Объединенная Германия на международной арене
реклама
ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ «НИЖЕГОРОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ Н.И. ЛОБАЧЕВСКОГО» На правах рукописи ЕГОРОВ Александр Игоревич ОБЪЕДИНЕННАЯ ГЕРМАНИЯ НА МЕЖДУНАРОДНОЙ АРЕНЕ: УЧАСТИЕ В МНОГОСТОРОННИХ СВЯЗЯХ И РАЗВИТИЕ ОТНОШЕНИЙ С РОССИЕЙ (1991-2008 годы) Специальность: 07.00.15 – история международных отношений и внешней политики Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук Научный консультант: доктор исторических наук, профессор Борков А.В. Нижний Новгород – 2015 2 Содержание ВВЕДЕНИЕ .......................................................................................................... ГЛАВА 1. Стартовые позиции Германии и их реализация в постбиполярный период ................................................................................... 1.1. Роль объединенной Германии в переходной системе международных отношений ..................................................................................................... 1.2. Интересы ФРГ в теории и практике мультилатерализма ........................ 1.3. Бундесвер: реформа армии и ее использование за пределами страны ... 1.4. Проблема статуса постоянного члена Совета Безопасности ООН и ее место в немецкой дипломатии .................................................................... ГЛАВА 2. Вклад Германии в обеспечение региональной и глобальной безопасности ............................................................................... 2.1. Стратегия Германии в отношении Афганистана ...................................... 2.2. Дипломатическое участие ФРГ в конфликте вокруг Ирака .................... 2.3. Позиция объединенной Германии по вопросу нераспространения оружия массового уничтожения и ядерных материалов ......................... ГЛАВА 3. Этапы германо-российских политических отношений ........... 3.1. Становление двусторонних отношений (1991–1998 гг.) ......................... 3.2. Попытка формирования политики стратегического партнерства во взаимоотношениях ФРГ и РФ (1998–2005 гг.) .......................................... 3.3. Прагматическое сотрудничество двух государств (2005–2008 гг.) ........ ГЛАВА 4. ФРГ – РФ: взаимовлияние в контексте деятельности международных организаций .......................................................................... 4.1. Дипломатическая позиция ФРГ по вопросу расширения НАТО на восток ............................................................................................................. 4.2. Германский фактор во взаимоотношениях ЕС и РФ ................................ 4.3. Противоречия между ФРГ и РФ по линии ОБСЕ ..................................... ГЛАВА 5. Тенденции в институционально-правовой и инвестиционной сферах экономического взаимодействия Германии и России ................................................................................................................... 5.1. Модернизация институционально-правового механизма экономического сотрудничества ФРГ и РФ .............................................. 5.2. Углубление связей в инвестиционной сфере ............................................ ГЛАВА 6. Идеологические проблемы и культурно-гуманитарные отношения между ФРГ и РФ ............................................................................ 6.1. Попытки преодоления «образа врага» ....................................................... 6.2. Культурные аспекты германской политики в постбиполярный период ........................................................................... 6.3. Основные направления и проекты германо-российского культурного сотрудничества ............................................................................................. 6.4. Взаимодействие гражданских обществ ФРГ и РФ ................................... ЗАКЛЮЧЕНИЕ .................................................................................................. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ ... 3 55 55 72 81 93 111 111 126 146 163 163 177 190 211 211 232 254 277 277 296 321 321 333 341 352 371 381 3 ВВЕДЕНИЕ Циклический характер мирового процесса, в рамках которого периоды обострения и смягчения противоречий между государствами, военно-политическими блоками, экономическими союзами и финансовыми организациями сменяют друг друга, наглядно демонстрирует развитие современной системы международных отношений. Происходящее в настоящее время резкое ухудшение обстановки на европейском континенте возникло не на пустом месте, а было подготовлено в недрах предшествующего этапа. С высоты сегодняшнего дня 1990–2000-е годы в международных отношениях нужно рассматривать как период, где в состояние конфликта вступили антагонистические начала в лице одно- и многополярности. Это стало возможным благодаря следующим обстоятельствам. После краха Советского Союза и временного ослабления его правопродолжателя – Российской Федерации – исчезла непосредственная опасность, угрожавшая самим цивилизационным основам существования Запада, а его сообщество перестало нуждаться в монолитном единстве. Оставшиеся без конкурента в качестве единственной сверхдержавы США ослабили внимание к положению дел в Европе, не без основания рассматривая большую часть этого континента в качестве территории, где доминанты общественного развития вписывались в стратегию американского гегемонизма, а «пространство стабильности» (что на языке западных дипломатов означало зону ответственности Организации Североатлантического договора и Евросоюза) в результате господства либерально-демократического тренда обнаруживало устойчивое стремление к росту. Эта ситуация, несмотря на весьма значительную степень жесткости новой системы международных отношений, предоставила отдельным государствам дополнительные возможности для маневра в целях укрепления своих позиций и приобретения статуса новых центров геополитического притяжения. Таковыми главным образом выступали державы, которые, несмотря на сохранявшееся пре- 4 обладание Соединенных Штатов во всемирном масштабе, приложили усилия к формированию нового баланса региональных сил путем трансформации континентальных систем и расширению сферы собственного влияния. Им не только удалось успешно приспособиться к глобализации как ключевой тенденции мирового развития, но и увеличить собственную ресурсную базу в рамках регионального политического процесса, используя неспособность США к контролю над всем земным шаром. Дополнительным фактором заметного оживления деятельности таких субъектов стал накопленный опыт реализации своих коренных интересов в исторически небольшие сроки, а также умение четко определить перспективные направления в рамках борьбы за укрепление своих позиций на международной арене. Ярким примером в этом отношении является Германия. На протяжении ХХ столетия она представала на европейской арене государством, находившимся в непрерывном поиске оптимальной модели устойчивого развития. Это нашло отражение в следующей цепочке модификации ключевой парадигмы германского государства: классическая империя (начало века), национал-социалистический режим (30-е – первая половина 40-х годов ХХ столетия), экономический гигант со скромными военно-политическими возможностями (послевоенный период). В октябре 1990 г. на политической карте Европе появилась объединенная Германия, чьи силовые и финансово- хозяйственные средства значительно увеличились, вес и авторитет выросли, а амбиции руководства стали простираться на неограниченный круг вопросов международного значения. Впервые с момента окончания Второй мировой войны сложилась ситуация, когда ФРГ могла не просто следовать в фарватере внешнеполитического курса США, но и проявлять определенную самостоятельность, подвергая критике отдельные действия официального Вашингтона на мировой арене. Осуществление данной стратегии потребовало от властей Германии не только эффективного применения элементов ресурсной базы внутри страны, но и грамотного проведения внешнеполитического курса, что нашло выражение в 5 использовании потенциала влиятельных международных организаций в собственных интересах. Изучение механизма многосторонних связей ФРГ позволяет судить о степени ее интегрированности в систему союзов и блоков, а также способствует пониманию того, насколько решения, принимавшиеся германскими властями, зависели от сложной системы переговоров и консультаций, проводившихся в этих организациях. Не менее важным остается вопрос о гарантиях сдерживания потенциальной агрессивности Германии на международной арене. Несмотря на многочисленные декларации ее правящих кругов о приверженности идеалам мира, безопасности и сотрудничества, глобальное сообщество неоднократно убеждалось в их способности оперативно перестраиваться на милитаристский курс. В этой связи глубокая вовлеченность ФРГ в межгосударственные организации (ООН, НАТО, ЕС, ОБСЕ) предоставляет определенные гарантии контроля над ее внешнеполитическим курсом, хотя вместе с тем вынуждает германские власти к совершенствованию идеологического инструментария, с помощью которого обосновывается участие военнослужащих бундесвера и полицейских сил ФРГ в операциях на европейской арене и в других стратегически важных регионах мира. В постбиполярную эпоху перечень средств продвижения национальных интересов расширяется, причем акценты в его элементах претерпевают изменения. Обнаруживается склонность к решению международных вопросов в рамках сетевой дипломатии, где проблемы преодолеваются многосторонним способом с участием заинтересованных субъектов. В таком случае Германия приобретает новые шансы для укрепления своих позиций, активно участвуя в акциях ООН, НАТО, ЕС и ОБСЕ, осуществляемых в различных районах земного шара. К тому же в последнее время наблюдается латентная и открытая борьба между двумя группами факторов обеспечения национальных интересов в мировой политике. Первой группе, включающей методы дипломатии, в ряде случаев отводится почетное, но вместе с тем второстепенное место. Другая же группа, основанная на использовании силовых средств, в постбиполярную эпоху была 6 реанимирована и постепенно увеличивает сферу своего применения. На примере ФРГ показательно проследить эту борьбу, что дает возможность более четко определить приоритеты германской внешней политики и ресурсы ее обеспечения. При всей неоспоримой и возрастающей значимости связей объединенной Германии с многосторонними интеграционными структурами, такими, как НАТО и Евросоюз, в которых ФРГ является активным членом, ее двусторонние отношения с рядом государств не только не утрачивают своего смысла, но и приобретают особое значение. Благодаря им Германия может более оперативно, без использования сложного механизма согласований с третьими силами, решать конкретные проблемы в разных сферах общественной жизни. Преимущество во времени и нередко в качестве принятого решения на двустороннем уровне было доказано практикой взаимодействий Германии с Россией, чье руководство, в свою очередь, рассматривало связи с ФРГ в качестве важного фактора продвижения национальных интересов РФ на европейском пространстве, содействия переводу ее экономики на инновационный путь развития, обеспечения адекватного ответа на культурно-гуманитарные вызовы современности. Учет опыта, накопленного Германией в ходе ее отношений с Россией, равно как и анализ имевших место просчетов и достижений в процессе формирования и развития этих отношений, позволяет в настоящее время осуществить взвешенное, научно обоснованное прогнозирование российского направления во внешней политике ФРГ. Гипотеза исследования. Успешное решение насущных задач, стоящих перед государством как актором международного процесса, в настоящее время гарантировано только при эффективном использовании им потенциала многосторонних и двусторонних связей в мировой системе. Умело поддерживая баланс сил и рационально применяя имеющиеся ресурсные возможности, государство в состоянии обеспечить себе устойчивые позиции и в течение сравнительного небольшого периода создать необходимые предпосылки для достижения новых рубежей. 7 Степень научной разработанности проблемы. Вопросы реализации национальных интересов объединенной Германии на международной арене получили определенное отражение в отечественной и немецкой историографии. Учитывая многоаспектный характер разрабатываемой проблемы, автор счел необходимым разделить весь массив научных трудов на несколько групп. В первую очередь следует выделить немногочисленные работы российских ученых, в которых был затронут вопрос о роли ФРГ на международной арене. Они стали появляться лишь на рубеже XX – XXI вв., что можно объяснить стремлением тщательного осмысления процессов, протекавших в 1990-е гг. Одной из первых такую попытку предприняла Л.М. Воробьева, которая системно подошла к исследованию проблемы, начав с анализа изменений, происшедших в Европе и мире после окончания холодной войны. Автору удалось выявить противоречие между возросшим рангом ФРГ и сдержанным характером ее деятельности на международной арене. По мнению Воробьевой, основные направления внешней политики ФРГ можно представить следующим образом: участие в европейском интеграционном процессе, трансатлантическое партнерство с США, отношения с РФ. Определяя влияние немецкого восприятия России на политику Германии, автор уверяла, что в решающие моменты столкновения интересов обоих государств всегда верх брали антироссийские силы, рассматривавшие нашу страну в качестве помехи и вынашивавшие планы ее ослабления. Ключевые элементы традиционалистского подхода к РФ Воробьева обнаружила и в новейшей внешней политике ФРГ на российском направлении. Эйфория в двусторонних отношениях, связанная с выдающейся ролью М.С. Горбачева в объединении Германии и падении «железного занавеса», длилась недолго. На смену ей пришли жесткий прагматизм и реальная политика, целью которых стало закрепление германских преимуществ. ФРГ стала участницей событий международного масштаба, которые вызвали падение роли России в мировой табели о рангах [419]. 8 В историко-публицистической работе А.Ю. Ватлина «Германия в ХХ веке» был представлен широкий спектр проблем этой страны. Особое внимание привлекли материалы главы 9 монографии Ватлина, в которой исследователь крупными штрихами набросал портрет объединенной Германии в постбиполярной Европе (1990–2001 гг.). Ее внешняя политика, справедливо отмечал Ватлин, в начале 1990-х годов характеризовалась заметной сдержанностью, вызванной нежеланием будить воспоминания об имперском прошлом, равно как и пребыванием на ее территории Западной группы российских войск [417, с. 285]. Однако вскоре ФРГ постепенно изменила свой внешнеполитический курс, который стал заметно смелее. Характерной чертой последующих лет стало появление коллективных трудов, в которых сотрудники ведущих российских институтов, занимавшихся проблемами германистики, подвели итоги своих многолетних исследований. С этой точки зрения интерес вызвал сборник «Российско-германские отношения в контексте европейской безопасности», подготовленный группой российских германистов – историков, политических аналитиков, экономистов. Авторами опубликованных статей являлись ученые, представлявшие РАН, МГИМО, Академию государственной службы, Фонд «Наука-XXI» [441]. Ими был внесен существенный вклад в исследование текущих отношений между РФ и ФРГ, а также определены перспективы их развития в ключевых областях. Один из авторов сборника, профессор И.Ф. Максимычев выразил свое отношение к современной Германии в следующей глубокой по смыслу фразе: «Не надо ни идеализировать, ни демонизировать ФРГ. Сегодняшняя объединенная Германия – «нормальная» западноевропейская страна; не лучше, и не хуже других. Она не марионетка американцев или англичан или кого бы то ни было. Она – самостоятельная сила … Естественно, ФРГ встроена в западные союзы, но в том, что касается существа ее политики, Германия самостоятельна» [441, с. 10]. Другой ключевой идеей Максимычева являлась мысль о постоянстве целей, которые не зависели от того, кто «стоит у руля Германии» [441, с. 11]. На Западе они заключались в том, чтобы обеспечить себе прочный тыл для экспансии на 9 восток Европы. Попытки добиться этого грубой силой провалились, в связи с чем объединенная Германия стала решать эту задачу другим способом, а именно с помощью участия в европейской интеграции и активной деятельности в блоке НАТО. В отношении России, был уверен Максимычев, немцы действовали в традиционных рамках политики Второго и Третьего рейхов. Стратегия ФРГ заключалась во включении окраинных государств России (Прибалтики, Украины, стран Закавказья) в состав своего жизненного пространства. Хотя оно превратилось в «евросоюзное», от этого РФ не стало легче, ибо сфера ее влияния все равно резко уменьшилась [441, с. 12]. Наконец, Максимычев упомянул о косвенных акциях как одном из главных средств воздействия Москвы на позицию Берлина. Он советовал использовать то обстоятельство, что немцы болезненно чувствительны к любым признакам сближения России с третьими странами. Хотя самый верный способ заставить Германию прислушаться к мнению РФ состоял, по нашему мнению, в укреплении международных позиций последней. Скептицизм в отношении самостоятельности германского внешнеполититического курса демонстрировал В.И. Дашичев, полагавший, что ФРГ так и не удалось освободиться от послевоенного статуса сателлита США [441, с. 33]. Следование в фарватере курса Вашингтона не было в интересах Германии, ибо отдаляло ее от задачи восстановления в качестве мировой державы. Напротив, полагал Дашичев, национальным интересам России отвечало успешное преобразование ФРГ в полностью суверенную страну [441, с. 45]. Крупнейшим достижением отечественной исторической науки стало появление монографии «Германия. Вызовы XXI века» [420], написанной коллективом авторитетных германистов. В их числе находились: руководитель Центра германских исследований Института Европы РАН В.Б. Белов, советник посольства России в ФРГ, профессор Н.В. Павлов, заведующий кафедрой международных экономических отношений факультета мировой экономики и мировой политики ГУ – ВШЭ В.С. Паньков, член-корреспондент РАН В.Н. 10 Шенаев и другие ученые. Спектр поднятых авторским коллективом вопросов жизни германского государства был широким: аспекты внутренней политики, экономическое развитие, тенденции в социальной области, состояние партийной системы на современном этапе, специфика внешнеполитического курса, в частности отношения с Россией, участие в деятельности международных организаций. Выводы и прогнозы отечественных ученых в отношении ФРГ оказались благоприятными, поскольку «современное немецкое общество находится в стабильном состоянии; политическая система Германии работает без перебоев; доказал свою жизнеспособность немецкий федерализм; эффективно работает система коммунальных органов власти. В последующие годы будет сохранена стабильная внутриполитическая обстановка» [420, с. 781]. Вместе с тем исследователи признали факт существования проблемных зон, стабильно порождавших конфликтные ситуации в области политических отношений между ФРГ и РФ. Возникло новое противоречие: двусторонние связи стали частью европейско-российского взаимодействия, сохраняя при этом элементы самостоятельности, особенно на уровне компаний, регионов и гражданского общества [420, с. 782]. Аспекты германо-российского экономического сотрудничества получили пристальное рассмотрение в главе 16 данного труда, написанной В.Б. Беловым. Он изучил рамочные условия двустороннего сотрудничества, суть которых свел к следующему: ФРГ, будучи ведущим членом ЕС, постоянно представляла его интересы в ходе своих контактов с РФ; двустороннее сотрудничество имело ярко выраженный европейский контекст и встроенность в систему мирохозяйственных связей; германо-российские отношения оказались направленными на достижение долгосрочных целей, в том числе формирование максимально благоприятных условий для двусторонней кооперации; сотрудничество опиралось на многолетний опыт; была создана высокоразвитая и во многом уникальная институциональная основа взаимоотношений ФРГ и РФ [420, с. 706]. С этой монографией перекликались труды московского ученого А.К. Никитина [437, 438], разрабатывавшего вопросы германской внешней политики. 11 Не претендуя на подробное освещение всех аспектов, автор обозначил контуры своих интересов в таких проблемах, как основные элементы и механизмы реализации стратегии ФРГ на международной арене; участие Германии в интеграции Евросоюза; борьба за место постоянного члена Совета Безопасности ООН; отношения с Россией. Характерной чертой научных работ Никитина являлось рассмотрение роли германских фондов (Фридриха Науманна, Конрада Аденауэра, Фридриха Эберта и Ганса Зайделя) в реализации внешнеполитических интересов ФРГ. Вместе с тем не со всеми выводами исследователя можно согласиться. Спорной следует признать мысль Никитина о германском примате права наций на самоопределение над принципом государственного суверенитета [438, с. 147]. С его точки зрения, это во многом объясняло линию поведения ФРГ во время конфликтов на территории Европы (например, в Косово). Видимо, точнее говорить о прагматичном сочетании обеих позиций, причем в зависимости от складывавшейся политической конъюнктуры актуализировался один из двух германских подходов. В 2013 году увидела свет коллективная монография «Россия и Германия в пространстве европейских коммуникаций», изданная при финансовой поддержке Министерства образования и науки РФ [444]. В данной работе был поставлен под сомнение ряд стереотипов, утвердившихся в отечественной исторической науке. Отмечалось, что интенсивные финансово-предпринимательские связи Германии и России не улучшили автоматически состояние политических отношений между двумя державами. Никакие инвестиции в ФРГ, включая вложения в улучшение образа РФ в этой стране, не дали весомого имиджевого эффекта. В свою очередь, официальному Берлину не хватило креативных идей по воздействию на процесс российских реформ. Привыкнув мыслить в категориях восточной политики федерального канцлера В. Брандта, успешно апробированной в 70–80-е гг. ХХ в., считали отечественные исследователи, власти объединенной Германии не сумели оказать влияние ни на российский политический режим, ни 12 внести сколько-нибудь существенный вклад в стабилизацию социальноэкономической обстановки в РФ [444, с. 24]. Значительное место в монографии было уделено исследованию двух немецких подходов к восприятию России, развивавшихся параллельно. С одной стороны, правозащитники, часть политиков (особенно левого спектра) и представители негосударственных общественных организаций жестко критиковали официальную Москву, упрекая ее в отсутствии гражданских свобод, непрозрачности политической системы, отсутствии результатов в борьбе с коррупцией. С другой, в Германии находились прагматики – консервативные политики, представители промышленных объединений, владельцы крупных инвестиционных капиталов. Они закрывали глаза на российские системные проблемы, понимая, что если немецкий капитал не станет участвовать в освоении емкого российского рынка, то экономические прибыли достанутся менее щепетильным партнерам Москвы. Поэтому прагматики старались поддерживать с РФ конструктивные отношения, хоть и сохраняя дистанцию и сознавая важные мировоззренческие различия с их российскими коллегами [444, с. 27–28]. В заключении авторы задавались ключевым проблемным вопросом: удастся ли германскому и российскому руководству в недалеком будущем объединить две противоположные тенденции — углубление экономического сотрудничества и растущее отчуждение в сфере общественно-политических ценностей — в единую, обоюдно приемлемую линию внешнеполитических отношений? Однозначного ответа авторы монографии не дали, хотя в контексте предложенного материала их позиция выглядела пессимистичной. В отдельную группу трудов следует выделить доклады Центра германских исследований Института Европы РАН, в которых его сотрудники (В.Б. Белов [542, 543], К.С. Вяткин [544], И.Ф. Максимычев [548–551]) опубликовали свои исследования по следующим направлениям: «восточная политика» единой Германии (итоги первого десятилетия), новые Германия и Россия в постбиполярной Европе (внешнеполитические аспекты), немецкие прямые инвестиции в РФ (по состоянию на 2002 год), образ современной России в ФРГ, 13 внешнеторговые связи РФ и ЕС в контексте расширения последнего. Эти доклады отличали четкая постановка проблемы, системность изложения, высокая насыщенность цифрами и фактами. Достижения отечественной региональной германистики были представлены несколькими работами, имевшими косвенное отношение к изучаемой теме. В 2010 году в Нижнем Новгороде была опубликована монография ученых ННГУ Б.Н. Морозова и П.А. Мясникова [435], в которой рассматривались проблемы экономического и политического взаимодействия ФРГ и США через призму его трех ключевых форм, а именно сотрудничества, партнерства и конкурентной борьбы. Разделы монографии «ФРГ – США в 90-е годы» [435, c. 153–195] и «Современный этап германо-американских отношений (т.е. 2000-е гг. – А.Е.)» [435, c. 196–316] были посвящены аспектам экономического развития Германии на соответствующих этапах, конкуренции и соперничеству между ФРГ и США на международной арене, их техническому и финансовому сотрудничеству. Авторы показали, как немецкий капитал постепенно завоевывал позиции на американском рынке. На нескольких страницах в монографии рассматривались разногласия между США и ФРГ, возникшие в связи с активизацией германо-российских связей в экономической области. Следует также выделить исследование профессора Воронежского государственного университета В.А. Артемова [412]. Хотя содержание этого труда не имело прямого отношения к предмету настоящей диссертации, проблемы, поднятые в работе, актуальны, а их анализ дал богатую пищу для размышлений об истоках современных проблем в германо-российских отношениях. Артемов являлся знатоком политического портрета, представив в разделе «Гельмут Коль и его место в истории Германии» блестящую характеристику первого федерального канцлера объединенной Германии [412, c. 327–339], а также оценив перспективы европейской интеграции после заключения Маастрихтского договора. Сам германский вклад в успех этого процесса Артемовым не исследовался. 14 В целом, российские ученые продвинулись по пути исследования и понимания закономерностей развития объединенной Германии, однако в отечественной историографии так и не появились работы, в которых была бы поставлена и системно решена проблема, обозначенная в настоящем исследовании. Представители немецких научных кругов более оперативно, чем их российские коллеги, отозвались на вызовы, с которыми объединенная Германия столкнулась в начале постбиполярной эпохи. В середине 1990-х годов увидели свет первые труды, где ученые ФРГ высказали соображения по поводу новой роли своей страны в мире и на европейском континенте. Об этом писали Х. Брилль [459], Х. Арнольд [452], Й. Гросс [491], Ю. Хабермас [493]. В их работах преобладали критические нотки, ибо, как полагали авторы, своего стиля и собственных эффективных инструментов внешняя политика ФРГ в последнее десятилетие ХХ в. не сумела обрести. Х. Брилль рассмотрел основные вопросы безопасности объединенной Германии с традиционных геополитических позиций, сделав вывод о слабом использовании ею своей увеличившейся ресурсной базы. Х. Арнольд обнаружил противоречие между экономической мощью ФРГ с одной стороны, а также дефицитом концептуальных идей у немецкой элиты и непониманием ею весомого политического потенциала своей страны с другой. Автор был настроен пафицистски и относился скептически к участию подразделений бундесвера в военных акциях за рубежом, считая это показателем милитаризации германской внешней политики. В противовес Арнольд настаивал на развитии гражданской силы (экономики, социальной сферы, культуры) ФРГ, считая ее более эффективным инструментом реализации национальных интересов, укрепления международного авторитета, вписывания в общемировые демократические тенденции. Попытка осознания роли и места немецкого этноса в Европе была предпринята в работе Р. Брайтенштайна [458], высказавшего уверенность в том, что завершение холодной войны и объединение Германии предоставили немцам шанс исторического примирения с соседями. Он призывал оставить в прошлом 15 военные конфликты и стремился реабилитировать немецкий народ в глазах европейской общественности. Брайтенштайн предлагал сформировать позитивный образ Германии на континенте, причем считал образцовую внутреннюю политику лучшим инструментом эффективного позиционирования ФРГ во внешней среде. Аспекты восприятия «нормальности» Германии за рубежом более обстоятельно поднимались в труде Х. Хубеля и Б. Мая [499]. В частности, здесь были рассмотрены проблемы преодоления стереотипов в отношении Германии со стороны ее европейских и мировых партнеров. В то же время в немецкой историографии завязалась дискуссия вокруг проблемы новейшей модификации национальных интересов объединенной Германии в постбиполярный период. Они не могли не претерпеть изменений, однако встал вопрос о степени их вовлеченности в европейский контекст. Споры на эту тему нашли отражение в рамках многотомного исследовательского проекта «Новая внешняя политика Германии», который курировали авторитетные немецкие специалисты в области международных отношений, в том числе профессор К. Кайзер [470–472]. Особый интерес представляла третья часть издания, вышедшая в свет под наименованием «Интересы и стратегии» [471]. В ней господствовавшая точка зрения акцентировала внимание на положительном опыте интеграции ФРГ в трансатлантические и европейские организации. Германия провозглашалась доминирующей силой на континенте, которой выгодно стирание границ между национальными и европейскими интересами. В этой ситуации внешняя политика ФРГ рассматривалась в качестве поощрения и поддержания эффективного функционирования международных учреждений. Однако такая позиция встречала решительные возражения со стороны скептиков, сомневавшихся в способности Германии усилить свое влияние за счет продолжения интеграционной линии в рамках НАТО и ЕС. На рубеже веков контуры внешней политики ФРГ обрели более четкое очертание, что нашло отражение в исследованиях немецких ученых. Появился ряд научных трудов, в которых осмысливались новые реалии. Их авторы 16 анализировали достижения и просчеты 1990-х годов (так называемого «адаптационного периода»), стремясь обосновать изменения, происшедшие в стиле и содержании германской внешней политики. Ш. Бирлинг интерпретировал 1989–1998 годы в качестве этапа переходного состояния объединенной Германии [455]. Х. Винклер объявил ее «постклассическим национальным государством», которое сумело преодолеть имперский синдром и отказаться от мессианской идеи руководителя на континенте. Легитимность в глазах европейской общественности, как полагал Винклер, ФРГ могла получить только в условиях интеграции в западное сообщество и строгого исповедования его ценностей [535]. Переходный характер германской внешней политики на рубеже ХХ – ХХI вв. нашел отражение в монографии Х. Хафтендорн. По мнению автора, ФРГ находилась в пути – от сдержанности к самоутверждению, что неизбежно приводило к пересмотру взглядов на роль силового фактора в ее внешней политике. Невозможно предоставлением более, «вторичных считала Хафтендорн, вспомогательных услуг» ограничиваться в материально- технической, финансовой и гуманитарной областях. Этот период послевоенной германской политики был обречен безвозвратно уйти в прошлое. Немецкая исследовательница подтвердила ключевое противоречие: несмотря на принципиальное расширение сферы своих внешнеполитических интересов Германия долгое время не решалась заявить миру о себе как самостоятельной силе. Однако факты свидетельствовали о постепенной эволюции германского курса, что не вызвало возражений со стороны Хафтендорн. С магистральной дороги, а именно укрепления позиций ФРГ в НАТО и ЕС, сойти, полагала она, уже было невозможно [497]. В первой половине – cередине 2000-х годов на проблему соответствия германской политики национальным интересам обратил внимание Х. Маулль [468 – один из редакторов коллективной монографии; 748, 749], который убедительно доказал приоритетность последних перед иными движущими силами внешнеполитической деятельности ФРГ. Наличие таковых не отрицалось 17 (например, ценностных ориентиров), однако подчеркивалась их зависимость от конкретных германских интересов. Маулль подверг анализу категорию «национальные интересы» с позиции критики политического реализма. К его школе в Германии относились влиятельные международники и политологи, в том числе Х.-П. Шварц, В. Линк, К. Хакке, для которых власть и интерес выступали основными движущими силами деятельности государства на международной арене. Однако Х. Маулль стремился дискутировать с реалистами, используя в качестве главного аргумента внешнеполитический опыт старой Боннской республики. Он выражал уверенность, что во главу угла ею была поставлена отнюдь не категория «власти», а «ответственности». Не пренебрегая национальными интересами, Западная Германия сумела завоевать уважение во всем мире путем систематического отказа от традиционных форм политики власти, заслужив репутацию надежного и предсказуемого партнера. Объединенная Германия, по мнению Маулля, взяла на вооружение политику европейской интеграции, предусматривавшую сокращение суверенных прав государств. Тем не менее, внешнеполитические ориентации ФРГ в зависимости от конкретных национальных потребностей являлись весьма ограниченными. Причин тому немало: сложность согласования конкретных интересов индивидов и социальных групп – нередко они выдавали их за национальные; невозможность построить сколько-нибудь адекватную внешнюю политику, руководствуясь лишь интересами на краткосрочную перспективу. В силу природы внешней политики, полагал Маулль, ее цели должны быть долгосрочными. Р. Бауманн признавал изменения в германской внешней политике, однако не считал их чрезмерно резкими. Автор убедительно показал, что курс ФРГ на европейской и мировой аренах тяготел к мультилатерализму. Если в последнее десятилетие ХХ в. его принципы в основном провозглашались на словах, то в первой половине нулевых годов XXI в. официальному Берлину удалось соединить 18 теорию с практикой, использовав при этом набор эффективных инструментов [453]. Авторы капитального научного труда «Германская внешняя политика: безопасность, общее благо, институты и нормы» писали о высокой степени зависимости внешней политики ФРГ от воздействия зарубежных сил [466, s. 37]. Один из немецких исследователей, В. фон Бредов, подверг анализу влияние нараставшей глобализации на германский внешнеполитический курс [466, s. 631]. Б. Мютцельбург с удовлетворением отмечал окончательную утрату объединенной Германией сомнительного статуса одного из очагов регионального перманентного политического кризиса. Но обнаружилась новая проблема поддержания особого характера трансатлантических отношений, ибо Германия и США стали нуждаться друг в друге меньше, чем в годы холодной войны. В связи с этим ФРГ перестала быть субъектом, поддерживавшим любые действия официального Вашингтона на международной арене. Известная доля самостоятельности увеличила возможности германской внешней политики. Мютцельбург мыслил диалектически, считая, что в постбиполярный период повышение безопасности Германии ввиду окончания противостояния между Востоком и Западом обесценилось нарастанием угроз иного характера. Глобальное противостояние двух сверхдержав привело к замораживанию региональных конфликтов, в первую очередь на этнической и конфессиональной почве. Теперь же произошла их актуализация, подтверждение чему немецкий политолог находил в очагах напряженности на Балканах, Кавказе, в Центральной Азии, Индонезии и Африке. Мютцельбург констатировал подрыв режима нераспространения ядерного оружия и заявил об устаревании классических различий между внутренней и внешней безопасностью страны [756]. Уникальное по информативности издание подготовили сотрудники германской Федеральной академии политики безопасности [529]. В сборник были включены 42 статьи, авторами которых выступили авторитетные эксперты, в том числе работники академических институтов, федеральных министерств и ведомств, представители СМИ и влиятельных коммерческих структур. 19 Исходной посылкой стала идея об усугублении внешних вызовов, с которыми столкнулась объединенная Германия. Их анализ неизбежно привел к попыткам определить долгосрочные потребности ФРГ в области безопасности. Преобладание неолиберального подхода выявилось при рассмотрении вопроса о силах, способных внести существенный вклад в решение проблем безопасности. Национальные государства, констатировалось в работе, все более уступают свои позиции международным организациям, таким как ООН, НАТО и ОБСЕ; в нового влиятельного субъекта превращаются неправительственные организации [529, s. 86]. Систематизацию последних научных разработок в области обеспечения безопасности попытался осуществить Х. Мюнклер в работе «Элементы новой архитектуры безопасности. Германия до сих пор не имеет продуманного ответа на новые ассиметричные угрозы», где были представлены рассуждения об уязвимости классических государств как политических субъектов на современном этапе. Нанести им удар, считал автор, стало проще, чем блокам и союзам; к тому же отдельные национальные государства сложнее вовлечь в международные механизмы сдерживания. В свою очередь, широкое использование материальнотехнических и коммуникативных технологий открыло перед негосударственными субъектами широкие возможности, в том числе борьбы с ведущими мировыми государствами [755]. С проблемами безопасности немецкая историография тесно увязывала вопрос о том, в какой степени германский бундесвер должен участвовать в операциях за рубежом. А. Сидшланг изучил предпосылки такого участия, в том числе изменения в системе международных отношений, правовой базе, позиции партий и политических лидеров ФРГ [528]. В дальнейшем эта тема получила продолжение в совместном труде, который выпустили ведущие научноисследовательские центры Германии, занимавшиеся проблемами войны и мира. Среди них оказались: Гессенский фонд изучения мира и конфликтов, Боннский международный центр конверсии, Институт исследований проблем мира и поли- 20 тики безопасности при Гамбургском университете, Научно-исследовательский институт евангелических научных исследований. Основное внимание ими уделялось изучению роли иностранных миссий бундесвера, включая формулирование критериев, в соответствии с которыми принималось решение об использовании подразделений германских вооруженных сил за рубежом. Важное значение отводилось получению мандата Совета Безопасности ООН как обязательного правового условия для развертывания бундесвера за границей [484]. Ряд ученых подвергли изучению процесс принятия внешнеполитических решений в ФРГ. В монографиях, увидевших свет в середине 2000-х годов, была проанализирована роль в нем органов государственной власти Германии (бундестага, федерального канцлера, федерального президента, федерального правительства, Федерального конституционного суда), ее экспертно- аналитических центров и неправительственных организаций [465, 487]. Эти исследования удачно дополнила работа Б. Ринке, знакомство с которой позволило уяснить важные аспекты взаимосвязи партийной системы и внешней политики ФРГ. Автор проанализировал развитие двух крупнейших политических партий объединенной Германии, т.е. ХДС и СДПГ. Ринке показал, каким образом обеспечивался консенсус христианских демократов и социал-демократов по принципиальным вопросам в области внешней политики Германии. Наиболее ярко это проявилось на европейском направлении, где усилия всех правительств ФРГ, независимо от партийной принадлежности, были направлены на формирование единой внешней политики и политики безопасности, приобретая некоторые черты наднациональности. Однако почва для дискуссий между ХДС и СДПГ имелась, о чем свидетельствовали, например, их споры по поводу законности использования подразделений бундесвера за рубежом, а также различные позиции по вопросу о роли американского союзника в германской политике [521]. Следующую группу работ составили исследования, чьи авторы изучали вклад Германии в обеспечение глобальной и региональной безопасности. Внимание диссертанта привлекли в первую очередь труды, где были затронуты 21 ключевые направления политики ФРГ в рамках борьбы с международным терроризмом, вопросы обеспечения стабильности режима нераспространения оружия массового уничтожения, а также германская дипломатическая и военная деятельность в наиболее взрывоопасных точках земного шара. К их числу относились работы Ш. Корнелиуса [502], Г. Ланггута [432], М. Мантцке [836], Г. Хеллманна [498], Х.-П. Шварца [783]. Изучение аспектов нераспространения оружия массового уничтожения вызвало интерес к коллективной монографии сотрудников Института исследований проблем мира и политики безопасности при Гамбургском университете [507], в которой системы глобальной безопасности были признаны неэффективными, фрагментированными и нуждавшимися в модернизации. Современные западные общества, по мнению директора института Д. Лутца, не сумели найти эффективные инструменты, борясь с распространением оружия массового уничтожения как со следствием с помощью технических, дипломатических и военных средств, в то время как необходимо было искать пути ликвидации причин, порождавших данное опасное социальное явление. Для этого, считал Лутц, требовались иные действия, а именно разработка и принятие расширенной концепции всемирной безопасности, включавшей в себя такие вопросы, как ликвидация голода, массовой нищеты в развивающихся странах, недопущение загрязнения окружающей среды. Традиционная политика государств западного мира привела к дальнейшей поляризации богатых и бедных, что в конечном счете породило «отчаянную борьбу слабых за выживание посредством террора» [507, s. 35] и погони за приобретением оружия массового уничтожения. Другой вариант решения проблемы предложил Н. Пич, считавший цивилизованной мерой замену военных средств международным уголовным преследованием террористов. В свою очередь, У. Штайнбах исследовал проблематику поиска эффективных средств превентивных действий через призму отношений Запада с исламским миром, противопоставляя перспективу 22 столкновения цивилизаций их диалогу на принципах справедливого распределения ресурсов и партнерства. Дух пацифизма витал над этими работами. Вопросы адекватного реагирования на террористические вызовы рассмотрел в своей монографии официальный внешнеполитический докладчик фракции ХДС/ХСС в бундестаге Ф. Пфлюгер [515]. Ставку он предлагал делать на политическое, экономическое и военное укрепление позиций Запада. Последнему противостояли новые формы тоталитаризма, опиравшиеся, по мнению Пфлюгера, на ислам как религиозно-идеологическую концепцию. Что касается региональных аспектов обеспечения безопасности, то внимание германских исследователей в первую очередь было приковано к ситуации на Балканах, где наиболее проблемным пространством стала территория бывшей Югославии [476, 500]. Свою долю комментариев получили международные процессы на Ближнем и Среднем Востоке, равно как и вмешательство западных стран во внутренние дела Ирака и Афганистана. О процессе принятия решения о вторжении в Ирак писал Ф. Кунтц, отдававший предпочтение исследованию фактора «группового мышления» и коллективного принятия упомянутого решения [504]. Аспекты пребывания Германии в Ираке нашли освещение в совместной работе Ш. Ангенендта и M. Ассебурга [690], которые расценили положение как самый острый кризис на территории ближневосточного региона с 1948 года. Соавторы выделили несколько направлений, где рекомендовали сосредоточить дополнительные германские усилия в рамках стабилизации положения на территории Ирака: гуманитарная помощь беженцам в принимающих странах (особенно в Сирии и Иордании), разработка и претворение в жизнь новых программ по защите интересов беженцев за пределами Ближнего Востока, содействие развитию человеческого капитала путем организации разнообразных учебных курсов, причем германскому правительству предлагалось изыскать необходимые финансовые средства для выплаты стипендий их слушателям. В работе пресс-секретаря фракции ХДС/ХСС в бундестаге Э. фон Клэдена, посвященной немецкому участию в Афганистане [736], была обозначена 23 стратегическая цель Германии – помощь в решении злободневных проблем страны, а также недопущение прежней ситуации, когда Афганистан являлся питательной средой для международного терроризма и, следовательно, ставил под угрозу интересы безопасности ФРГ. Фон Клэден находил прогресс в деле восстановления страны, однако тут же подчеркивал нерешенность многих афганских проблем. Страна оставалась одной из беднейших в мире, средняя продолжительность жизни составляла 45 лет, имелись серьезные недостатки в отправлении правосудия, не была полностью искоренена террористическая опасность. В свою очередь, депутат бундестага от СДПГ, специалист в области политики безопасности Н. Аннен дал оценку германскому вкладу в восстановление социально-экономической инфраструктуры Афганистана. Новую ситуацию в Афганистане, сложившуюся в 2006–2007 гг., рассматривали Т. Нетцель и Б. Шреер [759]. Миссию на территории Афганистана они признавали одной из самых сложных, с которыми когда-либо сталкивались подразделения германского бундесвера. Повстанцы предпочитали нетрадиционную тактику с намерением втянуть коалиционные международные силы в затяжную войну на истощение, в условиях которой стабилизация казалась, по мнению соавторов, недостижимой. Позднее в новой статье Т. Нетцеля [761] было уделено внимание поиску эффективного сочетания гражданских и военных инструментов, признавалась исчерпанность прежних методов воздействия на ситуацию в Афганистане. Недостаток материальных средств и непродуманность сетевой концепции безопасности назывались фундаментальными слабостями международной миссии в Афганистане. Очередную группу в массиве историографии составили научные работы, в которых подвергалась анализу деятельность объединенной Германии в международных организациях (ООН, НАТО, ЕС, ОБСЕ). Исследования в этом направлении проводили В. фон Бредов [457, 700], К. Кайзер [732–734], Г. Хеллманн [722, 723, 724 в соавторстве с У. Роозом], М. Штаак [530]. О разногласиях с Италией по поводу получения Германией места постоянного члена СБ ООН писал Д. Дингер [479]. Аспекты, связанные с расширением НАТО на 24 восток и ролью Германии в этом процессе, оказались в центре внимания Л. Вегенера [798]. Экономическое положение Германии на рубеже веков нашло отражение в нескольких трудах [501, 523, 531]. Их авторам был присущ осторожный оптимизм, но вместе с тем они указывали на нерешенность ряда системных проблем в германском хозяйстве. При изучении деятельности ФРГ в области культуры на международной арене неизбежно возник вопрос о соотношении национальных интересов и их увязывании с потребностями ЕС. Исследование этого аспекта пришлось в основном на середину 1990-х годов, когда появилась коллективная монография под редакцией Х. Хоффманна и К.-Й. Мааса [485], вышли статьи В. Шоппе [846], Т. Штайнфельда [785]. Позднее при содействии Министерства иностранных дел ФРГ увидело свет издание, анализ материалов которого убедительно доказывал, что внешняя политика в области культуры превратилась в мощный инструмент продвижения национальных интересов ФРГ. Обсуждению экспертами подверглись такие вопросы, как роль «мягкой силы» в творческой индустрии, государственно-частное партнерство в области культуры, развитие культурного диалога с динамично развивавшимися регионами и странами мира [585]. В отдельную группу следует отнести исследования, в которых была предпринята попытка осветить различные стороны отношений между Германией и Россией. Наибольший вклад в их рассмотрение внесли М. Моммзен [511, 512 в соавторстве с А. Нусбергер], А. Рар [518, 519, 670, 766–770, 840–844], Г. Фогель [792–794]. При этом большая часть трудов была посвящена аспектам двусторонних отношений на этапе 90-х годов ХХ в., а события и закономерности 2000-х годов освещались скуднее. Для германской историографии 1990-х годов был характерен умеренно оптимистический тон публикаций. Значительную роль играло рассмотрение вопроса об историческом примирении двух народов, нашедшее отражение в ряде работ. В коллективной работе «Германо-российская новая эра: мир и война 1941– 1995 гг.» была предпринята попытка заложить основы понимания механизма 25 будущего двустороннего партнерства, этапы достижения которого задавались следующим образом: «знание – понимание – примирение – сотрудничество» [464]. Т. Вагенсон провела анализ германского направления во внешней политике Кремля. Автор пришла к выводу, что политика в этом направлении мало изменилась. Задачи и содержание официального курса в эпохи М.С. Горбачева и Б.Н. Ельцина оказались сходными [534, s. 322]. Выступив соавторами, А. Рар и Й. Краузе [539] выразили сомнение в эффективности функционирования российского механизма принятия внешнеполитических решений. Они наделили его такими пороками, как антидемократический характер, перекос в сторону исполнительной власти, слабая координация действий соответствующих федеральных органов, недостаточная компетентность ряда ключевых фигур. Сотрудники Федерального института по изучению Востока и международных отношений в Кельне провели сравнительный анализ успехов в решении задачи перехода к демократии и рыночной экономике РФ и других бывших социалистических стран. Их выводы оказались не в пользу России [537]. В дальнейшем для немецких ученых и экспертов стал характерен скептический взгляд на перспективы сотрудничества с РФ, сопровождавшийся нотками агрессивности. Осторожный оптимизм, характерный для эпохи Б.Н. Ельцина, канул в прошлое, а на смену ему пришло разочарование в России, что в разной степени получило отражение в германской историографии. Социалдемократ Г. Эрлер зашел в этом направлении дальше всех, уделив повышенное внимание тем событиям, которые, по его мнению, доказывали авторитарный характер российского политического режима, в том числе формированию жесткой властной вертикали, отмене выборов глав субъектов РФ после теракта в Беслане, делу «ЮКОСа», судьбе его бывшего главы М.Б. Ходорковского, оказавшегося за решеткой [483]. Препятствием на пути к установлению более тесных связей с Европой заведующий разделом внешней политики во влиятельной газете «Франкфуртер Рундшау» (Frankfurter Rundschau) К. Гробе-Хaгель считал неурегулированные социальные и этнические конфликты на юге России, а также 26 неспособность ее руководства найти политическое решение для стабилизации Северокавказского региона. Самым ярким показателем этой неудачи ГробеХагель называл войну в Чечне. Отдав должное исследованию этнических корней конфликта и его социально-политического фона, немецкий эксперт акцентировал свое внимание на проблеме криминализации жизни Чечни в 1990-е гг., а также не отказался лишний раз упрекнуть Москву за якобы имевшие место массовые нарушения прав человека [490]. Предвзятый подход в отношении чеченской политики Кремля отражал господствующее настроение в германском общественном мнении. О преградах на пути партнерства с РФ писали авторы коллективной монографии «Россия при новом руководстве: политика, экономика и общество в начале XXI столетия», изданной под редакцией германских специалистов в области российских проблем Х.-Х. Хеманна и Х.-Х. Шредера [524]. Ими был выявлен ключевой риск отношений – серьезные трудности в формировании устойчивого партнерства ФРГ со страной, переживавшей процесс фундаментальных преобразований. Были рассмотрены различные проблемы российского общества и поставлен во главу угла вопрос о том, сможет ли новое руководство во главе с В.В. Путиным успешно осуществить социальноэкономические реформы в РФ. Авторский взгляд на «раннего» Путина представил А. Рар. Хотя германский политолог допустил несколько неточностей и был не всегда последовательным (с одной стороны заявил о показательной работе В.В. Путина в Санкт-Петербурге [518, s. 98], а вскоре констатировал отсутствие экономических успехов в этом субъекте РФ), изучение его труда позволяет вникнуть в логику поведения ФРГ в отношениях с Россией на рубеже XX – XXI вв. Обстоятельное исследование, посвященное сложным вопросам истории отношений между Германией (сначала Западной, затем объединенной) с одной стороны, Советским Союзом и Российской Федерацией с другой, было подготовлено ведущими специалистами Геттингенского исследовательского цент- 27 ра*. Авторы высказали мысль о повышении управляемости двусторонними процессами за счет активизации деятельности международных организаций, но не сбросили со счетов национальные ресурсы [486]. Процессы трансформации российского хозяйства после финансового и экономического кризиса августа 1998 г. нашли отражение в ряде работ немецких ученых [478, 503]. Тщательный анализ широкого спектра вопросов, поднятых исследователями, позволил диссертанту оценить шансы двустороннего сотрудничества в предпринимательской сфере, поразмышлять над причинами недовольства инвестиционным климатом в РФ со стороны германского капитала. Анализ событий внутренней и внешней политики России периода 1991– 2002 годов был представлен в книге мюнхенского политолога М. Моммзен. Концепция автора не отличалась оригинальностью, поскольку российская элита в очередной раз получила упрек в недостаточном преодолении негативных стереотипов холодной войны [511]. В середине 2000-х годов тон большинства немецких публикаций стал еще более резким. Под редакцией депутата бундестага, вице-президента Международного общества Северного Рейна-Вестфалии Э. Фритца был издан коллективный труд, в котором представители всего спектра влиятельных политических сил ФРГ заявили о критическом ослаблении демократической тенденции в РФ [525]. Негативные оценки российского политического режима прозвучали в связи с отравлением в Лондоне бывшего сотрудника ФСБ А. Литвиненко. М. Моммзен и А. Нусбергер [512] обрушили на официальную Москву вал критики, упрекая ее в системных ошибках: провале в построении демократического правового государства, неразвитости партийной системы, глубоко укоренившейся авторитарной политической культуре населения. В политической системе, где исполнительная власть доминирует над законодательной, считали авторы, не мо________________________________ Геттингенский исследовательский центр известен по работе его Института германских и восточноевропейских исследований в период 1990-2001 гг. См. брошюру «10 Jahre Institut für Deutschland und Osteuropaforschung des Göttinger Arbeitskreises e. V. Forschungs- und Publikationsbericht. Göttingen 2001». Подробнее: Айсфельд А. Геттингенскому исследовательскому центру исполнилось 60 лет // Российские немцы / Die Russlanddeutschen. Научно-информационный бюллетень. 2007. № 2 (50). С. 2–4. * 28 жет быть обеспечено верховенство закона. Однако эффективных рецептов исправления положения Моммзен и Нусбергер не предложили. Подведение итогов отношений между ФРГ и РФ в период канцлерства Г. Шредера привело крупного немецкого эксперта Х. Фогеля к мысли о неудовлетворительном балансе германо-российских отношений, поскольку их богатый потенциал так и не был реализован. Хотя долгосрочные последствия Второй мировой войны постепенно преодолевались, однако климат отношений обременялся отголосками длившейся десятилетиями идеологической конфронтации. Важнейшей проблемой Фогель считал противоположные оценки ситуации в РФ: официальная Москва говорила о развитии в своей стране демократии, а многие германские специалисты и наблюдатели последовательно определяли политический режим в РФ как авторитарный. Вместе с тем Фогель признавал ущербность западного подхода к России, подчеркивая, что существует дефицит целевых координаций в реальной конструкции многосторонних взаимодействий. По-прежнему господствовала персонализация внешней политики, что не позволяло строить отношения на долгосрочную перспективу [794]. Разочарование связями ЕС и РФ нашло отражение в коллективном труде «Европейский Союз, Россия и Евразия. Возвращение геополитики», изданном под редакцией авторитетных ученых В. Шнайдер-Детерса, П. Шульце и Х. Тиммерманна [474]. На фоне традиционных упреков в свертывании демократии исследование отразило дальнейшее наступление Евросоюза на жизненно важное пространство, где сосредотачивались интересы России. В качестве нового объекта, получившего пристальное внимание со стороны ЕС, называлась Украина, причем перспектива ее принятия в эту международную организацию оценивалась как достаточно весомая. Также германских исследователей интересовала ситуация в Беларуси, Молдове, Центральной Азии и на Южном Кавказе. На этом фоне диссонансом выглядела работа А. Рара, который попытался внести элементы объективности в анализ ситуации. Эксперт полагал, что в 90-е 29 ХХ в. РФ была унижена Западом. Например, требуя открыть для себя ее рынки, он отказывался сделать то же самое для российских производителей. В.В. Путин стал действовать решительно и результативно: стабилировал политический порядок, заставил олигархов платить налоги, вернул национальную гордость России, которую, после некоторого перерыва, вновь стали воспринимать как великую державу. При этом Рар был уверен в дружеском отношении Путина к странам Запада, стремлении к интеграции с ними. Демонстрация же силы со стороны Кремля зачастую являлась не более чем реакцией разочарования на отсутствие позитивных импульсов от партнеров, в частности Евросоюза [519, s. 23]. Смягчить жесткие построения большинства немецких экспертов также пытался Ш. Майстер, опубликовавший статью «Российское направление в политике Германии» [751]. По его мнению, накопленные стабильные и дружественные отношения с Москвой в период канцлерства Г. Коля и Г. Шредера выступили стратегическим капиталом для Германии. Но Майстер был вынужден признать наличие тенденции, распространявшейся в рамках НАТО, особенно среди новых членов этой организации – поиск безопасности без учета интересов России. Автор полагал, что партнерство НАТО и РФ, призванное смягчить последствия расширения альянса, не состоялось. С 1994 года Североатлантический блок строго выдерживал правило, которое фактически поставило крест на любой попытке конструктивного сотрудничества. Оно начиналось со слова «нет»: нет дополнительному праву вето России в делах НАТО; нет совместному принятию решений; никаких договоренностей насчет стран Центральной и Восточной Европы (далее ЦВЕ); нет признанию Североатлантическим альянсом российских сфер интересов в странах ближнего зарубежья. Немецкий журналист М. Квиринг, хорошо знавший Россию, стремился представить основные тенденции ее развития в конце 1990-х – 2000-е гг. Круг рассмотренных им проблем оказался многогранным: от российского климата до отношений между В.В. Путиным и Д.А. Медведевым [517]. Попытка разобраться 30 в политической ситуации, возникшей с приходом к власти нового президента Д.А. Медведева, была предпринята в работе Б. Райтшустера [520]. Экономические отношения между ФРГ и РФ подверглись изучению в трудах А. Рара [519] и В. Вайденфельда [856], сосредоточивших внимание на энергетическом аспекте двустороннего сотрудничества. Шире эту проблему рассматривал Ф. Умбах, отмечавший большую зависимость Германии от прямых поставок российских газа и нефти, а также призывавший федеральное правительство к разработке долгосрочной концепции энергетической политики, которая должна быть предусмотреть продление сроков эксплуатации АЭС и поддержание угольной отрасли до 2030 года, развитие возобновляемых источников энергии и повышение энергоэффективности, пересмотр газовыми компаниями ФРГ стратегической линии в отношении РФ, диверсификацию импорта газа [533]. Таким образом, изучению внешней политики ФРГ, в том числе на российском направлении уделялось весьма пристальное внимание. Это неудивительно ввиду понимания отечественными и немецкими учеными важности определения роли Германии в постбиполярной системе международных отношений, а также выявления специфики ее контактов с ведущими мировыми державами, в том числе с Российской Федерацией. Вместе с тем комплексные научные исследования, специально посвященные проблеме взаимосвязи позиций объединенной Германии на международной арене и реализации ею своих национальных интересов в системе многосторонних и двусторонних (на примере германо-российских) связей, отсутствуют. Недостаточно полно изучена специфика германской внешней политики в области культуры и взаимодействия гражданских обществ ФРГ и РФ. Имеются пробелы в исследовании инвестиционной деятельности немецкого капитала на территории России. Объектом настоящего исследования являются международные связи объединенной Германии гуманитарной сферах. в политической, экономической и культурно- 31 Предметом исследования выступают деятельность ФРГ на мировой арене и инструменты реализации ее национальных интересов. Цель исследования – проанализировать влияние внешнеполитических позиций ФРГ на характер ее многосторонних и двусторонних (с Российской Федерацией) отношений. В соответствии с поставленной целью автор решает следующие задачи: - изучить положение объединенной Германии в начале постбиполярной эпохи, раскрыв при этом основные элементы ее ресурсной базы; - определить специфику зависимости внешнеполитического курса ФРГ от внутренних факторов ее развития (состояния экономики, особенностей рынка рабочей силы, предвыборной борьбы политических партий); - найти и проанализировать причины, обусловившие приверженность Германии принципам мультилатерализма; - вскрыть факторы, детерминировавшие использование ФРГ военной силы на мировой арене в постбиполярный период; - исследовать механизмы участия объединенной Германии в рамках конфликтных полей на территории Среднего и Ближнего Востока (на примере Афганистана и Ирака); - выявить дипломатические возможности ФРГ в решении глобальной проблемы сохранения режима нераспространения оружия массового уничтожения; - рассмотреть ключевые направления деятельности объединенной Германии в ООН; - изучить важнейшие тенденции и закономерности развития германороссийских политических отношений в 1991–2008 гг.; - установить характер взаимовлияния ФРГ и РФ в контексте деятельности НАТО, ЕС и ОБСЕ; - определить проблемы, с которыми столкнулись Германия и Россия в процессе развития инвестиционного сотрудничества; 32 - исследовать роль идеологии в механизме взаимного преодоления ФРГ и РФ «образа врага»; - оценить вклад, который внесли гражданские общества Германии и России в процесс совершенствования двустороннего культурно-гуманитарного сотрудничества. Теоретико-методологическую основу исследования образует системный подход, позволивший сосредоточить внимание на целостном изучении предмета познания, выявлении многообразия его связей и отношений, рассмотрении механизмов его трансформации в соответствии с принципом историзма. Также автором были использованы методологические разработки школ политического реализма (чьи представители признавали центральной проблемой международных отношений обеспечение безопасности с позиции силы, при этом рассматривая государство в качестве важнейшего субъекта мировых процессов) и неолиберализма (заявлявшего о смягчении анархичности международной системы путем внесения в нее упорядоченного начала с помощью деятельности целого комплекса институтов, использовавших такие инструменты, как взаимные консультации и компромиссные решения). Это дало возможность с большей долей объективности исследовать механизм деятельности ФРГ на международной арене и уяснить логику ее отношений с Россией. Отправной хронологической точкой настоящего исследования выступил январь 1991 г., важным политическим событием которого стало формирование первого правительства объединенной Германии во главе с Г. Колем. Обеспечив достижение ключевого национального интереса, ФРГ оказалась перед лицом новых вызовов постбиполярной эпохи: глобализации, возрастания конкуренции на рынках сбыта, террористической опасности, распространения оружия массового уничтожения, культурно-цивилизационных проблем. Адекватный ответ на эти вызовы во многом зависел от успешности выстраивания Германией системы реализации национальных интересов на международной арене. 33 Конец ХХ – начало ХХI вв. явились тем периодом, в течение которого модернизированный механизм внешних связей ФРГ прошел адаптацию к новым условиям функционирования. В это время осуществлялись поиски оптимальных инструментов продвижения германских интересов на мировой арене, а также предпринимались шаги по их претворению в жизнь. Этап 1991–2008 годов стал особой вехой в развитии германо-российских отношений. В их рамках нашло сочетание противоположных тенденций: сближения (или интеграции), что позволило сторонам найти общие подходы и согласовать свои позиции по ряду злободневных проблем, а также отчуждения (дезинтеграции), проявившегося в расхождении взглядов руководства ФРГ и РФ на ключевые вопросы европейской и глобальной безопасности, в том числе процесс расширения НАТО и ЕС на восток. Своеобразие исследуемого периода обусловлено также неоднозначными внутренними процессами в Германии и России, оказавшими существенное влияние на ход и характер двусторонних отношений. Это нашло отражение в первую очередь в экономической области, где, с одной стороны, произошло воплощение в жизнь тенденции к расширению сотрудничества. Однако его полноценному развитию препятствовали несколько объективных и субъективных факторов. В 2008 г. мир вступил в полосу тяжелого финансового и экономического кризиса, который не только поставил под сомнение краеугольные основы переходной системы международных отношений (однополярность, откровенно непропорциональное распределение ресурсной базы в пользу западных стран, принижение роли России в регулировании глобальных и региональных процессов), но и обозначил новые угрозы для объединенной Германии (потеря стабильности в рамках Евросоюза, исчерпанность долговременных конкурентных преимуществ ФРГ на европейских и глобальных рынках, попытки усиления контроля со стороны США). Все это вынудило Германию сосредочить внимание на разработке пакета антикризисных мер и внести определенные коррективы в свою внешнеполитическую линию. Закономерности трансформационных 34 процессов, происходивших во внутренней и внешней политике ФРГ на рубеже нулевых – десятых годов XXI столетия, являются предметом отдельного научного исследования. Характеристика источников. В целях комплексного освещения исследуемой темы был привлечен широкий круг отечественных и иностранных источников, изданных на русском, немецком и английском языках. Многие из них введены в научный оборот впервые. Важнейшая группа источников – документы и материалы органов государственной власти ФРГ (законодательные акты, протоколы бундестага, решения Федерального конституционного суда, аналитические доклады и отчеты федерального правительства и отдельных министерств, в том числе иностранных дел, обороны, внутренних дел, здравоохранения и социального обеспечения). Их тщательный анализ позволил уяснить законодательные основы и механизм формирования внешней политики ФРГ, выявить сильные и слабые стороны последнего, определить приоритетные направления деятельности Германии на мировой и европейской аренах, установить специфику подхода официального Бонна (после переноса столицы ФРГ Берлина) в отношениях с Россией. Для исследуемого периода был характерен консенсус органов государственной власти ФРГ в области внешней политики, что способствовало продвижению национальных интересов страны за рубежом. Действуя в строгом соответствии с Основным законом, бундестаг, федеральный президент, федеральное правительство и Федеральный конституционный суд объединенными усилиями добились необходимой корректировки законодательных положений в области использования подразделений бундесвера за рубежом. На аналогичных принципах была построена политическая линия по обеспечению участия Германии в решении вопросов регионального и глобального масштабов. Например, это характерно для периода проведения международной антитеррористической операции на территории Афганистана, когда бундестаг неоднократно продлевал мандат бундесвера по просьбе федерального правительства. 