Рассказ капитана «Морского пастуха» Пола Ватсона* о 59 й

Рассказ капитана «Морского пастуха» Пола Ватсона* о 59 й
встрече Международной китобойной комиссии
(МКК / IWC — International Whaling Commission)
28-31 мая 2007, Анкоридж, Аляска, США
* Материал представлен Центром защиты прав животных «Вита», г. Москва.
С 1997 года я не бывал на встречах Международной китобойной комиссии. Тогда я приехал как специальный
гость его Высочества Принца Альберта, потому что 50-я встреча комиссии 10 лет назад проходила в Монако.
Вообще, представителям «Морского пастуха» официально запретили появляться на этих встречах с 1987 года, после того как Исландия выступила с протестом против действий «Морского пастуха», который следил за
тем, чтобы не нарушался международный мораторий на китобойный промысел в коммерческих целях. Тогда в
ноябре 1986 года мы потопили половину исландского китобойного флота в порту Рейкьявика, и нам абсолютно
не за что извиняться.
Оказывается, об этих событиях двух десятилетней давности прекрасно помнят до сих пор.
Поэтому я не очень удивился, когда, едва войдя в холл отеля «Капитан Кук» в Анкоридже, получил указание
покинуть помещение или пойти под немедленный арест за преступное поведение. Объяснили это «срывом предыдущих встреч комиссии».
Не отрицаю, мы срывали планы китобоев в открытом море, однако, тут был иной поворот. Побывав только
на одной встрече за последние два десятилетия и не сорвав ни одной, я, конечно, удивился заявлению.
Однако разбираться никто не собирался, тем более что указание покинуть помещение подкреплялось присутствием команды ОМОНа в 24 человека и снайперами, размещёнными на крыше. Признаюсь, я был польщён.
Тем не менее, ОМОН был дружелюбен, и мы с моим «другом по изгнанию» Риком О’Берри вышли на тротуар под пристальным наблюдением полицейских и снайперов, пили кофе, шутили и общались с журналистами. Я
пообещал выслать всем полицейским фирменные пиратские шляпы «Морского пастуха», что и сделал впоследствии.
Протесты в этом году были довольно тихими, совсем не то, что в начале восьмидесятых, когда в порядке вещей было увидеть членов японской китобойной делегации, облитыми бутафорской кровью, пока по улицам проходили демонстранты с огромными надувными китами.
Тем не менее, в этом году отличилась Австралия. Три юных леди из организации «Тинэйджеры против китобойного промысла» собрали на родине средства для того, чтобы приехать в Анкоридж и передать петицию с сорока тысячами подписей в защиту австралийских китов-горбачей от японских китобоев.
Американская художница Пегги Оки развесила 30 тысяч китов-оригами, чтобы напомнить о 30 тысячах животных, убитых с 1986 года, несмотря на мораторий. Это было впечатляюще.
Тем временем мы с Ником мало чего пропустили, оставшись вне отеля. Поговорив с допущенными внутрь,
мы поняли, что снаружи было гораздо интереснее.
В первый день встреч поборники и противники китобойного промысла притворялись лучшими друзьями. Но
это длилось лишь до тех пор, пока не стало очевидным, что Япония собиралась спекулировать на своей квоте на
пятьдесят горбатых китов с целью возобновить коммерческий китобойный промысел. Она заявила, что раз племенам Аляски разрешается убивать китов, Японии тоже должно быть позволено охотиться на китов в прибрежных водах. Естественно, существует большая разница между охотой ради выживания племён юпик и инуит и
коммерческим промыслом Японии — комиссия Японии отказала.
Однако за этим последовало выделение квоты на 20 горбатых китов для Сент-Винсента и Гренадин. Присутствующие встретили сообщение аплодисментами.
Ещё безумнее выглядело разрешение, полученное Данией, на убийство на 25 малых полосатиков больше (в
сумме 200 на долю Гренландии) плюс разрешение на убийство двух гренландских китов. Сорок стран проголосовали за и только одиннадцать против, всё потому что охота, как считается, традиционный промысел местного
племени. Тем не менее, было странно, что страны-защитницы китов опять голосовали за убийство. Однако Дании было отказано в получении квоты на десять китов-горбачей.
