На военном заводе в тылу врага ВАСИЛЬЕВА ОЛИМПИАДА

НА ВОЕННОМ ЗАВОДЕ В ТЫЛУ ВРАГА
ВАСИЛЬЕВА ОЛИМПИАДА ИВАНОВНА (род. в 1914 г., г. Псков)
Я родилась во Пскове в 1914 году в подвале дома, который еще стоит. Папа умер
рано от брюшного тифа, оставил маме троих детей. Мама была неграмотная, работала у
хозяина – его фамилия Сафьянчиков – на черной кухне, мыла, чистила котлы. Я с 7 лет
носила воду из речки во двор хозяина, там стояли бочки во дворе, заполняла их, чтобы
поливать огороды, кусты в саду. Брат колол дрова с 10 лет, сестра убирала двор. И за то,
что я носила воду, чистила тазы из-под варенья на речке, жена хозяина выносила мне на
подносе корки хлеба. Мать вечером размачивала этот хлеб, делала тюрю и говорила:
«Детки, больше вас кормить нечем». Когда хозяин с семьей эмигрировал, мать осталась
без работы. Я в то время в школе училась, на одни пятерки. Дети, которые были побогаче,
меня дразнили, обзывали беднячкой, потому что у меня не было обуви хорошей, не было
одежды. Окончив школу, на макулатуре работала – тряпье, которое собирают тряпичники,
сдавали на склад и в чулки его набивали, и вот эти чулки я зашивала иголкой большой.
Потом большевики стали громить, арестовывать мелких хозяев, лавочников, я без работы
осталась. Только все успокоилось, немножко обжились, тут началась Отечественная
война.
Радио гремело на весь Псков, что уезжайте, молодежь, дети и старики, что на
вокзал подан последний эшелон. Старшая сестра Мария тогда лежала в больнице в
тяжелом состоянии, мать оставалась с ней во Пскове, и я уехала одна. С собой ничего не
разрешали брать, кроме завтрака. Кто взял с собой чемоданы, вещи – все на перроне
оставались, с вещами не пускали в вагон. Вагоны были так забиты, что все стояли, спали
стоя. Загоняли наш поезд в тупики, отцепляли, обратно подцепляли, и так мы ехали целых
2 недели – духота, жара, условий никаких, голодные, на станциях ничего не продавалось,
буфеты все закрыты, кругом мрак. Привезли нас на большую станцию, начальник поезда
объявил: «Старики и дети с матерями выгружайтесь, молодежь поедет дальше». Всех
выгрузили, их встречали городские власти, а мы поехали дальше. Ехали еще полторы
недели. Привезли нас на станцию, где нас встречали военные. Объявили нам, нас было 30
женщин и 70 мужчин, что пойдем пешком 15 верст на военный завод, будем там работать.
Привели нас на этот завод. Завод замаскирован весь елками, кругом тишина.
Поместили нас в старых вагонах жить. В них ни матрацев, ни подушек, ни одеял – ничего
не было, голые доски. Накрывались мы кто мешками от крупы, кто брезентом, кто как, у
кого что было – сапоги, ботинки – клали под голову. Кормили нас так: хлеб резали на 4
части, по четвертушке давали на сутки, а утром кипяток без заварки и два кусочка сахара,
каши пшенной давали вволю, сколько хочешь, столько ешь. Работали по 14 часов с
рассвета до темноты, потому что свет не зажигался, над станками были спущены
лампочки, драпированные черной материей, – мы же были в тылу у врага. Работа была
очень сложная, тяжелая, не допускалось никаких отклонений, брака – наша продукция от
нас шла прямо на фронт, больше нигде не проверялась, поэтому военпред был строгий.
Начальство на заводе было очень хорошее, все время разъясняло, что кругом немцы,
дороги все ими контролируются, что надо было узенькой дорогой где-то там ехать далеко,
чтобы продукцию нашу доставить и забрать продукты. А продуктов на складе кроме
хлеба, крупы и соли не было.
Мы знали, что наши части оставляют города такие-то, такие-то. Я очень
волновалась за свой Псков, который оккупировали немцы, за мать, которая там осталась с
больной сестрой, о них я не имела никаких сведений. Начальник завода меня уговаривал,
приводил примеры стойкости Ленинграда, говорил, что победа будет за нами, мы будем
жить в своей России, Россия никогда не погибнет. Этим он очень воодушевлял нас, мы
брались за работу, и никто не ныл, не скулил, все только старались, как бы побольше
сделать, как бы побольше помочь. Вскоре меня сделали бригадиром.
С завода брали мужчин молодых на фронт по 15 человек. Был парень один, звали
его Павлуша. Когда его забирали, у него не было ботинок на ногах, он ходил в опорках,
подвязанных веревкой. Я сняла свои ботинки, носки и отдала ему, а сама завязала ноги
тряпкой и целый месяц ходила в этих тряпках, тряпки меняла, пока начальник не привез
мне кирзовые сапоги. А Павлуше мы сшили форму, собрали кусочки хлеба, у кого
оставалось еще, сахара по кусочку, соли, налили в бутылку воды и вот так отправили его
на фронт. Вот так я жила и работала на этом заводе 4 года, до самой нашей Победы.
Когда война закончилась, нас всех демобилизовали, дали нам литера, дали вместо
сухого пайка денег. Я приехала во Псков, разыскала свою маму. Она мне рассказала, что
понесла в больницу 2 картошины и кусок хлеба дочке больной, но не нашла ни дочку, ни
больницу – немец всех отравил газом, взорвал больницу, выкопал рвы, положил их
полумертвых в этот ров и зарыл. Мама жила в бункере, где еще было 11 человек, а я
привезла от завода ходатайство, чтобы предоставили мне какое-нибудь жилье, и мне вот
это жилье дали, в котором я живу уже почти 60 лет.
Через 50 лет после войны ко мне пришли и говорят: «Поедемте, вам пришла награда,
мэр города позвонил, чтобы мы вас привезли». И вот поехали мы получать медаль «За
доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Там попросили
рассказать, как я работала в тылу врага. Я стала рассказывать, старухи, сидящие в зале,
плакали, я сама плакала.
Записала Юлия Степанова,
г. Псков, 2002 г.