Социальная Инженерия - моногx
advertisement
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ТОМСКИЙ ПОЛИТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ» А.П. Моисеева, В.Г. Ланкин, И.В. Кондратьева СОЦИАЛЬНАЯ ИНЖЕНЕРИЯ В КОНТЕКСТЕ ТРАНСДИСЦИПЛИНАРНОСТИ Монография Издательство Томского политехнического университета 2012 1 УДК 000000 ББК 00000 Д00 Моисеева А. П., Ланкин В.Г., Кондратьева И.В. Социальная инженерия в контексте трансдисциплинарности. Томск, Изд-во ТПУ, 239 с. Д00 ISBN 0-00000-000-0 В работе рассмотрена социальная инженерия, как меж и трансдисциплинарноорганизованное, прикладное знание. Особое внимание уделено генезису социальной инженерии в 20-е годы 20 века и ее дальнейшему развитию в 50-60 –е г.г., когда на основе НОТ, принципов системного анализа и кибернетики осуществляется технологическая революция и в системе социальной инженерии развиваются такие технологии как проектирование, программирование, прогнозирование, конструирование. В дальнейшем отвечая на «социальные вызовы» информационнокоммуникативного социума социальная инженерия конструирует в проблемном поле проектирования новые технологические акценты экспертологии и рискологии. В монографии осуществлен сравнительный анализ развития социальной инженерии в образовательной парадигме Японии, Германии, Австралии и России. Предназначена для преподавателей и магистрантов естественно-научных, технических и гуманитарных специальностей. УДК 000000 ББК 00000 Рецензенты Доктор философских наук профессор НИ ТГУ М.П. Завьялова Доктор философских наук профессор ТУСУР Московченко А.Д. 2 ISBN 0-00000-000-0 © ФГБОУ ВПО НИ ТПУ, 2012 © 2012 © Оформление. Издательство Томского политехнического университета, 2012 СОДЕРЖАНИЕ ВВЕДЕНИЕ ......................................................................................................................... 4 ГЛАВА I. МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОСТЬ И ТРАНСДИСЦИПЛИНАРНОСТЬ В ПРОЦЕССЕ ПОЗНАНИЯ. (К ПОНЯТИЯМ МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОСТИ И ТРАНСДИСЦИПЛИНАРНОСТИ) ................................................................................... 8 1.1. ДИСЦИПЛИНАРНЫЕ И МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ В РАЗВИТИИ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ ............................................................................. 8 1.2. ТРАНСДИСЦИПЛИНАРНОСТЬ КАК НОВЫЙ ТИП ОРГАНИЗАЦИИ ЗНАНИЯ ........................................................................................................................ 28 ГЛАВА 2. СОЦИАЛЬНАЯ ИНЖЕНЕРИЯ КАК МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОЕ, ПРИКЛАДНОЕ ЗНАНИЕ ................................................................................................ 62 2.1. ГЕНЕЗИС СОЦИАЛЬНОЙ ИНЖЕНЕРИИ, ЕЕ РАЗВИТИЕ ........................ 63 2.2. РОЛЬ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ В РАЗВИТИИ СОЦИАЛЬНОЙ ИНЖЕНЕРИИ. ПРОЕКТИРОВАНИЕ, ПРОГРАММИРОВАНИЕ, КОНСТРУИРОВАНИЕ. ............................................................................................... 82 2.3. СОЦИАЛЬНАЯ ИНЖЕНЕРИЯ И СИСТЕМНЫЙ АНАЛИЗ ...................... 123 2.4. РАЗВИТИЕ СОЦИАЛЬНОЙ ИНЖЕНЕРИИ В ЯПОНИИ, ГЕРМАНИИ, АВСТРИИ ................................................................................................................... 130 ГЛАВА 3. СОЦИАЛЬНАЯ ИНЖЕНЕРИЯ СЕГОДНЯ: СВОЕОБРАЗИЕ ПРОБЛЕМНОГО ПОЛЯ И СТРАТЕГИЧЕСКИХ ОРИЕНТИРОВ ........................... 142 3.1. СОЦИАЛЬНАЯ ИНЖЕНЕРИЯ – СИСТЕМНЫЙ УРОВЕНЬ ВЗАИМОСВЯЗИ ЧЕЛОВЕКА, ОБЩЕСТВА И ТЕХНОЛОГИЙ ......................... 142 3.2. РИСКИ В ПРОБЛЕМНОМ ПРОСТРАНСТВЕ ПРОЕКТНЫХ ТЕХНОЛОГИЙ ........................................................................................................... 187 3.3. ЭКСПЕРТОЛОГИЯ: ПОНЯТИЕ, ВИДЫ, ЗНАЧЕНИЕ. .............................. 204 ЗАКЛЮЧЕНИЕ .............................................................................................................. 243 СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ .............................................................................................. 248 3 ВВЕДЕНИЕ Мир сегодня вступает в «цивилизацию знаний», в которой производство, распространение и использование наук практически определяют все остальные процессы, научное знание рассматривается как высшее интеллектуальное достижение. Определяющими характеристиками эпохи «цивилизации знаний» являются междисциплинарность и трансдисциплинарность. Поэтому не случайно, в рамках современного познавательного процесса интерес научного и образовательного сообществ, а также экспериментальных, государственных, образовательных и бизнес-структур к проблемам трансдисциплинарности и междисциплинарности является наиболее устойчивым. При помощи междисциплинарного подхода, науке удается глубже проникнуть в суть законов природы и общества, расширить научное мировоззрение. Особенность междисциплинарного подхода состоит в том, что он допускает прямой перенос методов исследования из одной научной дисциплины в другую. Российские ученые считают, что междисциплинарность проявляется в виде критики, заимствования, синтеза, некоторые ученые склонны полагать, что критика, заимствование и синтез это типы междисциплинарности [81, c.22]. Наряду с понятием междисциплинарность сегодня в научной литературе достаточно широко употребляется другое понятие трансдисциплинарность, как новый тип организации знаний. Из многочисленных интерпретаций сущности трансдисциплинарности, мы остановились на позиции близкой нам, когда трансдисциплинарность интерпретируется через связь с проблемами жизненного мира, и её утверждает особая методологическая роль философии как медиатора, посредника этого взаимодействия. Эта роль предполагает реализацию ряда функций: 1) определение сложности исследовательских объектов и проблем; 2) определение эпистемологических позиций субъекта исследования; 3) выбор операциональных концептов; 4) детальная разработка когнитивно-коммуникативных исследовательских стратегий; 5) сочетание исследовательских методов объяснения и понимания и 6) создание объяснительных теоретических структур [86, c.22-24]. Именно сегодня интер -, поли -, и трансдисциплинарные комплексы и играют 4 плодотворную роль в науке, поэтому столь важны такие ключевые понятия как кооперация, точнее говоря, соединение и взаимосвязь или, выражаясь еще более точно, совместные проекты. Исследователи обращают внимание на такие условия, способствующие развитию процессов трансдисциплинарности, как процессы глобализации, экологические последствия для природы и общества, которые настолько тесно связаны между собой, что граница между обществом и природой, которая до сих пор ощущалась четко выраженой, все более размывается, что позволяет фиксировать процесс взаимодействия и взаимосвязи социально-гуманитарного и естественно-научного знания. В определенной мере обусловливают развитие трансдисциплинарности информационно-коммуникационные стратегии, изменение социальноэкономических, информационных условий развития общества. Чтобы лучше и глубже понять смысл трансдисциплинарности, авторы обращаются к различным международным школам трансдисциплинарности – щвейцарской, американской, французской, немецкой, австралийской. В ситуации развития междисциплинарности и трансдисциплинарности методология редукционизма дополняется новой методологией-синергетикой, плюрализмом. Редукционистская методология науки уже не позволяет в полной мере раскрыть особенности экспоненционального развития познавательного процесса. Что касается трансдисциплинарности, здесь часто идет речь о когнитивных схемах, которые могут переходить из одних дисциплин в другие, иногда настолько резко, что дисциплины погружаются в состояние транса [114]. Когнитивная схема - это обобщенная и стереотипизированная форма хранения прошлого опыта относительно строго определенной предметной области. Когнитивные схемы отвечают за прием, сбор и преобразование информации в соответствии с требованием воспроизведения устойчивых, нормальных, типичных характеристик происходящего (в том числе прототипы, предвосхищающие схемы, когнитивные карты, фреймы, сценарии и т.д.). В условиях развития междисциплинарности и трансдисциплинарности, как уже говорилось, появляются новые дисциплинарные образования. В результате серьезнейшего опроса, сделанного Национальным фондом науки выяснилось, что сегодня в мире существуют 8 000 дисциплин, это означают имеют место 8 000 способов проникать в действительность. В определенном смысле это катастрофа для знания, потому что это означает, что больше нет единства знания. Вследствие этого, после 1950 г., такие слова, как 5 "мультидисциплинарность" и "междисциплинарность" стали актуальными, выражая потребность повторного объединения и интеграции знания в существующей ситуации. Одним из таких междисциплинарных образований и стала социальная инженерия, на примере генезиса и трансформации которой мы можем проследить ситуацию, когда в рамках взаимодействия различных знаний возникает новое междисциплинарное направление. Социальная инженерия развивается, начиная с 20-х годов ХХ столетия. В социальной инженерии первой трети ХХ века внимание акцентируется на технологиях общения – психологических, нравственных, организационных, на стилях руководства, технологиях самоменеджмента, экономике. Область социальной инженерии развивается за счет собственных теоретико-методологических инноваций, на основе синтеза наук, направленных на оптимизацию труда, таких как психология, экономика, физиология, прикладная антропология, промышленная социология. Они создают междисциплинарную платформу социальной инженерии, на которой в дальнейшем начинают активно развиваться социальный эксперимент и проектирование. Теоретической основой социальной инженерии выступают предметный, дисциплинарный, междисциплинарный подходы. Объектом социальной инженерии являются производственная и социально-управленческая практика. Дальнейшее развитие социальной инженерии обусловлено новыми потребностями и социально-экономическими «вызовами» общества, уровнем развития теоретического и прикладного научного знания, творческого инженерного мышления. В 50-60 –е годы 20 века, когда на основании НОТ, принципов системного анализа и кибернетики осуществляется технологическая революция, развитие социальной инженерии приобретает новое содержание. Отличительными чертами нового этапа развития социальной инженерии выступают социальное проектирование, конструирование, программирование ведущей и основополагающей идеей социальной инженерии является конструирование, выявляется прикладной характер социальной инженерии. Прикладные науки формируются в процессе взаимодействия дисциплин, имеющих пограничный, междисциплинарный характер. Не случайно, современный философ Э.Агацци подчеркивает, что «…прикладными науками считаются науки, ориентированные на практическое применение знаний, полученных в науках фундаментальных, они служат непосредственным нуждам общества» [28, c.7]. Но хотелось бы подчеркнуть, что 6 прикладными могут быть результаты реализации всех наук, а не только фундаментальных. Социальная инженерия обогащается за счет кооперации с принципами системного анализа, кибернетикой, развития новых технологий. Сегодня в развитии науки наблюдается четкий тренд в сторону необходимости диагностировать потенциал и риски новых технологий, по новому осмыслить роль экспертизы [18]. Прописана специфика развития социальной инженерии в условиях информационно-коммуникативного социума, особо подчеркивается, что отвечая на новые «социальные вызовы», социальная инженерия по новому конструирует экспертологию и рискологию, с необходимостью обращается к системному анализу и теории игр. В работе проанализированы ситуации с развитием социальной инженерии в Японии, США, Германии и Австралии, проведен сравнительный анализ разработок в области социальной инженерии этих стран с Россией. 7 ГЛАВА I. МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОСТЬ И ТРАНСДИСЦИПЛИНАРНОСТЬ В ПРОЦЕССЕ ПОЗНАНИЯ. (К ПОНЯТИЯМ МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОСТИ И ТРАНСДИСЦИПЛИНАРНОСТИ) 1.1. ДИСЦИПЛИНАРНЫЕ И МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ В РАЗВИТИИ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ Междисциплинарность – явление, характеризующее познавательный процесс ХХ – начала ХХI вв., это отличительная черта современной науки и других типов интеллектуального производства. В словаре «Уэбстер» Принстонского университета США, междисциплинарность интерпретируют как сотрудничество двух или более предметных областей [19]. Президент Международного Центра трансдисциплинарных исследований, физик Басараб Николеску (Ваsагаb Nicolescu) говоря о развитии междисциплинарности и трансдисциплинарности в научном познании, подчеркивал, что «…с течением времени число специализированных дисциплин невероятно умножилось. В самых первых университетах, основанных в XIII столетии, имелось семь дисциплин, которые называли triviumи quadrivium, что более или менее соответствует тому, что сегодня мы называем точными и гуманитарными науками. В 1950 г.было уже 54 дисциплины. Их число увеличивается очень быстро. В 2000 г. насчитывалось более 8 000 дисциплин. Эти данные получены в результате серьезнейшего опроса, сделанного Национальным фондом науки. 8 000 дисциплин означают 8 000 способов искать действительность. В определенном смысле это катастрофа для знания, потому что это означает, что больше нет 8 единства знания. Вследствие этого, после 1950 г., такие слова, как "мультидисциплинарность" и "междисциплинарность" стали актуальными, выражая потребность повторного объединения и интеграции знания в существующей ситуации» [26]. Неудивительно, что в рамках этого познавательного процесса наиболее устойчивым является интерес научного и образовательного сообществ, а также экспериментальных, государственных, образовательных и бизнес-структур к проблемам трансдисциплинарности и междисциплинарности [108]. Освоение новых областей реальности и становление ранее не существовавших познавательных средств и методов обусловливает более наглядное проявление дифференциационных явлений в науке, способствует формированию все более специализированных дисциплинарных областей. 1. Дисциплинарные области это наука классического типа (додисциплинарное и дисциплинарное состояние). В. Степин пишет: «В своих развитых формах наука предстает как дисциплинарноорганизованное знание, в котором отдельные отрасли – научные дисциплины (математика, естественно-научные дисциплины – физика, химия, биология, и другие; технические и социальные науки) выступают в качестве относительно автономных подсистем, взаимодействующих между собой» [151, c.156]. Составляющими классической науки являются представления о познании как наблюдении и экспериментальное изучение объектов природы. В науке классического типа утверждается суверенитет научного разума, научный разум детерминирован только свойствами и характеристиками изучаемых объектов, личностные приоритеты и мотивировки ученого осознанно исключаются из процесса познания. Цели и ценности классической науки выражают установки, доминирующие в культуре и обществе, ориентирующиеся на абсолютно объективное знание. Дисциплинарное знание позволяет физику, например, профессионально изучать свойство и строение материи. Психологу изучать процессы и закономерности психической деятельности, историк становится обладателем совокупности способов и приемов изучения социальной жизни. Дисциплинарный подход как бы «нарезает» окружающий мир на отдельные предметные области, обозначив эти области как «предмет своего исследования». Каждая дисциплина сильна, прежде всего, своим дисциплинарным «предметом исследования». Поэтому учёные 9 стремятся сохранить этот образ, а также дисциплинарную методологию его исследования. В конце XIX - нач. XX веков в различных областях науки - в физике (открытие делимости атома, становление релятивистской и квантовой теории), в космологии (концепция нестационарной Вселенной), в химии (квантовая химия), в биологии (становление генетики) - происходят революционные изменения. Возникают кибернетика и теория систем, сыгравшие важнейшую роль в становлении уже современной научной картины мира. Союз кибернетики и науки с жизнью с самого начала имел под собой «математическую почву». И это - не только в работах кибернетиковматематиков, начавших изучать живое (Н. Винер, И. М. Гельфанд и М. Л. Цетлин, А. А. Ляпунов и другие), но и в исследованиях биологов, например И. А. Бернштейна, еще в «докибернетический» период применявшего в своих работах математические средства. Синтетичность кибернетики - ее ведущая черта. В этой синтетичности ее сила и будущее, в ней объяснение ее существования как самостоятельного направления научной и технической практики. Кибернетика, таким образом, это отрасль знания, суть которого была сформулирована как наука «о связи, управлении и контроле в машинах и живых организмах…» в книге Н. Винера «Кибернетика, или Управление и связь в животном и машине». Кибернетика возникла на стыке математики, логики, семиотики, физиологии, биологии социологии (до этого слабо связанных между собой, и с начала 1950 – х годов (наряду с физикой, химией и биологией) стала оказывать существенное влияние на развитие мировой науки [141]. Кибернетика - преемница Научной Организации Труда времен В. И. Ленина - располагает ныне совершенно иной научной, технической и материальной базой, чем научная организация труда и управления 20-х годов. Преемница выросла и опирается на могучий арсенал математики, теории информации, логики, радиоэлектроники, автоматики и других наук. Она уже говорит свое веское слово о путях рационализации управления сложными системами и процессами. И еще больше она обещает дать в будущем. Она открывает новые перспективы в повышении эффективности работы промышленности, транспорта и связи, строительства, даже сельского хозяйства. Она предлагает свои теоретические идеи и технические средства различным естественным и общественным наукам. Осуществляется дальнейшее развитие неклассической науки, для которой характерны: 10 - отказ от прямолинейного онтологизма; - установка на возможность истинностных представлений, отличающихся друг от друга теоретических описаний одной и той же реальности; - осмысление взаимосвязи между онтологическими постулатами науки и характеристиками метода освоения объекта; - картины реальности различных наук сохраняют свою самостоятельность, но участвуют в формировании общенаучной картины мира; - субъект познания рассматривается уже не как дистанцированный от изучаемого объекта, а как находящийся внутри него через средства познания; - понимание, что средства и методы, решающие вопросы познавательной деятельности, влияют на ответы, которая дает природа; - новое понимание представлений об истине, объективности, факте, теории, объяснении и т.п. с учетом влияний субъектно-объектных отношений. В неклассической науке наметилась тенденция на сближение естественного и гуманитарного знания, что стало характерной чертой следующего постнеклассического этапа науки. Этап постнеклассической науки характерезуется уже выдвижением на первый план междисциплинарных и проблемно-ориентированных форм исследовательской деятельности, комплексных исследовательских программ; осуществляется активная интеграция процесса проектирования и организации научного исследования факторов экономического и социально-политического характера; взаимодействием теоретических и экспериментальных исследований, прикладных и фундаментальных знаний, интенсификацией прямых и обратных связей между ними. Происходит оптимизация процессов взаимосвязи принципов и представлений о мире через «парадигмальные прививки» идей, транслируемых из других наук, а также ориентация на решение «человекоразмерных» проблем (медико-биологических, экологических задач, рассмотрение явлений, связанных с биотехнологией, системами «человек – машина» и т.д). Однако, принципы междисциплинарности, которые заявляют о себе на различных уровнях, имели место еще раньше в ХУ11 в., и об этом говорит В.С. Степин, разъясняя, что программа Бойля, которая предвосхитила все открытия Дальтона, хотя и не была реализована но все же позволила установить особенности переноса принципов( в 11 данном контексте принципов механической картины мира) из одной науки в другую. На примере этой программы видно, что трансляция в химию нормативных принципов, закрепленных в механической картине мира (типа все тела состоят из корпускул, все явления можно объяснить взаимодействием неделимых корпускул, подчиняющихся механическим законам), не устраняла особенностей химического исследования. Более того, чтобы принципы механики было применены в новой области, их нужно было изложить особым образом, учитывая специфику изучаемых в химии объектов. А это приводило уже к построению особой картины исследуемой реальности (в данном случае картины химической реальности) руководствуясь которой, исследователь мог обнаружить в опыте и объяснить химические явления. Проиллюстрировав, таким образом, междисциплинарные процессы, В. Степин делает вывод о том, что материал истории науки позволяет утверждать, что становление большинства новых дисциплин связано как с внутри дисциплинарным развитием знания, так и с трансляцией нормативных принципов из одной науки в другую. В этом смысле программа Бойля может быть оценена как попытка осуществить революционные преобразования в химии путем трансплантации в нее познавательных установок и принципов, заимствованных из механической картины мира [152, c. 332-333]. Так, история науки дает нам факты и иллюстрации междисциплинарности. В связи с чем и встает вопрос, что же такое междисциплинарность, каким путем реализуется междисциплинарность, происходит интеграция знаний? На различных этапах истории науки ее изменения существенно определяются сложным взаимодействием процессов дифференциации (распадения однородной, «единой и целостной» системы на ряд относительно автономных областей) и интеграции (объединения ранее самостоятельных предметных сфер, возникновение «синтетических» дисциплин: биофизики, психолингвистики и т.д.). В различных исторических условиях ту или иную конкретную стадию функционирования познания может определять временное доминирование какого-то одного из этих процессов. Однако это не означает полного вытеснения противоположной тенденции. По существу, обе эти линии взаимно предполагают и дополняют друг друга. Исследователи отвечая на поставленный вопрос, определяют по разному сущность междисциплинарности и механизмы ее 12 осуществления, в тоже время отмечая, что феномен междисциплинарности сегодня не только актуален, но и малоизучен. В частности, одним из таких путей является, к примеру, следующая ситуация –в рамках конкретных дисциплин могут возникнуть и возникают методологические и концептуально-теоретические трудности, когда происходит накопление дисциплинарных трудностей, с одной стороны, и установление естественного ограничения полноты познания окружающего мира, с другой стороны. Когда решение проблемы выходит за рамки возможностей дисциплины, то принято считать, что оно находится «на стыке научных дисциплин». Выход из создавшегося положения можно обозначить следующим тезисом — «если нельзя выйти за пределы дисциплинарной области, то можно расширить область применения дисциплинарной методологии». В свою очередь расширение области применения дисциплинарной методологии и приведет к появлению междисциплинарности, метафора «стык дисциплин» постепенно приобретает статус междисциплинарности, имеет свою специфику и особенности решения, стоящих перед ней задач [165]. Так, освоение новых областей реальности и становление ранее не существовавших познавательных средств и методов обусловливает более наглядное проявление дифференциационных явлений в науке, способствует формированию все более специализированных дисциплинарных областей. Осознание же необходимости надежно обосновывать конструируемые системы знания ведет к выявлению всевозможных связей между ними, что способствует объединению до того разнородных проблемных подходов и разрабатываемых теорий в более широкие концептуальные структуры. Это и воспринимается как усиление интеграции в познании. Поэтому междисциплинарный подход предназначен, прежде всего, для решения конкретных дисциплинарных проблем, когда, какая-либо конкретная дисциплина испытывает концептуальные и методологические трудности. В современной науке доминируют процессы интеграции знания, но проявляются они в особой форме, будучи обусловлены спецификой «вызовов общества», социально-культурными условиями. Междисциплинарный характер познавательной деятельности выражает эту специфику наиболее явным образом [165]. Одним из проявлений междисциплинарного характера познавательной деятельности является достаточно распространенный перенос идей, средств и способов исследования, возникших в рамках 13 одной дисциплины, в другие, иногда достаточно далекие друг от друга. К примеру, внедрение физических методов в практику химии или биологии уже стало привычным. Но в последнее время явным образом обнаруживается влияние лингвистических и литературоведческих подходов на область исторических дисциплин (например, историографическая концепция «нарратива»), существенное пересечение психологических, лингвистических и формальнологических моделей (еще недавно максимально дистанцированных друг от друга), усиливается взаимный обмен задачами и способами их решения между сферами собственно научного и инженернотехнического исследования. Разрешить трудности, возникающие перед тем или иным специалистом, сегодня чаще всего удается тогда, когда этот специалист оказывается способным выйти за узкие рамки привычных ему канонов и норм. Например, над задачами, связанными с проблемой «искусственного интеллекта», работают математики, инженеры, психологи, философы, лингвисты и др. Это позволяет глубже и шире ставить соответствующие проблемы и находить оригинальные и перспективные их решения [182]. Тульчинский Г.М., в частности, полагает, что процесс междисциплинарности в науке проявляется по-разному и в различной степени: в постановке проблем, в подходах к их решению, в развитии теорий, выявлении связей между ними, формировании новых дисциплин. Можно сказать, что существует несколько вариантов понимания междисциплинарности и междисциплинарного подхода, иногда, к примеру, исследователь использует язык описания одной области для описания другой области. Например, этнограф использует филологические термины для объяснения этнических феноменов. В этом случае мы имеем метафоризацию, которая очень важна в эвристическом плане для поиска нетривиальных объяснений. Эвристический потенциал культурологических штудий во многом связан именно с этим случаем. Исследователь использует различные языки для описания различных сегментов сложного комплекса. Например, маркетинговое исследование пользуется понятиями, терминологией и концепциями экономики, психологии, социологии и других наук на различных стадиях и участках анализа. Но это не окрошкообразный пицца-метод, а выстроенный комплекс специализированных подходов и методик. Эта версия междисциплинарности весьма плодотворна применительно к дискурсу лиминальности [164]. 14 Термин лиминальность включает изменения различного рода, в том числе изменение социального статуса, ценностей и норм, идентичности и самосознания, осмысления и понимания, сознания, языковой практики. Лиминальность также являет собою типичный пример междисциплинарной проблемы. Она включает в себя широкий спектр проблем и подходов: социологических, культурологических, семиотических, психологических и т.д. Однако, исследователи предупреждают, что следует помнить об ограниченных возможностях каждого уровня рассмотрения. Максима «anything goes» хороша только в ситуации выбора, но, после конкретного выбора, мы уже должны придерживаться избранного пути. Поэтому можно и нужно вводить понятие шкалы междисциплинарности. На одном полюсе этой шкалы - в той или иной степени интегрированная мозаика дисциплинарно точных описаний и объяснений. Связи между ними (интегративная схема) могут быть вырожденными или все более и более выходить на первый план, доходя до очерчивания собственных границ и формирования пограничных проблем и теорий. И наконец, - другой полюс - некий новый синтез, новые фундаментальные метафоры и, таким образом, возникновение и развитие новой научной дисциплины [164]. Умозаключения Г. Тульчинского, мы бы хотели проиллюстрировать материалом, используемым И.Шмитхюзеном из области географии растительности. Как уже говорилось выше, особенность междисциплинарного подхода состоит в том, что он допускает прямой перенос методов исследования из одной научной дисциплины в другую. Перенос методов, базируется на выявлении сходств исследуемых предметных областей. Специалист по географии растительности И.Шмитхюзен, выявляя сходство таких предметных областей, как биология и биогеография, и, одновременно, указывая на их различие, пишет: «Несмотря на то, что обе науки, как биология, так и география, занимаются вопросами распространения жизни на Земле и проблемами, связанными с распространением жизни (биохорологией), исходные позиции и конечные цели у этих наук различны. Биология исследует жизнь, формы ее проявления, процессы и законы ее развития, помимо прочего, также и с точки зрения их распределения в пространстве. Предметом географии является геосфера и ее деление на страны и ландшафты, для характеристики которых наряду с другими явлениями немаловажное значение имеет их растительный и животный мир» [177, c.14]. Наряду с другими методами, когда используется язык одной области для описания в другой области. По такому принципу 15 организованы и другие бинарные (двойные) междисциплинарные дисциплины. Продолжая пример с биологией, можно продолжить список таких междисциплинарных дисциплин — биохимия, биомеханика, нейробиология, социобиология, бионика (от др-греч. βίον — живущее) — прикладная наука о применении в технических устройствах и системах принципов организации, свойств, функций и структур живой природы, то есть формы живого в природе и их промышленные аналоги. Различают: биологическую бионику, изучающую процессы, происходящие в биологических системах; теоретическую бионику, которая строит математические модели этих процессов; техническую бионику, применяющую модели теоретической бионики для решения инженерных задач. Бионика тесно связана с биологией, физикой, химией, кибернетикой и инженерными науками: электроникой, навигацией, связью, морским делом. Следует отметить, что, для сохранения границ дисциплинарных областей, в междисциплинарных исследованиях всегда присутствуют «ведущая» и «ведомая» дисциплины. В нашем примере с биологией и географией «ведущей» является биология. Все результаты, даже те, которые получены при помощи методологии «ведомой» дисциплины, как это было в приведенном примере, интерпретируются с позиции дисциплинарного подхода «ведущей» дисциплины. Поэтому междисциплинарный подход предназначен, прежде всего, для решения конкретных дисциплинарных проблем, в решении которых какая-либо конкретная дисциплина испытывает концептуальные и методологические трудности и картины реальности, развиваемые в отдельных научных дисциплинах, не были абсолютно изолированными друг от друга. Как видим, процесс междисциплинарности связан и с трансформацией процессов дифференциации (распадения однородной, «единой и целостной» системы на ряд относительно автономных областей) и интеграции (объединения ранее самостоятельных предметных сфер, возникновением на основе междисциплинарности таких дисциплин как прикладная и компьютерная лингвистика, геохимия, психолингвистика и т.д.), а как взаимодействие этих процессов, своеобразное дополнение их друг другом. При этом и дифференциация научного знания, развитие специальных научных картин мира(дисциплинарных онтологий) и интеграция научного знания, развитие междисциплинарных стратегий и методологий и интеграция научного знания сфокусированы в общей научной картине мира. 16 Причем на разных этапах развития познавательного процесса доминировали иногда дифференциация наук, иногда – их синтезирование, объединение самостоятельных дисциплинарных сфер, однако, при этом они никогда не вытесняли друг друга. Разумеется, дифференциация наук по мере углубления знаний была процессом и неизбежным, и в целом прогрессивным. Некоторые исследователи, в частности В.Канке, полагают, что, говоря о дифференциации наук, целесообразно не забывать об определенных диспозициях, которые существуют во взаимосвязи наук. Так, математика может обойтись без физики, но физике математика существенно необходима. Чтобы ориентироваться в современной науке, необходимо знать как она устроена, поэтому Канке ставит такой вопрос - какую же науку мы можем назвать первой?, и называет первой семиотику – науку о знаках, полемизируя с устоявшейся позицией, что наукой наук является философия. Что касается упорядоченности наук, то Канке предлагает некоторый проект, в котором выстраивает следующую связь наук: семиотика, лингвистика, логика, математика, физика, химия, геология, биология, социальные науки, технические науки [77, c.188]. Проблема субординации наук актуальная для современного этапа познания. Лингвистика следует за семиотикой и является формой ее конкретизации. На смену семиотической терминологии приходит лингвистическая («субъект», «существительное», «глагол», «наречие», «предлог», «суффикс», и т.д.) Нет такой науки, которая бы охватывала богатство всех других наук, В полной мере это относится к лингвистике. Лингвистика отделена от других наук целым рядом демаркационных линий, которые преодолеваются за счет интерпретаций (научно-посреднических акций) [77, c. 128]. Свою точку зрения на проблему междисциплинарных исследований высказал и Э.М.Мирский, который дисциплинарную деятельность понимает как «нормальную науку», что же касается междисциплинарных исследований, то они рассматриваются как форма маргинального взаимодействия, существенным образом зависящего от дисциплинарных матриц. Междисциплинарное взаимодействие интерпретируется Мирским как отношение между системами дисциплинарного знания в процессе интеграции и дифференциации наук, а также как коллективные формы работы ученых разных областей знания по исследованию одного и того же объекта. Э.М.Мирский полагает, что междисциплинарность может быть концептуализирована в основном как проблема организации исследовательской практики и перевода ее результата в форму дисциплинарного знания, которое 17 подлежит дисциплинарной же экспертизе. В первую очередь это относилось к прикладным типам знания в рамках крупных исследовательских проектов [111]. Касавин И.Т. комментируя позицию Мирского Э. и, одновременно, полемизируя с ним, полагает, что в интерпретации Мирского междисциплинарным исследованиям отводится роль промежуточного и инструментального звена. По мнению Мирского, ситуация междисциплинарности обусловлена внешними для науки (социальными, политическими, экономическими) потребностями, которые требуют решения некоторых прикладных задач. Для этого ученые, как утверждает Э. Мирский формируют общее теоретическое и эмпирическое пространство исследования, так, чтобы, занимаясь каждый своим делом, иметь возможность помогать друг другу, Но как только искомый результат достигнут, ученые «расходятся по домам», то есть уносят с собой добытые крупицы дисциплинарного знания, которые могут быть поняты и приняты их коллегами и способны обогатить их дисциплину [82, c.7]. В процессе полемики, И. Касавин формулирует и свою точку зрения, в которой он исходит из того, что в процессе взаимодействия наук «работают» соответствующие механизмы, социальные технологии, которые и являются междисциплинарными взаимодействиями«…междисциплинарное взаимодействие – диахронный и эмерджентный момент, характерезующий выраженную динамику и ведущий к новым формам организации научного знания. В этом смысле междисциплинарность, полидисциплинарность и трансдисциплинарность являются социальными механизмами конструирования науки, которые не только соответствуют нашему пониманию социальных технологий, но и являются их репрезентативными и эвристическими примерами» [82, c. 6]. По новому взглянуть на логику междисциплинарного взаимодействия побуждает вопрос о междисциплинарности когнитивной науки, который разрабатывает Л.Микешина: «Когнитивная наука сформировалась в 70-е годы ХХ в.в.,…как науку ее отличает междисциплинарность, использование компьютерной метафоры, исследование феномена многомерности знания и познавательной деятельности, выросшая из общих программ научного исследования, являясь особым типом - междисциплинарной наукой, она приобрела свойство быть «зонтикомо» для многих наук, интегрирующим усилия и методы ученых различных специальностей» [109, c. 128-129]. Одновременно, Л.Микешина опираясь на работы Дж. Холтона и С.Р. 18 Микулинского, обращает внимание на «сквозную проблему», которая в различных контекстах научных областей дисциплин сохраняет содержательное « ядро», но получает меняющиеся интерпретации. Вокруг такой «сквозной проблемы» строится диалог исследователей из разных областей знания – впрочем как и диалог исследователей из одной области, придерживающихся разных точек зрения. К числу таких сквозных проблем относятся проблема времени и способов его представления в разных науках, проблема языка, категоризации, конфликта, интерпретаций. Осмысливая суть дисциплинарного взаимодействия, Микешина использует понятие экстраполяции, как процедуры переноса знаний из одной предметной области в другую на основании некоторого выявленного отношения между ними. Исходя из того, что на интуитивном уровне экстраполяция осуществляется как в научном, так и в обыденном познании [109]. В частности Микешина приводит пример экстраполяции понятия «парадигма», подчеркивая, что за последнее время данное понятие широко используется не только в естественных, но и гуманитарных и социальных науках. Однако, следует не забывать, что данное понятие по разному проявляется в различных науках, исходя из специфики знания, тем не менее ее алгоритмическая сущность и трансформационная направленность «работают», несмотря на то, что понятия нормальной и экстраординарной науки не нашли широкого применения в социальных и гуманитарных науках. Идея научной революции не выражена в этих науках так определенно как в естественных науках, тем не менее смена парадигм стало «широко используемым методологическим понятием» и как полагает Микешина, потому что понятия парадигмы у Куна не формализованы (их насчитывается более 20 у самого автора, в том числе понятие «дисциплинарная матрица»), и при экстраполяции в социальные и гуманитарные науки приобрело еще более обобщенный и неопределенный вид [109, c.171]. О парадигмальных трансформациях в системе междисциплинарности размышляет и В.С. Степин, существенно углубляя и обосновывая ее роль, он пишет о «парадигмальных прививках» подчеркивая, что существуют специальные картины реальности (дисциплинарные онтологии), в рамках которых происходят изменения как внутридисциплинарное развитие знаний, они существуют наряду с интегративными связями междисциплинарного подхода, в системе которого и осуществляются «парадигмальные прививки». В методологических исследованиях такие формы зафиксированы и описаны. К ним относится общая научная картина 19 мира, она интегрирует наиболее важные достижения естественных, гуманитарных и технических наук – это достижения типа представлений о нестационарной Вселенной и Большом взрыве, о кварках и синергетических процессах, о генах, экосистемах и биосфере. Но если дисциплинарные онтологии (специальные научные картины мира) репрезентуют предметы каждой отдельной науки (физики, биологии, социальных наук и т.д.), то в общей научной картине мира представлены наиболее важные системно-структурные характеристики предметной области научного познания как целого, взятого на определенной стадии его исторического развития [149, c.67]. Как видим, картины реальности, развиваемые в отдельных научных дисциплинах, не могли быть и не были абсолютно изолированными друг от друга. Так, Т. М. Дридзе попыталась представить такую реальность, осуществляя исследовательский поиск в области социальных и гуманитарных наук, она стремилась уловить в их развитии тенденции к выходу на новую междисциплинарную парадигму, способную размыть границы между разными отраслями научного знания о природе, человеке и обществе (экология, психология, культурология, экономика, социальная и экономическая география, этология, антропология и др.), равно как и между так называемыми «сферами» повседневной социальной жизни (труд, быт, отдых и т. п.). Такое стремление, подчеркивала исследователь, диктуется многослойностью и многомерностью социума, не поддающегося осмыслению в отрыве от организующего его человеческого начала — от ментальности и образа жизни людей, осуществляющих собственный выбор, вступающих в коммуникацию и взаимодействие друг с другом, со своей жизненной средой. Абстрагируясь от истоков социальной динамики, не понять и механизмы воспроизводства естественной и социокультурной жизни, жизненных ресурсов и технологий выживания. Она стремилась пересмотреть «дробление» научного знания о природе, обществе и человеке на множество разнопредметных дисциплин [70], и их взаимодействие. Дридзе исследовала основания двух новых, пересекающихся парадигм социального познания – экоантропоцентрической социологии и теории социальной коммуникации как универсального социокультурного механизма. Таким образом, выстраивая экоантропоцентрическую парадигму познания социальной действительности, автор как бы «снимала» междисциплинарные барьеры между социологией, психологией, антропологией, этологией, экономикой, семиотикой и другими 20 знаниями о природе, человеке и обществе. «Экоантропоцентрическая парадигма социального познания восходит к идеям экзистенциальной философии, философской, культурной и социальной антропологии, социальной географии и психологии среды. Она исходит из того, что социальные институты общества представляют собой кристаллизацию межчеловеческих отношений» [70, c.97]. На этой основе междисциплинарного взаимодействия и появляется экоантропоцентрическая социология. К проблеме междисциплинарности обращается и В.А. Лекторский, анализируя трансформацию современного предметно-познавательного поля. Он подчеркивает, что социально-гуманитарные науки все больше и больше становятся востребованными точными и естественными науками. Благодаря такой динамике возникают научные дискурсы, инспирирующие междисциплинарные коммуникации. В процессе изменений, происходящих в познании, очевидным становится рост междисциплинарных коммуникаций и исследований, а специфику этого этапа трансформации процесса познания, ученые называют «феноменом междисциплинарности». Процесс междисциплинарности, отношения между естественными науками и социально-гуманитарными или, как пишет В.А. Лекторский, науками о человеке, интерпретировался по-разному на различных этапах истории научного познания. Развитие этого феномена сопровождалось острыми дискуссиями, «…сегодня предмет этих дискуссий может быть понят существенно по-новому и это связано, в первую очередь, с теми изменениями, которые нынче происходят как в естественных науках, так и в науках о человеке». В.А. Лекторский, отмечает, что те процессы, которые сегодня происходят в познании можно представить «как эпистемологическое и методологическое сближение социально-гуманитарных и естественных наук по целому ряду направлений и сегодня можно констатировать, что их предметность, их инструментарий и даже цели не столь уж разнонаправлены и уж во всяком случае, вполне соотносимы» [100]. На основании анализа этих процессов, философ делает вывод о том, что сегодня целесообразно по-новому интерпретировать характер научного знания и можно говорить о новом типе интеграции естественных наук и наук социально-гуманитарных. Но, при этом В.А. Лекторский предупреждает, что речь не идет о возникновении некой единой науки, о которой мечтали логические позитивисты, «поскольку всегда будут существовать серьезные различия не только между естественными и социально-гуманитарными науками, но также и внутри первых…и 21 внутри вторых…когда я говорю об интеграции, я имею ввиду только одно: принципиальное единство исследовательских методов», но этим вопросам и существуют большие разногласия» [100, c.44-47]. Исследуя когнитивные процессы в эпистемологии, В.Лекторский показывает как в «обществе знаний» происходит «когнитивная революция» - появляются новые дисциплины и одновременно осуществляется процесс их интеграции: «Появляется когнитивная психология, которая не просто исследует познавательные процессы ( психология занималась этим и раньше, но пытается с когнитивной точки зрения объяснить те проявления психической жизни, которые до этого к познанию не относились: эмоции, мотивы деятельности, проявления воли, сознание и др. Появляются исследования в области искусственного интеллекта. Рождается когнитивная лингвистика, когнитивные нейронауки. В 70 – е годы ХХ в. различные когнитивные дисциплины, которые не только различаются между собой, но взаимодействуют друг с другом, были объединены в единую когнитивную науку. В это же время интенсивно развивается исследование познания в рамках истории науки, разрабатывается программа социального анализа научного знания (социальная эпистемология), изучается роль познавательных процессов в истории биологической эволюции (эволюционная эпистемология) [102, c.5]. Если В. Лекторский анализирует смысл «когнитивной революции», показывая как рождаются и интегрируются новые дисциплины в процессе междисциплинарности, то В.Г. Буданов акцентирует внимание на дифференциации типов междисциплинарности, выделяя пять типов: междисциплинарность как согласование языков смежных дисциплин, междисциплинарность как транссогласование языков не обязательно близких дисциплин, междисциплинарность как эвристическая гипотезааналогия, переносящая конструкции одной дисциплины в другую поначалу без должного обоснования, междисциплинарность как конструктивный междисциплинарный проект – организованная форма взаимодействия многих дисциплин для понимания, обоснования и, возможно, управления феноменами сверхсложных систем и междисциплинарность как сетевая, или самоорганизующаяся коммуникация [47]. Работают над объяснением междисциплинарности и зарубежные авторы, в иностранной литературе имеется множество интерпретаций междисциплинарности. В частности, в словаре «Уэбстер» Принстонского университета США, междисциплинарность интерпретируют как сотрудничество двух или более предметных 22 областей [27]. Междисциплинарность определяется также, как: объединение двух или более академических дисциплин или разрабатываемых предметных областей или объединение двух или более профессий, технологий и др.[7] В исследованиях междисциплинарности на Западе, также как и в России, принимают участие философы, занимающиеся проблемами эпистемологии и методологии науки, истории философии, социологи разных направлений, историки науки, а также активные участники междисциплинарных исследований в различных областях естествознания и обществознания, накопившие опыт решения подобных проблем и в определенной форме обобщившие его и заинтересованные в сопоставлении своего опыта с опытом междисциплинарных исследований в других областях науки, а также в том, чтобы выразить его в более общих категориях. Хотя поня-тие «междисциплинарности» часто рассматривается как понятие ХХ века, идея уходит корнями в прошлое, например, Т. Аусбегр заявляет, что междисциплинарность возникла ещё в греческой философии [1]. Дж. Томпсон полагает, что корни данного понятия лежат в некоторых идеях, которые распространяются через идеи унифицированного знания, общего знания, синтеза и интеграции знаний [25]. Дж. Ганн показывает, как греческие историки и драматурги творили в сфере междисциплинарности, используя идеи медицины, поэзии, или философии [13]. Над проблемой междисциплинарности работают и международные научные сообщества и веб-сообщества. Так, например, семинар, работающий в Париже под руководством Э. Морена, с апреля 2003 года под названием «Rethinking Interdisciplinarity» служит своеобразной международной площадкой для взаимодействия гуманитарных, общественных и когнитивных наук, в рамках этого семинара разрабатываются средства для анализа и продвижения междисциплинарных исследований, обсуждаются дефиниции, оценки междисциплинарных исследований и перспективы их развития [15]. Для большего прояснения вопроса о сущности междисциплинарного знания, обратимся также к позиции швейцарского психолога и философа Ж. Пиаже, который при обсуждении перспектив развития программ высшего образования обозначил принцип междисциплинарности как взаимодействие дисциплин, в процессе которого заявляют о себе коммуникативные ситуации и открытое взаимодействие ученых, не ограниченных конвенционально (от лат. conventio - соглашение) установленными академическими границами. 23 Пиаже разводит понятия междисциплинарности, мультидисциплинарности и трансдисциплинарности и интерпретирует трансдисциплинарность как претензии на абсолютную универсальность онтологии и методов, утративших дисциплинарную определенность. Российские ученые также считают, что междисциплинарность проявляется в виде критики, заимствования, синтеза, некоторые ученые склонны считать, что критика, заимствование и синтез это типы междисциплинарности [81]. В системе междисциплинарных процессов, исследователь использует различные языки для описания различных сегментов сложного комплекса, фундаментальной общности [136]. Исследователь создает новый синтез, который открывает новую реальность. И тогда он пользуется новым языком. Этот случай есть случай создания новой дисциплины. Таким образом, по мнению исследователей, в современной науке, существуют процессы дифференциации и интеграции знаний. На уровне междисциплинарности, доминируют процессы интеграции знания, но проявляются они в особой форме, будучи обусловлены спецификой существующих исторических реалий и условий развития научного междисциплинарного знания. Междисциплинарный характер познавательной деятельности выражает эту специфику наиболее явным образом. Междисциплинарность, рассмотрения и осмысления в науке проявляется по-разному и в различной степени: в постановке проблем, в подходах к их решению, в развитии теорий, выявлении связей между ними, формировании новых дисциплин, междисциплинарность проявляется в виде критики, заимствования, синтеза, некоторые ученые склонны считать, что критика, заимствование и синтез это типы междисциплинарности [81, c.22]. Если исследователь создает новый синтез, который открывает новую реальность, он использует новый язык. Например, эта ситуация выступает как процесс создания новой дисциплины. Появление новой дисциплины на основе междисциплинарности обуславливает и появление соответствующего языка, необходимого для обеспечения и развития нового знания. Междисциплинарность имеет как бы синтаксическое выражение, речь уже идет о новой семантике, введении и определении новых понятий, описывающих фактически новую реальность. Этот процесс может проявляться в степени нарастания семантического в схемах связи и переходов между описаниями различных предметных областей. В наиболее зрелом случае речь идет об образовании принципиально новой предметной области - о новой научной дисциплине. 24 Как мы уже отмечали выше, одним из проявлений междисциплинарности является достаточно распространенный в современной науке перенос идей, средств и способов исследования, возникших в рамках одной дисциплины, в другую. Внедрение физических методов в практику химии или биологии уже стало привычным. Но в последнее время явным образом обнаруживается влияние лингвистических и литературоведческих подходов на область исторических дисциплин (напр., историографическая концепция «нарратива»), существенное пересечение психологических, лингвистических и формально-логических моделей (еще недавно максимально дистанционированных друг от друга), усиливается взаимный обмен задачами и способами их решения между сферами собственно научного и инженерно-технического исследова Становление технологической, информационной, коммуникационной сфер выявляет необходимость разработки специфических междисциплинарных проектов, которые все чаще выделяют объекто-системы, характеризующиеся открытостью и саморазвитием, а также расширяют границы познания и приводят к возникновению новых наук и научных дисциплин, научный статус которых активно обсуждается в научных кругах. К примеру, одним из таких междисциплинарных направлений является культурология, как одна из динамично развивающихся в последнее время наук о культуре, призванная объединить в себе основы философского понимания культуры, образованная на стыке таких наук как история, археология, лингвистика, антропология, психология и т.д. Анализируя методологические основания культурологии, мы обращаемся к методологии, разрабатываемой в рамках современных лингвистических школ, имеющей, на наш взгляд, универсальный характер. В рамках данной методологии западными и отечественными исследователями утверждается необходимость перевода эпистемологического проблемного комплекса с языка одной науки на другой, для того чтобы ясно представлять себе эти проблемы и видеть, как каждая наука может по возможности участвовать в их решении. Подобный перевод эпистемологической проблематики с одного научного языка на другой способствует формированию и определению специфического междисциплинарного пространства, в котором может существовать и взаимодействовать коллектив ученых – представителей различных научных областей. В этих случаях научный коллектив будет представлять собой специфическое научное объединение, имеющее общую научную платформу. Необходимо учесть, что деятельность в междисциплинарных коллективах требует особого объекта 25 исследования, который не задается извне, а постоянно формируется и уточняется в процессе исследовательской работы. И, по мнению ученых, в частности профессора Женевского университета Ж. Фридриха, в основании подобных междисциплинарных коллективов должен лежать философский фундамент, который выступает посредником при междисциплинарной коммуникации [178, c. 178]. Тенденция к междисциплинарности является одним из важнейших следствий коренного изменения социальных функций истории в решении проблем, стоящих перед цивилизацией. К примеру, в современной исторической литературе термин «междисциплинарность» употребляется не только для обозначения простого заимствования методов из других дисциплин (социологии, демографии, антропологии, лингвистики и т.п.), но и в интеграции на уровне конструирования междисциплинарных объектов, которые можно определить как нечто онтологически самостоятельное, как некоторую существующую реальность, независимую от исследования. историческое знание определяется не одним научным направлением, а системой или совокупностью социальных наук, объектом которых является прошлое. В силу своего полидисциплинарного характера история естественным образом использует достижения иных дисциплин и обращается к их теоретическим схемам, моделям, категориям, понятиям. Однако всякий раз, когда история использует достижения других наук, щелкает своеобразный «переключатель времени»: во-первых, история заимствует методы и приемы извне с целью изучения прошлого, а не настоящего. Поэтому она не может механически применять аппарат социальных наук, но должна развивать и видоизменять его применительно к отсутствующим социальным объектам. В идеале историки вынуждены не только овладевать теориями других наук, но и, отталкиваясь от них, создавать новые или, по крайней мере, модифицировать теории, ориентированные на анализ настоящего. Так, междисциплинарность приводит к соприкосновению различных дисциплин: идут интеграционные процессы, растет взаимодействие и взаимообогащение методов. Особенно это актуально в кризисных ситуациях, когда междисциплинарные связи служат условием успешного решения ряда кризисных проблем. Исторические исследования, проведенные в плане междисциплинарности, характеризуются отчетливо выраженным аналитическим подходом. В обработке источников историки произвели настоящий переворот, 26 широко используя, например, количественные методы, что позволило освоить огромные массивы статистики, недоступные им до этого. Междисциплинарные исследования в исторической науке позволяют решить новые научные проблемы; дают возможность объяснить и предсказать возникновение событий и явлений, которые с прежних позиций было невозможно предвидеть и объяснить; открывают пути для разработки новых методов и подходов, определения приоритетных исследовательских задач. Разрешить трудности, возникающие перед тем или иным специалистом, сегодня чаще всего удается тогда, когда этот специалист оказывается способным выйти за узкие рамки привычных ему канонов и норм. Таким образом, междисциплинарный характер современного познания во многом обусловлен тем, что наука из «дисциплинарной» сферы деятельности превращается в «проблемно ориентированную» [109]. При помощи междисциплинарного подхода, науке удается глубже проникнуть в суть законов природы и общества, расширить научное мировоззрение. Особенность междисциплинарного подхода состоит в том, что он допускает прямой перенос методов исследования из одной научной дисциплины в другую. Перенос методов, в этом случае, обусловлен обнаружением сходств исследуемых предметных областей. Например, кровеносная система организма схожа с системой трубопроводов технического объекта. Это обстоятельство позволяет биологу исследовать кровеносную систему организма, методом, который применяется в физике для описания движения жидкости по трубам. В результате появляется «междисциплинарная дисциплина» — биофизика, использующая междисциплинарный подход. По такому принципу организованы и другие бинарные (двойные) междисциплинарные дисциплины. Продолжая пример с биологией, можно продолжить список таких междисциплинарных дисциплин — биохимия, биомеханика , социобиология, бионика, а также многие другие. Однако, следует отметить, что, для сохранения дисциплинарных границ, в междисциплинарных исследованиях всегда присутствуют «ведущая» и «ведомая» дисциплины. Все результаты, даже те, которые получены при помощи методологии «ведомой» дисциплины интерпретируются с позиции дисциплинарного подхода «ведущей» дисциплины. Поэтому междисциплинарный подход предназначен, прежде всего, для решения конкретных дисциплинарных проблем, в решении которых какая-либо конкретная дисциплина испытывает концептуальные и методологические трудности [52]. Также, междисциплинарность проявляется в виде критики, заимствования, 27 синтеза, некоторые ученые склонны считать, что заимствование и синтез это типы междисциплинарности. 1.2. критика, ТРАНСДИСЦИПЛИНАРНОСТЬ КАК НОВЫЙ ТИП ОРГАНИЗАЦИИ ЗНАНИЯ Наряду с понятием междисциплинарность сегодня в научной литературе достаточно широко употребляется другое понятие трансдисциплинарность. Здесь нам бы хотелось обратиться к мнению французского социолога и философа Э.Морена, который объясняет соотношение понятий междисциплинарности и трансдисциплинарности. Он пишет: «Междисциплинарность может означать только и просто то, что различные дисциплины встречаются за общим столом, подобно тому как различные нации собираются в ООН исключительно для того, чтобы заявить об их собственных национальных правах и своем суверенитете по отношению к посягательствам соседа. Но междисциплинарность может стремиться также к обмену и кооперации, в результате чего междисциплинарность может становиться чем-то органическим. Что касается трансдисциплинарности, здесь часто идет речь о когнитивных схемах, которые могут переходить из одних дисциплин в другие, иногда настолько резко, что дисциплины погружаются в состояние транса. Фактически, именно интер -, поли -, и трансдисциплинарные комплексы и играют плодотворную роль в истории науки, стоит запомнить те ключевые понятия, которые здесь привлекаются, а именно кооперацию, точнее говоря, соединение и взаимосвязь или, выражаясь еще более точно, совместный проект» [114]. Исследователи швейцарского центра трансдисциплинарности К. Пол и Г. Хадорн определяют специфику различных подходов к определению трансдисциплинарного знания, основываясь на четырех критериях: - трансцендирование(от лат. transcendo- переходить, перебираться выход за пределы посюстороннего; выход из погруженности сознания в мирскую жизнь с целью обретения истины и смысла бытия. В экзистенциализме такую погруженность нередко приравнивают к рабству человека, а трансцендирование - к освобождению. С.Франк различил "трансцендирование вовне", когда индивидуальная душа выходит за рамки своей субъективности к "другому",) [166] и интеграция дисциплинарных парадигм; 28 - совместное исследование; - внимание к проблемам жизненного мира; - поиск единства знания. Таким образом, первую группу составляют подходы, в которых трансдисциплинарность трактуется как дополнение междисциплинарности участием представителей общества. Например, Лоуренс Лессиг в работе «Свободная культура», рассматривая сложившуюся к настоящему времени дисциплинарную организацию науки, связывает междисциплинарность с совмещением дисциплинарных моделей знания, удерживающих установленные концепции и методы, а трансдисциплинарность раскрывает как синтез дисциплинарного знания с ноу-хау непрофессионалов. Результатом интеграции дисциплинарных и внедисциплинарных ресурсов становится расширение представлений о субъекте, развитие теорий и лучшее понимание синергии новых методов. Вторая группа подходов исходит из специфики проблемы, которая возникает в жизненной практике и инициирует использование научного метода для её решения. Пропененты такого подхода Кёттер и Бальсигер подчеркивают, что проблема должна соответствовать научному контексту, но при этом не иметь идеологического характера. Третья группа связана с переосмыслением дисциплинарной организации знания и утверждением моделей, соответствующих оценке и анализу проблем жизненного мира. Ю. Миттельштасс указывает на существенную ассиметрию в познании такого рода комплексных проблем, прежде всего, связанных с окружающей средой, энергетикой и здоровьем. Развитие мышления в рамках трансдисциплинарного подхода дает возможности преодоления увеличивающейся дифференциации научного знания и потенциал для развития интегративной идеи знания, в которой единство обусловлено не объединением комплекса дисциплин, а общностью на уровне исследовательских программ в решении жизненно важных проблем. Четвертая группа подходов определяет трансдисциплинарность через связь с проблемами жизненного мира, но её утверждает особую методологическую роль философии как медиатора, посредника этого взаимодействия. Эта роль предполагает реализацию ряда функций: 1) определение сложности исследовательских объектов и проблем; 2) определение эпистемологических позиций субъекта исследования; 3) выбор операциональных концептов; 4) детальная разработка когнитивно-коммуникативных исследовательских стратегий; 5) 29 сочетание исследовательских методов объяснения и понимания и 6) создание объяснительных теоретических структур [86]. Появляются исследования, связанные с областью трансдисциплинарности и в России [85], выявляются логикофилософские основания трансдисциплинарности, делаются попытки осмыслить обстоятельства, в той или иной мере, способствующие развитию процессов трансдисциплинарности в научном познании1. Ученые обращают внимание на такие условия, способствующие развитию процессов трансдисциплинарности, как процессы глобализации, экологические последствия для природы и общества, которые настолько тесно связаны между собой, что граница между обществом и природой, которая до сих пор ощущалась четко выраженой, все более размывается. В определенной мере обусловливают развитие трансдисциплинарности информационнокоммуникационные стратегии, изменение социально-экономических, информационных условий развития общества. Методологической основой трансдисциплинарности наряду с редукционистскими основаниями является синергетика, которая сама имеет междисциплинарную природу. В ситуации развития междисциплинарности и трансдисциплинарности методология редукционизма дополняется новой методологией-синергетикой, плюрализмом. Редукционистская методология науки уже не позволяет в полной мере раскрыть особенности экспоненционального развития познавательного процесса. В этом познавательном процессе наряду с однозначными законами мы можем в настоящее время обнаружить и класс вероятностных законов, законов, которые характеризуют поведение изолированных систем и систем, находящихся в тесной связи с окружением и обменивающихся с этим окружением энергией, описывающих процесс самоорганизации, информационные процессы, телеологические связи. Согласно данным электронных ресурсов, термин «трансдисциплинарность» понимается так: 1. трансдисциплинарность как декларация, провозглащающая равные права больших и малых научных дисциплин, культур и религий. 2. Трансдисциплинарность трактуется как высокий уровень образованности, разносторонности, универсальности знаний конкретного человека.3. Трансдисциплинарность интерпретируется как «правило исследования окружающего мира».Предполагается, что трансдисциплинарность будет реализована, если проблема исследуется сразу на нескольких уровнях, например, на физическом и ментальном, глобальном и локальном.4. Трансдисциплинарность используется как «принцип организации научного знания», открывающий широкие возможности взаимодействия многих дисциплин при решении комплексных проблем природы и общества. В четвертом значении трансдисциплинарность называют Мультидисциплинарностью, интердисциплинарность.,плюродисциплинарностью. Толкование трансдисциплинарности формулирует Русская трансдисциплинарная школа: http://www.anoitt.ru/ 1 30 Следует заметить, что все они несводимы друг к другу, выявляют различные типы устойчивости, которые также существенно связаны с характером организации различных классов систем. Например, информационные связи не могут быть объяснены на основе описания передачи и преобразования энергии. Конечно, и получение информации, и процесс ее передачи не могут быть осуществлены без передачи энергии. Однако изучение только энергетической стороны информационных процессов не позволяет раскрыть самых существенных специфических их форм. В то время как, рассмотрение процессов взаимодействия с точки зрения ключевой категории синергетики “самоорганизация” позволяет сделать вывод о важности личностного диалогового способа мышления — открытого будущему, совместимого с прошлым, развивающегося во времени и необратимого процесса. При этом каждая из вовлеченных в такой диалог сторон не является только спрашивающей или только отвечающей; объективно, независимо от индивидуальных или групповых намерений все выступают как равноправные соучастники диалогового взаимодействия, порождая при этом множественный по смыслам культурный мир. В изучении культуры приобретает важное значение еще одна качественная особенность синергетического подхода: синергетика акцентирует внимание аналитиков на неустойчивости, разнообразии, неравновесности, нелинейных соотношениях. В этой связи синергетическая методология может быть успешно направлена на изучение таких явлений в культуре, как устойчивое и изменчивое, традиции и инновации, соотношение всеобщего-групповогоиндивидуального, а также на сопоставление между собой культурных полярностей или типологически разнообразных явлений, например, культурно-мировоззренческого наследия Востока и Запада, взаимодействия систем разных религий. По мнению ряда отечественных. исследователей, методы синергетики могут быть применимы и к устойчиво самобытным, а также уникальным явлениям традиционных. культур. В целом синергетический стиль мышления — это стиль постнеклассической науки, вобравший в себя мировоззренческие прорывы и достижения научной методологии 20 века. Синергетика как своеобразный поворот в развитии культуры и науки является убедительным фактом, свидетельствующим о развитии междисциплинарности в научном познании. Развиваясь на базе междисциплинарности как новая дисциплина, синергетика имеет свои принципы, понятия, связи, свой язык. 31 Синергетика или теория самоорганизации выступает как один из наиболее перспективных междисциплинарных подходов. В переводе с греческого термин «синергетика» означает «совместное действие». Когда Герман Хакен вводил термин синергетика, он вкладывал в него два смысла - первый смысл, синергетика как теория возникновения новых свойств у целого, состоящего из взаимодействующих объектов, второй смысл предполагал совместную работу специалистов из разных областей. Сегодня теоретики отмечают, что наличие такого междисциплинарного подхода как синергетика нуждается в новой парадигме, которая будет иметь свои особенности заключающиеся в том, что если раньше «…многие концепции и базовые математические модели ранее приходили в синергетику из физики, химии, гидродинамики, то теперь их основными поставщиками становятся нейронаука, теория риска, биология, теоретическая история, психология и другие области, связанные с анализом сложных, необратимо развивающихся систем» [4]. Синергетика, как видим, выступает как парадигма, способ интеграции естественно-научного и гуманитарного познания. На основе синергетики и возможно также сближение гуманитарного и естественно-научного образования, именно на основе синергетических принципов и схем, синергетической методологии стало возможным развитие трансдисциплинарности. Э.Янч, австрийский философ, эмигрировавший в США, трактует историю природы, общества и человеческого сознания в гуманитарно осмысленных понятиях нелинейной неравновесной термодинамики И.Пригожина, именно он в 1980 году уточнил понятие трансдисциплинарности. В качестве интегрирующего принципа дисциплинарного знания он предложил общую социальную цель, которая объединяет не только научное познание, но образование и инноватику, как необходимые составляющие социальной системы, направленной на самообновление общества. Общая точка зрения на развитие такой социальной системы зависит не только от ее цели, но и от взаимного обогащения способов познания в определенной области знания, от возможности возникновения эффекта, названного им как «синэпистемическая (кооперация)»[4]. Одной из первых организаций в области развития трансдисциплинарности был так называемый Международный центр трансдисциплинарных исследований (СIRЕТ - Сеntге International de Recherches et Etudes Transdisiplinaires), некоммерческая организация, базирующаяся в Париже и созданный в 1987 г. В другом центре международных исследований, в Билефельде еще с 1987 ведутся 32 исследования в области междисциплинарности и трансдисциплинарности. Философ Юрген Мительштрасс предложил связать междисциплинарность с трансдисциплинарностью, в свою очередь подчеркивая, что трансдисциплинарность может быть рассмотрена в рамках технологической культуры, и особенностей современного индустриального общества. Несколько лет спустя Юрген Мительштрасс предложил определение "трансдисциплинарности" как одной из форм научно-исследовательской практики. В феврале 2001 года на конференции в Цюрихе, организованной Швейцарским национальным научным фондом прозвучали дискуссии о трансдисциплинарности, обсуждались проблемы целей, критериев и методов трансдисциплинарности, которые, впрочем, не утратили своей актуальности и продолжаются до сих пор. Исследователи отмечают, что дискуссии на конференции в Цюрихе не привели к какому-то единому пониманию сущности трансдисциплинарности и трудно ожидать какого-то единого мнения по данному вопросу в обозримом будущем [15]. Трансдисциплинарные исследования должны были быть опробованы в настоящее время в различных проектах. В какой степени, и в отношении каких категорий, имеет смысл подчеркнуть различия между ними? Как видим, в современной науке развиваются процессы интеграции знания, но проявляются они в особой форме, будучи обусловлены спецификой предметной деятельности и существующих социальнокультурных и исторических реалий. Междисциплинарный и трансдисциплинарный характер познавательной деятельности выражает эту специфику наиболее явным образом. В связи с таким пониманием возникает вопрос, в чем состоит отличие трансдисциплинарности от всем нам хорошо известной междисциплинарности? Или это одно и тоже, как полагают некоторые исследователи. И здесь мы находим целый спектр возможных ответов. Например, уже упоминавшийся нами немецкий философ Юрген Миттельштрасс практически отождествляет трансдисциплинарность и междисциплинарность. Он полагает, что междисциплинарность в собственном смысле этого слова не лежит между дисциплинами и «не парит над ними, подобно абсолютному духу», вместо этого она преодолевает дисциплинарные тупики, блокирующие развитие научных проблем и соответствующих ответов на них. Междисциплинарность, с его точки зрения, фактически есть трансдисциплинарность. Эта позиция требует уточнения и соответствуюшего комментария и такое уточнение мы находим в работе «Основания синергетики. 33 Человек, конструирующий себя и будущее», авторы которой, пишут: «Трансдисциплинарность характерезует такие исследования, которые идут «через», «сквозь» дисциплинарные границы, выходят за пределы конкретных дисциплин. Трансдисциплинарные исследования характерезуются переносом когнитивных схем из одной дисциплинарной области в другую, разработкой совместных проектов исследования. Авторы, давая определение сущности трансдисциплинарности различают понятия междисциплинарности, полидисциплинарности и трансдисциплинарности, подчеркивая, что междисциплинарность означает кооперацию различных научных областей, циркуляцию общих понятий для понимания некоторого явления. Полидисциплинарность является характеристикой такого исследования, когда какой либо феномен или объект (планета Земля, человек и т.д.) изучается одновременно с разных сторон несколькими научными дисциплинами. Разводя эти понятия, целесообразнее говорить о полидисциплинарных исследовательских полях, междисциплинарных исследованиях и трансдисциплинарных стратегиях исследования [88, c.133]. Имеющиеся факты позволяют говорить о формировании и развитии своего рода международного трансдисциплинарного движения. Трансдисциплинарность вводится в практику науки и управленческой деятельности. В документах ЮНЕСКО и в бюллетенях Ассоциации сложного мышления во Франции сегодня нередко речь идет об инженерии трансдисциплинарности [88, c.134], то есть новом научном рационализме или парадигме открытого разума, в которой размышления неотделимы от действий, а все познание опирается на «такую странную способность ума как связывать» (Джамбатиста Вико). Один из устоявшихся подходов к определению феномена трансдисциплинарности связан с именем румынского физика, о котором мы уже упоминали выше, Басараба Николеску – председателя Международного Центра Трансдисциплинарных Исследований (Париж, Франция). Б. Николеску обосновывает трансдициплинарность исходя из трех методологических принципов: 1. Существуют различные уровни реальности объекта и соответственно, различные уровни реальности субъекта. 