Советский Союз на международном рынке нефти в
реклама
Советский Союз на международном рынке нефти в послевоенный период Традиционное стремление развитых индустриальных государств контролировать мировые энергетические ресурсы после Второй мировой войны столкнулось с новой тенденцией: стремлением стран — обладательниц нефтяных ресурсов использовать часть своих природных богатств для укрепления своего международного положения, решения насущных экономических и социальных проблем[137]. Советский Союз и США с самого начала холодной войны стали бороться за влияние на Ближнем Востоке. Столкновение интересов началось с середины 50-х годов, когда Великобритания и Франция потеряли свои прежние позиции в этом регионе. До 1956 года СССР обеспечивал нефтью своих союзников в Восточной Европе и продавал по льготным ценам нефть и нефтепродукты в Индию, не оказывая никакого влияния на рыночную конъюнктуру. На мировой рынок поступала относительно дешевая нефть из Ближнего Востока, Венесуэлы и некоторых других стран. Причем и добыча, и продажа ее контролировались в основном американскими и британскими нефтяными компаниями. Цены были установлены на уровне около 3 долл. за баррель, что делало невыгодным ее использование для получения электроэнергии, большая часть которой и в Западной Европе, и в Японии генерировалась за счет угля. Западные советологи и экономисты до сих пор теряются в догадках — для каких целей Советский Союз начал с 1958 года продавать на мировом рынке в крупных масштабах по демпинговым ценам сырую нефть. Такая акция сразу же породила «ценовую войну» на понижение. Западные компании первое время сопротивлялись снижению цен, но после того, как в 1959 году британская компания «Бритиш Петролеум» также вступила в игру на понижение, цены на нефть стали падать. Советский Союз продолжал практику снижения цен, 1 и мировые цены на нефть систематически снижались до сентября 1973 года, упав почти наполовину, если внести поправки на инфляцию (1 долл. 1959 г. = 2 долл. 1973 г.). Очень дешевая нефть в течение 15 лет преобразила экономику многих западных стран, обеспечив их быстрое развитие. Немецкое и японское «экономические чуда», выраженные в стремительном росте производства на 9— 11 % в год, во многом связаны в том числе с дешевой энергией. В 1955 году в Японии только 1% электроэнергии производилось за счет нефти. В 1969 году нефтью обеспечивались уже 70% японских энергетических потребностей. Нефть стала дешевле угля, и отопление домов в Европе и в США переводили с угля на сырую нефть. Даже в таких традиционно угольных странах, как Германия и Великобритания, немало электростанций перешли с угля на нефть[137]. Существуют различные версии, для чего Н.С. Хрущев начал, а Л.И. Брежнев продолжил политику намеренного снижения цен на нефть на мировом рынке, причем явно в ущерб собственным интересам. Согласно одной из них, СССР не мог использовать ближневосточную нефть и не имел того влияния в этом регионе, которым обладал Запад. Поэтому создавалась хаотическая ситуация на Среднем Востоке для минимизации западного влияния[138]. Другое, более популярное объяснение сводилось к тому, что растущему импорту Советского Союза были необходимы финансы, которые должны были быть обеспечены экспортом дешевой нефти[139]. Производителю сырья всегда выгоднее продавать меньше и дороже, чем больше и дешевле, особенно если речь идет о невосполнимых ресурсах, таких, как нефть. Более вероятна теория, что эта «ценовая война» есть глобальный вариант известной «биржевой игры на понижение», суть которой в преднамеренном снижении цен на акции с целью создания ажиотажа и приобретения контрольного пакета для установления монополии. Предполагают, что тогдашний президент Египта Гамаль Абдель Насер убеждал Н. Хрущева и Л. Брежнева снижать мировые цены на нефть для того, чтобы разорять саудовских королей и других арабских эмиров и 2 шейхов, а также иранского шаха, стимулируя в этих странах социальное напряжение. Насер хотел стать лидером всех арабов и даже всех мусульман. В какой-то мере эта политика имела успех и привела к свержению монархий в Ираке 1958 года и Ливии 1969 года и к установлению в этих странах арабского варианта социализма, сходного с египетским. Теперь можно лишь фантазировать на тему о том, какие изменения в мировой экономике и балансе сил могли произойти, если бы Советский Союз не выступил против иракской оккупации Кувейта, присоединившись к Соединенным Штатам. В таком случае под прямым или косвенным контролем СССР оказалась бы львиная доля мировых запасов нефти, что позволило бы ему диктовать высокие цены экономикам западных стран[137]. Активность в Ближневосточном регионе проявлялась не только советскими дипломатами и политиками. Первая обнародованная американской администрацией официальная позиция, касающаяся политики США на Ближнем Востоке (доктрина Трумэна 1947 г.), содержала тезис о необходимости поддержки политических режимов Греции, Турции и Ирана, над которыми нависла советская угроза. Позиция США того времени предусматривала в разрешении конфликтов с СССР применение военной силы, если будет на то необходимость[137]. В 1957 году доктрину Трумэна сменила доктрина Эйзенхауэра, которая была сфокусирована на Арабо-Израильском секторе средневосточного региона. Этот период связан с новым витком развития противостояния супердержав, сопровождавшегося ростом влияния СССР, потерей позиций Великобритании и Франции в районе Суэцкого канала, и поставило перед внешней политикой США новые проблемы, требовавшие внесения уточнений в стратегию и тактику ведения холодной войны, которые нашли в последующем свое отражение в доктрине Никсона. «Двухопорная политика», сконцентрированная на поддержке Ирана и Саудовской Аравии, должна была противостоять интересам СССР и его 3 союзников. При всем этом эта доктрина не распространялась на весь Ближний Восток, а предназначалась для политики в регионе Персидского залива и, по сути, была карт-бланшем для иранского шаха, который, приобретая у США оружие, гарантировал стабильность и безопасность в заливе. Эта доктрина действовала и в период администрации Форда, и даже некоторое время после прихода к власти Картера, который сместил акценты своей политики на разрешении арабо-израильского конфликта, что в немалой степени было вызвано тем, что СССР активизировал свою деятельность в этом направлении[137]. Администрация Картера вынуждена была считаться с потенциальной ролью Советского Союза в разрешении арабо-израильского конфликта. В этот период Картер видел в СССР силу, активно влияющую на развитие ситуации в регионе, с чем он не мог не считаться. 1 октября 1977 года Советский Союз и США подписали совместное коммюнике, где говорилось о необходимости «скорейшего разрешения арабо-израильского конфликта в духе Женевской конференции 1973 г.» Однако серьезные изменения, произошедшие на Ближнем Востоке и во внешней политике СССР, — особенно Иранская революция и вторжение советских войск в Афганистан, — изменили политику США, вернули ее к ранним доктринам (Трумэна, Эйзенхауэра, Никсона), которые, как известно, рассматривали СССР как деструктивную силу, угрожающую стабильности в регионе и интересам США. Вот уже около ста лет «нефтяной фактор» является одним из основных элементов, влияющих на международные отношения. В этом смысле символично высказывание известного государственного деятеля Франции периода «третьей республики» Ж. Клемансо, который говорил во время Первой мировой войны, что «одна капля нефти равнозначна капле крови наших солдат»[141]. В свое время «Стандарт Ойл», «Ройал Датч», «Бритиш Петролеум» были зачинателями многих изменений и даже осложнений в мировой политике и подталкивали правительства крупнейших западных 4 держав на неожиданные и по временам довольно радикальные внешнеполитические