35 Среди источников данной группы высокой степенью информативности отличались документы, подготовленные органами исполнительной власти ФРГ. Министерство иностранных дел регулярно выпускало издания, анализ материалов которых помог выявить официальную позицию Германии по актуальным международным проблемам. В 1995 году увидел свет сборник документов, характеризовавших внешнюю политику ФРГ на этапе с 1949 по 1994 г. [10]. Документы более позднего периода содержались в периодических изданиях, подготовленных германским Министерством иностранных дел. К их числу принадлежали доклады федерального правительства о мерах, предпринимавшихся в рамках контроля над вооружениями, разоружения и нераспространения, а также развития вооруженных сил (Bericht der Bundesregierung zum Stand der Bemühungen um Rüstungskontrolle, Abrüstung und Nichtverbreitung sowie über die Entwicklung der Streitkräftepotenziale) [11–13]. Источники были насыщены фактическим материалом, в том числе данными об обычных вооружениях и вооруженных силах Германии, России и других стран (по родам войск) на протяжении всего исследуемого периода. В докладах содержались показатели национальных потолков обычных вооружений в соответствии с адаптированным Договором об обычных вооруженных силах в Европе от 19 ноября 1999 г.; устанавливались ключевые параметры германского участия в деятельности ОБСЕ, включая размеры взносов в регулярный бюджет организации, количество граждан ФРГ, являвшихся служащими ОБСЕ, а также наблюдателями по линии ОБСЕ на выборах в различных регионах и странах мира; была представлена обширная информация о германском экспорте обычных вооружений. Следующим источником, издававшимся Министерством иностранных дел ФРГ, являлись сборники «Внешняя политика в области культуры. Отчет федерального правительства» за соответствующий период (Auswärtige Kulturpolitik. Bericht der Bundesregierung; Bericht der Bundesregierung zur Auswärtigen Kulturpolitik) [9, 14, 15]. Здесь были размещены ценные документы и материалы, посвященные ключевым направлениям деятельности ФРГ в этой области, а также подводились итоги работы федерального правительства за 36 конкретный год. Публиковались данные о размерах и структуре германского бюджета, выделявшегося на внешнюю политику в области культуры и образования по регионам мира. Представлялись сведения о финансировании важнейших организаций, с помощью которых реализовывалась культурная экспансия ФРГ. Речь идет о Институте им. Гете и Германской службе академических обменов (ДААД). В этом же сборнике имелись данные о количестве иностранных студентов и ученых в вузах ФРГ, формах некоммерческого партнерства с правительственными и неправительственными организациями в рамках совместных программ в области образования. Указывались наиболее перспективные культурные проекты, осуществлявшиеся германской стороной как в отдельных странах, так и на региональном уровне. При развитии отношений c иностранными государствами Министерство иностранных дел ФРГ отслеживало ситуацию в области прав человека. Ее анализ был представлен в ежегодных отчетах федерального правительства о его политике в области прав человека в международных отношениях и в других политических сферах (например, Siebter Bericht der Bundesregierung über ihre Menschenrechtspolitik in den auswärtigen Beziehungen und in anderen Politikbereichen) [30]. Особое внимание привлекли разделы в отчетах, где содержались сведения о положении с правами человека в РФ. Для понимания новой роли бундесвера в рамках многосторонних операций, проводимых под эгидой ООН и НАТО, большую роль играл анализ документов Министерства обороны ФРГ, созданных при активном участии Федерального совета безопасности и ряда других министерств (иностранных дел, внутренних дел, финансов и экономики). В них определялись так называемые «зоны риска» для национальной безопасности, к которым в первую очередь относились: международный терроризм и организованная преступность без конкретной географической или государственной привязки; Ближний и Средний Восток, откуда, по мнению немецких экспертов, распространялись транснациональный терроризм и исламский фундаментализм (прежде всего с территории Афганистана и Ирака). 37 Ключевую роль в понимании проблемы играло изучение двух «Белых книг» по вопросам политики безопасности Германии и перспективам развития вооруженных сил 1994 и 2006 гг., в которых были опубликованы базовые положения, посвященные взаимодействию ФРГ с союзниками по НАТО и ЕС в соответствующей области, а также аспекты, относившиеся к задачам, состоянию и направлениям развития бундесвера. Несмотря на унифицированную структуру изданий, каждое содержало эксклюзивную информацию и позволяло судить о творческом подходе германской мысли к определению ключевых элементов политики безопасности. В «Белой книге» образца 1994 года к их числу относились: сохранение свободы, безопасности и целостности территории Германии, а также благополучие ее граждан; интеграция с европейской демократией в рамках ЕС; трансатлантический альянс с США как ведущей мировой державой на основе общих ценностей и интересов; включение восточных соседей в западные структуры безопасности в Европе; обеспечение верховенства международного права, прав человека и рыночной экономики (раздел «Ценности и цели») [34, s. 42]. В свою очередь, «Белая книга», увидевшая свет в 2006 году, заявляла о том, что германские интересы не являются определенными раз и навсегда, а напротив, зависят от конкретной международной ситуации и внутреннего положения. Хотя по-прежнему основные интересы заключались в укреплении европейской и трансатлантической безопасности, во что вкладывался широкий смысл: свободное и беспрепятственное осуществление торговли в мировом масштабе, преодоление или недопущение кризисов и конфликтов, которые оказывают влияние на безопасность Германии, диффузия принципов демократии во всемирном масштабе, глобальное уважение международного права, преодоление разрыва между богатыми и бедными регионами мира, обеспечение прав и свобод человека на международном уровне. Интересом ФРГ также провозглашалась линия на активное участие в деятельности многосторонних международных организаций. Наконец, восприятие немецких интересов за пределами ЕС и зоны ответственности Североатлантического альянса требовало углубленного рассмотрения того, в 38 какой степени соответствующие кризисы и конфликты представляли собой реальную угрозу для немецкого общества, из чего проистекало вовлечение Германии в акции, направленные на поддержание мира или принуждение к миру по линии ООН [35]. К данным источникам тесно примыкали «Основные направления политики Германии в области обороны» от 21 мая 2003 г. (Verteidigungspolitische Richtlinien des deutschen Verteidigungsministeriums vom 21. Mai 2003) [33], подписанные министром обороны ФРГ и представлявшие собой конкретизацию закрепленных в соответствующей «Белой книге» задач, поставленных перед Министерством обороны в сфере обеспечения национальной безопасности. Они вытекали из анализа текущих проблем безопасности на глобальном и региональном уровнях, а также оценки потенциальных угроз в отношении Германии. Через весь документ приходила идея о том, что бундесверу предстоят качественные изменения, что позволит ему дать адекватный ответ на вызовы в области безопасности. Также Министерство обороны выпускало тематические сборники документов, посвященные внешней политике ФРГ в отдельных регионах и странах. Одним из них явилось издание «Наш бундесвер в Афганистане: за безопасность и мир» (Unsere Bundeswehr in Afghanistan: für Sicherheit und Frieden) [31], где в кратком виде была обобщена деятельность военнослужащих ФРГ в этой стране, осуществлявшаяся по линии Международных сил содействия безопасности (ISAF). Поскольку в Афганистане Германия специализировалась на подготовке полицейских кадров, ценным источником стал сборник документов «Германский вклад в создание полицейских сил в Афганистане» (Deutsches Engagement beim Polizeiaufbau in Afghanistan) [19], изданный Министерством внутренних дел ФРГ совместно с МИДом. Здесь была собрана информация о таких видах работы германских представителей на афганской территории, как создание и инфраструктура тренировочных центров и академий, обучение немецкими специалистами кадров афганских силовиков, улучшение инфраструктуры местной полиции, полицейских участков и постов управления. 39 МВД ФРГ вело насыщенную публикационную деятельность по иным важнейшим направлениям, прежде всего работе в рамках обеспечения безопасности граждан Германии на ее территории. Ежегодно оно издавало «Отчет о деятельности по охране Основного закона» (Verfassungsschutzbericht) [32], постоянной частью которого являлся раздел «Угрозы безопасности и экстремистские настроения со стороны иностранцев» («Sicherheitsgefährende und extremistische Bestrebungen von Ausländern»). В нем публиковались материалы о географии расселения, занятиях, умонастроениях представителей иностранных диаспор, проживавших на территории Германии. Это издание дополнял другой сборник документов, выпускаемый МВД ФРГ под названием «Экстремизм в Германии. Формы проявления и современное состояние» («Extremismus in Deutschland. Erscheinungsformen und aktuelle Bestandsaufnahme») [28], где содержались материалы о потенциально опасных общественно-политических организациях и этнических группах на территории ФРГ. Кроме информации от правоохранительных органов, здесь публиковались результаты социологических опросов по злободневным аспектам данной проблемы. В частности, население Германии регулярно опрашивалось на предмет определения степени влияния чужих этнических групп в немецком обществе [28, s. 10]. Наконец, германским Министерством внутренних дел был выпущен сборник документов «После 11 сентября. – Антитеррористические мероприятия» (Nach dem 11. September 2001. – Maβnahmen gegen den Terror) [29], в котором нашла отражение информация о мерах профилактики и борьбы с террористической угрозой, осуществлявшихся по линии МВД. Министерство здравоохранения и социального обеспечения ФРГ ежегодно издавало доклад «Наркотики и наркомания» (Drogen- und Suchtbericht) [22–27], где содержался раздел о производстве и обороте наркотиков в Афганистане, а также о вкладе, который вносила Германия в борьбу с этими антиобщественными явлениями. Анализ данных позволил глубже понять политические мотивы участия ФРГ в международной антитеррористической операции на афганской территории. Достоверность сведений, изложенных в докладе, подтверждалась 40 дополнительными ссылками на такой авторитетный источник информации, как Управление ООН по наркотикам и преступности. Мультилатералистские устремления Германии в постбиполярный период обусловили ценность источников, содержащих информацию о взаимодействии ФРГ и ООН. Ими являлись отчеты федерального правительства о сотрудничестве Германии с ООН, международными организациями и институтами в рамках системы Объединенных Наций (Bericht der Bundesregierung zur Zusammenarbeit zwischen der Bundesrepublik Deutschland und den Vereinten Nationen und einzelnen, global agierenden, internationalen Organisationen und Institutionen im Rahmen des VN-Systems) [16, 17]. В них содержались сведения о финансовом вкладе, который Германия ежегодно вносила в регулярный бюджет ООН, на операции по поддержанию мира и другие расходные статьи. Широкий массив документов и материалов был подготовлен ведомством печати и информации федерального правительства ФРГ. В первую очередь речь идет о периодическом издании «Бюллетень» (Bulletin (Presse- und Informationsamt der Bundesregierung)), на страницах которого публиковались документы разнообразного характера, посвященные внутренней и внешней политике германского руководства, в том числе отношениям с Россией (заявления федерального президента и федерального правительства, речи, интервью федерального канцлера и отдельных министров, материалы их пресс- конференций). Анализ этой документальной базы позволил проследить эволюцию точек зрения германских официальных лиц на проблемы различных уровней (глобальные, региональные, внутригосударственные). Второй блок источников представлен документами политических партий ФРГ. Это партийные программы, коалиционные соглашения, аналитические материалы фракций политических партий в бундестаге. Их изучение дало возможность уяснить стратегические (в первую очередь) и тактические подходы ключевых политических сил Германии к решению злободневных проблем своей страны, Европы и мира в целом, а также выявить их отношение к различным моделям взаимоотношений с РФ. В этом плане показательным явился 41 программный документ христианских демократов, принятый ими на XXI съезде в Ганновере (2007 г.). В нем объявлялось о стремлении ХДС внести свой вклад в формирование модели стратегического партнерства Евросоюза и России, основанного на европейских универсальных ценностях [39]. Изучение материалов германских партий также позволяет говорить об их приоритетах в сфере безопасности. Объединенной фракцией ХДС и ХСС в бундестаге была разработана, а впоследствии принята бундестагом «Стратегия безопасности для Германии» (Sicherheitsstrategie für Deutschland), в которой международный терроризм был объявлен величайшей угрозой [42]. Третья группа источников (документы, принятые органами государственной власти РФ) помогла исследовать нормативно-правовую базу, созданную российской стороной и способствовавшую углублению сотрудничества с ФРГ. Это Конституция РФ [44], федеральные законы («О культурных ценностях, перемещенных в Союз ССР в результате Второй мировой войны и находящихся на территории Российской Федерации» [59], «О передаче Федеративной Республике Германия витражей из церкви святой Марии (Мариенкирхе) в городе Франкфурте-на-Одере, перемещенных в Союз ССР в результате Второй мировой войны и хранящихся в Государственной музее изобразительных искусств имени А.C. Пушкина» [60]), концепции национальной безопасности [47] и внешней политики [45, 46], военная доктрина РФ [43], федеральные целевые программы (например, «Уничтожение запасов химического оружия в Российской Федерации» [58]), указы президента РФ («О приостановлении Российской Федерацией действия Договора об обычных вооруженных силах в Европе и связанных с ним международных договоров» [57]). Четвертый блок источников включает документы и материалы международных организаций (ООН, НАТО, ЕС, ОБСЕ), опубликованные в сборниках или размещенные на официальных сайтах этих организаций. Среди них особую роль играли резолюции, принятые Советом Безопасности ООН после обсуждения злободневных международных проблем, рассматриваемых в 42 настоящей работе. К их числу относятся резолюции Совбеза ООН по Афганистану [75, 77] и Ираку [72–74,76], давшие возможность проследить динамику вмешательства международного сообщества во внутренние процессы, протекавшие в этих странах. Голосуя за резолюции, ФРГ брала на себя важные обязательства, тем самым внося свой вклад в обеспечение мира и безопасности не только в региональном, но и в глобальном масштабе. Специфику позиции и инициативы объединенной Германии по вопросам, обсуждавшимся в рамках ООН (разоружение, контроль над вооружениями, недопущение подрыва режима нераспространения оружия массового уничтожения), помогли раскрыть материалы ежегодника Организации Объединенных Наций по разоружению [61– 67]. Многочисленные документы ЕС, НАТО и ОБСЕ предоставили богатую пищу для размышлений о роли ФРГ в этих организациях, а также о взаимовлиянии Германии и России в контексте деятельности международных институтов. Среди документов ЕС выделялись «Коллективная стратегия Европейского Союза в отношении России» [87], документы к Амстердамскому договору [91], заявление Европейской комиссии о положении в России [95], заявление Европейского совета по Ираку [96], итоговое заключение заседания Европейского совета в Хельсинки [98] и пр. Документы НАТО были представлены Стратегической концепцией Организации Североатлантического договора 1999 года [81], материалами встречи глав государства и правительств стран-членов альянса, состоявшейся 28–29 ноября 2006 г. в Риге [82], заявлением по Ираку [84], коммюнике заседаний министров стран-членов Североатлантического совета [85, 86]. Роль ОБСЕ прослежена по ряду важнейших документов этой организации, в том числе Декларации Лиссабонской встречи [101], Договору об обычных вооруженных силах в Европе [102], Парижской хартии для новой Европы [104], Соглашению об адаптации Договора об обычных вооруженных силах в Европе [107], Хартии европейской безопасности [108]. Пятую источниковую группу составили многосторонние международные договоры, декларации и соглашения, ставшие серьезным подспорьем при 43 изучении проблем глобальной безопасности. К их числу относились: Конвенция о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия и о его уничтожении 1993 г. [123], Декларация Московской встречи на высшем уровне по вопросам ядерной безопасности 1996 г. [121], Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний 1996 г. [122]. Шестой группой источников выступили документы германо-российских межгосударственных консультаций на высшем уровне. Наиболее информативными явились материалы о визитах президента РФ В.В. Путина в ФРГ (2000 г. Берлин [146], 2004 г. Гамбург, Шлезвиг [145], 2005 г. Ганновер [144], 2007 г. Висбаден [147, 148]). В них был сосредоточен массив соглашений и договоров, подписанных сторонами в ходе визитов, приведены мнения официальных лиц по вопросу о текущем состоянии и перспективах германороссийских отношений. К этой же группе следует отнести межправительственные соглашения ФРГ и РФ, анализ которых раскрывает все богатство нормативноправовой основы их отношений. Двусторонними базовыми документами являлись Совместное российско-германское заявление [158], Соглашение между правительством РФ и правительством ФРГ о транзите военного имущества и персонала через территорию Российской Федерации в связи с участием вооруженных сил ФРГ в усилиях по стабилизации и восстановлению переходного исламского государства Афганистан [161], Соглашение между правительством РФ и правительством ФРГ об изучении русского языка в ФРГ и немецкого языка в РФ [163], Соглашение между правительством РФ и правительством ФРГ о совместной стандартизации, модернизации и материально-техническом обеспечении самолета МиГ-29 в интересах третьих стран [159], Соглашение между правительством РФ и правительством ФРГ о сотрудничестве в области исследования и использования космического пространства в мирных целях [160]. Здесь же содержались информационные сообщения о заседаниях германороссийской Рабочей группы по стратегическому сотрудничеству в области экономики и финансов [169, 170]. 44 Седьмой источниковый блок образовали статистические издания, справочные пособия и материалы социологических опросов. Статистика была представлена в германских и российских периодических изданиях, докладах федеральных ведомств, отчетах кредитных учреждений обеих стран. Среди германских статистических источников выделялись сборники, изучение материалов которых позволило дать оценку ситуации в различных сферах жизни ФРГ: «Книга германских трендов: факты и ориентиры» (Deutschland-Trend Buch: Fakten und Orientierungen) [227], «Население. Факты – тренды – причины – ожидания. Важнейшие вопросы», изданный Федеральным институтом по изучению проблем демографии (Bevölkerung. Fakten – Trends – Ursachen – Erwartungen. Die wichtigsten Fragen) [222]; «Деловые отчеты» бундесбанка ФРГ (Deutsche Bundesbank. Geschäftsbericht) [225], «Энергетика в Германии» (Energie in Deutschland) [228]. При рассмотрении аспекта германских интересов в Ираке были использованы данные о запасах нефти из ежегодника «Статистический бюллетень ОПЕК» (OPEC Annual Statistical Bulletin) [236]. Важные сведения были почерпнуты из российских статистических ежегодников, издававшихся Госкомстатом РФ [212]. В их разделе R-25 содержались данные об осуществлении внешнеэкономической деятельности РФ, в том числе внешней торговле Российской Федерации со странами вне СНГ (в фактически действовавших ценах, млн долл. США). Существенный вклад в понимание логики поведения Германии на международной арене внесли материалы различных справочных пособий, как правило, сопровождавшиеся комментариями ученых и государственных деятелей ФРГ. В 2007 г. был выпущен капитальный справочник, в котором преемственность и изменения во внешней политике ФРГ подавались через понятия идентичности, европейской центральной власти, гражданской силы и экономической мощи. Издание существенно расширило круг участников внешней политики, исследуя наряду с классическими субъектами – государственными учреждениями, в том числе правительством, парламентом и армией – негосударственные, представленные церковными организациями, общественными 45 фондами и другими элементами гражданского общества. Особую ценность имели части 5 и 6 данного издания, где был сосредоточен богатый фактический материал, позволявший судить о различных направлениях германской политики во многих странах и регионах мира, а также о деятельности ФРГ в области безопасности, культуры, энергетической сфере на площадках влиятельных международных организаций (ООН, ЕС, НАТО, ОБСЕ, ВТО, группы G7, позднее G8) [231]. Изучение данных соцопросов помогло выявить господствовавшие настроения в германском обществе по таким ключевым вопросам, как внешняя политика, приоритеты экономической деятельности, инвестиционное сотрудничество с российскими компаниями [220, 233]. Восьмую группу источников составили печатные труды, интервью, заявления, речи, материалы пресс-конференций государственных и общественных деятелей Германии, а также других стран (РФ, США, Франции, Англии). Эти материалы носили универсальный характер, ибо содержали информацию обо всех направлениях деятельности ФРГ на международной арене, равно как и германороссийских отношений: процессах становления и развития в постбиполярную эпоху, наиболее сложных и злободневных проблемах, вариантах их решения. Взгляды на внутренние аспекты жизни ФРГ, а также специфика подхода ее руководства к важнейшим вопросам мировой политики были отражены в работах и высказываниях федеральных канцлеров Г. Коля [287, 317, 370, 379], Г. Шредера [248, 253, 261, 266, 278, 313–316, 340, 347, 349–355, 361, 363, 369, 388, 393, 394, 397, 398], А. Меркель [265, 284, 341, 342, 356, 391, 392], федеральных президентов Р. Херцога [249, 373–375], Й. Рау [254, 255, 262, 318], министров иностранных дел Г.-Д. Геншера [384, 390], К. Кинкеля [280, 281, 312, 377], Й. Фишера [269–273, 276, 277, 296–311, 339, 362, 367, 371, 372, 376, 385–387], Ф.-В. Штайнмайера [252, 332–338, 344, 381, 382, 399, 401], министров обороны Ф. Рюэ [251, 358, 395, 396], П. Штрука [263, 267, 320, 348], Р. Шарпинга [286, 321–324, 343, 359, 364], Ф. Й. Юнга [319, 357, 378], министра внутренних дел О. Шили [274]. 46 Девятым источниковым блоком выступили мемуары государственных деятелей ФРГ (K. Аденауэра [407], В. Брандта [402], Ф. Й. Штрауса [406], Г. Шредера [405]) и СССР (М.С. Горбачева [403, 404]). Эти работы содержали разнообразную информацию, проливавшую свет на методологические подходы при разработке и реализации германской внешней политики, а также раскрывавшую немецкий взгляд на важнейшие события в области отношений с Россией. Оценка, данная в мемуарах другой стороне, позволила размышлять об истоках формировании и путях преодолении «образа врага» в отношениях между немцами и русскими, хотя, конечно, комментарии политиков носили субъективный характер и могли применяться в научном исследовании лишь в случае критического к ним отношения. Взгляды на Россию (или СССР) у германских политиков были неодинаковыми: от признания нашей страны врагом № 1 (К. Аденауэр, в значительной степени Ф. Й. Штраус) до умереннооптимистической оценки путинской России в качестве партнера объединенной Германии (Г. Шредер). Воспоминания бывшего советского президента М.С. Горбачева были сопровождены текстами важнейших документов, подписанных руководителями Федеративной Республики Германия и Советского Союза в период 1990–1991 годов. Отдельную нишу в списке источников заняли материалы, почерпнутые из журналов и газет различной общественно-политической направленности. Среди немецких СМИ наибольшей информативностью отличались печатные издания «Интернационале Цайтгешихте» Политик» (Aus Politik (Internationale und Politik), Zeitgeschichte), «Аус Политик «Остойропа» унд (Osteuropa), «Информацион фюр ди Труппе» (Information für die Truppe), «Политик унд Цайтгешихте» (Politik und Zeitgeschichte), «Франкфуртер Альгемайне Цайтунг» (Frankfurter Allgemeine Zeitung), «Ди Цайт» (Die Zeit), «Ди Вельт» (Die Welt), «Виртшафтсвохе» (Wirtschaftswoche). Главную ценность представляли материалы, размещенные на страницах ведущего внешнеполитического журнала «Интер- 47 национале Политик». В разделе «Архив» электронной версии этого журнала, к которому автор диссертации обращался в 2009 г., был размещен огромный массив документов, в том числе собранных по определенной тематике, например: «Внешняя и европейская политика Германии» (2002, № 9) [137], «Внешняя политика Германии» (2003, № 4) [136], «Безопасность и нераспространение» (2004, № 1) [132], «Ситуация в области трансатлантических отношений» (2003, № 6) [134], «Расширение НАТО на восток» (1997, № 9) [140], «Расширение и укрепление ЕС» (2004, № 4) [138], «Ирак и конфликт на Ближнем Востоке» (2002, № 12) [131], «Война в Ираке» (2003, № 3) [133]. Среди материалов отечественных СМИ большим объемом информации выделялись публикации в журналах «Мировая экономика и международные отношения», «Современная Европа», «Европейская безопасность: события, оценки, прогнозы», «Международная жизнь», «Зарубежное военное обозрение», «Российская газета», «Независимая газета». Научная новизна диссертации состоит в том, что ее автор первым в отечественной историографии предпринял попытку провести исследование механизмов участия ФРГ в системе многосторонних связей на международной арене и развития ее отношений с Российской Федерацией в постбиполярную эпоху (1991–2008 гг.). Конкретное содержание научной новизны результатов исследований диссертанта заключается в следующем: 1. Под специфическим углом зрения и на обширном фактологическом материале рассмотрено диалектическое взаимодействие между многосторонними и двусторонними отношениями, которые ФРГ устанавливала с целью реализации своих национальных интересов на европейском континенте и в других стратегически важных районах земного шара. 2. Исследованы особенности германского понимания мультилатералистской концепции. 3. Обстоятельно изучен опыт деятельности ФРГ в составе Международных сил содействия безопасности на территории Афганистана. 48 4. Выявлена логика поведения немецкой дипломатии в ходе взаимодействия ФРГ с Францией и Россией накануне вторжения войск коалиции во главе с США на территорию Ирака в 2003 г. 5. Определены и обоснованы различия в тактическом курсе ФРГ, который она проводила в НАТО, ЕС, ОБСЕ. 6. Подробно проанализирована борьба федерального правительства под руководством канцлера Г. Шредера за место для ФРГ в числе постоянных членов Совета Безопасности ООН; оценены ее итоги и получили объяснение причины, приведшие к отрицательному результату. 7. Изучен постбиполярный механизм культурного воздействия ФРГ в области внешней политики, выступавший одним из наиболее эффективных инструментов продвижения интересов этой страны на международной арене. 8. Предложен новый взгляд на смену моделей взаимоотношений Германии с Российской Федерацией: «личные контакты» – «стратегическое партнерство» – «прагматическое сотрудничество». 9. Создана матрица эффективного преодоления «образа врага» как важной проблемы в области международных контактов. На примере германо-российских отношений была осуществлена ее апробация. 10. Подробно прослежена динамика переговорного процесса Бонн/Берлин – Москва в 1991–2008 гг., выделены и охарактеризованы актуальные проблемы в отношениях между ФРГ и РФ, оценены перспективы их решения; 11. Внесен вклад в понимание специфики регионального аспекта германороссийских отношений. 12. Представлен авторский взгляд на взаимодействие гражданских обществ ФРГ и РФ в рамках форума «Петербургский диалог». Личное участие автора в исследовании выражается в изучении эффективных механизмов реализации интересов национального государства на современном этапе, выявлении логики поведения ФРГ в рамках постбиполярной системы международных отношений, создании всеобъемлющей и непротиворечивой картины германо-российских отношений в период 1991–2008 годов. 49 Положения, выносимые на защиту: 1. Обретение территориального единства и восстановление суверенитета позволили Германии де-факто выдвинуться в число ведущих европейских держав. Следуя традициям, заложенным в период существования прежней ФРГ, федеральные власти не стремились форсировать события и немедленно заявлять о своих претензиях на континентальное лидерство. Германия проводила осторожный и гибкий внешнеполитический курс, постепенно подготавливая свое население и зарубежное общественное мнение к восприятию нового статуса ФРГ. Вместе с тем складывались предпосылки перехода на позиции жесткого политического реализма, учитывавшего возросшие возможности Германии и искавшего самые эффективные пути их применения. Данный этап завершился в конце 1990-х годов. 2. Учет внутренних и внешних факторов развития заставил властвующую элиту ФРГ сделать стратегический выбор на международной арене в пользу мультилатерализма, который позиционировался в качестве инновационной теории и практики мирового процесса и противопоставлялся унилатерализму. Смысл мультилатерализма по-немецки заключался в глубокой включенности этой страны в систему межгосударственных отношений, прежде всего через влиятельные международные институты, ее внешнеполитической деятельности с опорой на методы многосторонней дипломатии, сосредоточении внимания на коллективных процедурах принятия ключевых решений. Однако власти ФРГ нередко считали проявлением мультилатерализма то, что на самом деле являлось его отрицанием и, по сути, закамуфлированным унилатерализмом. Речь идет о НАТО-центризме, что выразилось в стремлении объединенной Германии построить систему региональной и глобальной безопасности вокруг Североатлантического альянса. 3. С военно-политической точки зрения положение ФРГ было устойчивым, что подчеркивалось отсутствием впервые за долгие годы угрозы нападения с применением обычных вооружений и вооруженных сил враждебных стран или их блока. Претерпел коренные изменения концептуальный подход Германии к 50 обеспечению безопасности: на смену ее узкому пониманию, трактуемому только с позиции достижения нерушимости государственных границ, пришло широкое толкование, предусматривавшее преодоление комплексных вызовов, локализацию рисков на всех уровнях безопасности, защиту территории и населения ФРГ от ассиметричных угроз. Политика безопасности объединенной Германии покинула национальные рамки, обретя как региональный, так и глобальный масштабы. 4. Расширились стоявшие перед немецким бундесвером задачи, которые реализовывались преимущественно многонациональных сил за в границей. рамках участия Приоритетом в в составе использовании вооруженных сил определялось урегулирование конфликтов в горячих точках за рубежом в рамках многонациональных миротворческих операций. Другим важным направлением явилось участие подразделений бундесвера в борьбе международного сообщества с террористической опасностью. 5. Объединенная Германия выразила готовность взять на себя повышенные обязательства за международную безопасность в рамках ООН. Такие амбиции нашли отражение в стремлении ФРГ приобрести место постоянного члена Совета Безопасности ООН, несшего главную ответственность за поддержание международного мира. Это могло стать реальностью лишь после принятия решения о реорганизации ООН, на идеологическую и политическую подготовку которого были направлены усилия немецкой дипломатии. 6. На протяжении исследуемого периода германские власти акцентировали свое внимание на тех вопросах глобальной и региональной безопасности, в решение которых могли внести конкретный вклад. Официальный Бонн/Берлин стремился обеспечить сохранение режима нераспространения оружия массового уничтожения и ядерных материалов. Что касается региональных проблем, то их разрешением германские власти предпочитали заниматься в порядке поступления. Средний и Ближний Восток явились полигонами, на которых объединенная Германия испытала свои дипломатические ресурсы, а также военную силу (в Афганистане). В ходе конфликтов вокруг Афганистана и Ирака ФРГ были использованы различные комбинации этих инструментов. 51 7. Масштабность деятельности Германии в международных организациях оказалась различной. Ключевыми институтами, с помощью которых осуществлялась реализация ее внешнеполитических задач, являлись НАТО и Евросоюз, что объяснялось наличием мощного арсенала разнообразных ресурсов у этих блоков и сильными позициями в них ФРГ. 8. Выявились противоречия в процессе поддержания Германией отношений с одним из своих крупнейших партнеров на евроазиатской арене – Российской Федерацией. В контексте пребывания в международных организациях и с учетом общезападных интересов ФРГ проводила в целом жесткий курс, ущемлявший интересы РФ. Двусторонние отношения ФРГ с РФ носили гораздо более конструктивный характер, однако имели подчиненное значение, детерминируясь цивилизационной принадлежностью Германии и ее обязательствами перед союзниками. 9. Фактор политической окраски правящей германской коалиции наложил на двусторонние отношения серьезный отпечаток. В период 1991–1998 годов консервативно-либеральная коалиция ХДС/ХСС–СвДП предпочитала строить отношения с Россией в русле «крепкой мужской дружбы» федерального канцлера Г. Коля и президента РФ Б.Н. Ельцина. 1998–2005 годы прошли под знаком попытки формирования стратегического партнерства, осуществленной социалдемократами и «зелеными». В 2005–2008 годы «большая коалиция» ХДС/ХСС– СДПГ фактически отказалась от неудавшейся модели «стратегического партнерства», перейдя на рельсы прагматического сотрудничества с РФ. 10. Ход экономических отношений подтвердил высокую степень заинтересованности Германии в хозяйственном сотрудничестве с Россией. Приоритетной сферой оставалась нефтегазовая отрасль, в которой ФРГ и РФ запустили несколько крупнейших проектов. Укрепилась институциональная основа двустороннего экономического сотрудничества, а влиятельные немецкие промышленники и предприниматели получили возможность непосредственного общения с главой российского государства. Инвестиции на территории РФ осуществляли преимущественно крупные германские компании. 52 11. Население ФРГ с большим трудом преодолевало скептицизм в отношении возможности построения в России стабильного демократического режима. Мешала психологическая установка части немецкого общественного мнения на конфронтационную модель отношений с РФ, распространенная в германской среде еще в годы холодной войны. В дальнейшем обнаружилось несоответствие между ожиданиями со стороны ФРГ и социальными процессами, протекавшими в России. 12. Укрепилось взаимодействие гражданских обществ ФРГ и РФ. В ходе заседаний форума «Петербургский диалог» произошло внедрение модели социального партнерства на международном уровне, что позволило оперативно доводить до сведения первых лиц германского и российского государств наработки участников форума. Вместе с тем в деятельности форума и его рабочих групп обнаружилось немало проблемных мест, где стороны не смогли прийти к единому мнению, в том числе по вопросу о развитии демократии в России. Теоретическая и практическая значимость результатов исследования состоит в том, что фактические данные, положения и выводы диссертации могут быть использованы: 1) в процессе написания новых трудов, посвященных изучению механизма многосторонних и двусторонних взаимодействий на международной арене, внешней политики ФРГ; 2) при чтении лекций в рамках вузовского курса по теории и истории международных отношений, а также спецкурса по внешней политике Германии в постбиполярный период. В этой области диссертантом накоплен значительный опыт, ибо на протяжении многих лет он читал в различных вузах лекции по дисциплинам «Современные международные отношения», «Регионоведение», «История», «История государства и права зарубежных стран», «История политических и правовых учений», «История мировых цивилизаций» и «Политология», в которых нашли отражение материалы данной работы; 3) в деятельности органов власти РФ, принимающих ключевые решения в области внешней политики; 53 4) в работе российских коммерческих и некоммерческих организаций, поддерживающих контакты с германской стороной. Обоснованность и достоверность результатов диссертации обусловлены опорой на широкий круг официальных источников, системным подходом к изучению проблемы многосторонних и двусторонних связей объединенной Германии на международной арене, непосредственной и косвенной верифицируемостью авторских утверждений. Тема и содержание диссертационной работы соответствуют паспорту специальности 07.00.15 – история международных отношений и внешней политики: п. 3. «Международные отношения и внешняя политика на разных этапах исторического развития»; п. 5. «Реконструкция системы международных отношений, их эволюция и сущностные характеристики»; п. 6. «Национальногосударственные приоритеты во внешней политике и международных отношениях»; п. 7. «Война и дипломатия как инструменты внешней политики»; п.8. «Политология международных отношений». Апробация работы. Основные результаты диссертационного исследования отражены в 41 научной публикации общим объемом 42,02 п.л., в том числе в 1 монографии, 17 статьях, опубликованных в рецензируемых изданиях, рекомендованных ВАК РФ (одна статья в соавторстве), и представлены на международных, всероссийских и межрегиональных конференциях. В их числе: Международный симпозиум, организованный Волго-Вятской академией государственной службы (Н. Новгород, 2010), международные научно-практические конференции в Москве, состоявшиеся под эгидой Института стратегических исследований («Теория и практика современной науки», «Теоретические и практические аспекты развития современной науки», «Современные проблемы гуманитарных и естественных наук», 2012), Нижегородского государственного технического университета («Актуальные проблемы социальной коммуникации», 2012), НП «Сибирская ассоциация консультантов» («Вопросы социологии, политологии, философии и истории», 2012), уфимского научного центра «Aeterna» («Актуальные вопросы 54 развития науки», 2014), Дзержинского филиала Института внешнеэкономических связей, экономики и права в Санкт-Петербурге («Пути модернизации общества и государства в современных условиях», 2011, 2012), Международная научнометодическая конференция в ННГУ им. Н.И. Лобачевского («Великая Отечественная война: вопросы истории», 2000), всероссийские конференции («Дискуссионные проблемы российской истории в вузовском и школьном курсах», Арзамас, 1998; «Русь, Россия и мировая цивилизация», Санкт-Петербург, 1999; «Россия в глобальном мире», Санкт-Петербург, 2003; «Эффективность, результативность и качество государственного и муниципального управления», Чебоксары, 2011), межрегиональная конференция («Роль системы образования в обеспечении устойчивого развития города», Н. Новгород, 2008). Структура исследования. Диссертация состоит из введения, шести глав, содержащих в своем составе девятнадцать параграфов, заключения, списка использованных источников и литературы. 55 ГЛАВА 1. СТАРТОВЫЕ ПОЗИЦИИ ГЕРМАНИИ И ИХ РЕАЛИЗАЦИЯ В ПОСТБИПОЛЯРНЫЙ ПЕРИОД 1.1. Роль объединенной Германии в переходной системе международных отношений В конце 1980-х – начале 1990-х годов на международной арене произошли кардинальные политические и экономические перемены, вызванные окончанием холодной войны. Биполярная модель, определявшая ход развития мировой цивилизации на протяжении более половины ХХ столетия, осталась в прошлом. Проявившийся глобальный тренд, казалось, не вызывал сомнений в том, что на смену своей предшественнице уверенно приходит однополярная система международных отношений, характеризующаяся концентрацией международной власти в руках единственной сверхдержавы. США приобрели весомые преимущества над остальными членами мирового сообщества ввиду обладания значительно более весомыми ресурсами, которые могли использоваться официальным Вашингтоном в качестве инструментов воздействия на остальных участников глобального процесса. Во второй половине 1990-х годов стало заметно, что новая система международных отношений нацелена на унификацию общественного развития путем распространения западной модели. Любой субъект мирового сообщества, не вписавшийся в данную тенденцию, оказывался перед угрозой силового вмешательства в свои внутренние дела. Этому способствовало возрастание асимметрии основных участников международного процесса. Кризисные явления на постсоветском пространстве и ослабление позиций России резко контрастировали с усилением Запада, выступавшего в качестве центра притяжения для стран ЦВЕ, которые втягивались в орбиту влияния Североатлантического альянса и Европейского Союза, а затем становились членами этих организаций. 56 Рубеж ХХ – XXI вв. можно считать апогеем однополярной системы международных отношений, что нашло отражение в Концепции внешней политики Российской Федерации, подписанной президентом В.В. Путиным 28 июня 2000 г. «Тенденция по направлению формирования униполярной мировой структуры усиливается… Фундаментальные вопросы международной безопасности решаются западными институтами и форумами, а роль Совета Безопасности ООН ослабляется», – полагали авторы этого документа [45]. Однако уже в начале постбиполярной эпохи стала пробивать себе дорогу другая тенденция, обнаружение и изучение которой позволили усомниться в неизбежности безоговорочного торжества однополярной системы. Напротив, появились основания думать, что система международных отношений переживает переходное состояние, логическим завершением которого должно стать формирование многополюсного мира. Такой характер мировой системы отразила тенденция к относительному падению американского веса в мировом сообществе. Уже в середине 1990-х годов проявилось ослабление ведущей роли США на международной арене, причем наметилось определенное противоречие между стратегическим курсом официального Вашингтона на сохранение мирового господства и тактическими разногласиями внутри американского истеблишмента. С момента окончания конфликта между Востоком и Западом изменилась не только структура международной системы, но и внешнеполитические обязательства Соединенных Штатов. Экономические и внутриполитические мотивы стали теснить классические постулаты в сфере политики безопасности на второй план: краткосрочные соображения, обусловленные предвыборной борьбой, играли все большую роль в американской внешней политике. Финансовый и экономический кризис, отчетливо проявившийся на глобальном уровне в течение 2008 года, внес дополнительный вклад в расшатывание однополярного устройства международной системы. Положение США было ослаблено; к тому времени они накопили внешнеполитические проблемы, в том числе затянувшиеся войны в Ираке и Афганистане. Также 57 Вашингтону не удалось предотвратить цивилизационные вызовы, которые Западу бросили Китай и мусульманский мир. В случае возникновения очередных конфликтов серьезного масштаба американских сил могло не хватить для их разрешения, поэтому новые международные проблемы настоятельно требовали не только участия США, но и подключения их партнеров, которые, обладая необходимыми ресурсами, проявляли политическую волю к укреплению своих позиций на мировой арене. Такие обстоятельства давали основание говорить о постепенном формировании новой версии глобального мирового порядка – системы международных отношений, которая не опиралась ни на две большие силы, что являлось краеугольным принципом периода холодной войны, ни на доминирование одной державы, как ключевой тенденции в переходный период. На этом фоне наблюдалось усиление нескольких акторов международных отношений, стремившихся стать новыми центрами геополитического притяжения. Ими являлись государства, вступившие в постбиполярную эпоху экономически окрепшими, демографически усилившимися, стремившимися вносить более существенный вклад в поддержание баланса сил на региональном и глобальном уровнях. Одной из таких держав была Германия, потенциал которой благодаря объединению значительно увеличился. В начале 1990-х годов статус ФРГ, как нового субъекта международных отношений, определялся следующими геополитическими параметрами: по размерам территории (357 тыс. кв. км) она занимала третье место в Западной Европе после Франции (552 тыс. кв. км) и Испании (505 тыс. кв. км); по численности населения – 12-е место в мире (82 млн чел.), но зато первое место в Западной Европе [588, с. 414–415]. Германские успехи, в первую очередь достижение единства, выглядели особенно выигрышно на фоне процессов государственного разрушения и политической атомизации, протекавших в этот период на постсоветском пространстве, в Югославии и Чехословакии. ФРГ обладала высокой степенью привлекательности для огромной армии переселенцев и беженцев, число которых 58 в охваченных кризисом странах бывшего социалистического лагеря постоянно росло. Сильной германской стороной стала высокая степень социального партнерства между работниками и работодателями, что отразилось в низком коэффициенте забастовочной активности (см. таблицу 1). Таблица 1 Kоэффициент забастовочной активности в ФРГ и некоторых странах мира, 1990-е годы Государство ФРГ Количество забастовочных дней на 1000 рабочих дней 5 Польша 15 Великобритания 25 США 45 Источник: Schröder G. Rede zur Eröffnung der Hannover Messe 2004 am 18. April 2004 // Internationale Politik. 2004. № 5. URL: http://www.internationalepolitik.de/ip/archive/ jahrgang 2004/ mai 2004/ dokumentation. htm (дата обращения: 30.07.2009). Из таблицы 1 следует, что в ФРГ только 5 рабочих дней из 1000 не использовались по назначению вследствие забастовок; для сравнения: в Польше – 15, Великобритании – 25, США – 45 дней. К этому добавлялись такие конкурентные преимущества, как высокий уровень образования и материальное благополучие немецкого населения, сравнительно благоприятная экологическая обстановка в стране, распространенность немецкого языка за рубежом, прежде всего в государствах ЦВЕ. В пользу Германии играло то историческое обстоятельство, что она исторически рано перестала быть страной, обладавшей колониями. Потеряв свои внеевропейские владения еще в 1919 году, немецкая держава не была обременена отрицательным имиджем империи, с которым угнетенные народы были вынуждены долгое время бороться за свое освобождение. 59 Ключевым фактором могущества ФРГ оставалась экономика: по производству ВВП она занимала 3-е место (после США и Японии), по экспорту – 2-е место (после США), по торговле наукоемкой продукцией – 3-е место с 17% (уступая Японии – 21 и США – 19%) [229; 588, с. 415]. Германия удерживала одно из ведущих мест в мировой экономике, ключевой тенденцией развития которой стало нарастание процесса углубления международного разделения труда. Этому способствовала высокая конкурентоспособность немецких товаров на глобальных и региональных рынках. Наиболее востребованной за рубежом являлась продукция следующих отраслей германской промышленности: автомобилестроения; транспортного машиностроения (вагоностроения, самолетостроения); общего машиностроения (производства станков, приборов); электротехнической промышленности; черной металлургии, точной механики и оптики; химической, фармацевтической, парфюмерно-косметической промышленности. Эти отрасли индустрии обладали комплексом конкурентных преимуществ, способствовавших успешному завоеванию иностранных рынков сбыта: высоким качеством и широким ассортиментом изделий; использованием международных стандартов и в то же время постоянной готовностью выполнять индивидуальные заказы; пунктуальностью в выполнении поставок; широкой сбытовой сетью и налаженным послепродажным обслуживанием. Благодаря этому осуществлялось планомерное наращивание наиболее высокотехнологичных видов машин и оборудования германского производства. Успехи в современных наукоемких отраслях в решающей степени определяли положительную динамику товарного экспорта ФРГ. Объединенной Германии удалось приобрести сильные позиции на товарных рынках, где осуществлялось более половины мировых торговых операций, что вывело страну на второе место по стоимости экспорта. Глобальным лидером по этому показателю в 1990-е гг. являлись Соединенные Штаты, однако не следует забывать об их экономическом потенциале: он был почти втрое больше, чем у ФРГ. С 2002 г. Германии удалось занять место лидера в мировом экспорте товаров. Немецкие производители не только удерживали прочные позиции в 60 США, странах ЕС и Японии, но и активно осваивали перспективные рынки стран ЦВЕ, Восточной Азии, Латинской Америки, Африки. В последнее десятилетие ХХ в. все большее значение приобретал вывоз инвестиционного капитала за рубеж, на что также чутко отреагировали германские компании. Для них экспорт капиталов превратился в основной инструмент завоевания новых рынков. При этом немецкие фирмы, стремясь минимализировать свои издержки, отдавали предпочтение расширению производства и инвестиционной деятельности собственных филиалов и дочерних компаний в странах их пребывания. Обозначилась тенденция, в соответствии с которой темпы вывоза товаров и услуг из ФРГ стали значительно уступать продажам, осуществляемым подразделениями немецких коммерческих организаций за границей. Усиление позиций Германии неизбежно поднимало проблему возвращения немцев к «нормали», т.е. обретения готовности брать на себя международные обязательства адекватно своей возросшей мощи. К тому же вставал вопрос о внешнеполитических предпочтениях германской державы в рамках постбиполярной системы международных отношений. Совокупность факторов, преимущественно субъективного характера, препятствовала устранению этой проблемы в максимально сжатые сроки. На протяжении нескольких послевоенных десятилетий органы власти и население ФРГ, рассуждая в духе политического реализма, свыклись с мыслью о скромности вклада своей страны в разрешение международных вопросов, который преимущественно сводился к оказанию второстепенных услуг международным организациям и сверхдержавам в гуманитарной, материально-технической и финансово-экономической сферах. Объединение Германии привело к достижению важнейшего национального интереса, однако не смогло быстро изменить сознание немецкого населения, лишь нащупывавшего свое место в постбиполярном мировом порядке и интуитивно чувствовавшего, что ему предстоит пройти по этой дороге длинный и непростой путь. 61 Различные слои социума проявляли осторожность, отвергая радикальную оценку ключевых событий в области глобальной и региональной политики. Опросы общественного мнения свидетельствовали об антивоенной направленности настроений граждан ФРГ. Например, в январе 1995 г. лишь треть немецких респондентов положительно отнеслась к возможности применения боевых самолетов «Торнадо» германского производства в ходе операции НАТО на Балканском полуострове. Более половины опрошенных (51%) отвергали такую идею. В значительно большей степени рядовых граждан ФРГ волновала проблема обеспечения собственной безопасности перед лицом многочисленных внешних угроз. За период с мая 1991 по январь 1995 г. озабоченность угрозой, исходившей от исламского фундаментализма, выросла: в Западной Германии с 20 до 44%, в Восточной Германии – с 14 до 31% [758, s. 130]. В свою очередь, политические, финансовые и промышленные элитарные группы ФРГ оказались не готовыми инициировать публичное обсуждение важнейших аспектов внешней политики немедленно после объединения. Им требовалось время для осмысления сложившейся геополитической ситуации и четкой формулировки обновленной редакции национальных интересов Германии, чтобы на этой основе безошибочно задать вектор развития в европейском и глобальном пространствах. В этот период лишь 22% представителей высшего звена немецкой политической и бизнес-элиты придерживались мнения, что у внешней политики Германии имеются ясные цели. Об их отсутствии заявляли 74% опрошенных. Остальные респонденты затруднялись четко сформулировать свое мнение [758, s. 130]. В таблице 2 представлены сводные данные опросов, проведенных среди представителей германской элиты (политических деятелей, чиновников, крупных предпринимателей и промышленников) дважды с небольшим промежутком – в сентябре 1993 и марте 1995 г. 62 Таблица 2 Приоритетные цели внешней политики объединенной Германии. Итоги опросов, в % Формулировка цели Принятие на себя международной ответственности посредством участия в миротворческих операциях ООН Получение Германией места постоянного члена Совета Безопасности ООН Ускорение процесса европейского объединения 1993 г. 76 1995 г. 67 65 49 62 55 Источник: Noelle-Neumann E. Öffentliche Meinung und Außenpolitik. Die fehlende Debatte in Deutschland // Internationale Politik. 1995. № 8. S. 127. Как следует из таблицы 2, в качестве ключевого приоритета респонденты назвали принятие Германией на себя международной ответственности посредством участия в миротворческих операциях Организации Объединенных Наций (в 1993 г. 76%, в 1995 г. 67%). Также значительная часть опрошенных высказывалась в пользу приобретения ФРГ места постоянного члена Совета Безопасности ООН (в 1993 г. 65% против 49% в 1995 г.) и ускорения процесса европейского объединения (в 1993 г. 62%, а в 1995 г. 55%). Полученные результаты свидетельствовали о стремлении Германии интегрироваться в мировое сообщество с помощью активного участия в работе ООН. Вместе с тем обозначилась тенденция к снижению интереса политического класса и бизнесэлиты ФРГ к международной проблематике. Такое положение сложилось в силу как внутренних, так и внешних причин. С одной стороны, федеральные власти сосредоточили свое внимание на подъеме восточногерманских территорий, что отвлекало значительные бюджетные средства. Общие инвестиции в экономику новых федеральных земель за период 1991–2000 годов составили 1,38 млрд немецких марок (далее ДM) [805]. С другой стороны, официальный Бонн был вынужден прислушиваться к мнению ключевых субъектов мировой политики, прежде всего союзников по Североатлантическому альянсу и Европейскому Союзу. Возраставшая мощь 63 объединенной Германии породила их серьезные опасения. 8 октября 1996 г. депутат французского парламента Ш. Паска в интервью первому каналу национального телевидения заявил об опасности воскрешения имперских амбиций со стороны ФРГ [230, s. 132]. Польские ученые всерьез обсуждали опасность, что однажды Померания, Силезия, Богемия и Моравия обратятся к Германии с просьбой о вступлении в ее состав. Озабоченность, высказываемая со стороны европейских партнеров ФРГ, объяснялась комплексом накопленных к тому времени факторов: учетом исторического опыта деятельности Германии на мировой арене в первой половине ХХ в., усилением политических позиций ФРГ на европейском континенте, опасением перед сильной немецкой валютой (дойчмаркой), популярностью федерального канцлера Г. Коля как внутри страны, так и за рубежом. Более того, создание единой Германии потенциально несло в себе угрозу для стабильности регионального геополитического порядка в постбиполярную эпоху, ибо у нее появился очередной шанс подорвать хрупкое стратегическое равновесие между талассократией и теллурократией, т.е. морским и сухопутным могуществом в Европе. Как свидетельствовал исторический опыт, мир на континенте периодически подвергался угрозе ввиду отсутствия четкой границы между западной морской силой и евразийской континентальной мощью. Вместе с тем объединение Германии стало реальностью, в силу чего к стране оказалось прикованным внимание международного сообщества. Органы государственной власти ФРГ оказались в непростой ситуации, ибо каждый их сколько-нибудь заметный шаг вызывал интерес мирового сообщества и давал повод для сравнений: экономические проблемы позволяли проводить параллели с периодом нестабильной Веймарской республики, а выступления ультраправых политиков навевали отрицательные воспоминания об эпохе нацизма. Появление мощной Германии резко изменило характер континентальной политики, став геополитическим поражением крупнейших европейских стран, в первую очередь Франции. ФРГ не только перестала быть ее младшим партнером на континенте, но и превратилась в важнейшее государство Западной Европы, 64 вносившее крупный вклад в поддержку ключевых международных институтов. В процентном отношении к общему бюджету на долю объединенной Германии приходилось 28,5% бюджета ЕС и 22,8% бюджета НАТО; ФРГ стала крупнейшим акционером Мирового банка и Европейского банка реконструкции и развития [538, p. 128]. К тому же набирало силу мнение, согласно которому последующее сближение европейских стран по своей сути являлось продвижением германских интересов на континенте. Объективно ситуация складывалась таким образом, что нарастание региональных интеграционных процессов могло увеличить немецкую свободу действий, если Германия окажется в состоянии не только эффективно использовать свое возросшее влияние, но и узаконить его в рамках ведущих международных организаций, прежде всего Европейского Союза. В этих условиях официальному Бонну пришлось проводить на континентальной арене взвешенный курс, учитывавший настороженность европейского – в первую очередь – и остального мирового сообщества ростом могущества ФРГ. Его дипломатические усилия были направлены на доказательство того, что от Германии более не исходит угрозы в любой форме. Решать эту задачу предполагалось системным способом, прежде всего внушая зарубежным партнерам мысль о преемственности объединенной Германии со старой ФРГ – вполне миролюбивым, предсказуемым и склонным к компромиссу государством; агрессивное наследие нацистских времен решительно отвергалось. Официальные лица активизировали информационное сопровождение внешнеполитического курса, называя «вчерашним днем» политику с позиции силы. Выступая 26 сентября 1991 г. на заседании Генеральной Ассамблеи ООН министр иностранных дел ФРГ Г.-Д. Геншер заявил о «выдвижении на первый план большей ответственности Германии за свободу, демократию и человеческое достоинство», утверждая, что необходимо оставить в прошлом государственное мышление нацистских времен [390, s. 825]. Эта позиция акцентировала внимание на гражданском аспекте немецкой ответственности за ситуацию как в региональном, так и в глобальном масштабах. 65 В рамках трансатлантического сотрудничества официальный Бонн также стремился отвечать запросам, выдвигавшимся в его отношении американским союзником, которому было важно удержать контроль над усилившейся ФРГ. Еще в процессе объединения Германии администрация президента Дж. Буша- старшего занималась проектированием ее будущей роли в международной политике. Исходной посылкой являлось безусловное разделение Бонном мировоззренческих ценностей американского союзника, понимание его глобальных устремлений, а также поддержка в любой форме акций официального Вашингтона на международной арене, причем как в рамках НАТО, так и вне их. Со своей стороны власти ФРГ понимали, что и после окончания холодной войны связь с США остается для них полезной, как и ранее, хотя акценты в германо-американском сотрудничестве сместились. В предшествующий период Соединенные Штаты выступали гарантом безопасности ФРГ, а их благожелательная позиция явилась необходимым условием объединения Германии. После ухода биполярной системы в небытие тесные трансатлантические отношения стали играть роль своеобразного «зонтика», под прикрытием которого Федеративная Республика получила возможность постепенно утвердиться в роли континентального лидера путем укрепления своих политических и финансово-экономических позиций в структурах Евросоюза, а также беря курс на завоевание новых рынков сбыта в странах ЦВЕ. Другим элементом позиционирования новой Германии стала ее приверженность демократическим ценностям, которые противопоставлялись тоталитарным и авторитарным принципам. Федеральные власти стремились найти убедительные аргументы, доказывавшие невозможность воспроизводства нацистского прошлого в новой ФРГ. Одним из них явилось утверждение, что в германской внешней политике послевоенного периода сформировались константы, которые, как и важнейшие положения Основного закона ФРГ, не подлежат изменению. В постбиполярный период наметилось укрепление других факторов, игравших роль гарантов безопасности европейских стран. К их числу 66 принадлежали: глобализационная тенденция; отсутствие зримой военной угрозы со стороны какого-либо влиятельного государства или в результате противостояния великих держав; формирование нового баланса на континенте между регионализацией ее пространства, интеграцией и расширением ЕС; вхождение восточных немцев в атлантическое сообщество; взрывоподобный рост внутриполитических проблем демократических режимов в геополитическом окружении Атлантики, что требовало совместного их решения, а именно тесного взаимодействия Евросоюза с США; очевидность факта, что перспективы расширения глобальной ответственности Европы просматриваются исключительно в союзе с Вашингтоном. С психологической точки зрения ситуация не выглядела столь однозначной. Попытка внести успокоение не только в ряды европейцев, но и обеспечить собственное спокойствие, свидетельствовала о латентном, подавленном страхе, испытываемом германскими властями, недостатке уверенности в себе, о непроизвольном желании защититься от самих себя. Такое состояние можно объяснить особенностями социализации послевоенного поколения немцев, привыкшего за долгие годы холодной войны к самоограничению. Это породило неамбиционный уклад политического мышления, с трудом привыкавшего к восстановлению командных позиций ФРГ в европейской системе после объединения и нередко отказывавшегося признать, что обладание возросшей силой неизбежно вынудит Германию к ее использованию, хотя бы в рамках солидарной ответственности. Находясь в плену предрассудков, многие официальные лица в Бонне стали избегать публичных размышлений по поводу национальных или государственных потребностей ФРГ, ставя во главу угла коллективные интересы и ответственность в рамках таких международных организаций как НАТО, ЕС и ЗЕС. Подобная боязливость не могла тянуться до бесконечности, ибо динамичный характер постбиполярного периода вынуждал принять меры к ее скорейшему преодолению. Складывавшаяся обстановка на континенте, образовавшийся после ухода из Восточной Европы российских войск вакуум 67 силы, нарастание интеграционных процессов и настоятельные требования гарантий устойчивого континентального развития делали Германию востребованным субъектом международных отношений. Cо времен биполярной системы стабильный европейский порядок нуждался в центральной интегрирующей мощи, обладатель которой не только пользовался привилегиями, вытекавшими из его статуса, но и наделялся отягчающими обязанностями. В «малой Европе», геополитическое существование которой пришлось на период с 1945 по 1989 г., роль политического гегемона играли Соединенные Штаты, осуществляя вместе с Францией, Великобританией и ФРГ заботу о региональной безопасности. В 1990-е гг. реальностью стала так называемая «большая Европа», где важными субъектами, обеспечивавшими баланс сил, оказались Польша, Украина и Россия, а решающим партнером, способным влиять на эти страны и стабилизировать региональный порядок в Европе, явилась Германия, в долгосрочной перспективе способная занять место Соединенных Штатов. Стало быть, серьезные препятствия на пути превращения ФРГ в руководящую региональную силу встретились как во внешней среде, так и внутри страны. Между тем зарубежные официальные лица были вынуждены признать, что тенденции мирового развития объективно способствуют укреплению положения ФРГ. В речи, произнесенной 3 ноября 1999 г. по поводу открытия Трансатлантического центра им. Дж. Маршалла, американский посол в Германии Дж. Корнблюм, в частности, заявил: «Глобализация приводит к существенной перестановке мировых акторов. Процесс синергии и синтеза между США и Европой сильно концентрируется на Берлине. Последний всегда был центром интеграционных идей. Но сегодня, являясь свободной столицей объединенной Германии, Берлин имеет шанс проецировать эту энергию и динамику на все нации и Европу в целом». Посол подчеркнул, что в течение долгих лет Берлин (имелся в виду Западный Берлин. – А.Е.) был внешним форпостом западной демократии на востоке. Теперь у Германии появился шанс сыграть роль 68 катализатора окончательной победы западной общественной модели во всей Европе [291]. Психологическая неготовность лидеров консервативно-либеральной коалиции, стоявшей у власти в ФРГ на протяжении 1991–1998 годов, взять на себя дополнительную ответственность активизировало традиционалистский подход, приверженцы которого пытались обосновать дипломатическую сдержанность Германии в международных связях. Они отождествляли ФРГ с торговым государством, основным признаком которого являлось стремление к отказу от автономности действий на мировой арене в пользу интеграции и кооперации с членами международного сообщества. В области внешней политики торговое государство выдвигало в качестве приоритета достижение общего блага, отдавая предпочтение гражданским стратегиям и инструментам перед военными средствами. Обладательницей таких черт, как считалось, Германия стала в бытность старой ФРГ, но и после обретения полного суверенитета над всей территорией она продолжала руководствоваться торгово-государственными принципами. Немецкий политолог М. Штаак, признавая очевидность перемен во внутренней и внешней жизни своей страны, полагал, что для федеральных властей ФРГ остался характерен стиль политики гражданской дипломатии. Поскольку интеграция и открытость рынков стали внешнеполитическими приоритетами Германии, Штаак объявил свою державу кооперативно-торговым государством. Пребывание в этом неофициальном статусе, прогнозировал политолог, сохранится до тех пор, пока в качестве главной цели ФРГ ставит поддержание интеграции и готовности к кооперации со странами-партнерами, а также при обеспечении консенсуса элиты во внутриполитическом курсе. В любом случае Штаак «державному», противопоставлял торговое государство целью внешней политики которого так называемому провозглашалось распространение на внешнюю среду своей внутренней мощи, и выражал уверенность, что возвращение к великодержавной политике в том виде, в каком она проводилась до краха гитлеровской Германии, практически исключено [530]. 69 Данную позицию поддержал профессор Амстердамского университета (Нидерланды) М. Брандс, не допускавший мысли о преобладании внешней политики ФРГ с позиции силы. Распространенный взгляд на Германию как державу, запрограммированную на укрепление собственной военной мощи, был объявлен Брандсом морально устаревшим, поскольку «власть в современной Европе не является больше тем, о чем Макс Вебер говорил: навязывать свою собственную волю другому, вопреки его желаниям. Это слишком простая дефиниция, которая не пригодна сейчас, принимая во внимание нынешние многосторонние структуры. Власть в настоящее время подразумевает возможность играть центральную роль в важнейших международных структурах, а также крепкий авторитет» [699, s. 197]. Попыткой сохранить прежние опоры во внешнеполитическом курсе явилась линия разумного самоограничения, в соответствии с которой германская миссия виделась лишь в придании цивилизованных черт международной политике. Разновидностью этой позиции стала точка зрения, что статус ФРГ, как безъядерной державы, имеет более высокую степень, чем подобных стран, поскольку Германия рассматривалась в качестве центрального европейского порядка. Разделявший такое мнение научный элемента сотрудник Исследовательского института Немецкого общества внешней политики в Берлине Э. Хекель счел возможным назвать объединенную Германию суверенным государством с виртуальным потенциалом ядерной державы. «Ее техническая индустрия позволяет создать ядерное оружие, но Бонн отказался от производства и обладания им: в 1954 г. в условиях действия оккупационного режима; в 1969 г., когда ФРГ присоединилась к Договору о запрете испытаний ядерного оружия; в 1990 г. в договоре «2+4» для объединенной Германии. Последний пункт особенно важен, ибо согласие на германское воссоединение было получено при условии отказа ФРГ от ядерного оружия», – аргументировал свою позицию немецкий ученый [719, s. 101]. Элементы новизны в обсуждение проблемы роли Германии в мире привнес публицист П. Лютцелер, увидевший миссию своей страны в «построении мостов 70 согласия и примирения» [746, s. 86]. С этой точки зрения ФРГ получила новые шансы ввиду глобальной и континентальной экономической интеграции, политического объединения и культурной диффузии. Между тем германской внешней политике становилось тесно в заданных узких рамках. Самоограничение противоречило очевидному превращению ФРГ в фактор власти с собственным весом, центральную силу на европейском континенте. Уже в первой половине 1990-х годов со стороны официального Бонна последовали шаги, свидетельствовавшие о начале неизбежного отхода от принципов внешней политики старой ФРГ. Он приступил к подготовке дипломатической и правовой почвы для применения подразделений бундесвера за пределами национальных границ. Весной 1994 г. Министерство обороны Германии подготовило «Белую книгу о безопасности ФРГ и состоянии и будущем бундесвера», авторы которой допускали возможность вмешательства ФРГ в конфликты и кризисы в других странах на основе легитимного международного правового мандата и в рамках действий таких организаций, как ООН, ОБСЕ, НАТО и ЗЕС [34]. При этом официальные лица отрицали возможность возобновления германской политики в духе первой половины ХХ в. Использование бундесвера за рубежом получило иное, европейское обоснование. Германия не могла стоять в стороне в то время, когда военнослужащие других стран Евросоюза рисковали своими жизнями ради достижения общих целей. 23 ноября 1998 г. во время церемонии аккредитации дипломатического корпуса федеральный канцлер ФРГ Г. Шредер заявил: «Руководимое мною федеральное правительство не допустит изменений в принципиальной ориентации германской внешней политики, европейской политики и политики безопасности». По-прежнему коренные интересы ФРГ объявлялись вписанными в европейский контекст [248, s. 97]. 71 Но вскоре германские власти заговорили о наличии у немцев права на собственные, уникальные интересы, которые необходимо не только довести до сведения населения ФРГ, но и разъяснить ее зарубежным партнерам. Дальнейшие события показали, что приоритеты Германии претерпели трансформацию. Культура «сдержанности» все более подвергалась критике. Заявляя о конструктивно-свободной нормальности немецкой нации, официальный Бонн (а после переезда федеральных органов власти Берлин) провозгласил принцип беспристрастности, основанный на осознании собственной силы. Лишь после длительных многосторонних переговоров с участием влиятельных в политике и экономике фигур было достигнуто согласие по вопросу о выделении дополнительных средств на выплату компенсации лицам, занятым на принудительных работах в нацистской Германии; расширение Европейского Союза ставилось в прямую зависимость от реализации национальных интересов ФРГ. Ключевой установкой явилась идея о невозможности проведения внешней политики и политики безопасности без опоры на военную силу. Итак, обретение территориального единства позволило Германии выдвинуться в число ведущих европейских и мировых держав. Следуя традициям, заложенным в период существования прежней ФРГ, федеральные власти не стремились форсировать события и немедленно заявлять о своих претензиях на место одного из континентальных лидеров. Объединенная Германия предпочитала проводить осторожный и гибкий внешнеполитический курс, постепенно готовя мировое общественное мнение к восприятию своего нового статуса. Вместе с тем складывались предпосылки перехода на позиции жесткого политического реализма, учитывавшего новые возможности ФРГ и ищущего наиболее эффективные пути их применения. 