SCIENCE TIME TЕКСТ И НЕТЕКСТОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ ПО ПОВЕСТИ А. ПУШКИНА «ГРОБОВЩИК» Квантре Вера Борисовна, Зумбулидзе Ия Гурамовна, Государственный университет Акакия Церетели, г. Кутаиси E-mail: [email protected] Аннотация. В данной статье рассматривается интерпретация внетекстового смыслового уровня текста повести А. Пушкина «Гробовщик» с точки зрения рецептивной поэтики. Исследуются основные компоненты картины мира повести: формы отношения текста к внетекстовой реальности, мир природы, городское пространство, интерперсональные отношения, особенность нарратива рассказчика. Ключевые слова: текст, нетекстовая реальность. Внутренний мир художественного произведения – это художественно освоенная и преображенная реальность. Основой внутреннего мира произведения является ее тема. Тема - это фундамент художественного творения, все то, что стало предметом авторского интереса, осмысления и оценки. Можно выделить три основных уровня художественной тематики. Вопервых, художественные произведения всегда поднимают вечные темы – те, которые волновали разных авторов во все времена: от античности до наших дней. Их можно разделить на две группы: онтологические – связанные с бытием, антропологические - с человеком. Второй уровень художественной тематики – ее культурно-исторический аспект. Он обусловлен тем, что действие каждого произведения предполагает изображение конкретной страны и эпохи. Третий тематический уровень связан с изображением жизни отдельных персонажей. Часто он непосредственно связан с жизнью автора, его мировоззрением, переживанием, личным опытом. Художественное произведение со своим внутренним миром и с любым из вышеуказанных уровней художественной тематики есть текст плюс нетекстовые факторы. В таком случае текст приобретает новые смыслы, коннотации по отношению к нетекстовой реальности или субъективной картине мира. Слова «текст» и «произведение» в подобных случаях оказываются 88 SCIENCE TIME синонимами. Учитывая все вышеуказанное, нами будет сделана попытка сопоставления текста, т.е. художественного произведения, с нетекстовой реальностью на примере повести А.С. Пушкина «Гробовщик». Проблема соотнесения текста и нетекстовой реальности в сущности проблема влияния внешнего мира на внутренний мир автора. Вся сложность в том, что даже личные и наиболее интимные письма могут ввести в заблуждение относительно того, как же понимать тот или иной художественный текст, тем более - письма и воспоминания друзей и близких. Интерпретация через биографический контекст - не более чем определение состояния внешней, синхронной тексту внетекстовой среды и регистрация в тексте явных отсылок к этой самой среде. Неявные отсылки, аллюзии, каковым автор сам не дал внятного теоретического обоснования, остаются потенциалом для дальнейшего развёртывания смысла текста, но к биографическому контексту, всегда чётко определённому во времени, они, по сути выходящие за временные границы, уже в строгом смысле не относятся. В этом плане совершенно права Н.Н. Петрунина, которая отмечает: «Мы не знаем, когда и при каких обстоятельствах родилась и конкретизировалась идея «Гробовщика». Тем не менее очевидно, что некоторые реальные обстоятельства жизни Пушкина могли иметь влияние на выбор сюжета и героя повести, и, более того, предопределили в какой-то мере присущую ей эмоциональную атмосферу». [4] Повесть «Гробовщик» - первая по времени создания в числе других. Весь цикл, по-видимому, был задуман раньше 1830 года (возможно, осенью 1829 г. в с. Павловском), но целиком осуществлен только осенью 1830 г. в с. Болдине. Повести были написаны в следующем порядке: «Гробовщик» — 9 сентября, «Станционный смотритель» — 14 сентября, «Барышня-крестьянка» — 20 сентября, «Выстрел» — 14 октября, «Метель» — 20 октября. Судя по сохранившемуся списку, в таком именно порядке Пушкин и собирался печатать свои повести, но затем две последние передвинул на первое место. В окончательном варианте «Повестей» она следует после «Метели» и «Выстрела». Сохранился ранний список, в котором она стоит первой, далее следуют: «Барышня-крестьянка» (в окончательном варианте завершающая цикл), «Станционный смотритель» (в окончательном варианте идущий после «Гробовщика»), «Самоубийца» (нет в окончательном варианте) и «Записки пожилого» (тоже нет в окончательном варианте). Мало того, около этого списка записано: «А вот то будет, что и нас не будет» с указанием: «Пословица Святогорского игумена». Это указание явно свидетельствует о изначально иначе расставленных акцентах в «Повестях» и заставляет уделить самое пристальное внимание именно повести «Гробовщик» 89 SCIENCE TIME Вполне очевидная мрачная нота замысла повести заставляет обратить внимание на внетекстовой, биографический контекст, насыщенный различными весьма существенными и, вероятно, болезненными переменами в жизни А.С. Пушкина. Как замечают В.Е. Хализев и Е.