решения, хотя, как считают многие аналитики, период чрезмерного могущества нефтепромышленников остался в прошлом, современная политика как ведущих государств, так и развивающихся стран по прежнему остается под сильнейшим воздействием энергетического, и прежде всего, нефтяного фактора. Этот феномен непосредственно отразился на развитии холодной войны, когда Вашингтон объявил зоной своих жизненных интересов часть Ближнего Востока, а Москва соблюдала в этом регионе особую сдержанность. Нефтяная политика обладает целым рядом особенностей. В силу ее консерватизма следует говорить об уже устоявшихся традициях международных отношений и формирования внешней политики государств в вопросах, прямо связанных с нефтью. Так, существует давнее «правило» относительно жесткого выяснения отношений между главными действующими лицами нефтедобычи (государства, нефтяные компании, банки и др.). Эта особенность объясняется как прибыльностью нефтяного бизнеса, так и тем обстоятельством, что нефтедобыча часто осуществляется в конфликтных и политически неустойчивых регионах. Традиция «силовых» решений по нефтяным проблемам объясняет частоту военных конфликтов и военных столкновений в этой области. Они происходили в различных регионах мира — от Латинской Америки до Юго-Восточной Азии[137]. Идеология и зачастую мораль отступают на второй план, когда речь идет о контроле над «черным золотом» и безопасностью его транспортировки. Не случайно в период холодной войны Запад постоянно подозревал СССР в намерении распространить свой военно-политический контроль на нефтедобывающие регионы и открыто заявлял о готовности использовать все средства для предотвращения этой опасности. Нефтяной фактор и в самом деле приобрел особую значимость во внешнеполитической стратегии Советского Союза послевоенного периода. А 5 в 70-е годы СССР создал систему относительной политической и экономической стабильности, основываясь преимущественно в том числе и на доходах от нефтяного экспорта. Открытие нефти в Северном море позволило значительно стимулировать экономическое развитие Великобритании и Норвегии. Что касается экономического положения нефтедобывающих стран Ближнего Востока, то оно тем более хорошо известно. Так, открытие крупнейших нефтяных месторождений быстро превратило отсталую Ливию в достаточно активную на международной арене страну, которая может позволить себе роскошь иметь главным внешнеполитическим противником самую мощную державу мира — Соединенные Штаты[137]. Революция в Иране создала серьезную угрозу интересам США. Отныне иранская нефть становится важным фактором как ресурс экономики и как источник финансовой, военной и политической силы Ирана, который взял на вооружение антиамериканскую политику в регионе. Картер представлял вторжение СССР в Афганистан как начало нового широкого советского наступления на Ближний Восток. Однако США в тот момент оказались не готовы к эффективному ответу на выпад СССР. С приходом к власти администрации Рональда Рейгана в 1981 году были внесены значительные изменения во внешнеполитическую доктрину США, при сохранении прежнего стержня, ориентировавшегося на политику противостояния интересам СССР на Ближнем Востоке и в Афганистане. В политике по отношению к Афганистану США стали создавать пояс из союзников от Египта до Пакистана и активно финансировать афганских моджахедов. Эта концепция получила название «стратегического консенсуса». В отношении политики в Персидском заливе администрация Рейгана усилила вооруженные силы Саудовской Аравии, продав ей 60 бомбардировщиков F-15 и пять самолетов системы АВАКС. Кроме того, особое внимание было уделено подразделениям RDF, которые были 6 переформированы в Центральный Штаб (CENTCOM). Эти меры создали для США все условия для адекватного ответа советским вооруженным силам в случае усиления угрозы интересам США в Персидском заливе. Администрация Рейгана активизировалась и в направлении разрешения арабо-израильского противостояния. После начала войны в Ливане в 1982 году начала реализовываться инициатива «FreshStart», целью которой ставилось разрешение арабо-израильского конфликта и прекращение гражданской войны в Ливане. США исходили из подхода к достижению «стабильности на всем Ближнем Востоке, включая весь Аравийский полуостров». Это противостояние сверхдержав продолжалось вплоть до прихода к власти администрации Джорджа Буша[137]. Изменения в противостоянии супердержав на Ближнем Востоке стали происходить с осуществлением в СССР политики демократизации, перестройки и гласности. Несмотря на то, что период противостояния «сверхдержав» остался позади и не может возобновиться в обозримое время, США по-прежнему сохраняют «особые отношения» с такими ключевыми нефтедобывающими государствами, как Саудовская Аравия и Кувейт, и с повышенной подозрительностью относятся к любым движениям «посторонних» в регионе, объявленном сферой жизненных интересов Америки. Особенно болезненная, чтобы не сказать — маниакальная, подозрительность проявлялась по отношению к внешней политике Советского Союза. Например, сенатор Дэвид Борен — председатель сенатской комиссии по разведке в статье «Зловещая политика Горбачева на Ближнем Востоке» писал: «За миротворческими визитами президента Горбачева во время завершения войны в заливе может прослеживаться долгосрочная региональная политика против США, возглавляющих многонациональные силы». Он описывает советскую внешнюю политику как «вредительскую»[137]. В течение кризиса в Персидском заливе 1990—1991 годов произошли изменения во взаимоотношениях СССР и США. 29 января 1991 года между 7 сторонами было подписано соглашение в соответствии с резолюцией ООН о создании коалиционных сил для пресечения иракской оккупации Кувейта, что было результатом совместной работы министра иностранных дел СССР и госсекретаря США. В новейшее время человечество во многом зависит от нефти. Нефть дает богатство одним государствам, делает их центрами притяжения внутренних и внешних инвестиций и обеспечивает им высокие доходы, наделяет их политической властью, и в то же время растущие возможности таких стран могут быть реализованы как во благо населения, так и употреблены в ущерб ему, как это случилось с нефтяными доходами бывшего СССР. Начиная с 50-х гг. и до 1973 г. мир испытывал очередной, после 20-30х гг., «ужас нашествия советской нефти». На мировых рынках шла интенсивная ценовая война, что позволяет говорить о продолжении внешнеэкономической константы берущей начало с наступлением XX в., когда все страны боролись за нефтяные рынки сбыта. После нефтяных кризисов 70-х гг. происходит коренная трансформация модели нефтяного рынка. Содрогнувшись под ударами энергетического кризиса западные страны не только осознали свою уязвимость, но и осознали уязвимость советской экономики от экспортной нефтяной иглы. Открывшейся возможностью решили воспользоваться США: сначала погрузить экономику СССР в пучину зависимости от нефтяного экспорта, а потом нанести решающий удар через механизм снижения цен. К этому времени, т.е. к весне 1945 г., во «Втором Баку» было обнаружено богатейшее девонское месторождение, что позволяло оптимистически оценивать перспективы прогресса отечественной нефтяной индустрии. Мы получили такие мощные пласты, которые могли давать из скважин по 300-400 т нефти в сутки. Я проинформировал Сталина о сложившемся положении, об ошеломляющих открытиях в Куйбышевской обл. и в Башкирии. Bee это 8 открывало перед нами прекрасную возможность рассчитывать на развитие районов «Второго Баку» высокими темпами»[130]. «Представьте, но именно благодаря быстрому развитию «Второго Баку», начиная с победного 1945 г. и особенно в первые послевоенные годы, мы ежегодно стали давать прибавку от 20 до 25 млн т нефти. Когда я при Хрущеве в 1955 г. уходил в Госплан СССР, добыча нефти составила уже 87 млн т в год. 15 лет, о которых говорил Сталин в феврале. 