, – обладали в такой степени, что эта сила перевешивала все остальные преимущества, бывшие на стороне наших неприятелей. То же самое говорит нам другая черта русской военной истории. Еще ни разу не клала оружия сколько-нибудь значительная часть русской армии, хотя не раз и нам случалось попадать в отчаянное положение; между тем как и пруссаки и французы – об австрийцах уже и не говорю – сдавались большими отрядами, целыми дивизиями или оставляли крепости, почти не защищаясь» (1). О войне как служению высшей идее говорит Иван Ильин: «Вся история русских войн есть история самоотверженного предметного служения Богу, Царю и Отечеству; а, например, русское казачество сначала искало свободы, а потом уже научилось предметному государственному патриотизму. Россия всегда строилась духом свободы и предметности, и всегда шаталась и распадалась, как только этот дух ослабевал, – как только свобода извращалась в произвол и посягание, в самодурство и насилие, как только созерцающее сердце русского человека прилеплялось к беспредметным или противопредметным содержаниям»(3). Россия и войны будущего В современном мире войны не прекратились, а скорее наращиваются, но их форма кардинально изменяется. Как отмечают Негри и Хардт в книге «Множество»(10), разворачивание процессов глобализации приводит к серии конфликтов и напряжений с народами, которые не включаются в глобализацию. США как мировой жандарм расставляют по сему миру своих шерифов. 122 Поскольку войны, как ни парадоксально, играют большую роль в восстановлении России, она не сможет существовать вне этого контекста и вынуждена в них участвовать. Уже сейчас становятся понятны контуры и характер войн будущего. Это будут войны за обладание сознанием народа, как это было во время оранжевой революции на Украине. Это будут войны технологические и интеллектоемкие. Войны ассиметричные, не предполагающие прямого столкновения. Войны, не предполагающие фронта, а скорее точечные, локальные. Все более важную роль в них будет играть не столько оружие поражения, сколько технологии социальной и политической инженерии, работа с сознанием людей; специалисты все чаще употребляют термин «информационные войны». Но тут возникает вопрос, сможет ли Россия выигрывать такие войны? Проблема состоит в том, что поскольку войны в России ведет народ, то создание следующей армии и следующего отношения к войне зависит от того, как будет формироваться «второй народ6)» и будут ли правильно задействованы механизмы его мобилизации. В основе мобилизации лежит мнение этого «второго народа». Если оно не сформировано, война проигрывается. К примеру, во время Первой Мировой войны большевики стали менять самосознание народа и начали формировать сознание «второго», рабоче-крестьянского народа. Тем самым возник раскол, армия оказалась деморализованной и развалилась. Российская армия не может воевать, если не понимает, какой стране и какому народу служит. Как отмечают историки, в начале войны у российской армии был довольно высокий энтузиазм, и Россия практически эту войну уже выигрывала. Но в результате раскола народа война была проиграна. Специфика положения России в войнах будущего будет определяться тем, произойдет ли мобилизация народа. К примеру, если народ будет понимать и чувствовать справедливость этих войн, их смысл, то мобилизация может произойти. К примеру, мобилизация народа в войнах будущего может выглядеть как то, что инженерные, научные и технические специальности высокого уровня станут популярными и престижными в народе, наиболее активные и смелые специалисты будут привлечены в военные программы и