КОРЕЙСКИЙ ФОНД
А.Ф.Троцевич
ИСТОРИЯ КОРЕЙСКОЙ
ТРАДИЦИОННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
(до XX в.)
Учебное
пособие
Издательство Санкт-Петербургского университета
2004
ББК 83.3(5Кор)
Т76
Троцевич А.Ф.
Т76
История корейской традиционной литературы (до
XX в.): Учебное пособие — СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун­
та, 2004. — 323 с.
ISBN 5-288-03532-6
ББК 83.3(5Кор)
Работа выполнена при финансовой поддержке Корейского Фонда
(Korean Foundation, Seoul)
©
©
I S B N 5-288-03532-6
А. Ф. Троцевич, 2004
Издательство
С.-Петербургского
университета, 2004
Памяти сына
ВВЕДЕНИЕ
Это учебное пособие выросло из моих лекций по истории корейской
традиционной прозы, которые я с 1952 по 2002 гг. читала студентам Вос­
точного факультета в С.-Петербургском государственном университете.
Историю литературы прежде всего следует разделить на периоды. В
корейском литературоведении эти периоды связывают с временем суще­
ствования ранних государств на полуострове, а затем — правления дина­
стий. Соответственно корейские исследователи литературы выделяют три
больших периода: трех государств и Силла (до X в.), Коре (X-XIV вв.) и
Чосон [Ли] (XIV — нач.ХХ вв.). Этой традиционной периодизации рос­
сийское востоковедное литературоведение пробовало оказать сопротив­
ление. В 60-х годах на эту тему развернулась дискуссия, которая, однако,
не имела реальных результатов. Даже в академическом издании «Истории
всемирной литературы» (1983-1989 гг.), где есть главы, посвященные
Корее, вся литература разделена просто по векам. А исследователи куль­
туры Дальнего Востока сохраняют верность периодизации по династиям.
В самом деле, в Корее воцарение новой династии всегда было связано с
периодом смут и перемен в духовной жизни страны. Литература, естест­
венно, жила в русле этих перемен, а подчас и предвосхищала их: каждый
период выдвигал свои приоритетные темы, выделялся в истории литера­
туры пристрастием к разным видам и жанрам. Например, династия Коре
была знаменита историческими сочинениями и поэзией на китайском
языке, а Ли — развитием национальных жанров поэзии и прозы. Поэтому
здесь в качестве основы предложена принятая в Корее традиционная пе­
риодизация истории литературы.
I. Ранняя литература (период трех государств и Силла — до X в.);
II. Литература Коре (918-1392): первый период (X в. — первая поло­
вина XII в.), второй период (конец XII в. — XIV в.);
III. Литература Ли (1392-1910): первый период (XV-XVI вв.), второй
период (XVII-XVIII вв.), третий период (XIX в.). Для характеристики
литературы периода Ли потребовалась дополнительная периодизация по
векам, поскольку каждое столетие порождало новые жанры и новые те­
мы. Не следует, однако, забывать, что появление «нового» вовсе не озна­
чало непременное исчезновение «старого». Они всегда сосуществовали,
взаимно дополняя друг друга и перетекая одно в другое. Поэтому надо
заметить, что такие дробные деления весьма условны, и границы между
периодами оказываются довольно зыбкими. Литературу, как и всякий
3
«живой организм», невозможно разрубить на отдельные куски и при этом
не нарушить представления о целом. Попытки такого расчленения пред­
принимаются просто для удобства изложения материала.
Внутри этих периодов очерки творчества писателей и характеристи­
ки отдельных произведений расположены в хронологическом порядке,
они распределены по языковому признаку в зависимости от того, написа­
ны сочинения по-корейски или по-китайски, а затем — по видам и жан­
рам.
После рассказа о каждом периоде предложен список литературы на
русском и западно-европейских языках, куда включены переводы произ­
ведений и монографии, посвященные памятникам словесности данной
эпохи. Переводы на русский язык избранных произведений корейской
литературы (поэзии и прозы) помещены в специальном разделе «Хресто­
матия».
Корейская литература является частью дальневосточного культурно­
го комплекса, и это определило многие ее особенности — прежде всего
письменность и язык. Уже в первых веках нашей эры корейцами были
заимствованы китайская иероглифическая письменность и язык, который
и по фонетической системе, и по структуре совершенно не похож на ко­
рейский. Вместе с иероглифом пришло и его звучание, на корейской язы­
ковой почве оно модифицировалось в соответствии с фонетической сис­
темой корейского языка. На китайском языке создавались произведения
корейской прозы и поэзии. Вплоть до конца XIX в. он оставался офици­
альным «государственным языком» документов, исторических и фило­
софских трактатов и литературы вообще, хотя в XV в. было создано соб­
ственное, очень легкое для запоминания буквенное письмо, знаки которо­
го точно соответствовали звукам речи корейского языка. В произведени­
ях, появившихся после XV в., лексика китайского происхождения стала
иногда записываться не иероглифами, а в «корейском чтении» — буквен­
ной графикой.
Не следует думать, что до создания национального алфавита не су­
ществовало письменной литературы на корейском языке. Еще в древно­
сти корейцы пытались приспособить иероглифическое письмо для записи
текстов на родном языке: Для этого иероглиф обычно использовался как
фонетический знак, но «фонетическая роль» иероглифа не была закреп­
лена строгой упорядоченной системой. Каждый автор выбирал для записи
корейского слова китайский знак по своему вкусу (а количество исполь­
зуемых иероглифов насчитывает не одну тысячу), и сохранившиеся тек­
сты, записанные таким способом, теперь очень трудно расшифровать. Да
и в те времена, думаю, читались они совсем не легко.
Таким образом, изначально корейская литература создавалась на
двух языках, при этом на ранних этапах произведения, написанные покорейски и по-китайски, считались равноценными и не разделялись по
степени их совершенства и «благородства». Это произошло позднее: со4
чинения, написанные на корейском языке, стали восприниматься как
«низкие», а на китайском — как «высокие». Существовало только пред­
почтительное использование того или иного языка для разных типов со­
чинений, например, для текстов, связанных с местной культурой— ко­
рейский, для официальных исторических сочинений— китайский. Пре­
небрежительное отношение к родному языку как «вульгарному» появи­
лось гораздо позднее, только во времена правления династии Ли.
В этот период среди ученого сословия было распространено мнение,
что писать на корейском языке пристало простолюдинам, истинная лите­
ратура могла быть создана только на китайском языке. Однако после по­
явления национальной письменности, особенно во второй половине прав­
ления династии Ли, в творчестве многих писателей появляются произве­
дения как на китайском, так и на корейском языках. Более того, некото­
рые литераторы стали даже обвинять своих собратьев в раболепстве пе­
ред чужим письменным словом и призывали обратиться к творчеству
собственного народа.
Вместе с письменностью в Корею пришли и жанры китайской поэзии
и прозы. Жанры имели свои названия и обозначения. В поэзии, например,
чольгу Ш^] (кит. цзюэцзюй), юлъси ШШ (кит. люйши), акпу ШШ (кит.
юэфу), в прозе — чон Ш (кит. чжуань), ки ü£ (кит. цзи), соль Ш (кит. шо),
нок Ш (кит. лу). Названия жанров трудно адекватно перевести на русский
язык, поскольку прямой перевод иероглифов, входящих в наименование,
не дает представления об особенностях данного жанра (например, поэти­
ческий жанр чольгу буквально переводится как «оборванные строфы»,
акпу— «музыкальная палата»). Эти термины требуют объяснения с не­
пременным привлечением иллюстративного материала. В настоящее вре­
мя опубликовано много переводов и исследований по китайской поэзии,
поэтому все необходимые сведения можно почерпнуть из этих специаль­
ных работ. Общие представления о китайском стихосложении даны в
данной работе ниже, в разделах, посвященных корейской поэзии на ки­
тайском языке. Такого же рода замечания относятся и к жанровым пока­
зателям прозы: разъяснения можно найти в главах, рассказывающих о
корейских «повестях» и «романах». Эти жанровые обозначения обычно
ставили после названия произведения, независимо от того, на каком язы­
ке они написаны. При этом надо обратить внимание на то, что названия
произведений и поэзии, и прозы, как правило, записывали на китайском
языке. Следует заметить, что китайские знаки сохранялись в названиях
сочинений традиционной литературы вплоть до XX в., а подчас их можно
увидеть и в современной прозе. Конечно, за многие века появилось мно­
жество произведений, больших и маленьких, разных по содержанию, но
каждое из них непременно помечено традиционным китайским обозначе­
нием жанра. Западные и российские исследователи, как правило, игнори­
руют эту особенность литературы и распределяют ее произведения по
5
своим привычным жанрам. Так, в работах, посвященных, например, про­
зе, появились такие жанровые определения, как роман, новелла, повесть,
хотя таких понятий в литературе Кореи не было. Чтобы не вносить пута­
ницу в принятую российским корееведением систему жанров, в данной
работе название жанра, обозначенного в соответствии с терминологией
нашего литературоведения, сопровождается транскрипцией корейского
жанрового знака. Заметим, что произведения корейской поэзии на родном
языке не были включены ни в китайскую, ни в европейскую систему
жанров, они сохранили корейские жанровые названия, например, сичжо
(короткие стихотворения), или каса (стихи большого объема, типа поэм),
хотя записывались эти названия с помощью китайских иероглифов.
Китайская цивилизация принесла в Корею конфуцианство и даосизм.
Через Китай пришел и буддизм. Иноземные учения вступали в контакт с
местными культурными представлениями, которые были воплощены в
мифах и ритуалах. Возможно, общность древних корней корейской и кон­
тинентальной культуры помогла прорасти и прижиться на местной ко­
рейской почве конфуцианству и буддизму. К тому же, буддизм не только
«прижился», но и стал хранителем текстов корейской традиционной
культуры. Стараниями буддийских наставников были записаны древние
ритуальные песни, мифы и предания. В результате образовался «культур­
ный сплав», который и сформировал своеобразный облик корейской ли­
тературы.
В работах по истории литературы обычно не ставится вопрос, кому
была адресована проза и поэзия. Кто был читателем многочисленных
произведений, написанных на китайском и корейском языках? Конечно,
то, что было создано на ханмуне 3t Ä (корейском варианте китайского
литературного языка вэньянъ'ХШ), предназначалось образованным лю­
дям — тем, кто не только знал китайский язык, но и был хорошо начитан
в китайской литературе, понимал особенности ее системы образных
средств. Чтобы постичь смысл произведения, написанного на китайском
литературном языке, надо было проникнуть в глубину произведений ки­
тайской классики, поскольку за каждым упомянутым именем или цитатой
из китайского сочинения тянется цепь исторических и литературных ас­
социаций. «Китаизмы» широко использовались и в литературе на корей­
ском языке. Имена героев китайской литературы и устойчивые поэтиче­
ские выражения, заимствованные из сочинений китайских классиков, в
языке корейской поэзии и прозы служили знаками определенных ситуа­
ций, предметов и их качеств — они были «штампами красивого высказы­
вания». Изречения и стихи на ханмуне, которые обильно цитировались в
произведениях, часто записывались корейским буквенным письмом и, повидимому, не всегда были понятны читателю, не воспринимались на
слух. Получается, что написанное на китайском языке хотя и не всегда
понятно, но уже само по себе красиво именно потому, что это выражено
на языке, который считался «образцовым». Смысл изречения отходит на
6
второй план, ибо цитаты из китайских сочинений, имена героев, данные в
корейском чтении (да и в иероглифах тоже) могли быть расшифрованы
только теми, кто был хорошо начитан в китайской литературе.
Язык традиционной поэзии и прозы был «знаковым»: в мастерстве
ценилось сопричастие образцу — умение автора искусно вплести в свой
текст «чужой, готовый» образ, а вовсе не оригинальность.
В традиционной Корее формой распространения письменного слова
была книга. Корейская книга отличается от китайской и японской по сво­
ему внешнему виду. Как правило, у нее две обложки (в начале и в конце
книги), которые сделаны из плотной бумаги желтого цвета с тисненым
рисунком. Обе обложки по правому краю сшивались толстой, обычно
красной, нитью с написанными от руки или напечатанными листами тек­
ста книги. На первой (титульной) обложке в левом верхнем углу тушью
писали название сочинения, а иногда название печатали на узкой полоске
бумаги, которую наклеивали на обложку. Вторая обложка всегда остава­
лась чистой. Надо сказать, что на обложках корейской книги не бывает
никаких иллюстраций— ни нарисованных тушью, ни тем более, цвет­
ных. Да и вообще иллюстрации в корейских книгах крайне редки и вы­
полнены они в основном тушью.
«Книжная единица» в Корее называется квон Ш — «свиток», «тет­
радь» — название, которое пришло с тех давних времен, когда на Даль­
нем Востоке тексты записывали на шелке. Полосы шелковой ткани с тек­
стом наматывали на круглую палку и завязывали — получался «свиток»,
квон. После того, как в Китае во 2-м веке н.э. изобрели бумагу, постепен­
но отказались от свитков, и книга приобрела современный вид, но
«книжная единица» по-прежнему называлась квон. Сочинение могло со­
стоять из одного квон, а если произведение было большое, оно делилось
на несколько квон — «тетрадей». Каждая тетрадь состояла из произволь­
ного количества листов, но, как правило, их было не больше ста. Не­
сколько тетрадей сшивали в одну книгу, том. В одной книге могло со­
держаться любое количество тетрадей, поэтому в информации о какомлибо сочинении всегда указывают именно количество квон, как основную
характеристику данного памятника.
Книги были рукописные са Ц, отпечатанные с деревянных досок —
ксилографы мок ^ или напечатанные подвижным шрифтом хвалъ / § .
Рукописных книг было много, переписку сочинения можно было за­
казать специальному мастеру, но часто этим занимались сами владельцы
книги, для себя. Рукописи писали как на китайском, так и на корейском
языках. В тех, что были написаны на китайском языке, обычно речь шла
об исторических событиях и реальных людях, участниках этих событий.
Это, например, сочинения типа «неофициальных историй», где события,
как правило, описывали очевидцы (частные лица, не состоявшие на госу­
дарственной службе), которые в этих сочинениях высказывали свои лич­
ные точки зрения — часто они шли вразрез с общепринятыми, государст7
венными. Переписывали и стихи, иногда целые сборники. Из сочинений,
созданных на корейском языке, обычно переписывали «развлекательное
чтение», прежде всего многотомные романы. Их рукописные варианты
отличаются изящным женским почерком. Надо сказать, что женщинам из
высшего сословия принадлежит немалая заслуга в распространении и
сочинении сюжетной прозы, дневников и больших поэм, посвященных
женской доле.
Книги, отпечатанные с деревянных досок, ксилографы, были распро­
странены не меньше, чем рукописи. Этот способ печати пришел из Китая
и активно использовался в Корее вплоть до конца XIX в. Для изготовле­
ния ксилографической книги на деревянной доске вырезали зеркальное
изображение текста, которое смазывали тушью, затем на него накладыва­
ли чистый лист бумаги и получали отпечаток. Обычно на доске вырезали
сразу две страницы текста, каждая из которых была заключена в рамку.
Между этими текстами в рамках в верхней части вырезали монограмму в
виде «рыбьего хвоста», а на его фоне — «лепестки цветка» (от четырех до
восьми «лепестков»). В нижней части помещали порядковый номер лис­
та. Таким образом, получали на бумаге отпечаток сразу двух страниц,
вторая сторона листа оставалась чистой. Лист с отпечатанным текстом
складывали пополам, текстом наружу. Эти сложенные пополам листы
сшивали, при этом сгиб с монограммой оказывался с наружной стороны.
Получалась книга, состоящая из сдвоенных листов. Отпечатков с таких
досок можно было получить множество. Ксилографическим способом
печатали и серьезные философские, исторические сочинения, и развлека­
тельную литературу.
В XV в. в Корее был изобретен способ отливки отдельных иерогли­
фов из меди для печатания книг. Однако печатание подвижным металли­
ческим шрифтом производилось по ксилографическому принципу: в де­
ревянную коробку укладывали набор литер для печатания сразу двух
страниц текста, при этом иероглифы, отлитые из металла, укрепляли де­
ревянными пластинками и воском. Далее все делалось так же, как и при
печатании с досок. Процесс был очень трудоемким, и отпечатанная таким
способом книга стоила очень дорого. Поэтому подвижными литерами
печатались редкие издания, предпринятые по личному распоряжению
государя. Для таких книг использовали особо плотную бумагу высокого
качества.
Корейцы издавна владели искусством производства бумаги разных
сортов. Корейская бумага ценилась и в Китае, поэтому она, наряду с дра­
гоценными металлами и мехами, непременно входила в перечень подар­
ков китайскому императорскому двору.
Выбор бумаги зависел от того, кому была адресована книга. Напри­
мер, рукописи романов, дневников, созданных на корейском или китай­
ском языке, «неофициальные истории» на китайском языке обычно напи­
саны на плотной, гладкой бумаге высокого качества. Их читали, а часто и
8
переписывали, представители образованного сословия. На более тонкой,
но хорошо выделанной бумаге печатали, как правило, ксилографы с тек­
стами исторических, конфуцианских сочинений, а также популярные
произведения развлекательной прозы. Изготовляли и «копеечные» изда­
ния самых разных сочинений (от конфуцианских классиков с корейскими
комментариями до популярной поэзии и прозы), рассчитанные на потре­
бителя из неимущих слоев населения. Они отпечатаны на тонкой серой
бумаге, которая буквально расползается под руками. В ней множество
посторонних включений — щепочек, волос, кусочков ткани и т. д. Текст
на такой бумаге пропечатан плохо, и часто с трудом читается. Можно
предположить, что в традиционной Корее диапазон «пользователей»
письменного слова был весьма широк— от столичного сановника и
женщины из высшего сословия до мелкого торговца и бедняка. Конечно,
читателей из высшего сословия интересовали прежде всего сочинения,
написанные на китайском языке, в то время как «низшие слои» читали, по
преимуществу, на корейском языке (хотя четкие границы установить
здесь невозможно).
Следует добавить, что невозможно определить четкое соответствие
бумаги и адресата книги. Здесь изложены всего лишь результаты моих
собственных наблюдений над корейскими письменными памятниками, с
которыми я смогла познакомиться в библиотеках Республики Кореи, а
также работы с корейской книгой в Рукописных фондах библиотек Вос­
точного факультета СПб государственного университета и СПб филиала
Института востоковедения РАН.
Эти краткие сведения о корейской книге и ее бытовании в традици­
онном обществе могут дать общее представление о «материальной базе»
литературы и ее читателе.
Основой для написания этого учебного пособия послужили исследо­
вания специалистов по корейской литературе из Республики Корея: «Об­
щая история корейской литературы» Хангук мунхак тхонса §!" ^ ёг ^1" Щ Л|в пяти томах Чо Тониля S U S I (2-е изд., 1989 г.), труды Хван Пхэгана
ШШ о1", Чон Кюбока а й ^ и Ким Тонгука ä i ^ , a также работы лите­
ратуроведов КНДР: Ким Хамёна ä o F g , Юн Сепхёна ёМ\Щ, Ко Чонока
Для написания разделов, посвященных корейской поэзии, я опира­
лась на работы М. И. Никитиной: «Древняя корейская поэзия в связи с
ритуалом и мифом», «Корейская поэзия XV-XIX вв. в жанре сичжо», ста­
тьи, посвященные реконструкции представлений древней корейской
культуры, а также ее переводы стихов и прозы. В работе над описанием
особенностей ранней поэзии, созданной на китайском языке, мне помогла
книга Л.В.Ждановой «Поэтическое творчество Чхве Чхивона», и ее ста­
тьи о творчестве поэта Ли Кюбо. Исследования Д. Д. Елисеева, посвящен­
ные изучению литературы пхэсолъ и жанра новеллы («Корейская средне9
вековая литература пхэсоль» и «Новелла корейского средневековья») и
его неопубликованные переводы рукописных собраний корейских расска­
зов, которые хранятся в Рукописном фонде Петербургского филиала Ин­
ститута востоковедения РАН, помогли написать разделы о традиционной
прозе. Здесь использованы также исследовательские статьи и предисло­
вия к сборникам переводов, опубликованные Л. Р. Концевичем. Большую
помощь в работе над ранним периодом истории литературы оказали тру­
ды M. H. Пака: исследование и перевод памятника «Исторические записи
трех государств» Ким Пусика; работы А.В.Соловьева, посвященные ис­
торической биографии, а также книга Р. Ш. Джарылгасиновой «Этногенез
и этническая история корейцев», где исследованы ранние эпиграфические
памятники и, в частности, текст стелы государя Когурё Квангэтхо-вана.
Для иллюстраций приводятся подстрочные переводы поэзии, кото­
рые в основном сделаны мною. Исключение составляют переводы древ­
них песен хянга, большей части песен Коре, а также некоторых сичэюо и
каса, выполненные М.И.Никитиной. Художественные переводы корей­
ской поэзии, выполненные А. А. Ахматовой, А. Л. Жовтисом и Л. Н. Мень­
шиковым, включены в раздел «Хрестоматия», следующий за изложением
истории корейской литературы
В этот раздел включены переводы текстов прозы и поэзии. Большая
часть отобранных текстов была переведена корееведами и в разное время
издана (имена переводчиков указаны). Я постаралась подобрать и распо­
ложить образцы поэзии и прозы так, чтобы они представили читателю
картину равития корейской литературы от ранних памятников до произ­
ведений конца XIX в.
В этой работе я предлагаю свою версию истории корейской литера­
туры. Конечно, я не могу здесь рассказать обо всех писателях и всех про­
изведениях, которые появлялись в корейской литературе на протяжении
многих веков ее существования. Этим темам посвящены исследования
корейских литературоведов. Да и вообще состязаться с корейскими уче­
ными в знании материала было бы с моей стороны непростительной сме­
лостью. Поэтому здесь пойдет речь прежде всего о ведущих фигурах, оп­
ределивших облик той или иной литературной эпохи, и о важнейших
произведениях.
В этом кратком очерке истории корейской традиционной литературы
представлена лишь общая схема развития, которая дает возможность по­
знакомиться с основными особенностями литературы, с чертами ее «не­
похожести» на искусство слова в культурах других народов. Очерк адре­
сован студентам, изучающим корейскую культуру, а также тем, кто хочет
получить представление о литературах дальневосточного региона. Тем
же, кто намерен специально заняться исследованием корейской литерату­
ры, читать лекционные курсы по этому предмету, следует изучить «базо­
вые» работы, посвященные отдельным жанрам и творчеству писателей,
указанные в библиографии и в этом введении.
10
I. РАННЯЯ ЛИТЕРАТУРА
ПЕРИОД ТРЕХ ГОСУДАРСТВ И СИЛЛА (до X в.)
Корейская литература зародилась в первых веках нашей эры, когда
на полуострове складывались государства и формировались идеалы госу­
дарственного устройства. С периодом образования ранних государств
связано появление письменной традиции. Памятники того давнего перио­
да не сохранились, до наших дней дошли только прозаические и поэтиче­
ские тексты, включенные в исторические сочинения позднего времени
(ХИ-ХШ вв.). В них записаны образцы эпической традиции — историче­
ские предания о создателях корейских государств и древние ритуальные
песни хянга — тексты, в которых представлена модель понимания мира и
взаимодействия в нем сил хаоса и космоса. Эта модель определила облик
корейской поэзии и прозы.
Так, поэзия обсуждала проблему взаимоотношений личности, обще­
ства и космоса, при этом поэт выступал как значимая личность, которая
владеет искусством слова, способного поддержать порядок в природе и
социуме. Для традиционной культуры Дальнего Востока природа и соци­
ум были тесно связаны друг с другом, а мастер слова выступал как по­
средник между этими двумя мирами. Любимой темой поэзии была при­
рода, но в корейской пейзажной лирике мы не найдем картин разрушения
и катастроф. Природа здесь всегда гармонична и живет в естественном
ритме сезонных перемен. Поэтическое слово наделялось магическими
функциями: запечатленная в слове гармония умиротворяет и поддержи­
вает космос.
Корейская литература не знает трагического разрешения конфлик­
тов. В большей части повестей и романов действие развивается от хаоса
(неустроенности) к гармонии (устроению), а персонажи произведений
разделены на «добродетельных», связанных с космосом, и «злодеев», со­
причастных хаосу, причем, эти качества свойственны героям «от приро­
ды». Добродетельные герои традиционной прозы не предпринимают ак­
тивных действий, чтобы разоблачить и наказать своих недругов. Их зада­
ча — сохранить в чистоте свою «положительную природу». Карает зло­
действо и награждает добродетель, как правило, сам правитель.
Структура произведения, типы поведения персонажей и способ раз­
решения конфликта определяются представлениями культуры о мироуст­
ройстве, в частности, пониманием роли и места личности в мире. Эти
11
представления оформились уже в самых ранних текстах — исторических
преданиях и ритуальных песнях. Они четко прослеживаются в произве­
дениях корейской поэзии и прозы — не только традиционной литерату­
ры, но и современной.
1. Эпическая традиция в записях историков
В ранних корейских государствах создается своя литература тради­
ционной учености, в которой главное место отводится историческим со­
чинениям. Исторические сочинения, рассказывая о появлении ранних
корейских государств, на первый план выдвигают фигуру «основателя»,
который, как правило, имеет необычное происхождение и даже приходит
из соседней страны— «другого мира». Его задача— цивилизовать «не­
устроенную» территорию и «неорганизованный» народ. Герой-устрои­
тель был главной фигурой преданий, рассказывающих об основателях
государств. Таким преданием, как правило, открывается изложение исто­
рии того или иного корейского царства. До наших дней дошли в основ­
ном тексты, включенные в записи корейских и китайских историков.
Предания о чудесном рождении и необыкновенных деяниях основателей
первых корейских государств записывались и сохранялись особенно тща­
тельно, поскольку необычное происхождение и удивительные подвиги
государей-основателей рассматривались как знаки «законности» их вла­
сти, данной им Небом. Подбор таких «знаков» был в традициях конфуци­
анской историографии, в русле которой развивалась корейская историче­
ская литература.
Исторические предания были живой традицией для ранней корей­
ской литературы. На них опирались не только составители официальных
исторических сочинений чонса IE iE, как, например, «Исторические за­
писи трех государств» Самгук саги Е I $ î£ (1145) конфуцианца Ким
Пусика it Ж Ы(\075-1151), но и авторы неофициальных историй яса ïf
JË, в частности, «Дел, опущенных в "Исторических записях трех госу­
дарств"» Самгук юса Z I S I (1285) буддийского монаха Ирёна—
£$(1206-1289).
Особенности эпической традиции можно рассмотреть на примере
двух текстов, которые в записях историков представлены как сюжетные
повествования с несколькими действующими лицами. Это — предания об
основателе государства Чосон Тангуне ±1 Ш и основателе Когурё Тонмёне-Чумоне Ш Щ ^ Ш.
Предание о Тангуне
Чосон, по традиции, считалось самым ранним государственным об­
разованием на территории Корейского полуострова. Предполагается, что
12
оно занимало северную часть полуострова и северо-восточную террито­
рию современной китайской провинции Ляонин.
Самая ранняя запись о царе-основателе Чосон помещена в «Делах,
опущенных в "Исторических записях трех государств"». В Самгук саги
Ким Пусика нет ни раздела, специально посвященного истории государ­
ства Чосон, ни предания о Тангуне. Любопытно, что поэт XII в. Ли Кюбо
$ Ш Ш, который упрекал Ким Пусика в пренебрежительном отношении
к своей национальной традиции, также не упоминает Тангуна. Ли Кюбо
связывает создание корейского государства Чосон с именем Кичжа (кит.
Цзи-цзы) Ж -F. Так что первым из сохранившихся до наших дней памят­
ником, где упоминается имя Тангуна и записаны его деяния, была исто­
рия Ирёна. Приведем текст предания:
«Давным-давно жил Хванин (так звался Индра). Его сын от младшей
жены Хванун все время думал о поднебесной и стремился попасть в мир
людей. Отец, узнав о желании сына, сошел вниз осмотреть гору Тхэбэксан с тремя вершинами и решил, что здесь можно принести пользу лю­
дям. Тогда Хванин вручил сыну три мандата неба и послал править.
[Хван]Ун с трехтысячной свитой спустился на вершину горы Тхэбэксан
под дерево, где был жертвенник духам, и назвал это место Синей —
«Святое место». Самого Уна стали величать Хванун — небесный прави­
тель. Командуя Повелителем ветра, Покровителем дождя и Покровителем
туч, он стал управлять ростом злаков и судьбами людей, исцелял хвори,
устанавливал наказания, научил различать добродетель и порок, решал
все триста шестьдесят дел людей. Живя в миру, он управлял и просвещал.
В ту же пору там жили медведь и тигр. Они обитали в одной пещере
и постоянно молили божественного Уна превратить их в людей. Божест­
венный дал им один стебель чудесной полыни и двадцать головок чесно­
ка и сказал: «Съешьте все это и сто дней не смотрите на солнечный свет,
тогда обретете человеческий облик». Медведь и тигр, получив это, съели.
Медведь, остерегаясь солнца трижды семь дней, обрел облик женщины, а
тигр не сумел выдержать обета и потому не стал человеком. Женщинемедведю не за кого было выйти замуж, и потому каждый день под дере­
вом-алтарем она молила духа ниспослать ей дитя. Тогда Ун обернулся
человеком и взял ее в жены. Она зачала и родила мальчика. Ему дали имя
Тангун-Вангом
На пятидесятом году по вступлении на престол танского Гао, в год
кёнин, Тангун основал столицу в городе Пхёнъян, а страну впервые на­
звал Чосон. Затем он перенес столицу в Асадаль возле гор Пэгаксан. Это
место еще называют Кунхольсан или Кыммидаль. Тангун правил страной
полторы тысячи лет. Взойдя на престол в год кимё, чжоуский У-ван по­
жаловал Цзи-цзы земли Чосон. Тогда Тангун переселился в Чандангён.
После он вернулся и, укрывшись в Асадаль, сделался горным духом. Он
прожил тысячу девятьсот восемь лет».
13
Запись лаконична, в ней названы главные действующие лица, но их
функции и деятельность не развернуты.
Исследованию и расшифровке этого предания посвящено множество
работ как в Корее, так и за ее пределами. До сих пор ученые не пришли к
единому мнению о том, что могли значить имена героев, а также отожде­
ствить топонимы, которые упоминаются в предании. Поэтому здесь я
хочу обратить внимание только на ряд моментов, которые, как мне ка­
жется, помогут раскрыть мифологическую основу предания.
1) Небесный персонаж спускается с неба на гору и организует жизнь
людей;
2) Небесный персонаж находит себе пару— местное хтоническое
существо, обитающее в лесу, в пещере — медведя и вступает с ним в брак
(предварительно превратив медведя в женщину);
3) От этого брака рождается герой— Тангун, который создает на
этих землях государство;
4) Тангун уходит от дел правления и становится горным духом;
5) Устроительная деятельность Тангуна соотнесена с временем прав­
ления Танского Гао (или Яо)— образцового китайского императора,
время его правления отнесено к третьему тысячелетию до нашей эры;
6) Цзи-цзы (кор. Кичжа), которого китайская историческая традиция
называет основателем государства Чосон, пришел после Тангуна в уже
созданное государство.
Небесный персонаж, который спускается на гору, назван сыном Индры— ведийского божества, ведающего грозой. Без сомнения, это имя
появилось в предании благодаря буддийскому влиянию. Известно, что
буддисты в пропаганде своего учения активно использовали местные ве­
рования, при этом корейские божества, обладавшие положительными
свойствами, часто получали имена бодхисаттв (тексты, включенные в
Самгук юса, дают множество таких примеров). Небесный персонаж, на­
званный сыном Индры, сам распоряжается дождем, дождевыми туча­
ми— грозой. Об этом, кстати, упоминается в тексте: «Хванун, командуя
Повелителем ветра, Покровителем дождя и Покровителем туч...», т. е.
обладает функциями божества грозы (обратим внимание на то, что «по­
мощники» Сына Небесного государя получили китайские наименования:
Фэнбо— Повелитель ветра, Юйши— Покровитель дождя, Юньши —
Покровитель туч).
Небесный персонаж получает пару— медведя, превращенного в
женщину. Известно, что у многих народов мира зооморфные персонажи в
процессе бытования мифа приобретают антропоморфные черты. Перво­
начально здесь, конечно, речь шла о медведице — хозяйке леса (местно­
сти), обитающей в пещере, то есть местном хтоническом божестве.
В индо-европейской мифологической традиции встреча небесного
персонажа с хтоническим существом представлена как состязание двух
антагонистов, в котром небесный герой помечен положительным знаком
14
(помощник, спаситель), а хтонический— отрицательным. Как правило,
хтонический персонаж (часто это— дракон, змей) похищает воду,
скот — он несет людям гибель. Небесный герой приходит на помощь и
сражается с вредоносным противником. Борьба заканчивается победой
небесного и поражением (уничтожением) хтонического. Победитель воз­
вращает людям воду и скот, что приводит к благополучию и процветанию
в мире. Эта ситуация известна мифологии многих народов мира, напри­
мер, индоевропейской традиции, как «поединок Бога Грозы со Змеем».
В корейском тексте оба персонажа находятся на тех же местах, что и
в индоевропейском мифе «о поединке Бога Грозы со Змеем». Один связан
с небом и наделен функциями «устроителя» жизни людей. Другой связан
с землей, лесом, пещерой, т.е.носит знаки «дикости», «нецивилизованно­
сти», но не наделен вредоносными функциями, намечено только его на­
значение — стать женской парой Сыну Небесного государя. В отличие от
индоевропейской традиции, медведица не враждебна людям и небесному
посланнику. Герои, таким образом, обладают противоположной «приро­
дой»: один заявлен как мужчина (Сын Небесного государя) и связан с
цивилизацией, другой — как женщина (медведь превращается в женщи­
ну), обладающая «нецивилизованной сущностью». Заметим, что в индо­
европейской мифологической традиции у антагониста Бога Грозы, как
правило, пол не обозначен. В корейском мифе встреча «мужского» и
«женского» заканчивается не борьбой и уничтожением «противника», а
брачным соединением. Результат этой встречи— рождение младенца:
корейская пара антагонистов производит сына, получившего имя Тангун.
Тангун в корейском предании— молодой устроитель, который создает
государство, то есть упорядочивает жизнь человеческого сообщества.
Можно предположить, что в основе предания об основателе государ­
ства Чосон лежит миф, известный индоевропейской культуре как «миф о
поединке Бога Грозы со Змеем». Однако корейская мифологическая тра­
диция выдвигает на первый план не борьбу и уничтожение «противника»,
а гармоничное соединение носителей двух противоположных начал, ко­
торое и порождает героя-устроителя, то есть в результате устанавливается
гармония.
Далее этот миф был введен в исторический контекст: Тангун превра­
тился в создателя государства Чосон, время его правления датировано,
оно соотнесено с царствованием образцового императора древнего Китая
Яо. Тангун правил долго— полторы тысячи лет. Затем корейского осно­
вателя царства Чосон необходимо было соотнести с китайской историче­
ской традицией, называющей Цзи-цзы первым правителем, который ци­
вилизовал народ Чосон. Поэтому у Ирёна Цзи-цзы появляется уже после
Тангуна и выступает не как основатель, а приходит на земли, где уже до
него было созданано государство. Т.е. «китайскому ставленнику» в сочи­
нении Ирёна отведена вторичная роль. А сам Тангун, не оказав никакого
сопротивления «пришельцу», просто устраняется от «человеческих дел»
15
и возвращается к своей исконной природе обитателя неземного мира —
становится горным духом. Итак, Тангун в предании обладает функциями
культурного героя-устроителя.
Предание об основателе государства Когурё Тонмёне-Чумоне
Самые ранние тексты этого предания содержатся в китайских сочи­
нениях (например, «Критические исследования» Лунъхэн Ш Ш Ван Чуна
ЗЕ Ж, I в. до н. э., или династийная история «История Поздней династии
Хань» Хоу ханъ ту Ш :М Ш, V в. н. э.), а самый ранний корейский текст
записан на стеле государя Когурё Квангэтхо-вана Ш И ± ЗЕ Ш Щ (V в.
н. э.). Эти записи лаконичны. Самым ранним из сохранившихся корей­
ских памятников, содержащих развернутое сюжетное повествование об
основателе Когурё, были «Исторические записи трех государств» Ким
Пусика и поэма с комментариями «Государь Тонмён» Ж ВД ЕЕ Ш
(1195 г.) поэта Ли Кюбо (который, кстати, упрекал китайских историков,
а заодно и Ким Пусика, в нарочитом сокращении описаний чудесных
деяний основателя). Приведем содержание предания о Тонмёне-Чумоне
по записи Ли Кюбо.
В четвертой луне Небесный государь послал своего наследника на
землю. Сын Небесного государя в сопровождении большой свиты спус­
тился на гору Унсимсан. Утром он выслушивал дела царства, а вечером
возвращался на небо.
В реке обитало Божество реки, у которого было три дочери. Однаж­
ды, когда они вышли из реки на прогулку, государь заметил их и решил
одну заполучить в жены, но девушки, увидев его, испугались и ушли в
воду. Тогда он нефритовым кнутом на земле нарисовал медные хоромы, и
они тут же воздвиглись. В покоях расстелили циновки и поставили чашки
с вином. Девушки вошли в покои и принялись угощать друг друга, а ко­
гда государь попробовал их поймать, ему удалось задержать только
старшую.
Божество реки, узнав об этом, разгневалось и потребовало, чтобы го­
сударь совершил положенный обряд бракосочетания. Сын Небесного го­
сударя вместе с дочерью Божества реки отправился в подводное царство.
Божество реки решило испытать сына Небесного государя и устроило
состязание, где оно само трижды превращалось в хтонических зверей, а
герой — в хищников. В результате сын Небесного государя одержал по­
беду и убежал из подводных владений, оставив там дочь речного божест­
ва. Отец разгневался и велел за ослушание вытянуть дочери губы так,
чтобы она не могла говорить, и сослать ее в дальнее озеро.
В тех краях правил государь Кымва. Однажды ему доложили, что ка­
кой-то зверь таскает у них рыбу. Государь велел поймать зверя, его суме­
ли изловить только железными сетями. Это оказалась женщина, которая
сидела на камне. Она смогла заговорить только после того, как ей обреза16
ли губы. Женщина сообщила, что она супруга сына Небесного государя,
тогда Кымва приказал поместить ее в особом дворце. В ее лоно проник
солнечный луч, она зачала и летом в четвертой луне родила яйцо. Госу­
дарь испугался и велел яйцо выбросить, но его охраняли птицы и звери, а
над ним всегда сиял солнечный луч. Тогда государь велел вернуть его
матери. В конце концов яйцо раскрылось, и из него вышел необыкновен­
ный мальчик. Ему дали имя Чумон.
Чумон обладал большими талантами, за это его невзлюбили сыновья
государя. Тогда государь послал его пасти коней. Чумон решил бежать в
южные земли и основать там государство. В царском табуне он выбрал
себе хорошего коня и с тремя товарищами бежал на юг. Путь им прегра­
дила река, тогда Чумон ударил луком по воде, тотчас всплыли рыбы и
черепахи и составили мост. Чумон с товарищами перебрался на другую
сторону, и погоня не смогла их настичь. Чумон в новых землях создал
царство, состязался с правителем этих мест и одержал победу, построил
столицу и утвердился в качестве государя. Осенью в девятой луне госу­
дарь поднялся на небо и больше не вернулся, его нефритовый кнут на­
следники похоронили в горе.
Предание в записи Ли Кюбо имеет развернутый сюжет и четко делит­
ся на две части. В первой речь идет о сыне Небесного государя и водяной
деве — дочери Божества реки, вторая посвящена рождению и деятельности
героя-основателя государства Когурё. Выделим узловые моменты сюжета и
главных персонажей, которые связаны с развитием действия.
1) Сын Небесного государя в четвертой луне спускается с неба на
землю. Герой обладает солярными признаками: носит шапку с крыльями
ворона, а ворон в Корее почитался как солнечная птица. Время его «рабо­
ты» на земле, с людьми, — летний сезон и светлая часть суток.
2) Хтоническое существо, обитающее в водоеме, становится брачной
парой небесного персонажа. Ситуация «брак сына Небесного государя с
хтонической девой» уже знакома по преданию о Тангуне, но там о ней
сообщается кратко. Здесь эта ситуация осложнена новыми эпизодами, в
которые, кроме основных участников — брачной пары — включены но­
вые действующие лица: Божество реки, отец хтонической девы, государь
Кымва, его рыбак. Эпизоды создают препятствия и задерживают осуще­
ствление главного действия — брачного соединения.
Таким образом, сын Небесного государя выступает как антагонист
Божества реки и его дочери (хтонических персонажей). С отцом он состя­
зается, с дочерью — хочет вступить в брак и для этого пытается ее пой­
мать. Заметим, что в индоевропейском мифе о поединке Бога Грозы со
Змеем, как правило, Бог Грозы одерживает победу над хтоническим про­
тивником — Змеем с помощью каменных и железных, или медных, ору­
дий. Использование таких же орудий (кнут из нефрита, хоромы из меди)
сыном Небесного государя для поимки дочери Божества реки наводит на
мысль о том, что корейский герой тоже обладает признаками Бога Грозы.
tr
3) В ситуацию включается «местный царь» Кымва, который прика­
зывает рыбаку изловить некоего «вредоносного зверя» железными сетя­
ми. После этого эпизода действие возвращается к главной сюжетной ли­
нии, истории брачного соединения героев предания— сына Небесного
государя и дочери Божества реки. Брачное соединение описано как про­
никновение солнечного луча в лоно хтонической девы.
4) От брака сына Небесного государя с речной девой рождается ге­
рой, который получает имя Чумон и затем создает царство. После воца­
рения его называют Тонмён. Путь героя от появления на свет до основа­
ния им нового царства также осложнен целой серией эпизодов — препят­
ствий: рождение из яйца, подозрительность окружающих, зависть братьев
и, наконец, бегство в другие земли, где победив в состязании местного
правителя (Чумон его изгоняет, но не убивает!), он становится государем.
5) Тонмён-Чумон умирает — уходит в гору: наследники хоронят его
нефритовый кнут (постоянное орудие, которым он действует) в горе. По
мифологическим представлениям, орудие (атрибут) героя может высту­
пать как его заместитель, т. е. в горе хоронят самого Тонмёна-Чумона
(вспомним, что и Тангун уходит в гору в конце правления).
6) Время жизни Тонмёна-Чумона и основания им государства Когурё
помечено двумя сезонами: он рождается летом в четвертой луне и умира­
ет осенью в девятой луне, в четвертой луне начал править его сын Юри.
Время царствования Тонмёна-Чумона введено в исторический кон­
текст —- соотнесено с правлением китайской династии Хань от четвертого
года правления под девизом Шэнь-цзюэ (58 г. до н. э.) до четвертого года
правления под девизом Хун-цзя (17 г. до н. э.), когда в Когурё пришел
наследник Тонмёна Юри.
В предании три героя, связанных с небесным государем, и начало их
деятельности отнесено к летнему сезону — времени «активного солнца»:
Сын небесного государя появляется на земле в четвертой луне, ТонмёнЧумон рождается от солнечного луча в четвертой луне и его наследник
Юри вступает на престол тоже в четвертой луне. Так события, связанные
с созданием государства, представлены как трижды повторенный цикл, в
начале которого каждый раз появляется новый устроитель. Его активная
жизнь соотносится с летним временем года — периодом роста и созрева­
ния плодов, иначе говоря, с плодородием, которое и обеспечивает жизнь.
Возможно, эти устроители и представлялись как силы, поддерживающие
и обеспечивающие плодородие, и только позднее они были введены в
исторический контекст и стали основателями государства.
Оба рассмотренных предания об основателях построены по одной и
той же схеме. Однотипны и функции главных действующих лиц, только в
первом (о Тангуне) действия основных персонажей лишь названы, не раз­
вернуты, и к главному эпизоду— брачному соединению и рождению ге­
роя — сын Небесного государя и его хтоническая пара приходят, не пре­
одолевая никаких препятствий. В то время как во втором предании (о Тон18
мёне-Чумоне) каждое действие обрастает многими дополнительными эпи­
зодами, которые создают «задержки» в движении сюжета. Кроме того, Тангун ничего не делает для того, чтобы «создать царство», в то время как путь
Тонмёна-Чумона от рождения из яйца к статусу основателя описан подроб­
но, акцентированы героические деяния, в которых он демонстрирует свои
качества, дающие ему право стать основателем. Следует добавить к этому,
что, в отличие от предания о Тонмёне-Чумоне, характеристики героев пре­
дания о Тангуне даны в стиле китайской литературной традиции.
Однако оба предания сходны в главном — в них речь идет о паре анта­
гонистов— небесном и хтоническом персонажах. Антагонисты не враж­
дебны друг другу и не различаются как положительный и отрицательный.
Они противопоставлены один другому как носители мужского и женского
(небесного и земного) начал, их противостояние разрешается гармоничным
союзом и рождением сына — устроителя, основателя государства.
Итак, оба северных предания об основателях государств построены
по схеме известного мифа о поединке Бога Грозы со Змеем, но корейское
понимание мироустройства вносит в этот сценарий свои коррективы.
Взаимоотношения небесного и хтонического персонажей определяют
состояние мира. Мир пребывает в хаосе, когда каждый из персонажей
находится в своем пространстве (небесный— наверху, хтонический —
внизу, в воде, в лесу). Гармония наступает, когда небесный персонаж
нисходит на землю, вступает в брачный союз с хтонической девой и рож­
дает устроителя. Появление устроителя, как правило, связано с весеннелетним сезоном. Подобно тому, как в природе каждый сезон года насту­
пает в свой черед, так и рождение нового устроителя приходит в свое
время. Его внутренняя творческая сила и устанавливает космос. При та­
ком понимании развития активное вмешательство в естественный поря­
док вещей становится бессмысленным. В корейской традиционной лите­
ратуре положительные герои связаны с космосом — устроением. Воз­
можно, поэтому они и выступают не как разрушители старого, а как ис­
точник нового начала, преобразующего хаос в космос, и в основе реше­
ния конфликтов оказывается не идея борьбы и уничтожения противника,
а «плодородие» — гармоничное соединение противоположных начал,
дающее новое рождение. Скорее всего, именно эта идея «плодородия»
снимает трагическую развязку и приводит к установлению гармонии.
Быть может, поэтому в произведениях корейской традиционной прозы
мы видим не активных борцов, сражающихся и побеждающих своих не­
другов, а пассивных обладателей благородных качеств. Вероятно, извест­
ная конфуцианская схема поведения «истинного мужа» и «образцовой
жены» могла наложиться на уже готовую мифологическую модель.
Эпические тексты дают возможность понять, каким в древности виде­
ли мир и как мыслили поддерживать в нем гармонию. В этих текстах зало­
жены культурные представления народа, которые не исчезают со временем,
а продолжают жить, в частности, в литературных произведениях.
19
2. Поэзия на родном языке хянга
Название хянга *ёЭ\ Щ ЩХ на русский язык можно перевести как
«песни родной страны» или «песни, написанные на родном яыке». Это
общее название поэзии, распространененной в государстве Силла (IVVII вв.), которое было расположено на юго-востоке Корейского полуост­
рова, а затем, в VII в., объединило под своей властью весь полуостров
(VII-X вв.). Понятие хянга выделяет поэзию, созданную на корейском
языке и противопоставляет ее китайским поэтическим сочинениям —
поэзии государства Тан (VII-IX вв.), которая так и называлась танси Ш
1$ — танские стихи. Так в корейской культуре с самого начала определя­
ется четкое разграничение «своего» и «чужого», при этом свое оказыва­
ется не менее ценным, чем чужое. Обратим внимание и на то, что про­
блемами сохранения творений национальной культуры уже в период ран­
них корейских государств занимаются буддисты. Так, в 888 г., когда
власть государства Силла шла к упадку, буддийский наставник Тэгу Л 8Ё
(годы жизни неизвестны) и чиновник высокого ранга Вихон Ш §А (годы
жизни неизвестны) создали первое собрание хянга и дали ему название
«Свод поэзии трех эпох» Самдэ мок EL ft @. Этот памятник не сохра­
нился. Его, видимо, не существовало уже в XIII в., когда другой буддий­
ский наставник школы сон Щ (кит. чанъ) Ирён снова предпринял попытку
собрать образцы древней поэзии на корейском языке.
Сохранилось всего 25 песен. Они записаны в двух буддийских сочи­
нениях: 11 песен — в «Житии Кюнё» Щ Ш Ш, биографии буддийского
подвижника Кюнё (923-973), которая была составлена в 1075 г. Хёк Нёнчжоном Ш Ш Ш, государственным деятелем Коре; 14 песен— в истори­
ческом памятнике «Дела, опущенные в "Исторических записях трех госу­
дарств"» Самгук юса. В этом памятнике хянга включены в прозаический
текст, описывающий ситуацию, в которой была исполнена песня.
Как правило, хянга могут содержать по четыре, восемь и десять
строк. Десятистрочные состоят из трех строф: двух четырехстрочных и
последней двустрочной. Они записаны на корейском языке способом иду,
когда китайские иероглифы использовались как фонтические знаки для
записи слов и грамматических показателей корейского языка.
Расцвет хянга приходится на период сложения и укрепления единой
корейской государственности. Сочинение и исполнение песен было свя­
зано с особой социальной организацией хваран ~Vc ê|5, которая готовила
специально обученных для управления людей — администраторов и во­
енных, выполнявших одновременно и функции жрецов-поэтов.
Поэтическое слово в древности наделяли магическими функциями.
Поэтому, возможно, исполнение хянга было связано с ритуалом магиче­
ского воздействия на состояние мира— природы и государства. Слово
должно было поддержать космический порядок. Хянга сочинялись жре20
цом-поэтом в процессе проведения ритуала. Описание ритуала дано в
прозаическом тексте, а песня занимала в церемонии центральное место.
Ритуалов могло быть много, но все они имели одну определенную
цель — поддержать гармонию в мире. Проводила церемонию значимая в
коллективе личность: хваран, жрец-хранитель культурной традиции, буд­
дийский монах-поэт (буддийские монахи исполняли жреческие функции).
В текстах хянга присутствуют два лица: исполнитель и адресат. Ис­
полнитель— тот, кто стремится поддержать порядок или восстановить
его, если он нарушен. Выбор адресата был очень важным моментом ри­
туала, так как от правильности выбора зависел успех самого ритуала. Ад­
ресат, как правило, должен быть «значимым лицом» — «старшим», кото­
рый воплощал в себе силы космоса, а также целостность и благополучие
коллектива. В Самгук юса можно выделить несколько типов ритуалов.
Часть из них связана с местными мифологическими и шаманскими тра­
дициями, часть представляет собой обращение к буддам и бодхисаттвам.
Буддийские хянга также строятся на основе местных представлений о
ритуальных функциях «старшего» и «младшего».
В ритуалах и текстах хянга особое внимание уделяется «облику»
(моян, чыт Ш Ш, 55) «старшего». Понятие «облика» включает конкрет­
ные физические качества (здоровье, красота), а также нравственные каче­
ства. В «облик» старшего включаются зависимые от него «младшие» как
части его тела (руки, ноги, глаза и т. д.). Каждый старший является млад­
шим по отношению к более значимому лицу. Если старший обладает
«обликом», то младший— «душой-сознанием» (сим, маым 'Ъ \}\Ш) —
представлением, связанным с особым пониманием на Дальнем Востоке
сердца как органа мысли и в то же время жизни. «Душа-сознание» — ма­
гическое зеркало, в котором отражается облик старшего. Задача младше­
го— хранить и поддерживать идеальное состояние облика старшего,
стремиться исправить этот облик, если было допущено нарушение.
Хянга в Самгук юса
14 хянга, включенных в Самгук юса, разнообразны по содержанию.
Они включены в прозаический текст, в котором рассказано, в правление
какого государя, при каких обстоятельствах и кем была сочинена данная
песня. Ирён датирует эти песни VI-IX вв. Приведем примеры некоторых
ритуалов и связанных с ними хянга.
Ритуал поддержания правильного поведения (облика) старшего и
гармонии в социуме. Этот ритуал описан в тексте под названием «Госу­
дарь Кёндок-ван. Учитель Чхундам. Особо достойный Пхёхун» i S l
л& Ш Ш Ш. Ш Л Ш (государь Кёндок правил в Силла, 742-764 гг.).
В 3-й день 3-й луны государь Кёндок, расположившись в павильоне
у западных ворот столицы, распорядился привести монаха в «хорошем
одеянии». Приближенные привели монаха строгих манер и высоких доб21
родетелеи, но государь его отверг. В южной стороне появился другой
монах в стеганой (залатанной) одежде с круглой корзинкой из вишневого
дерева. Государь велел пригласить его. Монах сообщил, что его имя
Чхундам, что каждый год в 3-й день 3-й луны и в 9-й день 9-й луны он
отправляется в горы Намсан заваривает чай и подносит его Майтрейе (в
буддийской мифологии — будда грядущего мирового порядка; он явится
когда миром будет управлять справедливый буддийский повелитель). По
просьбе государя Чхундам заварил чай и подал ему. Государь, зная, что
этот монах некогда сочинил хянга «Славлю хварана Кипха», попросил
сложить песню, с помощью которой можно управлять, умиротворяя на­
род. Монах сложил песню и преподнес государю. В «Песне о том, как
умиротворить народ» Анмин ка%: &Щ% говорится:
Государь — отец,
Вассал — любимая мать,
А стало быть подданные — малые дети.
А если так считать, то подданных-то и любить.
[Они] живые существа, что копошатся в прозябании.
Их кормите — так и управляйте!
«Разве покинем эту землю, уйдем куда-нибудь?» — подумают тогда они.
Поведение государя и Чхундама ритуально. Так, сочинение хянга
приурочено к 3-му дню 3-й луны — к последнему месяцу весны, когда
проводятся ритуалы стимулирования плодородия и поддержания солнеч­
ной активности. Место проведения — павильон, расположенный в запад­
ной части столицы, то есть на линии восток/запад. Исполнитель ритуа­
ла— монах, который идет с юга (находится на линии юг/север). В его
одежде подчеркнуты солярные характеристики— одежда стеганая (за­
платанная), иначе говоря, много раз прошитая иголкой. Игла — универ­
сальный знак солнца, и одежда, которая во многих местах соприкасалась
с иглой, обладает солярными признаками. Кроме того, связь монаха с
югом, а также с весенними и осенними ритуалами поддержания солнеч­
ной активности и сил плодородия (ритуалы 3-й и 9-й луны) представляют
его как солярного персонажа, жреца — исполнителя важных для коллек­
тива ритуалов, который общается с высшими силами (совершает ритуал
подношения чашки ароматного чая). К тому же Чхундам несет корзину,
темную емкость, которая в мифе, как правило, соотносится с женским
родящим органом. В мифе мужчина с темной емкостью есть знак произ­
водительного акта (смерти-зачатия). Монах, которого избирает государь
для проведения ритуала, имеет характеристику солярного производителя,
занимающего позицию в центре пересечения линий восток/запад,
юг/север. Кроме того, государю известно его имя как автора хянга «Слав­
лю хварана Кипха»— поэта, владеющего магией искусного слова. Все
эти характеристики и позволили избрать Чхундама как исполнителя цен­
тральной части весеннего ритуала — поручить ему сочинение хянга, ма22
гией слова способной поддержать облик правителя и гармонию в социу­
ме. «Песня о том, как умиротворить народ» сочинена в присутствии госу­
даря — старшего и является центральной частью ритуала.
В песне «Славлю хварана Кипха» Чхан Кипхаран ка Ш Üf Ш Ш ЩХ,
также сочиненной Чхундамом, сказано:
Я вверх посмотрю —
Там появившаяся луна
Вслед за белым облаком не плывет.
Я вниз посмотрю —
Там у берега реки, где вода синяя,
Облик хварана Кипха мне видится.
Здесь, на обрыве над рекой Иро, клянусь,
О хваран! Я буду следовать пределам своей души-сознания,
Которая хранит твой облик в себе! [т.е. твой облик заполнит мою
душу от края до края и останется там навечно]
Ая! Ты как кедр, а ветви его высоки, —
Иней тебе нипочем, о хваран!
Хянга «Славлю хварана Кипха», на первый взгляд, выглядит как пей­
зажная. При этом пейзаж здесь соотнесен с взаимоотношениями двух лю­
дей, стоящих на разных ступенях социальной лестницы. Судя по реалиям,
которые в ней упоминаются, она сочинена осенью, в ночное время, в пол­
нолуние. В ней говорится о преданности Чхундама хварану высокого ран­
га. Автор хянга представлен в ней как ученик хварана — младший, а тот,
кому адресована песня, то есть сам хваран, выступает как наставник —
старший. Облик старшего уподоблен луне, которая неподвижна в небе (не
плывет за белым облаком) — пребывает в идеальном состоянии. Идеаль­
ное состояние облика отражается в синей воде (чистой, незамутненной)
реки. Одновременно облик старшего отражается, хранится, в душесознании ученика, младшего, и будет храниться вечно. Идеальность об­
лика старшего подтверждена его сравнением с кедром, которому «нипо­
чем иней», то есть облик не меняет своего состояния осенью и зимой.
Сравнение с кедром подчеркивает высокие нравственные качества чело­
века, который не изменяет своим принципам.
Природа в хянга — вовсе не описание красивого пейзажа, она пред­
ставляет идеальное состояние облика старшего. В песне ставится знак
равенства между человеком высоких нравственных качеств и идеальным
состоянием космоса.
Ритуал исправления облика старшего описан в Самгук юса под назва­
нием «Синчхун вышел в отставку» ff Ä Ш Ш. Когда государь Хёсон ван
(737-741) был еще наследником, он, играя в шашки с Синчхуном, говорил:
«если я тебя потом забуду, то это будет все равно, что кедр изменит свой
вид». Но, вступив на престол, он забыл о своем обещании и не пожаловал
Синчхуну никакой должности. Синчхун обиделся и, сложив песню, при­
крепил ее к кедру. Кедр после этого зачах. Тогда государь велел осмотреть
23
дерево, и посланный, обнаружив прикрепленную к ветке записку с песней,
подал ее государю. Государь тотчас вспомнил о Синчхуне и пожаловал ему
должность, и кедр снова ожил. А в той песне сказано:
Густой кедр,
Пусть осень настанет, — не вянет.
Ты же, говоривший: «Разве я тебя забуду?»Свой лик, на который я смотрел снизу вверх, изменил.
В старом пруду, куда опустилось отражение луны,
Под бегущими волнами смешивается с водой песок.
Как дрожащая на мутных волнах луна, облик твой — смотри, не смотри.
Вот во что и мир в конце концов превратился.
В первой строфе вечности и неизменности кедра противопоставлена
переменчивость облика правителя— старшего. Переменчивость облика
есть знак несоблюдения нравственной нормы. Во второй строфе развива­
ется тема перемены и нарушения: неправильное поведение старшего вы­
зывает отклик в природе. Вода стала неспокойной и мутной, поэтому лу­
на в ней отражается в искаженном виде (ср. образы умиротворенной при­
роды в песне о Кипха, когда в чистых водах отражается ясная луна). Луна
в неспокойной, мутной воде осознается младшим как адекватная облику
старшего и одновременно как картина общего состояния мира. Текст хян­
га прикрепляют к вечнозеленому дереву, и в результате дерево утрачива­
ет присущие ему свойства оставаться неизменным, оно вянет, как любое
лиственное дерево, зависящее от времени года. Если старший подобен
лиственному дереву, меняющему облик осенью, он не может претендо­
вать на вечную преданность младшего. Младший, так же как и листья,
покинет старшего, и он останется незащищенным.
Государь, получив хянга такого содержания, осознал неправильность
своего поведения и «исправил облик».
Ритуал изгнания врага. С описанием этого ритуала связаны два тек­
ста. В одном речь идет о буддийском монахе, сумевшем умиротворить
разбойников. Это — история под названием «Учитель Ёнчжэ встречается
с разбойниками» тк^ 7 S К .
«Учитель Ёнчжэ по натуре был веселым, не привязанным к вещам и,
кроме того, искусным в сочинении хянга. На склоне лет он собрался стать
отшельником в горах Намсан. По пути туда в горах Тэхённён он повстре­
чал разбойников, которых было больше шестидесяти человек. Разбойни­
ки вознамерились лишить его жизни. Ёнчжэ перед их мечами от страха не
дрогнул и весело воспринимал происходящее. Те удивились и спросили,
как его зовут. «Ёнчжэ», — ответил Учитель. Разбойникам не раз прихо­
дилось слышать это имя, и они приказали Ёнчжэ сложить хянга. В хянга,
которую тут же сочинил Учитель, говорилось:
Тот день, когда своей душой-сознанием
Я не знал облика Будды,
Давно... [часть текста утрачена] .. .миновал.
24
И ныне иду схорониться от мира.
Только к неправому нарушению заповедей
Вновь того и гляди возвратишься при вашем страшном облике!
А это оружие! Оно нипочем.
Хороший день отдаляет.
Ая ! Только этот высокий холм добра —
Он ведь не тот знатный дом, куда не каждому дано войти!
Разбойники были потрясены глубиной ее смысла и преподнесли в
дар Ёнчжэ два куска узорчатого шелка. Учитель рассмеялся и отклонил
их подарок: «Знаю, что именно богатство — корни в подземном аду. Со­
бираюсь укрыться в глухих горах и там дожить свои дни. Не могу я при­
нять этот шелк!»
И швырнул его на землю. Разбойники вновь были потрясены слова­
ми Учителя. Они все, как один, сняли мечи, побросали копья, сбрили во­
лосы и стали его учениками. Вместе с Учителем они укрылись в горах
Чирисан и не возвратились в мир. Ёнчжэ как раз исполнилось девяносто
лет. И было это во времена государя Вонсон-тэвана (785-798)».
В песне Ёнчжэ местные культурные представления сочетаются с
буддийскими воззрениями. В начале песни говорится о том, что автор
обладает душой-сознанием, которая давно хранит в себе облик Будды —
старшего. Отношения старшего и младшего (Ёнчжэ) идеальны (ср. хянга
о Кипха). В эти отношения вторгаются «чужие» — разбойники, которые
стремятся вытеснить облик Будды из души-сознания младшего и вернуть
его к тому состоянию, когда облик Будды был ему еще неведом. Таким
образом, монах Ёнчжэ осмысливает свои отношения с Буддой и разбой­
никами в категориях древнего корейского ритуала.
Как правило, древний ритуал предусматривал четкие пространствен­
но-временные рамки (ночь, луна, вода, берег). В песне Ёнчжэ все проис­
ходит «ныне» — между тем днем в прошлом, когда он еще не постиг уче­
ния Будды, и тем днем в будущем, когда он придет к «высокому холму
добра», то есть постигнет Истину. Здесь автору хянга важно сообщить о
своей личной эволюции на пути постижения Истины. Окончательное по­
стижение Истины (то есть приобщение к облику старшего) пока еще не
наступило. Это ситуация, чуждая корейскому ритуалу. Она появилась под
влиянием буддизма.
Как и все хянга, песня о разбойниках должна устранить нарушение
порядка (вторжение разбойников) и восстановить гармонию в отношени­
ях старшего и младшего. Ёнчжэ не дал отторгнуть себя от Будды и укре­
пил облик старшего, присоединив к нему других младших — разбойни­
ков, которые стали последователями буддийского учения.
Во втором тексте идет речь о хваране Чхоёне, изгнавшем духа лихо­
радки. Рассказ о том, кто такой Чхоён и как он изгонял духа болезни, по­
мещен под названием «Хваран Чхоён. Храм Манхэса» Ш Ш ÊI5 Ш M # .
Однажды государь отправился на прогулку к заливу Кэунпхо —
25
«Рассеявшихся облаков». На обратном пути он остановился отдохнуть.
Внезапно сгустились облака, пал туман, и государь со свитой не знали,
куда дальше ехать. Государь в испуге спросил, что случилось. Придвор­
ный толкователь доложил, что беду наслал дракон Восточного моря и
следует его чем-нибудь одарить. Государь велел соорудить ему храм.
Только он отдал приказание, как тут же в ответ облака рассеялись и перед
государем явился сам дракон со своими сыновьями. «Один из сыновей
дракона, сопровождая выезд государя, прибыл в столицу и стал помощ­
ником государя в делах правления. Звали его Чхоён. Государь женил его
на красавице. Желая привлечь его помыслы, сверх того пожаловал чин
кыпкана. Его жена была очень красива. Дух лихорадки возжелал ее, обер­
нулся человеком и, явившись ночью в дом Чхоёна, втайне спал с ней.
Чхоён пришел домой и увидел на ложе двоих. Он тут же пропел хянга,
исполнил танец и отступил назад. В хянга говорилось:
В столице при ясной луне
До глубокой ночи гулял.
Вошел, взглянул на ложе,
Вижу — четыре ноги.
Две — мои,
Две — чьи же?
Изначально первые две были мои,
Однако ими завладел другой. Как быть?
Тогда дух явил свой изначальный облик и, преклонив колени перед
Чхоёном, произнес: «Я пленился женой господина и ныне посягнул на
нее. Господин же не проявил гнева. Я потрясен и хвалю за это. Клянусь
отныне и впредь, увидев облик господина на картине, не входить в те во­
рота!»
Поэтому ныне люди государства к воротам крепят нарисованный об­
лик Чхоёна и тем самым прогоняют нечисть и привлекают счастье...».
В песне Чхоёна речь идет о трех персонажах: сам Чхоён, его жена и
дух лихорадки. В характеристике всех трех выделены ноги. Ноги духа
лихорадки, принявшего человеческий облик, — «чужие» («две — чьи
же?»), ноги жены — «свои» («две — мои»), то есть жена Чхоёна пред­
ставлена как его собственные ноги. Такое внимание к этой детали облика,
скорее всего, подсказано древними представлениями о социальной орга­
низации (семье, государстве) как о человеческом организме. Старший,
глава, олицетворял целое, младшие были его руками и ногами. При этом,
младшие, мужчины, мыслились как руки, а женщины — как ноги. «Руки»
и «ноги» должны способствовать нормальному функционированию се­
мьи — государства. «Чужие ноги» Чхоён не уничтожает (не изгоняет), а
прежде всего стремится выявить «истинное лицо» хозяина, для этого он
поет и пляшет, то есть выступает в роли шамана, который камланием вы­
зывает духа-оборотня в его настоящем виде. Когда дух появляется, он его
не убивает, а заключает «соглашение»: дух лихорадки обязуется не захо26
дить в тот дом, на воротах которого будет висеть портрет Чхоёна (вспом­
ним корейский вариант универсального мифа «Поединок Бога Грозы со
Змеем», где борьба противоположных персонажей также заканчивается
не уничтожением противника, а союзом).
Хянга в «Житии Кюнё»
Песням, включенным в «Житие Кюнё» Кюнё чон Щ jü Ш, отведена
специальная седьмая глава (всего в сочинении десять глав). Такое внима­
ние к поэтическому творчеству подвижника говорит о том, что в те вре­
мена сочинение поэтического текста рассматривалось как выдающееся
деяние, не менее значимое, чем другие его подвиги (о них речь идет в
предыдущих шести главах). Записав тексты одиннадцати хянга, автор
рассказывает историю о том, как с помощью хянга исцелился неизлечимо
больной человек: выдающееся деяние (сочинение песни) могло сотворить
чудо. Хянга, которые создал Кюнё, представляют собой восхваление де­
сяти обетов бодхисаттвы Самантрабхадры («всецело добрый», входит в
список восьми главных бодхисаттв махаяны), записанных в «Аватамсакасутре», например, обетов «почитать всех будд», «воздавать хвалу всем
буддам», «делать подношения всем буддам», «искупить вину за злые дея­
ния», «радоваться достоинствам других» и т. д. Таким образом, песни
Кюнё посвящены буддийским темам.
В ритуале исполнения буддийских хянга адресатом выступают будды
и бодхисаттвы (старшие), а исполнителем (младшим) — буддийский мо­
нах (ср. хянга, сочиненную буддийским монахом Ёнчжэ, о которой речь
шла выше). Хянга Кюнё возникли на основе местных ритуалов (воздейст­
вие на облик старшего, воздействие на облик врага с тем, чтобы оградить
облик старшего). Они включают местные представления о функциях по­
этического слова и автора-исполнителя, а также о назначении старшего и
младшего поддерживать порядок в мире. В творчестве Кюнё местные
представления были откорректированы буддийскими воззрениями.
Итак, появление и исполнение хянга были связаны с ритуалами госу­
дарства Силла — с представлениями о роли социально значимого лица в
поддержании космического порядка. С падением Силла и образованием
государства Коре хянга и связанные с ними ритуалы ушли в тень (госуда­
ри династии Коре проводили активную политику ориентации на Китай),
но не были забыты. Местные культурные традиции проявились, в частно­
сти, в песнях Коре — Коре каё Ж Ш Ш Щ которые создавались на корей­
ском языке. Их тексты хранились в памяти и передавались устно, либо в
переводах на китайский язык. Кроме того, хянга и связанные с ними ри­
туалы, а также способ записи корейских текстов — иду хранились деяте­
лями буддизма. Об этом свидетельствуют два буддийских памятника —
«Житие Кюнё» Хёк Нёнчхона (XI в.) и «Дела, опущенные в "Историче­
ских записях трех государств"» Ирёна (XIII в.).
27
3. Проза на китайском языке
Исторические сочинения и стела Квангэтхо-вану
Сохранилось очень мало письменных памятников раннего периода
корейской истории— эпохи трех государств и объединенного Силла,
которое распалось в конце IX в. Остались лишь названия сочинений и
некоторые тексты, которые дошли в более поздних записях. Названия
говорят о преимущественно исторических сочинениях, и сами тексты
были сохранены прежде всего в записях историков. Известно, что в VII —
IX вв. существовали авторские сборники биографической прозы, напри­
мер, «Жизнеописания министров и наставников» +1 Ш Ш Чхве Чхивона
Ш ïfc Ш (857-?) и «Биографии выдающихся наставников» Ш im Ш, «Раз­
ные биографии из Керим» Ш fä Ш Ш Ким Тэмуна £ ;*: И (?). Это по­
зволяет говорить о том, что в корейских государствах существовала раз­
витая историческая проза на китайском языке, давшая, в частности, об­
разцы биографического жанра.
К жанру биографии можно отнести и текст V в., сохранившийся на
каменной стеле. Она была воздвигнута государю Когурё Квангэтхо-вану
(391-412) и установлена в 414 г., после его смерти. Стела находится на
территории современного Китая (уезд Цзиань, пров. Гирин), которая не­
когда была владениями государства Когурё. Многие века о ней не было
известно, ее случайно обнаружили только в семидесятых годах XIX в., и с
тех пор памятник стал предметом изучения для ученых Востока и Запада.
Стела имеет четыре грани в соответствии с четырьмя сторонами све­
та. На гранях высечен текст, начало которого находится на южной сторо­
не, а конец— на восточной. Всего в тексте 44 строки и 1802 иероглифа,
часть которых была утрачена. Это самый ранний из сохранившихся мо­
нументальных эпиграфических памятников Кореи.
В содержании текста можно выделить четыре части. В первой приве­
ден миф о Чхумо — основателе государства Когурё и двух его преемни­
ках. Во второй части дана оценка заслуг Квангэтхо-вана и рассказано о
создании усыпальницы и установлении стелы. Третья посвящена описа­
нию военных подвигов государя. В четвертой сообщается о семьях, спе­
циально выделенных для охраны усыпальницы. Текст памятника написан
в форме официальной конфуцианской биографии, посвященной значимой
личности. Такие биографии не дают подробного описания всей жизни
человека от рождения до смерти. В них специально отбираются такие
факты, которые могли бы иллюстрировать заранее заданный образ вы­
дающейся личности, в данном случае— образцового государя. Герой
биографии, как правило, имеет необычных предков. Поэтому история
Квангэтхо-вана начинается с рассказа о его происхождении от основателя
государства Когурё Чхумо (в ранних китайских и более поздних корей28
ских исторических сочинениях этот персонаж получил имя Тонмён и Чумон), приведено предание о необыкновенном рождении Чхумо и созда­
нии им царства. Это самая ранняя из сохранившихся корейских записей
предания об основателе Когурё. Деяния Квангэтхо вана— правителя и
военачальника излагаются в хронологической последовательности.
Итак, самый ранний текст представляет собой конфуцианскую био­
графию, которая на Дальнем Востоке относилась к историческим сочине­
ниям.
~~
Сюжетная проза в исторических трудах
О ранних литературных текстах мы можем получить представление
также из записей в памятниках XII в. Авторы этих памятников включали
в свои сочинения произведения известных литераторов прошлого, а ино­
гда и указывали источник, из которого заимствован данный текст.
Например, в «Исторических записях трех государств» Ким Пусика
(1075-1151) в разделах «Основные анналы» понги ^ IB и «Биографии»
ёлъчжон Ш Ш, наряду с биографиями известных исторических лиц, по­
мещены сюжетные истории. Источником этих историй могли быть риту­
альные тексты.
Например, рассказ о коллизии в семье государя Когурё Юри-вана
(19 г. до н. э. — 17 г. н. э.), записанный под третьим годом его правления.
Две жены государя по имени Хва (Колос) и Чхи (Фазаночка) ссорятся.
Воспользовавшись отсутствием государя (тот отправился на охоту в го­
ры), Колос прогоняет Фазаночку. Возвратившись, Юри-ван пытается вер­
нуть жену, но безуспешно. Тогда он садится под деревом и слагает песню
о паре неразлучных желтых птиц. Текст представляет собой беллетризованное описание ритуала поддержания космоса. Так, одну жену зовут
Колос, она живет в восточном дворце и родом из местности под названи­
ем Кольчхон— «соколиная река». В мифологии колос, хлебный злак,
всегда связан с жизнью, точно так же, как восток всегда соотносится с
весной и возрождением жизни. Возможно, не случайно и то, что Колос
названа «дочерью человека с Соколиной реки». В мифе, как правило, со­
кол — солярный персонаж, и название местности может указывать на
связь этой жены с солярными силами. Хва, скорее всего, ассоциируется с
жизнью. Другую жену зовут Фазаночка, она живет в западном дворце,
родом из страны Хань — Китая, который расположен к западу от госу­
дарства Когурё. Запад в корейской культуре ассоциируется со смертью. В
корейских мифологических текстах эта птица, как правило, связана с во­
дой, горой, имеет западную ориентацию и постоянно выступает как анта­
гонист хищной птицы (сокола), обладающего солярной природой. Так, в
этой истории одна жена соотносится с жизнью, солярными силами, дру­
гая — со смертью и хтоническими силами. Колос и Фазаночка ссорятся,
поэтому государь разъединяет их. В десятой луне (зимний сезон) поселя29
ет их в Янгоке, что значит «холодная долина», определяя каждой из них
свое место: Колосу — восток, Фазаночке — запад.
История государя Юри и его двух жен отнесена к десятой луне. Де­
сятая луна— это первый месяц зимы, когда праздновали день зимнего
солнцестояния, а в древности— и Новый год. Поэтому в десятой луне
проводили ритуалы, направленные на поддержание плодородия и сохра­
нение космоса. Возможно, и государь, определяя каждой из жен свое ме­
сто в первом месяце зимы, совершал ритуальное действие — устанавли­
вал космос.
Далее, государь покидает столицу, уходит в горы на охоту. По мифо­
логическим представлениям, горы являются местом смерти, поэтому уход
из столицы в горы означает переход из живого состояния в мертвое. Го­
сударь должен преодолеть смерть. Для этого он совершает ритуальное
действие. Таким действием является охота, которая, как правило, прово­
дится на границе двух сезонов. После ритуальной смерти (в горах он про­
водит семь дней) и преодоления смерти (охота), государь возвращается в
столицу — оживает, как бы рождается вновь. В столице ритуал смертинового рождения он должен продублировать сначала в обители смерти —
западных покоях Фазаночки, которая связана с западом, смертью: в мифе
смерть преодолевается актом зачатия. Но Колос прогнала Фазаночку, тем
самым государя лишили возможности провести ритуал— происходит
нарушение космоса. Государь, обладающий функциями устроителя, дол­
жен исправить положение и вернуть Фазаночку на ее место, но она отка­
зывается. Тогда он садится под дерево и слагает песню о паре неразлуч­
ных птиц. Сложение и исполнение песни имело ритуальное значение, а в
древности слово наделяли магическими функциями. Поэтому при испол­
нении песни происходит отождествление государя и его жены Фазаночки
с неразлучными птицами — песня возвращает государю брачную пару и
тем самым восстанавливает ритуальный порядок.
Возможно, в основе рассказа о конфликте в семье государя Юри ле­
жит описание сезонного ритуала, связанного с поддержанием космоса на
границе двух сезонов.
Источником занимательного сюжета была известная в Корее и ЮгоВосточной Азии история о том, как обманом удалось захватить соседнее
царство. Это рассказ о царевиче Ходоне и Аннанской принцессе, запи­
санный под пятнадцатым годом правления государя Когурё Тэмусин вана
(18-43). Царство Аннан владело волшебными предметами, барабаном и
рожком, которые начинали звучать, как только к границам приближалось
враждебное войско. Поэтому государь Когурё не мог завоевать это царст­
во. Тогда сын государя Когурё царевич Ходон женился на принцессе и
потребовал, чтобы она сломала эти волшебные предметы. Принцесса из
преданности Ходону выполнила его требование. Аннан без труда был
завоеван, а принцессу убил ее отец. Этот сюжет хорошо известен, напри­
мер, во Вьетнаме и записан в исторических сочинениях. В Корее, так же
30
как и во Вьетнаме, поступки персонажей этой истории приписаны реаль­
ным историческим лицам.
В раздел «Биографии» включены местные фольклорные сюжеты,
оформленные как жизнеописания исторических лиц. Это, например, ис­
тория Ондаля— «нищего паршивца» и царской дочери— «царевнынесмеяны» («Биография Ондаля»). Кроме того, среди биографий можно
обнаружить и явно литературные сюжеты, источником которых были
скорее всего китайские сочинения. Например, «Биография госпожи
Соль» — история преданной женщины, хранящей верность данному сло­
ву. В биографии даже использован хорошо известный китайской литера­
туре эпизод с разломанным зеркалом, которое при разлуке делят юноша и
девушка в знак обещания в будущем соединить обе половинки — сохра­
нить верность друг другу.
В этом же разделе помещено и авторское произведение— притча
Соль Чхона Ш BS (660-730). Соль Чхон был государственным деятелем в
Силла, который немало потрудился, чтобы насадить в своей стране ки­
тайскую административную систему и конфуцианскую идеологию. С его
именем связывают изобретение иду 5Ё Ш — способа записи корейских
слов китайскими иероглифами и попытку с помощью иду перевести на
корейский язык сочинения конфуцианских классиков. Кроме того, как
сказано в «Исторических записях трех государств», Соль Чхон «также
умел сочинять произведения изящной словесности». Одно из этих произ­
ведений и было включено в его биографию. Это— «Предостережение
царю цветов» Хва ван ке ?b ï Ш (в «Избранных произведениях восточ­
ной словесности» Тон мун сон Ж ~Х Ш, XV в., сочинение Соль Чхона
имеет другое название — «Послание с увещеванием государя» Пхун ван
со Ш ЗЕ Ш). Притча аллегорична, ее персонажи — цветы: ко двору госу­
даря цветов явились двое— красавица Роза и нищий мудрец Анемон.
Царь не может решить, кого предпочесть. Мудрец осуждает царя с кон­
фуцианских позиций. Притча написана языком китайской высокой прозы
с использованием параллельных построений фраз, устойчивых поэтиче­
ских образов и ссылками на примеры из биографий известных деятелей
древнего Китая. Приемы китайской литературы и сам жанр аллегориче­
ской притчи говорят о том, что корейская элита была хорошо начитана в
китайской классике и свободно применяла ее образную систему в собст­
венных сочинениях. Притча включена в биографию Соль Чхона как его
главное деяние. Герой биографии рассказывает своему государю притчу о
царе цветов, в которой содержится намек на неправельные поступки пра­
вителя, и Соль Чхон, рискуя поплатиться жизнью, увещевает государя —
совершает подвиг истинно преданного подданного.
Образцы сюжетной прозы, помещенные в разных разделах историче­
ского сочинения Ким Пусика, позволяют предположить, что в Корее в
ранний период сложилась письменная традиция написания заниматель31
ных произведений, в которых соединились местные фольклорные сюже­
ты и художественные приемы китайской литературы.
Буддийский дневник Хечхо Ш Ш
В IV-VI вв. в корейских государствах распространяется буддизм на­
правления Махаяна. На корейской почве вырастает своя комментаторская
традиция. Известны имена деятелей буддизма, с которыми связано начало
и развитие корейских философских школ. Это прежде всего Вонхё ти Ш
(617-686), Вонгван И % (?-630), Вончхык И )Ш (613-696) и Ыйсан Й Ш
(625-702). Труды наставников имели значение не только для укрепления
позиций буддизма на полуострове, но и были свидетельством искусного
владения словом корейскими сочинителями и тем самым демонстрирова­
ли миру высокий уровень цивилизованности государства.
Корейские наставники поддерживали связи с китайскими и индий­
скими буддистами. Они совершали паломничества в китайские и индий­
ские монастыри, учились там, собирали сутры и буддийские реликвии,
переводили сутры на китайский язык. Некоторые монахи на родину так и
не вернулись. Например, Хечхо (704-787), который прославился благода­
ря своему дневнику «Хождение в пять индийских царств» Ван очхончхуккук чон Ё ï ^ ï i i l , написанному во время его паломничества в Ин­
дию в 723-727 гг. Текст дневника пропал, и долгое время о нем было из­
вестно только из сочинения китайского буддиста Хуй-линя Ш Щ «Чтение
и значение слов всех канонов» —"Й Ш "щ Ш (написано на рубеже VIII и
IX вв.). В 1908 г. французский синолог Пеллио (Pelliot) обнаружил днев­
ник в пещерном храме в Дуньхуане, однако это был текст в более поздней
сокращенной переработке, его начало и конец утрачены. В какой степени
этот найденный текст аутентичен, пока еще решить трудно. Обратим
здесь внимание на некоторые его особенности.
Прежде всего, автор дневника, безусловно, опирался на китайскую
буддийскую традицию ведения путевых записей, которая к этому време­
ни уже была представлена сочинениями таких известных деятелей китай­
ского буддизма, как Фа-сянь (VB.), Сюань-цзан (VII в.), И-цзин (VII в.).
Так, структурно «Хождение...» повторяет известный дневник Сюаньцзана «Записи о землях к западу от Великого Тан»: описываемые в днев­
нике события связаны хронологически и пространственно, записи имеют
точную дату (день, луна) и указание на географический пункт. Однако по
содержанию это сочинение не похоже ни на один из дневников китайских
паломников, которые, как правило, замкнуты на буддийской теме.
В «Хождении...» буддизм— одна из тем, которая присутствует на­
равне с описаниями обычаев народов индийских царств и рассказами об
удивительном, которые прерывают строгий документальный стиль изло­
жения. Эти рассказы об удивительном связаны как с чудесными деяниями
самих деятелей буддизма, так и с местным фольклором (например, рас32
сказы о Нагарадже, хозяине озера, Змее, или о том, как духи построили
монастырь, история неиссякаемых пятнадцати мер риса, которыми кор­
мились три тысячи монахов). Кроме того, в дневнике значительное место
занимает описание личных эмоциональных впечатлений. Это прежде все­
го пять лирических стихотворений, в которых главный мотив — тоска по
родине и чувство одиночества, затерянности в чужом, неприветливом
крае. Для примера приведем второе стихотворение Хечхо:
Лунной ночью
гляжу в тот край, где родина моя,
А оттуда лишь плывущие облака
возвращаются под завывание ветра.
Я написал письмо,
хотел по случаю отправить,
Но ветер так свиреп,
что и ответа не услышал.
Моя страна лежит
у северного края неба,
Чужие государства —
в западном углу земли.
А здесь, на солнечном юге,
даже гусей не бывает.
Кого отправить,
чтоб слетал в страну Керим?
В стихотворении восемь строк. По смыслу его можно разделить на
две части, по четыре строки в каждой. В первой части речь идет о реаль­
ной ситуации: человек на чужбине, в непогоду, тоскует по родным краям.
Во второй — размышления о родине и одиночестве в чужой земле, откуда
и весточку не с кем послать домой (Керим — древнее название государ­
ства Силла). В последних двух строчках мысль об утрате связей с родной
страной подчеркивается фразой «даже гусей не бывает». Гусь — распро­
страненный в китайской и корейской поэзии образ вестника, посланца.
Этот образ пришел в поэзию из биографии китайского государственного
деятеля Су У (II—I вв. до н. э.), который был направлен послом к сюнну.
Вождь сюнну, задумав оставить его у себя на службе, объявил посланни­
ку императора, что Су У умер, однако Су У удалось тайком встретиться с
посланником и рассказать, как хитростью добиться его освобождения из
плена. Посланник должен был сообщить вождю сюнну: «Сын неба охо­
тился в лесу Шанли и подстрелил дикого гуся, к лапке которого было
привязано написанное на шелке письмо от Су У, где он сообщает, что его
содержат в таком-то болоте». Хитрость удалась, и Су У вернулся на ро­
дину. Эта история со временем обросла легендой, в которой уже сам Су У
отправлял гуся с письмом к императору. В корейской литературе образ
гуся-посланника (уже без Су У) стал одним из самых распространенных и
в поэзии, и в прозе.
33
Следует заметить, что все пять стихотворений Хечхо ритмически од­
нотипны: в каждом из них по восемь пятисложных строк. По содержанию
каждое из них — это эмоциональная реакция на случившееся в пути. Так,
первое стихотворение родилось, когда Хечхо^ посетил место, где Будда
достиг просветления, третье написано под впечатлением известия о не­
ожиданной смерти монаха из Китая, четвертое — после встречи с китай­
ским посланником, который направлялся в Тибет, а пятое навеяно стра­
даниями от непогоды в чужом неприветливом крае, когда Хечхо оказался
в горах Памира. Приведем первые четыре строки из стихотворения, по­
священного пути через Памир:
Холодный снег
смерзается со льдом,
Студеный ветер
раздирает землю.
Огромное море
льдом замостило,
Воды речные
поглотили утесы льда...
Так, автор, нарушая китайский стиль ведения буддийского дневника,
время от времени уходит в сферу собственных эмоциональных пережива­
ний. В связи с этим встает вопрос, почему неизвестный китаец, которому
попал в руки дневник, решил его сократить? Быть может, потому, что он
был написан «не по правилам»? Его содержание не соответствовало при­
нятым образцам? Ответить на этот вопрос можно только предположи­
тельно. Возможно, действительно корейский автор писал «не по-китай­
ски». Ведь, как показала история, писатели Кореи по-своему переделыва­
ли сюжеты и осмысляли темы, предложенные китайской литературой.
Роль буддизма в корейской литературе не ограничивалась только
специально религиозной сферой. В пропаганде своего учения буддисты
использовали местный фольклор, поэтому в сюжетах буддийских легенд
о деяниях подвижников просвечивают местные мифы, например, о смер­
ти-рождении божества плодородия, и связанные с ними ритуалы. В свою
очередь, буддизм обогатил сюжетами корейскую литературу и фольклор.
Так, из буддийских джатак пришли сюжеты некоторых повестей (напри­
мер, «Заяц» Тхокки чон §ÜJI£!, «Чок Соный» Чок Соный чон ^ Й З Э ,
«Принц Золотой теленок» Кыму тхэчжа чон 3 ^ ЕН Хг 3 ).
4. Поэзия на китайском языке
Стихи на китайском языке корейские поэты писали по правилам ки­
тайского стихосложения. Поскольку в традиционной литературе Кореи
поэзия на китайском языке занимает одно из ведущих мест, следует ска­
зать несколько слов об особенностях китайского стихосложения.
34
Ритмика китайского классического стиха (а в Корее особо популяр­
ными были стихи династии Тан, 618-907 гг.) строится:
1) на одинаковом количестве слогов— слов (иероглифов) во всех
строках стихотворения (в Корее чаще всего использовали форму — пять,
либо семь слогов в строке);
2) на чередовании ровных и неровных тонов (китайскому языку
свойственны музыкальные тона, при этом, в древнем языке было пять
тонов, первые два — ровные, следующие три — неровные, и каждый ие­
роглиф произносится в определенном тоне);
3) на финальной рифме (рифмуются только иероглифы, которые
произносятся в ровном тоне);
4) каждая строка делится цезурой на две части (например, в пяти­
сложных стихах— 2+3, семисложных— 4+3). На русский язык китай­
ская строка переведится обычно двумя строчками.
Теперь проверим, как корейские поэты в своих стихотворениях сле­
довали китайской ритмической схеме чередования тонов. Для примера
возьмем стихотворение «Осенней ночью в дождь» Чхуя учжун Ш ^ Я
Ф, написанное Чхве Чхивоном Ш ï& зИ (857-?)— одним из первых по­
этов, который прославился как искусный сочинитель стихов на китайском
языке.
При осеннем ветре
только читаю стихи в тоске.
На дорогах мира
мало «понимающих звуки».
За окном —
дождь в третью стражу,
А перед светильником —
душа-сознание унеслась за десять тысяч ли.
Ритмическая схема стихотворения имеет такой вид: номер тона по­
мечен цифрой, рифма— звездочкой, ровный тон обозначен кружком,
неровный — крестиком.
11232
44311
24143
1243 1
ОООХО
ХХХОО*
ОХОХХ
О О XX О*
fWafêSS
ffiK'J/4^
ШЯЕ-ЖШ
»МГЯШ'Ь
Как правило, в пятисложных стихах рифмуются последние слова
(иероглифы) четных строк (здесь, в корейском чтении иероглифов, — ым
1з и сим 'Ъ — «звук» и «душа-сознание»).
Чхве Чхивон следует схеме пятисложного четверостишия — корот­
кого стихотворения из четырех строк. Если в стихотворении большее ко­
личество строк, схема повторяется, при этом чередуются две первые
строки с двумя последними (как правило, в корейских стихах «танского
35
образца» содержится четное количество строк). Надо сказать, что в рит­
мическом построении стиха поэтами допускалось некоторое своеволие.
В творчестве корейских поэтов можно обнаружить многие жанры, и
не только времени Тан, но здесь приведен пример ритмической схемы
одного пятисложного короткого стихотворения, поскольку для меня было
важно прежде всего показать, что чередование тонов— это не просто
попеременное следование ровного и неровного тонов. Чередование созда­
ет своеобразный «ритмический рисунок» стихотворения, «звуковой
узор», и корейские поэты безусловно воспринимали его на слух, во вся­
ком случае, в ту раннюю эпоху, когда жил Чхве Чхивон.
В «Исторические записи трех государств» включено несколько сти­
хотворений на китайском языке, которые приписываются именитым лю­
дям прошлого. Это, например, стихотворение полководца государства
Когурё Ыльччи Мундока, адресованное китайскому военачальнику Юй
Чжун-вэню (датировано 612 г.), «Ода великому спокойствию» Тхэпхён
сон ^ ^ Ш (датирована 650 г.), которую сочинила государыня Силла
Чиндок-нёван (647-653) и послала в дар китайскому императору, или
стихотворение Ван Коина ЗЕ Ш \—, по преданию, написанное в годы
правления государыни Силла Чинсон нёван (887-896). Эта поэзия функ­
циональна, имеет вполне определенное назначение. Об этом назначении
сообщается в прозаическом тексте. По преданию, «Оду великому спокой­
ствию» выткала на шелке и послала в дар танскому императору Гао-цзуну
(650-684) сама государыня Чиндок. Эта акция имела ритуальный смысл.
Китайский император (как и вообще правитель, вождь) считался тождест­
венным миру, космосу; ткань с узором (здесь — с текстом стихов) связа­
на с женским занятием и есть знак женщины. В данном случае не просто
женщины, а царственной особы, фигуры сакральной. Поэтому ткань с
текстом стихов в руках императора, в мифологическом плане, должна
символизировать гармоничный союз мужского и женского, то есть еди­
нение двух государств, мир и спокойствие в космосе.
Ван Коин, по преданию, написал свое стихотворение в темнице, куда
его велела заточить государыня Чинсон. В правление Чинсон делами в
государстве заправляли ее любимцы, народ был недоволен, и потому на
дорогах разбрасывали подметные письма. Одно из них попало в руки го­
сударыни, и она, решив, что это сочинил Ван Коин, распорядилась бро­
сить его в темницу. Тогда Ван Коин на стене темницы написал стихотво­
рение:
Достопочтенный Юй отчаянно рыдал,
когда случилась трехлетняя засуха.
Цзоу Янь страдал в душе,
когда случился иней в пятой луне.
А нынче мои горести
такие же, как встарь,
Но от Неба — ни слова,
все так же по утрам синеет.
36
«Достопочтенный Юй» — Юй гун — жил в период правления дина­
стии Западная Хань (206 г. до н. э. — 8 г. н. э.). Он прославился своей
справедливостью: добился оправдания женщины, которую обвиняли в
убийстве. По преданию, в ответ на несправедливое обвинение случилась
большая засуха. Цзоу Янь — философ (ок. 250 г. до н. э.), жил в царстве
Ци. По преданию, когда правитель Ци несправедливо обвинил его и зато­
чил в тюрьму, летом в пятой луне выпал иней.
Ван Коин, сочиняя стихотворение на китайском языке, обращается к
художественным приемам китайской поэзии, например, параллелизму:
для современных событий непременно находится параллель в древности.
Древность для образованного сословия— это всегда Китай, где жили
«образцовые герои» и происходили «образцовые события». Корейский
поэт находит в «китайской классике» персонажей и связанные с ними
случаи, которые соответствуют ситуации, в котрой он сам оказался, т. е.
был несправедливо наказан. На страдания китайских героев откликнулось
Небо (наслало засуху и иней), а вот корейского поэта оставило без вни­
мания. Поэтому Ван Коин и сочинил стихотворение — призыв к Небу. По
преданию, Небо откликнулось: в ответ оно молнией разрушило темницу и
освободило его. Поэтическое слово сыграло здесь роль магического за­
клинания — текст, адресованный Небу, получил отклик.
Так, сохранившиеся образцы ранней поэзии имели определенного
адресата и назначение. Первым в Корее поэтом, который в изящном слове
открыл возможность выразить свое понимание мира и места в нем чело­
века, был Чхве Чхивон.
Поэтическое творчество Чхве Чхивона S a i l (857-?)
Чхве Чхивон был первым крупным поэтом в истории корейской ли­
тературы. Он был родом из государства Силла (точное место его рожде­
ния неизвестно). В 12 лет его отправили учиться в Китай, там он сдал эк­
замены на чин и служил. В Силла вернулся в 885 г., но у себя на родине
не был понят, возможно, потому, что слишком долго жил за пределами
своей страны, и соотечественники воспринимали его как чужеземца. Ос­
тавив службу, Чхве Чхивон поселился в горах Каясан (приблизительно в
898 г.), о его дальнейшей судьбе рассказывают легенды. «Время, когда
Чхивон после службы Великому танскому государству на Западе вернул­
ся на Восток, в родную страну (Силла), оказалось для него весьма беспо­
койным и тревожным, так как на каждом шагу он встречался с препона­
ми, каждое его движение вызывало хулу. Он очень горевал, что не может
найти себе подходящего применения, поэтому оставил мысль о продол­
жении службы и всего себя посвятил вольным странствиям по горам и
лесам, по берегам рек и морей». — Так писал о поэте историк Ким Пусик.
Чхве Чхивон оставил сочинения в стихах и прозе, но большая их
часть погибла. Его творения сохранились в авторском сборнике «Пахота
37
кистью в Коричном саду» Кевон пхилъгён Ш Щ Ш Ш, который впервые
был издан в 1834 г. (ранее бытовал в рукописях). Это было первое в Ко­
рее авторское собрание стихов и прозы. Кроме сборника, сочинения Чхве
Чхивона сохранились в антологии корейской литературы, созданной на
китайском языке, «Избранные произведения восточной словесности» Тон
мун сон, составленной в 1478 г. Со Кочжоном Ш S IE (1420-1488). В
историческом труде Ким Пусика в разделе «Разные записи» чстчи $$L р^
записаны пять стихотворений поэта, описывающих театральные пред­
ставления в масках.
Сборник Кевон пхилъгён был составлен в Китае. В него вошли произ­
ведения, написанные приблизительно с 881 по 885 г. Это — изящная про­
за (доклады трону, документы, излагающие события, письма> молитвословия, описания, донесения), два поэтических цикла («Семисловные
стихи, в которых описывается духовная сила дэ», «Насвистываю мело­
дию луне, пою ветру») и группа «Весенние стихотворения».
Первый цикл состоит из тридцати стихотворений. Число тридцать
связано с луной, а отсюда— с ритуалом (например, колесо ритуальной
повозки Сына Неба имеет тридцать спиц), поэтому китайский историк
Сыма Цянь (145[?]-86[?] до н. э.) уподобил ближайших помощников го­
сударя тридцати спицам колеса императорской повозки и в своем истори­
ческом сочинении «Исторические записки» Шицзи 5Ё IË дал описания
тридцати наследственных домов. Так и Чхве Чхивон в своем поэтическом
цикле представил тридцать различных видов «искусств», которыми вла­
дели выдающиеся сподвижники китайских императоров. В традиционном
Китае и в Корее к «искусствам» относили не только поэтическое мастер­
ство, музыкальное дарование или талант художника, каллиграфа, но и
умение стрелять из лука, владеть мечом, строить планы военных опера­
ций. Человек, в совершенстве постигший какое-либо «искусство», спосо­
бен потрясти мир своим «умением» а его личность благотворно воздейст­
вует на окружающих. Считалось, что такой человек обладает внутренней
духовной силой, которая может умиротворить «варваров» и поддержать
космос.
Стихи были написаны в годы службы поэта в Хуайнани (приблизи­
тельно 880-884 гг.) и посвящены проявлению духовной силы дэ у извест­
ных личностей, которые прославились своими необыкновенными дарова­
ниями. В каждом стихотворении речь идет о конкретной исторической
фигуре, хорошо известной в Китае и вообще на Дальнем Востоке. Это —
человек, постигший природу военного искусства — тот, кто был опорой
императора в делах правления (например, Чжан Лян [?—185 г. до н. э.] —
помощник основателя династии Хань Лю Бана). Герой другого стихотво­
рения— каллиграф, обладавший удивительным мастерством (например,
Сяо Цзы-юнь [492-553] — каллиграф эпохи Южных династий). Духовной
силой владеет и поэт, который воспел снег (Се Хуй-лянь [397-433] —
38
автор «Оды снегу»), или государственный муж, который «преобразовы­
вает варваров». Это может быть также искусный стрелок из лука— его
грозное имя способно обуздать дикую природу варваров. Приведем для
примера два стихотворения цикла.
Воспевание снега Соль ён Ш Ш
Пятицветной кистью сотворил
цветы с шестью лепестками.
В третий месяц зимы сложил стихи —
и вот во всех четырех сторонах славят их.
Впервые дал понять, что стихи
лучше парных выражений.
С этих пор благоуханной славой
окутан дом Се.
Стихотворение насыщено китайской поэтической образностью. Так,
«цветами с шестью лепестками» называли снежинки, в них видели цветы,
которые отличаются от обычных количеством лепестков: шесть вместо
пяти. В последней строке речь идет о поэте Се Хуй-ляне (397-433), кото­
рый написал «Оду снегу». Стихотворение посвящено поэту, который вос­
пел снег. Искусное владение словом и есть проявление внутренней ду­
ховной силы, способной поддерживать гармонию мира.
Выстрел из лука в плеть Ca пхён $ii Ш
Не надо говорить, мол, в острие алебарды
совсем нелегко попасть стрелой.
Не надо говорить, мол, ивовый листок
совсем нелегко пронзить стрелой.
Надо следить, чтобы установилась
на песчаных полях твердая мораль.
Окраины всегда можно умиротворить —
стоит лишь выстрелить в плеть.
В двух первых строчках стихотворения— намек на двух прослав­
ленных стрелков древности: Ян Ю-цзи (эпоха Чуньцю, 770-476 гг. до
н. э.) сумел попасть в ивовый листок с расстояния в сто шагов, а Люй Бу
(?—198) удалось попасть в острие алебарды. Тот, кто владеет мастерством
лучника, обладает внутренней духовной силой — лишь один его меткий
выстрел способен умиротворить варваров.
Тридцать героев стихотворений, воспевающих духовную силу дэ,
представляют три типа личности — тип военного, стрелка из лука, спо­
собного воздействовать на варваров силой своей искусности; тип поэта и
каллиграфа, проникших в тайны природы и воспевших гармонию мира;
тип государственного мужа, опоры государя в деле правления. Следует
обратить внимание на то, что герой цикла — личность, искусно владею­
щая каким-либо «умением»— будь то оружие или кисть. Мастерство
такого человека всегда находится в гармонии с природой и следует ее
законам, а потому способно поддерживать космос. «Искусный умелец»
39
рассматривается как помощник государя — главной фигуры, от которой
зависит сохранение порядка в мире. Конечно, структура цикла, да и сама
идея отметить тридцать помощников государя, связаны с представления­
ми китайской цивилизации. Китайское понимание мироустройства, без­
условно, прочно вошло в сознание Чхве Чхивона за долгие годы жизни в
этой стране. Заметим, однако, что личность такого помощника играет
ведущую роль в древних корейских ритуалах — как сочинителя и испол­
нителя ритуальных песен хянга. Возможно, и Чхве Чхивон, создавая этот
цикл, как и авторы хянга, имел в виду исполнение ритуального действа —
поддержание порядка в мире. Быть может, именно такое сплетение «ко­
рейского» и «китайского» в сознании поэта и подвигло его на создание
цикла.
Цикл «Насвистываю мелодию луне, пою ветру» Соволъ ымпхун Ш Я
е1 Ж написан зимой 884 г. на побережье в китайской провинции Шаньдун, когда Чхве Чхивон полгода ожидал оказии, чтобы возвратиться на
родину. Здесь десять стихотворений (число десять тоже появилось не
случайно, оно в дальневосточной традиции символизирует завершение
процесса развития), и в каждом из них описывается один из образов при­
роды. Например, «Каменная вершина» Сок пон С Щ, «Песчаная отмель»
Ca чон Ур /Т, «Рододендрон» Тугён tt i l , «Чайка в море» Хэ ку M i l ,
«Дерево с красными листьями» Хонёп су Ш. Ш Ш. Стихи этого цикла
нельзя отнести к пейзажной лирике. Природный феномен здесь соотнесен
с размышлениями о месте человека в мире. Для примера рассмотрим два
стихотворения.
Каменная вершина Сок пон
Высокий пик — отвесная скала
хочет коснуться неба.
Солнце в море — поистине начинающий раскрываться
одинокий цветок лотоса.
Форма пика — срезанная, не дает расти
обычным деревьям.
Величина его — высока, влечет лишь
дивные облака и дымку.
Прекрасные холодные тени
разукрасили свежий снег.
Чистые звуки, будто постукивают по нефриту,
доносятся из тонкого ручейка.
Умиротворенный, подумал, что лишь Пэнлай
может сравниться с этой горой.
Наверняка и здесь лунными ночами
собираются небожители.
