к девяностолетию антибольшевистского восстания в Самаре
advertisement
КОМУЧ К девяностолетию взятия Самары белыми. Михаил Матвеев, доктор исторических наук, депутат Самарской Губернской Думы Рано утром, девяносто дет назад, 8 июня 1918 года, одновременно с вспыхнувшим в городе восстанием, Самару штурмом взял Чехословацкий корпус. Так начался короткий, но бурный период в истории нашего города, когда в нем утвердилась власть Комитета членов Учредительного собрания и Самара на 4 месяца официально стала столицей России. За свою четверть вековую историю Самара трижды (если не считать объявления в октябре 1993 года облсоветом «Самарской республики») выходила из подчинения Москвы - в 1670, 1773 и 1918 годах и дважды примеряла к себе титул столицы. Один раз это было, как известно, в 1941году, когда для Сталина здесь вырыли знаменитый бункер и сюда переехало правительство, посольства и Большой театр. Двадцатью тремя годами раньше произошло событие ныне забытое, а в то время громкое и значительное. Летом 1918 года на четыре месяца Самара стала столицей освобожденной от большевиков России. Как известно, большевики выборы в Учредительное Собрание проиграли. Несмотря на то, что они состоялись уже после Октябрьского переворота, в ходе голосования большевики получили в Собрании только 24% мест, в результате чего, как известно, очень скоро "караул устал" и в день открытия, 8 января 1918, первый российский парламент, избранный всеобщим избирательным правом, был разогнан. Из 17 депутатов- самарцев большинство были членами партии социалистовреволюционеров, старейшей и самой крупной российской партии, преобладавшей в земствах, думах, советах и образовавшей в Учредительном Собрании крупнейшую фракцию. Ночью 8 января на секретном заседании фракции в Таврическом дворце было принято решение, ровно через полгода сыгравшее важнейшую роль в событиях на Волге. Оно гласило: любая группа депутатов вправе использовать для восстания против Советской власти имя Комитета членов Учредительного Собрания (КОМУЧ). НАКАНУНЕ Несмотря на происходящую от воспоминаний о Ленине «революционность», Самара никогда не была большевистским городом. Пролетариат здесь имел ярко выраженные крестьянские корни, разнузданных дезертиров и распропагандированных фронтовиков было мало, в основном тыловые части, а "несознательную" земскую интеллигенцию плотно окружала "мелкобуржуазная" рать лавочников, и купцов - будущих нэпманов с славящегося черносотенными традициями Троицкого рынка. (Помните "свечной заводик в Самаре"?) На этой благодатной почве и с учетом загнанных в подполье эсеров, первую скрипку в Самаре стали играть многочисленные организации анархистов и максималистов, оспаривавшие у большевиков власть в городе в начале 1918 года. Они занимали лучшие общественные здания и богатые особняки, вели довольно разнузданный образ жизни, разъезжая, обвешанные оружием, на автомобилях и извозчиках по всему городу, и причиняя обывателям, а заодно и большевикам, массу неудобств. По некоторым сведениям, общее количество вооруженных анархистов весной 1918 года в Самаре превышало тысячу человек. Большевики неоднократно предпринимали попытки разоружить отряды анархистов. Наиболее активно за них взялись после первомайской демонстрации 1918 года, на которой эсеры шли под знаменем Учредительного собрания, а анархисты устроили в колонне грузчиков митинг под лозунгом: "Долой комиссародержавие!". Шестого мая в окрестностях Самары был разоружен отряд Смородинова (так называемый "Северный летучий отряд"). В ночь на восьмое маяеще несколько групп, "которые терроризировали население, учиняли грабежи и захватывали государственное имущество" . Изъяли одиннадцать пулеметов и наганы. Выступления максималистов в Самаре проходили на фоне перманентного брожения в воинских частях и непрекращающихся крестьянских волнений в южных уездах губернии,( в подавлении которых впервые проявился полководческий талант В.И. Чапаева) и стычек с казаками атамана Дутова. Все это заставило большевиков объявить в губернии военное положение. 17 мая в городе начался анархомаксималистический мятеж, поддержанный матросами и местными извозчиками. Непосредственным поводом к нему послужил приказ чрезвычайного штаба большевиков "о мобилизации лошадей для нужд Оренбургского фронта". Это вызвало волнение среди легковых и ломовых извозчиков, чем и воспользовались анархисты. К обеду на нынешней площади Революции и на Троицком рынке собралась огромная толпа, митингующая под охраной отряда анархистов. Во второй половине дня Северный летучий, первый матросский и третий Северный отряды, а также отряд анархиста Кудинского заняли почту, телеграф, телефонную станцию, штаб охраны и два милицейских участка. Погрузив на грузовики пулеметы, мятежники подъехали к тюрьме, разоружили охрану и выпустили на свободу два десятка уголовников. Все это время местные большевики просидели в Клубе коммунистов на Заводской улице (ныне ул. Венцека), оцепив прилегающий район отрядами Красной гвардии, среди которой экстравагантно выделялся прибывший на подмогу отряд китайских интернационалистов. Рано утром 19 мая получившие подкрепления большевики начали штурм гостиницы Филимонова на площади Революции, в номерах которой расположился так называемый матросский отряд N 1.Чуть раньше были разоружены отряды Кудинского и Смородинова, засевшие в гостинице Телегина на Соборной улице. Большая часть анархистов, расстреляв боекомплект, разбежалась, кое-кто сдался в плен. ПОКА БОЛЬШЕВИКИ БЫЛИ ЗАНЯТЫ Подпольная офицерская организация полковника Н.А.Галкина была создана в начале 1918 года и впервые проявила себя во время февральских волнений 4 саперного полка и 3 запасной бригады, открывших в ответ на попытку их разоружения артиллерийский огонь по Трубочному заводу (ныне ЗИМ ).