армия получит серьезный импульс в технологических войнах. Та армия, которую мы имеем сейчас, построена на традиционном типе ведения войны. Она отжила свой срок и не готова к войнам будущего. Как пишут авторы сборника «Ориентиры» (7, ст. «Армейская реформа»), существующая российская армия состоит на 70 % из частей, которые занимаются сохранением и интендантством, ведением военного хозяйства (строительство, поддержание военных учреждений, техники и пр.) Следует согласиться с мнением авторов в том, что должна быть проведена демилитаризация этой части и перевод ее в хозяйственную и государственную сферу. Российскую армию нельзя рассматривать только как технологическую компоненту. Устройство русской армии во многом зависит от устройства российского общества, и от этого ее нельзя отделять. Успешность ведения войн в будущем во многом зависит и от того, удастся ли власти и политикам правильным образом задействовать базовые схемы организации общества. Если солдаты России не будут чувствовать, что они солдаты великой страны, то они не будут выигрывать войны. 123 Литература Демократия в России (1) Алмонд Г., Верба Гражданская культура и стабильность демократии // Полис. 1992. № 4. (2) Даль Р. Полиархия, плюрализм и пространства // Вопросы философии. 1994. № 3. (3) Даль Р. Предпосылки возникновения и утверждения полиархий // Политические исследования. 2002. № 6. (4) Ильин И.А. Предпосылки творческой демократии. В сборнике избранных статей: О грядущей России / Под ред. Полторацкого. М.: Воениздат, 1993. (5) Ильин И.А. О формальной демократии. В сборнике избранных статей: грядущей России ред. Н.П. Полторацкого. М.: Воениздат, 1993. 6) Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах: Сравнительное исследование: Пер. с англ. - М.: Аспект Пресс, 1997 (7) Патриотический акт США. USA Patriot Act 2001 (полное название: Uniting And Strengthening America by Providing Appropriate Tools Required to Interrupt and Obstruct Terrorism Act of 2001) / Перевод с английского опубликован на сайте «Реформы в России» (www.reformy.ru) (8) Сартори Дж. Вертикальная демократия // Полис. 1993. № 2. (9) Фукуяма Ф. Великий разрыв. М.: АСТ, 2003. (10) Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. М.: АСТ, 2004. (11) Хардт М., Негри А. Множество: война и демократия в эпоху империи / Под ред. В.Л. Иноземцева. М.: Культурная революция, 2006. (12) Шайхутдинов Р.Г, Охота на власть. М.: Мидипринт, 2005. К понятию общества 1. Аристотель. Политика // Аристотель. Соч. в 4-х тт. / Под ред. В.Ф. Асмуса, З.Н. Микеладзе, И.Д. Рожанского, А.И. Доватура, Ф.Х. Кессиди. М., 1975-1982. Т. 4. 2. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М.: Медиум, 1995. 3. Берк Э. Размышления о революции во Франции. М., 1993. 4. Бурдье П. Социология политики. М.: Socio-Logos, 1993. 5. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Вебер М. Избранные произведения / Сост., общ. ред., посл. д. фил. н. Ю.Н. Давыдова; пред. д. фил. наук П.П. Гайденко; коммент. к. фил. н. А.Ф. Филиппова. М.: Прогресс, 1990. 6. Гоббс Т. Левиафан // Гоббс Т. Соч. в 2-х тт. М.: Мысль, 1991. Т. 2 (гл. 13-18). 7. Гофман А.Б. Интеллектуальные истоки новой науки // Семь лекций по историисоциологии. М., 1995. Сс. 34-35. 8. Дебор Г. Общество спектакля. М.: Логос, 2000. 9. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда / Пер. с фр., сост., посл. и прим. А.Б.Гофмана. М.: Канон, 1996. 10. Зиммель Г. Как возможно общество / Пер. и прим. А.Ф. Филиппова // Зиммель Г. Избранное: в 2-х тт. / Отв. ред. Л.Т. Мильская. М.: Юристъ, 1996. Т. 2. [а] 11. Зиммель Г. Общение. Пример чистой или формальной социологии / Пер. Л.