АМЕРИКАНСКИЙ КОНСЕРВАТИЗМ:
advertisement
АМЕРИКАНСКИЙ КОНСЕРВАТИЗМ: НОВАЯ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКАЯ ПОВЕСТКА ДНЯ 1) Что такое американский консерватизм? Вот уже два века существует консерватизм в развитых странах Запада как политический и идеологический феномен. Появившись как реакция на эксцессы Французской Революции XVIII столетия, консерватизм непрерывно эволюционировал, и современный американский или западноевропейский консерватор как небо от земли отличается от таких столпов консерватизма XVIII - XIX вв., как Э. Берк, С. Кольридж, Ж. Местр или Дж. Кэлхун. Видимо, можно согласиться с теми экспертами, которые считают, что невозможно дать такое определение данному феномену, которое было бы действенным для любых исторических эпох и любых политических систем; можно говорить лишь о некой консервативной традиции, к основным положениям которой относятся следующие: - общество является Богом данным, гармоничным и совершенным социальным организмом; - следовательно, все попытки государственного вмешательства в социально-экономические процессы не только контрпродуктивны, но и аморальны; - религия, собственность, традиционные общественные институты (семья, церковь), государство имеют Божественную санкцию и не подлежат социальным экспериментам; - нации, как и отдельные люди, имеют свои собственные "характеры", и т.д. Как сказал крупнейший российский исследователь идеологии консерватизма А.Ю. Мельвиль, "консервативная традиция дает нам определенную ценностную рамку, которая может наполняться разным содержанием, но содержит некий базовый набор ценностей… Это - и сохранение традиций, и религия, и нация, и государство, но это отнюдь не обязательно свободный рынок… Но конкретное наполнение этой ценностной рамки зависит от исторического контекста" (1). Таким образом, именно исторический контекст определяет конкретное наполнение понятия "консерватизм". Так, например, на рубеже XVIII - XIX столетий люди, именующие себя "консерваторами", были решительными противниками капиталистического развития, подрывавшего основы традиционных феодально-абсолютистских институтов, а вот сторонников свободного частного предпринимательства называли тогда "либералами". Столетие спустя, однако, "консерваторами" стали называть людей, выступавших против государственного вмешательства в дела бизнеса, а также против либерально-реформистских и социалистических учений, оправдывавших такое вмешательство. В любом случае, однако, "консерватизм" означал неприятие происходящих в обществе перемен. Существует поистине необъятная литература, посвященная феномену американского консерватизма и подходам американских консерваторов к международным проблемам (2). Хотя, по мнению большинства исследователей, американская консервативная традиция, бесспорно, восприняла многие компоненты европейской консервативной идеологии, тем не менее можно говорить о существенных отличиях американской консервативной мысли и общественно-политической практики от их европейских аналогов. "В отличие от классического европейского консерватизма, - пишет А.Ю. Мельвиль, - 2 американский консерватизм имеет частнопредпринимательскую основу /курсив авт. - Б.В./" (3). Действительно, в силу известных особенностей исторического развития США добуржуазные общественные отношения и соответствующие им идеи укоренились лишь на Юге; впрочем, в ходе гражданской войны (1861-1865) плантационное рабство и рабовладельческая аристократия подверглись и там беспощадному разгрому. ""Рыночный" консерватизм, зародившийся после победы Севера в гражданской войне и получивший широкое распространение в 80-х - 90-х годах, к 20-м годам ХХ в. стал уже совершенно однозначно отождествляться с "американским образом жизни"", - полагает А.Ю. Мельвиль (4). Итак, у американских консерваторов (в отличие от их европейских единомышленников) никогда не было никаких сомнений и колебаний относительно включения свободного рынка и частного предпринимательства в пантеон консервативных ценностей. Если в Европе именно либералы в эпоху буржуазных революций XVII - XIX вв. подняли знамя экономических свобод в борьбе с феодальной реакцией, то в Соединенных Штатах, напротив, защита ничем не ограниченной свободы бизнеса изначально рассматривалась как прерогатива консервативного сегмента общества (5). Эта особенность американского консерватизма объясняет многое в его идеологии и политике, в частности, его динамизм и открытость новому. Наличие некоторых либеральных и буржуазно-демократических компонентов в мировоззрении и политической практике американских консерваторов позволяет, по нашему мнению, понять причину победы, которую сумел одержать американский консерватизм в титанической борьбе с американским либерализмом, продолжавшейся на протяжении всего ХХ в. В этой борьбе - по крайней мере со времен "нового курса" Ф. Рузвельта инициатива прочно принадлежала либералам; консерватизм же выглядел чем-то вторичным и несамостоятельным (6). Вот что писал о месте консерватизма в американской политике на протяжении прошлого столетия видный российский американист В.А. Никонов: "В конце XIX в. партия /республиканская - Б.В./ превращается в оплот американского консерватизма… Партия… проповедовала идеи твердого индивидуализма, насаждала культ предпринимательства, внушая американцам уверенность в справедливости так называемой свободной конкуренции… Экономическая катастрофа 1929-1933 гг. обнажила полную несостоятельность республиканских доктрин твердого индивидуализма, их неадекватность задачам спасения капиталистических устоев, подвергшихся тяжелым ударам стихии нерегулируемого рынка… с тех пор на ее /республиканской партии - Б.В./ долю выпадала роль преимущественно консервативной оппозиции и консолидатора реформистских нововведений демократов… Играя роль своеобразного стабилизатора системы двух партий, не позволяющего демократам чрезмерно увлекаться планами буржуазного реформизма, республиканцы неизменно выступали носителями идей статичности, нередко обращали свои взоры в поисках оптимальной "модели" развития американского общества в прошлое" (7). И только в последней четверти ХХ в. американский консерватизм сумел вернуть себе историческую инициативу, вновь стать доминирующей силой и в американской политике, и в идеологии. Реванш американского консерватизма имел, как мы увидим, далекоидущие последствия и для внешнеполитического курса Соединенных Штатов. 3 2) В чем суть внешнеполитических воззрений американских консерваторов? Эта несамостоятельность и вторичность американского консерватизма проявлялась не только в сфере экономической, социальной и внутренней политики, но и в сфере политики внешней. Практически все основополагающие решения в области внешней политики и национальной стратегии принимались в Соединенных Штатах на протяжении ХХ в. именно либералами, и важнейшее из этих решений - отбросить традиционный американский изоляционизм и заменить его политикой либерального интервенционизма - было навязано после Перл-Харбора американскому обществу, в том числе и консервативной его части, либеральным истэблишментом. Если после первой мировой войны американским консерваторам удалось вернуть американскую внешнюю политику к "старому, доброму" изоляционизму (8), то после второй мировой войны инициативу в области определения внешнеполитических приоритетов страны прочно взяли в свои руки либералы. Консерваторам пришлось смириться с "планом Маршалла", созданием НАТО, глобальным военным присутствием США и - главное - с "большим правительством" в Вашингтоне, без чего было бы невозможно вести "холодную войну". "Разбитые в арьергардных боях против "нового курса" и вступления США во вторую мировую войну, уступившие лидерство в республиканской партии "восточному истэблишменту", республиканские консерваторы… представляли прежде всего группы буржуазии, интересы которых были в той или иной мере ущемлены в результате консолидации государственно-монополистических тенденций и перехода США к созданию глобальной империи, - писал российский исследователь С.М. Плеханов. - Если "восточный истэблишмент" /т.е. либералы - Б.