Владимир Дмитренко Разведка и другие тайные службы Древнего Рима и его противников Памяти разведчиков Древнего Рима, Карфагена и многих других некогда могущественных, но давно уж исчезнувших с карты мира государств посвящается... Минск «Адукацыя і выхаванне» 2011 УДК 355.40(376) ББК 63.3(0)32 Д53 Р е ц е н з е н т: П. Г. Мартысюк, доктор философских наук Д53 Дмитренко, В. В. Разведка и другие тайные службы Древнего Рима и его противников / Владимир Дмитренко. — Минск : Адукацыя і выхаванне, 2011. — 624 с. ISBN 978-985-471-440-0. Во все времена разведка и контрразведка были занятием тайным, в их тонкости посвящались лишь немногие. Всех тайн римских спецслужб мы не знаем и не узнаем никогда. Но, тем не менее, благодаря сохранившимся трудам древних авторов, а также за счёт внимательного анализа данных археологии, нумизматики и эпиграфики общую картину, а порой и отдельные конкретные эпизоды можно представить достаточно ясно. Опираясь на научные данные, автор иногда комментирует события, выдвигает свои гипотезы и предположения, но нигде не прибегает к выдумке — реальная история разведки и других тайных служб Древнего Рима гораздо интереснее любого вымысла. УДК 355.40(376) ББК 63.3(0)32 ISBN 978-985-471-440-0 © Володимир Дмитренко, текст, 2008 © «Кальварія», 2008 © Оформление. РУП «Издательство “Адукацыя i выхаванне”», 2011 3 Мне бы хотелось, чтобы читатель в меру своих сил задумался над тем, какова была жизнь, каковы нравы, каким людям и какому образу действий — дома ли, на войне ли — обязана держава своим зарожденьем и ростом; пусть он далее последует мыслью за тем, как в нравах появился сперва разлад, как потом они зашатались и, наконец, стали падать неудержимо, пока не дошло до нынешних времён, когда мы ни пороков наших, ни лекарства от них переносить не в силах. Тит Ливий. «История Рима от основания Города». 4 Владимир Дмитренко Перечень применяемых в тексте сокращений Avr. Victor «De Caesars» — Аврелий Виктор. «О Цезарях» Аmm. Marcellinus — Аммиан Марцеллин. «Римская история», или «Деяния» Appian «В. С.» — Аппиан. «Гражданские войны» Appian «B. Hiber.» — Аппиан. «Иберийско-римские войны» Appian «Sicelica» — Аппиан. «Сицилийская и островная книга» Appian «Samnica» — Аппиан. «О войнах с самнитами» Appian «B. Mithridateus» — Аппиан. «Митридатовы войны» Appian «В. Punic.» — Аппиан. «Пунические войны» Appian «Syr.» — Аппиан. «Сирийские дела» Apollod «Poliorcetica» — Аполлодор. «Полиоркетика» Apuleius «Apologia» — Апулей. «Апология, или Речь в защиту самого себя от обвинений в магии» Athenaios «Deipnosophistai» — Афиней (из Навкратиса). «Софисты на пиру» Asc. Pedianus «Pro T. A. Milo» — Квинт Асконий Педиан. «Предисловие к речи Цицерона «В защиту Тита Анния Милона» «B. Afric.» — Неизвестный автор. «Африканская война» CIL — свод латинских надписей (Corpus Inscriptionum Latinarum) Cicero «Sextus Roscius» — Марк Туллий Цицерон. «Речь «В защиту Секста Росция из Америи» Cicero «Verres. 1» — Марк Туллий Цицерон. «Речь «Против Гая Верреса». 1-я сессия, 5 августа 70 г. до н. э.» Cicero «Verres. 2» — Марк Туллий Цицерон. «Речь «Против Гая Верреса». 2-я сессия «О предметах искусства» Cicero«Verres. 3» — Марк Туллий Цицерон. «Речь «Против Гая Верреса». 2-я сессия «О казнях» Cicero «De natura deorum» — Марк Туллий Цицерон. «Трактат «О природе богов» Q. Cicero. «Сomm. pet.» — Квинт Туллий Цицерон. «Письмо к брату с наставлениями по соисканию должности консула» Caes «В. Gallico» — Гай Юлий Цезарь. «Записки о Галльской войне» Caes «В. Сivili» — Гай Юлий Цезарь. «Записки о гражданской войне» Flavius Vopiscus «Avrel.» — Флавий Вописк Сиракузянин. «Божественный Аврелиан» Florus — Флор (Анней Флор). «Две книги римских войн» Front. «Strat.» — Фронтин (Секст Юлий Фронтин). «Стратагемы» («Военные хитрости») Dionysios — Дионисий Галикарнасский. «Римские древности» Dio Cass. — Дион Кассий Кокцеян. «Римская история» Перечень применяемых в тексте сокращений 5 Evtr. — Евтропий. «Бревиарий от основания Города» Gerodotos — Геродот Галикарнасский. «История» Gr. Turonensis — Григорий Турский. «История франков» Herodian — Геродиан. «История императорской власти после Марка» Horatius «Sermones» — Гораций (Квинт Гораций Флакк). «Сатиры» Ios. Flav. «B. Iudaea» — Иосиф Флавий. «Иудейская война» Ios. Flav. «Iudaea» — Иосиф Флавий. «Иудейские древности» J. «Getica» — Иордан. «Гетика» Julianus «Epist.» — Император Юлиан (Юлиан «Отступник»). «Письма» Iul. Capit. «Marc. Ant.» — Юлий Капитолин. «Жизнеописание Марка Антонина Философа» Iul. Capit. «Gordian III» — Юлий Капитолин. «Трое Гордианов. Гордиан Третий» Iulii Paulli «Sentenarium Libri V» — Юлий Павел. «Пять книг сентенций к сыну» Iust. — Марк Юниан Юстин. «Эпитома сочинения Помпея Трога «Historiae Philippicae» Lampr. «Al. Severus» — Элий Лампридий. «Александр Север». «Laudatio Turiae» — Неизвестный римлянин. «Хвалебная речь на похоронах римской матроны: «Похвала Турии» Lucianos «Hist.» — Лукиан (Лукиан Самосатский). «Как следует писать историю» Lucianos «Alexand.» — Лукиан (Лукиан Самосатский). «Александр, или Лжепророк» Marcialis «Spectac. liber» — Марциал (Марк Валерий Марциал). «Книга зрелищ» «М. Anсyr.» — Октавиан Август. «Очерк государственной деятельности императора Октавиана Августа, составленный им самим на латинском и греческом языках и выгравированный на колоннах храма Августа в Анкире, известный как «Monumentum Anсyranum» Nepos «Hannib.» Непот (Корнелий Непот). «Ганнибал» Aeneas Tacticus — Эней Тактик. «О перенесении осады» Spart. «Hadrianus» — Элий Спартиан. «Жизнеописание Адриана» Oros. — Орозий (Павел Орозий). «История против язычников» Paus. — Павсаний. «Описание Эллады» Plaut «Aulularia» — Плавт (Тит Макций Плавт). «Клад, или Пьеса о кубышке» С. Plini. Sec. «N. H.» — Плиний Старший (Гай Плиний Секунд). «Естественная история» Plini. Junior «Epist.» — Плиний Младший (Гай Плиний Цецилий). «Письма» Plini. Junior «Epigr.» — Плиний Младший. «Эпиграфические памятники» 6 Владимир Дмитренко Plutarh «Romulus» — Плутарх. «Ромул» Plutarh «М. Cato» — Плутарх. «Марк Катон» Plutarh «Pyrrhus» — Плутарх. «Пирр» Plutarh «Fabius» — Плутарх. «Фабий Максим» Plutarh «T. Flamin.» — Плутарх. «Тит Квинкций Фламинин» Plutarh «T. Gracchus» — Плутарх. «Тиберий Гракх» Plutarh «С. Gracchus» — Плутарх. «Гай Гракх» Plutarh «Sulla» — Плутарх. «Сулла» Plutarh «Sertorius» — Плутарх. «Серторий» Plutarh «Сrassus» — Плутарх. «Красс» Plutarh «Pompeius» — Плутарх. «Помпей» Plutarh «Lucullus» — Плутарх. «Лукулл» Plutarh «Сaesar» — Плутарх. «Цезарь» Polib. — Полибий. «Всемирная история» Prisc — Приск Панийский. «Сказания Приска Панийского» Procop. «B. Vandal» — Прокопий Кесарийский. «Война с вандалами» Sallustius «Catilin.» — Саллюстий Крисп. «О заговоре Катилины» Sallustius «B. Jugurt.» — Саллюстий Крисп. «Югуртинская война» Salvianus «De Gubernatione Dei» — Сальвиан Массилийский. «О божественном провидении» Suetonius «Julius» — Светоний Транквилл. «Божественный Юлий» Suetonius «Augustus» — Светоний Транквилл. «Божественный Август» Suetonius «Tiberius» — Светоний Транквилл. «Тиберий» Suetonius «Claudius» — Светоний Транквилл. «Божественный Клавдий» Suetonius «Nero» — Светоний Транквилл. «Нерон» Suetonius «Vitellius» — Светоний Транквилл. «Вителлий» Suetonius «Domitianus» — Светоний Транквилл. «Домициан» Sen. «De ben.» — Сенека Младший (Луций Анней Сенека Философ). «О благодеяниях» Strabon — Страбон. «География» Tacit «Annales» — Тацит (Публий Корнелий Тацит). «Анналы» Tacit «Historia» — Тацит. «История» Tacit «Agric.» — Тацит. «Жизнеописание Юлия Агриколы» T. Liv. — Тит Ливий. «История Рима от основания Города» T. Liv. «Perioh.» — Тит Ливий. «Периохи к «Истории Рима от основания Города» Varro. «Res rusticae» — Варрон (Марк Теренций Варрон). «Сельское хозяйство» Veg. — Вегеций (Флавий Вегеций Ренат). «Заметки о военном деле» Vel. Paterc. — Веллей Патеркул. «Римская история» Vitruv. — Витрувий (Витрувий Поллион). «Десять книг об архитектуре» 7 Предисловие Предисловие Когда-то Рим был могущественнейшим государством мира. Омывающее ныне берега десятков стран Средиземное море с I и по V в. н. э. было для римлян внутренним морем. Большая часть Западной Европы, вся Северная Африка и западная часть Азии несколько столетий принадлежали Риму. Почему это возникшее в VIII в. до н. э. малюсенькое государство сокрушило десятки других? Почему в течение многих веков Рим из всех войн выходил победителем? Мало кто без боя отдавал свои земли, имущество и свободу. Сражались против римлян и полководцы Карфагенской республики, сражались и цари других государств, и вожди племён. Порой кое-кому из них удавалось разгромить римские войска в отдельных сражениях, но в конце концов все они или гибли, или пленённые, закованные в цепи, плелись перед триумфальной колесницей римского полководца, празднующего свою победу, или, в лучшем случае, откупались от римлян, вымаливая себе мир деньгами, подарками и уступкой части своих владений. В чём же был секрет мощи и непобедимости Рима? Успехи Рима объяснялись комплексом причин: тщательно продуманным государственным устройством, воинственностью древних римлян и их высоким боевым духом, хорошим оружием, умением римской верхушки сплотиться для борьбы с внешним противником и чрезвычайно удачной организационной структурой их легионов. В немалой степени успехи римского оружия обуславливались и тем, что разведка римлян обычно действовала гораздо эффективнее разведок их противников. Римляне быстро перенимали и внедряли у себя всё лучшее, что было у окружавших их народов, а кроме того, они всегда были в курсе событий во всех граничивших с ними государствах и активно влияли на политику своих близких и дальних соседей, создавая дружественные себе союзы и разваливая коалиции своих противников. Для достижения результата применялись как агентурные методы борьбы, так и дипломатия, активно использовались и подкуп, и интриги, и весьма хитроумные приёмы по дискредитации противника. Противники Рима также нередко пытались применять наряду с явными и тайные методы борьбы, но у них это получалось гораздо хуже. В этой книге рассказывается о том, как изменялось на протяжении веков государственное устройство Рима и какое место в нём уделялось разведке и службам поддержания правопорядка, какой была разведка у древних римлян и их противников, как вербовались и использовались тогда шпионы, как устраивались заговоры, какие тайные приёмы при- 8 Владимир Дмитренко менялись для создания нужных настроений в обществе, как использовалась для тайной борьбы дипломатия, чем обеспечивалась скрытность передачи донесений, какие способы тайнописи использовались в те дни. Рассказано и о том, как действовала контрразведка древних римлян и их противников: как срывались заговоры, перехватывались тайные послания, разоблачались шпионы. Во все времена разведка и контрразведка были занятием тайным, в их тонкости посвящались лишь немногие. Всех тайн римских спецслужб мы, современные историки, не знаем и не узнаем никогда. Но, тем не менее, благодаря сохранившимся трудам древних авторов, а также за счёт внимательного анализа данных археологии, нумизматики и эпиграфики общую картину, а порой и отдельные конкретные эпизоды можно представить достаточно ясно. Опираясь на научные данные, автор иногда комментирует события, выдвигает порой свои гипотезы и предположения, но нигде, ни в одной строчке, не прибегает к выдумке — реальная история разведки и других тайных служб Древнего Рима гораздо интереснее любого вымысла. Более полутора тысяч лет прошло с тех пор, как прекратила своё существование Римская империя, но немало читателей с удивлением узнают, что многие из тогдашних методов и способов проведения тайных операций не устарели и поныне. Глава I Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных и полицейских служб Древнего Рима, а также организация охраны высших должностных лиц О бычно, насмотревшись фильмов о Лоуренсе Аравийском, Джеймсе Бонде, полковнике Штирлице или о других действительно существовавших или вымышленных героях-разведчиках, многие думают, что разведка и разведчики появились во времена второй или, в крайнем случае, первой мировой войны. Однако, как это ни покажется странным некоторым из лиц, очень далёким от этого ремесла, разведкой люди стали заниматься одновременно с зарождением человеческого общества. Даже в «каменном» веке люди, ещё не знавшие железа и даже бронзы, уже устраивали засады на воинов соседнего племени, пытались разведать способы добывания огня, узнать, как соседи заготавливают впрок продукты. От этого зависело их выживание. Выживание и процветание любого народа уже тогда зависело и от того, насколько надёжно он мог организовать охрану своих вождей не только в военное, но и в мирное время. C появлением первых государств этих сложностей стало ещё больше. Выживание и процветание людей «бронзового» и «железного» веков зависело от того, насколько они будут владеть секретами обработки металла, насколько прочными, острыми и крепкими будут их мечи и копья, насколько хорошо они будут уметь изготавливать свои щиты и доспехи, свои луки и стрелы, насколько будут знакомы с вооружением и тактикой действий своих противников… Помимо этого, надо было уметь искать себе союзников, дабы справиться с более сильным противником или удержать его от нападения, а для этого надо было уметь договариваться. А для того чтобы договориться, надо было знать, кому и какие подарки следует вручить, чрезвычайно важным было знать и о личных симпатиях и антипатиях соседних царей и вождей. Не будем забывать и то, что для ведения переговоров необходимо было обязательно иметь достаточно хороших переводчиков. Надо было всегда быть в курсе того, что происходит в соседних землях, надо было знать, не готовит ли кто нападение, и если готовит, то какими силами располагает и как собирается нападать. Секретов было много: одни всеми силами стремились их сохранить, а другие, наоборот, разузнать. Так было 10 Владимир Дмитренко во все времена и у всех народов. Те, кто основал Рим, не были исключением. Но римляне сумели поставить дело несколько лучше и чётче, чем большинство их соседей. Службы, выполняющие функции охраны порядка, разведки и контрразведки, появились в Риме почти сразу после основания города. 1. Организация охраны высших должностных лиц Тит Ливий сообщает, что основатель Рима, Ромул (753—717 гг. до н. э.), став царём, первым делом позаботился о своей личной охране, «понимая, что для неотёсанного люда законы его будут святы лишь тогда, когда сам он внешними знаками власти внушит почтенье к себе, Ромул стал и во всём прочем держаться более важно и, главное, завёл двенадцать ликторов» [T. Liv., I, 8, 2]. По словам Плутарха, поначалу ликторы были обычные «служители, палками раздвигавшие толпу; они были подпоясаны ремнями, чтобы немедленно связать всякого, на кого им покажет царь» [Plutarh «Romulus», 26]. Причём, по мнению Плутарха, именно от латинского слова «ligare» — «связывать» произошло само слово «lictor» — «ликтор». Очень скоро Ромул понял, что эффективность стражи будет гораздо выше, если объявить её не просто стражей, а стражей священной. Так он и сделал. Это было чрезвычайно удачное решение. С одной стороны, ликторы являлись почётной стражей и царю полагалось ходить в сопровождении не менее двенадцати ликторов в силу своего царского сана. С другой стороны, никто не мог упрекнуть царя в трусости за то, что он постоянно имеет при себе двенадцать человек охраны. И, наконец, оружие ликторов под весьма благовидным предлогом стало гораздо более серьёзным. Ликторы вместо палок вооружились топориками, а палка ликтора (bacillum) из обычной палки для разгона нерасторопных превратилась в ликторский жезл. Ликторский жезл, так же, как и палка, именовался bacillum, но был уже не палкой, а особым образом украшенным церемониальным жезлом — символом власти. Ремни же для связывания ликторы стали носить не на поясе, как раньше, а привязывали ими к своим топорикам розги, которыми по приказу царя секли провинившихся. Учреждение ликторской стражи не было изобретением Ромула. Он заимствовал этот обычай из Этрурии, где царя, возглавлявшего союз 12 главных городов, сопровождало по одному ликтору-охраннику от каждого города. Вооружение ликтора — топорик и фасции — также было позаимствовано от этрусков. Но если в Этрурии обычай был забыт, а сам союз 12 городов распался ещё в древности, то римляне не только переняли этот обычай, но и гораздо более чётко регламентировали. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 11 Главное оружие ликторов — топоры с перевязанными лентами связками розг, именуемых «фасциями» или «фасками», были ритуальным оружием, но этими топориками вполне можно было отбить нападение одиночек или небольших групп, если бы те посмели напасть на царя, кроме того, иметь на поясе меч ликторам также не возбранялось. Вместе с тем, фасциями и топорами ликторы могли на месте привести в исполнение приговоры: как просто выпороть провинившегося, так и совершить казнь «по древнему обычаю», состоявшую в том, что осуждённого раздевали, привязывали к столбу и пороли до полусмерти, после чего отрубали голову. А поскольку ликторы считались священной охраной, противодействие им расценивалось почти как святотатство, и даже имя римской богини Секьюритас (Securitas), олицетворявшей одновременно Безопасность и Верховную власть, произошло от названия основного вооружения ликторов — топора (securis). Созданием ликторской охраны меры царя по обеспечению личной безопасности не ограничились. Вдобавок к ликторам, находившимся с ним постоянно, Ромул завёл ещё и личную дружину. Хотя он и был основателем города, хотя и имел несомненные заслуги, «однако», как пишет всё тот же Тит Ливий, «толпе Ромул был дороже, чем отцам, а воинам гораздо более по сердцу, нежели прочим; триста вооружённых телохранителей, которых он назвал «быстрыми», находились при нём не только на войне, но и в мирное время» [T. Liv., I, 15, 8]. В конце концов недругам всё же удалось уничтожить Ромула, но принятые им меры безопасности позволили ему удерживать власть в течение долгих 36 лет, что удавалось в те годы далеко не каждому правителю. Преемники Ромула сохранили созданные им гвардейские подразделения «быстрых» («celeres») и даже увеличили их численность. При царе Нуме Помпилии численность «быстрых» была доведена до 600, а при последнем римском царе, Тарквинии Гордом, до 1200 человек. Командовал «быстрыми» особый, специально назначаемый царём начальник — tribunus Сelerum. С упразднением царской власти подразделения «быстрых» были распущены, но введённую Ромулом охрану из ликторов сохранили не только все правившие после Ромула цари, но и все последующие правители Рима. Поскольку царя ранее сопровождало 12 ликторов, а в республиканский период высшую власть делили между собой ежегодно назначаемые сенатом два консула, каждому консулу было выделено по 12 ликторов. В мирное время высшая власть принадлежала консулам поочередно: один месяц одному, затем месяц другому. В связи с этим фасции — символ власти — с вложенными в них топорами, символизирующими право вести войну, а также право казнить и миловать, находились лишь у ликторов, которые сопровождали того из консулов, кому принадлежала в тот месяц высшая власть. Часть ликторов с фасциями шла перед консулом, дабы расчистить дорогу, а часть — позади него. Второго консула сопровождали ликторы с топорами 12 Владимир Дмитренко без притороченных к ним фасций, а впереди шёл лишь посыльный1. Таким образом, ликторы, сопровождая должностное лицо, всегда имели при себе и топоры, и фасции. Но если они шли с фасциями на плече и с топорами у пояса, это означало всего лишь то, что они сопровождают соответствующее должностное лицо, которому следует оказывать уважение. Если же фасции, которые ликторы несли на плече, были вместе с топорами, это означало, что сопровождаемое ликторами лицо не просто требует к себе уважения, но и обладает всей полнотой власти. Во время войн высшую военную власть и соответственно ликторов с фасциями постоянно имели оба консула, если командовали каждый своим войском. Но если оба возглавляли одну армию, то командовали ею через день, поочерёдно, и топоры с притороченными к ним фасциями носили лишь ликторы того из консулов, который в тот день командовал войском. В период правления децемвиров правившего Римом в течение десяти дней децемвира сопровождало 12 ликторов, а его коллегам полагалось иметь только по одному ликтору. По мере того, как в Риме вводились другие высшие магистратуры, определённое количество ликторов выделялось и этим должностным лицам. По 6 ликторов выделялось для сопровождения каждого из преторов, следующих по значению после консулов должностных лиц Республики, когда те находились за пределами Рима, и по 2 ликтора сопровождали каждого из преторов, когда они находились в самом городе. Проконсулов (бывших консулов, уполномоченных сенатом командовать войском или управлять провинцией), как и консулов, сопровождало 12 ликторов, а пропреторов (бывших преторов, уполномоченных сенатом командовать войском или управлять провинцией) сначала, как и преторов, сопровождало 6 ликторов, а затем численность официальной пропреторской охраны была символически снижена до 5 ликторов. Но проконсулам и пропреторам ликторы полагались не везде, а лишь во время пребывания их в отведённых им провинциях или на период командования войском в местах, оговорённых решением сената. В случае, если в Риме назначался диктатор, его сначала, так же, как и консула, сопровождало 12 ликторов, несмотря на то, что диктатор имел гораздо большие полномочия. Отличие состояло лишь в том, что если ликторам консула топоры с фасциями полагались не всегда, то ликторы диктатора носили их постоянно. Заместителю диктатора, именуемому «начальник конницы» (magister equitum), полагалась вполовину меньшая охрана — 6 ликторов, но также всегда имевшая топоры с фасциями. 1 В последнее столетие существования Римской республики право иметь ликторов с фасциями нередко присваивали себе оба консула. Но в 59 г. до н. э. Юлий Цезарь, избранный тогда консулом совместно с Гаем Бибулом, восстановил, как пишет Светоний Транквилл, «древний обычай, чтобы в те месяцы, когда фаски находились не у него, перед ним всюду ходил посыльный, а ликторы следовали сзади» [Suetonius «Julius», 20, 1]. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 13 Так было вплоть до I в. до н. э. Но затем, когда диктаторы, назначавшиеся ранее лишь по решению сената и слагавшие свои полномочия не позднее чем через шесть месяцев после назначения, стали узурпировать власть, положение изменилось. Диктаторы-узурпаторы вынуждены были окружать себя гораздо более многочисленной охраной. Начало этому положил Сулла, который, установив в 81 г. до н. э. свою диктатуру, окружил себя, как пишет Тит Ливий, охраной «с 24 фасками, как никогда не водилось» [T. Liv. «Perioh.», LХХХIХ]. С тех пор не только Луция Корнелия Суллу, но и других римских диктаторов, приходивших к власти после него (а их в I в. до н. э. было немало), постоянно сопровождало 24 ликтора. В мирное время ликторы были облачены в тоги. Когда же магистрат, охраняемый ликторами, отправлялся на войну, он обязан был, проведя соответствующую церемонию в храме Юпитера Капитолийского, переодеть своих ликторов в боевое снаряжение и военные плащи. В 177 г. до н. э. консул Гай Клавдий Пульхр, спеша прибыть в полученную от сената провинцию и поскорее принять войска, отправился туда «не произнесши обетов, не облачив по-военному ликторов, никого не уведомив, кроме своего сотоварища» [T. Liv., ХLI, 10, 5]. В результате, когда он попытался принять командование войсками от находившихся там проконсулов Марка Юния и Авла Манлия, те отказались ему повиноваться, ответив, что «будут слушаться консула, когда тот, следуя обычаям предков, выступит из Рима, произнесши сперва должные обеты в Капитолии, сопровождаемый ликторами в воинских плащах» [T. Liv., ХLI, 10, 7]. Гаю Клавдию Пульхру пришлось вернуться в Рим, совершить необходимые обряды, переодеть ликторов, и лишь после этого он смог принять командование порученной ему армией. Никто не имел права самовольно завести себе охрану из ликторов. Для того чтобы охрана считалась священной, необходимо было тщательно соблюсти ритуал. Лишь ликторская охрана, предоставленная в соответствии с решением сената и с соблюдением всех церемоний, была символом власти. Лицо, охраняемое ликторами, находилось под защитой Римского государства и отдавало приказания от имени государства. Никто не имел права преградить дорогу человеку, сопровождаемому ликторской стражей. Никто не имел права не подчиниться ему. Обычай беспрекословно подчиняться лицу, сопровождаемому ликторами, настолько укоренился в жизнь и быт римского общества, что когда в I в. до н. э. в Римской республике начались междоусобные войны, первое, что делали те, кто пытался вооружённым путём захватить власть, — это заводили себе ликторскую охрану с топориками и фасциями. Так поступали не только поднимавшие мятежи представители римской знати, но даже рабы во время восстания Спартака (73—71 гг. до н. э.). Как пишет о восставших рабах Анней Флор, «отнятые у преторов фасции они передали своему руководителю. И он не отверг их, этот фракийский воин — пленник, 14 Владимир Дмитренко ставший дезертиром, затем — разбойником, а затем благодаря физической силе — гладиатором» [Florus, II, VII, 7]. Не исчезла ликторская стража и с установлением имперского строя. Императора, как ранее диктатора, сопровождало 24 ликтора. По 12 ликторов по-прежнему сопровождало каждого из консулов. 6 ликторов сопровождало каждого из преторов за пределами Рима и 2 ликтора были в распоряжении любого претора, когда тот пребывал в Риме. Выделялись ликторы и для сопровождения направляемых куда-либо императорских легатов. По одному ликтору, но без притороченных к топорам фасций, имели главная весталка и некоторые из главных жрецов (топоры с фасциями символизировали право налагать наказания и полагались лишь тем ликторам, которые сопровождали лиц, имеющих такое право). Иногда император своим указом выделял ликторов для сопровождения своей матери или супруги. В этом случае сопровождавшие их ликторы также шествовали, не приторачивая фасций к топорам, что подчёркивало высокое положение сопровождаемых ими особ и указывало на то, что права казнить и миловать по своему усмотрению те не имеют. Указанное количество ликторов далеко не исчерпывало весь перечень лиц, сопровождавших римских вельмож. Ликторы были лишь частью охраны и символом власти высших римских магистратов. Во время войн каждого из римских полководцев помимо ликторов охранял ещё и отряд его солдат, численность которого определялась обстоятельствами. А в мирное время любое лицо помимо ликторов всегда сопровождали многочисленные друзья, клиенты и слуги. Точно так же внушительная свита — десятки, а иногда и сотни слуг, рабов, клиентов, готовых выполнить любой приказ или поручение, — обычно сопровождала любого из римских вельмож, даже не занимавших на тот момент государственных должностей и не имевших ликторской охраны. Ни один патриций, ни один знатный плебей не выходил из дому без сопровождения хотя бы нескольких рабов и клиентов. Для знатного человека выйти из дому без сопровождения слуг и рабов считалось почти столь же неприлично, как выйти из дому, забыв надеть тогу. Ни одна знатная матрона также никогда бы не отправилась куда-либо из дому без нескольких сопровождающих. Вплоть до середины II в. до н. э. многочисленная свита нужна была любому представителю римской знати лишь для того, чтобы показать свою значимость и обеспечить себе должный почёт и уважение, но отнюдь не для защиты — никто не посмел бы напасть в городе на римского сенатора, а тем более на консула, претора или народного трибуна. Но с середины II в. до н. э. обострившаяся борьба за власть привела к тому, что римским вельможам пришлось начать серьёзно заботиться о своей охране, и лишь те, кто не пытался бороться за высшие магистратуры, могли ограничиться наличием в свите нескольких вооружённых домашних рабов. Те же из сенаторов, кто Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 15 боролся за власть, вынуждены были формировать для своей охраны целые вооружённые отряды, привлекая туда не только собственных рабов и обедневших римлян из числа своих клиентов, но и наёмников из других племён, а также гладиаторов. Причём гладиаторы ценились особенно благодаря отменной физической подготовке и исключительному умению владеть оружием. Иногда между такими группировками устраивались целые сражения, как это было, например, между отрядами Тита Аннея Милона и Публия Клодия, а с началом гражданских войн некоторые римские полководцы использовали свои отряды гладиаторов для наиболее дерзких вылазок при осадах крепостей. Так, в частности, поступал Децим Брут при обороне Мутины и Луций Антоний при обороне Перузии (более подробно об этом рассказано в главе «Древнеримский «спецназ»). После того как череда гражданских войн завершилась полной победой Октавиана и созданием им Империи, самовластие римской знати было резко ограничено. С этого времени и вплоть до V в. н. э. частные лица могли иметь лишь сравнительно небольшую личную охрану, вполне достаточную, чтобы обезопасить себя от разбоев на дорогах при путешествии, но не более того. Эти ограничения действовали вплоть до конца IV в. н. э. Однако с конца IV в. и особенно после разделения единой империи на Западную и Восточную, когда обе они стали подвергаться постоянным нашествиям варваров и когда Западная Римская империя буквально затрещала по швам, высшей римской знати было вновь разрешено, в дополнение к имперским войскам, заводить крупные личные воинские отряды. Воины этих отрядов, «букелларии» (bucellarii), были конниками и набирались преимущественно не из римских граждан, а из гуннов и готов. Численность букеллариев у крупного вельможи могла доходить до нескольких сот и даже до нескольких тысяч человек. По своим боевым качествам прекрасно обученные и вооружённые букелларии превосходили римских солдат в период упадка Империи. Букелларии не были простыми наёмниками. Они получали особый статус как бы «товарищей» нанявшего их вельможи. Это сказывалось и в оплате, и в отношениях. В бою они не отходили от своего господина и старались защищать его до последней возможности, а если их господин погибал не в бою, а от предательства или чужих козней, старались отомстить. Поступая на службу, букелларии приносили присягу на верность своему господину и римскому императору, однако нередко верность господину была для них важнее. Вот, например, что, случилось, по словам Григория Турского, после того как в 454 г. император Валентиниан III, боясь, что Флавий Аэция может посягнуть на его власть, коварно убил приглашённого в императорский дворец полководца: «он убил Аэция без всякого на то повода. Но позднее, когда император Валентиниан, сидя в кресле на Марсовом поле, произносил речь, обращённую к народу, он сам погиб от меча напавшего на него Окцилы, телохранителя Аэция» [Gr. Turonensis, II, 8]. Целый год верный букелларий 16 Владимир Дмитренко Аэция выжидал своего часа, но в 455 г. сумел отомстить. Такую верность, конечно же, нельзя было купить за деньги. Верность зижделась на добрых отношениях между охраняемым и телохранителями. Ещё в республиканский период высших должностных лиц Республики — консулов или преторов, которым поручалось ведение войны, — помимо ликторов сопровождала особая когорта отборных воинов — преторская когорта. Преторские когорты использовались не только для охраны командующего, но и в качестве ударных отрядов, которые полководец при необходимости бросал на самые ответственные участки боя с тем, чтобы переломить ход сражения. В период Империи преторские когорты, охранявшие главу государства, были преобразованы в преторианскую гвардию — личную гвардию императора. Это сделал ещё первый римский император Октавиан Август, оставив себе помимо этого и особую личную охрану, о чём будет подробнее рассказано несколько далее. Сначала преторианская гвардия состояла только из 3 000 человек, а затем её численность была доведена до 9 когорт (по 1 000 человек в каждой). Окончательно структура преторианской гвардии оформилась при императоре Тиберии, по приказу которого в 21—22-х гг. н. э. на окраине Рима для преторианской гвардии был построен специальный военный лагерь-крепость (Castra praetoria) — весьма внушительное по тем временам сооружение, размером 380 х 480 метров, со стенами двухметровой толщины и почти пятиметровой (4,7 м) высоты. Преторианские гвардейцы служили не 25 лет, как обычные легионеры, а всего лишь 16 и получали по два денария (32 асса) в день, в то время как жалованье простых легионеров составляло всего 10 ассов в день. Так было при Октавиане Августе и при Тиберии. (Заметим, что денарий в то время был высокопробной серебряной монетой весом около 4-х грамм.) Впоследствии номинальный размер жалованья иногда изменялся, особенно с конца II столетия, когда в Риме усилилась инфляция, но реальная покупательная способность и соотношение окладов преторианских гвардейцев и солдат-легионеров всегда оставались примерно такими же. Командовал преторианской гвардией префект претория (praefectus praetorii). Но иногда назначались два префекта претория. Формально это делалось для того, чтобы не перегружать это должностное лицо многочисленными и ответственными заданиями. Но назначение двух префектов претория, безусловно, имело и ещё одну цель — удержать их от попыток узурпировать власть. Из этих же соображений префекты претория назначались, как правило, не из сенаторского сословия — самого могущественного и влиятельного, а из менее престижного сословия всадников. Какое-то время преторианская гвардия была надёжной опорой императора. Но время шло. За власть императорам приходилось бороться не Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 17 столько с внешними противниками, сколько с внутренними, причём не с простолюдинами, а прежде всего со своим собственным окружением. В этих условиях и император, и его соперники прилагали все усилия, чтобы добиться поддержки преторианской гвардии. Императоры делали это открыто, а их противники — тайно. Преторианская гвардия всё больше втягивалась в дворцовые интриги. Императоры, пришедшие к власти при сомнительных обстоятельствах, вынуждены были выплачивать преторианцам невероятно щедрые подарки. В 41 г. император Клавдий, пришедший к власти после убийства Калигулы, пообещал выплатить каждому из воинов по 15 000 сестерциев2 и был, по словам Светония Транквилла, «первым из цезарей, купившим за деньги преданность войска» [Sueton., Claud., 10, 3]. Пример оказался заразительным. Прошло каких-то тринадцать лет, и в 54 г. император Нерон, сменивший умершего при таинственных обстоятельствах Клавдия, добился признания преторианской гвардии, выплатив «столь же щедрые» денежные подарки [Tacit «Аnnales», 12, 69]. На какое-то время денежные подачки обеспечивали верность преторианских гвардейцев, но подобная щедрость лишь разлагала. В 68 г. непродуманная политика Нерона привела к тому, что против него восстали сначала Виндекс, а затем Клодий Макр и Сервий Сульпиций Гальба. Виндекс был разбит посланными Нероном войсками. У Нерона хватило бы войск, чтобы победить и других претендентов, но его предал его собственный префект претория, Нимфидий Сабин, убедивший преторианцев покинуть императора, после чего тому не оставалось ничего иного, как покончить с собой. Сменивший Нерона и ставший императором Гальба старался проводить твёрдую политику и, не заискивая ни перед кем, попытался «прикрутить гайки», однако сделать это было уже не просто. Взбунтовавшиеся преторианские гвардейцы убили Гальбу и объявили императором Отона, раздавшего им немало подачек и сулившего дать ещё больше. Империю сотрясали мятежи и борьба за власть. Начавшийся убийством Гальбы 69 г. н. э. был прозван «годом четырёх императоров», так как Отон в том же году был, в свою очередь, свергнут Вителлием, а Вителлия сверг Веспасиан. Опытный полководец Веспасиан, сделавший соправителем своего сына Тита, тоже человека весьма опытного и решительного, и поручивший ему контроль за преторианской гвардией и всеми тайными службами Империи, сумел вновь сделать преторианскую гвардию верной опорой трона. Так 2 Первоначально сестерций появился в Риме как серебряная монета. Римские сестерции чеканились из серебра вплоть до 44 г. до н. э. Затем сестерции стали чеканить из бронзы. До 43 г. до н. э. сестерций равнялся двум с половиной медным ассам. С 43 г. до н. э. он стал равняться четырём медным ассам. Четыре сестерция, в свою очередь, составляли серебряный денарий. С I в. до н. э. и вплоть до начала III в. н. э. бронзовый сестерций являлся основной счётной единицей римской денежной системы. Римские авторы могли обозначать цены и в ассах, и в денариях, и в ауреусах, и в талантах золота или серебра, но чаще всего цены, доходы и награды исчислялись в то время именно в сестерциях. 18 Владимир Дмитренко продолжалось весь период правления 1-й династии Флавиев (69—96 гг.), да и позднее, в период правления достаточно стабильной династии усыновлённых императоров и Антонинов (96—192 гг.), преторианская гвардия не оказывала прямого влияния на политические процессы. Исключением можно считать лишь волнения преторианской гвардии 97 г., вынудившие тогдашнего императора, Нерву, человека пожилого и бездетного, назначить своим наследником любимого войсками полководца Марка Ульпия Траяна. Но с падением династии Антонинов влияние преторианской гвардии резко возросло. Те, кто должен был обеспечивать безопасность императоров, ощутили возможность возводить их на престол и свергать. Последний из Антонинов, император Коммод, был убит заговорщиками из числа своих ближайших приближённых. Ходили слухи, что префект претория Пертинакс знал о заговоре, однако были ли эти слухи правдой, сказать трудно. Согласно официальной версии тогдашних властей, преторианская гвардия оставалась верна Коммоду и не знала о покушении. Но слухи о причастности Пертинакса к заговору не пошли на пользу ни ему, ни стабильности правления. Устоявшееся представление об императорской власти, как о чём-то незыблемом, было поколеблено. Коммод был не слишком умелым правителем, но правил Империей более 12 лет. Избранный же после него решением сената Пертинакс был свергнут преторианской гвардией через три неполных месяца своего правления, причём преторианские гвардейцы дошли до такой наглости, что устроили затем торги за право получить императорскую власть и продали это право Дидию Юлиану. Своеволие преторианцев обуздал Септимий Север, свергнувший Дидия Юлиана и положивший начало собственной династии. Но с падением последнего из Северов, Александра Севера, в Римской империи наступил период нестабильности, получивший название «эпохи солдатских императоров» и продолжавшийся 50 лет — с 235 по 285 г. Это было время постоянных мятежей, и мало кому из тогдашних императоров удавалось удержаться у власти хотя бы несколько лет. Завершилась эта эпоха приходом к власти императора Диоклетиана, сына раба-вольноотпущенника, причём одновременно с этим закончилась и ещё одна эпоха в жизни Рима — принципат, длившаяся с 27 г. до н. э. по 285 г. н. э., период, когда император считался «первым среди граждан» — принцепсом, ибо Диоклетиан ввёл для себя иной титул — доминус, т. е. господин, или повелитель, после чего государственный строй Рима стал именоваться уже не принципатом, а доминатом. Диоклетиан полностью реорганизовал всю систему государственной власти, учредив вместо прежнего единовластия одного императора тетрархию — особую систему правления сразу четырёх императоров: двух полновластных императоров-августов и двух обладавших собственными владениями, но подчинённых «августам» императоров-цезарей. Сам же Диоклетиан продолжал Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 19 играть ведущую роль, но заявил, что через двадцать лет отречётся от власти. По его замыслу, каждый из цезарей через двадцать лет должен был стать августом и в свою очередь назначить себе преемника — цезаря, который бы сменил уже его самого через следующие двадцать лет. Ему казалось, что так можно будет наилучшим образом обеспечить и управление огромной Империей, и стабильность, и преемственность власти. Реорганизовал он и систему охраны императоров. Для своей охраны он завёл новых телохранителей, назвав своих пеших телохранителей протекторами доместиками — protectores domestici, что дословно переводится как домашние стражи, и объединил их в особые отряды — схолы. Помимо пеших телохранителей были сформированы и отряды конных телохранителей — scholae palatinae (палатинские схолы3), получившие своё название от названия Палатинского дворца, служившего в то время главной резиденцией императора в Риме. Солдат палатинских схол именовался scholaris palatinae, или просто scholaris. По своему статусу даже рядовые протекторы доместики и рядовые солдаты палатинских схол имели довольно высокий статус, соответствовавший примерно статусу центуриона легионеров, поэтому, помимо несения службы по охране императора, они в случае необходимости могли направляться для выполнения особых поручений как в Риме, так и в провинциях. Протекторов доместиков и солдат палатинских схол стало несколько меньше, чем преторианцев. Протекторы доместиков были организованы в 10 отрядов — схол, каждая из которых имела собственное название. Командовал ими comitis domesticorum — комит доместиков [в другом варианте написания comes domesticorum — комес доместиков]. Палатинских схол также было 10, и каждая из них также имела своё название. Палатинскими схолами командовал свой комит. Комит доместиков имел статус чиновника высшего ранга — vir illustris (сиятельный муж). Комит, командовавший палатинскими схолами, также имел статус vir illustris. Но, несмотря на это, оба комита имели гораздо меньше власти, чем прежний префект претория. Если прежний префект претория командовал всей преторианской гвардией и отвечал за обеспечение личной безопасности императора, одновременно являясь руководителем разведки и контрразведки императора, то комит доместиков отвечал только за личную безопасность императора. При этом безопасность императора обеспечивал также и комит палатинских схол, что позволяло вести перекрёстный контроль. Вдобавок ко всему оба комита, командовавшие императорской охраной, несмотря на то, что сами имели высший чиновничий 3 По одним данным, и отряды протекторов доместиков, и отряды палатинских схол были сформированы императором Диоклетианом одновременно. По другим данным, при Диоклетиане все телохранители императора — и пешие и конные — именовались протекторами доместиками — домашними стражами, а организационное разделение их на протекторов доместиков и палатинские схолы произошло при императоре Константине Первом. 20 Владимир Дмитренко ранг, подчинялись помимо императора ещё одному чиновнику высшего ранга — магистру оффиций (magister officiorum), чья должность в чём-то соответствовала должности премьер-министра. Но и это было ещё не всё: за безопасность отдыха императора отвечал ещё один чиновник высшего ранга, подчинявшийся только императору, — препозит священной спальни (praepositus sacri cubiculi), имевший свой собственный штат сотрудников. Таким образом обеспечивался максимальный перекрёстный контроль, что затрудняло организацию покушения. Численность охранявшей ранее императоров преторианской гвардии была сравнима с численностью двух римских легионов. Эта была мощная сила, способная даже самостоятельно вести сражения, но именно её мощь позволяла ей периодически участвовать в переворотах, свергая или возводя на трон императоров. Теперь же численность протекторов доместиков и солдат палатинских схол была вполне достаточна для обеспечения личной безопасности императора, но вместе с тем абсолютно недостаточна для того, чтобы их начальники могли самостоятельно затеять переворот. В дальнейшем численность схол императорской охраны иногда изменялась, но никогда уже не достигала численности прежних когорт преторианской гвардии. С учреждением отрядов протекторов доместиков и палатинских схол преторианская гвардия не была сразу распущена, но её статус резко понизился, тем более что Диоклетиан не слишком любил Рим и правил Империей то из Никомедии, то из Сплита, где построил себе великолепный дворец. Преторианская гвардия по-прежнему охраняла римские дворцы, но численность её была значительно сокращена. Добровольное отречение Диоклетиана от власти, которое он в 305 г. не только декларировал, но и действительно совершил, не дало ожидаемого результата — мира и согласия. Между новыми тетрархами начались распри, переросшие в кровопролитные войны. В 312 г. преторианцы поддержали правившего тогда в Италии императора Максенция в его борьбе с императором Константином Первым. Однако Максенций потерпел поражение и погиб. После этого по приказу императора Константина Первого (Константина «Великого») преторианская гвардия была распущена. Это окончательно завершило начатое Диоклетианом реформирование системы охраны императора. Интересно, что, распустив преторианскую гвардию, император не упразднил должность префекта претория, а придал ей новые функции. Префекты претория стали высшими чиновниками Империи, следующими по рангу после императора. Префект претория в период домината, как и император, мог ездить на золотой колеснице и, как и император, носил расшитую узорами пурпурную тогу, с тем лишь различием, что у императора эта тога доходила до пола, а у префекта претория — до колен. Префект претория выполнял функции контроля над диоцезами, мог снимать и назначать наместников провинций, докладывая об этом императору, и издавать указы, а также был Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 21 высшей юридической инстанцией Империи. Отменить решение префекта по какому-либо делу мог только император, но подавать жалобу императору на решение префекта претория не полагалось. Нельзя сказать, что эта реформа полностью исключала возможность заговоров и переворотов, но всё же она на какое-то время значительно упрочила стабильность государственной власти. Эта была последняя существенная реформа системы императорской охраны. С официальным окончательным разделением в 395 г. Римской империи на Западную и Восточную, при сыновьях императора Феодосия Первого (379—395 гг.) — Гонории, ставшем императором Западной Римской империи (393—423 гг.), и Аркадии, ставшем императором Восточной Римской империи (383—408 гг.), каждый из братьев-императоров получил своих протекторов доместиков и солдат палатинских схол. В таком виде система охраны императора сохранялась в Западной Римской империи вплоть до её падения, т. е. до 476 г., когда был свергнут последний римский император. Насколько большое внимание уделяли своей охране римские императоры? Охрану имели все римские императоры, но, конечно же, отношение каждого из них к организации своей охраны было различным. Одни были просты в общении, другие подозрительны. Многое зависело и от конкретной ситуации в стране. Так, Октавиан Август, который не был ни труслив, ни замкнут и не страдал излишней подозрительностью, принимал особые меры предосторожности в дни, когда производил пересмотр списков сенаторов. Делал он это не слишком часто — всего три раза: в 28 г. и в 18 г. до н. э. и в 4 г. н. э., но, по словам Светония Транквилла, «при этом он сидел на председательском кресле в панцире под одеждой и при оружии, а вокруг стояло десять самых сильных его друзей из сената. Кремуций Корд пишет, что и сенаторов к нему подпускали лишь поодиночке и обыскав4» [Suetonius «Augustus», 35, 1 — 2]. Пересмотр списков всадников и сенаторов был процедурой весьма ответственной, и подобные меры предосторожности были не лишни, ведь немало людей лишались своего звания, и эти люди вполне могли попытаться тут же отомстить. Повышенные меры предосторожности Октавиан Август предпринимал и во многих других случаях, когда того 4 Надо сказать, что некоторые, менее популярные, чем Октавиан Август, императоры вынуждены были предпринимать для своей охраны ещё более строгие меры безопасности. Так, об императоре Клавдии, пришедшем к власти при весьма сомнительных обстоятельствах, а потому чувствовавшем себя поначалу довольно неуверенно, Светоний Транквилл пишет, что «даже в первые дни правления, стараясь показать себя простым и доступным, он решался выйти на пир только под охраной копьеносцев и с солдатами вместо прислужников, а навещая больных, всякий раз приказывал заранее обыскивать спальню, обшарив и перетряхнув тюфяки и простыни. А впоследствии даже те, кто приходил к нему с приветом, все до одного подвергались строжайшему обыску: лишь с трудом и не сразу согласился он избавить от ощупывания женщин, мальчиков и девочек и не отбирать у провожатых или писцов их ящички с перьями и грифелями» [Suetonius «Claudius», 35, 1—2]. 22 Владимир Дмитренко требовала обстановка, например, когда получил весть о поражении в Германии войск своего наместника Квинтилия Вара: «при вести об этом Август приказал расставить по городу караулы во избежание волнений» [Suetonius «Augustus», 23, 1]. Октавиан вступил в борьбу за власть в 44 г. до н. э. совсем ещё юношей. В 43 г. до н. э. он стал триумвиром, а в 27 г. — императором-«августом» и правил Империей ещё 41 год. Много раз против него устраивались заговоры. Много раз его пытались убить. Но правильно организованная система императорской охраны и то внимание, которое он ей уделял, позволили Октавиану Августу дожить до 76 лет, не выпуская из рук рычагов управления Римской державой, и спокойно умереть в 14 г. н. э. своей смертью в почёте и уважении. Тех же императоров, которые не уделяли внимания своей охране, ждала совсем иная участь: никому из императоров, ослаблявших внимание к своей охране, не удавалось править страной сколько-нибудь долго — тут же появлялись заговорщики, мечтавшие о захвате власти. При любых прежних заслугах правитель удерживал власть лишь до тех пор, пока тщательно заботился о своей охране. 2.Как и из кого комплектовалась охрана высших должностных лиц Римской республики и римских императоров Для того чтобы охрана могла эффективно выполнять своё назначение, необходимо было не только набрать должное количество людей, обеспечив их денежное довольствие, питание, снабжение обмундированием, и не только вооружить их. Чрезвычайно важным было подобрать людей верных и преданных — только в этом случае на охрану можно было положиться. Охрана Ромула и пяти следующих римских царей (как ликторская, так и личная) набиралась из числа римских граждан. Для царей, избранных решением Совета отцов и народного собрания, это было наилучшим решением. Последний римский царь, Тарквиний Гордый, пришедший к власти в результате государственного переворота и правивший, не слишком считаясь с Советом отцов и народным собранием, не мог полностью доверять согражданам. В связи с этим, помимо ликторской охраны, «Тарквиний создал для себя самого охрану из самых дерзких мужей, вооружённых мечами и копьями, как из местных людей, так и из чужеземцев, которые по ночам располагались вокруг царского дворца, и днём, когда он выходил, сопровождали его туда, куда он направлялся, и надёжно обеспечивали ему безопасность от злоумышленников» [Dionysios, IV, ХLI, 3]. Дионисий Галикарнасский не уточняет, стал ли Тарквиний Гордый по-новому формировать отряд целеров или учредил ещё один дополнительный отряд для своей охраны, однако такой подход к Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 23 формированию своей охраны позволил царю усилить перекрёстный контроль охранников друг за другом. Несмотря на то, что очень многие были недовольны царём, он 24 года удерживал власть и никому не удалось организовать на него успешное покушение. А вот личный состав охраны должностных лиц периода Ранней республики набирался исключительно из самих римлян. В Республике с патриархальными нравами это было наиболее верным решением. В ликторы, а в военное время и в преторские когорты, сопровождавшие римских полководцев, набирались наиболее опытные воины и юноши из наиболее знатных римских родов. Единственной их задачей было предотвратить нападение иноземного противника — уберечь консула или претора от засады, не дать ночью пробраться к его палатке вражескому лазутчику, беречь жизнь полководца во время сражения. О том, что жизни римлянина может угрожать не только иноземец, но и римлянин, не могло быть и речи. Но во II в. до н. э. положение стало меняться. Военные успехи Рима и расширение его владений, наряду с обогащением римской знати и усилением военной мощи государства, привели и к более сильному расслоению самого римского общества, а также к изменению общественной морали. Если раньше римские женщины рожали столько детей, сколько могли, а брачные связи были почти что нерушимы, то со II в. до н. э., несмотря на рост благосостояния, особенно в знатных семействах, рожать римлянки начинают всё меньше и меньше, а разводы становятся явлением обыденным. Раньше сдерживающим фактором, предотвращавшим в случае разногласий кровопролитие между семьями знати, служили их тесно переплетённые родственные связи. С падением прочности семей этот фактор становится менее весомым — ведь мужа или жену можно было легко поменять, а кроме того, падение рождаемости приводило к тому, что родственные связи семейств становились не столь тесными, как ранее. Захват Римом огромных территорий, сказочно обогативший римскую знать, имел и ещё один неблагоприятный для прочности римского общества демографический аспект. Как пишет Аппиан: «В завоёванной земле римляне всякий раз выделенную её часть тотчас разделяли между поселенцами, или продавали, или сдавали в аренду; невозделанную же вследствие войн часть земли, количество которой сильно возрастало, они не имели уже времени распределять на участки, а от имени государства предлагали возделывать её всем желающим на условиях сдачи ежегодного урожая в таком размере: одну десятую часть посева, одну пятую насаждений. Определена была также плата и за пастбища для крупного и мелкого скота. Римляне делали всё это с целью увеличения численности италийского племени, на которое они смотрели как на племя в высокой степени трудолюбивое, а также чтобы иметь в своей стране союзников. Но результат получился противополож- 24 Владимир Дмитренко ный. Дело в том, что богатые, захватив себе большую часть не разделённой на участки земли, с течением времени пришли к уверенности, что никто её никогда у них не отнимет. Расположенные поблизости от принадлежащих им участков небольшие участки бедняков богатые отчасти скупали с их согласия, отчасти отнимали силою. Таким образом богатые стали возделывать обширные пространства земли на равнинах вместо участков, входивших в состав их поместий. При этом богатые пользовались покупными рабами как рабочей силой в качестве земледельцев и пастухов с тем, чтобы не отвлекать земледельческими работами свободно рождённых от несения военной службы. К тому же обладание рабами приносило богатым большую выгоду: у свободных от военной службы рабов беспрепятственно увеличивалось потомство. Всё это приводило к чрезмерному обогащению богатых, а вместе с тем и увеличению в стране числа рабов. Напротив, число италийцев уменьшалось, они теряли энергию, так как их угнетали бедность, налоги, военная служба» [Appian «В.С.», I, 7]. Римские богачи назначали управляющими своих имений не свободных римлян, а своих рабов. Объяснялось это тем, что, во-первых, рабов было гораздо проще контролировать, во-вторых, тем, что исконные римляне традиционно занимались ведением собственного хозяйства, а в-третьих, тем, что после покорения Македонии, Греции, Карфагена, эллинистических государств Азии рабовладелец мог купить себе раба-управляющего, прекрасно знакомого со всеми достижениями тогдашней агрономии и умеющего наилучшим образом вести хозяйство. Сами же римляне, несмотря на свои выдающиеся военные успехи, значительно уступали в то время многим другим народам, и прежде всего грекам, в умении грамотно вести хозяйство. По тем же причинам ремесленники-рабы вытесняли ремесленников-римлян. Римских богачей лечили рабы-врачи, их дома строили рабы-архитекторы, их скульптуры и скульптуры их предков высекали из камня рабы-скульпторы, картины и фрески в их домах и виллах рисовали рабы-художники, причёски им делали рабы-парикмахеры, одевали их рабы-портные, обували рабы-сапожники, их развлекали рабы-артисты, их детей учили грамматике, философии и прочим наукам рабы-учителя. Получалось так, что с рабами римские богачи общались гораздо больше, чем с простыми римскими гражданами, и о нуждах граждан тоже нередко узнавали только через рабов. В Риме издавна существовал обычай отпускать наиболее преданных и отличившихся рабов на волю. Бывшие рабы, став вольноотпущенниками, не могли занимать некоторые из выборных должностей, но получали римское гражданство и записывались в трибу своего бывшего хозяина, при этом вольноотпущенники становились клиентами своего прежнего хозяина — патрона, оказывали ему различные услуги, пользуясь в ответ его поддержкой. Как правило, именно вольноотпущенники вели дела своих патронов в других Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 25 провинциях, управляли имениями и т. д. Опираясь на поддержку своих патронов, вольноотпущенники не только богатели (а некоторые из них, недавно ещё бывшие рабами, сами умудрялись стать обладателями тысяч рабов), но, что ещё более важно, такие вольноотпущенники могли обеспечить своим детям гораздо лучшую карьеру, чем та, которую могли обеспечить своим детям римские бедняки. Потомки этих вольноотпущенников, считавшиеся уже полноправными гражданами, нередко становились римскими всадниками и даже сенаторами. С одной стороны, римские граждане пользовались гораздо большими правами и привилегиями, чем рабы и вольноотпущенники. Но, с другой стороны, некоторые рабы и многие вольноотпущенники были несравненно богаче простых римлян, более влиятельны и обеспечивали своим детям гораздо лучшее будущее. Для высокопоставленных рабов получение римского гражданства означало прежде всего получение статуса. Всячески старались получить римское гражданство и жители подпавших под власть Рима италийских общин, а также жители провинций. В этом процессе были и положительные, и отрицательные для прочности Римского государства стороны. Положительным было то, что Риму удавалось таким образом легко восстанавливать людские потери, которые государство несло в ходе постоянных войн. Кроме того, любой деятельный и обладающий способностями человек, даже будучи сыном раба, мог надеяться стать римским гражданином, при этом новые граждане старались как можно скорее породниться с коренными римскими гражданами и слиться с ними — римское общество не было замкнутым и закрытым. Однако с падением рождаемости коренных римлян механическое увеличение числа римских граждан за счёт предоставления римского гражданства рабам и провинциалам приобрело и деструктивную функцию. Сложившаяся система теперь начала постепенно отделять римскую знать от самих римских граждан. Знатные вельможи зачастую скорее оказывали протекцию своим вольноотпущенникам или вольноотпущенникам своих друзей, чем обычным, не зависящим от них римлянам. К этому следует прибавить и то, что именно в это время в Риме среди части новых римских граждан стали появляться землячества, чего ранее не было. В итоге очень часто земляки из числа вольноотпущенников и провинциалов могли легче добиваться успехов в делах, чем не имеющие покровительства обычные римляне. Римское общество изначально появилось от смешения нескольких племён и всегда принимало в себя всё новых и новых членов. Но во времена высокой рождаемости ставшие римскими гражданами иностранцы, будь то свободные граждане, переселившиеся из других городов, или получившие 26 Владимир Дмитренко свободу рабы быстро ассимилировались среди римлян. И это не ограничивалось ношением римской одежды, соблюдением римских традиций и знанием латинского языка. Полученное ими римское гражданство естественным образом скреплялось многочисленными родственными связями с римлянами, и если не они сами, то уже их дети ощущали себя не сабинами, умбрами, этрусками, вольсками или эквами, а частью римского народа. Но Рим уже не мог переварить всю эту массу, сделав её единым целым. Появление в Риме, среди римских граждан, национальных общин, оказывающих протекцию прежде всего своим землякам, конечно же, не соответствовало интересам остальных римлян и общества в целом. Римом по-прежнему правила римская родовая знать, но разрыв между интересами знати и интересами остальных римских граждан резко усилился. К тому же усилилась борьба между различными кланами римской знати за власть. И раньше среди римской знати были семейства более или менее влиятельные. Если мы посмотрим список обладателей высшей власти Римской республики — консулов, то увидим, что, хотя римский сенат всегда состоял из нескольких сотен человек, консулами чаще всего были представители очень немногих семей. Причём наиболее влиятельные семейства могли похвастаться десятками консулов из своего рода, в то время как остальные сенаторы могли только мечтать о назначении на такую высокую должность. То же можно сказать и о назначении преторов, цензоров, народных трибунов, эдилов, наместников провинций. К концу II в. до н. э. несколько наиболее могущественных семейств Рима настолько усилились, что стали претендовать на абсолютную власть. Борьба за власть выплеснулась из стен сената на римские улицы, а с началом I в. до н. э. даже на поля сражений. Римляне впервые за много столетий стали поднимать оружие против римлян. Началась эпоха заговоров, гражданских войн, диктатур. Всё это привело к изменению состава охраны римских вельмож. В 479 г. до н. э. один из римских родов, род Фабиев, обратился в сенат с просьбой разрешить ему самостоятельно вести войну против города Вейи. «Пусть же другие войны», — убеждал сенаторов глава рода Фабиев, консул Цезон Фабий, — «будут вашей заботой, а вейянских врагов предоставьте Фабиям. Мы порукой, что величие римского имени не потерпит ущерба. Эта война будет нашей, как бы войной нашего рода, и мы намерены вести её за собственный счёт, от государства же не потребуется ни воинов, ни денег» [T. Liv., II, 48, 8]. В итоге, как пишет Тит Ливий, сенат дал на то своё согласие, и мужчины рода Фабиев «при всеобщем восхищении» прошествовали по улицам Рима к городским воротам — «триста шесть воинов, все патриции, все одного рода, из коих любого самый строгий сенат во всякое время мог бы назначить вождём, шли, грозя уничтожить народ вейян силами одного семейства» [T. Liv., 49, 4]. