Monika Spivak on Bely-Asya-Natasha in Russian collections

Monika Spivak
Белый-Ася-Насша в русских архивах
1.
Материалов непосредственно из Дорнаха в российских собраниях немного.
Значительно больше материалов позднего происхождения. Однако они важны, так как
помогают понять дорнахский период биографии Белого и хотя бы отчасти распутать тот
сложный клубок отношений, который соединил Андрея Белого с сестрами Тургеневыми.
Здесь я хотела бы обратить внимание лишь на один комплекс материалов, показывающий,
как Белый оценивал роль Наташи и Аси в своей судьбе.
Илл. 1.
Это – «Линия жизни» Андрея Белого, автобиографическая схема, охватывающая
период с рождения до 1927 года.
На увеличенном фрагменте большого панно видно, что Ася актуальна с конца 900х.
Илл. 2.
1909-ый – год начала их романа. Ася пишет портрет Белого, они становятся близки.
Близость, на взгляд Белого, рушится не в 22 году, как принято считать, а в 19-м. Именно в
январе 19-го Белый получил от Аси глубоко оскорбившее его холодное письмо. В Берлине
же 22 года, если следовать концепции Белого, произошло лишь внешнее оформление
разрыва, случившегося ранее.
Период значимых отношений с Наташей начинается тогда же, когда и с Асей, и
заканчивается 16-м годом, отъездом Белого из Дорнаха в Россию. Контакт с Наташей
окрашен черным. Я не знаю, имеют ли другие использованные в схеме цвета
символическое значение. Но черный – однозначно негативный цвет.
На детали, озаглавленной «Кульминационный пункт жизни», подробно прорисован
период жизни при Штейнере.
Илл. 3.
На схеме отчетливо видно, что с появлением в дорнахской жизни Белого Наташи
связан срыв мистического пути, духовное падение. Три раза появляется на схеме имя
Наташи и все три раза линия жизни резко идет вниз. Особенно силен этот обрыв во второй
раз, после поездки в Норд-Чепинг в августе 1914 года. Симптоматично, что роль Наташи в
своей жизни – вероятно, по разрушительности и катастрофичности – Белый фактически
уравнивает с мировой войной, поставившей Европу на край гибели.
На третьей детали Белый дал проекцию жизни с точки зрения воздействия сил
света и сил тьмы.
Илл. 4.
Ася появляется в 1909 году – как светлый ангел. В темную фазу она перемещается
в 1922 г., когда бросает Белого. Наташа же дана однозначно как персонаж демонический.
2.
Материалы, непосредственно связанные с Дорнахом, можно условно разделить на
две категории. Те, которые Белый сам привез в Россию, и те, что попали в Россию в 90-е –
2000-е годы.
Первых – совсем мало (есть несколько рукописей). Возвращаясь через воюющие
страны, Белый даже технически не мог взять с собой большой багаж. К тому же он не
предполагал, что покидает Дорнах навсегда. Из того, что он привез, тоже, вероятно, не все
сохранилось. Что-то оказалось в государственных архивах (НИОР РГБ), что-то, как мне
кажется, было просто уничтожено, что-то, возможно, попало в частные собрания и –
хочется верить – когда-нибудь всплывет.
Так, недавно мы в музее получили саквояж с мемориальными вещами писателя.
Клавдия Николаевна Бугаева, его вторая жена, незадолго до смерти подарила этот
саквояж младшему другу – литературоведу Александру Богословскому. Богословский был
связан с диссидентским движением, опасался обысков и ареста, и в 80-е годы саквояж
переехал в Париж, где более 30 лет простоял в доме одного из сотрудников посольства.
Только в 2010 году саквояж был возвращен в Москву. Так вот, среди вещей Белого
оказался небольшой кусок черепицы с крыши первого Гетеанума. Очевидно, что Белый
привез его из Дорнаха как дорогую память и – как осколок, застрявший в его сердце.
Потому что Дорнах для Белого – не только радость и счастье, но и незаживающая рана,
постоянная боль.
3.
Дорнахские материалы, которые с середины 90-х стали появляться в России,
восходят в основном к архиву Аси Тургеневой. Часть попала к знаменитой переводчице
Светлане Гайер, часть – к Валентине Рыковой, часть еще к кому-то. Из материалов,
поступивших к нам в музей, особый интерес для тематики секции представляют книги
Андрея Белого, в том числе – книги с автографами.
Эти книги принадлежали и самой Асе, и Наташе, и мужу Наташи – Александру
Поццо, о чем свидетельствуют владельческие надписи. Видимо, Ася после смерти сестры
в 1942 г. и смерти Александра Поццо в 1941 г. забрала часть их книг себе.
