КРЫМСКИЙ КАДЕТСКИЙ КОРПУС (1920-1929)
реклама
КРЫМСКИЙ КАДЕТСКИЙ КОРПУС (1920-1929) «Свято чтит завет Российский, Этот славный корпус Крымский». Кадетский «Журавль» Создание Крымского корпуса и исход из России Путь русских кадетских корпусов в эмиграцию фактически начался 19 октября 1919 г., когда Петровский-Полтавский кадетский корпус в силу сложившихся обстоятельств Гражданской войны покинул Полтаву и перебрался во Владикавказ, где гостеприимно был принят Владикавказским кадетским корпусом. В общей сложности во Владикавказе собралось до 900 кадет. Весной 1920 г. было принято решение об эвакуации кадетских корпусов из Владикавказа в Крым. Эвакуацию было решено проводить через порты Грузии. Переход по Военно-Грузинской дороге в основном совершался пешим порядком, подвод было очень мало, и они главным образом предназначались для провианта. В день колонна проходила по 20-25 км. Следовало учитывать, что были кадеты 9-10 лет. От непогоды беженцы укрывались бурками, которые были выданы всем участникам похода. Бурки укрывали от ветра и дождя. Только 23 марта 1920 г. корпуса прибыли в Кутаиси. Грузинские власти не оказали кадетам никакой помощи. Корпуса были помещены в какой-то лагерь, за проволоку, питались теми продуктами, которые удалось вывезти с собой. 9 июня 1920 г. на пароходе «Кизил Арват» кадетские корпуса были доставлены в Крым. По прибытии в Крым удалось оперативно провести объединение корпусов и одиночных кадет других корпусов в один. Корпус разместился в Ореанде (Ялта). В начале июля корпус по приказу Главнокомандующего Русской армией на Юге России генерал-лейтенанта барона П.Н.Врангеля возглавил бывший директор 1-го Московского императрицы Екатерины II кадетского корпуса генерал-лейтенант Владимир Валерьянович Римский-Корсаков. Генерал П.Н.Врангель к этому времени уже издал приказ об отчислении из рядов Белой армии всех кадет, несовершеннолетних и не окончивших средние учебные заведения детей, и направлении их в распоряжение генерал-лейтенанта В.В. РимскогоКорсакова. В корпус стали прибывать кадеты различных корпусов и молодежь, прервавшая обучение и оказавшаяся в рядах Белой армии. Во вновь созданном кадетском корпусе практически были представлены все кадетские корпуса кроме Сибирского, Иркутского, Хабаровского и Донского. С 22 октября 1920 г. в соответствии с приказом П.Н.Врангеля корпус стал именоваться «Крымским кадетским корпусом». Корпусу был присвоен алый погон с белой выпушкой и двумя отдельными буквами «КК» желтого цвета. К этому времени численный состав корпуса составил приблизительно 500 человек, и было принято решение часть воспитанников разместить в приспособленных под казарму помещениях в Массандре. Тем же приказом в состав Крымского кадетского корпуса был включен Феодосийский интернат при Киевском Константиновском пехотном училище, располагавшемся в Феодосии. Он был основан генералом А.И.Деникиным в январе 1920 г. для несовершеннолетних детей, направлявшихся с фронта в ведение начальника Киевского Константиновского пехотного училища. Феодосийскому интернату был присвоен малиновый погон с белой выпушкой и буквами «Ф.И.» на погоне. Размещался интернат в полуразрушенных казармах Симферопольского пехотного полка, там же, где и Киевское Константиновское военное училище. Целью основания интерната было желание собрать в него кадет, разбросанных по югу России, и создать для них более или менее приемлемые условия для существования и 2 учебы. Ядром интерната стали кадеты четырех младших классов Сумского кадетского корпуса, прибывшие в Феодосию с ротным командиром корпуса полковником князем П.П.Шаховским. Вскоре к ним стали присоединяться кадеты и других императорских кадетских корпусов, оказавшиеся в Крыму. Были и дети-сироты, принятые в интернат непосредственно на месте под влиянием сложившихся обстоятельств. Большая группа бездомных детей прибыла из Севастополя. Все они были детьми моряков. Отношение кадет к «шпакам» (на кадетском жаргоне – штатским авт.) было дружелюбное, их сразу принимали в кадетскую среду без всяких проверок, имевших место в кадетских корпусах. Директором интерната был назначен полковник П.П.Шаховской, У него в помощниках были полковники Н.Н.Даннер, П.М.Некрашевич, капитаны П.А.Шевцов и Б.В.Шестаков. Полковник П.П.Шаховской зарекомендовал себя с самой лучшей стороны в Сумском кадетском корпусе. Несмотря на желание казаться строгим и при любом непослушании кадета грозящим «оторвать голову» нарушителю, он был мягким и добрым человеком. В Сумском корпусе кадеты искренне любили П.П.Шаховского. Ни один кадетновобранец Сумского корпуса пролил слезы на коленях у полковника П.П.Шаховского. Полюбили его и кадеты Феодосийского интерната, которых он в целости и сохранности доставил в Королевство С.Х.С., где был назначен на должность командира 3-й роты Крымского кадетского корпуса. Появлявшихся мальчишек водворяли в интернат силой. Они прибывали вшивые, разутые, грязные, в изорванной одежде. Заботами П.П.Шаховского, офицероввоспитателей и каптенармуса мальчишки приводились в христианский вид. У мальчишек отбирали всю одежду и выдавали имевшуюся на складах солдатскую одежду. Со всем могли расстаться кадеты, но только не с погонами. Своих погон прибывшие с фронта кадеты не сдавали. Помимо кадетских погон были здесь черно-красные корниловские, малиновые дроздовские, черные марковские. Были среди прибывших и Георгиевские кавалеры. Многие из помещённых в интернат старались долго в нём не задерживаться и при первой возможности сбегали на фронт, но их отлавливали и водворяли в интернат. Количество воспитанников в интернате не знал никто. В распоряжении интерната были железные солдатские кровати, матрасы, набитые соломой, серые солдатские одеяла. Попытки офицеров-воспитателей и преподавателей организовать занятия наталкивались на сильное противодействие со стороны практически вышедших из-под контроля кадет. К тому же не было нормального помещения, где можно было бы организовать классные занятия. Из преподавателей было всего три человека Н.Н Даннер, Н.Я.Писаревский и В.А.Казанский. На проводившихся уроках кадет практически не спрашивали и баллов не выставляли. Часто преподаватели на уроки не приходили и тогда воспитанники были предоставлены сами себе, чему они очень радовались, устраивая в классах «сплошной балаган». Иногда делались вылазки в окрестные фруктовые сады, устраивались драки с местными гимназистами. Полковник П.П.Шаховской пробовал организовать занятия в местной гимназии, куда кадет водили строем, но из этого также ничего не вышло. Кадеты голодали, их питание было организовано плохо. Самыми распространенными и нелюбимыми блюдами были всевозможные перловые каши, в виде «шрапнели» или «размазни». На толкучку выносилось все, что могло быть продано. Купив на вырученные деньги продукты, кадеты в корпусе устраивали пир. К холодам кадет одели в английское обмундирование. В условиях полнейшей бесконтрольности кадеты в любое время могли покинуть расположение интерната, что они и делали, принимая активное участие в грабеже складов и цейхгаузов. В Феодосийском интернате у кадет сложился свой кодекс чести. Схитрить, соврать что-либо офицеру-воспитателю, даже не выполнить его приказание, считалось геройством. Но не выполнить приказания постороннего офицера считалось 3 предосудительным и недостойным кадета. «Спереть» у торговки на базаре грушу, яблоко, кисть винограда не считалось преступлением. Это было «умение». Взять лакомство тайком у своего товарища считалось недопустимым воровством. Здесь же внедрилась в кадет площадная брань, которую занесли в интернат «фронтовики». Тем не менее, по случаю победы Добровольческой армии на одном из участков фронта Гражданской войны кадетам довелось даже принять участие в параде войск гарнизона Феодосии. Появление кадет в мешковатой, не по росту одетой форме, в тяжеленных английских ботинках, называемых «танками», вызвало восторг и овации публики. Особым авторитетом среди кадет пользовались те, кто успел уже побывать на фронте. «Фронтовики» пользовались непререкаемым авторитетом и соответственно этому уважением и завистью. Эти «стратеги» на все имели свое мнение и с большим апломбом давали оценку всем происходящим событиям. В любом споре последнее слово было за «фронтовиками». Любимым занятием у кадет было пение. Пели боевые добровольческие песни, песенки А.Вертинского, кадетского «Журавля», «Звериаду». Таким образом, Крымский кадетский корпус перед эвакуацией из Крыма состоял не только из кадет Петровского-Полтавского и Владикавказского кадетских корпусов, но и воспитанников других корпусов, что создавало большие сложности в вопросах соблюдения дисциплины и внутреннего распорядка. Все это проявилось с особой силой, когда корпус оказался за пределами России. Преподаватель Крымского кадетского корпуса Г.Д.Софронов в этой связи отметил: «Еще в Крыму корпус представлял собой массу кадет, по своему составу резко отличающуюся от той, которая была ему свойственна в дореволюционное время. В его составе было более 50% детей и юношей или совершенно не имевших семьи, или оторванных от нее. Вся эта молодежь была сильно тронута тлетворным духом революции и гражданской войны, причем, многие в последней принимали непосредственное участие. В последние месяцы пребывания в Крыму в состав корпуса влилось много детей и юношей, прибывших непосредственно с фронта, частью по распоряжению начальства, частью по собственному желанию. За время эвакуации в корпус влился Феодосийский интернат, было подобрано много и других брошенных и бесприютных детей. Таким образом, в лагерь Стрнище корпус прибыл в составе около 600 человек». 1/ В ночь на 1 ноября 1920 г. началась эвакуация корпуса из Крыма. Младшая рота была погружена на пароход «Константин», а основной состав – на паровую баржу «Хриси». Эту старую плоскодонную баржу вообще не хотели использовать для перевозки эвакуированных. Но когда в ялтинском порту не осталось судов для погрузки Крымского кадетского корпуса, был отдан приказ эвакуировать корпус на этом судне. Судовые механики, не желая работать на белых, заявили, что машина неисправна. Когда им пригрозили расстрелом, машину «быстро починили», и баржа вышла в море. В.В.Римский-Корсаков, не доверяя команде судна, приказал двум кадетам, имевшим опыт службы на флоте, присмотреть за рулевым, чтобы тот не изменил курс. Вскоре выяснилось, что судно идёт не в Константинополь, а в Одессу. Капитана и рулевого тут же арестовали, к штурвалу стал кадет М.Каратеев, восемь месяцев проплававший до поступления в кадетский корпус сигнальщиком на миноносце. Вместе с другим кадетом они направили судно в нужном направлении, но обнаружили, что показания компаса не верны. Рядом со штурвалом находились железные гимнастические снаряды. С большим трудом кадетам удалось вывести судно к Константинополю. На пятые сутки баржа и пароход прибыли на константинопольский рейд. Вскоре все кадеты были пересажены на пароход «Владимир». Там к корпусу присоединились воспитанники Феодосийского интерната с полковником П.П.Шаховским, эвакуировавшиеся из Крыма на пароходе «Корнилов». В последний день пребывания в Феодосии полковник П.П.Шаховской построил воспитанников перед цейхгаузом и приказал каждому взять то, что ему необходимо. В 4 этот момент кадеты вдруг повзрослели на несколько лет, поняв значимость происходящего события. Без всяких криков, шуток и подначек кадеты спокойно подходили к разбросанным вещам, брали то, что считали нужным, и отходили. К вечеру весь интернат был посажен на «Корнилов». Весь скорбный путь Владикавказского кадетского корпуса по Военно-Грузинской дороге от Владикавказа до г. Стрнище в Королевстве С.Х.С. был запечатлен на рисунках преподавателем рисования Владикавказского кадетского корпуса полковником Иваном Павловичем Трофимовым. Во время коротких дневок им были выполнены десятки акварельных рисунков Военно-Грузинской дороги, гора «Семь братьев», горные реки, крутые перевалы. Позже он отразил на своих рисунках пребывание корпуса в Крыму и, наконец, после прибытия в Королевство С.Х.С. им были сделаны многочисленные зарисовки городов Стрнище и Белой Церкви, их окрестностей. Все, рисунки, выполненные И.П.Трофимовым, прекрасно сохранились в семье потомков кадет Владимира Николаевича и Валентины Николаевны Кастеляновых, проживающих в настоящее время в Белой Церкви. И.П.Трофимов – дед Валентины Николаевны. Ее отец Николай Евгеньевич Филимонов, выпускник Первого кадетского корпуса, был офицером-воспитателем Первого Русского великого князя Константина Константиновича кадетского корпуса (ПРВККККК). Владимир Николаевич Кастелянов родился 10 апреля 1938 г. в Русской Больнице в Панчево. Его Отец Николай Владимирович родом из Владикавказа, окончил Владикавказский кадетский корпус и после исхода из России вместе с кадетами, преподавателями и служащими кадетского корпуса оказался в Королевстве С.Х.С. в Панчево, где устроился на работу инженером на французское предприятие, участвовавшее в строительстве дороги Бихач-Книн. Мать Владимира Николаевича, родом из Полтавы, оказалась в Югославии вместе с тетей и дядей, полковником Николаем Венедиктовичем Зиалковским, офицером-воспитателем кадетского корпуса. Она работала сестрой милосердия в Русской Больнице в Панчево. В начале Второй Мировой войны отец был арестован и вместе с французами помещен в тюрьму. После освобождения из тюрьмы семья Кастеляновых сначала переехала на море в Црквеницу, а затем в Беловар (Хорватия), где прожила до конца войны. Отец получил работу по ремонту железной дороги, взорванной немцами. В годы обострения советско-югославских отношений отец потерял работу, а семья подвергалась сильному психологическому давлению. Владимир Николаевич окончил гимназию в Беловаре, а затем учился на строительном факультете в Загребе и Белграде. По окончании института работал генеральным директором в компании «Стандарт-Бетон» в Белой Церкви и «Панпроект» в Панчево. В настоящее время – на пенсии, но продолжает трудиться, одновременно активно занимаясь музыкой. Отец Валентины Николаевны Николай Евгеньевич Филимонов родилcя 14 мая 1886 г. в Петербурге, окончил Первый Его Иимператорского Величества кадетский корпус, в 1920 г. эвакуировался в Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев в г. Сараево, где был назначен офицером-воспитателем Сводного Русского кадетского корпуса. Мать Валентины Евгеньевны, Елена Ивановна Козырева, преподавала французский язык в Первом Русском кадетском корпусе и Донском Мариинском институте. Валентина Николаевна родилась в 1941 г. в Белой Церкви. Окончила гимназию, филологический факультет Белградского университета. Работала преподавателем русского языка и литературы в гимназии, руководила драматическим кружком при гимназии. У Кастеляновых двое детей. В течение всех лет совместной жизни Владимир Николаевич и Валентина Николаевна собирали и свято берегли материалы, связанные с судьбой кадетских корпусов на территории Югославии, и, в первую очередь, те реликвии, которые им 5 достались по наследству от своих дедов и отцов. В результате они собрали большую коллекцию документов и фотографий, отражающих историю кадетских корпусов в Югославии. Владимиром Николаевичем вычерчен на современных картах маршрут следования русских кадетских корпусов с мест своей дислокации в России в Югославию. Владимир Николаевич и Валентина Николаевна Кастеляновы 22 октября 2006 г. в присутствии представительной делегации из России, включавшей Чрезвычайного и Полномочного посла России в Сербии А.Н.Алексеева, представителей Фонда содействия кадетским корпусам имени Алексея Йордана, Международной ассоциации «Кадетское братство», членов Общекадетского объединения русских кадетских корпусов за рубежом при Русском доме в Белграде, открыли в своей квартире музей – Кадетскую комнату. В ней представлены многочисленные экспонаты, свидетельствующие о жизни в Югославии не только Владикавказского, но и Первого Русского и Донского кадетских корпусов. В экспозиции музея представлены все акварели И.П.Трофимова. Прибытие в Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев. Пребывание в г. Стрнище. На рейде Константинополя крымские кадеты сумели себя достойно показать в обстановке, которая потребовала от них не только выдержки и терпения, но и определенного мужества. Русские корабли были встречены в Константинополе судами многих стран. На корабле «Хриси», где находился Крымский кадетский корпус, по инициативе вице-унтер-офицера Михаила Каратеева на реях взвились сигналы: «терпим голод» и «терпим жажду». Эти сигналы возымели действие. Через какое-то время к барже «Хриси», где находились кадеты, подошел английский корабль. На его верхней палубе был установлен киносъемочный аппарат, рядом стоял стол, на котором высилась груда нарезанного ломтями белого хлеба. Здесь же находились нарядно одетые женщины и мужчины, среди них и один русский. На вопрос, голодны ли кадеты, те ответили утвердительно. Кадеты ожидали, что их сфотографируют, а затем будут кормить. Оказалось, что англичане хотели запечатлеть момент, когда кадетам будут бросать хлеб и голодные кадеты бросятся его поднимать с палубы. Когда женщины начали кидать в толпу кадет ломти хлеба, кое-кто из них уже бросился его поднимать. Начальство растерялось, и в этот момент раздался голос «генерала» выпуска Л.Лазаревича, который, оценив обстановку, крикнул: «Не прикасаться к этому хлебу. Не видите, что эта сволочь хочет снять, чтобы показывать «русских дикарей», которые дерутся из-за еды».2/ Ломти хлеба сыпались на головы кадет, но они стояли неподвижно, будто не замечая этого. Л.Лазаревич попросил, чтобы англичане оставили их в покое. Оскорбленные таким поведением русской молодежи, английский корабль вскоре отошел от «Хриси». Карантинное стояние на рейде Константинополя затянулось, так как выяснилось, что к тому времени ни одна страна не проявила интереса к русским юношам. Наконец, было получено известие, что кадет готово принять Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев. 8 декабря 1920 г. корпус прибыл в бухту Бакар Королевства С.Х.С. и оттуда по железной дороге перевезен в г. Стрнище. Крымский кадетский корпус расположился в бараках, построенных австрийцами для военнопленных. В это время корпус состоял из 5 рот, 20 классных отделений. В корпусе числилось 650 кадет (в том числе 108 воспитанников Феодосийского интерната) в возрасте от 11-12 лет до 21 года, 29 человек педагогического и 8 человек административно-хозяйственного персонала. Некоторые из воспитанников пропустили по одному-два учебных года. Среди кадет было 229 участников боевых действий на фронтах Гражданской войны, из низ 59 – раненых и контуженых, 40 – награжденных боевыми наградами. 6 Кадет Николай Вовченко был награжден знаком Георгиевского ордена 2-й, 3-й и 4й степеней. Кадеты Владимир Бунин, Вячеслав Вержбицкий, Николай Северьянов, Алексей Скворцов – знаком Георгиевского ордена 3-й и 4-й степеней. 3/ Георгиевские кавалеры оставались кумирами кадет в течение всего времени пребывания тех в кадетском корпусе. Ежегодно в день Св. Георгия 9 декабря кадеты качали на руках Георгиевских кавалеров и носили их по коридорам корпуса. Когда директором корпуса был назначен Георгиевский кавалер генерал-лейтенант М.Н.Промтов, кадеты старшей роты приходили утром 9 декабря к нему в кабинет, поднимали генерала в кресле на руки и в таком положении носили по всему длинному коридору. Бараки в Стрнище, предоставленные в распоряжение корпуса, были плохо приспособлены для жилья и тем более для учебы. Деревянные, крытые толем, бараки, служившие во время Первой мировой войны местом для размещения русских военнопленных, не способствовали подъёму духа у прошедшей чрез ужасы эвакуации молодежи. Инспектор классов полковник Г.К.Маслов в одном из первых рапортов на имя российского военного атташе докладывал, что «условия для размещения корпуса ужасные и потребуются колоссальные усилия для создания нормальной обстановки для проживания и учебы». 4/ Офицер-воспитатель капитан К.Ю.Жоравович о первых годах пребывания в Королевстве С.Х.С. говорил: «В течение двух лет в Стрнище кадетский корпус пребывал в самых безобразных условиях расквартирования, где не было практически возможности иметь кадет под непрерывным надзором… Дети, прошедшие через горнило революции и знакомые с лозунгами различных партий и организаций требовали необходимого надзора и режима, которых в Стрнище не оказалось». 5/ С начала 1920 г. Крымский кадетский корпус пережил три эвакуации: в Кутаиси, в Крым, в Сербию. Каждая эвакуация разрушала почти до основания всю предыдущую воспитательную работу, и после каждой эвакуации офицерскому и педагогическому составу все с большим и большим трудом приходилось заново налаживать жизнь кадетского корпуса. «На кадет же период эвакуации и Гражданской войны произвел самое растлевающее действие, – отмечал командир роты подполковник Е.А.Худыковский. – У них произошла полная переоценка ценностей: все, что до этого считалось безнравственным, стало нормальным, все недопустимое – вполне возможным. Особенно резко изменился взгляд на отношение к чужой собственности, и на этой почве происходило наибольшее число проступков». 6/ Чрезвычайные происшествия в Крымском корпусе начались буквально с первых дней пребывания на чужбине. 4-го декабря 1920 г. кадет II класса Константин Козловский, играя найденным револьвером с кадетом своего же класса Василевичем, убил последнего наповал. 7/ По свидетельству выпускника Крымского кадетского корпуса Сергея Ольденбергера в Стрнище было два случая самоубийства и одна попытка, при которой револьвер дал осечку и кадет был разоружен. Первым самоубийцей был Георгиевский кавалер кадет 7-го класса Евгений Беляков (Полтавец). Вторым - кадет 6-го класса Андрей Иляшевич. Иляшевича Сергей Ольденбергер знал лично и отмечал, что он всегда был мрачно настроен. По русской общине, расположенной в Стрнище, поползли слухи о существовании в корпусе «клуба самоубийств». Но ни о какой моде или желании показать свое бесстрашие, по словам того же Сергея Ольденбергера, не могло быть и речи. Скорее это были поступки, основанные на душевных трагедиях кадет, потерявших все надежды на будущее, и объяснялись психическим надломом. Любому читателю, знакомому с жизнью и судьбами русской военной эмиграции за рубежом, хорошо известно, что самоубийства на почве душевного надлома и разлуки с родиной были, к сожалению, распространенным явлением в этой среде и имели место не только в кадетском корпусе, но и среди боевых офицеров. 7 Нетрудно понять подоплеку этого явления. Уже побывав на положении взрослого, почти офицера, уже научившись брать от жизни все, что она предлагает, снова сесть за парту и почувствовать себя юношей -кадетом, было не всякому под силу. «А если прибавить к этому сознание окончательно потерянной родины и возможностей, которые давала она своим привилегированным сыновьям, если приложить к себе выражение: «когда в грядущем мрак, а в прошлом ряд могил и за насущный хлеб даешь остаток сил», – многим покажется, что жить не стоит, что от жизни ждать нечего, – такую оценку событиям через 50 лет дал Владимир Бодиско, поступивший в Крымский кадетский корпус в 1923 г. и окончивший в 1930 г. ПРВККККК. – Отсюда самоубийства одиночные, иногда двойные, порождавшие разные слухи и среди них о «клубе самоубийств». Существовал де такой клуб, ведомый советским агентом Хоцяновым, где ставка а игре против банкомета – своя жизнь. Выиграл – получи деньги, проиграл – стреляйся». 8/ Проведенное следствие показало, что никакого клуба не существовало. Обвиненный в организации «клуба» подпоручик-артиллерист Хоцянов, проживавший в беженской колонии лагеря Стрнище, поддерживал связь с кадетами-марковцами и другими, и у него в комнате происходила карточная игра. Пущенный кем-то домысел приписал этой игре трагический финал в виде расплаты проигравшего жизнью. Юноши, прерывавшие свою жизнь, делали это только в силу сложившихся обстоятельств. В.В.Римский-Корсаков воспринимал эти самоубийства не только как общую трагедию, но, как и свою личную. Он вел личное расследование, старался предотвратить подобные случаи в будущем. Комиссия, расследовавшая причины, побудившие кадет покончить жизнь самоубийством, пришла к выводу, что директор кадетского корпуса, педагогический персонал не виновны в происшедшем. Наиболее характерными и типичными проступками этого периода жизни корпуса, помимо общей распущенности и грубости, было крайне пренебрежительное отношение к чужой, особенно казенной собственности. Случаи так называемого «загона» казенных вещей были явлением самым заурядным, и проступки подобного рода в сознании кадетской массы трактовались не как явления позорные, а скорее как проявление лихости и молодечества. В корпусе были кадеты, к которым обращались даже преподаватели с просьбой продать их личные вещи. По воспоминаниям С.Ольденбергера, «в 1921-1922 гг. славились как хорошие продавцы кадеты Загоскин и Загарянский. К ним часто приходили педагоги всех рангов и приносили им для продажи только что выданные им вещи: одеяла, шинели, ботинки и т.д.». 9/ Вероятно, в это время в кадетском «Журавле» появились строки: «Вся Словения одета За счет Крымского кадета». В Стрнище отмечались многочисленные случаи срыва уроков, бунт кадет, скандалы, воровство. 28 апреля 1922 г. состоялось массовое выступление кадет против директора генерал-лейтенанта В.В.Римского-Корсакова. 7 июня того же года кадет Загоскин уговорил кадет 2-й роты устроить бенефис одному из офицеров-воспитателей. Примерно в то же время кадеты 1-й роты устроили бенефис дежурному офицерувоспитателю. 10/ Во время пребывания в Стрнище доставалось от кадет и местным жителям. Вспоминает Сергей Ольденбергер: «1921-й год... Идет строй кадет под командой вице-унтер-офицера, за спиной ранцы или подобие таковых, шагают и поют песни. Местные крестьяне, привыкшие к кадетам, не обращают на них внимания. Пройдя деревню, дается команда «разойтись». Оказывается, это район яблочных садов и каштановых рощ. Ранцы быстро наполняются, и кадеты снова строем возвращаются. Когда словенцы догадались, что это за прогулки, то они, 8 вооружившись палками, вышли из деревни с твердым намерением защитить свое добро, но были обращены в бегство ураганным огнем из пращей… Знаменитостью тех времен стрельбой из пращи был Николай Вовченко, Георгиевский кавалер IV, III и II степени. Однажды он обстрелял пaccaжирский поезд, разбил окно вагона и за компанию какому-то почтенному господину голову. Об этой случае было даже полицейское следствие, которое , конечно, ничего не дало, но «деду» было весьма неприятно. Пять кадет пятого класса улеглись на рельсы и заставили ма шиниста остановить поезд, так как на гудки любители сильных ощущений не реагировали. Когда же поезд остановился, и машинист с кочегаром бросились к ним – они встали с рельс и молниеносно исчезли в густом еловом лесу. Я думаю, что таких случаев достаточно, чтобы убедиться в том, что в те времена мы были не так уж далеки от образа «полу-Тарзана ». 11/ В кадетском «Журавле» в этой связи о Крымском кадетском корпусе говорилось: «Будут помнить многи лета, Сербы Крымского кадета». Закрывайте все буфеты, Едут Крымские кадеты». На одном из заседаний Педагогического комитета офицер-воспитатель подполковник К.Ф.Коссарт отметил: «По прибытию корпуса в Сербию в нем были не кадеты, а дезорганизованная, совершенно недисциплинированная толпа, всосавшая в себя все отрицательные качества тыла, фронта, эвакуации и лишенная в большинстве, благодаря этому, каких-либо нравственных устоев. Требовалась колоссальная работа, чтобы эту толпу ввести в русло нормальной жизни военно-учебного заведения. Путем постоянного общения с кадетами, бесед, наставлений и самого гуманного отношения, постепенно, спокойно и настойчиво переделывались их исковерканные, чуждые материнской ласки души». 12/ Вот как вспоминал Константин Синькевич, поступивший в Крымский корпус в конце 1922 г. и окончивший в 1931 г. ПРВККККК, первые дни пребывания в корпусе: «Меня окружала шумная ватага загорелых мальчишек, добывавших себе добавочное пропитание всякими способами: сбором грибов и ягод в лесу, меновой торговлей, мелким жульничеством и походами в ближайшее село. Относительно «жульничества» следует сказать, что в кадетской среде оно полностью исключалось. Если кто-нибудь, когданибудь осмеливался стибрить что-либо у товарища – его ожидала жестокая кара всей роты. Зато ловкий обман местного торговца или крестьянина считался геройским поступком». 13/ 1921-1922 учебный год начался в бараках, переделанных под учебные классы. Учебных пособий и учебников и тетрадей было недостаточно. Многое кадетам приходилось просто запоминать на самих уроках. Привыкших за лето к свободе кадет вновь потянуло на воздух, все чаще в классах стали появляться отсутствующие. Сначала на занятия не приходили по одиночке, потом группами, а были случаи, когда целое отделение возвращалось в корпус только к обеду. Наиболее радикальной мерой по наведению порядка в корпусе считалось исключение из его рядов наиболее злостных нарушителей дисциплины, подстрекателей к организации коллективных выступлений. Не следует забывать, что в старшей роте были совершенно взрослые молодые люди, которые тяготились установленными в корпусе порядками. Командир 1 роты полковник Н.А.Чудинов в этой связи отмечал: «Революция и Гражданская война сделали свое дело. Три четверти первой роты одно время болтались между небом и землей, когда корпуса были закрыты, а потом были на фронте, познакомились со всеми отрицательными сторонами этого болтанья и фронта, что крепко 9 и глубоко запало в них… В дореволюционное время в корпусах были юноши не старше 17-18 лет, которые за все свое время только и знали родительский дом и учебное заведение. Теперь же не редкость возраст воспитанников 20, 21-24 года и знакомство с тем, что и в голову никому не приходило». 14/ Однако не так просто было избавиться от наиболее одиозных фигур. Более или менее просто решался вопрос, если у кадета были живы родители, и его можно было отправить на их попечение. Другое дело, когда у кадета никого не было, тогда кадетский корпус, Державная комиссия в определенной степени несли моральную ответственность за устройство исключенного из корпуса кадета в жизни. Прежде чем кадет исключался из корпуса офицерский и преподавательский состав корпуса проводили огромную работу, чтобы удержать его в корпусе, поскольку Державная комиссия давала добро на исключение только после того, когда было окончательно ясно, что кандидат на исключение приносит большой вред воспитательному процессу, продолжая оставаться в стенах учебного заведения. Некоторые из отчаянных воспитанников Крымского корпуса, вкусив свободной жизни и оказавшись на грани нищеты и физической гибели, не считаясь со своей гордыней, обращались с просьбой вернуть их в кадетский корпус. Однако сделать это было совсем не просто. Теперь Державная комиссия должна была решить выделять средства на возвращающихся в корпус кадет или отказать им в приеме. В доказательство того, как этот вопрос решался между «новыми абитуриентами», кадетским корпусом и Державной комиссией ниже приводится следующий документ. В начале августа 1923 г. генерал В.