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 27 Фабии проявили явное зазнайство. В течение какого-то времени им действительно удавалось довольно успешно сражаться с вейянами, но затем они всё же попались в расставленную для них вейянами засаду и из всех Фабиев в живых остался только один. Но для нас интересно прежде всего то, что тогда Фабии вели войну силами только своего рода. Все воины их отряда были патрициями(!). В те годы любой глава римского рода и представить себе не мог, чтобы его охранял раб или чужестранец. Главу семейства охраняли родственники — многочисленные и преданные. Но так было только в те годы, когда каждая римская матрона выходила замуж лишь однажды и имела до десяти и более детей. В дальнейшем же положение изменилось. К началу же I в. до н. э. некоторые римские семейства были настолько богаты, что могли набрать за свой счёт несколько легионов. Сами же римские семейства — и бедные, и богатые — стали гораздо менее многочисленными, чем прежде. Теперь главу богатого семейства охраняли уже не родственники, а рабы, вольноотпущенники или клиенты. Особенно же хорошими охранниками считались гладиаторы5. Это обуславливалось весьма прагматическими соображениями: охрана из рабов и чужаков, получивших или надеющихся получить римское гражданство благодаря верной службе своему патрону, была более надёжна, чем охрана из римлян, так как охрану из римлян проще было перекупить деньгами или обещаниями. Даже римские должностные лица, как уже говорилось выше, помимо официальной охраны из ликторов, нередко имели и дополнительную, часто гораздо более многочисленную — из рабов и клиентов. Преторские когорты, охранявшие во время войн римских полководцев, набирались тогда всё ещё из римлян, но уже Гай Юлий Цезарь с началом гражданской войны завёл себе ещё и личных телохранителей из славившихся своей свирепостью и верностью уроженцев испанского города Калагуррис (ныне Калаорра). Облачённые в римскую одежду и римские доспехи, калагуританцы составляли как бы внутреннее кольцо охраны, а остальные воины его преторской когорты — внешнее кольцо охраны. Калагуританская стража, плохо говорящая по-латыни и не имевшая в Риме ни знакомых, ни родственников, в условиях гражданской войны была гораздо надёжней, чем стража из римских граждан. Калагуританцы как чужаки понимали, что всё их благополучие в Риме зиждется только на расположении к ним и на благополучии того, кого они охраняют. В 44 г. до н. э. Гай Юлий Цезарь был убит заговорщиками прямо в курии, на заседании римского сената, но вины калагуританской стражи в том не было: полагаясь на свою славу и неприкосновенность, он, не ведая об опас5 О том, как использовали в то время для охраны и выполнения других поручений гладиаторов, более подробно рассказывается в главе IV. 28 Владимир Дмитренко ности, входя в курию, «отказался от сопровождавшей его охраны из испанцев с мечами» [Suetonius «Julius», 86, 1]. Преемник Цезаря, усыновлённый им по завещанию, Гай Октавий, взявший себе имя Гай Юлий Цезарь Октавиан (будущий император Октавиан Август), вступив в борьбу за власть, также завёл себе калагуританскую стражу, дополнявшую его преторскую когорту. Калагуританцы были с ним весь период гражданских войн, вплоть до 30 г. до н. э., но «сопровождавшую его калагуританскую стражу он распустил после победы над Антонием» [Suetonius «Augustus», 50, 1]. Почему Октавиан сформировал личную охрану из калагуританцев, а не из римских граждан, понятно: причины для этого у него были те же, что и у Юлия Цезаря. Но почему калагуританские телохранители устраивали его вплоть до 30 г. до н. э., а в 29 г. до н. э. были удалены? Калагуританцы были удалены отнюдь не из-за неких собственных смут и отнюдь не из-за прихоти Октавиана, а в силу весьма понятных и объективных причин: в это время Октавиан приступил к подготовке окончательного покорения Испании, на севере которой всё ещё сохраняли независимость кантабры и астуры. Калагуррис, расположенный в верхнем течении реки Ибер (современная река Эбро), вплотную граничил с землями кантабров и у кого-то из испанских телохранителей Октавиана вполне могли быть родственные связи с кантабрами. Вторгаться в Испанию, осаждать испанские города, жечь деревни, уводить в рабство женщин и детей и иметь при себе испанских телохранителей было бы, по меньшей мере, неразумно. Набранные вместо калагуританцев римские телохранители пробыли с Октавианом недолго. Несмотря на то, что Октавиан заботился о согражданах и крепко держал в руках бразды правления, заговоры против него римской знати не прекращались. В этих условиях римляне были не лучшими из телохранителей. Поразмыслив, Октавиан набрал себе личных телохранителей из германцев. Главным преимуществом германцев, так же как ранее и калагуританцев, была надёжность. Отсутствие римских корней и родственников в Риме не позволяло им втянуться в дворцовые интриги. Германские телохранители охраняли его вплоть до 9 г. н. э., пока восставший германский вождь Арминий не разгромил в Тевтобургском лесу три римских легиона во главе с Публием Квинтилием Варом. Восстание в Германии заставило Октавиана тут же отстранить от себя германцев и опять заменить их римлянами. Но практика набора личных телохранителей из германцев очень скоро вновь была восстановлена. Это было сделано уже при преемнике Октавиана Августа — императоре Тиберии. Германские телохранители охраняли и Калигулу, и Клавдия, и многих других императоров. Преторианская гвардия при этом долгое время по-прежнему набиралась только из коренных римских граждан. Так, при императоре Тиберии, как пишет Корнелий Тацит, в Риме имелось девять преторианских когорт, «набираемых почти исключительно в Умбрии и Этрурии, а также в Старом Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 29 Лации и в древнейших римских колониях» (Tacit «Annales», IV, 5). Таким образом, если телохранители императора набирались из представителей далёких племён, то основная часть преторианской гвардии набиралась из римских граждан Центральной Италии, что служило как бы противовесом для телохранителей ближнего круга. Вместе с тем, следуя за Тацитом, очень важно отметить, что хотя в преторианскую гвардию набирали только полноправных римских граждан, горожан Рима туда не брали. То, что преторианцев предпочитали набирать в Умбрии, Этрурии, Старом Лации, древнейших римских колониях, но не в самом Риме, в какой-то степени объяснялось тем, что избалованные бесплатными раздачами и зрелищами жители Рима в то время уже не очень-то и стремились к военной службе. Но, наверное, ещё более важную роль играло то обстоятельство, что преторианцев, набранных в самом городе, а потому имевших здесь родственников, друзей и знакомых, гораздо легче было втянуть в различные закулисные козни, чем тех солдат, которые прибыли в совершенно незнакомый им город. В начале I в. н. э. рождаемость в Центральной Италии и римских колониях-поселениях была значительно выше, чем в самом Риме. Однако и там, под влиянием веяний из столицы, патриархальные нравы неуклонно разрушались. Рождаемость в Империи падала не только в столице, но и за пределами Рима. Солдат из римских граждан только Италии стало трудно набрать даже в преторианскую гвардию. И уже при императоре Клавдии в преторианскую гвардию стали брать выходцев из Цизальпийской Галлии. Очень скоро станут брать и выходцев из других провинций. Этот процесс усилится в период правления первой династии Флавиев (69 — 96 гг.), и особенно при правлении династии Антонинов (96 — 192 гг.). К концу правления династии Антонинов в преторианской гвардии были уже не только римские граждане из Центральной Италии и Цизальпийской Галлии, но и римские граждане, родившиеся далеко за пределами Апеннинского полуострова, в частности выходцы из Нарбонской и Лугдунской Галлии, из Тарраконской Испании, Бетики, Паннонии и Македонии. Причем постепенно в преторианскую гвардию станут иногда попадать даже те, кто при поступлении на службу вообще не имел римского гражданства. В войсках преторианцев недолюбливали. Уже в 69 г., во время войны между императором Отоном, опиравшемся в основном на преторианцев, и претендовавшем на престол, и добившемся победы в той войне Вителлием, опиравшемся на римские войска в Германии, сторонники Вителлия поносили преторианцев как «слабосильных бездельников, не знающих ничего, кроме цирков и театров» [Tacit «Historia», II, 21]. Возможно, эта характеристика была всего лишь пропагандистским штампом и далеко не полностью отвечала действительности, но так или иначе моральные, а вместе с ними и боевые качества преторианской гвардии, занятой лишь дворцовой службой и сравнительно комфортным сопровождением императоров в их 30 Владимир Дмитренко поездках, постепенно снижались. Зато росли амбиции и алчность преторианцев, а также их желание влиять на политику Империи. Случай, когда в 193 г. преторианцы, свергнув и убив императора Пертинакса, продали императорский титул Дидию Юлиану с аукциона, показал, что прежняя преторианская гвардия окончательно деградировала. Свергнувший в том же году Дидия Юлиана и ставший императором Септимий Север прежнюю преторианскую гвардию разогнал, а новых солдат преторианской гвардии набрал из жителей провинции Паннония, где был до этого наместником, и из соседних с нею земель. По словам очевидца тех событий Диона Кассия, преторианские когорты тогда заполнили солдаты, «страшные видом, с ужасающим голосом, невыносимые по своему образу жизни» [Dio Cass., LХХIV, 2]. Император Септимий Север не слишком ладил с сенатом: большинство римских сенаторов склонялись поначалу к тому, чтобы поддержать его соперников — Песцения Нигера и Клодия Альбина. Поэтому такой подбор состава преторианской гвардии в немалой степени и был направлен на то, чтобы устрашить всех колеблющихся. В дальнейшем, когда династия Северов укрепилась у власти, а задача устрашения стала неактуальной, новые преторианцы обтесались и перестали пугать римлян своим варварским видом и манерами. Династия Северов правила недолго: последний из Северов, Александр Север, был свергнут в 235 г., после чего в Риме, как уже говорилось выше, наступила «эпоха солдатских императоров», эпоха ожесточённой борьбы за власть, во время которой взошли на престол и были свергнуты десятки императоров. Эпоха, завершившаяся в 285 г. приходом к власти императора Диоклетиана и установлением домината и тетрархии. Тетрархию сменила вторая династия Флавиев, но принципы комплектования преторианской гвардии в течение всего этого времени сохранялись: как и Септимий Север, последующие императоры предпочитали набирать солдат в свою охрану подальше от Рима. Со времён Септимия Севера и вплоть до роспуска в 312 г. преторианской гвардии она комплектовалась в основном за счёт выходцев из придунайских провинций — Паннонии, Мезии, Фракии, а также за счёт выходцев из Верхней и Нижней Германии6. Сменившие преторианскую гвардию подразделения протекторов доместиков и палатинские схолы также формировались преимущественно не из римлян и италиков. Солдатами этих подразделений императорской охраны тоже становились в основном германцы и выходцы из придунайских провинций. 6 Чрезвычайно интересный материал о том, откуда родом были солдаты преторианской гвардии и других подразделений римской армии, даёт эпиграфика. По сохранившимся надписям часто можно узнать не только о том, откуда родом были люди, в честь которых сделаны эти надписи, но и то, каким богам они поклонялись, где проходила их служба, а иногда можно узнать даже то, как они относились к тому или иному императору. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 31 3.Организация работы разведывательных, контрразведывательных и полицейских служб Древнего Рима в царский период Создание служб, занимающихся добыванием данных о противнике, а также служб, обеспечивающих правопорядок внутри города и на подвластных ему территориях, началось в Риме почти сразу после его основания (753 г. до н. э.). Первое, что сделал Ромул, получив власть, — это начал строительство городских стен7. Cтены надо было не только построить, но и охранять. Вполне понятно, что на стенах и в особенности у всех городских ворот днём и ночью стояла охрана, а поскольку главой государства был царь, то подчинялась эта охрана царю (каким образом производился подбор охраны, неизвестно). Помимо этого, ещё во времена Ромула, который правил с 753 по 716 г. до н. э.8, у римских царей, как уже говорилось выше, появились личная гвардия — состоящий из 300 человек отряд целеров («быстрых») и ликторы — почётная личная охрана, выделяемая государством. Причём численность целеров при последующих царях была доведена до 1200 человек. Безусловно, что эти силы в случае необходимости могли быть задействованы не только для охраны, но и для наведения порядка. Обеспечение порядка в городе упрощалось тем, что царю принадлежало не только право командовать всеми римскими войсками, но и право вершить суд, хотя власть царя не была безраздельной: свои действия по наиболее важным вопросам царь должен был согласовывать с Советом отцов, т. е. советом глав римских родов — прообразом будущего римского сената, а в ряде случаев созывалось ещё и народное собрание всех свободных граждан Рима. На седьмом году существования Римского государства для прекращения изнурительной войны с сабинянами Ромул признал своим соправителем сабинского царя Тита Тация, и пять лет (примерно с 746 по 741 г. до н. э.) Римом правили сразу два царя, деля власть с Советом отцов. Очень может быть, что в Риме, как в древней Спарте, могла бы сложиться система власти, когда государством правили одновременно два царя, представлявшие два разных царских семейства и уравновешивающие властные амбиции друг друга. Но после пяти лет совместного с Ромулом правления Тит Таций пал 7 Первая городская стена Рима предположительно представляла собой насыпь с частоколом и рвом. Возведение каменной стены вокруг Рима было начато лишь в правление пятого римского царя, Тарквиния Древнего (616 — 578 гг. до н. э.), а закончено в правление шестого римского царя, Сервия Туллия (578 — 534 гг. до н. э.). Но любые стены, и каменные и деревянные, охранялись постоянно и тщательно. 8 Время правления царей Рима, особенно трёх первых, «полумифических» царей, невозможно датировать абсолютно точно. Приводимые выше даты их правления являются общепризнанными. 32 Владимир Дмитренко жертвой покушения и Ромул вновь стал единственным царём Рима, сосредоточив в своих руках и высшую гражданскую, и высшую военную, и высшую духовную, и высшую судебную власть. Поначалу суд вёлся просто на основании традиций и обычаев и проводился по мере необходимости, но уже второй римский царь, Нума Помпилий, правивший с 715 по 672 г. до н. э., «учредил дни присутственные и неприсутственные, так как небесполезно было для будущего, чтобы дела, ведущиеся перед народом, на какое-то время приостанавливались» [T. Liv., I, 19, 6]. Именно при Нуме Помпилии римское государственное устройство принимает упорядоченный характер. Этот царь расписал что, как и когда следует делать, начиная от ритуалов жертвоприношения богам и кончая порядком решения различных споров. Нумой Помпилием был введён и первый римский календарь — весьма необходимый атрибут для любого государственного устройства. Следующий римский царь, Тулл Гостилий (672 — 640 гг. до н. э.), расширил состав римского Совета отцов (сената) и приказал построить для его заседаний специальное здание — курию. Курию обслуживал специальный штат хорошо обученных царских рабов, а с установлением Республики — государственных рабов, т. е. рабов, принадлежавших Римскому государству. Они записывали и хранили все принятые постановления. В случаях необходимости записанные постановления выставлялись для прочтения на форуме и объявлялись глашатаями. Первым римским царям не слишком часто доводилось пользоваться своей властью для наведения порядка. Мелкие конфликты, возникавшие внутри семей или между семьями, решали самостоятельно главы римских родов, обладавшие в то время полной властью над своими детьми. Но население Рима росло, кроме того, город посещало всё большее и большее количество купцов, торговцев, ремесленников из других городов, так как Рим был расположен на торговых путях. И неизбежно возникали конфликты, требующие вмешательства властей. По словам Тита Ливия, «огромный приток населения увеличил государство, а в таком многолюдном народе потерялось ясное различие между хорошими и дурными поступками, стали совершаться тайные преступления, и поэтому в устрашение всё возраставшей дерзости негодяев возводится тюрьма посреди города, под самым форумом» [T. Liv., I, 33, 8]. Первая римская тюрьма «Сarcer Mamertinus» — весьма необходимый элемент любой правоохранительной системы — была построена в период правления четвёртого римского царя, Анка Марция (640 — 616 гг. до н. э.). Тюремщиками были рабы, принадлежавшие лично царю, а с установлением Республики — государственные рабы. Суд обычно вершил или сам царь, или назначенные им двое судей. При этом обвиняемый мог апеллировать к народу. Не все дела были достаточно простыми, чтобы можно было принимать решения по ним сразу. В случае, если необходимо было проводить предвари- Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 33 тельное дознание, его проводил назначавшийся царём следователь — квестор по уголовным делам (quaestor parricidii). Само название этой должности произошло от двух латинских слов: слова «quaestio», означавшего «розыск, допрос, изучение», и слова «parricidii», означавшего «убийцы, злодеи, преступники». А поскольку далеко не все пойманные злодеи и преступники готовы были сразу же поведать о своих злодеяниях, в распоряжении квестора по уголовным делам имелся специалист по пыткам — quaestionarius9. Если дело было достаточно ясным, а ответчиками были простолюдины, квестор мог не только проводить дознание, но и сразу выносить приговор. В царском Риме не было специального учреждения, занимавшегося разведкой и контрразведкой. Организацией этих видов деятельности занимались сами цари, используя как своих слуг и рабов, так и римских граждан. О некоторых наиболее известных их операциях и рассказано в этой книге. Изучение состояния дел в соседних государствах проводилось в основном во время поездок туда самих римлян в качестве послов, купцов, торговцев, путешественников или паломников, а также после опроса приезжавших купцов, ремесленников и т. д. Засылка специальной агентуры применялась редко, но и такой метод тоже использовался: иногда для добычи информации, а иногда даже для уничтожения вражеских вождей и покорения соседних государств. Основой контрразведывательной работы был тщательный контроль за всеми иностранцами. Этому способствовали римские законы и обычаи. Прибывавшие в Рим послы были неприкосновенны. Римляне всегда соблюдали это правило. Точно так же везде считались неприкосновенными и римские послы. Это соответствовало тогдашним понятиям о «праве народов». Посягательство на жизнь и имущество послов считалось тяжким преступлением и случалось крайне редко. Неприкосновенность послов соблюдалась и во время войн. По прибытии в пределы Римской державы послам будь то дружественной или враждебной страны выделялся соответствующий эскорт для того, чтобы они могли благополучно добраться до места назначения, т. е. прибыть в Рим или прибыть в ставку римского полководца или наместника, к которому они были направлены. Обеспечивая неприкосновенность послов, эскорт одновременно следил за их продвижением только по разрешённому маршруту и пресекал возможности вербовки ими агентуры и ведения разведки. Кроме того, согласно римской традиции, в город Рим разрешалось прибывать лишь послам дружественных государств, а послы враждебных государств не могли пересекать померия (pomerium) — священной, специально незастраиваемой и необрабатываемой полосы земли у городских стен, и все переговоры с ними велись за пределами Рима. Эскорт сопровождал послов и в самом Риме, и на обратном пути до границы. Таким образом, послы могли 9 Квестионариями именовались в дальнейшем и римские следователи. 34 Владимир Дмитренко общаться лишь с римскими официальными лицами и представителями высшей римской знати, а возможности ведения разведки в Риме иностранными государствами через своих послов были предельно ограничены, тем более что постоянных посольств в то время не существовало. Разведка никогда не велась только с помощью посольств. Естественно, что не только римляне, но их противники пытались получить интересующие их сведения или повлиять на события и через других лиц — купцов, путешественников, проповедников. Но и тут римские законы и обычаи были на высоте. Раствориться, затеряться среди римских граждан иностранец не мог хотя бы потому, что все мужчины, римские граждане, носили особую одежду — тогу, иностранцам же носить тогу было строжайше запрещено. Особой формы были и башмаки римлян — calcei, которые также строжайше запрещалось носить иностранцам. Поэтому не только будучи в составе посольства, но даже пребывая в Риме под видом купца, паломника или путешественника, иностранному разведчику крайне трудно было незаметно встретиться с кемлибо: выдать себя за римлянина он не мог, а все передвижения иностранцев, все их контакты были на виду. Римские граждане были защищены законами и мощью Рима как в своём государстве, так и за его пределами: любое посягательство на права своих граждан Рим использовал как повод к войне, а противостоять Риму было непросто. В то же время иностранец практически не мог заниматься в Риме какими-либо делами, не заручившись поддержкой кого-либо из римлян. Если он не находился под защитой своего римского патрона, то был абсолютно бесправен. Любой римский гражданин мог забрать у него всё, что угодно, не неся при этом никакой ответственности, а римские законы с беспощадной строгостью карали посягательства на собственность и имущество римского государства и римских граждан. Чем могущественнее становилось Римское государство, тем менее оно считалось с другими государствами и их гражданами. В итоге любой иностранец, собиравшийся в Рим по какимлибо делам, искал покровительства одного из римских кланов, становясь его клиентом. Заступничество римского патрона было абсолютно необходимо лицам, не имеющим римского гражданства, и при разбирательстве любых дел между ними и гражданами Рима в суде, будь то в самом Риме или в любой из римских провинций. Неудивительно, что клиентами некоторых наиболее могущественных римских родов становились не только отдельные люди, не обладавшие римским гражданством, но и целые общины и даже целые города. Нередко между влиятельными представителями неримской и римской знати заключались договоры о гостеприимстве. В этом случае сумевшие найти себе патрона знатные иностранцы или провинциалы, подданные Римской державы и не имевшие римского гражданства, прибывая в Рим, становились гостями покровительствующего им семейства10, а при Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 35 прибытии в их земли кого-либо из членов этого семейства делали всё, дабы ему угодить. Такая система отношений позволяла римлянам держать под контролем любой шаг любого чужестранца, прибывшего в Рим, ведь обо всех своих начинаниях он должен был докладывать своему римскому гостеприимцу или патрону. Кроме того, это позволяло римской знати быть в курсе дел и в провинциях, и в соседних государствах, а если нужно, то и влиять на дела соседних государств, ведь клиент был просто обязан доложить своему патрону обо всём, о чём тот его спрашивал, и сделать всё, что тот потребует, да и гостеприимцы из соседних государств, будь они даже царского рода, старались заискивать перед римской знатью, так как нередко именно в Риме решалась судьба их престолов. Важно было не только пресекать возможную деятельность вражеской агентуры, но и препятствовать различным попыткам отдельных сограждан узурпировать власть. Как это делалось в Древнем Риме? Как выявляли римляне деятельность заговорщиков и что предпринималось в этом случае? Продуманная и хорошо поставленная охрана римских высших должностных лиц, о чём рассказывалось ранее, не позволяла устранить кого-либо из них без тщательной предварительной подготовки покушения. А подготовка любого покушения требовала времени. Кроме того, важнейшим фактором, затрудняющим заговоры, была сложившаяся в Риме система разделения власти и перекрёстного контроля. Если царь выезжал из Рима, то его замещал назначаемый им префект города (praefectus urbi), должность которого соответствовала должности градоначальника, однако узурпировать власть он не мог, так как эта попытка была бы пресечена Советом отцов. Римское войско состояло практически из ополчения римских родов, и никто не смог бы заставить его пойти против воли большинства римских старейшин, а каждого из них удерживал от посягательств на власть взаимный контроль. Как пишет Тит Ливий, «отцы между тем с вожделением думали о царстве и терзались скрытой враждою. Не то чтобы кто-либо желал власти для себя — в молодом народе ни один ещё не успел возвыситься, — борьба велась между разрядами сенаторов» [T. Liv., I, 17, 1]. Совет отцов состоял первоначально из 100 человек, и его достаточно большая численность предотвращала возможность узурпации власти одним из «отцов». К тому же очень скоро с объединением римлян и сабинян численность Совета отцов удвоилась. Но царям выгодно было ещё более увеличить численность Совета отцов и использовать противоречия между «отцами» для 10 Патрон принимал в своём доме далеко не всех своих клиентов, а лишь тех, кого считал нужным. Мелкие и незнатные клиенты, конечно же, останавливались не в доме патрона, а в гостиницах и общались обычно не с самим патроном, а с его слугами. 36 Владимир Дмитренко укрепления собственной власти. Пятый римский царь, Тарквиний Древний (616 — 578 гг. до н. э.), сумел усилить своё влияние следующим образом: «не меньше заботясь об укреплении своего владычества, чем о расширении государства, он записал в отцы сто человек, которые с тех пор звались отцами младших родов; они держали, конечно, сторону царя, чьё благодеянье открыло им доступ в курию» [T. Liv., I, 35, 6]. С этого времени и до конца царского периода численность Совета отцов составляла 300 человек. Несмотря на то, что часть «отцов» была более близка, а часть менее близка к царю, баланс сил в основном соблюдался, и Совет отцов зорко следил за тем, чтобы царь не мог действовать как самодержец, при этом и царь, и Совет отцов вынуждены были считаться с мнением народного собрания, представлявшего всех граждан, ведь наиболее важные решения царя утверждал не только Совет отцов, прообраз будущего сената, но и народное собрание. Все пять первых царей внесли свой вклад в совершенствование системы римского государственного устройства, но ещё более важной в этом плане была реформа, проведённая шестым римским царём — Сервием Туллием (578 — 534 гг. до н. э.). Он не только завершил начатое Тарквинием Древним строительство каменных стен Рима, но и, как пишет Тит Ливий, «учредил ценз — самое благодетельное для будущей великой державы установленье, посредством которого повинности, и военные и мирные, распределяются не подушно, как до того, но соответственно имущественному положению каждого. Именно тогда учредил он и разряды, и центурии, и весь основанный на цензе порядок — украшенье и мирного и военного времени» [T. Liv., I, 42, 5]. Тит Ливий писал эти строки спустя пять столетий после реформы Сервия Туллия, так что время оценить все последствия введения ценза у него было, и его восхищение этой реформой было вполне справедливым — реформа была чрезвычайно продуманной и удачной. Она стала основой государственного устройства Рима на все последующие годы. Все граждане Рима, исходя из имущественного положения, были распределены по центуриям11, а центурии распределены по разрядам (classis): 11 Слово «центурия» — «centuria», безусловно, происходит от латинского слова «centum» — «сто», но совершенно неверно было бы считать, что в центурию входило ровно сто римских граждан. Если считать, что в каждой центурии Сервия Туллия было по сто человек, то во всех 194 его центуриях было бы 19 400 граждан. Между тем Тит Ливий сообщает, «что в тот раз переписано было восемьдесят тысяч граждан; древнейший историк Фабий Пиктор добавляет, что таково было число способных носить оружие» (T. Liv. I, 44, 2). В римской армии центурия как воинское подразделение действительно поначалу состояло из 100 человек. В дальнейшем численность армейской центурии изменялась и даже уменьшалась до 60 человек. Но как административная единица центурия объединяла значительно большее и непостоянное количество людей. Число членов центурии росло за счёт записи туда новых лиц, получивших гражданство, а также за счёт подраставших сыновей членов центурий и снижалось за счёт естественных смертей и гибели членов центурии в ходе войн. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 37 18 центурий всадников были составлены из «виднейших людей государства», причём «для покупки коней всадникам было дано из казны по десять тысяч ассов12, а содержание этих коней было возложено на незамужних женщин13, которым надлежало вносить по две тысячи ассов ежегодно» [T. Liv., I, 43, 9]; 80 центурий первого разряда было составлено из граждан, имевших имущество на сумму 100 тысяч ассов (по 40 центурий из лиц старшего и по 40 центурий из лиц младшего возраста). Из защитного вооружения каждый воин этих центурий должен был иметь шлем, круглый щит, поножи, панцирь (всё из бронзы), а из оружия — копьё и меч. В случае войны центурии младших возрастов отправлялись в поход, а центурии старшего возраста обеспечивали охрану города. Центуриям первого разряда придавалось две центурии мастеров, которые несли службу без оружия, занимаясь возведением осадных сооружений; 20 центурий второго разряда, также разбитых на центурии лиц старшего и младшего возрастов, были составлены из граждан, имевших имущество на сумму от 100 до 75 тысяч ассов. Воины этих центурий имели то же вооружение, что и воины первого класса, но без панциря, а вместо круглого щита имели длинный овальный щит; 20 центурий третьего разряда также состояли из центурий старшего и младшего возрастов, это были граждане, имевшие имущество на сумму от 75 до 50 тысяч ассов. Воины этих центурий вооружались так же, как и воины второго класса, но не имели поножей; 20 центурий четвёртого разряда составлялись из граждан, имевших имущество на сумму от 50 до 25 тысяч ассов. Воины этих центурий из наступательного вооружения имели только копья и дротики; 33 центурии пятого разряда составлялись из граждан, чьё имущество оценивалось более чем в 11 тысяч ассов. Воины 30 центурий этого разряда вооружались лишь пращами и метательными камнями, а остальные три центурии составляли запасные, горнисты и трубачи. 12 В то время асс был ещё не монетой, а денежной счётной единицей, равной римскому фунту (двенадцати унциям) меди, т. е. 327,45 грамма. Он продолжал оставаться основной римской денежной счётной единицей вплоть до III в. до н. э. . В начале III в. до н. э. римляне начали чеканить ассы в виде медных монет. Но уже первые ассы в виде монет, хотя номинально и продолжали оставаться равными двенадцати унциям меди, содержали обычно лишь десять унций. Затем асс несколько раз подвергался инфляции и к I в. до н. э. его вес снизился до одной унции. В связи с этим цензы в Риме несколько раз пересматривались и исчислялись в дальнейшем в других денежных единицах, но в твёрдом эквиваленте суммы каждого из цензов оставались приблизительно прежними. 13 Возложение обязанностей по содержанию коней всадников на незамужних женщин решало сразу две задачи. С одной стороны, облегчало содержание римской конницы, а с другой стороны, стимулировало глав семейств как можно раньше выдавать своих дочерей замуж, что, в свою очередь, обеспечивало рождение как можно большего количества детей — будущих граждан и воинов. 38 Владимир Дмитренко Одна центурия, не имевшая разряда и свободная от воинской службы, была составлена из всех прочих граждан, обладавших совсем малым имуществом. Эта категория граждан именовалась эрарии (aerarii), так как вместо налога с имущества (tributum), как это делали все прочие граждане, платила лишь небольшую подушную подать (aes). Попасть в эрарии считалось позором для гражданина. Те, кто входил в эту центурию, насмешливо именовались прочими гражданами — пролетариями (proletarii), поскольку практически единственным «имуществом» этих граждан были их дети (proles). При этом, как пишет Тит Ливий, «тяготы были с бедных переложены на богатых. Зато большим стал и почёт. Ибо не поголовно, не всем без разбора (как повелось от Ромула и сохранялось при прочих царях) было дано равное право голоса и не все голоса имели равную силу, но были установлены степени, чтобы никто не казался исключённым из голосованья, и вся сила находилась бы у виднейших людей государства. А именно: первыми приглашали к голосованию всадников, затем — восемьдесят пехотных центурий первого разряда; если мнения расходились, что случалось редко, приглашали голосовать центурии второго разряда; но до самых низких не доходило никогда» [T. Liv., I, 43, 10—11]. Царство было разделено не только на центурии. Помимо определённой центурии каждый гражданин Рима, за исключением эрариев, входил ещё и в определённую трибу (tribus). Впервые на трибы и центурии римлян разделил ещё Ромул, но тех триб было всего три и они формировались по этническому признаку («Рамны» («Ramnes») — из тех, кто вместе с Ромулом основали Рим, «Титии» («Tities») — из тех, кто пришёл в Рим вместе с соправителем Ромула, царём Титом Тацием, и «Луцеры» («Luceres») — трибы, о подборе которых римляне очень скоро утратили всякие сведения и происхождение которых осталось неясным. Каждая триба делилась на десять центурий и во время войн выставляла определённое число воинов. Затем ещё одна триба была дополнительно введена царём Тарквинием Древним (753—753 гг. до н. э.), назвавшим четвёртую трибу своим именем. Но те трибы строились по принципу родства. Теперь же трибы формировались по территориальному признаку, а центурии — по имущественному. Введённый Сервием Туллием ценз и система деления граждан на трибы и центурии на многие столетия стали основой Римского государства. Количество триб в Риме постепенно росло, что было связано как с ростом самого города, так и с ростом его владений. Так, в конце I в. до н. э. в Риме было уже 35 триб: 4 городские трибы (tribus urbanae) и 31 сельская триба (tribus rusticae). Во главе каждой трибы стоял куратор трибы (curator tribuum). Городские трибы делились на вики (vici), а сельские трибы на паги (pagi), во главе которых стояли соответствующие начальники: magistri vicorum и magistri pagorum. В новых условиях стало гораздо проще быстро собрать армию: все имели нужное вооружение и все знали своё место. Но что не менее важно, стало Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 39 гораздо проще собирать налоги: теперь занижать стоимость своего имущества, а именно исходя из стоимости имущества начислялись налоги, стало невыгодно. Для престижа и веса в обществе необходимо было официально располагать соответствующим имуществом. К тому же остальные члены и центурий, и триб тут же обнаружили бы неверные данные об имуществе — мошенничество становилось практически невозможным. А поскольку каждая триба и каждая центурия имели и собственные обязанности, и собственные права, вытекающие из этих обязанностей, то они обеспечивали перекрёстный контроль не только за отдельными людьми, но друг за другом, ибо никто не желал, чтобы кто-то другой имел права, не выполняя обязанностей. Вряд ли можно разделить мнение некоторых историков о том, что реформа Сервия Туллия разрушила древний общественный строй, покоившийся на кровных узах. Нет, римские родовые кланы сохранились и ещё несколько столетий играли чрезвычайно важную роль в жизни государства. Но с этого времени всё, что происходило внутри рода, стало более открыто и для других, так как все члены рода были также членами определённых центурий и триб. Царь имел пожизненную власть, но эта власть не была наследственной. После смерти царя наступал период междуцарствия — interregnum, и власть на это время переходила к Совету отцов. На время междуцарствия текущие обязанности царя поручалось исполнять одному из наиболее уважаемых «отцов», который именовался интеррекс (interrex — в дословном переводе «между-царь»), причём интеррекса меняли через каждые пять дней, вплоть до дня избрания нового царя. Узурпация власти кем-либо из «отцов» была невозможна, так как это не дали бы сделать другие «отцы», тоже мечтавшие о власти. После совещаний и консультаций Совет отцов выбирал царя, устраивавшего всех или, во всяком случае, устраивавшего большинство «отцов». Длительность междуцарствия (interregnum) определялась тем, сколько времени потребуется Совету отцов, чтобы принять решение. Но и этим процедура избрания не исчерпывалась. Окончательное решение должно было принять народное собрание, которое могло и не утвердить предложенную кандидатуру. После смерти Ромула споры в Совете отцов и народном собрании о том, кого провозгласить следующим царём, были особенно яростными, и междуцарствие длилось почти год. Однако в дальнейшем решение обычно принималось гораздо быстрее. Родство претендента с предыдущими царями поначалу вообще было необязательным. Достаточно сказать, что первый римский царь Ромул и его соправитель Тит Таций, второй римский царь — Нума Помпилий и третий римский царь — Тулл Гостилий вообще не были родственниками. Лишь затем, с укреплением царской власти, родство с предыдущими царями стало давать претенденту определённые преимущества, хотя и не гарантировало избрания. Четвёртый римский царь, Анк Марций, был внуком Нумы Помпилия, но сыновья Анка Марция не были избраны царями — наследовал 40 Владимир Дмитренко Анку Марцию не имевший с ним родственных связей Тарквиний Древний. Тарквинию Древнему наследовал его зять, Сервий Туллий, причём Сервий Туллий сумел добиться того, что народное собрание утвердило его царём без всякого периода междуцарствия и без предварительного решения Совета отцов. А следующим царём стал Тарквиний Гордый, доводившийся зятем Сервию Туллию и бывший внуком Тарквиния Древнего. Кто правил Римом в царский период (753—509 гг. до н. э.) Имя царя 1 Romulus — Ромул Interregnum — междуцарствие Время правления Примечания 753—717 гг. до н. э. Примерно с 746 по 741 год до н. э. соправителем Ромула был царь сабинян Тит Таций — Titus Tatius 717—715 гг. до н. э. 2 Numa Pompilius — Нума Помпилий 715—672 гг. до н. э. Interregnum — междуцарствие 672 г. до н. э. 3 Tullus Hostilius — Тулл Гостилий Interregnum — междуцарствие 672—640 гг. до н. э. 4 Ancus Marcius — Анк Марций 640—616 гг. до н. э. 640 г. до н. э. Interregnum — междуцарствие 5 Tarcquinius Priscus — Тарквиний Древний 6 Servius Tullius — Сервий Туллий 7 Tarcquinius Superbus — Тарквиний Гордый 616 г. до н. э. 616—578 гг. до н. э. 578—534 гг. до н. э. 534—509 гг. до н. э. Постепенно власть царей росла, и они могли меньше считаться с простолюдинами. Сервий Туллий, «окруживший себя стражей, первый стал править лишь с соизволения отцов, без народного избрания» [T. Liv., I, 41, 6]. Тарквиний Гордый (534—509 гг. до н. э.) взошёл на престол, не спрашивая уже не только мнения простолюдинов, но и мнения знати. Он просто сверг своего тестя, Сервия Туллия, и самовольно объявил себя царём. Совет отцов и народное собрание были поставлены перед фактом, и им не оставалось ничего иного, как признать свершившееся. Рим оказался на грани того, чтобы стать обычной наследственной монархией. Тарквиний Гордый приложил максимум усилий для усиления режима личной власти и создал нечто вроде царской тайной полиции. «Он запретил впредь собирать все сходки, на которые сходились сельчане, члены курии и соседи, и в городе, и на полях. При исполнении священных обрядов и жертвоприношений, чтобы Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 41 большое число людей, сойдясь в одном месте, не приняло бы тайных решений о том, чтобы свергнуть его. Он обзавёлся повсюду рассеянными некими соглядатаями и доносчиками, следившими скрытно за тем, что говорится и что делается; они подбивали соседей на беседы, и случалось, что сами высказывались против тирана, выпытывая мысли каждого. Потом о тех, о ком узнавали, что они тяготятся установившимся положением дел, доносили тирану. Месть же царя в отношении тех, кого изобличали, была жестокой и неумолимой» [Dionysios, IV, ХLIII, 3]. Однако даже при очень хорошо организованной тайной полиции было слишком трудно долго удерживать власть над привыкшими к свободе римскими гражданами, опираясь не столько на их поддержку, сколько на силу и страх. Недовольство римлян, и прежде всего римской знати, зрело, зрело и наконец прорвалось. Для выступления был выбран день, когда и царь, и все его сыновья находились за пределами города, причём переворот возглавили Луций Юний Брут, начальник царского отряда «целеров», отвечавший за многие вопросы безопасности государства, и близкий родственник царя, Луций Тарквиний Коллатин, а также еще несколько занимавших важные посты вельмож, которым царь доверял. Это и предопределило успех противников монархии. Тарквиний Гордый оказался последним из римских царей. Традиция передавать власть в Риме по наследству лишь начала складываться, но не сложилась: Тарквиний Гордый хотел видеть своим преемником своего сына, но в 509 г. до н. э. был свергнут, а с ним навсегда была свергнута в Риме и царская власть. 4.Организация работы разведывательных, контрразведывательных и полицейских служб Древнего Рима в период Республики 4.1. Римская власть в период от возникновения Республики и до установления режима децемвиров Со свержением царской власти Совет отцов, превратившийся в сенат, стал ещё зорче следить за тем, дабы никто не смог узурпировать власть. Вся система управления Римским государством стала строиться и направляться прежде всего на предотвращение самой возможности узурпации власти. Даже малейшее подозрение в этом вопросе теперь сразу же вызывало решительные действия сенаторов, ведь никто из них не желал упустить хотя бы частичку своей власти. К тому же в особых случаях могло собираться ещё и народное собрание, которое по своему статусу было выше сената, так как представляло всех римских граждан. 42 Владимир Дмитренко Высшая власть, дабы предотвратить возможность возвращения к монархии, была разделена между двумя консулами. Консулы выбирались народным собранием сроком на один год из числа наиболее уважаемых сенаторов, а по истечении года обязаны были передать властные полномочия своим преемникам. И именно по именам двух консулов римляне стали с этого момента вести счёт годам своего календаря14. Первыми римскими консулами были избраны Луций Юний Брут и Луций Тарквиний Коллатин, сыгравшие главную роль в свержении царя. Но за ситуацией в городе и стране и за действиями консулов внимательно следили все другие сенаторы и, прежде всего, представители других наиболее знатных семейств. Система предотвращения самой возможности посягательств на царскую власть заработала сразу. Тарквиний Гордый, хотя и правил самовластно, был ненавистен отнюдь не всем римлянам, у него было и немало сторонников. Уже через несколько недель после создания Республики был раскрыт первый заговор тех, кто желал восстановить царскую власть. Причём заговор был раскрыт не консулами, а одним из активнейших участников свержения царя — сенатором Публием Валерием. Среди заговорщиков оказались родственники обоих консулов. Если бы консулы проявили к ним снисхождение, сенат, скорее всего, немедленно бы их сместил. Возможно, не только из-за своих республиканских убеждений, но и по этой причине консулы постановили казнить всех, кто был уличён в заговоре. Брут пошёл даже на то, чтобы казнить уличённых в заговоре родных сыновей. Неудачный заговор подтолкнул римский сенат на принятие ряда превентивных мер, для того чтобы сделать невозможным реставрацию монархии. Как пишет Тит Ливий, «второй консул, в остальном безупречный, имя носил неугодное гражданам» [T. Liv., II, 2, 3]. Родство с царём сослужило Луцию Тарквинию Коллатину плохую службу: несмотря на то, что за ним не было никакой вины, его на всякий случай вынудили добровольно покинуть Рим, а консулом на его место избрали Публия Валерия. Но высылкой из Рима всех родственников царя дело не ограничилось. Поскольку главной опорой 14 Консулов, приступавших к исполнению своих обязанностей с началом года, именовали ординарными консулами (consul ordinarius). По именам этих двух консулов именовался соответствующий римский год, и так было вплоть до введения христианского летоисчисления, когда годы стали исчислять от рождества Христова. Если ординарный консул отстранялся от власти или погибал, на его место избирали другого консула, но этот человек именовался уже не ординарным консулом, а консулом-суффектом (consul suffectus). Название года, таким образом, не менялось. Кроме того, консулы-суффекты могли назначаться в связи с различными поручениями или в знак особого уважения. С момента создания Римской республики всегда избирались два ординарных консула. Количество же консулов-суффектов росло. Сначала их назначали от случая к случаю, а с 46 г. до н. э., по предложению диктатора Гая Юлия Цезаря, римский сенат постановил назначать по два консула-суффекта ежегодно (о причинах этого решения далее будет рассказано более подробно), а в имперский период число консуловсуффектов иногда достигало 12 и более человек за год. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 43 царя было не сенаторское сословие, а плебс, сенаторы постановили увеличить численность сената до 300 человек. Увеличили сенат на 100 человек за счёт наиболее видных плебеев, даровав этим плебеям статус патрициев. Естественно, что новые сенаторы, даже если и были ранее настроены в пользу царя, теперь стали ярыми приверженцами республики. Ранее сенат склонялся к тому, чтобы позволить свергнутому царю забрать своё имущество. Теперь же, после разоблачения заговора, сенат постановил конфисковать всё царское имущество и разделить между всеми гражданами. Точно так же была разделена между гражданами и принадлежавшая ранее царю земля. Каждый римлянин, взявший что-то из царского добра или получивший часть царской земли, понимал, что в случае возвращения царя лишится этих приобретений. Вдобавок римский сенат объявил, что всем, кто продолжает оставаться с царём (а таких людей было немало), следует вернуться в течение 20 дней. Вернувшимся сенат гарантировал полное прощение. Но у тех, кто не вернётся в течение 20 дней, было решено конфисковать и землю, и всё имущество, раздав его законопослушным гражданам. Эти весьма прагматичные меры лишили свергнутого царя большинства его прежних сторонников и сплотили римских граждан. Последовавшая многолетняя война против пытавшегося вернуть себе власть царя и ряда поддержавших его соседних государств завершилась полной победой Римской республики. Государственный аппарат Республики постоянно совершенствовался. Кое-что было перенято от прежней царской власти, кое-что учреждено как нечто новое. Финансами государства ведали квесторы, причём в Риме были городские квесторы, отвечавшие за состояние городских финансов (такой квестор именовался quaestor urbani), и квесторы, отвечавшие за все финансы Республики (в этом случае квестор именовался quaestor aerarii). Происхождение названия этой должности — квестор (quaestor) — было такое же, как и у квестораследователя: от латинского слова «quaestio», означавшего «розыск, допрос, изучение», но в этом случае квестор «изучал» и отвечал не за расследование уголовных дел, а за порученные финансы. В своей повседневной деятельности квесторы подчинялись консулам, но обязаны были отчитываться также и перед сенатом, что сохраняло постоянный контроль сената над расходованием средств. В дальнейшем число квесторов увеличивалось и достигало 20 и более человек, причём у квесторов были и помощники — эрарные трибуны, при этом эрарный трибун (tribunus aerarius) одновременно осуществлял контроль за деятельностью квестора, а квестор — за деятельностью эрарного трибуна. В случае войны квестор сопровождал консула в походе и по его указаниям производил выплаты жалованья воинам или выделял средства на закупку продовольствия, снаряжения и амуниции. С образованием провинций свой квестор был и у каждого из римских наместников. Должность квестора сохранилась и в Римской империи. 44 Владимир Дмитренко Раньше судопроизводство вёл царь. Теперь судебная власть перешла к консулам. Председательствуя в суде, они восседали в курульных креслах (особой формы раскладные кресла, инкрустированные слоновой костью, восседать в которых имели право лишь высшие магистраты Республики) на особом прямоугольном возвышении — трибунале, что подчёркивало их власть над теми, кто ждал их приговора. Судебное разбирательство могло проводиться как обоими консулами одновременно, так и каждым из них в отдельности. Важнейшие дела, касающиеся преступлений, совершённых патрициями, разбирал римский сенат, а в ряде случаев ещё и народное собрание, но в отношении всех остальных граждан консулы могли поступать по своему усмотрению. Простолюдина за его проступки или долги могли казнить, присудить к уплате штрафа и даже к продаже в рабство, весьма частым наказанием для них была порка. Однако представитель знати, даже признанный виновным в любом преступлении, в том числе и в убийстве, мог быть осуждён всего лишь на изгнание и конфискацию имущества. Да и это случалось крайне редко. Исключение составляло обвинение в попытке узурпации власти. В случае доказанности такое обвинение влекло за собой смертный приговор. Консулам удавалось лично вершить суд по каждому из судебных дел лишь до той поры, пока Рим был сравнительно небольшим государством. В дальнейшем судебная система Рима претерпела значительные изменения и право выносить приговоры получили не только сенат и консулы, но также народные трибуны и преторы, в провинциях же это могло быть поручено и чиновникам меньшего ранга, кроме того, в Риме появились и суды со специально избираемыми судьями. Но всё это случилось позднее. Во время войн консулы командовали римским войском. Для того чтобы ни один из консулов не смог установить единоличный контроль над войсками, в Риме выработался такой обычай: один день верховное командование осуществляет один из консулов, а на другой день командование переходит к другому консулу. Таким образом удавалось и сохранить абсолютно необходимое на войне единоначалие, и не давать честолюбцам возможности воспользоваться войсками для захвата власти. Частые войны и другие сложные ситуации иногда требовали более централизованного управления. В этих случаях римский сенат, помимо избрания консулов, вынужден был назначать диктатора. Процедура назначения диктатора была такова, что решение о необходимости назначения принимал сенат, но кого именно назначить диктатором, решали консулы или один из консулов, которому это поручалось сенатом. По словам Тита Ливия, «кто стал первым диктатором, в точности неизвестно» [T. Liv., II, 18, 4]. Сообщения древних авторов, служивших источниками для Тита Ливия, по этому поводу расходятся, но сам Тит Ливий всё же склонялся верить тому, что первым диктатором был Тит Ларций, а назначение его диктатором произошло Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 45 примерно в 501 г. до н. э. . Помощником и как бы заместителем диктатора, а заодно и контролирующим его в какой-то степени лицом, становился назначаемый на тот же срок начальник конницы. Формально власть диктатора была неограниченной. Но диктатор избирался на очень короткий срок — от трёх месяцев до полугода, после чего опять становился обычным сенатором15. Одновременно с диктатором сдавал свои полномочия и его начальник конницы. Укрепить за это время свою власть настолько, чтобы потом её не отдавать, было делом совершенно невозможным, тем более что всеми отрядами римской армии командовали выходцы из знати — сенаторы или дети сенаторов. При любой попытке диктатора узурпировать власть армия его бы не поддержала и он был бы немедленно свергнут. Контроль был достаточно надёжен, и попытки узурпации власти во времена Ранней республики практически не предпринимались. Граждане Рима делились на патрициев — потомков основателей Рима («отцов») и плебеев16 — потомков более поздних поселенцев, принятых в число граждан. Долгое время практически вся власть находилась исключительно в руках патрициев. Даже браки между патрициями и плебеями первоначально были запрещены. Но патрициев было гораздо меньше, чем плебеев, а среди плебеев появились чрезвычайно богатые и влиятельные семейства. С образованием Республики плебеи активизировали борьбу за свои права. Любые невзгоды разоряли прежде всего бедняков, а в Риме существовал закон, по которому человек, не сумевший вовремя отдать долг, становился рабом своего заимодавца. Поскольку патриции были людьми состоятельными и помогали друг другу, в долговое рабство, конечно же, попадали только плебеи. Ещё в царское время царь Сервий Туллий, много сделавший для укрепления Римского государства, попытался упразднить долговое рабство. Но после его смерти при Тарквинии Гордом обычай обращать несостоятельного должника в рабство был восстановлен. Ничего не изменилось и после установления в Риме Республики — патрициев такое положение вполне устраивало. «Плебеи роптали о том, что вне Рима они сражаются за свободу и римскую власть, а дома то15 Формально консул мог назначить диктатором любого из римских граждан, но, учитывая огромную важность этой должности, и диктатором, и начальником конницы практически всегда назначались лишь сенаторы, причём представители наиболее могущественных и влиятельных римских семейств. 16 На патрициев и плебеев делилось тогда не только население самого города Рима, но и всех основанных римскими гражданами колоний. Деление на патрициев и плебеев существовало также и у некоторых других народов, населявших в древности Италию. Хотя римские патриции долгое время категорически противились бракам между патрициями и плебеями, они нередко заключали браки с представителями знати других народов Италии. Известны и случаи, когда переселившиеся в Рим представители знати из других земель Италии сразу принимались в число римских патрициев. Так, в 504 г. до н. э. в Рим из сабинского города Региллум переселился и был принят в число патрициев Аппий Клавдий «Сабин», основавший один из наиболее известных патрицианских родов — род Аппиев — Клавдиев, на протяжении нескольких столетий оказывавший значительное влияние на политическую жизнь Рима. 46 Владимир Дмитренко мятся в угнетении и плену у сограждан» [T. Liv., II, 23, 2], однако терпели. Но в 495 г. до н. э. «старик, весь в рубцах, отмеченный знаками бесчисленных бед, прибежал на форум. Покрыта грязью была его одежда, ещё ужасней выглядело тело, истощённое, бледное и худое, а лицу его отросшая борода и космы придавали дикий вид. Но узнали его и в таком безобразном облике и говорили, что он командовал центурией, и, сострадая ему, наперебой восхваляли его военные подвиги; сам же он в свидетельство своих доблестей показывал, открыв грудь, шрамы, полученные в разных сражениях. Спросили его, отчего такой вид, отчего такой срам, и, когда вокруг него собралась толпа не меньше, чем на сходке, ответил он, что воевал на сабинской войне, и поле его было опустошено врагами, и не только урожай у него пропал, но и дом сгорел, и добро разграблено, и скот угнан, а в недобрый час потребовали от него налог, и вот сделался он должником. Долг, возросший от процентов, сначала лишил его отцова дома и дедова поля, потом остального имущества и, наконец, подобно заразе, въелся в само его тело; не просто в рабство увёл его заимодавец, но в колодки, в застенок. И он показал свою спину, изуродованную побоями» [T. Liv., II, 23, 3—7]. Рассказ старого воина вызвал негодование собравшихся. В городе начались волнения. На форум сбежались ещё десятки таких же должников в оковах и без оков. Дабы волнения не переросли в мятеж, срочно собравшийся римский сенат принял предложение консула Публия Сервилия пойти на уступки народу. Был издан указ, «чтобы никто не держал римского гражданина в оковах или в неволе, лишая его возможности записаться в консульское войско, и не задерживал бы его детей и внуков» [T. Liv., II, 24, 6]. Этот принятый в 495 г. до н. э. указ серьёзно ограничил возможности кредиторов обращать свободных римских граждан в рабство за долги, но это не было ещё полной отменой долгового рабства. Пройдёт ещё 169 лет, прежде чем плебеи смогут добиться полной отмены долгового рабства, и лишь в 326 г. до н. э. сенатом и народным собранием Рима будет принят закон, по которому римский гражданин станет отвечать за свои долги перед кредитором только своим имуществом, но не своей свободой. Пока же властители Рима всего лишь оградили от долгового рабства тех, кто был или мог стать воином римской армии. Введённые ограничения на продажу в рабство должников, готовых идти служить в армию, значительно укрепили Римское государство и сгладили часть противоречий между гражданами, однако разница в положении патрициев и плебеев всё ещё оставалась слишком велика, и борьба между патрициями и плебеями не ослабевала. Конфликт достиг своего пика в 494 г. до н. э., когда в разгар войн Рима со своими соседями большая часть плебеев покинула город. В истории Рима этот уход плебеев получил название первой сецессии (от латинского слова «secessio», означающего «отход в сторону», «отделение»). Продолжение конфликта могло привести к военной катастрофе и угрожало самому существованию государства. В этих условиях патриции, дабы вернуть плебеев в город, согласились пойти на ряд уступок. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 47 Результатом первой сецессии стало то, что в 494 г. до н. э. для охраны прав плебеев были введены должности плебейских трибунов (tribuni plebis). Тогда же были введены и должности помощников плебейских трибунов — плебейских эдилов (aediles plebis или aediles plebei). Плебейские трибуны, или, как их ещё называли, народные трибуны, избирались только из числа плебеев и были неприкосновенны. Причём должность эта стала не просто неприкосновенна, но столь почитаема, что, как пишет Плутарх, некоего Гая Ветурия казнили «за то, что он один не уступил дорогу народному трибуну, проходившему через форум» [Plutarh «С.Gracchus», 24]. Плебейские эдилы также избирались только из плебеев, и хотя формально не были неприкосновенны, фактически не подпадали под власть консулов. Первыми плебейскими трибунами Рима стали Гай Лициний и Луций Альбин, избранные плебейскими трибунами на следующий, 493 год до н. э. В помощь себе они избрали трёх помощников. Плебейские трибуны обладали правом налагать вето (запрет) на приказ любого должностного лица и служили противовесом всевластию консулов и диктаторов, избиравшихся из патрициев. Помимо права вето на решения любых других лиц, плебейские трибуны получили и немалую исполнительную власть. Они могли привлекать граждан к суду, причём не только плебеев, но и патрициев. В 460 г. до н. э. один из плебейских трибунов впервые воспользовался этим правом в отношении патрициев и приказал заточить в темницу юного патриция, некоего Цезона, обвинив того в уголовном преступлении: во время ссоры Цезон ударил одного из плебеев, причём настолько сильно, что пострадавший вскоре умер. Вина Цезона была очевидной, но возмущённые патриции, не привыкшие к тому, чтобы кто-либо мог задержать их, а тем более задержать за избиение плебея, добились освобождения Цезона до суда под залог в 3 тысячи медных ассов и под поручительство десяти человек. Таким образом, 460 г. до н. э. стал не только годом, когда плебей впервые арестовал патриция, но и годом, когда в римскую судебную практику впервые было введено такое понятие, как «освобождение под залог». Новым для римской судебной практики было и то, что, как пишет Тит Ливий, «Цезон первым в Риме представил общественных поручителей» [T. Liv., III, 13, 8]. Понимая, что будет осуждён, ждать суда Цезон не стал, а вместо этого «ближайшей ночью удалился в Этрурию» [T. Liv., III, 13, 8]. Залоговая практика тут же начала работать: «у отца Цезона безжалостно отобрали все деньги: распродав своё имущество, он довольно долго жил, точно в ссылке, в заброшенной лачуге где-то за Тибром» [T. Liv., III, 13, 10]. Трибуны всё более уверенно пользовались предоставленной им властью, шаг за шагом выравнивая положение плебеев и патрициев. Более того, когда между консулами и сенатом возникали раздоры, а особенно когда к этому добавлялись раздоры между самими консулами, доходило до того, что трибу- 48 Владимир Дмитренко ны получали даже большие властные полномочия, чем консулы. Так случилось, например, в 431 г. до н. э. К Риму тогда подступили войска вольсков и эквов. В связи с этой угрозой сенат решил назначить диктатора, но консулы Тит Квинций Цинцинат и Гней Юлий Ментон ссорились между собой, не находя согласия и не желая досрочно отдавать власть кому-либо более достойному. Как пишет Тит Ливий, «несогласные в прочем, они лишь сошлись, противодействуя воле сенаторов и препятствуя избранию диктатора…» [T. Liv., IV, 26, 6]. Между тем положение становилось всё более опасным, и один из виднейших сенаторов, Квинт Сервилий Приск, видя, что консулы не подчинились решению сената, обратился за помощью к народным трибунам. «Трибуны, вняв этому предупреждению и найдя в нём возможность для расширения своего влияния, удаляются17, а затем от имени всей коллегии объявляют о том, что консулам надлежит повиноваться решениям сената, а если они и далее будут противиться единодушному мнению высшего сословия, трибуны отдадут приказ о заточении их в темницу» [T. Liv., IV, 26, 9]. Консулы осыпали сенаторов попрёками за то, что те пожертвовали полномочиями высшей власти, но предпочли подчиниться трибунам. Надо сказать, что и в дальнейшем неоднократно случалось так, что народные трибуны ставили себя выше консулов. Весьма показательны в этом отношении события 138 г. до н. э. Римские войска потерпели тогда ряд неудач на Пиренеях. Консулы того года, Публий Корнелий Сципион Назика и Децим Юний Брут, под давлением народных трибунов согласились примерно наказать ответственного за это полководца, Гая Матиена, причём невиданным по отношению к знатному римлянину способом: «Гай Матиен, обвинённый народными трибунами в том, что покинул своё войско в Испании», был «брошен в колодки, долго бит розгами и откуплен за медный грош»[T. Liv., «Perioh.», LV]. Однако и этого, по словам Тита Ливия, воинственным трибунам показалось мало: «Народные трибуны требуют, чтобы им выдали десять воинов по их выбору, и не добившись, отправляют консулов в тюрьму» [T. Liv., «Perioh.», LV]. Сама книга 55-я «Истории Рима от основания Города» Тита Ливия, подробно описывающая эти события, в отличие от периохов к ней, не сохранилась, и неясно, как удалось уладить конфликт между консулами и трибунами. Известно лишь, что конфликт был улажен быстро: уже в том же году консул Децим Юний Брут возглавил войска в Испании, а в следующем году взял там штурмом 30 городов и усмирил страну. Однако, несмотря на то, что паритет властных структур сохранился, сама возможность ареста, пусть и кратковременного, обоих консулов по приказу народных трибунов ясно показывает, насколько сильна была власть народных трибунов. 