Бразилия выступила с предложением создать Южно-Атлантический заказник для китов, но предложение не
поддержали.
Радостной новостью стал запрет, наложенный на китобойный промысел Японии в «научных» целях.
Единственное, в чём члены комиссии были единодушны, так это в порицании попыток «Морского пастуха»
защитить китов Антарктического китового заказника.
Япония и Новая Зеландия спонсировали подготовку резолюции, осуждающую действия «Морского пастуха»
и Гринписа в Южном океане (южных частях Атлантического, Индийского и Тихого океанов). Дискуссия вышла
односторонней. Япония представила некие доказательства того, что «Морской пастух» таранил судна японских
китобоев, в то время как представителям «Морского пастуха» свою точку зрения высказать не дали, несмотря на
то, что федеральная полиция Австралии провела расследование и доказала, что это японское судно таранило
судно «Морского пастуха», а не наоборот. Если бы было наоборот, мы бы заявили об этом с гордостью.
Страны Карибского бассейна, направляемые Японией, словно марионетки, одна за другой с жаром осуждали
«Морского пастуха» и зашли настолько далеко, что даже обвинили нас в смерти японского китобоя, погибшего
при пожаре на японском рыбоперерабатывающем судне «Ниссин Мэру» в феврале. Никто не упомянул о том,
что судно, наполненное химикатами и топливом, представляет очевидную и серьёзную угрозу самой большой
колонии пингвинов Адели в Антарктике, а также о том, что это уже второй пожар на «Ниссин Мэру» за последние 10 лет.
Всё было обставлено так, будто бы каждая страна, воздержавшаяся от осуждения действий «Морского пастуха», одобряет тем самым убийство китобоя. Родственникам «жертвы» передавались соболезнования. Заливаясь
крокодильими слезами, делегаты обрушились на «Морского пастуха» свой праведный гнев в связи с тем, что его
экстремизм привёл к смерти человеческого существа.
В итоге Великобритания взяла слово и напомнила о том, что «Морской пастух» не может быть причастен к
гибели китобоя, потому что его корабли находились в сотнях километров от того места, где японский корабль
охватило пламенем. Тем не менее, и Великобритания присоединилась к всеобщему осуждению «Морского пастуха».
Жаль, что даже часть этого гнева не была направлена против Японии, жестоко истребляющей сотни разумных высокоорганизованных существ, которых мы называем китами.
Разыгравшаяся мелодрама продемонстрировала, что «Морской пастух» дал возможность странам-членам комиссии прийти к согласию по крайней мере в одном, а именно: говорить о спасении китов можно, а предпринимать реальные действия по их спасению нельзя.
Но что такое осуждение? Комиссия осудила намерение Японии выловить тысячу китов в водах Антарктики,
однако, Япония всё равно собирается это сделать. Поэтому «Морской пастух» тоже намерен вернуть свои корабли в Антарктику, чтобы продолжить спасать китов от противозаконного промысла Японии. Мы будем делать то
же, что японские китобои, то есть игнорировать китобойную комиссию и делать своё дело. Наверное, мы начнём проект по исследованию неагрессивных способов нанесения вреда китобойному промыслу и китобоям.
Комиссия уже показала, что она беззуба. «Морской пастух» давно говорит о том, что на смену организации,
управляющей китобойным промыслом, должна прийти организация, защищающая и сохраняющая популяцию
китов. В идеале все усилия комиссии должны быть направлены на координирование мониторинга китов, китовых заказников и устранение угроз существованию китов, вроде загрязнения окружающей среды, разрушения
их ареалов обитания, истребления. Комиссия также должна защищать малых китообразных, таких как дельфины, гринды и касатки.
***
Китобойному
промыслу
нет
места
в
21-м веке. Природоохранное общество «Морской пастух» выступает против убийства китов любыми людьми, в
любом месте по любым причинам. Тем не менее, мы вмешиваемся только в те китобойные операции, которые
противоречат международным природоохранным законам, в том числе постановлениям китобойной комиссии.
Но, будучи единственной организацией, которая на деле следит за соблюдением решений комиссии, мы стали единственной организацией, которой запретили появляться на её встречах.
