Объектная теория» В. Файрберна и Д. Винникота

“Объектная теория” В. Файрберна и Д. Винникота.
Существенное изменение объектной теории Милани Кляин произошло, когда
шотландец В.Р.Д.Файрбейрн выдвинул утверждение, которое отличалось от хода
мысли Фрейда.[1] Файрбейрн (как и позже его ученик Х.Гантрип) утверждает, что
влечения стремятся не к удовольствию, а к объекту. “В этом смысле влечение
является не только каким-то механическим, энергетическим элементом, который
ищет удовольствия в разрядке, а прежде всего – неким импульсом, который ищет
сочеловека и лишь в отношении с которым психика может развиваться,
действовать и обогащаться. Поэтому индивид постоянно зависит от некоего
человеческого объекта, в отношении с которым он развивается от незрелых к более
зрелым степеням зависимости. Половое влечение, с этой точки зрения, это ничто
другое, как некая особая техника объектных отношений. По мнению Файрбейрна,
нельзя разделять психику на инстинктивное, энергетическое происхождение
(источник) и на структурную, организационную часть, потому что вся психика
содержится и в мотивационной, и в организационной деятельностях. Дальнейший
шаг вперед на пути разработки теории объектных отношений сделал англичанин
Дональд В. Винникот , который еще больше подчеркнул важность объекта в
развитии, росте и равновесии человеческой психики.
Винникот
подчеркивает неотделимость развития индивидуальной психики от объекта, когда
говорит, что не может представить себе ребенка без матери. В этом утверждении
содержится представление о том, что, начиная с детства, человеческая психика
может развиваться и укрепляться лишь в отношении объект-субъект. Другой
теоретический вклад
Винникота
(и, наверное, подобное впервые произошло
в чисто психологическом контексте) состоит в том, что объект важен не только как
внутренний объект, который имеет специфические индивидуальные
характеристики из-за специфического жизненного опыта (например, проективных
и интроективных идентификаций), но важен также и как внешний объект, который
играет важную роль при созревании. В этом же смысле важны такие концепты
Винникота , как "мать – окружающая среда", "первичная забота матери" (о
ребенке) или "достаточно хорошая мать" (good enough mother).[2]
В теории объектных отношений
Винникота
закрепляется концепт self
представление, которое существует у субъекта о самом себе, который становится
одним из существенных элементов современного психоанализа. В разных
направлениях теории объектных отношений путь развития отношения субъектобъект осуществляется в направлении, в котором субъект (self субъекта) от
примитивных симбиотических фаз, в которых преобладает недифференцированное
слияние между субъектом и объектом, переходит к фазам обособления и достигает
все более индивидуализированных состояний, в которых субъект уже отделен от
объекта (например, так называемые сепарационные процессы).
“Согласно теории
Винникота
, объект-мать имеет функцию предоставления
себя ребенку как основы для удовлетворения всех его нужд, в том числе для
создания иллюзий. Поэтому мать допускает и даже пробуждает у ребенка иллюзии,
что он тот, который в своем всемогуществе творит объект-мать, и что он соединен
с матерью в какой-то всемогущей иллюзии цельности. Лишь с ее помощью ребенок
может защищаться от невыносимых ощущений бессилия, ощущений, которые
могли бы расстроить его еще незрелую психику. Таким отношением мать также
создает у ребенка ощущение доверия к миру. Когда ребенок созревает и уже
достаточно укрепил свою психику, мать-объект должна постепенно удалиться и все
меньше быть в распоряжении иллюзий их общей всемогущей цельности. В этом
процессе "психического отнятия от груди" ребенок все больше сознает, что матьобъект – это что-то отдельное от него, самостоятельное, и поэтому уже не что-то
слитное с ним во всемогущей иллюзии цельности.”[3]
Психоаналитическое мышление о доэдиповом периоде предполагает, что
культурные представления могут отражать части self и материнского объекта. Оно
также предполагает, культурные объекты и социальные отношения — и, в
конечном счете, весь иллюзорный мир культурного представления —
символически и эмоционально резонирует с материнским объектом. То есть
культурные объекты могут быть в некотором смысле замещающими объектами.
Отношения с неодушевленными объектами могут отражать детские отношения с
воспитателями и чувство безопасности. Привязанность к безопасным одеялам,
куклам и игрушечным животным — общая в раннем детстве.
Винникот
отмечал, что маленькие дети прогрессируют от возбуждения рта с кулаком,
пальцами и большого пальца до привязанности к другим объектам (напр.,
игрушкам, куклам, твердым объектам и воображаемым личностям).