Вскоре к ним присоединились солдаты 102 и 143 пехотных полков, принявших на гарнизонном собрании требование роспуска Красной гвардии. Волнения в войсках проходили при непосредственном участии партии эсеров, во главе с бывшими депутатами Учредительного Собрания от Самарского Совета крестьянских депутатов И.М.Брушвитом, Б.К.Фортунатовым и П.Д.Климушкиным. Вскоре после февральских событий в Самаре был создан подпольный центр, насчитывающий к маю 1918 года более шестиста человек, включая эсеровскую городскую дружину и около двухсот боевиков полковника Галкина. Количество недовольных политикой Совдепии резко увеличилось, когда к привычным уже экспроприациям добавился десятимиллиардный налог на буржуазию, введенный большевиками весной 1918 года, из которого 400 миллионов подлежало взысканию в Самарской губернии. Только в первые недели апреля у капиталистов Самары было конфисковано 62 дома, в том числе 16 домов у Сурошникова,8 у Челышева,10 у Шихобаловых,12 у Соколовых и т.д. В начале марта получили расчет около 12 тысяч рабочих Трубочного завода, к середине месяца на заводе осталось всего 200 человек. В деревнях обострилась борьба с продотрядами, конфискующих у крестьян хлеб. Повсеместно начался разгон земств и дум. Тюрьмы наполнились «контрреволюционерами»- эсерами и меньшевиками, с многими из которых большевистские вожди еще пару лет назад вместе сидели в царских тюрьмах и ссылках. Закрылись небольшевистские газеты. Мир с немцами, заключенный Лениным, вызвал еще одну, неожиданную проблему. ВОКРУГ СВЕТА ЗА ВОСЕМЬДЕСЯТ ДНЕЙ К моменту Октябрьского переворота в России находилось несколько сотен тысяч военнопленных Германской армии. Большинство их были подданными АвстроВенгрии, не желавшими воевать на стороне Германии и целыми батальонами сдававшимися в плен. Среди них особенно выделялся двухсоттысячный корпус чехословаков, сформированный из добровольцев для войны с немцами на русскогерманском фронте. Их части были сведены в две дивизии, расположившиеся на Украине, вооружены и подготовлены к отправке на фронт. Командовал корпусом генерал - майор Ян Сыровой. В результате Октябрьских событий и выхода России из войны половина корпуса разбежалась, около четырех тысяч чехов перешли на сторону большевиков и вступили в Красную гвардию. Оставшимся, а их по разным сведениям было от 42 до 60 тысяч, предоставлена возможность выехать, но через Сибирь и Дальний Восток, во Францию для продолжения борьбы за свободу Чехословакии на стороне союзников. В результате весной 1918 года около шестидесяти эшелонов Чехословацкого корпуса заполнили собою железнодорожные пути от Пензы до Владивостока. Сибирской группировкой командовал бывший унтер – офицер австро – венгерской армии Радола Гайда, уральской – С.Н.Войцеховский ,пензенской – полковник С.Чечек. Сейчас трудно с уверенностью сказать, кто был инициатором кругосветного путешествия сорока тысяч вооруженных легионеров. Достоверно известно другое. В момент, когда головные части Корпуса уже готовились к посадке на корабли во Владивостоке, Лейбой Троцким был отдан столь дорого стоивший затем большевикам приказ задержать эшелоны и приступить к их разоружению. Официальной причиной приказа была названа необходимость сдать России принадлежащее ей вооружение. По другой версии разоружение чехословаков было одним из секретных пунктов Брестского мирного договора с Германией. Опасаясь усиления фронта Антанты чешскими патриотами, немцы потребовали от России разоружения Чехословацкого корпуса и заключения его офицеров в концентрационные лагеря. Циркулирующие среди чехословаков слухи о предательстве большевиков привели к начавшимся с апреля 1918 года столкновениям с Красной гвардией. В результате тайного совещания офицеров Первой дивизии чехословацкого корпуса, состоявшегося 13 апреля в Кирсанове, было принято решение прекратить сдачу оружия и потребовать от властей беспрепятственного пропуска эшелонов на восток. 25 мая Реввоенсовет издал знаменитый приказ о принудительном разоружении всех частей чехов, послуживший сигналом к восстанию Корпуса на всем протяжении железной дороги от Пензы до Забайкалья. ПРЕВРАЩЕНИЕ В «БЕЛОЧЕХОВ» Следует оговориться, что (мало кто это знает) вынесенное в подзаголовок определение «белые» появилось только после гражданской войны в эмигрантской литературе. Ни офицеры Добровольческой армии Корнилова и Деникина, ни колчаковцы или врангелевцы, ни тем более каппелевцы и бойцы Народной Армии КОМУча (и вовсе сражавшиеся под красным знаменем) или Чехословацкого корпуса никакими «белыми» или «белочехами» себя не называли. Согласно договоренности с Советской властью Чехословацкий корпус взял на себя обязательство не вмешиваться во внутренние русские дела и соблюдать нейтралитет. В следствие чего попытки многочисленных подпольных организаций, действующих на Волге и в Сибири втянуть хорошо вооруженный и отличающийся отменной дисциплиной Корпус в борьбу с большевиками, долгое время оказывались безуспешными. После приказа Троцкого ситуация изменилась. Двадцатого мая в Пензе большевики отправили для разоружения частей Корпуса отряд мадьяр (венгров). Последнее обстоятельство страшно оскорбило национальную гордость чехов, и они потребовали от своего командования дать отпор. В ответ на неподчинение большевики открыли по поездам чехов артиллерийский огонь. С этого момента началось подтягивание отставших частей корпуса и их концентрация вокруг штаба Первой дивизии. После прибытия вышедшего с боями от станции Ртищево эшелона, в Пензе скопилось около четырех тысяч чехословаков.29 мая Чехословацкий корпус взял город и, продержав его в своей власти три дня, ушел на восток. Создавшееся положение вызвало у большевиков страшную панику. Они оказались совершенно неготовыми к быстрым и решительным действиям чешского командования и спешно начали мобилизовать свои силы. 29 мая чехи достигли Сызрани, заняли вокзал, захватили склады с оружием, артиллерию, разоружили Красную гвардию и остановились в 70 верстах от Самары. 