72 1.2. Интересы ФРГ в теории и практике мультилатерализма Классическая теория науки о международных отношениях учит, что в основе внешней политики государства лежат национальные интересы, осознанные и реализованные политической элитой страны. Их содержание составляют коренные потребности личности, общества и государства, которые в постбиполярную эпоху претерпели определенную трансформацию. Этому способствовала новая тенденция общественного развития – глобализация, проявившаяся в тесной взаимосвязи национальных экономик, а также основанная на беспрепятственном перемещении капитала, информационной открытости мира, быстром технологическом обновлении, понижении тарифных барьеров, либерализации движения товаров и капиталов [449, с. 9]. Благодаря глобализации осуществлялось преодоление прежней фрагментации международной системы и региональных подсистем; произошли серьезные перемены в структуре интересов государств, сохранявших значение ведущих акторов международных процессов. Поскольку сущностный аспект глобализации был связан с хозяйственной деятельностью, в постбиполярную эпоху на передний план выдвинулись интересы, связанные с обеспечением экономического благополучия субъектов мирового сообщества. При этом хозяйственный элемент национального интереса стал не просто фактором, способствовавшим увеличению государственной мощи. Он превратился в самодостаточную силу, что явилось адекватным ответом на возросшие требования со стороны населения к уровню и качеству жизни. Вместе с тем в экономике находила отражение сложная, протекавшая в латентной и открытой формах борьба между различными участниками мирохозяйственного процесса. Попытки государственных акторов укрепить свое влияние на экономическую сферу, в частности, получить полный контроль над распределением ограниченных и дорогостоящих ресурсов (нефти, природного газа, питьевой воды, атомной энергии) столкнулись с возражениями, а нередко и активным противодействием со стороны транснациональных корпораций, банков и неправительственных 73 некоммерческих ассоциаций. Интересы этих субъектов зачастую не пересекались с коренными государственными потребностями, или даже противоречили им, что вело к конфликтным ситуациям. В таком случае приоритетность интересов государства ставилась под сомнение, а стратегия и тактика корпораций и прочих неправительственных акторов на международной арене не соответствовали руководящим указаниям и пожеланиям, исходившим от органов власти. Несмотря на это усилившиеся национальные государства, к числу которых относилась ФРГ, стремились предложить мировому сообществу и внутренней аудитории идеологию, в полной мере отражавшую нарастание глобализационной тенденции в постбиполярную эпоху. Выбор альтернативных концепций, которые можно было использовать при разработке и претворении в жизнь германского курса на международной арене, оказался сравнительно небольшим. Немецкий ученый-международник Х. Брилль насчитывал четыре варианта: изоляционистский курс, стратегическое партнерство с США, углубленная интеграция страны в Евросоюз и доверительные отношения с обновленной Россией [459]. В решающей степени выбор идеологической базы внешней политики ФРГ в постбиполярную эпоху определялся новыми реалиями, сложившимися на европейском континенте. Если ранее разграничение между двумя враждебными военно-политическими блоками проходило по территории Германии, которая в любой момент могла превратиться в театр военных действий с применением ядерных, химических, бактериологических и обычных вооружений, то с объединением страна оказалась преимущественно в дружественном и отчасти нейтральном окружении. Ввиду этого положение ФРГ в центре европейского континента из прежней уязвимости превратилось в фактор безопасности. Движение НАТО и ЕС на восток, перманентно осуществлявшееся на протяжении 1990–2000-х годов, расширяло территорию, находившуюся под контролем Запада, и вносило свой вклад в укрепление безопасности ФРГ, непрерывно отодвигая рубеж возможного военного конфликта от германских границ. Поэтому изоляционистская линия во внешней политике, предполагавшая минималистскую трактовку национальных интересов, которые сводились к 74 защите суверенитета страны, ее территориальной целостности и безопасности на границах государства, не могла получить сколько-нибудь широкой поддержки в политико-управленческой элите и общественном мнении ФРГ. Напротив, достижение Германией единства и возросший экономический потенциал предоставляли ей уникальный шанс укрепления собственных позиций и более полной реализации своих национальных интересов через открытость глобальным мирохозяйственным связям и политическим процессам, что в сжатые сроки сумели понять лидеры германского государства. В марте 1995 г. федеральный президент ФРГ Р. Херцог выступил с программной статьей, в которой были изложены основы новой внешнеполитической стратегии страны. Президент заявил о достижении Германией такого состояния, в условиях которого она сможет использовать свою возросшую силу: политическую, экономическую и военную. Эту готовность глава германского государства предложил реализовать в рамках нескольких направлений. Прежде всего, речь шла о выполнении ФРГ своих обязательств перед союзными державами по блоку НАТО. При озвучивании этой идеи Херцог мыслил военно-политическими категориями, отдавая приоритет доказательству способности германского бундесвера реализовать положения статьи 5 Североатлантического договора, предусматривавшей осуществление совместных действий в рамках оказания помощи любому члену альянса, подвергшемуся нападению со стороны государства-агрессора. Понимая, что расходы Германии на обеспечение своего присутствия на международной арене в ближайшее время неизбежно возрастут, федеральный президент пытался найти способы их компенсации. Таковые он видел не столько в финансовой сфере, сколько в усилении влияния официального Бонна на процесс принятия решений в тех военно-политических и экономических союзах, членом которых Германия являлась. К тому же соответствующей национальным интересам ФРГ провозглашалась обширная европейская интеграция, позволявшая создавать вокруг себя пространство безопасности, параллельно увеличивая набор 75 инструментов воздействия на обстановку в ключевых точках континентального пространства. Германский президент отдавал себе отчет в том, что ни одна держава в мире не способна в одиночку бороться с глобальными угрозами. Совместные действия по борьбе с ними становились велением времени. В связи с осознанными национальными интересами и вытекавшей из них расстановкой приоритетов на международной арене президент ФРГ сделал вывод о неизбежности роста масштабов внешней политики своей страны, намекая на ее выход за узкие национальные и региональные рамки. «Мы вступаем в новую фазу, которую я охарактеризовал бы как глобализацию внешней политики Германии», – писал Р. Херцог [249, s. 5]. Эти обстоятельства заставляли правящие круги ФРГ сделать выбор на международной арене в пользу стратегии мультилатерализма. В политическом обороте этот термин оказался востребованным после прихода к власти в ФРГ коалиции СДПГ–Союз 90/«Зеленые». Германия позиционировала мультилатерализм в качестве инновации теории и практики международного процесса, демонстративно противопоставляя его унилатерализму, т.е. традиционному способу ведения международных дел. В отличие от последнего, предусматривавшего свободные и самостоятельные действия государства в рамках мировой политики, мультилатерализм воспринимался германской властвующей элитой в качестве глубокой включенности страны в систему межгосударственных отношений, прежде всего через международные организации, и ее внешнеполитической деятельности с опорой на методы многосторонней дипломатии. Действия, осуществлявшиеся в национально-эгоистических целях, были подвергнуты критике. Высокая степень активности ФРГ на мировой арене была проявлена на приоритетных направлениях, включая укрепление многосторонних институтов, развитие интеграционных процессов в Европе, сближение интересов региональных организаций. Последним была обещана максимально возможная политическая и финансовая поддержка. 76 Выбор властей ФРГ в пользу мультилатерализма детерминировался глубоким анализом собственного исторического опыта. На протяжении послевоенного периода ни одно западногерманское правительство не позволяло себе усомниться, что успехи его страны в достижении свободы и благосостояния связаны с политико-экономической интеграцией в европейское и трансатлантическое сообщества. Мультилатерализм предполагал ориентацию на широкое использование международных институтов, в том числе ООН, «Большой семерки» (G7), впоследствии «Большой восьмерки» (G8) и НАТО в целях обеспечения безопасности, а также сосредоточение внимания на коллективных процедурах принятия решений. Последние были призваны обеспечить баланс интересов, а, следовательно, жизненность и осуществимость принятых управленческих решений на международном уровне. Германские политики признавали невозможность искоренения конфликтов из практики мировых взаимодействий, однако стремились найти оптимальные инструменты их смягчения. Их взор обращался на ООН, которую они считали организацией, способной взять на себя исключительное право на проведение мер, адекватных для каждой ситуации при урегулировании конфликтов разного масштаба. Хотя акции, решение о проведении которых был правомочен принять Совет Безопасности ООН, допускали возможность применения военной силы, германское руководство, в принципе, относилось к ним скептически и предпочитало использовать политико-дипломатические инструменты урегулирования конфликтов. Идеология мультилатерализма создавала препятствия на пути к доминированию на европейском континенте самой Германии. Обращаясь к историческому опыту следует признать, что вхождение ФРГ в многосторонние международные структуры, а именно ЕС, НАТО, ОБСЕ и ООН стало на протяжении всего послевоенного периода лучшей страховкой от унилатерализма и гегемонистских устремлений. Тем самым четко проявился основной критерий жизнеспособности политики мультилатерализма, который состоял в эффективном решении ключевых международных проблем путем согласованных действий, 77 осуществляемых заинтересованными субъектами в рамках международных организаций. Мультилатерализм требовал от ФРГ учета объективной ситуации, сложившейся в начале постбиполярной эпохи. Реалиями того времени стало формирование устойчивых механизмов полномасштабного сотрудничества, что, к примеру, нашло отражение в функционировании G7 (затем G8) – ядра мирохозяйственного комплекса, где ФРГ пользовалась статусом полноправного члена. Вместе с тем в германской интерпретации мультилатерализма обнаружился противоречивый момент. Предлагая мировому сообществу свое видение новой модели взаимоотношений субъектов международного процесса, власти ФРГ нередко считали проявлением мультилатерализма то, что на самом деле являлось его отрицанием и, по сути, плохо закамуфлированным унилатерализмом. Примером мог служить отчетливо выраженный в точке зрения федеральных властей НАТО-центризм, что выразилось в их стремлении построить систему региональной и глобальной безопасности вокруг Североатлантического альянса. Мультилатерализм также можно рассматривать в качестве философии международной жизни, которая опиралась на реальности эпохи глобализации, неоднозначной в своей основе. С одной стороны, она породила цепь конфликтов в ряде точек земного шара (в том числе на европейском континенте), но с другой – вызвала глубокое осознание того, что преодоление новых вызовов возможно только благодаря совместным усилиям мирового сообщества. Во весь рост вставала задача оформления демократической мультиполярной системы международных отношений, чему немецкая сторона не уделяла должного внимания, считая, что иной модели быть не может. Однако формирование новых разделительных полос на континенте и стойкое нежелание видеть Россию в числе участников ведущего континентального объединения, т.е. Евросоюза, заставляет усомниться в правоте такой точки зрения. Идеология мультилатерализма набирала в Германии силу постепенно. В период пребывания у власти консервативно-либерального блока под 78 руководством федерального канцлера Г. Коля внешняя политика ФРГ адаптировалась к реалиям постбиполярного мира. Сразу после появления единой Германии немцы не спешили с определением приоритетов и старались не делать резких шагов на внешнеполитической арене. В первую очередь подвергалась тщательному изучению текущая обстановка в регионе и на мировом пространстве, чтобы затем, с учетом исторического опыта, выявить круг коренных национальных интересов и подвернуть их ранжированию по степени важности. Ситуация в ФРГ изменилась после победы на федеральных выборах 1998 года СДПГ и партии Союз 90/«Зеленые», создавших так называемую «краснозеленую» коалицию. К этому времени предпосылки для начала массированной пропаганды идеи мультерализма в общественном мнении уже сложились и, более того, в дело вмешался субъективный фактор в лице политических амбиций новых правящих сил ФРГ. Блок социал-демократов и «зеленых» вынужденно преобразовал механизм закрепления позиций победителя после успешных выборов. Эти политические силы Германии не обладали возможностью широко эксплуатировать тему исторической памяти и преемственности, в значительной степени узурпированную консерваторами. Учитывая сущность переживаемого периода локальной (национальной) и глобальной (транснациональной) трансформации, СДПГ и «зеленые» стремились продемонстрировать социально-инновационный характер своей правящей коалиции. Основную тяжесть по реализации этой линии взял на себя федеральный канцлер Шредер, чья не лишенная харизматичности личность способствовала успеху имиджевой политики нового правительства ФРГ. В ходе наиболее важных публичных выступлений Г. Шредер пытался использовать яркие, запоминающиеся слова и речевые обороты. 10 ноября 1998 г. он выступил с первым правительственным заявлением перед бундестагом, где заявил о переломном моменте в истории ФРГ, в частности, подчеркнув: «Перемена правительства – это также смена поколений в жизни нашей нации. В Германии приходит поколение, которое непосредственно не пережило Вторую 79 мировую войну. Политика прежнего правительства привела нас к стагнации. На ее место мы ставим политику, которая укрепляет самостоятельность людей. Наше национальное самосознание базируется не на традициях «права происхождения эпохи Вильгельма Второго», а на самоуверенности нашей демократии. Мы гордимся своей страной… Это уверенность в себе взрослой нации, которая не должна чувствовать себя превосходящей или проигравшей никому. Она помнит историю и свою ответственность, но при этом смотрит вперед» [355]. Германия была объявлена нормальной державой, обладавшей правом принимать решения, которые соответствовали ее весомому месту в международной системе. Такое право вытекало не из внешней силы, а являлось прямым следствием безусловной легитимности федерального правительства. Это позволяло сделать Бонн центром принятия германских внешнеполитических решений, вместе с тем не допуская ослабления мультилатералистской направленности его курса. Властные приоритеты, определявшие расклад сил в Германии, дополнились на рубеже веков усложнением задач, которые встали перед «красно-зеленой» коалицией в связи с новыми вызовами постбиполярной эпохи. К их числу, прежде всего, относилось расширение ЕС и, как следствие, укрепление европейской мощи, что было призвано подвести черту под расколом континента на Восток и Запад в эпоху холодной войны. Другим серьезным вызовом являлись риски, возникшие в связи с незавершенностью российских трансформационных процессов. В этом случае Германии было невыгодно игнорировать интеграционные импульсы, посылаемые в ее адрес официальной Москвой. Третьим вызовом стали опасности, угрожавшие дестабилизацией в странах ЮгоВосточной Европы. Здесь на первый план выходило обострение ситуации ввиду нарастания напряженности, вылившееся в военные столкновения на территории бывшей Югославии. Пропаганда мультилатерализма получила дополнительный импульс в связи с переездом органов власти ФРГ из Бонна в Берлин. 19 апреля 1999 г. в историческом здании рейхстага состоялось первое заседание бундестага, после 80 чего в политическом лексиконе стало широко использоваться понятие «Берлинская республика», которая в имиджевом смысле противопоставлялась старой Боннской республике (см. таблицу 3). Таблица 3 Имиджевые компоненты Боннской и Берлинской республик п/п 1 2 3 4 5 6 Имиджевый компонент Статус Боннская республика Берлинская республика Государство, ограниченное в своем суверенитете Полностью суверенное, достигшее единства государство Мировоззренческая Тяга к сепаратизму в рам- Открытость всему мировоориентация ках евроатлантической му сообществу в равной модели мере Ключевая черта Небольшой консерватив- Динамичный инновационстолицы ный город (Бонн) ный мегаполис (Берлин) Амбиции Невелики (сохранение Велики (претендент на прежнего положения роль экономического среднеевропейской дерцентра Европы) жавы) Поддержка Консервативные партии Коалиция СДПГ и партии политических сил ХДС и ХСС, стоявшие у Союз 90/«Зеленые», яввласти на протяжении ляющаяся новой силой, 1982–1998 годов, т.е. способной вывести Гермацелых 16 лет подряд нию к передовым рубежам Реакция на вызовы Оборонительная, выраНаступательная, отражаюсовременности жавшаяся в следовании в щаяся в стремлении внести фарватере внешнеполити- собственный вклад в решеческого курса США ние глобальных и региональных проблем Из таблицы 3 следует, что имиджевые компоненты двух республик принципиально различались по важнейшим позициям, причем Берлинская республика выглядела в более выгодном свете. В статусном компоненте она рассматривалась в качестве полноценного государства, достигшего единства и ставшего неотъемлемой частью мирового сообщества. Стремление подчеркнуть широту мышления нашло свое отражение в другом имиджевом компоненте, а именно мировоззренческой ориентации республики. Здесь Берлин заранее обладал более выигрышными позициями, ибо 81 на протяжении второй половины ХХ в. сформировал о себе представление как о городе, открытом мировому сообществу, воспринимавшем позитивные аспекты глобализации. Ключевыми характеристиками Берлина (а через его образ и новых германских властей) явились динамизм, инновационность и размах мегаполиса, на фоне которых Боннская республика со своими скромными параметрами оказалась в проигрыше. Из этого вытекали большие амбиции «красно-зеленой» коалиции, стремившейся превратить Германию в лидера интеграционной тенденции и сильного игрока на европейском континенте. Такое направление диктовало наступательную линию поведения, предусматривавшую активное вмешательство ФРГ в разрешение актуальных проблем современности. Реализация амбициозных планов позволяла правящей коалиции СДПГ– Союз 90/ «Зеленые» надеяться на расширение круга своих сторонников среди жителей Германии и тем самым создание важной социальной предпосылки для решения политических задач. Вместе с тем новые власти не собирались отказываться от лучших черт внешней политики ФРГ прежних времен, в том числе расчетливости, готовности к диалогу и компромиссу, умения терпеливо ждать благоприятной ситуации для провозглашения и претворения в жизнь своих коренных национальных интересов. 1.3. Бундесвер: реформа армии и ее использование за пределами страны Среди факторов силы в постбиполярный период выделялся военный компонент, влияние которого на развитие международной обстановки не ослабело, а претерпело трансформацию, что было вызвано реалиями новой геополитической эпохи. Прекращение противостояния двух общественных систем подталкивало к сокращению военных расходов на обеспечение безопасности в глобальном и региональном масштабах. К тому же интеграционные тенденции, проявившиеся в рамках трансатлантического и европейского пространств, 82 предоставляли новые шансы обретения стабильности, которые, безусловно учитывая военно-силовые факторы, позволяли отдать приоритет экономическому аспекту. C другой стороны, после официального завершения холодной войны обозначились не менее опасные вызовы, в том числе международный терроризм, совершенствование оружия массового уничтожения, выход за рамки глобальных договоров по нераспространению ядерного оружия, уязвимость информационных и коммуникативных систем. Повышенное внимание привлекли к себе локальные кризисы и конфликты, несшие в себе серьезную угрозу дестабилизации ситуации в нескольких регионах земного шара. Перед мировым сообществом встала проблема поиска эффективных инструментов преодоления такой угрозы, а в силу этого неизбежно актуализировалась роль военного фактора. К тому же в течение непродолжительного периода жесткой однополярности ведущей чертой системы международной отношений являлось безусловное превосходство одной страны над другими членами мирового сообщества в военной и смежных с ней областях. Сверхдержава в лице США обрела значительное преимущество над остальными субъектами международных отношений по таким параметрам, как мощь военно-промышленного потенциала, эффективность управления государственным военным комплексом, его способность к оперативному и качественному совершенствованию оборонного и наступательного потенциалов, обретение высокой степени свободы при определении географии применения своих и союзнических вооруженных сил. В этих условиях заинтересованные государства нуждались в том, чтобы приспособиться к сложившемуся положению и в сжатые сроки занять место на мировой арене, соответствующее их материальным средствам. С военно-политической точки зрения объединенную Германию в начале 1990-х годов можно было рассматривать в качестве региональной державы, не имевшей ядерного оружия, однако потенциально готовой вносить более сущест- 83 венный вклад в поддержание стабильности международного порядка, что детерминировалось обретением государственного единства, и, как следствие, расширением контролируемой ресурсной базы. Власти ФРГ осознавали направленные в свой адрес повышенные ожидания и выражали готовность считаться с ними, проводя более активную линию в области политики безопасности. Вместе с тем немецкая сторона решительно отвергала попытку видеть в таких устремлениях ренессанс внешней политики, проводимой Германией в первой половине ХХ в. С этим можно согласиться, поскольку ключевой чертой курса того времени выступал милитаризм, характеризовавшийся систематическим использованием военных инструментов для достижения внешнеполитических целей, причем силовой диктат за рубежом сопровождался пропагандой национальной исключительности немцев. Наоборот, первые лица объединенной Германии позиционировали свою страну в качестве современной миролюбивой державы, исповедующей общечеловеческие ценности и признающей политику с позиции силы «вчерашним днем». Исходные позиции ФРГ в постбиполярный период с военно-политической точки зрения оказались достаточно устойчивыми, тем более что в отношении ее территории впервые за долгие годы отсутствовала угроза нападения с применением обычных вооружений и вооруженных сил враждебных держав или их блоков. Постепенно концептуальный подход властей ФРГ к обеспечению безопасности претерпел изменения: на смену ее узкому пониманию, трактуемому лишь с точки зрения достижения нерушимости государственных границ, пришло широкое толкование, которое было положено в основу внешней политики Германии после ее объединения в октябре 1990 г. С этой точки зрения создание и последующее юридическое оформление международного порядка в соответствии с немецкими интересами, предусматривавшими преодоление комплексных вызовов, локализацию рисков на всех уровнях безопасности, а также защиту территории и населения ФРГ от ассиметричных угроз, была способна гарантировать деятельность не региональном и глобальном уровнях. столько на национальном, сколько на 84 Поэтому ключевой предпосылкой национальной безопасности ФРГ выступало трансатлантическое партнерство, организационный аспект которого выражался в принадлежности этой страны к блоку НАТО, который рассматривался Германией в качестве гаранта глобальной стабильности и безопасности, коллективного оборонительного союза и консультационного форума демократических государств. Что касается региональной стабильности, то ее пространство ФРГ намеревалась укреплять с помощью надежно заложенной, совместной и эффективной политики Евросоюза в области безопасности и обороны. Она базировалась на стратегическом партнерстве с НАТО, однако предусматривала возможность самостоятельных действий европейских сил. К тому же федеральное правительство не считало оптимальной сложившуюся военную ассиметрию между США и их европейскими партнерами. ФРГ ставила перед собой задачу посильного участия в работе ОБСЕ, чтобы гарантировать собственную безопасность, при этом уделяя большое внимание решению проблем поддержания и обеспечения прав человека, укрепления демократических (в западном духе) режимов, поощрения прогресса в экономической сфере, социального развития, а также внося вклад в преодоление разрыва между богатыми и бедными регионами континента. Опираясь на союзнические державы, а также привлекая к сотрудничеству другие страны, корпоративную германские стратегию по власти предполагали многосторонней совершенствовать профилактике рисков и конфликтов в международных отношениях. Такие установки определяли содержание директив в отношении бундесвера, становившегося ключевым инструментом обеспечения безопасности и обороноспособности ФРГ. Вооруженные силы являлись гарантом внешнеполитической дееспособности Германии, внося существенный вклад в формирование европейской зоны стабильности в частности и глобального пространства в целом, противодействуя международному терроризму, поддерживая многонациональное военно-политическое сотрудничество, способствуя предотвращению, смягчению 85 или окончанию конфликтов регионального и внутригосударственного уровней. Большой отпечаток на положение бундесвера накладывала его глубокая вовлеченность в Организацию Североатлантического договора. Задачи и структура вооруженных сил Германии были призваны вписаться в общую концепцию этого блока. В соответствии со Стратегической концепцией НАТО, одобренной на саммите альянса в апреле 1999 г., в число возможных задач альянса впервые было включено проведение операций по реагированию на кризисные ситуации, не подпадавшие под статью 5 Вашингтонского договора (т.е. не связанные с коллективной обороной от внешней агрессии) [81, с. 249]. Фактически Организация Североатлантического договора стала присваивать себе функцию навязывания порядка за пределами территории своей ответственности. Новая концепция НАТО прошла апробацию в ходе кризиса в Косово, когда Североатлантический альянс применил военную силу против суверенного государства – Союзной Республики Югославия – без санкции Совета Безопасности ООН, причем подразделения бундесвера впервые после окончания Второй мировой войны участвовали в разрешении военного конфликта за границей. 11 июня 1999 г. германский бундестаг подавляющим большинством голосов принял решение о направлении контингента бундесвера в распоряжение миротворческих сил, действовавших на территории Косово [4]. Важность этого события тонко подметил бывший президент Федеральной академии политики безопасности ФРГ Г. Йотце, считавший, что «участие Германии в косовском конфликте – это вхождение немецкой внешней политики в новую эру, благодаря чему Берлинская республика может стать организующим и силовым фактором в Европе» [500, s. 144]. Извлекая уроки из натовской операции в Косово, федеральное правительство поддержало линию по разработке европейской политики в области безопасности и обороны (ЕПБО), институциональные рамки которой были определены Европейским советом в г. Кельне (июнь 1999 г.). Основная причина интенсификации ЕПБО заключалась в том, что экономическая мощь ЕС явно преобладала над его политической силой и военным потенциалом. 86 Германские официальные лица еще в первой половине 1990-х годов неоднократно заявляли о своем стремлении превратить бундесвер в безотказно функционирующую машину, способную решать весь спектр задач НАТО и ЕС, действуя вместе с союзниками ФРГ. Для этого бундесвер должен был обрести такие количественные и качественные параметры, которые позволяли ему получить способность к эффективному реагированию в условиях кризисных ситуаций. Необходимость укрепления вооруженных сил ФРГ объяснялась, кроме военных, политическими обстоятельствами. Как известно, кто не дееспособен в военном отношении, в большинстве случаев не рассматривается в качестве партнера, посредника или достойного соперника. Исходя из понимания задач, стоявших перед бундесвером, федеральное правительство приступило к реформированию вооруженных сил Германии, стремясь максимально приспособить их к требованиям постбиполярной эпохи. Его усилия были направлены в первую очередь на разработку модернизированной концепции бундесвера, что нашло отражение в регулярном обновлении руководящих положений в области национальной безопасности и строительства вооруженных сил ФРГ. Тяжесть этой работы взяло на себя Министерство обороны Германии, взгляды руководителей которого претерпели эволюцию. Если в ноябре 1992 г. министр обороны ФРГ Ф. Рюэ поставил на первое место в качестве жизненно важных интересов защиту территории своей страны и ее граждан от угроз и политического давления извне [395, s. 115], то спустя два года авторы «Белой книги о безопасности ФРГ и состоянии и будущем бундесвера» сместили акценты в пользу превентивного кризисного регулирования на территории других стран. 9 ноября 1998 г. министр обороны только что сформированного коалиционного правительства социал-демократов и «зеленых» Р. Шарпинг выступил с докладом о будущем бундесвера в Центре внутреннего руководства в Кобленце. Он провозгласил идею преемственности, согласно которой «вооруженные силы Германии, как и прежде, опираются на традиции свободы и ответственности, руководствуясь нормами конституционного порядка» [364]. 87 Первостепенное значение, которое уделялось федеральным правительством вопросам преобразования бундесвера, подчеркивалось привлечением к разработке оптимальных путей его реформирования компетентных представителей гражданского общества Германии. В мае 1999 г. по поручению федерального канцлера Г. Шредера министром обороны Шарпингом была создана комиссия «Совместная безопасность и будущее бундесвера», действовавшая под председательством бывшего президента ФРГ Р. фон Вайцзеккера и разрабатывавшая концептуальные основы трансформации бундесвера на долгосрочную перспективу. В состав комиссии вошли 19 известных немецких общественных деятелей, в том числе бывший начальник штаба Объединенного верховного командования НАТО генерал в отставке П.-Г. Карстенс (заместитель председателя комиссии), издатель влиятельной газеты «Ди Цайт» Тео Зоммер (заместитель председателя комиссии), последний премьер-министр ГДР Л. де Мезьер, директор Фонда науки и политики К. Бертрам и другие авторитетные деятели. Принципы, на основе которых комиссия была призвана сформулировать свои предложения, задавались федеральным правительством следующим образом: интеграция Германии в НАТО, расширение возможностей в рамках общей внешней политики и политики безопасности Евросоюза, поддержка ООН, ОБСЕ и их программ по партнерству и кооперации с ФРГ. О влиятельности комиссии говорило то обстоятельство, что на ее заседаниях, как и в ходе деятельности ее рабочих групп выступило большое количество официальных лиц, от которых зависело в дальнейшем принятие ключевых управленческих решений в сфере реформирования вооруженных сил Германии. К их числу относились министр обороны Р. Шарпинг, министр внутренних дел О. Шили, министр финансов Х. Айхель, генеральный инспектор бундесвера генерал Х.-П. фон Кирбах, главнокомандующий Объединенными вооруженными силами НАТО в Европе генерал У. Кларк. В качестве экспертов члены комиссии заслушали всех действующих инспекторов видов вооруженных сил, их заместителей и начальников штабов, бывших генеральных инспекторов бундесвера У. де Мезьера и К. Науманна, бывшего генерального секретаря ОБСЕ 88 В. Хеинка. Слово на заседании комиссии получили президент Федерального ведомства по военной технике и закупкам Д. Петри и сотрудники его ведомства, а также руководители компаний и объединений германских промышленников. 23 мая 2000 г. комиссия представила на суд органов государственной власти ФРГ и немецкой общественности свои выводы, где рекомендовала в ближайшие 10–15 лет модернизировать германские вооруженные силы, прежде всего перестроив их структуру. При сохранении всеобщей воинской повинности численность бундесвера в течение последующих 5 лет подлежала сокращению на 25%, с 320 тыс. до 240 тыс. чел. (сухопутные войска, военно-воздушные и военноморские силы). Элитными подразделениями предполагалось сделать силы быстрого реагирования на кризисные ситуации [18]. Выводы комиссии Вайцзеккера были с одобрением восприняты руководителями германского Министерства обороны. На пресс-конференции, состоявшейся 24 мая 2000 г. в Берлине, Р. Шарпинг подчеркнул, что его позиция в значительной степени совпадает с мнением представителей общественности [286]. Несколькими днями ранее, 21 мая 2003 г. Министерство обороны ФРГ утвердило «Основные направления политики Германии в области обороны», согласно п. 2 которых задачи бундесвера ориентировались на обеспечение безопасности и на выполнение в этой сфере обязательств Германии как члена Североатлантического альянса и Евросоюза. Ссылаясь на ст. 87а Основного закона ФРГ, авторы Директивы указывали, что германские вооруженные силы создаются в целях обороны, включающей в себя предотвращение конфликтов и кризисов, общее преодоление кризисов и кризисный мониторинг [33, s. 89–97]. Курс на укрепление бундесвера последовательно проводился в жизнь как кабинетом ХДС/ХСС–СвДП, так и коалиционным правительством социалдемократов и «зеленых». При этом среднегодовые расходы федерального бюджета на перевооружение бундесвера с приходом к власти правительства СДПГ–Союз 90/ «Зеленые» во главе с канцлером Г. Шредером обнаружили тенденцию к росту (см. таблицу 4). 89 Таблица 4 Расходы федерального бюджета Германии на перевооружение бундесвера в период 1994–2001 гг., в евро и ДМ Период 1994–1998 гг. Расходы 1999–2001 гг. 2,91 млрд евро (5,69 млрд ДМ) 2,49 млрд евро (4,87 млрд ДМ) Источник: Rede des deutschen Verteidigungsministers, Rudоlf Scharping, anlässlich der 39. Kommandeurtagung der Bundeswehr am 8. April 2002 in Hannover // Internationale Politik. 2002. № 5. URL: http://www.internationalepolitik.de/ip/archiv/ jahrgang 2002/ mai 2002/ dokumentation. htm (дата обращения: 14.08.2009). Как следует из таблицы 4, если в 1994–1998 гг. на перевооружение бундесвера было израсходовано 2,91 млрд евро, или 5,69 млрд ДМ (среднегодовой показатель 582 млн евро, или 1,138 млрд ДМ), то в период 1999– 2001 гг. правительство Г. Шредера вложило 2,49 млрд евро, или 4,87 млрд ДМ (в среднем за год 830 млн евро, или 1,623 млрд ДМ). В дальнейшем эта тенденция закрепилась – коэффициент роста затрат на закупку вооружений в 2003 году по сравнению с 2002 годом составил 24,7%, увеличившись более чем на 800 млн евро. В середине нулевых годов XXI в. на вооружение бундесвера были поставлены современные транспортный вертолет NH-90 и транспортный самолет А400М. Динамика экспорта обычных вооружений ФРГ характеризовалась противоречивыми тенденциями (см. таблицу 5). Таблица 5 Экспорт обычных вооружений ФРГ в 2006–2008 гг., в ед. п/п Вид вооружений 1 Боевые танки 2 Бронетранспортеры 3 Крупнокалиберные артиллерийские системы 4 Военные самолеты 5 Ударные вертолеты 6 Военные корабли 2006 г. 63 67 43 2007 г. 205 201 33 2008 г. 427 – – 8 – – 9 5 – – – 30 90 7 Ракеты и ракетные пусковые установки 132 Продолжение таблицы 5 36 1 Источники: Bericht der Bundesregierung zum Stand der Bemühungen um Rüstungskontrolle, Abrüstung und Nichtverbreitung sowie über die Entwicklung der Streitkräftepotenziale (Jahresabrüstungsbericht) / Auswärtiges Amt. – Berlin, 2006, 2007, 2008. Как видно из таблицы 5, повышенным спросом на мировых рынках вооружений пользовались танки германского производства. Во второй половине 2000-х годов численный состав бундесвера последовательно сокращался (см. таблицу 6). Таблица 6 Вооруженные силы Федеративной Республики Германия, 2005–2008 гг., чел. Показатель Численность 2005 г. 252100 2006 г. 250100 2007 г. 249100 2008 г. 247700 Источники: Bericht der Bundesregierung zum Stand der Bemühungen um Rüstungskontrolle, Abrüstung und Nichtverbreitung sowie über die Entwicklung der Streitkräftepotenziale (Jahresabrüstungsbericht) / Auswärtiges Amt. – Berlin, 2006, 2007, 2008. Несмотря на это, по выучке, качеству боевой техники и огневой мощи обычных вооружений бундесвер являлся сильнейшей армией в Западной Европе. Повышение боеспособности бундесвера отразилось в расширении стоявших перед ним задач, реализуемых, прежде всего, в рамках участия в составе многонациональных сил за границей. Для обеспечения такого направления органы власти ФРГ при помощи научно-экспертного сообщества с течением времени подготовили необходимую правовую базу. Германские политики и юристы занялись разработкой критериев, в соответствии с которыми бундестаг мог принимать решения об участии военнослужащих бундесвера в многосторонних операциях за рубежом. Ключевым условием признавалось наличие международно-правового обоснования привлечения немецких военнослужащих, что было призвано обеспечить легитимность как акции в целом, так и действий со стороны ФРГ. Иначе говоря, одностороннее участие бундесвера в кризисных интервенциях 91 не допускалось, а, напротив, осуществлялось исключительно в мносторонних рамках и на основании международного мандата, как правило, Совета Безопасности ООН. Германские эксперты в области безопасности дополняли это условие другими критериями юридического и политического характера, а именно: соответствие правового аспекта акции Основному закону ФРГ; ясные миролюбивые цели, которые ставят перед собой силы международной коалиции; наличие политической концепции и четкой стратегии урегулирования ситуации [484, s. 12]. Создание необходимой правовой основы стимулировало рост ассигнований на участие подразделений бундесвера в операциях за рубежом. Например, с 1998 по 2003 г. Германия в 10 раз увеличила сумму ежегодно выделяемых средств на проведение миротворческих операций – с 200 млн до 2 млрд евро. В общей сложности были задействованы более 100 тыс. военнослужащих ФРГ. В последующий период – 2003–2006 гг. – эта цифра удвоилась [357]. 9–10 тыс. солдат и офицеров бундесвера постоянно находились в кризисных точках за границей: в Афганистане, Боснии и Герцеговине, Косово, Македонии, Грузии, Восточном Средиземноморье. Это позволило объединенной Германии занять второе после США место по общему объему предоставленных людских ресурсов для миротворческих операций за рубежом. В 2000-е гг. официальный Берлин все более активно выступал в пользу борьбы с международным терроризмом путем применения военных средств. Показательна в этом смысле реакция Германии на террористические атаки против США, происшедшие 11 сентября 2001 г. Правительство ФРГ поспешило заявить, что Соединенные Штаты «не только заслужили нашу неограниченную солидарность», но и объявило о готовности Германии принять участие в военных операциях [352]. 19 сентября 2001 г. бундестаг поддержал готовность федерального правительства «к проявлению неограниченной солидарности с США путем осуществления конкретных мероприятий содействия». К ним относилась, в первую очередь, политическая и экономическая поддержка, а также предоставле- 92 ние необходимых военных ресурсов для борьбы с международным терроризмом. Была достигнута договоренность, согласно которой 3900 военнослужащих бундесвера будут участвовать в операции «Устойчивая свобода» на территории Афганистана [134]. 21 февраля 2003 г. министр обороны Германии П. Штрук публично сообщил, что для операций по борьбе с терроризмом, а также на иные военные акции бундесвера за пределами ФРГ на период 2003–2006 годов выделяются значительные средства в размере 1,153 млрд евро, причем эта сумма могла быть пересмотрена, при необходимости, в сторону увеличения [263]. Итак, в постбиполярный период Германия уделила повышенное внимание укреплению своих вооруженных сил, рассматривая их в качестве важного инструмента обеспечения национальной безопасности. Расходы на военные нужды стабильно увеличивались, причем ставка делалась на повышение качества бундесвера. Приоритетом для него была определена не столько организация обороны территории ФРГ против потенциальной внешней агрессии, сколько урегулирование конфликтов в горячих точках за рубежом в рамках международных миротворческих операций. Другим важным направлением стало участие подразделений бундесвера в многосторонней борьбе с террористической опасностью. Применение вооруженных сил за германскими границами, осуществлявшееся в рамках системы коллективной безопасности, признавалось соответствующим Основному закону ФРГ, что было подтверждено Федеральным конституционным судом и бундестагом. В этом случае право выступало на службе политики, одновременно закрепляя возросший статус Германии на международной арене. 93 1.4. Проблема статуса постоянного члена Совета Безопасности ООН и ее место в немецкой дипломатии Господствовавшие тенденции в международной системе, а именно глобализация и транснационализация, делали субъектов мирового политического и экономического процессов все более зависимыми друг от друга. К тому же вызовы постбиполярного периода объективно требовали повышения политической роли международных институтов, прежде всего Организации Объединенных Наций, обладавшей статусом организации самого высокого уровня. Ее можно считать единственной миротворческой организацией с универсальным членством, выступавшей ключевой площадкой для проведения политики по поддержанию международного порядка, основанного на силе права. Статус ООН детерминировался рядом объективных факторов, одним из которых можно считать необходимость укрепления института многостороннего регулирования вследствие участившихся конфликтов и нанесения ущербов, что диктовало потребность пресекать конфликты по возможности превентивно, используя широкий дипломатический инструментарий. Вместе с тем на международной арене росло количество случаев, когда предупредительные мероприятия не были в состоянии предотвратить эскалацию насилия, и тогда не оставалось иного выхода, как осуществить вмешательство в ситуацию со стороны мирового сообщества, которое, однако, должно было проводиться в строгом соответствии с Уставом ООН и на основании мандата его Совета Безопасности. Значение ООН также определялось ее правом легитимного вмешательства в поле государственного суверенитета. С точки зрения норм международного публичного права обоснованием такого вмешательства являлась необходимость защиты прав и свобод, что накладывало на Организацию Объединенных Наций обязательство в каждом случае тщательно просчитывать последствия своих действий. Более того, вес ООН объективно увеличивался ввиду нарастания нестабильности в мировой политике, причиной чего явилось осложнение 94 положения в ряде государств и регионов мира. В свою очередь, это грозило привести к непредсказуемым последствиям в области международной безопасности. Германские власти рассматривала ООН в качестве репутационно безупречного и весьма эффективного инструмента, позволявшего ФРГ укрепить статусные позиции на международной арене. Такое видение сложилось не сразу, ибо первоначально ее взаимоотношения с ООН в решающей степени определялись отрицательной ролью, которую сыграла нацистская Германия в развязывании Второй мировой войны. Н.В. Павлов справедливо отмечал: «С точки зрения своего происхождения ООН была союзом, направленным против стран, выступавших в роли агрессоров в войне. Положение последних иллюстрируют пункты о «вражеских государствах» в статьях 53 и 107 Устава ООН, которые, хотя и считается, что они не приложимы более к ФРГ, остаются частью Устава» [589, c. 429]. В п. 2 статьи 53 Устава ООН давалось пояснение термина «вражеское государство». Таковым признавалось любое государство, которое «в течение Второй мировой войны являлось врагом любого из государств, подписавших настоящий Устав» [70]. В статье 107 подчеркивалось, что Устав ООН не лишает «юридической силы действия, предпринятые или санкционированные в результате Второй мировой войны несущими ответственность за такие действия правительствами, в отношении любого государства, которое в течение Второй мировой войны было врагом любого из государств», подписавших Устав, а также не препятствует таким действиям. Положения обеих статей ставили Германию в весьма двусмысленное положение. Безусловно, это государство несло главную ответственность за развязывание Второй мировой войны, принесшей народам мира неисчислимые бедствия и страдания. Между тем трансформация политического строя в сторону демократии, признание преступлений нацистских времен, наконец, истечение 95 разумных сроков давности заставляли говорить о необходимости внесения изменений в положения статей 53 и 107 Устава. ФРГ стала членом ООН 18 сентября 1973 г. и в сжатые исторические сроки сумела занять в организации достойное место. Например, по состоянию на 1997 год в подразделениях ООН работали 18 тыс. специалистов из различных государств, причем 750 из них являлись гражданами объединенной Германии. В процентном соотношении немецкая доля в распределении ведущих постов в системе ООН оказалась достаточно весомой, составив 9%. На территории ФРГ в этот период располагалось несколько специализированных органов ООН, таких как бюро Верховного комиссара ООН по делам беженцев, штаб-квартиры Международной организации труда и Международного морского суда, Союз волонтеров ООН. Организационное воздействие эффективно дополнялось существенным вкладом, вносимым Германией в бюджет ООН (см. таблицу 7). Таблица 7 Вклад ФРГ в бюджет ООН, в % Год 1973 1989 2000 Вклад ФРГ 6,6 8,08 9,857 Источники: Bericht der Bundesregierung zur Zusammenarbeit zwischen der Bundesrepublik Deutschland und den Vereinten Nationen und einzelnen, global agierenden, internationalen Organisationen und Institutionen im Rahmen des VN-Systems / Auswärtiges Amt; Павлов Н.В. Современная Германия: учебное пособие по страноведению. М.: Высшая школа, 2005. С. 429, 432. Как следует из таблицы 7, германский вклад в бюджет ООН в 1973 году составлял 6,6%, в 1989 году вырос до 8,08%, а в 2000 году достиг 9,857%. По этому ключевому показателю ФРГ к началу XXI столетия превзошла Францию (6,545%), Италию (5,437%), Великобританию (5,092%), Россию (1,077%), уступая лишь США (25%) и Японии (20,573%). Претендуя на глобальную ответственность в мире и стремясь поднять свой престиж, Германия выразила готовность взять на себя повышенную ответствен- 96 ность за международную безопасность в рамках ООН. Такие амбиции дополнялись желанием ФРГ решить две взаимосвязанные задачи. Прежде всего, утвердиться в статусе влиятельного миротворца, получив возможность использовать подразделения бундесвера в рамках международной системы коллективной безопасности ООН. Второй задачей объединенной Германии являлось приобретение места постоянного члена Совета Безопасности – органа ООН, несшего главную ответственность за поддержание международного мира и безопасности. Исторически сложилось, что статус постоянного члена Совета Безопасности позволял его обладателю получить ряд весомых конкурентных преимуществ: подчеркивал его высокое положение в иерархии субъектов международных отношений, открывал возможности для оказания существенного влияния на принятие важнейших решений на международной арене, создавал предпосылки для усиления позиций в краткосрочной перспективе. С формальной точки зрения ключевой характер Совета Безопасности ООН определялся соответствующими положениями Устава этой организации. Так, согласно статье 34 Устава ООН, Совбез уполномочивался «расследовать любой спор или любую ситуацию, которая может привести к международным трениям или вызвать спор, для определения того, не может ли продолжение этого спора или ситуации угрожать поддержанию международного мира и безопасности» [70]. Он же, когда считал необходимым, наделялся правом требовать от сторон разрешения их спора при помощи переговоров, обследования, посредничества, примирения, арбитража, судебного разбирательства, обращения к региональным органам или соглашениям или иными мирными средствами (статья 33). Также Совет Безопасности ООН обладал полномочиями в любой стадии спора, имевшего характер, указанный выше, или ситуации подобного же характера рекомендовать надлежащую процедуру или методы урегулирования. Крайне важными следует считать положения главы VII Устава ООН «Действия в отношении угрозы миру, нарушений мира и актов агрессии». Совет Безопасности, в соответствии со статьей 39, определял существование любой 97 угрозы миру, любого нарушения мира или акта агрессии и делал рекомендации или решал о том, какие меры следует предпринять для поддержания или восстановления международного мира и безопасности. Он имел право решать, какие меры, не связанные с использованием вооруженных сил, должны применяться для осуществления его решений, и мог потребовать от членов ООН применения этих мер, включавших полный или частичный перерыв экономических отношений, железнодорожных, морских, воздушных, почтовых, телеграфных, радио или других средств сообщения, а также разрыв дипломатических отношений (статья 41). Наконец, если Совбез признавал, что меры, предусмотренные в статье 41, могут оказаться недостаточными или уже оказались таковыми, он обладал полномочиями предпринять «такие действия воздушными, морскими или сухопутными силами, какие окажутся необходимыми для поддержания или восстановления международного мира и безопасности». Эти действия включали в себя демонстрации, блокаду и другие операции воздушных, морских или сухопутных сил членов ООН (статья 42) [70]. Приобретение ФРГ статуса постоянного члена СБ ООН могло стать реальностью только после принятия решения о реорганизации ООН, на идеологическую и политическую подготовку которого были направлены усилия германских дипломатов. Им требовалось доказать, что сложившийся механизм Организации Объединенных Наций являлся детищем своего времени, порожденным двумя разрушительными мировыми войнами ХХ столетия. Поэтому ее органы и принципы действия отражали тогдашнее соотношение глобальных сил, не учитывая происшедших с тех пор изменений. К тому же число политических игроков на международной арене увеличилось многократно, равно как и количество существующих и потенциальных конфликтов. Вскоре после объединения Германии состоялись первые научные дискуссии, посвященные ее роли в ООН. Они были инициированы немецким журналом «Ойропа-Архив» (Europa-Archiv), который специализировался на внешнеполитической проблематике. Вместе с тем примечательным стало 98 скромное поведение представителей правящей консервативно-либеральной коалиции ХДС/ХСС–СвДП на официальных мероприятиях, проводимых под эгидой ООН. В ряде случаев германская делегация отправлялась на важные заседания не в самом представительном составе, что вызывало недоумение как внутри страны, так и за рубежом. Примером тому стала ситуация, возникшая на юбилейной сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Она началась в октябре 1995 г. и проходила под знаком 50-летия основания организации. Подавляющее большинство стран-членов ООН были представлены в Нью-Йорке главами государств и правительств, тем самым подчеркивая статусность мероприятия. Германскую делегацию было поручено возглавить министру иностранных дел ФРГ К. Кинкелю. В ответ на упреки со стороны немецкой и мировой общественности федеральный канцлер Г. Коль, оставшийся дома, заявил, что на повестке дня сессии Генеральной Ассамблеи ООН не стояли принципиальные вопросы, а значит, его присутствие было необязательным [71]. Однако шаг Г. Коля нельзя признать дальновидным. 24 октября 1995 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла Декларацию, в котором, в частности, говорилось о необходимости расширения состава Совета Безопасности [61, с. 37], что напрямую затрагивало интересы ФРГ. Федеральное правительство социал-демократов и партии Союз 90/ «Зеленые», пришедшее к власти после парламентских выборов 1998 года, в скором времени обозначило свою готовность к более активной борьбе за место постоянного члена Совбеза ООН. Отправной точкой этого процесса нужно считать 4 сентября 2000 г., когда в Берлине под председательством канцлера состоялось рабочее совещание руководителей дипломатических представительств ФРГ за рубежом. Дипломаты получили от главы правительства общие наставления, смысл которых сводился к обоснованию приобретения Германией места постоянного члена Совета Безопасности ООН. В наступательном духе была выстроена система аргументации, где на первый план выходили: необходимость соответствия реалиям XXI в. состава постоянных членов Совбеза, моральная готовность Германии принять на себя ответственность в Совете Безопасности 99 ООН, высокая степень авторитета и веса ФРГ в мировом сообществе, наличие необходимой ресурсной базы для обеспечения собственной деятельности в статусе постоянного члена СБ ООН. Пик дипломатической активности Германии, нацеленной на получение места постоянного члена Совета Безопасности ООН, пришелся на 2000–2005 годы, что объяснялось причинами как внутреннего, так и внешнего характера. В ФРГ обозначилась неблагоприятная тенденция, свидетельствовавшая о снижении рейтинга правящей характеризовавшиеся ожиданиями со коалиции. Страна нарастанием стороны переживала противоречий населения и непростые между неспособностью времена, повышенными федерального правительства справиться с нараставшими трудностями в важнейших сферах общественной жизни страны. В первую очередь тревожная ситуация складывалась в экономической сфере, где усиливались застойные явления. Темпы хозяйственного роста в Германии в период 2001–2004 годов стремились к нулевой отметке. В 2001 году они составили 0,5%, в 2002 году – 0,2%, а в 2003 году была зафиксирована отрицательная величина (- 0,1%). Лишь в 2004 году наметился позитивный сдвиг (1,7%), что, впрочем, не исправило положение дел. Следствием ухудшения экономической конъюнктуры явилось нарастание социальных проблем, к числу которых относилась неблагополучная ситуация в сфере занятости населения. На протяжении нескольких лет подряд официальный уровень безработицы в ФРГ не опускался ниже отметки в 4 млн чел., а в начале февраля 2005 г. превысил 5 млн чел. При этом на востоке объединенной Германии безработных оказалось значительно больше, чем в западной части страны (18,5% против 8,4%). Подробнее ситуацию на рынке труда ФРГ характеризуют данные, приведенные в таблице 8. 100 Таблица 8 Численность безработных в Германии на начало февраля 2005 г., чел. п/п Категории 1 Официально зарегистрированные безработные 2 Безработные, находившиеся на переподготовке по линии Федерального ведомства по труду ФРГ 3 Безработные, находившиеся на переподготовке по линии муниципальных органов по труду 4 Безработные, вышедшие на пенсию в предпенсионном возрасте в предусмотренных законом случаях 5 Занятые неполный рабочий день (в пересчете на рабочие места с полной занятостью) 6 Тихий резерв (лица, не имевшие перспектив на получение работы и находившиеся в состоянии застойной безработицы) Численность 5037000 990000 210000 984000 650000 1800000 Источник: Wirtschaftswoche. 2005. 3. Februar. S. 23. Правительству Г. Шредера не удалось решить вопрос о выравнивании уровней экономического развития в федеральных землях и жизни населения на западе и востоке страны. Несмотря на большие финансовые вливания (с 1991 года в рамках федеральных программ на подъем новых земель ФРГ было истрачено около 1,3 трлн евро бюджетных средств), на востоке Германии средние зарплаты и уровень жизни по-прежнему отставали от западных на 10–15%. Негативные тенденции в экономике сопровождались обострением демографических проблем. В отличие от своих предков, живших сто лет назад, немцы рубежа XX–XXI вв. являлись уже не молодой, осуществлявшей демографическую экспансию, а стареющей нацией. Об этом говорили статистические данные: в конце XIX в. соотношение между немцами в возрасте старше 75 лет и в возрасте моложе 20 лет выглядело как 1:79; в конце ХХ – начале XXI вв. оно сократилось до 1:14, т.е. более чем в 5,5 раз. Столь радикальные сдвиги вносили существенные изменения в уклад общества, которое, по выражению заместителя главного редактора боннского еженедельника «Рейнишер Меркур» (Rheinischer Merkur) М. Мертеса, уже «не обладало гегемонистской динамикой. Не ощущалась жажда «жизненного пространства», а как раз наоборот: царил страх, что этот 101 демографический вакуум может стать притягательной силой для слишком большого количества мигрантов. И на повестке дня крайне правых сил стояло не завоевание новых территорий, а защита от перенасыщенности чужаками» [752, s. 23]. Повышение удельного веса старшего поколения уже к середине 2000-х годов привело к значительному увеличению нагрузки на систему социального обеспечения ФРГ, став одной из ключевых причин роста дефицита ее федерального бюджета (соответствующий критерий Маастрихтского договора Германия не выдерживала на протяжении трех лет подряд). Неблагоприятные тенденции вынудили правительство социал-демократов и «зеленых» разработать пакет реформ – так называемую «Повестку дня-2010», концептуальные положения которой предусматривали сокращение федеральных ассигнований на социальную сферу при одновременном увеличении расходов граждан на медицинское обслуживание, а также уменьшение размеров пенсий и пособий по безработице. Снижение нагрузки на бюджет такими способами считала несправедливой дополнительным большая фактором часть падения жителей популярности ФРГ, что послужило социал-демократов и «зеленых», стоявших у власти. Как убедилось германское население, правящие партии не сумели решить старые проблемы, более того, своими непродуманными действиями создали новые, усугубляя социально-экономическую ситуацию. Трудности имели место в общественно-политической жизни ФРГ. В частности, набирал обороты кризис идентичности, что проявлялось в постепенной утрате партиями своей идеологической уникальности и заимствовании друг у друга программных положений. СДПГ, выступая в статусе старшего партнера по правительственной коалиции, не смогла обеспечить крепкое единство своих рядов. К тому времени в этой партии обозначились два течения, представители которых принципиально разошлись во взглядах на перспективы развития социалдемократического движения. Одно течение предпочитало делать ставку на традиционные левые ценности и опираться на трудовые слои населения, а второе 102 пыталось расширить социальные возможности социал-демократов за счет компромиссных соглашений с крупным капиталом. В этих условиях правительство СДПГ–Союз 90/ «Зеленые» было вынуждено искать удачу во внешней политике. Его ключевые фигуры – федеральный канцлер и министр иностранных дел – стремились действовать слаженно, проводя целенаправленный курс на укрепление позиций Германии в международных организациях. На сессии Генеральной Ассамблеи ООН, открывшейся в сентябре 2000 г., канцлер Г. Шредер настаивал на необходимости реформы Совета Безопасности, который, по его мнению, должен был стать эффективнее правительства и представительнее поддержал [388]. министр Дипломатические иностранных дел усилия ФРГ Й. главы Фишер, выступивший 14 сентября 2000 г. на этом же форуме. Его речь была пронизана идеями глобализации устремлений Германии и аргументами, доказывавшими ее способность браться за решение проблем любого уровня. Фишер пространно рассуждал о правах и свободах человека, поднял тему борьбы с бедностью в масштабах всего земного шара, заострил вопрос об обеспечении мира в конфликтных зонах планеты. Оперативно и адекватно реагируя на сетования Генерального секретаря ООН К. Аннана по поводу недостатка квалифицированных кадров в его организации, Й. Фишер от имени правительства ФРГ предложил осуществить комплекс мер по решению этого вопроса. Он выдвинул образовательную программу для гражданских служащих ООН, а также объявил о германском участии в подготовке группы квалифицированных специалистов для проведения международных миссий под эгидой ООН [299]. Притязания Германии опирались на систему весомых аргументов, с помощью которых она стремилась подготовить дипломатическую почву для продвижения своих интересов в Совете Безопасности ООН. Несмотря на определенные трудности в социально-экономической сфере, козырями ФРГ являлись очевидное укрепление ее геополитического положения и распространение сферы немецкого влияния на значительные пространства континента, прежде всего страны ЦВЕ. Такие успехи позволили германским 103 политикам заявить об особой ответственности их державы за стабильность постбиполярной международной системы, прежде всего в Европе. Эффективное выполнение этой миссии ФРГ прямо связывала с повышением своего статуса путем вхождения в круг постоянных членов Совбеза ООН. В пользу Германии свидетельствовала тщательная проработка вопроса об отправке военнослужащих бундесвера за рубеж в каждом конкретном случае. С апреля 2000 г. в Берлине начал функционировать Центр международных исследований, правительства основанный и при бундестага. Он тесном взаимодействии занялся анализом федерального ситуаций в зонах предполагаемого использования бундесвера с последующим направлением рекомендаций в адрес правительства ФРГ. Сильной стороной явилось наличие внутриполитического консенсуса по вопросу о предоставлении Германии места постоянного члена Совета Безопасности ООН. Положительное мнение по этому вопросу имели не только партии правительственной коалиции, но и оппозиция из консервативнолиберального лагеря. О своем желании поддержать устремления федерального канцлера заявили христианские демократы в лице своих лидеров А. Меркель и В. Герхардта [804, 806]. В борьбе за место постоянного члена СБ ООН Германии удалось заручиться поддержкой лидеров авторитетных европейских держав, в первую очередь России и Франции. 3 июля 2003 г. на встрече с федеральным канцлером Г. Шредером в Калининграде президент РФ В.В. Путин благосклонно отнесся к германским устремлениям в ООН, а в июне 2004 г. президент Франции Ж. Ширак сделал заявление о том, что, учитывая высокую степень международного влияния объединенной Германии, Франция поддерживает получение ею статуса постоянного члена Совбеза ООН. Причины такой поддержки близкие к правящим кругам германские эксперты предпочитали находить в политике ФРГ, основной вектор которой они усматривали в примирении с бывшими противниками, активном участии в европейской интеграции, мультилатерализме, ответственном обращении с 104 возросшей силой, больших взносах в регулярный бюджет ООН [732]. Между тем позиции, занятые Россией и Францией, объяснялись их стремлением реализовать собственные долгосрочные интересы, заключавшиеся в построении мультиполярного мирового порядка. Обе страны рассматривали Германию в качестве одного из центров силы, укрепление которого могло создать определенный противовес американскому влиянию в Европе, а также позволяло при необходимости угрожать Вашингтону формированием тактической оси Париж – Берлин – Москва. На международном уровне специалисты приступили к разработке планов по оптимальному решению вопроса о получении ФРГ места постоянного члена Совета Безопасности ООН. Возник совместный проект представителей Германии, Бразилии, Японии и Индии, предусматривавший увеличение постоянных членов СБ ООН до 11, а непостоянных – до 14. Однако дипломатические усилия Германии натолкнулись на противодействие со стороны влиятельных сил, объединенных в два лагеря – «мягких» и «жестких» противников предоставления ФРГ места постоянного члена Совета Безопасности ООН. Во главе первого лагеря фактически оказались США, не заинтересованные в расширении состава Совета Безопасности, что грозило возникновением трудностей на пути реализации официальным Вашингтоном своей линии в рамках Совбеза ООН. Приходилось учитывать такие факторы, как возможность отдельных антиамериканских действий со стороны официального Берлина, затраты дополнительных усилий на согласование точек зрения, потенциал Германии в конкурентной борьбе за рынки сбыта стран ЦВЕ. В то же время, принимая во внимание обстоятельство, что ФРГ важна в качестве стратегического партнера на европейской арене, администрация Дж. Буша-младшего стремилась лавировать, публично не обозначая своего негативного отношения к притязаниям Германии. И хотя дипломатическая тактичность дипломатии США породила в ФРГ надежду на поддержку, американскую позицию следовало интерпретировать скорее как «нет», чем «да» германским устремлениям в ООН. 105 Вскоре правительство СДПГ и «зеленых» само подтолкнуло заокеанского партнера к более четкому выражению своего неприятия курса Германии по обретению постоянного места в Совбезе ООН. ФРГ стала активным участником неформальной международной коалиции выступавшей против войны в Ираке, продемонстрировав вместе с Россией и Францией стремление к ограничению влияния США. Как полагал профессор К. Хакке, такой шаг похоронил надежды официального Берлина на осуществление его дипломатических замыслов. Ход рассуждений Хакке был здравым: тот, кто желает войти в круг постоянных членов Совета Безопасности ООН, должен знать, как это сделать. Во всяком случае, не с помощью конфронтации с самой сильной державой мира, а скорее путем искусного приспособления к сложившейся ситуации [717, s. 75–76]. Жесткое противодействие германским притязаниям в ООН оказала группа государств, включавшая Италию, Китай, Канаду, Мексику, Аргентину, Пакистан и Южную Корею. Она сочла дипломатические усилия ФРГ шагом к дестабилизации сложившегося международного режима и усилению диспропорции представительства в Совете Безопасности ООН Севера и Юга. В противовес продвигалась идея введения категории полупостоянных членов СБ, не наделенных правом вето. В любом случае группа высказывалась категорически против увеличения количества держав, обладавших статусом постоянных членов СБ ООН. Решительные возражения выдвинули африканские государства, подчеркивавшие, что от их континента в ООН входили 53 страны, однако ни одна из них не обладала привилегированным статусом постоянного члена Совета Безопасности. Противником германской линии стали руководящие институты ЕС, в частности Европейский парламент, разрабатывавший планы кооперативного членства ЕС в ООН. В таком случае политика официального Берлина вступала в противоречие со стратегией Европейского Союза, а кроме того, объективно ослабляла его усилия по укреплению общей внешней политики и политики безопасности. Германия оказалась заложницей европейской интеграции, не допускавшей преобладания части над целым, т.е. национальных интересов над 106 общеевропейскими. Получалось, что принятие в СБ ООН новых постоянных членов – несвоевременная и вредная идея, ибо грозила подчинением европейской политики игре национальных интересов. Притязаниям ФРГ не способствовали ее статус неядерной державы, а также традиционализм мышления влиятельной части мировой политической и финансово-промышленной элиты, привыкшей на протяжении послевоенного этапа видеть в лице Германии политического карлика. Немецким усилиям объективно препятствовало нарастание трудностей в финансовой сфере. Эксперты заговорили даже об опасности кризиса, а сам канцлер был вынужден признать, что «границы допустимой нагрузки на федеральный бюджет достигнуты» [398]. В этой ситуации ФРГ не могла позволить себе лишние траты, неизбежные в случае приобретения места постоянного члена Совбеза ООН. Германия не раз пыталась перевести вопрос о получении места постоянного члена СБ ООН в практическую плоскость. Однако ни продвижение концепции предоставления такого статуса ФРГ наряду с другими странами – Японией, Индией и Бразилией, ни наступальный характер поведения германской делегации в ходе 60-ой сессии Генеральной Ассамблеи ООН в сентябре 2005 г. не увенчались успехом. Смена правящей коалиции после парламентских выборов 2005 года способствовала переосмыслению основных направлений работы германской дипломатии. Фактически она исключила из числа своих целей вопрос о получении места постоянного члена Совбеза ООН, хотя официальные лица неоднократно поднимали эту проблему на международных форумах. Между тем немецкий интерес к работе под эгидой ООН не спадал. Новое правительство под руководством А. Меркель отдавало себе отчет в том, что такая деятельность имела решающее значение для повышения влияния ФРГ на решение мировых проблем. Для Германии стало характерно присутствие практически во всем спектре вопросов и задач, находившихся в компетенции Организации 107 Объединенных Наций, активное участие в работе комитетов и других механизмов координации, а также практическая поддержка оперативной деятельности ООН. Федеральное правительство пыталось использовать Евросоюз в качестве инструмента воздействия на политику в рамках ООН. При этом оно учитывало, что ЕС объединяет политический вес 27 государств-членов ООН из трех региональных групп, в том числе двух постоянных членов Совета Безопасности (Великобритании и Франции). Военнослужащие бундесвера приняли участие в составе Временных сил ООН в Ливане, миссии Объединенных Наций в Судане. Германское участие в финансировании Организации Объединенных Наций нашло отражение в таблице 9. Таблица 9 Германское участие в финансировании ООН, млн евро (2004–2008 гг.) Год Вклад, в% 2004 2005 2006 2007 2008 8,662 8,662 8,662 8,577 8,577 Выплаты в регулярный бюджет ООН 99,9 121,8 126,4 130,3 104,8 FEM1 CMP2 244,1 309,1 304,5 378,6 104,8 – 1,2 8,1 25,2 20,3 IStGHJ/ КонфеIStGHR3 ренции 18,0 19,7 19,5 19,0 17,9 0,5 0,2 0,3 0,2 0,3 DŰD4 0,9 1,0 1,0 0,8 1,1 Итого 363,4 453,0 459,8 553,9 567,5 Примечания: 1. FEM – регулярные бюджетные расходы на операции по поддержанию мира. 2. CMP – расходы на ремонт штаб-квартиры ООН в Нью-Йорке. 3. IStGHJ/IStGHR – расходы на поддержание деятельности двух международных уголовных трибуналов по бывшей Югославии (IStGHJ) и по Руанде (IStGHR). 4. DŰD – затраты на услуги по переводу официальных документов на немецкий язык. Источник: Bericht der Bundesregierung zur Zusammenarbeit zwischen der Bundesrepublik Deutschland und den Vereinten Nationen und einzelnen, global agierenden, internationalen Organisationen und Institutionen im Rahmen des VN-Systems in den Jahren 2008 und 2009 / Auswärtiges Amt. Berlin, 2010. S. 85. 