В.Римский-Корсаков направил письмо директору Донского кадетского корпуса генерал-лейтенанту Е.В.Перрету, которое предварительно было согласовано с Державной комиссией и поступило в Донской корпус на её бланке: «Многоуважаемый Евгений Васильевич, Известные Вам условия жизни кадетских корпусов, начиная с 1917 г., вызвали ряд ненормальных явлений и во многих случаях отразились на психике молодежи, которая, вкусив ощущения ложно понимаемой свободы, не всегда сознает необходимость подчинения школьной дисциплине и рвется на свободу вместо того, чтобы учиться и готовиться к жизненной борьбе с большей степени подготовки. Это явление особенно резко отразилось на воспитанниках Крымского кадетского корпуса, результатом чего был уход довольно значительного числа их из корпуса в порядке так называемых «добровольных» докладных записок о нежелании учиться. Часть таких уходов последовала еще в 1922 г. и в начале 1923 г., вследствие недостаточного противодействия со стороны педагогическо-воспитательского персонала корпуса вредным влияниям предшествовавшего периода жизни корпуса. Некоторые из таких ушедших на сторону в «добровольном порядке» юношей, столкнувшись с тяжелыми условиями самостоятельной жизни, к которой они оказались, конечно, совершенно неподготовленными, и сознают теперь всю трудность и безвыходность своего положения, и необходимость окончания учения для выхода на настоящую дорогу и просят о предоставлении этой возможности. Не находя, по некоторым обстоятельствам, удобным разрешать этим юношам держать экзамены при Крымском кадетском корпусе и считая тем не менее необходимым помочь им в продолжении образования, при условии предварительного однако испытания их не только в смысле проверки их знаний, но и в отношении проверки их воли к ученью, я решил обратиться в этом деле к Вашему содействию и только по получении от Вас ответа о согласии направить к Вам в Билечу этих 4-х юношей. При этом считаю, что 1. Юноши эти должны быть на время испытания помещены вне корпуса под чьим-либо надзором по Вашему выбору. 10 2. С ними должны быть организованы занятия по репетиторской системе групповым способом, с оплатой этих занятий в размере 100 дин. в месяц за каждого. 3. На продовольствие их будет отпускаться Державной комиссией по 300 дин. в месяц в распоряжение корпуса, но довольствовать их следовало бы отдельно от кадет, впредь до выяснения их качеств. 4. К поверочным испытаниям они могли бы быть допущены после Рождества. Список этих 4-х юношей прилагаю с указанием пока кратких данных. Подробные характеристики их будут доставлены позднее». 15/ Здесь хотелось бы обратить внимание на серьезность подхода директора Крымского корпуса, Державной комиссии к каждому юноше, оказавшемуся в тяжелой ситуации на чужбине. Письмо отправлено 4 августа 1923 г., а испытания намечены только на Рождество, на конец декабря 1923 г. И ещё не известно, выдержат ли эти четверо соответствующие испытания, а деньги Державной комиссией будут потрачены. До 1925 г. в Крымском кадетском корпусе в Стрнище и в Белой Церкви существовал карцер. Малышей в карцер не сажали. В карцер сажали старших кадет за любое крупное неповиновение начальству, намеренную порчу и продажу казенного имущества, «самодрал» (самовольная отлучка из расположения корпуса – авт.), побег из карцера. В силу сложившихся обстоятельств в Стрнище карцер практически не выполнял своей функции, имевшей целью заставить кадета прочувствовать полученное наказание и впредь избегать попадания под арест. Карцер находился на первом этаже деревянного барака, занимая небольшую его часть, остальную часть занимали словенцы. Из-за недостатка денежных средств карцер был оборудован плохо, окна были без решеток и затянуты тонкой сеткой, которую можно было свободно оторвать. Также легко можно было оторвать от стены барака легкую доску, наполовину сгнившую, а затем ее снова восстановить на место. Кадеты совершенно спокойно общались с внешним видом, получали продукты, сигареты и папиросы от своих товарищей. Наиболее отчаянные самовольно покидали карцер, поскольку наблюдавший за карцером несколько раз в день должен был отлучаться на кухню за получением для арестованных кадет пищи. Кадет Абашкин, о котором речь пойдет ниже, умудрился, находясь в карцере продать свою шинель. В Белой Церкви карцер занимал три или четыре камеры на первом этаже здания. Комнаты были обшиты толстыми досками, имели массивные двери, зарешеченные окна, электрическую лампочку под самым потолком. Свет горел круглосуточно. В камере стоял топчан с одеялом, табурет, заменявший тумбочку и кружка с водой, поскольку арестованных иногда сажали «на хлеб и воду». «Конечно, товарищи всякими способами доставляли арестованным еду, – вспоминал Константин Синькевич, – так что они не голодали, а наказание превращалось в своего рода игру, кто кого перехитрит: арестованный начальство, или начальство его… Были такие «орлы», которые умудрялись отпереть отмычкой дверь своей камеры, снять железную решетку с окна – и… был таков! Некоторые кадеты сидели в карцере чуть ли не чаще, чем за своей партой в классе. В камеру им приносили учебники, и им приходилось приготовлять уроки наравне со всеми остальными. Срок наказания редко превышал сутки, но бывали случаи, когда какого-нибудь «героя» упрятывали на неделю. Стенки камер пестрели инициалами, всевозможными надписями, выражавшими «протесты против насилия», творческие порывы, обычно в форме стишков: «Институтки душки, мягкие подушки», «О, дайте, дайте мне свободу!», «Сижу за решеткой в темнице сырой…». Надпись относительно «институток, мягких подушек» меня шокировала. Откуда автор стишка мог знать, будто они мягкие подушки? Он что, спал на них, что ли?! Как можно так выражаться про нежных девушек?!» 16/ Профессор Любодраг Димич, в течение многих лет изучавший систему образования и воспитания в русских учебных заведениях, находившихся на территории 11 Королевства С.Х.С., полагал дисциплинарные меры, принимавшиеся в отношении воспитанников в русских кадетских корпусах чрезмерными: «В училищах восстановлена дисциплина. Уже в 1923 году отмечено, что дисциплина стала слишком строга и что в ней преобладает военный, «казарменный» дух. Наказания, налагаемые за минимальный проступок, можно назвать драконовскими. Так, например, самовольная отлучка или ничтожное непослушание наказывались тремя-пятью сутками карцера в тесных комнатушках без постелей. Карцеры замыкались на замки. Создавалось впечатление, что это исправительное заведение, а не воспитательный кадетский корпус». 17/ Тем не менее, с большим трудом, учебный процесс в Стрнище удалось наладить. Об условиях, при которых кадетские корпуса начали свою деятельность, свидетельствует доклад инспектора классов за период с января 1921 г. по май того же года: «Начали мы уроки в весьма тяжелых условиях. Перенаселенность в бараках, холод, недостаток одежды и обуви, недостаток учебников и других учебных предметов, как и самой примитивной мебели, являлись непреодолимым препятствием для начала работы. И все же, в начале января уроки начались. В каждом бараке работало 3-4 группы с 2-8 отделениями. Ученики стояли, как и преподаватели, или сидели на кроватях или на полу. Вместо грифельных досок пользовались кусками материи, прибитыми к стене. Писали кадеты в тетрадях, положенных на собственные колени или на спину впереди находящегося товарища. Писали и лежа на животе, подкладывая под тетрадь тарелку или котелок. Холодно настолько, что немеют руки, а чернила ночью замерзают. Когда потеплело, занятия были перенесены в лес». 18/ О состоянии школьных и интернатских помещений Крымского корпуса в Стрнище, представитель Министерства Просвещения профессор Р. Кошутич писал в докладной записке: «Картина много хуже той, которую можно вообразить. Повторяю, здесь нет ни учебных помещений, ни столовой, ни комнат для приготовления уроков. В длинных, узких и мрачных бараках стоят кровати вплотную одна к другой, а в середине несколько столов и скамеек. Тут кадеты учатся, слушают своих преподавателей, спят, едят, живут. Крыши повсюду протекают, на полу большие лужи, кровати мокрые, повсюду нездоровый запах влаги и плесени; тускло светит маленькая керосиновая лампа, а кадеты, босые и полуголые, перетаскивают свои кровати с места на место, чтобы уберечь от дождя. Господин министр! Каторжники у нас живут во много лучших условиях, чем эта молодежь!» 19/ Вот свидетельство инспектора классов полковника Г.К.Маслова о том, как в ряде случаев решалась проблема с размещением кадет: «Помещение столярного класса пришлось отвести под спальню кадет VI класса 3 отделения (от корпуса было экстренно потребовано очистить сарай от дров, каковые пришлось сложить в помещении кадет VI класса 3 отделения)». 20/ При эвакуации из Владикавказа руководство корпуса предусмотрительно распорядилось взять кадетам с собой минимальное количество учебников и книг из расчета одна книга на несколько человек. Эти учебники и учебные пособия в определенной степени и помогли наладить учебный процесс. В первые недели и месяцы пребывания Крымского корпуса в Стрнище многое зависело от офицеров-воспитателей. Конечно, они тоже были подавлены всеми произошедшими событиями. Но среди них были и такие, кто находил в себе силы и стремился максимально положительным примером воздействовать на души ребят. Одним из таких воспитателей был подполковник офицер-воспитатель Петровского-Полтавского кадетского корпуса Виталий Михайлович Гончаренко. Во 2-м отделении VI класса, которым командовал В.М.Гончаренко из тридцати кадет половина прошла фронты Гражданской войны и носила Георгиевские отличия. И все прибыли в корпус только в силу приказа генерала П.Н.Врангеля. Чтобы отвлечь кадет отделения от тяжелых мыслей, вернуть им веру в самих себя, поднять собственное самосознание, он предложил кадетам создать драматический театр, в который привлек 12 дочерей преподавателя кадетского корпуса подполковника А.Н.Пограничного. В течение короткого времени были поставлены пьесы А.П.Чехова «Свадебный генерал», «Юбилей», «Медведь», Н.В.Гоголя «Ревизор», комедия А.Н.Островского «Лес». Весной 1921г. 1-я рота выезжала в г. Марибор в гости к воспитанникам австрийского кадетского корпуса. Рота приехала со своим корпусным оркестром, который произвел на хозяев большое впечатление. Оркестром руководил бывший капельмейстер лейб-гвардии Преображенского полка, известный дирижер Цибулевский. Он довел состав оркестра до 60 человек. На следующий год крымцы пригласили старшую роту Мариборского корпуса к себе. Был устроен общий обед, для которого были использованы и тайные резервы. Хорошие отношения, налаженные с Мариборским корпусом, вскоре принесли и материальные плоды. Крымскому корпусу было передано австрийское обмундирование мариборцев, состоявшее из серо-стальных мундиров и синих брюк, в которые одели младшие роты. Дальнейшая дружба с австрийским кадетским корпусом развития не получила, так как корпус был вскоре закрыт. 21/ В сентябре 1921 г. в Крымском кадетском корпусе произошло знаменательное событие. Кадет Сумского кадетского корпуса Дмитрий Потемкин доставил директору корпуса вывезенное из России знамя Сумского кадетского корпуса. По этому поводу был издан приказ по корпусу, кадет Д.Потемкин был произведен в вице-унтер-офицеры. До выпуска из Крымского кадетского корпуса Д.Потемкин оставался знамёнщиком и выносил в строй знамя своего корпуса. С тех пор знамя Сумского кадетского корпуса стало символом кадет, окончивших кадетские корпуса в Югославии, а с образованием Нью-Йоркского Объединения кадет зарубежных кадетских корпусов стало выноситься в строй при проведении торжественных мероприятий и панихид во время похорон умерших кадет. Так как учебный год начался 2-го января 1921 г., то летних каникул не было, и занятия закончились 15 октября 1921 г., когда состоялся первый выпуск Крымского корпуса. Корпус окончили 83 кадета. Корпус покинули самые старшие кадеты в возрасте 22-23 лет, пережившие все тяготы Гражданской войны и исхода из России. Двое выпускников Леонид Гаранин и Михаил Трофимов, после выпуска отправились в Советскую Россию для борьбы с большевизмом, где и сложили свои головы. 17 выпускников поступили в Николаевское кавалерийское училище, после окончания которого продолжили службу в кавалерийских частях Югославии. Крушеван и В.Стойчев окончили Румынское военное училище. Четверо: М.Каратаев, А.Кудинов, А.Флейшер, князь И.Химшиев – Сергиевское Артиллерийское училище в Болгарии. 12 человек окончили университеты в Белграде, Загребе, Любляне, Брюсселе и Праге: В.Жуков, М.Каратеев, Г.Кодинец, М.Легеза, К.Лейман, Д.Николенко, В.Петренко, Д.Потемкин, Г.Самойлович, И.Соломоновский, П.Федоров. Директор Крымского кадетского корпуса генерал-лейтенант В.В. РимскийКорсаков в рапорте от 21 ноября 1921 г. на имя российского военного атташе в Королевстве С.Х.С. генерал-майора В.А.Артамонова сообщал: «Закончив 1-го ноября с.г. учебный год во вверенном мне Крымском кадетском корпусе, мы вступили в новый учебный год, имея вполне обоснованные надежды малопомалу совершенно стать на ноги и сделать военно-учебное заведение вполне удовлетворяющим своему высокому назначению… Правда, корпус пока далек еще от совершенства, но уже достигнутое является верным залогом дальнейшего совершенствования. Антагонизм, временно обострившийся между двумя главными составляющими частями корпуса (кадетами Полтавского и Владикавказского кадетских корпусов), постепенно сглаживается, налаживаются вполне сносные отношения. Дружбы, правда, особой не замечается, но зато не наблюдается и сколько-нибудь острой розни. Кадеты стали значительно мягче, податливей. Они привыкают любить свое гнездо и заботиться о его добром имени. Когда встал вопрос о переводе 50 кадет Крымского 13 кадетского корпуса во 2-й Донской кадетский корпус, никто из кадет Крымского корпуса не пожелал добровольно его покинуть». 22/ Своим становлением, существованием и дальнейшим развитием Крымский корпус, конечно, во многом обязан генерал-лейтенанту Владимиру Валерьяновичу РимскомуКорсакову. В.В.Римский-Корсаков родился в 1859 г., окончил Полтавский кадетский корпус, Александровское военное училище, Александровскую военно-юридическую академию. В течение многих лет был инспектором классов, а затем директором 1-го Московского императрицы Екатерины II кадетского корпуса, которым руководил с 1904 г. до его закрытия в 1918 г. 1-й Московский кадетский корпус был одним из лучших военноучебных заведений Москвы. В тех условиях, в которых оказался Крымский корпус, педагогическому составу предстояла работа исключительной трудности. Директору корпуса и персоналу предстояло думать о развитии у кадет чувств и настроений, которые помогли бы преодолеть ту черствость и неверие в справедливость, поселившиеся в их душах в годы лихолетья. В кадетах следовало воспитать чувство, что каждый из них всегда и везде является представителем своей родины – России. Сильную тоску по Родине и родным, привычку и познание в смутные дни бродяжничества, пребывания на фронте в боях и в тылу – все это предстояло преодолеть офицерам и преподавателям кадетского корпуса. «В нас воспитывали чувство любви к корпусу, к русской армии, к России, к ее славным воинам, писателям, поэтам, художникам и композиторам, и, прежде всего, к русским государям, веками собиравшими землю русскую в одну великую и могучую державу, – вспоминал Константин Синькевич. – Патриотическими лозунгами и девизами были украшены все стены наших помещений. Весь день, едва открыв утром глаза, мы находились под влиянием этих призывов, запомнившихся навсегда. Знаменитое стихотворение К.Р. «Наш полк», все кадеты без зазубривания знали наизусть, а другое его стихотворение, «Кадету», переписывали на первую страницу своих альбомов или дневников. Каждый, перечитывая его в сотый раз, чувствовал, что оно относится к нему лично, что оно написано для всех, но и для каждого в отдельности». 23/ В корпусе сохранялась преданность Вере, Царю и Отечеству. Особенно – царю. Царские имена, портреты, фотографии помещались на первых страницах кадетских альбомов, прежде всего императора Николая II, его августейшей супруги Александры Федоровны и царских детей. Не меньше, чем воспитанию патриотических чувств и любви к Родине, уделялось внимание и духовному воспитанию. Кадет приучали пристойно вести себя на уроках Закона Божия, что было довольно трудно сделать из-за общей воспитанности и дисциплины кадет. Особенно обращалось внимание на поведение кадет в церкви, где они прислуживали в алтаре, участвовали в церковном хоре. В дни подготовки к исповеди корпусной батюшка пояснял значение и смысл исповеди и Великого Таинства причастия. Большинство кадет всех возрастов относились к ритуалу набожно и с уважением. В характеристике на кадета в обязательном порядке указывалось его отношение к религии Всем крымским кадетам запомнилась ежегодная встреча Нового года, когда личный состав Крымского корпуса выстраивался с оркестром в коридоре первой роты. Ровно в полночь к строю выходил директор корпуса, поздравлял кадет с Новым годом и предлагал вспомнить Россию. В ответ на это оркестр исполнял гимн «Боже, царя храни». Это был единственный случай в году, когда в корпусе исполнялся российский национальный гимн. В то же время воспитательский состав в сложившейся обстановке был лишен некоторых очень сильных факторов в деле воспитания. «У огромного большинства кадет или вовсе нет родителей, или они в России, – отмечал офицер-воспитатель подполковник Е.А.Худыковский. – Нет, стало быть, родительской ласки и заботы, а, кроме того, пожалуй, мало надежды увидеть их когда-либо. Раньше у кадета всегда была боязнь огорчить родителей плохим поведением и учением. Сейчас этого нет. Раньше было 14 достаточным предупредить кадета, что о его поведении будет сообщено отцу или матери, и это служило для него огромным сдерживающим началом. Главное же зло сейчас, это взгляд, укоренившийся у кадет, что теперь все можно, что все равно их из корпуса не выгонят. И вот теперь на основании такой уверенности совершается большинство крупных проступков, а если бы была реальная угроза удаления из корпуса, я уверен, что огромного большинства проступков не было бы совершено». 24/ Кадеты, особенно сироты, не любили, когда кто-либо из начальников или преподавателей заводил разговор об их семьях. Это была для них исключительно больная тема. Кадет Н.Абашкин в письме, направленном подполковнику Е.А.Худыковскому в связи с просьбой об исключении его из корпуса, писал: «Господин подполковник, когда я с Вами свижусь, то умоляю Вас, не говорите о моей семье мне ничего». 25/ Подполковник К.Ф.Коссарт-фон, касаясь душевного состояния Н.Абашкина, подчеркивал: «В письме ко мне он пишет, чтобы я не касался разговоров о семье, а эта просьба была построена только на том, что, как-то долго увещевая и беседуя с ним, я сказал: «Абашкин, поверь, что все, что я тебе говорю, то же сказал бы тебе и твой отец». Эта фраза вызвала у Абашкина обильные слезы. Ясно, что его душевное состояние испытывает какой-то надлом». 26/ И все же, несмотря на оптимистичный вывод В.В.Римского-Корсакова в его рапорте военному атташе, среди старших кадет продолжало наблюдаться разделение на владикавказцев, полочан и просто «крымцев», кадет, которые в разное время присоединились к корпусу. В каждой группе был свой «генерал», «полковники», «майоры». В корпусе всё ещё случались проявления «цука» Константин Синькевич в этой связи вспоминал: «Цук» заключался, главным образом, в исполнении приказаний, которые, увы, часто были равносильны изощренному издевательству. Он существовал в Полтавском корпусе и широко применялся полтавцами в первые годы жизни Крымского… У владикавказцев эта традиция отсутствовала. Спустя несколько лет, когда полтавцы, окончив обучение, покинули корпус, «цук» сам собой прекратился. Ни владикавказцы, ни, меньше всего, крымцы, т.е. те, кто поступил в корпус новичками, «цуком» не увлекались, и он окончательно исчез». 27/ Тем не менее, директор корпуса, педагогический коллектив постепенно стали привлекать к воспитательной работе старших кадет, слово которых для младших воспитанников постепенно становилось весомым аргументом в деле поддержания дисциплины и порядка в корпусе. В этом проявилась мудрость и чутье старого кадета и служаки В.В.Римского-Корсакова. Летом 1921 г. во время небывалой засухи в Поволжье и разразившегося там голода по предложению директора корпуса в помощь голодающим был организован сбор средств, которые были направлены через международный Красный Крест в Россию. В самом корпусе стали складываться истинно товарищеские отношения, которые всегда характеризовали кадет. Об этом свидетельствует приказ по корпусу от 19 октября 1922 г.: «Кадеты, узнав о бедственном материальном положении наших выпускных кадет, поступивших в этом году в высшие учебные заведения в городе Загребе, просят разрешения оказать им посильную материальную помощь путем отказа в течение трех дней – 19, 21 и 23 октября от второго блюда за обедом. Счастлив приветствовать такое проявление благородного товарищеского чувства и с радостью вижу, что жив еще в питомцах Крымского корпуса старый кадетский дух, не изгладился еще в сердцах их старый девиз кадетских корпусов: «Один за всех и все за одного». Приказываю эконому корпуса из имеющегося у него аванса представить Начальнику хозяйственной части стоимость трех вторых блюд для отправки этой суммы на имя вице-унтер-офицера Л-кова студентам-кадетам последнего выпуска». 28/ 15 Кроме корпуса в Стрнище был еще лагерь русских беженцев. От скуки и безделья, в ужасных материальных условиях, лагерь жил слухами, сплетнями, интригами, подсиживанием друг друга, писанием доносов, в которых главной темой был находившийся рядом кадетский корпус. В штаб генерала П.Н.Врангеля поступало не мало писем от «доброжелателей», информировавших о ситуации в корпусе. В конце мая 1921 г. штаб Главнокомандующего получил письмо от полковника В.Н.Мальцова, члена правления Стрнищенского комитета русских беженцев: «Милостивый государь Владимир Дмитриевич! Заброшенные в глушь Юго-Словакии, кадеты, предоставленные сами себе, предались дикой и бесшабашной продаже казенных вещей. Продавая за бесценок с таким трудом добываемое для них обмундирование и сапоги, кадеты буквально одели все окрестное население в свои лучшие костюмы. Эти же вещи проигрываются в карты. Местные власти в деревне через церковь запретили покупать вещи. Грабежи, вторжения в чужие жилища, разгул, полная свобода, неповиновение, драки и бесконечные пляски и развлечения, даже во время Великого поста. Это создает тяжелое и неблагоприятное впечатление. В кадетском корпус существует свой комитет, с которым считается начальство. Наблюдаются забастовки и «бенефисы». Ротные командиры и воспитатели раболепствуют перед директором и заискивают перед кадетами. В Стрнище есть люди настроенные против Врангеля, есть пробольшевистски настроенные. Они наблюдают за поведением кадет и только надсмехаются. Один из сербских рабочих так и заявил «Кадеты – это большевики. Разве можно так говорить с полковником». Доложил директору, представителю военного атташе в Стрнище генералу Шкинскому. Так и лагерь могут расформировать. В 1-й роте произошли два случая самоубийства. Несомненно, здесь играет громадную роль какой-то кружок оккультизма, спиритизма в их среде. Для кадет читают лекции о масонстве. В корпусе ищут клуб самоубийц, явление большевизма. Бросившийся под поезд кадет Беляков жаловался на своего воспитателя капитана Трусова, развлекающего кадет рассказами об интимной жизни жен воспитателей. По случаю приезда военного агента генерал-майора Потоцкого был устроен парад, бал. Кадет Сергей Келеушев был одет в черкеску. Откуда деньги? Торжественный обед – откуда деньги? С командованием дела корпуса Потоцкий не обсуждал. Местные словенцы удивляются, откуда деньги на оркестр, встречи, балы. Встаёт вопрос, зачем Сербское правительство так нерационально расходует народные средства… Генерал-лейтенант В.В.Римский-Корсаков предпринял энергичные меры к высылке В.Н.Мальцова из Стрнище. Мальцов забрал детей из кадетского корпуса и со словами: «Живу, будя заспанное русское общество покинул Стрнище». (ГА РФ. Ф.7065. Оп.1. Д. 50) В библиотеке Гуверовского института войны, революции и мира (Стэнфорд, Калифорния) хранится архив генерала П.Н.Врангеля, в котором есть специальная папка, посвященная Крымскому кадетскому корпусу и его директору, генерал-лейтенанту В.В.Римскому-Корсакову. Главным образом, это материалы специальной комиссии военных прокуроров (полковника Сорокина и поручика Папазова), направленных в 1921 г. штабом генерала Врангеля в Стрнище с заданием выяснить, что там происходит, т.к. в штаб поступало много жалоб на кадетский корпус. С материалами архива удалось ознакомиться выпускнику Крымского кадетского корпуса Б.Павлову, который после изучения находившихся там документов писал: «Эта папка – есть плод работы этих следователей, т.е. собрание пасквилей и доносов на крымских кадет и их директора генерала Римского-Корсакова. Из всего там написанного следует, что наш директор был человек слабый, безвольный, нерешительный, совершенно распустивший кадет и не справляющийся с возложенной на 16 него задачей. Говорилось, что «цук», в самом уродливом его проявлении, царствует в жизни корпуса; что кадетское «самоуправление», в лице так называемого «корнетского комитета» всем верховодит, вмешивается в дела воспитателей и директора и даже иногда заседает в квартире директора корпуса; что грубость, ругань, драки, пьянство, налеты на огороды и сады обыкновенные явления в жизни корпуса и т.д. и т.д. Мы были очень далеки от ангелов, но все-таки положение было не так беспросветно, безнадежно, как описывается в этой папке, чему лучшее доказательство последующие годы Крымского кадетского корпуса. В той же папке я нашел письмо нашего директора к генералу Врангелю. Из этого письма следует, что доносы возымели действие и что наш «Дед» (прозвище директора кадетского корпуса – авт.) получил извещение об увольнении. 29/ В.В.Римский-Корсаков направил письмо генералу П.Н.Врангелю в котором дал чёткую отповедь всем клеветникам, старавшимся убрать его с поста директора: «Ваше Высокопревосходительство! Я принял корпус в страшно трудных условиях. По более, чем кому-либо другому понятному Вам чувству, я, эвакуируясь из Крыма, приютил в корпусе всю ту русскую молодежь, которая стучалась в его двери. Обездоленная, изголодавшаяся, отвыкшая от уюта и ласки, часто озлобленная и во всем изверившаяся молодежь представляла собою массу не только трудную для воспитания, но и для совместной жизни. От меня постоянно и настойчиво требовали применения к этой молодежи системы железной руки, беспощадного изгнания всего того, что так или иначе не укладывается в шаблонные рамки. Я находил этот путь, конечно, более легким, но в то же время совершенно неверным. Кто прав, кто не прав — судить не мне, но только смею Вас уверить, что в постигшей меня беде единственным моим утешением являются письма моих питомцев, и я не могу отказать себе в желании представить Вам некоторые из них для прочтения. Тут есть письма, написанные по самым различным поводам, есть письма, написанные еще моими бывшими кадетами-москвичами, но все эти письма говорят одно и то же, говорят, что сила не в силе, а сила в любви...». 29/ Это письмо подействовало на генерала Врангеля. Он отменил свое первоначальное решение, и генерал-лейтенант В.В.Римский-Корсаков остался директором Крымского кадетского корпуса. В одном из писем, адресованных В.В.Римскому-Корсакову генерал П.Н.Врангель, обращаясь к кадетам, отметил: «Здесь на чужбине каждый из нас должен помнить, что он представляет собой нашу Родину, и высоко держать русскую честь». Это высказывание Врангеля было помещено у первой площадки лестницы при входе в здание, где висел также большой погон Крымского корпуса. Здесь следовало бы отметить, что соблюдение кадетских традиций так и дожило до того дня, когда Крымский корпус в сентябре 1929 г. был объединен с Первым Русским кадетским корпусом, где генерал Б.В.Адамович вел решительную борьбу с этими традициями. В Крымском корпусе существовал «кадетский комитет», свои «генералы», «полковники», «майоры», благо возрастных кадет хватило до 1929 г. Существование кадетских традиций в корпусе в определенной мере оправдывалось директором корпуса (что видно и из письма В.В.Римского-Корсакова, где он пишет о его отношении к кадету Лазаревичу и другим «кадетским авторитетам», помогавшим ему в борьбе с уродливыми проявлениями «цука») и офицерским составом. Вот что пишут о кадетских традициях в Крымском кадетском корпусе его выпускники Н.В.Козякин и Г.Н.Сперанский в книге «Кадетские корпуса за рубежом»: «Некоторая часть воспитательского и преподавательского состава была настроена против кадетских традиций, находя в них своего рода самоуправство, граничащее, по их мнению, 17 с нежеланием подчиняться правилам и распоряжениям начальства. Придерживаясь этой позиции, они вели упорную борьбу с любым проявлением «традиционерства», в котором усматривали подрыв собственного авторитета. К счастью для крымцев, все три директора корпуса понимали необходимость «традиционного» воспитания, не вмешиваясь во внутренние дела кадет, а за ними, конечно, и весь остальной персонал корпуса. Благодаря такому отношению традиционная жизнь полтавцев-владикавказцев-крымцев шла нормальным путем, принося положительные результаты в воспитании кадет…» 30/ По мысли авторов очерка, кадетские традиции, проникнутые духом товарищеской дисциплины, любви к Родине и родному гнезду, приобретали особое значение в условиях жизни корпуса за рубежом. Младшие кадеты были обязаны своим старшим товарищам не только приобретением кадетской выправки, но и всем своим воспитанием в стенах корпуса. И здесь на первый план выходили так называемые «дядьки», помощники офицеров-воспитателей в младших классах до четвертого включительно, назначавшиеся из лучших кадет старшего класса. Если в императорских кадетских корпусах роль «дядек» выполняли умудренные боевым опытом старые солдаты, то в условиях эмиграции эти обязанности были возложены на плечи старших кадет. «Дядьки» проводили все свое свободное время в помещениях, опекаемых ими отделений. Они следили за соблюдением кадетами распорядка дня, формы одежды и дисциплины, помогали в случае необходимости при приготовлении уроков. В основу отношений между кадетами была положена традиционная дисциплина, под которой подразумевалось беспрекословное повиновение младших кадет старшим. За небрежный вид или дисциплинарные поступки младший кадет рисковал получить немедленное взыскание от выговора до оставления без отпуска. В случае неисполнения указаний старших или нарушения кадетской этики дело провинившегося рассматривалось «генералом» выпуска или «комитетом», в который входили выпускники кадетского корпуса. Были случаи, когда именно выпуск, старшие кадеты, решали вопрос о том, оставаться ли кадету в корпусе ли подвергнуться телесному наказанию. К.