30 мая Самара была объявлена на осадном положении. Первоначально чехи не ставили своей целью захват и удержание городов Совдепии. Их интересовали только железнодорожные станции. Единственное требование, выдвигаемое чешским командованием Советам, было: беспрепятственный пропуск эшелонов на восток для соединения с основными силами Чехословацкого корпуса. Оставление ими Пензы вроде бы говорило в пользу этого. Действия большевиков в начале июня показывают, что они не оставляли надежды на то, что чешские войска не задержаться на Волге. Однако, логика вооруженного конфликта все больше и больше отдаляла их от позиции нейтралитета. События на Волге привели в действие антибольшевистские подполья. Уже 1 июня в расположении чешских войск находился представитель самарского подпольного центра Иван Брушвит. По мере приближения эшелонов чехословаков, в Самаре начинается мобилизация. Каждый «товарищ», явившийся в Клуб коммунистов на Заводской (сейчас временно - Венцека) улице, уже не имел права, согласно решения Штаба, уходить из него. (По этой причине все делопроизводство советских учреждений не успели вывести из города). На правом берегу реки Самары рабочие начали рыть окопы, на Хлебной площади были установлены орудия. В момент чешского восстания самарская губернская организация большевиков насчитывала 6,5 тысяч членов, из них 3,5 тысячи находились в Самаре. Силы чехов оценивались от 5 до 7 тысяч человек. Штаб большевиков выдвинул чешскому командованию ультиматум: пропуск через Самару эшелонов корпуса возможен только при условии сдачи оружия. Очевидно, большевики продолжали недооценивать всю серьезность создавшегося положения. Второго июня чехи взяли город Иващенково (современный Чапаевск) и Безенчук. Установив связь с самарским подпольем, они начали готовиться к штурму города, подробный план которого был составлен полковником Галкиным. «ПОД ЧУТКИМ РУКОВОДСТВОМ ТОВАРИЩА КУЙБЫШЕВА» Той же ночью, несмотря на заверения Штаба в грядущей победе, весь золотой запас Республики, хранившийся в Самаре, (около 57,5 миллионов золотыми монетами и 30 миллионов ассигнациями) под охраной отряда Митрофанова был вывезен на теплоходе в Казань. Руководили операцией комиссары Идлис, Левин и Струппе. В пользовании «достоянием республики» комиссары себе не отказывали: некий комиссар Ильин взял себе «на расходы» 50 тысяч рублей. Главком Яковлев и председатель ревкома Куйбышев – 10 миллионов на «расходы по защите Советской власти».Все истратить за неделю ,очевидно, не успели ,так как после их бегства на квартирах были найдены крупные суммы денег. Настроение большевиков окончательно испортилось после сражения у станции Липяги (ныне район Новокуйбышевска), во время которого погибли сотни красногвардейцев и множество утонуло, спасаясь бегством, в реке Татьянке. (Погибшие в бою у Липяг и Воскресенки были похоронены только через десять дней, 14 июня. Всего убитых было собрано 1300 человек.) На следующий день произошло событие, которое долго скрывали советские историки: руководство Штаба обороны во главе с Куйбышевым бежало из города на теплоходе «Фельдмаршал Суворов», даже не предупредив своих товарищей. Через много лет, уже, будучи председателем Госплана СССР, Валерьян Куйбышев мельком скажет: «Мне едва удалось уйти из Самары, меня пулеметами обстреливали, меня хотели схватить, рядом со мной рвались снаряды чехов. Уйти все-таки удалось. Ушел не один, ушел с руководящей группой большевиков». Обосновавшись в Симбирске, сбежавший Штаб начал телеграфировать о помощи в Москву. Шестого мая кому-то пришло в голову позвонить по прямому проводу в Самару. Трубку взял «товарищ Теплов». К удивлению Куйбышева выяснилось, что город до сих пор в руках красных. Чехи не наступают, не зная, что в Самаре остался лишь небольшой отряд, около трехсот человек, во главе с Масленниковым. Устыженные «руководящие работники», приняли решение вернуться и седьмого утром теплоход с «беглецами» прибыл обратно. Однако оценив обстановку в городе, Куйбышев вернулся на теплоход и, предъявив документы, приказал команде взять курс на Симбирск. На этом закончились «героические подвиги» со стороны человека, чье имя долгие годы носил наш город (а улицы и площади все еще носят) и чей памятник тремя тоннами чугуна по-прежнему давит на площадь, где некогда стоял взорванный большевиками самый большой кафедральный собор Самары (точная копия храма Христа Спасителя). QUINTA COLUMNA Реальные силы большевиков к моменту штурма города составляли не более 3 тысяч человек. В ночь на седьмое июля к красным прибыло подкрепление из Симбирска (450 чел.) и мусульманский отряд из Уфы (600 чел.). Они заменили лежащих третьи сутки в окопах красноармейцев. Сразу после поражения красных под Липягами в городе начались беспорядки. 5 июня среди бела дня отряд анархистов в 150 человек, вооруженный пулеметами, забросал охрану гранатами и овладел тюрьмой. Они выпустили около 500 заключенных и, разгромив цейхгауз, скрылись. 