В. Шешунова, «к автобиографическому подтексту цикла исследователи обращались мало. Отмечалось, правда, что топонимика «Повестей Белкина» соотносима с реальными пушкинскими местами. Так, в Москве на Большой Никитской (ныне улица Герцена), напротив дома Гончаровых, где жила в ту пору Наталья Николаевна, действительно имелась лавка гробовщика Адрияна. Памятна была Пушкину и церковь Вознесения у Никитских ворот, также упомянутая в «Гробовщике».[6] Однако автобиографические черты цикла вышесказанным не исчерпываются. Эпизоды пушкинской биографии в какой-то мере послужили прототипами сюжетных ситуаций повести. Ю.М. Лотман пишет, что «известие о женитьбе Пушкина было встречено близкими ему людьми с удивлением и недоверием. При всем разнообразии мнений господствующий мотив был таков: Пушкин - поэтическая натура, а в браке заключается нечто прозаическое. Брак, и особенно счастливый брак, казался несовместимым с романтическим ореолом, который, по мнению даже близких Пушкину людей, он, как поэт, обречён был нести в жизни».[3] Сам Пушкин писал об этом времени: «Я женюсь, т.е. жертвую своею независимостью, моею беспечной, прихотливой независимостью, моими роскошными привычками, странствиями без цели, уединением, непостоянством»,[5] то есть он очевидно переживал этот период своей жизни как непростой и переходный. Н.К. Гей отмечает: «Показательно, что у Пушкина, очень далёкого от «открытого» автобиографизма, даже в прозе, и в данном случае в «Гробовщике», можно найти насквозь биографическую ситуацию вынужденного болдинского «сидения» поэта накануне решающих изменений его жизни». [4] Из этих биографических фактов можно сделать вывод о том, что пять повестей - интимнейшая исповедь поэта и его отношения к Гончаровым, отношение последних к нему, необходимость полного разрыва с прошлым, тревога за будущее - вдруг вырастают в проблему, выходящую далеко за пределы его личных, временных задач. Вся история его столкновений с семьёй Гончаровых, его раздумий о своей судьбе выкристаллизовывается в форме пяти повестей, рассказываемых грустным, одиноким Белкиным. Тогда появление мрачной, по тексту, фигуры гробовщика Адриана Прохорова представляется вполне закономерной и неизбежной, так как прошлое, очевидно, видится Пушкину «кладбищем, в котором навсегда похоронены «безумные» годы. Адриан Прохоров - это он, Пушкин, дерзнувший воскресить кладбище теней прошлого («ужасное веселье») и ещё раз, перед лицом новой 90 SCIENCE TIME жизни, основать на нём свой жизненный путь. Прошлое неизбежно должно было рассыпаться, как сгнивший костяк сержанта, протянувшего Прохорову свои объятья. Окончательный переход А.С. Пушкина к прозе обусловлен, таким образом, его переходом от беспечной, прихотливой независимости к жизни семейной, плохо совместимой с романтическим «уединением». Опять обращаясь к письмам Пушкина этого периода, можно найти такой комментарий им своих предсвадебных хлопот 1830 года: «Итак, уж это не тайна двух сердец. Это сегодня новость домашняя, завтра - площадная. Так поэма, обдуманная в уединении, в летние ночи при свете луны, продаётся потом в книжной лавке и критикуется в журналах дураками». [5] Н.Я. Берковский отмечает, что «повесть «Гробовщик» была подсказана холерной эпидемией осени 1830 года и некоторыми московскими воспоминаниями. Гробовой мастер Адриан в Москве, по Никитской, был соседом Наталии Николаевны Гончаровой и Наталии Ивановны, её матери».[1] Об этом же говорит и Вольф Шмид: «Новелла «Гробовщик» построена на парадоксе, осознанном Пушкиным летом и осенью 1830 года. В конце августа Пушкину пришлось торговаться с московскими гробовщиками из-за похорон дяди. 9 сентября, как раз в тот день, когда был закончен «Гробовщик», он написал своей невесте, что в окрестностях Болдина свирепствует «cholera morbus (une tres jolie personne)», их разлучающая…Оставаться в Москве было хорошо…только для соседа Адрияна, гробовщика…».[7] Таким образом, значимыми для интерпретации «Гробовщика» являются холерная эпидемия 1830 года и связанные с нею тревоги поэта за свою невесту, оставшуюся в Москве, а, кроме того, смерть дяди, в устройстве похорон которого поэт принял деятельное участие и непосредственно соприкоснулся с миром торговцев «похоронными нарядами». Сопоставляя реальную смерть родственника или опасность смертельной болезни с метафорической смертью «беспечной, прихотливой независимости», совершенно очевидным становится выделение именно этих событий как приоритетных в биографическом контексте. Литература: 1.Берковский Н.Я. О «повестях Белкина» // О русской литературе: сборник статей. Л.,1985. 2.Гей Н.К. Проза Пушкина. Поэтика повествования. Л., 1989. 3.Лотман Ю.М. А.С. Пушкин. Биография писателя. М.,1982. 4.Петрунина Н.Н. Проза Пушкина (пути эволюции). Л., 1987. Северная пчела.1834. №129. 5.Смироновский П.В. Личные письма Пушкина. М.1900. 91 SCIENCE TIME 6.Хализев В.Е., Шешунова С.В. Цикл А.С. Пушкина «Повести Белкина». М., 1989. 7.Шмид В. Проза Пушкина в поэтическом прочтении. «Повести Белкина». СПб, 1996. 92