108 Как следует из таблицы 9, вклад ФРГ в финансирование ООН незначительно снизился (с 8,662% в 2004–2006 гг. до 8,577% в 2007 и 2008 г.). Однако выплаты в регулярный бюджет организации стабильно росли на протяжении 2004–2007 годов (с 99,9 млн евро до 130 млн евро), а в 2008 году в связи с началом мирового финансового кризиса произошло их сокращение до 104,8 млн евро. Это не помешало Берлину увеличить общую сумму своего участия в финансировании ООН: с 363,4 млн евро в 2004 году до 567 млн евро в 2008 году. Следовательно, объединенная Германия предприняла попытку повысить свой международный статус путем получения места постоянного члена Совета Безопасности ООН. Ее притязания опирались на возросшую политическую и экономическую мощь, консенсус основных внутриполитических сил, международный авторитет ФРГ. Однако официальный Берлин переоценил свои дипломатические возможности, и в результате надежды Германии на обретение места постоянного члена СБ ООН не оправдались. Выводы по главе. Позиции ФРГ на европейской арене в начале 1990-х годов отличались устойчивостью, чему способствовала объединенная мощь ее ресурсных факторов. Ключевыми аспектами германской силы являлись успешное освоение зарубежных рынков, имидж одной из самых успешных стран мира, низкий уровень конфликтности в сфере труда. Вместе с тем перед государством встала задача достижения «нормальности», что означало приведение в соответствие мощи страны и ее действий на международной арене. Ситуация осложнялась ввиду определенной растерянности политических кругов ФРГ перед возросшей силой своей державы. Вместе с тем объединенная Германия продемонстрировала инновационный характер своей внешнеполитической мультилатералистскую неолиберальной концепцию. По идеологии, своей сути взяв на вооружение она была ближе к трактовке международных процессов, отдавая приоритет 109 многосторонним действиям при решении сложных проблем глобального и регионального масштабов. Следует отметить продуманность и настойчивость действий германских властей, шаг за шагом готовивших общественное мнение к адекватному восприятию новой роли Германии в международных отношениях. С успехом был апробирован юридический фактор, обосновавший законность применения подразделений бундесвера за рубежом. Официальному Бонну (как и впоследствии Берлину) приходилось учитывать настороженное отношение к ФРГ со стороны мирового сообщества, в первую очередь европейских партнеров. Последние искали в действиях федерального правительства доказательства его миролюбивых намерений, а это, в свою очередь, порождало мнение о том, что «презумпция невиновности» на Германию не распространяется. Иначе говоря, ФРГ должна была доказать, что не стремится к восстановлению политики с позиции силы. Преодолевать опасения мирового сообщества федеральные власти спешили соответствующими заявлениями и действиями, призванными внушить субъектам международных отношений идею преемственности объединенной Германии со старой ФРГ. В известной мере такую линию поведения можно считать политическим лукавством, поскольку вряд ли руководство новой ФРГ считало возможным пренебречь законами геополитики и прервать историческую и во многом естественную тягу Германии к расширению своего жизненного пространства. Приоритетные внешнеполитические задачи ФРГ оказались сконцентрированными на достижении элитных позиций в международных организациях. Такую задачу четко поставила перед страной «красно-зеленая» коалиция СДПГ–Союз 90/ «Зеленые», стремившаяся подчеркнуть свою уникальность на внутри- и внешнеполитической аренах. Этим объясняется имиджевое противопоставление Берлинской и Боннской республик. Между тем Германия потерпела первые неудачи на дипломатическом фронте, ибо провалилась ее попытка добиться места постоянного члена Совета Безопасности ООН. Весомая часть мирового сообщества высказала решительное неприятие 110 этой идеи, что заставило федеральное правительство Г. Шредера, а затем и А. Меркель отступить. Сняв проблему самоограничения с повестки дня, коалиция социалдемократов и партии «зеленых» постепенно отказалась от идеи сдержанности, как отжившей свой век. Также была решительно отвергнута изоляционистская линия, не соответствовавшая интересам ФРГ. Напротив, провозглашалось обширное участие Германии в европейской интеграции, что позволяло ФРГ не только создавать вокруг себя территорию безопасности, но и расширять инструментальную базу, с помощью которой осуществлялось воздействие на ситуацию в рамках континентального пространства. Вместе с тем идеологическая основа внешней политики Германии в виде мультилатерализма отличалась противоречивостью, что в решающей степени объяснялось интересами этой державы. Не уделялось достойного внимания созданию демократического многополярного режима в международных отношениях, предусматривавшего равноправное участие членов европейского сообщества в пространстве региональной стабильности. О приоритете «нормальной» внешней политики, допускавшей использование силового ресурса, говорили шаги федерального правительства. Расходы на перевооружение росли, повышалась боеспособность подразделений бундесвера, которые стали принимать участие в операциях за пределами территории объединенной Германии. 111 ГЛАВА 2. ВКЛАД ГЕРМАНИИ В ОБЕСПЕЧЕНИЕ РЕГИОНАЛЬНОЙ И ГЛОБАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ 2.1. Стратегия Германии в отношении Афганистана Одной из острейших глобальных и региональных проблем постбиполярной эпохи явился международный терроризм. Его крупнейшим очагом в конце ХХ – начале XXI вв. оказался Афганистан, с 1996 года находившийся под властью радикального исламистского движения «Талибан». Мировое сообщество в лице Организации Объединенных Наций неоднократно указывало на серьезную опасность, исходящую от талибов. В резолюции 1333, принятой Советом Безопасности ООН 19 декабря 2000 г., подчеркивалось, что «области Афганистана, которые контролируются афганской группировкой, именующей себя «Исламским Эмиратом Афганистан» и известной как «Талибан», по-прежнему используются для размещения и подготовки террористов, планирования террористических действий» [69]. Удары по американским городам Нью-Йорку и Вашингтону, нанесенные 11 сентября 2001 г. радикальной организацией «Аль-Каида», с которой тесно сотрудничал «Талибан», показали обоснованность таких опасений, вызвав быструю и адекватную реакцию мирового сообщества. В этот же день Совбез ООН принял резолюцию 1368, квалифицировавшую события как угрозу международному миру и безопасности, а также вызывающие к жизни право на самооборону согласно статье 51 Устава ООН [78]. Американского партнера безоговорочно поддержали страны-члены НАТО, объявившие на основании статьи 5 Североатлантического договора «союзный случай». В сжатые сроки под эгидой Соединенных Штатов была сформирована антитеррористическая коалиция, цели которой состояли в установлении контроля над ключевыми зонами Афганистана и противодействии международному терроризму. 112 Одним из влиятельных участников коалиции стала Германия, не только разделявшая заявленные цели, но и стремившаяся использовать сложившееся положение для продвижения своих национальных интересов. События 11 сентября 2001 г. ослабили позиции США, продемонстрировав их уязвимость, что привело к смещению баланса сил в пользу европейского региона, где ФРГ претендовала на роль геополитического центра. Выбор официальным Берлином стратегической линии в отношении Афганистана определялся пониманием им интересов безопасности своей страны, где на первый план выходила борьба с международным терроризмом и исламистским фундаментализмом, а также локализация и преодоление вызовов регионального уровня, в том числе ликвидация кризисных ситуаций в нестабильных странах. Несмотря на отсутствие больших возможностей для проявления самостоятельности в рамках международной антитеррористической коалиции, Германия проявила определенную гибкость в выборе инструментов реализации своей стратегии. На подготовительном этапе требовалось обеспечить дипломатическую поддержку готовящемуся военному вторжению в Афганистан, в связи с чем режиму талибов был предъявлен заведомо невыполнимый ультиматум о выдаче лидера «Аль-Каиды» Усамы бен Ладена. На вооружение официальным Берлином была взята идея «неограниченной солидарности» с американским союзником. Федеральный канцлер Г. Шредер предложил гражданам и органам государственной власти Соединенных Штатов любую помощь, в том числе в розыске и преследовании организаторов и руководителей террористических актов, совершенных 11 сентября 2001 г. Также было заявлено о готовности Германии участвовать в военных операциях под эгидой США. Вместе с тем немаловажное значение имела оговорка федерального канцлера, нашедшая свое отражение в формуле: неограниченной солидарности – «да», авантюрам – «нет» [352]. Это означало, что германское правительство опасалось ввязываться в военную операцию без юридической оценки и предварительных расчетов, позволявших судить об ее правовой стороне и перспективах успешного 113 завершения. Кризисная интервенция с участием военнослужащих бундесвера должна была осуществляться в многосторонних рамках и на основании мандата Совета Безопасности ООН. Афганская акция отвечала названным критериям, что предопределило дальнейшую линию поведения официального Берлина. Федеральные органы власти консолидированно поддержали силовую операцию против режима талибов. 19 сентября 2001 г. бундестаг большинством голосом одобрил предложенный федеральным правительством комплекс мероприятий содействия американскому союзнику, сводившихся к предоставлению необходимых материально-технических ресурсов, а также оказанию политической поддержки действий официального Вашингтона [5]. 7 октября 2001 г. США и их союзники по НАТО приступили к военной фазе операции в Афганистане. Участие в ней Германии получило соответствующее политическое обоснование из уст представителей федерального правительства. 11 октября 2001 г. министр иностранных дел ФРГ Й. Фишер заявил о принципиальной невозможности переговоров с террористами, исповедующими радикальный ислам, а также потребовал дать адекватный и жесткий ответ на соответствующие вызовы [309]. В тот же день федеральный канцлер Г. Шредер выступил в бундестаге с правительственным заявлением, посвященным положению, сложившемуся в связи с началом операции на территории Афганистана. Он подчеркнул, что военные действия осуществляются исключительно против инфраструктуры террористической сети бен Ладена и режима талибов. США и их союзники, как объявил федеральный канцлер, не ведут войну против отдельных государств или народов, и тем более против исламского мира. «Афганский народ – сам жертва терроризма и бедности. Мы хотим поддержать население Афганистана», – такими словами подытожил свое выступление Шредер [354]. Германия не претендовала на роль лидера в афганской операции, довольствуясь в ней статусом вспомогательной силы. После непродолжительных консультаций между Берлином и Вашингтоном была достигнута договоренность об участии в операции военнослужащих бундесвера. Мандат, выданный 114 бундестагом, ограничивался 12 месяцами и в дальнейшем подлежал продлению. Правительство ФРГ предоставило по запросу американской администрации военно-техническую помощь. Силы международной антитеррористической коалиции оказали поддержку оппозиции – афганскому «Северному союзу», который в сжатые сроки (менее чем за 2 месяца) освободил г. Кабул от талибов. Активная стадия военной операции была сочтена завершенной, после чего наступил очередной этап, целью которого являлась стабилизация социально-экономического и политического положения в стране. Акценты Германии в Афганистане сместились, ибо на первый план ее властями было выдвинуто финансовое и гуманитарное участие в этом процессе. Основным направлением стало выделение федеральным правительством 160 млн ДМ на восстановление инфраструктуры страны. В преддверии наступавшей зимы 2001–2002 годов Германия предоставила афганскому населению гуманитарную помощь на сумму 100 млн ДМ. Оказались замороженными около 200 счетов на территории Германии в связи с подозрением, что они использовались для финансовых трансакций террористов [507, s. 96]. В соответствии с резолюцией 1386 СБ ООН, принятой 20 декабря 2001 г., были созданы Международные силы содействия безопасности (ISAF), зона ответственности которых на первых порах ограничивалась столицей Афганистана Кабулом. Здесь же размещались 1800 военнослужащих бундесвера, действовавших в составе ISAF. Между тем положение в Афганистане оставалось напряженным. Движение «Талибан» не было сломлено и ставило перед собой задачу возвращения к власти. Правительство Хамида Карзая, образованное в ноябре 2001 г., не пользовалось авторитетом среди полевых командиров и практически не контролировало ситуацию на местах. Не прекращались вооруженные столкновения подразделений антитеррористической коалиции с талибами. Афганистан представлял собой полностью опустошенную страну и находился в самом низу индекса развития, составляемого ООН. В стране царила разруха, обострялись социальные проблемы, ухудшалась криминогенная обстановка. Инфраструктура страны во 115 многих сферах была сильно повреждена или разрушена, в том числе дороги, железнодорожные линии, системы орошения, а также медицинские и образовательные учреждения. Окончание антитеррористической операции затягивалось на неопределенный срок, в связи с чем правительство Х. Карзая и администрация президента США Дж. Буша выдвинули требование о расширении присутствия сил международной коалиции в Афганистане. В ноябре 2002 г. бундестаг обновил немецкий мандат на участие в операции, что пришлось в дальнейшем делать неоднократно. Не состоялось возвращениe в ФРГ 800 военнослужащих бундесвера, планировавшееся на вторую половину августа 2003 г. 14 ноября 2003 г. бундестагом было принято решение о продлении мандата бундесвера в Афганистане на очередные 12 месяцев, причем к этому времени стал очевидным затратный характер антитеррористической операции. По информации Министерства обороны Германии, расходы, связанные с продлением миссии дислоцированных в Афганистане военнослужащих бундесвера, оценивались в размере 150 млн евро [592]. С целью укрепления правоохранительного органов Афганистана немецкие специалисты приняли активное участие в программе обучения его полицейских кадров (как в Кабуле, так и в провинциях). Основными направлениями германского участия стали: создание тренировочных центров; обучение афганских полицейских и технического персонала учебных заведений; улучшение инфраструктуры афганской полиции, включая посты управления и отдельные участки [19, s. 6]. Одновременно ФРГ была вынуждена осуществлять финансовые вливания в восстановление инфраструктуры Афганистана. Только в течение первой половины 2004 г. из федерального бюджета на эти цели выделялись почти 280 млн евро [298]. Такие крупные денежные затраты обусловливались потребностями Германии в сфере безопасности. Берлин был заинтересован в скорейшей реабилитации политических и экономических институтов на 116 афганской территории, чтобы не допустить реализации реваншистских планов движения «Талибан». Одной из своих ключевых задач в Афганистане, крупнейшем мировом производителе опийного мака, германские специалисты считали борьбу с производством и оборотом наркотиков. С момента свержения власти талибов вплоть до 2005 года площади культивируемого опийного мака постоянно увеличивались. В 2004 году они выросли по сравнению с 2003 годом на 64%, достигнув 131 тыс. га. Производство опиума составило 4200 тонн. По данным Управления ООН по наркотикам и преступности, площади опийного мака на территории Афганистана в 2005 году по сравнению с 2004 годом сократились на 21% (104 тыс. га), а доходы от операций с наркотиками снизились на 2,5%. Но эти изменения практически не повлияли на общую долю Афганистана в глобальном производстве опия, составлявшую 87% [26, s. 116]. Выращенный в Афганистане опий географически распределялся следующим образом: примерно 61% уходил к своим потребителям через Иран, более 20% через Пакистан, а остальные 19% следовали по территории центральноазиатских республик. С 2002 года Германия приняла активное участие в проектах, объединенных общей идеей «альтернативного развития», т.е. создания в Афганистане альтернативных источников доходов населения. Суть проектов заключалась в том, что стимулировать сокращение площади земель, занятых под производство наркотиков. Меры включали в себя не только финансовое поощрение альтернативных производств, но и улучшение производственной и социальной инфраструктуры на местах. Наиболее успешным следует признать проект альтернативного развития районов провинции Бадахшан, реализованный Министерством экономического сотрудничества и развития ФРГ при поддержке исламского фонда «Ага Хана по развитию». Благодаря реализации этого проекта удалось добиться стабилизации материального положения тысяч крестьянских семей. 117 Для координации мероприятий, осуществляемых ФРГ на территории Афганистане как в индивидуальном порядке, так и совместно (с США и Великобританией), с апреля 2005 г. была введена должность уполномоченного, штаб-квартира которого находилась в г. Файзабаде. В том же году германские власти запустили новые проекты обеспечения комплексной продовольственной безопасности в других районах Афганистана. В провинции Баглан на немецкие средства был построен завод по производству сахара. При этом около 40 тыс. афганских граждан получили рабочие места, а стало быть, обрели шанс покончить со своей преступной деятельностью, прекратив незаконный наркобизнес. Для развития политики занятости ФРГ поддержала проект создания сети небольших банков, специализировавшихся на выдаче микрокредитов для мелких афганских предпринимателей. В его рамках было обеспечено экспертное консультирование германской стороной сотрудников Управления по развитию инвестиций в Афганистане. Чтобы улучшить рамочные условия экономического сотрудничества, в 2005 году было подписано германо-афганское соглашение о защите и поощрении инвестиций. Для ФРГ Афганистан стал приоритетной страной в рамках двусторонних проектов по линии ФАО (Продовольственной и сельскохозяйственной организации Объединенных Наций). С 2002 по 2005 г. германское Федеральное министерство продовольствия, сельского хозяйства и защиты прав потребителей профинансировало на территории Афганистана 17 проектов на общую сумму 19,4 млн евро [26, s. 119]. В культурной области Германия также наращивала свою деятельность. С начала 2005 года она реализовывала базовые образовательные программы в провинциях Кундуз, Бадахшан и Тахар (всего ими были охвачены 16 афганских школ). Учебные программы фокусировали внимание на подготовке учителей для местных образовательных заведений, повышении квалификации педагогических работников, расширении доступа населения к базовому образованию путем восстановления старых или строительства новых школ в провинциях. Германские усилия в области образования были призваны содействовать освобождению 118 населения, прежде всего женщин, от жестких правил поведения в обществе, навязанных талибами. Однако вклад ФРГ в процесс эмансипации местных жителей не стоит преувеличивать, поскольку во главу угла был поставлен немецкий прагматизм: до тех пор пока афганское население обнаруживало стремление к сотрудничеству, его предоставляли самому себе, даже если местные обычаи противоречили немецким представлениям о правах и свободах человека. Форумом, где заинтересованные стороны представляли свое видение ситуации на территории Афганистана, стала ежегодная Мюнхенская международная конференция по безопасности. На правах хозяина официальный Берлин регулярно озвучивал на ней свою точку зрения, делая упор на ключевых угрозах, к числу которых относились нерешенные этнические, социальные и политические конфликты в Афганистане. Его стабилизация, укрепление мультиэтнического правительства национального примирения, создание условий экономического развития и общественной демократии имели центральное значение для борьбы с международным терроризмом. Следовательно, используя комплексный подход к решению проблемы борьбы с международным терроризмом в Афганистане, ФРГ взяла на вооружение разнообразные инструменты и средства, уделяя особое внимание восстановлению инфраструктуры, оказанию гуманитарной помощи населению, содействуя в обучении местных полицейских кадров. Вместе с тем слабо была учтена вероятность затягивания антитеррористической операции, что вынудило активизировать усилия Германии в области дипломатического обеспечения ISAF. К концу лета – началу осени 2005 г. антитеррористическая коалиция, изначально задуманная как эффективный инструмент борьбы с международным терроризмом, добилась на территории Афганистана весьма скромных результатов. Не только в военной, но и в гражданской области силам ISAF не удалось создать решающие предпосылки для превращения этой страны в зону стабильности. Несмотря на проведение демократических выборов, в политической сфере ситуация не была нормализована. Законные органы государственной власти Афганистана оказались слабыми, изначально 119 деморализованными и не имели достаточного уровня легитимности. Свергнутые, но не сломленные талибы и их сторонники, напротив, укрепили свое влияние и попытались дестабилизировать обстановку в юго-восточных провинциях страны. При этом руководство радикальной исламистской оппозиции избрало весьма эффективную тактику, против которой силы ISAF не нашли адекватных контрмер. Ее основу составляли военные операции малой и средней интенсивности, диверсии, нападения на правительственные и иностранные войска, государственные учреждения Афганистана, и, главным образом, практически непрекращавшиеся террористические акты. В северо-западных провинциях Пакистана были созданы опорные базы талибов, с которых они совершали вылазки на афганскую территорию. Нарастанию антизападных настроений в местной социальной среде способствовали действия членов коалиции, обусловленные в решающей степени позицией США. К их числу относились обыски, «зачистки» и ракетно-бомбовые удары по населенным пунктам, чьи жители подозревались в пособничестве террористам. Гибель сотен ни в чем не повинных людей, включая стариков, женщин и детей, вызывала отрицательную реакцию в масштабе всей страны. Смена власти в ФРГ, происшедшая после парламентских выборов в сентябре 2005 года и выразившаяся в создании «большой коалиции» ХДС/ХСС– СДПГ, внесла определенные коррективы во внешнеполитический курс официального Берлина. Правоцентристские партии ХДС и ХСС стремились доказать свою приверженность трансатлантическому сотрудничеству, поколебленному антивоенной позицией Германии в период военной операции США и их союзников против режима Саддама Хусейна в Ираке (см. раздел 2.2 настоящей работы). В свою очередь СДПГ, потеряв лидирующие позиции в федеральном правительстве, была вынуждена в принципиальных внешнеполитических вопросах ориентироваться на точку зрения консервативных партнеров по правительственной коалиции. К социал-демократам пришло осознание бесперспективности умеренного антиамериканизма, характерного для курса правительства Г. Шредера в начале 2000-х годов. В связи с этим «большая 120 коалиция» медленно, но верно дрейфовала в сторону укрепления военного сотрудничества с Соединенными Штатами. Афганский полигон представлялся удобным случаем доказать верность союзническому долгу как в отношении США, так и НАТО. ФРГ руководила Северным региональным командованием ISAF со штабом в Мазари-Шариф, при этом участвуя в поддержании контроля силами коалиции над провинциями Фарьяб, Джаузджан, Сари-Пуль, Балх, Саманган, Тахар, Баглан, Кундуз и Бадахшан, а также над Кабулом. Свой особый вклад германский контингент вносил путем проведения разведки и рекогносцировки территории, обеспечения подготовки бесперебойности функционирования транспортных узлов, кадров для армии, органов безопасности и полиции. Около 200 немецких офицеров обучали афганские силы национальной безопасности, а 60 экспертов из ФРГ занимались повышением квалификации полицeйских кадров в рамках миссии Евросоюза EВПОЛ [19, s. 31]. Федеральный канцлер А. Меркель выражала уверенность в том, что новые вызовы, адресованные германской безопасности, требуют более решительного применения военной силы за пределами страны, поэтому от имени правительства четко и однозначно констатировала готовность ФРГ к продолжению миссии в составе Международных военнослужащих сил бундесвера содействия на территории безопасности. Афганистана Численность постепенно увеличивалась, достигнув к концу 2006 года порядка 3 тыс. чел. В марте 2007 г. бундестаг одобрил отправку в Афганистан шести самолетов «Торнадо», способных проводить разведку с воздуха в районах боевых действий сил ISAF против талибов [467, s. 189]. Вместе с тем федеральное правительство было вынуждено считаться с тем, что участие подразделений бундесвера в миссии ISAF не находило, как ранее, существенной поддержки в различных слоях германского общества. С афганской кампанией немецкая общественность скорее мирилась, поскольку участие в ней служило гарантией того, что германских военнослужащих не отправят в другие зоны конфликтов. Интерес к деятельности бундесвера в Афганистане падал, 121 причем многим становилось ясно: силовые способы урегулирования ситуации в значительной степени исчерпали себя. Участились факты инцидентов в Афганистане с участием военнослужащих бундесвера, что были вынуждены признать высшие должностные лица Министерства обороны ФРГ. В связи с этими обстоятельствами риторика первого лица федерального правительства отличалась умеренностью и здравомыслием. 8 ноября 2006 г. канцлер А. Меркель заявила о принципиальной невозможности достигнуть стабилизации в Афганистане исключительно силовым путем [265]. Только разумная комбинация военных и гражданских средств могла, по ее мнению, развернуть ситуацию в нужное для альянса русло. Вскоре на рижском саммите стран-членов НАТО, прошедшем 28–29 ноября 2006 г., Германия продемонстрировала незаинтересованность в расширении географии размещения своих военнослужащих на афганской территории. Подразделения бундесвера располагались на севере этой страны, и федеральное правительство не считало целесообразным перебрасывать военные силы в более опасные южные районы. Однако и на северных территориях подразделения бундесвера периодически подвергались атакам противника, о чем, например, свидетельствовали события, происшедшие в 2007 году. 15 апреля неизвестные злоумышленники обстреляли лагерь германских военнослужащих в г. Файзабаде, причем только по счастливой случайности никто из немцев не пострадал. 19 мая в Кундузе произошел террористический акт, во время которого трое военнослужащих бундесвера были убиты, двое ранены. 15 августа при взрыве фугасной бомбы в нескольких километрах восточнее г. Кабула погибли трое лиц из числа немецких военнослужащих [31, s. 11]. Германские власти были вынуждены признать свои ограниченные возможности в обеспечении надежных гарантий безопасности собственного населения. Возникла реальная угроза совершения терактов на территории ФРГ членами исламистских группировок, что можно было рассматривать в качестве инструмента давления на позицию германских властей в рамках борьбы с 122 международным терроризмом. Интересы немецкой политической элиты вошли в определенное противоречие с потребностями большинства населения. Официальный Берлин рассчитывал на рост своего влияния в международном масштабе, видя в качестве средства для достижения этой цели продолжение участия военнослужащих бундесвера в афганской операции. Напротив, жители Германии были встревожены сообщениями о возможных террористических актах, справедливо выдвигая на первый план личную и общественную безопасность. Невзирая на спорность ситуации, федеральное правительство поставило во главу угла верность союзническому долгу и не собиралось выводить подразделения бундесвера из Афганистана. Позицию исполнительной власти поддержал бундестаг, который в октябре 2007 г. после серьезных дебатов продлил еще на год миссию бундесвера в составе сил ISAF на афганской территории. «За» проголосовали 454 депутата, «против» – 79, воздержались – 48 [31, s. 22; 816]. К началу 2008 года ситуация в Афганистане, особенно в его южных и восточных провинциях, осложнилась, чему способствовала активизация деятельности талибов, приобретавших все новых сторонников. Среди участников миссии ISAF нарастал пессимизм в отношении успешного завершения афганской операции. Это обстоятельство подтолкнуло НАТО к поиску новых эффективных путей более масштабного использования ресурсов ФРГ в рамках антитеррористической операции. Формы вовлечения оказались разнообразными: от средств косвенного воздействия до прямого давления по дипломатическим каналам на позицию официального Берлина. При этом руководящие структуры альянса взяли на вооружение преимущественно первую группу методов, стремясь доказать, что Германия обладает необходимыми политическими, военными и финансовыми средствами для увеличения своего контингента в составе сил ISAF. На конец января – начало февраля 2008 г. пришелся пик политической активности Североатлантического блока, направленной на расширение германского присутствия в Афганистане. 29 января 2008 г. в Берлин поступила официальная просьба НАТО об отправке германских сил быстрого реагирования, 123 призванных заменить подразделение вооруженных сил Норвегии, которое выполняло боевую задачу на севере афганской территории. Одновременно пытавшийся эксплуатировать трансатлантического младшего давление на ФРГ партнерства. изначально оказал официальный интерес Берлина Администрация придерживалась силовой к укреплению президента модели Вашингтон, Дж. Буша- урегулирования конфликта и выдвигала к германским властям требование выделить боевые подразделения бундесвера и военную технику для подавления талибов и боевиков «Аль-Каиды» на юге Афганистане. 1 февраля 2008 г. американский министр обороны Р. Гейтс направил в адрес своего немецкого коллеги соответствующее письмо, где выразил уверенность в том, что Германия в состоянии увеличить к осени текущего года воинский контингент в Афганистане вдвое – до 6,5 тыс. чел. Также в унисон Соединенным Штатам действовали другие страны-члены Североатлантического альянса, вставшие на путь шантажа официального Берлина. Канада, чей контингент действовал в южных афганских провинциях, пригрозила вывести в следующем году свои войска в случае игнорирования ее просьб об оказании военной поддержки операции в зоне ответственности канадских подразделений. Нарастание внешнего давления на федеральное правительство со стороны партнеров по НАТО совпало с ростом антивоенных настроений жителей Германии. Если в ноябре 2007 г. за немедленный вывод подразделений бундесвера из Афганистана выступили 64% населения, то в феврале 2008 г. – 86% (увеличение в 1,34 раза). Окончательному развороту общественного мнения ФРГ в антивоенную сторону способствовал ряд факторов, среди которых выделялись огромные расходы федерального бюджета и гибель немецких военнослужащих. Присутствие подразделений бундесвера в Афганистане за период 2002–2007 годов обошлось германским налогоплательщикам в сумму 2,6 млрд евро. Предполагалось, что с учетом расходов в 2008 году она увеличится примерно на 487 млн евро. К тому же бундесвер нес потери в живой силе. По официальным 124 данным, с момента получения миротворческого мандата до конца 2008 года в Афганистане погибли 30 немецких военнослужащих [31, s. 12]. Федеральное правительство попало в затруднительное положение, оказавшись фактически между двух огней. Учитывая общественное мнение в своей стране, официальный Берлин пытался с помощью дипломатических средств противостоять попыткам администрации президента Дж. Буша-младшего втянуть подразделения бундесвера в боевые действия на афганском юге. Для этого ключевые фигуры германского государства стремились подчеркнуть, что ФРГ добросовестно выполняет свой долг в Афганистане и, будучи лояльным членом Североатлантического альянса, несет свою часть ответственности в рамках борьбы с международным терроризмом. Это находило отражение как в военной помощи альянсу, так и в существенном вкладе, который Германия вносила в социально-экономическое восстановление Афганистана. Признавая ресурсы своей страны небеспредельными, Берлин предпочитал оставить местом дислокации подразделений бундесвера северные районы Афганистана, соглашаясь только на удвоение числа инструкторов, задействованных от Германии в рамках программы подготовки полицейских кадров. Федеральное правительство (силами министерств обороны и иностранных дел) параллельно отрабатывало другой сценарий, согласно которому предполагало уступить требованиям Вашингтона и НАТО, приняв участие в боевых операциях против исламистского движения «Талибан» на юге Афганистана. Проект дополнялся подготовкой к увеличению численности контингента бундесвера на территории этой страны. Вторым шагом к отступлению стала позиция, занятая германской делегацией на саммите НАТО в Бухаресте (2–4 апреля 2008 г.). В повестку дня был поставлен вопрос о военнотыловом обеспечении операции Североатлантического альянса на афганской территории, который сопровождался дебатами по поводу рисков и обременений в рамках миссии ISAF. От имени руководства НАТО Германии было предложено расширить присутствие в Афганистане, с чем немецкая делегация вынужденно 125 согласилась. Третий шаг оказался решающим, ибо 3 июня 2008 г. на север Афганистана был отправлен отряд сил быстрого реагирования бундесвера, заменивший военнослужащих из Норвегии. Этот отряд официально стал первым боевым подразделением бундесвера в Афганистане. Ранее функции немецкого контингента ограничивались исключительно участием в операциях по восстановлению мирной жизни в этой стране. К осени 2008 г. по количеству военнослужащих, участвовавших в кампании на территории Афганистана, подразделения германского бундесвера уверенно занимали третье место после группировок США и Великобритании, насчитывая 3,5 тыс. солдат и офицеров. В сентябре того же года федеральное правительство приняло решение о доведении численности своего контингента до 4,5 тыс. чел. и выделении дополнительных 30 млн евро на восстановление инфраструктуры и экономики Афганистана. В октябре 2008 г. бундестаг продлил мандат немецкой военной миссии в Афганистане, а военнослужащих также одобрил бундесвера, запланированное размещенных в увеличение этой стране. числа Решение сопровождалось острыми дебатами, показавшими, что стратегическая линия официального Берлина в Афганистане поддерживается не всеми германскими политическими силами. Так, молодежное крыло Социал-демократической партии и «зеленые» требовали вывода подразделений бундесвера с афганской территории. Правящим партиям в лице ХДС, ХСС и СДПГ становилось все труднее отстаивать официальную политику в отношении Афганистана, тем более что им приходилось учитывать фактор приближения очередных выборов в бундестаг (сентябрь 2009 г.). Главным аргументом «большой коалиции» стали определенные успехи, достигнутые миссией ISAF в рамках восстановления инфраструктуры Афганистана: со времени свержения талибов (конец 2001 года) было построено 13 тыс. км новых дорог и 3,5 тыс. школ, подготовлено 30 тыс. учителей. 80% населения стали получать базовое медицинское обслуживание. В 32 тыс. деревнях был реализован ряд проектов в области развития [334]. 126 Вместе с тем этих аргументов оказалось для внутренней аудитории недостаточно. Германским властям не удалось поколебать антивоенную тенденцию в общественном мнении своей страны, доказательством чего явились результаты опроса, проведенного в декабре 2008 г. на территории ФРГ. Лишь 5% респондентов указали на то, что приоритетным направлением внешнеполитической деятельности Германии должна быть военная поддержка американских усилий в Афганистане [851]. Итак, попытки различных правительств ФРГ занять жесткую позицию в афганском вопросе не нашли должного понимания и отклика в немецком обществе. Несмотря на предпринимаемые усилия, эффективность борьбы с терроризмом в Афганистане оказалась невысокой, а задачи, поставленные перед НАТО в целом, и Германией в частности, не были решены. Остался открытым вопрос о соотношении военных и гражданских инструментов воздействия, которые необходимо было применить для стабилизации положения на афганской земле. 2.2. Дипломатическое участие ФРГ в конфликте вокруг Ирака Усиление геополитических позиций Германии позволило ее федеральному правительству активизировать дипломатические усилия в стратегически важных регионах мира. К числу последних относилась зона Персидского залива, где роль одного из ключевых субъектов международного процесса традиционно играл Ирак. Его значение обусловливалось, в первую очередь, большими запасами энергетических ресурсов. Согласно данным Организации стран-экспортеров нефти (ОПЕК), в конце XX – начале нулевых годов XXI в. Ирак стабильно входил в тройку государств, обладавших наибольшими разведанными запасами сырой нефти (см. таблицу 10). 127 Таблица 10 Разведанные запасы сырой нефти, 2000–2003 гг. (в млрд баррелей) п/п 1 2 3 4 Государство Саудовская Аравия Иран Ирак Объединенные Арабские Эмираты 5 Кувейт 6 Венесуэла 7 Ливия 8 Нигерия 9 Катар 10 Алжир 11 Индонезия 2000 г. 262,766 99,530 112,500 97,800 2001 г. 262,697 99,080 115,000 97,800 2002 г. 262,790 130,690 115,000 97,800 2003 г. 262,730 133,250 115,000 97,800 96,500 76,848 36,000 29,000 13,157 11,314 5,123 96,500 77,685 36,000 31,506 15,207 11,314 5,095 96,500 77,307 36,000 34,349 15,207 11,314 4,722 99,000 77,226 39,126 35,255 15,207 11,800 4,722 Источник: OPEC Annual Statistical Bulletin 2003. P. 9. ФРГ преследовала в отношении Ирака преимущественно экономические цели. Интересы Германии состояли в поддержании двусторонней торговли, ежегодный объем которой оценивался примерно в 350 млн долл. США, а кроме того, с привлечением стран-посредников осуществлялись немецкие продажи иракским контрагентам на сумму примерно в 1 млрд долл. США [429, с. 220]. Вместе с тем ФРГ приходилось учитывать фактор непрерывно ухудшавшегося политического климата в отношениях с Ираком, чему в значительной степени способствовали такие обстоятельства, как опасность, исходившая от предполагаемого иракского оружия массового уничтожения, а также негативное отношение к режиму президента С. Хусейна со стороны значительной части мирового сообщества. Последнее в изрядной мере подпитывалось агрессивными внешнеполитическими акциями иракского режима, в частности пытавшегося аннексировать Кувейт в августе 1990 г. Не обладая собственными эффективными рычагами влияния на Хусейна и его окружение, Германия отдавала приоритет многосторонним механизмам воздействия на положение в Ираке. Ключевым инструментом урегулирования 128 ситуации она считала ООН, в связи с чем поддержала принятие резолюции 687 Совета Безопасности от 3 апреля 1991 г., в соответствии с которой Ирак обязывался безоговорочно обезвреживание под согласиться международным на уничтожение, контролем: всего изъятие или химического и биологического оружия и всех запасов агентов, всех относящихся к ним подсистем и компонентов и всех связанных с этим научно-исследовательских, опытно-конструкторских, обслуживающих и производственных объектов; всех баллистических ракет с дальностью свыше 150 км и относящихся к ним основных частей и объектов по ремонту и производству [68]. Для контроля над разоружением Ирака была создана ЮНСКОМ – Специальная комиссия ООН, инспекторы которой проводили большую работу по выявлению химического, бактериологического и ракетного оружия, а совместно с Международным агентством по атомной энергии (далее МАГАТЭ) – объектов, связанных с созданием ядерного оружия. Комиссия выполняла свои функции до декабря 1998 г., но потом президент Хусейн прекратил отношения с ООН и выслал из Ирака международных инспекторов, что послужило основанием для обострения ситуации. Нарастание напряженности вокруг Ирака в начале 2000-х годов совпало с приближением очередных парламентских выборов в Германии. Ввиду этого коалиционное правительство СДПГ и партии «зеленых» оказалось в затруднительном положении. С одной стороны, ему приходилось учитывать пацифистские настроения германских избирателей. Опросы общественного мнения в ФРГ свидетельствовали, что большинство ее жителей были настроены на мирное разрешение иракской проблемы [680, с. 41]. С другой стороны, правительство стремилось демонстрировать лояльность заокеанскому союзнику, взявшему курс на подготовку вооруженной борьбы с режимом президента Хусейна. 18–19 сентября 2001 г. состоялся визит министра иностранных дел ФРГ Й. Фишера в Вашингтон, где он встретился с заместителем министра обороны США П. Вулфовицем. Американская сторона в безапелляционной форме высказалась 129 по поводу адекватного ответа на вызовы международного терроризма, заявив, что видит свою миссию в освобождении ряда стран мира от их «террористических правительств» [468, s. 87], не останавливаясь перед применением военной силы. Хотя список таких стран не был публично оглашен, становилось ясно, что Ирак занял в нем не последнее место. Однако с середины 2002 года Германия начала дистанцироваться от агрессивного курса американского партнера. 7 августа 2002 г. Й. Фишер выступил с детальным обоснованием позиции правительства ФРГ в отношении иракской проблемы. В нем впервые прозвучали критические высказывания в адрес США, ориентация которых на военные методы разрешения конфликтной ситуации была признана неприемлемой. К тому же Фишер дал понять, что акценты при постановке проблемы расставлены Вашингтоном некорректно. С точки зрения официального Берлина, на первое место среди угроз, вставших перед международным сообществом в начале XXI в., вышел исламистский терроризм. Связь режима Саддама Хусейна с террористическими организациями, в том числе «Аль-Каидой» не была доказана. Не сомневаясь, что у американской военной машины достаточно мощи для того, чтобы одержать победу над армией Хусейна, Фишер счел иллюзорными надежды президента Дж. Буша-младшего на полное преобразование Ирака в духе демократии и в сжатые сроки. «Понадобятся десятки лет и постоянное военное присутствие США в регионе», – предупреждал министр иностранных дел ФРГ. Далее, по мнению Фишера, открывалось еще более непредсказуемое будущее, ибо гипотетическая возможность вывода американских войск из региона до полной стабилизации положения расценивалась Германией как фактор риска, грозившего взорвать ситуацию в зоне Персидского залива, что негативно бы отразилось на безопасности стран европейского континента [277]. 15 августа 2002 г. в интервью влиятельной немецкой газете «Ди Цайт» канцлер Г. Шредер попытался в мягкой форме показать юридическую несостоятельность позиции сторонников военного вторжения в Ирак тем, что Совет Безопасности ООН не санкционировал такие действия. Германская 130 правящая коалиция предложила свой пакет действий, включая техническую помощь, а также поддержала продолжение миссии инспекторов ООН в Ираке, настаивая на их неограниченном доступе ко всем подозрительным объектам на территории страны [278]. Антивоенную линию в целом выдерживала на тот момент и консервативная оппозиция в лице кандидата на пост федерального канцлера, премьер-министра Баварии Э. Штойбера, представившего 28 августа 2002 г. свои соображения по поводу целесообразности иностранного военного вмешательства в иракские дела. Штойбер предостерег США от самостоятельных действий и допустил участие подразделений бундесвера в антииракской кампании лишь в случае получения соответствующего мандата Совбеза ООН, а также выработки консолидированной позиции стран-членов Европейского Союза в отношении этой проблемы. В сентябре 2002 г. под давлением мирового сообщества иракское руководство согласилось на возвращение в страну инспекторов ООН без предварительных условий. Была сформирована новая Комиссия Организации Объединенных Наций по мониторингу, проверке и инспекциям – ЮНМОВИК, которая продолжила работу ЮНСКОМ в соответствии с резолюцией Совета Безопасности ООН 1284 от 17 декабря 1999 г. Более последовательная антивоенная позиция, занятая социал-демократами и «зелеными», помогла им заручиться поддержкой избирателей и стала важным фактором, обеспечившим успех на парламентских выборах. После формирования обновленного состава коалиционного правительства федеральный канцлер Г. Шредер выступил 29 октября 2002 г. с заявлением, в котором подтвердил прежний курс Германии в отношении иракской проблемы. В качестве приоритетной цели он обозначил последовательную политику разоружения и международной проверки иракских вооружений [349]. К этому времени ситуация вокруг Ирака вновь стала накаляться. 8 ноября 2002 г. Совбез ООН принял резолюцию 1441, достаточно жесткую по отношению к Ираку. В документе выражалось сожаление по поводу того, что последний не предоставил точной, полной, окончательной и всеобщей информации обо всех 131 аспектах его программ разработки оружия массового уничтожения и баллистических ракет дальностью свыше 150 км и обо всех запасах такого оружия, его компонентах и производственных объектах и местоположениях, а также всех других ядерных программах, в том числе тех, которые, по утверждениям иракского руководства, осуществлялись в целях, не связанных с материалами, которые могут быть использованы для производства ядерного оружия. В резолюции Совбеза ООН утверждалось, что Ирак неоднократно препятствовал предоставлению доступа на свои объекты, определенные Специальной комиссией ООН и МАГАТЭ, не сотрудничал в полной мере и безоговорочно с инспекторами по вопросам вооружений и в конечном счете прекратил всякое сотрудничество с ними в 1998 году. С декабря того года в Ираке отсутствовали международные наблюдатели, инспекции и контроль в отношении оружия массового уничтожения и баллистических ракет. Совет Безопасности ООН предоставлял Ираку последний шанс выполнить свои обязанности по разоружению, постановив ввести усиленный режим инспекций в целях обеспечения полного и поддающегося проверке завершения процесса разоружения. Багдад должен был обеспечить «немедленный, беспрепятственный, безоговорочный и неограниченный» доступ международных инспекторов ко всем без исключения иракским объектам, которые инспекторы сочтут необходимым проверить. Совбез ООН предупредил Ирак, что дальнейшее нарушение им своих обязанностей приведет к серьезным для него последствиям [72]. В соответствии с требованиями резолюции планировалось возобновить деятельность международных инспекторов в Ираке не позднее 23 декабря 2002 г., а не более чем через 60 дней они должны были предоставить в СБ ООН отчет о проделанной работе. 27 ноября 2002 г. инспекторы ООН возобновили свою работу на иракской территории. Их внимание было сосредоточено на проведении повторного определения исходных данных для известных и для новых объектов с целью выявления любых изменений, происшедших с момента проведения 132 последних инспекций в 1998 году. Эти объекты размещались по всему Ираку при значительной их концентрации вокруг г. Мосула на севере страны. Другие инспекции по определению исходных данных проводились на основе информации, поступавшей в ЮНМОВИК от государств-членов, а также исходя из нерешенных вопросов по результатам собственной аналитической работы ЮНМОВИК и ее предшественника – ЮНСКОМ. В начале 2003 года ЮНМОВИК инспектировала предприятия по производству ракет в Ираке, уделяя внимание проверке и нанесению меток на оборудование, используемое в иракских ракетных комплексах «Ас-Самуд», «АльФатх», SA-2 и «Фрог». Инспекторы ЮНМОВИК также посетили полигон для статических испытаний ракет, работавших на твердом и жидком топливе, и наблюдали за испытательном полетом одной модифицированной ракеты. В целом проверки были сосредоточены в четырех областях: инспектирование известных стартовых площадок, которые пока не были проинспектированы, оценка иракского потенциала в области наведения и управления ракетами, твердотопливных ракетных технологий и определение методов осуществления будущих проверок и контроля над деятельностью или ракетными программами Ирака [62, с. 123]. По итогам первого этапа своей работы новая миссия инспекторов подготовила доклад, в котором не содержалось сколько-нибудь значительных упреков в отношении Ирака по поводу наличия у него оружия массового уничтожения. Так, было установлено, что дальность действия ракеты «Ас-Самуд» превышает расстояние в 150 км, установленное резолюцией 687 (1991) Совета Безопасности. Ввиду этого ЮНМОВИК дала указание официальному Багдаду представить все ракеты «Ас-Самуд» и соответствующее оборудование для их уничтожения, чему иракские власти были вынуждены подчиниться. Процесс ликвидации ракет и связанного с ними оборудования шел по нарастающей [62, с. 124]. Также в первые месяцы 2003 года ЮНМОВИК осуществляла наблюдение за уничтожением элементов иракской программы в области химического оружия, в том числе 14 заявленных 155-мм артиллерийских снарядов, содержавших 133 примерно 49 литров иприта. Особая группа инспекторов по биологическому оружию наблюдала за уничтожением 244,6 кг заявленных питательных сред [62, с. 125]. С другой стороны, несколько вопросов по иракским программам разработки ядерных, химических, биологических вооружений остались без ответов. 19 февраля ЮНМОВИК получила уведомление об извлечении из грунта двух бомб R-400, содержавших возбудитель сибирской язвы (антракс) на полигоне в ЭльАзизии; также были найдены материалы, относившиеся к 128 бомбам R-400. Хотя, по заявлению иракских властей, эти бомбы были уничтожены в одностороннем порядке еще в 1991 году [62, с. 125]. Эти факты дали повод настроенным агрессивно США и Великобритании заявить, что они не доверяют Саддаму Хусейну и потребовать принятия в кратчайшие сроки жесткой, ультимативной резолюции Совбеза ООН, которая фактически санкционировала применение военной силы против Ирака. Данную позицию одобрили несколько государств, в том числе те страны Восточной Европы, которые в 2004 году должны были присоединиться к Евросоюзу. В конце января 2003 г. они выступили с обращением, содержащим полную поддержку США в иракском вопросе [133]. Активное дипломатическое наступление сторонников войны выразилось в том, что 24 февраля 2003 г. Испания, Великобритания и США внесли в СБ ООН проект резолюции, в п.1 которого констатировалось: «Совет Безопасности объявляет, что Ирак упустил момент использовать последний шанс, предоставленный ему в соответствии с резолюцией 1441» [80]. 26 февраля 2003 г. американский президент Дж. Буш-младший дал понять: его страна ставит перед собой более глобальные цели, чем просто выявление и ликвидация гипотетического оружия массового уничтожения Ирака. Это предположение превратилось в уверенность 17 марта 2003 г., когда президент США заявил о необходимости устранения режима С. Хусейна в рамках антитеррористической войны [133]. 134 В этой ситуации ФРГ оказалась перед трудным выбором: продолжить антивоенную линию, рискуя серьезно испортить трансатлантические отношения, или двинуться в фарватере агрессивного внешнеполитического курса Вашингтона. Официальный Берлин вынужденно вел двойную игру. С одной стороны, федеральное правительство не собиралось ставить под сомнение партнерство с США. 29 января 2003 г., выступая с речью в офисе Всемирного банка в Вашингтоне, координатор германо-американского сотрудничества в Министерстве иностранных дел ФРГ К. Фойгт убеждал администрацию Дж. Буша-младшего в лояльности Германии букве и духу трансатлантического партнерства. Об этом, подчеркивал германский дипломат, лучше всего говорили действия федерального правительства. Прежде всего, имелась в виду адекватная реакция ФРГ на террористические акты против Соединенных Штатов, происшедшие 11 сентября 2001 г. «Никто не выразил лучше скорбь и сочувствие американскому народу, чем немцы», – заявил Фойгт [327]. Тем более что канцлер Г. Шредер гарантировал неограниченную солидарность Германии с Соединенными Штатами в их борьбе с терроризмом на территории Афганистана. Вместе с тем Фойгт недвусмысленно заявил, что бундесвер не в состоянии одновременно участвовать в нескольких военных кампаниях. «Германские обязательства сосредоточены в Афганистане», – намеренно подчеркнул высокопоставленный немецкий дипломат [327]. Что касается иракского вопроса, то действительно противоречия между трансатлантическими партнерами нельзя было назвать острыми, поскольку позиции Германии и США сходились по трем принципиальным пунктам. Прежде всего, речь шла о совместной резко отрицательной оценке политического режима Саддама Хусейна. Сам иракский президент объявлялся жестоким, агрессивным диктатором, не уважающим резолюции Совета Безопасности ООН. Также стороны были едины во мнении, что Ирак не может обладать оружием массового уничтожения и средствами его доставки. Наконец, как США, так и ФРГ требовали 135 предоставить международным инспекторам беспрепятственный доступ к иракским военным объектам. Следовательно, цель у обеих стран в отношении Ирака оказалась общей, однако в понимании средств ее достижения обнаружились разногласия. Германия полагала, что решение проблемы кроется в эффективных многосторонних действиях, осуществляемых в рамках ООН. В связи с этим ФРГ напоминала о резолюции 1441 СБ ООН, которая, по ее мнению, открыла дорогу политическому решению иракской проблемы. Признание решающего значения невоенных средств разрешения конфликта подтолкнуло официальный Берлин к более тесному взаимодействию с Москвой и Парижем, выступавшим против силового решения иракского вопроса. Период с декабря 2002 по январь 2003 г. был отмечен интенсивными консультациями министра иностранных дел Германии с российским и французским коллегами. 27 декабря 2002 и 26 января 2003 г. состоялись переговоры министров иностранных дел ФРГ Й. Фишера и РФ И.С. Иванова, в ходе которых основное внимание было уделено ситуации в зоне Персидского залива. Высказываясь за ликвидацию гипотетического оружия массового уничтожения Ирака, обе стороны настаивали на продолжении инспекционных миссий согласно резолюции 1441 Совбеза ООН [166]. В этой связи позиция Берлина в отношении военного способа урегулирования конфликта даже ужесточилась. Прозвучало заявление, что независимо от решения Совета Безопасности ООН Германия ни при каких обстоятельствах не примет участие в военной операции на иракской территории [468, s. 112]. Безапелляционность федерального правительства подкреплялась данными социологических опросов, согласно которым 71% населения ФРГ выступали против войны в Ираке [527, s. 120]. В начале февраля 2003 г. антивоенный дипломатический альянс приобрел более четкие очертания, оформив свои приоритеты в урегулировании конфликта вокруг Ирака. 10 февраля в Париже было подписано Совместное заявление Франции, России и Германии, в котором эти страны выступили за скорейшее 136 завершение процесса разоружения Ирака, предусмотренного резолюциями Совбеза ООН. Любые решения и действия, по мнению сторон, должны были основываться на принципах Устава этой организации. Основу для достижения разоружения Ирака Франция, Россия и Германия видели в неукоснительной реализации резолюции СБ ООН 1441, подчеркивая, что использованы не все возможности, которые предоставил этот документ. Инспекции, проводимые ЮНМОВИК и МАГАТЭ в Ираке, по мнению участников антивоенной коалиции, дали положительные результаты. Франция, Россия и ФРГ соглашались с необходимостью продолжения этих инспекций, а также выступали в пользу их существенного укрепления в кадровом и техническом отношениях всеми средствами в рамках резолюции 1441. Стороны предостерегали от использования силы, считая, что это последнее средство решения проблемы. «Альтернатива войне все еще имеется… РФ, Франция и ФРГ преисполнены решимости обеспечить все необходимые условия для завершения процесса разоружения Ирака мирным путем», – подчеркивалось в заявлении трех стран [127]. 13 февраля 2003 г. министр иностранных дел Германии Й. Фишер выступил перед бундестагом с речью, в которой изложил содержание германских принципов урегулирования ситуации с Ираком. Прежде всего, представитель официального Берлина настаивал на том, что Ирак не может иметь оружие массового уничтожения и должен сотрудничать по линии разоружения с ООН на основании резолюций Совета Безопасности. Далее, Фишер требовал ужесточения и активизации режима инспекций; наконец, контрольный режим предполагалось поддерживать в долгосрочной перспективе [302]. Страны антивоенного дипломатического альянса стремились донести до мирового сообщества свою глубокую озабоченность обострением ситуации вокруг Ирака. 24 февраля 2003 г. было опубликовано письмо, подписанное постоянными представителями России, Германии и Франции при Совете Безопасности ООН, где сообщалось, что эти государства разработали Совместный меморандум о положении в Ираке. 137 В меморандуме участники альянса излагали свою позицию, пытаясь дипломатическим путем остановить надвигавшееся военное вмешательство во внутренние дела суверенного Ирака. Согласно общему мнению РФ, ФРГ и Франции, так и не было предоставлено никаких доказательств обладания Ираком оружием массового уничтожения или технологиями, способными такое оружие произвести. Инспекции, начавшиеся на территории Ирака, позволили сдвинуть с мертвой точки процесс контроля, что свидетельствовало о прогрессе, поскольку сотрудничество иракских властей с международным сообществом медленно, но верно налаживалось. Страны антивоенного дипломатического альянса предлагали предпринять меры, адекватные сложившемуся положению. Они сводились к следующим пунктам. Во-первых, меморандум требовал выдвижения четкой программы действий инспекторов ООН в Ираке. Согласно резолюции 1284 Совбеза ООН Комиссия по мониторингу, проверке и инспекциям Объединенных Наций и МАГАТЭ должны были представить рабочую программу на утверждение Совета Безопасности ООН. Германия, Россия и Франция предложили ускорить представление этой программы, уделив приоритетное внимание задачам по разоружению Ирака. Особое внимание уделялось тому, что обязывалось предпринять иракское руководство для исполнения каждого задания в рамках программы своего разоружения. Во-вторых, приоритет в деле разоружения Ирака отводился усиленным инспекциям, чей режим определялся резолюцией 1441 СБ ООН. Предполагалось принятие мер по укреплению режима инспекций: расширение и диверсификация персонала инспекционных миссий; создание мобильных единиц, осуществлявших функции мониторинга; введение новой системы воздушного контроля; систематическая обработка полученных данных. В-третьих, Германия, Россия и Франция подняли вопрос о сроках проведения международной инспекции. Календарный план, разработанный экспертами стран антивоенного дипломатического альянса, предусматривал такой 138 график: с 1 марта 2003 г. должны были предоставляться данные относительно самолетов и ракет-носителей, химического оружия и сопутствующих материалов, биологического и ядерного оружия; сообщения ЮНМОВИК и МАГАТЭ, в которых оценивались результаты исполнения заданий, передавались бы инспекторами через 120 дней после утверждения рабочей программы в соответствии с резолюцией Совбеза ООН 1284. Согласно п.1 резолюции 1441 от исполнительного председателя ЮНМОВИК и Генерального директора МАГАТЭ требовалось предоставление Совету Безопасности ООН информации о каждом факте вмешательства иракских властей в деятельность инспекций [130]. 15 марта 2003 г. министры иностранных дел Германии, России и Франции выступили с Совместным заявлением, которое явилось последней попыткой остановить надвигавшуюся войну. Апеллируя к решениям Совета Безопасности ООН и докладам Генерального директора МАГАТЭ, стороны доказывали, что разоружение Ирака началось и может быть доведено до конца в сжатые сроки. Вновь ссылаясь на рабочую программу ЮНМОВИК, которую предполагалось вынести на рассмотрение СБ ООН в ближайшее время, Франция, РФ и ФРГ, в случае ее одобрения, предлагали немедленно собрать Совбез на уровне министров иностранных дел, чтобы принять задачи разоружения и утвердить календарный план реализации данной программы [126]. 19 марта 2003 г. президент ФРГ Й. Рау провел консультации с представителями германских политических партий, где обсуждалось положение, сложившееся вокруг Ирака. По итогам консультаций Рау заявил об отсутствии непосредственной угрозы для населения ФРГ в случае возможного начала боевых действий в Ираке, хотя и не исключил повышения опасности террористических актов на ее собственной территории [262]. После того как президент С. Хусейн не принял положения ультиматума, выдвинутого в адрес иракского правящего режима коалицией во главе с США, ее вооруженные силы 20 марта 2003 г. приступили к военной операции. Это означало крах программы разоружения Ирака мирными средствами, в пользу которой ратовал и за что боролся официальный Берлин. Причины поражения 139 миротворческой дипломатии состояли в невозможности достижения компромисса между политикой контролируемого разоружения и четким американским курсом на изменение режима в Ираке насильственным путем. Антивоенный альянс, в котором объединенная Германия играла одну из ведущих ролей, оказался не в состоянии с помощью дипломатических инструментов противостоять могуществу и авторитету единственной сверхдержавы, поддержанной союзниками как в «старой», так и в «новой» Европе. Со стороны официального Вашингтона было продемонстрировано стремление выйти за пределы международного правового поля, закрепив за собой привилегию военного вмешательства во внутренние дела суверенного государства по собственному усмотрению, в обход мнения Совета Безопасности ООН. Во время войны на территории Ирака официальный Берлин проявил дипломатическую активность, пытаясь не выпустить ситуацию из-под контроля. Сразу после открытия боевых действий с телеобращением к немецкой нации выступил федеральный канцлер Г. Шредер. «Альтернатива войне имелась – это разоружение Ирака мирными средствами под тщательным международным контролем», – подчеркнул Шредер. Было заявлено, что антииракская коалиция приняла «ошибочное решение» и выражена надежда на скорое окончание войны [266]. 24 марта во влиятельном журнале «Шпигель» появилось интервью министра иностранных дел ФРГ Й. Фишера, в котором он выразил сожаление по поводу недостаточной готовности обеих воюющих сторон идти на компромисс [272]. На следующий день, выступая на 59-й сессии Комиссии ООН по правам человека в Женеве, Фишер поднял темы угрозы правам человека ввиду боевых действий в Ираке. Представитель ФРГ призвал членов Комиссии апеллировать к воюющим сторонам на предмет соблюдения международного гуманитарного права [301]. Задав себе узкие рамки участия в иракском конфликте, официальный Берлин был вынужден в срочном порядке искать способы дипломатического воздействия на ситуацию. Акцент был сделан на разработке принципов послевоенного урегулирования в Ираке. В речи, произнесенной 3 апреля 2003 г. 140 перед депутатами бундестага, федеральный канцлер Г. Шредер провозгласил «Программу создания справедливого и демократического порядка в Ираке и во всем регионе». Согласно этому документу, территориальная целостность Ирака подлежала безусловному сохранению, а его независимость и политический суверенитет восстанавливались в полном объеме. За иракским народом закреплялось право самому определить свое будущее, а в его владении и под контролем оставались ресурсы страны, в том числе нефтяные месторождения [261]. В программе нашли отражение гуманистические принципы, однако на данном этапе их реализация была более чем сомнительной. Военная фаза операции по захвату опорных пунктов Ирака и свержению авторитарного режима С. Хусейна прошла в ускоренном темпе. Уже 10 апреля 2003 г. союзные американо-британские войска заняли Багдад. Размышляя над причинами их быстрого успеха, бывший генеральный инспектор бундесвера К. Науманн назвал операцию против Ирака «войной нового качества», приводя следующие аргументы. Во-первых, несмотря на открытую подготовку вторжения, удалось добиться фактора внезапности нападения, усиленного произведенной заранее высадкой спецназа в тылу армии Саддама Хусейна. Во-вторых, иракские ПВО и военное руководство страны были в кратчайшие сроки парализованы «точными хирургическими ударами» с воздуха. В-третьих, сократился до минимума промежуток времени между обнаружением цели разведкой и подавлением данной цели огневыми средствами всех родов войск. В-четвертых, США задействовали в Ираке в поддержку действовавших «подвижно, быстро и инициативно» наземных сил небывалую ранее огневую мощь. В-пятых, операция велась «смело, гибко и с удивительной свободой маневра» [757]. 141 Однако не стоит забывать, что начавшийся перед вторжением процесс разоружения Ирака также сыграл немалую роль в скорой победе американобританских войск. Заинтересованные стороны пытались разработать оптимальную модель дальнейших действий, причем германская дипломатия делала основную ставку на многосторонние акции, в чем нашла определенное понимание со стороны стран антииракской коалиции, в частности Великобритании. Официальный Берлин активизировал дипломатические усилия, стремясь изменить конфигурацию международных сил, оказывавших влияние на ситуацию в Ираке, и не допустить тотального господства американской точки зрения. Германские надежды связывались с подключением к поствоенному урегулированию международных организаций, в которых Берлин имел весомое влияние. На руку ФРГ оказалась корректировка позиции Лондона, выступавшего до сих пор активным участником военной коалиции. 15 апреля 2003 г. состоялась совместная пресс-конференция федерального канцлера Германии Г. Шредера и премьер-министра Великобритании Э. Блэра, в ходе которой обе стороны главную роль в послевоенном урегулировании иракской проблемы отвели институтам ООН [347]. 1 мая 2003 г. американский президент Дж. Буш-младший заявил об окончании основных боевых операций на территории Ирака и сообщил, что теперь силы союзников занялись обеспечением безопасности и восстановлением страны. Однако он не объявил о полном окончании войны в Ираке, поскольку его отдельные территории оставались вне полного контроля войск коалиции. Буш дал понять, что Соединенные Штаты готовы взять на себя ответственность за положение в Ираке. По словам американского президента, переход от диктатуры к демократии в Ираке «потребует времени… Наша коалиция останется до тех пор, пока работа не будет сделана. Потом мы уйдем – и оставим за собой свободный Ирак» [293]. В этой ситуации единственным шансом для Германии окончательно не выпустить из-под контроля иракскую проблему стало ее постепенное возвращение к полноценному сотрудничеству со странами антииракской 142 коалиции. Отправной точкой можно считать июль 2003 г., когда состоялся визит министра иностранных дел ФРГ Й. Фишера в Вашингтон, в ходе которого он провел переговоры с вице-президентом США Р. Чейни. Германский представитель стремился разграничить военный, экономический и гуманитарный аспекты иракской проблемы, что оказалось сложным делом и не вызвало положительного отклика у американского коллеги. С одной стороны, вопрос об участии подразделений бундесвера остался вне поля обсуждения. Вместе с тем министр иностранных дел ФРГ сделал официальное заявление о готовности предоставить гуманитарную помощь и внести вклад в восстановление иракской экономики, с оговоркой, «если понадобится» [276]. Очередной шаг вскоре совершил министр обороны Германии П. Штрук, подтвердивший возможность использования при обеспечении гуманитарных акций в Ираке вертолетов и самолетов бундесвера, «если на то будет получен запрос со стороны иракского правительства» [267]. Не дожидаясь реакции со стороны иракских властей, ФРГ отправила в Багдад своих специалистов для проведения технических работ по восстановлению водоснабжения в иракской столице. Также Берлин простил Ираку долг в размере 4,5 млрд евро [717, s. 72]. Эту линию Германия пыталась дополнить выражением солидарности с ООН, предпринимавшей попытки легитимизации новой власти в Ираке. 14 августа 2003 г. СБ ООН принял резолюцию 1500, в которой подтверждались суверенитет и территориальная целостность Ирака, а также приветствовалось учреждение его Правительственного совета (13 июня 2003 г.) как важный шаг на пути создания признаваемого мировым сообществом национального правительства [74]. Однако обострение ситуации в Ираке показало, что надежды на быстрое налаживание мирной жизни не оправдались. Хотя авторитарный режим Саддама Хусейна пал, появились новые факторы, оказывавшие деструктивное воздействие. Обычным явлением жизни стали теракты: 19 августа 2003 г. был совершен террористический акт в штаб-квартире ООН в Багдаде, в результате которого погибли 15 служащих миссии [465, s. 224]. Произошло усиление позиций 143 шиитского большинства, до сих пор занимавшего подчиненное положение в стране. Возникла опасность перераспределения сил в регионе в пользу Ирана, на протяжении нескольких десятилетий стремившегося распространить влияние идей исламской революции, тесно переплетенных с шиитской теологией. Подтвердилось мнение независимых экспертов о том, что версия об оружии массового уничтожения в руках Саддама Хусейна, скорее всего, ошибочна. Согласно официальным данным, на момент вывода инспекторов МАГАТЭ (17 марта 2003 г.) было проведено 237 инспекций на 148 площадках размещения ядерных объектов, в том числе на 27 новых площадках. К тому времени не нашлось никаких доказательств возобновления ядерной деятельности, запрещенной в соответствии с резолюциями 687 (1991) и 707 (1991). 22 мая 2003 г. Совет Безопасности ООН принял резолюцию 1483, в которой он заявил о намерении вновь рассмотреть мандаты МАГАТЭ и ЮНМОВИК. В свою очередь, МАГАТЭ продолжало ожидать этого рассмотрения и получения дальнейших указаний от СБ ООН, что затянулось до лета. В июне 2003 г. после сообщений о разграблении хранилища ядерных материалов в Тувайсе к югу от Багдада инспекторы МАГАТЭ вернулись в Ирак [62, c. 51], однако подтверждений версии об оружии массового уничтожения так и не обнаружили. По мере приближения выборов в бундестаг германские политические силы вновь обратились к иракской проблеме. Конкуренты – в лице правящей коалиции СДПГ–Союз 90/ «Зеленые» и христианских демократов – высказали неодинаковые взгляды на ситуацию. В ходе 40-й Международной конференции по безопасности в Мюнхене министр иностранных дел ФРГ Й. Фишер, посетовав на тяжелое положение в Ираке, не преминул заявить о том, что «красно-зеленая» коалиция предупреждала о возможности неблагоприятного развертывания событий еще в период подготовки антииракской операции [298]. По мнению Фишера, теперь многое зависело от темпов восстановления экономики и перехода к демократическому режиму в Ираке. В свою очередь, консервативные партии, занявшие проамериканскую позицию, обвинили федеральное правительство в неумении расставлять 144 приоритеты и договариваться с ключевым союзником. Желая набрать очки в глазах избирателей, преимущественно из западных земель ФРГ, христианские демократы подвергли критике правящую коалицию. 