6 июня в городе начались антисоветские митинги и нападения на большевиков. Одновременно начала действовать боевая дружина полковника Галкина. Деморализованные бегством руководства, большевики заняли круговую оборону. По непонятным причинам мосты через Самару и Волгу не были взорваны, и у чехов осталась возможность сходу прорваться в город. Разборка рельсов, предпринятая в ночь на 8 июня, результатов не дала. Весь день 7-го и всю ночь в Самаре шел ливень. Из-за плохой видимости стрельба несколько утихла. Рано утром 8 июня, переправившись на лодках через реку Самару, чехи овладели позициями красных в районе элеватора на Хлебной площади. При поддержке артиллерии, установленной в поселке Кряж, им удалось выдвинуться в город. В это время под прикрытием бронепоезда чехословаки смяли заставу красных у моста, переправились на правый берег, заняли железнодорожный вокзал и повели наступление по основным магистралям города. Очевидно, часть отрядов чехов уже была в городе, переправившись на лодках в дачные районы за день-два до наступления основных сил. Об этом косвенно свидетельствуют многочисленные надписи на чешском языке, выбитые на скалах в районе Силикатного оврага (недалеко от нынешней Ладьи), датируемые 7 июня 1918 года и сохранившиеся до наших дней. В момент штурма города по позициям красных начала вестись прицельная стрельба из окон и чердаков. Это вступил в действие план полковника Галкина. Почувствовав скорое поражение красных, к его боевикам присоединились многочисленные добровольные помощники из обывателей, устроившие настоящую охоту на отступающих к пристаням большевиков. К 8 утра чешские войска полностью овладели городом. Последним очагом сопротивления оставался Клуб коммунистов, в котором находился небольшой отряд большевиков во главе с А.А. Масленниковым и Н.П. Тепловым. Около 9 утра из Клуба вышел Масленников с белым флагом. Он сообщил, что если чешское командование гарантирует большевикам охрану от насилия толпы, они готовы сдаться. В книге воспоминаний, изданной в Самаре в 1919 году, есть фотография. На ней изображен представительный господин с бородкой, в котелке и пенсне. Мимо толпы зевак он идет по улице, ведя за собой небольшой отряд, человек в двадцать. В руках у него большое белое знамя. Подпись под снимком гласит: «Сдача Клуба коммунистов. Впереди тов. Масленников с белым флагом.» МАЛЕНЬКОЕ НЕИЗБЕЖНОЕ БЕСПОКОЙСТВО Сдавшихся коммунистов повели к вокзалу. Всю дорогу Масленников нес белый флаг, время от времени получая древком по голове. В железнодорожной комендатуре бывшему председателю горисполкома пришлось доказывать чешскому офицеру, что он «великоросс, а не жид». «Великоросский жид, или жидовский великоросс», - подытожил офицер. Задержанные не зря боялись чехов меньше гнева обывателей. Высыпавшие на улицу самарцы (по воспоминаниям очевидцев - главным образом женщины) буквально растерзали в районе Троицкого рынка, отбив у чешского патруля, пойманного чехами известного садиста (именем которого, разумеется, позже была названа эта улица) председателя ревтребунала Франца Венцека и завотделом горисполкома И.П. Штыркина. Спешно сколоченные отряды прочесывали улицы и проводили обыски в квартирах большевиков. Вооруженные патрули задерживали всех подозрительных. Задержанный возле здания милиции на Саратовской улице комиссар Шульц пытался откупиться у чехов взяткой в 40 тысяч рублей, но был застрелен. Всего в день взятия Самары было расстреляно более сотни человек. Несколько суток трупы лежали на улицах города, пока в результате специального приказа их не убрали. На углу Соборной (Молодогвардейской) и Л.Толстого толпы зевак выстроились посмотреть на пленных красноармейцев, длинной вереницей конвоируемых от Волги на железнодорожный вокзал. Возле цирка Олимп (сейчас филармония) аплодисментами встречали колонну чешских солдат. На штыках у них были закреплены ветки сирени. В своей речи перед горожанами их офицер сообщил, что цель Чехословацкого корпуса - соединение с родиной, и войска «пройдут Самару, причинив обывателям лишь маленькое неизбежное беспокойство». На площади Революции (Алексеевской) толпа раскрыла заколоченный досками памятник Александру II. В 11 часов здесь состоялся многотысячный митинг, на котором впервые прозвучало слово «КОМУЧ». ЗА ВАШУ И НАШУ СВОБОДУ Еще в подполье пятеро членов Учредительного собрания - И.М. Брушвит, П.Д. Климушкин, В.К. Вольский, Б.К. Фортунатов, Н.П.Нестеров создали «Самарский комитет членов Учредительного собрания». За три дня до взятия Самары они распределили ответственные посты, сформировали ведомства, милицию, наметили помещения для своих учреждений. 8 июня вместе с чешским командованием они прибыли в здание городской управы и объявили о том, что власть в городе переходит в руки Комитета Членов Учредительного Собрания. Всем членам Учредительного собрания (кроме большевиков) предлагалось прибыть в Самару для образования всероссийского правительства. Председателем КОМУЧа был избран пребывавший в Самаре депутат от Тверской губернии Владимир Вольский. Своим первым приказом КОМУЧ восстанавливал во всех правах местные органы самоуправления, распускал Советы и назначал в них новые выборы. Взятие власти Комитетом пока не означало, что с большевизмом покончено. Никто не мог в первые дни освобождения Самары поручиться, что Чехословацкий корпус не оставит город, как это произошло с Пензой. Точно не известны мотивы, заставившие части полковника Чечека, взявшего (и оставившего) Пензу, Кузнецк, Сызрань и, наконец, оказавшегося в Самаре, прекратить движение на восток. Более поздние источники a posteriori приписывают Чечеку зависимость от указаний Антанты, сделавшей корпус «послушным орудием интервенции». Безусловно, решение было принято не без влияния представителей французского правительства Жано, Гине и Комо, проводивших в первые дни после взятия Самары активные консультации с чешским командованием в лице полковника Чечека, капитана Медека и доктора Влассака. Но против этой версии отчасти говорит карта боевых действий в мае 1918 года. Из нее хорошо видно, что самарская группировка полковника Чечека была отрезана от основных сил корпуса, по крайней мере, дважды - в районе Уфы и в районе Читы. Высадившиеся во Владивостоке японцы отрезали корпусу путь на родину по морю. Пробиваться в Чехию на запад через советскую Россию и оккупированную немцами Украину для восьмитысячного отряда было бы безумием. Из соображений самосохранения чехословаки должны были позаботиться о прочном тыле. С этой целью 10 июня 1918 года чешским командованием было принято решение о приостановке движения «вплоть до окончания формирования КОМУЧем своей армии». «Брату полковнику» ничего не оставалось, как поднять на банкете, устроенном КОМУЧем для офицеров первой дивизии бокал за «Вашу и нашу свободу!». ТЕРРИТОРИЯ КОМИТЕТА ЧЛЕНОВ УЧРЕДИТЕЛЬНОГО СОБРАНИЯ Когда стало известно, что чехи не оставят Самару, в городе началось всеобщее ликование. Участь Пензы, подвергшейся после ухода чехов жесточайшему террору большевиков не оставляла сомнений, что Самару постигнет иная доля. Отступившие к Симбирску отряды красных под командованием будущего «героя» гражданской войны Г.