Ю. В. Трубинов Ш П И

Ю. В. Трубинов
ШПИЦБЕРГЕНСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ 1899–1901 гг. И РОЛЬ
ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ КОНСТАНТИНА КОНСТАНТИНОВИЧА
В ЕЕ ОРГАНИЗАЦИИ
1 мая 1899 г. на общем собрании Императорской академии наук ее непременный
секретарь академик К. С. Веселовский сделал доклад, посвященный обзору деятельности
Академии за десятилетие со времени назначения великого князя Константина
Константиновича ее президентом. В докладе, в частности, было отмечено, что «с 1891 г.
было снаряжено 12 экспедиций, внесших в научный обиход много новых фактов,
наблюдений и воззрений, которые, несомненно, окажут существенное влияние на
дальнейшее развитие русской науки»1. Каждой из этих экспедиций президент Академии
наук уделял пристальное внимание, а в ряде случаев оказывал и личную материальную
поддержку2. Самой же значительной по степени участия в ее организации и проведении
явилась для великого князя Константина Константиновича 13-я экспедиция, образованная
в юбилейном для него году служения на посту президента Академии наук. Речь идет о
Шпицбергенской экспедиции по градусному измерению дуги меридиана.
Шпицберген издавна привлекал к себе внимание не только промысловиков, но и
ученых-естествоиспытателей, астрономов, метеорологов. Будучи расположенным за
Северным полярным кругом, он относительно близок к северному полюсу, достаточно
доступен для хорошо организованных и оснащенных экспедиций. Однако до конца XIX в.
Шпицберген был еще почти необитаем, что обеспечивало чистоту научных
экспериментов.
В 1898 г. шведы, задумавшие провести градусные измерения на Шпицбергене,
обратились к России с предложением организовать совместную научную экспедицию.
Загадочный архипелаг всегда вызывал глубочайший интерес русских ученых. Еще
М. В. Ломоносов, не имея возможности лично побывать на Шпицбергене, настойчиво
собирал сведения о природных явлениях этой земли у очевидцев, о чем поведал в своей
работе 1760-х гг. «Краткое описание путешествий по северным морям»: «Амос Корнилов,
архангелогородский мореходец, который на оном острову был для промыслов 15 раз,
неоднократно там зимовал и в бытность его здесь в Санктпетербурге мною о тамошних
свойствах обстоятельно спрашиван»3.
В Санкт-Петербурге предложение Шведской академии наук было встречено с
энтузиазмом. Президент Российской академии наук великий князь Константин
Константинович призвал своих академиков оказать помощь шведским ученым. К этому
обязывала его и должность председателя Пулковского комитета, которой он облечен был
на общественных началах в 1891 г., и полученное им вскоре (25 марта 1892 г.) звание
почетного члена Русского астрономического общества. Вот и теперь он «с Высочайшего
Государя Императора соизволения принял звание председателя Высочайше учрежденной
при Императорской Академии наук Комиссии по градусному измерению на островах
Шпицбергена»4. В эту комиссию вошли академики Ф. Б. Шмидт, О. А. Баклунд,
Ф. А.Бредихин, А. П. Карпинский, М. А. Рыкачев, князь Б. Б. Голицын, Ф. Н. Чернышев,
В Императорской Академии Наук // Новое время. 1899. 22 мая. № 8344. С. 3.
Известно, например, что на первую же при своем президентстве Каракорумскую экспедицию в
монгольские степи для поиска следов древней столицы великий князь Константин Константинович 6 марта
1891 года выделил 12 тыс. рублей. См.: Романов К. К. Дневники. Воспоминания. Стихи. Письма / Вступ. ст.,
коммент. Э. Матониной. М., 1998. С. 165. (далее — Дневники К. Р.).
3
Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. М.-Л., 1952. Т. 6. С. 461.
4
Цит. по: Соболев В. С. Августейший президент. Великий князь Константин Константинович во главе
Императорской Академии наук. 1889–1915 годы. СПб., 1993. Приложение. С. 175 (далее: Послужной
список).
1
2
1
О. Э. Штубендорф, К. И. Михайлов, А. Р. Бонсдорф5. 20 января 1899 г. Константин
Константинович провел в Академии наук первое заседание Шпицбергенской комиссии.
Затем в течение зимы в Петербурге и в Стокгольме собирались шведская и русская
комиссии для согласования планов экспедиции. Нашим участникам похода кроме
совместных работ со шведами требовалось провести астрономические и магнитнометеорологические наблюдения с фотографированием различных природных явлений, в
том числе и северного сияния.
К весне 1899 г. все приготовления были закончены, и в газете «Новое время»
появилось экстренное сообщение: «В воскресенье, в 10 часов утра (9-го сего мая), на
транспорте „Бакан“ (стоящем на Неве, против дворца великого князя Павла
Александровича (Английская наб., 66-68)) будет совершено молебствие по случаю
предстоящего отплытия экспедиции по градусному измерению на острова Шпицберген»6.
В длительное, полное надежд и опасностей научное путешествие на край Земли
провожал ученых президент Академии наук. Об этом событии великий князь Константин
Константинович оставил в своем дневнике краткую запись: «На военном транспорте
„Бакан“, который везет ученую экспедицию Академии на острова Шпицбергена, был
вчера утром напутственный молебен. „Бакан“ стоял в Неве, пониже Николаевского моста;
я там был, прослушал молебен, осмотрел транспорт и пожелал плавающим счастливого
пути»7. Отплытие экспедиции было назначено на следующую субботу, 15 мая 1899 г., в
полдень. Готовность корабля, кают-компанию которого украшал портрет председателя
Шпицбергенской
комиссии
великого
князя
Константина
Константиновича,
освидетельствовал управляющий морским министерством вице-адмирал И. П. Тыртов. По
пути в норвежский порт Тромзе, где должны были собраться все участники экспедиции от
России и Швеции, было закуплено продовольствие, хозяйственный инвентарь и
строительное оборудование.