2. Переход от одного уровня реальности к другому обеспечивается логикой включенного третьего. 3. Структура совокупности уровней реальности проявляется в нашем знании природы, общества и индивидуального существования, 34 как комплексная структура: каждый уровень есть то, чем он является, т.к. все уровни существуют в одно и то же время. В разработке концепции уровней реальности Б. Николеску опирается на разработки идеи уровней реальности двумя крупными мыслителями второй половины XX века – философом Н. Гартманом и физиком В. Гейзенбергом. Согласно интерпретации, немецкого философа Н. Гартмана, реальность может быть представлена четырьмя уровнями: неорганическим, органическим, душевным и духовным. С ними соотносятся законы: повторения, изменения, нового и дистанции между уровнями реальности, постулируемые им. Почти одновременно с Н. Гартманом, представитель Копенгагенской школы В. Гейзенберг разработал концепцию уровней реальности и разделении уровней реальности в соответствии с познавательными возможностями исследователя. В. Гейзенберг, рассматривает уровни реальности как множество номологических (греч. nomos - закон, logos — учение, выражающих законы природы) связей, которые эквивалентны уровням организации сложного мышления. Каждой из указанных областей соответствует один из трёх уровней реальности, с соответствующим ему способом познания: на первом уровне находится классическая физика, электромагнетизм и две релятивистские теории Эйнштейна, на втором уровне - механика, биология и науки о сознании. А на третьем философия, искусство, политика, духовный, религиозный и творческий опыт. Б. Николеску утверждает многоуровневую и многоцелевую структуру реальности а для преодоления ограниченности познания он предполагает транс-переход за дисциплинарные границы, в которых возможно связать внешний мир объекта и внутренний мир субъекта. Основные характеристики трансдисциплинарности в концепции Б. Николеску следующие: 1. Взаимодополнительность трансдисциплинарного подхода и дисциплинарных форм интеграции знания; 2. Согласованность различных подходов в исследовании динамики, порожденной взаимодействием уровней реальности. 3. Необходимость общей методологии. 4. Необходимость логики включенного третьего, основанной на идее о принципиальной незавершенности и открытости знания. Николеску, обосновывая взаимосвязь и взаимодополнительность дисциплинарных и междисциплинарных форм знания, выходит на необходимость общей методологии, способной обосновать различные 35 подходы в исследовании динамики, порожденной взаимодействием уровней реальностей. Такой методологией, по нашему мнению, и выступает синергетики, способная связать различные дисциплинарные и междисциплинарные знания, а также знания и деятельность, традиции и новации, фундаментальное и прикладное. Синергетика, в свою очередь, выступает как междисциплинарное образование, как конструкция естественно-научных и гуманитарных дисциплин. Механизмами конструктивной взаимосвязи, которая осуществляется на основе синергетики являются когнитивные схемы трансдисциплинарного переноса знаний. Система когнитивных схем заявлена в когнитивной психологии, которая разрабатывает модели познавательного процесса, рассматривая поведение человека как опосредованное когнитивными (познавательными) факторами. Модели познавательных процессов позволяют по-новому взглянуть на сущность психической жизни человека. «Когнитивная, или иначе познавательная, активность — это активность, связанная с приобретением, организацией и использованием знания. Такая активность характерна для всех живых существ, и в особенности для человека. По этой причине исследование познавательной активности составляет часть психологии» [115]. Когнитивный психолог Улрик Найссер рассматривает когнитивные схемы как системы приема и переработки информации:«…Если рассматривать схему как систему переработки информации, то ее можно в каком то смысле уподобить тому, что на языке программирования называют форматом… Информация, заполняющая формат в какой то момент циклического процесса, становится частью формата в следующий момент, определяя то, как будет приниматься дальнейшая информация, Схема не только план, но также и исполнитель плана, Это структура действия, равно как и структура для действия» [115, c. 74-75]. Так, при помощи когнитивной схемы ученый закладывает внутреннюю программу действия по поэтапной переработке информации, выборочном использовании информации и поиске наиболее эффективных путей работы с информацией. Также в когнитивной психологии вводится постулат о кодировании информации в психике. Данный постулат фиксирует предположение о том, что физический мир отражается в психике в особой форме, которую нельзя свести к свойствам стимуляции. В настоящее время когнитивная психология стала одним из самых влиятельных направлений мировой психологической мысли и, прежде всего потому, что в системе современных трансдисциплинарных 36 стратегиии когнитивные технологии используются разносторонне. Когнитивные схемы, в частности, работают во всех направлениях познания окружающего мира, а не только в системе связи между науками о природе и науками о человеке. Синергетика как методология не ограничивается обоснованием связи между науками о природе и науками о человеке и культуре. На основе синергетического видения окружающего мира проявляются такие направления возможного синтеза, которые являются содержанием трансдисциплинарности. На эти направления обращают внимание Е. Князева и С. Курдюмов в вышеупомянутой работе «Основания синергетики, человек, конструирующий себя и свое будущее», авторы выделяют эти направления: 1. Это восточное (холистическое, синтетическое, образное) и западное (аналитическое, логико-вербальное) видение мира. 2. Основания науки(строгие модели, математические теоремы, физические механизмы явлений) и их приложения (включая наиболее отдаленные приложения синергетики к социальным и человекоразмерным системам). 3. Дескриптивные и нормативные аспекты науки, знания и ценности, «единицы информации», ценность этой информации для человеческой активности, например, описание спектров структураттракторов, путей эволюции сложных систем и возможностей человеческого выбора, связанного с определенными ценностями, предпочтениями человека. 4. Наука (новая наука о сложности, нелинейности и хаосе) и культура, искусство, философия, синергетические знания и образы культуры, в том числе философские идеи, резонирующие с синергетикой, строгие модели эволюции и средства визуальной репрезентации паттернов эволюции и самоорганизации сложных систем [89, c.135]. Проведенный анализ, позволяет сделать вывод, что позиция авторов отражает, в определенной мере, положения, изложенные в Хартии трансдисциплинарности. Хартия трансдисциплинарности, о чем говорилось выше, была принята на первом Международном Конгрессе по трансдисциплинарности в 1994 году в Португалии. Во введении к Хартии обосновывается необходимость создания такого международного документа, выраженная в следующем: 37 - современное умножение академических и неакадемических дисциплин ведет к экспоненциальному росту знания, что делает невозможным глобальный взгляд на человеческое существование; - только интеллект, способный осознать космическое измерение современных конфликтов, в состоянии противостоять сложности нашего мира и современному вызову в лице духовного и материального саморазрушения человеческого вида; - жизни на Земле серьезно угрожает расцвет технизированной науки, которая повинуется только ужасной логике производства ради производства; - современный разрыв между растущим количественным знанием и увеличивающимся оскудением внутренней идентичности ведет к рождению новых форм обскурантизма с неисчислимыми социальными и личностными последствиями; - исторически беспрецедентный рост знания увеличивает неравенство между теми, кто обладает и не обладает этим знанием, тем самым порождая растущее неравенство внутри и между народами нашей планеты; - с другой стороны, существует надежда, противостоящая всем представленным выше вызовам, надежда на то, что это экстраординарное развитие знания смогло бы в конечном итоге привести к некоторой эволюции, отличной от развития приматов до уровня человеческих существ. Итак, принимая все сказанное во внимание, участники Первого Всемирного конгресса по трансдисциплинарности (Конвенто да Аррабида, Португалия, 2-7 ноября 1994 г.) приняли настоящую Хартию, которая включает фундаментальные принципы сообщества трансдисциплинарных исследователей и устанавливает личное моральное обязательство без всякого законодательного или институционального принуждения для каждого подписавшего эту Хартию. Статья 1. Любая попытка редуцировать человеческое существо к формальным структурам несовместима с трансдисциплинарным видением.19 Статья 2. Признание существования разных уровней реальности, предполагающих разные типы логики, - неотъемлемая черта трансдисциплинарного подхода. Любая попытка редуцировать реальность к единственному уровню с 38 единственным видом логики не относится к области трансдисциплинарности. Статья 3. Трансдисцнплинарность дополняет дисциплинарные подходы. Это вызывает появление новых данных и новых взаимодействий между дисциплинами. Это подвигает нас к новому видению природы и реальности. Трансдисциплинарность не стремится к господству нескольких дисциплин, но ставит своей целью раскрыть все дисциплины к тому, в чем они едины, и к тому, что лежит за их пределами. Статья 4. Краеугольный камень трансдисциплинарности - семантическое и практическое объединение тех смыслов, которые находятся в области пересечения и лежат за пределами различных дисциплин. Это предполагает рациональность открытого мышления, переосмысляющего понятия «определение» и «объективность». Крайность формализма, строгость определений и доказательство абсолютной объективности, влекущие исключение субъекта, могут иметь только жизнеотрицаюшие последствия. Статья 5 Трансдисциплинарное видение решительно открыто в своем выходе за область точных наук, требуя их диалога и их примирения с гуманитарными и социальными науками, а также с искусством, литературой, поэзией и духовным опытом. Статья 6 В сравнении с междисциплинарностью и мультидисциплинарностью, трансдисциллинарность является многоаспектной и многомерной. Принимая во внимание различные подходы к пониманию времени и истории, трансдисииплинарность не исключает трансисторического горизонта. Статья 7 Трансдисииплинарность не составляет ни новой религии, ни новой философии, ни новой метафизики или науки наук. Статья 8 Судьба человека имеет планетарное и космическое измерения. Появление человеческих существ на Земле - одна из стадий в истории Универсума, Признание Земли нашим домом - один из императивов трансдисциплинарности. Каждое человеческое существо принадлежит к некоторой национальности, но, как житель Земли, представляет собой также транснациональное существо. Признание международным 39 законом этой двойной принадлежности - национальной и планетарной одна из целей трансдисциплинарного исследования. Статья 9 Трансдисциплинарность призывает к открытому отношению к мифам и религиям, а также к тем, кто уважает их в трансдисциплинарном духе. Статья 10 Ни одна культура не имеет привилегий над другой культурой. Трансдисципшинарный подход является существенно транскультурным. Статья 11 Подлинное образование не может ставить абстракцию выше иных форм знания. Оно должно учить контекстным, конкретным и глобальным подходам. Трансдисциплинарное образование возрождает роль интуиции, воображения, чувственности и тела в передаче знания. Статья 12 Развитие трансдисциплинарной экономики базируется на постулатеобязательного служения экономики человеку, а не наоборот. Статья13 Трансдисциплинарная этика отрицает любой подход, который отвергает диалог и дискуссию, независимо от того, является ли происхождение такого подхода идеологическим, научным, религиозным, политическим или философским. Разделяемое знание должно вести к разделяемому пониманию, основанному на абсолютном уважении коллективной или индивидуальной Инаковости, объединяемой нашей общей жизнью на одной и той же Земле. Статья 14 Строгость, открытость и толерантность — фундаментальные признаки трансдисциплинарного подхода и видения. Строгость в аргументации, принимающая во внимание все имеющиеся данные, лучшая защита от возможных искажений. Открытость включает в себя принятие неизвестного, неожиданного и непредвиденного. Толерантность предполагает признание права на идеи и истины, противоположные нашим собственным. Заключительная статья 40 Настоящая Хартия трансдисциплинарности была принята участниками Первого Всемирного конгресса по трансдисциплинарности без всякой претензии на какую-либо власть, кроме обязательств их собственной работы и деятельности. В согласии с процедурами, принимаемыми трансдисциплинарно мыслящими личностями всех стран, эта Хартия открыта для подписи каждому, кто заинтересован в продвижении прогрессивных национальных, международных и транснациональных мер по воплощению этих статей в ежедневной жизни. Коивенто да Аррабида, 6 ноября 1994 Редакторский Комитет [85, c. 19-21]. Однако, несмотря на многочисленные исследования, наличие Хартии трансдисциплинарности, развитии идеи трансдисциплинарности в документах ЮНЕСКО, термин «трансдисциплинарность» до сих пор не получил однозначного определения. Наиболее часто употребляемые значения этого термина выделяет Википедия. Так, в первом значении трансдисциплинарность понимается как «декларация», провозглашающая равные права известных и малоизвестных ученых, больших и малых научных дисциплин, культур и религий, в исследовании окружающего мира. В таком значении, трансдисциплинарность играет роль «охранной грамоты» для любой частной точки зрения, не противоречащей знаниям научных дисциплин. Во втором значении «трансдисциплинарность» трактуется как высокий уровень образованности, разносторонности, универсальности знаний конкретного человека. Про таких людей обычно говорят, что они обладают энциклопедическими знаниями. В третьем значении «трансдисциплинарность» трактуется как «правило исследования окружающего мира». Предполагается, что трансдисциплинарность будет реализована, если проблема исследуется сразу в нескольких уровнях. Например, на физическом и ментальном уровнях, глобально и локально. В четвёртом значении «трансдисциплинарность» используется как «принцип организации научного знания», открывающий широкие возможности взаимодействия многих дисциплин при решении комплексных проблем природы и общества. Следует отметить, что трансдисциплинарность, в четвёртом значении, позволяет учёным официально выходить за рамки своей дисциплины, не опасаясь быть обвиненными в дилетантстве. В зависимости от того, в каком количестве и в каком сочетании учёные будут использовать другие дисциплины в своём дисциплинарном исследовании, 41 трансдисциплинарность, в четвёртом значении, будет называться мультидисциплинарностью (мultidisciplinarity), плюродисциплинарностью (pluridisciplinarity), интердисциплинарностью (interdisciplinarity) [52]. Наиболее общим видом, является трансдисциплинарность-1. Этот вид трансдисциплинарности основывается на усилиях формальной взаимосвязи пониманий отдельных дисциплин. Он обеспечивает формирование логических мета-рамок, посредством которых, их знания могут быть интегрированы на более высоком уровне абстракции, чем это происходит в междисциплинарности. Трансдисциплинарность-1 часто используется при работе различных экспертных систем, и экспертных групп. Трансдисциплинарность-2 имеет более тесную внутреннюю связь с личным опытом исследователя, включая медитацию. Трансдисциплинарность-2 и трансдисциплинарность-1 контрастируют с двумя другими видами трансдисциплинарности. Так, например, иллюстративное использование метафоры и образного языка может рассматриваться, как исходная форма трансдисциплинарности (трансдисциплинарность-0). В этом её отличие от другого вида трансдисциплинарности (трансдисциплинарность-3), связанной с использованием генеральных метафор, имеющих фундаментальное познавательное значение. Каждая форма трансдисциплинарности имеет свои недостатки и преимущества, проявляющиеся при решении конкретных проблем. Однако очевидная целесообразность использования трансдисциплинарности, позволила считать её, одним из основных способов решения научных, культурных, общественных и других проблем XXI века. Об это свидетельствует и текст «Всемирной Декларации о Высшем образовании для XXI века: подходы и практические меры», принятой участниками Международной конференции по Высшему образованию, состоявшейся в октябре 1998 года в Париже, в Штабквартире ЮНЕСКО. В Декларации, в статье пятой содержатся рекомендации о поощрении трансдисциплинарности, включении ее в программы учебного процесса и необходимости использовать трансдисциплинарный подход для решения сложных проблем исследования природы и общества. Конкретно в пятой статье декларации говорится: «Продвижение знаний путем проведения научных исследований в областях естественных и гуманитарных наук и искусства и распространения их результатов. 42 Продвижение знаний путем проведения научных исследований является важной функцией всех систем высшего образования, особенно на его третьем этапе. Необходимо поощрять и укреплять новаторство, междисциплинарность и трансдисциплинарность программ, преследуя долгосрочную перспективу, ориентированную на достижение целей и удовлетворение потребностей в социальной и культурной сферах. Следует обеспечивать соответствующую сбалансированность между фундаментальными и целевыми исследованиями» [9]. Далее в тексте указывается, что прогрессивный сдвиг проблем современного образования связан с утверждением трансдисциплинарной парадигмы, становлением новых размерностей науки и отказом от построения одномерных моделей многомерного мира. В современном обществе, которое с позиции американского менеджера Питера Фердинанда Дракера, рассматривается как «общество знания» развиваются две противоположные, но в то же время взаимосвязанные тенденции. Одна тенденция ориентирована на все большую специализацию науки, увеличение и углубление массива дисциплинарного знания. Другая тенденция проявляется в создании интегральных, междисциплинарных моделей и, отвечая на «вызовы общества», выполняет функции прикладной науки, что не исключает в сфере развития прикладного знания роста новых направлений исследовательского поиска, наличия «парадигмальных прививок» использования когнитивных схем и создания новых тезаурусов Питер Дракер в своей книге «Посткапиталистическое общество», в главе «От капитализма к обществу знаний» отмечает, что сегодня знание стало главным, а не просто одним из видов ресурсов, и превратило наше общество в посткапиталистическое. Данное обстоятельство изменяет структуру общества, и при этом коренным образом. Оно создает новые движущие силы социального и экономического развития. Оно влечет за собой новые процессы и в политической сфере. В прежние времена знание носило общий характер. Сегодня знания в силу необходимости стали глубоко специализированными. Раньше не употребляли такое понятие, как "человек, обладающий знаниями". Говорили: "образованный, ученый человек". Образованные люди - это люди широкой эрудиции. Они обладали достаточными знаниями, чтобы вести разговор или писать на самые разнообразные темы, но они не могли заниматься практической деятельностью в какой-либо конкретной области. Есть такая старая присказка: с образованным человеком приятно общаться за обеденным столом, но не дай бог 43 оказаться с ним вдвоем на необитаемом острове, - там нужен человек, обладающий практическими знаниями и навыками. П. Дракер приводит пример, об одном из героев повести Марка Твена "Янки при дворе короля Артура" который не был образованным человеком. Он не учил ни латыни, ни древнегреческого, наверное, не читал Шекспира, да и Библию знал довольно слабо. Но он знал и умел делать все, что связано с техникой, в том числе получать электроэнергию и собирать телефонные аппараты. То, что мы теперь называем знанием, ежечасно доказывает свою значимость и проверяется на практике. Знание сегодня - это информация, имеющая практическую ценность, служащая для получения конкретных результатов. Причем результаты проявляются вне человека - в обществе, экономике или в развитии самого знания [23]. Научная дисциплина переводит "ремесло" в разряд методологии таковы, например, производственные технологии, научная методология, количественный метод или дифференциальный диагноз (в медицине). Каждая такая методология преобразует частный опыт в систему, отдельные случаи и события - в информацию. В результате умения и навыки преобразуются в некую систему, которую можно преподавать и усваивать. Переход от общего знания к комплексу специализированных знаний превращает знание в силу, способную создать новое общество. Но следует иметь в виду, что такое общество должно быть основано на знании, организованном в виде специализированных дисциплин, и что членами его должны быть люди, обладающие специальными знаниями в различных областях. Именно в этом их сила и эффективность. Здесь, в свою очередь, встают фундаментальные вопросы: о ценностях, об общем видении будущих перспектив, об убеждениях, - обо всем том, что обеспечивает целостность общества как единой системы и делает нашу жизнь значимой и осмысленной. Для того чтобы трансдисциплинарность стала доступной и понятной преподавателям, студентам ВУЗов, её следует представить в виде научного подхода. Подходом называется совокупность способов и приёмов изучения объекта, его структурных, функциональных особенностей, свойств, а также взаимодействий с окружающим миром. Появление новых подходов обусловлено, прежде всего, целью исследований. В науке нет ограничений на число подходов. Поэтому подходы появляются, совершенствуются и устаревают и исчезают вместе с развитием науки, 44 научного мировоззрения, обусловливая успех или неудачу решения конкретных проблем. Если в качестве критерия классификации научных подходов выбрать степень полноты познания окружающего мира, то все подходы можно свести к трем основным видам: дисциплинарный подход, междисциплинарный подход и трансдисциплинарный системный подход. Отдельные исследователи выделяют также и мультидисциплинарный (полидисциплинарный) подход [52]. При анализе дисциплинарных исследований в рамках мультидисциплинарного подхода, ученые обращают внимание на новые, ранее не обнаруживаемые, сходства исследуемых предметных областей. А это, в свою очередь, позволяет специалистам организовать новые междисциплинарные исследования. Накопление результатов междисциплинарных исследований в сходных областях дисциплинарных знаний приводит к появлению новых мультидисциплинарных дисциплин, например, таких, как физикохимическая биология, экология. Иными словами, трансдисциплинарность является самостоятельным научным направлением, обладающим своим предметом исследования и концепцией, трансдисциплинарным подходом и языком, единицами измерения и моделями действительности, методом анализа информации и методикой анализа риска принимаемых решений. В таком контексте, трансдисциплинарность позволит осуществить общенаучную классификацию и систематизацию дисциплинарных знаний. После такой обработки, дисциплинарные знания становятся полностью готовыми к их совместному использованию в решении научноисследовательских и практических проблем любой сложности и комплексности. В качестве примера развития трансдисциплинарности в направлении самостоятельной научной дисциплины можно привести Русскую школу трансдисциплинарности. Примером развития трансдисциплинарности в направлении поиска формальной взаимосвязи отдельных дисциплин являются Американская школа трансдисциплинарности и Швейцарская школа трансдисциплинарности. Французская школа трансдисциплинарности отдаёт предпочтение более тесной внутренней связи с личным опытом исследователя, а также, использованию генеральных метафор, имеющих фундаментальное познавательное значение [52]. Рассмотрим русскую школу трансдисциплинарности. Трансдисциплинарный системный подход, постулируемый русской школой, представляет собой способ исследования объекта, основанный 45 на использовании универсального порядка, обусловливающего единство элементов, свойств и связей объекта. Использование объекта с помощью трансдисциплинарной модели системы позволяет находить и обосновывать не только очевидные, но и скрытые мотивы взаимодействия элементов, свойств и связей. Это обстоятельство существенно повышает научно-исследовательские и практические возможности трансдисциплинарного системного подхода. Различные системные подходы позволяют ответить на разные вопросы о Вселенной. Дисциплинарный и междисциплинарный системные подходы позволяют ответить на вопрос «Как устроена Вселенная?». Трансдисциплинарный системный подход позволяет ответить на вопрос «Почему так устроена Вселенная?». Следовательно, трансдисциплинарный системный подход в необходимых случаях может сформировать или усилить «нормативную составляющую» концепций дисциплинарного и междисциплинарного системных подходов, устранив тем самым пути получения и накапливания неверной или лишней информации о Вселенной. Смысл этих определений принципиально различен. Информацией называют и «главный фактор эволюции», и «меру организации» и «обычное сообщение, информация всегда сопровождает объективный показатель Вселенной – её общее состояние. Этот факт позволяет утверждать, что существующие дисциплинарные знания являются результатом познания и описания отдельных «дисциплинарных срезов» общего состояния объекта исследования. Поэтому логичным продолжением образа Единой Вселенной будет следующее определение информации: Информация – это форма проявления состояния упорядоченной среды. Соответственно роль полной информации будет играть общее состояние упорядоченной среды. В этом случае у Наблюдателя «из антропного принципа» появляется реальная возможность получить доступ к полной информации Вселенной. Это обстоятельство позволяет сформировать и его основной моральный принцип – «являясь фрагментом Вселенной, Наблюдатель должен адекватно отобразить в себе её общее состояние, но не диктовать ей, каким оно должно быть» [113]. Ещё один подход разрабатывается с 2000 г. под инициативой Швейцарского Академического Общества исследований окружающей среды и экологии, Швейцарской Академии Наук и Швейцарской Академии Искусств и Наук. В этой трактовке трансдициплинарность форма интеграции знания, открытая для широкой публики и ориентированная на проблемы жизненного мира. Потребность в 46 трансдисциплинарном исследовании возникает в ситуациях сложных социально-значимых проблем, решение которых может оказывать существенное влияние на общество в целом или его отдельные группы. Специфика трансдисциплинарного подхода заключается в его эвристических возможностях: а) понять сложность проблемы; b) принять во внимание многообразие жизненного мира и научное рассмотрение проблемы; c) соединить абстрактное и конкретное знание; d) развивать знание и деятельность, которые предполагают достижение общего блага (common good). В рамках упоминавшейся уже швейцарской школы трансдисциплинарности разработана методология процесса исследования проблемы. Теоретики этой школы К. Пол и Г. Хадорн выделяют следующие стадии трансдисциплинарного исследования: 1) определение и структурирование проблемы; 2) анализ проблемы; 3) реализация результатов. Необходимость четкого разграничения каждой из выделенных стадий связана с постоянным уточнением возможных механизмов и организационных форм проработки проблемы. В некоторых случаях возможно заключение о нецелесообразности дальнейшего исследования. Методология трансдисциплинарного подхода включает также ряд принципов: Первый принцип - уменьшение сложности. Принцип предполагает определение необходимого знания и заинтересованных акторов для решения практически-ориентированных проблем. Второй принцип достижение эффективности через контекстуализацию. Контекстуализация предполагает учет различных социальных аспектов, которые могут иметь значение на разных стадиях реализации исследования. При этом возникает необходимость адаптации специальных знаний для неспециалистов. Третий принцип – достижение интеграции в процессе открытых дискуссий. Принцип подразумевает рассмотрение каждой позиции как одной из нескольких перспектив и установку на возможность изменения первоначальных представлений. Четвертый принцип – развитие рефлексивности через рекурсивность. Опыт каждой стадии исследования может быть использован в дальнейшем анализе, рассмотрении и структурировании проблемы для коррекции исходных познавательных установок с учетом её специфической сложности [86, c.23-24]. 47 Свое практическое применение мультидисциплинарный подход нашёл, прежде всего, в работе экспертных групп. Он выглядит предпочтительнее других подходов, в ситуации, когда для решения дисциплинарной проблемы требуется учесть множество известных факторов, являющихся предметом исследования других дисциплин. Благодаря этому свойству современные научные дисциплины и их «междисциплинарные дополнения» существенно расширили свои практические возможности и приблизились к достаточной полноте знаний. Но, так же как и в междисциплинарных исследованиях, в мультидисциплинарных исследованиях, интерпретация полученных дисциплинарных результатов производится с позиции «ведущей» дисциплины. Поэтому мультидисциплинарный подход способствует накоплению дисциплинарных и междисциплинарных знаний, но он не способствует выявлению общих закономерностей и механизмов их взаимодействия внутри предмета исследования. Практическая значимость мультидисциплинарного подхода настолько высока, что зачастую его сравнивают с трансдисциплинарным подходом. Однако, это не так. Трансдисциплинарный системный подход использует лишь знания, сформированные и накопленные дисциплинарными, междисциплинарными подходами. Термин система, применяющийся в дисциплинарных и междисциплинарных подходах для выделения, в окружающем мире, объекта исследования, имеет ряд очевидных трудностей, при исследовании самого окружающего мира. Так, например, с позиции равновесной или классической термодинамики, объекты, представляющие собой изолированные системы, не обменивающиеся с внешней средой энергией или веществом, и находящихся при этом в состояниях, близких к равновесным, ожидала «тепловая смерть». С позиции неравновесной термодинамики, разработанной Пригожиным, и руководимой им брюссельской школой термодинамики, все разномасштабные развивающиеся системы, изучаемые в разных научных дисциплинах, являются открытыми неравновесными системами. Это означает, что все такие системы в той или иной степени взаимодействуют с внешней средой, обмениваясь с ней энергией и/или веществом. Но и в той и в другой позиции сам окружающий мир оставался «за скобками» исследований. От него можно изолировать систему, либо начать обмениваться с ним энергией и/или веществом. Трансдисциплинарность вырастает из сложных процессов и новейших тенденций современной науки, тенденций междисциплинарности, трансформации знания, интенсивного развития 48 прикладных наук. На развитие трансдисциплинарности влияют процессы глобализации, интеркультуризма, холизм, синергетическая методология и мировоззренческие ориентиры. Трансдисциплинарность также является ответом на «вызовы времени» и практической необходимости в развитии проблемно ориентированных исследований в таких областях как биоэтика, медицина, экология, демография и т.п. В условиях развития трансдисциплинарности изменяется характер научного знания, оно выходит за рамки фундаментальных исследований, за рамки лабораторий и способствует развитию прикладных наук. Поэтому возрастает значение проблемно-ориентированных форм исследовательской деятельности, таких как проектирование, прогнозирование, конструктирование, целевое программирование. В данных областях трансформируется научный опыт как таковой, в новых трансдисциплинарных, синергетически обоснованных, условиях, которые объединяют в себе «чувственность и рассудок, эмпирическое и логическое, многообразие и единство» [80]. Можно утверждать, что трансдисциплинарность – одна из ключевых характеристик нового типа производства знания. В отличие от традиционной дисциплинарно организованной науки увеличение роли и значения трансдисциплинарных исследований на современном этапе предполагает, во - первых: новые способы организации исследований, которые выходят за дисциплинарные границы и инициируют обращение к ресурсам внедисциплинарного знания, выраженного на языке повседневного общения. Во-вторых формулирование проблемного поля и проектирование исследований с учетом ценностных и целевых установок, а также практических потребностей заинтересованных сторон (науки и общества). В – третьих необходимость формирования новых организационных структур («гибридных групп», «трансдисциплинарных коллективов»), в которых методы и способы решения проблемы формируются и корректируются, как правило, в процессе работы; по ходу деятельности могут дополнительно привлекаться различные специалисты, а состав самой группы может меняться в зависимости от контекста и возникающих перспектив проблемы. В- четвертых, использование эвристического потенциала, который создает опыт трансдисциплинарного решения аналогичных проблем в различных сферах научного исследования и производства знания в обществе, а также значительный ресурс для развития личного опыта каждого участника, включенного в совместную деятельность. И, наконец в-пятых, рефлексию, направленную на 49 доопределение и переосмысление решаемой трансдисциплинарной проблемы, который позволяет наиболее эффективно и адекватно учесть её философские основания, специфику методологического аппарата и социокультурный контекст. Поскольку, методологической основой трансдисциплинарности выступает синергетика, процедура обучения, способом связи обучаещего и обучаемого, учителя и ученика – будет их взаимная циклическая детерминация и их взаимное конструирование, становление и развитие. На основании синергетической парадигмы и принципов трансдисциплинарности переосмысливается процесс обучения, однако, ученые справедливо отмечают, что трансдисциплинарное образование сегодня только начинает свой путь. На основании сказанного можно сделать следующие выводы: 1. современный разрыв между растущим количественным знанием и увеличивающимся оскудением внутренней идентичности ведет к рождению новых форм обскурантизма с неисчислимыми социальными и личностными последствиями; 2. исторически беспрецедентный рост знания увеличивает неравенство между теми, кто обладает и не обладает этим знанием, тем самым порождая растущее неравенство внутри и между народами нашей планеты; 3. Признание существования разных уровней реальности, предполагающих разные типы логики, - неотъемлемая черта трансдисциплииарного подхода. 4. Трансдисцнплинарность дополняет дисциплинарные подходы. Это вызывает появление новых данных и новых взаимодействий между дисциплинами. Это подвигает нас к новому видению природы и реальности. Трансдисциплинарность не стремится к господству нескольких дисциплин, но ставит своей целью раскрыть все дисциплины к тому, в чем они едины, и к тому, что лежит за их пределами 5. Краеугольный камень трансдисциплинарности семантическое и практическое объединение тех смыслов, которые находятся в области пересечения и лежат за пределами различных дисциплин. Это предполагает рациональность открытого мышления, переосмысляющего понятия «определение» и «объективность». Крайность формализма, строгость определений и доказательство абсолютной объективности, влекущие исключение субъекта, могут иметь только жизнеотрицаюшие последствия. 50 6. Трансдисциплинарное видение выходит за область точных наук, предлагая диалог и «примирение» с гуманитарными и социальными науками, а также с искусством, литературой, поэзией и духовным опытом [57]. 7. В сравнении с междисциплинарностью трансдисциплинарность является многоаспектной и многомерной. Принимая во внимание различные подходы к пониманию времени и истории, трансдисциплинарность не исключает трансисторического горизонта. 8. Признание Земли нашим домом - один из императивов трансдисциплинарности. Каждое человеческое существо принадлежит к некоторой национальности, но, как житель Земли, представляет собой также транснациональное существо. Признание международным законом этой двойной принадлежности - национальной и планетарной одна из целей трансдисциплинарного исследования. 9. Трансдисципшинарный подход является существенно транскультурным. 10. Трансдисциплинарность призывает к открытому отношению к мифам и религиям. 11. Трансдисциплинарная этика отрицает любой подход, который отвергает диалог и дискуссию Таким образом, мы имели возможность убедиться, что каждая новая эпоха влечет за собой новые изменения в области научного знания, новые применения этих знаний, организацию новых форм взаимодействия научных сообществ с обществом и политическими структурами. Сегодняшняя эпоха это «общество знания», в этом типе общества существенно возрастает роль науки в различных социальных сферах – в культуре, целом, в политике, экономике и т.д. Транс-переход за дисциплинарные границы в социальную сферу определяет развитие трансдисциплинарных исследований, суммирующих ресурсы дисциплинарного и междисциплинарного знания в единый исследовательский проект. Трансдисциплинарное исследование это способ организации исследования и получения нового знания в процессе интеграции ресурсов науки и социальной сферы с ее «вызовами» и требованиями применения на практике полученных результатов, оптимизации и расширения диапозона прикладного знания. Трнсдисциплинарные исследования не замещают академически организованной науки новым способом производства знания, они лишь дополняют традиционно организованные формы исследования, 51 исследованиями трансдисциплинарными, которые ориентируются не более широкий круг параметров, в которых доминирует синергетика и присутствует рефрексирующий субъект познания, который познает мир, и в тоже время конструирует его. К сфере трансдисциплинарности сегодня можно отнести множество междисциплинарных наук, таких как нейробиология, антропология, культурология, концепции современного естествознания, системный анализ, теорию государственного управления и т.д., но методологической основой в подходе к преподаванию этих наук будет синергетика наука о самоорганизации, становлении реальности и «управления» хаосом в нашем сложном и быстро меняющемся мире. Синергетика будет выступать не только методологией образования, но и его содержанием. Таким образом, роль синергетики в образовании двояка. Речь может идти о синергетических подходах к образованию, синергетических способах процесса обучения и воспитания, а также об образовании через синергетику, путем передачи и распространения синергетических знаний. В первом случае синергетика выступает как метод образования, во втором как его содержание [89]. Основные принципы обучения в ХХ1 веке – нелинейность, так как сами человеческие отношения носят нелинейный характер, незамкнутость (открытость), неустойчивость. Последнее из трех «не» содержит в себе два предыдущих. Переход от устойчивого состояния к неустойчивому возможен только в нелинейной системе [48]. Однако, говоря сегодня о синергетике, как о междисциплинарном феномене, а также как о методологии научного познания и образования, нельзя забывать, что в развитии познавательной деятельности существенную роль сыграла и продолжает играть теория систем, которая во второй половине ХХ века захватила все науки и сыграла заметную роль в их развитии, в разработке теоретических моделей в естествознании, гуманитарных науках, экономике, географии и геологии, метеорологии и гидрологии, других науках, которые нашли свое применение на практике. Такие категории, как система, структура и элементы во многом способствовали способствуют систематизации знании, углублению процессов познания. В последней трети ХХ века процесс системного движения дополнился идеей глобального эволюционизма, эта идея стала отражением важного изменения характера науки ХХ века. Одной из замечательных особенностей науки XX в. становится то, что эволюционный характер получают все фундаментальные науки о природе, включая физику и химию. Физика 52 пронизывается идеей развития благодаря релятивистской космологии, основанной на общей теории относительности А. Эйнштейна, химия – на основе эволюционной теории катализа. В конце XX – начале XXI в. на первый план выдвигается проблема сложности, понимаемая в весьма широком, глобальном смысле. Известный исследователь постиндустриального общества М. Кастельс в книге «Информационная эпоха: экономика, общество и культура» (написанной в 1996–1998 гг., изданной в Москве в 2000 г.)пишет: «В 1990-х годах часть ученых и исследователей сблизились в общем эпистемологическом подходе, идентифицируемом кодовым названием “сложность” (complexity). Организованный вокруг семинаров в Институте Санта-Фе в НьюМексико (первоначально как клуб физиков высокой квалификации из Лос-Аламоса, к которому затем присоединились ученые – нобелевские лауреаты и их друзья) интеллектуальный кружок нацелен на интеграцию научного мышления (включая социальные науки) в новой парадигме. Они сосредоточили внимание на изучении возникновения самоорганизующихся структур, создающих сложность из простоты и высший порядок из хаоса через несколько уровней интерактивности между базовыми элементами происхождения процесса... Сложностное мышление следовало бы рассматривать скорее как метод для понимания многообразия, чем как объединенную метатеорию. Ее эпистемологическая ценность могла бы прийти из признания изощренно-сложной (serendipitous) сущности природы и общества» [83]. Можно предположить, что речь идет о создании новой универсальной, или всеобщей, научной (философской) парадигмы, которая должна была объяснять возникновение сложных систем из простых посредством взаимодействия исходных (базовых) элементов процесса. Правда, Кастельс полагает, что эта парадигма представляет собой не объединенную метатеорию, а скорее метод понимания многообразия. Однако ряд ученых с мировым именем явно тяготеет к пониманию нового движения скорее как стремления создать метатеорию мира, которая объясняла бы известный нам физический, химический, биологический и общественный мир как последовательно возникающий из простейших уровней или состояний. «Я считаю, что следующий век будет веком теории сложности», – заявил выдающийся физик современности Стефан Хокинг [3]. Проблема сложности сегодня рассматривается в рамках синергетики. Творец теории кварков М. ГеллМанн в статье «Что такое сложность?» пытается найти сущностное качество сложности, которое бы объединило все самоорганизующиеся системы. Он считает недостаточной суммарную, алгоритмическую и 53 информационную сложность. По его убеждению, определяемый с этих позиций уровень сложности объекта зависит от наличных условий реальности, степени детализации анализа, предшествующих знаний исследователя, его изначальной мировоззренческой позиции, необходимости перевода качественных данных на формализованный язык и поэтому несет в себе некоторую субъективность. Теория сложности должна получить всеобщий характер – такая мысль в тенденции пронизывает представления Гелл-Манна. Это впечатление усиливается при знакомстве с последующими размышлениями выдающегося физика. «Сегодня кажется, – пишет он, – что фундаментальным законом, управляющим поведением всей материи во Вселенной, является квантовая теория поля, элементарных частиц и их взаимодействий – но это слишком просто (на самом деле более вероятный кандидат с этой точки зрения – теория суперструн). Еще кажется, что условие, ограничивающее начальное состояние Вселенной до расширения, должно быть абсолютно простым. Если эти предположения верны, значит ли это, что действительной сложности во Вселенной нет? Это неверно» [3]. В целом, научное сообщество активно обсуждает проблему сложности, признавая ее актуальность и важность для дальнейших исследований. Нас же в этой ситуации и на основании вышеприведенных мнений и точек зрения интересует связь синергетики, сложности и трансдисциплинарности. Мы попытаемся высказать не притязательное мнение о том, что поскольку синергетика включает в себя сложность, а синергетика, о чем мы неоднократно говорили выше, не только междисциплинарное знание, но и методологическая база развития трансдисциплинарности, то очевидно предположить использование проблемы сложности в трансдисциплинарности. Об этом свидетельствует и тот факт, что в международных документах о трансдисциплинарности говориться о использовании сложности в системе трансдисциплинарности, к примеру при рассмотрении, структурировании или коррекции любой проблемы в системе трансдисциплинарности необходимо учитывать специфику ее сложности. Специфику сложности проблем или, наоборот, снижения степени сложности следует учитывать в образовательном процессе. Поскольку обучение отныне это не передача знаний как эстафетной палочки от одного человека к другому, но создание условий, при которых становятся возможными процессы порождения знаний самим обучающимся, его активное и продуктивное творчество, это нелинейная 54 ситуация открытого диалога, прямой и обратной связи, солидаристического образовательного приключения, попадания – в результате разрешения проблемных ситуаций – в один и тот же, самосогласованный темпомир, это постижение сложных многогранных процессов бытия. Последнее означает, что благодаря совместной активности в такого рода ситуации учитель и ученик начинают функционировать с одной скоростью, жить в одном темпе [101, c.137]. Учитель ставит проблемы так, чтобы начать совместное исследование, чтобы ученик удивился тайнам бытия, понял неисчерпаемость познания мира и приобретал не столько «знаю что», сколько «знаю как». Трансдисциплинарное видение решительно открыто в своем выходе за область точных наук, требуя их диалога и их примирения с гуманитарными и социальными науками, а также с искусством, литературой, поэзией и духовным опытом. В активно разрабатываемой ныне в когнитивной науке концепции инактивированного (enactive cognition), телесного или ситуационного познания, в разработку которой внес существенный вклад замечательный ученый чилийского происхождения Франсиско Варела (1946-2001), познающий и обучающийся субъект рассматривается в комплексе со своим окружением, акт познания и обучения расширяется в некую ситуацию, обладающую определенными топологическими свойствами. Имеет место нелокальность, глубокая взаимная детерминация внешнего и внутреннего, объекта и субъекта. «Мир, который меня окружает, и то, что я делаю, чтобы обнаружить себя в этом мире, неразделимы. Глобальное является одновременно причиной и следствием локальных действий» [89]. Субъект и объект обучающего воздействия нелинейно взаимодействуют друг с другом, причем при их взаимодействии имеет место сложное сцепление прямых и обратных связей. Инактивация, вдействование человека в мир означает пробуждение мира в результате действий субъекта познания. А пробуждая мир, он пробуждается сам. Изменяя мир, он изменяется сам. Сложность и нелинейность сопровождающих всякий акт познания и обучения обратных связей означает, по сути дела, то, что обучающий и обучаемый взаимно детерминируют друг друга, т. е. находятся в отношении ко-детерминации, они используют взаимно предоставленные возможности, пробуждают друг друга, со-рождаются, со-творятся, изменяются в когнитивном и обучающем действии и благодаря ему. Дорога не дана ищущему и приобретающему знания и мудрость человеку, она прокладывается в ходе продвижения по ней. Не только идущий прокладывает дорогу, но и дорога делает идущего. Пройдя этот путь, он 55 превращается в другого человека. Причем человек учится всю жизнь и на своем жизненном пути нередко проходит через кризисные периоды, когда наиболее вероятны события пробуждения, раскрытия того, что потенциально имелось в его душе. Кроме того, процесс познания и обучения индивида протекает во взаимной связи, кодетерминации Я — Другой, их обоюдном и синхронном становлении, представления об интерсубъективности и интерактивности являются ключевыми в новой концепции инактивированного познания мира. Границы между Я и Другим, в том числе и в процессах образования и восприятия, не очерчены точно, с полной определенностью: быть Собой, проявлять свое Я и создавать Другого — это события, сопутствующие друг друга. Я не локализовано, оно находится в процессе становления, ко-детерминации, ко-эволюции с Другим/Другими [89, c.140]. В процессе воспитания и творчества устанавливаются нелинейные обратные связи не только между человеком и его окружением, но и внутри его духовного и душевного мира. Парадоксально, что трата энергии духа подстегивает ее прирост, исчерпание своей души до конца в процессе написания произведения — залог того, что и завтра тебе будет что сказать. «Трата духовной энергии есть одновременно ее приращение, обеспечивающее раскрытие и рост души»— подчеркивает известный психолог В. П. Зинченко [72]. Ибо кладезь души в ее обращении к миру и в ее погружении в саму себя неисчерпаем. Эта тема органично выходит на проблему автокоммуникации, ее роли погружения в себя, диалога с собой, создания новых кодов или перекодирования информации в условиях информационнокоммуникационного дискурса. Познавать, знать, думать, размышлять, создавать (творить), воображать, вступать в диалог, обсуждать и предлагать что-то свое — фундаментальные действия, которые практикуются в наиболее передовых образовательных институтах. Новое видение субъекта в системе субъект-объектного отношения - с необходимостью рождает новое структурное понятие – архитектонику: «Целостный подход к субъекту познания, основываясь на единстве трансцендентального и эмпирического, не может удовлетворяться пониманием субъекта как чистого сознания» [110]. Субъект предстает не как отражающий, но как интерпретирующий и самоинтерпретирующийся субъект, задающий предметные смыслы, непрерывно понимающий, расшифровывающий глубинные смыслы, которые стоят за очевидными, поверхностными смыслами, буквальными значениями: «Если раньше индивиды для 56 обнаружения собственного содержания необходимо относились к социальному, то сейчас, когда социальное определено дополнительностью индивидов, собственное содержание, смыслы индивиды черпают не из трансцендентального условия, а межиндивидуальных связей» [84]. Эта смыслополагающая деятельность оказывается ключевой, наряду с процессом накопления знаний, которое она существенно дополняет, поэтому интерпретация может быть представлена как способ конституирования внутреннего мира субъекта, что очень важно в развитии образования ХХ1 века. Ведь всякий человек, как говорил Антонио Грамши, на свой манер является философом и артистом. С точки зрения эволюционной эпистемологии, которая использует эволюционные, в том числе и современные нелинейные, синергетические модели для понимания процессов познания, творчества, а также приобретения нового знания в процессе обучения, обучение предстает как «адаптивная модификация» Модификацией называется любое изменение свойств организма, вызванное воздействием внешних условий на его жизнь. Любое незначительное различие в условиях окружающей среды, в которой вырастают, к примеру, два генетически одинаковых индивида, влечет за собой некоторое небольшое различие в их свойствах, т. е. в фенотипе. Модификация, вызванная определенным изменением среды, означает приспособление к этому самому изменению. Например, когда у собаки в холодном климате шерсть становится гуще, а кровь человека на большой высоте, при уменьшении содержания кислорода в воздухе при низком атмосферном давлении, обогащается гемоглобином и красными кровяными тельцами; или когда растение при слабом освещении вытягивается в длину, благодаря чему его листья получают больше света – все эти адаптивные модификации обусловлены не только вызывающим их внешним влиянием, но также и некоторой встроенной генетической программой, выработанной геномом в результате проб и ошибок и представляющей собой в каждом отдельном случае уже готовое приспособление к среде. Генетическую информацию этого рода Эрнст Майер называл открытой программой. Открытая программа – это когнитивный механизм, способный не только получать информацию о внешней среде, не содержащуюся в геноме, но и накапливать ее. Иными словами: онтогенетическое осуществление самой подходящей из возможностей, содержащихся в открытой программе, есть процесс приспособления. 57 Обращение к новым стратегиям образования и образовательной политики во многом продиктовано необходимостью преодоления негативных последствий цивилизационного кризиса конца прошлого века, неравномерностью мирового развития, межэтническими и геополитическими столкновениями, религиозной напряженностью и рассогласованием между интенсификацией экономического развития и экстенсивными моделями социальной динамики. Необходимость адекватно реагировать на растущий объем информации, развитие высоких технологий и новый формат взаимоотношений человека и окружающей среды определяет направленность образования на целостную модель, учитывающую парадигмальные изменения в постнеклассической науке. Становится очевидным, что перед современной образовательной системой стоят задачи преодоления фрагментарности узко дисциплинарного восприятия реальности, однобокой прагматической нацеленности на результат и ориентации на единство «двух культур». Узкоспециализированного профессионального мышления, детерминированного экономикоцентричной структурой уже недостаточно для решения глобальных проблем человечества, требуется целостная стратегия образования. Трансдисциплинарная парадигма, выступая основанием синтеза познания человека, природы и общества, не подвергает сомнению достижения научного разума, а дополняет научную рациональность антропоцентричными измерениями, проектируя новый образовательный и культурный проект. В таком контексте доминирующий образ рациональности становится человекомерным, включающим нравственные, гуманистические ценности, как основу гармоничного развития общества и личности в нем. Еще одним убедительным примером, на наш взгляд, может быть учение о кластерах, разрабатываемое в основном, в обрасти экономики и «созвучных» с нею наук и направленное на создание новой промышленной мультисистемы и новых форм организации профессионального труда. Сегодня нашему обществу остро необходимы организационно-управленческие промышленнометодологические группы, способные разрабатывать организационные формы кластеров и создавать их на основе эпистемических ( знаньевых ) технологий, позволяющих различать и сорганизовывать разные типы знаний( фундаментальное научное знание, технологическое знание, маркетингово-гуманитарное знание, финансово-инжиниринговое знание, а также стратегическое видение), обеспечивающих продвижение новых кластерных корпораций, то есть речь опять таки 58 идет о развитии трансдисциплинарного знания как методологического основания, на основе которого формируются, создаются социальноинженерные технологии. Таким образом, открытая программа получает и сохраняет и развивает информацию. Сама возможность обучения означает существенное преимущество человеческого существа в достижении того, для чего в ходе обычной дарвиновской эволюции потребовались бы тысячелетия неопределенных мутационных изменений. Культурная эволюция, в противоположность историческому развитию биологических видов, является ламаркианской по своему характеру, т. е. выражаясь на биологическом языке, приобретенные индивидом в течение его жизни изменения, его знания и накопленный опыт, наследуются, передаются следующим поколениям. Обучение имеет резонансную природу: осуществляется ускоренный переход к новым, модифицированным структурам знания и поведения. Грубо говоря, происходит «штамповка», передача целостных образцов знания, что составляет основу для последующих творческих изысканий индивидуального разума [89]. В результате процесса обучения существенно перестраивается и личность человека. Согласно синергетике, «изучаемый паттерн модифицирует внутреннюю динамику. Обучение является процессом, в результате которого паттерн попадает в память. Мы говорим, что паттерн поведения усваивается в той степени, в которой внутренняя динамика изменяется в направлении паттерна, который предстоит изучить. Когда процесс обучения завершен, отпечатавшийся в памяти паттерн определяет аттрактор, стабильное состояние (теперь модифицированной) динамики паттерна» [16]. Длительный процесс обучения или самообразования, творческой работы вообще связан с целой серией событий качественной перестройки аттракторов, своего рода фазовых переходов. Человек становится иным. Развивая основы диалогического мышления и способа жизни, немецкий философ экзистенциального направления Мартин Бубер совершенно с другой стороны приходит к аналогичному выводу: «Связь есть взаимность. Мое Ты воздействует на меня, также как и я оказываю воздействие на него. Наши ученики влияют на нас, наши работы строят нас» [46]. Открывая принципы сборки сложного из простого, синергетика строит новый холизм. Синергетический подход к человеку — это холистический подход. Если речь идет об образовании, то это гештальт59 образование. Процесс обучения, связь обучающего и обучаемого, предстает как их «синергетическое приключение», при котором в самом обучаемом обнаруживаются скрытые потенции, установки (структурыаттракторы) на перспективные тенденции собственного развития. «Гештальт» означает в переводе с немецкого «форма», «фигура» или «конфигурация». Гештальт психологи полагают, что восприятие образа не может быть разбито на примитивные ощущения, возникающие от частей этого образа. Восприятие образа возникает в целом, и оно неделимо. Следуя этой традиции, гештальт-образование можно истолковать как передачу целостных блоков информации, качественную смену схем, паттернов мышления, а также как перестройку самой конфигурации ситуации обучения. Научить мыслить синергетически — значит научить мыслить нелинейно, мыслить в альтернативах, предполагая возможность смены темпа развертывания событий и качественной ломки, фазовых переходов в сложных системах, это сегодня задача нашего образования. Новые синергетические знания и новые подходы к образованию требуют иных, отвечающих уровню сегодняшнего дня способов передачи и распространения этих знаний. Прежде всего представляется целесообразным всесторонне разрабатывать средства визуализации синергетиче-ских знаний на компьютерах. А для этого необходимо перевести основные понятия и представления синергетики на язык образов мировой культуры, соотнести их с философскими воззрениями, с символикой мифологии и религии. Известно, что у человеческих существ именно зрительный канал является наиболее мощным в восприятии и переработке поступающей информации. Более половины нейронов коры головного мозга человека связаны с обработкой визуальной информации. Поэтому наиболее эффективны такие способы передачи знаний, как «текст + образ», «формула + визуализация описываемого ею хода процесса». В этой связи стоит напомнить, что первобытное, архаическое мышление было по преимуществу образным, если можно так выразиться, «правополушарным». Это было мышление в представлениях и символических образах. Дальнейший многотысячелетний ход эволюции культуры и науки, в особенности западной, привел к всестороннему развитию логических, аналитических, вербальных средств обработки информации и презентации знаний, основанных на логико-понятийном, «левополушарном» мышлении. При этом наглядность и образность архаического мышления была во многом утрачена. Существовала даже склонность специально изгонять наглядность, якобы мешавшую 60 пониманию абстрактно-теоретических результатов фундаментальных научных исследований. Такого рода тенденция наблюдалась, например, при переходе от геометрических к алгебраическим доказательствам, а также во время разработки квантово-механической теории. В результате нынешнего бурного развития математического моделирования, вычислительного (на компьютерах) эксперимента, компьютерной графики открываются возможности для нового синтеза, синтеза видео, аудио, текстуальных и формализовано математических средств передачи научной информации, а стало быть, для одновременного использования преимуществ и «левополушарного» (логико-понятийного), и «правополушарного» (наглядно-образного) мышления. Прорыв к новому осуществляется путем возврата к старому. Образное мышление древних возрождается на новой основе. Способности продуктивного воображения и творческой интуиции получают новые импульсы для развития благодаря погружению человека в виртуальные реальности, моделируемые компьютером. Не случайно в наши дни наряду с гипертекстами электронных пособий необычайно широким спросом начинают пользоваться визуальные энциклопедии с фото и картинками даже для взрослых. Через синергетику оказывается возможным соединение двух взаимодополнительных способов постижения мира — постижение через образ и через число. Синергетика позволяет сблизить Восток и Запад, восточное, наглядно-образное, интуитивное восприятие мира и западное, логико-вербальное. Гуманитарное образование все более математизируется. Использование компьютерных программ, визуализирующих синергетические знания, — это реальный путь для гуманитариев усвоить глубоко содержательные понятия и идеи, получаемые на самом передовом крае математической и физической наук, вовлечения в оборот своего мышления важных мировоззренческих следствий и выводов из сложных аналитико-математических расчетов и математического моделирования процессов образования и эволюции сложных структур в нелинейных средах. Для специализирующихся в области естествознания — это способ повышения их общей культуры мышления, расширения их культурологического образования. На примере социальной инженерии, мы бы хотели рассмотреть как развивается и трансформируется знание в контексте междисциплинарности и трансдисциплинарности, как синтезируется знание естественно-научное и социально-гуманитарное. 61 Социальная инженерия сегодня это междисциплинарное и трансдисциплинарно-организованное знание, знание содержанием которого являются как естественно-научные, так и социальногуманитарные принципы и нормы, развивающиеся в условиях общества риска, глобализации, решения сложных экологических проблем, связанных как с развитием природы так и общества, На протяжении длительного времени развития менялось содержание социальной инженерии, ее функциональная роль. Эти изменения мы и предполагаем рассмотреть в следующей главе. ГЛАВА 2. СОЦИАЛЬНАЯ ИНЖЕНЕРИЯ КАК МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОЕ, ПРИКЛАДНОЕ ЗНАНИЕ 62 2.1. ГЕНЕЗИС СОЦИАЛЬНОЙ ИНЖЕНЕРИИ, ЕЕ РАЗВИТИЕ В системе междисциплинарности возникает, развивается, эволюционирует и трансформируется новое знание, конкретно, знание в области социальной инженерии. Почему мы обращаемся именно к социальной инженерии? Потому, что интерес к социоинженерной проблематике обусловлен социально-экономическими вызовами и потребностями современного общества, необходимостью научного обеспечения и осмысления происходящих в обществе радикальных изменений, потребностями широкого круга руководителей, предпринимателей, специалистовпрактиков в принятии научно обоснованных управленческих решений. Наиболее устойчивым интерес к социальной инженерии является и у научного и образовательного сообществ, а также экспериментальных, государственных и бизнес-структур [133]. Становление социальной инженерии в качестве научной дисциплины требует более строгого определения ее предметной области, методологических принципов и сферы применения. Для того, чтобы сегодня эффективно использовать достижения в области социальной инженерии, необходимо обратиться к истокам социальной инженерии, ее генезису в контексте эволюции, развития знания, статусу междисциплинарности социальной инженерии. Соответственно встает вопрос: социальная инженерия это наука или дисциплинарное знание, обусловленное уровнем развития фундаментальной науки? Дисциплина и наука – понятия не тождественные, хотя в современном науковедении они нередко не различаются[119]. Как же взаимосвязаны наука и дисциплина – вот вопрос, который необходимо прояснить для выявления сущности социальной инженерии, на различных этапах развития научного и дисциплинарного и междисциплинарного знания и этот вопрос обсуждается сегодня исследователями. В частности, так ставит вопрос и И.Т. Касавин [81],и, отвечая на него, подчеркивает, что зрелое теоретическое знание существует, как правило, в особой организационной форме дисциплинарности, обеспечивающей его аккумуляцию, трансляцию и модификацию. Теоретичность и дисциплинарность выступают как две стороны одной медали, как характеристики развитого мышления, с одной стороны, и деятельности в контексте общения, с другой. Если 63 мышление – продукт деятельности и общения, то справедливо и обратное – дисциплина также порождает теорию. Отсюда первичность дисциплинарной организации по отношению к теоретическому, и в этом смысле научному исследованию. Хотя теория как форма знания и появилась задолго до возникновения науки в современном понимании, но для античности между теорией и наукой можно поставить знак тождества. Иное дело, что наукой (ерisteme) считались тогда не только математика и философия, география и медицина, но и астрология, и алхимия, и магия. Это подводит к мысли о самодостаточности дисциплинарной формы по отношению к познавательному содержанию [81]. На характеристиках, определяющих дисциплинарное знание, акцентирует внимание М.К. Петров, начиная с определения сущности дисциплинарной общности и подчеркивая, что: Дисциплинарная общность – живущее поколение действительных и потенциальных творцов-субъектов, массив наличных результатоввкладов, публикации, подготовка дисциплинарных кадров по правилам дисциплинарной деятельности. Дисциплинарная деятельность реализует себя в четырех основных ролях – исследователя, историка, теоретика и учителя. Предмет дисциплины – поле поиска новы х результатов, определенное действующей дисциплинарной парадигмой [124]. М.К. Петров замечает, что вплоть до XIX в. дисциплина в науке была скорее исключением, чем правилом, но уже в первой половине XIX в. начинается процесс дифференциации научных дисциплин. Во многом это было обусловлено представлением о различии объектов разных наук. Другие исследователи, отмечая взаимосвязь дисциплины и науки, указывают, что дисциплина выражает собой бытие науки как социального института и поэтому важна для производства научных достижений. «Дисциплина, т. е. принципиально коллективная форма научной деятельности, является условием ее (науки) существенной интенсификации на фоне систематического вовлечения в науку больших масс населения, их обучения и социализации. Это есть фабрика знания, где оно производится по определенным стандартам, проходит проверку, упаковывается и направляется потребителю»[81]. Но дисциплина «есть также и, вероятно, прежде всего, условие финансирования науки из государственного бюджета и распределения финансовых ресурсов между научными направлениями… в этом смысле дисциплина необходимая форма бытия науки как сферы 64 профессионального производства, распределения и потребления знания в наше время» [81, c. 20]. Французский психолог Ж. Пиаже, определяет междисциплинарность как взаимодействие дисциплин, в процессе которого заявляют о себе коммуникативные ситуации взаимопонимания и понимания, а также осуществляется создание новых смыслов [20]. По мнению отечественных исследователей, междисциплинарность проявляется в виде критики, заимствования, синтеза, некоторые ученые склонны считать, что критика, заимствование и синтез это типы междисциплинарности [81, c.22]. Основываясь на концепте Пиаже и выводах отечественных ученых, мы попытаемся развить их умозаключения о междисциплинарности,о том, как в процессе междисциплинарности возникают новые дисциплины, используем в качестве примера социальную инженерию. Социальная инженерия возникает в 20-е гг. ХХ в. Как ответ на вызовы и потребности индустриализации в промышленности США, Великобритании Германии, Франции, России. С развитием производства, его концентрацией возрастает роль и значение менеджмента. Если в период господства мелкого хозяйства, управление носило чрезвычайно примитивный характер, то в индустриальную эпоху «оно становится важным вопросом [54, c.40]. «Индустриализм» приводит к организационному кризису, который состоит в том, что массовая, коллективно-трудовая (кооперативная) по своей природе организация уже не может управляться традиционными методами индустриализма, перенятыми от мелкого хозяйства…». Выход из кризиса предполагается в «организационной революции», «простирающей свое влияние не только в отношении предмета к предмету, но и в отношении людей друг к другу в производственном процессе…, подчеркивал один из лидеров концепции научного управления производством в 20–30 гг. в России Н.А. Витке. Как видим, автор четко различает два вида управления – управление людьми и вещами и управление людьми. Н.А. Витке, отмечал «стыковой» характер науки управления и определял эту науку на границе взаимодействия таких дисциплин, как «индустриальная и коллективная психология», «структурная социология», физиология, при этом Витке игнорировал экономические, политические и прочие отрасли знания, что и отмечали его оппоненты [54, c. 132-133]. Именно в рассматриваемый период достаточно отчетливо определяется междисциплинарная платформа на которой формируется новое знание, обуславливаемое внешними (социальными, 65 политическими, экономическими) потребностями, которые требуют решения конкретных прикладных задач. Для решения этих прикладных задач ученые, вооруженные дисциплинарным знанием и работающие в области техники, экономики, политики, юриспруденции взаимодействуют друг с другом. В это время и был введен термин инженерия (франц. – иметь способность конструировать, творчески сочетать, изобретать, взаимодействовать) применительно к социальным отношениям и к юриспруденции американским социологом Ронксом Паундом. По мнению Р. Паунда, социальный инженер должен иметь способность конструировать, координировать и применять те или иные технологии и механизмы «работающие» в социуме для оптимизации отношений в инфраструктуре общества [181]. Исходя из такого понимания социальной инженерии, Р. Паунд в частности интерпретировал право как «инструмент социального контроля», который используется для согласования разнонаправленных интересов в области экономики, политики и социальных отношений, существующих в обществе. В связи с этим Р. Паунд и уделял большое внимание проблеме интереса в праве, подчеркивая, что интерес индивида, социальной группы, государства и т. д. может проявляться в различных областях жизнедеятельности и решение этой проблемы возможно в процессе взаимодействия и пересечения этих областей. Поскольку процесс контроля в обществе связан с анализом и систематизацией поведения социального взаимодействия граждан, то для самой юриспруденции наиболее подходящим, по мнению Р. Паунда стало название «юридическая социальная инженерия». Лица, применяющее право и следящие за исполнением законов в таких сферах как политика, экономика, социальные отношения ─ это «социальные инженеры», обеспечивающие компромисс и гармонию в обществе [22]. В системе непосредственной организации труда и производства в это же время зарождается тейлоризм, как приложение ряда наук, научных принципов к производству. Великобритания, Франция и даже Германия повторяют и развивают идеи Ф.У. Тэйлора. Ф.У. Тэйлор был первым инициатором науки об организации производства. «Он внес начала измерения в такие производственные процессы и в такие трудовые процессы, которые еще не были покрыты так называемым машинным рабочим временем. Он же довел до теоретически возможных пределов и само машинное время, подчинив его началам экономического использования» [58]. Однако некоторые вопросы, поставленные Ф. У. Тэйлором, подвергались в различных странах особой проработке. «Так, например, Германия (в связи с войной) 66 большое внимание обратила на психотехнику, Франция – на вопросы управления (школа Файоля)». В России, изнуренной войной и революциями, актуализируются проблемы, связанные с восстановлением производства, интенсификацией трудовой деятельности, в этот период новые кадры молодого государства еще создавались, а старые кадры не всегда оправдывали себя по причинам классового, мировоззренческого характера. В этих условиях и происходило развитие и взаимодействие матриц экономической науки, технических наук, менеджмента, социологии, психофизиологии, что и обусловило прикладные разработки социальной инженерии, направленной на внедрение инновационных и практических рекомендаций в области управления производственными процессами. Социальная инженерия, по мысли ее разработчиков, призвана была интенсифицировать и оптимизировать производственный процесс, способствуя научной организации труда. Понятие социальной инженерии в этот период вводит в научный оборот и русский ученый А.К. Гастев [58]. Ученый поставил вопрос о развитии совершенно новой, комплексной прикладной науки «социальной инженерии», посредством применения и использования которой он думал координировать и совершенствовать процесс управления производством и его интенсификацию. Социальная инженерия, по мысли А.К. Гастева, была призвана решить проблему синтеза важнейших аспектов производственной и управленческой деятельности, таких в частности, как технический, психофизиологический, экономический. А.К. Гастев рассматривал социальную инженерию, как относительно самостоятельную и новую отрасль исследований, направленную на изменение производственных и управленческих процессов. Социальная инженерия, по замыслу автора, находится на стыке социальной и естественной областей знания. У последней она заимствует точные экспериментальные методы и приверженность к достоверным фактам [117]. Однако, А.К. Гастев справедливо подчеркивал, что социальная инженерия, направленная на научную организацию трудовой деятельности, это не простое метафизическое взаимодействие наук, это прежде всего тенденции исследования психических, физиологических, экономических моментов, сопряженных с определенной формой производства. Именно эти тенденции и обогащают новую науку[117]. Если в социологии, писал А.