В./ ориентировался на так называемый "интернационализм", то есть ставил во главу угла внешней политики создание международного экономического и политического порядка, который обеспечил бы беспрепятственную экспансию американского капитала во всех частях света, то консервативная оппозиция апеллировала к традициям изоляционизма и невмешательства" (9). Следует отметить в этой связи, что "изоляционизм" для американских консерваторов после второй мировой войны означал, разумеется, не изоляцию Америки от окружающего мира, а ее изоляцию от международных организаций и конкретных внешнеполитических обязательств; иными словами, под изоляционизмом в данном случае понималась ничем не ограниченная "свобода рук" Соединенных Штатов на мировой арене (10). Иными словами, американские консерваторы, если воспользоваться терминологией, применяемой в теории международных отношений, были, в общем, сторонниками реалистической парадигмы, то американские либералы были, как правило, идеалистами. И если для либеральной части американского политического спектра важнейшую роль в защите американских национальных интересов играли международное право, международные организации и универсальные моральные принципы, то для консерваторов на первом месте стояло обеспечение благоприятного для США и их ближайших союзников баланса сил на мировой арене и, разумеется, защита американского бизнеса (11). Сказанное не означает, разумеется, что американские либералы - это оторванные от жизни фантазеры, подменяющие realpolitik громкими фразами о 4 "демократии" и "правах человека", а американские консерваторы - это грязные и беспринципные циники, для которых принципы и убеждения - пустой звук. На протяжении ХХ в. именно либеральные президенты - В. Вильсон, Ф. Рузвельт, Дж. Кеннеди - были инициаторами наиболее значительных рывков в наращивании американской военной мощи и расширении американского военно-политического и экономического присутствия. С другой стороны, не вызывает сомнений непоколебимость и бескомпромиссность антикоммунистических убеждений таких американских консерваторов, как Дж. Ф. Даллес, Б. Голдуотер, Р. Рейган и мн. др. В любом случае, однако, хотелось бы подчеркнуть, что американская консервативная традиция в области внешней политики - это недоверие к многосторонним международным институтам и ориентация преимущественно на односторонние действия США и их ближайших союзников (12). Здесь мы подходим к крупнейшему противоречию, с которым сталкивалась и сталкивается американская консервативная внешнеполитическая мысль. Отказ от международного сотрудничества, от использования потенциала международных организаций при решении проблем внешней политики Соединенных Штатов, ставка на односторонние - и прежде военно-силовые действия на мировой арене предполагают и колоссальное наращивание американской военной мощи, и безудержный рост оборонных расходов (со всеми вытекающими негативными экономическими последствиями, включая бюджетный дефицит, инфляцию, искажение структурных пропорций народного хозяйства, падение конкурентоспособности американской экономики и т.д.), и, наконец, создание "сверхгосударства" с неисчислимыми ордами бюрократов, вмешивающимися в социально-экономические процессы. Иными словами, ставка на односторонний подход в международных делах означает отказ от тех основополагающих принципов, на которых зиждется американский ("частнопредпринимательский", как его удачно назвал А.Ю. Мельвиль), консерватизм - здоровая капиталистическая конкуренция и минимальное государственное вмешательство в дела бизнеса и общества. Американская консервативная мысль неоднократно пыталась выйти из этого противоречия. Одним из способов решения проблемы сочетания американского глобального влияния с "дешевым правительством" в самих США было, по мнению американских консерваторов, технологическое превосходство Соединенных Штатов. Так, например, именно на имеющееся якобы у США военно-техническое превосходство, прежде всего в стратегических ядерных вооружениях, сделали ставку правоконсервативные творцы доктрины "массированного возмездия" в 1950-х гг. По словам С.М. Плеханова, "/в/ своем подходе к военной политике администрация Эйзенхауэра пыталась совместить экстремистскую идею ядерного "блицкрига" с традиционной консервативной оппозицией чрезмерному росту государственных расходов, в том числе военных" (13). На первых порах эта политика принесла было свои плоды - администрации Эйзенхауэра действительно удалось было несколько снизить военные расходы (в 1953 г. они составили 47,3 млрд. долл., в 1955 - 35,5 млрд. долл.), и все это на фоне колоссального роста американского стратегического и тактического ядерного потенциала. Увы, в 1955 г. СССР приступил к серийному производству реактивных стратегических бомбардировщиков, способных поразить цели на территории США, и испытал водородную бомбу мощностью в 1,6 мегатонн, а в октябре 1957 г. вывел на околоземную орбиту первый 5 искусственный спутник Земли. Ставка на неоспоримое техническое превосходство "свободного мира" над "безбожным коммунизмом" оказалась, таким образом, битой, и итогом полного краха доктрины "массированного возмездия" стал новый триумф либерального интервенционизма в годы пребывания у власти администраций Кеннеди и Джонсона. Еще одной попыткой преодолеть вышеотмеченное противоречие была ставка на эскалацию биполярной конфронтации, на превращение "холодной войны" в войну "горячую". В нашумевшем манифесте "Совесть консерватора" лидер правого крыла республиканской партии Б. Голдуотер фактически предложил превратить любой локальный конфликт (например, в Восточной Европе) в войну с применением ядерного оружия. Как известно, столь неординарные изыскания Голдуотера в области военной стратегии стоили его партии сокрушительного поражения на президентских выборах 1964 г. (14). Проблему несоответствия между глобальными амбициями и явно неадекватными ресурсами, которые были готовы выделить американские консерваторы для воплощения в жизнь этих амбиций, американская консервативная мысль пыталась решить и посредством привлечения на свою сторону правящих элит других государств. Иногда эти попытки выглядели достаточно странно: так, например, на протяжении 1980-х гг. американских правые неоднократно призывали Москву присоединиться к Стратегической оборонной инициативе США, пытаясь доказать, что СССР-де также заинтересован в создании непроницаемого противоракетного щита. Таким образом, возникла парадоксальная ситуация: американские консервативные круги выступили с предложением о сотрудничестве в создании такой системы вооружений, которая должна вернуть Соединенным Штатам былую военную неуязвимость (и, тем самым, обеспечить им неоспоримое стратегическое превосходство), причем это предложение адресовалось той самой стране, которую многие представители консервативных кругов продолжали считать "империей зла"! (15). Все эти трудности, с которыми столкнулась американская консервативная мысль, пытаясь выработать приемлемую внешнеполитическую альтернативу либеральному интервенционизму, были неслучайны. Попытки игнорировать взаимозависимость современного мира, процессы глобализации и, соответственно, повышение роли наднациональных структур и институтов, приводили лишь к рождению оторванных от жизни, нереалистичных, а нередко и опасных концепций внешней политики США. Неудивительно, что наибольших успехов на международной арене консервативные американские президенты (например, Р. Никсон и Р. Рейган) добивались тогда, когда отбрасывали консервативные догмы и начинали проводить международный курс с учетом реалий современного мира. Так, например, говоря о внешней политике администрации Никсона, к важнейшим положительным итогам которой можно отнести и прекращение войны во Вьетнаме, и нормализация отношений с СССР и Китаем, Г. Киссинджер писал, что Белый дом "пытался по существу совместить стратегию консерваторов с тактикой либералов" (16). С другой стороны, на протяжении второй администрации Рейгана также наблюдался неуклонный отход официального Вашингтона от тех внешнеполитических установок, с которыми американские правые пришли к власти в 1980 г.: администрации, в частности, пришлось не только отказаться от взгляда на контроль над вооружениями как на "устаревшее" и не соответствующее национальным интересам США явление, но 6 и заключить с Советским Союзом ряд разоруженческих соглашений, в том числе и Договор по РСМД. Эти попытки проводить консервативную внешнюю политику либеральными методами приводили, однако, к расколу в консервативных рядах. Проводившаяся администрацией Никсона политика разрядки была воспринята на правом фланге американского истэблишмента с нескрываемым раздражением (17); с неменьшим раздражением была воспринята американскими правыми рейгановская "разрядка № 2" (18). Таким образом, после Перл-Харбора, где был окончательного похоронен американский изоляционизм, консерваторам так и не удалось выработать адекватную альтернативу либеральной внешней политике. На всем протяжении "холодной войны" американская консервативная внешнеполитическая мысль была вынуждена так или иначе адаптироваться к таким концептуальным новшествам либералов, как ООН, НАТО, МВФ, контроль над вооружениями и борьба за права человека. 3) Каковы последствия победы американских консерваторов для внешней политики США? Вышеотмеченная ущербность и вторичность американской консервативной внешнеполитической мысли не помешала, однако, той консервативной революции (или, если угодно, контрреволюции), которая позволила американскому консерватизму превратиться в доминирующую политическую и идеологическую силу американского общества. Со времен Р. Рейгана консерваторы вновь, как и столетие тому назад, занимают ведущие позиции в двух ведущих политических партиях США, в то время как либерализм стремительно маргинализуется. Причиной этого переворота в американской политике и идеологии связаны прежде всего с успехами экономической стратегии консерваторов. Вот что пишет об основных компонентах последней российский эксперт по американской экономике М.