1946 г. в речи перед избирателями, мы практически перекрыли, довели добычу нефти до 60 млн т за 8 лет и пошли дальше, достигнув в 1988 г. показателей в 624 млн т. Сравните: в конце войны мы добывали около 19 млн т. Вот что значит успешное освоение «Второго Баку», а также быстрое возрождение нефтедобычи на Северном Кавказе и ее развитие на Каспии. Не устаю до сих пор поражаться, как же оперативно и последовательно выполнялись тогда все правительственные постановления и указания Сталина, который постоянно интересовался состоянием нефтедобычи и нередко давал практические советы»[130]. Гигантские вложения в советскую нефтяную промышленность после Второй мировой войны вывели промышленность страны далеко за пределы прежнего уровня производства. Новый, открытый в 30-е гг., регион Урала и Поволжья оказался «золотым дном» (пик добычи в Урало-Поволжье пришелся на 1965 г. и составил 73 млн т). С 1955 по 1960 г. производство нефти в СССР практически удвоилось, и к концу пятидесятых годов Советский Союз по производству нефти вышел на второе место в мире после Соединенных Штатов, обогнав Венесуэлу. Реально советская нефтедобыча равнялась трем четвертям всего производства на Ближнем Востоке. Второе дыхание советская нефтяная промышленность получает в 70-е гг. с началом освоения месторождений Западной Сибири. Было открыто 500 месторождений нефти, из них 9 отнесено к гигантам, с запасами от 100 до 500 млн т каждое, и два месторождения сверхгиганта (более 500 млн), в частности Самотлор. На Самотлоре добыча за пять лет с начала освоение выросла до 160 млн т нефти, составив 25% всей добычи страны. 9 В условиях нарастающей нефтедобычи внутри страны, возвращение СССР на мировой рынок происходило постепенно. Советский Союз первоначально экспортировал нефть в страны СЭВ. Экспорт в Венгрию, ГДР, Кубу, Польшу, Румынию, Чехословакию постоянно наращивался, и если в 1970 г. составлял 38,2 млн т, то в 1980 г. достиг 87,8 млн т.[142]. Однако, экспортная ориентация в отношении стран социализма была невыгодна для Советского Союза, т.к. цены на нефть устанавливались для «дружественных» стран минимальные, а СССР в целях поддержания экономики стран – сателлитов закупал промышленную продукцию по завышенным ценам. Политика подобных взаимоотношений соответствовала идеологическим установкам, но была далека от экономической выгоды. С 1955 г. СССР возобновил коммерческий нефтяной экспорт на Запад, прежде всего для своих недавних военных врагов - Германии и Италии. Объемы поставляемой советской нефти возрастали и стали заметным фактором на мировом рынке – «силой, с которой следует считаться в международной нефтяной отрасли», - сообщало Центральное разведывательное управление США[1]. Советский Союз стремился вернуть себе позиции крупного поставщика нефти на Запад, которую Российская империя играла в конце девятнадцатого начале двадцатого веков. Рост добычи позволил Советскому Союзу наращивать экспорт нефти значительными темпами. Государство стремилось максимизировать валютные поступления от экспорта нефти и активно боролось за увеличение своей доли на мировом рынке. В Вашингтоне это называли «советским экономическим наступлением». На совещании кабинета министров в 1958 г., директор ЦРУ Аллен Даллес, предупреждал: «Свободный мир находится перед лицом достаточно опасной способности Советов внести хаос в установившиеся рынки»[1]. Выброс больших объемов относительно дешевой советской нефти на мировой рынок вынудил многие западные нефтяные компании снизить цены на нефть, добываемую на Ближнем Востоке, уменьшая таким образом 10 платежи за пользование недрами правительствам стран Ближнего Востока. В конечном счете это вынужденное уменьшение доходов стало одной из причин создания Организаций Стран Производителей Нефти (ОПЕК). Советский Союз оказался сильным и жестким конкурентом, продолжал наращивать «нефтяное давление» перманентно снижая цены и заключая бартерные требовалась сделки. валюта Стране, для восстанавливающей закупок народное промышленного хозяйство, оборудования и сельскохозяйственных продуктов. ОПЕК по-английски Organization of Petroleum Exporting Countries организация стран-эспортёров нефти - возникла в 1960 году. В её состав вошли Венесуэла, Кувейт, Катар, Ливия, Саудовская Аравия, Объединённые Арабские Эмираты, ряд других стран Ближнего Востока, Африки и даже Океании. Появился ОПЕК не случайно. Вошедшие в его состав страны добывают почти половину мирового объёма и экспортируют до 70 процентов мировой продажи углеводородного сырья. Естественно, создавая нефтяной картель, эти страны знали, что делают, а именно с его организацией они получали весьма эффективный инструмент установления и регулирования единых цен на нефтяном рынке. Как ни странно, в ОПЕК не пожелали вступить Мексика и Норвегия, которые решили вести нефтяной бизнес сами по себе на свой страх и риск. Тогдашний СССР по идеологическим соображениям проигнорировал капиталистическую "контору" - дескать, не с руки нам заглядывать в рот каким-то шейхам. Известно, что 40 процентов российского бюджета имеет нефтегазовое происхождение. Именно от нефтедолларов «пляшут» прибавки к жалованию учителям, медикам, военным и, конечно, госчиновникам. В годы «холодной войны» на Западе подозревали, что усиливающаяся нефтяная кампания СССР содержала не только коммерческие интересы, но и была своего рода политическим наступлением с экономическим подтекстом, целью которого было сделать Западную Европу зависимой, ослабить единство НАТО и подорвать нефтяные позиции Запада на Ближнем Востоке. 11 «Экономические приемы ведения войны особенно хорошо соответствуют их целям захвата мира», - говорил сенатор Кеннет Китинг[1]. В 1973 г., из-за сокращения поставок нефти арабскими странами, начался мировой энергетический кризис - произошел резкий скачок цен на нефть. Цена на мировом рынке увеличилась с 2,51 дол. за баррель в 1972 г. до 10,79 дол. в 1974 г. Руководство Советского Союза с идеологических позиций выступая в поддержку «справедливой борьбы арабского народа с израильскими агрессорами и их пособниками» на практике воспользовался международной конъюнктурой, значительно увеличив объемы нефтяного экспорта на Запад. Нефтяная отрасль в СССР продолжала стремительно набирать обороты. При подготовке восьмого пятилетнего плана (1966-1970 гг.) по вопросу о том, как будут осваиваться тюменские месторождения, разгорелись бурные дискуссии. Были предложены два сценария развития НГКа. Сторонники первого сценария предлагали развивать нефтегазовую промышленность, опираясь преимущественно на старые, расположенные уже в обустроенных районах сырьевые базы, а осваивать Тюмень планировали постепенно, без перенапряжения народного хозяйства. Их главные аргументы - устойчивая динамика развития отрасли и нехватка инвестиций. Сторонники второго сценария (секретари Тюменского обкома Б.Е.Щербина, А.К.Протозанов, министр нефтяной промышленности В.Д.Шашин, министр газовой промышленности А.К.Кортунов, геологи Ф.К.Салманов и Ю.Г.Эрвье) предлагали сосредоточить главные усилия на освоении Западной Сибири. Они предсказывали скорое падение добычи в старых районах (имитационные модели полностью подтверждают их прогнозы), а для инвестиций, которые должны были быстро окупиться, предлагали использовать источники самофинансирования (за счет косыгинской реформы) и доходы от экспорта углеводородного сырья. В ходе дискуссий победу одержал второй сценарий, и на XXIII Съезде (весна 1966 г.) было принято решение о решительном прорыве нефтяников и газовиков в Западную Сибирь [143]. 12 По данным официальной статистики, экспорт нефти и нефтепродуктов вырос с 75,7 млнт в 1965 г. до 193,5 млнт в 1985 г.