К. Гастев, главным методом изучения было наблюдение и суммарные 67 исторические обозрения, то синтез наук о труде должен выдвинуть на первый план социальный эксперимент, проектирование. В социальной области должна наступить эпоха тех же точных измерений, формул, чертежей, контрольных калибров, «социальных нормалей». «Как бы нас не смущали сентементальные философы о неуловимости эмоций и человеческой души, мы должны поставить проблему полной математизации психофизиологии и экономики, чтобы можно было оперировать определенными коэффициентами возбуждения, настроения, усталости с одной стороны, прямыми и кривыми экономических стимулов с другой [117, c.292]. Несмотря на то, что идея о «полной математизации психологии и экономики», высказанная А.К. Гастевым, была и остается чрезвычайно радикальной, тем не менее основной лейтмотив о возникновении новой науки управления на основании междисциплинарного взаимодействия отражал ситуацию развития знания, которая складывалась в первой четверти ХХ в. и отвечала на социальные и экономические вызовы времени. Согласно научной позиции А.К. Гастева, социальная инженерия на которой основана научная организация труда, должна была явиться результатом креативного междисциплинарного синтеза между развитием техники, как «методологией машинной работы с ее аналитизмом, учетом малых величин, нормировкой…», с психофизиологией «перед нами во весь рост встает задача синтезировать все достижения психофизиологических исследований… Мир машины, мир оборудования, мир трудового урбанизма создает особенные связанные коллективы, рождает особые типы людей, которые мы должны принять, принять также, как мы принимаем машину, а не бьем свою голову о ее шестерни… История настоятельно требует…смелого проектирования человеческой психологии в зависимости от такого исторического фактора как, машинизм»[59]. Ученый полагал, что процесс конструирования социальной инженерии в рамках междисциплинарного взаимодействия обуславливает и появление индустриальной педагогики «педагогику мы должны ввести в рамку инструкции, беспощадного аналитизма сверху, чтобы создать в ученике автоматизм разложения сложного труда на элементы». Развитие социальной инженерии невозможно и без экономики, поскольку «до сих пор экономическая наука в своих научных выводах о труде давала в высшей степени общие положения. В этой науке слишком ограниченно применялся метод конкретного учета, слишком далека была ее рабочая методология от реторты мер и весов…»[59]. Показав необходимость и конструкторский замысел новой дисциплины 68 «социальной инженерии», А.К. Гастев отметил, что предметом изучения социальной инженерии являлись не вообще существующие управленческие процессы, а управление в различных сферах производства. Структурное исследование производства включало в себя два раздела: научная организация производственного процесса, теоретической основой которого служили физиология и психология, и научная организация управления, теоретико-методологической базой которой выступала социальная психология. Таким образом, в центре внимания ученого оказывается основной элемент предприятия – рабочий, а схема научного поиска была направлена от микроанализа движений (приемов, операций, совершаемых основным субъектом производства) к макроанализу предприятия в целом. В деле организационного строительства встает вопрос о подготовке способных руководителей, наделенных «организационной сноровкой», стратегическим талантом, особыми «социальными» качествами, руководителей, которых отличает умение охватить процесс целиком, предвидеть последствия своих действий (зоркость), проникать в суть явлений («следопытство»), быть молниеносно находчивым, обладать житейски необходимой фантазией и подкованной памятью (задатки конструктора и изобретателя) [59, c.9]. Итак, в 20-е гг. ХХ в. и в России возникает, на наш взгляд, инновационная, оригинальная и вместе с тем в достаточной мере впитавшая все наиболее ценные находки западной организационно – управленческой, инженерной мысли в частности идеи Ф.У. Тэйлора и Дж. Форда, – концепция «социальной инженерии». А.К. Гастев создал такую концептуальную платформу, принципами которой пользовались многие выразители теории научной организации труда, в частности Н.А. Витке, он раньше Элтона Мэйо сформулировал концепцию «человеческих отношений», [54] которая была опробирована Э. Мэйо в ходе знаменитого Хоторнского эксперимента. Н.А. Витке считал, что «…отдельные проблемы управленческого дела – не самостоятельные единицы, складывающиеся в простую арифметическую сумму. Они объединены не механически, но органически, как части и стороны единого управленческого процесса»]. Эта методологическая позиция Н.А. Витке является и сегодня базисным положением теории управления. Отдельные части управленческого дела связаны воедино административной функцией. «Современный администратор, – пояснял Н.А. Витке, – это прежде всего социальный техник или инженер – в зависимости от его положения в 69 организационной системе, – строитель людских отношений» [43, c. 72]. По глубокому убеждению Н.А. Витке, суть социальной инженерии состоит в организационно-административной работе и создании социально-психологической атмосферы в производственных коллективах, так называемого «духа улья». Выводы представителей социальной школы управления 20-х гг. прошлого века о стилях руководства, логике действий руководителей, этических нормах и правилах, которые должны стать достоянием коллектива могут успешно использоваться и сегодня, но к сожалению, не всегда используются, а мы обращаемся к зарубежным наработкам, переводим на русский язык множество литературы, которая не всегда адекватна нашим интересам, потребностям и требованиям, особенностям производства, и менталитету. Школа социальной инженерии Н.А. Витке разрабатывала портрет руководителя демократического типа, руководителя который умеет организовать своих сотрудников, побудить в них интерес к поиску, изобретательности, конструктивизму, уважительному и бережному отношению друг к другу. К сожалению, на рубеже 20–30-х гг. для России был свойственнен «жестко авторитарный стиль руководства, командно-силовые методы воздействия на подчиненных со свойственными им такими нравственно-психологическими характеристиками, как грубость, чванство, пренебрежительное отношение к мнению членов коллектива, рассматриваемых по существу, как слепых исполнителей воли управляющего… тот стиль руководства, против которого всем своим существом была направлена концепция человеческих отношений»[117]. Авторитарный стиль руководства оказался стойким и живучим. Объяснять существование этого стиля управления в наши дни одной «унаследованностью», очевидно недостаточно. Концепция человеческих отношений в рамках научной организации труда, социальной инженерии разрабатывалась и на Западе. В частности, в 30-е гг. к решению практических задач в области промышленности посредством использования выводов и принципов социальной инженерии, обратились ученые авиационной отрасли США. В авиационной промышленности США (Калифорния) ученые обратили внимание на связь подбора команды, ее психологических характеристик с успешностью и результативностью полетов. В США, Великобритании, Франции стали широко разрабатываться и внедряться различные технологии общения, организационные технологии, Многие идеи и опыт этих технологий аккумулировались в теории человеческих 70 отношений, разработанных Э. Мэйо, о разработках которого, мы уже упоминали выше, американским социологом и психологом, основоположником индустриальной социологии и доктрины «человеческих отношений», который вслед за Э. Дюркгеймом считал, что научно-технические достижения общества опередили социальные навыки и установки человека и одним из следствий этого обстоятельства стало распространение аномии (нравственнопсихологическое состояние индустриального и общественного сознания, характеризующиеся разложением системы нравственных, социальных и др. ценностей). Самые значительные результаты научных разработок Э. Мэйо состоят в развитии принципов социологии управления и индустриальной социологии, применении этих принципов к производственному процессу. Результатом применения принципов социологии управления, индустриальной социологии, а также психологии к производственному процессу стал так называемый Хоторнский эксперимент, эксперимент, проведенный в США в 1924– 1932 гг. на предприятиях (Чикаго), которым и руководил Э. Мэйо. Э. Мэйо удалось обосновать идею о том, что система «пауз отдыха», во время которых активизируется общение людей, укрепляются их дружеские, товарищеские отношения, влияет непосредственно на укрепление «группового духа» людей, которые взаимодействуют между собой во внерабочее время. Проведенные исследования позволили утверждать, что условия труда не непосредственно воздействуют на трудовое поведение индивидов, а опосредствуются через их чувства, восприятия, убеждения и что, межличностное общение в условиях производства оказывает благоприятствующее воздействие на результаты труда [184]. Исследуя поведение человека в производственном коллективе, Э. Мэйо пришел к выводу, что рабочая группа имеет сложную социальную организацию, со своими формальными и неформальными связями, нормами поведения, ценностными ориентациями, статусным положением субъектов, мотивациями. Иначе говоря, в рабочем, производственном коллективе существуют вертикальные и горизонтальные коммуникации, формальные и неформальные коммуникативные отношения, коммуникации в малых группах и т. д. Именно коммуникации в малых группах, в «организациях неформальных» оказывали, по мнению исследователя, определяющее влияние на трудовую мотивацию рабочих. А здесь уже и коренился ответ на вопрос, поставленный перед экспериментом – как повысить производительность труда. Этот же 71 вопрос, о чем мы говорили выше, был актуален и для исследователей в России, Германии и Франции. Э. Мэйо, подводя итог Хоторнским экспериментам, пересмотрел роль и значение человеческого фактора в производстве, он отошел от концепции рабочего как «экономического человека» и поставил на первый план синтез социологических, психологических, экономических и социально-психологических аспектов трудовой деятельности, трудового поведения [184, c. 78]. Причем решить этот вопрос Э. Мэйо смог, используя междисциплинарный подход и развивая на основе междисциплинарности концепцию «человеческих отношений». Доктрина «человеческих отношений», по убеждению Э. Мэйо, включает в себя следующие основные моменты: система «взаимных связей и информации», которая должна, с одной стороны, информировать работников о деятельности и планах организации, а с другой – предоставлять руководству информацию о требованиях рабочих; беседы «психологических советников» с рабочими («система исповедей»). Каждое предприятие должно иметь штат психологов, к которым рабочий может обратиться по любому вопросу. В процессе беседы рабочий может «эмоционально разрядиться». Проведение деловых совещаний с участием рабочих, обсуждение плана работы цеха, участка, т. е. привлечение рабочих к управлению производством [184]. Таким образом, основные идеи «человеческих отношений» это благоприятный человеческий, морально-психологический климат в коллективе, оптимальные условия для трудовой деятельности, гуманизация труда, групповые решения, просвещение служащих, укрепление корпоративного духа, иначе он будет ослаблен индивидуализмом. Чтобы все это реализовать, необходимо изменить организационные структуры, определяющие человеческое поведение и контроль за ними, а для этого необходимо использовать инженерию социальную как совокупность подходов прикладной социологии, промышленной социологии, индустриальной социологии, социопсихологии, физиологии [184, c. 89]. Предметом специального исследования школы человеческих отношений являлись чувства рабочего, его поведение, настроения, убеждения, его профессионализм, хорошее знание техники и технологий, в той области, где он работает. В работе «Социальные проблемы индустриальной цивилизации» Э. Мэйо признавался в том, что в 1932 г. он не осознавал в полной мере «насколько глубоко были подорваны устои цивилизации под воздействием научного, технического и индустриального прогресса. 72 Самая радикальная перемена ─ переход от устоявшегося социального порядка... к постоянной адаптации...». Э. Мэйо писал, что по мере «усложнения окружающего нас мира будут усложняться и методы управления», методы общения, методы социальной инженерии. На это замечание Э. Мэйо следует обратить особое внимание, которое несомненно было провидческим и мы в дальнейших исследованиях попытаемся развить эту мысль. Исследователь выделял наиболее важные проблемы, стоящие перед крупным индустриальным производством в 20–30 гг. ХХ столетия: использование научных и технологических достижений в сфере материального производства; постоянное совершенствование технологических операций; организация устойчивых связей в процессе кооперации и труда, рационализация управления, благоприятный морально-психологический климат в коллективе. К решению актуальных проблем человеческих отношений обращался и А.У. Гоулднер [25], профессор Вашингтонского университета в г. Сент-Луисе, американский социолог и методолог науки, исследователь бюрократии в сфере промышленности. А.У. Гоулднер также оперировал понятием социальная инженерия, полагая однако, что в качестве устоявшегося термина социальная инженерия появляется в американской социологии только в 60-е гг., но сама идея и принципы ее реализации заявили о себе раньше, еще до Второй мировой войны в рамках «человеческой инженерии», ставившей своей целью использование научных данных о потребностях, возможностях и недостатках человеческого организма при конструировании и проектировании машин. В послевоенные годы социальная инженерия стала широко применяться в оборонной и авиационной промышленности США – индустриальная социология, военная социология, исследования пропаганды и коммуникаций, групповой динамики. Если до 1949 г. в США действовала лишь одна научная группа с зарплатой, условиями и организацией труда, а также стилем руководства по социальной инженерии, то к середине 60-ых гг. их насчитывалось более 130. Таким образом, в социальной инженерии первой трети ХХ в. акцентируется внимание на технологиях общения – психологических, нравственных, организационных, на стилях руководства, технологиях самоменеджмента, экономике. Область социальной инженерии развивается за счет собственных теоретико-методологических инноваций, на основе синтеза наук, направленных на оптимизацию 73 труда, таких как психология, экономика, физиология, прикладная антропология, педагогика, промышленная социология. Они создают междисциплинарную платформу для развития социальной инженерии, на основе которой в дальнейшем начинают активно развиваться социальный эксперимент и проектирование. Теоретической основой социальной инженерии выступают предметный, проблемный, дисциплинарный, междисциплинарный и трансдисциплинарный подходы. Объектом социальной инженерии являются производственная и социально-управленческая практика. Дальнейшее развитие социальной инженерии обусловлено новыми потребностями и социальноэкономическими вызовами общества, уровнем развития теоретического и прикладного научного знания, творческого инженерного мышления уже в 60–70-ые гг. ХХ в. В этот период трансформируются и расширяются рамки социальной инженерии, происходит смена инженерной парадигмы и последовательная ориентация на проектную, программную, конструктивную деятельность. Социальная инженерия, как междисциплинарно-организованное знание формируется и трансформируется в контексте междисциплинарных исследований. При этом необходимо учитывать, что междисциплинарные взаимодействия, постулирующие появление нового знания в различные периоды развития познания имеют свои особенности и специфику. Мы попытались рассмотреть особенности междисциплинарности, вызвавшие к жизни социальную инженерию, основные идеи которой по разному были сформулированы в исследованиях и экспериментах Э.Мэйо, А.Гоулднера, А.Гастева, Н. Витке, Ф.У. Тэйлора, Дж. Форда, Файоля. Позже, уже в наши дни эту тенденцию междисциплинарности, естественно уже в новых условиях, отчетливо выразил В.С. Степин, говоря о возможности «парадигмальных прививок» - «переносе представлений посредством специальной научной картины мира, а также идеалов и норм исследования из одной научной дисциплины в другую» в ситуации междисциплинарного взаимодействия. Причем «…новые нормы исследования, возникающие в результате «парадигмальных прививок», открывают иное, чем прежде, поле научных проблем, стимулируют открытие явлений и законов, которые до «парадигмальной прививки» вообще не попадали в сферу научного поиска» [151]. Этот путь, впервые обоснованный В.С. Степиным, «…является ключевым для понимания процессов возникновения и 74 развития многих научных дисциплин… вне учета особенностей этого пути, основанного на парадигмальных трансплантациях, нельзя понять той великой научной революции, которая была связана с формированием дисциплинарно-организованной науки» [151, c. 286]. На основе анализа выводов, сделанных перечисленными исследователями и практиками становится очевидным, что процесс формирования нового знания в условиях междисциплинарности это сложный процесс, который сопровождается появлением новых приемов, способов и технологий научного поиска, это процесс в котором рождаются новые научные дисциплины, которые во взаимодействии с другими дисциплинами могут либо доминировать, либо выполнять подчиненную роль. Такой дисциплинарно-организованной сферой и стала социальная инженерия, заявившая о себе, прежде всего, как прикладная наука. Прикладные науки формируются в процессе взаимосвязи дисциплин, имеющих пограничный, междисциплинарный характер. Прикладными науками «…считаются науки, ориентированные на практическое применений знаний, полученных в науках фундаментальных; они служат непосредственным нуждам общества» [143]. Уже в классической античности прикладное знание ( называемое «техне» или искусством)пользовалось большим уважением, потому что целью его было производство чего-либо «на основе» надежного знания, а не просто практических навыков и тренировки. Здесь мы имеем пример, основанной на знаниях производственной деятельности, результаты этой прикладной деятельности были товаром, который можно было или обменять или продать. На это обстоятельство обращает внимание современный швейцарский философ, итальянец по происхождению Эдвардо Агацци [28]. Он делает акцент на различие в системе теоретического и прикладного знания, и сегодня, это очевидно, мы также обращаемся в этой идее, чтобы подчеркнуть прикладной характер социальной инженерии, как дисциплины. Прикладными могут быть результаты реализации научных исследований всех наук, а не только фундаментальных. Эта мысль поддерживается представителями научного социологического сообщества современности: «… прикладная наука это наука, направленная на получение конкретного научного результата, который актуально или потенциально может использоваться для удовлетворения частных или общественных потребностей» [130]. Более углубленно и конкретно разрабатывает эту идею В. Лекторский, подчеркивая, что в последние десятилетия появляются специальные науки, исследующие процесс познания (это когнитивные науки). 75 Появление этих наук в условиях информационно-коммуникативных технологий существенно меняет привычную жизненную среду человека. Мир вступает в «цивилизацию знаний», в которой производство, распространение и использований наук практически определяют все остальные социальные процессы. Возникает феномен «технонауки», в рамках которой, фундаментальные исследования тесно связаны с практическими приложениями. Появляются и начинают осуществляться опирающиеся на научное знание проекты переделки человеческой телесности и психики и связанные с этим идеи «постчеловека» и «трансгуманизма» [102, c.4-5]. В процессе претворения в жизнь конкретных результатов научных исследований, маркированных как прикладная наука, особую роль выполняют способы, методы, и различные другие механизмы, посредством которых содержание прикладных наук обретает форму социоинженерных проектов, различных социальных конструкций, планов, междисциплинарных исследовательских программ. Проектноконструкторская и проектно-технологическая деятельность успешно реализуются в сфере прикладной науки, она направлена на трансформацию знаний, получаемых академической наукой и средства практической деятельности. Именно это направление деятельности обеспечивает создание технологии конструирования. В качестве основы, позволяющей идентифицировать социальные технологии конструирования, выделяются такие базовые характеристики, как специфика социального объекта, процесса (социальный объект – человек, общность, организация и т. д.), специфика социальных отношений, предметная специфика (например, применительно к организации, той или иной сфере деятельности). Как система прикладного знания, социальная инженерия связана с разработкой правил, методов, приемов, средств направленного воздействия на социальные процессы, использования результатов социологических исследований для рационализации социальных отношений на основе проектирования, конструирования. Социальное проектирование в теоретическом плане находится на стыке фундаментальных, инженерных и социологических дисциплин [32, c.56]. То есть, « по мере расширения прикладных функций научного знания появляется возможность технологизировать те виды деятельности, которые раньше были не доступны» [179]. В качестве примера мы еще раз обратим внимание на информацию о развитии социальной инженерии в 1920-195 0 г.г. когда на уровне 76 междисциплинарного взаимодействия – использования математики в социологии, знаний в области физиологии и психологии в управлении, стали появляться новые методы и техники исследования: тесты, шкалы, социометрия, проективные, психодиагностические процедуры и т. д. Из экономики приходят моделирование, эксперимент и эконометрические методы. Уже к 40-50-м годам была завершена разработка всех наиболее известных тестов, применяемых ныне в прикладном исследовании, в частности шестнадцатифакторного опросника личности Кэттела, теста тематической апперцепции, шкалы измерения интеллекта Векслера [74]. Эти новые способы и техники исследования системы управления и управленцев, особенностей их личностей являли собой технологический процесс, необходимый для реализации прикладного знания, Основатель Академии технологических наук Российской Федерации В.Н. Алфеев, обосновывающий необходимость новых знаний в области развития инновационных промышленных технологий называл такой технологический процесс «технологическими науками», иные ученые называют просто технологиями. Карл Поппер называл это практическим технологическим подходом или технологической методологией [126]. Расширение технологического подхода, его совершенствование и углубление на основе развития научного знания уже во второй половине ХХ в. обуславливало дальнейшее развитие социальной инженерии, но уже в новой парадигмальной схеме. Поэтому, следующим этапом в развитии социальной инженерии, после 20 – г.г. ХХ в., исследователи обозначают период, начиная с 60-х г.г. ХХ в., когда в Советском Союзе начала бурно развиваться заводская или индустриальная социология управления, в США этот процесс возник намного раньше[69]. В этот же период, начиная со второй половины ХХ в. на передний план в развитии философии науки, выходят исследования динамики науки, в которых особая роль отводится социокультурным факторам, появляются различные концепции и направления альтернативные позитивистской традиции, их часто обозначают термином постпозитивизм. В рамках концепций постпозитивизма важна позиция Карла Поппера, его критический рационализм, основываясь на принципах которого, он развивал идеи социальной инженерии в методологическом плане. Умозаключения и выводы К. Поппера по поводу социальной инженерии были аккумулированы в его рукописи «Нищета историцизма», которая была опубликована в журнале «Economica». В 1944-1945.г. исследование Поппера было переведено на итальянский и 77 французский языки. В своей работе, Карл Поппер интерпретировал социальную инженерию как «практическую цель социальных наук» [126]. Стремясь показать несостоятельность историцизма, как прогнозирования и пророчества, как развития общества по определенным, непреложным законам исторического развития, К.Поппер пишет: «… историцисты выдвигают аргументы пророчества (касающегося социального, политического и институционального развития) и против социальной инженерии как практической цели социальных наук…идея социальной инженерии это идея планирования и конструирования социальных институтов с целью торможения социального развития, контроля за ним или его ускорения…» [126, c. 54-55]. Он предлагает использовать методологию, «…сориентированную на технологическую социальную науку. Она составляла бы основу изучения общих законов и фактов социальной жизни, необходимых для работы всех проводящих реформу социальных институтов. Такие факты несомненно существуют … Задачей технологической методологии стала бы разработка средств, помогающих избежать нереальных конструкций. Исторический опыт служил бы для нее важнейшим источником информации….Технологическая методология нацелена на открытие законов, говорящих о границах, в которых мы могли бы конструировать социальные институты или какие то другие единообразия…» [126, c.56]. Как видим, в противовес историцизму, Поппер предлагает социальную инженерию и технологический подход. Несомненно одно, Поппер включает в понятие социальной инженерии как теории и практики социальных, и не только социальных наук, технологический процесс. Он уточняет свою мысль, иллюстрируя проявление и развитие социальной инженерии в различных сферах общественного бытия: « К первой группе, например, - пишет ученый, - принадлежит техника управления в сфере бизнеса, или влияние условий труда на его производительность. Ко второй группе можно отнести последствия тюремной реформы, или всеобщего медицинского страхования, или стабилизации цен в судебном порядке, или влияния новых таможенных правил и т.д. на выравнивание доходов…»[126, c.70]. Технологический подход, не исключает по мнению Поппера, теоретических вопросов, которые возникают при анализе практических проблем. «Моя позиция в отношении технологического подхода состоит в том, что…все социальные науки должны искать не столь своего Ньютона или Дарвина, сколько своего Галилея или Пастера». Одновременно, К. Поппер обращает внимание на аналогичность в 78 методах социальных и естественных наук: «значение нашего анализа состоит в том, что он привлекает внимание к фундаментальному подобию, существующему между естественными и социальными науками» [126, c.73]. Разрабатывая систему технологического подхода, К.Поппер вводит понятие «поэлементной инженерии». Термин инженерия поэлементная полезен, ибо существует потребность в термине, который бы обозначал социальные деятельности – как частного, так и общественного характера, - использующие для достижения той или иной цели все доступное технологическое знание [126, c.75-76]. Задача социального инженера состоит в проектировании и реконструкции социальных институтов, а также в управлении ими. Термин «социальный институт» употребляется исследователем в очень широком смысле, он включает организации как приватного, так и публичного характера. Его можно использовать для описания сферы предпринимательства, от небольшого магазина до страховой компании, а также для описания школы, или «системы образования», полиции, церкви, суда. Поэлементный технолог или инженер знает, что спроектированным является лишь незначительное меньшинство социальных институтов, все остальные просто «выросли», это непреднамеренные результаты человеческих действий. Идеи Поппера, ориентированные на методологический каркас для появления нового знания, развивал Имре Лакатос, в своей книге «Доказательства и опровержения» Лакатос предложил свою модель формирования и развития научного, в частности, математического знания в «содержательной» математике 17-18 в.в. Он полагал, что в этот период развитие математического знания определялось процессом «догадок и опровержений», Лакатос использовал диалогический метод и предлагал искусственно конструировать проблемную ситуацию, в которой происходит вычленение нового идеального содержания. Это новое идеальное содержание, по мнению Лакатоса, представляет собой «рациональную реконструкцию», которая изначально отлична от реальной истории и создается «специально в целях рационального объяснения развития научного знания» [76]. Роль рациональных реконструкций в логике науки определяются, по мнению Лакатоса, критическими процедурами: сами реконструкции не могут быть подвергнуты критике за недостаток историзма и несоответствие реальной истории, но зато они дают возможность занять критическую точку зрения по отношению к самой истории – теперь и сама наука может критиковаться за недостаток рациональности и несоответствие 79 собственным методологическим стандартам.. Таким образом, для принятия обоснованного методологического решения необходимо сопоставление различных конкурирующих теорий, оценка их эвристического потенциала и перспектив развития. Ведущей становится идея, согласно которой движущим механизмом развития научного знания выступает конкуренция различных концептуальных точек зрения и их постоянный сдвиг под влиянием аномальных опытных фактов. Понятие «прогрессивного сдвига» фиксирует такую трансформацию теории – путем ее переориентации или добавления вспомогательных гипотез – которая не только устраняет «аномалии», но и увеличивает эмпирическое содержание, часть которого находит опытное подкрепление. Лакатос вводит понятие научно-исследовательской программы. В рамках научно-исследовательской программы единицей анализа у Лакатоса становится не отдельная научная теория, а несколько связанных между собой теорий, причем, связь эта базируется на онтологических и методологических принципах. Научноисследовательская программа Лакатоса, на наш взгляд, является целесообразным методологическим основанием для анализа и исследования социальной инженерии в современную эпоху. Сегодня развитие идей Поппера и Лакатоса продолжает итальянский ученый, работающий в настоящее время в Швейцарии, Эвандро Агацци. Агацци придерживается концепции нелинейности научного прогресса, считая равно односторонними как модель научного прогресса логического эмпиризма; так и исторический подход к методологии науки, который в частности использует И. Лакатос. Агацци исходит из идеи интерсубъективности научного знания, при этом он полагает, что каждый субъект может проверять высказывания, конструируемые другими субъектами. Основываясь на таком подходе, Агацци анализирует процедуры образования нового научного знания, используя операциональные предикаты (понятия, характеризующие предмет суждения, которые проверяются и измеряются с помощью эмпирических операций), философ полагает, что на формирование нового знания несомненно влияет возникновение глобальной экономики и стремительное развитие технологической революции (использование Интернета и новых информационно-коммуникационных технологий). Принимая во внимание «модель» «общества, основанного на знаниях», Агацци не абсолютизирует роль экономики знаний, но и не исключает ее. Размышляя о сущности «экономики знаний», Агацци замечает, что в системе «экономики знания», последнее 80 «…рассматривается как товар, как продукт, который может быть произведен, обменен, продан в соответствии с моделями экономической деятельности. В другом смысле знание рассматривается скорее как орудие, как всепроникающая демонстрация нематериальных инструментов, использование которых существенно для обеспечения наилучшего действия всех секторов экономики. Эти два значения надо различать, но не разделять…» [28]. Эта позиция ученого основана на исторических соображениях, Агацци замечает, что в период классической античности также существовало чистое знание, чуждое всяких экономических интересов. В частности Сократ и Платон считали морально скандальной практику софистов, требовавших платы за свое образование [28, c.7]. Но наш взгляд, заслуга Агацци состоит в том, что, он в очередной раз заостряет внимание научной общественности на характеристиках современного общества знаний, заключающихся в «дигитализации» и компьютеризации процессов. «Знание это, с одной стороны, «дигитализируемое» знание, а с другой стороны, знание о наилучшем способе дигитализации. Уже на этой стадии у нас есть несколько идей: центральная проблема – представление знания посредством цифровых устройств, откуда вытекает проблема хранения, поиска, передачи, использования этого знания почти автоматическим образом, либо путем «консультации» с компьютерами, либо воплощая это знание путем соответствующего моделирования в определенном производственном процессе» [28, c.11]. Так Агацци представляет систему организации знаний, но смеем заметить, что инженерный подход к организации знаний существовал и в 20 годы и позже в 60, но сегодня, и в этом следует согласиться с Агацци инженерный подход в организации знаний приобретает особое значение, сегодня это инженерия знаний. Инженерия знаний была определена Фейгенбаумом и МакКордаком в 1983 году как: раздел инженерии, направленный на внедрение знаний в компьютерные системы для решения сложных задач, обычно требующих богатого человеческого опыта. В настоящее время это также предполагает создание и обслуживание подобных систем. Это также тесно соприкасается с разработкой программного обеспечения и используется во многих информационных исследованиях, например таких, как исследования искусственного интеллекта, включая базы данных, сбор данных, экспертные системы, систем поддержки принятия решений и географические информационные системы. Инженерия знаний связана с математической логикой, также используемой в разных научных дисциплинах, например в социологии где 81 «подопытными» являются люди, а цели исследований — понимание, как работает человеческая логика на примере взаимоотношений в обществе. Так знания интегрируются в компьютерные системы, то есть возникают системы, построенные на знаниях. Эти системы, подчеркивает Э. Агацци, составляют часть обширной области искусственного интеллекта, и уже это показывает, что подход, взгляд, вдохновляющий их создание, есть подход, по существу инженерный, в настоящее время, инженерия знаний есть комплексная дисциплина, цель которой интегрировать знания в компьютерные системы. Как и в любой другой ветви инженерного дела, цель эта не абстрактная, а ориентирована на конкретную цель, и цель эта – не изготовление сложных артефактов и не улучшение конкретной практики, а предложение инструментов для решения сложных проблем, обычно требующих высокого уровня человеческой экспертизы… «интеллектуальная» поддержка решений – еще одна классическая область этой инженерии [28, c.12]. Заметим, что для области инженерии знаний, характерно взаимодействие между теоретическими идеями и практическими процессами, связанными с обеспечением документальной фиксации знаний и связей логической импликации (таких как фреймы, скрипты, правила типа «если-то» и т.п.) Идеи К. Поппера, И.Лакатоса и Э.Агацци развиваются и используются, в частности В.В. Щербина, пишет что «…объектом технологизации могут стать, самые разные сферы человеческой деятельности… Через призму технологизации можно рассмотреть всю совокупность используемых обществом средств эффективного функционирования – от высших органов власти до специфических социальных институтов…термин «технология» покрывает широкий круг вопросов, связанных с отношениями науки и управленческой практики»[179]. 2.2. РОЛЬ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ В РАЗВИТИИ СОЦИАЛЬНОЙ ИНЖЕНЕРИИ. ПРОЕКТИРОВАНИЕ, ПРОГРАММИРОВАНИЕ, КОНСТРУИРОВАНИЕ. Технологии пронизываю жизнь человеческого общества. В системе социальной инженерии в 60 –х годах заявили о себе новые 82 технологии. Совокупностью таких новых технологий явились социальное проектирование, основы которого были заложены еще в системе социальной инженерии 20 – х г.г., а также планирование, конструирование [33], новые научноисследовательские междисциплинарные программы [98], позже - системы, основанные на знаниях [28]. Существует несколько объяснений термина технологии, что отражает ее многогранность как социального явления. Прежде всего, технологию нередко отождествляют с техникой (греч.techne – искусство, мастерство) собирательный термин для обозначения множества действий, при помощи которых разум человека, его мотивации, цели заявляют о себе. При помощи техники, понятие которой включает множество инструментов, машин, человек ведет борьбу за существование, осуществляя свою власть над природой, реализуя свои творческие потенции и креативность. Так, техника представляет собой важнейший компонент деятельности человека, поскольку она выстраивает компоненты процесса труда: его организацию, материальные и людские ресурсы, временные ритмы, тип управления трудовыми процессами. В конечном счете, все это обусловливает образ жизни человека как в сфере трудового коллектива, так и вне его сферы. Однако при всей важности техники в жизни человека и общества она составляет лишь один из компонентов деятельности и не исчерпывает всего содержания понятия технологии. В любой технологии наиболее творчески активным элементом деятельности является человек, его стремление к поиску, креативность [120, c.16]. Существует и другое понимание технологии, которое связано с описанием совокупности и последовательности трудовых операций, необходимых для получения желаемого конечного продукта. Процесс осуществления производственных операций в этом случае предполагает наличие "технологической карты", требующей точного соблюдения всех параметров и условий технологического процесса. Среди таких условий наряду с требованиями к типу оборудования, квалификации работников, их функциональному распределению в трудовом процессе имеются также и показатели исходного материала и конечного продукта [74]. Также утвердилось понимание технологии как теории, вскрывающей рационально обоснованные средства, способы, правила и условия деятельности, приводящей к стабильному результату в той или иной области человеческой практики. Здесь достигается полное 83 совпадение целеполагания и результатов. Данный подход к технологии характерен для инженерной деятельности и присущ узким специалистам. Существует традиция обозначать знания работника, необходимые в производственной деятельности, термином "технология". В данной позиции подчеркивается активная роль человека в технологическом процессе. Человек как работник лишь тогда достигает эффективности технологической деятельности, когда в едином комплексе сочетает в себе вещные и личные (знания, навыки, квалификацию, мотивацию) компоненты труда. Следует отметить, что технология как система знаний стала формироваться в Новое время, когда в условиях нарастающей индустриализации общества требовалось создание и эксплуатация машин и технических систем. Их разработка и применение в промышленности требовали развития инженерноконструкторской, а далее - проектной деятельности специалистов, что в свою очередь невозможно было без развития экспериментальной и теоретической науки, дающих истинное знание о законах природы. Однако необходимо различать знания научные и технологические. Первые ориентированы на постижение природных процессов, закладываемых в принципы функционирования техники. Науку интересует, прежде всего вопрос "что есть этот объект, явление'?". Технология же ориентирована преимущественно на знание и деятельность для достижения конкретного практического результата. Это практическое знание, интересующееся вопросом "как получить желаемый результат?". Поэтому часто техника и технологии, особенно в прошлом, основывались не на научном знании, а на повседневном опыте, навыках и мастерстве работника и являлись рецепторными (исторически данный смысл технологии восходит к первоначальному значению греческого слова "технэ" - искусство, умение, мастерство). Технологии прошлого, хотя и использовали действие природных процессов, однако складывались на эмпирическом опыте, часто в результате проб и ошибок и носили локальный характер. Специфика технологий определялась региональными условиями труда и быта, носило на себе черты образа жизни людей, в том числе особенностей их менталитета и культуры в целом. На основе знакомства с рядом подходов можно дать следующее определение технологии. Технология - это система принципов, методов и средств воздействии на объект, позволяющая субъекту из основе знании и опыта реализовать его практические цели, Любая технология имеет сложную функциональную структуру, содержащую совокупность 84 взаимосвязанных подфункций: целеполагание, проектноконструкторскую, планирование и организацию деятельности [120, c.1622]. Последовательное выполнение последних приводит к достижению желаемого результата. С учетом сказанного, технологичной является не только сфера материального производства, о чем речь шла выше, но и вся жизнь общества. Люди, образуя различные общности, стремились к организации своего бытия не только в производстве материальных благ, но и во всем спектре совместной жизни. В результате складывались разнообразные социальные институты: финансовые, этнические, политические, правовые, моральные, религиозные и др. Их становление происходило объективно как реализация потребности общества на обретение стабильности, устойчивости и целостности его бытия. Общество приобретало интегральный характер, в нем взаимодействовали и взаимодействуют множество факторов материального и духовного, объективного и субъективного, сознательного и стихийного порядка. Чтобы эти факторы «работали» на стабильность общества и возникают, а порой и создаются технологии социальной жизни - социальные технологии. Термин "социальная технология" стал употребляться в зарубежной литературе с 60-х гг.[153]. XX в. Несколько позже, начиная с 80-х гг. данный термин стал использоваться и нашими отечественными авторами. Его употребление отражало потребность в рациональной организации различных подсистем общества, попытку управления социальными процессами. Часто при характеристике социальной технологии как способа управления социальными процессами, преобладает информационный подход. Разумеется, понимание технологии невозможно без учета информационной стороны ее создания и функционирования, предполагающего наличие непрерывной обратной связи между субъектом и объектом преобразования. Такой подход необходим, но недостаточен, т.к. технологические решения требуют создания также реального механизма, т.е. предметного осуществления и организационных форм. Без этого технология не становится инструментом достижения поставленной цели. Социальным технологиям присущи все атрибутивные компоненты и качества, проявляющиеся и в материально-предметных технологиях субъекты, объекты, отношения, процессуалыюсть, средства, результаты и т.д. Они принимают специфический вид по причине принадлежности их к иной социальной онтологии. Например, в способе производства как подсистеме социальных технологий существуют устойчивые отношения 85 между субъектами экономических интересов; объектами выступают определенные людские, материальные, финансовые и прочие ресурсы (объекты собственности). Соответственно в разные исторические эпохи главными объектами экономических отношений являлись рабы и другие подневольные (рабство), земля (феодализм), капиталы (буржуазное общество); средствами поддержания статус-кво выступают деньги и сила как инструменты регулирования экономических и других социальных процессов; результатом выступает воспроизводство общественного богатства и сохранение экономического порядка. В собственно социальной сфере важнейшими элементами этой социальной технологии являются семья и семейные традиции. Определяющей их функцией выступает социализация личности и трансляция духовных и материальных ценностей между поколениями, что обеспечивает воспроизводство целостности и устойчивости всего общества. С экономической сферой сопряжена политическая, которая также технологична. Активными ее субъектами являются классы, социальные группы, отдельные политические лидеры ("великие личности"), партии, общественно-политические объединения и т.д. Их деятельность имеет объектом власть, политическое влияние в обществе, а средством достижения целей служат право, различные средства и формы политической борьбы - легитимной или нелегитимной. Ядром политической системы в обществе является государство. Культура как система духовных и материальных ценностей также предполагает выработку технологий, которые «работают», оказывая влияние на сознание людей, распространяя это влияние через воспитание, образование, информацию. И, воспитание и образование и информация также действуют при помощи соответствующих технологий. Используя дефиницию технологии, можно определить социальную технологию как совокупность способов и средств (материальных и идеальных) деятельности, применяемых социальным субъектом для преобразования общества в соответствии со своими целями и волей, детерминируемых его потребностями и интересами. Если конкретизировать данное определение, то необходимо отметить, что социальные технологии не ограничиваются функцией управления и стабилизации общества. Роль социальных технологий шире. В зависимости от интересов различных субъектов эти технологии могут разрабатываться и использоваться в различных целях: одни могут быть направлены на стабилизацию общества, другие - на его разрушение. Это 86 особенно характерно для переходных периодов общества от одной формации и цивилизации к другой. С их установлением социальные технологии "работают" на их воспроизводство, выступают в качестве механизма самоорганизации общества [74]. В своей целостности весь комплекс социальных технологий образует цивилизационную и формационную определенность общества. Однако целостность и устойчивость общества не может быть абсолютной. Каждое отдельное общество находится во взаимодействии с внешней исторической средой (природной и социальной), получая из неё импульсы к собственному изменению – вызов-ответ, как писал А.Дж. Тойнби [156]. Поэтому система социальных технологий должна иметь внутренний ресурс к развитию. Являясь эффективным способом саморегуляции общества, технологии выполняют данную функцию лишь какое-то ограниченное время. В ситуации же внешнего или внутреннею "вызова" они видоизменяются, не утрачивая основного принципа самоорганизации общества. Особый интерес представляет вопрос о переходе общества от одной формационно-цивилизациониой целостности к другой. В какой-то мере его проясняет обращение к инновационной роли факторов культуры - революционных идей, закладывающих основы новой социальности, которая может вызывать к жизни новые социальные технологии. Любая технология всегда содержит элемент целеполагания ее создателей. По своему общесоциологическому значению и результату данный комплекс социальных технологий может выполнять роль мегасоциальной технологии. В ней в результате многовекового естественного отбора заключен опыт жизнеустройства многих поколений людей. Исследователи выделяют основные признаки технологизации, такие как разграничение, разделение процесса технологизации на этапы, фазы, операции, координация и поэтапность действий, направленных на получение прогнозируемого результата. Разработка социальной технологии имеет несколько этапов. Теоретический - связан с определением цели, объекта технологизации, разложением социального объекта на составляющие и выявлением социальных связей. Методический – с выбором методов, средств получения информации, ее обработки, анализа, принципов ее трансформации… Процедурный – связан с организацией практической деятельности по разработке социальных технологий [74]. Эти признаки технологизации частично могут использоваться и для создания техники как важнейшего материально-предметного компонента технологии. Но даже в этом случае действует принцип 87 неопределенности- неполное совпадение рационального целеполагания и полученного результата, хотя бы с точки зрения ожидаемых последствий применения технологий. В неизмеримо большей степени это относится к социальным технологиям в силу их сложности и масштабности. Социальная технология конструирования представляет собой способ организации и упорядочивания целесообразной практической деятельности, совокупность приемов, направленных на определение или преобразование (изменение состояния) социального объекта, достижение заданных результатов, выработку научных подходов или принципоа, понятий, документа (стандарта, рекомендаций, методики, инструкций и т.д.). Специфика технологии в том, что она алгоритмизирует деятельность и поэтому может быть многократно использована, тиражирована для решения сходных задач, по сравнению с другими средствами обеспечения социальной деятельности, она может быть определена по аналогии с дифференциацией средств, сформировавшихся в системе развитых наук, получивших выход в практику. Так, исследовательская деятельность фундаментальной науки связана с получением принципиально нового знания. Поскольку эта деятельность носит творческий характер, средства ее обеспечения уникальны, ориентированы на решение конкретной цели, слабо поддаются алгоритмизации. Технологии социальные классифицируются по разным основаниям. Наибольший интерес представляет классификация с позиций отношения ее к управленческим решениям. По этому основанию технологии различаются, как направленные на подготовку управленческих решений в рамках социологической проблематики или технологии социологической диагностики, и на социальные технологии, направленные на реализацию управленческих решений или социальные технологии реализации . Формирование и практическое применение социальных технологий органично связано, с одной стороны, с возникновением и реализацией наукоемких социальных инноваций, а с другой − с технологической культурой, являющейся составным компонентом многогранной системы культуры». Реализацией принципов и методов социальной технологии в той или иной сфере общественной жизни является технологизация социальных процессов. (Строгая последовательность технологических операций, обеспечивающая стабильность параметров воздействия на предмет, объект, требующий изменения). 88 Технологизация возможна при наличии определенной степени информации, во –первых, информации о сложности выделенного социального объекта и, во-вторых, информациии об основных тенденциях или закономерностях его развития. Что же касается субъекта управления, он должен быть способен формализовать реальные процессы и представить их в виде совокупности определенных показателей, процедур и операций, управлять возможностью создать инновационную среду для оптимизации управляемых процессов и повышения эффективности их функционирования. При технологизации социальных процессов в качестве необходимых предпосылок выступают: Определенная социально-статусная структура общества (или его определенной общности – организации, коллектива и т. д.), совпадение или близость интересов личности и соответствующей общности, наличествовать определенный уровень социального, духовного, профессионального развития личности, наличие социальных и нравственных качеств людей, объединяемых в организацию общими для них задачами и целями. Технологизация социальных процессов включает в себя три взаимосвязанных этапа: Первый этап – теоретический. Он связан с определением цели, объекта технологизации, аналитическим расчленением социального объекта на составляющие его компоненты, синтетическим изучением его взаимосвязей и взаимодействий, выявлением тенденций его развития. Второй, методический этап технологизации представляет собой выбор методов, средств получения информации о социальном объекте, ее обработки, анализа, принципов ее проверки (верификации), способов ее трансформации в конкретные выводы и практически применяемые рекомендации. Третий, процедурный этап технологизации социального объекта составляет практическую деятельность по разработке социальных технологий. Этот этап включает в себя ряд процедур, каждая из которых представляет собой совокупность операций. Наиболее существенное значение имеют четыре основных процедуры формирования социальной технологии. Первая процедура – формирование цели развития данного социального объекта − включаются такие операции, как диагноз, прогноз, формирование конечной цели, стратегия действия, тактика решения конкретных задач. 89 Вторая процедура – принятие решения. Она состоит из следующих операций: выявление проблемной ситуации, обоснование вариантов действия, выбор оптимального варианта, принятие решения. Третья процедура – организация социального действия. Она включает в себя такие операции: распределение задач между исполнителями; теоретическое, психологическое и управленческое обеспечение исполнения; координация и регулирование процесса исполнения, контроль за исполнением. Четвертая процедура – анализ результатов. В нее входят следующие операции: сопоставление затраченных результатов финансовых средств, трудовых усилий с полученным результатом, сравнение запланированных и достигнутых результатов, выдвижение новых проблемных ситуаций, переход к формированию новых или уточнению старых целей деятельности [67]. Одной из существенных особенностей социальной технологии конструирования является умение работать с людьми, чтобы раскрывать их потенциальные ресурсы и возможности в целях оптимизации и повышения эффективности их деятельности. Для этого надо выделять факторы, в наибольшей степени, влияющие на индивидуальное поведение, а именно: способности личности; предрасположенность к определенному виду деятельности (предрасположенность − это имеющийся у человека потенциал в отношении выполнения определенной работы). Как мы уже отмечали, социальные технологии конструирования в условиях транзитивного общества проявляются на уровне инноваций. Инновация конкретизируется и выступает как инновационная деятельность. Для многих российских предприятий, столкнувшихся с острой конкуренцией, проблемой выживания в жестких условиях рынка, именно инновационная деятельность и ее результаты являются главным условием успеха и эффективности. Поэтому участники рыночных отношений прежде всего те из них, которые занимаются производством, для обеспечения своей текущей и перспективной конкурентоспособности обязаны целенаправленно формировать и осуществлять свою инновационную политику. Инновационная деятельность предприятия − это сложная динамическая система действия и взаимодействия различных методов, факторов и органов управления, занимающихся научными исследованиями, созданием новых видов продукции, совершенствованием оборудования и предметов труда, технологических процессов и форм организации производства на основе новейших 90 достижений науки, техники и передового опыта; планированием, финансированием и координацией научно-технического прогресса; совершенствованием экономических рычагов и стимулов; разработкой системы мер по регулированию комплекса взаимообусловленных мероприятий, направленных на ускорение интенсивного развития научно-технического прогресса и повышение его социальноэкономической эффективности. Следует отметить, что выше мы разграничили понятия «новшество» и «инновация». Новшество − оформленный результат фундаментальных, прикладных исследований, разработок или экспериментальных работ в какой-либо сфере деятельности, направленный на повышение ее эффективности, тогда как инновация носит процессуально-результативный характер, возникая на границе замысла и реализации. Говоря о новшестве и инновации, необходимо определить еще одно, тесно примыкающее к ним понятие − инновационная деятельность. Под инновационной деятельностью понимается процесс по стратегическому маркетингу, организационнотехнологической подготовке производства, производству и оформлению новшеств, их внедрению и распространению в другие сферы (диффузия). Определив понятия «новшество», «инновация» и «инновационная деятельность», мы можем выяснить, как они соотносятся конкретно в управлении. Начинает и замыкает эту цепочку инновация, соединяя процесс формирования и удовлетворения потребностей. Инновация реализуется посредством инновационного процесса, новшество − это не что иное, как конечный результат инновационного процесса в виде, например, изобретения, которое доведено до стадии распространения или коммерческого эффекта, т. е. речь идет, в первую очередь, о новой технике, новой продукции и т. п. Новшество, как и инновация, проявляется в социальных технологиях, где они конкретизируются в зависимости от сферы применения. Новшества могут оформляться в виде: • открытий, изобретений, патентов; • товарных знаков; • рационализаторских предложений; • документации на новый или усовершенствованный продукт, технологию, управленческий или производственный процесс; • организационной, производственной или других структур; • «ноу-хау»; 91 его в форму инновации, т. е. завершить инновационную деятельность и получить положительный результат, а затем продолжить диффузию инновации, т. е. ее распространение. Таким образом, используя понятие технологии, можно определить социальную технологию как совокупность способов и средств (материальных и идеальных) деятельности, применяемых социальным субъектом для преобразования общества в соответствии со своими целями и волей, детерминируемых его потребностями и интересами. Социальные технологии не ограничиваются функцией управления и стабилизации общества, их роль значительно шире. В зависимости от интересов различных субъектов эти технологии могут разрабатываться и использоваться в различных целях: одни могут быть направлены на стабилизацию общества, другие - на его разрушение. Как мы уже отмечали выше, благодаря развитию социальных технологий, в 60-ые годы социальная инженерия сделала еще один шаг в своем развитии, о чем свидетельствует тот факт, что в этот период технологии, осуществляемые в рамках социальной инженерии, точнее их результаты «оценивались через призму их воздействия на развитие общественных отношений», в целом, то есть налицо политический подход, как методологическое требование [159]. Для сравнения, развитие социальной инженерии в 20 – ые г.г. локализировалось в основном, в сфере промышленности, о чем свидетельствуют работы А.Гастева, Н. Витке, Г. Тэйлора, Э. Мэйо. .Исследователи же 60-80 г.г., отмечали что, «… изменения в обществе затрагивают не только социальные, но и экономические, и психологические, и антропологические, и юридические и все остальные аспекты, сформированные современной наукой» [125], и эти изменения формируют новые вызовы, ставят новые задачи перед обществом и наукой. Ответом на эти вызовы и становится появление новых технологий. Но в тоже время исследователи справедливо замечают, что не все так просто в формировании новых исследовательских программ, проектов, конструкций и инновационных выводов, нельзя игнорировать тот факт, что развитие общественной инженерии, о чем в частности пишет С.Попов, происходит в условиях новой социокультурной ситуации, смене интеллектуальных приоритетов, онтологического плюрализма [125], и тем не менее, это период который смело можно назвать технологическим прорывом в обществе. Как система прикладного знания, социальная инженерия связана с разработкой правил, методов, приемов, средств направленного воздействия на социальные процессы, использования результатов 92 социологических исследований для рационализации социальных отношений на основе проектирования, конструирования. Социальное проектирование в теоретическом плане находится на стыке фундаментальных, инженерных и социологических дисциплин [125, c.89]. Выделение и конституирование социального проектирования как самостоятельного вида деятельности стало возможным благодаря связи проектирования с социологическим подходом, что и произошло в семидесятых годах ХХ в. Понятие «проект» сегодня у всех на устах, мы слышим о реализации проектов в различных областях знания и деятельности, наконец, мы видим результаты разработанных проектов, удачных, эффективных или неэффективных, это другая проблема. Но сразу же возникает вопрос, а что же ранее проектирования, как особой технологии, не было, или о нем не упоминалось? В определенной мере, это не так. Еще до н.э. у Аристофана можно найти упоминание об утопическом проекте, выражение "утопический проект" стало весьма распространенным у ряда исследователей, к нему относят не только философские нормативные построения типа "Государство" Платона или классические литературные утопии (например, "Утопия" Томаса Мора, Фурье, Оуэна, Сен-Симона), но и, например, утопические построения научной фантастики. Особенностью этих построений является то, что в них могут проявляться верные догадки, наблюдения даже факты, но обобщение всего этого не опирается на общеметодологические посылки.» Такого рода проекты, несмотря на верное стихийное применение отдельных технических приемов построения проектов были неосуществимы в принципе» [32]. С одной стороны, утопия предвосхищает желаемое или мыслимое будущее (вспомним этимологию слова "проект" – буквально "выброшенный вперед", в будущее), служит стимулом для ряда практических действий, предполагает рационализацию, эстетизацию и даже конструктивизацию (что характерно и для проектирования ). С другой стороны, утопия, как правило, не реализуется и, главное, относится к другой, непроектной онтологии. Если разработка проекта предполагает "логику" практического действия, направленного на создание искусственных образований, артефактов (хотя само проектирование сводится к замышлению, разработке и реализации семиотической конструкции (проекта), то утопия целиком принадлежит стихии мышления, размышления, фантазии. " Но может ли быть утопия философская, литературная или научная, социальным проектом? С одной стороны, 93 утопия предвосхищает желаемое или будущее, к примеру этимология слова "проект" – означает "выброшенный вперед", в будущее, служит стимулом для каких-либо практических действий. С другой стороны, утопия, как правило, не реализуется. Если разработка проекта предполагает "логику" практического действия, направленного на создание искусственных образований, артефактов (хотя само проектирование сводится к замышлению, разработке и реализации семиотической конструкции (проекта), то утопия целиком принадлежит стихии мышления, размышления, фантазии. Поэтому Барбара Гудвин и пишет: "Многие утописты прошлого, не обладали ни серьезными знаниями, ни высокой культурой, их видение хорошего общества выражало просто их жажду свободы, справедливости, демократии и притом в символической форме. Другие люди превращали их видения в теории и политические манифесты. Утопия – явление в принципе двухфазовое, но сегодня, в век академизма и экспертов, мы забыли о первой фазе утопической идеи и сосредоточились на второй – теоретизировании и политике" [147]. В двадцатых годах социальные проектировщики не только создавали проекты в области производственной деятельности, как например Гастев А. Витке и др., но также в лице архитекторов ставили своей задачей "жизнестроительство и организацию форм новой жизни". "Мы прекрасно чувствуем, – писал И.Верещагин, – что архитектурные требования можно и нужно предъявлять не только к зданиям, но и к любой вещи, любому человеку и его лицу. В настоящее время строятся не только заводы, но и новая культура и новый человек" [51]. Эта заявка проявлялась в проектирование и строительстве домов-коммун, клубов, Дворцов труда и отдыха, где должны были создаваться новые коллективные бытовые отношения, укрепляться самосознание пролетариев, происходить воспитание и культурное развитие людей. Критика жизнестроительства началась еще в начале тридцатых годов и продолжает как опыт истории изучаться в наше время [138]. Однако мечта создать нового человека или спроектировать и построить коллективы и общности горожан по месту жительства, в частности на основе новых форм быта и обслуживания не умирала. Второй раз она возродилась в нашей стране уже после войны в рамках так называемой микрорайонной концепции и ступенчатой системы общественного обслуживания. Совершенно иначе вопрос был поставлен в середине 60-х годов ХХ века, впервые стали говорить не об архитектурном или градостроительном проектировании, а о проектировании как таковом, которое рассматривалось, с одной стороны, как деятельность, с другой – 94 как социальный институт. Одновременно в научных исследованиях и проектировании стал набирать силу социологический подход, в рамках методологии проектирования происходило сближение идей проектирования и социального управления (что повлияло позднее на выделение социального проектирования), и что определило пути решения социальных проблем. Это и был один из первых образцов методологически осмысленного социального проектирования, но осознавался он как тип работы в иной действительности – "частной методологии и теории деятельности». Чтобы произошло выделение и конституирование социального проектирования как самостоятельного вида деятельности, необходимо было проектный подход, осмысленный в методологии проектирования, связать с социологическим подходом. Это и произошло в семидесятых годах. К этому времени сложилась группа практик (видов деятельности), в структуре которых чувствовалось что-то общее, это – социальное управление, социальное планирование, конструирование и проектирование организационное. С одной стороны, объекты этих практик описывались и специфицировались на основе набирающего в этот период силу социологического подхода, с другой – стратегия этих видов деятельности строилась под влиянием системотехнических, квазиинженерных и проектных представлений. Например, В.Глазычев замечает: " что в длительной своей предыстории социальное проектирование является одной из функций управления, но не является сколько-нибудь регулярным занятием. Объективная потребность в социальном проектировании появляется и постепенно осознается лишь тогда, когда задачи управления распространяются на те области, где традиционные управленческие процедуры обнаруживают устойчивую эффективность. Неудивительно, что экспансия социального проектирования развертывается лишь с середины нашего столетия, – прежде всего через развитие дизайна" [63]. И.Ляхов в начале 70-х годов попытался обобщить накопившийся опыт, "познать общие законы", которым подчинялись все подобные виды проектной деятельности. "Весьма условно и предварительно, – пишет он, – новое направление научных исследований можно назвать социальным конструированием. С помощью социологических исследований мы приобретаем знание о состоянии социального объекта, социальное прогнозирование раскрывает тенденции развития объекта, социальное конструирование указывает на осуществимые формы его рационального преобразования"[106]. Ляхов И.И. в этой работе также сформулирован ряд принципов социального конструирования (анализ 95 исходных задач, требование системного представления объекта, выделение основания связи и центральной идеи, требования типизации, эквивалентного замещения и самореализации) [106, c.4-8]. Выделив такие ключевые слова, как "конкретные социологические исследования", "прогнозирование", “рациональное преобразование социального объекта", "системный подход" и связав их все с идеей конструирования, исследователь выделил совершенно новую действительность, лежащую в рамках социальной инженерии социальное проектирование. Оставалось лишь найти более подходящий и адекватный термин; впрочем, уже сам Ляхов говорил о социальном проектировании, но пока не ставил его во главу угла. Другое понятие понадобилось потому, что термин "социальное конструирование" не отражал основной процесс, происходивший в течение всех 70-х годов – смену в общественном сознании инженерной парадигмы и организации деятельности как проектировочной. Поэтому в конце 70-х – начале 80-х годов за новым подходом и закрепляется название – "социальное проектирование. Таким образом, Ляхов выделил основополагающие и сопутствующие социальному проектированию процессы - нормативное прогнозирование, планирование и программирование, причем целым, причем все эти виды деятельности аккумулируются в социальном управлении. Вслед за Ляховым, эту идею развивали другие авторы: "Планирование, программирование и проектирование , –писали они, – объединяются в группу конструктивных подходов оказывающих активное воздействие на будущее путем совершенствования управления социальными процессами и явлениями"[92]. Если "план и программа рассматривают объект в процессе развития, поэтапного изменения в соответствии с установленной заранее целью, то проект рассматривает объект в процессе функционирования, как определенную целостность, конкретизируя тем самым планы и программы"[92, c.73]. Столь же четко социальное проектирование противопоставляется прогнозированию: прогнозы, являясь "способом познания действительности, должны предшествовать социальному проектированию (а также планированию и программированию), повышая степень его научной "обоснованности, объективности и эффективности" [32, c.73]. Поскольку в данной работе социальное проектирование трактуется как вид социально-инженерной деятельности, прогнозирование должно задать многие его характеристики. Например, оно должно показать "какие проекты реальны, а какие нет", дать сведения о возможных и достижимых целях, "дать базу принятия 96 решений", вскрыть возможные последствия социального проектирования[32, 73]. В свою очередь социально-инженерная деятельность авторами рассматривается также и в рамках системного подхода (анализа), и с точки зрения методологии и парадигмы проектирования. В какой мере подобное представление о социальном проектировании отвечало практике проектирования 70-х и начала 80х годов? Вопрос непростой. Анализ проектирования тех лет показывает, что если системный подход и представления методологии проектирования действительно начинают широко применяться в социальном управлении и планировании, градостроительном и дизайнерском проектировании и других социально ориентированных видах деятельности, то прогнозирование во всех этих практиках реально мало что дает. Практически для этих видов деятельности крайне мало используются и социальные науки (прежде всего социология и философия). В то же время, социальное проектирование в теоретическом плане находится на стыке фундаментальных, инженерных и социологических дисциплин. Фундаментальную сторону данной теории составляют те знания, в которых раскрываются закономерности социального проектирования как явления, вытекающего из общих законов его функционирования и развития. Они обогащают общую теорию развития общества. Инженерное значение теории социального проектирования состоит в том, что на основе ее вырабатываются и обосновываются принципы, методы, приемы, правила, нормативы проведения конкретных социально-инженерных исследований и разработок. В настоящее время в системе социального проектирования различаются два основных направления: одно в большей степени опирается на философию, а другое – на социологию (и в частности, теорию нормативного прогнозирования). Впрочем, оба эти направления достаточно близки и многие их разработки и теоретические положения пересекаются. Общим для них является убеждение, что социальное проектирование является одним из видов социальной инженерии и в этой роли должно выступать эффективным средством решения актуальных социальных задач. Именно поэтому следует согласиться с Г.Антонюк, в том, что изучение общих закономерностей проектирования и реализация проектов позволило применить его методы и приемы для человеко-машинных систем, трудовых процессов, языковых систем, экологических систем, организации социальных отношений с учетом особенностей природы этих объектов. Обычными 97 стали такие термины как «инженерная лингвистика», «инженерная психология», «инженерная экология», «генная инженерия» и др» [32]. Как уже говорилось выше, новейшая история социального проектирования основывается на представлениях о социальном проектировании , сформулированных в 70-х – начале 80-х годов, когда были развиты положения о социальном проектировании в рамках управленческой науки (эти положения тоже не были реализованы практически, не вылились в практику социального проектирования ). Параллельно на методологической и культурологической основе были сформулированы альтернативные идеи социального проектирования и созданы его отдельные практические образцы. От этих целей, на которые в данном направлении ориентируется социальное проектирование , легко установить прямую связь как с утопическими идеями (что было в тот период простительно и объяснимо) жизнестроительства 20-30-х годов, так и с декларированными и еще более утопичными идеями 40-60-х годов, которые уже являлись идеологемами и пропагандой. Для социального проектирования , осознающего себя в рамках управленческой парадигмы, образцами проектирования выступали прежде всего градостроительная деятельность и социальное планирование, которыми чаще всего занимался социолог или философ. Эффективность и той и другой деятельности были достаточно низки и неопределенны, если иметь в виду воплощение социальных задач и требований, заложенных в соответствующие градостроительные и социальные проекты. Кроме того, окончательная разработка и реализация социальных проектов этого направления, как правило, отодвигается в будущее (ближайшее или более отдаленное) из-за отсутствия предпосылок: необходимо было предварительно исследовать различные уровни социального бытия, понять способы реализации планов, программ и проектов и т.п. В то же время в различных сферах (дизайне, сфере практического искусства и выставочной деятельности, проектирования общественных зданий, сфере прикладной методологии, игровом движении и ряде других областей) складывалась практическая деятельность по социальному проектированию иного характера, чем социальное планирование и градостроительное проектирование традиционного толка. Социальное проектирование заявляет о себе через решение проблем в сфере культуры. И дело здесь не просто в сфере культуры , а принципиально другой стратегии социального проектирования . Впрочем, именно через отношение к культуре , а 98 также методологии новое направление социального проектирования выделяет себя представляется как прорыв в области планирования и развития культуры. Чтобы эффективно управлять развивающимися культурными процессами необходимо обращение к социальному проектированию , – отмечает другой представитель этого нового подхода О.