27 мая 2004 г. генеральный секретарь ХДС В. Шойбле однозначно высказался в пользу участия подразделений бундесвера в иракской операции [498, s. 194]. В середине 2004 – начале 2005 г. появились формальные признаки стабилизации обстановки в Ираке. 28 июня 2004 г. было провозглашено официальное восстановление иракского суверенитета, а в январе 2005 г. в стране состоялись общенациональные выборы, по итогам которых сформировано Переходное правительство Ирака. Это дало Германии повод поддержать законно избранные органы власти и взять на себя обязательства по оказанию помощи Ираку в завершении переходного этапа, как это предусматривалось резолюцией 1546 Совета Безопасности ООН и в соответствии с Законом об управлении Иракским государством в переходный период. В поисках наиболее эффективных методов управления ситуацией в Ираке и реализации cобственных интересов ФРГ обратилась к гуманитарным и экономическим инструментам. По линии Германской службы академических обменов была реализована программа стажировок. Более 1400 иракских ученых, специалистов-прикладников и студентов, прежде всего из Багдадского университета, прошли обучение в ФРГ. В апреле 2004 и июле 2005 г. в Мюнхене состоялись германо-иракские конференции по вопросам экономического взаимодействия [438, с. 98–100]. Наметившуюся позитивную тенденцию по замирению страны закрепить не удалось, что подтвердили действия официального Вашингтона. 23 января 2007 г. президент США Дж. Буш-младший в обращении к нации сообщил, что США посылают в Ирак дополнительно 20 тыс. морских пехотинцев [259]. Неопределенность ситуации в Ираке породила соответствующее настроение общественности в западных и восточных землях ФРГ (см. таблицу 11). 145 Таблица 11 Итоги опроса жителей ФРГ на тему «Должна ли Германия быть связана обязательствами, чтобы продолжать участие в стабилизации Ирака?», в % Западные земли Восточные земли Да, используя дипломатические и политические ресурсы 51 37 Варианты ответов Да, Да, военным всеми образом возможными средствами 1 8 1 9 Нет Затруднились ответить 39 1 52 1 Источник: Internationale Politik. 2008. № 1. S. 1. Анализ данных, приведенных в таблице 11, позволяет сделать следующие выводы. Хотя готовность немцев к участию в многосторонних антикризисных мероприятиях сохранялась, однако значительная часть населения (на востоке страны 52%, на западе 39%) не желала видеть свою страну участницей любых коалиций, не без основания опасаясь втягивания подразделений бундесвера в армейские операции предпочтение на иракской использованию территории. дипломатических Число и лиц, отдававших политических ресурсов стабилизации положения в Ираке, явно превосходило группу, допускавшую использование военных средств. «Миротворцы» составляли в среднем 44%, а «милитаристы» – не более 9,5% (из них к числу «жестких» относился лишь 1% населения, а «мягких», допускавших возможность применения в Ираке всех возможных средств, оказалось 8,5%). Следовательно, антивоенный потенциал немецкого общества не был исчерпан. В общем, кризис вокруг Ирака продемонстрировал невозможность нахождения компромисса между линией контролируемого разоружения и четким курсом на силовое решение иракской проблемы. Дипломатический альянс в лице Германии, России и Франции не сумел противостоять США и группе стран, оказавших им безусловную поддержку. Попытка официального Берлина укрепить 146 свое влияние на международной арене путем проведения антивоенного курса не увенчалась успехом. 2.3. Позиция объединенной Германии по вопросу нераспространения оружия массового уничтожения и ядерных материалов Несмотря на официальное окончание холодной войны, в постбиполярном мире конфликтное пространство не уменьшилось, а приобретя новое качество, обнаружило стремление к расширению. В зоне военных действий оказались стратегически важные регионы, от ситуации в которых зависела стабильность нового глобального порядка. К их числу принадлежали Ближний и Средний Восток, Балканы, Центральная Азия. Мышление большинства политических деятелей, как и прежде, ориентировалось на использование силы при решении международных и внутригосударственных проблем. Страны, чьи интересы были ущемлены ввиду потенциальной опасности совершения против них акта силового воздействия, стремились завладеть оружием массового уничтожения, видя в нем эффективный инструмент сдерживания внешней агрессии, и, как следствие, гарантию своей национальной безопасности. Переход к монополярной системе не привел к падению роли военного фактора в мировой политике, тем более что единственная сверхдержава в лице США не только не предотвратила рост количества региональных очагов напряженности по всей планете, но и активно участвовала в разжигании этнических, конфессиональных и политических конфликтов. Неблагоприятное развертывание событий в проблемных точках земного шара усиливало анархическую тенденцию в международных отношениях и грозило расширить кризисное пространство, втянув в него новые территории. В глобальной политике произошло обесценивание ключевых принципов, доказавших свою жизнеспособность в период биполярного мира. Необходимо вспомнить о строгом соблюдении государствами, принадлежавшими к разным 147 общественным системам и военно-политическим блокам, взятых на себя обязательств в соответствии с взаимными договоренностями. Расчеты политической целесообразности и получения экономической прибыли стали подменять собой юридические нормы, что нашло отражение в нигилистическом отношении некоторых членов мирового сообщества к международному публичному праву. Более того, некоторые государства продемонстрировали неготовность связывать себя международно-правовыми обязательствами в сфере безопасности. Однако такое положение все более входило в противоречие с другой стороной глобализационной тенденции, выдвинувшей в число приоритетов вопросы многосторонней дипломатии, элементами которой являлись меры по укреплению режима нераспространения оружия массового уничтожения. В начале постбиполярной эпохи сложилось впечатление, что положительная тенденция в области безопасности уверенно пробивает себе дорогу. Обсуждение и переговоры по ядерному разоружению и нераспространению как в рамках ООН, так и вне этой организации привели к подписанию нескольких документов двустороннего и многостороннего характера. Ключевые ядерные державы в лице США и РФ заключили ряд соглашений, касавшихся их соответствующих арсеналов. Договор о сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1), подписанный 31 июля 1991 г., предусматривал сокращение в течение семи лет их стратегических арсеналов до уровня, не превышавшего 6000 ядерных боеголовок для каждой из сторон. К декабрю 2001 г. стороны завершили необходимые в соответствии с положениями СНВ-1 работы. Второй договор о сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений (СНВ-2) от 3 января 1993 г. предусматривал дальнейшее уменьшение числа стратегических ядерных боеголовок каждой из сторон до уровня, не превышавшего 3000–3500 единиц [196, с. 564–572]. Позитивные изменения в рамках международного процесса нераспространения были обусловлены рядом событий: в 1991 году к Договору о 148 нераспространении ядерного оружия (далее ДНЯО) присоединилась ЮАР; вскоре бывшие советские республики (Украина, Белоруссия и Казахстан) отказались от обладания ядерным оружием. В четырех из пяти ядерных держав (США, России, Великобритании и Франции) был осуществлен частичный демонтаж ядерных арсеналов. Краеугольным камнем режима нераспространения являлся Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний, призванный обеспечить сохранение здания международного разоружения и режима контроля над вооружениями. Этот договор, принятый 50-й сессией Генеральной Ассамблеи ООН, предусматривал обязанность каждого государства-участника не производить любой испытательный взрыв ядерного оружия и любой другой ядерный взрыв, а также запретить и предотвращать любой такой ядерный взрыв в любом месте, находившимся под его юрисдикцией или контролем [122, с. 204– 233]. Между тем качество ядерных потенциалов держав продолжало совершенствоваться, что во многом обесценивало позитивную динамику в области контроля над вооружениями. К тому же количество членов «ядерного клуба» (т.е. обладателей ядерного оружия) в конце ХХ в. увеличилось за счет Индии и Пакистана; еще несколько стран шли по пути создания собственной атомной бомбы. В сложившихся условиях угрозы в отношении национальной безопасности Германии, занимавшей географическое положение в центре Европы, становились вполне реальными. На континенте располагалось ядерное оружие четырех держав; к тому же Европа являлась центром международной торговли ядерными материалами. После разрушения СССР возникла новая угроза, а именно неконтролируемое расползание ядерного оружия. Позиции объединенной Германии в области нераспространения определялись рядом общих условий, прежде всего ее статусом неядерной державы. Хотя уровень развития ее науки и промышленности в принципе позволял создать собственными силами атомную бомбу, ФРГ сознательно отказалась от ее производства и соответственно от обладания ядерным оружием. 149 Тем не менее, Германии удалось занять более весомое положение, чем другим странам, не входившим в «ядерный клуб», ибо с момента своего объединения она выступала в роли одного из ключевых элементов европейской политики безопасности. Важным фактором нового миропорядка служил баланс сил между ядерными и неядерными государствами, задачу поддержания которого ФРГ пыталась взять в свои руки. Германской дипломатии приходилось учитывать противоречивый характер интересов этих стран, заключавшийся в том, что ядерные державы стремились сохранить на законных основаниях свое привилегированное положение, а неядерные – положить конец такой ситуации как можно быстрее. Преследуя немецкие национальные интересы и осознавая свою политическую ответственность перед мировым сообществом, ФРГ оказалась перед нелегким выбором. С одной стороны, в силу собственного неядерного статуса она не могла на дипломатическом фронте поддерживать устремления «ядерного клуба», что в глазах весомой части международной общественности приравнивалось бы к оправданию гонки ядерных вооружений. С другой стороны, федеральное правительство принимало во внимание угрозу подрыва Договора о нераспространении ядерного оружия, чему в немалой степени способствовали неофициальные ядерные страны. К тому же идеология противостояния членам «ядерного клуба» была неприемлемой для Германии, поскольку означала фактический отказ от стратегии устрашения и не способствовала укреплению единства членов блока НАТО. Поэтому занятие крайних позиций не соответствовало национальным интересам ФРГ. Ей оставалось направить свои усилия на недопущение как ликвидации всего ядерного оружия, так и ослабления режима нераспространения. В связи с этим свобода действий Германии в области ядерной политики являлась ограниченной, что, тем не менее, открывало перед ней политические шансы. При благоприятном стечении обстоятельств она могла сыграть роль стабильной опоры режима нераспространения ядерного оружия. Для этого от властей ФРГ требовалось строго выдержать политическую линию, суть которой 150 можно было сформулировать таким образом: будучи участником договора нераспространения, не порождать сомнений в своей надежности; используя дипломатические каналы, настаивать на безусловном выполнении партнерами по договору его условий; периодически напоминать ядерным державам об их глобальной ответственности за сдерживание процесса расползания ядерного оружия [828]. Прагматизм германской политики в области нераспространения выражался в том, что федеральные власти делали акцент на тех вопросах, в решении которых могли принять непосредственное участие. Активность официального Бонна способствовала подписанию 20 апреля 1996 г. Декларации Московской встречи глав государств и правительств «Большой семерки» и России по вопросам ядерной безопасности, где стороны выразили готовность «сотрудничать друг с другом таким образом, чтобы использование ядерной энергии осуществлялось повсеместно в мире в соответствии с фундаментальными принципами ядерной безопасности» [121]. Министр иностранных дел ФРГ К. Кинкель одним из первых поставил свою подпись под Договором о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (в день открытия договора для подписания, 24 сентября 1996 г.). 20 августа 1998 г. Германия ратифицировала этот договор, а позднее не побоялась в мягкой, но публичной и решительной форме подвергнуть критике США, отказавшихся сделать те же самое. Находясь в Нью-Йорке с официальным визитом, 5 ноября 1999 г. министр иностранных дел ФРГ Й. Фишер заявил, что от политики официального Вашингтона «зависит исключительно много. Если он отказывается от этого стержневого звена ядерного разоружения, то с помощью каких аргументов можно убедить другие государства – Индию, Пакистан, Северную Корею – подписать договор и не переступать ядерный порог?… Если ядерное разоружение и контроль над вооружениями потерпят неудачу из-за позиции США, мы будем вынуждены уплатить за международную безопасность в XXI веке очень высокую цену» [339]. Серьезную угрозу для объединенной Германии представлял незаконный оборот ядерных материалов. Уже к середине 90-х годов ХХ в. возникли основания 151 считать эту опасность вполне реальной. Координатор спецслужб в ведомстве федерального канцлера, государственный министр ФРГ Б. Шмидбауэр представил насыщенный фактами доклад, посвященный нелегальной торговле ядерными материалами. В мае 1994 г. на территории ФРГ при задержании фальшивомонетчиков был изъят свинцовый контейнер, содержавший 56 г неизвестного порошка. После проведения лабораторных исследований выяснилось, что 10% порошка состояли из плутония-239, являвшегося компонентом для производства атомной бомбы. И хотя следствию не удалось определить источник поставки опасного материала, Шмидбауэр выдвинул две версии его происхождения: согласно одной из них, плутоний поступил из России; по второй, материал был получен из ядерного научно-исследовательского центра бывшей ГДР в Россендорфе, расположенного недалеко от Дрездена. Несколько случаев аналогичного характера произошли в Баварии. Сначала в г. Ландсхуте была конфискована проба весом 0,8 г высокообогащенного урана235, а затем в аэропорту Мюнхена полиция обнаружила чемодан, в котором находились 400 г металлического лития-6, который мог быть использован в качестве полуфабриката для производства ядерного взрывчатого вещества, а также 560 г смешанных оксида плутония и оксида урана. Расследование пришло к выводу, что опасные материалы были нелегально ввезены на территорию ФРГ испано-колумбийской преступной группировкой из РФ [360]. Как известно, плутоний, высокообогащенный уран, литий могли применяться для производства ядерного оружия. Местом их похищения служили, как правило, лаборатории повторного анализа в гражданских научно- исследовательских институтах, где зачастую не существовало надежной системы охраны ядерных материалов. Тем более что власти Германии уже подвергались шантажу в ноябре 1993 г., когда неизвестное лицо обещало привести в действие термоядерные взрывные устройства в четырех крупных городах ФРГ. Для борьбы с угрозой расползания ядерных материалов федеральное правительство искало наиболее эффективные средства. В первую очередь, следовало перекрыть каналы утечки опасных материалов, что вынуждало 152 интенсифицировать сотрудничество с официальными членами «ядерного клуба», одним из которых являлась РФ. Германо-российское взаимодействие в рамках борьбы с незаконным оборотом ядерных материалов осуществлялось по ряду направлений. Прежде всего, оно происходило во время контактов спецслужб двух стран, когда на основании данных, предоставленных германской стороной, ФСБ РФ пресекала деятельность криминальных структур в сфере ядерной контрабанды. Кроме того, немецкие и российские ученые совместно занимались анализом конфискованных опасных материалов. Как правило, германские специалисты приглашали коллег из РФ в университет Карлсруэ, чьи лаборатории были оснащены новейшим химическим оборудованием. Очевидной проблемой для мирового сообщества стало безопасное хранение ядерного оружия, снятого с боевого дежурства. Дезинтеграционные процессы, охватившие постсоветское пространство, являлись серьезным препятствием на пути ее решения. Собственных усилий, предпринимавшихся Россией, оказалось недостаточно, и возникла потребность в объединении ресурсов разных стран в рамках борьбы за недопущение распространения бывшего советского ядерного оружия. Благодаря совместным действиям на международной арене удалось локализовать это оружие исключительно на территории РФ. Однако эксперты сетовали на то, что в России правила хранения ядерного потенциала соблюдались не в полном объеме, в частности отсутствовала необходимая инфраструктура. Председатель Межведомственной комиссии Совета Безопасности РФ по экологической безопасности А.В. Яблоков участвовал в ревизии закрытого научного городка «Томск-7», где производился, перерабатывался и хранился плутоний. Впоследствии он делился своими впечатлениями от увиденного следующим образом: «Тысячи контейнеров с плутонием и высокообогащенным ураном хранятся там на старом складе… и охраняются вооруженными солдатами, которые располагают лишь бронетранспортерами – больше ничем» [831]. На повестку дня выдвинулся вопрос о разработке плана по переводу избыточного военного (как и выделенного гражданского) плутония в формы, не- 153 пригодные для производства ядерного оружия. Осознавая свою ответственность перед мировым сообществом, США и РФ подписали 1 сентября 2000 г. Межправительственное соглашение «Об утилизации плутония, заявленного как плутоний, не являющийся более необходимым для целей обороны, обращении с ним и сотрудничестве в этой области» [199]. Оба государства решили вывести из национального военного сектора по 34 тонны плутония, хотя по-разному видели их дальнейшую судьбу. Официальный Вашингтон предполагал 25,5 тонн избыточного оружейного плутония перевести в смешанное уран-плутониевое (МОКС) топливо и израсходовать его, а 8,5 тонн иммобилизовать, чтобы его повторное использование в качестве материала для производства ядерного оружия было исключено. Москва же приняла решение сжечь почти весь объем в атомных электростанциях и иммобилизовать не более 1 тонны плутония [831]. Однако в силу технических и финансовых проблем Россия затруднялась претворить этот проект в жизнь своими силами. На помощь ей выразили готовность прийти несколько стран, включая Германию, обладавшую установкой, способной перерабатывать оружейный плутоний из ядерных боеголовок в топливные элементы для ядерных энергетических установок, делая его тем самым непригодным для использования в военных целях. В 1991 году в немецком городе Ханау концерн «Сименс» построил завод по производству MOКС-топлива, который, однако, так и не пришлось запустить в эксплуатацию. На протяжении 10 лет предприятие поддерживалось в рабочем состоянии, так как долгое время рассматривался вариант продажи его России. По истечении всех разумных сроков, в августе 2001 г., представитель «Сименса» Х. Рупар заявил, что концерн принял решение о демонтаже завода в связи с огромными затратами на его содержание. На прошедшей незадолго до этого встрече «Большой восьмерки» в итальянской Генуе ФРГ и России в очередной раз не удалось договориться о финансовой стороне сделки. Как объяснил, комментируя эту ситуацию, тогдашний помощник первого заместителя министра РФ по атомной энергии Н.Э. Шингарев, России было бы выгоднее приобрести 154 оборудование и узлы по отдельности. Однако Германия настаивала на том, чтобы завод был куплен целиком, а в этом российская сторона не нуждалась [671, 814]. Тем не менее, научно-техническое сотрудничество ФРГ и РФ в ядерной области стало очевидным фактом. Используя собственное оборудование и российский разобогащенный уран из демонтированного ядерного оружия, концерн «Сименс» открыл в РФ собственное предприятие по производству топливных стержней для ядерных реакторов. В процессе ядерного разоружения Россия столкнулась с трудностями финансового характера, для решения которых также была вынуждена прибегнуть к помощи развитых стран. Принципиально вопрос был поставлен в июле 2000 г. на встрече глав государств и правительств «Большой восьмерки» на японском Окинаве, где стороны впервые разработали и утвердили календарный план финансирования обращения с плутонием и утилизации его отходов. На следующем саммите в канадском Кананаскисе (июнь 2002 г.) лидеры стран G8 выступили с инициативой «Глобальное партнерство против распространения оружия и материалов массового уничтожения», в соответствии с которой предусматривалось выделение в ближайшие десять лет до 20 млрд долларов США для ликвидации оружия и материалов массового уничтожения. Германия объявила о своем намерении предоставить на эти цели 1,5 млрд евро, из них не менее 300 млн евро предполагалось потратить на утилизацию списанных атомных подводных лодок [821]. В ходе германо-российских межгосударственных консультаций, состоявшихся 8–9 октября 2003 г., стороны подписали «Соглашение между Министерством Российской Федерации по атомной энергии и Федеральным министерством экономики и труда Федеративной Республики Германия об оказании содействия в ликвидации сокращаемого Российской Федерацией ядерного оружия путем утилизации атомных подводных лодок, выведенных из состава ВМФ России, в рамках реализации договоренностей о глобальном партнерстве против распространения оружия и материалов массового уничтожения». Одним из ключевых направлений сотрудничества стало создание 155 берегового комплекса для хранения реакторных отсеков утилизируемых атомных подводных лодок в районе губы Сайда на Кольском полуострове. Заместитель министра РФ по атомной энергетике С.В. Антипов объяснял техническую проблему следующим образом: «В процессе утилизации атомных подводных лодок образуется реакторный отсек, точнее трехотсечный блок, собственно сам реакторный отсек и два соседних, выполняющих функцию поплавка. Реакторные блоки из-за высокой радиоактивности нельзя перерабатывать в течение ближайших 50–70 лет. Сегодня они в основном находятся просто в воде, что небезопасно с точки зрения экологии… Отсеки должны храниться на берегу» [821]. В связи с этим российско-германское соглашение предусматривало создание пункта хранения реакторных отсеков, рассчитанного на 120 блоков. Это был первый серьезный двусторонний проект, причем заинтересованность ФРГ в его успешной реализации объяснялась следующими выгодами: снижением угрозы попадания ядерных материалов и технологий в руки террористов; уменьшением экологической угрозы, ибо утилизируемые атомные подводные лодки содержали опасные отходы, как радиоактивные, так и токсические; прибылью немецких фирм, производивших оборудование для проекта. Важным направлением международного сотрудничества явилась реализация Конвенции о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия и его уничтожении, подписанной в январе 1993 г. (в том числе ФРГ) и вступившей в силу 29 апреля 1997 г. [123, с. 441–477]. К тому времени в России сформировалась нормативно-правовая база процесса ликвидации химического оружия. 21 марта 1996 г. постановлением правительства РФ была утверждена Федеральная целевая программа «Уничтожение запасов химического оружия в Российской Федерации» [51], которая предусматривала ликвидацию химического оружия непосредственно в районах его хранения на специально созданных объектах. Это позволяло не только устранить затраты на транспортировку химического оружия к объектам его ликвидации, но и предотвратить угрозу несанкционированного доступа к нему. 156 Всего на территории России находилось 40 тыс. тонн боевых отравляющих веществ, располагавшихся на нескольких базах Министерства обороны (см. таблицу 12). Таблица 12 Содержание боевых отравляющих веществ на базах Министерства обороны РФ Место хранения Объем запаса, % Вииск Зарин Зоман Иприт Люизит Фосген – Ипритнолюизитные смеси – г. Почеп Брянской области пос. Марадыковский Кировской области пос. Леонидовка Пензенской области г. Камбарка Удмуртской республики пос. Кизнер Удмуртской республики г. Щучье Курганской области пос. Горный Саратовской области 18,8 + + + – 17,4 – + + – + – – 17,2 + + + – – – – 15,9 – – – – + – – 14,2 + + + – + – – 13,6 + + + – – – + 2,9 – – – + + + – – Источник: Об утверждении Федеральной целевой программы «Уничтожение запасов химического оружия в Российской Федерации». Постановление. Правительство РФ. 21 марта 1996 г. № 305 (Д). URL: http://www.munition.gov.ru/eng/fpcwd.html (дата обращения: 31.03.2012). 157 Согласно Конвенции о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия и его уничтожении, в первую очередь ликвидации подлежали запасы кожно-нарывных отравляющих веществ. Затем речь шла о ликвидации химических боеприпасов, снаряженных отравляющими веществами нервно-паралитического действия. Непосредственно приступить к уничтожению химического оружия планировалось в 2001 году и завершить его в течение 10 лет со дня вступления Конвенции в силу. Стоимость полной ликвидации арсенала российского химического оружия при безусловном обеспечении экологической безопасности оценивалась в 6–7 млрд долларов США [832]. Выделение таких средств из федерального бюджета РФ в условиях ее непростого экономического положения оказалось проблематичным. Реализации поставленной цели вновь способствовала международная помощь, в которой весомое участие приняла Германия. Ее предприятия с 1992 года поставляли контрольно-измерительную аппаратуру и лабораторное оборудование для российского объекта в поселке Горный; ФРГ выделяла на уничтожение химического оружия в Горном 44 млн ДМ (1999 г.), из которых 21 млн ДМ Российская Федерация получила уже к августу. В дальнейшем Германия передавала российской стороне средства на реализацию конкретных проектов. Так, в 2003 году ими являлись следующие виды работ (см. таблицу 13). Таблица 13 Виды работ на территории РФ в рамках уничтожения химического оружия и их финансирование германской стороной, 2003 год (в млн евро) п/п Виды работ 1 Поставка оборудования для расснаряжения цистерн на объект по уничтожению химического оружия в г. Камбарке 2 Создание установки термического обезвреживания отходов на объекте по уничтожению химического оружия в г. Камбарке 3 Поставка контактных аппаратов для объекта по уничтожению химического оружия в г. Камбарке 4 Поставка оборудования и выполнение пуско-наладочных работ на объекте по Финансирование 10,5 7,0 6,0 6,2 158 Продолжение таблицы 13 уничтожению химического оружия в пос. Горном Источник: О направлении Германской Стороне Ноты о согласии Правительства Российской Федерации с распределением безвозмездных ассигнований, выделенных Правительством Федеративной Республики Германия на уничтожение химического оружия в Российской Федерации в 2003 году. Постановление Правительства РФ. 16 апреля 2003 г. № 220. URL: http://www.businesspravo.ru/Docum/Docum Show_DocumID_80290.html (дата обращения: 31.03.2012). Как следует из таблицы 13, только в 2003 году ФРГ выделила российским партнерам 29,7 млн евро на проведение работ по ликвидации химического оружия. Эти средства были потрачены на приборы и оборудование, а также оплату труда высококвалифицированных немецких инженеров. К тому же процесс ликвидации химического оружия РФ постоянно сопровождался германороссийским консультациями. 29 мая 2002 г. состоялась беседа заместителя министра иностранных дел РФ Г.Э. Мамедова с заведующим отделом МИД ФРГ по вопросам контроля над химическим и биологическим оружием Ф. Лером, по итогам которой российский представитель выразил признательность Германии за оказание помощи в ликвидации запасов химического оружия [165]. К середине 2000-х годов режим нераспространения ядерного оружия и соответствующий договор оказались под угрозой, что вызвало озабоченность официальных кругов Германии. Берлин стал одним из центров дипломатических усилий по поддержанию ДНЯО. В рамках второй сессии Подготовительного комитета Конференции 2005 года участников ДНЯО по рассмотрению действия Договора (28 апреля – 9 мая 2003 г.) ФРГ высказала свою озабоченность по поводу заявления, сделанного 9 января 2003 г. КНДР о своем выходе из Договора. Такое положение, по мнению германской стороны, свидетельствовало о потребности изыскать возможности и средства решения проблемы серьезных подтвержденных или предполагаемых нарушений. В этом контексте было предложено расмотреть вопрос о том, как следует строить отношения с государствами, выходящими из Договора. Логичным стало заявление Германии о 159 необходимости объединенными усилиями противостоять попыткам отдельных государств освободиться от своих международных обязательств, покинув ДНЯО и впоследствии став де-факто субъектами, обладающими ядерным оружием [62, с. 11]. Активным поведением отличалась делегация Германии в ходе третьей сессии Подготовительного комитета Конференции 2005 года по рассмотрению действия ДНЯО (26 апреля – 7 мая 2004 г.). При обсуждении вопроса «Об осуществлении положений Договора, касающихся нераспространения ядерного оружия, разоружения и международного мира и безопасности» ФРГ представила рабочий документ об «укреплении ДНЯО с целью предотвращения выхода из него и его несоблюдения», в котором развивались ее идеи, высказанные по данному вопросу на второй сессии. Германия предложила все заинтересованным странам, планирующим участвовать в Конференции по рассмотрению действия Договора, объединить усилия для достижения соглашения относительно правил и процедур, которым надлежало следовать в случае объявления каким-либо государством о своем намерении выйти из ДНЯО [63, с. 8]. К середине нулевых годов XXI в. на международном уровне усугубилась проблема обеспечения безопасности и защиты мирных ядерных программ. Глобализационные процессы, равно как и нестабильность общественных механизмов в ряде стран, включая Россию, расширили возможности преступных группировок, действовавших до недавнего времени на локальном уровне. Германская сторона выступила с очередным рабочим документом, где, отмечая сохранявшуюся опасность приобретения ядерных материалов негосударственными субъектами, выразила мнение, что государствам-участникам необходимо принять комплекс взаимодополняющих мер по усилению защиты имевшихся запасов высокообогащенного урана и плутония. Для достижения этой цели она предложила, чтобы Конференция 2005 года по рассмотрению действия ДНЯО выступила с рекомендацией разработать и учредить такие меры, как обмен данными об имевшихся запасах и юридически обязательный всеобщий стандарт физической защиты ядерных материалов. Также немецкая делегация внесла 160 предложение в адрес Конференции обратиться с призывом о ликвидации всех (излишних) запасов и рекомендовать прекращение производства ядерных материалов, которые могли использоваться для создания соответствующего оружия [63, с. 21]. Во второй половине 2000-х годов режим нераспространения оказался перед угрозой кризиса, ибо некоторые государства (Иран, Сирия) взяли курс на отказ от взятых на себя обязательств по ДНЯО. Причину такой ситуации германская сторона увидела в понижении дисциплины участников Договора. За расшатывание его режима несли ответственность как ядерные державы, вставшие на путь модернизации своих потенциалов, так и другие участники ДНЯО, продемонстрировавшие излишнюю толерантность в отношении нарушителей. Назрела необходимость поиска адекватного ответа на новые вызовы, ибо подрыв ДНЯО грозил неблагоприятными последствиями разного масштаба: регионального (причем в таких взрывоопасных районах, как Ближний и Средний Восток, а также Корейский полуостров) и глобального. Для правительства ФРГ оставался ключевым подход к решению этой проблем на основе многосторонних норм и режимов. Это также согласовывалось с принципами Стратегии ЕС против распространения оружия массового уничтожения, принятой 12 декабря 2003 г. со значительным немецким участием. Продолжая свою линию, германская делегация активно действовала в ходе второго заседания Подготовительного комитета Конференции ДНЯО 2010 года, проходившего с 28 апреля по 9 мая 2008 г. в Женеве. Она вынесла на общее рассмотрение три рабочих документа, в которых содержались предложения по вопросам запрещения производства расщепляющихся материалов в военных целях и учреждения Международного центра по обогащению урана под контролем МАГАТЭ [13, s. 12]. Итак, в начале постбиполярной эпохи сформировались объективные факторы, действие которых привело к осложнению сохранения режима нераспространения оружия массового уничтожения и ядерных материалов. Будучи неядерной державой, Германия не оказывала решающего влияния на 161 членов «ядерного клуба», однако участвовала в поддержании баланса сил между ними и неядерными государствами. Власти ФРГ не только обращали внимание мирового сообщества на угрозы, связанные с ядерным и химическим оружием, но и прилагали усилия по борьбе с ними. Германские действия осуществлялись в одностороннем и многостороннем форматах, что подчеркивало реализм мышления, а также прагматизм действий немецких политиков и научно-экспертного сообщества. Выводы по главе. Аспекты глобальной и региональной безопасности оказались в зоне пристального внимания правящих кругов ФРГ. Участие в их разрешении не только способствовало росту положительных имиджевых позиций Германии, но и прямо обеспечивало ее национальную безопасность. При этом федеральные власти внесли посильный вклад в поддержание баланса сил между членами «ядерного клуба» и неядерными державами. Однако свобода действий ФРГ в области политики по ядерному разоружению носила ограниченный характер, ибо, будучи неядерной державой, Германия не обладала ресурсами для масштабного воздействия на курс стран-членов «ядерного клуба». На протяжении второй половины 1990-х – 2000-х годов официальный Бонн, а затем Берлин акцентировал внимание на тех вопросах международной политики, где обладал ресурсами для участия в их разрешении. К ним относились проблемы ядерной безопасности, включая борьбу за сохранение режима нераспространения оружия массового уничтожения и ядерных материалов. В этот период Германия приняла участие в конкретных проектах, в том числе на территории РФ. Была оказана техническая и финансовая помощь в рамках ликвидации накопленного химического оружия, осуществлялось содействие в ликвидации сокращаемого Российской Федерацией ядерного оружия путем утилизации атомных подводных лодок, выведенных из состава ВМФ России. Что касается региональных проблем, то их разрешением германские власти предпочитали заниматься в порядке поступления. Это не мешало, используя системный подход, определять болевые проблемы и искать наиболее приемлимые 162 варианты их решения. С одной стороны, в Афганистане оказались задействованными не только военнослужащие бундесвера, но и финансовые, экономические, интеллектуальные ресурсы ФРГ. Четко прослеживалась преемственность курса федеральных правительств Г. Шредера и А. Меркель, уверенных в том, что в постбиполярном мире количество и сложность международных конфликтов растут, а террористическая опасность выходит на передний план. Поэтому союзнический долг в Афганистане, несмотря на рост антивоенных настроений среди жителей ФРГ, ни разу не был поставлен под сомнение германскими властями. Объективная оценка ресурсов ФРГ и учет позиции большинства немецкого электората вынудили федеральное правительство в лице коалиции СДПГ–Союз 90/ «Зеленые» отказаться от участия в антииракской войне. Более того, официальным Берлином была предпринята попытка сформировать временную дипломатическую коалицию с Францией и Россией, что заставило вспомнить о возможности создания теллурократического блока. Вместе с тем степень оппозиционности ФРГ в отношении США не стоит преувеличивать. В дальнейшем «большая восстанавливать коалиция» доверительные ХДС/ХСС–СДПГ отношения была объединенной вынуждена Германии с американским союзником. Такие регионы, как Ближний и Средний Восток, не входили в зону жизненно важных интересов ФРГ, однако выступили полигоном, на котором объединенная Германия испытала свои дипломатические ресурсы, а также военную силу (в Афганистане). При этом степень самостоятельности ФРГ в ходе развития и преодоления конфликтов оказалась различной. 163 ГЛАВА 3. ЭТАПЫ ГЕРМАНО-РОССИЙСКИХ ПОЛИТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ 3.1. Становление двусторонних отношений (1991–1998 гг.) События 1990 года – принятие Декларации о государственном суверенитете России (12 июня) и объединение Германии (3 октября) – явились отправными точками нового периода в отношениях между названными странами. Первые шаги навстречу друг другу им пришлось делать на фоне кризиса перестройки в СССР и процесса распада его единого пространства. Германское руководство, в решающей степени обязанное объединением своей страны уступчивой позиции советского президента М.С. Горбачева на переговорах по формуле «2+4», до последнего момента заявляло о лояльности его преобразованиям. Однако политические реалии способствовали коррекции курса федерального ёправительства ФРГ. После краха Государственного комитета по чрезвычайному положению в августе 1991 г. началось обвальное разрушение государственных и партийных структур, цементировавших советское пространство, что нашло отражение в позиции федерального канцлера Германии, вынужденного, по сути, вести двойную игру. С одной стороны, 4 сентября 1991 г., выступая в бундестаге, Г. Коль выразил солидарность с законным советским руководством в лице М.С. Горбачева [404, с. 185]. С другой – правительство ФРГ постепенно смещало акценты, делая ставку на сотрудничество с республиканскими лидерами, среди которых особым влиянием обладал президент РСФСР Б.Н. Ельцин. 21–23 ноября 1991 г. по приглашению федерального канцлера состоялся его первый официальный визит в ФРГ, в ходе которого был обозначен круг вопросов, составивших в дальнейшем повестку дня германо-российского диалога. Главным итогом переговоров Г. Коля и Б.Н. Ельцина стало установление прямых двусторонних контактов, что было зафиксировано в их Совместном заявлении. По сути, подписание документа такого высокого уровня вывело диалог между ФРГ и 164 Россией в один ряд с германо-советскими отношениями, поскольку Г. Коль и М.С. Горбачев поставили свои подписи под аналогичным соглашением в июне 1989 г. [171, с. 31–36]. Решение республиканских лидеров России, Украины и Белоруссии о роспуске СССР, принятое 8 декабря 1991 г., не вызвало протестов со стороны официального Бонна. Более того, ФРГ первой из развитых стран Запада признала Российскую Федерацию правопродолжателем СССР и установила с ней дипломатические отношения. 26 декабря 1991 г. германский посол в Москве К. Блех передал в российское Министерство иностранных дел соответствующее послание президента ФРГ В. фон Вайцзеккера [464, s. 745]. С этого момента исчезли последние юридические препятствия, формально сдерживавшие отношения между Германией и Россией, а также их высшими должностными лицами. В то же время следует учитывать, что новый мировой порядок принципиально изменил статус обеих стран на международной арене. В период биполярного мира предшественник РФ Советский Союз являлся одной из двух сверхдержав, а ФРГ – всего лишь государством с фактически ограниченным суверенитетом, отягощенным проблемами восстановления единства и обеспечения национальной безопасности в условиях глобального противостояния социалистического и капиталистического лагерей. С вступлением мира в постбиполярную эпоху Россия выбыла из числа сверхдержав, хотя по отдельным параметрам, включая обладание ядерным оружием, большой запас месторождений полезных ископаемых, место постоянного члена Совета Безопасности ООН ее можно было считать великой державой. Вместе с тем она, будучи с юридической точки зрения продолжателем СССР, была существенно ослаблена вследствие потери: более 5 млн кв. км территории, удобных выходов к Балтийскому и к Черному морям, прямых сухопутных путей к Центральной и Западной Европе. С разрушением Советского Союза РФ географически сдвинулась на восток, а ее влияние в странах Восточной Европы упало до минимальной отметки. 165 Германия же, как указывалось выше, увеличила свой ресурсный потенциал, заняв лидирующие позиции в Западной Европе и утвердившись на третьем месте в мире по производству ВВП. Перемены, происшедшие в положении двух стран на мировой арене, детерминировали характер их взаимосвязей. России пришлось смириться с потерей прежних преимуществ и приступить к строительству отношений с ФРГ как с державой, восстановившей государственную целостность и суверенитет в полном объеме. Положение осложнялось тем, что поиск Российской Федерацией эффективной внешнеполитической линии серьезно затянулся. Это объяснялось серьезными расхождениями между ее собственными амбициями и ожиданиями, с одной стороны, и постепенным сокращением имевшихся ресурсов и влияния на мировой арене – с другой. Ситуацию усугубляло отсутствие консенсуса в российской элите по поводу стратегических целей и средств в области внешней политики. А это, в свою очередь, наносило ее интересам ущерб и невыгодно отличало РФ от Германии, где в течение нескольких десятилетий сложился партийный консенсус во взглядах на реализацию национальных интересов во внешнеполитической сфере. 1990-е годы были отмечены поисками Россией своего места в системе международных отношений. Первая попытка ответить на вызовы постбиполярной эпохи была предпринята авторами «Основных положений Концепции внешней политики Российской Федерации», утвержденных распоряжением президента Б.Н. Ельцина в апреле 1993 г. Согласно Концепции, сущность внешней политики РФ предопределялась долгосрочными задачами ее возрождения как демократического, свободного государства, обеспечения благоприятных условий для формирования хозяйства, а также для полноправного включения страны в мировое сообщество в качестве великой державы. Документ представлял собой попытку освободиться от идеологических ошибок горбачевского периода и представить объективную оценку положения России в системе международных отношений. Еще признавая значение концепции нового политического мышления, как первой попытки преодоления 166 тупика тотальной конфронтации, авторы «Основных положений» справедливо отмечали, что она страдала увлечением абстрактными понятиями бесконфликтного глобализма. С исторической точки зрения, подчеркивали авторы, Россия выступала в мировом процессе как континентальная держава, а теперь же Запад предложил ей сыграть роль региональной державы – крупного и достаточно развитого государства, но чьи политические интересы были ограничены лишь областями, непосредственно прилегавшими к ее территории или входившими в ее состав. Официальной Москве пришлось признать очевидность того положения, что РФ не имела решающего влияния на глобальные политические процессы, подчиняясь балансу сил более мощных стран, в первую очередь единственной сверхдержавы. Тем не менее понижение статуса России путем перехода в разряд региональных держав следовало считать недопустимым, ибо этот процесс не только грозил привести к ограничению влияния Москвы на международной арене, но и формировал пренебрежительное отношение к российским интересам со стороны мирового сообщества. «Основные положения Концепции внешней политики Российской Федерации» предлагали заложить основу равноправного партнерства с ведущими демократическими и экономически развитыми державами на базе отстаивания интересов через реальное взаимодействие, прежде всего с теми странами, сотрудничество с которыми могло способствовать решению задач национального возрождения [52, c. 3–23]. В немалой степени Россия рассчитывала на помощь со стороны ФРГ, морально обязанной официальной Москве за ее уступчивую позицию в ходе переговоров об объединении Германии. Однако геополитические реалии 1990-х годов вызвали к жизни противоположные тенденции в двусторонних отношениях, объясняемые действием между ФРГ и РФ как разъединительных, так и объединяющих факторов. Германия являлась неотъемлемым элементом НАТО, оказывавшим большое влияние на его стратегический курс и тактические действия. Руководствуясь 167 национальными интересами и партнерскими обязательствами, официальный Бонн безусловно поддерживал шаги, направленные на расширение Североатлантического альянса на восток континента, что в известной мере способствовало нарастанию угрозы безопасности России. Но вместе с тем немецкая сторона осознавала невозможность обеспечения безопасности и стабильности в Европе без РФ, выступая в пользу ее максимально допустимой интеграции в крупные многосторонние организации, действовавшие в рамках трансатлантического и континентального пространств. Такая позиция ФРГ представляется весьма спорной. С одной стороны, в постбиполярную эпоху глобальные и региональные международные организации действительно стали влиятельными акторами мировой политики, функционирование которых позволило смягчить жесткость однополярной системы. К тому же они пытались взять на себя функции предотвращения и урегулирования конфликтов в рамках конкретных территорий. В данном контексте включенность страны в международные институты можно было рассматривать как один из эффективных механизмов реализации ее национальных интересов. Вместе с тем положение державы в таких организациях зависело от уровня ее развития и статуса в мире. В связи с падением веса России на мировой арене влияние официальной Москвы на решение вопросов международной жизни значительно уменьшилось. Многосторонние механизмы поддержания мира и безопасности как на глобальном (ООН), так и на региональном уровнях (ОБСЕ, СНГ) были недостаточно лояльными России, вследствие чего их использование носило ограниченный характер и не могло являться гарантией интересов национальной безопасности РФ. Поэтому в 90-е гг. XX в. внешняя политика РФ осуществлялась преимущественно в традиционном русле, где приоритет отдавался двусторонним отношениям с развитыми державами. В их рамках официальная Москва стремилась использовать ресурс личных связей между лидерами государств, что применялось ею со времен советской перестройки. 168 Германия же являла собой пример страны, которая после поражения во Второй мировой войне сумела обеспечить себе возвращение в большую европейскую политику благодаря тесной интеграции со своими западными партнерами и союзниками. В связи с этим она расставляла приоритеты по-иному. Залогом позитивных отношений с Россией официальный Бонн считал формирование устойчивых связей внутри сильных Евросоюза и НАТО, а также укрепление трансатлантического партнерства с США. На протяжении 1990-х годов в отношениях между ФРГ и РФ действовали также интеграционные факторы. В силу своего расположения в центре европейского континента Германия являлась для России стратегически важным партнером. Учитывая ее глубокую вовлеченность в западные военно- политические и экономические союзы, Москва надеялась с помощью Бонна обеспечить собственную интеграцию в единое региональное пространство, что, по ее мнению, открывало перспективы активизации участия международного капитала в реформировании экономики РФ. Германия признавала принципиальную невозможность обеспечения на долгосрочную перспективу безопасности и стабильности в Европе без Российской Федерации. Кроме того, официальному Бонну приходилось учитывать, что граждане бывшего Советского Союза составляли весомую часть электората ФРГ. Выезд немцев и членов их семей с территории бывшего СССР в Германию возрос со 147,3 тыс. в 1991 году до 195,6 тыс. в 1992 году, достигнув максимума в 1994 году (213,2 тыс. чел.). Крайне важными стали публичные декларации обеих сторон о приверженности принципу невмешательства во внутренние дела друг друга, что, впрочем, не всегда соответствовало действительности. С одной стороны, германские официальные лица неоднократно подчеркивали свою заинтересованность в самостоятельной разработке РФ модели собственного устойчивого развития, которая позволила бы совместить российские традиции с ценностями западного мира (свободой, принципами правового государства, демократией и рыночной экономикой). В то же время официальной линией 169 властей ФРГ стало вовлечение России в сферу глобальной политики безопасности. Германия отдавала себе отчет в том, что цель этого вовлечения может быть достигнута лишь в том случае, если российская элита возьмет курс на сближение с Западом и будет придерживаться реалистической внешней политики, а действия Москвы окажутся под соответствующим надежным контролем. Несмотря на очевидную зыбкость политической почвы для сотрудничества, ФРГ и РФ вынужденно искали точки соприкосновения, в связи с чем взяли курс на обмен мнениями по широкому кругу двусторонних и многосторонних вопросов современности. Это способствовало формированию сложного механизма их взаимодействия. Основным инструментом и главным гарантом стабильности германороссийского политического диалога в 90-е гг. ХХ в. стали регулярные встречи канцлера ФРГ и президента РФ. Значение политического диалога на высшем уровне детерминировалось юридическими основаниями. В соответствии со статьей 65 Основного закона ФРГ федеральный канцлер «определяет основные направления политики и несет за это ответственность» [88, с. 200; 3]. На первый взгляд, в статье отсутствовали конкретные указания на компетенцию главы правительства Германии во внешнеполитической сфере. Однако подзаконные нормативно-правовые акты восполняли этот пробел. Согласно п. 1 Регламента федерального правительства ФРГ, речь в статье 65 Основного закона шла о правовом основании федерального канцлера принимать директивы в области внутренней и внешней политики [36]. В Конституции РФ 1993 года указывалось, что президент определяет основные направления внутренней и внешней политики (п. 3 статьи 80); как глава государства представляет Российскую Федерацию внутри страны и в международных отношениях (п. 4 статьи 80) [44, с. 33]. Юридическая база была подкреплена ходом событий. Исторически сложилось, что российское направление во внешней политике Германии курировалось двумя государственными структурами: канцелярией федерального канцлера и Министерством иностранных дел. С вступлением на пост главы правительства ФРГ Г. Коля произошло негласное перераспределение сфер 170 влияния, и центр принятия решений в отношении РФ сдвинулся в сторону федерального канцлера и его канцелярии. В свою очередь, российский президент Б.Н. Ельцин уделял повышенное внимание ФРГ и стремился в известной степени персонифицировать диалог, укрепляя личную дружбу с федеральным канцлером. Это позволило обеспечить на постоянной основе процесс обмена мнениями по всему кругу германороссийских актуальных проблем. Выражением желания сторон поддерживать двусторонние оперативные контакты стало подписание 11 мая 1994 г. Договора об установлении зашифрованной связи между ведомством федерального канцлера и Кремлем. Уже в первой половине 1990-х годов был осуществлен прорыв в развитии договорно-правовой базы двустороннего сотрудничества. В ходе официального визита федерального канцлера Г. Коля в Москву 14–16 декабря 1992 г. состоялось подписание нескольких важных документов, в том числе нового Совместного заявления (прежнее было принято в ноябре 1991 г.), Соглашения о культурном сотрудничестве, Договора об уходе за военными захоронениями в Германии и России, Договора о сотрудничестве и взаимной поддержке между таможенными службами. В Совместном заявлении российская сторона взяла на себя обязательство предпринять меры по ускорению вывода Западной группы войск (далее ЗГВ) с территории бывшей ГДР и закончить его к 31 августа 1994 г. (в начале 1992 года численность ЗГВ составляла 356 тыс. чел.; она располагала 4116 танками, 3598 артиллерийскими орудиями, более 1200 самолетами и вертолетами) [420, с. 343]. Финансовые обязательства Германии в связи с выводом российских военнослужащих были определены «Соглашением о некоторых переходных мерах», подписанном в Бонне 9 октября 1990 г. Согласно ему, ФРГ выделяла на пребывание и вывод советских войск 15 млрд ДМ: 12 млрд – безвозмездно и 3 млрд – как беспроцентный кредит с погашением через 5 лет. Большая часть средств (7,8 млрд ДМ) была предназначена для осуществления специальной жилищной программы для выводимых из Германии военнослужащих и членов их 171 семей (намечалось построить в 1991–1994 гг. 4 млн кв. м жилой площади). 200 млн ДМ выделялось на программу подготовки и переподготовки военнослужащих, увольняемых в запас, 1 млрд ДМ – на транспортные расходы в связи с нуждами ЗГВ [176, с. 76–80; 404, с. 167–168]. Были подтверждены финансовые обязательства ФРГ в связи с выводом российских военнослужащих. Германская сторона дополнительно предоставляла Москве сумму в 500 млн ДМ в качестве взноса для обустройства возвращавшихся на Родину российских военнослужащих и их семей. Часть этих средств предполагалось потратить на закупку в восточных землях ФРГ оборудования, использовавшего при строительстве жилья, материалов и других товаров. Было выработано «нулевое решение» по взаимным претензиям: с российской стороны – на недвижимое имущество ЗГВ, а с немецкой – на возмещение ущерба природной среде в местах дислокации войск ЗГВ [158]. ФРГ реализовала жилищную программу по обустройству в России военнослужащих ЗГВ*, оказала содействие переподготовке увольняемых российских военнослужащих на гражданские специальности. При этом Бонн и Москва пришли к соглашению, что недвижимое имущество, построенное за счет средств бывшего Советского Союза на земельных участках, являвшихся германской собственностью, передается властям ФРГ. Германская сторона поддержала намерение официальной Москвы конструктивно решить вопрос с реструктуризацией внешнего долга бывшего СССР, выплачивать который взялась РФ. Планировалось заключение соглашения России с Парижским клубом кредиторов о среднесрочной реструктуризации долга, причем ФРГ учитывала ограниченные возможности России по его обслуванию. Эту проблему Бонн и Москва предполагали решать, руководствуясь следующими принципами: имеющее обязательную правовую силу признание РФ внешнего долга СССР; сохранение даты отсчета по долгам, подлежащим реструк____________________________________________ Однако российские войска оставили в Германии недвижимость, стоимость которой оценивалась примерно в 10,5 млрд ДМ. Выделенных Германией 9 млрд ДМ на строительство жилья не хватило, и часть военнослужащих, оставивших в Восточной Германии комфортабельные квартиры, на родине оказалась без жилья. См.: Российская газета. 1994. 1 сентября; Российские вести. 1994. 6 сентября. * 172 туризации, а именно с января 1991 года; равное отношение ко всем странамкредиторам; обеспечение минимальной величины платежей. Особое значение с гуманитарной точки зрения носила статья 6 Совместного заявления, в которой Германия подтвердила свою готовность к выплате компенсации лицам, подвергшимся наибольшим страданиям вследствие преследований со стороны национал-социалистов в годы Великой Отечественной войны. На основе имевшихся договоренностей она выразила готовность предоставить на эти цели сумму в 1 млрд ДМ в распоряжение РФ, Республики Беларусь и Украины [158]. Россия получила от ФРГ льготные кредиты для поддержки рыночных преобразований в экономике, а также малого и среднего бизнеса. Ввиду становления самостоятельной внешнеполитической линии Москвы правовое обеспечение двусторонних отношений шло по восходящей линии. 13–14 апреля 1993 г. состоялись переговоры министров обороны Германии и РФ Ф. Рюэ и П.С. Грачева, в ходе которых стороны подписали договоры об интенсивном обмене информацией по вопросам оборонной политики и политики в области безопасности, контроля над вооружениями, а также переподготовки офицерских кадров. Постепенно двусторонними договоренностями ФРГ и РФ начали связывать те сферы, в которых ранее имелись лишь эпизодические контакты. Так, 28 мая 1992 г. состоялось подписание германо-российского Договора о сотрудничестве в области охраны окружающей среды, а 14 июля 1993 г. – Договора о воздушном сообщении. Однако чем ближе подходило время очередных президентских выборов в РФ, тем чаще немецкая сторона тревожно задавалась вопросом о судьбах демократии в России и перспективах отношений с этой страной. Их во многом связывали с переизбранием на пост главы государства Б.Н. Ельцина, сотрудничать с которым Г. Колю и его команде было психологически комфортнее. Хотя вряд ли стоит гипертрофировать влияние фактора «мужской дружбы» федерального канцлера и президента РФ на ход и характер германо- 173 российских политических отношений. Оно было существенным, но не всеобъемлющим, о чем говорил хотя бы тот факт, что официальный Бонн рассматривал разные варианты развития ситуации в РФ, не исключая возможности полноценного диалога с оппозиционными силами в лице коммунистов и их лидера Г.А. Зюганова. Победа Б.Н. Ельцина на президентских выборах в июле 1996 г. была встречена в Германии неоднозначно. Немногочисленные представители научноэкспертных кругов, придерживавшиеся либеральных взглядов, расценили ее в качестве предпосылки решающего прорыва РФ к демократии и рыночной экономике, что, в свою очередь, рассматривалось как главное условие ее интеграции с Западом. К тому же Россия обладала серьезными резервами внутренней прочности, обусловленной процессом непрерывного перераспределения властных полномочий с федерального уровня в регионы, чей экономический вес постоянно увеличивался. Одна из причин относительной стабильности заключалась в том, что оппозиция (в лице коммунистов и националистов) в силу регионализации власти получила в ней широкое участие и не образовала политическую контрэлиту. Однако большинство германских аналитиков не спешили с оптимистическими выводами, понимая всю хрупкость положения с учетом авторитарных личных качеств и слабой политической дееспособности президента РФ. К середине 1990-х годов в ФРГ стали нарастать скептические взгляды по поводу способности официальной Москвы кардинально обновить свои методы и стиль деятельности на международной арене. Также не способствовали укреплению доверия постоянные болезни президента Ельцина и кадровая чехарда в правительстве, характерная для его второго срока пребывания в должности главы российского государства. В ходе двусторонних контактов германские представители давали понять, что намерены поднимать вопросы, достаточно неприятные для официальной Москвы. Наглядно это проявилось во время государственного визита в РФ федерального президента Р. Херцога (сентябрь 1997 г.). Хотя с российской 174 стороны звучали успокоительные слова об отсутствии в отношениях между РФ и ФРГ «неразрешимых проблем», президент Германии стал инициатором обсуждения вопросов о положении немцев в России (кстати, их численность вследствие массового выезда в ФРГ сократилась примерно на 500 тыс. чел.). Была затронута проблема возвращения культурных ценностей, вывезенных из Германии в СССР во время Второй мировой войны [135]. Несмотря политический на появление диалог во негативных второй факторов, половине 1990-х германо-российский годов продолжал поступательное развитие. Стороны обратили внимание на то, что его чрезмерная персонализация объективно устарела и в перспективе угрожала создать препятствия на пути развертывания двусторонних отношений после неизбежной смены руководства в Кремле. Для укрепления политический диалог необходимо было ставить на более твердое организационное основание. К тому времени появились прецеденты укрепления институциональной базы, на которой строилось взаимодействие западных стран с Россией. Примером для подражания служила американо-российская комиссия Гора – Черномырдина (вице-президента США и председателя правительства РФ), действовавшая в качестве центра, координировавшего разнообразные сферы двусторонних отношений, включая экономические и политические проблемы, энергетические вопросы, аспекты безопасности. Тем более что германо-российская повестка дня не уступала по насыщенности диалогу США и РФ. Бонн и Москва развивали перспективные технологические проекты, например, совместное производство военного самолета Ан-70, активизировали сотрудничество в снабжении немецких предприятий российским природным газом. Взаимопомощь оказывалась в такой ключевой сфере, как борьба с международной преступностью, включая терроризм, контрабанду, трансферт наркотиков, незаконное распространение ядерных материалов, нелегальную миграцию. Расширение сотрудничества Германии и России вызвало к жизни новый координационный институт, а именно комиссию Ельцина – Коля, которая была 175 учреждена в ходе визита президента РФ в Бонн (8–9 июня 1998 г.). С этого момента двусторонние встречи приобрели статус межгосударственных консультаций ФРГ и РФ на высшем уровне. Их значение следует рассматривать со следующих позиций: прежде всего, они были призваны определять стратегические цели развития германо-российских отношений по отдельным направлениям, а с другой стороны – способствовать выходу держав на договоренности по конкретным вопросам, в связи с чем в этих мероприятиях участвовала большая группа министров с обеих сторон. Как правило, лидеры двух стран обсуждали на них самые неотложные проблемы международного характера, а затем заслушивали и одобряли предложения, разработанные на встречах министров. Такие консультации оказались весьма эффективным инструментом расширения и углубления двустороннего партнерства, охватившего важнейшие области жизни. Выступая 9 июня 1998 г. в Бонне на совместной пресс-конференции по случаю окончанию двусторонних консультаций, федеральный канцлер Г. Коль весомо подчеркнул, что это была «первая германо-российская встреча в новом формате» [287; 155, с. 87–88]. Наметившуюся положительную тенденцию в диалоге Бонна и Москвы прервали события конца лета – осени 1998 г., а именно дефолт и сопровождавший его политический кризис в РФ. В значительной степени они способствовали переосмыслению немецкой стороной успехов преобразований в России. Главный редактор немецкого журнала «Интернационале Политик» В. Вайденфельд писал о системности поразившего РФ кризиса, поскольку «нерешенные вопросы переходного периода и ошибки трансформации оказались тесно переплетены с проблемами экономической структуры, политики и политической культуры». Было подмечено, что российским реформаторам не удалось учредить парламентскую демократию, создать отрегулированные общие условия для перехода к рыночной экономике, построить эффективные промышленные предприятия, обеспечить развитие малого и среднего бизнеса. «Население (россияне. – А.Е.) чувствует себя проигравшим и потеряло доверие к политическому руководству страны», – подытоживал свои размышления В. Вайденфельд [856]. 176 В этот период господствовавшим стало мнение, согласно которому германская помощь может способствовать российским реформам в ограниченном масштабе и только в качестве вспомогательной меры. Официальный Бонн не расценивал РФ более как противника, но еще не считал ее равноправным Западу и предсказуемым партнером, считая, что возврат к геостратегическому соперничеству между Востоком и Западом не исключен. Свою роль немецкая сторона видела в предоставлении России стимулов для развития партнерства, не допуская ее изоляции, но при этом продвигала собственные национальные интересы. Боннскими дипломатами была выведена формула отношений ФРГ с РФ, в наибольшей степени отвечавшая немецким интересам и звучавшая таким образом: «Стратегия в отношении России = соблюдение интересов Германии + понятая российская точка зрения + акцент на постоянной готовности к сотрудничеству» [282]. Небольшая, но вместе с тем емкая формула фактически закладывала алгоритм отношения к России со стороны германского руководства, а также указывала принципы, опираясь на которые ФРГ собиралась продолжать взаимодействие с Москвой. Стали ясными ожидания германских властей, намеревавшихся призвать российскую сторону к четкому донесению до партнеров своих взглядов на проблемы разного масштаба. Тем самым политический диалог Германии и России в начале постбиполярной эпохи отличался противоречивостью. Стремлению держав к активизации двусторонних отношений противостояли такие дезинтеграционные факторы, как различный исторический опыт стран, позиции, на которых они оказались в ходе трансформации системы международных отношений, а также внутренние проблемы обеих стран. Во второй половине 1990-х годов в отношениях между ФРГ и РФ обозначилась неблагоприятная тенденция, препятствовавшая реализации потенциала сотрудничества двух стран. Анализируя ход политического процесса в России, немецкая сторона все чаще выражала скептицизм по поводу ее демократических перспектив. Деятельность новых двусторонних содержанием. институтов еще предстояло насытить конкретным 177 3.2. Попытка формирования политики стратегического партнерства во взаимоотношениях ФРГ и РФ (1998–2005 гг.) В конце 90-х годов ХХ в. возникли сомнения по поводу перспектив такого краеугольного элемента германо-российских отношений, как периодические контакты федерального канцлера ФРГ Г. Коля и президента РФ Б.Н. Ельцина, носившие дружеский характер. До последнего момента служившие гарантией стабильности двусторонних взаимодействий, в период болезни Ельцина и российского кризиса они во многом исчерпали свои возможности. Ушла в прошлое креативность сторон, ощущался дефицит инициатив, способных вдохнуть в диалог новую жизнь. Политические отношения между ФРГ и РФ нуждались в новом, сильном импульсе, само появление которого, в свою очередь, зависело от складывания благоприятных объективных и субъективных предпосылок. На рубеже ХХ – ХХI вв. последние начали вырисоваться все более отчетливо. Во-первых, изменялся мировой порядок, в рамках которого Германия и Россия поддерживали двусторонние отношения. Хотя ведущей чертой конструкции системы международных отношений по-прежнему оставалась однополярность со свойственным ей превосходством сверхдержавы над остальными субъектами мирового сообщества во всех сферах, перевес возможностей, который имелся у США по сравнению с другими центрами силы в лице стран Евросоюза, Китая и Японии, обнаружил склонность к уменьшению. Иначе говоря, в недрах жесткой однополярности постепенно вызревал ее более мягкий вариант. В научно-экспертной среде получало распространение мнение, что Соединенные Штаты, как сверхдержава, близки к истощению. В немалой степени такая точка зрения нашла подтверждение 11 сентября 2001 г., когда террористы из международной организации «Аль-Каида» нанесли удары по НьюЙорку и Вашингтону. Эти события показали уязвимость США, развеяли миф о несокрушимости их обороны. Соединенные Штаты оказались ослабленными, что 178 дало шанс иным государствам, включая ФРГ и РФ, усилить свои международные позиции. Во-вторых, в период 1998–2000 годов в обеих странах – как в ФРГ, так и в РФ – путем демократических выборов произошла смена национальных лидеров и правящих политических сил, а значит, возникли условия для притока новых сил и свежих идей. Начало этому процессу было положено в Германии, где Христианскодемократический союз (партия федерального канцлера Г. Коля) постепенно утрачивал ведущие позиции. Он пользовался поддержкой меньшинства немецкого электората, о чем красноречиво свидетельствовали итоги земельных выборов в ФРГ (см. таблицу 14). Таблица 14 Результаты ХДС на выборах в земельные ландтаги ФРГ, 1998 г. (в %) Дата выборов 1 марта 24 марта 24 марта 29 марта 26 апреля Земля Нижняя Саксония Баден-Вюртемберг Рейнланд-Пфальц Шлезвиг-Голштейн Саксония-Анхальт Результат ХДС 35,9 41,4 38,7 37,2 22,0 Источник: Bundeskanzler – «Die Ӓra Kohl» 1982–1998. Konrad Adenauer Stiftung. URL:http://helmut-kohl.kas.de/dokumentenuebersicht.html (дата обращения: 30.07.2009). Как вытекает из таблицы 14, в течение марта – апреля 1998 г. германские избиратели не оказывали Христианско-демократическому союзу весомой поддержки, что являлось тревожным звонком для партии Г. Коля накануне общегерманских выборов в бундестаг. Опасения оправдались полностью, когда на федеральных выборах, состоявшихся 27 сентября 1998 г., ХДС и блокировавшийся с ним Христианско-социальный союз потерпели поражение, вместе получив лишь 35,1% голосов. Главный конкурент консервативных сил – Социалдемократическая партия Германии – завоевал поддержку 40,9% избирателей (см. таблицу 15). 179 Таблица 15 Результаты парламентских выборов в Германии, 27 сентября 1998 г. Партия СДПГ ХДС и ХСС Союз 90/ «Зеленые» Свободная демократическая партия (СвДП) Партия демократического социализма (ПДС) Полученные голоса, % 40,9 35,1 6,7 6,2 Всего мест в бундестаге 298 245 47 44 5,1 35 Источник: Parlamentsdeutsch. Erläuterungen zu parlamentarischen Begriffen. Bönen: DruckVerlagKettler, 2006. S. 19. По итогам выборов было сформировано коалиционное правительство СДПГ и партии Союз 90/ «Зеленые», амбиции которого на международной арене были предельно большими. Оно стремилось оправдать доверие избирателей, превратив ФРГ в одного из самых влиятельных субъектов мирового политического процесса, а также обеспечив устойчивое положение германского государства в международных организациях. Федеральный канцлер Г. Шредер отдавал себе отчет в том, что, следуя курсом старой ФРГ, – строго в фарватере политики официального Вашингтона, – объединенная Германия не сможет в полной мере достичь поставленных целей. Ввиду этого, на словах подтверждая преемственность внешнеполитического курса, ориентированного на тесное трансатлантическое сотрудничество, в ходе своей деятельности федеральный канцлер стремился расширить круг партнеров на международной арене. Взаимодействие с ними предполагалось использовать в качестве инструмента реализации планов новой правительственной коалиции. В свою очередь, благодаря изменению политической обстановки в РФ сложились благоприятные условия для расширения диалога с Германией. 15 мая 1999 г. окончилась неудачей попытка импичмента президенту Б.