[143] По произведенным математическим расчетам, эта цифра, составлявшая в 1965 г. порядка 0,67 млрд долл., увеличилась к 1985 г. в 19,2 раза и составила 12,84 млрд долл.[143] Большая часть нефтедолларов пошла отнюдь не на приобретение высоких технологий и новейшего оборудования. Огромные потоки валюты были истрачены на импорт продовольствия и закупку товаров народного потребления. Рассчитанный нами импорт лишь по 4 позициям (зерно, мясо, одежда и обувь) забирал больше половины валютной выручки (в отдельные годы, в 1975 г., например, до 90%)[143]. Рост добычи позволил Советскому Союзу наращивать экспорт нефти значительными темпами. Москва стремилась максимизировать валютные поступления от экспорта нефти и активно боролась за увеличение своей доли на мировом рынке. В начале 1960-х годов Советский Союз вытеснил Венесуэлу со второго места по добыче нефти в мире. Выброс больших объемов дешевой советской нефти на рынок вынудил многие западные нефтяные компании снизить цены на нефть, добываемую на Ближнем Востоке, уменьшая таким образом платежи за пользование недрами правительствам стран Ближнего Востока. Это уменьшение доходов было одной из причин создания Организации Стран Производителей Нефти (ОПЕК). Добыча в Волго-Уральском регионе достигла пика в 4,5 миллиона баррелей в день в 1975 году, но позже вновь упала на две трети от этого уровня. Как раз в то время, когда Советский Союз размышлял над тем, как он сможет удержать уровень добычи с месторождений Волго-Урала, были обнародованы данные об открытии первых крупных месторождений в Западной Сибири. В начале 1960-х годов были разведаны первые запасы этого региона, главными из которых было открытое в 1965 году 13 месторождение - супергигант Самотлор с извлекаемыми запасами около 14 млрд барр. (2 млрд т). А нефти так и не было. Ее обнаружили только в сентябре 1959 г. возле села Шаим Ханты-Мансийского национального округа. Поначалу первые скважины давали всего тонну нефти в сутки. Но уже в апреле 1960 г. скважина №7 стала выбрасывать 10 т в сутки. Наконец, в этом же районе ударил из скважины №6 первый фонтан с суточным дебитом 350 т. Так пошла промышленная нефть. В марте 1961 г. Сургутская нефтеразведочная экспедиция, возглавляемая Фарманом Салмановым, молодым геологом, родившимся в Азербайджане, но страстно полюбившим Сибирь, открыла Мегионское месторождение нефти – в 700 км от Шаима получили фонтан с суточным дебитом 240 т. Важность открытия заключалась в том, что впервые в Сибири доказали наличие промышленных скоплений нефти в меловых отложениях, широко распространенных в Западно-Сибирской низменности. Через несколько лет в Мегионском нефтяном районе Фарман Салманов откроет поистине гигантские месторождения, в том числе Самотлорское и Белозерское. Одно из крупнейших нефтяных месторождений – Самотлор открыли в конце 1965 г., а спустя четыре года пошла уже промышленная нефть. За десять лет (1969–1979 гг.) Самотлор дал 1 млрд т нефти, за семь следующих лет – второй миллиард. В 1972 г. месторождение давало в сутки столько же нефти, сколько весь Баку. Нефтепровод Самотлор–Альметьевск, сооруженный в 1972 г., дал выход в свет уникальному месторождению[131]. Руководство страны полностью осознало значение сибирской нефти. Рост потребления, нараставшая нужда промышленного мира в нефти и монопольное положение Ближнего Востока становятся причиной острых кризисов, «нефтяных шоков». Первый «шок» произошел в 1951 г., когда Иран национализировал англо-итальянскую нефтяную компанию и вынудил шаха к бегству за границу. В 1956 г. президентом Египта становится Гамаль 14 Абдель Насер. Проведенная им национализация Суэцкого канала вызывает второй «шок» мирового нефтяного рынка. Шестидневная война Израиля в 1967 г. и закрытие Суэца становятся причиной третьего «шока». В 1973 г. очередная арабо-израильская война побуждает арабских производителей нефти объявить эмбарго. Четвертый нефтяной кризис влечет за собой взрыв цен на продукт, без которого уже невозможно обойтись. В сентябре 1973 г. баррель нефти стоит 2,9 долл., а в декабре – уже 11,6. Становится очевидной могучая сила нефти как экономического оружия. Советский Союз с его колоссальными запасами нефти и газа приобретает еще более влиятельное положение в мире. Цифры добычи растут из месяца в месяц, из года в год. Однако с 1973 г. не было открыто сколько-нибудь значительных месторождений. Госплан подчеркивает необходимость консервации земных богатств. Но выгодная конъюнктура отметает все разговоры о консервации – эксплуатация месторождений «черного» и «голубого» золота наращивает темпы. Свержение в 1979 г. шаха Ирана и приход в этой стране к власти аятоллы Хомейни вызывает пятый нефтяной «шок» и взлет нефтяных цен на немыслимую высоту: в 1979–1981 гг. стоимость барреля нефти подскакивает с 13 до 34 долларов. В начале 80-х годов добыча нефти впервые после войны падает. Сокращается добыча в районах «Второго Баку», но, что важнее всего, меньше нефти дает Западная Сибирь. Время «золотых фонтанов», «легкой нефти» кончилось: нужно было переходить на принудительную добычу, искать новые месторождения с меньшими дебитами в еще более труднодоступных районах. В итоге мобилизации средств – дополнительных ассигнований, переброски бригад нефтяников и оборудования из других районов – Западная Сибирь к концу десятилетия увеличила добычу, достигнув в 1988 г. пика – 624 млн т. Но никогда больше советские нефтяники не смогли подойти к этому уровню. В 1989 г. добыча упала до 607 млн т, в 1990 – до 570. 15 Кризис нефтяной промышленности был одним из проявлений общего кризиса, который переживала советская экономика. Историки отмечают парадоксальный факт: «большая нефть» Западной Сибири, пролившаяся в 70-е годы золотым дождем на Советский Союз, помешала проведению необходимых экономических реформ[144]. Для Западно-Сибирского бассейна характерны сложные природноклиматические условия, в которых предстояло добывать нефть, и огромная территория, простирающаяся от зоны вечной мерзлоты в районе Полярного круга до непроходимых торфяных болот на юге. Но, несмотря на эти трудности, Советский Союз смог нарастить добычу в регионе с астрономической скоростью. Рост добычи в Западной Сибири предопределил рост добычи в Советском Союзе с 7,6 миллионов баррелей (более млн т) в день в 1971 году до 9,9 млн баррелей (около 1,4 млн т) в день в 1975 году. К середине 1970-х годов добыча в районе Западной Сибири заполнила разрыв, образовавшийся из-за падения добычи в Волго-Уральском регионе. После достижения феноменальной добычи из месторождений ЗападноСибирского бассейна советская нефтяная промышленность стала проявлять признаки упадка. Западно-Сибирские месторождения были относительно дешевы в разработке и давали существенный выигрыш за счет своих размеров, а советские плановые органы отдавали приоритет максимизации краткосрочной, а не долгосрочной нефтеотдачи. Производственные объединения стремились добыть как можно больше нефти с месторождений с тем, чтобы выполнить план по добыче, при этом не учитывалось влияние последствий разработки на состояние месторождений, бурилось слишком много скважин и закачивалось слишком много воды. К тому же мало кто занимался вопросами повышения эффективности инвестиций в разработку и внедрением новых технологий. Проблемы вскоре начали проявляться в падении производительности скважин, низком пластовом давлении и увеличении обводненности. 