И.Генисаретский, – в целях более эффективного управления культурным процессом тесно связано с наблюдающейся ныне тенденцией усиления социальных функций культуры , с выделением духовной культуры в самостоятельную область социальнокультурной сферы ..." [60, c.67]. Итак, проектирование проявляется не только в сфере социального управления, но и в сфере культуры и воздействия на нее. Посмотрим теперь, как в связи с этим в данном направлении осознания социального проектирования (и практического его развития) понимается стратегия социального , а точнее бы говорить, социальнокультурного действия. Эту идею развивает В.Глазичев, - «наш подход, – отмечает В.Л.Глазычев, – конструктивен. Это означает, что мы относимся к городу и его культуре не как к чему-то данному, готовому и потому уже как бы не зависящему от нас, а как к действительности, на которую мы можем влиять, если действуем сообразно природе этой действительности. Значит, с одной стороны, можно ,и даже значительно, изменять характер культурной активности горожан (скажем, реально пробудив в них интерес к ценностям культуры ). Но с другой – это достижимо лишь в том случае, когда проекты и программы или прямые воздействия (создание образа или примера для подражания) изначально воспринимаются нами как элемент очень сложного целого, обладающего своего рода собственной жизнью, инерцией, своеобразной "памятью" [63]. Характеризуя социальное проектирование , авторы данного направления употребляют совершенно другие, чем в рамках управления наукой, ключевые слова, которые звучат как "совершенствование образа и улучшения качества жизни", "способность к перестройке и обновлениям", смена "потребительской" установки в культуре на "творческую", "созидающую", активизация и подключение к культурному процессу и созиданию самого населения и т.д. Согласимся, что подобные установки и требования более реалистические. Они менее утопичны, поскольку, с одной стороны, выражают практику деятельности самих социальных проектировщиков, с другой – помещают идеал социального развития не в абстрактное будущее, а в "ближайшую зону развития и деятельности" общества. Установка на 99 социально-культурное действие влечет за собой иное отношение, отличное от системотехнического и организационно-управленческого отношения к объекту проектирования . Здесь заранее трудно строго программировать деятельность. Возможность того или иного воздействия на социальное явление (процесс) в рамках социальнокультурного действия зависят от того, как участник этого действия (ученый, инженер, проектировщик, пользователь и т.д.) конституирует социальное явление. Глазычев В., по этому поводу справедливо замечает, что « если выход за стандартную конструкцию не происходит, если просто переносится предмет с одного места в другое, если всего лишь производятся легкие изменения в рамках той же серии, проектирования нет, даже если на дверях написано «Отдел проектирования». Проектирование осуществляется, когда происходит сооружение новых конструкций. Конструкций мышления, ориентированного на результат, конструкций человеческой машины, которая должна этот результат произвести» [63]. Глазычев развивает мысль о том, что социально-культурное действие должно быть конструктивно. Социально-культурное действие направлено не на объект определенного типа или класса, а на индивидуальное целое. Д.Дондурей специально обсуждает характер подобной индивидуальности, он считает, что в культуре она задается "многообразием действующих моделей культуры ", отсутствием "достоверной информации о культуре ", "противоречивостью" действующих в ней целей, "открытым характером культурных процессов", "принципиальной неопределенностью культуры ". Учет второй позиции позволяет сделать следующий вывод: "вместо видимости (стройная система учреждений и связей между ними) перед нами предстанет действительность: совокупность условий, "поле" возможностей, многовариантность предпринимаемых или проектируемых действий, обещающих успех". Сопутствующим второй позиции является принцип дополнительности генерализирующего и индивидуализирующего подходов к объекту. С одной стороны, существуют некоторые общие (генерализирующие) положения социально-культурного действия (например, те, которые мы формулируем). С другой – как мы отмечали, всякий объект и задача в интересующей нас сфере уникальны. В отличие от естественнонаучных знаний и законов социальные имеют двойной статус: они являются "гипотетическими" представлениями социальных объектов, а также "средствами интерпретации", с помощью которых происходит объяснение бытия этих объектов (т.е. 100 функционирования и развития социальных явлений). Однако социальное проектирование должно выйти на реальный, а не гипотетический объект, хотя, конечно, гипотетические его характеристики необходимы при разработке в процессе проектирования реального объекта. Третья позиция. Социальный проектировщик не является проектным демиургом (и в этом смысле социальные явления не могут рассматриваться как простые объекты преобразования), а активным соучастником коллективного действия, причем он не только изучает и проектирует свой объект, но и взаимодействует с ним и даже учится у него. "... взаимодействие с городом , но не "для" горожан, а вместе с ними... Речь идет о социальной педагогике, обращенной всевозрастным сообществом горожан (включая и все горизонты управления) на самое себя". Четвертая позиция. Социально-культурное действие делает своим предметом не чистые (сущностные) социальные процессы и явления, оторванные, абстрагированные от материальных, организационных и прочих условий ("среды" в широком понимании), а социальные процессы и явления вместе со своей средой. Пятая позиция. Социально-культурное действие и связанное с ним социальное проектирование не могут не быть многовариантными. И не просто многовариантными, но обладающими гибкой, меняющейся на ходу стратегией (смена предварительно намеченных вариантов социального проекта, то или иное сочетание вариантов, выработка на ходу нового проектного решения и т.п.). Проводя одновременно в трех городах интересный социальный эксперимент, В.Глазычев со своими сотрудниками создали три разных варианта социального программирования (и обеспечивающие их варианты социальных проектов). Практически же оказалось, что на разных стадиях социального программирования необходимо было задействовать все варианты. Шестая позиция. Социально-культурное действие реализуется через механизм социальной политики, социального программирования, социального проектирования , непосредственного социального действия, причем эти составляющие социальнокультурного действия могут в ряде случаев меняться местами. Кроме того, реализация одних составляющих влечет за собой необходимость в других, например социальное программирование делает необходимым социальное проектирование , а то, в свою очередь, другие акты программирования или непосредственно практическое социальное 101 действие (организационное, управленческое, инновационное и т.д.). В настоящее время отрефлексирован ряд позиций социального проектирования в рамках социально-культурного действия: социальная политика – социальное программирование – практическое социальное действие; или социальный проект – социальная программа – социальные проекты (второго порядка) – практические социальные действия; или социальная программа – социальные подпрограммы – социальные проекты – социальная программа второго уровня; или практическое социальное действие – социальный проект – социальная программа. Нужно обратить внимание на то, что эффективное функционирование каждой из указанных здесь составляющих социально-культурного действия предполагает реализацию соответствующей технологии. Седьмая позиция. Социально-культурное действие не может строиться как однозначная процедура, оно предполагает составление сценариев программных действий. На наш взгляд, все многообразие таких сценариев сегодня размещается в пространстве трех "координат" – установки на "жесткую модернизацию", на "мягкую модернизацию" и установки на различные варианты немодернизационных действий (например, восстановление прежних структур, поддержки статуса-кво и т.д.). Естественно, что в пояснении нуждаются прежде всего представления о жесткой и мягкой модернизации. Идея жесткой модернизации – это ориентация на продвинутый в культурном отношении образец (например, западный), создание и реализация программ модернизации, определение ресурсов, обеспечивающих реализацию таких программ. Программа жесткой модернизации предполагает опору на группы населения и субъекты ("элиты"), заинтересованные в реформах и модернизации общества. Положительный аспект этого сценария – относительная ясность решений, поскольку существуют образцы и можно опереться на элиту, которая сегодня имеет государственную поддержку. Отрицательные аспекты в следующем: углубляется конфликт между элитой и консерваторами, не учитываются исторические и российские ограничения и реалии (в частности, неподготовленность, во всяком случае сегодня, населения и субъектов к модернизации в западном ее понимании). В сценарии мягкой модернизации инновационные предложения корректируются и видоизменяются под воздействием ряда факторов: требования учесть исторический старт, традиции, ценности; необходимость реализации установок культурной экологии, а 102 следовательно, необходимость удовлетворить интересы и потребности разных групп населения и разных этносов (народов и национальностей); отслеживание готовности, адаптации населения и субъектов к нововведениям и другим модернизационным воздействиям; реализация ряда политических и этических принципов (например, поддержка молодежи, создание новых сфер деятельности, поддержка малооплачиваемых слоев населения). Однако стратегия мягкой модернизации предполагает два условия: а) относительно высокую культуру основных субъектов социального действия и б) понимание ими необходимости модернизационных изменений. В настоящее время оба эти условия или полностью, или частично отсутствуют, что не означает невозможности появления этих условий в будущем при проведении правильной политики. Кроме того, в стране определенное время еще будут сохраняться традиционные структуры власти, субъекты и способы решения социальных проблем . Поэтому реализовать стратегию мягкой модернизации в чистом виде вряд ли удастся. Целесообразнее говорить о переходном периоде, когда стратегия мягкой модернизации будет компромиссно сочетаться как с традиционными подходами к решению проблем , так и со стремлением отдельных субъектов реализовать одну из перечисленных выше стратегий (жесткой модернизации или немодернизационных действий). Важно однако сохранить ведущую установку на стратегию мягкой модернизации, по-возможности подчиняя ей другие подходы, тем более, что стратегия мягкой модернизации предполагает адаптацию к другим подходам и способам решения социальных и культурных задач и проблем . Вернемся теперь к проблемам социального проектирования и двум направлениям его осознания. Существенно различается в обоих рассматриваемых направлениях осознания социального проектирования также понимание роли (возможностей) научного обеспечения социального проектирования . В первом направлении эти возможности явно преувеличиваются: считается, что изыскательское и нормативное прогнозирование, опирающиеся на соответствующие конкретные социологические исследования, в состоянии обеспечить эффективность социального проектирования и социального управления. Представители второго направления прямо полемизируют с этой точкой зрения, они обращают внимание на то, что реально в практике социального проектирования знания социальных наук используются в минимальной степени (причины этого мы рассмотрим ниже). 103 Подчеркивая многофункциональную сущность проектирования, Дж.К.Джонс отмечал, что «оно охватывает деятельность не только конструкторов, архитекторов и других «профессиональных» проектировщиков, но также плановиков и экономистов, законодателей, администраторов, публицистов, ученых – специалистов прикладных наук, участников движений протеста, политиков, членов «групп давления» - всех тех, кто стремится осуществить изменения в форме и и содержании изделий, рынков сбыта, городов, систем бытового обслуживания, общественного мнения, законов и т.п.» [67]. Инженерное значение теории социального проектирования состоит в том, что на основе ее вырабатываются и обосновываются принципы, методы, приемы, правила, нормативы проведения конкретных социально-инженерных исследований и разработок [67, 124]. С точки зрения результата, проектирование является процессом создания проекта. В социальном проектировании как системе знания существуют три уровня: общая теория социального проектирования, в которой раскрываются сущность данного феномена как функции социального управления, его взаимосвязь с другими функциями, структура данной социальной деятельности; теории социального проектирования различных видов социальных объектов — трудовых коллективов, регионов, отраслей, территориально-производственных комплексов; специальные эмпирические исследования, предназначенные для конкретных социальных проектов [153]. Эти уровни взаимообогащаются: специальные эмпирические предпроектные и после-проектные исследования и частные теории социального проектирования дают необходимый материал для общетеоретических обобщений, в то же время сами они могут успешно развиваться только при условии решения общетеоретических проблем социального проектирования. Невозможно исчерпывающе осмыслить и отразить предпроектную ситуацию без использования и применения общетеоретических знаний. Существуют специальные исследования проблем социального проектирования, в которых уже получили определенное освещение его сущность, этапы проведения, возможности применения, принципы и методы, его соотношение с социальным планированием и прогнозированием, роль в социальном управлении, особенности его объекта, содержание социальных проектов [37]. В настоящее время социальное проектирование — это не только широкая социальная практика, но и в определенной мере сложившейся относительно самостоятельный раздел науки о социальном управлении. 104 Объектом данного направления является социальное проектирование как специфическая деятельность в управлении общественным развитием. Задачи исследований в области социального проектирования — познание его закономерностей, а также закономерностей проектируемой области социальной жизни со стороны ее связи с преобразующей деятельностью людей; выработка принципов, методов, приемов организации и проведения предпроектных исследований и социального проектирования; получение эмпирических данных для нужд разработки и проверки конкретных проектов. В то же время в данном направлении социологических исследований формируется собственный понятийный аппарат, система принципов, взаимосвязанных теоретических концепций, раскрывающих сложную многоуровневую природу данного социального феномена и его место в общественной практике, комплекс изучаемых проблем. Социальное проектирование — это открытая, развивающаяся система знаний. Наряду с проверенными, доказанными положениями в ней есть комплекс малоизученных или вообще неизученных проблем, решение которых принципиально важно для построения теории в будущем. Необходимы уточнение сущности и функций социального проектирования, содержания социальных проектов, особенностей инженерного подхода как конкретно-практической и конкретнонаучной методологической установки социального проектирования, параметров социальных проектов, содержания социально-инженерного стиля мышления. Важное значение в системе социального проектирования имеет проблема, решаемая социальным инженером. В зависимости от постановки проблемы будет зависеть и логика проекта, к примеру, в проекте мы ориентируемся на снятие социального напряжения в организации, ситуация нам диктует одну логику. А если, мы работаем над проектом по повышению конкурентноспособности организации – логика будет другой. Таким образом, рассматривая социальное проектирование как специфическую технологию и составляющую социальной инженерии, мы акцентируем внимание на том, что проектирование это творческий, преобразующий процесс, целью которого является изменить, трансформировать, улучшить окружающую среду. Проектирование состоит из ряда социоинженерных решений и процессов таких как: постановка проблемы исследования, выявления цели и задач, стоящих перед исследователем, сам процесс проектирования, внедрение и реализация результатов проекта, корректировка управленческих решений. Так в рамках социальной инженерии реализуется синтез 105 рационально-технократических и социальных идей. Этот синтез может быть использован как алгоритм и применим почти к любой сфере человеческих отношений – созидания, развития, управления. Система проектной деятельности алгоритмична и может быть использована в менеджменте, маркетинге, связях с общественностью, социальной работе, экономике, экспертологии, рискологии и других составляющих социальную инженерию в условиях информационно-коммуникативных практик. Именно, поэтому сегодня в эпоху глобализации и информационно-коммуникативных практик, на одно из первых мест выступает проектное мышление, проблема созидания проектов. Ибо посредством реализации новых проектов, направленных на социально-культурные трансформации возможно улучшение бытия нашего общества, развитие его сознания. Создание и реализация социально – гуманитарных проектов во многом будет способствовать повышению роли личности в условиях развития переходного периода социума, осознанию ее ценности и актуализации самодостаточности. Директор, созданного недавно института «Общественных проектов», В.Фадеев посетовал на кризис гуманитарного знания в нашем обществе, кризис культуры, который сказывается и на отсутствии проектов или появлении проектов низкого качества в сфере социально-гуманитарной, социально-культурной: «Сегодняшняя российская социогуманитарная мысль за редкими исключениями не в состоянии отвечать на стоящие перед страной актуальные и долгосрочные вызовы, давать теоретические основания для принятия политических решений и способствовать формированию самосознания народа… Она предпочитает сравнивать себя с западными образцами, в отрыве от ситуаций в России и в мире». Далее Фадеев подчеркнул, что мы плохо знаем страну, в которой живем. Несмотря на это, по словам Валерия Фадеева, у власти пока нет готовой концепции развития страны, поэтому исследователям, имеющим вкус к проектным построениям, предлагается, в частности порассуждать, о том: • как модернизировать «страну с устойчивой традицией авторитарных модернизаций»; • как увеличить в обществе долю среднего класса; • возможна ли с « исторической точки зрения развитая, социальнокомфортная, стабильно-демократическая Россия»; • как преодолеть извечное отчуждение ученых-гуманитариев от государства; 106 как сформировать ответственную, компетентную, нравственноздоровую и солидарную в главных вопросах политическую научную, медийную, религиозную и бизнес-элиту? Нельзя сказать, что такой элиты у нас сегодня нет, но ее ряды необходимо расширять для того, чтобы эффективно формировать «новое социально-активное, коммуникативно-культурное пространство» [112]. Целью этих проектов должно стать формирование среднего класса и максимально благоприятной среды для всестороннего развития человека. Недаром в послании Федеральному собранию президент России подчеркнул, что приоритетным направлением для правительства и государства должна быть забота о человеке, обеспечение его нужд и свобод. А для реализации этой идеи необходима разработка новых социальногуманитарных и социально-экономических проектов, обеспечивающих механизмы расширения гражданских и политических свобод, защитой экономики, актуализация вопросов связанных с кадровым резервом. Нужны так же проекты, реализуемые в сфере формирования имиджевой составляющей российского социума на международной арене, представляющие с достаточной точностью и достоверностью образ современной и будущей России За последние 15 лет управление проектами в России прошло путь от использования элементов проектного управления и отдельных проектов до создания интегрированных систем управления проектноориентированными компаниями и программами. Применение новейших управленческих технологий должно стать следующим важным шагом в дальнейшем развитии российского бизнеса и общества, в повышении эффективности управления государством и государственной собственностью. По оценкам ведущих международных и российских экспертов, широкое применение современных технологий управления проектами и программами позволит повысить эффективность экономики страны как минимум на 15–20%. Управление проектами, как новая управленческая культура и технология, позволяет форсированно перейти от спонтанного развития в «точках роста» к целенаправленному планомерному развитию от отдельных проектов и программ, через проектно-ориентированные организации и компании, к проектно-ориентированному бизнесу и обществу в целом. Многие виды деятельности являются проектно-ориентированными по своей сути. Работа проектно-ориентированного предприятия заключается в выполнении проектов в интересах заказчиков. 107 Типичными примерами проектно-ориентированных предприятий являются инвестиционные, инновационные, туристические, инжиниринговые, консалтинговые, IT-компании и др. Существует и много других видов деятельности, которыми можно управлять как проектами. Вся деятельность по развитию организаций и предприятий, инновационная и инвестиционная, может быть представлена как портфель проектов. Так, продвижение нового бренда, осуществление ребрендинга, рестайлинга, реимиджинга, открытие нового бизнеса, обновление основных средств — все это примеры проектов. Проектное управление деятельностью компании позволяет акцентировать внимание на результате и управлять именно его достижением, не позволяя превратить развитие в «процесс ради процесса». Широкомасштабное применение проектного управления позволит в относительно короткое время (за два–три года) значительно ускорить решение ряда задач, определенных правительством Российской Федерации в качестве приоритетных, таких как: • реформирование социально-культурной сферы; • повышение эффективности управления государственным имуществом и бюджетной эффективностью; • улучшение инвестиционного климата; • обеспечение инновационной направленности российской экономики в целом и отдельных ее отраслей. Руководители ряда компаний-лидеров социально-экономических, туристических отраслей, а также некоторых государственных компаний осознали перспективность интенсивного применения методов и инструментария проектного управления, как для реализации конкретных проектов, так и для стратегического выстраивания деятельности бизнесов. Пионерами в области создания проектов и управления ими стали предприятия таких отраслей, как телекоммуникации, IT, нефтегазовая промышленность, энергетика, аэрокосмическая и военная промышленность, торговля, туристическая деятельность, сервис. Развитие профессионального управления проектами превратило его в мощный инструмент как управления созданием новых продуктов и услуг, так и осуществления целенаправленных изменений в рамках отдельных организаций, компаний, а также целых социальноэкономических систем. Однако все специалисты сферы управления и бизнеса сталкиваются в своей практической работе с необходимостью осуществления различных изменений и развития организаций и систем 108 в виде проектов или программ. Отсюда следует вывод, что для нормального развития и эффективного функционирования сегодняшнего общества, которое должно стать проектноориентированным, весь корпус экономических специалистов и специалистов области менеджмента должен быть знаком с основами и возможностями управления проектами как новой управленческой культурой и незаменимым инструментарием. В то же время 40% специалистов управленческого корпуса должны быть профессионалами в области управления проектами для того, чтобы обеспечить высокие результаты проектно-ориентированной деятельности и эффективного развития преобразования общества и его экономики. Таким образом, для эффективного функционирования экономики России необходимы сотни тысяч специалистов, владеющих технологиями создания проектов и управления ими. Профессиональное управление проектами немыслимо без профессионально подготовленных специалистов. Важнейшую роль в развитии индустрии управления проектами играют кадры. Дальнейшее социально-экономическое развитие России во многом будет зависеть от уровня развития и применения профессионального управления проектами и программами на всей вертикали власти, а значит, и от количества подготовленных руководителей и специалистов, владеющих методологией и средствами управления проектами. Поэтому и необходимо введение специальности «проектный менеджмент». Для развития этого направления, для того, чтобы оно стало достоянием страны и приносило плоды, необходима заинтересованность и поддержка государства и общества, нужна государственная и профессиональная инфраструктура проектного управления, начиная от образования и заканчивая применением методов на практике. Для динамичного развития проектного управления в России, исходя из мирового и отечественного опыта, можно выделить следующие приоритетные направления: • создание системы мотивации и обеспечение поддержки управления проектами как одного из важнейших направлений социально-экономического, социально-культурного развития России в третьем тысячелетии со стороны законодательной и исполнительной власти, деловых кругов, общественности и средств массой информации; • создание необходимой законодательной и нормативно-правовой базы для профессионального управления проектами и программами и 109 механизмов взаимодействия профессиональных сообществ с государственными структурами и деловыми кругами; • организация массовой переподготовки и повышения квалификации руководителей всех уровней для освоения методологии и средств управления проектами; • разработка и ввод в действие комплекса национальных стандартов по управлению проектами и программами; • проведение массовой сертификации специалистов по проектному менеджменту; • содействие созданию, развитию и поддержка консалтинговых, инжиниринговых фирм и профессиональных организаций по управлению проектами; • содействие дальнейшему развитию цивилизованного рынка программных продуктов (в том числе российского производства) и услуг, используемых в управлении проектами и программами; • активное участие в международном сотрудничестве и кооперации по всем аспектам управления проектами; • развитие и широкое использование информационных возможностей и ресурсов Интернета для развития профессионального проектного управления. Для того, чтобы сфокусировать внимание на проектном мышлении и проектной деятельности в области социально-культурной, и проектах в области сервиса, мы исследовали ряд зарубежных и отечественных работ в области создания проектов, управления проектами в приоритетных сферах деятельности социума. На основании проведенных исследований были выделены основные методы и технологии в системе управлении проектами. Среди них наиболее важны для сегодняшней экономики: • методы управления всеобщим качеством (TQM); • методы управления ресурсами в проектах; • методы управления рисками в проектах; • методы формирования команд и управления персоналом в проекте; • методы организационного проектирования и создания проектных офисов; • проектно-ориентированное корпоративное управление и др. • В то же время многие области управления проектами нуждаются в разработке новых и развитии имеющихся методов и технологий. Это в первую очередь относится к следующим сферам: • управлению неопределенностями и рисками в проектах; 110 • управлению качеством, изменениями, контрактами и поставками в проектах; • управлению проектами со стороны важнейших заинтересованных сторон (инвестор, заказчик, управляющая компания, органы власти и др.); Важно также непрерывное расширение областей применения методов и технологий управления проектами: от отдельных проектов — до проектно-ориентированных организаций и образований, от традиционных областей (строительство, технические системы) — до нетрадиционных (экономика, управление, социум, культура, здравоохранение, спорт и др.), от частных компаний — до государственного и межгосударственного управления, от развитых до развивающихся стран и стран третьего мира, от эксклюзивных проектов — до управления проектно-ориентированной деятельностью без границ. Методология и средства управления проектами широко используются во всех сферах проектно-ориентированной деятельности, в том числе и в государственном управлении развитых стран. В последние годы правительства таких стран, как США, Великобритания, Германия, Австрия, Япония, Франция, Австралия, Бразилия, Мексика и др., все чаще применяют в своей повседневной деятельности методы и средства управления проектами. Так, например, практически каждый чиновник правительства США использует на своем персональном компьютере программные средства управления проектами в составе набора стандартных пакетов программ. Средства управления проектами активно применяются не только для управления федеральными проектами и программами, но и для осуществления управленческих функций внутри правительственного аппарата. Управление проектами сегодня — один из важнейших механизмов рыночной экономики. В наиболее развитых странах он используется практически на всех проектах. Так, в Японии методология управления проектами и программами положена в основу государственной стратегии социально-экономического развития страны. По данным Японской ассоциации управления проектами, все инвестиционностроительные проекты оцениваются и реализуются с помощью технологий управления проектами. В России же — не больше 1,5–2% от их общего количества. По данным Международной ассоциации управления проектами (IPMA), использование современной методологии и инструментария управления проектами позволяет сэкономить порядка 20–30% времени и около 15–20% средств, затрачиваемых на осуществление проектов и программ. В России же, 111 где организационная система и методы управления гораздо слабее, чем на Западе, эффект от внедрения управления проектами оказывается еще более значительным. Что же такое проект и как использовать данный механизм для решения вопросов в области социально-гуманитарной сферы? В отечественной практике это понятие до недавнего времени использовалось преимущественно в технической сфере. Под проектом обычно подразумевалась разработка документации для создания какихлибо зданий или сооружений. А сам процесс разработки назывался проектированием. В зарубежных странах для обозначения процесса проектирования понятие project (проект) трактуется более широко [11]. Внимание акцентируется на проекте и программе управления проектом, на управлении портфолио проекта, на управлении проектноориентированной организацией и управлении в проектноориентированном обществе. В отечественной литературе существуют различные интерпретации понятия проект, в зависимости от методологических подходов. Так, в рамках функционального подхода проект трактуется как «целенаправленная деятельность, осуществляемая для удовлетворения конкретных потребностей при наличии внешних и внутренних ограничений и использовании ограниченных ресурсов » [172]. С точки зрения системного подхода, проект понимается как процесс, связанный с целенаправленным изменением (полным или частичным) состояния некоторой системы, к которой можно отнести, например, компанию, индивидуума, структуру и т.п. Таким образом, управление проектом связано с управлением изменениями. Так же одним из важных признаков проекта является форсированность изменений. В таком контексте проект понимается как определенный управляемый скачок на фоне монотонной операционной деятельности. Существует целый ряд определений «проекта» и каждое из них имеет право на существование. Специалисты по управлению проектами пользуются теми из них, что наиболее подходит к решаемой ими задаче, к их сфере деятельности. В то же время, обращение к электронным ресурсам позволило выявить различные интерпретации понятии «проект», используемые сегодня в мире: проанализируем наиболее часто встречающиеся определения. США, Институт Управления Проектами (PMI) [97]: 112 «Проект - некоторое предприятие с изначально установленными целями, достижение которых определяет завершение проекта». Великобритания, Английская Ассоциация проект-менеджеров : «Проект - это отдельное предприятие с определенными целями, часто включающими требования по времени, стоимости и качеству достигаемых результатов». Германия, DIN 69901: «Проект - это предприятие (намерение), которое в значительной степени характеризуется неповторимостью условий в их совокупности, например: 1. задание цели; 2. временные, финансовые, людские и другие ограничения; 3. разграничения от других намерений; Мировой Банк, «Оперативное руководство» № 2.20: «Понятие «проект» обозначает комплекс взаимосвязанных мероприятий, предназначенных для достижения, в течение заданного периода времени и при установленном бюджете, поставленных задач с четко определенными целями». «Кодексе знаний об управлении проектами» «Проект - некоторая задача с определенными исходными данными и требуемыми результатами (целями), обуславливающими способ ее решения. Проект включает в себя замысел (проблему), средства его реализации (решения проблемы) и получаемые в процессе реализации результаты » [172]. Управление проектом понимается как использование особых методов для планирования и контроля содержания, план-графика работ, ресурсов и затрат. Процессы управления проектом делятся на шесть основных групп, реализующих различные функции управления: • Процессы инициации - принятие решения о начале выполнения проекта; • Процессы планирования - определение целей и критериев успеха проекта и разработка рабочих схем их достижения; • Процессы исполнения - координация людей и других ресурсов для выполнения плана; • Процессы анализа - определение соответствия плана и исполнения проекта поставленным целям и критериям успеха и принятие решений о необходимости применения корректирующих воздействий; 113 • Процессы управления определение необходимых корректирующих воздействий, их согласование, утверждение и применение; • Процессы завершения - формализация выполнения проекта и подведение его к упорядоченному финалу. ROLAND GAREIS в работе Happy Project [11], определяет управление проектами как бизнес-процесс проектно-ориентированного предприятия, где основное внимание уделяется реализации подпроцессов. Персонал проекта должен быть достаточно компетентен, чтобы управлять следующими подпроцессами: • запуском, • постоянной координацией, • контролем, • закрытием проекта • в случае необходимости обеспечить непрерывность реализации. Успешное управление основано на профессиональном осуществлении данных процессов, а не на формальном выполнении требований. При этом необходимо учитывать и оптимизировать связи между подпроцессами. Для реализации отдельных подпроцессов управления проектами используются соответствующие методы. Их знание имеет большое значение. Определение этих подпроцессов также способствует профессиональному применению таких методов. Формирование оптимального календарно-ресурсного плана работ проекта не является самоцелью, а должно быть общей интегративной целью, достижение которой позволяет оптимально провести запуск проекта. Управление целями, календарно-ресурсным планом работ, планированием затрат не могут быть приняты в качестве исчерпывающего набора процессов управления проектом, т.к. только интегрированное применение всех методов управления может привести к нужным результатам. Управление планами как «процессами» не может гарантировать управление всем проектом. Управление проектом может быть определено с функциональной и институциональной точек зрения. С точки зрения функциональности, управление проектом — это бизнес-процесс проектноориентированного предприятия, состоящий из подпроцессов: • запуск проекта; • осуществление координирования проекта; 114 • контроль за осуществлением идеи проекта; • и завершение проекта. Процесс управления проектом также может включать предотвращение перерывов в реализации проекта (кризис, риски проекта, структурное изменение природы проекта)[11]. При традиционном управлении проектами рассматриваются: • цели проектов; • объем работ по проекту; • последовательность работ; • ресурсы проекта; • затраты и прибыль проекта; • риски в процессе осуществления проекта; • организация проекта; • корпоративная культура проекта; • внешее окружение проекта. • построение системы коммуникаций и документооборота в проекте. К этому необходимо добавить понимание проектов как временных организаций и социальных систем [11]. В общем смысле управление проектами осуществляют спонсор (владелец), менеджер и команда проекта. На основании приведенных определений мы можем выделить общие признаки проекта: 1. изменения - основное содержание проекта; 2. ускоренный характер изменений, совершающихся в ходе проекта; 3. ограниченная во времени цель; 4. ограниченная временная продолжительность проекта; 5. бюджет проекта; 6. ограниченность требуемых ресурсов; 7. новизна; Проекты, реализуемые в различных областях, разными специалистами имеют значительные различия между собой. Поэтому для выбора того или иного подхода к управлению конкретным проектом предварительно необходимо разобраться с особенностями именно данного типа или вида проекта, в какой сфере деятельности он осуществляется, в чем ее специфика. Классификация проектов может быть проведена по различным основаниям. Мы рассмотрим лишь наиболее распространенные ее варианты: 115 Проекты различаются, как мы сказали выше, по сферам деятельности, в которых осуществляются проекты: 1. Технический проект (строительство здания или сооружения, внедрение новой производственной линии, разработка программного обеспечения и т.д.); 2. Экономический проект (приватизация предприятия, внедрение системы финансового планирования и бюджетирования, введение новой системы налогообложения и т.д.); 3. Социально-культурный проект (реформирование системы социального обеспечения, социальная защита необеспеченных слоев населения, преодоление последствий природных и социальных потрясений, проекты в области культуры, сервиса, туризма); 4. Организационный (реформирование существующего или создание нового предприятия, внедрение новой системы управления, проведение международной конференции и т.д.); 5. Смешанный (проекты, реализуемые сразу в нескольких областях деятельности, - к примеру, проект реформирования предприятия, включающий внедрение системы финансового планирования и бюджетирования, разработку и внедрение специального программного обеспечения и т.д.). Кроме того, проекты различаются по сфокусированности на одном или нескольких результатах: 1. Монопроекты - отдельные проекты различного типа и назначения, имеющие определенную цель, четко очерченные рамки по финансам, ресурсам , времени, качеству и предполагающие создание единой проектной группы (инвестиционные, инновационные и другие проекты) ; 2. Мультипроект - комплексный проект, состоящий из ряда монопроектов и требующий применения многопроектного управления (реформирование существующих и создание новых предприятий, разработка и внедрение внутрифирменных систем многопроектного управления); 3. Мегапроект - целевые программы развития регионов, отраслей и др. образований, включающие в свой состав ряд моно- и мультипроектов («План Маршалла», создание Общеевропейского рынка, развитие Южной Кореи и т.д.). Проекты можно дифференцировать и по характеру ожидаемого результата: 1. Инвестиционный или бизнес – проект основан на использовании внутренних или внешних (по отношению к компании) 116 инвестиций и предполагает их обязательный, спланированный и своевременный возврат и увеличение. 2. Проект развития – подразумевает использование внутренних или внешних затрат и не предполагает их непосредственного возврата. Эффект подобного рода проектов трудноизмерим и не очевиден. Проекты различаются также по характеру их предметной области: 3. Инновационный - главная цель такого проекта - разработка и применение новых технологий, ноу-хау и других нововведений , обеспечивающих ускоренное развитие; 4. Научно - исследовательский; 5. Учебно-образовательный; 6. Смешанный. По степени длительности можно выделить следующие виды проектов: 1. Краткосрочный - до 3-х лет; 2. Среднесрочный - от 3-х до 5-ти лет; 3. Долгосрочный - свыше 5-ти лет. Проект имеет ряд свойств, о которых необходимо помнить для того, чтобы методически правильно организовать работу по его реализации: 1. Сферу деятельности, в которой появляется и развивается проект, можно условно разделить на собственно «проект» и «окружение проекта» (внешнюю среду) или обзор ситуации в которой должен разрабатываться проект 2. Проект не является жестким и стабильным образованием: ряд его элементов в процессе реализации могут переходить в состав проекта из внешней среды и обратно. 3. Ряд элементов проекта могут использоваться как в его составе, так и вне его. Например, специалисты, одновременно работающие как над реализацией конкретного проекта, так и над решением некоторых других проблем (в частности, над выполнением какого – то другого проекта). 4. Рядовому сотруднику, участвующему в реализации конкретного проекта, обычно все равно, находится он или объект, с которым он работает, внутри или вне этого проекта. Для него важно то, какую конкретную работу он выполняет, и какое вознаграждение за нее получит. Совсем другое дело – ответственные исполнители проекта и руководители организаций, участвующих в проекте. Для них вопрос о 117 том, где они находятся - вне или внутри проекта, - один из значимых факторов для их успешной работы по реализации проекта. Окружение проекта представляет собой сложный комплекс взаимосвязанных отношений, которые постоянно воздействуют на проект по мере его реализации. Кроме того, большинство проектов сами воздействуют на окружающую среду, и это, в частности, наблюдается в инфраструктуре проекта. Еще более важно то, что факторы окружения проекта сами изменяются во время осуществления проекта, особенно, если он длится несколько лет и осуществляется поэтапно. Это ведет к увеличению неопределенности и риска и бросает вызов менеджеру проекта и его команде. Проект можно рассматривать как кратковременную мини организацию внутри предприятия. На проект оказывают влияние все подразделения предприятия, с которыми связан процесс его появления и реализации. Как правило, это подразделения из следующих сфер деятельности: Руководство предприятия - исходя из стратегии организации, определяет цели и основные требования к проекту. Сфера финансов - определяет бюджетные рамки проекта, а также способы и источники финансирования. Сфера сбыта - формирует требования и условия для проекта, связанные с рынком сбыта, поведением покупателей и действиями конкурентов. Сфера изготовления - связана с рынком средств производства, необходимых для проекта. Сфера материального обеспечения - связана с рынком сырья и полуфабрикатов и формирует требования к проекту, вытекающие из возможностей обеспечения сырьем, материалами и оборудованием по приемлемым ценам. Сфера инфраструктуры - связана с рынком услуг и различных видов сервиса (реклама, транспорт, связь, телекоммуникации, информационное и инженерное обеспечение и т.д.). Внешнее окружение проекта оказывает влияние на проект, как через предприятие, так и непосредственно. Причем, чем больше масштаб проекта, тем сильнее влияние на него факторов внешнего окружения. К наиболее существенным факторам внешнего окружения проекта относятся: 1. Политические условия (политическая стабильность, поддержка проекта правительством, уровень преступности и т.д.); 118 2. Экономические условия (тарифы и налоги, уровень инфляции, стабильность валюты, развитость банковской системы, уровень цен, состояние рынков и т.д.); 3. Социальные условия (уровень жизни, уровень образования, отношение местного населения к проекту и т.д.); 4. Правовые условия (законы и нормативные акты, права собственности и т.д.); 5. Культурные условия; 6. Природные и географические условия; 7. Используемая в проекте технология; 8. Потребители продукции проекта; 9. Конкуренты; 10. Факторы инфраструктуры. Из всех перечисленных факторов окружения проекта менеджеру проекта следует выделить и проанализировать только те, которые могут оказать существенное влияние на реализацию проекта. Пропуск какихто значимых факторов окружения при подготовке и планировании проекта в конечном итоге может привести к его кризису и «разрушению». Таким образом, проектная деятельность сегодня выступает рычагами рыночной экономики, проекты осуществляются и работают в глобальном масштабе, создаются межкультурные проекты. Но в тоже время, технологизация проектов существенно меняется, что и должно быть в рамках технологической революции. Меняется и социальная инженерия, не случайно Э. Агацци замечает, о чем мы уже говорили выше, что инженерия знаний сегодня это комплексная дисциплина, цель которой интегрировать знания в компьютерные системы. Как и в любой ветви инженерного дела цель эта не абстрактная, а конкретная и ориентирована - на улучшение конкретной практики и требует инструментов для решения сложных проблем, одним из таких инструментов обычно выступает «высокого уровня человеческая экспертиза». Э. Агацци курсивом выделяет слова «решение сложных проблем» и «экспертные системы», чтобы подчеркнуть, что проблемы мы можем решить с помощью экспертных систем. При этом Агацци подчеркивает, что «технология экпертных систем встроена в рамки принятия решения». «Говоря конкретно, это означает опору на конкретную кодификацию знаний и вывод из нее руководящих указаний для принятия решений. На этом пути мы возвращаемся в обширную область инженерии знаний, для которой характерны взаимодействия между теоретическими и практическими процессами, 119 связанными с обеспечением документальной фиксации знаний и связей логической импликации таких, как фреймы, скрипты (сценарии), правила типа «если то» и т.п.). Грубо говоря, все это – технология создания базы знаний, механизмы приобретения знаний» [28]. Таким образом, мы рассмотрели проектную деятельность в системе социальной инженерии, попытались показать как эволюционировала и трансформировалась проектная деятельность, отвечая на вызовы времени, какую, в целом, прогрессивную деятельность осуществляла и, насколько необходимы сегодня проекты различного, направления, содержания и срока сегодня в условиях рыночной экономики. Однако, наряду с проектированием, содержанием социальной инженерии является и конструирование, более того некоторые авторы полагают, что проектирование одна из разновидностей конструирования [32], другие, к примеру И.В. Котляров рассматривают конструирование как составную часть проектирования [93]. Мы также придерживаемся точки зрения, что конструирование это составная часть проектирования, наша позиция основана на том, что проектирование имеет универсальный, целенаправленный, результативный характер. Цель проектирования, в основном, направлена на изменение окружающей среды, ее трансформацию, улучшение. В системе проектирования, конструирование проявляется как способ превращения одной ситуации в другую « и интеллектуальная деятельность, помогающая создать искусственные материальные объекты, принципиально ничем не отличается от той, которая помогает врачу выписывать лекарство больному, экономисту разрабатывать план сбыта продукции своего предприятия, а политическому деятелю подготовить программу социальных преобразований» [93]. Исследователи разводит понятия конструирования и познания, полагая, что, конструирование это, прежде всего, форма творческой деятельности, а познание состоит в открытии того, что было, есть или может возникнуть» [32]. Конструирование это идеальное содержание предмета и в некотором роде первичное, тогда как познавательный процесс, результатом которого выступают познавательные образы, вторичен. И, тем не менее, конструирование является органичной частью проектирования также как и программирование. В литературе анализ проектирования и программирования разграничивается, проектирование выступает своеобразной конкретизацией программирования «…проектирование это создание конкретных образов будущего, конкретных деталей разработанных программ» [42]. 120 «Программирование – проекция в будущее человеческой деятельности для достижения предустановленной цели при определенных средствах, преобразование информации о будущем в директивы для целенаправленной деятельности» [42]. Еще одной технологией, используемой в русле социальной инженерии являются междисциплинарные исследовательские программы. Следует согласиться с мнением современных авторов, о том, что такие технологические трансформации как междисциплинарные исследовательские программы явление относительно новое [125]. К примеру, разновидностью междисциплинарных исследовательских программ является социальная экспертиза. В.Г. Федотова, рассматривая на конкретных фактах, действие социальной экспертизы, подчеркивает, что «поле экспертизы расширяется, когда научные формы социального знания, представленные одновременно двумя исследовательскими программами (натуралистической и культуроцентристской – А.М.) начинают взаимодействовать с вненаучным знанием – знанием практическим, применяемым в различных областях деятельности – политике, вопросах здоровья, знаниях крестьян о земле и животных» [125]. Мы используем пример, приведенный В.Г.Федотовой: на Ямале возник конфликт между местным населением и людьми, приехавшими добывать нефть. Встала проблема, требующая решения на проектном уровне: как разрешить конфликт? Ученые предложили проверить социальный проект четырьмя видами экспертиз: 1. Технико-экономической, определяющую техническую возможность и экономическую эффективность проекта. 2. Социальной, устанавливающей возможность социальных инфраструктур, коммуникаций, перспективы складывающегося в случае выполнения проекта социума. 3. Гуманитарной, которая выявляет возможности развития личности при осуществлении проекта, культурные условия существования людей. 4. Ноологической, проверяющей сохранность архетипа населения той местности, в которой реализуется проект. Анализ показал, что слабость второго и третьего типа экспертиз при оценке проекта привела к полной катастрофе в четвертом пункте: каждый ковш экскаватора уносил не только грунт, но часть души ненца, который имеет архетип абсолютной вплетенности в природу. Как 121 показали исследования – все эти экспертизы должны были работать совместно [125, c.160]. Этот пример является убедительным свидетельством важности социальной экспертизы в контексте междисциплинарных исследовательских программ, как соответствующей технологии социальной инженерии. В условиях глобализации, рисков и катастроф, социальная экспертиза является необходимой технологией нейтрализации и возможно предотвращения последних. Итак, идеи о социальной инженерии, возникшие как ответ на экономические кризисные изменения и социально-экономические вызовы в 20–ые годы ХХ века в США, а также в России, Германии и Франции и нашедшие отражение в трудах Р. Паунда, Форда, Тэйлора, Гастева, Витке. Мэйо и Гоулднера Гастева позднее в 40-х г.г. получили теоретико-методологическое развитие в трудах К. Поппера, а позже в работах И. Лакатоса и Э.Агацци и других исследователей, не могли не обратить на себя внимание, В социальной инженерии первой трети ХХ в. акцентируется внимание на технологиях общения – психологических, нравственных, организационных, на стилях руководства, технологиях самоменеджмента, экономике. Область социальной инженерии развивается за счет собственных теоретико-методологических инноваций, на основе синтеза наук, направленных на оптимизацию труда, таких как психология, экономика, физиология, прикладная антропология, педагогика, промышленная социология. Взаимодействие этих наук создает междисциплинарную платформу для развития социальной инженерии, на основе которой в дальнейшем начинают активно развиваться социальный эксперимент и проектирование. Теоретической основой социальной инженерии являются предметный, проблемный и междисциплинарный подходы. Объектом социальной инженерии выступает социальноуправленческая практика. Дальнейшее развитие социальной инженерии обусловлено новыми потребностями и социально-экономическими вызовами общества, уровнем развития теоретического и прикладного научного знания, творческого инженерного мышления уже в 60–70-ые гг. ХХ в. В этот период трансформируются и расширяются рамки социальной инженерии, происходит смена инженерной парадигмы и последовательная ориентация на проектную деятельность, развитие социальной инженерии маркируется как дисциплинарноорганизованное знание, которое благодаря парадигмальным трансплантациям, способствующим оптимизации междисциплинарного 122 взаимодействия, приобретает новые характеристики. Это обстоятельство существенно отличает развитие социальной инженерии 60-80 – х г.г. от ее более раннего периода развития 20 – х г.г. ХХ в., кроме того, это различие обусловлено также и социокультурными условиями и диапозоном распространения и реализации идей социальной инженерии. В новых социокультурных условиях 60 – 80 г.г. принципы социальной инженерии уже не ограничиваются системой локализированных производств. Таким образом, развитие социальной инженерии как междисциплинарно-организованного, прикладного знания позволяет акцентировать внимание на таких базовых технологических контентах, как социальное проектирование, основы которого были заложены еще в системе социальной инженерии 20 – х г.г, программирование, конструирование, создание новых междисциплинарных исследовательских программ, социальных экспертиз. При этом отдельные авторы пытаются выделить некое «ядро» социальной инженерии, в частности, Г.А.Антонюк утверждает, что ядром социальной инженерии является конструирование. «Хотя ядром социально-инженерной деятельности является социальное конструирование, однако круг ее задач не ограничивается только им. В него входят также задачи, связанные с обеспечением реализации проектов, а также оптимального функционирования созданных социальных систем, с проведением предпроектных исследований, с разработкой целей, планов программ социальной деятельности» [32]. 2.3. СОЦИАЛЬНАЯ ИНЖЕНЕРИЯ И СИСТЕМНЫЙ АНАЛИЗ Теоретико-методологическая база социальной инженерии существенно расширилась в 50-60 - ые годы 20 века за счет привлечения методов системного анализа, ибо методология научного познания немыслима без системного подхода. Распространение системных идей началось в глубокой древности. Слово «система-соединенное, составленное из частей» появилось в Древней Греции 2000-25000 лет тому назад, поэтому и первый этап осмысления данного понятия начался в глубокой древности и завершился к началу ХХ ст. Это этап возникновения и развития системных идей, которые складывались в практической и 123 познавательной деятельности людей, шлифовались философией, носили разрозненный характер. Возникали и оформлялись отдельные идеи и понятия. Нередко они представляли собой нечаянные интуитивные открытия тех или иных выдающихся ученых, философов и мыслителей. Второй этап развертывается с начала прошлого века до его середины, когда происходит теоретизация системных идей, формирование первых системных теорий, широкое распространение системности во все отрасли знания, освоение их системными идеями. Системность превращается в научное знание о системах, оформляется как инструмент познавательной деятельности. Третий этап характеризуется тем, что происходит превращение системности в метод научных исследований, аналитической деятельности. Он развертывается со второй половины 50-х годов и совпадает с началом научно-технической революции, которая максимально использовала системный метод для научных открытий, осуществления технологических разработок. Системность к концу ХХ ст. становится всеобщим мировоззрением, которое используют специалисты всех отраслей [155]. Возникают и оформляются системные науки, такие как общая теория систем, системотехника, системный анализ, теория иерархических многоуровневых систем, системология, синергетика. Системный подход становится особенно популярным во второй половине ХХ ст. Хотя системные представления существовали издавна, первый вариант общей теории систем был предложен в 1912 г. А. А. Богдановым (псевдоним; настоящая фамилия Малиновский; 18731928) в виде учения о тектологии А. А. Богданов одним из первых в мире ввел понятие системности. Состояние системы определяется равновесием противоположностей. В результате непрерывного взаимодействия формируются три вида систем, которые он подразделяет на организованные, неорганизованные и нейтральные. Ученый разработал идею о структурной устойчивости системы и ее условиях. В самой системе одним из первых увидел два вида закономерностей: 1.формирующие, т.е. закономерности развития, приводящие к переходу системы в другое качество; 2.регулирующие, т.е. закономерности функционирования, способствующие стабилизации нынешнего качества системы. Он ввел также ряд интересных понятий, характеризующих этапы развития различных систем. Так, термин «комплексия» употреблялся им для обозначения ситуации, когда система представляет собой чисто механическое объединение элементов, между которыми еще не 124 начались процессы взаимодействия. Это характерно для случаев, когда, скажем, предприниматель начинает создавать организацию (набрал кадры, закупил технику, нанял помещение и т.д.), но она еще не функционирует. Термин «конъюгация» (по Богданову) означает уже такой этап развития системы, когда начинается сотрудничество между ее отдельными элементами системы (например, работники установили между собой формальные и неформальные отношения). Термин «ингрессия» выражает этап перехода системы к новому качеству (например, рост сплоченности, взаимопонимания, сработанности коллектива), а понятие «дезингрессия», наоборот, означает процесс деградации системы, ее распада как целостного объединения. Богданов опубликовал свои идеи в Берлине, с ними ознакомился австрийский биолог и философ Людвиг фон Берталанфи, который создал второй вариант общей теории систем. В 30-40-е годы Берталанфи, работая в Вене, заложил основы концепции организмического подхода к организованным динамическим системам, обладающим свойством эквифинальности, т.е. способностью достигать цели независимо от нарушений на начальных этапах развития. Он обобщил принципы целостности, организации и изоморфизма в единую концепцию. Сначала применил идею открытых систем к объяснению ряда проблем биологии и генетики, но потом пришел к выводу, что методология системного подхода является более широкой и может быть применима в различных областях науки. Так возникла идея общей теории систем. Л. Берталанфи достаточно четко сформулировал проблему построения общей теории систем. Для этого необходимо: во-первых, сформулировать общие принципы и законы поведения систем безотносительно к их специальному виду и природе составляющих их элементов и строгим законам в нефизических областях знания; вовторых, заложить основы для синтеза научного знания в результате выявления изоморфизма законов, относящихся к различным сферам деятельности. Идеи Берталанфи привлекли внимание международной научной общественности, а идеи Богданова оказались невостребованным потенциалом науки. Это тот, почти библейский случай, когда идеи, как зерна: одни упали на неподготовленную почву, а другие — на благодатную [155]. Л. Берталанфи сыграл огромную роль в становлении и популяризации системного подхода. Судьбоносной для системных идей 125 стала его работа в Чикагском университете — мировом центре методологии. Там же складывалась школа выдающихся социологов. Поэтому неудивительно, что системный подход сразу же вошел в социологическую науку и как теория, и как принцип, и как знание, и как метод исследования. Л. Берталанфи — основоположник целого научного направления, связанного с созданием общей теории систем. Он первым поставил саму задачу построения этой теории. Общая теория систем мыслилась им как фундаментальная наука, исследующая проблемы систем различной природы. Современные исследователи далеки от мысли, что системный анализ это фундаментальная наука, большинство из них сходятся на той мысли, что «системный анализ представляет собой совокупность методов и средств, позволяющих исследовать свойства, структуру и функции объектов, явлений или процессов в целом, представив их в качестве систем со всеми сложными межэлементными связями» [142], к тому же необходимо отметить для большего прояснения вопроса, что в классификации специальностей, по которым присваиваются ученые степени, Высшая Аттестационная Комиссия не включила в классификатор чистый «Системный анализ», а сопроводила этот термин указанием, в какой области исследований проводился системный анализ. Поэтому системный анализ следует рассматривать как деятельность по исследованию систем в некоторой определенной области и на базе системного подхода посредством метода моделирования, находить оптимальный вариант структуры системы и тем самым обеспечивать наибольшую эффективность ее функционирования. Кроме того системный анализ отличают ряд принципов. Эти принципы локализуются следующим образом: --Принцип развития заключается в том, система должна наращивать свои коммуникационно-информационные мощности, оснащаться новыми техническими и программными средствами, быть способной постоянно расширять и обновлять круг задач и информационный фонд. -Принцип совместимости заключается в обеспечении способности взаимодействия различных уровней и видов системы в процессе их совместного функционирования. Реализация принципа совместимости позволяет обеспечить нормальное функционирование экономических объектов, повысить эффективность управления народным хозяйством и его звеньями. 126 -Принцип стандартизации и унификации заключается в необходимости применения типовых, унифицированных и стандартизированных элементов функционирования системы. -Принцип эффективности заключается в достижении рационального соотношения между затратами на создание системы в определенном ракусе деятельности и целевым эффектом, получаемым при ее функционировании. Как правило, кроме основополагающих принципов для эффективного осуществления управления выделяют также ряд частных принципов, детализирующих общие. Соблюдение каждого из частных принципов позволяют получить определенный экономический эффект. Один их них - принцип декомпозиции - используется при изучении особенностей, свойств элементов и системы в целом. Он основан на разделении системы на части, выделении отдельных комплексов работ, создает условия для более эффективного ее анализа и проектирования. Принцип первого руководителя предполагает закрепление ответственности при создании системы за заказчиком - руководителем предприятия, организации, т.е. будущим пользователем. Принцип новых задач - поиск постоянного расширения возможностей системы, совершенствование процесса управления, получение дополнительных результатных показателей с целью оптимизировать управленческие решения. Это может сопровождаться постановкой и реализацией при использовании ЭВМ и других технических средств новых задач управления. Принцип автоматизации информационных потоков и документооборота предусматривает комплексное использование технических средств на всех стадиях прохождения информации от момента ее регистрации до получения результатных показателей и формирования управленческих решений. Системный анализ необходим и в сферах научной и управленческой деятельности, и прежде всего, государственного аппарата, при решении проблем, связанных с развитием и техническим оснащением вооружённых сил и с освоением космоса. Расширение сферы использования системного анализа тесно связано с распространением программно-целевого метода управления, при котором специально для решения важной проблемы составляется программа, формируется организация (учреждение или сеть учреждений) и выделяются необходимые материальные ресурсы. Привлечение методов Системного анализа для решения указанных проблем необходимо прежде всего потому, что в процессе принятия 127 решений приходится осуществлять выбор в условиях неопределённости, которая обусловлена наличием факторов, не поддающихся строгой количественной оценке. Процедуры и методы Системного анализа направлены именно на выдвижение альтернативных вариантов решения проблемы, выявление масштабов неопределённости по каждому из вариантов и сопоставление вариантов по тем или иным критериям эффективности. Системный анализ носит прикладной характер, именно поэтому в 1972 в Лаксенбурге, близ Вены, создан Международный институт прикладного системного анализа (IIASA), этот институт ведёт работу по применению методов системного анализа преимущественно к решению проблем, требующих международного сотрудничества (например, охрана окружающей среды, освоение ресурсов Мирового океана, совместное использование пограничных водных бассейнов). В системном анализе тесно переплетены элементы науки и практики. Поэтому далеко не всегда обоснование решений с помощью Системного анализа связано с использованием строгих формализованных методов и процедур; возможны суждения, основанные на личном опыте и интуиции. Важнейшие принципы системного анализа о которых мы говорили выше, сводятся к следующему: процесс принятия решений должен начинаться с выявления и чёткого формулирования конечных целей; необходимо рассматривать всю проблему как целое, как единую систему и выявлять все последствия и взаимосвязи каждого частного решения; необходимы выявление и анализ возможных альтернативных путей достижения цели; цели отдельных подразделений не должны вступать в конфликт с целями всей программы. Центральной процедурой в Системном анализе, о чем тоже шла речь, является построение обобщённой модели (или моделей), отображающей все факторы и взаимосвязи реальной ситуации, которые могут проявиться в процессе осуществления решения. Полученная модель исследуется с целью выяснения близости результата применения того или иного из альтернативных вариантов действий к желаемому, сравнительных затрат ресурсов по каждому из вариантов, степени чувствительности модели к различным нежелательным внешним воздействиям. Системный анализ опирается на ряд прикладных математических дисциплин и методов, широко используемых в современной деятельности управления. Техническая основа Системного анализа — современные вычислительные машины и информационные системы. 128 Выявив суть Системного анализа и его роль а познании, мы бы хотели остановиться на взаимосвязи системного анализа и социальной инженерии. Мы определили социальную инженерию как междисциплинарно-организованное, прикладное знание, в процессе развития и применения которого реализуются такие технологии как социальное проектирование, программирование, конструирование, создаются новые междисциплинарные исследовательские программы, социальные экспертизы. Систематизация и реализация социальноинженерных знаний невозможна без научной методологии системного анализа. Например, применение Системного подхода к проектированию является залогом успешного результата создания интеллектуального задания. Поскольку перед началом проектирования необходимо определить взаимные требования и условия работы систем, разработать описания требований к системам, составляющим инфраструктуру проекта. Далее, для согласованного проекта и составляющих его систем разрабатываются и используются различные исходно-разрешительные документы, в которых оговариваются требования к системам. Такими документами могут быть: исходные данные; задание на проектирование; техническое задание; технические условия на оборудование, бизнес-план проекта. Системный подход к проектированию снимает противоречия в работе над проектом, позволяет обеспечить единое управление всем комплексом проектных систем, что при существенных функциональных преимуществах дает снижение затрат по от­ношению к суммарной стоимости управляющих модулей локальных систем управления. Принцип системности является важнейшим при создании, функционировании и развития проекта влюбой деятельностной сфере.. Он позволяет подойти к исследуемому объекту как единому целому; выявить на этой основе многообразные типы связей между структурными элементами, обеспечивающими целостность системы; установить направление деятельности системы и реализуемые ею конкретные функции. Системный подход предполагает проведение двухаспектного анализа, получившего название микро- и макроподходов. При макроанализе система и ее элемент рассматриваются как часть системы более высокого порядка. Особое внимание уделяется информационным связям: устанавливается их число, выделяются и анализируются те связи, которые обусловлены целью изучения системы, а затем выбираются наиболее предпочтительные, реализующие заданную целевую функцию. 129 При микроанализе изучается структура объекта, анализируются ее составляются элементы с точки зрения их функциональных характеристик, проявляющихся через связи с другими элементами и внешней средой. При процессе проектирования системный подход позволяет использовать математическое описание функционирования, исследования различных свойств отдельных элементов и системы в целом, моделировать изучаемые процессы для анализа работы вновь создаваемых систем. Методологические средства, применяемые при решении проблем с помощью Системного анализа, определяются в зависимости от того, преследуется ли единственная цель или некоторая совокупность целей, принимает ли решение одно лицо или несколько и т. д. Когда имеется одна достаточно четко выраженная цель, степень достижения которой можно оценить на основе одного критерия, используются методы математического программирования. Если степень достижения цели должна оцениваться на основе нескольких критериев, применяют аппарат теории полезности, с помощью которого проводится упорядочение критериев и определение важности каждого из них. Когда развитие событий определяется взаимодействием нескольких лиц или систем, из которых каждая преследует свои цели и принимает свои решения, используются методы игр теории. Чаще всего методы теории игр находят применение в экономике, чуть реже в других общественных науках — социологии, политологии, психологии, этике и других. Начиная с 1970-х годов её взяли на вооружение биологи для исследования поведения животных и теории эволюции. Очень важное значение она имеет для искусственного интеллекта и кибернетики, особенно с проявлением интереса к интеллектуальным агентам [139]. Несмотря на то, что диапазон применяемых в Системном анализе методов моделирования и решения проблем непрерывно расширяется, Системный анализ по своему характеру не тождествен научному исследованию: он не связан с задачами получения научного знания в собственном смысле, но представляет собой лишь применение методов науки к решению практических проблем управления и преследует цель рационализации процесса принятия решений, не исключая из этого процесса неизбежных в нём субъективных моментов. 2.4. РАЗВИТИЕ СОЦИАЛЬНОЙ ИНЖЕНЕРИИ В ЯПОНИИ, ГЕРМАНИИ, АВСТРИИ 130 Прогресс в системном проектировании и успехи таких проектов, как космическая программа, в которой использовалось системное проектирование, ускорили тенденцию использования научных технологий для решения социальных проблем, и таким образом социальная инженерия стала технологической идеей ведущих стран мира. В этот же период начинается организация образовательных процессов в области социальной инженерии. Цели специальностей по социальной инженерии формулируются по-разному в разных университетах и странах, так как появляется потребность в кадрах, которые могут работать в области социальной инженерии, квалифицированно разрабатывать на основе междисциплинарности, трансдисциплинарности и системного анализа технологии проектирования, конструирования, программирования, экспертные системы, социальную экспертизу, рискологию, ресурсоведение и планирование ресурсов и т.