Лишь в полночь с 13 на 14 июня 1899 г. соединенная эскадра из пяти судов
покинула последний европейский порт Тромзе и взяла курс на Шпицберген 8. Русскую
команду возглавил научный руководитель экспедиции академик Ф. Н. Чернышев. Под его
началом были астрономы, геодезисты, врач, зоолог, фотограф и даже студент-натуралист
Петербургского университета. Вспомогательный отряд составляли 2 электротехника и
6 рабочих-норвежцев, нанятых в Тромзе, а также 8 матросов для помощи при пеших
передвижениях, подъемах на горы и установке сигнальных приборов. В распоряжении
русской экспедиции имелось два судна: военный транспорт «Бакан» и корабль «Ледокол2». Кроме того, для оперативных сообщений с континентом, доставки корреспонденции и
снабжения экспедиции углем был зафрахтован шведский грузовой пароход «Бетти».
РГИА. Ф. 538. Оп. 1. Д. 24. Л. 630. Шмидт Ф. Б. (1832–1908) — геолог и палеонтолог, почетный член
петербургских ученых обществ, академик ИАН; Баклунд О. А. (1846–1916) — астроном, ординарный
академик ИАН; Бредихин Ф. А. (1831–1904) — астроном, ординарный академик ИАН, директор
Пулковской обсерватории; Карпинский А. П. (1846/47–1936) — геолог, академик ИАН, директор
геологического комитета; Рыкачев М. А. (1840/41–1919) — генерал-майор флота, директор главной
физической обсерватории, академик ИАН; Голицын Б. Б. (1862–1916) — князь, приват-доцент московского
университета, академик ИАН; Чернышев Ф. Н. (1856–1914) — геолог и палеонтолог, председатель
отделения физической географии Императорского русского географического общества, академик ИАН;
Штубендорф О. Э. фон — генерал-лейтенант, начальник военно-топографического отдела Главного штаба;
Михайлов К. И. — генерал-лейтенант, начальник главного гидрографического управления морского
министерства, академик ИАН; Бонсдорф А. Р. (1839–?) — генерал-лейтенант, начальник топографической
съёмки Финляндии и С.-Петербургской губернии военно-топографического отдела Главного штаба, членкорреспондент ИАН.
6
Новое время. 1899. 9 (21) мая. № 8331. С. 4.
7
Цит. по: Дневники К. Р. С. 258.
8
Сведения о событиях, происходивших на Шпицбергене, заимствованы из статей участника экспедиции
В. В. Ахматова, опубликованных в журнале «Известия Русского Астрономического Общества» (СПб., 1901.
Вып. IX. № 1–3. С. 59-83; 1903. Вып. X. № 2–5. С. 80–114), а также из архивных источников и
периодической печати тех лет.
5
2
Приключения начались уже в дороге. Едва караван миновал Медвежий остров,
находящийся почти на полпути между Европой и Шпицбергеном, как на
путешественников опустился густой туман, заставивший суда двигаться на самом малом
ходу, все время перекликаясь сиренами. Когда туман рассеялся, шведы исчезли из зоны
видимости… Случай, заметим, весьма подходящий, чтобы и нам оставить в стороне
шведскую часть экспедиции (благополучно добравшуюся до места своего назначения) и
сосредоточиться на действиях российских исследователей.
По мере приближения русских кораблей к Шпицбергену, выяснилось, что запас
топлива на судах почти иссяк: угля едва хватило, чтобы дотянуть до берегов в заливе
Горн. Пришвартовавшись в гавани Госс, мореплаватели осмотрелись и нашли ее удобной
для устройства зимовки: прямо от берега в глубь острова простиралась ровная долина,
защищенная с востока и запада высокими горами. Восточную гору сразу же окрестили
горой Чебышева, в память о знаменитом математике Пафнутии Львовиче Чебышеве
(1821–1894), профессоре Петербургского университета, академике Императорской АН,
члене-корреспонденте множества ученых обществ Западной Европы. Западная вершина
была названа горой Савича в память о другом выдающемся ученом-астрономе — Алексее
Николаевиче Савиче (1810–1883), также академике Императорской АН, читавшем в
Петербургском университете лекции по астрономии и высшей геодезии.
Разбившись на две геодезические партии, участники экспедиции приступили к
обследованию ближайшей местности и отработке на ней исследовательских приемов и
опробованию приборов. Одна партия предприняла подъем на восточную от места
постройки зимовья гору Чернышева (выс. ок. 1000 м), другая выбрала западную гору
Савича.
У вершин гор на небольшом платó геодезисты разбили палатки. В течение недели
первые опыты наблюдений и замеров проводились при весьма неблагоприятных погодных
условиях: туман с горы почти не рассеивался, временами порывы бури готовы были
снести палатки. Температура при этом держалась в пределах +3°С. После того как
исследователи освоились на этом участке, «Ледокол-2» повез их к основным пунктам
измерительных работ. Обогнув остров Западный Шпицберген с севера, корабль прошел
через пролив Хинлопен, и далее в Стурфиорд до мыса Ли. То и дело «Ледокол-2»
упирался в мощные льды, с трудом преодолевая их. 25 июля корабль переправил из
Андерсоновской гавани к мысу Ли отряд астрономов, которые с помощью 16 рабочих с
неимоверными усилиями подняли специальное оборудование на вершину горы. При
сильном шторме и температуре ниже 0°С они ставили палатки, и отогревались в оленьих
мешках. Обе геодезические партии обитали на вершинах гор до конца летних работ, где
построили сигнальные вышки, частично выполнили необходимые астрономические и
геодезические наблюдения и сделали фотосъемку окрестностей.
Военный транспорт «Бакан» и «Ледокол-2» беспрерывно курсируя вдоль
побережий пролива Стурфиорд, переправляли исследователей из одного пункта в другой.
На очередном отрезке пути «Ледокол-2» наскочил на подводный камень и повредил
рулевую раму и киль, в результате чего маневренность экспедиции оказалась под угрозой.