16 К середине 1970-х годов в Москве уже поняли, что назревает падение добычи. Первое падение, обусловленное хроническим недофинансированием разведки в Западной Сибири, началось в 1977 году, но властям удалось его приостановить за счет очень больших капиталовложений в бурение. Второе падение произошло в период с 1982 по 1986 годы. И в этот раз кризис удалось преодолеть за счет увеличения финансирования. В 1988 году Советский Союз достиг нового рекордного уровня добычи в 11,4 млн барр. в день. В то время страна была крупнейшим нефтепроизводителем в мире с объемом добычи существенно выше, чем в США и в Саудовской Аравии. В этот же год уровень добычи в Западной Сибири достиг 8,3 млн барр. в день. Но с этого момента значительного падения добычи уже невозможно было избежать из-за плохих технологий управления добычей, несмотря на резкий рост капитальных вложений, Советский Союз мог сдержать падение добычи только до начала 1990 года. Но затем наступил провал в добыче, он был так же резок, как и ее рост уровень добычи в России постоянно падал в течение десятилетия и остановился на уровне, почти на половину меньшем начального пика. Администрация США решила предложить СССР внешнеэкономическую коммерческую сделку и попытаться разрядить ситуацию на мировом рынке. Госсекретарь Г. Киссинджер занялся заключением соглашения «баррель Соединенные Штаты обмен в за на бушель», свою согласно пшеницу которому должны будут импортировать советскую нефть. После достижения в октябре 1975 г. в Москве предварительных договоренностей, в Вашингтон прибыли советские официальные представители для ведения дальнейших переговоров. Это был шанс Г. Киссинджера одержать очередную тактическую победу в его политике американо-советской разрядки встречавшей все большую критику внутри страны и нуждавшуюся, по мнению аналитиков, в позитивном продвижении. В стратегическом отношении 17 достижение подобного соглашения означало бы поражение ОПЕК, т.к. позволило бы США вырваться из-под диктата стран – производителей нефти. Учитывая международный контекст, Г. Киссинджер настаивал на максимальном придании переговорам гласности. Со своей стороны, исходя из внешнеполитической доктрины, Советский Союз не мог позволить себе публично подрывать позиции ОПЕК и национальные интересы стран «третьего мира». К тому же на переговорах остро встала проблема взаиморасчетов. Г. Киссинджер настаивал, чтобы американская пшеница оценивалась по мировым ценам, в то время как советская нефть - на двенадцать процентов ниже мировых нефтяных цен. На вопрос о причине такого несоответствия американцы отвечали, что их пшеница имеет уже сформировавшийся рынок, а у советской нефти такого рынка нет и чтобы его завоевать СССР должен пойти на существенные уступки[144]. Итоговое соглашение, вследствие экономических и политических разногласий так и не было подписано. Доля нефти в советском экспорте на протяжении 70-х гг. постоянно увеличивалась. Поступающие «нефтедоллары» до определенного момента позволяли решать экономические и социальные вопросы внутри страны без глубокой технико-технологической реконструкции экономики, и всестороннего её реформирования. Страна шаг за шагом утрачивала технологическое лидерство. Параллельно «нефтедоллары» все больше оказывали негативное воздействие на промышленность страны, поскольку руководство Советского Союза (фактически превращавшегося по своей экспортной структуре в развивающуюся страну), имея весьма крупный источник постоянных валютных поступлений, не считало нужным изыскивать внутренние ресурсы решения встававших проблем в промышленности и аграрном секторе. В 1970-е и первой половине 1980-х гг., СССР получил от экспорта нефти более 170 млрд дол. валютных поступлений[145]. «Политика в области энергетики была единственным разрушительным фактором в советской промышленности с середины семидесятых годов и одной из 18 основных непосредственных причин спада и застоя советской экономики», отметил один из американских обозревателей[144]. «По иронии судьбы, подчеркивает японский исследователь Х.Накаяма, - Советский Союз переместился с позиции сильно развитой в промышленном отношении страны к уровню экспортера сырых материалов»[146]. В последние полтора десятилетия существования СССР в экономике страны возник дисбаланс, связанный с притоком нефтяных доходов в народное хозяйство. По данным Всероссийского научно-исследовательского института комплексных топливно-энергетических проблем (ВНИИКТЭП) при Госплане СССР, доля выручки от продажи топливно-энергетических ресурсов (ТЭР) в валютных поступлениях достигла самого высокого уровня (55 %) в 1984 году; доля нефти составила в 1985-м 38,8 %, в 1987-м – 33,5 %. По мнению многих исследователей, именно сырьевой фактор прежде всего обусловил глубочайший кризис советской системы. В основе экспортной стратегии, сформировавшейся в 1970-е (и имеющей немало сторонников по сей день), лежал тезис о том, что мы, мол, располагаем громадными нефтяными ресурсами, но научно-технический прогресс может привести к появлению новых неисчерпаемых и дешевых источников энергии и тогда наше богатство останется неиспользованным. Мощный импульс торговле энергоносителями дал нефтяной кризис 1973– 1974 годов. Стараниями стран – членов ОПЕК мировые цены на нефть подскочили сразу в четыре раза, затем произошло еще несколько значительных подорожаний. В итоге доходы экспортеров резко возросли. Между 1975 и 1985 годами доля нефтяных ресурсов, выделявшихся в СССР для экспорта в долларовую зону, устойчиво снижалась и в добыче, и во всем нефтяном экспорте, выручка же возрастала в геометрической прогрессии. Казалось бы, замаячила очевидная перспектива ликвидировать отставание сельского хозяйства, машиностроения, легкой промышленности. За счет валюты от продажи энергоресурсов предполагалось покрыть дефицит продукции этих отраслей и удовлетворить их инвестиционные потребности, 19 направленные на цели сокращения отставания. Экспортносырьевой путь представлялся самым простым, а главное, беспроигрышным: сырье конкурентоспособно от природы, у страны, богатой природными ресурсами, нет необходимости разрабатывать и внедрять новые технологии, поднимать культуру производства, искать прогрессивные формы управления; всего этого не требуется и при импорте продукции обрабатывающей промышленности в обмен на сырье. (Последствия такого подхода были осознаны много позднее: в 1987-м на совещании экономистов один из работников Госплана СССР заметил: «Не будь нефти Самотлора, жизнь заставила бы начать перестройку экономики еще лет 10–15 назад».) Обвал мировых цен в 1985–1988 годах только усугубил проблему. В 1980-е экономика фактически подстроилась под нужды сырьевого сектора вообще и нефтегазового в частности. В 1988 году добыча нефти превысила уровень 1980-го на 21 млн т, а экспорт возрос, с учетом нефтепродуктов, на 48 млн т при одновременном снижении валютной выручки (при оценке ее в неизменных ценах) в 1,5 раза. Тем временем экономика нефтегазодобычи входила во все более резкий штопор удорожания, особенно это относилось к инвестиционным ресурсам. В 1970–1986 годах темпы роста капитальных вложений в нефтяную и газовую промышленность были существенно (до 3–5 раз) выше, чем в среднем по всему народному хозяйству. В 1970–1973 годах, то есть до энергетического кризиса, доля нефтяной промышленности в капиталовложениях всей промышленности колебалась в пределах 8,8–9,3 %, а в 1986-м она составила 19,5 % (!). Ускоренное развитие нефтяной и газовой промышленности приводило к опережающему «разбуханию» базовых отраслей экономики (металлургия, тяжелое машиностроение, химия). Доходы от продажи энергоресурсов тратились не на развитие прогрессивных наукоемких технологий, а на закупку продовольствия, потребительских товаров, обеспечение оборудованием все тех же традиционных, а не новейших отраслей и в особенности на огромные дотации сельскому 20 хозяйству. Именно в этот период СССР превращается в крупнейшего импортера зерна: в 1970 году чистый экспорт зерна из СССР составил 3,5 млн т, в 1974-м баланс был нулевым, а начиная с 1975 года массированные закупки исчисляться стали десятками миллионов тонн; пик импорта пришелся на 1984-й, когда только в США и Канаде было закуплено 26,8 млн т зерна. Наиболее