д. Однако, обратимся к истории образования в области социальной инженерии в зарубежных университетах. В 1966 году в Токио впервые создается технологический институт в котором происходило обучение такому направлению как социальная инженерия и его составляющим, содержательная сторона, курсы и программы менялись затем в течение времени: в Технологическом институте Токио работали кафедры социальной инженерии, планирования развития, математического программирования, промышленного проектирования, регионального планирования и планирования ресурсов, а также были выделены специфические области такие как экономическая статистика (региональная экономическая система), образовательная социология, городское планирование, теория игр, математическое программирование, планирование народного хозяйства, научные технологии, ландшафтный дизайн и системный анализ. В 1980-х и начале 1990-х годов работали кафедры социальной инженерии, градостроительства, территориального планирования, планирования ресурсов, транспортно-экономического планирования, системы планирования, социального системного проектирования, и городского системного проектирования. В 1996 году были выделены три области обучения: городского и сельского планирования (городское планирование, и системы страны), государственное системное планирование (государственное учреждение, государственная политика и общественное пространство), и теория планирования (система планирования, социальное планирование, а также математическое 131 планирование). В 2005 году для этих направлений были созданы 3 крупные кафедры: городского и национального планирования земли (городское планирование, а также национальные системы), государственного системного планирования (государственная политика, институциональная структура (экономика), историческое пространство, общественное пространство и глобальная экологическая политика), и теория общей социальной инженерии (теории принятия решений, прикладная экономика и социальная система) [17]. В университете Цукуба в 1970 году было открыто четыре направления, ориентированные на социальную инженерию: экономика, управление бизнесом, город и социальная система. В 2005 году были сформированы 3 кафедры, охватывающие такие области, как экономика, городское планирование, технологическое исследование, системы управления и государственная политики. Методологическая база, разработанная в Токийском технологическом институте была определена следующим образом: В 1960 году это была междисциплинарная система измерений, выполненных с использованием системного анализа, теории игр, экономики, социологии и техники. В 1980-х, внимание было акцентировано на вопросы технологий проектирования, на количественный анализ, был введен ландшафтный дизайн. С другой стороны, теория игр была удалена, и можно сказать, что инженерный аспект была подчеркнут. В 1996 году были введены макроэкономика (макро-экономическая динамика) и прикладная микроэкономика. Кроме того, особое внимание обращалось на крупномасштабное моделирование процедур для решения глобальных экологических проблем. В 2005 году внимание акцентировалось на теория игр, историю и философию права, соответствующую нормам общества. Задачи в области социальной инженерии в Японии описывались следующим образом: (1) Междисциплинарные исследования необходимы, но они не в полной мере достигают результатов из-за существующих институциональных ограничений. Можно сказать, что "Социальная инженерия" предоставляет эту междисциплинарность, поскольку она представляет собой комплексное поле. (2) В свете сложности общественных структур, количественная информация становится доминирующей в обществе. (3) В Японии, стремление социальных наук решать практические проблемы, не особенно ярко выражено, поэтому теория 132 может потерять связь с действительностью и стать трудно адаптируемой. Решение проблем является аспектом "социальной инженерии", но он редко используется для принятия решений. (4) В социальной инженерии прилагаются все усилия для получения данных, которые формируют взгляд на общество, и это дает возможность анализировать их лучше, чем можно сделать с помощью общего статистического анализа. Это похоже на развитие естественных наук в связи с использованием новой измерительной техники в области машиностроения, и указывает на возможность получения нового признания обществом. (5) В социальной инженерии не только инженерный подход, как например технологическое исследование, используется для решения проблем, но и идея планирования, что привносит ощутимый реализм в социальную инженерию. Тем не менее, необходимо отметить, что планирование является только одним из типов подхода к решению проблем. Благодаря этим особенностям "Социальная инженерия" может сделать прорыв в таких актуальных вопросах, как экологические (перенаселенность и городские проблемы) или земельные, а также в проблемах закостенелости механизма принятия решений в правительственной и финансовой сферах и вопросах административной организации. Кроме того, даже специфические области техники теряют направление из-за непрозрачности их целей (в частности, потому, что они не могут найти цель, которая может быть достигнута в рамках области), и, следовательно, растут надежды связанные с развитием социальной инженерии. С учетом нынешней ситуации вокруг социальной инженерии выделяют следующие четыре вопроса: (1) Несмотря на быстрое развитие методологии, социальная инженерия пока смогла добиться только близорукого поверхностного решения проблем. (2) Принятие решений желательно проводить в соответствии с характером исследования, но есть вероятность его превращения в некритическую теорию для существующего положения вещей. (3) Цель состоит в том, чтобы понять общество количественно, однако, нет уверенности в том, что пределы эффективного применения теории к действительности доподлинно определены. Более того, нет уверенности в том, что эффективность неколичественных средств интерпретации общества была раскрыта и обсуждена. 133 (4)Существует вероятность, что социальная инженерия может остаться поверхностным описанием по сравнению с дисциплинами, которые оформились давно и на данный момент глубоко развиты. В этом смысле, есть сомнения в том, что социальная инженерия может овладеть новыми знаниями «более важными, что добыты уже существующими дисциплинами». Чтобы прояснить эти вопросы, важно раскрывать информацию и знания, полученные на основе этой информации. Кроме того, информация, полученная на основе экспериментов, тоже имеет существенное значение. Очень важно определить место социальной инженерии по отношению к изучению каждым социальным инженером особенно истории планирования и стабильного социального реформирования Мы обратили внимание на новые эволюционные процессы социальной инженерии в Токийском технологическом институте. В 2005 году социальная инженерия в Токийском технологическом институте претерпела следующие изменения: (1) Во-первых, японские исследователи были обеспокоены тем, что "Социальная инженерия" без теории может прекратить развитие, и поэтому уточнили роль теоретической экономики, которая была принята в качестве основной теории в 1996 году. Кроме того, они вновь ввели теорию игр. (2) Несмотря на то, что с 1996 года, японцы начали исследовать глобальное потепление и биоразнообразия совместно с Национальным институтом по изучению окружающей среды, который является главным научно-исследовательским институтом в Японии, можно сказать, что они опоздали с рассмотрением глобальных экологических вопросов. Тем не менее, тот факт, что цель теперь включает в себя природу и экосистемы свидетельствует об эволюции социальной инженерии. (3)Был сделан акцент на интеграция регионального дизайна и историю. (4) Так как предсказано, что большинство вопросов в 21 веке будут из области внутреннего мира, то можно сказать, что цели социальной инженерии расширяются и проникают в сферы этики, такие как "красота", "оправдание и любовь "и" права и свободы человека». Тем не менее, является неоспоримым фактом, что социальной инженерия в Токийском технологическом институте не смогла угнаться за быстрой сменой ситуации в мире в направлениях глобализации образовательных технологий и IT-революции. Особенно актуальны следующие три задачи: (1) Новые исследования или исследования 134 новых участников не оцениваются по достоинству в связи с неконкурентоспособной ситуацией в замкнутом мире специалистов. (2) Невозможно дать ответы на сложные вопросы, поскольку теория не интегрирована. Междисциплинарные исследования в социальных и гуманитарных науках на некоторое время завоевали популярность, но они не смогли превзойти достижения каждой отдельной области знания. (3) Дискуссии среди исследователей резко сократились, так как слишком многие из них работали в области интеграции знаний. Чтобы решить эти проблемы, идет поиск путей, которые позволят практиковать и углублять изучение. Например, существует идея, что в этом новом мире, который предлагает новый способ общаться с другими в основном через Интернет, главной задачей является создание неиерархической организации, которая сделает возможным открытое обсуждение. Тем не менее, есть две предпосылки, доказывающие достоинства социальной инженерии: (1) Впитывание достижений из всех других областей по всему миру, а также снижение барьеров между существующими областями знания путем совместных исследований и коллаборационных проектов. (2) Создание и развитие организации на основе независимого индивида, который не будет зависеть от группы интересов, которые широко распространены в Японии. Учитывая ее задачи и значение, социальная инженерия все еще является незрелой дисциплиной. Во-первых, хотя методология была обозначена, междисциплинарный подход не был разработан, и путь к созданию единой теории все еще неясен. Однако, принимая во внимание действительность, становится ясно, что трудно ожидать появления новых результатов в любой области знания без совместных исследований. Например, экономика приблизилась к когнитивной психологии, когда Нобелевским лауреатом по экономике в 2002 году стали психолог Канеман. Стало оправданным применение к экономике методов, разработанных в вычислительной психологии, после того как это первым предпринял МакФадден, удостоенный Нобелевской премии по экономике в 2000 году. Поэтому можно с уверенностью сказать, что социальная инженерия может совершить прорыв существующих границ дисциплины через поиск наилучшего метода исследования, который не обязательно базируется на одной дисциплине. В этом смысле, одной из важнейших задач является стандартизирование экономики, которая представляет собой наиболее сложную область исследования в гуманитарных и социальных науках, а также интегрирование ее с 135 когнитивной психологией и попытка выработки экспериментальных методов. Кроме этого, представляет интерес вопрос о том, способно ли знание истории помочь в решении социальных проблем. С другой стороны, практические аспекты социальной инженерии можно оценить, глядя на то, как ее научные достижения изменили мир. Социальные инженеры сделали несколько удивительных открытий, таких как то, что экономическая политика определяется макроэкономической динамикой, ход международной политики обусловлен результатами предсказанными моделью социального влияния в условиях глобального потепления, а так же получены основные статистические данные об общенациональной оценке земельных ресурсов и разработано планирование на основе ландшафтных данных. В любом случае, есть основания ожидать дальнейших результатов от социальной инженерии, высокая гибкость и адаптивность которой, позволяет ей выходить далеко за рамки искусства и науки в 21 веке. На самом деле социальная инженерия это знание о том, как научно управлять обществом. Эта наука оказывается действительно полезной в демократических обществах, где внешнее принуждение - ключевой элемент в странах с тоталитарным режимом, сведено к минимуму. Однако на место внешнего принуждения в демократических странах приходит своеобразное внутреннее принуждение, которое должно восприниматься на добровольной основе. Внутреннее принуждение можно сравнить с плохой привычкой: курильщик, внешне кажется свободным в своих действиях, никто не принуждает его курить, но вряд ли он не станет курить, если увидит перед собой пачку сигарет и почувствует запах дыма. Таких глубоки рефлексы (созданные с помощью высококачественной техники и методов психологического воздействия) существуют во всех сферах нашей жизни: эмоциональной, волевой, интеллектуальной и творческой. Вопрос заключается в том, как воздействовать на человека таким образом, что он выбирает приготовленную для него программу действий без внешнего принуждения. Области применения социальной инженерии. Социальная инженерия в основном применяется в политике и торговле. Достаточно выйти на улицу, и вы увидите, как реклама управляет визуальным пространством. Почти любой участок с интенсивным движением заполонен рекламой. И заметьте, реклама размещается, именно в тех местах, куда точно упадет ваш взгляд. Кроме 136 того, реклама планируется так, чтобы каждая ее деталь вызвала соответствующую реакцию у тех людей, которые смотрят на нее. Огромное количество художников, психологов, фотографов и программистов работают над каждым ее миллиметром, получая за это большую зарплату, поскольку компания финансово чрезвычайно выиграет от хорошей и дорогой рекламы. Научно разработанная и размещенная реклама способна влиять на миллионы людей, даже на тех, кто сталкивается с ней случайно. Случайно замеченная, картина будет возникать в сознании человека постфактум, и напоминать о себе в виде как смутных не оформившихся желаний и мыслей. И мы постепенно начинаем признавать эти желания своими, потому что они подходят нам, и мы их находим их внутри себя. О степени социального инженера Современный социально-инженерный подход позволяет изменять социальную реальность с помощью проектирования, планирования, программирования и прогнозирования. Социальная инженерия включает в себя следующие процедуры: 1. Оценка состояния объекта социальной инженерии; 2. Прогнозирование наиболее вероятных вариантов развития внутренних и внешних факторов объекта прогноза; 3. Моделирование будущего состояния объекта исследования с использованием математических, кибернетических и других методов; 4. Разработка социального проекта нового состояния объекта исследования; 5. Социальное планирование в зависимости от социального проекта; 6. Проведение проекта с помощью социальных инновационных технологий. Современная внутренняя социальная инженерия развивается по следующим направлениям: 1. Социальное направление - строительство социальных институтов: государственное строительство, создание новой системы образования, здравоохранения и т.д.; 2. Региональное направление - создание региональных сообществ; 3. Муниципальное направление - создание местных общин; 4. Организационное направление - создание организаций; 5. Групповая инженерия - формирование целевых групп и команд. 137 Несколько иная интерпретация социальной инженерии дается в Германии, прежде всего, в системе немецкого образования в настоящее время существует культурный инжиниринг. В частности, специальность «Культурный инжиниринг» обучающийся может получить в университете прикладных наук Магдебург-Штендаль (Магдебург, Германия) Культурный инжиниринг направлен на то, чтобы подготовить студентов данной специальности к работе со сложными общественными системами в контексте междисциплинарности. Решать сложные проблемы и справляться с поставленными задачами все чаще означает – привлекать представителей различных областей знаний. Сегодня недостаточно иметь рассортированные по полочкам знания. Для правильного понимания сложного современного мира необходимо использовать междисциплинарный метод и подходить к решению проблем системно. Для реализации многочисленных перспектив и методик в ходе обучения была сформирована команда преподавателей, которые являются представителями различных научных областей. При помощи и поддержки квалифицированных специалистов студенты должны научиться работать с различными общественными системами. Таким образом, в ходе обучения и работы над проектами применяются различные взгляды (научные подходы) таких дисциплин как культурология, менеджмент знаний, логистика, а также информатика в сфере экономики и экономика, что привносит комплексный подход к решению проблем. Готовить не узкоспециализированных специалистов одной области знания, а специалистов, которые могут размышлять в категориях вышеперечисленных специальностей с применением различных знаний, методов и методик – вот главная задача специальности «Культурный инжиниринг». Культурный инжиниринг дает основу для анализа и (ре)дизайна систем в различных общественных сферах деятельности. Пространство для собственных идей и целей. «Культурный инжиниринг» обеспечивает пространство для реализации проектов и идей совместно с представителями различных учреждений и организаций. Для того, чтобы студенты лучше могли понять, кем они являются и кем они хотят стать в будущем, проводятся специальные тренинги, во время которых студенты работают над развитием своих личностных компетенций и овладевают техникой самопрезентации. Тренинги дают возможность не только оценить свои компетенции, такие как готовность брать на себя ответственность, самостоятельность, работу в группе, но также и оценить компетенции других обучающихся. 138 Лучше понять пространство помогает так называемое программирование «культурного инжиниринга». Речь идет о реконструировании, оптимизации и создании пространств для реализации возможностей и идей. Работу с данными пространствами можно сравнить с работой инженера. Поэтому программа данной специальности содержит в себе задания по инжинирингу, работе в пространстве и в окружающей обстановке. Таким образом, все общественные сферы деятельности рассматриваются сквозь системные структуры. Именно благодаря такому междисциплинарному подходу выпускники данной специальности имеют широкий выбор сфер деятельности, где они могли бы работать в будущем. Они занимают важные ответственные посты в системе образования, здравоохранения, экономики, а также в администрации города и области. С момента открытия данной специальности в 2001 г. можно было получить степень бакалавра. Уже с 2007 г. стало также возможным получить степень магистра по данной специальности. Магистратура по специальности «Культурный инжиниринг» - это возможность повысить свою квалификацию для многих выпускников со степенью бакалавра или магистра с культурным, социальным, техническим или экономическим профилем. Проекты, которые были реализованы. Многие из проектов, предложенные студентами, были воплощены в жизнь. В этом можно убедиться на примере проекта «KanTe e.V.». На базе накопленного опыта в проведении различных культурных мероприятий студенты основали союз (объединение) под названием «KanTe e.V.», целью которого является «возможность пережить и узнать культуру на новой местности». Уже было организованно 10 фестивалей под названием «upgrade», в которых принимали участие музыкальные группы из Магдебурга и Сараево. Также был реализован проект «Nimmerland» серия выставок и мероприятий, посвященных теме «Герои детства». Был проведен экспериментальный конкурс фотографий на тему «Город». Примеры дисциплин, какие дисциплины изучают студентыбакалавры, напрмер, в 8 семестре: Основные дисциплины: - культурология - менеджмент знаний - логистика Второстепенные (неосновные) дисциплины: - информатика в сфере экономики 139 - право Тренинги: - развитие личностных компетенций - методика/методология - повышение квалификации Дисциплины по выбору (обязательные): Студенты имеют возможность выбирать дисциплины из всего перечня дисциплин университета Магдебург-Штендаль Обучение социальной инженерии осуществляется и Московском государственном университете дизайна и технологии (МГУДТ), который основан в 1930 году, как Политехнический институт кожевенной промышленности и стал первым институтом по подготовке кадров высшей квалификации для кожевенной и обувной отраслей легкой индустрии. В Московском государственном университете дизайна и технологии действует и институт социальной инженерии, в рамках которого изучают социологию, психологию, менеджмент организации, социальную антропологию. Если сравнить содержательную сторону обучения в МГУДТ с Токийским университетом, где обозначено такое же направление, то следует констатировать, что в МГУДТ не предпринималось каких либо попыток к изменению и трансформации программы на протяжении ряда лет. Опыт Технологического университета (Сидней) свидетельствуют о том, что в Университете ведутся исследования в области междисциплинарности и трансдисциплинарности в сфере высшего образования, а также разрабатываются проекты в области энергетической политики, проекты по изменению климата, и социальные инициативы изменения. В последнее осуществлен крупный обзор теории поведения изменений и практики, которые рекомендуется для политических мер. Правительство Квинсленда также заинтересовано в проектах по борьбе с парниковыми газами. Другие проекты включают развитие действия по изменению климата, ученые Технологического университета в Сиднее работают над сокращением выбросов углерода[6]. Институт был создан в 1997 году с миссией создать переход к устойчивому будущему. Профессор Riedy прокомментировала: "Это было очень дальновидным для австралийского Университета сделать акцент на устойчивости. Мы, конечно, одни из первых заявили об устойчивости в Австралии. Мы гордимся тем, что нам удалось выжить и стать самоокупаемыми за эти годы. Кроме того, университет выполняет работы по социальному изменению, а также создает теоретическую базу по диалогу со всеми 140 формами знаний, диалога между точными науками, социальными науками и искусством [5]. В долгосрочной перспективе австралийцы предусматривают создание «Трансдисциплинарного университета". Таким образом, мы ознакомились с пониманием проблем, так или иначе связанных с социальной инженерией в университетах Японии, России, Германии и Австралии. Мы имели возможность убедиться, что представители мирового научного и образовательного сообществ ориентированы на междисциплинарные и трансдисциплинарные подходы в науке и образовании, не просто проявляют интерес, но занимаются исследованиями и поисками. Особенно отчетливо, как мы видели, это проявляется в Японии, японские университеты прошли ряд эволюционных периодов, связанных с развитием социальной инженерии. Так или иначе, современное образование, как мы с вами убедились, ориентировано на социальную инженерию. И сегодня оно идет по этому пути. Учитывая всю информацию, с которой мы познакомились, информацию как теоретического, так и прикладного характера, мы хотели высказать свое мнение о пути развития социальной инженерии. Исходя из того, что центром инженерии является созидательная, конструкторская деятельность, а социальная инженерия развивается в проблемном поле междисциплинарности и трансдисциплинарности разработка и создание социальных объектов с желаемыми социальными характеристиками— главная проблема, вокруг которой организуется вся инженерная деятельность. Само слово «инженер» по своему первоначальному смыслу означает человека, способного к изобретательству, изобретающего. Инженерная деятельность обеспечивает решение социальных проблем посредством конструирования, отвечающего желаемым требованиям объекта. В то же время целесообразно отметить, что инженерноорганизационный труд выходит за рамки собственно технической деятельности и представляет собой область инженерной деятельности, связанной с организацией общественных отношений, а именно технологических. В проблемном поле социальной инженерии находятся реклама и связи с общественностью, менеджмент и маркетинг. Однако, время идет, общество предъявляет нам новые требования, новые «социальные вызовы» и ставит новые задачи. Сегодня проблемное поле социальнойинженерии с необходимостью составляют знания в области системного анализа и теории игр, теории и практики проектирования, конструирования, прогнозирования и программирования. У социальной инженерии появляются новые функции, в частности одна из функций 141 социальной инженерии выступает на первый план - это функция социальной и гуманитарной экспертизы. Действие этой функции придает социальной инженерии характер, близкий к характеру социологической диагностики - направлению социологии, связанному с оперативной оценкой состояния или режима работы социального объекта. Поэтому важно, чтобы в обществе знаний и обществе рисков социальный инженер знал как «работают» экспертные системы, знал экспертологию и рискологию, умел моделировать и прогнозировать процессы, ориентироваться в области планирования ресурсов и ресурсоэффективности. ГЛАВА 3. СОЦИАЛЬНАЯ ИНЖЕНЕРИЯ СЕГОДНЯ: СВОЕОБРАЗИЕ ПРОБЛЕМНОГО ПОЛЯ И СТРАТЕГИЧЕСКИХ ОРИЕНТИРОВ 3.1. СОЦИАЛЬНАЯ ИНЖЕНЕРИЯ – СИСТЕМНЫЙ УРОВЕНЬ ВЗАИМОСВЯЗИ ЧЕЛОВЕКА, ОБЩЕСТВА И ТЕХНОЛОГИЙ Если обратиться к тому обзору идей социальной инженерии, который был представлен во второй главе, можно обратить внимание, что на протяжении продолжительного периода времени (1920-1960-е гг.) само это понятие охватывало сначала относительно небольшой, а потом все более широкий круг явлений рациональной оптимизации человеческой деятельности и социальных коммуникаций в связи с развитием техники и технологий. Фактически понятие социальной инженерии и выражало наиболее обобщенно реальную деятельность по формированию целого ряда социальных технологий, направленных на выработку новых качеств и механизмов деятельности общества и человека, благодаря которым эта деятельность становилась более управляемой, алгоритмизированной, адаптированной к миру «второй природы» - техники, - обретающей новые инструменты и открывавшей новые возможности и даже новые потребности в системе взаимодействий между людьми – в социальной системе. Когда в 1960-80 гг. за рубежом и в нашей стране начало использоваться понятие «социальная технология», можно было сказать, что оно буквальной выросло из той сферы явлений, которая ранее 142 очерчивалась термином «социальная инженерия». Эти понятия в качественном отношении как бы сливались друг с другом. Их различие можно было представить только в виде разных масштабов и уровней обобщения: социальная инженерия – это деятельность по рациональной оптимизации и выработке инноваций в отношениях, образующих человеческое общество, а социальные технологии – во множественном числе – отвечали за те или иные конкретные участки этих отношений, организуя их в соответствии со своими механизмами и алгоритмами. Совершенно законным и корректным могло стать определение: социальная инженерия – это совокупность социальных технологий, поскольку они созданы усилиями особого роде инженерной деятельности. В течение последних десятилетий (1980-2010-е гг.) сумма социальных технологий многократно увеличилась, их влияние разрослось, охватив практические все сферы социальной жизни. Можно сказать, что жизнь современного общества всецело организуется социально-технологическими средствами – от политических технологий и технологий управления до информационно-комуникативных технологий, педагогических технологий и «технологий культуры». При этом социальные технологии обрели потенциал имманентного автономного саморазвития. Их развитие и распространение практически не нуждалось более в выделении какой-то особой генеральной деятельности, нацеленной на их продуцирование. Деятельность по выработке социальных технологий и инновациям в этой области оказалась распределенной между самими относительно узкими областями социально-технологической деятельности. Сам концепт социальной инженерии предстал как распавшийся на фрагменты интенсивно саморазвивающихся социальных технологий. Это явление можно сопоставить с тенденциями этого же времени в области методологии науки: общие логико-методологические ракурсы рассмотрения, которые традиционно считались прерогативой философии и истории науки, начали редуцироваться до методологических вопросов различных, все более разветвляющихся областей научного знания, позволяя заявлять, что «наука – сама себе методология». Но так же, как и данный тезис в отношении методологии науки, предположение о «рассыпании» социальной инженерии по конкретным подсистемам социальных технологий было не вполне дальновидно. Социальная инженерия и сейчас имеет свое особое предназначение, не просто объединяя социальные технологии в аспекте их создания и 143 использования. Она, по сути, представляет собой более высокий уровень интеллектуальной изобретательской деятельности, нежели уровень технологий. Она несет в себе методологическую функцию по отношению к процессам развития социальных технологий как таковых, представляя метауровень социально-технологической реорганизации. Это уровень, характеризующийся более высоким качеством рефлексивности по сравнению с тем способом работы сознания, который предполагает технология – даже в режиме ее саморазвития. Инженерия в сопоставлении с саморазвивающимися технологиями - это ряд особых универсальных преобразований, которые надо совершать над технологиями, сверх технологий, на более общем уровне, чем все технологии, которые это преобразование подразумевает и включает в себя в качестве используемых инструментов. Это уровень исследования и экспертизы, уровень прогнозирования, программирования проектирования, уровень регулирующей координации всей системы, в которой уже действуют и совершенствуются на свой собственной основе социальные технологии. Технологии – это четкие алгоритмы, движение в соответствии с которыми предполагает гарантированный результат. Инженерия же – творческий изобретательский процесс, направленный на решение еще не предусмотренных конкретными технологиями вопросов. В том числе вопросов развития и трансформаций системы общества в условия развитых и развивающихся социальных технологий, работающих в ней. Как представляется, ключевым проблемным полем социальной инженерии в этой связи выступают поле оценок (экспертизы) и координация (состемный анализ, прогноз и программирование) такого действия суммы технологий на систему общества в целом. Заметим, что это проблемно поле относительно ново: если раньше инженерия по преимуществу нацелена была на разработку все новых и новых технологий воздействия на систему общества и человека, то именно сегодня ее специфическому подлежат уже значительно расширившие свое воздействие продукты такой разработки – многочисленные социальные технологии в том значении и в той степени влияния, какие они оказывают на социальную систему в целом. Можно сказать, что данное перемещенное проблемного поля, перемещение направления внимания – это переломная веха в развитии социальной инженерии как таковой – та веха, которую данная дисциплина преодолевает сегодня. Сегодня социальная инженерия сталкивается с постановкой вопросов и проблем общества, многие из которых, по сути, созданы и продолжают создаваться технологиями – той суммой техники и технологий, лишь 144 частью которой, хотя, как представляется, и наиболее действенной и наиболее трудно контролируемой частью, выступают технологии социальные. Обществу, особенно обществу развитой части мира, сегодня угрожает не столько нехватка технологий и не недостаток техники, вследствие которого основные природные потребности человека не могут быть вполне удовлетворены, сколько избыток техники и технологий, подступающих все более тесно к сердцевине жизнедеятельности человека и общества. Именно избыто техники и технологий активно продуцирует проблемы экологии, ресурсов, загрязнения информационной среды и манипуляции человеком – как фармацевтическими, например, так и информационнокоммуниативными инструментами, включая такие многообещающие средства, как прямой контроль и регулирование человеческой деятельности через имплантированные электронные элементы. Впрочем, понятно, для того, чтобы решать все эти проблемы, опять таки потребуется создание и использование новых технологий. Но все же, очевидно, что главные усилия по анализу и решению этих проблем должны быть приложены не в технологической плоскости – они лежат в измерении социальной инженерии, способной на наиболее высоком системном уровне творчески соизмерять контексты человека, общества и технологий. Все больше факторов, действующих в мире на наших глазах, факторов, в которые встроены и мы сами, указывает на то, что одна из ключевых проблем современности – неспособность общества контролировать процесс технологизации социальной жизни. Финансовый кризис (по сути системный кризис кредитно-финансовой системы современного капитализма, скрывающий реальный кризис перепроизводства), экологический кризис, демографический кризис (в ряде стран выраженный в виде депопуляции, а в ряде – как взрыв роста народонаселения, не сообразный не только с экономическим состоянием, но и с природными возможностями данных регионов), этнокультурный кризис, связанный со стихийными процессами мультикультурности на основе массовой экономической миграции, не ослабевающе пульсирующие военные кризисы, вот-вот грозящие выйти из под контроля международного сообщества, нравственный кризис, в особенности стимулируемый кризисом информационной среды, стремительно наполняющейся порнографией, популяризацией насилия, дезинформацией… Перечень можно продолжать. Все это вместе трудно не назвать кризисом цивилизации, кризисом человечества. Нетрудно заметить, что большинство из названных проблем основаны на 145 неконтролируемом включении новых и новейших технических и технологических возможностей. Общество не контролирует свои все более действенные подручные средства; развитие подсистемы средств перехлестнуло осмысленное формирование системы целей. Такая формулировка проблемы кажется парадоксальной, ведь технологии создаются человеческим обществом для человеческих целей. Да, но технологии и действуют на людей, причем с неумолимой гарантией и с неотразимой силой, как и положено технологиям. И если даже это не собственно социальные технологии, способные сегодня видоизменять мышление людей, повышать или напротив заметно понижать субъектный статус человека в той деятельности, которую он осуществляет, то они – все технологии – все равно действуют в системе, в которую человек включен не только как субъект деятельности, но и как существо, претерпевающее это действие. Силы, которые дают человечеству новые технологии, превосходят способности людей их контролировать – превосходят хотя бы в том, что все действительные последствия их использования становятся известными людям зачастую существенно позже их массированного применения. И это подтверждается как на примерах социальных и, в частности, информационно-коммуникативных технологий, как на примерах медицинских технологий способных прямо воздействовать и на саму природу человека, так и на примерах индустриальных и военных технологий, воздействующих на состояние жизненной среды существования общества. Во всех названных сферах никогда не учитываются, а, вероятно, и не могут быть заранее учтены с исчерпывающей полнотой, все последствия. Техника и технологии – насколько они облегчают жизнь человечеству и насколько усложняют ее? Делают ли они ее спокойней или, наоборот, опасней? Согласимся, ответить на эти вопросы однозначно сегодня, пожалуй, нельзя. «Те наука и технология, которые порождают современный мир, сами по себе являются ключевыми уязвимыми точками нашей цивилизации, – пишет Ф.Фукуяма. Самолеты, небоскребы и биолаборатирии – все эти символы современности – были превращены в оружие одним прикосновением злонамеренной изобретательности» [170]. Интенсивность технологической революции превосходит степень осмысления и контроля этого процесса, от которого все больше и больше зависит человеческая жизнь, со стороны человека. И в этом парадоксе, как видим, нет ничего логически недопустимого. 146 Впрочем, в этом нет и скорбной фатальности: общество пытается контролировать свои стремительно нарастающие силы. Оно способно, хоть и с опозданием, более полно постигать значение своих все новых и новых рукотворных возможностей и регулировать процессы их обретения и использования. Несмотря на то, что это не происходит автоматически – сами новые технологические разработки, как правило, не содержат приложений по возможным негативным последствиям и противопоказания (исключение составляют, пожалуй, только медикаменты, прошедшие клинические испытания). Более того, взятие технологий под контроль общества проходит болезненно и конфликтно – дело в том, что новые силы, обретаемые человечеством, оказываются, как правило, вначале отнюдь не в распоряжении общества в целом, а в руках групп людей, готовых использовать их в своих интересах в ущерб остальному обществу. Что же касается социальных технологий, то общий вектор направленности большинства из них таков, что человечество постоянно рискует растворить свою умную человечность в полубессознательных или условно разумных механизмах и коммуникациях, на актуализаиции использования которых и строятся эти технологии. Здесь можно согласиться с Ю. Хабермасом, указывавшим на то, что сегодня стратегические ориентации развития общества принимаются исходя из технических возможностей, а не из жизненных интересов людей. Иначе говоря, погоня за новыми эффективными возможностями – новыми средствами – именно это доминирующая стратегия, при том, что координация этих средств в системе целей и ценностей человечества – при понимании сущностных границ человеческой природы – это совершенно открытая проблема, которой современное интеллектуальное сообщество, как кажется, пока только робко касается. То, что технический прогресс выходит из-под полноценного контроля общества – это проблема отнюдь не поверхностного уровня – это не случайно сложившееся обстоятельство, возникшее в результате бурного технико-технологического развития человечества последних десятилетий, опережающего его нравственное, шире, гуманитарное и, суммарно, социальное развитие. Рассмотреть эту проблему всерьез и на должной глубине позволит только внимательный анализ таких понятий, как человек, общество, культура, технология в их принципиальном соотношении или, иначе говоря, – в аспекте координации онтологического статуса тех базовых феноменов, которые стоят за этими понятиями. Рассматривая эту проблему, надо ответить на такого рода вопросы: Общество состоит из взаимодействий людей и, 147 соответственно, существует для людей? Или люди – это материал, ресурс для общества? Может быть, вообще человек – это только совокупность общественных отношений? Культура – это только инструмент (функция) социализации? Или она – способ рождения человеческих целей – опыт осмысления человеком его устремлений, в том числе и коммуникативных мотивов, порождающих общество? Прогресс технологий – это цель, а эффективное общество – средство ее достижения? Или и технологии, и социальные взаимодействия – только средства существования человека? В чем же тогда его цель? Подобного рода вопросы фундаментального онтологического и одновременно принципиально методологического ряда можно продолжать. И только находя ответы на них, можно действительно понять ту противоречивую логику, которая лежит в основе современной проблемной ситуации, выраженной в этой парадоксальной коллизии между обществом и создаваемыми им, но отчего-то неподконтрольными технологиями. Или же, рассуждая с других позиций, эти вопросы выявляют проблемное отношение между технологическим развитием человечества как таковым и человеческим обществом, косность которого для этого постоянно приходится преодолевать. Как бы то ни было, без координации ряда названных понятий и стоящих за ними базовых феноменов мы останемся на поверхности фактов, мы так и не сможем в итоге сказать, что же и как надо изменить или добавить в структуре связей человек – общество – технологии, чтобы эта структура сложилась в целостную систему устойчивого конструктивного развития. Сегодня человек из существа инициирующего и контролирующего развитие своих технических возможностей и выступающего субъектом социальных взаимодействий (в классическом понимании этот социально-субъектный статус человека характеризует все его взаимодействия, кроме таких актов, когда человек оказывается объектом насилия) рискует превратиться в элемент, разлагаемый и затем перерабатываемый в соответствии со структурой социальнотехнологической системы в форму, с которой, как выражается Н.Луман, эта система может работать [104] . (Заметим, человек, в соответствии с таким характером его включения в социально-технологический процесс не только теряет значение личности с присущей этому понятию характеристикой смыслообразующей самоданности, но теряет и значение индивида, поскольку надчеловеческая система апеллирует теперь уже по преимуществу к отдельным мотивам, реакциям и актам человека – то есть к человеческой реальности в ее частичности (и даже 148 «массовидности»). Этот самый эффект, который Э. Тоффлер назвал «модульным человеком». Массовизация и модульность человека – отнюдь не случайное явление. Оно – прямое следствие распространения технологического принципа в социальной среде, где человеческое начало оказывается не самодовлеющим началом субъектности, но предметом рыночного обмена и «конвейерной сборки» ведь именно в этом залог успеха гарантированного технологического воздействия на человеческое поведение. Апелляция же к человеку-индивиду в плане технологической манипуляции им всегда относительно рискованна: если индивид способен переформулировать оказываемое на него воздействие в терминах образуемой им самим системы координат, то эффект применения технологий не гарантирован.) В целом же, оценивая эту проблему, можно сказать, что человек утрачивает статус метасистемы для систем общества и технологий и оказывается всего лишь подсистемой в каждой из них. Впрочем, целый ряд теоретиковметодологов в своих подходах к человеку уже лишают его этого статуса, рассматривая феномен человека как производный от общества (классический марксизм), как обстоятельство среды для системы коммуникации (Н.Луман) или даже как возможный конструкт технологий (идеологи «трансгуманизма» и «постчеловека»). Причина этого переворота в соотношении человека, общества и технологий как взаимосвязанных систем видится не только в том, что система общества и особенно система технологий развились сильнее, нежели система человека. Причину надо усмотреть и в том, что, говоря предельно схематично, общество именно в тех аспектах, в каких оно развивается автономно от детерминант метасистемы – человека, – способно соединяется с технологиями, тоже в том, в чем они оказываются автономными от их создателя – человека. Имеют ли место такие автономии? Жизнь общества с очевидностью показывает: да. Но может быть это только кажущийся, поверхностный эффект? Объяснимо ли логически такое явление, чтобы те или иные сферы социальной деятельности могли выходить из под контроля человека как субъекта? Сделаем замечание, выходящее за рамки прямого рассмотрения данных вопросов: это объяснимо только на основе понимания гетерогенности природы социального взаимодействия, - природы тех эффектов системной интеграции, к получению которых стремятся люди, образуя общественные отношения – эффекты власти (движения общества как единого целого), эффекты выгоды (извлечение суперэффектов кооперации) и эффекты информационной коммуникации и дискурса (информационного обогащения каждого из людей от общения друг с 149 другом). Все это разные эффекты социальности, каждого из которых достаточно, чтобы возникли социальные отношения, возникло общество. Одно начало не сводится к другому, вопреки пресловутым идеям экономического детерминизма, равно как и вопреки менее популярным идеям политического или культурного детерминизма – все это разные порождающие механизмы социального. Но не углубляясь здесь в эту проблему природы социальности, просто примем факт объединения автономных форм общества и автономных форм технологии – объединения, в котором они образуют новую социальнотехнологическую метасистему. (Это широкое понятие суперсистемного синтеза не будем путать с узким понятием социальных технологий.) Рассуждая в логике разноуровневых системных соотношений, можно принять, что именно такая социально-технологическая метасистема способна перекрыть систему человека с его целеполагающим сознанием и вместе с нею систему его культуры, отражающей опыт его субъектного самоопределения. В каких же аспектах общество автономно от человека, на основе коммуникативных мотивов которого оно сформировано? Прежде всего, в аспекте социальных институтов, призванных регулировать эти мотивы и развиваться помимо изначальной целесообразности, коренящейся в этих мотивах. (Вспомним высказывание Н. Макиавелли: «у государства нет иной цели, кроме как укреплять себя»). А кроме того и в аспектах выгоды и социальной эффективности, которые (только) в системе человека представляют собой элементы дискурса средств, в систем же общества – дискурс целей. (Вспомним у А.Платонова: «придумаю себе смысл жизни, и от этого повышу производительность труда». Или укажем на призывы, без иронии, хотя и со злостью призывающие изменить культурную идентичность, чтобы обрести большую социальную эффективность.) В каких аспектах технологии автономны от человека, создавшего их? Они таковы тогда, когда человек должен быть жестко встроен в их функционирование и особенно когда технологии прямо направлены на манипулирование людьми и их отношениями - когда это социальные технологии. Но ни в том, ни в другом случае, - ни в случае автономии общества как формы интеграции людей от высоких человеческих целей и смысла, ни в случае автономии области технологий над областью человеческого целеполагания - такого рода автономия рассуждая логически, не должна перерастать в доминирование процесса над его субъектом. Это было бы труднообъяснимым парадоксом. Но это, тем не менее, может случиться только в том случае, если социальные 150 институты перестанут нуждаться в человеке-субъекте для того, чтобы поддерживать и укреплять себя – им будет достаточно для этого, скажем, развитых технологий управления и контроля; или же если технологии для их эффективного развертывания будут в большей степени нуждаться в человеке-материале, нежели в человеке субъекте, служа при этом, например, осуществлению целей экономических или политических институтов общества – целей обращения информации и капитала, для которого общество – только податливая среда, а человеческая деятельность – циркулирующая энергия. Иначе говоря, лишение человека и общества статуса субъектов в процессах, порождаемых социальным взаимодействием людей, можно объяснить не на основе (аргумента) случайного отставания контроля общества за развитием технологий от самого этого развития (подобного рода отставание чаще всего подразумевается, например, при обсуждении экологической проблемы человечества), и не на основе идей о нравственном падении человечества или тупиковом характере самих его целей (как это часто делается при обобщающей оценке причин всех глобальных проблем вместе), а на основе тезиса о важной трансформации в системе человеческой деятельности, при которой данные производные процессы начинают играть определяющую роль по отношению к их изначальному субъектному истоку – трансформации, при которой такие производные инстанции общественного развития, как социальные институты и передовые технологии, получая особый системный эффект взаимной интеграции, начинают обходиться без человека в качестве субъекта, хотя и при включении человека и общества в процесс в качестве перерабатываемого материала2. На основе такой трансформации социально-технологическая суперсистема оказывается сильнее и влиятельнее гуманитарно-культурной (мета)системы. Возможно, этот системный переворот не фатален, но он происходит, и именно таковым оказывается соотношение сторон в системе общество – человек – технологии сегодня. Данная логика может встретить возражение такого рода: Как может быть, чтобы институты и технологии действовали совсем бессубъектным образом? Наш тезис, конечно, не подразумевает, абсолютной бессубъектности выделенных процессов. Этот тезис вполне допускает, что кто-то из людей может пользоваться ситуацией утраты человечеством высокого субъектного статуса в своих эгоистических и узкогрупповых интересах – такие люди, несомненно, должны появиться. Но, логически рассуждая, их может быть в такой системе взаимодействий совсем немного, их интересы могут, а скорее всего, обязательно будут противостоять интересам всего остального человечества – так что субъектный потенциал общества в челом все же будет подавлен процессами, превращающими общество в материал – процессами, которые общество не контролирует и которые, таким образом рискуют потерять итоговый конструктивный смысл. 2 151 Признав эту ситуацию, нетрудно сделать простое логическое предположение: Чтобы сообщающиеся системы «перевернулись» вновь и заработали в нормальном режиме смысловой иерархии, надо соединить социально-гуманитарную систему с социальнотехнологической так, чтобы человек контролировал технологии, создаваемые им, управляя ими, исходя из принципа человеческой метасистемы, в рамках которой только имеет конструктивный смысл система межчеловеческих – социальных – отношений и система технологического приспособления естественных условий существования к потребностям человека. В этом и состоит принципиальная проблема, актуализирующая сегодня социальную инженерию. При этом важно сделать принципиальный выбор в интерпретации понятия: перейти от понимания социальной инженерии как способа манипуляции человеком, обществом и его институтами – при том, что манипуляция есть форма технологического воздействия на человека и общества, к пониманию социальной инженерии как формы противодействия такой манипуляции и формы контроля над суммой технологий со стороны человека. Если посмотреть на охарактеризованные процессы в более детальной исторической перспективе, можно обратить внимание: Именно прямое соединение системы доминирующих институтов общества со сферой передовых технологий, произошедшее в 20 в., вытеснило человека «на поля» - превратило его из агента и «клетки» общества и из регулятора технологий в перевариваемую обществом живую частицу и в этом качестве в объект технологий. И технологии, и институты действовали в обществе с незапамятных времен. Говоря о прогрессе в этой сфере можно, пожалуй, лишь выделить усложнение системы как институтов, так и технологий. Однако вплоть до 20 в. это не приводило к утрате человеком субъектного статуса в общественном и технологическом развитии. Дело в том, что этот статус был востребован как институтами – даже в их автономном развитии, так и технологиями, даже при их растущих возможностях влиять на человека – человек-субъект был незаменимым смыслообразующим основанием – метасистемой развития всех человеческих и околочеловеческих обстоятельств. Развитие институтов общества, даже при всей их «бесчеловечности» не могло само по себе привести к эффекту «выдавливания» человека в массовидное состояние материала для их саморазвивающихся форм. Институты общества всегда нуждались в легитимации, одобрении со стороны людей, образующих социальные отношения посредством этих 152 институтов, они нуждались либо в культурной легитимации (вплоть до религиозного освящения этих институтов) – в традиционных авторитарных обществах, либо в одобрении популистского типа – в демократических обществах. Общество же, продуцирующее институты, оснащенные технологиями настолько, что их действие может, по сути, заменить культурную легитимацию институтов – в том числе и в особенности технологиями внушающего и манипуляционного воздействия на людей (по преимуществу квалифицированными как социальные технологии) – именно такое общество оказалось способным элиминировать человека, превратив его в «массу», «фактор», «ресурс» и даже «среду» (Н. Луман) собственного «надчеловеческого» структурирования. Первый вариант такого срастания институтов с технологиями, позволяющего игнорировать человека как обладателя сознания и подавлять его как индивида, превращая его объект социализации был таким, что в этой роковой связке институтов-технологий превалировали именно институты. Это были институты, максимально использовавшие технологии устрашения и идеологической пропаганды, развившиеся на основе средств коммуникации и, соответственно, контроля за людьми, которые имелись в распоряжении в 20-40 годы – технологии, как видим, отнюдь не самые совершенные, по современным меркам, но такие, которых в 19 веке просто еще не было. Этому типу институциональнотехнологической организации общества соответствовал и характерный облик культуры, по сути, слитой воедино с социальной технологией – массовой культуры первого образца (первой генерации) – ориентированной на унификацию ценностей и вкусов, на квазимифологический нарратив идеологии, усомниться в которой в условиях безальтернативной технологически однонаправленной коммуникации не представлялось никакой возможности. Второй же вариант соединения социальных институтов с социальными технологиями, сложившийся на основе информационнокоммуникативных технологий второй половины 20 в. отличается от первого очевидным преобладанием технологий воздействия на человека и общество над структурой институтов, которые в обществе функционируют. Современные институты теперь сами оказываются пластичными, подконтрольными действию неформальных сил и технологически перестраивающих их инструментов, во многом, и все больше приобретающим характер бутафорских фасадов, лишаясь тех или иных своих реальных функций, которые берут на себя продвинутые технологии манипулирующего управления. (Так, например, государство 153 передает свои функции в современном мировом развитии отнюдь не гражданскому обществу и не международным организациям, а делится ими с информационно-коммуникативными технологиями с инструментами влияния и тайного воздействия, оснащенными самыми передовыми и изощренными средствами, которыми обладают секретные спецслужбы, на стратегически направленные разработки которых современное государство, например, ориентируется только оперативным образом). Технологии же становятся сегодня всепроникающими, тонкими, способными как к глубокому расплетанию, так и к инженерному синтезу (моделированию) гуманитарных, культурных и социальных целостностей и структур – способных делать из людей и из их коммуникаций поистине «все, что угодно». Эти технологии вполне можно назвать манипулятивными - в силу этого теперь они оказываются способными замещать собой не только действие культурных детерминант, но и институциональных, в том числе и официально властных регулятивов. Этому типу технологоинституциональной организации социальной системы соответствует и новый – современный тип массовой культуры, которая, по сути, является технологией соблазна, провокации и увлечения – социальной технологи, вмонтировавшей в себя в разобранном виде многие явления культуры – превращая их в подсобные эффекты своего именно технологического воздействия. Можно согласиться с М. Гофманом в его объяснении природы подобных процессов: «Пока наука не создала технических средств контроля внутренней жизни человека, общество использовало традиционные формы, воспитательные меры и меры полицейские. Эмоции, импульсивные порывы регулировались внешним давлением, этикой, гласными и негласными правилами морали, в конечном счете, всеми общественными институтами. Но этика была эффективной пока в обществе существовали стабильные формы жизни и общественных отношений, а в условиях огромной экономической и социальной динамики понадобились новые методы, новые формы контроля» [66]. При этом «Появляющийся сегодня «сверхчеловек», это движение от высших органических, сложных форм к низшим, элементарным, механическим. Современная технологическая цивилизация создает человека сложного по своим внешним проявлениям, сложным, как машины, с которыми он работает, и упрощенным внутренним миром» [66]. Отметим, что отказ от этического регулирования – необходимая предпосылка управления через стимулирование человеческих страстей, 154 через апелляцию к бессознательному в его если не доминантному положению по отношению к сознанию (этот вульгарный и неосновательный фрейдистский тезис вряд ли кто-то будет сегодня рассматривать как серьезный теоретический аргумент, имеющий силу за пределами массовой идеологии «человека-животного»), то в его относительной автономности по отношению к контролю сознания, автономности, которую вряд ли кто сегодня станет отрицать. Именно это стратегию избирает социальная технология, обретающая силу только в противовес культуре как принципу регулирования через апелляцию к сознанию людей, понятому как смыслообразование (культура именно такова, хотя часто и действует посредством закрепленных и традиционно передаваемых стереотипов). Но апелляция к бессознательному не достаточна для технологически гарантированного обхода сознания, нужна еще и идея, благодаря которой сознание в качестве регулятора и центра конструктивного смыслообразования расслабится и, более того, захочет стать лишь умным инструментом бессознательных желаний идея, программирующая соответствующим образом само сознание. В качестве таковой предстала идея свободы, точнее, идея абсолютной самоценности свободы, которой не знали борцы за свободу прошлых столетий – всегда отстаивавших свободу от… или свободу для… в конкретном значении. Свобода – эта инструментальная ценность (в иной терминологии – средство, хотя и обладающее характером универсального средства) – выдвигается в качестве абсолютной ценности. Современный дискурс свободы обладает характером квазисмыслообразования; при этом, конечно, никакого смысла сам по себе образовать не может: свобода, взятая как таковая – в виде абсолютной самоценности – это всегда только негативная свобода. Свобода, выдвинутая в качестве абсолютной ценности, обретает характер свободы-спонтанности. И. Кант, противопоставлявший «царство свободы» «царству природы», очень бы удивился этому модному ныне концепту, соединившему в себе естественность и свободу, а точнее, растворившему свободу в естественности. Этот концепт по своему вкладу в технологизацию человеческой реальности явно превосходит и «свободу-вседозволенность» Ф.М. Достоевского: в концепте спонтанности дискурс свободы выводится из подразумеваемого морально-правового поля и вводится в поле естественных мотивов, которыми, конечно, можно гарантированно управлять так же, как мы управляем многими природными явлениями. Тезис абсолютной свободы делается одновременно универсальным инструментом 155 преодоления культуры как принципа внутренней систематизации и организации целей и средств человека. Стоит заметить, что такое соотношения взаимодействия институтов общества и применяемых технологий, при которых институты подчинены технологиям, распространяется не только на выделенные здесь аспекты социальных технологий, но и на роль вообще всех технологий, интенсивно развивавшихся в эпоху этих глубоких трансформаций в сфере социальной организации. В тоталитарных обществах 20 в. основное технологическое развитие было связано с разработкой национальных проектов, руководимых соответствующими специальными институтами. В обществе современного типа создание технологий оказывается гораздо более рассредоточенным процессом, регулируемым и финансируемым из самых разных, причем часто институционально неопределимых – трансинституциональных – источников. При этом этом цели их создания существенно отличны от целей создания публичных институтов. Они создаются чаще в интересах скрытых от публичного внимания групп, а поэтому зачастую могут и использоваться в ущерб устойчивому развитию общества. По-своему характеризуя этот переход от социальной инженерии прежде всего на уровне институтов к инженерии на уровне технологий – с отведением аспекта институтов на зданий план, Ф.Фукуяма, в частности пишет: «Социальная инженерия на уровне институтов ударилась о массивную кирпичную стену: опыт прошедшего столетия показал большинству демократических государств, что амбициозные перестройки институтов часто вызывают больше неожиданных проблем, чем решают» [169]. Современный процесс взаимодействия социальных институтов и технологий – не только собственно социальных, но всех, объединяемых в единую неразрывную систему, определяющую жизнь человека и общества - характеризуется тем, что не институты используют теперь технологии, но технологии – в данном контексте особенно социальные технологии – по преимуществу используют институты, стремясь видоизменять и заменять их в соответствии с возможностями своего воздействия на общество и своего собственного – социальнотехнологического – перспективного развития. Именно технологии и их развитие играют теперь ведущую роль во всей системе социального развития. Этой тенденции прямо соответствует концепция социальной инженерии, сложившаяся во второй половине 20 в.. Прежде всего хочется вспомнить характеристики, которые дает этому понятию К 156 Поппер. «Сторонники социальной инженерии, - пишет он, - считают, что научная основа политики … состоит в сборе фактической информации, необходимой для построения или изменения общественных институтов в соответствии с нашими целями или желаниями. Социальная инженерия должна сообщать нам, какие шаги следует предпринять, чтобы, например, избежать экономического спада или, напротив, вызвать его, или для того, чтобы распределить общественное богатство более или менее равномерно. Другими словами, социальная инженерия считает основами научной политики нечто, аналогичное социальной технологии». «… Инженер или технолог предпочитает рациональное рассмотрение институтов как средств, обслуживающих определенные цели, и оценивает их исключительно с точки зрения их целесообразности, эффективности, простоты [127]. Иначе говоря, общество должно преобразовываться по принципу социальных технологий, развиваемых, разумеется, в интересах общества. «Будущее зависит от нас, и над нами не довлеет никакая историческая необходимость», - оптимистично декларирует ключевую идею «открытого общества» К.Поппер, имея в виду, что залогом единства целей и общего блага всех «нас», является принцип демократии [127.] То есть, тем самым, технологии заведомо и гарантированно будут под контролем общества, на трансформацию которого направлены. Данное противоречие остается знаменитым философом незамеченным. Однако, история демократических обществ второй половины 20 в. явственно показала, что принцип продвинутых социальных технологий перевесил принцип естественной социальности в таком его модусе, как кооперирование и координация интересов и воль людей и что современные демократии эффективно, целесообразно, хотя, пожалуй, и не так уж просто, управляются именно на основе технологического принципа. Причем управляются группами, собственно, владеющими передовыми социальным технологиями, осуществляющими тонкий инжиниринг, но находящимися вне поля влияния какой-либо демократии. Общество оказалось слишком во многом подвластно технологиям, вместо того, чтобы действительно и вполне контролировать их. Подобный же подход к пониманию социальной инженерии со смысловым приоритетом технологического начала над социальной реальностью мы видим и в более современном определении: «Социальная инженерия – это совокупность подходов прикладных социальных наук, которые ориентированы на целенаправленное изменение организационных структур, определяющих человеческое 157 поведение и обеспечивающих контроль за ним, или – комплексный подход к изучению и изменению социальной реальности, основанный на использовании инженерного подхода и наукоемких технологий» [175]. Или: «Социальная инженерия … претендует на совокупность тех специфических знаний, которые направляют, приводят в порядок и оптимизируют процесс создания, модернизации и воспроизведения новых («искусственных») социальных реальностей». «В большинстве определений социальной инженерии, пишет в этой связи Ю.М.Резник, указывается на два существенных признака. Вопервых, организационные структуры, создаваемые в процессе социоинженерной деятельности, призваны регулировать человеческое поведение и осуществлять контроль за ним. … Во-вторых, социоинженерная деятельность реализуется при помощи специальных средств, методов, технологий, создаваемых и используемых для решения социальных проблем, адаптации социальных групп и институтов к изменяющимся условиям, внедрения социальных новшеств [133]. К тому же, указывает он, - «Социальная инженерия в более узком и специальном значении — область знаний, практических действий, ориентированных на создание и обслуживание социальных систем искусственного типа». Впрочем, этот автор вносит и оговорку: «Нельзя подвергать технологизации деятельность социальных систем без предварительного изучения и диагноза их состояния и без учета их качественной специфики» [133, с.91]. И все же к этой оговорке есть и своя важная оговорка: «В отличие от исследователя социальный инженер ориентирован не на изучение сущностных характеристик социальных систем а на выявление их конструктивных возможностей т.е. возможностей их преобразования в соответствии с заданными параметрами» [133, c.92]. То есть технологичесик-преобразующее начало здесь является главным, как бы самоценным, а общество рассматривается не как субъект управления и контроля за этими процессами, а как объект преобразований. Социальная инженерия в такого рода трактовках это, по сути, прежде всего именно система технологических алгоритмов конструирования в их стремлении подчинить себе общество, выгнуть его природу под свою искусственность, видоизменить его в соответствии с искусственно вносимыми инновациями. Это понятие в такой трактовке вполне выражает реальную тенденцию видоизменения структурных граней общества в соответствии с принципом технологии. То, что при этом указывается на решение социальных проблем и адаптацию социальных групп как на задачи социальной инженерии, 158 вовсе не говорит о том, что в этом состоит цель инженерии. Это как раз подчиненный момент, просто неизбежно возникающий при конструировании и внедрении социальных новшеств. Следует отметить, что данные обсуждаемые подходы к пониманию значения социальной инженерии имели свои протитипы в концепциях «человеческой инженерии», ставившей своей целью использование научных данных о потребностях, возможностях и недостатках человеческого организма при конструировании и проектировании машин и машинных систем, и в прикладной антропологии в промышленности, к-рая рассматривалась как своего рода соц. технология (Е. Чэппл, Г. Телен, А. Кребер и др.). Но такое ли понимание социальной технологии актуально сегодня? Не надо ли изменить ракурс постановки проблемных вопросов? Мы хотим показать, что сам смысл концепта «социальная инженерия» исторически изменчив, как и изменчив фокус проблем, на решение (преодоление) которых должно быть направлено регулирующее воздействие специально разрабатываемых социальных технологий. Сегодня можно говорить о новом витке трансформации в соотношении системы: социальные институты – технологии – человек. На наших глазах формируется так называемое «сетевое общество», вовсе не в том смысле «расширенного порядка» межчеловеческого симбиоза, который вкладывает в свой концепт сетевого взаимодействия Ф.Хайек, а в смысле компьютерных коммуникационных технологий, образовавших сеть, в которую стремительно втягиваются все значимые отношения – от общения и обмена информацией до экономических процессов в их коммуникативной полноте и до инструментов политического воздействия и влияния, которые оказываются решающими в соотнесении со всеми другими средствами власти и политики. Точнее, не технологии здесь оказываются инструментами в руках людей, сообществ и институтов, а напротив, сообщества и институты оказываются фрагментами, вмонтированными в каркас технологии, направленной в своем воздействии на людей. Уже современная сетевая компьютерная система, вбирая все более полные данные об интересах, характере заказов и покупок, направлении поискового внимания и пристрастиях, о знаниях и связях человека и обладая, в том числе, конфиденциальной информацией о человеке, способна индивидуально адресно предоставить ему круг чтения, ракурс новостей, рекламную аттракцию, поток виртуальных увлечений и удовольствий и т.п., а также, в принципе, контролировать его экономическую политическую осведомленность и влиять на формируемый уровень его лояльности и благонадежности – то есть 159 сделать человека практически полностью ведомым и управляемым таким способом, который уже не есть способ власти в обычном ее смысле, равно как и не есть способ координации человеческих интересов и прагматических устремлений в строгом смысле. Способ, лежащий в основе этого типа управления и контроля, представляет собой самодостаточную технологию манипуляции. Основное свойство обновляемой социальной действительности по сравнению к ее прежним состояниям – так или иначе, ее усложнение. Даже если заметить, что некоторые существенные фрагменты социальной действительности имеют тенденцию к упрощению, система в целом скорее усложняется. И усложняется она прежде всего за счет развития новых все более сложных, изощренных технологий. И при этом заметное упрощение некоторых сторон культуры - это как раз этот вторичный эффект, производный результат усложнения технологий – результат усиления технологического принципа в жизни общества, который лишает иной принцип – принцип культуры тех или иных степеней влияния на человека – оснащая человека внешними средствами, освобождает его от внутренних регуляторов, снижает их значение и в пределе, вероятно, направлен на их снятие как условие тотальной технологизации управления человечеством без культуры – человечеством как просто «средой», как выражается Н.Луман. Разветвляющиеся возможности технологий – как натуральных, то есть обретаемых в системе человек – природа, так и социальных, то есть строящихся в виде все новых форм воздействия и управления в сфере межчеловеческих, социальных отношений – не контролируются обществом до конца. Это как бы автономный процесс, развитие которого, напротив, ставит общество под контроль технологий. На первый взгляд это кажется вполне естественным, но только на такой взгляд, в соответствии с которым и само общество – тоже в принципе технология, что оно в как таковое получено в результате рационального конструирования («общественный договор» Т. Гоббса) и, соответственно, развивается на основе рационального же реконструирования («открытое общество» и «социальная инженерия» в значении К. Поппера). Однако, если обратить внимание, что общество есть естественная система взаимодействия людей с их разнообразными, отнюдь не только экономическими, интересами, с их способностями к взаимопониманию, с их ценностями, то есть общество в принципе не изобретенная технология, а атрибутивный способ существования человека, то надо согласиться, что и реконструирование общества не может быть произвольным проектированием творческого разума, оно 160 должно вписываться в некий закономерно направленный процесс, не сводимый к сериям малых ситуативно-целерационаых изменений; и тогда подпадание общества как такового под контроль технологий вызывает очевидное возражение: изобретения не могут главенствовать над самими интересами и способностями изобретателей, более того, должна сохраняться и развиваться инстанция изобретательства, контролирующего сумму изобретений, или иными словами, именно социальная инженерия, управляющая суммой технологий. Если бы вся система социально-коммуникативных связей могла быть сведена к технологиям, то рано или поздно – по мере развития суммы социальных технологий и превращения ее во всеохватывающую систему – мог бы возникнуть справедливый вопрос: Зачем нужна социальная инженерия? Пусть все идет, как идет: люди, стремясь к выгоде и удовольствиям, в рамках развивающихся технологий общества находят все новые пути, чтобы сделать свою социальную интеракцию более эффективной; люди изобретают все новые и новые средства подчинения природных сил – технику; люди научаются все более гарантированно применять технику и технологии при управлении друг другом – это и есть эволюция! И сторонники спонтанной социальной эволюции, такие как Ф. Хайек, и провозвестники социальной инженерии, такие как К. Поппер, подумав, подписались бы под этим. В конце концов, его теория «малых шагов» означает не что иное, как шаги этой самой вполне естественной социальной эволюции, только производимые разумом - этим пошаговым разумом – самым практичным и здравомыслящим разумом в мире. Нет, инженерия в процессе социальной эволюции все же нужна – и именно потому, что простая эволюция выгоды, опосредуемая рассудком на уровне common sense, способна завести человечество в тупик – способно затянуть петлю спонтанной социальности на шее человека, равно как и общества. Спонтанность эволюции не гарантирует ее успеха в качестве эволюции поступательной, несмотря даже на то, что она будет опосредоваться разумом. Эволюция должна не просто опосредоваться разумом, но идти под контролем разума, сам же разум отнюдь не должен выступать в качестве инструментальной способности (способности технологического значения), но должен раскрываться как модус смыслообразования, интегрированный с другими способностями человеческой осмысленности, такими как эстетическое переживание, не противостоящее разуму, а входящее широтой своей логики возможного за рамки рациональной логики необходимого и вероятного и даже такими как приобщение к высшими сверхрациональным горизонтам 161 обретения смысла, тоже вовсе не обязательно враждебными разуму, а прежде всего указывающими на сверхрациональную природу смысла как такового (спецификацией коего является разум) и дающими абсолютные ориентиры ценностно-смысловой настройке человеческого ума, без которой ум теряется в безгранично раскрываемом «веере возможностей». Необходимость интеллектуальной, инженерной инстанции, осуществляющей регулирующее действие по отношению к социальным технологиям, инстанции, призванной вести развитие общества по естественной и органичной для него траектории вовсе не означает некий глобальный проект, основанный на открытии непреложных законов истории, наподобие социализма – любой такой проект может носить черты утопии. Но это означает наличие 1) фактора системного анализа того или иного актуального состояния общества, основывющегося на понимании того, что общество – это системный эффект взаимодействия людей, 2) фактора перспективного прогнозирования, способного отразить закономерных изменений всей системы, 3) фактора программирования, призванного преодолеть диспропрорции и деформации социальной и социально-технологической систем, выявляемые на уровне прогноза и 4) фактора экспертизы, позволяющего взвесить последствия и риски на основе базовых критериев. Регулирование со стороны такой чуткой аналитической инстанции вовсе не означает прямое управление (например, государства, какойлибо спецслужбы или сообщества транснациональных корпораций, равно как и не означает автоматизированного сетевого регулирования, осуществляемого с помощью некоего суперкомпьютера), но он предполагает факторы гибкого реагирования – прогнозирование, расчет рисков, экспертизу, мониторинг и контроль. Одна из причин того, что реальное развитие технологий может противоречить фундаментальным ценностям общества как системы и создавать проблемы для ключевых моментов его развития состоит в том, что технологии очень часто развиваются именно по векторам независимо и спонтанно открывающихся возможностей, что приводит к периодически возникающим диспропорциям в социальнотехнологической системе в целом. Более того, периодически возникает ситуация: тот или иной новый шаг в обретении технологических связей ведет к разрывам в социальной системе, к деградации ее элементов или к стагнации в необходимом развитии других ее связей, что отчасти ставит препятствия конструктивному продвижению самих этих новых технологий. В связи со всем этим возникает особая проблема 162 регулирования такого рода процессов – возникает потребность в особой функции рефлексии целого и управления системой, с каждым новым шагом технологизации выходящим на новый уровень сложности и взаимосвязанности ее элементов и сторон. В связи с этим имеет смысл сопоставить столь популярную сегодня методологию синерегетики, отражающую модальность спонтанного процесса самоорганизации и кибернетику как управление состоянием и развитием всей системы как целого. Первая позволяет фокусировать внимание на процессах, из которых можно научиться извлекать выгоду в ущерб целому; вторая всегда должна обращать первостепенное внимание на феномен целого, возникающий в связи с качественным усложнением связей системы – с нарастанием качества системности связей. Технология как таковая способна в принципе заменить собой как институционально-регулирующие, так и инстиуциональнокоординирующие способы осуществления социальных отношений. Именно тенденция такого рода замены и наблюдается сегодня. Принцип технологии, построенный на целесообразном использовании освоенных сил и регулярностей природы, стремится вытеснить и заменить собой принцип культуры, апеллирующий к осмысленности и совести как основам собственных внутренних человеческих ориентаций, в форме которых осуществляется человеческое целеполагание. Культура не просто хранится в традициях и социальных нормативах. Она совершает свое действие в человеческом сознании. Сознание является формой существования культуры – именно в нем происходит смыслообразование, осуществляется дискурс. И даже менталитет – этот стереотипный круг постановки и решения типичных жизненных задач, который кажется неосознанным, но который является просто свернутой, действующей как бы непроизвольно, формой опыта осознания. И в этом – в существовании в виде живого осознания – как раз и состоит принципиальное отличие культуры от технологии, в частности от социальной технологии. Технология, обеспечивая гарантированный результат посредством инструментальных процедур, должна для этого действовать в обход сознания. Ведь состояние свободы, в котором осуществляются акты осознания, ломает эту претензию гарантированного действия. Можно вполне уверенно сказать, что общий смысл современных процессов реорганизации управления в обществе это замещение культуры как модуса производства управляющей человеком и обществом информации – технологией как модусом действия 163 информации на людей. Это прослеживается буквально во всем. Все больше дискурс современности наполняется разнообразными рецептами «как» при странно нерациональном допущении полной свободы целеполагания (если ваша цель такая-то то надо делать так-то и т.