А. Портной: "…Реальное вступление США в новые условия экономического развития относится к началу 80-х годов… В области государственного регулирования произошел кардинальный поворот от кейнсианских доктрин к консервативному направлению экономической мысли, сердцевиной которого был монетаризм... На переломном рубеже экономического развития было признано целесообразным пойти на ограничение прямого вмешательства государства в экономику и обеспечить повышение роли стихийных рыночных сил. В обстановке радикальных изменений, вызванных новым этапом научно-технического прогресса, только сам бизнес мог наиболее эффективно выработать направления и методы организации новых видов производств и тем самым выполнить свою роль локомотива экономического роста. Администрация сконцентрировала свои усилия на стимулировании инвестиционной активности частного бизнеса, увеличении сбережений населения, уменьшении дефицита бюджета и снижении темпов инфляции" (19). Результатом отказа от либерально-кейнсианской модели управления американской экономикой и перехода к консервативным методам стало существенное повышение динамизма и устойчивости американского народного хозяйства. В 1990-х гг. ХХ в. Соединенные Штаты вновь заняли лидирующие позиции среди ведущих капиталистических государств по темпам экономического роста: если в этот период ежегодные темпы роста составили 7 для США 2,9%, то для Великобритании - 1,9%, ФРГ - 2%, Японии - 0,8%, Италии - 1,1% и Франции - 1,5% (20). Рост американской экономики был не только весьма внушительным, но и чрезвычайно устойчивым; экономический подъем наблюдался с 1982 по 1990 гг. и с 1991 по 2001 г. Впервые за последнюю четверть века уровень безработицы опустился ниже 5%; рост индекса потребительских цен составил менее 2% в 1999 г. - самый низкий показатель за последнюю треть века. Эти экономические успехи позволили продвинуться в решении ряда социальных проблем: сократилась доля населения с доходами ниже прожиточного минимума; выросли реальные доходы всех категорий населения; была увеличена минимальная заработная плата (21). Все эти бесспорные успехи в социально-экономическом развитии страны выглядели как триумф консервативных идей и посрамление либерального этатизма. По мнению видного российского экономиста В.Б. Супяна, "/г/лавым фактором длительного экономического подъема 1990-х годов, несомненно, стал рост частных инвестиций. На его счет приходится более 30% ВВП после 1991 г. - самый высокий показатель за все послевоенные периоды циклических фаз роста. В то же время никогда ранее не было столь незначительно влияние государственных расходов на экономический рост: лишь 1,7% прироста ВВП" (22). Консервативная волна 1980-х - 1990-х гг. оказалась намного более высокой и мощной, чем рассчитывали американские либералы (23); она не только смыла либеральную коалицию "нового курса"(24), но и нанесла сокрушительный удар по либеральному интернационализму. Поражение на выборах 1992 г. Дж. Бушастаршего было воспринято в американском консервативном истэблишменте как крах попытки проводить консервативную внешнюю политику либеральными методами (25). Неудивительно поэтому, что на протяжении 1990-х гг. консерваторы видели свою задачу в изгнании остатков либерального интернационализма из американской внешнеполитической практики. Во главу угла американской внешней политики должен был быть поставлен американский национальный интерес, и отстаивать этот интерес американские консерваторы собирались главным образом посредством односторонних, преимущественно военносиловых, мер (26). Хотелось бы подчеркнуть в этой связи, что пренебрежительное отношение некоторых либеральных интеллектуалов к способности консервативных мыслителей генерировать новые идеи не имеет, по-видимому, никаких оснований. В настоящее время первоклассные исследования в области международных отношений, внешней и военной политики Соединенных Штатов осуществляются в таких американских консервативных научных центрах, как Американский предпринимательский институт, Фонд "Наследие", Институт КАТО, Национальный университет обороны, Центр стратегических и международных исследований, Гудзонский институт, Центр Никсона и мн. др. Все эти консервативные "фабрики мысли" пользуются ничуть не меньшей академической репутацией, чем либеральные исследовательские центры, вроде Института Брукингса или Атлантического совета. Неслучайно поэтому консервативный истэблишмент выдвинул на протяжении последнего десятилетия целый ряд новых идей относительно международных отношений и внешней политики США после окончания "холодной войны". К числу получивших наибольшую известность 8 концептуальных разработок консерваторов относятся, в частности, доклад комиссии Рамсфелда (1998 г.) и доклад Комиссии по национальной безопасности США в XXI веке (опубликован в начале 2001 г.). Именно консервативным аналитикам и специалистам принадлежит инициатива в постановке вопросов о необходимости развертывания национальной системы противоракетной обороны, о необходимости переориентации американских вооруженных сил для борьбы с международным терроризмом, и т.д. (27). Еще до прихода к власти Дж. Буша-младшего в 2001 г. консерваторы сумели одержать ряд важных политических побед, которые имели огромные последствия для американской внешней политики. Среди них - срыв ратификации Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ) в сенате США (октябрь 1999 г.) и принятие закона о национальной противоракетной обороне (июль 1999 г.) (28). Но, разумеется, воплотить в полной мере своих доктринальные внешнеполитические установки американские консерваторы смогли лишь после прихода к власти Дж. Бушамладшего. 4) С каким идейным багажом в области международных отношений пришли американские консерваторы в Белый дом в 2001 г.? В платформе республиканской партии на выборах 2000 г. было твердо заявлено, что главным средством достижения целей США на международной арене станут "мощные вооруженные силы"; что касается таких "реликтов "холодной войны"", как Договор по ПРО и ДВЗЯИ, то с ними будущий американский президент считаться не будет. Вообще режим контроля над вооружениями республиканцы собирались заменить односторонними инициативами в разоруженческой сфере, по примеру односторонних шагов Дж. Буша-старшего, М.С. Горбачева и Б.Н. Ельцина в конце 1991- начале 1992 гг., направленных на ограничение и сокращение тактических ядерных боезарядов. Со статутом Международного уголовного суда или Киотским протоколом об ограничении выброса в атмосферу промышленных отходов республиканцы собирались считаться ничуть не больше, чем с Договором по ПРО. Что касается международных организаций, то отношение к ним у авторов республиканской платформы было столь же снисходительным: "Международные организации могут служить делу мира, но они не должны использоваться ни в качестве альтернативы принципиальному американскому лидерству, ни как вето на него"(29). Таким образом, отношение республиканских консерваторов к как к международному праву, так и к международным организациям, строилось на одинаковой основе: и то, и другое хорошо лишь до тех пор, пока не ставит под вопрос полную свободу рук Соединенных Штатов на международной арене. Заявленный в республиканской платформе односторонний подход к международным делам нашел свое отражение и в первых шагах новой американской администрации, пришедшей к власти в 2001 г. Соединенные Штаты объявили о выходе из Договора по ПРО, заявили о своей незаинтересованности в ратификации Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний, а также в создании глобального механизма контроля за запрещением биологического оружия. Кроме того, администрация Дж. Буша приняла решение о выходе из Киотского протокола и об отказе от присоединения к юрисдикции Международного уголовного суда. 9 5) Насколько американские консерваторы преуспели в реализации своих внешнеполитических концепций? События 11 сентября 2001 г. были восприняты нынешней администрацией и близкими к ней консервативными кругами как еще одно подтверждение необходимости и неизбежности односторонних американских действий. В "Стратегии национальной безопасности Соединенных Штатов Америки", принятой ровно через год после трагедии 11 сентября, утверждалось, что Америке брошен вызов глобальных масштабов, ответ на который потребует глобальных же по размаху - и превентивных - действий американской стороны ("Америка будет действовать против этих угроз, прежде чем они встанут во весь свой рост"). Американская агрессия против Ирака стала, таким образом, первым примером практической реализации положений данной концепции. Очевидно, что эти действия Вашингтона способствовали укреплению внутриполитических позиций новой администрации. Несомненно также, что односторонние шаги Соединенных Штатов на международной арене способствуют подрыву тех самых международных институтов (и прежде всего трансатлантических) в создание которых США внесли решающий вклад. Что касается отдельных региональных направлений внешней политики США, то здесь республиканский Белый дом также взял курс на проведение односторонних мер - при полном одобрении со стороны консервативного истэблишмента. В Европе действия администрации Дж. Буша-младшего уже привели к серьезному ослаблению международных позиций и влияния Североатлантического альянса. Следует отметить в этой связи, что некоторые американские эксперты, близкие к консервативным кругам, уже давно выступают за уход США из Европы. "Пришло время Соединенным Штатам вывести войска из Европы и позволить европейцам урегулировать балканскую и тому подобные частные проблемы, в то время как Соединенные Штаты направят свое внимание на защиту своих глобальных геополитических интересов за пределами Европы, - пишет, например, К. Лейн, сотрудник института КАТО. - Становится все более очевидным, что Соединенные Штаты и Европа обречены на все большее политическое и стратегическое расхождение"(30). Нужно сразу сказать, что такого рода настроения пока не стали господствующими в Вашингтоне. Не приходится сомневаться, однако, что за последние годы отношение американской консервативной элиты к Североатлантическому альянсу явно охладело. По мнению американских консерваторов, НАТО не сумела должным образом адаптироваться к новым условиям, возникшим в мире после окончания "холодной