значительными статьями импорта становятся подъемнотранспортное оборудование, суда, сельскохозяйственные машины, а импорт нефтегазового оборудования по темпам прироста побил все рекорды: он вырос за 1970–1983 годы в стоимостном выражении в 80 раз; с учетом дефлятора импорта за этот период его физический объем увеличился в 38 раз. Разумеется, импорт продукции машиностроения подчинялся идеологическим установкам, и его основной поток шел из европейских социалистических стран, не слишком способствуя повышению техникотехнологического уровня СССР. Однако нефтегазовое оборудование приобреталось в промышленно развитых странах Запада: на Италию, Францию, ФРГ и Японию суммарно приходилось 60–80 % всех закупок нефтегазопромыслового оборудования, хотя одновременно приходилось выручать режим Николае Чаушеску в Румынии, приобретая часть технических средств и у него. Строго говоря, СССР должен был активно закупать в развитых странах и нефтеперерабатывающее оборудование, но социалистическая система хозяйствования отказалась от таких мер, в очередной раз не сумев проявить рациональность, и лишь углубила диспропорции в развитии нефтедобычи и нефтепереработки При этом добыча нефти давалась все труднее. Большая часть капитальных вложений шла на поддержание достигнутого уровня добычи. В 1966–1970 годах эти цели требовали менее половины всех капиталовложений нефтедобывающей промышленности, в девятой пятилетке (1971–1975 гг.) доля составила уже 64%, в десятой (1976–1980 гг.) – 77%. Удельные капиталовложения на одну тонну новой мощности выросли с 21,3 руб. в 1975 году до 97,1 руб. в 1988-м; далее экспертная комиссия Госплана СССР 21 намечала экспоненциальный рост (то есть увеличение в геометрической прогрессии). За всем этим стояло сокращение инвестиций в жилищное строительство, непроизводственную сферу, экологию. Но и такой ценой сохранить к концу одиннадцатой пятилетки (1981–1985 гг.) достигнутый объем добычи не удалось. И лишь в 1986-м колоссальные затраты (капитальных вложений было произведено на 31% больше, чем в 1985-м) позволили несколько увеличить объем добычи. Приобретаемые технологии и оборудование во многих случаях не давали ожидаемого эффекта, а часть оборудования стоимостью в миллиарды рублей так и не была установлена. Возросла зависимость приобретенной техники от запасных частей и сервисного обслуживания фирмами-изготовителями Зыбкость этой модели обусловили два принципиальных фактора: 1) порочная практика, соответствующая лозунгу «Больше разведывать, больше добывать любой ценой!», со всеми вытекающими из нее негативными последствиями и 2) зависимость от уровня мировых цен на нефть, на которые СССР влиять не мог, сколько бы сырья ни экспортировал. Последствия такой зависимости не замедлили сказаться: советский нефтяной экспорт толькотолько «раскочегарился», как с 1984-го началось падение мировых цен, приобретшее в 1986–1988 годах обвальный характер. Это сыграло далеко не последнюю роль в развале потребительского рынка и обрушении производства и инвестиций в 1989–1991 годах, подтолкнув экономику страны к краху Наиболее оживленно дискутируется вопрос о выборе направлений использования нефтедолларов: гасить ли ими внешние долги, инвестировать ли их в реальный сектор или направить в непроизводственную сферу? Тем самым обозначаются контуры так называемой «голландской болезни», впервые давшей себя знать в 70-х годах прошлого столетия, когда в Голландии крупные доходы от добычи газа, получаемые государством через систему изъятия ренты, использовались для поддержания быстрого роста общественных расходов. При этом 22 внутренние потребности промышленности и других секторов экономики страны не требовали существенного увеличения потребления газа и значительная его часть экспортировалась. Такая политика привела к резкому повышению объема импорта самых различных товаров, а также к перетоку капитала из конкурирующих на мировом рынке отраслей в отрасли, защищенные от конкуренции природными условиями. В результате наступил продолжительный период замедления экономического роста и усугубления проблемы структурной безработицы, что и было охарактеризовано как болезнь Параллели между описанной ситуацией и нынешней российской действительностью гипертрофированного достаточно развития очевидны. Вообще, минерально-сырьевого опасность производства советские специалисты начали осознавать в 1972 году, когда в СССР стал известен тезис японского прогнозиста Сеия Яно: отсутствие собственного минерального сырья может быть благом для страны[146]. Тогда это суждение вызвало смятение в рядах советских экономистовминеральщиков, однако впоследствии экономическое развитие многих стран, в первую очередь Японии, подтвердило правоту японского исследователя Тем не менее история знает немало государств, в которых рентные нефтяные (и аналогичные) потоки обеспечивали народу изрядные блага: Австралия, Великобритания, Норвегия, отчасти Канада и США. Эти страны поступали со своими минеральными ресурсами, образно говоря, в соответствии с концепцией английского экономиста и мыслителя ХVІІІ века Джеймса Стюарта – одного из поздних меркантилистов: «Первоначальные продукты земли, которых имеется ограниченное количество и которые существуют совершенно независимо от человека, даны природой совершенно так же, как молодому человеку дается небольшая сумма денег с той целью, чтобы вывести на путь полезного труда и преуспевания Экономика США выросла в немалой степени на базе богатого сырьевого потенциала, важную роль в становлении национального богатства 23 Швеции сыграла железная руда, Великобритании – уголь и цветные металлы, Германии – уголь и железная руда, Канады – разнообразный комплекс полезных ископаемых и других природных ресурсов. Но опирались все эти страны в первую очередь не на природно-ресурсный потенциал, который был, к примеру, фундаментом экономики СССР и ныне является экономической базой, в частности, Кувейта, а на знаменитый дух капитализма Бенджамина Франклина, выраженный в формуле: помни, что деньги по природе своей плодоносны и способны порождать новые деньги[147]. Доля нефтяного топлива к началу 80-х гг. стала доминирующей во внешнеторговом балансе, СССР, таким образом, стал в промышленном отношении слаборазвитой страной. Кроме того, количество полученной в результате экспорта нефти валюты было значительно ниже фактической стоимости всей экспортировавшейся страной нефти, поскольку 40—50% нефтяного экспорта было ориентировано на страны-сателлиты Советского Союза. Максимальный рубеж советского нефтеэкспорта по странам СЭВ был достигнут в 1980 г. В то время западносибирские нефтяные месторождения давали 50% от добычи всей нефти в стране, и доля «чёрного золота» в советском экспорте составила 37%. 