17 Видимо, Квинт Сервилий Приск обратился не ко всем народным трибунам сразу, а лишь к тем, кто тогда присутствовал, и им в связи с явной необычностью просьбы надо было собрать остальных и принять совместное решение, что и было сделано. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 49 Вплоть до I в. до н. э. народные трибуны медленно, но верно добивались для себя всё больших полномочий, и дело дошло до того, что в I в. до н. э. бывали случаи, когда патриции принимали усыновление от плебеев, чтобы, став плебеями, добиваться избрания на пост народного трибуна. Однако и становление, и укрепление власти народных трибунов происходило постепенно. 4.2. Установление режима децемвиров и связанные с этим изменения в структуре власти Древнего Рима В 457 г. до н. э. плебеи, опять использовав нависшую угрозу войны, добились права избирать уже не двух, а 10 народных трибунов, но патриции настояли на том, что трибунами нельзя избирать постоянно одних и тех же лиц. Обретя достаточное число собственных представителей в лице народных трибунов, плебеи всячески добивались права ограничить произвольную власть правивших Римом консулов рамками определённых законов. Несколько лет патриции упорно противились, но в конце концов вынуждены были согласиться. В Грецию, в Афины, были отправлены послы — сенаторы Спурий Постумий, Авл Манлий и Публий Сульпиций с тем, чтобы «переписать знаменитые законы Солона и познакомиться с учреждениями и законами греческих государств» [T. Liv., III, 31, 8]. Разработка законодательства была сочтена римлянами, как плебеями, так и патрициями, делом столь важным, что для этого они пошли на кардинальное изменение всей структуры государственной власти, учредив новую коллегию — коллегию децемвиров (т. е. коллегию десяти18), к которой должна была перейти и власть народных трибунов, и власть консулов и которая, сосредоточив всю власть в своих руках, должна была разработать и ввести в действие продуманные и приемлемые для всех законы. 18 Практика называть различные комиссии и комитеты по числу возглавлявших их людей была обычной для Рима. Название комитета, равно как и название должности членов комитета, образовывалось от сложения соответствующего римского числа и слова «vir» (муж, мужчина). Таким образом, дуумвиры были членами комитета, состоявшего из двух человек (дуумвирата), триумвиры — членами комитета, состоявшего из трёх человек (триумвирата), децемвиры — членами комитета из десяти человек (децемвирата), квиндецемвиры — членами комитета из пятнадцати человек (квиндецемвирата) и т. д. Следует отметить, что членов комитета, состоявшего из трёх человек, могли называть не только триумвирами, но и тресвирами — и слово «триумвиры» (triumviri), и слово «тресвиры» (tresviri) переводятся с латыни абсолютно одинаково — трое мужей, так как и то и другое слово образовано от римского числа III и слова «viri» (мужи, мужчины). Полномочия того или иного дуумвирата, триумвирата, децемвирата и прочих комитетов могли быть самыми различными. 50 Владимир Дмитренко В 452 г. до н. э.19 было решено «упразднить в этом году все другие должности и избрать только децемвиров, чьи действия не подлежали бы обжалованию» [T. Liv., III, 32, 6]. Официально титулатура децемвиров звучала так: «X-viri consulari imperio legibus scribundis» (10 мужей, наделённых консульской властью для написания законов). По словам Тита Ливия, децемвирами тогда были избраны Аппий Клавдий, Тит Генуций, Публий Сестий, Луций Ветурий, Гай Юлий, Авл Манлий, Публий Сульпиций, Публий Куриаций, Тит Ромилий и Спурий Постумий. Те же имена называет и Дионисий Галикарнасский, правда, Луция Ветурия он именует Титом Ветурием, Публия Сульпиция — Сервием Сульпицием, а Публия Куриация — Публием Горацием. «Раз в десять дней каждый из децемвиров председательствовал на суде, происходившем при всём народе, имея при себе двенадцать ликторов, тогда как девяти его товарищам причиталось по одному служителю» [T. Liv., III, 33, 8]. И назначение сразу десяти правителей вместо двух консулов, и более частая смена властных полномочий (не раз в месяц, как у консулов, а раз в десять дней) имели целью обеспечить в столь ответственный момент более тщательный перекрёстный контроль и исключить возможность злоупотреблений и узурпации власти. И Дионисий Галикарнасский, и Тит Ливий единодушно утверждают, что первые децемвиры показали себя мудрыми и умелыми правителями, поддерживая хорошие отношения с соседними народами и заботясь о собственных гражданах. Римляне, в особенности римский плебс, были в восторге от их правления. «Каждое дело они рассматривали со всей честностью и справедливостью. Казалось, что в тот год римское государство благодаря децемвирам управлялось наилучшим образом. Особенно вызывала похвалы их забота о плебеях и защите слабых от всякого насилия. Многие поговаривали, что впредь-де для государства уже не будет надобности в народных представителях и прочих должностных лицах, поскольку одна коллегия разумно справляется со всеми делами» [Dionysios, Х, LVII, 2—3]. Но главное было не в этом. Главное было в том, что «вынося всем — и лучшим и худшим — решительные и непреложные, как у оракула, приговоры, децемвиры одновременно трудились над составлением законов и, выставив в ответ на ожидания народа десять таблиц, они призвали людей прийти на собрание и прочитать законы, предлагаемые ради благоденствия Рима, собственного их благополучия и счастья их детей. Они сказали, что уравняли в правах всех — и лучших и худших, но предусмотрели лишь то, что позволяли способности десяти человек, а ведь многие люди сообща могут сделать больше. Пусть, мол, каждый сам обдумает каждую статью, потом вместе обсудят 19 Решение об этом было принято в 452 г. до н. э., и именно тогда были избраны децемвиры, но к исполнению своих обязанностей они приступили со следующего, 451 г. до н. э. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 51 и, наконец, сведут воедино, чего в какой статье с избытком, а чего недостаёт. Тогда у римского народа будут законы, принятые с общего согласия, а не одобренные по приказу. Когда в соответствии с замечаниями, высказанными по каждой главе, свод законов стал казаться вполне выправленным, Законы десяти таблиц, которые и сегодня, несмотря на целую гору нагромождённых друг на друга законов, остаются истоком государственного права, передали для голосования по центуриям» [T. Liv., III, 34, 1—6]. Так в 450 г. до н. э. Рим впервые получил законы. Законы были приняты, «но потом пошли толки, что недостаёт ещё двух таблиц, добавив которые можно было бы считать свод римского права завершённым» [T. Liv., III, 34, 7]. С самого начала правления децемвиров, несмотря на то, что формально в своих правах они были абсолютно равны, «все считали, что главой децемвиров является Аппий Клавдий. Именно ему доставалась от народа похвала за деятельность коллегии. Ведь не только то, что он самым настоятельным образом делал вместе с другими, приносило ему славу честного человека, но ещё в большей степени то, что он постоянно занимался сам благодаря своей приветливости, ласковой обходительности и прочему доброму отношению к беднякам» [Dionysios, Х, LVII, 3—4]. Поэтому, когда для составления недостающих таблиц решено было продлить ещё на год управление Римом децемвирами и выбрать новых 10 децемвиров, «на выборах все особенно хвалили главу децемвиров Аппия и все плебеи хотели удержать его на этой должности, словно считали, что никто другой не может быть лучше, чем он» [Dionysios, Х, LVIII, 3]. Мощная народная поддержка привела к тому, что Аппий Клавдий, вопреки устоявшейся римской традиции ежегодно сменять всех своих магистратов, единственный из прежних децемвиров был избран на второй срок подряд. Вместе с ним был избран родовитый патриций Квинт Фабий Вибулан, три раза бывший консулом и имевший до этого безупречную репутацию, «а из прочих патрициев лишь те, к кому благоволил Аппий Клавдий: Марк Корнелий, Марк Сергий, Луций Минуций, Тит Антоний и Марк Рабулей — люди не слишком известные» [Dionysios, Х, LVIII, 4]. Аппий Клавдий, для того чтобы польстить плебеям, настоял также на том, чтобы ещё тремя децемвирами стали не патриции, а плебеи — Квинт Петелий, Цезон Дуилий и Спурий Опий. Таким образом, если первые децемвиры были людьми самодостаточными и независимыми, теперь почти все они были обязаны своим избранием поддержке Аппия Клавдия. Только вот показная забота Аппия Клавдия о народе оказалась обычной шелухой, призванной до поры до времени замаскировать его истинную сущность. Комментируя выборы новых децемвиров и сравнивая вновь избранных децемвиров с прежними, Тит Ливий, называя те же, что и Дионисий Галикарнасский, имена новых децемвиров, пишет, что победа досталась тем, кто обманывал плебс, раздавая популистские обещания, и власть оказалась в 52 Владимир Дмитренко руках людей «неизмеримо менее достойных» [T. Liv., III, 35, 9]. Завладев всеми рычагами управления страной, Аппий Клавдий и его приспешники очень скоро показали, что думают совсем не о благе народе и ставят превыше всего, в том числе и выше интересов государства, свои личные интересы. В 449 г. до н. э. «к десяти прошлогодним прибавлено было две новых таблицы с законами, принятие которых на собраниях центурий означало бы, что государство не нуждается более в децемвирах» [T. Liv., III, 37, 4]. Само учреждение децемвиров было призвано дать Риму законы и упразднить произвол. Такие законы появились и получили название «Законов ХII таблиц». Но новые децемвиры, в отличие от первых, добившись избрания на волне популизма, отнюдь не собирались отказываться от власти, а творимый ими произвол превзошёл то, что позволяли себе самые несправедливые из бывших консулов. Как пишет Тит Ливий, «если раньше децемвиры, дабы понравиться народу, появлялись перед ним в обществе бывших трибунов, то теперь их окружала патрицианская молодёжь. Эти юнцы толпами осаждали судилище, расхищали плебейское добро, ибо во всём, за что они с жадностью хватались, удача сопутствовала сильнейшему. Наконец, перестали щадить и людей: с одних срывали кожу розгами, другие гибли под топором, а чтоб из этих зверств извлечь ещё и выгоду, за казнью хозяина следовала раздача его имущества. Благородные юноши, продавшиеся за такую цену, не только не сопротивлялись беззаконию, но в открытую предпочли свою вольницу всеобщей свободе» [T. Liv., III, 37, 6—8]. Казалось бы, децемвирам удалось узурпировать власть: «в том, что децемвиры уподобились царям, уже не оставалось сомнений» [T. Liv., III, 38, 1]. Облегчалось это тем обстоятельством, что при избрании децемвиров на сей раз не было оговорено, на какой срок их избрали. Но узурпировать власть в Риме было не так-то просто. Децемвиры стали ненавистны не только плебеям, но и значительному числу патрициев, большинство из которых оказались оттеснёнными от власти и всех связанных с ней благ. У децемвиров оставалось всё меньше и меньше людей, на которых они могли бы опереться. Ослаблением государства не преминули воспользоваться внешние враги — во владения Рима вторглись эквы и сабиняне. Прежде децемвиры правили, не собирая сенат, теперь же они вынуждены были пригласить сенаторов в курию. И сенаторы не упустили возможности восстановить свои права и величие — почти никто из них в курию не явился. Посланным децемвирами в дома сенаторов служителям было сказано, что те находятся в своих загородных имениях. На следующий день сенат удалось собрать, но сенаторы, видимо, успели договориться между собой о взаимной поддержке и повели себя отнюдь не трусливо. Вместо того, чтобы обсуждать предстоящую войну с сабинами и эквами, они принялись обвинять децемвиров в царской гордыне и произволе. Лишь огромными усилиями децемвирам удалось убедить сенаторов собрать армию для отпора внешнему врагу. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 53 Власть децемвиров была поколеблена. Римские войска возглавили децемвиры Аппий Клавдий и Квинт Фабий, при этом Аппий Клавдий действовал в Риме, а Квинт Фабий руководил войсками за пределами Рима. Это были люди опытные в военном деле, тем не менее, как пишет Тит Ливий, «на войне дела шли ничуть не лучше, чем в Риме» [T. Liv., III, 42, 1]. Народ не хотел проливать кровь за неугодную ему власть: «вина полководцев была лишь в том, что они вызывали ненависть к себе со стороны сограждан; во всём остальном виноваты были воины, которые не желали добиваться успеха под предводительством децемвиров и терпели поражения, позоря и себя, и полководцев. Войска римлян были рассеяны и сабинянами под Эретом, и эквами на Альгиде» [T. Liv., III, 42, 2—3]. Поражения ещё более ослабили власть децемвиров, но они не стали вести себя умереннее. Для удержания власти они не только шли на самые гнусные преступления, в том числе и на физическое устранение своих противников (о чём будет подробнее рассказано в другой главе этой книги), но и употребляли власть для удовлетворения своей похоти. И именно их собственные злоупотребления властью, а не нашествие внешних противников окончательно подорвали их власть и положили конец режиму децемвиров. Наиболее влиятельный из децемвиров, Аппий Клавдий, воспылал любовью к одной плебейке, дочери центуриона Луция Вергиния, девушке редкой красоты. Не сумев соблазнить её ни обещаниями, ни подарками, этот децемвир, воспользовавшись тем, что и отец, и жених девушки находились в войсках за пределами Рима, приказал своему клиенту Марку Клавдию объявить эту девушку рабыней, что тот и незамедлил сделать. «Когда она пришла на форум, где среди лавок была и школа, в которой она обучалась грамоте, Клавдий, слуга децемвирской похоти, остановил наложением руки20 девушку и, объявив её дочерью своей рабыни и, следовательно, рабыней, приказал без промедленья следовать за ним, иначе, мол, он уведёт её силой. Бедная девушка остолбенела, но на крики кормилицы сбежался народ. Имена её отца Вергиния и суженого Ицилия были хорошо известны. Тех, кто знал их, объединяла дружба, а толпу — негодование против козней Клавдия» [T. Liv., III, 44, 6—8]. Попытка сразу захватить девушку не удалась, но Марк Клавдий тут же заявил, что не намерен действовать силой, а вызывает девицу в суд. Судил в тот день Аппий Клавдий, и «истец поведал свою выдумку судье, который сам и был сочинителем этой басни, что, мол, девушка родиласьде в его, Клавдия, доме, откуда была похищена и подброшена Вергинию, 20 «Наложение руки» — прилюдное символическое прикосновение рукой к плечу человека, которое означало предъявление на него прав, как на своего раба. Обычно так поступали, обнаружив беглого раба. 54 Владимир Дмитренко а сам он узнал об этом благодаря доносу» [T. Liv., III, 44, 9—10]. На этом основании он требовал, чтобы пока, на время судебного разбирательства, рабыня следовала за своим господином. Защитникам девушки, заявившим, что «нельзя в отсутствие отца тягаться о детях», удалось отсрочить вынесение приговора, «чтобы взрослая девица не была обесчещена прежде, чем лишится свободы» [T. Liv., III, 44, 12], но Аппий Клавдий дал им лишь три дня добиться того, чтобы они могли известить отца девушки и чтобы тот успел прибыть из воинского лагеря в Рим. Заявив, что даёт отсрочку, Аппий Клавдий слукавил и тут же отправил письмо децемвирам, командовавшим тогда римскими войсками вне города, чтобы те не только не давали Вергинию отпуска, но и взяли того под стражу. Однако приказ Аппия Клавдия запоздал, и Вергиний, получив отпуск, сумел прибыть в Рим. В защиту дочери Вергиния выступал и он сам, и её жених Ицилий, выражала своё возмущение и собравшаяся на слушание дела толпа римлян, но «децемвир, потерявший от похоти разум» [T. Liv., III, 48, 1] признал девушку рабыней. Видя, что не сможет защитить свою дочь, Вергиний, выхватив нож, убил её и убежал, выкрикивая проклятия. За Вергинием последовало ещё 400 человек. Прибыв в военный лагерь, они устроили сходку. Солдаты вышли из повиновения децемвирам. Возмущённые плебеи избрали себе военных трибунов, а затем войско подошло к Риму и стало лагерем на одном из холмов. Как пишет Тит Ливий, «за войском отправились остальные плебеи: дома остались лишь немощные старики. Следом шли жёны и дети, жалобно причитая, на кого их оставляют в городе, где не святы ни целомудрие, ни свобода» [T. Liv., III, 52, 3—4]. Этот второй уход плебеев из Рима, происшедший в 449 г. до н. э., в дальнейшем стали обычно именовать «второй сецессией». Скорее всего, Тит Ливий несколько преувеличивал, когда писал, что «обезлюдевший Рим превратился в пустыню, на форуме не было никого, кроме нескольких стариков» [T. Liv., III, 52, 5]. Однако уход плебеев заставил патрициев собрать сенат и призадуматься. Часть сенаторов, во главе с Марком Горацием и Луцием Валерием, стала призывать положить конец правлению децемвиров. «И вам не стыдно, что ликторов на форуме чуть ли не больше, чем остальных граждан?» — убеждали они остальных. — «Что вы будете делать, если на Город нападёт неприятель? Что если плебеи, увидев, что на нас не действует их уход, вернутся с оружием в руках?» [T. Liv., III, 52, 7]. Аргументы оказались достаточно весомыми, чтобы убедить большую часть сенаторов. Децемвиры же вынуждены были «подтвердить, что раз так, они подчиняются сенату и признают себя побеждёнными его единодушием. Они заклинали лишь о том, чтобы их уберегли от людской ненависти и пролитием их крови не приучали плебеев к тому, что патрициев можно казнить» [T. Liv., III, 52, 10—11]. Так в 449 г. до н. э. пал режим децемвиров. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 55 4.3. Структура римской власти с момента ликвидации режима децемвиров и до второй половины II в. до н. э. Сенат предписал децемвирам немедленно сложить с себя полномочия, а великому понтифику21 было поручено провести избрание народных трибунов. Послы сената сумели убедить плебеев вернуться, с большим трудом уговорив их не требовать казни бывших децемвиров. Вскоре после избрания новых народных трибунов назначенный сенатом интеррекс (точно так же, как в царское время обязанностью интеррекса было организовывать выборы нового царя, во время Республики интеррексу поручалась организация выборов новых консулов) провёл избрание новых консулов, коими стали возглавившие кампанию по отстранению от власти децемвиров Луций Валерий и Марк Гораций. Двухлетнее правление децемвиров было важным этапом в жизни Рима. Принятые в этот период «Законы ХII таблиц»22 стали основой римского законодательства в течение всей последующей римской истории. Это был достаточно стройный и продуманный свод законов, предусматривающий возможность юридического решения практически всех возникавших в то время споров. Некоторые положения «Законов ХII таблиц» успешно применяются и в современной юриспруденции, недаром юристы всех стран в числе прочих предметов изучают и латинское право. Но печальный опыт предоставления неограниченной власти нескольким особам, да ещё и на неопределённое время, показал, что в этом случае никакие законы не могут служить защитой от их произвола. Римляне окончательно поняли, что даже самые лучшие законы будут соблюдаться лишь при условии эффективного перекрёстного контроля за действиями должностных лиц, а наиболее надёжной гарантией соблюдения законности является предоставленная народу возможность выбирать всех должностных лиц и обязательная периодическая их замена. Более того, в Риме был принят закон, «запрещавший избрание каких бы то ни было должностных лиц без права обжалования их действий», причём было объявлено, что «всякого, кто его нарушит, можно и должно убить, и это убийство не будет считаться уголовным преступлением» [T. Liv., III, 55, 5]. После падения режима децемвиров значительно расширились права плебеев. Теперь решения, принятые трибами на народном собрании всех граждан, становились обязательными не только для плебеев, но и для патрициев. Трибуны могли не только накладывать вето на действия любых 21 Проведение выборов не входило в обязанности великого понтифика, но после отстранения от власти децемвиров в Риме не было вообще никаких должностных лиц, поэтому-то сенат и был вынужден поручить организацию новых выборов верховному жрецу. 22 В полном виде этот свод законов не сохранился, но историкам удалось восстановить большинство его положений по цитатам различных римских авторов и отдельным уцелевшим надписям. 56 Владимир Дмитренко должностных лиц, но и проводить законы через народное собрание. До 449 г. до н. э. вся судебная власть принадлежала исключительно консулам, избиравшимся из патрициев. С падением режима децемвиров консулы сохранили за собой высшую судебную власть, но для решения ряда судебных вопросов выбиралась также коллегия из десяти судей. Поскольку судей было десять, они именовались децемвирами, но к прежним децемвирам не имели никакого отношения. Прежние децемвиры были правителями государства с неограниченной властью, новые же децемвиры избирались судьями только на один год и полномочны были разбирать лишь определённые вопросы, и не по своему усмотрению, а на основе «Законов ХII таблиц». Изменения, происшедшие в судебной системе Рима, были колоссальными. Если раньше консулы судили все дела по своему разумению, то сейчас они обязаны были судить согласно принятым законам, а часть дел изымалась из ведения консулов и передавалась для разбирательства судьям. Власть консулов, особенно в отношении простолюдинов, по-прежнему была чрезвычайно велика, но теперь она была ограничена какими-то рамками. Неприкосновенными стали не только трибуны, но и их помощники — эдилы, а также судьи. Как пишет Тит Ливий, «к священной клятве блюсти неприкосновенность трибунов» прибавился закон, «по которому всякий, кто причинит ущерб народным трибунам, эдилам или десяти судьям, обрекается в жертву Юпитеру, а имущество его распродаётся в пользу храма Цереры, Либера и Либеры» [T. Liv., III, 55, 7]. Чрезвычайно важным стало и то, что новые консулы, во многом обязанные своим избранием поддержке плебеев, «постановили препровождать плебейским эдилам в храм Цереры сенатские решения, а прежде они утаивались или искажались по произволу консулов» [T. Liv., III, 55, 13]. Таким образом, с 449 г. до н. э. обеспечивалась гласность самих законов, ведь раньше многие простолюдины иногда не могли воспользоваться защитой закона просто потому, что не знали о существовании некоторых решений, принятых сенатом. В 449 г. до н. э. случилось и ещё одно важное для развития римской правоохранительной системы событие — плебеи впервые смогли карать патрициев. Плебей Вергиний привлёк к суду патриция, бывшего децемвира, Аппия Клавдия, обвинив его в том, что тот своим приговором передал свободного человека в рабство. Один прецедент, когда плебей привлёк к суду патриция, был ранее (в 460 г. до н. э.). Тогда ответчик, Цезон, о котором говорилось выше, отделался уплатой залога и смог отправиться в ссылку. Однако Цезон не обвинялся в столь тяжких преступлениях и не вызывал такой всеобщей ненависти, как Аппий Клавдий. Видя, что всё идёт к его осуждению, Аппий Клавдий попытался апеллировать к трибунам, а получив от них отказ, апеллировал к народному собранию. Аппелировать к плебейским трибунам и к народному собранию патрициям ранее не до- Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 57 водилось. Это уже само по себе было крупной победой плебеев, но, учитывая все злодеяния Аппия Клавдия, ему было отказано в помиловании, и трибун назначил день суда, а до суда Аппий был препровождён в темницу. Несколько дней родственники Аппия Клавдия ходили по форуму, моля о его прощении и убеждая каждого встречного, что нельзя допускать, чтобы «законодатель и основоположник римского права сидел сейчас под стражей среди воров и бродяг!» [T. Liv., III, 58, 2]. Возможно, римляне и прислушались бы к этим просьбам, но Вергиний в то же самое время заклинал их пожалеть память его погибшей дочери, и слёзы Вергиния оказались убедительней. Поняв, что будет осуждён, «лишённый надежды, Аппий покончил с собой, не дождавшись суда» [T. Liv., III, 58, 6]. Вслед за Аппием Клавдием настал черёд и остальных децемвиров. Вскоре после самоубийства Аппия Клавдия один из плебеев привлёк к суду ещё одного наиболее ненавистного из бывших децемвиров — Спурия Оппия Корницина. «Оппия тоже отвели в темницу, где, не дожидаясь дня суда, он кончил жизнь самоубийством. Имущество Клавдия и Оппия трибуны обратили в доход государства. Остальные децемвиры отправились в изгнание, и их имущество отошло в казну» [T. Liv., III, 58, 7]. Баланс власти между патрициями и плебеями явно нарушился, что вызвало брожение уже в среде патрициев, а патриции по-прежнему обладали немалыми силами. Понимая, что конфликт между плебеями и патрициями не пойдёт во благо ни тем, ни другим, народный трибун Марк Дуиллий вовремя погасил нараставшую конфронтацию, объявив, что не допустит, чтобы ктонибудь ещё был вызван в том году в суд и препровождён в темницу. После этого положение в Римском государстве вновь стало стабильным. Конфликты между патрициями и плебеями возникали ещё не раз, но римские должностные лица прилагали все усилия для их быстрейшего разрешения с учётом интересов обеих сторон. Если это не удавалось одним должностным лицам, в дело вступали другие, но конфликт прекращался без излишних эксцессов. Уже в 448 г. до н. э. часть трибунов потребовала продлить свои полномочия, а также выбрать на новый год не 10, а 15 трибунов, но этому благоразумно воспрепятствовал всё тот же народный трибун Марк Дуиллий, которому выпал жребий председательствовать на выборах. Более того, ему удалось добиться того, что в том году двумя эдилами были выбраны патриции Спурий Тарпей и Авл Этерний — оба люди умеренных взглядов. В следующем, 447 г. до н. э., между плебеями и патрициями вновь возникли трения, но консулы «Марк Геганий Мацерин и Гай Юлий пресекли распрю между трибунами и патрицианской молодёжью, не посягнув на полномочия трибунов и не поступившись достоинством патрициев» [T. Liv., III, 65, 5]. Таким же образом старались поступать римляне и в последующие годы. Благополучие всей Римской державы зиждилось на консенсусе между патри- 58 Владимир Дмитренко циями и плебеями, поэтому обе стороны старались одёргивать экстремистов. И патриции, и плебеи старались обеспечить себе как можно больше прав, но и те и другие понимали, что зависят друг от друга. Будучи в меньшинстве, патриции, хотя и обладали по-прежнему гораздо большими правами, вынуждены были идти на новые и новые уступки. В 444 г. до н. э. плебеи добились отмены запрета на браки с патрициями. Это была победа плебеев, но это не было поражением патрициев: сама возможность вступать во взаимные браки резко ослабила противостояние этих двух групп и пошла на пользу прежде всего им самим и единству Римской державы. Тогда же плебеи получили право быть избранными в сенат и одновременно добились введения в Риме новой высшей магистратуры — военных трибунов с консульской властью, а трибуны к тому времени считались чисто плебейской магистратурой. Но патрициям удалось настоять на том, чтобы эти трибунские должности можно было занимать и им. Таким образом, в отличие от должностей обычных народных трибунов, избиравшихся только из числа плебеев, военные трибуны с консульской властью избирались и из плебеев, и из патрициев. Военный трибун с консульской властью (tribunus militum consulari potestate)23 обладал практически теми же полномочиями, что и консул. Такие трибуны избирались с 444 по 367 г. до н. э. Но в сенате и народном собрании постоянно велись споры о целесообразности введения этой должности. В следующем, 443 г. до н. э., в Риме опять начали избирать консулов. Через 5 лет, в 438 г. до н. э., снова избрали военных трибунов с консульской властью. Затем вплоть до 433 г. до н. э. избирали консулов, а потом — военных трибунов с консульской властью, и так продолжалось вплоть до 367 г. до н. э. Причём однажды (в 375—371 г. до н. э.) разногласия дошли до того, что, по словам Евтропия, сенат «постановил, чтобы никого не назначать, и четыре года протекли без всякой высшей власти в Городе» [Evtr., II, 1, 1]. Введение должностей военных трибунов с консульской властью, а тем более замена ими консулов, казалось бы, было безусловной победой плебеев, однако очень скоро патриции сумели обратить это в свою пользу: военные трибуны c консульской властью обычно избирались только из патрициев и лишь изредка и с большим трудом военным трибуном с консульской властью удавалось стать и кому-то из плебеев. 23 Иногда военных трибунов с консульской властью именовали более коротко и просто — трибун с консульской властью (tribunus consulares). Военных трибунов с консульской властью ни в коем случае не следует путать не только с плебейскими трибунами (народными трибунами), но и с обычными военными трибунами. Римский легион состоял из нескольких когорт, а когорты — из нескольких центурий. Обычные военные трибуны были всего лишь командирами когорт. Как правило, в каждом римском легионе было по шесть военных трибунов. Таким образом, должность обычного военного трибуна была выше должности центуриона (командира центурии), но ниже должности легата легиона. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 59 Помимо этого, пойдя на отмену запрета браков между плебеями и патрициями, а также на замену консулов военными трибунами, патриции в 443 г. до н. э. получили от плебеев согласие на введение для себя одной весьма важной новой должности. «Этот год», по словам Тита Ливия, «дал начало должности цензоров, сначала малозначительной, а потом так возвысившейся, что цензорам подчинялись римские нравы и образ жизни, что в сенате и во всаднических центуриях им сделалось подвластно вынесение приговоров о достойном и недостойном, что им подчинены были общественные и частные постройки, что сбор податей с народа римского был отдан на полное их усмотрение» [T. Liv., IV, 8, 1—2]. Слово «цензор» (censor) произошло от слова «ценз» (census). Учреждение должности цензоров мотивировалось необходимостью улучшить контроль за соблюдением правильности ценза (оценки имущества граждан) и правильного распределения их статуса согласно цензу, так как Республика сохранила ценз, введённый царём Сервием Туллием, и исходя из ценза попрежнему фиксировались и налоги граждан, и то, с каким вооружением и на какие должности они должны приходить в римское войско. Право голоса по-прежнему давалось не всем, а лишь тем гражданам, кто обладал соответствующим имуществом и платил налоги. В условиях Республики это приобретало ещё большее значение, чем при царе, так как если в царское время народное собрание лишь утверждало (или могло не утвердить, что практически никогда не случалось) решение царя, то теперь все решения принимал сенат, а наиболее важные решения — сенат и народное собрание, быть же членом сената или иметь голос в народном собрании можно было, лишь обладая соответствующим цензом. Чем меньшим был ценз, тем меньше было и прав. Граждане же, входившие в центурию, не имевшую разряда, хотя и освобождались от воинской службы и налогов, но не могли принимать участия ни в выборах, ни в дележе воинской добычи — одного из главных источников обогащения. Поэтому эти граждане всеми силами старались выбиться в более престижные центурии. Да и большинство других граждан также старались повысить свой ценз и соответственно добиться больших прав. Но одного богатства было недостаточно для того, чтобы гражданин мог занять в Риме достаточно высокое положение. Для того чтобы выбиться в высшие сословия, а тем более стать сенатором, надо было не только засвидетельствовать необходимый ценз, т. е. способность платить определённую сумму налогов, но и добиться соответствующего уважения и общественного признания. Каков был имущественный ценз сенатора в древности, неизвестно, но в I в. до н. э. этот ценз достиг суммы в 800 000 сестерциев, а затем был повышен до 1 200 000 сестерциев, но даже такие деньги не превращали автоматически обычного гражданина в сенатора. Как правило, сенаторами становились сыновья прежних сенаторов. Новый человек мог занять кресло сенатора 60 Владимир Дмитренко лишь в случае, если кто-то из прежних сенаторов умер от старости или погиб в бою, не оставив наследника, а также в редких случаях исключения кого-то из списка сенаторов или если наследник прежнего сенатора не мог подтвердить свой сенаторский ценз. Всё это было в ведении цензоров. Кроме того, цензоры должны были следить за соблюдением нравственности и морали. Когда римский сенат постановил назначать на должность цензоров лишь патрициев, плебейские трибуны, сочтя, что речь идёт всего лишь о необходимой, весьма хлопотной и мало что дающей должности, «не возражали, дабы не препираться по мелочам» [T. Liv., IV, 8, 6]. Но должность оказалась чрезвычайно важной, а главным оружием цензоров стало то, что они могли исключать из списков и лишать статуса римских всадников и даже сенаторов, уличённых в аморальном поведении или иных нарушениях законов и обычаев, причём право решать, насколько серьёзен тот или иной проступок, предоставлено было самим цензорам. Сначала цензоры избирались сроком на 5 лет. В 434 г. до н. э. избранный диктатором Мамерк Эмилий посчитал такой срок их пребывания на должности чрезмерным и провёл в народном собрании закон о сокращении срока полномочий цензоров до полутора лет. Конечно, это вызвало бурю недовольства со стороны тех, кто обладал тогда цензорскими полномочиями. Мамерку Эмилию отомстили сразу же, как только он перестал быть диктатором: «сложив свои полномочия и наложив ограничения на чужие, с почестями и благодарениями, возносимыми народом, он возвратился к домашнему очагу. Озлобившиеся на Мамерка за ограничение полномочий должностных лиц римского народа, цензоры исключили его из трибы и, обложив восьмикратной податью, перевели в эрарии24» [T. Liv., IV, 24, 7—8]. Мамерк пострадал, но введённые по его предложению ограничения сроков полномочий цензоров остались, и дело тут было не только в воле и желании народа, «знатнейшие патриции, хоть и не желали ослабления власти цензорства, были возмущены примером жестокости цензоров, да и каждый из них хорошо понимал, что подчиняться цензорской власти им предстоит и дольше, и чаще, чем самим располагать ею» [T. Liv., IV, 18, 4]. 24 Эрарии (aerarii) — низшая категория римских граждан, не имевшая права голоса. Эрарии не имели права служить в легионах и облагались не налогами по цензу, а подушной податью, устанавливаемой по усмотрению цензоров. Перевод граждан других категорий в эрарии был одним из видов наказания, которым располагали цензоры. Само слово «эрарий» (aerarius) произносилось и писалось по латыни точно так же, как слово «медный», и произошло, скорее всего, от того, что эрарии могли внести в казну лишь жалкие медяки. Именно их мизерными доходами объяснялось то, что цензорам поручалось облагать их податью по своему усмотрению, и к обычным эрариям-беднякам римские цензоры обычно были снисходительны. Однако, поскольку подушная подать для эрариев устанавливалась индивидуально, цензоры могли легко разорить любого римлянина, переведённого в разряд эрариев, установив для него запредельно высокую налоговую ставку. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 61 Ограничение сроков пребывания в должности вынуждало цензоров в дальнейшем принимать более взвешенные решения. Этому способствовало и то, что должность цензоров, будучи поначалу введена только для патрициев, с первой половины IV в. до н. э. стала доступна и плебеям, причём цензоры должны были быть и от патрициев, и от плебеев, что обеспечивало взаимный контроль. После принятия закона Мамерка должности цензоров стали несколько менее весомыми, хотя и оставались чрезвычайно важными вплоть до последних дней Римской республики и некоторое время сохранялись в период Империи. Сильным раздражителем, долгое время вызывавшим противостояние плебеев и патрициев, являлось то, что солдаты римской армии были обязаны нести службу за свой собственный счёт. Это было более обременительно для бедных людей, чем для богатых. Взвесив все «за» и «против», патриции решили устранить это раздражавшее римскую бедноту обстоятельство. В 406 г. до н. э. римский сенат «постановил, чтобы воины получали жалованье от казны» [T. Liv., IV, 59, 11]. Такое решение не только укрепляло римскую армию, но и способствовало сглаживанию противоречий между плебеями и патрициями. «Никогда ещё, говорят, — писал Тит Ливий, — народ не принимал ничего с такой радостью. Плебеи сбежались к месту заседания сената, хватали за руки выходивших сенаторов и называли их истинными отцами, заверяя, что отныне за столь щедрое к ним отечество никто из них, сколь достанет сил, не пощадит ни крови, ни живота. Ведь к возможности обеспечить благополучие семьи на то время, что они будут проводить в трудах и заботах для блага государства, прибавлялось ещё и сознание того, что благодеяние это оказано им по доброй воле, без малейшего нажима со стороны народных трибунов, без всяких просьб, отчего плебеи всё больше радовались и всё сильнее благодарили» [T. Liv., IV, 60, 1—2]. Сами трибуны не разделяли этот восторг, ворча, что деньги можно взять, лишь обложив налогами народ, отчего щедрость патрициев проявлялась в основном за чужой счёт, а когда налог действительно был назначен, то трибуны предложили тем, кто захочет уклониться от его уплаты, свою поддержку. Но патриции «очень старались для успеха своего предприятия и сами сделали первые взносы, свозя в казну — ведь серебряных денег тогда ещё не чеканили — медные слитки в повозках25; это придавало особую торжественность зрелищу. После того, как сенаторы честно уплатили всё, что приходилось на их долю, то и самые видные из плебеев, друзья знати, начали вносить налог, как то было установлено. Когда плебеи увидали, что патриции их превозносят, а те, кому по возрасту полагалось уже нести воинскую повинность, 25 В то время в Риме не чеканили не только серебряной, но и вообще никакой монеты. Именно поэтому в казну везли медные слитки, а не монеты. Первые монеты Рим начнёт чеканить лишь в начале III в. до н. э., а до того римляне пользовались или металлами в слитках, или монетами других государств, в основном греческих. 62 Владимир Дмитренко видят в них хороших граждан, они отказались от помощи трибунов и безотлагательно стали вносить положенные взносы» [T. Liv., IV, 60, 6—8]. Введение платы за службу в армии значительно облегчило бремя службы для простого люда, однако войны по-прежнему обогащали патрициев и разоряли беднейших из плебеев. Защиту себе плебеи стали видеть в избрании консулов как из патрициев, так и плебеев. Споры по этому поводу шли более десяти лет и были настолько остры, что в Риме чуть не вспыхнул мятеж. Наконец патриции вынуждены были уступить. В 367 г. до н. э. было принято решение вернуться со следующего года к тому, чтобы главными должностными лицами Рима по-прежнему были два консула. А чтобы соблюсти и интересы патрициев, и интересы плебеев, решено было избирать одного консула из патрициев и одного консула из плебеев, упразднив при этом должности военных трибунов с консульской властью, но восстановив должности народных трибунов. Первым консулом из плебеев был избран один из инициаторов этого закона, Луций Секстий, а его коллегой — патриций Луций Эмилий Мамертин. Так, в 366 г. до н. э. к консульской власти впервые были допущены не только патриции, но и плебеи. В этом же году в римской администрации были введены две новые важные должности — преторов и курульных эдилов. Курульных эдилов избиралось два, а курульными они именовались потому, что имели право восседать на особом курульном кресле, так же как консулы и преторы. В отличие от плебейских эдилов, которые были помощниками народных трибунов и назначались только из плебеев, курульные эдилы назначались из патрициев, отвечая за организацию священных игр и зрелищ, а также за ремонт, строительство и восстановление общественных зданий. Должность претора патриции также сумели выговорить себе, получив взамен одной из консульских должностей, отданных плебеям, три других — двух курульных эдилов и претора. Ранее слово «претор» (praetor), означавшее по-латыни «предводитель», входило в титул римских консулов и диктаторов, но теперь оно приобрело самостоятельное и отличное от прежнего значение. Претор стал следующим по рангу должностным лицом после консула. Вначале назначался всего один претор и первым претором стал патриций Спурий Камилл. Основным делом претора стало отправление правосудия, однако у преторов появилось и много иных обязанностей. С 247 г. до н. э. стали назначать двух преторов, один из них (praetor urbis) занимался делами римлян, а другой (praetor peregrinus) — делами иностранных граждан и провинциалов. В дальнейшем количество преторов росло. Так, с 242 г. до н. э., в связи с успешным окончанием первой Пунической войны и присоединением к Риму в качестве провинции Сицилии, была учреждена должность наместник провинции в ранге претора провинции. Через четыре года Рим захватил и присоединил ещё одно владение ослабевшего после войны Карфагена — Сардинию, что потребовало назначения ещё одного претора Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 63 провинции. Число преторов росло и далее, по мере расширения римских владений и совершенствования структуры управления ими. С установлением имперского строя количество преторов выросло ещё больше и достигло 16 человек. Они выполняли самые различные ответственные поручения: претор мог командовать войсками, быть наместником провинции и т. д. Рост римских владений и нередко возникавшая потребность вести боевые действия сразу в нескольких местах потребовали некоторых изменений в римской должностной иерархии — были учреждены новые должности проконсулов и пропреторов. Проконсулом именовалось лицо, избиравшееся когда-то ранее на должность консула и отправленное куда-либо сенатом для ведения войны или же назначенное наместником соответствующей провинции. Точно так же пропретором именовался бывший претор, посланный куда-либо сенатом для ведения боевых действий или в качестве наместника провинции. Наиболее важные провинции подлежали управлению консулами или проконсулами, а менее важные — управлению преторами или пропреторами, равно как и наиболее важные войны велись консулами и проконсулами, а менее важные — преторами и пропреторами. Во многих провинциях, наряду с аппаратом наместника провинции, некоторое время продолжали действовать и местные органы власти, подчинённые лояльным по отношению к Риму местным вождям и царькам. По мере романизации провинций местных вождей под тем или иным предлогом лишали власти, но на начальном этапе они весьма эффективно помогали римлянам поддерживать порядок в своих землях, поставляли в случае необходимости вспомогательные войска, а также обеспечивали снабжение римских войск и своевременное поступление налогов. Приобщение местной знати к управлению резко снижало сопротивление завоевателям: вождей местных племён обычно больше манила перспектива выслужиться перед римлянами, получить римское гражданство и стать одним из римлян, чем возможность организовать и возглавить сопротивление против могущественных захватчиков. Помимо должностей консулов, преторов, цензоров, эдилов, трибунов чрезвычайно важными должностями в римской иерархии были должности в различных комитетах, ведавших многими вопросами жизни города и государства. Чаще всего это были всевозможные триумвираты, называвшиеся так потому, что возглавлялись тремя выборными лицами, которым придавались писцы, государственные рабы и другие служащие, составлявшие штат учреждения. Один из таких триумвиратов — триумвират по поселениям отвечал за все вопросы, связанные с римскими поселениями, в том числе и за поддержание в них должного порядка, а ещё один — так называемый ночной триумвират, учреждённый в 287 г. до н. э., ведал работой римской стражи и практически выполнял роль центрального управления римской полиции. «Ночные» триумвиры надзирали за тюрьмами, следили за исполнением приговоров, принимали доносы и сами разбирали 64 Владимир Дмитренко мелкие дела, не требовавшие вмешательства более высоких инстанций. Помощь «ночным» триумвирам в поимке преступников оказывали подчинённые им квинквевиры: в каждом римском квартале избирались пять человек, обеспечивавших управление кварталом и отвечавших за безопасность жителей и зданий в своём квартале. Хотя триумвират, ведавший поддержанием в городе порядка, назывался «ночным», работал он не только ночью, днём работы тоже хватало. В царский период и первые годы Республики наиболее распространёнными наказаниями были штрафы и порка, реже — изгнание из города или казнь. Тюремное заключение применялось тогда крайне редко, да и тюрьма была всего одна. Однако владения Рима росли, и в каждой новой колонии римляне устанавливали структуру городского управления, копирующую римскую. Подобно тому, как в Риме высшая власть принадлежала двум консулам, в подвластных Риму городах Италии власть возглавляли два ежегодно избиравшиеся горожанами дуумвира и, подобно Риму, в каждом из италийских городов во времена Республики имелся свой сенат. Но дуумвиры провинциальных городов и местные городские сенаты, в отличие от римского, могли решать лишь местные вопросы, а во всём остальном обязаны были неукоснительно соблюдать указы из Рима. В римских владениях за пределами Италии римляне поначалу нередко оставляли прежние названия для городских советов местных городов и должностных лиц из числа местного населения, но везде, во всех провинциях, сохранившиеся местные органы власти подчинялись римскому наместнику, а наместник назначался римским сенатом. Наместнику соответствующей провинции подчинялись и выведенные туда колонии римских граждан. Возводя стены новых городов и заботясь об их благоустройстве, римляне не забывали и о возведении тюрем. Так, римский архитектор Витрувий в своём трактате «Десять книг об архитектуре» указывал, что при строительстве новых городов «казначейство, тюрьму и курию надо присоединять к форуму, но так, чтобы их величина и соразмерность форуму соответствовали» [Vitruv., III, II, 1]. Из слов Витрувия абсолютно ясно, что тюрьмы были обязательным элементом любого крупного римского города. К концу III в. до н. э. заключение в тюрьму стало применяться довольно часто, хотя обычно не для отбытия наказания, а для предварительного содержания во время следствия и судебного разбирательства, а кроме того, и тюрем в Римском государстве стало гораздо больше. Во всяком случае, после поражений, понесённых в начале второй Пунической войны, римляне, освободив из своих тюрем всех заключённых без исключения, сумели набрать из них более легиона солдат. Призвать в армию бывших преступников римлян вынудило отчаянное положение, в котором оказалось тогда Римское государство, римский сенат пошёл даже на то, чтобы первый раз в истории Рима освободить и зачислить в армию, предоставив им римское гражданство, Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 65 несколько тысяч рабов. Трудно сказать, сколько из этих заключённых были посажены за долги, а сколько ожидало суда за грабёж, воровство и другие уголовные преступления, но даже если большинство заключённых сидело за долги, уголовников в римских тюрьмах тоже было много. В Риме всегда поддерживался относительно высокий, по меркам античного мира, порядок, но там издавна существовал и свой уголовный мир. Более того, у римских уголовников была даже своя богиня — Лаверна (Laverna) — римская богиня наживы, покровительница воров и обманщиков. Покровительствовала она также и сквернословам. Например, один из персонажей комедии Тита Макция Плавта «Клад», Конгрион, восклицает: «Богиней всех воров клянусь, Лаверной: если ты мне Посуду не отдашь мою, под собственным же домом Тебя я изведу отменнейшею бранью!» [Plaut «Aulularia», II, 445—447]. Поклонение Лаверне скорее всего возникло тогда, когда римлянам приходилось совершать набеги на земли соседей, угоняя их скот, но затем этой же богине стали поклоняться и те, кто занимался воровством в городе. Периодически римские власти наводили страх на воров и расправлялись с ними, но в периоды различных политических распрей и неурядиц воры и грабители чувствовали себя достаточно вольготно. Как ни странно, но, несмотря на борьбу римских властей с ворами и грабителями, в Риме вполне официально существовал храм с алтарём Лаверны. Этот храм находился в Риме у Лавернских ворот, названных так по имени этой богини. Не будучи в состоянии полностью покончить с преступностью и оградить от неё простонародье, римские власти вполне надёжно оградили от неё самих себя. Везде и всегда знатного и богатого римлянина сопровождала свита рабов, готовых его защитить. Тех, кто побоялся вступить в бой за своего хозяина, римский закон карал беспощадно. Как писал своему сыну, объясняя ему тонкости римского законодательства, знаменитый римский юрист Юлий Павел: «Караются рабы, которые, находясь поблизости, могли, услышав крики, придти господину на помощь и не пришли. Рабы, которые во время путешествия бросили окружённого разбойниками господина, будучи пойманными, предаются пытке и караются смертной казнью» [Iulii Paulli «Sentenarium Libri V», III, V, 7—8]. Юлий Павел писал свои наставления сыну уже в III в. н э., в период Империи, но практически такими же были и законы Римской республики — в этом отношении в римских законах наблюдалась полная преемственность. Сначала право быть избранными в любой из римских комитетов, в том числе и право быть «ночными» триумвирами, принадлежало исключительно представителям римской знати, но с расширением прав плебеев в «ночной» триумвират стали входить и они. В провинциальных же городах к городскому управлению, в том числе и к руководству местными «ночными» триумвиратами, допускались не только римские граждане из плебеев, но и 66 Владимир Дмитренко лояльные к римлянам влиятельные местные граждане, не успевшие ещё получить римское гражданство. Расширение прав плебеев сопровождалось ростом числа плебеев за счёт вольноотпущенников и расширением прав вольноотпущенников. Дело дошло до того, что в конце IV в. до н. э. (между 311 и 307 годами до н. э.) цензор Аппий Клавдий принял в сенат нескольких сыновей вольноотпущенников. На следующий год консулы отменили его решение26, но хотя всеобщее уравнивание в правах сыновей вольноотпущенников с сыновьями обычных граждан и не состоялось, с этого времени сыновья вольноотпущенников всеми правдами и неправдами продолжали попадать в римский сенат и даже избираться на важные и почётные выборные должности. В ход шли разные методы, в том числе и подкуп. Уже в 304 г. до н. э., как сообщает в своих периохах к книге IХ «Истории Рима от основания Города» Тит Ливий, дело дошло до того, что «писец Гней Флавий, сын вольноотпущенника, сговором голосующих [был] избран курульным эдилом» [T. Liv., «Perioh.», IХ]. Рассматривая события тех лет, Тит Ливий считал, что «эдилом Флавия избрала рыночная клика, набравшая силу в цензорство Аппия Клавдия, который впервые осквернил сенат внесением в список вольноотпущенников» [T. Liv., IХ, 46, 10]. Но при всём при том, что Тит Ливий отзывается об этом крайне неодобрительно и пишет, что тогда «знать встретила избрание Флавия таким негодованием, что многие поснимали золотые кольца и бляхи» [T. Liv., IХ, 46, 12], в дальнейшем римская знать стала всё чаще допускать в свои ряды новых людей. Отношение к бывшим провинциалам и рабам менялось. Отразилось это и в римских законах. Особенно же важным было принятие в 326 г. до н. э. закона об отмене долгового рабства. «В этом году простой народ», как пишет Тит Ливий, «словно заново обрёл свободу, потому что должников перестали отдавать в кабалу». [T. Liv., VIII, 28, 1]. Закон об отмене долгового рабства не только отменил продажу свободных людей за долги в будущем, но и освободил из кабалы всех уже попавших в рабство должников. С этого времени должник отвечал перед кредитором лишь своим имуществом, но не свободой. Процесс увеличения числа римских граждан за счёт вольноотпущенников в те годы скорее укреплял, чем разлагал силы Римской республики. Обрести свободу удавалось далеко не всем рабам, а лишь наиболее деятельным, умелым, изворотливым или талантливым. Получив же свободу, вольноотпущенники и их дети старались как можно скорее породниться с коренными римлянами и, учитывая то, что рождаемость самих римлян в то время была 26 По римским традициям, сын вольноотпущенника, т. е. бывшего раба, отпущенного на свободу, хотя и считался свободным, не имел права претендовать на высокие выборные должности. Полноправным римским гражданином становился лишь внук вольноотпущенника, родившийся от родителей, никогда не бывших рабами. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 67 чрезвычайно высокой, новые граждане не образовывали новых общин со своими отличными от других интересами, а сливались с прежними гражданами, образуя со временем единое целое. Внуки и правнуки прежних вольноотпущенников уже считали себя истинными римлянами. Рим становился для них единственной родиной, а римские верования и обычаи — верой и обычаями предков. Ничуть не менее активно, чем рабы, старались обрести римское гражданство и жители провинций. И этот процесс тоже поначалу укреплял силы Республики, так как и здесь добиться гражданства удавалось лишь самым деятельным, а став гражданами, они спешили перенять римские традиции и слиться с другими гражданами. 4.4. Развитие структур римской власти в период Поздней республики. Начало вооружённых междоусобиц. Изменения в структурах власти в связи с гражданскими войнами. Влияние войн и междоусобиц на изменение численности римских граждан. Причины, вынуждавшие сначала лидеров Римской республики, а затем и римских императоров предоставлять гражданство всё большему и большему числу рабов и провинциалов Долгое время римская государственная машина, опираясь на постоянно совершенствующуюся систему сдержек и противовесов, обеспечивала достаточно стабильное управление. Плебеи зорко следили за патрициями, а патриции за плебеями, хотя права обеих этих групп римского населения постепенно выравнивались, и наиболее знатные и богатые плебейские роды стали срастаться с патрицианскими. Сенат уравновешивался народным собранием. Приказы консулов и преторов, проконсулов и пропреторов могли быть отменены народными трибунами. В сфере финансов деятельность квесторов контролировалась эрарными трибунами, при этом и квесторы, и эрарные трибуны были подотчётны консулам и сенату. За всем осуществляли свой надзор цензоры. Спорные дела могли быть разрешены консулами и преторами, а иногда и местными городскими властями. Кроме того, любой римский гражданин имел право искать защиты в суде. C III в. до н. э. владения Римской республики начали стремительно расширяться. Рим овладел сначала Центральной Италией, затем подчинил себе Южную Италию и к концу III в. до н. э. владел уже всей Италией, Сицилией, Сардинией, Корсикой и значительной частью Испании, а к середине I в. до н. э., перед началом гражданских войн, под властью Рима находилось уже почти всё Средиземноморье и большая часть Европы к западу от Рейна и Дуная. На этих землях проживали сотни племён и народов, десятки, если не сотни, миллионов людей, между тем сохранившиеся в периохах Тита Ливия результаты переписей римских граждан свидетельствуют, что самих римлян 68 Владимир Дмитренко вплоть до последних дней Римской республики было очень немного. Первая перепись римских граждан, проведённая царём Сервием Туллием, насчитала только 80 000 граждан [T. Liv. «Perioh.», I]. В начале III в. до н. э., скажем, в 287 г. до н. э. их было 272 000 человек [T. Liv. «Perioh.», ХI]. К 207 г. до н. э., в разгар кровопролитнейшей второй Пунической войны, численность римских граждан, способных носить оружие, сократилась до 137 108 человек [T. Liv. «Perioh.», ХХVII], и лишь срочное предоставление гражданства многим тысячам рабов и десяткам тысяч наиболее верных союзников позволило Риму предотвратить военную катастрофу, но, несмотря на эти чрезвычайные меры, к концу второй Пунической войны римских граждан, и исконных, и только получивших гражданство, насчитывалось всего 214 000: об этом говорят результаты переписи, проведённой римскими цензорами в 204 г. до н. э. [T. Liv. «Perioh.», ХХIХ]. К концу II в., по переписи 112 года до н. э., в Риме насчитывалось уже 394 336 граждан [T. Liv. «Perioh.», LХIII], а в середине I в. до н. э. (по переписи 69 г. до н. э.) число римских граждан достигло 450 000 человек [T. Liv. «Perioh.», ХСVII]. Но это было ничтожно мало по сравнению с общим числом жителей Римской державы, а после кровопролитной гражданской войны между сторонниками Юлия Цезаря и сторонниками Гнея Помпея число римлян сократилось втрое: проведённая в 45 г. до н. э. Юлием Цезарем перепись насчитала только 150 000 граждан [T. Liv. «Perioh.», СХV]. Тяжёлые потери понёс римский народ и в ходе гражданских войн, последовавших за убийством Юлия Цезаря. Как же удавалось римлянам удерживать власть над подвластными им народами? Это удавалось и благодаря тому, что римляне постоянно стравливали между собой другие народы, и благодаря тому, что постоянно использовали во всех войнах не только свои собственные войска, но и войска покорённых народов, причём эти войска составляли порою до двух третей и более от общей численности римских армий, притом что общее командование и все важнейшие должности оставались исключительно в руках римлян. Важнейшее значение для удержания римлянами власти имела и их невероятная жестокость. В ходе завоевательных войн сопротивлявшиеся племена нередко полностью или почти полностью уничтожались, граждане покорённых городов могли быть по желанию римского полководца уничтожены или проданы в рабство. Возможность восстания пресекалась римлянами при помощи обычая обязательно брать у покорённых народов заложников из числа детей правителей и знатных граждан. В случае восстания этим заложникам грозила гибель, и очень многие из недовольных римским правлением не решались восстать, зная, что в этом случае обрекут на казнь своих близких. Римская беспощадность делала совершенно невозможной и ведение против римлян длительной партизанской войны — в этом случае римские войска подчистую уничтожали всё население. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 69 Римляне удерживали покорённые народы не только жестокостью. Помимо «кнута» они использовали и «пряник». Царям, изъявлявшим покорность, римский сенат даровал статус «друг римского народа». Чтобы добиться этого статуса, многие цари осыпали дарами римских консулов, преторов и сенаторов, участвовали со своими войсками в походах римлян против своих соседей. Статус «друга римского народа» ограждал его обладателей от нападений других царей, так как в этом случае римляне заступались за своих вассалов. Ещё более важным было то, что такой статус до поры до времени ограждал вассалов и от вторжения римских армий. Хотя от самих римлян статус «друга римского народа» спасал лишь на какое-то время: когда римляне решали, что им выгоднее захватить владения своего бывшего союзника, они это делали, придравшись к чему-либо и лишив его этого статуса. Статус «друг римского народа» предоставлялся лишь царям и вождям племён. Однако римская государственная машина предусматривала много «пряников» и для обычных людей. Рабы надеялись получить свободу и стать вольноотпущенниками, причём вольноотпущенник римского гражданина получал гораздо больше прав, чем вольноотпущенник хозяина, не имевшего римского гражданства. Свободные жители провинций надеялись получить «латинское гражданство», дававшее им определённые преимущества по сравнению с обычными провинциалами, а у тех, кто был удостоен латинского гражданства, была надежда, что или они сами, или хотя бы их дети или внуки получат «римское гражданство», став полноправными гражданами. Римское общество никогда не было кастово закрытым и всегда пополнялось не только за счёт естественного прироста населения, но и за счёт предоставления гражданства. Причём в ранний период римской истории, когда Рим не обрёл ещё своего могущества и нуждался в людях, особенно в людях деятельных, переселявшийся в Рим патриций из другого города Италии мог сразу стать не просто римским гражданином, а патрицием. Достаточно сказать, что родоначальником знаменитого патрицианского рода Аппиев — Клавдиев стал переселившийся в 504 г. до н. э. в Рим из Региллума сабинский патриций Аппий Клавдий «Сабин». Естественно, что римские патриции принимали в свои ряды далеко не всех новоприбывших и не часто, обычно новые граждане пополняли римский плебс. Этнических проблем с новыми гражданами не возникало. Рим не заселялся другими народами: лица, получившие гражданство, растворялись в массе римлян. Несмотря на постоянство процесса приёма новых граждан, в период Ранней республики чужаку было очень и очень непросто стать римским гражданином. Массовое же предоставление римского гражданства осуществлялось и того реже. На это римский сенат толкали лишь исключительные обстоятельства. Например, предоставление в 504 г. до н. э. статуса римского патриция Аппию Клавдию «Сабину» и предоставление римского гражданства нескольким тысячам переселившихся в Рим вместе с ним сабинян было обусловлено тем, что 70 Владимир Дмитренко тогда молодой Римской республике приходилось вести войну со сторонниками свергнутого царя Тарквиния Гордого и Республика крайне нуждалась в воинах. В 329 г. до н. э., когда население Рима сильно поредело из-за эпидемий, а государству предстояли тяжёлые войны с галлами и самнитами, сенат даровал римское гражданство жителям покорённого соседнего города Приверн. Так же поступили римляне и во время второй Пунической войны после серии поражений, нанесенных римской армии Ганнибалом. Римский сенат тогда, дабы пополнить свои войска, вынужден был взять в солдаты несколько тысяч рабов, оговорив при этом, что они получат свободу, если проявят должную храбрость и стойкость, и, действительно, им после нескольких лет верной службы предоставили свободу. Обычно же вплоть до конца III в. до н. э. гражданство предоставлялось строго индивидуально. В конце III в. до н. э., а особенно с начала II в. до н. э., положение изменилось. Помимо сотен отпускаемых на свободу рабов в Рим хлынул поток добивавшихся всеми правдами и неправдами римского гражданства провинциалов. Дело доходило до того, что в Рим начали поступать жалобы от местных властей на то, что вверенные им города пустеют и не могут в должном объёме выплачивать налоги. Так, в 187 г. до н. э. в Рим, как пишет Тит Ливий, «явились и были приняты сенатом послы латинских городов с жалобой на то, что очень многие их граждане переселились в Рим и там внесены в списки римских граждан» [T. Liv., ХХХIХ, 3, 4]. Сенат поручил претору Квинту Теренцию Куллеону разобраться, кто из новоявленных граждан Рима за последние 16 лет «сам или его отец попал в списки римских граждан, уже имея, согласно показаниям союзников, гражданство у себя на родине. В итоге этого расследования вернулось домой двенадцать тысяч латинов — таков уже тогда был наплыв в столицу всякого пришлого люда» [T. Liv., ХХХIХ, 3, 5—6]. Но этим проблема не была решена. Прошло каких-то десять лет, и в 177 г. до н. э. сенату опять пришлось принимать «посольство союзников-латинов, уже докучавшее и цензорам, и прежним консулам, но наконец допущенное в сенат. Суть жалоб состояла в том, что их сограждане, прошедшие перепись в Риме, во множестве переселились в Рим. И если это и впредь позволят, то не пройдёт и нескольких переписей, как их опустевшие города и поля не смогут поставить в Рим ни единого воина» [T. Liv., ХLI, 8, 6—7]. Такие же жалобы сыпались сенату не только от латинов, но и от всех других италиков. В частности, «самниты и пелигны тоже жаловались, что от них четыре тысячи семей переселилось в Фрегеллы (римская колония, имевшая особый статус — В. Д.), а при наборе тем не менее послаблений не было ни тем, ни другим» [T. Liv., ХLI, 8, 8]. Указывали послы и на юридические лазейки, благодаря которым хитрецы умудрялись получить римское гражданство. По их словам, «при перемене гражданства отдельными лицами обман был двух видов. Закон разрешал союзникам-латинам получать римское гражданство, если дома Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 71 они оставляли потомство. Злоупотребляя этим законом, одни наносили вред союзническим городам, другие — народу римскому. Ведь не желая оставлять детей в своём городе, они их передавали во власть (в фиктивное рабство — В. Д.) каким-нибудь римлянам, с тем чтобы отпускаемые на волю, эти дети становились римскими гражданами. А те, у кого не было потомства, чтобы оставить его в родном городе и стать таким образом римскими гражданами, усыновляли кого-нибудь. Ну а впоследствии перестали заботиться даже о видимости соблюдения правил, и все без разбора (и без закона, и без потомства) стали переходить в римское гражданство посредством переселения и записи в ценз» [T. Liv., ХLI, 8, 9—11]. Послы просили впредь не допускать этого и вернуть переселенцев, а на будущее издать закон, препятствующий повторению подобного. Сенат тогда снова «удовлетворил их просьбы» [T. Liv., ХLI, 8, 12]. Однако никакие решения сената не могли положить конец потоку стремившихся в Рим провинциалов. Дело было отнюдь не в отсутствии у римского сената соответствующих полномочий и отнюдь не в неумении римских магистратов составлять соответствующие законы и добиваться их выполнения. Дело было в том, что большинство римских сенаторов, во всяком случае наиболее влиятельные из них, были заинтересованы в появлении новых граждан прежде всего именно за счёт провинциалов и вольноотпущенников. Поэтому сенаторы старались лишь отрегулировать, но отнюдь не собирались прекращать этот поток. Система предоставления римского гражданства предусматривала практически пожизненную верность новых граждан своему патрону — римлянину, обеспечившему им предоставление римского гражданства. И римская знать, наиболее могущественные группировки которой начали тогда борьбу за установление единоличной власти, стала предоставлять римское гражданство всё большему количеству рабов и провинциалов, стремясь обеспечить себе как можно больше голосов в народном собрании и как можно больше верных солдат. Предоставление гражданства, как римского, так и латинского, сотням и тысячам людей, а порою даже целым городам и провинциям, стало козырем, который стали разыгрывать все, кто боролся за власть. Число новых римских граждан стало не просто расти, а расти стремительно. С каждым рабом-вольноотпущенником, получившим римское гражданство, с каждым добившимся римского гражданства провинциалом этнический состав римского плебса становился всё более пёстрым, да и римские патриции, всё ещё игравшие основную роль в жизни государства и возводящие свою родословную к Ромулу и «отцам»-основателям города, постепенно успели породниться с плебейской знатью, так что уже в 65 г. до н. э. Квинт Туллий Цицерон совершенно точно характеризовал Рим как «государство, образованное от стечения племён» [Q.Cicero «Сomm. pet.», ХIV, 54]. Но тщательное соблюдение прежних латинских обрядов и традиций, равенство всех граждан перед 72 Владимир Дмитренко законом (если не считать некоторые остававшиеся, но постепенно исчезавшие привилегии патрициев) и обязательное принятие новыми гражданами римской одежды, латинского языка и римской культуры позволяло цементировать эту разношёрстную массу в единый народ, без чего существование государства было бы абсолютно невозможным. Римские наместники провинций и их легаты могли достаточно произвольно выносить приговоры по делу лиц, не имевших римского гражданства, а во время боевых действий могли казнить и римских граждан. Но их своеволие тоже ограничивалось определёнными рамками. Вот, например, что произошло, если верить Титу Ливию, в 205 г. до н. э., в разгар второй Пунической войны: «из Локр в Рим приходят послы с жалобой на бесстыдство легата Племиния, который разграбил казну Прозерпины27 и бесчестил их жён и детей; Племиний в цепях доставлен в Рим и умирает в тюрьме» [T. Liv. «Perioh.», ХХIХ]. Тот же Тит Ливий пишет, что в 171 г. до н. э. «перед сенатом предстали послы нескольких племён из обеих Испаний (т. е. из провинции Испания Ближняя и провинции Испания Дальняя — В. Д.). Сетуя на алчность и высокомерие римских должностных лиц, они на коленях молили сенат не позволять грабить и мучить союзников злее, чем врагов. Жаловались они и на другие бесчинства, но денежные вымогательства были очевидны» [T. Liv., ХLIII, 2, 6—8]. Решением сената жителям провинций было разрешено выбрать себе среди римских граждан защитников и привлечь таким образом бывших наместников к суду. В итоге бывший наместник провинции Испания Дальняя, Марк Матиен, и бывший наместник провинции Испания Ближняя, Публий Фурий Фил, вынуждены были отправиться в изгнание. Это были одни из первых «громких» дел о злоупотреблениях римских легатов и наместников провинций, но, конечно же, не единственные и не последние. 27 Прозерпина — римская богиня подземного царства, дочь Цереры и Юпитера, жена Плутона. Согласно римской мифологии, влюбившийся в Прозерпину Плутон похитил её у матери и увёз в своё подземное царство. Богиня земли, Церера, тоскуя по дочери, забросила все дела, и земля перестала плодоносить. Все были в отчаянии. Люди и боги взмолились к Плутону с просьбой отпустить Прозерпину к матери. Поскольку Плутон любил Прозерпину и Прозерпина полюбила Плутона, решено было, что она лишь навестит мать, а затем опять вернётся к мужу. С тех пор, когда Прозерпина уходила к Плутону, наступала осень — всё вокруг увядало и желтело, а когда она навещала мать, с ней вместе приходила весна — земля расцветала и плодоносила. На римских скульптурах и монетах Прозерпина изображалась в виде прекрасной женщины со сложной и тщательно уложенной особой причёской, украшенной цветами и коробочками мака. Атрибутами Прозерпины были ковш и кувшин для возлияний, а также горящий факел. Культ Прозерпины был весьма популярен и в Риме, и по всей Италии. Таким образом, разграбив храм Прозерпины, Племиний совершил святотатство, и именно этим было вызвано столь жёсткое решение. Если же римские легаты и наместники обвинялись кем-либо в обычных злоупотреблениях властью и вымогательствах у местных жителей, сенат крайне редко прибегал к столь суровым мерам наказания. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 73 Чрезмерное злоупотребление властью и в дальнейшем не раз приводило к разбирательствам в судах и в сенате. Злоупотребления властью были делом чрезвычайно выгодным, а потому постоянным, но взаимоконтроль различных структур власти в значительной степени ограничивал произвол. Обычные простолюдины, конечно же, далеко не в каждом случае могли воспользоваться защитой закона. Но дела знати и богатых граждан всегда разбирались в суде с выступлением обвинителей и защитников, причём совершенствование римской судебной системы привело к тому, что приговор выносился председателем суда на основании мнения нескольких десятков членов судебной коллегии и не иначе. Так, по словам Квинта Аскония Педиана, на проходившем в 52 г. до н. э. суде по делу Тита Анния Милона и его приспешников, убивших бывшего народного трибуна Публия Клодия, решение выносил 51 судья, причём среди судей были и сенаторы, и эрарные трибуны, и всадники. Сам же процесс назначения судей был достаточно сложным: сначала по жребию назначался 81 судья, а затем 15 судьям давал отвод обвинитель, а ещё 15 судьям давал отвод обвиняемый [Asc. Pedianus «Pro T. A. Milo», 26]. Все римские должности, как административные, так и должности священнослужителей, были выборными и теоретически занять их мог любой римлянин, если это позволяли его возраст и происхождение. Однако реально воспользоваться этими правами мог далеко не каждый. Наиболее выгодные и почётные должности доставались, как правило, лишь представителям самых влиятельных семейств, а простые римляне попадали к ним всё в большую и большую зависимость. В середине II в. до н. э. эта проблема обострилась и её попытались решить введением тайного голосования. В 139 г. до н. э. римский сенат, по предложению сенатора Габиния, принял закон о тайном голосовании при выборах всех римских магистратов. В 137 г. до н. э., по предложению народного трибуна Луция Кассия Лонгина Кальда, сенат Рима принял закон о тайном голосовании в центуриатских комициях по всем уголовным делам, за исключением дел о государственной измене. В 131 г. до н. э., по предложению народного трибуна Папирия Карбона, тайное голосование в случае надобности стало применяться при принятии новых законов. Тайное голосование на выборах осуществлялось подачей особой таблички, на которой заранее писали имя кандидата. Получив табличку с именем кандидата, избиратель писал: «UR» (uti rogas — согласен) или же «A» (antiquo — отвергаю). В суде на табличках с именем подсудимого судьи писали: «A» (absolvo — оправдываю), «C» (condemno — осуждаю) или же «NL» (non liquet — неясно). В качестве табличек для тайного голосования обычно использовали навощённые дощечки одинакового размера. Таблички с проставленными знаками опускали в особую урну, после чего пересчитывали, раскладывая от- 74 Владимир Дмитренко дельно таблички с каждым решением. Установить по одной или двум буквам, кто их написал, было, конечно же, крайне затруднительно. Таким образом, римская процедура тайного голосования вполне надёжно гарантировала соблюдение тайны волеизъявления. Вплоть до второй половины II в. до н. э., несмотря на огромное количество недостатков, римская государственная система обеспечивала разрешение всех споров и конфликтов среди римских граждан. Споры и политическая борьба никогда не перерастали в вооружённую борьбу. Рим не знал гражданских войн. Исключением можно было считать лишь войны с Римом изгнанников, сторонников свергнутого царя Тарквиния Гордого, да войну, которую вёл в V в. до н. э. против Рима несправедливо изгнанный из города Гай Марций Кориолан. В остальное время все граждане Рима, хотя и отчаянно боролись за власть, никогда не поднимали оружие друг против друга. Но во второй половине II в. до н. э. положение изменилось. Рим покорил и захватил огромные территории и огромные богатства, но всё это досталось лишь очень немногим. Усилившееся имущественное расслоение римских граждан, приведшее к концентрации огромных богатств в руках отдельных семейств и к обнищанию большей части простых граждан, привело и к усилению борьбы за власть. В 133 г. до н. э. народный трибун Тиберий Семпроний Гракх призвал к проведению земельной реформы. И сами римляне, и римские историки много спорили по поводу того, было ли предложение Тиберия Гракха вызвано желанием облегчить положение римского народа или же коньюнктурными интересами, однако его слова находили широкий отклик в народных сердцах. «Дикие звери, населяющие Италию, — говорил Тиберий Гракх, — имеют норы, у каждого есть своё место и своё пристанище, а у тех, кто сражается и умирает за Италию, нет ничего, кроме воздуха и света, бездомными скитальцами бродят они по стране вместе с жёнами и детьми, а полководцы лгут, когда перед битвой призывают воинов защищать от врага родные могилы и святыни, ибо ни у кого из такого множества римлян не осталось отчего алтаря, никто не покажет, где могильный холм его предков, нет! — и воюют и умирают они за чужую роскошь и богатство, эти «владыки вселенной», как их называют, которые и единого комка земли не могут назвать своим!» [Plutarh «T. Gracchus», 9]. И эти слова были правдой. Но наряду с состраданием к обнищавшим согражданам, если даже это сострадание действительно имело место, требовать перемен Тиберия Гракха побуждали и другие весьма весомые и прагматичные причины. Так, по мнению Аппиана, «цель Гракха заключалась не в том, чтобы создать благополучие бедных, но в том, чтобы в лице их получить для государства боеспособную силу» [Appian «В. С.», I, 11]. Римская знать, которой достались почти все завоёванные римлянами земли, обрабатывала их при помощи рабов. В то же время свободным римлянам, из которых формировались римские легионы, прокормиться было всё труднее и Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 75 всё труднее было завести детей. «Разве гражданин такой же человек, что и раб? Разве воин не более полезен, чем человек несражающийся? Разве участник в общественном достоянии не будет радеть более об интересах государства?» [Appian «В. С.», I, 11] — убеждал римских законодателей Тиберий Гракх. Всеми силами он побуждал богачей добровольно поделиться землёй с обедневшими согражданами. Но возглавив борьбу за земельную реформу, Тиберий Гракх не забывал при этом и об укреплении собственного влияния, рост которого пугал его противников не меньше, чем перспектива расстаться с частью своих имений. Преодолев яростное сопротивление тех, кто присвоил себе общественные земли, Тиберию Гракху удалось добиться принятия в народном собрании закона, по которому один человек не мог владеть более чем 500 югерами земли, а одна семья — более чем 1 000 югерами (1 югер = 0,2528 га). Обозлённые богачи во главе с верховным понтификом, сенатором Публием Корнелием Сципионом Назикой Серапионом, собрав вокруг себя множество рабов и клиентов, напали на Тиберия Гракха и расправились с ним. Вместе с Тиберием Гракхом погибло и около 300 его сторонников. Так, в 133 г. до н. э. в Риме впервые была нарушена неприкосновенность народного трибуна и впервые был убит народный трибун. Боясь возмущения народа, сенат всё же провёл наделение обедневших римских граждан землёй, хотя провел это наделение землёй за счёт остававшихся в государственной собственности земель, а не за счёт конфискации земель римской знати, но пролившаяся кровь Тиберия Гракха знаменовала новый этап развития Римской республики — этап, когда споры между римлянами начали разрешаться уже не словами, а силой оружия. Через десять лет в активную политическую борьбу включился брат погибшего Тиберия Семпрония Гракха, Гай Семпроний Гракх, действовавший, если верить Плутарху, «угождая народу и подрывая могущество сената» [Plutarh «С. Gracchus», 5]. Гай Гракх предлагал снизить цены на продовольствие для бедняков, а также уравнять в правах италийцев, обладавших только латинским гражданством, и римлян. Обещания снизить цены на продовольствие, конечно же, находили поддержку многочисленной римской бедноты, а предоставление равных с римлянами прав италикам обеспечивало огромную популярность Гая Гракха среди италиков. Однако совершенно неправильно было бы представлять Гая Гракха идеальным борцом за права народа, а действия его противников объяснять лишь стремлением к власти и наживе. Всё было гораздо сложнее. Популизм Гая Гракха во многом объяснялся борьбой за власть, где он делал ставку на римскую бедноту и италиков, а действия его противников можно объяснить не жадностью, а тем, что резкое снижение цен на продовольствие нанесло бы серьёзный удар по экономике, к тому же огульное предоставление равных с римлянами прав сразу всем италикам неизбежно привело бы к оттеснению римлян от корми- 76 Владимир Дмитренко ла власти, а возможно, и к распаду Римского государства. Однако это было ещё не всё из того, что требовал, добиваясь личной популярности, Гай Гракх. «Самый сильный удар по сенату», по мнению Плутарха, «наносил закон о судах. До тех пор судьями были только сенаторы, и потому они внушали страх и народу, и всадникам. Гай присоединил к трёмстам сенаторам и такое же число всадников, с тем чтобы судебные дела находились в общем ведении этих шестисот человек» [Plutarh «С. Gracchus», 5]. Кроме того, Гай Гракх ввёл и ещё одно новшество, ослабившее, по мнению Плутарха, власть сената: он «в то время, как до него все выступающие перед народом становились лицом к сенату и так называемому комитию28, впервые тогда повернулся лицом к форуму. Он взял себе это за правило и в дальнейшем лёгким поворотом туловища сделал перемену огромной важности — превратил, до известной степени, государственный строй из аристократического в демократический, внушая, что ораторы должны обращаться с речью к народу, а не к сенату» [Plutarh «С. Gracchus», 5]. Было бы неверно воспринимать слова Плутарха как некую абсолютную правду. Внешне всё выглядело именно так, как пишет Плутарх, но переход от аристократического правления к демократическому не совершается одним лишь поворотом туловища при произнесении речи. Во всяком случае, вот как, и отнюдь без восторга, писал о деятельности Гая Гракха другой античный автор, Аппиан: «Говорят, Гай немедленно после того, как закон был принят, выразился так: я одним ударом уничтожил сенат. Эти слова Гракха оправдались ещё ярче позднее, когда реформа, произведённая Гракхом, стала осуществляться на практике. Ибо предоставление всадникам судейских полномочий над римлянами, всеми италийцами и самими сенаторами, полномочие карать их любыми мерами воздействия, денежными штрафами, лишением гражданских прав, изгнанием — всё это вознесло всадников, как магистратов, над сенатом, а членов последнего сравняло со всадниками или даже поставило их в подчинённое положение. Как только всадники стали заодно с трибунами в вопросах голосования и в благодарность за это получили от трибунов всё, чего бы они ни пожелали, сенаторам это начало внушать большие опасения. И скоро дело дошло до того, что самая основа государственного строя опрокинулась: сенат продолжал сохранять за собою лишь авторитет, вся же сила сосредоточилась в руках всадников. Продвигаясь в своём значении вперёд, всадники не только стали заправлять всем в судах, но даже начали неприкрыто издеваться над сенаторами. Они переняли от последних свойственное им взяточничество и, получив вкус к наживе, ещё более позорно и неумеренно пользовались возможностью служить ей. Против богатых всадники выдвигали подосланных обвинителей, 28 Комитий (comitium) — место на форуме, где проходили народные собрания. Комитием называли и сами собрания римских граждан. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 77 процессы против взяточничества они совершенно отменили, столковавшись между собою или действуя друг против друга насилием. Обычай требовать отчёт от должностных лиц вообще пришёл в забвение, и судейский закон Гракха на долгое время повлёк за собою распрю, не меньшую прежних» [Appian «В. С.», I, 22]. За очень короткое время Гаю Гракху удалось стать кумиром многих простолюдинов, готовых его поддержать, а за счёт этого ему удалось второй раз добиться избрания народным трибуном, но одновременно он нажил себе и множество врагов. По всей Италии он развернул невиданное доселе строительство дорог, что были вынуждены признать как положительное явление даже его противники из числа его современников, однако другие его начинания оценивались гражданами Рима менее единодушно. Благодаря основанию Гаем Гракхом большого числа новых колоний, многие из римских бедняков смогли получить свой участок земли, но популизм Гая Гракха и стремление опираться прежде всего на плебс вызывали всё большее раздражение римской знати. Проблема была не в предоставлении земли беднякам, а в том, как это делалось, а также в том, какими виделись противникам Гая Гракха его конечные намерения. Постоянная конфронтация Гая Гракха с сенатом переросла в конце концов в 121 г. до н. э. в вооружённое противостояние. Гай Гракх со своими сторонниками укрепился на Авентинском холме, однако по приказу сената холм был взят войсками консула Опимия. Гай Гракх пытался отступить, но был убит. За головы Гая Гракха и его ближайшего соратника, Фульвия, сенат выплатил доставившим их лицам столько золота, сколько весили их отрубленные головы. Жестокой расправе подверглись и остальные приверженцы Гракха. Если верить Плутарху, то в Риме тогда погибло более трёх тысяч человек. Эту цифру погибших подтверждает и Павел Орозий, уточняющий лишь, что на Авентинском холме в бою было убито только 250 человек, а все остальные казнены в ходе последовавшего вслед за этим разбирательства. По словам Павла Орозия, «консул Опимий как в ходе сражения был отважен, так и в расследовании безжалостен; ведь было казнено свыше трёх тысяч человек, среди них было убито большое количество невиновных: им даже не была объявлена причина» [Oros., V, 12, 10]. Никогда ранее Рим не знал столь кровавого выяснения отношений между гражданами. Но это было лишь началом — Рим вступал в полосу междоусобиц и гражданских войн. В этот период, начавшийся со смертью первого из Гракхов, «волнения», по словам Аппиана, «уже не прекращались, причём всякий раз враждующие партии открыто поднимались одна против другой. Часто пускались в ход кинжалы, и то одно, то другое из должностных лиц в промежутках между волнениями находило себе смерть либо в храмах, либо в народном собрании, либо на форуме, и этими жертвами были то народные трибуны, то пре- 78 Владимир Дмитренко торы, то консулы, то лица, добивавшиеся этих должностей, а то и просто люди, бывшие на виду. Всё время, за исключением коротких промежутков, царила беззастенчивая наглость, постыдное пренебрежение к законам и праву. Зло росло всё больше и больше; происходили открытые покушения на существующий государственный порядок, большие насильственные вооружённые действия против отечества со стороны лиц, подвергшихся изгнанию или осуждению по суду или соперничающих друг с другом из-за какой-либо должности, гражданской или военной. Во многих местах стали образовываться уже олигархические правительства с руководителями партий во главе, так как одни из враждующих не желали распускать вручённые им народные войска, а другие по своему почину, без согласия на то государства, набирали войска из чужеземцев. Лишь только одной партии удавалось овладеть Римом, другая партия начинала борьбу — на словах против бунтовщиков, на деле же против родины. Они вторгались в родную страну, словно в неприятельскую, безжалостно уничтожали всех тех, кто становился им поперёк дороги, других подвергали проскрипциям, изгнанию, конфискации имущества, а некоторых и тяжким пыткам» [Appian «В. С.», I, 2]. Слова Аппиана могут показаться слишком уж образными, но они полностью подтверждаются и материалами археологических раскопок, и эпиграфическими материалами, и сохранившимися сообщениями об этом других античных авторов. Борьба за власть в этот период действительно всё чаще велась силовыми методами, доходившими до открытых гражданских войн, причём особенно ожесточённой была разразившаяся в 91—88 гг. до н. э. Союзническая война, где римлянам пришлось воевать против восставших и требовавших себе равных с римлянами гражданских прав италиков — других народов Италии. Победить в этой войне римляне смогли, лишь понеся большие потери и пойдя на значительные уступки, в частности, предоставив римское гражданство значительному числу италиков. Однако, несмотря на войны и междоусобицы, формальных изменений в римском государственном устройстве не происходило — регулярно избирались консулы, преторы, квесторы, народные трибуны и эдилы, назначались наместники провинций, собирались налоги, заседал сенат. Постоянные свары знати снизили темпы римской экспансии, но и в это время, время внутренних раздоров, Рим провёл несколько успешных войн с соседями, значительно расширив свои владения. Когда раздоры затихали, сенат даже пытался совершенствовать законодательство, предоставляя римским гражданам всё большие и большие возможности для защиты своих прав в суде. Так, в 107 г. до н. э. народный трибун Гай Целий Кальд добился введения тайного голосования не только во время судов по уголовным делам, но и при судах за государственные преступления, а в 103 г. до н. э., по закону Аппулия, были учреждены постоянные уголовные суды (questio perpetua). Тем не менее законность соблюдалась лишь до той поры, пока римская знать не начинала новой свары, Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 79 а в моменты, когда свары перерастали в гражданские войны, законность и вовсе заменялась правом сильного. Существенно повлияла на внутреннюю устойчивость Римской республики и военная реформа, проведённая в 107 г. до н. э. по инициативе впервые избранного в тот год консулом Гая Мария, затем семь раз в течение жизни становившегося консулом и сыгравшего чрезвычайно важную роль в жизни Рима. Гаю Марию удалось продумать и ввести оптимальную на то время организационную структуру легиона, упорядочить систему управления. Глубоко продумана была им и оптимальная тактика всех возможных видов боя, а также организация взаимодействия войск. Установленная Гаем Марием структура организации римских войск была чрезвычайно удачной и просуществовала практически без изменений вплоть до конца III в. н. э. Однако не менее значимым, а возможно, ещё более значимым аспектом этой военной реформы было то, что коренным образом изменился подход к комплектованию римских войск. Ранее, со времён царя Сервия Туллия, комплектовались римские войска всегда по принципу ценза — служить в римской армии могли только римские граждане, причём не все, а лишь те, кто имел соответствующее имущество и уплачивал налоги. Причём каждый раз после окончания военной кампании легионы распускались и солдаты расходились по домам, в случае же новой войны объявлялся новый набор. Стремительное расширение римских владений, а также резко снизившаяся во II в. до н. э. рождаемость римлян и нежелание многих из них служить в армии привели к тому, что прежний принцип комплектования войск уже не мог обеспечить потребностей государства. Именно это и обусловило необходимость реформы. После проведённой Гаем Марием реформы доступ в армию был открыт всем желающим, в том числе и самым неимущим слоям населения. Государство теперь полностью взяло на себя все заботы и о вооружении, и о снабжении, и об экипировке войск, а по окончании службы солдатам давали участок земли. Но уйти со службы и получить свой земельный надел солдаты могли лишь после 16 лет службы. Попытка же самовольно оставить часть ранее этого срока считалась дезертирством и каралась смертной казнью. Таким образом, с 107 г. до н. э. римская армия, формировавшаяся ранее как ополчение, стала формироваться уже как профессиональная наёмная армия. При этом солдаты стали смотреть на своего полководца, как на патрона, ведь именно от него зависела их жизнь, от него они получали жалованье и награды. От удачливости полководца зависело, большими или малыми будут потери, от удачливости и щедрости полководца зависело и то, будет ли у его солдат не только их скромное жалованье, но и богатая добыча. От него же зависело, в какой местности и какие участки земли получат его ветераны. Такое положение привело к тому, что солдаты теперь были готовы выполнить любое распоряжение своего полководца, если тот был умён и удачлив, даже такое 80 Владимир Дмитренко его распоряжение, которое противоречило бы воле сената и было направлено на узурпацию власти. Совершенно очевидно, что, усилив боеспособность римских войск, военная реформа Гая Мария снизила их надёжность и законопослушность, создав предпосылки для последующих гражданских войн и установления в Риме сначала диктатур, а затем и империи. Не успела в 88 г. до н. э. завершиться тяжелейшая для римлян Союзническая война, как сразу же разгорелось и переросло в гражданскую войну соперничество между сторонниками прославленного Гая Мария и сторонниками другого, не менее выдающегося римского полководца, Луция Корнелия Суллы. Несколько раз Рим переходил из рук в руки, причём обе стороны расправлялись со своими противниками крайне жестоко. Междоусобицы прекратились лишь с окончанием длившейся пять лет гражданской войны, в которой полную победу одержал Сулла. В конце 83 г. до н. э. Луций Корнелий Сулла сумел окончательно захватить Рим, после чего объявил себя в следующем году диктатором и быстро сломил сопротивление противников своей власти как в Италии, так и во всех провинциях, за исключением Испании, где ещё несколько лет продолжал борьбу бежавший туда сторонник Гая Мария, Серторий. Установленная в 81 г. до н. э. диктатура Луция Корнелия Суллы коренным образом отличалась от прежних римских диктатур. Прежние римские диктаторы назначались сенатом в минуты крайней опасности для государства, но именно назначались, и притом на срок всего лишь от трёх до шести месяцев. Никогда ранее диктатура не была узурпацией власти. По истечении отведённого срока диктатор сдавал свои полномочия и становился обычным гражданином. Сулла же пришёл к власти сам благодаря победам своих войск. Формально полномочия диктатора ему, как и прежним диктаторам, предоставил римский сенат, но сенаторы единогласно голосовали за это не по своей воле, а просто опасаясь неминуемой расправы в случае каких-либо возражений, так как Сулла и так располагал всей полнотой власти, пользуясь ею весьма жёстко. С 81 по 79 г. до н. э. вся реальная власть находилась в руках Суллы, сенат же лишь покорно утверждал его решения. Бывшие противники Суллы были проскрибированы. Консулы, преторы и другие римские магистраты назначались лишь с его ведома и одобрения. Яростная гражданская война и нехватка людских ресурсов привели к тому, что римские полководцы впервые вынуждены были искать опоры не только в римских гражданах и начали массово предоставлять римское гражданство всем, кто готов был их поддержать, и прежде всего италикам, так как именно от них в то время зависело, кто выйдет победителем в развернувшейся на Апеннинах схватке. Ещё недавно сражавшийся против требовавших себе гражданских прав италиков Гай Марий формировал Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 81 целые легионы из провинциалов и даже из рабов, предоставляя тем все права. То же самое был вынужден делать и прославившийся подавлением италиков в Союзнической войне Сулла. «К числу членов сената, совершенно обезлюдевшего из-за междоусобных распрей и войн, Сулла прибавил до 300 новых членов из наиболее знатных всадников, причём голосование каждого из них поручено было трибам. В состав народного собрания Сулла включил, даровав им свободу, свыше 10 000 наиболее молодых и крепких рабов, принадлежавших ранее убитым римлянам. Всех их Сулла объявил римскими гражданами, по своему имени назвав корнелиями, чтобы тем самым иметь возможность пользоваться голосами 10 000 таких членов народного собрания, которые готовы были исполнять все его приказания» [Appian «В. С.», I, 100]. К тому же солдат всех двадцати семи легионов своей армии он наделил землёй, часть этих наделов выделив из нераспределённых ранее государственных земель, а часть отобрав в виде штрафов у городов, оказавших во время гражданской войны помощь его противникам. После таких щедрых подарков солдаты готовы были его боготворить. Опираясь прежде всего на армию и на беспрекословно преданных ему новых граждан, получивших гражданство благодаря его милости, Сулла мог позволить себе не заигрывать с прочим плебсом. Он отменил бесплатные раздачи и урезал плебейские вольности. Страна сохраняла лишь внешние атрибуты Республики, но знать молчала, а отмена бесплатных раздач ударила прежде всего лишь по собравшимся в Риме бездельникам29, которые тоже побаивались роптать. Что же касается большинства римских граждан, то простой народ даже смог вздохнуть с облегчением, так как прежняя анархия и связанные с нею грабежи были прекращены. Возможно, уже тогда Рим мог бы превратиться в одну из разновидностей монархии, но этому помешала тяжёлая неизлечимая болезнь Суллы. Изнуряемый болезнью, Сулла в 79 г. до н. э. сложил с себя диктаторские полномочия. Среди римлян были тысячи тех, кто ненавидел Суллу. Многие лишились родственников, казнённых по его приказу. Тем не менее страх перед Суллой был столь велик, что даже после того, как он отказался от власти и удалился в своё имение, никто не посмел обвинить его в каких-либо совершённых ранее преступлениях. Более того, когда в следующем году бывший диктатор 29 Обычай бесплатных раздач и различные льготы, предоставляемые жителям Рима, привлекали туда массу людей со всей Италии. Бремя же раздач ложилось на тех, кто работает, хотя сами раздачи устраивала знать. Несколько раз цензоры пересматривали списки римских граждан и изгоняли из Рима тех, кто незаконно присвоил себе римское гражданство, однако льготы вновь и вновь собирали в Рим толпы бездельников. Поэтому отмена раздач, хотя и ударила по римской бедноте, в целом положительно сказалась на экономике страны. Тем не менее вскоре после того, как Сулла сложил с себя полномочия диктатора, обычай проведения раздач вскоре был восстановлен. Дело было в том, что при помощи раздач, подачек римской знати легче всего было агитировать за себя на выборах. 82 Владимир Дмитренко умер, римский сенат был вынужден устроить ему торжественные похороны за государственный счёт. «Тело Суллы провезено было по всей Италии и доставлено в Рим. Оно покоилось в царском облачении на золотом ложе. За ложем следовало много трубачей, всадников и прочая вооружённая толпа. Служившие под началом Суллы отовсюду стекались на процессию в полном вооружении, и по мере того, как они приходили, они тотчас выстраивались в должном порядке. Сбежались и другие массы народа, свободные от работы. Пред телом Суллы несли знамёна и секиры, которыми он был украшен ещё при жизни, когда был правителем. Наиболее пышный характер приняла процессия, когда она подошла к городским воротам и когда тело Суллы стали проносить через них. Тут несли больше 2 000 золотых венков, поспешно изготовленных, дары от городов и служивших под командою Суллы легионов, от его друзей. Невозможно исчислить другие роскошные дары, присланные на похороны. Тело Суллы, из страха перед собравшимся войском, сопровождали все жрецы и жрицы по отдельным коллегиям, весь сенат, все должностные лица с отличительными знаками их власти. В пышном убранстве следовала толпа так называемых всадников и отдельными отрядами всё войско, служившее под начальством Суллы. Оно всё поспешно сбежалось, так как все солдаты торопились принять участие в печальной церемонии, со своими позолоченными знамёнами, в посеребренном вооружении, какое и теперь ещё обыкновенно употребляется в торжественных процессиях. Бесконечное количество было трубачей, игравших по очереди печальные похоронные песни. Громкие причитания произносили сначала сенаторы и всадники, далее всё войско, наконец, народ, одни истинно скорбя по Сулле, другие из страха перед ним — и тогда они не меньше, чем при его жизни, боялись и его войска, и его трупа, ибо при виде всего происходящего, при воспоминании о том, что Сулла сделал, они преисполнялись страхом и должны были согласиться с противниками, что он был действительно счастливейшим из мужей, но и мёртвый — самым страшным противником для них. Когда труп Суллы был поставлен на кафедре на форуме, откуда произносятся речи, надгробную речь держал самый лучший из тогдашних ораторов, потому что сын Суллы, Фавст, был ещё тогда молод. После того наиболее сильные из сенаторов подняли труп на плечи и понесли его к Марсову полю, где хоронили только царей» [Appian «В. С.», I, 105—106]. Правление Суллы было недолгим, но это была целая эпоха в жизни Рима. Во всяком случае, из слов Аппиана ясно, что наше предположение о том, что уже тогда Рим вполне готов был стать Империей, отнюдь не является беспочвенным. Конечно, сейчас уже нельзя точно выяснить, почему Сулла не провозгласил себя монархом. Возможно, перерастанию диктатуры Суллы в монархию воспрепятствовала лишь болезнь. Возможно, он не пошёл на это ввиду слишком юного возраста своего сына, который явно не смог бы удержать власть после смерти отца. Возможно, Сулла не стал устанавливать Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 83 единоличную наследственную власть и по неким идеологическим или иным причинам. Но даже само правление Суллы и обстоятельства прихода его к власти показали: во-первых, то, что римская государственная система нуждается в обновлении; во-вторых, то, что пресечь беспорядки может лишь крепкая власть; в-третьих, то, что хотя авторитет римского сената всё ещё велик, солдаты готовы пойти за своими полководцами, даже если те поведут их против самого сената и Рима, что ранее было совершенно немыслимо; в-четвёртых, то, что народ готов смириться с любой формой власти, обеспечивающей ему возможность нормально жить и работать; и, наконец, пятое, что показал пример Суллы, это то, что установление в Риме личной диктатуры возможно, — ведь раньше таких прецедентов не было (правление Гая Мария по сути также мало отличалось от диктатуры — неугодных казнили тысячами без суда и следствия, но формально ни Гай Марий, ни его ближайший сподвижник Цинна объявлять себя диктаторами всё же не решались, наоборот, утверждали, что являются защитниками демократии). После сложения Суллой диктаторских полномочий Римская республика лишь ненадолго вернулась к прежнему типу правления. Пример установления единоличной власти был показан, и наиболее сильные группировки римской знати вновь стали стремиться подчинить всё своей власти, не брезгуя в этой борьбе никакими средствами. В этот период в Риме было раскрыто несколько заговоров. Уже в 78 г. до н. э., всего лишь через год после отречения Суллы, поднял мятеж консул Марк Эмилий Лепид. Через несколько месяцев его войска были разбиты, однако другие желающие обрести власть не прекращали своих интриг. Различия между самыми влиятельными плебейскими и патрицианскими родами сглаживались, и нередко их союзы укреплялись взаимными браками. Положение верхушки плебеев и патрициев выравнивалось, однако всё большим становилось различие между бедными и наиболее богатыми гражданами. Центральная власть слабела, а народ страдал от усиливавшегося гнёта. Особенно невыносимым было положение сельских рабов и гладиаторов. Первый сигнал римским властям о том, что рабы доведены до крайности, прозвучал ещё в 135 г. до н. э., когда восстали рабы на Сицилии. Это было отнюдь не мелкое восстание. Рабам удалось захватить несколько городов и создать некое подобие государства, царём которого рабы провозгласили своего вождя, Евна, возложив на него царский венец. По сообщению римского историка Аннея Флора, Евн смог создать 60-тысячную армию, а если верить Диодору Сицилийскому, тоже описавшему эти события, число восставших доходило до 200 тысяч человек. Лишь в 132 г. до н. э. римскому 84 Владимир Дмитренко консулу Рупилию удалось сокрушить это государство. Отношение к рабам не изменилось, и через тридцать лет Сицилия вновь была охвачена восстанием. Второе восстание рабов на Сицилии, которое возглавил бывший пастух, Амфенион, длилось с 104 по 100 г. до н. э. И опять несколько раз римские войска терпели поражение от рабов, пока не были наконец разбиты превосходящими силами проконсула Мания Ацилия. Несмотря на то, что это была всего лишь победа над рабами, римский сенат удостоил Мания Ацилия триумфа. Однако и это восстание не заставило рабовладельцев призадуматься. Подавив восстания сицилийских рабов, посмевших поднять оружие, римляне не сочли нужным что-либо менять в положении остальных. Нежелание ничего менять в положении сельских рабов и обращение с ними, как с животными, привело в конце концов к восстанию рабов под руководством Спартака, потрясшему в 73—71 гг. до н. э. Рим не меньше, чем былое вторжение Ганнибала. Несколько раз римские армии терпели поражения от рабов. После восстания Спартака римские рабовладельцы сделали некоторые выводы и постарались уменьшить у себя в хозяйствах число рабоввоеннопленных и покупных рабов (servae), предпочитая пользоваться услугами доморощенных рабов (vernae)30 или вольноотпущенников. Изменилось и общее отношение к рабам. Землевладельцы всё больше стали предпочитать методу «кнута» метод «пряника». Так, живший в I в. до н. э. Марк Теренций Варрон в своём труде о земледелии, в частности, указывал, что «охоту к труду можно вызвать более свободным режимом, более щедрой мерой пищи и одежды, сокращением количества работы или разрешением выгонять на пастбища имения несколько голов собственного скота, или чем-нибудь другим в том же роде» [Varro «Res rusticae», I, 17]. Перипетии начала I в. до н. э. привели к тому, что к власти в Риме прорвались представители сравнительно новых и ранее не слишком известных семейств. Начало этому положил выдвинувшийся из самых низов Гай Марий, который не только происходил из бедной плебейской семьи, но даже и родился не в Риме. Тем не менее, за счёт напористости и других личных качеств он сумел стать народным трибуном, женился на патрицианке, а затем избирался претором, прославился в войнах и семь раз, чего прежде не было ни с одним из римлян, избирался консулом. Под конец своих дней Гай Марий, соперничая с Суллой, вверг Рим в гражданскую войну и на некоторое время установил практически единоличную власть над большей частью Римского государства и над самим Римом. Амбициям 30 К рабам, родившимся в собственном имении, — доморощенным рабам (vernae), рабовладельцы традиционно относились лучше, чем к остальным. Эти рабы считались более надёжными и ценились выше, чем сервы (servae) — рабы, купленные на рынке. В силу такого к ним отношения эти рабы обычно видели путь улучшения своей жизни не в побегах или восстаниях, а в том, чтобы выслужиться перед хозяином и стать вольноотпущенниками. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 85 Гая Мария положила конец лишь старость — он умер через несколько дней после того, как в 86 г. до н. э. в седьмой раз стал консулом. Разгромивший сторонников Гая Мария и ставший диктатором Луций Корнелий Сулла, хотя и был представителем древней знати, тоже происходил отнюдь не из самого знатного рода. В новых условиях, для того чтобы взобраться на вершину пирамиды власти, одного лишь знатного происхождения и унаследованных от предков богатств было мало. Необходимо было обладать и незаурядными личными качествами. Борьба за власть стала гораздо более острой и более сложной, чем ранее. Режимы Гая Мария и Луция Корнелия Суллы просуществовали недолго, но Римское государство уже не могло устойчиво существовать в прежнем виде. Во время диктатуры Суллы одним из богатейших людей Рима, во многом за счёт скупки имущества проскрибированных, а также за счёт умелых и масштабных сделок с недвижимостью, стал Марк Лициний Красс. Его предки бывали консулами, но никогда род Крассов не достигал ранее такого могущества, по богатству Красса превосходил лишь сам Сулла. После отхода Суллы от власти Красс не только сохранил, но и приумножил свои богатства. Особенно же власть и влияние Красса на положение дел в государстве возросли во время восстания Спартака (73—71 гг. до н. э.). После нескольких сокрушительных поражений, понесённых римскими войсками, римский сенат в 72 г. до н. э. поручил подавление восстания Крассу, наделив его чрезвычайными полномочиями. Разгром армий Спартака сделал Красса не только одним из самых богатых, но и, безусловно, одним из самых влиятельных людей Рима. В это же время выдвинулся и вышел на первые роли в Риме ещё один человек, причём ранее мало кому известный, — Гней Помпей, получивший в дальнейшем за свои полководческие успехи прозвище «Великий». Выходец из небогатой плебейской семьи, Помпей начал свою карьеру, сражаясь за Суллу, что и дало начало его выдвижению. Затем Помпей успешно проявил себя в подавлении мятежа, поднятого в 78—77 гг. до н. э. консулом Марком Эмилием Лепидом, а после этого был направлен римским сенатом в Испанию для подавления восстания Сертория. Как раз в то время, когда в Италии началось восстание Спартака, Помпею удалось добиться перелома в войне с Серторием. Серторий стал терпеть неудачи и был убит своими же приближёнными, а в 72 г. до н. э. Помпей, разгромив Перперну, преемника Сертория, окончательно подавил многолетний мятеж. После этих побед Красса над Спартаком, а Помпея над Серторием и Перперной Красс и Помпей на волне своей славы были избраны в 70 г. до н. э. ординарными консулами. Это был первый их опыт совместного разделения власти. Затем Помпей, получив от сената чрезвычайные полномочия, очистил Средиземное море от кишевших там пиратов и провёл ряд успешных войн в Азии, а Красс успешно занимался своими делами в Риме. 86 Владимир Дмитренко Но и Крассу, и Помпею было мало периодически выпадавших на их долю почестей — оба стремились доминировать и на этой почве порой даже враждовали между собой. Вражду их удалось погасить молодому патрицию Гаю Юлию Цезарю, внезапно выдвинувшемуся в самый верхний эшелон римских политиков. Тётка Цезаря была женой Гая Мария, а первой женой Цезаря стала Корнелия, дочь четырёхкратного консула Луция Корнелия Цинны, ближайшего сподвижника Гая Мария, но это принесло Цезарю гораздо больше неприятностей, чем пользы, ведь победителями оказались противники Гая Мария. Одно время Цезарю приходилось даже скрываться, дабы не стать жертвой проскрипций. Богатство рода Юлиев сыграло в его карьере отнюдь не решающую роль. Он был богат, но в Риме были десятки не менее и даже более богатых семейств. Главным, что обеспечило его возвышение, были его личные качества, умение тонко чувствовать обстановку и использовать противоречия между противниками. Впоследствии же он сумел проявить себя и как непревзойдённый полководец. По словам Диона Кассия, «Цезарь восстановил согласие между Крассом и Помпеем не потому, чтобы он хотел видеть их живущими дружно, но потому, что они были могущественны. Он знал, что без помощи обоих или даже кого-нибудь одного он не будет иметь особой силы и что если он одного, не важно кого именно, приобщит к своим интересам, то другой в силу этого станет его противником, который повредит ему больше, чем тот, кого он приобрёл, будет ему полезен» [Dio Cass., ХХХVII, 55]. Цезарем двигал прагматический расчёт, расчёт тонкий и верный: он не боялся, что Красс и Помпей, примирившись, «станут могущественнее его, отлично зная, что сразу же с их дружбой он возвысится над другими и что вскоре после [этого] они будут содействовать, и тот и другой, тому, чтобы сделать его могущественнее себя» [Dio Cass., ХХХVII, 56]. Возможно, планы Юлия Цезаря в то время ещё не были столь далекоидущими, но в целом с оценкой Диона Кассия, видимо, следует согласиться: устроенное Цезарем примирение Помпея с Крассом, безусловно, послужило и его собственному возвышению. Красс же и Помпей пошли на примирение между собой и на союз с Цезарем, прежде всего видя в этом союзе личную выгоду, во всяком случае, если верить Диону Кассию, «Красс действительно не ставил задачей своей политики ни триумфа сената, ни народа, но делал всё только ради своего личного могущества», а «Помпей не был настолько могуществен, как рассчитывал сделаться» [Dio Cass., ХХХVII, 56]. Интересы трёх самых могущественных людей Рима совпали, «и в силу этих причин данные три лица вступили в дружбу друг с другом. Они подтвердили свой союз клятвами и завладели управлением в государстве. С тех пор они пришли к взаимному согласию и получили один от другого то, чего желали и что им было необходимо для устройства Республики так, как им было угодно. Когда они соединились, преданные им партии также пришли Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 87 к соглашению и делали под их руководством всё, что хотели» [Dio Cass., ХХХVII, 57]. Так, в 60 г. до н. э. в Риме был создан Первый триумвират. Взяв в свои руки почти все рычаги управления, открыто узурпировать власть триумвиры тем не менее не решились, а всего лишь, как очень точно подметил в своих периохах Тит Ливий, «вступили в сговор» [T. Liv. «Perioh.», СIII]. Всем было известно о том, что Цезарь, Красс и Помпей объединились, но официально об этом не объявлялось, поэтому учреждение первого триумвирата было не установлением полной единоличной власти триумвиров, а скорее установлением доминирования этих трёх человек в принятии любых государственных решений. Внешне структуры управления Римской республикой не изменились. В Риме по-прежнему ежегодно проводились выборы консулов и других магистратов, а на этих выборах кандидаты нередко соперничали между собой, хотя лишь немногие, такие, как сенатор Марк Порций Катон Младший, позволяли себе критику режима. Не слишком доверяя одним лишь клятвам, триумвиры закрепили свой союз и рядом брачных союзов, что представлялось им гораздо более весомой гарантией взаимной верности. Так, ещё перед заключением союза Цезарь, стремясь расположить к себе Помпея, женился на его родственнице, Помпее, а после заключения союза выдал замуж за Гнея Помпея «Великого» свою единственную дочь, Юлию. Создание триумвирата на некоторое время стабилизировало политическую обстановку, снизив накал борьбы. По соглашению между триумвирами Красс получил управление Сирией и рядом других восточных владений Рима, а также право на войну с Парфией, где он намеревался захватить невиданно богатую добычу; Цезарь получил в свои руки управление уже являвшимися к тому времени римскими провинциями Цизальпийской и Нарбонской Галлиями и право вести войну во всей Трансальпийской Галлии, начав серию Галльских войн (58—51 гг. до н. э.), завершившихся полным завоеванием всей Галлии; а Помпей всё больше и больше утверждался в самом Риме и получил проконсульскую власть над всей Италией. Какое-то время триумвиры действовали достаточно дружно. Но единство триумвиров длилось недолго. Очень скоро Помпея дала повод подозревать себя в супружеской неверности и Цезарь вынужден был с нею развестись. Это подпортило его отношения с Помпеем, хотя и не означало ещё разрыва между ними, так как женой Гнея Помпея «Великого» продолжала оставаться Юлия, дочь Цезаря. Но пока Цезарь занимался покорением Галлии, начались серьёзные трения между Помпеем и Крассом. В апреле 56 г. до н. э. триумвиры, собравшись в городе Лукке, на севере Италии, на некоторое время примирились, но, когда на следующий год Красс и Помпей были избраны консулами, они вновь стали конфликтовать. Союз удавалось поддерживать лишь с большим трудом. Ещё сложнее это стало делать после того, как в сентябре 54 г. до н. э. умерла после неудачных родов Юлия. Обрыв род- 88 Владимир Дмитренко ственных связей привёл к тому, что стали быстро ухудшаться и отношения между Цезарем и Помпеем. Окончательно же триумвират распался с гибелью Красса, который, вторгнувшись в Парфию, был убит в мае 53 г. до н. э. в битве при Каррах. Вместе с Крассом погиб и его сын, а внук Красса был слишком мал, чтобы заниматься политикой. С окончательным распадом негласного триумвирата отношения Цезаря и Помпея испортились настолько, что стали больше напоминать отношения соперников и даже врагов. К концу декабря 50 г. до н. э. противоречия между Гаем Юлием Цезарем и Гнеем Помпеем «Великим» обострились до предела. Мотивируя свои требования тем, что покорение Галлии завершено, а право ведения войны в Галлии он получал лишь на определённый срок, сторонники Помпея требовали от Цезаря распустить набранные им для ведения галльской войны легионы и передать власть над Галлией новому наместнику, которого назначит сенат. В то же время главному сопернику Цезаря, Помпею, было предоставлено право набирать легионы для похода на Восток и будущей войны против Парфии. Однако перебрасывать свои вновь набираемые легионы на Восток, к границам Парфии, Помпей не спешил и вместо этого начал сосредоточивать свои силы в окрестностях Рима. С каждым днём всем становилось всё более ясно, что если Цезарь поддастся оказываемому на него давлению и распустит свои войска, вся реальная власть над Римом и Италией, а вместе с этим и над всей Римской республикой окажется у Помпея и ничто не помешает ему эту власть узурпировать. Между тем 7 января 49 г. до н. э., склонив на свою сторону, где лестью, где подкупом, а где и угрозами, большинство сенаторов, Помпей сумел добиться принятия римским сенатом постановления о том, что «Цезарь должен к известному сроку (к июню 49 г. до н. э. — В. Д.) распустить свою армию; в противном случае придётся признать, что он замышляет государственный переворот» [Caes. «В. Сivili», I, 2]. Попытки народных трибунов, Марка Антония и Квинта Кассия, сторонников Цезаря, опротестовать это решение были отвергнуты. Точно так же сенатом было отвергнуто и переданное в письме от Цезаря предложение о том, чтобы Гней Помпей тоже распустил свои легионы одновременно с роспуском легионов Юлия Цезаря. Постоянно получая всё более и более тревожные известия из Рима и видя, что его пытаются вообще оттеснить от власти, а после этого, возможно, и осудить, Цезарь после некоторых раздумий предпочёл не полагаться на милость своих противников, а действовать — и 10 января 49 г. до н. э. перешёл отделявшую Галлию от Италии реку Рубикон, вторгшись со своими войсками из Цизальпинской Галлии в Италию. Началась гражданская война, охватившая вскоре не только Италию, но и почти все римские провинции. Помпей и его сторонники, у которых в Италии оказалось на тот момент меньше войск, чем у Цезаря, бежали из Рима, не решившись защищать столицу. По той же причине помпеянцы затем без сколько-нибудь серьёзного Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 89 сопротивления вообще покинули Италию. Но сдаваться Помпей и его сторонники не собирались. Захватив контроль над большинством римских провинций, они спешно приступили там к мобилизации и развёртыванию войск, с тем чтобы взять реванш. Главные силы помпеянцев во главе с самим Гнеем Помпеем «Великим» сосредоточились на Балканах. Но начавшись в Италии, война, как уже говорилось выше, очень быстро охватила почти все провинции Рима — боевые действия развернулись и на Балканах, и в Испании, и в Африке. Значительная часть римлян, поддержавшая Гнея Помпея «Великого», сделала это, считая, что он отстаивает республиканские ценности, а Гай Юлий Цезарь стремится к установлению единоличной власти. Однако республиканские идеалы Гнея Помпея были не чем иным, как обыкновенным популизмом. Марк Туллий Цицерон писал об этом 27 февраля 49 г. до н. э., уже после начала гражданской войны, в письме своему другу Помпонию Аттику: «Об этом наш Гней (Гней Помпей — В. Д.) никогда раньше не думал, а менее всего в деле. К господству стремились они оба, не добивались, чтобы граждане были счастливы и жили в почёте. И он оставил Рим не потому, что не может защищать его и Италию, не потому, что его из неё вытесняют, но вот о чём он думал с самого начала: взволновать все страны, все моря, поднять царей-варваров, привести в Италию вооружённые дикие племена, собрать огромные войска. Такого рода сулланское царство уже давно служит предметом стремлений, причём многие, находящиеся вместе с ним, жаждут его. Или ты полагаешь, что между ними (между Помпеем и Цезарем — В. Д) не могло быть никакого договора, не могло состояться никакого соглашения? Сегодня может. Но ни у одного из них нет той цели, чтобы мы были счастливы; оба хотят царствовать» [Письмо СССХLI, 2]. В 48 г. до н. э. Цезарь разгромил Помпея в битве при Фарсале. Бросив остатки своих войск, Помпей бежал в Египет, но был убит там по приказу местного царя. Однако война на этом не закончилась, и Цезарю, несмотря на то, что действовал он решительно и быстро, для установления полного контроля над всеми римскими владениями пришлось ещё несколько лет провести в походах в Азии, Африке и Испании. Лишь в 45 г. до н. э., после того как 17 марта того же года в Испании в битве при Мунде были разгромлены последние войска сторонников Помпея, во главе с его сыновьями Гнеем и Секстом, организованное сопротивление противников Цезаря было сломлено. Установленный Цезарем режим был диктатурой. Причём почти сразу после начала войны, захватив Рим, Цезарь четырежды, соблюдая формальности, получал от во всём послушного сената полномочия диктатора на год, а с 44 г. до н. э. был объявлен пожизненным диктатором. Но было бы совершенно неверно представлять себе войну Цезаря против Помпея как войну узурпатора против убеждённого сторонника республики. Многие из римлян представляли себе дело именно так, и именно этим была обу- 90 Владимир Дмитренко словлена та поддержка, которую часть римлян оказывала Помпею. Однако даже среди тех, кто с оружием в руках встал на сторону Помпея, многие сомневались в его искренности и полагали, что и Помпей также стремился к установлению единовластия. Скорее всего, именно эта точка зрения и была правильной. И очень сложно сказать, была бы ли власть Помпея в случае его победы менее авторитарна, чем власть Цезаря. К тому же следует заметить, что режим Цезаря нельзя назвать жестоким — казни при нём были редкостью, — напротив, он помиловал большую часть взятых в плен своих прежних противников. Просто ход развития Римской республики привёл к тому, что в прежней форме она уже была не способна к существованию, и либо Цезарь, либо Помпей, либо кто-нибудь ещё должен был установить более устойчивую форму правления. Цезарь видел это в установлении режима единоличного правления. Прочность своей власти Юлий Цезарь обеспечивал теми же средствами, какие в своё время использовал Корнелий Сулла: щедрыми раздачами денег, подарков и земель своим солдатам, а также даруя римское гражданство заслужившим его расположение провинциалам. Во время гражданской войны Юлия Цезаря поддержали некоторые племена Галлии, где он долгое время был наместником. Один из его легионов, названный «Alauda» — «жаворонок», так как солдаты этого легиона носили на шлемах султаны из перьев, был полностью набран из трансальпийских галлов, обученных и вооружённых по римскому образцу. Став диктатором, Юлий Цезарь не забыл этих заслуг — тысячи сражавшихся на его стороне галлов получили римское гражданство, а наиболее отличившиеся были введены в сенат. Нельзя сказать, что римляне встретили это известие с радостью. На улицах Рима, как пишет Светоний Транквилл, появились тогда подмётные письма, призывающие граждан не показывать новым сенаторам дорогу в сенат, а в народе, ехидно подшучивая над новыми сенаторами, распевали: «Галлов Цезарь вёл в триумфе, галлов Цезарь ввёл в сенат. Галлы скинули штаны, тоги с лентой им даны» [Suetonius «Julius», 79, 2]. Но открыто возражать диктатору никто не посмел, а сыпавшиеся на галлов насмешки лишь побуждали их ещё более верно служить Цезарю, от которого зависело их благополучие. Диктатура Цезаря успешно использовала доставшуюся ей структуру государственного управления. Введение должности пожизненного диктатора кардинально меняло суть прежнего слова «диктатор» лишь в плане продолжительности пребывания его в должности (невозможности замены), но само слово «диктатор», как и должность диктатора, были хорошо известны с прежних времён. Единственным формальным дополнением к прежней системе было введение Юлием Цезарем в 46 г. до н. э. двух новых должностей эдилов — эдилов, отвечающих за снабжение Рима продовольствием — aediles cereales. Ещё одним нововведением Цезаря, и навсегда утвердившимся, бы- Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 91 ло то, что срок пребывания консулов у власти он сократил с одного года до шести месяцев. В отличие от ординарных консулов, по именам которых назывался римский год и которые вступали в должность в начале года, сменявшие их в середине года консулы назывались консулами-суффектами (consul-suffect — по-латыни означало «консул-заместитель»). Ранее консулысуффекты, как уже говорилось выше, назначались лишь в случае гибели ординарного консула или для выполнения особых поручений, теперь же консулы-суффекты стали назначаться постоянно. С одной стороны, это новшество нисколько не меняло сложившуюся в Риме систему власти. Но, с другой стороны, безусловно, ограничивало реальную власть ординарных консулов, что было выгодно прежде всего диктатору. Трудно сказать, планировал ли Цезарь какие-либо дальнейшие серьёзные изменения в римском государственном устройстве. Попытки вручить ему царский венец он отвергал, но скорее всего это была некая политическая игра — отвергать поначалу почётные назначения и соглашаться на них лишь после длительных уговоров считалось в Риме правилом хорошего тона. Так что даже если Цезарь и не собирался объявлять себя царём, он, вероятно, подумывал о каких-то изменениях в своем статусе. Это мог быть новый, специально введённый именно для него одного титул. Это могло быть введение для него должности пожизненного диктатора на всей территории Римской республики и одновременно титула царя для всех вновь завоёванных или иным образом присоединённых земель31. Ясно лишь то, что от единоличной власти он отказываться не собирался, но о дальнейших планах Цезаря можно лишь догадываться. 