Вид высокой горы, которая стоит на берегу моря, у поэта вызывает
ассоциации с китайской мифической горой Пэнлай, где обитают бес­
смертные. К образу этой горы стихотворение подводит постепенно. Пер­
вая строка дает реальную картину высокой горы, лишенной растительно40
сти, и далее, строка за строкой, раскрываются черты необычного: на ней
не растут обычные деревья, ее вершина так высока, что привлекает дымку
и облака, а из ручья доносятся чистые звуки — описание картины полно­
го умиротворения. Только в таком необычном месте и могут обитать бес­
смертные. В обыденном поэт сумел разглядеть незаурядное, связанное с
вечностью, миром бессмертных.
Рододендрон Тугён
Камень треснет — корень окажется в беде,
и листья легко засохнут.
Ветер с инеем вдруг ощутит —
и сломается.
Уже полно полевых хризантем —
гордятся осенней красотой.
Конечно же, восхищает сосна на скале,
она сохраняет жизнь и в холоде.
Можно пожалеть, что таящий аромат
глядит лишь на синее море.
Кто сумеет его пересадить
к красным дворцовым перилам?
Обычным травам и деревьям
далеко до его особых качеств,
Но, боюсь, дровосеки
отнесутся к нему, как и к другим.
Тема стихотворения — судьба необычного цветка (человека), расту­
щего в неподходящих условиях (камень может треснуть, налетит ветер,
случится иней) и непохожего на растения вокруг (хризантему и сосну),
которым не вредят осенние холода. Рододендрон — цветок весны, а осе­
нью его красота и аромат скрыты. Истинное место этого цветка — в ухо­
женном дворцовом саду, а он вырос в «нецивилизованных условиях», где
не понимают его истинной ценности и могут срубить на дрова.
Размышления о судьбе нестандартной личности, «благородного му­
жа» в профаническом мире присутствуют во всех десяти стихотворениях
цикла. Как правило, достоинства такого человека не бросаются в глаза и,
неузнанный, он может погибнуть, либо обладатель высоких качеств жи­
вет не в «свое время» и не находит применения талантам. В цикле Чхве
Чхивон использует образы природы, не характерные для китайской по­
этической традиции (цветок рододендрона, дерево с красными листьями,
камень на вершине горы, чайка). Например, стихотворение «Чайка в мо­
ре» Хэ ку:
Вслед пенным волнам
плавно парит.
Легко отряхнула одежду из перьев —
поистине бессмертный у воды.
Свободно то всплывет, то нырнет —
здесь словно мир вне пыли.
То улетит, то прилетит —
прямо обитель бессмертных.
41
Вкус риса и проса
ей вовсе не ведом.
Зато природу ветра и луны
глубоко может постичь.
Тут вспомнил про сад лаковых деревьев —
сон о бабочке.
Остается признаться, будто и я
сплю как тот господин.
Чайка появляется в образе бессмертного (бессмертный в дальнево­
сточной поэзии всегда одет в платье из перьев), который отрешен от мир­
ского, профанического бытия, свободен в движениях, не ест злаки (рис и
просо) и дружит лишь с ветром и луной. Поэт, глядя на вольную птицу,
ощущает себя сопричастным неземному миру, он достигает состояния,
когда теряются границы реальности и сна. Знаком размытости границ
служит намек на сон о бабочке «в Саду лаковых деревьев», о котором
говорится в притче даосского философа Чжуан-цзы (IV в. до н. э.): Чжуан-цзы во сне увидел себя бабочкой, а, проснувшись, не мог понять, кто
он на самом деле — Чжуан-цзы или бабочка, кто кого видит во сне. Надо
сказать, что в китайской поэтической традиции с образом бессмертного
всегда связан журавль.
Мне кажется, цикл «Насвистываю мелодию луне, пою ветру» не слу­
чайно был написан в то время, когда поэт после многих лет службы в Ки­
тае ждал встречи с родиной. Тема «личности, не понятой миром» связана
с собственными переживаниями и тревогами поэта. В Китае он отличился
на службе, овладел мастерством изящного слова, его поэтический талант
признали. А как его примут на родине? Оценят ли там его опыт и знания?
Как оказалось, тревожился Чхве Чхивон не напрасно. Он разделил судьбу
героев своих стихов: не был допущен к «красным перилам» — государст­
венной службе при дворе, оказался непонятым и невостребованным.
Группа весенних стихотворений написана весной 885 г. после цикла
«Насвистываю мелодию луне, пою ветру» и завершает сборник Кевон
пхилъгён. Здесь восемь стихотворений, посвященных природе и чувствам
человека, который ищет покоя и поглощен личной стороной своей жиз­
ни — мыслями о доме и о весне, настроением данного момента. Желание
обрести душевный покой вызвало обращение к миру буддийских мона­
хов. С этими настроениями связано и появление темы вина:
.. .Красота весны не находит во мне отклика
и давно раздражает меня.
Во хмелю ищу взглядом
цветы старого сада на родине.
(«Свободный от дел, брожу по берегу моря» Хэбён ханбо M Ш Ш i£").
В группе весенних стихотворений поэт занят тем, что окружает его
сегодня, а сегодня наступила весна и ветер дует с востока — с той сторо­
ны, где находится родина.
42
...К счастью, восточный ветер
я повстречал уже в дороге.
И в сезон прекрасных цветов
доберусь до «Петушиного леса» — Керима.
(«Отвечаю на посланное мне другом в канун Нового года» Хвауин чея
кёнги *П Ж Л Ш ШЯ * ) .
Знал, что снова
повеет над морем ветер.
На рассвете сидел у окна и читал стихи —
трудно было прервать грустные мысли.
А когда справился с грустью, ветер снова
пошевелил полог книжных листов.
Словно весть мне принес, что в родных садах
цветы готовы раскрыться.
(«Восточный ветер» Тон пхун ЖЩ.
Весна и перемены в природе в этой группе стихотворений прежде
всего связаны с восточным ветром и ожиданием встречи с родиной —
ожиданием перемен в жизни поэта.
В антологию Тон мун сон входят 29 стихотворений поэта. Их боль­
шая часть не датирована и не соотнесена с биографией поэта. В этих сти­
хах можно выделить две темы: состояние неблагополучия в мире людей и
поиски духовной опоры для человека. Эту опору Чхве Чхивон находит в
дружбе. Вспомним, что отношения между друзьями считаются на Даль­
нем Востоке одной из самых почитаемых нравственных ценностей и вхо­
дят в известные пять конфуцианских правил отношений между людьми.
Но друзья живут далеко, а если и случится встретиться, то тут же прихо­
дит и расставание. Стихи Чхве Чхивона о дружбе полны печали. Напри­
мер, «Осенней ночью в дождь» Чхуяучжун:
При осеннем ветре
только читаю стихи в тоске.
На дорогах мира
мало «понимающих звуки».
За окном —
дождь в третью стражу,
А перед светильником —
душа-сознание унеслась за десять тысяч ли.
«Понимающий звуки»— китайский поэтический образ истинного
друга. Образ пришел из притчи о двух друзьях — искусном музыканте Бо
Я и его друге, простом дровосеке Чун Цзы-ци, который прекрасно пони­
мал музыку. Когда Бо Я играл про горы, Чун Цзы-ци видел перед собой
гору Тайшань, а когда играл про реки, он видел стремительные потоки.
После того, как Чун Цзы-ци умер, Бо Я разбил лютню, так как не было
больше такого, кто бы так хорошо понимал его игру.
Другую опору поэт находит в буддизме, в общении с монахами в мо­
настыре. Монастырь в глухих горах, медитация отстраняют профаниче43
ский мир и открывают возможность единения с космосом. Например,
стихотворение «Хозяину храма Золотой поток» Чын кымчхонса чу Ш £
)\\ Ф ± :
На берегу ручья у белых облаков
построил храм.
Уж больше тридцати лет
он здесь настоятель.
С улыбкой показывает: перед воротами
один лишь путь,
Но стоит покинуть храм, и под горой
оказываются тысячи дорожек.
Пять стихотворений включены в историческое сочинение XII в. Самгук саги Ким Пусика. Это «Пять песен разного типа, переложенные на
музыку нашей страны» хянак чабён осу Щ Ш Ш Ш 3Ï Ш, которые описы­
вают театральные представления в масках. Судя по стихотворным описа­
ниям и названиям, можно предположить, что речь идет о представлениях
иноземного происхождения. Например, одна из песен названа Сокток Ж
Ш. Такими иероглифами в китайских сочинениях записывали название
древнего царства Согд, которое находилось в Центральной Азии. Однако
ни Чхве Чхивон, ни Ким Пусик не дают никаких комментариев к этим
текстам.
Чхве Чхивон был первым корейским писателем, чье творчество со­
хранилось достаточно полно. Но его место в истории корейской литера­
туры связано не только с этим обстоятельством. Он в совершенстве овла­
дел искусством сочинения на китайском литературном языке вэнъянь,
жанрами китайской высокой поэзии и прозы, а также системой китайской
поэтической образности. Под слоем искусных приемов китайского поэти­
ческого языка обнаруживаются черты культуры, связанной с местными
корейскими представлениями о мире.
Чхве Чхивон был не единственным поэтом второй половины IX в.,
который получил в Китае образование и степень чиновника. История со­
хранила несколько имен, но сведения о них крайне скудны и очень мало
осталось их произведений (не более десятка). Среди современников Чхве
Чхивона упоминаются Пак Инбом (даты жизни неизвестны), Чхве Сыну
(даты жизни неизвестны) и Чхве Онви (868-944). Двух последних поэтов
вместе с Чхве Чхивоном называли «Три Чхве», они считались самыми
выдающимися в литературе конца государства Силла. Эти поэты просла­
вились как мастера слова, искусность которых сыграла большую роль в
дипломатических отношениях между корейскими государствами, на ко­
торые вновь распалось Силла в конце IX в.
В ранний период истории корейской литературы определились две
линии. Одна связана с корейской национальной традицией, она представ­
лена в эпических текстах преданий об основателях государств и в поэзии
44
хянга. Другая — с иноземной китайской цивилизацией. Это жанры поэзии
и прозы, которые дали молодой корейской литературе образцы изящной
словесности. Эти образцы были освоены и переработаны. В результате
появились оригинальные произведения, написанные по-китайски и по
китайским правилам, предписывающим соответствие жанра и темы. Но
корейские авторы допускали много своеволия в подборе материала, ин­
терпретациях темы. Примерами могут служить творчество поэта Чхве
Чхивона и историческое сочинение Ким Пусика, о котором речь пойдет
ниже.
Литература
Джарылгасинова Р. Ш. Этногенез и этническая история корейцев. М., 1979.
Жданова Л. В. Поэтическое творчество Чхве Чхивона. СПб., 1998.
Ким Бусик. Самгук саги. Разные описания. Биографии / Изд. текста, пер., вступ. ста­
тья, коммент., приложения под общей редакцией М. Н. Пака и Л. Р. Концевича. М., 2002.
КонцевичЛ. Р. Корееведение. Избранные работы. М , 2000.
Корейские предания и легенды. М , 1980.
Курбанов С. О. Курс лекций по истории Кореи с древности до конца
XX вв. СПб.: Изд. С.-Пб. Универс. 2002.
Никитина М. К Древняя корейская поэзия в связи с ритуалом и мифом. М , 1982.
Никитина М. И. Троцевич А.Ф. Корейская литература // История всемирной литерату­
ры». М., 1984. Т. 2.
Никитина М. И. Троцевич А. Ф. Очерки истории корейской литературы до XIV в. М.,
1969.
Троцевич А. Ф. Миф и сюжетная проза Кореи. СПб., 1996.
Cho Dong-il, Daniel Bouchez. Histoire de la littérature coréenne des origines à 1919. Librairie Arthème Fayard. 2002.
The Hyech'o Diary: Memoir of the Pilgrimage to the Five Regions of India. Ed. by Yang
Hang-sung, Jan Yun-Hua ets. Seoul. 1985.
KimDonguk. History of Korean Literature. Tokyo. 1980.
Lee P.H Korean Literature: Topics and Themes. Tucson. 1965.
II. ЛИТЕРАТУРА КОРЕ (918-1392)
В 918 г. Ван Кон объединил враждующие царства, на которые распа­
лось государство Силла в конце IX в., и основал новое централизованное
государство и династию Коре. Эта династия правила до 1392 г. Время ее
царствования можно разделить на два периода. Для первого (X— первая
половина XII в.) характерна ориентация на Китай во внешней политике в
соответствии с конфуцианским принципом «служения старшему» садэ Ш
Л . Внутренняя политика определялась утверждением сакральности вла­
сти правителя, при этом поведение подданных должно было соответство­
вать конфуцианскому принципу отношения подданного к государю —
«преданности» чхун ,1&.
Второй период (вторая половина XII в. — 1392 г.) отмечен дворцо­
вым переворотом, приходом к власти военных чиновников мусин S Е в
1170 г. и вторжением монгольских завоевателей в 1231-1232 гг. Внешняя
политика определялась воцарением в Китае монгольской династии Юань,
которую корейцы рассматривали как «варварскую». Положение внутри
страны характеризовалось нестабильностью, ослаблением власти госуда­
ря.
Политическая ситуация в значительной мере определяла и характер
литературы: на одном полюсе было создание конфуцианского историче­
ского сочинения, «Истории трех государств», написанной чиновником
высокого ранга Ким Пусиком, а на другом — неофициальные историче­
ские жанры яса и пхэсолъ, авторами которых, как правило, были предста­
вители интеллектуальной элиты, не вписавшиеся в сложившуюся поли­
тическую систему. Кроме того, образованное сословие, разочарованное в
официальных конфуцианских ценностях, обратилось к своей националь­
ной традиции. Литераторы собирали и тщательно записывали (либо спо­
собом иду, либо в переводе на китайский язык) народные песни и преда­
ния. Так, в сочинениях писателей того времени сохранились образцы уст­
ной прозы и поэтического творчества, которое получило название «песни
Коре» Коре каё.
Давние культурные связи с Китаем и распространение в Корее ки­
тайской литературы стимулировали развитие собственно корейской
изящной словесности. В истории корейской литературы время правления
династии Коре известно как период расцвета поэзии на китайском языке.
Ведущими мастерами поэтического слова были «три Ли» — Ли Инно, Ли
Кюбо и Ли Чехён.
46
ПЕРВЫЙ ПЕРИОД
(X — первая половина XII в.)
Ведущими памятниками этого времени были исторические сочине­
ния и поэзия на китайском языке.
1. Исторические сочинения
Известны исторические сочинения двух типов— конфуцианские и
буддийские. В первый период эти два типа были представлены «Истори­
ческими записями трех государств» Самгук саги Е 1 Ф Й Ким Пусика
it ИГ Ы (1075-1151) и «Житием Кюнё» Кюнё чон Щ Ш Ш Хёк Нёнчжона
m Ж й(?).
«Исторические записи трех государств»
«Исторические записи трех государств» составлены в 1145 г. Это
был ведущий памятник конфуцианской историографии и единственное
сохранившееся сочинение по истории корейских государств. Автор сочи­
нения принадлежал к одному из самых знатных семейств государства. Он
сделал успешную карьеру государственного чиновника и занимал самые
высокие посты, совмещая военные и гражданские должности. Ким Пусик
был убежденным конфуцианцем и последовательно реализовывал свои
взгляды и как гражданский, и как военный чиновник. Так, возглавляя
придворную группу конфуцианцев, которые ориентировались на Китай,
он проводил политику утверждения сакральности власти государя и цен­
трализации управления государством. Назначенный главнокомандую­
щим, он подавил мятеж Северо-Западной группы аристократов, которые
во главе с буддийским монахом Мёчхоном подняли мятеж против цен­
трального правительства. Занимая высокий пост главного государствен­
ного историографа, Ким Пусик руководил работой чиновников «Истори­
ческого ведомства» и в 1137 г. возглавил группу, которая приступила к
составлению Самгук саги. Работа над памятником была завершена в
1145 г.
«Исторические записи трех государств» названы и составлены по об­
разцу китайской истории «Исторические записки» «Ши цзи» (кор. саги)
Сыма Цяня (145? -86? до н. э.). Корейский труд состоит из 50 книг, кото­
рые делятся на четыре раздела: «Основные анналы» понги ^ s£, «Хроно­
логические таблицы» нёнпхё Ч- Ш, «Разные трактаты» чапки Ш. 1£, «Био­
графии» ёлъчжон Ш Ш.
В памятнике изложена история трех государств— Силла, Пэкче и
Когурё. Соответственно, раздел «Основные анналы» имеет три части:
47
Силла— 12 глав, Когурё— 10 глав, Пэкче— 6 глав. В этих главах опи­
сано происхождение царствовавших домов каждого из трех государств и
даны погодные записи событий, которые произошли в каждом из этих
царств со времени основания и до их объединения под властью Силла. В
этом разделе историк создает образы дурных и хороших государей, то
есть правитель — основная тема раздела. На тему «государя» нанизаны
события, каждое из которых отнесено к какому-либо году правления. В
угоду соблюдению временных отношений разрываются все иные связи.
Например, рассказ с единым сюжетом часто делится на куски, перетасо­
вывается логическая последовательность событий. Так излагается исто­
рия воцарения государя Силла Кёнмуна (861-874): под четвертым годом
правления государя Хонана (857-860) рассказывается о мудрости родст­
венника государя— пятнадцатилетнего Ынёма— и о совете, который
дал ему наставник из храма Хыннюнса, а о смысле этого совета рассказа­
но уже после воцарения Ынёма, на третьем году его правления. Под раз­
ными годами правления могут сообщаться аналогичные сведения о пра­
вителе. Так, из записей разных годов правления государя Когурё Тхэчжо
(53-145) узнаем об отрицательных качествах его младшего брата. Когда
этот младший брат вступил на престол под именем государя Чхадэ (146—
164), отрицательные характеристики появляются снова, уже под первым
годом его правления. И далее год за годом выписываются дурные поступ­
ки Чхадэ-вана, еще раз подтверждающие его злобность, бесчестность,
жестокость.
Точно датированное событие часто обрастает дополнительными эпи­
зодами, рассказывающими его предысторию и последствия. Таким обра­
зом, сообщение, помеченное одной датой, может разрастись до целой
сюжетной истории. Например, под 9-м годом правления государя Силла
Мунму-вана (661-680) записана история корейского мастера по выделке
арбалетов.
Зимой приезжал танский посол с императорским указом и уехал вместе
с сачханом Ку Чинчхоном, мастером по выделке арбалетов. Когда ему при­
казали сделать арбалет, то стрелы от него пролетали только 30 по. Импера­
тор, спрашивая его, сказал: «Я слышал, что арбалеты, сделанные в вашем
государстве, поражают на расстоянии 1000 по, и чем объяснить, что теперь
он стреляет едва только на 30 по?». Ответ гласил: «Очевидно, тем, что мате­
риал нехорош. Если взять материал из нашей страны, то можно будет изго­
товить такой». Тогда Сын неба снарядил посла, чтобы раздобыть материал,
и сразу же из Силла был послан тэнама Покхан, доставивший дерево. Тот­
час же приказали изготовить новый арбалет, но он тоже стрелял лишь на 60
по. Когда спросили причину этого, Ку Чинчхон ответил: «Ваш слуга также
не может узнать, чем это вызвано. Возможно оттого, что когда перевозили
дерево по морю, оно пропиталось влагой». Сын неба усомнился в истинно­
сти этой причины и обвинил его (мастера) в тяжком преступлении, но тот до
конца не выдал секрета своего искусства.
48
Описанные события, конечно, заняли гораздо больше времени, чем
одна зима девятого года правления, но все эти события соотнесены с од­
ним эпизодом— приездом танского посла, который привез император­
ский указ с требованием доставить мастера. Этот эпизод послужил от­
правной точкой для развертывания целой истории, рассказывающей о
корейском мастере-арбалетчике, ценой своей жизни сохранившего воен­
ную тайну.
В «Хронологических таблицах» (3 главы) помещены даты царство­
вания государей трех царств. Эти даты соотнесены с временем правления
династий и императоров Китая.
В разделе «Разные трактаты» (9 глав) даны описания географии («гор
и рек») страны, административной системы, ритуалов, музыки, одежды.
Каждой теме посвящена отдельная главка.
Последний раздел «Биографии» ёлъчжон (10 глав) включает жизне­
описания выдающихся подданных периода трех государств и объединен­
ного Силла. Биографии посвящены людям того или иного конфуцианско­
го социально-этического типа. Конфуцианские типы и есть темы, по ко­
торым распределены биографии как иллюстративный материал. Так, в
гл. 44 и 45 рассказывается о верных подданных-воинах, которые успешно
сражались с врагами, гл. 46 посвящена гражданским чиновникам, просла­
вившим свое имя на литературном поприще, либо как мудрые советники,
а в 48-й главе подобраны рассказы о верных женах, преданных сыновьях
и дочерях и т. д.
В корейской биографии не описывается вся жизнь человека от рож­
дения до смерти. Напротив, большей частью вся биография состоит из
описания одного значительного поступка— подвига, в котором герой
демонстрирует какую-либо конфуцианскую добродетель: преданность
государю, почтительность к родителям, верность супружескому долгу.
В биографии, как правило, пять основных частей: сообщение о про­
исхождении героя, ситуация, которая приводит героя к подвигу, сам под­
виг, или ряд значительных деяний, воздаяние за подвиг и суждение исто­
рика. Заметим, что структура конфуцианской биографии и ее задача —
дать образец поведения подданного— были использованы позднее, в
XIX в. авторами простонародной повести, которая так же, как историче­
ская биография, излагает историю образцового героя — его путь от без­
вестности к славе через совершение подвига. В названия этих повестей
входит имя героя и знак чон — биография.
Следует отметить, что и в структуре, и в материале Ким Пусик не
следует безоговорочно китайской традиции. Например, в Самгук саги нет
раздела «наследственные дома», на первый план выдвинуты биографии
корейских героев-воинов, которые одерживали победы в войнах с Кита­
ем. Особое внимание уделено биографиям людей, владевших изящным
словом. Наверное, это не случайно. Ведь владение изящным словом на
49
Дальнем Востоке было знаком цивилизованности, и Ким Пусик, естест­
венно, стремился представить свое государство именно в этом качестве.
«Исторические записи трех государств»— официальная история
чонса Ш JÈ, написанная с конфуцианских рационалистических позиций.
Это сказалось прежде всего на принципах отбора материала (историк
стремится устранить сведения о чудесных, необычайных событиях); в
создании типа образцового героя, поведение которого должно соответст­
вовать известным конфуцианским принципам пяти отношений (госу­
дарь — подданный, отец — сын, муж — жена, старший — младший, вер­
ность друзей); в понимании Ким Пусиком роли и назначении письменно­
го слова, которое он высказал в предисловии:
«Что касается древних записей, которые велись в трех государствах,
то из-за грубого и несовершенного слога, из-за больших пропусков в фак­
тических сведениях они непригодны для выявления добра или зла госу­
дарей и государынь, преданности или вероломства их слуг, спокойствия
или опасности в государстве, благоденствия или мятежности народа, что
могло бы служить назиданием для потомков».
Такого рода взгляды на литературу были приняты не только в тради­
ционной Корее, они прослеживаются и в высказываниях литературных
деятелей XX в., например, в полемике 20-х— 30-х годов между сторон­
никами «Просветительского движения» (художественная литература есть
средство пропаганды) и последователями «чистого искусства» (литерату­
ра должна описывать жизнь такой, какая она есть). Точно так же и черты
образцового героя подчас проглядывают в поведении персонажей совре­
менной прозы.
«Житие Кюнё» Кюнё чон i^J #ü Ш
Другим историческим сочинением того времени была биография
буддийского наставника Кюнё, составленная государственным деятелем
Хёк Нёнчжоном в 1075 г.
Буддийские биографии составляли еще в период Силла (а может
быть, и раньше). Известно, например, собрание «Биографии выдающихся
наставников» Косын чон Ш is Ш, написанные Ким Тэмуном £ Л И
(начало VIII в.), но оно не сохранилось.
«Житие Кюнё» рассматривается как самый ранний памятник буд­
дийской историографии. Герой биографии Кюнё (923-973) был наставни­
ком школы Хваом (кит. Хуаянь). В истории корейского буддизма он по­
читался как второе лицо после известного проповедника учения Хваом в
Корее наставника Ыйсана (625-702).
Биография состоит из десяти глав и предисловия. В предисловии ав­
тор сообщает о значении деятельности Кюнё для корейского буддизма, а
также определяет главную задачу своего труда — дать полное жизнеопи­
сание подвижника.
50
Начинается биография с рассказа о необыкновенном рождении на­
ставника и знамениях, которые сопровождали его появление на свет.
Описание выдержано в стиле корейских эпических традиций. Этот стиль
характерен, например, для преданий об основателях государств (чудесное
зачатие от персонажей, связанных с небом, необыкновенный вид рожден­
ного — появился из яйца, уродлив; родители выбрасывают младенца, но
его спасают животные).
Далее семь глав посвящены деяниям героя — его реальным заслугам
перед буддийским учением (перечислены ученые труды подвижника,
рассказано о том, как Кюнё предотвратил раскол внутри школы Хваом). В
число заслуг входит и сочинение героем биографии хянга: одиннадцати
текстам песен и их переводам на китайский язык специально посвящены
две главы (седьмая и восьмая). Перевод песен на китайский язык— не
прихоть автора биографии, Хёк Нёнчжон стремится «обнародовать» ис­
кусство корейского поэтического слова и представить его на общем для
Дальнего Востока языке общения, понятном, конечно, прежде всего ки­
тайцам.
Любопытно, что одна из глав (третья) посвящена не самому подвиж­
нику, а его сестре. Сестра тоже представлена как человек необыкновен­
ный: рассказано о ее чудесном рождении и удивительных талантах в деле
изучения буддийских сутр— способностях, которые проявились еще в
раннем детстве. История сестры и заканчивается ее детскими годами, да­
лее биография о ней не упоминает. Возможно, появление главы, посвя­
щенной сестре, связано с общим эпическим стилем, который характерен
для начала этой биографии. Обратим внимание на то, что мотив «брат —
сестра» характерен для мифов многих народов мира. Они появляются на
свет чудесным образом (часто это — близнецы) и дают начало человече­
скому роду. В биографии Кюнё рассказ о необыкновенном рождении и
удивительных способностях сестры в раннем детстве специально подчер­
кивает незаурядность образа героя и с самого начала готовит читателя к
рассказу о его необычных деяниях.
В последней, десятой главе, сообщается о кончине подвижника, а за­
тем о его учениках и учениках учеников, то есть подчеркивается «нескончаемость рода» — бессмертность традиции, заложенной Кюнё.
Главы биографии, посвященные событиям между рождением и смер­
тью героя, не связаны друг с другом ни хронологически, ни тематически.
Их легко можно «перетасовать». Пожалуй, эта «бессистемность» и есть
основной принцип структурной организации произведения, и связан он с
буддийским мировоззрением автора. Буддисты не делят явления мира на
«первостепенные» и «второстпенные»: ведь любой момент может от­
крыть путь к истине.
51
2. Поэзия на китайском языке
Ранняя корейская поэзия (до XII в.) сохранила значительный список
имен поэтов, которые писали стихи на китайском языке. Среди них про­
славился своей искусностью даже один государь (Ечжон, 1079-1122), но
об этих поэтах у нас крайне мало сведений и осталось мало стихов. Из­
вестно, что некоторые из них учились в Китае или ездили в Китай с ди­
пломатической миссией. Часть поэтов, которые жили в смутное время
распада страны на враждующие государства, прославилась как мастера
изящного слова — как сочинители посланий, умиротворивших враждеб­
ного правителя. К сожалению, творчество этих поэтов часто представлено
теперь двумя-тремя стихотворениями, в которых, как правило, воспевает­
ся единение с природой, красивый пейзаж. Сведения об этих поэтах и их
стихи были собраны литераторами младшего поколения (XII—XIII вв.).
Среди поэтов того времени историки литературы выделяют Чон Чисана M £П S (7-1135). Как мне кажется, он привлек внимание своих
младших современников не только талантливостью своих стихов, но и
трагичностью судьбы. Литераторы позднего времени много писали о за­
висти историка Ким Пусика к поэтическому таланту Чон Чисана, утвер­
ждая, будто именно из зависти он расправился с поэтом, распорядился
казнить его, а стихи предать забвению. Дело в том, что Чон Чисан был не
только поэтическим, но и политическим соперником Ким Пусика. Он
примыкал к группе оппозиционной аристократии, которая выступала
против прокитайской ориентации столичных сановников во главе с Ким
Пусиком и стремилась перенести столицу из Кэгёна.(совр. Кэсон) в Согён
(совр. Пхеньян). Эта группа, возглавляемая будийским монахом Мёчхоном, подняла в Согёне мятеж и провозгласила самостоятельное государ­
ство Тэви. В ответ Ким Пусик казнил сторонников Мёчхона, которые на­
ходились в столице Кэгёне. Среди них был Чон Чисан. Очевидно, в те
времена ходили рассказы о Чон Чисане и Ким Пусике, в которых знаме­
нитый историк непременно оказывался в смешном, нелепом положении.
Эти рассказы включались в собрания заметок авторов XII-XIV вв. и даже
XV в. Обычно они иллюстрировались стихами — так сумели сохранить,
хотя и очень малую, часть поэтического творчества Чон Чисана (всего
около десятка стихотворений). Приведем одну из таких заметок, вклю­
ченных в сочинение поэта XII в. Ли Кюбо $ S Ш «Малые речения Бело­
го Облака» Пэгун сосоль Й Ш 'J4 Ш:
«Сановник Ким Пусик и ученый Чон Чисан оба были литераторами и
прославились. Однако между ними возникли разногласия, отношения
были нехорошими. Если основываться на том, что передается в свете, то
вот что случилось. Чисан сочинил стихотворение:
В храме кончились моленья
небо ясно, как стекло!
52
Пусику это стихотворение так понравилось, что он потребовал у Чи­
сана согласия считать его своим. Однако Чисан отказал ему в этом. Впо­
следствии Пусик убил Чисана, и Чисан стал злым духом. Однажды в ве­
сеннюю пору Пусик сложил стихотворение и прочел его вслух:
Цвет ивы ветвей
будто тысяча нитей зеленых,
Ну а персика цветы —
десять тысяч красных пятен!
Вдруг с воздуха спустился дух Чон Чисана и, дав Пусику пощечину,
заорал: "Ну кто будет считать тысячу нитей и десять тысяч пятен?! А по­
чему бы не сказать так:
Ветви ивы —
что зеленые нити.
Словно красные пятна —
это персик в цвету?!"
И Пусик в душе еще больше его возненавидел. А однажды Пусик
зашел в отхожее место какого-то храма. Дух Чон Чисана тут же вошел
следом, крепко ухватил его за мошонку и спросил: "Вина ты, вроде бы, не
пил. Отчего же рожа у тебя такая красная?" "На холме деревья с красны­
ми листьями, — неспешно ответил Пусик, — их цвет и отражается на
моем лице." "А что это у тебя кожаный мешок-то такой рыхлый?" — еще
крепче сдавил мошонку Пусика дух Чон Чисана. "А у твоего батьки ядра
были чугунные, что ли?" — даже в лице не переменился Пусик. Тогда дух
Чон Чисана изо всех сил стал дергать его, и Пусик в конце концов умер
тут же в отхожем месте».
Видимо, версия об убийстве Ким Пусиком Чон Чисана из личной
мести была распространена во времена Ли Кюбо.
Среди сохранившегося поэтического наследия поэта лучшим счита­
ется стихотворение «Река Тэдонган» Тэдонган си Л IRI /X Ш. Как прави­
ло, его включают во все работы по истории корейской литературы эпохи
Коре.
Дождь перестал. На плотине большой
засверкала трава многоцветьем.
Провожаю друга в Нампхо
и пою печальные песни.
Воды реки Тэдонган
разве когда-нибудь иссякнут?
Ведь слезы разлуки из года в год
наполняют ее лазурные волны.
53
Литература
Ким Пусик. Самгук саги (История трех государств). / Издание текста, перевод, вступи­
тельная статья и комментарий М. Н. Пака. М.,1959, т. 1 ; М , 1995, т. 2.
Курбанов С. О. Курс лекций по истории Кореи с древности до конца XX в. СПб.: Изд.
С.-Пб. Университета, 2002.
Никитина М.К, Троцевич А.Ф. Корейская литература // История всемирной литерату­
ры». М.,1984, т. 2.
Никитина М.К, Троцевич А.Ф. Очерки истории корейской литературы до XIV в. М ,
1969.
Kim Donguk, History of Korean Literature. Tokyo, 1980.
Cho Don-il, Daniel Bouchez. Histoire de la littérature corétnne des origines à 1919. Librairie
Arthème Fayard, 2002.
ВТОРОЙ ПЕРИОД
(конец XII — XIV в.)
Второй период истории литературы Коре гораздо богаче памятника­
ми и крупными именами поэтов и прозаиков. Это было время расцвета
поэзии на китайском языке и одновременно увлечения собственным на­
родным творчеством. Ведущие литераторы собирали предания и народ­
ные песни, переводили их на китайский язык, составляли сборники. Про­
за была представлена прежде всего неофициальными историческими со­
чинениями, которые составляли буддийские наставники высокого ранга, а
также собраниями пхэсоль Щ Ш — «низких речений» (они относились к
типу неофициальных историй), авторами которых были известные поэты
Ли Инно, Чхве Ча, Ли Кюбо и Ли Чехён.
1. Исторические сочинения
Исторические сочинения представлены двумя буддийскими памят­
никами, XIII века. Это — «Биографии выдающихся наставников Страны,
что к востоку от моря» Хэдон косын чон M Ж Ш im Ш, созданные буд­
дийским наставником Как Хуном Щ. 1Л1 (?-?), и «Дела, опущенные в "Ис­
торических записях трех государств"» Самгук юса Е. Щ ш Щ, состав­
ленные другим буддийским наставником Ирёном — Ш.
54
«Биографии выдающихся наставников Страны, что к востоку от моря»
Хэдон косын чон
Буддийский наставник Какхун был настоятелем монастыря Ёнтхонса
(пров. Кёнги), собрание биографий буддийских наставников он составил
в 1215 г. Имя Какхуна было известно среди литераторов того времени, он
был другом известных поэтов Ли Инно и Ли Кюбо.
Его собрание биографий было утеряно и обнаружено только в начале
XX века. Оно было опубликовано в Корее, а в 1917 г. — в Японии. Позд­
нее, историк и деятель просветительского движения Чхве Намсон Ш Ш
Ш (1890-1957) издал критический текст Хэдон косын чон. Памятник со­
хранился не полностью: остались только два первых квона и не известно,
сколько их было изначально.
В сохранившиеся два квона включено 18 биографий знаменитых дея­
телей корейского буддизма, которые способствовали распространению и
укреплению буддийского учения в корейских государствах. В первом
квоне записано восемь биографий. Это жизнеописания первых проповед­
ников буддизма в Когурё (четыре наставника), Пэкче (один) и в Силла
(три наставника). Начало корейскому буддизму положили проповедники,
которые пришли через Китай из западных земель, а также из самого Ки­
тая. Биографии этих деятелей связаны с тем государством, где они пропо­
ведовали учение и помещены в первом квоне. Например, Сундо пришел в
Когурё из Китая, или Нантха, которого в Пэкче называли "наставником с
запада" хосын S8 im. Хо (кит. ху) называли земли (и народы, которые их
населяли), расположенные к западу от Китая. Во второй квон включены
жизнеописания наставников из Силла, которые ездили в Китай и Индию.
Это— десять биографий, в большей части которых приведены лишь
краткие сведения о героях. Самая большая— биография Вонгвана (?630) — буддийского наставника и одновременно политического деятеля
государства Силла.
Какхун, составляя свое собрание, опирался на устоявшуюся дальне­
восточную традицию написания буддийской и конфуцианской биогра­
фии. Образцом для памятника послужили китайские буддийские жизне­
описания, прежде всего, «Жизнеописания выдающихся монахов» Гао сэн
чжуань Ш im Ш, составленные Хуэй-цзяо Ш fô (497-554).
Индивидуальная биография строится по традиционной схеме. Начи­
нается она с сообщения о происхождении героя, затем следуют описания
его деяний, а в конце, как правило, приведено «славословие» чхан Ш. Од­
нако, в эту принятую структуру Какхун внес изменения. «Славословие»,
например, принято было писать в стихах, но Какхун составляет его «вы­
сокой прозой», в изысканных выражениях, заимствованных из китайских
классических сочинений. По дальневосточной традиции собрание био­
графий завершается «суждением» рон lit. «Суждение» есть и у Какхуна,
но оно не заканчивает сочинение, а начинает его.
55
Корейский автор, используя структуру, предложенную дальнево­
сточной традицией, как правило, заполняет ее не только фактическими
сведениями (что, где, когда произошло), но и привлекает местный фольк­
лорный материал — легенды, связанные с деяниями подвижника. Пред­
ставляя образ наставника, как человека необычного, Какхун сравнивает
его поступки или ситуации, в которых тот оказывается, с китайскими об­
разцами — известными героями китайской истории и их подвигами. Этот
прием обращения к китайской классике широко стал использоваться в
корейской прозе более позднего времени.
Автор Хэдон косым чон, составляя биографии, тщательно собирает
материал, цитирует корейские и китайские источники, часть которых те­
перь не сохранилась. Поэтому сочинение Какхуна и в его время оценива­
лось как важный исторический памятник. Об этом свидетельствуют
ссылки на Хэдон... в другом, более позднем буддийском историческом
труде Самгук юса. Следует обратить внимание на то, что Хэдон косын чон
не только буддийский религиозный памятник. И в особенностях его
структуры, и в подборе материалов прослеживаются приоритеты государ­
ственных и национальных идей. Корейский буддизм изначально был тес­
но связан с государством и поддерживал его интересы. Возьмем для при­
мера организацию хваран, которая готовила юных аристократов к госу­
дарственной службе, гражданской и военной. Покровителем хваран счи­
тался Майтрейя— «будда грядущего». Буддийский наставник Вонгван
составил для хваран «пять заповедей» («первая гласит: служи государю
как преданный подданный; вторая гласит: служи родителям как почти­
тельный сын; третья говорит: в отношениях с другом будь верен; четвер­
тая гласит: в бою не отступай; в пятой сказано: убивая живых тварей,
будь разборчив»). Четыре из пяти заповедей касаются поведения человека
в сообществе и окрашены конфуцианскими представлениями, которые,
как уже было сказано выше, оформили местное понимание должного по­
ведения. Вспомним, например, что буддийский монах Чхундам, заботясь
о поддержании «правильного облика» хварана, сочиняет ритуальную
песню хянга «Славлю хварана Кипха». И наставника Чхундама заботит
сохранение порядка в социуме, а вовсе не путь к достижению внутренней
гармонии, как этого можно было бы ожидать от буддийского монаха.
Биографии буддийских наставников, собранные в Хэдон косын чон (в
тех двух квонах, которые сохранились), представляют образцы поведения
значимых личностей — знаменитых корейцев, которые совершают под­
виги во имя торжества буддийской веры — и не вообще в мире, а прежде
всего на территории корейского государства. Кроме того, корейские буд­
дисты прославились также в Китае и даже в Индии. Какхун демонстриру­
ет свою страну как землю, причастную миру Дхармы, т.е. образцовую
землю. Он видит назначение своего труда в том, чтобы возвеличить госу­
дарство и дать современникам и потомкам модель должного поведения.
Пожалуй, сопоставление событий жизни корейских подвижников с про56
славленными героями китайской истории не просто художественный при­
ем (этот прием стал широко использоваться в сюжетной прозе позднего
времени). Здесь, скорее, можно говорить о стремлении поставить свою
страну в один ряд с цивилизованным «Срединным государством». По­
добная мысль была не оригинальна для духовной жизни Кореи того вре­
мени. В литературных произведениях конца ХИ-ХШ вв. постоянно при­
сутствуют идеи древности корейской цивилизации (творчество поэта Ли
Кюбо и буддийского наставника Ирёна) и желание представить свое го­
сударство как родину прославленных мастеров слова. Пожалуй, можно
сказать, что в это время появляются ростки корейского национализма, и
Какхун был одним из пропагандистов национального самоутверждения.
«Дела, опущенные в "Исторические записи трех государств "»
Самгук юса E i i f
Памятник был составлен в 1285 г. буддийским наставником высоко­
го ранга Ирёном — Ш (его мирское имя Ким Кёнмён £ JL Щ). Ирён де­
вятилетним мальчиком был отдан в буддийский монастырь и стал мона­
хом школы сон Щ (кит. чань). Он сдал буддийские экзамены (сынква),
сделал карьеру и в 54 года получил высокий ранг тэсонса JZ Щ ffî —
«Великого наставника школы Сон». Ирён был организатором корейского
издания собрания сутр и автором ряда буддийских поэтических и прозаи­
ческих сочинений, но прославился он как составитель неофициальной
истории яса Ï? ife — Самгук юса.
Изданий памятника было очень мало. Оригинал сочинения пропал,
сохранилось только издание 1512 г. Интерес к этому памятнику возник в
первой половине XX в. За этот период появилось несколько публикаций,
самая ранняя вышла в Японии в 1907 г. Она было сделана с фотокопии
текста 1512 г., однако в этом издании было утрачено несколько фрагмен­
тов. Реконструкцией и комментированием текста Самгук юса занимался
Чхве Намсон. Уже после освобождения Кореи и в КНДР, и в Республике
Корея было подготовлено несколько изданий текста памятника с рекон­
струкцией утраченных фрагментов, переводом на корейский язык и ком­
ментариями.
Прежде чем начать разговор о понимании этого памятника, мне сле­
дует обратить внимание читателя на перевод названия и имя автора. Что
значит Самгук юса?
И русские, и западные исследователи— каждый переводит это на­
звание по-своему: «Memoirs», «Memorabilias», «Забытые деяния» и т. д.
Перевод первой части Самгук Е. Щ— «три государства» — сомнений не
вызывает. Понимание второй части названия, юса ш Щ я хочу предло­
жить, опираясь на толкование, принятое в словарях китайского языка, а
также в работах корейских ученых. Так, китайско-японский словарь Jz 3t
ÏP ffi Ä , составленный Морохаси Тэцудзи ШШШ'%.,н китайский толко57
вый словарь Ханъ юй да цыдянъ Ш Ш Ж Ш Ä толкуют юса прежде всего
как «дела, оставшиеся после смерти» (толкования иллюстрированы цита­
тами из китайских исторических памятников). Корейский исследователь
литературы Чо Тониль дает такое объяснение: «Если взглянуть на назва­
ние книги (Самгук юса. — А. Т.), то оно означает, что здесь собраны ма­
териалы из сочинений по истории трех государств, которые не были за­
писаны в Саги 5& 1й ...». Мне кажется, что название памятника— это
краткая формула, где, в соответствиии с дальневосточными традицион­
ными представлениями, самгук понимается как исторический период
(давно ушедшие в прошлое, погибшие три государства), а также как ис­
торические записи, посвященные этому периоду. Поэтому и юса можно
понимать как «дела (события), оставшиеся после трех государств» и од­
новременно как «дела (события), оставшиеся после составления "Истори­
ческих записей трех государств"», то есть материалы (дела, события) трех
государств (они давно ушли в прошлое), не учтенные в Самгук саги Ким
Пусика. В связи с этими толкованиями, мне кажется, было бы правильнее
переводить название как «Дела, опущенные в "Исторических записях
трех государств"». В самом деле, тексты, собранные в Юса, создают впе­
чатление, что автор памятника тщательно собрал и записал сведения
(иногда фрагментарные), которые относятся к событиям, случившимся во
времена существования трех государств — то, что к его времени сохра­
нилось, но не вошло в сочинение, составленное его предшественником
Ким Пусиком. Здесь, кстати, нужно заметить, что в те времена не один
Ирён стремился дополнить историю Ким Пусика. Еще до Ирёна поэт Ли
Кюбо (1168-1241) в предисловии к своей поэме «Государь Тонмён. По­
эма с предисловием» Тонмён ван пхёнсо ЖВДЗЕJul? упрекает конфуциан­
ца Ким Пусика за то, что тот пренебрег записями о необыкновенных дея­
ниях предков — основателей государств, и сам восполняет этот пробел
поэмой о государе-основателе Когурё Тонмёне. В прозаическом коммен­
тарии к поэме он приводит запись предания о чудесном рождении и уди­
вительных деяниях Тонмёна — основателя царства.
Автор памятника имеет буддийское имя Ирён, что может значить
«Единая природа [с Буддой]». Такое понимание имени соответствует
представлениям школы Сон о том, что каждый обладает природой будды,
и задача состоит в том, чтобы ее в себе открыть.
Самгук юса можно назвать памятником полемики историка-буддиста
Ирёна с конфуцианцем Ким Пусиком. Ирён высказывает прямо противо­
положную Ким Пусику точку зрения на содержание и назначение исто­
рического сочинения. Конфуцианский историк утверждает необходи­
мость рационалистического отбора материала:
«Что касается древних записей, которые велись в трех государствах,
то из-за грубого и несовершенного слога, из-за больших пропусков в фак­
тических сведениях они непригодны для выявления добра или зла госу­
дарей и государынь, преданности или вероломства их слуг, спокойствия
58
или опасности в государстве, благоденствия или мятежности народа, что
могло бы служить назиданием для потомков».
Буддист Ирён в предисловии к своему сочинению пишет:
«Когда мудрецы древности создавали государства с помощью ритуа­
лов и музыки, строили воспитание на гуманности и справедливости, то не
было разговоров о сверхъестественных силах и всемогущих духах. Одна­
ко когда императоры и государи намеревались основать государство, они
получали мандаты неба и записи предсказаний. И непременно с помощью
людей необычайных могли производить великие перемены и вершить
большие дела... (перечислены необычные события из древней истории
Китая. — А.Т.). Отчего все это записано? И если основатели трех госу­
дарств появлялись таким чудесным образом, разве это сверхъестествен­
но? Вот почему во всех разделах записано как раз необычное. Таков за­
мысел».
Определив свой взгляд на содержание исторического труда, Ирён
собирает сведения об удивительных событиях, которые связаны с форми­
рованием государств, правлением государей и, прежде всего, с распро­
странением в Корее буддийской веры. При этом, источником сведений
могли быть не только письменные памятники, но и устные предания (в
текстах Юса частые ссылки: «а еще говорят...» — иль ун — s ; или «в на­
родных преданиях сказано...» — хянчжонун ШШ-Щ.
Все материалы в Самгук юса распределены по пяти квонам-тетрадям
и девяти разделам. Открывается памятник хронологическими таблицами
(первый раздел первого квона), где даты царствования корейских госуда­
рей, так же как и в Самгук саги, соотнесены с временем правления китай­
ских династий и императоров. Далее два раздела посвящены правлению
государей трех царств и удивительным событиям, которые произошли в
их царствование. Особенно подробно Ирён излагает истории, связанные с
основателями государств. Так, второй раздел первого квона начинается с
предания об основателе государства Чосон Тангуне, а второй квон, про­
должая тему удивительных событий, связанных с правлением того или
иного государя, заканчивается историей царства Карак — от предания о
государе Суро, основателе, и до завоевания этого царства государством
Силла. Надо заметить, что в истории Ким Пусика нет записей этих двух
преданий, да и вообще отсутствуют сведения по истории этих государств.
Три квона посвящены распространению буддизма— историям подвигов
первых проповедников, деяниям известных наставников и необыкновен­
ным событиям, которые сопровождали распространение и укрепление
буддийской веры.
Следует обратить внимание на то, что ценность труда Ирёна не толь­
ко в сохранении сведений по древней истории страны, опущенных Ким
Пусиком. В Юса сохранились тексты традиционной корейской культуры,
которая в период правления династии Коре под давлением китайской ци­
вилизации уходит на второй план. Так, Ирён включил в памятник 14 ри59
туальных песен хянга и описания ритуалов, с которыми связаны исполне­
ние и сочинение песен. Кроме того, легенды, рассказывающие о пути
буддийского подвижника от безвестности к славе, как правило, построе­
ны по модели корейского мифа о смерти-рождении божества плодородия.
Фигуры самого героя — подвижника, а также бодхисаттв, действующих в
легендах, наложились на персонажей мифа, которые четко «просвечива­
ют» через «буддийское покрывало».
Примером буддийской легенды, построенной по модели мифа о
смерти-рождении божества плодородия, может служить история извест­
ного наставника Ёнхве, который жил в государстве Силла во второй по­
ловине VIII в. Эта история включена в Самгук юса под названием «Ёнхве
бежит от славы. Гора Манджушри» Щ Щ Ш & £ 5£ fe:
«Знаменитый наставник Ёнхве жил в уединении в горах Ёнчхвисан.
Он постоянно читал "Лотосовую сутру" и постигал путь Вишвабхадры, а
во дворе у него в пруду росли лотосы, которые не вяли все четыре време­
ни года. Государь Вонсон, прослышав о столь удивительном явлении,
пожелал призвать учителя и сделать его государственным наставником.
Учитель Ёнхве, узнав об этом, тотчас же оставил свою обитель и бежал,
чтобы укрыться среди скал в горах Сорён— Западных отрогах. Здесь
пахал землю какой-то старик. "Куда это вы направились?" — спросил он.
"Мне сказали, будто в стране нынче много беззакония и потому меня хо­
тят опутать высокой должностью, вот я и решил бежать", — ответил учи­
тель. Старик, выслушав его, проговорил: "Давайте уж здесь с вами потол­
куем, зачем же утруждать себя и забираться в такую даль? Правда, вы,
учитель, сказали, будто вам противно продавать свое имя!" Ёнхве счел,
что с ним обошлись бесцеремонно, не стал разговаривать и пошел даль­
ше. На берегу реки он встретил старуху. "Куда изволит идти учитель?" —
спросила она. Он ответил, как и старику.
Старуха спросила: "А прежде не повстречался ли вам кто-нибудь?"
Ёнхве ответил ей: "Там был какой-то старик, но он говорил со мной так
бесцеремонно, что мне стало неприятно, вот я и пришел сюда." „Отчего
же вы не стали его слушать? Ведь это был сам великий святой Манджуш­
ри!" Ёнхве поразился, точас вернулся обратно к старику и, поклонившись
ему, раскаялся: "Почему я не стал слушать учителя? Теперь я к вам вер­
нулся. А что за старуха была на берегу реки?" "Это — Сарасвати [боже­
ство красноречия]!" — проговорил старик и тут же исчез.
Ёнхве вернулся в свою обитель. Тут же появился посланец государя
и пригласил его в столицу, вручив государево повеление. Ёнхве тотчас
принял его. Зная теперь, как поступить, ответил согласием и отправился
во дворец. Государь пожаловал ему чин государственного наставника. То
место, где старик пробудил его, наставник назвал горой Манджушри, а
берег, где встретил женщину, — "Горой Ани" (возможно, одно из имен
богини Сарасвати.—А. Т.)».
60
Путь буддийского подвижника Ёнхве от отшельничества в горах к
должности в столице описан как передвижение героя по земле от встречи
с одним испытателем — стариком-пахарем к встрече с другим — стару­
хой у реки, после чего он получает высокий статус. Место встречи и род
занятий персонажей, с которыми общается герой, в тексте указаны не
случайно. Так, старик находится на горе и пашет землю, он торгуется с
Ёнхве. Объект торговли — слава (имя). Пахать — значит готовить землю
для того, чтобы посеять в нее. В легенде «высевают» имя, а в мифе имя
равнозначно его носителю. Герой, подобно семени, должен быть посеян,
похоронен, чтобы потом взойти в новом качестве. На границе жизни и
смерти (перед тем, как быть высеянным в землю) он торгуется («продает
имя»). Известно, что по мифологическим представлениям, торговля есть
способ преодоления смерти. Герой преодолевает смерть— вырастает в
новом качестве с помощью воды. Вода появляется в антропоморфном
образе старухи на берегу реки. В результате «рождается» учитель, обла­
дающий знанием: авторитет святого подвижника должен служить госуда­
рю, а не быть скрытым в горной обители.
В буддийской легенде три персонажа: сам герой и два антропоморф­
ных участника действа — его смерти-рождения. Старик-пахарь выступает
здесь в роли отца-производителя: он пашет, то есть, по мифологическим
представлениям, совершает акт зачатия. Его партнер в производительном
акте — земля. Она — возлюбленная, которая хоронит, зачинает в своем
лоне. Рождает зачатого героя вода, представленная здесь в антропоморф­
ном облике женщины (старухи) у реки (река, вода в мифе всегда связана с
рождением, жизнью). Персонажи корейского мифа получили имена буд­
дийских божеств: старик-пахарь назван бодхисаттвой Манджушри, кото­
рый олицетворяет мудрость; женщина у воды получила имя Сарасвати —
божества, связанного с водой, рекой. Их «буддийские роли» совпадают с
функциями мифологических персонажей. Акт обретения подвижником
мудрости (просветления) представлен в легенде как мифологическое дей­
ство рождения божества плодородия.
В историческом труде Ирёна собраны мифологические тексты, свя­
занные не только с деятельностью буддийских подвижников. Два квона
раздела «Записи о необычайном» $£ Ш рассказывают об удивительных
историях, которые соотнесены с известными историческими фигурами и
государями. Так, в записи под названием «Сорок восьмой государь Кёнмун тэван» И + А 1 X Л ï государю Силла Кёнмуну (861-874) при­
писаны четыре истории: рассказ о «выгодной женитьбе» на старшей
принцессе по хитроумному совету наставника, заметка о появлении змей
в царской опочивальне, сообщение о необыкновенном языке у государя,
который он на ночь расстилал по всей груди, и рассказ о том, как у царя
выросли ослиные уши. Последняя история явно представляет собой из­
ложение известного мифа о фригийском царе Мидасе, которого Аполлон
наградил ослиными ушами. Сюжет «царь с ослиными ушами» был извес61
тен в северо-восточной Индии и народам, которые жили в государствах,
расположенных по северным границам Китая. Возможно, по этому пути и
пришел сюжет из Малой Азии в Корею.
Удивительная история, героем которой был государственный деятель
и полководец Силла Ким Юсин (595-673), записана под названием «Ким
Юсин» Û: Й. it.
«Юсин родился на семнадцатом году правления государя Чинпхёна,
в год ылъмё. Он появился под покровительством семи светил, поэтому на
спине у него были знаки семи звезд. В его жизни произошло много чу­
десного и удивительного. В год имсин, когда Юсину исполнилось восем­
надцать лет, он уже искусно владел мечом и стал хвараном. Среди това­
рищей Юсина вот уже несколько лет к тому времени находился некий
Пэксок— Белый Камень. Никто не ведал, откуда он появился. А Юсин
тогда денно и нощно обдумывал планы покорения Когурё и Пэкче.
Пэксок знал о помыслах Юсина и однажды предложил ему: "Осмелюсь
дать вам совет. Сначала потихоньку разведайте замыслы врагов, а потом
уже стройте планы, как покорить их. Что вы об этом думаете?". Юсин
радостно с ним согласился и вскоре, взяв с собой Пэксока, ночью отпра­
вился в путь. Они остановились отдохнуть на вершине холма. А за ними
следом все шли какие-то две женщины. Они устроились на ночлег на бе­
регу Корхвачхона, и тут неожиданно к ним подошла еще одна женщина.
Князь со всеми тремя повел веселую беседу. Барышни угостили его пре­
красными плодами, Юсин съел их и на сердце у него сделалось так легко,
что он тут же повел с женщинами задушевный разговор, но они сказали
ему: "Мы выслушали ваши речи и теперь хотим, чтобы вы без Пэксока
пошли с нами в лес. Там мы вам откроем истину".
Только они вошли в лес, как женщины явили свой божественный об­
лик и сказали: "Мы духи — хранители страны, хозяйки гор Нарим, Хёлле
и Корхва. Вы не знали, что вас заманивает враг, и отправились с ним в
путь. Мы пришли сюда, чтобы остановить вас!" — сказав так, они тут же
исчезли. Юсин испугался, пал ниц и дважды поклонился. Выйдя из леса,
Юсин и Пэксок отправились было в управу Корхва, чтобы заночевать
там, и тут Юсин сказал Пэксоку: "Мы идем в чужую страну, а важную
грамоту забыли. Надо вернуться назад и взять ее". Когда они возврати­
лись, Юсин крепко связал Пэксока и стал выпытывать его тайные помыс­
лы. Пэксок признался... Юсин казнил Пэксока, а потом приготовил раз­
ные яства и принес их в жертву трем духам. Они явились и приняли под­
ношения».
В рассказе пять действующих лиц: герой Ким Юсин, его друг-недруг
Пэксок — Белый Камень и три женщины — хозяйки трех гор. Ким Юсин
ночью отправляется из столицы на северо-запад (Корхвачхон, современ­
ный уезд Ёнчхон, расположен к северо-западу от столицы Силла Кёнчжу). Ночь — время умирания, северо-запад — место, где локализуется
смерть. Сопровождает Юсина человек по имени Белый Камень. Его имя
62
представляет собой метафору смерти (белый цвет, камень). Итак, Ким
Юсин отправляется в страну смерти в мертвое время суток в сопровожде­
нии самой смерти.
Герой встречает трех женщин. Те угощают его плодами и уводят в
лес, где принимают свой истинный облик хозяек гор, и сообщают о враж­
дебных намерениях Белого Камня. Женщины— хозяйки гор, располо­
женных на востоке, западе и севере, то есть две из них (западная и север­
ная) связаны с «мертвыми» местами. Эти хозяйки обладают той же при­
родой смерти, что и Белый Камень. Одна — связана с востоком, то есть
имеет сущность дающей жизнь, рождающей матери. Они уводят Ким
Юсина в лес, кормят плодами, после чего герою открывается истинное
знание, которое и обеспечивает ему жизнь (у многих народов мира уход в
лес, пребывание в лесу связано с обрядом инициации — нового рождения
человека в ином качестве). Общение Юсина с женщинами в лесу, воз­
можно, и означает сначала его смерть, а затем рождение в новом состоя­
нии — обладающего знанием (такой же мифологический подтекст содер­
жится и в буддийской легенде о наставнике Ёнхве, которая была приве­
дена выше).
Буддист Ирён придерживался иных принципов подбора материала
для исторического сочинения, нежели конфуцианец Ким Пусик. Для буд­
диста нет событий значимых и незначимых: все сведения, которые сохра­
нились в древних памятниках, а также в памяти народа, следует сохра­
нить. Ведь любой момент бытия может открыть путь к истине. Принцип
«без отбора» определил и своеобразную структуру истории Ирёна. В па­
мятнике выделены тематические разделы, при этом в «Записях об удиви­
тельном» il£ S и «Распространении буддизма» Щ /£ материал связан и
тематически, и хронологически. В других разделах различные истории,
описывающие события, следуют друг за другом без всякой видимой сис­
темы. На мой взгляд, такая бессистемность также связана с буддийским
мировоззрением автора: поскольку события не разделяются по степени их
важности, не имеет значения, в какой последовательности их располо­
жить. Принцип ненасилия, естественности в распределении материала
впоследствии лег в основу особого жанра, который так и назывался
«вслед за кистью» — супхиль. В истории корейской литературы, пожалуй,
Ирён был первым, кто применил его в своем сочинении. Во всяком слу­
чае, более ранние памятники такого типа не сохранились.
Мне кажется, не случайно такое сочинение как Самгук юса, появи­
лось в конце XIII в., когда страна, управляемая «военными» мусин Ж Е
из клана Чхве Ш, попала под власть монгольских завоевателей, а в Китае
воцарилась «варварская» монгольская династия Юань. Интеллектуальная
элита мунсин Ä Е , отодвинутая военными правителями на второй план,
была разочарована в официальных ценностях, связанных с китайской ци­
вилизацией, и обратилась к собственной традиции — местному фолькло63
ру, к древним сезонным ритуалам поддержания плодородия. Ведущие
поэты собирали и переводили на китайский язык народные песни, кото­
рые теперь известны под названием Коре каё — «Песни Коре», при дворе
увлекались «непристойными весенними играми», и даже государи сочи­
няли фривольные песни в духе тех, что распевали в народе во время ве­
сенних праздников. В связи с этими тенденциями Самгук юса, где запи­
саны древние предания и ритуальная поэзия, можно назвать памятником
духовной переориентации образованного сословия XIII в. — от увлечения
китайской изящной словесностью к своей национальной культуре.
Самгук юса можно определить и как политический памятник своего
времени. В самом деле, вторая половина XIII в. была временем монголь­
ского завоевания. Монголы — «варвары», Коре — страна цивилизованно­
го народа — таков стереотип мышления образованного корейца того вре­
мени. Этот стереотип надо было укрепить, с одной стороны, с другой —
показать завоевателю, «варвару», что он имеет дело с государством древ­
ней цивилизации. И вот, в самом начале своего сочинения Ирён сообщает
о том, что корейская государственность имеет не менее глубокие корни,
чем китайская. Как мне кажется, именно об этом, по замыслу автора, при­
звано сообщить предание о Тангуне— предке-основателе государства
Чосон. Ведь в предании рассказывается о том, что Тангун основал госу­
дарство еще во времена правления китайского императора Яо, а китай­
ская традиция относит его время к XXIII в. до н. э. Я думаю, что записи о
древнем происхождении государственности, о необыкновенном, небес­
ном, происхождении царей-основателей, а также истории удивительных
деяний древних государей и их подданных могут свидетельствовать о
специальном умысле государственного человека. Буддийский наставник
Ирён не оставил «мирских дел», а состоял на государственной службе:
государь назначил его настоятелем столичного буддийского храма, по
приказу государя он начал готовить издание «Трипитаки» (буддийского
канона). Ирёна заботит духовное здоровье нации в условиях порабощения
иноземными завоевателями. В обстановке внутренней нестабильности и
власти монголов записи о необыкновенных событиях далекого прошлого
и славных делах предков должны были внушить соотечественникам чув­
ство собственной значимости. Ведь Коре наследует традиции древней
культуры, государственности, и, следовательно, превосходит иноземцев.
Видимо, той же политической идеей, что и Ирён, руководствовался
его младший современник Ли Сынхю $ Ж !£ (1224-1300), который в
1287 г., почти одновременно с появлением Самгук юса, создал поэму
«Рифмованные записи об императорах и государях» Чеван унги Ф ЗЕ &I
ÏÊ. Для доказательства древних корней цивилизации в своей стране Ли
Сынхю, так же, как Ирён, приводит предание о Тангуне, которое и от­
крывает написанную в стихах историю государства. Без сомнения, здесь
не случайное совпадение: запись предания о Тангуне и в том и в другом
64
памятнике имеет явно функциональное назначение. В обоих литератур­
ных сочинениях акцентируется значимая для периода монгольского за­
воевания оппозиция цивилизация/варварство.
Обратим внимание и на то, что предание о Тангуне, как и сам памят­
ник Самгук юса, активно используется в начале XX столетия корейскими
просветителями в антияпонской пропаганде, в частности, Чхве Намсоном,
который провозгласил три пункта противопоставления корейского исто­
рического пути японскому. В качестве первого, главного пункта несход­
ства культур двух народов Чхве Намсон объявил «разные начала»: в Ко­
рее — первопредок Тангун, в Японии — богиня солнца Аматэрасу.
2. «Пустяковые речения» пхэсолъ Щ Ш
Неофициальные истории в жанре пхэсолъ получили распространение
в XIII-XIV вв. Название жанра пришло из Китая, где еще в первых веках
до нашей эры существовал термин байгуань вэньсюэ (кор. пхэгван мунхак) Щ 'Й 3t И — «литературные творения мелких чиновников». В обя­
занности чиновников байгуань входило собирать сведения о «нравах и
обычаях простого народа», «беседовать на улицах и слушать на дорогах»,
а затем докладывать об этом правителю, ибо, как заметил Конфуций,
«даже в пути ничтожного человека непременно содержится такое, на что
стоит обратить внимание». Собрания этих материалов впоследствии лег­
ли в основу литературного жанра, который так и назывался байгуань
вэньсюэ или кратко — байшо (кор. пхэсоль). В корейской административ­
ной системе не было такого рода должности, литераторы просто исполь­
зовали уже готовый термин для общего названия своих сочинений.
Авторами ранних корейских пхэсоль были ведущие поэты своего вре­
мени, не состоявшие на службе (во всяком случае, в те годы, когда они пи­
сали свои собрания «пустяковых речений»). Каждый из поэтов составил
свое собрание пхэсоль. Это— Ли Инно $ i— %L (1152-1220) «От скуки»
Пхахан чип Ш Ш И, Чхве Ча Ш Ш (1188-1260) «Дополнения к собранию
"От скуки"» Похан чип ШШЩ Ли Кюбо $ l i (1168-1241) «Малые ре­
чения Белого Облака» Пэгун сосолъ Й Ш 'J4 Ш, Ли Чехён $ Й 1 (12871367) «Пустые речения Старца Дуба» Ёгон пхэсолъ Щ Ш Ш Ш.
Пхэсолъ существовали в виде сборников, в которые входили мате­
риалы самого разного типа — от короткой информации до сюжетной ми­
ниатюры. Обычно в название такого сборника входят знаки, указываю­
щие на характер произведения: чип Ш (собрание), сосолъ 'J4 Ш (малые
речения), пхэсоль Щ Ш (пустяковые речения). Как правило, сборники
имеют деление на квоны — тетради, но эти квоны не озаглавлены. Отсут­
ствуют названия и у отдельных произведений, которые входят в собра­
ние. Произведения выделены только красной строкой.
65
Разнородный материал пхэсоль расположен в сборниках, как прави­
ло, без определенной системы. Здесь выдержан принцип естественности,
ненасилия над материалом, который свойствен всем неофициальным ис­
ториям лсд ï ï iE.
Многообразие содержания сборников пхэсоль с трудом поддается
классификации. Весьма условно можно выделить три большие группы:
1. Стихи поэтов прошлого и современников, их филологический анализ
иногда с короткой справкой об авторе — так называемые си хва Ш IS,
«беседы о поэзии»; 2. Информация— этнографическая, историческая,
географическая; 3. Произведения развлекательного характера (рассказ о
забавном случае, необыкновенном приключении, часто с участием духов,
оборотней, записи преданий).
«Беседы о стихах» могут быть «филологическим разбором» стихо­
творений поэтов: авторы пхэсоль цитируют строки из стихотворений и
отмечают поэтические образы, которые встречаются в стихотворениях
других поэтов, как правило, — китайских. Например, в одной из миниа­
тюр Чхве Ча темой «беседы» стало стихотворение Чон Чисана «Тэдонган», в частности, поэтический образ «слезы разлуки наполняют волны»
S'J Ш Ш Ж. Чхве Ча сначала рассказывает о реке Тэдонган, а затем — о
конкретной ситуации (разлука с другом), которая послужила поводом для
сочинения стихотворения. Далее он переходит к обсуждению поэтическо­
го образа: цитирует стихи китайских поэтов Ли Бо и Ду Фу, где встреча­
ется это выражение.
Темой сихва может стать история написания стихотворения. Напри­
мер, стихи Чхве Чхивона, посвященные горам Каясан, которые поэт запи­
сал на скале. Эта главная тема изложена в конце миниатюры, которая на­
чинается с кратких сведений о биографии Чхве Чхивона — его жизни в
Китае и дружбе с китайским поэтом Гу Юнем. Здесь же помещено четве­
ростишие Гу Юня и ответные стихи Чхве Чхивона. Далее сообщается о
его возвращении на родину и уходе в горы Каясан. К биографическим
сведениям присоединены истории, которые в те времена, очевидно, рас­
сказывали о поэте — после исчезновения из монастыря он стал божест­
вом: «У достопочтенного Чхве борода была как облако, щеки белые,
словно нефрит, а над головой всегда будто облако белело» (сборник Ли
Инно).
Информативные заметки дают описания обычаев, например, весен­
него праздника фонарей — как его проводили в столице в правление раз­
ных государей (сборник Чхве Ча). В заметках кратко рассказывается о
Западной столице (Пхеньяне)— разных строениях, храмах, беседках, о
Кэгёне — столице Коре (сборники Ли Инно, Чхве Ча), или о знаменитых
горах, например, Кэгольсан (так в те времена называли горы Кымгансан):
«Кэгольсан — горы знаменитые в Квандоне. Там — бесконечное разно­
образие множества пиков и бесчисленных гротов» (собрание Чхве Ча).
Авторы вспоминают о «корейских древностях» — рассказывают о столи66
це Силла Кёнчжу, которую во времена Коре называли Восточная столица;
дают описание организации хваран: «По древнему обычаю Керим приня­
то было выбирать среди мужчин таких, кто отличался красотой лица и
статностью, и наряжать в красивое платье. Их называли хваран — "юно­
ши — цветы"» (сборник Ли Инно).
Развлекательные истории рассказывали о реальных лицах, которые
оказывались в необычных ситуациях, например, о Ким Юсине — извест­
ном государственном деятеле и полководце Силла. Ким Юсин в юности
вел себя недостойно: бражничал и особенно любил развлекаться с певичками-кмсэн. Мать, недовольная его поведением, взяла с него обещание
прекратить разгульную жизнь. И действительно, Ким Юсин перестал
проводить время со своей любимой, но однажды он выпил слишком мно­
го вина и не заметил, как его конь по привычке завернул к её дому. Де­
вушка радостно выбежала ему навстречу, но тут Ким пришел в себя,
схватил нож и перерезал горло своему коню, а сам отправился домой
пешком. Теперь в Кёнчжу на том месте, где был дом той кисэн, стоит
храм Чхонгванса (сборник Ли Инно). В другой истории, о некоем Ким
Кэине, рассказывается о том, как собака спасла жизнь хозяина, а сама
погибла (сборник Чхве Ча).
Так, герои пхэсолъ, как правило, исторические фигуры (их биографии
были включены в официальную историю Ким Пусика), но здесь персонаж
не совершает героических подвигов и не демонстрирует свою предан­
ность государю. Он представлен как частное лицо. Это — поэт, автор сти­
хов, которые следует сохранить для потомков, участник необычного при­
ключения, либо — герой анекдота, где это известное лицо часто стано­
вится объектом насмешки.
Кроме рассказов о приключениях реальных лиц, в ранних пхэсолъ
появляются истории про оборотней и женщин-«бесовок», соблазняющих
сластолюбцев, — истории, скорее всего услышанные «на улицах и в пе­
реулках», т.е. распространенные в народе. Например, о тиграх-оборотнях:
на празднике фонарей появилась никому не известная девушка; один ста­
рый человек решил проследить, где она живет и, отправившись следом за
ней, пришел в горы. Оказалось, он попал в логово тигров-оборотней —
сестры и двух братьев. В конце концов один из братьев попал в западню,
другой раскаялся и, приняв человеческий облик, постригся в монахи, а
сестра исчезла, неизвестно куда (сборник Чхве Ча). В пхэсолъ Чхве Ча
включены и рассказы о незадачливых монахах — истории, которые были
особенно широко представлены позднее, в пхэсолъ XVI в.
Надо сказать, что, как правило, каждая из миниатюр непременно за­
вершается стихами, сочиненными поэтами (их имена обычно названы) на
тему изложенных в рассказе событий. Стихи здесь часто играют роль за­
ключительного суждения.
В ранних собраниях пхэсолъ стихов вообще очень много. Часто сами
авторы включали в свои сборники и собственные стихи. Например, «Ма67
лые речения Белого Облака» Ли Кюбо начинаются с очерка по истории
письменного слова в корейских государствах, и автор возводит эту исто­
рию к глубокой древности — к царству Чосон: «Что касается нашей Вос­
точной стороны, то начало письменным памятникам было положено еще
с тех пор, как Иньский Великий учитель (Цзи-цзы. — А. Т.) был пожало­
ван землями на Востоке». Далее он рассказывает о самых ранних стихах,
написанных на китайском языке, и цитирует сами стихи. Например, чет­
веростишие полководца Когурё Ыльччи Мундока, в 612 г. одержавшего
победу над китайской армией, или «Ода Великому спокойствию» ^ 2 Р
21, написанная государыней Силла Чиндок ван (647-653). Далее Ли Кюбо
говорит о трех поэтах, Чхве Чхивоне Ш ©С •&, Пак Инбоме # t $Б и Пак
Инняне # JÜ Ш, имена которых были известны не только на родине, но и
в Китае. Заканчивается предисловие рассуждением: «Наше Восточное
государство своей поэзией прославилось в Китае. Начиная с трех поэтов,
талантливых литераторов уподобляют тем мужам, что приносят славу
своему государству». Затем идут очерки, посвященные древним по­
этам — родоначальникам поэзии на ханмуне. Заканчивается сборник фи­
лософскими рассуждениями — раздумьями о судьбе человека в мире.
Обилие стихов, конечно, связано с главной задачей ранних собраний
пхэсоль, которую сформулировали в предисловиях сами авторы. Вот, что
пишет, например, поэт Ли Инно: «Страна наша омывается Восточным
морем и с древних времен зовется "Страной бессмертных". Здесь роди­
лось бесчисленное множество людей выдающихся, а такие знаменитые
ученые и поэты, как Чхве-"Одинокое облако" (Чхве Чхивон.— А. Т.) и
Пак Иннян, прославились даже в Китае... И если мы не сохраним их со­
чинения для потомков, то, без сомнения, они будут забыты. Поэтому из
широко известных в нашей стране и за ее пределами поэтов я выбрал
лучших, составил книгу в три квона и назвал ее "От скуки"».
Я думаю, что стремление этих трех поэтов собрать и уберечь от заб­
вения творчество мастеров изящного слова связано и с развитием «на­
циональной идеи» — желанием представить свою страну как образцовое
цивилизованное государство. Наверное, не случайно Ли Инно дружил с
Какхуном, автором Хэдон косым чон, который также развивал «нацио­
нальную идею» в своем собрании буддийских биографий.
Совсем другим содержанием отличается собрание поэта Ли Чехёна
«Пустые речения Старца Дуба», которое появилось сто лет спустя после
пхэсоль трех поэтов. Его основное содержание, по определению историка
корейской литературы Чо Тониля, — «свободные суждения автора о ли­
тературе и истории». В самом деле, так же, как и в собраниях пхэсоль пи­
сателей старшего поколения, Ли Чехён обсуждает стихи поэтов прошло­
го, приводит их биографические сведения, записывает исторические со­
бытия, которые обходят вниманием официальные истории. Однако, если
все его предшественники в предисловиях специально подчеркивали древ68
ние истоки корейской цивилизации и значимость изящного слова, то Ли
Чехён открывает свое собрание рассуждениями о том, что написание его
«пустых речений» было прямым результатом праздного досуга:
«В год имо (1342. — А . Г.) в правление под девизом Чжи-чжэн, летом
шел дождь несколько месяцев подряд. Я закрыл ворота и не слышал звука
шагов. Тоска была неотвязная. Я подставил тушечницу под струи с кры­
ши и затеял переписку с друзьями. Когда я ... как говорится, разламывал
бамбуковые дощечки для письма, я наткнулся на написанное мною на
бумаге и на ее оборотной стороне поставил в начале заглавие "Пустые
речения Старца Дуба". Ведь в иероглифе «дуб» Щ его звуковая часть
(Ш. — А. Т.) означает «радость». Этот дуб не годится как материал, по­
этому ему удается избежать вреда, и среди прочих деревьев он — дерево,
достойное радости. Вот почему иероглиф «дуб» в своей звуковой части
имеет знак «радость». И я когда-то служил, а потом сам ушел в отставку,
чтобы, как говорится, взращивать свою неумелость приспособиться к лю­
дям нашего века и тем доставить себе покой. Поэтому я и назвался Стар­
цем Дубом. Надеюсь, что он, непригодный как материал, сумеет прожить
долго. В иероглифе «пустяк» Щ звуковую часть составляет знак «низкий»
(-^h. — А . Т.). Если же посмотреть на смысл иероглифа «пустяк», то он еще
значит «просо» — самый низкий из злаков. В молодости я знал толк в
чтении книг, а когда возмужал, забросл это занятие. Ныне я стар и люблю
писать сочинения о всякой всячине. Они лишены реальности и можно
считать их низкими, вроде проса. Вот почему я и назвал все написанное
"пустые речения"».
Каждая фраза этого предисловия подчеркивает несерьезность и второсортность записанного материала. Решение написать Ли Чехён принял
потому, что шел дождь и нечем было заняться — от скуки. Для записи он
берет уже исписанную бумагу, а содержание его писаний лишено «пло­
дов» сыль Ш — «реальности», т. е. бесполезно. Представляя самого себя,
поэт оперирует даосскими понятиями, заимствованными из притчи ки­
тайского философа Чжуан-цзы: я, как тот старый корявый дуб, бездарен и
ни на что не гожусь, но именно эти мои качества обеспечат мне покой.
Как показывает предисловие, «пустые речения» Ли Чехёна отмечены
знаком даосского мировоззрения. В Корее даосизм, равно как и буддизм,
опирался на местную культурную традицию, связанную с мифом и обря­
дами поддержания плодородия. В истории Кореи эта местная традиция
всегда всплывала на поверхность, когда социальный порядок, поддержи­
ваемый конфуцианскими представлениями, давал трещину. Поэтому ко­
рейские литераторы, разочарованные в официально признанных ценно­
стях и, прежде всего, в государственной службе, которая считалась глав­
ным назначением «истинного мужа», обращаются к творчеству своего
народа.
69
Литературные произведения того времени, заполненные местным
фольклорным материалом («вульгарным») и собственными неофициаль­
ными суждениями, авторы в предисловиях или в названиях помечают
знаком «цивилизованности», который вводит их творения в рамки китай­
ской литературной традиции. Так, Ли Кюбо и Ирён «оправдывают» свой
интерес к необычайным событиям ссылками на авторитет— китайские
литературные памятники. В предисловии к поэме «Государь Тонмён» Ли
Кюбо замечает: «...Только поэт Бо Цзюйи, боясь, что эти дела будут за­
быты, сочинил песню и тем самым запечатлел их. То же самое относится
и к деяниям Тонмёна...». (Здесь имеется в виду поэма Бо Цзюйи (772846) «Песнь о бесконечной тоске», которую поэт посвятил знаменитой
красавице Ян гуйфэй, которую, по преданию, заставили покончить жизнь
самоубийством). Ирён в предисловии к разделу «Записи об удивитель­
ном», перечислив случаи необыкновенного рождения древних правителей
Китая и получения ими мандата Неба, задает вопрос: «Отчего же это за­
писано? Если основатели трех государств появились таким же чудесным
образом, почему же это сверхъестественно?...»
На мой взгляд, намек на притчу Чжуан-цзы в предисловии Ли Чехёна
связан не столько с его мировоззрением (кстати, он был одним из первых
в Корее последователей неоконфуцианства), сколько служит знаком сопричастия «цивилизованному» слову.
Пхэсоль Ли Чехёна, несмотря на объявленную «несерьезность» со­
держания, продолжает традиции поэтов ХП-ХШ вв. — выдвинуть на пер­
вый план идею своего, корейского, пути в истории и литературе.
3. Поэзия на китайском языке
Ли Инно ^ f-
£
Ли Инно (1152-1220) происходил из рода инчхонских Ли (пров. Кёнги), которые почти восемьдесят лет держали в своих руках власть при
дворе. Ли Инно рано потерял родителей, его воспитывал родственник —
буддийский монах. Ли гордился своим родом и поэтому, когда в 1170 г.
произошел переворот и власть захватили военные, он ушел в буддийский
монастырь и постригся в монахи. В 1186 г. Ли Инно расстался с монасты­
рем, вернулся к мирской жизни и сдал экзамены на чин. За десять с лиш­
ним лет государственной службы он сделал успешную карьеру, но поэт
плохо совмещался в нем с респектабельным и добропорядочным при­
дворным сановником. Ли Инно сблизился с «вольными поэтами» О Сечжэ ^ "Щ: ~% (1133-1187), Лим Чхуном Ш Ш (даты жизни неизвестны),
Хван Поханом Êk Ш Ш (даты жизни неизвестны) и свободное от государ­
ственных дел время отдавал стихам и вину в их обществе. Эта группа
друзей-поэтов вошла в историю литературы под названием «Семеро муд70
рецов из страны, что к востоку от моря» Хэчва чхилъхён хве ; l È -fc I f
или Канчва чхиль хён хве /J ЙЕ -Ь К Щ. Их кумиром был китайский поэт
Тао Юань-мин (365-427), который вел «естественный» образ жизни, вос­
певал природу и вино. Вслед за Тао Юань-мином они мечтали найти та­
кое место, где можно было бы укрыться от опасностей мира. Китайский
поэт придумал «Персиковый источник» — чудесную страну счастливых
людей, найти которую было дано лишь простому рыбаку. Ли Инно пишет
эссе о Долине журавлей в горах Чирисан ft I I )Ш, куда, как он пишет,
сам отправился на поиски страны блаженных. Такую страну поэт, в отли­
чие от Тао Юань-мина, так и не нашел. Он искал умиротворение в «мире
изящного слова», писал стихи и прозу. К сожалению, многие его стихи не
сохранились, а те, что дошли до наших дней, по большей части посвяще­
ны природе и вину. Приведем одно из его стихотворений.
Конец весны Мочхун Ц #
Заветная мечта — на склоне лет
в праздности проводить весенние дни.
Пробудившись от сна, беспричинно пугаться
ветра, сдувающего ивовый пух.
А там — алый дождь моросит,
стоит лишь штору поднять.
Зелени тени густы —
в их глубине птицы поют.
Ли Инно мечтает о безмятежной жизни один на один с природой, где
испугать может только летящий пух, перед глазами — красота опадаю­
щих лепестков да зелень листвы, а в ушах— птичий щебет. Здесь —
скрытое противопоставление умиротворяющей природы, ее красок и зву­
ков, полному угроз миру людей.
Как прозаик Ли Инно известен произведением в жанре пхэсолъ, ко­
торое называется «От скуки» Пхахан чип Ш Ш Ш. Сочинение состоит из
трех квонов, оно было отпечатано уже после смерти поэта в 1260 г. В
сборник включены разного рода сведения: обычаи Кёнчжу— древней
столицы Силла, описания окрестностей Согёна (совр. Пхеньян), дворцов
и буддийских храмов Кэгёна — столицы Коре. Здесь записаны предания,
рассказы об удивительных событиях, то есть фольклор. Больше всего в
этом собрании стихов. Автор собирал творения поэтов прошлого и со­
временников, своих друзей, которых не пригласили на службу, а также
включил собственные стихи.
Ли Инно демонстрирует подчеркнутый интерес к «неофициально­
му» — занимательным историям и творениям тех поэтов, которые не со­
стояли на государственной службе: стихи могли навсегда исчезнуть, в то
время как их имена составляют славу своей страны.
71
Чхве Ча Щ M
Чхве Ча (1188-1260)— другой поэт и автор собрания пхэсоль. Он
был родом из Хэчжу (пров. Ю. Хванхэ), потомок известного конфуциан­
ского ученого и государственного деятеля Чхве Чхуна. В 1212 сдал экза­
мены, однако более десяти лет не мог получить должность, пока его мо­
гущественный родственник военный властитель Чхве У не обратил на
него внимание. Чхве Ча поступил на службу и сделал карьеру чиновника
(служил в столице на высоких должностях). Официальные биографии
(даже в современных справочниках) обращают внимание главным обра­
зом на его государственную деятельность, хотя прославился он прежде
всего как мастер поэтического слова. Известность ему принесло патрио­
тическое стихотворение «Ода трем столицам» Самгён пу H JRSK Ода бы­
ла написана по случаю переноса столицы из Кэгёна на остров Канхва в
1232 г. и прославляет мудрость правителя Чхве У, который перед угрозой
нападения монгольских завоевателей спас двор государя. В число трёх
столиц входили Согён, Кэгён и Кангён — новая столица на острове Кан­
хва. Новая столица, куда в целях безопасности переехало правительство,
воспета в стихах как благое место, средоточие новых духовных сил, кото­
рые и смогут привести к процветанию страны. Ода, как и другие стихо­
творения поэта, сохранилась в памятнике XV в. «Избранные произведе­
ния восточной словесности» Тонмун сон $ 5! Ш.
Чхве Ча был известен не только как поэт, он оставил еще и сочине­
ние в жанре пхэсоль под названием «Дополнения к собранию "От скуки"»
Похан чип Ш Рй Ш. Действительно, сам автор в цредисловии к сборнику
сообщает, что свое собрание пхэсоль он написал по распоряжению воен­
ного правителя Чхве У, который, просмотрев сочинение Ли Инно «От
скуки», счел, что в записях многого недостает, и приказал Чхве Ча вос­
полнить пробелы.
«Среди многих людей прошлого и настоящего только несколько де­
сятков имеют литературные сборники. Все же остальные произведения
знаменитых литераторов утрачены и не могут быть прочитаны. Ли Инно
записал некоторое количество таких произведений и составленный сбор­
ник назвал "От скуки". Правитель Чиняна (Чхве У. — А. Т.) узнав, что
сборник "От скуки" многое в себя не включает, повелел мне написать
продолжение. Я собрал то, что готово было уже исчезнуть, некоторое
количество стихов старой и новой формы. Кроме того, сюда же я помес­
тил рассказы о монахах и женщинах, хотя они и не имеют отношения к
истории. Я записал их вместе со стихами, и получилось три тетради».
И далее автор пишет:
«Это — лишь собрание рассказов, разрозненных поэтических и про­
заических произведений, цель которого— разогнать скуку. Поэтому в
конце книги я даже поместил несколько рассказов о странном и чудес-
72
ном, чтобы дать возможность тем, кто устанет от ученых занятий, отдох­
нуть и развлечься».
Собрание Чхве Ча было издано в 1254 г., оно состоит из трех тетра­
дей и содержит, пожалуй, больше развлекательных историй, чем пхэсоль
Ли Инно. Кроме этого, как пишет в предисловии сам Чхве Ча, он продол­
жил работу своего друга Ли Инно по собиранию и сохранению стихов
поэтов своей страны. Поэтому большая часть сборника отдана «беседам о
поэзии» — си хва Ш 15.
Собирая готовые исчезнуть стихи поэтов прошлого и современников
(часто своих друзей), которые были «не у дел», авторы пхэсоль подчерки­
вали значимость для страны тех, кто искусно владеет кистью — именно
их имена и творения должны быть переданы потомкам. Пожалуй, Ли Ин­
но и Чхве Ча выражали мысли своих современников — интеллектуальной
элиты мунсин, которая была отстранена от власти, ее таланты остались
невостребованными, а имена могут быть забыты из-за того, что ныне
страной правят «военные» мусин.
Ли Кюбо
^ШШ
Ли Кюбо (1168-1241) — центральная фигура в литературе Коре, мас­
тер изящного слова, которого за особый поэтический дар еще в юности
прозвали «божественным отроком» синдон Ш JE. Его семья была родом
из Ёчжу (пров. Кёнги), отец служил в столице и не пострадал от перево­
рота «военных». Поэтому Ли Кюбо провел детство в Кэсоне. Он трижды
безуспешно пытался сдать экзамены, пристрастился к вину, вольной жиз­
ни и своим основным занятием считал сочинение стихов. В это время он
взял себе псевдоним «Белое Облако» Пэгун Й Я : облако, вольно плыву­
щее по небу, для поэта было знаком свободы. Такие настроения, естест­
венно, сблизили Ли Кюбо с поэтами группы «Семеро мудрецов из стра­
ны, что к востоку от моря», а его лучшим другом стал О Сечже (11331187), хотя по возрасту он годился Кюбо в отцы (одному было 53 года, а
другому— 18 лет). Когда Ли Кюбо исполнилось 23 года, он сдал экзаме­
ны, но на государственную службу его не приняли. Через год у него умер
отец, и поэт для соблюдения траура удалился в горы Чхонмасан (распо­
ложены к северу от Кэсона), взяв себе псевдоним «Отшельник Белое об­
лако» Пэгун коса Й 1 Е ± . Здесь он написал два больших произведе­
ния — поэму «Государь Тонмён» Тонмён ван пхён Ж Щ ï Ш9 сборник
пхэсоль «Малые речения Белого Облака» Пэгун сосоль Й Ш 'J4 Ш и свою
биографию «Жизнеописание отшельника Белое облако» Пэгун коса чон
Ö l Ë ± f t (некоторые корейские исследователи считают, что биогра­
фия была написана его потомком уже после смерти поэта). В 1196 г. Ли
Кюбо возвратился в столицу, но должность получил только в 32 года,
когда попал в поле зрения военного правителя Чхве Чхунхона. К этому
73
времени он уже прославился как поэт, и его в числе других литераторов
пригласили в усадьбу Чхве для участия в сочинении стихов по случаю
цветения «граната с цветами в тысячу лепестков». На этом поэтическом
турнире его стихи были признаны лучшими, Ли Кюбо получил должность
и затем, сделав карьеру, в конце концов стал первым министром. В 70 лет
он ушел в отставку и умер, когда ему было 74 года.
Ли Кюбо написал множество произведений в стихах и прозе. Его сын
Ли Хам собрал их и в 1241 г. издал в сборнике под названием «Собрание
сочинений первого министра Ли из Восточного государства» Тонгук Ли
сангук чип Ж Ш $ Ш Ш И.
Ли Кюбо, пожалуй, — единственный писатель Коре, творения кото­
рого сохранились почти полностью. Он прославился как мастер стиха и
прозы, и не только потому, что в совершенстве владел китайской систе­
мой поэтических приемов. В корейской литературе Ли Кюбо был пионе­
ром освоения новых жанров, новых тем, своеобразным интерпретатором
традиционной поэтической тематики. Безусловно, особенности личности
поэта проявляются в его творчестве. Однако традиционные биографии,
которые составлялись для именитых чиновников, сообщали в основном о
карьере человека и его заслугах на государственной службе. О литера­
турной деятельности писали кратко и, как правило, приводили список
основных сочинений. Само творчество Ли Кюбо может помочь реконст­
руировать некоторые черты его натуры. К сожалению, очень мало произ­
ведений Ли датировано, и теперь невозможно узнать, какие темы и на­
строения были характерны для его творчества в тот или иной период.
Род Ли Кюбо многие поколения принадлежал к ученому сословию
мунсин, из числа которого выдвигались государственные чиновники,
управлявшие страной. Его семья после переворота «военных» не попала в
число опальных, отец продолжал служить в столице, но общее настрое­
ние неприятия власти «военных» , характерное для ученого сословия,
наверняка захватило и Ли Кюбо. Не случайно в юности он сблизился с
поэтами-отшельниками из группы «Семеро мудрецов...» и даже взял себе
псевдоним «Учитель трех пристрастий» (имеется в виду лютня кым, сти­
хи и вино). Юный Ли Кюбо полон «несогласия с миром»: унижением сво­
его сословия под властью «военных», официальными требованиями к
сочинениям, установленными на государственных экзаменах (не случай­
но он трижды проваливался на экзаменах, которые держал по настоянию
отца). Его несогласие оформилось в традиционный на Дальнем Востоке
уход от социального мира к природе, вину, поэзии: целая серия стихов
посвящена близким ему по духу китайским поэтам — Тао Юань-мину и
Ли Бо, а также чувству радости и свободы, которое приносит вино. Поэт,
бежавший от опасностей реального мира, не обременяющий себя обяза­
тельствами, вольный, как облако в небе — таким изображен Ли Кюбо в
«Жизнеописании отшельника Белое Облако».
74
«Малые речения Белого Облака» Пэгун сосоль. Вслед за друзьями из
общества «Семеро мудрецов...» Ли Кюбо собирает стихи корейских по­
этов прошлого, которые могут погибнуть и не остаться в памяти потом­
ков. Эти стихи, сведения об их авторах и размышления об искусстве сло­
ва составили основу его собрания пхэсоль. Собирание стихов, рассужде­
ния о стихах — основное содержание сборника Ли Кюбо. Так же, как и
его старшие современники, авторы пхэсоль Ли Инно и Чхве Ча, Ли Кюбо
подчеркнуто выделяет тех, кто искусно владеет словом. По его мнению,
именно литераторы составляют гордоеть нации и епоеобны поддержать
престиж государства.
«Государь Тонмён. Поэма с предисловием» Тонмён ван пхён пёнсо Ж
й I I f f была написана в 1195 г., когда поэт, соблюдая трехлетний
траур после смерти отца, жил в уединении в горах Чхонмасан. В этот пе­
риод Ли Кюбо особо интересуется прошлым своей страны, изучает ки­
тайские династийные истории, те их разделы, в которых записаны сведе­
ния о древних корейских государствах, и корейское историческое сочи­
нение «Древнюю историю трех государств» Ку самгук саги Ш H Щ JÈ
К , составленную в Силла, а также собирает фольклорные сведения о
древних основателях корейских государств. В первую очередь его зани­
мает история создания царства Когурё и его основателя Тонмёна (прави­
тели династии Коре считали свое государство прямым наследником тра­
диций древнего Когурё). Увлечение поэта историей было не случайным.
В этот период, после прихода к власти «военных», среди ученого сосло­
вия возрождается интерес к собственной культурной традиции, к про­
шлому своего народа. Этот интерес в значительной мере был порожден
разочарованием в официальных ценностях, связанных с китайской циви­
лизацией и конфуцианством. Возможно, поэма «Государь Тонмён» и поя­
вилась как реакция личности на положение дел в государстве, как несо­
гласие с современным правлением. Этот протест Ли Кюбо выразил тра­
диционно — обращением к прошлому, к «Золотому веку» корейской ис­
тории.
«Золотой век» представлен как время правления основателя государ­
ства Когурё Тонмёна. В поэме рассказано о его необыкновенном рожде­
нии и удивительных подвигах в деле создания нового государства. Исто­
рия Тонмёна изложена в стихах пятисложным размером с параллельным
прозаическим текстом комментария. Комментарий, скорее всего, заимст­
вован из «Древней истории трех государств», о которой пишет в преди­
словии к поэме сам автор:
«В мире ходит множество историй о необыкновенных деяниях госу­
даря Тонмёна. Даже невежды мужланы да бойкие жены и те могут рас­
сказать о его делах. Прежде я, слушая эти рассказы, посмеивался: ведь
наш первый наставник Кун-цзы не говорил о чудесных силах и беспут­
ных духах, а здесь полно всякого вздора и небывальщины! Незачем нам
75
все это пересказывать. Но вот прочел я "Историю династии Вэй" и "Ве­
ликое уложение". В эти сочинения тоже включены записи о деяниях
Тонмёна, но они сокращены и непонятны. О своем— подробно, о чу­
жом — кратко, вот ведь в чем дело! После, в четвертой луне года кечхук
(1193 г. — А. Т.) я раздобыл "Древнюю историю трех государств", а в ней
увидел "Основные записи правления государя Тонмёна". Всяких удиви­
тельных повествоваий в них было гораздо больше, чем в тех историях,
что рассказывают в мире. И опять поначалу я не смог поверить в это.
Смысл-то оказывается именно в делах необычайных. Трижды я вчиты­
вался в содержание и мало-помалу проник в самые истоки. Речь здесь
идет вовсе не об удивительных превращениях, а о совершенной мудро­
сти!»
Поэма, воспевая славные деяния основателя Тонмёна, сохраняет
эпический стиль изложения событий, свойственный прозаическому ком­
ментарию. Характерно, что в поэме и комментарии минимально исполь­
зованы китайские образные средства и в описаниях внешности персона­
жей, и в характеристике их поступков. Между тем, надо обратить внима­
ние на то, что образная система китайской поэзии уже активно использо­
валась корейскими поэтами (об этом достаточно подробно написано в
собраниях пхэсоль, составленных старшими современниками Ли Кюбо) и
самим Ли Кюбо в его стихах. Очевидно, выбор художественных приемов
диктовался темой произведения.
Начало поэмы (24 строки) посвящено легендарному времени правле­
ния первых китайских императоров. Ли Кюбо предложил здесь новую
форму, в рамках которой события корейской истории описываются как
аналогичные тем, что происходили в Китае, когда там правили славные
государи — создатели китайской империи. Такой прием позволял предста­
вить свою страну, как равноценную Китаю — образцовому государству.
Пожалуй, основная задача поэмы — показать значимость своей стра­
ны как цивилизованного государства, а также обратить внимание на то,
что корейское государство, как и Китай, созданы небесным волеизъявле­
нием. Этой мыслью Ли Кюбо завершает вступление к поэме:
«Так обстоит дело и с записями о Тонмёне. Ведь совершенно оче­
видно, они приведены не для того, чтобы слепить людям глаза превраще­
ниями и чудесами. Воистину, они открывают священные следы тех вре­
мен, когда было создано наше государство. И если я теперь не запишу
всего этого, то как об этом узнают потомки? Вот я и описал в стихах дея­
ния Тонмёна. Пусть все в поднебесье знают, что и наше государство ос­
новал совершенномудрый человек!»
Ли Кюбо впервые в корейской литературе предложил жанр истори­
ческой поэмы, где начало корейской государственности представлено как
равнозначное древним временам китайской истории. Жанр исторической
поэмы и прием обращения к образцовым событиям истории Китая был
использован поэтами позднего времени. Например, Ли Сынхю $ Ж Ш
16
(1224-1301) в поэме «Рифмованные записи о государях и императорах»
Чеванунги ЙГЗЕ&ЙЙЕ
Поэма «Государь Тонмён» была не только памятником изящной сло­
весности. Ли Кюбо задумал ее прежде всего как произведение политиче­
ского значения. Правление «военных» отстранило от власти и унизило
гуманитарную элиту— гражданское чиновничество. Необходимо было
вывести своих соотечественников из состояния апатии и вернуть их к
активной деятельности. Поэма призывала помнить о значимости своего
государства, созданного по воле Неба великим предком-основателем
Тонмёном. Потомки должны гордиться деяниями предков и поддержи­
вать заложенные ими традиции. Только такое поведение и можно назвать
истинно почтительным отношением к предкам.
Поэма Ли Кюбо положила начало ряду историко-политических про­
изведений — например, Самгук юса Ирёна и Чеван унги Ли Сынхю. Их
авторы специально стремились возвеличить свою страну, показать, что
истоки корейской цивилизации не менее древние, чем китайской, расска­
зать о предках-основателях, которые по указанию Неба создавали госу­
дарства, а также сберечь от забвения записи о необыкновенных деяниях
многих персонажей корейской истории.
Ли Кюбо в молодости отказывался от государственной службы —
главного назначения «истинного мужа», назвался «Отшельником Белое
облако», тем самым обозначив свое намерение быть свободным, не свя­
занным никакими социальными обязательствами. В то же время он напи­
сал поэму, имеющую четкую заданность — совсем в русле конфуциан­
ских представлений о назначении письменного слова: назидать и пропа­
гандировать ценные для государства идеи. Пожалуй, в характере Ли Кю­
бо проявились черты традиционного корейца: с одной стороны, он объяв­
ляет себя вольным «Белым облаком», привязанным лишь к трем друзь­
ям — лютне, вину и стихам, а с другой стороны, прочно держит в своем
сознании мысль о причастности каждого человека к состоянию мира, го­
сударства, — мысль, выраженная в хянга (человек обязан поддерживать
порядок в космосе), оформленная конфуцианским учением о правильном
поведении каждого члена коллектива.
Стихи Ли Кюбо. Ли Кюбо оставил огромное поэтическое наследие.
Он писал стихи на китайском языке вэнъянъ, используя жанры, систему
образности и традиционные темы китайской поэзии, в то же время кор­
ректируя китайскую традицию своим видением мира. О его стихах —
традиционных и индивидуальных мотивах в творчестве, можно написать
большую книгу. Здесь я попытаюсь познакомить читателя лишь с некото­
рыми основными чертами поэзии Ли Кюбо.
Как истинный конфуцианец, которого заботит судьба народа — кре­
стьянина, Ли Кюбо пишет о страданиях землепашца, трудами которого
кормятся все. Это традиционная тема дальневосточной поэзии, и Ли Кю77
бо посвящает ей ряд стихотворений, например, «От имени крестьянина»
Тэ нонбу ым W Ц ;fe Ф.
Промокли под дождем, пропалываем рис —
совсем согнулись на меже.
Вид наш ужасен —
разве могут так выглядеть люди?
А вы, благородные отпрыски,
нечего над нами смеяться!
Ведь ваши богатства и знатность —
все исходят от нас!
Часто у Ли Кюбо речь идет не о страданиях народа вообще. Беда свя­
зана с конкретным человеком. Например, маленький ребенок оказался
«лишним», и его выбросили на дорогу:
Тигры и волки свирепы,
но детенышам не вредят.
Отчего же мать кроху-ребенка
бросила на дороге?...
... Мать и дитя в одно утро
стали врагами.
Мир так равнодушен, или народ духовно ослаб —
поди узнай, в чем причина?
(«На дороге бросили ребенка» Носан ки a ifë-tJU5iï)
В каждом случае причина несчастий своя, считает поэт. Крестьян
мучает тяжелый труд и те, кто кормится за их счет, а чаще всего люди
страдают из-за безразличия окружающих, которое, по мнению Ли Кюбо,
является прямым результатом общего падения нравов. Именно по этой
причине выбрасывают детей, а вовсе не из-за голода («Сколько же ложек
надо, чтоб накормить малое дитя?»), погибает от нищеты старая одинокая
вдова, хотя было бы не так уж обременительно
...Всего лишь куском полотна
проявить сострадание!
(«Горести одинокой вдовы» Сангу нан ШШ Ш).
Природа — традиционная тема в дальневосточной поэзии, и Ли Кю­
бо посвятил этой теме немало стихов. Конечно, это прежде всего пейзаж.
В природе все гармонично и спокойно, тема бури, непогоды, не занимает
поэта. Гроза, молния появляется в стихах не как элемент пейзажа, а как
знак нарушения порядка в космосе, и причина беспорядка— нападение
врагов (например, «Молния в десятой луне» Сиволъ чон + Я Щ. Возмож­
но, стремление запечатлеть в поэзии гармонию мира связано с древними
представлениями о магической функции слова: поэт фиксирует картину
умиротворения в космосе, тем самым оберегая мир от катаклизмов. На­
пример, стихотворение «В храме Хынчхонса над рекой неожиданно со­
чинил стихи» Хынчхонса кансан уым Щ 3^ тг" >Х _h fffi Щ.
78
Отмели вокруг подножья горы,
гора в кольце воды.
По извилинам горного склона вьется
дорога, отгораживая отмель.
Дорога ведет в одинокую деревушку,
заходящее солнце упало.
И вот в лазурных небесах прорвала облака
луна — изогнутым луком.
В стихотворении представлена динамическая картина: песчаные от­
мели «окольцевали» гору, вьется по горным склонам дорога, которая
приводит в одинокую деревушку, опускается («падает» как Щ солнце. В
последней строке глагол «рваться» пха Ш завершает движение картины
(луннный серп разорвал облака).
Часто природа для поэта воплощается в тех «малостях», которые ее
населяют. Например, стихи посвящены цветам, но не цветам вообще, а
конкретной хризантеме («Пою о хризантеме» Ён кук Ш Щ, камелии («Ка­
мелия» Тонбэкхва %• Ш Щ, розе («Роза» Чанми Щ Щ, сосновому цвету
(«Сосновый цвет» Сонхва Vu Щ, цветению сливы («Нефритовая слива»
Онмэ ЗЕ Щ. Так же конкретны персонажи его стихов, посвященных пти­
цам, насекомым, например, «Воспеваю петуха» Ёнге Ш Щ «Попугай» Энму ШЩ или о цикаде:
Услышал в саду цикаду Вончжун мун сон Щ Ф M Ü
Легкую шкурку
бросила на траве.