1984 г., стал годом абсолютного пика экспорта. Советский Союз вывез 172 млн тонн нефти, то есть, больше, чем Россия экспортирует в настоящее время. В этой связи катастрофическое падение цен было в середине 80-х гг. важнейшим фактором, который привел к краху советской экономики. К концу 80-х гг. в стране добывалось более 600 млн тонн в год - это была высшая точка советской нефтедобычи. В тоже время страна на протяжении длительного времени удерживала ведущие в мире позиции как по нефтедобыче, так и по угледобыче, что на определенном этапе давало сбалансированную устойчивость в энергетической политике. Советскому Союзу удалось не поставить свою внутреннюю энергетику в чрезмерную зависимость ни от нефти, ни от угля, и таким 24 образом стало возможным избежать болезненных явлений энергетического кризиса, поразившего в 70-е гг. страны Запада[33]. Второй мировой нефтяной кризис, начавшийся в 1979 г., привел к повышению на мировом рынке цен на нефть до 37,29 дол. за баррель в 1981 г. Второй кризис ещё раз наглядно продемонстрировал необходимость проведения глубоких системных изменений в национальных экономиках стран-нефтеимпортеров, став жестким импульсом для проведения глубокой модернизации. В экономике стран Запада начались изменения всей промышленной структуры в направлении производства энергосберегающей продукции. Стали сворачиваться энергоемкие и стремительно развиваться высокотехнологические отрасли. Так, если в начале 70-х гг. Япония была второй страной в мире по производству алюминия, то уже к концу 80-х гг. отрасль практически перестала существовать: из 14 заводов, выпускающих алюминий, остался один. высокотехнологические Одновременно производства с развитие высокой получили долей такие добавленной стоимости, как производство полупроводников, компьютеров, чистой химии. Результатом структурных изменений стало увеличение доли Японии на мировом рынке высокотехнологической продукции с 7,2% в 1965 г. до 19,8% в 1986 г. Технологическую политику в СССР продолжали определять три системные политико-экономические характеристики: максимальная ориентация на самообеспеченность; приоритетная значимость высокой обороноспособности страны и стран социалистического содружества; высокая ресурсоемкость продукции. Созданная в стране экономическая система позволяла поддерживать высокий уровень жизнеспособности и обеспечения независимости страны. Огромный мобилизационный потенциал экономики позволял выполнять такие масштабные задачи, которые были не под силу рыночно-либеральной экономики (например, перестройка народного хозяйства на военный лад, 25 восстановление промышленности страны по окончанию Второй мировой войны)[148]. По нефтепроводу «Дружба» с начала его функционирования из СССР в Венгрию, ГДР, Польшу, Чехословакию было поставлено 503 млн т нефти[131]. Годовые приросты добычи нефти начали снижаться после 1980 года, и, начиная с 1983 года, плановые задачи не выполнялись. Бывший министр нефтяной промышленности СССР В.А.Динков в своей статье к 70-летию Октябрьской революции характеризует этот спад следующим образом: «Изменение структуры запасов, снижение продуктивности крупнейших месторождений, ухудшение горно-геологических условий добычи нефти, необходимость полного перевода фонда скважин на механизированные способы добычи подобным требовали естественным поиска процессам. новых Но путей, именно противостоящих это и не было своевременно сделано, так как мощные фонтаны нефти, ежегодные приросты ее добычи помешали многим руководителям критически оценить ситуацию и трезво взглянуть на возникающие острые проблемы. Негативные явления, которые накапливались годами, усугублялись притуплением гласности, отсутствием или сдерживанием инициативы». В.Н.Грайфер, бывший в то время начальником «Главтюменснефтегаза», считает, что «...не была своевременно учтена изменившаяся экономическая ситуации, связанная возможностей экстенсивного производства в с исчерпанием Западно-Сибирском нефтяном комплексе. В 1985 г. впервые в Западной Сибири снизился фактический уровень нефтедобычи. К середине 80-х годов дальнейшее наращивание побита нефти требовало ускоренного ввода к разработку новых месторождений, форсирования темпов внедрения механизированных способов эксплуатации скважин, принятия мер по повышению надежности промысловых систем». Однако нефтяные управления Западной Сибири не обеспечили реализации этих мероприятий. 26 Не была сформирована научно обоснованная концепция освоения региона на новом этапе развития, что сказалось на инвестиционной политике, планировании объемов работ и создании производственной базы[131]. В 1988 г. Советский Союз достиг нового рекордного уровня добычи в 11,4 млн барр. в день (уровень добычи в Западной Сибири достиг 8,3 млн баррелей в день). В этот момент страна была крупнейшим нефтепроизводителем в мире с объемом добычи существенно выше, чем в США и в Саудовской Аравии. Но с этого времени значительного падения добычи уже невозможно было избежать из-за плохих технологий управления добычей. Несмотря на резкий рост капитальных вложений, Советский Союз мог сдержать падение добычи только до начала 1990 г. Видимое единодушие стран – членов ОПЕК скрывало серьезные разногласия. В середине 80-х гг., на пике нефтяных цен, Венесуэла и некоторые другие государства-производители решили выйти за рамки своих экспортных квот, чтобы увеличить приток твердой валюты. Это привело к катастрофическому падению стоимости нефти - с 1982 по 1986 г. цены упали почти с 40 до 10 долл. за баррель. Главной жертвой этого падения стали не Саудовская Аравия или Венесуэла, а Советский Союз, экономика которого к тому времени стала во многом зависеть от нефтяного экспорта. Недавно был рассекречен документ ЦРУ с характерным заголовком: «Предстоящий нефтяной кризис в Советском Союзе» (ER 77-10147). Он был подготовлен в марте 1977 г. Отделом экономических исследований и хранился под грифом «Секретно» до его обнародования в январе 2001 г. в соответствии с Актом о свободе информации (FOIA). В докладе давался прогноз, что Советский Союз достигнет пика добычи нефти «не позднее начала 1980-х годов» (в действительности это произошло в 1987 г., когда добыча нефти составила 12,6 млн барр. в день, а до этого пик наблюдался в 1983 г., когда добыча составила 12,5 млн барр. в день). Авторы доклада пришли к пессимистическому выводу, что «в течение следующего десятилетия СССР не только окажется неспособен поставлять 27 нефть в Восточную Европу и на Запад на прежнем уровне, но ему также придется бороться за нефть ОПЕК для своего внутреннего потребления». В докладе предсказывалось, что достижение пика добычи нефти в СССР сильно повлияет на экономику страны: «Когда объемы добычи нефти перестанут расти, а возможно, и еще раньше, это будет иметь глубочайшие последствия для внутренней экономики и международных отношений СССР»[149]. Составители доклада исходили из анализа ситуации мирового энергетического кризиса 70-х гг., когда ОПЕК ввел эмбарго на арабскую нефть, стало очевидным, что при достижении СССР пика своей нефтедобычи со страной произойдут во многом схожие, или более глубокие кризисные явления, подобные тем, что имели место в экономике США. По-видимому, приведенный сценарий был принят в расчет американской стороной. Вскоре после прихода к власти в 1981 г. администрация Рейгана свернула процессы разрядки с Советским Союзом, избрав политику навязывания массированной гонки вооружения, включая создание системы СОИ, а также обескровливание советской экономики путем сокращения поступлений твердой валюты от экспорта энергоносителей. Главным инструментом в этой глобальной игре стало инспирированное США снижение нефтяных цен на мировом рынке. В рамках разработанной стратегии огромное значение имели личные контакты американцев, в частности, с королем Саудовской Аравии Фахдом. На одной из встреч Кейси «заверил Фахда, что администрация по-прежнему будет предпринимать шаги для ограничений советских энергетических программ. Но намекнул, что взамен он ожидает снижения цен на нефть. Более низкие цены на энергоносители были бы очень полезны для экономики США, а ее развитие — главная цель внутренней политики Рейгана. ...Снижение цен на нефть воспрепятствует поиску других источников энергии, таких, например, как советский газ. Кроме того, это повредит обоим заклятым врагам Саудовского правительства — Ирану и СССР»[150]. 28 Кейси заявлял: «Если бы это зависело только от нас, они (СССР. – А.