войны", и показательными в этом смысле является выступление влиятельного американского сенатора-республиканца Р. Лугара на семинаре в Брюсселе 19 января 2002 г.: "Реалии таковы, что мы… можем начать очередной раунд расширения НАТО и установить новые отношения НАТО-Россия, но при всем при том наш альянс все еще будет рассматриваться как неудачный именно так, неудачный - если только он не будет преобразован в новую важную силу в войне с терроризмом". При этом, по мнению сенатора, зона ответственности альянса должна распространятся далеко за пределы Европы и включать в себя практически весь мир. «В мире, в котором террористические угрозы могут планироваться в Германии, финансироваться в Азии и осуществляться в Соединенных Штатах Америки, старые различия между 10 понятиями «внутри» и «вне» (зоны ответственности) становятся совершенно бессмысленными», – подчеркнул Лугар (31). Конкретно, претензии американской консервативной элиты к Североатлантическому альянсу сводились к тому, что последний продемонстрировал свою неспособность существенно увеличить военные возможности европейских союзников США, предотвратить формирование сепаратных западноевропейских военных структур и, наконец, трансформироваться в соответствии с новыми реалиями, вызовами и угрозами. Изначально у нынешней американской администрацией были три альтернативы военной политики на европейском направлении: - продолжение прежнего курса, намеченного еще в ходе Вашингтонского саммита НАТО 1999 г., и предусматривавшего, в рамках "Инициативы оборонных возможностей, подтягивание" всех членов альянса до американского военно-технического уровня; - выход из НАТО и полный вывод американских войск из Европы (именно такую альтернативу предлагали президенту Бушу некоторые влиятельные правоконсервативные круги); - выработка какого-то среднего курса между двумя этими крайностями. Очевидно, что нынешняя администрация избрала последний вариант. Решения, принятые на саммите НАТО в Праге (ноябрь 2002 г.), означают, что США остаются в Европе, но при этом подход официального Вашингтона к европейским союзникам Соединенных Штатов будет во все большей степени строиться по принципу "coalitions of the willing and able", "коалиций желающих и мóгущих". Иными словами, американцы не отказываются от тех элементов военнотехнического потенциала своих европейских союзников, которые могут принести реальную пользу в борьбе с новыми угрозами - терроризмом и распространением ОМУ, и, по замыслу официального Вашингтона, эти элементы должны быть сведены в так называемые Силы реагирования НАТО, решение о создании которых было принято в Праге под мощным американским нажимом. В соответствии с одобренной 21 ноября в Праге Декларацией (п. 4а), к октябрю 2006 должны быть полностью развернуты Силы реагирования НАТО (СР НАТО), которые будут состоять из авиационных, морских и сухопутных компонентов. Предполагается, что эти силы, оснащенные самым современным оружием, будут обладать необходимой гибкостью и мобильностью, отличаясь при этом высоким уровнем взаимодействия и устойчивости в бою. Они могут быть применены в любой точке земного шара, поскольку такие угрозы, как международный терроризм и распространение ОМУ, носят глобальный характер. Как многозначительно указывается в Декларации, " СР НАТО будут также катализатором совершенствования военного потенциала альянса". Иными словами, все, что не войдет в Силы реагирования, будет восприниматься как "НАТО второго сорта". Именно так и восприняли европейцы американское предложение о создании СР НАТО - как попытку американцев провести селекцию среди своих европейских союзников, в результате которой лучше оснащенные европейские воинские контингенты будут включены в привилегированную группу в Североатлантическом альянсе. Тем самым Вашингтон смог бы не только воспользоваться теми военными возможностями, которые имеются у его европейских союзников, для решения глобальных задач 11 своей внешней политики, но и нанести ущерб Европейской политике в области обороны и безопасности, проводимой ЕС(31). Видимо, только Соединенные Штаты и те страны, которые смогут и захотят внести реальный весомый вклад в создание и функционирование СР НАТО, будут иметь право голоса в Североатлантическом Альянсе. Правда, чтобы подсластить пилюлю европейским союзникам, американцы согласились включить в Декларацию фразу о том, что "СР НАТО и соответствующие усилия в рамках европейской Главной Цели /т.е. создание корпуса быстрого реагирования под командованием ЕС - Б.В./ должны взаимно дополнять друг друга при сохранении автономии обеих организаций". Всем, однако, хорошо известно, что процесс создания европейских сил быстрого реагирования столкнулся с серьезными финансовыми, технологическими, политическими и бюрократическими проблемами, и в этих условиях СР НАТО может стать серьезным конкурентом для европейской "Главной Цели". Этот новый принцип межсоюзнических отношений, основанный на принципе "coalitions of the willing and able", был фактически опробован в Афганистане в 2001 г., в ходе операции "Несокрушимая свобода". Операция показала, что из всех стран-членов НАТО лишь Великобритания и Франция и (в намного меньшей степени) Италия, Турция и ФРГ в состоянии оказать реальную помощь военным усилиям США. При этом гораздо большее значение для успеха всей операции имела поддержка со стороны таких ненатовских стран, как Россия и Пакистан. Таким образом, нельзя исключить такой возможности, что в будущих операциях СР НАТО ненатовские страны будут играть куда большую роль, чем подавляющее большинство полноправных членов альянса. Решение пригласить в альянс еще 7 новых членов означает, что всего на протяжении 5 лет (1999-2004 гг.) численный состав НАТО увеличится на 10 государств, т.е. на 66%. При этом ни страны т.н. "Вышеградской тройки" (Венгрия, Польша, Чехия), ни страны "второго призыва" в НАТО (Эстония, Латвия, Литва, Словакия, Словения, Румыния и Болгария), не располагают крупными и современными вооруженными силами, которые могли бы внести реальный вклад в укрепление обороноспособности альянса. В этих условиях вступление этих стран в альянс не имеет, разумеется, никакого военного смысла. Более того, по мере количественного роста Североатлантического Альянса последний становится все менее управляемым именно как военный союз. Выросший в размерах - за счет восточноевропейских стран - Североатлантический Альянс будет еще меньше, чем прежде, соответствовать новым задачам, которые встали перед трансатлантическим сообществом западных стран после сентября 2001 г. Смысл тут, как представляется, исключительно политический - новые страны-члены НАТО настроены откровенно проамерикански, и именно этим обстоятельством, на наш взгляд, объясняется настойчивость, проявленная администрацией Буша при проталкивании идеи о расширении альянса на Восток. По мере превращения НАТО из дееспособного военного союза в дискуссионный клуб официальному Вашингтону понадобится проамериканская группировка в этом клубе. Уже через несколько месяцев после Праги - в разгар кризиса в НАТО по иракской проблеме - Соединенные Штаты обратились за поддержкой к своим восточноевропейским союзникам, и получили ее. Позицию США по Ираку поддержали Венгрия, Польша и Чехия, а также все без исключения кандидаты и 12 претенденты на вступление в НАТО (Албания, Болгария, Латвия, Литва, Македония, Румыния, Словакия, Словения, Хорватия и Эстония) - несмотря на протесты со стороны так называемой "старой Европы". Сам этот термин был употреблен одним из столпов американского консервативного истэблишмента, министром обороны США Д. Рамсфелдом в его ответе на вопрос о позиции Франции и Германии по Ираку. «Вы говорите так, будто Европа – это только Германия и Франция, - заявил он. - А я думаю, что это – старая Европа. Если Вы посмотрите на НАТО в Европе, то увидите, что центр тяжести смещается на восток. Там – множество новых членов» (33). В любом случае, однако, нежелание официального Вашингтона считаться с мнением "старой Европы" означает конец НАТО как эффективного военного союза. Нужно сразу сказать, что далеко не все представители американских консервативных кругов были согласны с необходимостью поддержания в работоспособном состоянии международных организаций безопасности. Так, например, один из наиболее влиятельных американских журналистовмеждународников консервативного направления Ч. Крутхаммер считает, что Североатлантический альянс как военный союз уже мертв и восстановлению не подлежит(34); что касается ООН, то, по мнению Крутхаммера, Вашингтону следует просто забыть о ее существовании. "Не надо возвращаться, г-н президент, - писал, обращаясь к Дж. Бушу-младшему, Ч. Крутхаммер. - Ваш уход из ООН дался вам дорогой ценой и потребовал большого мужества. Не надо теперь туда возвращаться… Совет Безопасности - это не более чем победоносная коалиция 1945 г. Это было шестьдесят лет тому назад. Пусть появится новая структура на основе иракской коалиции… И эта коалиция свободы - возглавляемая Соединенными Штатами и Британией и состоящая еще из примерно 30 стран, включая такие умеренные арабские страны, как Иордания, Кувейт, Бахрейн и Катар - должна будет установить и институционализировать условия для послевоенного Ирака. Но не Совет Безопасности" (35). Вообще после начала американского вторжения в Ирак в марте 2003 г. настоящая эйфория охватила американские консервативные круги: казалось, что для США с их беспредельным могуществом помощь и поддержка со стороны как международных