Д. Гая (настоящее имя Гай Бжишкянц) могли вернуться в любой момент. Однако фортуна в первые месяцы была не на их стороне. В течение лета 1918 года белыми были полностью освобождены от большевиков местности к востоку от Самары, взята Уфа, Екатеринбург, Челябинск. Одновременно шли бои в Сибири и Забайкалье, и к концу августа Владивосток соединился с Самарой. Власть КОМУЧа со столицей в Самаре распространилась на Самарскую, часть Саратовской, Симбирской, Казанской, Уфимской губерний, территории Оренбургского и Уральского казачьего войска. Оспаривая у сибирских белогвардейских правительств право на всероссийскую власть, КОМУЧ имел веские основания. К июлю 1918 года в Самару съехалось более 70 членов разогнанного Учредительного собрания, а к сентябрю их число приблизилось к сотне. Среди прибывших в столицу антибольшевистской России были знаменитые эсеры В.М. Чернов, Н.Д. Авксентьев, «бабушка русской революции» Е.К. Брешко-Брешковская, атаман А.И. Дутов. Из самарских депутатов Учредительного собрания в КОМУЧ вошли Василий Архангельский, Борис Фортунатов, Прокоп Климушкин, Иван Брушвит, Павел Маслов, Федор Белозеров и Егор Лазарев. Их «коллеги», тоже члены Учредительного собрания товарищи Масленников и Куйбышев к участию, разумеется, приглашены не были. Один из них в так называемом «поезде смерти» был отправлен в Омск, другой уже комиссарствовал у Тухачевского. Как только Самара получила статус временной столицы России, сюда начали съезжаться всевозможные иностранные консульства (пришлось даже образовывать ведомство иностранных дел). Среди «консулов» особенно выделялся один итальянец. Он нашел себе мундир с громадными эполетами, собрал вокруг себя около десятка сомнительных итальянцев, гарцевал с ними на конях по улицам и объявил, что создал «итальянский батальон». Финансовое благополучие КОМУЧа в основном держалось на займах. Буржуазия неохотно расставалась со своими сбережениями, предпочитая переводить их в «более надежную Сибирь». Сразу после освобождения города КОМУЧ собрал совещание представителей банков и торгово - промышленных кругов и сообщил им о возвращении национализированного Советами имущества. Был создан Финансовый совет под руководством А.К. Ершова, Д.Г. Маркелычева и Л.А. фон Вакано, собравший по подписке среди буржуазии в поддержку КОМУЧа около 30 млн. руб. После взятия Казани каппелевцами в Самару был доставлен золотой запас Российской республики (650 млн. руб. золотом). В июле были отменены твердые цены на хлеб, в результате оживилась торговля, и хлеб несколько подешевел. Правда, свобода торговли имела и другую сторону: из-за разницы цен между территорией КОМУЧа и Советской России огромных масштабов достигла спекуляция. Комитет даже утвердил специальную комиссию по борьбе со спекуляцией, изобличившую некоего гражданина по фамилии Акопянц, нажившего на перепродаже 300 тысяч чистого дохода. Удивительно, но факт: между КОМУЧем и Советами существовал товарообмен, в прекращении которого не была заинтересована ни одна из сторон. Границы были достаточно «прозрачными» и вплоть до сентября 1918 года пропуск через фронт был относительно свободен. По обе линии в снабжении населения участвовали целые обозы. Сквозь занятую чехами Самару свободно проходили пароходы, курсирующие между Астраханью и Казанью. Своеобразным состязанием между большевистской ЧК и Самарской контрразведкой было отлавливание среди их пассажиров «шпионов». ДВЕ ТЫСЯЧИ ЗА «КОМИССАРА» 10 июля чешский отряд произвел наделавший много шума обыск в еврейской кооперативной столовой «Бунда», во время которого офицер вместо мандата предъявил револьвер, заявив, что «все жиды - большевики». Возмущение в газетах не произвело на чехов никакого впечатления. Если КОМУЧ протестовал против несанкционированных им арестов, ему сообщалось, что обвинение предъявлено от имени Первой дивизии чехословацких войск. Арестованных обычно доставляли в контрразведку, которой командовал капитан Глинка, в лексиконе которого, по легенде, было только одно слово: «Ростшелич!» (расстрелять). Находилась контрразведка в доме купчихи Курлиной (угол Красноармейской и Фрунзе). По поводу этого здания до сих пор существует масса противоречивых сведений. Согласно одним данным, вошедшим в учебники, здесь пытали и расстреливали пленных большевиков. В соответствии с этим, в советские годы в подвале дома развернулась экспозиция белогвардейских застенков, которую при желании можно увидеть и сегодня. По другой версии, так называемые «следы от пуль» в одном из помещений подвала появились там задолго до взятия Самары чехами и объясняются нахождением здесь в 1917 году тира анархо-максималистов. Сторонники этой версии указывают на характерную для формальной стрельбы расположенность следов, а также на отсутствие практической необходимости чехам использовать собственное здание для расстрелов, чтобы затем подымать из подвала по крутой лестнице трупы, тайком ночью их вывозить и т.