Из-за этой аварии 17 августа 1899 г. участники экспедиции раньше запланированного
времени свернули работы на горных вершинах и отправились на зимовку в залив Горн,
чтобы до начала осенних бурь отпустить «Ледокол-2» на ремонт в Европу. 29 августа
корабль, на борту которого были академик Чернышев и собравший коллекционный
материал зоолог Бялыницкий-Бируля, ушел на континент.
Экспедиция оказалась отрезанной от всего мира на целых девять месяцев.
Зимовать осталось 19 специалистов во главе с начальником экспедиции
Д. Д. Сергиевским и вспомогательный отряд из 12 матросов — добровольцы 18-го
флотского
экипажа,
преимущественно
уроженцы
северных
губерний.
В
специализированных ателье Европы для них было сшито зимнее походное снаряжение.
Экспедиция предусмотрительно, с расчетом на непредвиденные обстоятельства,
3
заготовила двухлетний запас провианта. Кроме того, для перевозки по суше и подъема на
горы оборудования было закуплено полсотни дрессированных ездовых северных собак —
сибирских лаек — с запасом корма для них.
В течение лета в долине между горами Чебышева и Савича под наблюдением
экспедиционного врача Бунге было распланировано и осуществлено строительство всех
сооружений зимовья, необходимых для обеспечения быта и работы экспедиции в суровых
условиях полярной зимы. Основной жилой дом строился из сборных щитовых
конструкций системы финского общества «Сандвик», купленных в Гельсингфорсе (ныне
Хельсинки) и доставленных на Шпицберген кораблями вместе с экспедицией. Его стены
представляли собой двойной ряд деревянных щитов, между которыми набивался торф.
Жилые помещения и кают-компания обогревались массивными кирпичными печами, а в
кухне находилась плита для приготовления пищи. Рядом с домом была выстроена баня, а
по соседству с ней — автономная электростанция, динамо-машина которой снабжала
электричеством все поселение. Для магнитно-метеорологических наблюдений
предназначались два отдельно стоявших павильона: абсолютный и относительный, с
установленными в последнем магнитографом, вариационными приборами и подзорной
трубой. Астрономы располагали также двумя павильонами для своих инструментов и
небольшой постройкой со спектрографом, предназначенным для фотографирования
спектра северного сияния. Для наблюдения качания маятника с восточной стороны к
главному дому был присоединен утепленный парусиновый шатер, соединенный
электропроводкой с часами из кают-компании.
Обитатели зимовки присвоили своему поселению название Константиновка. По
этому поводу 29 декабря 1899 г. великий князь Константин Константинович не без
гордости записал в своем дневнике: «Академический обед у Донона9. Пили за мое
здоровье, как за переводчика „ Гамлета“, а также как за председателя Шпицбергенской
комиссии. Вспоминали тружеников науки в числе 19 членов комиссии, отрезанных более
чем на полгода среди непроглядной тьмы полярной ночи во льдах Шпицбергена в
поселке, в честь мою названного Константиновским»10. Об этом, равно как и о
наименовании
довольно
крупного
острова,
встречающего
мореплавателей,
приближающихся к Шпицбергену с юга, островом Великого Князя Константина,
председатель Шпицбергенской комиссии узнал, скорее всего, от академика
Ф. Н. Чернышева, прибывшего в Петербург на транспорте «Бакан» только в октябре
1899 г. 19 октября великий князь Константин Константинович посетил «Бакан», чтобы
лично поблагодарить капитана, офицеров и команду корабля за самоотверженную службу
на Шпицбергене. В каюте командира «Бакана» великий князь долго беседовал с
капитаном и офицерами судна об особенностях труда на архипелаге, рассматривая
фотографии видов Шпицбергена, исполненные лейтенантом «Бакана» Ф. А. Матисеном.
Тогда же председателю Шпицбергенской комиссии поднесены были в трех альбомах
240 снимков, на которых были запечатлены не только пейзажи архипелага, но и сцены
труда и быта исследователей11. Знаменательно, что именно в этот приезд, на следующий
день, после посещения «Бакана» председателем комиссии, для немногих, возвратившихся
вместе с Чернышевым, участников экспедиции и личного состава офицеров «Бакана»
устроен был в ресторане «Донон» так называемый «шпицбергенский» обед в присутствии
некоторых членов комиссии Академии наук по снаряжению экспедиции: академиков
О. А. Баклунда, А. Р. Бонсдорфа, К. И. Михайлова, Ф. Б. Шмидта, О. Э. Штубендорфа.
Имеется в виду ресторан «Старый Донон», располагавшийся на Английской наб., 36. Ресторан пользовался
исключительной популярностью у состоятельных петербуржцев и даже вошел в классику: «В этот день
Орлов и Зинаида Федоровна обедали у Контана или у Донона» (Чехов А. П. «Рассказ неизвестного
человека» (Полное собрание сочинений. М.-Л., 1931. Т. 7. С. 279)).
10
Дневники К. Р. С. 280.
11
См.: «Бакан» в Петербурге //Новое время. 1899. 27 октября. С. 3.
9
4
Воодушевление собравшихся в «Дононе» было так велико, что все единодушно
постановили ежегодно в этот день и в этом ресторане устраивать «шпицбергенский» обед.
А на Шпицбергене тем временем экспедиция работала в условиях полярной ночи.
С ее наступлением участились жестокие штормы, бушевавшие иногда по два-три дня.
Сила ветра при этом доходила до 40 м/сек. Штормы сопровождались разрушениями:
ломало аппараты для определения силы ветра, уносило все, что было ненадежно
закреплено, с термометрической будки снесло тяжелую крышу. Для регистрации
показаний многочисленных приборов, установленных снаружи, приходилось каждый час
чуть ли не ползком пробираться к ним, укрываясь от смерча из песка, камней и колючего
снега. В течение зимы температура воздуха резко менялась в зависимости от направления
ветра: то падала до –10°–20°С, то поднималась выше 0°С. 5 сентября 1899 г. наблюдалось
первое северное сияние, которое затем часто повторялось. Регулярным
фотографированием удалось впервые зафиксировать все фазы этого явления. В ноябре
район стоянки стали посещать белые медведи, иногда подходившие к самому дому. С
наступлением светлого времени они все чаще стали появляться на заливе. Медведи
причиняли немало беспокойств экспедиции, от них приходилось отстреливаться. За все
время зимовки 12 медведей было убито и один медвежонок взят живьем. Он содержался в
одной из будок до устройства особой клетки, а по прибытии весной грузового парохода
«Рюрик», доставившего топливо и почту, отправлен на нем в Петербург и сдан в
Зоологический сад.