Чисто звучит
стрекотанье на ветке.
Пенье-то слышно,
а саму не видать.
Зелень листвы
ее в чаще скрывает.
Своим «домашним» зверям Ли Кюбо адресует шуточные стихи: де­
лает внушение собаке, выговаривает кошке, грозит мышам.
Интересно, что стихи с «животными» или «растительными» назва­
ниями часто соотносят особенности «природного персонажа» с качества­
ми человека. Я не говорю о таких растениях, как, например, «сосна» или
«хризантема», которые традиционно символизируют образ человека, не
изменяющего своим принципам. У Ли Кюбо появляется нестандартный
образец стойкости — цветок «Петуший гребешок». В отличие от других
растений, погибающих от холода или ветра, он «выстоит и в жару, и в
стужу...» («Отвечаю стихами "Петуший гребешок", сочиненными на
рифмы хакса Jin Пэкчона» Чхаун Ли Пэкчон хакса погхва кегванхва си ^
m^s £щ±ттшмътСущества, населяющие природу, — чувствуют и понимают. Поэт не
79
просто о них рассказывает, он с ними беседует, как с равными, хвалит,
укоряет, сопереживет их бедам: наконец-то в доме появилась черная
кошка, она расправится с надоевшими мышами («Взяли черную кошку»
Тык хынмёа т# 31?Й12); в жизни паука столько несчастий: рвут паутину,
добыча не ловится, все твари живут вместе, а он одинок, все его ненави­
дят, и я в том числе («Сеть паука» Чуман ОкЩ; а вот резвится легкомыс­
ленная рыбка («Рыбка резвится» Ю о ШЩ.
Мелькает, мелькает красная рыбка,
то нырнет, то снова всплывет.
Люди толкуют: нравится ей,
любит, мол, резвиться беззаботно!
А ведь ни один кусочек ее крошечной души
не имеет покоя и отдыха.
Вон рыбак возьмет да и вернется,
или сокол снова что-то замышляет.
Поэт не возвышает себя над теми, кто населяет природу, он живет
вместе с ними, их заботами и тревогами — вселяется в их облик. Он мыс­
лит себя таким же обитателем мира вокруг, что и герои его стихов.
Природа представлена «малыми каплями», каждая из которых как бы
существует сама по себе, вне связи с другими, но в каждой такой «малой
капле» воплощается целостность мироздания — таково понимание мира у
человека Дальнего Востока. Поэт пишет свои стихи так, как «видит мир»
культура, в которой он воспитан.
Стихи Ли Кюбо говорят о том, что он был активным, жизнерадост­
ным человеком и, пожалуй, большим шутником, Вот, например, свое­
нравная красавица состязается в красоте с цветком пиона:
Сорвала цветок Чорхвахэн #т7£{т
Пион напоен росой —
зернами чистого жемчуга.
Красавица его сорвала,
прошла перед окном.
С улыбкой
спрашивает милого:
«Кто лучше,
цветок или я?»
Милый
над ней подшутил:
«Должен признать,
ветка с цветами все ж лучше».
Красавица
к цветку приревновла,
Растоптала, сломала
ветку с цветком на дороге.
«Если цветок
красивей, чем я,
Нынче ночью
и спи с цветком!»
80
Ли Кюбо первый ввел в корейскую литературу тему поэтического
творчества — творческого переживания. Видимо, природа этого пережи­
вания не давала ему покоя: он называет ее болезнью, от которой невоз­
можно излечиться никакими снадобьями.
...По утрам стрекочу
вроде кузнечика.
Вечерами клекочу
словно коршун.
Не обошлось тут
без злого духа —
С утра до ночи он
тайно ходит за мной...
(«Маюсь стихами» Си пёк 1$Щ.
Несколько стихотворений поэт посвятил «одержимости творчест­
вом», и всегда о своем «недуге» он пишет с юмором:
Лежу больной
вот уж четыре луны.
А сколько тетрадей
стихами исписал!
Стоны от боли
и пение стихов
Друг с другом слились
в один непрерывный гул.
Эта маята стихами
ведь тоже вроде болезни...
(«И снова мучаюсь стихами» Пок часан си пёк Ш Ê ШШЩ.
В поэзии Ли Кюбо бесконечное разнообразие тем, и в этом отноше­
нии он был первым в Корее, а может быть, и единственным, уникальным
мастером слова: «Где бы ни ступала нога моего коня, я, встречаясь с тем,
что поражало слух и изумляло зрение, описывал это либо в стихах, либо в
прозе...», — так писал поэт в своем дневнике.
«Записки по дням и лунам о странствии по югу» Намхэн вориль ки ffi
птЯ В1В. Действительно, и в прозе Ли Кюбо не менее разнообразен, чем
в поэзии. На 32-м году жизни он впервые был принят на службу и на­
правлен на юг, в провинцию Чончжу (совр. пров. Чолла). Литературным
итогом его двухлетней службы был дневник «Записки по дням и лунам о
странствии по югу», который был закончен весной года синю (1201 г.).
День за днем автор записывет все, что с ним произошло во время путеше­
ствия — о необычных случаях, услышанных преданиях, о повседневных
заботах путника, описывает поразившие его пейзажи и делится своими
мыслями. Реалистичность и живость изложения делают дневник совер­
шенно непохожим на другие произведения того времени. Сам Ли Кюбо
весьма своеобразно представляет свое сочинение, он называет его «коекак записанное на клочках бумаги и отдельных листках», и написал он
это не для того, чтобы поучать потомков, а для самого себя: «...когда я
81
перестану выходить за пределы своей комнаты, а кругозор мой сузится до
размеров циновки, я возьму мною самим составленный сборник и взгляну
на заметки о путешествии, которое я совершил в расцвете сил верхом на
коне и пешком. События прошлых дней предстанут передо мной, будто
они произошли только вчера, тогда я смогу взгрустнуть о том, что было
когда-то столь приятным».
Впервые в корейской литературе появляется произведение, создан­
ное автором по чисто личнь1м мотива^, чтобы скрасить свои дай в ста­
рости и вовсе не претендующее на роль памятника «государственного
значения». Пожалуй, Ли Кюбо положил начало особому типу сочинений,
отмеченных личностью автора, поскольку в них идет речь о его собствен­
ных впечатлениях, воспоминаниях и суждениях. Эти сочинения получили
название супхилъ ШШ— «Вслед за кистью». Я не включаю в число таких
сочинений дневники (хотя сам Ли Кюбо написал именно дневник), по­
скольку многие дневники, появившиеся в более поздние времена, можно
назвать как раз «памятниками государственного значения» (например,
известный дневник Пак Чивона, созданный в конце XVIII в.).
Эссе.
Литературный дар Ли Кюбо проявился и в сочинении коротких бес­
сюжетных произведений прозы, которые в дальневосточной литературе
относились к жанрам «высокой словесности». Как правило, их содержа­
ние связано с самыми разными сторонами жизни человека, но любой слу­
чай, который привлекает внимание автора, дает ему повод высказать кри­
тическое суждение. Эти произведения (как, впрочем, и многие другие)
трудно вписать в систему жанров западной литературы. В нашем литера­
туроведении их отнесли к жанру эссе, как наиболее подходящему для
того, чтобы дать представление о коротком произведении с критикой
нравов, написанном «изысканным слогом».Ли Кюбо был автором многих
миниатюр— серьезных, философских, и шуточных. Поэт размышляет
обо всем, с чем сталкивается в жизни. Например, дает шуточное настав­
ление собаке, как вести себя с людьми разного социального положения,
чтобы не попасть впросак («Наставляю своего пса Пано» Мён пано мун РР
Ш Ш X), или пишет заклинание против мышей, выдержанное в серьезном
стиле заклинания против злых демонов («Заклинание от мышей. С преди­
словием» Чу со мун пёнсо OffiMxif Щ. Увиденное и услышанное дает ему
тему для серьезного размышления о взаимоотношениях людей («История
Но Кыкчхона» Но Кыкчхон чон Ш^УпЩ, о важности внутренней сущно­
сти предметов («Зеркало» Кён соль Ш Щ9 а иногда и для насмешки над
теми, кто в каждом пустяке видит знаки грядущих событий («Критикую
историю треснувшего горшка, записанную в биографии Ду My» Ту Мок
чон чыннёлъ са пак tttfcflUSfï^ Щ- Даже незначительное событие при­
влекает внимание Ли Кюбо и дает повод для написания маленького эссе.
Например,
«О лихоимстве лодочников» Чу нее соль Й* 9& Ш
82
«Довелось как-то мне через реку переправляться. Надо было взять
лодку. У перевоза, смотрю, две лодки, одинаковые по величине, и лодоч­
ников в них одно и то же количество. Людей и лошадей в них примерно
одинаково. Тут смотрю я, другая лодка отплыла и будто полетела. Вон,
уже на том берегу. А наша лодка только и знает, что кружит и не двигает­
ся вперед. Я спросил, в чем дело. А один из попутчиков и говорит: «Да
видаоу-уг^ст^
мог не смутиться и вздохнул: «Увы, дело-то совсем пустяковое, вроде как
одна тростиночка, а тоже зависит от взятки. Либо двинешься вперед и
будешь стремительно мчаться, либо останешься позади. А что уж гово­
рить о «лодочных гонках» в среде чиновников! Я взглянул на свои ру­
ки — они без денег. Так вот почему меня до сих пор не облагодетельст­
вовали даже самым низким чином! Взял и написал про это, чтобы потом
прочесть».
Всякое явление жизни есть малая частица мироздания, связанная с
ним и воплощающая его в себе, как часть — целое. Рассматривать целый
мир в малой капле — это, пожалуй, характерная особенность творчества
писателя — его поэзии и прозы.
Наконец, Ли Кюбо был одним из первых авторов аллегорий — «био­
графий вещей», но об этом жанре следует говорить особо. Корейские ал­
легории XIII-XIV вв. связаны общими чертами жанра и не отмечены ин­
дивидуальностью автора. Поэтому об этом жанре будет сказано ниже.
Ли Чехён $ f l
Ли Чехён (1287-1367) был третьим «знаменитым Ли», который вме­
сте с Ли Инно и Ли Кюбо прославился как мастер изящного слова в пери­
од Коре. Семья Ли Чехёна была родом из Кёнчжу и вела свое происхож­
дение от древней аристократии Силла. Его отец занимал высокие госу­
дарственные посты, но после монгольского завоевания ушел в отставку и
поселился в провинции. Поэтому детство Ли Чехёна прошло в сельской
глуши вдали от столицы и общества сыновей именитых сановников. Отец
поэта, Ли Чин, был известным литератором и после ухода в отставку по­
святил себя литературному творчеству. Он поддерживал связи с другими
литераторами и даже организовал поэтическое общество. Ли Чехён рано
начал писать стихи и был поклонником творчества поэтов из группы
«Семеро мудрецов из страны, что к востоку от моря». В пятнадцать лет
он сдал экзамены на чин, поступил на службу и сделал весьма успешную
карьеру чиновника. Ли Чехён был женат на дочери Квон По ШШ (12621346), известного поэта и пионера изучения философии Чжу Си. Под
влиянием тестя он стал одним из первых приверженцев неоконфуцианст­
ва в Корее. Ли Чехён много лет провел в юаньском Китае, куда он ездил с
дипломатическими миссиями, а также сопровождал в поездке по Китаю
83
государя Чхунсон-вана (1309-1313). На родине Ли Чехён то получал вы­
сокие чины, то по доносу отправлялся в ссылку. На судьбу поэта влияли
усилившиеся в то время придворные распри, которые часто провоцирова­
ли правители Юаньской империи. Ли Чехён, как государственный чинов­
ник высокого ранга, обязан был разбираться в местных неурядицах, вести
переговоры с монгольскими властями, а иногда, если это ему удавалось,
почитал за благо устраниться от дворцовых дел и укрыться в провинции,
как это случилось, например, в 1340 г. после очередных дворцовых «не­
урядиц». Государь Конмин-ван (1352-1374), вступив на престол, вернул
Ли Чехёна ко двору и повысил в чинах. До самой кончины он оставался
одним из самых именитых столичных сановников.
Ли Чехён оставил два сборника поэзии и прозы, а также был состави­
телем исторических сочинений.
В сборник стихов «Спутанная солома Икчэ» Икчэ нанго Й Ш SI Ш
(Икчэ — псевдоним автора) включены стихи на китайском языке разных
тем и жанров. Ли Чехён многие годы провел на службе в Китае, поэтому
в его творчестве значительное место занимают стихи, посвященные ро­
дине, страданиям в разлуке, одиночеству и судьбе человека на чужбине.
Например, стихотворение «Мечтаю о возвращении на родину» Ca геи S
Ш.
Лодочку носит по воле волн —
так мечется моя душа.
Кто это сказал, будто среди четырех морей
все люди — братья?
А я, лишь услышу гусей перелетных,
мечтаю о весточке издалека.
Каждый раз, как увижу, что птицы вернулись,
страдаю от тяжкой жизни.
Осенними затяжными дождями спеленуты
деревья в округе Циншэн,
Облака на закате протянулись
до города Байдичэн.
Признаю, что постная похлебка на родине
вкуснее, чем здешний овечий сыр.
И нет нужды пытать Цзюнь-пина,
ждать службы мне, иль затаиться?
(Циншэн и Байдичэн — названия местностей в провинции Сычуань;
Цзюнь-пин, его полное имя Янь Цзюнь-пин, — даос и гадатель, который
жил в правление династии Хань, на рубеже нашей эры).
Стихотворение написано в Китае, когда поэт, по распоряжению мон­
гольских властей, вслед за государем Чхунсон-ваном, отправился в ссыл­
ку в Сычуань (ок. 1320 г.). В нем говорится о горькой доле страны, уни­
женной властью иноземцев (по ложному доносу даже правителя могут
отправить в далекую ссылку). Поэтому Ли Чехён не согласен с конфуци­
анским классическим сочинением «Лунь юй», где сказано, что «...в пре84
делах четырех морей все люди —• братья». Реальная судьба его страны и
перипетии собственной жизни поэта опровергают это классическое ут­
верждение.
Немалое место в его творчестве занимает любовная лирика, которая
по традиции дана как тоска женщины, покинутой возлюбленным. Традиционна и тема крестьянской доли— простого народа под управлением
жестоких чиновников. Корейской поэзии свойственны настроения ухода
от суетной жизни и службы в столице к тишине буддийского монастыря в
горах, и Ли Чехён посвятил этой теме немало стихов, например, «Снеж­
ная ночь в горах» Санчжун соря [il Ф 1 а :
Холодно под бумажным одеялом,
тускло горит свеча перед Буддой.
«Монахи, да не бейте вы в колокол
всю ночь напролет!» —
Сердится гость,
а поутру только дверь приоткрыл,
Выглянул — сосна у скита
вся погребена под снегом!
В четвертом томе собрания стихов поэта есть раздел под названием
«Малые акпу» Со акпу 'J4 Ш JÏÏ Акпу (кит. юэфу) — жанр лирических сти­
хов, написанных по мотивам народных песен. Знак со 'J4— «маленький»
сообщает читателю о том, что в разделе речь идет не о классическом
жанре акпу у г о местной (корейской) лирической поэзии. В этот раздел
включены 11 народных песен, которые Ли Чехён перевел на китайский
язык в жанре акпу. Здесь собрана часть поэтического наследия Коре, из­
вестного под общим названием Коре каё ЖШШШили Коре каса ЖИък
1^1— «Песни Коре». Интерес поэта к творчеству своего народа был связан
с общими настроениями гуманитарной элиты, которая в конце правления
династии Коре обращается к национальным традициям (ср. сочинения
Ирёна и Ли Кюбо).
«Пустые речения Старца Дуба» Ёгон пхэсоль Ш й ffi Ш Появление
этого прозаического собрания, скорее всего, было связано именно с инте­
ресами к национальной традиции. Сборник был создан в 1342 г., когда Ли
Чехён после очередного возвращения из юаньского Китая, где обсужда­
лись интриги при корейском дворе, решил устраниться от дел правления
и укрыться в провинции.
Сборник состоит из двух тетрадей (квон). В первой автор обсуждает
проблемы истории династии Коре, вторая — посвящена литературе.
Историю династии он разделил на три периода: основание династии,
период, начиная с правления государя Кванчжон вана (950-975), до за­
хвата власти «военными» в 1170 г.; время правления «военных» до их
падения в 1258 г. Ли Чехён рассуждает о положении изгнанных чиновни­
ков (среди них было немало известных литераторов), которые в годы
85
правления «военных» вынуждены были скрываться в буддийских мона­
стырях. Автор высказывает личную точку зрения на прошедшие события.
Во второй книге Ли Чехён обсуждает творчество поэтов прошлого, и
в первую очередь, — ведущих авторов, своих предшественников — Ли
Инно и Ли Кюбо. Ли Чехёна занимают теоретические проблемы: мысль
(идея) произведения и ее словесное выражение. Поэтому его прежде все­
го интересовали «рассуждения» (рон Im) этих авторов. Ли Чехён прихо­
дит к выводу: «Поэты прошлого в стихах рисовали пейзаж, который был
перед их глазами, но в них (стихах. — А. Т.) содержалась мысль, не вы­
раженная словами. Конечно, можно ее полностью высказать словами, но
невозможно передать вкус наслаждения».
Собрание Ли Чехёна содержит и занимательные истории, но они, по
сравнению с «рассуждениями», занимают мало места. «Пустые рече­
ния...», скорее, можно отнести к супхилъ— записям «вслед за кистью»,
когда автор свободно излагает свои личные соображения по поводу собы­
тий корейской и китайской истории, а также сочинений поэзии и прозы.
Этот жанр получил развитие в XVII-XVIII вв.
Ли Сынхю $ Ж 1*.
Ли Сынхю (1224-1300) по семейным традициям принадлежал к со­
словию «гражданских» мусин. Он рано потерял отца и воспитывался в
семье родственников. Традиции семьи определили круг его друзей — все
они относились к интеллектуальной элите, которая в те годы была от­
странена от власти. Возможно, поэтому Ли Сынхю только в 29 лет сдал
экзамены на чин, когда получил поддержку поэта Чхве Ча, связанного
родственными узами с военными правителями Чхве. Но власть Чхве пала
в 1258 г. и Ли Сынхю, лишенный поддержки, вынужден был отправиться
в провинцию. Только в 40 лет он получил должность в столице, дважды
ездил в Китай, а на склоне лет оставил службу и возвратился в родные
места в провинцию Чолла. Здесь он пишет свою знаменитую поэму, кото­
рая прославила его имя — «Рифмованные записи об императорах и госу­
дарях» Чеванунги Ф ЗЕ Ш IË (1287 г.).
Поэма состоит из двух частей. В первой части семисловными стиха­
ми излагается история Китая, начиная с правления древних императоров.
Во второй части (тоже семисловными стихами) рассказана история Ко­
реи, которая начинается рассказом о государстве Чосон и его основателе
Тангуне. Далее пятисловными стихами излагается история правящей ди­
настии Коре, которая заканчивается правлением государя Кочжона
(1214-1259)— временем, когда страна попала под власть монгольских
завоевателей.
«Рифмованные записи...» повторяют принцип строения поэмы Ли
Кюбо «Государь Тонмён»: события корейской истории соотносятся с ки-
86
тайской, т. е. история корейской государственности представляется рав­
ноценной истории Китая и такого же древнего происхождения..
Поэма Ли Сынхю была создана почти одновременно с историей Ире­
на Самгук юса (всего на два года позднее). Примечательно, что оба сочи­
нения начинают историю Кореи с предания о Тангуне. Это не случайное
совпадение. Запись предания о Тангуне и в том, и в другом памятнике
имеет явно функциональное назначение— она демонстрирует древние
истоки корейской государственности и необыкновенное, небесное, про­
исхождение царей-основателей. В этих литературных памятниках акцен­
тируется значимая для периода монгольского завоевания оппозиция ци­
вилизация/варварство, где носителем цивилизованного начала является
Корея. Напомним, что предание о Тангуне, как знак древней цивилизации
Кореи, активно использовалось в начале XX в. корейскими просветите­
лями в антияпонской пропаганде.
Творчество поэтов из группы «Трое уединившихся» Сам ын Е. Ш
В политические события конца правления династии Коре были вовле­
чены многие поэты. Ведь поэты, как правило, состояли на государственной
службе и по семейным традициям либо по служебным связям оказывались
в той или иной политической группировке и вместе со своей группировкой
то возносились к вершине власти, то попадали в ссылку. Смена династий
всегда сопровождается смутами, не был исключением и конец династии
Коре. Возможно, поэтому многие литераторы той эпохи включали в свои
псевдонимы иероглиф ын Ш — «уединившийся», «скрывшийся». И дейст­
вительно, одни, руководствуясь даосскими воззрениями, «взращивали свою
неумелость», отказывались от службы и жили уединенно в провинции, дру­
гие не желали поддерживать новую династию, следуя конфуцианскому
принципу «верный подданный не служит двум государям», третьи же, хотя
и вполне преуспели на службе и одной, и другой династии, не раз попадали
в опалу и оказывались в ссылке.
Такова судьба Ли Сэка $ Ш (1328-1396), по признанию современ­
ников, одного из самых талантливых поэтов своего времени. Его карьера
чиновника началась в 14 лет после того, как он успешно прошел государ­
ственные экзамены, она не прервалась и с приходом к власти в 1392 г.
новой династии Ли и, возможно, успешно продолжилась бы, если бы не
случайная смерть: он утонул в реке во время прогулки на лодке.
Ли Сэк прославился как последователь неоконфуцианства, которое
он пропагандировал вместе со своими сподвижниками, поэтами Чон
Мончжу 0 9 1 (1337-1392) и Ли Сунином $ * t (1343-1392). В ис­
торию литературы эти поэты вошли как «Трое уединившихся» Сам ын (в
литературные псевдонимы всех троих входит иероглиф ын: «Пестующий
уединение» Могын 4£ Ш — у Ли Сэка, «Уединившийся в полях» Пхоын
87
1 i — у Чон Мончжу, «Довольный уединением» Тоын Щ Ш — у Ли
Сунина).
Жизнь друзей Ли Сэка прервалась с приходом к власти династии Ли.
Чон Мончжу отказался служить её основателю Ли Сонге и за это был
убит (он прославился в истории как образец преданного подданного), а
вслед за ним был казнен и Ли Сунин. Ли Сэк поддержал новую династию,
но был осужден современниками.
«Трех уединившихся» никак не назовешь людьми, которые стреми­
лись бежать от мира, от социальной жизни. Двое из них даже погибли во
имя верности конфуцианским принципам. Почему же в литературных
именах этих поэтов появляется слово «уединившийся»? Видимо, знак ын
здесь понимается не в прямом смысле, как уход от активной деятельно­
сти, уединение в провинции. В дальневосточной культуре ын — «уедине­
ние» было как бы «внутренней эмиграцией», уходом в свой собственный
мир. Для чиновника на государственной службе, активного деятеля в со­
циальной сфере, такой «внутренней эмиграцией» было литературное
творчество. Именно творчество представлялось неким личным убежи­
щем, где человек мог остаться самим собой, наедине со своими мыслями,
с собственными творениями, а часто и любимыми произведениями ки­
тайской классической литературы. Это было духовное пространство, веч­
ное и неизменное, как вечным и неизменно ценным было изящное слово,
которое царило в этом пространстве. Поэт уединялся (ын) в своем личном
творческом мире, отстраняясь от опасных перемен и предательств реаль­
ной жизни. Как мне кажется, поэты понимали ын как духовное отшель­
ничество.
Поэтому в их стихах, как правило, речь идет о личном: печаль в раз­
луке с близкими, родиной, грустные думы о наступающей старости и
примирение с судьбой. Например, стихотворение Ли Сэка «Мелкий дож­
дик» Со у 'J4 (Щ:
Мелкий дождик моросит, моросит,
сумерки в маленькой деревеньке.
Последние цветы, лепесток за лепестком,
облетают в пустом саду.
Живу, свободный от дел, остается лишь
наслаждаться беззаботностью.
Случится гость — открою дверь,
уйдет — закрою дверь.
Или, например, отрывок из стихотворения Чон Мончжу «Томитель­
ные думы в праздник 15-го дня восьмой луны года капчин» Капчин чунчху
юхве ¥ Ш # Ш ^ Ш (капчин — 1364 г.)
...Вчера утром мне передали
письмо от младшего брата.
Седая родная мама
88
хочет меня повидать.
«Успехи и слава, богатство и знатность —
что тебе до них?
Бродишь на чужбине из года в год,
ну, до каких же пор?!»
И в будущем году где мне доведется
встретить праздник ясной луны?
Одиноко сижу возле южного окна
и читаю стихи самому себе.
Кроме того, «уединившиеся» продолжили традицию собирания и пе­
ревода на китайский язык народных песен, которую начали поэты XIIXIII вв. Например, Ли Сэк посвящает стихотворение Чхоёну (вспомним
историю Чхоёна, который укротил духа лихорадки, и посвященную ему
песню хянга). Возможно, поэтический мир, в котором «укрывались» ли­
тераторы, включал в себя неофициальные ценности — личные чувства,
размышления о личной судьбе, а также ритуальные и лирические песни
своего народа.
Мир «уединившихся» полон тревоги и грусти (обращение к такого
рода мотивам характерно и для поэзии Ли Чехёна). Конечно, тема страда­
ния— не случайная прихоть творческой натуры. Ее появление отчасти
было результатом политической ситуации, которая сложилась в конце
династии Коре: сначала — правление монгольских завоевателей, а после
освобождения — период смут и перемен, когда ослабла власть государей
Коре, и будущий правитель Ли Сонге начал завоевание престола. Конеч­
но, такая ситуация не внушала человеку уверенности, и трудно было об­
рести покой, даже уйдя от дел и поселившись в провинции. Очевидно,
поэтому в поэзии на китайском языке доминируют чувства тревоги, печа­
ли — страдания. Возможно, не случайно в творчестве поэтов такое значи­
тельное место занимает «внутреннее ощущение» хан 1й — «страдания»,
«тоски», «чувства абсолютного бессилия», которое, как замечают корей­
ские исследователи, и сегодня так свойственно творчеству корейских пи­
сателей.
4. Изящная проза. Аллегория
Поэты XII-XIV вв. дали корейской литературе новый жанр изящной
прозы— аллегорию или псевдобиографию. Это короткое произведение,
составленное по правилам традиционной биографии и помеченное знаком
чон Ш: вначале дано представление героя, затем рассказывается о его
деяниях, а в конце приводится «суждение историка». Однако героем ал­
легории могут быть не только люди, но и любой предмет окружающего
мира. Аллегории знакомят нас с таким явлением дальневосточной лите­
ратуры, как использование традиционного жанра для создания произве­
дений нового типа. Эти произведения, в отличие от традиционной био89
графии, специально ориентированы на вымысел (сообщение о выдуман­
ных героях и событиях). Псевдобиография не была «корейским изобрете­
нием», она пришла из Китая, где известными мастерами этого жанра бы­
ли Хань Юй и Лю Цзун-юань (VIII в.) — поэты танской эпохи.
Псевдобиографии (аллегории), созданные в период Коре, были соб­
раны в «Избранных произведениях восточной словесности» Тон мун сон
Ж X Ш Со Кочжона Ш Ш iE (XV в.), куда включено 29 произведений
этого жанра.
Первым автором псевдобиографии был поэт Лим Чхун fâ Ш (?-?),
который жил в конце XII в. (он входил в поэтическое объединение «Се­
меро мудрецов из страны, что к востоку от моря», был другом Ли Инно).
Лим Чхун написал два произведения: «История Деньги» Конбан чон ?L ~)ï
Ш и «История Вина» Куксун чон Ш II Ш. Деньги и вино всегда в паре,
им свойственны вредоносность и асоциальность: там, где они появляются,
рушатся связи между людьми, ломается установленный порядок, поднима­
ется смута. Деньга — постоянная участница всех человеческих дел, и люди,
как ни стараются, не могут без нее обойтись. Только истинные мудрецы,
устранившиеся от мирских забот, оказались неподвластными пагубному
влиянию Деньги. Своевольные поступки этих двух персонажей, которые
слишком озабочены собственной материальной выгодой и насаждают без­
нравственность, осуждаются с позиций благородного мужа.
Иначе относится к вину Ли Кюбо. «Учитель Вино» Кук сонсэн чон Ш
% JÈ Ш— так он назвал свою псевдобиографию. Вино постоянный
спутник и помощник человека. Оно в дружбе с поэтами, избавляет людей
от скорби, способно усмирить мятежников и спасти государство. Таковы
благие деяния Учителя. В аллегории Ли Кюбо заметны явные следы даос­
ского мировоззрения.
Герои аллегорий часто описываются с позиций осуждения социаль­
ной жизни. Например, в псевдобиографии «Служка Посошок» Чон сичжа
чон Т f# ^ Ш, написанной буддийским монахом, прозаиком и поэтом,
по имени Сигёнам Ä §£ Ш (даты его жизни и мирское имя неизвестны)
противопоставлены два персонажа: Отшельник, живущий в горной хижи­
не вдали от мира, и социально образцовый Посошок, вся жизнь которого
посвящена мирской суете. Посошок является к Отшельнику и перечисля­
ет свои заслуги, называет целый ряд образцовых поступков — намеки на
известные в истории подвиги преданных подданных. Его назначение —
самозабвенная служба, без которой его существование бессмысленно.
Отшельник — человек вне коллектива, вне службы. Он значим как само­
стоятельная независимая личность.
Суетности Посошка, противоестественности и вредоносности Деньги
(«социальным персонажам») противопоставлены те, кто не стремится к
службе и бежит от общества, — например, Бамбучинка, героиня аллего­
рии «Бамбучинка» Чук пуин чон У] ^ Л А, написанной ученым90
историком и поэтом Ли Коком $ Ш (1298-1351). Можно сказать, что в
аллегориях, как правило, образцовым героем оказывается не тот, кто от­
дает себя служению людям, а удалившийся от мира индивидуалист. По­
жалуй, авторы в этих произведениях высказывают даосский взгляд на
мир.
Аллегории предназначены «элитарному читателю», который хорошо
знает китайскую классику и прекрасно ориентируется в системе ее образ­
ных средств. Эти произведения отличаются очень сложным языком, пол­
ным намеков на события китайской истории и цитат из китайских сочи­
нений. Этапы жизни и поведение героев всегда соотносятся с поступками
персонажей китайской литературы. Каждый из изображенных героев вы­
зывает цепь исторических и литературных ассоциаций, связанных с ки­
тайской классикой. Поэтому проникнуть в мысль корейского автора су­
меет только тот, кто начитан в китайской классике и владеет традицион­
ным набором поэтической образности, который свойствен языку китай­
ской поэзии и прозы. Ведь герои китайских сочинений, имена известных
поэтов в литературах Дальнего Востока всегда выступали как «знаковые
фигуры» — служили, например, символами определенной внешности или
типа поведения.
Аллегория состоит обычно из двух слоев: в первом (открытом, на
уровне сюжета) каждый персонаж представляет самого себя, а все произ­
ведение— это описание его жизни; во втором (скрытом) жизнь героя
предстает в кругу его литературных и исторических связей, причем, как
правило, традиционных китайских. Таким образом, все события, проис­
ходящие в произведении, оказываются как бы ориентированными в про­
шлое и сопричастными прошлому— «китайской классике». Этот прин­
цип двойного строения текста был воспринят в поздних произведениях
прозы, например, аллегориями Лим Че Ш t$ (XVI в.) и повестью, напи­
санной на корейском языке.
Псевдобиографии занимают значительное место и в творчестве авто­
ров более позднего времени, например, у Хо Кюна 1гР Ш (XV в.) или Пак
Чивона # Sit Ш (XVIII в.), где они стали своеобразной формой неприятия
мира социальных отношений.
5. Поэзия Коре на родном языке
Коре каё Ш ШШШ
Название Коре каё — «Песни Коре» — объединяет поэтические про­
изведения разного типа, которые были написаны на корейском языке в
период правления династии Коре. Среди этих произведений были литера­
турные творения и народные песни. Тексты записывались на иду, перево­
дились на китайский язык и передавались устно. Сведения о Коре каё
91
помещены в историческом памятнике «История династии Коре» Коре са
И Ф в разделе «Трактаты о музыке» Акчи ШШ. Песни, записанные на
корейском языке, собраны в памятниках XV в. («Основы музыкальной
науки» Акхак квебом Ш ¥ Wi Ш) и XVI в. («Песни с музыкой» Акчан касаШ Ш Ш Ш). Переводы песен на китайский язык предпринял поэт Ли
Чехён. Он перевел одиннадцать песен и включил их в сборник «Малые
акпу» Со акпу '\к Ш JH.
Система иду активно использовалась в государстве Силла для записи
текстов на корейском языке, например, ритуальных песен хянга. Тради­
ции сочинения хянга сохранились и в период правления Коре. Примером
может служить творчество буддийского монаха Кюнё (923-973), который
сложил одиннадцать хянга — восхвалений десяти обетов, данных бодхисаттвой Самантабхадра. Эти хянга включены в «Биографию Кюнё», со­
ставленную Хёк Нёнчжоном в 1075 г. (см. выше, с. 50-51). Таким обра­
зом, хянга были живым поэтическим жанром, который активно использо­
вался в ритуалах начала Коре. Однако уже через 70 лет после появления
хянга Кюнё корейские мастера слова стали отдавать предпочтение поэзии
на китайском языке. Так, в 1031 г. государь Хёнчжон (1010-1031), при­
быв в монастырь Хёнхваса, повелел своей свите сочинить хвалебные пес­
ни. Большая часть сановников представила стихи на китайском языке, и
только одиннадцать из них сочинили хянга. В начале правления династии
Коре поэзия на родном языке начинает отступать под натиском китайских
стихов. XII век, например, оставил только два имени тех, кто писал в тра­
диции хянга.
Первая из этих песен — «Скорблю о двух военачальниках» То и чан
га '\М- — Ш ЦХ, которую сочинил в 1120 г. государь Йечжон (1106-1122)
во время проведения осеннего ритуала. В песне речь идет о двух санов­
никах — Син Сугёме и Ким Наке, которые служили Ван Кону, основате­
лю династии Коре, и принимали участие в сражении с Кёнхвоном. Ван
Кон терпел пораженние, тогда Син Сугём облачился в его доспехи и на
его колеснице вместе с Ким Наком ринулся в бой. Войска Ван Кона
одержали победу, но герои-военачальники погибли. Ван Кон, взойдя на
престол, во время осеннего аграрного праздника распорядился посадить
за стол сделанные из соломы фигуры Син Сугёма и Ким Нака и поставить
перед ними чаши с вином. Вино чудесным образом исчезло, а соломен­
ные фигуры встали и исполнили танец. С тех пор государи династии Коре
начинали осенний пир с подношений двум военачальникам. По преда­
нию, их духи явились на пир во время осеннего праздника, который про­
водил государь Йечжон. Тогда государь оказал им почести и сочинил
песню.
В прошлом у каждого из вас душа-сознание,
В которой вы сохранили живой облик государя во всей его полноте,
Была так велика, что достигала Неба.
92
Вот потому, хотя душа-жизнь каждого из вас ушла, покинув тело,
Вы все-таки опять желаете тех должностей, которые пожаловал вам
государь.
И ныне вот так (своим появлением в мире) хотите явить следы
душ-сознаний
Двух подданных, совершивших подвиг — следы
Хоть и давние, но доныне остающиеся прямыми!
Песня оперирует теми же понятиями, что и хянга: душа-сознание
«младшего», которая хранит в себе облик «старшего», обладает высокими
качествами, которые помогли сохранить жизнь государю — «старшему»
и обеспечили ему победу. Она так преданна, что и до сих пор не «сбилась
с пути», идет прямой дорогой. Душа-жизнь представлялась связанной с
жизнью человека, после его смерти она покидает тело и живет самостоя­
тельно, но военачальники (их души-жизни) по-прежнему стремятся слу­
жить государю.
Ритуал и песня, с ним связанная, каждый раз возвращают коллектив
к образцовым событиями прошлого — устроению государства: современ­
ники, таким образом, исполняя ритуал, сопричаствуют славным делам
предков и поддерживают гармонию в мире. Так историческое событие
вводится в систему древнего корейского ритуала.
Вторая песня XII в. на корейском языке — «Песня Чон Квачжона»
Чон Квачжон кок SP JK Щ ffi— написана Чон Со Ш Ш в 1142 г. (Квачжон—. псевдоним автора). Чон Со был оклеветан, лишен должности и
сослан — разлучен с государем. Он ждал помилования, но государь умер,
так и не возвратив его ко двору.
Живу в тоске и слезах о моем государе.
Кукушка в горах, что тоскует о государе из Шу,
на меня так похожа!
Как же так! Наговорить на меня! Ох!
Но заходящая луна и рассветная звезда правду знают!
Пусть умру, душа-жизнь одна останется, но и тогда
захочу идти одной дорогой вместе с государем! Ох!
Песня написана в традициях хянга, когда смысл открывается в по­
следней строке: душа и после смерти служит государю. Интересно, что в
песне Чон Со используется китайский поэтический образ кукушки — ду­
ши царевича из княжества Шу, который был оклеветан, сослан и умер на
чужбине. И в этой песне магией поэтического слова душа корейца (Чон
Со) сопричаствует событиям древности, но на этот раз не собственному
образцовому прошлому, а «китайской классике». Вспомним, что в хянга,
как правило, отсутствуют китайские поэтические образы.
Предпочтение классическим формам китайской поэзии, характерное
для литературы XII в., было связано с политикой корейского государст­
ва — активным насаждением в стране административной системы по ки­
тайскому образцу с непременными государственными экзаменами для
93
тех, кто хочет поступить на службу (как известно, на экзаменах требова­
лось знание китайских классических сочинений). Вошли в моду поэтиче­
ские состязания, на которых победителями становился тот, кто проявлял
наибольшую искусность в сочинении стихов на заданную тему. Поэзия на
родном языке уходит на второй план, где поддерживается устной тради­
цией.
Песни, которые передавались устно, были записаны уже после соз­
дания национальной письменности в XV в. Это, прежде всего, памятник
«Основы музыкальной науки» Акхак квебом, составленный Сон Хёном $6
(Я (1439-1504). В это произведение вошли, например, женские лириче­
ские песни о разлуке, верности и страданиях без любимого «Согён пёльгок» Ф А Я 1 ! Й, «ТОНДОН тари» Ш § Q- 2.1. В памятник включен текст теат­
рального представления «Чхоён» Ш Щ, которое исполнялось с танцами,
музыкой, песнями и участием масок. В нем действуют несколько персо­
нажей и хор. Сам поэтический текст содержит более 40 строк. Централь­
ное место в представлении занимает фигура Чхоёна и его песня, извест­
ная как одна из хянга периода Силла. Она исполнялась в шаманском ри­
туале изгнания врага (духа лихорадки). Облик Чхоёна описан подробно, в
нем подчеркивается связь с растениями, красным цветом, числом пять —
признаками плодородящих функций персонажа. Приведем отрывок из
песни, исполняемой хором, где описывается внешность Чхоёна:
Ова! Облик отца! Облик Чхоёна — отца!
Голова, склоненная оттого,что вся она усажена цветами.
Аы! Лоб широкий, оттого что дарует долголетие;
Длинные брови на горы похожи;
Глаза, пристально смотрящие, как смотрят друг на друга влюбленные,
Уши вдавленные, словно слушающие счастливую весть, что
приносит ветер, ворвавшийся на широкий двор;
Лицо красное, как цветы красного персика;
Нос курносый, словно пять ароматов вдыхающий.
Аы! Рот широкий, оттого что ест тысячу золотых;
Зубы белые, словно белая яшма и стекло;
Подбородок выступающий, словно людей славит, счастье дарует.
Это театральное представление устраивали в последний день по­
следнего месяца года, когда проводят ритуалы очищения и избавления от
злых сил. Таким образом, театральное действо и исполнение песни Чхоё­
на прежде всего были связаны с функцией изгнания зла (см. ритуал из­
гнания врага в хянга Чхоёна — с. 25-26) и затем с рождением нового го­
да, началом весны, поддержанием сил плодородия.
Среди поэтического наследия Коре есть немало лирических песен о
любви, разлуке и верности в любви. Например, «Песня о резце и камне»
Чон сок ка Ш> 5 Ц% состоит из шести куплетов, и в каждом из них описы­
вается самая невероятная ситуация, и только при условии, если это «не-
94
вероятное» произойдет, женщина захочет расстаться с любимым. Приве­
дем два куплета:
На сухом мелком песке, на берегу, ах,
На сухом мелком песке, на берегу, ах,
Печеных каштанов пять мер я посажу.
Те каштаны почки дадут, пустят ростки,
Те каштаны почки дадут, пустят ростки,
А когда будет так, я захочу расстаться с милым, обладающим
силой-ток!
Из яшмы цветок лотоса я вырежу,
Из яшмы цветок лотоса я вырежу
И к вершине скалы привью.
Тот цветок тремя букетами расцветет,
Тот цветок тремя букетами расцветет,
А когда будет так, я захочу расстаться с милым, обладающим
силой-ток!
Последняя строка повторяется в конце каждого куплета. В песне
речь идет об отношении двух людей— мужчины и женщины, и далее
каждый очередной куплет эти отношения утверждает. Мужина здесь не
обычный человек, а тот, кто обладает «внутренней силой-ток» (внутрен­
ней духовной силой, способной воздействовать на мир). Как правило,
носителем этой силы является старший в роде, государстве— человек,
способный поддерживать гармонию, состояние космоса.
Женщина заявляет о невозможности покинуть любимого: разлука
произойдет, если случится невозможное, противоестественное — нару­
шатся законы мира. Неразрывная связь двух людей, мужчины и женщи­
ны, старшего (мужчины) и младшего (женщины) соответствует гармо­
ничному состоянию мира, космосу, точно так же, как их разрыв может
быть только следствием хаоса — нарушения должного порядка. Система
представлений в этой песне, пожалуй, наследует традиции хянга — тех
песен, которые посвящены ритуалам установления правильных отноше­
ний старшего и младшего. Вспомним, например, хянга «Славлю хварана
Кипха» и «Песня о кедре». В первой песне гармонии отношений старшего
и младшего соответствуют и образы природы (чистые, спокойные воды, в
которых отражается ясная луна), тогда как во второй беспорядок в приро­
де (мутная, смешанная с песком вода, оголенный, без зелени, кедр) пред­
ставлен как следствие нарушенных социальных связей. Возможно, и
«Песня о резце и камне» некогда исполнялась в ритуале, целью которого
было установление и закрепление неразрывности гармоничного союза
мужчины и женщины.
Лирическая песня «Тон-дон» написана в стиле воллён— «по меся­
цам», когда каждый куплет связан с определенным месяцем года, с пер­
вого по двенадцатый, и вся песня, таким образом, охватывает события
года. «Тон-дон» — подражание звучанию барабана, и песня исполнялась
под ритмичные удары барабана, поэтому каждый куплет сопровождается
95
ритмическим звукоподражанием— тондон тары. В песне тринадцать
куплетов, из них первый — зачин, и далее следуют двенадцать куплетов,
которые соответствуют двенадцати месяцам года, при этом каждый ку­
плет начинается с названия месяца. В песне говорится о женщине, поки­
нутой любимым. Приведем для примера три куплета:
В первую луну вода реки,
Аы, замерзает-тает.
Средь мира, родившись,
Я одна иду.
Аы, тондон тари.
Во вторую луну в полнолуние,
Аы, словно огонь фонаря, зажженного высоко,
Облик твой, светящий десяти тысячам людей!
Аы, тондон тари.
В третью луну народились-раскрылись
В разгар весны цветы сливы!
Облик такой, что другим на зависть,
Имеешь ты!
Аы, тондон тари.
И в песне «Тон-дон» можно отметить связь с традицией хянга. Так,
повествование о событиях начинается с темы реки— воды, которая то
замерзает, то оттаивает, т. е. переменчива (вспомним, что в хянга состоя­
ние воды есть показатель космоса или хаоса)— песня с самого начала
отмечает неблагополучие в мире. Нарушение порядка в природе связано с
делами людей— женщина осталась одна. Далее песня развивает тему
неблагополучия в судьбе женщины и беспорядка в природе. «Наруши­
тель» порядка — любимый, который имеет светоносный облик, прекрас­
ный как цветы, но о своей милой забыл. В результате она страдает от
одиночества— как «гребень, брошенный с обрыва», как «обломанное
персиковое дерево». Любимый (старший) разорвал связь между собой и
младшим (женщиной) и привел мир в состояние дисгармонии: ведь союз
двух начал, женского и мужского, лежит в основе жизнедеятельности
космоса, раздельное существование этих начал нарушает порядок в мире.
Исправляет ситуацию ритуал, в центре которого исполнение песни (неко­
гда— хянга, теперь— «Тон-дон»). Магия поэтического слова должна
вернуть возлюбленного, восстановить разрушенную связь и тем самым
установить гармонию. Возможно, сочинение и исполнение песни «Тон­
дон» выполняло ритуальные функции.
В XIII в. в стиле народных песен сочиняют стихи на родном языке и
представители образованного сословия. Примером могут служить «Осо­
бые напевы ученых мужей» Халлим пёлъгок $й Ш 551] Й, которые, как
предполагают, были сочинены молодыми людьми, которые успешно сда­
ли государственные экзамены. В 1216 г. проходили гражданские экзаме96
ны, и тех, кто отличился, пригласили на пир во дворец. По преданию, на
этом пире и была сочинена песня Халлим пёльгок.
В песне довольно жесткая ритмическая структура. В ней восемь ку­
плетов, каждый из которых состоит из шести строк и делится на две не­
равные части: три строки + одна. После каждой части — строка припева.
Строки содержат строго определенное количество слогов, за исключени­
ем припева, где число слогов произвольное.
Структура стиха: 3 3 4 / 3 3 4 / 4 4 4 / припев/ 4 4 4 4 / припев.
Приведем переводы двух куплетов песни — первого и последнего.
В первом куплете речь идет о литераторах и ученых династии Коре,
которые творили на рубеже XII и XIII вв. и прославились как мастера
разных жанров изящной словесности на китайском языке — от сочинения
стихов до составления комментариев к трудам конфуцианских классиков.
Каждый из них в свое время отличился на государственных экзаменах.
Автор песни, перечисляя их имена, с гордостью воздает им хвалу: Вонсун— Лю Вонсун Ш ж /$ (1168-1232); Инно— Ли Инно $ С ^
(1152-1220); Конно— Ли Конно $ & & (7-1224); советник Ли— Ли
Кюбо $ И Ш (1168-1241); академик Чин — Чин Хва Ш Щ (даты жизни
неизвестны); Чхунги— Лю Чхунги Ш ;Ф Ш (даты жизни неизвестны);
Квангюн — Мин Квангюн И % Ш (даты жизни неизвестны); Нянгён —
Ким Нянгён je Ж Ш (даты жизни неизвестны); учитель Кым — Кым Ый
ЩШ (1153-1230).
Первый куплет:
Изящные сочинения Вонсуна, стихи Инно, ритмическая проза Конно,
Бойкая кисть, творящая парные рифмы, советника Ли и члена академии
Чина.
Мастер комментариев Чхунги, искусно толкующий каноны Квангюн,
сочинитель стихов и ритмической прозы Лянгён.
Ви! Таков наш экзаменационный двор — как это прекрасно!
Всё ученики — драгоценная поросль учителя Кыма! Всё ученики —
драгоценная поросль учителя Кыма!
Ви! Сколько же их вместе со мной!
Второй куплет посвящен классическим сочинениям, а также знаме­
нитым мудрецам и поэтам древнего Китая. Третий куплет рассказывает о
прославленных каллиграфах Китая. В четвертом воспето вино, названы
лучшие сорта и драгоценные чаши, в которые следует наливать эти вина.
Пятый куплет посвящен цветам, а шестой— музыкальным инструмен­
там, а также знаменитым музыкантам, певицам-кмсэи, которые прослави­
лись своим мастерством. Седьмой куплет воспевает три мифических горы
Китая — Пэнлай, Фанчжан и Инчжоу, где в окружении прекрасных пей­
зажей безмятежно проводят дни бессмертные.
97
Восьмой (последний) куплет:
Тан-тан-тан — к танскому орешнику, к дереву-дубу
Привяжу качели красной веревкой.
Юный Чон! Отпусти! Притяни!
Ви! А кто же со мной погуляет?
Нежные ручки — резной нефрит, встретились обе наши руки!
Нежные ручки — резной нефрит, встретились обе наши руки!
Ви! Взявшись за руки вместе гуляем — как это прекрасно!
(Тан Ш — название династии в Китае (618-906), в корейской литера­
туре часто употребляется в значении «китайский»; этот иероглиф еще
означает «вольный», «свободный», «широкий». Возможно, в песне трех­
кратное повторение «тан» использовано как ономатопоэтическое слово со
значением «вольно», «просторно»).
По мнению корейских исследователей, песня, вынося на первый план
заслуги мастеров кисти, открыто объявляла военным правителям, что
«кисть сильнее меча». Однако при этом, авторы песни не забыли воздать
в иносказательной форме хвалу и «хозяевам жизни»— правителям из
клана Чхве. В стихах, воспевающих прекрасные цветы, искусных музы­
кантов и обитель бессмертных, имеется в виду усадьба семьи Чхве, а зна­
ком, раскрывающим намек, может служить имя известной в то время кисэн Ок Кихян — любимой наложницы правителя. К этой интерпретации я
хочу добавить предположение о том, что не случайно открывает песню
хвала мастерству корейских литераторов, в то время как о китайских по­
этах и каллигрфах речь идет в следующих куплетах. Корейское искусство
слова, таким образом, оказывается равнозначным классическим творениям
Китая. Автор песни высказывется в духе времени — его занимает не только
полемика с «военными властителями», но и престиж своей страны.
Последний, восьмой, куплет вызывал особо отрицательную реакцию
у современников. Его называли «весенней песней», полной непристойных
намеков. Литераторы позднего времени рассматривали появление этого
куплета в Халлим пёлъгок как знак деградации вкусов образованного со­
словия.
Действительно, на первый взгляд воспевание весенних забав не со­
гласовывается с высоким стилем изложения, характерным для песни. По­
чему в самом конце «серьезной» песни появляется такой «легкомыслен­
ный» куплет?
Обратим внимание на то, что в каждом из семи куплетов представле­
на картина духовного расцвета (поэты, музыканты) и умиротворения
(прекрасные цветы и страна блаженных). Воспевая изящным слогом благоплучие, поэт поддерживает состояние космоса — так понимали назна­
чение поэтического слова в традиционном обществе. Космос следовало
не только поддерживать, но и обеспечивать его постоянное воспроизве­
дение. Этой цели служили сезонные ритуалы — игрища, непременными
участниками которых были молодые пары — мужчины и женщины. Од98
ним из таких сезонных игрищ было весеннее качание на качелях. Связь
этого ритуала с производительным актом подчеркивается в тексте песни
и набором цветов: красная веревка качелей (веревку привязывает мужчи­
на) и нефритовая рука женщины (нефрит в литературе был знаком белиз­
ны). В корейских мифологических текстах красный цвет связан с небес­
ным огнем (молнией, солнцем) и, как правило, соотносится с функцией
«отца-оплодотворителя». Женщина в мифе обладает хтонической приро­
дой, ее атрибуты — камень и белый цвет, она — пара «небесного героя».
Эта пара весной осуществляет зачатие устроителя, который должен обес­
печить плодородие, установить космос (см. с. 12-19). «Набор мифологи­
ческих признаков» позволяет предположить, что в поэтическом тексте
дана картина ритуального производительного акта, который совершается
весной для поддержания плодородия. «Весенние игры» осуждались кон­
фуцианским обществом как нарушающие правила нравственного поведе­
ния, и «Весенние мотивы» были особенно неприемлемы в устах поэтов,
принадлежавших к элите. Быть может, поэтому ортодоксальные ученые,
которым был абсолютно ясен эротический смысл куплета, реагировали с
таким негодованием.
Корейские исследователи отмечают, что в конце правления династии
Коре появляетя целая группа так называемых «весенних песен». Их сочи­
нением увлекаются многие из образованного сословия и даже сам госу­
дарь Чхунхе-ван (1331-1344). Историки позднего времени так возмуща­
лись по поводу «порнографического» содержания этих песен, что решили
предать забвению их тексты. Так, «История династии Коре» Корёса, соз­
данная в XV в., сохранила только названия, сочтя невозможным вклю­
чить в серьезное сочинение песни такого непристойного содержания. Ин­
терес к «весенним песням» связывали с падением нравов в конце дина­
стии, с разложением в среде образованного сословия.
Как уже было сказано выше, с утверждением приоритета китайской
цивилизации и конфуцианских норм поведения в обществе традиции на­
циональной культуры оказались на втором плане. Эти традиции были
замещены (в официальной сфере) ритуалами, которые принесла китай­
ская цивилизация. Однако в XIII в. ее позиции были подорваны монголь­
ским завоеванием: на императорском троне Сына Неба оказались «варва­
ры», а в самой Корее к власти пришли военные, и гражданские чиновники
оказались «не у дел» — было попрано конфуцианское утверждение при­
оритетности гуманитарного знания. Разочарование в официально при­
знанных ценностях повернуло интересы образованного сословия к своей
национальной традиции.
В корейской традиции важное место занимали сезонные ритуалы
стимулирования плодородия. Выше уже говорилось о том, что в ритуале
центральное место занимает сочинение и исполнение песни. Поскольку в
древности полагали, что слово обладает магическими свойствами, в тек­
стах ритуальных песен содержатся намеки или прямые описания дейст99
вий, связанных с производительным актом— словесное «сотворение
жизни» способно стимулировать реальное плодородие. Сезонные ритуа­
лы продолжали жить среди народа: ведь отказаться от практики поддер­
жания родящих сил природы — значит подвергнуть себя опасности голо­
да и смут. Возможно, увлечение части образованного сословия «весенни­
ми песнями» и было связано с возвращением к ритмам жизни, свойствен­
ным древнему обществу. Поэтическое слово, описывающее «творение
жизни», по традиционным представлениям, должно нейтрализовать силы
хаоса и установить в стране порядок, который был нарушен. Не случайно
в этот период популярной фигурой стал Чхоён, способный укротить злые
силы и установить гармонию. О нем сочиняли стихи известные поэты, а
ритуальное представление театра масок «Чхоён» весной разыгрывали при
дворе. Однако, с точки зрения по-китайски образованного сановника (ли­
тератора, историка) более позднего времени, проведение естественного
для древней традиции сезонного обряда расценивалось как падение нра­
вов в среде элитарного сословия конца династии Коре.
Литература Коре наследует традиции, которые определились еще в
период организации корейских государств. Одна из этих традиций связа­
на с местной культурой — мифами и ритуалами, сформировавшими литерауру на корейском языке. Другая пришла из Китая вместе с письмен­
ностью и системой поэтических и прозаических жанров. Время правления
династии Коре отмечено активным развитием прозы и в особенности по­
эзии на китайском языке. Это был период творческого освоения художе­
ственной системы китайской литературы, отшлифованной многими века­
ми развития письменного слова. Коре дало своих мастеров изящной сло­
весности— историков, авторов официальных и неофициальных сочине­
ний, поэтов, которые в рамках китайских поэтических жанров воспевали
свою страну, рассказывали о личной судьбе и своих печалях. В памятни­
ках поэзии и прозы, написанных на китайском языке, пропагандировалась
мысль о самостоятельной ценности собственной культуры. Идея древно­
сти корейской государственности и традиций письменного слова занима­
ла умы ведущих писателей той эпохи. Возможно, именно эта идея стиму­
лировала интерес к собственной культуре— сезонным ритуалам и свя­
занным с ними песням, которые под натиском иноземной цивилизации
ушли в тень, но остались жить в народных обычаях. В конце правления
династии Коре развилось целое движение по собиранию, переводу на ки­
тайский язык или записи способом иду преданий и песен, которые жили в
народе. Собственное народное творчество не противопоставлялось сочи­
нениям, написанным по китайским образцам. Напротив, писатели того
времени стремились показать, что свои национальные творения ничуть не
хуже того, что создано китайской культурой. Пожалуй, в этот период,
особенно в последние два века правления династии, для корейской куль­
туры важна была мысль о равнозначности двух цивилизаций.
100
Литература
Елисеев Д. Д. Корейская средневековая литература пхэсоль. М., 1968.
Елисеев Д. Д. Новелла корейского средневековья. М., 1977.
История цветов. Л., 1991.
Корейские предания и легенды. М , 1980.
Курбанов С. О. Курс лекций по истории Кореи с древности до конца XX в..СПб.: Изд.
С.-Пб. Университета. 2002.
Никитина М. И. Древняя корейская поэзия в связи с ритуалом и мифом. М., 1982.
Никитина М. И, Троцевич А. Ф. Корейская литература. // История всемирной литера­
туры. М., 1984, т. 2.
Никитина М. И., Троцевич А. Ф. Очерки истории корейской литературы до XIV в. М.,
1969.
Тихонов В.М. История Кореи. С древнейших времен до 1876 года. T.I. M.: «Муравей».
2003.
Троцевич А.Ф. Миф и сюжетная проза Кореи. СПб., 1996.
Cho Don-il, Daniel Bouchez. Histoire de la littérature coréenne des origines à 1919. Librairie
Arthème Fayard. 2002.
Ilyon (=Iryon). Samguk yusa. /Transi. By Tae-Hung Ha and Grafton К. Mintz. Seoul, 1972.
Kim Donguk. History of Korean Literature. Tokyo, 1980.
Lee P. H Korean Literature: Topics and Themes. Tucson, 1965.
Lee P. H. Lives of Eminent Korean Monks. The Haedong Kosung Chön. Harvard University
Press, 1969.
Walraven В. С A. Muga: The Songs of Korean Shamanism. Dordrecht, 1985.
III. ЛИТЕРАТУРА ДИНАСТИИ ЧОСОН [ЛИ]
(1392-1910)
Новая династия объявила себя наследницей древнего государства
Чосон, поэтому и своей стране дала название «Чосон». В начале правле­
ния династии заботы государей были направлены на укрепление государ­
ственности (прежде всего власти правителя) и на воспитание подданных в
духе преданности престолу. Поэтому на смену буддизму, который был
государственной идеологией предшествующей династии, пришло не­
оконфуцианство— официально признанный вариант конфуцианской
доктрины. Эта система воззрений была создана Чжу Си (1130-1200), од­
ним из ведущих мыслителей Китая. Чжу Си разработал синтез ведущих
философских систем Китая (конфуцианства, буддизма и даосизма) и
предложил систему нравственного совершенствования в соединении с
практической государственной деятельностью. Неоконфуцианство начало
завоевывать умы корейцев еще в XIII в., когда этим учением стали увле­
каться представители интеллектуальной элиты. В XV в. идеологией не­
оконфуцианства воспользовались государи новой династии Ли для стаби­
лизации общества и укрепления позиций верховной власти.
В сферу общей государственной политики этого времени входило и
поддержание национальной культуры. К самым выдающимся деяниям
эпохи следует отнести создание в 1444 г. буквенно-слогового фонетиче­
ского алфавита, который отличается оригинальной и простой системой
графики, точно соответствующей фонетическому строю корейского язы­
ка. Новая письменность была введена в ранг государственного письма в
1446 г. указом государя Сечжона «Наставление народу в правильном
произношении» Хунмин чоным.
Появление письменности определило особенности литературы этого
периода и способствовало развитию национальных жанров поэзии и про­
зы.
Литературу эпохи Чосон условно можно разделить на три больших
периода: 1. XV-XVI вв. (до Имчжинской войны с Японией). Ведущая
характеристика эпохи — появление и расцвет национальных жанров по­
эзии сичжо А| 2:и каса J\K\.
2. XVII-XVIII вв. . Характерная особенность периода — появление и
развитие национальных жанров прозы— больших повествовательных
форм, которые принято называть романами чанпхён сосоль Э @ 4i ä,
102
дневников на корейском и китайском языках, новых жанров поэзии на
корейском языке чансичэюо Э Л Е (длинные сичжо), кихэн каса ЭШЭ\ К\
(напевные строфы о путешествиях) и кюбан каса т№Р\К\(напевные стро­
фы женской половины).
3. XIX в. В этот период рядом с традиционными жанрами поэзии и
прозы на корейском и китайском языках появляется проза средних и ма­
лых форм (повести и рассказы) на корейском языке, драма на китайском
языке и авторские тексты для народной драмы пхансори Ш&Е].
ПЕРВЫЙ ПЕРИОД
(XV-XVI вв.)
Первые государи династии проявляли заботу о сохранении произве­
дений изящной словесности — как созданных на китайском языке, так и
тех, которые были написаны на корейском языке и передавались в устной
традиции. По указу Сечжона (1419-1450) ученый-неоконфуцианец Со
Кочжон ШSIE(1420-1488)
в 1478 г. составил собрание под названием
«Избранные произведения восточной словесности» Тон мун сон Ж 3t Ш
Собрание состоит из 130 квон, в него включены образцы поэзии и высо­
кой прозы, написанные на китайском языке, начиная с периода государ­
ства Силла (VII-X вв.) и до конца правления династии Коре. Все произ­
ведения здесь расположены по жанрам, а в каждой группе жанров — в
хронологическом порядке, по авторам. В 1517 г. было составлено допол­
нение, куда вошли поэзия и высокая проза династии Чосон до начала XVI
в. Группу составителей дополнения возглавил Ким Чон зе1£( 1458-1523).
Другой ученый, младший современник Со Кочжона, Сон Хён Ш {й
(1439-1504) составил сборник ритуальных песен, которые исполняли при
династии Коре. Авторы большей части песен неизвестны. Значительную
часть песен относят к числу фольклорных произведений, которые испол­
нялись в определенное время года и, возможно, составляли часть сезон­
ного ритуала. Собрание Сон Хёна было завершено в 1493 г., оно состоит
из шести квон и называется «Основы музыкальной науки» Акхак квебом
Щ. Щ $Jl | ß В него не только включены тексты песен на корейском языке,
но и даны иллюстрации: образцы музыкальных инструментов, наряды
актеров, приведены описания и изображения ритуальных сцен.
Стремление собрать и сохранить свои памятники изящного слова,
пожалуй, было в русле националистического движения, охватившего еще
в правление династии Коре элитарные слои образованного сословия. Но103
вая династия, скорее всего, заботилась о престиже государства, поскольку
именно литературные творения в те времена рассматривались как знак
цивилизованности.
Национальная письменность на первых порах служила прежде всего
целям укрепления власти государя и стабильности в государстве. Вопро­
сами правильного поведения и отношений в коллективе занималось кон­
фуцианство, поэтому необходимо было внушить подданным конфуциан­
ские правила должного поведения. После создания собственного буквен­
ного письма государи отдают распоряжения перевести на корейский язык
и записать с помощью новой письменности, а также откомментировать
сочинения конфуцианских классиков. Кроме того, в конце XV — начале
XVI в. появляются и собственные, корейские сочинения, пропаганди­
рующие конфуцианские нормы поведения. Это— «Поведение, соответ­
ствующее трем устоям. С иллюстрациями» Самган хэнсиль то H Щ ff Ш
Щ и «Поведение, соответствующее двум правилам. С иллюстрациями»
Ирюн хэнсиль то — Ш пТ Ш Ш Сочинения представляют собой собрания
притч, расказывающих о преданных сыновьях, верных подданных и слав­
ных женах Китая и Кореи, при этом, каждая притча снабжена рисун­
ком — так конфуцианские правила поведения были преподнесены в фор­
ме занимательных историй.
Буддисты, распространяя свои идеи в Корее, всегда опирались на ме­
стную традицию, поэтому они сразу же воспользовались новой письмен­
ностью для перевода и комментирования сутр. Покровительство буддиз­
му оказывала королевская семья, в частности, сам государь Сечжон и его
брат, принц Суян, который был автором буддийского сочинения, напи­
санного на корейском языке. Это — «Родословная Будды. Главы с толко­
ваниями» Сокпо санчжолъ Щ Щ Ш W. Сочинение состояло из 24 квон и
было отпечатано в 1447 г. В него включены джатаки — истории из жизни
Будды в разных перерождениях. Сюжеты джатак получили распростра­
нение в корейской литературе и дали жизнь произведениям заниматель­
ной прозы. Авторство другого буддийского сочинения, приписывают са­
мому государю Сечжону. Это поэтическое собрание гимнов, славящих
Будду, оно называлось «Луна, запечатленная в тысячах рек» Ворин чхонганчжи кок Я £Р i 1 ЙС i Й (отпечатано в 1449 г.). Оба сочинения были
объединены в 20 квон и отпечатаны в 1459 г. под общим названием «Луна
запечатленная. Родословная Будды» Ворин сокпо И ^Р Ш iff. Сохрани­
лось только это объединенное произведение, хотя до сих пор не найдены
все квоны, которые в него входили. Примечательно, что буддийское со­
чинение Суяна было первым памятником, использовавшим новую корей­
скую письменность. Возможно, буддизм, который к этому времени утра­
тил функции официальной идеологии и перешел в «частную сферу», ока­
зался более активным в восприятии новой письменности, чем государст­
венная система.
104
Как показали буддийские памятники Коре, их авторы, именитые на­
ставники, стремились не только пропагандировать буддийское учение, но
и заботились о мирских делах — государственных интересах. Возможно,
и «буддийские занятия» принца Суяна были связаны отнюдь не с желани­
ем устраниться от мирской суеты (тем более, как известно из истории,
принц Суян был личностью весьма амбициозной), а скорее, с теми же
политическими идеями — продолжить традиции «буддийского изящного
слова», показать, что и в Корее создают свои буддийские сочинения и
существует свое толкование «закона», теперь уже не только на китайском
языке, но и на основе своей письменности. Как мне кажется, немаловаж­
ное место в «буддийской деятельности» Суяна занимало и желание при­
учить ученое сословие пользоваться своей национальной письменностью.
Пожалуй, национальная письменность и сочинения, записанные на
родном языке с помощью этой письменности, оформили возврат к собст­
венным культурным ценностям, который вызревал в среде образованного
сословия со второй половины правления династии Коре. Письменность
Хунмин чоным «перекинула мост» в корейскую древность (эпоху трех
государств и Силла), когда творения национальной культуры занимали
равные позиции с пришлой китайской цивилизацией. Сечжон, таким об­
разом, стремился вернуть своей культуре ее некогда высокие позиции.
Как мне кажется, знаками такого возвращения были два «равноценных»
памятника, составленных во второй половине XV в. сановниками высоко­
го ранга: Тон мун сон — собрание произведений изящной словесности,
созданных на китайском языке, и Акхак квебом — образцы литературного
и фольклорного поэтического творчества, записанные на родном языке.
1. Поэзия XV в. на корейском языке
Создание национальной письменности стимулировало появление и
развитие корейских поэтических жанров. Ученые литераторы, конечно,
не перестали сочинять на китайском языке (умение написать стихотворе­
ние по-китайски на заданную тему или рифму требовалось на государст­
венных экзаменах), но в истории корейской литературы эти поэты про­
славились прежде всего как авторы стихов на родном языке.
Сочинение поэтического текста, как правило, считалось делом госу­
дарственной важности, особенно, если речь шла о приходе к власти новой
династии. Слово должно было сообщить о законности перемен в правле­
нии, объявить, что основатель династии пришел к власти по воле неба и,
наконец, возвеличить основателя и его род. Главная функция поэтическо­
го текста— укрепить позиции первых правителей новой династии. По­
эзия сохраняет ритуальное назначение. Так появляется поэма, прослав­
ляющая новую династию.
105
«Дракон летит в небе. Песнь» Ёнби очхон ка Ш Ш Ш ^ Ш
«Песнь» была написана по приказанию государя Сечжона тремя уче­
ными литераторами Чон Инчжи Щ Ш fit (1396-1478), Квон Че Ш
йё(1387—1445) и Ан Чи :ё lh (1377-1464), окончательно завершена и от­
печатана в 1447 г. Поэма посвящена основателю династии Ли Сонге
(1392-1398), его предкам, заложившим основу славного рода, и деяниям
самого основателя.
Название поэмы заимствовано из китайской философской «Книги
перемен» И цзин, которая содержит толкования особых знаков (их 64).
Эти знаки в европейской синологии получили название «гексаграммы».
Начинается «книга перемен» с толкования первого знака, который связан
с представлением о творческом процессе — от его зарождения до высшей
точки подъема творческих сил. Расцвет творческих сил описан иносказа­
тельно, это — дракон, летящий в небе, великий человек, полный созида­
тельной энергии, Сын Неба, государь на престоле. Корейский государьоснователь в расцвете своего могущества уподоблен дракону, совершаю­
щему полет высоко в небе. Так, смысл предлагаемой поэмы закодирован
в названии, и расшифровать этот смысл может только тот, кто хорошо
начитан в сочинениях конфуцианской классики.
«Песнь» написана на корейском и китайском языках, причем, снача­
ла дается строфа на корейском языке, а затем следует ее перевод на ки­
тайский. Примечательно, что китайскому тексту отведено здесь второе
место. Китай «на втором плане» можно встретить только в ранних тек­
стах, например, в «Биографии Кюнё», где сначала приведены песни хянга
на корейском языке, а потом — их перевод на китайский язык (см. с. 5051).
В «Песне» 125 строф. Начало поэмы (8 строф) посвящено предкам
основателя династии, самому основателю и его сыну, государю Тхэчжону
(1400—1418). Они представлены как родоначальники, создатели надежной
основы для всех грядущих поколений династии. Их творческая энергия
уподоблена шести драконам, летящим в небе.
Открывает поэму «зачин»:
Летят шесть драконов в Стране, что к востоку от моря, их дела
благословило Небо. Так бывало в древности у совершенномудрых.
Дерево, корни которого глубоки, не колышется от ветра,
а потому цветы на нем хороши и зреют плоды.
Воды, источник которых глубок, не иссякают от засухи,
а потому они, образуя реки, текут в море.
Далее следуют строфы (с 8-й по 89-ю), воспевающие деяния предков
основателя и героические подвиги самого Ли Сонге и его сподвижников;
строфы с 90-й по 109-ю посвящены деяниям Тхэчжона, сына основателя,
а в последних строфах дается наказ государям грядущих поколений. Но­
вая власть с помощью поэтического слова (изящное слово, как известно,
106
наделяли магическими функциями) стремилась узаконить и упрочить
свое положение. Кроме того, поэма должна была поднять значимость
родного языка на высокий государственный уровень, поскольку изящное
слово здесь выражено средствами корейского языка.
Сичжо й# Ш
Поэтический жанр сичжо— самый известный в традиционной ко­
рейской поэзии. Смысл термина Щ Ш корейские исследователи толкуют
как «напевы нашео времени» или «напевы времен года». Классическое
сичжо— это короткое трехстрочное стихотворение, которое содержит
определенное количество слогов и имеет следующую форму:
3 — 4/3 — 4
3—4/3 — 4
3 — 5/4 — 3
Каждая строка делится на два полустишия, и на русский язык стихо­
творение, как правило, переводится шестью строками. В сичжо есть
рифма, но она не обязательна и используется произвольно.
Жанр связан с корейской поэтической традицией древних хянга и
повторяет их тройственное деление с особой ролью третьей, заключи­
тельной части. В ней обычно высказывается главная мысль, ради которой
и написано все стихотворение.
Сичжо появились на рубеже XIV и XV вв., их расцвет приходится на
XVI-XVIII вв. В этом жанре пишут стихи и современные поэты. Сохра­
нилось более трех тысяч авторских и анонимных стихотворений, собран­
ных в антологиях, которые начали создавать в XVIII в. Наиболее извест­
ными принято считать четыре собрания: «Вечные слова страны Зеленых
гор» Чхонгу ёнон pf й Ж Ж ( 1 7 2 7 г.), составленные Ким Чхонтхэком зЁЗ^
;Щ(?); «Поэзия страны, что к востоку от моря» Хэдон каё МЖЩкШ(1763),
составитель Ким Сучжан ^ Ш fi (1690-?); «Мелодии песен, собранных
Пёнва» Пёнва кагок ШШШ.&(XVIII в.) (Пёнва — псевдоним составителя
Ли Хёнсана $ Ш Щ- [1653-1733]). Это самое большое собрание, в него
вошли 1109 стихотворений. В 1876 г. появился четвертый сборник «Ис­
токи песен» Кагок воллю Ш Й /ШлЕ. Его составили Ан Минён 5ÉÇ Й Л
(1818-?) и его учитель Пак Хёгван *г#Ш(1800-?).
Круг тем сичжо не отличается большим разнообразием, распростра­
нение той ии иной темы, как правило, трудно соотнести с определенным
периодом в жизни этого жанра. Например, в стихах любого времени при­
сутствует проблема нравственной позиции человека, которая может быть
представлена как патриотическая, как тема преданности государю или
соблюдения принятых правил поведения в обществе. Не менее значимой
была и тема природы, которой посвящены многие сичжо, и раннего, и
позднего периода.
107
Появление сичжо связано с драматическими событиями в истории
страны. Смена династий на рубеже XIV и XV вв. расколола ученое сосло­
вие на сторонников основателя новой династии, Ли Сонге, и его против­
ников. Противники, убежденные конфуцианцы, не могли поступиться
основным принципом «верный подданный не служит двум государям» и
за это поплатились жизнью. Традиция сохранила имя государственного
деятеля Чон Мончжу Ш>ФШ{ 1337-1392), который был известным поэтом
конца Коре, писал на китайском языке и входил в группу поэтов «Трое
уединившихся» (см. с. 87-89). Чон Мончжу в ответ на предложение одно­
го из представителей дома Ли перейти на службу новому государю сочи­
нил сичжо:
Пусть я умру, умру,
сто раз умру,
Белые кости в прах обратятся,
а душа останется, иль нет,
Но сердце, преданное государю,
разве может изменить?
За отказ служить Ли Сонге Чон Мончжу был убит, а его стихотворе­
ние до сих пор остается классическим образцом жанра. В этом сичжо
четко прослеживаются древние культурные традиции отношений «стар­
шего» и «младшего». По существу здесь представлена формула клятвы
преданности «младшего» своему «старшему», которая сохранилась в пес­
нях хянга. Тема верности государю была одной из ведущих в этот период.
Рядом с темой верности государю развивалась и патриотическая,
связанная с военными победами первых государей династии, которые
стремились расширить и укрепить свои границы на севере страны. Авто­
рами патриотических сичжо, как правило, были известные военачальни­
ки, например, Нам И fëfê( 1441-1468) и Ким Чонсо # 7 ^ ( 1 3 9 0 - 1 4 5 3 ) .
Традиционной формой несогласия с переменой власти, новой поли­
тикой был отказ от службы, «уход к природе». Часто уход оказывался
принудительным — несогласного, «протестанта», удаляли от двора и от­
правляли в ссылку. Человек, «выброшенный» за пределы социальной
жизни, оказывался один-на-один с миром природы. Поэт никогда не вос­
принимал природу как нечто постороннее— то, что его окружает. Он
ощущал себя естественной частицей этого мира, поэтому отождествление
себя с каким-либо природным феноменом (растением, животным, горой,
ручьем) не следует понимать как «поэтическую фигуру». Это был знак
абсолютного слияния, растворения поэта в мире природы. Следует заме­
тить, что гармоничное единство природы и человека в сичжо, как прави­
ло, связано с милостью государя: состояние мира (гармония или хаос)
определяется личностью правителя. Эти представления идут еще от хянга
(вспомним, например, «Песню о кедре», где государь, нарушивший сло­
во, вызвал перемены в природе).
108
Приведем два стихотворения из цикла Мэн Сасона ÏËL Ш Ш (1360—
1438) «Четыре времени года на реках и озерах» Канхо саси ка Д-йЗ Ш Й
На реки и озера пришла весна,
и я, конечно, охвачен безумным восторгом.
На берегу ручья, где вода — вино,
на закуску возьму рыбку с шелковистой чешуей!
Я свободен от дел —
и в этом милость государя.
На реки и озера пришло лето,
не сидится в домике, крытом соломой.
Доверяя речным волнам,
провожу с ними время. А ветер!
Овевает меня прохладой —
и в этом милость государя.
У Мэн Сасона четыре сичэюо, воспевающие жизнь поэта в гармонии
с ритмами природы, объединены в цикл, где каждое стихотворение по­
священо определенному времени года, а умиротворенное состояние по­
эта, который нашел приют «на реках и озерах», обеспечено исключитель­
но «милостью государя».
По заверениям корейцев, написать стихотворение на китайском язы­
ке гораздо легче, нежели сочинить сичэюо, поскольку корейские стихи
содержат глубокий смысл. «Смысл сичэюо» раскрывается в особой карти­
не мира— взаимосвязи элементов, составляющих эту картину. Особен­
ности поэтического мира сичэюо лучше всего проследить на примере по­
нимания пространства в пейзажной лирике.
Пространство сичэюо ориентировано по вертикали, где высшая точка
отмечена луной, а низшая — водой:
Рассветная луна освободилась от облаков
и взлетела над верхушкой сосны.
Ее свет, все еще чистый,
косо ложится на середину синего ручья.
Неужели чайка, потерявшая стаю,
пришла вслед за мной?
(Квон Хомун Ш Ш £ , 1532-1587).
Луна всегда выше горы, дерева и солнца, при этом, солнце в сичэюо,
как правило, вечернее, закатное и стоит низко. Луна обычно — единст­
венное светило в ночном небе, звезды упоминаются крайне редко. Луна
не меркнет и не бывает заходящей, с лунным светом связаны представле­
ния о чистоте, избавлении от переменчивости пыльного мира:
Когда темнеет,
я снова, делать нечего,
Затворяю сосновые ворота
и ложусь под луной.
Дум о мирской пыли
нисколечко нет!
(Квон Хомун)
109
С лунным светом связан мир бессмертных:
Ночью, когда падает снег над Западным озером,
свет луны чист.
Запахнув одежду из журавлиных перьев,
спускается к излучине реки —
Бессмертный в платье из перьев с гор Пэнлай
Словно бы мне повстречался.
Чистое сияние луны уводит человека к вечности, бессмертию — в
мир чистой духовности.
Горы — другой непременный элемент вертикального пространства.
Вместе с луной они — обязательные составляющие ночного пейзажа:
Вечерние птицы пролетели,
появился предзакатный туман.
Над восточными горами взошла луна
и светит прямо мне в душу.
Ахия! В глиняную чашку нацеди вина!
стану наслаждаться, играя на кыме.
(«Кым»— струнный музыкальный инструмент,
напоминающий гусли)
(Сон Чонвон ^ ^ тс, XVIII в.).
В корейской литературе горы всегда противопоставлены миру людей
как место уединения, отстранения от суетной жизни. В горах поэт влива­
ется в естественный ритм природы, общается с ветром и луной — сопри­
касается с бессмертием. Горы вечны, и поэт, живя в горах среди существ,
отмеченных знаком вечности, сам выходит за пределы ограниченного
земного времени:
В глубокой долине, где белые облака,
вокруг меня зеленые горы и синие реки.
Погадал о постройке дома на панцире черепахи,
дом — среди бамбуков и сосен!
Каждый день пробую вкус грибов,
с журавлем и оленем вместе гуляю.
В стихотворении противопоставлены два пространства — «человече­
ское», отрицательное, и «природное», положительное. «Отрицательное»
не описано и даже не названо. Оно — «за пределами» текста, описываю­
щего мир, где поэт нашел умиротворение. Поэт поселился в долине, отде­
ленной «зелеными горами» и «синими реками», которые в корейской
культуре связаны с вечностью. Дом стоит среди бамбуков и сосен — веч­
нозеленых растений, а сам поэт пробует «вкус грибов»— пищи бес­
смертных и проводит время с журавлем и оленем — известными на Даль­
нем Востоке спутниками бессмертных даосов. Все элементы пространст­
ва, где поселился поэт, помечены знаками вечности.
110
Среди образов вечности в сйчжо рядом с горой, как правило, высту­
пает сосна, которая растет на высокой точке пространства и может заме­
щать гору в построении вертикали:
На скале, где цветут цветы, весна на исходе,
а на поросшем соснами утесе — вечернее солнце.
В ровной долине рассеялся туман,
и дальние горы — словно картинка!
В чистой беседке на берегу реки
я встречаю луну, напевая стихи.
(Син Химун * * X XVIII в.).
Вечнозеленая сосна противопоставлена образам «временного» —
цветам и лиственным растениям, которые цветут весной и не выдержи­
вают испытания холодом:
Если тепло — цветы цветут,
если холодно — опадают листья.
Сосна! Ты почему
знать не желаешь ни снега, ни инея?
Потому, разумею,
что прямо уходят корни твои в глубину земли.
(Юн Сондо f* Ш ÎË, 1587-1671).
Сосна отличается постоянством и вместе с другими предметами —
знаками неизменности становится верным другом:
У меня друзей несколько:
вода и камень, сосна и бамбук.
Над восточными горами взошла луна,
она — того милее!
Туора!К этим пяти
что еще добавить!
(Юн Сондо).
Перемены, которые происходят в мире, не властны поколебать стой­
кость сосны, поэтому она может служить символом человека, верного
своим принципам:
Когда настанет время мне переродиться,
чем стану я?
На самой высокой из вершин Куньлунь
я стану высокой сосной.
Если горы покроются снегом,
я один ввысь вознесусь!
(Квон Пхиль Ш Щ, 1569-1612).
Сосна в сичжо не только организует вертикальное пространство,
этот образ выражает идею вечности, неподвластности времени. Сосна в
поэзии связана и с этическими представлениями— она служит знаком
111
надежной личности, не меняющей свои принципы в зависимости от об­
стоятельств.
Обратим внимание на преемственность образной системы сичжо и
хянга, где «старший», сохраняющий неизменность своего «облика», ассо­
циируется с хвойным деревом — кедром. Со временем под влиянием ху­
дожественной системы китайской поэзии образ кедра ушел из корейской
поэзии, и его место заняла сосна. В сичжо функции постоянства, связан­
ные с хвойным деревом, соотносятся с нравственной позицией подданно­
го — «младшего» в коллективе, а не «старшего», как в хянга.
Нижняя часть пространства сичжо представлена водой. Это — озеро,
река, ручей и очень редко — море, т.е. вода всегда ограничена берегами.
Вода, как и горы, — часть мира, удаленного от суетного общества людей:
Встревоженные волны в море чиновничьем
разве доберутся до родника в лесу?
Среди рек и гор, не имеющих цены,
лежу, не зная дел.
Наверное, белая чайка понимает мои мысли,
то улетает, то прилетает ко мне!
«Волны в чиновничьем море», которые противопоставлены «роднику
в лесу», скорее всего, подсказаны буддийским образом «моря стра­
стей» — состояния омраченности.
Вода «чистого пространства» родника очищает от «мирской пыли»:
В тот день, когда зной нестерпим,
отправился к чистому ручью.
Одежду снял, на дерево повесил
и напеваю «Ветер в соснах».
В чистой нефритовой воде грязь и пыль
с себя смываю!
В бытовой сценке (человек купается в жаркий день) скрыт подтекст:
здесь речь идет о поэте, переживающем ритуальный акт слияния с приро­
дой, где вода выступает в древней мифологической функции очищения,
уничтожения старого «запачканного пылью страстей», и рождения ново­
го, «просветленного» человека.
Чистое пространство осенней воды дает возможность поэту личного
общения с луной:
Говорят: «Луна ясная-ясная, луна ясная-ясная»,
и я на лодке плыву по осенней реке.
Под водою — небо,
на небе — луна!
Ахия! Эту луну из воды вытащу,
и с луною развлекаясь, долго будем пить!
В стихотворении поэт, «вылавливая» лунное отражение из воды, со­
вершает ритуальное действо приобщения к светилу. Вода уводит поэта от
112
суетных и преходящих успехов в «человеческом мире» и открывает путь
к сближению с луной — вечностью. В сичэюо и сама вода воспринимается
как нечто постоянное, не случайно ее упоминают в числе верных друзей:
Цвет облаков красив, говорят,
да часто они темнеют.
Голос ветра чист, говорят,
но, бывает, и он прерывается.
Хороша и непрерывна
только одна вода.
(Юн Сондо).
Течение воды бесконечно, и человек, связанный с ее пространством,
сопричаствует вечности.
Вода в сичэюо так же, как в древних хянга, это, прежде всего, — река
и озеро. Не случайно поэтическое направление «ухода к природе» полу­
чило название «канхо» / I )Ш — «реки и озера». Пространственное распо­
ложение воды связано с низом, она часто находится в паре с горой и лу­
ной (элементами «верха»). Водяное пространство населено птицами, ко­
торые в литературе обычно ассоциируются с обителью бессмертных —
цаплей, чайкой, журавлем. На реках и озерах не бывает бурь, водная
гладь спокойна и способна отражать горы и луну — пейзаж в стихах все­
гда рисует состояние гармонии. Вспомним хянга «Славлю хварана Кипха» и «Песня о кедре», где чистые воды реки, отражающие полную луну,
и мутный поток, искажающий облик луны, есть знаки порядка в одном
случае, и беспорядка в — другом.
Из хянга в сичэюо перешло понимание связи состояния пейзажа — ми­
ра с личностью «старшего» — государя. Эту связь можно увидеть в ранних
пейзажных сичэюо, например, в цикле Мэн Сасона (его стихи приведены
выше), посвященном радости единения поэта с природой в любое время
года — счастья, которое он переживает благодаря милости государя.
В хянга отношение «младшего» к «старшему» всегда эмоционально
окрашено. Эмоциональная сторона отношений проявляется в тех сичэюо,
которые посвящены разлуке с государем. Подданный покидает государя
всегда не по своей воле (опала, ссылка по доносу придворных), в резуль­
тате подданный оказывается отстраненным от государя и государствен­
ных дел. Это как раз то время, когда поэт в своем творчестве обращается
к теме природы, поэтому мотивы единения с природой и разлуки с госу­
дарем соединяются в одном стихотворении. Например, сичэюо Ли Хвана
$ Щ (1501-1570):
Есть в долине горной орхидея,
естественно хорош ее аромат.
Есть на вершине горной белое облако,
естественно хорош его вид.
И среди всего тем более не забуду
о моем любимом государе!
113
Гармоничное сочетание аромата цветов и вида белого облака на
вершине горы поддерживают память о государе и сохраняют целостность
его облика. В стихотворении Юн Сондо облик государя отождествляется
с горой:
В руке держу чарку, сижу один
и смотрю на далекую гору.
Словно любимый государь пришел —
так приятно стало на душе!
Нет мне ни слова, ни улыбки,
а как бесконечно хорош!
Эмоциональное отношение поэта выражено в стихах словами «лю­
бимый», «прекрасный», «милый сердцу», «красивый», «тот, о ком тос­
кую». Эти характеристики государя непосредственно связаны с представ­
лениями, заложенными в хянга — пониманием назначения поэтического
текста как магического средства воздействия на мир. Поэт изящным сло­
вом творит гармоничный мир и тем самым совершает ритуал поддержа­
ния космоса и облика государя, который мыслился тождественным миру.
Примечтельно, что строение пространства в сичжо и оценка разных
его частей совсем не похожи на европейские представления. В корейской
поэзии противопоставлены два пространства: суетный мир, который по­
кинул поэт, и природа (горы, реки), где он поселился. «Покинутое про­
странство» помечено знаком «минус» и в сичжо не изображается, в то
время как поэтический текст отдан миру природы, которая всегда идеаль­
на. Отдельные части этого пространства, такие как «верх» (гора, луна,
сосна) и «низ» (реки, озера — вода), в корейской поэзии гармонично до­
полняют друг друга. В европейской картине мира, напротив, «верх» и
«низ» противостоят друг другу, и гармония наступает тогда, когда «верх»
одерживает победу над «низом». (Ср. интерпретацию «Поединка бога
Грозы со Змеем» в корейской и индоевропейской культуре, где бог Грозы
связан с «верхом», а Змей — с «низом» — см. с. 12-19)
2. Проза и поэзия XV в. на китайском языке
Собрания пхэсоль Щ Ш
Ученые литераторы начала правления новой династии известны не
только как составители антологий мастеров изящного слова прошлых
эпох. Сон Хён /${Яи Со Кочжон ^ Ё Ш , например, были авторами прозы
в жанре пхэсоль и, конечно, стихов на китайском языке. Так, Со Кочжон
составил четыре сборника: «Беседы о поэзии сочинителей Восточной
страны» Тонин сихва Ж Л1$ IS и «Записки из сада кистей» Пхилъвон чапки
ШВШ.IB. В эти собания, так же, как в сборники ХИ-ХШ вв., вошли сти­
хи на китайском языке корейских поэтов прошлого и критический разбор
114
этих стихов. В двух других сборниках представлены собрания занима­
тельной прозы, а также заметок на разные темы, как это принято в собра­
ниях пхэсолъ. Сборники называются: «Веселые истории из пустой бол­
товни в годы благоденствия» Тхэпхён ханхва колъге чон is. ^ И IS )Щ Ш
Ä».
Сон Хён составил собрание изящной прозы и стихов под названием
«Собрание запискок из зала пустых занятий» Хобэк ÏYICLH 4Ufl Ш. Э ÜL J ü И
сборник пхэсолъ «Гроздья рассказов Ёнчжэ» Ёнчжэ чхонхва '\Щ Ш Ш IS
(Ёнчжэ — псевдоним автора). В истории корейской литературы эти авто­
ры прославились прежде всего как хранители памятников литературы
прошлого (напомню, что Со Кочжон был составителем «Избранных поизведений изящной словесности», а Сон Хён— «Основ музыкальной
науки»), а также как сочинители в жанре пхэсолъ нового типа.
Принцип подбора материала и его расположения в сборниках остал­
ся традиционным (собрание «всякой всячины», в том числе и занима­
тельных историй, расположенных, как правило, без всякой системы), но
вот содержание историй существенно изменилось. Конечно, они попрежнему были занимательными— рассказывали о забавных случаях,
удивительных событиях, однако, вместо исторического персонажа теперь
действует выдуманный герой. Как правило, он не имеет имени и отлича­
ется от обычных людей какими-либо особыми признаками: слепой, глу­
пец, буддийский монах, вдова и т. д. Ситуация в этих историях бытовая:
семья, будни буддийского монастыря, веселая приятельская пирушка.
Острота ситуации и комический эффект возникают из-за того, что
«ущербный» герой воспринимает мир не так, как «нормальные люди».
Например, человек хочет втайне от жены провести время с красоткой, но
он слепой и потому, сам того не замечая, развлекается с собственной же­
ной. Героиня рассказа, как правило, вдова. Но мы не найдем здесь вдову
скорбящую, хранящую верность покойному супругу. Это— «веселая
вдова». Она ищет любовных приключений, хочет выгодно выйти замуж.
Веселая вдовушка — главная фигура в эротической истории.
Обычный партнер вдовы в любовных утехах— буддийский монах.
Монах, как правило, оказывается в бытовой, нарочито приземленной об­
становке, т.е. не на своем месте. Он хочет встретиться с красивой вдовой,
посылает ей через служку подарки, но служка обманывает его, и вместо
приятного вечера с женщиной он получает поленом по зубам. В другом
рассказе монах приглашен к вдове, служка рекомендует ему перед свида­
нием поесть незрелых бобов, которые, якобы, прибавят ему мужской си­
лы. Монах следует его совету и в результате — вдова с позором выгоняет
его из дома.
Служка — обманщик, плут, — постоянный персонаж в историях про
монахов. Хитрость и изобретательность проворного служки подчеркивает
глупость и самонадеянность монаха.
115
Надо сказать, что для пхэсоль XV-XVI вв. характерно не только
стремление изобразить обыденное, но и желание показать, специально
подчеркнуть в этом обыденном «низкое». Темой рассказов становятся
похотливые устремления распутных монахов и вдов, а источником не­
приятностей и неудач героев часто служит дурной желудок. Интерес в
рассказе буквально спускается к «топографическому низу» человека. По­
являются герои — гермафродиты, монахиня или служанка. Так, строится
рассказ о том, как первая брала себе в обучение девиц, а другая — при­
служивала вдовам. Женщины и мужчины в подобных историях часто
подчеркнуто развратны, и темой рассказа становятся их любовные похо­
ждения.
Отчего же два ученых неоконфуцианского толка посвятили свои рас­
сказы именно неприглядной стороне поведения людей? Корейские исследовтели литературы обращают внимание прежде всего на занимательную
сторону этой прозы: забавные истории с привкусом непристойности рас­
сказывались на дружеских пирушках, которые устраивали в свободное от
службы время ученые-чиновники. Мне кажется, что неоконфуцианцы Со
Кочжон и Сон Хён составляли свои сборники не только для того, чтобы
развлечь читателя или слушателя. Авторы, используя форму заниматель­
ной истории, ставили своей целью исправление нравов современных лю­
дей. При этом они руководствовались неоконфуцианским принципом
«исследования вещей», где под «вещами» понимались человеческие дела
и поступки. «Исследуя вещи», т.е. свои деяния, человек избавляется от
эгоистических желаний (именно эгоистические желания побуждают лю­
дей совершать дурные поступки). В рассказах Со. Кочжона и Сон Хёна
выставлено напоказ то дурное и низменное, которое свойственно челове­
ческой натуре. В поступках героев рассказов читатель может узнать и
собственные наклонности, а узнав, поймет, что от них следует избавить­
ся. Путь очищения лежит через познание самого себя. Пожалуй, в своих
сочинениях авторы намеревались «провести воспитательную работу», а
форма занимательного чтения должна была, по их мнению, обеспечить
поставленной задаче успех.
Творчество Ким Сисыпа 4£ В# W (1435-1493)
Ким Сисып, поэт и прозаик, писал свои сочинения на китайском
языке и вошел в историю литературы прежде всего как мастер прозы,
автор собрания занимательных историй «Новые истории, написанные на
горе Кымо» Кымо синхва £ Ш Ш\ IS Он, пожалуй, впервые в корейской
литературе предложил форму сюжетного повествования развлекательно­
го свойства, без всякой назидательной нагрузки.
Ким Сисып родился в столице в семье военного чиновника и с дет­
ских лет прославился искусством сочинять стихи. Рассказывают даже,
будто пятилетним ребенком он был принят при дворе государя Сечжона и
116
сам государь, восхищенный его поэтическим талантом, одарил куском
шелка. В 1456 г., когда Ким Сисыпу исполнился 21 год, произошел дорцовый переворот. Власть захватил принц Суян. Отобрав престол у своего
малолетнего внучатого племянника Танчжона, он стал править под име­
нем Сечжо (1456-1468). Многие представители ученого сословия восста­
ли против узурпатора: одни, по традиции, отказались от службы и удали­
лись в провинцию, другие организовали заговор, чтобы свергнуть неза­
конного правителя. Суян ответил репрессиями. Заговорщики были казне­
ны, и среди них — известные деятели культуры, создатели национальной
письменности. Они вошли в историю под именем «шестерых казненных»
сарюксин 5Е Л Ё Многие столичные чиновники были отправлены в
ссылку. Среди тех, кто в знак протеста отказался от должности, был Ким
Сисып. Он оказался одним из шестерых преданных подданых, которым
посчастливилось выжить в годы репрессий, их так и назвали «шестеро
выживших» сэннюксин 4 Ä E Ким Сисып стал буддийским монахом и
отправился бродить по стране. В странствиях он провел почти всю жизнь
с короткими перерывами: поселился сначала в горах Кымо (расположены
к югу от Кёнчжу, бывшей столицы Силла), а затем десять с лишним лет
(до 49-ти лет) прожил в столице, вернулся к мирской жизни и женился. В
конце концов Ким Сисып оставил столичную жизнь и снова стал «ски­
таться по горам и рекам». Он умер в буддийском монастыре в горах Хонсан (пров. Чхунчхон).
Скитаясь по стране, Ким Сисып писал стихи. Рассказывают, будто он
записывал стихи на стволах деревьев и листьях, поэтому многие его тво­
рения не сохранились. Ким Сисып по-очереди обходил восточные, юж­
ные и западные провинции, и стихи, которые были написаны во время
этих странствий, объединил в сборники. Создано четыре таких сборника,
каждый появлялся после очередного странствия и получал однотипное
название: «Без забот брожу по...» Тханю... £Ш Например, первое путе­
шествие он совершил по Квандону, восточной провинции (совр. пров.
Канвон), где расположены горы Кымгансан. Сборник называется «Без
забот брожу по Квандону» Тханю Квандон нок ЁШШШШ В 1460 г. Ким
Сисып направляется на юг — в результате появляется сборник «Без забот
брожу по Хонаму» Тханю Хонам нок ё Ш Ш ffi 14(совр. пров. Чолла).
Третье путешествие он предпринял по западным провинциям — местам,
по преданию, связанным с Тангуном и древним царством Чосон. Нако­
нец, в 1465 г. Ким Сисып поселился в горах Кымосан. Четыре сборника
стихов были объединены в одно собрание под названием «Стихи Мэвольдана, написанные во время четырех странствий» Мэволъдан си саю
нок ЩИ ^1#ИЙ1й(Мэвольдан — псевдоним автора).
О чем писал стихи Ким Сисып? По разнообразию тем его поэтиче­
ское творчество можно сравнить с наследием Ли Кюбо, и, так же как по­
эзию Ли Кюбо, его стихи невозможно уложить в рамки определенных
тем. Ким Сисып писал обо всем на свете— от воспевания природы до
117
критики правления. Его стихотворения— это эмоциональный отклик
поэта на увиденное и услышанное, на свои душевные переживания. Ино­
гда стихотворение появлялось как результат размышлений над историей
своей страны или соседнего Китая. По величине стихи тоже разнообраз­
ны — от короткого стихотворения в четыре строки до стихов в 20 и более
строк.
Творчество Ким Сисыпа формировалось в условиях внутренней не­
стабильности, когда, чтобы избежать участия в опасных политических
интригах, люди из образованного сословия поселялись в уединении на
лоне природы и обращались к буддийскому пониманию истинных ценно­
стей. Поэтому большая часть стихотворений поэта посвящена природе:
естественный ритм ее жизни умиротворяет и помогает избежать опасно­
стей мира. Например, стихотворение «Сумерки»Хванхон жЩ".
Шуршит, шуршит ветер в бамбуках —
эхо шороха под западной стрехой.
К краю неба клонится солнце —
заперло собою мою дверь.
Сонные птицы спорят из-за веток —
любят они пошуметь.
Уже смеркается.
Луна поднялась над крепостью в горах —
совсем как блюдо из нефрита.
Природа отходит ко сну. Эта тема раскрывается в звуковых и зри­
тельных образах, которые чередуются в четырех строках. В последней,
пятой строке в небе утверждается луна — знак наступившей ночи.
Так же, как в поэзии Ли Кюбо, природа у Ким Сисыпа часто пред­
ставлена теми существами, которые ее населяют— цветами, зверями,
птицами. Но у Ли Кюбо — это «малые капли», в которых воплощена це­
лостность мироздания, в стихах Ким Сисыпа растения, птицы, звери, как
правило, выполняют роль аллегорических и сатирических образов. На­
пример, цикл из шести стихотворений «Вот фазан» Ючхи <ЩШ. Приведем
два четверостишия:
Вот фазан, вот фазан,
Квохчет по утрам на гребне горы.
Искал фазаночку, а встретил фазана,
В испуге взлетел, кружит и кружит.
Вот фазан, вот фазан,
Утром клюет лебеду-траву.
Шагнет десять раз, а клюнет лишь раз,
Но в клетку не хочет.
В этих коротеньких стихотворениях поэт говорит о себе: он и есть
фазан, который бродит по горам, его подстерегают опасности, он голода­
ет, но не согласен сидеть в клетке — быть на службе при дворе.
118
Странствия приводят Ким Сисыпа к местам, связанным с историче­
скими событиями. Так появляются стихи-воспоминания о прошлом. В
таких воспоминаниях иногда скрыты критические намеки на современ­
ные события. Надо заметить, что иносказательная критика — одна из ве­
дущих тем в творчестве писателя. Как правило, она представлена в боль­
ших стихотворениях (двадцать строк и более), где Ким Сисып, использу­
ет классические образы отрицательных правителей и «смутного време­
ни», которые в традиционной литературе стали символами плохого прав­
ления и «дурного правителя». Например, в стихотворении «О горе!» Охока Щ Щ- Ш* ПОЭТ обличает государя Сечжо и его сановников, тратящих не­
померные средства на украшение столицы, в то время как народ бедству­
ет. Поводом для написания стихотворения послужило строительство рос­
кошного буддийского храма в столице: на его постройку сгоняли кресть­
ян, а средства получали за счет увеличения поборов. У Ким Сисыпа речь
идет о знаменитых дворцах Афан, Цзинлунь и Цзеци, которые были воз­
ведены порочными императорами древнего Китая. Правители проводили
время в пирах и в результате погубили свои государства. А ныне
Дворец Цзинлунь заброшен,
зарос весеннею травой.
Строения Цзецзи безлюдны,
там лишь олени бродят.
Эти дворцы стали в литературе символами бездумной роскоши пра­
вителей, которые не заботились о народе, не занимались делами правле­
ния, что и привело к гибели древних царств. Название другого стихотво­
рения «Не иначе, как...» Моби Ü Ш восходит к древней китайской
«Книге песен» Шицзин. В разделе «Нравы царств» есть песня «Северный
ветер», где говорится о неприветливом крае, грозящем бедами и опасно­
стями. Корейский поэт, использует выражение «не иначе, как... », которое
содержится в двух строках китайской песни («Красное— не иначе, как
лиса, Черное— не иначе, как ворон»), для намека-иносказания на совре­
менные ему события — аналогию бедствиям, описанным в классической
поэзии. У Ким Сисыпа речь идет о стаях злобных птиц и зверей, готовых
растерзать друг друга и всё вокруг. Китайские строки в названии — это
шифр к пониманию всего стихотворения. Аллегорический смысл стихо­
творения раскрывается текстом песни из «Шицзина»: опасно жить в стра­
не, которая находится во власти диких зверей и птиц — жестокого прави­
теля и тех, кто стал ему служить.
По традиции корейский поэт уходит от тягот жизни не только к при­
роде, но и «в литературу» — в творчество. Ким Сисып пишет о стихотво­
рениях китайских поэтов Цюй Юаня, Тао Юань-мина, жизненная позиция
которых было близка его собственной. Так же, как Ли Кюбо, он посвяща­
ет стихи мукам творчества, которые называет болезнью. Например, сти­
хотворение «Болею» Пёнчжун Ш Ф :
119
Шаманка твердит:
ты демоном одержим!
А лекарь говорит:
голову тебе продуло!
И тот, и другой —
оба они не правы.
Стихами мучаюсь —
вот моя беда!
Стихи о любви, разлуке, написанные с «женских позиций» — тради­
ционная тема в поэзии. Ким Сисып решает ее в образах китайской клас­
сической поэзии. Например: покинутая женщина ночью томится одна
(два стихотворения из цикла «Ветка бамбука» Чукчи cd). Надо заметить,
что образы, которые пришли из китайской поэзии, у Ким Сисыпа пере­
плетены с мотивами народной лирической песни (ее тексты вошли в ли­
тературу под названием Коре каё). Например, стихотворение, написанное
в стиле народной песни, «Ива у беседки на развилке» Чанчжон ню ЩсЩ
Ш, очень напоминает песню «Тондон тари». В стихотворении Ким Сисы­
па— милый уплыл по синим волнам, а женщина, оставшись одна, целый
год в день полной луны выходит его встречать. В песне — все двенадцать
лун женщина тоскует без любимого, и каждая луна приносит свою пе­
чаль.
