Маркова Т. Н. Стилевая эклектика как закономерность

Т. Н. Маркова (Челябинск)
СТИЛЕВАЯ ЭКЛЕКТИКА КАК ЗАКОНОМЕРНОСТЬ
ЛИТЕРАТУРЫ ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА
Современная литература дает мощный стимул для разработки
действительно новых, оригинальных концепций литературного движения и
развития. Текстуальный, конкретно-аналитический подход к произведениям
русской словесности последних полутора-двух десятилетий позволяет выйти
к разработке ряда принципиальных для современной науки теоретиколитературных идей, определяющих специфику литературного процесса конца
двадцатого столетия. Среди них – идея максимальной интенсификации
(творческой «агрессии») индивидуальных стилей, идея формотворческого
эклектизма, а также – идея активной трансформации различных стилевых
форм и традиций.
Исследуемый нами период литературного развития (1980-1990-е годы),
характеризующийся решительной сменой эстетических принципов и стилевых
тенденций, с полным основанием может именоваться переходным. По нашему
убеждению, понятие «стиль» более, чем какое-либо иное («направление» или
«течение», «метод» или «жанр»), соответствует задаче анализа сущности
переходных явлений, скажем больше: категория стиля нам представляется
категорией, определяющей своеобразие литературной эпохи конца ХХ в.
Основное русло движения современной литературы в плане поэтики мы
определяем
категорией
эклектика,
настаивая
на
актуализации
этимологической семантики этого слова (по-гречески eklektikos означает
выбирающий). Действительно, выбор притяжения или отталкивания,
избирательность как акт свободы (и даже вызова) в общении с традицией
определяют лицо современной словесности. Эклектика представляется нам
формой существования современного искусства, ведущим его стилевым
качеством, обнаруживающим себя в особом многообразии и широте
специфичного для современной литературы формостроения. Сам характер
современной действительности, тип сегодняшнего сознания и языкового
мышления предопределяет те речевые, сюжетно-композиционные, жанровые
конструкции, которые наиболее адекватно передают облик мира конца ХХ
века.
Мощная преобразовательная энергия новой словесности прежде всего
устремляется в русло собственно повествовательное. Мы видим, как усиленно
раздвигается семантическое поле художественного слова и как многообразно
и противоречиво осуществляется активное проникновение разговорной
стихии в художественную сферу. Вследствие этих процессов в новейшей
литературе возникают сверхсложные, гибридные языковые формы, в которых
литературное и «мифологизированное» слово оказывается включенным в
слово разговорное, диалогическое, просторечное, даже жаргонное, и этот
контрастный речевой план делает особо зримыми рождающиеся в
«пограничной» зоне новые речевые модели.
Общие механизмы образования смыслов – коллажность, смешение,
интенсивная метафоризация – специфически проявляются в индивидуальных
художественных системах. Так, у В. Маканина – это спиралевидное
множество, цепочка голосов разных уровней, у Л. Петрушевской – разработка
«терриконов речевого шлака», внедрение в глубину бытового слова, у В.
Пелевина – создание «одноразового» языка в пределах индивидуального
текстового пространства.
С релятивным характером современного сознания связаны такие
синтаксические особенности новой прозы, как экспансия безличности и
повышение функции модальности. Нетрадиционные речевые модели,
гибридные
синтаксические
формы
(несобственно-прямой
диалог,
несобственно-косвенный диалог, удвоенная косвенная речь) также
обусловлены энтропийным и интровертивным характером художественного
сознания и выражают спонтанность и саморефлексию прозы конца ХХ века.
В стремлении осмыслить новую реальность современная литература
напряженно экспериментирует, расширяя свой художественно-аналитический
потенциал. Если внимание художников предшествующих эпох было
приковано к человеку в его социально-историческом и психологическом
опыте, то литературу конца века преимущественно интересует человек
феноменологический, «человек как он есть». Вместе с распадением
реальности в литературе усиливается процесс деперсонализации, ускользает
характер, на смену ему приходит человек-стереотип, человек-архетип,
виртуальный субъект. Традиционные формы психологизма оказываются
неадекватными действительности, поэтому в новой литературной ситуации
писатели заняты поисками новых форм и способов изображения мира и
человека.
Анализируя тексты В.Маканина, Л.Петрушевской, В.Пелевина, мы
убеждаемся в том, что проза конца ХХ века предъявляет достаточно
специфические состояния и ощущения современного героя, понять и
объяснить которые средствами «старого» психологизма не представляется
возможным. Поэтому преимущественное внимание современных художников
обращено к сфере бессознательного, что позволяет выразить глубинные,
непонятные самим героям-персонажам страхи и тревоги, эпистемологическую
неуверенность как доминанту «рубежного сознания». Специфика «нового»
психологизма, как нам это представляется, в том, что разные способы и формы
психологического изображения, вступая в различные сочетания, сплетения,
комбинации, реализуют те функции, которые в литературе классической
выполнял авторский психологический дискурс. Новый психологизм носит
неявный, нерасчлененный характер, он необычайно активизирует
психологическую роль различных структурных элементов текста: сюжетнокомпозиционных, ритмико-интонационных и т.д.
Наблюдения над процессами, происходящими на разных уровнях
поэтики современной прозы, показывают, что преодоление инерции
рационалистических концепций и представлений идет через обращение, с
одной стороны, к приемам феноменологического анализа, с другой – к
архаическим концептуальным «кладовым» – древней мифологии и жанровым
моделям. Архаические формы в новом обличье входят в актуальное поле
современной поэтики; переплавленные в горниле индивидуального
художественного творчества структуры и модели древней мудрости
превращаются в новые, оригинальные идеи. Так возникают «голоса» и
мифологемы «лабиринта», «лаза» в повестях В. Маканина, архетипы и
мифологические коннотации имен и сюжетов в рассказах Л. Петрушевской,
картины реинкарнации и метаморфоз человеческого сознания в
художественных реконструкциях В. Пелевина.
Обращение к еще одной области формообразования в современной
литературе – к строению и трансформации жанровых форм малой прозы – еще
раз подтверждает мысль об эклектике как доминирующем стилевом качестве
новейшей литературы. Эклектичность здесь проявляется в том, что
непосредственный контакт с «неготовой, становящейся современностью» в
сегодняшней
прозе
парадоксально
сопровождается
регенерацией
отшлифованных многими веками культуры сюжетных архетипов,
обнаруживая глубинное родство романа с архаическими формами
фольклорно-мифологических сюжетов. Старые формы, употребленные в
новой функции, не только обнаруживают свою жизнеспособность, но и
создают ощущение литературного новаторства, что особенно наглядно
проявляется в способе функционирования архаических жанров в современной
словесности.
«Неканоничность» и «пластичность» романного слова (М. Бахтин) в
настоящее время передается всей литературе, сообщая ей дух вечного поиска
и эксперимента, трансформации и переосмысления всех ранее сложившихся
жанровых моделей, в первую очередь таких, как анекдот, притча, мениппея,
сказка, утопия. Интенсивный процесс гибридизации разноприродных
жанровых форм (включая невербальные виды искусства) порождает
феномены, эклектичные по генезису и весьма значительные по
художественным результатам. Говоря о специфике современного жанрового
мышления, мы определяем его как поливариантное, демонстрирующее
движение жанровых конструкций в сторону их усложнения, скрещивания,
варьирования, смещения центра, организующего художественную
целостность, причем это смещение происходит в уже известном направлении
– к стилю как принципу конструирования художественного произведения.