8 февраля 1900 г. после четырехмесячного отсутствия взошло солнце.
Одновременно наступили холода, и пришла продолжавшаяся весь март настоящая зима с
понижением температуры до –31,6°С. Лишь спустя два месяца солнце перестало заходить
за горизонт и заметно потеплело.
В середине апреля зимовщики предприняли многосуточное путешествие по
материковому льду к горным вершинам, чтобы продолжить измерительные работы.
Восьмичасовые переходы в сопровождении собачьих упряжек отрабатывались заранее.
Караван состоял из двух саней-нартов, ведомых восемью собаками по центру и тремя
матросами по бокам. Впереди шел проводник, за которым, не уклоняясь, следовала
передовая лайка. На привале собак выпрягали и кормили сушеной треской. Тем временем
разбирались возы и ставились палатки, в которые вносили оленьи шкуры и спальные
мешки. Снаружи разжигали керосиновые кухни, варили похлебку из консервов, пили
крепкий чай с ржаными сухарями. На ночевку с головой заворачивались в спальные
мешки. После 10–12-часового сна заправлялись свежесваренной кашей и снова двигались
семь-восемь часов пути без остановки. Ориентировались по карте, звездам и другим
приметам, а при туманной погоде придерживались маршрута лишь по компасу.
В конце мая 1900 г. на Шпицберген прибыли военный транспорт «Бакан» и
отремонтированный «Ледокол-2». Начался второй летний экспедиционный сезон. На это
лето для доставки из Тромзе на Шпицберген топлива и для перевозки экспедиционной
корреспонденции зафрахтовали частный шведский пароход «Рюрик», который в прежний
сезон служил шведской экспедиции. Корабли привезли в Константиновку новые приборы
для астрономических и геодезических работ, дополнительные запасы консервов и корм
для сибирских лаек. Научное руководство всеми работами по-прежнему осуществлял
Ф. Н. Чернышев. Работы по созданию опорных пунктов на обледенелых высотах, которые
геодезическими измерениями следовало связать в единую систему, значительно
увеличивавшую дугу меридиана, продолжались до начала августа. Дальше продолжать
измерения в этом сезоне не имело смысла, так как Стурфиорд, по берегам которого
находились главные горные вершины с сигналами, был полностью блокирован льдом.
Ф. Н. Чернышев принимает решение свернуть работы и готовиться к возвращению на
континент.
26 августа 1900 г. почти все экспедиционные суда собрались в бухте Решерш
залива Бельзунд. На следующий день доктор А. А. Бунге отправил в Академию наук
5
телеграмму: «„Recherche-Bay“. 27 августа. Все работы вследствие льдов прерваны.
Стурфиорд недоступен. Горнзунд загроможден льдом, но зимовка снята вовремя. <…>
Капитан Сергиевский только что прибыл на „Рюрике“. Жду остальных судов. Все в
постоянной, но тщетной борьбе со льдами утомлены, но здоровы»12. Взяв на борт всех
участников российской экспедиции с их снаряжением, «Бакан» и «Ледокол-2» снялись с
якоря и отправились в Европу. 1 сентября 1900 г. экспедиция возвратилась на материк, а
8 октября участников экспедиции торжественно встречали в Санкт-Петербурге. Великий
князь Константин Константинович, не имея возможности лично присутствовать при
встрече, направил приветственную телеграмму:
«Прошу передать доблестным участникам Шпицбергенской экспедиции, что,
искренно скорбя о невозможности принять участие в их встрече Императорскою
Академиею наук, я мысленно присутствую при радостном торжестве. От всей души
приветствую самоотверженность тружеников науки и горячо благодарю Бога за
сохранение их целыми и невредимыми среди бесчисленных, но мужественно
перенесенных невзгод, лишений и опасностей. Константин»13.
Встречал исследователей вице-президент Академии наук П. В. Никитин, который в
тот же день коротко сообщил об этом событии в докладе своему шефу:
«Ваше Императорское Высочество.
<…>
Сегодня на „Онеге“ собрались довольно многие академики, управляющий
Министерством народного просвещения и жены некоторых участников экспедиции.
Встретив суда экспедиции при выходе из Морского канала, проводили их до Петербурга,
а затем перешли сперва на „Бакан“, потом на „Ледокол-2“. Там и тут я прочитал Вашу
приветственную телеграмму и позволил себе от Вашего имени благодарить офицеров и
команду судов: по единодушным отзывам, экспедиция многим обязана усердному
содействию, выносливости и отваге моряков. Повинуясь общему горячему желанию
участников торжества, я отправил Вашему Высочеству телеграмму, которую Вы,
вероятно, получили в день торжественной встречи. <…>. Прошу Ваше Высочество
великодушно меня извинить за то, что, не спросив Вашего разрешения, я, вследствие
просьбы репортеров нескольких газет, осмелился дозволить им обнародовать Вашу
телеграмму: без нее отчеты о торжестве были бы лишены лучшей своей части.
<…>
С чувством глубочайшего высокопочитания имею честь быть Вашего
Императорского Высочества всепреданнейший слуга
Петр Никитин»14.
Почти все работы, запланированные Шпицбергенской комиссией Императорской
Академии наук для российской экспедиции, в общих чертах были выполнены, за
исключением тех измерений, которые были сорваны мощным ледоставом. Для устранения
этих пробелов требовался еще один летний экспедиционный сезон. Результаты всех
наблюдений, производившихся во время экспедиций, фиксировались в журналах, копии
которых отправлялись в Петербург и в Стокгольм регулярно курсировавшим
транспортным судном «Рюрик». На основе геодезических, триангуляционных и
астрономических измерений составлялись таблицы к подробной карте южной сети
Шпицбергена, которую предполагалось издать после окончательной проверки и
уточнения ряда параметров. Грандиозный объем работ, уже проделанных экспедицией
Императорской Академии наук, и полная независимость в действиях от участников
Новое время. 1900. 1 сентября. № 8805. С. 3. Хроника.