Синькевич приводит пример, когда один из кадет младшего класса за случайно высказанное, абсолютно непреднамеренное, нецензурное выражение в адрес члена императорской фамилии был подвергнут экзекуции. Старшие кадеты явились в роту и отдали распоряжение «избить виновного всей ротой». Кадета уложили на кровать, и каждый был обязан подойти и нанести ему удар по шее, лицу или телу. В роте было тогда около 120 человек. 31/ 23 сентября 1922 г. 44 выпускника Крымского кадетского корпуса, следовавшие проездом из Стрнище через Белград в Белую Церковь в Николаевское кавалерийское училище, были представлены Главнокомандующему Русской армии генералу П.Н.Врангелю. Выпускным сначала был седьмой, а потом восьмой класс. Восьмой класс появился в 1923-1924 учебном году. И при его появлении между сторонниками традиций возник конфликт. Кадеты, перешедшие в седьмой класс, законно считали, что теперь им предстоит верховодить в корпусе, а появление восьмого класса, куда были отобраны лучшие кадеты, нарушало годами установившуюся систему. Появились старшие над старшими. Какие у них права во внутренней жизни корпуса? Как с ними обращаться? После недолгих споров и переговоров было решено, что «хозяином корпуса» будет восьмой класс. Возглавляли выпуск «генерал», два его заместителя и два ассистента. Один из ассистентов был хранителем «Звериады». Старшие выпуска назначались предшествующим выпуском. 32/ Одна из принципиальных традиций именовалась – «кадет не доносчик». Выпускник Крымского корпуса Владимир Бодиско приводит пример, когда кадет Валентин Глинин в кустах на границе территории корпуса обнаружил трех младших кадет, решивших устроить дуэль из-за того, что один из кадет назвал другого «шпаком». Два кадета были дуэлянтами, третий секундантом, второго секунданта найти не удалось. 18 В качестве оружия дуэли был выбран небольшой однозарядный пистолет «монтекрист». «Убойной» считалась дистанция в семь метров. Кадеты собирались стрелять друг в друга по очереди. В.Глинкин пистолет отобрал, отругал кадет. Но никому об этом случае ничего не доложил, пистолет небрежно бросил в тумбочку. При очередном осмотре тумбочек пистолет был обнаружен командиром роты. В.Глинкин честно рассказал, откуда у него появился пистолет, но фамилий кадет не назвал, хотя это грозило ему снятием вице-унтер-офицерских лычек. 33/ В.Бодиско приводит еще один пример, где речь уже шла не о применении кадетских традиций во внутренней жизни корпуса, а об их значении для бывших кадет, взрослых людей, борющихся за свои идеалы. Из русских кадетских корпусов при всей их идеологической направленности выходили и выпускники, придерживавшиеся разных политических взглядов. В годы Второй мировой войны особенно проявилась поляризация во взглядах. Часть кадет пошла служить в Русский корпус, другие просто уехали на работу в Германию, третьи, взяв в руки оружие, вступили в армию Тито и приняли участие в борьбе против гитлеровской армии. Выпускник кадетского корпуса Анатолий Пстроцкий, был одним из тех, кто с началом оккупации Югославии в числе первых вступил в армию Тито. После войны он занял пост начальника управления государственной безопасности в г. Банья Лука. В том же городе оказался еще один кадет, однокашник А.Пстроцкого, лесовод Н.Ч. В студенческие годы он состоял в Национальном Союзе Нового Поколения, резко выступал против «красных» разного оттенка, убеждений своих не скрывал. Как только г. Банья Лука была освобождена от оккупантов, лесовод Н.Ч. был арестован и посажен в тюрьму управления госбезопасности. В одну из ночей, конвойный доставил Н.Ч. в кабинет А.Пстроцкого, который обратился к арестованному по-русски: «Ты знаешь, кто я, а я знаю, кто ты. Ты знаешь, что мне следовало бы тебя расстрелять. Но ты кадет и я кадет. В память об этом сейчас тебя выпустят. Иди, куда хочешь, но больше в мои руки не попадайся. Больше я спасать тебя не буду». Действительно, Н.Ч. выпустили, он выбрался из Югославии. В.Бодиско удалось с ним встретиться в США и услышать подтверждение рассказанного. 34/ В начале 1922 г. в корпусе удалось открыть библиотеку и читальню для кадет. Второй учебный год был завершен 1 августа 1922 г. По программе 7 классов кадетский корпус окончили 105 кадет. 49 из них поступили в Николаевское кавалерийское училище, 14 человек – в университеты перечисленных выше городов. С.Еленев окончил Югославское военное и административное училище. Благодаря умелому руководству и старанию воспитателей в корпусе постепенно наладилась дисциплина, стало меняться отношение кадет к учебе. Все это было отмечено при первой же инспекции представителей органов просвещения Королевства. Белая Церковь С первых дней пребывания Крымского кадетского корпуса в г. Стрнище генерал В.В.Римский-Корсаков повел борьбу за перевод корпуса в другое место. К решению этой проблемы были подключены российский военный атташе в Королевстве С.Х.С. генералмайор В.А.Артамонов, влиятельный член Державной комиссии по вопросам образования профессор Р. Кошутич, другие лица, знакомые с обстановкой в кадетском корпусе. Целый год Державная комиссия под разными предлогами отказывалась принципиально рассмотреть вопрос о переводе кадетского корпуса в более или менее приемлемое для учебного заведения место. На решение о передислокации корпуса, в конечном счете, повлияло состояние в нем дел с дисциплиной и учебой. 2 декабря 1921 г. Высший совет рассмотрел вопрос о переводе Крымского кадетского корпуса из Стрнище в Белую Церковь. К тому времени в Белой Церкви уже находились Николаевское кавалерийское училище и Донской Мариинский институт. 19 Державная комиссия опасалась, что появление в Белой Церкви Крымского корпуса может отрицательно сказаться на обстановке в русской колонии и в городе в целом. Полковнику Базаревичу, выступившему на заседании Державной комиссии по поручению российского военного атташе генерал-майора Потоцкого, пришлось дать гарантии, «что в случае перехода Крымского кадетского корпуса в Белую Церковь, он ручается за полный порядок в этом корпусе и гарантирует, что корпус не будет вмешиваться в жизнь местной колонии и расположенных там Николаевского кавалерийского училища и Донского Мариинского института. 35/ Во второй половине октября 1922 г. Крымскому корпусу были предоставлены в Белой Церкви для размещения два каменных трехэтажных здания казарменного типа на окраине города. Здания не были приспособлены для размещения в них детей. Константин Синькевич вспоминал о первых днях своего пребывания в Белой Церкви: «Итак, я оказался в первом классе пятой роты, размещенной на третьем этаже громадной казармы. У нас были деревянные топчаны и матрацы, которые мы сами набивали на дворе соломой, простыни менялись не то раз, не то два раза в месяц. Уборная была вполне казарменного свойства: четыре или пять отверстий в бетонном полу, с бетонными же слегка приподнятыми формами для ног по сторонам. Усаживались на корточках «орлами», причем зимой холодные струи воздуха дули снизу на оголенную часть тела. Для умывания существовали громадные медные краны, откуда вода лилась в небольшие бетонные умывальники. Теплой воды, конечно, не было и в помине. В холодные зимние ночи, когда ветер свистел в трубах и под стрехой, а вода замерзала в кранах «умывалки», выходить по нужде было крайне неприятно. Надо было вылезти из-под теплого одеяла, сунуть босые ноги в холодные ботинки и, не зашнуровывая их, протопать по всему длинному коридору. Но вылезали. Иные малыши, попавшие в такую суровую обстановку, наслушавшись фантастических рассказов о замурованных в толстых стенах пленных, чьи призраки бродили ночью по зданию, просто боялись ходить по пустынному коридору, особенно зимой, и мочились прямо в кровать. Это были дети, болезненно воспринявшие отрыв от семьи… Помимо боязни иные дети страдали энурезом, т. е. ночным недержанием мочи, но лечить их, насколько мне известно, никто не лечил. Таких больных обнаруживали по отчаянной вони, исходившей от их кроватей. В матрацах заводились черви, и вид этих матрацев наводил ужас на ребят, вызывая отвращение. К сожалению, отношение со стороны товарищей к детям, страдавшим этой болезнью, не было достойным. С ними не дружили и относились с долей презрения. Даже термин энурез был нам совершенно незнаком. В этом немалая вина лежала и на воспитательском персонале, который тоже, вероятно, не мог похвастаться знаниями в этой области детской медицины и психологии». 36/ К этому времени численность корпуса составляла около 520 человек. Средства на ремонт были отпущены Державной комиссией. На выделенные средства было отремонтировано запущенное здание казармы, проведено электричество, сделаны умывальники, проведена вода на все три этажа. К обустройству корпуса на новом месте кадеты отнеслись с большим старанием и любовью. Коридоры, залы, классы были украшены девизами, картинами, русскими символами. На первом этаже, в правом от входа крыле здания, несколько классных помещений перестроили под большой рекреационный зал и кадетскую церковь при нем.* Михаил Скворцов, окончивший ПРВККККК, размещавшийся в здании Крымского корпуса с сентября 1929 г., так писал о своем «Родном гнезде»: «В центре здания ступеньки и вход в просторный вестибюль. Здесь вас встречает швейцар. Выйдя из швейцарской через застекленные двери, посетители прямо перед собой видят широкую каменную лестницу с перилами из полированного дерева и с протертыми множеством ног выемками на ступеньках. В здании имеются по бокам еще две винтовые лестницы, но эта широкая именуется «парадной». 20 Если, выйдя из швейцарской повернуть налево, мы падаем в длинный коридор со столами. Это столовая роты Его Высочества – «Полтавский коридор». На стене крупным планом изображено здание Петровского-Полтавского кадетского корпуса. В глубине коридора от пола до потолка перегородка с дверьми. За перегородкой расположен корпусной лазарет. * Здание, в котором располагался Крымский кадетский корпус, хорошо сохранилось и до наших дней. В этом смогла убедиться в октябре 2006 г. российская делегация, состоявшая из представителей Фонда содействия кадетским корпусам им. А.Йордана и Международной ассоциации «Кадетское братство» Если же, выйдя из швейцарской повернуть направо, то вы входите в такой же коридор – это столовая второй роты, «Владикавказский коридор». На стене нарисовано здание Владикавказского кадетского корпуса. За деревянной перегородкой в конце коридора – канцелярия, пекарня и баня. Вдоль парадной лестницы на стенах нарисованы здания Владимирского Киевского и Одесского кадетских корпусов. На первой площадке на стене изображено здание нашего корпуса, над ним три скрещенных погона, а ещё выше девиз: «Помните, чьё имя носите!» С первой площадки вверх по ступенькам через двери мы попадаем на второй этаж. Это «Полоцкий коридор». Он тянется по длине всего здания, Это расположение роты Его Высочества. Оба конца «Полоцкого коридора» так же кончаются перегородками. За перегородкой справа – квартира и кабинет директора корпуса, расположенные над лазаретом. За перегородкой в левом конце коридора, над баней и пекарней – учительская, библиотека и кабинет инспектора классов. На следующей площадке справа в простенке приделан колокол. На этой площадке дежурный горнист дает сигналы на трубе, а дежурный по корпусу кадет отбивает в колокол и звонит в звонки, оповещая о начале или конце уроков». 37/ На третьем этаже здания располагалось помещение, где хранились обмундирование и бельё кадетских рот. Здесь же находились музыкальный класс, «Киевский коридор», «Одесский коридор», спальни и классы. Все стены и простенки в ротных коридорах были украшены картинами известных русских художников Одним из любимых мест для прогулок кадет был Рудольф-парк, названный так в честь наследного австрийского принца Рудольфа. Это был старинный парк с вековыми деревьями, создававшими своими густыми кронами тенистые аллеи, по которым водили гулять институток, куда стремились попасть кадеты-«страдальцы», убегая в самоволку из корпуса, и где кадеты назначали свидания институткам. В праздники на центральной аллее парка, на площадке возле ресторана, располагался корпусной духовой оркестр, который исполнял всевозможные музыкальные номера. От города до Рудольф-парка тянулась около двух километров красивая каштановая аллея. У всех кадет остались в памяти военные прогулки в Рудольф-парк по каштановой аллее, прохождение с оркестром мимо здания Донского Мариинского института. Особенностью Рудольф-парка был заросший по берегам камышом и кустарником длинный овраг, наполненный кристально чистой водой, со стайками рыб, которых невозможно было соблазнить во время рыбалки кузнечиками или червячками. За этим необычно красивым местом прочно закрепилось название «болото». * * Во время пребывания в Белой Церкви в 2007 г. автор поинтересовался у сопровождавшей его дочери выпускника Морского кадетского корпуса Светланы Илич судьбой Рудольф-парка. Оказалось, что каштановая аллея в 50-е гг. прошлого столетия 21 была вырублена, были уничтожены деревья и в Рудольф-парке, и он прекратил своё существование. Яркие воспоминания о пребывании Крымского кадетского корпуса в Белой Церкви оставил Константин Синькевич. Здесь и описание мест, которые посещали кадеты и живые сценки из жизни кадетского корпуса. По прибытии корпуса в Белую Церковь почти сразу стали возникать проблемы с местной молодежью, в основном с немцами, оставшимися там со времени существования Австро-Венгерской империи. Это немцы и австрийцы в своё время привели город в цивилизованный вид, высадили каштановую аллею, покрыли асфальтом большинство улиц, разбили аккуратный сквер перед зданием офицерского собрания, в котором позже разместился Донской Мариинский институт. Константин Синькевич вспоминал: «Всего лишь пять с небольшим лет прошло со времени окончания германской войны, но воинственные настроения продолжали тревожить душу. Местные фольксдойче сразу приняли в штыки кадет, справедливо опасаясь конкуренции в приобретении симпатий местных красавиц. Но они не знали, с кем затеяли дело! Однажды темным осенним вечером 1923 г. мой старший брат Шура Синькевич, кадет седьмого класса Крымского кадетского корпуса, возвращался из города в корпус. Проходя через сквер перед зданием Донского Мариинского интститута, он увидел группу штатской молодежи и хотел пройти мимо, от группы отделился парень и нанес ему удар в лицо. Парень был местным фольксдойче, а удар был совершен при помощи ножа, нацеленного в глаз. Нож, однако, воткнулся под левым глазом. Закрыв рану платком и пытаясь остановить хлеставшую кровь, Шура ускорил шаг и через десять минут уже стоял у дверей амбулатории корпуса. Тут ему перевязали рану, убедившись, что глаз не пострадал. Известие о нападении немцев на одного из самых «мирных» кадет, никогда не участвовавшего в кадетских выходках или ссорах, разнеслось по корпусу. Через несколько минут собралась «команда» из двух десятков самых отчаянных молодцов, бывших участников Гражданской войны, в большинстве своем Георгиевских кавалеров. Среди них были маленький, но невероятно сильный физически Сергей Анисочкин, Петр Карнеев, будущий офицер югославской армии, Борис Аландер, огромный Григорий Полуян, Сергей Якимович и другие. Никакого оружия они с собой не взяли. Кроме того, выходить на драку, как немцы с ножами или кастетами – неблагородное некадетское это дело. По рассказам, они быстро разыскали группу «героев», напавших на кадетаодиночку и учинили хулиганам такую трепку, что «Вторая германская» как началась, так и закончилась. В последующие годы ни один шваб не смел и подумать тронуть русского кадета. Корпусное начальство сделало вид, что ничего не знает про «вылазку с боем» кадет первой роты, не давших в обиду своего товарища… Директор генерал РимскийКорсаков, мудрый педагог, вероятно, тоже в душе одобрял действия кадет». 38/ 14 ноября 1922 г. в Белой Церкви начался новый учебный год. В это время в корпусе насчитывалось 579 кадет, распределенных по пяти ротам и 20 классным отделениям. В качестве учебных дисциплин были введены сербский язык, история и география Сербии. С каждым очередным отчетом офицеров-воспитателей на заседаниях общего Педагогического комитета все чаще стали звучать слова о более серьезном отношении кадет к учебному процессу. Следует отметить, что офицеры-воспитатели и преподаватели кадетского корпуса, в первую очередь, обращали внимание именно на отношение к учебе, ибо полагали, что при добросовестном и прилежном отношении к учебному процессу, высокой дисциплине неизбежно повысится и успеваемость. Инспектор Крымского кадетского корпуса полковник Г.К.Маслов, характеризуя низкую успеваемость во второй четверти 1923-1924 учебного года 4 отделения VII-го класса, подчеркивал, что «слабая 22 успешность значительной части отделения происходит вследствие легкомысленного отношения некоторых кадет к учебным занятиям. Лишь незначительная часть неуспевающих кадет этого отделения обладает слабыми способностями, остальные могли бы при желании легко справиться с курсом». 39/ Весной 1923 г. корпус посетил генерал П.Н.Врангель. За несколько дней до визита генерала Врангеля в кадетский корпус кадеты стали увлеченно готовиться к встрече, украшая помещения корпуса зеленью, флагами и художественными произведениями собственной работы. Генерал П.Н.Врангель приехал в корпус с супругой вечером. Кадеты были построены поротно в коридорах. В сопровождении директора и персонала корпуса Врангель обошел все роты, где был восторженно встречен кадетами. Большой кадетский хор исполнил несколько песен Добровольческой армии. После обхода рот Врангель намеревался отправиться в Донской Мариинский институт, находившийся на определенном расстоянии. Кадеты подхватили Врангеля на руки и под крики «ура», в кресле на руках принесли его в институт. На следующий день генерал Врангель приехал в корпус утром и в сопровождении директора обошел все помещения корпуса. На плацу перед корпусом состоялся парад Крымского кадетского корпуса и юнкеров Николаевского кавалерийского училища. В празднике приняли участие воспитанницы Донского Мариинского института. Вот как описали этот праздник один из выпускникников Крымского кадетского корпуса: «Необычная картина на чужбине в этот яркий весенний день. Сотни русских юношей и детей в белых рубахах, в четком воинском строю, голубые стройные линии русских институток, толпы народа. Издали, от корпуса, порывистым шагом приближается Главнокомандующий, один внешний вид которого покоряет толпу. Слышны русские команды, и два оркестра бодро играют «встречу». Приняв рапорт от командующего парадом командира дивизиона юнкеров, генерал Врангель начал бодрый стремительный обход фронта, а затем, выйдя на середину построения, произнес краткую речь-призыв, покрытую мощными, юными криками «ура», заглушавшими родные звуки Преображенского марша. Директор корпуса генерал-лейтенант Римский-Корсаков в ответном слове высказал общую веру в то, что вся наша молодежь по первому призыву своего вождя станет в ряды сражающихся за освобождение Родины и «пойдет туда, куда Вы пошлете и поведете и сделает то, что Вы прикажете». Генерал Врангель расцеловал генерала Римского-Корсакова». Кадеты и юнкера прошли перед Главнокомандующим церемониальным маршем, заслужив его высокую оценку. 40/ За годы пребывания в гг. Стрнище и Белой Церкви в корпусе постепенно установился свой уклад жизни. В соответствии с утвержденным распорядком дня в 5 ч. 45 мин. по сигналу «заря», исполнявшемуся горнистом, для рапорта дежурному по роте офицеру-воспитателю выстраивался наряд дневальных и дежурных кадет. Весь распорядок дня регулировался пехотными сигналами. В 6 ч. утра горнист трубил «подъем». От кадет, как и в старые времена, требовалось быстро встать, одеться, убрать постель, умыться и привести себя в порядок. За порядком следили дневальные по ротам и в случае необходимости предупреждали о приближении офицера: «Зверь идет». Это заставляло подниматься тех, кто еще оставался в постели. По сигналу «сбор» кадеты строились в ротном коридоре на поверку, осмотр и молитву. В 7.00 – утренний чай. С 7. 20 до 8.20 – утренние занятия в классах, затем получасовая прогулка. С 9.00 до 11.50 – первые три урока. Продолжительность урока – пятьдесят минут, перерыв между уроками – 10 минут. В 12 часов – завтрак, после которого получасовая прогулка, а затем с 13.00 до 15.50 – вновь три урока. В 16.00 – обед. 41/ Два часа послеобеденного времени, как правило, были в распоряжении кадет. В эти же часы проводились и внеклассные занятия в столярной и переплетной мастерских, 23 репетиции хора, духового и струнного оркестров, дополнительные занятия по отдельным предметам. В хорошую погоду кадеты на плацу играли в футбол, волейбол, гуляли до каштановой аллеи, где в то время прогуливались институтки. Переходить канавку и приближаться к гуляющим парами институткам категорически запрещалось. Вызывая раздражение классных дам, некоторые кадеты отвлекали их внимание, а другие в это время передавали записки. В качестве почтальона часто использовалась дворняжка по имени Фигаро, которой под ошейник кадеты закладывали письма и пускали собаку в гущу гулявших институток. Собака знала, что за свою работу она получит угощение, и назад возвращалась с письмом, пропахшим духами. По сигналу «сбор» в 18.00 начиналась самоподготовка. В 20.00 – чай, молитва, для младших кадет – «отбой». Старшие кадеты ложились спать в 22.00. После вечерней молитвы выходить из здания запрещалось. Зимними вечерами кадеты любили собираться у жарко натопленной печи, стоявшей посреди спальни, и, покуривая по кругу передаваемую папиросу, тщательно скрываемую от начальства, петь хором военные и русские песни. Кадеты любили по вечерам читать, заниматься в различных кружках или гимнастикой. Наиболее отчаянные, спустившись по канату со второго этажа, уходили в «самоволку». Самовольные отлучки строго карались. Офицер-воспитатель, обнаружив в кровати чучело, дожидался возвращавшегося из «самоволки» и водворял его в карцер. Наказание влекло за собой снижение балла за поведение и лишение увольнений в город. По субботам во всех классах обычно бывало по три часа занятий, а после завтрака общая уборка помещений и строевые занятия. К строевым занятиям кадеты относились очень серьезно и всегда гордились строевой выправкой. По воскресеньям и праздничным дням подъем – в 7.00. В 9.00 – обедня, по окончании которой утренние занятия. После обеда кадет отпускали в город в увольнение до 21.00. Посещение вечерни и обедни было обязательным. В церкви кадеты стояли поротно, по стойке «смирно». В погожие осенние дни, в субботу и воскресенье, кадеты младшего и среднего возраста отправлялись походным порядком на Дунай с ночевкой. Нанимали телегу с возницей, укладывали одеяла на всю роту, котелки, картошку, сало, хлеб, другие продукты. Из корпуса выходили рано утром, чтобы добраться до реки засветло. На поход на расстояние в 12 километров уходило около трех часов с привалом и отдыхом. За полдень добирались до берега Дуная у села Паланка. В небольшом лесу с тенистыми деревьями разбивали лагерь. Вечером раскладывали костер, заядлые рыбаки уходили удить рыбу. Закусив хлебом с луком, кусочком поджаренного сала кадеты укладывались спать. Не спал только дежурный, в обязанности которого входило поддержание огня в костре, горевшем всю ночь для отгона комаров. С утра кадеты загорали, купались в реке. Важной составной частью кадетского быта в условиях зарубежья было поддержание в надлежащем виде внутренних помещений и территории кадетского корпуса. В отличие от порядков, существовавших в императорских кадетских корпусах, где за чистотой спален, классных помещений следил специально нанятый для этого персонал, в условиях эмиграции, всю черновую работу по поддержанию порядка в корпусе приходилось выполнять самим кадетам. На кадет были возложены самые разнообразные обязанности, которые выполнялись в порядке очерёдности, и называлась «нарядами». За очерёдностью в отделении следил старший кадет. Наряды были очередные и внеочередные. Назначения на очередные наряды производились с начала учебного года в порядке алфавита. Внеочередные наряды были наказаниями. Их накладывали офицеры-воспитатели, но могли наложить и старшие кадеты. 24 Основных нарядов было два – «дневальство» и «дежурство по классу». В старших классах были ещё и специальные наряды: в шестом – ночное дежурство, в седьмом – дежурство по кухне, в восьмом – дежурство по корпусу. В Крымском корпусе утром в коридорах каждой роты вблизи от комнат дежурных офицеров-воспитателей выстраивались в одну шеренгу все кадеты, назначенные для несения нарядов в этот день. Они были одеты по полной форме, с бескозырками на головах. Дежурный офицер выходил к выстроенным в одну шеренгу кадетам, здоровался с ними, а затем, проходя вдоль строя, выслушивал доклад каждого, заступающего в наряд: «Господин полковник, шестого класса первого отделения кадет такой-то на дневальство наряжен». 42/ (Венесуэльский бюллетень № 38. Сс. 51-56) Последними в шеренге стояли два шестиклассника, назначенные на ночное дежурство. После рапорта кадет дежурный офицер давал указания всему наряду в целом или отдельным его членам. В обязанности дневальных входило наблюдение за порядком в спальнях. До начала первого урока они должны были подмести пол в спальне, проверить аккуратность заправки кроватей, вызвать тех, кому надлежало привести в порядок свою постель, принести дрова и уголь и подготовить печи к топке. Дневальные мыли полы щётками, принося воду из умывалки. Печи затапливались вечером перед отбоем. Печи были чугунные, выше человеческого роста, быстро разгорались и сразу же накалялись. Разогретую печь кадеты использовали для поджаривания чёрного хлеба, который они выносили из столовой вопреки категорическим запретам. Дежурные отвечали за чистоту и порядок в классных помещениях. Перед началом первого урока и по окончании последнего, дежурный должен был читать соответствующие молитвы. Ему надлежало подмести класс, приготовить мел, тряпку для стирания с доски, протирать классные доски мокрой тряпкой перед началом каждого урока, отдавать рапорт каждому преподавателю при его входе в класс, докладывая о количестве кадет в классе, об отсутствующих. Наиболее своеобразный рапорт, до тех пор, пока он не становился известен офицеру-воспитателю, отдавался преподавателям иностранных языков, которые не понимали по-русски: «Господин преподаватель, в такомто классе и отделении кадет по списку столько-то, в отпуску все отпускные, в лазарете все больные, в карцерах все карцерные, налицо все остальные». 43/ (Венесуэльский бюллетень № 38. Сс. 51-56) Кадеты шестого класса выполняли обязанности дежурных по корпусу ночью. Первое дежурство длилось с девяти часов вечера и до двух часов ночи, а второе – с двух часов ночи и до семи утра. Дежурные должны были два раза обойти ночью всё здание корпуса, обращая особое внимание на противопожарное состояние помещений. Они следили за тем, чтобы в здание не проникли посторонние лица, принимали необходимые меры при болезненных припадках у кого-либо из кадет. Ночным дежурным выдавалась дополнительная порция ужина, причём она была значительно больше нормальной. Для большинства кадет, любивших поспать, это дежурство было неприятной обязанностью. Некоторые из кадет пытались с кем-нибудь, желающим хорошо поесть, договориться о замене. И если на первую половину ночного дежурства ещё можно было кого-либо найти, то на вторую – это практически было сделать невозможно. Для наблюдения за чистотой на блоке питания, порядком расходования продуктов, надлежащим выполнением обязанностей кухонным персоналом и приготовлением пищи выделялся наряд на кухню из воспитанников седьмого класса. Назначенные в наряд на кухню кадеты замену себе никогда не искали. Дежурство начиналось с раннего утра, ещё до утреннего чая кадет. Дежурный кадет начинал дежурство с изучения меню и раскладки продуктов на день. В рапорте было указано, сколько кадет и персонала стоит на довольствии, сколько денег ассигновано на питание одного человека, сколько и каких продуктов необходимо выдать для приготовления каждого блюда. Дежурный на время дежурства получал в своё распоряжение ключи от продовольственного склада. 25 День начинался с утреннего чая, и дежурному приходилось внимательно следить за полной закладкой в котёл чая и особенно сахара, поскольку кухонный персонал, когда дежурный отвлекался, иногда извлекал из котла мокрый сахар, чтобы потом им воспользоваться. Дежурный тщательно следил за распределением хлеба на три дневных рациона – завтрак, обед, ужин. С прибытием из города с продуктами эконома, дежурный проверял качество привезённых продуктов. Были случаи, когда дежурный обнаруживал некачественное мясо и требовал от эконома его замены. Иногда конфликт доходил до директора кадетского корпуса. Директор практически всегда становился на сторону дежурного, требуя от эконома замены мяса или какого-либо другого продукта. Приходилось тщательно следить за чисткой картофеля. Картофель отпускался для приготовления блюд в нечищеном виде, и от того, как он почищен, зависело количество приготовленного блюда. Работницам на кухне было выгоднее срезать толстую кожуру, вот этого и не должен был допустить дежурный. Наличие дежурного по кухне являлось для кадет свидетельством того, что все деньги, предназначенные на питание, расходуются по прямому назначению. Знали кадеты, что дежурный следит за чистотой и опрятностью при приготовлении пищи. Дежурный по кухне имел возможность подкармливать тех кадет, которые находились в карцере «на хлебе и воде». Одной из первых забот дежурного была тайная посылка им полного рациона. Все оставшиеся за день порции дежурный забирал с собой после ужина, возвращаясь в роту после дежурства, все они поступали в распоряжение его товарищей. Дежурные пользовались тем, что в их распоряжении находились ключи от продовольственного склада, выбирали себе продукты на завтрак, обед и ужин и просили повара приготовить им персональное блюдо. Они никогда не получали в этом отказа. Яичницу, бифштекс, шницель с жареной картошкой повариха, «титка» Харитина всегда готовила с большим желанием. Был случай, когда один из дежурных кадет заказал себе яичницу из 12 яиц и съел её одним махом на удивление кухонного персонала. Эконому корпуса капитану Шепелю не удалось избежать и конфликта с кадетами. Однажды на обед должна была быть выдана картошка с салом. После приготовления пищи, по мнению дежурного, несмотря на то, что того и другого продукта со склада было выдано точно по раскладке, сала на его взгляд оказалось мало. Первая рота решила отказаться от ужина и все свои порции кадеты свалили к двери квартиры, где жил эконом. Когда Шепель на стук вышел из квартиры, он увяз в картошке. Он немедленно побежал к директору. По приказу директора к нему был вызван фельдфебель первой роты. Директор питался тем же, что готовили для кадет. Он пригласил фельдфебеля Евгения Лазарева к себе в столовую и показал, то, что было ему принесено из столовой. Фельдфебель увидел на столе директора скорее «сало с картофелем», чем «картофель с салом» и сказал об этом директору. Сейчас же на квартиру директора была доставлена порция, специально оставленная для доклада директору. Директор смог убедиться, что протест кадет был полностью обоснован. Оказывается «титка» Харитина значительную часть сала приберегла для директора и других чинов персонала. Генерал Промтов имел длительный разговор с экономом. Директор не стал наказывать кадет, считая, что они уже наказаны, оставшись без ужина, но приказал, по возможности, усилить ужин. По воспоминаниям воспитанников Крымского корпуса, кормили в корпусе хорошо. Ежедневно утром и вечером, а в праздничные дни и днем – чай с хлебом. На завтрак кадеты получали пироги печеные с рисом и мясом, с картофелем, с творогом, жареный картофель, отварной картофель с капустой и селедкой, чай. Обед состоял из двух блюд. На первое – борщ, суп с рисом и томатами, суп с галушками, рассольник. На второе – котлеты с картофельным пюре, мясное рагу, плов, котлеты с салатом, вареное мясо с подливкой. Летом за обедом давали яблоки. Кадеты с удовольствием принимали участие в прогулках по городу с оркестром. Население с интересом встречало их появление. Довольно часто устраивались лекции, 26 тематические и танцевальные вечера, спортивные состязания, футбольные матчи. Корпусные оркестры, каждый по 23-25 человек, имели в своем репертуаре большое количество различных произведений. Оба оркестра с большим успехом выступали на вечерах и концертах. Многие концерты были платными. Деньги поступали в особый фонд, из которого выплачивались премии наиболее отличившимся кадетам. Большой популярностью пользовались танцевальные вечера, устраивавшиеся кадетским корпусом. Обычно они проводились в театре «Бург» при большом стечении русской публики. 