п.) и все меньше говориться о том, чтобы люди могли задуматься о самих своих целях – и благодаря этому могли совершенствовать и всю свою деятельность как действительную «целерациональность». Более того, о целях и ценностях предлагается думать как о факторах в разряде средств («если ты не будешь страстно стремиться к богатству, ты никогда не станешь успешным, твое социальное действие не станет эффективным» - налицо, как видим, логическая перестановка в соотношении целей и средств: эффективность – индекс средств ставится на логической место целей, а стремление – индекс цели – на место средства. Принятие этой модели – как представляется именно эта модель дискурса уже принята значительной частью человечества – это лучшее средство превратить человека в «белку в колесе» - в хитроумном колесе целей для средств – и использовать его, таким образом, затем в качестве абсолютного средства. Культура – это производство информации в аспекте смыслообразования (переосмысления), техника и технология – это приложение информации с целью адаптации. Конечно, можно считать технику и технологию фрагментами культуры, но надо увидеть и принципиальную категориальную разницу между ними. Такое различение культуры и технологии как разных принципов организации человеческой деятельности позволяет прояснить ответы на ряд вопросов, касающихся того, как переплетены между собой разные ветви, а точнее, как сочетаются между собой разные уровни производства информации человеком. Среди этих вопросов, например, следующие: Как могло получиться, чтобы информационная активность людей оказалась на службе чистой прагматики эффективности вместо того, чтобы по преимуществу определять цели человеческого существования и развития? Как получилось, что сознание, способное к обретению смысла – к новому смыслообразованию, к переосмыслению бытия, сконцентрировалась на выработке средств, на создании подсобных инструментов ситуативного приспособления, само целеполагающее начало сделав свободным, зависящим от прихотливых желаний, управлять которыми в масштабе глобального общества смогут те «машины желаний», в руках которых окажется пульт управления создаваемыми обществом технологиями? 164 Чтобы ответить на эти вопросы надо заметить, что в самой сфере процессов обретения смысла и производства информации имеется неоднородность: информация как порождается сознанием – производится в форме осознания, так и действует на сознание – не обязательно манипулирует им, но, к примеру, замещает его активность, как, например, компьютерная программа, или опосредует его активность, как, например, психологическая или даже психиатрическая помощь, оказываемая на основе технологически применимой информации. Таким образом, техника и технология – вся техника и технология, а не только сугубо информационная или конкретно социальная технология – воздействует на сознание человека. Круг замкнут: человек не только производит информацию, выражая ее в теориях, упрочивая в управляющих социальными действиями институтах и воплощая в технике, но и оказывается под неумолимым и все возрастающим воздействием всех этих посредников (медиаторов) своего самоопределения. При этом действие разрастающейся системы посредников все нарастает – и оттесняет действие прямого смыслообразующего самоопределения человека: техника и технология все более заменяют культуру. Вопрос о целях – то есть о векторах развития - отдан в современном обществе исключительно на откуп дискурсу свободы, тогда как дискурс средств – и, к примеру, такой индекс именно этого дискурса, как эффективность оказывается решающим главные вопросы социального развития. Эта, вроде бы, естественная картина, когда человек оказывается своего рода «богом», во власти которого все больше средств – весь мир оказывается его подручным средством, и который может теперь ставить перед собой любые цели, на самом деле содержит в себе существенный логический подвох: именно средства, наращивание средств как таковое оказывается главной ценностью, в свете которой только и могут формулироваться конкретные цели конкретных людей. «Цели» оказываются производными от «средств» жизнь общества превращается в бег белки в колесе – средства развиваются опережая цели, человек оказывается средством добывания средств. Такова логическая подоплека той эмпирически очевидной проблемы, что технологии выходят в своем развитии из под контроля общества, ставя под угрозу цивилизацию как таковую в качестве субъектно центрированной системы. Собственно, они подсказывают не только обществу, но и человеку путь трансформации в ключе развития технологической системы, грезящей о замещении человека 165 «постчеловеком»3. Ф. Фукуяма так характеризует этот вектор сенсационно притягательного возможного: трансгуманизм – «самая опасная в мире идея», «наиболее серьезная угроза, создаваемая современной биотехнологией, — это возможность изменения природы человека и в силу того — перехода к «постчеловеческой» фазе истории» в конечном счете биотехнология принесет нам утрату нашей человеческой сущности — то есть важного качества, на котором держится наше ощущение того, кто мы такие и куда идем, какие бы ни происходили изменения с человеком за всю его историю. …Мы можем вдруг очутиться по ту сторону барьера между человеческой и постчеловеческой историей и даже не увидеть, когда мы перевалили водораздел, потому что перестанем понимать, о чем идет речь» [171]. Американский философ задается вопросом, «как и почему биотехнология уменьшит нашу сложность. Ответ заключается в тенденции сводить цели биомедицины к чисто утилитарным — то есть сужать сложное разнообразие целей и задач природы до нескольких простых категорий, таких как боль и удовольствие, или самостоятельность. В особенности следует выделить предрасположение автоматически ставить облегчение боли и страданий выше любых других задач и целей человека» [171]. По сути это проблема фокусирования на средствах, проблема превращения средств в цели – при неясном, а чаще всего даже отсутствующем представлении об онтологии целей. Да, либерально-правовое сознание готово признать человеческой целью любое намерение. Целерациональность, по М. Веберу и всем его прямым и непрямым последователям, это понятие получено в результате дискурса целесообразности, то есть соотнесения целей = намерений со средствами. Ценностная же рациональность на Западе не анализируется в онтологическом ключе – отписывается на счет релятивности культурной традиции. Ф.Фукуяма хочет вернуться от этого релятивизма на твердую почву человеческой природы. Он пишет: «хотя поведение человека пластично и изменчиво, эти свойства имеют Сегодня практически все рассуждения адептов этого движения выглядят как нереалистичные фантазии. Тем более что большинство из пишущих на эту тему авторов не имеет профессионального отношения ни к медицине, ни к биологии. Но важно обратить внимание на само то упорство, с которым ими развивается идея замены человека естественного на человека технически опосредованного, обладающим набором возможностей, получаемых в результате инженерного конструирования. Берется ли при этом в расчет, что существо с иным набором возможностей утратит те ключевые способности, благодаря которым оно живет (существует), не имея этих возможностей? Ведь очевидно, что появление новых возможностей поведет к изменению функционала имеющихся способностей, проще говоря, к их «атрофии». Став витально по-новому оснащенным, человек, несомненно, потеряет мотивацию к тому типу дятельности сознания, которое собственно и делает его человеком. Он станет элементом технологической системы, не способным к ее перенацеливанию и переосмыслению. Именно потому это гипотетическое существо и именуется постчеловеком. 3 166 некоторый предел: в какой-то момент глубоко укорененные природные инстинкты и модели поведения восстают и подрывают самые лучшие планы социальной инженерии» [169]. Он только не берет во внимание такую парадоксальную вещь, что человеческая природа – это способность сознания к образованию смыслов4 и она прямо предполагает культуру. Культура - это выражение специфической природы человека, хотя само понятие культуры как бы категориально противостоит понятию натуры. Проблема не только и не столько в том, что «постчеловеческое будущее» чревато переделыванием природы человека в чисто натуральном смысле, но в том, что оно, будучи связано с усовершенстваовнием этой натуральной природы, как раз сем самым ослабит значение сознания в составе человека или даже превратит его в по преимуществу бессознательное существо, свободное от так не удовлетворявшего З. Фрейда прессинга со стороны культуры – со стороны сознания. Во многом подобная мысль, выражающая смещении актуального фокуса проблемы соотношения человека, общества и технологий в ключе категорий цели, средств и преобразуемого материала ярко выражена в следующем суждении Г.Л. Тульчинского: «Огромные технические и социальные энергии взорвали антропоцентрическую цивилизацию и грозят раздавить человека в столкновении безличных коллективных и материальных сил[162]. Надо ли так драматизировать ситуацию, если она, возможно, столь естественна – если человек по природе своей это только эпифеномен социального (коммуницирующего) живого, если сам разум человека это отнюдь не средоточие деятельной субъектности как таковой, но только действие (результат) адекватных реакций на состоянии среды жизненно важных взаимодействий? Если допустить такую естественную метафору, что общество это огромное «животное» («Левиафан»), которое только состоит из людей, и если смысл живого, в том числе и социального живого – это только адаптация, то в этой ситуации, когда принцип адаптации (принцип технологии) начинает безраздельно господствовать над принципом субъектного переосмысления деятельности (принцип культуры), когда дискурс средств опережает Культура это не просто совокупность текстов и норм, в которых зафиксирован смысл и ценности, а это само сознание – способность образовывать – и именно в этой мере и в такой модальности воспринимать смысл и ценности, в том числе запечатленные в текстах и ментальных привычках. Культура на сводится к ментальным привычкам, к языку культуры. Культура – это жизнь смысла, пульсирующая в постановке и решении жизненных задач (менталитет) и в языке выражения и передачи этой жизни. Эта способность и есть конститутивное начало собственно человеческой природы, конечно координирующейся с «человеческими обстоятельствами» нашей витальной (биологической) природы. 4 167 дискурс целей, нет ничего чрезвычайного. А если в человеке есть желания, по базовой природе своей биологические, и смыслообразующее сознание, по природе надбиологическое, собственно человеческое, то, может быть, обществу как раз намного удобнее управлять элементами своих отношений - людьми, - мотивы которых сведены к желаниям, чем людьми, рассуждающими о смысле и природе, например, самого общества? То есть для общества как естественной системы (системы эффектом интеграции и коммуникации, возникающими между людьми и образующими общесвтенные отношения), возможно, как раз весьма полезно превратить людей в клетки своего супеорганизма, чем оставлять их автономными центрами их пересекающихся жизненныъх миров. Переформулируем этот вопрос в более общем виде: каково смыслообразование в системе человек – общество – иначе говоря – человек это зависимая подсистема в системе общества или общество это подсистема в рамках метасистемы человека? При кажущейся наглядности «соотношения потенциалов» общества и человека этот вопрос, по сути, весьма не простой. Разные ученые - философы, социологи, культурологи отвечают на него по-разному. Но важно отметить, что только закрепив приоритет метасистемы в этом соотношении за человеком, можно избавиться от порочного круга – от логического сбоя в понимании соотношения целей и средств, на котором споткнулось современное общество, можно решить проблему контроля общества за развитием своих технологических средств: только если общество само себя поймет как средство для целей человека (понятого не в качестве до бесконечности делимого фрагмента общества, а в качестве смыслообразующей метасистемы получения социальных эффектов), только тогда и проясняемые, таким образом, цели общества начнут (в свою очередь) доминировать над совокупностью технологических средств, появляющихся в его распоряжении. Контекст развития технологий достиг такого качественного уровня, что сумма технологических факторов включения человека превышает меру интенсивности субъектного самоопределения человека, а соответственно и общества в целом (ибо общество не осуществляет осознанного самоопределения помимо людей, мотивами своих взаимодействий образующих общество. Тем самым техника и технологии из сферы средств достижения человеческих целей превратилась в сферу доминирующую над человеком как целеполагающим существом, превращая его в прагматика, зацикленного 168 на вопросах средств (для средств) и теряющего способность оценить весь этот контекст и полноценно контролировать его спонтанное развертывание. Может возникнуть вопрос, как такое вообще логически возможно. Ответ на него будет подобен ответу на вопрос, как логически возможно общество потребления – общество, в большей мере сконцентрированное на задачах потребления, нежели на задачах производства: И там, и здесь техника и технологии выступают в качестве аккумуляторов усилий многих поколений людей, направленных на замену человеческих функций их техническими аналогами. В созданную и действующую технику и технологию вкоплена интенсивная активность людей, превышающая по своей мощи интенсивную деятельность людей, осуществляемую в текущий момент на основе использования этой техники и технологий. Только в одном случае речь идет об избавлении человека за счет этого от значительной доли усилий производственной деятельности, в результате чего деятельность в сфере потребления начинает доминировать над усилиями, требуемыми для производства потребляемых благ. Во втором же случае речь идет о том, что интенсивность преобразовательных возможностей, заложенная в технике и технологиях, начинает превышать интенсивность смыслообразующей активности людей, включенных в деятельность на основе использования данных технологий. Проще говоря, уровень сложности и многоплановости технико-технологического воздействия на человека и общество превышает уровень целеполагающего контроля со стороны общества в отношении этого суммарного воздействия. Если это так, а по крайней мере логически, как видим, грань такого качественного перехода вполне определима, то возникает другой вопрос: Неизбежно ли превращение общества человеческого целеполагания в общество приспособительно-технологической зависимости человечества, из которой чем дальше, тем труднее найти выход? Напрашивается единственный ответ: выход из такой ситуации возможен, если будет развиваться специальная технология контроля и регулирования в аспекте гармонизации целеполагающей активности человека и общества, с одной стороны, и развития суммы средств, которые получает человек в свое распоряжение, и включение в использование которых лишает человека, с другой стороны, способности ставить цели и видеть горизонты, выходящие за рамки, подразумеваемые использованием этих средств. Если рассмотреть эту проблему актуального соотношения целеполагающих (смыслообразующих) способностей и 169 технологических возможностей (системы средств) в ключе четкой логической диспозиции, то можно указать на недостающий элемент опосредования возникшего противоречия: Должна возникнуть технология регулирующей систематизации технологий в аспекте их социальной и гуманитарной (антропоцентрической) целесообразности – технология координации (технологических) средств и (творческисмыслообразующих) целей человека. Причем данная технология явно отличается по смыслу от суммы технологий, на управление которыми в ключе социальной адаптации она направлена. В связи с этим целесообразно отразить это отличие и в самом понятии: если со словом «технология» при этом прямо ассоциируется акцентируемый смысл средства, то корректнее найти другое слово для наименования системы такой координации – а именно слово «инженерия», выражающее понятие, предполагающее более высокий уровень поисковой активности, креативности и изобретательности, нежели понятие технологии с присущим ему контекстом исчерпывающей заданности и гарантированного результат процесса. Иными словами, на современном уровне технологически опосредованной сложности человеческой деятельности ключевой вопрос соотношения социального и технологического факторов стоит не в плоскости преобразования общества и человека под условия технологического прогресса. Такое преобразование уже обеспечено суммой технологий, развившихся т продолжающих развиваться сегодня, кстати, такой суммы, где технологии, созданные на основе преобразования природных процессов, и социальные технологии, опосредующие управляющее воздействие человека на человека, соединяются в едином действии, образующем циклическое движение современной экономики производства-потребления, циклическое движение современной политики, где власть укрепляет себя за счет технологически обеспечиваемой публичной легитимации ее авторитета и контроля над обществом и проявляющемся в интенсивной динамике массовой коммуникации с ее очевидным суммарным манипулятивным эффектом, основном не просто на социальных, но на передовых электронных технологиях. Ключевой вопрос социальной инженерии сегодня – это вопрос согласования целей и средств, которые определяют жизнь общества, – вопрос взаимосвязи человеческих целей и технических средств, определяющего воздействия этих двух сторон творческой деятельности общества друг на друга. (Для логической строгости анализа заметим, аспект соизмерения сфер целей и средств человеческой деятельности может быть рассмотрен и с 170 традиционалистских позиций отказа от технологического прогресса в пользу саморазвития человека как нравственного существа. Тогда, вероятно, никакой инженерии, должно быть, не понадобится; достаточно будет развития культурной самодетерминации человека и общества. Но этот вариант (при всем его идейном благородстве) надо признать совершенно не соответствующим современной ситуации, далеким от реальных тенденций. Технологический прогресс нельзя отменить, его нельзя и приостановить – этот процесс обладает наиболее высокой степенью кумулятивности, во всяком случае, значительно превышающем меру накопления, воспроизведения и развития культурных определений. Хотя чистый дискурс целей (то есть дискурс культуры) как таковой, несомненно, важен полезен; он и должен осуществляться в обществе в виде осмысления альтернативных путей социального и культурного развития как таковых. Но он должен быть дополнен медиатором взаимодействия со сферой технологий – то есть социальной инженерией. Приориттеная цель социальной инженерии, как она видится в свете ключевых проблем, перед которыми стоит человечество сегодня, не в том, чтобы сделать общество технологичнее в придаток к ряду продвинутых технологий и не в том даже, чтобы сделать его эффективнее в целом, а в том, чтобы сделать общество совершеннее. Совершенство же социальной структуры зависит от правильного понимания этой структуры. Усоврешенствование состоит в выправлении самой этой структуры, которая неизбежно деформируется при неравномерном и (тем более) быстром росте ее элементов. Тем более при переключении структурных отношений Мы никогда не признаем совершенным общество, которое воспроизводит неполноценных людей, хотя и включает их в режим функционирования в высшей степени эффективно – исходя из критериев социальности как таковой или коммуникации как таковой. Мы не признаем совершенным общество, которое как таковое не контролирует развития техники и технологий, не будучи в состоянии предъявить по отношении к ним социальных критериев – не одних собственно технологических критериев в терминах цель-средство, но именно социальных – в терминах системных ресурсов и последствий, поскольку социум – это система чрезвычайно высокого и сложного уровня. Иначе говоря, так называемое совершенство общества, требующее конструирования, контроля и регулирования в условиях – и с использованием – бурного развития современных технологий – это установление системных и метасистемных связей, (поскольку здесь имеет место системные 171 отношения разных взаимосвязанных уровней). Установление системных иерархий – неизбежное качество регулирующих процессов в обществе. Именно эта логическая операция позволит выделить верные критерии экспертной оценки, регулирования и контроля проектов и инноваций, да собственно и всей сложившейся ситуации. Несомненно ни для кого, общество значительно больше человека; оно не просто состоит из людей, оно основывается на суммарности человеческого. Но при этом все же, человек – это метасистема по отношению к системе общества. Именно мотивы человека, правда, мотивы определенной направленности, а не все какие угодно, - это мотивы социального взаимодействия. Человеческие стремления и потребности стоят за всеми социальными взаимодействиями поскольку они складываются и осуществляются, оказываясь, тем самым, интересами, возможностями и целями такого взаимодействия. Хотя общество и не сводится к сумме действий людей, его составляющих. Социальное взаимодействие, в свою очередь, образует аттракторы, увлекающие эти стремления, направляющие, видоизменяющие и усиливающие их, то есть выводящие за рамки просто человека или просто суммы человеческих действий. Социальное взаимодействие образует системные эффекты, однако имеющие значение не сами по себе, а именно в качестве аттракторов для развития социальных отношений, побуждая людей стремиться к их достижению (получению). Эти аттракторы и выражены в таких эффектах, конституирующих социум в качестве целостности, как экономическая интеграция и координация интересов, властная субординация (концентрация воли) и информационная коммуникация (дискурсивная интенсификация, по сути ведущая к тому, что каждый из членов общества становится ). (При этом «социум в качестве целостности» не станем путать с «обществом в целом»: последнее как раз выражает суммарность взаимодействия, а то и просто суммарность людей, так или иначе объединенных в своих действиях; первое же означает именно качество системной целостности, возникающей при взаимодействии и не сводимое к сумме действий, качество, устанавливающее притягательность достигаемых эффектов и состояний взаимодействия, направляющее и конструктивно организующее интегративную деятельность – не суммарный итог, а живое событие социальности. Это понятие «социум в качестве целостности» означает общество в его генезисе - конститутивность социального.) Причем именно понимание общества в качестве целого позволяет выделить метасистему формирования социальных отношений – не само 172 это целое (просто систему), а субъекта, который проявит активность по извлечению ценностного смысла из этого целого. И этим субъектом, как ни парадоксально, окажется именно человек: он окажется при таком способе рассмотрения не элемнтом суммирующегося целого, каким предстает с очевидностью на первый взгляд, а активным участников эффектов социального целого. Такое понимание человека как метасистемы общественных отношений немыслимо для целого ряда влиятельных теоретических подходов – для концепций, где понятие человека сводится к социальности или, тем более выводится за ее пределы. Эти теории, очевидно, не смогут стать основаниями социальной инженерии будущего, или же они наверняка придадут ей усугубляющий деструктивный вектор. Вот они наиболее знаменитые примеры: К.Маркс пишет: «…в своей действительности он /человек/ есть совокупность общественных отношений», вовсе не имея ввиду, что он их активный субъект, а как раз то, что он – отражение их совокупности, рациональный агент их осуществления. Но это отнюдь не крайняя форма концептуального подавления человека обществом, которое можно встретить в сфере социальной теории. «Конкретные люди являются не частью общества, а частью его окружающей среды, - пишет Н.Луман. Нет большого смысла утверждать, что общество состоит из "отношений" между людьми» [104]. Концепт общества как чистой коммуникативности способен вскружить голову креативным теоретикам. Но все же прямой перенос идей, возникших в этологии (У. Матурана, Ф.Варелла), который произвел Н.Луман, не представляется хорошо обдуманным. Сепцифика именно целосввекого общества здесь неизбежно ускользает. Редукция обратного порядка – редукция общества к человеческим взаимодействиям», даже самая простая, выглядит намного более дальновидно. Так Г. Зиммель, определил общество как индивидуальные, "частные процессы синтеза", которые мы совокупно называем нашим совместным бытием, или бытием-обществом (Gеsellschaft-Sein) [71]. Т. Парсонс (50-70 гг.) пишет об обществе как о функционирующей системе самоорганизующееся системе социального действия, которая понимается чрезвычайно широко на основе того, что социальными считаются все действия, которые по смыслу соотносится с действием других людей или ориентируется на него – с соответствующей претензией в единой, хотя и внутренне громоздко разветвленной, теории описать все, что можно знать о человеческих действиях [123]. 173 При этом американский классик социологии совершенно справедливо указывает: «Действие всегда должно мыслиться в контексте существования напряжения между двумя различными типами элементов: нормативными и ситуативными». Но далее, как представляется, излишне идеализирует это соотношение: «Как процесс, действие фактически является процессом изменения ситуативных элементов в направлении соответствия нормам» [123]. Эсли бы это было так, общество бы всегда автоматически развивалось по магистральной линии поддержания норм; переступание морали из корыстных целей было бы редким исключением; а, с другой стороны, изменение нормативных систем которое могло бы носить по преимуществ искусственный характер, действительно меняло бы общество и даже человека раз и навсегда – и самые радикальные, революционные акты социальной инженерии могли бы быть гарантированно успешными. Однако, мы видим – и особенно показательно у нас в России, - что ничего подобного в реальности не наблюдается. Для того, чтобы системы норм доминировали над совокупностью интересов, надо во-первых исходить из приоритета культуры и воспитания над социальными манипуляциями и, во вторых, надо, чтобы нормы были позитивно скоординированы с интересами, причем обоюдно – чтобы культурные нормы инкорпорировали в себя фундаментальные интересы, а в число фундаментальных интересов входили интересы человеческого духа – интересы осмысления и переосмысления бытия как таковые – интересы культуры. Можно сказать, что в данной модели производится двойная редукция: общество сводится к нормированной структуре действий людей в совокупности коллективов, в свою очередь, поведение людей сводится к социальности: человек оказывается функционером и заложником социальной организации. У такого взгляда сегодня немало критиков, например Ф.Фукуяма»: социологи «пересоциализировали» взгляд на человека: если бы человеческие существа полностью состояли из норм и ограничений, то как было бы возможно понять способы, которыми индивиды что-то изобретают и становятся предпринимателями, новаторами или преступниками? [168,с. 9]. Он склонен мыслить о некотором балансе между нормативной социальностью и социализацией в соответствии с интересами людей – человека - во взаимодействии с другими людьми. Очевидно, при этом, что нормативную систему в принципе можно менять как искусственную инженерными методами; в отношении же подлинных интересов людей искусственными методами их можно только вводить в заблуждение – 174 манипулировать ими. В случае отождествления общества с системой норм, система ценностей, то есть культура, оказывается неизбежно отождествленной с обществом. «В случае рефлекторной теории действия ценности бесследно растворяются в социальной норме, способах, с помощью которых социальные системы направляют, жестко обусловливают и контролируют индивидуальный выбор социального деятеля– пишет Е.И. Кравченко, противопоставляя, как она выражается, «рефлекторную» и «креативную» теории социального действия. Поэтому не умаляющий ни одну из сторон механический синтез теории действия в ее креативной трактовке с институциональной теорией систем представляется абсолютно бесперспективным. Соединение этих методологических перспектив — вне пределов ценностного поля, этического единства личности, — неизбежно приводит к поглощению человека-деятеля структурой, нормативными регламентациями и ограничениями», - добавляет Е.И. Кравченко, явно имея в виду прежде всего теорию Т. Парсонса [94]. Одна из новых теорий социального действия – теория Ю. Хабермаса. Она дифференцированно учитывает в качестве мотивов образования людьми социальных отношений как их ситуативные интересы (стратиегическое действие), так и долгосрочные регулятивы взаимопонимания людей, делающие возможным сообщество как коммуникацию (коммуникативнео действие) [173]. Все эти теории – от простых и наивных до сложных и учитывающих многие диалектические тонкости восходят к одному принципиальному тезису: общество во всех его формах порождено социальным действием; социальное же действие это действие человека, образующее социальную действительность и видящее в ней нечто полезное для себя. Иными словами, человек – это метасистема, в рамках и в категориях описания которой обретает смысл все, что представляют собою общественные отношения. Хотя, добавим – и в этом можно выразить принципиалнуюсолидарность с методологичским принципом К.Маркса, выраженном в понятии «естественноисторического процесса»,- общество как таковое порождает и некую свою добавочную природу, несводимую к природе человека. И этот как раз природа тех системных эффектов, ожидание которых и участие в которых делает общественные связи ценными и важными для людей – эффекты умножения действия при интеграции усилий (экономические отношения), эффекты совокупности как единого целого (эффект концентрации воли – власти и иерархии) и эффекты интенсификации внутренней жизни каждого человека за счет интенсификации общения. Все эти эффекты, как видим, хотя и 175 образуются «чудесным образом» - сверх усилий каждого из участников социальных взаимодействий и даже сверх усилий их всех взятых вместе – именно как холистические эффекты, эффекты целого, все они обретают смысл в поле целевых устремлений человека, регулируемых ценностно-смысловым типом организации его сознания прежде всего, а также его природой как той основой, которая переосмысляется этим сознанием. Иначе говоря, нормальное функционирование общества может строиться на приоритете культуры как системы осмысления бытия над технологией как совокупностью инструментальной искусственностью – при том даже, что в состав этой последней входят институты, подлежащие конструированию и преобразованию. Социальный инжиниринг, на наш взгляд, должен исходить из этой принципиальной системы координат – должен соотносить все свои шаги с этим принципиальным соотношением. И особенно это важно в свете выделенных противочеричий, в который бьется современное общество. Касаясь цивилизационных координат всех указанных противоречий, обратим внимание, что речь идет о векторе направленной эволюции человечества – либо оно будет продолжать наращивание оснащенности внешними средствами господства над условиями своего жизненного мира как принципа эффективной организации жизни – в ущерб значению внутреннего фактора культуры – в ущерб фактору человека как цели всего процесса, способной придать ему смысловую целостность, либо вернет себе уже оставленную в прошлом, хотя и «законсервированную» в глубинных основаниях некоторых незападных цивилизаций, стратегию совершенствования самого человека как субъекта смыслообразования и генератора жизненно важной информации в качестве главного фактора организации жизни и, соответственно – человека, берущего контроль над технологическими средствами, которыми он распоряжается. При этом надо принять, что возвратные движения в абсолютном смысле для эволюции не характерны. Нельзя отказаться от технологий или даже хотя бы от части из них – ими скреплена уже вся система. Можно ли сделать технологии, возобладавшие над человеком, гуманными, можно ли вновь подчинить их обществу, которое они уже энергично трансформируют, превращая всю его жизнь в социальную технологию глобального масштаба? Можно ли продолжить развитие технологий, придав им другой системный смысл? Как подчинить их человеку, который сам уже в значительной степени подчинен им? 176 При всей драматичности данных вопросов, ответ видится достаточно простым: если развития системы социальных технологий и технологий вообще нельзя повернуть вспять, то надо дополнить эту систему созданием технологий, управляющих технологиями, причем управляющими не просто в интересах общества, оснащенного технологиями фрагментации человека и манипуляции им, а именно в интересах человека (человечества, то есть собственно человеческого начала сообщества людей), способного управлять обществом через соответствующие дополнительные технологии. Важно, чтобы развивалась такая группа технологий, которая способна своим действием превратить общество в технологию, управляемую со стороны человека и нацеленную на благо и развитие человека и, в свою очередь, на управление и контроль со стороны человека и общества по отношению ко всей сумме технологий, находящихся и появляющихся в руках человека и общества. (Это высказывание звучит тавтологично и, возможно, запутанно только на первый взгляд. Если заметить, что сегодня действительно человек оказывается средством для эффективного развития общества в значительно большей и во все большей степени, чем общество нацелено на развитие человека как такового – человека как личности, а не как дисперсного фактора (агента) осуществления социальных функций, если заметить, что общетсво при всей своей многосложности отнюдь не совершеннее человека – существа способного к самообновляющему переосмыслению действительности – как основной системы координат, в которой только имеют смысл и все эффекты социальности, то можно явственно выделить эту проблему: Человек для общества – или общество для человека? И тогда вполне резонной и очевидно актуальной предстанет данная задача, стоящая перед современным человеком: превратить общество в контролируемую технологию извлечения эффектов социальности (социализации), а не выступать самому технологизированной функцией общества, превратить все технологии в контролируемые средства, подчиненные целям человека. Именно для выделения этой дополнительной технологии подчинения общества и всех прочих технологий человеку как смыслообразующей метасистеме всего развития цивилизации резонно предложить концепт, не тождественный понятию социальной технологии в обычном обобщающем значении – а имнно концепт социальной инженерии. Этот концепт в предлагаемом нами понимании призван отобразить как раз этот надтехнологический уровень, по сути, конечно, технологических преобразований, цель которых, однако, не 177 просто в обретении новых средств воздействия на общество, его элементы, связи, институты, и мотивирующие установки, а в гармонизующей организации системного взаимодействия: человек – общество – технологии. Своевременность и актуальность такой гармонизующей организации в качестве специально выделяемой сферы активности обосновывается качественно новым уровнем сложности, на который выходит сегодня вся эта система – уровень сложности, неведомый ни одному из предшествующих периодов развития человечества. Ведь именно повышение уровня сложность системы определяет в конечном счете и усложнение – дополнительную дифференцированность и иерархичность – механизмов регулирования ее развития. Сделаем выводы: Социальная инженерия, применимая для решения ключевых задач соврменного человечества должна исходить из измененного порядка основных целей и функций, в сравнении с тем порядком, который выделялся еще недавно, в конце 20 в. Эти цели должны быть направлены не только на адаптацию социальных институтов к изменяющимся условиям, на сохранение социальной активности и на изменение поведения и установок людей, но прежде всего на разрешение вознкающих актуальных социальных проблем. Она вообще должна быть направлена на решение актуальных задач, возникающих в ходе развития общества, и в частности, задач, выходящих за рамки непосредственно социальных объектов. Такими сферами объектов выходящих за рамки только общество можно считать, в частности, технологические взаимодействия в системе человек-природа или инновационных сдвигов в системном соотношении технология-культура. На наш взгляд, сужением смысла понятия «социальная инженерии» является сведение ее к сфере прикладной социологии. Подобно тому, как по потенциалу своего метода социальная инженерии выходит за рамки технологии и суммы технологий, представляя собой тонкое налаживание технологических линий человечества, подобно этому по своему предмету она должна включать не только системно-социальные, но метасистемные – человечески-социальные – отношения. Только тогда инженерия-наладка обретет подобающий масштаб видения и адекватную систему координат для оценки предлагаемых социальных инноваций. Не будучи привязанной к идее сопровождения инновационных проектов, социальная инженерия в такой актуальной трактовке дожна самом представлять собой некое метасистемное образование над 178 системой действующих социальных технологий. Она должна построена как некая важная социальная служба, ответственная за социальную адаптацию технологических инновация (так, а не наоборот!), как, к примеру ряд современных институтов, несущих метасистемную функцию при координации резких движений во взаимодействиях в международном сообществе (ООН), или при эко-демографической адаптации человечества (Римский клуб). Социальная инженерия должна аккумулировать постоянные усилия надтехнологического (сверхтехнологического) информационноуправленческого характера. И в то же время, сделаем важную оговорку, ее действия не должны захватывать и, тем более, быть сводимы к формированию ценностей и, соответственно, к формулированию целей человечества, то есть не должны предпринимать на уровне самосознания человечества, оставляя эту привилегию более высокому уровню социально-культурной системе – именно культуре. Именно измененение целей и ценностей человечества в связи с теми или иными инновационными проектами – то незаконное превышение полномочий социальной инженерии, о котором в иных терминах писал К.Поппер, критикуя социализм и тоталитаризм вообще и отдавая предпочтение «малым шагам» рациональных прелобразований. Где критерий различения между большими и малыми шагами? Разве системная переориентация социальной системы не лучше ее робкой подстройки? Разве дело только в том, что для такой системной переориентации недостаточно текущей информации и оперативной памяти системы. Если бы это было так, то неуспех социализма был бы временным – был бы случайностью. Социализм вновь бы стал заявлять свои права в истории, как только созданы были бы информационнооперациональные ресурсы для такого уровня и масштаба обработки информации, которая бы сделала вполне реальной стопроцентную плановую экономику и тотальный контроль власти за состоянием ума и поведением граждан. А такие ресурсы стремительно формируются прямо на наших глазах. Нет, ошибка гипермасштабной «социальной инженерии» под названием «социалистическое переустройство общества» именно в том, что она включила в искусственную переработку сами ценности и цели человека – перестала рассматривать человека как метасистемный предел своего инжиниринга, а взялась переделывать именно его – заставляя культуру – философию, религию, искусство – работать по своей инженерной мерке, служить своему «научному методу». 179 Если бы этот метод был и вправду научным – то есть способы обработки информации революционерами были подобны тем, которыми могут располагать современные эксперты социального инжинирнга – то все равно инженерия не могла бы претендовать на смыслообразующие прерогативы культуры. «Сама по себе наука не может определить цели, которым она служит. Наука может открывать вакцины и средства от болезней, но может и создавать инфекционные агенты; может открывать физику полупроводников — и физику водородных бомб. Наука как таковая абсолютно безразлична к тому, собирались ли опытные данные при скрупулезном соблюдении интересов людей — объектов исследования. В конце концов, данные есть данные, и часто лучшие данные могут быть получены (как мы увидим в разделе одиннадцатой главы, посвященном экспериментам на людях) отступлением от правил или вообще полным отказом от них. Многие врачи-нацисты, вводившие вирусы заключенным концлагерей или пытавшие узников до смерти огнем или холодом, были вполне легитимными учеными, которые собирали данные, потенциально весьма информативные. И только "теология, философия или политика" могут задать цели науки и технологии, которую наука порождает, и объявить эти цели хорошими или плохими» [171]. Насчет политики, как представляется, блестящая мысль американского политолога дала осечку. Политик как именно политик вовсе не задает цели человечества. Политика это всего лишь «искусство возможного» для того или иного ограниченного человеческого сообщества. Другое дело политик может оказаться по своместительству философом или пророком – и тогда-то он ведет вверененное ему сообщество к открывшимся для него целям. Словом приоритеты культуры не могут бы заслонены и перекрыты инженерией – иначе всею систему ожидает внутренний слом, авария. Предлагаемое нами расширенное понимание концепта «социальная инженерия» не противостоит узкому, целесообразно- (волютивно)технологическому, но вбирает его в себя, дополняя дискурс эффективных средств для наших очевидных целей (кажущихся очевидными) более высоким по статусу дискурсом целей, которые надо избирать на основе смысловых констант и феноменов развития культуры и учитывать. Дискурс целей – это ключевое проблемное поле деятельности социального инженера – прежде всего на этапе экспертизы социально-технологических инноваций, а также и на всех других этапах его инженерной деятельности. Дискур целей в данном значении это такая система взвешенных суждений, где устанавливается 180 соподчинения (многих реальных) целей, кажущихся трудносопоставимыми и зачатую дейстивтельно являющихся незвисимыми друг от друга – в соответствии с системой ценностей и смыслообразующих структур культуры. Расширенный смысл понятия «Социальная инженерия» предполагает регулирование развития систем отношений, связанных с состояниями социальных объектов - в режиме координации природной, технологической, социальной и культурной сторон взаимодействия с целью повышения степени целостности, органичности, устойчивости и эффективности системных связей. Такое понимание позволяет вывести Социальную инженерию за рамки прикладной социологии в пространство междисциплинарного дискурса и координации и открывает возможность более тесно связать круг ее проблем с практическим развитием технологий и инноваций. Одна из функций при таком понимании социальной инженерии выступает на первый план. Это функция социальной и гуманитарной экспертизы. Это придает ей характер, близкий к характеру социологической диагностики - направлению социологии, связанному с оперативной оценкой состояния или режима работы социального объекта, с выявлением отклонения от заданного или нормального состояния, режима и развития социального объекта. В первую очередь, как кажется, та переустановка системной иерархии в этом взаимодействии, о которой было сказано выше, связна с гуманитарной экспертизой состояния и инноваций в контексте социально-технологического развития. Ключевой проблемой в этой связи окажется, как представляется, проблема корректных критериев. Но функции социальной инженерия, разумеется, не могут быть ограничены оценочным аспектом экспертизы; они включают выработку механизмов аналитического мониторинга, прогнозирования, контроля, регулирования развития системы. То есть сфера социальной инженерии в этом смысле охватывает все поле развития системы: человек – общество – технологии, надстраиваясь над ним как своего рода метатехнологическая сфера. Итак, нами был рассмотрен один из аспектов проблемы – аспект обоснования социальной инженерии как новой, современной – актуальной для сегодняшнего состояния человеческого общества социальной практики, востребованной социумом на нынешнем уровне его развития. Социальная инженерия при этом предстала не сводимой к сумме известных социальных технологий (по методу) и в то же время выходящей за рамки прикладной социологии (по предмету). С этим 181 аспектом действительно связано переосмысление социальной практики как целого, а не только ее «достройки» до системного целого (полноты). Социальный инженер – это практик – носитель социальной целостности нового уровня рефлексии и организации, роль которого оказывается востребованной и необходимой на определенном уровне сложности социальных и социально-технологических процессов. Подразумеваемые подразделы этой проблемы, которые ждут дальнейшего рассмотрения: - субъектный статус социального инженера (его роль в системе социального управления); - специфика модальность социальной инженерии как управленческой деятельности; - связь социально-организующей деятельности как координации действия средств, которыми располагает и которые создает общество (дискурс средств) с деятельностью по формированию ценностей (дискурс целей или смысла). Здесь представляется возможным дать только некоторые предварительные суждения по выделенным аспектам. Субъектный статус. В таком широком определении понятия «социальная инженерия, которое мы отстаиваем, снимается одна логическая странность: вместо того, чтобы выступать только объектом чьего-то (вначале в основном политического, а затем по преимуществу информационнотехнического) воздействия - объектом инженерии - общество оказывается субъектом, контролирующим и регулирующим процессы развития технических и технологических возможностей общества. (Если угодно, объектной стороной оказываются технологии – то есть отношения между человеком и техникой, обществом и развитием техники, инженерия же это деятельность по системному регулированию … Причем эта деятельность может стать деятельностью общества, а не концентрированной воли (власти) и не координируемого частного интереса (коммуникативного действия) когда станет деятельностью человека – то есть достоянием его сознания, сконцентрированном в информации … Ведь именно информация как форма виртуальной связной целостности осмысленной реальности, знаменующая грядущую действительную связность, свободна и от частичности интересов и от частности, заслоняющей целое в эффекте власти. Модальность. В аспекте действия социальной инженерии как особого социального института общество предстает как со-общение, в котором 182 каждый элемент отражает явление целого, вносимое обретаемой (вырабатываемой) информацией и не сводимое к координации интересов (коммуникативное действие) или к концентрации управляющей воли, навязывающей единое видение целого всем элементам социальных взаимодействий (политика и связанные с нею идеология и манипуляция (впрочем, манипуляция присуще и коммуникативному действию)) . Отличие со-общения от коммуникативного действия кажется очень тонким, едва ли не надуманным. И в том и в другом случае – коммуникация. Но в одном случае это обмен информацией как таковой – имеющей потенциал смыслообразующего действия, актуализирующийся в сознаниях …; в другом случае коммуникация – это по сути интеракция, в ходе которой взаимно учитываются параметры вступающих во взаимодействие сторон – к этому и сводится информация, к этому и сводится ее смысл. Информация в принципе едина, хотя ее осмысляющее претворение во многих случаях различно. Интеракция же в принципе вариантивна – она вся соткана из смысловых нюансов, а информация в ней носит инструментальный характер. Отличие же от идеологии в том, что она всаживается в головы, будучи выработанной вне большинства из этих голов; информация же адресована мыслящему сознанию каждого. Такую информацию может создать только наука - форма обретения осмысленного знания при полной прозрачности аргументации, проверяемой на степень обоснованности. Информация же, упакованная в форму идеологии, как правило является «мутной» - (правдоподобной, наукообразной), в некторых ключевых вопросах фантазийной, гипотетической (не достаточно обоснованной), но выдаваемой в качестве насущной правды. У каждой идеологии – своя правда.) В соответствии с тремя аспектами получения эффектов социальности – кординации материальных средств и интересов, концентрации воли и интенсификации производства информации – существует и три основных способов социального управления – менеджмент, администрирование и информаирование. Для каждого из никх характерны свои аргументы. Это аргументы дискурса средств: люди, их качества, их действия и их имущество – это частичности и средства друг для друга в различных соотношениях предоставления взаимной выгоды друг другу; аргмунты дискурса воли: люди прямо воздействуют на действия других людей, определяя их направленность как если бы они были продолжением собственных действий; и рагумменты дискурс целей: люди это сознания друг для друга, в рефлексивном зеркале которых они поверяют свои предельные 183 ориентиры - видят себя как восполняющиеся целостности и соответственно передают свое видение целого (целого события в который они включены) друг другу. Всякая сущесвтенная информация, которой обмениваются люди и в выработке которой совместно участвуют, дает каждому из них представление о целом в которое встроены его конкретные действия – то есть имеет прямое, хотя и недостаточно формализованное управленческое значение. За всеми тремя способами управления стоят, скорее, не функции, а разные способы и, если угодно, разные принципы, по которым может организовываться социальное взаимодействие как таковое. Но асимметрия между ними бросается в глаза: если для первых двух способов характерен контроль человека над человеком на однонаправленной или на взаимной (равной, взаимообратимой) основе5, то третий принцип означает прежде всего контроль человека над всей ситуацией, которая представлена в его сознании в виде осмысленной им информации. Хотя это не значит, что информацию нельзя использовать иначе – например как средство внушения, действующее на человека в обход его сознания и т.д.. При этом инструментом технологизации отношений власти и экономики является как раз импользовение информации в служебных целях. Информация до сих пор действительно чаще и больше использовалась как вспомогательное средство для системы власти и системы экономического (координирующего) управления. Хотя и не всегда и не всецело: примером может быть система образования, как она сложилась в Европе в 19 в. – образование основанное на приоритете научности способа аргументации и мировоззрения. Это в 20 в. образование оказалось в огромной мере идеологизированным, а в 21 в. становится по преимущество технологическим по своей направленности. Но все же сегодня, очевидно, информация включена в систему социального управления отнюдь не как самостоятельная инстанция (структура), а как технология либо власти, либо экономической коммуникации в виде инструмента манипуляции и внушения (причем такую роль инструмента она играет и для тех, кто им профессионально пользуется и для тех, на кого внушающее воздействие направлено). Такова, к примеру, вся массовая культура – это производство и потребление информации в огромных для современного Модель понимания власти как результата добровольно взаимного контракта участников сообщества (contral social) так же, как модель политической демократии несет на себе от печаток взаимодействия принципа власти и принципа координации интересов и, заметим, пробивает себе дорогу прежде всего в обществах, в которых торговые отношения и менеджмент как способ управления играют особенно важную роль. 5 184 мира размерах, суммарный внушающе-пропагандистский и манипулятивно-технологический эффект которой достилается за счет ее экономически и отчасти и политически ангажированного вклчения в технологии массовой коммуникации. «Фактически заменяя государственные институты, массовая культура выступает манипулятором-регулятором психического и нравственного состояния общества» … «Именно массовая культура обеспечивает консолидацию и стабильность современного общества», - пишет современный отчественный аналитик [162]. Если бы мы не выяснили относительную гетерогенность системныъх эффектов, лежащих в основе социальных отношений, мы, вероятно, вправе были считать, что информация как социальноорганизующая сила обречена играть служебную роль по отношению к власти или по отношению к экономическому взаимодействию – этим неотвратимым (неумолимым) – конститутивным – тяготениям природы социальности. Но мы видим, что за производством, передачей и восприятием информации стоит особенный способ социализации – особый эффект коммуникативности, переходящий в особый интерес развития каждого из членов информационного взаимодействия за счет обмена и обсуждения информации. Кстати, информация как таковая не подвержена ни действию власти, ни экономическим законам: Даже сжигая книги, невозможно искоренить идей; этого нельзя сделать даже заставив их авторов отречься от них, к тому же, и отречься-то авторы могут только во внешнем плане повиновения, отнюдь не искореняя информации в своих головах. Информация как таковая ничего не стоит; можно рассчитать любую компенсацию усилий по ее производству и транслированию – но саму ее уже нельзя продавать, информация способна распространяться по законам ее восприятия - человеческого понимания – по законам самой информации, способной автономно от экономики образовывать новые связи. Против информации может действовать только информация – в виде дезинформации (лжи, переиначивания, искажения, умолчания выдаваемого за информацию). Таким образом, использование информации в целях власти и экономического соблазнения с одной стороны возможно, а с другой ограничено – всегда остается возможность того, что она сама выступит организующим началом социальности и, соответственно, управлением обществом вне зависимости от политики и экономики. (Если угодно, религиозные и культурные революции так всегда и совершались). 185 Почему же информация до сих пор не является доминирующим способом управления? Почему она не является таковой даже в современном информационном обществе? Это связано с тем, что ее производство заметно исторически отставало от производства отношений власти, не требующей такой интеллектуальной подготовки и творческого вдохновения от людей и даже от производства отношений координации интересов, требующей от человека уже больше смекалки, чем власть, но гораздо меньше ума, чем производство универсально полезной информации как таковой. Этот прогресс от насильственных форм управления к ненасильственному поэтому шел так медленно и с такими поворотами. К примеру, экономические отношения виде свободного волеизъявлению коммуникантов (субъектов) в коммуникативной действии – они то и дело сбивались на мотивы вынуждения например, посредством владения основными средтсвами производства, созданием дефицита). Эти отношения и сейчас не таковы – принцип власти прорастает сквозь них в виде технологий внушения, которыми опосредуются мотивы людей при совершенно свободной координации коммуникативных действий (координаций интересов коммуникацию, проросшею манипуляцией, конечно, не назовешь). Информация, как мы уже заметили, прорастает принципами власти и выгоды и до сих пор по сути не действует как самостоятельный источник социализации в полную силу. Все же этот прогресс заметен: Власть становится демкратической, то есть если не строящейся, то легитимируемой по приниципу координации интересов людей. Экономика становится зависимой от информации. Впрочем, такое явление, как манипуляция массовым сознанием – это и форма господства, и форма координации мотивов и форма циркуляции информации одновременно. Правда, информация настолько вовлечена в этот микст, что до неразличения смешана с дезинформацией. Но вернемся к возможности, которая имеется у сферы информации как таковой для того, чтобы взять на себя ведущую роль социального управления. Информация уже играет такую роль в техническом творчестве – технические возможности появляются на свет до, часто помимо, а порой и вопреки возникновению их вовлченности в производство в экономический обмен. Они должны чаще всего еще пробивать себе дорогу в этом направлении, иногда вступая в противодействия тем технологическим тенденциям, с которыми связаны господствующие экономические интересы. Техническая информация, будучи полученной, оказывается самостоятельным магнитом, действующим на общество, экономику, власть – задающим 186 перспективы для развития человечества и тем самым несущим управляющую функцию. Фундаментальная наука, не ангажированная ни идеологией власти, которой надо что-то научно обосновать для достижения своей легитимности, ни трендами экономики, для которой выгодно поддерживать такую картину мира, в соответствии с которой ресурсы, используемые должны быть привязаны к реалиям, которые можно продавать– эта фундаментальная наука способна порождать (производить) информацию, несущую для всего человечество значение управляющих ориентиров. Социальная инженерия как производство информации – это еще одна важная сфера информационного модуса социального управления. Впрочем, развертывание такого феномена сопряжено с рядом препятствий: заинтересованные микросообщества слишком привыкли к возможности заказывать выгодные экспертизы, а сама логика маркетинга, рекламы и PR – это логика именно продвижения, но отнюдь не социальной координации инноваций. Однако, «качественная пресса» - за этим понятием уже стоит нечто реальное в соврменном информационном пространстве. Точно также будет востребована и качественная экспертиза и качественное инженерное сопровождение. Они будут востребованы по мере того, как общество будет осознавать нарастающую кризисность своего развития – свою манипулируемоть при недобросовествности манипуляторов, в результате которой бурно развивающиеся технологии и связные с ними институты «душат» общество, не способное адекватно оценивать и конролировать их развитие. 3.2. РИСКИ В ПРОБЛЕМНОМ ПРОСТРАНСТВЕ ПРОЕКТНЫХ ТЕХНОЛОГИЙ В развитии современной науки важно изучать и использовать новые технологии, новые процессы, характеризующие специфику знания в постиндустриальном обществе. С развитием информационнокоммуникационных технологий, расширением сетевого общества изменилась роль науки и техники в обществе Исследователи отмечают, что в новых условиях развития науки и техники «…наблюдается четкий тренд в сторону необходимости 187 диагностировать потенциал и риски новых технологий, оценивать социальные и экологические последствия их внедрения» [190]. Ученые ставят вопрос, ответ на который можно обнаружить в проблемном поле социальной инженерии, как управление рисками сочетать со стратегией достижения устойчивого развития. И как в системе социальной инженерии наиболее явно заявляют о себе риски? Большинство исследователей единодушны в ответе, что риски сопровождают проектную деятельность на различных этапах ее развития. Поэтому в проблемном поле социальной инженерии знания о рисках чрезвычайно важны. Риски существовали во все периоды развития человечества, однако сейчас мы подвержены рискам больше, чем когда-либо, мы живем в условиях неопределенности, в мире с постоянно изменяющимися факторами внешней среды, к которой нам приходится адаптироваться[43]. Общество никогда еще не было столь развитым с точки зрения науки и техники, никогда еще не использовались многочисленные компьютерные, производственные, генные, нано и другие виды технологий. По сути, современное общество – это и есть «общество риска» как его назвал немецкий исследователь Уильрих Бек. Риск — потенциальная, численно измеримая возможность неблагоприятных ситуаций и связанных ними последствий в виде потерь, ущерба, убытков, например — ожидаемой прибыли, дохода или имущества, денежных средств в связи с неопределенностью. То есть со случайным изменением условий экономической деятельности, неблагоприятными, в том числе форс-мажорными обстоятельствами, общим падением цен на рынке; возможность получения непредсказуемого результата в зависимости от принятого хозяйственного решения, действия. Известные специалисты в области исследования рисков В.Ковелло и Дж. Мампауэр утверждают, что анализ и управление рисками зародились еще в Месопотамии в 3200 г. до.н.э. В это время, согласно свидетельству авторов, в долине Тигра и Евфрата действовала группа «Asipu» в функции которой входило консультирование по «рискованным, неопределенным или трудным решениям» [186]. Члены группы «Asipu» оценивали различные аспекты проблемы, определяли альтернативы ее решения и собирали данные о возможных исходах каждой альтернвтивы. Наиболее подходящими критериями оценки считались «знаки богов», которые интерпретировались священниками. Все варианты решения проблемы сводились в таблицу, в которой альтернативы, отмеченные «добрыми» знаками помечались плюсом, остальные минусом. После завершения 188 анализа члены группы рекомендовали самый благоприятный вариант решения. Далее в процесс анализа риска стали включать фактор вероятности. Первый опыт оперирования вероятностью как характеристикой риска относится к эпохе раннего христианства И связан с идеями относительно возможности загробной жизни: каждый живущий на земле «рискует» благополучием своей души после смерти, если ведет себя недостойно здесь и сейчас. Как известно, математическая теория вероятности была введена Паскалем в 1657 году, а как инструмент количественного анализа риска впервые использована Лапласом. В 1792 году Лаплас анализировал вероятность смерти при наличии вакцинации от оспы и без таковой [187]. Что же касается современных методов анализа рисков, то они зародились достаточно давно, хотя применять их стали только в 20 веке, когда управление рисками стало оформляться как самрстоятельное научной и практической деятельности. Теоретические исследования риска превоначально охватывали ряд областей экономики, финансов, страхования. В последние годы в научной литературе обсуждаются ограничения технического подхода к анализу риска. Несколько крупных аварий в опасных отраслях промышленности и связанные с ними экологические и социальные проблемы доказали недостаточность технико-экономического подхода к управлению риском и обеспечению безопасности. Обществом осознается необходимость выработки новых принципов и подходов к принятию решений относительно риска. Принятая на конференции ООН по окружающей среде и развитию в 1992 году концепция устойчивого развития сместила акцент с технократической традиции в принятии решений относительно риска (т.е. источников риска) на объекты, подвергающиеся вредному воздействию, в том числе и на социальные субъекты. Последнее делает очевидным не только необходимость «человеческого измерения» риска в ходе анализа и управления рисками, но, более того, «он (человек) должен доминировать (в смысле объекта безопасности) и задавать ограничения для всей процедуры анализа.6 Процессы принятия решений в управлении проектами происходят, как правило, в условиях наличия той или иной меры неопределенности, определяемой следующими факторами: • неполным знанием всех параметров, обстоятельств, ситуации для выбора оптимального решения, Быков А.А. Мазурин Н.В. Проблема анализа безопасности человека, общества и природы. СПб,: Наука, 1997.С.197. 6 189 • невозможностью адекватного и точного учета всей даже доступной информации • наличием вероятностных характеристик поведения среды; • наличием фактора случайности, т. е. реализации факторов, которые невозможно предусмотреть и спрогнозировать даже в вероятностной реализации; • наличием субъективных факторов противодействия, когда принятие решений идет в ситуации игры партнеров с противоположными или не совпадающими интересами. Таким образом, реализация проекта идет в условиях неопределенности и рисков и эти две категории взаимосвязаны. Неопределенность в широком смысле это неполнота или неточность информации об условиях реализации проекта, в том числе связанных с ними затратах и результатах. Остановимся подробнее на понятии вероятность рисков — вероятность того, что в результате принятия решения произойдут потери для предпринимательской фирмы, то есть вероятность нежелательного ис-хода. Существует два метода определения вероятности нежелательных событий: объективный и субъективный. Объективный метод основан на вычислении частоты, с которой тот или иной результат был получен в аналогичных условиях. Субъективная вероятность является предположением относительно определенного результата. Этот метод определения вероятности нежелательного исхода основан на суждении и личном опыте предпринимателя. В данном случае в соответствии с прошлым опытом и интуицией предпринимателю необходимо сделать цифровое предположение о вероятности событий. Измерение рисков это определение вероятности наступления рискового события. Оценивая риски, которые в состоянии принять на себя команда проекта и инвестор проекта при его реализации, исходят, прежде всего, из специфики и важности проекта, из наличия необходимых ресурсов для его реализации и возможностей финансирования вероятных последствий рисков. Степень допустимых рисков, как правило, определяется с учетом таких параметров, как размер и надежность инвестиций в проект, запланированного уровня рентабельности и др. В количественном отношении неопределенность подразумевает возможность отклонения результата от ожидаемого (или среднего) значения, как в меньшую, так и в большую сторону. 190 Соответственно, можно уточнить понятие риска — это вероятность потери части ресурсов, недополучения доходов или появления дополнительных расходов и (или) обратное — возможность получения значительной выгоды (дохода) в результате осуществления определенной целенаправленной деятельности. Поэтому эти две категории, влияющие на реализацию инвестиционного проекта, должны анализироваться и оцениваться совместно. Таким образом, риск представляет собой событие, которое может произойти в условиях неопределенности с некоторой вероятностью, при этом возможно три экономических результата (оцениваемых в экономических, чаще всего финансовых показателях): • отрицательный, т. е. ущерб, убыток, проигрыш; • положительный, т. е. выгода, прибыль, выигрыш; • нулевой (ни ущерба, ни выгоды). Природа неопределенности, рисков и потерь при реализации проектов связана в первую очередь с возможностью несения финансовых потерь вследствие прогнозного, вероятностного характера будущих денежных потоков и реализации вероятностных аспектов проекта и его многочисленных участников, ресурсов, внешних и внутренних обстоятельств. Управление проектами подразумевает не только констатацию факта наличия неопределенности и рисков и анализ рисков и ущерба. Рисками проектов можно и нужно управлять. Управление рисками — совокупность методов анализа и нейтрализации факторов рисков, объединенных в систему планирования, мониторинга и корректирующих воздействий. Управление рисками является подсистемой управления проектом. Методы компенсации рисков, включающие прогнозирование внешней среды проекта, маркетинг проектов и продуктов проекта, мониторинг социально экономической и правовой среды и создание системы резервов проекта. Методы распределения рисков, включающие распределение рисков по времени, распределение рисков между участниками и пр. Методы локализации рисков, применяемые для высокорисковых проектов в многопроектной системе, подразумевающие создание отдельных специальных подразделений для реализации особо рисковых проектов. Выявление и идентификация предполагаемых рисков — систематическое определение и классификация событий, которые могут отрицательно повлиять на проект, т. е. по сути, классификация рисков. 191 Классификация рисков это качественное описание рисков по различным признакам. Существует несколько классификационных признаков для определения вида риска. По отношению к проекту выделяют внутренние и внешние риски. Внутренний риск непосредственно связан с проектом, его структурой, качеством проектного менеджмента, классификационным уровнем управляющих проектом, технической оснощенностью и ресурсной обеспеченностью, информационно-коммуникационным обеспечением проектной деятельности, неполнотой или неточностью проектной документации(затраты, сроки реализации, параметры техники и технологии) [188]. Внутренний риск это может быть производственнотехнологический риск (аварии и отказы оборудования, производственный брак). К внутренним рискам относят также риски, связанные с неправильным подбором команды проекта. • неопределенность целей, интересов и поведения участников проекта; • риск изменения приоритетов в развитии предприятия и потери под¬держки со стороны руководства. Это может быть риск несоответствия суще-ствующих каналов сбыта и требований к сбыту продукции проекта или риск неполноты или неточности информации о финансовом положении и деловой репутации предприятий-участников (возможность неплатежей, банкротств, срывов договорных обязательств. Внешние риски связаны с нестабильностью экономического законодательства и текущей экономической ситуации, нестабильностью условий инвестирования и использования прибыли, внешнеэкономическими рисками (возможность введения ограничений на торговлю и поставки, закрытие границ и т. п.). Кроме того, на внешние риски оказывает влияние ухудшение политической ситуации, неблагоприятные социально-политических изменений в стране или регионе, а также изменением природно-климатических условий, стихийных бедствий. Внешние риски различаются по степени предсказуемости и непредсказуемости [188]. Непредсказуемые риски это неожиданные меры государственного регулирования в сферах материально-технического снабжения, охраны окружающей среды, проектных нормативов, производственных нормативов, землепользования, экспорта-импорта, ценообразования, налогообложения, нестабильность экономического законодательства и текущей экономической ситуации, изменение внешнеэкономической 192 ситуации (возможность введения ограничений на торговлю и поставки, закрытие границ и т. п.), политическая нестабильность, риск неблагоприятных социально-политических изменений, неполнота или неточность информации о динамике технико-экономических показателей, неопределенность природно-климатических условий, возможность стихийных бедствий, экологические риски (природные катастрофы), в том числе наводнения, землетрясения, штормы, климатические катаклизмы и др., социально-опасные риски и риски, связанные с преступлениями (вандализм, саботаж, терроризм). Также выделяют риски, связанные с возникновением непредвиденных срывов, в том числе: из-за банкротства подрядчиков по проектированию, снабжению, строительству и т. д., финансировании, в производственно-технологической системе (аварии и отказ оборудования, производственный брак и т. п.), получении исчерпывающей или достоверной информации о финансовом положении и деловой репутации предприятий-участников (возможность неплатежей, банкротств, срывов договорных обязательств).Существуют также предсказуемые риски, связанные с возможностью предвидения рыночный риск, связанный с ухудшением возможности получения сырья и повышением его стоимости, с изменением потребительских требований, усилением конкуренции, потерей позиций на рынке, с нежеланием покупателей соблюдать торговые правила. Существуют также операционные риски, вызванные: • невозможностью поддержания рабочего состояния элементов проекта; • нарушением безопасности, отступлением от целей проекта. Исследователи дифференцируют виды потерь и рисков. Это трудовые потери, потери фондов времени, в том числе и рабочих, вызванные случайными, неопределенными обстоятельствами, финансовые потери: прямой денежный ущерб, связанный с непредусмотренными платежами, выплатой штрафов, уплатой дополнительных налогов, потерей денежных средств и цепных бумаг и неполучением денег из предусмотренных источников. Особые виды потерь, связанные с инфляцией, изменением валютного курса, изъятием средств (дополнительных средств в республиканский, местный бюджеты), а также потери времени замедление процесса предпринимательства по сравнению с плановым. Социальные потери: ущерб здоровью и жизни людей, окружающей среде, престижу организации, имиджу участников. 