15 марта 44 г. до н. э. Гай Юлий Цезарь был убит, и его планы погибли вместе с ним. Организаторы покушения рассчитывали вернуть к жизни прежнюю сенатскую Республику, где никто не обладал бы единоличной властью. Но убийство Цезаря отнюдь не устранило причины, приведшие к установлению диктатуры, и реанимировать прежние формы правления не удалось. Уже к концу того же 44 г. до н. э. грызня за власть, начавшаяся сразу после убийства диктатора, переросла в новую гражданскую войну, разделив всю знать, да и всю страну, на два лагеря, один из которых возглавили организаторы покушения на Цезаря и те, кто был особенно недоволен его правлением, а другой — ближайшие сторонники Цезаря. Сначала успех был на стороне республиканцев, к которым примкнул и наследник Цезаря, его внучатый племянник Октавиан. Однако во второй половине 43 г. до н. э. Октавиан порвал с пытавшимися оттеснить его от власти республиканцами и сошёлся с возглавлявшими цезарианцев Марком Ан31 В пользу этой версии говорит приезд в Рим в начале 44 г. до н. э. царицы Египта Клеопатры VП, любовницы Цезаря, с их внебрачным сыном Цезарионом. Клеопатра покинула Рим лишь после убийства Цезаря. 92 Владимир Дмитренко тонием и Марком Эмилием Лепидом32. Ситуация изменилась. В ноябре 43 г. до н. э. Октавиан, Марк Антоний и Марк Эмилий Лепид заключили союз и очень скоро захватили Италию. Как только их войска вошли в Рим, тут же было созвано народное собрание и по предложению народного трибуна Публия Тития немедленно был принят закон, по которому Октавиан, Марк Антоний и Марк Эмилий Лепид были объявлены триумвирами «для упорядочения государственного порядка» сроком на пять лет [Appian «В. С.», IV, 7]. Таким образом, в отличие от первого триумвирата, бывшего всего лишь тайным соглашением трёх наиболее влиятельных лиц государства, второй триумвират был создан вполне официально, и именно тогда впервые официально была введена должность триумвира как одного из трёх лиц, которым поручено управление страной. Триумвиры второго триумвирата поделили между собой всю территорию страны: как ту, которая оказалась под их властью, так и ту, которую они собирались отбить у республиканцев, и стали действовать как обладатели абсолютной власти. Тут же были начаты расправы со всеми недовольными или подозреваемыми в сочувствии к республиканцам. В октябре 42 г. до н. э., триумвиры нанесли республиканцам поражение в битве при Филиппах. Главные лидеры республиканцев, в том числе организаторы покушения на Цезаря, Марк Брут и Гай Кассий, погибли, а остальные или бежали, или сдались. Неподвластной триумвирам территорией осталась лишь Сицилия, где обосновался сын Гнея Помпея «Великого», Секст Помпей. В 36 г. до н. э. Октавиан и Марк Эмилий Лепид, разгромив Секста Помпея, захватили и Сицилию, причём сразу же после победы они поссорились и их ссора закончилась тем, что войска Марка Эмилия Лепида перешли на сторону Октавиана. Хотя римский сенат годом ранее (в 37 г. до н. э.) продлил полномочия триумвиров ещё на пять лет и Лепид ещё четыре года должен был быть триумвиром, Октавиан вместе с войсками отобрал у Лепида и его власть, самого же Лепида он помиловал, но установил за ним надзор, а все его владения взял себе. Таким образом, в 36 г. до н. э. триумвират превратился фактически в дуумвират. Но и дуумвират в Риме просуществовал не слишком долго. Как и в случае с Первым триумвиратом, триумвиры, придя к власти, постарались скрепить свои обязательства родственными узами. Брак Марка Антония с сестрой Октавиана, Октавией Старшей, долгое время служил гарантией их дружбы и сглаживал их противоречия. Скорее все32 Марк Эмилий Лепид, будущий триумвир, был сыном консула Марка Эмилия Лепида, организовавшего мятеж в 78—77 гг. до н. э. и погибшего при подавлении этого мятежа. Гибель отца не помешала молодому Лепиду сделать неплохую карьеру. В 50-х гг. до н. э. он близко сошёлся с Гаем Юлием Цезарем, участвовал во многих его походах и имел довольно высокий авторитет в войсках Цезаря, однако став триумвиром, явно уступал во влиянии двум другим триумвирам — Октавиана и Марку Антонию. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 93 го, именно в силу родственных отношений Марк Антоний без особых возражений позволил Октавиану отстранить от власти Марка Эмилия Лепида и присвоить себе его владения. Но дружба Октавиана с Марком Антонием длилась недолго. Марк Антоний увлёкся царицей Египта Клеопатрой, и его отношения с Октавианом начали портиться. К 32 г. до н. э. их отношения испортились окончательно, к тому же Марк Антоний официально развёлся тогда с Октавией, женившись на Клеопатре. Долгое время назревавший конфликт перерос в открытую войну. Судьба же войны решилась 2 сентября 31 г. до н. э. в морской битве у мыса Акций. Флот Марка Антония потерпел поражение, сам Антоний бежал, а его огромная армия, оставшись без полководца, поразмыслив, сдалась Октавиану. Огромная, богатая, но непрочная держава Марка Антония начала рушиться. Через год Октавиан не только подчинил своей власти все бывшие владения Марка Антония, но и завоевал Египет. В августе 30 г. до н. э., когда армия Октавиана вступила в Александрию, Антоний и Клеопатра покончили с собой. Гражданская война завершилась. Эта дата — дата окончательного завершения гражданской войны — явилась одновременно и датой окончательного установления в Риме режима единоличного правления, сменившего прежний дуумвират. Вся власть сосредоточилась в руках Октавиана. Период гражданских войн внёс существенные изменения в структуры управления римской разведкой, контрразведкой и полицией. Раньше все официальные структуры римской власти возглавлялись избираемыми ежегодно консулами. Разведку сведений о противниках и выявление шпионов организовывали также полководцы, уполномоченные сенатом вести где-либо войну, и римские наместники провинций. Собственные службы добывания информации, равно как и некоторые собственные возможности покарать неугодных, имели и наиболее богатые и влиятельные римские семейства. Возможности эти были немаленькие, ведь во времена Поздней республики отдельные семейства располагали земельными владениями, превышавшими по площади многие царства, располагали денежными ресурсами, позволявшими им содержать собственные армии, а клиентами самых могущественных семейств были не только тысячи и десятки тысяч свободных граждан и провинциалов, но и целые города. О том, насколько велики были разведывательные возможности отдельных семейств, прекрасно свидетельствует письмо Марка Туллия Цицерона наместнику провинции Иллирик, Публию Сульпицию Руфу, написанное осенью 46 г. до н. э. Помимо прочего, Цицерон пишет: «во имя нашей дружбы и во имя твоей постоянной преданности мне, прошу тебя настоятельнее обычного потрудиться также в следующем деле: раб мой Дионисий, смотревший за моей библиотекой, стоящей больших денег, украв много книг и считая, что это не пройдёт ему безнаказанно, сбежал. Он находится в твоей провинции. Его видели в Нароне и мой близкий, Марк Болан, и многие другие; но так как он говорил, что он отпущен мной 94 Владимир Дмитренко на свободу, они поверили ему. Если ты позаботишься о возвращении его мне, не могу выразить, как мне это будет приятно: дело само по себе малое, но огорчение моё велико. Где он и что можно сделать, тебе сообщит Болан» (Письмо ССССХСV [Fam., ХIII, 77]. Вдумайтесь! Раб, посмевший обокрасть Цицерона, сбежал в дальнюю провинцию, по тем временам, можно сказать, на край света, но и там, в небольшом городишке на иллирийском побережье Адриатического моря, люди Цицерона его выследили и доложили об этом своему патрону в Рим(!) И не просто доложили! «Где он и что можно сделать, тебе сообщит Болан», — писал Цицерон о своём беглом рабе наместнику Иллирика, значит, люди Цицерона установили за подозреваемым скрытое наблюдение, ожидая соответствующих указаний. Дальнейшая судьба проворовавшегося библиотекаря неизвестна, но скорее всего она была незавидной. Неудивительно, что и воры, и грабители крайне редко покушались на имущество римских вельмож — это было слишком опасно. Система сбора информации — личная разведка, позволившая Цицерону оперативно обнаружить беглого вора, создавалась отнюдь не для поимки беглых рабов. Во всяком случае, не только для этого. Прежде всего эта система создавалась для того, чтобы иметь оперативную информацию о положении во всей Римской державе и на её рубежах, и такие же, как у Цицерона, или подобные собственные разведывательные службы имел каждый крупный римский вельможа. Вплоть до конца 50 г. до н. э. римские вельможи могли ссориться между собой, враждовать, следить друг за другом, заключать гласные или негласные союзы между собой, однако, если не считать короткого периода диктатуры Суллы, никому, даже триумвирам Первого триумвирата, не удавалось установить полную и беспрекословную власть над страной и править ею по своему усмотрению. В те годы разведслужбы политических противников следили друг за другом, вели тайную борьбу, но не могли полностью подавить и уничтожить друг друга, да и к силовым акциям друг против друга прибегали лишь тайком и не слишком часто. Последней инстанцией во всех спорах продолжали оставаться римский сенат и народное собрание. В конце 50 г. до н. э. положение изменилось. С началом гражданских войн между Цезарем и Помпеем всё государство, вместе со всеми своими спецслужбами, разделилось на два враждебных лагеря, один из которых возглавил Цезарь, а другой — Помпей. Подчинённые им разведывательные службы опирались уже не только на их деньги и связи, но на государственную власть и армию. Соперничать с ними не мог уже никто — римские вельможи могли лишь выбирать: примкнуть ли им к Цезарю или к Помпею. После гибели Гнея Помпея «Великого» свои собственные службы попытались организовать его сторонники в Африке и Испании, но после того, как в марте 45 г. до н. э. Цезарь добился Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 95 окончательной победы в гражданской войне, на всей подвластной Риму территории установилось полное единовластие, правда, просуществовало это единовластие только год. В марте 44 г. до н. э., после убийства Юлия Цезаря, централизованная система управления разведывательными, контрразведывательными и полицейскими структурами Римского государства рухнула. Каждая из вновь вступивших тогда в борьбу группировок принялась создавать собственные службы и устанавливать контроль над сохранившимися государственными структурами, а с началом новой гражданской войны в 44 г. до н. э. Римская держава практически разделилась на несколько враждебных регионов. Все борющиеся стороны формально признавали столицей Рим, а высшими законодательными органами римский сенат и народное собрание, однако группировка, терявшая контроль над Римом, тут же объявляла тех, кто устанавливал свой контроль над столицей, узурпаторами. Поэтому установление контроля над Римом отнюдь не означало, что контролируются все спецслужбы по всей стране. К концу 43 г. до н. э., когда в Риме был установлен Второй триумират, наиболее мощными были спецслужбы, подчинённые триумвирам Октавиану, Марку Антонию и Марку Лепиду, но они прочно контролировали лишь Италию, Галлию и Испанию, и им вряд ли уступали спецслужбы сторонников Республики во главе с Гаем Кассием и Марком Брутом, контролировавшими все азиатские владения Рима и значительную часть Балканского полуострова. Однако этим перечень спецслужб, боровшихся за власть на территории Римской державы, далеко не исчерпывался, потому что вдобавок к этому свои собственные службы имел захвативший Сицилию и опустошавший Италию пиратскими налётами сын Гнея Помпея «Великого», Секст Помпей, а кроме того, никому не желали подчиняться и воевали друг с другом наместники провинций Старая Африка и Новая Африка. Поражение войск Марка Брута и Гая Кассия осенью 42 г. до н. э. в битве при Филиппах привело к тому, что к концу года вся власть в римских владениях, за исключением Сицилии, удерживаемой Секстом Помпеем, сконцентрировалась в руках триумвиров. Но каждый из триумвиров имел собственные спецслужбы на подвластной себе территории. Фактически в Римской державе образовалось сразу четыре государства, одно из которых возглавлял триумвир Октавиан, другое — триумвир Марк Антоний, третье — триумвир Марк Эмилий Лепид и четвёртое, непризнаваемое первыми тремя, — Секст Помпей. Спецслужбы триумвиров сотрудничали друг с другом, но ни в коем случае не подчинялись одна другой и порою даже соперничали. На короткое время собственные спецслужбы удалось создать также Луцию Антонию (брату триумвира Марка Антония) и Фульвии (жене Марка Антония), развязавшим в 41 г. до н. э. Перузийскую войну против Октавиана и Марка Эмилия Лепида под лозунгами восстановления Республики, од- 96 Владимир Дмитренко нако уже в начале следующего года Октавиан и поддержавший его Марк Эмилий Лепид сумели заставить Луция Антония капитулировать, а Фульвия бежала из Италии. Происшедшее после Перузийской войны перераспределение провинций между триумвирами усилило Октавиана, но страна по-прежнему была разделена на четыре части. В 36 г. до н. э., когда Октавиану удалось захватить владения Секста Помпея и Марка Эмилия Лепида, в Римской державе осталось две системы спецслужб, одна из которых подчинялась Октавиану, а другая — Марку Антонию. Оба режима считались неотъемлемыми частями Рима, оба признавали главенство римского сената. Однако до полного объединения страны было ещё далеко. Союз Октавиана и Марка Антония становился всё более и более формальным. Если Октавиан опирался на Рим и Италию, то Марк Антоний всё больше действовал в интересах Египта. Назначения консулов производились римским сенатом по взаимной договорённости между триумвирами, назначения наместников производили сами триумвиры на подвластных им территориях, но в то время как Октавиан, будучи триумвиром, тщательно придерживался всех внешних атрибутов прежнего республиканского правления, режим Марка Антония всё больше и больше начинал напоминать правление эллинистических царей. Это начало проявляться и в одежде Марка Антония, и в его поступках. Дело дошло до того, что в 34 г. до н. э. Марк Антоний даровал свои детям от Клеопатры царские титулы. Это был открытый отход от традиций Республики, много лет внушавшей гражданам отвращение к царской власти. Переориентация Марка Антония на Египет и на установление царской власти не могла не сказаться и на структурах подчинённых ему органов разведки, контрразведки и полиции, которые становились всё более и более похожими на аналогичные структуры царей рода Птолемеев, к которому принадлежала Клеопатра. Забывая о давних республиканских традициях Рима, Антоний начал мнить себя полубогом, чьи любые желания должны были беспрекословно исполняться. Такой подход к управлению сослужил ему плохую службу. Непривыкшие к подобному обращению римляне стали покидать Антония, и в начавшейся войне с Октавианом он потерпел сокрушительное поражение. В немалой степени поражение Марка Антония было обусловлено тем, что его спецслужбы работали заметно хуже, чем аналогичные службы Октавиана. Вывод о неудовлетворительной работе спецслужб Марка Антония можно сделать прежде всего по тому, что вскоре после начала войны между триумвирами, летом 31 г. до н. э., в разгар подготовки к битве при Акции, часть греческих городов-государств, находившихся с 42 г. до н. э., согласно договору между триумвирами, в подчинении Марка Антония, перешла на сторону Октавиана, затруднив снабжение армии Антония. О многом говорит и тот факт, что если в 32 г. до н. э., когда война между триумвирами уже Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 97 стала неизбежной, находившиеся в Италии сторонники Марка Антония по разрешению Октавиана свободно покинули Италию и убыли в Египет, то затем поток перебежчиков изменил своё направление, и римляне стали бежать из лагеря Марка Антония, причём его покинули даже некоторые очень близкие к нему люди. Такие изменения в симпатиях и то, что значительное количество воинов от Марка Антония бежало к Октавиану непосредственно перед битвой при Акции, говорит о том, что они разуверились в победе Антония и разочаровались в нём и что его спецслужбы были не в состоянии предотвратить подобные побеги. Неудовлетворительно работала и личная охрана Марка Антония, в результате чего в ходе одной из вылазок, предпринятой солдатами Октавиана, Марк Антоний едва не попал в плен. Трудно сказать, смог ли бы Марк Антоний выиграть войну, уделив больше внимания деятельности своих спецслужб и правильнее организовав пропагандистскую кампанию, но его спецслужбы работали явно хуже, чем аналогичные службы Октавиана, сумевшего обеспечить себе абсолютно надёжный тыл. Результатом завершившейся гражданской войны было не только окончательное установление в Римской державе режима единоличной власти, ничуть не менее важным результатом стало кардинальное изменение этнической структуры римского общества. Когда в 28 г. до н. э. установивший к тому времени единоличную власть над Римом и всей Римской державой Октавиан (будущий император Октавиан Август), воспользовавшись окончанием гражданской войны, произвёл общую перепись населения, насчитано было уже не 150 000, как при Цезаре, а 4 063 000 римских граждан, о чём Октавиан сам пишет в своей автобиографии [«М. Ankyr.», VIII, 2]. За 17 лет, прошедших со времени предыдущей переписи, количество граждан не могло естественным путём возрасти со 150 тысяч до 4 миллионов 63 тысяч человек, т. е. в 27 раз, да ещё во время кровопролитнейшей войны, когда значительная, а возможно, и большая часть прежних граждан погибла в результате боёв и проскрипций. Причина такого стремительного роста числа граждан была в том, что гражданство было даровано многим жителям страны для того, чтобы в условиях войны обеспечить более надёжную опору новому режиму. Решение было вынужденным. Римляне настолько обескровили себя междоусобицами, что враждующие стороны стали активно привлекать на свою сторону жителей провинций. И самым надёжным способом для этого, помимо раздачи денег, было предоставление им римского гражданства. И лидеры республиканцев — Марк Брут, Гай Кассий и в особенности опиравшийся на простолюдинов Секст Помпей, и триумвиры, в том числе и ставший в конечном итоге победителем Октавиан, не изобрели нечто новое, а поступали точно так же, как делали это ранее в период междоусобиц Гай Марий и Луций Корнелий 98 Владимир Дмитренко Сулла, а затем Гней Помпей «Великий» и Гай Юлий Цезарь. Однако масштабы предоставления римского гражданства теперь многократно превзошли то, что делалось ранее. Повествуя о жизни Октавиана Августа, римский историк Светоний Транквилл сообщает: «Особенно важным считал он, чтобы римский народ оставался неиспорчен и чист от примеси чужеземной или рабской крови. Поэтому римское гражданство он жаловал очень скупо, а отпуск рабов на волю ограничил» [Suetonius «Augustus», 40, 3]. Возможно, сами намерения Октавиана действительно были таковы или декларировались таковыми. Но как бы ни хотелось Октавиану оставить римский народ чистым «от примеси чужеземной или рабской крови», действовать, в силу логики борьбы, он был вынужден совершенно иначе, предоставив в период гражданской войны римское гражданство многократно большему количеству людей, чем было предоставлено ранее римскими властями за все несколько столетий существования государства. С окончанием гражданской войны прежние граждане Рима (те, кто получил гражданство в 45 г. до н. э. и их потомки) составляли лишь ничтожно малую часть от всех римских граждан — менее 4 %, но такая политика позволила Октавиану укрепить свой режим и стать в следующем после проведения переписи, 27 г. до н. э., Октавианом Августом — первым римским императором. Изменения, правда, в значительно меньшей степени коснулись всаднического сословия и почти не коснулись римского сената, но постепенно новые граждане, поднимаясь по ступенькам иерархической лестницы, попадали и туда. Поскольку гражданство предоставлялось не племенам и народам, а отдельным людям, имевшим заслуги перед властью, то, получив римское гражданство, эти люди всеми силами старались перенять римские традиции, язык и культуру. Новые граждане не поглотили римскую культуру, а приняли её, они гордились получением римского гражданства и считали себя уже не представителями прежних народов, а римлянами, практически не образуя в то время национальных землячеств. Этнический состав граждан стал иным и гораздо более пёстрым, чем ранее, но национальные различия быстро стирались, потому что все разговаривали на латинском языке, было обязательным для всех граждан носить единую римскую одежду. Этому способствовали браки между новыми и прежними римскими гражданами. Ни одежда, ни язык, ни традиции римлян не претерпели изменений. Сохранению прежних римских традиций способствовало и то, что римское гражданство предоставлялось тогда в основном италикам, т. е. жителям Италии, которые уже давно стали перенимать римские обычаи и, как правило, владели латинским языком. К тому же большинство народов Италии были этнически близки к римлянам и вхождение их граждан в римское общество не требовало от них особых усилий. Общая численность населения Римской державы всё Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 99 ещё в десятки раз превосходила численность граждан — большинство жителей Империи были рабами или не имели римского гражданства будучи провинциалами. Рим продолжал управляться прежней римской знатью, возглавляемой победившим Октавианом. И всё же после гражданских войн Рим окончательно стал уже не государством племён, основавших город, но государством людей самых разных народов и, прежде всего, народов Италии и Южной Галлии, объединённых полученным римским гражданством, латинским языком и римской культурой в новый римский народ. Изменение численности римских граждан и основные причины, вызывавшие резкое снижение или резкий рост количества граждан Время проведения переписи населения 1 При основании города Рима В конце правления царя Ромула По переписи царя С е р в и я Ту л л и я , правившего с 578 по 534 г. до н. э. В 465 г. до н. э. Численность Источник Примечания граждан 2 3 4 3 300 [Dionysios., II, ХVI, 2] 47 000 [Dionysios., II, ХVI, 2] 80 000 [T. Liv., I, 44, 2] С о г л а с н о Е в т р о п и ю , п о переписи царя Сервия Туллия [T. Liv. «Peнасчитано было 83 000 римских rioh.», I] граждан [Evtr., I, 7, 2] 104 714 (T. Liv., III., 3., 9.). В 459 г. до н. э. 117 219 (T. Liv., III., Согласно Евтропию, по этой переписи насчитано было 22., 1.). 117 319 римских граждан [Evtr, (T. Liv. «Perioh.» III.) I, 16, 3] В 293 г. до н. э. 272 320 [T. Liv. «Perioh.», Х] В 287 г. до н. э. 272 000 [T. Liv. «Perioh.», ХI] В 279 г. до н. э. 287 222 [T. Liv. Перепись проведена на вто«Perioh.», ХII] ром году войны римлян с эпирским царём Пирром, уже после поражения римлян при Гераклее, но до битвы при Аускуле В 278—272 гг. до н. э. 271 234 [T. Liv. «PeСнижение численности римс(предположительно в rioh.», ХIV] ких граждан произошло в ре272 г. до н. э. ) зультате больших потерь в войне с царём Пирром В 262 г. до н. э. 382 234 [T. Liv. «PeВ начале первой Пунической rioh.», ХVI] войны 100 Владимир Дмитренко Продолжение таблицы 1 В 255 г. до н. э. 2 297 797 В 219 г. до н. э. 270 213 В 207 г. до н. э. 137 108 В 205 г. до н. э. 214 000 В 188 г. до н. э. 254 318 В 178—174 гг. до н. э. 263 231 В 172 г. до н. э. 269 015 В 167 году до н. э. 312 895 В 166—160 гг. до н. э. 327 022 В 141—139 гг. до н. э. 328 442 3 [T. Liv. «Perioh.», ХVIII] 4 Снижение численности римских граждан произошло в результате больших потерь в войне [T. Liv. «PeЧисленность римских граждан rioh.», ХХ] не успела восстановиться после потерь, понесённых в ходе первой Пунической войны, хотя эта война завершилась ещё в 241 г. до н. э. [T. Liv. «PeСнижение численности римсrioh.», ХХVII] ких граждан произошло в результате огромных потерь в ходе начавшейся в 218 г. до н. э. второй Пунической войны [T. Liv. «PeРезкое повышение численности rioh.», ХХIХ] римских граждан в результате вынужденного предоставления Римом римского гражданства тысячам рабов и десяткам тысяч союзников [T. Liv., В своих периохах Тит Ливий ХХХVIII, 36, указывает несколько большее 10] число насчитанных тогда римских граждан — 258 310 [T. Liv. «Perioh.», ХХХVIII] [T. Liv. «Perioh.», ХLI] [T. Liv., ХLII, 10, 2] [T. Liv. «PeРезкий рост числа римских rioh.», ХLV] граждан объясняется, скорее всего, не столько естественными причинами, сколько раздачей гражданства союзникам в тяжёлой войне Рима против Македонии (171—168 гг. до н. э.) [T. Liv. «Perioh.», ХLI] [T. Liv. «Perioh.», LIV] Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 101 Окончание таблицы 1 2 В 136—135 гг. до н. э. 370 933 3 [T. Liv. «Perioh.», LVI] В 114—112 гг. до н. э. 394 336 [T. Liv. «Perioh.», LХIII] [T. Liv. «Perioh.», ХСI] [T. Liv. «Perioh.», СХV] [Plutarh «Сaesar», 55.] В 69 г. до н. э. 450 000 В 45 г. до н. э. 150 000 В 28 г. до н. э. 4 063 000 [«М. Ankyr.», VIII, 2] В 8 г. до н. э. 4 233 000 В 14 г. н. э. 4 937 000 [«М. Ankyr.», VIII, 3] [«М. Ankyr.», VIII, 4] В 47 г. н. э. 5 984 .072 4 Резкий рост числа римских граждан объясняется, скорее всего, не столько естественными причинами, сколько раздачей гражданства союзникам для пополнения римских войск после ряда неудач в первые годы Нумантинской войны Троекратное снижение численности римских граждан произошло в результате огромных потерь в гражданской войне м е ж д у с т о р о н н и к а м и Га я Юлия Цезаря и Гнея Помпея «Великого» Более чем 27-кратный рост числа римских граждан в результате предоставления гражданства тем, кто поддержал триумвиров в гражданской войне, а затем и тем, кто поддержал Октавиана в войне против Марка Антония Резкий рост числа римских граждан объясняется раздачей римского гражданства в связи с необходимостью пополнения армии из-за потерь в ходе подавления мощных восстаний в Иллирии и Далмации в 6—9 гг. н. э. и из-за начавшегося в 9 г. н. э. восстания Арминия в Германии [Tacit «AnУвеличение числа римских nales», 11, 25] граждан произошло в основном за счёт предоставления императором Клавдием римского гражданства большей части свободных жителей Галлии 102 Владимир Дмитренко Когда военная опасность, побудившая Октавиана дать римское гражданство почти четырём миллионам человек исчезла, массовая раздача гражданства была прекращена и в течение следующих двадцати лет число граждан увеличилось всего лишь на 170 тысяч, достигнув к 8 г. до н. э. 4 233 000 («М. Ankyr.», VIII, 3). Но когда в начале I в. н. э. империю потрясли невиданные по размаху восстания, сначала в Иллирии, далмации и Паннонии, а затем в Германии, император был снова вынужден раздать гражданство сотням тысяч провинциалов и к 14 г. н. э. численность римских граждан достигла 4 937 000 («М. Ankyr.», VIII, 4), увеличившись теперь за двадцать два года уже на 704 тысячи человек. Этой же тактики увеличения числа римских граждан за счёт предоставления гражданских прав жителям провинций придерживались и последующие императоры. По переписи, проведённой в 47 г. н. э. императором Клавдием, в Империи, как утверждает Корнелий Тацит, «насчитывалось пять миллионов девятьсот восемьдесят четыре тысячи семьдесят два гражданина» [Tacit «Annales», 11, 25]. Причём надо сказать, что и здесь рост числа граждан произошёл не в силу естественного прироста населения, а в основном в силу того, что император Клавдий предоставил римское гражданство большей части жителей Галлии и пополнил галльской знатью римский сенат. На возражения, что «всё заполнят богачи, чьи деды и прадеды, будучи вождями враждебных народов, истребляли наши войска мечом, теснили под Алезией божественного Юлия» [Tacit «Annales», 11, 23], император ответил: «Пример моих предков и древнейшего из них Клавса, родом сабинянина, который, получив римское гражданство, одновременно был причислен к патрициям, убеждает меня при управлении государством руководствоваться сходными соображениями и заимствовать всё лучшее, где бы я его ни нашёл. Я хорошо помню, что Юлии происходят из Альбы, Корункарии — из Камерия, Порции — из Тускула, и, чтобы не ворошить древность, что в сенате есть выходцы из Этрурии, Лукании, всей Италии, и, наконец, что её пределы были раздвинуты вплоть до Альп, дабы не только отдельные личности, но и все её области и племена слились с римским народом в единое целое. Мы достигли прочного спокойствия внутри нашего государства и блистательного положения во внешних делах лишь после того, как предоставили наше гражданство народностям, обитающим за рекой Падом (река Пад — современная река По в Северной Италии — В. Д.), и, использовав основанные нами во всём мире военные поселения, приняли в них наиболее достойных провинциалов, оказав тем самым существенную поддержку нашей истомлённой Империи. Разве мы раскаиваемся, что к нам переселились из Испании Бальбы и не менее выдающиеся мужи из Нарбоннской Галлии? И теперь среди нас живут их потомки и не уступают нам в любви к нашей родине. Что же погубило лакедемонян и афинян, хотя их военная мощь оставалась непоколебимой, как не то, что они Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 103 отгораживались от побеждённых, так как те — чужестранцы? А основатель нашего государства Ромул отличался столь выдающейся мудростью, что видел во многих народностях на протяжении одного и того же дня сначала врагов, потом — граждан» [Tacit «Annales», 11, 24]. Из речи императора Клавдия прекрасно видно, что именно побуждало римлян и во времена Республики, и во времена Империи предоставлять римское гражданство представителям покорённых Римом народов. Положительная оценка Клавдием такого курса подтверждалась той мощью, какой достигла к тому времени Римская империя. Но увеличение числа граждан подобным образом положительно сказывалось на стабильности государства лишь до той поры, пока новые граждане вливались в состав всех остальных граждан страны, не образуя национальных землячеств и общин. Однако с конца I в. до н. э. процесс предоставления римского гражданства пошёл слишком стремительно, чтобы общество могло полностью ассимилировать новых граждан, и это привело к тому, что к середине I в. н. э. в Риме появились землячества, отстаивающие в первую очередь не интересы всего римского народа, но свои собственные, что стало отрицательно влиять на прочность Империи. В связи с этим во второй половине I в. н. э. римские императоры стали более придирчиво относиться к вопросу о предоставлении гражданства и прекратили даровать римское гражданство целым провинциям. Более того, при императоре Траяне (98—117 гг.), как свидетельствует его сохранившаяся переписка с Плинием Младшим, для того чтобы предоставить римское гражданство жителю своей провинции, даже такому высокопоставленному лицу, как наместник провинции, иногда необходимо было запрашивать личное разрешение самого императора. Причём в ряде случаев провинциалу сначала необходимо было получить гражданство столицы провинции или другого местного города, удостоенного латинского права или иных особых прав, и лишь потом ходатайствовать о предоставлении римского гражданства, а для оформления документов представлять подробную анкету, которая тщательно проверялась. Так, до наших дней сохранилось письмо, где Плиний Младший, для того чтобы предоставить римское гражданство излечившему его от тяжёлой болезни иетралипту — врачу, лечившему при помощи ванн, массажа и гимнастики, некоему Гарпократу, по такому, казалось бы, незначительному вопросу обращался с письменной просьбой к императору. «В прошлом году, владыка, — писал Плиний императору Траяну, — замученный тяжёлой болезнью, я пригласил иетралипта, отблагодарить которого за его заботливый и старательный уход смогу полностью только по твоей милости. Я и прошу: дай ему римское гражданство» [Plini. Junior «Epist.», Х, 5]. Но ещё более интересно то, что, уже получив благожелательный ответ, Плиний вспомнил, что его протеже, выходец из Египта, бывший раб чужестранки, не имел перед этим даже гражданства столицы провинции Египет, Александрии, которое 104 Владимир Дмитренко должен был иметь, чтобы получить гражданство Рима. Казалось бы, сущая мелочь! Но Плиний Младший счёл необходимым вновь побеспокоить принцепса. Кратко рассказав о досадной оплошности, Плиний писал: «Итак, прошу тебя, чтобы иметь возможность законно пользоваться твоим благодеянием, пожалуй ему и александрийское гражданство и римское. Сведения о его возрасте и имущественном положении я отправил, чтобы опять не задержать твоих милостей, твоим отпущенникам, которым ты приказал их отправить» [Plini. Junior «Epist.», Х, 6]. Сохранился и ответ императора: «Траян Плинию Александрийское гражданство, согласно установлению прежних государей, я решил давать осмотрительно, но так как ты уже получил для Гарпократа, твоего иетралипта, римское гражданство, то я не стану отказывать и в этой твоей просьбе. Ты должен сообщить мне, из какого он нома (в то время Египет был разделён на 47 номов — В. Д.), чтобы я послал тебе письмо для Помпея Планты, префекта Египта, моего друга» [Plini Junior «Epist.», Х, 7]. Точно так же Плинию Младшему, крупнейшему чиновнику, находившемуся в фаворе у императора Траяна и бывшему в то время наместником Вифинии, приходилось просить и за нескольких других вольноотпущенников, оказавших значительные услуги ему лично, а также его родственникам и друзьям, которые не имели возможности лично обратиться к принцепсу. Ни один чиновник, даже самый высокопоставленный, не смел предоставить кому бы то ни было римское гражданство без личного разрешения императора. Причём отметим, что из переписки Плиния Младшего с императором Траяном очень хорошо видно, что при предоставлении римского гражданства никого не интересовала национальность будущего гражданина. Интересовали лишь возраст, имущественное положение и заслуги, а также прежняя прописка: по прежнему месту жительства, видимо, посылали запрос, дабы проверить, нет ли за ним каких-нибудь грехов. Из такого подхода абсолютно ясно, что ограничения на получение римского гражданства были введены императором Траяном отнюдь не из ксенофобии, а из вполне прагматичных соображений национальной безопасности. Однако если при Траяне получить римское гражданство было крайне сложно и добиться этого мог лишь человек, получивший протекцию какогонибудь из близких к императору вельмож, после смерти Траяна добиться такой милости стало гораздо легче. Покорение Дакии (101—106 гг.), а затем грандиозный, блистательно начавшийся, но закончившийся неудачей поход Траяна против Парфии (114—117 гг.) привели к столь значительным людским потерям среди римских граждан, что восполнить их в условиях крайне низкой рождаемости римлян преемники императора Траяна могли лишь путём массового предоставления гражданства провинциалам. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 105 Гражданство предоставлялось всё большему и большему количеству провинциалов и теряло своё значение. Наконец в 212 г. н. э. император Каракалла даровал своим указом гражданство почти всем жителям Империи, формально уравняв в правах практически всех своих подданных, однако это нисколько не сплотило тогда его Империю, наоборот, очень скоро в Империи начались междоусобицы. Но всё это будет позднее, а во времена Республики и в первые столетия Империи римское гражданство давало существенные преимущества его обладателю, было заветной мечтой каждого, и надежда удостоиться этого «пряника» заставляла очень многих верно служить Риму. 5.Организация и работа разведывательных, контрразведывательных и полицейских служб Рима в период Империи 5.1. Превращение Римской республики в Империю. Римские разведывательные, контрразведывательные и полицейские службы в период принципата С 30 г. до н. э. вся полнота власти на подвластных Риму территориях сосредоточилась в руках Октавиана. В отличие от Марка Антония, Октавиан не пытался объявить себя или кого-то из своих родственников царём. Напротив, внешне он всячески старался подчеркнуть, что является приверженцем старинных римских традиций, и к репрессиям после победы в гражданской войне прибегал крайне редко, правя практически в духе просвещённого абсолютизма. «Кнут» в политике Октавиана был теперь заменён «пряником»: простонародье было успокоено и обласкано различными щедротами, раздачами и сладостными благами наступившего наконец мира. Что же касается римского патрициата, то «наиболее непримиримые пали в сражениях и от проскрипций, а остальные из знати, осыпанные им в меру их готовности к раболепию богатствами и почестями и возвысившиеся благодаря новым порядкам, предпочитали безопасное настоящее исполненному опасностей прошлому. Не тяготились новым положением дел и провинции: ведь по причине соперничества знати и алчности магистратов доверие к власти, которой располагали сенат и народ, было подорвано, и законы, нарушаемые насилием, происками, наконец подкупом, ни для кого не были надёжной защитой» [Tacit «Annales», I, 2]. Таким образом, по тем или иным причинам новое положение, когда власть в стране сосредоточилась в руках одного человека, устраивало всех, 106 Владимир Дмитренко но установление единовластия волей-неволей потребовало некоторых изменений в структуре органов государственного управления. И эти изменения были сделаны. Важнейшим шагом в этом направлении было разделение в 30 г. до н. э. всех подвластных Риму провинций на «сенатские» и «императорские». Первой «императорской» провинцией стал только что завоёванный Египет. Многие граждане Рима даже не обратили поначалу внимания на появившуюся разницу в статусе провинций. Но разница в статусе была чрезвычайно существенной: если наместника обычной «сенатской» провинции назначал римский сенат, то «императорская» провинция была как бы личным владением императора и её наместник назначался императором без всякого согласования с сенатом. Более того, всем сенаторам было категорически запрещено посещать любую «императорскую» провинцию без специального на то личного разрешения императора. Такой запрет был, безусловно, определённой мерой предосторожности, затруднявшей возможные в будущем заговоры римской знати. Именно родовитая знать представляла наибольшую потенциальную угрозу власти, и именно поэтому запрет на посещения «императорских» провинций касался лишь сенаторского сословия, но ни в коем случае не купцов, торговцев и иных простолюдинов. Очень скоро и все остальные провинции Римской державы были разделены на «сенатские» и «императорские», при этом «императорскими» были объявлены не просто наиболее богатые и важные провинции, а те, в которых дислоцировалась большая часть римских войск, в то время как под контролем сената остались в основном лишь те провинции, где войск было немного. Теперь и без того вполне лояльный по отношению к Октавиану сенат Рима стал ещё более послушным. 13 января 27 г. до н. э. Октавиан сложил с себя полномочия диктатора, заявив, что, покончив с гражданской войной, передаёт Республику в руки сената и римского народа. Но Октавиан отнюдь не собирался отойти от государственных дел, как это сделал в своё время Сулла. Это был всего лишь жест, рассчитанный на публику и вызванный намерением заменить ставшее неуместным в условиях длительного мира звание диктатора неким иным званием. Весь римский сенат тут же принялся уговаривать Октавиана остаться у власти. Такие спектакли с уговорами согласиться занять почётную и выгодную должность были очень характерны для Рима. Несколько раз отказаться, прежде чем согласиться занять должность, считалось в Риме признаком хорошего тона. Так что, если не все выступавшие, то, по крайней мере, большинство выступавших, несомненно действовали по заранее расписанному сценарию. Уговоры длились три дня. В итоге, отказавшись от многих предлагавшихся ему титулов, Октавиан, подчёркивая, что является таким же гражданином, как и все, согласился с предложением сенатора Мунация Планка принять новый, специально учреждённый почётный титул «Август» (Augustus). Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 107 Скорее всего, это слово было выбрано как производное от слова «авгур» (augur), как называли в Риме жрецов одной их высших и наиболее почитаемых жреческих коллегий. Авгуры предсказывали по полёту птиц, небесным явлениям и другим признакам, что следует и что не следует делать, и, возможно, новый титул как бы говорил о том, что его обладатель имеет право предсказывать политику государства. С 16 января 27 г. до н. э. Октавиан стал именовать себя не иначе как Август. Вместе с тем Октавиан Август получил пожизненно также и звание «принцепс» (princeps), что означало по латыни «глава», «руководитель». В республиканские времена принцепсом сената (phinceps senatus) называли избранного всеми членами сената и утверждённого цензорами наиболее уважаемого сенатора, которому поручалось открывать заседания сената. Этот сенатор считался «первым гражданином и первым сенатором», но помимо почётного права первым высказать своё мнение никаких других особых прав он не имел. Теперь же звание «принцепс» стало означать «обладатель верховной власти», причём император стал принцепсом не только сената, но и всей страны. Слово «принцепс» с этого времени соответствовало понятию «самодержец», а установившийся тогда в Риме режим, просуществовавший вплоть до прихода к власти императора Диоклетиана, получил название принципат. Новое значение получил и титул «император». Ранее императором имел право именовать себя каждый из полководцев в ранге претора или консула — высших римских магистратов. Но его власть («империй») распространялась лишь на вверенные ему войска и лишь на то время, пока ему было поручено командование ими. Помимо этого, императором в республиканские времена солдаты величали полководцев, сумевших одержать важную победу. Если решение солдатской сходки утверждал римский сенат, то полководцу предоставлялось право на проведение триумфа в Риме. В этом случае он именовался «императором» всеми римлянами, но тоже не навсегда, а лишь до момента завершения празднования своего триумфа, дата и сроки проведения которого устанавливались сенатом. Впервые Октавиан получил этот титул в 43 г. до н. э., а с 40 г. пользовался им постоянно. Однако этим титулом он именовал себя в связи с одержанными победами и командованием войсками, что было вполне в духе римских традиций. С окончанием гражданской войны Октавиан уже почти никогда не вёл войн лично, предпочитая поручать их ведение своим полководцам, но от титула «император» он отказываться не собирался, а для этого в 23 г. до н. э. Октавиан получил ещё одну привилегию — он был признан высшим империем — высшей властью по отношению ко всем другим военачальникам, став постоянным императором, что не только обосновало постоянное использование им титула «император», но и способствовало в дальнейшем закреплению титула «император» за одними 108 Владимир Дмитренко лишь правителями Рима. Некоторое время «императорами» по-прежнему называли также и полководцев, удостоенных триумфа. По традиции они считались императорами со времени, когда они удостаивались такой почести за свою победу, и до момента завершения триумфального шествия. Но триумфы полководцам, не являвшимся близкими родственниками принцепса, стали предоставляться всё реже и реже. Завершился этот процесс уже после смерти Октавиана — в 22 г. нашей эры: преемник Октавиана Августа, Тиберий, разрешив воинам римского полководца Юния Блеза провозгласить того императором и дав Юнию Блезу отпраздновать триумф в Риме, больше никого уже не удостаивал подобной почести — с этого времени титул «император» стал исключительной привилегией правившего принцепса и его наследников, как и право на триумф. Высшей же военной наградой для полководца, не являвшегося членом императорской семьи, даже за самые выдающиеся заслуги, стало всего лишь получение триумфальных отличий, причём и триумфальные отличия римский сенат даровал только с согласия принцепса. При этом начиная с Октавиана Августа все последующие императоры Рима неизменно включали слово «император» в свою титулатуру, и именно это слово дало название сменившему Римскую республику строю — «империя». Имя Цезарь, полученное Октавианом при усыновлении его Гаем Юлием Цезарем, также постепенно превратилось в один из титулов принцепса и его наследников. Октавиана Августа и правивших после него императоров современные им римские авторы обычно именовали или цезарем, или августом, или принцепсом. Но постепенно каждый из этих титулов приобрёл свой смысл. Официальные наследники престола получали титул «цезарь». При получении титула «цезарь» данное лицо обычно назначалось младшим соправителем императора. Но иногда цезарь мог и не получать реальных властных полномочий. Это происходило в тех случаях, когда император колебался, назначая себе преемника, и оставлял за собой возможность отменить решение, а также в случае, если наследник императора (а наследником, как правило, назначался сын императора) при получении титула «цезарь» был ещё слишком мал, для того чтобы реально помогать отцу. Если же правивший Империей полноправный император хотел подчеркнуть то, что назначенный им цезарь является его соправителем и обладает властью, но властью все же меньшей, чем он сам, то к титулу «цезарь» мог добавляться титул «император». Так, император Веспасиан, придя к власти, удостоил своего младшего сына, Домициана, титулом «цезарь», а своего старшего сына, Тита, провозгласил «императором цезарем» и даже удостоил его трибунской власти, но титула «август» не предоставлял ему вплоть до своей кончины. Полноправный же император всегда именовался «Император Цезарь Август». При этом на протяжении всего периода принципата правивший Империей полноправный император Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 109 был принцепсом — главой Римского государства и народа, «первым среди равных», а после того, как императоры присвоили себе титул доминус (который можно было перевести как господин, или повелитель), полноправный император именовался «Наш повелитель Император Цезарь Август», а его наследники и младшие соправители носили титул «Наш повелитель благородный Цезарь». Однако для того чтобы из «принцепсов» — «первых среди равных» превратиться в «доминусов» — «повелителей своих подданных», императорам понадобилось более 300 лет. Это случилось лишь в 285 г. А в момент рождения Римской империи и в первые десятилетия её существования императоры, наоборот, всеми силами стремились показать, что они вовсе не являются царями. Да и позже, даже уже именуя себя «повелителями», римские императоры утверждали, что императоры — это отнюдь не цари. Новый строй, безусловно, был монархией, но монархией, умело приспосабливающей внешние атрибуты Республики. Сначала новый строй сохранял все структуры власти и все должности прежней Республики. По-прежнему в Риме ежегодно избирались консулы, преторы, эдилы и т. д., но теперь никто уже не мог быть избран без санкции Августа. Соревновательный характер носили лишь выборы в местные органы самоуправления. Практика постоянного проведения народных собраний была прекращена, а сенат послушно утверждал всё предлагаемое императором, лишь способствуя укреплению императорской власти. Стремление сенаторов подчеркнуть свою лояльность дошло до того, что в 24 г. до н. э. решением сената Октавиан Август был освобождён от ограничений, налагаемых законами. В республиканское время одними из наиболее полномочных должностных лиц в Риме были народные трибуны, нередко соперничавшие по власти и влиянию с консулами. Октавиан не стал упразднять эту должность, но поступил более хитро и умно — он присвоил функцию народных трибунов себе. 1 июля 23 г. до н. э. Октавиан отказался от должности консула, которую занимал непрерывно с 31 г. до н. э., но с этого времени его «избрали» «пожизненным трибуном», хотя даже обычным «народным трибуном» он, согласно прежним римским законам, не мог быть избран, как патриций (хотя Октавиан был рождён в семье знатного плебея, после усыновления по завещанию патрицием Юлием Цезарем он тоже перешёл в сословие патрициев). С тех пор пожизненная трибунская власть, так же как и титул «август», стала привилегией всех последующих императоров. Причём если у императора был ещё и младший соправитель («цезарь»), то младшему соправителю императора трибунская власть обычно не давалась, а «август», т. е. полноправный император, получал трибунские полномочия сразу же после прихода к власти. Формально трибунская власть предоставлялась императору ежегодно, сроком на год, а затем продлевалась. Поэтому если на римской надписи указано, скажем, что её сделал «такой-то император, 17 раз удосто- 110 Владимир Дмитренко енный трибунской власти», то обычно можно смело датировать эту надпись 17-м годом правления данного императора (лишь очень немногие наследники престола — Тиберий, Тит, Траян, Марк Аврелий — получили трибунскую власть ещё будучи «цезарями»-наследниками, до того, как стали полноправными императорами «августами»). Теперь правивший император-август «избирался» одним из консулов лишь время от времени, но обладателем трибунской власти был постоянно. Получение императором пожизненной трибунской власти свело на нет полномочия остальных народных трибунов, которые, хотя и продолжали назначаться, никогда уже не могли, как раньше, оказывать серьёзного влияния на государственную политику. Укрепило внешние атрибуты императорской власти и «дарованное» в 22 г. до н. э. Октавиану Августу римским сенатом вечное право созывать сенат по своему усмотрению и председательствовать в нём, сидя между двумя консулами. Такое право сохранили за собой и все последующие императоры. Возникшие ещё в эпоху Республики должности консулов теперь подчёркивали значение должности императора-августа и успешно вписались в новую, монархическую по своей сути, систему власти. В то же время должности плебейских и курульных эдилов, связанные в основном с представительскими функциями, очень скоро были упразднены — императоры предпочитали оставлять за собой как можно больше представительских функций, которые обеспечивали популярность среди граждан. Единственной высшей должностью в римской иерархии, не занятой Октавианом Августом, долгое время оставалась должность верховного понтифика — пожизненно выбираемого главного жреца. После гибели в 44 г. до н. э. от рук заговорщиков Гая Юлия Цезаря верховным понтификом был избран Марк Эмилий Лепид, ставший одним из триумвиров. Лишив в 36 г. до н. э. Лепида власти триумвира, Октавиан оставил ему не только жизнь, но и должность великого понтифика. Победа Октавиана над Марком Антонием не внесла изменений в положение Лепида. Октавиан легко мог отстранить Лепида от должности — перечить Октавиану теперь уже не мог никто, и всё же он не стал этого делать. Причиной тому был, скорее всего, прагматический расчёт. Силовое отстранение великого понтифика от должности, безусловно, подорвало бы авторитет этой должности, а это Октавиану было как раз и не нужно. Но как только Марк Эмилий Лепид умер, Октавиан не преминул взять себе и должность верховного жреца. В 12 г. до н. э., на следующий год после смерти Лепида, Октавиан Август с соблюдением всех положенных церемоний и процедур был избран верховным понтификом. Теперь верховный правитель Рима был не только принцепсом, цезарем, августом, императором и единственным обладателем пожизненной трибунской власти, но ещё и верховным жрецом. И, наконец, во 2 г. до н. э. Октавиану Августу был предоставлен титул «Отец Отечества». Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 111 Ранее чести именоваться «отцами Отечества» удостаивались всего двое из римлян — Марк Туллий Цицерон в 63 г. до н. э. — за подавление заговора Сергия Катилины и диктатор Гай Юлий Цезарь в 45 г. до н. э. — после окончательной победы в гражданской войне, но их титул звучал всего лишь «Parens Patriaе», по смыслу воспринимаясь как «заботливый родитель Отечества», и сам по себе обеспечивал лишь почёт, но не более. Титул же «Отец Отечества», полученный Октавианом Августом, звучал гораздо более солидно и покровительственно — Pater Patriaе, наделяя его «отцовской» властью над Римом и всеми римлянами. А надо помнить, что со времён возникновения Рима каждый отец семейства обладал правом любым образом наказывать своих детей, вплоть до права казнить их по своему усмотрению. Слишком суровые наказания по отношению к детям применялись крайне редко, да и вообще к I в. н. э. любой римский отец, особенно в богатых и знатных семействах, обычно влиял на своих взрослых детей не властью, а убеждением, однако формально такое право сохранялось за каждым отцом семейства вплоть до III в. н. э., и лишь в первой половине III в. н. э. император Александр Север (222—235 гг.) отменил право отца семейства казнить или калечить провинившихся детей и внуков. Естественно, что полученное Октавианом Августом право «отцовской власти» над всеми гражданами не добавило ему реальных полномочий — у него и раньше было достаточно власти, чтобы любым образом покарать ослушника или наградить того, кто проявлял усердие, но полученный титул «Отец Отечества» был всё же чрезвычайно почётным и эффективно служил укреплению авторитета императора и императорской власти. В дальнейшем, в течение всего периода принципата, каждый из тех, кто становился императором Рима, оставлял все эти титулы и должности за собой. Правда, если престол доставался слишком юному императору, то титул «Отец Отечества» он обычно брал себе не сразу, а получал его через несколько лет, по достижении нужного возраста. Так продолжалось вплоть до 285 г., когда пришедший тогда к власти император Диоклетиан стал именовать себя уже не «принцепсом» — первым среди равных, а «доминусом» — «господином» («повелителем»), после чего установившийся с тех пор режим стали называть уже не «принципат», а «доминат», так как «доминусом» стали величать себя и все последующие римские императоры, но и при доминате полноправный император по-прежнему именовался «Император Цезарь Август», а его наследник или младший соправитель — просто «Император Цезарь». Через несколько десятилетий после установления режима домината римский император Константин I «Великий» (307—337 гг.) к концу своего правления ввёл христианство в качестве государственной религии Рима, ввиду чего последующие императоры отказались от должности верховного понтифика. Это привело к тому, что должность верховного понтифика вновь 112 Владимир Дмитренко начали исполнять обычные граждане, но так длилось недолго, так как тогда прежняя римская религия стала подвергаться гонениям и очень скоро была, в результате этих гонений, уничтожена. Таким образом, установленные Октавианом Августом титулатура и перечень должностей, которые могли быть заняты только императором, сохранялись с некоторыми небольшими изменениями вплоть до падения Рима. Охране и безопасности Октавиан всегда уделял первостепенное внимание. При нём система разведки и контрразведки Римского государства оформилась гораздо более чётко, чем во времена Республики. Какие преобразования произошли в то время в системе охраны высших должностных лиц, было рассказано ранее. Но Октавиан внёс существенные изменения и в работу разведывательных, контрразведывательных и полицейских служб Римского государства. Ранее и разведывательная работа, и выявление заговоров велись лишь силами постоянно сменяемых должностных лиц, каждый из которых опирался на своих людей. Успех или неуспех были делом случая. Октавиан централизовал управление этими структурами, что значительно повысило эффективность их работы. Недовольных новой властью было великое множество, но тайная полиция Октавиана работала чётко и, несмотря на значительное количество попыток организовать заговоры против Октавиана, ни один из этих заговоров не увенчался успехом. Вначале тайную службу Октавиана возглавлял его друг и соратник Меценат. Большинству наших современников этот человек известен как покровитель художников, поэтов и писателей, и именно благодаря этому имя Мецената стало нарицательным для всех, кто покровительствует искусствам. Но именно этот человек сумел организовать эффективно действующие спецслужбы Октавиана и долгое время руководил ими, причём действовал довольно жёстко. На перстне-печати Мецената была изображена не какаянибудь грозная богиня, не чудовищная мифическая Медуза Горгона, одним взглядом превращающая в камень всё живое, а всего лишь лягушка. Но, по словам Плиния Старшего, «лягушка Мецената во время сборов денег внушала великий страх» [С. Plini. Sec. «N. H.», ХХХVII, 4]. Меценат руководил спецслужбами Октавиана вплоть до 23 г. до н. э., раскрыв и подавив несколько заговоров, в том числе заговор Марка Эмилия Лепида Младшего, сына бывшего триумвира (этот заговор был раскрыт и подавлен в 30 г. до н. э.). Но когда в 23 г. до н. э. в Риме был раскрыт заговор Цепиона и Мурены, Октавиан, казнив их, отстранил Мецената от должности — заговорщики были родственниками Мецената. Меценат был непричастен к заговору, но Октавиан предпочёл не рисковать. Гай Цильний Меценат спокойно дожил до старости, но уже никогда более не назначался на сколько-нибудь важные государственные посты. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 113 В дальнейшем Октавиан Август взял за правило поручать руководство тайной службой Империи тем своим приближённым, кого назначал префектами претория — командующими своей преторианской гвардией. Этой практики придерживались и все остальные императоры периода принципата. Но хотя префектом претория всегда назначался кто-либо из наиболее верных людей, уже Октавиан Август сразу же создал и некоторые противовесы преторианской гвардии. Кроме преторианской гвардии в Риме осталась и даже была усилена имевшаяся там ещё с республиканских времён охрана города — «городские когорты», подчинявшиеся уже не префекту претория, а префекту города. Префекта города, как и префекта претория, назначал и мог сместить только сам император. Городские когорты охраняли ворота и стены города, а также поддерживали порядок в самом городе, выполняя полицейские функции. Численность городских когорт периодически менялась. При одних императорах она была большей, при других — меньшей. Эти когорты уступали по численности и вооружению когортам преторианской гвардии, да и жалованье солдаты городских когорт получали значительно меньшее, чем преторианцы, тем не менее городские когорты, помимо выполнения полицейских функций, могли служить и определённым противовесом преторианской гвардии, особенно в случае мятежа, когда часть преторианцев могла выступить против, а часть — за императора. Долгое время городские когорты были рассредоточены по городу, но в 270 г. император Аврелиан построил для них на Марсовом поле специальный укреплённый лагерькрепость — Castra urbana (подобно тому, как при императоре Тиберии у стен Рима был выстроен специальный лагерь-крепость для преторианской гвардии — Castra praetoria). Но возвращаясь ко временам Октавиана Августа, следует сказать, что он не ограничился созданием лишь одной дублирующей службы безопасности. Реформы римских спецслужб продолжались. В 19 г. до н. э., воспользовавшись длительным отсутствием в Риме Октавиана Августа, на должность консула стал, без разрешения на то Октавиана, претендовать Эгнаций Руф, добившийся популярности в плебейской среде за счёт организации собственных пожарных дружин. Формально Эгнаций Руф имел право выставлять свою кандидатуру на пост консула, хотя давно уже все назначения производились лишь с одобрения императора, Империя сохраняла атрибуты прежнего республиканского строя и формально при Октавиане Августе всех должностных лиц по-прежнему выбирало народное собрание33. Однако это было явным посягательством на права императора. Дерзкая попытка Эгна33 В 14 г. н. э. преемник Октавиана Августа, Тиберий, передал эту функцию от народного собрания римскому сенату, окончательно отстранив простонародье от всякого прямого влияния на государственные дела, но ранее, в течение всего правления Октавиана Августа, несмотря на то, что сенат лишь утверждал волю императора, считалось, что римских консулов «избирают». 