Н. Ельцину; на выборах в Государственную думу (декабрь 1999 г.) 5-процентный избирательный барьер преодолели шесть партий [216], из которых четыре («Единство», 180 «Отечество – вся Россия», «Союз правых сил» и «Яблоко») позиционировали себя в качестве демократических и признавали свою долю ответственности за продолжение реформаторского курса в стране. Такие результаты привели к переменам в Думе, где коммунисты и националисты утратили прежние лидирующие позиции. К тому же появление В.В. Путина во главе российского государства открыло перед ФРГ новые возможности, расширив свободу маневра германской дипломатии на международной арене и способствуя сдвигу политического центра европейского континента в сторону Берлина. С новым российским президентом власти и общественные круги ФРГ связывали повышенные ожидания, что во многом объяснялось особенностями карьеры, профессии и личности В.В. Путина. Он хорошо знал Восточную Германию, поскольку с 1985 по 1990 г. работал в Дрездене. В его пользу говорило отличное владение немецким языком. Профессиональную деятельность Путина в Комитете государственной безопасности также можно было расценить как фактор, благоприятствовавший германо-российскому диалогу. Проводя исторические параллели, вспомним, что во времена холодной войны руководители органов государственной безопасности (Л.П. Берия, Ю.В. Андропов) нередко занимали лояльную позицию в отношении Западной Германии. Оптимизма добавляли встречи германских политических деятелей и крупных промышленников с В.В. Путиным во время его пребывания на посту председателя правительства РФ (август – декабрь 1999 г.). Влиятельный российский политик публично выражал свою заинтересованность в налаживании контактов с ФРГ (например, во время встречи в ноябре 1999 г. с федеральным канцлером Г. Шредером), показывал компетентность в экономических вопросах, где акцентировал внимание на аспектах защиты права частной собственности, ставил задачу обеспечения строгого контроля над чиновниками, высказывал твердое намерение бороться с коррупцией. Тем более что В.В. Путин унаследовал от эпохи Б.Н. Ельцина серьезную проблему системного кризиса в стране: было в значительной степени подорвано доверие со стороны населения к институтам государственной власти, большинство отраслей отечественной экономики 181 переживали трудные времена, последствия финансового кризиса в социальной сфере не удалось преодолеть. Внутренние неурядицы подталкивали нового президента к контактам с западными партнерами, одновременно заставляя провозглашать приверженность идеалам мультилатерализма. В Концепции внешней политики РФ от 28 июня 2000 г. отмечалось, что Россия будет стремиться к достижению мультиполярной системы международных отношений, которая реально отражает диверсификацию современного мира с его разнообразными интересами. Мировой порядок XXI в., утверждалось в Концепции, должен основываться на процессе коллективного решения основных проблем, на преобладании права и на широкой демократизации международных отношений [45, с. 3–11]. Стало быть, несмотря на противоречивость ситуации в двусторонних отношениях, сложившихся в конце 1990-х – начале 2000-х годов, национальные интересы вынуждали Германию и Россию стремиться к выводу политического диалога на более высокий уровень. Тем более что на мировой арене обе державы были заинтересованы в укреплении мягкой однополярности, а в перспективе – в переходе к многополярному мировому порядку. На почве общей приверженности мультилатерализму ФРГ и РФ делали осторожные шаги навстречу друг другу. Инициатива в этом процессе на первых порах принадлежала немецкой стороне. 20 октября 1998 г. СДПГ и партия Союз 90/ «Зеленые» подписали коалиционное правительственное соглашение, где уделили особое внимание аспектам своей внешней политики. Было указано, правда в общих выражениях, на необходимость углубления партнерства с Россией [37, s. 85]. В сжатые сроки германские официальные лица конкретизировали позицию нового правительства по поводу РФ и взаимодействия с ней в рамках глобального и континентального пространств. 10 ноября 1998 г. министр иностранных дел ФРГ Й. Фишер дал интервью российскому агентству ИТАР-ТАСС, в котором трактовал РФ как «несущую колонну европейского мирного порядка и необходимого партнера для преодоления как всемирных, так и региональных вызовов». От имени федерального правительства Фишер определил ключевые направления 182 германской политики на российском направлении следующим образом: обширное включение РФ в международное сотрудничество и всеобъемлющая поддержка структурных рыночных реформ, проводимых демократическим путем. Трудности, испытываемые Россией, полагал германский министр иностранных дел, носят временный характер и вполне преодолимы. В качестве своевременной меры он предложил Москве разработать и представить на суд международной общественности убедительную, детально просчитанную программу, призванную восстановить потерянное доверие со стороны зарубежных инвесторов и сформировать более благоприятные условия для вложения иностранных капиталов на российской территории [376]. Делая упор на приоритетности самостоятельных действий Москвы по преодолению последствий августовского кризиса 1998 г., Фишер обещал ей помощь, полагая необходимым задействововать такие инструменты, как ОБСЕ, совместный Постоянный Совет Россия – НАТО, а также сотрудничество РФ с ЕС. В российском направлении политики нового федерального правительства министр иностранных дел ФРГ намечал «один-два легких сдвига ударения» без каких-либо фундаментальных изменений. Данный подход следует объяснить тем, что новым германским властям требовалось время для осознания глубины поразившего Россию финансового кризиса, а также оценки возможных рисков в случае попытки активизации политического диалога, чьи трудности не ушли в прошлое. Немецкая сторона взяла под пристальный контроль ситуацию в экономике РФ, интересуясь в первую очередь заложенными параметрами российского бюджета на 1999 год, равно как и перспективами его исполнения. Российские хозяйство крайне нуждалось в притоке иностранных инвестиций, однако потенциальные зарубежные партнеры, напуганные дефолтом 1998 года, проявляли повышенную осторожность. Ситуацию могли переломить новые совместные политические акции, в связи с чем весомое значение приобретала поездка в Москву канцлера ФРГ Г. Шредера в качестве лидера страны, председательствовавшей в Европейском Союзе. 18–19 февраля 1999 г. состоялись 183 расширенные германо-российские межгосударственные консультации на высшем уровне с участием ключевых министров обеих стран, в ходе которых канцлер публично заявил о готовности отсрочить выплату Россией ФРГ советского долга. Если в финансовой области германская сторона продемонстрировала толерантность и готовность учитывать состояние российского государства, то политическая составляющая отношений развивалась с большим трудом. Непонимание и диаметрально противоположная оценка ключевые событий на международной арене не позволяли ФРГ и РФ реализовать потенциал диалога. Характерной в этом плане оказалась точка зрения, изложенная 15 февраля 2000 г. Й. Фишером в связи с политической ситуацией в двух проблемных регионах, а именно в Косово и Чечне. В первой случае, утверждал министр иностранных дел ФРГ, «речь шла о соблюдении элементарных прав человека и безопасности Европы... Однако большинство россиян увидели в западной политике в Косово очередной шаг мнимой стратегии, якобы ставящей своей целью оттеснение России со всех позиций и подрыв ее статуса как великой державы». Чеченскую же войну глава внешнеполитического ведомства ФРГ, вооруженный идеей избирательного пацифизма, признавал политической и гуманитарной катастрофой [300]. Свои далеко не бесспорные выводы Й. Фишер не сопроводил отточенными аргументами, чем расширил конфликтную зону в германо-российской политической области. В начале нулевых годов XXI в. обозначился процесс постепенного вывода политического диалога Берлина и Москвы из состояния застоя, а также снижение уровня его напряженности. Обнаружилась тенденция к интенсификации двустороннего взаимодействия, в первую очередь благодаря более частым встречам на высшем уровне и регулярным консультациям на уровне министров иностранных дел. Взаимные визиты представителей германских и российских властей стали обыденным явлением. По существу, наблюдался ренессанс прежних форм личных контактов, что, впрочем, сопровождалось более насыщенным графиком встреч лидеров государств диверсификацией с политиками списка участников и деловыми кругами переговорного обеих процесса, стран, большей 184 конструктивностью при оглашении занимаемой позиции, а также расширением затрагиваемых в ходе политических контактов тем. Изменилось к лучшему и качество принимаемых управленческих решений. В ходе государственного визита президента РФ В.В. Путина в ФРГ, состоявшегося 14–16 июня 2000 г., имела место его встреча с федеральным канцлером Г. Шредером, в ходе которой стороны обменялись мнениями по широкому спектру международных проблем. Президент РФ подчеркнул, что в его стране к Германии относятся как к ядру европейской интеграции. Также новый российский лидер беседовал с другими влиятельными представителями политических кругов ФРГ: председателем бундестага В. Тирзе (СДПГ), премьерминистром федеральной земли Бавария и председателем ХСС Э. Штойбером, избранной в апреле 2000 г. председателем ХДС А. Меркель, где обсуждались возможности углубления межпарламентских контактов. Германская и российская стороны выразили удовлетворение по поводу грядущего учреждения Рабочей группы по стратегическим вопросам в области экономического и финансового сотрудничества. Одной из задач этого двустороннего института было провозглашено восстановление связей российских организаций с предприятиями бывшей ГДР. В.В. Путин заявил о готовности РФ к продолжению диалога по проблеме перемещенных культурных ценностей на основе международного права и национальных законодательств [682, 683, 685]. Происходило обсуждение текущей политической обстановки в России, сопровождавшееся миротворческими заявлениями со стороны официальной Москвы. Новый президент РФ пытался успокоить немецкую сторону, с недоверием взиравшую на тенденцию, обратную той, что имела место в период президентства Б.Н. Ельцина. Она состояла в перераспределении полномочий от региональных властей в пользу федеральных органов. Это способствовало укреплению позиций центра и закладывало надежный фундамент под здание единого правового пространства в России, тем более что около четверти законодательных актов, принятых на тот период времени в субъектах Федерации, противоречили Конституции РФ и нуждались в корректировке либо отмене. 185 Российский президент пытался снять у немецкой стороны опасения по поводу якобы набиравшего силу демонтажа завоеваний российского населения в сфере гражданских прав и свобод. Наоборот, Путин стремился позиционировать себя в качестве активного приверженца формирования гражданского общества, неотъемлемыми элементами которого выступали свободная пресса и устойчивые политические партии. Образ демократически профессиональным мыслящего прошлым патриота российского слабо президента, увязывался зато с отличался востребованностью в немецкой аудитории. Учитывая это обстоятельство, Путин предпринял эффектный имиджевый шаг в ходе визита в ФРГ, состоявшегося с 25 по 27 сентября 2001 г. Впервые в истории двусторонних отношений глава российского государства выступил перед депутатами бундестага с речью на немецком языке. Высказывания президента РФ были пронизаны терминами либеральной идеологии, о чем свидетельствует контент-анализ речи В.В. Путина. Президент РФ часто употреблял такие слова и выражения, как «тоталитарная сталинская идеология», «демократия», «свобода», «информационное общество». Путин представлял возглавляемую им страну в качестве «динамичной части европейского континента», рассчитывая на помощь Германии в продвижении российских интересов на региональном пространстве. Президент РФ уверял депутатов бундестага во взаимовыгодном характере сотрудничества, рисуя перед германскими парламентариями заманчивые перспективы. В частности, он заявил: «Никто не подвергает сомнению большое значение отношений между Европой и США. Но я считаю, что Европа только укрепит свое положение центра мировой политики на длительную перспективу, если объединит собственные возможности с российскими человеческими, территориальными и природными ресурсами, а также с ее экономическим, культурным потенциалом, а также ресурсами в области обеспечения безопасности». В.В. Путин называл ФРГ хорошим западным соседом, который воплощает для россиян европейскую культуру, технический интеллект и коммерческую жилку. Говоря о Европе как едином регионе, Путин, 186 тем не менее, акцентировал внимание на ФРГ, заявляя, что «наши народы (российский и немецкий. – А.Е.) очень хорошо понимают менталитет друг друга... Сегодня Германия – это самый важный экономический партнер России, крупнейший кредитор, один из основных инвесторов и внешнеполитических собеседников» [328]. Благожелательное настроение российского лидера вызвало неподдельный интерес со стороны федеральных властей ФРГ, что выступило одной из предпосылок углубления двусторонних политических контактов в первой половине 2000-х годов. Ведущим инструментом оставались межгосударственные консультации, повестка дня которых становилась все более насыщенной, а результативность повышалась. 2–5 сентября 2002 г. Россию с государственным визитом посетил президент ФРГ Й. Рау. Важно подчеркнуть, что он приехал накануне федеральных выборов. Политическая обстановка в Германии на этот момент была весьма напряженной, результаты выборов – непредсказуемыми, а потому сам визит следовало расценивать как показатель того значения, которое президент ФРГ придавал отношениям с Россией. Коалиция СДПГ–Союз 90/ «Зеленые» с трудом сохранила власть в Германии (см. таблицу 16). Таблица 16 Результаты выборов в бундестаг ФРГ, 2002 год Партия СДПГ ХДС и ХСС Союз-90/ «Зеленые» СвДП Левая партия. ПДС Всего полученных мест 251 248 55 47 2 Источник: Aus Politik und Zeitgeschichte. 2002. 9. Dezember. S. 9. 187 Как видно из таблицы 16, социал-демократы и «зеленые» получили в бундестаге 306 мест, а их оппоненты (ХДС, ХСС и СвДП) – 295. После того как фактор выборов потерял злободневность, для германской стороны настала пора задуматься о перспективных направлениях сотрудничества с РФ. Учитывая свой предыдущий опыт, правящие партии обратили на сферу политических отношений с Москвой пристальное внимание. Для Берлина они выступали не как самоцель, а в качестве эффективного инструмента согласования позиций по актуальным международным и внутригосударственным проблемам, в частности, способствуя решению задачи необратимости демократических преобразований в РФ. Свою роль сыграл германский традиционализм, рассматривавший членство ФРГ в НАТО, Европейском Союзе и «Большой восьмерке» как фактор расширения партнерства с РФ в области безопасности. Это позволило сделать очередной шаг по укреплению политического диалога. 17 февраля 2003 г. в рамках Германо-Российского Форума стороны обнародовали обширную повестку дня, согласно которой решили усилить взаимодействие в рамках решения ключевых задач международного развития, в том числе эффективного использования многостороннего инструментария по линии ООН, ОБСЕ и Совета Европы для защиты мира и обеспечения безопасности, а также совместной борьбы с организованной преступностью. Насыщенность германо-российского диалога и постоянное совершенствование его институционального механизма дали основание руководству обеих стран заговорить о наличии между ФРГ и РФ стратегического партнерства, для которого, в целом, была характерна общность (или близость) интересов и долгосрочных целей сторон. Такой вид отношений предъявлял к их участникам повышенные требования, в том числе: наличие прагматичных, свободных от бремени крупных нерешенных проблем отношений; способность политического руководства обеих стран мыслить перспективно, в исторической взаимосвязи, избегать сиюминутных соблазнов во имя достижения далеко идущих целей; 188 глубокое знание и уважение друг друга, равноправие, доверие, взаимопомощь [597, c. 19–26]. С официальной точки зрения, основания для подтверждения факта стратегического партнерства между Германией и Россией заключались в позитивных импульсах, исходивших от Берлина и Москвы. Власти ФРГ признали РФ государством, в котором демократический режим находился в стадии становления. Данная установка была рекомендована к применению не только правительственным, но и неправительственным германским организациям, действовавшим на российской территории. Немецкая сторона инвестировала крупные средства в содействие процессу демократизации РФ. В свою очередь, Москва оказала дипломатическую поддержку стремлению Германии получить место постоянного члена Совета Безопасности ООН. Развернулось многоаспектное сотрудничество в вопросах обеспечения безопасного уничтожения ядерного оружия. Между ФРГ и РФ был подписан полный комплект договоров в рамках Программы глобального партнерства в этой области. Важное место в своих отношениях Германия и Российская Федерация отводили развитию привилегированного энергетического сотрудничества, в том числе разработке Североевропейского крупнейшего газопровода совместного проекта (первоначальное по строительству наименование, позднее «Северный поток»), который должен был создать принципиально новый маршрут экспорта российского газа в Европу. Реализация проекта позволяла диверсифицировать экспортные потоки, напрямую связать газотранспортные сети РФ с общеевропейской газовой сетью. Особенностью проекта являлось отсутствие на пути следования российского газа транзитных государств, что было призвано уменьшить страховые риски и стоимость транспортировки. Большое внимание уделялось задачам активизации производственной и научной кооперации, сотрудничеству в сфере высокотехнологичных отраслей. В ходе двусторонних межгосударственных консультаций на высшем уровне, про- 189 ходивших 8–9 октября 2003 г., обсуждалось сотрудничество в авиакосмической сфере, предусматривалось расширение транспортной кооперации. Примечательно, что эти переговоры впервые состоялись в российской провинции, а именно в г. Екатеринбурге. Таким шагом ФРГ и РФ фактически признали необходимость поиска дополнительных интеллектуальных резервов для расширения сотрудничества. Один из них виделся в активизации сотрудничества регионов обеих стран, импульс которому должен был придать екатеринбургский саммит. Однако ход событий в середине 2000-х годов показал, что о стратегическом партнерстве двух стран говорить преждевременно, ибо эпоха согласования позиций сторон по ключевым вопросам внешней и внутренней политики еще не наступила. Более того, подводя итоги выборов в Государственную думу Федерального Собрания РФ, состоявшихся в декабре 2003 г., немецкая сторона обрушилась с критикой на российскую политическую систему. В сжатом виде претензии ФРГ к Москве сформулировал политолог А. Рар, чутко уловивший намечавшуюся в очередной раз тенденцию к взаимному отчуждению Германии и России с помощью следующих слов: «Демократия (в РФ. – А.Е.) сворачивается... По всей стране создается система «регулируемой демократии», а «гражданское общество» трансформируется в «национальное согласие» [840]. Новый виток напряженности продемонстрировал цикличность развития германо-российских отношений, в которых фазы подъема и упадка сменяли друг друга. Такая закономерность была порождена комплексом конфликтов, протекавших как латентно, так и в открытой форме. Подавляющее большинство из них по своей природе являлись многосторонними, в которых ФРГ принимала участие как держава, цивилизационно и институционально относившаяся к Западу. К этой категории относилась, например, активная деятельность германских политических деятелей и средств массовой информации в рамках пропагандистской шумихи, направленной против президента РФ В.В. Путина и проводимой им внутренней политики по укреплению властной вертикали [810]. Инструментами воздействия на общественное сознание немцев выступали дело 190 нефтяной компании «ЮКОС» и гонения, обрушившиеся на его главу Михаила Ходорковского, мнение по поводу ограничения свободы слова в России и якобы негуманного проведения антитеррористической операции на территории Чеченской республики [30, s. 276–278]. Отдельные конфликты, приобретая все более многосторонний характер, были обусловлены историческим противостоянием Германии и России, например, расхождение во взглядах на будущее Калининградской области (подробнее об этом см. раздел 4.2 настоящей работы). Можно говорить о закономерностях протекания таких конфликтов. В период экономического ослабления и ориентации российской властвующей элиты в ее государственном строительстве на западную модель конфликты приобретали латентный характер, а на первый план для ФРГ выходило недопущение обострения ситуации на территории РФ. В силу вступали различные инструменты мониторинга и контроля, причем последний осуществлялся в форме лояльного отношения к российскому политическому руководству и финансовых послаблений для страны. Однако стабилизация внутриполитической обстановки в РФ и неясные перспективы ее демократического развития оценивались немецкой стороной в качестве потенциальных угроз интересам ФРГ, что способствовало росту напряженности в двусторонних отношениях. 3.3. Прагматическое сотрудничество двух государств (2005–2008 гг.) К середине нулевых годов XXI в. германо-российские отношения снова потеряли динамичность и нуждались в очередном сильном импульсе извне. В этот период неустойчивость международной системы, основанной на жесткой монополюсности, стала более заметной, а тенденция к переходу на рельсы мягкой однополярности укрепилась. Выросли новые региональные центры, преимущественно в Европе, Азии и Южной Америке, претендовавшие на сосре- 191 доточение вокруг себя ключевых факторов силы. Становилось очевидным, что темпы изменений в политике будут нарастать, а это вынуждало власти России и Германии размышлять и действовать в оперативном режиме. Дрейф международной системы в сторону мягкой однополярности подтолкнул официальную Москву к пересмотру внешнеполитической миссии РФ. В связи с этим министр иностранных дел Российской Федерации С.В. Лавров выдвинул идею посреднической роли страны в мировых конфликтах. Как объяснял Лавров, «Россия в силу своей истории, географии и культуры, многонационального и многоконфессионального характера общества не может принимать чью-либо сторону в развязываемом, в том числе вследствие экстремистских проявлений, провокаций и нарушений международного гуманитарного права, межцивилизационном конфликте глобального масштаба. Россия не намерена и занимать позицию отстраненного наблюдателя. Единственно допустимый для нас подход – осуществление инициативной внешнеполитической стратегии, направленной на поддержание международной стабильности и снижение напряженности в интересах выхода на приемлемые для всех варианты переговорного урегулирования. Россия готова играть роль «моста» – именно таким культурно-цивилизационным мостом и была наша страна на протяжении практически всего своего существования» [241]. Вторая идея состояла в предложении международного характера официально перейти при решении к сетевой дипломатии, в условиях проблем которой формировались ограниченные во времени альянсы, преследовавшие достижение специальных целей [242]. Официальной Москвой была предпринята попытка обоснования переходного состояния планетарного порядка. Идея взаимозависимого мира, возникающего вследствие протекания процессов глобализации, не отрицалась, более того их углубление, по мнению российской стороны, формировало объективную основу для конструкции многополярной системы международных отношений. С оптимизмом прогнозировалось возвращение исчезнувшего после окончания холодной войны. конкурентного климата, 192 В новых условиях Россия оставила надежду проникновения в структуры европейского сообщества, что предопределило ее переход на жестко прагматические позиции в отношениях со странами Запада, в том числе с ФРГ. Первым шагом в этом направлении стало определение приоритетов при выстраивании отношений с Германией, на внутриполитической арене которой происходили серьезные перемены. Наблюдалось резкое падение популярности социал-демократов среди населения, что нашло отражение в результатах земельных и коммунальных выборов 2003–2005 годов. Эти выборы СДПГ одни за другими проиграла, причем даже в тех федеральных землях, которые традиционно являлись ее оплотом. На выборах 22 марта 2005 г. в ландтаг земли Северный Рейн-Вестфалия социал-демократы набрали немногим более 37% голосов, в то время как их основные соперники, христианские демократы, получили 45% [588, с. 480]. Неблагоприятная тенденция подтолкнула федерального канцлера Г. Шредера к совершению ответственного и весьма неоднозначного политического шага. Он выступил с заявлением о необходимости проведения досрочных парламентских выборов (срок полномочий бундестага действующего созыва истекал в сентябре 2006 г.) и поставил в бундестаге вопрос о доверии главе правительства ФРГ. Свое решение канцлер обосновал тем, что его политика перестала пользоваться стабильной поддержкой депутатского корпуса. На самом деле поведение Шредера было обусловлено его пониманием сложившейся внутриполитической обстановки. Правящая коалиция (СДПГ и «зеленые») обладала незначительным численным преимуществом в бундестаге, однако это не давало правительству оснований чувствовать себя уверенно. Несколько ключевых рычагов воздействия на законодательный процесс приобрела консервативная и либеральная оппозиция в лице ХДС/ХСС и СвДП, чьи представители заняли большинство мест в бундесрате* после серии успешных выступлений на земель__________________________________ Бундесрат – конституционный орган ФРГ, через который германские земли участвуют в осуществлении законодательной и исполнительной власти Федерации, а также в делах Европейского Союза. * 193 ных выборах. Г. Шредер стремился предстать перед германской общественностью в качестве ответственного и преданного демократии политика. При этом федеральный канцлер чрезмерно уповал на ресурс личного имиджа, рассчитывая, что его хватит «красно-зеленой» коалиции для удержания власти в стране. Фактор времени работал против СДПГ, и Шредер понимал необходимость провести выборы в бундестаг как можно быстрее. Голосование по вопросу о доверии федеральному канцлеру, состоявшееся 1 июля 2005 г., принесло нужные главе правительства результаты. В доверии канцлеру отказали 296, «за» доверие выступили 151, воздержались 148 депутатов [823]. Руководствуясь статьей 68 Основного закона ФРГ, 29 июля 2005 г. президент Германии Х. Келер распустил бундестаг, что вызвало очередной накал страстей, нашедших выражение в развернувшейся политико-правовой дискуссии. Двое депутатов бундестага – Е. Хоффманн (СДПГ) и В. Шульц (Союз 90/ «Зеленые») – направили в Федеральный конституционный суд ФРГ иск, в котором потребовали признать досрочный роспуск парламента не соответствующим германскому Основному закону. В своем иске депутаты ссылались на то, что с начала очередного легислатурного периода федеральному канцлеру 39 раз требовалось парламентское большинство, и каждый раз он его получал. Это доказывало, по мнению заявителей иска, факт доверия канцлеру Г. Шредеру со стороны депутатов бундестага. К тому же Хоффманн и Шульц считали досрочные парламентские выборы движением от представительной демократии в сторону плебисцитарной, при которой политические решения узаконивались прямым одобрением народа, что входило в противоречие с Основным законом ФРГ. Роспуск бундестага истцы называли опасным прецедентом, грозившим подорвать государственные институты в случае будущих кризисов. Тем более что сроки полномочий бундестага, согласно статье 39 Основного закона, были определены и составляли 4 года. Однако иск был отклонен, и 24 августа 2005 г. Федеральный конституционный суд ФРГ большинством голосов подтвердил соответствие 194 досрочных выборов требованиям германского Основного закона. Свое решение суд обосновал заключением, согласно которому федеральный канцлер в любое время имеет право поставить в бундестаге вопрос о доверии, чтобы проверить, пользуется ли он поддержкой правящих партий. Если же бундестаг отказывает канцлеру в доверии, то тогда решение о том, распустить ли бундестаг и назначить ли новые парламентские выборы, принимает федеральный президент. Только один судья Федерального конституционного суда (Г. Енч) встал на сторону истцов Хоффманна и Шульца, полагая, что вынесенный вердикт объективно ослабляет положение соответствии с которым бундестага. Был создан прецедент, в федеральный канцлер получал эффективный политический инструмент давления на бундестаг, провоцируя досрочные выборы в интересах исполнительной власти. Позиции самого канцлера укреплялись также по партийной линии, особенно в тех случаях, когда ему требовалось преодолеть оппозиционные настроения в рядах собственной партии. В целом же принятое судебное решение способствовало усилению позиций исполнительной власти в ФРГ, но за счет ослабления законодательной ветви. Германские избиратели не высказались однозначно в пользу той или иной политической силы: выборы в бундестаг, состоявшиеся 18 сентября 2005 г., принесли следующие результаты (см. таблицу 17). Таблица 17 Результаты выборов в бундестаг 18 сентября 2005 г. Партия 34,2 27,8 7,4 9,8 Количество мест в бундестаге 222 180 46 61 Левая партия. ПДС 8,7 54 Союз-90/ «Зеленые» 8,1 51 СДПГ ХДС ХСС СвДП Получено голосов (%) Источник: Parlamentsdeutsch. Erläuterungen zu parlamentarischen Begriffen. Bönen: DruckVerlagKettler, 2006. S. 20. 195 Как следует из таблицы 17, консервативные партии ХДС и ХСС вместе получили 226 (180+46) мест в бундестаге, СДПГ – 222. Открылась перспектива политической дискуссии между крупнейшими партиями Германии по поводу интерпретации результатов выборов. Это грозило негативно отразиться как на внутри-, так и внешнеполитической сферах. В дипломатическом арсенале существует немало инструментов, применяемых с целью достижения консенсуса при формировании коалиционного правительства. Самым эффективным, безусловно, является переговорный процесс, в ходе которого стороны ищут и находят компромиссные решения. Для этого было необходимо иметь желание договориться с оппонентами, проявить политическую волю, осознавать свою ответственность перед избирателями, а также обладать качеством договороспособности, адекватно реагируя на чужое мнение. Эти черты победившие на выборах германские партии, вынужденные сесть за стол переговоров, обнаружили в полной мере не сразу. Первый раунд переговоров о формировании нового правительства был назначен на 23 сентября 2005 г., причем накануне встречи социал-демократы начали дипломатические маневры с целью обеспечить себе наиболее выигрышные позиции. Они попытались добиться того, чтобы парламентские фракции их основных конкурентов, консервативных партий ХДС и ХСС, рассматривались в бундестаге отдельно друг от друга. При таком раскладе сил фракция СДПГ оказывалась самой многочисленной, что позволяло партии решить в свою пользу важнейшие кадровые вопросы в государстве. Социал-демократы претендовали на ключевые посты федерального канцлера и председателя бундестага. Уже в рамках первого раунда переговоров делегаты от СДПГ получили жесткий отпор со стороны консерваторов. Чере неделю состоялась вторая встреча руководителей ХДС, ХСС и СДПГ, на которой проблема подбора кандидатуры на пост федерального канцлера вообще не обсуждалась. На этот раз политические соперники рассматривали общие принципы формирования возможного 196 правительства «большой коалиции», в которую должны были войти участники партийного переговорного процесса. После окончания второго раунда переговоров стороны взяли небольшую паузу, ожидая довыборов в бундестаг по 160-му дрезденскому избирательному округу, где из-за смерти одного из кандидатов в депутаты голосование было перенесено на 2 октября. Выборы состоялись, причем победу одержали христианские демократы [826], которые тем самым укрепили свое позиции. Это придало им уверенности в своих силах, а СДПГ вынудило стать более сговорчивой на переговорах. Тем более что лидеры социал-демократов не проявили чрезмерной щепетильности и были готовы к созданию коалиции с ХДС и ХСС ради того, чтобы остаться у власти и продолжать нести свою долю ответственности за Германию. К 7 октября 2005 г. стороны согласовали содержательную часть политики будущего федерального правительства, хотя продолжительное время им не удавалось прийти к консенсусу по кандидатуре канцлера. Под напором временных обстоятельств и понимания своего фактического проигрыша на выборах консерваторам социал-демократы постепенно сдавали позиции в дискуссии по кадровой проблеме. Г. Шредер отходил от борьбы за пост канцлера ФРГ, а в последний момент передал решение вопроса на усмотрение партийного руководства СДПГ, которое, ради вхождения в состав «большой коалиции», решило пожертвовать фигурой бывшего главы правительства. После окончания переговоров ХДС, ХСС и СДПГ подписали коалиционный договор [40], а 22 ноября 2005 г. в бундестаге состоялось голосование по кандидатуре федерального канцлера. Председатель ХДС А. Меркель заручилась поддержкой более половины состава депутатского корпуса (из 611 «за» ее назначение проголосовали 397 депутатов). Несмотря на призывы бывшего канцлера Г. Шредера к своим однопартийцам консолидированно поддержать кандидатуру Меркель, 50 депутатов от СДПГ либо проголосовали против, либо воздержались [664]. Такие противоречия сразу породили серьезные сомнения в жизнеспособности «большой коалиции». 197 На фоне политических неурядиц в Германии российское руководство оказывало фактическую поддержку социал-демократам. Незадолго до дня голосования президент РФ В.В. Путин и федеральный канцлер Г. Шредер подписали соглашение о строительстве Североевропейского газопровода. У официальной Москвы были основания отдать предпочтение СДПГ, которая обнаруживала стремление наращивать германо-российский диалог во всех областях без излишней оглядки на курс стран ЦВЕ, относившихся к РФ в целом негативно. Свою роль сыграли налаженные личные контакты Г. Шредера и В.В. Путина, частота деловых встреч которых ставила рекорды: за неполный 2005 год они встречались 7 раз, причем как в двустороннем, так и многостороннем форматах. Альтернативный вариант, т.е. приход к власти оппозиции в лице партий ХДС и ХСС устраивал российское руководство в меньшей степени. Приходилось иметь в виду стратегические установки германских консерваторов, которые подчеркивали свое желание выстраивать отношения с РФ при обязательном учете интересов соседних стран. Речь шла прежде всего о Польше, чья активная антироссийская деятельность на пространстве ЦВЕ вызывала отрицательную реакцию официальной Москвы. Консервативные партии Германии вели предвыборную кампанию, допуская резкие выпады в отношении России и лично В.В. Путина. Критике подвергалась ситуация с правами человека и свободой СМИ в РФ; в очередной раз была затронута неприятная для властвующей элиты тема положения с правами человека в Чечне. Отдельные пассажи христианских демократов можно было расценивать как попытку вмешательства во внутренние дела суверенного государства. Впервые за последние несколько лет в ХДС заговорили о необходимости оказать помощь российской внесистемной оппозиции. Судя по публичным заявлениям, таким способом консерваторы собирались внести вклад в смягчение политического режима в РФ, объявленного ими авторитарным. На самом деле христианские демократы искали эффективные пути давления на российское руководство. Если принять во внимание, что последнее в категоричес- 198 кой форме отвергало такие методы воздействия из-за рубежа, то предвыборные заявления членов ХДС воспринимались им как недружественные, более того, направленные на дестабилизацию обстановки в РФ. Возникла ситуация отчуждения между германскими консервативными политиками и официальными лицами в Москве, что неизбежно вело к сужению поля их политических контактов. В ходе визита крупного эксперта Христианско-демократического союза в сфере внешней политики и бывшего председателя этой партии В. Шойбле в Москву, состоявшегося в августе 2005 г., президент РФ В.В. Путин даже не посчитал нужным встретиться с ним. Очевидным негативным фактором для Москвы стал уход с политической арены бывшего канцлера ФРГ Г. Шредера. В официальной газете немецких социал-демократов «Форвертс» (Vorwärts) от 2 декабря 2005 г. была опубликована статья В.В. Путина, пропитанная глубоким сожалением по поводу окончания политической карьеры Герхарда Шредера. Президент РФ дал бывшему федеральному канцлеру положительную характеристику: «Главное качество Г. Шредера как политика – это исключительно высокая ответственность, мужество и надежность. Добавлю к этому умение решительно отстаивать долгосрочные интересы своей страны. В ходе переговоров он всегда был нацелен на конкретный практический результат, который служил бы Германии и ее народу. Но при этом он всегда слушал и воспринимал аргументы партнеров, никогда не ставил задачу «продавить» свою точку зрения. Наоборот, его отличали открытость к диалогу, готовность к поиску компромиссов во имя общего дела» [380]. На самом деле наследие Герхарда Шредера и руководимого им правительства весьма противоречиво, тем более что бывший канцлер не сумел преодолеть очевидные разногласия между социал-демократами и «зелеными» на российском направлении. Если Г. Шредер не позволял себе высказываний и действий откровенно антироссийского характера, то министр иностранных дел в его кабинете Й. Фишер подвергал критике несколько направлений внутренней политики Б.Н. Ельцина и В.В. Путина, прежде всего в области прав человека. 199 Правда, все это напоминало хитроумную комбинацию, разыгранную бывшими партнерами по правящей коалиции. Между социал-демократами и «зелеными» могла состояться негласная договоренность о распределении ролей в федеральном правительстве, в соответствии с которой жесткая линия министра иностранных дел Й. Фишера (Союз 90/ «Зеленые») уравновешивалась мягкой позицией федерального канцлера Г. Шредера (СДПГ). С одной стороны, это позволяло «красно-зеленой» коалиции на протяжении всего периода пребывания у власти демонстрировать принципиальность в вопросе о соблюдении прав человека и гражданских свобод, и с другой – укреплять выгодные для Германии экономические контакты с РФ. Хотя в случае подобного распределения ролей партии правящей коалиции ставили себя в крайне узкие рамки, не предоставлявшие возможности для больших маневров в области двусторонних отношений. А ведь как бывший федеральный канцлер, так и его прежняя команда не раз демонстрировали гибкость своей линии в рамках германо-российских связей. Главными факторами их стабильности оставались сохранение высокой степени институционализации отношений и объективная потребность Германии в развитии отношений с Россией как крупной ядерной державой, обладавшей к тому же большими запасами энергоресурсов. В данном случае личностный фактор играл меньшую роль: вне зависимости от своей политической ориентации любой глава правительства ФРГ был связан необходимостью опираться на уже сложившиеся традиции в отношениях с РФ. Однако это не значило, что «большая коалиция» механически позаимствует у бывших правящих сил все нюансы политики в отношении России. Напротив, с приходом к власти ХДС/ХСС–СДПГ стало очевидным, что вследствие утраты первенствующего положения социалдемократов в правительстве и завершения политической карьеры Г. Шредера идея стратегического партнерства ФРГ и РФ будет поставлена под сомнение. Развитие германо-российских отношений могло пойти по одному из двух сценариев, которые диссертант условно обозначает как пессимистичный и умеренно оптимистичный. 200 Первый сценарий исходил из преобладания негативных факторов, создававших угрозу резкого ухудшения отношений между ФРГ и РФ. Главный из них состоял в смене правящей коалиции в целом и федерального канцлера в частности. Если социал-демократ Г. Шредер отличался лояльностью к внутри- и внешнеполитическому курсу официальной Москвы, проявляя известную степень сговорчивости в процессе принятия решений по вопросам двусторонних отношений, то лидер консерваторов А. Меркель выступала в пользу ревизии действующей модели взаимодействия Германии с Россией. В глазах нового федерального канцлера российское направление занимало подчиненное положение во внешней политике ФРГ. На первый план было выдвинуто укрепление трансатлантического партнерства, ослабленное из-за антивоенной линии, которой придерживался Берлин во время операции США и их союзников против режима С. Хусейна в Ираке. Другим приоритетом «большой коалиции» явилось углубление интеграции в рамках Евросоюза, с учетом, что соблюдая определенную политическую дистанцию от России, объединенная Германия получала шанс наладить более тесное сотрудничество с государствами бывшего советского блока, в том числе Польшей, а также странами Балтии и Украиной. Что касается Российской Федерации, то линия на стратегическое партнерство с ней была подтверждена лишь формально. Германские правящие круги дали понять, что диалог с официальной Москвой они намерены строить преимущественно с оглядкой на мнение соседей ФРГ на востоке и международных авторитетных организаций, прежде всего Европейского Союза. В соглашении, заключенном ХДС, ХСС и СДПГ по итогам формирования «большой коалиции», в частности, отмечалось: «Совместно с нашими европейскими партнерами мы выступаем за стратегическое партнерство с Россией, которое мы развиваем во всех сферах на уровне двусторонних отношений и на уровне Европейского Союза. У Германии особый интерес в том, чтобы с трудом идущая модернизация страны (РФ. – А.Е.) была бы подкреплена усиленным политическим, экономическим и общественным сотрудничеством» [40, s. 134]. 201 Второй сценарий, именуемый умеренно оптимистичным, исходил из признания факторов устойчивости германо-российских отношений, которые не могли быть поколеблены никакими внутренними или внешними деструктивными силами. Стороны связывали крепкие экономические отношения, что подтверждали своими действиями лидеры обоих государств, которые нередко играли роль лоббистов, отстаивавших интересы ангажированных коммерческих структур. Пример показала сама А. Меркель, которая, еще не будучи главой федерального правительства, направила президенту В.В. Путину личное послание, в котором ходатайствовала о закупке российской компанией «Аэрофлот» европейских дальнемагистральных аэробусов А-350, конкуренцию которым составляли американские «Боинги» [811]. Также следует вспомнить о созданном механизме, препятствовавшем запуску процесса отчуждения между двумя странами. «Подушка безопасности» создавалась за счет таких факторов, как коалиционный характер федерального правительства Германии и активное участие СДПГ в определении внешнеполитической линии Берлина. Важным стабилизирующим фактором явилась принадлежность поста министра иностранных дел одному из лидеров социал-демократов Ф.-В. Штайнмайеру, политический вес и здравомыслящая линия которого формировали определенный противовес действиям сторонников ревизии принципиальных основ германо-российских отношений, чей управленческий центр переместился в ведомство федерального канцлера. Это способствовало проведению официальным Берлином более взвешенного курса в отношении РФ. К тому же весомую часть внешнеполитических решений приходилось принимать в результате компромисса между почти равными по силе и влиятельности партнерами. В этой ситуации усилили свои позиции руководители парламентских фракций и председатели партий ХДС, ХСС и СДПГ. В целом, коалиционный характер правительства давал основание прогнозировать, что ФРГ будет проводить сбалансированную и осторожную внешнюю политику, ибо принятие любого важного решения требовало достижения консенсуса разнородных политических сил. Лидеры правящих партий 202 оказались заинтересованными более в сохранении внутриполитической стабильности, чем в активных действиях на международной арене, которые могли вызвать недовольство не только оппозиции, но и собственных партнеров. Поэтому правительство «большой коалиции» уступало предшествующему кабинету в мобильности и быстроте принятия управленческих решений, что накладывало отпечаток на отношения с официальной Москвой. Вместе с тем диалог с Россией должен был стать более жестким. Первые заявления нового федерального канцлера подтверждали данные рассуждения, хотя и носили неоднозначный характер. С одной стороны, прозвучали слова А. Меркель о том, что Германия будет выстраивать тесные отношения с РФ, но, с другой, было подтверждено ее отрицательное отношение к работе с российским руководством «через голову» центрально- и восточноевропейских государств, в первую очередь Польши [636]. Федеральный канцлер не спешила совершить визит в Москву, предпочитая сосредоточить свои усилия на укреплении европейской и атлантической опор внешней политики ФРГ. В связи с этим она отправилась в турне по странам Евросоюза, в ходе которого с рабочими визитами посетила Париж, Брюссель и Лондон. В Вашингтон поехал министр иностранных дел Ф.-В. Штайнмайер. Он же стал первым лицом, официально представлявшим Германию на встрече с президентом РФ В.В. Путиным, которая состоялась 3 декабря 2005 г. Примечательно, что в ходе беседы быстро обнаружились разногласия между сторонами в оценке текущего состояния двусторонних политических отношений. Российский лидер в очередной раз подчеркнул, что конфликтов нет, а существуют лишь разногласия во взглядах на то, как решать накопившиеся проблемы. Ф.-В. Штайнмайер в мягкой форме не согласился с Путиным, заявив о существовании областей, где у ФРГ и РФ имелись противоречивые интересы. Германский представитель напомнил В.В. Путину его же слова о том, что страны-члены ЕС и Россия еще слишком связаны старым образом мышления и, говоря о партнерстве, им еще не хватает доверия. «Мы заинтересованы в том, чтобы преодолеть различия в интересах… и не дать им стать крупными политическими 203 конфликтами», – таким образом сформулировал цель министр иностранных дел ФРГ [818]. 16 января 2006 г. А. Меркель совершила визит в Россию, причем ее столица стал последним пунктом в турне нового федерального канцлера. Атмосфера вокруг визита не была благоприятной, чему способствовал кризис с поставками российского газа в страны Евросоюза через территорию Украины. Как заявила Меркель за несколько дней до своей поездки в Москву влиятельному журналу «Шпигель», «в последнее время нам становится все яснее, что экономические вопросы, а именно покупка и продажа газа, являются и глубоко политическими… Мы не можем позволить себе впадать в зависимость (от поставок российского газа. – А.Е.)» [811]. Более того, еще до начала визита А. Меркель несколько влиятельных германских политиков выступили с довольно резкими комментариями в адрес властвующих кругов РФ. Круг претензий к ним оказался весьма обширным. Глава Комитета по международным делам в бундестаге Р. Поленц (ХДС) обвинил российское руководство в исповедовании старого типа мышления, основанного на создании зон влияния и зависимости. Вновь обострилось внимание германской стороны к проблемам демократии в РФ, поводом к чему явилось подписание президентом В.В. Путиным 10 января 2006 г. Федерального закона № 18-ФЗ «О внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации». Нормы этого закона ужесточали требования к деятельности общественных объединений, особенно в части информирования ими федерального органа государственной регистрации об объеме получаемых от международных и иностранных организаций, иностранных лиц и лиц без гражданства денежных средств и иного имущества, о целях их расходования или использования. Германское научно-экспертное сообщество увидело в этом шаги к ослаблению позиций гражданского общества в России [753, s. 56–57], хотя предпринятые меры скорее объяснялись тем, что вместо реализации своих уставных задач определенные некоммерческие общественные организации были заняты 204 получением зарубежного финансирования и обслуживанием сомнительных политических и коммерческих интересов. Встреча Путина и Меркель продолжалась 3 часа, причем высокие стороны общались один на один, без переводчиков. Результаты встречи показали, что новый канцлер ФРГ является трезвомыслящим политиком, умеет слушать и понимать оппонента. По большинству спорных вопросов тональность заявлений Меркель поменялась в пользу более дружественной по отношению к России. Глава германского правительства не решилась критиковать Федеральный закон РФ № 18-ФЗ, отметив лишь, что «он вызвал много возражений, и часть из них была учтена в процессе его разработки. Мы будем следить за его применением, с тем чтобы неправительственные организации и впредь имели возможность осуществить свою деятельность». Более весомым следует признать заявление Меркель о важности строительства Североевропейского газопровода для энергетической безопасности Германии в частности и Евросоюза в целом. Как высказалась на прессконференции после окончания переговоров А. Меркель, «этот проект не направлен ни против кого, а выступает очень важным стратегическим проектом для Европы, а также для ФРГ… Североевропейский газопровод является капиталовложением в обеспечение безопасности поставок энергоносителей» [813]. Вместе с тем было доказано, что двусторонние отношения станут более сдержанными за счет снижения роли личностного фактора в контактах лидеров Германии и России. Меркель демонстративно отказалась от дружеской манеры общения с президентом В.В. Путиным, которая была свойственна бывшему канцлеру ФРГ Г. Шредеру, и вела переговоры подчеркнуто в деловом стиле. Другим новшеством в германо-российских политических отношениях явилась реализация официальным Берлином планов по установлению контактов с оппозиционными группами в России, причем это было сделано публично. Если в пору пребывания на посту главы германского канцлера Г. Шредера сам факт встречи с критиками путинского политического режима противоречил бы характеру его дружеских отношений с президентом РФ, то А. Меркель 205 пренебрегла этим неписаным правилом. После окончания встречи с В.В. Путиным она провела беседу в посольстве ФРГ с представителями оппозиции и правозащитниками, попросив их изложить свое видении ситуации в РФ. Этим шагом она поставила в затруднительное положение главу российского государства, которому пришлось согласиться с тем, что встречи глав правительств иностранных государств с инакомыслящими не противоречат тренду в современной дипломатии. Несмотря на эти трения, визит федерального канцлера в столицу России подтвердил заинтересованность Германии в стабильности политических отношений, что требовало формирования атмосферы доверия и расширения круга проблем, обсуждаемых в рамках межгосударственных консультаций на высшем уровне. Не ставя перед собой задачу осуществления прорыва в области германороссийских отношений, параметры диалога с официальный Москвой. Это Берлин стремился переосмыслить нашло отражение в разработке Министерством иностранных дел ФРГ стратегического документа о политике Германии и Евросоюза в отношении РФ, ставшего достоянием гласности в октябре 2006 г. Исходя из партнерских соображений о немаловажной роли России в европейской политике, авторы документа выдвинули идею «сближения через интеграцию», в рамках которой определили такие приоритетные направления двустороннего сотрудничества, как обеспечение национальной безопасности ФРГ и РФ, расширение связей в области энергетики, активизация деятельности немецкого капитала в свободных экономических зонах на российской территории [822]. Вместе с тем министерство Ф.-В. Штайнмайера предполагало согласовывать разработанный курс с институтами и другими членами Евросоюза, что, памятуя о различном отношении к РФ со стороны его членов, затрудняло претворение в жизнь разработок аналитиков германского дипломатического ведомства. В реализацию теоретических построений снова вмешался фактор конфликта многосторонних интересов, на согласование которых требовалось потратить немало усилий и времени. В начале января 2007 г. возникла напряженная 206 международная ситуация, связанная с трехдневным прекращением Россией поставок сырой нефти в Европу ввиду таможенных разногласий с Белоруссией, по территории которой осуществлялся транзит. Это вынудило Германию со всей серьезностью включить в повестку дня вопрос о гарантиях поставок газа. В ходе встречи А. Меркель и В.В. Путина, прошедшей 21 января 2007 г. в Сочи, федеральный канцлер обратилась к российскому президенту с просьбой обеспечить «лучшее понимание» между Евросоюзом и РФ в области энергетики, чтобы избежать нового обострения ситуации и гарантировать взаимные доверительные отношения. Ответ Меркель получила в ходе совместной германороссийской конференции, когда Путин заявил о желании официальной Москвы оставаться надежным партнером в энергетической сфере и развивать собственную сеть альтернативных путей поставок энергоресурсов в Европу. «Мы… расширим возможности по транспортировке углеводородов на Севере, в том числе на северо-западе России, чтобы уменьшить нашу зависимость от транзитных государств», – дал обещание федеральному канцлеру президент РФ [819]. Важным фактором сближения явилось подтверждение сторонами перспективного видения глобального устройства в духе мультилатерализма. Германия и Россия заявили о своей приверженности принципу многостороннего решения проблем на крупном международном форуме – ежегодной конференции по вопросам безопасности в Мюнхене. В ходе форума официальная Москва в весьма резких сформировавшейся выражениях в начале продемонстрировала постбиполярной свою эпохи раздраженность моделью системы международных отношений. 10 февраля 2007 г. президент РФ В.В. Путин подверг жесткой критике мироустройство в форме глобальной гегемонии США, заявив: «Считаю, что для современного мира однополярная модель не только неприемлима, но и вообще невозможна. И не только потому, что при единоличном лидерстве в современном – именно в современном – мире не будет хватать ни военно-политических, ни экономических ресурсов. Но что еще важнее: сама модель является неработающей, так как в ее основе нет и не может быть морально-нравственной базы современной цивилизации» [239]. Выступавшая 207 вслед за российским лидером федеральный канцлер А. Меркель в более мягкой форме, но также дала понять, что абсолютное доминирование единственной сверхдержавы не отвечает тенденциям общественного прогресса в целом и интересам Германии в частности. Она отметила: «Сегодня ни у одного государства в мире нет достаточной силы, влияния и репутации, чтобы в одиночку отвечать на глобальные вызовы» [257]. На фоне приближавшихся выборов в РФ – сначала депутатов Государственной думы, а затем президента – германская «большая коалиция» вновь проявила разумный прагматизм, не пытаясь безоговорочно поддерживать определенную политическую силу в России и стремясь просчитать шансы на победу всех партий и кандидатов. Когда 10 декабря 2007 г. В.В. Путин назвал своим преемником на посту президента РФ первого вице-премьера правительства Д.А. Медведева, то федеральный канцлер А. Меркель приняла данный выбор с пониманием и выразила надежду, что сможет успешно сотрудничать с Медведевым, хотя знакомство с ним у руководителя федерального правительства было кратким: в апреле 2006 г. она провела с ним беседу во время Ганноверской промышленной ярмарки. В политической элите ФРГ Медведева рассматривали как политика новой волны, воспитанного в либеральном, а не ортодоксальнокоммунистическом духе, не силовика, интеллигентного и образованного. Его уверенная победа на очередных президентских выборах подтвердила, что руководство РФ контролирует ситуацию в стране, а также убедила германское руководство в высокой степени предсказуемости российской внешней политики. Спустя несколько дней после выборов, 8 марта 2008 г., А. Меркель нанесла рабочий визит в Москву, где встретилась с В.В. Путиным и отдельно побеседовала с Д.А. Медведевым. В ходе встречи было обстоятельно обсуждено состояние германо-российских отношений с акцентом на обеспечение преемственности и развития, а также сверены позиции по актуальным вопросам повестки дня. Применительно к международным проблемам был продолжен обмен мнениями по разоружению и контролю над вооружениями, вопросам стратегической стабильности, нераспространению оружия массового 208 уничтожения, развитию партнерства Евросоюза в целом и Германии в частности с РФ. Новые встречи лидеров двух государства подтвердили конструктивный настрой элиты Германии и России на сохранение и расширение повестки дня сотрудничества. Были достигнуты договоренности об активизации работы по таким приоритетным направлениям, как повышение эффективности использования энергоресурсов и модернизация здравоохранения, причем для координации осуществления проектов в последней сфере предполагалось сформировать специальную двустороннюю рабочую группу. Стороны запланировали проведение регулярного диалога на уровне экономических министерств ФРГ и РФ, а также помощников германского федерального канцлера и российского президента. Прорыв наметился в области научно-технического сотрудничества, что до сих пор являлось уязвимым местом германо-российских отношений. Между Мюнхенским техническим университетом и МГТУ им. Н.Э. Баумана было достигнуто соглашение о создании Германо-российского института науки и технологий. Конструктивная позиция Берлина и Москвы позволила подписать Декларацию о сотрудничестве в сооружении и эксплуатации Европейского ускорительного центра по исследованию ионов и антипротонов. Итак, несмотря на сохранявшиеся разногласия, Берлин и Москва сумели сохранить дух сотрудничества, а федеральное правительство во главе с А. Меркель не допустило ухудшения двусторонних отношений, что позволяло с оптимизмом смотреть в будущее. Выводы по главе. Подтвердилась тесная связь между укреплением статуса ФРГ и изменением характера ее отношений с Россией. Бонну, а с переносом германской столицы Берлину хватило политического авторитета, чтобы вынудить Москву считаться со своим мнением. Каждая из сторон – ФРГ и РФ – имела в отношении партнера определенные планы, реализация которых зависела от ряда факторов: консенсуса национальных 209 элит по поводу приоритетов внешней политики; четкой постановки цели, задач и инструментов их реализации; способности в сжатые сроки мобилизовать необходимую ресурсную базу. Следует признать, что по всем этим показателям Германия превзошла Россию. На первый план объективно выходили задачи поддержания партнерских связей между ФРГ и РФ, в рамках которых приоритет должен был перейти к средствам дипломатии. Ключевым элементом стали межгосударственные консультации на высшем уровне, где стороны ставили в повестку дня актуальные международные вопросы различного масштаба. Политические отношения между ФРГ и РФ протекали по конкретному сценарию, исходным пунктом которого можно считать выявление ключевых проблем, в разрешение которых Германия и Россия могли внести существенный вклад. Вместе с тем приходилось учитывать, что с перераспределением сил в свою пользу Запад стремился выступить в роли субъекта, осуществлявшего контроль над российскими внешнеполитическими устремлениями. На долю Германии, как неотъемлемой части западного мира, по сути выпала амортизирующая функция, выражавшаяся в смягчении неблагоприятных для России последствий распада СССР и структурирования европейского пространства безопасности вопреки желаниям официальной Москвы. Вместе с тем обнаружилась закономерность, позволявшая говорить о влиянии аспекта предвыборной борьбы на ход германо-российского межгосударственного диалога. В рамках избирательных кампаний (например, летом – осенью 2005 г.) конкурирующие германские партии разыгрывали российскую карту, стремясь в полной мере соответствовать ожиданиям своего сегмента избирателей. Фактор политической окраски правящей германской коалиции наложил на двусторонние отношения серьезный отпечаток. В период 1991–1998 годов консервативно-либеральная коалиция ХДС/ХСС–СвДП, испытывавшая некоторую робость перед серьезными шагами на внешнеполитической арене, предпочитала строить отношения с Россией в русле «крепкой мужской дружбы» 210 федерального канцлера Г. Коля и президента РФ Б. Ельцина. Сформированная повестка дня отличалась разнообразием, о чем свидетельствовал перечень обсуждавшихся вопросов: участие России в системе обеспечения безопасности в Европе, разработка принципов двусторонних политических отношений, ускоренный вывод Западной группы войск с территории бывшей ГДР при одновременной реализации жилищной программы по обустройству в России военнослужащих ЗГВ, переговоры о возвращении культурных ценностей, вывезенных с территории Германии в годы Второй мировой войны. 1998–2005 годы прошли в попытках формирования стратегического партнерства, факт существования которого германская и российская стороны пытались объяснить общностью или близостью своих интересов, а также долгосрочных целей. Насыщенность политического диалога возрастала, что в значительной степени определялось личными контактами федерального канцлера ФРГ Г. Шредера и президента РФ В.В. Путина. Однако риски непонимания и различной оценки демократических процессов в России дали о себе знать. На этапе 2005–2008 годов, после прихода к власти в ФРГ «большой коалиции», стороны фактически отошли от неудавшейся модели «стратегического партнерства», перейдя на рельсы прагматического сотрудничества. Федеральный канцлер Германии А. Меркель продвигала несколько перспективных экономических проектов, при этом пренебрегая традициями «крепкой мужской дружбы». Новым элементом политического диалога стало установление контактов официального Берлина с российскими оппозиционными силами. 211 ГЛАВА 4. ФРГ – РФ: ВЗАИМОВЛИЯНИЕ В КОНТЕКСТЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ 4.1. Дипломатическая позиция ФРГ по вопросу расширения НАТО на восток Одной из ключевых проблем, препятствовавших диалогу Германии с Россией в начале постбиполярной эпохи, стал целенаправленный курс Североатлантического альянса на расширение путем включения в свой состав бывших социалистических стран Европы. Данный процесс, запущенный в середине 90-х годов ХХ в., явился следствием двух взаимосвязанных тенденций: возникновения в регионе ЦВЕ после распада СССР геополитического вакуума силы, который спешил заполнить собой блок НАТО, а также процесса формирования единого евроатлантического пространства безопасности, отражавшего один из важнейших аспектов глобализации. К числу твердых сторонников расширения альянса относилась Германия, чей исторический опыт убедительно свидетельствовал в пользу пребывания в военных структурах западных стран. Став членом НАТО в 1955 году, послевоенная ФРГ приобрела жизненно необходимую защиту от возможной агрессии, что в свою очередь создало предпосылки для ее превращения в авторитетное государство Западной Европы. С другой стороны, пребывание Германии в НАТО служило надежной гарантией ее отказа от агрессивномилитаристского курса, присущего руководству этой страны в первой половине ХХ в., а стало быть, позволяло остальным членам альянса чувствовать себя в безопасности, несмотря на усиливавшиеся позиции ФРГ в рамках континентального пространства. Достигнув единства, Германия подтвердила свои стратегические приоритеты, прежде всего выбор прежнего цивилизационного пути развития. В этом контексте власти ФРГ рассматривали НАТО в качестве центрального 212 форума, связывавшего с политической точки зрения страны ЕС с государствами Северной Америки, а также инструмента фиксации решающего веса США в Европе, что рассматривалось в качестве главной предпосылки политической стабильности на континенте. Не сбрасывая со счетов идеологический аспект, оправдывавший существование Североатлантического альянса, первый федеральный канцлер объединенной Германии Г. Коль усматривал в этой организации «общность наций, исповедующих совместные ценности человеческого достоинства, господства права, свободы и демократии» [472, s. 129]. Между тем функционал НАТО германские власти предпочитали определять с прагматической точки зрения, вытекавшей из анализа наиболее значимых угроз, которые больше не ограничивались территориальными рамками границ странчленов Североатлантического блока ввиду технического прогресса, все возраставшего распространения оружия массового уничтожения, военных средств доставки. Важным направлением деятельности альянса становилось обеспечение эффективного взаимодействия США с европейскими союзниками в сфере политики безопасности, что Германия рассматривала в качестве основной предпосылки глобальной и региональной стабильности. Здесь вызов лежал в поиске инструментов упрочения трансатлантического партнерства на фоне невысокого интереса, проявленного в ФРГ к применению военных ресурсов в начале постбиполярной эпохи. Мониторинг общественного мнения, имевший место в объединенной Германии, демонстрировал нацеленность ее населения на укрепление НАТО. Согласно соцопросу, проведенному в марте 1994 г., 71% немцев выступали за сохранение НАТО в качестве мощного военно-политического союза, способного оперативно и адекватно реагировать на появление угрозы любого масштаба, как регионального, так и глобального. 41% жителей Германии полагали необходимым расширить с течением времени круг задач Североатлантического альянса [758, s. 131]. 213 Опираясь на сложившееся в немецком обществе благоприятное отношение к блоку НАТО, руководство ФРГ проявило заметный интерес к расширению альянса, обусловленный пониманием как евроатлантических, так и специфически немецких интересов. Что касается первого аспекта, то включение в НАТО новых стран сулило повышение веса и авторитета блока, способствовавшее укреплению его позиций по обе стороны Атлантики. Юридической гарантией безопасности новоиспеченных членов альянса от вызовов всех уровней становилась статья 5 Североатлантического договора, предусматривавшая коллективную оборону от нападения агрессора. В рамках второго направления ФРГ получала шансы на продвижение своих экономических и политических интересов в регионе ЦВЕ. Благодаря расширению НАТО на восток Германии было проще регулировать отношения с Польшей и Чехией, а также корректировать свою дипломатическую деятельность в рамках так называемого «четырехугольника напряженности» Берлин – Варшава – Москва – Киев. В конечном счете Североатлантический альянс расширял пространство, где контролировал практически все возможные угрозы безопасности. Не ставя под сомнение доминирование в поле НАТО американского союзника, ФРГ заняла стартовые позиции, выгодные для наращивания собственного влияния. Осенью 1994 г. вопросы расширения блока на восток были переведены в практическую плоскость. Германия предприняла усилия в дипломатической, аналитической и технической областях для положительного решения вопроса, что проявилось в активной деятельности ее представителей в Североатлантическом альянсе. 2 декабря 1994 г. на сессии Совета НАТО министр иностранных дел ФРГ К. Кинкель жестко и безапелляционно высказался в пользу принятия в блок новых государств ЦВЕ [142]. Также было санкционировано создание рабочей группы НАТО, которой поручалось изучить условия и последствия движения альянса на восток европейского континента. Подготовительные мероприятия НАТО к расширению вызвали предсказуемо отрицательную реакцию официальной Москвы. Военная машина 214 Североатлантического блока была готова двинуться к границам РФ, расширяя контролируемое Западом геополитическое пространство. Учитывая ограниченность своей ресурсной базы, российское руководство стремилось дипломатическими средствами воздействовать на ситуацию в нужном для себя направлении. Однако шаги Москвы во многом носили декларативный характер и напоминали скорее хаотичные действия, чем продуманную линию поведения. РФ демонстративно отказалась подписать индивидуальную программу сотрудничества с НАТО, что планировалось сделать в декабре 1994 г. По сути, речь шла о превентивном характере действий со стороны России. Подписание партнерского соглашения фактически означало согласие с расширением альянса и открывало ему виды на новых членов после краткого подготовительного этапа. К этому моменту стало очевидно, что надежды на трансформацию Организации Североатлантического договора в сугубо политический союз не оправдались. Несмотря на сокращение военного потенциала альянса, разработки его стратегов были ориентированы на безусловное использование силовых ресурсов для решения проблем безопасности. В ноябре 1991 г. была принята Стратегическая концепция НАТО, где выражалась озабоченность ввиду непредсказуемости новых угроз в отношении европейской безопасности, а также звучало предположение о том, что для решения этой проблемы может потребоваться военная мощь Североатлантического союза [140]. На встрече глав государств и правительств стран-членов НАТО в Брюсселе (Бельгия, январь 1994 г.) получила одобрение концепция многонациональных оперативных сил, предполагавшая создание мобильных многофункциональных армейских подразделений, объединяющих формирования всех родов войск, а также предусматривавшая совместное участие вооруженных сил стран-членов блока в антикризисных операциях [83, s. 127–134]. Мероприятия по отработке средств и методов кризисного реагирования стали неотъемлемой частью других инициатив, предпринятых в рамках трансформации альянса, в частности программы «Партнерство ради мира» (далее 215 ПРМ). Ключевой смысл программы состоял в том, чтобы смягчить остроту противоречий, связанных с расширением Североатлантического союза на восток, а также обеспечить эффективную подготовку и реформирование вооруженных сил стран-кандидатов в члены НАТО с целью достижения их взаимодополняемости с силами альянса. Утрачивая влияние в странах ЦВЕ, Россия была вынуждена отказаться от линии игнорирования ПРМ и 31 марта 1995 г. в Нордвейке (Нидерланды) одобрила индивидуальную программу сотрудничества с НАТО. Через два месяца, 31 мая 1995 г. во время очередной специальной встречи по программе ПРМ российский министр иностранных дел А.