С книгами, изданными до 12 года, все понятно – Белый их привез с собой в Дорнах
и оставил. Однако подавляющее большинство книг, сохранившихся в библиотеке Аси,
выпущены после 16 года, после возвращения Белого в Россию.
Например, книги 18 года – «Кризис жизни», «Кризис мысли», поэма «Христос
воскрес». Все три – с дарственными надписями Асе, одна из которых очень
пронзительная: «Милой Асе почти без надежды увидеть». Видимо, Белому удалось (по
почте или с оказией) передать эти книги из революционной России в Дорнах.
Оказались в асином собрании и книги второй половины 1920-х: «Москва под
ударом» – 26 года, «Крещеный китаец» – 27 года. Непонятно, сам ли Белый эти книги
посылал или они приобретались в Европе. Как бы то ни было, но это, как кажется,
показывает, что интерес к Белому у Аси или Наташи (на книгах нет помет) сохранялся и
после расставания.
Особый, почти детективный интерес представляют книги, изданные в Берлине, в
период эмиграции Белого. Их достаточно много. И большая их часть точно вышла после
разрыва отношений Белого и Аси (март-апрель 22 года).
Как известно, после ухода Аси Белый, пребывая в отчаянии, переехал из центра
Берлина в Цоссен, где написал книгу стихов «После разлуки». Большинство
стихотворений в книге посвящено Асе и трагическим переживаниям, с ней связанным. И
именно эту предельно откровенную книгу Белый все же вручил Асе – через год после
разрыва. «Милой Асе// Анне Алексеевне Тургеневой// Автор.// Страстная Среда// 23 года//
Штуттгарт”, – гласит дарственная надпись. Указание на Штутгарт означает, что
встреча с Асей произошла в марте 23 года во время съезда антропософов, на котором
выступал Штейнер (Белый тогда имел с ним последнюю, примирительную беседу) и
давались эвритмические представления (видимо, Ася в них участвовала). Примечательно,
что Белый ездил в Штутграт уже с Клавдией Николаевной, своей будущей второй
женой…
За строками дарственной надписи – «Милой Асе// Анне Алексеевне Тургеневой //
Автор…» – стоит не до конца прочитываемый драматический сюжет. Эту надпись,
сделанную карандашом, Ася почему-то стерла (текст был восстановлен впоследствии по
вмятинам на бумаге). Ей могло не нравиться демонстративное двойное обращение: «Ася»
и одновременно «Анна Алексеевна Тургенева», видимо, указывающее на два возможных
регистра отношений: официальный, предполагающий имя, отчество, фамилию, и близкий,
интимный, при котором, как прежде, адресатом автографа и всей книги оставалась Ася,
жена и возлюбленная. Но, думается, в этой надписи было и что-то еще, для Аси
неприятное или болезненное, скорее всего связанное со Страстной Средой.
В первую очередь, это, конечно, указание на дату вручения книги.
Православная Пасха в 23 году приходилась на 8 апреля, а Страстная Среда – на 4ое. Однако к 1 апреля Белый уже вернулся в Берлин, так как антропософский съезд уже
закончился (он проходил с 25 по 29 марта). Значит, такая датировка невозможна. Зато
католическая Пасха пришлась на первое апреля, а Страстная Среда соответственно – на 28
марта. Как раз на середину «Штутгартской недели». То есть писатель имел в виду
католическую Страстную Среду.
Вообще датировка по церковному календарю для Белого нехарактерна. Потому
логично предположить, что имелся в виду и некий дополнительный смысл. Страстная
Среда, могла, к примеру, играть важную роль в личном календаре Белого и Аси. Быть
может, именно в Страстную Среду 22 года, то есть год назад, и произошел решительный
разговор, обозначивший разрыв… В 1922 году католическая и православная Пасхи
совпали и отмечались 16 апреля. По времени это подходит.
Но не исключено, что Белый и Ася также учитывали литургическую символику
Страстной Среды. Стихиры, которые читают в этот день, построены на воспоминании и
контрастном сопоставлении двух евангельских событий: помазании Христа миром,
которое совершила «блудница» Мария Магдалина, и предательском умысле Иуды.
Например: «Простре блудница власы Тебе, Владыце, простре Иуда руце беззаконным…».
Так что, возможно, Ася прочла здесь обидный намек на свое предательство. Однако это
предположение заслуживает специального исследования.