1 мая 1923 г. состоялся первый корпусной праздник в Белой Церкви. В этот год курс 7-ми классов закончили 69 кадет и 4 экстерна. Выпускники корпуса В.Банин, А.Гикалов, Р.Годунский, С.Дуброва, Н.Ершов, Б.Жуков, П.Зеленский, В.Левин, Г.Полуян, П.Суслов, Н.Тесельский окончили университеты в Белграде, Загребе, Любляне, Брюсселе и Праге. Вступительные экзамены в Крымский кадетский корпус не были пустой формальностью, а представляли серьёзное испытание для мальчиков. желавших поступить в корпус. Конкурс был довольно большой. В Государственном архиве РФ сохранились «Экзаменационные листы для держания вступительных экзаменов малолетних в Крымский кадетский корпус». Одним из таких мальчиков, державших вступительный экзамен в 4-й класс Крымского кадетского корпуса 11 сентября 1923 г. был Шантарович Александр Иванович, уроженец Самарканда, 1908 г. рождения (20 мая), сын статского советника, старшего врача Кубанской дивизии. Результаты экзаменов: Закон Божий – 8 (восемь) баллов, русский язык (устный) – 5 (пять), русский язык (письменный) – 3 (три), немецкий язык – 9 (девять), арифметика – 6 (шесть), природоведение – 6 (шесть), естествознание – 6 (шесть), география – 6 (шесть), история – 6 (шесть), рисование – 7 (семь). Сумма баллов – 69. Средний балл – 6,27. Результат медицинского освидетельствования: здоров и к принятию в корпус годен. Подлинник подписали директор кадетского корпуса генерал-лейтенант В.В.Римский-Корсаков, инспектор классов полковник М.М.Цареградский. Резолюция: принят условно в 3-й класс. Полковник Цареградский. В соответствии с установленным порядком экзаменационные листы и заключение директора и инспектора классов направлялись в Державную комиссию, где принималось окончательное решение о зачислении в кадетский корпус. Шантарович А.И.окончил Крымский кадетский корпус в 1929 г. (9-й выпуск) и один из европейских вузов. (ГА РФ. Ф.6792. Оп.2. Д. 368. Л.101) К концу пребывания корпуса в Стрнище с большим трудом удалось наладить учебный процесс и дисциплину. Однако переезд в Белую Церковь, размещение в здании, самовольный выход из которого был запрещен, ужесточившийся контроль за поведением и передвижением кадет, повысившиеся требования к соблюдению дисциплины, внутреннего распорядка и к учебе показали, что кадеты к этому не были готовы. В начале пребывания в Белой Церкви в корпусе произошло два случая самоубийства. По словам С. Ольденберга, совершившие самоубийство кадеты Владимир Гумовский и Василий Молчанов, 17-18-тилетние юноши, были исключительно ленивыми и не желали учиться вообще. 43/ Появились случаи самовольных отлучек, ухода с уроков целых отделений, посещения кадетами в нетрезвом состоянии Донского Мариинского института. В начале 1924-1925 учебного года кадеты 1-й роты ушли с уроков в Рудольф-парк, отказавшись встречаться со специально направленным в корпус членом комитета по делам просвещения Державной комиссии генералом Вязьмитиновым, который прибыл для расследования дела, касавшегося сына члена Державной комиссии профессора Чемищева И хотя во время пребывания в Стрнище случаев грубых нарушений дисциплины отмечалось в несколько раз больше, все происшествия в Белой Церкви вызывали большую озабоченность у директора кадетского корпуса и всего педагогического персонала. 27 В.В.Римскому-Корсакову на время удавалось приглушить проявления «цука», под его влиянием старшие кадеты даже принимали решения о недопустимости грубости в отношениях между кадетами, но периодически эта договоренность нарушалась. И тогда кадеты начинали бойкотировать своих товарищей, что никак не способствовало поддержанию дисциплины и товарищеских отношений между ними. Кадеты Полтавского и Владикавказского кадетских корпусов по старой традиции продолжали отмечать свои корпусные праздники, при этом направляли друг другу поздравления, подписанные кадетами другого корпуса. Но вот кадеты Полоцкого кадетского корпуса Борис Тургенев и Александр Добрянский нарушили эту добрую традицию. В середине октября 1923 г. к этим кадетам обратился кадет Лизогуб с просьбой подписать поздравление кадетам Владикавказского кадетского корпуса по случаю их храмового праздника, которое традиционно подписывали товарищи-кадеты других корпусов. На это предложение кадеты Б.Тургенев и А.Добрянский ответили площадной бранью по адресу владикавказцев и кадета Лизогуба, в частности. Лизогуб, естественно, в долгу не остался. Об этом случае стало известно в роте. С этими кадетами перестали здороваться и общаться. В один из дней, когда Б.Тургенев и А.Добрянский шли по коридору в сопровождении офицера-воспитателя, их сильно ударили сзади по спине. Затем у кадет появилось желание избить Б.Тургенева в день отъезда из корпуса в Белград по просьбе матери. Вскоре оба кадета были откомандированы в Русский кадетский корпус. 44/ Проявления грубости и невоспитанности со стороны кадет Добрянского и Тургенева, случаи подачи старшими кадетами заявлений о добровольном уходе из корпуса, появившееся в это же время желание кадета III класса Пивоварова, пробывшего в корпусе всего месяц, покинуть кадетский корпус, дали повод Уполномоченному Державной комиссии по кадетским корпусам направить директору Крымского кадетского корпуса письмо, в котором, в частности, говорилось: «1. Прежде всего, я считаю необходимым обратить внимание Педагогического комитета на рассмотрение случая с кадетами Добрянским и Тургеневым, чего не было сделано, вопреки данным уже по поводу таких случаев указаний о необходимости особого каждый раз рассмотрения их Педагогическим комитетом. Из случая с кадетами Тургеневым и Добрянским явствует, что главной причиной этого прискорбного инцидента является непрекращавшаяся внутренняя рознь между кадетами, продолжающими считать себя кадетами Владикавказского или Полтавского корпусов, а не кадетами единого Крымского кадетского корпуса. Так как в протоколе нет никаких суждений о мерах к устранению этого разлада между кадетами, то я считаю необходимым, как указано выше, чтобы Педагогический комитет высказал свои суждения по этому вопросу и наметил меры, которые могли бы прекратить эту рознь, столь вредно отражающуюся на жизни корпуса и участи некоторых кадет. 2. Одновременно с этим было бы полезно обсудить в том же комитете и случай с кадетом Пивоваровым, как носящий в существе своем элементы ненормальных отношений между кадетами, каковые рано или поздно могут выявиться в форме обострения, происшедшего по отношению к кадетам Добрянскому и Тургеневу. Целью рассмотрения этих случаев я считаю необходимым поставить вопрос о тех мерах, которые, по мнению Педагогического комитета, были бы необходимы для устранения в кадетской среде столь вредного для внутренней жизни разделения кадет на враждующие между собой группы. О результатах суждения Педагогического комитета по затронутым вопросам прошу сообщить в возможно непродолжительном времени, с приложением протокола заседания и Вашим заключением по существу его». 45/ Данное письмо было отправлено из Белграда 10 ноября 1923 г. и через день-два получено в Белой Церкви. В нем было поднято ещё несколько вопросов из жизни 28 кадетского корпуса, напрямую не касавшихся рассматриваемых выше случаев. 24 ноября Педагогический комитет собрался для рассмотрения присланного в корпус документа. Тональность документа, его содержание, передергивание некоторых фактов вызвали у членов Педагогического комитета, мягко говоря, определенное недоумение и раздражение. В первую очередь, возникал вопрос, на основании каких сведений строит свои умозаключения Уполномоченный. Открывая заседание комитета, генерал В.В.Римский-Корсаков сказал: «Объявляю заседание комитета открытым. Господином Уполномоченным Державной комиссии прислана в корпус бумага (выделено мною – авт.), в которой Педагогическом комитету предлагается обсудить ряд вопросов и дать по ним исчерпывающие ответы. Прошу прочесть бумагу». 46/ После прочтения документа инспектором классов В.В.Римский-Корсаков попросил членов комитета особо не останавливаться на инциденте с Добрянским и Тургеневым, а более тщательно обсудить другие вопросы, учитывая, что произошло недоразумение. Вопрос о кадетах Добрянском и Тургеневе был рассмотрен на одном из предыдущих заседаний Педагогического комитета, и протокол был направлен Уполномоченному Державной комиссии. Просто документы разошлись в пути. Члены Педагогического комитета не прислушались к этой ремарке директора корпуса, они были задеты тоном документа, полученного от Уполномоченного Державной комиссии и посчитали необходимым остановиться на упреках, касавшихся «ненормальных отношений между кадетами» разных кадетских корпусов. Командир 1-й роты полковник Н.А.Чудинов по этому поводу сказал: «Я хочу затронуть вопрос относительно разделения кадет на группы полтавцев и владикавказцев, что будто бы сказалось в рассмотренном нами случае с Добрянским и Тургеневым. 1-й ротой я командую с апреля, много приглядывался и утверждаю, что никакой розни между старшими кадетами нет. Случай с обоими названными кадетами носил совершенно другой характер: здесь кадеты вообще, независимо от корпусов, были оскорблены произнесенной по их адресу площадной бранью, а это явилось каплей, переполнившей их настроение, созданное за долгое время разного рода выступлениями кадет Добрянского и Тургенева». 47/ Полковник П.И.Лавров, отвечая на дополнительную реплику директора корпуса о том, так как же ответить Уполномоченному на заявление, что «в протоколах Педагогического комитета нет суждений о мерах к устранению разлада между кадетами», подчеркнул: «Когда в 1920 г. прибыли в Стрнище, то я тогда командовал 3-й ротой. Тогда кадеты резко делились на полтавцев и владикавказцев, и между ними на этой почве были заметны трения и шероховатости. В 1922 г. я заведовал хозяйственной частью, с кадетами сталкивался мало. В конце 1922 г. принял вновь 2-ю роту, в которой оказались те же кадеты, что были и в первый год. Никакой розни я между ними не замечаю, до того сгладились за это время отношения между ними. Теперь, например, при распределении кадет по отделениям не встречается никаких затруднений, чего не было раньше, когда нельзя было, например, бывшего кадета Полтавского корпуса перевести в отделение с кадетами Владикавказского и наоборот. Сразу начинались просьбы, ходатайства. Теперь же это делается совершенно свободно, и кадеты никакой разницы между собой не видят. Не наблюдается также никакого антагонизма между ними на этой почве». 48/ Офицер-воспитатель подполковник Е.А. Худыковский как бы подвел итог всей дискуссии по вопросу о розни между кадетами двух корпусов. В его отделении присутствовали кадеты из разных корпусов. Но между ними не было никаких натянутых отношений и не известно, кто к какому корпусу себя причислял. Разница была раньше, когда корпуса только прибыли в Стрнище и этому были свои причины. «Нет ни одного корпуса, который сложился бы таким необыкновенным образом как наш. Полтавский корпус прибыл во Владикавказ и временно занял отдельное 29 помещение, имел своего директора, инспектора классов, офицеров-воспитателей, преподавателей. Так же на основании двух совершенно самостоятельных единиц эвакуировались с Кавказа через Батуми в Крым, где и было предписано соединиться в одно учебное заведение. Естественно, что образовавшаяся двойственность сразу исчезнуть не могла. Чувствовалась эта двойственность и в Стрнище, когда жизнь не вошла еще в нормальную колею. Теперь, по мере того, как жизненные условия делаются все нормальнее, эта разница сглаживается и постепенно исчезает», – закончил свое выступление Е.А.Худыковский. 49/ В ряде выступлений прозвучало недоумение по поводу того, почему случай с Тургеневым и Добрянским всецело относят за счет розни между полтавцами и владикавказцами. Эти кадеты своим поведением восстановили против себя всех кадет 1-й роты. И нет никаких оснований считать, что инцидент произошел на почве розни между двумя корпусами. Об этом и следует проинформировать Уполномоченного Державной комиссии. При обсуждении вопроса, касающегося кадета Пивоварова, у членов Педагогического комитета недоуменных вопросов возникло ещё больше. Поскольку ничто не свидетельство о том, чтобы в отношении Пивоварова применялись какие-то особые меры. Кадет III класса Юрий Анатольевич Пивоваров появился в Крымском кадетском корпусе 18 сентября 1923 г. Он эвакуировался из России с Донским императора Александра III кадетским корпусом в Египет, и после его закрытия оказался в Сербии, где был определен в Крымский корпус. 12-го октября того же года мать Пивоварова неожиданно прислала директору корпуса прошение с ходатайством об увольнении сына из корпуса на её попечение и забрала сына домой. В этом вопросе, посчитали члены Педагогического комитета, со стороны Уполномоченного Державной комиссии была проявлена полная предвзятость. Офицервоспитатель капитан К.Ю.Жоравович, выступая на заседании Педагогического комитета, заметил: «Кадет Пивоваров сам говорил, что никто никакого насилия над ним не производил. Все свободное время кадет Пивоваров проводил или в классе за чтением книги, или бывал в обществе своего старшего брата. Его же горячность и желание уйти из корпуса я объясняю трусливостью, нервозностью и нежеланием поближе сойтись с товарищами даже после того, как сами кадеты отделения просили меня стать посредником и убедить Пивоварова в добрых их чувствах к нему. Маленький Пивоваров производил на меня симпатичное впечатление, скромный, работящий, добросовестно относящийся к учебному делу. Что касается предположения, не произошло ли это на почве принадлежности Пивоварова к какой-либо группе, т.е. к полтавцам или к владикавказцам, то я решительно это опровергаю, у меня в отделении нет никакого подразделения на указанные группы». 50/ Направляя Уполномоченному Державной комиссии протокол заседания Педагогического комитета, директор корпуса В.В.Римский-Корсаков подчеркнул: «Представляя при сем протокол заседания общего Педагогического комитета корпуса от 24 ноября с.г. за № 22 по вопросам, указанным в предписании Вашем от 10 ноября Зв № 518367, доношу, что не отрицая целого ряда дефектов в жизни вверенного мне корпуса, совершенно неизбежных в таком огромном деле, как воспитание пятисот юношей, в особенности при кошмарных условиях современной действительности, я, тем не менее, считаю, что указание на рознь между отдельными корпусами, входящими в состав Крымского корпуса, как на главную причину трактуемых в предписании прискорбных инцидентов, является, по-моему, не вполне правильным и не вполне соответствующим действительной жизни корпуса. Все, что я мог сказать по существу затронутых предписанием вопросов, мною уже высказано в самом комитете и, давая заключение по существу протокола заседания, я могу только горячо присоединиться к указанию предписания, что причины нежелательных явлений корпусной жизни невозможно устранить одними карательными 30 мерами, и что на первый план должны быть выдвинуты меры предупредительные, по существу своему, имеющие длительный характер». 51/ Одним из важнейших тезисов, который В.В.Римский-Корсаков высказал в своем заключительном слове на данном заседании Педагогического комитета, был тезис о том, что в корпусе необходимо резко активизировать усилия по заполнению досуга кадет. Важнейшим средством в деле его заполнения должны быть ротные библиотеки. Были высказаны пожелания и об организации литературных кружков и других культурных мероприятий. Инспектор классов полковник Г.К.Маслов в тоже время предостерег от чрезмерных усилий в деле заполнения досуга, отметив, что кадеты перегружены учебными занятиями и имеют, по своей сути, ничтожный досуг. На заседании Педагогического комитета обсуждался вопрос и о добровольном желании некоторых кадет покинуть стены корпуса. Очень образно подвел итог дискуссии по этому вопросу генерал-лейтенант Е.Ф.Эльснер, являвшийся в корпусе сначала штатным преподавателем, а в 1929 г. ставший исполняющим обязанности директора кадетского корпуса. Он подчеркнул, что единственной причиной нежелания старших кадет оставаться в корпусе, их недисциплинированности, плохой успеваемости являются слабоволие, леность и легкомыслие. «Пока не предъявлялось серьезных требований в учебном отношении, эти господа сидели, а как только от них потребовалась работа, то они начали опускать руки, их потянуло на приволье свободной жизни, которое они уже испытали во время скитаний по частям Добровольческой армии. Резко бросается в глаза, что уходят исключительно великовозрастные, выбитые из колеи нормальной учебной жизни школы, не обладающие ни силой воли, ни настойчивостью», – отметил Е.Ф.Эльснер. 52/ К вопросу о «цуке» Римскому-Корсакову пришлось вернуться еще раз. Выступая на заседании Педагогического комитета 16 января 1924 г, и объясняя исторические причины появления «цука» в Крымском кадетском корпусе В.В.Римский-Корсаков отметил: «Во вверенном мне корпусе «цук» был занесен ещё при формировании корпуса кадетами различных корпусов и осуществлялся по примеру русских кавалерийских училищ. Должен сказать, что особой остроты «цук» в Крымском корпусе не получил уже потому, что это ненормальное явление явилось несоответствующим всему укладу быта данной школы, а также потому, что каждому из кадет товарищами представлялся вполне свободный выбор: держаться ли «цука» или не признавать его. Так как Крымский корпус сформирован из двух кадетских корпусов, Полтавского и Владикавказского, почти равных по числу воспитанников, причем Полтавский сделался сторонником «цука», а Владикавказский его не принял, то давления со стороны «цукистов» на «нецукистов» не было, да и не могло быть. Принимаемые нами меры, прежде всего, должны сводиться к нравственному воздействию на воспитанников». 53/ Положение директора корпуса в определенной степени осложнялось и тем, что о любых происшествиях и случаях нарушения дисциплины, внутреннего распорядка практически незамедлительно становилось известно Главнокомандующему Русской армией генерал-лейтенанту П.Н.Врангелю, Уполномоченному Державной комиссии по кадетским корпусам, который считал своим долгом и обязанностью указать на это генерал-лейтенанту В.В.Римскому-Корсакову. Каково было старому служаке выслушивать эти порицания от членов Державной комиссии. Однако приходилось мириться и строго исполнять то, что предписывалось в письмах Уполномоченного Державной комиссии. При знакомстве с протоколами заседаний Педагогического комитета Крымского кадетского корпуса, складывалось впечатление, что кто-то специально докладывал в Державную комиссию, находившуюся в Белграде, о самых незначительных проявлениях недисциплинированности, случавшихся в стенах кадетского корпуса. 31 В письме, направленном 26 января 1924 г. директору Крымского кадетского корпуса Уполномоченным Державной комиссии по кадетским корпусам, говорилось: «По имеющимся у меня из Белой Церкви сведениям в отношении вверенного Вам корпуса, обращает на себя внимание следующее: 1. На улицах города появляется значительное число кадет в одних рубашках, без шинелей, несмотря на суровую погоду и возможность простудиться; 2. Посторонние лица беспрепятственно могут входить в корпус, ибо их никто не спрашивает, куда и зачем они идут. Это указывает на отсутствие постоянного швейцара или на неисполнение им своих обязанностей; 3. Возвращающиеся из отпуска кадеты направляются прямо в свои помещения, не являясь к дежурному офицеру и не будучи проверяемы, что находится в полном противоречии с общим порядком внутренней жизни корпуса. В протоколах Педагогического комитета неоднократно упоминается, что такой-то кадет самовольно отлучился из корпуса. Очевидно, что отсутствует достаточный внутренний надзор за кадетами. Считаю необходимым обратить внимание на неукоснительное исполнение всеми чинами корпуса «Инструкции по воспитательной работе» в части, предусматривающей точное обусловленный порядок внутренней жизни корпусов во всех отношениях. 4. Имеются сведения, что, готовясь к балу в Институте, значительная часть кадет продала какому-то старьёвщику свои шинели (около 50 штук) и другие носильные вещи». 54/ В другом письме Уполномоченный Державной комиссии, анализируя протоколы заседаний Педагогического комитета Крымского кадетского корпуса, делает вывод: «Данные о поведении кадет говорят не столько о мерах, принимаемых в отношении нарушителей дисциплины, сколько характеризуют внутренний порядок в корпусе, при котором кадет может делать, что ему вздумается: самовольно уходить из корпуса, нарушать порядок на уроках. В корпусе слабо осуществляется надзор за соблюдением внутреннего порядка… Как могло произойти, что кадет Абашкин, находясь в карцере, продал выданную ему казенную шинель. Считаю необходимым обратить внимание на указанные явления». 55/ Директор корпуса доложил Уполномоченному Державной комиссии о справедливости высказанных замечаний и принятых мерах по устранению недостатков. В отношении продажи имущества было отмечено, что были проданы вышедшие из употребления старые носильные вещи, и руководству корпуса об этом было известно. Кадет Абашкин сумел продать из карцера свою шинель, потому что окно в карцере, расположенном на первом этаже барака в Стрнище, было постоянно открытым, и находящийся в нем кадет мог свободно общаться со всеми, кто подходил к окну. В принципе, конечно, ясно – Державной комиссии необходимо было точно знать, как расходуются государственные средства Королевства, выделяемые на поддержание чужестранных военно-учебных заведений и негласный контроль за тем, что происходит в кадетском корпусе, как видим, был установлен надежный. К тому же в Белой Церкви постоянно находился представитель Державной комиссии, осуществлявший надзор за всеми русскими учебными заведениями, находившимися в городе. Соседство Крымского кадетского корпуса в Белой Церкви с Николаевским кавалерийским училищем и Донским Мариинским институтом сыграли свою положительную роль. Кавалерийское училище и Мариинский институт в определенной степени повлияли на дисциплину и внутренний мир кадет Крымского корпуса. Юнкера постепенно отучили кадет от распущенности и неряшества. Институтки непроизвольно заставляли кадет внутренне подтягиваться и проявлять при необходимости рыцарские качества. Строго по уставу относились к кадетам и офицеры училища, что также способствовало укреплению дисциплины в корпусе. Особенно внимательными кадетам 32 следовало быть при увольнении в город, ибо юнкера, завидев какой-либо недостаток в форме одежды кадета, недостойное поведение в городе, обязательно делали замечание, приказывали вернуться в корпус и доложить об этом своему воспитателю. Особенно строгими к кадетам были офицеры училища, внимательно наблюдавшие за тем, чтобы кадеты не посещали рестораны, кафе, где продавались спиртные напитки. Однажды, увидев кадет, отмечавших в небольшом ресторанчике производство одного из них в вице-унтер-офицеры, дежурный по гарнизону офицер училища приказал вице-унтер-офицеру построить кадет и следовать за ним в корпус. Через минуту по команде своего старшего товарища: «Кадеты бегом марш… врассыпную» – кадеты растворились в вечерней мгле. Офицеру кадеты сообщили вымышленные фамилии. Прибыв в корпус, кадеты решили, что будет лучше, если они честно обо всем расскажут директору, не дожидаясь доклада офицера. Выслушав рапорт, директор отправил всех участников пирушки на две недели под арест, сбавил всем бал за поведение и лишил выхода в город на длительный срок. Офицер Николаевского училища появился в корпусе, внимательно осмотрел роту, которая была в увольнении, но никого в лицо не узнал. На что Римский-Корсаков заметил, что таких кадет в его корпусе нет. На средства, выделенные генералом Врангелем, корпус приобрел хорошо оборудованный физический кабинет. Кадеты активно участвовали в благоустройстве казарм. В учебную программу корпуса были введены дополнительные курсы сербского языка, истории литературы, географии, истории Королевства С.Х.С. В корпусе появились преподаватели-сербы. Русские эмигранты, проживавшие в Белой Церкви, видели, каких успехов добился кадетский корпус за годы своего существования. Сотни кадет были обязаны В.В.Римскому-Корсакову и подобранному им педагогическому коллективу тем, что было сделано по их образованию и воспитанию за годы, прошедшие после исхода из России. А работа у В.В.Римского-Корсакова и персонала была исключительно тяжелой. Директору и педагогическому персоналу приходилось решать не только сложные учебновоспитательные задачи, но и преодолевать внутреннее сопротивление воспитанников и инерцию некоторых преподавателей. В новый 1923-1924 учебный год кадетский корпус вступил в составе 508 человек. По полной программе изучались сербский язык, история и география Королевства С.Х.С. Как выяснилось, изучение этих предметов серьезно сказалось на успеваемости по другим предметам во всем корпусе. К концу 1-й четверти, продолжавшейся с 15 сентября по 10 ноября 1923 г., положение в учебных отделениях было следующим. 8 класс начал учебный год в составе 30 человек. В классе не было второгодников и всё отделение относилось к учебе исключительно серьезно и сознательно. Даже мелкие нарушения дисциплины в отделении практически были исключены. Вопрос о переводе кадет из VII в VIII класс специально рассматривался на заседании Педагогического комитета в конце августа, до начала учебного года. Подробно обсуждались: характеристика, успеваемость, волевые качества, желание учиться, отношения с товарищами, характер, темперамент каждого кандидата на перевод в восьмой класс. После обсуждения проводилось голосование среди членов комитета, результатом которого могло быть – 1) допустить в восьмой класс, 2) допустить в восьмой класс после переэкзаменовки по конкретному предмету, 3) не допускать в восьмой класс, 4) рекомендовать к поступлению на профессиональные курсы. Решением Педагогического комитета в седьмом классе на второй год было оставлено 10 воспитанников. 7 класс: 1-е отделение – 34 человека. Два второгодника и 10 неуспевающих. Наибольшее число неуспевающих – по сербскому языку. 2-е отделение – 31 человек, четыре второгодника, 14 – неуспевающих, (почти 50%). 11 человек не успевали по русскому языку письменно, 5 человек – по сербскому языку. Два человека не успевали по этим двум предметам. 33 3-е отделение – 31 человек, два второгодника. Три воспитанника оставлены на третий год. 9 – неуспевающих по русскому языку и математике. 4-е отделение – 33 человека, два второгодника. 15 – неуспевающих по математике и русскому языку письменно. 6 класс: 1-е отделение – 29 человек, два второгодника. Три воспитанника оставлены на третий год. 12 – неуспевающих по русскому языку письменно и физике. Штатный врач кадетского корпуса доктор медицины В.А.Дербек дал такую характеристику этому отделению в январе 1924 г.: «Это какое-то исключительное отделение. Мне еще ни разу не приходилось наблюдать что-либо подобное. В любом классе могут быть лентяи, грубияны, но здесь собрались все, как на подбор – дерзки, грубы, не проявляют никакого интереса к делу, наблюдается полнейший индефферентизм. На уроках одна треть занимается, а остальные или спят, или ничего не делают. Задаешь вопрос, никто не хочет отвечать». 56/ 2-е отделение – 34 человека, пять второгодников. 14 – неуспевающих. Из пяти второгодников четверо – среди неуспевающих. 3-е отделение – 33 человека, пять второгодников. 9 – неуспевающих, все второгодники – среди неуспевающих. 5 класс: 1-е отделение – 24 человека, три второгодника. 10 – неуспевающих по различным предметам. 2-е отделение – 18 человек. Второгодников нет. Не успевало пять человек. 3-е отделение – 21 человек. Три второгодника. Не успевающих 50% – десять человек, в их числе все второгодники. 4 класс: 1-е отделение – 28 человек, шесть второгодников. Неуспевающих – 15 человек, среди них все второгодники. 2-е отделение – 31 человек, два второгодника. Неуспевающих по различным предметам – 15 человек (50%), среди них оба второгодника. 3 класс: 1-е отделение – 23 человека, 6 второгодников. Неуспевающих – 17 человек, более 50% и все второгодники. 2-е отделение – 23 человека, два второгодника. Неуспевающих 14 человек, более 50% 2 класс: 1-е отделение – 25 человек, три второгодника, неуспевающих – 11 человек, включая трех второгодников. 2-е отделение – 27 человек, четыре второгодника, 10 – неуспевающих. 1 класс – 32 человека, 16 – неуспевающих, 50%. 57/ Дисциплина в первой четверти этого учебного года в целом считалась в корпусе удовлетворительной. Основными проступками были: самовольные отлучки, курение в неположенном месте, опоздания в строй, разговоры на уроках, пользование шпаргалками. Таким образом, из 508 человек к началу нового учебного года в корпусе было в общей сложности 79 второгодников, 7 кадет были оставлены на третий год. К концу 1-й четверти было свыше двухсот неуспевающих по русскому и сербскому языкам, математике, физике, ряду других предметов. Большая часть второгодников была среди неуспевающих. Судьба каждого второгодника или кадета, оставленного на третий год, решалась в индивидуальном порядке и не в кадетском корпусе, а в Державной комиссии, где вставал вопрос о выделении средств на каждого воспитанника на очередной учебный год. Прошла еще одна учебная четверть. Инспектор классов полковник Г.К.