организаций, так и других государств просто необязательны, а новый миропорядок будет определяться исключительно волей Вашингтона. Директор российских и азиатских программ Центра оборонной информации США Н. Злобин следующим образом охарактеризовал настроения, царившие в американских кругах в марте 2003 г.: "Белый дом считает, что система международных институтов, которая была создана после второй мировой войны, не справляется с новыми задачами… США начинают строить новую международную систему, во главу угла которой будет поставлена стратегическая безопасности Америки и ее друзей. Ради этого Америка готова даже отказаться от союзнических отношений с рядом традиционных партнеров в Западной Европе" (36). Эта эйфория, однако, очень быстро сменилась иными настроениями, после того как выяснилось, что "маленькая победоносная война" в Ираке оказалась далеко не столь маленькой и победоносной. Уже к середине мая 2003 г. в Вашингтоне решили, что с разрывом союзнических отношений с Западной Европой и партнерских отношений с Россией придется повременить: без поддержки этих государств, а также столь нелюбимых американскими 13 консерваторами международных институтов, Соединенным Штатам не удастся решить ни афганскую, ни иракскую проблему. Видимо, отдавая себе отчет в том, что развал международных институтов безопасности нанесет удар прежде всего по американским интересам, высокопоставленные деятели американской администрации и близкие к ней политики выступили в последнее время с заявлениями о необходимости сохранить Североатлантический альянс и ООН. Так, в интервью испанской газете "Ла Вангуардиа" советник президента по вопросам национальной безопасности К. Райс заявила, что "на протяжении длительного периода времени мы были союзниками Франции и Германии и сохраним эти отношения. Мы пережили трудный этап наших отношений, но несмотря на разногласия по вопросу Ирака, мы будем продолжать вести совместную борьбу против терроризма. Никто не собирается говорить о развале трансатлантического альянса из-за ряда каких-то разногласий. Действительно, в определенный момент, когда Франция и Германия отказались поддержать планы НАТО по оказанию помощи Турции в случае начала войны, проблема существовала. Вызывали опасения разговоры о том, что необходимо как-то ограничить могущество США, словно мы собирались его использовать с дурными намерениями. Однако разногласия могут быть и между друзьями и союзниками… И Франция, и Германия входят в состав Совета Безопасности ООН и необходимо, чтобы они придерживались конструктивной позиции при решении проблем послевоенного периода" (37). В свою очередь Г. Киссинджер, сохраняющий немалое влияние и вес в Вашингтоне, выразил серьезную озабоченность по поводу нынешнего состояния евроатлантических институтов: "Если тенденция в трансатлантических отношениях будет иметь продолжение, то система международных отношений претерпит принципиальные изменения. Европа расколется на две группы государств, которые будут определять свою позицию, исходя из того, сотрудничают они или нет с Америкой. НАТО станет рупором тех, кто придерживается трансатлантических отношений. ООН, являющаяся традиционно механизмом, с помощью которого демократические государства пытались утверждаться перед лицом агрессии, превратится в форум, где союзники будут на практике реализовывать свои теории относительно того, каким образом можно создать противовес "гипердержаве" США… Необходима срочная реанимация атлантических отношений, если стоит цель, чтобы эффективно функционировали международные учреждения, и если мир не хочет возврата к силовой политике, имевшей место в 19-м столетии… США будут вынуждены пойти на создание специальных коалиций с ядром НАТО, остающимся верным трансатлантическим отношениям. Это было бы печальным завершением уже полвека существующего партнерства"(38). Увы, некоторые меры, предлагаемые американскими консервативными мыслителями, способны лишь превратить эту возможность в неизбежность. Так, например, сотрудники "Фонда наследия" Н. Гэрдинер и Дж. Хелсмен предлагают ни много ни мало сорвать европейскую интеграцию в военнополитической сфере: "Грандиозная мечта о единой федеративной Европе, лелеемая французскими и немецкими стратегами, должна быть решительно отвергнута. Вместо нее Лондон и Вашингтон должны призвать к появлению более гибкой Европы, объединенной общим наследием и культурой, но которая в то же время будет придерживаться основополагающего принципа национального суверенитета… Общая европейская внешняя политика и 14 политика в области безопасности, которая помешает Британии сражаться плечом к плечу с Соединенными Штатами, станет кошмарным сценарием для планировщиков из Вашингтона" (39). Разумеется, прямое противодействие европейской интеграции со стороны США может привести лишь к диаметрально противоположным результатам, т.е. к усилению этой интеграции и, одновременно, к подрыву американского влияния в Европе. Ситуация - с точки зрения официального Вашингтона - выглядит тем более серьезной, что раскол в НАТО резко повышает возможности российской дипломатии на евроатлантическом направлении. Образовавшийся (в связи с противодействием англо-американскому вторжению в Ирак) франко-германороссийский "треугольник" стал свидетельством того, что Москва - впервые за последние полвека - может, наконец-то, вести диалог с Западом на внеблоковой основе. Соответственно, в Соединенных Штатах больше уже не могут рассчитывать на автоматическую поддержку любой своей антироссийской акции со стороны своих союзников по НАТО. Серьезную трансформацию претерпели и подходы консервативных кругов к политике на российском направлении. Как известно, вопрос о том, "кто потерял Россию", стал одной из главных тем предвыборной кампании 2000 г. В ходе этой кампании республиканцы обвинили клинтоновский Белый дом в "потере России" в результате преступного ротозейства и потакания утвердившемуся в России авторитарному «клептократическому» режиму, враждебному американским интересам. Как говорилось в подготовленном в сентябре 2000 г. группой конгрессменов-республиканцев докладе "Путь России к коррупции", указывалось: "Отношения между США и Россией, на которые истрачены десятки миллиардов долларов западной помощи и восемь лет бездарного управления со стороны администрации Клинтона, лежат в руинах. Их характеризует растущая враждебность и расхождение во мнениях относительно международных реалий и намерений друг друга. И вместе с тем китайскороссийские отношения постоянно укрепляются и приобретают все более очевидную антиамериканскую окраску" (40). Впрочем, эти обвинения не означали, что после прихода к власти американские консерваторы собирались активизировать свою российскую политику. В американских консервативных кругах утвердилась в то время та точка зрения, что с Россией, переживающей-де необратимый упадок и деградацию, можно не считаться. Так, например, на основе серии интервью в марте-апреле 2001 г. с «теми, кто отвечает, или скоро будет отвечать за формулирование российской политики США», американская исследовательница С. Уолландер пришла к следующему заключению о подходах этой администрации к российско-американским отношениям: «Базовое представление, на котором строится политика США, состоит в том, что Россия слаба, и в течение некоторого времени будет оставаться таковой… В отличие от стран Центральной и Восточной Европы, которые избрали своим приоритетом интеграцию в западные институты и готовы нести издержки в кратко- и среднесрочном плане ради достижения этой долгосрочной цели, Россия избегала принятия тяжелых решений и не достигла особого прогресса. В результате, в течение ближайших лет она будет продолжать бороться со своей слабостью… Россия более не является ни основной угрозой американским интересам, ни инструментом для осуществления этих интересов во всех случаях»(41). 15 Во всяком случае, в американских консервативных кругах не видели в тот период никакой пользы от расширения участия России в международных делах. В подготовленном в Центре Никсона в феврале 2001 г. докладе "Что переделать? Повестка дня российской политики для новой администрации" подчеркивалось, что к числу приоритетов этой политики относятся следующие задачи: не допустить превращения России в разрушителя международной системы; ограничить роль России в распространении оружия массового уничтожения и чувствительных технологий; помешать России сеять нестабильность в жизненно важных для США регионах (42). В опубликованном в то же примерно время докладе Института национальных стратегических исследований отмечалось, что "трудно найти такой крупный вопрос на международной повестке дня, где Москва располагала бы возможностями или намерениями внести позитивный вклад. Ее влияние в Европе и в Азии снижается. В большинстве случаев лучшее, что она может сделать - это воздерживаться от своего участия /в международных делах - В.