Было поистине любопытно наблюдать за тем, как пиратствующие китобойные страны Карибского бассейна
поддержали Японию, обвинявшую «Морского пастуха» в пиратстве. Гринпис воспротивился навешиванию
ярлыка, а «Морской пастух» только рад Весёлому Роджеру, потому что только пираты, движимые состраданием, способны противостоять пиратам-китобоям, гоняющимся за наживой. Если правительства мировых держав
отказываются принимать меры, с пиратами будут сражаться пираты в открытом море. Наши корабли и наши волонтёры-вегетарианцы преданы этой борьбе за спасения китов от истребления бессовестными и жестокими гарпунёрами и извращенцами-пожирателями китового мяса.
Однако на встрече жертвы были и среди людей: член немецкой делегации перенёс сердечный удар, а министр сельского хозяйства Японии покончил жизнь самоубийством в первый день встречи. Таким образом, он
избежал присутствия при тотальном унижении японской делегации, провалившейся при попытке достичь в
Анкоридже своих кровавых целей.
В этом году к лагерю защитников присоединились новые страны. «Морской пастух» убедил Эквадор проголосовать против Японии и её марионеточных союзников.
Встреча завершилась тем, что Япония отозвала своё предложение о проведении встречи в 2009 году в Иокогаме, тем самым намекая на вероятность очередного пересмотра её участия в деятельности комиссии.
К облегчению многих делегатов, было решено, что встреча 2009 года пройдёт на португальском острове Мадейра. Возможно, «Морской пастух» будет тогда допущен. Насколько я понимаю, на острове должно быть
отличное вино. Также как и в Сантьяго, Чили, где будет проходить встреча в следующем году.
Покинет ли Япония комиссию — сложно сказать. Они грозятся сделать это уже двадцать лет. Возможно, на
этот раз всерьёз. Будет видно.
«Морской пастух» будет рад выходу Японии. Тогда китобойная комиссия станет больше похожа на международную организацию, защищающую китов, а японский китобойный флот окажется вне закона, в результате
чего наши попытки вмешательства в их незаконную деятельность станут более приемлемыми.
На приёме неправительственных организаций, куда нас с Риком допустили, Гринпис делал вид, что нас не
замечает. Представители других организаций подходили к нам с просьбой не ходить к берегам Исландии, потому что это исландцев разозлит. Нам пришлось мягко напомнить им, что наши подзащитные — киты, и нас злит
то, что исландцы их убивают.
В целом я сделал вывод, что мало потерял, пропуская эти встречи десять лет подряд. Всё было по-старому:
много разговоров и мало дела.
Всё что я знаю, это то, что мораторий на охоту на китов в Антарктике остаётся в силе, а китобойный промысел Японии в так называемых «научных» целях в антарктическом китовом заказнике запрещён. Таким образом,
мы опять получили мандат комиссии на возвращение в воды заказника, чтобы продолжать преследовать, вмешиваться, вредить, одним словом противостоять беспрестанной нелегальной деятельности японского китобойного флота.
«Морской пастух» возобновит борьбу в водах Антарктики в декабре 2007 года, а в Исландии — этим летом.
Итак, после всех драм, бюрократического безумия и торжества пустой болтовни Шеннон Манн и я сели на
рейс до Сиэтла и обнаружили в соседнем кресле Уэйна Джонсона, человека, который в 1999-м году убил детёныша серого кита из револьвера 50-го калибра.
Как оказалась, тем же самолётом летела делегация китобоев племени мака в полном составе.
Уэйн сказал, что я должен как-нибудь приехать в их резервацию у залива Них и поговорить с ним.
Я сказал, что приеду. Наверное, китобою Уэйну Джонсону и мне будет проще найти общий язык, чем шайке
растяп и конформистов, которых мы наблюдали в Анкоридже. По крайней мере, мы поймём друг друга не хуже.
Я знаю, что мы с Уэйном едины в одном, чего не скажешь о шайке делегатов, а именно — в страсти к китам.
Киты — это не часть запасов продукции, готовой для нашего потребления. Для Уэйна кит — это животное, созданное для охоты ради продолжения жизни его племени. Я могу это понять, но не принять. Для меня кит — это
животное, которое надо защищать ради сохранения популяции китов. Уэйн может это понять, но не принять.
Но, по крайней мере, мы понимаем китов так, как не понимают и никогда не смогут понять собравшиеся в
Анкоридже.