114 Владимир Дмитренко ция Руфа воспользоваться своими правами вопреки сложившейся практике закончилась для него весьма печально. Октавиан Август, вернувшись в Рим, немедленно пресёк попытки возродить республиканские порядки: Эгнаций Руф был схвачен и брошен в тюрьму, где и умер. Но идея создать в Риме единую централизованную пожарную службу, которая бы заодно выполняла и ряд иных функций, Октавиану понравилась. Пожары в Риме были явлением частым, особенно в перенаселённых кварталах, где жила римская беднота. Расправившись с Руфом, как со смутьяном, Октавиан Август отряды пожарных разогнал, но тут же сформировал свою собственную службу — Cohortes vigilum (Неусыпные когорты), совместившую функции пожарной команды и ночной охраны (ночной полиции) города. Точно так же как и префект претория, префект неусыпных когорт (praefectus vigilum) подчинялся только императору. Численность этой службы была доведена до 7 000 человек. Эти когорты не только успешно тушили пожары, но и выполняли полицейские функции, причём в значительно большей степени, нежели городские когорты. Городские когорты осуществляли лишь обычную охрану правопорядка и важнейших объектов, а вигилы (неусыпные когорты) не только тушили пожары и не только отвечали вместе с городскими когортами за покой города, но и имели свою агентуру по всему Риму, борясь с преступниками как обычными, так и тайными методами. По сравнению со службой «ночных» триумвиров, боровшейся с римской преступностью во времена Республики и теперь упразднённой и влившейся в состав ночной стражи, вигилы были гораздо более многочисленны и лучше организованы, а потому могли действовать более эффективно. Была у этих когорт и ещё одна негласная, но чрезвычайно важная функция, отводившая им весьма важную роль в римской системе государственной безопасности — они, наряду с городскими когортами, были потенциальным противовесом преторианской гвардии, причём в силу большей численности и наличия собственной агентуры, гораздо более серьёзным противовесом, чем городские когорты. Таким образом, в Риме постоянно обеспечивали порядок и одновременно следили друг за другом как минимум три структуры — преторианская гвардия, городская стража и вигилы. В каждую из этих служб отбирали лучших из лучших, но полного доверия не было никому — римская система безопасности базировалась на принципах перекрёстного контроля и возможности блокирования действий любой службы, в том числе и основной опоры императоров — преторианской гвардии, если та попытается выйти изпод контроля императора. В 31 г. н. э. городские когорты и вигилы успешно справились с такой задачей. Преемнику Октавиана Августа, императору Тиберию, понадобилось арестовать своего соправителя, всесильного временщика, префекта претория Элия Сеяна, подозревавшегося в подготовке заговора. Опасаясь того, что преторианцы не выполнят приказ об аресте своего начальника и поднимут Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 115 бунт, Тиберий провёл арест не силами подчинявшейся префекту претория преторианской гвардии, а силами солдат городских когорт и ночной стражи. Римский сенат традиционно охраняли преторианцы. В день ареста ничего не подозревавший Элий Сеян прибыл как обычно на заседание сената. Но после того, как он прошёл в зал, караул преторианцев письменным приказом императора Тиберия был сменён караулом вигилов. Когда же охранявшие сенат преторианцы убыли в свои казармы, префект вигилов вошёл в зал, где шло заседание сената, зачитал письмо императора Тиберия и без труда произвёл арест оказавшегося без охраны Сеяна. Особые городские когорты стояли не только в Риме, но и в некоторых других важнейших городах Империи. Так, известно о наличии одной городской когорты в Лугдуне, столице провинции Лугдунская Галлия, и одной когорты в Карфагене, столице провинции Старая Африка. Точно так же и подразделения вигилов со временем стали размещать не только в Риме, но и в других стратегически важных населённых пунктах. В частности, приказом императора Клавдия одна когорта вигилов была дополнительно создана и размещена в Остии, а ещё одна в Путеолах — двух главных портах, обеспечивавших снабжение Рима. Три вышеперечисленные силовые структуры — преторианская гвардия, вигилы и городские когорты — были хотя и основными, но далеко не единственными службами, обеспечивавшими безопасность Империи. Существовало ещё несколько ведомств, которые совмещали функции управления с функцией контроля. Этими ведомствами были созданные в 41—54 гг., в период правления императора Клавдия, завершившего формирования имперского аппарата управления, имперские канцелярии, функции которых можно было сравнить с современными министерствами: 1) Канцелярия ab epistulis — касательно писем. Данная канцелярия ведала всей перепиской императора, принимала донесения императорских наместников и полководцев, издавала указы о назначении на службу, составляла инструкции чиновникам, рассылала указы императора. Кроме выполнения функций секретариата, она как бы совместила функции министерства обороны и министерства внутренних дел; 2) Канцелярия a rationibus — касательно счёта. Эта канцелярия управляла финансами Империи, а заодно осуществляла контроль не только за расходованием государственных финансов и сбором налогов, но и контроль за доходами и расходами частных лиц; 3) Канцелярия a libellis — по делам прошений. Поскольку в этой канцелярии разбирались все жалобы, запросы на имя императора и прошения, эта канцелярия также постоянно информировала императора о состоянии дел как в Риме, так и в провинциях. В Империи существовало и ещё несколько канцелярий-министерств, но основные функции контроля за безопасностью лежали именно на трёх вы- 116 Владимир Дмитренко шеперечисленных. Руководители всех канцелярий назначались, как правило, из вольноотпущенников и имели прямой доступ к императору. У любого человека тут должен возникнуть резонный вопрос: «Почему руководители столь важных ведомств назначались из вольноотпущенников, а не из представителей римской знати? Почему столь важные функции императоры поручали именно инородцам, а не римлянам?» Подобный подход, оттеснявший от власти этнических римлян, кому-то может показаться нелепым, однако в нём была своя логика. Назначение на важнейшие посты в государстве вольноотпущенников, а не представителей римской знати обуславливалось тем, что вольноотпущенник в период Ранней империи, даже возглавляя важнейшую канцелярию и сосредоточив в руках громадную власть, ни при каких обстоятельствах не мог провозгласить себя императором, в то время как представитель римской знати мог бы попытаться это сделать. С этим же, вероятно, было связано и упразднение в I в. н. э. в Риме выборных должностей эдилов. Устройство зрелищ и другие функции эдилов стали выполнять императорские чиновники, что отсекало возможность амбициозным представителям знати приобрести излишнюю популярность в народе, пребывая на постах эдилов. Римские спецслужбы постоянно совершенствовались. Преторианская гвардия вначале представляла из себя просто отборную и хорошо вооружённую воинскую часть. Но затем в ней помимо обычных подразделений были созданы и специальные подразделения. Так, там появились особые подразделения следователей — квестионариев. Преторианские квестионарии, в отличие от обычных следователей квестионариев, расследовали не обычные уголовные дела, а лишь дела, связанные с государственной изменой, т. е. они были как бы «следователями по особо важным делам». В случае необходимости преторианские квестионарии умели применять самые изощрённые пытки. Другой чрезвычайно важной службой преторианской гвардии стали подразделения спекулаторов34 — преторианцев, отправляемых для доставки важнейших указов и распоряжений или для выполнения особых миссий, в том числе и тайных: спекулаторам иногда поручалось казнить или тайно устранить лиц, неугодных императору. И квестионарии, и спекулаторы имели довольно мрачную известность и внушали страх. Однако ещё больший страх стали внушать жителям Империи созданные при императоре Адриане (117 — 138 гг.) подразделения фрументариев. Прежде императорские тайные службы постоянно действовали в основном лишь в самом Риме, а в провинциях поддержание порядка и безопасности возлагалось на наместников и прокураторов. Император 34 Слово «спекулатор» (speculator) может переводиться с латыни и как «разведчик», «исследователь», «лазутчик», и как «вестовой», «ординарец», и как «охранник», «телохранитель». Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 117 Адриан, не довольствуясь этим, учредил службу, которая стала действовать не только в Риме, но и по всей огромной Империи. Этой службой стали его фрументарии. Поначалу императорские фрументарии ведали всего лишь заготовками продовольствия для государственных нужд, да и само слово «фрументарий» (frumentarius) означало «интендант, отвечающий за поставки продовольствия», но Адриан успешно использовал эту разветвлённую структуру не только для заготовок продовольствия, но для сбора информации обо всём и обо всех. Фрументарии не только сами следили за всеми, кто вызывал подозрение, но и вербовали тайных агентов среди слуг знатных семейств, поэтому ничто не могло укрыться от их глаз и ушей. Соответственно ничто не могло укрыться от глаз и ушей императора. Как пишет об императоре Адриане составитель его жизнеописания, Элий Спартиан, «он внимательно следил не только за своим домом, но и за домами своих друзей, так что через своих тайных агентов узнавал все их тайны; его друзья даже не думали, что их жизнь так хорошо известна императору, пока сам император не открывал им этого» [Spart. «Hadrianus», ХI, 4]. В первые года правления Адриан не злоупотреблял получаемыми доносами, но к концу своего правления, постарев и будучи донимаем болезнями, он озлобился, и многим видным римлянам неосторожно сказанное слово или даже обычный наговор стоили жизни. После смерти Адриана римский сенат некоторое время даже возражал против его посмертного обожествления, осуществив это традиционное обожествление лишь под давлением преемника Адриана, Антонина Пия. Но хотя Адриан подвергся посмертной критике за жёсткость правления, учреждённую Адрианом службу фрументариев последующие императоры не распустили, а продолжали использовать её ещё довольно долго. Сложившаяся в середине II в. н. э. при императоре Адриане организация разведывательных, контрразведывательных и полицейских служб Римской империи без особых изменений просуществовала вплоть до конца эпохи принципата. Правда, с падением династии Антонинов (96—192 гг.) и особенно после падения династии Северов (193—235 гг.) римские спецслужбы работали далеко не так чётко, как при Адриане. Это было обусловлено не случайностями, а общими политическими, экономическими и этнографическими процессами, приведшими к дестабилизации и частичному распаду Империи. Отсутствие чёткой системы преемственности власти, упадок экономики, усилившийся натиск «варваров», высокая рождаемость «варваров» и низкая рождаемость римского населения, не позволявшие эффективно отражать нашествия, отсутствие единой религии — все эти факторы резко обострили борьбу за власть. К обычной борьбе за власть добавилась и борьба за власть между образовавшимися к тому времени в Империи национальными группировками, причём и сам факт появления в Риме национальных этнических группировок, и рост их влияния были объективно обусловлены 118 Владимир Дмитренко политикой римской знати, проводившейся ещё со времён Республики и продолженной во времена Империи. Процесс падения рождаемости у римлян начался ещё во времена Республики, когда Рим активно вёл завоевательные войны и успешно расширял свои владения. Факторы, обусловившие этот процесс, у римских простолюдинов и римской знати были различны. О причинах, вызвавших падение рождаемости простых римлян уже говорилось выше: главным было то, что почти все захваченные Римом земли и почти вся добыча всегда доставались римской знати, которой было выгодно использовать для обработки земель и для работы в мастерских своих рабов, а не римских граждан. Римским беднякам всё сложнее становилось прокормить себя своим трудом, и возможность выжить давала им лишь оказываемая знатными семействами благотворительность. На этой почве изменялась нравственность римских простолюдинов. Они всё больше рассчитывали не на свои собственные силы, а на помощь и бесплатные раздачи. Раньше многодетность обеспечивала римской семье счастливое будущее — много кормильцев. Теперь же дети были уже не будущими кормильцами, а лишними голодными ртами. Всё это меняло мораль общества. Малодетные семьи становились у римлян нормой, а многодетные семьи — исключением. Такое положение не было чьим-либо злым умыслом — римская знать вовсе не желала сокращения численности римлян. Бесплатные раздачи, бесплатные зрелища, устраиваемые римской знатью, бесплатные бани и лечебницы, организуемые богатыми римлянами для римского плебса, — всё это устраивалось не только из желания добиться популярности, но нередко и с искренней целью поддержать свой народ. Только вот народу, для того чтобы он оставался энергичным и деятельным, нужны были не подачки, а возможность работать и зарабатывать. Для этого необходимо было поставить все хозяйства в равноконкурентные условия. Однако знать готова была выделять некоторые суммы для поддержки римской бедноты, но никак не могла отказаться от привилегий. Начавшийся ещё в республиканские времена процесс сокращения численности римского населения с установлением имперского строя усилился и стал подрывать военные возможности Рима, а потому весьма заботил римских императоров. Они предприняли ряд шагов для того, чтобы изменить эту тенденцию и не допустить сокращения числа граждан. Предоставление Октавианом римского гражданства большому количеству жителей провинций не привело к изменению этой тенденции. Увеличение числа граждан за счёт предоставления римского гражданства другим жителям Империи сглаживало, но не решало проблему, так как и новые граждане, восприняв римские традиции, не спешили обзаводиться детьми, да и жители провинций рожали всё меньше. Империи были нужны рабочие руки и солдаты, а их число, вместо того чтобы расти, продолжало сокращаться. Это подрывало безопасность страны. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 119 «Как мне называть вас?» — корил своих не спешивших обзаводиться потомством соотечественников Октавиан Август. — «Мужчинами? Вы ещё не доказали право на такое имя. Гражданами? По вашей вине город гибнет. Римлянами? Вы делаете всё возможное, чтобы само это имя исчезло… Город — это мужчины и женщины, а не здания, колоннады и пустынные форумы!» [Dio Cass., LVI, 1]. Однако и призывы, и уговоры помогали мало. Правителям Рима приходилось искать всё новые и новые способы повышения рождаемости своих граждан. Уже при императоре Октавиане Августе был принят ряд законов, обязывающих римлян своевременно вступать в брак и поощряющих деторождение. В частности, по принятому в 9 г. н. э. закону сенаторов Папия и Поппея предусматривалось предоставление римлянину, если тот станет отцом трёх детей, существенных преимуществ при назначении на должность и предоставление ему ряда других льгот. Определённые льготы и преимущества получали также жители Италии, имевшие всего лишь латинское гражданство, в случае рождения четырёх и более детей, и жители провинций — в случае рождения пятерых детей. Но этот закон не повлиял на мораль общества и не смог обеспечить сколько-нибудь существенного увеличения рождаемости, а «право трёх детей» римские императоры скоро стали даровать в качестве особой милости и людям, у которых был всего один ребёнок или не было детей вовсе. Забота, которую римские власти стали проявлять о сиротах и детях из малообеспеченных семей, также не обеспечивала хотя бы минимального роста населения. Император Траян начал выплачивать пособия детям, лишившимся родителей. Жена императора Антонина Пия, Фаустина Старшая, учредила организацию «фаустинских девочек» для воспитания в нужном духе римских девочек — будущих матерей и для оказания помощи девочкам, лишившимся родителей. В дальнейшем заботу о деятельности организации «фаустинских девочек» продолжила дочь Фаустины Старшей, Фаустина Младшая, ставшая женой императора Марка Аврелия. Точно так же несколько позднее поступила и императрица Юлия Маммея, мать императора Александра Севера, учредив организацию «маммеянских девочек» и «маммеянских мальчиков» [Lampr. «Al Severus», LVII, 7]. Большие пожертвования сиротам и детям из бедных семей делали также частные лица. Так, Плиний Младший писал своему другу Помпею Сатурнину, что, заботясь об общем благе, он обещал согражданам «ежегодно выдавать сумму не на театральные представления и не на гладиаторов, а на содержание свободнорождённых детей» [Plini. Junior «Epist.», I, 8]. Сохранившаяся до наших дней римская надпись свидетельствует, что слово своё Плиний Младший сдержал. Вот текст этой сделанной после его смерти надписи: «Гай Плиний, сын Луция из Оуфентинской трибы Цецилий Секунд, консул, авгур, легат, пропретор в провинции Понт и Вифиния с консульскими правами, посланный в эту провинцию по постановлению сената императором Цезарем Нервой Траяном 120 Владимир Дмитренко Августом Германским Дакийским Отцом отечества, смотритель течения Тибра, его берегов и римских клоак, префект Сатурновой казны, претор, народный трибун третьего галльского легиона, децемвир по гражданским процессам [построил термы за […]; добавив на украшение 300 000 сестерциев […] и сверх того на содержание их отписал в завещании 200 000 сестерциев; затем на вскормление <детей> ста своих отпущенников отказал городу 1 866 666 сестерциев, проценты от которых по его желанию предназначены для угощения городского плебса […]; затем при жизни он роздал на воспитание мальчиков и девочек городского плебса 500 000 сестерциев; затем на библиотеку 100 000 сестерциев и столько же на содержание библиотеки» [Plini. Junior «Epigr.», I]. Таких людей, как Плиний Младший, было немало, и суммы на содержание сирот поступали тоже немалые. Вот, например, какая хвалебная надпись, относящаяся ко второй половине I в. н. э., была найдена в маленьком городишке Атине, в Лации: «Гельвию Базиле, сыну Тита, эдилу, претору, проконсулу, легату Цезаря Августа, завещавшему жителям Атины 400 000 сестерциев, дабы на доход с них детям их, пока они не войдут в возраст, выдавалось зерно, а затем каждому по 1 000 сестерциев» [СIL, V, 5056]. Тем не менее, несмотря на всю эту благотворительность, все старания увеличить рождаемость римлян не имели, да и не могли иметь успеха, так как не устраняли причин изменения морали. Римское население Империи неуклонно сокращалось, а вместе с этим сокращались военные возможности Империи и подрывалась её устойчивость. К концу II в. н. э. прежнее латинское население Рима практически полностью растворилось среди пополнявшего Рим пришлого населения, да и состав населения всей Италии сильно изменился, но и эти новые римляне, переняв обычаи прежних, тоже заводили всё меньше и меньше детей, так что процесс падения численности населения постоянно беспокоил правителей Империи. Причины, вызвавшие падение рождаемости у римской знати, были иными. Многочисленные завоевательные войны и особенно победа над Карфагеном и Македонией, покорение Греции, Сирии, государств Малой Азии сказочно обогатили римскую знать. Римская элита купалась в невиданной ранее роскоши и уже не знала, что ей ещё можно хотеть. Главным для римской элиты постепенно становилось не служение Родине, а накопление богатств и получение новых и новых удовольствий. Брак всегда рассматривался римской элитой прежде всего как средство заключения политических союзов и далеко не всегда заключался по любви. Но браки более или менее надёжно сплачивали семейства римской знати до той поры, пока расторжение браков было редкостью, а семьи имели много детей. Происшедшие в период Поздней республики и особенно в период после образования Империи изменения моральных норм привели к тому, что брак перестал служить надёжной гарантией долгих и дружественных отношений между семьями. Уже в середине I в. н. э. выдающийся римский философ и государственный деятель Луций Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 121 Анней Сенека с горечью констатировал, что «женщины из благородных и знатных семейств считают годы не по именам консулов, а по числу мужей. Они разводятся для того, чтобы выйти замуж, и выходят замуж, чтобы развестись» [Sen., «De ben.», III, 16, 2]. Нравы римской элиты становились всё более и более свободными. Крайне редкие ранее разводы стали нормой, а крепкие многодетные семьи — редкостью. Мораль общества изменилась, и главным приоритетом для большинства представителей римской знати стали не семья и дети, а богатство и положение в обществе. Римская империя была создана высшей римской знатью. Но и создавший Империю Октавиан Август и правившие после него императоры династии Юлиев — Клавдиев, являвшиеся представителями древнейших римских родов, из чисто практических соображений старались выдвигать на важнейшие посты не столько равных себе по родовитости представителей знати, сколько своих вольноотпущенников — людей безродных, но верных. Римская знать, хотя и смирилась с имперским правлением, сама ещё мечтала о власти и была опасна. Постепенно большая часть римской знати, и прежде всего потомки знатнейших и прославленных некогда патрицианских родов, была попросту уничтожена. Каждый знатный сенатор, если он был влиятелен и богат, вызывал у императоров подозрения в стремлении к узурпации власти. Нередко таких людей устраняли просто на всякий случай. Императоры частенько ссылали или казнили даже своих ближайших родственников. Своих родственников ссылали и казнили и Октавиан Август, и Тиберий, и Калигула, и Клавдий, и Нерон. Не вызывал подозрений лишь тот, кто не имел потомства и завещал своё имущество императору. Такие люди чаще благополучно доживали до старости, так как заведомо не могли претендовать на создание собственной династии и вызывали меньшие подозрений, чем те, кто имел детей, особенно сыновей. Так что в немалой степени низкая рождаемость в среде римской знати объяснялась и тем, что некоторые из сенаторов просто боялись обзаводиться потомством. Ряды старинной римской знати стремительно редели. Пополнение же всаднического и сенаторского сословия происходило не за счёт римской бедноты, а прежде всего за счёт детей выдвинувшихся и разбогатевших вольноотпущенников, которые традиционно вели дела всей римской знати и самого императора. В первое столетие существования Империи вольноотпущенники ещё не могли и подумать о том, чтобы посягнуть на узурпацию престола, но насколько велика в то время была их власть, мы можем судить по письму Плиния Младшего своему другу Монтану. «Ты уже должен знать из моего письма, — писал Плиний, — что я недавно нашёл памятник Палланту с такой надписью: «Ему сенат за верность и почтение к патронам постановил дать преторские знаки и пятнадцать миллионов сестерциев, каковою честью он остался доволен». Потом я решил, что стоит поискать и само сенатское постановление. Оно было так пышно и велеречиво, что эта горделивая над- 122 Владимир Дмитренко пись показалась скромной. Пусть бы сравнили себя с ним не только древние Африканские, Ахейские, Нумантинские (т. е. Сципионы и покоритель Коринфа консул Муммий — В. Д.), а и более близкие к нам Марии, Суллы, Помпеи — не буду идти дальше — далеко им до Палланта!» [Plini. Junior «Epist.», VIII, 6, 1—2]. Сравнивая возможности вольноотпущенника Палланта, долгие годы ведавшего одной из важнейших канцелярий императора Клавдия, с возможностями знаменитейших римских полководцев и диктаторов, Плиний, хотя и заведомо преувеличивал, преувеличивал не слишком сильно. Через полвека после того, как Паллант умер, многие, как Плиний Младший, могли насмехаться над его могилой. Но никто не посмел бы насмехаться над живым Паллантом, пока Паллант был фаворитом Клавдия! Наоборот, все сенаторы, даже из самых древних патрицианских родов, всеми силами старались угодить могущественному временщику и заручиться его благосклонностью. Императоры, правившие после Клавдия, избегали оказывать столь громкие публичные почести своим вольноотпущенникам, однако и они правили, опираясь не столько на родовитую знать, сколько на всадническое сословие и вольноотпущенников, так как знати они не доверяли. Естественно, что влияние всадников и вольноотпущенников при этом возрастало. К концу своего правления император Нерон полностью истребил всех своих родственников, что однако не спасло его от заговоров. В 68 г. Нерон был свергнут Гальбой — представителем древнего патрицианского рода. Свергнувший Гальбу Отон также был представителем весьма знатного рода. Представителем знатного рода был и свергнувший Отона Вителлий. Но свергнувший в 69 г. Вителлия Веспасиан был выходцем уже даже не из сенаторского, а из всаднического сословия. Римская знать к тому времени была слишком обескровлена, чтобы выставить своего претендента на трон. Основанная Флавием Веспасианом 1-я династия Флавиев просуществовала недолго — в 96 г. сын Веспасиана, Домициан, был убит в результате заговора. Римский сенат избрал императором выходца из знатного патрицианского рода Нерву. Но это был, пожалуй, последний случай, когда к вершинам власти в Риме добрался римский патриций. Да и само слово патриций35 к началу II в. н. э. выходит из употребления: разделение римской знати на патрицианскую и плебейскую окончательно исчезло, они породнилась, перемешались и слились. Новая знать гораздо легче и охотнее, чем прежняя, принимала в свои ряды разбогатевших или продвинувшихся по службе провинциалов. Древность рода играла все меньшую роль при рассмотрении вопросов о на35 В начале IV в. н. э. император Константин I «Великий» возродит сословие патрициев, и это сословие просуществует вплоть до падения Западной Римской империи. Однако слово «патриций» в новом своем значении станет почётным титулом, которым император будет награждать своих высших придворных. А с V в. н. э. этим титулом римские императоры будут удостаивать не только своих высших придворных из числа римской знати, но и наиболее влиятельных «варваров», принятых на римскую службу. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 123 значениях на любые, в том числе и самые высокие, государственные посты. Уже через год солдатские волнения заставили старого и бездетного Нерву взять себе преемником прославленного в войсках полководца Марка Ульпия Траяна. Как и Веспасиан, Траян был не сенатором — патрицием или выходцем из высших кругов плебейской знати, а всего лишь всадником. Но в отличие от родившегося в Италии Веспасиана, Траян был потомком римских поселенцев в Испании, тесно связанных не с римской знатью, а с потомками перебравшихся в Испанию, возможно, ещё во времена карфагенского господства, пунических переселенцев. Ещё больше усилилось влияние пунийцев при преемнике Траяна, императоре Адриане, что и неудивительно, ведь «отцом Адриана был Элий Адриан, по прозвищу Африканец, двоюродный брат императора Траяна» [Spart. «Hadrianus», I, 2]. Ряды редевшей римской знати, и всадников и сенаторов, всё больше пополняли выходцы из провинций, а также дети и внуки разбогатевших и выдвинувшихся вольноотпущенников. Все императоры династии Антонинов придерживались, безусловно, римской культуры и ощущали себя прежде всего римлянами. Но это было время, когда римская патрицианская знать, да и просто римская знать, окончательно растворилась в численно превосходившей её новой знати и смешалась с нею, правда, новая знать постаралась воспринять латинский язык, а также римские обычаи и культуру. И точно так же, как ранее римляне в конце концов смирились с тем, что их правителем может быть не только представитель патрицианской знати, но и видный римлянин из всаднического сословия, как это стало при Веспасиане, и даже никогда не бывший ранее в Риме всадник римлянин из провинции, как Траян, точно так же к концу правления династии Антонинов произошёл ещё более резкий сдвиг в этом отношении: общественное мнение Рима было постепенно подготовлено к тому, что любой пост в государстве, в том числе и пост императора, может занять не только римлянин, но и обладающий римским гражданством человек любой национальности, причём даже самого незнатного происхождения. Если ранее бороться за высшую власть в Риме мог лишь знатный римлянин и только знатный римлянин, обладающий к тому же определёнными личными качествами, то теперь обязательным условием возможности побороться за власть стало не происхождение, а наличие должности и соответствующих личных качеств. К концу II в. н. э. какие-либо ограничения для представителей новой знати, по сравнению с прежней старинной патрицианской и плебейской знатью, были окончательно стёрты. И вот, когда 31 декабря 192 г. заговорщиками был убит последний из Антонинов — император Коммод, римский сенат избрал новым императором сына вольноотпущенника, Публия Гельвия Пертинакса. Пертинакс к тому времени давно уже пребывал в сенаторском сословии. Он успел побывать на многих ответственных военных и гражданских должностях, был наместником провинций, а в последнее время был префектом претория, но родился-то он в семье раба(!). Правление Пертинакса было 124 Владимир Дмитренко недолгим — всего около трёх месяцев, после чего он был свергнут и убит. Но сам факт его прихода к власти был весьма знаменательным явлением. С этого времени право претендовать на императорскую власть перестало быть привилегией одной лишь родовитой римской знати, да и сама прежняя римская знать, исчислявшая свою родословную столетиями, растворилась среди новых всадников и сенаторов. Теперь к императорской власти мог пробиться любой гражданин Империи, даже начав свой путь из самых низов. В связи с вышесказанным очень важно рассмотреть, как изменилась сама структура римского общества. В годы Республики римское гражданство давало огромные преимущества его обладателю. Для того чтобы стать римским гражданином, многие готовы были долго и преданно служить Риму, даже подавляя и притесняя своих единокровных земляков. Так же было и при первых римских императорах. Однако по мере того, как римское гражданство стало предоставляться всё большему и большему количеству людей, значение его стало падать: ведь совершенно невозможно было обеспечить льготы всем, а римские граждане всё меньше и меньше ощущали себя единым народом. Усугублялось это ещё и тем, что определённые льготы и привилегии давало ещё и гражданство некоторых провинциальных городов и общин (например, гражданство города Александрии), причём если сначала римский гражданин, попадая в провинцию, автоматически пользовался всеми местными благами, то затем некоторые из местных привилегий стали распространяться только на тех, кто имел местное гражданство, и римским гражданам, проживавшим в провинциях, приходилось порою добиваться помимо римского ещё и местного гражданства. Когда же в 212 г. император Каракалла своим декретом даровал римское гражданство почти всем свободным жителям Империи, значение наличия римского гражданства, как некоей привилегии, было практически нивелировано. Но если прежний римский народ и прежняя римская знать растворились среди новых граждан Рима, то некоторые национальные группировки остались достаточно сплочёнными, что помогало им в борьбе за власть. Гибель Пертинакса вызвала междоусобицу. Ставший после Пертинакса императором Дидий Юлиан тоже не смог удержать власть и правил ещё меньше — всего два месяца. В борьбу за власть вступило сразу три претендента — Песцений Нигер, власть которого признали все азиатские провинции Рима и Египет, Септимий Север, опиравшийся на римские войска в Паннонии и Иллирии, и Клодий Альбин, опорой которого стали римские войска в Британии и Галлии. Когда-то в далёком III в. до н. э. великий карфагенский полководец Ганнибал, вторгнувшись в Италию, пытался подчинить Рим своей власти, но не смог. Карфаген проиграл все войны с Римом и, казалось бы, был повержен навсегда. Но вот через четыреста лет после нашествия Ганнибала и Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 125 более чем через триста лет после взятия и разрушения римскими войсками Карфагена именно пунийцы решали между собой, кому править Римом, и именно потомок карфагенян, Септимий Север, выходец из африканского города Лептис Магна, договорившись о союзе с Клодием Альбином, тоже пунийцем, выходцем из африканского города Гадрумета, разгромив Песцения Нигера, который, судя по имени (нигер по-латыни означает «чёрный» или «смуглый») и сохранившимся изображениям тоже, скорее всего, был выходцем из Северной Африки, стал императором Рима, основав новую династию. На наиболее ответственные посты были поставлены земляки Септимия Севера, и это было вызвано вовсе не ненавистью или неприязнью Септимия Севера к коренным римлянам. Нет! Действительно, жена Септимия Севера, Юлия Домна, надолго ввела в моду новый тип женской причёски пунического образца, многие родственники Септимия Севера с акцентом говорили по латыни, а свой родной город, Лептис Магну, Септимий Север не только не забывал, но и украсил многими прекрасными сооружениями, часть из которых сохранилась до наших дней. Однако Септимий Север всячески старался придерживаться римских традиций и своих сыновей воспитывал в римском духе, а политика Септимия Севера была направлена на укрепление Империи. Землякам же наиболее важные должности поручались потому, что им Септимий Север гораздо больше доверял (привычка больше чем комулибо доверять землякам была присуща большинству людей во всех странах и во все времена). Так что всё объяснялось не чем иным, как обыкновенным прагматизмом. Однако опираться на своих земляков после обретения власти оказалось гораздо более сложно, чем в период борьбы за власть. Пуническая знать доминировала в Римской империи недолго. Её погубило то же, что ранее погубило и прежнюю римскую знать, — междоусобная борьба. Клодий Альбин, которого Септимий Север объявил «цезарем», — своим младшим соправителем, мечтал о большем. Уже в 195 г. он провозгласил себя «августом», и между бывшими союзниками разгорелась война, завершившаяся в 197 г. яростной битвой при Лугдунуме. Одержавший победу Септимий Север расправился и с Клодием Альбином, и со всеми его сторонниками. Ближайшим соратником Септимия Севера был его земляк Гай Фульвий Плавтиан, дочь которого, Плавтиллу, Септимий Север выдал замуж за своего старшего сына Каракаллу. Но в 205 г. Плавтиан был уличён в заговоре и казнён, а Плавтилла сослана. В 211 г. Септимий Север умер, оставив власть двум своим сыновьям. Но те не ладили между собой. Уже через год Каракалла убил своего младшего брата, Гету, а заодно расправился и со всеми его сторонниками. Охраной Каракаллы ведал его претор претория, пуниец Опеллий Макрин. Но в 217 г. Макрин подстроил убийство Каракаллы и сам стал императором. Через год Макрина свергнул и казнил родственник Северов, Элагобал, объявивший себя внебрачным сыном Каракаллы. Вместе с Опел- 126 Владимир Дмитренко лием Макрином были казнены его сын и все его сторонники. Но и Элагобал правил недолго, в 222 г. он был свергнут и убит своим двоюродным братом, Александром Севером. Междоусобицы обескровили пуническую знать Рима, как некогда обескровили и прежнюю знать, а кроме того, император теперь больше опасался своих родственников и соплеменников, которые могли претендовать на престол, чем тех, кто не состоял с ним в родстве. Это привело к тому, что императору пришлось назначать на высшие государственные посты не только пунийцев. Но в 235 г. Александра Севера сверг один из его лучших полководцев — Максимин Фракиец, чей приход во власть знаменовал усиление позиций выходцев из Придунайских провинций. Через три года пуническая группировка попыталась взять реванш: в провинции Старая Африка провозгласил себя императором Гордиан Первый, одновременно объявив своим соправителем своего сына Гордиана Второго. Гордиан Первый был одним из богатейших людей Империи, и ему удалось добиться признания сената, однако в то время, когда сенат признал его императором, отец и сын Гордианы погибли в боях с верными Максимину войсками. Пуническая группировка всё же смогла победить: в разгоревшейся гражданской войне Максимин был свергнут, а императором стал внук Гордиана Первого — Гордиан Третий. Но пуническая группировка ослабла и очень скоро, после того как в 245 г. в результате заговора погиб Гордиан Третий, навсегда сошла с политической сцены Рима. После этого у власти в Риме были в основном выходцы из Придунайских провинций, что объяснялось тем, что именно оттуда стали набирать основную часть войск Империи. Иногда императорами становились и выходцы из азиатских провинций, а также выходцы из Галлии. В конце существования Западной Римской империи ключевую роль в политике стали играть представители из германских племён, которые нередко и выбирали будущего императора. Германским вождём Одоакром был свергнут и последний римский император Ромул Августул. Суммируя вышесказанное, важно отметить, что именно с того момента, когда римский народ (потомки основателей Рима) перестал ощущать себя единым народом, а принадлежность к некоторым этническим группировкам давала преимущество в борьбе за власть, государство стало клониться к упадку. И хотя в основе государства лежали прежние римские законы, а латинский язык по-прежнему использовался в качестве государственного, национальные особенности жителей провинций стали превалировать. Если ранее лица, получившие римское гражданство, особенно те, которые добились некоего положения в обществе, спешили принять римские имена, то теперь очень многие выходцы из племён и народов, населявших Империю, продолжали, даже находясь на службе, носить свои прежние имена и соблюдать свои обычаи. Рим уже не мог «переваривать» всех своих подданных, объединяя их в этнически однородную массу с едиными традициями, языком, верой и культурой. Тем не менее, сложившаяся в Риме практика Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 127 предоставления равных прав всем гражданам, в том числе права занимать любую должность независимо от места рождения и национальности, всё ещё была мощным клеем, скреплявшим Империю и позволявшим римлянам самых разных национальностей ощущать Рим своим родным государством, а римская государственная машина, хотя и начала давать сбои, ещё не исчерпала свой потенциал. Начавшийся в III в. н. э. кризис, как уже говорилось выше, привёл Империю в состояние полураспада. Так, своя Империя с собственным сенатом, собственной армией и спецслужбами возникла и сумела просуществовать около 14 лет (с 259 по 273 г.) в Галлии; власть Рима в Азии пыталось (в 267—272 гг.) оспаривать вассальное ранее по отношению к Риму царство Пальмира; периодически то в одном, то в другом конце Империи объявляли себя императорами различные полководцы и наместники провинций, но никому не удавалось удержаться в императорском кресле достаточно долго, чтобы создать собственную династию, и лишь при императоре Аврелиане (270 — 275 гг.), блестящем и удачливом полководце, сумевшем вновь объединить почти распавшуюся Империю, положение начало улучшаться. Однако и Аврелиан пал жертвой заговора. Несмотря на происшедшее при Аврелиане восстановление единства Империи, положение императоров по-прежнему было шатким. В то же время структура спецслужб при этом практически не менялась — что-либо лучшее создать никому не удавалось. Кардинальные изменения в структуре римской власти произошли лишь с приходом императора Диоклетиана и установлением режима домината. 5.2. Государственное устройство Римской империи, а также разведывательные, контрразведывательные и полицейские службы Рима в период домината О том, как была преобразована с установлением режима домината система безопасности и охраны императора, рассказывалось выше, как и об учреждении Диоклетианом тетрархии — системы, когда Империей правили сразу четыре императора — два полновластных императора-«августа» и двое подчинённых «августам» императоров-«цезарей». Однако реформированы были не только личная охрана, но и разведслужбы Империи. Диоклетиан распустил прежнюю службу фрументариев, дискредитировавшую себя многочисленными злоупотреблениями, и это снискало ему немалую популярность. Но роспуск фрументариев отнюдь не означал, что Рим остался без секретной службы. Новая секретная служба Империи была организована на базе особой службы курьеров императора. Если ранее курьерская служба лишь доставляла указы и распоряжения императора, то теперь работники 128 Владимир Дмитренко этой службы, именуемые agens in rebus, начали выполнять не только функции курьеров, но и функции тайных соглядатаев императора. Помимо реформирования императорской охраны и разведслужб Империи была проведена реформа всей структуры государственного управления. Новое государственное устройство стало более устойчиво к мятежам. Все провинции были разделены на более мелкие, и число их достигло ста, в то время как ранее их было менее пятидесяти. Для удобства управления провинции объединялись в более крупные территориальные объединения — диоцезы. Число провинций, входивших в каждый диоцез (dioecesis), было различным. В Восточной части Империи было пять диоцезов (Фракия, Мезия, Восток, Понт и Азия), а в Западной части Империи восемь диоцезов (Британия, Испания, Галлия, Виенский диоцез, Паннония, Италия, Италия Внешняя и Африка). Силы наместников каждой из провинций стали гораздо слабее, чем прежде, и самостоятельно поднять мятеж наместнику провинции стало гораздо сложнее, чем ранее. Объединиться же для мятежа всегда было непросто. К тому же Диоклетиан разделил Империю и на военные округа, границы которых не совпадали с административными границами провинций. И если ранее вся власть в провинциях была сосредоточена в руках её наместников, то теперь военная и гражданская власти были разделены. В распоряжении наместников провинций остались лишь административный аппарат и ополчения провинций, а регулярные войска, расположенные в провинциях, подчинялись теперь начальникам военных округов. Этим обеспечивался эффективный перекрёстный контроль гражданских и военных властей. Непросто было поднять мятеж и наместникам диоцезов, которых стали именовать викариями (слово «викарий» — «vicarius» означало по латыни «замещающий» и произошло от того, что в своих диоцезах они как бы замещали императора, будучи его доверенными лицами). Хотя они и получили в подчинение по несколько провинций, войска каждой провинции подчинялись им лишь через наместников провинций и начальников военных округов, а наместников провинций и начальников военных округов назначал и снимал только сам император или его соправители, если это было в их зоне ответственности. Важно отметить не только то, что были полностью изменены все административные границы внутри Империи, но и то, что с проведением этой реформы Рим впервые официально перестал быть единственным центром управления Империи. Рим продолжал оставаться столицей и местом заседаний сената. Но у каждого из четырёх императоров-тетрархов были свои собственные ставки. Для первых римских императоров, римлян по происхождению, Рим был центром вселенной. Но Диоклетиан подходил к вопросу более рационально: Рим был для него всего лишь большим и важным городом, самому же ему была гораздо милее его родная Далмация и, возможно, Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 129 именно поэтому он предпочёл обосноваться и построить свой главный дворец в небольшом и мало кому известном ранее городе Сплите, на побережье Адриатического моря, а не в Риме. Проведённая Диоклетианом реформа лишь на короткое время обеспечила устойчивость управления. После того как Диоклетиан, как и обещал, отрёкся от власти, новые тетрархи перессорились между собой. Между тетрархами начались войны, и силы спецслужб каждого из противоборствующих императоров были направлены не столько на борьбу против внешних врагов, сколько на борьбу против своих соперников внутри Империи. Победителем в этой борьбе вышел Константин Первый, прозванный в дальнейшем Константин Первый «Великий». К 324 г. он сумел уничтожить всех противников и стал единоличным правителем Империи. Но главным было даже не то, что вся власть в Империи вновь сосредоточилась в руках одного лица, а громадные преобразования, проделанные Константином Первым за время своего правления. Константин Первый завершил начатое при Диоклетиане преобразование императорской охраны и, что ещё более важно, завершил начатую при Диоклетиане реформу государственного аппарата. Бюрократический аппарат Империи стал более громоздким и более дорогостоящим, чем ранее, но одновременно и более эффективным. Реформирована была и армия. Низкая рождаемость граждан не позволяла набрать достаточное количество войск, для того чтобы прикрыть все опасные направления вторжения. Константин Первый вынужден был перейти от жёсткой обороны к мобильной обороне. Войска Империи были разделены на два типа: мобильные войска — комитаты (comitatenses) и пограничные войска — лимитаны (limitanei). Задачей сосредоточенных вдоль границ лимитанов было отбивать вторжения мелких групп противника. В случае же крупномасштабных вторжений «варваров» лимитаны укрывались в приграничных крепостях и по мере сил задерживали противника. Комитаты, наоборот, дислоцировались не у самых границ, а в глубине территории провинций, составляя мобильный кулак императора. При необходимости их можно было быстро перебросить в нужное место и отбить вражеское вторжение. При общем недостатке войск такая система обороны на то время была оптимальной, хотя и не могла полностью предотвратить периодическое разорение «варварами» жителей приграничных провинций. Ранее войсками Империи всегда руководил сам император. Константин Первый оставил себе пост верховного главнокомандующего, но для непосредственного общего руководства войсками ввёл пост главнокомандующего (magister militum), чьё положение можно было сравнить с положением министра обороны. Приказы в войска главнокомандующий обычно отдавал через подчинённых ему командующего пехотой (magister peditum) и командущего конницей (magister equitum). Эти же лица отвечали и за организацию разведки в стране вероятного противника. Все три высших 130 Владимир Дмитренко военных чина Империи внимательно следили не только за внешним противником, но и друг за другом, и имели право прямого доклада императору. В то же время agens in rebus — тайная служба императора имела собственное руководство и подчинялась лишь своим собственным начальникам и императору. Собственное начальство продолжало оставаться также у городской стражи и пожарной охраны, продолжавших выполнять функции римской полиции. Постоянные доклады о положении дел в стране шли императору и через магистра оффиций (magister officiorum), осуществлявшего руководство всеми гражданскими ведомствами Империи. Кроме того, на магистре оффиций, отвечавшем за внешние сношения Империи, лежала обязанность организации разведывательной работы римскими послами в других странах. Большое значение Константин Первый уделял и функционированию судебной системы. При решении различных вопросов он обычно советовался с видными юристами и даже ввёл должность главного советника по юридическим вопросам, именовавшегося quaestor sacri palati. Как и ранее, судебная власть, насколько это было возможно, действовала независимо от других властей, а римское законодательство совершенствовалось. В решении обычных тяжб и споров римская судебная система могла на то время быть примером для подражания, и человек, обвиняемый в проступках, а не в заговорщической деятельности, вполне мог рассчитывать на справедливое правосудие. Однако ни восстановление единства Империи, ни военная реформа и завершение реформирования административного устройства не были главными деяниями Константина Первого. Ещё более важными его деяниями были введение христианства в качестве государственной религии и основание Константинополя — новой столицы Империи. Ранее, в течение более чем тысячи лет, Рим весьма терпимо относился к различным религиозным культам. Гонениям подвергали лишь некоторые изуверские секты. Так было и в царское время, и во времена Республики, и во времена Империи. Императоры неизменно придерживались традиционных римских верований, но отнюдь не боролись с адептами других религий. По всей Империи стояли храмы в честь самых различных богов. Доминировал традиционный римский пантеон богов во главе с Юпитером, но по всей Империи был весьма распространён пришедший из Египта культ богини Исиды, а также пришедший оттуда же культ бога Сераписа. Чрезвычайно популярным, особенно в Британии, Германии, пограничных провинциях вдоль Дуная и в самой Италии, был пришедший из Парфии культ бога Митры. Огромной популярностью пользовался культ малоазийской богини Кибелы. Иногда у римских властей возникали трения с поклонниками иудаизма ввиду того, что те, исходя из канонов своей веры, отказывались устанавливать в своих храмах изображения, в том числе и изображения императоров, но в целом и иудейская религия не подвергалась особым притеснениям и также Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 131 свободно исповедовалась во всей Империи. Возникшее в I в. н. э. христианство также поначалу не вызвало особого беспокойства властей. Серьёзные репрессии против христиан были впервые предприняты лишь в 65 г. императором Нероном, после того как христиане были обвинены в организации случившегося в том году в Риме пожара. Но после этого с христианами хотя и боролись, борьба эта отнюдь не считалась первоочередной задачей властей. Затем христиане вновь подверглись интенсивному преследованию во времена императора Траяна (98—117 гг.). Император был крайне обеспокоен прежде всего тем, что к концу I в. н. э. распространение христианства в восточных провинциях привело к упадку там храмов традиционных религий, что, по его мнению, отрицательно сказывалось на общей безопасности государства. Однако после смерти Траяна активное преследование христиан прекратилось, и к концу II в. возникшее в Палестине христианство распространилось не только в восточных провинциях и в Риме, но и повсеместно. Тем не менее, на то время христианство ещё отнюдь не победило, а всего лишь стало одной из самых массовых религий. Некоторые из императоров относились к христианам снисходительно, но некоторые, наоборот, по-прежнему преследовали их, считая, что те своими проповедями подрывают основы государственной власти. При императоре Деции Траяне (249—251 гг.), и особенно при императоре Диоклетиане (284—305 гг.), христиан распинали на крестах, бросали их на съедение зверям в амфитеатрах. Император Константин Первый (306—337 гг.) сначала тоже подвергал христиан преследованиям, но затем в корне изменил к ним своё отношение. В 313 г. он и его тогдашний соправитель Лициний приняли в Медиолане (Милане) эдикт, провозглашавший веротерпимость и признававший за христианской верой те же права, что и за другими римскими культами, а в 324 г. Константин Первый, одержав победу над Лицинием и став единовластным правителем всей Империи, дарует христианской церкви ряд привилегий. Как и Диоклетиан, Константин Первый редко бывал в Риме. Хотя его отец, Констанций I Хлор, был одним из императоров-тетрархов (в 293— 305 гг. — цезарем, а с 305 по 306 г. — августом), а ещё раньше, в 268—270 гг., императором Рима побывал его предок, Клавдий II «Готский»36. Константин Первый не был этническим римлянином — род Константина происходил из романизированных выходцев из Иллирии, а потому на Рим он смотрел не как на единственно возможную столицу государства, как это делали римские правители периода Республики и первые римские императоры, а более прагматично. Ему было выгодно ослабить влияние римской знати, втайне считавшей его выскочкой. 36 Многие историки считают, что Констанций I Хлор и, соответственно, его сын Константин Первый вовсе не были потомками императора Клавдия II «Готского», а просто приписали себе такое родство, дабы подчеркнуть своё якобы благородное происхождение. 132 Владимир Дмитренко В борьбе за власть Константин Первый решил опереться на христианскую церковь, а Рим являлся давним оплотом язычества, причём высшие жреческие должности традиционно принадлежали римской знати. Учитывая это, а также учитывая возросшее экономическое значение восточных и прежде всего балканских провинций Империи, Константин приказал начать строительство новой столицы, избрав для этого удобно расположенный на берегу пролива Боспор город Византий, который решено было почти полностью перестроить. 11 мая 330 г. строительство было завершено, и Константин Первый, отпраздновав окончание работ, переименовал Византий в Константинополь. Рим продолжал считаться второй столицей Империи, но, естественно, с появлением новой столицы, ставшей к тому же основной резиденцией императора, значение Рима упало. Одновременно с этим отбирались прежние льготы и привилегии у приверженцев старых языческих культов и давались новые привилегии христианам. Теперь указом императора было строжайше запрещено принуждать христиан совершать приношения языческим богам, налагать на христианских священнослужителей муниципальные обязанности. Император разрешил отпуск рабов на волю при посредстве христианской церкви и в пользу церкви, ввёл обязательный воскресный отдых для адептов христианской веры, христианские священнослужители были освобождены от общегражданской подсудности и получили множество других привилегий, христианские символы вместо языческих были нанесены на знамёна римской армии. В конце своего правления Константин Первый сам принял христианство и крестил своих сыновей. С этого времени христианство стало государственной религией Рима. Число христиан начало стремительно расти, а христианская церковь стала одной из главных опор императорской власти. В любом государстве смена веры всегда наталкивалась на сопротивление адептов прежних культов и соответственно вызывала смуты. Так было и в Римской империи. Однако, став государственной религией, христианство насаждалось уже не только проповедями, и не столько проповедями, сколько силой. Из-за религиозной нетерпимости нередко уничтожались прекрасные памятники искусства, а также накопленные ранее научные знания. Если раньше репрессии обрушивались на христиан, то с этого времени преследованиям стали подвергать уже сторонников всех других культов. Языческие культы запретили не сразу, но исповедовать их становилось всё сложнее, а иногда и опасно. Ещё недавно все римские тайные службы усердно вылавливали христиан и расправлялись с ними. Теперь же власти с не меньшим усердием закрывали храмы ранее официально почитаемых богов и выявляли язычников, тайно пытавшихся исповедовать прежнюю веру. Усердие многих чиновников при этом подогревалось тем, что языческие храмы столетиями традиционно являлись для верующих местами самого надёжного хранения денег, и теперь закрытие и конфискация имущества этих храмов позволяли Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 133 пополнить не только всегда нуждавшийся в деньгах бюджет Империи, но и бездонные карманы самих чиновников. При всех положительных моментах, которые несло принятие христианства, насильственное насаждение новой веры и борьба христиан и язычников, сопровождаемая дикими эксцессами и религиозной нетерпимостью, отрицательно сказывались на стабильности положения Империи. У Константина Первого было четыре сына и много близких родственников. Это, казалось бы, давало все основания надеяться на то, что его династия надолго утвердилась у власти. Однако и эту династию погубило то же, что губило и предыдущие, — грызня за власть между родственниками. В 326 г. Константин Первый казнил своего старшего сына, Криспа, а затем казнил свою вторую жену Фаусту — ему везде чудились измена и заговоры. В 337 г., после смерти Константина Первого, опасаясь конкурентов, кровавую бойню своих родственников устроили три его сына — Констанс, Константин Второй и Констанций Второй. Разделавшись почти со всеми родственниками, братья разделили Империю на три части. Соответственно были разделены и все спецслужбы Империи. Но Константину Второму показалось мало выделенной ему в управление части — Испании, Британии и Галлии. Через три года он со своей армией перешёл Альпы и вторгся в Италию, напав на своего брата, Констанса, однако попал в засаду и был убит, а его владения достались Констансу. Оставшиеся два брата правили довольно дружно, но в 350 г. Констанс погиб в результате заговора, а Констанцию пришлось вести войну с Магненцием, узурпировавшим власть во владениях Констанса. В 353 г. Констанций Второй вновь объединил Империю. В 351 г. он сделал своим младшим соправителем (цезарем) своего двоюродного брата Констанция Галла, поручив тому управление Сирией и рядом других восточных провинций, но уже через три года стал подозревать его, вызвал к себе и казнил. Тогда же он заключил в тюрьму другого своего двоюродного брата, Юлиана. Очень интересно обратить внимание на то, какие изменения произошли к этому времени в римской практике ведения следствия. В период Республики любые обвинения в адрес более или менее влиятельного человека необходимо было доказывать в суде, причём ни при каких обстоятельствах знатного человека нельзя было подвергать пыткам. Конечно, в период гражданских войн и в период правления триумвиров политических противников могли казнить и без особого разбирательства, но пытки к знатным римлянам по-прежнему не применялись, а казни очень часто заменялись ссылкой. В период Ранней империи императоры могли казнить кого угодно, но обычно наказание знатных римлян проводилось лишь после суда и разбирательства с участием не только обвинителей, но и защитников. Пытки рабов и пытки лиц, не имевших римского гражданства, считались вполне допустимыми и во времена Республики, и во времена Империи. Но к пыткам прибегали не всегда. К тому же в делах, где показания рабов могли 134 Владимир Дмитренко угрожать безопасности их господина, пытать рабов воспрещалось. Запрет на пытки рабов в делах, где речь шла о жизни их господина, сохранился в Риме и с установлением имперского строя, но уже первый из римских императоров, Октавиан Август, нашёл способ, как, если этого требовали обстоятельства, формально не нарушая эту традицию, всё же подвергать пыткам домашних рабов опальных вельмож: рабов в этом случае перед допросом в принудительном порядке выкупали у их хозяев. Если же рабов допрашивали с применением пыток по более мелким делам, не связанным с государственной изменой, то сенат постановил выплачивать компенсации владельцам рабов, если владелец раба окажется непричастным к преступлению, а его раб будет покалечен в ходе пыток при допросе. Постепенно имперский режим становился более жёстким. Уже в период правления династии Юлиев — Клавдиев не раз случалось, что и знатные римляне попадали к палачам. Так было, например, в последние годы правления императора Тиберия. Но это всё же было скорее исключение из общей практики, чем обычная практика. Более того, известны случаи, когда даже лиц, уличаемых свидетелем в подготовке заговора, не подвергали при допросе пыткам. Например, Корнелий Тацит в книге ХV своих «Анналов» упоминает о случае, когда некая вольноотпущенница Эпихарида пыталась склонить к убийству императора Нерона одного из навархов Мизенского флота37, Волузия Прокула. Прокул же счёл за лучшее донести о полученном предложении. Эпихарида была тут же задержана и в отношении неё было начато следствие. Но, как пишет Тацит, «имён заговорщиков Эпихарида, однако, не назвала. Благодаря этому донос Прокула ни к чему не привёл, хотя обо всём услышанном он известил Нерона. Эпихарида была вызвана на допрос, и ей была устроена очная ставка с доносчиком, но так как его показания не могли быть подтверждены свидетелями, ей было нетрудно отвергнуть их. И всё же её удержали под стражею, так как Нерон остался при подозрении, что, хотя донос не доказан, он, возможно, соответствует истине» [Tacit «Annales», ХV, 51]. Вдумайтесь! Императору докладывают о том, что против него готовится заговор и одна заговорщица схвачена, хотя и не сознаётся в содеянном, но император, не получив веских доказательств вины, не пожелал подвергнуть пыткам38 даже не знатную даму, а всего лишь вольноотпущенницу(!). 37 Мизенский флот базировался в Мизенах (в Неаполитанском заливе) и обеспечивал безопасность судоходства у берегов Италии. Живописный Неаполитанский залив был излюбленным местом летнего отдыха римской знати, а лучшие корабли Мизенского флота использовали для морских прогулок императора. Поэтому наварху этого флота было проще, чем кому бы то ни было, подготовить покушение. 38 Эпихариду подвергнут пыткам лишь тогда, когда через некоторое время готовившийся заговор будет раскрыт благодаря новому доносу, подтверждённому на этот раз неопровержимыми доказательствами (подробнее об этом рассказано в моей книге «Властители Рима. Время правления Октавиана Августа и династии Юлиев — Клавдиев»). Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 135 Как видно из вышеприведённого эпизода, следствие в те годы далеко не всегда начиналось с пыток. Но в дальнейшем римские власти становились всё более авторитарными. Изменения происходили постепенно, и многое, как всегда, зависело от личности конкретного императора, но в целом при получении доносов с обвинениями в государственной измене власти действовали всё более жёстко. К IV в. н. э. методы выявления лиц, злоумышляющих против власти, кардинально изменились. Теперь даже неосторожно оброненное слово могло привести человека к гибели. Как пишет Аммиан Марцеллин о правлении Цезаря Галла, «случалось иной раз так, что если отец семейства во внутренних покоях дома говорил что-нибудь на ухо своей жене, причём не было никого из домашней прислуги, то на следующий день об этом узнавал Цезарь, словно получал откровения от Амфиарая или Марция, некогда знаменитых прорицателей. Стали бояться даже стен, единственных свидетелей чего-либо тайного» [Аmm. Marcellinus, ХIV, 1, 7]. Император Констанций Второй, как уже говорилось выше, отстранил Цезаря Галла от власти и казнил, причём одним из обвинений в адрес Цезаря Галла, помимо обвинений в стремлении узурпировать власть, было обвинение в излишней жестокости. Однако и правление самого Констанция Второго вряд ли можно было бы назвать милосердным, «всякий донос, сомнительный или даже заведомо ложный, он принимал за чистую монету» [Аmm. Marcellinus, ХIV, 5, 1]. Если раньше, три века назад, император и его органы дознания, как видно из приведённого выше примера с Эпихаридой, свои сомнения нередко трактовали в пользу обвиняемого, то теперь «стоило только возникнуть слуху, что кто-нибудь из военных чинов или гражданских властей, или просто какой-нибудь видный в своей среде человек стоял на стороне вражеской партии, как его заковывали в цепи и тащили, как дикого зверя, хотя бы с обвинением выступал личный недруг данного человека, или даже не оказывалось обвинителя вовсе; словно было достаточно, что его называл слух, что был сделан донос, что он отдан под суд, чтобы произнести над ним смертный приговор, присудить к конфискации имущества или ссылке на острова» [Аmm. Marcellinus, ХIV, 5, 3]. В дальнейшем некоторые из императоров будут править не столь жёстко, как Констанций Второй, но Империя никогда уже не вернётся к практике презумпции невиновности при разбирательстве дел о государственной измене. Юлиану повезло больше, чем Цезарю Галлу, — в 355 г. обвинения с него были сняты. Констанций Второй присвоил ему титул цезаря, женил на своей младшей сестре и поручил управление Галлией и Германией: в это время эти провинция подвергались натиску «варваров» из-за Рейна, а император был занят делами в других провинциях и не мог везде поспеть сам. В течение пяти лет Юлиан разгромил вторгшихся германцев, но установив прочный контроль над спецслужбами и войсками в вверенных ему провинциях, он добился того, что в 360 г. войска провозгласили его императором- 136 Владимир Дмитренко «августом». Констанций Второй в ответ, собрав войска, двинулся войной на своего бывшего младшего соправителя. Междоусобица прервалась лишь в связи с внезапной смертью в следующем году Констанция Второго — после этого вся Империя признала власть Юлиана. Спецслужбы Империи опять объединились. Юлиан попытался реставрировать язычество и сделать его своей опорой. Преследования приверженцев древних римских культов были прекращены. Государство стало восстанавливать храмы и всячески поощрять возвращение к языческой вере, запретив христианам занимать ряд государственных должностей. Но в предыдущие годы традиционным римским культам был нанесён слишком сильный удар — возродить их в прежнем блеске не удалось. Основная масса вновь ринувшихся в язычество людей была весьма далека от какой-либо веры вообще и преследовала сугубо корыстные цели, спеша угодить новому властителю. Чтобы представить себе, каковы были моральные устои нового жречества, достаточно прочесть строки из письма императора Юлиана Арсакию, главному жрецу Галатии: «Убеждай жрецов не посещать театра и не пить в харчевнях, и не заниматься каким-либо ремеслом или искусством позорным и постыдным…» [Julianus «Epist.», 39]. Когда в 363 г. в ходе неудачной войны с Персией в одном из боёв погиб император Юлиан, христианство вновь стало государственной религией. Со смертью Юлиана, получившего в дальнейшем прозвище Юлиан «Отступник», пресеклась и династия, основанная Констанцием Хлором и его сыном, Константином Первым «Великим»: родственники истребили друг друга, а завершающую точку поставила война. Между тем борьба между язычеством и христианством продолжалась. Несмотря на отрицательное отношение правивших после Юлиана императоров к язычникам, исповедывание прежней веры в то время ещё допускалось, однако язычество шаг за шагом отступало. Наконец в 382 г. император Грациан приказал вынести из здания сената Алтарь Победы и изъял из своего титула слова «pontifex maximus» — верховный понтифик, которым римские императоры пользовались со времён Юлиана. Тогда же было принято решение о конфискации имущества языческих храмов и жреческих коллегий. Этим шагом были уничтожены все остатки религиозных реформ Юлиана. Исповедовать традиционную римскую веру стало ещё тяжелее, чем прежде, но наиболее ярые язычники упорно держались за веру предков. Наконец в 391 г. указом императора Феодосия Первого всякая форма языческого поклонения была строжайше запрещена под страхом самых ужасных наказаний. Гонения, обрушившиеся на язычников, были более последовательными и суровыми, чем предыдущие гонения на христиан, тем не менее, приверженцы прежних культов пытались сопротивляться. В 393 г. исповедование языческих религий вновь разрешил узурпировавший власть в Риме и ставший императором Евгений. И лишь после того, как Феодосий Первый разгромил Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 137 в 394 г. войска Евгения и казнил его, язычество окончательно и бесповоротно проиграло. Обрушившиеся на язычников репрессии очень скоро привели к практически полному уничтожению языческих культов. Однако в самом христианстве возникло большое количество сект, враждующих между собой ещё более непримиримо, чем с язычниками. Императорским спецслужбам теперь приходилось уже выявлять и еретиков. Религиозные распри серьёзно подрывали стабильность Римской империи, а положение её и без того было очень сложным. После гибели императора Юлиана в персидском походе новую династию в 364 г. удалось основать одному из полководцев Юлиана, Валентиниану Первому, выходцу из Паннонии. Потомки Валентиниана Первого, а с пресечением его рода по мужской линии потомки женившегося на его дочери и ставшего императором Феодосия Первого39 оставались римскими императорами вплоть до середины V в. Масса проблем не давала возможности сохранить единство управления, и Валентиниан объявил соправителем своего брата Валента, взяв на себя управление западной частью Империи, а Валенту поручив управление восточной её частью. Естественно, что разделены были и все спецслужбы. Империя всё ещё считалась единой, и братья правили дружно. И надо сказать, что они много делали для того, чтобы укрепить Империю: на некоторое время им удалось обуздать казнокрадов, улучшить собираемость налогов и стабилизировать положение на римских границах. Оба брата, а в особенности Валентиниан, проявляли немалую заботу и о римской бедноте. В 368 г. Валентиниан Первый даже учредил особых должностных лиц — защитников народа, которые были обязаны оказывать материальную и прочую помощь наименее обеспеченным гражданам. Беднякам очень часто недоставало хлеба, чтобы кормить свои семьи, и, вероятнее всего, такая забота о бедняках обуславливалась прежде всего всё той же необходимостью обеспечить Империи должное количество рабочих рук и солдат, которая побуждала к заботе о бедных Октавиана, Траяна и многих других прежних императоров. Но некоторое улучшение условий жизни отнюдь не привело к 39 Феодосий Первый также был родом не из Рима. Он был потомком переселившихся в Испанию выходцев из восточных провинций Империи. Отец Феодосия, Феодосий Старший, сумел дослужиться до звания магистра конницы, успешно воевал в Британии и Германии, а в 373—374 гг. был наместником провинции Верхняя Мезия. Но в 375 г. Феодосий Старший был обвинён в заговоре против императора Валентиниана Первого и вскоре казнён. Сопровождавший ранее отца во всех походах и успешно продвигавшийся по службе Феодосий вынужден был уйти в отставку, поспешив удалиться в своё имение в Испании. Отставка Феодосия была недолгой. В том же году Валентиниан Первый умер, передав власть своему сыну Грациану, а после того, как в 378 г. в битве с готами при Адрианополе погиб дядя и соправитель Грациана, император Валент, Грациан вспомнил о военных талантах Феодосия и назначил его главнокомандующим римскими войсками на Балканах. Когда же Феодосий нанёс готам и другим вторгшимся на Балканы варварам ряд поражений, Грациан женил его на своей сестре и сделал его своим соправителем, присвоив ему 19 января 379 г. титул «императора августа». 138 Владимир Дмитренко резкому увеличению рождаемости. Для этого необходимо было ещё и резко изменить сложившиеся моральные представления общества, а это было гораздо сложнее, чем просто дать людям немного больше денег и избавить от голода. В итоге в Империи произошла лишь временная стабилизация, полностью же переломить прежние деструктивные тенденции не удалось. Да и сама сложившаяся система управления, несмотря на взаимопонимание братьев-императоров, объективно и неуклонно вела к разделению пока ещё формально единой Империи. Римскую державу терзали вторжения варваров. Традиционно низкая рождаемость граждан не обеспечивала не только роста, но порою даже восстановления численности населения провинций, страдавших от постоянных вторжений, а сравнительно высокий по сравнению с соседями уровень жизни манил в Империю всех тех, кто в силу тех или иных обстоятельств желал или вынужден был переселяться на новые земли. Особенно яростным был напор германских племён. Совокупность этих обстоятельств всё более изменяла политику Империи. Если в начале своего существования Империя активно расширяла свои границы, ведя почти повсюду успешные завоевательные войны, то уже в первой половине I в. н. э. римлянам пришлось резко снизить темпы своей экспансии, а с первой половины II в. н. э. (при императоре Адриане) окончательно перейти к стратегической обороне. Границы Империи почти по всему их необъятному периметру ощетинились оборонительными валами и сторожевыми башнями. Но людских ресурсов стало не хватать и для обороны, что привело к очередному изменению имперской политики. Начиная со II в. н. э. императоры все чаще вынуждены были выделять переправлявшимся из-за Дуная и Рейна племенам земли для поселения, предоставляя этим племенам права федератов. Слово «федерат» произошло от того, что с ними заключали договор — foedera, образуя особый союз — foederatio. Идея состояла в том, чтобы федераты, сохраняя свои национальные структуры управления и подчиняясь своим вождям или королям, одновременно признавали власть императора и охраняли границы в местах своего поселения. Формально эта идея была не новой. Ещё во времена Римской республики римляне иногда разрешали некоторым союзным племенам жить не под своей прямой властью, а на правах федератов. Однако тогда римляне лишь оставляли им часть их прежних земель, к тому же облагали налогами и постепенно ликвидировали эти автономии. Теперь же римляне отдавали федератам часть своих земель. И, как правило, не только не облагали новых федератов налогами, но нередко сами выплачивали им определённое пособие, дабы их вожди сохраняли верность. Так что статус этих федератов был совсем иным. Поначалу такие права предоставлялись как исключение, но исключений становилось всё больше. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 139 В 375 г. к императору Валенту прибыли послы от теснимого гуннами племени готов. Выбитые гуннами из своих прежних земель и преследуемые ими, готы с жёнами и детьми подошли к Дунаю, ища спасения, и их посольство «настойчиво просило о принятии бездомного народа на правый берег реки» [Аmm. Marcellinus, ХХХI, 4, 4]. Готские вожди, в свою очередь, смиренно обещали, «что будут вести себя спокойно и поставлять вспомогательные отряды, если того потребуют обстоятельства» [Аmm. Marcellinus, ХХХI, 4, 1]. Хотя Империя и раньше время от времени давала разрешение некоторым племенам поселяться в приграничных провинциях, но никогда ещё о приюте не просило племя столь многочисленное и воинственное. Советники императора совершенно неправильно оценили обстановку — «поднаторевшие в своём деле льстецы преувеличенно превозносили счастье императора, которое предоставляло ему неожиданно столько рекрутов из отдалённейших земель, так что он может получить непобедимое войско, соединив свои и чужие силы, и государственная казна получит огромные доходы из военной подати, которая из года в год выплачивалась провинциями» [Аmm. Marcellinus, ХХХI, 4, 4]. В итоге император приказал не только выделить готам земли для поселения, но и выдать им на первое время провиант. Однако благие намерения сыграли весьма дурную роль и в судьбе граждан Империи, и в судьбе самого императора. Как пишет об этом римский историк Аммиан Марцеллин (а он был очевидцем всего происшедшего), «в то время, как открыты были запоры на нашей границе и варвары выбрасывали на нас толпы вооружённых людей, как Этна извергает свой пылающий пепел, и трудное положение государства требовало прославленных военными успехами командиров, именно тогда, словно по вмешательству разгневанного божества, во главе военных сил стояли как на подбор люди с запятнанным именем» [Аmm. Marcellinus, ХХХI, 4, 9]. Чиновники, которым было поручено наделение федератов землёй и распределение продуктов, решили нажиться на трудностях — при любой государственной раздаче кое-что обязательно прилипало и к их рукам. Надо сказать, что оказание помощи беженцам всегда в первую очередь обогащало причастных к этому чиновников и во многом именно поэтому они были заинтересованы в приёме как можно большего количества беженцев и давали соответствующие советы императору, но в этот раз они явно зарвались. По словам Аммиана Марцеллина, «пока варвары переведённые на нашу сторону, терпели голод, эти опозорившие себя командиры завели постыдный торг: за каждую собаку, которых набирало их ненасытное корыстолюбие, они брали по одному рабу и среди взятых уведены были даже сыновья старейшин» [Аmm. Marcellinus, ХХХI, 4, 11]. Издевательства чиновников и недальновидность императора привели к тому, что готы подняли восстание и сначала разгромили близлежащие римские гарнизоны и захватили много оружия, а затем начали разорять страну. 9 августа 378 г. в сражении с готами под Адрианополем погиб и сам император 140 Владимир Дмитренко Валент. Дело могло вообще завершиться установлением власти готских вождей над всей восточной частью Империи: после прихода готов в Империю, ещё до восстания, император, спеша пополнить войска, набрал туда много готов. Теперь после победы готов под Адрианополем переход готов, состоявших на римской службе, на сторону своих вождей стал бы концом Империи. Исправить положение удалось, проведя коварную, жестокую, но ставшую абсолютно необходимой спецоперацию, о которой Аммиан Марцеллин сообщает следующее: «В эти дни магистр армии по эту сторону Тавра, Юлий, отличился решительным поступком, имевшим спасительные последствия. Получив известие о несчастьях, происшедших во Фракии, он отдал относительно всех готов, которые были приняты до этого на службу и распределены по разным городам и укреплениям, тайный приказ ко всем командирам, — все были римляне, что в наше время случается редко, — в котором повелевал всех их, как по сигналу, в один и тот же день, вызвать в предместья как бы для выдачи обещанного жалованья и перебить. Это разумное распоряжение было исполнено без шума и промедления, и благодаря этому восточные провинции были спасены от великих бедствий» [Аmm. Marcellinus, ХХХI, 4]. У внимательного читателя должен обязательно возникнуть вопрос: «Пускай император Валент просчитался, допустил ошибку. Но почему точно так же, кто в большей, кто в меньшей степени, разрешали селиться на землях Империи варварам и все другие императоры, правившие в последние столетия существования Римской империи? Не могли же они все быть наивными простаками?» Поступать таким образом их вынуждало то, что Империи не хватало людских ресурсов. Не хватало людей и для службы в армии, и для хозяйственных работ. Постоянные междоусобицы, налёты обнаглевших при слабой власти разбойников, своеволие и поборы правительственных чиновников вынуждали свободных землепашцев просить местных вельмож о «патрониции» (покровительстве), после чего они превращались из свободных крестьян в колонов. При этом важно отметить, что если в период Республики и период Ранней империи колоны были свободными арендаторами, то примерно со второй половины III в. н. э. колонов стали всё чаще и чаще «прикреплять к земле». Формально по-прежнему считаясь свободными, они уже не могли покинуть свой участок и уйти куда-либо без разрешения патрона. К тому же патроны (или их управляющие) практически по своему усмотрению могли заставлять своих колонов бесплатно выполнять для себя различные работы. В конце концов, колоны были официально прикреплены к земле и при продаже поместья продавались вместе с ним. При таком положении дел землевладельцам стало порою даже выгоднее переводить своих рабов в положение колонов, что они часто и делали. Закрепощение крестьян в какой-то степени снизило проблему нехватки рабочих рук для обработки полей, но породило много проблем в плане обеспечения национальной Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 141 безопасности. Свободный земледелец во время войны знал, что защищает свою землю, а колон знал, что в результате поражения может лишь смениться его хозяин, его же собственное положение не изменится — всё равно он будет на кого-то работать и отдавать кому-то львиную долю урожая. Таким образом, если свободные земледельцы всегда были надёжнейшей опорой Римского государства, то колоны такой опорой не были. Негативные изменения произошли в этот период не только в положении сельских жителей Империи, но и в положении всей римской бедноты. Нехватка людских ресурсов привела к тому, что с III в. н. э. в Римской империи была вновь восстановлена возможность обращения в рабство римских граждан. Если ранее, с 326 г. до н. э., когда было отменено долговое рабство, практически никто и ни при каких обстоятельствах не мог сделать рабом римского гражданина, то в конце III в. н. э. и долговое рабство, и обращение в рабство за многие виды проступков было восстановлено и любой из простолюдинов мог быть сам или вместе со всей семьёй обращён в рабство за некие проступки или долги. И хотя была решена часть проблем с нехваткой рабочих рук, добавились проблемы, связанные с национальной безопасностью. Бедняки не горели желанием защищать такое государство, которое в любой момент могло сделать их или их близких рабами. Проблема усугублялась массой злоупотреблений: в рабство иногда совершенно незаконно попадали даже родившиеся от свободных родителей близкие римских солдат, служивших в других провинциях. Могли ли такие солдаты, узнав о случившемся, сохранять высокий боевой дух? Конечно же, нет. В условиях низкой рождаемости римских граждан императоры были вынуждены балансировать между проблемой нехватки людских ресурсов и проблемой обеспечения безопасности и устойчивости Империи. Именно этим объяснялось поведение императора Валента, впустившего в Империю племя готов. Именно эти обстоятельства объясняли и то, что практически такую же политику вынуждены были проводить и императоры, правившие после Валента. Пагубность такой политики была очевидна, но никто не знал способа, позволившего бы принципиально изменить этот пагубный курс. Интересы государства требовали срочно менять мораль общества и, прежде всего, мораль высших слоев общества. Однако римская знать не желала менять своих привычек, предпочитая действовать, исходя не из своих долговременных интересов, а исходя из укоренившихся в сознании догм и личных прихотей. Восстание готов, основательно разграбивших почти все Балканские провинции, и гибель императора Валента не приостановили практики приёма на земли Империи новых федератов. Империя уже почти не контролировала этот процесс. Слабые племена проникали на земли Империи, давая взятки чиновникам, крупные и воинственные племена просто вторгались в римские владения, требуя себе прав и получая их. И чем больше становилось 142 Владимир Дмитренко федератов, тем меньше их вожди признавали имперскую власть, становясь практически независимыми королями в своих владениях, а нередко и расширяя их за счёт римских провинций. В их полном подчинении оказывались и римские граждане, не успевшие уйти с этих земель. Между тем в 395 г., со смертью императора Феодосия Первого, Империя была окончательно разделена между его сыновьями — Гонорием и Аркадием — на Западную и Восточную. Такой раздел Империи на какое-то время несколько облегчил управление провинциями, но возможности и Восточной, и Западной империй стали гораздо меньшими, чем былые возможности прежней единой Империи. Официально обе империи находились тогда в союзе друг с другом и сначала нередко действительно оказывали взаимную помощь в экстренных случаях, однако интересы их всё больше расходились, а их спецслужбы, хотя в то время и не враждовали, действовали уже исходя из своих и только из своих интересов. Восточная Римская империя просуществовала ещё более тысячи лет, но жизнь отделившейся Западной Римской империи оказалась более короткой. IV—V вв. были веками «великого переселения народов». Множество народов устремилось тогда с востока на запад: кто в поисках более плодородных земель и лучшей доли, а кто под натиском других племён. И именно на Западную Римскую империю обрушился основной поток переселявшихся на запад варваров. На землях Империи стали селиться остготы и вестготы, бургунды, свевы, вандалы, создавая свои собственные королевства. Для защиты Империи императоры были вынуждены вывести римские войска из Британии, а затем из Испании, Африки, большей части Германии и Галлии, но и это не спасло положение — войск катастрофически не хватало. К этому добавлялось то, что и римские граждане, и римская знать предпочитали не военную, а гражданскую или духовную карьеру. Армия же постоянно пополнялась германцами и другими «варварами», что заставляло считаться с ними всё больше и больше. В 395 г. фактическим правителем Западной Римской империи при несовершеннолетнем императоре Гонории стал вандал Стилихон, который женил императора на своей дочери, Марии. Под его контролем оказались и армия, и спецслужбы Империи. Нельзя сказать, чтобы Стилихон совсем уж забывал об интересах Рима, наоборот, ему удавалось какое-то время сдерживать нападения варваров на Италию, но в 408 г. Мария внезапно умерла, и хотя Стилихон сумел женить императора на своей второй дочери, Терманции, влияние Стилихона ослабло. А когда в том же 408 г. Стилихон убедил императора откупиться от вторгшегося и подошедшего к Риму вестготского короля Алариха, недовольная правлением чужака римская знать сумела добиться от Гонория отстранения от власти и казни Стилихона, обвинив того в намерении узурпировать власть. Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 143 Гибель Стилихона не устранила германского влияния, а лишь вызвала новое нашествие Алариха, который в 409 г. опять подошёл к стенам Рима и опять получил выкуп. Вышедшим к нему на переговоры сенаторам, пригрозившим вооружить и бросить против него всё огромное население Рима, он надменно заявил: «Чем гуще трава, тем легче её косить!». Империя имела гораздо больше людей, чем Аларих, Рим окружали прочные стены с большим количеством мощных метательных орудий, однако Империя прогнила изнутри и не готова была защищаться, предпочитая откупаться от врага. Аларих прекрасно знал это. В 410 г. он вновь подошёл к Риму и после длительной осады взял город. Ему не пришлось штурмовать стены Рима — на битву римляне не решились, а начавшийся голод, доведший бедняков до людоедства, подтолкнул наиболее обездоленных рабов, большая часть из которых были к тому же германцами, открыть ворота и примкнуть к Алариху. Никогда ранее никакому внешнему врагу за тысячу с лишним лет существования Рима не удавалось захватить этот город. Лишь в незапамятные времена, в начале IV в. до н. э., в Рим удалось ненадолго ворваться галлам, но римляне тогда удержали за собой крепость и Капитолий. 14 августа 410 г. Рим был впервые полностью взят вражескими войсками, причём взят он был практически без боя. Вместо того чтобы вовремя прийти на помощь главному городу Империи, император Гонорий предпочёл отсидеться в Равенне, а деморализованный гарнизон Рима не оказал готам сколько-нибудь серьёзного сопротивления. Несколько дней солдаты Алариха преспокойно занимались грабежом, а вдобавок к этому Аларих обязал римский сенат уплатить огромный выкуп, и сенаторы послушно выдали ему всё необходимое. Лишь малочисленность вестготов помешала Алариху обосноваться в Риме. Вестготы сначала убыли на юг Италии, а затем перебрались в Испанию. Это было не последним разорением Рима германцами. Территория Западной Римской империи сокращалась, а силы её слабели: в Испании хозяйничали вестготы и свевы, значительную часть Галлии сделали своим королевством, лишь формально признавая себя союзниками императора, остготы, в Африке на месте прежних владений Рима создали своё королевство вандалы, когда же в середине века на земли Империи хлынули орды гуннов во главе с Атиллой, многие римляне вообще стали считать, что вот-вот настанет «конец света». С огромным трудом римлянам Западной Римской империи удалось отразить нашествие гуннов, нанеся Атилле в 451 г. поражение в битве на Каталаунских полях. Но это был последний крупный успех римского оружия, успех лишь задержавший, но не предотвративший развал Империи. Империя прогнила изнутри. Так, Сальвиан Массилийский писал в то время: «Кто не видит в Галлии, что люди самые знатные не извлекли других плодов из своих несчастий, как только то, что сделались ещё более 144 Владимир Дмитренко безнравственными в жизни? Я видел сам в Трире людей благородного происхождения и в важном сане, которые, несмотря на то, что лишились своего имущества среди разграбленной провинции, обнаруживали гораздо больший упадок в нравах, нежели было расстройство их имений. Опустошение страны не было так велико, чтобы не оставалось какого-нибудь средства к исправлению дел; но испорченность нравов была до того глубока, что для неё не было излечения. Римляне наносят себе большие удары, чем их внешние неприятели: варвары их бьют, но ещё более они поражают сами себя» [Salvianus «De Gubernatione Dei», VI, 13]. Несмотря ни на что, знать думала не об обороне страны, не о ликвидации последствий нашествия и не о предотвращении новых нашествий, а о развлечениях. По словам Сальвиана, «везде валялись перемешанные трупы мужчин и женщин, нагие, истерзанные, представлявшие печальное зрелище для жителей других городов и брошенные на съедение собакам и птицам. Тяжёлый запах от загноившихся мёртвых тел увеличивал смертность между живыми; смерть дышала смертью. Но что же произвели эти бедствия? Трудно вообразить, до какого безумия могут доходить подобного рода люди: несколько знатных, уцелевших во время разорения города, как бы спеша на помощь разорённым, начали хлопотать, чтобы получить от императоров позволение на открытие игр в цирке» [Salvianus «De Gubernatione Dei», VI, 14]. В конце своих сетований Сальвиан справедливо заключает: «Город, который не исправился от троекратного разорения, вполне заслужил и четвёртый разгром» [Salvianus «De Gubernatione Dei», VI, 15]. И эти слова Сальвиана можно было отнести не только к городу Триру в Галлии, но, безусловно, и к Риму, и ко всей Западной Римской империи. Империя не извлекла уроков из обрушившихся на неё бедствий. Начавшиеся в Риме междоусобицы свели на нет всё, что было достигнуто благодаря победе над гуннами. Этими междоусобицами тут же воспользовались недруги Империи. В 455 г. Рим был взят и разграблен войсками короля вандалов Гизериха, причём римляне на это раз даже не пробовали обороняться. Так же, как и Аларих, и по той же самой причине — из-за недостаточной численности своих войск, Гизерих не стал пытаться закрепиться в Риме, но разграбил город основательно. Нашествие вандалов привело не только к разграблению Рима и Южной Италии. Новый римский император, Авит, не имея в достаточном количестве собственно римских войск, был вынужден задействовать против вандалов наёмников германцев, и это привело к тому, что рычаги управления Империей надолго взял в свои руки германский вождь — Рицимер. В течение почти двух десятилетий именно Рицимер контролировал армию и силовые службы Империи, ставя и свергая императоров. В 455 г. император Авит назначил Рицимера главнокомандующим для борьбы с вандалами, поручив Глава I. Организация и основы функционирования разведывательных, контрразведывательных... служб... 145 тому защищать Сицилию и Корсику. Сицилию и Корсику Рицимер отстоял. Но уже в 456 г. сверг императора Авита, поставив на его место Майориана, а когда в 461 г. у него начались трения с Майорианом, Рицимер сверг и его, сделав императором Ливия Севера. В 465 г. по приказу Рицимера был отравлен и Ливий Север. После двух месяцев безвластия императором стал Прокопий Антемий, но когда в 470 г. он рассорился с Рицимером, между ними началась война. Прокопий Антемий укрепился в Риме, а Рицимер в Медиолане (Милане). В 472 г. Рицимер взял Рим штурмом. Пытавшийся спрятаться Прокопий Антемий был найден и казнён, а императором при поддержке Рицимера стал Олибрий. В Риме начинал складываться режим, когда формально главой государства являлся император, а почти вся реальная власть принадлежала могущественному теневому правителю, однако могущество Рицимера сломила эпидемия: в 472 г. он умер от болезни. Пост главнокомандующего перешёл к племяннику Рицимера Гундобаду. Когда в 472 г. вслед за Рицимером умер от болезни и император Олибрий, именно Гундобад определил, кому надлежит стать новым императором, и в 473 г. им стал Глицерий. Возможно, и Гундобад менял бы одного за другим императоров Рима, как это делал его дядя, Рицимер, но в следующем году Гундобад, сын короля Бургундии, унаследовал корону своего отца и убыл из Италии — корона Бургундии была для него важнее. После этого Глицерий был вынужден уступить императорский венец Юлию Непоту. Непот был признан и римским сенатом, и Константинополем, однако Империя уже доживала последние дни. Один за другим римские вассалы объявляли о том, что не признают больше власти императора. Размеры некогда огромной Империи сократились практически до размеров Италии и небольшой части Галлии. Развал Империи сопровождался и развалом римских спецслужб, которые в этих условиях уже никак не могли работать эффективно, а император Непот предпочитал больше пребывать не в Риме, а в Равенне40, откуда можно было легко бежать через Адриатическое море на Восток. В 475 г. такая предусмотрительность спасла ему жизнь. Главнокомандующий Непота, Орест, выходец из Паннонии, поднял тогда мятеж и объявил императором своего сына Ромула. Непот не стал сопротивляться, а предпочёл бежать в Константинополь. Около десяти месяцев Орест правил от имени своего сына. Он был человеком умным и опытным, но удержать власть дольше ему не удалось. Империя разваливалась. Чтобы избежать прямой конфронтации с германскими федератами, требовавшими себе всё больше и больше земель, Орест 40 После разорения Рима Аларихом в Равенне часто предпочитали находиться и многие другие римские императоры. С суши безопасность Равенны обеспечивали болотистая, неудобная для осады местность и высокие крепкие стены, а выход к Адриатическому морю позволял в случае осады подвозить припасы и обеспечивал возможность бегства. 146 Владимир Дмитренко заключил с ними соглашение, по которому обязал землевладельцев на ещё остававшихся подвластными Риму территориях выделить определённую часть своей земли для пришельцев. Мера эта была вынужденная, и Орест сумел даже договориться, чтобы это соглашение не распространялось на Италию. Но таким соглашением он всего лишь оттянул развязку. Римляне невзлюбили его за уступки варварам, а германцы всё равно претендовали на большее. Безвыходность положения усугублялась тем, что большинство римских войск состояло из германцев. Очень скоро германские наёмники потребовали себе земель в Италии, когда же Орест отказал им, один из германских вождей, Одоакр, в конце августа 476 г. поднял мятеж, захватил Ореста и казнил, сдавшегося же ему через несколько дней малолетнего Ромула сослал в ссылку, назначив ему ежегодное содержание. Но судьба последнего римского императора всё же была жалкой: он, официально именовавшийся Ромулом Августусом (Ромулом Августом) и названный в честь основателя Рима, легендарного Ромула, вошёл в историю как Ромул Августул (Ромул «Августёнок»). День 4 сентября 476 г., когда был свергнут с престола и отправлен в ссылку Ромул Августус, считается последним днём существования Западной Римской империи. Предыдущая чехарда с римскими императорами настолько подорвала престиж этого звания, что, захватив власть, Одоакр не стал провозглашать себя императором, а объявил себя королём, взяв себе вместо титула imperator caesar augustus титул rex, императорские же регалии отослал в Константинополь. Это было не просто изменение названия должности верховного правителя — это был конец целой эпохи. Западная Римская империя перестала существовать. Падение Западной Римской империи произошло в силу целого комплекса причин. Одной из причин, несомненно, были и какие-то промахи в работе римских спецслужб. Однако были ли эти промахи виной или бедой римских разведчиков — это вопрос, и вопрос непростой. В своё время прекрасно отлаженный и продуманный механизм разведки, контрразведки и полиции Древнего Рима был одним из важнейших факторов, обеспечивших становление Рима как могущественнейшей державы мира. Затем в течение нескольких столетий римские спецслужбы успешно обеспечивали поддержание этого статуса. Но спецслужбы всегда и везде были лишь инструментом власти. Этот инструмент был сначала испорчен, а затем и окончательно сломан, когда власти одну за другой стали допускать стратегические ошибки в управлении державой. Говорят, что история не знает сослагательного наклонения. Но всё же пусть каждый читатель сам сделает вывод о том, могла ли по-другому сложиться история Рима. И от армии ли, от разведки, контрразведки и полиции или же от решений политиков, управлявших этими структурами, более всего зависела судьба народа и государства? Глава II Войсковая разведка, а также организация дозорной и сторожевой служб во времена Древнего Рима В ойсковая разведка появилась одновременно с появлением человеческого общества и стала первым из всех видов разведки, которые изобрели люди. Точно так же, как первобытные охотники выслеживали добычу, они вынуждены были выслеживать, не подбираются ли к ним охотники другого племени. А те, кто хотел напасть, наоборот, старались подкрасться к своему противнику как можно незаметнее и ударить внезапно. Уже в глубокой древности люди научились и вести скрытое наблюдение, и делать засады, а с появлением речи научились захватывать в плен «языка», чтобы узнать от него о замыслах противника. Одновременно с этим люди ещё в глубокой древности научились организовывать сторожевую и дозорную службы. В той или иной степени войсковая разведка, а также сторожевая и дозорная службы были налажены у всех племён, а с появлением государственных образований — и во всех государствах. Так было и в Риме. Повествования всех античных историков, хоть немного писавших о каких-либо боевых действиях, пестрят сообщениями о войсковых разведчиках и лазутчиках, об удачных и неудачных засадах, о захватах пленных, которые давали важные показания, о том, как правильно или неправильно кто-то из полководцев организовывал сторожевую и дозорную службы и к чему это привело. Об этом пишут Тит Ливий и Веллей Патеркул, Аппиан и Плутарх, Диодор Сицилийский и Полибий, Светоний Транквилл и Корнелий Тацит, Дион Кассий и Геродиан, Анней Флор и Аммиан Марцеллин. Чрезвычайно важны в этом плане воспоминания выдающегося римского полководца Гая Юлия Цезаря и продолжившего его труд консула Авла Гирция. Очень важны и посвящённые исключительно военному делу работы Секста Юлия Фронтина и Вегеция. На базе многолетнего опыта выработались приёмы распознавания ухищрений противника. Например, Фронтин приводит случай, когда «консул Эмилий Павел во время Этрусской войны, собираясь у города Ветулонии спустить войско на равнину, издали наблюдал множество птиц, поднявшихся из лесу в необычно быстром полёте; он сообразил, что там скрывается какая-то засада, так как птицы, во-первых, были встревожены; во-вторых, взлетели сразу 148 Владимир Дмитренко во множестве. Он выслал разведчиков и обнаружил, что десять тысяч бойцов угрожают там перехватить римский отряд; направив легионы с другого фланга, чего не ожидали неприятели, он их разбил» [Front. «Strat.», I, II, 7]. Подобных разведывательных признаков, помогающих выявить засаду или обнаружить скрытный манёвр неприятеля, узнать о подходе подкреплений или установить, чем занят противник, было множество. О подходе подкреплений можно было узнать, заметив появление в неприятельском лагере новых солдат или новых знамён, по различным сигналам, подававшимся в лагере. Даже если приход подкреплений скрывался, о нём узнавали по пыльной одежде и загоревшим от похода лицам вновь прибывших, по их отощавшим от похода коням. О неприятеле можно было получить ценнейшую информацию от местных жителей и перебежчиков. Важнейшим способом получить информацию был и захват «языка». У пленных, не желавших отвечать на поставленные вопросы добровольно, все их тайны вырывались с помощью пыток. При любой возможности данные войсковой разведки сопоставлялись со сведениями агентурных источников и всей другой ранее накопленной информацией. Притупление бдительности, небрежность в организации войсковой разведки, дозорной и сторожевой служб была чревата тяжелейшими последствиями. В 217 г. до н. э. римский консул Гней Фламиний, защищавший от карфагенян Этрурию, слишком увлёкся преследованием вторгшегося в Италию карфагенского полководца Ганнибала. Если верить Титу Ливию, «консул был человеком безрассудным, и судьба питала его опрометчивость успехами на войне и в гражданской деятельности» [T. Liv., ХХII, 3, 4]. Многие римские полководцы назначались, исходя не столько из их полководческих талантов, сколько из знатности. Таким был и Гней Фламиний. Самоуверенность этого человека усугублялась тем, что несколькими годами ранее ему удалось нанести ряд поражений галльским племенам Северной Италии и даже удостоиться за это триумфа. Однако прежние военные успехи Гнея Фламиния были обусловлены тем, что ранее он воевал с племенами, значительно уступавшими римлянам и в вооружении, и в знании военного дела. Ганнибал же был совершенно иным и гораздо более опасным противником: «через заранее высланных разведчиков он уже знал, что римское войско стоит под стенами Арретия (одного из городов Этрурии — В. Д.), и начал подробно осведомляться о нраве и замыслах консула, о свойствах местности, её дорогах, возможностях иметь продовольствие и вообще обо всём, что следовало знать» [T. Liv., ХХII, 3, 1—2]. Узнав о вспыльчивом характере консула, Ганнибал «начал дразнить его и выводить из себя» [T. Liv., ХХII, 3, 5], разоряя селения между Арретием и Фезулами и стараясь выманить тем самым консула с удобных для обороны позиций на невыгодную для боя местность. В предыдущем году Ганнибал уже нанёс римлянам ряд поражений, и другие римские военачальники на военном совете уговаривали Фламиния не спешить давать сражение, а дождаться подхода резервов и армии второго Глава II. Войсковая разведка, а также организация дозорной и сторожевой служб... 149 консула. Но Фламиний счёл для себя позором бездействовать в то время, как Ганнибал опустошает поля богатейшего района Италии, и приказал выступать, причём настолько спешил, что даже не позаботился об организации боевого охранения. Именно это и нужно было Ганнибалу, подготовившему римлянам засаду у Тразименского озера. 22 июня 217 г. до н. э. римский консул, благодаря своей беспечности, угодил в эту ловушку вместе со всей своей армией. «Фламиний подошёл к озеру ещё накануне, на закате солнца; на следующий день, едва рассвело, без предварительной разведки он прошёл через теснину, и лишь когда войско стало разворачиваться на равнине, увидел перед собой врага, стоявшего напротив; засаду с тыла и сверху он не заметил. Пуниец добился своего, римляне, стеснённые горами и озером, были окружены вражеским войском. Ганнибал подал сигнал: напасть всему войску. Солдаты сбежали вниз, как кому было ближе; для римлян это оказалось неожиданностью, тем более что туман, поднявшийся с озера, был на равнине густ, а на горах редок, и неприятельские воины, хорошо различая друг друга, сбежали со всех холмов разом. Римляне, ещё не видя, что они окружены, поняли это по крикам. Бой начался с разных сторон раньше, чем солдаты успели построиться, вооружиться, выхватить мечи» [T. Liv., ХХII, 4, 4—6]. Римляне дрались отчаянно. Да и сам Фламиний отнюдь не был трусом: он попытался, как мог, восстановить расстроенные ряды и организовать отпор. Однако переломить ход битвы было уже невозможно: «в шуме и тревоге нельзя было услышать ни совета, ни приказания. Солдаты не узнавали даже своих знамён и легионов; у них едва хватало духа взяться за оружие и приготовить его к битве; оно стало для них скорей бременем, чем защитой. К тому же густой туман заставлял полагаться больше на слух, чем на зрение. Люди оборачивались на стоны раненых, на крики схватившихся врукопашную, на смешанный гул голосов, грозных и испуганных. Одни, убегая, наталкивались на сражающихся и присоединялись к ним; других, возвращавшихся на поле боя, увлекала за собою толпа бегущих» [T. Liv., ХХII, 5, 3—5]. Почти три часа римляне держались, но когда был убит консул, строй римлян рассыпался и началось повальное бегство. Было перебито около пятнадцати тысяч римлян и ещё почти шесть тысяч римских солдат вынуждены были сдаться в плен, а уцелевшие десять тысяч рассеялись по всей Этрурии, пробираясь к Риму. Ганнибал же потерял всего две с половиной тысячи человек. «Такова была, по словам Тита Ливия, знаменитая битва у Тразименского озера — одно из самых памятных бедствий народа римского» [T. Liv., ХХII, 7, 1]. Надо сказать, что римляне умели извлекать уроки из своих поражений. С этого времени они уделяли гораздо больше внимания организации своей дозорной и сторожевой служб. Застать римлян врасплох становилось всё труднее и труднее. За счёт постоянного изучения и обобщения опыта своих предшественников римские полководцы, как правило, превосходили в знании военного дела 150 Владимир Дмитренко своих противников. Войсковую разведку они также организовывали, как правило, на более высоком уровне. Однако и тем, кто воевал против Рима, иногда удавалось довольно простыми приёмами обвести вокруг пальца римских полководцев, причём порой даже очень опытных. Так, Фронтин приводит в пример случай, когда «Коммий Атребат, побеждённый божественным Юлием (Гаем Юлием Цезарем — В. Д.), бежав из Галлии в Британию, прибыл к океану, когда ветер был как раз попутный, но начался отлив. Хотя его корабли застряли на обмелевшем берегу, он тем не менее распорядился поднять паруса. Преследовавший его Цезарь издали увидел надутые паруса, полные ветра, и, решив, что враг от него ускользнул по благоприятному курсу, отошёл» [Front. «Strat.», II, ХIII, 11]. Принципиальных отличий в методах действий античных войсковых разведчиков, римских или не римских, не было, да и быть не могло — во всех государствах, во всех армиях в разведку посылали самых лучших, крепких и сообразительных, посылали тех, кто лучше умел пользоваться оружием, кто лучше знал местность, кто имел хороший боевой опыт. Не было какихлибо отличий и в применявшихся как римлянами, так и их противниками, приёмах маскировки и введения в заблуждение. Главное отличие и главное преимущество римской войсковой разведки от войсковой разведки враждовавших с ним стран и народов состояло не в каком-либо особом вооружении, хотя римское вооружение, как правило, было лучше, чем у врага, и не в каких-либо хитростях, неведомых их противнику, а в более высоком уровне дисциплины римских войск и гораздо более высоком уровне обученности как римских солдат, так и римских полководцев, по сравнению с солдатами и полководцами соперничавших с Римом племён и государств. Именно более высокий, по сравнению со своими противниками, уровень дисциплины обеспечивал римлянам также и лучшее качество дозорной и сторожевой служб. Все, кто был знаком с военным делом римлян, отмечали ту тщательность и продуманность, с которыми римляне организовывали деятельность этих служб. В условиях близости противника римские войска постоянно разбивали лагерь, укрепляя его высокими стенами и рвами и превращая в крепость. Застать их в лагере врасплох было практически невозможно. Полибий, подробно описавший порядок устройства римского лагеря и то, как там поддерживались чистота и порядок, указывает, что сколько бы легионов не располагалось в лагере, при каждом из трибунов легиона (а в любом римском легионе всегда было шесть военных трибунов) имелось «два сторожевых поста из четырёх человек каждый; двое из них исполняют сторожевую службу перед палаткой, а двое других позади неё при лошадях. Так как в распоряжении каждого трибуна находится три манипула, а в каждом манипуле числится более ста человек, не считая триариев1 и легковооружённых, — эти подобной 1 Римские легионеры во времена Полибия делились на гастатов, принципов и триариев. Глава II. Войсковая разведка, а также организация дозорной и сторожевой служб... 151 службы не несут, — то служба их не тяжела, потому что каждый манипул исполняет её лишь через три дня на четвёртый». [Polib., VI, 33, 7—9]. Но это было далеко не всё, что предпринималось для надёжной охраны римского лагеря. Как пишет Полибий далее, «манипулы триариев освобождаются от службы при трибунах; зато каждый из них ежедневно доставляет стражу стоящему за ним эскадрону. Всё подлежит надзору стражи; но больше всего она наблюдает за лошадьми из опасения, как бы они не запутались в верёвках и не сделались через то негодными к службе, как бы они не сорвались с привязей, не кинулись одна на другую и не произвели бы в стоянке шума и смятения. Наконец, ежедневно по очереди один из всех манипулов находится при консульской палатке как для охраны консула от покушений, так и для придания важности его званию» [Polib., VI, 33, 10—12]. Особое внимание уделялось римлянами охране своего лагеря ночью. «Во избежание ошибки в передаче пароля, сообщает Полибий, римляне поступают так: в каждом роде оружия, в десятом манипуле или эскадроне, занимающем крайнее место в полосе, выбирается один солдат, освобождаемый от службы на сторожевом посту. Ежедневно с заходом солнца он является к палатке трибуна, получает пароль, который начертан на дощечке, и удаляется обратно. По возвращении к своему отряду солдат при свидетелях вручает дощечку с паролем начальнику ближайшего отряда, а тот таким же образом следующему. Так точно поступают и все прочие начальники, пока пароль не достигает первых отрядов, ближайших к трибунам. Табличка должна быть возвращена трибунам засветло. Если возвращены все выданные таблички, трибун знает, что пароль объявлен всем отрядам, что он обошёл всех прежде, чем вернуться к нему. Если какой-нибудь таблички недостаёт, трибун тотчас производит расследование, зная по надписям, от какого отряда табличка не поступала, и виновный в задержании таблички подвергается установленному наказанию» [Polib., VI, 34, 7—12]. Как видно из вышесказанного, вряд ли можно было бы придумать более надёжную и удобную систему доведения пароля до войск. Но и вся система охраны была организована не менее продуманно и чётко. «Ночную стражу римляне устраивают так: — писал Полибий, — консула и палатку его охраняет расположенный подле манипул, а палатки трибунов и эскадроны конницы — выделенные из каждого манипула отряды, о чём сказано выше. Точно так же имеется стража при каждом манипуле; её поставляют из своей среды все солдаты отряда. Прочие сторожевые посты назначает консул. Обыкновенно при квесторе бывает три сторожевых поста, а при каждом из легатов и советников — по два. Наружная сторона лагеря занята легковооружёнными, которые стоят на страже вдоль всего вала изо дня в день. Такова возлагаемая на них служба. Они охраняют и лагерные ворота, располагаясь по десяти человек у каждых ворот. Младшие начальники манипулов приводят вечером к трибуну по одному от всех сторожевых постов тех солдат, назначенных в 152 Владимир Дмитренко стражу, которые исполняют первую смену. Всем этим солдатам трибуны выдают таблички со значками, очень маленькие, по одной на сторожевой пост; по получении табличек солдаты отправляются на свои посты. Объезд сторожевых постов доверяется коннице. Первый центурион в каждом легионе обязан ранним утром отдать приказание одному из своих помощников, дабы до завтрака ещё уведомлены были четыре солдата его собственного эскадрона, которые должны совершить объезд. Потом, к вечеру, он же обязан дать знать начальнику ближайшего эскадрона, что на следующий день его очередь наряжать объезд. По получении уведомления третий начальник обязан распорядиться о том же на третий день, и далее. Четыре солдата первого эскадрона, которых выбрали помощники центуриона в объезд, по жребию распределяют между собой сторожевые смены, затем отправляются к трибуну и получают от него расписание о том, в какие часы и сколько сторожевых постов нужно объехать. После этого четыре солдата располагаются на страже подле первого манипула триариев, на обязанности центуриона коего лежит подавать трубою сигнал каждой смене» [Polib., VI, 35, 1—12]. Интересно, что время подачи сигналов, а соответственно время смен караульных постов, определялось не на глазок. Уже тогда, за несколько веков до нашей эры, римляне пользовались для этого специальными водяными часами. Объезды постов проводились тщательно. Делалось это следующим образом: «Когда приходит пора, конный солдат, попавший по жребию в первую смену, начинает объезд совместно с несколькими друзьями в качестве свидетелей. Он объезжает все упомянутые посты, не только те, что стоят у окопов и лагерных ворот, но и все те также, что подле манипулов и эскадронов. Если стражу первой смены он найдёт бодрствующею, то отбирает у неё табличку, если застанет спящею или не найдёт кого-либо из стражи на месте, то зовёт спутников своих в свидетели и едет дальше. Точно так же поступают объезды и следующих смен. Ежедневная забота о том, чтобы каждая смена возвещалась сигнальной трубой и через то получалось согласие между дозором и сменою, лежит, как я только что сказал, — пишет Полибий, — на центурионах первого манипула триариев обоих легионов. Каждый дозор на рассвете доставляет трибуну дощечку. Если дощечки сданы все, столько, сколько было взято их, дозорщики удаляются обратно и никто не отвечает. Если же кто из них возвращает дощечек меньше, чем назначено сторожевых постов, то по начертаниям на дощечках трибун велит позвать соответствующего центуриона, а этот последний вызывает наряжённых на стражу солдат, которым и даётся очная ставка с дозором. Если вина падает на стражу, дозорщик тут же и доказывает её при помощи свидетельских показаний своих спутников: он обязан сделать это, ибо в противном случае обвинение падёт на дозор. Тотчас собирается совет трибунов, который и судит. В случае обвинения виновный подвергается наказанию палками. Наказание это производится приблизительно так: трибун берёт палку Глава II. Войсковая разведка, а также организация дозорной и сторожевой служб... 153 и ею как бы только касается осуждённого; вслед за сим все легионеры бьют его палками и камнями. Наказуемых забивают большей частью до смерти тут же, в самом лагере, а если кто-нибудь и выходит ещё живым, то не на радость себе. Да и какая ему радость, если возврат на родину ему не дозволен, и никто из родственников не осмелится принять такого человека к себе в дом. Поэтому раз постигло кого подобное несчастие, он погиб бесповоротно. Та же участь угрожает помощнику центуриона или самому центуриону, если они своевременно не дали надлежащих указаний: первый — дозорщикам, второй — начальнику ближайшего эскадрона. Благодаря беспощадной строгости наказания, ночная охрана у римлян исполняется неукоснительно» [ Polib., VI, 36, 1—9; VI, 37, 1—6]. Нужна ли была такая строгость? Да, нужна. Более того, такая строгость была просто необходима. Если во время марша противнику и удавалось иногда заманивать римлян в засады, то застать римлян врасплох в крепости, в лагере или на стоянке не удавалось практически никому и никогда. В то же время римлянам порою удавалось даже совершенно переломить ход военной кампании, пользуясь беспечностью своих противников. Одним из ярких примеров этому могут служить события, происшедшие в 212 г. до н. э., во время второй Пунической войны, в Испании. В том году карфагеняне разгромили войска римских полководцев Публия Сципиона и Гнея Сципиона. Оба римских полководца и большая часть их армий погибли. Это поражение могло изменить весь ход войны. Выбив остатки римских войск из Испании, карфагеняне могли перебросить свои войска из Испании в Италию на помощь Ганнибалу и тогда, кто его знает, смогли ли бы римляне ему противостоять, тем более что в результате такой победы от Рима могли отколоться некоторые его союзники. Так могло быть, но так не случилось. Вместо того чтобы развить свой успех, карфагеняне стали праздновать победу, разделив свою армию и не выставив никакого охранения. Беспечность обошлась карфагенянам очень дорого. Римский всадник, Луций Марций, много лет провоевавший под началом Гнея Сципиона и получивший хорошую выучку, не растерявшись, сумел собрать разбежавшихся было римских воинов, а затем быстро стянул в кулак солдат почти всех уцелевших римских гарнизонов. Разведав, что карфагенский лагерь охраняется небрежно, а точнее, вовсе не охраняется, Марций вдохновил своих солдат на бой и внезапно атаковал карфагенян ночью. У Марция было гораздо меньше войск, а в шести милях от первого карфагенского лагеря стоял лагерь второй карфагенской армии. В обычном сражении римляне из-за своей малочисленности были бы неминуемо разгромлены. Но благодаря полной беспечности карфагенян замысел Марция удался: «Перед воротами не было караульных, на валу не стояла охрана; римляне проникли в лагерь будто в свой собственный — сопротивления не встретили. Тут затрубили трубы и поднялся крик: кто рубил полусонных врагов, кто 154 Владимир Дмитренко поджигал хижины, крытые сухой соломой, кто стал в воротах, чтобы помешать бегству неприятеля. Враги потеряли голову от этих криков, резни, пожаров: ничего не слыша и не соображая, они, безоружные, натыкались на отряды вооружённых воинов; мчались к воротам — дорога преграждена, — и они прыгали с вала» [T. Liv., ХХV, 39, 2—5]. Бежать удалось очень немногим, да и те не смогли предупредить своих во втором лагере, так как Марций предусмотрительно перекрыл дорогу от первого карфагенского лагеря ко второму поставленной в засаду когортой. Все беглецы, пытавшиеся прорваться к своим, были перебиты. А Марций, не задерживаясь в первом лагере, двинул свои войска ко второму карфагенскому лагерю, который охранялся ничуть не лучше, и, напав на него на рассвете, нанес карфагенянам второе не менее сокрушительное поражение. Так небрежность карфагенян в организации дозорной и сторожевой служб за одну ночь в корне изменила положение дел в Испании, а возможно, переломила и весь ход второй Пунической войны. Дозорная служба организовывалась римлянами ничуть не менее тщательно, чем их сторожевая служба. Особенно важное значение уделялось ей во время передвижения войск. Как писал об этом Вегеций: «Спокойным является тот путь, движение по которому враги менее всего подозревают. Но так как, конечно, разведчики, посланные и с другой стороны, узнают о движении нашего войска, или просто догадываясь об этом, или видя это своими собственными глазами, а иногда бывают и перебежчики, и предатели, то нужно теперь сказать, каким образом должно расстроить их попытки и им противодействовать. Когда вождь собирается двинуться со всем войском в поход, пусть пошлёт людей наиболее верных и наиболее хитрых и осмотрительных на отборных конях, чтобы они осмотрели те местности, по которым предстоит идти, и впереди и в тылу, и справа и слева, чтобы враги не устроили какой-нибудь засады. Разведчики делают это спокойнее ночью, чем днём» [Veg., III, 6]. Особо предупреждал он и об осторожности, указывая, что «само себе как бы создаёт предателя войско, чей разведчик попадает в руки врагов» [Veg., III, 6]. В период расцвета Римской республики и Римской империи дозорная и сторожевая службы в римских войсках почти всегда были организованы на высочайшем по тому времени уровне, превзойти который не удавалось никому. С упадком Империи начала падать и дисциплина войск. Качество организации дозорной и сторожевой служб в римской армии естественно понизилось, но даже тогда в этом отношении римские войска, как правило, превосходили своих противников, а наставления римских авторов служили пособием и учебником многим военачальникам самых разных стран вплоть до ХIХ в., и лишь появление совершенно новых видов оружия и совершенно новых приборов связи, наблюдения и обнаружения сделали эти наставления римских полководцев устаревшими. Глава III Картография и разведка местности, а также использование знаний географии и астрономии в военном Деле древнего Рима З нание местности всегда имело огромное значение для ведения войны, и римские полководцы всегда уделяли большое внимание изучению местности. Делалось это всеми возможными способами. Сведения поступали и от купцов, и от путешественников, и от специально посланных для разведки местности людей. Римские военачальники старательно выведывали сведения об особенностях будущего театра военных действий у местных жителей, у пленных и перебежчиков, а если было возможно, то и сами всегда осматривали места предстоящих сражений, а также дороги, по которым собирались вести войска. Некоторые успешные операции римских войск стали возможны исключительно благодаря умело проведённой разведке местности. Одной из таких операций был захват римлянами Нового Карфагена, располагавшегося на месте современного испанского города Картахена. Этот город долгое время был оплотом карфагенян в Испании. Но в 210 г. до н. э. к стенам Нового Карфагена подошла римская армия во главе с Публием Корнелием Сципионом (тем самым, что через восемь лет разгромит Ганнибала и, завершив вторую Пуническую войну, войдёт в историю как Сципион «Африканский» Старший). За два года до этого в боях с карфагенянами погибли его отец, тоже носивший имя Публий Корнелий Сципион, и дядя, Гней Корнелий Сципион. Но молодой Публий Сципион, которому было тогда всего 24 года, оказался гораздо более умелым и удачливым полководцем, чем его отец и дядя. Новый Карфаген был ключом ко всей Испании. Как пишет Тит Ливий: «Город этот и сам по себе был богат, а враги ещё оставили там всё, чего требует война: было оружие, были деньги, были заложники со всей Испании. Отсюда было очень удобно переправиться в Африку: гавань была достаточно вместительна для любого флота и чуть не единственная на испанском побережье, обращённая в сторону нашего моря1» [T. Liv., ХХVI, 42, 3—4]. Сципион не только осадил Новый Карфаген с суши, но и блокировал его с моря, поручив командовать всем имевшимся в Испании римским флотом своему легату Гаю Лелию. Город располагался на полуострове и имел креп1 В данном случае Тит Ливий имел в виду Средиземное море. 156 Владимир Дмитренко кие и высокие стены, но карфагенские военачальники не позаботились о том, чтобы укрепить подступы к городу со стороны образованного полуостровом залива. На это и обратил своё внимание Сципион. Сперва он предпринял попытку штурмовать город с суши. Карфагеняне легко отбили штурм, после чего успокоились, поверив, что «город не взять ни лестницами, ни осадой: укрепления надёжны, и у карфагенских полководцев будет время прийти на помощь городу» [T. Liv., ХХVI, 45, 5]. Это и нужно было Сципиону. «Едва улеглась суматоха, как Сципион распорядился взять лестницы у раненых и утомлённых и со свежими силами идти на приступ. Ему донесли, что начался отлив; от тарраконских рыбаков, избороздивших всю лагуну на лёгких челноках и двигавшихся вброд там, где челноки садились на мель, он знал, что по мелководью легко подойти к стенам. Он взял с собой пятьсот воинов; около полудня начался отлив, а тут ещё поднявшийся сильный северный ветер погнал воду туда же, куда она и сама отходила, и так обнажил отмели, что вода была где до пупа, а где даже чуть повыше колен. Обо всём этом Сципион разузнал заранее, но объявил знамением: боги-де отвели море и спустили воду в лагуне, чтобы открыть перед римлянами путь, ещё никому не хоженный, и он приказал, следуя за Нептуном, пойти прямо через лагуну к стенам» [T. Liv., ХХVI, 45, 6—9]. Все силы защитников города были направлены на то, чтобы отбить атаку от стен, а со стороны лагуны сопротивления не было вовсе — карфагеняне считали, «что сама природа достаточно защищает город, — не было ни караула, ни сторожевого поста» [T. Liv., ХХVI, 46, 2]. Беспрепятственно войдя в город через лагуну, отборный отряд, посланный Сципионом, быстрым шагом прошёл к воротам и, взломав их, впустил римскую армию в город. После недолгого сопротивления застигнутые врасплох горожане сдались. В плен к римлянам попало около десяти тысяч свободнорождённых карфагенян и их союзников, а также множество рабов. Чрезвычайно важным было и то, что к римлянам попали все находившиеся в Новом Карфагене заложники, взятые ранее карфагенянами у испанцев: после этого многие из испанских племён, воевавших на стороне Карфагена, перешли на сторону римлян. В гавани римляне захватили восемь военных кораблей. Помимо этого «взято было огромное военное снаряжение: сто двадцать очень больших катапульт и меньших двести семьдесят одна, двадцать три больших баллисты и пятьдесят две меньших; очень много оружия; семьдесят четыре знамени. Сципиону принесли груду золота и серебра: двести семьдесят шесть золотых чаш (каждая весом почти в фунт); серебра в слитках и монете восемнадцать тысяч триста фунтов, большое количество серебряной посуды. Всё это квестор Гай Фламиний пересчитал и взвесил. Захватили четыреста тысяч модиев2 пшеницы и двести семьдесят тысяч модиев ячменя, отбили у 2 Модий — римская мера веса для сыпучих веществ, равная 8,754 литра. Глава III. Картография и разведка местности... 