Возвращение Шпицбергенской экспедиции // Новое время. 1900. 9 октября. № 8843. С. 2
14
ПФААН. Ф. 6. Оп. 1. Д. 18. Л. 97–98. Цит. по: Соболев В. С. Августейший президент. Великий князь
Константин Константинович во главе Императорской Академии наук. 1889–1915 годы. СПб., 1993.
Приложение. С. 120-121.
12
13
6
шведской экспедиции, позволили отнести выполненную работу по градусному измерению
южной части дуги меридиана на Шпицбергене целиком в заслугу российской экспедиции.
Великий князь Константин Константинович счел своим долгом отметить этот
важный этап работы торжественным приемом в Мраморном дворце всех членов
Шпицбергенской комиссии и участников экспедиции, а также капитанов кораблей
«Бакан» и «Ледокол-2». На званый обед, назначенный на 23 ноября 1900 г.,
заблаговременно были заготовлены и разосланы с курьерами персональные красиво
оформленные приглашения. В Управлении Гофмаршальской части Императорского двора
для обслуживания обеда затребованы две дюжины лакеев в официантском платье. В
архивных документах, к сожалению, не уточняется, в каком зале Мраморного дворца
происходил торжественный прием гостей. Можно предположить, что из двух самых
обширных помещений — Белого (400 кв. м) и Мраморного (167 кв. м) залов — был
выбран последний, хотя бы потому, что его окна выходят на простор Невы — пейзаж,
приятный сердцу большинства гостей, так или иначе связанных с морем, к которому был
причастен и сам хозяин дворца, прошедший в юности основательную морскую выучку.
Места за столом, расставленным скобой, распределялись заблаговременно. Во
главе стола сидел Августейший председатель Шпицбергенской комиссии и хозяин дворца
великий князь Константин Константинович. Напротив него сверкала бриллиантами и
остроумными репликами великая княгиня Елисавета Маврикиевна. На одном торце стола
(справа от Константина Константиновича) восседал распорядитель стола, контр-адмирал
И. А. Зеленой, он
же
заведующий
великокняжеским двором Константина
Константиновича, старейший служитель великокняжеской семьи, еще в 1865 г. в чине
лейтенанта взятый ко двору флаг-офицером великого князя Константина Николаевича и
воспитателем его сына Константина Константиновича. Он, правда, не состоял в
Шпицбергенской комиссии, но был действительным членом Русского астрономического
общества, как и ряд гостей на этом приеме. На другом торце стола сидел директор главной
Пулковской обсерватории академик О. А. Баклунд, нелюбимый Константином
Константиновичем с самого начала своей президентской карьеры: великий князь
поддерживал кампанию по борьбе с засильем иностранцев в Академии наук и противился
избранию «шведа Баклунда» на вакантное место директора Пулковской обсерватории.
Уговорить великого князя удалось лишь академику Ф. А. Бредихину, который в
приватной беседе с Константином Константиновичем в Мраморном дворце 29 января
1890 г. настаивал на том, что в Пулковской обсерватории «Баклунд единственный, кто мог
бы заменить Струве». Сам Ф. А. Бредихин, которого президент Академии наук хотел
видеть директором обсерватории, остро переживал тогда самоубийство сына, и не
соглашался на «пулковское заточение»15. Он также присутствовал на званом обеде и сидел
по правую руку великой княгини Елисаветы Маврикиевны. По левую руку хозяйки дворца
восседал украшенный аксельбантами и орденами генерал-лейтенант, начальник военнотопографического
отдела
военно-ученого
комитета
Главного
штаба
О. Э. фон Штубендорф. На приеме в лице академиков представлен был широкий спектр
наук и научных учреждений. Так, кроме уже упомянутых, по правую руку председателя
Комиссии сидел начальник главного гидрографического управления морского
министерства академик К. И. Михайлов, а по левую руку — директор геологического
комитета Академии наук академик А. П. Карпинский. Рядом с Карпинским сидел
директор физического комитета ИАН экстраординарный академик князь Б. Б. Голицын, а
рядом с Михайловым — выдающийся геолог и палеонтолог академик Ф. Н. Чернышев,
имевший многолетний стаж экспедиционной деятельности в разных уголках России — от
Южного Урала и Донецкого бассейна до острова Новая Земля. Самой престижной из
многочисленных наград и премий, полученных им за свои научные труды, он почитал
высшую Константиновскую медаль Императорского Русского географического общества,
15
Дневники К. Р. С. 150.
7
учрежденную великим князем Константином Николаевичем, бессменным председателем
этого Общества со времени его основания в 1845 г. до своей кончины в 1892 г.16 На
Шпицбергене Чернышев лично возглавлял геодезическую партию и сделал свыше
70 панорамных снимков местности при помощи громоздкой фотокамеры.
Среди приглашенных в Мраморный дворец находились и другие участники
экспедиции: астрономы и физики-метеорологи, начальник экспедиции капитан
Д. Д. Сергиевский, экспедиционный врач А. А. Бунге.
Между присутствующими на обеде оказались две загадочные фигуры. В архивных
бумагах, где имеется лишь черновой набросок схемы посадки за столом, они обозначены
как С. Корф и Л. Корф. Расшифровать одну из них удалось благодаря мемуарам сына
К. Р — князя Гавриила Константиновича. 17 февраля 1901 г. на празднике, посвященном
дню Первого Кадетского корпуса (где учился старший брат Гавриила — князь Иоанн
Константинович), «в громадном корпусном зале, который считался одним из самых
больших в Петербурге <…> была устроена ложа для матушки, в которой она стояла со
своей фрейлиной, баронессой С. Н. Корф»17. Следовательно, С. Корф была фрейлиной
хозяйки праздничного стола великой княгини Елисаветы Маврикиевны.