Маслов так характеризовал обстановку в отделениях по итогам успеваемости за 2-ю четверть 19231924 учебного года: «VIII класс – выпускной. Общий средний балл 9, 49. Неуспевающих нет. Отделение относится к занятиям сознательно и работает добросовестно; 1-е отделение VII класса – Общий средний балл по сравнению с первой четвертью повысился с 8,17 до 34 8,48. Наблюдавшееся в 1-й четверти легкомысленное отношение многих кадет этого отделения к изучению сербского языка значительно изменилось к лучшему. Несмотря на высокий процент неуспевающих по всему корпусу (около 30 процентов), общее впечатление от работы кадет удовлетворительное. Сравнительно немного кадет не желает заниматься, большинство же неуспевающих или недостаточно подготовлены, или не в состоянии справиться со слишком большим количеством предлагаемого им учебного материала. Из числа 444 аттестованных кадет не успевают 225, из которых 94 имеют неудовлетворительные отметки только по одному предмету, 59 – по двум, 34 – по трем и 38 – больше, чем по трем предметам. Из 81 кадета, оставленных в классе на второй и на третий год, отличаются несерьезным отношением к учебным занятиям всего 20 человек. Этим кадетам необходимо сделать соответствующее предупреждение, а некоторых из них, быть может, следует теперь же представить к увольнению из корпуса, как вовсе не желающих заниматься. Необходимо также сделать соответствующее предупреждение и тем кадетам, находящимся в классе первый год, которые не желают работать и надеются, что Педагогический комитет корпуса отнесется к ним снисходительно. Таких кадет во всех отделениях наберется около 35-40 человек». 58/ Отделенный офицер-воспитатель IV-го класса 2 отделения полковник В.М.Гончаренко обстановку в своем отделении за период с 15 сентября по 10-е ноября 1923 г. характеризовал следующим образом: «В истекший период отношение кадет к учебному делу считаю вполне добросовестным. Втянутые в учебную работу с прошлого года, воспитанники в большинстве своем дружно и охотно принялись за учебу. И в общем выводе отделение аттестовано незначительным числом неудовлетворительных баллов, причем значительное большинство из них падает на русский язык письменный, с которым справиться кадетам не легко, несмотря на дополнительные занятия… К предъявляемым требованиям кадеты относятся внимательно. Настроение в массе хорошее, наблюдается склонность к порядку. Массовых проступков не было. Дурного влияния в классе с чьейлибо стороны не замечалось». 59/ Вот как характеризовал обстановку в 1 отделении VII класса в начале января 1924 г. подполковник Пожидаев: «Отношение к учебному делу по-прежнему более чем удовлетворительное. Большинство кадет занимается достаточно серьезно. Средний балл отделения – 8,48, несколько повысился, но число неудовлетворительных баллов по сравнению с 1-й четвертью увеличилось из-за несерьезного настроения и небрежного отношения к делу некоторых кадет, обладающих хорошими способностями и могущими учиться более, чем хорошо, например: Вышинского, Данилова, Кодинца и Леонтьева» 60/ При обсуждении вопросов о второгодниках на Педагогических комитетах педагоги и офицеры-воспитатели зачастую заходили в тупик, не зная, как же им поступить. Полковник Г.К.Маслов, характеризуя сложившуюся ситуацию, как-то заметил: «Кадет Брижатов сидит в одном и том же классе уже три года, каких-либо успехов в его учебе не наблюдается. При 12-тибальной системе он имеет по русскому языку (устно) – 5 баллов, по русскому языку (письменно) – 4, по французскому языку – 5, по немецкому языку – 7, по сербскому – 5, арифметике – 3, физике – 8, географии -6, истории – 4, рисованию – 9. Средний балл – 5, 5». 61/ Директор корпуса, выслушав замечания полковника Маслова, отметил: «Оставлять такого кадета на четвертый год рискованно. Кроме вреда, ничего нет. Этот кадет равнодушен ко всему». На что преподаватель В.А.Казанский резонно заметил: «Пусть Державная комиссия берет на себя решение об оставлении его в корпусе. Нам даже этот вопрос обсуждать-то как-то неудобно». 62/ По словам одного из педагогов, «общая успеваемость в корпусе не высока, и главной причиной является леность, Раньше можно было исключить, а теперь все 35 бессильны, кадет представляется к исключению, а что дальше? В 18 лет юноша уже разумен и способен сам принимать решения». 63/ В ряде случаев офицеры-воспитатели, проявлявшие требовательность к своим воспитанникам, сталкивались с организованными формами выступления кадет против предъявляемых им требований. Офицер-воспитатель 3 отделения V класса поручик В.П.Витковский на одном из заседаний Педагогического комитета отметил: «Отделение состоит из перешедших из IV класса 17 кадет и из оставленных на второй год в пятом классе 7 кадет. Семь второгодников внесли в отделение струю расхлябанности, протеста против порядков и правил корпуса, струю критики лиц педагогического и воспитательского состава. На уроках каждый из них занимается своими делами, не обращая внимания на происходящее в классе. Отношения между кадетами не могут быть теплыми и дружескими. Сказываются разница лет и интересов. Младшим – 14 лет, старшим – 18-19 лет. Взыскания и требовательность привели к коллективному письму ко мне кадет с просьбой уйти из отделения во избежание могущих быть неприятностей, а через несколько дней – беспорядков, выраженных в криках, свисте, бросанье кружек». 64/ В письме, пришедшем в кадетский корпус по почте, говорилось: «14-го октября 1923 г. Господин поручик, ввиду того, что вы недовольны нами, а также и мы Вами, покорнейше просим Вас, не причиняя Вам неприятности, оставить наше отделение. Так как Вы сами были кадетом, то надеемся, что Вы вполне поймете нас. И не будете стеснять себя и нас». Под письмом стояло 25 подписей. 65/ Для кадетского корпуса это было очередным чрезвычайным происшествием, к расследованию которого подключились командир роты, инспектор классов, директор кадетского корпуса. Как оказалось, инициаторами написания письма выступили семнадцатилетние кадеты-второгодники Дьяченко, Козловский, Якушев, Повалишин, являвшиеся грубыми нарушителями дисциплины и не желавшие подчиняться внутреннему порядку, установленному в корпусе. Когда командир роты полковник П.П.Шаховской сказал кадетам, что такой способ действий с их стороны слишком отдает революционными днями в России, многие из них почувствовали себя очень неуютно и во время личной беседы с ним откровенно рассказали ему все, что им было известно об этой затее. По словам одного из главных организаторов подготовки этого письма Козловского, некоторые кадеты недовольны поручиком потому, что он оскорбил погоны Одесского и Полтавского кадетских корпусов. Это якобы выразилось в том, что когда кто-то из кадет надел погоны Одесского и Полтавского кадетских корпусов, поручик В.П.Витковский сделал замечание за то, что кадеты одеты не по форме и будто бы прибавил: «Вы бы лучше эти погоны надели себе на другое место». На вопрос, когда и с кем это произошло, ни Козловский, ни другие кадеты ответить не смогли. Никто из них не видел этого оскорбленного кадета, а только слышали, что был такой случай. Другие причины недовольства кадет поручиком В.П.Витковским заключались в том, что он часто наказывал кадет за малейшие провинности, позволял резкие выражения, был очень строг с второгодниками, требуя от них хорошей успеваемости и дисциплины. В течение двух дней отделение, которым командовал поручик В.П.Витковский, лихорадило. Вечером во время дежурства поручика В.П.Витковского по роте, кадеты потушили в спальне свет, стали свистеть, бросать на пол кружки, но с появлением командира роты, а потом и директора успокоились. Днем кадеты шумно вели себя на некоторых уроках, а во время одной из перемен всем отделением через окно выпрыгнули на улицу. В конце концов, через два дня кадеты попросили разрешения поговорить по поводу случившегося с директором, сказали ему, что осознали свой проступок, глубоко в нем раскаиваются и добавили, что письмо поручику они писали так, чтобы об этом кроме поручика никто бы не знал. Одновременно кадеты просили, чтобы виновных не 36 переводили в Донской кадетский корпус, так как это, по их мнению, равносильно удалению из корпуса. Семь кадет были посажены в карцер. В конечном счете, кадеты принесли извинения своему отделенному командиру, и в отделении на какое-то время установился порядок. Кадеты Дьяченко, Козловский, Якушев и Повалишин, находившиеся в карцере обратились с просьбой к директору посетить их. Во время встречи они высказали пожелание добровольно уйти из кадетского корпуса и официально подали директору заявления об уходе. Несмотря на уговоры директора, кадеты упорствовали в своем намерении и, в конце концов, прошения кадет были направлены в Державную комиссию. 66/ Педагогический комитет принял решение – до получения заключения Державной комиссии кадет Дьяченко, Козловского, Якушева и Повалишина изолировать от остальных кадет, четверых кадет арестовать на пять суток строгим арестом, сбавив им балл за поведение до единицы, а всем остальным кадетам отделения сбавить по четыре балла за поведение каждому. Переводить кого-либо в другой корпус никого не стали. На заседании Педагогического комитета, где рассматривалось происшествие в 3 отделении V класса, поручик В.П.Витковский зачитал характеристики на лиц, представленных к увольнению. Это была обычная практика Педагогического комитета – тщательно рассмотреть и оценить отношение кадета к учебе, его поведение, духовные и нравственные качества, прежде чем представлять характеристику в Державную комиссию для решения вопроса об увольнении. Дьяченко Павел, православный, 17 лет, сирота. Первоначально поступил в 1-й Московский кадетский корпус, затем перешел в Петровский-Полтавский. В Крымский корпус зачислен со дня основания. Физически развит нормально, умственные способности средние, духовно развит соответственно возрасту. Ленив. К учебному делу относится легкомысленно. Любит разного рода зрелища и развлечения. Религиозное чувство развито слабо. Небезупречен в половом отношении (тайный порок). Слабовольный. Наиболее выдающиеся проступки: явился из отпуска в нетрезвом виде; продал одеяло своего товарища; подделывал подписи офицера-воспитателя на отпускных билетах; играл главную роль в составлении письма; явился организатором массового беспорядка при укладке отделения спать. Якушев Алексей, православный, 17 лет, сирота. Первоначально поступил в Суворовский кадетский корпус. В Крымском корпусе со дня основания. Способности средние. Крайне ленив, упрям и капризен. К учебному делу относится весьма небрежно. Религиозное чувство развито слабо. Замкнутый. Болезненно самолюбивый. Правдивый. К чужой собственности относится бережно. Внешне благовоспитан. С товарищами сходится с трудом. К военной службе равнодушен. Наиболее характерные его проступки: На замечания офицера-воспитателя отвечает грубо; стер в классном журнале отметку по сербскому языку 4 и поставил 5; совершил ряд самовольных отлучек на пруды и в город. Козловский Константин Станиславович, православный, 17 лет, сирота. Первоначально учился в Петровском-Полтавском корпусе. В Крымском корпусе со дня основания. Умственные способности средние. Ленив, к учебному делу относится небрежно. Любит музыку и танцы. Крайне лжив и скрытен. Способен исподтишка сделать какую угодно гадость, хитер и изворотлив. Преувеличено чувство собственного достоинства, Болезненно самолюбив. Нагл и трусоват. Большой циник и пошляк. Слабо дисциплинирован. Дурно влияет на окружающих товарищей. 4-го декабря 1920 г., играя найденным револьвером с кадетом своего же класса Василевичем, убил последнего наповал. Случай этот не произвел на душу Козловского того потрясающего впечатления, какого можно было ожидать. Наиболее выдающиеся проступки: вел тетрадь с крайне циничными стихотворениями; в отсутствии воспитателя самовольно взял отпускной билет и пытался уйти в город; проявляет нездоровый интерес к вопросам половой жизни. При переходе в 6-й класс аттестован неудовлетворительно по шести предметам. Поведение 2 балла. 67/ 37 Эти воспитанники, по мнению директора кадетского корпуса, командира роты, отделенного командира, будучи на три-четыре года старше основной массы воспитанников отделения, отрицательно влияют на коллектив, и их следует изолировать от коллектива, и единственным способом этой изоляции может быть только исключение из корпуса. Постановление Педагогического комитета гласило: «Кадет V класса 3 отделения Дьяченко Павла, Козловского Константина, Якушева Алексея и Повалишина Анатолия, подавших докладные записки о переводе их на беженское положение в связи с совершенным проступком (коллективное составление письма своему воспитателю с требованием оставить отделение и участие в «бенефисе» по адресу того же воспитателя) представить в распоряжение Державной комиссии для удовлетворения их просьбы». 68/ Члены Педагогического комитета единогласно проголосовали за принятие постановления. Вскоре Державная комиссия исключила из корпуса представленных четырех кадет. Понятно, что кадетскому корпусу было бы проще освободиться от второгодников и кадет, оставшихся на третий год. Именно эти переростки создавали проблемы для офицеров-воспитателей и преподавателей. Но дело в том, что исключение из корпуса многих из тех, кто плохо успевал или не соблюдал дисциплину, автоматически выбрасывало на улицу в число безработных и бездомных. Державной комиссии, как государственному органу, отвечавшему за благополучие воспитанников, проходящих обучение в русских учебных заведениях, выгоднее было до определенного предела выплачивать деньги на содержание нерадивых кадет и одновременно требовать от руководства корпусов перевоспитания их в нужном духе. При поддержке Державной комиссии в кадетском корпусе многое делалось для того, чтобы научить кадет какому-либо ремеслу, которое могло бы пригодиться в условиях беженской жизни. Директор требовал от офицеров-воспитателей, чтобы те лично, путем индивидуального подхода к воспитанникам добивались от них посещения существовавших в корпусе мастерских. В начале 1924 г. сапожное дело изучало – 88 кадет, столярное – 88, переплетное – 68, слесарно-жестяное – 22, фото – 15. Интерес к ремеслам постепенно в корпусе возрастал и к концу учебного года почти три четверти кадет уже знакомились с тем или иным ремеслом. Капитан К.Ю.Жоравович в этой же связи отмечал: «Так как безделье порождает проступки, то летний досуг нужно скрасить, ставя своей целью, однако не праздное шатанье по всем окрестностям, но научить не забывать книгу и вообще труд. Для чего желательно: 1) самым широким образом привлечь к работе преподавателей ручного труда и искусств и организовать занятия, в виде поощрения к концу лета назначить выставку работ с присуждением призов достойным, организовав, по возможности, день выставки по-праздничному; 2) устраивать по возрастам интересные лекции, чтения и рассказы, привлекая историков и словесников; 3) устраивать домашние концерты, сценки или маленькие спектакли; 4) заставлять читать книги из библиотеки и проверять прочитанное путем бесед; 5) устраивать прогулки ради удовольствия, а также с научной целью, например, прогулки с преподавателем естественных наук для собирания коллекций и знакомства в поле с растениями; 6) для старших можно показывать какие-то съемки и кое-что по военной тактике». 69/ Кадеты знали, что выпускники кадетского корпуса, игравшие в корпусном духовом и струнном оркестрах, хорошо зарабатывали, работая в оркестрах, выступавших в ресторанах, кабачках, на свадьбах или похоронах и имевшие музыкальные способности, не упускали возможности попробовать свои силы в корпусных оркестрах. 38 Приблизительно в это же время, в середине 1924 г., директора русских кадетских корпусов во время встреч с представителями Державной комиссии поставили вопрос о возможности открытия в крупных городах Сербии ремесленных мастерских, курсов, где могли бы получить рабочие специальности выпускные кадеты. Державная комиссия очень серьезно подошла к этому вопросу и уже к началу 1925 г. в Сараево, Белграде, Белой Церкви открылись специальные курсы и мастерские, куда направлялись кадеты, исключенные из корпусов по тем или иным причинам, и те, кто по завершении учебы в корпусах желал получить рабочую профессию. Напряженная работа директора Крымского корпуса и всего персонала по воспитанию и обучению кадет, поддержанию надлежащего порядка в корпусе в середине 1923 г., к сожалению, была нарушена скандалом, инициатором которого выступил штатный преподаватель французского языка А.В.Каменев, взятый в штат корпуса в Стрнище в июне 1921 г. Cложно понять, чего конкретно хотел добиться А.В.Каменев, затевая этот скандал. Возможно, им руководили самые лучшие мотивы и желание внести личный вклад в улучшение учебного процесса в кадетском корпусе. Однако все его действия фактически привели к излишней напряженности в педагогическом коллективе, определенной дискредитации педагогического коллектива корпуса перед Державной комиссией и подрыву авторитета директора корпуса. Одно ясно, возникший скандал никому не был нужен и, в первую очередь, директору корпуса и педагогическому коллективу. В весной 1923 г. А.В.Каменев, не поставив в известность директора корпуса, направил в Державную комиссию письмо, в котором обвинил директора и Педагогический комитет кадетского корпуса в несоблюдении положения об учебновоспитательном деле в кадетском корпусе и плохой постановке учебного процесса, назвав пренебрежительным отношение к учебному делу со стороны директора и преподавательского состава. В.В.Римскому-Корсакову стало известно об инициативе А.В.Каменева из письма, направленного ему Уполномоченным Державной комиссии по кадетским корпусам с указанием разобраться в существе высказанных замечаний и доложить в Державную комиссию. Ознакомившись с письмом А.В.Каменева, В.В.Римский-Корсаков, предложил преподавателю представить лично ему все замечания, которые тот считал бы целесообразным высказать в его адрес и изложить свою позицию на заседании Педагогического комитета. «В том пренебрежении к учебной части, какое наблюдается в корпусе, я вижу главнейшую причину всех наших неурядиц, – заявил А.В.Каменев на заседании общего Педагогического комитета. – И на учебных успехах кадет, и на деле их воспитания вредно отражается отсутствие у кадет сознания долга учиться и легкомысленное отношение к учебным занятиям… Официальная отмена занятий – частое, всем нам слишком знакомое явление. Уроки отменяются с целью дать кадетам выспаться после бала, в дни сербских праздников… В ожидании приезда высоких гостей мы приводим себя в порядок и не занимаемся по целым неделям. Не говорю уже о непедагогичности приостановки занятий по такого рода поводам, приучающим кадет смотреть на уроки, как на нечто необязательное и второстепенное. Отдельных кадет по самым разнообразным причинам освобождают от уроков. Четыре-пять человек в классе. Лишь бы состоялся урок. На положение учебного дела вредно влияет заступничество за малоуспевающих кадет, которое оказывается сверху, натягивание баллов в угоду повышения общего балла успешности отделений и рот. Каждому преподавателю приходилось по несколько раз переспрашивать безнадежно провалившихся кадет. 39 Не далее, как на прошлой неделе, после экзамена, на котором я присутствовал в качестве ассистента и во время которого я нашел семь ответов неудовлетворительными, пришел инспектор классов для «урегулирования постановки баллов». Всему отделению были выставлены удовлетворительные оценки. Инспектор классов находит, что кадет, готовящийся к экзамену, уже за одно это заслуживает удовлетворительного балла. Роль Педагогического комитета в корпусе сведена до соблюдения формы. Дел учебных и воспитательных мы никогда не обсуждаем, мнениями не делимся, и общая линия наших действий не вырабатывается. За три года моей службы в корпусе общие заседания Педагогического комитета собирались или для санкционированного, уже решенного, исключения кадета или для формального заслушивания периодических отчетов. Заседаний комитета по принципиальным вопросам наша жизнь не знает. Это вызывает разобщенность воспитателей и преподавателей и неосведомленность последних о жизни кадет. Важные проступки обсуждаются только на частных комитетах В 1921 г. выпускных экзаменов в корпусе не проводилось, аттестат об окончании кадетского корпуса выдавался любому кадету 7-го класса, заявившему о своем желании покинуть корпус. В аттестаты проставлялись баллы, полученные кадетами по данным предметам за последнюю треть года. Выделяемые кадетскому корпусу финансовые средства, расходуются преступно нерационально. Корпусом закуплены духовые и струнные инструменты. Деньги тратятся на устройство театра, вечеров, поездок кадет по стране, различные развлечения, на сопровождение директора в поездке из Стрнище в Белград. В то же самое время в корпусе не хватает учебных пособий и необходимых приборов для проведения опытов по физике и химии». 73/ Сугубо штатский человек, пришедший в кадетский корпус в то время, когда педагогический коллектив только-только начал возвращать к жизни детей, прошедших ужасы гражданской войны и исхода из России, А.В.Каменев вряд ли мог понять смысл действий опытного военного педагога В.В.Римского-Корсакова. Закупая музыкальные инструменты для оркестра, организуя кадетский театр, литературные вечера, поездки по стране, директор корпуса стремился дать возможность кадетам отвлечься от той суровой действительности, в которой оказались кадеты, помочь им вернуться к жизни во всех ее проявлениях. Проблемой В.В.Римского-Корсакова и всего педагогического состава корпуса было то обстоятельство, что после всего пережитого юношами и детьми было очень непросто заставить их поверить в свои силы и вернуться к нормальной учебе, соблюдению установленных в корпусе порядков и правил. Преподаватель А.В.Каменев, возможно, был прав в том, что касалось заседаний Педагогического комитета в 1921-1924 гг. Как свидетельствуют сохранившиеся протоколы, общие заседания Педагогического комитета кадетского корпуса действительно собирались для рассмотрения персональных дел кадет и заслушивания отчетов офицеров-воспитателей об итогах учебы за отчетный период. Об острых проблемах в работе воспитателей и педагогов на заседаниях Педагогического комитета говорили редко, поскольку, как указывали при разборе этого дела офицеры-воспитатели, многие вопросы воспитательного характера и успеваемости кадет рассматривались на заседаниях частных педагогических комитетов, в состав которых входили командир роты, офицеры-воспитатели и преподаватели этой роты. В изложении большинства фактов А.В.Каменевым управляла какая-то злоба и неприязнь к директору и педагогическому коллективу. Одно то, что, находясь на территории чужого государства, он вместо того, чтобы обсудить поднятые им вопросы, прежде всего, с директором корпуса, изложить их на заседании Педагогического комитета, направил письмо в Державную комиссию, выделявшей средства на содержание корпуса, говорит о низких человеческих качествах этого человека. Многие проблемные вопросы, касающиеся учебных и воспитательных дел, работы воспитателей и преподавателей действительно не выносились директором на заседания 40 общего Педагогического комитета. Кадетский корпус, образно говоря, со всех сторон просвечивался Державной комиссией. Ей было известно всё об успеваемости и дисциплине в корпусе. Это был тот государственный орган Королевства С.Х.С., от которого зависело существование корпуса. Выше приводились письма директору кадетского корпуса с требованиями разобраться с тем или иным вопросом. Тональность писем была резкой и категоричной. На специально созванном заседании общего Педагогического комитета, на котором обсуждалось заявление А.В.Каменева и письмо Державной комиссии на имя директора, воспитатели и преподаватели единодушно встали на сторону директора, резко осудили А.В.Каменева, категорически отвергли все высказанные им претензии в адрес директора и решительно его поддержали. Никто об этом не говорил, но подспудно чувствовалось, что все осуждают А.В.Каменева, решившего на чужой земле вынести сор из избы, выставить в неприглядном виде весь воспитательский состав кадетского корпуса. Преподаватель физики подполковник П.К.Маслов-2-й, давая резкую отповедь А.В.Каменеву, заявил на Педагогическом совете: «Преподаватель французского языка А.В.Каменев сообщил нам, что учебная часть в корпусе находится в пренебрежении. Не смея судить, как ведется преподавание по другим предметам и, предполагая, что господа преподаватели выскажут это сами, я решительно протестую против заявления Каменева… В части, касающейся преподавания физики во вверенных мне классах, отвечаю на все вопросы, поднятые в сообщении Каменева: у большинства учеников отсутствия сознания долга учиться не наблюдается; на уроках физики «время как-нибудь» не проводится, а всегда с пользой для учащихся; обязанность преподавателя заставить своих учеников работать вне зависимости от календаря, погоды и танцевальных вечеров накануне; приезд начальствующих лиц в корпус на занятиях кадет отразиться не мог, но глубокое воспитательное значение имел безусловно. Музыканты, певчие, соколы и проч. были спрошены наравне с остальными, а отставшим даны дополнительные объяснения. Никогда и никакого давления с чьей-либо стороны на постановку баллов не оказывалось. Преподаватель должен быть компетентным в вопросах воспитания, прививать кадетам чувство долга и вырабатывать из них воспитанных юношей». 74/ Полковник П.С.Савченко в заключении своего обстоятельного выступления на заседании Педагогического комитета сказал: «Один из членов комитета, говоривший вчера, бросил личные упреки Г.К.Маслову, ныне инспектору классов, и мне, как его старому товарищу, хочется сказать несколько слов в его защиту. Мне просто хочется сказать то, что ему, может быть, сказать будет неловко. Я давно знаю Г.К.Маслова. Обвинять его в каком-либо давлении на убеждение преподавателя – значит говорить о том, чего не было. Если преподаватель взялся это утверждать, значит, на этот день Г.К.Маслов переродился. Я бы, напротив, указал, что такой свободы в служении преподавателей и такого чуткого отношения к ним, какие они встречают со стороны Г.К.Маслова, едва ли они встретят в другом месте службы». 75/ В.В.Римский-Корсаков тяжело переживал все происходившее в корпусе. Выступая на заседаниях Педагогического комитета, где рассматривалась ситуация, сложившаяся в связи с письмом А.В.Каменева, он отметил: «Лично я очень хорошо понимаю те мотивы, которые побудили Уполномоченного Державной комиссии обратиться ко мне с письмами: дело воспитания – дело в высшей степени серьезное и ответственное. Воспитывая подрастающее поколение, мы определяем судьбу целого ряда молодых жизней. По своему составу наш корпус весьма оригинален: ни один корпус – ни Сараевский, ни Донской – не образовывался из такого сочетания всевозможного рода учебных заведений, как военных, так и гражданских ведомств. Надо еще удивляться, что мы в такой короткий срок сумели дать корпусу одну общую физиономию, Любовь ко всему корпусу, к своим погонам очень почетна, ибо «кто полюбит малое – полюбит и 41 большое». Наши меры правильные… Кадеты загружены, но посмотрите, в свободное время они раскрепощены, жизнерадостны и непринужденны. Педагогический персонал по мере сил и возможности идет навстречу, чтобы заполнить кадетам досуг». 76/ Генерал-майор И.Я.Врасский, полностью поддержавший директора корпуса, подчеркнул: «Известно, сколько нравственного уродства произведено в душах нашей молодежи годами Гражданской войны и периодом великих и малых эвакуаций. С таким тяжелым багажом прибыл корпус в Стрнище, где условия жизни вовсе не благоприятствовали искоренению привитых дурных начал… Я причастен к корпусу с момента прибытия его в Белую Церковь. Сравнивая количество и качество проступков, совершавшихся в начале пребывания в этой стоянке, с тою картиной, какую представляет корпус теперь, нельзя не видеть поразительной разницы в сторону улучшения. Причина кроется, несомненно, в работе администрации корпуса, воспитателей и преподавателей». 77/ Инспектор классов Г.К.Маслов, подробно остановился на всех обвинениях Каменева и показал всю их несостоятельность: «С делом воспитания господин Каменев, действительно, плохо знаком, но корпус в этом неповинен, – отметил Г.К.Маслов. – Кроме общих Педагогических комитетов, созываемых, согласно существующим правилам, по поводу крупных проступков кадет, бывают еще каждую треть года общие Педагогические комитеты, на которых обсуждаются вопросы воспитания в связи с отчетами отделенных офицеров-воспитателей, дающие исчерпывающие сведения о жизни отдельных кадет и целых отделений… Каменев, очевидно, мало внимателен во время чтений отчетов отделенных офицеров-воспитателей и происходящего по этому поводу обмена мнениями». 78/ Всего на заседании Педагогического комитета, обсуждавшего письмо А.В.Каменева, выступило 30 человек. Многие выступавшие в своих выступлениях были очень кратки, но они поддержали директора и осудили А.В.Каменева. Директор корпуса обратился в Державную комиссию с ходатайством об увольнении А.В.Каменева из корпуса. Каменев был направлен в одну из русских гимназий в качестве преподавателя латинского языка. Однако там его профессиональная подготовка была признана очень низкой. Он был вынужден покинуть Королевство С.Х.С. Генерал-лейтенант В.В.Римский-Корсаков, педагогический и воспитательский составы продолжали прилагать все усилия к тому, чтобы вселить оптимизм в души кадет, помочь найти им новые цели в жизни, поддерживать в корпусе рабочую обстановку, заставить их учиться, отвадить от нарушений установленного в корпусе порядка. Первые четыре выпуска, произведенные в 1921-1924 гг. показали, что усилия и настойчивость педагогического коллектива не пропали даром. Из корпуса были выпущены кадеты, прошедшие курс 7-ми классов. Они не владели сербским языком, и даже, несмотря на это, многие сумели получить высшее образование. Первые четыре выпуска были гордостью директора и всего персонала кадетского корпуса. Несмотря на все сложившиеся обстоятельства и трудности корпус окончили 325 кадет, на чьи юношеские плечи легли все тяготы пребывания на чужбине. Именно к этому времени относится высказывание представителя Державной комиссии в Белой Церкви господина Мерлиека: «Я сам педагог и видел много добрых примеров на педагогическом поприще за время моей деятельности. Однако столь поразительных результатов еще не видел. Среди Вас имеются столь высокие педагоги, которые могут совершать чудеса на этом благородном поприще. Снимаю почтительно шляпу перед Вами, господа, а также перед такой интеллигентной молодежью». 79/ В 1923-1924 учебном году в корпусе впервые появился 8-й класс. В этот первый год 8-й класс был необязательным. Из числа желающих Педагогический комитет отобрал лучших по успеваемости и поведению 26 кадет. Эти кадеты проходили впервые расширенный курс, который заканчивался сдачей экзаменов на аттестат зрелости. 42 В начале июня 1924 г. в Белую Церковь для контроля за ходом выпускных экзаменов прибыл представитель Министра народного просвещения профессор Светислав Петрович. Сначала кадеты держали письменный экзамен. Лучшие из кадет были освобождены от устных экзаменов. Все 26 воспитанников успешно выдержали испытания и получили аттестаты зрелости. В этом же году 53 кадета были выпущены со свидетельствами об окончании семи классов. Впервые держали экзамен кадеты 4-го класса, который успешно выдержали 54 воспитанника. В письме на имя директора корпуса профессор С.