Г. Ионина // Зиммель Г. Избранное: соч. в 2-х тт. / Отв. ред. Л.Т. Мильская. М.: Юристъ, 1996. [б] Т. 2. 12. Лебон Г. Психология народов и масс. М.: Макет, 1995. 13. Конт О. Дух позитивной философии // Западно-европейская социология XIX века. Тексты / Под ред. В.И. Добренькова. М.: МеждународныйУниверситет Бизнеса и Управления, 1996. 14. Ленин В.И. Развитие капитализма в России. СПб.: Типография А.Лейферта, 1899. 15. Локк Д. Два трактата о правлении // Локк Д. Соч. в 3 тт. М.: Мысль, 1988. Т. 3 (книга 2, гл. 1, 2, 7, 8). 16. Луман Н. Теория общества (вариант San Foca’ 89) / Пер. с нем. А. Филиппова // Теория общества. Под ред. А.Ф. Филиппова. М.: Канон-Пресс-Ц, Кучково поле, 1999. Сс. 196-235. 17. Луман Н. Общество как социальная система. М.: Праксис, 2006. 18. Маркс К. К критике политической экономии. Предисловие // Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч., 2-е изд. Т. 13. Сс. 5-9. 19. Матурана У. Биология познания // В сб. Язык и интеллект / Пер. с англ. и нем.; сост. и вступ. ст. В.В. Петрова. М.: Издательская группа «Прогресс», 1996. 20. Мэмфорд Л. Миф машины. В сб. под ред.Чаликовой В.А. Утопия и утопическое мышление. М.: Прогресс, 1991. 21. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс // Ортега-и-Гассет Х. Избранные труды. М.: Изд-во «Весь мир», 2000. 22. Острогорский М. Демократия и политические партии. М.: РОССПЭН, 2003. 23. Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. М.: Наука, 1993. 24. Платон. Собр. соч. в 4-х томах. Том 1. М.: “Мысль”, 1990 25. Рансьер Ж. Десять тезисов о политике // Рансьер Ж. На краю политического. М.: Праксис, 2006. Сс. 193-222. 26.Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре // Руссо Ж.Ж. Трактаты. М.: Канон-Пресс, 1998. Кн. 1-2. 27. Степанов Ю. Константы: словарь русской культуры. М.: Академический проект, 2004. 28. Тард Г. Законы подражания. СПб., 1892. 29. Филиппов А. Теоретическая социология // Теория общества. Фундаментальные проблемы. М.: Канон-Пресс-Ц, 1999. Сс.7-34. 30. Хабермас Ю. Политические работы. М.: Праксис, 2005. 31. Элиас Н. Придворное общество: Исследования по социологии короля и придворной аристократии, с Введ.: Социология и история / Пер. с нем. А.П. Кухтенкова и др. М.: Языки славянской культуры, 2002. 32. Юм Д. О первоначальном договоре // Юм Д. Малые произведения. М.: Канон, 1996. 33. Parsons T. The Social System / Ed. by Bryan S. Turner, preface by Bryan S. Turner. L Routledge, London and New York, 1993. К понятию политики (1) Дебор Г. Общество спектакля. М., 2000. (2) Рансьер Ж. На краю политического. М.: Праксис, 2006. (3) Шайхутдинов Р.Г. Охота на власть. М.: Мидипринт, 2005. Формирование проекта «Москва – Третий Рим» (1) Аверинцев С.С. Византия и Русь: два типа духовности. Статья первая // Новый мир. 1988. № 7. (2) Вернадский Г.В. История России. М., 2004. (3) Геллер М. История Российской империи. В 3 тт. М.: Издательство “МИК”, 1997. (4) Громов М.И., Козлов И.С. Русская философская мысль X-XVII вв. М., 1990. (5) Дмитриева Р.П. Филофей // Литература Древней Руси: Б: Алгоритм, 1999. (6) Иосиф Волоцкий. Сказание. http://old-rus. narod.ru/07-5a.html (7) Карташов А.В. Очерки истории русской церкви. М., 1993. (8) Киселева М.С. Национальный исторический миф “Москва – Третий Рим” как идеологема древнерусских книжников // Философский век: Альманах. Вып. 16: Европейская идентичность и российская ментальность / Санкт-Петербургский центр истории идей; отв. ред. Т.В. Артемьева, М.И. Микешин. СПб., 2001. Сс. 110-117. (9) Кожинов В. История Руси и русского слова. М. (10) Кореневский А.