п., вместо того, чтобы просто вывести в чистое поле, да «хлопнуть», с чем в то время никаких проблем не было. В воспоминаниях бывших пленников контрразведки говорится, что подвал дома Курлиной использовался чехами в качестве камеры предварительного заключения. В 1918 году он был наполовину завален старой мебелью, на которой сидели задержанные в ожидании вызова на допрос. Вообще, действия белочешской контрразведки под командованием капитана Глинки и коменданта города Ребенды - любимая тема большевистских источников о КОМУЧе. В них, кстати, сообщаются сведения и о негласной таксе за освобождение заключенных. Так, действую через некоего присяжного поверенного Семененко, можно было освободить задержанного за 1000 рублей. За освобождение «комиссара» Семененко брал в два раза больше. Не меньшим вниманием большевистских историков пользовалась тюрьма, над которой попеременно начальствовали господа Извеков, Климов и Георгиевский. Последний, как рассказывают, сбежал с работы за неделю до прихода красных. Нынешнее общежитие мед. института на Арцыбушевской в свою бытность тюрьмой на Ильинской было рассчитано на 800 мест. Летом 1918 года в ней сидело более 2000 заключенных, в основном взятые в плен под Липягами красногварейцы. Режим, по словам самих большевиков, «был сносный. Арестованные сами выбирали старост камер, следящих за равномерным распределением на кухне и посылок «Красного Креста», два раза в неделю разрешались свидания с родственниками». Ситуация изменилась лишь после того, как в руки начальства попала записка, в которой один из заключенных просил принести ему в тюрьму, кроме прочего, револьвер. После этого инцидента личные свидания были отменены и допускались теперь только через двойную решетку (раньше они были на лестнице), в тюрьме был произведен повальный обыск, усилен караул. После взятия красными Казани в здании бани напротив тюрьмы был размещен полк солдат, караулы нести стали чехи. КРАСНЫЙ ГОРОД Политическая физиономия КОМУЧа была эсеровской. Первыми своими декретами комитет отменял частную собственность на землю, гарантировал сохранность крестьянских посевов, закреплял произошедший в деревне передел земли. По сути дела это было подтверждение норм эсеровского «Закона о земле», принятого Учредительным собранием, и украденного большевиками в плагиатском «Декрете о земле». КОМУЧ признал решения Крестьянских самарских губернских съездов о земле. Кроме того, специальными постановлениями защищались права профсоюзов, запрещались локауты, подтверждалось действие советского законодательства о труде. Было принято решение, запрещающее домовладельцам выселять рабочих из занятых ими квартир. Социалистическое направление Самарского правительства более всего вызывало раздражение у офицеров так называемой «Народной армии», многие из которых были монархистами. Кое-кто даже, не желая служить эсерам, уходил в Сибирь или на Дон, в Добровольческую армию, несмотря на то, что переход через фронты был небезопасен. Любопытно, официальным флагом КОМУЧа был, как и у большевиков, красный флаг (как они друг друга отличали?!). Когда приезжие казаки и офицеры спрашивали эсеров «что за тряпка висит у вас над зданием?!», они, смущаясь, отвечали, что это знамя революционной войны с Германией. 13 августа в Самару прибыл отряд казаков войскового старшины Анненкова. После «соответствующего» ужина в «Национале» начальник отряда, штабс-капитан, с двумя юнкерами очутился около резиденции КОМУча- особняка Наумова (ныне Дворец пионеров). Заметив красный флаг, он вызвал коменданта Квитко, сорвал знамя и арестовал офицера, который был послан его арестовать. Не менее колоритно отмечали офицеры Народной армии чешский праздник - День св. Вячеслава (28 сентября). Во время торжественного обеда, данного им в гостинице «Националь», они перепились и устроили чехам и эсерам «монархический дебош и форменную демонстрацию». Противоречия между КОМУЧем и армейским офицерством доходили до того, что в некоторых «промонархических» частях воззвания комитета приходилось распространять нелегально. Даже прибывший в Самару председатель Учредительного собрания и «крестьянский министр» Виктор Чернов некоторое время вынужден был находиться как бы под домашним арестом, так как КОМУЧ боялся реакции офицерства и буржуазии на появление в городе знаменитого революционера. Войдя в КОМУЧ Чернов так и не получил в нем никаких ответственных постов. В самом КОМУЧе было немало людей, считавших социалистический курс правительства слишком мягким в условиях гражданской войны. «Зрела мысль о приходе деловых людей, хотя бы они были склонны к реакции», - писал в своем дневнике один из руководителей КОМУЧа Е.Е. Лазарев. В самарской печати широко отмечалась годовщина корниловского движения. Примером для многих был жесткий курс сибирского правительства, считавшего Самару «красным городом» и всячески отгораживающегося от КОМУЧа, вплоть до таможенной границы. «Странно говорить о единой России, - писал в сентябре 1918 года самарский «Волжский день», - и видеть области, сносящиеся между собой как суверенные державы, имеющие каждое свое министерство иностранных дел, своих послов, таможенные границы и прочие атрибуты. Странно говорить о единой России и управляться обособленными друг от друга правительствами, становящимися сплошь и рядом в довольно острые, почти враждебные отношения. Такое положение тяжело отражается на всех сторонах жизни, на всем деле возрождения великой России. Есть сейчас так называемая “территория Учредительного собрания”, то есть Поволжье, есть области казачьих войск, есть горный Урал, Сибирь, Башкурдистан, Алаш-Орда и еще какие-то странные и неожиданные, мифические или фиктивные области на ролях то ли автономий, то ли суверенных единиц. Стремление к самоопределению этих групп слишком хорошо известно, чтобы можно было бы надеяться на их благотворящую роль в создании национальной русской сильной власти. Нет России, нет русского государства и нет российской нации... Нужно отрешиться от Алаш-Орды, от Башкурдистана, от эсеровщины и вспомнить, что впереди еще и Москва и Киев, Севастополь и Петроград, одним словом вспомнить о той великой России, которая была, которую революция убила, и которая во что бы то ни стало должна быть создана вновь”. ПОСЛЕДНЯЯ ПЕРЕДЫШКА Летом 1918 года Самара впервые почувствовала себя столичным городом. По улицам ходили известные политики и депутаты Учредительного собрания, приезжали иностранные делегации, в августе здесь прошел съезд всех земств и городов освобожденной от большевиков России. Несколько стабилизировавшаяся обстановка позволила КОМУЧу восстановить на большей территории местное самоуправление, открыть несколько десятков школ и больниц и даже запустить разрушенный большевиками Сергиевский курорт. 