193 Если в числе рассматриваемых потерь выделяется один вид, который либо по величине, либо по вероятности возникновения заведомо подавляет остальные, то при количественной оценке уровня рисков в расчет можно принимать только этот вид потерь. Систематические виды потерь включаются и учитываются во всех видах расчетов проекта. Как неизбежные расходы и при определении рисков прогнозируются потери только от случайных событий. Случайное развитие событий может привести к повышению или снижению затрат. При анализе рисков следует учитывать только ту часть случайных факторов, которые вызывают потери. Другая распространенная классификация признаков определения вида риска связана со степенью воздействия рисков на результаты проекта. В соответствии с данным признаком выделяют критичные и некритичные риски. Критичные риски обычно связаны с криминальносиловыми действиями. Некритичные риски связаны с неправильными действиями сотрудников, нарушениями со стороны партнеров, недобросовестными конкурентными действиями, проблемами у персонала и сбоями в работе технических систем, при этом существенность той или иной угрозы может быть определена только исходя из характера деятельности компании [189]. Анализ рисков, выявление причин рисков, их классификация и оценка их значимости – это, по сути, управление рисками в проектной деятельности. Этот фактор также свидетельствует о прикладном характере социальной инженерии, ибо для того, чтобы управлять рисками, необходимо хорошо знать ту сферу, в которой осуществляется та или иная деятельность, сопряженная с рисками. Анализ рисков, который включает и оценку рисков необходим для того, чтобы снизить количество и рисков и связанных с ними неблагоприятные последствия. Анализ рисков в проектной деятельности подразделяется на качественный (описание всех предполагаемых рисков проекта, а также стоимостная оценка их последствий) и количественный (непосредственные расчеты изменения эффективности проекта в связи с рисками). Оценка рисков это определение количественным или качественным способом величины (степени) рисков. Следует различать качественную и количественную оценку риска. Качественная оценка может быть сравнительно простой, ее главная задача — определить возможные виды рисков, а также факторы, влияющие на уровень рисков при выполнении определенного вида деятельности. Количественная оценка рисков определяется через: 194 а) вероятность того, что полученный результат окажется меньше требуемого значения (намечаемого, планируемого, прогнозируемого); б) произведение ожидаемого ущерба на вероятность того, что этот ущерб произойдет. Методы оценки рисков включают следующее параметры: 1. Количественная оценка рисков с помощью методов математической статистики. 2. Методы экспертной оценки рисков. 3. Методы имитационного моделирование рисков. 4. Комбинированные методы, представляющие собой объедине-ние нескольких отдельных методов или их отдельных элементов. Виды снижения рисков: 1. Распределение (отвод, передача, трансфер) рисков — действия по передаче, полной или частичной, рисков другой стороне, обычно посредством контракта определенного вида. 2. Страхование рисков представляет собой отношения по защите имущественных интересов физических и юридических лиц при наступлении определенных событий (страхование случаев) за счет денежных фондов, формируемых из уплачиваемых ими страховых взносов (страховых премий). 3. Резервирование — метод резервирования средств на покрытие ущерба, непредвиденных расходов при наступлении рисковых событий. Распределение рисков в проекте Сущность анализа рисков проекта. Анализ проектных рисков начинается с их классификации и идентификации, то есть с их качественного описания и определения — какие виды рисков свойственны конкретному проекту в данном окружении при существующих экономических, политических, правовых условиях. Анализ проектных рисков подразделяется на качественный (описание всех предполагаемых рисков проекта, а также стоимостная оценка их последствий и мер по снижению) и количественный (непосредственные расчеты изменений эффективности проекта в связи с рисками). Анализ проектных рисков базируется на оценках рисков, которые заключаются в определении величины (степени) рисков. Методы определения критерия количественной оценки рисков включают: статистические методы оценки, базирующиеся на методах математической статистики, т.е. дисперсии, стандартном отклонении, коэффициенте вариации. Для применения этих методов необходим достаточно большой объем исходных данных, наблюдений, в частности 195 методы экспертных оценок, основанные на использовании знаний экспертов в процессе анализа проекта и учета влияния качественных факторов, методы аналогий, основанные на анализе аналогичных проектов и условий их реализации для расчета вероятностей потерь. Данные методы применяются тогда, когда есть представительная база для анализа и другие методы неприемлемы или менее достоверны, данные методы широко практикуются на Западе, поскольку в практике управления проектами практикуются оценки проектов после их завершения и накапливается значительный материал для последующего применения, комбинированные методы включают в себя использование сразу нескольких методов. Используются также методы построения сложных распределений вероятностей (дерева решений), аналитические методы (анализ чувствительности, анализ точки безубыточности и пр.), анализ сценариев. Анализ рисков — важнейший этап анализа инвестиционного проекта. В рамках анализа решается задача согласования двух практически противоположных стремлений — максимизации прибыли и минимизации рисков проекта. Результатом анализа рисков должен являться специальный раздел бизнес-плана проекта, включающий описание рисков, механизма их взаимодействия и совокупного эффекта, мер по защите от рисков, интересов всех сторон в преодолении опасности рисков; оценку выполненных экспертами процедур анализа рисков, а также использовавшихся ими исходных данных; описание структуры распределения рисков между участниками проекта по контракту с указанием предусмотренных компенсаций за убытки, профессиональных страховых выплат, долговых обязательств и т. п.; рекомендации по тем аспектам рисков, которые требуют специальных мер или условий в страховом полисе. Одним из направлений анализа рисков инвестиционного проекта является качественный анализ или идентификация рисков. Качественный анализ проектных рисков проводится на стадии разработки бизнес-плана, а обязательная комплексная экспертиза инвестиционного проекта позволяет подготовить обширную информацию для анализа его рисков. Основными результатами качественного анализа рисков являются: выявление конкретных рисков проекта и порождающих их причин, анализ и стоимостный эквивалент гипотетических последствий возможной реализации 196 отмеченных рисков, предложение мероприятий по минимизации ущерба и, наконец, их стоимостная оценка. Кроме того, на этом этапе определяются граничные значения (минимум и максимум) возможного изменения всех факторов (переменных) проекта, проверяемых на риски. Количественный анализ рисков. Математический аппарат анализа рисков опирается на методы теории вероятностей, что обусловлено вероятностным характером неопределенности и рисков. Задачи количественного анализа рисков разделяются на три типа: прямые, в которых оценка уровня рисков происходит на основании априори известной вероятностной информации обратные, когда задается приемлемый уровень рисков и определяются значения (диапазон значений) исходных параметров с учетом устанавливаемых ограничений на один или несколько варьируемых исходных параметров, задачи исследования чувствительности, устойчивости результативных, критериальных показателей по отношению к варьированию исходных параметров (распределению вероятностей, областей изменения тех или иных величин и т. п.). Это необходимо в связи с неизбежной неточностью исходной информации и отражает степень достоверности полученных при анализе проектных рисков результатов. Количественный анализ проектных рисков производится на основе математических моделей принятия решений и поведения проекта, основными из которых являются: • стохастические (вероятностные) модели; • лингвистические (описательные) модели; • нестохастические (игровые, поведенческие) модели. Методы анализа рисков проекта Вероятностный анализ предполагает, что построение и расчеты по модели осуществляются в соответствии с принципами теории вероятностей, тогда как в случае выборочных методов все это делается путем расчетов по выборкам. Вероятность возникновения потерь определяется на основе статистических данных предшествовавшего периода с установлением области (зоны) рисков, достаточности инвестиций, коэффициента рисков (отношение ожидаемой прибыли к объему всех инвестиций по проекту). Экспертный анализ рисков. Этот метод применяется в случае отсутствия или недостаточного объема исходной информации и состоит в привлечении экспертов для оценки рисков. Отобранная группа 197 экспертов оценивает проект и его отдельные процессы по степени рисков. Метод аналогов. Использование базы данных осуществленных аналогичных проектов для переноса их результативности на разрабатываемый проект, такой метод используется, если внутренняя и внешняя среда проекта и его аналогов имеет достаточно сходимость по основным параметрам. Метод показателей предельного уровня. Определение степени устойчивости проекта по отношению к возможным изменениям условий его реализации. Анализ чувствительности проекта. Метод позволяет оценить, как изменяются результирующие показатели реализации проекта при различных значениях заданных переменных, необходимых для расчета. Анализ сценариев развития проекта. Метод предполагает разработку нескольких вариантов (сценариев) развития проекта и их сравнительную оценку. Рассчитываются пессимистический вариант (сценарий) возможного изменения переменных, оптимистический и наиболее вероятный вариант. Метод построения древа решений проекта. Предполагает пошаговое разветвление процесса реализации проекта с оценкой рисков, затрат, ущерба и выгод. Имитационные методы. Базируются на пошаговом нахождении значения результирующего показателя за счет проведения многократных опытов с моделью. Основные их преимущества — прозрачность всех расчетов, простота восприятия и оценки результатов анализа проекта всеми участниками процесса планирования. В качестве одного из серьезных недостатков этого способа необходимо указать существенные затраты на расчеты, связанные с большим объемом выходной информации. Вероятностные методы оценки рисков. Риск, связанный с проектом, характеризуется тремя факторами: • событие, связанное с риском; • вероятность рисков; • сумма, подвергаемая риску. Чтобы количественно оценить риски, необходимо знать все возможные последствия принимаемого решения и вероятность последствий этого решения. Выделяют два метода определения вероятности. 198 Объективный метод определения вероятности основан на вычислении частоты, с которой происходят некоторые события. Частота при этом рассчитывается на основе фактических данных. Так, например, частота возникновения некоторого уровня потерь А в процессе реализации инвестиционного проекта может быть рассчитана по классической формуле: f(A)=n(A)/n; где f — частота возникновения некоторого уровня потерь; n(A) — число случаев наступления этого уровня потерь; n — общее число случаев в статистической выборке, включающее как успешно осуществленные, так и неудавшиеся инвестиционные проекты. При вероятностных оценках рисков в случае отсутствия достаточного объема информации для вычисления частот используются показатели субъективной вероятности, т. е. экспертные оценки. Субъективная вероятность является предположением относительно определенного результата, основывающемся на суждении или личном опыте оценивающего, а не на частоте, с которой подобный результат был получен в аналогичных условиях. Важными понятиями, применяющимися в вероятностном анализе рисков являются понятия альтернативы, состояния среды, исхода. Альтернатива — это последовательность действий, направленных на решение некоторой проблемы. Примеры альтернатив: приобретать или не приобретать новое оборудование, решение о том, какой из двух станков, различающихся по характеристикам, следует приобрести; следует ли внедрять в производство новый продукт и т. д. Состояние среды — ситуация, на которую лицо, принимающее решение, (в нашем случае— инвестор), не может оказывать влияние (например, благоприятный или неблагоприятный рынок, климатические условия и т. д.). Исходы (возможные события) возникают в случае, когда альтернатива реализуется в определенном состоянии среды. Это некая количественная оценка, показывающая последствия определенной альтернативы при определенном состоянии среды (например, величина прибыли, величина урожая и т. д.). Анализируя и сравнивая варианты инвестиционных проектов, инвесторы действуют в рамках теории принятия решений. Как уже было отмечено выше, понятия неопределенности и рисков различаются между собой. Вероятностный инструментарий позволяет более четко разграничить их. 199 В соответствии с этим, в теории принятия решений выделяются три типа моделей: 1. Принятие решений в условиях определенности — лицо, принимающее решение (ЛПР), точно знает последствия и исходы любой альтернативы или выбора решения. Эта модель нереалистична в случае принятия решения о долгосрочном вложении капитала. 2. Принятие решений в условиях рисков — ЛПР знает вероятно-сти наступления исходов или последствий для каждого решения. 3. Принятие решения в условиях неопределенности — ЛПР не знает вероятностей наступления исходов для каждого решения. Если имеет место неопределенность, т. е. существует возможность отклонения будущего дохода от его ожидаемой величины, но невозможно даже приблизительно указать вероятности наступления каждого возможного результата, то выбор альтернативы инвестирования может быть произведен на основе одного из трех критериев: 1. Критерий MAXIMAX (критерий оптимизма) — определяет альтернативу, которая максимизирует максимальный результат для каждой альтернативы. 2. Критерий MAXIMIN (критерий пессимизма) — определяет альтернативу, которая максимизирует минимальный результат для каждой альтернативы. 3. Критерий БЕЗРАЗЛИЧИЯ — выявляет альтернативу с максимальным средним результатом (при этом действует негласное предположение, что каждое из возможных состояний среды может наступить с равной вероятностью; в результате выбирается альтернатива, дающая максимальную величину математического ожидания).Например, решение о капиталовложениях вряд ли будет принято в условиях полной неопределенности, так как инвестор приложит максимум усилий для сбора необходимой информации. По мере осуществления проекта к инвестору поступает дополнительная информация об условиях реализации проекта и, таким образом, ранее существовавшая неопределенность «снимается». При этом информация, касающаяся проекта, может быть, как выражена, так и не выражена в вероятностных законах распределения. Поэтому в контексте анализа инвестиционных проектов следует рассматривать ситуацию принятия решения в условиях рисков. Итак, в этом случае: известны (предполагаются) исходы или последствия каждого 200 решения о выборе варианта инвестирования, известны вероятности наступления определенных состояний среды. На основе вероятностей рассчитываются стандартные характеристики рисков: 1. Математическое ожидание (среднее ожидаемое значение) — средневзвешенное всех возможных результатов, где в качестве весов используются вероятности их достижения. 2. Дисперсия — средневзвешенное суммы квадратов отклонений случайной величины от ее математического ожидания (т. е. отклонений действительных результатов от ожидаемых) — мера разброса. Квадратный корень из дисперсии называется стандартным отклонением. Обе характеристики являются абсолютной мерой рисков. 3. Коэффициент вариации — служит относительной мерой рисков. 4. Коэффициент корреляции — показывает связь между переменными, состоящую в изменении средней величины одного из них в зависимости от изменения другого. При проведении проектного анализа рисков сначала определяются вероятные пределы изменения всех его «рисковых» факторов (или критических переменных), а затем проводятся последовательные проверочные расчеты при допущении, что переменные случайно изменяются в области своих допустимых значений. На основании расчетов результатов проекта при большом количестве различных обстоятельств анализ рисков позволяет оценить распределение вероятности различных вариантов проекта и его ожидаемую ценность (стоимость). Экспертный анализ рисков Экспертный анализ рисков применяют на начальных этапах работы с проектом в случае, если объем исходной информации является недостаточным для количественной оценки эффективности (погрешность результатов превышает 30%) и рисков проекта. Достоинствами экспертного анализа рисков являются: отсутствие необходимости в точных исходных данных и дорогостоящих программных средствах, возможность проводить оценку до расчета эффективности проекта, а также простота расчетов. К основным недостаткам следует отнести: трудность в привлечении независимых экспертов и субъективность оценок. Эксперты, привлекаемые для оценки рисков, должны: 201 • иметь доступ ко всей имеющейся в распоряжении разработчика информации о проекте; • иметь достаточный уровень креативности мышления; • обладать необходимым уровнем знаний в соответствующей предметной области; • быть свободными от личных предпочтений в отношении проекта; • иметь возможность оценивать любое число идентифицированных рисков. Алгоритм экспертного анализа рисков следующий: • по каждому виду рисков определяется предельный уровень, приемлемый для организации, реализующей данный проект. Предельный уровень рисков определяется по стобалльной шкале; • устанавливается, при необходимости, дифференцированная оценка уровня компетентности экспертов, являющаяся конфиденциальной. Оценка выставляется по десятибалльной шкале; • риски оцениваются экспертами с точки зрения вероятности наступления рискового события (в долях единицы) и опасности данных рисков для успешного завершения проекта (по стобалльной шкале); • оценки, проставленные экспертами по каждому виду рисков, сводятся разработчиком проекта в таблицы. В них определяется интегральный уровень по каждому виду рисков. • сравниваются интегральный уровень рисков, полученный в результате экспертного • опроса, и предельный уровень для данного вида и выносится решение о приемлемости данного вида риска для разработчика проекта. • в случае, если принятый предельный уровень одного или нескольких видов рисков ниже полученных интегральных значений, разрабатывается комплекс мероприятий, направленных на снижение влияния выявленных рисков на успех реализации проекта, и осуществляется повторный анализ рисков. Анализ показателей предельного уровня. Показатели предельного уровня характеризуют степень устойчивости проекта по отношению к возможным изменениям условий его реализации. Основным показателем этой группы является точка безубыточности (ТБ) — уровень физического объема продаж на протяжении расчетного периода времени, при котором выручка от реализации продукции совпадает с издержками производства. Для подтверждения устойчивости проекта необходимо, чтобы значение точки безубыточности было меньше значений номинальных объемов производства и продаж. Чем дальше от них значение точки 202 безубыточности (в процентном отношении), тем устойчивее проект. Проект обычно признается устойчивым, если значение точки безубыточности не превышает 75% от номинального объема производства. Анализ рисков в проектной деятельности предполагает подход к риску не как к статическому, неизменному, а как к управляемому параметру, на уровень которого возможно и нужно оказывать воздействие. Отсюда следует вывод о необходимости влияния на выявленные риски с целью их минимизации или компенсации. На изучение этих возможностей и связанной с этим методологии направлена так называемая концепция приемлемого риска. В основе концепции приемлемого риска лежит утверждение о невозможности полного устранения потенциальных причин, которые могут привести к нежелательному развитию событий и в результате — к отклонению от выбранной цели. Однако процесс достижения выбранной цели может происходить на базе принятия таких решений, которые обеспечивают некоторый компромиссный уровень риска, называемый приемлемым. Этот уровень соответствует определенному балансу между ожидаемой выгодой и угрозой потерь и основан на серьезной аналитической работе, включая и специальные расчеты. В применении к инвестиционному проектированию реализация концепции приемлемого риска происходит через интеграцию комплекса процедур — оценки рисков проекта и управления проектными рисками. Характеризуя в целом весь арсенал методов управления рисками проекта, необходимо подчеркнуть их конкретную практическую направленность, позволяющую не только отобрать и проранжировать факторы рисков, но и смоделировать процесс реализации проекта, оценить с определенной вероятностью последствия возникновения неблагоприятных ситуаций, подобрать методы минимизации их воздействия или предложить компенсирующие риски мероприятия, проследить за динамикой поведения фактических параметров проекта в ходе его осуществления и, наконец, скорректировать их изменение в нужном направлении. Цель управления проектными рисками не только способствует углублению анализа проектов, но и повышает эффективность инвестиционных решений. Методы управления проектными рисками могут и должны стать средством эффективной реализации самих проектов на всех уровнях управления — федеральном, региональном и местном. 203 Управление рисками — новое для российской экономики явление, которое появилось при переходе экономики к рыночной системе хозяйствования. Качественное управление риском повышает шансы системы управления проектом добиться успеха в долгосрочной перспективе, значительно уменьшает опасность неэффективной реализации проекта. Важно не только выявить потенциальные риски проекта, но и оценить их влияние на результаты, своевременно принять решения о снижении рисков, причем осуществлять управления рисками на всех стадиях реализации проекта и адекватно задокументировать процессы управления рисками проекта для последующего применения этих знаний в дальнейшей практике управления подобными проектами. Таким образом, реализация проектной деятельности идет в условиях неопределенности и риска. Риск – потенциальная, численно измеримая возможность неблагоприятных ситуаций и связанных с ними последствий в виде потерь, ущерба, убытков. Измерение рисков определение вероятности наступления рискового случая. Риск в управлении проектной деятельностью характеризуют три основных атрибута: случай, вероятность и воздействие. Риск представляет собой событие, которое может произойти в условиях неопределенности с некоторой вероятностью. Причины рисков, как правило, незапланированные события, которые могут потенциально осуществиться и оказать воздействие на реализацию проекта. Для того, чтобы снизить количество рисков, дать оценку рисков привлекаются эксперты. Место экспертной деятельности в условиях развития междисциплинарного и трансдисциплинарного знания и его применения трудно переоценить. Развитие и использование, применение новых технологий в «обществе знания» невозможно без экспертного знания, экспертной оценки. 3.3. ЭКСПЕРТОЛОГИЯ: ПОНЯТИЕ, ВИДЫ, ЗНАЧЕНИЕ. В данном параграфе мы рассмотрим значение экспертологии в современном познавательном пространстве. По мнению ряда исследователей (Ю.В. Сидельникова, Т.В. Власовой, М.Д. Сущинской и д.р.), экспертиза и, следовательно, экспертология, становится социальным и экономическим институтом. 204 Данный тезис подтверждается тем фактом, что в современном мире во всех развитых странах входит в норму проведение различного рода экспертиз. Причем экспертизы, как правило, проводятся на стадии разработки и подготовки документации проектов. Экспертиза предшествует официальному принятию решению, являясь некой платформой для осмысления и анализа возможных результатов и оценки последствий конкретных проектов. Экспертиза имеет аналитический, прогностический, оценочный характер и может применяться как для анализа внутренней ситуации, так и для оценки внешний показателей. Проведение экспертиз обусловлено различными факторами, к которым следует отнести ускорение и развитие социальноэкономических, политических, социальных, культурных, информационных и др. процессов. Ускорение и влияние этих процессов на разные стороны жизни общества и человека ведет к необходимости их осмысления и оценки. Возросшее значение экспертизы, связано, по мнению Ю.В. Сидельникова, с усложнением и быстрым развитием техники и технологий [140]. И действительно, быстрый темп роста, производства и внедрения техники, развитие технологий, в том числе и социальных, выявляет острую необходимость в оценке адекватности, эффективности применения этих нововведений. Также Ю.В. Сидельников выделяет возрастание взаимосвязи и взаимозависимости элементов сложных систем и превращение экспертных прогнозов в наукоемкий товар высокой стоимости. Широкое применение экспертизы связано с повышением уровня управленческих процессов и с ростом качества разрабатываемых управленческих решений. В связи с этим каждый этап процесса разработки и внедрения инноваций требует, во-первых, все более точного предвидения перспектив и оценки возможных последствий. Во-вторых, внедрение инноваций требует учета значительного количества факторов, многие из которых находятся в разных измерениях природного, социального и человеческого бытия и требуют особых, методологически сложных усилий по их системной координации. Из чего выявляется необходимость выработки целостного поля для междисциплинарной и трансдисциплинарной интеграции множества разнородных факторов, включаемых при действии инновационных процессов. В целом мы рассматриваем экспертную деятельность как систему действий, выполняемых с привлечением экспертов, для анализа и 205 оценки объектов с целью повышения обоснованности принимаемых решений в условиях частичной неопределенности, противоречий или конфликтов. Экспертизу как основополагающий элемент экспертологии рассматривают как процесс реализации экспертной деятельности [140, c.110]. Также экспертиза в широком смысле понимается как исследование, которое имеет целью получить аргументированные ответы (валидные данные) на поставленные экспертные перед экспертизой вопросы, в котором могут быть использованы различные методы, как собственно экспертные данные, так и данные неэспертной природы [45]. Цели экспертизы могут быть различными, так целью может выступать контроль соблюдения соответствия и (или) установление соответствия между характеристиками объекта экспертизы и требованиями (условиями, ограничениями), предусмотренными нормативными, нормативно-правовыми и законодательными документами различных уровней; сам факт ее проведения и т.д. Объектами экспертизы могут быть, например: проекты федеральных, региональных, отраслевых и международных программ; проектная или нормативная документация; сами программы; ход и результат деятельности людей или организаций, а также социальные и природные ситуации. В современным условиях эксперт – это специалист высокого класса в какой либо области, обязательно имеющий практический опыт. Эксперт имеет и дает полные сведения об объективных особенностях и свойствах объекта и рекомендации относительно предпочтительных и лучших вариантов управляющих решений, касающихся данного объекта. Помимо этого эксперт высказывает суждение независимо от внешних влияний и собственной выгоды по поставленному перед ним вопросу из области его специальных знаний и практического опыта. Эксперт включен в процесс принятия решений, выполняя специальную ролевую функцию, и поставлен перед задачей их научного обоснования [140]. По мнению Д.А.Леонтьева, можно выделить четыре признака, характеризующих человека – эксперта [180]. К данным признакам относятся стаж профессиональной деятельности, сложность, разносторонность и успешность профессиональной деятельности. И, конечно, уровень профессионализма и компетентности зависит от уровня четырех факторов. 206 Эксперт нужен тогда, пишет Д.А. Леонтьев, когда формируется вопросы, ответы на которые не могут быть выведены дедуктивным путем из существующего на данный момент научного знания. И уточняет, что в тех вопросах, где есть однозначный ответ, где уже накоплен опыт и практика, выработан определенный алгоритм дедуктивного метода, необходимость в экспертизе отсутствует. На сегодняшний день потребность в экспертизе и экспертных оценках возрастает во многом именно потому, что все меньше остается однозначных ответов. Нестабильность системы приводит к постоянной необходимости оценки и прогнозирования результатов будущей деятельности. Смысл экспертной работы заключается в расширении постановки вопроса, это связано с тем, что целью экспертизы является не просто дать ответ на поставленный вопрос, но иногда по-иному сформулировать его. Высокопрофессиональный эксперт, прежде всего, акцентирует внимание на самой постановке вопроса. А вопросы сегодня лежат в различных междисциплинарных плоскостях. Изначально вопрос формируется более узко, поскольку видение проблемы ограничено. Но эксперт обязан увидеть и оценить проблему более многогранно, тем самым, меняя и расширяя постановку вопроса. Тем самым эксперт работает не в одном дисциплинарном поле, а аккумулирует опыт различных наук и научных направлений, формируя междисциплинарное поле. И даже если нет готового ответа на заданный вопрос, само расширение познавательного пространства является ценным продуктом экспертной работы, позволяющим увидеть, что ситуация не столь проста и линейна, как представлялось вначале. Основные требования к тому, в какой мере нужна экспертиза и какая именно экспертиза, вытекают из того, какова проблема, которая решается [180]. Основным результатом деятельности экспертов выступает обоснование и экспликация разнообразных скрытых и, на первый взгляд, неочевидных ситуаций, рисков, которые связаны с разными сценариями, а также результатами и ценой, которую придется платить за тот или иной выбор. Подлинная экспертиза никогда не может быть ответом «как правильно» или «как оно на самом деле». Экспертную работу нельзя считать «поиском истины», потому что экспертиза нужна там, где истина не выводима непосредственно, и то, что заявляет эксперт, он не вправе представлять как «истину» в последней инстанции или как самоочевидуную истину, но должен представить как 207 взвешенное решение (суждение), которое может быть принято сообществом как наиболее вероятное и наиболее компетентное. Экспертиза может представлять собой процесс взаимообмена и столкновения различных взглядов, позиций и точек зрения. При этом процесс подобного взаимодействия развивается в рамках междисциплинарного сотрудничества и выработки конкретных решений, применимых и конкретным ситуациям и проблемам. Кроме того, проблемы, стоящие перед экспертизой сложных объектов или инновационных проектов, которые могут одновременно иметь как природные, так и технические координаты, создавать как социальный, так и гуманитарный резонанс, требуют сотрудничества группы экспертов, каждый из которых не просто выступает как специалист, имеющий высокую компетентность в узкой области, но и как исследователь, способный учесть аспекты междисциплинарности рассматриваемых проблем при координации своих оценок с оценками специалистов в других областях. Иными словами, эксперт, работающий в группе экспертов, должен обладать особой методологической культурой, строящейся на принципах междисциплинарности. При этом надо отдавать себе отчет в том, что найти эксперта, имеющего в равной степени высокую компетентность в разных областях, на которые распространяется сфера явлений, подлежащих экспертизе, как правило, очень трудно. Таким образом, методологическая культура междисциплинарного взаимодействия оказывается важным компонентом работы экспертных групп, анализирующих сложные многоаспектные объекты и процессы; а экспертирование именно таких объектов и процессов – характерная потребность современного уровня развития системных отношений в природе и обществе, на который выходит человечество. Выделяют несколько принципов в качестве общих основ, которые должна удовлетворять любая разновидность экспертизы [140]. Так можно выделить принцип, обеспечивающий всем субъектам экспертной деятельности в рамках общей технологии и правовой базы необходимую свободу действий, включая подбор методов, видов экспертных оценок и способов отбора экспертов и их опроса, а также показателей точности. Тем самым, эксперт в своей деятельности может варьировать различными подходами и методами, избирая наиболее эффективный в конкретной оценочной ситуации. Среди основных принципов, также следует отметить системность экспертизы и ее технологии. Как вид деятельности экспертиза является элементом общего процесса обоснования и принятия решений. 208 Проявляется это в установлении границ, в рамках которых будет рассматриваться объект экспертизы, в четком обосновании задач и ее целей, указании и учете внешних связей исследуемого объекта. В свою очередь данный принцип реализуется в двухшаговом подборе элементов технологии получения экспертного заключения. На первом шаге проведения экспертизы необходимо из каждого множества “системозначимых" элементов технологии, рассматриваемой как системы, таких, например, как экспертные процедуры, виды экспертных оценок и так далее, выделить их подмножества. В дальнейшем из них выбираются с учетом специфики объекта экспертизы и ее целей “системообразующие" элементы, т.е. конкретные экспертные процедуры, виды экспертных оценок и так далее. С. Л. Братченко предлагает рассматривать экспертизу в рамках двух полюсов, в пространстве которого располагаются разнообразные типы и виды экспертиз, различие которых определяется путями и способами осуществления экспертных процедур [180]. Автор выделяет следующие условные «полюса», задающие две основные «оси» экспертного пространства: экспертиза в узком и широком смыслах; экспертиза жесткая и мягкая. В основе первой оппозиции — природа исходной «экспертной информации» и способы ее получения: если экспертиза в узком смысле опирается на непосредственные суждения экспертов и использует в качестве базового «метод экспертного опроса», то экспертиза в широком смысле имеет гораздо больше разнообразных источников получения экспертной информации, прежде всего — данные, полученные в результате специального исследования, — и использует при этом широкий набор различных методов. Экспертиза в узком смысле условно обозначена экспертиза-опрос, экспертиза в широком понимании представляется как экспертиза-исследование. При этом, экспертиза - исследование подразумевает реализацию экспертных работ в междисциплинарном и трансдисциплинарном пространстве. Вторая пара полюсов задает другой вектор экспертного континуума — по критерию степени формализованности экспертизы: от жесткой и однозначной регламентированности всех основных структурных элементов, этапов и процедур (жесткая экспертиза) до максимальной вариативности и отсутствия единых правил (мягкая экспертиза). Если для экспертизы в узком смысле ключевая проблема — извлечение знания из эксперта путем его опроса, то для экспертизы в 209 широком смысле таковой является проведение всестороннего полноценного исследования для получения аргументированных данных по экспертируемому вопросу. Именно качеству исследования уделяется первостепенное внимание — тщательной разработке структуры исследования, его основных принципов, методов, процедур и т.д. А поскольку наиболее полноценными и эффективными принято считать научные исследования, то многие авторы склонны ориентировать экспертизу в широком смысле именно на стандарты научности. Однако, проблема в том, что наука, как известно, не однородна, и можно выделить как минимум два подхода: естественнонаучный и гуманитарный. Соответственно и ориентированные на науку экспертные исследования тоже развиваются в двух основных направлениях: с одной стороны — в русле более точных измерений и позитивистских экспериментальных схем позитивизма, характерных прежде всего для естественных, представляющих естественнонаучный и математический стандарт познания; с другой — с опорой на гуманитарную парадигму и применение качественных методов. Есть также и интегральные, компромиссные варианты, для которых принципы междисциплинарности, а также трансдисциплинарности представляются важнейшими регулирующими мотивами. Для экспертизы-исследования (особенно в гуманитарном варианте) ключевыми являются вопросы, связанные с целями исследования, его ценностями и принципами, выбором вида оценивания и главных критериев, методологией, методами и процедурами, результатами и экспертным заключением, а также — фигурой самого исследователя. Можно рассматривать экспертологию как исторически сложившуюся и непрерывно развивающуюся на основе общественной практики систему знаний об экспертизе [140]. Экспертология представляется как междисциплинарное научное направление, входящее в комплекс наук о принятии решений, имеющее свой понятийно-категориальный аппарат, свои общие основы и принципы, способное решать сложные вопросы там, где другие дисциплины их не могут решить. Любая экспертиза представляет собой социальную технологию, обладающую рядом специфических особенностей. Прежде всего, по своему «родовому признаку», по технологическому содержанию экспертиза — это исследование. Речь при этом идет об исследовании социально значимых проблем. Исследование осуществляется по заказу инстанций, принимающих решение и использующих при его выработке заключение экспертов. 210 Исследование проводится независимыми компетентными специалистами, опирающимися, помимо использования специальных методов, на свою профессиональную интуицию. Итогом экспертного исследования является ответственное экспертное заключение, имеющее основополагающее значение для принятия решения соответствующими инстанциями. Экспертное заключение содержит факты, комментарии, объяснения. Экспертное заключение носит доказательный характер, используемая в нем аргументация должна быть рационально выраженной в интерсубъективной, то есть доступной общественности форме. Круг научных знаний, на которых строится экспертология, достаточно широк – это математика, системный анализ и теория измерений. Отрасли знания, которые могут получать новую информацию, используя экспертологию, весьма многочисленны. В первую очередь это прогностика и квалиметрия. Технология получения экспертного заключения включает ряд процедур, часть которых необходимо регламентировать. Это относится к процедуре назначения экспертизы, оформления договорных отношений на проведение работ по назначенной экспертизе, отбора участников работ по проведению экспертизы, опроса экспертов, применения экспертных заключений. На создание экспертологии как научного направления большое влияние оказало изменение места и роли экспертизы не только во всех сферах хозяйственной и социально-экономической жизни России, но и в самом общественном сознании. Широкое использование экспертизы обозначило новое прогрессивное направление в рамках принятия правовых и управленческих решений. Особую роль она начинает играть в различных системах управления, на самых высших уровнях принятия решений. В настоящее время резко возрастает потребность в высококачественной экспертизе. Изменению места и роли экспертизы в нашей стране способствуют две группы причин. Внешние, по отношению к самой экспертизе: создание в ходе государственного переустройства объективных условий, вынуждающих руководителей серьезно подходить к экспертизе; качественное изменение технологии принятия правовых и управленческих решений, связанное с переходом от административно-командных, волевых методов хозяйствования к рыночным; расширение использования достижений современных науки, техники и технологий во всех отраслях социальной и экономической жизни; ускорение научно-технического прогресса, усложнение и 211 быстрое развитие техники и технологий; возрастание масштабов последствий решений, принимаемых на основе экспертных заключений. Так, большие ошибки при оценке потенциальных запасов и себестоимости добычи полезных ископаемых приводят к крупным потерям для государства. Не менее опасны последствия серьезных ошибок в экономических, социальных и политических областях. В ряде случаев качество экспертиз играет жизненно важную роль. Это относится, например, к вопросу сохранения земной биосферы; взрывной характер внедрения информационных технологий в России. Так, при анализе экспертных оценок, даже если они получены от квалифицированных специалистов, регулярно возникают задачи представления этих оценок в систематизированной форме, сравнения и агрегирования оценок. Также выделяют внутренние причины изменения ее роли и места. Во-первых, началось становление основ научной дисциплины об экспертизе, хотя теоретические знания о законах, принципах и методах экспертизы еще находятся на начальных этапах развития. Серьезный научный потенциал, позволяющий сформировать основы этой дисциплины, уже создан благодаря использованию теории измерений, системных исследований, математики. Во-вторых, расширился круг специалистов, занятых исследованием проблем извлечения, анализа и обработки экспертных оценок. В рамках экспертологии реализуются различного вида экспертизы: социальные, гуманитарные, культурологические и т.д. Так, в современных условиях, когда любые инновации приобретают все более широкий спектр последствий (резонанс) не только в масштабах окружающей среды, но прежде всего в координатах общества и человека все большую актуальность приобретает социальная и гуманитарная экспертиза. Во многом объясняется это тем, что сегодня мы наблюдаем и осознаем различного рода кризисы – экологический, демографический, социальный, культурный, духовный, нравственный и т.д. По словам Г.Л. Тульчинского: «Такого острого напряжения между претензиями разума, науки, с одной стороны, и срывами общественного сознания в иррациональную стихию насилия, мистицизма — с другой, человечество, пожалуй, еще не знало» [161]. Российская действительность убедительно показывает, что недостаточно продуманные экономические, правовые, организационные решения способны обернуться острыми социальными, этническими, конфессиональными конфликтами, ростом экстремизма. В таких условиях возрастает ценность и актуальность экспертной работы, 212 аналитической, прогностической деятельности, которая реализуется не в одной познавательной плоскости, а направлена на установление междисциплинарных и трансдисциплинарных связей между различными естественными, общественными, гуманитарными науками. В обиход уже прочно вошла практика экспертиз экологических, психологических, даже психолингвистических. Между тем, не менее, если не более важной является оценка гуманитарных последствий принимаемых решений, предлагаемых проектов и программ в самых различных сферах общественной жизни. Экономика, так же как и политика и образование, — не самодостаточна, а имеет своей конечной целью человека. Человеческая личность — цель, средство и результат любых общественных процессов и преобразований. Поэтому принципиально важен учет возможных последствий для перспектив личностного развития. В условиях интенсивной трансформации современного общества, острых межкультурных и социальных напряжений решающим оказывается учет пресловутого «человеческого фактора», духовного опыта и мотивации, развитости «человеческого капитала», эффективности социальных инвестиций. В современном обществе речь уже не может идти просто об условиях физического выживания или даже обеспечения социальной справедливости. На первый план выходят представления о качестве жизни — полноценной жизни и личностном благополучии, складывающихся не только из денег и здоровья, но благополучия психологического, возможностей самоопределения этнического, конфессионального, возрастного. В этой ситуации назревает необходимость введения в социальную практику института гуманитарной экспертизы, позволяющей оценивать возможные последствия (как позитивные, так и негативные) принимаемых решений для развития личности. Конкретные методы, используемые в гуманитарной экспертизе, могут быть самыми различными: контент- и интент-анализы, метод семантического дифференциала и информационно-целевой анализ, логический и психологический анализ, и т.д. и т.п. Гуманитарная экспертиза может осуществляться в любой сфере и опираться на средства любой научной дисциплины, но только при условии гуманитарного их использования. Например, Р. Оппенгеймер, А. Эйнштейн, А.Д. Сахаров, в разное время выступая против термоядерного оружия, опирались на естественнонаучные данные, используя их, тем не менее, как аргументы именно в гуманитарной эскпертизе. 213 Поэтому главной особенностью гуманитарной экспертизы является ее комплексный и междисциплинарный характер, интегративно соотносящий и сводящий воедино психологические, этические, культурологические и философские аспекты. Центром, фокусом, стягивающим воедино эти аспекты, является личность, поскольку главной задачей гуманитарной экспертизы является не просто соблюдение принципа «не навреди», но сохранение и обеспечение перспектив личностного развития, самоопределения как возможности ответственного выбора. Гуманитарная экспертиза направлена не столько на существующее в настоящее время, сколько на то, чего еще нет. Иначе говоря, она носит преимущественно прогнозно-проективный характер. Специфика методов и процедур гуманитарной экспертизы обусловлена специфичностью осмысления духовного опыта. Постижение человеком мира — попытки конечного существа понять бесконечное. Поэтому гуманитарная экспертиза носит вероятностный, интерпретативный характер, она всегда герменевтична, всегда осуществляется с какой-то позиции, точки зрения. Гуманитарность неизбывна с точки зрения личностных, базовых ценностей какой-то культуры или субкультуры и т.д. Поэтому обеспечить неангажированный, невовлеченный характер гуманитарной эспертизы практически невозможно. Гуманитарная экспертиза строится относительно некоего нормативно-ценностного базиса, ее результаты релятивны и релевантны относительно этого базиса. Это означает, что гуманитарная экспертиза всегда относительна и конкретна. Более того, она оказывается средством достижения баланса толерантности — каждый социум имеет право на реализацию своих ценностей, при условии не нанесения ущерба другим. При этом особое значение имеет проблема критериев оценки исследуемых явлений при осуществлении гуманитарной экспертизы. В иной формулировке, это проблема ценностей, в системе координат которой может быть рассмотрено то или иное явление. Когда речь идет об оценке природных, чисто технических, природных и даже социально-технологических совокупностей факторов, вопросы конечных ориентиров при оценке явлений отходят на второй план, на первый же план выходят вопросы прогноза всей суммы последствий, которые надо учесть. Система же конечных ориентиров представляется, как правило, самоочевидной. Такими критериальными ориентирами выступают аспекты (категории) технической и социальной эффективности, в конце концов, явственной пользы для существования 214 природы с ее ресурсами, для общества и для человека в аспектах их здоровья, которые не вызывают сомнения. Когда же речь идет о человеке как субъекте целеполагающей деятельности - о человеке как смыслообразующей метасистеме для систем общественных отношений и технологических, координаты конечных ориентиров могут расходиться. Что читать основным в феномене человеческого существования – природные основания человеческой жизни или культурные основания, выражающие идею о человеке как искусственном проекте? Если отдать предпочтение природе, то опятьтаки, материальной природе в человеке с ее определенными константами или же природе человеческого сознания, являющейся основой его деятельности в качестве субъекта – с ее принципиальной событийно открытостью, с присущим сознанию стремлением к самовосполнению и самообновлению? На эти вопросы экспертычеловековеды отвечают по-разному – в зависимости от дисциплинарных полей, в рамках которых они и являются экспертами, в зависимости от идейных парадигм понимания человеческой реальности, которые веками конкурируют одна с другой, так и не позволяя констатировать, что существует единая антропологическая. Антропология сегодня это не единая теория, а, скорее, подвижная констелляция множества сосуществующих теорий о природе человека – сфера, которую в связи с этим лучше назвать научным человековедением, нежели антропологией как наукой, раскрывающей этот саамы логос – закон человека. Если же основным и высшим в человеческом бытии считать опыт переосмысления естественного существования, оттачиваемый и передаваемый культурой, то опять же культурных «проектов» человека или «программ» человеческой деятельности может существовать и существует немало. При наличии значительного числа культурных универсалий, то есть ценностей, существенных для любой культуры, нетрудно заметить, что каждый тип культуры отличается от другого как раз иерархическим порядком этих основных ценностей. Одни из них представляются абсолютными и дают направление самоочевидным целям всего опыта культуры, другие же - выступают только как средства для достижения этих целей. Различные культуры отличны друг от друга не только обилием мелких частностей стереотипов и традиций, но прежде всего целями - целями и основополагающими ценностями смыслового преобразования естественного человеческого существования, каковым и выступает культура как таковая – культура как осознанный проект человека. В связи с этим гуманитарная экспертиза не только должна учесть установки культуры, опираясь для 215 этого на результаты экспертизы культурологической. Она должна исходить из неких принципов понимания человеческой природы и человеческого проекта – задания быть человеком – в качестве критериев оценки технических и социальных инноваций, затрагивающих, приводящих к возможной модификации как человеческой природы, так и культурных стереотипов и установок человека. Двадцать первый век можно уверенно называть веком непрерывных инноваций. Но можно ли новое как таковое отождествить с лучшим как таковым? Эта тенденция придания абсолютного ценностного смысла модернизации в последней четверти XX в. и в настоящий момент ослабела: не все, обновляющее жизнь, признается сегодня безусловным позитивным фактором. Инновации – как экономические, так и технические, а тем более инновации в области культуросозидательных практик – требуют оценки в аспекте тех изменений, которые окажет их внедрение на систему в целом, на данное конкретное общество, на человека как такового. Более того, современное общество нуждается в опережающей оценке инноваций – в выявлении векторов многих возможных изменений, которые они повлекут, заранее, до стадии их развернутого внедрения. Надо признать в этой связи, что многие процессы современной жизни свидетельствуют о том, что быстрый поток инноваций, те колоссальные силы и возможности, которые при этом обнаруживаются, общество не успевает взять под полноценный контроль. Одним из очевидных примеров такой ситуации может служить проблема загрязнения информационной среды, оказывающегося следствием бурного, чрезвычайно быстрого развития массовых коммуникаций, прежде всего за счет применения новейших СМИ, на которое общество просто не успевает адекватно отреагировать. Пожалуй, оно не успевает даже вполне осознать те тенденции, которые наблюдаются в этом плане, с тем, чтобы взвешенно реагировать на это. Изменение возможностей информационнокоммуникативных технологий сегодня превышает возможности контроля этих процессов со стороны общества в целом. Одной из практик инновации в сфере, которой касаются смыслообразующей сердцевины человеческого бытия, является образование. Образование нельзя свести к передаче знаний и даже шире – к трансляции опыта культуры от поколения к поколению. Это система формирования способностей человека как личности. В этой системе закладываются культуротворческие способности человека – в этой системе не просто передается, но рождается смысл. Существенная инновация в этой сфере меняет нечто в самой сердцевине человеческого 216 бытия. Конечно, инновации в образовании всегда инспирированы некоторым новым состоянием и потребностями жизни общества, но те изменения, к которым они могут привести, в свою очередь способны еще более существенно повлиять на общество и человека. Образование как гуманитарная практика, без сомнения, нуждается в выработке инструментов и критериев взвешенного анализа предпринимаемых инноваций. С одной стороны, образование – это технология, с другой стороны, это культура – в некотором смысле это технология формирования культуры. Как технология (образовательная технология) оно, несомненно, подлежит инновационным изменениям; как гуманитарная и культурная практика оно нуждается в изучении возможных результатов этих изменений именно с позиций бытия человека и события сознания, опыт которого несет собой культура. Анализируя процесс разработки темы социокультурной и гуманитарной экспертизы технологий и инноваций в нашей стране, можно выделить публикации двух типов. Значительная их часть направлена на выделение значимость, актуальность и смысл самого данного направления деятельности (в работах В.И. Бакштановский, Т.С. Караченцева, Г.В. Паниной,Б.Г. Юдина и др. ), в других – высказываются более конкретные соображения в отношении специфических сфер применения и методов (Г.Л. Тульчинский, Г.В. Иванченко, Д.А. Леонтьев, Ф.С. Сафуанов, О.М. Дерябина и др.). При этом, обсуждение данного вопроса наталкивается на ряд проблем. Основные из них – проблема субъекта экспертизы, проблема ее назначения и, соответственно, нацеленности. Но, на наш взгляд, ключевое значение имеет именно проблема критериев, которые можно было положить в основу проведения такой экспертизы. Что считать основанием для выделения характеристик отображаемых изменений, чем обосновывать их приемлемость, неприемлемость, рискованность или оптимальность? Согласимся, действительно, на любое новое явление можно посмотреть с разных сторон, пусть даже и со всех сторон, но считая одни из них главными, а другие второстепенными – и результат рассмотрения может оказаться совершенно разным. И это, как правило, зависит от интересов субъектов оценивания. Данное обстоятельство в реальной жизни обесценивает любой результат экспертизы в качестве общезначимого. Видимо поэтому-то о социальногуманитарной экспертизе все еще и приходится говорить в основном в проектно-перспективных тонах, доказывая ее значимость для общества. Заметим, проблема критериев – это многоаспектная методологическая проблема, в результате разрешения которой 217 обосновываются и цели, и средства возможной экспертизы как таковой. Существует ряд работ, затрагивающих проблематику как раз такого порядка [163, c.413-414]. И мы поставим вопрос в методологическом ключе. Обратим внимание на то, как вообще возможна экспертная оценка инноваций. Новое можно соотнести с тем, что мы считаем должным, с неким эталоном. Но тогда мы невольно соотнесем новое со старым – вновь открывающееся со стереотипным. Такой подход может быть успешен только в том частном случае, когда этот стереотип, этот эталон представлял собой мечту о будущем. Тогда новое соизмеримо с имеющимся. Во всех же остальных случаях – нет. Новое способно задавать новые координаты, открывать новые горизонты, которые, возможно, нельзя будет измерить эталонными мерами, сложившимися до их открытия. Это особенно актуально тогда, когда дело касается обновления самого субъекта смыслообразования и целеполагания – человека. Посмотрим на это обстоятельство не со стороны эталонов, а со стороны трансформаций как таковых. Человек – это не «твердая» структура, это динамичная открытая система. Он постоянно взаимодействует с природой, и результаты этого взаимодействия таковы, что те или иные свойства природы, будучи познанными и преобразуемыми соответствующим образом, становятся частью деятельности человека – продолжением его способностей. Таким образом возникает мир техники. С другой стороны и человек встраивается одновременно в эти выделенные и реорганизованные им природные процессы – процессы «второй природы», – его деятельность включается в их целесообразный порядок – деятельность человека организуется как технология. Это процесс взаимного приспособления, даже взаимопроникновения природных свойств и процессов, с одной стороны, и деятельностных сил человека, с другой стороны. Техника и технология – это факторы и результаты активного адаптивного процесса, процесса приспособления деятельностной системы человека, с одной стороны, и природы, осваиваемой таким образом им, с другой стороны. Это неуклонный и активный процесс, преобразовательная составляющая которого сводится к тому, что природа все более вовлекается в мир человека, а человек, в свою очередь, в мир природы, образуя единую систему, подчиненную целям человека. Это по преимуществу согласование и взаимная адаптация, процесс, характеризующийся качеством симметрии: человек становится элементом «второй природы», целиком строящейся на законах природы 218 первой; природа же реорганизуется так, что ее волевым центром оказывается человек, – точнее, система его естественных потребностей и расширенных возможностей. Говорить о переосмыслении естественного человеческого существования здесь не приходится – это система адаптации человеческого бытия к условиям, заданным законами природы, в которой природа уподобляется человеку, расширяя его силы, а человек все более уподобляется природе, поскольку все более полно и эффективно удовлетворяет свои природные инстинкты, реализует свои природные мотивы. Думать, что техника и технология, придавая человеку новые силы, делает его все более свободным, открывая ему горизонты самообновления, наивно. Они встраивают человека в адаптивные системы, в которых он все более подчинен алгоритмам технологий. Он начинает жить смыслом этих запрограммированных алгоритмов, как будто они и составляют смысл его человеческого существа. О животном говорят как о существе, приспосабливающемся к условиям природы, а о человеке в технологическом контексте его деятельности уместно говорить не как о существе, преодолевающем природу, но как о существе, приспосабливающем природу (условия природы) к себе. Но и в том и в другом случае это принцип адаптации – по сути единый процесс приспособления одной стороны взаимодействия к другой. Впрочем, когда формируется «вторая природа» - этот расширенный мир человеческой естественности, то по отношению к ней человеку, живущему где-то внутри этого рукотворного мира, приходится приспосабливаться. Эта «вторая природа» оказывается мощнее сил и даже ума человека как такового, подобно тому, как первая природа мощнее и умнее животного – этого элемента внутри нее. То, что технологический прогресс в его социальном резонансе создает все новые потребности человека, на самом деле вовсе не означает, что в результате происходит некое возвышение человека над его природой: все эти потребности означают все новые и новые зависимости человека от природы. Конечно, зависимости не от внешней природы, которая превращается «во вторую природу» - в интегрированную как бы уже внутрисоциальную природу, а от все более простой (упрощающейся) естественности самого человека, которая находит все больше соответствий и удовлетворения в этой «второй природе». Все эти новые потребности не что иное, как новые связи человеческого существа с миром природы, связи в сети которых человек предстает все более природным существом- существом все 219 более естественно мотивируемым. «Искусства» – это не просто «цепи, укрытые гирляндами цветов» (Руссо), они не просто «неестественно» тягостны, они и удобны для нашей естественности, раскрепощаемой с их помощью так, что естественность не нуждается больше в человеческом (человечески-культурном) переосмыслении. За столетии после Руссо технологии показали себя все больше и больше как раз в этом качестве – руссоисткая мечта о естественности фактически слилась с технологичностью человеческого. На глазах у изумленного человечества, увидевшего, что оно в значительной мере бессознательно, и что это вовсе не стыдно и не больно, а, напротив, очень приятно и удобно, когда чуткая техника прямо отзывается на импульсы инстинктов, не оставляя никакого зазора между желаниями и их удовлетворением – не оставляя просвета для осмысляющего переживания. Именно законы природы царят в мире техники и технологии, поскольку этот мир – система приспособления друг к другу человека и природы. Проекты самопреодоления, самопреобразования и самопереосмысления человека тонут при этом в стихии естественности человека, обретающей в мире техники и технологии все больше удобства и простоты. Техника не только дополняет, но и замещает культуру – модель адаптации замещает модель человеческого самопреобразования. Могут возразить: в насквозь технологизированной жизни человек должен стать более организованным – и в этом пафос рационализации не только среды, в которой человек обитает, но и самого способа этого обитания. Однако это замечание не слишком дальновидно: выясняется, что нужную степень самоорганизованности человек может более эффективно и просто приобрести как раз не посредством усилий над собой, прописанных в культурных моделях образцовых добродетелей, а посредством технологий, построенных на воздействии на человеческую естественность. Здесь человек отдает себя манипуляциям, производимым над ним, скажем, тренинговым, психотехническим, групповым или иным мыследеятельностным технологиям, большая часть которых апеллирует к по-особому организованному человеческому бессознательному, или, если выразиться более ярко метафорически, «зомбируют» человека. Эти технологии более эффективны, требуют гораздо меньше усилий, чем действующие через сознание и саморефлексию способы самоорганизации, осуществляемые в поле тяготения культуры. Человек более эффективно технологически организуем не благодаря специфически человеческому в нем, а 220 посредством отказа от высоких элементов человеческого в пользу простых элементов умелого животного. На достижении такого рода эффективности, если угодно, и строятся все современные социальные технологии. То же, что может сделать процесс деятельной координации человека и общества с миром преобразовательным в боле глубоком смысле, происходит как бы за внутренней гранью этого технологически-адаптационного механизма. Это усилие и эффект обретения самих целей человеческой деятельности – новых целей, выводящих за рамки естественности. Это переосмысление натуральности, в рамках которого рождаются цели, неведомые ранее естественному человеку и не заданные внешними природными закономерностями, с которым ему приходится иметь дело. Переосмысление натуральности и выработка целей – это прерогатива культуры. Техника и технологии ответственны за средства, культура же – это сфера формирования целей. Адаптация (техника и технология) и переосмыслении (культура) – это единый процесс, имеющий как внешне захватывающую сторону, так и внутренне корректирующую сторону динамично балансирующего движения. Характер всего процесса, преобразующего взаимодействия человека с миром, таков, что эта открытая система, выражаясь метафорически, постоянно пульсирует и раскачивается: Человек все время что-то получает от приспособительного взаимодействия с природой – обретает новые возможности, и его «заносит» в сторону их безоглядного использования. Он периодически что-то теряет, передавая «второй природе» свои собственные способности, каковые у него как бы отчасти «атрофируются», функционально замещаясь «протезами» – и весь процесс от этого замедляется (возможно, даже вся система несколько «сжимается») из-за того, что техника отняла у человека нечто существенно-человеческое. Наконец, колеблется сама мотивационная «ось» всей системы – целевые векторы могут меняться. Меняется не только их направленность. Они, как это не непривычно прозвучит, могут иметь больший или меньший уровень смысла, то есть могут быть направленными на обретение целостности более высокого порядка или же на включение связей более низкого, рассеивающего смысл, порядка. Они могут быть более или менее переосмысляющими по отношению к естественности, могут оказаться конструктивно-сверхъестественными, а могут оказаться и противоестественными и, соответственно, деструктивными. 221 К такому роду «пульсациям» и «раскачиванию» можно свести, по сути, все риски и новообразующиеся проблемы, которые содержат в себе, влекут за собой инновации, будь они в сфере технологии или же в области культуры. При этом, заметим, социальные технологии образуют довольно широкую область, где пересекаются, взаимно включают друг друга эти основные способы (принципы) организации человеческой деятельности – культура и технология. Там в довольно расплывчатой и подвижной области такого пересечения, где аспекты культуры инструментально включены в основную структуру технологи, можно говорить о системе социальной технологии (к которой классически можно, например, отнести рекламную технологию, а в расширенном понимании этого принципа взаимодействии даже и всю массовую культуру). Там же, где принцип культуры, то есть осознанного самопреобразования человеком свой деятельности на основе смыслообразующих (переосмысляющих) моделей включает в себя элементы технологий, правильнее говорить все же о сфере культуры. Культура, будучи в принципе духовным феноменом никогда не обходится, например, без коммуникативных технологий, опосредующий выражение, передачу и понимание смысла. Но роль этого начала в сфере культуры может быть как относительно низкой, так и относительно более высокой и ладе в целом ряде моментов определяющей. По отношению к таким случаям как раз и справедлива максима М. Маклюэна: «средство уже есть сообщение». Кстати, и образование как процесс формирования способностей нового поколения людей содержит в себе как смыслообразующее – культурную составляющую, так и технологически-оснащающую. Инновационные сдвиги рождают 1) риски прессинга природной и социальной среды в связи с обретением новых невиданных технологических возможностей; они создают 2) риски атрофии существенных человеческих способностей, втягивая человека в технологии, где уже не человек как субъект, а преобразованная природа играет главную роль; 3) они могут менять и сам вектор целей, отклонять мотивационную «ось», в том числе так, что это может приводить к деградации, «опрокидыванию» или «взрыву» всей системы. Впрочем, данная система природно-человеческих взаимосвязей может расширяться и без опасных флуктуаций – развиваться гармонично. Однако, для этого необходим особый инструмент рефлексии – тот дополнительный инструмент, с помощью которого человек как центр системы видит не просто предметную ситуацию, в которую включен, а видит себя со стороны – себя, как технологический 222 оснащаемый центр этой ситуации – причем как центр, отклоняющийся от исходного состояния в связи с обретением новых связей, и как центр, возможно, рассеивающийся, распадающийся в сети этих новых связей. Роль такого дополнительного инструмента рефлексии и призвана играть экспертиза инновационных изменений. В ее основе, таким образом, может лежать не соотнесение нового с устойчивыми эталонами, равно как и не соотнесение со сбивчивостью желаний, с изменчивым, как мираж, образом мечты человека и тем более с расплывчатым и несамодостаточным критерием свободы его устремлений, но анализ последствий в аспекте баланса и конструктивного потенциала этой системы. Изучение инноваций в аспектах рисков первого типа из выделенных выше – это функция экологической и социологической экспертизы. Регистрация же второго и третьего рода опасностей – задача экспертизы гуманитарной. Как изменятся собственные способности человека, как изменятся его смыслообразующие возможности и, соответственно, уровень конструктивности его целей – вот, что анализирует и оценивает такая экспертиза. Ее параметры должны регистрировать диапазон роста сокращения способностей человека. Ее параметры должны характеризовать уровень конструктивности целей, возникающих, провоцируемых у человека в результате введения инноваций. Прямо и непосредственно на изменение целей влияют социальные технологии, новации в развитии культуры, актуальные тренды в экономике, реформы системы образования; косвенно же – и все технические инновации, поскольку они вообще меняют конфигурацию возможностей человека и общества в целом. Но прежде чем говорить о колебании «оси» какого-либо объекта, надо иметь ось координат – установить некую нулевую координату. Как же можно провести такую ось координат для столь многомерной системы как человек, человеческая деятельность? Если измерений этой реальности много, то и осей может быть много. Здесь методологическая проблема гуманитарной экспертизы прямо переходит в область антропологической проблематики. Что считать в феномене человека опорным, центральным, собственным, оригинальным и осевым, а что периферийным, возможно, производным, привходящим, околочеловеческим? Что является, собственно человеческим, а что «человеческими обстоятельствами»? Все эти вопросы крайне остры в контексте рассмотрения проблемы критерием гуманитарной экспертизы. В антропологическом дискурсе одного только XX столетия 223 мы встретим полный набор вариантов, такого рода центрирующих моделей прочтения многомерности человеческой реальности. Антропологический дискурс современности в его значении для социальной инженерии и гуманитарной экспертизы можно выразить в виде нескольких основных проблем, в основе которых влиятельные смещения внимания и оснований в рассмотрении и понимании человека: Человек – это сознание или это, прежде всего бессознательное, способное порождать проблески сознания? От ответа на этот вопрос зависит то, как мы будем понимать развитие социальных технологий, построенных на принципе привлечения человеческого внимания, провокации реакций, на принципе порождения желаний, то есть на основе воздействия на бессознательную и околосознательную сферу, эффективность которого определяется как раз тем, что оно происходит в обход сознания. С другой стороны, человека можно пытаться интерпретировать как «совокупность общественных отношений» (марксизм) или как среду системы коммуникации как таковой (Н.