Тему любви Ким Сисып преподносит и не в традиционных образах.
Например, второе стихотворение из цикла «Ветка бамбука» т1"ЙЮ5
Я — как лед
под темным утесом в сто чхоков,
Ты — сияющий восход светила,
что поднялось на высоту шеста.
Дай мне взаймы сверканье солнца,
что утром поднялось на высоту шеста,
Хочу я отогреть себя,
застывшую под темным утесом в сто чхоков.
Стихотворение рассчитано на зрительный эффект, в нем четко выде­
лен графический ритм: иероглифы первой строки повторяются в четвер­
той, второй строки — в третьей. Получилась как бы рамка, охватывающая
внутреннюю часть стихотворения. Графическая структура связана с со­
держанием стиха. В «рамке» (первой и четвертой строках) речь идет о
женщине. Тема женщины обозначена присутствием иероглифа «тем­
ный» — ым РЕ(кит. инь — темное, женское начало). Внутри стиха (вторая
и третья строки) говорится о мужчине. Мужская тема обозначена иерог­
лифом «солнце» — ян Р§ (кит. ян — мужское, светлое начало). Видимо,
это — стихотворение с эротическим намеком, который кроется в струк­
туре стиха, определенном расположении строк с «женскими» и «мужски­
ми» знаками.
120
Ким Сисып безусловно был искусным мастером стиха на китайском
языке, но в корейскую литературу он вошел прежде всего как прозаик,
впервые предложивший читателю сборник сюжетных повествований,
лишенных какой бы то ни было заданности. Это занимательное чтение,
которое, по словам корейских исследователей, было весьма популярно
среди «ученого чиновничества».
Свое собрание рассказов Ким Сисып назвал «Новые истории, напи­
санные на горе Кымо» Кымо синхва. Сочинению этого сборника он по­
святил два четверостишия, которые так и называются «О новых историях,
написанных на горе Кымо» Че Кымо синхва Ш £ Ш Iff I Ï . Приведем от­
рывок из этого стихотворения:
Долгой ночью прибавлю в лампе огня,
воскурю ароматы и усядусь
Сочинять на досуге такую книгу,
какой еще не видели мои современники.
Произведение состоит из одной тетради, в которую вошли пять исто­
рий. Образцом для Кымо синхва послужил китайский сборник «Новые
рассказы у горящего светильника», созданный Цюй Ю (1341-1427). Ким
Сисыпу очень нравилось сочинение Цюй Ю, он даже посвятил ему боль­
шое стихотворение (34 строки), которое так и называется «Пишу, прочи­
тав "Новые рассказы у горящего светильника"». В самом деле, в книге
Ким Сисыпа пять историй, и по пять историй в каждой из книг содержит­
ся в сочинении Цюй Ю. Так же, как и Цюй Ю, Ким Сисып рассказывает о
событиях удивительных, фантастических, однако сюжеты корейских ис­
торий оригинальны.
Сочинение Ким Сисыпа было потеряно, возможно, во время корей­
ско-японской войны 1592-1596 гг. Оно обнаружилось в Японии и там
издано в 1653 г. Только в 1920 г. собрание вернулось в Корею и тогда же
было переведено на корейский язык.
Ким Сисып предложил корейской литературе особую форму повест­
вования, где прозаическое изложение прерывается большими стихотвор­
ными вставками. Герои повествований — прекрасные женщины, талантли­
вые поэтессы и музыкантши, юноши, искусно владеющие кистью, но не
мечом. Такие персонажи прошли через всю традиционную прозу Кореи.
В пяти историях книги Ким Сисыпа рассказывается о встречах с не­
обычайными людьми в необычном мире. Герои попадают в иное про­
странство — подводное царство дракона («Пир во дворце у дракона» Ран­
гун пуён нок Ш 'Ё & Ж Щ, во владения хозяина ада Ямараджи («О земле
Намёмбу» Намёмбучу чи Ш$кШ№\ л§), встречают обитателей другого ми­
ра — наслаждаются счастьем с красавицей, которая оказывается феей или
духом умершей («Хмельной развлекаюсь в беседке Пубёк» Чхвию Пубёкчон ки ШШгТ-ШЩ^И, «Игра в ют в храме Манбок» Манбокса чопхо ки Ш
121
Ш^ШШЩ. Основные события историй происходят во сне: герой пере­
живает счастливую встречу или попадает в мир, где воплощены его пред­
ставления о справедливом правлении и мудром государе. Сон проходит, и
герой осознает, как бессмысленны его поиски счастья и справедливости.
Разочарованный, он умирает или становится отшельником.
Пятая история называется «Юный Ли заглянул за ограду» Лисэн
кючжан чон ^£.ШШШ. Здесь речь идет о любви земных юноши и де­
вушки, но герои знакомятся и затем встречаются в уединенном павильо­
не, в саду, где живет барышня Чхве (так зовут героиню) вдвоем со своей
верной служанкой, вдали от родителей и домочадцев — точно так же, как
в тех историях, где речь идет о свидании с феей или духом покойной. Ко­
рейская литература на китайском языке предлагала определенный «пред­
метный набор» для описания любовной встречи: ночь, луна, павильон
(беседка), стихи, музыка, таинственность. Подобный «набор» можно
встретить в любом корейском произведении традиционной прозы, где
речь идет о любовных свиданиях. В истории «Юный Ли заглянул за огра­
ду» действие происходит не во сне, но закон жанра «удивительной исто­
рии» требует непременного участия таинственных сил. Так появляется
эпизод, где враги сначала разлучают влюбленных, а затем Ли встречает
духа погибшей барышни Чхве. Живые и мертвые обитают в разных постранствах, поэтому герои должны расстаться, и Ли умирает от тоски.
В своих историях Ким Сисып выражает буддийскую идею о нена­
дежности и скоротечности земных радостей, о бессмысленности усилий
человека обрести счастье. Исследователи называют взгляды Ким Сисыпа
пессимистическими, однако такое определение, скорее всего, отражает
европейскую точку зрения на творчество корейского писателя. У Ким
Сисыпа буддийский взгляд на мир: земные радости мимолетны и нере­
альны, а потому не имеет смысла и стремиться к ним.
Следует добавить, что в занимательных историях, рассказывающих о
путешествиях героя в иные миры, где правят мудрые государи и отноше­
ния с подданными построены на справедливых началах, кроется и поли­
тический намек — несогласие автора с методами правления «узурпатора»
Сечжо.
Литература
Бамбук в снегу. М , 1978.
ГолыгинаК. И. Новелла средневекового Китая. М , 1980.
Елисеев Д.Д. Корейская средневековая литература пхэсоль. М., 1968.
Елисеев Д.Д. Новелла корейского средневековья. М., 1977.
История цветов. Л., 1991.
Ким Сисып. Новые рассказы, услышанные на горе Золотой Черепахи. М., 1972.
Концевич Л.Р. Об Оде и ее изданиях. // Холодович A.A. Материалы по грамматике ко­
рейского языка XV в. (Фонетика. Приложение). М., 1986.
Концевич Л.Р. Хунмин чоным. // Корееведение. Избранные работы». М , 2001.
122
Курбанов С. О. Курс лекций по истории Кореи с древности до конца XX вв. СПб.: Изд.
С.-Пб. университета. 2002.
Никитина М.И. Корейская поэзия XVI-XIX вв. в жанре сичжо. СПб., 1994.
Никитина М.И. Предисловие к разделу «Корейская классическая поэзия» // «Класси­
ческая поэзия Дальнего Востока». М., 1977.
Никитина М.И., Троцевич А.Ф. Корейская литература // История всемирной литерату­
ры. М , 1985, т. 3.
Черепаховый суп. М , 1970.
Cho Don-il, Daniel Bouchez. Histoire de la littérature coréenne des origines à 1919. Librairie
Arthème Fayard. 2002.
Rutt R. An Introduction to the Sijo, a Form of Short Korean Poem. "Transactions of the
Royal Asiatic Society". Vol. XXXIV. Seoul, 1958.
Voices of the Dawn. A Selection of Korean Poetry from the Sixth Century to Present Day.
London, 1960.
3. Поэзия XVI в. на корейском языке
Циклы сичжо
В XVI-XVII вв. появились три больших цикла стихов о природе, ко­
торые включали по десять и более стихов. Их авторами были известные
поэты, философы и государственные деятели Ли Хван $ ;й (1501-1570),
Ли И $ Щ (1536-1584) и Юн Сондо W Щ Ш (1587-1671). Поэты созда­
вали свои циклы в периоды вынужденной отставки, когда они жили в
провинции, в родных местах.
Цикл философа-неоконфуцианца Ли Хвана, известного под псевдо­
нимом Тхвеге Ш Ш., называется «Двенадцать песен о Тосане» Тосан сиби
кок Ш \h + ZI Й (Тосан — название родной деревни поэта, расположен­
ной в пров. С. Кёнсан, в уезде Андон). В нем двенадцать философских
стихотворений — размышлений о переменчивой судьбе человека и веч­
ности природы. Каждое стихотворение начинается с описания пейзажа,
где все естественно и гармонично. В противоположность природе человек
живет в мире суетных стремлений. Поэт настойчиво повторяет мысль о
вечности природы и смертности человека, о желании жить и состариться
в «естественных условиях», вдали от мира лжи и клеветы. Приведем два
стихотворения цикла.
Из тумана и дымки сделаю дом,
а ветер с луной возьму в друзья.
В мирные годы правления мудрых царей
одолеют хвори и состарюсь.
Лишь на одно надеюсь я —
незапятнанным останусь.
(второй стих)
123
Отчего зеленые горы
остаются вечно зеленеть?
Отчего текущая вода
день и ночь не оставляет бег?
Вот и нам бы, не меняясь,
оставаться вечно молодыми.
(десятый стих)
Другой известный философ-неоконфуцианец, Ли И (его псевдоним
Юльгок Щ ^?), написал цикл из десяти сичэюо «Песни о девяти излучинах
Косана» Косан кугок ка rft ill Л Й Ш (Косан — местность на берегу мо­
ря в провинции Хванхэ возле города Хэчжу).
Десять стихотворений цикла объединены одним пространством.
Это— Косан, что значит «Высокие горы», впервые воспетые поэтом.
Стихи связаны также единым годовым циклом от весны до зимы: первые
посвящены весне, последние — зиме.
Цикл начинается вступительным стихотворением: читателю пред­
ставлен неизвестный доныне уголок красивой природы:
О девяти излучинах Косана
не знают люди.
Я вырубил камыш и погадал, где хижину поставить,
пусть навестят меня друзья.
И вот, вообразив себя в Уи,
принялся за труды Чжу Си.
(Уи — название горы в Китае, в пров. Фуцзянь. В этих местах жил
философ Чжу Си, здесь он написал стихи под названием «Девять излучин
Уи»).
Остальные девять стихов посвящены девяти видам, которые один за
другим открываются взору поэта. При этом каждый вид связан с опреде­
ленным местом (горой, лесом, водой), а его название, записанное иерог­
лифами, значимо. Например, Хваам — «Утес цветов», Чхвибён — «Зеле­
ная ширма», Кымтхан — «Отмель, похожая на лютню». Приведем второе
стихотворение цикла:
Вот первая излучина,
здесь — солнце озаряет пик Венец — Кванак.
В лугах рассеялся туман
и проступили очертанья дальних гор.
А я, кувшин с вином поставив среди сосен,
высматриваю, не идет ли друг?
Поэт живет вдали от суетных дел службы и занят тем, к чему распо­
ложена его душа. Поэтому перемена занятий — от устройства жилища к
изучению трудов неоконфуцианского философа Чжу Си, а потом к распи­
тию вина с другом под соснами — так же естественна как смена пейза­
жей, которые проходят перед его взором. При этом, в пейзажах, воспетых
124
Ли И, нет ничего необычного. Поэт сумел увидеть удивительную красоту
в утреннем тумане, в красках заката, отраженных в воде, в голосах весен­
них птиц, в лунной ночи осенью, когда все покрыто инеем. Человек «впи­
сался» в естественный ритм природы, и потому именно гармония просто­
ты дает ощущение прекрасного.
Я или рыбки,
кто из нас счастливей?
(Седьмое стихотворение, «Шестая излучина»)
Третий цикл сичжо, воспевающих природу, — «Четыре времени го­
да рыбака» Обу саси саШЗ^Ш Щ Ш — создан Юн Сондо (его псевдо­
ним — Косан Ш UJ), ПОЭТОМ И государственным деятелем. В историю ли­
тературы Юн Сондо вошел как мастер классических сичжо и, прежде
всего, пейзажных стихов. «Четыре времени года рыбака» написаны при­
близительно в 1651 г., когда поэт жил в ссылке на острове Пхогильдо
(уезд Хэнам, пров. Ю. Чолла). Цикл состоит из 40 сичжо, при этом, каж­
дому сезону посвящены десять стихотворений.
Герой цикла — рыбак, который принимает мир таким, какой он есть
и живет с ним в полной гармонии. Это один из любимых образов тради­
ционной дальневосточной поэзии, который пришел из поэмы китайского
поэта Цюй Юаня (340-287 гг. до н. э.) «Отец-рыбак».
В сичжо Юн Сондо описания простой, естественной жизни рыбака
соседствуют с воспеванием гармоничного мира природы и философскими
размышлениями о несовершенстве человеческой природы и опасностях
жизни среди людей, где честного человека ждет печальная участь. Поэт,
не случайно используя образы произведений Цюй Юаня, намекает на его
судьбу. Надо сказать, что каждый раз, когда Юн Сондо затрагивает тему
переменчивости жизни при дворе, где процветают недостойные и коры­
стные сановники, он обращается к примерам из китайской классики. На­
пример, в строке «Коль воды мутны, вымой в них ноги» (раздел «Лето»)
кроется намек на строки из поэмы «Отец-рыбак»:
Когда чиста цанланская вода-вода,
В ней я могу мыть кисти моей шапки,
Когда ж грязна цанланская вода-вода,
В ней я могу и ноги свои мыть...
(Цанлан — название реки, совр. Ханьцзян).
В этой песне речь идет о том, что поступать на службу следует
только при достойных правителях, когда «вода чиста», а в смутное время
«грязной воды» надо бежать от мирской суеты. Используя классический
образ «грязной воды», Юн Сондо, возможно, намекает на придворные
распри, из-за которых он попал в ссылку и теперь не может вернуться на
службу. Еще пример из раздела «Осень»:
125
Нет речей здесь лживых и пустых,
так зачем же уши мыть?
Здесь намек на китайское предание об отшельнике Сюй Ю, который
жил в древности, при императоре Яо. Когда император предложил ему
стать государем, Сюй Ю вымыл уши в реке, посчитав их «запачканными»
таким приглашением. Юн Сондо живет в гармоничном мире, где «ветер
не поднимает пыль», а значит, уши не пачкаются хулой и клеветой. Заме­
тим, кстати, что корейский поэт не цитирует китайские строки, а передает
классический образ средствами корейского языка.
Приведем второе сичжо цикла из первого раздела «Весна»:
Какой жаркий день! Рыба всплывает наверх.
Поднимай якорь! Поднимай якорь!
Чайки парами, по три, носятся взад и вперед!
И — раз, и — раз! Греби!
Удочку держу в руках,
а кувшин-то с брагой захватили?
Юн Сондо активно использует принятую в языке корейской тради­
ционной литературы систему обращения к примерам из китайской исто­
рии и литературы (событиям, героям), которые служили знаками (симво­
лами) образцового события или поведения человека. Однако китайский
образ или цитата в интерпретации корейского поэта органично сливаются
с языком стихотворения. Более того, в цикле Юн Сондо классическая об­
разованность автора сплетается с художественными приемами народной
песни, которые явно прослеживаются в его сичжо (например, ритмиче­
ские припевы, организующие «трудовой процесс» рыбака).
Тема природы в корейской поэзии всегда была связана с представле­
ниями о том, что мир и человек взаимозависимы. Деятельность человека,
в особенности, если это правитель, может повлиять на состояние космоса,
а состояние космоса, в свою очередь, определяет порядок в социуме.
Цикл Юн Сондо создан на втором году правления государя Хёчжона
(1650-1659), ученика и воспитанника поэта. Юн Сондо— подданный,
«младший», всегда должен заботиться о поддержке облика государя,
«старшего». По традиции, которая была отмечена еще в хянга, поддержка
выражается не только прямой, реальной помощью в управлении, но и в
ритуальной поддержке словом (в особенности, если преданный поддан­
ный находился вдали от государя), и, возможно, цикл из сорока сичжо
предназначался именно государю, чтобы помочь ему управлять страной,
поддерживать порядок в мире. От стихотворения к стихотворению пере­
дается ощущение естественного порядка в ритмичной смене сезонов года,
порядка, который идет от века. Порядок в космосе, запечатленный в сло­
ве, должен воздействовать на состояние социума, поддержать его пра­
вильное функционирование.
126
Конечно, современный человек далек от восприятия глубинного, ма­
гического назначения поэтического слова. Стихи Юн Сондо очаровывают
прежде всего живыми, динамичными картинами природы, где все пребыва­
ет в гармоничном единении, в том числе человек, «я». «Я» легко проникает
в эту картину и наслаждается вместе с поэтом состоянием полного слияния
с миром рек, гор, ветра — миром, который естествен и прекрасен в любой
сезон года, в любое время суток. Не случайно корейские исследователи
поэзии считают Юн Сондо одним из самых оригинальных мастеров жанра,
а его творчество рассматривают как вершину развития сичжо.
Обращая специальное внимание на взаимоотношения корейского по­
эта с природой и архаическое восприятие изящного слова как магическо­
го средства воздействия на мир, не следует забывать, что стихи всегда
связаны с личными переживаниями поэта, с его индивидуальной судьбой,
частной жизнью. Безусловно, личная судьба (отстранение от службы,
ссылка) сыграла не последнюю роль в рождении трех знаменитых цик­
лов. В этих сичжо — картины реальных пейзажей и простой жизни авто­
ра, который волей судьбы оказался «на природе». Обратим внимание на
то, что среди этих занятий рядом с философскими думами о пути челове­
ка в мире и чтением классических сочинений отведено место и реалиям
быта: надо расчистить место, чтобы поставить хижину, просушить сети,
набрать метелок тростника и развести костер. В поэзию вошли детали
быта.
Тема частной жизни в сичжо
В XVI в. частная, интимная жизнь человека, никак не связанная с го­
сударственными интересами, появляется в сичжо как самостоятельная
тема. Конечно, заговорить на эту тему в поэзии могли прежде всего те,
кто стоял в стороне от государственной службы. Это женщины, певицы и
музыкантши — кисэн, среди которых было немало талантливых поэтесс.
К сожалению, о них сохранилось очень мало сведений. Не известно, в
какие годы они жили, большинство осталось в литературе только под
псевдонимами, записанными китайскими иероглифами: Хану (Холодный
дождь) Ш РМ, Сори (Сосна) #à ffi, Кучжи (Стремлюсь к любимому) M HL.
Лишь у одной поэтессы сохранилось настоящее имя и даты жизни, это
Хван Чини Ж Ä {? (1506-1544). Все они получили классическое образо­
вание, прекрасно знали китайскую поэзию и искусно владели ее поэтиче­
скими приемами, а также писали стихи на китайском языке.
Только очень малая часть сичжо этих поэтесс дошла до наших дней.
Кисэн писали о любви. Любовь в корейской поэзии— это ожидание
встречи с любимым, печаль в разлуке с ним и верность любимому. На­
пример, стихотворение Кучжи:
Из высокой сосны смастерю себе лодку
и спущу на воду в реку Тэдонган.
127
Ветку ивы пригну,
крепко-накрепко лодочку к ней привяжу.
Пусть теперь какой-нибудь безумец
попытается ее себе забрать!
Стихотворение аллегорично: лодка — сама кисэн Кучжи, ветка ивы,
ю илъчжи Ш — t è , — имя ее возлюбленного. Лодку — Кучжи никто не
сумеет разлучить с веткой ивы — Ю Ильчжи, ее любимым. Идея верно­
сти любимому передана и через образ «высокой сосны», из которой соби­
рается мастерить лодку поэтесса. Сосна вошла в поэзию как символ по­
стоянства, образ сосны часто встречается в сичжо, посвященных теме
преданности государю. В языке стихотворения используется и своеобраз­
ная игра слов: «крепко-накрепко» по-корейски звучит кучжи кучжи, т. е.
как дважды повторенное имя поэтессы, записанное двумя китайскими
иероглифами, которые, в свою очередь, значат «Стремлюсь к любимому».
Так, в стихотворении на всех уровнях утверждается заверение героини в
преданности и постоянстве: в открытом тексте — связь лодки с веткой ивы
не разорвать; в традиционном образе постоянства — высокая сосна; в игре
слов, построенной на корейском и китайском значении имени Кучжи.
Сичжо Хван Чини также построено на обыгрывании смысла имен и
псевдонимов.
Голубой ручей в зеленых горах,
не гордись своим легким бегом!
Как доберешься до синего моря,
трудно будет вернуться назад.
Светом ясной луны залиты горы вокруг,
не хочешь ли отдохнуть?
Ясная луна, мёнволъ Щ Я — литературное имя поэтессы, голубой
ручей, пёкке Щ Щ — псевдоним царского родственника, который хвалил­
ся, что ни одна красавица не добьется его благосклонности. Хван Чини,
узнав об этом, решила его обольстить. Она подговорила друзей пригла­
сить его вечером на прогулку в горы, а сама пошла следом и пропела свое
шутливое стихотворение. Пёкке, увидев красавицу в лунном сиянии, ко­
нечно, не устоял. С именем Хван Чини, ее очарованием, связано не одно
предание, ей посвящали стихи известные поэты. Лим Че (1549-1587), на­
пример, уже после ее смерти, придя на могилу, написал сичжо:
В долине, поросшей зеленой травой,
ты лишь прилегла? Заснула?
Куда подевались румяные щечки?
здесь-то лишь белые кости зарыты.
Некому нынче мне чашку вина поднести,
как я горюю о красавице!
Лим Че был младшим современником Хван Чини и, конечно, хорошо
о ней знал. Эти стихи написаны не только в память о красоте и талантах
128
знаменитой кисэн, но и специально сочинены на могиле как ритуальное
слово для умиротворения ее духа.
О Лим Че и его связях с кисэн рассказывали множество забавных ис­
торий, и главное место в них занимали сичжо, обычно шутливые, кото­
рыми обменивались действующие лица. Сохранились, например, стихи
которыми обменялись Лим Че и кисэн по имени Хану, «Холодный
дождь». Лим Че послал Хану шутливое стихотворение:
Мне сказали, будто чисты небеса на севере,
я отправился в дорогу без дождевика.
Но в горах снег пошел,
а на равнине — холодный дождь!
Нынче меня холодным дождем окатило,
видно, придется в холоде спать!
В стихотворении обыгрывается имя кисэн с намеком: поэт ждет при­
глашения. Хану намек поняла и в ответ сочинила такое сичжо:
Как это, в холоде спать?
в каком таком холоде спать?
А где же постель с зеленым одеялом, расшитая утками,
зачем спать в холоде?
Раз уж нынче попали в холодный дождь,
заснете в тепле!
И кисэн обыгрывает свое имя, заканчивая стихотворение обещанием
теплой постели, расшитой мандаринскими утками, т. е. брачного ложа,
которое она с ним разделит. Следует заметить, что «дождь» здесь не
только имя героини, но и хорошо известный дальневосточной литературе
эротический образ любовного свидания. Образ пришел из поэмы китай­
ского поэта Сун Юя (290-223 гг. до н. э.) «Горы высокие Тан», рассказы­
вающей, как однажды на ложе чускому князю явилась фея горы Ушань,
которая при расставании сказала, что утром она появится тучкой, а вече­
ром прольется дождем. «Дождь», «пролиться дождем» со временем в по­
эзии Дальнего востока стали эротичесими символами женщины, готовой
прийти на любовное свидание. Так, в этих двух сичжо, иносказательно
приглашающих к любовной встрече, обыгрывается имя кисэн «Холодный
дождь», в котором закодирован эротический намек.
Среди трех выделенных тем классических сичжо (верность госуда­
рю, природа, частная жизнь) природа занимает первое место по числу
посвященных ей стихотворений. Картины природы, представленные в
сичжо, весьма своеобразны. Мир здесь всегда спокоен, и все в нем уст­
роено гармонично. В этом мире не бывает бурь и грозовых туч, а если
случается ветер, то он всегда освежает, если проливаются дожди, они не
мешают человеку. Небо, как правило, ночное, но на нем не бывает звезд,
зато светит ясная луна, которая обычно только восходит. Солнце появля­
ется редко, да и то — заходящее. Мир сичжо ночной, сумеречный. На
129
земле внизу— вода, река, озеро, но не море, наверху— гора и сосна.
Водное пространство внизу ограничено берегами, замкнуто, в то время
как наверху оно разомкнуто, беспредельно: выше горы и сосны на ее
вершине — облака, небо. Однако «верх» и «низ» не антагонистичны, они
гармонично дополняют друг друга.
Пейзаж в сичжо воспринимается как космос, и поэт осознает себя
личностью, которая способна влиять на мир силой поэтического слова.
Поэтический текст, таким образом, был наделен магическими функциями
(вспомним роль песен хянга в древних ритуалах), а мастер слова, воспе­
вающий умиротворенную природу, помогал установить и поддержать
гармонию в мире.
Пожалуй, в поэзии на корейском языке только любовная лирика
была связана исключительно с личной жизнью человека, его интимными
чувствами и не имела никакого отношения к государственным заботам.
Не случайно ее авторами были, как правило, кисэн.
Каса — «напевные строфы» Щ% Ш
Каса — другой жанр поэзии на родном языке, не менее популярный,
чем сичжо. Это крупные поэтические формы, которые можно назвать
поэмами. Стихотворная строка в каса состоит из двух полустиший, каж­
дое полустишие, как правило, включает по две четырехсложных стопы:
4 — 4/4 — 4
Предполагают, что жанр каса появился в середине XV в. Исследова­
тели корейской литературы отмечают, что структура каса прослеживает­
ся в первых поэтических произведениях, записанных новым корейским
письмом — «Дракон летит в небе. Песнь» и «Луна, запечатленная в тыся­
чах рек». Однако классическую форму жанра впервые предложил Чон
Гыгин Т % t (1401-1481), который создал поэму «Славлю весну» Сан
чхун кок Й ^ Й . Поэт в правление государя Сончжона (1470-1494) был
отправлен в ссылку в свою родную деревню и там, в уединении, написал
«напевные строфы», в которых воспел красоту весны и гармонию жизни в
единении с природой.
Каса рассматриваются как литературные творения тех представите­
лей ученого сословия, которые вынужденно или по своей воле покинули
службу и поселились вдали от столицы. Выделяют три центра распро­
странения каса, все они связаны с южными районами страны: провин­
циями Чолла, Кёнсан и Кёнги. В каждом из этих районов определились
свои ведущие поэты. Так, с провинцией Чолла связано имя главного мас­
тера жанра Чон Чхоля Ш Ш (1536-1593), в Кёнсан прославился Пак Илло
tr —
f ^ (1561-1642), участник Имчжинской войны, создавший три по­
эмы: «Песнь о великом мире» Тхэпхён ка З^^Ж
, «На корабле» Сонсан
гпхан $п _h Ш , «Песнь о Ённаме» Ённам ка Ш Ш Ш . В Кёнги были из130
вестны Ян Саон Ш ± Ш (1517-1584), написавший «Песнь о красавице»
Миин пёльгок Ц А Ш Й, и Хо Кан Ш Ш (1520-1592), его каса—
«Песнь о Западном озере» Сохо пёльгок ffi Ш SU Й. В жанре каса писали
и философы-неоконфуцианцы, прославленные мастера сичэюо, например,
Ли И (1536-1584) и Ли Хван (1501-1570).
Расцвет жанра каса связан с именем Чон Чхоля, известного в исто­
рии литературы под псевдонимом Сонган — «Сосновая река». Поэт оста­
вил семь томов сочинений на китайском языке, более 80 сичэюо и четыре
каса. Именно эти четыре поэмы прославили его еще при жизни.
Чон Чхоль был четвертым ребенком в семье придворного сановника,
активного политического деятеля. Поэтому благополучие семьи всегда
зависело от ситуации, которая складывалась в борьбе придворных груп­
пировок. Так, первую ссылку Чон Чхолю пришлось пережить в 1545 г.,
когда после смерти государя Инчжона (1515-1545) началась борьба за
власть и погибли многие ученые сановники. В историю страны эти собы­
тия вошли под названием «убийство ученых в год ыльса». Отец Чон Чхо­
ля вместе с семьей был сослан на юг, в пров. Чолла, а возвращен в столи­
цу в 1551 г. Именно с этого времени Чон Чхоль начал учиться, естествен­
но, традиционным наукам, и настолько в них преуспел, что уже в 1562 г.
сумел занять на государственных экзаменах первое место. С этого време­
ни началась его карьера государственного чиновника, которая, так же как
и служебная деятельность отца, напрямую зависела от политической си­
туации при дворе (конфликтов между группировками). Поэтому Чон
Чхолю нередко приходилось вынужденно или по своей воле покидать
службу и удаляться в провинцию.
В 1570 г. умерли родители, и Чон Чхоль, соблюдая траур, покинул
столицу, уединившись в пров. Кёнги. Здесь он написал много произведе­
ний на китайском языке и первые стихи на корейском. К службе и актив­
ной политической деятельности он возвратился в 1575 г., и снова из-за
интриг вынужден был отправиться в провинцию.
Слава Чон Чхоля как поэта, автора каса, началась, когда в 1580 г. он
получил назначение на пост губернатора провинции Канвон, где распо­
ложены знаменитые Алмазные горы. Ранней весной поэт отправляется в
горы любоваться картинами природы и здесь сочиняет свою знаменитую
поэму «Воспеваю Квандон» Квандон пёльгок Щ Ж SU Й (Квандон —- ста­
рое название современной провинции Канвон). Это большая поэма, в ко­
торой описывается путешествие из Сеула через горы Кымгансан к вос­
точному побережью (городу Тхончхон) и далее на юг по восточным отро­
гам Алмазных гор, берегом моря до Ульчжина. Описание дано настолько
географически точно, что его шаг за шагом можно проследить по карте.
Начало поэмы — рассказ о том, почему поэт попал в Квандон, и как он
ехал из столицы в горы.
131
Я тяжко болел, живя среди рек и озер,
Лежал в бамбуковых рощах.
Но вот получил повеленье направиться
В Квандон далекий, за восемь сотен ли.
О, как беспредельны
Милости государя!
Я примчался к дворцовым воротам Ёнчху,
С надеждой глядя на башню Кёнхве на Южных воротах,
Прошел доложить государю, а после отправился в путь
С нефритовым знаком губернаторской власти.
Ровный, повествовательный тон с детальными описаниями путеше­
ствия сменяется затем экспрессией, восторгом перед величественной кра­
сотой горных пейзажей.
Сбросив свою поклажу,
Иду каменистой тропинкой, на посох опираясь.
Миновав лощину Сто Ручьев — Пэкчхон,
Я вступил в ущелье Мириады Водопадов — Пхокпхо.
Здесь радуга, как будто бы из серебра,
Нефритовым хвостом дракона,
Вся в переливах, брызгах, шуме,
Низверглась на десятки ли.
В ушах — лишь грохот,
А в глазах — летящий снег!
И далее, одна за другой, следуют в поэме картины гор и моря, восхо­
да солнца, тишины моря на закате и сияния молодой луны. Восхищение
природой чередуется с размышлениями поэта о судьбах людей и целых
государств.
Там высятся вершины гор Самгак,
Я слез с коня, чтобы полюбоваться.
Мне вспомнилось величие дворца Кунъе,
А ныне здесь сороки лишь стрекочут.
Интересно, им ведомы, иль нет
Расцветы и паденья древних царств?
Вот так же и Хвеян о древнем городе
Навеял мне воспоминанья.
Чон Чхоль вспоминает события корейской и китайской истории, свя­
занные с местами, которые он посещает. Так, Кунъе в 901 г. на террито­
рии бывшего царства Когурё создал государство под названием Позднее
Когурё. Однако в 918 г. Ван Кон его сверг и основал новую династию
Коре. Название города Хвеян пришло из Китая. В правление государя
Чхунсон вана (1309-1313) был заложен новый город, который был назван
по имени китайского города Хуайян (по-корейски иероглифы названия
читаются Хвеян).
Я миновал Косон,
Решив проведать бухту Самильпхо,
132
Где до сих пор видны начертанные красным письмена.
А где же четыре бессмертных, что их написали?
Некогда они три дня здесь оставались,
Куда же потом удалились?
Здесь есть озера Соню и Ённан,
Не туда ли они ушли?
А беседка Чхонган и терраса Мангён...
Может, в далеком прошлом они сидели там?
Многие места в Кымгансане связаны с легендами. Одну из таких ле­
генд о четырех хваранах, сделавших на скале надпись киноварью, и вспо­
минает Чон Чхоль. Надпись пережила многие века, а сами люди давно
исчезли, и молва превратила их в бессмертных.
В конце поэмы Чон Чхоль рассказывает, как во сне он повстречался с
бессмертным небожителем, поэтом Ли Бо, который поил его вином —
«водами синего моря» из «Небесного Ковша». Пожалуй, рассказ есть знак
осознания Чон Чхолем значимости своего мастерства, которое ставится в
ряд с искусством великого поэта Китая. Не случайно в поэме использова­
ны космические образы из стихов Ли Бо — созвездие Небесный Ковш,
наполненный вином — синим морем. (Ср. строки из стихотворения Ли Бо
«Стихи о краткости жизни»: «Потом, Небесный Ковш /Вином наполнив,
/Поить — чтоб каждый /Намертво был пьян»). Природа и вино единст­
венные истинные друзья настоящего поэта. Чон Чхоль ощутил свою со­
причастность величественности знаменитых гор Кореи. Грандиозности
мира Алмазных гор соответствует и «масштабность» второго друга —
вина, которое здесь достойно пить только из Небесного Ковша и только в
обществе великого человека — китайского поэта Ли Бо.
В поэме «Воспеваю Квандон» отдельные картины природы соедине­
ны передвижением героя в пространстве. Вторая поэма— «Воспеваю
горы Сонсан» Сонсан пёлъгок Ж LÜ 530 Й также посвящена природе и
состоит из описаний прекрасных уголков в горах, именно в таких местах
человек обретает гармонию с миром. Цельность повествования создается
здесь временным ритмом: каждый пейзаж связан с определенным сезо­
ном года, сезоны сменяют друг друга и меняется природа — в таком есте­
ственном ритме идет и жизнь человека.
«Воспеваю горы Сонсан» созданы Чон Чхолем во время ссылки
1585-1588 гг., когда из-за очередных дворцовых интриг он вынужден был
покинуть столицу и поселиться в Чханпхёне (пров. Ю. Чолла).
Поэма написана в форме беседы странствующего гостя и старцаотшельника, вернее — объяснения, ответа отшельника на вопрос гостя:
Какой-то странствующий гость
Появился в горах Сонсан.
«Послушайте меня, хозяин
Покоев Сохадан, обители Сигён,
Ведь в жизни у людей
Немало есть хорошего,
133
Отчего же вы решили, что лучше
Поселиться среди озер и рек,
И удалившись в глухие горы,
Не появляетесь на людях?»
В Чханпхёне жил родственник Чон Чхоля, в усадьбе которого были
павильоны с названиями Сохадан и Сигёнчжон. Родственник — его звали
Ким Сонвон — оставил службу и предпочел уединение. Чон Чхоль посе­
лился в его доме, где и была написана поэма. Беседа гостя с отшельником
наверняка появилась под впечатлением разговоров самого поэта с его
родственником.
В ответ отшельник рассказывает гостю о блаженстве абсолютного
слияния с природой, когда
В горах не нужен календарь
И узнавать о четырех сезонах ни к чему.
Ведь перед глазами раскрыта вся природа,
В любое время года она сама себя являет —
Слушай и смотри.
И тогда каждый день ты — в мире бессмертных!
В поэме господствует настроение абсолютной отрешенности от со­
циальных отношений, человеческих страстей. «Гость», Чон Чхоль, вслед
за «хозяином» проникся состоянием покоя в естественном слиянии с
ритмами природы. Если в каса «Воспеваю Квандон» поэт — «гость», ко­
торый наблюдает и описывает картины природы, его окружающие, то
здесь мир природы — в нем, и он сам — в этом мире.
Кто гость, а кто хозяин,
Я окончательно забыл.
Вон тот журавль, что поднялся ввысь,
Он — истинный бессмертный здесь, в долине.
Под луною где-нибудь
Вы не встречались с ним случайно?
Почитатели творчества Чон Чхоля, и современники, и исследователи
более позднего времени, лучшими каса называют две поэмы — «Думаю о
красавице» Ca миин кок S §i A Й и «Продолжаю о красавице» Сок ми­
ин кок Ш И А Й. Эти каса написаны в те же годы изгнания, что и Сонсан пёльгок и, возможно, под влиянием женских лирических песен, кото­
рые были распространены в провинции Чолла.
В поэмах речь идет о женщине, покинутой любимым. Повествование
ведется от имени женщины, которая жалуется на одиночество и день за
днем проводит в тоске. Тема страдания в разлуке с любимым традиционна для корейской поэзии, большая часть любовной лирики посвящена
именно страданиям, а вовсе не радостям любви, поэтому и каса Чон Чхо­
ля воспринимаются прежде всего как любовная поэзия. Ca миин кок по­
коряет искренностью чувства. Любовь женщины — в заботе о любимом,
134
в тревоге за него, — без любимого жизнь пуста и бессмысленна. Встре­
титься с любимым невозможно, они разделены непреодолимыми препят­
ствиями:
Пытаюсь разглядеть, где милый мой,
Но то ли горы, то ли облака
Всю даль далекую мне заслонили.
А кто ж отправится искать его
В тот дальний путь за много тысяч ли?
Женщина готова умереть: может быть, тогда, превратившись в ба­
бочку, она будет рядом с любимым.
Уж лучше умерла бы я
И превратилась в бабочку «парусник».
На ветки деревьев в цвету
Садилась бы, порхая.
И крылышки в ароматной пыльце
Перенесли б меня на платье милого.
А ты, любимый мой,
И не узнал бы, что это я
Лечу вслед за своим любимым.
Поэма Ca миин кок заканчивается поэтической фигурой, характерной
для народной лирической песни о любви и верности в разлуке: в этой
жизни невозможно встретиться с любимым, и героиня мечтает о смерти,
чтобы превратиться в предмет или живое существо, которое всегда будет
рядом с ним.
Поэма Сок миин кок написана в форме разговора двух женщин, по­
кинутых возлюбленными. О любви и безысходном одиночестве расска­
зывают традиционные образы народной лирики — знаки «разлучников»:
далекие крутые горы, закрытые облаками, и река, через которую нет пе­
реправы.
Поднимусь на высокую гору,
А там — облака ли слишком густы,
Иль туманом вокруг все застлало?
Горы и реки во мраке,
Разве увидишь солнце с луною?
Не различить и то, что близко,
А как же взор проникнет за десять тысяч ли?
Пойду- ка лучше к берегу реки,
Попробую водой добраться.
О, ветер, волны!
Вы мне грозите, смутить хотите?
Куда же лодочник девался?
Лишь привязана пустая лодка.
Стою одна у берега реки,
Оглядываюсь на прошедший год.
И весть от милого
Теперь мне кажется и вовсе безнадежной.
135
Так же, как и в первой поэме, жалобы героини выливаются в мечту о
смерти: в другой жизни она сможет встретиться с любимым.
Уж лучше умереть
И стать луною на закате.
Вот тогда я к милому в окно
Проникну тихим светом.
Другая женщина:
Лунным светом! Нет, не надо!
Уж лучше стань дождем!
Этот совет, которым заканчивается поэма, содержит эротический
намек, пришедший из китайской легенды о фее гор Ушань (см. с. 129):
женщина советует подруге думать не о бесплотном лунном сиянии, а о
реальной любовной встрече.
Эти любовные каса корейские исследователи определяют как ино­
сказательные: Чон Чхоль в традиционной форме женской лирической
песни рассказывает о страданиях подданного, отвергнутого правителем.
Действительно, в традиционной поэзии на корейском языке тема любви
представлена в женском творчестве, прежде всего, поэтесс-кмсэн, хотя
покинутая женщина, страдающая в разлуке, была героиней и многих
«мужских стихотворений», написанных на китайском языке. Видимо, это
было подсказано китайской поэтической традицией, которая принесла в
корейскую литературу не только жанры, но и темы стихов.
В поэзии на корейском языке фигура поэта занимала особое место.
Он выступал не только как творческая личность, но и как человек, во вла­
сти которго (его искусного слова) было поддержание порядка в мире. По­
эт (мужчина) рассматривался прежде всего как человек государственный.
Значит, каждое его слово должно выражать не личные эмоции, а служить
поддержанию (или установлению) гармонии — космоса. В связи с этим,
мне кажется, правы те корейские исследователи, которые видят в этих по­
эмах послание государю от подданного, несправедливо устраненного от
дел. Поэт («младший») шлет государю («старшему») иносказательное уве­
щевание в несправедливости «высочайшего» решения отправить преданно­
го ему подданного в ссылку. Тем более, что слово миин толкуется в слова­
рях не только как «красавица», но и как кун Ш — «правитель, государь».
Увещевание написано с позиции женщины — «младшего», и в форме жен­
ской лирической песни, рассказывающей о страданиях в разлуке.
Корейские исследователи обращают внимание на то, что понимание
правильных отношений подданного и государя вместе с «преданностью»
чхун содержало и «любовь» рён Ш (рён кун Ш Ш — любовь к государю).
«Любовь к государю» присутствует еще в ранних стихотворениях Коре,
где поэт, оклеветанный, удален от двора и выражает чувства в жалобах на
свою участь (например, «Песня Чон Квачжона» Чон Со, о ней шла речь в
разделе «Песни Коре»). Подчеркнем, что поэты (подданные), которых
136
удалили от двора (государя), всегда жалуются и тоскуют, но никогда не
возмущаются и не протестуют. Ведь наказание ссылкой исходило от го­
сударя, фигуры сакральной, и судьба подданного целиком зависела от
государя. Возможно, связь государь-подданный (старший-младший) и
воспринималась в семейном плане, как отношения «муж-жена» (старшиймладший). Покинутая, отвергнутая жена могла только сетовать на свою
судьбу и страдать. Поэтому подданный, отстраненный от особы государя,
изливает свою печаль иносказательно, с позиций брошенной жены, в
женской песне (надо сказать, что и в китайской поэзии отверженный поэт
сравнивает себя с покинутой женой или с наложницей из гарема, которую
ее господин лишил своего внимания).
Неслучайно другой мастер изящного слова Ким Манчжун & M Ш
(1637-1692) отождествляет поэмы Чон Чхоля с творениями «бессмертно­
го Цюй Юаня» (340-278 гг. до н.э.), который воспел тоску по государю,
изгнавшему его, в поэме «Впал в тоску» Лисао. Ким Манчжун в сочине­
нии «Сопхо. По воле кисти» Сопхо манпхилъ Щ Ш Ш Ш через сто лет
после смерти Чон Чхоля дал оценку его творчества:
«"Воспеваю Квандон" и обе песни "Думаю о красавице" Сонгана —
поистине наша корейская поэма "Впал в тоску". Из-за того, что эти сочи­
нения нельзя записать иероглифами, их либо передают друг другу устно
актеры-музыканты, либо распространяют в записях на родном языке.
Кто-то перевел "Воспеваю Квандон" на китайский язык семисловным
размером, однако получилось некрасиво. Еще говорят, будто это сочине­
ние написал в юности Тхэктан, но это не так.
У Кумарадживы сказано: "В обычаях Индии ценить образованность.
Их стихи, славящие Будду, прекрасны, а нынче их перевели на язык Цинь
(китайский язык. — А. Т.). В результате лишь смысл и остался, а поэзии
нет". Вот в чем дело!
Человек раскрывает сердце через уста — это и есть речь. Ритмичная
речь — это песни, стихи, изящная словесность и поэмы. Конечно, язык в
четырех странах света не одинаков, но человек, владеющий речью, берет
слова и рифмует их. А тогда речь оказывается способной потрясти небо и
землю, постичь духов — и не только в одном Китае. Нынче в нашем го­
сударстве поэзия и изящная проза отбросили свой язык и освоили язык
чужой страны. Хоть и получается совсем похоже, но все-таки это всего
лишь человеческая речь, заученная попугаем. Дровосеки на деревенских
дорогах и женщины, черпающие воду из колодца, щебечут песенки и
подпевают друг другу. Их песни называют вульгарными, но уж если рас­
суждать о подлинности и фальшивости, то, право же, они ни в какое
сравнение не идут с так называемыми стихами и поэмами, которые сочи­
няют наши ученые мужи.
Кумараджива — деятель китайского буддизма (он был родом из Индии), жил в конце
IV — начале V в. Причислен к архатам.
137
А эти три напева исходят из сокровенных глубин природы и в них
нет вовсе варварской, простонародной вульгарности. Что же касается ис­
тинных литературных произведений, которые с давних пор рождались в
Стране, расположенной к востоку от моря (в Корее. — А. Т.), то речь мо­
жет идти только об этих трех поэмах. Но если уж говорить о них, то вто­
рая "Красавица" самая совершенная, а "Воспеваю Квандон" и первая
"Красавица" заимствуют язык изящной словесности, из-за этого они вы­
глядят нарочито приукрашенными».
4. Поэзия и проза XVI в. на китайском языке
Несмотря на стремление государя Сечжона приучить ученое сосло­
вие пользоваться родным языком и новой письменностью, литераторы
предпочитали писать на китайском языке, который еще не один век про­
должал оставаться для них знаком высокой образованности. Тем более,
что уже через 50 лет после появления корейской письменности она была
запрещена указами государя Ёнсан-гуна (1495-1506), а название «пра­
вильные звуки» чоным Ше 1 сменилось презрительным «вульгарное
письмо» онмун Ш"%. Поэтому в XVI в. на первом плане опять оказывают­
ся сочинения, связанные с китайской цивилизацией, но проблемы, кото­
рые занимают литераторов того времени, находятся в русле интересов
всей корейской словесности.
Творчество поэтесс
Поэзия на родном языке, сичжо, обращается к внутреннему миру че­
ловека (расцвет пейзажной лирики — переживание личного чувства еди­
нения с природой, появление интимной темы в творчестве поэтесс-кч/сэн).
То же самое происходит и в поэзии на китайском языке. В XVI в. в лите­
ратуре появляются имена женщин — кисэн и представительниц высшего
сословия. Их стихи знают, обсуждают и оценивают известные мастера
слова. Хван Чини, например, (о ней уже шла речь в разделе, посвященном
сичжо) прославилась и как искусная сочинительница стихов о любви и
природе, написанных на китайском языке. Рядом с ней творила Ли Керан
$ Ш Ш (1573-1611), известная под именем Мэчхан, которая писала сти­
хи о своих чувствах, о судьбе и переживаниях кисэн. Например, стихо­
творение «Подношу пьяному гостю» Чын чхвигэк Щ Ш £•:
Пьяный гость
схватил меня за шелковую кофточку,
Шелковая кофточка
порвалась под его рукой.
Не жалею
о порванной кофточке из шелка
Боюсь лишь,
что любви пришел конец.
138
Поэтессой и художницей была Син Саимдан $ SP iï !É! (1504—
1551)— жена сановника и мать философа-неоконфуцианца, поэта Ли И
(о нем шла речь в разделе сичжо). Особенно прославилась Хо Чхохи !гР
Ш Ш (1563-1589), известная под поэтическим именем Нансорхон Ш) 8
$Т. Она была из семьи Хо, где и ее отца, и трех братьев знали в то время
как литераторов (особенно Хо Кюна, автора повести «Хон Кильдон»).
Каждое стихотворение Нансорхон, как правило, — реальная страница ее
собственной жизни. Приведем, например, несколько строк из стихотворе­
ния «Оплакиваю сына» Кокча 55 "F":
В прошлом году
похоронила любимую дочь,
В этом году
похоронила любимого сына.
Горюю и горюю
у могильных холмиков,
Две могилы
друг против друга.
Воет уныло
ветер в тополях,
Блуждающие огоньки
светятся среди сосен.
Бумажными деньгами
зову твою душу,
Жертвенную воду
лью на твою могилу
Я знаю,
души брата и сестры
Из ночи в ночь
друг с другом играют...
В женских стихах на китайском языке представлен индивидуальный
мир поэтесс: кисэн занимает гостей и бережет любовь, чувства благород­
ных дам отданы семье. И картины природы, которым посвящены стихи,
тоже связаны с личными переживаниями женщин.
Три любителя танской поэзии Сам такси ин EL S Ш А
Здесь уже не раз говорилось о том, что появление и распространение
тех или иных тем в литературе, как правило, определялось политической
ситуацией в стране. Так, в начале и конце XVI в. страной управляли два
«узурпатора» Ёнсан-гун и Кванхэ-гун. Их приход к власти и само правле­
ние связаны с кровавыми расправами над оппозиционерами. В середине
века появились известные в истории политические партии, которые с пе­
ременным успехом сражались за власть вплоть до начала XX в.. Пожалуй,
обстановка политической нестабильности и постоянное тревожное ожи­
дание перемен к худшему и определили главное направление в поэзии и
139
прозе этого времени— отказ от социальной жизни и уход в «личный
мир» — к природе, литературе, собственным чувствам.
В середине XVI в. поэт Ли Таль ^ Ш (1539-1612) организовал по­
этическое общество под названием «Три любителя танской поэзии» Сам
тан сиин Е Й й А, куда, кроме него, вошли его друзья Чхве Кёнчхан
Ш Ш 1.(1539-1583) и Пэк Кванхун Й 7TJ В(1537-1582). Все трое не
стремились к службе, жили в уединении и посвятили себя служению ли­
тературе. Образцом для них служила китайская поэзия эпохи Тан, в част­
ности, даосские мотивы ухода к природе. Так же, как и в творчестве Ким
Сисыпа, в стихотворениях поэтов этой группы образ природы может быть
аллегоричным — намекать на судьбу самого поэта. Например, в стихо­
творении Ли Таля «Рисую журавля» Хвахак Щ IS:
Одинокий журавль
смотрит в далекое небо.
Ночь так холодна,
даже ногу поджал.
Западный ветер
треплет заросли бамбука,
А он весь
промок под осенней росой.
Одинокий журавль в поэзии — это образ человека — даоса, свобод­
ного от социальных обязательств, живущего вольно в единении с приро­
дой. Здесь, в отличие от традиционного изображения «благородной пти­
цы», журавль замерз, промок, и небо для него вовсе не родная стихия,
куда он может свободно воспарить. Небо далеко и недосягаемо. Журавль,
страдающий от осеннего ненастья — это сам поэт, одинокий и неустро­
енный, обреченный мучиться в неприветливом крае.
Собрания пхэсоль. Лю Монин Ш 9 Й (1559-1625).
К XVI-XVII вв. относится расцвет прозы в жанре пхэсоль. Появляет­
ся ряд писателей, которые составляют сборники, где наряду с традицион­
ным материалом (информативная заметка, беседы о стихах, описания
достопримечательностей) значительное место занимают рассказы о слу­
чаях из частной жизни реальных исторических персонажей и выдуман­
ных героев. Такого рода истории, скорее всего, изначально распространя­
лись устно, как среди простого народа, так и в кругу образованного со­
словия. В собраниях пхэсоль того времени представлена весьма "пестрая
смесь" историй — от короткого сообщения о занимательном случае, до
развернутого сюжетного рассказа о перипетиях жизни одного героя или
целой семьи.
Например, у О Сукквона M Ш Ш (XVII в.) в собрании «Смешанные
записки в духе пхэгван» Пхэгван чапки Щ 'Й Ш НИ помещена подборка
занимательных историй, которые характеризуют «неисправимую глу140
пость» (скорее, слабоумие) сына государя Йечжона (1469 г.). Молодой
принц не имел ни малейшего представления о реальной жизни (советовал
нищему питаться медовыми пряниками, если у того не окажется хлеба) и
в своих отношениях с людьми вел себя как несмышленый младенец. Пе­
рипетии частной жизни стали темой пхэсолъ и повествований на китай­
ском языке.
В пхэсолъ этого времени утверждается образ хитроумного обманщи­
ка, который появился еще в собраниях XV в. (например, у Сон Хёна) в
серии историй о глупых монахах и ловких служках. Так, в сборнике Ли
Ки Щ Ш (1522-1600) «Разные записки Сонва» Сонва чапки IS Й й К
вор, переодетый в медвежью шкуру, сумел обокрасть богатую вдову, ко­
торая поверила, что это злой дух в образе медведя забрал ее добро. Обма­
нывают не только глупых, но и злых, несправедливых для того, чтобы в
отместку выставить такого героя на посмешище. Например, в рассказе
Чхон Йе 5^{Я (XVII в.) из собрания «Разные россказни Страны, что к вос­
току от моря» Хэдон пано Ш Ж Щ Ш красавица кисэн соблазнила и за­
манила к себе в дом чиновника, который ненавидел кисэн и постоянно
издевался над ними. Чтобы его проучить, она переоделась простой дере­
венской женщиной, приготовила вино и угощение, а когда он разделся и
забрался в постель, явился ее якобы бывший муж. Женщина велела чи­
новнику спрятаться в сундуке, а «муж» принялся делить имущество. Они
никак не могли поделить сундук, в котором прятался чиновник, и отпра­
вились с ним в управу, где градоначальник (который принимал участие в
этом обмане) повелел разрубить сундук пополам. Пришлось чиновнику
вылезти из сундука и, как был, нагишом, предстать перед собравшейся
толпой, которая вволю посмеялась над ним. Кисэн были отомщены, а чи­
новнику пришлось бежать из этой местности. В другой истории Чхон Йе
героиня обманывает сластолюбивого правителя, чтобы спасти свою
честь. Красавица, супруга сановника, которую призвали во дворец для
«услужения» распутному правителю Ёнсан-гуну (1495-1506), притвори­
лась, будто с радостью готова пойти навстречу желаниям государя, но
при этом спрятала под платьем куски гниющего мяса. В результате Ёнсан-гун в гневе ее прогнал.
Удивительный случай или забавная история, в которой действуют
несколько персонажей, как правило, составляют главное содержание соб­
раний пхэсолъ. В этом отношении сборники оправдывают свое назначе­
ние — развлечь и позабавить читателя — назначение, которое было заяв­
лено ранними авторами (еще в XII в.) произведений этого жанра. В XVIXVII вв. появляются истории совсем другого содержания, где темой мог­
ла стать реальная жизненная ситуация, когда, например, красивую де­
вушку из образованного сословия, но бедную, сановник насильно хочет
взять к себе в дом, чтобы сделать наложницей (рассказ Чхон Йе). В рас­
сказах, как правило, действуют несколько персонажей, которые страдают,
141
переживают опасности и не всегда такие перипетии заканчиваются бла­
гополучно. Мастером такого рода историй был Лю Монин — один из са­
мых заметных авторов собраний пхэсоль.
Лю Монин занимал пост при дворе «узурпатора» Кванхэ-гуна, под­
держивал его и участвовал в партийной борьбе. В 1623 г. Кванхэ-гуна
низложили, а его сторонники, в том числе и Лю Монин, были преданы
смерти.
Лю Монин написал собрание под названием «Простые рассказы Оу»
(Оу— псевдоним автора) Оу ядам Ш Т if Ш. В историях действуют
вымышленные персонажи, которые оказываются в разных житейских
ситуациях. Это позволило автору показать разные стороны человеческой
натуры, как положительные, так и отрицательные. Жадные глаза, напри­
мер, видят золото в любой блестящей вещи. Так, один из героев, заметив
блеск в воде, кинулся в реку, надеясь схватить золото, но вместо золота в
руке оказался собачий помет, а сам он промок до нитки. А блестело все­
го-навсего отражение в воде света из окна. Суеверные люди от страха
готовы в обычной женщине увидеть лису-оборотня. Об этом рассказывает
история студента, который из страха перед оборотнями отказался впус­
тить к себе на ночь красавицу-кмсэя, зато наутро кисэн вволю посмеялась
над его глупостью. Ложная добродетель стала темой рассказа о распутной
вдове: хитрая женщина сумела прославиться как образец преданности.
Рядом с короткими историями «одного поступка» у Лю Монина записаны
большие рассказы с несколькими действующими лицами. Это, например,
история разлуки и счастливой встречи супружеской пары, которая могла
случиться только благодаря необыкновенной преданности женщины. Или
рассказ о несчастной девушке — она погибла из-за корысти безжалост­
ных людей и собственной неосмотрительности. Многие рассказы сборни­
ка сопровождаются суждением автора о поведении героя в данной ситуа­
ции.
Лю Монин, ученый-неоконфуцианец, вслед за Со Кочжоном и Сон
Хёном видит назначение письменного слова прежде всего в поучении,
назидании. Его герои, сталкиваясь с вполне реальными жизненными слу­
чаями, демонстрируют разные стороны своей натуры (чаще — дурные),
их поступки, по мнению автора, которое и высказывается в суждении,
могут служить либо образцом для подражания, либо примером того, как
не следует поступать. «Простые рассказы Оу» так же, как и пхэсоль
XV в., должны были служить исправлению нравов.
Повествования чон Ш
В XVI-XVII вв. получают распространение повествования о частной
жизни человека — любовные и семейные истории. Героиня этих повест­
вований — кисэн, которая хранит верность любимому, а любимый ее за­
был (ср.: точно так же представлена тема любви в поэзии на китайском
142
языке и в народных песнях), или преданная жена, которую преследуют
«злодеи». Персонажи — обычные люди, а их встречи и разлуки происхо­
дят в реальной обстановке, так же, как в рассказах Лю Монина. Однако, в
отличие от Лю Монина, авторы не высказывают своего мнения о поступ­
ках персонажей. Это — «занимательное чтение», где речь идет о личной
жизни героя, интимных переживаниях человека. Повествования названы
по имени главного героя и помечены знаком чон, «биография». Таких
любовных историй, распространенных в то время, насчитывают около
шести, а среди них ведущее место занимают: повесть «История Чу» Чу
сэн чон M *к Ш, Квон Пхиля Ш Ц!(1569-1612), повесть «Чхве Чхок»
Чхве Чхок чон Ш Ш Ш Чо Вихана ШШШ (1558-1649), и повесть «Лю
Ён» Лю Ён чон Ш Ш Ш Ли Ханбока $ f i Ш (1556-1618).
Квон Пхиль был известным литератором, поэтом, дружил с Чон Чхолем, но не служил и даже отказался сдавать экзамены, для поступления на
государственную службу. По свидетельству современников, он всему
предпочитал вольную жизнь, стихи и вино, прослыл большим шутником
и всегда жил в нищете. Любовь Квон Пхиля к высмеиванию и критике
стоила ему жизни: правивший в то время Кванхэ-гун велел отправить его
в ссылку, и по дороге из столицы в провинцию он был отравлен.
«История Чу» повествует о любовной истории молодого человека и
двух девушек, одна из которых— кисэн, а другая— дочь министра.
Юный Чу встретил кисэн, они полюбили друг друга, и юноша дал обеща­
ние вызволить ее из «зеленого трема». Потом, случайно увидев дочь ми­
нистра, которая была очень красива, он оставил ради нее кисэн. Бывшая
возлюбленная заболела от горя и умерла, а Чу покинул эти места и воз­
вратился домой. В конце концов он договорился с вдовой министра о
браке с ее дочерью, но началась Имчжинская война, и Чу отправился вое­
вать. На этом повесть кончается и о дальнейшей судьбе героев автор не
рассказывает.
События повести представлены как рассказ, услышанный и запи­
санный автором— Квон Пхилем от воина китайской армии, которая
пришла на помощь Корее в войне с Японией. Все действие происходит в
Китае, герои — юный поэт, красавец, и прекрасные девушки, владеющие
исусством слова, поэтому все трое пишут и поют друг другу стихи. Надо
сказать, что в «Истории Чу» типы героев (красивы, искусные сочинители)
и принципы изложения событий (случайные, тайные встречи, разлуки,
страдания, которые непременно сопровождаются стихами) весьма напо­
минают прозу Ким Сисыпа (см. его «Новые истории, написанные на горе
Кымо» Кымо синхва). Так же, как Ким Сисып, Квон Пхиль обращается за
сюжетами к китайской литературе, в частности, к танской новелле, но
переделывает чужие сюжеты по-своему. Так, «История Чу» создана по
мотивам новеллы Цзян Фана «История Хо Сяо-юй», которая дала корей­
скому автору «любовный треугольник», где юный герой изменяет преж143
ней любви— девушке из «зеленого терема» ради дочери министра. В
результате погибает главная героиня, а молодой человек не находит сча­
стья в новой любви.
Чо Вихан, в отличие от Квон Пхиля, сделал успешную карьеру, но,
как и многие его современники, избравшие путь государственной служ­
бы, пережил и ссылки, и возвышения. Сюжет его повести «Чхве Чхок»
есть среди историй Лю Монина, записанных в собрании «Простые рас­
сказы Оу», где помещен рассказ о юноше Чон и его суженой Хондо, их
разлуке и счастливой встрече. Лю Монин и Чо Вихан были современни­
ками и, возможно, оба воспользовались рассказом, который в те времена
был известен, но у Лю Монина это — короткая занимательная история
(быть может, в таком виде ее передавали устно), а Чо Вихан развернул ее
в большое сюжетное повествование. В повести речь идет о перипетиях
семьи, разлученной во время Имчжинской войны. Герои отправляются
искать друг друга и встречаются в Китае. Там у них рождается сын, в то
время, как о судьбе старшего сына, который оставался в Корее, они ниче­
го не знают. На Китай нападают маньчжуры, и супруги снова оказывают­
ся разлученными, но после многих злоключений, благодаря счастливым
случайностям, вся семья воссоединяется на родине, в Корее. Это — исто­
рия с приключениями, неожиданными разлуками и встречами. Чо Вихан
на первый план выдвигает здесь буддийскую идею судьбы, которая с не­
избежностью приводит героев к предназнченному финалу, несмотря на
все испытания и опасности. Любопытно, что позднее эта повесть превра­
тилась в роман под названием «Удивительная встреча» Киу НОК "5J i S i $ .
Ли Ханбок был крупным сановником, политическим деятелем и из­
вестным литератором — поэтом, который писал стихи на китайском язы­
ке, а также сичжо. В 1609 г. на престул вступил новый государь Кванхэгун, который сразе же начал борьбу с оппозицией и первыми жертвами
этой борьбы стали возможные претенденты на престол — его братья. В
заговоре была обвинена и вдовствующая государыня, которую решили
низложить. Сановники двора, выступившие против низложения, были
разжалованы и казнены. Ли Ханбока, который был в числе противников
низложения, лишили чинов и титулов и сослали. Он и умер в ссылке в
1618 г. Повесть Лю Ён чон была написана в 1607 г., когда на престоле был
еще государь Сончжо (1568-1608). В основе повести, как пишут исследо­
ватели, лежат реальные события, связанные с человеком, который был
оклеветан и умер в тюрьме. Эта история была доложена государю, и он
повелел искусному литератору, Ли Ханбоку, записать ее — так появилась
повесть.
В повестях чон, написанных на китайском языке, речь идет о частной
жизни людей. Произведения полны описаний приключений и страданий
героев, которые наверняка заставляли читателей сопереживать несчасть­
ям персонажей и сострадать их горестям.
144
Творчество Лим Че # 1$ (1549-1587)
Стремление устраниться от социальной жизни было связано не толь­
ко с погружением в сферу частных интересов, но и с размышлениями о
том, какова роль человека в этом постоянно меняющемся мире и стоит ли
так усердствовать, добывая чины и славу. Эти размышления стимулиро­
вали развитие литературы, окрашеннной даосским мировоззрением, и
ведущее место здесь принадлежит, пожалуй, творчеству Лим Че. Поэт и
прозаик, он не стал служить (хотя и сдал экзамены на чин) и провел
жизнь в странствиях по стране. Поэтому его послужной список очень
краток, а основной причиной отказа от карьеры чиновника считают его
неприятие партийных распрей. Сведения о жизни Лим Че можно найти в
неофициальных сочинениях, где он представлен как участник какогонибудь забавного приключения, всегда поступающий не так «как приня­
то». Взгляды на государство и личность писатель реализовал в своих
произведениях.
В коротком повествовании «Путешествие Вона во сне» Вонсэн моню
нок % ^Е^ШШ
как и в произведениях Ким Сисыпа, главные события
происходят во сне, но у Лим Че они посвящены конкретной политической
ситуации, когда в 1456 г. князь Суян захватил власть, убил юного госуда­
ря Танчжона, сослал и казнил многих ученых (среди них были и создате­
ли корейской национальной письменности). Герой повести юноша Вон во
сне попадает в мир, населенный душами несправедливо обиженных на
земле, среди которых были государь Танчжон и шесть знаменитых уче­
ных, убитых Суяном. Гуманность и справедливость государя, мудрость
подданных оказались плохой защитой от коварства и насилия. Если даже
самые достойные люди не могут спасти от гибели царствующий дом и
самих себя, значит, человек, включенный в сферу общественных отноше­
ний, постоянно подвержен неожиданным и часто трагическим поворотам
судьбы — такова мысль Лим Че.
Проблема личности и государства гораздо острее звучит в аллегори­
ческом повествовании «Город печали» Сусон чиШШШ, где рассказыва­
ется о городе, населенном персонажами — известными в истории людь­
ми, пострадавшими невинно, хотя они и стремились принести людям бла­
го. Не случайно во главе этого царства, расположенного в области Грудь,
стоит государь Сердце. Сердце на Дальнем Востоке рассматривали как
орган мысли, поэтому оно управляет чиновниками — эмоциями, свойст­
вами характера и органами чувств. Аналогия человеческого тела с госу­
дарственным устройством свойственна дальневосточным представлениям
об устройстве мира, о единстве структуры микро и макрокосмоса. Поэто­
му у Лим Че «устроение» человеком своего внутреннего мира изображе­
но как решение вопросов управления государством. Человек находит спа­
сение от тоски и душевного смятения в вине — в повести это описано как
завоевание Города Печали воеводой Вином.
145
Город населен несчастными людьми. Это — преданные подданные,
отдавшие жизнь ради верности идеалам, карьеристы, погибшие в борьбе
за власть и чины, воины и государственные деятели, также умершие не
своей смертью и, наконец, мужчины и женщины, страдавшие в разлуке.
Все эти люди — жертвы социальных отношений, они пострадали именно
потому, что были включены в сферу общества, государства и старались
устроить жизнь на справедливых и гуманных началах, но не были поняты
и погибли. Своеобразным знаком «общественного деятеля» служит в по­
вести фигура Цюй Юаня — поэта и крупного сановника древнего Китая
(IV—III вв. до н.э.), оклеветанного и покончившего с собой. Когда Город
Печали завоевывает Вино, он один не сдается и уходит. Здесь кроется
намек на известное произведение Цюй Юаня «Отец-рыбак», где происхо­
дит спор между поэтом-сановником и простым рыбаком. Цюй Юань де­
монстрирует высоко принципиальную позицию человека, ощущающего
«гражданский долг» в «пьяном мире». Рыбак высказывает противопо­
ложную точку зрения: «Мудрец не терпит ни стесненья, ни затора от ве­
щей. Нет, он умело идет вместе с миром вперед иль вслед миру меняет
путь. И если все люди в мире грязны, почему ж не забраться в ту самую
грязь и зачем не вздыматься с той самой волной? А если все люди везде
пьяны, почему б не дожрать барду и не выпить осадок до дна? К чему
предаваться глубоким раздумьям, высоко вздыматься над всеми людь­
ми?» В аллегории Лим Че роль рыбака играет воевода Вино, который
призывает жителей города не следовать примеру Цюй Юаня, говоривше­
го: «Весь мир пьян, только я один трезв!». Город внял призыву воеводы, и
все мученики, напившись допьяна, забыли о своих горестях. Итак, Лим
Че осуждает социальную активность и в вине видит единственного «уте­
шителя в скорбях». Мысли, высказанные писателем, близки даосским
воззрениям.
С даосскими представлениями о том, что истинный мудрец живет в
гармонии с миром, в частности, с естественными ритмами природы, свя­
зано и время развития действия в повести. Ритмы жизни Города Печали
соотносятся с сезонами года. Его начали возводить осенью, в восьмой
луне, т.е. времени умирания природы соответствует и настроение тоски,
которое царит среди обитателей города. В девятой луне, перед самым
наступлением зимы, город выстроили, и он стал средоточием страданий.
Весной, во второй луне, государь решает послать воеводу Вино, чтобы
завоевать жителей, которые и сдались Вину в третьей луне — тоска сме­
нилась радостью в последнем месяце весны, в период возрождения и рас­
цвета природы. Жизнь города, таким образом, проходит в соответствиии
с природным циклом увядания, оживления и расцвета.
Проблема целесообразности общественной активности человека го­
раздо острее звучит в аллегорической повести «История цветов» Хваса ~fë
iE. Некоторые корейские исследователи ставят под сомнение авторство
Лим Че, но этот вопрос до сих пор остается открытым. Поэтому я предла146
гаю придерживаться традиционной точки зрения, которая считает авто­
ром «Истории цветов» Лим Че. Лим Че обсуждает здесь два больших фи­
лософских вопроса: чему учит история, и какой путь избрать личности?
Для ответа автор избрал форму исторического сочинения, использовал
корейскую и китайскую литературные традиции, создав при этом ориги­
нальное произведение.
Лим Че рассказывает о возникновении и гибели цветочного царства,
распределив время его существования по четырем династиям, которые
соответствуют природному циклу зарождения, расцвета и гибели. Осно­
вал царство цветов государь по имени Слива, и случилось это в самом
начале весны. Первая династия получила название «Глиняный горшок»,
поскольку ранняя (зимняя) слива росла в горшке. Время правления вто­
рой династии под названием «Восточный глиняный горшок» — поздняя
весна. «Лето»— третья династия, ее основателем стал государь Пион.
Завершает историю цветочного царства династия «Пруд», где в конце
лета и начале осени царствовал Лотос. После его смерти настали смутные
времена правления «Золотой осени» и «Повелителя ветров», которые и
привели царство к гибели. Так, государство цветов существовало от нача­
ла весны до поздней осени.
Как и принято в традиционной истории, здесь ведется бесстрастное
летописное повествование, где как бы объективно записываются все со­
бытия, происходившие в государстве. Но это повествование постоянно
прерывается эмоциональными высказываниями «историка», который дает
личную оценку поступкам людей и всему происходящему.
Действующие лица этой истории— цветы, насекомые, птицы, но
живут они по законам человеческого сообщества, и рассказывается о них
как о людях. В произведении, таким образом, прослеживаются два плана.
Один — план природы — цветов, другой — план людей. Автор стремится
связать оба плана. В суждениях «историка» персонажи и события прямо
сопоставляются с героями китайской истории. В летописном повествова­
нии автор использует систему намеков, литературных и исторических
аллюзий, каламбурное переосмысление имен и названий. Цветы наделены
человеческими именами, чинами, титулами, им приписываются человече­
ские поступки и часто — поступки исторических лиц, о них рассказыва­
ются исторические анекдоты.
Индивидуальное мастерство автора было выстроено на почве куль­
турных представлений, например, особого понимания времени, когда
жизнь коллектива соотносится с природным циклом развития. Поэтому в
«Истории цветов» цветение и увядание того или иного цветка («ведущего
цветка» сезона) изображены как расцвет и гибель династии. Царемоснователем первой династии была Слива, которая цветет ранней весной;
гибнет государство цветов осенью под натиском подданных «Золотой
Осени» и «Повелителя Ветров».
147
Обсуждая вопрос, чему учит история, Лим Че приходит к выводу,
что царства, государи и подданные уходят в прошлое, а события их прав­
ления — не более, чем «Сон о Нанькэ». Этот даосский образ из новеллы
китайского писателя Ли Гунцзо (VIII-IX вв.) говорит о суетности и бес­
смысленности всякой деятельности на общественном поприще, ибо чины,
слава и богатство преходящи и неизбежно превратятся в свою противо­
положность.
В конце произведения в общем эпилоге Лим Че замечает, что цветы
лучше людей, а мир природы гораздо совершеннее человеческого обще­
ства:
«Люди, способные разобраться в одной классической книге и хоть
мало-мальски талантливые, всегда начинают бахвалиться перед всем све­
том и хотят непременно оставить свое имя грядущим поколениям. По­
этому они постоянно спорят друг с другом из-за своих заслуг и хвастают
записями на скрижалях истории.
Не таковы цветы. Их природа, дарованная небом, прекрасней, чем у
других, она подобна природе благородного мужа среди людей. Недаром
перед двором наставника из Ляньси трава не была выполота. Он говорил:
«И трава вольно растет, и мои мысли текут естественно». Если уж благо­
родный муж хотел быть таким же, как цветы, значит, по природе он был
совершенным и цельным. А те, что удовлетворяют свое честолюбие на
поприще произнесения речей перед троном и сочинения изящных тракта­
тов, усердствуют, чтобы преуспеть на службе,— разве могут они при
этом сохранить свою естественную природу и вернуться к совершенному
образцу?»
Писатель призывает людей «не усердствовать, чтобы преуспеть на
службе», а сохранить свою цельность и вернуться к природе— «совер­
шенному образцу». Такой путь, по мнению Лим Че, и должна избрать
личность.
Аллегории Лим Че, конечно, не возникли на пустом месте, они опи­
раются на всю предшествующую литературную традицию. Так, деньги и
вино были главными героями двух аллегорий писателя XII в. Лим Чхуна,
а образ цветочного царства появился в корейской литературе еще в IX в. у
писателя и государственного деятеля Соль Чхона в «Предостережении
царю цветов» Хваван ке Ть ЗЕ Ш — иносказательном увещевании под­
данного, осуждающего поведение государя.
Творчество Хо Кюна 1гР Щ (1569-1618)
Семья Хо Кюна — отец, три сына и дочь — известна в истории ко­
рейской литературы как «пять мастеров изящного слова». В самом деле, и
отец, и его четверо детей были поэтами, особенно прославилась поэтиче­
ским мастерством дочь Хонан Сорхон (о ее творчестве речь шла выше).
Кроме того, мужская часть семьи, конечно, состояла на государственной
148
службе и принимала активное участие в борьбе придворных группировок,
особенно младший сын— Хо Кюн. В 1617 г. разгорелась дискуссия по
поводу низложения вдовы государя Сончжо (1568-1608), которую госу­
дарь Кванхэ-гун и его сторонники обвинили в поддержке заговорщиков.
Выступавшие против низложения были разжалованы и сосланы, а неко­
торых приговорили к смерти. В их числе был и Хо Кюн, его казнили в
1618 г.
«Хон Кильдон» Хон Кильдон чон Ж "ё Ш Ш- центральное произве­
дение Хо Кюна. Пожалуй, именно благодаря популярности этой повести
имя автора так хорошо известно в Корее. Хо Кюн писал свои произведе­
ния, в том числе и эту повесть, на китайском языке, но широко известным
стало только ее переложение на корейском языке.
Герой повести — сын министра и наложницы (сам Хо Кюн тоже был
сыном наложницы, поэтому повесть в какой-то степени автобиографич­
на), бунтарь, объявивший войну несправедливости в обществе. Хон
Кильдон уходит из дома и организует разбойничью шайку, которая гра­
бит богатых, а награбленное раздает беднякам. В конце концов Хон
Кильдон с разбойниками отказываются от государства с несправедливы­
ми порядками и, покинув родную страну, поселяются на острове, где ге­
рой становится мудрым, гуманным государем, а народ под его управле­
нием процветает.
История корейского «благородного разбойника» во многом напоми­
нает драму Ф. Шиллера «Разбойники». Оба героя для борьбы выбрали
путь «нарушителей порядка» — стали разбойниками, оба не стремились
найти в разбое путь к личному обогащению — и тот, и другой помогают
бедным и обиженным, наказывают жестоких и богатых. И Карл Моор, и
Хон Кильдон мечтают о таком обществе, где отношения между людьми
были бы гармоничными. Однако в драме Шиллера развитие действия
приводит к трагической развязке, а повесть «Хон Кильдон» оканчивается
всеобщим благоденствием.
В «Разбойниках» Шиллера прежде всего бросается в глаза сильное
индивидуалистическое начало. Конфликт Карла Моора с обществом вы­
рос из его личных отношений с семьей, отцом и братом, и окружающими.
Неудовлетворенность Кильдона кроется не в особенностях личных взгля­
дов, а в низком социальном статусе его как сына наложницы. В герое
Шиллера постоянно подчеркивается его «неслияние» с окружающим ми­
ром, начиная с вражды с младшим братом и кончая несоответствием его
идеалов и интересов разбойников, которых он возглавляет. Ничего похо­
жего нет в корейской повести. Хон Кильдон расстался с семьей, но при
этом у него не возникли враждебные отношения ни с отцом, ни с братом.
Правда, непосредственным поводом для ухода послужило покушение на
его жизнь, но пыталась его убить наложница отца— традиционный в
корейской повести персонаж завистницы и злодейки, которая в дальней­
шем исчезает из повествования. Что касается отношений Кильдона с раз149
бойниками, то все они действуют как единое целое. Из всей «разбойничь­
ей шайки» не выделено ни одной фигуры, ни один не назван по имени:
Кильдон и его разбойники — единый организм, люди одних стремлений.
Показателен в этом отношении мотив создания с помощью волшебства
семи Кильдонов, действующих одновременно и одинаково во всех про­
винциях Кореи.
Путь борьбы с беззаконием с помощью беззакония, разбой, оказался
неприемлемым для Карла Моора, привел его к конфликту с самим собой.
У Хон Кильдона действия, нарушающие установленный порядок, не вы­
зывали никаких угрызений совести. Напротив, в результате герой, ока­
завшись за пределами своей страны, создает гармоничное общество. При­
чина этого, очевидно, кроется в особенностях корейских традиционных
представлений, согласно которым человек имеет возможность выбора:
принять официальную, установленную государством, систему ценно­
стей— поступить на службу и получить средства к существованию, но
стать «винтиком» государственного механизма, или отказаться от карье­
ры чиновника, не обременять себя социальными обязательствами и вести
«вольную жизнь», но быть «снятым с довольства» и подчас голодать. Ес­
ли первый путь был связан с конфуцианским пониманием правильного
поведения в коллективе, то второй подсказан даосскими взглядами на
роль и место человека в мире.
Герой Хо Кюна отвергает установленные правила отношений как не­
справедливые, нарушающие гармонию в космосе. Он освобождает себя
от общественных обязательств и выбирает путь естественного поведения:
карает злодеев, помогает обездоленным— восстанавливает справедли­
вость. Разбойники в корейской повести, в отличие от драмы Шиллера,
изображены как люди «другого мира», где все живут простой, естествен­
ной жизнью. Не случайно этот мир отделен от общества обычных людей
горами и каменной дверью. Надо заметить, что изолированное селение
разбойников весьма напоминает счастливую страну, которую описал ки­
тайский поэт Тао Юаньмин (365—427) в своей знаменитой утопии «Пер­
сиковый источник». В конце концов Хон Кильдон вместе с разбойниками
создают царство справедливости на далеком острове. Утопическое царст­
во Кильдона — этот тот же «иной мир разбойников», который из идеаль­
ного сообщества, пренебрегающего официальными государственными
порядками, превращается в гармоническое общество под управлением
мудрого монарха. Народ в этом царстве процветает, потому что все зани­
маются простым, полезным трудом. Повесть Хо Кюна, пожалуй, можно
назвать первой социальной утопией в корейской литературе.
Очевидно, в повести «Хон Кильдон» идеи социальной утопии в ка­
кой-то мере переплелись с даосским отрицанием социальной жизни как
зла и поисками совершенного мира, который должен находиться где-то
вдали от несправедливого государственного устройства (вспомним «ост­
рова блаженных», которые по даосским представлениям, расположены
150
где-то в южных морях). Однако Хо Кюн не был сторонником даосского
отшельничества, бегства от мира людей. В его повести провозглашение
естественного поведения, нарушающего принятые нормы, сочетается с
идеями прагматизма— необходимости полезной деятельности для всех,
которая и представлена как основа общественного благоденствия. Эти
идеи пришли в корейскую традиционную литературу из трудов китайских
мыслителей — легистов Шан Яна и Хань Фэя (III в. до н.э.), а затем, уже
в XVII-XVIII вв., были развиты в трудах идеологов корейского движения
«За реальные знания» Сирхак пха.
Даосские симпатии Хо Кюна проявились в его пяти биографических
сочинениях чон, из которых одно посвящено реальному лицу, поэту Ли
Талю (1539-1612), который жил в семье Хо и учил поэтическому мастер­
ству самого Хо Кюна и его сестру. Биография называется «Отшельник
Сонгок» Сонгок санин чон 1 S llj A S (об этом поэте см. выше в раз­
деле «Три любителя танской поэзии»). Герои других четырех биографий,
скорее всего, выдуманные персонажи. Все они жили в нищете, занимали
самое низкое положение в обществе и своим трудом зарабатывали на
жизнь. Отшельник Ом, например, заготовлял дрова и носил воду («От­
шельник Ом» Ом чхоса чон 1 Й ± fl!), a Чан был лекарем — по соци­
альной иерархии, принадлежал к самому низкому слою «подлых» —
чхонин («Отшельник Чан» Чан санин чон Ш \U Л ft). Герой биографии
«Господин Чан» Чан сэн чон Ш 4 ft и вовсе занимался только тем, что
потешал людей, но все эти персонажи были даосами, владели искусством
волшебства и, по замечанию автора, обладали поистине большой учено­
стью.
Итак, образцовый герой биографий Хо Кюна не демонстрирует свою
ученость, а выбирает даосский путь в противоположность автору, кото­
рый всегда был социально активен, что в результате и привело его к ги­
бели. Путь даоса, независимой личности, нищего мудреца, идеальное
царство справедливости относились всего лишь к мечтам писателя. В ре­
альности была служба при дворе Кванхэ гуна и водоворот партийных
распрей, где приходилось тратить большие усилия для того, чтобы сохра­
нить не только службу, но часто и жизнь.
В истории корейской литературы два века царствования династии
Чосон отмечены двумя особенностями. Прежде всего — появление и рас­
цвет новых поэтических жанров на родном языке — сичжо и каса. Вто­
рая особенность связана с новым содержанием произведений, как поэти­
ческих, так и прозаических. Это — интерес к частной жизни человека, его
чувствам, индивидуальной судьбе. В поэзии появляется интимная, лю­
бовная лирика, в прозе — занимательные истории героев, не включенных
в сферу государственной деятельности. Для произведений этого периода,
особенно XVI в., характерны даосские настроения неприятия сущест-
151
вующих правил социальных отношений, литература занята поисками пу­
ти к установлению гармонии личности и мира.
Литература
Алексеев В.М. Китайская литература. М., 1978.
Бамбук в снегу. М., 1978.
Верная Чхунхян. Корейские классические повести XVII-XIX веков. М, 1990.
Елисеев Д.Д. Корейская средневековая литература пхэсоль. М., 1968.
Елисеев Д.Д. Новелла корейского средневековья. М., 1977.
История цветов. Л., 1991.
Классическая поэзия Дальнего Востока. М., 1977.
Корейская классическая поэзия. М, 1956.
Курбанов С. О. Курс лекций по истории Кореи с древности до конца XX вв. СПб.: Изд.
С.-Пб. университета. 2002.
Никитина М.И. Корейская поэзия XVI-XIX вв. в жанре сичжо. СПб., 1994.
Никитина М.И, Троцевич А.Ф. Корейская литература // История всемирной лите­
ратуры. М., 1985, т. 3.
Одинокий журавль. М., 1975.
Тихонов В.М. История Кореи. С древнейших времен до 1876 года. T.I. M.: «Муравей».
2003.
Троцевич А.Ф. Корейская средневековая повесть. М., 1975.
Черепаховый суп. М, 1970.
Cho Don-il, Daniel Bouchez. Histoire de la littérature coréenne des origines à 1919. Librairie
Arthème Fayard. 2002.
Kim Donguk, History of Korean Literature. Tokyo, 1980.
ВТОРОЙ ПЕРИОД
(XVII-XVIII вв.)
Литература начала периода (XVII в.) создавалась под знаком Имчжинской войны с Японией. В 1592 г. в Корею вторглись японские войска
под командованием Тоётоми Хидэёси. Год 1592 в циклическом летосчис­
лении называется имчжин, поэтому в корейской истории события борьбы
с японским нашествием получили название «Война с чужеземцами в год
имчжин» £Е Ш ^ i l Имчжин вэран, а в российском корееведении —
Имчжинская война. Война с Японией продолжалась до 1598 г. и закончи­
лась победой Кореи. Решающую роль в победе сыграли успехи корейско­
го флота на море под руководством Ли Сунсина, активные действия на­
родного ополчения — «Армии справедливости», а также военная помощь
Китая. Война настолько разорила и опустошила страну, что Корея более
ста лет не могла после нее оправиться и к началу «открытия страны» ев152
ропейцами (XVIII-XIX вв.) и новой агрессии Японии (начало XX в.) так и
не вернулась к прошлому состоянию экономики и культуры. Коллосальные потери понесло население, и не только потому, что многие тысячи
погибли, не меньшее число людей японцы увезли в плен. В результате
оказались заброшенными сельскохозяйственные угодья, захирело ремес­
ленное производство. Кроме того, японцы расхитили духовные ценности:
в Японию увезли многие книги, произведения живописи, керамику и
скульптуру. Памятники «корейской старины» обнаруживают в Японии до
сих пор.
Война было главной темой поэзии и прозы XVII в. на корейском и
китайском языках. Это, прежде всего — патриотические стихи Пан Илло
и проза, например, «Записи событий года имчжин». С войной было связа­
но и распространение дневниковой литературы: «Дневник, написанный в
годы хаоса» Нанчжун илъги 11 Ф В I£ Ли Сунсина $ Щ- Ё ( 1545-1598),
«Записи по дням о хаосе года им» Имнан илъги £ 11 В IB Чо Чона Ш Ш
(1555-1636), «Записанное по дням в походе на запад» Сочжон иллок Щ
Ш В Ш Ли Чонама $ 5É Щ1541-1600).
Конец XVII в. И XVIII в. отмечены развитием прозы на корейском и
китайском языках, которую можно отнести к жанрам дневника и романа.
В дневниках даются картины окружающего мира и личной жизни автора.
Известные события описываются с неофициальной точки зрения, а также
высказываются личные оценки «увиденного и услышанного».
Романы, как правило, обсуждали проблемы достижения гармонии в
социуме и внутреннего устроения личности (два романа Ким Манчжуна).
Вопросы организации общества на справедливых и гуманных нача­
лах занимали умы многих представителей ученого сословия. Из их среды
выделилась группа мыслителей, которые называли себя школой «реаль­
ного знания» сирхак пха Щ ¥ Ж. В трудах сторонников этой школы Лю
Хёнвона ШШШ (1622-1673), Чон Ягёна Т ^ 1 (1762-1836), Пак Чивона # j?it Ш (1737-1805) были сформулированы основные положения
критики неоконфуцианства, а также выдвинута программа преобразова­
ний в социальной и экономической сферах. Свои идеи сирхакисты пропа­
гандировали не только в научных трудах, но и в произведениях художе­
ственной литературы — поэзии и прозе (творчество Пак Чивона).
В поэзии на корейском языке ведущее место занимают жанры
«длинных сичжо» чан сичжо, лирических женских поэм кюбан каса и
путевых записей в стихах — кихэн каса. Эта новая поэзия появилась как
результат интереса к «нестандартному» взгляду на мир, к личным пере­
живаниям человека.
153
1. Поэзия и проза XVII в.
Творчество поэта Пак Илло $t 1— & (1561-1642)
В поэзии на первом плане стоит фигура поэта и участника войны Пак
Илло. Родом он был из провинции Сев. Кёнсандо и еще в ранней юности
прославился как искусный сочинитель стихов на китайском языке. Когда
ему исполнился 31 год, в Корею вторглась японская армия Хидэёси, и
Пак Илло, вступив в отряд народного ополчения ыйбёнгун, сражался с
врагами, например, принимал участие в обороне Пусана. После войны
Пак Илло сдал экзамены по военному ведомству и вступил на путь служ­
бы, где проявил гуманность и справедливость в решении дел и потому
заслужил памятник-стелу «чиновнику за гуманное правление» сончжонби, как было принято в традиционной Корее отмечать хорошую службу
провинциальных чиновников. Однако вскоре он оставил службу, вышел в
отставку и поселился в уединении на родине.
Войне с Японией посвящены две поэмы, написанные на корейском
языке в жанре каса «Песнь о Великом мире» и «На корабле». «Песнь о
Великом мире» Тхэпхён са J5Z Щ Ш была написана зимой в 1598 г., когда
Пак Илло участвовал в обороне Пусана. В поэме 164 строфы. Начало по­
священо представлению страны:
Страна моя так мала,
Брошена к востоку от моря,
Но в обычаях, установленных еще Цзи-цзы,
И поныне сохраняется добросердечность.
Вот уж более двух тысячелетий
Почитаем нравственные устои.
Манера одеваться, обряды, музыка и установления такие,
Как были при династиях Хань, Тан и Сун.
Но вот однажды утром
Нахлынули полчища варваров с островов.
Наш храбрый народ вынул мечи и ринулся в бой,
И вот теперь белые кости воинов безжалостно разбросаны на полях,
А в столице и провинциях — повсюду лишь волчьи логова.
Большая часть поэмы посвящена победе над врагом и установлению
мира:
Разве нынче не настали времена Великого спокойствия?
А мы, невежды, став преданными подданными,
Разве не отплатили за милость государя?
Сохраняя в сердце готовность умереть,
Семь лет сражались и теперь
Познали Великое Спокойствие!
В каса Пак Илло нет конкретных картин сражений и бедствий, в
описаниях использованы традиционные выражения, которые обычно
служат знаками определенных ситуаций, например, изгнания врага:
154
Когда коварный враг снова напал,
Наше драконово войско тучей налетело,
А знамена закрыли небо на многие десятки ли...
Каса «На корабле» Сонсан тхан ^ц -Ь Ш Пак Илло написал уже по­
сле войны в 1605 г., когда получил должность командира корабля и при­
был в Пусан. Поэт уже был не молод, ему минуло 45 лет и вот, вступив в
должность, он пишет поэму в 144 строфы.
Старого и немощного направили меня на военный флот.
И летом в год ыльса я прибыл в Чиндон.
На этом важном участке обороны я, несмотря на болезнь,
Не мог усидеть на месте.
Повесив на боку длинный меч, поднялся на корбль,
Глазами, полными гнева, вглядываюсь в остров Тэмадо.
Облаков повсюду ветер грудами нагнал,
Далекие синие волны одного цвета с бескрайним небом.
Начало поэмы — готовность служить родине, государю, невзирая на
возраст и немощи, — определяет патриотический тон всего произведе­
ния: стране грозит опасность на всех ее рубежах, а потому, чтобы обеспе­
чить мирную жизнь, надо охранять границы.
Великий океан бескраен, окружает весь мир,
Поистине, без кораблей любые супостаты
Высмотрят нас из-за многих тысяч ли ветров и волн.
Что тогда будем делать?
С темой Имчжинской войны связана и поэма «Песнь о Ённаме» Ин­
нам ка ШШ Ш, написанная в 1635 г., когда поэту было уже 75 лет. В по­
эме 114 строф. Она посвящена губернатору провинции Ённам (совр. пров.
Сев. и Южн. Кёнсандо) Ли Кынвону, который получил в управление зем­
ли, разоренные войной, и в короткий срок сумел превратить их в процве­
тающий край. Каса воспевает мудрое, справедливое правление губерна­
тора.
Послушай-ка меня, кукушка!
Есть ли где еще такие земли?
«Я облетела целый свет,
Но о таких преображениях, как у вашего правителя,
Пожалуй, рассказать не могу.
Чувствуешь, будто благотворное влияние правителя Шао,
Словно Коу Чжуня пригласили на год управлять!»
Люди Ённама, послушайте меня!
Не забывайте о милостях своего правителя.
Купите много шелка из Ци,
Соберите чистые краски
И нарисуйте облик своего правителя,
Беспредельно огромный, как портрет Сыма Вэня.
Развесьте его по стенам
155
Многих тысяч домов Ённама.
Рисуйте в самой середине — так,
Чтоб всем он виден был!
Пак Илло по традиции пользуется именами «знаменитых китайцев»,
поступки которых в дальневосточной культуре служили знаками образ­
цов, в данном случае — идеалом гуманного, мудрого правления.
Правитель Шао — Шао гун, родственник У-вана, основателя дина­
стии Чжоу — жил в XI в. до н.э. и прославился как мудрый, гуманный
правитель. Коу Чэюунъ служил губернатором провинции при Ханьском
императоре Гуан-у-ди (I в. н.э.) и прославился как просвещенный, гуман­
ный правитель. Шелк из Ци — древнее царство Ци (V в. н.э.) было распо­
ложено на территории совр. пров. Шаньдун и Хэбэй и славилось произ­
водством тонкого белого шелка. Сыма Вэнь или Сыма Вэнь гун — досто­
почтенный Сыма, правитель Вэнь (1019-1086), знаменитый государст­
венный деятель и историк.
Свое восхищение и преклонение перед деяниями правителя Ённама
поэт высказывает, предлагая создать огромный, прямо космических раз­
меров, портрет Ли Кынвона.
Поэт отдал дань и традиционным темам отшельнической жизни в
единении с природой. Появление этих тем было связано с поворотами в
судьбе, вынужденным уходом от дел, которые так часто случались в жиз­
ни тех, кто был на государственной службе. Первая поэма «Глухой угол»
Нухан саЩШШ была написана в 1611 г., когда к власти пришел жесто­
кий Кванхэ-гун (1609-1623) и начал расправу с оппозицией. Пак Илло
покинул службу в армии и поселился в провинции, где подружился с
опальным сановником Ли Токхёном (1561-1613), под влиянием которого
Пак Илло увлекся даосизмом и написал каса, где воспел радость жизни «в
бедности, но без вражды».
Не найти еще такого непрактичного и глупого.
В удаче или неуспехе, в несчастьи или счастьи
Я положился целиком на небо.
Забрался в глубину глухого закоулка
И штору опустил, сплетенную из трав.
Ветренными утрами, дождливыми вечерами
Возьму на подстилку гнилой соломы,
Три мерки каши разбавлю до пяти мерок жидкой похлебки,
Дымом покурю да и погрею.
Горячую ли, холодную ли, заправлю в пустой живот —
Вот всего и дел-то у меня!
Героический пафос «военных каса» сменился рассуждением о своей
неумелости (в даосском духе: ср. подобные рассуждения у поэта XIV в.
Ли Чехёна в предисловии к собранию пхэсолъ), описанием будничных
забот простой жизни — «без премудростей».
156
Вторая поэма, посвященная жизни «вне суетного мира», в гармонии
с природой, написана на склоне лет, в 1636 г., когда поэту исполнилось
уже 76 лет. Это «Песнь о местечке Ноге» Ноге ка Ш Ш Ш>. Ноге — назва­
ние места, где жил отшельником Пак Илло (расположено в пров. Сев.
Кёнсандо, уезде Ёнчхон на родине поэта), и его литературный псевдоним.
Я знаю, когда голова поседела,
Поздно гулять по рекам и взбираться на горы,
Но считаю, что мечту всей жизни
Должен наконец осуществить.
И вот весной в первой луне
Я надел весенний наряд
И с бамбуковым посохом, в лаптях из соломы
Отправился в глухомань, в Ноге.
Ведь прекрасные реки и горы
Без хозяина приходят в запустение!
Поэма посвящена описанию красот природы и удовлетворению по­
эта, на склоне лет реализовавшего свою давнишнюю мечту. Завершается
каса по традиции мыслями о государе, милости которого и обеспечили
поэту беззаботную жизнь и годы спокойствия.
Разве это не милость государя?
Я изгнан был на реки и озера,
Но тосковал о государе
И ни единой мыслью, ни на миг не забывал.
В традиционной поэзии государь всегда выступает как гарант вели­
кого спокойствия в мире и гармонии в душе подданного.
Пак Илло прославился не только как мастер каса, он писал стихи на
китайском языке и оставил 72 стихотворения в жанре сичжо. Его поэти­
ческое творчество было объединено в сборнике «Собрание Ноге» Ноге
чип Ш Ш А(три квона, две книги). Сборник был отпечатан ксилографи­
ческим способом в 1800 г.
«Записи событий года имчжин» Имчжин нок i ß l l
Тема войны с Японией была предметом многих произведений того
времени. Это исторические записи, дневники, воспоминания участников
войны и, наконец, беллетризованные рассказы о военных событиях, кото­
рые были записаны под общим названием Имчжин нок. Корейские ис­
следователи насчитывают более 20 вариантов этого произведения, кото­
рое относится к «историческим малым речениям» ёкса сосоль или, как
принято называть в российском корееведении, — к жанру исторического
романа.
Участники войны вели подневные записи событий. Здесь прежде
всего следует назвать дневник Ли Сунсина $ PF E (1545-1598) «Днев157
ник, записанный в годы хаоса» Нанчжун ильги i l Ф В ÎB. Автор другого
дневника «Записи по дням в годы дракона и змеи» Рейса ильги f i Et В
f£ (имеются в виду 1592 и 1593 годы, записаннные не циклическими зна­
ками имчжин и кеса, а иероглифами с теми же значениями: «дракон» рён
и «змея» cd) — Ли Ло $ # (1544-1598). Он сражался в добровольческих
отрядах провинции Кёнсандо и в течение двух лет вел записи. Примером
исторических записей о японском вторжении в Корею могут служить
«Записи о том, как извлекать уроки прошлого в назидание будущему»
Чинби нок Ш <& Ш, составленные учеником философа Ли Тхвеге Лю
Соннёном Щ д£ Ш (1542-1607).
Все названные сочинения были написаны на китайском языке. Пер­
вым прозаическим произведением о войне, созданном на корейском язы­
ке, были записи воспоминаний сына Лю Соннёна— Лю Чина Ш Ш
(1582-1635), который во время войны двенадцатилетним мальчиком был
разлучен с родителями и скитался по центральным и северным провинци­
ям. На склоне лет он описал на корейском языке то, что пришлось пере­
жить, и назвал свои воспоминания Имчжин нок.
Возможно, те варианты исторического романа Имчжин нок, которые
распространены теперь, были созданы на основе известных дневниковых
произведений о войне, а также многих неофициальных историй яса, на­
писанных теми, кто пережил японское вторжение.
Исследователи выделяют два ксилографических издания романа —
отпечатанное в Сеуле и в Чончжу (пров. Чолла). В первом — три квона,
во втором — два. Ксилограф, аналогичный сеульскому (по содержанию и
объему), хранится в рукописной коллекции С.-Петербургского филиала
Института востоковедения РАН. Описание особенностей романа сделано
мной на основе именно этого текста.
Имчжин нок— бессюжетное произведение. Все повествование со­
стоит из серии отдельных историй, которые связаны друг с другом либо
хронологически, либо тематически. Так же, как в разделе «Основные ан­
налы» исторического сочинения, каждое событие в романе, как правило,
помечено годом и луной. Так, например, война начинается с появления
огромного числа японских кораблей, которые «покрыли все море». Это
сообщение датировано четвертой луной года имчжин. 11-й луной года
мусуль (1598) помечена смерть Хидэёси и связанные с ней дальнейшие
эпизоды войны. Так же, как в «Основных анналах», целая история, по
времени занимающая несколько месяцев, а иногда и лет, может быть под­
ключена к событию, помеченному определенной датой. Например, под
19-м днем 11-й луны года мусуль помещено сообщение о том, что Ли
Сунсин атаковал японский флот, но был убит в сражении. Далее расска­
зывается о том, каких посмертных почестей и наград был удостоен Ли
Сунсин, и здесь же приводится его биография— описание необычных
способностей, которыми он отличался еще в раннем детстве.
158
Эпизоды романа объединяются еще и по темам, как правило, они
группируются вокруг ведущих фигур — участников войны, героев и ан­
тигероев. Так, первый квон посвящен трагическим событиям в стране в
связи с нападением японской армии под предводительством Хидэёси.
Хидэёси и выступает главной темой, вокруг которой объединяется дейст­
вие в начале романа.
«Записи событий года имчэюин» начинаются с географической и ис­
торической информации о Японии и ее отношениях с соседними страна­
ми, Кореей и Китаем. Далее повествование обращается к виновнику тра­
гедии Хидэёси. Представление Хидэёси и его путь от безвестности к по­
ложению верховного властителя дан в традициях народной сказки: снача­
ла речь идет о происхождении и чудесном рождении (упомянут даже сон
матери о драконе, который проникает в ее лоно), при этом, отмечена его
необычная внешность и особые таланты. Затем (как в сказке, а также тра­
диционной корейской повести) герой покидает дом и встречает помощ­
ника-покровителя, который и «ведет его по жизни». Следует рассказ о
военных успехах Хидэёси и о том, как он объединил всю Японию под
своей властью. Таким образом, в начале повествования Хидэёси пред­
ставлен как герой-устроитель, «организатор» государства со всеми при­
сущими подобному персонажу характеристиками. Однако положитель­
ные героические свойства Хидэёси сохраняет только до тех пор, пока он
действует в пределах своей страны. Как только он решает встать на путь
покорения Кореи и Китая, его характеристика резко меняется: теперь он
полон честолюбивых помыслов и обуян гордыней. Он и его сподвижники
каждый раз оказываются в ситуациях, в которых проявляются их самые
худшие качества (коварство, жестокость, алчность). В Имчэюин нок образ
Хидэёси выписан по образцу «отрицательного правителя», действия ко­
торого приносят несчастья стране. Фигуры таких правителей представле­
ны, например, в разделе «Основные анналы» в «Исторических записях
трех государств» Ким Пусика, где запись о царствовании такого «отрица­
тельного правителя» сопровождается сообщениями о появлении знаков
грядущих бедствий. О таких знаках рассказывают и «Записи событий го­
да имчэюин»: например, тигр вошел в Пхеньян, вода в реке Ханган стала
кровавого цвета, собрались черные тучи и стояли семь дней, река Тэдонган потекла вспять.
В исторических сочинениях, как правило, представлен тип поддан­
ного, который, часто ценой своей жизни, пытается обуздать «дурного
правителя». В романе в качестве таких подданных выступают герои вой­
ны. В повествование персонажей вводит сообщение об их деяниях. На­
пример, главное деяние Сон Санхёна, погибшего в самом начале войны в
сражении за Пусан, — акт сыновней почтительности: перед смертельной
битвой он кровью пишет отцу стихи о своей преданности, а далее расска­
зывается о сражении и его гибели. Другой персонаж, Чон Мунбу, появля­
ется в самый критический для страны момент, когда армия оказалась раз159
битой, а народ бежал в горы. Чон Мунбу принимает решение создать ар­
мию добровольцев и для этого отправляется в горы, чтобы собрать народ.
После этого вступительного эпизода описывается успешная борьба доб­
ровольческих отрядов с врагами.