Для разгадки другого персонажа — Л. Корф, которого в равной степени можно
было представить как мужчиной, так и женщиной, — потребовалось сопоставить ряд
источников. Так, 5 января 1896 г. великий князь Константин Константинович записывает:
«Был у меня церемониймейстер Барон Корф, женатый на сестре нашей Луизы
Константиновны и просил похлопотать о назначении его со временем директором
Эрмитажа»18. В другом месте, на пригласительном билете к завтраку в Мраморном дворце
15 февраля 1899 г., карандашом среди имен приглашенных вписано: «Бар. Л. К. Корф»19.
Наконец, в «Адресе-календаре на 1901 год» первой среди придворных Елисаветы
Маврикиевны обозначена «Гофмейст., и. д. Бн.20 Луиза Конст. КОРФЪ». Сопоставив эти
источники, получим одно и то же лицо — баронессу Луизу Константиновну Корф. Вот
она-то и присутствовала на званом обеде 1900 г. в качестве гофмейстерины великой
княгини Елисаветы Маврикиевны.
К сожалению, званый обед в Мраморном дворце не нашел отражения в прессе того
времени. Тем не менее, некоторое общее представление о застольных речах можно
получить, обратившись к устроенному неделей ранее, 15 октября, Императорской
Академией Наук в ресторане «Донон» праздничному обеду в честь участников
Шпицбергенской экспедиции, послужившему своего рода репетицией к приему в
Мраморном дворце. На «Шпицбергенском» обеде у «Донона» присутствовало до
40 приглашенных лиц, причем, были все участники будущего застолья у великого князя,
за исключением самого Константина Константиновича и дам. Это событие попало на перо
обозревателя газеты «Новое время», который в обтекаемой, правда, форме, достаточно
сдержанно и несколько официально посвящает читателя в мир праздничного застолья:
«Обед отличался оживлением и задушевностью провозглашенных тостов. От имени
Академии Наук экспедицию приветствовал в прочувствованной речи академик
Ф. Н. Чернышев. Тосты: за здоровье Его Величества Государя Императора,
провозглашенный вице-президентом Академии Наук П. В. Никитиным, и за его
высочество великого князя Константина Константиновича, провозглашенный
непременным секретарем Академии Наук ген.-лейт. Н. Ф. Дубровиным, вызвали среди
присутствующих восторженное „ура“. Также с восторгом были встречены тосты за
Пятидесятилетний юбилей Императорского Русского географического общества // Нива. 1896. № 3. С. 65–
66.
17
Гавриил Константинович, великий князь. В Мраморном дворце: Из хроники нашей семьи. СПб. —
Дюссельдорф, 1993. С. 34.
18
Дневники К. Р. С. 207.
19
РГИА. Ф. 537. Оп. 1. Д. 1030. Л. б/н.
20
Гофмейстерина, исполняющая должность – Баронесса Луиза Константиновна Корф.
16
8
экспедицию и моряков, так много потрудившихся и содействовавших успехам
экспедиции. В оживленной, интересной беседе за общей трапезой время шло незаметно, и
обед затянулся до полуночи»21.
В Мраморном дворце также можно представить обстановку на званом обеде вполне
непринужденной, а разговоры, учитывая наличие за столом лиц прекрасного пола, более
изысканными, так как, согласно этикету, в присутствии дам сугубо мужских и
узкопрофессиональных разговоров вести не полагалось. Ученые разговоры оставляли для
заседаний комиссий, здесь же, скорее всего, делились впечатлениями о нелегкой жизни в
экспедиционных условиях на Шпицбергене, припоминали различные эпизоды,
приукрашивая их фантастическими деталями. Вспоминали, конечно, о том, как астроном
Васильев чуть не попал в лапы медведя, бродившего окрест зимовья. Возвращаясь
однажды с лыжной прогулки, он принял издали зверя за сибирскую лайку и только в
нескольких шагах от него понял оплошность, бросил лыжи и наутек бросился к
ближайшему сараю. Медведь отвлекся на лыжи и был жестоко обманут. Или случай во
время одной из ночевок исследователей на борту транспорта «Бакан», находившегося на
якорной стоянке. Как-то ночью налетел внезапно страшный шквал, сваливший членов
экспедиции со своих коек и опрокинувший многие предметы, в том числе банку с
проявителем для фотопластинок с верхней полки на голову академика Ф. Н. Чернышева.
А впечатления от северного сияния, озарявшего Константиновку в пору полярной ночи…
Да мало ли ярких эпизодов накопилось у тружеников науки за много месяцев
существования в экзотических условиях природы заполярного круга, которые были
крайне интересны всем участникам застолья!
Этот званый обед у великого князя Константина Константиновича в Мраморном
дворце, надо полагать, навсегда запомнился участникам экспедиции, которым предстояло
провести на Шпицбергене еще один нелегкий летний сезон для устранения «белых пятен»
и полного завершения работ по градусному измерению.
К последнему броску на Шпицберген готовились особенно тщательно. Решено
было увеличить состав экспедиции во главе с академиком Ф. Н. Чернышевым. Для
зарисовок видов архипелага в нее даже был включен студент Императорской академии
художеств, будущий академик архитектуры В. А. Щуко. Вспомогательный отряд
укомплектовали двумя электротехниками, 12 матросами, откомандированными Морским
министерством, и 17 вольнонаемными мезенскими и архангелогородскими поморами.
Экспедицию оснастили самой современной аппаратурой: инструментами фирмы Траутона
и Симса с микроскопами, позволяющими регистрировать градусные измерения до секунд,
приобретенным у механика Штукрата в Потсдаме новейшим прибором для
метеорологических исследований. Разрабатывалось несколько вариантов маршрутов по
Шпицбергену, в том числе и сухопутные переходы на собачьих упряжках, ведомых
шестьюдесятью сибирскими лайками. На верфи Романова в Петербурге по специальному
проекту были заказаны две ледовые шлюпки с приспособлениями для перетаскивания
через ледяные поля. На случай тяжелых льдов в распоряжение экспедиции предоставлен
ледокол «Ермак», управляемый вице-адмиралом С. О. Макаровым.