В. По следам Филофея (опыт реконструкции биографии древнерусского книжника) // Историк во време-ни: Третьи Зиминские чтения (Доклады и сообщения научной конференции). М., 2000. (11) Малинин В. Старец Елеазарова монастыря Фило-фей и его послания. Киев, 1901. 125 (12) Никульшин Д.А. Проблема превращения эсхатологической концепции монаха Филофея в идеологическую доктрину Московского государства // София: Рукописный журнал Общества ревнителей русской философии [Электронный ресурс]. / Филос. ф-т Урал. гос. ун-та; ред. Б.В. Емельянов. Екатеринбург, 2002. Вып. 4. (13) Послания старца Филофея / Памятники литературы Древней Руси. Конец XV - первая половина XVI века. М., 1984. (14) Прот. Мейендорф И. Византия и Московская Русь. Париж, 1990. (15) Скрынников Р.Г. История Российская. IX-XVII вв. М.: Весь Мир, 1997 (16) Скрынников Р.Г. Третий Рим. М., 1999. Биобиблиографический словарь / Под ред. О.В. Творогова. М., 1996. (17) Федотов Г. Судьба империй // Новый журнал. 1947. № 16. С. 150. (18) Хорошкевич А.Л. Русское государство в системе международных отношений конца XVXVI вв. / Отв. ред. А. Зимин. М.: Наука, 1980. Проекты Петра Первого (1) Баггер Х. Реформы Петра Великого. М.: Прогресс, 1985. (2) Гумилев Л.Н. От Руси к России. М.: Просвещение, 1992. (3) Ключевский В.О. Исторические портреты. Деятели исторической мысли. М.: Правда, 1990. (4) Ключевский В.О. Русская история. М.: Изд. центр “Академия”, 1997. Лекция 6. (5) Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Кн. 3. Калуга: Золотая аллея, 1995. С. 13. (6) Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории. 3-е изд. Ростов н/Д: Феникс, 2002. Чиновничество (1) Восленский М.С. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. М.: Советская Россия (совм. с МП «Октябрь»), 1991. (2) Голосенко И.А. Социальная идентификация рядового чиновничества в России начала ХХ века : Историко-социологический очерк // Журнал социологии и социальной антропологии. 2000. N 3. (3) Голосенко И.А. Феномен русской взятки // Журнал социологии и социальной антропологии. 1999. Т. II. Вып. 3. (4) Градовский А.Д. Начала русского государственного права. Собр. соч. в 9 тт. СПб.: Тип. М.М. Стасюкевича, 1904. Т. 9. С. 471. (5) Демидова Н.Ф. Служилая бюрократия в России XVII в. и ее роль в формировании абсолютизма. М., 1987. (6) Евреинов В.А. Гражданское чинопроизводство в России. СПб., 1888. (7) Зайончковский П.А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М., 1978. (8) Зимин А.А. О составе дворцовых учреждений Русского государства конца XV – XVI вв. // Исторические записки. Т. 63. М., 1958. (9) Карнович Е. Русские чиновники в былое и настоящее время. СПб., 1897. (10) Леонтьев А.К. Образование приказной системы управления в русском государстве. М.: Изд-во Моск. Ун-та., 1961. (11) Лихачев Н.П. Разрядные дьяки XVI в. СПб., 1888. (12) Миронов Б.Н. Социальная история России. Т. 2. СПб., 2000. (13) Оболонский А.В. На государевой службе: бюрократия в старой и новой России. М. : ИГПАН, 1997. (14) Органы исполнительной власти: функции, типы, экономический механизм. Доклад Института Государственного и муниципального управления ГУ-ВШЭ. 2002. (15) Писарькова Л.Ф. Российский чиновник на службе в к. XVIII – 1-й пол. XIX вв. // Человек. 1995. № 3. 126 (16) Румянцева М.Ф. Местное чиновничество и центральная власть после губернской реформы 1775 г. (17) Уваров С.С. Всеподданнейшая записка, представленная государю императору Николаю I бывшим министром Народнаго просвещения графом Уваровым в феврале 1847 года. Роль православия в мирской жизни России (1) Manchester L. The Secularisation of the Search for Salvation: The Self-Fashioning of Orthodox Clergymen’s Sons in Late Imperial Russia // Slavic Review. 