В повествование включен не только строгий фактический материал,
ряд эпизодов посвящен действиям «монахов-волшебников», которые су­
мели привлечь чудесные силы для победы над японским войском.
Следует обратить внимание на распределение повествовательного
материала по трем квонам. Так, первый квон заканчивается поражением
корейской армии и разорением страны, но на последних листах появляет­
ся фигура Чон Мунбу, который решает организовать добровольческие
отряды. Второй квон и начинается с первых шагов Чон Мунбу по реали­
зации своего замысла, и далее, весь квон посвящен успешной борьбе на­
родных отрядов (а не регулярной армии) с захватчиками. В самом конце
появляется сообщение о смерти Хидэёси и о намерении японцев спешно
покинуть страну. Третий квон начинается с рассказа о смерти Хидэёси и
об отступлении японской армии, и здесь в центр повествования выдвига­
ется Ли Сунсин, который уже на первом листе квона гибнет в морском
сражении. После этого повествование знакомит читателя с биографией
Ли Сунсина, и далее все события последнее части романа идут под зна­
ком этой героической личности, которая и стимулировала окончательное
изгнание врага и победу корейского народа. Так, каждый квон романа
посвящен определенному периоду в войне Кореи против завоевателей —
от поражения через борьбу всего народа к изгнанию врага.
Автор стремится связать события, изложенные в трех квонах, прие­
мом «подхвата», когда последнее сообщение предыдущего квона повто­
ряется в начале следующего, образуя единую цепь, соединяющую все три
квона.
Это произведение весьма условно можно назвать романом. Здесь мы
имеем дело со случаем «приспособления» корейского сочинения к при­
вычной жанровой системе, принятой в российском литературоведении. В
системе корейских традиционных представлений о литературе Имчжин
нок относится к яса — неофициальным историям, или пхэса — «пустым
историям», что по сути одно и то же. Эпопея народной войны оформлена
как неофициальное историческое сочинение.
Дневники илъги 0 |Е
Без преувеличения можно сказать, что трагические события войны с
Японией перевернули жизнь почти каждого корейца. Естественно поэто­
му было стремление тех, кто «владел кистью», рассказать о событиях, в
которых он участвовал, а скорее, излить душу, поведать о личных пере­
живаниях. Пожалуй, поэтому в конце XVI — начале XVII вв. в корейской
литературе появилось так много дневников (дневники писали по пре160
имуществу на китайском языке). Вспомним, что и события романа Имчжын нок сначала излагаются как подневние записи. Среди дневников
военных лет, конечно, на первом плане — записи непосредственных уча­
стников сражений. Это — кроме уже названных дневников — «Записи о
южном походе» Намхэн нок Щ tТ Ш и «Записи о годах чин и са» Чинса
нок&ЕШ
(1592 и 1593 годы) Чо Чона Ш Щ (1555-1636) — провинци­
ального чиновника из пров. Кёнсан, описавшего сражения с японской
армией на юге страны. Эти записи он затем объединил в дневник «Записи
по дням о хаосе года им» Имнан илъги 3r SL 0 IS. Ли Чонам $ 5Ê
ft(1541-1600), организатор добровольческих отрядов в провинции Хванхэ, в «Подневных записях о походе на запад» Сочжон иллок Щ fŒ 0 Ш
рассказал о своем отступлении на северо-запад вместе с разбитой корей­
ской армией.
В начале XVII в., сразу после войны, появляются «записи о путеше­
ствиях», которые скорее можно было бы назвать «записями о скитаниях
на чужбине». Их авторы во время войны попали в плен и были увезены в
Японию, потом им удалось бежать и вернуться на родину. В дневниках
описаны странствия, полные опасностей и переживаний. Например, «За­
писи по дням, сделанные Кымге» Кымге илъги Щ Ш 0 ÎS, написанные
Но Ином # Ш (1566-1622), который полгода пробыл в Японии, затем с
помощью китайца бежал в Китай и через два года смог вернуться на ро­
дину.
Уже после начала войны Корея пыталась предпринять дипломатиче­
ские шаги, чтобы начать переговоры о перемирии. Так, в 1596 г. в Япо­
нию вместе с китайской посольской миссией был послан военный санов­
ник высокого ранга Хван Син ж 1Ä (1560-1617). На обратном пути его
корабль подплыл к острову, на котором корейская миссия обнаружила
своих соотечественников — пять тысяч пленных рабов. Хван Син описал
их страдания в «Подневных записях о поездке в Японию» Илъбон ванхван
илъги В ^ Й Ш В IS.
Дневники были посвящены не только событиям, связанным с вой­
ной. В XVII-XVIII вв. во множстве повляются записки о путешествиях по
стране. Многие из этих путешествий авторы предпринимают по своей
воле, а не по долгу службы. Например, Чон Сихан Т Nf Ш (1625-1707),
ученый-неоконфуцианец, уйдя от дел, поселился в Вончжу (пров. Канвон), где вел «Подневные записи, сделанные в горах» Санчжун илъги (il
Ф 0 ÎS . Авторы дневников отправлялись в поездки к горам, которые
прославились красивыми пейзажами, особенно часто — в Кымгансан, а
иногда предпринимали и рискованные путешествия по диким, неизведан­
ным местам. Таким «первооткрывателем» северного края своей страны
был ученый, путешественник Пак Чон th Ш (1735-1793). Он жил в про­
винции Хамгён и на долгий срок отправлялся путешествовать по север161
ным районам своей провинции. При этом Пак Чон интресовался не толь­
ко красивыми пейзажами, но и условиями жизни местного населения, его
занятиями. Свои наблюдения он записал в нескольких дневниках, напри­
мер, «Записки о путешествии к горе Пэктусан» Пэктусан ю нок â Ш UJ
Ш Ш . Такие познавательные поездки, пожалуй, соответствовали духу
времени и были связаны с развитием движения «за реальные знания». Его
представители стремились получить знания о своей стране, чтобы суметь
принести ей конкретную пользу.
Надо сказать, что дневники в Корее, как правило, появлялись в пе­
риоды неурядиц (нападение врагов, а чаще — кровавые события, сопро­
вождавшие борьбу партий). Дневник в Корее — это запись очевидца и
обычно — очевидца пострадавшего. Поэтому в дневниках не только вы­
сказывается личная точка зрения автора на события и поступки людей, но
и дается в значительной мере критическая оценка происходящего. На­
пример, «Подневные записи Соктама» Соктам ильги ^5 Ш В IВ филосо­
фа-неоконфуцианца, сановника, советника государя и поэта— мастера
сичжо Ли И (1536-1584), который много сил потратил на попытки при­
мирения враждующих партий, хотя сам явно питал симпатии к «западни­
кам». Правлению Кванхэ-гуна (1609-1623), его жестоким расправам с
оппозиционно настроенными сановниками посвящены «Подневные запи­
си правления Кванхэ-гуна» Кванхэгун ильги % Щ Ш В IE, созданные
ученым-сановником западной ориентации и сподвижником Чон Чхоля
(государственного деятеля и поэта) Хван Хеком ж В(1551-1612). Все эти
дневники были написаны на китайском языке.
Волею обстоятельств в придворные интриги были вовлечены и жен­
щины, которые по семейным традициям оказались связанными с той или
иной партией. Политические партии выдвигали своих ставленниц на роль
жен и наложниц государя и, таким образом, женщины часто становились
важными фигурами в политических играх. Эти женщины вели дневнико­
вые записи (как правило, на корейском языке), в которых излагали свои
версии происходящих при дворе «баталий» и по-своему объясняли моти­
вы поведения тех или иных персонажей, приближенных ко двору. Обыч­
но они скрывали свои имена, и их записи до сих пор остаются безымян­
ными. Например, «Дневник года кечхук» Кечхук ильги Щ. й 0 FE (другое
название: «Дневник, написанный в Западном дворце» Согун ильги Щ tu
В iE) (1613 г.). Предполагают, что они были созданы фрейлиной, при­
ближенной королевы Инмок, а возможно, и самой супругой государя
Сончжо (1568-1608), отца Кванхэ-гуна. События, которые описываются в
дневнике, связаны прежде всего с судьбой королевы Инмок и ее малень­
кого сына, принца Ёнчхан-тэгуна. Первая жена государя Сончжо не име­
ла сыновей, поэтому наследником престола был назначен сын наложницы
принц Кванхэ. После смерти первой жены Сончжо взял в жены дочь са­
новника, сторонника малой северной партии. Молодая жена вскоре роди162
ла сына, которого назвали Ёнчхан-гун. Тут же между сторонниками Ма­
лой и Большой северной партий начался спор, кто по ритуалу должен
наследовать престол: уже утвержденный ранее сын наложницы, или
вновь рожденный сын первой жены? Пока сановники спорили, государь
скончался, и на престол вступил Кванхэ-гун, который решил прежде все­
го избавиться от возможных претендентов на престол. Семья вдовствую­
щей королевы Инмок была обвинена в заговоре, ее отец «пожалован
смертью», шестилетний сын Ёнчхан-гун жестоко убит, а сама она низло­
жена и отправлена в ссылку. Эти трагичские события и несчастная судьба
женщины легли в основу эмоционального описания.
Поэзия на корейском языке в жанре чан-сичжо -$*] ВЬ
В XVII в. в корейской поэзии рождается новое явление — «длинное
сичжо» чан-сичжо. Это общее название нескольких разновидностей сти­
хотворных форм, которые сложились на метрической основе классиче­
ских сичжо и получили особое распространение в XVIII в. В «длинных
сичжо» нарушена строгая трехстрочная структура сичжо с двумя полу­
стишиями в каждой строке. В новом жанре строки могли содержать лю­
бое количество полустиший, равно как и само стихотворение могло иметь
любое количество строк, поэтому эти стихи и получили название «длин­
ные сичжо» Кроме того, одной из главных особенностей этого жанра
была анонимность стихотворений.
Чан-сичжо стремится к конкретному изображению мира, в основе ко­
торого лежит принцип неслияния человека с космосом. Здесь природа не
есть нечто цельное и единое, какой она представлена в пейзажной лирике;
вообще в «динных сичжо» трудно найти стихи, воспевающие пейзаж «в
чистом виде». Исчезли величественные картины гор, умиротворяющие
пейзажи рек и озер, которые внушали мысль о вечности мироздания. При­
рода теперь не только прекрасна, она не есть самостоятельная ценность, к
ней можно подходить и с целью практической, познавательной. Умиротво­
ренность от сознания своего единения с космосом сменяется по-детски ра­
достным, полным удивления открытием материального мира со всем его
предметным разнообразием. Создаются стихи, в которых перечисляются
всевозможные существа, населяющие мир, — насекомые, растения, птицы.
Вспомним, что классики изящного слова тоже часто обращались к тварям,
которые населяют природу, но у них каждое малое существо — это отдель­
ное стихотворение, картинка, рисующая малую частицу мироздания. В
«длинных сичжо» детальные описания внешнего вида и повадок «природ­
ного существа» часто связаны с социальной критикой. Чан-сичжо, напри­
мер, рассказывают о насекомых, досаждающих человеку: подробно пере­
числяются «кровососы», которыми кишит все вокруг, и каждая тварь жаж­
дет напиться человеческой крови. Социальный подтекст этого стихотворе­
ния: насекомые-паразиты — это те, кто обирает простой народ.
163
В поэзии этого времени можно отметить стремление обратить вни­
мание и на «человеческое многообразие», например, в стихотворении о
том, как женщины не похожи одна на другую:
Как много разных женщин!
Одна — как маленьий стремительный сокол,
Другая ласточкой присела на веревке.
Та — журавль в зарослях цветов,
А эта уткой плещется на синих волнах.
Одна — подобно коршуну слетает вдруг на землю,
Другая — как сова на пне трухлявом.
Но все ж у каждой есть миленок,
И разве каждая не отличается своей красой?
В поэзии и прозе красота женщины обычно описывалась в традици­
онных выражениях, которые пришли в корейскую литературу из Китая:
«лицо из нефрита», «глаза— волны осенней реки», «красота, повергаю­
щая царства» и т. д. В приведенном стихотворении для каждой женщины
найдено свое сравнение
В чан-сичжо используются и традиционные образы, но в контексте
стихотворения они приобретают другую смысловую нагрузку. Например,
в классических сичжо образ сосны — это знак стойкого человека, не из­
меняющего своим принципам, здесь же сосна и ива— «пейзажный за­
чин», характерный для народной песни, после которого развивается уже
сама тема:
Над ручьем — сосна,
Чуть ветер подует,
Закачается — хындыл-хындыл.
А ива над ручьем
Тоже почему-то затрепещет —
Хындыл-хындыл, хындыл-хындыл.
Вспоминая о милом, я глотаю слезы,
А нос мой морщится и
Шмыгает — хурурук!
В чан-сичжо появляются художественные приемы, которые сбли­
жают эту поэзию с народной песней. Например, прием параллелизма:
Черную корову, пробравшуюся на поле,
И поедающую бобовые листочки,
Как ни гони,
Разве она уйдет, оставит их?
Милого, что забрался под одеяло,
Как ни пинай, ни колоти ногами,
Говоря: «Уходи отсюда!», —
Разве он уйдет среди ночи, меня покинет?
Наверное, он и есть настоящий милый,
Как с ним ни воюй, прочь не уйдет!
164
Поэзия расстается с художественными приемами изящной словесно­
сти, связанными с китайской поэтической традицией, и обращается к
приземленным, конкретным образам народной лирической песни. Более
того, в поэзию входит бытовая разговорная речь, при этом, появляются
стихи, построенные на диалоге:
«Хозяин, купите крабов!»
«Эй, торговец, о чем ты там кричишь?»
«Сверху — кости, внутри — мясо, два глаза смотрят в небо,
Две большие лапы могут схватить и отпустить,
А малых пара несет его вперед и назад.
Под красной соевой подливкой, под зеленой — купите крабов!»
«Эй, перестань орать, я их куплю!»
В «длинных сичжо» человек выступает как представитель конкрет­
ной социально-бытовой среды, причем, как правило, в повседневном об­
щении с другими людьми.
Авторы стихов подчас допускали откровенный натурализм— и в
языке и в содержании:
Эй, ты, в зеленой юбке, гулящая дочь потаскухи,
Эй, ты, в темно-красной накидке!
Ты на днях обманула меня,
А теперь кого хочешь одурачить?
На закате
Ты идешь, вихляя бедрами!
Важное место в чан-сичжо занимает тема социального неравенства,
которая нередко раскрывается средствами сатиры. Осмеянию подвергает­
ся, например, борьба придворных группировок:
Вороны носятся за воронами.
На ясень развесистый на Северной горе
Слетелись, вороны!
На рассвете вороны носятся стаями,
Перемешались, дерутся меж собой.
Не разберешь, кто из воронов какой!
Если в стихотворениях XVI в., посвященных борьбе придворных
группировок, дерущиеся вороны были противопоставлены благородному
белому журавлю (как обычно называл себя пострадавший в этой борьбе
автор), то в «длинных сичжо» все — вороны, и в их драке не разберешь,
кто хорош, а кто плох.
Человек в чан-сичжо перестает осознаваться звеном в социальных
отношениях «высшего» уровня: государь— подданный. Он живет в
обычном мире, занят своими заботами. Этот мир не так уж велик, но зато
его центр — земной человек, радующийся жизни или сетующий на свои
житейские незадачи, посмеивающийся и над другими, и над самим собой,
метко и зло клеймящий бездельников и дармоедов. И все, что связано с
165
его немудреной жизнью, — любовные интрижки, семейные ссоры, тор­
говля на базаре — теперь важно и достойно быть предметом поэзии. Из­
менение картины мира, которое и привело к рождению «длинных сичжо», объясняется осознанием сложности и многообразия материального
мира и обычной человеческой жизни. В эту поэзию входит новый ге­
рой — личность из социальных низов.
Литература
Бамбук в снегу. М , 1978.
Елисеев Д.Д. Новелла корейского средневековья. М., 1977.
Записки о добрых деяниях и благородных сердцах. Л., 1985.
История цветов. Л., 1991.
Классическая поэзия Дальнего Востока. М , 1977.
Корейская классическая поэзия. М., 1956.
Курбанов С. О. Курс лекций по истории Кореи с древности до конца XX вв. СПб.: Изд.
СПб.-университета. 2002.
Никитина М.И., Троцевич А.Ф. Корейская литература // История всемирной
литературы. М , 1987, т. 4.
Тихонов В.М. История Кореи. С древнейших времен до 1876 года. T.I., М : «Муравей».
2003.
Троцевич А.Ф. Корейский средневековый роман. М., 1986.
Cho Don-il, Daniel Bouchez. Histoire de la littérature coréenne des origines à 1919. Librairie
Arthème Fayard. 2002.
Kim Donguk. History of Korean Literature. Tokyo, 1980.
Yi Sun-sin. Nanjung ilgi — War Diary. Seoul, 1977.
Virtuous Women. Three masterpieces of traditional Korean fiction. K. N. C. for Unesco,
1974.
2. Поэзия и проза XVIII в.
Поэзия на корейском языке в жанре кихэн-каса ВО If Ш ЙЩ
Интерес литературы XVTI-XVIII вв. к частной жизни человека — его
личным впечатлениям и душевным переживаниям — проявился в особом
расцвете дневниковой прозы, в которой ведущее место занимают путевые
записи и дневники женщин с трагической судьбой (как правило, женщин,
связанных с царским двором). Те же две ориентации характерны и для
поэтического жанра каса, в котором к XVIII в. развились два ведущих
направления: описание в стихах путевых впечатлений и поэмы, посвя­
щенные женским страданиям. Эти два направления каса, пожалуй, можно
определить как два самостоятельных поэтических жанра, настолько они
отличаются друг от друга и по объему, и по тематике. В корейской лите­
ратуре они получили самостоятельные названия: поэмы — описания пу­
тешествий названы «напевные строфы о путешествиях» кихэн-каса, а те,
что рассказывают о страданиях женщины в разлуке — «напевные строфы
женской половины дома» кюбан-каса.
166
Кихэн каса, как правило, имеют большой объем — иногда более ты­
сячи полустиший. Их авторами часто были чиновники (иногда высокого
ранга), которые по долгу службы совершали поездки по своей стране,
либо в соседние государства, обычно в Японию или Китай. В XVII и осо­
бенно в XVIII вв. многие чиновники, отправляясь в служебную поездку
или в ссылку, описывали свои наблюдения в стихах — каса. Корейские
исследователи литературы называют более двадцати таких «напевных
строф о путешествиях».
Появление поэм, посвященных поездкам по своей стране, было вы­
звано прежде всего переменами в судьбе автора, когда он попадал в опалу
и оказывался в ссылке. Эти поэмы так и назывались «напевные строфы из
ссылки» юбэ-каса Ж Эй ЛА|- . Здесь описания «увиденного и услышанно­
го» подчинены общему настроению автора, которого мучают тяготы пути
и переживания ссыльного. Примером таких каса может служить «Север­
ная застава» Пуккван кок At Ш Й, написанная Сон Чусоком 5£ Щ Ш
(1650-1692), внуком политического деятеля и философа-неоконфуцианца
Сон Сирёля (1607-1689). В 1675 г. он сопровождал деда к месту ссылки в
провинцию Хамгён и описал эту поездку в дневнике.
Авторы дневников путешествовали и для собственного удовольст­
вия, конечно, прежде всего в горы Кымгансан. Красоте пейзажей Кымгансана посвящено множество каса, и все они брали за образец знамени­
тую поэму Чон Чхоля Квандон пёльгок. Например, Пак Суну # Ш Ш
(1686-1759), провалившись на государственных экзаменах, отправился в
Кымгансан и описал свои впечатления в каса «Воспеваю Кымган» Кымган пёльгок £ ЩЦ SÖ Й.
Государственные чиновники, оказавшись на службе в новых местах,
о вновь увиденных землях (природе, обычаях ее жителей) рассказавали в
стихах. Так, член царской семьи Ли Ён $ Ш{?) был направлен в провин­
цию Хамгён для инспекции состояния и охраны царских усыпальниц. Там
ему пришла мысль разыскать следы героических деяний основателя ди­
настии Ли Сонге. В результате он написал поэму «Странствия по северу»
Пукчон ка it ÏÏE Щ%, где рассказал о своих изысканиях, а также о жизни
людей, населяющих северные приграничные районы.
Поэмы— описания земель, созданные чиновниками на службе в
провинциях, отличаются детальными географическими и этнографиче­
скими описаниями. Эта особенность, скорее всего, была связана с общим
интересом образованного сословия к познанию собственной страны, не
только ее прошлого — истории, но и реального настоящего. Не случайно
в это время появляютя анонимные «географии в стихах» — каса, в кото­
рых описываются провинции. Например, «Восемь областей» Пхарёк ка А
Щ Щ%, где в виде путевых заметок в стихах представлено подробное опи­
сание страны по отдельным провинциям, начиная с севера — района Пэктусан.
167
Особый вид кихэн-каса представляют записи о морских странствиях
в чужие земли. Их авторам по долгу службы или по каким-то непредви­
денным обстоятельствам пришлось побывать в соседних странах. Напри­
мер, поэма «Скитания по морю» Пхёхэ ка Ж M ЧХ Ли Паника $ Я
I
(1757-?), чиновника военного ведомства, который служил на острове
Чечжудо. В 1796 г. он отправился в Сеул с острова Чечжудо на неболь­
шом судне, но был застигнут бурей и оказался на Пескадорских островах.
Отсюда через Тайвань он добрался со своими спутниками до континента,
пересек Китай и уже из Пекина отправился на родину. Этому удивитель­
ному путешествию и посвящена поэма «Скитания по морю». Приведем
отрывок из этой поэмы в поэтическом переводе А. Жовтиса:
На судно я поднялся в день двадцатый
Луны девятой, в год пёнчжин, в тот час,
Когда волна прилива набегала.
Казался крохотным кораблик наш.
Со мною вместе были Ли Юбо
И шестеро бывалых мореходов.
Отдав себя во власть попутных ветров,
Мы парус подняли и вышли в путь.
Над западной грядой далеких гор
Садилось солнце, в море отражаясь.
Оно застлало водные просторы
Шелками красными и голубыми.
Где небо тут? И где вода? Кто знает?
«Цвет у воды и у небес един!..»
Вина отведав, охмелев немного,
В блаженстве такт рукою отбивал я,.
Когда с северо-запада внезапно
На море вихрь могучий налетел.
Далее следуют строки подробного описания страданий и ужаса лю­
дей, которых огромные волны и ветер носят по океану и, наконец, их выбасывает «на край земли». «Край земли» оказывается «областью Пэн­
ху» — владением Срединной империи, где можно с людьми общаться «с
помощью кисти». Пожалуй, впервые в литературном сочинении возника­
ет практический вопрос о способе общения с жителями чужого царства.
За пределы своей страны в соседние государства ездили в качестве
послов. Послов отправляли прежде всего в Китай, и некоторые из них
свои поездки описывали в стихах. Например, Пак Квон # Ш (1658-1715),
посетив Цинский Китай, в 1695 г. написал о своем путешествии каса
«Воспеваю странствия по западу» Сочжон пёльгок S SE 53У Й.
Корейский двор поддерживал отношения с Японией и направлял в
эту страну посольства. В 1763 г. в Японию отправилось большое посоль­
ство, в состав которого был включен Ким Ингём ^ t Ш (1707-1772),
известный в Корее мастер изящного слова. Он должен был принять уча­
стие в стихотворном турнире, который устраивали в столице Эдо (совр.
168
Токио), и отличиться как искусный сочинитель стихов на китайском язы­
ке, что он с успехом и выполнил. Путешествие посольства по Японии
длилось около года, и Ким Ингём описал его в стихах — кихэн-каса, ко­
торые насчитывают более двух тысяч полустиший. Поэма называется
"Путешествие в Страну, что на восток от солнца" Ильдон чаню ка S Ж
#£ Ш Ш , в ней рассказывается обо всем, что привлекло его внимание —
от поведения соотечественников, членов посольства, до особенностей
чужой страны — природы, городов и обычаев ее народа. Например, опи­
сание японской столицы:
Посмотришь на четыре стороны —
Вид — только в обморок упасть.
Домов — и много же,
Тысячи тысяч, а то и больше, кажется.
Столицу нашего государства
С востока на запад всю пройди —
Будет разве десяток ли? Пожалуй, и не будет.
Даже знатным и богатым министрам,
И тем у нас законом запрещено иметь дома в сто кан.
А эти чертовы японцы строят дома не менее, чем в тысячу.
И среди них поганцы, что побогаче, кроют их медью вместо
черепицы,
Украшают червонным золотом. Роскошь — невероятная.
А пойди с юга на север —
Сто ли, не меньше, наберется.
Кварталы среднего сословия — без промежутков
Так сплошь и лепятся друг к другу.
А в центре города река — Нанпхаган
С севера на юг течет.
В поднебесье такую панораму
Где еще отыщешь?!
В поэме Ким Ингёма — активный интерес к чужому миру, наблюда­
тельность и критичность — черты, характерные для произведений време­
ни движения «За реальные знания» Сирхак. В строках поэмы, описываю­
щих столицу или, например, прием у наследника, видны не только реаль­
ные картины другой страны, но и явно прослеживаются нотки осуждения,
неприятия, можно даже сказать, зависти к чужому богатству. Это и по­
нятно: опустошительное нашествие армии Хидэёси не забыто, и речь
здесь идет не просто о чужой стране, но и о враждебном государстве.
Кихэн-каса — это выход в практический мир, и появление таких по­
эм стало возможным с появлением познавательного подхода к миру. Пу­
тешествует человек с практической целью и, движимый любознательно­
стью, добросовестно фиксирует то, что видит. Во время путешествий че­
ловек попадает в положения, часто опасные для жизни, а эти опасности и
трудности начинают занимать литературу тогда, когда ее центром стано­
вится человек и его суетная жизнь, с которой расставаться ему вовсе не
хочется. Кроме того, появление кихэн каса связано с общим стремлением
169
людей эпохи к расширению своих познаний о мире — к реальному зна­
нию о своей стране и выходу за границы собственного государства в со­
седние земли.
Поэзия на корейском языке в жанре кюбан каса Ш Щ Ц% Ш
«Напевные строфы женской половины дома» кюбан-каса или нэбанкаса сочиняли и читали в основном женщины. Этот жанр сформировался
во второй половине XVIII в. в южных провинциях страны. Авторы произ­
ведений по большей части не известны. Южные районы славились жен­
скими лирическими песнями, которые, в свое время, вдохновили про­
славленного автора каса XVI в. Чон Чхоля (Сонгана) на создание двух
поэм в стиле «женских страданий», которые и сделали знаменитым его
имя.
Предполагают, что первые «женские каса» написала поэтесса Хо
Чхохи (1563-1589), известная под именем Хо Нансорхон как автор стихов
на китайском языке (о ее творчестве см. выше). Ей приписывают сочине­
ние двух каса «Тоска на женской половине» Кювон ка Щ %& Ж и «Цветок
бальзамина» Понсонхва ка Щ. Ш ?Ь Ш. (Следует добавить, что названия
женских песен записывали как на китайском языке, так и на корейском).
Достоверно известно несколько имен сочинительниц каса XVIII в.
Это жены чиновников высокого ранга из именитых семей. Например,
госпожа Ли из Ёнана Ёнан Ли ecu Ш S: $ К (1737-1815). Ее муж Лю
Сачхун был потомком героя Имчжинской войны и автора записей о со­
бытиях войны Лю Соннёна (см. о его творчестве выше). Ее каса «Пара
нефритов» Ссанпёк ка Ш Ш М% написана в 1794 г. и посвящена сыну и
племяннику по случаю получения ими степени на государственных экза­
менах.
Известным автором каса была и госпожа Квон из Андона Андон Квон
ecu ф Ж Ш R (1718-1784). Ее муж Ли Чунсиль был потомком филосо­
фа-неоконфуцианца и поэта Ли Хвана (см. о нем выше). Поэма о женской
доле была написана в 1746 г. и называется «Отвечаю на шутку по поводу
забав с рисовыми лепешками» Панно хвачжон ка К Ш Tb M Ж. Каса
госпожи Квон появилось в ответ на шуточную песенку, сочиненную ее
троюродным братом «Подтруниваю над женскими забавами с рисовыми
лепешками» Чо хвачжон ка Щ$ ?Ь Ш %Х. Приведем отрывок из поэмы
госпожи Квон:
Небо так неразумно —
Решило женщину создать.
Сколько ни досадуй,
Разве что-либо теперь изменишь?
Сидим на женской половине,
И только сливы у нас друзья.
Мы хорошо освоили женские занятия,
170
Вот и прядем, не покладая рук.
Весна, тревожа чувства,
Примчит-умчит третью и четвертую луну.
Ближние и дальние горные вершины
Оденутся в красно-золотистые наряды,
А цветы персика и сливы у деревенской околицы
Разукрасят каждую ветку.
И лишь мы у окна, затянутого шелком,
Одиноко переживаем томление любви.
В стихотворении сестра втолковывает «непонятливому брату», что
такое «женская доля»: события мира проходят за пределами женской по­
ловины дома, а удел женщины — следовать предписанным правилам по­
ведения, и потому негоже смеяться над женскими нехитрыми забавами.
Поэма написана образованной женщиной, поэтому в ней много ассоциа­
ций с китайскими образами. В сценах весеннего цветения, например, ис­
пользована по преимуществу китайская лексика— принятый в поэзии
стандартный набор образов весны («цветы персика и сливы» торихва Ш
$ ?Ь, «горные вершины» амэ Ш. Ш, «красно-золотистый наряд» хонгымчжан Ш. £ й ) . Следует добавить, что госпожа Квон не просто разъясня­
ет, каково быть женщиной, но и хочет показать своему брату, что мир
женщины совершенно особый, и в нем она вольна сама выбирать свои
забавы.
В форме каса писали серьезные сочинения специально для женщин.
Например, «Наставление женщинам» Кенё ка Ш £" Щ%, где расписаны
правила поведения невестки в доме мужа и почтительного обращения с
родителями мужа. Приведем отрывок из «Наставления»:
Еще за порогом поклонись,
А потом подойди, присядь и спроси:
«Тепло ли комната согрета?
Спокойно ль почивать изволили?»
Когда спросишь их о житье-бытье,
Немножко посиди
И тотчас выйди.
А когда приготовишь трапезу,
Спроси, вкусна ли.
Закуску делай так, чтоб было вкусно.
Когда они откушают
И ты унесешь столик,
Поговори о том, что нужно сделать,
А если других дел не окажется,
Возвратись к себе в комнату
И займись своей работой.
Не делай кое-как,
Старательно, старательно все выполняй!
Это наставление предназначено для дочерей, которых собираются
выдавать замуж. Такие наставления писали весьма уважаемые люди, на171
пример философ-неоконфуцианец и государственный деятель XVII в. Сон
Сирёль 7^ В# ?fJJ («Книга наставлений для женщин» Кене соШ~ЕС W). Для
лучшего запоминания сочинение составлено в стихах, и появилось оно на
родине «женских каса» на юге, в провинции Сев. Кёнсан (район Андона).
Вспомним, что из Андона была и госпожа Квон, одна и лучших авторов
этого жанра.
Одна из главных тем кюбан-каса — страдания женщины в разлуке: с
родителями, когда ее отдают замуж в чужую семью; с любимым, который
ее оставил; с мужем, если он умирает и оставляет ее вдовой. Все эти каса,
как правило, анонимны. В провинции Кёнсандо, например, была распро­
странена песня «Плач женщины» Ёчжа тхансик ка 0\J\^^\J\
о невы­
носимой жизни в чужом доме, куда ее выдали замуж:
Ведь все мы люди,
А я, что за тяжкое преступление совершила,
Стала теперь вроде мыши перед кошкой,
Или фазана, которого сокол готов заклевать?
Муж для нее — страшный зверь, которому она отдана на растерза­
ние. Другая поэма — «Могила вдовы» Квабу чхонсан Щ^-Ч^Л
— один
из примеров многих «песен-страданий», в которых описано горе женщи­
ны, которая осталась вдовой:
Как мне теперь спать одной в пустой комнате?
О, как горька моя жизнь!
Любимый мой в глазах стоит,
А голос его в ушах звучит.
Уведи меня с собой, любимый,
Позови меня и уведи, наконец, с собой!
Хорошо мне будет в краю Желтых истоков,
Однажды уйду, обратно не вернусь!
В каса использованы китайские поэтические выражения: традицион­
ный блок из четырех иероглифов «одной спать в пустой комнате» токсу
конбан- знак покинутой, одинокой женщины; «край Желтых истоков»
Хванчхон Ш & — место, куда уходят усопшие — образ, также заимство­
ванный из китайской литературы.
Корейские исследователи особо выделяют любовные каса {эчжонкаса). В этих стихах не говорится о радостном переживании счастливой
любви. В них — все та же печаль в разлуке («Разлука» Ибёль ка Ш ЯУ Ш),
горестные чувства («Сердце надрывается» Танчжан са 1Ö;S"Af ) или стра­
дания без любимого («Любовная тоска» Санса пёлъгок êi"A|-S Щ ).
Справедливости ради надо сказать, что женщины сочиняли каса не
только о страданиях и горькой доле (хотя таких и большинство). Они
умели и подшутить над возлюбленным, который обещал прийти, а сам
пропал невесть куда. Примером шуточной поэмы может служить «Жел172
тый петушок» Хванге са Ш Ш Ш неизвестного автора начала XVIII в.
Приведем несколько отрывков из этого стихотворения в поэтическом пе­
реводе А. Жовтиса:
На рассвете мы расстались с милым —
И с утра ни вести, ни привета! —
Почему же нет тебя так долго?..
Ведь подумать только — не идет!
Вешнею водой полны озера.
Глубоки озера в половодье! —
Потому и нет тебя так долго?..
Ведь подумать только — не идет!
«Тучи летние в горах сгустились».
Высоки причудливые горы! —
Потому и нет тебя так долго?..
Ведь подумать только — не идет!
Может, ты забрел куда не надо?
Как Сончжин, послушник у Юкквана,
Тот, что на мосту остановился,
Встретив восьмерых прекрасных фей?
Неизвестный автор каса, видимо, был хорошо начитан и в китайской,
и в корейской литературе. Здесь — явные цитаты из китайской классиче­
ской поэзии: строки, выделенные курсивом, заимствованы из стихотворе­
ния китайского поэта Тао Юань-мина (365-427) «Времена года». А да­
лее — намек на события, описанные в романе корейского писателя Ким
Манчжуна (1637-1692) «Сон в заоблачных высях». Как уже неоднократно
отмечалось, такого рода литературные реминисценции постоянно встре­
чаются в произведениях корейской литературы. Они несут серьезную
нагрузку— служат образцом «изящного описания». Здесь же «высокая
цитата» специально подчеркивает насмешливый тон обращения женщи­
ны к своему неверному возлюбленному.
Кюбан-каса развивают традиции «женской поэзии», которая начала
активно заявлять о себе в XVI в. в творчестве поэтесс-кмсэ«, сочинявших
сичжо. Это были изящные стихи, в которых искусно использовалась ки­
тайская поэтическая образность. Их главная тема — частная жизнь и лич­
ные чувства. Человек здесь занят только собственными переживаниями и
не касается проблем долга, социальных обязательств. Мир личных чувств
и повседневных семейных забот, не имеющих никакого отношения к вы­
соким государственным интересам, стал темой прежде всего «женской
литературы».
Кюбан-каса XVIII в. не только развивают в больших поэтических
произведениях уже известные темы «женской поэзии» — тоска в разлуке
с любимым, жалобы на несчастную женскую долю, но, подчас, и позво­
ляют себе некое «свободомыслие» — насмешку над партнером или дис­
куссию с мужчиной о праве женщины на собственные развлечения.
173
Дневник госпожи Хон
Самым известным «женским сочинением» в жанре дневника, создан­
ном на корейском языке, считается «Записанное в страдании» Ханчжун
нок 1й Ф Ш . Его автором была жена принца Садо (1735-1762), наслед­
ника престола, госпожа Хон из дворца Хегён Хегёнгун Хон ecu Ш j t IT Ш
й: (1735-1815). Дневник представляет собой автобиографические записи,
где речь идет о семейной жизни и отношениях внутри царского дома.
Госпожа Хон была выбрана королевской семьей в жены наследнику пре­
стола, когда ей было всего десять лет. «Я была совсем ребенком, когда
вошла во дворец...», — так начинает свои записи госпожа Хон. И далее
она подробно описывает события придворной жизни, рассказывает об их
участниках — членах королевского дома, при этом каждое событие поме­
чено годом, месяцем, а иногда и днем. Еще в молодости ее племянник
посоветовал ей вести записи своей жизни во дворце, которые бы храни­
лись в семье как драгоценная реликвия, но она никогда не могла найти
время, чтобы осуществить эту идею. Только в шестьдесят лет, в 1796 году
госпожа Хон начала записывать свои воспоминания, при этом, она заме­
чает, что ее «...память отнюдь не ослабела с прошедшими годами». Закончны были записи, когда ей было уже 71.
Центральное место в записях занимает трагедия в королевской семье,
которая вошла в историю под названием «Событие года имо» (1762 г.).
Наследник престола Садо, за которого была выдана замуж госпожа Хон,
был вторым сыном государя Ёнчжо (1725-1776). Он родился в 1735 г.
после смерти наследника престола Хёрёна, когда отцу было уже 40 лет.
Поэтому, будучи еще годовалым ребенком, он был объявлен наследником
престола, однако в 10-летнем возрасте у него появились признаки психи­
ческого заболевания, с годами его состояние ухудшалось, и в 1762 г. отец,
разгневанный несуразными поступками сына, приказал заточить его в
ларь для хранения зерна, где он и умер от голода. Возможно, именно жес­
токая расправа с мужем заставила госпожу Хон начать записывать свои
воспоминания и, прежде всего, о том, как отношения в королевской семье
могли привести к трагедии года имо. Кстати, подробные записи об этом
событии, которые велись при дворе официальными чиновниками, были
уничтожены по распряжению государя Чончжо (1777-1800), сына госпо­
жи Хон и принца Садо.
Дневник госпожи Хон состит из трех глав. В первой она рассказыва­
ет о себе — своей семье, родителях, замужестве, детях, о своей жизни при
дворе и заканчивает трагической смертью наследного принца Садо. Вто­
рая и третья главы посвящены принцу Садо. Они написаны специально
для ее внука, государя Сунчжо (1801-1834), чтобы рассказать правду о
событиях года имо и реабилитировать своих отца и мужа, о роли которых
в этих событиях распространялось множество нелепых слухов.
174
Сочинение написано женщиной, воспитанной в строгих конфуциан­
ских правилах и четко осознающей свое место в королевской семье. Даже
в личных записях, как она сама признается, ей постоянно приходится
сдерживать свои эмоции. Тем не менее, дневник полон именно эмоцио­
нальных описаний, начиная с первых листов, рассказывающих, какие
страдания пережила десятилетняя девочка, когда ей пришлось оставить
родителей (особенно мать) и переехать во дворец, где всё для нее было
чужим и непривычным. И далее, задумываясь о причинах душевного за­
болевания своего мужа, она анализириует отношения в королевской се­
мье и приходит к выводу, что наследного принца неправильно воспиты­
вали — без родительского внимания и ласки. В результате принц боялся
отца и робел перед знатными чиновниками двора. Глава, посвященная
наследному принцу, полна сострадания к ребенку, брошенному на попе­
чение женщин при дворе, сочувствия к мальчику, который практически
был лишен наставлений отца.
В дневнике госпожи Хон содержатся уникальные фактические све­
дения о жизни королевской семьи и в то же время это — художественное
произведение, где все описываемые события «пропущены» через эмоцио­
нальное восприятие автора. Надо заметить, что госпожа Хон крайне редко
пользуется китайской поэтической образностью и предпочитает описы­
вать свои впечатления средствами корейского языка. Пожалуй, по эмо­
циональному настрою дневник близок женской лирической поэзии, кото­
рая была распространена в XVIII в.
Темы чувства, любовного переживания в традиционной литературе
были отданы женщинам, и женщины без оглядки на должное поведение и
правила приличия писали о желании быть любимыми, жить вместе с лю­
бимым человеком, о невыносимости одиночества и горестях разлук. Жен­
ское творчество в корейских работах по истории литературы выглядит
особым островом и не вливается в общий поток развития словесности.
Даже в исследованиях современных авторов оно представлено не как од­
но из направлений, связанных с общими тенденциями в движении лите­
ратуры, а просто выделено в специальные разделы, посвященные именно
женскому поэтическому и прозаическому творчеству. Я хочу здесь еще
раз обратить внимание на особенности литературы XVIII в. — особый
интерес к частной жизни человека и миру его чувств и переживаний. Те­
мы любви, страданий, одиночества, которые развивались в «женской про­
зе и поэзии», на мой взгляд, легко вписываются в общую картину корей­
ской литературы XVIII в.
Корейский роман и творчество Ким Манчжуна Û: Ж Ш (1637-1692)
Корейский традиционный роман появился в конце XVII в. и просу­
ществовал более двух столетий. Как правило, это многоплановые сюжет­
ные произведения, посвященные жизни нескольких героев, которые,
175
пройдя серию приключений-испытаний, приходят к счастливому концу.
Действие в романах иногда охватывает жизнь персонажей на протяжении
нескольких поколений.
Большая часть традиционных романов была анонимной, и бытовала
в основном в виде рукописей, реже— ксилографов. Роман делится на
квоны — тома или тетради. Квоны могут разделяться на главы, каждая из
которых имеет название. Среди романов, хранящихся в рукописном отде­
ле С.-Петербургского филиала Института востоковедения РАН, много­
томные произведения представлены в виде рукописей, состоящих из не­
скольких десятков томов.
Многотомные корейские романы были «камерными» произведения­
ми и, очевидно, распространялись в узком кругу читателей, в основном,
на женских половинах домов. Возможно, и переписчиками их тоже были
женщины. О нешироком круге читателей такого рода романов говорит и
«тираж»: в настоящее время некоторые произведения сохранились лишь в
единичных экземплярах. Ксилографическим способом обычно издавали
широко читаемые, популярные произведения, как например, «Записи со­
бытий года имчжин».
Как правило, названия романов записывали по-китайски, и эти на­
звания в конце помечены отличительными знаками, заимствованными из
«высокой прозы». Большая часть имеет знаки ки и нок Ш,Ш — «записи»,
«описания». Названия многих произведений не имеют специальных по­
мет, но заканчиваются «типовыми словами»— например, мон W —
«сон», кибон -SfiÉ — «удивительная встреча», киён of Ш — «удивитель­
ная судьба».
В Европе первые сведения о корейских романах появились в XIX в. в
«Библиографии Кореи» (Bibliographie coréenne) французского ученого
М.Курана, который отнес ряд произведений корейской сюжетной прозы к
типу европейских рыцарских романов. В российском корееведении рома­
ны впервые были представлены в 60-х годах XX в. в «Описании письмен­
ных памятников корейской культуры» О. П. Петровой (из рукописного
фонда Ленинградского филиала Института востоковедения АН СССР).
Рождение корейского романа связано с именем Ким Манчжуна, ко­
торый написал два произведения — «Скитания госпожи Ca по югу» Сасси намчон ки Ш ИкШШШ и «Сон в заоблачных высях» Куун мон % M
1?. В этих сочинениях проявились две тенденции, свойственные традици­
онному мировоззрению корейца: одна — активное стремление к органи­
зации общества на справедливых и гуманных началах, другая — поиски
пути к установлению внутренней гармонии личности. Произведения Ким
Манчжуна, в основу которых и положены эти две тенденции, оказали
огромное влияние на корейские романы да и вообще на сюжетную прозу,
созданную уже после Ким Манчжуна в XVIII-XIX вв.
176
Ким Манчжун родился в 1637 г. — в год, когда Корея была завоевана
маньчжурами и разорена. Его отец как «преданный подданный», покон­
чил жизнь самоубийством после того, как маньчжурские войска захвати­
ли столицу и остров Канхва, куда бежали государь и его двор. Будущий
писатель появился на свет уже после смерти отца. Поначалу Ким Ман­
чжун шел обычной дорогой молодого человека из аристократической се­
мьи, близкой ко двору: классическое образование, экзамены на чин, карь­
ера чиновника и непременное участие в политической борьбе партий. По
традиции семья писателя принадлежала к Западной партии, которую в то
время возглавлял видный сановник и ученый-неоконфуцианец Сон Сирель. Когда в 1680 г. управление страной перешло к этой партии, Ким
Манчжун получил высокий чин и должность главы военного ведомства.
Но в 1689 г. Западная партия была отстранена от власти, ее глава Сон
Сирёль был «пожалован смертью», а Ким Манчжуна сослали на южный
остров Намхэ. Из этой ссылки он не вернулся. Через шесть лет после его
смерти Западная партия снова пришла к власти, и Ким Манчжун по­
смертно получил высокий титул «просвещенного и почтительного к ро­
дителям» мунхёгон.
Сасси намчон ки Щ" &: Ш flE fB. Первым откликом на дворцовый пе­
реворот 1689 г., когда писатель был отстранен от дел и отправлен в ссыл­
ку, пожалуй, явился его роман «Скитания госпожи Ca по югу». В истории
женщины, изгнанной из дома и оклеветанной коварной наложницей, пи­
сатель описал судьбу государыни Инхён.
Дело в том, что переворот 1689 г. был вызван событиями, которые
произошли в семье государя Сукчжона (1675-1720). Инхён происходила
из семьи ортодоксальных сторонников Западной партии, поэтому ее воз­
ведение в ранг супруги государя привело к усилению политических пози­
ций «западников». Но у нее не было детей, отсутствие наследника, есте­
ственно, беспокоило Сукчжона. И вот в 1688 г. его наложница из рода
Чан родила сына, которому государь даровал звание «старшего сына»,
хотя такое звание принято было иметь только старшему сыну главной
жены. Семья Чан опиралась на Южную партию, поэтому «западники»
увидели в этом назначении опасность для себя. Их глава Сон Сирёль об­
ратился к Сукчжону с посланием, где подверг сомнению справедливость
его решения. Государь разгневался и лишил государственных постов сто­
ронников Западной партии, а на их места назначил «южан», которые вос­
пользовались этим для того, чтобы расправиться с «западниками». В этой
«партийной баталии» пострадала и государыня Инхён: Сукчжон лишил ее
звания супруги, разжаловал в наложницы и повелел ей покинуть столицу.
Супругой государя была провозглашена наложница Чан.
Драматические события при дворе и в семье государя вызвали про­
тесты ученых-конфуцианцев, которые по традиции направили государю
«доклады трону» и «послания», где, ссылаясь на примеры из древней ки­
тайской истории» осуждали поведение Сукчжона. Ким Манчжун, как ис177
тинно преданный подданный, тоже укорял государя, но не в традицион­
ном жанре «послания» или «доклада» (их, естественно, писали на китай­
ском языке), а в форме занимательной истории, написанной на корейском
языке. Как мне кажется, первый корейский роман «Скитания госпожи Ca
по югу» есть не что иное, как иносказательное увещевание, в котором
верный подданный указывает своему государю на ошибочность принятых
им решений. Вспомним, что у Ким Манчжуна был предшественник: в
VIII в. Соль Чхон также в иносказательной форме занимательной притчи
преподнес государю увещевание под названием «Предостережение царю
цветов».
Роман «Скитания госпожи Ca по югу» рассказывает историю семьи
Лю. Действие происходит в Китае и развертывается вокруг трех персона­
жей: главы семьи Лю Ёнсу и двух женщин — главной жены госпожи Ca и
наложницы Кё.
У госпожи Ca не было детей, и в дом взяли наложницу, которая
вскоре родила сына. Наложница оклеветала госпожу Ca и добилась ее
изгнания. Несчастья заставили ее переезжать с места на место, пока она
не встретила буддийскую монахиню, которая поселила ее в своем ските.
Тем временем, наложница завела любовную связь с человеком, который
пользовался покровительством первого министра, бесчестного человека.
Они оклеветали Лю Ёнсу перед государем и тот, лишив его чинов и
должности, отправил в ссылку. Лю Ёнсу оказался на краю гибели, но его
спасла буддийская монахиня и укрыла в ските, где он встретился со своей
женой. В конце концов государь разоблачил козни преступного министра,
казнил его ставленников и возвратил из ссылки несправедливо осужден­
ных преданных подданных. Враги, оклеветавшие Лю Ёнсу, наказаны го­
сударем, а сам герой возвратился в столицу и восстанавил порядок в се­
мье: «злодейку-наложницу» казнили, но в дом взяли новую — доброде­
тельную. В семье установилась гармония.
Таким образом, автор стремится показать, что семья разрушилась изза неправильного поведения хозяина дома, которого обольстила коварная
наложница, и он перестал следить за порядком в доме— нарушил обя­
занности главы семьи.
Действующие лица романа делятся на две группы: добродетельные
герои и персонажи, враждебные героям. Добродетельные герои не борют­
ся с врагами, не пытаются оправдаться и доказать свою невиновность,
когда на них клевещут, не стремятся разоблачить зло. Они терпеливо сно­
сят все несчастья, неизменно сохраняя свои добродетели. Их поступки
отмечены справедливостью и гуманностью, отношения между ними гар­
моничны.
Положительные герои пассивны, «работают» вместо них помощни­
ки. Помощниками могут быть обычные люди (госпожу Ca, например, во
время ее странствий выручает из беды простая девушка из деревни у ре­
ки), либо персонажи, наделенные высшими силами (буддийская монахи178
ня, покойные свекор со свекровью, жены легендарного китайского импе­
ратора Шуня). Обычные персонажи оказывают реальную помощь, люди
необычайные, как правило, являются во сне и предупреждают об опасно­
сти.
Персонажи, представляющие враждебные силы, напротив, активны и
изобретательны. Красивая наложница Кё сначала обольстила и привязала
к себе хозяина дома Лю Ёнсу, хитростью и коварством изгнала госпожу
Ca, а затем, добившись ссылки Лю Ёнсу, попыталась его убить. Кё —
главная враждебная сила, остальные недруги (ее любовник, служанки,
друг любовника) — только исполнители ее воли и действуют по ее указа­
ниям, иногда, впрочем, давая советы, как лучше извести или обмануть
добродетельных героев.
Враждебные силы разрушают гармоничные отношения между людь­
ми. Не случайно наложница Кё и ее любовник, секретарь хозяина дома,
действуют заодно с первым министром и другими льстивыми прибли­
женными государя, которые нарушают порядок в стране. Вслед за разва­
лом семьи рушатся и нравственные устои в государстве — к власти при­
ходят жестокие, коварные люди. Таким образом, разлад в семье влечет за
собой хаос в государстве, и персонажи, которые вредят героям, представ­
лены не как их личные враги, а как соучастники в делах неверных под­
данных, нарушающих порядки в государстве.
В связи с этим добродетельные герои не думают о том, чтобы оправ­
даться, найти истинного преступника и отомстить ему, их задача— со­
хранять свою «образцовость», ибо только должное поведение человека в
ячейке общества способствует поддержанию гармонии во всём социуме.
Таким образом, к установлению гармонии приводит в конце концов не
личная месть и расправа с врагом, а забота о сохранении миропорядка,
когда поступки каждого соответствуют его месту в обществе. Восстанав­
ливает справедливость государь — центральная фигура (старший) в со­
циуме, а вслед за ним возвращает порядок в семью и сам герой — стар­
ший в доме. Так, драматическая коллизия в семье решается в соответст­
вии с традиционными представлениями о семье как микрокосмосе и роли
«старшего» как организатора коллектива и хранителя порядка.
Ким Манчжун в своем романе «разыграл дворцовую драму», где в
иносказательной форме занимательной истории указал государю, что
ошибочность действий «старшего» (позволил наложнице, «младшему»
посеять смуту в царской семье) может гибельно сказаться на жизни всей
страны. Конечно, в персонажах романа и их поступках легко угадывались
зачинщики смуты при дворе Сукчжона (партия Южан и их ставленница,
наложница Чан) и их жертвы (государыня Инхён и сторонники «западни­
ков»). Герой романа Лю Ёнсу, так легко позволивший коварной наложни­
це обольстить себя и внести разлад в семью, — это, безусловно, сам госу­
дарь Сукчжон, который был человеком безвольным и отличался непосле­
довательностью своего поведения.
179
К сожалению, роман Сасси намчон ки не датирован, но совершенно
очевидно, что он был написан «по горячим следам» дворцовых событий.
Ким Манчжун еще полон политических страстей, он осуждает своего го­
сударя, который нарушил долг правителя и увлекся наложницей. Писа­
тель еще надеется на торжество справедливости, на осуждение бесчест­
ных придворных и установление должного порядка.
Надежды Ким Манчжуна не оправдались, его сослали в места, губи­
тельные для его здоровья (он был болен туберкулезом). Оказавшись в
изоляции от политических событий, отстраненный от государственной
деятельности, вдали от обычного круга образованных собеседников, пи­
сатель остается наедине с собой. У него достаточно времени для размыш­
лений о назначении человека и смысле его социальной активности. Мне
кажется, что итогом раздумий Ким Манчжуна о человеческой природе с
ее постоянными страстями был роман «Сон в заоблачных высях» Ку ун
мон. Писатель, личность эмоциональная, выразил свое понимание про­
блемы не в строгой форме философского трактата, а в художественном
произведении.
Ку ун мон % Щ # . Роман написан в форме буддийской притчи, об­
суждающей тему «жизнь— сон», он создан на китайском языке, и все
описываемые события происходят в Китае, в реальном географическом
пространстве.
Тема «жизнь-сон» была весьма распространена в китайской традици­
онной литературе (новеллы «Изголовье из кедра», «Сон о Нанькэ», «Из­
головье»). Герой новелл — мирянин, который мечтает о карьере. Во сне
он достигает высокого положения и получает все блага жизни, но в конце
концов попадает в беду и оказывается на краю гибели. Изведав преврат­
ности судьбы, он просыпается и убеждается в том, что богатство и знат­
ность, столь ценимые в человеческом сообществе, на самом деле пустая
суета. Очевидно, не случайно в новелле «Сон о Нанькэ» мир, в котором
герой делает блистательную карьеру, оказывается муравейником (гудя­
щие пчелы и снующие муравьи— символ суетности людей). В основе
этих новелл скорее всего лежит даосский мотив мимолетности мирской
жизни.
Быстротечности и нереальности мирских радостей посвящены буд­
дийские притчи, например, корейская — о монахе Чосине, включенная в
буддийское историческое сочинение Самгук юса (XIII в.). В притче рас­
сказывается о монахе, который, встретив красивую девушку, стал молить
бодхисаттву Кваным одарить его земным счастьем. Бодхисаттва посылает
ему сон, в котором девушка становится его женой. Чосин переживает ра­
дости и страдания мирянина: они с женой прожили счастливо большую
часть жизни, но на старости лет оказались в нищете, и тогда жена пред­
ложила ему поделить детей и разойтись. Они расстались и каждый из них
пошел своей дорогой. Тут Чосин проснулся. Оказалось, он сидит ночью в
180
храме возле статуи Кваным, перед ним горит светильник. Чосин отказал­
ся от мирских помыслов и встал на путь просветления.
В буддийских притчах, корейских и китайских произведениях с цен­
тральным мотивом «сна» сон персонажей начинается не с появления их
на свет, а уже во взрослом состоянии. Во сне у героев проходят многие
годы, а пробудившись, они оказываются теми же юношами, что и прежде.
При этом в тексте каждый раз специально подчеркивается, что время
сна — это всего лишь часть ночи и в мире за это время ничего не измени­
лось.
Мотив «жизнь-сон» получил разное оформление в прозе Китая и Ко­
реи, но во всех так непохожих одно на другое произведениях неизменна
мысль об истинной ценности земной жизни, выраженная в «Алмазной
сутре»: «Все дхармы сущего подобны мороку фонарей с тенями, светя­
щих при звездах. Они как роса, как пузыри на воде, подобны сну, молнии
и облакам». В корейской литературе эта мысль была развита в философ­
ском романе Ким Манчжуна «Сон в заоблачных высях».
«Сон в заоблачных высях» рассказывает историю заблудшего монаха
по имени Сончжин и восьми фей. Герои живут вдали от мирской суеты,
высоко в горах Хэншань— в «заоблачных высях». Буддийский мона­
стырь находится на западном склоне горы, обитель фей — на восточном.
Герои стали мечтать о мирской жизни и наставник являет им сон — виде­
ние этой жизни, — в котором все девять персонажей рождаются в разных
концах Поднебесной. Сончжин становится сыном бедного чиновника в
отставке и получает имя Ян Сою. Феи появляются в миру как женщины
разных социальных рангов. Только благодаря собственным талантам Ян
Сою попадает в число самых именитых людей государства. Вся его жизнь
заполнена разъездами. Внешняя цель поездок— государственные дела
(экзамены, войны); внутренняя цель, скрытая от людей, но назначенная
судьбой, — встречи с красавицами, одна из которых стала сестрой импе­
ратора, другая — дочерью министра, третья воспитывается в семье мини­
стра, четвертая — дочь чиновника, пятая — дочь дракона озера Дунтин,
шестая и седьмая — знаменитые кисэн, а восьмая — «женщина-воин из
стана врагов». Восемь героинь романа внешне ведут себя очень свободно,
но все они включены в круг действий главного героя, их самостоятель­
ность проявляется только тогда, когда речь заходит о сближении с Ян
Сою, их суженым. Кисэн Чок Кёнхон, например, крадет коня из конюшни
своего покровителя и бросается вдогонку за Ян Сою, другая кисэн Ке Сомволь бесцеремонно покидает пригласивших ее молодых людей ради
свидания с героем. Любви героя ищет дочь дракона озера Дунтин, а
«женщина-воин» Сим Ёён пробирается к нему в военный лагерь под ви­
дом убийцы. Земные приключения героев заканчиваются после того, как
Ян Сою получил высший государственный пост первого министра, а во­
семь женщин стали его женами и наложницами. Герой решает уйти от
мира в самый безмятежный период своей жизни: он знаменит, богат, ок181
ружен заботами императорского двора. Ким Манчжун показывает, что не
внешние обстоятельства толкают героя к отказу от мирского, а внутрен­
няя убежденность в бессмысленности мирского существования. Сон, по­
сланный наставником одному монаху и восьми феям, был их личным пе­
реживанием жизни, в результате которого появилось знание смысла этой
жизни. То, чем прежде владел только наставник, стало достоянием его
учеников. Желание уйти от мира явилось знаком выхода персонажей из
состояния обыденного человека. В этот момент и появился наставник,
чтобы развеять сон: теперь они готовы к просветлению. Просветление и
наступило после того, как наставник растолковал им «Алмазную сутру» и
прочел гатху.
Как правило, произведение начинается с названия, в котором закоди­
рована мысль, которую хочет автор поведать своим читателям. Ким Ман­
чжун озаглавил свой роман кратко — тремя иероглифами: ку Л — «де­
вять», ун М- «облако» и мои 1? — «сон». Как следует понимать это на­
звание?
Оно имеет двойной смысл. Первый (явный) связан с даосским пони­
манием куун — «девятые облака», самые высокие, — место, где обитают
бессмертные, поэтому заглавие и следует понимать как «Сон в заоблач­
ных высях». Такое понимание соответствует сюжетному (явному) уров­
ню. Читатель, хорошо знающий китайскую классику, может заметить в
этих трех иероглифах и намек на любовную интригу, которую он обна­
ружит потом, при чтении романа. Унмон (кит. Юньмын, «облачный
сон») — название местности в Китае, где расположены «горы высокие
Тан», связанные с известным преданием об Ушаньской фее, которая, про­
ведя ночь с правителем княжества Чу, обещала утром являться облаком, а
вечером проливаться дождем, т. е. приходить на любовное свидание.
Итак, три иероглифа названия предлагают увлекательное чтение с любов­
ной интригой. Именно сюжетную (занимательную) сторону и восприняли
все последующие романы, в названии которых содержится иероглиф
мон — «сон».
В этих трех иероглифах закодирован и внутренний, философский,
смысл романа, который разъясняет «Алмазная сутра»: «Все дхармы суще­
го... подобны сну, молнии и облакам». Облака и сон— центральные
символы иллюзорности чувственного мира, находиться в облаках и сне —
значит, пребывать в омрачении. Уже в самом названии дано представле­
ние о внутренней теме повествования: жажда страстей, охватившая геро­
ев, понимается как «двойная иллюзия» — сон и облака. Так, заглавие в
предельно сжатой форме сообщает о том, что речь пойдет о героях, уст­
ремившихся к мирской жизни, но в конце концов они осознали свою омраченность и встали на путь просветления.
Омраченность героев — это стремление к успеху на службе и жажда
любовных приключений. На сюжетном уровне роман повествует о «ко­
рейском Дон Жуане», который, казалось, только и думает о том, чтобы
182
заполучить очередную красавицу, а помыслы самих красавиц заняты од­
ним лишь героем. Но у европейского Дон Жуана стремлениям к новым
чувственным наслаждениям нет конца, и только высшие силы смогли
положить предел его вожделениям. Для корейского героя заранее опреде­
лено число женщин — их восемь. Получив этот «комплект», он не ищет
новых встреч. Более того, обретя власть, славу и женщин, Ян Сою сам
отказывается от мирских страстей, сам прекращает погоню за радостями
жизни. В чем тут дело?
Объяснение следует искать прежде всего в представлениях культуры,
которая и диктует принципы строения произведения и типы разрешения
конфликтов.
Действие в романе как бы движется по кругу: монах Сончжин и во­
семь фей, далее Ян Сою и восемь красавиц и, наконец, снова монах Сон­
чжин и восемь фей. События начинаются весной. В третьей луне монах
Сончжин встречается с феями, весной открывается дорога мирянина Ян
Сою к успеху: он выходит с востока (из Хуайнани, где расположен его
родной дом) и начинает движение на запад, которое завершается осенью
в провинции Сычуань (западный Китай). Весной происходит встреча с
первой женщиной, осенью появляется последняя. С осенью связано за­
вершение всех событий романа. В восьмой луне заканчиваются любовные
свидания и герой возвращается в столицу. Встречи с женщинами завер­
шаются свадьбой: в пятнадцатый день девятой луны, в полнолуние, про­
исходит свадьба с двумя принцессами. В девятый день девятой луны, на
который приходится известный осенний праздник, герои решают рас­
статься с мирской жизнью. Ян Сою и его восемь жен, по обычаю, подни­
маются на высокую террасу и уже пространственно отделяются от сует­
ного мира страстей.
В романе 16 глав, которые распределены по двум частям, квонам,—
по восемь в каждой. Количество глав и их число в каждой части соотносят­
ся с дальневосточным солярным календарем, в котором год делится на 24
периода. 16 из них связаны с возрастанием и затуханием солнечной актив­
ности— от начала весны до осеннего равноденствия. Последние восемь
периодов — это время наступления холодов, зимнего периода. Первые во­
семь периодов— весна и начало лета, которые помечены возрастанием
солнечной активности. Восемь глав первой части романа посвящены «бун­
ту» юного монаха, рождению героя-мирянина и его успехам на социальном
поприще. Его мирская деятельность достигает высшей точки во время «за­
падного похода» против тибетцев (главы восьмая и девятая). Следующие
восемь периодов связаны с убылью солнечной активности — время от се­
редины лета (летнее солнцестояние) до осеннего равноденствия. В романе,
начиная с десятой главы, активность героя идет на убыль до полного отказа
от деятельности в шестнадцатой главе. Заканчивается последняя глава со­
общением о том, что герои достигли нирваны. Оставшиеся восемь перио­
дов соответствует «мертвому сезону» солярного календаря.
183
Так путь героя от заблуждений к истине связан с числом «восемь».
«Восемь» выражает «законченное инь», связанное с землей, темным на­
чалом, с «женским». Восемь триграмм, символизирующих путь перемен,
содержится в древней китайской философской книге «И цзин». Это наво­
дит на мысль о том, что число женщин, которых поочередно от весны и
до осени собирает Ян Сою, не случайно помечено «восьмеркой»: «жен­
ский путь» Ян Сою организован как сезонный цикл жизни природы.
Таким образом, путь заблуждений героев продолжается с весны до
осени, т.-е. время их мирской жизни соотнесено с природным циклом
рождения и умирания. Но в природе нет окончательной смерти, весной
она возрождается к новой жизни. Примечательно, что в конце романа
присутствует знак возрождения: жены Ян Сою, оказавшись после пробу­
ждения в горном монастыре, срезают волосы золотыми ножницами (по
мифологическим представлениям срезание волос есть известная метафора
смерти, а золотые ножницы — образ молодого солнца). Эта сцена откры­
вает путь к новому движению и опять по кругу. Человеческая жизнь в
романе сопричастна природному циклу с его круговоротом рождений,
смертей и новых рождений. Такова «культурная база» развития сюжета в
романе, и надо сказать, что это не искусственное построение, придуман­
ное автором. Космологическая идея сообразности с природой вообще
жила в дальневосточной традиции (вспомним, например, творчество по­
эта XVII в. Юн Сондо и прозаика Лим Чже).
Путь развития природы, который лежит в основе строения сюжета,
был откорректирован буддизмом. Так, в соответствии с буддийскими
представлениями, сознательные существа пребывают в трех состояниях:
«имеющие желания» (сфера желаний), «имеющие чувственность» (сфера
чистых форм), «не имеющие чувственности» (сфера чистой духовно­
сти — пустота). В романе представлены первые два состояния, третье —
не описано, сказано только, что герои вступили в эту высшую сферу, ко­
торая в романе названа «Райским миром» — пустота, шунъята, не имеет
объектов для описания.
Каждому из состояний соответствует свое пространство. «Сфера же­
ланий» охватывает земное пространство людей, «сфера чистых форм»
находится высоко в горах, где живут феи и стоит буддийский монастырь.
Верхний мир отгорожен от нижнего облаками и туманами. Облака и ту­
ман — символы ложных мыслей, которые закрывают чистоту изначаль­
ной природы, поэтому обитатели земного мира, одурманенные ложными
мыслями, не могут разглядеть свою собственную природу. В пределах
«верхнего мира» не происходит никаких событий, все случается в «ниж­
нем мире» — в сфере желаний.
События начинаются с путешествия героя из монастыря в гости к хо­
зяину озера Дунтин. Монах Сончжин спускается с горы и, оказавшись в
озере, начинает вести себя как мирянин: во дворце дракона участвует в
пире и поддается соблазну — пьет вино, на мосту через реку флиртует с
184
феями. Герой погружается в мир вожделений. В романе отступление мо­
наха Сончжина от истинного пути начинается с поочередного «включе­
ния» шести чувственных ощущений: вкуса, осязания, обоняния, зрения,
слуха и мысли. После выпитого вина в него свободно вторгается «пыль»
окружающего мира, она вызывает волнение и беспокойство. Тело начи­
нает ощущать жар, возникает желание омыться в ручье и испытать его
прохладу. Сончжина влечет к себе необычный аромат, заставляет отпра­
виться на поиски его источника, И вот герой видит фей и слушает их ре­
чи. Феноменальный мир перестал быть для него иллюзией, он погрузился
в этот мир. И тогда Сончжин решил умиротворить свои мирские помыс­
лы медитацией. Его медитацией и был сон о мирской жизни. Сончжин
сидит в позе медитации в своей келье, и в этом процессе он постигает
истинную природу «дхарм всего сущего». Явленный мир предстал перед
ним в виде его собственной жизни, где он — мирянин, одержимый жаж­
дой славы, богатства и чувственной любви. Когда герой в конце концов
понял суетность и бессмысленность всех своих стремлений, сон окончил­
ся — цель медитации была достигнута. Ученик осознал, что «все дхармы
сущего подобны сну или облакам».
Облака дважды появляются перед героем: в первый раз, когда он
поддается соблазну и обольщается красавицами. Улетевшие феи— это
облака, растаявшие вдали. Представление красавиц в виде облаков дано
здесь как знак иллюзорности чувственной любви. Второй раз облака под­
нимаются, чтобы окутать залы и павильоны во дворце первого министра
Ян Сою — символы мирской славы и богатства. Ян Сою пробуждается от
сна, и роскошные строения, плоды его суетных вожделений, теперь пред­
ставляются ему иллюзией— облаками. Медитация Сончжина была ус­
пешной, он понял, что «весь явленный мир не есть мир реальный, а есть
лишь одно название» — как сказано в «Алмазной сутре». Это понимание
и сделало его готовым к просветлению.
Для Сончжина, вступающего в медитацию сон о мирской жизни раз­
ворачивается как реальность, как живой опыт жизни, а для Сончжина,
окончившего медитацию, он оказывается пустой иллюзией, которая воз­
никла и исчезла в одно мгновение. Пробудившись, он увидел, что нахо­
дится в той же келье, за окном ночь и луна, а сам он тот же юный монах
Сончжин.
Так в истории блистательных успехов и любовных приключений
«корейского Дон Жуана» закодирована буддийская притча, раскрываю­
щая путь обретения истинной мудрости — путь становления будды. Этот
путь однонаправлен и линеен: просветленный уходит за пределы потока
смертей-рождений и, прерывая цикличность, останавливает движение.
Судьба Ян Сою — это жизнь самого Ким Манчжуна, который при­
ложил много усилий, пытаясь усовершенствовать общество, но не был
понят и окончил свой век в изгнании. В ссылке он обратился к буддизму
сон (кит. — чанъ), свидетельством его буддийского мировоззрения, пожа185
луй, и был роман «Сон в заоблачных высях». Ким Манчжун на личном
опыте мирской жизни познал истинную сущность вожделений человека,
успеха на социальном поприще и поведал об этом в литературном сочи­
нении. Сложный философский подтекст сочинения может говорить о том,
что роман не был рассчитан на широкий круг читателей, а скорее всего
был написан для самого себя как ответ на собственные раздумья о смысле
социальной активности человека и поисках пути к обретению внутренней
гармонии.
Сопхо манпхиль В Ш Ш Щ. Кроме двух романов, Ким Манчжун на­
писал супхилъ «Сопхо. По воле кисти» Сопхо манпхиль. Сочинение состо­
ит из двух книг, в которые включены 164 заметки. Заметки не озаглавле­
ны, каждая следующая начинается с красной строки. Они не сгруппиро­
ваны по темам, их распложение не определено хронологией. Текст как бы
разбивается на повествовательные единицы (правда, слово «повествова­
тельный» можно применить здесь условно), каждая существует сама по
себе, не имеет никаких связей с соседней — пребывает в «свободном па­
рении», со своей темой и своим внутренним временем. Автор словно не
волен распоряжаться собственным материалом — определить ему четкое
место в пространстве и времени своего сочинения. Материал как бы пе­
рестает быть объектом приложения воли человека. Естественный поток
мыслей подхватывается кистью и свободно ложится на бумагу.
Содержание этого собрания заметок — мысли Ким Манчжуна об ис­
тории, географии, литературе, в особенности поэзии, языке, философии,
естественных науках, воспоминания о забавных и поучительных случаях
из жизни известных исторических личностей— все темы, затронутые
автором, перечислить невозможно. Но заметки Ким Манчжуна имеют
общую черту— они критически направлены. В них— несогласие с
взглядами отечественных и китайских ученых на историю и географию
Кореи и Китая, осуждение конфуцианцев, которые относятся к буддизму
как к варварскому учению, критика корейского ученого сословия за пре­
клонение перед китайским языком и литературой. Следует заметить, что
в серьезных философских рассуждениях автора иногда проскальзывает
насмешка над высказываниями и поступками исторических деятелей.
Пестрота материала, включенного в супхилъ Ким Манчжуна, и постоян­
ное присутствие авторской точки зрения позволяют отнести его произве­
дение к типу документально-художественной прозы.
Чонгёнбуин юнсси хэнчжан Â %fo £: А ^ ïk 11 )\к. В конце 1689 г.,
уже в ссылке, писатель получил известие о смерти матери, госпожи Юн.
Он не мог с ней проститься, совершить погребальный обряд, и это мучило
его до конца жизни. В «Истинных записях династии Ли» Личжо силлок
$ Ш Ä Ш так и записано: «Когда он был в ссылке, неожиданно умерла
его мать. Он не имел права уехать, заболел от скорби и умер». Свою лю­
бовь к матери и восхищение ее подвижнической жизнью он выразил в
186
биографии «Деяния добродетельной и почитаемой супруги госпожи Юн»
Чонгёнбуин юнсси хэнчжан, написанной осенью 1690 г.
Сопхо мунчжип В Ш ~Х Ж. Ким Манчжун писал стихи на китай­
ском языке, которые собраны в сочинении под названием «Собрание
изящной словесности Сопхо» Сопхо мунчжип, куда включено более
двухсот стихотворений. Поэтические произведения распределены здесь
по жанрам и охватывают весьма широкий круг тем. Например, традици­
онные темы, связанные с реальными персонажами и событиями китай­
ской истории, а также с преданиями, которым часто посвящали стихи
китайские поэты. Среди его поэтического наследия немало любовной
лирики. Как отмечают современники, Ким Манчжун был большим по­
клонником женской красоты и его «любовные напевы» были очень попу­
лярны в женских покоях государева дворца. Немало стихов связано с пе­
рипетиями его личной судьбы, особенно с последними годами жизни,
которые он провел в одиночестве на острове Намхэ.
Типы традиционных романов
Ким Манчжун вошел в корейскую литературу прежде всего как
«отец» первых двух романов, которые «задали» корейской сюжетной
прозе две большие проблемы для обсуждения: одна — способ достиже­
ния гармонии в социуме, другая — путь устроения внутреннего мира лич­
ности. Соответственно, и большую часть традиционных романов, создан­
ных после Ким Манчжуна, можно разделить на два типа: социальные и
асоциальные («романы-сны»).
Социальный роман
Как уже было сказано выше, романы, обсуждающие социальные
проблемы, как правило, помечены в названии жанровыми знаками ки или
нок — «записи», «описания», либо заглавие завершается словами «удиви­
тельные встречи» кибон, «удивительные (прекрасные) судьбы» киён.
«Записи» ВВ, Щщ обычно, излагают семейные истории, иногда не­
скольких поколений, с непременными злодеями, которые строят козни,
чтобы погубить добродетельных героев и разрушить семью. Справедли­
вость в конце концов торжествует, всем воздается по заслугам, а семья
восстанавливается. В произведениях, относящихся к группе «романовзаписей» сюжет строится по образцу «Скитаний госпожи Ca по югу».
Например, роман «О том, как проявили добродетель и пробудили
чувство долга» Чхансон камый нок Щ Ш Ш Щ Ш, написанный, как пред­
полагают, Чо Сонги ШШШ (1638-1689) — человеком, который отказал­
ся от службы, не участвовал в политических баталиях и жил в «мире
изящного слова». Роман был распространен на корейском и китайском
языках, но не известно, на каком языке он был создан автором. Структур­
но, по содержанию и обсужаемой проблеме (гармония в семье и должное
187
поведение) Чхансон камый нок весьма близок роману Сасси намчон ки,
поэтому исследователи предполагают, что он был написан сразу по сле­
дам произведения Ким Манчжуна. Хотя предполагаемый автор жил от­
шельником, но события в семье государя и связанные с ними действия
«старшего» волновали не только непосредственных участников, и, воз­
можно, этот роман также был создан как иносказательная критика пове­
дения государя (обратим внимание на дату смерти автора— 1689 год,
когда произошел дворцовый переворот; правда, о причине смерти ничего
не сообщается). В Чхансон камый нок много действующих лиц и сюжетных
линий, которые в конце концов присоединяются к истории центрального
героя Хва Чина. Действие происходит в Китае, где живет семья сановника
Хва Ука, у которого было три жены. Одна из них умерла рано, оставив
дочь. Две другие, Сим (старшая) — злая, Чон (младшая) — добродетель­
ная. Их сыновья тоже отличаются друг от друга: старший, Чхун (сын гос­
пожи Сим), — злой, младший, Чин (сын госпожи Чон), — добрый. Гармо­
ния в доме нарушается после смерти хозяина дома, Хва Ука, и его второй
жены. «Злодейка» Сим и ее сын Чхун преследуют добродетельных героев и
стараются их извести. Самого Чина (младшего сына) оклеветали перед го­
сударем и добились его ссылки в дальние западные земли, а двух его жен
выгнали из дома. В семье бесчинствует наложница Чхуна (старшего сы­
на), которая изгоняет его жену. В результате семья распадается.
В случае смерти отца конфуцианские нормы отношений предписы­
вают старшему сыну взять на себя заботы о семье. В романе Чхун —
старший сын первой жены — обладает порочной, злой натурой. Вместо
того, чтобы следить за порядком и наставлять членов семьи, забывших о
своем долге, он следует женским прихотям, водит компанию с дурными
людьми и преследует своего младшего брата— нарушает должные от­
ношения между старшим и младшим братьями.
Только после многих злоключений, волей императора младший сын
Хва Чин был возвращен из ссылки. Пережив опасные приключения, воз­
вращаются в дом и изгнанные женщины. Хва Чин добивается прощения
для своего обидчика— старшего брата, который к этому времени был
осужден за злодеяния. Чин — образцовый герой и его прежде всего забо­
тит соблюдение должных отношений между братьями, поскольку только
при таких условиях можно восстановить гармонию в семье. Чин прощает
также и госпожу Сим, которая раскаялась в своем поведении и исправи­
лась. «Злую обольстительницу», наложницу старшего брата Чхуна, каз­
нили: «чужой вредитель» должен быть устранен, чтобы не нарушался
установленный порядок. В семье снова наступила гармония.
Так же, как в Сасси намчон ки, в этом романе семейные и государст­
венные дела тесно связаны между собой. В семье Хва начинается разлад, а
в государстве к власти приходят бесчестные чиновники, которые пресле­
дуют преданных подданных. Отрицательные персонажи семьи Хва в конце
концов объединяются с этими чиновниками и совместно творят зло.
188
В романе неизвестного автора «Две семьи Ха и Чин» Ха Чин янмун
нок Щ Ш M Р^ Ш (состоит из 25 квон) рассказывается о злоключениях
двух героев — юноши из семьи Чин, который остался нищим и беспри­
ютным после смерти родителей, и его суженой — девушки из семьи Ха,
которая вынуждена покинуть родительский дом из-за козней «злой жен­
щины» — второй жены сановника Ха, отца героини. На протяжении 25
квон герои мучаются, страдают, переживают бесчисленные приключения
и часто оказываются на краю гибели, но в конце романа добродетель
торжествует: юноша Чин заслуженно получает высокие чины, встречает
свою суженую — гармония восстанавливается. Надо заметить, что мно­
гочисленные приключения героев не связаны друг с другом причинноследственными связями, а следуют друг за другом в хронологическом
порядке, при этом, судьбы двух героев, «разомкнутые» в начале романа,
далее развиваются параллельно, пока в конце они не «смыкаются» вновь.
«Удивительные встречи» кибон. Образцом этой группы романов мо­
жет служить сочинение неизвестного автора «Удивительная встреча двух
браслетов» Ссанчхон кибон Ш M -Sf Ш (22 квона). Так же, как «Скитания
госпожи Ca по югу» роман начинается с представления благополучной
семьи именитого сановника, в которой царит гармония. Раздор вносит
появление «злодейки-наложницы», которая изгоняет жену и губит хозяи­
на дома. У изгнанной жены рождается сын, который всю жизнь страдает
из-за того, что не видел отца. Он живет в бедности и безвестности, но в
конце концов сдает экзамены и получает высокий пост. Однако результа­
том всех переживаний и приключений персонажей является не восста­
новление семьи героя, а соединение двух браслетов, т. е. бракосочетание
детей двух семей — обладателей браслетов.
Значительная часть приключений в романе связана с постоянным пе­
редвижением персонажей. Бежит из дома от злой наложницы мать героя,
затем ее ссылают, когда сына обвиняют в измене государю. По разным
причинам постоянно оказывается в пути и сам герой Ли Хён: едет в сто­
лицу сдавать экзамены, из-за доноса отправляется в ссылку. Его суженая,
оклеветанная мачехой, бежит в столицу искать Ли и т. д. Постоянные до­
роги заданы героям с самого начала: Лю, мать героя, теряет один из брас­
летов в доме отшельника Со, где она нашла пристанище во время скита­
ний (второй квон романа). Действие как бы привязано к двум браслетам, и
все многочисленные приключения героев являются преодолением пре­
пятствий на пути их соединения. Соединяются браслеты после многих
злоключений внуками Ли и Со (22-й квон).
«Записи» и «удивительные встречи» посвящены социальным про­
блемам — взаимоотношениям в семье, связанным и с делами в государ­
стве. Заканчиваются романы восстановлением нарушенного порядка —
гармонией в семье и государстве.
«Удивительные судьбы» киён. Примером этого типа романов может
служить сочинение неизвестного автора «Прекрасная судьба нефритов и
189
жемчужин» Ок чу хоён ЗЕ Ш ЙР Ш (1 квон). Герои этого романа— трое
юношей и три девушки, которым судьбой назначено соединиться. Персо­
нажи представлены рассказом об их чудесном рождении. Бездетные ро­
дители молят ниспослать им ребенка. Мальчики появляются на свет по­
сле того, как их отец во сне получил три нефрита и предсказание о том,
что у него родятся три сына-близнеца. Рассказ о юношах кончается их
уходом из дома, который мотивирован желанием найти учителя-даоса.
Далее повествование переходит к девушкам. Их родители сначала тоже
бездетны, но во сне они получают жемчужины и предсказание о рожде­
нии трех дочерей-близнецов. Юноши и девушки появляются на свет в
один и тот же день. Девушки живут в родительском доме до 13 лет, а за­
тем убегают, спасаясь от гнева отца, который не одобрял их увлечения
военным искусством. В дальнейшем все приключения героев связаны с
дорогами. И юноши, и девушки постоянно спасаются от несчастий, пере­
езжают с места на место, где новые покровители каждый раз выручают их
из беды и дают пристанище. Девушки путешествуют в мужских нарядах,
что дает им возможность принять участие в сражении с врагами и встре­
титься со своими сужеными.
Перед нами образец авантюрного романа с переодеваниями и пре­
следованиями. Сходного типа романом, возможно, является и «Удиви­
тельная судьба пары жемчужин» Ссанчжу киён Ш Ш ^ Ш (1 квон), где
родители героев получают во сне по жемчужине и предсказание о рожде­
нии ребенка. Суженые после многих приключений, в конце концов, со­
единяются. В романах типа «прекрасные судьбы» на первый план высту­
пает не изображение образцовой внутренней природы героя, а показ его
пути к заранее назначенной цели. И здесь так же, как в «семейных» рома­
нах, есть свои «злодеи», заставляющие добродетельных героев искать
спасения, убегать. Однако основной мотив их передвижений — всё новые
приключения, тогда как в «семейных» романах авантюрная ситуация
придает дополнительную занимательность, «острую приправу», к описа­
нию образцового поведения героев.
Социальные романы, как правило, структурно однотипны: герои не­
пременно уходят из дома из-за конфликта в семье. В конфликте обычно
участвует «злая женщина» (наложница или жена), которая хочет извести
другую жену или детей другой жены. «Злодейские планы» удаются из-за
того, что глава семьи перестал должным образом управлять делами в до­
ме (увлечен коварной красавицей или умер). После многочисленных при­
ключений (чем длиннее роман, тем больше препятствий приходится пре­
одолевать героям) либо восстанавливается порядок в старой семье, либо
создается новая семья, поскольку такая судьба установлена Небом. Рома­
ны типа «удивительные (прекрасные) судьбы» вносят в эту структуру две
поправки: в них появляется эпизод с чудесным рождением героев, кроме
того, уход героев из дома происходит не из-за действий враждебных сил,
а из-за конфликта с родителями, которые «не поняли» установленной Не190
бом судьбы своих детей. Поэтому дети вынуждены на время расстаться
со своими родителями. «Уход из дома» служит сигналом к началу дейст­
вия.
Ход событий во всех произведениях этого типа можно представить в
виде общей формулы, т.е. по одному роману можно заранее предсказать
развитие действия и повороты основных событий в каждом следующем
произведении, хотя знаки ки «записи», кибон или киён в названиях произ­
ведений могут внести некоторые исправления и дополнения в эту струк­
туру.
Корейская сюжетная проза, рассматривающая социальные проблемы,
постоянно обращалась в своем развитии назад, к историографии. Так,
высокая проза мун служила постоянным источником, который определял
принципы изображения героев и саму конструкцию сочинений не только
высокой словесности на китайском языке, но и произведений «низкого
разряда» — написанных на родном языке.
«Романы-сны»
Название этого типа романов подсказано заглавиями произведений, в
которые непременно включен иероглиф мон W* — «сон». «Романы-сны»
обращаются к проблеме места человека в мире и смысла его социальной
деятельности. Все основные события происходят во сне, а реальность, из
которой герои «уходят в сон» и возвращаются обратно после пробужде­
ния, выступает как обрамление этого сна.
В XVIII в. такие произведения создавали как на китайском, так и на
корейском языках, авторы большинства из них не известны. Многие ро­
маны имеют большой объем — до десяти квон и более. «Романы-сны»,
которые появились вслед за произведением Ким Манчжуна, заимствовали
не только структуру Ку ун мон (реальность — сон — возврат к реально­
сти), но и тип названия из трех иероглифов. Например, «Сон Оннина —
Нефритового цилиня» Оннин мон ЗЕ Ш W , написанного Ли Чончжагом
$ $£ Ш (1678-1758), или «Сон нефритового небожителя» Оксон мон 3£
{\1\ 1г, созданный на китайском языке неизвестным автором, «Сон в неф­
ритовом лотосе» Оннён мон 3£ Ш | ? , также на китайском языке, автор —
Нам Ённо Ш тк # (1810-1858). Этот роман впоследствии был переведен
на корейский язык и получил название «Сон в нефритовом павильоне»
Онну мон ЗЕ Ш 1?. Вариант на корейском языке и был наиболее популя­
рен среди читателей.
«Сон в нефритовом павильоне» имеет большой объем— десять
квон — и построен по той же схеме, что и «Сон в заоблачных высях».
Действие, как и в большинстве корейских романов, происходит в Китае.
Шесть героев романа — небожители, которым за мирские помыслы на­
значено вновь родиться на земле в разных частях Поднебесной и соеди­
нить свои судьбы. Ян Чхангок, герой романа, подобно Ян Сою из «Сна в
191
заоблачных высях», разъезжает по стране и «собирает» назначенных ему
судьбой женщин в своем доме. После множества приключенийиспытаний, окончив земную жизнь, герои должны вновь вернуться в цар­
ство Небесного государя. В отличие от «Сна в заоблачных высях», в ро­
мане нет описания пробуждения героев и осознания ими мимолетности
мирской жизни. Бодхисаттва в момент достижения ими наивысшей точки
земного благополучия каждому в отдельности дает видение — сон, в ко­
тором показывает шестерых небожителей, спящих в небесных черто­
гах, — и разъясняет, что сами герои и есть те самые ненадолго заснувшие
небожители, сосланные на землю. А вся их земная жизнь им просто снит­
ся. Пройдет несколько лет земного времени — и они вновь проснутся на
небесах.
Земная жизнь персонажей «Сна в нефритовом павильоне» разверты­
вается по образцу романов — семейных историй с непременным «жен­
ским конфликтом». Неурядицы в семье Яна происходят в его отсутствие,
когда он был на войне. Воспользовавшись этим, его жена Хван, женщина
злая, хочет извести наложницу, бывшую знаменитую кисэн. Наложница
бежит из дома, попадает в опасные ситуации, в которых демонстрируют­
ся ее необыкновенные добродетели. После многих приключенийиспытаний волей государя ее вновь возвращают в семью Яна, а «злодей­
ку», опять-таки по приказанию государя, ссылают. В ссылке она испыты­
вает множество лишений и даже умирает, но, в конце концов воскрешен­
ная, прощенная и исправившаяся, возвращается в дом Яна.
«Сон в нефритовом павильоне» написан под большим влиянием ро­
манов Ким Манчжуна. «Скитания госпожи Ca по югу» дали не только
образец семейной коллизии— столкновение злой и добродетельной
женщин, — но и некоторые детали. Например, «злодейка», узнав, где
скрывается жертва, подсылает к ней «охотника до красоток», который
должен захватить женщину и обесчестить ее, тем самым закрыв ей путь к
возвращению в семью (то же самое проделывает наложница Кё после из­
гнания из дома госпожи Ca). Больше всего заимствований в романе Онну
мои из «Сна в заоблачных высях». Прежде всего — это амплуа персона­
жей. Сам герой, который, кстати, носит фамилию Ян, ту же, что и герой
Ку ун мои, добивается успехов на гражданском и военном поприщах. Его
жены — дочери высших сановников, певичка и женщина-воин из стана
врагов. Сходны образы некоторых женщин. Так, барышня Юн (дочь са­
новника) и ее дружба с Хон (певичкой) напоминают Чон Кёнпхэ и Чхунун из романа Ким Манчжуна. Заимствованы и ситуации встреч. Напри­
мер, герой отправляется в столицу на экзамен и в «винном павильоне» в
компании знатной молодежи побеждает на стихотворном турнире, а в
награду получает свидание со знаменитой кисэн Хон, которая затем ста­
новится его наложницей. В романе Ку ун мон точно так же происходит
встреча Ян Сою и Ке Сомволь. Сцена разыгрывания главного героя Ян
Чхангока, когда неожиданно из-за ширмы появляется его наложница, на192
поминает шутку, которую сыграли с Ян Сою в доме Чона, где также из-за
ширмы выходит его наложница Чхунун (Куун мон).
Основная линия сюжета в романе — движение Ян Чхангока от бед­
ности и безвестности к славе и высоким постам, а также объединение в
доме назначенных ему судьбой женщин — сопровождается множеством
невероятных приключений: героев преследуют разбойники, они сража­
ются с врагами или бегут от козней злодеев. И только к концу романа все
персонажи собираются в одном доме и «успокаиваются». Главное внима­
ние в Онну мон уделено занимательности эпизодов и авантюрности сю­
жета. Поэтому начало событий перенесено во владения Нефритового не­
бесного властелина, а герои — феи и бессмертные из его царства. Описа­
ние удивительных приключений, изображение героев как сосланных на
землю провинившихся небожителей, которым надлежит пройти в мире
людей серию испытаний, делает этот роман прежде всего занимательным
чтением. «Сон в нефритовом павильоне» очевидно, был рассчитан на ши­
рокого читателя, он лишен философских раздумий о назначении человека
и смысле его земного существования, свойственных романам Ким Манчжуна, ибо приключения, одно невероятнее другого, описанные в этом
произведении, увлекают читателя, но не располагают к размышлениям.
В «романах-снах» представлен иной тип героя, чем в семейных исто­
риях, где главные персонажи, мужчины и женщины, являются образцами
добродетели и благородства, а их основная забота — в любых ситуациях,
даже под угрозой смерти, сохранить в нерушимости свои нравственные
принципы. Их не волнует карьера, не заботят материальные блага. Глав­
ное в семейных историях— показать образец поведения кунчжа (кит.
цзюнъцзы) — «благородного мужа». При этом не описывается, как герои
приобретают качества цзюнъцзы, образцовый тип поведения им задан
заранее, поэтому все действие в произведении показывает не процесс
становления образцового человека, а проявление в разных ситуациях его
«природных» достоинств.
Герои «романов-снов» одержимы жаждой карьеры, славы, богатства.
За это они были изгнаны на землю, поэтому в произведении описывается
процесс обретения персонажами высоких социальных статусов и матери­
ального благополучия. Поведение героев активно и подчас недоброде­
тельно. Так, женщины красивы и образованны, искусно сочиняют стихи,
главное для них— встречи с мужчинами, их сужеными. Мужчины —
красавцы, талантливы и образованны, они с легкостью получают первое
место на экзаменах и затем быстро делают карьеру. Они ведут себя ак­
тивно и свободно: выбирают себе в жены тех женщин, которые им нра­
вятся, и отвергают других, не боясь навлечь на себя гнев правителя или
могущественного сановника. Мужчина в романах этого типа — храбрый
воин, который сражается с врагами,— персонаж, нехарактерный для
произведений, посвященных семейным историям.
193
Активность и свобода поведения героев типа Ян Сою направлены на
удовлетворение мирских страстей — чувственных желаний, честолюбия,
на завоевание высокого и прочного положения в сообществе людей. Но
само это сообщество, как и вся земная жизнь, есть иллюзия, «сон весен­
ней порой». Поэтому активность людей, так настойчиво добивающихся
земного благополучия, с точки зрения даосско-буддийского понимания
ценности социального успеха выглядит бессмысленно. Описание блиста­
тельного продвижения по службе, удивительных приключений и любов­
ных похождений героев дано не для того, чтобы показать, насколько
прекрасна земная жизнь, как это может показаться на первый взгляд, а
наоборот— чтобы продемонстрировать безумие людей, одержимых по­
гоней за «пузырями на воде».
И «социальные» романы и «романы-сны», изображая частную жизнь
вымышленных персонажей, как бы продолжают линию несерьезной ли­
тературы (историй из собраний пхэсолъ, повествований Ким Сисыпа).
Однако вымышленные события оказываются связанными с кругом про­
блем, которыми обычно занималась серьезная литература. В одном слу­
чае— это обязательства человека перед обществом, его, как правило,
рассматривали исторические сочинения; в другом— проблема смысла
человеческой деятельности вообще, ее обсуждали буддийские и даосские
философские сочинения. Роман явился как бы результатом синтеза двух
литературных потоков — «высокого» и «низкого», которые долгое время
сосуществовали параллельно, и в этом смысле роман представляет собой
новое явление в истории корейской традиционной литературы.
Движение Сирхак и Творчество Пак Чивона th Mit 2ü(
В 1694 г. в истории борьбы придворных партий вновь произошли пе­
ремены. «Западная партия», изгнанная «южанами» в 1689 г., опять при­
шла к власти, и сторонники «южан» оказались устраненными от полити­
ческих дел двора теперь уже навсегда. В их среде выделились деятели,
которые выступили с критикой неоконфуцианства и ортодоксальной уче­
ности. Они стали пропагандировать прикладные науки — «реальные зна­
ния», поэтому группа этих ученых и приняла название «Сторонники ре­
альных знаний» Сирхак пха Ж Щ^ Ш, или, как у нас принято их на­
звать, — «сирхакисты».
Сирхакисты критиковали традиционную систему образования, по­
строенную на изучении гуманитарных наук (главным образом на заучи­
вании китайских классических текстов), и политику изоляции страны,
которая мешала корейскому государству встать рядом с развитыми стра­
нами. Они пропагандировали практические знания, способные, по их
мнению, поднять экономику страны. Сторонники этого движения обсуж­
дали и проблему ценности личности, независимо от ее социального по­
ложения, — они ратовали за проведение реформ.
194
Свои взгляды сирхакисты развивали не только в ученых трактатах,
но и в художественных произведениях. Они писали стихи, критические и
лирические, где любовались родной природой и осуждали бесполезную
ученость, рабское следование китайским литературным образцам. Самым
известным поэтом и прозаиком среди них был Пак Чивон (1737-1805),
который все свои сочинения писал на китайском языке и примыкал к
наиболее радикальной группе «Северное учение».
Пак Чивон рано остался сиротой, никто не заботился о его образова­
нии и только в шестнадцать лет, когда он женился, тесть занялся его обу­
чением. Благодаря природным способностям он уже в двадцать лет удив­
лял окружающих своими знаниями, в тридцать о его дарованиях загово­
рили в столице. К этому времени Пак Чивон создал свой первый литера­
турный труд «Неофициальные биографии из павильона Пангён» Пангёнгак вэчжон Ж Щ Ш Я* Ш — собрание аллегорий, критикующих ученое
сословие. Возможно, именно эти критические высказывания послужили
причиной неприязни к нему со стороны высоких сановников. В результа­
те его не звали на службу и, более того, начали преследовать. Поэтому
Пак Чивон решил бежать из столицы и поселиться в провинции Хванхэ, в
глуши, в горах Ёнам (название этих гор он сделал своим псевдонимом).
Он прожил отшельником более десяти лет. Только в 1780 г. родственник
«пристроил» его на службу (ему было уже 43 года) — Пак Чивон был
включен в состав посольской миссии, которая направлялась в Китай. В
результате появился на свет знаменитый «Китайский дневник» Ёрха илъги. Вернувшись на родину, он получил невысокую должность чиновника
в провинции, потом сделал карьеру и стал градоначальником Яняна
(пров. Канвон). Пак Чивон дружил с деятелями движения «за реальные
знания» и увлекся западными науками. Ученые младшего поколения —
сторонники этого движения, например, Пак Чега t r 9? ^ (1750-1805),
считали его своим учителем.
В собрание неофициальных биографий (или псевдобиографий) Пангёнгак вэчжон включено семь произведений. Каждое из них посвящено
одному герою (как официальная биография) и названо по имени, либо по
роду занятий персонажа с добавлением знака чон. Например, «У Сан» У
Сан чон ЛЕС Ж fil, или «Почтенный Мин» Мин он чон й m Ш , «Барыш­
ник» Мачжан чон Щ Щ Ш- Неофициальные биографии Пак Чивона на­
поминают аллегории поэтов ХП-ХШ вв. (например, «История Деньги»,
«Служка Посошок»), или неофициальные биографии Хо Кюна, автора
повести «Хон Кильдон» («Отшельник Ом», «Отшельник Сонгок»).
Герои Пак Чивона — это, как правило, люди «не у дел», те, кто не
обременен обязательствами перед обществом и предпочитает свободный
образ жизни. Писатель выдвигает идеал «естественного человека», кото­
рый ведет «простую жизнь», противопоставляя его «миру фальши». В
произведениях Пак Чивона преобладает оппозиция «естественный —
195
фальшивый», где под фальшивым понимается современное автору обще­
ство. Принадлежать к высшему сословию, как сказано в истории «Дворя­
нин» Янбан чон Ш Ш Ш, «все равно, что стать разбойником». Образова­
ние, которое основывается только на знании классических китайских со­
чинений и умении их толковать, никому не приносит пользы. Герои не­
официальных биографий «Почтенный Мин» и «Дворянин» до глубокой
старости занимались изучением китайских классических сочинений, но
это не помогло им добиться чего-либо в жизни, они так и остались в ни­
щете. Образование, в том виде, как оно существует сейчас, по мнению
Пак Чивона, противоестественно.
Естествен человек, которому чужды стремления прославиться, обо­
гатиться, сделать карьеру, тот, кто не кичится перед другими своими дос­
тижениями. У Пак Чивона — это люди низких социальных категорий, а
также обнищавшие представители высшего сословия. Так, Ом Хэнсу
(«Добродетельный золотарь» Едок сонсэн чон Ш Ш 9Ü ^fe Ш ) нетребова­
телен к еде и одежде, довольствуется двумя чашками риса в день и ходит
в лохмотьях. Он занимается самой грязной и презираемой работой, пото­
му что все ценимое в мире людей — в мире фальши — обильная еда, хо­
рошее платье и высокая должность для него, «естественного человека»,
не имеет значения. Нищий Кван Мун («Кван Мун» Кван Мунчжа чон Ш
ЗС ^t Ш) свободен и непосредствен, как животное на воле. Ему непонят­
ны желания людей занять положение в обществе, жениться и продолжить
свой род. С точки зрения людей, живущих в мире фальшивых ценностей,
кажется странным поведение Мина («Почтенный Мин»), которого не за­
нимают карьера и богатство. Вместо того чтобы сдать экзамены и посту­
пить на службу, он растрачивает свой незаурядный талант только на раз­
влечение людей.
Естественное поведение героев Пак Чивона весьма напоминает образ
жизни даоса, отвергающего пороки и достижения цивилизации. Недаром
писатель часто сравнивает своих героев с совершенными мудрецами
древности, которые удалились от мирской суеты. Любимым чтением Ми­
на оказывается сочинение Лао-цзы (по традиции он считается первым
философом даосизма), а в биографии «У Сан» писатель рассуждает со­
всем в духе известной притчи о Старом Дубе даосского философа Чжуанцзы (IV в. до н. э.). Герой притчи о Старом Дубе имел корявый ствол и
кривые ветви, его невозможно было использовать. Когда же плотник с
презрением отвернулся от него, Дуб явился к нему во сне и доказал, как
полезно для себя быть бесполезным для других. И поэт У Сан, подобно
Старому Дубу, предпочел бережно таить в себе талант, а не опрометчиво
сверкать им перед другими.
С неофициальными биографиями из сборника Пангёнгак вэчжон
связаны две истории, включенные в другое произведение Пак Чивона
«Китайский дневник» Ёрха илъги Ш M В 12, это — «Отповедь тигра»
196
Хочжилъ jffi ^С и «Господин Хо» Хо сэн чон W $L Ш . Как и в биографи­
ях, здесь осуждаются противоестественные порядки и никчемность зна­
ний, которыми обладают те, кто правит страной.
«Отповедь тигра»— это аллегория, ее герой— дикий зверь, тигр,
представлен как «носитель истины». Он обитает в горах, ведет вольный
образ жизни и потому прост и непритязателен. Миру природы и ее обита­
телей противопоставлено сообщество людей, где царят жестокость и
ханжество. Порочное общество людей представлено конфуцианским уче­
ным Пук Кваком. Пук Квак был хорошо известен как человек высоких
нравственных качеств, но по ночам навещал некую вдову, которая слави­
лась преданностью покойному супругу. Сыновья вдовы решили изловить
Пук Квака, и тот, спасаясь бегством, угодил прямо в выгребную яму, где
его и увидел тигр. Отчитывая конфуцианского ученого-ортодокса, тигр
утверждает, что законы зверей гораздо гуманнее и справедливее, нежели
правила, установленные людьми. В современном мире господствуют
ханжество и жестокость, и Пак Чивон остраняет этот мир, показывая его
через восприятие тигра. В глазах тигра отношения между людьми и дос­
тижения цивилизации выглядят нелепо. Люди, по мнению автора, создали
для себя искусственный мир и сами в нем страдают.
В истории под названием «Господин Хо» речь идет о некоем мудре­
це, который всю жизнь изучал китайские классические сочинения, но так
и не сумел заработать для семьи ни зернышка риса. В конце концов он
понял бессмысленность своих занятий, отправился к богачу-торговцу и,
взяв взаймы денег, занялся торговлей и быстро разбогател. Хо не занима­
ли богатство и деньги, поэтому, вернув долг, он нашел шайку разбойни­
ков — обнищавших крестьян и, снабдив их всем необходимым, перепра­
вил на необитаемый остров, где все они зажили счастливо и в достатке.
Оставшиеся деньги он выбросил в море и вернулся в свою бедную хижи­
ну. В этой истории значительное место занимают высказывания героя о
политическом и экономическом состоянии страны и его рассуждения о
невозможности что-либо изменить, пока власти будут придерживаться
старых методов управления.
Эту неофициальную биографию, написанную автором уже в зрелом
возрасте, пожалуй, можно назвать его программным произведением.