8 мая 1901 г. «Ледокол-2», погрузив на борт участников экспедиции и всю
хозяйственную часть, отправился из Петербурга в норвежский порт Дронтгейм22, где
должны были сосредоточиться экспедиционные суда. По пути «Ледокол-2» сделал запасы
консервированного продовольствия в датском порту Копенгагене. К концу мая суда и
члены экспедиции перебазировались в Тромзе, куда из Ньюкастля23 после технического
осмотра прибыл и ледокол «Ермак».
Наконец, все приготовления были закончены, и 2 июня 1901 г. из гавани Тромзе
«Ледокол-2» с транспортом «Бакан», сопровождаемые ледоколом «Ермак», взяли курс на
Новое время. 1900. 17 октября. № 8851. С. 4. Хроника.
В современной транскрипции — Тронхейм.
23
В современной транскрипции — Ньюкасл
21
22
9
Стурфиорд. В течение всего перехода, длившегося почти трое суток, участников
экспедиции преследовала штормовая погода. Ураганный ветер и гигантские волны
подвергали суда и все живое на них неимоверным испытаниям: могучий «Ермак» почти
ложился на бок, а «Ледокол-2» черпал бортами так, что заливало люки, которые пришлось
задраить. Не заходя в Константиновку, суда направились прямо в Стурфиорд — к
опорным пунктам незавершенной триангуляционной сети. Закончив проводку судов к
месту назначения, «Ермак» покинул воды Шпицбергена.
Через несколько дней экспедиция встречала транспорт «Бакан» и пароход «Рюрик»
с академиком О. А. Баклундом, пожелавшим лично возглавить работы по разбивке
базисной сети на равнине у подножия Уэльс-Пойнта. Эту равнину исследователи назвали
Русской, обнаружив на берегу небольшой бухты остатки исчезнувшего русского
промыслового селения24. Другие участники похода, снова разбившись на геодезические
партии, пробивались по запланированным маршрутам к горным вершинам, поднимая на
них оборудование с помощью собачьих упряжек. Астрономы работали наверху при
температуре чуть выше +3°, ночуя в палатках. С горы наблюдали не только сигналы
дальних вершин, но и стада северных оленей и бродячих медведей. Завершив наблюдения
на одних вершинах, астрономы водным путем либо на собаках передвигались к другим
горам, уточняя прошлогодние измерения. Они работали на вершинах гор при штормовой
погоде и ветре с метелью при периодически набегавшем тумане. Наблюдения и фиксацию
сигналов в радиусе до 65 км приходилось вести чаще всего в ночные часы в косых лучах
висящего над горизонтом солнца, когда прояснялось небо.
В конце июля, после обработки сигналов по восьми направлениям и завершении
астрономических наблюдений, под проливным дождем снимали с горы с помощью
матросов экспедиционное оборудование и разбивали палатки на берегу пролива. В
палатках переодевались в сухую одежду, согревались чаем с коньяком и мгновенно
засыпали в спальных мешках. За почтовыми сообщениями ездили на собаках в бухту
Агард, где был выложен в камне так называемый гурий, внутри которого располагалась
контора, хранившая почту, переданную на «Бакан» с транспорта «Рюрик». На одном из
становищ существовала специально оборудованная лечебница для больных собак. От
постоянных, интенсивных и длительных передвижений по торосистому льду с
тяжелогружеными санями собаки выбивались из сил, часто не в состоянии были
держаться на израненных лапах, несколько собак околели. Травмированных собак с
пораненными лапами, оставляющими на всем пути кровавые следы, отправляли в эту
лечебницу.
Интенсивные работы по градусному измерению продолжались и большую часть
августа. По завершении научных наблюдений астрономы совершили сложный переход на
собаках по ледяным торосам к побережью Стурфиорда, где топографы вели
запланированную съемку берегов, а офицеры транспорта «Бакан» измеряли глубину дна в
поисках удобных подходов к берегам.
За весь сезон 1901 г. участники экспедиции не имели постоянной стоянки: они
жили либо в палатках, либо на борту «Ледокола-2» или «Бакана». Если топливо для
кораблей привозил из Тромзе транспорт «Рюрик», то пресную воду добывали прямо на
Шпицбергене. Источником ее служил гигантский ледник — глетчер Негри. Корабли
приближались к глетчеру на безопасное расстояние, матросы подгоняли пустую шлюпку к
ледниковой речке, наполняли ее до краев водой и затем насосы перекачивали чистейшую
воду в судовые баки.
Этот поселок еще в 1827 г. видел норвежский геолог Б.-М. Кейлхау (1797–1858). Следы пребывания
русских промысловиков на Шпицбергене встречались повсюду. В бухте Решерш (в заливе Бель-зунд),
например, участники экспедиции видели нижние венцы срубов не менее 20 домов XVII–XVIII вв. До начала
XIX в. норвежцы появлялись на Шпицбергене при содействии русских поморов. С 1822 г. они стали плавать
в архипелаг самостоятельно, истребляя при этом следы русских поселений.
24
10
Объявив наконец полевые работы по градусному измерению завершенными,
Ф. Н. Чернышев предложил до возвращения на континент навестить в заливе Горнзунд
безлюдный поселок Константиновку — место прежней зимовки экспедиции. 25 августа,
после многочасового бурного плавания из пролива Стурфиорд в Горн, обогнув с юга
остров Великого Князя Константина, участники экспедиции оказались в поселке
Константиновка. Они нашли строения почти не тронутыми. Самый большой ущерб
стихия нанесла покрытиям: с домика возле бани, где была электростанция, снесло крышу;
с крыши жилого дома была сорвана изоляция. Небольшие повреждения крыши на самой
бане были ликвидированы, и весь личный состав экспедиции последний раз
воспользовался цивилизованной помывкой на Шпицбергене.