1998. Vol. 57, # 1. Spring. P. 50-76. (2) Trevor-Roper H.R. Religion, Reformation and Social Change. // Trevor-Roper H.R. Religion, Reformation and Social Change. London 1967, Р. 8-45. (3) Будовниц И.У. Монастыри на Руси и борьба с ними крестьян в XIV-XVI вв. М., 1966. (4) Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма / Коммент. к. ф. н. А.Ф. Филиппова // Вебер М. Избранные произведения / Сост., общ. ред., послесл. д. ф. н. Ю.Н.Давыдова; предисл. д. ф. н. П.П.Гайденко. М.: Прогресс, 1990. Сс. 61-272. (5) Громаковский А. Об устройстве белого духовенства вообще и преимущественно епархиального в римско-католической церкви // Руководство для сельских пастырей. Журнал, издаваемый при Киевской духовной семинарии. Киев, 1861. №№ 25, 27, 48, 51. (6) Документы II Ватиканского собора. М.: Паолине, 1998. (7) Забаев И. Основные категории хозяйственной этики современного русского православия: анализ социально-экономических доктрин РПЦ и хозяйственной практики монастырских общин. М., 2006. (8) Забаев И. «Протестантская этика и дух капитализма»: «критики» веберовской гипотезы 3060-х годов XX столетия // Социологическое обозрение. 2006. Т. 5. № 1. (9) Лобье (де), П. Три града. Социальное учение христианства. СПб.: Алетейя, Ступени: 2001. (10) Митрохин Н. Русская Православная Церковь: современное состояние и актуальные проблемы. М.: Новое литературное обозрение, 2004. (11) Мулен Л. Повседневная жизнь средневековых монахов западной Европы X-XV вв. М.: Молодая гвардия, 2002. (12) Основы социальной концепции Русской православной церкви // О социальной концепции русского православия / Под общ. ред. М.П. Мчедлова; ИЦ «Религия в современном обществе». М.: Республика, 2002. Сс. 250-393. (13) Ростиславов Д.И. О православном белом и черном духовенстве в России. Лейпциг: Franz Wagner, 1866. (14) Трубецкой Е.Н. Религиозно-общественный идеал западного христианства / Вступ. ст., сост. и коммент. И.И. Евлампиева. СПб.: Изд-во РХГИ, 2004. Социальные технологии советской власти (1) Беломорско-Балтийский канал имени Сталина: История строительства / Под ред. М.Горького и др. М., 1934. (2) Бенедиктов И.А. О Сталине и Хрущеве // Молодая гвардия. 1989. № 4. (3) Бухарин Н.И. Проблемы теории и практики социализма. М.: Политиздат, 1989. (4) Вебер А. Теория размещения промышленности. М., 1926. (5) Восленский М.С. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. М.: Советская Россия (совм. с МП «Октябрь»), 1991. (6) ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960. М.: МФД: Материк, 2002. (7) ГУЛАГ: экономика принудительного труда. М.: РОССПЭН, 2005. (8) Дугин А.Н. ГУЛАГ: открывая архивы // На боевом посту. 27.12.1989. (9) Дугин А.Н. ГУЛАГ: глазами историка // Союз. 1990. № 9. (10) Дугин А.Н. Сталинизм: легенды и факты // Слово. 1990. № 7. (11) Дугин А.Н. Неизвестный ГУЛАГ: документы и факты. М.: Наука, 1999. 127 (12) Дугин А.Н., Малыгин А.Я. Солженицын, Рыбаков: технология лжи // Военно-исторический журнал. 1991. № 7. Сс. 68-73. (13) Дугин А.Н. Говорят архивы: неизвестные страницы ГУЛАГа // Социально-политические науки. 1990. № 7. (14) Земсков В.Н. «Архипелаг ГУЛАГ»: глазами писателя и статистика // Аргументы и факты. 1989. № 45. (15) Земсков В.Н. ГУЛАГ (историко-социологический аспект) // Социологические исследования. 1991, № 6. С. 15. (16) Земсков В.Н. Заключенные в 1930-е годы: социально-демографические проблемы // Отечественная история. 1997. № 4. С. 67. (17) Зиновьев А.