“Промежуточные объекты” и “промежуточные феномены” лежат между
использованием руки и этими привязанностями. Сосание большого пальца
присоединяется к жеванию одеяла или кусочка одежды или ласканию куска
оторванной шерсти. Эта промежуточная сфера является областью “иллюзии”. Она
является одновременно внешне присутствующей и внутренне сопряженной с
памятью и эмоциональным значением. Для ребенка она может служить как в
качестве снотворного, так и в качестве защиты против беспокойства. Он
представляет грудь или материнский объект. Ребенок утверждает право
собственности на промежуточный или замещающий объект и нежно прижимает его
к груди. Такие объекты, согласно
Винникоту , смягчают несоответствие
между иллюзией всемогущества грудного ребенка и неизбежными фрустрациями
роста и отнятия от груди. Замещающий объект поддерживает воображаемое
присутствие реальной или идеальной матери; он может сохранять материнский
запах и может представлять материнскую грудь. Материнская грудь, которая
соответствует потребностям младенца, создает для младенца иллюзию, что он
осуществляет некий творческий контроль над ситуацией; промежуточный объект
пересоздает эту иллюзию. Способность младенца принимать разочарование и
формировать иллюзию зависит от наличия того, что
Винникот
называл
“достаточно хорошей матерью”.
Винникот рассматривал промежуточные
объекты как нормальные. “Достаточно хорошие матери” фрустрируют своих детей
в достаточной степени для того, чтобы они расстались со своим мнимым
могуществом, чтобы приспособиться к реальности.[4]
“Особенный и оригинальный вклад, который своеобразно связан с теорией
объектных отношений, сделал англичанин Вильфред Р.Байон в своей концепции
"containment" (вбирание-перемещение-со-держание). С помощью экспрессивных
средств, которые он имеет, ребенок запускает во внешний мир, в форме
проективных идентификаций, некие ощущения, которые он еще не способен
представить в своей незрелой психике. Мать понимает их, разбирается в них и дает
им мыслимое представление в своем сознании. Для этого она использует свою
способность воображения. Чтобы сделать это и найти адекватный ответ, она
обращается не только к своим познаниям, но и к тем впечатлениям, которые
пробуждаются у нее благодаря сообщениям ребенка. Эти впечатления, связанные
главным образом с ее опытом (более всего детским), находятся в разных зонах ее
self. Таким образом, она может вернуть ребенку ответ, адекватный его нужде,
которая производила начальную проекцию. Этим она предоставляет ребенку
измененное изображение ощущений, возникающих у него и проецируемых в нее.
Она трансформирует грубые психические элементы, не используемые для
мышления, в элементы, которые можно представлять в воображении, фантазиях,
снах и др. Поэтому их уже можно использовать и обрабатывать в процессе
мышления. Эту циркуляцию психических элементов можно определить так:
содержимое ребенка испускает немыслимые бета элементы, мать-контейнер
вбирает, перерабатывает и возвращает их ребенку. Ребенок способен эти элементы
в новой форме (альфа) мыслить и взаимодействовать с ними. В итоге – это схема, в
которой мать дает взаймы свой аппарат для осмысления психических содержаний.
Этот аппарат ребенок постепенно интериоризирует, становясь, таким образом, все
более способным самостоятельно выполнять функцию "контейнирования".”[5]
“Майкл Шавальбе оспаривает, что формирование стержневого чувства self в
первые два года жизни является автогенетическим (autogenetic). Следуя Мид, он
считает, что “сознание и self естественно появляются из интеракции между
человеческой биологией и общественной жизнью”. Он идет, однако, дальше Мид,
заимствуя современные теории о нелинейных (или хаотических) системах для
реконцептуализации материального основания self. На его взгляд сознание и self
появляются, когда ребенок конструирует образы объектов или ситуаций, которые
встречаются с внутренними импульсами. Образность организует импульсы. Язык,
однажды приобретенный, организует образность. Это порождает более
упорядоченный и сложный self, так как правила, которые неотъемлемы языку,
вынуждают дальнейшую само организацию”. Эксперименты с зеркалами
показывают, что вполне рефлексивное чувство self начинает развиваться в возрасте
двух лет. После восемнадцати месяцев многие дети могут идентифицировать
заметный нос с заметным носом своего зеркального отражения. Немного позже
этого достижения дети начинают применять к себе местоимения и называть себя по
имени. Поскольку они имеют местоимения и имя, они начинают конструировать о
себе рассказы. Практика конструирования рассказов имеет место в диалоговой
интеракции с родителями и другими. Детское рефлексивное воображение вне
всякого сомнения стимулируется дальше историями и сказками.