28 августа 1901 г. утром корабли снялись с якоря и покинули Шпицберген. Через
два дня участники экспедиции прибыли в гавань Тромзе и немедленно отправили в
Петербург телеграмму: «Русская часть дуги от 76°30´ до 79° измерением кончена»25.
7 октября 1901 г. они на транспорте «Бакан» появились в водах Финского залива. В
тот же день корабль посетил великий князь Константин Константинович и лично
поздравил участников экспедиции с успешным завершением программы исследований и
благополучным возвращением на родину. А еще через несколько дней он чествовал
героев Шпицбергенской эпопеи у себя в Мраморном дворце, о чем появилось краткое
сообщение в разделе «Хроника» газеты «Новое время»:
«11 октября 1901 года в 7 часов вечера в Мраморном дворце у их императорских
высочеств великого князя Константина Константиновича и великой княгини Елисаветы
Маврикиевны состоялся обед, на который были приглашены члены Высочайше
учрежденной комиссии по градусным измерениям на островах Шпицбергена: директор
Николаевской главной астрономической обсерватории академик О. Баклунд, академик
Ф. А. Бредихин, академик Ф. Б. Шмидт, директор геологического комитета академик
А. П. Карпинский, ген.-лейт. О. Э. фон-Штубендорф, директор Николаевской главной
физической обсерватории академик М. А. Рыкачев, академик Ф. Н. Чернышев, академик
князь Б. Б. Голицын и ген.-лейт. А. Р. Бонсдорф; астрономы — А. С. Васильев,
А. Д.Педашенко, В. В. Ахматов, А. А. Кондратьев и А. П. Ганский; топографы —
кап. М. М. Зигель,
шт.-кап. П. П. Емельянов
и
А. В. Клементьев;
зоолог
М. Н. Михайловский, студент-натуралист О. О. Баклунд и студент-художник В. А. Щуко;
офицеры транспорта „ Бакан “ с командиром кап. 2 ранга С. П. Степановым и командир
„Ледокола-2“ И. К. Якимович»26.
Большинству членов Шпицбергенской комиссии и экспедиции посчастливилось
побывать в Мраморном дворце на этом торжественном приеме вторично и сравнить свои
впечатления с незабываемым первым званым обедом, устроенным во дворце 23 ноября
1900 г. Традиционный сбор участников экспедиции в ресторане «Донон» также не был
пропущен: товарищеский обед состоялся 15 октября 1901 г. в 6 часов вечера.
К середине 1902 г. закончилась кропотливая работа по обработке, анализу и
обобщению всех экспедиционных материалов. Достигнута основная цель экспедиции: на
архипелаге Шпицберген в пределах между 76°30' и 80°50' северной широты создана
единая триангуляционная сеть, в которую математически точно вписаны координаты дуги
меридиана, имеющей размеры 4½°. Результаты исследований были представлены не
только в виде подробнейших таблиц и графиков, но и изображены на карте под названием
«Северный Ледовитый океан. Шпицберген. Район работ экспедиции Российской
Академии Наук по измерению дуги меридиана в 1899–1901 гг.», изданной на французском
языке27. Вместе с тем, были выполнены важнейшие астрономические и
метеорологические наблюдения и фотографирование различных явлений природы,
Новое время. 1901. 9 октября. № 9195. С. 3.
Новое время. 1901. 14 октября. № 9200. С. 3.
27
В Отделе картографии РНБ под шифром ОК/4–Арк/4-5 имеется переизданный в 1920-х гг. Научнотехническим отделом ВСНХ экземпляр на 3-х л.
25
26
11
включая северное сияние и спектр его излучения. Кроме того, специалисты других
отраслей науки, участвовавшие в экспедиции, выполнили зоологические, геологические и
прочие естественноисторические исследования, благодаря чему, помимо главной задачи,
экспедиция по градусному измерению внесла крупный вклад в географическое познание
земного шара, обстоятельно обследовав одну из отдаленных его частей. За все время
экспедиции на территории Шпицбергена было сделано более тысячи фотографических
снимков, и в последний сезон около 40 этюдов с натуры написал студент Академии
художеств В. А. Щуко.
Четверть века спустя в 1923 г. немецкий исследователь полярных путешествий
Курт Гассерт отметил: « <...> важнейшим событием в истории исследования Шпицбергена
и научным достижением первостепенной важности является градусное измерение,
произведенное с 1898-го по 1902-й годы шведской и русской экспедициями <...>. Русские,
которым была поручена триангуляция главного острова, справились со своей задачей уже
летом 1901 г., между тем как шведы, работавшие на северо-восточном острове и его
северном продолжении, ввиду неблагоприятных климатических условий могли закончить
измерения лишь летом 1902 г., установив связь с русской сетью измерений. Результатом
пятилетних работ явилось измерение дуги меридиана длиной в 460 километров. Чтобы
составить себе представление о точности этой работы, достаточно указать на то, что при
измерении базиса длиной в 6225 метров возможная ошибка не могла превышать
7,2 миллиметра. Кроме того, эти экспедиции произвели всевозможные другие работы
географического, и естественнонаучного характера <...> ». «Подобно Гренландии,
Шпицберген следует считать теперь наиболее подробно обследованной полярной
страной», — делает заключение Гассерт28.
Большая заслуга в осуществлении программы исследований Шпицбергена,
безусловно, принадлежала президенту Императорской академии наук великому князю
Константину Константиновичу. Возглавив Шпицбергенскую комиссию, он принимал
непосредственное участие в разработке стратегии исследований и градусных измерений,
постоянно следил за ходом работ, заботился о снаряжении экспедиции и снабжении ее
участников продовольствием и новейшим оборудованием. Его роль была оценена по
достоинству: в июле 1902 г. Шведская Академия наук избрала его в почетные члены, а в
декабре Высочайшим повелением российского императора ему был вручен
изготовленный на Монетном дворе нагрудный знак в память окончания градусного
измерения на островах Шпицбергена29. Его именем была названа зимовка русской
экспедиции на Шпицбергене и остров в южной части архипелага.
28
29
Гассерт К. История полярных путешествий. Берлин, 1923. С. 88-89.
Послужной список. С. 177–178.
12