Б./" (43). Политика администрации Дж. Буша-мл. в отношении России первоначально строилась на основе такого рода рекомендаций. И практические действия Белого дома, и публичные заявления американских руководителей свидетельствовали об откровенной враждебности в отношении РФ. Как заявила вскоре после своего вступления в должность советник президента по вопросам национальной безопасности К. Райс, "/я/ искренне считаю, что Россия представляет опасность для Запада вообще и для наших европейских союзников в частности. Ни они, ни мы еще не осознали в полной мере ту опасность, которую таят в себе ядерный арсенал и баллистические средства доставки Кремля. У нас есть все основания опасаться возможного распространения ядерной технологии из России" (44). И это были не просто слова - на протяжении первых нескольких месяцев пребывания у власти новой администрации последняя выступила с целым рядом недружественных акций в отношении РФ: от выхода из ПРО до антидемпинговых мер в отношении продаж российской стали на американском рынке. Трагические события 11 сентября 2001 г. заставили многих представителей американских консервативных кругов по-новому взглянуть на российско-американские отношения. Неожиданно выяснилось, что Россия является гораздо более ценным для Америки партнером в рамках этой коалиции, чем подавляющее большинство стран-членов НАТО. В ходе операции "Несокрушимая свобода" Россия предоставила Соединенным Штатам разведывательную информацию о террористических группировках, предоставила воздушные коридоры для американской авиации, поддержала решение среднеазиатских государств о предоставлении воздушных баз для борьбы с режимом талибов в Афганистане, расширила военно-техническое сотрудничество с Северным альянсом. По мнению ведущих российских ученыхамериканистов М.Г. Носова, С.М. Рогова и Н.П. Шмелева, "если говорить о первом и решающем этапе американской операции в Афганистане, то вклад России в ее успех был более весомым, чем усилия союзников США по НАТО" (45). Официальный Вашингтон высоко оценил помощь со стороны России в борьбе с международным терроризмом. В интервью "Известиям" вышеупомянутая К. Райс сказала: "… Россия показала себя очень щедрым партнером, искренне готовым сотрудничать по нескольким направлениям. Она 16 делится с Америкой разведданными, предоставила нам свое воздушное пространство… Это - чрезвычайно важная помощь" (46). Таким образом, страна, которую американские консерваторы еще несколько лет тому назад предполагали просто списать со счетов, является ныне важнейшим партнером Соединенных Штатов на международной арене. Поддержка - или хотя бы минимальная лояльность - со стороны России крайне важна для Соединенных Штатов в их политике на Ближнем и Среднем Востоке, в сфере борьбы с терроризмом и распространением оружия массового уничтожения. Например, без участия Москвы не удастся урегулировать проблему иракского долга; не решив же этой проблемы, не получится привлечь в страну иностранные инвестиции, жизненно важные для экономики Ирака. В этом смысле ситуация в российско-американских отношениях по сравнению с началом 1990-х гг. изменилась, что называется, "с точностью до наоборот" - тогда Россия больше нуждалась в Америке, чем Америка - в России; сейчас же, пожалуй, Москва может больше дать Вашингтону, чем Вашингтон Москве. Упустив возможность превратить Россию в союзника, Соединенные Штаты вынуждены теперь ПЛАТИТЬ за любую уступку российской стороны. Между тем американские консерваторы, которым принадлежит безраздельный контроль над внешней политикой страны, больше не могут обвинять в сложившемся положении вещей в российско-американских отношениях ушедшую в политическое небытие администрацию Клинтона. Отдавая себе отчет в тех трудностях, с которыми сталкиваются эти отношения, некоторые американские консервативные мыслители призывают радикальным образом пересмотреть повестку дня американо-российского диалога (47). Еще одной страной, значение которой американские консерваторы явно недооценили, является Китай. В республиканской платформе 2000 г. эта страна была прямо названа "главным вызовом американской политике в Азии"; главным же союзником США в данном регионе была провозглашена Япония. Не нужно, наверное, быть Талейраном или Бисмарком (или Киссинджером), чтобы понять: отталкивая ОДНОВРЕМЕННО и Россию, и Китай, Вашингтон тем самым способствует их взаимному сближению - на антиамериканской основе. В вышеупомянутом докладе группы конгрессменов-республиканцев, подготовленном в сентябре 2000 г., говорилось, в частности: "Чтобы противостоять американскому доминированию, Россия теперь развивает стратегическое партнерство с КНР - это партнерство открыто направлено против политики и интересов США в во всем мире и базируется на возросшем китайском и российском военном потенциале, направленном против США. Это разительный контраст с ситуацией 1992 года, когда Россия стремилась к союзу с Вашингтоном и сотрудничеству в сфере противоракетной обороны". Попытки американских консерваторов предотвратить развитие ситуации по столь неблагоприятному для США сценарию свелись, однако, к запугиванию российской элиты "желтой опасностью". Так, например, в интервью "Известиям" Зб. Бжезинский указал на то обстоятельство, что на восточных рубежах России "распростерся гигантский Китай с населением в полтора миллиарда человек и с экономикой, которая в четыре раза превосходит российскую… я не исключаю, что в 2050 году Владивосток перестанет быть российским" (48). В интервью другой российской газете Н. Злобин сказал: "Как историк не могу исключать, что Китай при определенном развитии событий в течение жизни одного поколения вполне способен вернуть Россию в границы до похода Ермака" (49). 17 Разумеется, такого рода заклинания не принесли ожидаемого результата (50), и уже при нынешней американской администрации Россия и Китай добились существенного продвижения в своих взаимоотношениях. Как с раздражением отметил в своей статье в "Уолл-стрит джорнел" вице-президент по политическим делам в Американском совете по внешней политике И. Берман, "/с/ помощью искусных дипломатических маневров Москва очень многого добилась в деле укрепления Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). Этот, созданный в июне 2001 года альянс, в который вошли, наряду с Россией и Китаем, также Казахстан, Киргизстан, Таджикистан и Узбекистан, теперь может стать постоянной международной организацией, в которой уже в следующем году будут действовать постоянный секретариат и центр контртеррористических операций. ШОС, которую Россия и Китай задумали как противовес Соединенным Штатам, в значительной степени поставит под контроль двух главных ее участников политический курс, экономическую политику и политику области безопасности этого региона" (51). Бывший специальный помощник президента Рейгана по национальной безопасности К. Менгес идет еще дальше, утверждая, будто ШОС может стать глобальным покровителем для всех врагов Америки - от Кубы до Северной Кореи, и рекомендует в этой связи "уделить самое пристальное внимание оси Китай-Россия" (52). Хотелось бы отметить в этой связи, что не только "искусные дипломатические маневры Москвы", но и вызывающая политика Вашингтона в отношении двух евразийских гигантов подтолкнули Россию и Китай навстречу друг к другу. 6) Есть ли будущее у консервативной внешней политики США? Хотя столпы американского консервативного истэблишмента (вроде Д. Рамсфелда, Р. Перла, П. Волфовица и мн. др.) вызывают вполне понятное раздражение за пределами Соединенных Штатов, нельзя тем не менее не отметить, что во многих случаях взгляды американских консерваторов на международную ситуацию представляется вполне здравыми и достаточно обоснованным. Трудно не согласиться с ними, когда они говорят, что "холодная война" давно закончилась, и те методы и инструменты решения международных проблем, которые были наработаны во времена биполярной конфронтации, являются в нынешних условиях зачастую совершенно неадекватными. Как сказал в интервью "Известиям" бывший заместитель министра обороны, а ныне - советник Пентагона Р. Перл, "соглашения времен "холодной войны" были сами неотъемлемой частью "холодной войны". И какую бы полезную роль они ни сыграли в годы "холодной войны", сохранять их сегодня - это сохранять и структуру, и атмосферу "холодной войны"… Более не имеет смысла для нас рассчитывать, какой нам необходим уровень безопасности, определять, что необходимо для нашей обороны, базируясь непременно на некоем формальном переговорном процессе, поскольку мы с Россией больше не являемся врагами" (53). Оправданным представляется скептицизм американских консерваторов не только в отношении многих старых, но и многих новых международноправовых норм, вроде пресловутого Киотского протокола. Имеются серьезные сомнения относительно того, что содержащийся в данном документе рецепт решения проблем окружающей среды является действенным и научно обоснованным (54). 