Прежде всего, Пак Чивон критикует политику «закрытых дверей», кото­
рую проводили власти страны: у Кореи нет отношений с другими госу­
дарствами, поэтому экономика в застое, а богатства отдельных людей
остаются неиспользованными. Система традиционного образования из­
жила себя, умение толковать классические сочинения не приносят дос­
татка людям и не помогают стране добиться процветания. Более того,
такое образование просто вредно, оно «источник всех зол». Поэтому ге­
рой биографии, поселив бывших разбойников на необитаемом острове,
прежде всего позаботился о том, чтобы в их сообществе не оказалось ни
одного «грамотея-книжника», так как обычно люди стремятся получить
197
образование только для того, чтобы властвовать над ближними. Все жи­
тели острова занимаются хлебопашеством и пользуются только плодами
своего труда (вспомним историю Хон Кильдона и его разбойников из
повести Хо Кюна: поселившись на острове, все они занимались только
полезным трудом). Пак Чивон, как и Хо Кюн, предложил идею утопиче­
ского государства, где в основе гармонических отношений лежит полез­
ная деятельность для всех, которая дает реальные плоды. И у Пак Чивона
поведение главного героя окрашено в «даосские тона»: Хо пренебрегает
богатством, деньгами, не признает авторитет власти — он как бы нахо­
дится вне мирских суетных страстей с их ложными ценностями, ненуж­
ными знаниями и бездарными чиновниками. Его утопическая колония
находится за пределами «реальной» Кореи, где-то в море на неведомом
острове (вспомним «острова блаженных» в далеких южных морях, соз­
данные китайскими даосскими легендами, или обитель безмятежно сча­
стливых людей из сочинения китайского поэта IV в. Тао Юань-мина
«Персиковый источник»).
Отвергая несовершенство современного политического устройства в
стране, Пак Чивон, как один из идеологов движения Сирхак, активно
стремился исправить его. Важным шагом на пути преобразования обще­
ства он считал ликвидацию ортодоксальной учености, носители которой
живут за счет чужого труда, и провозглашение необходимости полезной
деятельности для всех. Прообраз утилитаризма сторонников Сирхак мож­
но найти у древнего китайского философа Мо-цзы (IV в. до н. э.) — осно­
вателя философской школы, развивавшей идеи удовлетворения элемен­
тарных потребностей наибольшего числа людей. О тунеядстве и вредо­
носности ученых и необходимости заниматься полезными видами дея­
тельности говорили философы «школы закона» Шан Ян (IV в. до н.э.) и
Хань Фэй (III в. до н.э.) — оппоненты Конфуция и сторонники сильной
государственной власти. Один из центральных критических образов Пак
Чивона, образ ученого сословия — саранчи, пожирающей плоды кресть­
янского труда (Минон чон), создан под влиянием сочинения Шан Яна
«Книга правителя области Шан», в котором, в частности, говорится: «Ко­
гда один человек обрабатывает землю, а сотня людей питается плодами
его труда, — это гораздо опаснее, нежели нашествие саранчи».
Пак Чивон в своих неофициальных биографиях осуждает несовершен­
ное общество, думает, как его улучшить и даже предлагает некоторые ре­
цепты. В большей части биографий, написанных им еще в молодые годы,
критика порядков и поиски положительных идеалов происходит в рамках
традиционной культуры: писатель отказывается от одних ценностей и об­
ращается к иным — также хорошо известным корейской культуре.
«Китайский дневник» Ёрха илъги Ш M В 15 буквально переводится
на русский язык как «Подневные записи из Ёрха (кит. Жэхэ)». Провинция
Жэхэ была установлена при маньчжурской династии Цин (1644-1911),
она занимала территорию на северо-востоке Китая, куда входил и сто198
личный округ. Корейская посольская миссия направлялась именно в эту
провинцию, в столицу, поэтому и дневник Пак Чивона помечен названи­
ем Жэхэ.
«Китайский дневник» был написан в 1780 г. Это произведение боль­
шого объема, в нем объединен огромный материал — от записей по дням
и лунам тех событий, которые происходили во время путешествия, до
«зарисовок» картин природы, архитектурных сооружений Китая и сю­
жетных миниатюр. Материал в нем расположен прежде всего по темам
(таких тем 21). Например, первая тема называется «Переправа» Тоган нок
Ш £С Ш, вторая — «Разные сведения о Чэнцзине» Сонгён чапчи Й Д Й
Ш, или «Беседы о ламаизме» Хвангёмундап jSc Ш РРЗ 3=£, «Ночная беседа в
Юйся» Оккап хва ЗЕ [S äS. Внутри каждой темы записи ведутся, как пра­
вило, по дням и лунам.
Китай с середины XVII в. находился под властью маньчжур, которые
установили свою династию Цин. В 1637 г. корейское правительство при­
знало вассальную зависимость от маньчжурской империи и обязалось
ежегодно отправлять в Пекин посольскую миссию с данью. Но это были
официальные обязательства, в то время как многие из ученого сословия
относились к маньчжурам презрительно, называли их «варварами», смея­
лись над их обычаями и не признавали объявленные ими девизы, кото­
рыми, по китайскому обычаю, называли годы своего правления мань­
чжурские императоры. Корейцы демонстрировали свою преданность по­
верженной, но «истинно китайской» династии Мин (1368-1644).
С прямого заявления о неприятии маньчжурской власти и начинает
свой дневник Пак Чивон, антиманьчжурскими настроениями пронизано и
все произведение. В нем, по случаю (в связи с посещением того или ино­
го места на китайской территории), писатель вспоминает героические
эпизоды борьбы китайцев и корейцев с маньчжурскими завоевателями.
Маньчжуры — «варвары», и в «Дневнике» они старательно представлены
в самом невыгодном свете: чиновники на пограничной заставе — жулики
и хапуги, ученые — вульгарны, у женщин злое выражение лица, хотя они,
по его мнению, и красивее китаянок. В описаниях подчас видна откро­
венная насмешка. Например, маньчжурский свадебный кортеж: «Следом
за носилками едут две повозки, крытые черным полотном и запряженные
ослами. В одной сидят две старухи. Лица их старые и злые, но нарумя­
ненные и набеленные. Волосы на макушках выпали и виднеется кожа,
красная, как тыква, а сзади торчит маленький пучок волос, сплошь уты­
канный цветами...».
В «Дневник» прежде всего включены записи по дням и лунам.
Это — реальные картины неустроенного быта путешественников, описа­
ние пути в безлюдной местности, по бездорожью. Корейское посольство
выглядит как группа первопроходцев, впервые осваивающая неизведан­
ные земли, хотя это был обычный путь посольских миссий в Пекин. Сам
199
Пак Чивон впервые ехал в Китай, он записывал все, что видел во время
поездки и комментировал увиденное. Например, безлюдная местность от
берегов реки Амнокган до маньчжурской заставы, где даже многолюдный
посольский кортеж опасался нападения тигров: «Начало смеркаться. В
местах тридцати развели костры, распилили и сложили кучей огромные
деревья, они горели до самого рассвета. Каждый раз по сигналу карауль­
ного рожка все триста человек стражи разом издавали боевой клич, чтобы
отпугнуть тигров, — и так всю ночь до рассвета». Примечательно, что
писатель нигде не жалуется на тяготы пути, все в нем вызывает живое
любопытство, а описания полны юмора. Например, трудности, вызванные
непогодой, а чаще— нерасторопность чиновников и их неспособность
что-либо организовать должным образом. Сочетание «своеволия» приро­
ды и человеческой глупости создает почву для комических ситуаций, ко­
торые Пак Чивон с удовольствием описывает.
В Ёрха илъги рядом с картинками реального быта значительное место
занимают очерки достопримечательностей Китая, истории реальных лю­
дей— корейцев и китайцев, а также занимательные рассказы, герои ко­
торых— вымышленные персонажи. Все эти очерки и истории имеют
четкую функциональную нагрузку — дать примеры правильных и «дур­
ных» поступков людей, а также показать своим соотечественникам об­
разцы созидательной деятельности другого народа. Для этого Пак Чивон
не только описывает красоту архитектурных памятников, но и подробно
разбирает преимущества китайского метода производства кирпичей,
строительства домов и крепостей.
В описания достопримечательностей Китая и образа жизни населе­
ния этой страны писатель постоянно вставляет замечания по истории и
даже целые очерки событий прошлого Кореи. Очень часто воспоминания
о прошлом подсказывает название местности, которая оказывается на
пути посольства. Писатель замечает, что некогда эта местность входила в
состав корейских земель. Затем он «открывает» рассуждения о древних
границах корейского государства, которое некогда занимало территории
современного Китая, рассказывает о сражениях, здесь происходивших, о
героических подвигах корейских воинов. Свои рассуждения, как и пола­
гается ученому, получившему традиционное образование, он снабжает
цитатами из китайских исторических и географических сочинений.
Пак Чивон пропагандирует патриотические идеи сторонников Сирхак, а также мысль о необходимости реальных знаний. Например, в связи
с критикой политики подчинения Китаю он стремится на исторических
примерах показать возможности народа, который в прошлом создал
сильное и независимое государство. Кроме того, как и все «сирхакисты»,
он смотрит на Китай глазами «практичного человека», который прежде
всего интересуется реальной выгодой и материальной пользой. Как и все
сторонники движения Сирхак, Пак Чивон рассматривал литературное
произведение как средство пропаганды определенных идей— традици200
онный взгляд, развитый еще в историческом труде Самгук саги Ким Пусика.
Ученый, получивший традиционное образование, Пак Чивон оставил
немало сочинений изящной прозы в жанрах ки IB (записи о людях, опи­
сания строений), чон Ш (биографии), со Й' (предисловия к сочинениям), а
также стихи.
В поэтическом творчестве Пак Чивона по традиции на первом месте,
конечно, природа. Этой теме посвящены и короткие стихотворения (на­
пример, «Брожу по горам» Сан хэн Ш IT), И большие поэмы, среди кото­
рых особое место занимает поэма «Из беседки Чхонсок наблюдаю восход
солнца» Чхонсогчжон кван иль чхуль 1 5 $ Ш В Ш. В поэме 70 строк.
Она описывает конкретный пейзаж, который открывается из беседки
Чхонсок, расположенной на берегу моря в горах Кымгансан. Пейзаж
представлен в виде динамической картины восхода солнца над бурным,
холодным морем. Поэт в ночной темноте наблюдает с обрыва бурю на
море. Реальный ночной пейзаж — тьма, холод, неспокойное море — опи­
сывается как зрелище первозданного хаоса.
Небо и воды нераздельно слиты
даже их признаков нет.
Огромные волны бьются о берег,
грохоча раскатами грома.
Кажется, будто черные вихри
опрокидывают море,
Вырывают с корнем горы
и рушатся десятки тысяч скал.
Поэт ждет появления солнца, но его все нет. В морских пучинах пол­
но чудовищ, может быть они удерживают солнце? Но вот появляются
знаки его восхода:
И тут на лице воды всплыл,
будто маленький прыщик,
Словно дракон случайно царапнул когтем,
и вот — капля яда. Как больно!
А цвет все ширится,
уж охватил десятки тысяч ли
И засиял вдали над волнами,
будто грудь у фазана.
Еще не ясно, где небо, где земля,
но вот проступает граница.
Будто красным прочертили единицу
и образовались два слоя.
Волнение моря начало стихать
ширится расцвеченное пространство.
Заканчивается стихотворение появлением солнца и света:
201
Круглое, но еще не совсем колесо,
вытянутое, как глиняный кувшин.
То всплывает, то вновь погружается, только слышится
будто плеск воды о скалу.
Десять тысяч вещей открылись взору,
как и в прошлый день.
Словно кто-то двумя руками
поддерживая его, поднимает вверх.
Солнце одним своим появлением умиротворяет силы хаоса — исче­
зают тьма и холод, прекращается буря на море. Обратим внимание на
традиционное для корейской культуры разрешение противостояния сил
тьмы — хаоса и света — космоса. Силы света, солнце, не сражаются с
силами тьмы, рождение солнца умиротворяет хаос и организует гармо­
нию. Такое решение проблемы противостояния двух противоположных
сил продиктовано корейской культурой и представлено в ее ранних па­
мятниках — преданиях об основателях государств (см. первый раздел).
Стихотворение написано сложным языком, насыщено образами ки­
тайской мифологии, связанными с картинами хаоса (баснословные рыбы,
птицы) и «жизнью солнца» (дерево, где солнце отдыхает, ворон с тремя
лапами, который живет на солнце и олицетворяет светило).
Другая важная тема поэзии Пак Чивона непосредственно связана с
идеологией движения Сирхак— критикой конфуцианских схоластов,
далеких от понимания жизненных интересов государства, отставших от
времени и смешных в своих амбициях представлять истинное знание.
Это — большая поэма «Отшельнику из Чвасо» Чын чвасо санин Щ ЙЕ Ш
\U Л . Образы китайской классической поэзии, которые обычно исполь­
зуются корейскими поэтами в стихах на китайском языке, здесь служат
знаком насмешки над незадачливыми учеными, озабоченными лишь тем,
чтобы придать своим произведениям «китайский вид».
Пак Чивон был одним из ведущих деятелей движения Сирхак, и его
художественное творчество самым тесным образом связано с идеологией
этого движения. В произведениях, созданных писателем (прозе и поэзии),
отчетливо проявилась традиционная конфуцианская установка на истин­
ное назначение письменного слова — оно должно служить для пропаган­
ды «правильных идей», назидать, а не развлекать. Конечно, мысль Кон­
фуция была откорректирована временем, и корейские писатели старались
«пропаганду» и «назидание» нарядить в занимательный, интересный для
чтения, сюжет. Пак Чивон продолжил эту линию корейской традицион­
ной литературы.
Поэзия на китайском языке
Рядом с поэзией на родном языке, которая в XVIII в. была представ­
лена многими жанрами, продолжала жить и поэзия на китайском языке.
Это не удивительно, так как государственная сфера по-прежнему обслу202
живалась китайским языком и на экзаменах, как и в давние времена, тре­
бовалось умение сочинять китайские стихи. Стихи сочиняли в пределах
традиционных жанров, и в содержании поэты, как правило, следовали
темам, хорошо известным дальневосточной поэзии, — прежде всего, вос­
певание природы, а также критика плохого правления.
В XVIII в., особенно в творчестве последователей движения Сирхак,
получил распространение жанр акпу Ш Я? (кит. юэфу). В Корее этот жанр
обычно был связан с народным поэтическим творчеством, а также с исто­
рическими преданиями своей страны. Было создано множество собраний
стихотворений, написанных в этом жанре, но первое место занимают два
сборника с одинаковым названием «Акпу из Страны, что к востоку от
моря» Хэдон акпу Щ Ж Ш Я?. Один создан известным ученым, активным
деятелем движения Сирхак Ли Иком $ Щ (1681-1763), другой — ученым
по имени Лим Чхантхэк # 1 Щ (1682-1723), который жил в уединении,
удалившись от дел. Оба автора отдавали предпочтение историческим те­
мам — преданиям, рассказывающим об основателях государств и героях
древности, а также историям, записанным в Самгук саги Ким Пусика.
Современники отмечали, что стихи Ли Ика отличались эмоционально­
стью, в то время, как Лим Чхантхэк стремился к изяществу слова и со­
вершенству формы. Приведем, например, стихотворение Ли Ика, напи­
санное по мотивам «Биографии госпожи Соль», включенной в историче­
ский труд Ким Пусика. Стихотворение называется «Разломанное зерка­
ло» Пхагён саШШШ :
Отчего же отец
оказался таким недогадливым?
Не понял
страданий дочери.
А соседи с южной стороны
болтают все наперебой,
Богач, мол, что от вас на север,
достатком хвалится!
История преданной дочери, которая ради спасения отца дала обеща­
ние юноше ждать его возвращения из армии (юноша вместо ее старого
отца ушел служить в армию), и отца, заставлявшего ее нарушить данное
обещание и выйти замуж за богатого соседа, изложена в четырех строч­
ках короткого стихотворения. Обратим внимание на то, что поэт не стре­
мится передать в стихах содержание истории. Стихотворение — это эмо­
циональная реакция на поведение отца, который не сумел увидеть истин­
ную добродетель в поведении дочери, а озабочен лишь мелочной меркан­
тильностью. Заметим, что стихотворение написано «простыми словами»
без всяких «поэтических фигур».
Интерес к историческим темам в поэзии этого времени, скорее всего,
связан с распространением идей сирхакистов, которые стремились вну203
шить соотечественникам чувство гордости своим героическим прошлым
и для этого писали свои неофициальные истории яса. Пропагандируя
знание истории, деятели Сирхак обращались к национальной культуре,
хранителями которой, по их мнению, были «простые люди». Поэтому
записывали народные обычаи, в сочинениях рассказывали истории из
жизни людей низких сословий, как это делали в свое время авторы сбор­
ников ранних пхэсолъ (вспомним, что те времена тоже были связаны с
подъемом национализма). Теме «народа» посвящали стихи. Так, Син
Квансу ^ % Ш (1712-1775), чиновник из палаты, ведающей допросами
по распоряжению государя (кстати, автор сборника «Акпу из Кванса») в
1764 г. отправился с инспекторской поездкой на остров Чечжу (Тхамна),
описал там местные обычаи и жизнь населения. Свой труд он назвал «За­
писки о Тхамна» Тхамна нок ШШШи включил в него стихи, посвящен­
ные жизни «островитян». Например, «Ныряльщица» Чамнё каЩф: Ш:
Вдруг уточкой
нырнула и исчезла.
Только и заметил, как тыквы
взметнулись и поплыли по воде.
А потом вдруг заклокотало
в глубине синих волн,
Вот она, быстро натянув веревку с тыквой,
заставила ее остановиться
И тут же с протяжным свистом
вдохнула воздух.
Этот тоскливый звук потрясет
самые глубины подводного дворца.
Стихотворении в шесть строчек рассказывает о нырялыцице, добы­
вающей «продукты моря». В первой и второй строках — спокойное опи­
сание, в третьей появляется ощущение тревоги и опасности, а далее, в
четвертой и пятой строках, нарастает эмоциональное напряжение. Его
предел — в шестой строке: так невыносимо тяжела работа женщины, что
непременно должна потрясти самого хозяина моря. Стихотворение лако­
нично и реалистично. В нем нет традиционной поэтической образности,
«цветистых» выражений. Единственный мифологический образ подвод­
ного дворца дан как заключительный аккорд «простого» описания опас­
ной и трудной работы.
Авторы собраний акпу не только говорят о героях прошлого, истори­
ческих событиях и жизни обычных людей, но и предлагают переводы на
китайский язык народных песен, а также произведений известных поэтов.
Именно в XVIII в. были переведены на китайский язык каса Чон Чхоля
(1537-1594). Это связано с особым вниманием сирхакистов к своей на­
циональной культуре (вспомним что такой же переводческой деятельно­
стью занимались поэты XIII-XIV вв., например. Ли Чехён и Ли Сэк — в
их время образованное сословие также старалось пропагандировать свою
204
национальную культуру). Такого рода переводческая работа свидетельст­
вует о стремлении активных деятелей из ученого сословия «повысить в
ранге» поэтические произведения на родном языке, а также помочь на­
циональной поэзии обрести известность за пределами страны.
Жанр биографии чон Ш
Интерес к человеку, его личной судьбе, возродил в XVIII в. жанр
биографии. Ее героями были реальные исторические лица, часто, люди с
трагической судьбой. Историческая биография обычно стремилась к из­
ложению фактов— выдающихся деяний героя, которые должны были
представить его как носителя определенных качеств, свойственных той
или иной конфуцианской категории личности. Тема несчастной доли пре­
вратила биографию в произведение, насыщенное эмоциями — описания­
ми несчастий, постигших героя, мучений и страданий, которые в конце
концов приводят к его гибели. Например, «Жизнеописание государыни
Инхён» Инхён ванху чон t Ш Ï |р | | , написанное по следам известных
событий при дворе государя Сукчжона, когда волею государя была из­
гнана его супруга, а ее место заняла наложница. Об этих событиях было
рассказано выше, в связи с творчеством Ким Манчжуна и его романом
Сасси намчон ки.
«Жизнеописание государыни Инхён»— произведение анонимное,
предполагают, что его могла написать одна из фрейлин, близких госуда­
рыне. Инхён ванху чон имеет все признаки исторической биографии. Со­
чинение начинается с представления героини, затем описана ситуация, в
которой происходит действие, и наконец само действие— низложение
Инхён и ее жизнь в роли изгнанной жены. Здесь три центральных персо­
нажа: муж, жена и наложница, которые и составляют семью. Благополу­
чие семьи зависит от поведения ее членов.
Наложница красива, коварна, ревнива. Она добивается изгнания Ин­
хён и в конце концов наговорами и колдовством убивает ее. Инхён доб­
родетельна, не ропщет на судьбу, не пытается бороться с соперницей,
отомстить, уличить ее в коварстве. Она терпеливо сносит все несчастья,
сохраняя свои добродетели неизменными во всех испытаниях. Инхён —
«образцовая жена», поэтому биография в самом начале приводит рассказ
о ее чудесном рождении, которое и было знаком необыкновенности,
свойственной героине «от природы». Инхён всегда оказывается в ситуа­
циях, лучше всего раскрывающих ее положительные качества: терпели­
вость, добросердечное отношение к людям, заботу о благополучии семьи
и отсутствие ревности к наложницам мужа. Только такая, по конфуциан­
ским представлениям, идеальная жена и способна поддерживать гармо­
нию в семье, однако порядок в доме зависит от поведения мужа. Если он
увлекся красавицей (наложницей), стал прислушиваться к ее коварным
речам и отверг добродетельную супругу, гармония в доме нарушается.
205
Сукчжон забыл о своем долге главы семьи, позволил наложнице свое­
вольничать — и в результате случилась беда: государыня погибла, а на­
ложницу заставили отравиться. От «серьезной» исторической литературы
это произведение отличается вниманием к занимательности сюжета —
развитию «женского конфликта» в семье, а также описанием чувств и
переживаний героини.
Я хочу обратить внимание на то, что литература XVII-XVIII вв. пло­
хо поддается делению по языковому принципу. Так, в прозе появляются
произведения как на корейском, так и на китайском языках, и те, и другие
рассматривают одинаковые проблемы. Более того, идет постоянный
«круговорот переводов»: написанное на китайском языке переводится на
корейский, а то, что было создано на корейском — на китайский. Пре­
красным примером могут служить два романа Ким Манчжуна, которые
через несколько лет после появления были переведены, один — на китай­
ский язык (Сасси намчон ки), другой — на корейский (Ку ун мои). И те, и
другие произведения существовали параллельно, и по поводу некоторых
(например, романа Ку ун мон) корейские ученые до сих пор не пришли к
единому мнению: на каком языке они были написаны изначально. Что
касается поэзии, то обе ветви обращаются к обычному человеку, часто из
социальных низов, и корейские, и китайские стихи занимают темы лич­
ных чувств и повседневных занятий человека. Кроме того, немалое место
в поэзии занимает критика занятий ученого сословия (борьбы за власть,
подражания китайским образцам). Литература этого времени активно
обсуждала вопросы организации общества на справедливых и гуманных
началах. И в художественных произведениях, и: в ученых трактатах эту
проблему связывали с деятельностью «образцовой личности» и «пра­
вильным» поведением членов социума— традиционное понимание
письменного слова, как средства воспитания продолжало жить в умах
мыслителей того времени.
Литература
Восточная новелла. М , 1963.
Записки о добрых деяниях и благородных сердцах. Л., 1985.
История цветов. Л., 1991.
Классическая поэзия Дальнего Востока. М., 1977.
Курбанов С. О. Курс лекций по истории Кореи с древности до конца XX вв. СПб.: Изд.
С.-Пб. университета. 2002.
Никитина ММ, Троцевич А.Ф. Корейская литература. / История всемирной литерату­
ры. М , 1988, т. 5.
Ссянъчхон кыйбонъ (Удивительное соединение двух браслетов). Издание текста, пе­
ревод и предисловие М.И.Никитиной и А.Ф.Троцевич. М., 1962.
Сон в нефритовом павильоне. М., 1982.
Тихонов В.М. История Кореи. С древнейших времен до 1876 года. T.I. M.: «Муравей».
2003.
Троцевич А.Ф. Корейский средневековый роман. М., 1986.
206
Cho Don-il, Daniel Bouchez. Histoire de la littérature coréenne des origines à 1919. Librairie
Arthème Fayard. 2002.
Kim Donguk. History of Korean Literature/ Tokyo, 1980.
Lady Hong. Memoirs of a Korean Queen. London, 1985.
Virtuous Women. Three masterpieces of traditional Korean fiction. K. N. С for Unesco,
1974.
Yi Sun-sin. Nanjung ilgi — War Diary. Seoul, 1977.
Bouchez Daniiel. Tradition, traduction et interprétation d'un roman coréen. Le
Namjong ki. Collège de France. 1984.
ТРЕТИЙ ПЕРИОД (XIX в.)
В Корее XIX в. по-прежнему функционирует традиционная админи­
стративная система, которая пытается сохранить старые порядки, а для
внешнего мира— закрыть доступ в страну и свой народ держать за
«плотно закрытыми дверями». Аппарат управления по-прежнему готови­
ли через систему государственных экзаменов, где требовалось знание
китайских классических сочинений, поддерживалась жесткая иерархия в
обществе. Однако политическая и экономическая ситуация требовала
перемен. «Снизу» — народные волнения (например, крестьянская война
1811-1812 гг. под руководством Хон Кённэ), «сверху», среди ученого
сословия, продолжает расти реформаторское движение (реформы систе­
мы образования, землепользования, в области внешней политики). Неста­
бильность внутри страны «подогревается» и попытками проникновения
западных государств, распространением христианства. Все это расшаты­
вало традиционные устои, и разные слои корейского общества по-своему
пытаются справиться с кризисом.
Власти и консервативно настроенная часть ученого сословия, пыта­
ясь стабилизировать обстановку, призывала обратиться к «старым, доб­
рым порядкам», внедрять и укреплять их в народном сознании. С этими
«порядками» прежде всего были связаны конфуцианские принципы «пра­
вильного поведения». Так, в 1797 г. по приказу государя Чончжо (1777—
1800) ученые-сановники составляют сочинение «Поведение, соответст­
вующее пяти нравственным правилам. С иллюстрациями» Орюн хэнсилъ
то 31 jm ff Ж M, a через 62 года, в 1859 г., переиздают его. Это собрание
притч, в которых пять конфуцианских правил отношений между людьми
иллюстрируются примерами образцового поведения известных героев
прошлого, при этом каждая притча снабжена рисунком известного ху­
дожника Ким Хондо (1745-?). Организаторы издания позаботились о том,
чтобы читать наставления было интересно. Любопытно, что в это же вре207
мя правильное поведение пропагандируется и в сюжетной развлекатель­
ной прозе — появляется повесть чон.
Проникновение в Корею иностранцев, знакомство с западной циви­
лизацией выявили экономическую отсталость страны. Появились опасе­
ния, что Корея не сумеет отстоять свою независимость в случае воору­
женного вторжения извне. Все это привело в 1894 г. к реформам в эконо­
мической и социальной сфере и рождению в среде ученого сословия про­
светительского движения кемон ундон Щ Ш ШШ. Деятели этого движе­
ния призывали учиться достижениям западной цивилизации, поскольку,
по их мнению, только знания могут сделать страну экономически разви­
той и сильной. Идею создания сильного государства через просвещение
пропагандировал один из первых просветителей Ким Оккюн & 35 Щ
(1851-1894). Подобные мысли высказывали еще сторонники движения
Сирхак — «За реальные знания» (вспомним дневник Пак Чивона). Появ­
ляются сочинения, рассказывающие о народах мира. В основном это бы­
ли переводы с китайского (например, «История всех государств» Мангук
са Ш И 5Ё), а также сочинения корейских авторов, среди которых пионе­
ром был Ю Кильчжун й ~ё Ш (1856-1914). Ю Кильчжун совершил по­
ездку по западным государствам и в 1895 г. опубликовал свои записки
под названием «Что я увидел и услышал во время путешествия на Запад»
Сою кёнмун ffi Ш & |й. В конце XIX в. сведения об иностранных госу­
дарствах, наряду с рядом других знаний об окружающем мире, включа­
ются и в учебники для обучения детей. Например, в 1895 г. была издана
«Книга для чтения в начальной школе» Кукмин сохак токпон чон Щ й ' h
Щ^ Ш ^ , где вслед за главами, рассказывающими о древних корейских
царствах, помещены разделы, посвященные сведениям о западных госу­
дарствах.
Кроме того, сторонники этого движения стремились развить в сооте­
чественниках чувство гордости за свою страну, которая имеет тысячелет­
нюю историю и славных героев, поскольку, по их мнению, в условиях
иностранной агрессии единственной возможностью для корейского наро­
да поддержать себя как нацию было сохранение своей национальной
культуры (языка, истории, литературы). Так, Ю Кильчжун написал грам­
матику корейского языка, а Чу Сигён Ш В# #М (1876-1914) стал осново­
положником современного корейского языкознания. Знание своей исто­
рии, а также идеи особого пути развития корейской нации пропагандиро­
вали историки-просветители Пак Ынсик t r Ш Ш (1859-1925) и Чхве
Намсон Ш Ш Ш (1890-1957). Именно «национальная идея», которую
деятели просветительского движения развивали как в ученых сочинениях,
так и в художественных произведениях, сможет, по их мнению, поднять
духовные силы нации для сохранения своей культуры и независимости
государства. Активными проводниками «национальной идеи» были писа208
тели и общественные деятели Пак Ынсик и Син Чхэхо Ф Ш Ш (1880—
1936). Они считали, что развлекательная проза, проникнутая «националь­
ной идеей», лучше всего способна привить народу чувство гордости сво­
ей культурой.
На все эти особенности корейской жизни литература откликается по­
явлением новых тем, новых жанров, а также модификацией традицион­
ных жанров. Многочисленные произведения поэзии и прозы, созданные
на корейском и китайском языках, которые появились в это время, можно
условно разделить на три группы: 1). Традиционные жанры поэзии и про­
зы на корейском и китайском языке; 2). Произведения нового типа в рам­
ках традиционных жанров; 3). Появление и развитие новых жанров на
корейском и китайском языках.
1. Традиционные жанры поэзии и прозы
Поэзия в жанрах сичэюо л] 2: и каса 7} л /
Несмотря на то, что еще в XVII в на базе классических трехстрочных
стихотворений сичэюо появился новый жанр стихов свободной формы
чан-сичэюо— «длинные сичэюо», классические короткие стихотворения
продолжают активно жить и в творчестве поэтов XIX в. Корейские иссле­
дователи обращают внимание на то, что сичэюо по своей природе не сти­
хи, а песни, которые поют и в наши дни. XIX в. дал трех крупных масте­
ров этого песенного жанра. Ли Себо ^ "Щ: Ш (1832-1895) долгие годы
провел в ссылке, в провинции, и по традиции, искал умиротворения в
красотах природы и сочинении классических сичэюо. После того, как ему
дали возможность вернуться на службу в столицу, прежние увлечения
были забыты и стихов он больше не писал. Зато время отшельнической
жизни в провинции оказалось весьма «урожайным»— он написал 459
сичэюо. Два других поэта, Пак Хёгван th # Ж (1800—?) и его ученик Ан
Минён зё: 1% 5Ç (1816-?), прославились как составители собрания стихов
«Истоки песен» Кагок воллю Ш Й Ш Ш , который был издан в 1876 г. В
это собрание не только включены образцы поэзии, но и рассказано о про­
исхождении песен, даны правила их написания и указаны мелодии, т.е.
авторы составили нечто вроде учебного пособия в помощь тем, кто хотел
научиться писать стихи.
Сичэюо этого времени написаны в классической форме короткого
трехстрочного стихотворения и посвящаются по большей части традици­
онным темам природы, вина и судьбы человека. Наверное, не случайно
поэтическое вдохновение покинуло Ли Себо, когда он расстался с уеди­
нением на лоне природы и вернулся в суету столичной жизни.
Для примера приведем стихотворение Пак Хёгвана:
209
Возвратился Хозяин востока — весна,
и все на свете возликовали.
Травы, деревья и насекомые
каждый год оживают снова.
Так почему же человек
умирает и не возвращается?
Мотив вечности природы и краткости, предельности жизни человека
характерен для классических сичэюо XV-XVI вв. и, пожалуй, не случайно он
вновь всплывает в творчестве поэта конца XIX в. — тревожного времени.
Каса — «Напевные строфы», другой распространенный жанр тради­
ционной поэзии на родном языке, оказался весьма «мобильным» и живо
откликался на события, происходившие в этом веке. Так, появляются
стихотворения, связанные с различными религиозными движениями, на­
пример, с христианством, «Восточным учением» Тонхак Ж ? , и посвя­
щенные традиционным идеологиям — конфуцианству и буддизму. Люди
пытаются найти путь к определенности и для себя, и для страны, отсю­
да— «идеологическая пестрота», метания от одной крайности (отшель­
ничество) — к другой (вооруженная борьба). В этих метаниях и высвечи­
ваются разные человеческие характеры, о которых написано, например, в
таком отрывке из буддийского стихотворения «Песнь о погружении в
нирвану» Вончжок ка Щ M Ш , созданного буддийским монахом настав­
ником Хагмёнсоном Ш Щ Ш Ш, мирское имя Кечжон Щ тк( 1867-1929):
Люди, приверженные старому,
увидев светлый день, обновляются.
Люди, озаренные новизной,
увидев светлый день, не своевольничают.
Люди не религиозные,
увидев светлый день, освобождают свой дух.
Люди не мужественные,
увидев светлый день, смелеют.
Люди не общительные,
увидев светлый день, сплачиваются.
Люди без чувства долга,
увидев светлый день, воспитываются.
Люди, полные рабского чувства,
увидев светлый день, раскрепощаются.
Каса предлагает человеку искать путь к свету (дню) знания, которое
и убережет их от крайностей и наставит на срединный путь, он поможет
привести к умиротворению. Стихотворение имеет четкий «графический»
и «лексический» ритм. В соответствии с традиционными правилами сти­
хосложения, здесь — по четыре слога в каждом полустишии. Кроме того,
восемь строф стихотворения скреплены центральным «лексическим
стержнем» — повторением одного и того же набора слов: сарам ноль повасо л г ^t *é £-Q*\ — «люди, увидев /светлый/ день».
210
Поборники «национальной идеи» стремятся внушить народу чувство
гордости историей своего государства, в особенности — подвигами древ­
них героев. Средством пропаганды патриотизма были неофициальные
истории яса, например, историческое сочинение Хван Хёна зИс Ш (1855—
1910) «Неофициальные записи Мэчхона» Мэчхонярок Щ ткШ М. «Золо­
той век» правления мудрых государей прошлого воспевают «историче­
ские» каса. Так, поэт Ca Консу Щ Ш Ш (1846-1925) написал большое
стихотворение «Песнь о столице» Ханьян ка Ш Ш Ш (или под другим
названием — «Пятьсот лет столице» Ханьян обэк нён ка Ш Ш 3£ 'S Щ
WQ. Каса описывает историю династии Ли — череду правивших госуда­
рей, начиная с основателя Ли Сонге. Особое внимание в этой поэтической
истории уделено событиям Имчжинской войны с Японией и прежде все­
го — подвигам героев сражений. Эта тема как нельзя более была актуаль­
на для Кореи рубежа XIX и XX вв. — времени активного проникновения
Японии в Корею.
Кихэн каса — «Напевные строфы о путешествиях» рассказывают о
поездках в Китай, где корейские авторы впервые знакомятся с европей­
цами и в стихах описывают свои впечатления. Например, Хон Сунхак Ш
щ. $ (1842-1892), который в 1866 г. ездил в Пекин в составе посольской
миссии, написал об этой поездке каса «Путешествие в Пекин» Ён хэн ка
Ш тТ Ж. Приведем отрывок, где дано описание европейцев:
Возвратившись, подумал:
западные бесы негодуют,
Но ведь повсюду их католические храмы,
еретические учения заполонили все вокруг.
А у самих-то, глазищи сидят глубоко,
носищи стоят торчком,
Рост высоченный, целых восемь чхок\
и платье странное.
На голове-то что надето —
торчком стоит, вроде шляп у военных!
Посмотрел я и на их баб —
они еще противнее!
Что-то, похожее на головной платок,
длинное, назад перекинуто и висит.
При ходьбе широко развевается,
идет, а оно болтается туда-сюда.
Волосы у них светлые, разлохмачены,
и глазищи — желтые!
Поистине — это дикие звери,
а вовсе не люди!
После заключения в 1876 г. с Японией договора о дружбе, активизи­
руются дипломатические отношения. Среди корейских посланников были
и поэты — сочинители кихэн каса. Например, Ли Тхэсик $ *ê? 1Й (18591903) прожил в Японии год и описал свои впечатления в стихотворении
211
«Записки о путешествии в Японию» Ю иль нок Ш В Ш. Автора удивля­
ют технические новинки в японской столице:
Электрические лампочки горят —
к каждому дому привязан шнур.
Как солнце сядет и стемнеет,
тут хитрую машину лишь запустят —
И вдруг наступает светлый день,
даже волосинку разглядишь.
А вот поведение соотечественников, которые приехали в Японию
учиться, огорчает: они стараются походить на японцев — обрезают воло­
сы и носят японское платье.
Кюбан каса — «напевные строфы женской половины дома», так же
как и в XVIII в., посвящены «женской теме» — любви, страданиям в раз­
луке, их авторами и читателями оставались в основном женщины из выс­
шего сословия. Большая часть стихотворений анонимна. Тематика этого
жанра меняется в начале XX в. Большая часть кюбан каса, как и раньше,
посвящена разлуке, но уже не с любимым, а с родиной. После аннексии
Кореи в 1910 г. многие семьи вынуждены были уехать в эмиграцию,
главным образом— в Маньчжурию. Женщины, владеющие искусством
слова, писали каса о страданиях в разлуке с родиной. Таким автором каса
была, например, госпожа Ким из Ыйсона Щ Ш & ft , жена известного
деятеля национально-освободительного движения Ли Саннёна. Она из
эмиграции написала своей внучке письмо в стихах «Письмо о разлуке
предков и потомков» Чосон пёлъсо 2:;ér1U>H . В стихотворении личные
переживания героини связаны с мыслями о трагической судьбе родины.
Надо сказать, что содержание и других женских каса этого времени вы­
ходит за пределы частной жизни, они посвящены «гражданским темам»
свободы и боли за свой народ. Таким образом, жанр кюбан каса, который
и отличался как поэзия частной, «женской жизни», сменив тему, раство­
рился в общем потоке патриотической, гражданской поэзии и перестал
существовать.
Знаками «умирания» классических жанров корейской поэзии на род­
ном языке, пожалуй, было появление сборников стихов, которые как бы
подводили итог развитию поэзии. Об одном, Кагок воллю, было сказано
выше. Здесь хочу еще раз обратить внимание на то, что в нем не только
собраны образцы поэзии, но и расписаны правила составления стихов для
всех, кто захочет поупражняться в сочинительстве. Сборник подводит
итог: в поэзии уже определились правила и ничего нового не может быть
придумано; правила иллюстрированы образцами стихов, созданных по­
этами прошлого. Второй сборник появился в 1863 г., он получил название
«Песни великого спокойствия при южном ветре» Намхун тхэпхён ка Ш
Ш J£ ^ Ш. Песню «Южный ветер», по преданию, сочинил и пел импера­
тор древнего Китая Шунь, когда в Поднебесной воцарились мир и доста212
ток. Такое название не случайно дано сборнику поэзии в середине XIX в.,
когда в стране как раз не было никакого спокойствия и порядка. Скорее
всего, здесь кроется древняя мысль о магической функции поэтического
слова, которое способно поддержать (или восстановить) гармонию в ми­
ре. Не случайно в сборник включены образцы нескольких жанров класси­
ческой поэзии.
2. Поэзия на китайском языке
Творчество Ким Сакката ék $t Zt
Ким Пёнён 4L ffi :Л (1801-1863) по прозвищу Саккат (в записи ие­
роглифами — Pun 3:) — «Соломенная шляпа», пожалуй, был последним
из поэтов, сочинявших стихи на китайском языке. О Саккате знали в Ко­
рее все. И вовсе не потому, что в те времена было так много поклонников
его творчества — тех, кто читал его стихи, учил их наизусть (ведь напи­
саны они были на чужом «изысканном» языке). Кима-«Соломенную шля­
пу» знали как поэта-бродягу, шутника, который жил не по правилам и
больше всего на свете дорожил своей свободой. О его необычных про­
делках ходило множество всяких историй. Действительно, Ким Пёнён
большую часть жизни провел на дорогах Кореи в соломенной шляпе и с
посохом в руках (отсюда и прозвище «Соломенная шляпа»), поэтому да­
же биография его неизвестна. В нем воплотился традиционный образ по­
эта-отшельника, который пренебрегает мирскими благами, должными
правилами поведения и не стремится к респектабельной жизни. Пожалуй,
после Ким Сакката такие «фигуры» в Корее больше не появлялись.
Семья Ким Пёнёна принадлежала старинному аристократическому
роду Андонских Кимов, дед занимал должность правителя уезда Сончхон
(пров. Пхеньян). В 1811 г. в пров. Пхеньян началось большое крестьянское
восстание, которое возглавил Хон Кённэ. Только через год правительст­
венным войскам удалось подавить восстание. Дед Ким Пёнёна сдался вос­
ставшим и за это после подавления восстания был казнен, а вся семья по­
пала в опалу. Для поэта карьера чиновника была закрыта, из-за этого, как
рассказывают, он надел соломенную шляпу и отправился бродить по стра­
не, стихами осмеивая мир. Говорят, что Ким Саккат повсюду, куда бы он
ни заходил, оставлял стихи, и теперь трудно определить, что действительно
он сам сочинил, а что было ему приписано. Впоследствии его сочинения
собрали в «Сборник стихов Ким Рипа» Ким Pun сичжип it S£ Ш Ж.
Ким Саккат писал обо всем на свете — о том, что видел и слышал, о
чем думал, что чувствовал. В его поэзии два мира — мир людей и мир
природы. Людям он сострадает, над ними подшучивает или насмешнича­
ет, у людей можно встретить дружбу, любовь, но среди людей поэт ост­
рее ощущает свою «непохожесть», одиночество.
213
Мир людей выглядит неприглядно: человек в нем одинок и никому
не нужен. Например, стихотворение «Вижу мертвого нищего на дороге»
Носан кён корин си Й _t Ä € Л М:
Никто не знает, какого вы рода,
имя ваше не известно.
В каком краю зеленые холмы
ваших родных мест?
Мухи набросились на ваше тело,
жужжат весь день с утра.
Только воронье зовет вашу одинокую душу,
поминает вас на закате.
Всего лишь короткий посох —
вот и все вещи, что остались.
Немножко несъеденного риса —
еда, которую выпросили.
Я рассказал о нем в деревне,
всем людям.
Они принесли корзину земли
и схоронили его от инея и ветра.
Возможно, в неприкаянном нищем, который умер у дороги, никому
не известный и ненужный, Ким Саккат, и сам бездомный скиталец, уви­
дел свою судьбу.
Странствуя по родной земле, поэт замечает, что города и деревни его
страны названы красивыми именами. Казалось бы, в таких местах и люди
должны жить счастливо и безбедно, но в реальности хорошие названия
скрывают нищету и страдания. Например, стихотворение «Кильчжу —
"Счастливый уезд", Мёнчхон — "Светлая река"» Кильчоюу Мёнчхон "Éf Щ
m Л1 :
Кильчжу, Кильчжу — "Счастливый уезд", так называется место,
да нет в нем счастливых, вовсе он не Кильчжу.
Хога, Хога — "Всех пускаем", такие имена здесь у людей,
да меня никто не впустил, вовсе они не Хога.
Мёнчхон, Мёнчхон — "Светлая река", так называется место,
да нет в ней света, вовсе она не Мёнчхон.
Очжон, Очжон — "Рыбное угодье", так называется место,
да едят там не рыбу, вовсе оно не Очжон.
Это— семисложное, весьма лаконичное стихотворение, которое
очень трудно перевести на русский язык. Здесь в каждой строке первая
часть дважды повторяет название места, а вторая это название отрицает.
При этом, все названия — реальные местности, которые расположены в
провинции Сев. Хамгён, и каждое из них имеет свой смысл, связанный с
представлениями о достатке, гостеприимстве, счастье. По-корейски, на­
пример, первая строчка звучит так: кильчжу кильчжу пуль кильчжу "Й Щ
с? Щ ^ cï Щ — Кильчжу, Кильчжу — не Кильчжу. В буквальном пере­
воде: Счасливый уезд, Счастливый уезд — не Счастливый уезд. Надо ска214
зать, что Ким Саккат был большим любителем сочинять такие «хитрые»
стихи с двойным смыслом. Например, «Стихотворение без темы» Мучэюе
си M Ш р# — семисловное стихотворение, которое состоит почти из од­
них чисел. Оно бессмысленно, но если прочесть числа по-корейски, все
становится на свои места. Приведем перевод китайского текста:
Под двадцатью деревьями
тридцать гостей.
В сорока домах
пятьдесят угощений.
У людей в мире случаются
семьдесят дел.
Уж лучше вернуться домой
к тридцати угощениям!
Если китайские числительные перевести на корейский язык (про­
честь по-корейски), то они оказываются созвучными знаменательным
словам. Например, китайское числительное «пятьдесят» Е + сип, покорейски тУ суин, имеет еще и значение «кислый». В результате «цифро­
вое» стихотворение превращается в шуточное:
Под деревом павлонией
грустные гости.
В доме скверных людей
их угостили прокисшей кашей.
У людей в мире
ну и дела творятся.
Уж лучше вернуться домой
к своей недоваренной каше!
(Павлония — одно из корейских растений)
Ким Саккат наверняка обладал большим зарядом оптимизма, поэто­
му он умел с юмором отнестись к своей неустроенности и радоваться
счастливым встречам, которые случались в его скитальческой жизни. На­
пример, о любовном свидании рассказывает стихотворение «Подношу
вдове» ЧынквабуШЖШ :
Странника постель пуста
и снится ему недоброе.
А нынче все небо охватила сияющая луна,
она высветила мои чувства.
Зеленые бамбуки и темно-зеленые сосны
издревле хранят постоянство,
Алые персики и белые сливы
живут лишь краткий миг весны.
Нефритовые косточки Чжао-цзюнь
покоятся в землях сюнну,
А прекрасное личико Гуйфэй
осталось в пыли Мавэй.
Ведь людям от природы
не свойсвенна бессердечность.
215
Ты уж не скупись нынче ночью,
сними свою юбку!
В стихотворении восемь строк, и главное желание поэта, ради кото­
рого и написано все «послание», высказано в последней строчке. Поэт
подводит к желанию постепенно, «по ступенькам», при этом ссылается на
литературные образцы: сначала о себе, затем — о природе, которая дает
примеры разного поведения (одни вечно хранят верность, а другие поль­
зуются краткими мгновениями весны) и, наконец, о печальной судьбе
знаменитых красавиц древности. Так, Ван Чжао-цзюнь была наложницей
ханьского императора Юань-ди (48-32 гг. до н. э.), одна из знаменитых
красавиц. В гареме у императора было столько наложниц, что он не мог
увидеть всех сам и потому приказал художнику нарисовать их портреты.
Женщины старались подкупить художника, чтобы он их приукрасил, и
только Чжао-цзюнь, уверенная в своей красоте, ничем его не одарила. За
это художник изобразил ее уродливой. Император не пожелал ее видеть и
повелел отдать в жены вождю сюнну. Вторая красавица Ян гуйфэй —
знатная дама Ян, была второй женой танского императора Сюань-цзуна
(712-756). Она и ее родственники оказывали большое влияние на импера­
тора. Недовольные могуществом семьи Ян подняли восстание, и в ре­
зультате красавица погибла у гор Мавэй (пров. Фуцзянь), куда бежала
семья императора. Имена красавиц с трагической судьбой намекают на
то, что люди не могут знать свой грядущий путь и потому не следует от­
казываться от радостей, которые предлагает им жизнь сегодня.
Природа естественна, и Ким Саккат, как и многие поэты до него, на­
ходит в ней успокоение, но, в отличие от своих предшественников, не
стремится воспеть ее величавые красоты, его больше привлекает обыч­
ное, доступное — пейзаж, где можно отдохнуть, или разные твари, заня­
тые своими делами, далекими от человеческих забот.
Где может найти умиротворение корейский поэт? Конечно, в знаме­
нитых горах Кымгансан. Стихотворение так и называется «Ухожу в Кымган» Ип Кымган Л it И :
От книг побелеют волосы,
от меча закатится жизнь.
Беспредельная вечность неба и земли
лишь тоску нагоняет.
В столице занемог, упился
десятью мерами красного вина.
От осеннего ветра укроюсь плащом и шляпой
и уйду в горы Кымган.
Поэт не жалуется на непогоду, к ней всегда можно приспособиться и
чувствовать себя комфортно, дует ли осенний ветер, идет ли снег.
Снег соль Ш.
Хлопьями, хлопьями летит,
216
будто бабочки в третьей луне.
Поет, поет под ногами,
будто лягушки в шестой луне.
Холодно будет, не уйду,
поговорим с хозяином о снеге.
А если опьянею, тем более останусь,
снова чашечкой угостят.
В коротком четырехстрочном стихотворении первые две строки — о
снеге, который вызывает у поэта зрительные и слуховые ассоциации с
живыми существами. Последние две — о себе, бродяге: не хочется выхо­
дить из гостеприимного дома под холодный снег, тем более, если еще и
вином угощают. В стихотворении используется ритмический повтор, он
вообще характерен для поэзии Ким Сакката. Некоторые его стихотворе­
ния целиком построены на своеобразной «словесной игре», когда обыгрываются разные смысловые вариации одного и того же словосочетания.
Например, «Горы Девяти лун» Ку воль сан К Я Ü4 :
В прошлом году в девятой луне
ходил по горам Девяти лун.
И в этом году в девятой луне
хожу по горам Девяти лун.
Каждый год в девятой луне
хожу по горам Девяти лун.
Красота гор Девяти лун
длится все девять лун.
Игра в стихотворении строится на попеременном использовании на­
званий осеннего месяца и горы. Как и принято в традиционной поэзии,
главная мысль поэта — о красоте гор — высказана в последней строке.
Хочу привести еще одно стихотворение, где виртуозно обыгрывается
слово «белый».
Белые чайки Пэкку Й Ш .
Песок белый и чайки белые,
пара белых, белых.
Не отличить от белизны песка
белых чаек.
Рыбак запел песню —
мгновенно поднялись и улетели.
А после — песок и песок,
и снова — чайки и чайки.
Конечно, в творчестве Ким Сакката достаточно лирических стихов и
о природе, и о своих настроениях. Пожалуй, многие из стихотворений
родились как непосредственный отклик на те или иные события жизни
поэта. Наверное, приложив некоторые усилия, можно было бы по стихам,
хотя бы частично, нарисовать картину жизни Ким Сакката. В некоторых
он прямо называет свой возраст, например, в «Оплакиваю себя» Чатхан
217
Й Ш поэт пишет: «Я сорок лет играл на лютне и слагал стихи» (он про­
жил 57 лет). Возможно, именно в конце жизни в стихах появляются раз­
мышления о своей судьбе, мотивы тоски, одиночества.
Стихотворения Ким Сакката выдержаны в строгих формах классиче­
ского пятисложного и семисложного стиха, при этом, семисложному сти­
ху отдано явное предпочтение. Следование этой форме подразумевает не
только соблюдение правил ритмики, но и использование образных
средств китайской литературы. В поэзии Ким Сакката, как и в творчестве
его далеких и близких предшественников, все это есть, но вместе с тем,
появляется и новое— в его стихах иероглиф утрачивает «неприкосно­
венность» классического письменного знака, поэт свободно манипулиру­
ет его зрительной, звуковой и смысловой стороной. Так, появляются сти­
хи, смысл которых становится ясным только после того, как иероглифи­
ческие знаки прочтут по-корейски, или стихи, где привлекает внимание
прежде всего «зрительный ритм»— своеобразное расположение иерог­
лифов.
Пожалуй, в XIX в. корейская классическая поэзия на китайском язы­
ке подошла к кризисной черте и свидетельством этого как раз и были
вольные эксперименты с классикой, которые можно видеть в поэтической
творчестве Ким Сакката — последнего в истории традиционной литера­
туры значительного поэта, писавшего стихи на китайском языке.
3. Проза на китайском языке
В XIX в. проолжают жить традиционные жанры прозы на китайском
языке — собрания «простых рассказов» ядам НУ Ш и романы. Истории,
рассказывающие случаи из жизни, появились еще в собраниях пхэсоль
XVI-XVII вв., но первым писателем, который в название своего собрания
историй включил термин ядам, был Лю Монин (см. с. 140-142).
Появляется целая серия сборников «простых рассказов», авторских и
анонимных. Наиболее известными среди них были три собрания. Так, Ли
Хипхён Щ Щ Щ (1772-1839), правитель Хванчжу (пров.Южн. Хванхэ),
составил сборник «Простые рассказы Кесо» Кесо ядам Ш S if Ш, куда
вошли 300 историй, большая часть которых была записью устных расска­
зов, распространенных среди народа.
Второй сборник «Собрание простых рассказов Кореи» Тонъя хвичжип Ж ïf Ш Й был составлен в 1869 г. Его автор Ли Вонмён $ ;6 РП
(1807-1887) занимал высокий пост главы министерства чинов. В этот
сборник он вкючил отобранные им истории из ранее составленных соб­
раний Лю Монина и своего старшего современника Ли Хипхёна, а также
рассказы, записанные им самим. Получилось собрание занимательных
историй, которые обычно рассказывались в среде людей низкого сосло­
вия. Как правило, каждый рассказ сопровождается «назиданием» —
218
оценкой описанной ситуации и поведения персонажей. Весь материал Ли
Вонмён классифицировал по содержанию. В сборник включено 260 исто­
рий, распределенных по восьми квонам.
Третье собрание «Простые рассказы из страны Зеленых гор» Чхонгу
ядам Щ ü Ï Î Ш анонимно. Предположительно оно появилось в середине
XIX в. и было распространено в нескольких вариантах, как на китайском
языке, так и в переводах на корейский. Последние были особенно попу­
лярны среди читателей низких сословий. Они, как правило, состоят из
шести книг и обычно содержат 260 историй. Каждый рассказ имеет на­
звание, написанное в стихах семисложным размером. Такие названия на
корейский язык не переводились, просто иероглифы записывались в ко­
рейском чтении. Естественно, читателю они вряд ли были понятны. В
рассказах этого собрания речь идет не просто о случаях из жизни, героя­
ми историй часто становятся сановники высокого ранга, описывается их
поведение, образ жизни, который был совершенно не похож на обычаи
людей низких сословий. Если в прежних собраниях пхэсоль рассказыва­
лось о дурных и благородных поступках людей вообще, то здесь герои
получают социальную характеристику, с которой связана и ситуация,
описываемая в рассказе, и поведение действующих лиц.
Надо заметить, что рассказы из этих сборников, переведенные на ко­
рейский язык, часто распространялись в рукописях: выбирали и перепи­
сывали несколько рассказов, иногда такую подборку сшивали в книжку.
Скорее всего, это делали для себя, а иногда такая книжка использовалась
в качестве учебного текста для обучения корейскому языку иностранцев.
Примерами могут служить собрания рассказов, записанные для немецко­
го ученого Андрэ Эккардта (1884-1974) его учителями корейского языка
(Эккард был католическим миссионером и жил в Корее с 1909 по 1928 г.),
а также подборка учебных текстов для Уильяма Дж. Астона (1841-1911),
который был она дипломатической службе в Корее и Японии в 18841886 гг. Рассказы написаны разговорным языком, и речь в них идет о бы­
товых историях, либо народных преданиях, где недостойные поступки
всегда наказываются, а добродетель вознаграждается.
Проза XIX в. продолжает традиции литературы пхэсоль — записи ис­
торий, которые рассказывают «дровосеки и женщины у колодцев». «Про­
стые рассказы», как и прежде, комментируются авторами, которые дают
указания, как следует понимать те, или иные поступки действующих лиц.
Конечно, интерес к нравам своего народа был связан с просветительски­
ми идеями, но примечательно, что просвещение народа ученые того вре­
мени понимали традиционно— как назидание, и средством назидания,
как и прежде, служили занимательные истории.
В XIX в. продолжают создавать романы на китайском языке. Как
правило, они рассказывают о многочисленных приключениях героев, ко­
торые после всех перипетий приходят к счастливому концу. Многие из
этих произведений, как уже было сказано выше, написаны по образцу,
219
заданному двумя романами Ким Манчжуна Сасси нам чон ки и Ку ун мон,
но, в отличие от сочинений Ким Манчжуна, они утратили философский
смысл — размышления о месте человека в мире, и превратились в просто
занимательное чтение.
Приключенческие романы этого времени, как и занимательные «про­
стые рассказы», часто имеют «воспитательную нагрузку». К такого типа
произведениям относятся, прежде всего, исторические романы, в которых
речь идет о событиях далекой древности и героях (они могли носить име­
на реальных исторических лиц), совершавших славные подвиги. Наибо­
лее известными были два романа: «Добавление к истории трех Хан» Самхан сыбю EL Щ fè ш Ким Сохэна ^ )S ÏT (1769-1859) и «Записки из зала
Югмидан» Югмидан ки 7ч Л ^ 1£, написанный в 1863 г. Со Юёном Ш
^ И (1801—1874[?]). Действие романов происходит в эпоху Трех госу­
дарств в царстве Силла.
Героиня «Добавления к истории трех Хан»— простая девушка по
имени Хяннан. Ее отдали в жены злому человеку, и она, не вынеся жесто­
кого обращения, покончила жизнь самоубийством. Хяннан попала на не­
бо. Небесный государь и небожители пожалели ее и отправили обратно
на землю, где она стала преданной женой и полководцем. Вместе с Ким
Юсином, известным государственным деятелем Силла, она сражалась за
объединение трех государств под властью Силла. После того, как было
создано единое государство, героиня удалилась в горы Каясан и стала
горным духом. В центре занимательного сюжета с описаниями перерож­
дения и приключений — героические подвиги женщины во имя укрепле­
ния могущества родины. Ее поступки относятся к разряду «образцовых
деяний» чхун преданного подданного, которые должны служить приме­
ром для подражания. Так, в форму увлекательного чтения вложена нази­
дательная, в духе конфуцианства, идея преданности интересам своей
страны и патриотической гордости ее героическим прошлым.
«Записки из зала Югмидан» рассказывают о военных подвигах на­
следного принца Силла. В центре повествования — поход принца в Япо­
нию, где он одержал победу в сражении с войском японского правителя и
покорил его. Конечно, мотив успешной военной операции в Японии под­
сказан антияпонскими настроениями, которые жили в корейском общест­
ве после опустошительного похода Хидэёси — Имчжинской войны. Эти
настроения получили новый стимул в XIX в., когда Япония стала снова
предпринимать активные попытки подчинения Кореи.
Оба романа, рассказывающие о выдуманных событиях и героях,
пропагандируют патриотические идеи, которые, по мнению традиционно
мыслящих представителей ученого сословия, должны поддержать духов­
ные силы нации для сопротивления вторжениям иноземных цивилизаций.
Примечательно, что в конце XIX— начале XX вв. такого типа романы
печатались по частям в периодических изданиях — газетах. Первая газета
220
в Корее, «Столичный декадный вестник» Хансон сунбо :М Ш "Й Ш, поя­
вилась в 1883 г.
4. Биография чон на китайском и корейском языках
К реанимированным в XIX в. традиционным жанрам следует отнести
биографию чон. Биографии известных государственных деятелей обычно
включались в официальные и неофициальные истории, где составляли
отдельный раздел. Как правило, вне исторического сочинения они не бы­
ли распространены, за исключением биографий даосских деятелей
(вспомним, например, жизнеописания, составленные Хо Кюном, автором
повести «Хон Кильдон») и женщин с трагической судьбой (как правило,
из царской семьи). На рубеже XIX и XX вв. деятели просветительского
движения, такие, как Пак Ынсик, в русле пропаганды «национальной
идеи» распространяли биографии известных героев прошлого, например,
Ким Юсина, государственного деятеля, полководца, который способство­
вал объединению трех государств под властью Силла, или героя Имчжинской войны Ли Сунсина. Эти новые жизнеописания создавались на
основе официальных биографий, но теперь славные деяния героев про­
шлого излагались в форме занимательных историй на китайском языке
(просветители заботились о том, чтобы имена великих людей Кореи стали
известны и в Китае) и в переводах на корейский язык — для «внутрен­
ней» пропаганды патриотических идей.
Кроме того, просветители стремились представить народу и совре­
менных героев — поэтов, активных борцов за независимость. Биографии
современников писали на корейском языке и в форме интересного расска­
за. Так, Пак Ынсик и Ким Тхэгён Ht Щ Ш (1850-1927) составили биогра­
фию Ан Чунгына 5 1 Ш (1879-1910) — поэта, который писал на китай­
ском языке патриотические стихи и в составе добровольческих отрядов
принимал активное участие в вооруженной антияпонской борьбе. В то
время создавали и распространяли как индивидуальные биографии бор­
цов за свободу, так и коллективные, например, «Биографии руководите­
лей Армии Справедливости из Хонама» Хонам ыйбёнчжан ёлъчжон № Ш
ft Ä Ш Ш Ш.(Армией Справедливости называли добровольческие отря­
ды, которые оказывали вооруженное сопротивление японскому проник­
новению.)
В литературной иерархии жанр биографии всегда относили к высо­
кой прозе и потому эти произведения писали только на китайском языке.
Появление «корейской биографии» было новым явлением в литературе,
связанным прежде всего с идеями просвещения и воспитания народа в
духе национального самосознания— идеями, которые стали особенно
актуальными в период проникновения в Корею иностранных государств и
в первую очередь Японии. Такого рода биографии так же, как и романы,
221
стремились распространять через периодическую печать для того, чтобы
они были доступны возможно большей аудитории, тем более, что эти
жизнеописания были написаны на корейском языке.
5. Повесть чон Ш
Корейские повести могут служить образцом художественной прозы
нового типа, созданной в рамках традиционного жанра биографии чон.
Эти произведения получили в российском корееведении название «по­
весть», поскольку они были средней повествовательной формой, в отли­
чие от короткой новеллы и длинного романа. Повести написаны на ко­
рейском языке, названы именем главного героя и помечены жанровым
знаком чон — биография.
Повесть была одним из самых популярных жанров корейской лите­
ратуры, и создано их было множество, но, к сожалению, мы так и не зна­
ем ни имен их авторов, ни времени их написания. Доподлинно известно
только, что в настоящее время мы располагаем лишь текстами, изданны­
ми не ранее XIX в., поэтому и появление этого жанра в литературе пред­
почтительно отнести к XIX в.
Как правило, повести распространялись в виде отдельных книжек
небольшого объема. Обычно каждая книжка содержит только одно про­
изведение. На обложке тушью от руки написано иероглифами его назва­
ние, сам текст записан только в корейской графике, без иероглифов.
Повести одного названия распространялись в нескольких вариантах
(особенно наиболее читаемые), которые различались и по объему, и по
содержанию.
Отчего повести помечены в названии «биографическим» знаком чон?
Для того, чтобы это понять, обратимся к самому жанру традиционной
биографии.
Биографии были двух типов. Один — связан с конфуцианским по­
ниманием человека как члена коллектива, другой — говорит о человеке
вне общества, занятом «устроением самого себя». Это — обычно биогра­
фии даосского типа.
События, описываемые в конфуцианской биографии, как правило,
распределяются по довольно жесткой схеме, в которой можно выделить
пять частей: 1. сообщение о происхождении героя; 2. ситуация, которая
подводит героя к подвигу; 3. подвиг (или ряд подвигов); 4. воздаяние; 5.
суждение автора (историка). Главная часть биографии отведена рассказу
о подвиге, который и обеспечивает герою получение воздаяния в виде
высоких титулов, чинов и богатства. Особенности корейской конфуциан­
ской биографии были рассмотрены в разделе, посвященном «Историче­
ским записям трех государств» Самгук саги Ким Пусика, поэтому здесь я
только напомню, что характеристика подвига связана, прежде всего, с
222
пятью принципами «правильного» поведения, которые сформулировала
конфуцианская традиция
Подвиги — значимые деяния героя, занимают центральное место и в
биографиях буддийских и даосских личностей. Вспомним, например,
биографию буддийского наставника Кюнё: автор подробно расписывает
поступки подвижника, которые демонстрируют его верность избранному
пути и тем самым, дают образец правильного поведения для тех, кто
стремится постичь буддийское учение. Образ жизни и асоциальное пове­
дение персонажей из биографий, написанных Хо Кюном (автором «Хон
Кильдона»), прямо свидетельствуют об их даосской ориентации: отказ от
государственной службы и нежелание показывать свою истинную уче­
ность, скрывая ее под покровом повседневных обычных занятий. И в этих
биографиях представлен тип образцовой личности.
Повести не случайно помечены в названиях знаком чон. Так же, как и
в биографии, герои здесь — образцовые личности, они совершают дея­
ния, которые приводят к установлению гармонии, социальной, либо лич­
ной, внутренней. И структурно эти произведения следуют биографии — в
них можно выделить те же пять основных частей. Кроме того, в соответ­
ствии с типами героев, о которых рассказывает произведение, повести
можно условно разделить на две большие группы: социальные (они, как
правило, излагают истории героев, совершающих «общественно значи­
мый» поступок) и несоциальные— их персонажи либо пренебрегают
принятыми нормами поведения, либо вообще живут вне общества, «сами
по себе». Вспомним, что такого же рода деление на две группы было от­
мечено и для романа. Два типа — социальный (семейный) и роман-сон —
впервые были предложены корейской литературе в конце XVII в. Ким
Манчжуном. Надо сказать, что большая часть повестей, так же, как и ро­
манов, посвящена социальным проблемам, «свободные персонажи» дей­
ствуют главным образом в аллегорических повестях, которые корейские
литературоведы называют «баснями» ухва Ш HS .
Сюжеты, которые лежат в основе этих произведений, могут иметь
самые разные истоки. Прежде всего, местное народное творчество (из
песенного фольклора, например, родилась «Чхунхян» t b 1 ^ ^ ) , буддий­
ские джатаки, но уже после длительного устного бытования (например,
«Чок Соный» Щ £!$]&), корейские буддийские легенды (повесть «Сим
Чхон» 4] ^ ^1), забавные, анекдотичные истории, некогда записанные в
собраниях пхэсолъ («Чон Учхи» Чон Учхи чон ^-т"^] 3Î). Повести писали
и на сюжеты известных китайских романов и драм. Например, популяр­
ная «Соль Ингви» - s î l f l ^ , распространенная во многих вариантах, на­
писана по мотивам китайских романов о походах военачальника Сюэ
Жэнь-гуя (VII в.), а «Ян Санбэк» ^^î" 1 ^ 31 — на сюжет известной китай­
ской драмы о любви Лян Шань-бо и Чжу Ин-тай (название повести «Ян
223
Санбэк» и есть прочитанные по-корейски иероглифы, которыми записано
имя Лян Шань-бо).
Как уже говорилось, большая часть повестей обсуждает социальные
проблемы. В них рассказывается о пути героя от безвестности (неустро­
енности, низкого социального статуса) к славе (устроению, благополучию
и высокому положению в обществе), все это приходит к нему после со­
вершения подвига, как правило, в конце повествования. Эти произведе­
ния полны драматических коллизий, которые, казалось бы, должны при­
вести к трагическому концу, но этого не происходит. Обычно повесть,
проведя своих героев через опасные ситуации, в конце концов спасает их
и награждает счастьем. Основа для трагической коллизии есть, например,
в повести «Чхунхян», в которой рассказывается о «запретной любви».
В повестях редко говорится о чувственной любви. Герои произведе­
ний, как правило, — юноша и девушка, которым еще до земного рожде­
ния суждено было соединиться. Все «неожиданные встречи» и «разлуки»
всегда предопределены заранее, поэтому во многих произведениях речь
идет о преданности суженому, верности союзу, установленному небом, и
никогда — о чувстве, о переживаниях влюбленных, их радостях и страда­
ниях. Более того, взаимоотношения героев (их только весьма условно
можно назвать любовными) обычно находятся на периферии сюжета и
соединение с суженой (обретение жены) всегда оказывается для героя как
бы дополнительной наградой к чинам и должностям, которыми его жалу­
ет государь за совершение образцового, «государственного», подвига.
Тем не менее, есть повести, посвященные описанию любовных
чувств, а идея небесного предопределения оказалась в них отодвинутой
на второй план. Прежде всего, здесь следует назвать «Чхунхян» и «Ян
Санбэк». В этих произведениях речь идет о любви против воли родите­
лей, и оба содержат основу для трагической коллизии. Однако трагедии
не происходит: герои в конце концов соединяются в счастливом браке и
оставляют большое потомство — в мире должна сохраняться гармония.
Интересно сравнить корейскую модель «запретной любви», данную в
повести «Чхунхян», с европейской моделью, лучше всего представленной
драмой Шекспира «Ромео и Джульетта».
Само название корейской повести дает понять читателю, что в ней
речь пойдет о любви. Героиню зовут Чхунхян— «Весенний аромат».
Весна — пора любви, весной герои встретились и полюбили друг друга с
первого взгляда. Но чувство Моннёна и Чхунхян «незаконно», поскольку
он — знатного рода, а она — дочь кисэн, которая в традиционном обще­
стве находилась на самой низкой ступени. Между героями — социальный
барьер, но они любят друг друга, невзирая на этот барьер, вопреки воле
отца юноши, встречаются тайно, втайне заключают брак. Потом молодо­
го человека увозят в столицу, а Чхунхян принуждают стать наложницей
нового правителя. Действие развивается так, что, казалось бы, трагиче­
ская развязка неизбежна. В каком-то смысле перед нами— корейские
224
Ромео и Джульетта. Однако после многих перипетий герои соединяются в
«законном» браке и оставляют большое потомство. Трагедия Ромео и
Джульетты не состоялась. Почему?
Дело в том, что Шекспир развивает собственно ренессансную те­
му— показывает свободную личность, ее возможности, дерзания и ги­
бель в столкновении с традиционными устоями. Подчеркивается необык­
новенный индивидуализм героев, отказ от всего, что не связано с их чув­
ством. Поэтому старая родовая вражда семей и сама принадлежность к
тому или иному роду для них не имеет значения. Имя бессмысленно и
никак не связано с той личностью, которой оно принадлежит. Об этом
говорит Джульетта:
Одно ведь имя лишь твое мне враг,
А ты — ведь это ты, а не Монтекки.
Монтекки — что такое это значит?
Ведь это не рука, и не нога,
И не лицо твое, и не любая часть тела.
О, возьми другое имя!
Что в имени? То, что зовем мы розой,
И под другим названьем сохраняло б
Свой сладкий запах!
Так, когда Ромео
Не звался бы Ромео, он хранил бы
Все милые достоинства свои
Без имени. Так сбрось же это имя!
Оно ведь даже и не часть тебя!
Взамен его меня возьми ты всю!
Такого рода монолог немыслим для героев корейской повести. Для
Моннёна традиции рода — это живая реальность, ему и в голову не при­
ходит, что ими можно пренебречь. Он продолжает оставаться включен­
ным в систему рода и социальной группы чиновников и не собирается
отказаться от своего положения во имя любви: «Будут люди болтать, что
дворянский сынок приехал с отцом из провинции, а уж наложницу с со­
бой привез! Передо мной закроются все пути, чин могу не получить! Мы
должны расстаться, другого выхода нет!»
В корейской повести незыблемость устоев общества не вызывает со­
мнений. Герои не бунтуют против общества, не пытаются освободиться
от его власти и не вступают в трагический конфликт с ним. Изначальная
коллизия здесь — в несоответствии между личными качествами героини
и ее низким социальным статусом: по своей природе она — конфуциан­
ская «образцовая жена», а по положению — дочь кисэн (а в некоторых
вариантах повести Чхунхян сама названа кисэн). Коллизия разрешается в
этическом плане: героиня проходит испытания, терпит мучения во имя
верности и выходит из них со знаком преданной жены. Ее образцовость
получает официальное признание, а статус приходит в соответствие с ее
природой— она получает высокое социальное положение жены чинов225
ника. Воздаяние Чхунхян — новый высокий статус. Таким образом, цен­
ность любви представлена здесь через знак «верной жены».
Надо сказать, что «Чхунхян» замечательна своей неоднозначностью.
Я думаю, если бы повесть только развивала мысль о том, что и женщина
низкого сословия способна совершать «благородные подвиги», она не
была бы так любима. История дочери кисэн, возведенной в ранг конфуци­
анской «образцовой жены», — это жанр традиционной биографии, где
изложение событий укладывается в принятую биографическую схему из
пяти частей с обязательным «суждением автора» в конце:
«Вообще необыкновенная верность и у замужних-то женщин встре­
чается крайне редко, а тем более у певички — вот что здесь главное! Я
записал вкратце эту историю для того, чтобы такая удивительная вер­
ность служила назиданием для потомства. А еще, те мужи, что служат
государю, ни в коем случае не должны забывать о своих обязанностях!»
Однако содержание этих событий скорее тяготеет к местной мифоло­
гической традиции и не укладывается в официальные рамки. Речь идет о
любви и рассказе о любви. Заметим, что в корейской культуре никогда не
было деления на чувственную и платоническую любовь. Любовь всегда
чувственна и время ее — весна. Не случайно встреча и любовь Чхунхян и
Моннёна описывается на фоне весеннего кипения жизни, когда всё в при­
роде одержимо стремлением к любви. Это стремление выражено в эроти­
ческих сценах, в песнях и монологах с эротическим подтекстом. Надо
заметить, такого рода описания служат не только «завлекательным» чте­
нием, но и имеют ритуальный смысл — показывают «правильность» по­
ведения персонажей, которые в своих поступках ориентируются на при­
роду. Любовь рассматривается в одном ряду с естественным весенним
зарождением жизни: весной небо соединяется с землей, чтобы дать жизнь
всем вещам, — и поведение людей должно находиться в гармонии с при­
родой.
Так, мысль о свойственной миру гармонии снимает в повести траги­
ческое разрешение конфликта, и делает это на двух уровнях — на уровне
официальной идеологии (гармония личных качеств и статуса) и «почвен­
ных», мифологических, представлений (гармония поведения человека и
ритмов природы).
Истории любви посвящена и другая повесть — «Ян Санбэк», создан­
ная на хорошо известный в Китае сюжет о несчастной любви юноши Лян
Шань-бо и девушки Чжу Ин-тай. Эта повесть интересна не только свое­
образной интерпретацией любовной темы, она четко показывает, что
происходит с чужим сюжетом, когда он оказывается в «сфере интересов»
жанра чон.
Корейская повесть, как и другие произведения этого жанра, начина­
ется с рассказа о чудесном рождении героя Ян Санбэка. Далее Ян отправ­
ляется учиться к знаменитому наставнику в буддийский монастырь, где
встречается с девушкой Чху Яндэ. Яндэ появляется в монастыре, пере226
одетая в мужское платье. Молодые люди подружились и дали клятву вер­
ности друг другу, но однажды, накануне праздника, Ян пригласил «дру­
га» омыться в реке, и когда Яндэ отказалась, заподозрил, что его «друг»
на самом деле девушка. Ночью он отправился к ней, и с тех пор они стали
тайно встречаться и даже заключили брачный «союз на сто лет». Вскоре
девушка убежала домой, чтобы рассказать обо всем родителям, но роди­
тели выдали ее замуж за другого. Санбэк от горя заболел и умер. Узнав об
этом, Яндэ отправилась к его могиле. Она так горевала, что померк свет
солнца, могила раскрылась и она ушла в нее. Слуги только успели схва­
тить ее за юбку, но в их руках остался лишь кусок ткани. Кусок юбки тут
же превратился в бабочку, которая улетела на запад.
Этим эпизодом обычно кончаются все китайские истории о Лян
Шань-бо и Чжу Ин-тай. В корейской повести это — лишь половина пове­
ствования.
Далее, на могиле вырастают бамбук и вьющееся растение, которое
оплело бамбук. Растения срубали, но они вырастали снова. Тем временем,
души Санбэка и Яндэ прибыли к властителю ада Ямарадже, который
должен был решить их дальнейшую судьбу. Ямараджа повелел вернуть
их обратно на землю. После посещения «хрустального дворца» (подвод­
ных владений дракона) они возвращаются на землю — могила открыва­
ется и герои оживают. Обрадованные родители девушки поженили их, а
после этого Санбэк отправился в столицу, успешно сдал экзамены на чин.
Затем на войне победил врагов и, прославившись, вернулся домой. Закан­
чивается повесть сообщением о том, что у героев родились два сына и
дочь, а когда они состарились, явились небожители и забрали их в иной
мир.
Так, корейская повесть состоит из двух частей: в первой излагается
собственно китайский сюжет о двух влюбленных и их гибели, во вто­
рой— дано корейское продолжение истории— воскрешение героев и
рассказ о том, как Ян Санбэк, совершив воинский подвиг, прославился.
Кроме того, «исправлен» и сам китайский сюжет. Во-первых, на первый
план выдвинут мужской персонаж, который и ведет все действие, его
именем названо и произведение (в китайской истории события связаны с
девушкой, она — главная героиня); герои полюбили друг друга и заклю­
чили тайный брак еще в монастыре (в китайской истории Лян Шань-бо
понял, что его «друг» — девушка только после ее исчезновения из мона­
стыря); душа покойного Яна приходит к Яндэ по ночам на любовные сви­
дания (в китайской истории такого эпизода нет).
В корейской повести любовной истории отведена только половина
произведения, причем любовь здесь подчеркнуто чувственная (как в
«Чхунхян»). Другая половина рассказывает об успехах Ян Санбэка на
государственной службе. Собственно возвращение героев на землю и
«законный брак» должны были бы исчерпать любовную коллизию, но
ведь корейская повесть— это не просто занимательная история, в ней
227
непременно должен быть представлен «образцовый герой». Вот для этого
и появились государственные экзамены, подвиги на войне — демонстра­
ция незаурядности Ян Санбэка, о которой было заявлено в самом начале,
в эпизоде его чудесного рождения. После совершения воинских подвигов
действие повести быстро «сворачивается» — ведь говорить больше не о
чем, герой получил свое воздаяние в виде высоких чинов и преданной
жены.
Так чужой сюжет был преобразован в соответствии с канонами ко­
рейского повествования, где развитие действия дано как путь от неустро­
енности, хаоса, к непременному устроению.
Как было упомянуто выше, большая часть повестей обсуждает соци­
альные проблемы. В форме занимательных историй здесь излагаются
идеи социальной гармонии, которая может быть обеспечена лишь при
условии «правильного» поведения человека, при этом, понимание «пра­
вильности» лежит в сфере конфуцианских представлений. Следует обра­
тить внимание на то, что социальная гармония оказалась на первом плане
и в произведениях, написанных по буддийским сюжетам, например, «Чок
Соный» и «Сим Чхон».
Повесть «Чок Соный» создана на сюжет джатаки о двух братьях —
принцах Друге добра и Друге Зла, отправляющихся на поиски волшебной
жемчужины, которая должна принести благоденствие всему народу. Друг
Добра получает жемчужину, но брат ее забирает себе, а Друга Добра ос­
лепляет. После многих приключений Друг Добра возвращается на роди­
ну, добытая им жемчужина приносит процветание народу, а злодея-брата
он прощает.
В повести два героя, царских сына. Один, Соный (Друг Добра),—
добродетельный, его поведение соответствует конфуцианским нравст­
венным типам преданного сына, любящего брата и мудрого правителя.
Жемчужину он хочет добыть для того, чтобы излечить больную мать и
принести благо своему народу. Другой, Хяный (Друг Зла) — отрицатель­
ный персонаж, его помыслы и действия нарушают нравственные нормы
отношений. Он завидует брату и преследует его, а жемчужину хочет до­
быть, чтобы прославиться самому. Добродетельный Соный после многих
злоключений получает жемчужину, но плодами его подвига воспользо­
вался злой Хяный, который ослепил брата и бросил его одного в чужих
землях. Приключения добродетельного царского сына, превращенного в
слепого нищего, занимают большую часть повести, они представлены как
испытания личных качеств героя, из которых он выходит победителем
только благодаря своей собственной незаурядности: Соный постепенно
избавляется от нищеты, убогости и безвестности, при этом, он получает
почести и, наконец, возвращает себе высокий статус царского сына. Злые
козни Хяныя были раскрыты, а сам он наказан смертью (при этом, рас­
правляется с ним не благородный герой, а сами же злодеи). В конце по­
вести сообщается о процветании государства и народа под мудрым прав228
лением Соныя-государя. Так джатака превратилась в повествование о
пути героя от неустроенности в семье (коллективе) к благоденствию, и
путь этот лежал через испытания его добродетельности и подвиги. Буд­
дийская проповедь милосердия ко всем живым существам и прощения
своих злейших врагов сменилась здесь конфуцианской идеей твердого
следования принципам правильного поведения, которое и лежит в основе
социальной гармонии, а также непременного наказания тех, кто эту гар­
монию нарушает.
В повести «Сим Чхон» рассказана история девушки из бедной семьи,
которая пожертвовала своей жизнью ради исцеления слепого отца. В ос­
нову сюжета положена буддийская легенда об основании монастыря Кванымса в провинции Чолла. В легенде рассказывается о том, как дочь сле­
пого бедняка решила продать себя китайским купцам, чтобы заплатить
настоятелю буддийского монастыря, который обещал исцелить отца.
Купцы, пораженные необыкновенной красотой девушки, подарили ее
китайскому императору, и она стала женой государя, но о родине не за­
была. Хончжан (так звали девушку) поставила в лодку изображение бодхисаттвы Кваным, лодку прибило к берегам Кореи. И тогда по случаю
такого удивительного события на этом месте был построен монастырь, а
отцу девушки Кваным ниспослала прозрение. В легенде речь идет о ми­
лосердных деяниях бодхисаттвы Кваным, которыми она одаривает доб­
родетельных.
Повесть сохранила основную коллизию легенды— дочь жертвует
собой во имя отца, но здесь ситуация подчеркнуто трагична: купцы бро­
сают Сим Чхон в море — приносят в жертву морскому владыке для того,
чтобы успокоить бурю. Героиня погибла, но по законам развития сюжета
в повести подвиг дочерней преданности не может остаться без воздаяния.
Поэтому девушка превращается в прекрасный цветок лотоса, этот цветок
купцы преподносят государю. В царских покоях из цветка выходит Сим
Чхон и государь берет ее в жены. Узнав о счастье дочери, прозревает отец
героини. Сим Чхон, таким образом, совершив подвиг преданной дочери,
получает двойное воздаяние: бедная девушка становится царицей, а отец
избавляется от недуга. Надо сказать, что в повести гибель девушки не
была обязательной (отдать храму обещанный отцом рис готова была ее
покровительница, госпожа Чан), но она была необходима как иллюстра­
ция заданного образа Сим Чхон — образцовой дочери.
Так, буддийская идея милосердия бодхисаттвы Кваным, награждаю­
щей истинную добродетельность, заменена здесь конфуцианским воздая­
нием за образцовый поступок. Следует отметить, что и в буддийской ле­
генде подвиг, удостоенный воздаяния, тоже связан с социальным поведе­
нием — имеет конфуцианскую окраску. Это лишний раз должно напом­
нить, что корейский буддизм вовсе не чурался социальных проблем, и
примером может служить историческое сочинение буддийского монаха
Ирёна Самгук юса, где в последний раздел «Добродетель служения роди229
телям» хёсон, включено пять историй, рассказывающих о преданных сы­
новьях и дочерях.
Герои повестей пассивны, они не стремятся постоять за себя и нака­
зать обидчиков, их поведение соответствует конфуцианским нормам эти­
ки— гуманности, справедливости, почитания старших. Главная задача
персонажей — сохранить свою «образцовость», но не отомстить или
уничтожить «злодея», потому что именно знак причастности к «образцу»,
а не личная победа над врагом, дает ему высокое положение и устанавли­
вает гармонию.
В духе конфуцианских представлений о том, что каждый человек
должен соответствовать месту, которое он занимает, повесть описывает и
«злодеев». Все они нарушают установленные отношения между людьми,
и это приводит к беспорядкам и страданиям.
Так, в повестях счастливую развязку обеспечивает прежде всего пра­
вильное поведение персонажей, среди которых находим выделенные
конфуцианством социальные типы верной жены, преданной дочери, об­
разцового брата. Так «идеал социальной личности», предложенный кон­
фуцианской биографией, оживает в новой литературной форме.
Совсем по-другому выглядит поведение героев аллегорических по­
вестей «Заяц» Тхокки чон Ш.7)\ 2 и «Фазан» Чанкки чон § Л | £!. Никто из
них не собирается пожертвовать собой во имя преданности престолу,
супругу или самоотверженного служения родителям. Напротив, Фазаночка, например, пренебрегает конфуцианским принципом «добродетельная
женщина не выходит замуж второй раз» и, оставшись вдовой, снова из­
бирает себе в мужья другого фазана, а Заяц хитрит и обманывает, чтобы
спастись от гибели в подводном царстве Дракона. Все эти персонажи не­
обыкновенно активны, они всегда знают, что им нужно и добиваются это­
го сами, причем, любыми средствами, даже обманом. У них нет помощ­
ников, которые готовы дать им мудрый совет, наказать врага или указать
верный путь к спасению. Герои этих повестей сообразительны и в труд­
ных ситуациях сами находят нужные решения.
Заяц, например, попадает в беду по собственной вине. Он соблазнил­
ся обещанными Черепахой высокими должностями и почестями и решил
отправиться за «сладкой жизнью» в подводное царство. В повести стал­
киваются две разных системы взглядов на мир и место в нем человека.
Одну представляет Черепаха — чиновник при дворе на службе у госуда­
ря-Дракона, другую— Заяц, который живет сам по себе среди «гор и
рек». Он — вольное существо, не обремененное никакими обязательства­
ми перед другими. И вот Заяц, решив сделать карьеру чиновника, оказал­
ся не на своем месте: вольный зверь попал в придворную среду с четкой,
строгой иерархией. Повесть разыгрывает эту ситуацию в комическом
плане, при этом, сначала обманывают Зайца, а потом он дурачит при­
дворных и самого царя-Дракона.
230
Черепаха высмеивает «блаженство на лоне природы», которое про­
поведует Заяц, и с позиций здравого смысла показывает несостоятель­
ность стремлений к жизни вне общества. Комический эффект спора Зайца
с Черепахой достигается за счет снижения высоких понятий, которыми
манипулирует Заяц: описание красот природы, подкрепленное литера­
турными образами и цитатами из стихов знаменитых китайских поэтов.
Заяц же дурачит морского царя и его приближенных, воспользовавшись
тем, что те не имеют ни малейшего представления о жизни, которая идет
за пределами подводного дворца.
Но корейская повесть — серьезный жанр, она не может допустить,
чтобы обманутый так и остался бы «в дураках»: в мире должна царить
гармония. Поэтому после того, как Заяц «шмыгнул в сосновую рощу и
был таков», неожиданно появляется даосский отшельник и одаривает Че­
репаху за ее преданность государю целительной веткой боярышника, ко­
торая и должна излечить Дракона.
Повесть «Фазан» Чанкки чон направлена прежде всего против схола­
стов, «цитатчиков». Здесь осмеивается пристрастие людей из ученого
сословия мотивировать свои действия непременной ссылкой на обра­
зец — поступки героев и мудрецов древнего Китая, описанные в класси­
ческой литературе (кстати, в партийной полемике при дворе спорящие
стороны для доказательства своей правоты всегда ссылались на «анало­
гичный случай» из китайской истории). Фазан и Фазаночка толкуют зна­
мения и древние события так, как им удобно, при этом, соединение «вы­
сокого»— литературных примеров и цитат из сочинений— с «низ­
ким» — обсуждением бытовых, житейских дел — создает в повести ко­
мический эффект.
Герои повести «Фазан» — вольные обитатели зеленых гор, их жизнь
проста и естественна, и Фазан гибнет лишь потому, что пренебрег своей
природой свободной птицы, вступил в контакт с чуждым ему миром лю­
дей и перенял их обычаи. Вот поэтому он утратил способность видеть
окружающие вещи такими, какие они есть на самом деле: книжная уче­
ность заслонила живое течение жизни (ср. такую же коллизию в повести
«Заяц», где ученые чиновники при дворе Дракона не имеют представле­
ния о существах, обитающих в мире вокруг). Фазаночка, напротив, прак­
тична и естественна. В противоположность супругу и птицам-женихам,
озабоченным карьерой и местом в иерархическом обществе, она думает о
реальных вещах— благополучии собственном и своих детей. Поэтому,
отвергнув ложную мораль, требующую от женщины сохранения верности
покойному супругу, она снова выходит замуж за другого фазана. Пра­
вильность и естественность ее решения подтверждают счастливо прожи­
тые годы и превращение после смерти в двустворчатую раковину — сим­
вол постоянства супружеской пары.
Образ Зайца, который живет среди природы и следует ее законам, ес­
тественность поведения Фазаночки весьма напоминают даосский идеал
231
поведения. Пожалуй, появление повестей, где героями стали «природные
существа», связано с традициями корейской аллегории, которая появи­
лась еще в XII в. и рассказывала о животных, растениях, вещах, как о лю­
дях. При этом, истории такого рода, предлагавшие даосский идеал пове­
дения своих героев, излагались в форме биографии чон (особенности ко­
рейской аллегории были рассмотрены выше— см. с. 89-91). Почти все
ведущие писатели прошлого отдали дань этому жанру. Ими были созда­
ны многие произведения, от коротких «биографий» до больших повест­
вований со многими действующими лицами (см., например, творчество
Л им Че). Во всех этих аллегориях поведение персонажей идет вразрез с
провозглашенными конфуцианством социальными нормами, а подчас и
просто смеется над ними.
Образцом даосской насмешки над суетностью «социального челове­
ка» может служить повесть «Чон Учхи». Повесть не имеет сюжета, она
состоит из серии новелл-эпизодов, каждый из которых рассказывает об
одном из подвигов главного героя. Чон Учхи — отшельник, уединивший­
ся в горах, но озабоченный бедствиями народа и несправедливым правле­
нием, решил вернуться к людям, чтобы помочь им. Владея искусством
волшебства, он наказывает жестоких и жадных, помогает бедным и оби­
женным. Поведение Чон Учхи очень похоже на действия Хон Кильдона,
когда тот со своими разбойниками устанавливал в стране свою справед­
ливость: грабил богатых, а награбленное раздавал беднякам. Подобно
Хон Кильдону, он выступает как некая внешняя сила, которая ненадолго
появляется, помогает, спасает, и тут же исчезает неведомо куда. Не слу­
чайно он передвигается не по земле, а летит на облаке — парит над
людьми, но не живет среди них. Как обитатель «иного мира» Чон Учхи
позволяет себе зло посмеяться над высокими чиновниками и обмануть
даже самого государя: явившись во дворец в облике небожителя, он пове­
левает государю и сановникам отлить золотой столб, потом продает его в
заморских странах и на вырученные деньги покупает рис для голодаю­
щих. Дворцовую стражу, которая обирает младших чиновников, Чон Уч­
хи приглашает попировать на берегу реки, но вместо обещанных кисэн
приводит к ним их собственных жен.
Насмешка в повести часто опускается в сферу откровенно «телесно­
го». Герой, например, мстит надменному чиновнику, лишив хозяина и его
гостей признаков пола.
Однако серьезность жанра и уважительное отношение к конфуциан­
ским принципам нравственного поведения не позволяет насмешнику так
и остаться победителем. После ряда «подвигов» — разоблачений с пози­
ций даоса несовершенства людей в их социальных связях, Чон Учхи по­
винился перед государем и поступил к нему на службу, искупив свое ан­
тисоциальное поведение усмирением жестокого разбойника. В конце по­
вести герой, по своей природе даосский отшельник, покидает чуждый ему
мир социальных отношений и поселяется в глухих горах.
232
Повести заканчиваются всеобщим умиротворением, причем, гармо­
ния наступает лишь после того, как «свободные» герои уходят из того
мира, где они испытывали «неустроенность» и вели себя неправильно, в
места своего обитания — в «зеленые горы». Повесть не может оставить
персонажей с «естественным» поведением внутри общества: миру свой­
ственна гармония и все в нем имеет свое место. Поэтому в обществе не­
где «поселиться» персонажу, свободному от социальных связей и пренеб­
регающему правилами поведения, он может только уйти в свое простран­
ство — «к природе», в горы, как это сделали Фазан, Заяц и Чон Учхи.
Иного типа свободы корейская традиционная повесть не показывает. На­
до еще раз напомнить, что в корейской литературе «свободный» герой не
был порождением какой-то новой эпохи в духовном развитии общества,
он не пришел на смену человеку с нормативным поведением. Эти два
типа сосуществовали в корейской литературе параллельно.
В повестях чон мы находим два понимания мира и места в нем чело­
века: соответствующее конфуцианским представлениям и близкое даос­
скому пониманию естественного человека. В соответствии с этим все по­
вести можно разделить на две группы. В одних человек мыслится как
член семьи и подданный государства, поэтому и герои рисуются здесь в
их социальных связях. В государстве (как и в космосе вообще) должна
царить гармония, которая может быть достигнута только в том случае,
если каждый по своим качествам будет соответствовать своему месту, и
лишь правильное поведение человека может такое соответствие обеспе­
чить. Повесть и показывает, как неправильные поступки персонажей при­
водят к неурядицам в семье или в государстве и к страданиям людей.
Даосское неприятие мира социальных отношений, очевидно, в какойто мере способствовало развитию комического в литературе. Во всяком
случае, в повести высмеянными и одураченными оказывались, как прави­
ло, именно те, кто был привержен к миру социальных связей, причем,
развенчание происходит с позиций героя, находящегося вне установлен­
ных отношений. Но повесть обычно не доводит осмеяние до конца, чтобы
высмеянный так и остался бы «в дураках», а насмешник продолжал сме­
яться. Герои, повеселившись, снова возвращаются к «серьезному»: не
смех обеспечивает гармонию в мире, а соблюдение установленных небом
правил отношений.
Повестей было создано множество, это был жанр прозы, наиболее
читаемый во всех слоях общества, но здесь для характеристики особенно­
стей этой литературы была выбрана только малая часть самых популяр­
ных произведений. В заключение можно сказать, что наибольшим успе­
хом у читателей пользовались истории, рассказывающие о любви и пре­
данности в любви, где пара героев выделяется из среды окружающих лю­
дей (подчас даже собственных родителей) особо нравственными качест­
вами. Об их популярности говорят «тиражи»: эти повести были распро­
странены во многих вариантах, их переписывали и издавали в виде кси233
лографов, на бумаге хорошего качества (для читателей состоятельных) и
тонкой, серой («копеечные» издания). Ни одно из произведений не оста­
вило имени автора, но судя по языку, насыщенному цитатами и поэтиче­
скими выражениями, заимствованными из китайской литературы, их ав­
торы принадлежали к образованному сословию и писали они повести не
только для развлечения. В занимательный сюжет всегда вкладывалось
наставление — идея правильного поведения и нравственного долга.
6. Драма и пхансори
Истоки корейских театральных представлений восходят к ритуаль­
ным действам, связанным с мифопоэтической системой представлений о
мире. Например, известное театральное действо «Чхоён», которое испол­
нялось с пением, танцами и с участием масок. Оно выполняло функции
защиты от врага и сезонного стимулирования производительных сил при­
роды (см. об этом в разделе Коре каё, с. 94). Для таких представлений
создавались тексты (как правило, поэтические), которые действующие
лица пели. Исполнители одевались в специальные костюмы и часто —
маски, использовались декорации. Это были «народные драмы», которые
обычно не имели фиксированного текста (так же, как и повести чон),
имена сочинителей их текстов остались неизвестными, такие «драмы»,
как правило, не имели развернутого сюжета.
Особым видом театральных представлений были пхансори Ш&Е].
Пхансори — это музыкально-драматический жанр (типа сказа), где один
актер квандэ в сопровождении барабана разыгрывает в лицах драматиче­
скую сцену, при этом произносит (поет) текст (для каждого текста созда­
ется определенная мелодия). Корейские исследователи предполагают, что
пхансори появились в XVIII в. в южных провинциях и развились из на­
родного песенного творчества. В частности, обращают внимание на то,
что сюжеты таких популярных повестей, как «Чхунхян», «Заяц», «Хынбу», изначально распространялись в виде пхансори и входили в репертуар
народных актеров квандэ 3" Р).
В XIX в. пхансори входят в литературу — появляются поэты, сочи­
нители текстов песен, и центральной фигурой здесь был Син Чэхё Ф Й
# (1812-1884). Син Чэхё был родом из столичной провинции Кёнги, он
успешно сдал экзамены и сделал карьеру чиновника, был приближен ко
двору, но занятия государственного чиновника были для него мало при­
влекательны, творческая поэтическая натура в конце концов вытеснила
мысли о карьере и он оставил службу. Как истинный представитель уче­
ного сословия Син Чэхё, уйдя от дел, поначалу стал сочинять стихи на
китайском языке, но потом вернулся к своим юношеским увлечениям —
народным песням под аккомпонемент барабана. Как пишут его биографы,
он и сам был в молодости прекрасным исполнителем таких песен и сумел
234
на этом даже заработать немалые деньги. Теперь же он стал покровите­
лем народных актеров квандэ и даже организовал школу исполнительско­
го мастерства. Из этой школы вышли известные певцы, а главное — он
начал обучать искусству певцов квандэ женщин и даже детей. Например,
песенный сказ о Чхунхян Чхунхян ка он переделал для женского, мужско­
го и детского исполнения.
Сам Син Чэхё был автором текстов шести пхансори: «Песнь о Чхун­
хян» Чхунхян ка SËJ Л , «Песнь о Сим Чхон» Сим Чхон ка èJ S J\, «Осо­
бая песнь о Зайце» Тхо пёльга Е й Э\, «Песнь о Красной стене» Чокпёкка
Щ^1\, «Песнь о тыкве» Пак гпхарён Ц К Е|§ «Песнь об отверженном»
Пёнгансве ка Э а" £ Р \.
Отличительной чертой пхансори Син Чэхё была их книжная, литера­
турная основа. Известно, что Син Чэхё создавал свои вещи уже во второй
половине жизни— с 1867-го по 1884-й годы. В это время уже были ши­
роко распространены повести в ксилографической печати (самая ранняя
дата изданий относится к сороковым годам), а известное народное преда­
ние о добродетельной красавице кисэн («Чхунхян») вошло и в литературу
на китайском языке. Поэтому в основе его пхансори, возможно, лежат
литературные тексты с характерными особенностями языка, полного ки­
тайской пэтической образности и цитат из стихов китайских поэтов. А
может быть, и сам Син Чэхё стремился писать свои произведения в «ко­
рейско-китайском стиле», который как раз был свойствен языку традици­
онной повести. При этом в пхансори «китаизмы» даны в корейском чте­
нии и без перевода на корейский язык, но снабжены иероглифами. По­
добные цитаты, легко узнаваемые образованным читателем, на слух были
совершенно не понятны.
Из литературного сюжета пхансори выделяют ряд значимых эпизо­
дов, каждый эпизод делится на две части: вступление анири ОШ EJ, где
дано описание ситуации, а после него — изложение самого события, при­
чем вступление изложено прозой, а событие поэтическим размером в
стиле каса (по четыре слога). «Событийная часть» размечена указаниями,
в каком метрическом размере следует пропеть данный отрывок. Напри­
мер, чунмори ü 2 c i | — размер 8/12, чунчунмори ШШ5^^\ — тот же раз­
мер, но в быстром темпе, чачжынмори § ё 2 Е . | — очень быстрый темп.
Син Чэхё ввел в литературу новый песенно-драматический жанр на
корейском языке, который стал весьма популярным. Появились последо­
ватели— писатели из среды участников просветительского движения
Кемон ундон. Например, известный просветитель Ли Хэчжо $ Ш
1й(1869-1927), автор дидактической прозы, написал пхансори на извест­
ные сюжеты традиционных повестей. Это — «Цветок в темнице» Окчун
хва Ш Ф ?Ь (по сюжету «Чхунхян»), «Лотос на реке» Кансан ён / I _Ь Ш
(«Сим Чхон»), «Ножка ласточки» Ёный как Ш^\Ш («Хынбу»). Эти про235
изведения появились уже после японской аннексии Кореи и создавались в
русле реализации идей просветителей, которые стремились внушить
мысль, что сохранение своего языка, истории и литературы— своей
культурной основы — главное условие выживания нации в условиях ино­
земного порабощения.
Надо сказать, что и творчество Син Чэхё, который сделал достояни­
ем литературы песенный жанр народного творчества, поддерживало те же
тенденции пропаганды национальной культуры. Не случайно пхансори
Син Чэхё исполняли даже при дворе государя.
Очевидно, такое же стремление сделать произведения народного
творчества достоянием литературы руководило и писателями, которые на
известные народные сюжеты создавали драмы на китайском языке. Дви­
жение «из народа в высокую литературу (именно на китайском языке)»,
пожалуй, началось в конце XVIII в., когда ряд поэтов развил активную
деятельность по переводу корейской поэзии (в том числе и народных пе­
сен) на китайский язык. Например, поэт Син Ви Ф Щ (1769-1847) создал
сборник переводов на китайский язык классических сичжо, куда включил
сорок стихотворений и назвал это собрание «Малые акпу» Со акпу Л1ч Ш
Ш (вспомним, что так же был назван сборник поэта XIV в. Ли Чжехёна,
который перевел на китайский язык народные песни эпохи Коре). Кроме
того, Син Ви в 12 стихах на китайском языке описал представления пхан­
сори (сборник «Стихи о театральных представлениях» Квангык чолъгу Ш
Ш\ № Щ.
Пожалуй, именно в конце XVIII в. в поле зрения мастеров изящного
слова попадают народные песни о судьбе кисэн по имени Чхунхян, хра­
нившей верность любимому и за это убитой. Так, поэт Ю Чжинхан Ш Ш
Ш (1711-1791) написал серию стихов «Изящным словом воспеваю
"Песнь о Чхунхян". 200 стихов» Каса Чхунхян ка ибэкку Ц% Ш Ш # Ж —
HÜ* "о] . Приведем отрывок из первого стиха:
Жизнь так печальна,
в чем причина?
Вид бесприютной души
устыдил меня.
На прекрасном нежном теле
кожа лишь затвердевшая.
Нефритовая кожа, лицо-цветок
безнадежно искалечены.
Тысячелетней скорбью, вечным страданием
полно мое сердце!
В народных песенных сказаниях о печальной истории добродетель­
ной красавицы поэты изменили конец: любимый не забыл о ней, он, об­
леченный властью тайного ревизора, явился в уезд и спас Чхунхян. Сю­
жет предания был переделан в соответствии с литературной нормой, ко236
торая требовала непременного воздаяния за «образцовое поведение» и
установления гармонии в конце произведения.
Драма на китайском языке
В соответствии с литературной нормой переработал сюжет «Чхунхян» поэт Юн Тальсон р" Ш Ш (1822-?), который в 1852 г. написал драму
«Павильон Простора и Прохлады. В жанре акпу» Кванхан ну акпу Ш. Ш
Ш Ш Ш. Это было первое произведение на сюжет предания о Чхунхян,
написанное языком изящной литературы в жанре высокой поэзии акпу
(кит. юэфу) и по образцу литературной китайской драмы. В драме 108
стихов, каждый стих исполняет (поет) определенный персонаж. Таких
персонажей шесть: молодой Ли и сама Чхунхян, панчжа — слуга молодо­
го Ли, Вольмэ— мать героини, стражник и крестьянин. Кроме того, в
драме— три вступительных стиха, где описывается место действия и
представлен герой Ли торён — «молодой Ли». Два последних стиха —
общее заключние, в котором прославляется преданность Чхунхян и рас­
сказывается, что об этой истории поют песни по всей провинции Чолла.