В. Козырев договорился с коллегами из стран-членов Североатлантического союза о необходимости определить рамки особых отношений между РФ и НАТО до конца года. Козырев подтвердил российское неприятие расширения альянса на восток и высказался за преобразование этой организации в политический союз [142]. Идея руководителя МИД РФ не встретила понимания со стороны ФРГ. К середине 1990-х годов стало заметным тесное переплетение двух внешнеполитических задач Германии: с одной стороны, укрепление военной мощи и осторожное расширение Североатлантического альянса за счет государств региона ЦВЕ, а с другой – внесение существенного вклада в процесс конструирования партнерства НАТО с РФ в сфере безопасности. Такая линия в наибольшей степени отвечала интересам ФРГ, позволяя ей, как одной из ведущих держав блока, расширить сферу своего влияния, сменив традиционное положение импортера безопасности на противоположный статус. Однако лукавство официального Бонна заключалось в убеждении Москвы в том, что расширение границ Североатлантического союза не противоречит интересам РФ. Напротив, как пытался доказать в 1995 году министр иностранных дел ФРГ К. Кинкель, вовлечение стран Центральной и Восточной Европы в альянс уменьшит риски для России, так как сократит зону нестабильности на континенте [280]. Этой позиции Кинкель придерживался и в дальнейшем [281], заявляя об открывающихся перспективах сотрудничества 216 НАТО и РФ, начало которому было положено совместным участием в операции по поддержанию мира в Боснии и Герцеговине (IFOR). Между тем факт пребывания в Североатлантическом альянсе использовался Германией для реализации ее национальных интересов, в первую очередь собственного продвижения на восток. Объектом пристального внимания ФРГ становилось пространство СНГ, которое Россия с начала постбиполярной эпохи рассматривала в качестве безусловной сферы своего влияния. О намерении официального Бонна подготовить почву для усиления собственных позиций в регионе СНГ можно было судить по действиям немецких дипломатов. В середине 1990-х годов министр иностранных дел ФРГ К. Кинкель уделял повышенное внимание развитию отношений с Украиной, которую он cчитал ключевой державой в решении задачи обеспечения безопасности и стабильности региона ЦВЕ. Неоднократно звучали заявления о поддержке режима президента Украины Л.М. Кучмы и необходимости приложить усилия для укрепления сотрудничества этой страны с евроатлантическими структурами. К тому же Германия стремилась к налаживанию тесных взаимоотношений с государствами Каспийского региона и Центральной Азии, прежде всего нуждаясь в доступе к местным нефтяным и газовым месторождениям. 10 декабря 1996 г. Североатлантический совет на уровне министров иностранных дел в Брюсселе обсудил широкий круг вопросов, включая реформу в НАТО и перспективы партнерства с Россией в области безопасности. В связи с предстоящим принятием новых членов в альянс министры иностранных дел натовских государств пообещали, что «расширение союза не повлечет изменений в современной ядерной доктрине НАТО, и поэтому у ее стран-членов нет намерений размещать на территории новых членов ядерное оружие» [140]. Ввиду своей длительной болезни президент РФ Б.Н. Ельцин не имел возможности уделять внешней политике большого внимания, а новых серьезных аргументов против расширения НАТО не возникло, что наглядно проявилось в ходе встречи 21 марта 1997 г. российского и американского лидеров. Б.Н. Ельцин и Б. Клинтон обсуждали – наряду с двусторонними вопросами – будущую 217 архитектуру Европы в сфере безопасности. Спор по поводу расширения Североатлантического союза продолжился: Россия отклоняла идею принятия в НАТО новых членов, а США подтверждали суверенное право альянса на расширение. Не договорившись, Клинтон и Ельцин все же подписали декларативное по своему содержанию Совместное заявление, в котором лишь обозначили общую цель – «строить стабильную, уверенную в себе, интегрированную и демократическую Европу» [142]. Однако Североатлантический альянс и Российская Федерация по-разному понимали смысл этих слов, что подтвердили их последующие шаги. 8 мая 1997 г. в Мадриде страны НАТО пригласили к вступлению Польшу, Венгрию и Чешскую Республику. Москва отреагировала на данный шаг заявлением, в котором назвала это решение фатальной ошибкой, способной вызвать крайне отрицательные последствия [135]. Отдавая приоритет в принятии решений руководящим органам альянса и объявляя расширение НАТО на восток безусловным интересом Германии, федеральное правительство Г. Коля отметало всякую возможность перенесения сроков расширения блока. 12 мая 1998 г. министр иностранных дел ФРГ К. Кинкель заявил, что Германия считает обсуждение этого вопроса излишним. «Центрально- и восточноевропейские державы должны знать, что мы, немцы, являемся их адвокатами при вступлении в евроатлантические организации», – пообещал глава германского внешнеполитического ведомства [377]. Доводы России по поводу недопустимости движения НАТО на восток не были услышаны. В очередной раз проявилась закономерность в развитии системы международных отношений: к ослабевшим державам интерес мирового сообщества падает, а их интересы учитываются в последнюю очередь. Показательным являлось единодушие научного и экспертного сообщества Германии, которое оно проявило, солидаризируясь со своими властями. Более того, директор Института изучения стран Восточной Европы и международных отношений Г. Фогель обвинил Россию в неконструктивности занятой ею позиции в отношении расширения НАТО. Модель мировой системы, поддержанная 218 официальной Москвой, была объявлена Фогелем «консервативно- националистической», а потому неприемлемой для глобализационной эпохи. Российское отношение к расширению Североатлантического блока называлось «скорее оппозицией, чем растущей готовностью к сотрудничеству с НАТО» [854]. Хотя мнение ФРГ вписывалось в общую стратегическую линию альянса, но вместе с тем обнаруживало тактические расхождения с позицией американского союзника, в решающей степени определявшего линию НАТО. Администрация Дж. Буша-младшего намеренно сгущала краски, стремясь поддерживать в общественном мнении государств-членов Североатлантического альянса негативное отношение к России и перспективам сотрудничества с ней. Государственный секретарь США М. Олбрайт допускала возможность возврата угрозы из Евразии, т.е. России. Из этой посылки вытекало большинство аргументов в защиту идеи «усиления стратегической глубины НАТО», озвученной американским министром обороны У. Коэном [294]. Фактически такая замысловатая дипломатическая формулировка прикрывала собой курс Североатлантического союза на расширение своих рядов. Воинственную риторику официального Вашингтона Германия считала излишней, а ее федеральное правительство высказывало оптимистичный настрой в отношении будущего международной системы. Официальный Бонн был уверен, что Российская Федерация слишком ослаблена на обозримое время и не в состоянии проводить «воинственную» внешнюю политику. Остаточный же риск военной агрессии со стороны России объявлялся ничтожным и поддающимся управлению с помощью гибкой финансово-кредитной и военно-дипломатической политики Запада, а также влиятельных международных организаций, к числу которых относился блок НАТО. В самом альянсе тем временем обострялась борьба между сторонниками мягкой и жесткой линий в отношении РФ. Умеренные политики Североатлантического союза старались по мере возможности учесть мнение официальной Москвы, понимая, что компромиссные шаги способны подтолкнуть российское руководство к выбору между непредсказуемой стратегией 219 форсированного восстановления статуса великой державы, потенциально способной к соперничеству с Западом, и сотрудничеством с альянсом на правах младшего партнера в пользу последнего. Для успешной реализации этой политической линии требовалась активная деятельность Германии, которая, с одной стороны, пользовалась авторитетом у руководителей российского государства, а с другой – незыблемо стояла на страже интересов НАТО. Тогда официальный Бонн становился проводником ключевых интересов альянса, но не в грубой, откровенной форме, а более тонким способом. В этом контексте можно говорить о германской миссии, состоявшей в том, чтобы, используя рычаги влияния на официальную Москву, сначала успокоить, а потом переубедить ее, доказав, что расширение альянса не противоречит национальным интересам России. Эту сложную задачу предполагалось решать постепенно, используя комплекс наиболее эффективных средств воздействия, в первую очередь политические инструменты. По дипломатическим каналам немецкая сторона активно снабжала Москву информацией, свидетельствовавшей об ее понимании озабоченности со стороны России предполагаемым расширением НАТО. Германия считала необходимым подтвердить принципиальную готовность Североатлантического альянса к установлению с РФ отношений, основанных на взаимном уважении, обоюдном внимании, доверии и учете интересов партнера. Сначала планировались меры по созданию предпосылок для вхождения России в систему глобальной и европейской безопасности. Вне этой системы, равно как и не занимая в ней достойного места РФ потенциально играла на международной арене роль дестабилизирующего фактора. Между тем реальные шаги в рамках политики безопасности явно не соответствовали декларациям НАТО, если не принимать во внимание робкие попытки нащупать точки соприкосновения позиций альянса и России в нестабильных регионах Европы, в частности во время операции IFOR на территории Боснии и Герцеговины. 220 Власти ФРГ использовали миролюбивую риторику, подчеркивая, что вовлечение стран ЦВЕ в НАТО уменьшит риски для РФ, ибо сократит обширную зону нестабильности, возникшую в связи с распадом социалистического лагеря. При этом германская дипломатия искусно оправдывала деятельность альянса обвинением Москвы в нежелании признать интересы держав региона ЦВЕ, стремившихся присоединиться к евроатлантическим структурам для вхождения в зону безопасности. В дополнение к тому власти ФРГ пытались играть на чувстве страха, испытываемом населением государств бывшего советского блока перед нестабильной Россией и транслировавшемся в публичную сферу региональными лидерами стран ЦВЕ. На деле же немецкая сторона надеялась воспользоваться фактом расширения альянса в собственных интересах. Не утруждая себя политическими декларациями, Германия стала осуществлять быстрое хозяйственное продвижение в страны ЦВЕ. Прямые инвестиции ФРГ в экономику стран ЦВЕ выросли с 387 млн долл. США в среднем в год в 1990–1992 гг. до 4,146 млрд долл. США в 1997–1999 гг., т.е. в 10,7 раза [234, s. 19, 29]. Германские компании взяли на вооружение эффективную тактику, наращивая свои активы преимущественно путем самофинансирования крупных автомобильных, химических и электротехнических предприятий, например, заводов «Шкода» в Чешской республике. Это привело к росту капиталовложений со стороны субпоставщиков, производивших комплектующие, а также сервисных фирм. Стратегическая мысль ФРГ удачно вписалась в новые руководящие документы Североатлантического альянса, с точки зрения которых последний нуждался в превентивном управлении кризисными ситуациями. Решению данной задачи и был подчинен процесс расширения НАТО. Для России ситуация смягчалась тем, что движение альянса на восток не влекло в настоящем и обозримом будущем изменений в ядерной доктрине НАТО, так как у руководства этой организации отсутствовали намерения разместить на территории своих новых членов ядерное оружие. 221 В развитие событий вмешался фактор выборов президента России. 4 июня 1996 г. канцлер ФРГ Г. Коль выступил перед членами Североатлантического совета в Берлине. Используя в качестве предлога конфликт в Боснии и Герцеговине он отметил, что альянс открыт для новых членов. Вместе с тем канцлер занял взвешенную позицию, предостерегая НАТО от резких антироссийских действий, напоминая всем заинтересованным лицам, что в РФ грядут президентские выборы и активной деятельностью по своему расширению альянс предоставляет лишние аргументы оппозиционным силам в лице коммунистов и националистов [140]. Противоречия «Основополагающий в определенной акт о взаимных мере был призван отношениях, сгладить сотрудничестве и безопасности» между НАТО и РФ, подписанный 27 мая 1997 г., где стороны подчеркнули, что не рассматривают друг друга в качестве противников, а наоборот, стремятся к формированию системы безопасности и стабильности в Европе путем тесного сотрудничества [180, s. 76–84]. Документ носил компромиссный характер, поскольку в его положениях нашла отражение попытка учесть интересы обеих сторон. Впервые в своей новейшей истории РФ приобщалась, пусть формально, к структурам трансатлантической и европейской безопасности, получая с помощью формируемого совместного Постоянного Совета (далее СПС) Россия – НАТО возможность оперативно донести свою точку зрения по актуальным Североатлантического международным альянса. Впрочем, проблемам других и до более институтов эффективных инструментов влияния на принятие решений в НАТО, например, право вето (хотя бы отлагательного), РФ не имела. Разработанный сторонами механизм функционирования СПС Россия – НАТО гарантировал, что при голосовании по принципиальным вопросам Москва всегда окажется в меньшинстве, скорее всего, в одиночестве. А вот Североатлантический союз получил легальное средство давления на позицию России. Возникла двусмысленная ситуация: подписанные договоренности, в принципе, были призваны углубить отношения НАТО с Россией, способствовать 222 поиску ими политического консенсуса, чего, однако, не произошло. Хуже того, вскоре проявился дрейф альянса в сторону ужесточения позиции и свертывания едва начавшегося диалога с руководством РФ, причем органы власти Германии содействовали закреплению негативной тенденции. Североатлантический блок в целом и ФРГ в частности не только перестали признавать за Россией право на военно-политические интересы в Европе, но и не собирались учитывать ее особое мнение в процессе разработки решений по расширению альянса. Даже факт пристального внимания со стороны Москвы за движением НАТО на восток вызывал отрицательную реакцию германских официальных лиц. Вопреки настоятельным пожеланиям российского руководства 12 марта 1999 г. Венгрия, Польша и Чешская Республика стали членами НАТО. Вследствие этого события граница альянса, проходившая ранее по восточным рубежам ФРГ, отодвинулась на восток на 600 км. Из окраины Западной Европы, как геополитического образования, Германия превратилась в ее центр, что отвечало интересам Берлина и шло вразрез с позицией России. Другим последствием расширения НАТО явился отказ РФ продлить индивидуальную программу сотрудничества с блоком, а за неделю до начала бомбардировок территории Югославии (март 1999 г.) Москва официально заявила об ограничении своего участия в ПРМ ролью наблюдателя, что следует признать формой протеста против вступления в альянс Венгрии, Польши и Чехии, а также нагнетания обстановки вокруг ситуации на Балканском полуострове. Контакты РФ с Организацией Североатлантического договора к тому времени ограничились составлением рабочих программ, протокольными мероприятиями и иными действиями организационного характера. Обмен мнениями по более существенным вопросам развития военной инфраструктуры, проблемам ядерной безопасности, сотрудничества в области чрезвычайных ситуаций и стихийных бедствий не привел к конкретным результатам. Не оправдалась и надежда официальной Москвы на то, что ей удастся использовать СПС как инструмент влияния на позицию отдельных членов НАТО (в первую очередь Германии) и расколоть единство стран альянса по вопросу об его расширении на восток. 223 Операция НАТО против Союзной Республики Югославия спровоцировала кризис в отношениях между Североатлантическим блоком и РФ. Она воспринималась Россией в комплексе с двумя другими событиями в жизни НАТО – официальным вступлением в союз трех стран ЦВЕ и принятием новой Стратегической концепции (1999 г.), распространявшей «зону ответственности» Североатлантического блока на все евроатлантическое пространство и создававшей формальную базу для проведения новых силовых операций, не обеспеченных мандатом Совета Безопасности ООН. Военная акция НАТО на Балканском полуострове в целом подтвердила правоту тех, кто подвергал критике политику расширения блока и выражал опасения в связи с двумя важнейшими процессами, протекавшими в альянсе: пересмотром своих функций и трансформацией за счет увеличившихся ресурсов. В связи с агрессией НАТО на Балканах РФ заморозила отношения с альянсом, справедливо мотивируя свой шаг нарушением ряда базовых принципов взаимоотношений с Североатлантическим союзом. К их числу относились отказ от применения силы или угрозы силой друг против друга или против любого другого государства, его суверенитета, территориальной целостности или политической независимости, предотвращение конфликтов и урегулирование споров мирными средствами. Вместе с тем этот демарш российского руководства вряд ли стоило переоценивать, поскольку он был продиктован скорее сиюминутными амбициями, сопровожденными раздражением, чем точными расчетами, а поэтому не мог иметь долгосрочных последствий. Стороны нуждались хотя бы в формальных контактах, в силу чего в июле 1999 г. официальные отношения были возобновлены, а 16 февраля 2000 г. Генеральный секретарь НАТО Дж. Робертсон и российский министр иностранных дел И.С. Иванов подписали Совместное заявление. В документе было подчеркнуто, что натовские и российские вооруженные силы продолжат сотрудничество в области политики стабилизации в Боснии и Герцеговине (SFOR), а также в Косово по программе KFOR в рамках реализации резолюции 1244 Совета Безопасности ООН [268]. 224 Приход к власти В.В. Путина сопровождался принятием ряда важнейших документов в области национальной безопасности РФ. 21 апреля 2000 г. президент утвердил новую военную доктрину, предусматривавшую право России применять все находящиеся в ее распоряжении средства, включая ядерное оружие, при вооруженном конфликте, если другие средства урегулирования будут исчерпаны [43]. Концепцию внешней политики РФ от 28 июня 2000 г. пронизывала мысль о том, что политические и военные цели НАТО не совпадают с оборонными интересами Российской Федерации, более того, противоречат им в целом ряде случаев [45]. 3 апреля 2001 г., выступая с ежегодным посланием Федеральному Собранию, президент Путин оказался еще более категоричен: «Эта организация (Североатлантический союз. – А.Е.) зачастую игнорирует мнение международного сообщества и положения международно-правовых документов, в этом самая главная проблема» [53]. Вместе с тем официальная Москва не теряла надежды на благоприятный поворот в отношениях с блоком НАТО. Допуская резкие дипломатические выпады против него, российская сторона по-прежнему пыталась найти подходы к его отдельным членам, видоизменяя тактику и прощупывая мнение их руководства. В этот период Берлин и Москва поддерживали оживленные дипломатические контакты, в рамках которых российские представители регулярно посылали информационные импульсы в адрес своих партнеров, свидетельствовавшие о стремлении РФ интегрироваться в систему европейского пространства безопасности. В данной сфере российским интересам соответствовало формирование унифицированной оборонительной структуры для всей Европы, в строительстве которой Москва стремилась принять самое активное участие. 21 марта 2002 г. состоялись консультации министров иностранных дел РФ И.С. Иванова и ФРГ Й. Фишера, в ходе которых первый напомнил второму о тех общих угрозах, перед Североатлантического которыми альянса, а оказались именно Россия и международном страны-члены терроризме, организованной преступности, опасности распространения оружия массового 225 уничтожения. В силу этого он считал необходимым совершенствовать механизм сотрудничества [166], призванный обеспечить более высокий уровень взаимодействия. Между тем данный общий тезис не конкретизировался. Этот пробел был восполнен в рамках германо-российских межгосударственных консультаций, прошедших 9–10 апреля 2002 г. в немецком Веймаре. Ключевым вопросом на переговорах стало обсуждение активизации контактов Североатлантического альянса и России, а также посильного вклада Германии в этот процесс. Интересы официальной Москвы состояли в том, чтобы, не ставя вопрос о праве вето для себя в СПС Россия – НАТО (ввиду нереальности его достижения), равно как и об участии в решении проблем, находившихся исключительно в компетенции Североатлантического союза, занять место равноправного партнера НАТО, чтобы вписаться в новую архитектуру трансатлантической и европейской безопасности. Итоги переговоров внушали осторожный оптимизм, поскольку немецкая сторона вела себя адекватно, внушая Москве надежду на партнерскую помощь в рамках альянса. Вместе с тем учет российской позиции не являлся приоритетом германской стратегии в соответствовало рамках Североатлантического немецким интересам, блока. поскольку Расширение позволяло НАТО получить дополнительный запас стабильности и безопасности на фоне нарастания региональных проблем. В такой ситуации стороны искали новые организационные формы сотрудничества, позволявшие обеспечить сближение позиций по проблемам глобальной и европейской безопасности. В Рейкьявике (Исландия) на встрече министров иностранных дел стран-членов НАТО и России была согласована Декларация о новом формате сотрудничества, а 28 мая 2002 г. на заседании СПС Россия – НАТО на уровне глав государств и правительств в Риме состоялось подписание соответствующего заявления [179]. СПС, в рамках которого до сих пор осуществлялось политическое сотрудничество между РФ и альянсом, был заменен Советом Россия – НАТО (далее СРН). Стороны надеялись превратить его в эффективный форум для выработки консенсуса, проведения консультаций, 226 принятия совместных решений и осуществления общих действий. При этом в рамках нового совета предполагалось активизировать усилия в борьбе против терроризма и кризисном регулировании. В определенных темах и сферах сотрудничества Москва в рамках СРН получила статус равноправного субъекта. Формально она имела право голоса в процессе консультаций, принятии решений и их реализации. Однако дрейф Североатлантического альянса в сторону милитаризации был продолжен, причем официальный Берлин в лице правящей коалиции СДПГ–Союз 90/ «Зеленые» выступил одним из горячих поборников такой линии. Германия все настойчивее поднимала вопрос об активизации военного элемента в рамках борьбы с многочисленными угрозами, прежде всего террористической опасностью и региональными конфликтами. Свое мнение ФРГ продвигала как по линии НАТО, так и в СРН. Это нашло подтверждение в ходе саммита Североатлантического альянса, а также заседания СРН, состоявшихся в Праге (ноябрь 2002 г.). В течение двух дней заинтересованные стороны обсуждали злободневные темы европейской и глобальной безопасности, в том числе был проведен общий анализ угроз, исходивших от международной террористической организации «Аль-Каида». Германия, представленная на мероприятиях федеральным канцлером Г. Шредером и министром иностранных дел Й. Фишером, проявила повышенную активность. Произнося речь 21 ноября на заседании глав государств и правительств стран-членов НАТО, Шредер обратил внимание участников саммита на то, что новые угрозы безопасности, как никогда ранее, поддаются управлению военными средствами. Свой милитаристский уклон глава федерального правительства ФРГ обосновал указаниями на нередкие ситуации, когда дипломатических, экономических и гуманитарных средств оказалось недостаточно для решения проблемы [363]. В свою очередь, Й. Фишер, выступая 22 ноября на заседании СРН с заключительным словом, попытался смягчить противоречивые оценки нового расширения Североатлантического союза на восток. Он заявил о первых 227 положительных результатах контактов в рамках СРН, достигнутых в ходе консультаций. Устами Фишера Германия предложила новую повестку дня в рамках сотрудничества НАТО и России, считая необходимым акцентировать внимание сторон на трех направлениях: повышении роли вооруженных сил в рамках общей борьбы против терроризма, совместной деятельности по предотвращению распространения оружия массового уничтожения и средств его доставки, кризисном предупреждении и управлении кризисными ситуациями [362]. Некоторое смягчение остроты дипломатического противостояния с Россией не помешала альянсу возобновить продвижение на восток, и осенью 2002 г. он, вопреки возражениям официальной Москвы, принял в свои ряды семь новых членов, включая бывшие советские республики в Прибалтике. Как и прежде, Германия являлась активным поборником расширения Североатлантического союза. Министр обороны ФРГ П. Штрук, выступая 8 февраля 2003 г. на 39-й международной Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности, выразил уверенность в том, что открытие для семи новых членов дверей НАТО усилит эту организацию [320]. В самом альянсе ФРГ попыталась сместить акценты, делая ставку на укрепление евроцентристской тенденции. Представители правящей коалиции социал-демократов и «зеленых» осторожно изучали ситуацию, пытаясь спрогнозировать возможную реакцию на свою инициативу со стороны партнеров по блоку НАТО. При этом Германия ненавязчиво внедряла мысль о том, что военно-силовая дееспособность Североатлантического договора европейских позволит в стран-членов будущем Организации решать проблемы региональной безопасности самостоятельно, без привлечения американских сил. Это открывало перед официальным Берлином заманчивые перспективы, поскольку готовило почву для обретения Германией неформального статуса главной военной опоры Североатлантического альянса среди европейских членов НАТО. В качестве инструментов достижения поставленной цели власти ФРГ рассматривали осуществлявшиеся под эгидой блока интеграционные шаги, 228 которые преподносились ими как самое эффективное средство, способное придать импульсы воссоединению Европы после окончания холодной войны и довести этот процесс до логического конца. При этом собственная заинтересованность ФРГ в укреплении военного элемента альянса искусно камуфлировалась. Законодательная и исполнительная ветви германской власти демонстрировали полное взаимопонимание, формируя благоприятную среду для очередного наступления на дипломатическом фронте. 9 мая 2003 г., выступая с речью перед бундестагом, министр иностранных дел ФРГ Й. Фишер акцентировал внимание своих парламентариев на том, что состав альянса пополняется преимущественно теми государствами, которые длительное время были вынуждены жить по ту сторону «железного занавеса», а значит, по мысли главного германского дипломата, НАТО выполняет свою миссию, являясь фактором сплочения европейских стран ради сохранения ими основополагающих благ, в первую очередь демократии и национальной безопасности [386]. Между тем в различных регионах земного шара Североатлантический альянс столкнулся с трудностями, преодолеть которые в одиночку оказался не в состоянии. На неопределенный срок затянулось окончание антитеррористической операции в Афганистане, что вынудило НАТО искать сотрудничества с Россией, которая рассматривалась в качестве важного партнера по борьбе с террористической опасностью в силу ее географического положения и военных позиций в Центральной Азии. Германия стала одним из тех активных участников коалиции, усилиями которых Российская Федерация была втянута в афганскую операцию. Основным инструментом воздействия на позицию официальной Москвы стали дипломатические консультации, проводившиеся как в двустороннем, так и в многостороннем форматах. В обоих случаях германские представители делали упор на угрозы, которым совместно подвергались страны антитеррористической коалиции и РФ. Нужно признать, что Москва сама осознавала неизбежность и важность совместной борьбы с террористической опасностью, что вынудило президента 229 РФ В.В. Путина подписать в ходе российско-германского саммита в Екатеринбурге (8–9 октября 2003 года) Межправительственное соглашение о транзите военного имущества и персонала через территорию Российской Федерации в связи с участием вооруженных сил Германии в усилиях по стабилизации и восстановлению переходного исламского государства Афганистан. Следует считать данное соглашение конкретным вкладом России в борьбу с международным терроризмом, в работу ООН по обеспечению стабильности положения в Центрально-Азиатском регионе, а также в сотрудничество с НАТО. Соглашение предусматривало, что транзитная авиаперевозка вооружения и военной техники над территорией РФ будет осуществляться при обязательной промежуточной посадке на ее территории (в г. Ростов-на-Дону), а беспосадочная транзитная перевозка коллективных средств защиты, специального тылового оборудования – производиться при получении отдельного разрешения российских властей. Транзит военного персонала допускался без совершения промежуточной посадки на территории РФ [161, 152]. Соглашение явилось важным психологическим шагом в отношениях между двумя странами, ибо немецкие войска за долгое время впервые оказывались на российской территории. Полеты германских военных судов начали осуществляться с февраля 2003 г., причем около 20% рейсов были отправлены с вооружением и военной техникой. Другим инструментом привлечения России к сотрудничеству с международной антитеррористической коалицией стал СРН, в котором ФРГ также проявляла высокую степень активности. На заседании Совета, прошедшем 22 ноября 2002 г., германский министр иностранных дел Й. Фишер от имени НАТО заявил о готовности интенсифицировать практическое сотрудничество с Россией в борьбе с терроризмом, подчеркнув, что с последним нужно бороться по-военному решительно [362]. 4 декабря 2003 г. в Брюсселе состоялось очередное заседание СРН на уровне министров иностранных дел, где альянс приветствовал предложение России осуществить практическую поддержку силам ISAF в Афганистане, действовавшим под эгидой НАТО [182]. 230 События зимы 2004 года внушили некоторый оптимизм в отношении перспектив диалога НАТО с РФ. Хотя альянс готовился к очередному расширению, что позволяло ему действовать в зоне жизненно важных интересов России, Москва посылала в адрес партнера позитивные сигналы. В начале года Североатлантический союз был приглашен к сотрудничеству в рамках учения «Калининград-2004», а в феврале министр обороны РФ И.С. Иванов предложил предоставить российским экспертам доступ к базам НАТО в странах, вступающих в Североатлантический блок [290]. Однако импульсы со стороны РФ были фактически проигнорированы НАТО, причем официальный Берлин внес лепту в укрепление негативной тенденции. После прихода к власти в ФРГ «большой коалиции» ХДС/ХСС–СДПГ Германия ослабила усилия по втягиванию России в диалог с альянсом. Москва оказалась перед лицом новой угрозы, а именно сближения с Организацией Североатлантического договора Украины и Грузии, чьи власти не скрывали своего стремления занять места стратегических партнеров альянса, и в скором будущем интегрироваться в НАТО в качестве полноправных членов. Со стороны Киева и Тбилиси начался дипломатический зондаж, что, однако, не встретило понимания у ряда стран-членов альянса, включая Германию. Политические беспорядки и существовавшие среди населения Украины и Грузии серьезные разногласия в отношении членства в НАТО свидетельствовали о неготовности этих государств подключиться к плану действий по вступлению в Североатлантический блок. Также «большая коалиция» дипломатично выражала понимание озабоченности России по поводу перспективы очередного расширения Организации Североатлантического договора на восток. Впрочем, это не означало, что ФРГ намеревалась ставить в повестку дня вопрос о предоставлении РФ права вето на дальнейшее расширение НАТО. На саммите альянса в румынском Бухаресте (2–4 апреля 2008 г.) при обсуждении пункта о вступлении Украины и Грузии в НАТО Германия, с которой солидаризировалась Франция, не поддержала положительное решение вопроса. Заманчивость нового расширения отступила на второй план перед 231 непредсказуемостью последствий такого шага, грозившего окончательно подорвать хрупкий баланс сил в Европе. Этой точке зрения противостояла позиция официального Вашингтона, который стремился форсировать прием новых стран в Североатлантический союз, не исключая действий в обход установленной процедуры. К тому же рассматривались варианты, когда вместо предоставления Грузии и Украине плана действий по присоединению к альянсу будут задействованы иные механизмы, прежде всего интенсификация контактов с этими странами в рамках профильных комиссий НАТО. Ввиду разногласий внутри блока амбиции двух бывших советских республик по вступлению в Североатлантический союз не были удовлетворены. Однако германскую позицию нельзя назвать пророссийской. ФРГ имела виды на Украину, стремясь использовать ее в своих политических и экономических интересах, причем первые во многом лежали в русле стратегии НАТО. Привязка Украины к альянсу позволяла поставить надежные барьеры на пути российских притязаний по «возрождению советской империи» и продолжить политику вытеснения РФ из зоны ближнего зарубежья. Этим объяснялись кампании против Москвы, развернутые во время конфликтов между «Газпромом» и украинским правительством в январе 2006 и марте 2008 г. Хотя факты хищений транзитного газа Украиной были доказаны независимыми экспертами, в Германии объявили Россию ненадежным поставщиком [420, с. 59]. На фоне конфликта в Южной Осетии, разразившегося в августе 2008 г., работа СРН была прервана. Россия провела в регионе операцию по принуждению Грузии к миру, а затем признала независимость Южной Осетии и Абхазии. Страны НАТО, включая Германию, подвергли РФ критике за действия в Южной Осетии и обвинили ее в непропорциональном применении силы. Итак, германские правящие круги оказались в состоянии превратить расширение НАТО в важный инструмент проводника влияния собственной державы на региональном уровне. Действуя в духе политического реализма, ФРГ использовала ослабление позиций России для своего утверждения в странах ЦВЕ. 232 При этом немецкая позиция претерпела эволюцию: от допущения сотрудничества с РФ в сфере обеспечения безопасности до игнорирования ее интересов в ходе расширения Североатлантического альянса на восток. 4.2. Германский фактор во взаимоотношениях ЕС и РФ Традиции германо-российских отношений, сложившиеся на предыдущем этапе, с переходом к постбиполярной эпохе претерпели значительные перемены. Двустороннее сотрудничество приходилось развивать в новом контексте: ФРГ стала влиятельным участником интеграционных процессов, протекавших на европейском континенте, где в роли мощного институционального механизма объединения выступал ЕС. Германия пыталась утвердиться в неформальном статусе локомотива европейской интеграции, определяя решающим образом направления развития Евросоюза, а также стремилась использовать эту международную организацию в качестве инструмента усиления собственного влияния в регионе ЦВЕ. Осуществление контроля над мощью Европейского Союза с помощью финансово-экономических и политических инструментов позволяло ФРГ создать предпосылки для изменения баланса сил на континенте в свою пользу, получить дополнительные преимущества в рамках трансатлантических взаимодействий, а также укрепить собственное положение перед лицом возможного усиления России. При формировании внешнеполитического курса Германии ее руководство ориентировалось на реализацию национальных интересов, которые дефинировались им исключительно как общеевропейские целевые перспективы. Провозглашалась высокая миссия ФРГ: являясь интегрированной частью североатлантического геополитического пространства, играть роль моста между Востоком и Западом континента, тем самым способствуя созданию единого европейского пространства [379, s. 483]. Выполнение этой миссии предполагало курс официального Берлина на признание Евросоюза организацией, открытой для стран региона ЦВЕ. Их 233 подключение к ЕС обещало принести ФРГ ряд выгод, так как позволяло преодолеть ее уязвимое положение выдвинутого на Восток форпоста западной цивилизации; ликвидировать барьеры, возникшие в связи с послевоенным расколом европейского пространства; укрепить демократические режимы в государствах ЦВЕ, обеспечивая безопасность ФРГ на региональном уровне; постепенно поднять уровень благосостояния населения стран ЦВЕ до западных стандартов, что должно было стать основанием для местного населения искать работу на родине, а не стремиться на заработки в благополучную Германию, создавая напряжение на ее рынке труда. Став в 1994 году государством-председателем Европейского совета, ФРГ активно способствовала формированию политики ЕС, направленной на вхождение стран ЦВЕ к эту международную организацию. 9–10 декабря 1994 г. в германском Эссене состоялась 53-я встреча глав государств и правительств странчленов ЕС [141], на которой была принята концепция открытия Евросоюза для шести центрально- и восточноевропейских стран (Польши, Чехии, Венгрии, Болгариии, Румынии и Словакии), проводивших рыночные преобразования и юридически связанных с ЕС Европейскими соглашениями. Расширение Евросоюза на восток неизбежно порождало проблему его взаимодействия с Россией. Для ЕС последняя представляла интерес с точки зрения обеспечения безопасности в рамках европейского пространства, а также в плане укрепления экономических и научно-технических позиций перед лицом конкуренции со стороны США и Японии. Освоение емкого российского рынка могло стимулировать ускорение темпов развития экономики и сокращение безработицы в странах Евросоюза. Что касается РФ, то она лишь в 90-е гг. ХХ в., по сути, впервые обратила пристальное внимание как на сам факт существования ЕС, так и на глубокую интеграцию в него Германии. Это объяснялось непрерывно растущей совокупной мощью Евросоюза, а также повышением значения ее отдельных стран-членов в качестве хозяйственных партнеров для России. Хотя последняя являлась евроазиатской державой, ее внешнеэкономические и внешнеполитические интересы в 234 немалой степени были сосредоточены на европейском континенте. Следовало учитывать такие факторы сближения, как географическая близость, прежде всего наиболее населенной и промышленно развитой части территории РФ к Европе; взаимодополняемость экономик; возможности Евросоюза в предоставлении капиталов и технологий, необходимых России для модернизации ее хозяйства; традиционно налаженные культурные связи, имевшие многовековую историю. ФРГ внесла существенный вклад в разработку оптимальных инструментов политики ЕС в отношении РФ, что нашло отражение в создании и внедрении программы ТACIS. Начиная с 1991 года в рамках данной программы были поддержаны проекты, специализировавшиеся на оказании консультационнотехнической помощи, содействии правам человека, формировании основ правового государства и гражданского общества. На реализацию этих проектов в России за период 1991–1996 годов Евросоюзом были выделены 1,2 млрд евро [95]. Примечательно, что федеральное правительство разработало дополнительные трансформационные программы, преследуя аналогичные цели. Собственно германская поддержка России в строительстве правового государства стала осуществляться позднее, с 1994 года. Одновременно ФРГ способствовала закладыванию нормативно-правового фундамента под сотрудничество ЕС и РФ, обеспечив принятие Европейским Союзом соответствующего Регламента в отношении России. Его первая редакция появилась на свет в 1991 году, имея прямое действие, являясь юридической базой программы ТАCIS, а также заявляя в качестве цели содействие переходу РФ к рыночной экономике. В 1993 году новая редакция Регламента добавила к этому выражение «и таким образом содействуя укреплению демократии», а Регламент 1996 года уравнял в правах эти две цели, объявив о желании Евросоюза видеть переход к рыночной экономике и укрепление демократии в России [446, с. 55]. Вскоре программа TACIS была подключена к Соглашению о партнерстве и сотрудничестве, заключенному РФ и ЕС в июне 1994 г. и акцентировавшему внимание на экономическом сотрудничестве [194, с. 29–59]. Поскольку процесс ратификации данного документа затянулся, то в 1995 году сторонами было 235 подписано Временное соглашение, которое предусматривало немедленное вступление в силу положений о торговле, изложенных в Соглашении 1994 года. Это дало возможность применить к российскому экспорту в страны Евросоюза режим наибольшего благоприятствования. Соглашение о партнерстве и сотрудничестве было направлено не только на многостороннюю взаимодействие. экономическую Оно послужило интеграцию, основой но для и на политическое регулярных контактов руководителей ЕС и РФ и закрепило в качестве принципов их взаимоотношений такие ценности, как уважение прав человека и приверженность демократическим устоям. Официальный Бонн стремился с максимальной эффективностью использовать субъективные факторы, которые, при своей противоречивости, играли позитивную роль в развитии отношений между Евросоюзом и Россией. Прежде всего, к ним относился ярко выраженный персонифицированный характер политического диалога, определявшийся дружескими контактами президента Б.Н. Ельцина с лидерами ведущих стран-членов ЕС, включая канцлера ФРГ Г. Коля. Во-вторых, германская линия учитывала инертность и стереотипность мышления тогдашней официальной Москвы, которая в первой половине 1990-х годов воспринимала угрозы национальной безопасности России буквально, сквозь призму военно-политических факторов. С данной точки зрения Евросоюз не рассматривался в качестве сильной организации, существование которой угрожает российским интересам. Этим детерминировалось в целом лояльное отношение руководства РФ к расширению Европейского Союза, в отличие от движения НАТО на восток, которое, как полагала российская сторона, могло изменить геополитическую ситуацию и подорвать баланс сил на европейском континенте. Различное восприятие официальной Москвой ЕС и НАТО объяснялось ее нежеланием укрепления позиций Соединенных Штатов. Поскольку они не являлись членом Евросоюза, а сама эта организация включала в себя средние и малые государства, не обладавшие значительным запасом 236 вооружений и вооруженных сил, то в отношении расширения ЕС российское руководство не выдвигало сколько-нибудь серьезных возражений. Принимая во внимание такие обстоятельства и руководствуясь системным подходом, министр иностранных дел ФРГ К. Кинкель разработал стратегию сглаживания острых углов в процессе расширения ЕС и НАТО на восток. Ключевым средством достижения поставленной задачи являлось обеспечение полного совпадения состава членов этих организаций, чтобы впоследствии, с помощью инструментов дипломатии и мер финансово-экономического воздействия, заставить официальную Москву поверить в том, что Евросоюз и Россия в одинаковой мере заинтересованы во всеобщей безопасности на континенте. В качестве идеологического обоснования своей стратегии К. Кинкель использовал апробированную идею евроатлантического «пространства стабильности», которому невозможно быть продолжительное время статичным, а напротив, следует расширяться на добровольной основе за счет новых государств. Не сбрасывая со счетов Россию, министр иностранных дел ФРГ называл предварительным условием ее проникновения в «пространство стабильности» согласие на вхождение бывших союзников СССР по социалистическому блоку в ЕС и НАТО [281]. В скором времени фон, на котором разворачивались контакты Евросоюза с РФ, приобрел более негативную окраску, чему в немалой степени способствовала трансформация позиции объединенной Германии. Ее федеральное правительство занялось поисками инструментов воздействия на Россию, в том числе по линии Европейского Союза, стремившегося использовать чеченскую политику Москвы в качестве повода для оказания давления на российское руководство. В связи с этим федеральное правительство ФРГ не исключало возможности введения санкций в отношении РФ Евросоюзом, предполагая их тщательный отбор с расчетом политической эффективности. Радикальные действия откровенно недружественного характера (например, сведение экономических отношений между Евросоюзом и Россией к минимуму) федеральное правительство отвергало. Этот шаг в духе холодной войны наносил удар по интересам обеих 237 сторон и неизбежно вел к появлению новых разделительных полос на европейском континенте. К трезвомыслящим членам российского руководства пришло осознание того, что Европа в лице ЕС не торопится принять РФ в свои ряды. Определенные опасения Москвы вызвала активизация усилий стран-членов Евросоюза в области общей внешней политики и политики безопасности (далее ОВПБ), сочетавшей в себе миролюбивые декларации и наращивание военной мощи ЕС. Официальными целями ОВПБ были провозглашены: защита общих ценностей, основных интересов и независимости союза; укрепление безопасности Евросоюза в целом и его государств-членов в частности всеми законными способами; сохранение мира и укрепление международной безопасности в соответствии с принципами Устава ООН, а также с принципами Хельсинского Заключительного акта и целями Парижской хартии; содействие международному сотрудничеству; развитие и консолидация демократии и законности, уважение прав человека и основных свобод [508, s. 122]. Положения об организации ОВПБ были включены в Маастрихтский договор 1992 года, что явилось шагом на пути к увеличению военно-политического веса ЕС. В марте 1996 г. на конференции стран-членов Евросоюза в Турине начался пересмотр положений Маастрихтского договора. Накануне мероприятия был опубликован доклад Европейской комиссии «Об усилении политического союза и подготовке к расширению», авторы которого ставили задачу повышения эффективности международных акций Евросоюза путем выработки и реализации европейской концепции безопасности и обороны [91]. Эта работа завершилась подписанием в октябре 1997 г. Амстердамского «Договора об изменении договора о Европейском Союзе, договоров, учреждавших Европейские сообщества, и ряда связанных с ними актов». Подверглись корректировке основные цели, которые предполагалось достичь в процессе повышения значения ЕС как единого актора на международной арене. В концентрированном виде теперь они выглядели следующим образом: соединение в одно целое различных направлений, что позволяло иметь эффективную единую внешнюю политику, располагавшую 238 жизнеспособными устойчивость и структурами и процедурами, последовательность; обеспечивавшими совершенствование общей ее внешней политики и политики безопасности ЕС на всех этапах ее разработки и осуществления; создание надлежащего «лица» Евросоюза в отношении безопасности и обороны в качестве интегральной части ОВПБ. Исходя из этого, в Амстердамском договоре были несколько иначе, по сравнению с Маастрихтским, установлены принципы осуществления ОВПБ. Если в прежнем договоре содержалась формулировка о том, что ОВПБ реализуют союз и страны-члены ЕС, то теперь ОВПБ объявлялась прерогативой союза в целом, а страны-члены обязывались «активно, безоговорочно и в духе лояльности и взаимной солидарности» поддерживать ОВПБ Европейского Союза [91]. Объективно это вело к снижению национального начала в деятельности ЕС, что не устраивало российские власти, привыкшие полагаться на двусторонние (в исключительных случаях трехсторонние) отношения со странами-членами Евросоюза. Официальная Москва не теряла надежду прорваться в Европу с помощью реализации модели избирательной интеграции, рассчитывая на формирование так называемой «Тройки» (блока континентальных стран, олицетворявших сухопутное могущество), состоявшей из Германии, Франции и России. Попытка выдать желаемое за действительное была предпринята Кремлем в марте 1998 г., когда в Москве прошли переговоры федерального канцлера ФРГ Г. Коля, президента Франции Ж. Ширака и президента РФ Б.Н. Ельцина. В ходе встреч стороны заинтересованно обсудили общемировые, региональные и трехсторонние проблемы сотрудничества, в том числе инновационные проекты по строительству автодорог, совместной разработке транспортного самолета Ан-70, гуманитарные вопросы. Успех переговоров дал основание президенту РФ Ельцину строить планы построения оси «Париж – Бонн (Берлин) – Москва», с помощью которой, как надеялся Кремль, РФ автоматически включалась в общеевропейскую систему безопасности. Выдвигая требование своего участия в оформлении будущего континента, Россия, однако, не принимала концепцию единой Европы на 239 основании ЕС, с недоверием относясь к доминированию европейских либеральных ценностей и видя себя составной частью Европы с традиционными приоритетами. Ввиду этого усилия, направленные на придание новых импульсов интеграции РФ в европейские экономические, политические и правовые структуры, не увенчались успехом. 26 марта 1998 г. на совместной прессконференции лидеров трех стран федеральный канцлер Г. Коль был вынужден разочаровать российского лидера. Глава германского правительства решительно отверг мнение о наступлении периода «оси», понимая, что это приведет к трениям между ФРГ и Францией – с одной стороны, а с другой – остальными членами Европейского Союза и США. Г. Коль четко расставил немецкие приоритеты, заявив о пребывании Германии в НАТО и ЕС как основах политики возглавляемого им кабинета [128]. Однако факт переговоров Г. Коля и Ж. Ширака с Б.Н. Ельциным по широкому кругу вопросов вызвал раздражение со стороны институтов Евросоюза в целом и его отдельных представителей из числа малых и средних держав. Германии и Франции вменялось в вину несогласование точек зрения с партнерами по ЕС в отношении РФ. Остальные страны-члены Евросоюза настаивали на том, что при осуществлении диалога с Москвой следует занять консолидированную позицию и взаимодействовать централизованным образом, с через ней по ключевым посредство вопросам руководящих только органов Европейского Союза. Все же тенденция поиска точек соприкосновения ЕС и РФ просматривалась, однако кризисные явления августа 1998 г. в России ее пресекли. В оценке ситуации Евросоюз и ФРГ, как его неотъемлемая часть, проявили полное единодушие, заодно переосмыслив успехи РФ в формировании рыночной экономики и демократического режима. 17 сентября 1998 г. Европейский парламент выступил с заявлением о положении в России, в частности указав, что непрозрачный процесс приватизации привел к концентрации капитала в руках олигархии, роль которой была расценена с отрицательной точки зрения. 240 Дальнейшую помощь РФ Евросоюз обусловил предварительными шагами российского правительства, направленными на укрепление государственных структур, корректирование экономических реформ, изменение законодательства, жесткое отслеживание законности происхождения крупного капитала у граждан РФ. Было предложено вложить 150 млрд долл. США, находившихся на банковских счетах россиян внутри страны и за границей, в качестве инвестиций в экономику [94]. Европейская комиссия решила переориентировать мероприятия в рамках программы TACIS, акцентируя внимание на технической помощи России в таких областях, как кредитная политика, модернизация структуры финансового сектора, совершенствование системы государственного управления [95]. К тому же ЕС все более скептически стал оценивать свои возможности по трансформации России в либеральном направлении. Были дезавуированы утверждения о невозможности строительства общеевропейского пространства без участия РФ, характерные для первой половины 90-х годов ХХ в. Все же германские власти постарались не допустить перелома, коренным образом ухудшавшего климат в отношениях между Европейским Союзом и Российской Федерацией. Их действия объективно способствовали осторожному вовлечению России в европейский процесс, прежде всего путем совершенствования правовой базы партнерского взаимодействия. На Венском саммите Европейского совета в декабре 1998 г. было принято решение о разработке нового стратегического документа, позволявшего наметить приоритеты на российском направлении. Взяв на себя с января 1999 г. председательство в Евросоюзе, Германия участвовала в его ускоренной подготовке. В июне того же года Европейский совет в Кельне принял «Коллективную стратегию Европейского Союза в отношении России», призванную выполнить направляющую и координирующую функции в политике ЕС и его государствчленов. В документе красной нитью проводилась идея стабильности, которую надлежало обеспечить на обширном пространстве – как в России, так и в странахчленах Евросоюза. На этой основе предполагался поиск адекватных ответов на общие вызовы, стоявшие перед странами континента, что предполагало 241 интенсификацию сотрудничества ЕС с РФ. Конечной целью провозглашалось стратегическое партнерство этих субъектов международных отношений [87, с. 107–121]. Между тем власти Германии констатировали, что экономическая мощь Евросоюза по-прежнему явно превосходит его политическую силу и военный потенциал. Стремясь исправить положение, федеральное правительство под руководством Г. Шредера активизировало свое участие в разработке общей европейской политики в области безопасности и обороны (далее ОЕПБО) в поддержку ОВПБ. Была поставлена задача обеспечения способности ЕС к проведению самостоятельных военных операций по реагированию на кризисы в том случае, если Североатлантический альянс не сможет принять участие в их разрешении. Конкретные идеи в рамках этого направления получили апробацию на Хельсинском саммите Евросоюза в декабре 1999 г., когда было принято решение о создании в течение трехлетнего периода боеспособных сил ЕС быстрого реагирования. В их состав предполагалось включить сухопутный контингент численностью 50–60 тыс. чел., а также подразделения ВМС и ВВС [98]. Миссия этих сил заключалась в проведении оперативных действий по урегулированию региональных кризисов и конфликтов с дальнейшей дислокацией в проблемных зонах сроком до 12 месяцев. Их задачи охватывали широкий спектр деятельности, а именно эвакуацию граждан стран-членов ЕС из зоны конфликта, поддержание мира, превентивное размещение, разъединение враждующих сторон. Официальный Берлин предполагал выделить в состав сил ЕС быстрого реагирования 30 тыс. военнослужащих бундесвера, из которых, как предусматривалось, 18 тыс., в случае необходимости, примут непосредственное участие в операциях, проводимых под эгидой Европейского Союза [845]. После реализации проекта ЕС должен был приобрести серьезный военно-политический статус, не считаться с которым уже было невозможно. На Хельсинском саммите инициативы по ОЕПБО сопровождались жесткими решениями по поводу РФ. Прежде всего, основываясь на негативной оценке событий в Чеченской республике, Европейский совет заявил о 242 необходимости корректирования принятой всего за полгода до этого «Коллективной стратегии Европейского Союза в отношении России», в основу которой был заложен принцип стратегического партнерства. Речь зашла и о пересмотре Соглашения о партнерстве и сотрудничестве между РФ и ЕС, заключенного в 1994 году. Ключевой вектор состоял в ужесточении требований к качеству российской продукции, реализуемой на рынках стран-членов Евросоюза. Подлежала сокращению финансовая помощь России по линии программы TACIS, которая была сведена к таким сферам, как гуманитарная помощь беженцам, защита прав и свобод человека, развитие гражданского общества, обеспечение ядерной безопасности. Решение Евросоюза о необходимости пересмотра концепции стратегического партнерства с РФ усугубилось тем обстоятельством, что Хельсинский саммит принял «Общую стратегию ЕС в отношении Украины», где было заявлено о стратегическом партнерстве с этой страной, основывавшемся на общих ценностях. Этот документ, в отличие от стратегии в отношении России, более подробно определял пути стимулирования сотрудничества ЕС с Украиной в ходе расширения первого. Грозила возникнуть ситуация, когда приоритетным партнером Европейского Союза среди государств СНГ станет Украина, а не РФ. Шаги, предпринимавшиеся органами ЕС, стали все более напоминать инструменты откровенного давления на Москву с целью заставить ее пойти на уступки в экономической и политической областях. 24 января 2000 г. Европейский совет принял Решение по общим вопросам (на уровне министров иностранных дел), которое последовало в плане реализации постановления Хельсинского саммита ЕС, поручившего Еврокомиссии отложить подписание с Россией научно-технического соглашения [143]. Одновременно увеличивалось количество всевозможных совместных заявлений и деклараций, которые лишь обозначали болевые точки в отношениях между ЕС и РФ, но не вели к исправлению ситуации. При этом стороны пытались переосмыслить свои роли в системе континентальных связей, в силу чего акценты в их отношениях стали смещаться в сторону проблем безопасности. 243 29 мая 2000 г. президент РФ В.В. Путин, председатель Европейского совета А. Гутерриш и председатель Комиссии Европейских сообществ Р. Проди подписали в Париже Совместное заявление, в котором была подтверждена поддержка политике реформ, проводившейся российским руководством, а также важность сотрудничества между Евросоюзом и Россией в рамках Соглашения о партнерстве и сотрудничестве на основе Стратегии развития отношений РФ и ЕС на среднесрочную перспективу и Коллективной стратегии ЕС в отношении России. Подчеркивалось, что партнерство и интенсивный политический диалог ЕС и РФ нацелены на дальнейшее развитие стабильной и процветающей Европы [189]. В продолжение темы 30 октября 2000 г. в Париже была подписана Совместная декларация ЕС и РФ об укреплении диалога и сотрудничества по политическим вопросам и проблемам безопасности в Европе. С целью придать конкретные очертания стратегическому партнерству между Евросоюзом и Россией стороны, в том числе, решили: учредить специальные консультации по вопросам безопасности и обороны; развивать стратегический диалог по вопросам, в частности, в области безопасности, затрагивавшим ЕС и РФ; расширить спектр регулярных консультаций на экспертном уровне по вопросам разоружения, контроля над вооружениями и нераспространения; активизировать сотрудничество в области оперативного управления кризисами [190, с. 34–36]. Тревогу вызывало появление новых проблем в отношениях между ЕС и РФ. Непосредственными причинами такого положения стало расширение Евросоюза и рост его амбиций, одновременно наносивших удар по интересам России. В начале 2000-х годов возник очередной очаг напряженности в связи с грядущим вступлением в ЕС Литовской Республики и Польши. Это фактически превращало в анклав Калининградскую область, что влекло за собой ряд серьезных последствий экономического, гуманитарного и, в конечном счете, политического характера. Впервые один из субъектов РФ оказывался в зоне прямого воздействия Евросоюза. Ситуацию осложняла необходимость выполнения Литвой и Польшей взятых на себя обязательств, в соответствии с 244 которыми предполагалось осуществление шагов по адаптации их законодательства к правовым нормам ЕС, в том числе по вопросам миграции, визовой политики и международной торговли. Устранение этими, а также иными государствами региона ЦВЕ внутренних барьеров в соответствии с программами Единого рынка, Экономического и валютного союза, а также Шенгенского соглашения [89] объективно вело к тому, что их внешние границы становились более высокими и труднопреодолимыми барьерами для россиян. Такая линия получила поддержку со стороны Европейского Союза. Летом 2001 г. его комитеты выступили с разъяснениями по поводу осуществления передвижения российских граждан между Калининградом и остальной территорией РФ после присоединения Литвы к Евросоюзу (с 1 мая 2004 г.) [90]. Было заявлено о невозможности прежнего безвизового пассажирского движения российских граждан в Калининград и обратно, на чем настаивала официальная Москва. Ее главной целью стало недопущение социально-экономической и гуманитарно-визовой блокады области, обеспечение условий для реализации жителями Калининградской области права беспрепятственного перемещения по всей территории РФ. Интенсивные дипломатические переговоры, проведенные Евросоюзом и Россией весной – осенью 2002 г., позволили несколько смягчить ситуацию. 11 ноября 2002 г. в Брюсселе было подписано Совместное заявление РФ и ЕС о транзите между Калининградской областью и остальной территорией Российской Федерации, в котором стороны разработали меры по смягчению последствий присоединения Литвы к Евросоюзу. Российским дипломатам удалось добиться немногого, в первую очередь признания со стороны Европейского Союза очевидного факта уникальности положения Калининградской области как части РФ, отделенной от остальной территории федерации другими государствами. ЕС и РФ констатировали, что с 1 января 2003 г. Литва введет в действие, в соответствии с ее соглашением с Европейским Союзом, национальные правила пограничного контроля, но будет применять их гибко, чтобы не нарушать традиционного транзитного движения пассажиров, следующих поездом. Вместе с 245 тем пределы «гибкости» никак не оговаривались, более того режим транзита не должен был ущемлять суверенное право Литвы на осуществление необходимого контроля и на отказ во въезде на свою территорию. В соответствии с соглашением ЕС и РФ договорились запустить единый пакет законодательных и технических мер, призванных обеспечить права российских граждан. Евросоюз брал на себя обязательство ввести в действие законодательство для создания к 1 июля 2003 г. механизма Упрощенного транзитного документа (далее УТД), который применялся в отношении транзита российских граждан только между Калининградской областью и остальной территорией РФ по суше. Предусматривались две формы УТД: для многократных поездок всеми видами наземного транспорта в Калининградскую область и из нее УТД выдавался на основании обращения в консульство Литвы при условии проведения необходимых проверок и контроля; гражданам РФ, собиравшимся совершить разовую поездку через территорию Литовской Республики, предполагалось выдавать Упрощенный проездной документ на железной дороге (УПД-ЖД) на основании паспортных данных, представляемых при покупке билета. Однако никаких гарантий для российской стороны соглашение не предусматривало, наоборот, она брала на себя обязательство не продавать билеты своим гражданам, в отношении транзита которых через территорию Литвы у ее компетентных органов появлялись возражения. Владельцы УПД-ЖД не могли покидать поезд в ходе транзита по территории Литвы. Последняя соглашалась признавать внутренние паспорта гражданина РФ в качестве основания для выдачи упрощенного транзитного документа до 31 декабря 2004 г. После этой даты УТД или УПД-ЖД объявлялись действительными только при наличии заграничного паспорта гражданина Российской Федерации [184, с. 111–115; 193]. Неурегулированные гуманитарные аспекты калининградской проблемы сопровождались обострением ситуации в политической и экономической сферах, чему способствовали позиции ключевых партийных сил Германии. Правящая коалиция СДПГ–Союз 90/ «Зеленые» держала себя в рамках дипломатических 246 приличий, однако ее представители делали весьма двусмысленные заявления. С одной стороны, они не ставили под сомнение принадлежность Калининградской области Российской Федерации, но с другой – стремились в завуалированной форме намекнуть на неспособность Москвы к обеспечению интересов этого региона. Дипломатический зондаж реакции российского руководства со стороны Германии начался летом 2000 г., когда министр иностранных дел ФРГ Й. Фишер публично посоветовал России определить, как она представляет экономическое будущее Калининградской области [139]. Этот субъект РФ не находился в блестящем положении, не помогло и образование в 1996 году особой экономической зоны. Напротив, продолжался хозяйственный спад (сокращение производства по сравнению с 1990 годом достигло 60%). Усугубились проблемы сельского хозяйства, обострились недостатки транспортной инфраструктуры, в том числе морских портов. По состоянию на конец 2001 года Калининградская область занимала в рейтинге российских регионов лишь 45-е место. Согласно официальной статистике, доход на душу населения составлял только 75% от общероссийского показателя, 65% от уровня стран Балтии и 50% от польского. Без крупных инвестиций Калининграду грозило дальнейшее отставание ввиду конкурентной слабости своей продукции, слаборазвитой индустрии финансовых услуг и устаревшей инфраструктуры [787, s. 25–32]. На вежливый, но решительный отказ натолкнулась попытка официальной Москвы найти в лице Германии союзника в решении проблемы транзита в Калининградскую область путем рассмотрения вопроса о возможности вхождения России в Шенгенскую зону. 3 сентября 2002 г. этот вопрос стал предметом обсуждения на переговорах министров внутренних дел ФРГ О. Шили и РФ Б.В. Грызлова. В ответ на недвусмысленный российский запрос о возможности присоединения РФ к Шенгенскому соглашению германский представитель не обнадежил коллегу из Москвы. Наоборот, был проявлен скептицизм по поводу перспектив России оказаться в Шенгенской зоне, строгость режима которой приветствовалась официальным Берлином. 247 Что касается тогдашней германской оппозиции, то ее планы в отношении Калининградской области приоткрылись позднее, когда в октябре 2004 г. консервативные партии позволили себе совершить откровенно антироссийский демарш. Более 70 депутатов бундестага, входивших во фракцию христианских демократов (среди них будущий канцлер ФРГ А. Меркель), подписали обращение к федеральному правительству с требованием определить позицию по «экономическому будущему Кенигсбергской земли (историческое название нынешней Калининградской области. – А.Е.), отнесенной авторами документа к «проблемным окраинам Евросоюза». Не дожидаясь реакции со стороны адресата, депутаты фракции ХДС неофициально выдвинули собственную программу, включавшую как постановку проблемы, так и разработку путей ее решения. Методология разработок консерваторов основывалась на построении эффективной модели «литовско-российско-польского еврорегиона» на территории бывшей Восточной Пруссии (нынешняя Калининградская область составляет лишь треть ее пространства; также сюда исторически входили Клайпедский край Литвы, город Гданьск, Ольштынское, Сувалкское, Эльблонгское воеводства Польши). В рамках этого искусственного образования предполагалось решить накопленные задачи экономического характера, причем самой проблемной в силу «чрезмерного военного использования» (напомним, что в области находится главная база Балтийского флота, а в Калининграде расположен его штаб) и «существующего таможенного режима» объявлялась «Кенигсбергская земля». Символично, что христианские демократы из ФРГ стремились использовать немецкие исторические названия, вольно используя такой знак препинания, как кавычки. Во всяком случае, исторические названия «Кенигсбергская земля» и «Восточная Пруссия» употреблялись без кавычек, а современное наименование «Калининградская область» бралось в кавычки. Фракция ХДС озвучила идею проведения под эгидой Евросоюза конференции с участием ФРГ, России, Эстонии, Латвии, Литвы и Польши, а 248 также представителей Калининградской области для обсуждения экономического будущего «Кенигсбергской земли». Хотя в запросе консерваторов не ставился вопрос о том, что Калининградскую область необходимо вернуть в состав Германии, однако сама идея ее экономического обособления прослеживалась. Она грозила выступить в роли предпосылки к будущему выделению Калининградской области из сферы юрисдикции России. В таком контексте следовало оценить и предложение об ассоциированном членстве этого региона в Евросоюзе, ранее разработанное и поднятое ФРГ на заседании Европейского парламента. Демарш христианских демократов отчетливо показал, что в ФРГ существуют влиятельные силы, потенциально способные при благоприятных обстоятельствах снова поднять вопрос о пересмотре границ в Европе *. И это случилось накануне празднования международным сообществом 60-летия окончания Великой Отечественной войны. ФРГ проявила стремление к инвестиционному и гуманитарному освоению Калининградской области. Реализация этой политики осуществлялась в рамках двусторонних (германо-российских) и многосторонних (по линии Евросоюза) проектов. Крупнейший концерн БМВ (BMW) построил в Калининграде сборочный завод и приступил к выпуску своей продукции. Являясь активным членом Совета Балтийского моря, Германия приняла участие в разработке проекта «Еврофакультет академическому обмену Калининграда», между призванного Калининградским содействовать государственным университетом и вузами стран Европейского Cоюза, в первую очередь ФРГ. С 14 декабря 2003 г. ежедневно стал курсировать пассажирский поезд «Калининград – Берлин», интерес к маршруту которого проявили немецкие туристические фирмы, желавшие построить отношения с Калининградской железной дорогой на долго________________________________________________________ Анализ теоретико-концептуальных и экспертных подходов немецких исследователей на проблему Калининградской области провели А.С. Макарычев и А.А. Сергунин (см.: Макарычев, А.С., Сергунин, А.А. Калининградская проблема и балтийский регионализм: конструирование образов в германском академическом дискурсе / А.С. Макарычев, А.А. Сергунин // Россия и Германия в пространстве европейских коммуникаций: коллективная монография / Под ред. А.В. Девяткова и А.С. Макарычева. Тюмень: Издательство Тюменского государственного университета, 2013. С. 170–183). * 249 временной основе и обеспечить высокую рентабельность перевозок. В ситуации с Калининградской областью проявился сложный механизм выстраивания нового курса Германии в рамках Евросоюза по отношению к России. Действия официального Берлина укладывались в рамки конфликтной модели, обусловленной интересами и линией ЕС на расширение контролируемого им пространства за счет РФ. В этом случае наблюдался решительный разрыв с идеей единого континента, что оставляло Россию за пределами цивилизационного понимания Европы. Такому подходу не была чужда наступательная стратегия, предполагавшая вытеснение России из европейских зон, к числу которых Германия относила нынешнюю Калининградскую область. Образовавшийся вакуум силы предполагалось заполнить собственным участием в судьбе российского региона, что в дальнейшем не исключало возможности его включения в орбиту влияния ФРГ. Эта стратегия наталкивалась на решительные возражения со стороны официальной Москвы, не допускавшей возможности территориальных уступок и предпочитавшей считать Россию неотъемлемым элементом европейского пространства. Невозможность прийти к консенсусу в силу различных точек зрения определила дальнейшее нарастание противоречий между Германией как частью Евросоюза и РФ, руководство которой было вынуждено встать на путь пересмотра своих концептуальных взглядов на ЕС. Подход, воспринимавший его лишь в качестве безобидного экономического образования, устарел. Стало очевидным, что Европейский Союз перестает быть ведомой силой и повышает вес в мировой политике, опираясь на свою возросшую материальную базу. К середине 2000-х годов совокупное участие стран Евросоюза в бюджете ООН достигло 40%, а в рамках управления кризисными ситуациями доля военнослужащих из государств-членов ЕС составила 20% [138]. С 1 января 2003 г. в руки Евросоюза перешло Герцеговине. командование гражданской операцией в Боснии и 250 Усилившийся Европейский Союз не нуждался как в чрезмерной опеке со стороны США, так и в связывании себя условиями в рамках отношений с Россией, окончательно вступивших в полосу откровенной декларативности. Об этом свидетельствовали громкие слова и фразы, звучавшие на саммитах ЕС и РФ, за которыми, однако, не предпринимались соответствующие меры. 31 мая 2003 г. в Санкт-Петербурге стороны выступили с заявлением об укреплении сотрудничества с долгосрочной целью создания четырех общих пространств: общего европейского экономического пространства, общего пространства свободы, безопасности и права, пространства сотрудничества в области внешней политики, а также безопасности научных исследований и образования, включая культурные аспекты [185, с. 119–122]. 