18 Нельзя не согласиться также с американскими консерваторами, когда они говорят о том, что комбинация военно-технического превосходства, экономической мощи и политической воли обрекают США на лидерство в мировых делах на любую обозримую перспективу - нравится это кому-то или нет (55). Возражения начинаются тогда, когда американские консервативные мыслители переходят от анализа международной обстановки к рекомендациям по ее изменению. Ставка на односторонние американские действия, демонстративное игнорирование интересов других государств и основополагающих, базовых норм международного права, таких, как принцип суверенного равенства государств или невмешательства в их внутренние дела все это не может не вести к росту антиамериканских настроений, распаду существующих международных институтов (в том числе и тех, которые были созданы при решающем участии самих США) и, в конечном итоге, к подрыву международных позиций самих Соединенных Штатов. После окончания "холодной войны" и распада биполярного мира прошло уже свыше 12 лет; за это время произошло серьезное обострение в отношениях между Америкой и ее европейскими союзниками; США практически утратили возможность влиять на развитие ситуации в России, а отношения российской элиты и народа к Соединенным Штатам стали резко недоброжелательными; наконец, произошло военно-политическое сближение КНР и РФ - причем на антиамериканской основе. Трудно найти в анналах истории международных отношений примеры столь быстрого ослабления международных позиций страны, располагающей таким беспрецедентным превосходством. Нельзя сказать, что в американских консервативных кругах не понимают, что США сталкиваются на мировой арене с серьезными трудностями. Отдавая себе в этом отчет, некоторые столпы американского консерватизма предлагают такие рецепты, которые могут только усугубить эту болезнь. Так, например, бывший спикер палаты представителей в 1995-1999 гг. Н. Гингрич предложил отбросить традиционную дипломатию, практикуемую государственным департаментом США как явно устаревшую - и заменить ее тотальной американской пропагандой, которая должна будет иметь глобальный охват: "Межгосударственные дипломатические системы прошлого просто не выживут. Государственный департамент должен разработать новый подход, который учитывал бы реалии глобальных средств массовой информации, действующих 24 часа в сутки. Эта информационная стратегия должна осуществляться непрерывно, в мировых масштабах, с некоторыми вариациями от страны к стране и от региона к региону. Новые системы и структуры, которых потребует эта стратегия, будут постоянно трансформировать дипломатию" (56). Как видно, один из столпов американского консерватизма собирается действовать в духе российских большевиков, которые в октябре 1917 г. также собирались ликвидировать "буржуазную дипломатию" как устаревшую и заменить ее пропагандой среди мирового пролетариата "через головы буржуазных правительств". Опыт советской пропаганды мог бы, однако, подсказать Гингричу, что даже самая тотальная и непрерывная пропаганда становится контрпродуктивной, если она не подкреплена соответствующей политической стратегией. Есть основания думать, что американская внешняя политика, тон в которой сейчас задают консерваторы, может столкнуться с новыми 19 трудностями. С. Эмброуз назвал вьетнамскую войну "войной либералов" (57). С тем же основанием он мог бы назвать ВСЕ войны, которые вела Америка в ХХ в., "войнами либералов" - первую и вторую мировые, корейскую и вьетнамскую. Война против Ирака - это ПЕРВАЯ война консерваторов. Более того, это, во многом, личная вендетта клана Бушей против клана Хусейна. Между тем развитие ситуации как в Ираке, так и в Афганистане вызывает все большую озабоченность, в том числе и в американских консервативных кругах. Как сказал Ч. Пенья, директор исследований в области оборонной политики Института КАТО, "есть опасность, что в Ираке произойдет то же самое, что когда-то произошло во время советской оккупации Афганистана. Там оппозиции понадобилось не так уж много времени, чтобы перейти от хаотичных и разрозненных действий к мощному и организованному сопротивлению… В конечном счете мы также являемся иностранными захватчиками, само присутствие которых вызывает отторжение со стороны значительной части населения… Очень многим иракцам не нравится, что американцы всем командуют в их стране, взяли на себя роль и правителей, и судей" (58). Поражение в ЭТОЙ войне может иметь для американских консерваторов такие же последствия, какие имела вьетнамская трясина для американских либералов. Видимо, в американских консервативных кругах нет полного единства относительно внешнеполитического курса страны в сложившихся условиях. С одной стороны, раздаются призывы игнорировать ООН при проведении американской политики в Ираке, на том основании, что "вмешательство ООН в дела постсаддамовского Ирака приведет лишь к увеличению присутствия тех стран, вроде Франции и России, которые препятствовали смене режима в Багдаде и на протяжении десятилетий умиротворяли иракскую диктатуру"(59), с другой - официальному Вашингтону пришлось согласиться с принятием резолюций 1483 и 1500 СБ ООН по Ираку, которые предусматривают заметное увеличение роли Организации Объединенных Наций в послевоенном Ираке. Серьезные разногласия наблюдаются в американской консервативной элите и по другим важнейшим направлениям американской внешней политики: достаточно сравнить публикации на международные темы Института КАТО, с одной стороны, и Фонда наследия и Американского предпринимательского института - с другой. Эти разногласия вряд ли исчезнут в обозримом будущем, ибо не устранено важнейшее противоречие американской консервативной мысли, о котором было сказано выше: противоречие между стремлением ограничить "большое правительство" в Вашингтоне и желанием сохранить для Америки ничем не ограниченную свободу рук в мировых делах. Во взаимозависимом мире XXI в. США утратили былое экономическое превосходство; так, американский и западноевропейский ВВП практически равны; по ряду же показателей (объем зарубежных инвестиций, оборот внешней торговли, объем продаж высокотехнологических изделий) Европейский Союз уже опережает Соединенные Штаты. Более того, в условиях, когда накопленная стоимость активов, принадлежащих США за границей, уступает на 1,5 трлн. долл. совокупной стоимости активов, принадлежащих иностранным резидентам в США (по состоянию на 1999 г.)(60), экономическая зависимость Соединенных Штатов от окружающего мира становится совершенно беспрецедентной. Фактически США являются крупнейшим мировым должником, и изменить это 20 обстоятельство можно лишь за счет превращения Соединенных Штатов в своеобразный аналог Северной Кореи. Будущее покажет, сумеют ли находящие ныне у власти в Вашингтоне консерваторы и впредь игнорировать фактор зависимости своей страны от внешнего мира и проводить одностороннюю политику в условиях глобализации и роста международной взаимозависимости. ПРИМЕЧАНИЯ (1) Мельвиль А.Ю. Консерватизм как реакция на иную идеологическую реальность. /С верой в Россию. Российский консерватизм: история, теория, современность. - М.: Издание Всероссийского общественно-политического движения "Наш дом - Россия", 1999. - С. 17-18. (2) Вот лишь некоторые российские и американские труды, посвященные данной теме: Буржуазные политические партии США и американская внешняя политика (XIX - XX вв.). - М. ИНИОН, 1986; Гаджиев К.С. США: эволюция буржуазного сознания. - М.: Мысль, 1981; Консерватизм в США: прошлое и настоящее. - М.: Издательство Московского университета, 1990; Маныкин А.С. Изоляционизм и формирование внешнеполитического курса США (1923-1929). - М.: Издательство Московского университета, 1980; Мельвиль А.Ю. США сдвиг вправо? Консерватизм в идейно-политической жизни США 80-х годов. М.: Наука, 1986; Никонов В.А. От Эйзенхауэра к Никсону. Из истории республиканской партии США. - М.: Издательство Московского университета, 1984; Никонов В.А. Республиканцы: от Никсона к Рейгану. - М.: Издательство Московского университета, 1988; Общественное сознание и внешняя политика США. - М. Наука, 1987; Плеханов С.М. Правый экстремизм и внешняя политика США. - М.: Международные отношения, 1986; Уткин А.И. Американская стратегия для XXI века. - М.: Логос, 2000; Шаклеина Т.А. Россия и США в новом мировом порядке. Дискуссии в политико-академических сообществах России и США (1991-2002). - М.: Институт США и Канады РАН, 2002; Шлезингер А. Циклы американской истории. - М.: Прогресс, 1992; Crabb C., Holt P. Invitation to Struggle: Congress, the President and Foreign Policy. Wash.: G.P.O., 1980; Evans R., Novak R. The Reagan Revolution. - N.Y.: Dutton, 1981; The Future Under President Reagan. - Westport: Arlington House Publishers, 1981; Jack W., Jules W. Blue Smoke and Mirrors: How Reagan Won and Why Carter Lost the Election of 1980. - N.Y.: The Viking Press, 1981; Kissinger H. Diplomacy. N.Y.: Simon @ Schuster, 1994; National Security in the 1980s: From Weakness to Strength. - San Francisco: Californian Institute for Contemporary Studies, 1980; Scheer R. With Enough Shovels. Reagan, Bush, and Nuclear War. - N.Y.: Random House, 1982. (3) Мельвиль А.Ю. США - сдвиг вправо? Консерватизм в идейно-политической жизни США 80-х годов. - М.: Наука, 1986. - С. 50. (4) Там же, с. 43. (5) См. Шлезингер А. Указ. соч., с. 44-45. (6) "Вторичность" консервативной идеологии проявляется в том, что она всегда производна от каких-либо иных форм идеологии, осваиваемых ею лишь после того, как они исчерпали изначально заданную им социальную функцию, вследствие чего превратились в препятствие на пути дальнейшего развития", пишет А.Ю. Мельвиль (см. Мельвиль А.Ю. США - сдвиг вправо?.. с. 28). 21 (7) Никонов В.А. От Эйзенхауэра к Никсону. Из истории республиканской партии США. - М.: Издательство Московского университета, 1984. - С. 19-21. (8) См. Маныкин А.С. Указ. соч., с. 27; Лан В.И. США от первой до второй мировой войны. - М.: Госполитиздат, 1947. - С. 118-119. (9) Плеханов С.М. Указ. соч., с. 23-24. (10) Как писал А.Ю. Мельвиль, "консервативный изоляционизм выражается не просто в стремлении уйти от внешнего мира, а, скорее, в требовании уменьшить американские внешнеполитические обязательства и зависимости, т.е. занять позицию принципиальной экоистической односторонности" (Мельвиль А.Ю. Указ. соч., с. 52). В свою очередь, А.С. Маныкин, говоря о политической позиции правоконсервативного, империалистического крыла американского изоляционизма, подчеркнул: "Неучастие в военно-политических союзах с тем, чтобы сохранить "свободу рук", но отнюдь не изоляция США от остального мира - вот главное в их тактике" (Маныкин А.