Язык драмы насыщен китайской поэтической образностью и естест­
венно предназначен для чтения, а не для произнесения. Безусловно, и
другие драмы на китайском языке, которые появились в это время, не
предназначались для постановки на сцене. Их было немного, и созданы
они были в XIX в. (в более ранние периоды такого жанра в корейской
литературе не было) по преимуществу на сюжеты народных историй о
преданных и разлученных героях, которые после многих приключений
счастливо соединяются. Это, например, драмы «Восточный флигель»
Тонсан ки Ж Ш l£ , созданная на рубеже XVIII и XIX вв. по образцу из­
вестной китайской драмы «Западный флигель» Ван Ши-фу (XIV в.), и
«Ман Канхон» )fà / I tL (Ман Канхон — имя героини), которая появилась
на рубеже XIX и XX вв.. Нет достоверных сведений, кто написал эти
драмы, для первой одни исследователи называют Мунян Саина n:§IA|-2J
(?), другие — Ли Ока $ 0 (1760-1810), для второй — Мунян Саина либо
Ли Чоннина $ Ш Ш (1883-1950).
Можно сказать, что в XIX в. оформляется литературная авторская
драма, которая питалась сюжетами народного творчества, независимо от
языка, на котором были написаны эти драматические произведения. Без­
условно, первое место здесь занимает национальный песеннодраматический жанр пхансори, который и сегодня пользуется большим
успехом у корейского зрителя (слушателя).
Пестрая картина литературной жизни в XIX в. свидетельствует о
«брожении умов» в среде ученого сословия, которое было озабочено
мыслями, как «обустроить» свою страну, чтобы сделать ее сильной, спо­
собной противостоять иноземной экспансии. Представители разных на237
правлений предлагали свои методы сохранения независимости, укрепле­
ния авторитета своей страны в глазах других государств и, по традиции,
пропагандировали свои идеи в литературе — и в прозе, и в поэзии. Так
появилась повесть— модифицированный жанр биографии, где утвер­
ждалась конфуцианская мысль о правильном поведении как основе госу­
дарственного благополучия. Поэзия описывала технические достижения в
соседних странах и высмеивала европейцев. Проза «опустилась» до изо­
бражения обыденного из жизни разных слоев общества — с одной сторо­
ны, а с другой — полна патриотических идей воспитания народа на при­
мерах героического прошлого своей страны. В Корее росло движение за
сохранение своего национального достояния, в русле этого движения со­
бирали образцы поэзии и составляли сборники, в литературу вошли «об­
лагороженные» народные песни и предания, которые дали жизнь новым
жанрам. XIX в. внёс изменения и в язык произведений: то, что прежде
писали исключительно на китайском языке (например, жанр биографии),
теперь создают на корейском. И в поэзии на китайском языке, которая
издавна признавалась образцом изящного слова, произошли изменения, и
знаком этих изменений было отношение к китайскому слову — иерогли­
фу, например, в поэзии Ким Сакката. Иероглиф всегда почитался как знак
изящного слова, с которым была связана цепь литературных ассоциаций,
восходящих к «образцовым» сочинениям китайской классики, «манипу­
лировать» иероглифом было непозволительно. В стихах Ким Сисыпа ие­
роглиф часто — не «цель», а «средство», при помощи которого строятся
своеобразные «шарады», где используются и зрительная, и звуковая, и
смысловая стороны знака. Часто понять такую, «шараду» можно только,
заменив иероглифы корейскими словами. Так, к концу века прежние ли­
тературные ценности постепенно утрачивают свое значение.
Литература
Верная Чхунхян. Корейские классические повести XVII-XIX вв. М., 1990.
Елисеев Д. Д. Новелла корейского средневековья. М., 1977.
Иванова В. И. Новая проза Кореи. М., 1987.
История о верности Чхунхян. Средневековые корейские повести. М.,1960.
Корейские новеллы. М., 1959.
Корейские повести. М., 1954.
Курбанов С. О. Курс лекций по истории Кореи с древности до конца XX в. СПб.: Изд.
С.-Пб. университета. 2002.
Ли В. К Корейская литература // История всемирной литературы». М , 1989, т. 6.
Ним чангун джон (Повесть о полководце Ниме). Факсимиле ксилографа. / Издание
текста, перевод с корейского, предисловие и комментарий Д. Д. Елисеева. М., 1975.
Повести страны зеленых гор. М., 1966.
Повесть о Чек Сёные. Квонджи тан (Повесть о Чек Сёные. В одной тетради). Из ко­
рейских ксилографов Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН. Фак­
симиле ксилографа. / Перевод с корейского, предисловие, комметарий, приложения и указа­
тель А. Ф.Троцевич. СПб., 1996.
ТроцевичА. Ф. Корейская средневековая повесть. М., 1954.
238
Чхое Чхун джон (Повесть о верном Чхое). Факсимиле корейской рукописи. / Перевод,
предисловие и комментарий Д. Д.Елисеева. М., 1971.
Aston W. G. Corean Popular Literature. — "Transactions of the Asiatic Society of Japan".
Vol. XVIII. Tokio, 1890.
Cho Don-il, Daniel Bouchez. Histoire de la littérature coréenne des origines à 1919. Librairie
Arthème Fayard. 2002.
Choi-chung. A Corean Märchen. By W. G. Aston. Tokio, 1900.
Eckardt Andre. Die Ginsengwurzel. Koreanische Sagen, Volkserzählungen und Märchen.
Eisenach, 1955.
Skillend W. E. Kodae Sosol: A Survey of Korean Traditional Style Popular Novels.
London, 1968.
Virtuous Women. Three Masterpieces of Traditional Korean Fiction. K. N. С for Unesco,
1974.
Указатель
Ан Минён £ В£ И 107, 209
А н Ч и £ . ± 106
АнЧунгын£ Ж Ш 181,221
Астон У. Дж. Astom W. G. 180
Ахматова A.A. 10
Бо Цзюй-и 70
Ван Коин ЭЕ Ш С 36, 37
ВанЧун£3£ 16
ВанШифу237
Вихон Ш §А 20
Вонгван IS Ус 32
Вонхё тс Ш 32
Вончхык H M 32
Джарылгасинова Р.Ш. 10
Ду Фу 66
Елисеев Д.Д. 9
Жданова Л.В. 9
ЖовтисА.Л. 10,135,139,173
Ирён — Я* 12,15, 20,21,27, 54, 57-59,
63, 64, 70,229
И-цзин 32
Какхун Я IUI 54, 56, 57,68
Квон из Андона £ Ж Ш ft 170
Квон Пхиль Ш Щ 111, 143, 144
Квон Ч е Ш ! 106
Квон Хомун 41 tft £ 109
КеЧон^^210
Ким из Ыйсона Ш Ш £ ft 212
Ким Ингём i t l 168,169
КимМанчжун i l l 137,173,175-187,
191,192
Ким Нип i ^ - с м . Ким Саккат
Ким Нянгён^ Ж i t 97
Ким Оккюн £ Ш. &) 208
Ким Пусик £ Ж U 10,12,16,29, 31,44,
47-50,52,53,58,63,203,222
Ким Саккат £ #31!" 213-218,238
КимСисып À B# 3 116-122, 143, 145,
238
Ким Сохэн £Ш17 220
Ким Сучжан & Щ fk 107
*
Всюду указаны страницы книги.
240
авторов
Ким Тонгук là % =} 9.
КимТхэгён£Я$е221
Ким Тэмун ^ :£ ГР1 28
КимХамён^б|-§ 9
К и м Ч о н £ } £ 103
К и м Ч о н с о а ^ Ж 108
Ким Чхонтхэк & ^ }Щ 107
КоЧонокИ§^9
КонцевичЛ.Р. 10
Куран M. Courant M. 176
Кучжи * £ 127, 128
Кым Ый Щ Ш 97
Ли Бо Щ Й 66, 74
ЛиВонмён$;Л ^п 218
ЛиГунцзо 148
ЛиЁн^;^167
Ли И $ Щ 123-125,162
Ли из Ёнана № £ $ ft 170
Ли Ик * X 203
Ли Инно ^ t ^ 65-68, 70, 71, 73,75
ЛиКеран*ей138
Ли Конно ^ & € 97
ЛиКи$Ц141
Ли Кок $ JR 91
Ли Кюбо $ Ш Ш 13, 16, 17, 52, 65, 68,
70,73-83,90,117,118
Л и Л о * * 158
Ли Ок $ 0 237
Ли Паника Я Ш 168
Ли Себо * Ш Ш 209
Ли Сунин $ * t 87, 88
Ли Сунсин $ $} g 153,157,160,161
Ли Сынхю $ Ж Ш 64, 76, 86, 87
Ли Сэк Щ Ш 87, 88,204
Ли Таль ^Ш 140
ЛиТхэсик
^^Ш2\\
Ли Ханбок ^ t l f«I 143, 144
ЛиХван*5А 113, 123,170
ЛиХёнсан^ ffip 107
ЛиХипхён$8¥218
Ли Хэчжо $ M Ш 235
Л и Ч о н а м ^ Л Ц 153,161
Ли Чоннин ЗЕ Ш № 237
Ли Чончжак ¥ й If 191
Ли Чэхён $ Ä Ш 65, 68, 69, 83-86, 92,
156,204
Лим Че ft 1$ 91, 128, 129,145-148, 184, 232
Лим Чхантхэк ft H Щ 203
Лим Чхун ft Ш 70, 148
Лю Вонсун Ш ж Ш 97
Лю Монин Ш Щ Й 140-142, 218
ЛюСоннён$Р Д£ f i 158
ЛюХёнвонА1Рв»153
Лю Цзунюань 90
Лю Чин «РФ 158
Лю Чхунги Ш /Ф Ш 97
Мин Квангюн $\ УьШ 91
Мо-цзы 198
Мунян Саин ë g M E J 237
Мэн Сасон Ж JS §£ 109,113
НамЁнно^ ?Xft 191
Нам И i t 1£ 108
Никитина М.И. 9
НоИн ft SS 161
О Сечжэ ^ ta ^ 70, 73
ОСукквон& ШШ 140
Пак Инбом # fz © 68
Пак Илло # fz ^ 130, 154-157
Пак Иннян # Й го 68
ПакКвон*М1 168
ПакМ.Н. 10
Пак Суну *h )Щ- л! 167
Пак Хегван # # Ж 107,209
ПакЧега# ЩШ\95
Пак Чивон # ut }$ 82, 91, 153,194-202
ПакЧон#;£161,162
Пак Ынсик # Ш Ш 208
Петрова О.П. 176
Пэк Кванхун Й 7t Ш 140
СаКонсу öD S « 2 1 1
Сигёнам S 12 fë 90
Син Ви^Щ 236
Син Квансу ^ 7t }£ 204
Син Саимдан * № fï £ 139
СинХимун^ » Ä 1 1 1
Син Чхэхо Ф Я5 }§ 209
Син Чэхё Ф Й # 234-236
Со Кочжон Ш Ш Ш 38, 90, 103,114-116,
142
СоЮёнШ^^220
Соль ЧхонИ ВД31,148, 178
Сон Сирёль * Щ Я! 167, 172, 177
Сон Хён Д£ (й 94, 103, 114-116
Сон Чонвон ^ ^ 5и 110
СонЧусок^ ЩШ 167
Сори ^01 127
СунЮй129
Суян-тэгун M Pi ± M 104, 105, 117
Сыма Цянь 38,47
Сюань-цзан 32
Тао Юаньмин 70, 74,119, 150,173,198
Тэгу ± £ 20
Фа-сянь 32
Хагмён сонса Ш 4.1 Щ Е№ — см. Ке Чон
Хану ШШ 127,129
ХаньФэй151,198
Хань Юй 90
Хван Похан Л Ш Ш 70
Хван Пхэган Ш Ш 9
Хван Син И Ш 161
Хван Хёк ft iü 162
Хван Хён К Й 211
Хван Чини Ш Ш® 127,128
Хёк Нёнчжон ШШШ 20, 27, 92
Хечхо Ш Ш 32-34
ХоКан I^fI131
Хо Кюн fï Ш 91,139,148-151,195, 198,
221
ХоЧхохи1^3^Й5 139,170
Хон из дворца Хегён Ш Ш. 'Й ;£ R. 174,
175
ХонСунхак}£;$^211
Хуй-линь Ш Ж 32
Хуэй-цзяо 55
Цзян Фан 143
ЦюйЮ121
Цюй Юань Ж Ш 119,125,137,146
ЧжуСи98, 124
Чиндок-нёван к
££36
Чин Хва Ш. Щ 97
ЧоВихан® Ц ^ 143,144
ЧоСонгиЙНЯйШ
Ч о Т о н и л ь ^ е ^ 9,68
Ч о Ч о н й ^ 153,161
Чон Инчжи IP Ш fit 106
ЧонКыгинТ ^ : С 130
ЧонКюбок§т?^9
Чон Мончжу Ш> Щ Щ 87, 88,108
ЧонСиханТВ#§я 161
241
Чон Со 115 3$ 93, 136
Чон Чисан Ш *П Ш 52, 53, 66
Чон Чхоль 15 Ш 131-137, 167, 204
Ч о н Я г ё н Т ^ Ш 153
Чу Сигён Щ В# Ш 208
Чхве Кёнчхан Ш ШШ 140
Чхве Намсон Ш Й # 55, 65,208
Чхве Ча Ш Ж 65-67, 72, 73, 75
Чхве Чхивон Щ Ш Ш 28, 35,37^15
Чхон Йе ^ & 141
ШанЯн151,198
Шекспир В. 224, 225
Шиллер Ф. 149,150
Ыйсан Ш Ш 32
Эккардт A. Eckardt A. 180
Ю Кильчжун # •" ; t 208
Ю Чинхан m Ш Ш 236
ЮнСепхёнёЛ||Э9
ЮнСондо W Ш Ж 111, ИЗ, 123, 125,
126
Юн Тальсон р" Ш Ш 237
ЯнСаонШ±т^ 131
Указатель названий произведений
Акпу из Страны, что к востоку от моря M Ж Ш Ш 203
Алмазная сутра ± Щ\ Ш 181, 182
Бамбучинка Иг ^ À f ê 90
Барышник Щ И Ш\ 95
Без забот брожу по Квандону £ ;^ IÜ Ж й 117
Без забот брожу по Хонаму £ Ш M Ш Ш 117
Белые чайки â SI 217
Беседы о поэзии сочинителей Восточной страны Ж А Ш IJ§ 114
Библиография Кореи Bibliographie coréenne 176
Биографии выдающихся наставников из Страны, что к востоку от моря M Ж Ш iШ Ш 54-56,
68
Биографии выдающихся наставников Ш im Ш 28, 50
Биографии руководителей Армии справедливости из Хонама M Ш ü Ä Щ Ш Ш 221
Болею Ш Ф 119
Брожу по горам Ш tf 201
В храме Хынчхонса над рекой неожиданно сочинил стихи Щ ^ # / I _Ь fê °7 78
Веселые истории из пустой болтовни в годы Великого мира i^2^- И IS /# Ш Ш 115
Ветка бамбука tî" fà Ш 120
Вечные слова Страны зеленых гор W ü 7X m 107
Взяли черную кошку Щ Ш Ш 5Е 80
Вижу мертвого нищего у дороги l?£_hJL1^AiPi214
Восемь областей А *$ Ш 167
Воспевание снега И 1* 39
Воспеваю Кымган Зеfê'JЯЧ Й 167
Воспеваю горы Сонсан Ж ill ÄÜ Й 133
Воспеваю Квандон INI Ж SU ЕЁ 131, 133, 137, 138, 167
Воспеваю петуха ШШ 79
Воспеваю странствия по западу Э Ш Ш Й 168
Восточный ветер Ж ЛИ 43
Восточный флигель Ж Ш 1£ 237
Вот фазана Ш 118
Впал в тоску Ш i l 137
242
Времена года 173
Выстрел из лука в плеть Ы Ш 39
Глухой угол Ш^ Ш 156
Горести одинокой вдовы Ш Ш Ш 78
Город печали Ш %к Ш 145
Горы высокие Тан 129, 182
Горы девяти лун Л, Я ill 217
Господин Хо 1т" ± Ш 197
Господин Чан Ш £ И 151
Государь Тонмён. Поэма с предисловием Ж Щ ЗЕ M fir 16, 58, 73, 75, 77
Гроздья рассказов Ёнчжэ fit Ш Ш IS 115
Две семьи Ха и Чин ;RJ Ш H й 189
Двенадцать песен о Тосане Ш til + Z. Й 123
Дворянин РЙ £5 И 196
Дела, опущенные в «Исторических записях трех государств» EL Ш ШШ 12,14, 20, 21,23,
27,54,57-65,87,180,229
Деяния добродетельной и почитаемой супруги госпожи Юн Â Ш ^ Л Р" R. ?т Я£ 186
Дневник года кечхук ^ 3 : В 16 162
Дневник, написанный в годы хаоса iL Ф S 16. 153,158
Дневник, написанный в Западном дворце Щ'Ш В Ï6-162
Добавление к истории трех Хан EL Щ fè ж 220
Добродетельный золотарь Ш Ш Щ 196
Долина журавлей W II }|б) 71
Дополнения к собранию «От скуки» Ш Ш Ш 65
Дракон летит в небе. Песнь II Ж ^ ^ Ш: 106,130
Древняя история трех государств Ш H Ш 5£ 16. 75, 76
Думаю о красавице I i Л Й 133,135,137
Желтый петушок ШШШ 173
Жизнеописание государыни Инхён i— Ш ï Ju Ш 205
Жизнеописание отшельника Белое Облако Й S JE i t ft 73
Жизнеописания выдающихся монахов Ш 1Ш Ш 55
Жизнеописания министров и наставников Щ Ш Ш 28
Житие Кюнё Яд Ä1Ä 20, 27,47, 50
Заклинание от мышей. С предисловием ЧЯ, Ж £ # # 82
Западный флигель II Ш 16- 237
Записанное в страданиях Ш Ф й 174
Записанное по дням в походе на запад ffilJE В Ш 153
Записи о годах чин и az M Б Ш 161
Записи о землях к западу от Великого Тан ^ Ш Ш ШШ32
Записи о том, как извлекать уроки прошлого в назидание будущему Ш <& Ш 158
Записи о южном походе Ш ?f Ш 161
Записи по дням в годы дракона и змеи Ш Ф£ В 16- 158
Записи по дням о хаосе года им £b iL В 16 153
Записи по дням, сделанные в Кымге ШШ В IS 161
Записи событий года имчжин ЕЕ Ж Ш 153, 157-160
Записки из зала Юнмитдан 7ч ü 1ÈL 16.220
Записки из Тхамна ШШШ 204
Записки из сада кистей Ш Щ Ш 16 114
Записки о путешествии в горы Пэктусан Й Ш Ш Ш Ш 162
Записки о путешествии в Японию Ш В Ш 212
Записки по дням и лунам о странствии по югу fë ÎT И В IG 81
ЗаяцёЯ|£! 34,230,234
Зеркало Ш Ш 82
И снова мучаюсь стихами Ш Й И 1# 81
Ива у беседки на развилке -fk ^ Ш 120
Игра в ют в храме Манбокса ШШ^ЩЩШМХ
Из беседки Чхонсок наблюдаю восход солнца Ш 35 ¥ Ш 5 й 201
Избранные произведения восточной словесности Ж £ i l 31, 38,43, 72, 90,103
Изящным словом воспеваю «Песнь о Чхунхян». 200 стихов ЩкШШЩЩк — 'ЁЪ} 236
Истинные записи династии Ли $ $Я Ц Ш 186
Истоки песенЭДЙ ;$ /Ж 107, 209,212
Исторические записи трех государств H 11 i£ f£ 12, 13,16, 29, 36,47,49, 50, 201, 203,222
Исторические записки ^ 16 38,47
История Вина Ш ШШ 90
История всех государств M Ш i£ 208
История Деньги 71 Jî Ш 90,195
История династии Коре itj Ш & 92, 98
История Но Кыкчона iH % )Щ Ш 82
История Поздней династии Хань Ш Ш Ш 16
История Хо Сяо-юй 143
История цветов ТЕ ^ 146
История Чу MI £111143
Ицзин Ш, Ж 106
Камелия ^ +S ТЕ 79
Каменитая вершина 35 Й|г 40
КванМунШ 3t Ш 196
Кильчжу — «счастливый уезд», Мёнчхон — «Светлая река» Ш'МЩ )\\ 214
Китайский дневник $* jnj g |£ 196,198-201
Книга для чтения в начальной школе I й Ф ^ Ш ^ 208
Книга наставлений для женщин я£ ~к Ш 172
Книга правителя области Шан 198
Конец весны Ш Ш 71
Критикую историю треснувшего горшка, записанную в биографии Ду My fct 4fe Ш нБ Ш Ш
1x82
Критические исследования Ш Ш 16
Лотос на реке / I _h Ш[ 235
Луна запечатленная. Родословная Будды Я ЕР f i It 104
Луна, запечатленная в тысячах рек И EP ^ £. Й 104
Лю Ён Я) del ft 143,144
Любовная тоска е Ш е Щ 172
Малые акпу 'М(§ Ш 85, 92,236
Малые речения Белого Облака Й II Ф Ш 52, 65, 68, 75
Ман Канхон Ш )I UŒ 237
Маюсь стихами 1# Ш 81
Мелкий дождик Ф M 88
Мелодии песен, собранных Пёнва Ш Ш Ш. Й 107
Мечтаю о возвращении на родину /1> 1184
Могила вдовы
^^-ШЮ\\12
244
Молния в десятой луне Ч" В Ш 78
На дороге брошен ребенок fô ± Ш 5Е 78
На кораблей ± 1 ^ 1 5 4 , 1 5 5
Насвистываю мелодию луне, пою ветру Ш И е1 JUL 40,42
Наставление женщинам Ж ;£: fft 171
Наставляю своего пса Пано пр Ш Ш & 82
Не иначе, как... Ц Ш 119
Неофициальные биографии из павильона Пангён $ Щ Щ $\- Щ 195,196
Неофициальные записи Мэчхона Щ Ж !? Ш 211
Нефритовая слива ЗЕ # | 79
Новые истории, написанные на горе Кымо ^ 1^ ^f IS 116,121
Ножка ласточки Ш 21 Р 235
Ныряльщица }Ц £• Ш: 204
О земле Намёмбу Ш & } *'MM \2\
О лихоимстве лодочников ^т M Ш 82
О том, как проявили добродетель и пробудили чувство долга É2 # /Ё£ ü Ш 187,188
0,rope!4|Hf » 1 1 9
Общая история корейской литературы Ë l ^ i r ^!f§ А|- 9
Ода Великому спокойствию ;*: ^Р 21 36
Ода трем столицам EL Ж Ш 72
Описание письменных памятников корейской культуры 176
Оплакиваю себя Ш Äfc 217
Оплакиваю сына ^ ^ 138
Осенней ночью в дождь Ш -fÄ Pf Ф 35,43
Основы музыкальной науки Ш ЩÏÏI$в 92, 94,103,115
Особые напевы ученых мужей Ш Ш ЯУ Й 96-98
От имени крестьянина ft И ^ ^ 78
От скуки И Р И Н 65, 71, 72
Отвечаю на посланное мне другом в канун Нового года %Р Ж А Ш ^ Л, ^ 43
Отвечаю на шутку по поводу забав с рисовыми лепешками К Ш ?Е Ш, Ж 170
Отвечаю стихами «Петуший гребешок», сочиненными на рифму хакса Ли Пэкчона ZX ü
S й: * ± Ш *Р m 5S ?Ь 1# 79
Отец-рыбак M ^ 125,146
Отповедь тигра Ûi Gfc 196,197
Отшельник Ом Ш Ш ± Ш 151,195
Отшельник Сонгок Щ & Ш А Ш 151,195
Отшельник Чан 51 Ш А А 151
Отшельнику из Чвасо i t £ Й Ш А 202
Павильон Простора и прохлады. В жанре акпу Ш Ш Ш Ш Ш 237
Пара нефритов Ш Ш Ж 170
Пахота кистью в коричном саду Ш Ш Щ Ш 38
Песни великого спокойствия при южном ветре Ш Ш ^ *F fft 212
Песни о девяти излучинах Косана iü U-I Л, Й Ж 124
Песни с музыкой Ш Ш Ж Ш 92
Песнь о Великом мире ;£ Щ Ж 130, 154
Песнь о Ённаме Ш Ш Ж 155,130
Песнь о Зайце Ш.ШЭ\235
Песнь о Западном озере ffi M SO Й 131
Песнь о красавице ü А ЯУ Й 131
^
245
Песнь о Красной стене Ц ^ Э\ 235
Песнь о местечке Ноге Ш Ш Ж 157
Песнь о погружении в нирвану И ÊL Ж 210
Песнь о Сим Чхон èj § ?\ 235
Песнь о столице 31 Pi Ш: 211
Песнь о тыкве ЩЕ\% 235
Песнь о Чхунъхян ^ЩЭ\ 235
Песнь об отверженном £! ü"£l 2|- 235
Песня о резце и камне JU$ S !ft 94
Песня о том, как умиротворить народ з£ К Ж 22
Песня Чон Квачжона £ß Ж -^ Й 93
Песня Чхоёна fè ^ Ж 26, 94
Пир во дворце у дракона Ш 'Й й Ж Ш 121
Письмо о разлуке предков и потомков 5{±г Ш АН 212
Плач женщины 011\Ша\ Э\\12
Поведение, соответствующее двум правилам. С иллюстрациями — im Vi И Ш 104
Поведение, соответствующее пяти нравственным правилам. С иллюстрациями Ж im ?fH Ш
207
Поведение, соответствующее трем устоям. С иллюстрациями H $й Vi Ц ШЗ 104
Подневные записи о поездке в Японию В Ф fЗЁ Ж В 1й 161
Подневные записи правления Кванхэ-гуна % M Ш В 1С 162
Подневные записи Соктама 35 )Щ В Ш 162
Подневные записи, сделанные в горах UJ Ф В 1£ 161
Подношу вдове I t Ш Ш 215
Подношу пьяному гостю i t S$ ^ 138
Подтруниваю над женскими забавами с рисовыми лепешками
Щ^ШЖПО
Попугай Ш Ш 79
Послание с увещеванием государя ШЕЕ Ш 31
Почтенный Мин ШШШ 195,196,198
Поэзия Страны, что к востоку от моря M Ж Ж Ш 107
Пою о хризантеме I* Ш 79
Предостережение царю цветов ТЕ ЕЕ я£ 31,148,178
Прекрасная судьба нефритов и жемчужин ЗЕ ^ &? Ü 189
Принц Золотой Теленок â ^EH Tj-£! 34
Продолжаю о красавице Ш Ц Л Й 134, 135
Простые рассказы из Страны зеленых гор Щ fr I? Ш 219
Простые рассказы Кесо Ш Ш ?? 1$ 218
Простые рассказы Оу M T If I& 142, 144
Пустые речения Старца Дуба Щ Ш Ш Ш 65, 68, 85
Путешествие в Пекин Ш Vi Ж 211
Путешествие в Страну, что на восток от солнца В Ж Я± Ш Ж 169
Путешествие Вона во сне тс Ê. Ш Ш Ш 145
Пять песен разного типа, переложенные на музыку нашей страны Щ Ш Ш. Ш iE Ш 44
Разбойники 149
Разломанное зеркало Ш.ШШ 203
Разлука » S U Ж 172
Разные биографии Керим ШШШШ-2%
Разные записки Сонва fà Ж Ш Ш 141
Разные россказни Страны, что к востоку от моря M Ж Ш 1о 141
246
Река Тэдонган Л: (Щ) / I M 53
Рисую журавля ff Ш 140
Рифмованные записи об императорах и государях ^ iE ai !£ 64, 77, 86
РододендронfchII ТЕ 40
Родословная Будды. Главы с толкованиями Щ Ш Щ Ш 104
Роза Ш m 79
Ромео и Джульетта 224
Рыбка резвится Ш M 80
Самгук саг« см. Исторические записи трех государств
Самгук юса см. Дела, опущенные в «Исторических записях трех государств»
Свободный от дел, брожу по берегу моря Ш Ш Ш ^ 42
Свод поэзии трех эпох H ft Ш 20
Северная застава At H Й 167
Сердце надрывается В ' е М 172
Сеть паука $к Щ 80
Сим Чхон èl Ш Е 223, 228,229
Скитания госпожи Ca по югу ШВ:ШШ 1£ 176,177-180,188,192, 206, 220
Скитания по морю M M Ж 168
Скорблю о двух военачальниках fè Z1 Ш Ш. 92
Славлю весну m # Й 130
Славлю хварана Кипха Ü # Ц| ÊP ü£ 23, 56, 95, 113
Служка Посошок Т fè % Ш 90,195
Смешанные зписки в духе пхэгван Щ Ц1 Щ Ш 140
Снежная ночь в горах Ш Ф И ^ 85
Собрание записок из «Зала пустых занятий» Ш Й ^ И 115
Собрание изящной словесности Сопхо Ш Ж X HI 187
Собрание простых рассказов Кореи Ж ?? ft Ш 218
Собрание сочинений первого министра Ли из Восточного государства Ж Щ ^ 41 Ш Ш 74
СольИнгви^е]?1Э223
Сон в заоблачных высях Л, Ü ^ 176,180-186, 192,193,206, 220
Сон в нефритовом лотосе ЗЕ Ш чт 191
Сон в нефритовом павильоне ЕЕ Ш Ш 191-194
Сон нефритового небожителя ЗЕ fllj Ш 191
Сон нефритового цилиня ЗЕ 1$ # 191
СоноНанькэ148,180
Сопхо. По воле кисти Щ Ш /1 Ш 186
Сорвала цветок #г ТЕ ff 80
Сосновый цвет tô ТЕ 79
Спутанная солома Икче £à Й üil Ü 84
Стела Квангэтхо-вана Jü И^ ± ЗЕ ßj£ 5$ 16, 28
Стихи Мэвольдана, написанные во время четырех странствий Щ И Ж Ш И Ш Ш 117
Стихи о краткости жизни 133
Стихи о театральных представлениях Ш Ш\ Ш, Ъ] 236
Стихотворение без темы Ш Щ f# 215
Странствия по северу At Ш Ш 167
Сумерки к II 118
Томительные думы в праздник 15-го дня восьмой луны года капчин ¥ JR # $А ^Г 1^ 88
Тондонтари SSCriil 94-96
Тоска на женской половине Щ Ш Ж 170
247
УСанШШШт, 196
Удивительная встреча двух браслетов Ш Ш\ £ï Ш 189
Удивительная встреча ^ iü Ш 144
Удивительная судьба пары жемчужин M ï$ нГ Ш 190
Услышал в саду цикаду Щ Ф ^ 41 79
Ухожу в Кымган Л :£ PJ 216
Учитель Вино Ш % £ ft 90
Фазан §ДЛ 3 230,231
Хмельной развлекаюсь в беседке Пубёк §+ й! }? Ц ^ 1й 121
Хождение в пять индийских царств f± £ ?; zÈ Ш Ш 32
Хозяину храма «Золотой поток» Щ û: )\\ # i 44
Х о н К и л ь д о н ^ ^ е З 149-151,195,198,221,223
ХынБу # ¥ 3 234, 235
Цветок бальзамина Ж {Ш ТЕ 170
Цветок в темнице Ш Ф Tb 235
Чайка в море /St i l 40
Четыре времени года на реках и озерах / I M Ш Ш Ш 109
Четыре времени года рыбака Ш ^ И В# Щ 125
Чок Соный 3 g 2 1 2 34,223,228
Чон Учхи Е^Х\ & 223, 232
Чтение и значение слов всех канонов — tf) Ш Ш Ш32
Что я увидел и услышал во время путешествия на запад Щ Ш Л, Ш 208
ЧхвеЧхокЩР£1§ 143,144
Чхунхян Ё:ШЕ 223-226, 234,235,237
Шицзин1#^119
Юный Ли заглянул за ограду ^
£.ШШШ\22
Ян Санбэк 2Ш*Ч Е 223,226-228
Указатель терминов
акпу m Jff 5, 85, 92, 203, 204,236,237
воллён Ш ^ 95
ёксасосоль Ш i£ 'J4 Ш 157
ёльчжон £У fll 29,47
иду
ЗЁ Ж 20,27,31,46,92,100
каса
R m 10, 102, 130, 154-156, 204,
209,210
квандэ^СЛ 234,235
квон %• 7, 55, 56, 59, 61, 68, 85, 160,
176,189,190,219
ки
SB 5,176,187,191,201
кибон ft Ш 176,189,191
киён
ftifgcl76,189,191
кисэн Э|£У 98, 127, 128, 138, 141, 181,
224,225, 234,235
кихэн-каса
Э\Ю\к\\02,166-169,210
юобан-каслЯШЭШ 102, 170-173,212
мои
Щ 176,191
мунсин £ Ё 63, 74
мусин 3£ (5 46, 63,73, 86
нок
115,176,187
нон
1и 55, 86
нэбан-каса Ц ^ М П О
понги ^ Ш 29,158
пхансори 0 4 : £| 102,234-237
пхэса fä ЗЁ 160
пхэсоль » gg 46, 54, 65, 67, 70, 76, 114,
140-142,194,219,223
садэ Щ ^ 46
сичжо В$ m Ю, 102, 107-114, 125-130,
162,209
со
# 201
соль IÄ 5
сосоль 'J4 IÄ 65
супхиль Ш Ш 63, 82, 186
хан
IS 89
хваран fë ЙВ 20,21,22,25, 56, 133
хянга m К 10, 11, 20-27, 92-94, ИЗ,
114,126,130
чанрпхён сосоль jü Ш 'J4 Ш 102
чан-сичжо S AI 5 102,163-166,209
чип
Ш 65
чольгу Ш £] 5
чон ff 5,49, 89, 142,201, 205,208,
221-234
чонса iE 5Ё 12,50
чхан Ш 55
чхун & 46,220
юльси Ш 1# 5
ядам Щ Ш 218
яса
I? S& 12,46,57,66,204,211
249
ХРЕСТОМАТИЯ
В хрестоматии представлены образцы текстов поэзии и прозы, кото­
рые рассматривались в данном учебном пособии. Тексты разделены на
шесть групп в соответствии с шестью выделенными основными периода­
ми истории корейской литературы. Большинство произведений прозы и
поэзии, включенных в хрестоматию, были ранее переведены на русский
язык и опубликованы.
ЭПИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ
ПРЕДАНИЕ О ТОНМЁНЕ-ЧУМОНЕ — ОСНОВАТЕЛЕ ГОСУДАРСТВА КОГУРЁ
(Текст комментария Ли Кюбо к поэме «Государь
Тонмён», перевод А. Ф. Троцевич)
В «Основных анналах» сказано: Хэбуру, правитель Пуё, до старости
не имел сына. Тогда он принес жертвы божествам гор и рек, прося о на­
следнике. Лошадь, на которой ехал царь, дошла до озера Конён, и увидев
большой камень, пролила слезы. Государь удивился и велел людям пере­
вернуть камень — там лежал маленький ребенок. У него был облик ля­
гушки золотого цвета.
Царь сказал:
— Это Небо подарило мне наследника!
Он взял мальчика к себе и, назвав его Кымва— Золотая Лягушка,
сделал своим наследником.
И вот однажды его министр Аранбуль доложил:
— Нынче ко мне сошел Небесный государь и промолвил: «Я пошлю
своего внука основать здесь царство, а ты уйди с этих мест. У берега Вос­
точного моря есть земля Касебвон, там хорошо растут пять хлебов и
можно основать столицу».
Аранбуль посоветовал государю перенести в те земли свое государ­
ство и назвать его Восточное Пуё, а в старой столице появился сын Не­
бесного государя Хэмосу.
Во времена династии Хань, на третьем году правления под девизом
Шэнь-цзюэ, в год имсуль Небесный государь послал своего наследника в
прежние владения Пуё. Хэмосу, следуя повелению Неба, спустился на
250
землю в колеснице, запряженной пятеркой драконов. Его сопровождали
сто человек, они сидели на белых лебедях, а по небу плыли разноцветные
облака, в которых звучала музыка. Он остановился на горе Унсим и впер­
вые с нее сошел только через десять дней. На голове у него была шапка с
крыльями ворона, у пояся меч — «драконово сияние». Утром Хэмосу вы­
слушивал доклады о делах царства, а вечером возвращался на небо. Люди
прозвали его Небесным царевичем.
На севере от столицы протекала река Чхонха. Река Чхонха— это
нынешняя Амноккан. У Божества реки было три дочери-красавицы. Стар­
шую звали Люхва, среднюю — Хванхва, а младшую — Вихва. Они вы­
шли из реки Чхонха и отправились погулять к омуту Унсим. Их божест­
венный облик был прекрасен, подвески звенели, как на горе Ханьгао1.
Государь обратился к приближенным:
— Вот бы заполучить одну из них и сделать государыней, тогда у
меня будет наследник.
Но девушки, увидев государя, тут же ушли под воду, тогда прибли­
женные посоветовали:
— Отчего бы государю не построить дворец? Только девушки вой­
дут туда, вы тут же захлопните дверь!
Государь поступил так, как они посоветовали. Нарисовал кнутом на
земле медный дворец, и он тут же воздвигся, прекрасный на вид. В поко­
ях расстелили три циновки и поставили чарки с вином. Девушки сели на
циновки и принялись угощать друг друга. Они сильно захмелели, а госу­
дарь, дождавшись, когда они опьянеют, вышел и преградил им обратный
путь. Девушки испугались и бросились бежать, но старшую, Люхва, го­
сударь сумел поймать.
Божество реки разгневалось и велело спросить у государя:
— Кто вы такой и почему держите у себя мою дочь?
— Я сын Небесного государя и хочу вступить с Божеством реки в
брачный союз, — ответил государь.
Тогда Божество реки снова велело ему сказать:
— Если вы сын Небесного государя и просите меня о брачном союзе,
то должны были бы послать сваху, вы же, пренебрегая обрядом, попросту
держите у себя мою дочь.
Государь понял, что неправ, и отправился на встречу с Божеством
реки, но войти в его дворец не сумел. Тогда он решил отпустить Люхва,
но она полюбила Хэмосу и не захотела с ним разлучаться.
— У вас есть колесница, запряженная драконами, — сказала она. —
Сядьте в нее и попадете в царство Божества реки.
Государь, обратясь к небу, поведал о своей просьбе, и тут вдруг,
проплыв по воздуху, опустилась колесница, запряженная пятью дракона1
Гора Ханьгао находится в Китае (пров. Хубэй). Существует предание о том, как
юноша Чжэн Цзяо-фу встретил в этом месте двух фей, у которых были подвески из яшмо­
вых бусин. Феи поднесли ему эти подвески.
251
ми. Государь вместе с женщиной сел в колесницу. Внезапно поднялся
ветер, помчались облака, и они тут же очутились возле дворца. Их почти­
тельно встретило Божество реки и, усадив, промолвило:
— Свадебный обряд — это порядок, установленный небесами. Отче­
го же вы пренебрегаете церемониями и позорите мой дом?
Только на седьмой день протрезвел государь от вина, выпитого с Бо­
жеством реки. Тогда Божество реки обратилось к нему с такими словами:
— Вы сын Небесного государя. А умеете ли вы творить чудеса?
— Извольте, тут же и попробуем! — ответил ему государь.
Тогда Божество реки в воде, прямо перед дворцовым залом, превра­
тилось в карпа и стало резвиться в волнах, а государь обернулся выдрой и
схватил карпа. Божество реки сделалось оленем и бросилось бежать, но
государь стал шакалом и помчался за ним. Божество реки превратилось в
фазана, а государь — в сокола и напал на него. Божество реки поняло, что
он и вправду сын небесного государя, и совершило свадебный обряд. Од­
нако, опасаясь, что у государя нет намерения взять его дочь в жены, Бо­
жество реки принялось потчевать его вином, а музыкантам велело играть.
Когда государь захмелел, Божество посадило его вместе с дочерью в ко­
жаный возок, поместило его на колесницу, запряженную пятью дракона­
ми, и повелело ей подняться в небо. Но не успела колесница выйти из
воды, как государь отрезвел, выхватил у Люхва золотую шпильку, про­
ткнул ею кожаный возок и, выскользнув через отверстие, один взлетел в
небо.
Божество реки разгневалось и выговорило дочери:
— Ты не послушала моих указаний и опозорила мой дом!
Он приказал слугам обвязать рот девушки, и тогда ее губы вытяну­
лись на целых три чхока. С двумя служанками ее сослали в воды озера
Убаль. Озеро Убаль нынче находится к югу от горы Тхэбэксан.
Однажды рыбак по имени Силач Пучху доложил государю Кымва:
— Какой-то зверь таскает рыбу у запруды и исчезает, а что за зверь,
мы не знаем.
Государь велел рыбаку изловить зверя сетью, но сеть порвалась. То­
гда выковали железные сети, чтобы его поймать. И вот выловили какуюто женщину, которая сидела на камне. Из-за того, что у нее были очень
длинные губы, она не могла говорить. Кымва трижды приказывал срезать
ей губы, и только после этого она заговорила.
Государь узнав, что она супруга сына Небесного государя, поместил
ее в особом дворце. В ее лоно проник солнечный луч, и она зачала. На
четвертом году правления под девизом Шэнь-цзюэ, в год кехе (58 г. до
н.э. — А. Г.), летом в четвертой луне родился Чумон. Кричал он очень
громко, и кости у него были необыкновенны. А сперва она родила из ле­
вой подмышки яйцо величиной в пять сын1.
1
252
Сын — мера сыпучих тел, равная 1,8 л.
Государь подивился:
— Человек родил птичье яйцо, как бы не вышло беды! — и велел
слуге положить яйцо в конюшню, но лошади его не затоптали. Тогда бро­
сили яйцо в глухих горах, но все животные его охраняли, а в те дни, когда
облака затемняли солнце, над яйцом всегда сиял солнечный луч.
Государь вернул яйцо матери, чтобы она ухаживала за ним. В конце
концов оно раскрылось, а в нем оказался мальчик! Мальчик только ро­
дился, но не прошло и месяца, как он заговорил.
Однажды он сказал матери:
— Рой мух лезет мне в глаза, не могу заснуть. Матушка, сделайте
мне лук и стрелы!
Мать сделала из лозы лук и стрелы и подала ему. Чумон выстрелил в
муху, что сидела на прялке, и вылетевшая стрела попала прямо в цель. В
стране Пуё тех, кто хорошо стреляет из лука, называют «чумон».
Чумон вырос, и открылись в нем большие таланты. У Кымва было
семь сыновей, и Чумон всегда ходил с ними на охоту. Как-то раз сыновья
Кымва со всей своей свитой в сорок с чем-то человек добыли только од­
ного оленя, а Чумон подстрелил множество. Сыновья государя, позавидо­
вав ему, поймали его и привязали к дереву, а сами забрали оленей и уш­
ли. Чумон вырвал дерево и возвратился домой. Тогда Тэсо, наследник
государя, сказал отцу:
— Чумон необыкновенно храбр, и взор его необычен. Если сейчас от
него не избавиться, может случиться беда!
Государь послал Чумона пасти коней, чтобы узнать, как он к этому
отнесется. Чумон, затаив в душе вражду, сказал матери:
— Я внук Небесного государя, а стал пастухом у человека. Уж лучше
смерть, чем такая жизнь! Я хотел бы отправиться в южные земли и осно­
вать там царство, но против вашей воли поступать не стану.
Тогда мать посоветовала ему:
— Я слышала, будто доблестный муж, отправляясь в дорогу, обзаво­
дится добрым скакуном — вот о чем я тревожусь дни и ночи.
— Я умею выбирать коней, — ответил Чумон и, отправившись в та­
бун, принялся длинным бичом хлестать коней. Лошади бросились врас­
сыпную, а один огненно-рыжий конь перескочил через ограду в два чана1
высотой. Чумон увидел, что это хороший скакун, и тайком воткнул ему в
самый корень языка железную иглу. Язык у коня заболел, он перестал
пить воду и есть траву и очень отощал. Когда государь пришел проверить
табунщика, он увидел, что кони откормлены, обрадовался и подарил Чумону самого тощего. Получив коня, Чумон выдернул иголку и прибавил
ему корма.
Чумон тайно сговорился с тремя добрыми товарищами. Они были
очень мудрыми и звали их Ои, Мари и Хёппу. Все они бежали на юг и
Чан — мера длины, равная 3,33 м.
253
подошли к реке Омчхе. Еще она называется Кэсасу и находится на севе­
ро-востоке от реки Амноккан. Захотели переправиться через эту реку, но
лодки не нашлось. Боясь, что их вот-вот настигнет погоня, Чумон поднял
к небу кнут и с жаром вскричал:
— Я внук Небесного государя, а со стороны матери — внук божества
реки. Я спасаюсь от преследователей и вот пришел сюда. О государь Не­
ба! О владычица Земля! Пожалейте меня, сироту, сделайте мне лодку или
постройте мост!
Воскликнув так, он ударил луком по воде, и тотчас же всплыли рыбы
и черепахи и составили мост. Чумон сразу же переправился. Вскоре по­
дошли и преследователи. Они бросились к реке, но мост из рыб и черепах
тотчас распался, а те, кто успел ступить на него, погибли.
Чумон очень страдал из-за предстоящей разлуки с матерью, и тогда
она, дав ему узелок с зернами пяти хлебов, сказала:
— Ты обо мне не беспокойся!
Но он, думая о разлуке, забыл про зерна. Как-то раз он сел отдохнуть
под большим деревом, и тут же прилетела пара голубей.
— Должно быть, это божественная матушка послала мне зерна! —
заметил Чумон и выстрелив из лука, одной стрелой убил сразу двоих. Он
подобрал их и, раскрыв клювы, вытащил зерна, а потом побрызгал на го­
лубей водой — те ожили и улетели.
Государь Чумон сел на связку травы и установил обязанности под­
данных.
Как-то Сонян, правитель страны Пирю, отправился на охоту. Увидев,
что государь Чумон обликом необычен, пригласил его к себе, усадил на
почетное место и сказал:
— Я живу вдали от людей, у края моря и ни разу не был удостоен
чести лицезреть вас. А нынче мы неожиданно повстречались. Разве это не
счастье? Кто вы и откуда пришли?
Чумон ответил:
— Я внук Небесного государя и правлю Западным царством. Осме­
люсь спросить, а вы чей потомок?
— Я из потомков тех бессмертных, что были государями в этой зем­
ле из поколения в поколение, — ответил Сонян. — Земли наши малы, их
невозможно поделить между двумя правителями. Ведь вы совсем недавно
основали здесь царство, а хотите сделать меня своим подданным!
Чумон воскликнул:
— Я потомок Небесного государя, а вы нет! Посмели величать себя
государем, хотя и не наследник божества! Если не возвратите мне земли,
небо непременно покарает вас гибелью!
Сонян не поверил, что государь — внук Неба, и решил его испытать:
— Я хотел бы пострелять с вами из лука.
Он нарисовал оленя и, поставив картину в ста шагах, выстрелил пер­
вым. Однако его стрела даже не коснулась оленьего пупка, а отскочила,
254
будто ее рукой отбросили. Тогда государь велел слуге подвесить нефри­
товое кольцо более чем в сотне шагов и выстрелил — кольцо сломалось
как черепица. Сонян очень испугался.
— Мы создали царство, — как-то заметил государь, — но у нас нет
ни барабанов, ни рожков для совершения обрядов. Вот прибыли послан­
цы из страны Пирю, а я, будучи государем, не могу совершить церемо­
нию их встречи и проводов. Все станут пренебрегать мною.
— Раз вы стали государем, — посоветовал приближенный Пубун, —
возьмите барабан и рожок у страны Пирю!
— Разве можно брать вещи, принадлежащие другому царству? — от­
ветил государь.
— Отчего же не взять то, что послано Небом? — заметил Пубун. —
Ведь когда вам пришлось трудно в Пуё, кто-то посоветовал вам отпра­
виться в эти места, и вы, пережив смертельные опасности, прославили
свое имя к востоку от Ляо. Какое дело не завершится успехом, если на то
есть повеление Небесного государя?
Пубун и еще трое вместе с ним отправились в Пирю, захватили бара­
бан и рожок и вернулись обратно. К правителю Пирю отправили послан­
ника рассказать про барабан и рожок. Сонян испугался и прибыл посмот­
реть. Видит — барабан и рожок темного цвета, значит, старые. Сонян не
посмел спорить и удалился.
После этого Сонян решил, что пусть подчиниться тот, чья столица
новее. Тогда государь Чумон, сооружая дворцовые палаты, велел возвес­
ти стропила из трухлявого дерева, будто им уже тысяча лет. Сонян при­
был посмотреть и не осмелился спорить, чья столица новее, а чья древнее.
Как-то государь, охотясь в западных землях, поймал белого оленя и,
подвесив его за ноги у Хэвона1 — «Крабьего источника», поклялся:
— Если Небо не пошлет дождь и не зальет столицу Пирю, я тебя не
отпущу! Хочешь избежать беды, попроси Небо!
Тогда олень возопил так, что голос его поднялся до небес. Семь дней
дождь заливал столицу Соняна, и правителю пришлось связать бревна
тростниковыми веревками, запрячь вместо лошадей уток, а его народ ух­
ватился за веревки. Тогда Чумон провел кнутом по воде, и она стала убы­
вать. В шестой луне Сонян всем царством пришел к нему покориться.
В седьмой луне над горой поднялась черная туча, и люди перестали
видеть эту гору, только слышали, будто там копают землю несколько ты­
сяч человек.
— Это Небо возводит для меня столицу, — объявил государь.
В седьмой луне туча рассеялась и открылся город— со стенами,
дворцами и террасами. Государь поклонился Небу и вселился в город.
1
Хэвон расположен в совр. пров. Южн. Пхеньян, в уезде Сонгхон.
255
Осенью в девятой луне государь поднялся на небо и больше не воз­
вращался. В том же году сорок его наследников взяли нефритовую плеть,
оставленную государем, и похоронили ее в горе Ёнсан.
Р А Н Н Я Я ЛИТЕРАТУРА (ДО X
в.)
НАДПИСЬ НА «СТЕЛЕ КВАНГЭТХО-ВАНА» (414
г.)
(Первые две части надписи)
Перевод Р. Ш. Джарылгасиновой
В глубокой древности первооснователь Чхумо-ван1 заложил основы
[державности]. Он был родом из Северного Пуё. Сын небесного Владыки.
Мать — дочь Речного Божества. Разбила яйцо — оттуда вышел мальчик.
Родившийся ребенок обладал совершенной мудростью DDDDD2 [ОН] при­
казал запрячь колесницу и двинулся на юг. На пути из Пуё [ему] попалась
река Омнитэсу. Ван, раздумывая, как переправиться, сказал: «Я сын Ве­
ликого Неба. Мать— дочь Речного Божества. Для меня, [чтобы я мог
переправиться], сомкнитесь, водяные черепахи чара, всплывите, черепахи
кобук\». В ответ на эти слова тотчас сомкнулись водяные черепахи чара,
всплыли черепахи кобук и таким образом сделали переправу [для Чхумована]. [Он обосновался] в долине Пирюгок, на западе владений Хыльбон.
На вершине горы [построил] крепость. Учредил стольный град. [Но Чху­
мо-ван] не находил радости в мирских делах. Поэтому [Небесный Влады­
ка] ниспослал Желтого дракона на землю, чтобы встретить вана. Ван на­
ходился на восточном холме [владений] Хыльбон. Желтый дракон поса­
дил его к себе на спину и вознес на небо. В соответствии с [Небесным]
повелением старший сын [Чхумо-вана] Юрю-ван следовал справедливо­
му пути и [утвердил в стране] благоденствие и порядок. Тэчурю-ван на­
следовал и продолжил дела своих предков. [И вот] пришло время потомка
[Чхумо-вана] в семнадцатом колене Куккансан Квангэтхонгён Пхёнан
Хотхэ-вана [«К вершинам Державности вознесенный, Пределы страны
премного расширивший, Благоденствие дарующий, светлейший и Вели­
чайший из ванов»]. Он вступил на престол восемнадцати лет [и стал пра­
вить] под девизом Ённак Тхэван («Величайший из ванов, избравший сво­
им девизом [слова] "Вечная Радость"»). Его милосердие и благодеяния D
[достигли] Великого Неба. Слава о его ратных подвигах распространи­
лась до пределов Четырех морей, повергая в ужас и трепет [всех его вра­
гов] DD, каждый находил радость в своем деле. Страна процветала. Народ
благоденствовал. Пять злаков в изобилии поспевали. [Но] Великое Небо
беспристрастно вершит судьбы, и [в год, когда вану] исполнилось 39 лет,
1
Чхумо — одна из архаических форм имени Чумон. В Самгук саги указано, то Чумон
получил посмертное имя Тонмён-ван.
2
Утраченные знаки.
256
Небесная колесница покинула страну3. В год капин, в 9-м месяце, в 29-й
день, день ылью, [ван] был погребен в усыпальнице, затем была воздвиг­
нута стела. И на ней были начертаны его заслуги в назидание потомкам.
Поэзия на родном языке хянга
Вольмён (VIII в.)
ПЛАЧ ПО УМЕРШЕЙ СЕСТРЕ
Перевод А. Л. Жовтиса
Дорога смерти и жизни
Перед тобой открылась —
И, не сказав ни слова,
Ты покинула нас.
Так осенней порою
Листья с ветвей облетают,
И ветер вдаль их уносит —
Неизвестно куда...
Там, в краю запредельном,
Встретимся мы с тобой!
Химён (VIII в.)
МОЛИТВА СЛЕПОГО РЕБЕНКА ПЕРЕД ЛИКОМ
ТЫСЯЧНЕРУКОЙ И ТЫСЯЧЕОКОЙ ПЕЧАЛЬНИЦЫ
Перевод А. Л. Жовтиса
Я, слепое дитя, преклоняю колена
И, ладони сложив, молю Гуаньинь:
Ты, печальница, тысячей рук владеешь,
Ты владеешь, благая, тысячей глаз!
Дай, владычица, мне того, что имеешь!
Дай один мне от тысячи глаз твоих!
Мне, который во тьме пребывает вечной,
Исцеленье, печальница, ниспошли!
Окажи милосердье, тебя молю я,
Исцеленье, могущая, ниспошли!
3
Небесная колесница покинула страну — образное выражение, обозначающее кончи­
ну государя.
257
Поэзия на китайском языке
Чхве Чхивон (857-?)
НАКАНУНЕ ВОЗВРАЩЕНИЯ В ХЭДОН
с высокого ГОРНОГО ПИКА СМОТРЮ ВДАЛЬ
Перевод С. Бычкова
На горизонте туманные волны
безбрежны, почти черны.
Там предрассветный ворон летит,
там заставы отчизны видны.
Стихла тоска, лишь достиг этих мест,
седеть перестали виски.
Нежданно улыбка коснулась лица,
веет дыханье весны.
Волны морщат песчаный мыс,
берег цветами пестрит.
Облака окаймляют вершину горы,
склоны прекрасны на вид.
Я бы тысячу золотом сразу отдал,
послал бы к торговцу вином.
Кто бы взялся мне блаженство купить?
Вино блаженство сулит.
ДИКАЯ РОЗА
Перевод Г. Ярославцева
Дикая роза,
расту на заброшенном поле,
В уединении
тонкие ветки клоню.
Северный ветер утихнет —
и я неподвижна,
Дождь прошумит —
аромат свой подолгу храню.
Конный, в повозке ль
проедут, меня не похвалят;
Бабочки, пчелы
тайком друг за другом за другом следят..
Стыдно: взрастаю в глуши,
на земле захудалой.
Больно: вдали ото всех я,
никто мне не рад.
МЕСТО В ГОРАХ КАЯСАН, ГДЕ Я ЧИТАЛ стихи
Перевод В. Швыряева
Грохочет поток в ущелье, меж скал,
ставших гряда за грядой.
В пределах шага не разберешь,
что сказал собеседник твой.
Все же боюсь: а вдруг долетят
голоса мирские сюда?
Так пусть заполнит горный простор
водопада рев громовой!
БЕСЕДКА ЛИМГЁН НА РЕКЕ ХВАНСАН
Перевод Г. Ярославцева
Окутаны горы дымкой.
широкий речной простор.
В зеркальной воде отразились
деревня и зелень гор.
Возникший внезапно парус
наполнился ветром, исчез.
Мелькнула и скрылась птица...
покой земли и небес.
ЛИТЕРАТУРА X-XI вв. (ДИНАСТИЯ К О Р Е )
Ким Пусик (1015-1151)
Исторические записи трех государств
ЛЕТОПИСИ КОГУРЁ. ВАН ТЭМУСИН. ПЯТНАДЦАТЫЙ ГОД
ИСТОРИЯ ЦАРЕВИЧА ХОДОНА
Перевод М. К Пака
Летом, в четвертом месяце, сын вана (принц) Ходон путешествовал
по Окчо. Ему повстречался ван Аннана (Лолана) Чхве Ри, который спро­
сил у него: «(Судя) по вашему благородному облику, вы — не простой
человек. Не сын ли священного вана Северного государства (Пуккуксинван)?» Затем (Чхве) вместе с (Ходоном) вернулся (к себе) и женил
(Ходона) на своей дочери. Впоследствии Ходон, возвратившись в свое
государство, тайно отправил человека к дочери дома Чхве с посланием:
«Если ты сможешь проникнуть в оружейный склад своего государства и
(там) разрежешь барабан и сломаешь рог (горн), тогда я приму тебя со
259
всем почетом, а если не сможешь, то не встречу». Ранее в Аннане были
барабан и рог, которые сами издавали звуки при приближении вражеских
войск, поэтому он велел ей уничтожить их.
И вот дочь дома Чхве с острым ножом тайно проникла в оружейный
склад и разрезала поверхность барабана и раструб рога, а затем оповести­
ла об этом Ходона. Тогда Ходон уговорил вана напасть на Аннан. Из-за
того, что барабан и рог не подавали сигналов, Чхве Ри не смог подгото­
виться (к отпору), и наше войско внезапно оказалось под стенами крепо­
сти.
Узнав о том, что барабан и рог повреждены, (Чхве Ри) убил свою
дочь, а затем сдался.
Раздел «Биографии»
ОНДАЛЬ
Перевода. Ф. Троцевич
Ондаль жил в Когурё в правление государя Пхёнган-вана. Его лицо
(выглядело) болезненным и старческим, и это вызывало смех, а душа у
него (отличалась) чистотой. Дом (Ондаля) был очень бедным и он посто­
янно просил милостыню, чтобы прокормить матушку. В рваном платье и
стоптанных башмаках ходил он по улицам, и тогда люди, завидев его,
принимали за дурака.
Младшая дочь государя Пхёнган-вана любила плакать, и государь
подшучивал: «Ты все время плачешь, прямо оглушила меня. Вот подрас­
тешь — не сможешь стать женой достойного мужа. Придется выдать тебя
за дурака Ондаля». Государь говорил ей это каждый раз. И вот дочери
(исполнилось, как говорится) две восьмерки. (Государь) захотел отдать ее
в жены санбу Ко. Принцесса на это сказала: «Вы, государь, всегда гово­
рили, ты, мол, непременно станешь женой Ондаля. Отчего же нынче из­
менили прежнему слову? Ведь даже простолюдины стараются не нару­
шить слово, тем более, как можете (это делать) вы? Не зря говорят: "Тот,
кто (стал государем), не играет словами". Ваше нынешнее приказание
ошибочно, и я не решаюсь его принять». Государь разгневался: «Ты не
следуешь моим наставлениям и потому недостойна быть моей дочерью.
Как же нам вместе жить? Иди, куда хочешь!»
Тогда принцесса надела на руку у локтя десять драгоценных брасле­
тов и после этого, выйдя из дворца, отправилась одна. По дороге она
спросила у какого-то человека, где дом Ондаля. Подойдя к его дому, уви­
дела (его) старую слепую мать. Приблизившись, поклонилась ей и спро­
сила, где ее сын, Старая мать ответила: «Мой сын беден и подлого (зва­
ния), он не может знаться с благородными людьми, а я сейчас почувство­
вала твой запах — аромат необычный. Потрогала твои руки — они мяг­
кие как шелк. Наверняка ты под небом из благородных. Кто же тебе так
260
заморочил голову, что ты пришла сюда? Мой сын не вынес голода и по­
шел в горы в лес за корой от вяза».
(Ондаль) долго не возвращался, и принцесса пошла к подножию го­
ры. Видит — Ондаль идет, неся на плечах кору от вяза. Принцесса рас­
сказала ему о своем заветном желании. Ондаль вдруг изменился в лице и
сказал: «Здесь не ходят молодые женщины. Наверняка ты не человек, а
лиса-оборотень!»— и пошел не оглядываясь. Принцесса вернулась одна
и провела ночь возле (как говорится) ворот (сплетенных) из хвороста. На
следующее утро она снова пришла к матери и рассказала о себе. Ондаль
было заколебался, но не решился (ее впустить). Его мать сказала: «Мой
сын подлого звания и недостоин стать парой благородному человеку.
Мой дом беден и не годится для жилища благородному человеку». На это
принцесса ей ответила: «Древние говорили:"Даже одну мерку зерна стоит
смолоть, и один чхок полотна годится для шитья". Если у нас одни и те
же стремления, неужто нам непременно нужны богатство и знатность,
чтобы объединиться?".
Тогда она продала золотые браслеты и купила поле и дом, рабов и
рабынь, коров и лошадей, посуду и имущество — так она полностью при­
готовила необходимое имущество. А сперва купили коня. Принцесса ска­
зала Ондалю:"Смотри не покупай коня у торговца, непременно купи цар­
ского коня, больного и тощего — того, что выгнали. Потом мы изменим
его". Ондаль сделал так, как она сказала. Принцесса хорошо кормила (ко­
ня), и он день ото дня жирел и набирался сил.
В Когурё постоянно весной в третий день третьей луны собирались
для охоты на горе Аннан. Пойманных кабанов и оленей приносили в
жертву Небу и духам гор и рек. И вот в этот день государь выехал на охо­
ту. Толпы сановников, военных и чиновников пяти палат следовали за
ним. Тут и Ондаль ехал следом на откормленном коне. Он постоянно ска­
кал впереди и добытых (зверей) у него было множество. Другие такого не
имели. Государь пригласил его подойти и спросил какого он рода и как
его звать. (Услышав), поразился и счел это странным.
В это время император У-ди династии Поздняя Чжоу выслал армию,
чтобы покорить Ляодун. Государь, командуя войском, вышел навстречу,
чтобы сразиться на поле у горы Ишань. Ондаль стал в авангарде. В стре­
мительном сражении обезглавил несколько десятков (врагов). Вся армия,
вопользовавшись его победой, решительно атаковала и одержала боль­
шую победу. Когда стали обсуждать успехи, лучшим (признали) Ондаля.
Государь с радостным вздохом сказал: "Это мой зять". Он провел цере­
монию, пожаловав ему должность тэхёна.
С этих пор благосклонность (государя) и почести стали особенно
щедрыми, а его (Ондаля) сила и власть с каждым днем возрастала. Когда
на престол вступил государь Янган-ван, Ондаль почтительно доложил:
"(Царство) Силла отторгло наши земли к северу от Хансона и сделало
своими уездами и округами. Народ страдает и не может забыть государ261
ство своизх отцов и матерей. Уповаю на то, что великий государь не со­
чтет меня глупым и непочтительным, доверит мне войско, (и тогда) я за
один момент верну наши земли!" Государь согласился. Отправляясь в
поход, Ондаль дал клятву: "Если не возвращу нам (земли, расположен­
ные) к западу от гор Керип и Чуннён, не вернусь (сам)". Выступив в по­
ход, сразился с войсками Силла у крепости Адансон. (Ондаль) был прон­
зен летящей стрелой и скончался на дороге. Его хотели предать погребе­
нию, но гроб было не сдвинуть с места. Тогда пришла принцесса и, гладя
руками гроб, проговорила: "Мертвым и живым (положено) расставаться.
А-а! (Супруг мой) скончался!" И тогда (гроб) подняли и провели похоро­
ны. Государь, узнав об этом, сильно скорбел.
СольЧхон
Перевода. Ф. Троцевич
Его прозвание Чхончжи. Дед — нома Тамналь, отец — Вонхё. Спер­
ва Сольчхон стал монахом и постиг буддийские писания, но затем, воз­
вратившись к мирской жизни, назвался Сосонским отшельником. От при­
роды Чхон обладал ясным и проницательным умом. Только родившись,
он овладел даосским мастерством, прочел на местном языке девять клас­
сических сочинений и обучил этому учеников. До сих пор ученые мужи
почитают его за это. Также умел сочинять произведения изящной словес­
ности, но в наше время нет таких, кто бы их передал. Нынче только в
южных землях есть надпись на каменной стеле, сделанная Чхоном. Но
иероглифы на ней так испорчены, что невозможно прочесть, и теперь не
узнать, что там было написано.
Государь Синмун-ван как-то в середине летней луны, пребывая в вы­
соких светлых покоях, заметил, обратившись к Чхону: «Нынче только что
прекратились долгие дожди и повеял благоуханный ветерок. У нас есть
вкусная еда и приятная музыка, но это не сравнится с возвышенной речью
и доброй шуткой, которые избавляют от грусти. У тебя наверняка есть
удивительная история. Отчего бы не поведать ее мне?»
Чхон ответил: «Почтительнейше исполняю. Ваш подданный слышал,
будто в давние времена, когда только появился царь цветов, его посадили
в благоуханном саду под охраной зеленого занавеса. Пришла весна, и он
пышно расцвел. Царь стоял одиноко, лучший среди сотен цветов. И вот
тогда все прекрасные божества и прелестные цветы из ближних и даль­
них мест поспешили представиться государю. Опасались лишь, что не
доберутся. Вдруг явилась в одиночестве какая-то красавица с нефрито­
выми зубами, искусно подкрашенная и нарядно одетая. Полная изящест­
ва, она предстала перед царем и промолвила: <Я ступаю по песку, бело­
му, как снег, смотрюсь в море, чистое, как зеркало и, купаясь под весен­
ним дождем, избавляюсь от грязи. Радуюсь свежему ветру и довольству262
юсь этим. Меня зовут Роза. Прослышав о достоинствах государя, я наде­
юсь предложить себя в услужение у подушки за благоуханным пологом.
Прошу государя принять меня!>
А еще пришел какой-то муж в холщовом платье, подпоясанном ко­
жаным поясом, убеленный сединами, больной и старый. Он ступал не
торопясь, с посохом в руках. Сгорбленный, явился к царю и сказал: <Я
обитаю за городской стеной столицы, поселился у края большой дороги.
Внизу передо мной — вид на зеленую ширь полей, а вверху моя опора —
отвесная скалистость горных пейзажей. Мое имя — Анемон. Говорят, у
ваших приближенных — левых и правых, всего вполне достаточно. Жир­
ным мясом и прекрасным зерном наполнены их утробы, чаем и вином
очищены их души, а в сундуках в избытке навалено головных уборов.
Однако всегда следует иметь хорошее снадобье, чтобы поправить дух и
"ядовитые камни", чтобы избавиться от немощи. Поэтому говорят: "Хотя
есть шелк и конопля, не выбрасывай солому и пеньку!" Обычно многие
благородные мужи непременно имеют сундук с такой заменой. Не знаю,
что думает об этом государь?>
Некто заметил: <Пришли двое. Кого же оставить, а кого удалить?>
Царь цветов ответил: <Речи мужа разумны. Но ведь и красавицу
трудно добыть! Как же мне поступить?>
Тогда выступил муж и произнес: <Я считал, что государь мудр и
сведущ в справедливости, потому и пришел сюда. Теперь же вижу, что
это не так. Вообще же, те, кто стали правителями, редко не приближают к
себе льстецов и не отдаляют честных. Вот почему Мэн Кэ1 до конца жиз­
ни так и не встретил благоприятный случай, а Фэн Тан2 поседел, остава­
ясь в чине ланцяня. Так было с древних времен. А что же я могу сделать?>
Тут царь цветов воскликнул: <Я неправ! Я неправ!>»
Государь переменился в лице и строго сказал: «Слова твоей притчи
поистине имеют глубокий смысл. Прошу записать ее. Это будет предос­
тережением тем, кого величают государями». Тогда он выбрал Чхона для
пожалования ему высокого чина.
В мире передают, будто праведник из Японии преподнес посланнику
Силла пхангвану Солю стихи. В предисловии к ним сказано: «Некогда я
изучал шастру о самадхи по «Алмазной сутре», сочиненную коса Вонхё и
глубоко сожалею, что не повидал этого человека. Я слышал, что послан­
ник Силла Соль внук коса. Хоть я и не видел вашего деда, я рад встретить
его внука. Вот потому я сочинил стихи и подношу их вам». Эти стихи
сохранились до наших дней, только не известно имя и прозвание его вну­
ка. На 13-м году правления нашего государя Хёнчжона, в пятом году
1
Мэн Кэ или Мэн-цзы (372-289 до н.э.) — китайский философ, последователь Конфу­
ция. Его труды входят в конфуцианский канон.
2
Фэн Тан (II век до н.э.) — китайский сановник, который из-за своих умных, но пря­
молинейных советов не достиг высоких чинов при дворе.
263
правления под девизом Чхонхи, в год синю Соль Чхону пожаловали ти­
тул хонюху. А еще говорили, будто Соль Чхон ездил учиться в Танское
государство, но неизвестно, так ли это.
ГОСПОЖА СОЛЬ
Перевода. Ф. Троцевич
Госпожа Соль была дочерью простолюдина из деревни Юлли. Роди­
лась в бедной семье, низкого рода, но красота ее лица отличалась строго­
стью, а мысли и поступки — добродетельностью. Тот, кто ее видел, не
мог не любоваться ее красотой, но оскорблять не смел. В годы правления
государя Чинпхён-вана ее отец, старый годами, должен был в свою оче­
редь нести осеннюю пограничную службу в Чонгоке. Дочь тревожилась,
что отец из-за немощи и болезни не перенесет разлуку и сетовала на то,
что будучи женщиной, не может ехать с ним и ухаживать. Она очень
страдала.
А в Сарянбу в это время жил молодой человек по имени Касиль,
бедный и не знатного рода, но мудрый и добропорядочный. Он давно
пленился госпожой Соль, но сказать об этом не смел. Прослышав о том,
что любимый батюшка госпожи Соль, несмотря на старость, должен от­
правиться в армию, обратился к госпоже Соль с просьбой: «Я, конечно,
человек слабый, но некогда обладал решимостью. Хотя я и недостоин, но
хотел бы пойти служить вместо вашего батюшки». Госпожа Соль обрадо­
валась и сообщила об этом отцу. Отец пригласил его и сказал: «Я слы­
шал, что вы хотите пойти служить вместо меня, старика. Я не в силах
сдержать чувства радости и страха за вас, но думаю, что смогу воздать
вам за это. Если вы не откажетесь из-за того, что мы слишком низкого
звания, я хотел бы предложить вам юную дочь, как говорится, в служанки
с совком и метелкой». Касиль, дважды поклонившись, ответил: «Я не
смел и надеяться на такое, но вы сами пожелали».
Перед уходом Касиль спросил о сроке свадьбы, но госпожа Соль на
это сказала: «Свадьба— это главное нравственное начало в отношениях
между людьми и потому нельзя поступать второпях. Я уже отдала вам свое
сердце и теперь, пусть умру, но не изменю решение. Теперь поезжайте за­
щищать границу, а когда вас сменят, вернетесь обратно, тогда и погадаем о
счастливом дне и проведем церемонию. Это не будет слишком поздно».
Она взяла зеркало, разломила его и каждый взял половинку. «Это — знак
нашего доверия друг другу. После настанет день, когда мы соединим поло­
винки», — сказала она. У Касиля был конь, о котором он поведал госпоже
Соль: «Это лучший конь в поднебесье, и в будущем он наверняка приго­
дится, а теперь я уезжаю и некому за ним присмотреть. Прошу вас, оставь­
те его у себя и пользуйтесь им!» С этими словами он уехал.
264
В стране случилось так, что не могли послать людей на смену тем,
кто служил, и потому Касиль оставался на службе шесть лет и не мог воз­
вратиться. Тогда отец сказал дочери: «Сперва назначили срок службы на
три года, а теперь он прошел. Хорошо бы тебе выйти замуж в другую се­
мью». Госпожа Соль на это ответила: «Прежде, чтобы уберечь вас, ба­
тюшка, я дала согласие Касилю. Касиль поверил мне и потому служит в
армии многие годы, мучается от холода и голода, к тому же он защищает
границу от врагов, не выпуская из рук оружия, как говорится, будто ря­
дом пасть тигра — все время надо опасаться, как бы не укусил. И теперь
пренебречь доверием, нарушить слово — разве это по-человечески? Я не
могу подчиниться вашему приказанию и надеюсь, что вы снова не заго­
ворите об этом!» Отец был старым, совсем выжил из ума, а дочь — взрос­
лая и без мужа, поэтому он очень хотел выдать ее замуж. Он тайком до­
говорился о браке с односельчанином и в назначенный день пригласил
его. Госпожа Соль упорно отказывалась выйти замуж и втайне задумала
убежать, но не смогла. Дошла до конюшни и, увидев коня, оставленного
Касилем, печально вздохнула и заплакала.
А тем временем Касиля как раз сменили, и он вернулся. Выглядел
он — одни сухие кости, платье превратилось в лохмотья. Даже домочад­
цы его не узнали, приняли за чужого. Тогда Касиль пришел к Соль и по­
дал ей половинку зеркала. Госпожа Соль взяла его и залилась слезами.
Отец и все домашние, обрадовавшись, договорились о дне бракосочета­
ния. Так, встретив друг друга, они вместе и состарились.
Л И Т Е Р А Т У Р А XII-XIV вв. (ДИНАСТИЯ К О Р Е )
ЛиИнно (1152-1220)
В ТРИНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ ПЯТОЙ ЛУНЫ ПЕРЕСАЖИВ АЮ БАМБУК
Перевод Д. Д. Елисеева
На холмах, где издревле
лишь барсуки обитают,
Стала моей вселенной
хижина из камыша.
И в одиночестве муж сей, бамбук,
так здесь сильно напился,
Что во хмелю не понял,
где же он пребывает.
Здесь потоки и горы
хотя и другие,
Все ж природа вокруг
отлична не так уж сильно.
Пожалуй, не стоит совсем
выходить из сна опьяненья:
265
Ведь придется, взяв копье,
следовать трезвенникам-конфуцианцам.
Из собраний пхэсоль
Ли Инно
От СКУКИ
Перевод М. И. Никитиной, А. Ф. Троцевич
Перевод стихов Ю. Л. Кроля
Чирисан иначе называют Турюсан. С севера, от самой горы Пэктусан
и до уезда Тэбангун, протянулись причудливые горные вершины и живо­
писные ущелья. Эти горы тянутся с севера на юг на тысячи ли. Если захо­
тите их обойти, понадобится больше месяца. С десяток волостей приле­
пилось к ним.
С древних времен считают, будто в Чирисане есть место, которое на­
зывается Долина журавлей. Говорят, что если пройти несколько ли по
узкой обрывистой тропинке, внезапно откроется плодородная долина,
которую можно распахать и засеять. Здесь обитают журавли. Давнымдавно тут, видимо, селились люди, которым докучал мир. Говорят, что и
до сих пор в колючих зарослях остались развалины жилищ и оград.
Однажды мы с министром Чхве, моим родственником, задумали на­
всегда покинуть этот мир и разыскать Долину журавлей. Ведь, если за­
хватить с собой двух-трёх телят в больших бамбуковых коробах, в долине
спокойно можно прожить, порвав всякую связь с миром!
Мы покинули монастырь Хваомса и, придя в уезд Хвагэхён, остано­
вились в монастыре Синхынса. Это были дивные места! Горные пики,
соперничая друг с другом, стремились ввысь; в ущельях журчали про­
зрачные ручьи; дома, соединенные бамбуковыми плетнями, выглядывали
из цветущих зарослей. Как все это было не похоже на привычный мир!
Но долину журавлей отыскать нам так и не удалось. И тогда я высек на
скале такие стихи:
Над грядой Турюсана
облака на закате повисли.
Сотни скал и ущелий
не уступят Гуйцзи1 красотою.
К Журавлиной долине,
взявши посох, ищу я дорогу,
В дальней чаще безлюдье,
только слышно — кричат обезьяны.
Еле видимы башни
трех священных вершин в отдаленье,
Затерялись под мхами
1
Гуйцзи — Один из городов Китая, современный Шаосин в провинции Чжэцзян. сла­
вился своими древностями и красивыми пейзажами.
266
разных надписей древние знаки.
Хоть спросил я сначала,
как найти мне источник блаженных,
Все же сбился с дороги
средь ручьев, лепестками покрытых.
Вчера в своем кабинете я, листая сборник Отшельника, жившего у
Пяти Ив1, вновь прочел «Персиковый источник»2. В нем говорится о том,
как в циньское время людям опостылел мир с его смутами, они разыскали
укромное место и поселились в нем. Они жили там, где высятся горы,
уступ на уступе, а воды текут струя за струей и куда не могут добраться
дровосеки.
Много лет спустя случилось так, что в годы Великого начала при ди­
настии Цзинь одному рыбаку посчастливилсь попасть в это место, но он
забыл дорогу туда и не смог ее отыскать.
Последующие поколения изображали эти места на картинах и воспе­
вали в стихах, называя Миром блаженных. Это, наверное, и есть та самая
земля, где обитают бессмертные.
Прочтя «Персиковый источник» Отшельника , жившего у Пяти Ив, и
не придавая значения подробностям, можно сказать, что нет большой
разницы между тем местом и Долиной журавлей в горах Чирисан. Поче­
му же такие люди, как Лю Цзыцзи3, все же ищут туда дорогу?
ЧхвеЧа (1188-1260)
ДОПОЛНЕНИЯ К СОБРАНИЮ « О Т СКУКИ»
Перевод Д. Д. Елисеева, А. Ф. Троцевич
Река Тэдонган отличается особым очарованием. Обычно у перевоза
жители Западной столицы провожают тех, с кем расстаются. Пейзаж
здесь великолепный, славится в поднебесье.
Некогда чиновник из государственного совета Чон Чжисан, прово­
жая своего друга у перевоза через Тэдонган, сочинил такие стихи:
Воды реки Тэдонган
разве когда-нибудь иссякнут?
Ведь слезы разлуки из года в год
наполняют ее лазурные волны.
1
Отшельник, живший у Пяти Ив— псевдоним китайского поэта Тао Цяня (Тао
Юаньмина, 365-427 гг.).
2
«Персиковый источник» — произведение Тао Цяня, рассказывающее о том, как не­
кий рыбак случайно попал в страну, где люди жили простой радостной жизнью, не зная
притеснений властей.
3
Лю Цзыцзи — персонаж «Персикового источника» Тао Цяня.
267
В те времена эти стихи славились как самые известные, однако в од­
ном стихотворении Ду Фу1 есть такие строки:
Слезы разлуки с давних пор наполняют
Воды реки Цзиньцзян...
И у Ли Тайбо2:
Хотел бы связать
волны девяти рек,
Ведь они образуются, наполняясь
десятью тысячами потоков слез.
Вот что пришло мне в голову.
А еще в стихах достопочтенного Мунсуна3 «Проводы на реке Чоган»
сказано:
Только что человек в лодке уплыл далеко —
сердце устремилось за ним.
С моря наступает прилив,
и слезы хлынули вместе с ним...
В стихах говорится о тех же слезах, но следует сказать, что все же
есть кое-какое отличие.
В давние времена жил в уезде Корён некий человек по имени Ким
Кэин. Он вырастил собаку и очень ее любил.
Однажды Кэин отправился по делу, а собака, конечно, побежала сле­
дом за ним. На обратном пути он напился вина и, свалившись у дороги,
заснул в беспамятстве. А меж тем, в поле вдруг начался пожар. В одно
мгновение все широкое поле было охвачено пламенем, и оно уже стало
подбираться к тому месту, где лежал Кэин. Кэин оказался в опасности.
Собака, испугавшись, помчалась к реке, окунулась в воду и принялась
смачивать траву вокруг Кэина. Так она носилась от реки к Кэину и обрат­
но. Окунется в воду — тут же мчится обратно к Кэину и катается вокруг
него. В конце концов собака настолько выбилась из сил, что тут же и
умерла. Когда Кэин протрезвел и открыл глаза, он сразу же понял, что
произошло. Увидев, какое дело сотворила собака, он опечалился и сло­
жил песню — утешил ее душу. Более того, он вырыл для собаки могилу и
совершил похоронный обряд, как для человека. Перед могилой Кэин ус­
тановил столб, на котором сделал надпись, где подробно описал, отчего
собака погибла и воздал хвалу собачьей преданности хозяину.
Ду Фу (712-770) — прославленный китайский поэт эпохи Тан.
2
Ли Тайбо — Ли Бо (701-762), прославленный китайский поэт эпохи Тан.
Достопочтенный Мунсун — прозвание известного корейского поэта Ли Кюбо (1168—
1241).
268
И удивительное дело! Этот столб прижился и вырос огромным дере­
вом. Вот почему это место стали называть Осу — «Собачье дерево».
Среди народных песен есть одна, называется «Могила собаки», так
вот она связана с этим событием.
А после, кто-то, услышав историю Ким Кэина и его собаки, был так
восхищен, что сложил стихотворение:
Стыдитесь, люди,
называть их ничтожными тварями!
Теперь открыто скажу:
не благодарны мы за их великие благодеяния.
Хозяин в опасности —
разве она не погибла ради него?!
Неужто не достойны
собаки рассуждений об их деяниях?
Как-то Чинянский князь Приказал своему приживальщику (т. е. Чхве
Ча. — А.Т.) записать историю про эту собаку, дабы о ней узнали в мире.
Ее содержание должно напоминать: тем, кто получил от других благодея­
ние, непременно следует воздать за него так, как это сделала собака.
Ирён (1206-1289)
Дела, опущенные в "Исторических записях трех государств"
СОРОК ВОСЬМОЙ ГОСУДАРЬ КЁНМУН-ТЭВ АН
Перевод А Ф. Троцевич
Звали государя Ыннём. В восемнадцать лет он стал хвараном. Когда
он вступил в возраст положенного обряда надевания шапки, государь
Хонан призвал его во дворец на пир и спросил: «Ты стал хвараном и те­
перь повсюду гуляешь без забот. Не случалось ли тебе повидать чтонибудь необыкновенное?» Юноша ответил: «Я видел трех человек доб­
ропорядочного поведения». Государь повелел: «Мы хотели бы послушать
про них». Тогда юноша начал рассказывать: «Один человек, имея высо­
кий ранг, скромно занимает низкое положение. Другой обладает богатст­
вом, но одевается бедно и просто. Третий по происхождению знатен и
влиятелен, но не пользуется своим могуществом». Государь, выслушав
его речь, признал ее мудрость и, невольно пролив слезы, проговорил: «У
нас есть две дочери. Хочу, чтобы одна из них, как говорится, подносила
тебе полотенце и гребень». Юноша, встав с места, поклонился и удалив1
Чинянский князь — титул военного властителя Чхве У (7-1249). Клан военных и се­
мьи Чхве фактически управлял страной с 1196 по 1258 г.
269
шись со склоненной головой, сообщил об этой беседе отцу и матери. Ро­
дители удивились и обрадовались, тут же собрали всю семью и рассуди­
ли: «Внешность старшей принцессы весьма некрасива, а младшая очень
хороша, женись на ней!» Старший над хваранами наставник Пом, услы­
шав о его беседе с государем, отправился в дом к юноше и спросил:
«Правда ли, что государь хочет женить тебя на принцессе?» «Правда», —
ответил юноша. «На которой же ты собираешься жениться?» — спросил
наставник. Юноша ответил: «Оба родителя велели мне взять младшую».
Наставник на это заметил: «Если женишься на младшей, я умру прямо
перед тобой! А если возьмешь в жены старшую, непременно обретешь
три блага — предупреждаю тебя!» «Поступлю так, как вы указываете», —
сказал юноша. Вскоре государь выбрал день для бракосочетания и послал
спросить юношу: «Которую из двух дочерей предпочтет господин?» По­
сланный возвратился и доложил о желании юноши: «Хочет получить
старшую дочь».
Миновало три луны. Государь тяжело заболел и, призвав прибли­
женных, сказал: «Мы не имеем мужского потомства, а потому дела после
нашей смерти пусть наследует Ыннём, супруг нашей старшей дочери».
На следующий день государь скончался. Юноша, получив оставленное
ему повеление, вступил на престол. Тогда к государю явился наставник
Пом: «Некогда я говорил вам о трех благах и вот нынче все они раскро­
ются. Женился на старшей дочери — взошел на престол — это одно. Вы
прежде восхищались красотой младшей принцессы, а теперь ее легко мо­
жете получить — и это второе. Женились на старшей сестре и теперь бла­
годенствуете вместе с супругой — это третье». Государю весьма понра­
вились его речи. Он пожаловал наставнику титул «чистого душой» и сто
тридцать лян золота. Когда государь скончался, ему дали посмертное имя
Кёнмун.
В государевой опочивальне каждый вечер собирались несчетные
полчища змей. Люди во дворце были напуганы и собрались изгнать их, но
государь сказал: «Если бы у нас не было змей, мы не смогли бы спокойно
спать. Не выгоняйте их!»
Каждый раз, как государь засыпал, он выплевывал свой язык и рас­
стилал его по всей груди.
Когда государь взошел на престол, уши его вдруг стали длинными,
как у осла. Ни государыня, ни придворные об этом не знали. Известно это
было только одному человеку — шапочных дел мастеру, но всю жизнь он
об этом никому не рассказывал. Когда ему пришла пора умирать, он от­
правился в безлюдное место, в бамбуковую рощу при монастыре Торим,
и прошептал бамбуку: «У нашего царя уши как у осла!» После этого под­
нялся ветер и прошелестел бамбуком: «У нашего царя уши как у осла!»
Государь разгневался, повелел срубить бамбук и насадить кизил. Но
стоило только подуть ветру, снова раздавался голос: «У нашего царя уши
как у осла!»
270
СВИРЕЛЬ, УСПОКАИВАЮЩАЯ ДЕСЯТЬ тысяч волн
Перевод М. И. Никитиной
Синмун-вану, тридцать первому государю династии, дали посмерт­
ное имя Чомён, а сам он был из рода Кимов. Он вступил на престол в
первом году эры Кай-хуэй, в год синса, на седьмой день седьмой луны.
Тогда же им был воздвигнут в честь покойного отца, государя Мунмутэвана, храм Камынса, что стоит на берегу Восточного моря.
(В храмовых записях говорится: «Государь Мунму хотел найти упра­
ву на японское войско. Поэтому начал строить сей храм. Но преставился,
не закончив дела, и превратился в дракона — повелителя моря. Его сын
Синмун, взойдя на престол, на второй год эры Кай-хуэй, завершил отдел­
ку алтаря храма. Под ступенями по направлению к востоку был проделан
лаз... Это затем, чтобы дракон мог входить внутрь храма и возвращаться
назад. По-видимому, согласно завещанию, это место было избрано хра­
нилищем останков покойного; оно называется Тэванам ("Скала великого
государя"). А храм назвали Камынса. Впоследствии люди приметили ме­
сто, где дракон являл свой облик, и придумали название Игёндэ ("Терра­
са, с которой удобно смотреть").
В следующем году, в год имо, в пятой луне (а что в одном из текстов
сказано "в начале эры Тянь-шоу", так это ошибка), хэгван — чиновник,
ведающий морем, имевший чин пхачжичхана, по имени Пак Сукчхон,
доложил государю: «В восточном море объявилась небольшая гора. Она
движется по воде по направлению к храму Камынса, то приближаясь, то
удаляясь, послушная волнам». Государь подивился и отдал распоряжение
ильквану— чиновнику, выбирающему счастливый день, Ким Чхунчжилю (еще пишут "Чхунилю") устроить гадание по этому случаю. И тот
объявил: «Ваш покойный батюшка, сделавшись ныне морским драконом,
оберегает государство Трех Хан с моря. А князь из рода Кимов по имени
Юсин, один из сыновей тридцати трех небес, на памяти нашего поколе­
ния снизошел на землю и стал выдающимся подданным. Двое мудрейших
объединили свою силу-дэ и захотели явить сокровище, которое защитило
бы крепостную стену. Если Ваше величество отправится на берег моря,
непременно обретет сокровище, которому нет цены».
Государь обрадовался и в 7-й день того же месяца выехал к "Террасе,
с которой удобно смотреть". Он взглянул на ту гору издали и послал ос­
мотреть ее. Гора своими очертаниями напоминала голову черепахи. На ее
вершине росли два бамбука. Днем было два ствола, а ночью они соединя­
лись в один. (Иные говорят, и гора тоже днем раздваивалась, а ночью со­
единялась, подобно бамбуку). Посланный явился и доложил о том госу­
дарю.
Государь расположился на ночь в храме Камынса. Назавтра в пол­
день стволы бамбука соединились в один ствол, а небо и земля содрогну271
лись. И с этого момента не прекращались семь дней ветер и дождь, не
рассеивались мгла и мрак. И так длилось до шестнадцатого дня этой лу­
ны. Но вот ветер спал, волны улеглись. Государь переправился по морю и
ступил на эту гору. На горе он встретил дракона, который преподнес го­
сударю пояс из черной яшмы, принял его у себя и сел с ним рядом. Госу­
дарь спросил у него: «Сия гора и бамбук то раздваиваются, то соединя­
ются. Отчего так происходит?» Дракон ответил: «Хлопни одной рукой —
не будет звука. Хлопни двумя — раздастся звук. Так и тут. Нечто, яв­
ляющееся сим бамбуком, издает звук лишь после того, как соединятся два
ствола. Он — знамение того, что мудрый государь правит Поднебесной,
исторгая звук. Вы, государь, возьмите сей бамбук, сделайте из него сви­
рель и дуйте в нее. Поднебесная тотчас придет в умиротворение. Ныне
Ваш покойный батюшка стал великим драконом в море, а Юсин вновь
стал небесным духом. Двое мудрейших соединили души-сознание (по­
мыслы), явили сие не имеющее цены сокровище и повелели мне препод­
нести его Вам».
Государь был обрадован и потрясен до глубины души. Он отблаго­
дарил дракона пятицветной узорчатой парчой, золотом и яшмой. Затем
повелел срубить тот бамбук. А когда он ступил на свой берег, гора с дра­
коном вдруг пропала и больше не показывалась.
Государь вновь заночевал в храме Камынса. В семнадцатый день той
же луны он доехал до ручья, что к западу от храма Чиримса, остановил
выезд и днем отобедал. Наследник же Игон (т.е. будущий государь Хёсотэван), оставленный охранять дворец, услышал обо всех делах, сел на
коня и явился с поздравлениями. Приветствуя государя, он сказал: «Пла­
стины сего яшмового пояса, кажется, все на самом деле драконы». «Как
ты это узнал?» — заинтересовался государь. Наследник ответил: «Сними­
те одну пластину, погрузите ее в воду и сами убедитесь».
Тогда сняли вторую пластину с левого края и погрузили в ручей. Она
тотчас превратилась в дракона, который сразу же устремился в небо. На
этом месте образовалась пучина. Поэтому-то и называют это место Ённён — "Пучина дракона".
Государь возвратился в столицу, и из того бамбука была сделана
свирель. Поместили ее на хранение в кладовую Чхончжон ("Кладовую
Небесной чаши") в крепости Вольсон. Когда государь дул в ту свирель,
тотчас уходили назад вторгшиеся войска, прекращался мор; в засуху шел
дождь, в дождь становилось ясно; ветер утихал, волны успокаивались.
Назвали ее "Свирель, успокаивающая десять тысяч волн", и почиталась
она государственным сокровищем.
А во времена Хёсо-тэвана, когда на четвертом году эры Тянь-шу, в
год кеса, произошло диво возвращения живым хварана Силла, она была
повышена в звании, будучи наименована "Свирелью, успокаивающей
десятки-десятки тысяч безбрежных волн". Подробнее об этом рассказано
в другом повествовании.
272
ДВА ВЕЛИКИХ СОВЕРШЕННОМУДРЫХ
С ГОРЫ НАКСАН И БОДХИСАТТВА КВАНЫМ
Перевода. Ф. Троцевич
В давние времена, когда учитель Ыйсан еще в первый раз возвратил­
ся из китайского государства, он услышал, будто в пещере на берегу моря
пребывает сама Великая Печальница. Эту гору называли Наксан по имени
той горы в западных, индийских землях— горы Паталака, что значит
«Маленький белый цветок». На этой горе пребывал истинный бодхисаттва в белом платье. Вот из-за этого наша гора и получила такое название.
Учитель постился семь дней, а потом поплыл по рассветной воде
прямо на своей циновке. В пещеру его провели слуги из дворца дракона.
Ыйсан выполнил там все ритуалы, и тут прямо по воздуху к нему при­
плыли хрустальные четки. Ыйсан их принял, а дракон Восточного моря
поднес ему жемчужину, исполняющую желания. Учитель взял ее и после
снова постился семь дней. Только тогда он увидел истинный облик бодхисаттвы. «На вершине горы на алтаре выросли два бамбука, — сказала
ему бодхисаттва, — хорошо бы построить здесь храм!» Учитель внял ей,
вышел из пещеры и увидел, что на самом деле прямо из земли вырос бам­
бук. Тогда он построил золотой зал и установил в нем статую бодхисаттвы, которую сам и вылепил. Ее круглый лик и весь прекрасный облик
были так величавы, будто она рождена самим небом. А этот бамбук исчез
без следа. Вот так и узнали, что в этой пещере пребывает истинная бод­
хисаттва. Благодаря ей храм получил название Наксан. Две жемчужины,
полученные учителем, хранились в самом храме, но они пропали.
После Ыйсана сюда пришел наставник Вонхё, чтобы просить дозво­
ления лицезреть лик бодхисаттвы. Когда он проходил южные земли, на
рисовом поле ему повстречалась женщина в белом платье, которая жала
рис. Наставник в шутку стал просить у нее колос, но женщина так же
шутливо ответила ему, что рис не уродился. Тогда он пошел дальше и
заметил под мостом какую-то женщину, которая стирала тряпку, запач­
канную месячными. Наставник попросил у нее попить, а женщина взяла и
подала ему грязной воды. Вонхё отказался ее пить, тогда она зачерпнула
воды из реки, и он ее выпил. В это время на сосне, что росла посреди по­
ля, раздался голос птицы широкорота: «Монах отказался от чистых сли­
вок!»— проговорила она и исчезла, а под сосной оказалась соломенная
туфля. Подвижник пришел в храм и там, под основанием статуи Кваным,
он увидел другую соломенную туфлю. Тогда он понял, что встреченная
им женщина и была сама Кваным. С тех пор люди прозвали эту сосну
Сосной Кваным. Вонхё захотел войти в священную пещеру, чтобы снова
увидеть бодхисаттву, но из-за бури не смог туда попасть и удалился.
273
Лим Чхун (?)
ИСТОРИЯ ДЕНЬГИ
Перевод А. Ф. Троцевич
Величали Деньгу Кунфан — «Квадратная дырка», а прозывали Связ­
кой. В давние времена его предок жил уединенно в пещере горы Шоуяншань, никогда никому не показывался и не служил людям. Впервые малопомалу стали извлекать его на свет во времена Хуан-ди1, но по природе
он был еще тверд и не очищен в печи — не искусен в делах своего века.
Тогда государь призвал кузнеца, дабы тот на него взглянул. Кузнец долго
к нему присматривался, наконец сказал: «По своей сути он— руда из
глухой горной стороны, и невозможно пускать его в ход таким, как есть,
пока он еще словно сырая глина. Но дайте ему порезвиться в плавильном
котле да под молотом — там, где вы, государь, творите и изменяете вещи,
а потом соскоблите с него грязь да очистите до блеска — вот тогда про­
явятся его природные свойства. Когда высокомудрый правитель исполь­
зует людей на службе, он оценивает их по достоинству и хотел бы, чтобы
вы, государь, не сочли его просто куском негодной меди».
Вот почему предок Деньги и прославился в мире. Затем, правда, в
смутные времена, он удалился, скрылся, как говорится, на реках и озерах,
и тогда-то завел себе дом. Отец Деньги Монета, будучи канцлером при
династии Чжоу2, ведал налогами страны. Сам же Деньга был круглый
снаружи, квадратный внутри, ловко подлаживался к потребностям време­
ни и приноравливался к переменам.
При династии Хань3 он служил великим глашатаем, а когда Пи, пра­
витель У4, слишком возомнил о себе, повел себя как император и само­
управно стал лить монету, Деньга принялся действовать вместе с ним во
имя прибыли.
Во времена У-ди5 страна было разорена. Правительственные сокро­
вищницы и амбары опустели. Обеспокоенный государь предложил Деньге
высокий пост, пожаловал ему титул Князя-обогатителя народа. Тот угнез­
дился при дворе вместе со своим приспешником Куном — «Дыркой», ко­
торый в то время был в должности помощника, управляющего солью и
железом. Дырка величал Деньгу старшим братом, а по имени не называл.
Деньга от природы обладал алчной и грязной душой, не имел ни уг­
лов, ни принципов — катился окольными путями. Когда он стал управХуан-ди — легендарный император, якобы правивший Китаем в III тыс. до н.э. Счи­
тается основателем наук и ремесла.
Чжоу — династия, правившая в Китае (1122-247 до н.э.).
Хань — династия, правившая в Китае (209 до н.э. — 220 н.э.).
4
Пи — удельный правитель владения У в Китае, самовольно велел отливать медные
деньги; в 154 г. до н.э. поднял восстание против династии Хань.
У-ди — император династии Хань (правил 140-87 до н.э.).
274
лять казною, излюбленным его приемом сделалось уравновешивание лег­
ких и тяжелых монет. Деньга считал, что польза для государства не обя­
зательно состоит в возвращении древних порядков, но большею частью
коренится в способах формовки и литья. Потому-то он и состязался с
простолюдинами из-за пустячной выгоды: то подымал, то снижал цены,
презирал хлебные злаки и ценил средства обмена. Деньга побуждал народ
бросить главное занятие— земледелие и гнаться за второстепенным —
торговлей. Все это подтачивало основы сельского хозяйства.
Встревоженные советники государя то и дело подавали ему доклады,
высказывали опасения устно, но государь не внимал.
Деньга же, умело оказывая услуги знатным семьям, стал вхож в их
дома. Злоупотребляя властью, он продавал титулы. Повышения и уволь­
нения чиновников — все было в его руках! Даже многие министры оказа­
лись у него в услужении.
Деньга копил богатства, его деловые бумаги громоздились целыми
горами, так что невозможно было их сосчитать. Когда Деньга сближался
с кем-нибудь, он не интересовался, достойный ли это человек, водил
дружбу даже с теми, кто торговал на рынке и у колодцев, кто без зазрения
совести наживал богатство. Деньга, что называется, вращался на рынке.
Ему случалось даже, вместе с испорченными юнцами из деревень и селе­
ний, играть в азартные игры. Он весьма охотно раздавал любые обеща­
ния, отчего современники говорили о нем: «Одно лишь слово Деньги ве­
сомо, будто сто цзиней золота!»
Когда на престол вступил Юань-ди1, Гун Юй2 подал императору
доклад: «С давних пор ведает Деньга многочисленными делами, но важ­
ности земледелия не понимает. Он только и знает, что умножать прибыли
от казенных монополий, а сие подтачивает государство и вредит народу.
И частные лица, и казна — все впало в крайнюю нужду. Взяточничество
ведет к беспорядкам и путанице, а власть имущие открыто потворствуют
этому. Важные посты занимают мелкие людишки, и оттого развелись
смутьяны. Все это предвещает великие перемены. Прошу вас уволить
Деньгу с должности, дабы это послужило назиданием алчным и низким».
В то время среди стоявших у власти были и такие, кто выдвинулся
благодаря знанию комментария Гуляна к «Веснам и осеням»3. Они-то и
вознамерились использовать средства, предназначенные для войска, чтоЮань-ди — китайский император (правил 48-33 до н.э.).
2
Гун Юй (124-44 до н.э.)— советник государя и начальник цензората. При Юань-ди
неоднократно подавал доклады, осуждавшие роскошь двора и недостойные дела сановни­
ков, предлагал средства к устранению смут и снижению налогов.
Комментарий Гуляна к «Веснам и осеням» — хроника царства Лу, «Весны и осени»
(Чунъцю), составленная Конфуцием, представляет собой краткий перечень событий. Еще в
древности появились три комментария, подробно рассказывавших о событиях, перечислен­
ных Конфуцием. «Комментарий Гуляна»— один из них. Все три комментария входят в
конфуцианский канон.
275
бы ввести новую пограничную политику. Ненавидя Деньгу, они поддер­
жали совет Гун Юя, и тогда император внял его докладу. Деньга был раз­
жалован и отстранен. Своим приверженцам, которые жили у него на хле­
бах, он заявил:
«Я на краткий миг повстречался с императором, который один, подоб­
но мастеру, формирующему глину на гончарном круге, изменил обычаи
своего народа. Мне хотелось с его помощью сделать достаточными госу­
дарственные средства и обильными богатства простолюдинов. Ныне из-за
крошечной провинности меня оклеветали и удалили от дел, но ведь сам я
ничего не добавил, не убавил к своему выдвижению и применению на
службе. К счастью, мне оставили жизнь, которая не прервалась, подобно
тонкой нити. Однако, поистине, как из пустого меха не нацедишь вина, так
и отвергнутый сановник должен молчать. Я удаляюсь на покой. Следы мои
исчезнут, словно на пруду, затянутом ряской. Ну а я — на реках Янцзыцзян
и Хуайшуй — предамся иным занятиям: закину леску в ручей Жое, буду
удить рыбу и скупать вино. Вместе с торговцами миньской1 земли и мор­
скими купцами поплыву я в лодке, груженной вином! Только так и стоит
завершить свою жизнь! Разве соглашусь я променять все это даже на жало­
ванье в тысячу чжунов зерна и на еду сановника, высокий чин, дозволяю­
щий приносить жертвенную пищу в пяти треножниках? Однако думаю, что
мои приемы управления через долгое время возродятся!»
И верно! При династии Цзинь2 некий Хэ Цяо3, прослышав о нравах,
оставшихся в наследство от Деньги, обрадовался им и скопил несметное
состояние — в сотни миллионов! Тогда любовь к ним обратилась у него в
страсть, по какой причине Лу Бао4 и написал трактат, в котором порицал
это и призывал к исправлению порядков, заведенных Хэ Цяо.
Жуань Сюаньцзы5, имея широкую натуру, не находил удовольствия в
заурядных людях. Он стакнулся с последователями Деньги и, опираясь на
посох, отправлялся на прогулку, заходил в кабак, и пил там вино.
Уста Ван Ифу6 никогда не произносили имени Деньги, он называл
его просто «эта дрянь». Вот так пренебрегали им честные и прямые люди.
Торговцы миньской земли — область Минь (ныне пров. Фуцзянь) славилась своими
мореходами, которые вели заморскую торговлю.
2
Цзинь — династия, правившая в Китае (265-420).
Хэ Цяо (?-292) — прославился как человек, владевший несметными богатствами.