Петрович довольно эмоционально оценил успех выпускников кадетского корпуса: «Произведя инспекцию преподавания в Крымском кадетском корпусе в 1924 г., я был чрезвычайно доволен достигнутыми результатами. Успех экзаменов на аттестат зрелости был прямо поразительным, и я признаю, что никогда ничего подобного не видел ни в одной югославской гимназии. С искренним уважением. Профессор С.Петрович». 80/ С первого дня пребывания Крымского кадетского корпуса на югославской земле В.В.Римский-Корсаков все свои силы отдавал становлению корпуса, его развитию, стремился к тому, чтобы вывезенные из России дети нашли на земле Королевства С.Х.С. приют, получили образование и вступили в жизнь подготовленными молодыми людьми. Но складывавшаяся вокруг корпуса и внутри его обстановка не всегда благоприятствовали генералу. К концу 1924 г., несмотря на все принятые меры по дальнейшей стабилизации обстановки в Крымском корпусе, успешное проведение четырех выпусков, она оставалась сложной. 3 ноября 1924 г. Учебный совет при Державной комиссии заслушал доклад о состоянии учебной, воспитательной и хозяйственной части в Крымском кадетском корпусе, с которым выступил Б.М.Орешков. По итогам выступления Державная комиссия постановила: «Директору Крымского кадетского корпуса генерал-лейтенанту В.В.Римскому-Корсакову предоставить просимый им двухмесячный отпуск для поправления расстроенного здоровья с сохранением содержания. Контролера Державной комиссии при Харьковском девичьем институте и 1-й Русско-сербской девичьей гимназии в Кикинде генерал-лейтенанта Михаила Николаевича Промтова командировать временно исполняющим обязанности директора Крымского кадетского корпуса». 83/ 12 декабря 1924 г. генерал-лейтенант М.Н.Промтов телеграфировал в Державную комиссию о том, что прибыл в Белую Церковь, принял корпус и вступил в должность временно исполняющего обязанности директора Крымского кадетского корпуса. Окончательное утверждение М.Н.Промтова в должности директора состоялось Министерством просвещения Королевства С.Х.С. 6 марта 1925 г. сразу после истечения двухмесячного отпуска В.В.Римского-Корсакова. 84/ Такова абсолютно точная хроника ухода генерал-лейтенанта В.В.РимскогоКорсакова в отставку с поста директора Крымского кадетского корпуса. К концу 1924 г., в самой Державной комиссии, видимо, сложилось мнение, что в сложившейся в Крымском кадетском корпусе обстановке есть доля вины и директора корпуса. Рапорт В.В.РимскогоКорсакова о предоставлении ему первого за все время пребывания на территории Королевства С.Х.С. отпуска был использован как удобный повод для его отставки. С горечью среди кадет и преподавателей была воспринята весть об уходе В.В.РимскогоКорсакова с поста директора. Генерал-лейтенанту В.В.Римскому-Корсакову в 1924 г. было 65 лет. У В.В.Римского-Корсакова не хватило душевных сил лично попрощаться с корпусом, и он обратился к кадетам и персоналу с письмом, в котором признавался в горячей привязанности и любви к кадетам: «Мои дорогие, горячо любимые, внучата! Оставляя вас, я чувствую сердечную потребность обратиться к вам с прощальным словом и в вашем лице я обращаюсь ко всем крымским кадетам. 43 Обращаюсь к вам письменно, потому что не нахожу в себе достаточно сил, чтобы проститься лично. Я ухожу от вас с сердцем преисполненным любовью ко всем вам вместе взятым, к каждому из вас в отдельности, и любовь эту я сохраню до конца моей жизни. Зная хорошо ваше настроение, зная те чувства, которыми вы живете, я вполне уверен, что все вы сумеете донести до нашей истерзанной Родины святые заветы, которыми вы проникнуты и которые выражаются тремя краткими словами: Бог, Царь и Родина… Во имя этих святых заветов, дорогие мои, работайте, не покладая рук, работайте над своим самоусовершенствованием, работайте над приобретением знаний. Учитесь, учитесь и учитесь, ибо в знании – сила, сила же вам необходима для всей предстоящей жизни, так как вся предстоящая жизнь будет сплошной борьбой. Во имя моей к вам безграничной любви молю и прошу вас, дорогие мои, всем своим поведением доказать моему уважаемому заместителю, что в крымском кадете твердо внедрены понятия порядочности, чести и долга. Оставайтесь верными корпусным заветам, любите друг друга как родные братья, готовьтесь быть беззаветно преданными, честными и полезными слугами нашего будущего Великого Государя, и да будет над всеми вами и над делами вашими Божье благословение. Простите и прощайте! Владимир Римский-Корсаков». 85/ К.Ф.Синькевич уже на склоне лет, говоря об отстранении В.В.Римского- Корсакова с поста директора, отметил: «В то время как генерал Адамович принял чрезвычайно крутые меры для пресечения кадетских волнений и ссор, генерал Римский-Корсаков таких мер не принимал, надеясь уговорами и увещеваниями успокоить издёрганные революцией и войной нервы юношей. За это через четыре года он был уволен со своего поста». 86/ (Бюллетень объединения кадет российских кадетских корпусов в Сан-Франциско. № 73. 2003. С.8) Директором Крымского корпуса был назначен Георгиевский кавалер, выпускник Петровского-Полтавского кадетского корпуса, участник Русско-турецкой (1877-78), Русско-японской (1904-05), Первой мировой и Гражданской войн Михаил Николаевич Промтов (12.7.1857-1950). М.Н.Промтов окончил Михайловское артиллерийское училище (1877) и выпущен в 13 артиллерийскую бригаду. С февраля 1911 г. – командир 32-й артиллерийской бригады, с которой вступил в Первую мировую войну. С ноября 1914 г. – командующий 82-й пехотной дивизией, входившей в состав войск, осаждавших крепость Перемышль. В начале июня 1916 г. – командир сводного корпуса 9-й армии (82-я и 103-я пехотные дивизии). Корпус М.Н.Промтова вместе с III конным корпусом генерала Ф.А.Келлера участвовал в преследовании отходившей южной группы 7-й австро-венгерской армии и 10 июня 1916 г. занял г. Сучава, взяв в плен 27 офицеров, 1235 нижних чинов и 27 пулеметов. В 1917 г. назначен командиром 23-го артиллерийского корпуса. С сентября 1917 г. – командующий 11-й армией. 8 декабря 1917 г. Военно-революционным комитетом армии отстранен с поста командующего армией. Во время Гражданской войны с конца 1918 г. воевал в составе Добровольческой армии. В ноябре 1920 г. иммигрировал из России в Югославию, где был принят на службу в Военное министерство. За боевые отличия М.Н.Промтов был награжден орденом Св.Георгия 4-й степени, Георгиевским оружием, орденом Белого Орла и многими боевыми орденами. Знакомство М.Н.Промтова с корпусом началось со строевого смотра, во время которого он отметил отличную выправку кадет и призвал их быть достойными традиций старых кадетских корпусов. Выправка строевого офицера, боевые ордена, общий душевный настрой М.Н.Промтова быстро покорили сердца кадет. Выпускник 5-го выпуска Крымского корпуса (1927) Сергей Якимович вспоминал о прибытии генерала М.Н.Промтова в кадетский корпус: «Все ожидали, что он начнёт 44 распекать за старые грехи, будет говорить о скучных вещах, касающихся учения и поведения, о мерах, которые он предпримет, чтобы привести нас в надлежащий вид…Поэтому наше удивление было велико, когда вместо всего этого, генерал Промтов произнёс короткую патриотическую речь, которую закончил провозглашением: «нашей матушке России громкое кадетское «УРА». Вскоре я попал в лазарет с ангиной в тяжёлой форме. На третий или четвёртый день в лазарете неожиданно появился директор. Директор, подходя к каждому, вступал с ним в разговор… Подойдя к моей кровати, и увидев на ночном столике мой Георгиевский крест, спросил, где служил во время Гражданской войны. Тут же на столике лежали и папиросы. «Кадетам разрешается курить?» – спросил он, обращаясь к воспитателю. «Только трём старшим классам», – ответил воспитатель. «А вы где же курите? Здесь в палате?» – снова обратился ко мне генерал. «Так точно, Ваше Превосходительство», – ответил я… «Я за это с него взыщу», – сказал воспитатель. Ни к кому не обращаясь, генерал словно отчеканил: «Повинную голову меч не сечёт». Мы почувствовали, что наш новый начальник не только строг, но и справедлив, но, главное, не мелочен». (Кадетская перекличка № 18. 1977. Нью-Йорк. С. 91-94, об.) Новый директор продолжил все, начатое его предшественником по улучшению быта и жизни кадет. Была построена душевая, оборудован спортивный зал. Большое внимание директором корпуса было обращено на содержание помещений в чистоте и порядке, на улучшение обмундирования, снабжение кадет достаточным количеством носильного и постельного белья, на замену старых деревянных кроватей на кровати с проволочными железными сетками. С назначением генерала М.Н.Промтова совпало введение в корпусе бескозырок как постоянного головного убора крымцев. Бескозырки являлись официальным головным убором юнкеров Николаевского кавалерийского училища. В том году из-за недостатка средств училище расформировали. В цейхгаузах закрытого училища оставался запас бескозырок, которые и были переданы в Крымский корпус. Немедленно был сочинён традиционный «журавель»: «Закрывая в башке дырки, Носят крымцы бескозырки». (Бюллетень объединения кадет зарубежных кадетских корпусов в Сан-Франциско. № 37. – Сан-Франциско. 1993. С. 21) Помните, чьё имя носите! К тому времени, когда генерал М.Н.Промтов вступил в командование корпусом, из него ушла та часть кадет, которая составляла основные трудности для преподавательского и воспитательского состава, юноши 19-22 лет. Этим в значительной степени облегчалась задача нового директора по поддержанию порядка в корпусе. Кадеты в свою очередь тоже понимали, что часть вины за отстранение В.В.Римского-Корсакова от командования корпусом лежит и на них. В корпусе серьезнее стали относиться к соблюдению внутреннего порядка и дисциплины. Учебный 1924-1925 гг. закончился 8 июня «Днем русской культуры», который впервые был подготовлен и проведен совместно кадетским корпусом и Донским Мариинским институтом. Вечер был приурочен ко дню рождения А.С.Пушкина. В лучшем и самом большом зале Белой Церкви «Бург» собрались практически все русские, жившие в городе. Программа концерта состояла из трех отделений. В первом отделении оркестр корпуса под управлением В.А.Тимофеева исполнил несколько отрывков из русских опер, среди которых была фантазия на темы из оперы «Евгений Онегин». Во втором отделении кадеты декламировали стихи великих русских поэтов и собственного сочинения. Воспитанники второго класса разыграли в лицах басню А.И.Крылова «Демьянова уха». Хор под управлением преподавателя пения полковника А.Н.Пограничного исполнил русские и украинские песни. 45 В третьем отделении были показаны изготовленные фотографическим кружком корпуса под руководством подполковника Е.К. Чернякова диапозитивы: снимки русских дворцов, соборов, церквей, монастырей, памятников и картин выдающихся русских художников. Вечер закончился исполнением хором кадетского корпуса кантаты «Славься» из оперы М.И.Глинки «Жизнь за царя». 21 мая 1925 г. в день корпусного праздника Крымского кадетского корпуса, который отмечался одновременно с Храмовым праздником корпуса в день Свв. Константина и Елены генерал Врангель вновь посетил кадетский корпус. В этот день в церкви была совершена Божественная литургия, а на плацу отслужен молебен перед строем кадет, состоялись парад и большой гимнастический праздник. На параде кадеты прошли поротно церемониальным маршем перед своим основателем и заслужили его горячее одобрение. Во время обеда П.Н.Врангель обходил столы, останавливался, беседовал с кадетами. Выступая перед кадетами, Врангель поздравил их с праздником, пожелал процветания корпусу. В ответном слове директор корпуса генерал-лейтенант М.Н.Промтов сказал: «Верный своим старым традициям корпус старается выковать из своих питомцев дисциплинированных, честных, сильных духом сынов своей Родины, способных послужить ей в будущем до конца. Здесь на чужбине, мы научились чтить тех славных и доблестных Вождей своих, которые до последнего дня, до последнего часа отстаивали честь и достоинство Родины от захватчиков власти и врагов народа». 87/ Прямо из Белой Церкви генерал Врангель направил телеграмму Верховному Главнокомандующему великому князю Николаю Николаевичу: «Его Императорскому Высочеству Великому князю Николаю Николаевичу. В день праздника Крымского кадетского корпуса, помолившись в прекрасной церкви, воздвигнутой руками кадет, передал корпусу всемилостивейший привет и поздравление Вашего императорского высочества, покрытое несмолкаемым «ура». Корпус представился блестяще. Почитаю долгом всеподданнейше донести об исключительно полезной работе нового директора корпуса, генерал-лейтенанта Промтова, вложившего в дело всю душу, и о напряженных трудах учебно-воспитательного и административного персонала. Числя в своих рядах более 80 процентов сыновей офицеров, корпус готовит новое поколение русских воинов, продолжателей славных традиций Российской армии, безмерно любящих Родину и беззаветно преданных Верховному Вождю». Генерал Врангель. 4 июня/25 мая 1925 г. г. Белая Церковь». 88/ На выпускных экзаменах в 1925 г. присутствовал представитель Министра народного просвещения профессор и декан факультета Белградского университета Иван Джайя. Осенью 1924 г. Педагогический комитет провел особый отбор в восьмой класс, руководствуясь указанием Учебного совета обращать внимание не столько на успехи в учебе и средний балл, сколько на желание кадет с усердием и напряженно работать. В результате восьмой класс получился довольно дружным, трудолюбивым, глубоко заинтересованным в успешном окончании корпуса. Профессор И.Джайя имел возможность убедиться в глубине и прочности знаний кадет. Аттестат зрелости получил 71 кадет, со свидетельствами об окончании 7 классов было выпущено 18 воспитанников. Результаты экзаменов настолько поразили профессора И.Джайя, что послужили поводом для специальной публикации в газете «Политика», где он отметил прекрасную работу Крымского кадетского корпуса, несмотря на всю сложность учебы на чужбине. В декабре 1925 г. по распоряжению Учебного совета Державной комиссии от занимаемой должности был освобожден ближайший помощник В.В.Римского-Корсакова инспектор классов полковник Г.К.Маслов. Это был самый последовательный и реальный помощник директора корпуса с первых дней пребывания на земле Королевства С.Х.С. В новом 1925-1926 учебном году вновь состоялся прием в первый класс. Но общая численность корпуса значительно сократилась. Учебный год начали 410 кадет, 46 распределенных по 14 классным отделениям. Восьмой класс состоял из трех отделений. На 1-е сентября 1926 г. в Крымском кадетском корпусе числилось уже 366 человек. Корпусной праздник, по воспоминаниям выпускников корпуса, был кульминационным пунктом в жизни корпуса. Празднику предшествовала длительная подготовка, в этот день происходила передача традиций от выпускников кадетского корпуса следующему по старшинству классу. К 1927 г. праздник стал всеобщим. К этому времени все полтавцы и владикавказцы влились в общие крымские традиции. В 12 часов ночи со второго на третье июня в зале собирались и выстраивались лицом друг к другу два выпуска, передающий и принимающий традиции. В зал вносилась «Звериада», которая укладывалась на специально установленный столик. Читался приказ о передаче традиций, о назначении нового «генерала», произносились речи, соответствующие данной церемонии. Новый «генерал» по окончании приветствий останавливался в положении «смирно» перед столиком и произносил установленное для всех четверостишье: Девиз наш, до гроба быть верным царю, Наш символ – орел двухглавый. Кумир наш священный – погон корпусной, Надетый в године суровой. Церемония кончалась выносом «Звериады». В четыре часа утра, ещё до рассвета, две старшие роты выходили в поле, подальше от кадетского корпуса и выстраивались для ночного парада. На правом фланге располагался оркестр. Новый «генерал» обходил строй, затем кадеты проходили церемониальным маршем. Гордостью за родной корпус были проникнуты слова гимна Крымского кадетского корпуса, исполнявшейся в ходе торжественного прохождения: «Мы бывалые кадеты, Поносились по волнам, Говорят, что мы отпеты, По колено море нам Эй! Прохожий, дай дорогу, Крымский корпус наш идет Ну-ка, братцы, крепче ногу, Впереди нас счастье ждет. В грязь лицом мы не ударим, Отходи-ка, поживей, А не то мы так нагрянем, Не сберёшь своих костей, Тяжело нам на чужбине, Не поймёт нас здесь никто, Но постигшей злой судьбине Не сдадимся ни за что. В Белой Церкви всё лишенья, Нет веселья капли тут, И одно лишь утешенье, Здесь родной нам институт И как царские кадеты В сердце носим мы не зря, Дорогие нам заветы: Веру, Родину, Царя. Эй! Прохожий, дай дорогу, Крымский корпус наш идет Ну-ка, братцы, крепче ногу, Впереди нас счастье ждет». 89/ 47 Непосредственно в день корпусного праздника в девять часов была церковная служба, а в одиннадцать весь корпус строем выходил на поле перед корпусом для парада. В строй выносилось знамя Сумского кадетского корпуса. До 1928 г. знаменщиком был последний кадет Сумского кадетского корпуса Петр Генин, всегда надевавший в этом случае старый мундир с погонами своего корпуса и фуражку. Командовал парадом лучший строевик кадетского корпуса капитан Е.В.Трусов. Вечером был бал, который открывал генерал М.Н.Промтов и директрисса Мариинского Донского института Н.ВДухонина. По поводу пребывания в Белой Церкви Донского Мариинского Института существовал шутливый стишок: «Стоит отдельно институт, Стоит отдельно наше зданье, Зачем не вместе все живут, Зачем разделены созданья». 90/ Одним из самых запоминающихся был корпусной праздник 1928 г., когда состоялись большие спортивные состязания. В них приняли участие и местные сербские спортсмены. Не обошлось без курьёза. Кириллу Жукевичу, лучшему бегуну корпуса, взамен трусиков приготовили обрезанные снизу кальсоны, а прореху зашили нитками. Владимир Бодиско вспоминал: «Как только он рванул со старта, нитки разошлись со всеми вытекающими, вернее выпадающими, отсюда последствиями. Потом он говорил, что в уме решал вопрос, что выше честь корпуса или целомудрие институток и, остановившись на первом, занял первое место. Все кадеты этот конфуз видели, а институтки его не заметили, а, может, не пожелали заметить». 91/ В корпусе существовало два хора – духовный и светский, театральный кружок, осуществивший постановку классических русских пьес («Женитьба» Н.В.Гоголя, «Бедность не порок» А.Н.Островского, «Горе от ума» А.С.Грибоедова). Регулярно организовывались совместные литературно-танцевальные вечера с Донским Мариинским институтом. Команда гимнастов кадетского корпуса из 24 человек была неоднократно отмечена в печати за пределами Белой Церкви. Кадеты совершали познавательные экскурсии на Адриатическое море, в г. Сплит Была решена проблема с обмундированием, все кадеты ходили в одинаковом обмундировании: бескозырки с алым околышем, черные зимой и белые летом, шинель защитного цвета, рубахи такого же цвета (летом – белые), черные брюки, ботинки. Кадеты очень дорожили своей формой, старались выглядеть молодцеватыми и подтянутыми. 1927-1928 учебный год корпус начал в составе 363 кадет, распределенных по 11 классным отделениям. Впервые в корпусе не было приема в первый класс. 19 января 1928 г. в городском театре «Бург» корпусом был дан ежегодный благотворительный концерт в пользу оканчивающих в этом году кадет. В концерте участвовали оба оркестра, в балетных номерах приняли участие воспитанницы Донского Мариинского института. С большим интересом публика восприняла гимнастические упражнения кадет-соколов. В конце учебного года из Министерства просвещения Югославии на имя директора генерала М.Н.Промтова было получено письмо от профессора Д.Джурича: «С особым удовольствием как представитель господина министра просвещения на 1927-1928 учебный год, честь имею сообщить Вам следующее: 1. Вы, как директор корпуса, своим отличным организаторским умением в воспитательной работе строго проводили дело целесообразного воспитания молодого поколения. Ваша деятельность заслуживает наивысшей похвалы. Вы знали, как и сумели, в молодых душах русской молодежи оживить настоящую любовь к их матери-Родине, России, и использовать ее для научного и творческого развития Ваших кадет. В этом Вам были отличными помощниками господа преподаватели и инспектор классов корпуса. 48 2. В корпусе на высоком уровне чувствовались такт и дисциплина, как среди кадет, так и среди персонала. Такт доминировал и в Вашем разумном отношении к ним. 3. Состав педагогического персонала в своей основе хорош. И остается пожелать только, чтобы он и дальше развивался без всякого ограничения. 4. Администрация и хозяйственная часть на завидной высоте». 94/ К началу 1928-1929 учебного года в корпусе было 276 человек, распределенных по 9 отделениям, 26 второгодников. В корпусе не было 1-го и 2-го классов. В столь небольшом составе появилась возможность поднять образовательный и воспитательный процессы на новую высоту. Однако начало учебного года омрачилось серьезным инцидентом, возникшим между директором корпуса и кадетами. Вопреки уже сложившейся традиции директор приказал старшей роте постричься, сохранив только двухсантиметровый бобрик на макушке. Кадеты в виде протеста в первый же день сорвали уроки, уйдя в Рудольф-Парк. Наказание было суровым. Одно отделение расформировано, 15 кадет – переведены в Донской корпус, 18 – исключены. В выпуске не было производства в вице-фельдфебели и вице-унтер-офицеры до самых выпускных экзаменов. К 1 сентября 1929 году, как оказалось последнему дню существования Крымского кадетского корпуса, по штатному расписанию в нем числился 271 воспитанник: 215 – казеннокоштных, 18 – своекоштных. Из персонала в корпусе было: штатных преподавателей – 21, приватных – два, преподаватели рисования, гимнастики и пения, воспитателей – 11 человек. Профессор Любодраг Димич, изучавший в течение многих лет историю пребывания русских учебных заведений на территории Королевства С.Х.С., признавал, что несмотря на все трудности, которые выпали на эти заведения, они, в конце концов, добились выдающихся результатов в вопросах воспитания и образования. Он писал: «В Крымском корпусе к началу 1927 г. усилиями директора и педагогического коллектива ученики располагали книжным складом в 10 000 учебников и 15 000 книг художественной литературы. Тщательный учет за чтением художественной литературы свидетельствовал о том, что в среднем каждым из воспитанников было прочитано не менее 6 книг. Наиболее популярными авторами были: в младших классах Жюль Верн, в средних – К.М.Станюкович, Генрих Сенкевич, в старших – Д.Л.Мордовцев, В.С.Соловьев. Педагоги же пользовались своей библиотекой, в которой было более 1 000 книг. В корпусе читались лекции, организовывались хоровые концерты, выставки, гуманитарные встречи. Кадеты участвовали в различных кружках. Ежегодно проводилось до 25 прогулок и экскурсий на природу. О знаниях, которыми располагали кадеты, свидетельствуют и темы, которые задавались на выпускных экзаменах, как, например: «Значение Великой войны для славянства»; «Полноценный русский человек в русской литературе»; «Родина, ты, как здоровье: как тебя нужно беречь, знает лишь тот, кто тебя теряет»; «Настоящий патриотизм выявляется лишь в сознательном и добровольном исполнении своих обязанностей»; «Чтобы жить, нужно работать, а для работы нужно любить и веровать»; «Ничего не стоит человек, который с детства не man труда, самоотрицания и подвига» (Ф. М. Достоевский) и др. Культ патриотизма, труда, дисциплины, веры, надежды – это основные постулаты, на которых зиждился процесс воспитания». 95/ В августе 1929 г. Державной комиссией было принято решение об объединении Крымского корпуса с Первым Русским кадетским корпусом. 23 августа 1929 г. временно исполнявший обязанности директора Крымского корпуса генерал Е.Ф.Эльснер объявил следующие распоряжения в приказе по корпусу: «Объявляю полученные мною предписания г. Заведующего Учебными заведениями от 20 августа за № 59947 и от 21-го августа с.г. за № 59988. 49 Учебный Совет в заседании своем от 17 августа 1929 г. во исполнение предложения Державной комиссии от 23 июня 1929 г. постановил: 1. Ввиду сообщения Военного министерства Державной комиссии о надобности для Военного Ведомства здания, ныне занимаемого Русским корпусом в Сараево, признать, что существующие в настоящее время три кадетских корпуса, а именно – Крымский – в Белой Церкви, Донской Императора Александра III – в Горадже и Русский – в Сараево, подлежат сведению в два корпуса с местонахождением первого в Белой Церкви и второго – в Горадже и с присвоением корпусу в Белой Церкви названия «Первый Русский кадетский корпус» и корпусу в Горадже названия «Второй Русский Императора Александра III Донской кадетский корпус». Означенную меру ввести с 1-го сентября с.г. 2. Для кадет Первого Русского кадетского корпуса в Белой Церкви оставить форму Русского корпуса и для кадет Второго Русского Императора Александра III Донского кадетского корпуса в Горадже – прежнюю форму Донского Императора Александра III кадетского корпуса». 96/ Многие считали принятое решение несправедливым, полагая, что новый корпус должен сохранить название Крымского. Воспитанники Крымского корпуса были распределены в Первый Русский и Донской кадетский корпус в Горажде. С 1-го сентября 1929 г. Крымский кадетский корпус прекращал свое существование. С горечью была воспринята эта весть кадетами. Сто тридцать кадет Крымского корпуса оставались в Белой Церкви, сто один – должны были быть отправлены в Донской корпус. Один из кадет пятого класса о последнем дне существования Крымского корпуса вспоминал: «Приближался день 1-го сентября, когда группа кадет, переведенных в Донской корпус, должна была покинуть Белую Церковь. Накануне вечером перед прощальным ужином выстроились в большом зале все кадеты… Все замерло. В зал вошел генераллейтенант Е.Ф.Эльснер в сопровождении офицеров-воспитателей и тех старших кадет, которые уже окончили корпус, но ещё его не покинули. В полной тишине генерал обошел строй кадет, прощаясь с каждым из них за руку. После долгой паузы, с трудом поборов волнение, он обратился к кадетам с прощальным словом. В глазах у него стояли слезы. Кадеты плакали. Он говорил о свершившейся неправде, когда вопреки здравому смыслу, закрыли тот корпус, который сохранил свое местоположение. Связи оказались выше справедливости… Генерал просил кадет не ронять достоинство крымского кадета в других корпусах и стойко, как подобает военным, вынести этот удар». 97/ Для кадет, руководства, офицеров-воспитателей и преподавателей Крымского кадетского корпуса произошло трагичное, по своей сути, событие. Ликвидировался коллектив, на сплочение которого потребовались девять долгих лет напряженного, зачастую непосильного, изнурительного педагогического труда. К 1929 г. корпус достиг выдающихся результатов, о чем свидетельствовали шаги по жизни его выпускников. Судьбу корпуса, на взгляд автора, в значительной мере определили первые годы его пребывания в Стрнище и Белой Церкви. В кратком очерке невозможно показать всю ту гамму чувств и эмоций, которую испытывали члены Державной комиссии при рассмотрении вопросов, касавшихся Крымского корпуса в 1921-1924 гг., и нашедших отражение в сохранившихся документах. Сегодня с позиции стороннего наблюдателя, внимательно и тщательно ознакомившегося с архивными документами русских кадетских корпусов в Королевстве С.Х.С., хранящимися в Государственном Архиве РФ, протоколами заседаний их Педагогических комитетов, следует отметить, что Первый Русский кадетский корпус под руководством генерал-лейтенанта Б.В.Адамовича с первых дней пребывания на чужбине показал себя наиболее организованным и дисциплинированным военно-учебным заведением из всех трех кадетских корпусов. 50 Вряд ли здесь следует говорить о каких-то связях Б.В.Адамовича. Просто Б.В.Адамович своим трудом по созданию Первого Русского кадетского корпуса снискал большой авторитет в Державной комиссии, Министерстве просвещения и непосредственно у короля Югославии Александра I. В ночь с 31 августа на 1 сентября 1929 г. в Крымском кадетском корпусе практически никто не спал. Утром после завтрака уезжавшие кадеты были построены с вещами в коридоре второй роты, а затем отправились на вокзал. Их провожали все остававшиеся кадеты, офицеры, преподаватели и персонал корпуса, барышни из Мариинского института. У большинства отъезжавших и провожавших на глазах были слезы. Временно исполнявший обязанности директора Крымского корпуса генераллейтенант Е.Ф.Эльснер 31 августа 1929 г. издал последний по Крымскому кадетскому корпусу приказ: «За девять лет своего существования Крымский кадетский корпус выпустил с вполне законченным образованием 616 русских юношей, беззаветно любящих свою многострадальную Родину, гордых сознанием принадлежности к Великому Русскому народу, преданных своему долгу, сильных духом единения и взаимной поддержки, обладающих качествами, отличавшими старую доблестную Русскую Армию… Более 150 окончили высшие школы и 140 получили военное образование. Важным является тот факт, что корпус за эти 9 лет стал не безликой школой дающей образование случайным лицам, а русским военно-учебным заведением, со своим лицом, со своей оригинальной жизнью». 98/ В «Звериаде» Крымского кадетского корпуса, написанной незадолго до того дня, когда Крымский кадетский корпус прекратил свое существование, звучал призыв к кадетам любить и беречь свой корпус, быть достойным его в течение всей своей жизни: «Нас воспитал орел двухглавый, Смертельно раненый в бою, Покрытый громом вечной славы, Он не склонил главу свою… Верь в час победы, крымец, твердо И помни это много лет, Иди служить России гордо Запомни, крымский ты кадет Не забывай же корпус крымский, Гордись везде, что ты кадет, Борись всегда за стяг российский, Служи отчизне весь свой век! » 99/ Крымцы гордились своим корпусом и , шагая по жизни, помнили о том, где их готовили для вступления в большую жизнь. В памяти выпускников корпуса жил пример серба Николая Томичича, окончившего корпус в 1932 г. Во время немецкой оккупации Югославии Н.Томичич сражался против фашистов в рядах Югославской народно-освободительной армии под руководством Иосифа Броз Тито и неоднократно был отмечен самыми высокими наградами. Однажды, уже после войны, когда в разговоре с одним из русских друзей по корпусу зашла речь о полученных им наградах, он показал все свои ордена и в заключении сказал, что дороже всего на свете для него является особый орден, которым он гордится, и будет его хранить всю свою жизнь – выпускной жетон Крымского кадетского корпуса. «Спасибо Вам, господа воспитатели и преподаватели» 51 За годы существования Крымского кадетского корпуса им командовали три директора: генерал-лейтенанты В.В.Римский-Корсаков, М.Н.Промтов и Е.Ф.Эльснер. Однако основная тяжесть по созданию кадетс кого корпуса, организации в нем учебного процесса, налаживани ю должного порядка и дисциплины, несомненно, легла на плечи В.