В.) не добыли бы и грамма нефти. Мы сделаем все, что только в наших силах, чтобы другие страны воздержались от покупки советской нефти»[150]. В рамках рассматриваемой политики в 1983 г. США добились соглашения в Международном агентстве по энергетике (МЭА), которое уменьшало импорт советского газа и побуждало Западную Европу искать альтернативные источники энергии, так как позволяло удовлетворить потребности Европы в энергии за счет советских источников только на 30% от требуемого[150]. К середине 80-х, Вашингтону удалось убедить Саудовскую Аравию заполнить мировой рынок дешевой нефтью. Всё последнее десятилетие своего существования СССР добывал и продавал нефть по максимально возможной цене для того, чтобы получить прибыль в иностранной валюте, необходимую для поддержания гонки вооружений и ведения войны в Афганистане. Но ситуация в корне изменилась. Все рынки были насыщены дешевой саудовской нефтью, и СССР, несмотря на большой объем добытой нефти, получил за нее весьма незначительную прибыль[149]. В секретном докладе ЦРУ приводились расчеты, согласно которым «снижение цены на нефть на мировом рынке всего лишь на один доллар за баррель приведет к потере Москвой годичной прибыли в размере от 500 млндо 1 млрд долл. Ввиду того, что фактически цены упали более чем на 1 долл. за баррель, «реальные годичные потери СССР от падения цен в 1986 г. составили 13 млрд долл. Цена природного газа падала вместе с ценой на нефть, так что в сфере торговли газом доходы тоже снизились на миллиарды»[149]. Помимо этого администрация США инициировала искусственное снижение курса доллара, что в условиях привязки к нему экспорта советской нефти «обошлось Москве приблизительно в 2 млрд долл.» К тому же, ввиду дефицита твердой валюты как следствия падения цен на нефть, «покупатели 29 советского оружия — Иран, Ирак, Ливия и др. приобрели его на 2 млрд долл. меньше, чем обычно». Послевоенный опыт нефтеэкспортной политики СССР свидетельствует, что экономика страны не сумела эффективно использовать поступающие с внешнего рынка финансовые средства, но одновременно к середине 80-х гг. оказалась совершенно прозрачной и открытой для негативных воздействий со стороны мировой экономической системы, в первую очередь такого его проявления, как колебаний цен на нефть. Сырьевая составляющая российского экспорта: благо или проклятие? В.Ю. Алекперов следующим образом анализирует ситуацию: «Сегодня все говорят о пагубности «сырьевой» модели развития экономики. Я не понимаю, что под этим подразумевается. Знаю одно: нет большей трагедии для государства, чем статус нетто-импортера энергоресурсов. По сути, он означает, что огромные средства, которые могли быть вложены в развитие несырьевых отраслей экономики, тратятся на закупку дорогостоящих энергоресурсов. Именно так происходит сегодня в США - стране, которая добывает столько же нефти, сколько Россия, однако потребляет ее в значительно больших объемах. Несколько легче положение тех государств, которые в состоянии обеспечивать себя энергетическим сырьем. Однако отсутствие поступлений от экспорта нефти и газа лишает их валютных резервов, необходимых для решения таких стратегических задач, как проведение структурных реформ в экономике или выплата государственного долга. И только страны - неттоэкспортеры энергоресурсов могут позволить себе иметь финансовый резерв, предназначенный для хеджирования экономических рисков. В мире существуют, по крайней мере, две модификации «сырьевой модели» развития. Первую условно можно назвать «моделью Великобритании и Норвегии». В данном случае экспорт сырья служит локомотивом экономического роста. Вторую – «моделью Венесуэлы». 30 Следуя ей, страна, по сути, превращается в заложника мирового нефтяного рынка»[151]. Именно последняя модель кумулятивно сработала в Советском Союзе. Трудно согласиться с мнением, что это две модификации одной и той же «сырьевой модели». Это качественно различные подходы к возможности использования природного потенциала страны. Насколько этот сценарий поучителен для современной российской политической элиты (речь даже не идет о набивших оскомину «уроках истории», историю элита знает только понаслышке) покажет время. Противоположный СССР опыт продемонстрировала Норвегия. В стране, в интересах всего общества работает нефтегазовый комплекс, основу которого составляет компания «Статойл» со 100% государственным участием. Доходы от освоения континентального шельфа с 1960-х гг., полученные ею как в процессе продажи нефти, находящейся в собственности государства, так и за счет налогов аккумулирующихся с начала 1990-х гг. в специальном нефтяном фонде для того, чтобы избежать «перегрева» национальной экономики стали вкладываться в государственные ценные бумаги развитых зарубежных стран, таких как США, Германия, Швеция и др. и в акции наиболее перспективных промышленных и финансовых коммерческих структур, таких как «Майкрософт», «Мицуи», «Дрезден банк» и др.[152], что согласно концепции норвежского правительства должно обеспечить норвежскому обществу высокий уровень существования в будущем, когда запасы нефтяных ресурсов будут исчерпаны. В конце XIX – середине XX в. нефтяная промышленность России, несмотря на все потрясения пережитые страной, была одной из главных составляющих хозяйственного комплекса государства. На рубеже веков нефтяные продукты были основой экспорта промышленного производства из России. Сильнейшую конкуренцию в этот период Россия испытывала со стороны американского треста «Стандард Ойл». Острая борьба объясняется высокой степенью монополизации 31 нефтяной промышленности и торговли, как в пределах основных нефтедобывающих стран, так и на международном уровне. Дальнейший ход нефтяного противостояния был существенно скорректирован нарастающей политической нестабильностью внутри России, что оказало серьезной влияние на объемы нефтедобычи, привлекательности отрасли для капиталовложений, надежности поставок для потребителей. Большое место в нефтеперерабатывающей промышленности занимало производство мазута, нашедшего широкое применение в энергетическом хозяйстве страны. В то время как большинство развитых стран строили свою энергетику преимущественно на угле, в России большой удельный вес занимали нефтяные продукты. Борьба за новые нефтяные месторождения между Великобританией, Францией, Германией и США накануне Первой мировой войны, стала важным фактором в нараставших международных противоречиях, которые в конечном итоге привели к глобальному военному противоборству. Первый мировой конфликт показал, что конкуренция за новые нефтеносные земли уже не является полем битвы между предпринимателями. Война ясно дала понять, что энергоносители на основе нефти резко повышают мобильность и ударную силу любой армии. Нефть перешла в разряд ключевого элемента национальной стратегии многих государств. В 20-30- е гг. XX в. многочисленные соглашения по разделам нефтеносных территорий и образование международного нефтяного картеля нанесло сильный удар по интересам поставленных в положение аутсайдеров Германии и Италии. В мировые регионы нефтедобычи можно было проникнуть теперь только одним способом – силой. В 20-30- е гг. Советский Союз принял самое активное участие в торговле нефтью и нефтепродуктами на мировом рынке. Ускоренная модернизация страны привела к повышению спроса на нефть на внутреннем рынке, объемы добычи были уже недостаточны для государства. Необходимо было выработать новые приоритеты: или уходить с внешнего рынка и 32 наполнить внутренний, или же продолжать, путем перенапряжения всех сил, удерживать позиции на внешнем рынке за счет переориентации внутреннего рынка на другие топливно-энергетические носители. Надвигающаяся Вторая мировая война сняла эту дилемму. Во Вторую непосредственным мировую образом войну нефтяные способствовали победе ресурсы над самым Германией. Немецкий блицкриг на всех направлениях захлебнулся как благодаря героизму солдат антигитлеровской коалиции, так и, в определенной степени, из-за недостатка топлива для танков. Нацистская военная машина остановилась в двух шагах от нефтяных богатств Ближнего Востока и Советского Союза. Окончание войны знаменовало вступление мирового сообщества в новую фазу битвы за нефть. 33