4
Лу Бао (конец III — начало IV вв.) — отшельник даосского толка, написавший «Рас­
суждение о жадности к деньгам», где осуждал накопление богатства и призывал к простой и
непритязательной жизни.
Жуань Сюньцзы (Жуань Сю, 270-311)— знаток «Книги перемен» и Лао-цзы, при­
верженец учения «чистых бесед». Намеренно отстранялся от встреч с людьми.
Ван Ифу (Ван Янь, 256-311 ) — последователь даосизма в древнем Китае; славился
своим бескорыстием и даже не произносил слово «деньги»; однажды, когда он спал, его
жена приказала служанке разложить деньги вокруг его ложа; проснувшись, Ван Ифу вос­
кликнул: «Уберите прочь эту дрянь!».
276
Когда возвысилась династия Тан, Лю Янь назначен был ведать сче­
том расходов. И поскольку средств не хватало, он просил восстановить
методы управления, введенные Деньгой, для удовлетворения нужд госу­
дарства. Рассказ об этом помещен в «Трактате о пище и деньгах».
Сам Деньга к тому времени давно уже скончался, ученики его рассе­
лились в разных местах. Но тут все пустились разыскивать их, а когда
находили, возвышали их вновь и начали использовать на службе. Поэто­
му приемы, введенные Деньгой, были в большом ходу в годы Кай-юань и
Тянь-бао2. Самому же Деньге императорским эдиктом пожаловали титул
Придворного подателя советов и помощника малого казначея.
В правление Шэнь-цзуна3 династии «Огненная Сун» Ван Аньши4,
став у власти, привлек на службу Люй Хуйцина5; вместе они помогали
государю в правлении и учредили плату за зеленые всходы. В Поднебес­
ной тогда начались беспорядки и наступила великая нужда. Су Ши6 в
докладах императору обстоятельно обсудил этот изъян их нововведений
и хотел было полностью устранить его, но случилось обратное: он сам
попал в западню, после чего был разжалован и изгнан. После этого чест­
ные ученые при дворе уже не смели говорить правду.
Но вот на должность первого министра вступил Сыма Гуан7. Он по­
дал доклад государю об отмене законов Ван Аньши. По его рекомендации
вновь взяли на службу Су Ши. Тогда только последователи Деньги стали
понемногу хиреть, уменьшаться в числе и уж больше не имели успеха.
Сын же Деньги, Кругляк, осуждался людьми своего века за легковес­
ность, а после, когда он стал главным смотрителем вод и парков, обнару­
жилось, что он наживался в обход законов, и его казнили смертью.
Историк говорит:
Лю Янь (715-780) — экономист, специалист по финансам и налогообложению, автор
«Трактата о пище и деньгах».
Кай-юань, Тянь-бао — девизы годов правления императора Сюань-цзуна, соответст­
венно 713-741 и 741-756. Эти годы считаются периодом наивысшего расцвета династии
Тан в Китае.
Шэнь-цзун — император династии Сун в Китае (правил 1068-1085), в его правление
проводились знаменитые реформы Ван Аньши.
Ван Аньши (1021-1086)— писатель, государственный деятель. Возглавил движение
за реформы экономической и политической системы Китая периода Сун.
Люй Хуйцин (1031-1110)— один из ведущих деятелей движения за реформы Ван
Аньши, автор ряда комментариев на произведения даосского и конфуцианского канонов.
После поражения реформаторов окончил жизнь в ссылке.
Су Ши (Су Цзычжань, 1036-1101) — писатель, философ и государственный деятель,
один из главных оппонентов реформаторов, возглавлявшихся Ван Аньши; за бескомпро­
миссные суждения был сослан.
Сыма Гуан (1019-1086) — автор сводной истории Китая «Зерцало всеобщее, правле­
нию помогающее», государственный деятель, один из главных противников Ван Аньши,
добивавшийся отмены реформ.
277
«Можно ли назвать верноподданным того, кто, будучи на службе у
государя, таит в себе двоедушие ради сугубой выгоды? Деньга сосредо­
точил все свои духовные силы на том, как обходиться с законом и с пра­
вителем. Благодаря дружбе с государем, которого он держал за руку, на­
стойчиво внушая ему свои мысли, он получал от него безмерные мило­
сти. Он должен был бы умножать его выгоду, устранять грозящий ему
вред и тем отблагодарить за милостивое отношение. А он вместо этого
помог Пи присвоить государеву власть и сплотил вокруг себя зловредных
сторонников. Да, Деньга не был тем верноподданным, что не заводит свя­
зей за пределами царства! Когда же Деньга скончался, его последыши
снова вошли в силу и при «Огненной Сун» их стали принимать на служ­
бу. Они льстиво примыкали к власть имущим, а честных людей, напро­
тив, ловили в западню. Никому не ведомо, как обернется дело, выгодой
или невыгодой, но если бы некогда император Юань-ди последовал сове­
ту Гун Юя и однажды утром казнил всех приспешников Деньги, можно
было бы все же отвести грядущие беды. Но он перестал ограничивать и
проверять прибыли — и вот пороки разрослись и в последующие века.
Как можно, чтобы тот, кто предупреждал об этом заранее, однажды по­
страдал бы от недоверия к своим словам?».
ЛиКюбо (1169-1241)
ЗЕРКАЛО
(эссе)
Перевод Л. В. Ждановой
Было у одного отшельника зеркало. Пыль покрыла его густымпрегустым слоем, словно облако, заслонившее луну. Однако отшельник с
утра до вечера гляделся в него, как бы прихорашиваясь.
Однажды это увидел гость отшельника и заметил:
«Зеркало — предмет, при помощи которого удается увидеть самого
себя. Если бы это было не так, настоящий муж не держал бы его в чисто­
те. У вас же зеркало как бы подернуто мглой, вроде как закрыто туманом.
Раз вы не можете увидеть себя, значит, у вас нет того, что держат в чис­
тоте. Однако вы все же без конца смотрите как бы на свое отражение.
Почему это?»
Отшельник отвечал:
«Когда зеркало ясно, то те, кто красив, с любовью относятся к нему,
те же, кто безобразен, питают к нему отвращение. Но красивых мало, а
безобразных много. Если из последних хотя бы один увидит себя в зерка­
ле, непременно его сломает. Лучше уж пусть оно будет тусклым. Тусклое,
оно скорее испортится снаружи, чем утратит свою чистоту внутри. Если
278
же из десяти тысяч людей встретится один красивый, он протрет зеркало.
Сделать это никогда не будет поздно.
Увы! В древности зеркало содержали в чистоте. Мое же зеркало сле­
дует держать тусклым. Что вы находите в этом удивительного?»
Гость ничего не ответил на это.
КРИТИКУЮ ИСТОРИЮ ТРЕСНУВШЕГО ГОРШКА,
ЗАПИСАННУЮ В БИОГРАФИИ Д У М У
(эссе)
Перевод Д. Д. Елисеева
Вот в жизнеописании Ду My1 написано, что перед его кончиной
треснул горшок для варки пищи, и Ду My якобы сказал, что это дурное
предзнаменование. Я думаю, что Ду My не мог сказать такого, опровер­
гаю приписываемые ему слова. Такие речи более подобают лукавым ша­
манам или невежественным историкам. Если же Ду My и в самом деле
сказал, что треснувший горшок — дурное предзнаменование, то эти слова
недостойны истинного конфуцианца. А сунские историки поместили в
историческую книгу такую несуразицу.
В одной исторической книге сказано: «Если утром закукарекает ку­
рица, то в доме непременно случится несчастье». Вообще, конечно, кури­
ца не кричит по-петушиному. А поскольку ей, мол, не свойственно обыч­
но кукарекать, то если это случится — семью ждет несчастье. Разумеется
странно, когда фазан садится на треножник и кричит «гоу!», а мыши на­
чинают танцевать в главных воротах государева дворца. Потому-то муд­
рец Кун-цзы2 и сохранил в книге эти записи, не сократил их.
А горшок треснул либо потому, что был слишком сильный огонь,
либо в нем выкипела вся вода. В этом нет ничего сверхъестественного, и
кончина Ду My просто случайно совпала с тем, что треснул горшок.
Нельзя считать, что эти два факта связаны между собой.
Я могу судить и по собственному опыту. Осенью прошлого года, в
девятой луне, у меня в доме во время приготовления пищи тоже треснул
горшок. Мне нисколько не показалось это удивительным. А в этом году
горшок снова, издав звук, похожий на мычание вола, раскололся надвое.
Домашние тут же прочертили линию для того, мол, чтобы отгородиться
от беды. Женщины, работавшие на кухне, побелев от испуга, примчались
ко мне и доложили о случившемся. Я же только посмеялся над их страха­
ми. Но тут как раз явилась шаманка.
Ду My (803-7852) — выдающийся китайский поэт.
Кун-цзы (учитель Кун) — Конфуций.
279
«Треснувший горшок, — сказала она, — означает, что с хозяином
дома случится несчастье— он умрет. Если не совершить большого за­
клинания и не освободиться от наваждения, то, боюсь, беды не мино­
вать!».
Моя жена хотела тут же последовать совету шаманки, но я удержал
ее:
«Жизнь и смерть человеческая предопределены судьбой. Человек
умирает только тогда, когда наступает срок смерти. И смерти не должны
предшествовать никакие сверхъестественные предзнаменования. Какой
смысл молиться об избавлении от несчастья? Какое ко мне отношение
имеет треснувший горшок?»
И вот я действительно до сих пор не умер. Предположим, что Ду My
не имел никаких заслуг, а потому и умер, едва треснул кухонный котел.
Но я-то за какие такие добродетели до сих пор избегаю смерти? Ведь у
меня в доме лопнули уже целых два горшка! Разве это не хороший при­
мер опровержения суеверий?
Пожалуй, потомки еще поверят рассказу о знамении перед кончиной
Ду My, помещенному в его жизнеописании, подумал я. А потому и решил
внести ясность.
Песни Коре (Коре кае)
Тон-Дон
Перевод А. А. Ахматовой
За спиною доблести держа,
Счастие держа перед собою,
Доблести и счастие мое,
Боги, мне, явившись, принесите.
В первую луну вода в реке,
Ай, то замерзает, то растает.
Появилась я на этот свет
Одинокая и всем чужая.
Ай, тон-дон-дари!
В день пятнадцатый луны второй,
Ай, в ночи фонарики сверкают,
Это друга моего лицо
Ярким светом озаряет толпы.
Ай, тон-дон-дари!
Все под третьей расцвело луной.
Ай, как слива зацветает поздно.
Всем на зависть расцветаешь ты,
Мой любимый, позднею весною.
Ай, тон-дон-дари!
В пятую луну на пятый день,
Ай, все пьют целительные травы,
Выпьешь — проживешь ты сотню лет!
280
Поднести бы, да кому, те травы.
Ай, тон-дон-дари!
В день пятнадцатый луны шестой,
Ай, народ кидает гребни в воду.
Гребень — я: у друга побыла,
Да недолго, — брошена под берег.
Ай, тон-дон-дари!
В день пятнадцатый луны седьмой,
Ай, плоды я разложу пред буддой,
Стану будду я просить-молить,
Чтобы с милым ввек не расставаться.
Ай, тон-дон-дари!
День пятнадцатый луны восьмой,
Ай, денек искусных бабьих ножниц.
Ну, а я к любимому пойду,
Это будет тоже ножниц праздник.
Ай, тон-дон-дари!
Девять лун прошло. Девятый день.
Ай, домой несу я хризантемы
Желтые — они целебней трав.
Знак дурной: то окончанье года.
Ай, тон-дон-дари!
И пришла десятая луна,
Ай, я стала персиком с надрезом,
Ой, надрезав, бросили меня;
Кто теперь возьмет меня такую!
Ай, тон-дон-дари!
Лун одиннадцать. Я на полу,
Ай, лежу, прикрытая рубашкой,
Что осталось? Плакать, тосковать,
Думу думать о любимом друге.
Ай, тон-дон-дари!
Лун двенадцать. Стала пунди я —
Ай, застольной палочкой я стала,
Две такие другу б подарить,
А глядишь, другой их взял без спроса.
Ай, тон-дон-дари!
ЧХОЁНГА
Перевод А. А. Ахматовой
Торжественный зачин
В священные годы Силла, в славные годы Силла,
Благоденствие в Поднебесной — по доброте Рахура! О отец наш Чхоён!
Если б, как ты, обиды терпеливо сносили люди,
Три бедствия, восемь напастей
Сгинули б навсегда!
Славословие Чхоёну
Лик и образ отца, лик и образ отца Чхоёна!
Голова утопает в цветах и склонилась от тяжести этой.
О, как лоб твой велик! — это знак твоего долголетья;
Длинны брови твои, как мохнатые брови шансяна;
Широки твои очи, словно ты на любимую смотришь;
Глубоки твои уши, затем, что все слышишь на свете,
И румяней твой лик, чем на солнце согревшийся персик.
Ты в раздутые ноздри все пять ароматов вдыхаешь.
И разверсты уста, словно рот твой червонцами полон;
Белоснежные зубы твои, как глазурь или белая яшма;
Подбородок вперед выдается, затем что ты счастлив и славен,
Рамена твои никнут под грузом волшебных сокровищ;
Руки кротко легли, совершивши благие деянья.
Грудь в морщинах являет премудрость свою и отвагу;
Лоно полно твое — ведь владеешь ты всем в преизбытке.
Перетянуты чресла твои яркой повязкой;
Ноги длинны твои, благоденствия мира участник,
И ступни широки оттого, что весь мир исходили.
Вопрошение
А и кто такого создал?
А и кто такого создал?
Без иголки и без ниток,
Без иголки и без ниток.
Создал кто отца Чхоёна?
Страшного такого создал?
Все роды — числом двенадцать —
Сотворили нам Чхоёна.
Призыв беса лихорадки
Веячжи, Мот и Нонни!
Мне обувь завяжите, —
А то проклятье вам!
Песня Чхоёна
По столице под луною
До рассвета прогулял я,
В дом придя, взглянул на ложе,
Вижу там две пары ног.
Две ноги жены любимой,
Ну а две другие — чьи?
Подхват песни
Вот тебя Чхоён увидит
И, как мясо, искрошит.
Возглас беса лихорадки
Обещаю я Чхоёну десять тысяч золотых,
Обещаю я Чхоёну семь сокровищ подарить.
Возглас Чхоёна
Не надо мне тысячи золотых,
Не надо семи сокровищ!
Поймайте мне лихоманку.
Восклицание беса лихорадки
О, горы, о долы! За тысячу ли
Запрячьте меня от Чхоёна! —
Так изрек он, умоляя, — бес великий лихорадки.
ЛИТЕРАТУРА XV-XVI вв. (ДИНАСТИЯ ЧОСОН [ЛИ])
Поэзия в жанре сичжо
Нам И (1441-1468).
Перевод А. А. Ахматовой
На горной вершине один я стою
С мечом обнаженным в руке.
Листочек древесный — Корея моя!
Зажат ты меж Юэ и Хо1.
Когда, о когда мы развеем совсем
На юге и севере пыль.
1
Юэ и Хо — название народностей, которые в древности жили на территории северо­
восточного (Хо) и юго-восточного Китая (Юэ).
283
Ким Чонсо (1390-1453)
Перевод А. А. Ахматовой
Воет северный ветер в верхушках дерев,
На снегу блеск луны ледяной.
У границы за тысячу ли от родных
Стал на стражу я с длинным мечом.
Громок посвист мой... грозен пронзительный крик...
Нет преград для меня на земле.
Мы взнесли над Чанбэксаном знамя,
Туманган переходили вброд.
Эй вы, горе-мудрецы, скажите,
Трусами считаете ли нас?
А кого изобразит художник
Для покоев славных в Линянгэ1?
МэнСасон (1359-1431)
ПЕСНИ О ВРЕМЕНАХ ГОДА НА РЕКАХ И ОЗЕРАХ
Перевод А. Л. Жовтиса
Уже весна на реках и озерах.
Волнением охвачена душа.
Пью мутное вино, сижу у речки
И рыб златочешуйчатых ловлю.
Так, наслаждаясь, время провожу я —
По милости владыки моего.
Уже на реках и озерах лето.
Из бедной хижины я выхожу.
Покорную волну куда-то гонит
Внезапно налетевший ветерок.
Здесь я весь день дышу речной прохладой —
По милости владыки моего.
Уже на реках и озерах осень,
И, значит, рыба нагуляла жир.
Я свой челнок сетями нагружаю
И по течению бросаю их.
В таких забавах время провожу я —
По милости владыки моего.
Уже зима на реках и озерах,
И снегом завалило все вокруг.
Я шляпу камышовую надену,
Одеждою послужит плащ-пуёк.
Сегодня мне не холодно нисколько —
По милости владыки моего.
Линянгэ — павильон, где по приказу танского императора Тай-цзуна в 644 г. были
помещены портреты преданных подданных, которые прославились в Китае.
284
Лю Сонвон (7-1456)
Перевод А. Л. Жовтиса
Под голову пристроив комунго,
Лежу я в хижине, травою крытой.
О, если б мне вернуться хоть во сне
Во времена благого государя!...
Но звук рыбачьей дудочки донесся
Издалека — и пробудил меня!
Вольсан-тэгун (1454-1488)
Перевод А. Л. Жовтиса
Ночь опустилась над рекой осенней.
О берег бьет холодная волна.
Я удочку смотал, снимаясь с места —
В такую пору рыба не берет.
Плыву домой в убогом челноке,
Груженном только чистым лунным светом.
Сон Хон (1535-1598)
Перевод А. А. Ахматовой
Людских речей не знает горный лес...
И без причуд струится вдаль река;
На золото не купишь ветра свист...
Владыкам непокорен свет луны...
Недугам неподвластен я, поэт,
И мирно старость встретить здесь готов.
ЛГи #(1536-1584)
ДЕВЯТЬ ИЗЛУЧИН КОСАНА
Перевод А. Л. Жовтиса
Никто не знал доныне, что на свете
Есть уголки, подобные Косану,
Где я построил камышовый домик,
Где нравится бывать моим друзьям,
Где я теперь, себя в Уи представив,
Читаю сочинения Чжу Си1.
1
Чжу Си (1130-1200) — китайский философ, создавший рационалистическую систему
неоконфуцианства. Уи — название горы в Китае (пров. Фуцзянь), где жил Чжу Си, здесь он
написал стихи под названием «Девять излучин Уи».
285
Над Венценосным пиком светит солнце,
Как хроша излучина Ильгок!
Уже слетел туман с лугов росистых,
И горы выплыли на горизонте,
Кувшин вина перед собой поставив,
Под соснами сижу и гостя жду.
Весна в разгаре на Скале Цветенья.
Как хороша излучина Игок!
Я лепестки цветов бросаю в воду —
Пускай волна их за море уносит.
Об этой красоте не знают люди, —
Кто им сумеет рассказать о ней?
Шумит листвою свежей Ширма Леса.
Как хороша излучина Самгок!
Здесь летнею порой щебечут птицы,
Среди листвы порхая вверх и вниз.
Здесь веер свой раскрыв навстречу ветру,
Стоит сосна — и зной не страшен ей.
Садится солнце за Сосновой Кручей.
Как хороша излучина Сагок!
Вершины скал и сто закатных красок
Отражены зеркальной гладью вод,
Темнеет лес, журчит родник прозрачный...
И восхищением душа полна.
За Ширмой Одиночества — полянка.
Как хороша излучина Огок!
Здесь скит я вижу, чистенький такой,
Как будто ключевой водой омыт он.
Здесь мудрость древних можно постигать
И воспевать луну, ручей и ветер.
Мне нравится у Заводи Рыбачьей.
Как хороша излучина Юккок!
Кто здесь счастливее из нас бывает —
Я или рыбки, что в воде резвятся?...
Лишь к вечеру я собираю снасти.
Домой иду, с собою взяв луну.
В наряде осени Утес Кленовый.
Как хороша излучина Чхильгок!
В прозрачном инее стоят деревья,
Земля покрылась золотом листвы.
Сижу я у высокого обрыва,
Забыв, что мне давно идти пора.
В сиянии луны весь Берег Циня.
Как хороша излучина Пхальгок!
На цине с украшением из яшмы
Старинные мелодии играю.
Теперь забыты звуки прежних песен,
И наслаждаюсь ими я один.
Прощаюсь с годом у Горы Узорной.
Как хороша излучина Кугок!
Оделись в белоснежные наряды
Утесы, валуны, обломки скал...
И разве кто решится утверждать,
Что нечем у Косана любоваться!
Хван Чини (1506-1544)
Перевод А. А. Ахматовой
Разве я была, о друг мой, нехорошею с тобой,
Разве я была неверной, обманула ль я тебя?
Клялся ты прийти сегодня в третью стражу, в темноте,
А на деле оказалось — это вовсе и не ты,
А всего лишь шорох листьев на осенних деревах.
И на листья мне ль сердится, если друг мой виноват!
Поэзия в жанре каса
Чон Чхоль (1537-1594)
ТОСКУЮ О МИЛОМ
Перевод А.Л.Жовтиса (приведен с купюрами).
На свет я родилась лишь потому,
Что мне предназначалось быть с тобою.
И разве в небесах о том не знали,
Что путь земной нам проходить вдвоем?
Лишь для тебя была я молодой,
Одну меня любил ты в целом мире.
Такой любви, как эта, не бывало,
И для нее сравненья не найти!
С тобой в покои Лунного дворца
Еще недавно мы входили вместе.
Так почему же старость я встречаю
Совсем одна, от милого вдали?
За что меня услали в мир людей
И всех небесных радостей лишили?
С тех пор уже три года миновало,
Как не расчесывала я волос,
Румян не доставала и белил;
К чему мне украшенья и наряды,
Когда, как снежные сугробы в поле,
Лежит в душе глубокая печаль?..
Что бы ни делала — вздыхаю я,
Куда бы ни пошла — роняю слезы
И думаю: предел положен жизни,
А горю моему предела нет!
Минует время, как вода бежит,
И в свой черед приходят зной и стужа.
Зима идет за летом — и окрестность
Свой облик изменяет на глазах.
Мне всё вокруг о милом говорит,
Всё будит отклик и воспоминанье.
Восточный теплый ветерок повеял,
287
Последние сугробы растопил.
На ранней сливе под моим окном
Покрылись ветви первыми цветами.
Зачем они так свежи и прекрасны?
И для кого благоуханье их?
С деревьев вешний цвет уже опал,
И тень от них уже на землю опустилась.
За занавеской, на которой вышит
Цветущий лотос, я сижу одна.
Откинув занавеску, вновь смотрю
На ширму с нарисованным павлином.
Всегда ли время тянется так долго,
Когда скорбит о прошлом человек?
Осенний иней выпал на поля.
С прощальным криком гуси улетели.
Поднявшись на последний ярус башни,
Через хрустальное окно смотрю.
Над темною горой взошла луна.
Полярная звезда стоит на небе,
Всегда прекрасная, как мой любимый, —
И слезы набегают на глаза!
Зима и на земле и в небесах,
И снег уже окрасил белым цветом
Окрестные холмы, поля и рощи,
И реку Сяосян1 сковало льдом;
Не слышно голосов людских нигде,
Не видно птиц, летавших здесь недавно.
А если и у нас похолодало —
Как холодно в Нефритовом Дворце!
Он мрачен и высок, в нем солнца нет —
Над ним оно, наверно, и не всходит...
К тебе сама широким опахалом
Я погнала бы вешнее тепло!
Всего двенадцать месяцев в году,
Но в каждом тридцать дней таких, как этот.
Где каждый час и каждое мгновенье
Исполнены печалью о тебе.
Она таится в сердце у меня,
Подобная неведомой болезни:
С ней совладать не мог бы и Бянь Цяо2
И от нее лекарства нет нигде!
О, если б мне скорее умереть
И вновь родиться бабочкою пестрой!
Порхала бы я солнечной порой
С цветка и на цветок в траве зеленой,
Сяосян — река Сяо и ее приток Сян (в Китае). По преданию, здесь после смерти ле­
гендарного императора Шуня утонули две его жены — они не захотели жить без супруга.
2
Бянь Цяо (V в.до н.э.) — китайский лекарь, который прославился умением точно оп­
ределять болезни.
288
И над плащом пурпуровым твоим
Я вечно крылышками трепетала б,
Тебя овеивая ароматом...
А ты бы и не знал, что это я!
Проза на китайском языке
ИЗ СОБРАНИЙ ПХЭСОЛЬ
Переводы Д. Д. Елисеева
СонХён(\4Ъ9-\5М)
ИЗ СБОРНИКА
ГРОЗДЬЯ РАССКАЗОВ ЁНЧЖЭ
Порядок моления о дожде таков. Сначала спускается правительст­
венный указ всем пяти районам1 вычистить в городе канавы и подмести
улицы. Затем совершается жертвоприношение духу короля Чонмё, а так­
же духам Земли и Плодородия. После этого делаются жертвоприношения
в Четырех воротах2. И уже потом производятся жертвоприношения дра­
конам Пяти районов: в Восточном— зеленому дракону, в Южном —
красному, в Западном — белому, в Северном — черному. А в центре Се­
ула, на Колокольной улице, ставят изображение желтого дракона, и жерт­
воприношения ему совершают чиновники. Эти жертвоприношения со­
вершаются в течение трех дней.
Кроме того, жертвоприношения дракону делаются на острове Чочжадо — собирают монахов и велят им читать «Сутру короля-дракона», а
в Янджине топят тигровую голову3.
Еще в саду дворца Чхандоккун, около башни Кёнхыйру, около дома
Мохвагван4 — в этих трех местах, где есть лотосовые пруды, в кувшины
пускают ящериц и велят нескольким десяткам мальчиков, одетых в зеле­
ное, стучать ивовыми ветками по кувшинам и громко выкрикивать:
«Ящерица, ящерица! Собери тучи, сделай туман, пролей обильный
дождь, и тогда мы тебя выпустим!»
Чиновники, наблюдающие за жертвоприношениями, и камчхаль5 одеты
по полной форме. Эти моления также продолжаются в течение трех дней.
1
Старый Сеул делился на пять районов: Центральный, Восточный, Южный, Западный
и Северный.
2
В Сеуле было четверо крепостных ворот, ориентированных по сторонам света.
3
Чочжадо — островок на р. Ханган в окрестностях Сеула; Янджин — местечко на бе­
регу Ханган.
4
Кёнхыйру — павильон посреди лотосового пруда у дворца Кёндоккун; Мохвагван —
дом для почетной встречи китайских послов, расположенный за Западными воротами Сеула.
5
Камчхаль — чиновник высшего ранга, на месте наблюдающий за порядком проведе­
ния ритуала.
289
Еще на всех улицах столицы наполняют кувшины водой и ставят в
них ивовые ветви, курят благовония. Делают всюду небольшие открытые
навесы и, собрав под ними детей, велят кричать им: «Ой, дождь идет!»
А еще переносят рынок в Южный район города, запирают Южные
ворота, а Северные отворяют. И если засуха очень сильная, то государь
меняет местопребывания и уменьшает количество пищи за завтраком и
ужином, в барабаны не бьют, дела преступников пересматриваются и
правительственным указом им объявляют помилование.
Уезд Чхальвон в прошлом был захолустьем провинции Тончжу1 и
славился обилием зверя. Каждый раз, когда король Сечжон выезжал туда
на охоту, добытой дичи не было счета. Кроме того, что доставлялось во
дворец, король еще щедро одаривал своей добычей приближенных.
По этой причине при молениях в храме Мунсоджон первого и пятна­
дцатого дня в жертву стали приносить мясо только тех зверей, которые
были убиты в уездах Чхальвон и Пхёнган. А тонджуская глухомань пре­
вращена теперь в пашню, зверь там стал редкостью, и в этих двух уездах
его добывают с трудом. Люди суматошно шныряют по этим уездам, не
спят и не едят и, только вдосталь намаявшись по горам и долам, едва-едва
избегают прегрешения (т. е. все-таки добывают жертвенное животное
именно в этих уездах. —Д. Е.). Впрочем, и до сих пор видишь, как при­
носят в жертву мясо зверей, добытых в этих уездах. Выходит, что там все
же больше дичи, чем в других местах.
В старину цены на товары были устойчивые, они не повышались. А
ныне этот дурной обычай день ото дня укрепляется и нет твердых цен на
товары. Одна связка рыбы обменивается на один маль риса, даже товар из
одной повозки может продаваться по разным ценам. Красильщики уста­
новили непомерно высокие цены, а богатые люди, роскошествуя и здесь,
совершенно не торгуются и неудержимо поднимают их еще выше.
Население столицы, постепенно возрастая, по сравнению с прошлым,
увеличилось уже в десять раз. Да и в предместье в великом множестве
строятся дома. Государственные и частные здания возводятся высокими и
большими, а лес очень дорог. И в горной глуши, и в захолустной равнине
все уже повырублено. Сплавщикам леса становится все труднее.
Пожалуй, скажут, что, мол, людские обычаи с каждым днем изменя­
ются к худшему сами собой, однако в эпоху великого спокойствия это
происходит, конечно, из-за стремления к чрезмерной роскоши и велико­
лепию.
В старину жил один слепец в Кэсоне. Был он от природы очень глуп
и прямо-таки обожал все необыкновенное. С кем ни встретится, непре1
290
Тончжу — современная провинция Канвондо.
менно спросит — не слышно ли в мире чего-нибудь этакого. И однажды
какой-то парень, которому он порядком надоел, ответил ему: «А как же!
Вчера в восточной части города на тысячу киль2 земля провалилась. Вни­
зу ясно видны люди, слышно даже, как поют петухи и женщины белье
отбивают вальками. Я сейчас как раз оттуда!»
«Если только ты говоришь правду, — обрадовался слепец, — то по­
истине это удивительно. Я ничего не вижу, но мне так хотелось бы по­
дойти к краю той трещины и хоть послушать звуки, которые доносятся
оттуда. А после — и умереть не жалко!»
Целый день таскал парень слепца по городу и наконец привел на
задний двор его же собственного дома. «Вот здесь оно и есть», — сказал
он слепцу.
Слепец прислушался: в самом деле, поют петухи, вальки стучат. «Ой,
как интересно!» — захлопал он в ладоши.
Тут парень сильно толкнул его, и он кубарем покатился по земле. А
когда подбежали слуги слепца и спросили, что случилось, он почтительно
поклонился им и ответил: «Я пришел к вам в рай». Но вдруг услышав
хохот своей жены, удивленно спросил: «А ты-то когда успела сюда
явиться?!»
Некогда один слепец попросил своего соседа сосватать ему какуюнибудь красавицу. И вот как-то сосед говорит ему: «Тут недалеко живет
одна женщина. Не тощая и не толстая, ну, писаная красавица! Я передал
ей твои слова, и она согласна. Только она запросила много подарков».
«Да пусть я разорюсь, — вскричал слепец, — но для нее ничего не
пожалею!» Когда жены его не было дома, он открыл сундуки, набрал ку­
чу всякого добра, дал соседу и просил договориться с той женщиной о
дне встречи. В назначенный день слепец принарядился и отправился на
свидание. А жена его, стороной проведав об этом, чисто умытая и напуд­
ренная, явилась в условленное место раньше своего супруга.
Пришел ничего не подозревавший слепец. Они по всем правилам по­
клонились друг другу, как бы совершая брачную церемонию, и в ту же
ночь счастливый слепец лег спать с новой возлюбленной. «В жизни не
было у меня такой радостной ночи, — не в силах одолеть любовного том­
ления и поглаживая женщину по спине, воскликнул слепец. — Ведь если
сравнить тебя и мою жену с кушаньем, то ты — медвежья лапа и зародыш
барса, а она — лишь постная похлебка из лебеды да жидкая каша!»
На рассвете его жена первая прибежала домой. Она закуталась в
одеяло и сделала вид, что дремлет. «Где же это ты ночевал?» — спросила
она слепца, когда тот явился.
2
Киль — мера длины, равная 3,3 м.
291
«Да был я в гостях у одного министра, читал молитвы. День выдался
холодный, и у меня вдруг живот схватило. Пришлось выпить немного
подогретого вина».
«Ах ты скотина! — закричала жена. — Не оттого ли у тебя заболело
брюхо, что ты обожрался медвежатиной, барсовыми зародышами, по­
хлебкой из лебеды да жидкой кашей?!»
А слепцу нечего и сказать было. Он понял, что жена его перехитри­
ла.
Некто Пхун Сансу из государевой фамилии был настолько глуп, что
не мог отличить бобов от ячменя. В доме у него держали гусей и уток.
Так он даже не умел их толком сосчитать: считал по парам.
Однажды слуга зарезал утку и съел ее. Пхун Сансу сосчитал птиц по
парам, и осталась одна лишняя. «Ах, негодяй! — злобно закричал он, ко­
лотя слугу. — Ты украл мою утку! Сейчас же верни мне ее!»
На следующий день слуга съел еще одну утку, и когда Пхун Сансу
сосчитал их по парам, все было в порядке. «Только палка и помогла, —
очень довольный, воскликнул он, — вчера побил этого мошенника, а се­
годня он вернул утку!».
О Сукквон (XVI в.)
ИЗ СБОРНИКА
РАЗНЫЕ ЗАПИСИ В СТИЛЕ ПХЭГВАН
Великий князь Чеан, сын короля Йечжона1, был очень глуп. Как-то
сидел он у своих ворот и увидел нищего, который просил проса.
«У него нет проса, — сказал Чеан своему слуге, —- но ведь он бы мог
поесть медовых блинчиков!» По его словам выходило, будто у нищего
есть все, кроме проса.
Опять же он оскандалился однажды с женщиной. Это случилось от­
того, что за всю жизнь он так и не познал человеческое дао. Сонме, сетуя
на то, что у Йечжона не будет потомков, как-то сказал: «Если бы ктонибудь помог Чеану познать человеческое дао, то он заслуживал бы на­
грады!»
Одна фрейлина решила попытаться и отправилась к Чеану в дом. В
полночь, когда Чеан крепко заснул, она сумела сделать так, что они со­
единились. Но тут Чеан вдруг проснулся, вскочил с испуганным воплем и
принялся тщательно умываться. При этом он кричал, что его осквернили.
1
292
Йечжон — король династии Ли, правил в 1469 г.
А в годы Чжэн-дэ палата Саныйвон ввела для ношения пояс, укра­
шенный пластинками из рога носорога. Пояс был изумительно красив, и
Чеан, присутствуя однажды на приеме в королевском дворце, надел его
себе на талию. «Очень прошу пожаловать мне этот пояс! — взмолился он
после приема.
Чунмё3 рассмеялся и пожаловал. Кое-кто может сказать: неправда,
мол, что Чеан был глупцом. Но если слывешь умным и добродетельным
только потому, что происходишь из королевского рода, то — хоть и гово­
рили в древности, что человек всегда скрывает свои недостатки, — твоя
слава не будет долговечной.
Что же касается отношений между мужчиной и женщиной, то они —
от природы. Нельзя подавлять это человеческое чувство. И если кто-то не
сближается с женщиной, считая это страшным грехом, разве он не на­
стоящий дурак?
У буддистов за большую добродетель почитается милосердие. Они
никогда не убивают животных.
Однажды некий монах, побиравшийся в провинции Хванхэдо, столк­
нулся с диким кабаном, которого преследовали охотники. Разъяренный
кабан выскочил неожиданно, а монах тут же подошел к нему и, тыча по­
сохом на юг, воскликнул: «Ай, беда! Ай, беда! Скорее беги в ту сторону!»
Но кабан набросился на него и прикончил на месте.
Ли Ки (1522-1600)
И З СОБРАНИЯ
СМЕШАННЫЕ РАССКАЗЫ СОНВА
В Сеуле, у Малых Южных ворот, в семье одного сонби4 жила вдова.
В особом деревянном сундуке у нее было припрятано огромное богатст­
во, сохранившееся еще от предков: драгоценности, шелка — тонкие, ат­
ласные, узорные, украшения из раковин и еще много всякой всячины.
Сундук этот, емкостью в десять сом5, был окован железом, закрыт на за­
мок и крепко обвязан веревками. Закрыть надежнее его было уже невоз­
можно. Стоял он на верхнем этаже, в самом дальнем углу.
1
Чжэн-дэ — девиз годов правления китайского императора династии Мин У-цзуна
(1506-1521).
2
Саныйвон — палата, ведавшая государевым одеянием.
3
Чунмё— посмертное имя Чунчжона, государя династии Ли, правившего с 1506 по
1544 гг.
4
Сонби — ученый, образованный человек.
5
сом — мера сыпучих тел, около 80 кг.
293
Прослышали об этом сундуке воры и задумали украсть его. Но такой
тяжелый сундук ведь не унесешь, можно похитить только его содержи­
мое. А открыть — тоже никак нельзя. Ничего придумать не могли воры,
только переглядывались и слюнки пускали.
Но вот некий вор смастерил более десятка больших и малых ключей.
Выбрав время, когда вдова и вся челядь крепко уснули, он с несколькими
своими подручными перелез через ограду и проник в дом. Перебрав все
ключи, воры в конце концов открыли драгоценный сундук и вытащили
оттуда все. Затем главарь шайки надел на себя медвежью шкуру, влез в
сундук, приказал своим подручным снова замкнуть его и обвязать верев­
ками. Словом, сделать все как было, а самим уйти.
Сидя в сундуке, вор стал царапать ключом— будто скребется или
грызет что-то крыса. Слуги услышали эти звуки, доложили хозяйке. Ко­
гда зажгли свечи и открыли сундук, оттуда вдруг с рычанием выскочил
медведь! Слуги, бросив светильники, попадали на землю. А вор в мед­
вежьей шкуре, подражая зверю, носился всюду, размахивая лапами. Он то
спускался во двор, то снова заходил в дом и при этом рычал не переста­
вая. Все в доме были полумертвыми от страха. А вор, побродив так еще
немного, выпрыгнул в окно и сбежал.
Когда рассвело, снова заглянули в сундук. Он был совершенно пуст.
«Наверно, мое добро превратилось в злого духа!» — подумала вдова. Она
призвала шаманку и слепца и попросила их прочесть заклинание. Она
хотела только отвести от своего дома новую беду и совсем не догадыва­
лась, что это проделка воров. А они, как видно, были не простые вориш­
ки, а настоящие, хитроумные воры.
ЧхаЧхонно (1556-1615)
ИЗ СОБРАНИЯ
ЛЕС РАССКАЗОВ ОСАНА
Во время правления Сонме1 один придворный женился вторым бра­
ком на дочери некоего сановника.
«Невеста оказалась не девственницей!»— три дня спустя доложил
он королю и просил разрешения прогнать ее.
Сонме, однако, усомнился и приказал старой лекарке осмотреть де­
вушку.
«Раздела девицу, осмотрела ее, — доложила лекарка. — Золотое дев­
ство ее не нарушено, куриный глазок должным образом цельный. За это
ручаюсь!».
1
294
Сонме — посмертное имя государя Сончжона, правил 1470-1494.
Сонме остался глубоко удовлетворен, богато одарил старуху и пове­
лел: «Так вот. Мужу и жене жить вместе. Что же касается виноватого, то
девушка очень молода, а мужчина был пьян и не разобрал, что к чему!»
Как хорошо, что Сонме усомнился в словах придворного и призвал
лекарку: семья девушки избежала дурной славы!
Ли Токхён (1561-1613)
ИЗ СОБРАНИЯ
ДОСУЖИЕ РАССКАЗЫ У БАМБУКОВОГО ОКОШКА
Сок Кёниль служил гражданским чиновником в Рённаме. Это был
человек недалекий и простоватый. С детства он ушел с головой в учение.
Решил каждый день выучивать по сотне иероглифов и прекращал занятия
только после того, как повторит их тысячу раз. Так провел Кёниль более
десяти лет. Иероглиф за иероглифом прошел он от начала до конца «Сышу» и «Саньцзин»1, свободно мог понять их и прочесть. В результате он
выдержал экзамен по древней китайской литературе. Успешно продвига­
ясь по службе, Кёниль вскоре стал секретарем в школе Конфуция и одно­
временно занимал должность учителя.
Однажды на рассвете убежала его лошадь. Кёниль испуганно вско­
чил с постели. Лошадь надо было быстро поймать. Впопыхах он набросил
на голое тело женскую лиловую накидку, нахлобучил на голову ночной
чепец своей наложницы и помчался вдогонку за лошадью. А лошадь при­
скакала на школьный двор.
Когда Кёниль добежал до школы, уже совсем рассвело. В таком виде
он не мог ни пойти в школу, ни вернуться домой. Его ждал позор. В за­
мешательстве стоял Кёниль перед воротами, как вдруг вышел школьный
писарь. Глянул он — да это учитель Сок!
«Господин чинса2,— воскликнул писарь, пораженный непристой­
ным видом Кёниля, — да что же это такое! Средь бела-то дня! Люди ведь
смеяться будут. Извольте подождать немного, я принесу из дома чинов­
ничье платье, и вы сможете вернуться к себе!» И кёниль остался на улице
в женской накидке и ночном чепце, даже без штанов и босой. Помереть
со стыда можно! «О! О!» — стонал он, не подымая глаз. А его уже окру­
жили зеваки. «Сумасшедший! Сумасшедший!»— кричали они и показы­
вали на него пальцами.
1
«Сышу» и «Саньцзин» — названия книг конфуцианского канона. «Сышу» — «Четверокнижие» включает «Мэн-цзы», «Луньюй», «Дасюэ» и «Чжунюн». «Саньцзин» —
«Троекнижие» включает «Шицзин», «Шуцзин» и «Ицзин».
2
чинса — ученая степень, которую присваивали тем, кто занял на экзаменах три пер­
вых места.
295
Наконец явился писарь, обрядил Кёниля в чиновничью одежду и от­
правил домой. Об этом случае, конечно, узнали все школьные сонби. Они
стали всюду о нем рассказывать, рисовать Кёниля в непристойном виде,
сделали его посмешищем. И карьера его была испорчена.
ЛюМонин (1559-1625)
ИЗ СБОРНИКА
ПРОСТЫЕ РАССКАЗЫ ОУ
Некий сеульский муса1 имел земли в Мильсон и часто разъезжал ме­
жду уездами Сончжу и Санчжу. По пути он всегда останавливался на
ночлег в доме одного сонби2, с которым был очень дружен. Но вот случи­
лось так, что в течение четырех-пяти лет муса не смог ни разу съездить в
Мильсон из-за неотложных дел. Когда ему наконец удалось туда отпра­
виться, он поспешил к своему старому другу. Однако оказалось, что тот
уже три года назад как умер. Было поздно, другого места для ночлега му­
са не знал, и, развязав свой дорожный мешок, он решил хоть немного от­
дохнуть здесь.
А жена сонби, как только услышала у себя в покоях, что прибыл друг
ее покойного мужа, горько расплакалась. Она приказала слуге прибрать
флигель для гостей и предложила муса переночевать.
Муса вспоминал о своем друге, его одолевали разные думы, и он не
мог заснуть до глубокой ночи. С северной стороны флигеля возвышалась
ограда, во дворе густо разросся бамбук, образовав небольшую рощицу.
Тускло светила луна. Вдруг муса услышал шорох и заметил, что меж де­
ревьев кто-то ползет. «Либо тигр, либо барсук!»— подумал он и, прита­
ившись, стал наблюдать. И тут, к своему великому изумлению, он увидел:
какой-то монах воровато высунул голову из-за деревьев, внимательно
огляделся, потом вдруг вскочил на ноги и вбежал прямо в женскую поло­
вину дома!
Стараясь не шуметь, муса последовал за ним. За окном ярко горела
пламя светильника. Муса послюнявил палец, проткнул оконную бумагу и
заглянул в комнату. Молодая вдова, накрашенная и напудренная, была
одета в красивое платье. Она обжарила на угольях сверкающей бронзовой
жаровни мясо, подогрела вино и, кокетничая, стала угощать монаха. Тот
поел и принялся слишком уж вольно заигрывать с вдовой.
Не в силах побороть справедливого негодования, муса вынул стрелу
и зарядив лук, выстрелил в окно. Испустив душераздирающий крик, мо­
нах замертво повалился на пол. А муса возвратился во флигель и, притво1
296
муса — военный чиновник.
сонби — ученый, образованный человек.
рившись спящим, захрапел. Немного погодя из женских покоев донеслись
вопли хозяйки, которая звала слуг. В доме поднялся переполох, сбежа­
лись соседи. Муса, притворно удивившись, спросил, что случилось.
«Хозяин наш умер, — доложили ему слуги, — и госпожа хранит ему
верность. А сейчас в дом ворвался какой-то сумасшедший монах — хотел
ее обесчестить. Но госпожа убила мечом этого негодяя и в гневе поруби­
ла его тело на куски. Она порывалась даже покончить с собой от обиды,
еле-еле ее удержали!»
Муса подавил улыбку, вздохнул и покинул этот дом. А на следую­
щий год, когда он снова проезжал через эту деревню, там уже гордо вы­
силась арка — «Верной жене»1.
Сон Санволь, кисэн из Сончжу, попала в столичный город Сеул и
вскоре приобрела там широкую известность благодаря своим необыкно­
венным талантам и редкой красоте. Прелестная, стройная, с чистым и
нежным лицом, она была незаменимой на всех пирушках и великолепных
празднествах, которые устраивала столичная знать. Не было ни одного
столичного модника, который не мечтал бы хоть разок добиться ее благо­
склонности, однако это было не так-то просто.
Однажды янбани и сонби пригласили Сон Санволь покататься на
лодке по Хангану. И вот, когда гуляки опьянели, она сбежала от них. На
обратном пути в столицу Сон Санволь попала под проливной дождь.
Одежда ее промокла насквозь, было холодно, день клонился к вечеру.
Когда она добралась до Южных ворот, оказалось, что они уже закрыты.
«Неужели здесь негде переночевать?»— подумала Сон Санволь и
огляделась. И тут у лотосового пруда в маленьком окошке блеснул ого­
нек, послышался голос— кто-то читал вслух. Сон Санволь подошла к
окошку, проткнула бумагу и заглянула в комнату. Какой-то молоденький
студент читал книгу. Она тихонько кашлянула и осторожно постучала в
дверь. Студент перестал читать, прислушался.
«Я кисэн из города, — негромко обратилась она к нему. — Сбежала с
попойки. Вот попала под дождь, и мне негде переночевать. Будьте добры,
пустите меня на ночь в какой-нибудь уголок!»— попросила Сон Сан­
воль.
Студент открыл дверь, но, неожиданно увидев молодую, очарова­
тельную женщину, испугался: «Ведь не могла же прийти такая красавица
к какому-то бедному сонби. Конечно, это злая фея!». Он наотрез отказал­
ся ее впустить, прищелкивая пальцами, пробормотал заклинание и заво­
пил истошным голосом: «Ах ты нечистая сила! Как ты посмела сюда
явиться? Не смей соблазнять меня!»
«Да я обыкновенная женщина! — воскликнула кисэн. — Видно, вы,
юноша, не знаете правил приличия. Разве можно так невежливо себя весПреданным женам при жизни ставился такой памятник.
297
ти?» Но сколько ни втолковывала она ему, что попала в затруднительное
положение, студент трусил все больше. Он никак не мог прийти в себя и
только твердил названия двадцати восьми созвездий.
Сон Санволь ничего не оставалось делать, как усесться у ворот. До­
жидаясь рассвета, всю ночь она не сомкнула глаз. А утром открыла окно,
стала насмехаться над студентом, осыпая его упреками: «Жалкий шко­
ляр! Неужто ты никогда не слыхал о знаменитой столичной певице Сон
Санволь? Пусть-ка теперь какой-нибудь студент попробует пригласить
меня погулять при чистом небе да ясной луне! Я еще погляжу, не такой
ли он суеверный невежда, как ты! Промокшая, я умоляла впустить меня
погреться на одну только ночку. Но ты отказался. Вот уж, право, скучный
мужчина! Да погляди ты на меня хорошенько. Разве похожа я на злую
фею?».
Студенту было очень стыдно. Он краснел и боялся даже глаза под­
нять на Сон Санволь. А был этот студент не кто иной, как Ким Ечжон,
который впоследствии стал гражданским чиновником высшего ранга!
К югу от Хангана, к северу от Чхонге находится управа Квачхона. И
там, где большая дорога позади управы подымается в гору, есть перевал,
который зовется Лисьим.
Как-то в старину проходил здесь один путник. Вдруг он услышал
звуки: «тук-тук, тук-тук!». При дороге стояла маленькая хижина в два-три
кан. Звуки доносились оттуда. «Что бы это могло быть?» — подумал пут­
ник. Он вошел в хижину и увидел, что седовласый старик мастерит из
дерева коровью голову.
«Для чего вы это делаете?» — спросил путник. «Да уж на что-нибудь
сгодится!» — ответил старик.
Через некоторое время старик закончил работу и, передавая гостю
голову, сказал: «Моему гостю, наверно, скучно. Попробуйте-ка шутки
ради надеть эту голову на себя!». Он дал гостю голову, да еще и коровью
шкуру. Считая это безобидной шуткой, гость снял шляпу, разделся, надел
коровью голову, а на голое тело натянул шкуру.
«А теперь попробуйте-ка все это снять!»— рассмеялся старик. Как
ни старался гость, все его усилия были напрасны — он превратился в ко­
рову. Старик привязал корову на скотном дворе, а на следующее утро сел
на нее верхом и поехал на базар продавать. Как раз приближалась вес­
на — время пахоты. Крестьяне, желая купить корову, наперебой набавля­
ли цену.
«Я не корова! Я человек!»— кричал несчастный, но его никто не
слышал. Только кто-то сказал в толпе: «Либо у этой скотины теленок до­
ма остался, либо стельная она. А то чего бы ей все время мычать?»
Старик долго торговался и наконец продал корову за пятьдесят кус­
ков холста. «Только смотрите, — сказал он, — не подпускайте эту корову
к редьке. Как поест редьки — тут же подохнет. Будьте осторожны!»
298
Новый хозяин возил на корове тяжести, пахал на ней землю. А когда
корова начинала спотыкаться от усталости, ей доставались побои. Изне­
могая от мучений, корова жаловалась хозяину, но тот, конечно, не пони­
мал ее. А она-то ведь была человеком — самым разумным существом на
земле! Потеряв человеческий облик, превратившись в животное, несчаст­
ный не мог даже покончить счеты с жизнью. День за днем задыхался го­
ремыка от непосильной работы.
Но однажды хозяйский мальчишка намыл редьки и сложил ее в кор­
зину недалеко от хлева, где стояла корова. Человек сразу вспомнил слова
старика, что если корова поест редьки, то тут же подохнет. Решив уме­
реть во что бы то ни стало, он сильно боднул корзину. Редька рассыпа­
лась по земле. Он быстро схватил несколько штук и съел. Но как только
он сделал это, коровья голова и шкура упали сами собой, и корова вдруг
оборотилась голым человеком! Хозяин сначала страшно перепугался, а
придя в себя, стал расспрашивать. И человек рассказал ему все от начала
до конца.
Тогда они направились на перевал, чтобы найти старика. Однако ни
хижины, ни хозяина там не было. Только под камнем они нашли два-три
куска холста! Вот с тех-то пор и стали называть этот перевал Лисьим.
Мудрые люди сказали бы так: «Конечно, рассказ этот— выдумка.
Но ведь в нем правдиво показаны отношения между людьми. Очень мно­
гие, попав в переделку, теряются, ведут себя неразумно. Если бесчестные
люди обманом впрягают их в работу — как, скажем, в этом рассказе, —
они всю вину стараются свалить на других. Но — увы! — кто станет им
сочувствовать?».
ЛИТЕРАТУРА XVII-XVIII вв.
ПакИлло (1561-1642)
Переводы А. Л. Жовтиса
Поэзия в жанре сичжо
На землю иней пал — и все укрыл.
Иду один печальною дорогой.
Сквозь обветшавшую давно одежду
Прохватывает холод до костей.
А в сердце у меня глухая боль:
Родителей усопших вспоминаю.
Здесь приютилась хижина моя —
На горном склоне, на скале отвесной.
Перед моими слабыми глазами
Два цвета только — сосен и бамбука.
299
И потому не замечаю я,
Ушла весна или настала осень.
Взошла луна на пик крутой горы —
И все окрестности вдруг посветлели.
На целых девяносто тысяч ли
Уходит ввысь огромный свод небесный.
И все же поднялась к нему гора
И острием луны его проткнула.
Поэзия в жанре каса
ПЕСНЯ О ЁННАМЕ
(приведена с купюрами)
Что стали делать люди, возвратясь
На землю разоренного Ённама,
Когда стремглав от нас враги бежали
И кончилась Имчжинская война?
Среди руин, заросших лопухами,
На пустырях землянки стали рыть,
И надо было вновь пахать и сеять
На брошенных давно уже полях!
Забот и тягот у людей хватало,
Повинностей у них не стало меньше!
В трудах своих о времени забыв,
Всегда голодные, в одежде ветхой,
Они хранили верность государю,
Который видит все и знает все!
О государь наш совершенномудрый!
На десять тысяч ли вокруг он видит.
Его добросердечью нет предела,
И добродетели границы нет!
Чтоб люд простой мог к жизни возродиться,
Вас, достославного, он к нам послал!
Как будто вешним ветром веет там,
Где добродетель стала основаньем
Всего, что, о сангук1, вершите вы
Для дела ратного и земледелья.
Здесь мирно трудится простой народ:
Крестьяне пашут, ткут холсты крестьянки.
Но войско храброе готово к бою,
И крепкий лук, и стрелы под рукой.
Подобная луне после дождя,
Ясна ваша душа, и дух ваш светел.
Вы государю преданы всегда
И государственным делам, в которых
Стремитесь строго следовать закону
Незыблемых естественных начал.
1,
сангук — первый министр.
300
Вы знаете: решеньем мудрым было
Назначить вас правителем сюда.
Не диво ли неслыханное в том,
Что свой народ правитель осчастливил?
Кто может оставаться равнодушным
К деяниям подобным, зная их?
Поведай мне, кукушка, расскажи,
Встречала ли ты край такой, как этот?
«Ку-ку... ку-ку! Я далеко летала,
Такой страны, как эта, не нашла!»
Не забывайте, люди ни на миг
Благодеянья своего сангука!
Купите шелку белого побольше,
Того, что прежде ткали в царстве Ци,
Пусть краски рисовальщики возьмут
И все дела правителя опишут —
Так, как уже когда-то описали
Великие деянья Сыма Яня1 !
Пусть вывесят полотнища в селеньях,
Чтобы о Ли Кынвоне знали все!
Поэзия в жанре чан-сичжо
СТИХИ НЕИЗВЕСТНЫХ АВТОРОВ
Переводы А.А.Ахматовой
Я всех извел бы петухов и псов, —
Вредней их нет среди живущих тварей.
Вдруг ночью под окном крикун-петух
Неистово захлопает крылами
И, гордо шею вытянув свою,
Закукарекает и, подымая
Уснувшую в объятиях моих,
Меня с моей любовью разлучает.
А пес у бедной хижины моей
Залает вдруг и ну кусать подругу,
В полночный час идущую ко мне.
Свирепый пес ее обратно гонит.
Пусть только подойдут к моим дверям
Торговец птицею или собачник,
Я крепко вас свяжу, петух и пес,
Чтоб им отдать, отдать без сожаленья!
«Купи-ка, хозяйка, румян и белил!»
«Что ж, если товар твой хорош,
Куплю я румяна-белила твои».
1 Сыма
,
Янь — в переводе ошибка. В оригинале — Сыма Вэнь. Сыма Вэнь или Сыма
Вэнь гун , Достопочтенный Сыма, правитель Вэнь (1019-1086), знаменитый государствен­
ный деятель Китая и истощк.Щримеч. А.Ф.Троцевич)
301
«Хорош ли товар мой, иль нет,
Не знаю, но коль нарумянишься ты
И густо лицо набелишь,
То станешь тогда ты красивой такой,
Какой никогда не была.
И крепко полюбит тебя твой дружок, Таков мой, хозяйка, товар».
«О, если ты правду, купец, говоришь,
Отвесь-ка мне пуд поскорей».
«Смотри, скажу, смотри, скажу!
Теперь скрывать не стану.
Сказала, за водой идешь —
И обманула мужа.
Сняла ведерко с головы,
К колодцу прислонила,
Потом подушечку свою
Приладила к ведерку.
К соседу-богачу пошла,
С ним обменялась взглядом
И, взявши под руку его,
О чем-то с ним шепталась.
И вы пошли за коноплю,
Что было там — смекаю:
Потоньше стебли полегли,
А толстые остались,
Качаясь, как под ветерком.
Все мужу расскажу я».
«Из молодых, да ранний ты!
И, видно, врать приучен,
А я — крестьянская жена,
Весь день трудилась в поле».
Поэзия в жанре кихэн-каса
Ли Паник (17'57-?)
СКИТАНИЯ ПО МОРЮ
Перевод А.Л.Жовтиса (приведен с купюрами)
Тут волны, высотой с Тайшань, взметнулись
Над безднами морскими до небес.
И страшно стало мне и мореходам,
И растерялись все — куда здесь деться?
Ведь мы, как птицы, улететь не можем!
Так где же нам спасение найти?
Сгущалась быстро мгла, и в темноте,
Как лепесток, носилось наше судно.
О, горе нам! В чем согрешили мы?
За что должны мы мать с отцом покинуть?
И Жизнь, и Смерть нам посылает Небо.
Таким от века был удел людской.
Но стать «голодным духом» в чреве рыб —
Что может быть печальней и ужасней?
Подумаешь о детях и жене —
И словно перехватывает горло!
А если надо так — зачем еще
Терзанья голода, мученья жажды?
Должно быть, небеса к нам снизошли —
И ливень ниспослали благодатный.
Тогда, руками мачту обхватив,
Мы ртом ловили капли дождевые.
Мучительную жажду утолили,
Но холодом сковало нам гортань...
Когда светлело — день мы узнавали,
Когда темнело — узнавали ночь.
Шли дни... В четвертый день луны десятой
Пред нами новый остров показался.
Где ж силы взять, чтоб до него доплыть?
Но в этот раз порыв могучий ветра
Понес корабль — нас к острову прибило,
И восемь человек с трудом великим
На берег северный его взошли —
И наконец вздохнули с облегченьем!
Взглянули мы назад, на наше судно.
Оно разваливалось на куски
И уходило. Но куда — кто скажет?
И, ужаснувшись, Небо мы спросили:
На этом свете мы или на том?
И все заплакали...
Поэзия в жанре кюбан каса
ЖЕЛТЫЙ ПЕТУШОК
Перевод А.Л.Жовтиса
На рассвете мы расстались с милым —
И с утра ни вести, ни привета! —
Почему же нет тебя так долго?...
Ведь подумать только — не идет!
Сумерки спускаются на землю,
На луну залаяла собака —
Потому и нет тебя так долго?..
Ведь подумать только — не идет!
«Вешнею водой полны озера»1.
Глубоки озера в половодье! —
Потому и нет тебя так долго?..
Ведь подумать только — не идет!
«Тучи летние в горах сгустились».
1
«Вешнею водой полны озера», «Тучи летние в горах сгустились» — строки из стихо­
творения китайского поэта Тао Юаньмина (365-427) «Времена года».
303
Высоки причудливые горы! —
Потому и нет тебя так долго?..
Ведь подумать только — не идет!
Может, ты забрел куда не надо?
Как Сончжин, послушник у Юкквана1,
Тот, что на мосту остановился,
Встретив восьмерых прекрасных фей?
Верно, ты придешь, когда на ширме
Желтый петушок зашевелится,
Вытянет коротенькую шею,
Крыльями разок-лругой взмахнет,
Словно он большой и длинношеий,
Гордо голову свою поднимет
И о том, что утро наступило,
Громким кукареку возвестит?
Или ты уже, любимый, умер,
Стал волнами Хуанхэ широкой?
Если так, я парусною лодкой
Поплыву с тобой меж берегов !...
Эй, луна! Тебе все сверху видно —
Опусти над милым свой светильник,
Освети то место, где живет он!..
Ведь подумать только — не идет!
«От луны осенней свет струится»2.
Лунный свет лежит на всех дорогах.
Как же мог ты где-то заблудиться?
Что же до сих пор ты не пришел?
ПакЧивон (1737-1805)
Из «Китайского дневника»
ИСТОРИИ, РАССКАЗАННЫЕ ВЕЧЕРОМ В ЮЙСЯ
Перевод Г.Е.Рачкова
Возвратившись в Юйся, я и мои спутники расположились на постоя­
лом дворе. Вечером мы собрались все вместе, уселись в кружок и начали
по очереди рассказывать всякие удивительные истории.
Вот история первая.
Некогда жители Пекина были простодушны и доверчивы: какомунибудь мелкому корейскому чиновнику Палаты переводов могли по пер­
вому его слову дать в долг крупную сумму денег. Потом кое-кто стал
1
Сончжин, послушник у Юкквана— герой корейского романа Ким Манчжуна (16371692) «Сон в заоблачных высях».
2
«От луны осенней свет струится» — строка из стихотворения поэта Тао Юаньмина
«Времена года».
304
употреблять во зло их доверчивость — и в этом немалая вина наших со­
отечественников .
Лет тридцать назад приехал в Пекин один такой чиновник. Никакой
поклажи, никаких денег у него с собой не было. Через несколько дней он
появился на постоялом дворе весь в слезах. Хозяин участливо осведомил­
ся, что с ним стряслось. Чиновник заголосил:
«Мне было поручено перевезти через границу казенное серебро —
сегодня я обнаружил, что его украли. Пропали и мои собственные сбере­
жения. Теперь я нищий. Жить мне больше невозможно, лучше здесь и
умереть!»— он выхватил нож и хотел лишить себя жизни. Хозяин в ис­
пуге бросился к нему, отобрал нож.
«Сколько у вас украли?»
«Три тысячи лянов».
Хозяин проникся к нему жалостью: «А вы подумали, что станет с
вашей женой и детьми, когда вас предадут земле? Деньги пропали— не­
велика беда, глава семьи пропадет — вот это настоящая беда! Я дам вам
денег. На пять лет вам хватит, а за это время вы приумножите их и верне­
те мне долг».
Чиновник взял у него деньги, накупил разных товаров и уехал на ро­
дину. Никто об этих деньгах не знал, все решили, что он просто получил
вознаграждение за службу.
Прошло пять лет. Чиновник оставил Палату переводов, занялся тор­
говлей, нажил большое состояние. В Пекин он больше не ездил.
Однажды приятель новоявленного богатея собрался по каким-то де­
лам в китайскую столицу. Провожая его, богатей сказал: «Если на по­
стоялом дворе хозяин спросит тебя обо мне, ответь: помер, мол, от зараз­
ной болезни — и сам, и вся его семья».
Приятель опешил, даже в лице переменился. Богатей продолжал:
«Если исполнишь мою просьбу, я дам тебе сто лянов».
Приятель уехал в Пекин и поселился на том же самом постоялом
дворе. Хозяин спросил его о чиновнике, и приятель ответил так, как его
научили. Услышав ответ, хозяин закрыл лицо руками, заплакал и вос­
кликнул: «О Небо! За что ты покарало хорошего человека?».
Повздыхав, он протянул приятелю богатея сто лянов. «Все, как один,
погибли — некому и помянуть их. Вот вам сто лянов. На пятьдесят купи­
те и вышлите мне корейских товаров, а остальные пятьдесят истратьте на
жертвоприношения в память вашего друга: да упокоится душа его в мире
ином!»
Приятелю пришлось взять деньги: солгав однажды, он вынужден
был лгать и дальше.
На родине его ожидала ошеломляющая новость: бывший чиновник,
его жена и дети заразились оспой и скончались в мучениях. Он был по­
трясен. На все те деньги, которые дал ему хозяин постоялого двора, он
купил товаров и отправил их в Пекин. Сам он до конца жизни туда уже не
305
ездил: ему не вынести было бы новой встречи с сердобольным пекин­
цем...
«Помнится мне, — сказал один из слушателей, — действиельно слу­
жил в Палате переводов некий Ли, и был он на хорошем счету, сорок лет
подряд ездил с поручениями в Пекин. Но только ни в каких махинациях с
серебром он замешан не был и в долг ни у кого не брал. Все знали его как
честного человека».
Мы стали слушать вторую историю.
В эпоху Мин, в годы девиза Вань-ли, служил в Палате переводов вы­
сокий чиновник Хон Сунон, родом из уезда Тансон. Однажды, когда
приехал он в Пекин, родилось у него желание провести ночь в веселом
доме. А надо сказать, что цены там были не каждому по карману, и чем
смазливее девица, тем дороже она стоила. Он велел привести самую кра­
сивую — за тысячу золотых. И вот вышла к нему девушка лет шестна­
дцати, необыкновенная красавица. Села она напротив Хона и заплакала.
И сквозь слезы рассказала о себе:
«Мне казалось, никто из мужчин не даст за меня тысячу золотых, и я
останусь чистой — потому и назначила за себя такую плату. Сначала ду­
мала я пробыть здесь дня два-три, обмануть хозяйку и сбежать. Потом
мечтала: вот явится какой-нибудь благородный человек, полюбит меня и
выкупит из этого заведения. Но прошло пять дней — никто за мной не
пришел, никто не предложил мне тысячу золотых. Сегодня наконец судь­
ба улыбнулась мне: пришли вы. Но вы чужеземец, вам не разрешат увезти
меня с собой: имя мое запятнано, его никакими водами не отмыть».
Хон проникся жалостью к девушке и спросил, как она оказалась в
Веселом доме. Утерев слезы. Девушка ответила: «Отец мой служил в
Нанкине помощником начальника Податной палаты. Его обвинили в
краже и бросили в тюрьму. И тогда я продала себя в это заведение, чтобы
заплатить за него и спасти его от смерти».
Признание девушки потрясло Хона. «Никогда в жизни не сдыхал ни­
чего подобного! Я непременно вызволю тебя отсюда. Сколько нужно де­
нег?»
«Две тысячи лянов».
Хон тут же отсчитал ей деньги и стал прощаться. Девушка долго
кланялась ему, называла вторым отцом. В тот же день Хон уехал на ро­
дину. Вскоре он и думать о ней забыл.
Когда он снова приехал в Китай, его поразило обилие людей на ули­
це, кричащих: «К нам едет Хон Сунон!» в Пекине на главной улице, на
правой ее стороне, увидел он великолепный павильон — из него выходит
человек со словами: «Господин Хон, начальник Военной палаты досто­
почтенный Ши ждет вас» — приглашает его войти. На ступенях павильо­
на его встречает сам вельможа Ши, кланяется и говорит: «Добро пожало­
вать. Ваша дочь давно ждет вас».
306
Он берет Хона за руку и ведет его во внутренние покои, на женскую
половину. Там его встречает низким поклоном женщина в роскошном
одеянии — супруга начальника Военной палаты. Хон растерялся, ничего
не понимает. Вельможа Ши улыбается. «Вы уже забыли свою названую
дочь?»
И только в эту минуту Хон осознал: перед ним — та самая девушка
из Веселого дома! Обретя свободу благодаря ему, она, как оказалось,
вскоре стала женой вельможи Ши, который сразу оценил ее высокие дос­
тоинства. Теперь она— важная дама, однако по-прежнему сама ткет
шелк и вышивает на нем иероглифы «дар» и «благодарность». При про­
щании она подарила Хону на память шелк с такой вышивкой, а также
других шелков и золота без счета.
Несколько лет спустя в Корее началась Имчжинская война. Вельмо­
жа Ши усиленно добивался отправить в Корею китайские войска: он
очень уважал жителей этой страны.
Из собрания «Неофициальные биографии из павильона Пангён»
РАССКАЗ О ДОБРОДЕТЕЛЬНОМ ЗОЛОТАРЕ
Перевод Г.Е.Рачкова
Философ Сонгюль знал старика Ома уже много лет. Жил этот Ом к
востоку от башни Предков и зарабатывал тем, что выгребал из деревен­
ских нужников навоз и разносил его по полям. Односельчане называли
золотаря просто «дядька Ом», а философ величал, отнюдь не в шутку,
титулом «господин Добродей-в-дерьме».
Как-то раз пришел к философу один из его учеников и заявил: «Не­
давно я спросил у вас, что такое друг, и вы ответили: "Друг — это жена,
только не та, что спит с тобой; это брат, но не по крови". Надо понимать,
что вы советуете не дружить с кем попало. Но что же я вижу на деле?
Почтенные люди из знатных семей, высоко ценя вашу ученость, ищут
дружбы с вами— вы же воротите от них нос, не удостаиваете их ни
взглядом, ни добрым словом. А вот дядьку Ома привечаете, словно бла­
городного, превозносите до небес его добродетели, набиваетесь ему в
друзья, хотя он всего лишь грязный золотарь, последний человек в дерев­
не, и каждый считает зазорным водиться с ним. Мне стыдно за вас. Не
желаю я больше у вас учиться!»
Сонгюль улыбнулся и ответил юноше так: «Сядь и послушай, что я
тебе скажу. "Лекарь сам себя не лечит, шаман сам себе не ворожит" —
знаешь такую пословицу? Бывает, человек возомнит себя совершенством,
на все свысока глядит — только люди ничего в нем завидного не находят,
никто его безупречным не признает. Другой пристанет: скажи да скажи
307
ему о его недостатках. Такого сколько ни хвали, он только отмахнется. А
открой ему его изъяны — он тут же губы надует: ты, мол, на него нагова­
риваешь. Поэтому ты назови ему те недостатки, которых у него и в поми­
не нет — даже если ты переусердствуешь, он на тебя зла держать не ста­
нет, еще и посмеется над тобой. А потом похвали его за те достоинства,
которыми он сам гордится, — он и расчувствуется, словно нашел то, что
давно искал, словно почесали ему то самое место, которое давно чеса­
лось. Кстати, чесать зудящее место тоже надо уметь, тут есть правила:
когда чешешь спину, не касайся подмышек, а когда чешешь грудь, не
трогай шею. Научись хвалить человека за его достоинства и не ругать за
недостатки — тогда он раскроет тебе объятия и скажет, что только ты
один его понимаешь!».
Ученик закрыл руками уши и сказал: «Вы проповедуете, учитель, ух­
ватки торгашей и повадки лицемеров!».
Философ покачал головой: «Все не так просто, как тебе кажется. В
самом деле, у торгашей дружба строится на выгоде, а у чинодралов, кото­
рых заботят лишь титулы да звания, — на лицемерии. В их кругу так за­
ведено: если ты у него трижды попросишь что-либо — ты уже не друг, а
враг; если же ты сам трижды одарил его чем-либо — то ты ему вовсе не
враг, а друг сердечный! Но только дружба по расчету и дружба на лице­
мерии недолговечны. Хочешь дружить с человеком всерьез — не смотри
на чины и звания, хочешь дружить крепко — не рассчитывай на выгоду.
Друга выбирай близкого по духу, по нраву, преданного добру и долгу, —
такой друг и за тысячу лет — незаменим, такой друг и за тысячу ли —
всегда рядом.
Вот, например, дядька Ом. Я им не нахвалюсь, хотя другом моим он
никогда не был. Чем же он хорош? За столом чавкает, во сне храпит, хо­
дит вразвалку, на людях молчит, как пень, или гогочет так, что хочется
уши заткнуть. Соорудил он себе из глины хижину, соломой покрыл, для
входа и выхода дыру оставил — согнется, как креветка, вползет в дыру и
уляжется по-собачьи. Утром спозаранку встанет бодрый, вскинет на спи­
ну корзину и ходит по деревне, собирает навоз, ежась от инея в сентябре
и скользя по льду в октябре. Бережно, словно золото, вычерпывает дерь­
мо из нужников, выгребает конские яблоки из конюшни, коровьи лепеш­
ки из хлева, куриный помет из птичника, не брезгует собачьим, гусиным,
утиным, воробьиным дерьмом— все подбирает. Когда он, поплевав на
ладони, берется за лопату и работает, сгибая и разгибая спину, он сам
похож на большую птицу, клюющую зерно. И ведь никто не посмеет ска­
зать, что он занимается ненужным делом, что работает только на себя —
без навоза ни у одного крестьянина земля не родит! Его не восхищают
произведения искусства, не умиляет изящная музыка. Все домогаются
богатства и чинов, но не всем они достаются — поэтому он и не гонится
за ними. Похвалят его — он никогда не зазнается, обругают — ничуть не
обидится.
308
За год он дает прибытка на шестьсот лянов, так как носит навоз даже
на самые дальние поля — и вот вырастает редька в Вансим, репа в Салькоччи, баклажаны, огурцы, дыни и тыквы в Соккё, перец, чеснок и лук в
Ёнхвегун, петрушка в Чхонпха, земляные яйца в Литхэин. Сам же он до­
вольствуется миской риса утром, перед работой, и еще одной — вечером,
после работы. Когда его угощают мясом, он отказывается и говорит, что
мясо и овощи насыщают брюхо одинаково, вкус же — дело десятое; ко­
гда ему предлагают нарядную одежду, он отвечает, что широкие рукава и
длинные полы мешают таскать навоз. И только в первый день Нового
года он позволяет себе надеть новую шляпу, новые туфли и новый халат с
поясом, чтобы рано утром обойти всех соседей и поздравить их с празд­
ником. А потом снова переодевается в тряпье, вскидывает на спину кор­
зинку и отправляется чистить нужники. В общем, можно сказать так:
дядька Ом и ему подобные выполняют грязную работу, но они делают
при этом благое дело!
В древних книгах сказано: "Богатые и знатные живут, как богатые и
знатные, а бедные и худородные — как бедные и худородные". Это зна­
чит: живи так, как тебе на роду написано. В "Шицзине" я прочитал: "Лю­
ди трудятся день и ночь, а доля у каждого своя". Это значит: судьба чело­
века предопределена заранее, и он должен следовать ей. Иначе сегодня он
попробует креветок— завтра ему захочется яиц, сегодня наденет хол­
сты — завтра позавидует тем, кто носит тонкое полотно. Отсюда и рож­
дается в мире смута, бунтует простой люд, пустеют и приходят в упадок
пашни. Вспомни: У Гуан и Сян Цзи1 мирно копали грядки и пололи сор­
няки, пока не соблазнились мыслью завоевать богатства страны Цинь.
Недаром говорится в "Ицзине": "Кто копит состояние, тот поощряет во­
ровство". Выходит, и на роскошном халате вельможи отыщутся грязные
пятна, ибо если богатство нажито не собственным трудом, оно — грязное.
Не потому ли, когда толстосум расстается с жизнью и переселяется в мир
иной, ему в рот кладут нефритовую бусинку как символ очищения? Дядь­
ка Ом собирает навоз и продает его крестьянам — этим и кормится. Мож­
но сказать, что он занимается грязным ремеслом, что живет он в дерьме,
что от него несет вонью. Но невозможно отрицать его добродетели. Точ­
но так же невозможно порицать вельможу за его богатства, если он тра­
тит их на благотворительность. Значит, и в чистом найдется грязное, и в
грязном найдется чистое.
Обычно, когда человеку плохо, он с завистью смотрит на тех, кому
хорошо. Но дядька Ом терпит все, он даже не помышляет позавидовать
кому-либо или украсть что-либо. Собственно говоря, он и есть самый
настоящий "совершенный муж"!
Бедный ученый стыдится своей бедности, а когда разбогатеет, не
стыдится вкусно есть да сладко пить. Дядька Ом совсем не такой, он все1
У Гуан и Сян Цзи — участники восстания против династии Цинь в 208 г. до н.э.
309
гда остается самим собой. Я хотел бы назвать его своим другом, но даже
подумать об этом не смею. Из почтения я никогда не обращаюсь к нему
по имени, он для меня — господин «Добродей-в-дерьме».
ОТШЕЛЬНИКУ ИЗ ЧВАСО
(отрывок из поэмы)
Перевод Л.Н. Меньшикова
Смотрю на тех,
кто всю литературу,
Творенья наши,
судит в наши дни.
Обеих Хань1
они желают в прозе,
Расцвета Тан2
в стихах хотят они.
Ни капли правды
нет в таких сужденьях, —
Что Хань и Тан
сегодня могут дать?
Одни глупцы
застывшей рады форме,
Не дико им,
что слов нельзя понять.
Они на слух
понять не могут смысла,
Но стыд их щеки
краской не зальет.
Напротив, радость
у глупцов на лицах,
Слюна течет,
разинут жадно рот.
Тому, кто честен,
станет неудобно,
Забьется в тень,
готов покинуть дом;
Кто ищет смысла,
тот глаза таращит,
Обильный пот
холодным льет ручьем;
Завистливым
дужо или духэна3
Струится запах
в этих именах;
Обе Хань — Ранняя Хань (206 г. до н. э.) и Поздняя Хань (23-219 гг.). Проза периода
правления этих китайских династий считалась образцовой.
2
Расцвет Тан — период расцвета поэзии при династии Тан (618-907), когда жили та­
кие знаменитые поэты, как Ли Бо, Ду Фу, Ван Вэй (VIII в.).
Дужо и духэн — ароматные травы, упоминаемые в произведениях китайского поэта
Цюй Юаня (340-278 гг. до н.э.).
310
А тот, кто прям,
сдержать не может гнева,
Готов поднять
он свой кулак в сердцах.
И я слыхал
суждения такие:
Услышав раз,
лицо царапал я;
Упал без чувств,
услышав их вторично, —
Неделю ныла
вся спина моя.
Нет вкуса в том,
что много повторяли,
И остроты,
как будто в воске, нет.
В твореньях этих
не таятся чувства,
Их тяжко слушать,
как безумный бред.
Их сложный стиль
детей лишь поражает,
Их хитрости
для женщин лишь годны.
Чтоб все понять,
что вам хотят поведать,
Как много знаний
вы вместить должны!
Их подражанья
зависти не стоят,
Они способны
вызвать только стыд.
Ученость их
ползет на четвереньках,
Себе придать
стараясь грозный вид.
Едва узнав,
как рисовать деревья,
Живых утунов
видеть не хотят.
Хлопком в ладоши
царство Чу1 пугают,
Хотят нарядом
обмануть наш взгляд.
Ведь это зелень
на холме могильном,
Жемчуг зубов
у них скрывает гниль.
Но им не важно,
что грубы их души,
У них в уме
один изящный стиль...
1
царство Чу — одно из государств, которые существовали на территории современно­
го Китая до III в. до н. э.
311
ДОМ ЗЕМЛЕДЕЛЬЦА
Перевод Л. Н. Меньшикова
Почтенный старец южные склоны
от воробьев стережет,
Слетевшихся желтой тучей туда,
где проса идет обмолот.
И старший, и средние сыновья
все вместе ушли на поле,
В крестьянском доме покуда день
закрыты створки ворот.
Набросился коршун на стайку цыплят,
не добыл ни одного,
Но куры подняли переполох
в загоне, где тыква цветет.
Невестка, поставив на голову таз,
идет через речку по броду,
Собака и мальчик — кто скорей —
бегают взад и вперед.
ЛИТЕРАТУРА XIX в.
Поэзия в жанре сичжо
Переводы А. Л. Жовтиса
ПакХёгван{ШО-Ч)
В те дни, когда опять пахнёт весною,
Тигровой бабочкой я стать хочу.
Порхая над полями и лугами,
Вдохну благоуханье ста цветков.
Все наслажденья нашей жизни в нем!
Найду ль ему сравненье в этом мире?
Au Минён (1816-?)
Вчера я снова видел тот же месяц,
Что мне светил в минувшие года.
И в эту ночь взошел на небо месяц
И светит так же ярко, как светил.
Сейчас я понимаю: все на свете
Меняется, лишь месяц — никогда!
Скажи мне, хризантема, почему
Ты ветерка весеннего не любишь?
312
Наверно, лучше замерзать одной
В холодный день осенний у ограды,
Чем с прочими цветами отцветать
И вместе засыхать под ярким солнцем?
Поэзия в жанре каса
Из сборника
«Песни Великого спокойствия при Южном ветре»
БЕЛАЯ ЧАЙКА
Перевод А. Л. Жовтиса
Чайка белая! Не улетай!
Я тебя ловить не собираюсь.
К государю я попал в немилость —
И пришел сюда вослед тебе.
Чайка белая! Давай с тобой
Мы отправимся в тот край далекий1,
Где пять ив стоят в уборе вешнем,
Где невиданно прекрасно всё!
В край, где облака всегда белы,
Реки сини и цветы багряны,
В тысячи ущелий водопады
Низвергаются с крутых вершин.
В том краю невиданно прекрасном
Лишь бессмертные одни живут!
В том краю вершины высоки,
Сосны стройные стоят над ними,
Рвется ввысь бамбук темно-зеленый,
Зелень покрывает склоны гор.
Роза дикая на берегу,
Расцветая, жарко пламенеет,
Отцветая, лепестки роняет,
И они кружатся на ветру —
То опустятся, то вновь взметнутся...
Это ли не образ красоты?!
Вижу белку на крутой скале,
Черепаху возле быстрой речки.
В таволге весь день звенят пичуги,
Над пионами жужжит пчела.
Тельце небольшое у нее,
Лапки тоненькие, крыльца слабы:
Трудно спорить ей с весенним ветром,
Налетит — бросает вверх и вниз.
В солнечных лучах она танцует...
Это ли не образ красоты?!
1
...край далекий, где пять ив стоят... — намек на произведение китайского поэта Тао
Юаньмина (365-427) «Жизнеописание господина под сенью пяти ив».
313
Словно золотая, среди ив
Иволга счастливая летает.
Радостные бабочки-белянки
Вьются, как снежинки, над цветком.
Крыльями в полете трепеща,
Прилетят и снова улетают:
Далеко, как звезды среди неба,
Высоко, как полная луна.
Вьются, и порхают, и кружатся...
Это ли не образ красоты?!
Поэзия на китайском языке
Ким Саккат (1801-1863)
Переводы/*. Ф. Троцевич
Кэсон — ОТКРЫТЫЙ ГОРОД
Город зовется Кэсон — «Открытый»,
отчего же заперли ворота?
Горы зовутся Сонак — «Сосновые»,
отчего же нет на них деревьев?
В сумерках прогнали гостя,
это уж совсем не по-людски!
Восточная страна1, где чтут обряды и справедливость,
мне стала вроде царства Цинь2.
ВЫСМЕИВАЮ ОТПРЫСКОВ ЯНБАНЕЙ
В квадратных шляпах, с длинными трубками отпрыски янбаней!
Накупили сочинений из Цзоу3
и читают их во весь голос.
Прямо средь бела дня обезьяньи щенки
выскочили из корзинки,
Будто в сумерках лягушата
расквакались в пруду!
1
Восточная страна — т.е. Корея.
Царство Цинь — здесь имеется в виду китайское государство (и династия) Цинь вре­
мени правления императора Цинь Ши-хуанди (221-210 гг. до н.э.), который попирал тради­
ционные ценности, особо почитаемые конфуцианцами, и прославился гонениями на конфу­
цианских ученых — повелел сжигать конфуцианские сочинения, а ученых живыми закапы­
вать в землю.
3
сочинения из Цзоу — книга конфуцианского философа Мэн-цзы, которая входила в
конфуцианский канон. Цзоу — название места, где жил философ.
2
314
ГОРЫ КЫМГАНСАН (1)
Из-под моста расходятся дороги —
на восток, на запад, юг и север.
А над посхом моим высятся вершины —
двенадцать тысяч пиков!
Над Кымгансаном — луна —
над двенадцатью тысячами пиков.
А монахи в горах уж конечно
зажгли перед Буддой светильники.
ГОРЫ КЫМГАНСАН (2)
Есть ручьи, но нет камней,
ручьи — самые обычные.
Есть камни, но нет ручьев,
и в камнях — ничего необычного.
А на этой земле ручьи
соединились с камнями.
Небо творит все это,
ну, а я творю стихи!
Из собрания «простых рассказов» ядам У .Дж.Астона
Переводы Д.Д.Елисеева
Охотник
Как-то раз в давние времена более десяти охотников отправились на
охоту. Обшарили они высокие горы и узкие ущелья, широкие долины и
глубокие овраги, восток и запад, юг и север. Словом, не пропустили ни
одного укромного уголка. Днем они носились по лесам и горам, а когда
наступала ночь, делали из травы шалаши и спали в них. Они говорили:
«Мы подвергаемся всяким опасностям и терпим лишения; зато, добыв
много нокёна и ундама1, станем богачами!».
Но в конце концов, как они не старались, не убили ни одного зверя и
не могли даже прокормить себя! Да и как же они могли добыть зверя, если
им и на глаза-то ни один не попался?! А кроме того, сколько бы они ни жа­
ловались на неудачу, какая уж тут охота, если даже оружие имели не все!
Среди охотников был один, который умел немного говорить покитайски. Он повязал голову платком, обул чипсины2, взял длинную пал­
ку и стал рыскать по рощам и скалам, стараясь выгнать зверя.
1
нокен и ундам — мягкая сердцевина молодых рогов оленя и медвежья желчь, в вос­
точной медицине они используются как лекарства.
2
чипсины — корейские соломенные сандалии.
315
И вдруг в одном месте под большой скалой он увидел огромного
оленя! Охотник остановился, тихонько выглянул из-за скалы— олень
лежал неподвижно. Тогда охотник понял, что олень крепко спит. Огля­
девшись по сторонам, он подумал: «Я совсем один, стрелков не видно.
Куда же все они разбежались? Если я закричу "Здесь спит олень!", то на­
зову его имя! Понятно, что олень, услышав свое имя, вскочит и убежит.
Крикну-ка я охотникам так, чтобы эта скотина не узнала своего имени!»
И он изо всех сил закричал по-китайски: «Тут под скалой спит олень!
Несите скорее ваши луки!».
Только он закричал это — олень проснулся и, испугавшись, понесся,
как ветер. У охотника даже дух захватило, и, следя вытаращенными гла­
зами за убегающим животным, он воскликнул: «Вот скотина! Оказывает­
ся, он такой ученый, что понимает китайский язык!»
Не смейтесь, услышавшие эту историю! Ибо невежество — поистине
большое несчастье! Охотник был уверен, что олень знал китайский язык,
все понял и поэтому убежал. Ему и в голову не пришло, что он просто
испугал оленя своим криком. «Вот глупец-то!»— воскликнут достойные
люди, услышав этот рассказ.
ПРОПИЛ ШЛЯПУ
Если человек умен, то любое дело ему нипочем. Но если он не может
сообразить что к чему, то легко ошибается и попадает впросак.
Вот, например, жил в старину один человек, который очень плохо
соображал и всегда забывал о деле, каким бы важным оно ни было. Чем
больше старался он запомнить что-либо, тем скорее забывал.
Однажды пошел он к своему соседу, как вдруг ему приспичило спра­
вить большую нужду. Оглядевшись по сторонам, он увидел твиккан1 и
подумал: «Вечно я все забываю! И если теперь оставлю шляпу в этом
твиккане, то потом стыда не оберусь! Сделаю-ка я так: положу шляпу на
верх твиккана, и если затем не надену ее на голову, то во всяком случае
замечу, что я без шляпы. Тогда я возьму ее, надену и пойду к соседу».
Он снял шляпу и, войдя в твиккан, положил ее наверх. Через некото­
рое время что-то стукнулось о его голову. Человек поднял глаза, увидел
шляпу и удивился: «Вот так находка! Кто же забыл здесь такую хорошую
шляпу?!». Он взял шляпу и вышел на улицу.
Как раз в это время мимо проходил один из его приятелей. Он уви­
дел, что человек несет шляпу в руке и подумал: «Я знаю его. Он всегда
все забывает. Бьюсь об заклад, что и сейчас он свою шляпу считает чу­
жой. Поэтому не надевает ее и куда-то несет».И он окликнул чудака: «Эй,
послушай! Что это за шляпу ты держишь в руке и куда так спешишь?!».
1
316
твиккан — уборная во дворе дома.
Человек ответил: «Ого! Послушай-ка, что я тебе расскажу! Зашел я в
твиккан, и там что-то упало мне на голову. Я посмотрел и увидел эту
шляпу. Видно, кто-то, такой же рассеянный, как я, положил ее на твиккан
и забыл. И выходит, что тот человек потерпел убыток более чем на десять
лян!»
Его приятель, услышав это, посмеялся в душе, а вслух заметил: «Ты
нашел хорошую шляпу, но ведь она не твоя. Поэтому тебе следует про­
дать ее за недорогую цену. А на те несколько лян, что ты получишь, мы
купим много вина и закусок, славно выпьем и поедим». Рассеянному
очень понравилось предложение приятеля. Они тут же нашли человека,
нуждавшегося в шляпе, и, получив с него шесть-семь лян, отправились в
трактир. А когда оба напились и наелись до отвала, приятель спросил
чудака: «Послушай-ка! Почему же в таком большом трактире, где так
много народу, ты не надел шляпу?! Разве ты не знаешь, что позоришь
себя!»
Услышав эти слова, человек схватился за голову— шляпы не было!
Тогда он понял все и в изумлении воскликнул: «Да, видно,моя голова
легче чона1, раз я не мог сообразить в чем дело! Как же это я не догадал­
ся, что шляпа, взятая мною в твиккане, была моя?! А я продал ее и деньги
пропил!»
И тут он принялся громко ругать своего приятеля: «Ах ты жулик!
Что же мне сразу ничего не сказал?! Ведь ты еще тогда знал, что эта шля­
па моя! И промолчал потому, что хотел воспользоваться моим вином и
закусками! Живо отдавай деньги за все, что ты сожрал!» — И оба прияте­
ля принялись изо всех сил тузить друг друга.
А люди, которые были в трактире, узнав, в чем дело, долго хлопали в
ладоши и громко хохотали.
Милостыня НИЩЕГО
Жил в старину один сёнбэ. Был он очень беден и кормился только
подаянием, а выглядел так жалко, что даже смотреть было неприятно. И
казалось, как его ни корми, как ни одевай — все равно он будет похож на
попрошайку!
Поэтому люди говорили: «Разве улыбнется когда-нибудь счастье че­
ловеку с такой внешностью?»
Однако сёнбэ был очень честен и не зарился на чужое, будь это даже
пылинка! А если он видел, что кто-нибудь попадал в беду и становился
таким же нищим, как он сам, то очень печалился и, сетуя, что не может
помочь из-за своей бедности, сокрушенно вздыхал.
1
чон — очень маленькая весовая единица.
317
Однажды он пришел в какое-то селение и не нашел там ни пищи, ни
крова. Он просился переночевать то в один, то в другой дом, но хозяева
не впускали его. Что делать? Сёнбэ направился в горы и набрел на за­
брошенный монастырь. Заглянул внутрь— ни одного монаха, а мона­
стырь так разрушен, что в нем нельзя укрыться даже от дождя и ветра.
Тем временем солнце село и стало темно. Может, пойти в какоенибудь другое место? Сёнбэ в нерешительности ходил около монастыря и
вдруг почувствовал под ногами какой-то предмет. Он поднял его — это
был старательно завязанный узелок. А когда нищий сёнбэ развязал его, то
увидел затканный золотом пояс. Он очень удивился и подумал: «Кто же
потерял здесь такую дорогую вещь?» Осмотрев пояс, он прикинул, что
цена ему не менее трех тысяч лян. «Хорошо бы найти хозяина и вернуть
ему пояс! Но разве найдешь его?»— подумал он и вздохнул. Сёнбэ и в
голову не пришло взять этот пояс себе!
Пока он рассматривал находку, за воротами монастыря послышался
плач. Сёнбэ осторожно выглянул и увидел: молодая девушка ищет что-то
и горько плачет. На вид ей — лет шестнадцать-семнадцать.
«Наверно, ей страшно ходить около разрушенного монастыря», —^
решил сёнбэ и ласково окликнул: «Чья ты, девушка? Почему ты плачешь
и что ищешь?»
Девушка, хотя и испугалась, но ответила: «Я дочь первого министра.
У нас в семье случилось большое горе: от какой-то неведомой болезни за
три года умерли мать, братья и сестры. Остались только отец да я. И вот
на днях отец тоже умер. А я так бедна — мне не на что даже похоронить
его. У меня оставался только драгоценный золотой пояс, который переда­
вался в нашем роду в течение пяти поколений. Я понесла продавать этот
пояс и где-то здесь потеряла его. Я искала его везде, но не могла найти, и
поэтому на душе у меня невыносимо тоскливо...».
Сёнбэ до слез стало жалко бедную девушку. Он протянул ей пояс и
сказал: «Бери скорей! Продавай и устраивай похороны!»
Девушка взяла пояс, от всей души поблагодарила сёнбэ и ушла. А
сёнбэ, сделавший доброе дело, стал, говорят, первым богачом! Человеку
за добро воздается добром, за зло — злом.
В мире есть богатые, но алчные люди. И чем богаче они становятся,
тем сильнее, как пламя, разгорается их жадность. А есть люди, которые
стремятся несправедливо, втихомолку присвоить чужое. Как же не почув­
ствовать стыда, когда приходится встречаться с ними?!
А этот нищий, живший подаянием, найдя трехтысячное сокровище,
вернул его владельцу. Больше того: ночью, в глухом месте, увидев моло­
дую девушку, прекрасную, как цветок, он не причинил ей никакого зла.
В мире найдутся дурные люди, которые сочтут этого нищего глуп­
цом! Но уж если говорить о глупцах, то я скорее назову ими тех, кто бу­
дет нападать на нищего!
318
Из собрания «простых рассказов» ядам А. Эккардта
Переводы А. Ф. Троцевич
ОБМАНУТЫЙ РАЗБОЙНИК
Как-то слуга одного знатного господина из провинции Канвон от­
правился на базар, чтобы продать разные вещи. Когда он возвращался
домой с деньгами, напал на него разбойник и, угрожая револьвером, ото­
брал все вырученные деньги и купленные товары.
Однако слуга не растерялся и сказал разбойнику: «Э-хе, я отдал вам
все деньги и товары, которые у меня были. Не изволите ли вы одарить
меня своим вниманием и выслушать мою просьбу?»
«Ну, так какая же у тебя просьба?» — с любопытством спросил гра­
битель. Тогда слуга, откашлявшись, проговорил: «Я слуга одного знатно­
го янбаня. Когда я вернусь и доложу ему, что на дороге меня ограбил раз­
бойник, он не поверит ни единому слову и обвинит меня во лжи. Вот если
бы вы своим револьвером прострелили дырку на моем платье, я мог бы
своему господину привести доказательства, и он бы мне поверил».
«Раз ты так хочешь, я с легкостью выполню твою просьбу!» — отве­
тил разбойник и прострелил темное шерстяное платье слуги. Однако, ко­
гда слуга принялся разглядывать редкую ткань в поисках дырки, он ниче­
го не обнаружил.
«Где же дырка?!»— заорал слуга.— «Я ничего здесь не вижу! Вы
должны выстрелить еще раз!». А недогадливый разбойник ответил: «У
меня больше нет пуль!».
Слуга только этого и ждал. Теперь, когда вор остался без оружия, он
схватил его за горло и принялся избивать — и спереди, и сзади, и слева, и
справа, отобрал украденные деньги и вещи и, оставив вора валяться на
обочине, сам отправился своей дорогой.
Когда янбан выслушал рассказ слуги, он, потирая руки, произнес:
«Поистине, подчас случается так, что простой человек хоть и не знает
классических сочинений, но соображает лучше, чем философ!». Он по­
благодарил слугу и одарил его частью вещей, которые тот спас благодаря
своей сообразительности.
ЛЖЕПРЕДСКАЗАТЕЛЬ
У одного богатого янбаня была дочь, и хотел он взять себе в зятья
человека, который бы мог провидеть будущее. Как-то раз проходил этот
янбань мимо одного места, где молодые парни, заготовлявшие дрова,
сбросили свою ношу и остановились передохнуть. Тут янбань вдруг ус­
лышал, как один красивый, высокий юноша сказал: «Ха! Завтра наверня­
ка пойдет дождь ! »
319
Когда другие молодые люди принялись расспрашивать его, почему
это завтра непременно должен пойти дождь— ведь стояла прекрасная
солнечная, осенняя погода, а вовсе не сезон дождей, — юноша ответил
им: «Я точно знаю, что завтра непременно пойдет дождь!».
Полный любопытства, человек подошел поближе и снова спросил, но
юноша заявил, что про дождь он всегда знает наперед и никаких сомне­
ний у него нет, а господин сможет сам в этом убедиться. Тогда янбань
попросил юношу назвать свое имя и дом, где он живет и, отправившись
домой, стал ждать, действительно ли пойдет дождь. И правда, только на­
ступил день, как собрались тучи и к полудню полил дождь. Человек на
самом деле поверил в способность юноши предсказывать будущее, и при­
гласил его к себе жить. Он узнал, что молодой человек батрачит у чужих
людей, не имеет никакого имущества и живет без родителей. Тем не ме­
нее, он обратился к юноше с предложением: «А что, если ты станешь мо­
им зятем?»
Юноша сперва отказался, но янбань был настойчив, и тот в конце
концов согласился. Так он стал зятем богатого человека.
Янбань был убежден, что наконец-то он приобрел зятя, который зна­
ет будущее и, чтобы отныне жизнь его собственная и семьи протекала без
забот, он через некоторое время обратился к своему зятю с такими слова­
ми: «Поскольку ты знаешь наперед, когда пойдет дождь, ты ведь можешь
предсказать и другие вещи. Так что, говори!».
Однако юноша покраснел и проговорил: «Я совершенно ничего не
знаю!». Но янбань пристал к нему и сказал, что тот никоим образом не
должен скромничать и все выложить начистоту: «Говори прямо, почему
ты мог сказать, что в определенный день пойдет дождь, и отчего твое
предсказание сбылось, хотя стояла прекрасная погода?»
Тогда юноша смущенно проговорил: «Вы спрашиваете, как это слу­
чилось? Так вот, однажды в детстве я заболел чесоткой, потом меня долго
лечили, и теперь перед дождем все тело у меня начинает сильно чесаться.
Вот почему я давеча говорил так уверенно!».
Янбань был вне себя от досады, однако он уже сделал юношу своим
зятем и теперь уж не мог ничего изменить. И действительно, он прими­
рился с ним, поскольку молодой человек прилежно, толково работал и
доставил ему много радости.
СОДЕРЖАНИЕ
Введение
3
I. Ранняя литература. Период трех государств и Силла (до X в.)
1. Эпическая традиция в записях историков
Предание о Тангуне
Предание об основателе Когурё Тонмёне-Чумоне
2. Поэзия на родном языке хянга
Хянга в Самгук юса
Хянга в «Житии Кюнё»
3. Проза на китайском языке
Исторические сочинения и стела Квангэтховану
Сюжетная проза в исторических трудах
Буддийский дневник Хечхо
3. Поэзия на китайском языке
Поэтическое творчество Чхве Чхивона (857-?)
11
12
—
14
20
21
27
28
—
29
32
34
37
П. Литература Коре (918-1392)
Первый период (X — первая половина XII в.)
1. Исторические сочинения
«Исторические записи трех государств»
«Житие Кюнё» Кюнё чон
2. Поэзия на китайском языке
Второй период (конец XII — начало XIV в.)
1. Исторические сочинения
«Биографии выдающихся наставников из Страны, что к востоку от моря»
Хэдонкосын чон
«Дела, опущенные в "Исторических записях трех государств"» Самгук юса
2. «Пустяковые речения» пхэсоль
3. Поэзия на китайском языке
ЛиИнно
ЧхвеЧа
ЛиКюбо
ЛиЧехён
Ли Сынхю
Творчество поэтов из группы «Трое уединившихся» Самый
4. Изящная проза. Аллегория
5. Поэзия Коре на родном языке Коре каё
46
47
—
—
50
52
54
—
55
57
65
70
—
72
73
83
86
87
89
91
III. Литература династии Чосон [Ли] (1392-1910)
Первый период (XV-XVI вв.)
1. Поэзия XV в. на корейском языке
«Дракон летит в небе» Ёнби очхон ка
Сичжо
2. Проза и поэзия XV в. на китайском языке
Собрания пхэсоль
Творчество Ким Сисыпа
3. Поэзия XVI в. на корейском языке
Циклы сичжо
Тема частной жизни в сичжо
Каса — «напевные строфы»
;
102
103
105
106
107
114
—
116
123
—
127
130
321
4. Поэзия и проза XVI в. на китайском языке
Творчество поэтесс
«Три любителя танской поэзии»
Собрания пхэсоль. Лю Монин
Повествования чон
Творчество Лим Че
Творчество Хо Кюна
Второй период (XVII-XVIII вв.)
1. Поэзия и проза XVII в
Творчество Пак Инно (1561-1642)
«Записи событий года имчжин» Имчжин нок
Дневники илъги
Поэзия на корейском языке в жанре чан-сичэюо
2. Поэзия и проза XVIII в
Поэзия на корейском языке в жанре кихэн-каса
Поэзия на корейском языке в жанре кюбан-каса
Дневник госпожи Хон
Корейский роман и творчество Ким Манчжуна
Типы традиционных романов
Социальный роман
Романы — «сны»
Движение Сирхак и творчество Пак Чивона
Поэзия на китайском языке
Жанр биографии чон
Третий период (XIX в.)
1. Традиционные жанры поэзии и прозы
Поэзия в жанрах сичжо и каса
2. Поэзия на китайском языке
Творчество Ким Сакката
3. Проза на китайском языке
4. Биография чон на китайском и корейском языках
5. Повесть чо«
6. Драма и пхансори
Драма на китайском языке
:
138
—
139
140
142
145
148
152
154
—
157
160
163
166
—
170
174
175
187
—
191
194
202
205
207
209
—
213
—
218
221
222
234
237
Указатели
240
Хрестоматия
250
Учебное издание
Аделаида Федоровна Троцевич
История корейской традиционной литературы
(до XX в.)
Учебное пособие
Директор Издательства СПбГУ проф. Р. В. Светлов
Главный редактор Т. Н. Пескова
Редактор Р.Г.Рабинович
Оригинал-макет Ю.Ю. Тауриной
Лицензия ИД № 05679 от 24.08.2001
Подписано в печать 04.08.04. Формат 60x90 V16.
Печать офсетная. Бумага офсетная.
Усл. печ. л. 20,25. Заказ 190
Издательство Санкт-Петербургского университета.
19Ö034, С.-Петербург, Университетская наб., 7/9.
Чел. (812)328-96-17; факс (812)328-44-22
E-mail: [email protected]
www.unipress.ru
По вопросам реализации обращаться по адресу:
С.-Петербург, 6-я линия В.О., д. 11/21, к. 21
Телефоны: 328-77-63, 325-31-76
E-mail: [email protected]
Типография Издательства СПбГУ.
199061, С.-Петербург, Средний пр., 41.
Книги Издательского дома Санкт-Петербургского
государственного университета можно приобрести
в магазинах Издательства по адресам:
Магазин № 1 «Vita Nova»:
Университетская наб., 7/9
Тел. 328-96-91; E-mail: [email protected]
Филиал M 2:
Петродворец, Университетский пр., 28
Тел. 428-45-91
Филиал M 3:
В. О., 1-я линия, 26
Тел. 328-80-40
Филиал M 5:
Петродворец, Ульяновская ул., 1
(физический факультет)
Филиал M 6 «ЛКМЭ»:
В.О., Менделеевская линия, дом. 5
(здание исторического и философского факультетов)
Филиал № 7:
В. О., наб. Макарова, 6
(факультет психологии)
Филиал № 8:
Университетская наб., 11
(в холле филологического факультета)
В наших магазинах Вы найдете учебную и научную
литературу и других издательств по всем отраслям
знаний