Луман), и тогда центр нормальной оси будет проходит уже не через самого человека, он будет фокусироваться в области тех новообразований, которые представляют собой системные социальные связи, в которые человек включен. Но если понимать общество как коллектив, как структуру взаимодействующих коллективов, порождаемую пересекающимися мотивами и интересами субъектов (в конечном счете, индивидов), тогда критериальная ось будет проходить через точку скрепления человека с обществом, точнее через его социальный интерес и (или) иные коммуникационно-интеграционные мотивы. Впрочем, и общество можно рассматривать либо в аспекте некоторого его нормативного состояния, либо как некое преодоление им самого себя. В каком смысле человек – это мера вещей? В том ли, в каком человек остается таковым, при этом наращивая свое технологическое прорастание в мир вещей, приобретая новые свойства и одновременно «очеловечивая» мир? Или в том, что сама реальность человека может и должна измениться в связи с его включенностью во все расширяющийся ареал технически преобразованной природы, каковой окажется и сама человеческая природа? Некоторые сегодняшние рассуждения о «постчеловеке» скорее напоминают жанр фэнтези, нежели строго аргументированные научные тексты, но это рассуждение об «улучшенных» людях как о новом виде, о «конструировании человека» имеет как раз тот логический смысл, что само изменение может оказаться главным критерием изменений. И тогда, действительно, 224 получается, что «все, что может представить человеческое сознание, может быть реализовано в той или иной степени» [174] . Как видим, какой-либо критерий оценки здесь просто отсутствует, какие либо параметры экспертизы здесь просто неуместны. Критерий здесь – всевозможное как экстремум проективной свободы. Некоторые авторы прямо указывают на необходимость «признания абсолютного и внебытийного критерия – свободы и условий ее реализации» [160] . О современном сдвиге в гуманитаристике пишут в ключе нового понимании личности: личность как проект. Понимание человека (постчеловека) как потенции, как представляется, это способ легитимации его исчезновения: если человек все больше предстает как проект возможного, то нарастание всевозможного вначале снимает характер проекта, а затем растворяет и качество человека. Вместо человека образуется некая «пустая» проективность, точнее проективность предельно рассеянная, которая и оказывается «постчеловеком». Можно ли это оставшееся считать личностью? Еще одна дилемма: Человек – это, прежде всего, творец культуры и технологий или он, прежде всего, их продукт? Если, прежде всего, продукт и только отчасти, вторично, творец, то действительно, язык говорит человеком, им правят структуры, которые, так или иначе, не суть он сам. Если же человек, прежде всего, творец своего смыслового мира, в котором отражается и весь комплекс относительно бессмысленных вещей, то «мерой всех вещей» будет оставаться сам человек. От выбора такого рода подходов будет зависеть то, как мы будем рассматривать такие тенденции как нарастание социального технологизма в противовес развитию культуры как опыта осмысления, такие тенденции как нарастание манипулятивности в противовес апелляции к человеческому сознанию и к выявлению подлинных интересов людей. В одном случае они будут выглядеть как болезненные явления, в другом – как нормальные и даже как желательные векторы развития общества. Словом, социально-антропологический дискурс современности с его противоречиями и плюральностью его линий образует главную проблему, стоящую на пути разработки критериев социальногуманитарной экспертизы инноваций в сфере технологий, образования и культуры – критериев, которые бы основывались на определенном понимании идентичности человеческого. Но можно ли говорить о выведении таких критериев хотя бы в какой-то проектно-логической плоскости? Представляется, что можно. Для этого надо ввести и применить принцип специфичности, на основе 225 которого определялась бы идентичность человеческого существа и человеческой деятельности. Действие этого принципа означает, что сам человек – это, прежде всего, специфически-человеческое в нем. Все же прочее, включенно-связанное с ним, – это все правильнее назвать «человеческими обстоятельствами». Это нечто «парачеловеческое», очень важное в качестве условий и факторов человеческого существования, но как раз подлежащее самым разнообразным изменениям, которые можно характеризовать и в индексах усиления (совершенствования) и в индексах ослабления (деградации). И только в том случае изменения можно квалифицировать по шкале совершенствования, когда та сердцевина специфически человеческого не распадается и не теряет своей осевой центрации, то есть развитие системы характеризуется устойчивостью. Когда, соответственно, можно отослать к тому кластеру атрибутивных свойств, относительно которых изменения системы однозначно предстанут либо как содействующие усилению ее устойчивости, либо как ведущие к потере системой устойчивого существования. Итак, следуя этому принципу специфического собственно человеческое надо принять как нечто более высокое, эталонное в сопоставлении со «смешанно-человеческим». А именно, допустить: действительность человека выше, приоритетнее действительности социума, сколь бы ни выглядело общество более сложным и несоизмеримо масштабным и сильным, нежели человек. Феномен человека придает смысл обществу – это общество людей, хотя в нем и образуются важные системные эффекты и новообразования «надчеловеческого» характера. Все эти новообразования и эффекты не в состоянии заменить то, что может только человек, и не может общество как таковое – думать, переживать, образовывать смысл. «Общественное сознание» – это описательный концепт. Он имеет смысл, поскольку общество как система, конечно, выступает носителем человеческого сознания. Но по сути природа этого феномена – это природа коммуникаций между сознаниями людей – сознаниями в точном и полном смысле слова. Общество в целом никогда не сможет ничего придумать, оно может только понять то, что было дано осознанию отдельных людей. Надо также допустить, что бессознательно-витальное – это важные и необъемлемые, но все же «человеческие обстоятельства» в сопоставлении со специфической сердцевиной – человеческим сознанием, с человеческим переживанием как особой феноменальной структурой, к свойствам бессознательного не сводимой. Только такой 226 критериальный шаг позволит отбраковывать тренды выпадения человека в витальные состояния «недочеловечности» (животного в человеке), отбраковывать технологии, эффективно воздействующие на человека на уровне бессознательного в обход сознания. При этом, когда речь идет о свободе человека – а этот критерий чаще всего выдвигают в качестве универсального, надо иметь в виду не свободу желаний, имеющих, как правило, спонтанно витальную основу, но свободу духа – то есть смыслообразующего потенциала сознания. Кроме того, надо принять, что человек совершеннее «постчеловека», и поэтому в качестве цели приоритетнее и выше, хотя последний и может быть сконструирован с целью улучшения человека, и действительно будет обладать многими полезными свойствами, которыми человек до этого не обладал. Согласно применяемой нами логике критериально-центрирующей специфичности «постчеловек» может только компенсировать нечто недостаточно-человеческое, свойственное нам в нашем сегодняшнем состоянии. Постчеловеческое не может превзойти человеческого в смысле замены этой специфической смыслообразующей целостности на что-то другое в качестве цели. «Реконструируемый» человек не может перейти в разряд технического объекта, и если такое вдруг предстанет возможным произойти, то это изменение надо отвергнуть как прямо или скрыто деструктивное. Человек как носитель сознания не может стать суммой социальных и культурных технологий, равно как и технологий медицинских, фармацевтических или биологических технологий, и если такое оказывается заметным, система гуманитарной экспертизы должна включать свою «сигнальную сирену». Человек как средоточие смыслообразования не может распылиться на продуцирование «веера» означающих структур – виртуальных миров, из центра смысла целостности он не должен превратиться в «конус» возможностей, и если эта тенденция начнет превалировать, гуманитарная экспертиза должна регистрировать распад человеческого. Каковы же тренды в образовании, нуждающиеся в применении данных критериев? Мы сконцентрируем внимание только на одной тенденции. Это тенденция распада целостного человека как объекта и цели образования. Она прямо соответствует тому явлению современной жизни, которое Э. Тоффлер характеризовал понятиями «модульный человек» и «поток ситуаций» [157]. Прямым выражением этой тенденции является утверждающаяся сегодня модульная система образования (и соответствующий ей компетентностный подход). Суть этой трансформации – давать человеку набор умений, необходимых для 227 той или иной конкретной деятельности, спектр которых он может расширять, получая второе и третье образование; смысл же деятельности, к которой он готовится, будет определяться меняющейся ситуацией в динамичном обществе. Заметим, человек, согласно данной концепции, перестает выступать в качестве центра смыслообразования – по сути, перестает выступать целостной личностью. Он не просто включается в социальный организм в качестве модульного человека, он и формируется как модульный человек. Образование в этой парадигме снимает с себя миссию направленной координации оси ценностей и целей. Тезис о том, что человек не просто действует целесообразно, он сам ставит себе цели, указывает на способность человека ставить цели как на отличительную особенность его в сравнении со многими другими существами, действующими целесообразно, но лишенными такой способности. Но что будет, если как раз этой-то способности никто специально формировать не станет в надежде, что она сама спонтанно проявится? Это очень проблемный вопрос. Она действительно проявится спонтанно. Во-первых, она может проявиться не как сформированная способность, а как острая потребность, не находящая удовлетворения – как синдром дезориентации, ведущий за собой чувство бессмысленности существования. Дискурс свободы коварен: предлагая свободу как некую абстракцию, относящуюся к горизонту многих возможностей, он как бы оставляет свободное существо без конкретной способности применить эту свободу в том самом конкретном аспекте, который является центральным, в аспекте самого целеполагания. Вовторых, спонтанность целеполагания может означать ее ситуативность. И здесь уже возникающая «цель» неотличима от случайного мотива, волеизъявление неотличимо от эфемерного желания, и главное, оказывается, что условия ситуации способны влиять на эту свободу – случайность. Да, человек свободен в спонтанной ситуации, но контуры этой спонтанности, как это ни парадоксально звучит, можно отрегулировать, ведь спонтанность заключает в себе странное сочетание свободы с естественностью – свобода – спонтанность это такое состояние человека, когда смыслообразующие силы сознания рассеяны, и неожиданное значение начинают играть реакции, просто и прямо вытекающие из данной ситуации в качестве естественной. Можно ли повлиять на свободу сознания человека? Нельзя. Но можно привлечь его внимание, спровоцировать естественный поток реакций в условиях «вакуума» сознания, то есть в условиях предельно расширенной свободы «без берегов». Сознание здесь не то что бы 228 подавляется, оно рассеивается. И в этой ситуации, в конечном счете, и само сознание – этот оплот свободы, окажется в сети манипуляции. Таков пробный результат применения предлагаемой здесь логики выведения критериев гуманитарной экспертизы. Тренд узкокомпетентностного подхода, по крайней мере, в том виде, как он просматривается сегодня, и на фоне тех социальных процессов, в контексте которых он развивается, выглядит рискованным: при оценке его на основе критерия персональности человека как смыслообразующей целостности он проигрывает в сравнении с гуманистической парадигмой, направленной на обретение способностей формирования целей, которая предстает главной функцией культуры. Когда мы говорим о культуре как о системе (программе) формирования целей, не надо упрощать такое понимание до частного случая, когда некоторые конкретные цели жизни непосредственно внушаются культурой. Культура как система формирования целей в широком смысле – это не прямая заданность самих целей, и даже не жесткая очерченность ценностных горизонтов и иерархий, прежде всего. Это постоянный процесс образования смысла – опыт переосмысления естественного существования, в рамках которого обретаются и ценностные поля, и соответствующая соподчиненность целей и средств. Это дискурс, в структуре которого соотносятся смысловые величины и конкурируют сами способы смыслообразования. Дискурс – это движение мысли, а не череда утверждений, к которой можно подвести, между прочим, более широкие и менее определенные понятия диалога или спора. Сфера смыслообразующего дискурса – это сфера философии культуры, культурологии, а не сфера той или иной культуры в ее самодостаточности. Но это, очевидно, и не сфера эгоцентрического сознания, рождающего смысл в вакууме неограниченных возможностей или «придающего смысл» бессмысленной россыпи окружающих вещей. Это не персонология свободного духа, это феноменологическая сосредоточенность осознания, осваивающая целостности бытия как данности. Это не воля полагания смысла, а скорее предчувствие и открывание его появления. Это, прежде всего чуткость духа, а не его вольность. Согласимся, современный мир явственно ощущает эту дилемму – ощущает ее как ключевую проблему гуманитарности, как проблему критерия человеческого. Важна гуманитарная экспертиза конкретных бизнес-проектов, особенно в контексте повышения социальной ответственности бизнеса по отношению к потребителям и партнерам, населению в целом и 229 собственному персоналу. Создание и деятельность совместных предприятий порождает серьезные проблемы кросс-культурной коммуникации. Гуманитарная экспертиза позволяет не только оценить опасность возникновения конфликтов, но и создать основу согласования интересов, причем не в политической и экономической сферах, а в их предпосылке — сфере представлений о жизненных целях и критериях. Только учет таких долговременных и интегративных целей позволяет консолидировать общество, разрешать социальные конфликты (в том числе застарелые), обеспечить профилактику экстремизма. Организационное обеспечение гуманитарной экспертизы складывается из ряда необходимых условий. Прежде всего, это определение статуса компетентных экспертов; формирование круга потенциальных заказчиков (рынка востребованности) гуманитарной экспертизы; принятие правовых и нормативных актов, вводящих институт гуманитарной экспертизы и регулирующих ее реализацию; информационное продвижение гуманитарной экспертизы в общественном сознании. Формирование, развитие и продвижение такой социальной технологии как гуманитарная экспертиза — процесс долговременный, зависящий от формирования общественного мнения, инициирования и принятия соответствующих нормативных актов, разработки необходимых индикаторов, подготовки специалистов-экспертов. Однако для внедрения и продвижения социальной экспертизы в современном российском обществе созрели все необходимые и достаточные условия. Факторами, повышающими актуальность введения социального института гуманитарной экспертизы, выстраивания ее эффективной технологии в современных российских условиях, а значит — и условиями успеха дела, являются: — социальная ориентация экономических и административных реформ; — заинтересованность всех слоев общества в повышении качества жизни; — стремление к консолидации общества; — необходимость преодоления и профилактики межкультурной и социальной напряженности; — формирование социально-ответственного бизнеса; — оптимизация социальных бизнес-инвестиций; — формирование общественного мнения, признающего правовую и нравственную легитимность новых собственников и т.д. 230 Следующий вид экспертизы, который мы выделяем как актуальный и необходимый для изучения в рамках экспертологии, является культурологичекая экспертиза. Под культурологической экспертизой мы будем понимать, во-первых, сам факт участия культурологов (т. е. специалистов, обладающих соответствующей академической квалификацией) в различных видах экспертиз; вовторых, привлечение концептуального аппарата культурологии для создания экспертного инструментария (методик и приемов) в традиционных и новаторских видах экспертизы; в-третьих, экспертную практику, которая своим предметом или контекстом полагает культуру, понятую в широком смысле (как коллективных опыт, как мир ценностей и смыслов, как сложную реальность, пронизанную нелинейными взаимосвязями между различными сферами человеческой жизни), или в узком — как «отрасль», регулируемую культурной политикой [95]. Согласно общепринятой типологии, к основным видам экспертных исследований могут быть отнесены отраслевая экспертиза и общегуманитарная [36]. Однако, целесообразней, если речь идет о сфере культуры и деятельности культурологов, использовать более развернутую классификацию. Следуя ей, современный культуролог участвует в таких видах экспертно-аналитической деятельности, как: экспертиза культурных ценностей, включая весь спектр проблем, связанных с их созданием, хранением, распространением, тиражированием, функционированием в системе учреждений и организаций культуры, арт-рынка и его отдельных сегментов; экспертиза культурно-образовательных, научноисследовательских и культурно-просветительских проектов, реализуемых в социокультурной сфере; социокультурная экспертиза охватывает широкую проблемную зону (сферы культуры, науки, образования, здравоохранения, коммуникаций, экологию ит.д.) и включает экспертный анализ программ социокультурного развития и комплексных инновационных проектов; культурологическая экспертиза, являющаяся особым направлением теоретического моделирования и прогнозирования культурного развития, задачей которой является выделение основных векторов и перспектив, разработка критериев и принципов коммуникативного взаимодействия между различными социальными субъектами, осуществляющими культуротворческую деятельность; 231 профессиональная аттестация работников сферы культуры, образования, науки; государственных служащих, занимающихся вопросами регулирования сферы культуры на разных уровнях власти; экспертиза образовательных и научно-исследовательских программ и других видов учебно-методической продукции по профилю научной специальности эксперта; разработка экспертных оценок в фирмах и консалтинговых компаниях, общественных и государственных организациях социокультурной сферы; общественная экспертиза как форма гражданского участия в принятии государственных решений, с обязательным использованием экспертных процедур, привлечением к обсуждению проблем специалистов высокой квалификации. Независимо от целей и вида экспертизы, основными принципами, предъявляемыми к результатам экспертной деятельности культуролога, выступают: профессиональная компетентность, научная объективность, независимость от заказчика. Повышение значения экспертно-аналитической деятельности культурологов способствует социокультурные изменения, демократизация общественной жизни, формирование системы государственно-общественного регулирования в сфере культуры. Сегодня проведение экспертизы — ее обязательная составляющая часть, которая носит как коллективный, так и индивидуальный характер. С одной стороны, ею обеспечивается канал коммуникаций между властью и обществом, позволяющий проводить открытое обсуждение проблем и предлагаемых решений. С другой стороны — через систему экспертных советов, функционирующих на общественных началах, на основе конкретных экспертных заключений структуры власти получают возможность принимать ответственные управленческие решения по поддержке и распространению инновационных проектов, по распределению ресурсов и по поощрению деятельности и т.д. В настоящее время значительно возросла активность международных экспертных сообществ, прежде всего- «сетевых эпистимических » (a net work epistemic community). Такие сообщества образуются вокруг университетских исследовательских центров, научных изданий, рабочих групп и имеют различную тематическую направленность. Заметим, для мировой практики характерно формирование научного пространства как коммуникативного пространства равноправных субъектов — носителей иноверсий 232 культурных смыслов. Множество субъектов научной деятельности, стоящих на своих позициях, открыты для поиска плодотворных форм взаимодействия и путей согласования целей системы образования и системы науки. В этом проявляется смысл новой парадигмы «общества знаний», предполагающий воспроизводство научного сообщество путем привлечения студентов и магистров к участию в научноисследовательской работе еще во время их обучения в университетах. Культурология в настоящее время выступает в качестве междисциплинарного научного образования и является результатом преобразований, как во внешних факторах, так и внутренних процессах развития и трансформации научного знания. Говоря о междисциплинарности, по мнению современных исследователей (В.С. Степина, Л.П. Киященко, И.Т. Касавина, О.Н. Астафьевой и др.), мы вторгаемся в пространство дисциплинарных коммуникаций, которые поддерживаются и развиваются в рамках научных сообществ представителями различных научных областей, а также в «пространство особого рода – диалогово-дискурсивно-дискуссионного» [36]. Подобное пространство, в условиях постнеклассической науки, выступает общей научной платформой, в которой реализуются различные формы взаимодействия. Культурология характеризуется многоуровневостью, а, следовательно, и культурологическая экспертиза проявляется в формировании специфического научного коммуникативного пространства, включающего теоретическое и прикладное направления. Междисциплинарность реализуется в рамках культурологии и культурологичекой экспертизы как метод объединения и решения проблем разнообразных областей человеческой жизнедеятельности. Такое построение связано также с холистическим методом, который сопровождается созданием особого рода научного пространства, согласованием различных языковых и категориальных конструкций для изучения и решения выдвинутых проблем. Помимо этого, междисциплинарность тесно связывается с понятием «трансдисциплинарность» и характеризуется единством методов, универсалий, общенаучных инвариантов, применяемых разными дисциплинами [47]. И, если ранее, в процессе возникновения, культурология представляла собой междисциплинарное научное образование, объединяющее в своем исследовательском поле разные науки о культуре, то на современном этапе, нам представляется возможным наблюдать переход на трансдисциплинарный уровень. Развитие 233 междисциплинарных проектов определяется уже более серьезными масштабами и выработкой уникальных коммуникаций, порождая единую систему взаимодействия и мышления. В рамках культурологической экспертизы подобная тенденция имеет особый смысл, т.к. отражает исследования не просто отдельного фрагмента реальной действительности, но направлена на изучение культурного пространства в целом. И, помимо теоретического осмысления фундаментальных культурологических проблем, сегодня необходима разработка специальных проектов прикладного характера, направленных на решение конкретных задач. Выход на трансдисциплинарный уровень становится особенно актуальным в условиях современных познавательных трансформаций, когда, по мысли И. Валлерстайна, «…знание разделено на множество дисциплин, причем каждая из них имеет постоянно расширяющуюся область интересов - так называемых специализаций» [49, c.211-212]. Культурологическая экспертиза, в условиях современной постнеклассической науки целью своей ставит формирование комплексного, целостного представления и знания о культуре и культурном пространстве, которое осуществляется на базе междисциплинарной научно-исследовательской платформы и реализуется на фундаментальном (теоретическом) и практическом уровнях. Культурологическая экспертиза воплощается в объединении различных научных областей и, как результат, создании единого исследовательского поля. Благодаря подобным междисциплинарным коммуникациям, основанным, по словам В.С. Степина на «парадигмальных прививках» или «парадигмальных трансплантациях» [150], осуществляется перенос, как специальной научной картины мира, так и идеалов и норм исследования из одной научной дисциплины в другую. Именно «трансплантации» норм и принципов из исследовательской области одной науки в другую осуществляли переход на иной уровень научной деятельности, расширяя научное поле исследований. Культурология, в данном случае, может рассматриваться как научное образование, воплотившее в себе специфические «парадигмальные трансплантации», объединив науки, изучающие человека, его культуру, быт и процесс жизнедеятельности, сформировав уникальную, по своей сути, научную платформу. Подобные трансплантации иллюстрируют переход от внутридисциплинарных 234 коммуникаций и процессов до выстраивания целой научной сети исследовательских контактов и взаимосвязей. Современная культурология как своеобразная парадигмальная модель организации знаний о культуре, вполне соответствует основным признакам парадигмы Т. Куна. Так, можно полагать, что «культурологический бум» во многом спровоцировал образование научных сообществ, в пространстве которых ученые объединяются вокруг разнообразных культурологических проблем и проблемных областей. В рамках подобных сообществ культурологическая проблематика обогащается различными интерпретациями и подходами, что формирует и расширяет как онтологические, так и философскометодологические основания культурологии. Обращение к предметнопознавательному полю культурологии во многом объясняется невозможностью изучения предмета лишь в рамках одной науки, рано или поздно ученый выходит на иной познавательный уровень, на иной смысловой контекст. Данный переход позволяет мыслить и познавать предмет изучения в более широких масштабах, и рассматривать его уже не как обособленную единицу, но как составную часть более крупной системы. Культурология, при таком подходе, будучи образованной в научноисследовательском поле различных культурориентированных наук, включает их в свое исследовательское пространство, анализируя, изучая и применяя результаты этих наук. Помимо этого, в рамках культурологии вырабатывается особый исследовательский подход, специфический междисциплинарный метод, а науки, включенные в культурологическое поле, образуют собой особую структуру, фрагментируя и изучая отдельные проявления человеческой жизнедеятельности. Во многом наша позиция подтверждается исследовательскими моделями отечественных культурологов. Так, А.Я. Флиер уточняет, что культурологический профиль исследований и обобщений относится к зоне «теорий среднего уровня», который занимает промежуток между «непосредственно эмпирикой и метафизикой» [167]. В пределах созданной исследовательской зоны, изучаются различные цивилизационные теории, теории адаптации, также анализируются специфические культурно-исторические эволюции и концептуальные построения, которые направлены на установление неких системных признаков в общем потоке социально-исторических событий. Такие исследовательские зоны могут быть применены к изучению любых социальных, гуманитарных, и в рамках познавательных трансформаций, 235 даже в естественно - научных областях. Объясняются такие перемены в области естественно-научных исследований тем, что в естествознании начинает все больше и шире внедряться «идеал исторической реконструкции, которая выступает особым типом теоретического знания, ранее применявшимся преимущественно в гуманитарных науках (истории, археологии, историческом языкознании и пр.)» [148]. Специфика методологических оснований культурологии связана, прежде всего, с применением различных методов гуманитарного знания не механистически, а в зависимости от проблемного поля, которое исследуется в контексте определенного культурно-исторического периода. Тем самым, культурология представляет собой динамично развивающееся специфическое научное образование, которое реагирует на запросы внешнего мира, привлекая к решению возникающих задач различные ресурсы и реализуясь в проектно-практических моделях. Как следствие, в методологических основаниях культурологии происходит переориентация с объективно-познавательных мотиваций, на индивидуально - проблемную ситуацию. Подобный подход позволяет проанализировать и оптимизировать поставленную проблему в контексте определенной научной компетенции культурологии, с использованием конкретных культурологических ресурсов. И, что особенно важно, в методе культурологического познания не просто анализируется, интерпретируется специфическая проблема, но и онтологизируется культура как целостность. В рамках культурологии реализуются как рациональные ресурсы человека, а также, как замечает А.П. Марков, «включаются иные энергии, с помощью которых не просто понимается, но создается модель культурной реальности» [96, c.27]. Таким образом, культурологическая экспертиза выступают как динамичное, многоуровневое, междисциплинарное научное образование, реализующее уникальный культурологический метод, специфика которого заключается в универсальности его применения. Объясняется такой универсализм тем, что практически любой области человеческой жизнедеятельности свойственна регуляция ценностнонормативных установок, механизмов установления и регуляции коммуникативных связей людей в различных сферах жизнедеятельности. Тем самым, культурологическая экспертиза представляет собой новый уровень исследования культурных процессов, в которых анализируются регулирующие, знаковые, коммуникативные, смысловые аспекты современной культуры. 236 В исследовательском пространстве культурологи, и, следовательно, в рамках культурологической экспертизы формируются подуровни различных научных обобщений, применимых к любой области познания форм человеческой жизнедеятельности. Так, выделяется философско-теоретический уровень обобщений, который направлен на выявление сущности и базовых закономерностей, определяющих тот или иной вид деятельности. Предметный уровень, связанный с определением и выработкой непосредственных технологий, организации и обеспечения человеческой деятельности. И, третий уровень обобщений – социальный, включающий в себя историю исследуемого вида деятельности, ее психологию или мотивационный аспект, социологию или социально-функциональную организацию ее субъектов, а также культуру изучаемого вида деятельности, т.е. ценностно-нормативные, знаково-коммуникативные аспекты. Причем, если философско-теоретический и предметный уровни преимущественно связаны с исследованием предмета изучения, социальный уровень ориентирован на изучение и обоснование проблем субъекта рассматриваемой деятельности, на мотивационные, регулятивные, организационные компоненты его участия в данном виде деятельности. Культурология, воплощая в себе разнонаправленные и узкоспециальные самостоятельные направления, обеспечивает целостное представление и изучение культурного пространства и культуры. Характеризуясь сложной внутренней структурой, культурология, представляет собой специфическое научноисследовательское образование, в рамках которого осуществляется выработка комплексного знания, ориентированного как на фундаментальное (теоретическое) изучение, так и практическую реализацию культурных проектов. Исходя из этого, в любой области социально-гуманитарных наук может быть применен культурологический подход, выявляя и анализируя сущностные проявления культуры. При этом, культурология направлена на изучение все тех же ценностно-нормативных механизмов организации жизнедеятельности людей в социуме, регуляции и выстраивании эффективных коммуникативных связей. Также в рамках культурологии осуществляются исследования наиважнейших подсистем мотивации и регуляции поведения людей, и, что особенно актуально в современном социуме, изучение системы институциональных органов, которые призваны социализовать и инкультурировать человека. 237 Сегодня культурология и культурологическая экспертиза выступает в качестве особого научного образования, реализующейся в форме особого процесса получение, обработки, интерпретации и передачи знаний о культуре. В рамках культурологии выстраиваются уникальные коммуникативные механизмы, призванные объединить различные научные направления для эффективного решения актуальных социальных, культурных и проблем. Круг задач культурологической экспертизы ограничивается изучением разнообразных культурных проявлений и процессов, оценкой исследуемых предметов с позиции ценностно-смыслового анализа. Особенность культурологической, гуманитарной, социальной и др. видов экспертизы связана с тем, что в условиях новой коммуникативной рациональности анализ социально - исторических событий, политических, культурных осуществляется не только в рамках узкоспециализированных научных сообществ, но и обращает все больше и больше внимание общественности и людей, направляя на это индивидуальные человеческие усилия. Осуществляется процесс формирования новой формы культурного осмысления, новых дискурсивных практик, форм диалога различных культур, что ведет к иному осмыслению культурного пространства, выработки принципов толерантности, возвращение к культурным традициям и ценностным ориентациям. В информационном социуме начала XXI в. завершается процесс обособления и изоляции различных социокультурных миров друг от друга, тем самым, человечество стоит на пути сближения, укрепления разнообразных контактов, что ведет к образованию единого общечеловеческого, мирового культурного пространства. Именно в эту эпоху человечество обретает единство не «только как антропологическое – как биологический вид, но и единство социальное – объединяясь в целостную всемирную социальную систему, в единство культурное – поскольку во взаимообмене достижениями различных культур образуется единая общечеловеческая культура» [78, c.56]. Тем самым, переходное состояние культуры воплощается в уходе от разрозненных культурно-исторических пространств и фрагментов к единому культурно-коммуникативному пространству, в котором осознается потребность в знании целостном, в выработке единых механизмов сосуществования, в установлении диалога между различными культурами, в выработке общих регулятивных, ценностных, культурных ориентиров и т.д. 238 И такая потребность формируется как в отношении отдельных обществ, так и в отношении каждого конкретного человека. Сегодня существует потребность в человеке компетентном, в целостном человеке, который осуществляет свою деятельность в процессе постоянных информационных потоков и обменов, в условиях многообразия культур, возможностей, реализаций, и, тем не менее, подвержен утрате жизненных ориентиров, ценностных установок, что и приводит к кризисным ситуациям. Культурологическая экспертиза может выступить той оценочной деятельностью, которое формирует интеграционно-интеллектуальное поле, открытое для коммуникаций, рефлексирующее над происходящими событиями во всех сферах человеческой жизнедеятельности. Культурология реализуется в двух научных пространствах: фундаментальном и прикладном, которые охватывают социальные, экономические, политические, научные области деятельности, выходя на особый уровень, междисциплинарности, интегративности. Многообразие, разнохарактерность исследовательских программ, концепций, теорий, которые разрабатываются в рамках экспертиз, не подводятся под единую черту, что является признаком открытости для рациональной критики и развития. Такое положение свидетельствует о том, что предметная область культурологической экспертизы постоянно расширяется, охватывая все новые и новые познавательные области. Культурологическая экспертиза может занять особое положение в рамках экспертологии и социальной инженерии, и этому способствует ее универсальность, разнонаправленность и широкий исследовательский охват. Прежде всего, культурологическая экспертиза определяется информационной и когнитивно-символической подсистемой исследования культурных процессов, явлений, феноменов. При этом, культурология не просто направлена на изучение этих процессов, но также и на формирование и программирование нового символического производства, развитие когнитивных и коммуникационных механизмов индивидуальной и коллективной деятельности людей. Также можно выделить подсистему регуляции ценностнонормативных механизмов деятельности субъектов, направленные на постижение ценностных, нормативных основ самоопределения человека. И, наряду с пониманием и осмыслением этого ценностнорегулятивного комплекса, также осуществляется процесс работы с ним, что выражается в регулирующем воздействии на людей, выработке 239 мировоззренческих механизмов, направленных на социальное сплочение и организацию совместной деятельности. Следующая подсистема культурологической экспертизы определятся как подсистема, связанная с проектированием и реализацией различных культурных проектов и решений. И в данном случае проектная деятельность рассматривается не просто как целенаправленное формирование дальнейшего состояния объекта деятельности, но и как результат трансформации познавательной деятельности, обращение к проектному знанию и т.д. В настоящее время наука все более и более рассматривается «как производство знания со своими сроками, целевыми заданиями, необходимыми ресурсами: фундаментальными, прикладными знаниями, финансовыми потоками и людскими кадрами» [87, c.155]. Данная ситуация подтверждается позицией отечественных исследователей, которые размышляют о трансформации научного предприятия в «вид проекта» [87], реализация которого подразумевает соединение усилий представителей различных научных областей, при этом развитие научного знания начинает рассматриваться в культурноисторическом контексте. Эпоха информационного общества становится эпохой проективного сознания, и, соответственно, преобразования всей сферы жизнедеятельности человека в проекты, отличающиеся своими целями, задачами, длительностью реализации и т.д. Из чего следует, что и научное знание преобразуется в вид проекта, стирая границу между субъективным и объективным. Данный тезис подтверждается мнением М. Эпштейна, который полагает, что «теоретическое знание тоже становится более проективным, переходит в системное изменение своего предмета» [183]. Так начало XXI века ознаменовалось сокращением временного интервала между предметом и воздействием на него, между реальностью и ее трансформацией. Тем самым во многом и находятся объяснения появлению различных междисциплинарных исследований, направлений и проектов. В рамках проектной подсистемы осуществляется разработка и реализация различных культурологических технологий. В контексте прикладного направления происходит процесс преобразования культурологических моделей и проблемных ситуаций к реальной практике, что воплощается в тактических и стратегических направлениях, с учетом культурных факторов и оснований конкретного вида деятельности. Особенно актуальным прикладное направление становится в условиях проблематики сохранения культурного наследия, 240 привлечение внимания к музейным комплексам, развитие туристических зон, и, конечно, развитие образовательных программ. Итак, в условиях новой коммуникативной рациональности культурологическая экспертиза синтезирует современные методологические разработки, эффективно реализуя их в своем познавательном пространстве. В частности, применение информационного, междисциплинарного, синергетического подходов, наряду с общими методами социально-гуманитарных наук, дают комплексное и всестороннее культурологическое исследование предметов. В процессе реализации исследовательской деятельности, культурологическая экспертиза формирует междисциплинарную научно-исследовательскую платформу, проявляясь как на теоретическом (фундаментальном), так и на практическом уровнях. Не уходя в абстрактные описания культурологических проблем, и не ограничиваясь узкоспециализированными рамками, культурологическая экспертиза воплощает в себе современные формы осмысления, анализа и решения проблемы. При этом осуществляется интеграция методов, видений, результатов различных познавательных областей вокруг актуального проблемного поля, позволяя изучить его в различных научных контекстах, но в рамках единой культурориентированной парадигмы. Следует отметить, что в условиях информационного социума особую значимость приобретает социокультурная экспертиза. Развитие подобных проектов связано во многом с тем, что масштабы и скорость человеческой деятельности как на окружающую среду, так и на социум в целом становится столь велики, что «…бесконтрольная активность, реализация решений в интересах только узкой группы людей или отдельной корпорации без учета долговременных перспектив и глобальных последствий может привести к социальным конфликтам и даже катастрофам» [122]. По мнению современных исследователей, социогуманитарная составляющая современного технического, инженерного образования характеризуется переходным состоянием от статуса дополнения к естественно-научным знаниям к статусу неотъемлемой составной части фундаментального инженерного образования. При этом технология социокультурной регуляции предполагает многообразие познавательных форм, междисциплинарное взаимодействие и выработку различных методов решения проблемных ситуаций. Подобные трансформации побуждают и стимулируют 241 человека к самостоятельному выбору стратегий и действий в повседневной жизни и профессиональной деятельности. Социальная экспертиза представляет собой исследование социальных результатов управленческих действий во взаимосвязи с факторами и процессами их достижения, а также социальных процессов, вызванных данными действиями [56]. Такой подход к социальной экспертизе позволяет сформулировать ряд её значимых характеристик: 1. Социальная экспертиза является методом управленческой деятельности, предназначение которого – обеспечение обоснованности и целесообразности управленческих решений с точки зрения принятых социальных критериев. В этом качестве социальная экспертиза представляет собой процедуру исследования, характеризующуюся организационно-методической спецификой. 2. Социальная экспертиза направлена на определение социальных результатов (эффектов) управленческих решений разного уровня и масштаба на разных стадиях управленческого цикла и причинноследственных связей, лежащих в их основе. В этом качестве специфика социальной экспертизы определяется особенностями конкретной области управления, связанного с социальным развитием. В этой связи принципиальным вопросом становится определение понятия социального эффекта. В самом общем смысле социальный эффект (результат) управления выражается в изменении условий воспроизводства людей и их характеристик как субъектов жизнедеятельности, как потребителей, производителей, членов отдельных социальных общностей (территориальных, национальных, профессиональных, религиозных, социально-демографических и т. д.). Иначе говоря, к социальным эффектам управления относятся явления, процессы, их состояние и динамика, вызванные реализацией управленческого проекта в рамках общественных, государственных или частных инициатив. Перечисленные явления затрагивают разнообразные интересы людей и отражают то, как люди живут, работают, развлекаются, относятся друг к другу, самоорганизуются и т.д. На любом уровне управления и стадии разработки и реализации проекта существуют задачи, решение которых не может быть получено на основе точных формализованных расчётов с применением соответствующего математического и статистического аппарата. Использование субъективных оценок обусловливается трудностями 242 формализации стоящей задачи, которые в социальной сфере носят особенно острый характер. Таким образом, предметной областью социальной экспертизы являются социальные эффекты, социальное воздействие развития текущих социальных процессов и реализации управленческих решений в их взаимосвязи, включая восприятие общественностью принятых управленческих решений. Иначе говоря, предметная область социальной экспертизы связана с исследованием вопросов, предотвращающих или направленных на преодоление разрывов (несоответствий и противоречий, чреватых возникновением конфликтных ситуаций, социальной напряжённости) между нормативно-правовым и организационно-управленческим обеспечением управления в социальной сфере и реальностями жизни в контексте изучаемого объекта. Исходя из функционального назначения социальной экспертизы в управленческом цикле, общей целью её проведения является оптимизация управленческих решений на основе сопоставления потенциального и реального социального эффекта управленческого решения, степени его соответствия социальным интересам граждан и приоритетам социальной политики (общественным интересам) и формирование предложений по установлению должного соответствия. Таким образом, мы приходим к выводу, что экспертное знание и экспертология являются актуальными и востребованными в современном обществе. Экспертиза переходит в статус социального института, выявляется потребность в экспертах высокого уровня, которые будут обладать различными знаниями, не ограниченными лишь одной научной областью. На примере гуманитарной, культурологической, социальной экспертизы мы показали, что научное пространство расширяется и характеризуется междисциплинарностью и трансдисциплинарностью. Сегодня обществу необходимы эксперты широкого профиля, которые могут ориентироваться в динамичном, быстро развивающемся и постоянно обновляющемся информационном пространстве. ЗАКЛЮЧЕНИЕ В представленной работе были рассмотрении многообразные аспекты социальной инженерии как явления современной прикладной науки – прежде всего методологические характеристики самих 243 подходов в рамках этой комплексной сферы исследований, характеристики междисциплинарности и трансдициплинарности, а также и приоритетные сферы практического значения, отражающие актуальные проблемы и одновременно исследовательский инструментарий социальной инженерии сегодня – такие как экспертология, рискология, системный анализ, прогнозирование, проектирование и т.п.. Говоря объективно, перечень таких сфер можно было бы продолжить. Целый ряд проблем, остро волнующих современное общество, разрешимы, как представляется, только при наличии особых усилий социально-инженерного характера. Это проблемы глобалистики и глобальных вызовов человечеству; это проблемы экономики и тонущей в ее финансовых струях политики, движущихся от кризиса к кризису; это проблемы состояния и динамики использования ресурсов планеты и отдельных ее регионов, включая аспекты контроля развития человеческих, социальных ресурсов; это проблемы экологии информационной среды, имеющие как коммуникативнотехнологические, так и гуманитарные аспекты и вызывающие как пристальное исследовательское внимание, так и регулирующие – инженерные – усилия; это и проблемы возможной модификации самой человеческой природы, связанные как с развитием генной инженерии, так и фармакологии, и требующие в их обсуждении перехода от характерного возбужденного тона мечтательных утопий к трезвому стилю объективных экспертиз и прогнозов, это, наконец, и проблемы культуры и нравственных регулятивов жизни человечества в условиях, когда одна за одной идут атаки на традиционные ценности авторитетнонормативного характера, в противовес которым выдвигаются особые, по-своему агрессивно непримиримые, ценности спонтанно«экспериментальной» вседозволенности и равнозначности любых видов человеческого поведения – по сути, любых образцов «человечности». Однако, все эти сферы актуальных проблем современности, с одной стороны, все же в принципе укладываются в тот спектр способов изучения и контроля, которые могут дать экспертиза, прогноз, теория рисков и современные методы социального проектирования – то есть в полидисиципинарный арсенал средств, которые сегодня можно охватить понятием социальной инженерии. С другой же стороны, «растекаясь» по такого рода «горизонтали» проблем и возможных путей их решения, видимо, нельзя создать и выразить единой целостной концепции видения возможностей и задач социальной инженерии сегодня. Для формулирования такой концепции требуется не столько 244 двигаться «по горизонтали», сколько выявить ряд ключевых методологических и теоретических идей. Именно так и была написана эта книга. Поэтому и выводы в заключении будут выглядеть не в виде серии положений с оценкой научной значимости каждого из них. Такого рода итоги проделанного исследования уже были представлены нами в каждом из соответствующих разделов монографии. Здесь хочется выделить один главный вывод, развертывание которого, впрочем, предполагает ряд последовательных тезисов. За последние десятилетия (по сути, имеется в виду почти вся вторая половина 20 в начало 21 вв.) человечество создало огромное количество социальных технологий, многие из которых продуцировались как раз усилиями социальной инженерии в том понимании изобретательской деятельности, которое вкладывалось в это понятие в 1920-1950 годы. Социальные технологии сегодня охватили все стороны жизни общества от экономики в модусах глубоко технологизированных менеджмента и маркетинга до культуры антропологических идеалов - в модусах тонких технологий массовой информации и манипулирования человеческим поведением. Социальные технологии обрели полную автономию саморазвития и самосовершенствования, так что вполне резонно на рубеже тысячелетий начали раздаваться голоса о ненужности социальной инженерии как особой надтехнологической инстанции. Но это отнюдь не так. В главах этой книги, как представляется, удалось убедительно показать, что контроль общества над суммой созданных им технологий может обеспечить именно и только такая особая инстанция. Да, она в связи с этим должна обрести целый ряд новых качеств – как в аспекте векторов ее приоритетной направленности, так и в аспектах используемых возможностей. Это должна быть обновленная социальна инженерия – социальная инженерия в новом смысле. Именно ее ключевые координаты и описаны в этом исследовании. В целом же – на этом новом уровне понимании – можно повторить слова Б.Рассела о том, что общество нельзя считать «вполне научно организованным» до тех пор, пока «в нем не создана структура для достиженрия намечамых целей». Добавим с актуальных сегодня позиций – структура системной координации целей и средств человечества, структура рационального контроля общества над созданными им разрозненными средствами, которые показали себя не только весьма сильными, но и способными продуцировать массу неожиданных проблем для человчества, 245 изумленного непредсказуемостью действия (самодействия) созданных им вроде бы для определенных частных целей технологий. Глобальное общество наших дней – это общество тотального мирового рынка прежде всего. В связи с этим у многих людей, в том числе и у ряда профессиональных теоретиков появляется искушение свети основы социальности к рыночной экономике – свести регулирование жизни общества, соответственно, к менеджериальным стратегиям. Такое опасно однобокое понимание природы общества, равно как и природы его актуальных проблем тоже не предполагает никакой социальной инженерии в качестве особого инструмента системной рационализации общественной жизни. Однако, этот тезис недальновиден и даже наивен. Ф. Хайек, например, считает: «Рынок это единственный доступный способ получать информацию, позволяющую индивидам судить о сравнительных преимуществах того или иного употребления ресурсов … Рассеянность этого знания представляет собой его сущностную характеристику, и его невозможно собрать вместе и вручить властям, вменив им в обязанность создание продуманного порядка». Во многом существенном это положение действительно верно: координация интересов людей и коллективов в их обращении к социальному взаимодействию – это неустранимый аспект того системного эффекта, благодаря которому общество – система общественных отношений - вообще надстраивается над простой совокупностью людей. Очевидно, этот аспект нельзя свести ни к властному аспекту действия общества как единого целого, ни к культуре, ответственной за социализующее осмысление взаимодействий каждым человеком. Но по этой же причине несводимости одного аспекта социальности (системного эффекта общества) к другим нельзя оставить и одну только систему (подсистему) координации человеческих выгод (по Ф. Хайеку, рынок) в качестве генеральной системы всесоциальной организации. Вне зависимости от пристрастий теоретиков, выделяющих и приоритетно изучающих значение того или иного аспекта, в действительности сосуществуют и взаимодействуют все стороны социальности. И даже если взять только одну сторону общественной жизни, такую, как экономика, то ее оптимальное развитие связано и с фактором властным регулирования, и с фактором экономической культуры – и никогда не существует без них. Более того, фнкционирование всей этой системы именно как системы необходимо связано с фактором (инстанцией) изучения, прогнозирования, проетировани и контроля – с фактором 246 инженерного опосредования взаимодействия всех действиующих сторон социальности. Мы все больше убеждаемся, что собрать вместе информацию о ресурсах – не только сведения обо всех людях на земле, но и данные обо всех их экономических возможностях и намерениях если не сегодня, то завтра, вполне возможно. Возникает вопрос, кто и как должен пользоваться этой информацией. Ответа три: сами люди и создаваемые ими организации; исследователи, аналитики, прогнозисты - инженеры; власти. Второй вопрос: кто же должен регулировать эти процессы. Напрашивается естественный и правильный ответ: все, кто может: люди и организаиции, поскольку они продолжат оставаться агентами рынка и будут использовать маркетингово-менеджериальные технологии, инженеры, поскольку они могут контролировать этот процесс; власти, поскольку они захотят контролировать этот процесс в интересах координации воли целостного сообщества – и по мере получения прогнозов и анализа, представляемого аналитиками. При этом важно сделать аналитический дискурс – то есть дискурс ценностей, целей и соответствующих им средств – независимым как от политики так и прямых соображений выгоды и сделать экспертное суждение, признаваемое научным сообществом, независимым от идеологии. И если такой дискурс состоится именно как независимый, даже если он не приведет к консенсусу, то как власти, так и бизнесу уже придется обращаться к его положениям. Социальная инженерия, таким образом, именно сегодня чрезвычайно необходима. Не просто менеджмент и маркетинг и не просто государственное планирование, а именно инженерия – то есть изобретательная система проектных изысканий и экспертиз в области координации всех действующих сил современного развития общества. Предметом конструирования и полем приоритетного внимания для социальной инженерии в современном актуальном ее значении предстают, таким образом уже не столько институты и технологии, сколько проекты и соответствующие им формы исследований – прогнозы и экспертизы. При этом социальная инженерия «возвышается» над социальными технологиями не только в операциональном, но и в методолочеескомм плане: Поле технологий это дисциплинарное (конкретнодисплинарное или узкодисциплинарное) поле. Поле же современных инженерных экспертных и проектных решений - это полидисицплинарный контекст и трансдисциплинарные теории и методики, такие как теории систем, универсальные теории 247 управления (кибернетика), теория самоорганизующихся процессов (синергетика) и соответствующие им методики. Авторы вполне осознают программный характер, который имеют многие идеи этой монографии. Мы ставили задачей по новому высветить актуальные моменеты развития социальной инженерии в контексте современных возможностей науки и современных проблем общества. Но за этим принципиальным освещенеием должны последовать многочисленные конкретные разработки. Данная книга – это приглашения научному сообществу включиться в обсуждение и развитие социальной инженерии как приоритетной сферы регулирования обществом процессов и перспектив его собственного развития. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 1. Ausburg, Tanya. Becoming Interdisciplinary: An Introduction to Interdisciplinary Studies. 2nd edition. New York: Kendall/Hunt Publishing, 2006. P. 67. 2. Bostrom N. A History of Transhumanist Thought // Journal of Evolution and Technology. Vol. 14 (1), April 2005. 3. Business culture, collaboration, learning. - Режим доступа: http://agelesslearner.com 4. CERAT. - Режим доступа: http://nicol.club.fr/ciret/index.htm 5. Ciret-transdisceplinery. Режим доступа:http://basarab.nicolescu.perso.sfr.fr/ciret/english/indexen.htm 6. Datasearch.uts.edu.au. – Режим доступа: http://datasearch.uts.edu.au/isf/staff/details.cfm?StaffId=2442 7. Dictionary.com Unabridged (v 1.1) Random House, Inc.2006. – Режим доступа: www.dictionary.com 8. Dieks D. Does chance make it different? The philosophical significance of indeterminism. // Between chance and choice: interdisciplinary perspectives on determinism / edited by Harald Atmanspacher and Robert Bishop. New York: Imprint Academic, 2002. - P. 209-236. 9. E-joe.ru. Режим доступа: http: e-joe.ru/sod/99/4_99/st180html 10. Ericson R. V., Doyle A. Risk and Morality // Risk and Morality / edited by Richard V. Ericson and Aaron Doyle. Green College thematic lecture series. - University of Toronto: Press Incorporated, 2003 – P. 2. 248 11. Gareis Roland Happy Projects. MANZ Verlag, Vienna 2005. P.24-47. 12. Garland D. Rise of risk // Risk and Morality / edited by Richard V. Ericson and Aaron Doyle. Green College thematic lecture series. University of Toronto: Press Incorporated, 2003 – P. 48-86. 13. Gunn, Giles. "Interdisciplinary Studies." Gibaldi, J., ed. Introduction to Scholarship in Modern Language and Literatures. New York: Modern Language Association, 1992. pp 239-240. 14. Habermas J. The theory of communicative action. The theory of communicative action. Volume 1. Boston, 1984. – С. 226 15. Interdiscipline. - Режим доступа:www.interdisciplines.org 16. Kelso J.A.S. Dinamic Patterns. The self-organisation of brain and behavior. Cambridge (VA):TheMIT Press.1995.P.161 17. Marquettebooks. - Режим доступа: http:// MarquetteBooks.com 18. Netzverk-ta. Режим доступа: http://www.netzverk-ta.net 19. People.su. – Режим доступа: http//www.people.su 20. Piaget J. The epistemology of interdisciplinary relationships // Interdisciplinarity. Problems of teaching and research in universities. – Paris, 1972. – 280 P 21. Plough A., Krimsky Sh. The emergence of Risk Communication Studies: Social and Political Context. // Readings in Risk / edited by Theodore S. Glickman and Michael Gough. – Library of Congress Cataloging-in-Publication Data: Resources for the Future, 1990 – P. 22. Pound R. Introduction to the philosophy of Law. – N.Y. 1922. P. 99. 23. Scd.centro.ru. Режим доступа: http://scd.centro.ru/rass.htm 24. The Earthscan Reader on Risk (Earthscan Readers Series) / edited by Ragnar E. Löfstedt and Åsa Boholm. London: Earthscan Publications Ltd., 2009. – 320 p. 25. Thompson Julie, Klein, Interdisciplinarity: History, Theory, and Practice. Detroit: Wayne State Uni., 1990. 26. Transdisiplinarity: Basarab Nicolescu Talks with Russ Yolckmann// INTEGRAL REVIEW. 2007.P.77. 27. WordNet 3.0, 2006 by Princeton University. – Режим доступа: http://www.shabdkosh.com/archives/about/wordnet_3.0_from_princeton_uni versity 28. Агацци Э. Идея общества, основанного на знаниях.// Вопросы философии. – 2012. - №10.- с.3-19. 29. Агацци Э. Моральное измерение науки и техники. / пер. с англ. Борисова И. М.: Моск. филос. фонд, 1998. - 344 с. 249 30. Александрова А.Л., Колесник А.Ю., Якимович М.В. Методика мониторинга результативности услуг здравоохранения на муниципальном уровне. Режим доступа: http://www.stavlib.org.ru/d/9/municipal_1_2006.doc 31. Альгин А.П. Риск и его роль в общественной жизни. М.: Мысль, 1989. - 187 с. 32. Антонюк Г.А. Социальное проектирование и управление общественным развитием [Текст] : теорет.-методол.аспект / Г.А. Антонюк; Науч.ред.Р.В.Гребенников; АН БССР,Каф.философии. Минск: Наука и техника, 1986. - 203 с. 33. Арлычев А. И. Саморегуляция, деятельность, сознание. СПб.: Наука, 1992. - 146 с. 34. Аршинов А., Буданов А. Синергетика как методология коммуникативного конструирования.// Конструктивистский подход в эпистемологии и науках о человеке. М.,:Изд-во «Канон-плюс», 2009. – 368 с. 35. Астафьева О.Н. Синергетический подход к исследованию современных социокультурных процессов: методологические основания междисциплинарного анализа.//Постнеклассика: философия, наука, культура: Коллективная монография/ Отв. Ред. Л.П. Киященко, В.С. Степин. СПб.: Издательский дом «Мiръ», 2009. – с. 564-592. 36. Астафьева О.Н. Экспертно-аналитическая деятельность как системно-труктурированное знание.// Культурологическая экспертиза: теоретические модели и практический опыт: Коллективная монография/Автор-составитель Н.А. Кривич; под общей ред. В.А. Рабоша, Л.В. Никифоровой, Н.А. Кривич. - Спб.: Астерион, 2011. – с.825. 37. Афанасьев В. Системность и общество. М.: Издательство «Политиздат», 1980. – 368 с. 38. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. М.: Прогресс-Традиция, 2000. – 384 с. 39. Бек У. От индустриального общества к обществу риска // THESIS. - 1994. - № 5. - С.161-168. 40. Беннет Д. Понятие риска. Философская газета. – Режим доступа: http://arctogaia.org.ru 41. Бернстайн П. Против богов: Укрощение риска / Пер. с англ. М.: Олимп-Бизнес, 2000. - 400 с. 42. Бестужев – Лада И.В. Исходные понятия.// Рабочая книга по прогнозированию. М.,1982. – 430 c. 250 43. Бехман Г. Современное общество: общество риска, информационное общество, общество знаний / пер. с нем. Антоновского А. Ю., Гороховой Г. В., Ефременко Д. В., Каганчук В. В., Месяц С. В.. 2-е изд. М.: Логос, 2011. - 248 с. 44. Бехман, Г. Современное общество как общество риска // Вопросы философии. - 2007. - №1 - c.26 – 46 45. Братченко С.Л.. Мир экспертизы - попытка определения координат. - Режим доступа: http://stroexpert.ru/mirexpertizi.html 46. Бубер М. 47. Буданов В.Г. Методология синергетики в постнеклассической науке: принципы и перспективы// Постнеклассика: философия, наука, культура: Коллективная монография/ Отв. Ред. Л.П. Киященко, В.С. Степин. СПб.: Издательский дом «Мiръ», 2009. – с. 363. 48. Буданов В.Г. Трансдисциплинарное образование в ХХI веке. Проблемы становления. – Режим доступа: http://filosfak.ru/biblio 49. Валлерстайн И. Конец знакомого мира: Социология XXI века / И. Валлерстайн; Пер. с англ. под ред. В.Л. Иноземцева. М.: Логос, 2003. – 258 с. 50. Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. – 804 с. 51. Верещагин И. Об архитектурной достоевщине и прочем//Современная архитектура. М., 1928 г. - 130 с. 52. Википедия: свободная энциклопедия. Режим доступа: http: //ru.wikipedia.org/wiki/ 53. Вилдавски А., Дейк К. Теории восприятия риска: кто боится, чего и почему? // THESIS. - 1994. - № 5. - с. 268 54. Витке Н.А. Организация управления и индустриальное развитие. – М., 1925. - 90 с. 55. Владимиров В. А., Воробьев Ю. Л., Малинецкий Г. Г., и др. Управление риском. Риск, устойчивое развитие, синергетика. - Режим доступа: http://www.keldysh.ru/papers/2003/source/book/gmalin/titul.htm 56. Власова Т.В., Сущинская М.Д. Социальная экспертиза: Учебное пособие.– СПб.: Изд-во СПбГУЭФ, 2009.– 152 с. 57. Газета «Новая» - 2012.- № 6 58. Гастев А.К. Как надо работать. Практическое введение в науку об организации труда. – М.: Экономика, 1966. – 472 с. 59. Гастев А.К. Трудовые установки. От «социальной инженерии» к кибернетике. М., Изд-во «Экономика» 1973.- 142 с. 251 60. Генисаретский О.И. Лекция о месте проектирования в системе социально-культурного проектирования в стратегических работах. – «Проектирование». Крым Изд-во «Новый свет». 2001. - 67 с. 61. Гидденс Э. Судьба, риск и безопасность // THESIS. – 1994. № 5. - с. 107-134. 62. Гидденс Э. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь. М.: Весь мир, 2004. - 120 с. 63. Глазычев В. Методология проектирования. – Режим доступа: http://www.shkp.ru/lib/archive/materials/kyiv2002/1 64. Глазычев В.Л. Язык и метод социального проектирования.// Социальное проектирование в сфере культуры: методологические проблемы. М., 1986. – с.117. 65. Городской портал общественного развития. Режим доступа: www.mosportal.ru/6/1/i27_3460.htm 66. Гофман М. Новый человек — постчеловек. Режим доступа: http://psyfactor.org/lib/newman.htm 67. Джонс Дж. К Инженерное и художественное конструирование: Современные методы проектного анализа. М.,1976. – 153 с. 68. Диев В.С. Универсальное определение риска: необходимо и возможно ли оно? // Риск в философском измерении: Материалы VIII Летней философской школы «Голубое озеро – 2004». - Новосибирск, 2004. – с. 9-11 69. Добреньков В.И. Кравченко А.И. Социология в 3 томах. М., 2001. Изд-во ИНФА. Т.1. – 98 с. 70. Дридзе Т.М. На пороге экоантропоцентрической социологии.// Журнал. Общественные науки и современность №4,1994.С. 97. 71. Зиммель Г. Как возможно общество? / Пер. с нем. А.Ф. Филиппова // Зиммель Г. Избранное. Т. 2. М.: Юристъ, 1996. - 513 с. 72. Зинченко В.П. Размышление о душе и ее воспитании (Час души)// Вопросы философии. - 2002. - № 2. - с.135. 73. Зубков В.И. Проблемное поле социологической теории риска // Социологические исследования. - 2001. - № 6. - с. 123-127. 74. Иванов В. Социальные технологии в современном мире М., «Славянский диалог» 1996.- 148 с. 75. Институт транснациональных технологий и трансдисциплинарности. - Режим доступа: http://www.anoitt.ru 252 76. История философии. Энциклопедия. Минск.: «Книжный дом». 2002. – 534 с. 77. Канке В.А.Философия науки. Краткий Энциклопедический словарь. М., Изд-во «Омега-Л», 2008. – 188 с. 78. Кармин А. С. Философия культуры в информационном обществе: проблемы и перспективы//Вопросы философии. - №2. – 2006. – С. 56 79. Касавин И.Т. Е.Князева Трансдисциплинарные когнитивные стратегии в науке будущего: Вызов познанию. Стратегии развития науки в современном миме. М.,2004 - с.29-48. 80. Касавин И.Т. К понятию предельного опыта// Разум и экзистенция. Анализ научных и вненаучных форм мышления. СПб. 1999. – 389 с. 81. Касавин И.Т. Междисциплинарные исследования в контексте рефлексии и габитуса.// Междисциплинарность в науках и философии. М.: ИФРАН. 2010. - С.22-23. 82. Касавин И.Т. Социальные ракусы междисциплинарности// Междисциплинарность в науках и философии. М.,ИФРАН. 2010.С.7. 83. Кастельс, М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. – М., 2000. – С. 925. 84. Керимов Т.Х. Интеграция социально-гуманитарных дисциплин: онтологические и гетерологические основания [Электронный ресурс] // Социемы. – 2004. – №10. – Режим доступа: http://csp.philos.usu.ru/usu/opencms/ru/publications 85. Киященко Л. Моисеев В. Философия трансдисциплинарности. М.,:ИФРАН. 2009.- с.19-21. 86. Киященко Л.П. Гребенщикова Е.Г. Современная философия науки: трансдисциплинарные аспекты. М.:МГМСУ.2011.- С.22-24. 87. Киященко Л.П. Постнеклассическая философия – опыт трансдисциплинарности.// Постнеклассика: философия, наука, культура: Коллективная монография/ Отв. Ред. Л.П. Киященко, В.С. Степин. СПб.: Издательский дом «Мiръ», 2009. – 155 с. 88. Князева Е. Н., Курдюмов С. П. Синергетика: Нелинейность времени и ландшафты коэволюции. М.: КомКнига, 2007. - 272 с. 89. Князева Е., Курдюмов С. Основания синергетики, Человек, конструирующий себя и свое будущее. - с.141. 90. Князева Е.Н. Курдюмов С.П. Трансдисциплинарность синергетики: последствия для образования.// Синергетическая парадигма. М.,:Изд-во «Прогресс-традиция» 2003. 253 91. Ковалева М.С. Эволюция понятия «риск» // Социологическое обозрение Том 2. №1. 2002 – с. 19-27 92. Коган Л.Н. Панова С.Г. Социальное проектирование: его специфика, функции и проблемы//Методологические аспекты социального прогнозирования. Красноярск. 1981. - с.71. 93. Котляров И.В. Комплексное социально-экономическое проектирование и планирование в управлении развитием региона: Автореф. дис…канд. Философ. Наук. Мн.,1983г. 94. Кравченко Е.И.Теория социального действия: от М. Вебера к феноменологам. // Социологический журнал. 2001. № 3 95. Культурологическая экспертиза: теоретические модели и практический опыт: Коллективная монография/Автор-составитель Н.А. Кривич; под общей ред. В.А. Рабоша, Л.В. Никифоровой, Н.А. Кривич. Спб.: Астерион, 2011. - 384 с. 96. Культурология как наука: за и против (материалы обсуждения).// Вопросы философии. - №11. – 2008. – С. 3 - 27. 97. Курс «Управление проектами» Академия Ай-Ти. - Режим доступа://brandmaker.livejournal.com/56831.html.02.11.08 98. Лакатос И. Фальсификация и методология научноисследовательских программ.— М.: Медиум, 1995. 99. Лебедев C. А., Кудрявцев И. К. Детерминизм и индетерминизм в развитии естествознания // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. 2005. № 6.- с. 3-20. 100. Лекторский В.А. Возможна ли интеграция естественных наук и наук о человеке?//Вопросы философии. 2004. №3. - С.44. 101. Лекторский В.А. Л.Киященко В.Моисеев Философия трансдисциплинарности. М.: ИФРАНЮ 2009. 102. Лекторский В.А. Эпистемология и исследование когнитивных процессов. Современная эпистемология перед дилеммой.// Эпистемология вчера и сегодня. М.: ИФРАН. 2010. С.5. 103. Луков В.А. Социальное проектирование: Учебное пособие.– М.: Флинта, 2003.– 104. Луман Н. Понятие общества. Режим доступа: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Sociolog/luman/pon_ob.php 105. Луман Н. Понятие риска // THESIS. - 1994. - № 5.- с. 135160 106. Ляхов И.И. Социальное конструирование. Доклад на Седьмом Международном социологическом конгрессе. М.,1970. 107. Маркс К. Капитал: Критика политической экономии. / пер. с нем. / Маркс К.; под ред. Энгельса Ф. М.: Политиздат, 1974. – 907 с. 254 108. Междисциплинарность в науках и философии. М:ИФРАН, 2010. 109. Микешина Л.А. Диалог когнитивных практик. Из истории эпистемологии и философии науки. М.: РОССПЭН, 2010. - 575с. 110. Микешина Л.А. Эмпирический субъект и категория жизни // Эпистемология и философия науки. – Т.ХIХ. – 2009. – №3. – С.9. 111. Мирский Э.М. Междисциплинарные исследования// Новая философская энциклопедия. М.,Т.2, 2001. – 518 с. 112. Моисеева А.П. Проектный менеджмент. Институт истории, международных и социальных исследований. Ольбургского университета, 2010. С.5. 113. Мокий А.И. Эссе о трансдисциплинарности. Режим доступа: www.anoitt.ru 114. Морен Э. Метод. Природа природы. М., Прогресс. Традиция 2005. – 234 с. 115. Найссер У. Познание и реальность. М.,: «Прогресс» 1981. С.74-75. 116. Найт Ф. Х. Понятие риска и неопределенности // THESIS. 1994. - № 5. - С. 26-27 117. НОТ. Забытые дискуссии и нереализованные идеи. Ленинград. Изд-во Ленинградского университета. 1990. – 291 с. 118. Общество риска и человек: онтологический и ценностный аспекты: монография / под редакцией Устьянцева В.Б.; Саратовский межрегиональный институт общественных наук (МИОН). Саратов: Наука, 2006. – 185 с. 119. Огурцов А.П. Дисциплинарная структура науки. М.»Наука» 1988. – 167 с. 120. Осипов Н.Е. Содержание и методологическая роль категории «социальная технология» в осмыслении целостности общества// Вопросы философии. – 2011. - № 6 - с.16. 121. Основы рискологии: Учебное пособие. – Спб.: Изд-во СПбГУЭФ, 1998. – 156 с. 122. Панина Г.В. Экспертные технологии управления в информационном обществе//Вестник московского университета. – № 1. – 2010. – С. 83-90. 123. Парсонс Т. О структуре социального действия. — М.: Академический проект, 2000 124. Петров М.К. Язык. Знак. Культура. – М.: Наука, 1991. с.234-235. 255 125. Попов С.В. Методологически организованная экспертиза, как способ инициации общественных изменений.// Этюды по социальной инженерии. От утопии к организации. М.,2002 г. Изд-во «Эдиториал УРСС» - 64 с. 126. Поппер К. Нищета историцизма.М., Издательская группа «Прогресс» VIA 1993.С. 127. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 1 — М.: Феникс, Международный фонд «Культурная инициатива», 1992. — С. 56 128. Порфирьев Б.Н. Риск и безопасность // Риск в социальном пространстве / Под. Ред А.В. Мозговой. – М.: Изд-во Института социологии РАН, 2001. – C. 41 129. Пригожин И. Р. Философия нестабильности // Вопросы философии. - 1991. - № 6. - С. 46 130. Программа развития социологического факультета МГУ, фундаментальная и прикладная социология. – Режим доступа: www.Socio.ru 131. Проективный философский словарь. Новые термины и понятия./ Под редакцией Г.Тульчинского и М. Эпштейна, СПб., «Алетея» 2003. С. 132. Резник Ю.М. Введение в социальную теорию: Социальная системология/Ю. М. Резник; Ин-т человека. – М.: Наука, 2003. – С.225. 133. Резник Ю.М. Социальная инженерия: предметная область и границы применения // Социологические исследования. – 1994. – № 2. – С. 87–96. 134. Резник Ю.М. Формирование институтов гражданского общества: социоинженерный подход // Социологические исследования. – 1994. – № 10. – С. 21–30. 135. Рузавин Г.И. Неопределенность, вероятность и прогноз. //Вопросы философии. 2005. N.7. - С.52 136. Русская трансдисциплинарная школа. – Режим доступа: http://www.anoitt.ru/ 137. Сазонов Б.М. Методологические и социально-теоретические проблемы проектирования систем общественного обслуживания населения: Автореф. дис. канд.филос.наук. М.,1977. С.12. 138. Сазонов Б.М.Методологические проблемы в развитии теории и методики градостроительного проектирования систем в проектировании//Разработка и внедрение автоматизированных систем в проектировании.М., 1975 г. 256 139. Самаров К.Л. Элементы теории игр. М., Учебный центр «Резольвента» 2009..С.3. 140. Сидельникова Ю.В. Экспертология – новая научная дисциплина.// Автоматика и телемеханика. Вып. 2, 2000. – 107 с. 141. Силков С.В. Кибернетика. – История философии. Энциклопедия. Минск., Интерпресервис. Книжный дом 2002. - 454 с. 142. Системная интеграция и IT-сервис. Режим доступа: http:www/hbc.ru/news/analytics/ 143. Словарь практического психолога М.,: АСТ, Харвест. С.Ю.Головин,1998. - с.78. 144. Солнцева Г.Н., Корнилова Т.В. Риск как характеристика действий субъекта. Монография: Московский Государственный университет им. М.В. Ломоносова, факультет психологии. - М.: НИЦ «Инженер», 1999. – с. 25-26 145. Социальная инженерия // Современная западная социология: Словарь. М., 1990. 146. Социальная инженерия: Курс лекций / Под ред. Ю.М.Резника и В.В.Щербины. М., 1994. 147. Социально-культурные утопии ХХ века. Выпуск 4, .М., 1987.С.46. 148. Степин В.С. Классика, неклассика, постнеклассика: критерии различия.//Постнеклассика: философия, наука, культура: Коллективная монография/ Отв. Ред. Л.П. Киященко, В.С. Степин. СПб.: Издательский дом «Мiръ», 2009. – с. 285. 149. Степин В.С. Научные революции как «точки» бифуркации в развитии знания// Научные революции в динамике культуры. Минск 1987. С.67. Степин В.С.Философия науки. Общие проблемы М., «Гардарики» 2007. - с.202. 150. Степин В.С. Теоретическое знание. – Режим доступа: http://philosophy.ru/ 151. Степин В.С. Философия науки. Общие проблемы. М., «Гардарики» 2007. С.156. 152. Степин В.С.История и философия науки. М., Академический проект, Трикста, 2011. С. 332-333. 153. Стефанов Н. Общественные науки и социальная технология. М. «Политиздат» 1982.С.78. 154. Субботин С.А. Риск – непременное условие развития // Энергия. – 2001. - № 8. - С. 13. 257 155. Сурмин Ю.П. «Теория Систем и системный анализ». Режим доступа: http: www./victir-safronov./narod.ru/systems analisis/lectures/surmin/02htm/ 156. Тойнби А. Дж. Постижение истории 157. Тоффлер Э. Шок будущего. М.: АСТ, 2008. – с.45-110 158. Тощенко Ж. Социальное проектирование (методологические основы) – Общественные науки № 1.,1983 г. С.55. 159. Тощенко Ж.Т. Роль и место социального проектирования в системе научного управления обществом. \\ Социальное проектирование. М., 1982 г. 160. Трансцендентальный субъект, постчеловеческая персонология и новые перспективы гуманитарной парадигмы // Я.А. Слинин и мы. К 70-летию профессора Я.А. Слинина. – СПб.: СПб философское общество (Серия «Мыслители»), 2002. – С. 541. 161. Тульчинский Г.Л. Гуманитарная экспертиза как социальная технология//Экспертиза в современном мире: от знания к деятельности [Текст] : [сборник] / под ред. Г. В. Иванченко, Д. А. Леонтьева. - Москва : Смысл, 2006. - 454 с 162. Тульчинский Г.Л. Культура в шопе. // Нева, 2007, № 2, с. 128-149 – С.149 163. Тульчинский Г.Л. Новый сдвиг гуманитарной парадигмы и гуманитарная экспертиза // Философия и будущее цивилизации: Тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса. – М.: Современные тетради, 2005. – С. 413–414. 164. Тульчинский Г.Л. Проективный философский словарь: Новые термины и понятия (Под редакцией Тульчинского Г., Эпштейна М.) СПб., «Алетея», 2003. 165. Философская энциклопедия В 4-х. т.т. С. 166. Философский словарь. Электронный ресурс: Dictionary.ru 167. Флиер А.Я. Современная культурология: объект, предмет, структура.// Общественные науки и современность.- М.: Наука , 1997. – №2. – С.127. 168. Фукуяма Ф. Великий разрыв. М: «Издательство ACT»: НПП «Ермак», 2004. — 474с., с. 9. 169. Фукуяма Ф. Главенство культуры. Режим доступа: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/Article/Fuk_GlKult.php 170. Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее. Последствие биотехнологической революции. М.: АСТ, Люкс, 2004, - 352 с. 171. Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее. Режим доступа: http://www.litmir.net/br/?b=122114&p=29 258 172. Фунтов В.Н. Основы управления проектами в компании. 2ое изд., доп. СПб.: Питер, 2008. С.18-19. 173. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. — СПб.: Наука, 2000. — 380 с. 174. Чеснокова Т.Ю. Постчеловек – потери и приобретения. От неандертальца до киборга. – М.: Алгоритм, 2008. – с. 225 175. Что такое социальная инженерия. Режим доступа: http://evolkov.net/soc.engineering/articles/What.is.soc.engineering.html 176. Чубик П.С.Поколенье третьей волны. Новой индустрии нужны новые инженеры. Поиск. Еженедельная газета научного сообщества. № 22, 2012. С.14-15. 177. Шмитхюзен И. Общая география растительности. М., 1966.С.14. 178. Щедрина Т.Г. Междисциплинарные гуманитарные семинары в Швейцарии: (заметки участника) // Журнал Вопросы философии 2006. № 6. С.178. 179. Щербина В.В. Проблемы технологизации социоинженерной деятельности. – Социологические исследования № 8. 1990 г. с.78-85. 180. Экспертиза в современном мире: от знания к деятельности [Текст] : [сборник] / под ред. Г. В. Иванченко, Д. А. Леонтьева. - Москва : Смысл, 2006. - 454 с. 181. Электронная библиотека. Режим доступа: http: //www.studylaw.narod.ru (дата обращения: 15.03.2012). 182. Энциклопедия эпистемологии и философии науки. М.: «Канон+», РООИ «Реабилитация» 2009. 183. Эпштейн М. Техника-религия-гуманистика. Два размышления о духовном смысле научно-технического прогресса // Вопросы философии. – 2009. - №12. – С. 24. 184. Эпштейн С.И. Индустриальная социология в США. М., Издво политической литературы. 1972. С.34. 185. Этюды о социальной инженерии. От утопии к организации / под ред. В.М. Розина. – М.: Эдиториал УРСС, 2002. Иванов В. Социальные технологии в современном мире. – М.: Славянский диалог, 1996. – 335 с. 186. Covello V.T. and Mumpower J. Risk Analysis and risk Management: An Historical Perspective// Risk Analysis. 1985. Vol. 5. № 2.P. 5. 187. Быков А.А. Обращение главного редактора к читателям.\\ Вопросы анализа риска. 1999.Т 1.№ 1. 259 188. Матвеева Л., Никитаева А. Управление проектами. Ростов на Дону. Феникс, 2009.С.192-196. 189. Моисеев Р. Александров Д. Риск на весах.\\ Босс.2001.№ 2. С.10. 190. Оценка социальных рисков технологических инноваций. (Обзор научной конференции в Берлине) – Вопросы философии № 10, 2011. С.176 260