С. Указ. соч., с. 34). (11) Г. Киссинджер удачно показал различия между консервативным и либеральным подходами ко внешней политике на примере дипломатии таких выдающихся американских президентов ХХ в., как Т. Рузвельт и В. Вильсон (см. Kissinger H. Op. cit., p. 29-55). В свою очередь А. Шлезингер следующим образом описывал различия между внешнеполитическим курсом американских либералов и консерваторов: "В периоды общественной целеустремленности существует тенденция к включению во внешнюю политику идей демократии, реформ, прав человека, гражданских свобод, социальных перемен, активной роли государства… В периоды частного интереса включается и действует тенденция, заставляющая осмыслять международные дела сквозь призму капитализма, частных- инвестиций, "магии рынка", защиты американских корпораций, занятых бизнесом в зарубежных странах" (Шлезингер А. Указ. соч., с. 73). (12) Говоря о формировании консервативной внешнеполитической повестки дня на рубеже 1940-х - 1950-х гг., С.М. Плеханов указывал на "симбиоз глобализма, национализма и милитаризма. Правый экстремизм вобрал в себя идею глобального противоборства с коммунизмом, выдвинутую "восточным истэблишментом", и поставил ее во главу угла внешней политики как самоцель. Вклад милитаризма состоял в том, что борьба против коммунизма рассматривалась как война, требующая сугубо военных решений и военной победы с помощью массированного применения вооруженной силы. У националистов правый экстремизм заимствовал тихоокеанскую ориентацию, оппозицию планам стимулирования американским государством восстановления европейской экономики, нежелание втягиваться в сложное, дорогостоящее и затяжное предприятие создания нового миропорядка под американской эгидой" (Плеханов С.М. Указ. соч., с. 48). (13) Плеханов С.М. Указ. соч., с. 64. (14) О внешнеполитических взглядах Б. Голдуотера см. Плеханов С.М. Указ. соч., с. 116-121; Никонов В.А. Указ. соч., с. 89, 131-133, 151-160. (15) Батюк В.И. Советско-американские отношения в первой половине 80-х годов глазами консерваторов. /Проблемы американистики. Вып. 8: Консерватизм в США: прошлое и настоящее: Сборник /Под ред. Е.Ф. Язькова. М.: Изд-во МГУ, 1990. - С. 269-289. (16) Kissinger H. Years of Upheaval. - Boston: Little, Brown, and Company, 1982. P. 240. (17) Плеханов С.М. Указ. соч., с. 196-198. 22 (18) Батюк В.И. Указ. соч., с. 278-279. (19) Портной М.А. США в мировой экономике. /Американское общество на пороге XXI в.: итоги, проблемы, перспективы. Материалы конференции. - М.: Изд-во МГУ, 1996. - С. 83-84. (20) См. США на рубеже веков. - М.: Наука, 2000. - С. 466. (21) Супян В.Б. Приоритеты социально-экономического развития: новое измерение. /США в 2000 году. - М.: Наука, 2001. - С. 162-164. (22) Там же, с. 163-164. (23) Например, А. Шлезингер не верил в то, что волна консерватизма начала 1980-х гг. приведет к образованию нового выборного большинства и к длительному периоду подъема консерватизма. По мнению Шлезингера, высказанному им в 1985 г., консерваторы не в состоянии-де выдвинуть новые идеи, и именно этим объясняется преходящий характер их успехов (Шлезингер А. Указ. соч., с. 57, 62-64. (24) По мнению директора Института США и Канады РАН С.М. Рогова, "в 1980-е годы Р. Рейгану почти удалось развалить коалицию сторонников демократов. Но в 1990-е годы демократической партии в значительной степени удалось восстановить свои позиции. Б. Клинтон отказался от многих привычных квазилиберальных позиций и смог перехватить ряд лозунгов у республиканской партии…Такое смещение в центр принесло демократам победу на выборах 1992 и 1996 гг. (США на рубеже веков… с. 15). (25) Т.А. Шаклеина подчеркивает в этой связи, что "/о/просы общественного мнения, проводившиеся в 1992 году, показывали, что американцы не поддерживали идею американского мирового лидерства и связанных с этим финансовых затрат. Высказывалось мнение, что стране нужен президент, который будет больше внимания уделять внутренним, а не международным проблемам… Президента Буша упрекали в том, что он уделял слишком много внимания внешней политике" (Шаклеина Т.А. Указ. соч., с. 100-101). (26) О взглядах американских консерваторов на внешнюю политику США на рубеже XX - XXI вв. см. Dole R. Sharing American Global Future //Foreign Policy. - N. 98 (Spring 1995); Kagan R. The Benevolent Empire //Foreign Policy. - N. 111 (Summer 1998); Krauthammer Ch. The Unipolar Moment. //Foreign Affairs. - Vol. 70, N. 1; Mastanduno M Preserving the Unipolar Moment. //International Security. Vol. 21, N. 4 (Spring 1997). (27) По мнению директора Института США и Канады РАН С.М. Рогова, "/и/менно доклад комиссии Рамсфелда в 1998 году стал поворотным пунктом в американских дебатах по ПРО и вынудил демократов согласиться с идеей развертывания противоракетной обороны" (Рогов С.М. О военной политике администрации Буша. - М.: Институт США и Канады РАН, 2001. - С. 20). (28) О роли республиканской фракции в конгрессе в формировании консервативной повестки дня для внешней политики США см. Иванов Ю.А. Выборы в Конгресс 2000 года и проблемы внешней политики. / США в 2000 году. - М.: Наука, 2001. - С. 367-380. (29) REPUBLICAN PLATFORM: FOREIGN POLICY PLANK. - Distributed by the Office of International Information Programs, U.S. Department of State. Web site: http://usinfo.state.gov. (30) Layne C. Death Knell for NATO? The Bush Administration Confronts the European Security and Defense Policy. /Policy Analysis. - N. 394, April 4, 2001. - P. 10, 11. (31) The Wall Street Journal. January 21, 2002. 23 (32) Бэйлс А. Силы быстрого реагирования НАТО. //Internationale Politik. - N. 1/ 2003. - С. 48-49. (33) Washington Post, January 24, 2003; Page A20. (34) См. Kyl J. The Future of Transatlantic Relations. - Heritage Lectures. N. 756. Delivered July 29, 2002. http://www.heritage.org/library/lecture/hl756.html (35) The Washington Post, March 21, 2003. (36) Известия 18.03.03. (37) La Vanguardia 08.05.03. Опубликовано на сайте inosmi.ru: 12 мая 2003 г. (38) Welt am Sonntag 14.04.03. Опубликовано на сайте inosmi.ru: 14 апреля 2003 г. (39) Gardiner N. and Hulsman J. Britain and America: Shaping the Future of Europe. The Heritage Foundation. June 4, 2003. http://www.heritage.org/Press/Commentary/ed060403a.cfm?RenderforPrint=1 (40) Коммерсантъ 22.09.00. (41) Российско-американские отношения при администрации Буша. Программа по новым подходам к безопасности России (PONARS). – М.: 2001. – С. 5-6. (42) См. What Is to Be Undone? A Russia Policy Agenda for the New Administration. - The Nixon Center. Washington, D.C., February 2001. (43) Strategic Challenges for the Bush Administration. Perspectives from the Institute for National Strategic Studies. - Washington, D.C., 2001. (44) Российская газета. 22.02.01. (45) Носов М.Г., Рогов С.М., Шмелев Н.П. Россия и Запад после 11 сентября 2001 года. //США-Канада: экономика, политика, культура. - N. 6, 2002. - С. 5. (46) Известия 15.10.01. (47) Так, например, научный сотрудник Американского предпринимательского института Л. Арон предлагает отказаться в российско-американких отношениях от "нереалистичных ожиданий", будто Москва будет обязательно следовать в своей внешней политике в фарватере Вашингтона, и сосредоточиться на тех областях, где интересы двух стран определенно и недвусмысленно совпадают, вроде борьбы с терроризмом или сотрудничества в энергетическом секторе. См. Aron L. Russia, America, Iraq. AEI Online (Washington). Publication Date: May 1, 2003. http://www.aei.org/publications/filter.,pubID.17061/pub_detail.asp (48) Известия 21.09.00. (49) Сегодня 10.04.01. (50) Кстати, в вышеупомянутом докладе Никсоновского центра предлагалось избегать "слишком очевидной американской озабоченности по поводу российско-китайской Антанты", поскольку это может дать Москве и Пекину дополнительный рычаг в их отношениях с Вашингтоном (What Is to Be Undone? A Russia Policy Agenda for the New Administration). (51) The Wall Street Journal 04.07.03. Опубликовано на сайте inosmi.ru: 04 июля 2003 г. (52) The Moscow Times 03.08.01. (52) Известия 25.07.01 (53) Как подчеркивается в редакционной статье "Уолл-стрит джорнел", "/к/роме недостаточной научной обоснованности Киотского диагноза, протокол не предусматривает ограничений выбросов /парниковых газов/ для 120 стран на том основании, что они - развивающиеся. Таким образом, 9 из 20 главных виновников загрязнения земной атмосферы, включая занимающий второе место Китай, могут не стесняться и производить столько, сколько им заблагорассудится" (The Wall Street Journal 17.07.03. Опубликовано на сайте 24 inosmi.ru: 17 июля 2003 г.). Нельзя не признать, что многие из этих аргументов против Киотского протокола представляются вполне резонными. (54) См. Кейган Р. Сила и слабость. // Pro et Contra. - Т. 7, № 3, осень 2002 г. (55) Gingrich N. Rogue State Department. //Foreign Policy. - July-August 2003. http://www.foreignpolicy.com/story/story.php?storyID=13742 (56) Ambrose S. Rise to Globalism. American Foreign Policy Since 1938. Seventh Revised Edition. - New York: Penguin Books, 1993. - P. 194. (57) Известия 28.07.03. (58) Gardiner N. Don't Involve the U.N. May 20, 2003. The Heritage Foundation. http://www.heritage.org/Press/Commentary/ed052003a.cfm?RenderforPrint=1 (59) Портной М.А. Ключевые вопросы внешнеэкономической стратегии новой администрации США. /США в 2000 году. - М.: Наука, 2001. - С. 200. В.И. Батюк 01.09.03