6 ноября 2003 г. в совместном заявлении президента РФ В.В. Путина, председателя Европейского Союза С. Берлускони и председателя Комиссии Европейских сообществ Р. Проди подтверждалась формальная решимость ЕС и РФ сконцентрировать усилия на выполнении принятого решения [186, с. 147–153; 192]. 10 мая 2005 г. на очередном саммите ЕС – РФ были утверждены «дорожные карты» четырех общих пространств [187, с. 124–155]. Однако реальная политика Евросоюза шла вразрез с этими декларациями. На Копенгагенском саммите ЕС в декабре 2002 г. было принято решение об очередном расширении союза. При вступлении в организацию новобранцы обязывались выполнять все принятые в ЕС антидемпинговые процедуры, направленные против РФ [99]. В знак протеста официальная Москва некоторое время не давала согласия на распространение на эти страны действие норм Соглашения о партнерстве и сотрудничестве. Лишь 27 апреля 2004 г. министры иностранных дел России и стран ЕС подписали Протокол о распространении на новых членов действия этого соглашения [183], а также Политическую декларацию об учете пакета российских озабоченностей. В этот же день в Люксембурге было принято Совместное заявление о расширении Евросоюза и отношениях ЕС – РФ, в котором предпринималась попытка смягчить последствия этого шага для России с помощью мер 251 экономического характера. Определялось, что уровень тарифов в отношении товаров российского происхождения, импортируемых в новые страны-члены Европейского Союза, снизится в среднем с 9 до 4% вследствие применения расширенным Евросоюзом Единого таможенного тарифа в отношении российского импорта [188]. 1 мая 2004 г. Евросоюз официально пополнился 10 новыми членами (в него вступили Латвия, Литва, Эстония, Венгрия, Чехия, Мальта, Кипр, Польша, Словакия и Словения). После этого расширения доля торгового оборота России со странами ЕС увеличилась почти в два раза, однако общий политический фон сильно осложнился ввиду вторжения Евросоюза в зону жизненно важных интересов РФ. Тревогу вызывало то обстоятельство, что во время так называемых «пестрых» революций в бывших советских республиках (Грузии, Украине, Киргизии) Европейский Союз поддержал антироссийски настроенные политические силы. Это вынудило официальную Москву перейти на более жесткие позиции, используя немногие оставшиеся в ее распоряжении инструменты давления. В первую очередь Россия пыталась задействовать энергетические козыри, начав продавать странам ближнего зарубежья газ по рыночным ценам. Это привело к российско-украинскому конфликту, получившему европейский масштаб. В конце 2005 года Украине, которая являлась основной транзитной страной, было предъявлено требование: до 1 декабря 2005 г. согласиться с российской ценой (160 долларов США за тысячу кубометров природного газа). Конфликт был формально улажен в ночь с 3 на 4 января 2006 г. подписанием соглашения, которое, судя по официальным заявлениям, удовлетворило обе стороны. Но во второй половине января 2006 г. Украина вернулась к политике сверхпланового отбора российского газа из транзитных газопроводов, что отразилось на поставках этого товара европейским покупателям. Надежность России как поставщика энергоносителей была поставлена под сомнение. 252 «Газовые войны» вызвали к жизни проекты, направленные на преодоление зависимости Евросоюза от России. Возникли планы по строительству новых терминалов и газопроводов, которые были призваны связать континентальную Европу с газовыми месторождениями в Норвегии, Северной Африке и Средней Азии в обход РФ. Обнаружились разногласия между ЕС и РФ по вопросу ратификации Москвой договора к Энергетической хартии; в связи с запретом России на импорт польского мяса премьер-министр Польши Я. Качиньский призвал ввести против нее экономические санкции; на саммите ЕС – РФ, состоявшемся в Хельсинки 24 ноября 2006 г., Польша наложила вето на предоставление Комиссии ЕС мандата на открытие и ведение переговоров с Россией о новом соглашении, призванном прийти на смену действующему Соглашению 1994 года, которое утрачивало свою юридическую силу к концу ноября 2007 г.; Евросоюз обрел новые козыри в информационной войне против России в связи с убийством 7 октября 2006 г. журналиста Анны Политковской и гибелью 23 ноября 2006 г. бывшего подполковника ФСБ РФ Александра Литвиненко, получившего в 2001 году политическое убежище в Великобритании. Германия следовала в фарватере курса Евросоюза, при этом стремясь корректировать его официальную позицию. Тактические шаги Берлина определялись пониманием текущей ситуации и гибкостью внешнеполитической линии. 14 декабря 2006 г. в правительственном заявлении федерального канцлера А. Меркель прозвучала идея о необходимости дальнейшего продвижения Евросоюза в зону жизненно важных интересов России. С учетом будущего председательства ФРГ в ЕС (с 1 января 2007 г.) выдвигались планы по более тесному привязыванию к Евросоюзу Украины с тем чтобы «распространить наше (ЕС. – А.Е.) влияние в регионе Черного моря» [356]. На этом фоне разработку Германией мер по обновлению отношений между ЕС и РФ можно было назвать неким запасным и малоубедительным вариантом. Фактически официальный Берлин признал слабую эффективность модели «интеграция через изменение», формально взятой на вооружение ЕС в 253 отношениях с РФ, поскольку основная нагрузка по развитию диалога в ее рамках ложилась на плечи российского руководства. В качестве альтернативного варианта была предложена «интеграция через переплетение», распределявшая ответственность за углубление сотрудничества в равных долях на обе стороны. Однако инновационной такую модель вряд ли можно считать, тем более что приоритет в ней отдавался экономическим отношениям, традиционно служившим важнейшим звеном механизма взаимодействия Евросоюза и России. Тем не менее, «большая коалиция» ХДС/ХСС–СДПГ сформулировала повестку дня ЕС в отношении РФ, где ключевыми направлениями выступили: продление Соглашения о партнерстве и сотрудничестве между ЕС и РФ; продолжение диалога по энергетическим вопросам; совместные разработки путей решения этнических конфликтов на европейском континенте, а также трансферт западноевропейских юридических стандартов и демократических ценностей в Россию [20]. Эти предложения явились частью 18-месячной программы (с января 2007 по июль 2008 г.), ответственными за исполнение которой стали три страны, по очереди председательствовавшие в Евросоюзе (Германия, Португалия и Словения). 28 марта 2007 г. федеральный канцлер А. Меркель, выступая в Европейском парламенте, сделала упор на необходимости переговоров ЕС и РФ о новом соглашении, особенно в рамках приоритетного энергетического партнерства [342]. Эта инициатива была с одобрением встречена в Москве, но общую направленность на ухудшение отношений между Евросоюзом и Россией изменить не смогла. Итак, коренный смысл позиции ФРГ по линии ЕС в отношении России заключался в том, чтобы нейтрализовать ее возможные возражения и противодействие расширению Евросоюза. В то же время идея углубления отношений между ЕС и РФ не отрицалась. Интеллектуальный вклад Германии в развитии стратегии ЕС в отношении РФ выразился в создании двух моделей интеграции – через «изменение» и «переплетение», официально ставивших целью создание предпосылок для включения России в механизм многостороннего 254 взаимодействия с Евросоюзом. На практике это позволяло западным странам, не беря на себя каких-либо обязательств, черпать из нее необходимые ресурсы. Реализация интеграционных моделей натолкнулась на серьезное препятствие в лице конфликта интересов Евросоюза и России, которое стороны не сумели преодолеть. Германия поддерживала курс на расширение ЕС путем включения в его состав стран ЦВЕ, что одновременно создавало предпосылки для их втягивания в сферу влияния ФРГ. На первых порах Россия лояльно отнеслась к этому процессу, не считая его угрозой своим национальным интересам. К тому же возможная напряженность смягчалась запуском программы TACIS и ожиданиями полноценной реализации Соглашения о партнерстве и сотрудничестве между РФ и ЕС. В дальнейшем стало очевидным стремление Евросоюза усилить позиции, расширяя сферу своего влияния за счет России. 4.3. Противоречия между ФРГ и РФ по линии ОБСЕ В годы холодной войны Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе (далее СБСЕ) зарекомендовало себя в качестве авторитетного международного форума, в рамках которого заинтересованные стороны (странычлены Североатлантического альянса, Организации Варшавского договора (далее ОВД), нейтральные и неприсоединившиеся государства) вели политический диалог в целях формирования и поддержания общеевропейской системы коллективной безопасности. На этапе существования биполярной системы государствам-участникам СБСЕ удавалось эффективно решать вопросы в трех взаимосвязанных областях: военно-политической, экономической и гуманитарной. В концентрированном виде позитивный результат их деятельности нашел воплощение в Хельсинском Заключительном акте 1975 года, ключевым положением которого являлось провозглашение послевоенной Европе [106, с. 344–365]. нерушимости границ в 255 Крупномасштабные изменения, происшедшие на международной арене в конце 80-х годов ХХ в., способствовали укреплению взаимопонимания между странами, что привело к подписанию Парижской хартии для новой Европы (ноябрь 1990 г.). В этом документе главы государств и правительств государствучастников СБСЕ провозгласили идею единого континентального пространства, свободного от конфронтации и раскола. Подчеркивалась решимость заинтересованных сторон «воздерживаться от применения силы или угрозы силой против территориальной целостности или политической независимости какоголибо государства и от любых других действий, несовместимых с принципами и целями» Устава ООН и Хельсинского Заключительного акта. Была подтверждена приверженность государств урегулированию споров мирными средствами, а также заявлено о необходимости создания механизмов по предотвращению и урегулированию конфликтов между заинтересованными сторонами [104, с. 42– 54]. В этом же контексте нужно рассматривать успехи в области сокращения и контроля над обычными вооружениями, достигнутые государствами-участниками СБСЕ. Сам форум выступал в двух ипостасях: как организатор многостороннего переговорного процесса, а выполнявшего совещательные также и в роли международного контролирующие функции института, в области поддержания безопасности стран европейского континента. 19 ноября 1990 г. в Париже состоялось подписание государствамиучастниками СБСЕ Договора об обычных вооруженных силах в Европе (далее ДОВСЕ) [105]. Его можно рассматривать как решительный шаг по свертыванию гонки вооружений и устранению материальной основы военных конфликтов на континенте. Вступление ДОВСЕ в силу на обширной территории от Атлантики до Урала было призвано создать принципиально иную стратегическую ситуацию, характеризующуюся равновесием сил при общем понижении военных потенциалов НАТО и ОВД до уровней необходимой достаточности для обороны. Однако возможности СБСЕ в тот момент не удалось реализовать полностью. Развал ОВД, как и последовавший вскоре крах СССР привели к 256 радикальному изменению ситуации на континенте. Лишившись реального военно-политического противовеса и достойного идеологического конкурента в лице государств социалистического блока, Североатлантический альянс уверенно овладел инициативой и предпринял энергичные шаги по включению стран ЦВЕ в орбиту своего влияния. В начале 1990-х годов влиятельные международные организации попытались заложить свое видение контуров нового мирового порядка, формировавшегося после геополитических изменений в глобальном масштабе и на европейском континенте. Возникла потребность оценить новые угрозы европейской безопасности, а также определить основные инструменты борьбы с ними. Первопроходцем на этом направлении оказался Североатлантический альянс, который в то время не претендовал на роль ключевого арбитра в международных спорах. Более того, в ноябре 1991 г. страны-члены НАТО одобрили умеренную по содержанию и претензиям Стратегическую концепцию блока. Хотя в ней было высказано предположение о возможности использования военных сил НАТО для преодоления новых угроз европейской безопасности, но одновременно признавалась ведущая роль СБСЕ при регулировании конфликтов на территории Европы, подкрепленная опорой на ООН, ЕС и ЗЕС. В июне 1992 г. на сессии Североатлантического совета в Осло (Норвегия) было заявлено о готовности альянса предоставить свои военные, экономические и интеллектуальные ресурсы для проведения миротворческих операций под эгидой СБСЕ [141]. Саммит СБСЕ в Хельсинки (июль 1992 г.) принял решение, допускавшее возможность привлечения к таким операциям вооруженных сил Североатлантического альянса [113; 204, с. 95–98]. На состоявшейся в декабре того же года сессии Совета НАТО региональные конфликты уже были признаны главной угрозой европейской безопасности, а их урегулирование – одной из важнейших задач союза. Программа «Партнерство ради мира», инициированная и принятая на вооружение НАТО в 1994 году, предполагала, что операции, проводимые альянсом совместно с партнерами по Совету Североатлантического сотрудничества, будут осуществляться только при наличии соответствующего 257 мандата ООН или СБСЕ и иметь своей целью поддержание мира, а не силовое умиротворение. В деятельности СБСЕ на первый план также стала выходить проблема региональных конфликтов, которую предполагалось решать с помощью мониторинга ситуации инструментов была и разработки признана антикризисных организация мер. миссий Эффективным СБСЕ разной продолжительности, от кратко- до долгосрочных. 30 ноября – 1 декабря 1993 г. на сессии Совета на уровне министров иностранных дел государств-участников СБСЕ в Риме была достигнута договоренность о программе действий в области региональных конфликтов [112]. В мае 1994 г. Германия совместно с Нидерландами представила «Повестку дня для встречи СБСЕ в Будапеште», в которой говорилось о необходимости организационного укрепления СБСЕ, а также предусматривалось его определенное преимущество перед ООН в преодолении конфликтов на территории европейских держав. 5 декабря 1994 г. главы государств и правительств стран-участниц СБСЕ собрались на саммит в Будапеште (Венгрия). В повестке дня значились несколько вопросов, среди которых официальный Бонн интересовали прежде всего два: вопервых, отношения между НАТО, странами ЦВЕ и Россией; во-вторых, конфликт в бывшей Югославии. На встрече выступил президент РФ Б.Н. Ельцин, который объявил об угрозе «холодного мира» в Европе, а также высказал мнение, что блоки и коалиции не могут гарантировать настоящую безопасность. В свою очередь, Г. Коль, присутствовавший на саммите не только в качестве федерального канцлера ФРГ, но и действующего председателя Европейского совета, от имени ЕС призвал противоборствующие стороны в Боснии к окончанию войны и поддержал план мирного урегулирования, разработанный Контактной группой. Он подчеркнул, что Европейский Союз поддерживает намерение укреплять СБСЕ как «региональное соглашение» в рамках Устава ООН и предоставлять ему преимущество в процессе мирного урегулирования во всей Европе [110]. Будапештская встреча завершилась принятием документа «На пути к подлинному партнерству в новую эпоху» [100, с. 239–243; 109, р. 303–313], в 258 котором фиксировались принципы будущего оформления европейского пространства. СБСЕ было решено преобразовать из форума в постоянно действующую организацию и именовать ее с января 1995 г. Организацией по безопасности и сотрудничеству в Европе (далее ОБСЕ). Тем временем набирала силу негативная тенденция, выражавшаяся в усилении НАТО за счет фактического ослабления ОБСЕ. Более того, Североатлантический альянс все увереннее присваивал себе те функции, которые до сих пор принадлежали ОБСЕ. Это нанесло серьезный удар по авторитету и весу этой организации на европейской арене, в значительной степени спровоцировав очередной конфликт интересов с участием РФ. После того как была распущена ОВД, прекратил существование Советский Союз, выведены российские войска из региона ЦВЕ и стран Прибалтики, сокращены все виды вооруженных сил РФ, стало очевидно, что от последней перестала исходить непосредственная военная угроза Западу. Несмотря на это было принято решение о расширении альянса на восток и, следовательно, постановки обычных вооружений и вооруженных сил новых членов НАТО под общее командование. ДОВСЕ в такой ситуации утратил прежнее значение и стал служить в большей степени интересам блока НАТО. Для РФ он создавал угрозу одностороннего разоружения под жестким контролем Североатлантического альянса. Отчетливо это демонстрировала статья 4 ДОВСЕ, которая установила общие уровни вооружений НАТО и ОВД [102]. Реально же сохранилась лишь одна сторона (НАТО), а другая (в лице ОВД) перестала существовать. Вместо прежнего серьезного противника во главе со сверхдержавой, т.е. СССР Североатлантический альянс теперь имел дело с настроенными лояльно государствами. Эта статья, после распада ОВД, предоставила НАТО возможность иметь высокий уровень вооружений и создавать мощные группировки сухопутных сил в Европе, которые могли быть укреплены за счет переброски войск и вооружений из Северной Америки, а именно США и Канады. Такие изменения военно-политической обстановки на континенте не привели к согласованию позиций ФРГ и России по ключевым аспектам 259 общеевропейской политики безопасности, а напротив, вызвали между ними разногласия, протекавшие как в латентной, так и в открытой формах. Прежде (впоследствии всего, обозначилось Берлином) и неодинаковое Москвой места понимание ОБСЕ в Бонном регулировании международных отношений на континенте. Власти РФ осознавали, что их возможности влиять на европейскую политику серьезно уменьшились. Не являясь членом союзов, наиболее влиятельных на континенте (НАТО и ЕС), Россия делала ставку на институциональное укрепление и качественное совершенствование деятельности ОБСЕ, рассчитывая в недалеком будущем проводить свою политическую линию через эту организацию. Что касается Германии, то на фоне роста военно-политического и финансово-экономического могущества Североатлантического альянса и Евросоюза она признавала их важнейшими международными институтами, в рамках которых планировала обеспечить свои национальные интересы. ОБСЕ же власти ФРГ отводили роль второстепенной организации, дополнявшей структуры безопасности в лице НАТО и ЕС, но не заменявшей их. Германские и российские партнеры разошлись в определении приоритетов деятельности ОБСЕ в постбиполярную эпоху. ФРГ предпочитала поддерживать курс западных держав, сместивших акценты в работе ОБСЕ в сторону обсуждения и решения гуманитарных вопросов. Центральной оперативной темой были предложены дискуссии и мероприятия в рамках политического понимания безопасности, реализации прав и свобод человека, а также защиты интересов национальных меньшинств. Это привело к излишней политизации в деятельности ОБСЕ, позволив западным странам направить ее внимание на гуманитарные проблемы, возникшие в силу объективных и субъективных причин на территориях бывших социалистических стран, прежде всего тех из них, кто не собирался безропотно двигаться в фарватере политики держав Запада. Однако Россию не устраивали такие приоритеты. Не отвергая значимости гуманитарных проблем, официальная Москва была полна решимости рассматривать военнополитические, экономические и гуманитарные проблемы в комплексе. 260 Не обнаружилось единства мнений германских и российских дипломатов по вопросу о географии болевых точек на территории государств-участников ОБСЕ. Бонн обращал пристальное внимание на положение с правами человека на пространстве бывших СССР и СФРЮ (Социалистической Федеративной Республики Югославия). В этой связи германские власти положительно оценивали деятельность долгосрочных миссий ОБСЕ, преследовавших в качестве цели стабилизацию или восстановление демократических структур. Однако российское руководство усматривало в этом субъективный подход и считало, что выборочное повышенное внимание к одним странам при игнорировании проблем в других государствах-участниках является нарушением мандата ОБСЕ и свидетельствует о наличии в организации практики двойных стандартов, а также о нежелании учитывать реалии и особенности отдельных государств. Возникла угроза трансформации ОБСЕ в место для односторонних недружественных демаршей со стороны западных держав в адрес их ослабевших оппонентов. К середине 90-х годов ХХ в. в целом завершился адаптационный период, в ходе которого международных ФРГ удалось отношениях осознать и четко собственную ранжировать весомую приоритеты роль в своего внешнеполитического курса. В течение 1995–1996 годов были заложены основы германской стратегии, взятой на вооружение в рамках ОБСЕ. Ключевую роль в ее разработке сыграли органы власти ФРГ, исходившие из того, что пространство ОБСЕ следует использовать в качестве инструмента претворения в жизнь германских интересов в области безопасности. В январе 1995 г. немецкий дипломат В. Хеинк, избранный ранее Генеральным секретарем ОБСЕ (в марте 1993 г.), предостерег от того, чтобы оставлять без внимания потенциал этой организации [142; 848]. Конкретные разработки в этом направлении были осуществлены позднее Министерством иностранных дел ФРГ и представлены его главой К. Кинкелем. По его мнению, ОБСЕ была способна внести немалый вклад в консолидацию европейских демократических структур и в предупреждение региональных конфликтов. Министр иностранных дел ФРГ дал 261 обещание, что в этих сферах его страна будет активно сотрудничать со всеми государствами континента. Кинкель обозначил наиболее проблемные регионы в рамках ОБСЕ. В их число попали те элементы пространства Содружества Независимых Государств (далее СНГ), которые Россия традиционно считала сферой своего влияния. Прежде всего речь шла о Центральной Азии, Кавказе, а также Крыме, т.е. весьма обширной территории, которая условно именовалась германской стороной как «нестабильные регионы». Здесь главной задачей, по выводам Кинкеля, становилось обеспечение мира. Что касается инструментов реализации этой задачи, то К. Кинкель отдавал приоритет работе миротворческих миссий. По мнению министра иностранных дел ФРГ, они должны были проводиться в рамках ОБСЕ и ООН при обязательном согласовании с официальной Москвой. Вместе с тем Кинкель жестко ставил германско-российское сотрудничество по линии ОБСЕ в зависимость от соблюдения Россией ключевого условия, а именно принятия перехода своих бывших союзников в Североатлантический союз как должного. Перед очередной встречей глав государств-участников ОБСЕ в декабре 1996 г. (г. Лиссабон, Португалия) К. Кинкель выступил в пользу укрепления организации путем претворения в жизнь «модели безопасности». В ее рамках министром иностранных сотрудничества с РФ: дел ФРГ определялись разоружение, контроль основные над направления вооружениями, нераспространение оружия массового уничтожения, борьба с организованной преступностью, контрабандой наркотиков и международным терроризмом, обеспечение безопасности атомных электростанций [281]. В ходе Лиссабонского саммита ОБСЕ была принята Декларация о модели общей безопасности для Европы XXI века, в которой участники встречи настаивали на формировании единого пространства безопасности, свободного от разделительных линий. Важным для ФРГ и России стало внесение в документ положения об учете интересов безопасности всех государств-участников ОБСЕ независимо от их принадлежности к военным структурам или договоренностям. Наконец, ввиду 262 трагедий многочисленных беженцев в регионе ОБСЕ (на территории бывшей СФРЮ) и с учетом проблемы насильственной миграции государства-участники ОБСЕ осудили и приняли на себя обязательство повсеместно отказаться от этнических чисток или массовых выселений [101]. Германская политика по линии ОБСЕ в отношении России вскоре претерпела существенные изменения, что объяснялось переоценкой международной ситуации федеральным правительством. Оно было хорошо информировано о нарастающей дезинтеграции в пространстве СНГ и стремлении бывших советских республик, включая саму Россию, к укреплению финансовых, экономических и политических связей не столько друг с другом, сколько со странами дальнего зарубежья. Такая тенденция объективно вела к образованию вакуума силы в рамках СНГ, что предоставляло ФРГ новые шансы для продвижения своих интересов. Сотрудничество с Россией по линии ОБСЕ ее власти стали рассматривать в контексте новых внешнеполитических задач, стремясь внести вклад в установление западного контроля над положением в бывших советских республиках. Понимая, что процесс вытеснения России из этого пространства займет немало времени, германские власти делали ставку на долгосрочные перемены в государствах СНГ. Ухудшение политической атмосферы в ОБСЕ отчетливо проявилось на ее Стамбульском саммите, состоявшемся 17–18 ноября 1999 г. Российская делегация столкнулась с массированной критикой чеченской политики Москвы, которая исходила от нескольких партнеров по ОБСЕ, в том числе от Германии. В ответ президент РФ Б.Н. Ельцин заявил, что Запад не имеет никакого морального права критиковать Россию за операцию в Чечне [606]. После его выступления из Стамбульской декларации была исключена неприемлемая для Москвы формулировка относительно Чечни, по сути предусматривавшая иностранное вмешательство во внутренние дела РФ под прикрытием гуманитарной помощи населению Чеченской Республики. В Стамбуле [111] делегация РФ была вынуждена подписать соглашения о выводе российских войск из Грузии и Молдавии. Положения, зафиксированные в 263 первом документе, предусматривали вывод российских военных баз, расположенных на территории Грузии вблизи Гудауты (Абхазия) и Вазиани (пригород Тбилиси), до 1 июля 2001 г., во втором – полный вывод российских войск из Приднестровья до 1 июля 2002 г. В обоих случаях следует признать неудачи дипломатии официальной Москвы, так как эти решения вызвали появление новых угроз различного масштаба. Уход войск из Приднестровской Молдавской республики нес в себе потенциальную опасность для ее русскоязычного населения, а вывод военных баз и других объектов того же назначения РФ из Грузии* в долгосрочной перспективе угрожала территориальной целостности России. Ведь Грузия и Азербайджан стремились стать членами НАТО, что при благоприятном исходе привело бы к появлению на их территории военных баз альянса и вызвало рост сепаратистских настроений на российском Северном Кавказе. Стамбульский саммит способствовал изменению хода процессов на постсоветском пространстве не в пользу РФ. Под патронажем США Грузия, Азербайджан и Турция подписали контракт о строительстве нефтепровода Баку – Тбилиси – Джейхан для транспортировки каспийской нефти на мировые рынки. Этот проект был направлен против экономически более целесообразного нефтепровода Баку – Новороссийск и преследовал своей целью вытеснить Россию из богатого энергетическими ресурсами Каспийского региона. Под давлением американской администрации Туркмения и Турция оформили соглашение о строительстве Транскаспийского газопровода по маршруту Туркмения – Азербайджан – Грузия – Турция и далее в страны Европы. Узбекистан поддержал инициативу США по созданию в рамках ОБСЕ Гражданского корпуса быстрого реагирования, против чего выступала Россия, считая эту потенциальную структуру одним из инструментов вмешательства во внутренние дела суверенных _______________________________ * 31 марта 2006 г. РФ и Грузией было подписано двустороннее соглашение о сроках, порядке временного функционирования и выводе российских военных баз и других военных объектов Группы российских войск в Закавказье, расположенных на территории Грузии. Вывод российских войск из Грузии завершился в ноябре 2007 г. 264 государств, чьи власти не пользовались благосклонностью со стороны официального Вашингтона [599]. Подписанная в Стамбуле Хартия европейской безопасности также не могла быть отнесена в актив российской дипломатии. Несмотря на то, что в документе подтверждалась идея создания всеобъемлющей безопасности в рамках пространства ОБСЕ, механизм ее воплощения не был детально проработан. Западные страны положительно отнеслись к положениям Хартии, подчеркивавшим значительную роль неправительственных организаций (далее НПО) в содействии утверждению прав человека, демократии и верховенства закона. Тем более что подписавшие документ стороны взяли на себя обязательство расширять имевшиеся у НПО возможности внесения полноценного вклада в развитие гражданского общества [108]. Это положение было использовано объединенной Германией для оказания содействия неправительственным организациям на пространстве СНГ, в том числе в России. 29 ноября 1999 г. федеральный канцлер ФРГ Г. Шредер выступил на заседании командования бундесвера в Гамбурге с речью, в которой изложил германскую оценку подписанных в Стамбуле документов. По его мнению, Хартия европейской безопасности расширила фундамент единого и неделимого порядка в области безопасности на территории от Ванкувера до Владивостока, в связи с чем перед ОБСЕ открылись новые возможности [340]. Немаловажной также стала адаптация на Стамбульском саммите ДОВСЕ к значительным изменениям в Европе. Была упразднена прежняя структура ограничений для бронетранспортеров, основных видов артиллерии, вооружений, боевых в том самолетов числе и танков, вертолетов, принадлежавших НАТО и ОВД [107]. Новые ограничения касались территорий отдельных государств, подписавших договор. Благодаря принятым решениям в целом уровень вооруженных сил в Европе снижался примерно на 11 тыс. единиц обычных вооружений. Внося свою лепту в обеспечение общеевропейской безопасности, Германия сокращала 1,5 тыс. единиц вооружений [35, s. 93]. Активное участие ФРГ приняла в рамках процесса подготовки и подписания 265 документа ОБСЕ по стрелковому оружию и легким вооружениям, принятого 24 ноября 2000 г. [13, s. 21]. Тенденции, обозначившиеся в последнее десятилетие ХХ в. в рамках ОБСЕ, получили развитие в 2000-е гг. Акценты в деятельности организации были окончательно сдвинуты в сторону политических проблем безопасности и гуманитарных вопросов, в том числе защиты прав национальных меньшинств. Россия же была обеспокоена нарастанием асимметрии в вооружениях странчленов НАТО и РФ. В связи с перманентным процессом расширения Североатлантического альянса на восток ДОВСЕ перестал отвечать интересам России. К тому же Москве приходилось учитывать неприсоединение к договору стран Прибалтики. Фактически на их территории возникла зона, где можно было разместить любое количество оружия и боевой техники, которые не подвергались контролю со стороны России. Ввиду принципиальных расхождений между РФ и большинством государств-членов ОБСЕ, включая ФРГ, по коренным вопросам – определению основных направлений деятельности организации, реализации адаптированного ДОВСЕ, выводу российских войск из Грузии и Молдавии – становилось все труднее находить политический консенсус, что отражалось на качестве итоговых документов ОБСЕ. В организации расширялась практика двойных стандартов, создававшая проблемы при учете интересов безопасности государств-участников. Это, в частности, проявилось в работе Бюро ОБСЕ по демократическим институтам и правам человека (далее БДИПЧ), занимавшегося преимущественно мониторингом и оценкой итогов выборов в государствах-участниках Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе. Последовательность, с какой обращалось внимание на положение дел в РФ и бывшей Югославии, а также случаи неоправданной критики со стороны руководства полевых миссий внутренней политики стран пребывания не позволяли говорить об объективности в деятельности ОБСЕ. Нарастание пессимистических настроений обусловило публичный демарш со стороны России на 11-ом заседании Совета министров 266 ОБСЕ 1 декабря 2003 г. в Маастрихте, когда ее официальный представитель, министр иностранных дел И.С. Иванов выступил с критикой положения дел в организации, считая, что ОБСЕ все более отдаляется от осуществления своей главной цели – создания неделимого общеевропейского пространства безопасности с едиными для всех принципами и правилами [346]. Вместе с тем российская сторона не отказывалась от взятых на себя обязательств. Военные базы, находившиеся на территории Грузии вблизи Гудауты и Вазиани, были расформированы; что касается других баз (12-ой в Батуми и 62-ой в Ахалкалаки), то переговоры о сроках их вывода затянулись. Из Приднестровья состоялся вывоз тяжелой боевой техники, а остававшиеся здесь российские военнослужащие охраняли склады боеприпасов (примерно 20 тыс. тонн) [13, s. 98] в селе Колбасна Рыбницкого района. Упорное стремление западных держав принудить официальную Москву к выводу в кратчайшие сроки всех своих войск из Грузии и Приднестровья, а также вынужденное превышение Россией фланговых ограничений более чем на 50% вследствие военных действий в период второй чеченской кампании способствовали нарастанию разногласий между государствами-участниками ОБСЕ и в итоге создали напряженную обстановку, в условиях которой адаптированный ДОВСЕ не был ратифицирован. Будучи раздраженным тем, что инициатива упущена, и надежды на ОБСЕ как инструмент участия в европейской системе безопасности не оправдались, российское руководство стало инициатором жесткого заявления государствучастников СНГ, сделанного 3 июля 2004 г. относительно положения дел в ОБСЕ. Подписанты, ведомые Москвой, находили это положение неудовлетворительным, считая, что ОБСЕ не сумела обеспечить эффективное решение вопросов безопасности и сотрудничества на евроатлантическом пространстве. Организации было поставлено в вину невыполнение в должной мере основополагающих документов, включая Хельсинский Заключительный акт (1975 г.), Парижскую хартию для новой Европы (1990 г.), Хартию европейской безопасности (1999 г.). Дисбаланс между ключевыми измерениями безопасности (военно-политическим, 267 экономическим и экологическим, а также гуманитарным), по мнение авторов документа, увеличился ввиду трансформации приоритетов в сторону гуманитарной проблематики, что заметно сузило возможности ОБСЕ по противодействию новым вызовам и угрозам [103]. В декабре 2005 г. заседание Совета министров иностранных дел государствчленов ОБСЕ (г. Любляна, Словения) проходило в обстановке напряженности и сопровождалось взаимными упреками участников мероприятия [114, 115, 118]. Хотя было подписано несколько важных документов, направленных на решение международных проблем (в том числе по борьбе с транснациональной преступностью, укреплению сотрудничества в сфере уголовных дел, связанных с терроризмом, по борьбе с угрозой незаконного оборота наркотиков и др.), саммит завершился без принятия итоговой декларации. Деструктивный элемент в отношениях между Россией и большинством стран ОБСЕ усилился, что нашло отражение во взаимных претензиях сторон. По-прежнему члены НАТО консолированно требовали от России полного вывода войск с территории Грузии и Молдавии. В свою очередь, официальная Москва выдвигала претензии к работе наблюдателей от ОБСЕ, обеспечивавших мониторинг выборов в странах СНГ. Отсутствие единого стандарта при их оценке во многом снижало качество миссий ОБСЕ, способствуя принятию ими спорных решений. Видя небольшую эффективность такой работы, Россия последовательно сокращала свои взносы в бюджет организации (см. таблицу 18). Таблица 18 Размеры взносов РФ в бюджет ОБСЕ, 2005–2007 гг. (в млн евро) Показатель Размеры взносов РФ в бюджет ОБСЕ 2005 г. 7,2 2006 г. 6,8 2007 г. 5,9 Источники: ОSСЕ. Annual Report. 2005. 25 April 2006. URL: http: // translate.yandex.net/trurl/en-ru.ru/www.osce.org/secretariat/18847?download=true (дата обращения: 20.07.2013); ОSСЕ. Annual Report. 2006. 23 April 2007. URL: http://translate.yandex.net/tr-url/en-ru.ru/www.osce.org/ secretariat/24692?download=true (дата обращения: 20.07.2013); ОSСЕ. Annual Report. 2007. 31 March 2008. URL://http://translate.yandex.net/tr-url/en-ru.ru/www.osce.org/secretariat/31249? download=true (дата обращения: 20.07.2013). 268 Как следует из таблицы 18, в середине 2000-х годов явственно обозначился кризис участия РФ в финансировании деятельности ОБСЕ. Если в 2005 году на эту статью расходов было потрачено 7,2 млн евро, то в 2006 году – 6,8 млн евро, а в 2007 году – 5,9 млн евро. 4 декабря 2006 г. на заседании Совета министров иностранных дел странучастников ОБСЕ выступил глава внешнеполитического ведомства России С.В. Лавров, указавший на тщетность предпринимаемых усилий по поводу возрождения ОБСЕ как одного из главного форумов для диалога и принятия решений по действительно значимым вопросам общеевропейской безопасности. Российский представитель подчеркнул, что «программы работы на военнополитическом треке год от года слабеют, скатываются к мелкотемью», а в экономической сфере продолжается трудный поиск подходящей для ОБСЕ ниши в системе европейского и универсального механизмов. В гуманитарной же области, которой отдан абсолютный приоритет, посетовал С.В. Лавров, господствуют предвзятость и деление стран-участников на разные категории. Если не удастся исправить дисбалансы в функционировании ОБСЕ, то, прогнозировал министр иностранных дел РФ, придется переименовать ОБСЕ в «Организацию по гуманитарным проблемам», а Россия и ее союзники будут решать – сохранять ли им членство в такой организации [238]. Официальная Москва потребовала реформировать деятельность БДИПЧ, являвшегося одним из важнейших институтов ОБСЕ. Так, в 2003 году БДИПЧ обладало внушительным бюджетом в сумме 9,6 млн евро и 120 сотрудниками из разных стран мира. Его деятельность охватывала весь спектр человеческих измерений ОБСЕ, прежде всего наблюдение за выборами в государствахучастниках этой организации, консультирование по вопросам избирательного законодательства, обеспечение верховенства закона, создание демократических структур и соблюдение прав человека. После нападок со стороны России, которая фактически обвинила БДИПЧ в предвзятости, Бюро по демократическим институтам и правам человека 269 отказалось направлять своих наблюдателей соответственно на парламентские (2003г.) и президентские (2004 г.) выборы в РФ. В этой ситуации германские власти заняли четкую позицию, став на точку зрения большинства и фактически отвергнув претензии России к ОБСЕ по всем пунктам. Показательно в этом смысле выступление министра иностранных дел Ф.-В. Штайнмайера в ходе заседания Совета министров ОБСЕ в Мадриде (Испания) 29 ноября 2007 г. Глава внешнеполитического ведомства ФРГ заявил о востребованности ОБСЕ: в укреплении демократии и принципов правового государства, в урегулирования области раннего конфликтов, предупреждения, преодоления кризисов предотвращения и контроля и над вооружениями. Деятельность БДИПЧ, которое в течение 2007 года провело наблюдение за более чем десятков выборов, заслужила положительную оценку со стороны официального Берлина, а невозможность наблюдать за подготовкой и ходом выборов в России вызвало его скупое официальное сожаление [401]. Углубление кризиса пребывания РФ в ОБСЕ и расхождения германороссийских позиций произошло в связи с невозможностью положительно решить проблему ратификации адаптированного ДОВСЕ. Москвой этот договор оценивался, прежде всего, с военно-политической точки зрения. На первый план выходил информационный аспект, поскольку условия договора позволяли получать данные о вооруженных силах настоящих и потенциальных членов НАТО. Это, в свою очередь, давало возможность Москве вносить необходимые коррективы в Государственную программу вооружений. В то же время недостатком для РФ адаптированного ДОВСЕ являлось сохранение для нее фланговых ограничений на развертывание тяжелых вооружений на северо-западе и юге европейской части страны. Ввиду напряженной ситуации на Северном Кавказе возникла ситуация, когда России понадобилось развернуть в этом регионе дополнительные вооружения. По настоянию Москвы на своем 648-ом пленарном заседании Постоянный совет ОБСЕ постановил провести ежегодную конференцию по обзору проблем в области безопасности в Вене (Австрия) 19 и 20 июня 2007 г. [105]. На этом 270 мероприятии российские представители акцентировали внимание на условиях, которые, по их мнению, были способны «восстановить жизнеспособность режима ДОВСЕ». Среди них: присоединение к договору Латвии, Литвы и Эстонии (а также Словении); понижение суммарного уровня численности вооружений и техники стран Североатлантического альянса для компенсации потенциала, приобретенного в результате расширения блока; отмена фланговых ограничений для территории РФ [12, s. 26–27]. Западные государства, включая Германию, отвергли предложенный Россией план «восстановления жизнеспособности» ДОВСЕ. В качестве предварительного условия его ратификации было вновь выдвинуто требование вывода российских войск из Грузии и Приднестровья [120]. В результате на конференции не удалось даже согласовать итоговый документ. 26 апреля 2007 г. президент РФ В.В. Путин в своем послании Федеральному Собранию РФ заявил о возможном объявлении моратория на исполнение Россией условий ДОВСЕ, связав этот шаг с планами официального Вашингтона по размещению элементов ПРО на территории Чехии и Польши. Дополнительным обоснованием предполагаемого шага Москвы была критика Организации Североатлантического договора за позицию ее членов, одни из которых не присоединились к ДОВСЕ, а другие не ратифицировали его, соответственно не выполняя условий договора [54]. Вместе с тем считать альянс единственным виновником кризиса легитимности ДОВСЕ было бы неправильно. Россия внесла свою лепту в обострение ситуации, в частности, многократно превысив квоту по единицам боевой техники, например, танков (см. таблицу 19). 271 Таблица 19 Национальные потолки обычных вооружений ФРГ и РФ в соответствии с адаптированным ДОВСЕ от 19 ноября 1999 г., в ед. Страна Германия Россия Боевые танки 3444 6350 Бронетранс- Артиллерия портеры 3281 2255 11280 6315 Военные самолеты 765 3416 Ударные вертолеты 280 855 Источник: Bericht der Bundesregierung zum Stand der Bemühungen um Rüstungskontrolle, Abrüstung und Nichtverbreitung sowie über die Entwicklung der Streitkräftepotenziale (Jahresabrüstungsbericht 2008) / Auswärtiges Amt. Berlin, 2008. S. 66. Согласно адаптированному ДОВСЕ, максимальное количество боевых танков для России составляло 6350 единиц, а реально в ее распоряжении находилось 21820 боевых танков. Для сравнения: ФРГ имела 2560 боевых танков при допустимом потолке 3444 единиц [13, s. 66]. Получалось, что не ратифицировавшая ДОВСЕ Германия имела меньше танков, чем предусмотрено договором, а ратифицировавшая договор Россия более чем втрое превысила максимальную планку. Позитивных изменений добиться не удалось, и 13 июля 2007 г. был подписан указ президента РФ В.В. Путина № 872 «О приостановлении Российской Федерацией действия Договора об обычных вооруженных силах в Европе и связанных с ним международных договоров» [57]. С 00 часов московского времени 12 декабря 2007 г. Москва прекратила предоставление государствам-участникам ДОВСЕ информации о количестве и местах размещения на своей территории тяжелых вооружений (танков, бронетранспортеров, артиллерийских систем калибра 100 мм и выше, военных самолетов и ударных вертолетов), а также прием и проведение соответствующих инспекций [55, c. 3]. После демарша Москвы ФРГ приложила усилия к тому, чтобы продолжить диалог с Россией и найти выход из кризисной ситуации, сложившейся вокруг ДОВСЕ. Германская дипломатия вела активную работу в НАТО, что позволило альянсу сформулировать предложение о поиске компромисса с РФ на основе «пакета параллельных действий», одновременно предполагавших: ратификацию 272 адаптированного ДОВСЕ странами-членами НАТО, выполнение Россией Стамбульских обязательств в полном объеме, возвращение Москвы в рамки договорного режима [12, s. 27]. Тем временем показатели участия ФРГ в деятельности ОБСЕ оказались высокими (см. таблицу 20). Таблица 20 Параметры активности ФРГ в ОБСЕ (2006–2008 гг.) п/п Показатель 1 Размер взноса в регулярный бюджет ОБСЕ, в млн евро и в % 2 Количество граждан ФРГ, являвшихся служащими ОБСЕ 3 Количество граждан ФРГ, бывших наблюдателями на выборах в различных странах по линии ОБСЕ, чел. 2006 г. 18,9 (11,2%) 80 2007 г. 18,1 (11,0%) 70 2008 г. 18,0 (11,26%) 70 – 243 222 Источники: Bericht der Bundesregierung zum Stand der Bemühungen um Rüstungskontrolle, Abrüstung und Nichtverbreitung sowie über die Entwicklung der Streitkräftepotenziale (Jahresabrüstungsbericht) / Auswärtiges Amt. Berlin, 2006, 2007, 2008. Из таблицы 20 следует, что размеры взноса ФРГ в регулярный бюджет ОБСЕ составляли в 2006 году 18,9 млн евро (11,2%), в 2007 году 18,1 млн евро (11%) и в 2008 году 18 млн евро (11,26%). Стабилизировался показатель числа граждан ФРГ, являвшихся служащими ОБСЕ. Наконец, был совершен прорыв в осуществлении миссии наблюдателей на выборах: если в 2006 году Германия не проявила интереса к такой деятельности, то по итогам 2007–2008 гг. общее количество ее граждан, поработавших наблюдателями на выборах в различных странах мира, составило 465 чел. (243 чел. в 2007 году и 222 чел. в 2008 году). Итак, германские взгляды на ОБСЕ претерпели определенную эволюцию: от скептического взгляда на ее роль в обеспечении безопасности на европейском континенте до попытки использования ресурса ОБСЕ в своих интересах. РФ же получила наглядный урок, не только подтвердивший углубляющийся конфликт ее интересов с Западом, но и свидетельствовавший о невозможности рассчитывать на поддержку официального Берлина в рамках Организации по безопасности и 273 сотрудничеству в Европе. Западные страны, включая Германию, сделали ставку на вытеснении РФ из зоны ее влияния. Выводы по главе. Для понимания закономерностей развития германо-российских политических отношений необходим учет деятельности обеих стран в рамках влиятельных международных организаций. Несмотря на насыщенный характер диалога власти ФРГ и РФ осознавали, что проблемы, обсуждавшиеся в ходе контактов их представителей, вышли за пределы двусторонних отношений и могут быть решены только с помощью многосторонних взаимодействий. К началу постбиполярного периода международные организации зарекомендовали себя как эффективные инструменты решения глобальных и региональных проблем. Однако механизм достижения положительного результата в значительной степени зависел от того, как понимали члены организации ее миссию и задачи. Было важно не допустить однобокости в процессах, происходивших в организации, а затем обеспечить консенсус ее участников на взаимовыгодной основе. Устойчивые позиции объединенной Германии в НАТО, ЕС и ОБСЕ были обусловлены ее возросшим экономическим весом и политическим авторитетом. При этом федеральное правительство, независимо от партийного состава, стремилось учитывать исторический опыт пребывания ФРГ в конкретной международной организации, равно как и степень адаптированности ее механизма к достижению немецких национальных интересов. С этой точки зрения масштабность деятельности Германии в международных организациях оказалась различной. Ключевыми инструментами, с помощью которых осуществлялась реализация ее внешнеполитических задач, являлись НАТО и ЕС, что объяснялось наличием мощного арсенала ресурсов у этих блоков. Функционал Североатлантического альянса германские власти предпочитали рассматривать в тесной увязке с анализом наиболее опасных угроз, которые более не ограничивались территориальными рамками стран-членов НАТО. В этом контексте федеральное руководство проявило значительный интерес к 274 расширению альянса на восток, что сулило, с одной стороны, повышение авторитета Организации Североатлантического договора и рост контролируемого им пространства, а с другой – укрепление геополитических позиций ФРГ, получившей новые возможности для продвижения своих интересов в странах ЦВЕ. Отрицательное мнение Москвы, с тревогой взиравшей на укрепление блока НАТО, было фактически проигнорировано германскими политиками. Вместе с тем власти ФРГ не занимали крайней позиции, сторонники которой предлагали взять курс на сворачивание диалога Североатлантического блока и России. Напротив, с их стороны была предпринята попытка конструирования партнерских отношений с Москвой, в ходе которого на первый план вышел организационнофункциональный аспект сотрудничества. ФРГ приветствовала контакты с Россией по линии программы «Партнерство ради мира», совместное участие сил альянса и РФ в операции на территории Боснии и Герцеговины, деятельность Cовета Россия – НАТО. При этом обнаружились тактические разногласия Бонна (потом Берлина) с позицией официального Вашингтона в отношении возможных угроз, исходивших от РФ. Если американская сторона сгущала краски и заявляла о возможности их нарастания, то Германия проявляла благоразумие, считая проведение агрессивной внешней политики со стороны официальной Москвы нереальным. Остаточный риск военного противостояния с Россией германские власти собирались контролировать с помощью системы несиловых инструментов. Участие ФРГ в военной операции альянса против Союзной Республики Югославия подтвердило, что внешнеполитическая линия Германии меняется в четком соответствии с новой Стратегической доктриной НАТО. Ее положения нацеливали Североатлантический блок на активизацию процесса вмешательства во внутренние дела суверенных стран. В этой ситуации РФ, как полноправный член системы глобального пространства безопасности, была альянсу не нужна. Данное обстоятельство легло в основу позиции объединенной Германии в отношении России по линии НАТО. 275 Однако прагматизм мышления германских политиков, скептически относившихся к возможности решения проблемы борьбы с международным терроризмом без подключения российского ресурса, вынуждал власти ФРГ к действиям, смягчавшим противостояние НАТО и РФ. Идеологические разногласия не помешали в разное время канцлерам Г. Шредеру (СДПГ) и А. Меркель (ХДС) добиваться участия России в международной антитеррористической деятельности. Практическим шагом стало вовлечение РФ в афганскую операцию альянса, чему способствовали подписание и реализация соответствующего соглашения между правительствами ФРГ и России. Приход к власти коалиции ХДС/ХСС–СДПГ способствовал ослаблению усилий Германии по активизации диалога НАТО и РФ. К тому времени (осень 2005 г.) у альянса появились другие перспективные партнеры в лице Украины и Грузии. И хотя формально Берлин не дал своего согласия на их подключение к Североатлантическому блоку, потенциальная угроза вхождения этих бывших советских республик в зону влияния НАТО нарастала. Что касается Европейского Союза, то здесь Германия сыграла одну из ключевых ролей в реализации западных целей, ущемляя интересы России. В рамках Министерства иностранных дел ФРГ была разработана тактическая линия, цель которой заключалась в игре на различном отношении руководства РФ к НАТО и ЕС. Если в лице первой организации Москва усматривала реальную военную угрозу, то Евросоюз воспринимался российскими властями исключительно в качестве экономической силы, с которой выгодно поддерживать хозяйственные отношения. На протяжении 1990-х годов Германия искусно поддерживала это заблуждение, подпитывая его с помощью инструментов программы TACIS (консультативно-техническая помощь, содействие обеспечению прав человека, развитию гражданского общества) и собственных трансформационных программ. Однако и по линии ЕС отношения с Россией все более приобретали негативную окраску, чему способствовали перемены в политическом курсе ФРГ. Ее власти все более склонялись к методам давления на 276 Москву, рассматривая их как шаги, адекватно отражавшие недовольство западных стран политикой Кремля. В первой половине 2000-х годов число конфликтных точек в отношениях между ЕС и РФ увеличилось. Этому способствовали такие факторы, как втягивание в орбиту влияния Евросоюза новых стран, нерешенность проблемы свободного посещения Калининградской области российскими гражданами, демарш депутатов фракции ХДС в бундестаге, поднявших вопрос об экономическом будущем «Кенигсбергской земли». Наращивание усилий странчленов ЕС в области внешней политики и политики безопасности не оставляло сомнений в трансформации Евросоюза и укреплении его военного элемента. В 2000-е годы Москве пришлось учитывать данный аспект, равно как и большой вклад, который в эту трансформацию вносил Берлин. Попытки российского руководства использовать те немногие козыри, которыми оно располагало в начале постбиполярной эпохи для влияния на европейские процессы, прежде всего, гибкую ценовую политику в области энергоносителей, натолкнулась на решительные возражения со стороны Германии. В декабре 2006 г. из уст федерального канцлера ФРГ А. Меркель прозвучала идея о продвижении Евросоюза в зону жизненно важных интересов России. В ОБСЕ Германия не проявляла чрезмерной активности, рассматривая эту организацию в качестве вспомогательного механизма, дополнявшего НАТО и ЕС. Соответственно официальный Бонн (затем и Берлин) не связывал большие надежды с реализацией немецких национальных интересов через ОБСЕ. Здесь тактика германских властей состояла в том, чтобы не препятствовать объединенным усилиям западных стран в ограничении сферы влияния России. Обнаружились существенные разногласия между ФРГ и РФ по линии ОБСЕ, которые свелись к трем принципиальным моментам: неодинаковому пониманию места этой организации среди ключевых регуляторов международных отношений на континенте, расхождению в определении приоритетов деятельности ОБСЕ на европейской арене, отсутствию единства мнений по вопросу о географии проблемных точек на территории государств-членов ОБСЕ. 277 Глава 5. ТЕНДЕНЦИИ В ИНСТИТУЦИОНАЛЬНО-ПРАВОВОЙ И ИНВЕСТИЦИОННОЙ СФЕРАХ ЭКОНОМИЧЕСКОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ГЕРМАНИИ И РОССИИ 5.1. Модернизация институционально-правового механизма экономического сотрудничества ФРГ и РФ В начале постбиполярного периода сложилась группа факторов, объективно препятствовавших раскрытию солидного потенциала экономических отношений между ФРГ и РФ. Германская сторона вела поиски мест наиболее выгодного вложения своих капиталов, предпочитая иметь дело с иностранными партнерами, которые обладали серьезным экономическим потенциалом, развитой производственной инфраструктурой, богатыми запасами природных ресурсов, квалифицированной и недорогой рабочей силой, инновационностью мышления, конструктивным отношением к зарубежным инвесторам, а также стабильным демократическим режимом. Россия не в полной мере отвечала перечисленным требованиям как с политической, так и в экономической точки зрения, что было особенно заметно в 90-х гг. ХХ в. Ее проблемами являлись слабая предсказуемость вектора политического развития, медленное протекание важнейших социальных процессов, прежде всего, низкие темпы формирования эффективной системы сдержек и противовесов между ветвями власти; трудности в создании благоприятного инвестиционного климата, включая успешную борьбу с коррупцией, Властвующей и развитии элите инновационного России не удалось потенциала стать своего гарантом хозяйства. необратимости преобразований в европейском либеральном духе. К середине 1990-х годов стало ясно, что президент РФ Б.Н. Ельцин не обладает твердыми демократическими убеждениями, а его стиль государственного управления весьма авторитарен. Положение усугублялось постоянными болезнями президента, а также 278 непрерывными перестановками в правительстве, характерными для его второго неполного срока пребывания в должности (1996–1999 гг.). Тенденции, определявшие хозяйственное развитие РФ во второй половине 1990-х годов, были неблагоприятными, прежде всего увеличивались показатели изношенности основного капитала в промышленности (см. таблицу 21). Таблица 21 Cредний срок эксплуатации промышленного оборудования в СССР и РФ, в годах Показатель Средний срок эксплуатации промышленного оборудования в СССР и РФ 1970 г. 1980 г. 1990 г. 1995 г. 8,5 9,5 10,8 14,1 Источники: Российский статистический ежегодник. Госкомстат РФ. 1995 г.; Mommsen M. «Zwei Schritte vorwärts, ein Schritt zurück»? // Internationale Politik. 1997. № 1. URL: http://www.internationalepolitik.de/ip/archive/ jahrgang 1997/ januar 1997. htm (дата обращения: 30.07.2009). Из таблицы 21 следует, что средний срок эксплуатации промышленного оборудования в 1995 году составлял 14,1 года. Для сравнения: в 1990 году – 10,8 лет, в 1980 году – 9,5 лет, в 1970 году – 8,5 лет. Если в 1991 году на научные исследования и разработки тратилось 1,03% ВВП РФ, то в 1997 году этот показатель составил лишь 0,71%, что было значительно меньше нормы, принятой в странах «Большой семерки» (от 2 до 2,5%). В 2000 году расходы на НИОКР в России оказались в 17 раз меньше, чем в Германии. Качество транспортной системы в стране являлось неудовлетворительным. Более 2/3 товаров перевозились по дорогам низкого качества, что приводило к повышению транспортных раходов, а фактически, к их перекладыванию на потребителей через повышение цен хозяйствующими субъектами на товары, работы и услуги. 279 На протяжении 1990-х годов не удалось решить вопрос о необратимости перехода РФ к рыночной экономике, что, в свою очередь, считалось германской стороной ключевым условием интеграции России в систему мирохозяйственных связей. Немецкие эксперты находили прямую зависимость между выздоровлением российской экономики и эффективным внедрением рыночных механизмов. В. Картте верно указывал на необходимость осуществления срочных и широкомасштабных государственных мер, направленных, прежде всего, на формирование и поддержку института предпринимательства [829]. Это позволяло, наряду с экономической, одновременно заняться решением социальной проблемы, а именно формированием среднего класса, чьими характеристиками были: высокий уровень материального достатка, качественное высшее образование и весомый профессионально-квалификационный статус. Между тем создание рыночной экономики в России протекало медленными темпами, а социальная сфера подверглась деформации вследствие резкой дифференциации населения по уровню получаемых доходов. Уязвимым местом в российской экономике являлось преобладание дорогостоящего автомобильного транспорта над более дешевым внутренним водным и морским транспортом. Это приводило к тому, что издержки производства и затраты на содержание инфраструктуры в большинстве отраслей оказывались в 2–3 раза выше среднемировых. Частные инвесторы не были готовы оплачивать дополнительные расходы, особенно если они обладали свободным доступом к более выгодным местам вложения своих капиталов. Германская экономика также переживала не лучшие времена. В начале последнего десятилетия ХХ в. наблюдался ее спад, что произошло на фоне слабой динамики роста производительности труда и самой низкой продолжительности годичного рабочего времени среди промышленно развитых стран. Снизилась деловая активность, закрылись некоторые конкурентоспособные предприятия на востоке страны, что вызвало рост безработицы. 280 Преградой на сотрудничества пути развития являлись германо-российского протекционистские экономического практики, которые ФРГ использовала, будучи членом Евросоюза. В отношении российских товаров применялись антидемпинговые меры, что подрывало конкурентные преимущества РФ и оказывало сдерживающее воздействие на ее экспорт в ФРГ. В 90-е гг. ХХ в. действовали 15 антидемпинговых процедур, направленных на ограничение российского экспорта в страны ЕС, включая Германию. Они распространялись на такие товары, как ферросплавы, сульфат меди, корунд, карбид кремния, чугун, нитрат алюминия, магний, изобутан. В начале 2000-х годов число антидемпинговых мер Евросоюза в отношении РФ немного уменьшилось: их осталось 14. Неблагоприятное влияние на экспорт продукции из РФ в ФРГ оказало ужесточение технических норм и стандартов (особенно в сфере безопасности и экологичности), процедур испытаний и сертификации в рамках Европейского Союза. Несмотря на ряд негативных обстоятельств, сторонам удалось запустить стабилизационные механизмы, позволявшие поддерживать германо-российские экономические отношения взаимовыгодный характер на высоком уровне. двустороннего Определяющим сотрудничества. ФРГ стал имела постоянную заинтересованность в укреплении хозяйственных контактов с РФ, которая обладала емким рынком сбыта, достаточно квалифицированной рабочей силой, весомыми производственными мощностями и научно-техническим потенциалом, выступала поставщиком на западноевропейские рынки стратегически важных энергетических товаров в виде нефти и природного газа. Используя серьезную ресурсную базу России, Германия приобретала дополнительную возможность конструировать европейское пространство по своему усмотрению, тем самым формируя благоприятные условия для реализации собственных интересов. Немецкая сторона связывала большие ожидания с огромным и ненасыщенным товарами и услугами рынком РФ, надеясь на проникновение в целый ряд отраслей российского хозяйства. Германские компании претендовали 281 на занятие достойной ниши в инфраструктуре транспорта, коммуникациях, энергетическом комплексе, включавшем добычу угля, нефтяную промышленность, индустрию природного газа. Из энергосферы в бюджет РФ поступали 38% доходов [540, р. 94]. Большинство секторов российской экономики нуждались в коренной модернизации производства. Примерно 10% транспортируемых по территории РФ нефти и газ терялись, ибо системы технических коммуникаций, компрессорные станции и блоки управления устарели и находились в неудовлетворительном состоянии. Оборудование 11% станций к середине 1990-х годов выработало свой ресурс, а 57% могло функционировать только наполовину своей проектной мощности [830]. Экономика РФ испытывала острый дефицит опытных специалистов в области менеджмента. Считая полезным знакомить ведущих сотрудников российских предприятий с последними достижениями западной науки управления, немецкие специалисты предложили помощь в обучении их современным организационным методам и формам руководства. Факторы экономической привлекательности и ненасыщенности российского рынка были для немецкой стороны решающими, определявшими перспективность отношений с РФ в хозяйственной области. В свою очередь, Москва учитывала, что, несмотря на временные трудности, объединенная Германия превратилась в сильнейшую экономическую державу континента, торговое сотрудничество с которой может способствовать повышению конкурентоспособности Российской Федерации и ее отдельных регионов в международной системе разделения труда путем эффективного привлечения и использования немецких технологий, высококвалифицированных научных и инженерно-технических кадров. Интенсивное сотрудничество с ФРГ являлось одним из существенных условий превращения РФ в государство с передовой рыночной экономикой. К тому же в начале постбиполярного периода российская сторона испытывала острую потребность в зарубежных инвестициях, привлекаемых как в активной (производственной), так и в пассивной (т.е. в виде 282 вложений в ценные бумаги) формах. Во всех случаях она надеялась на частный капитал и государственные компании Германии. Стремясь нивелировать отрицательные и максимально использовать позитивные факторы, стороны учитывали взаимные интересы при формировании и развитии двусторонней нормативно-правовой базы. Она была заложена во времена существования Советского Союза и Западной Германии, пережив обновление и качественное совершенствование в постбиполярный период. Основополагающим являлось двустороннее Соглашение по общим вопросам торговли и мореплавания от 25 апреля 1958 г., которое определяло важнейшие политические и правовые условия торговли, предусматривая, в частности, взаимное предоставление режима наибольшего благоприятствования, а также фиксировало основные положения по вопросам торгового мореплавания [177]. Свой высокий статус этот документ сохранял вплоть до конца ХХ века, пока 20 декабря 1999 г. германская сторона не денонсировала его в одностороннем порядке. К числу базовых относились также положения Договора о добрососедстве, партнерстве и сотрудничестве, заключенного СССР и ФРГ 9 ноября 1990 г. В соответствии с договором стороны брали на себя обязательство существенно развить и углубить сотрудничество в экономической, промышленной, научнотехнической и экологической областях. Предполагалось сформировать в отношении граждан, предприятий, государственных и негосударственных организаций другой стороны самые благоприятные рамочные условия для предпринимательской и иной хозяйственной деятельности, которые были возможны в соответствии с их внутренним законодательством и обязательствами по международным договорам [174, с. 220–233]. Конкретизирующим эти общие положения стал двусторонний Договор о развитии широкомасштабного сотрудничества в области экономики, промышленности, науки и техники (1990 г.). В нем стороны обязались создать организационные предпосылки для расширения возможностей обмена информацией и установления контактов предприятий и организаций обеих стран. 283 Намечалось формирование смешанных рабочих групп, которые были призваны представлять правительствам обеих стран свои мнения для вынесения решений по экономическому сотрудничеству, в частности при освоении Ямбургского месторождения природного газа и эксплуатации Криворожского горно- обогатительного комбината [172]. Притягательность экономик обеих стран друг к другу оказалась настолько велика, что даже распад Советского Союза не смог приостановить укрепление нормативно-правовой базы двусторонних отношений в хозяйственной области. Приоритетный характер экономических связей был продемонстрирован в германо-российском Совместном заявлении 1992 года, где стороны пришли к согласию относительно наиболее перспективных отраслей сотрудничества. В их число были включены машиностроение (в том числе сельскохозяйственное и транспортное), станкостроение, производство товаров народного потребления, инфраструктура. Однако приоритетной сферой оставалась нефтегазовая отрасль, в которой ФРГ и РФ начали реализовывать пилотный проект в области нефти и газа, учредив совместное предприятие «Волгодеминойл». Принципиальное значение имела статья 5 Совместного заявления, где немецкая сторона поддерживала намерение официальной Москвы заключить соглашение с Парижским клубом кредиторов* о среднесрочной реструктуризации внешнего долга бывшего СССР до конца 1992 года. Также стороны договорились учитывать ограниченные возможности России по обслуживанию внешнего долга, что подразумевало реализацию принципа минимальной величины платежей [158]. В первой половине 1990-х годов были заключены двусторонние соглашения о сотрудничестве в области транспорта, охраны окружающей среды и безопасности АЭС, продовольствия и сельского хозяйства. В 1996 году ФРГ и РФ подписали межправительственный Протокол о реализации Ямбургского соглашения на поставки российского газа в Германию. __________________________________________ Парижский клуб кредиторов – неформальная группа официальных кредиторов, задача которой состояла в урегулировании проблем, испытываемых странами-должниками. * 284 Особое значение имели договоренности, позволявшие в рамках двусторонних связей снизить налоговое бремя, в частности, Соглашение об избежании двойного налогообложения в отношении налогов на доходы и имущество от 29 мая 1996 г. [164], которое распространялось на следующие налоги: в России – налог на прибыль предприятий, подоходный налог с физических лиц, налог на имущество предприятий и физических лиц; в Германии – подоходный налог, налог с корпораций, налог на имущество, промысловый налог, налоговую надбавку в поддержку солидарности. Заключение германо-российских соглашений в области экономики потребовало создания соответствующих институтов, функции которых состояли в проведении работы по претворению в жизнь подписанных документов, обеспечению более благоприятных условий для развития экономических отношений между ФРГ и РФ, оказанию всесторонней помощи предприятиям двух стран в их сотрудничестве, определению перспектив углубления хозяйственных связей. Одним из таких институтов стал Союз немецкой экономики в РФ (далее Союз), основанный 15 марта 1995 г. Будучи некоммерческой организацией, он представлял собой добровольное объединение действовавших на российском рынке немецких предприятий, организаций и предпринимателей. Основную задачу Союз видел в облегчении доступа на этот рынок малым и средним предприятиям ФРГ, для чего предоставлял своим членам текущую информацию о перспективах экономической политики в РФ, правовых рамочных условиях, относившихся к регулированию деятельности иностранных компаний на территории России. Для решения межведомственных вопросов Союз сформировал 9 комитетов с 11 рабочими группами. В работе этой организации большое внимание уделялось лоббированию германских экономических интересов перед правительством РФ, другими органами исполнительной власти. Союз оказывал конкретную поддержку немецким фирмам при возникновении проблем, а также занимался официальным продвижением хозяйственных проектов на региональном уровне, что потребовало 285 установления полноценных связей как с федеральными министерствами, так и с органами власти субъектов РФ. Союз работ