11 августа в Самаре был открыт Университет, существующий, с перерывом после 1927 года и до сих пор. В анонимных «Записках белогвардейца», изданных в 1923 году в Берлине, есть следующее описание Самары лета 1918 года. «В магазинах появились товары , везде шла торговля съестными продуктами. На базаре, в лавках можно было видеть и белый хлеб, и сливочное масло по весьма недорогим ценам. Урожай 1918 года был очень хороший, и поэтому недостатка продуктов при свободной торговле не было. Ощущение возможности свободно ходить по городу, быть равноправным с другими гражданами, после порядков Совдепии было исключительно, и кто не пережил этого контраста между моральной подавленностью и внешней, хотя бы, свободой... вероятно, не поймет переживаемого в тот момент.» ТАМ, ВДАЛИ, У РЕКИ, ЗАСВЕРКАЛИ ШТЫКИ По данным военного историка Н.Н. Какурина, в июле 1918 года Народная армия КОМУЧа состояла из четырех пехотных полков, двух офицерских батальонов, двухсот казаков и сорока трех орудий. Силы чехословаков оценивались в 34 тысячи человек и 33 орудия, включая дивизию в Западной Сибири. Основу Народной армии составили офицеры подпольной организации полковника Галкина и отряд подполковника генштаба Каппеля. В первые дни после взятия Самары в ряды армии КОМУЧа записалось 800 офицеров, а к августу их число превысило 5000. Гордостью народной армии был батальон подполковника (позже генерал-лейтенанта) Владимира Оскаровича Каппеля (прах которого совсем недавно чудом был найден в Харбине и перенесен из Китая в Донской монастырь, где был захоронен между Деникиным и Иваном Ильиным). Он отличался удивительной стойкостью и бесстрашием, вызывая неподдельное уважение даже у красных. Советскому зрителю имя полковника Каппеля известно по знаменитой «психической атаке» из кинофильма «Чапаев», где глядя на офицеров, идущих с сигарами в зубах под барабанную дробь, один чапаевец значительно говорит: «каппелевцы!», а другой произносит сакраментальную фразу: «Красиво идут! – Интеллигенты!.» В действительности офицерских батальонов у Каппеля не было. Это на Юге, у Деникина, был избыток офицеров. А на Востоке, и у Колчака, всегда не хватало командирских кадров, и отдельных офицерских частей просто никогда не существовало. Хотя действительно, прибывавшие в Самару офицеры чаще всего просились к Каппелю, а одно время в его отряде даже служил известный террорист Борис Савинков. Довершала неканонический образ золотопогонников в черных мундирах большая группа самарских и сызранских рабочих - добровольцев. По воспоминаниям современников, 37-летний Капель был редкого благородства и чести человек. Пленных красногвардейцев он обычно не расстреливал, а разоружал и отпускал на все четыре стороны. При этом именно он, в обстановке всеобщего хаоса первых дней освобождения Самары, сумел организовать 350 добровольцев в самарский объединенный отряд, в одиночку отбивший через три дня после ухода чехов у красных Сызрань. Среди многочисленных дерзких рейдов отряда Каппеля выделяется взятие- вопреки приказа КОМУча- Казани. В августе 1918 года он оказался самым богатым человеком в мире. Отряд Каппеля захватил в Казани порядка 500 тонн золота, платины и серебра. Это были слитки и полосы драгоценного металла, украшения, церковная утварь. По оценкам экспертов - на сумму в 1 миллиард 300 миллионов "золотых рублей" (в ценах до 1914 года). Для перевозки всего этого сокровища потребовалось два парохода. Ценности были половиной царского запаса золота тогдашней России. Пароходы стояли на волжской пристани Казани. На судах до Каспия и Ирана было рукой подать. Как говорил в боевике "Свой среди чужих, чужой среди своих» белогвардеец в исполнении Александра Кайдановского: "Вон же граница! Не будь же дураком. этим нужно владеть одному..." Владимир Каппель сдал золото правительству КОМУЧа. Каппель всегда был чужд тщеславия. Когда Каппеля произвели в генералы, он сказал: «Я был бы более рад, если бы мне вместо производства прислали батальон пехоты». И перед смертью в Сибири, после того, как ему отрезали обмороженные ступни, Каппель с температурой под сорок, с пневмонией каждое утро садился на коня и объезжал войска, поднимая их боевой дух Другой составляющей боеспособности армии КОМУЧа были казаки атамана Дутова, вошедшие в город впервые дни после его освобождения. Приглашенному в КОМУЧ атаману устроили пышную встречу, назначив его главноуполномоченным на территории Оренбургского казачьего войска и Тургайской области. Дутов безотлагательно взялся за дела, и уже через месяц КОМУЧ вынужден был заявить протест против методов, которыми атаман наводил порядок в вверенных ему областях. Казаки не очень считались с приказами «учредилки», полагая, что «воюют не за эсеров, а против большевиков». Чуть позже Дутов даже обращался в Омск с просьбой включить Оренбург в Сибирскую республику и обещал при необходимости арестовать КОМУЧ. Долго действующие в Народной армии социалистические порядки (равноправие солдат и офицеров, отсутствие знаков различия и т.