Юрочка - Что же вы стоите, как сосватанный. Не стесняйтесь - здесь... надо на меня так сердито глядеть, впрочем, с некоторыми и не...

Юрочка
- Что же вы стоите, как сосватанный. Не стесняйтесь - здесь же давно все свои. И не
надо на меня так сердито глядеть, впрочем, с некоторыми и не такое делается. Ну,
ступайте же, голубчик, вас уже ожидают. А потом вас распределят в приятное место,
туда, где уже кое-кто из ваших московских знакомых. Да вы не волнуйтесь, это как в
Минеральные Воды с Валентиной съездить, только никаких расписок не надо.
Юрий Алексеевч огляделся, все еще прикрываясь тыльной стороной руки от яркого
белого света.
- Здравствуй, Юрочка.
К нему обратился сияющий старец, обладающий густой белой шевелюрой и острым,
пронзительным взглядом. Юрий Алексеевич раскрыл щурые глаза, удерживая ладонь
козырьком.
- Ну, здавствуй, Юрочка. Вот мы и встретились. Как хорошо это, как чудесно, что и ты
здесь.
- Здравствуйте! Не знаю, как вас по имени-отчеству!
- Константин Эдуардович.
- Юрий Алексеевич.
- Ну, вот и познакомились.
- Постойте! Константин Эдуардович...Циолковский!?
- Он самый!
- Но, как? Как такое возможно? Это правда вы?
- Да, голубчик! Не сомневайтесь!
- Да разве это возможно? Ведь вы, ведь вы, кажется, с девяти лет как оглохли!? Я знаю,
я же про вас доклад делал, я знаю! Но сейчас-то вы меня слышите? Вы меня хорошо
слышите?
- О, я прекрасно вас слышу! Как вы, однако взволновались. Да, я действительно оглох
в дестве. Но позже слух вернулся ко мне. Но, понимаете, мне больше нравилось быть
глухим в царской России.
Циолковский продолжал:
- Вы, главное, не волнуйтесь. Здесь хорошо, здесь спокойно. Сергей Павлович, помнишь его? Здесь давно. Скучает по тебе, волнуется.
- Сергей Павлович?
- Он самый. Жалуется, бывает, что знакомых мало, но доволен и ухожен.
- А что он здесь делает? Его рассекретили?
- В шахматы, например, играет.
- В какие еще шахматы?
- В шахматы, черными.
- Странно.
- Но, однако, мы заболтались. Нам пора уже, я тебя к Сергею Павловичу проводить
должен сейчас, он ждет вас, идемте.
- Да, да, идем.
- А Аля? Аля тоже здесь?
- И Аля и Наташа здесь, но мы редко видимся. Они заняты как ангелы, должность у
них.
- В смысле?
- Ну если кому во сне явится надо – их отправляют.
- И вас отправляют?
- Нет.
- А вас почему не отправляют?
- Это не моего ума дела, Юрочка. Знаешь, мне и тут нравится, проводником.
- А почему мне никто во сне никогда не являлся с докладом?
- А зачем тебе? И кто бы тебе поверил? Разве что подлечиться бы направили, – это да.
Это ведь оно как сподручней, тому и направляют.
- А я как же теперь, что тоже встречающим буду?
- А этого я незнаю, голубь. Это тебе потом скажут. А теперь ступай, он ведь заждался
тебя.
За сияющим аллюминиевым столиком сидел Королев, и играл с кем-то невидимым.
Перед ним раскинулась замысловатая шахматная партия. Металлический стул
напротив него был пуст. Королев играл черными.
Юрий Алексеевич кивком привествовал начальство, и сел на пустой стул напротив.
Затем он молча начал играть с Королевым в шахматы, за белых, как будто умел играть,
как будто играл всю жизнь. Так они сидели какое-то время.
- Сережа, а что это за место?
- R8.
- Это, что же, как в шахматах?
- Что-то вроде того. Каждому выпадает своя комбинация. Например, F1, или A9, или
как нам - R8.
- Это что-то ведь означает?
- Да, это аббривеатура, означает «Резервация-Бесконечность».
- А, бесконечность.
- Юрий Алексеевич, мое почтение, вы почему в трико?
- А как?
- Хотя откуда же вы знали, конечно.
- Знал что?
- А знаете, хорошая у вас майка – чистый хлопок, и трико добротное, сейчас таких уже
не выпускают. Мы вас, пожалуй, так и оставим. Вам ведь так удобнее даже будет?
- Наташа! Наташа, Наташка, ты ли это?
Юрий Алексеевич быстро-быстро моргал.
- Юрка! Глазам не верю!
- Ну, рассказывай, как жизнь?
- Да ничего, потихоньку! Без дела не сидим!
Говорит, а сама светится вся: волосы, глаза, одежда.
- Сам-то как? Как жена, дети? Рассказывай!
- Все хорошо, растем! Сама-то как?
- Хорошо! Очень хорошо!
- Понятно! Ну, я рад за тебя!
- Спасибо!
- И должность у тебя, говорят, хорошая?
- Да! Самой не вериться. Помнишь, как в детстве: «И мы будем летчиками!»
- Помню, конечно...
- Юрка, Юрочка!
- Да, Наташк?
- Как это хорошо, как правильно, что ты здесь!
- Я пока незнаю, я же не выбирал.
- Ты смешной!
- Да? Почему?
- Юрка, ты меня извинишь?
- Что такое?
- У меня же сейчас еще одно задание!
- Срочное?
- Да, самое главное на сегодня. Надо предупредить одного человека, что его самолет
сегодня взорвется.
- Что бы он никуда не летел?
- Нет, чтобы он знал, что уходит.
- Хм. Странно все это как-то. Зачем же человека расстраивать?
- Какой ты смешной, Юрка! Почему же сразу расстраивать?
- Странно все это, странно.
- Странно, но не странно. Ну, я побежала! Тебе сейчас вон туда, видишь?
- Ага, вижу.
- Но, постой! Пообещай! Обещай, что сегодня же вечером ты мне все-все расскажешь!
- Обещаю, Наташк!
- Клянешься?
- Честное пионерское!
Юрий Алексеевич вспомнил, как вернувшись из черного космоса живым, давал
интервью для центрального канала:
- В космосе был! Бога - не видел!
Несомненно, несомненно, тут все должны об этом знать. Но почему молчат? И почему
Наташа не предупредила? Его испытывают? Или, может, забыли? Или же закралась
какая-то бюрократическая ошибка, и он не должен здесь находиться?
- Да вы не волнуйтесь, Юрий Алексеич, все ведь записано. Просто это не вы тогда
сказали - это был другой человек. Другой, понимаете?