В.Римского -Корсакова. В.В.Бодиско, поступивший в Крымский кадетский корпус в 1922 г. в возрасте 10 лет и окончивший ПРВККККК в 1930 г., через 50 лет после окончания корпуса помимо воспоминаний о своем пребывании в кадетском корпусе, с присущим ему аналитическим умом на склоне лет дал анализ ситуации, сложившейся в корпусе в первые годы его пребывания на чужбине. «Что было делать с таким элементом, который своею лихостью и беспардонностью заражал других? Гнать? Куда? В чужую среду, без языка, знания правил и обычаев? Не значило ли это прямого отправления в тюрьму, гибели молодой жизни, позора для корпуса и императорской России, которую представляла эмиграция?» – задаёт вопросы В.Бодиско и сам же отвечает на них: «Нужно было воспитывать. Кроме того, Римский-Корсаков понимал, что молодежь нужно просто спасать. На кого же мог он положитьс я в этом деле? Состав офицеров-воспитателей, прибывший с корпусом, был очень разнообразен; но, на мой взгляд, его можно было разделить на три основные группы: опытные, заслуженные педагоги типа полковников П.М.Некрашевича, А.Д.Ромашкевича, Г.К.Чердилели (по прозвищу «Черти съели» - авт.), Н.А.Ляшкевича, но уж слишком старые для руководства молодежью, к тому же не понявшие и не принявшие новых веяний в кадетской среде, традиций. Ко второй группе я бы отнес отличных строевых офицеров, попавших в Корпус более или менее случайно и сравнительно скоро покинувших его: полковника М.П.Тихомирова, братьев капитанов Б.Ю. и А.А.Жоравовичей, А.Т.Мирошниченко и других. Кадеты их любили, и они были действительно хорошими воспитателями, хотя педагогика явно не была их призванием. Остается третья группа, людей среднего возраста, тех, кто прослужил в корпусе многие годы и кому мы все стольким обязаны: полковники Н.А. Чудинов, Н.В.Зиалковский, В.М.Гончаренко, капитаны А.М.Руссиян, Е.В.Трусов. Был ли доволен директор составом своих сотрудников, нам неизвестно. Но он отлично понимал, что искоренить зло применением дисциплины, невозможно. Больной организм должен был сам выработать антитела против развития бактерий, сам извергнуть проникшие в него посторонние тела и их тлетворный дух, И единственным активным помощником директора в этом деле могла быть сама кадетская среда, крепко спаянная и объединенная своими неписанными законами – традициями. «Дед», как никто из его сверстников понял, что традиции не зло, а огромная ценность, что за мишурой «цука», нужно суметь увидеть огромную пользу внутреннего воспитания и дисциплины… «Дед» не пошел против традиций, как делали это другие, а умно и тонко их использовал, тем самым извлекая корпус из эмигрантского хаоти ческого состояния, постепенно превращая его в то блестящее военно -учебное заведение, которым мы гордимся, которое так обогатило наши души». 100/ Однокашник В.Бодиско, Сергей Ольденбергер, подтверждает мысли высказанные своим другом: «На склоне лет, с совершенно законченным взглядом на прошлое, должен сказать, что, к сожалению, наши воспитатели были совершенно неподготовлены к воспитанию юношей уже прошедших в период Гражданской войны «огонь, воду и медные трубы». Оказавшись в эмиграции, они растерялись и, будучи политически безграмотными и ничему в Гражданской войне не научившись, они сами оказались выкинутыми за борт привычного жизненного суденышка личной карьеры. Они пытались применять к подопечным те же методы, 52 как и в старое время. Они поддерживали в нас уверенность, что в следующую весну мы с оружием в руках вернемся на Родину, которой будут нужны молодые офицеры. В общем, не имея опыта в беженской борьбе за место под солнцем, они не могли дать нам того, чего и сами не имели, т.е. жизненного опыта…». 101/ В то же время выпускники пятого выпуска боготворили капитана Е.В.Трусова. Сергей Якимович в этой связи вспоминал: «Многие, очень многие (между ними и я) обязаны ему тем, что не вылетели из корпуса «за громкое поведение». Не легко было ему справляться с нами. 90 % моего отделения были фронтовиками, бесшабашные головы, прошедшие огонь и воду, к которым подходили слова песни: «Нам море по колено». Во время выпускных экзаменов в седьмом классе (теперь об этом можно говорить за давностью лет) он помогал плохим ученикам следующим образом: клал на стол свои портсигар, мундштук и карандаш. Затем, как бы случайно, смотрел номера билетов, лежащих на столе и клал свои вещи возле трех билетов. Выходил в коридор и говорил, что лежит, напротив какого билета. Так как на экзамен мы входили не по алфавиту, а по очереди нами же составленной, то сейчас же находились желающие отвечать по этим билетам, предварительно их подзубривши. Таким образом, наше отделение, бывшее во время учебного года самым плохим по учению, вдруг на экзаменах показало самые лучшие результаты. По окончанию экзаменов уходившие из корпуса подарили Трусову серебряный портсигар в знак признания за его отеческое к нам отношение». 102/ В.Бодиско на всю жизнь сохранил благодарность к В .В. РимскомуКорсакову за его чуткость и простоту в обращении с младшими кадетами. Впервые он близко увидел директора через несколько дней после появления в корпусе, когда в коридоре роты прозвучала команда «Встать, смирно» и дежурный отдал рапорт директору корпуса . Кадеты высыпали из спален и классов и увидели директора уже сидящим на стуле по середине коридора, с кем-то из самых маленьких на коленях с книгой в руке. Немедленно вся рота разместилась вокруг, прямо на полу, и целый час с наслаждением сл ушала прекрасное чтение книги английского писателя «Старшины Вильбайской школы ». Позднее английских «старшин» сменил чисто русский «Князь Серебряный», потом настал черед Юрия Милославского. 103/ (Упоминание Владимиром Бодиско книги английского писателя Тэлбота Бэйнс Рида «Старшины Вильбайской школы» вызвали у автора в памяти воспоминания о первых годах пребывания в Горьковском суворовском военном училище. Эта книга стояла одной из первых в списке книг для внеклассного чтения, рекомендованных для прочтения. Автор прочитал её с большим интересом. Откуда нам было знать, что в 20-е гг. прошлого столетия эта книга пользовалась популярностью в Крымском кадетском корпусе? Вот так , незримым образом передавались новым кадетам -суворовцам традиции старых кадетских корпусов. – авт.»). Во все свои посещения младшей роты генерал Римский-Корсаков не огранивался чтением книг, а спокойно и доверчиво беседовал с кадетами, не только о прочитанном, а и на общие темы, среди которых – бедственное положение эмиграции, причины и следствия перенесенных всеми революционных потрясений, прогнозы и надежды на будущее – играли первостепенную роль. И в этих беседах исчезал перед кадетами всесильный директор и появлялся добрый, тихий, всякому близкий «Дед». На конец 2008 г., когда писались эти строки, был жив, пожалуй, единственный свидетель событий, происходивших в Крымском кадетском корпусе в далекие 20-30-е гг. ХХ столетия – Алексей Иванович Постников, 1914 г. рождения. Алексей Постников поступил в 1926 г. в Крымский корпус, а заканчивал Первый Русский великого князя Константина Константиновича кадетский корпус в 1933 г. (XIII выпуск). 53 Удивительная память Алексея Ивановича сохранила с великой точностью имена, цифры, факты, относящиеся к его детским и юношеским годам, включая эвакуацию из России. Его отец был филологом, владел китайским, английским, французскими языками, а мать – домохозяйкой. Семья эвакуировалась из Севастополя в ноябре 1920 г. на пароходе «Орион» и поселилась в Воеводине, в австро-венгерских казармах для военнопленных. Китайский язык отца был никому не нужен, и ему с трудом удалось найти работу. Как отметил А.Постников, кадет очень хорошо учили математике. Те из них, кто хотел поступить после окончания кадетского корпуса в технические вузы Югославии, делали это без проблем. Сербы удивлялись знаниям, полученными русскими кадетами. Во время встречи автора с А.И.Постниковым в Белграде осенью 2006 г. тот отметил: «Уровень преподавания математики и физики в кадетском корпусе был исключительно высоким. Когда я поступил на строительный факультет Белградского университета, я просмотрел программу и увидел, что знаю значительно больше. В кадетском корпусе математика преподавалась значительно шире и глубже, чем это требовалось на строительном факультете. Очень детально изучалась история России, её география. Русскую классическую литературу я и в корпусе хорошо знал и сейчас знаю». К сказанному Алексеем Постниковым о преподавании в корпусе математики хотелось бы добавить воспоминания Константина Синькевича о преподавателе математике Г.П.Кошице. За свою строгость, за манеру держать себя с классом А.П. Кошиц получил «зловещее и презрительное» по кадетским меркам прозвище «чекист». Кадеты знали о деятельности Чрезвычайной комиссии в России, её руководителе Ф.Э.Дзержинском, которые в годы революции и первые годы советской власти решительно боролись с контрреволюцией. Жёсткие и бескомпромиссные методы этой борьбы и послужили основой для прозвища, данного Г.П.Кошицу. Кошиц родился на Украине, окончил физикоматематический факультет Московского университета. Преподавал в гимназии в Ростовена-Дону. С Добровольческой армией эмигрировал из России, сначала в Галлиполи, затем в Болгарию и Белую Церковь, где и был принят в Крымский кадетский корпус. После слияния двух корпусов Г.П.Кошиц стал наводить страх и на кадет Первого Русского кадетского корпуса. К.Ф.Синькевич вспоминал: «Войдя в помещение с портфелем под мышкой, он принимал рапорт дежурного и в то же время обводил глазами стоявших кадет, буквально терроризируя их сверлящим взором. Выбирал очередную жертву. По окончании рапорта он бросал краткое «Садитесь» и так же отрывисто вызывал к ответу: «Иванов – к доске! Синькевич – к доске!» Затем давал каждому задание и начинал урок с классом, время от времени оборачиваясь к стоящим у доски, чтобы проверить, не получают ли они помощи. Шпаргалить у «чекиста» было немыслимым делом. Кличка кличкой, но Кошиц был не только знатоком своего предмета, но и неплохим педагогом. Он не требовал ничего иного, кроме знаний, возможно, осуществляя свои требования не всегда дипломатичным путем. Но многие кадеты, особенно избравшие позже карьеру инженеров-механиков, строителей, были ему благодарны: знания, полученные в корпусе, чрезвычайно помогли им в университете. Сербские однокурсники наших студентов не имели такой блестящей подготовки, и наши нередко подрабатывали репетированием отстающих сербов». 104/ Но не только Г.И.Кошиц способствовал тому, что выпускники Крымского корпуса добивались выдающихся результатов во время учебы в европейских высших учебных заведениях. К.Ф.Синькевич, В.В.Бодиско с искренней теплотой постарались отдать дань благодарности, если не всем, то хотя бы некоторым из преподавателей, которые своим неимоверным трудом добивались от своих учеников надежных и прочных знаний. Преподавателями русского языка и литературы в Крымском корпусе были полковники П.С.Молчанов и Ф.И.Миляшкевич, получившие прозвище «гробовщики» за 54 то, что постоянно ходили в черной сюртучной паре. Поскольку на обучении тяжело сказывалось отсутствие учебников, оба готовили для своих учеников записки. Чтобы сделать как можно копий, они пользовались папиросной бумагой. Разбирая с трудом написанное, кадеты ругали преподавателей, не понимая, сколько труда ими было вложено в составление конспектов. Те очень огорчались, когда не встречали понимания со стороны кадет. Оба преподавателя были отличными чтецами, развлекая кадет чтением повестей и рассказов. Особенно нравился кадетам Миляшкевич, который не читал, а декламировал «в лицах», меняя голос, выражение лица, применяя мимику. По свидетельству К.Ф.Синькевича, это был мастер высшего класса. После ухода из корпуса по болезни Ф.И.Миляшкевича русский язык стал преподавать «сараевец» М.В.Тычинин. Кадеты к нему относились дружелюбно. Одной из его особенностей было то, что он не обращал внимания на свою внешность и одежду. Однажды, когда он в первый раз вошел в класс, дежурный кадет принял его за дворника и сказал М.В.Тычинину: «У нас сейчас назначен урок русского языка, так что приходите убирать в другое время». 105/ Русскую литературу преподавал также полковник П.С.Савченко. Он великолепно знал свой предмет, любил его и помимо преподавания устраивал лекции, доклады, посвященные не только литературе, но и царской семье. Он был одной из самых видных фигур эмиграции, хранивших память о царской семье. Всех эмигрантов удивило решение П.С.Савченко после Второй мировой войны вернуться в Советский Союз. Всем крымцам запомнился колоритный подполковник А.Н. Пограничный по прозвищу «Мешок». У него действительно была мешковатая фигура, что кадеты и использовали в своем фольклоре. Но преподавателем музыки А.Н.Пограничный был отличным. Всех кадет он приучил к пению украинских песен, а созданный им кадетский хор был широко известен за пределами Белой Церкви. На годы пребывания Алексея Постникова в Крымском кадетском корпусе пришлось и его слияние с Первым Русским корпусом. По словам А.Постникова, тяжело было расставаться с товарищами, которых переводили в Донской кадетский корпус. Но каких-либо эксцессов с новым директором генерал-лейтенантом Б.В.Адамовичем, по его словам, не было. Кадеты ворчали между собой, но открыто никакого недовольства не проявляли, никаких инцидентов с директором корпуса у крымских кадет не было. Однако, из воспоминаний других выпускников известно, что напряженность в отношениях, драки между кадетами двух слившихся корпусов первое время имели место. Эти события были предметом разбирательства на заседаниях нового Педагогического комитета. Алексей Постников просто не захотел раскрывать истинной картины, сложившейся в корпусе после объединения, перед гостями из России. Он даже попросил автора и В.Я.Снеговского, бравших у него интервью, отложить ручки и не записывать то, что он скажет. Зато Константин Синькевич в своих воспоминаниях с лихвой восполняет этот исторический пробел. «Прощай, Крымский корпус!», – так и названа им глава, посвященная этому печальному для крымчан событию. К.Синькевич вспоминал, что когда пришло время возвращаться в корпус после каникул, это уже был не любимый Крымский, а другой – Первый Русский кадетский корпус. И директор был другой – генерал Б.В.Адамович. Некоторые воспитатели и преподаватели тоже оказались новыми. В корпусе чувствовалось наступление новой эры. Исключения из корпуса стали ежедневной угрозой, хотя он и не помнил, кого именно и когда исключили. В старших ротах возник сильнейший взаимный антагонизм, подобно тому, какой в первые годы существования Крымского корпуса был между полтавцами и владикавказцами. Неприязнь возникла между «пришельцами» сараевцами и крымцами, оставшимися в своем здании, но попавшими в «чужой» корпус. «Новый директор явно предпочитал своих офицеров на воспитательских должностях тем крымским, которых он просто не знал, – пишет К.Ф.Синькевич. – В 55 открытом пристрастии его трудно упрекнуть, но оно существовало на практике и сыграло отрицательную роль: все крымцы, начиная с младших кадет и кончая пожилыми полковниками, почувствовали себя обиженными, обойденными, без вины виноватыми… Правда, если раньше в Крымском корпусе возникали довольно серьезные столкновения, переходившие в жестокие драки с применением дубинок и даже ножей, то теперь наши потасовки, вспыхивавшие раз два, не были столь суровыми и кончались без увечий и особых травм. Помню, как весной 1930 г. в дверях спальни столкнулись два силача Костя Егупов Крымского корпуса и «Васька» Новиков – «сараевец». Надавав друг другу тумаков, они вдруг обнялись и расцеловались. На этом поединок закончился. Со временем многие крымцы сдружились с «сараевцами»… Все крымцы ощущали потерю своих товарищей, переведенных в Донской корпус, а оставшиеся чувствовали на себе тяжелую руку Адамовича. Непонятно, откуда у Адамовича возникла такая неприязнь к Крымскому корпусу? Мы это не знаем. Неприязнь сквозила при каждом столкновении или недоразумении… Чувствуя такое несправедливое отношение, кадеты-крымцы не раз ходили в кабинет к директору, пытаясь объясниться, доказать свою «лояльность», требуя взамен равного, непредвзятого отношения. Адамович, разумеется, ни в чём не уступал. Вместе с тем, нельзя было не заметить наличие «любимчиков», к которым он особенно благоволил и выделял из общей массы. Это были исключительно «свои», «сараевцы». Генерал Адамович старался «своих» в обиду не давать. Он настолько не любил крымцев, что эта нелюбовь передалась и его кадетам. Из-за этого при слиянии корпусов возникло много неприятностей, которые были изжиты, лишь когда «чистые» княжеконстантиновцы оказались в старших классах. Характерно, что два коридора были названы «Полтавским» и «Владикавказским», хотя правильнее и «дипломатичнее» было бы назвать какой-то один коридор «Крымским». Но этого не случилось Помимо всего, генерал Адамович приказал убрать любимый крымцами гимнастический снаряд «гигантские шаги». Другой мерой явился запрет футбола, которым увлекались крымцы, устраивая состязания с местными командами и неизменно выходя победителями. Почему генерал запретил футбол остается тайной». 106/ Причина, по которой был запрещен футбол, банально проста. До последних дней существования кадетского корпуса в нём была проблема с обеспечением кадет обувью. Именно из-за необходимости беречь обувь и был запрещен футбол. Вопрос о футболе был задан М.А.Лермонтову, обучавшемуся в Первом Русском кадетском корпусе в конце 30-х гг., во время его пребывания в Санкт-Петербурге весной 2007 г. Михаил Александрович ответил не задумываясь, вся причина крылась в необходимости беречь обувь. Спортивной обуви у кадет не было и в футбол они играли в той обуви, которой пользовались ежедневно. Во время пребывания в Сараево Б.В.Адамович одобрил жетон Первого Русского кадетского корпуса. В центре значка помещались погоны тех корпусов, из которых он был составлен в 1920 г.: Одесского, Киевского и Полоцкого. При слиянии Первого Русского и Крымского кадетских корпусов о создании нового значка никто не подумал. Крымцы при выпуске получали жетон Первого Русского кадетского корпуса. «Равно были преданы забвению и наши традиции, и счет выпусков, – с горечью отмечал К.Синькевич. – Словом, даже память о Крымском корпусе оказалась стерта, перестала существовать. Некоторые крымцы плакали». 107/ По жизни – с памятью о «родном гнезде» Сложно рассказать о всех выпускниках Крымского кадетского корпуса. В воспоминаниях о них мы находим свидетельства того, что они очень дорожили именем кадета-крымца и даже если они всего несколько месяцев обучались в стенах Крымского 56 корпуса до его слияния с Первым Русским кадетским корпусом, они продолжали считать себя крымцами. Одним из них был Игорь Владимирович Гняздовский, в течение многих лет возглавлявший Объединение кадет Российских кадетских корпусов в Венесуэле. И.В.Гняздовский поступил в Крымский кадетский корпус в 1929 г. и пробыл в нем всего несколько месяцев. Так сложилась его судьба, что он успел побывать во всех русских зарубежных кадетских корпусах. Сначала в Донском, потом в Крымском и, наконец, окончил Первый Русский кадетский корпус в 1935 г. в составе XV выпуска. Обучаясь в VII классе, старший кадет Игорь Гняздовский был назначен помощником офицера-воспитателя III класса. Характеризуя работу И.Гняздовского, офицер-воспитатель полковник А.К.Грещенко докладывал: «Игорь Гняздовский проявляет много желания и старания, вникая во все мелочи жизни кадет отделения, хотя по своему характеру не всегда бывает ровен и серьёзен». (ГА РФ. Ф 7692. Оп. 2. Д. 165. Л. 110 об.) Это был удивительный выпуск. Из 27 кадет двое были произведены в вицефельдфебели, что было первым случаем в истории кадетских корпусов и еще девять – в вице-унтер-офицеры. В Крымском корпусе Гога Гняздовский буквально сразу стал солистом церковного хора. Получить высшее образование ему помешала война. В Венесуэле Игорь Гняздовский первое время работал таксистом, потом открыл собственное небольшое техническое бюро. Когда возникла необходимость, Игорь Владимирович возглавил Венесуэльское кадетское объединение и оставался его руководителем до конца жизни. В 1992 г. во время пребывания в Москве представительной делегации выпускников русских зарубежных кадетских корпусов И.В.Гняздовский и его очаровательная супруга Мария в течение трех дней были гостями автора книги. Это были удивительные дни. Создавалось впечатление, что встретились большие друзья после долгой разлуки. Его удивительные рассказы о кадетских годах, о сложностях последующей жизни были выслушаны с исключительным вниманием. Автор и Игорь Владимирович на перебой рассказывали друг другу о своих кадетских годах, зачастую находя много общего в том, что с ними происходило в кадетском корпусе и суворовском военном училище. В аэропорту хозяева и гости расставались со слезами на глазах. Как память об этой встрече, автор хранит письмо, полученное от Игоря Гняздовского после его возвращения в Венесуэлу из поездки по России. И.В.Гняздовский скончался 1 сентября 1994 г. Любимцем крымский кадет был Валентин Георгиевич Глинин. Именно он предотвратил дуэль трех маленьких кадет-дуэлянтов и не выдал начальству их имен. По воспоминаниям его однокашников, это был всеми любимый кадет-художник, проводивший все свои досуги за мольбертом. После выпуска в 1928 г. из кадетского корпуса Валентин Глинин с успехом окончил архитектурное отделение технического факультета Белградского университета и начал карьеру архитектора в одном из проектных бюро, занимавшимся проектированием здания югославского Генерального штаба. После войны В.Г. Глинин некоторое время проживал в Германии, с 1949 г. – в Соединенных Штатах, где устроился в небольшую архитектурную фирму. Свободное время Валентин Георгиевич посвящал проектированию православных храмов. Им спроектированы церковь в стиле сербской архитектуры времен турецкого владычества в селе Слатина (Югославия), церковь Св. Серафима Саровского в Си-Клифе, храм на кладбище в монастыре в Джорданвилле, церковь в Ютике (США), шатровый храм в Мансонвилле (Канада), церковь в Канберре (Австралия). Он обладал ещё одним незаурядным даром – писать исторические очерки, которые публиковались в «Кадетской перекличке» и других русских зарубежных изданиях. Скончался в 1983 г. в Глен-Кове (США) Крымский кадетский корпус окончили три брата Синькевичи: Александр Фёдорович, Сергей Фёдорович и Константин Фёдорович. 57 Александр Синькевич был вторым сыном в семье о. Фёдора и матушки Марии Николаевны. В детстве у него обнаружились хорошие музыкальные способности, и уже в юношеском возрасте он великолепно играл на рояле. В 1920 г. с отцом эвакуировался из Крыма в составе Крымского кадетского корпуса. Окончил 7 классов кадетского корпуса в 1923 г. первым учеником. В связи с тем, что в корпусе ввели 8-й класс, остался ещё на один год и восьмой класс также закончил первым учеником. Имя А.Сенькевича оказалось дважды занесенным на мраморную доску. Поступил на медицинский факультет Белградского университета, но через два года перешел на богословский факультет, который окончил в 1928 г. Вскоре принял монашество с именем Антоний. Продвигаясь вверх по иерархической лестнице, иеромонах Антоний получил назначение начальником духовной миссии в Иерусалиме с саном архимандрита. Скончался в 1996 г. в возрасте 93 лет. Сергей Синькевич родился в 1905 г. В 1926 г. окончил Крымский кадетский корпус, а затем Югославское военное училище. С 1948 г. проживал в США. В течение многих лет работал в качестве инструктора русского языка в военной разведывательной школе иностранных языков в Монтерее (Калифорния, США), откуда в 1978 г. вышел на пенсию. Принимал активное участие в деятельности кадетского Объединения в СанФранциско. В 1992 г. в качестве старшего кадета принимал парад на встрече зарубежных кадет с суворовцами и нахимовцами в Москве. Скончался в 2001 г., не дожив пяти дней до своего 96-летия. В 1932 г. окончил ПРВККККК третий из братьев Константин Синькевич (подробнее о нём см. главу «Печатные органы кадет зарубежных кадетских корпусов» – авт.). Одноклассником Константина Синькевича в Крымском кадетском корпусе был Теймураз Багратион—Мухранский, праправнук Николая I. Молодому князю никаких особых привилегий не предоставляли, он был одним из семьи кадет и гордился этим. Он держал себя с кадетами чрезвычайно просто. Некоторые из них пользовались его скромностью. Кадет Юрий Пограничный взял за правило ездить в умывалку на князе. Он вспрыгивал на спину Теймураза и командовал: «Ну, князь, вези меня в сортир. Князь стоически сносил эти шутки и вез Юрия по назначению». 108/ Т.Багратин-Мухранский окончил Первый Русский великого князя Константина Константиновича кадетский корпус, Югославскую военную академию, был адъютантом короля Югославии Александра I. В течение десяти лет служил в гвардейском конноартиллерийском полку югославской армии, в рядах которой принял участие в войне против Германии. После войны стал дипломатом, и некоторое время работал на различных должностях в посольствах Югославии в Цюрихе, Париже, Лондоне. В течение многих лет был председателем Толстовского фонда в США. Скончался в 1992 г. Николай Васильевич Козякин всего 4 года проучился в Крымском кадетском корпусе. Но эти годы сделали из него настоящего патриота Крымского кадетского корпуса и всего кадетского дела на всю долгую жизнь. Н.В.Козякин был одним из основателей Объединения кадет зарубежных кадетских корпусов в Нью-Йорке. В 1970 г. принял активное участие в подготовке к изданию книги «Кадетские корпуса за рубежом», написав очерк о Крымском кадетском корпусе. С 20 номера журнала «Кадетская перекличка» стал его главным редактором. Под его руководством журнал значительно расширил число подписчиков и стал поступать в Советский Союз. Скончался в 1991 г. в возрасте 82 лет. Одним из ярких представителей кадет зарубежья был выпускник Крымского кадетского корпуса доктор наук Владимир Васильевич Бодиско, профессор трех университетов, потомок русских адмиралов, правнук моряка-декабриста, сын капитана морской артиллерии. В.В.Бодиско 80 лет из своих 86 лет провел за пределами России, но на всю жизнь остался глубоко русским человеком. Детей у него не было, поэтому на нем, 58 возможно, пресеклась линия морского рода Бодиско, начало которого восходит к 1697 г., когда на русскую службу был завербован голландец Андрей-Генрих Бодиско. Владимир Бодиско поступил в Крымский кадетский корпус в 1922 г. сразу во 2-й класс, и выпустился в 1930 г. уже из ПРВККККК. С 1947 г. проживал в Венесуэле. Многие годы проработал в научно-исследовательском институте в г. Маракай. Его труд отмечен многочисленными наградами правительства Венесуэлы. Владимир Бодиско был носителем славным кадетских традиций, посвятив этой теме большое количество публикаций. Скончался в 1998 г. на 86 г. жизни. Крымский кадетский корпус окончили потомки М.Ю.Лермонтова Александр Григорьевич и Юрий Григорьевич Лермонтовы. Отец братьев Григорий Михайлович окончил 2-й кадетский Императора Петра Великого корпус и в 1896 г. был выпущен в лейб-гвардии конный полк, к 1917 г. в звании полковника он командовал Уланским Архангельским полком. Мать Софья Григорьевна была дочерью Сибирского золотопромышленника Г.Хотимского. Отец принимал участие в Гражданской войне и в 1920 г. с армией П.Н.Врангеля эвакуировался из Крыма и оказался в Дубровнике (Королевство С.Х.С.) Только в 1923 г. матери удалось выехать из России с детьми и воссоединиться с мужем. Старший сын Александр год обучался в Одесском кадетском корпусе, но в связи с Гражданской войной был вынужден покинуть его и вернуться в семью. На примере семьи Лермонтовых можно четко проследить, что происходило с семьями и детьми во время Гражданской войны, многочисленных переездов из одной части России в другую, в ходе эвакуации за границу, во время поисков постоянного пристанища за границей. Благовоспитанные дети из вполне благополучной семьи, при живых родителях вдруг превращались в неуправляемых нарушителей всяческих порядков и дисциплины. Особенно это происходило с детьми в возрасте 13-15 лет, успевшими вкусить прелесть свободной бесконтрольной жизни. Большинство воспитанников кадетских корпусов, созданных за границей, были сиротами. Родители кадет, оставшиеся в Советской России, никак не могли влиять на их воспитание. Прибыв в Королевство С.Х.С., в июле 1923 г. С.Г.Лермонтова обратилась к помощнику российского военного атташе полковнику Базаревичу с ходатайством об устройстве её детей в Русский кадетский корпус. Управляющий делами Державной комиссии Б.М.Орешков принял решение направить братьев Лермонтовых в Донской кадетский корпус, определив 15-летнего Александра в V и Юрия во II классы с 1-го сентября 1923 г. Кадетская наука давалась детям с большим трудом. В октябре 1924 г., через год после поступления Александра в Донской кадетский корпус, отец получил письмо от Уполномоченного Державной комиссии по делам кадетских корпусов, извещавшего его о том, что возбужден вопрос о переводе Александра, кадета V класса по причинам педагогического характера в другой корпус. Весь уклад и образ жизни в Донском кадетском корпусе, видимо, были не для него. О чем и свидетельствуют дошедшие до нас документы. В письме, полученном отцом из Державной комиссии говорилось: «Из данной кадетским корпусом Вашему сыну Александру характеристики явствует, что последнее время отношение класса и других воспитанников к Вашему сыну резко изменилось в плохую сторону. Главными причинами этого являются некоторые отрицательные свойства его характера, о которых Вам известно из писем офицера-воспитателя и которые лишают его симпатий остальных кадет, а также те навыки и отношение к окружающему, которые проявляются Вашим сыном Александром, еще не освободившимся от тяжелых влияний на него советской трудовой школы. Кроме того, будучи умственно развитым по возрасту и не лишенным способностей к учению он проявляет в классной работе очень мало усидчивости, 59 прилежания и внимания, вследствие чего аттестован неудовлетво рительно по пяти предметам, а именно: по французскому – 3, по немецкому – 2, по сербскому – 4, по истории – 5 и по рисованию – 4 при 12-ти бальной оценке и не может идти в уровень с классом. При указанных условиях перевод его в другой корпус не представляется возможным, как потому, что корпуса не могут быть рассматриваемы, как исправительные заведения, так и, главным образом, потому, что до основательного исцеления отрицательных свойств характера Вашего сына Александра пребывание его в интернате не принесет пользы ни ему самому, ни окружающим его другим юношам, так как над ним нужно непрерывное наблюдение и воздействие совершенно особого порядка, индивидуальное. Во-первых, освободить его от вредных влияний, вынесенных им из советского плена в так называемой трудовой школе, с преобладающим в ней инородческого элемента, а, вовторых, пробудить и укрепить в его душе и сознании лучшие качества его натуры». 