п.) для большинства офицеров и казаков были неприемлемы, и с сентября 1918 года начался массовый уход их в Сибирь. Довольно странные взаимоотношения русских негативно отражались на репутации КОМУЧа в глазах чешского командования. Потеряв во «внутренних русских делах» уже несколько тысяч своих бойцов, чехи требовали от русских кое-что делать и самим вместо того, чтобы «самодовольно улыбаясь, собираться кучками, якобы для деловых разговоров в различных комитетах». Чехам даже пришлось издать специальное обращение, призывавшее русских активнее участвовать в решении их собственных проблем. В конце августа Ленин заявил: «Спасение не только русской революции, но и международной, на Чехословацком фронте». В сентябре красные взяли Казань. Фронт постепенно приближался к Самаре. «КУДЫ БЕДНОМУ КРЕСТЬЯНИНУ ПОДАТЬСЯ?» Осенью 1918 года для русского крестьянина начались тяжелые времена. Особенно страдали прифронтовые районы, помногу раз переходившие из рук в руки. В июле большевики объявили мобилизацию солдат 1913-1917 годов призыва на всей территории чехословацкого тыла. Населению было приказано «нести полную повинность по обслуживанию красных отрядов личным трудом, лошадьми, разведкой и так далее». Большевики запретили митинги мобилизованных, ввели предание неявившихся военно-полевому суду как контрреволюционеров. Семьи комучевских призывников пороли и расстреливали. Одновременно, строившаяся ранее на добровольных началах Народная армия, начала призыв всех родившихся в 1897 и 1898 годах, затем всех офицеров, не достигших 35-летнего возраста, всех генералов и «работающих на оборону». Тем не менее, ко 2 августа 1918 года из 14440, призванных на сборные, явилось только 1564 человека. Мобилизованные крестьяне были часто так ненадежны, что им даже не выдавали оружие. Значительно ухудшилась обстановка после покушения на Ленина. Объявленный после этого в сентябре 1918 года красный террор коснулся и только что оставленных районов. Массовые расстрелы ЧК всех подозреваемых в сотрудничестве с белыми заставили крестьянство любыми методами избегать участия в армии КОМУЧа. Из прифронтовых районов началось массовое бегство. Устав от войны, «целые волости объявляли себя нейтральными, оказывая одинаково пассивную помощь, как отрядам народной армии, так и красногвардейцам». Часть сел занимала выжидательную позицию, посылая ходоков узнать «как обстоит на фронте дело на самом деле». «ВЕСЕЛО ГУДИТ ОСВОБОЖДЕННАЯ ВОЛГА» 23 сентября в Уфе закончило работу Государственное совещание, образовавшее Временное всероссийское правительство, в которое вошли три представителя КОМУЧа. Столицей правительства был выбран Омск. 29 сентября КОМУЧ образовал ликвидационную комиссию. С ее действием Комитет считался распущенным. Начавшаяся после этого эвакуация очень напоминала события начала июня. Только теперь вместо большевиков был КОМУЧ. 3 октября красные захватили Сызрань и повели наступление на Самару. Вслед за получением этого известия из города Покровска Саратовской губернии отчалил пароход «Ярославна» с самарским ревкомом на борту. «Весело гудит освобожденная Волга, провожая красный советский пароход, с возвращающимися после четырехмесячного изгнания товарищами»- записал в те дни неизвестный «товарищ». Пока «руководящие товарищи» во главе с Галактионовым и Куйбышевым готовились к прибытию в Самару, в городе началась подготовка к штурму. Решив не повторять ошибок красных, чехи взорвали железнодорожный мост через Волгу, а через три дня - мост через Самару. Оборону города держали части полковника Каппеля и Чехословацкого корпуса. 2 октября части КОМУЧа под Иващенково уничтожили более половины состава Интернационального полка Первой самарской дивизии. Однако уже через три дня город пришлось оставить. 6 октября был сдан Мелекесс (ныне Димитровград) и Ставрополь (Тольятти). 7 октября начался штурм Самары частями 24 Железной дивизии под командованием Гая и Первой Самарской дивизии Захарова. Уличные бои продолжались несколько часов. К вечеру в городе остались одни чехи, занявшие оборону вокруг вокзала и прикрывающие отступление эшелонов Народной армии. Около пяти вечера они ушли, и в город вошли красные, которых, как потом писали советские газеты, «трудящиеся с ликованием встречали боевыми революционными песнями». Всю ночь в городе проводились обыски и аресты неуспевших уйти «контрреволюционеров». Специальная комиссия, образованная большевиками, начала обход квартир и принятие на учет имущества «бежавшей буржуазии». Месть Самаре со стороны большевиков была страшной. По воспоминаниям очевидцев, красноармейцы дивизии Гая, жалея патроны, сбрасывали арестованных с крыш домов на мостовые, кололи штыками, топили в Волге. На следующий день после взятия Самары началась уборка трупов, в огромном количестве усеявших улицы в районе вокзала и берег Волги и грозящих возникновением холеры. 9 октября 1918 года в город прибыл из эвакуации губревком и начала работать ЧК. Самара привыкала жить при новой власти. Так закончился один из самых ярких эпизодов в многовековой истории города. Несколько лет назад в Самаре клубами исторической реконструкции стал проводится фестиваль «Тревожные ночи Самары», сценарий которого имитирует взятие Самары красными. Конечно, мальчишки, изображающие из себя комиссаров в кожанках, не сбрасывают с крыш и не колют штыками «белую сволочь». Да и сражаются каппелевцы - понарошку, по сценарию сдаваясь в плен. Конечно, делать выводы почему спонтанно в качестве ролевой игры было выбрано взятие города красными, а не белыми (или хотя бы два фестиваля - в июне и октябре) бессмысленно: ну так решили. Но на уровне массового сознания, а не только в топонемике улиц, в памятниках, датах, город все еще не выровнял «плюсы и минусы» между Чапаевым и Каппелем, Дутовым и Венцеком никак иначе. В Гражданской войне героев не бывает. Но памяти они достойны.