Психоаналитическое рассуждение о раннем self формируется попытками
разрешить проблемы самоуважения и границ эго в клинической практике.”[6]
Согласно Хейнцу Коуту “здоровая” личность имеет позитивное самоуважение,
контактность и автономию. Дети, которые получают слишком мало признания и
утверждения от родителей, могут в период совершеннолетия быть склонны к
нарцисцизму, эмоциональной пустоте и дефляции или поглощению или
отсутствию автономии в отношениях с другими. Признание и ободрение могут
приготовить детей к наградам и фрустрациям общества, которое акцентирует
автономию, достижение и индивидуальные права и ответственность, но они могут
быть менее полезными для подготовки детей к социальной жизни в некоторых
домодерновых обществах, которые имеют другие нормы и ожидания для
общественного поведения среди взрослых. Во многих культурах общительность и
независимость свидетельствуют об эмоциональной зрелости.[7]
За последние годы два представителя “объектной теории” в психоанализе, Д.
Уинникотт и Г. Гантрип обновили и изменили эту теорию таким образом, что это
делает ее крайне, релевантной в изложении интеракционизма.
В представления Фрейда о человеческой природа входит и постулат о том, что
человек, в первую очередь, существо, обладающее потребностями. Некоторые его
толкователи уточняли, что это существо, обладающее инстинктами, которое с
необходимостью удовлетворяет свои импульсы различным образом, при этом часть
навязываемых ему способов удовлетворения вызывают невротические нарушения.
В толкованиях Фрейда у Уинникотта и Гантрнпа инстинкты (в их биологическом
значении, например, половой инстинкт, или либидо, “тяга к переживанию
наслаждения») уступили место другому: основополагающей потребности
соотноситься с другими людьми.
Уже в этом содержится значительное сходство с ннтеракционнзмом. Теория Мида
направлена на то, чтобы показать, как человек соотносится с другими людьми (и
прочим миром). Некоторым образом она показывает также, что это необходимое
развитие, что ни одни человек человеком не станет в отсутствие отношений. У
Мида речь при этом идет о когнитивной необходимости. Он имеет в виду, что
люди должны идентифицировать себя самих (и других) при помощи отношений, в
которые они вступают. В школе объективных отношений в фокусе находится
другой аспект основополагающе человеческого. Здесь речь идет об обусловленной
чувствами потребности соотноситься с другими людьми, чтобы развиваться.
Можно сказать, что понятие отношение здесь имеет значение связь. Эти два
выделенных курсивом понятия иллюстрируют разницу между обеими теориями:
интеракционизм—это по большому счету теория о когнитивно социальном
человеке (если отвлечься от того, что Джеймс, Мид и Кули в определенной мере
рассматривают и эмоциональные процессы), в то время как теория объектных
отношений—это теория об эмоционально социальном человеке.
Первой можно воспользоваться, чтобы (при помощи также современной
психологии младенцев и советской психологии развития, прежде всего Выготского
и Леонтьева построить картину того, как строятся отношения и выстраивают потом
человека как субъект, последнюю же — чтобы построить картину того, почему это
происходит, и как выглядят в этой связи эмоциональные процессы.
По некоторым пунктам имеются поразительные совпадения даже r
первоисточниках. Это касается, например, теории Уинникотта о необходимости
для развития индивидуальности ребенка и его психического здоровья, что
соответствует мысли Мида о необходимости игры, чтобы ребенок смог выстроить
свою личность.[8]
“Объектная теория” помогает понять некоторые факторы, определяющие степень
конфликтности Супер-Эго, а, следовательно, его прочность, что представляется
нам важным с точки зрения этнопсихологии, поскольку дает нам возможность
понять процессы деструкции традиционного сознания. Кроме того, она помогает
понять некоторые моменты человеческого взаимодействия и формирования
человеческой личности.
<<< Некоторые проблемы психоанализа >>>
-------------------------------------------------------------------------------[1] W.R.D.Fairbairn, Psychoanalytic Studies of the Personality. 1994.
[2] П.Фонда, Э.Йоган. Развитие психоанализа в последние десятилетия. В сб:
Психоанализ в развитии. Екатеринбург: Деловая книга, 1998, сс. 136 - 137.
[3] П.Фонда, Э.Йоган. Развитие психоанализа в последние десятилетия, с. 137.
[4] Ingham, John M. Psychological anthropology reconsidered, р. 65.
[5] П.Фонда, Э.Йоган. Развитие психоанализа в последние десятилетия, 1998, с.
139.
[6] Ingham, John M. Psychological anthropology reconsidered, р. 64.
[7] Ingham, John M. Psychological anthropology reconsidered, р. 65.
[8] По: Берг, Ларс-Эрик. Человек социальный символический интеракционизм. В
кн.: Пер Монсон. Современная западная социология.. Теории, традиции,
перспективы. СПб.: “Нотобене”, 1992, сс. 186 - 187.