109/ Судя по характеристике, приложенной к указанному выше письму и перечню совершенных проступков, Александр был злостным нарушителем дисциплины и внутреннего распорядка кадетского корпуса. Ему вменялись опоздания в класс на уроки, леность при утреннем подъеме и опоздание на построение отделения, небрежная уборка своей постели, самовольные отлучки из корпуса на несколько часов. Но главное заключалось в том, что на языке кадет называлось «изводом преподавателей», иначе говоря, пренебрежительное и насмешливое отношение к преподавателям и офицеру-воспитателю, грубость по отношению к ним. Среди подобных проступков: невнимательное и несерьезное поведение на уроках и самоподготовке, «беззастенчивые улыбки и реплики на замечания преподавателей», оскорбительные выкрики в адрес преподавателей: «Мерзавец!», «Нахал! Дурак!», похищение из портфеля преподавателя учебника, отобранного у Александра из-за обнаруженных на внутренней стороне обложки неприличных отзывов о преподавателях, пользование шпаргалками, обман преподавателя рисования предоставлением чужого рисунка. К сожалению, в воспоминаниях, оставленных Александром Лермонтовым, ничего не говорится о годах, проведенных в кадетских корпусах в Королевстве С.Х.С. Зная дальнейшую судьбу Александра Лермонтова нет особого желания приводить здесь все эпитеты, которыми наградил его войсковой старшина, написавший на него характеристику. Однако не могу согласиться с выводом характеристики о том, что всё, что совершал Александр происходило под влиянием дурного воздействия на него «трудовой школы», которую он посещал в Советском Союзе. На мой взгляд, причина кроется в другом. Александр родился и воспитывался в Петербурге, какое-то время обучался в Одесском кадетском корпусе, в гимназии в Анапе. Все почерпнутое им в детские и юношеские годы до поступления в Донской кадетский корпус просто вошло в противоречие с тем, что он увидел в корпусе, воспитанники и преподаватели которого были из российской провинции, да ещё с обычаями и традициями казаков. И здесь осознанно или неосознанно просто проявился снобизм Александра и полное неприятие окружающей среды. Среди мер воздействия, применявшихся к Александру, были и внушения, и карцер, и лишение увольнения. Ничто на него не могло воздействовать, как и неоднократные вызовы в кадетский корпус его отца. Необходима была смена обстановки. Младший сын Юрий в противоположность старшему брату отличался примерным поведением, но с успеваемостью у него тоже не все было в порядке. В середине апреля 1925 г. отец получил письмо из Державной комиссии, в котором, в частности, говорилось: «Имею честь уведомить, что сын Ваш Юрий, кадет III класса Донского кадетского корпуса за 2-ю четверть учебного года аттестован неудовлетворительно по четырем предметам: русский язык – 5, французский язык – 4, алгебра – 5, история – 4 (при 12-ти 60 бальной системе), на что обращается Ваше внимание, дабы Вами были приняты меры для поднятии успешности Вашего сына». 110/ Попытка перевести обоих сыновей в Русский кадетский корпус вызвала резкую реакцию генерала В.Б.Адамовича. Приняв любезно Г.М.Лермонтова 19.08.1924 г. и обнадежив того положительным решением вопроса о переводе детей в Русский кадетский корпус, Б.В.Адамович 20.08.1924 г. направил рапорт в Державную комиссию, в котором указал: «Основываясь на материале, представленном характеристиками и сведениями об успешности кадет братьев Лермонтовых, высказываюсь против их перевода, ибо перевод таких неуспешных и дурных воспитанников из одного интерната в другой является не педагогичным…» 111/ Получив отказ генерала Б.В.Адамовича, Г.М.Лермонтов предпринял попытку определить детей в Крымский кадетский корпус. Однако и здесь не все происходило гладко. Директор Крымского кадетского корпуса генерал М.Н.Промтов в рапорте от 7 августа 1925 г. на имя Уполномоченного Державной комиссии по делам кадетских корпусов сообщал: «Характеристика бывшего кадета Донского кадетского корпуса Александра Лермонтова, как видно из журнала Общепедагогического комитета этого корпуса от 23 апреля с.г. за № 5 настолько отрицательна, что я не могу согласиться принять его в корпус, хотя бы и приходящим. Об этом полковник Лермонтов лично мною поставлен в известность». 113/ В середине августа 1925 г. была достигнута договоренность о встрече инспектора классов Г.К.Маслова с Александром Лермонтовым. О результатах этой встречи Г.К.Маслов сообщил одному из членов Державной комиссии: «Глубокоуважаемый Василий Ефимович! На Ваши два письма от 22.08.25 г. спешу Вам сообщить следующее. Лермонтов произвел как на меня, так и на преподавателей благоприятное впечатление, поэтому я буду просить генерала Промтова о принятии его в корпус приходящим… Искренне преданный Вам Григорий Маслов. 26.08.25. Белая Церковь». 114/ Принимая меры по переводу Александра в Крымский кадетский корпус, отец надеялся на то, что сын окажется под присмотром своего давнего друга капитана П.А.Шевцова, который был офицером-воспитателем в Крымском корпусе. П.А.Шевцов с радостью откликнулся на просьбу Г.М.Лермонтова: «Дорогой мой друг Григорий Михайлович! Как я счастлив, что могу вновь с тобой иметь самое близкое общение, имея на своем попечении твоего сына. Он поступает в VI класс, как раз и мои воспитанники переходят в этот класс, следовательно, он будет у меня в отделении, и, конечно, найдет во мне родного отца. Главное, что, отдав его на мое попечительство, ты и Софья Григорьевна будете спокойны, что я также буду следить, как за свои родным сыном». 115/ Александр Лермонтов по совету директора Донского корпуса и офицеравоспитателя остался на второй год в V-м классе, и в 1925 г. во время его перевода в Крымский корпус держал экзамены для поступления в VI класс. 116/ В конце сентября 1925 г. Г.М.Лермонтов получил письмо из Державной комиссии о том, что «его сын Александр, удовлетворительно выдержавший приемные испытания в VI класс осенью 1925 г. зачисляется условно, если будет хорошо себя вести, кадетом VI класса Крымского кадетского корпуса в Белой Церкви в качестве приходящего». 117/ По окончанию 1-й четверти 1925-1926 учебного года капитан П.А.Шевцов направил Г.М.Лермонтову табель Александра с оценками за 1-ю четверть, где по пятибалльной системе преобладали четверки, и отзыв о его поведении и прилежании: «Ведет себя очень хорошо и добросовестно занимается. На уроках внимателен. 2-й ученик». 118/ Александр успешно в 1928 г. (8 выпуск) окончил Крымский кадетский корпус. Александр Лермонтов после окончания Крымского кадетского корпуса получил диплом инженера-строителя. В годы Второй мировой войны был угнан гитлеровцами на принудительные работы в Германию, но по пути бежал и долгое время скрывался от 61 нацистов. После войны поселился в Бразилии. Стал вице-президентом общества дружбы Бразилия-Россия. Скончался 3 июня 2000 г. на 92 году жизни Вопрос о переводе Юрия Лермонтова в Крымский кадетский корпус был решен положительно в конце 1925-1926 учебного года. С 1-го сентября 1926 г. Юрий Лермонтов стал кадетом Крымского корпуса. 119/ В 1932 г. он благополучно окончил ПРВККККК. Ю.Г.Лермонтов после кадетского корпуса с отличием окончил в Югославии Высшее морское училище и в чине поручика поступил на службу на югославское торговое судно. В годы Второй мировой войны в должности первого офицера и капитана морского флота на разных торговых судах участвовал в морских конвоях сил антигитлеровской коалиции. Потомок древнего дворянского рода, он никогда не мог представить себе, что сможет воевать против России. В 1943 г. в составе конвоя сил антигитлеровской коалиции дважды посетил Мурманск. После войны служил в торговом флоте США, побывав в десятках стран мира. Свободно владел русским, английским, французским, итальянским и сербским языками. В 1955 г. Ю.Г. Лермонтов оставил службу на флоте, окончил курсы чертежников и поступил на работу в авиастроительную компанию «Боинг», в которой проработал до выхода на пенсию в 1978 г. В течение всей жизни поддерживал тесную связь с братом Александром, проживавшим с матерью в Бразилии, и оказывал им материальную помощь. Скончался в 2005 г. в возрасте 95 лет. Стеллецкий Всеволод Павлович. Родился в 1904 г., в Ахтырске, в 1914 г. поступил в Сумский кадетский корпус. В 1920 г. из Добровольческой армии по приказу П.Н.Врангеля откомандирован в Крымский кадетский корпус. Окончил корпус в 1924 г. С 1950 г. проживал в Америки, один из создателей общества «Родина» в городе Лейквуд, шт. Нью-Джерси и Русского исторического музея, куратором которого был в течение 22 лет. В.П.Стелецкий скончался в 1982 г. Сперанский Глеб Николаевич, воспитанник Крымского, выпускник Донского кадетского корпуса. После объединения Крымского и Первого Русского кадетских корпусов при всяком удобном случае старался показать новому директору свою неприязнь. В конце концов, директор кадетского корпуса генерал Б.В.Адамович настоял на заседании Педагогического комитета на том, чтобы не допускать Глеба Сперанского к экзаменам на аттестат зрелости. Через год Г.Сперанский успешно сдал экзамены в Донском кадетском корпусе. Окончил технический факультет Белградского университета, где получил диплом инженера-архитектора. В течение многих лет возглавлял Нью-Йоркское Объединение кадет. Скончался в возрасте 92 лет в Нью-Йорке. Интересна судьба Бориса Михайловича Вышинского. Он поступил во Владикавказский кадетский корпус в 1917 г., когда была еще сравнительно благоприятная обстановка для учебного процесса, вместе с корпусом эвакуировался из Владикавказа и в 1920 г. через Крым прибыл в Королевство С.Х.С. Крымский кадетский корпус окончил в 1925 г. в Белой Церкви (V выпуск). Вспоминая десятилетия спустя о жизни в Белой Церкви, Б.М.Вышинский, которого в корпусе однокашники звали Бобом, написал не столько о кадетской жизни, сколько о воспитателях и преподавателях. Это интересный факт, поскольку сам Боб признается, что не относился к числу послушных и дисциплинированных кадет. Его фамилия постоянно упоминалась на заседаниях Педагогического комитета Крымского корпуса, когда обсуждались вопросы дисциплины и поведения кадет. Как свидетельствуют протоколы заседаний, в корпусе за ним прочно закрепилась характеристика «тяжелого в воспитательном отношении». Правда, он ни разу не упоминается среди неуспевающих и неаттестованных по предметам. Любопытно и то, что из протоколов видно, что к нему доброжелательно относился, директор корпуса генерал-лейтенант В.В.РимскийКорсаков. 62 На заседании Педагогического комитета Крымского кадетского корпуса, обсуждавшего итоги учебы за период с 13 сентября по 15 ноября 1923 г., генераллейтенант В.В.Римский-Корсаков, давая оценку докладам офицеров-воспитателей о состоянии дел в учебных отделениях за указанный период, бросил реплику: «Подполковник Пожидаев в своем отчете отметил поведение Вышинского. Я удивлен, слыша, что Вышинский вами так характеризуется. Разве он труден?» На это замечание директора корпуса отделенный офицер-воспитатель VII класса 1го отделения подполковник Пожидаев ответил: «В настоящее время в отделении числится 34 кадета. Отношение кадет к учебному делу в отчетный период было более чем удовлетворительное… На уроках в классе кадеты сидят прилично, случаи нарушения классной дисциплины редки. Настроение кадет отделения хорошее. Между собой живут очень дружно, чувствуется большая сплоченность. Наиболее тяжелыми в воспитательном отношении считаю Аландера, Вышинского, который несколько грубоват и легко возбуждается, Данилова, Леонтьева и Парамонова, но и они за последнее время стали больше следить за собой, стали дисциплинированнее и несравненно внимательнее к наставлениям. Очень бережливы и аккуратны». 120/ Борис Вышинский обладал хорошими способностям. Особенно его талант проявлялся в области математических наук. Преподаватель математики Г.П.Кошиц при случае заметил, что способности Вышинского обусловлены наличием у него математической шишки. Когда такая новость стала известна кадетам, перед контрольными работами они стали просить Бориса дать им дотронуться до его математической шишки. Он разрешал им это делать за пирожок или какое-либо другое печёное изделие. Среди изданий, которые удалось кадетам-владикавказцам вывезти во время исхода из России, оказался журнал Владикавказского кадетского корпуса «Досуг Владикавказца» № 7 за 1915 г. Журнал, ставший для хозяина драгоценной реликвией и талисманом, вывез из Владикавказа кадет Борис Вышинский. Б.М.Вышинский хранил его всю свою жизнь, из эмиграции привез журнал с собой в г. Орджоникидзе (Владикавказ), и в настоящее время журнал хранится в семье его сына Г.Б. Вышинского. Вот как вспоминает о своём отце его сын Г.Б. Вышинский: «Судьбы выпускников Крымского кадетского корпуса сложились по-разному. Но лишь немногим из них удалось вновь войти в ворота тех корпусов, в которых они начинали свою кадетскую жизнь в России, и которые мальчишками и юношами покинули в трагические годы Гражданской войны, продолжив свою кадетскую судьбу на чужбине. Одним из них был Борис Михайлович Вышинский, V выпуск Крымского кадетского корпуса в Белой Церкви (1925). В мае 1955 года в г. Орджоникидзе (Северо-Осетинская АССР) в проходную КПП Северо-Кавказского суворовского военного училища вошел мужчина с мальчиком лет двенадцати. Поздоровавшись, он обратился к дежурному со словами: «Я бывший владикавказский кадет. Хотел бы показать своему сыну здание, в котором я учился, будучи в его возрасте, 35 лет назад. Прошу о моей просьбе доложить дежурному офицеру по училищу». Увидев непонимание и растерянность в глазах дежурного, посетитель добавил: «Буду ждать на улице». Минут через десять его пригласили в проходную, где он увидел офицера в звании капитана с красной повязкой на рукаве. Отдав честь и скороговоркой представившись, офицер попросил предъявить документы. Пролистав протянутый ему паспорт и выслушав просьбу, он, не скрывая изумления, какое-то время молчал, а потом кратко сказал: «Подождите», и, продолжая листать паспорт, поспешно удалился. Посетитель с мальчиком вышли из проходной, стали неторопливо прогуливаться, не удаляясь от КПП. Отец что-то рассказывал сыну, то и дело показывал на видневшееся за стеной здание училища. 63 Прошел уже год, как он, Борис Вышинский, вернулся из заграницы в родной город, который теперь назывался Орджоникидзе. Возвращение было долгим, длилось несколько десятилетий. Оставался еще один шаг, чтобы оно оказалось полным. Этим шагом для него должно было стать посещение здания бывшего Владикавказского кадетского корпуса, воспитанником которого он себя всегда считал, и, память о котором он пронес через всю свою жизнь. Когда вместе с другими кадетами покидал это здание весной 1920 г., он не знал, да и не мог знать, что в его жизни начинается новый отсчет времени. Тогда он отрывался не только от родных и близких, которые остались в Владикавказе, не только от города, в котором он родился, но, как вскоре выяснилось, и от родины, которой поколения Вышинских служили верой и правдой. И вот десятилетия спустя он снова стоит перед своим корпусом. Ему сразу сказали, что здание корпуса сохранилось, что сейчас в нем располагается суворовское училище – советский вариант кадетского корпуса. Он хорошо помнил это место. Здесь обычно с ним прощались мама и сестры, провожавшие его после воскресного или праздничного отпуска. Отсюда с шумной ватагой младших кадет он весело несся по протоптанной тропинке к главному входу корпуса. Здесь он нередко осаживал кадетскую братию, чтобы пропустить в массивные двери старших кадет, подъезжавших, как правило, на экипажах по тенистой аллее прямо к корпусу. Делал он это с удовольствием и несколько церемонно, поскольку помнил наказ своих старших братьев-офицеров Георгия и Николая, выпускников корпуса, строго внушавших ему, что старших кадет необходимо чтить и уважать. Он не сразу принял решение посетить здание бывшего корпуса. Во-первых, это был военный объект со своим режимом и пропускной системой, поэтому было маловероятно, что он сможет туда войти. Во-вторых, что там он мог увидеть? За прошедшие годы там, наверняка, все изменилось в соответствии с советскими порядками. Разве что стены сохранились. Но именно эти стены не давали ему покоя, будоражили его сознание, будили воспоминания. В конечном счете, они привели его сегодня в проходную суворовского училища. Прошло не меньше часа, пока его вновь не пригласили в проходную. Он увидел уже знакомого капитана и еще одного офицера в звании майора, в руках которого был его паспорт. Не представившись, майор протянул ему паспорт со словами: «Гражданин, посторонним лицам вход на территорию училища запрещен». Посетитель словам не удивился. Помолчав, все же заметил, что он не совсем постороннее лицо: в этом здании, когда в нем размещался кадетский корпус, он учился, а ранее в нем учились его старшие братья. В доказательство своих слов протянул старую фотографию, на которой был виден маленький кадет на фоне здания корпуса. На обратной стороне от руки была написано: «Борисъ Вышинскiй. 5/ X.17 г.» «Если невозможно войти в здание училища, прошу разрешить пройтись по его территории, посмотреть плац, если он сохранился, на котором мы, кадеты, проходили строевую подготовку, занимались гимнастикой, играли в футбол. Мне хотелось бы, чтобы мой сын увидел где, будучи в его возрасте, учился отец» – настойчиво повторил свою просьбу посетитель. Майор внимательно посмотрел фотографию, прочитал надпись, и молча вернул ее. Потом посмотрел на мальчика, почему-то прокашлялся, насупился и ушел в комнату дежурного, где какое-то время говорил по телефону. Вернувшись, он с еще более насупленным видом повторил: «Посторонним вход на территорию училища запрещен». Уже повернувшись, чтобы уйти, вдруг остановился, пристально взглянул на посетителя и почти приказным тоном добавил: «Напишите заявление на имя начальника училища, - фамилию его не назвал. - Подробно изложите, кто вы такой и почему хотите посетить училище». На следующий день Б.М.Вышинский передал дежурному КПП заявление, указав свой домашний адрес и место работы. Время шло, но ответа не было. Вместе с тем, по косвенным признакам он ощущал, что в связи с его просьбой что-то происходит, что 64 письмо не лежит без движения. Прежде всего, почувствовал, что атмосфера вокруг него значительно оживилась, что окружение стало проявлять к нему повышенный интерес, хотя на его отсутствие он и до этого не мог пожаловаться. В один из дней в его рабочий кабинет неожиданно вошел начальник отдела кадров организации, где он трудился. Анкетные уточнения не заняли много времени. Но беседа на этом не кончилась, а приняла неожиданное направление. Собеседник вдруг сказал: «Борис Михайлович, вы в анкете указали, что учились в Владикавказском кадетском корпусе. В городе о нем мало знают, но многие им интересуются. Ведь, вон какое здание построили, до сих пор стоит. Говорят, что даже Николай П посетил ваш корпус. Расскажите немного о корпусе, каким он был в ваше время, каким вы его помните». Сказать, что эти слова его поразили, ничего не сказать. Особенно упоминание о Николае П. Ответить на эту просьбу было несложно. Каждый владикавказский кадет историю своего корпуса знал как «Отче наш». Вместе с тем ответить собеседнику было непросто. Было бы странно, если бы он ему рассказал с каким энтузиазмом во Владикавказском корпусе встречали в 1914 г. возвращавшегося с Эрзерумского фронта Государя Императора, или, как владиваказцы, в их числе и он, на чужбине, в сербской Белой Церкви с восхищением приветствовали генерала Врангеля, Главнокомандующего Русской армией, посетившего в 1923 и 1925 годах Крымский кадетский корпус, в состав которого вошел Владикавказский корпус. Ему не хотелось лукавить, поэтому он ограничился фактической информацией. Специально упомянул, что вместе с русскими в корпусе учились грузины, осетины, лезгины, армяне, кабардинцы, что было много детей из семей терских казаков. Рассказ о корпусе длился не более получаса. Он его сознательно закончил почти на пафосной ноте: «В целом, в корпусе все было подчинено главной задаче – воспитать в кадетах чувство долга, привить им понятия чести и любви к Родине». В воскресенье 26 июня 1955г. рано утром на квартире раздался телефонный звонок. Молодой и энергичный голос попросил к телефону Бориса Михайловича Вышинского. Собеседник сообщил, что говорит дежурный по суворовскому училищу и что он имеет поручение пригласить товарища Вышинского прибыть сегодня, 26 июня, к 12 часам в КПП училища с целью его последующего посещения. Он не поверил своим ушам. Ему только что исполнилось 50 лет. Ровно через четыре дня исполнится 30 лет со дня окончания Крымского кадетского корпуса в Белой Церкви. Как будто сам Господь определил дату его возвращения в родные пенаты, замкнул его жизненный его круг. К училищу они с сыном подъехали несколько раньше назначенного времени. Ровно в 12 ч. вошли в проходную КПП. Там их ждал знакомый майор. Отдав честь, он произнес неожиданную фразу: «От имени Северо-Кавказского суворовского военного училища приветствую русского кадета Бориса Вышинского с сыном Глебом», а потом, уже улыбаясь и пожимая руку, добавил: «Добро пожаловать, Борис Михайлович». Спустя минуту они вступили на территорию училища. Позже, рассказывая дома о посещении, он признался, что в этот момент почувствовал комок в горле, который уже не проходил, пока не покинули училище. Вошли в здание с главного входа. Вот парадная лестница и длинные пролеты от нее. Майор ничего не рассказывал, только показывал. «Сборный зал» произнес посетитель, а это «ротный зал», продолжил он. Вот и спальня, широкая и длинная, что впору кататься по ней на велосипеде. Здесь перед сном звучал зычный голос дежурного воспитателя: «Лечь на правый бок, руки поверх одеяла». Там дальше классные комнаты. Он не верил своим глазам. Все было как тогда, как будто время вернулось назад. Не вернулось. На стенах были другие портреты, чаще всего Сталина. Повсюду советские символы, плакаты, лозунги. Но вот и знакомые портреты Суворова, Кутузова, Нахимова. 65 Сын полковника Генерального штаба, павшего в русско-японской войне в 1905 г., Б.М.Вышинский в 1917 г., следуя по стопам своих старших братьев Георгия и Михаила, впоследствии погибших на полях Первой мировой и Гражданской войн, поступил в Владикавказский кадетский корпус. Весной 1920 г. в его составе, по благословлению матери, оставшейся в Владикавказе с двумя сестрами, он начал свой длинный и полный испытаний кадетский путь на чужбину. Описывая уход из Владикавказа, он только мимоходом касается тягот и испытаний труднейшего пути через кручи Дарьяльского ущелья и Военно-грузинской дороги, морского перехода в Крым. Лишь упоминает, что кадеты не очень понимали, куда они едут и все время ждали, что колона повернет назад домой, и лишь в Крыму стали сознавать, что дом далеко, и они не скоро вернутся в него. В качестве наиболее яркого воспоминания он отмечает то, что в пути полностью стерлись традиционные субординационные отношения между кадетами. Старшие кадеты бережно опекали и оберегали своих младших товарищей, независимо от того были ли это владикавказцы или уходившие вместе с ними полтавчане. Столь же скупо он описывает и уход из Крыма, цитируя печальные строки Н.Туроверова: «Уходили мы из Крыма/ среди дыма и огня…/Уходящий берег Крыма/ Я запомнил навсегда/. Не много слов посвящено и первой базе в Королевстве СХС – лагерю в Стрнище (Словения), где пришлось пережить две холодные и снежные зимы 1920-22 гг. В воспоминаниях доминируют слова: «Было холодно и голодно…». Горькими являются признания о том, что не все выдержали выпавших на них испытаний, несколько кадет скончалось от лишений, голода и болезней. Среди них были и владикавказцы. Некоторые из них ушли из жизни добровольно. На фоне печальных воспоминаний неожиданно звучат слова о том, что именно здесь в горах Словении, откуда, казалось, уже не было пути ни вперед, ни назад, кадеты, собранные из разных корпусов, несмотря на традиционное межкорпусное соперничество, а иногда и отчуждение, вновь стали ощущать себя единой кадетской семьей. В повседневной жизни, а по существу в борьбе за выживание, для кадет там вновь стали обретать реальное содержание такие понятия, как взаимопомощь и взаимовыручка, честное отношение к товарищам, презрение к предательству и доносительству, покровительство старших кадет над младшими. Принципиально было и то, что с кадетами постоянно были их воспитатели и преподаватели, тоже жившие в бараках и питавшиеся с кадетами из одного котла, делившие с ними все невзгоды. Б.М.Вышинский вспоминает, что, по существу, в Стрнище сложилось то кадетское ядро, тот стиль и форма взаимоотношений между кадетами, между кадетами и офицерами-воспитателями и преподавателями, на базе которых уже на новом месте – в Белой Церкви, куда корпус перебрался во второй половине октября 1922 г. со всей полнотой сформировалось то, что стало гордостью русского кадетского движения в изгнании – Крымский кадетский корпус».(Г.Б.Вышинский. Воспоминания о моём отце. Электронная версия В годы Второй мировой войны Б.М.Вышинский сражался против гитлеровской армии в рядах партизан под руководством И.Б.Тито. В 1954 г. вернулся на постоянное место жительство в Советский Союз. В 2009 г. исполнится 80 лет со дня закрытия Крымского кадетского корпуса. Практически никого не осталось в живых из персонала и выпускников корпуса. Годы взяли своё. Но память о Крымском кадетском корпусе жива. Она жива в делах и свершениях директоров, офицеров-воспитателей, преподавателей и выпускников кадетского корпуса, в сохранившихся документах, воспоминаниях о жизни корпуса. Она жива в названии центральной площади Белой Церкви – «Площади Русских кадет». Эту память хранят в своём великолепном музее В.Н.Филимонова и В.Н.Кастелянов, потомки тех, кто был судьбой связан С Крымским кадетским корпусом. 66 Источники и литература: 1. ГА РФ. Ф. 6792. Оп. 2. Д. 87. Л. 370, об., 371. 2. Кадетские корпуса за рубежом. 1920-1945. – Монреаль, 1970. С. 130 3. Там же, с. 141. 4. К.Синькевич. «Вне Родины» – М.-Рыбинск//Любодраг Димич, «Русские школы в Королевстве Югославии, 1918-1941 гг.». 2004 г. С. 88. 5. ГА РФ. Ф. 6792. Оп. 2. Д. 87. Л. 364, об. 6. Там же 7. ГА РФ. Ф. 6792. Оп. 2. Д.87. Л. 240. 8. Бюллетень Объединения кадет российских кадетских корпусов в Венесуэле № 13, Каракас. 1983. С. 10-14. 9. Бюллетень Объединения кадет российских кадетских корпусов в Венесуэле № 14, Каракас. 1983. С.23. 10. ГА РФ. Ф. 6792. Оп. 2. Д. 87. Л. 112. 11. Бюллетень Объединения кадет российских кадетских корпусов в Венесуэле № 14, Каракас. 1993. С. 22-24. 12. ГА РФ. Ф. 6792. Оп. 2. Д. 87. Л. 366. 13. К.Синькевич, «Вне Родины». – М.-Рыбинск. 2004 г. С. 29. 14. ГА РФ. Ф. 6792. Оп. 2. Д.87, Л. 370. 15. ГА РФ. Ф. 6792. Оп. 2. Д. 78. Л. 49. 16. К.Синькевич. «Вне Родины». – М.-Рыбинск. 2004 г. С. 40-41 17. К.Синькевич. «Вне Родины». – М.-Рыбинск//Любодраг Димич, «Русские школы в Королевстве Югославии, 1918-1941 гг.» 2004 г. С. 88. 18. Там же, с. 90. 19. Там же. 20. ГА РФ. Ф. 6792. Оп. 2. Д. 78. Л. 483. 21. Кадетские корпуса за рубежом. 1920-1945. – Монреаль, 1970. С. 61-62. 22. ГА РФ. Ф. 6792. Оп. 2. Д. 79. Л.15. 23. К.Синькевич. «Вне Родины». – М.- Рыбинск. 2004 г. с.105. 24. ГА РФ. Ф. 6792. Оп. 2. Д. 87. Л. 366. 25. Там же, Л. 362. 26. Там же, Л 363. 27. К.Синькевич, «Вне Родины». – М.-Рыбинск. 2004 г. с. 29 28. Кадетские корпуса за рубежом. 1920-1945. – Монреаль, 1970. С. 61. 29. «Кадетская перекличка» – Нью-Йорк, 1978. – № 20.// Павлов Б. «Ещё о Стрнище и генерале Римском-Корсакове» Сс. 56-60. 30. Кадетские корпуса за рубежом. 1920-1945. – Монреаль, 1970. С. 129. 31. К.Синькевич. «Вне Родины». – М.-Рыбинск. 2004 г. С. 39. 32. Кадетские корпуса за рубежом. 1920-1945. – Монреаль, 1970. С.133. 33. Бюллетень Объединения кадет российских кадетских корпусов в Венесуэле № 37// В.Бодиско. «Дуэль». Каракас. 1994. С. 39-42. 34. Бюллетень Объединения кадет Российских кадетских корпусов в Венесуэле №38 // В.Бодиско. «Ещё о кадетских традициях». Каракас. 1994. С. 41-45. 35. ГА РФ. Ф. 6792. Оп. 2. Д. 79. Л.16. 36. К.Синькевич, «Вне Родины». – М.- Рыбинск. 2004 г. С. 33. 37. Бюллетень Объединения кадет Российских кадетских корпусов в СанФранциско. № 66. Сан-Франциско. 2001.// Скворцов М. Первый Русский Великого Князя Константина Константиновича кадетский корпус. 38. К.Синькевич, «Вне Родины». – М.-Рыбинск. 2004 г. С. 61-62 39. ГА РФ. Ф. 6792. Оп. 2. Д. 87. Л. 482, об. 67 40. Кадетские корпуса за рубежом. 1920-1945 – Монреаль. 1970. C. 68-69. 41. Там же, 82-89 42. 43. Бюллетень Объединения кадет российских кадетских корпусов в Венесуэле №14. Каракас. 1983 г. с. 22-23. 44. ГА РФ. Р.Ф. 6792. Оп.2. Д. 87. Лл. 177, 194. 45. Там же, Лл. 168-170, об. 46. Там же, Л. 159. 47. Там же, Л. 160. 48. Там же, Л. 162. 49. Там же. 50. ГА РФ. Р.Ф. 6792. Оп.2. Д. 87. Л. 159. 51. Там же, Л. 158, об. 52. Там же, Л. 164. 53. Там же, Л. 253. 54. Там же, Л. 104. 55. Там же, Л.430 56. Там же, Л. 476, об. 57. Там же, Л. 183. 58. Там же, Л. 483. 59. Там же, Л. 136. 60. Там же, Л. 485. 61. Там же, Л. 475. 62. Там же, Л. 268. 63. Там же, Л. 270. 64 . Там же, Л. 133, об. 65. Там же, Л. 236. 66. Там же, Л. 237-238, об. 67. Там же, Л. 240, об. 68. Там же, Л. 241, об. 69. Там же, Л. 365, об. 70. Там же, Лл. 53-57. 71. Там же, Л. 362, об. 72. Там же, Лл. 53-57. 73. Там же, Л. 367. 74. Там же. 75. ГА РФ. Р.Ф. 6792. Оп.2. Д. 87. Л. 373. 76. Там же, Лл. 375, об; 162, об. 77. Там же, Л. 373. 78. Там же, Л. 375. 79. Там же, Л. 369. 80. Кадетские корпуса за рубежом, 1920-1945 – Монреаль. С. 56-72, 142-168. 81. 82. 83. ГА РФ. Ф. 6792. Оп. 2. Д. 88, Л. 68. 84. Там же, Лл. 88, 100. 85. Кадетские корпуса за рубежом, 1920-1945. – Монреаль. 1970. С. 75. 86. ГА РФ. Ф. 6792. Оп. 2. Д. 88. Л. 71. 87. Кадетские корпуса за рубежом. 1920-1945. – Монреаль. 1970. С. 84 88. Там же, С. 86-87. 89. Бюллетень Объединения кадет российских кадетских корпусов в Венесуэле № 41. Каракас. 1995. С. 38-39. 68 90. Там же. 91. Бюллетень Объединения кадет российских кадетских корпусов в Венесуэле № 11. Каракас. 1982. С. 43-44 92. ГА РФ. Ф. 6792. Оп. 2. Д. 10. Л. 95-98, об. 95. К.Синькевич, «Вне Родины». – М.-Рыбинск. 2004 г. С.130. 96. Кадетские корпуса за рубежом. 1920-1945. – Монреаль. С. 123 97. Там же, С. 124. 98. Там же, С. 126. 99. Бюллетень Объединения кадет российских кадетских корпусов в Венесуэле № 41. Каракас. 1995 г. С. 38. 100. Бюллетень Объединения кадет российских кадетских корпусов в Венесуэле № 13. Каракас.1983 г. с. 10-14 101. Там же. 102. Бюллетень Объединения кадет российских кадетских корпусов в Венесуэле № 11. Каракас. 1982. С.24-25. 103. Бюллетень Объединения кадет российских кадетских корпусов в Венесуэле № 13. Каракас. Март, 1983 г. с. 10-14. 104. К.Синькевич, «Вне Родины». – М.-Рыбинск. 2004 г. С.130 105. Там же, С.79. 106. Там же, С. 99-101. 107. Там же. 108. К.Синькевич, «Вне Родины». – М.-Рыбинск. 2004 г. С. 85. 109. ГА РФ Ф. 6792, Оп. 2, Д. 966, Л. 27, об. 110. Там же, Л. 20. 111. Там же, Л. 35. 112. Там же, Л. 25, об, 26. 113. Там же, Л. 4. 114. Там же, Л. 2. 115. Там же, Л. 5. 116. Там же, Л. 3. 117. Там же, Л. 7. 118. Там же, Л. 19. 119. Там же, Л. 10. 120. ГА РФ. Ф. 6792. Оп. 2. Д.87, Лл. 117, 124. 121. Г.Б.Вышинский. Воспоминания о моём отце. Электронная версия.