В любом случае – ясно, что и через год после разрыва Белый, вручая Асе сборник
«После разлуки», снова объяснялся в любви и предлагал внять его мольбам о
возвращении.
Не менее значимым кажется то, что сборник «После разлуки» Белый подарил не
только Асе, но и… Наташе. Причем, дарственная надпись Наташе более нежная и, я бы
сказала, интимная, чем на Асином экземпляре книги: «Дорогой Наташе// в знак искренней//
любви// Андрей Белый// 26 сент.23 года// Берлин».
В тот же день Белый преподнес Наташе еще одну свою книгу – «Записки чудака», в
которой так же, как и в сборнике «После разлуки», с предельной откровенностью
рассказывается о любви к Асе и о боли, вызванной разлукой с ней. Этот подарок Белый
сопроводил еще более нежным инскриптом: «Дорогой Наташе Поццо- // Тургеневой с
искренней // любовью и приязнью. // Андрей Белый. //26 сентября 23 года”.
Судя по Ракурсу к дневнику, Белый в Берлине встречался с Наташей дважды. Один
раз осенью 21 года, сразу после приезда в Берлин. Второй – осенью 23 года; как следует
из инскриптов – 26 сентября. К этому времени Белый уже получил разрешение
Наркомпроса вернуться из Германии, но еще томительно ожидал въездной визы. Белый,
что называется, сидел на чемоданах, и встреча с Наташей (обозначенная в Ракурсе к
дневнику как «приезд Наташи») была прощальной.
Можно опять-таки лишь предполагать, о чем говорил Белый с Наташей во время ее
сентябрьского приезда и какой смысл вкладывал он в прощальный подарок и в
подчеркнуто нежные слова дарственной надписи. Несомненно, речь не шла о
возвращении прежней страсти. Как кажется, говоря об искренней любви и приязни к
Наташе (при этом – на книгах, пронизанных чувствами к Асе), Белый хотел вернуться к
прежней системе координат и если не восстановить прежние, идиллические, не
омраченные темными страстями отношения, которые некогда связывали его с Асей и
Наташей, то расстаться на хорошей ноте.
Думается, ему это удалось. Белый покинул Берлин 23 октября. Началась жизнь в
советской России – со своими горестями и радостями. В числе радостей – обретение
новой любви. Речь, естественно, о Клавдии Николаевне.
Завершающим аккордом в этой долгой и весьма запутанной пьесе стала смерть
Белого (в 34 году). Очерк-некролог написала Ася Тургенева (возможно, по просьбе Марии
Сиверс). Наташа, как следует из объявлений в газете «Последние новости», организовала
в феврале в Париже вечер памяти Белого и чуть позже, в апреле – выступила с докладом
«Значение для нашего времени жизни и творчества Белого». Не остался в стороне и
Александр Поццо, к тому времени уже бывший муж Наташи. Он в 34 году работал в
Варшаве, где тоже прочел лекцию о Белом, поделился воспоминаниями. «Талантливому
лектору – сообщалось в прессе, – удалось нарисовать перед слушателями трагический и
нежный образ мятущейся души поэта-мыслителя и любящего сына своей несчастной
Родины. Один из самых блестящих учеников Владимира Соловьева, затем горячий
поклонник Рудольфа Штейнера (антропософа) и, в конце концов, подневольный
гражданин большевицкой страны. Чуткий, своеобразный и тонкий философ среди грубых,
тупых, невежественных, но самоуверенных большевицких заправил…».
То есть – откликнулись все участники дорнахской драмы. Хочется думать, что
смерть смела все то наносное, дурное, что происходило между Белым, Асей, Наташей и
Александром Поццо. И выявила то настоящее, что было в основе их отношений.
В заключение я хотела бы привести цитату из письма Белого к Марии Сиверс,
написанного 13 января 15 года, то есть в разгар всей этой драматической истории. В этом
письме, хранящемся в Дорнахе, в архиве Штейнера, Белый пытался объяснить, что же их
всех соединяло:
«Мои отношения к людям мне дорогим и близким (к Асе, Наталии Алексеевне
Поццо, к Александру Михайловичу Поццо) установились не на основании… одной только
симпатии, или интимного понимания друг друга, или совместного искания пути жизни…;
с каждым по-разному была радость встречи; <…> целое наших отношений несу я, как
событие дорогое, ценное и огромное в моей жизни. И потому-то: <…> временные
дисгармонии их проношу я в душе <…> как развитие симфонической темы <…> "Есть
тайная связь всех тех, кто перешагнул за грань оформленного" <…> я мог бы эти слова
приложить к лейтмотивам отношений нас 4-х друг к другу…».