DOC

С. И. Чупринин
Массовая литература
Из словаря “Русская литература сегодня: Жизнь по понятиям”
от лат. massa - ком, кусок.
Если верить старым словарям, то массовой литературы в советской России, как и секса, не
было вовсе. Зато на постсоветскую Россию она хлынула Ниаагарским водопадом - сначала в
переводах “с буржуазного”, а затем и в виде домодельной продукции, - занимая сегодня, по
некоторым оценкам, до 97% наличного репертуара изданий современной художественной
литературы. Что характеризует не только общество, но и сам этот тип культуры, отличающийся
агрессивной тотальностью, готовностью не только занимать пустующие или плохо обжитые ниши
в литературном пространстве, но и вытеснять конкурентные виды словесности с привычных
позиций.
Надо полагать, именно это родовое свойство масскульта, а не его качественные параметры,
вызвало столь резкий отпор со стороны защищающего себя и свои вкусы квалифицированного
читательского меньшинства, благодаря чему у массовой литературы появились такие
уничижающие синонимы, как чтиво, жвачка, тривиальная, бульварная, рыночная, низкая
(низменная), кич- и трэш-литературы, а сама она стала осознаваться как антипод собственно
изящной словесности.
Впрочем, по определению сориентированная на кошельки и досуг читательского большинства,
к мнению знатоков и экспертов массовая литература абсолютно индифферентна. Что же касается
ее взаимодействия с другими типами литературы, то тут проблема отнюдь не исчерпывается
открытым противостоянием. От актуальной словесности (если ограничить ее радиус
авангардизмом и отрефлектированным постмодернизмом) масскульт, допустим (хотя тоже с
оговорками), и впрямь отталкивается, зато в отношении к качественной литературе демонстрирует
чудеса переимчивости, присваивая себе все, что может быть усвоено неквалифицированным
большинством. Достаточно сказать, что главным (и едва не единственным) жанром массовой
прозы у нас стал роман, который и в качественной литературе занимает доминирующее
положение, или заметить, как ловко масскульт присвоил себе художественную иронию, не
свойственную ни лубку, ни самодеятельному словесному творчеству, зато обеспечившую успех и
ироническим детективам (Дарья Донцова, Марина Воронцова, Галина Куликова и др.), и
ироническим любовным романам (Екатерина Вильмонт, Диля Еникеева и др.). Или - еще один
пример - достаточно проследить, с какой энергией присущее многим серьезным писателям
тяготение к мистике и метафизике трансформируется масскультом в фэнтези, в хорроры и
сакральную фантастику.
Массовую литературу можно было бы назвать тенью качественной, но тенью люминисцентно
яркой, упрощающей и доводящей до крайнего предела, в том числе и до карикатуры, все то, что
накоплено художественной традицией. Так, просветительские и воспитательные интенции
высокой литературы вырождаются здесь в грубую дидактику, коммуникативность - в заигрывание
с читателем и в подыгрывание его базовым инстинктам, а дух экзистенциального поиска - в
“подчеркнутую, - как заметил Борис Дубин, - ясность моральной структуры повествовательного
конфликта и всего повествования: злодейство будет наказано, добродетель вознаграждена”.
Причем если, - говорит Евгений Неелов, - “классическая литература всегда открывает человеку
нечто новое: о нем самом, о мире”, то “массовая литература, как волшебная сказка, подтверждает
то, что человеку давно известно”, тем самым санкционируя, удостоверяя как норму и верность
взгляда человека массовой культуры на действительность, и его моральные принципы, и
достаточность его культурного опыта, читательских навыков.
В отличие от актуальной и качественной литератур с их императивом “Душа обязана
трудиться”, литература массовая всегда снисходительна к читателю. Она не “нагружает” его
избыточно серьезными новыми проблемами или избыточной сложностью в трактовке проблем
привычных. Она - благодаря разветвленной системе однозначно маркированных жанровых и
видовых форм - заранее предупреждает читателя о том, с чем он столкнется: с любовным романом
или с романом порнографическим, с технотриллером или с триллером обычным. Она готова к
повторениям и тиражированию своих сообщений, с чем связано ее тяготение к сериальности, к
всякого рода ремейкам, пастишам, сиквелам и приквелам. И она, как правило, не озабочена
стилистическими поисками, транслируя свои сообщения в формате “формульного письма”, где
речевые и сюжетные штампы, безошибочно опознаваемые характеры и мотивации - не
свидетельство литературного брака, но тот код, к какому ее читатели привыкли и с помощью
которого оценивают и себя, и окружающих, и реальность в целом. Новизна если и допускается, то
лишь в сюжетостроении, ибо занимательность - необходимое качество массовой культуры, но и
тут поле авторских фантазий с обязательностью должно вмещаться в рамки того или иного жанра.
Принято считать, что, отражая, - как утверждает Лев Гудков, - “интересы и представления
культурно дискриминированной прежде части общества”, массовая культура, хоть и деструктивно
воздействует на общую культурную ситуацию в стране, зато играет для этой части общества
важную адаптационную роль, являясь, - процитируем еще раз Бориса Дубина – “прежде всего
инструментом первичной социализации, обучения самым общим навыкам современной городской
цивилизации (допустимо приравнять ее к западной)”. Примером, на который обычно ссылаются,
служит Голливуд и практика современного западного масскульта, которая средствами позитивной
политкорректной дидактики способствует упрочению и цивилизационных стандартов, и
толерантных моральных установок в обществе. Однако, даже отмечая явно наметившуюся в
последние годы тенденцию отечественной массовой литературы к утверждению позитивного
жизнепонимания, следует пока согласиться с Львом Гурским, который, перебирая сорта
криминального чтива, пишет, что “рынок беллетристики в России держится на трех китах:
подлости издающих, жадности издаваемых и безволии потребляющих. (...) Под обложкой каждой
второй книжицы в манком переплете зреют новые октябрьские революции вкупе с хрустальными
ночами. (...) Конечно, и западная беллетристика приторговывает иллюзиями - но такими, какие
помогают обществу удержаться от анархии. Российские же мрачные симулякры провоцируют
раздрай в обществе”.
Слова же Юрия Лотмана о том, что, “выступая в определенном смысле как средство
разрушения культуры”, масскульт “одновременно может втягиваться в ее систему, участвуя в
строительстве новых структурных форм”, остаются пока только прогнозом, - впрочем,
обнадеживающим.
http://magazines.russ.ru/znamia/red/chupr/book/masslit113.html