А. Коммунизм как реальность. М.: Центрполиграф, 1994. (18) Корнаи Я. Социалистическая система. Политическая экономия коммунизма. М.: НП «Журнал “Вопросы экономики”», 2000. (19) Кржижановский Г.М. К теории и практике планового хозяйства // Плановое хозяйство. 1925. № 3. (20) Кристи Н. Вперед к Гулагу западного образца. М., 2001. (21) Меерович М.Г. Очерки истории жилищной политики в СССР 1917-1941 гг. Иркутск: Издво ИрГТУ, 2003. (22) Меерович М.Г. Хозяйство. Города. Власть. Как это было сделано в СССР // Кентавр. Методологический и игротехнический альманах. 2001. № 26. (23) Некрасов В.Ф. Десять «железных» наркомов // Комсомольская правда. 29.09.1989. (24) Орлова Р. Воспоминания о непрошедшем времени. Анн Арбор, 1983. (25) Полян П. Не по своей воле: История и география принудительных миграций в СССР. М.: ОГИ, 2001. (26) Попов С.В. Организация Хозяйства в России. Омск, 2000. (27) Поппер К. Открытое общество и его враги. М.: «Феникс», Международный фонд «Культурная инициатива». 1992. Тт. 1,2. (28) Пыхалов И. Каковы масштабы сталинских репрессий. http://www.geocities.com/CapitolHill/Parliament/7231/repress.htm (29) Ревдель З.И. Капля океана [воспоминания 1960] // Московский архив «Мемориал». Ф.2. Оп. 1. Д. 100. Л. 133-135. (30) Сабсович Л.М. Проблема города // Плановое хозяйство. 1929. № 7. (31) Специальные лагеря НКВД/МВД СССР в Германии: сб. документов и статей / Под ред. С.В. Мироненко; сост. Ю.Г. Орлова. М.: РОССПЭН, 2001. (32) Сталинские депортации. 1928-1953 / Под общ. ред. акад. А.Н. Яковлева. М.: МФД: Материк, 2005. (33) Сталинские стройки ГУЛАГа. 1930-1953 / Под общ. ред акад. А.Н. Яковлева; сост А.И. Кокурин, Ю.Н. Моруков. М.: МФД: Материк, 2005. (34) Фитцпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. М.: РОССПЭН, 2001 (35) Фитцпатрик Ш. Сталинские крестьяне. М.: РОССПЭН, 2001. (36) Хлевнюк О. 1937-й: Сталин, НКВД и советское общество. М.: Республика, 1992. (37) Хоскинг Дж. История Советского Союза 1917-1991 гг. М.: Вагриус, 1994. (38) Weinberg A.K. Manifest Destiny. Baltimore, 1935. К понятию мира (1) Бродель Ф. Время мира. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. Т. 3. М., 1992 (2) Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология / Классика философии. СПб.: Владимир Даль, 2004. 128 (3) Ориентиры (сборник). Авторская группа: Герасименко С., Борщ В., Мелентьев А., Гребенева Т., Сапрыкин В., Алмакова Е., Волкова О., Камынин П. и др. www.rifat.ru/images/data/rifat/library/doc/3621/orientiry_2006.doc (4) Поппер К. Объективное знание. Эволюционный подход. М.: Едиториал УРСС, 2002. К понятию войны (1) Данилевский Н.Я. Россия и Европа / Сост. С.А. Вайгачев. М.: Книга, 1991. (2) Достоевский Ф.М. Собрание сочинений в пятнадцати томах. Л.: «НАУКА», 1994. Том 12 (3) Ильин И.А. Наши задачи В 2-х тт. М., 1992. (4) Клаузевиц К. фон. О войне. В 2 тт. М. – СПб.: АСТ – Terra Fantastica, 2002. (5) Кревельд М. ван. Трансформация войны. М.: ИРИСЭН, 2005. (6) Макиавелли Н. Государь. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. Спб.: Азбука-классика, 2004. (7) Ориентиры (сборник). Авторская группа: Герасименко С., Борщ В., Мелентьев А., Гребенева Т., Сапрыкин В., Алмакова Е., Волкова О., Камынин П. и др. www.rifat.ru/images/data/rifat/library/doc/3621/orientiry_2006.doc. (8) Cоловьев В. С. Сочинения в 2-х т. Т. 2 / Общ. ред. и сост. А.В. Гулыги, А.Ф. Лосева; Примеч. С.Л.Кравца и др.- М.: Мысль, 1988 (9) Толстой Л. Н. Собрание сочинений в восьми томах. Т. 3,4. М., “Лексика”, 1996 (10) Хардт М., Негри А. Множество: война и демократия в эпоху империи. М.: Культурная революция, 2006. (11) Шайхутдинов Р.Г. Охота на власть. М.: Мидипринт, 2005. 129