157 врагов шестьдесят три грузовых судна, некоторые были нагружены зерном, оружием, бронзой и ещё железом, холстом, спартом3 и разным судостроительным материалом. По сравнению со всем этим богатством Новый Карфаген сам по себе стоил малого» [T. Liv., ХХVI, 47, 5—10]. Захват Нового Карфагена был одним из наиболее тяжёлых поражений карфагенян и одной из наиболее лёгких и значительных побед римлян, а удался он лишь благодаря умело организованной римлянами разведке местности и невнимания к этому вопросу со стороны карфагенян, которые имели все возможности предотвратить катастрофу. В рассказе Тита Ливия о взятии римлянами Нового Карфагена важно отметить, что Публий Сципион не только правильно и всесторонне организовал разведку местности и не только умело использовал полученные в результате разведки сведения для выбора направления главного и вспомогательного ударов, но и сумел весьма эффективно использовать эти сведения для поднятия боевого духа своих солдат, изобразив непонятное для простых воинов природное явление — отлив, обнаживший подходы к городу, как благоволение богов. Римляне в массе своей были очень набожны и суеверны. Пользуясь этим, римская знать, которая в период расцвета Рима была весьма образована, нередко успешно использовала фундаментальные знания по географии и астрономии в сугубо практических, в том числе и в военных, целях. Знамениями, благоприятными или неблагоприятными, когда это было нужно, объявлялись приливы и отливы, землетрясения, извержения вулканов, появление комет и, конечно же, лунные и солнечные затмения. Наиболее удивительным представляется не то, что римские политики и полководцы умели ловко трактовать в свою пользу любые обычные и необычные природные явления, а то, что они уже тогда часто умели правильно рассчитать не только время морских приливов, что было довольно несложно, но и время лунных затмений, что требовало серьёзных и глубоких научных знаний. Например, римский историк и военный теоретик Секст Юлий Фронтин, указывая в своих «Стратагемах», «как рассеять страх, внушённый солдатам неблагоприятными предзнаменованиями», сообщает, что некий Гай Сульпиций Галл, «чтобы солдаты не восприняли предстоящее лунное знамение как дурное предзнаменование, заранее о нём предупредил, объяснив основания и причины затмения» [Front. «Strat.», I, ХII, 8]. Неискушённый читатель может счесть упоминание об этом чем-то малозначительным и не обратить внимание на столь короткое сообщение. Однако это вовремя сделанное разъяснение римским солдатам редкого небесного 3 Спарт — растение, из волокон которого тогда изготовляли канаты и верёвки, а также грубые прочные ткани. 158 Владимир Дмитренко явления сыграло немалую роль в римской, да и вообще во всей античной истории. Дело в том, что это затмение случилось в 168 г. до н. э., в ночь перед битвой при Пидне. Войска римского консула Луция Эмилия Павла готовились к сражению с армией македонского царя Персея. Война шла уже четвёртый год. За это время сменилось несколько римских главнокомандующих, а римлянам всё никак не удавалось добиться перелома в свою пользу. Римские союзники, изнемогавшие под тяжестью военных расходов, начинали роптать, да и в самом Риме зрело недовольство затянувшейся войной. Царь Персей стянул к Пидне почти все свои силы, надеясь в случае победы заставить римлян заключить мир. Возможно, что были у царя и более далеко идущие планы: поражение римлян могло бы вызвать восстания их греческих союзников, воевавших на стороне Рима отнюдь не по доброй воле, и повлечь за собой полное изгнание римлян с Балкан. Сойдясь на поле у Пидны поздно к вечеру, римские и македонские войска не стали сразу затевать сражение, а соорудили укреплённые лагеря. Но если ранее и римляне, и македоняне нередко уклонялись от сражения, то теперь всем было ясно, что битвы не миновать. Оба войска готовились к бою. Тут-то и пригодились римлянам, казалось бы, весьма далёкие от военного дела знания астрономии. Как пишет Тит Ливий, «как только лагерь был вполне укреплён, Гай Сульпиций Галл, войсковой трибун второго легиона, претор минувшего года, созвал с дозволенья консула воинов на сходку и объявил, что грядущей ночью, между вторым и четвёртым часом ночи, Луна — и пусть никто не почтёт это знамением — исчезнет с неба. И это, говорил Сульпиций Галл, дело закономерное и своевременное, а потому и предузнаваемое, и предсказуемое. Никто ведь не изумляется, когда луна то полным ликом сияет, то на убыли тонким рогом, ибо восход и закат светил — дело известное, и так же точно не следует принимать за чудо, что Луна затмевается тенью Земли. Когда же ночью, накануне сентябрьских нон4 в указанный час действительно произошло затмение, то римским воинам мудрость Галла казалась почти что божественной; македоняне же усмотрели в случившемся знак недобрый, предвестье падения царства и погибели народа, в чём не разуверил их и прорицатель. Стон и вопли стояли в македонском лагере, покуда Луна, из мрака вынырнув, не засияла снова» [T. Liv., ХLIV, 37, 5—9]. 4 Битва при Пидне, согласно тогдашнему римскому календарю, произошла 4 сентября. Но следует учитывать, что римский календарь в то время был неточен. Если исчислять дату по современному календарю, то битва при Пидне произошла 22 июня 168 г. до н. э. Дело в том, что римский год ежегодно расходился с солнечным годом на десять с лишним дней и периодически, раз в несколько лет, римским жрецам приходилось прибавлять к году добавочный месяц, дабы месяцы отвечали своему принятому месту в году. Конец этой путанице положила лишь реформа Юлия Цезаря, учредившего в 46 г. до н. э. гораздо более точный «юлианский» календарь. Глава III. Картография и разведка местности... 159 Неудивительно, что на следующий день римские и македонские войска шли в бой с совершенно разным настроем. Вместо того чтобы победить, македоняне потерпели сокрушительное поражение, после которого царь Персей сдался, а страна была сначала разделена на четыре области, а потом и вовсе превращена в одну из римских провинций. Конечно же, значительную роль в победе римлян сыграла и отменная выучка войск; много значило и более удобное и универсальное, по сравнению с македонской фалангой, построение римлян легионами и манипулами, позволявшее им лучше маневрировать на пересечённой местности, сохраняя сомкнутый строй; сыграли свою роль и вовремя пущенные римлянами в атаку нумидийские слоны, присланные их союзником, нумидийским царём Масиниссой. Но как бы там ни было, македоняне шли в бой уже заранее сломленные и готовые к поражению, а римляне шли в бой, веря в «божественную мудрость» своих полководцев. Преимущество же это римский консул обеспечил, взяв с собою в поход такого знатока астрономии, как Гай Сульпиций Галл. Перед битвой при Пидне римскому главнокомандующему было выгодно просто разъяснить солдатам истинную суть явления. Но иногда полководцу, наоборот, было выгодно воспользоваться суеверным страхом солдат. И другой римский полководец, сын императора Тиберия, Друз Младший, поступил при лунном затмении, случившемся 27 сентября 14 г. н э., совсем не так, как Гай Сульпиций Галл. Друз Младший прибыл тогда в Паннонию для усмирения солдатского мятежа. Римские солдаты в Паннонии бунтовали, требуя увеличения платы и улучшения условий службы. Войск для подавления волнений у Друза было недостаточно, а солдатское недовольство могло вот-вот перерасти в открытый мятеж. Но когда началось лунное затмение, суеверные солдаты, видя, как гаснет луна, пришли в ужас, полагая, что это вызвано гневом богини Луны. Как пишет Корнелий Тацит, Друз Младший, «решив, что нужно воспользоваться этими настроениями и обратить ко благу ниспосланное случаем» [Tacit «Annales», I, 28], приказал верным людям обойти палатки мятежников и склонить на свою сторону колеблющихся. Большинство устрашённых погасшей Луной солдат тут же поспешило выразить свою покорность. После этого Друзу Младшему не составило труда расправиться с главарями бунтовщиков и пресечь волнения. Но наблюдение за Солнцем, Луной и звёздами велось не только для того, чтобы когда-то, при случае, обмануть или успокоить солдат во время солнечных или лунных затмений (это были лишь частные, хотя и весьма интересные случаи использования астрономических знаний). Основные задачи астрономических наблюдений были совсем иными, но тоже весьма прагматичными. Во-первых, это позволяло правильно вести календарь. Жрецам календарь был нужен для своевременного проведения молений и праздников. Земледельцам календарь помогал точно распределять время 160 Владимир Дмитренко сельскохозяйственных работ. А полководцам календарь, наряду со знанием местности, был необходим для планирования своих военных кампаний. Кроме того, знание астрономии давало возможность точно определять своё местонахождение. Особенно важно это было для моряков. Очень большие преимущества давало римлянам сочетание фундаментальных знаний и тщательная организация наблюдения. Вот, например, что, по словам Плутарха, произошло однажды во время третьей Митридатовой войны, когда Митридат VI Евпатор пытался остановить наступление войск римского полководца Гнея Помпея «Великого»: «Хотя у царя было тридцать тысяч человек пехоты и две тысячи конницы, он всё же не решался дать Помпею сраженье. Сначала Митридат расположился лагерем на сильно укреплённой и неприступной горе. Но покинул эту позицию из-за недостатка воды. Гору занял затем Помпей. Предположив по виду растительности и по характеру горных ущелий, что на этом месте должны быть источники воды, он приказал прорыть повсюду колодцы, и тотчас в лагере появилась вода в изобилии; Помпей дивился, как это Митридат за всё время стоянки здесь об этом не догадался. Затем Помпей окружил вражеский лагерь и стал обносить его валом. Митридат выдерживал осаду в течение сорока пяти дней, а затем, перебив неспособных носить оружие и больных, незаметно бежал с лучшей частью своего войска» [Plutarh «Pompeius», 32]. Именно отсутствие у царя Митридата общих фундаментальных знаний о свойствах местности привело к тому, что он покинул выгоднейшую позицию, и, наоборот, именно наличие общих знаний о свойствах местности позволило Помпею сначала занять эту позицию, а затем превратить этот свой успех в победу. Изучение местности, где предстояло вести боевые действия, велось не только на основании устных и письменных донесений, расспросов и личного наблюдения. И ориентировались римские полководцы не только по солнцу и звёздам. Уже за несколько столетий до н. э. римляне научились пользоваться для этого и картами. К I в. до н. э. каждый знатный римлянин просто обязан был знать основы географии и картографии. Во всяком случае, знаменитый римский историк и географ Страбон (64 г. до н. э. — 24 г. н. э.), справедливо указывая, что у государственного деятеля не всегда бывает время, чтобы досконально изучить суть небесных явлений, а также знать всё о климате и местности, но, тем не менее, в своей «Географии» он писал, что «читатель этой книги не должен быть настолько простоватым и недалёким, чтобы ранее не видеть глобуса или кругов, описанных на нём, из которых одни параллельны, другие описаны под прямыми углами к параллельным, а третьи — наклонны к ним. Читатель также не должен быть так необразован, чтобы не иметь понятия о положении тропиков, экватора и зодиака — области, через которую проходит солнце в своём движении и тем устанавливает различие климатических зон и ветров» [Strabon, I, I, 21]. Глава III. Картография и разведка местности... 161 Первые карты, созданные человеком, были очень непохожи на те, которыми пользуемся мы. Но даже во времена, когда люди ещё не знали железа, они уже пытались рисовать какие-то участки знакомой им местности, отмечать на них то, что было для них наиболее важным. Со временем способы изображения местности на планах и картах совершенствовались. Первые свои карты, вернее планы местности, римляне должны были начать составлять уже при закладке крепостных стен, а стены города были возведены основателем Рима Ромулом. На первых порах римлянам было вполне достаточно наметить, как и где закладывать фундамент, где возводить башни, где дома, а где оставить место для улиц и площадей. Пока Рим был маленьким городом-государством, потребности в других картах не было. Но с началом римской экспансии, с расширением границ, с созданием новых городов-колоний такая потребность появилась. Римским полководцам необходимо было знать, где находятся вражеские крепости и как лучше выдвинуть к ним войска, какие рода войск и в каком количестве следует задействовать, как и откуда лучше подвозить фураж и продовольствие для своих войск. Для того чтобы решить, на какого противника следует направить удар в первую очередь, а на какого — во-вторую, важно было знать, какими ресурсами те располагают и что у них можно захватить. Чрезвычайно важны были географические знания и при составлении различных мирных договоров. К тому же для управления и своими исконными, и новыми покорёнными землями, для правильного обложения их налогами необходимо было знать их площадь, знать, какую часть этой площади занимают пахотные земли, какую леса, какую сады и виноградники, а какую непригодные к обработке земли, надо было знать, где есть дороги и где их нет. Насколько большое значение уделяли римляне разведке местности, видно из рекомендаций, которые даёт по этому поводу в своём «Кратком изложении военного дела» Флавий Вегеций Ренат. Полководец, пишет он, «должен иметь очень точно составленные планы тех местностей, где идёт война, так, чтобы на них не только были обозначены числом шагов расстояния от одного места до другого, но чтобы он точно знал и характер дорог, принимал во внимание точно обозначенные сокращения пути, все перепутья, горы, реки. Это до такой степени важно, что более предусмотрительные вожди, как утверждают5, имели планы тех провинций, которые были ареной их военных действий, не только размеченными, но и разрисованными, чтобы можно было 5 Из слов Вегеция хорошо видно, что в V в., когда был написан его труд, римская армия переживала отнюдь не лучшие времена и в силу общего упадка дел в Империи современники Вегеция уже не имели тех великолепных карт, какие были в распоряжении римских полководцев, действовавших в период расцвета римского военного искусства (с конца III в. до н. э. по начало III в. н. э.). Но эти слова Вегеция одновременно являются несомненным свидетельством того, что в своё время римские полководцы такими картами располагали. 162 Владимир Дмитренко выбрать направление, руководясь не только разумными предположениями, но, можно сказать, видя воочию ту дорогу, по которой они собираются идти» [Veg., III, 6]. Картографии в Риме уделяли огромное внимание. Над картой, по которой полководцы могли бы «воочию» видеть «ту дорогу, по которой они собираются идти», должно было трудиться множество людей, ведь картографы того времени не могли использовать ни аэрофотосъёмку, ни съёмку местности из космоса, да и обычных теодолитов у них тогда тоже не было. Но римские картографы умудрялись успешно составлять не только карты владений Рима, но и достаточно подробные карты чужих владений, что делалось обычно в тайне, для этого картографы отправлялись в соответствующие земли и страны под видом путешественников, купцов или послов. На картах отмечалось всё, что могло иметь значение для передвижения войск и ведения войны: горы и горные проходы; реки и места, удобные для переправы через них; морские порты и гавани; свои и вражеские крепости, крупные населённые пункты и расстояния между ними, численность населения и преимущественный род занятий местных жителей. При описании или картографировании пустынных районов обязательно отмечали все оазисы и источники воды. Очень интересовало римлян и то, какие месторождения полезных ископаемых, и прежде всего тех, которые можно использовать в военном деле, имеются на территории соседних государств, особенно если эти государства противились римскому влиянию или соперничали с Римом. Насколько важным считалась у римлян разведка стратегических полезных ископаемых на территории противника, мы можем судить по тому, как действовал наместник провинции Вифиния Плиний Младший, когда в его провинции был задержан некий Каллидром, бывший римский раб, захваченный в плен дакийцами, затем отправленный дакийским царём Децебалом в качестве подарка парфянскому царю Пакору, а затем, после многих лет службы у Пакора, сумевший бежать из парфянского плена и добравшийся до Вифинии. Допросив столь необычного беглеца, Плиний Младший счёл нужным отправить его в Рим, сообщив об этом самому императору Траяну: «Я решил отправить его тебе, но несколько задержался, разыскивая гемму с изображением Пакора во всем убранстве, которую, по словам Каллидрома, у него украли. Я хотел, если бы она нашлась, послать её вместе с ним, как я послал кусочек металла, который он, говорит, унёс из парфянских рудников. Я запечатал его своим кольцом с изображением четвёрки лошадей» [Plini Junior «Epist.», 74, 2—3]. Обратим внимание, что о каком-то кусочке металла, добытом из парфянских рудников, наместник провинции немедленно доложил императору. Более того, этот кусочек металла был доставлен в Рим, упакованный и опечатанный, как важнейший секретный документ, личной печатью наместника. Глава III. Картография и разведка местности... 163 Да и тот факт, что сумевший утащить у парфян гемму с изображением царя Пакора — вещь явно ценную — Каллидром не забыл прихватить и образец руды из парфянских рудников, причём сберегал его ещё более тщательно, чем драгоценную гемму, тоже говорит о многом. Будучи при дворе царя Пакора, Каллидром, безусловно, знал о том, что между Римом и Парфией назревает война, и явно рассчитывал, что припрятанный кусочек металла пригодится. Из этого можно сделать вывод, что даже простолюдинам, типа Каллидрома, было хорошо известно о том, что римляне хорошо платили за любые доставленные сведения о военном потенциале противника, в том числе и за сведения об имеющихся у противника месторождениях полезных ископаемых. Картография считалась в Риме делом очень важным, ответственным и почётным, поэтому составлением карт руководили иногда представители знатнейших римских семейств. Одним из высших достижений римской картографии стала созданная в конце I в. до н. э. по приказу Марка Випсания Агриппы, зятя и соправителя императора Октавиана Августа, географическая карта всей известной на то время римлянам части современного мира. Эта карта вызывала восхищение современников. Октавиан Август, высоко оценив проделанную Агриппой работу, приказал поместить его карту в специальном портике (портике Випсания) на Марсовом поле. К сожалению, карта Агриппы не сохранилась, но сохранились фрагменты географического комментария, созданного Агриппой для этой карты, где помимо прочих сведений, сообщались в том числе и данные о границах и расстояниях между важнейшими пунктами. Комментарии Агриппы использовали в своих географических работах Страбон и Плиний Старший. Из огромного количества имевшихся некогда в Риме карт уцелела лишь крохотная часть. Но кое-что все же сохранилось. Особенно интересной из сохранившихся работ римских картографов, безусловно, является ставшая знаменитой карта Певтингера — копия римской карты, сделанная в ХII или ХIII в. по приказу одного из средневековых правителей Германии и названная по его имени. Карта Певтингера свидетельствует об очень высоком уровне римской картографии, уровне, который европейская картография вновь сумела достичь и превзойти лишь к ХV—ХVI вв. Античные картографы работали с простейшими измерительными приборами, но достигали поразительных по своей точности результатов. Сохранившиеся древнеримские карты и их фрагменты, а также комментарии к этим картам показывают, что римляне довольно точно знали свои владения и то, что находилось вблизи их границ. Римские карты в общем-то правильно изображали берега Средиземного моря, западную часть Европы, Британию и Ирландию, северную часть Африки и прилегающую к Средиземному и Чёрному морям часть Азии, однако всё, что находи- 164 Владимир Дмитренко лось вдали от владений Рима, римлян интересовало мало. Римляне были прагматиками и интересовались прежде всего тем, что могло пригодиться на практике. Для предварительного изучения местности римляне использовали не только карты, но и описательные сочинения античных географов, при этом большую популярность в Риме имели сочинения не только латинских, но и греческих авторов. Из греческих авторов наиболее интересны географические описания в трудах таких выдающихся историков, как Диодор Сицилийский и Полибий, а также географические произведения Арриана, Павсания и Птолемея. Большое значение имели не сохранившиеся, к сожалению, до наших дней работы Посидония, сумевшего уже в то время правильно вычислить размеры земного шара и рассчитать орбиты всех известных на то время планет Солнечной системы. Лекции Посидония в Риме неоднократно посещал Цицерон, которого особенно восхищал созданный Посидонием «планетарий, отдельные обороты которого производят по отношению к Солнцу, Луне и блуждающим звёздам6 то же, что происходит на небе в отдельные дни и ночи» [Cicero «De natura deorum», II, 88], а прославленный римский полководец Гней Помпей «Великий» дважды навещал Посидония на острове Родос, где тот жил последние годы своей жизни. Но поистине жемчужиной античной географической литературы стала «География» Страбона, где были изложены все основные географические теории, существовавшие к началу первого века нашей эры, и было дано описание практически всех земель, входивших в Римскую империю или граничивших с нею. Из латинских авторов наибольший интерес представляют «Хорография» Помпония Мелы и, конечно же, работа «О местонахождении и происхождении германцев» Корнелия Тацита. К сожалению, не сохранились фундаментальные географические сочинения Плиния Старшего и Плиния Младшего, как и труды по географии Марка Туллия Цицерона, известного нам теперь лишь в качестве выдающегося римского государственного деятеля и оратора, но забытого как географа. В заключение можно сказать, что, скорее всего, именно практицизмом римлян объясняется то, что они никогда не предпринимали попыток обогнуть Африку или доплыть до Америки. Римляне прекрасно знали, что Земля — шар, отдельные античные учёные, в частности Эратосфен, даже вычислили довольно точно диаметр Земли. Эратосфен был греком. Родился он в 276 г. до н. э. в Кирене, а работал большую часть своей 6 Римляне называли планеты Сатурн, Юпитер, Марс, Венеру и Меркурий «блуждающими звёздами», так как заметили, что в отличие от обычных звёзд планеты постоянно меняют своё положение на небосводе. Глава III. Картография и разведка местности... 165 жизни в Афинах и Александрии, где заведовал знаменитой александрийской библиотекой, но римляне были прекрасно знакомы с его работами. Лучшие корабли римлян по своей грузоподъёмности и мореходности значительно превосходили не только драккары викингов, сумевших доплыть до Исландии и Гренландии, но и каравеллы Колумба — для сооружения памятников в Риме римляне умудрялись доставлять туда из далёкого Египта каменные монолиты весом более 350 тонн, что даже в наше время сделать не так-то просто. Что же мешало римлянам отправить экспедиции к Америке? Что мешало им обогнуть Африку или хотя бы доплыть до берегов Западной Африки за пустыней Сахара? Почему римские корабли никогда не предпринимали плаваний даже вокруг Ютландии в Балтийское море? Попытки объяснить это недостаточным уровнем развития кораблестроения, как минимум, наивны. Ответ следует искать отнюдь не в уровне развития географии и кораблестроения, а, как ни странно, в происшедших в Риме в I в. до н. э. изменениях римской морали и традиций, изменениях, приведших к резкому падению рождаемости. В период Империи эта проблема стала одной из основных для правителей Рима. Римские императоры, начиная с Октавиана Августа, принимали указы о поощрении браков и поощрении тех, кто будет иметь трёх и более детей. Римские писатели, такие, как Светоний Транквилл, Корнелий Тацит, Плиний Младший и многие другие, клеймили упадок нравов и восхваляли времена, когда семьи римлян были многодетны. Но положение не менялось — римляне предпочитали или иметь одного ребёнка, максимум двух, или вовсе не иметь детей. Империи стало не хватать рабочих рук. В этих условиях императорам приходилось думать не о том, как открыть и покорить новые земли, а о том, как набрать достаточно солдат в армию. Императорам Рима пришлось отказаться даже от окончательного завоевания Британии, где оставался лишь небольшой клочок непокорённой земли, высадиться же в Ирландии или основать свои города-колонии на берегах Балтийского моря римляне уже даже не пытались. Могли ли они, не имея сил удерживать завоёванное, думать о плаваниях через океан к неведомым землям? Видимо, именно это и только это отсрочило на тысячу с лишним лет и открытие Америки, и многие другие великие географические открытия. Глава IV Древнеримский «спецназ» И сход войны не всегда решался одними только сражениями. Иногда захват «языка» или уничтожение при вылазке вражеского полководца могли изменить весь ход военной кампании. Неудивительно, что для самых дерзких нападений, где требовалось не столько количество солдат, сколько их умение владеть оружием и отвага, все народы всегда привлекали самых умелых и самых храбрых своих воинов. Так было и во времена Древнего Рима. Но если противники римлян просто выбирали для этого лучших из тех, кто у них был, то римляне стали первыми, кто начал создавать для этого специально обученные группы. Римских воинов долго и упорно тренировали на чучелах и с учебным оружием, устраивали учения, обучали бегать и плавать в вооружении. Поэтому даже в массе своей римские воины были подготовлены лучше, чем воины их противников, обучавшиеся, как правило, лишь в ходе самих войн, а потому знавшие обычно лишь самые примитивные приёмы владения оружием. Тем не менее, вплоть до II в. до н. э. и римские полководцы могли привлечь для таких операций лишь своих солдат, пусть опытных ветеранов, пусть лучших из лучших, но всё же обычных солдат. Однако во II в. до н. э. у римской знати появилась возможность задействовать для спецопераций бойцов, которые превосходили по своей подготовке даже опытных армейских ветеранов. Этим «древнеримским спецназом» стали гладиаторы. 1.Появление в Риме гладиаторских игр и рост их популярности Гладиаторы — изобретение не римское. Римляне переняли обычай устраивать гладиаторские бои от этрусков, в городах которых гладиаторские бои устраивались ещё с VI в. до н. э. Подобные бои являлись частью этрусских религиозных церемоний в честь павших или умерших воинов. Как сообщает Тит Ливий, впервые в Риме гладиаторский бой устроил в 264 г. до н. э. Децим Юний Брут в память о своём погибшем отце. Тогда между собой сражались три пары гладиаторов. Начинание понравилось, и с этого времени гладиаторские бои стали устраиваться в Риме всё чаще и чаще. Сначала это делалось в основном на поминках знатных лиц: гладиаторские бои стали проводиться перед поминальными играми, где римляне демонстрировали свою силу и ловкость в память предков. В то время это Глава IV. Древнеримский «спецназ» 167 были сугубо частные представления. В качестве гладиаторов обычно сражались принуждаемые к этому пленники или специально обученные рабы. Как и у этрусков, в Риме гладиаторов стали готовить содержатели гладиаторских школ — ланисты, нередко сами до этого бывшие гладиаторами. Ланисты покупали рабов, а затем обучали их приёмам гладиаторского боя и продавали или арендовали для выступлений тем, кто решил устроить представление. Иногда в гладиаторы нанимались за деньги и свободные граждане, которых толкала к этому нужда. Но иногда на арену выходили и не по принуждению. В 205 г. до н. э. во время второй Пунической войны римский полководец Публий Корнелий Сципион Старший, прозванный впоследствии «Африканский», разбив карфагенян в Испании, устроил в Новом Карфагене (современный город Картахена) гладиаторские игры в честь погибших в бою там же, в Испании, семью годами ранее, своих отца и дяди. По словам Тита Ливия, на этих играх, где помимо римлян собралась вся местная знать, «гладиаторы были не такие, каких обычно набирают ланисты: не купленные на рынке рабы и не те свободные, что торгуют своей кровью. Вступали в поединок по доброй воле, и платы здесь не полагалось. Одних послали царьки — явить пример доблести, присущей их племени; другие вызвались сами из расположения к вождю; третьих ревность или противоборство побуждали вызвать соперника или не отказаться от вызова. Те, кто не мог или не хотел мирно покончить спорное дело, уговаривались решить его мечом: победитель получит то, о чём спорили» [Т. Liv., ХХVIII, 21, 2—10]. Постепенно гладиаторские игры становятся всё более частыми и эффектными зрелищами. На погребальных гладиаторских играх в честь Марка Валерия Левина, состоявшихся в 200 г. до н. э., 25 пар гладиаторов бились в течение четырёх дней. В 183 г. до н. э. при погребении Публия Лициния на арену вышли уже 60 пар гладиаторов, а в 174 г. до н. э. состоялось сразу несколько гладиаторских игр, причём на самых крупных из них, данных Титом Фламинием в честь своего умершего отца, участвовало уже 36 пар, которые дрались три дня. Прежде наиболее популярным развлечением римлян были театральные зрелища. Они остались одним из любимых развлечений римлян и после того, как те познакомились с гладиаторскими боями, но теперь явно уступали им в популярности. Так, по свидетельству известного тогда римского комедиографа Публия Терренция Афра, в 160 г. до н. э. пришлось срочно прервать уже начавшееся представление его комедии «Свекровь», потому что кто-то пустил слух, что именно в это время начнётся бой гладиаторов в честь поминовения умершего тогда полководца Луция Эмилия Павла, покорителя Македонии, и публика ринулась из театра, спеша попасть на игры. В 105 г. до н. э. оба консула, Публий Рутилий Руф и Гней Маллий Максим, высшие магистраты Республики, впервые официально устроили гладиа- 168 Владимир Дмитренко торские игры для народа независимо от заупокойного культа. Гладиаторские игры получили признание государства, и если до этого игры устраивались просто от случая к случаю по желанию каких-либо достаточно богатых римлян в память их предков, то с этих пор их проведение, причём регулярное, стало обязанностью соответствующих должностных лиц. Вскоре устройство гладиаторских игр стало обязанностью не только магистратов в Риме, но и магистратов других римских городов, имевших статус муниципиев. Городские магистраты организовывали гладиаторские игры для граждан бесплатно, но наряду с магистратами (должностными лицами), право устраивать гладиаторские бои сохранили и частные лица. Некоторые из частных лиц организовывали их бесплатно, для того чтобы добиться в народе популярности, но были и такие, которые, наоборот, организовывали гладиаторские бои специально для того, чтобы заработать на этом зрелище. Рим в то время вёл частые войны. Порабощались целые народы. Рабов было много, и они были дёшевы. Кровь гладиаторов лилась рекой. Смотреть на поединки необученных людей никто бы не стал — гладиаторы должны были сражаться и умирать красиво, и они это делали. Для того чтобы привлечь публику, устроители зрелищ выпускали гладиаторов с самым различным вооружением — от похожего на вооружение обычного легионера до самого экзотического. Не все бои заканчивались смертельным исходом. Если рана побеждённого не была смертельной, его судьбу решали зрители, однако на их благосклонность мог рассчитывать лишь тот, кто сражался изо всех сил и показывал верх мастерства. Готовили гладиаторов нередко по нескольку лет, погибнуть же они могли уже в первом своём бою. Но пути назад у гладиаторов не было, зато, эффектно победив в нескольких поединках, они могли надеяться на дарование им свободы и на награды. Гладиаторы дрались так, что даже бывшие солдаты убеждались, что на их месте не смогли бы драться лучше. Некоторые из гладиаторов умудрялись драться и побеждать по нескольку десятков раз. Такие гладиаторы, даже если они и были поначалу рабами, становились кумирами толпы, получали свободу, но нередко по-прежнему выходили на арену, правда, уже за немалое вознаграждение. Действия гладиаторов вызывали у римлян восторг. Различные соперничавшие между собой гладиаторские школы изобретали всё новые и новые приёмы боя. Учителя гладиаторских школ настолько мастерски владели оружием, что на это обратили наконец своё внимание и римские военные. В том же 105 г. до н. э., когда впервые были устроены гладиаторские игры за государственный счёт, бывший тогда одним из консулов Публий Рутилий Руф привлёк наставников из гладиаторской школы некоего Гая Аврелия Скавра к обучению солдат своих легионов. С этого времени никто из римлян уже не сомневался в том, что и навыки, и бесстрашие гладиаторов можно эффективно применять не только на арене, но и в военном деле. Глава IV. Древнеримский «спецназ» 169 2. Гладиаторы становятся «спецназом» римской знати Первый век до н. э. был для Рима веком острейшей борьбы за власть. Причём если раньше эта борьба в Римской республике велась в основном за счёт словесных баталий и интриг в сенате, то теперь различные группировки римской знати всё чаще и чаще стали применять силу. В 91—88 гг. до н. э. Италию потрясла Союзническая война — восстание против Рима большинства италийских общин, требовавших себе равных прав с римлянами. Риму удалось победить в этой войне, лишь пойдя на значительное расширение прав италиков. Затем в Риме разгорелась ожесточённейшая гражданская война между сторонниками Гая Мария и Корнелия Суллы, в ходе которой Рим несколько раз переходил из рук в руки. По словам Евтропия, в этих двух «злосчастнейших» войнах, Союзнической и гражданской, «погибло более 150 тысяч человек, 24 консуляра, 7 преторов, 60 эдилов и приблизительно 200 сенаторов» [Evtr., V, 9, 2]. Диктатура победившего в 81 г. до н. э. Суллы была недолгой. Тяжелобольной, он уже в 79 г. до н. э. сложил с себя диктаторские полномочия. Но Республика теперь была не такой, как прежде. Пример того, как следует захватывать власть, был показан. Заговоры следовали один за другим, а перед применением оружия останавливались всё меньше и меньше. Даже тайное учреждение в 60 г. до н. э. Гнеем Помпеем «Великим», Гаем Юлием Цезарем и Марком Лицинием Крассом 1-го триумвирата не прекратило борьбы за власть, лишь на некоторое время обеспечив несколько большую устойчивость политической системы. Триумвиры негласно разделили управление провинциями, но мечтали о большем, внимательно следили за своими конкурентами, а перетянуть рычаги управления в свою пользу пытались назначением на нужные посты своих ставленников. За любую выгодную должность в Риме шла отчаянная грызня. Каждый знатный римлянин просто вынужден был иметь личную охрану. И раньше, в куда более спокойные времена, знатного римлянина всегда сопровождали при прогулке в городе или при поездке куда бы то ни было собственные рабы, а в случае необходимости и клиенты. Но раньше это было больше делом престижа, чем безопасности. Теперь же стало важно не только постоянно иметь около себя достаточно много рабов и клиентов, показывая свою важность и значительность, но и включать в свою свиту достаточное количество таких людей, которые бы умели отменно владеть оружием. А кто мог владеть оружием лучше гладиатора? Происшедшее в 73—71 гг. до н. э. в Италии восстание рабов под руководством гладиатора Спартака, которому несколько раз удавалось громить римские войска, лишь увеличило славу гладиаторов. С восставшими римляне, в конце концов, расправились и расправились самым жестоким образом. Однако именно в этот период римская знать начала набирать себе 170 Владимир Дмитренко собственные отряды гладиаторов, предназначенных не столько для арены, сколько для того, чтобы быть телохранителями. Слово «гладиатор» было в то время в Риме словом ругательным — синонимом слов «бандит», «подонок», «убийца». Тем не менее, называя так этих готовых на всё людей, римская знать отнюдь не отказывалась от их услуг. Гладиатор, тем более хороший гладиатор, стоил гораздо дороже обычного раба, и позволить себе держать собственный отряд гладиаторов могли только самые богатые римляне. Но ведь именно они и боролись за власть. В свои отряды они брали не только гладиаторов-рабов, но иногда приглашали за большую плату прославленных свободных гладиаторов. При случае гладиаторы могли не только защитить своего хозяина, но и напасть на его врагов, а это им тоже иной раз поручали. Убийство Публия Клодия Одними из тех, кто боролся за власть в середине I в. до н. э., были Тит Анний Милон и Публий Клодий, причём оба отчаянно враждовали между собой и у каждого было немало влиятельных сторонников. Милону покровительствовал Гней Помпей «Великий», а за действиями Публия Клодия многие усматривали интересы Гая Юлия Цезаря. Конфликту между Клодием и Милоном и тому, чем этот конфликт завершился, уделил немало внимания в своих «Гражданских войнах» выдающийся античный историк Аппиан [Appian «В. С.», II, 14—16, 20—22]. Сохранилась также речь «В защиту Тита Анния Милона» знаменитого римского оратора Марка Туллия Цицерона на процессе по поводу гибели Публия Клодия. Однако будучи сам заклятым противником Публия Клодия, не скрывавшим свою радость по поводу этого убийства, Цицерон уделял больше внимания не деталям дела, а тому, чтобы дискредитировать предыдущую деятельность Публия Клодия и морально оправдать действия Тита Анния Милона. В силу этого речь Цицерона страдает явной предвзятостью и даёт историкам гораздо больше представлений скорее об ораторском искусстве римских судебных ораторов, чем об обстоятельствах убийства, а потому не может быть основным источником для желающего добраться до истины исследователя. Наиболее же подробно о деталях покушения на Публия Клодия рассказывает Квинт Асконий Педиан, написавший предисловие к речи Цицерона «В защиту Тита Анния Милона». Версии Аппиана и Квинта Аскония Педиана в принципе не расходятся, но лучше будет разобраться в событиях, опираясь на рассказ Квинта Аскония Педиана. Ни Аппиан, ни Асконий Педиан не были очевидцами событий. Но Аппиан описывал те события с чужих слов через полторы с лишним сотни лет после случившегося, а Асконий Педиан, родившийся в 9 г. до н. э. и умерший в 76 г. н. э., имел возможность общаться с некоторыми стариками — очевидцами событий, а кроме того, пользовался для составления своего предисловия актами римского сената. Глава IV. Древнеримский «спецназ» 171 Дело было так. Милон и Клодий враждовали несколько лет. Началась эта вражда ещё в 57 г. до н. э., и уже тогда в Риме произошло несколько стычек между сторонниками Клодия и Милона, но своего апогея конфронтация между ними достигла в начале 52 г. до н. э. Милон тогда добивался избрания себя консулом, а Клодий добивался звания претора и прекрасно понимал, что, став консулом, Милон постарается урезать его преторские возможности. Именно из-за их соперничества комиции по выбору консулов откладывались в течение долгого времени и не были проведены в конце предыдущего года, как это положено было по закону. Шла уже вторая половина января, а в Риме всё ещё не были избраны ни новые консулы, ни новые преторы. Предвыборная кампания в Риме была делом весьма обременительным, особенно для кандидатов на высшую должность консула, и Милон, домогавшийся этой должности, пытаясь угодить народу, истратил огромные средства на бесплатные раздачи, устройство театральных зрелищ и гладиаторских боёв. Затягивание даты выборов грозило ему разорением. Противники же Милона, наоборот, всеми силами старались оттянуть дату выборов. Причём в это время, видимо, разладились отношения становившегося слишком могущественным и начавшего играть собственную игру Милона с Гнеем Помпеем, поэтому сторонники Помпея, хотя и не поддерживавшие Клодия, тоже решили потянуть с выборами. Обстановка была накалена до предела. И вот, 19 января 52 г. до н. э. («за тринадцать дней до февральских календ») Милон, как пишет К. А. Педиан, «выехал в муниципий Ланувий1, откуда был родом и где был тогда диктатором, для избрания фламина2, которое было назначено на следующий день. Приблизительно в девятом часу несколько дальше Бовилл3, вблизи того места, где находится святилище Доброй Богини, с ним встретился Публий Клодий, возвращавшийся из Ариции. Дело в том, что он держал речь перед декурионами Ариции. Клодий ехал верхом; за ним, по тогдашнему обычаю путешествовавших, следовало около тридцати рабов налегке, вооружённых мечами. Кроме того, вместе с Клодием было трое спутников, один из которых, Гай Кавсиний Схола, был римским всадником, а двое других, Публий Помпоний и Гай Клодий, — известными людьми из плебса. Милон ехал на повозке с женой Фавстой, дочерью диктатора Луция Суллы, и со своим близким другом, 1 Ланувий — город в Лации, на Альбанской горе, к юго-востоку от Рима. Фламин — почётная жреческая должность, как правило, пожизненная. Для организации и проведения выборов нового фламина в городе положено было назначать диктатора. Но полномочия этого диктатора касались лишь организации и проведения выборов в этом конкретном городе и ничего большего, поэтому такого диктатора ни в коем случае не следует путать с диктатором, назначавшимся римским сенатом для управления государством и обладавшим верховной властью над всей страной. 3 Бовиллы — город в Лации, расположенный на Аппиевой дороге между Римом и Ланувием. 2 172 Владимир Дмитренко Марком Фуфием. За ним следовала большая толпа рабов, среди которых были также и гладиаторы, а в их числе двое известных — Евдам и Биррия. Именно они, идя медленно в последнем ряду, и затеяли ссору с рабами Публия Клодия. Когда Клодий с угрозами обернулся на этот шум, Биррия пронзил ему плечо копьём» [Asc. Pedianus «Pro T. A. Milo», 3—5]. Поначалу рабам Клодия удалось спасти своего господина: «раненного Клодия отнесли в ближайшую харчевню в бовилльской округе» [Asc. Pedianus «Pro T. A. Milo», 5]. Однако такой исход явно не устраивал Милона, «узнав, что Клодий ранен, Милон, понимая, что он будет в ещё более опасном положении, если Клодий останется жив, и рассчитывая получить удовлетворение от его убийства, даже если ему самому придётся подвергнуться наказанию, велел вытащить Клодия из харчевни. Предводителем его рабов был Марк Савфей. Скрывавшегося Клодия выволокли и добили, нанеся ему множество ран. Тело его оставили на дороге, так как его рабы либо были убиты раньше, либо прятались, тяжело раненные» [Asc. Pedianus «Pro T. A. Milo», 6]. Лёгкость, с которой Милону удалось расправиться с Клодием, объяснялась тем, что он сумел застать Клодия врасплох, и в то время, как у Клодия было всего около тридцати вооружённых рабов, Милон же был тогда «в сопровождении более чем трехсот вооружённых рабов» [Asc. Pedianus «Pro T. A. Milo», 12]. На этом Милон не успокоился, но, «зная, что в усадьбе в Альбе находится маленький сын Клодия, явился в усадьбу, а так как мальчика заблаговременно спрятали, то Милон стал допрашивать раба Галикора, у которого отрубали один член за другим» [Asc. Pedianus «Pro T. A. Milo», 12]. Несмотря на пытки, никто из рабов не выдал сына хозяина. Тогда разъярённый Милон, так и не найдя мальчика, «приказал зарезать управителя и двоих рабов» [Asc. Pedianus «Pro T. A. Milo», 12]. Публий Клодий был далеко не простым римлянином, а одним из самых знатных и влиятельных. Возвращавшийся из своего поместья в Рим сенатор Секст Тедий, увидев убитого, приказал положить его и доставить в город на своих носилках. На следующий день, с рассветом, на римском форуме собралась многочисленная толпа сторонников Клодия, возбуждаемая его вдовой, Фульвией, и требовавшая возмездия и справедливости. Разбушевавшись, они внесли тело Клодия в курию, где обычно происходили заседания сената и предали его сожжению прямо в курии, использовав для погребального костра скамьи, столы и книги письмоводителей. От такого буйства сгорела и сама курия, а несколько близлежащих домов лишь чудом удалось спасти от огня. Толпа пыталась атаковать и дом Милона, но была отогнана стрелами. Милону всё это было только на руку. По словам К. А. Педиана, «поджог курии вызвал среди граждан гораздо большее негодование, нежели то, какое Глава IV. Древнеримский «спецназ» 173 было вызвано убийством Клодия. Поэтому Милон, который, как думали, добровольно отправился в изгнание, в ту ночь, когда курия была подожжена, возвратился в Рим, ободрённый тем, что его противники навлекли на себя ненависть, и с такой же настойчивостью стал добиваться консульства. Он открыто роздал по трибам по тысяче ассов4 на каждого гражданина. Через несколько дней народный трибун Марк Целий созвал для него сходку и даже сам выступил перед народом в его пользу. Оба они говорили, что Клодий устроил Милону засаду» [Asc. Pedianus «Pro T. A. Milo», 9]. Если бы Милон приказал убить кого-то менее известного, чем Публий Клодий, и если бы не поссорился перед этим с могущественным Гнеем Помпеем, то убийство, очевидно, сошло бы ему с рук. Но тут Милон явно зарвался, «после того, как Помпей с необычайной быстротой обеспечил защиту» [Asc. Pedianus «Pro T. A. Milo», 10], двое племянников Клодия потребовали суда над Милоном и добились своего. У Милона нашлось немало защитников, среди которых были и знаменитый оратор Цицерон, и видные сенаторы Марк Марцелл, Марк Калидий, Марк Катон, Фавст Сулла, но противники у него тоже были люди значительные, а дело было слишком уж очевидным, чтобы его замять. Милона приговорили к изгнанию — максимальному в то время наказанию для знатного римлянина. С мыслью о консульстве ему пришлось распрощаться, «вследствие огромных долгов его имущество поступило в продажу за одну двадцать четвёртую часть своей стоимости» [Asc. Pedianus «Pro T. A. Milo», 33]. Но что чрезвычайно интересно и важно в этом деле, так это то, что гладиаторы и рабы Милона, совершившие резню, вообще не понесли наказания. Марка Савфея, руководившего штурмом харчевни, к суду, правда, привлекли, но суд его оправдал. А кроме того, Милон на следующий день после убийства Клодия даровал свободу двенадцати своим рабам, «которые особенно постарались» [Asc. Pedianus «Pro T. A. Milo», 12]. Этих ставших вольноотпущенниками рабов и вовсе никто не стал преследовать. Положение, когда каждый мог держать у себя личный отряд гладиаторов, было на руку слишком многим сенаторам, чтобы кто-то потребовал это запретить. Конечно, сенаторы возмутились, когда был убит один из них, но само наличие подобных отрядов их не смущало, ведь такие же отряды были и у многих из них. 4 Медным ассом, сначала как весовой единицей, а затем как монетой, римляне пользовались в течение нескольких столетий. Но стоимость римского асса время от времени менялась. В описываемое время 10 ассов равнялись одному денарию — высокопробной серебряной монете весом около 4 граммов. Таким образом, 1000 ассов стоили в то время столько же, сколько 400 граммов высокопробного серебра. Эта сумма была больше, чем обычное тогдашнее жалованье римского легионера за три месяца службы. (В дальнейшем, в 43 г. до н. э., соотношение асса и денария было изменено и один денарий стал равняться 16 ассам.) 174 Владимир Дмитренко Современному читателю может показаться странным то, что допускались такие беспорядки. Казалось бы, кому из власть имущих нужны были пожары и побоища в центре Рима? Чёткий и однозначный ответ на это есть у Аппиана, кратко и ясно изложившего действительную причину нерасторопности властей: «Помпей сознательно допускал такой беспорядок, чтобы ощущалась необходимость назначения диктатора. Среди многих шла болтовня о том, что единственным спасением от теперешних зол была бы монархическая власть; что нужно выбрать человека сильного и вместе с тем милостивого; указывали на Помпея, который имел в своём распоряжении достаточно войска, как кажется, любил народ и уважал сенат, был воздержан в жизни и благоразумен, легко доступен для просьб, — было неважно, таков ли он или только таким казался. Помпей на словах сердился по поводу всех этих предположений, на деле же тайно всё делал для их осуществления и нарочно допускал беспорядок и анархию в государственном управлении» [Appian «В. С.», II, 20]. Гладиаторы же были всего лишь исполнителями чужой воли, но исполнителями отменными и не рассуждающими, да притом ещё и такими, которых можно было обвинить в том, что они действовали по собственной инициативе, в силу своей природной дикости, распущенности и испорченности. 3. Гладиаторы в период гражданских войн Созданный путём тайного соглашения в 60 г. до н. э. Гаем Юлием Цезарем, Гнеем Помпеем «Великим» и Марком Лицинием Крассом триумвират лишь на некоторое время стабилизировал положение Республики. До поры до времени соперничество Помпея и Цезаря уравновешивалось Крассом, а также тем, что Помпей женился на единственной дочери Цезаря, Юлии, а Цезарь — на родственнице Гнея Помпея, Помпее. Однако очень скоро Цезарь дал Помпее развод, уличив в неверности, затем в 54 г. до н. э. при неудачных родах умерла Юлия, оборвав родственные связи между Цезарем и Помпеем, а в 53 г. до н. э. в битве с парфянами при Каррах погиб Марк Лициний Красс. С гибелью Красса негласный триумвират фактически распался, а между Цезарем и Помпеем разгорелась ожесточённая борьба, в которой использовались все возможные средства, в том числе и гладиаторы. Гладиаторы использовались прежде всего для пышных зрелищ, организаторы которых старались угодить народу и поднять тем самым свой авторитет. Точно так же, как со второй половины ХХ в. многие современные политики пытались привлечь к себе избирателей за счёт организации бесплатных концертов популярных поп-звёзд, римские политики привлекали к себе граждан организацией бесплатных театральных зрелищ, скачек и, конечно же, гладиаторских боёв. Но римские магнаты держали собственные Глава IV. Древнеримский «спецназ» 175 отряды гладиаторов ещё и потому, что их, при случае, можно было использовать и для других целей. Большое внимание гладиаторам уделял Гай Юлий Цезарь. В Капуе ему принадлежала целая гладиаторская школа, причём одна из лучших. Однажды, будучи консулом5, Цезарь, как пишет Светоний Транквилл, устроил гладиаторский бой, «но вывел меньше сражающихся пар, чем собирался: собранная толпа бойцов привела его противников в такой страх, что особым указом было запрещено кому бы то ни было держать в Риме больше определённого количества гладиаторов» [Suetonius «Julius», 10, 2]. Однако хотя римский сенат и начинал понимать, что наличие у вельмож крупных личных отрядов гладиаторов становится опасным для самого существования Республики, запрет этот продержался недолго. Цезарь ещё несколько раз устраивал для народа пышные гладиаторские игры, и эти представления становились всё более грандиозными по мере роста его могущества. Великолепные игры были устроены им в память об умершей при родах дочери, гладиаторскими играми были отмечены некоторые из его триумфов. Однако в планах Цезаря гладиаторы должны были служить не только средством развлечения толпы. Как пишет о Цезаре всё тот же римский историк Светоний Транквилл, «знаменитых гладиаторов, в какой-нибудь схватке навлекших немилость зрителей, он велел отбивать силой и сохранять для себя. Молодых бойцов он отдавал в обучение не в школы и не к ланистам, а в дома римских всадников и даже сенаторов, которые хорошо владели оружием; по письмам видно, как настойчиво просил он следить за обучением каждого и лично руководить их занятиями» [Suetonius «Julius», 26, 3]. Зачем могущественному правителю надо было, раздражая народ, спасать от смерти каких-то гладиаторов, которые изначально предназначались для того, чтобы прилюдно расставаться с жизнью? Зачем некоторых из молодых гладиаторов Цезарь отделял от других и проявлял столь большой интерес именно к их обучению? О причинах этого мы можем только догадываться, но вряд ли это объяснялось чрезмерным человеколюбием и сентиментальностью. Более вероятной причиной кажется то, что спасённые от верной смерти опытные бойцы готовы были на всё, чтобы отблагодарить своего патрона. Точно так же воспитанные особым образом молодые гладиаторы боготворили своего покровителя и готовы были сражаться за него не только на арене, а пребывание в домах знатных семейств давало им возможность не столько набраться опыта во владении оружием — этому их прекрасно обучали и в гладиаторских школах — сколько ознакомиться с тем, как живут знатные римляне, обучаться правильным манерам поведения. В дальнейшем такого гладиатора или группу гладиаторов можно было под видом купцов или путешественников послать в какую-нибудь из провинций для тайного устранения 5 Это случилось в консульство Гая Юлия Цезаря и Марка Кальпурния Бибула в 59 г. до н. э. 176 Владимир Дмитренко неугодного опального представителя знати. Исторических свидетельств о том, что Цезарь применял своих гладиаторов для таких целей, не сохранилось, и это всего лишь версия. Но так могло быть, а никаких свидетельств могло не сохраниться хотя бы по той причине, что, во-первых, подобные миссии были надёжно засекречены, а во-вторых, потому, что их исполнителей можно было затем легко устранить и путём обычного убийства, которое никто не стал бы расследовать, а можно было поступить ещё проще — выставить гладиатора на играх против заведомо более сильного противника. Большое разнообразие видов гладиаторского оружия всегда позволяло, при желании, выбрать такое сочетание вооружения противников, при котором один из участников схватки был бы заранее обречён. Как уже говорилось выше, достоверных свидетельств использования гладиаторов Юлием Цезарем для тайных операций нет, но об одном случае загадочного убийства, которое могло быть совершено по его приказу, рассказать стоит. Убийство Марка Клавдия Марцелла Несколько столетий одним из самых богатых и влиятельных патрицианских родов Рима был род Марцеллов. Его представители неоднократно избирались преторами и консулами, управляли важнейшими провинциями. В борьбе за власть между Гаем Юлием Цезарем и Гнеем Помпеем «Великим» семейство Марцеллов решило стать на сторону Помпея, причём одним из самых ярых сторонников Помпея стал Марк Клавдий Марцелл, избранный при поддержке Помпея консулом в 51 г. до н. э. Поддержка Помпея обеспечила избрание консулов из семейства Марцелла и на следующие два года (50 и 49 гг. до н. э. ). Делая ставку на Помпея, Марк Клавдий Марцелл прилагал все усилия для того, чтобы навредить Цезарю. Как пишет Аппиан, «Цезарь основал в Верхней Италии город Новумкомум, даровав ему латинское право; тот из его жителей, кто в течение года занимал высшую должность6, становился римским гражданином, — таково значение латинского права. Марцелл, с целью оскорбить Цезаря, приказал высечь розгами одного из новумкомцев, занимавшего у себя городскую магистратуру и потому считавшегося римским гражданином, чего нельзя было сделать с лицом, обладавшим правами римского гражданства7. Марцелл по своей пылкости открыл свою мысль: удары служат признаком негражданства. Поэтому он приказал высечь этого человека и рубцы показать Цезарю. Дерзость Марцелла дошла до того, что он предлагал до окончания срока послать Цезарю преемников по наместни6 Имеется в виду занятие высших должностей в городском совете. Это произошло в 51 г. до н. э., когда Марк Клавдий Марцелл был консулом, а соответственно обладал высшей исполнительной властью. 7 Глава IV. Древнеримский «спецназ» 177 честву. Но Помпей воспрепятствовал этому под тем лицемерным предлогом, что из-за остающегося краткого срока не следует оскорблять такого блестящего мужа, как Цезарь, принесшего столько пользы отечеству. Тем самым Помпей показал, что по истечении срока Цезаря должно лишить власти8» [Appian «В. С.»,II, 26]. Неудивительно, что когда конфронтация между Цезарем и Помпеем переросла в гражданскую войну, Марк Клавдий Марцелл оказался в лагере Помпея, но после того, как 6 июня 48 г. до н. э. Помпей потерпел сокрушительное поражение в битве при Фарсале, Марцелл не стал продолжать борьбу, как это сделали наиболее рьяные помпеянцы, продолжившие сопротивление Цезарю в Африке и Испании, а удалился в изгнание в город Митилены на находившемся под властью Рима греческом острове Лесбос. Менее «отличившиеся» в борьбе с Цезарем члены семейства Марцеллов вообще поспешили перейти на его сторону и вскоре вновь оказались в фаворе. В Риме у Марка Клавдия Марцелла осталось немало сторонников. Хлопотали за него и его родственники. «Здесь о твоём прощении молит тревога, молят также обильные постоянные слёзы Гая Марцелла, твоего брата, глубоко преданного тебе», — писал в сентябре 46 г. до н. э. в письме Марку Клавдию Марцеллу его друг Марк Туллий Цицерон (Письмо ССССLХХХVII, [Fam., IV, 7]. Цезарь прощал многих изгнанников, но простить Марцелла не спешил — слишком уж тот ему досадил. Возможно, настораживало Цезаря и то, что сам Марцелл не просил о снисхождении. Однако и оставлять Марцелла надолго в ссылке было нежелательно. Надо было что-то делать. Друзья Марцелла стали опасаться того, что Цезарь примет в отношении него некое кардинальное решение. В следующем своём письме Марцеллу, написанном в сентябре того же 46 г. до н. э., Цицерон прямо советует ему обратиться к Цезарю с просьбой о помиловании, убеждая, что «если величию духа было свойственно не идти с мольбой к победителю, то смотри, как бы презрение к его же благородству не оказалось свойственным гордости», а в конце письма прямо предупреждал, что промедление с покаянием может стоить Марцеллу жизни. «Если жизнь там и кажется тебе более приятной», — заканчивает то письмо Цицерон, — то тебе, тем не менее, следует подумать, как бы она не оказалась менее безопасной: для мечей свобода велика, а в отдалённых местностях перед преступлением меньше останавливаются. Твоё спасение настолько заботит меня, что я могу сравняться только с твоим братом 8 Цезарь в то время вёл чрезвычайно успешные войны в Галлии и присоединил к Риму огромные территории. Отстранить его в этих условиях от наместничества было затруднительно: сенаторы должны были считаться с мнением народа. Но действия Марцелла подготавливали почву для того, чтобы в дальнейшем отобрать у Цезаря результаты его завоеваний. 178 Владимир Дмитренко Марцеллом или, во всяком случае, занять место очень близко к нему; твой же долг — считаться с обстоятельствами и заботиться и о своём спасении, и о жизни, и об имуществе» (Письмо ССССLХХХVIII), [Fam, IV, 9]. В этом же месяце сентябре друзья Марцелла уговорили родственника Гая Юлия Цезаря, сенатора Луция Пизона, намекнуть на тяжёлое положение изгнанника. После этого Гай Марцелл бросился Цезарю в ноги, моля простить своего брата, а весь сенат в полном составе встал, уговаривая Цезаря согласиться. Осудив Марка Клавдия Марцелла за проявленную ранее, как он выразился «свирепость», Цезарь сказал, что «не откажет сенату в его просьбе насчёт Марцелла даже несмотря на предзнаменование» (Письмо Цицерона из Рима в провинцию Ахайю Сервию Сульпицию Руфу ССССХСII [Fam., IV, 4], написанное в конце сентября 46 г. до н. э.). Под дурным предзнаменованием Цезарь имел в виду, конечно же, то, что сенат так заботит судьба Марка Клавдия Марцелла, его врага. Но Цезарь был прежде всего политик, и он счёл выгодным для себя пойти на такую уступку, во всяком случае объявить об этом. Цицерон же, как один из главных ходатаев, закрепляя успех, поспешил выступить в сенате с речью «По поводу возвращения Марка Клавдия Марцелла», заранее благодаря Цезаря за милосердие. Если перед этим Марк Клавдий Марцелл два года тянул с покаянием, то теперь, получив от Цицерона два письма, предупреждающих об опасности и рекомендующих ему любыми способами, пусть и склонив голову, прибыть в Рим, Марцелл очень хорошо понял, на что намекает Цицерон, и уже в октябре 46 г. до н. э. ответил ему: «Когда брат мой Гай Марцелл, глубоко любящий меня, не только давал мне советы, но даже умолял меня, он мог меня убедить не ранее, чем твоё письмо заставило меня воспользоваться вашим советом» (Письмо ССССХСIII) [Fam., IV, 11]. Отказываться от дарованного ему помилования Марцелл не стал, но из-за наступления зимы, когда мореплавание становилось затруднительным, не спешил покинуть Метилену. Марцеллу казалось, что вопрос решён, и он не спешил. Однако если Марцеллу казалось, что все опасности уже позади, то Цицерону в Риме думалось иначе, и уже в январе 45 г. до н. э. он отправляет Марку Марцеллу письмо, торопя того с приездом. «Итак, — писал Цицерон, — постарайся приехать возможно скорее; ведь ты приедешь, поверь мне, ожидаемый не только нами, т. е. своими, но и всеми решительно. Ведь мне иногда приходит на ум некоторое опасение, что поздний отъезд доставляет тебе удовольствие». Детально написать, почему необходимо спешить в Рим, невзирая на погоду, Цицерон не мог, ведь письмо могли перехватить, однако достаточно прозрачно намекал Марцеллу: «для твоего имущества очень важно, чтобы ты приехал возможно скорее, и это имеет значение во всех отношениях…» (Письмо DХL) [Fam., IХ, 10]. Для того чтобы разобраться, что имел в виду Цицерон, необходимо вспомнить, что происходило в Римской республике в начале 45 г. до н. э. Глава IV. Древнеримский «спецназ» 179 В январе этого года Цезарь с основными своими силами отправился в Испанию, где собрались огромные силы помпеянцев во главе с сыновьями Гнея Помпея «Великого» — Гнеем Помпеем и Секстом Помпеем. Надеялся ли Цицерон, что приезд в Рим Марка Марцелла сплотит противников Цезаря и им удастся нанести Цезарю удар с тыла, или, наоборот, считал, что Цезарь сам, опасаясь приезда в это время в Рим Марцелла, даст приказ покончить с ним? Кто знает? 17 марта 45 г. до н. э. Цезарю удалось разгромить помпеянцев в битве при Мунде. Но как пишет об этом Аппиан, «великое множество рабов сражалось на стороне Помпея. Уже четыре года это войско обучалось и готово было сражаться с отчаянием. Благодаря этому Помпей9 совершил большую ошибку, что не оттянул сражения, вступил с Цезарем в столкновение, как только тот прибыл, хотя некоторые из старейших лиц, наученные горьким опытом Фарсала и в Африке, советовали Помпею томить Цезаря всякими оттяжками и довести его до безвыходного положения, используя то, что он находится в чужой стране» [Appian «В. С.», II, 103]. Одолеть противника Цезарю удалось лишь с огромным трудом, и, как неоднократно признавал потом он сам, эта битва оказалась самой трудной из всех, какие он когдалибо дал, ибо здесь ему приходилось сражаться не за победу, а за жизнь. Прибыв в Испанию и узнав, какие мощные силы противника ему там противостоят, мог ли Цезарь не подумать и не позаботиться о том, чтобы никакая опасность не могла возникнуть для него в Риме? Мог ли не подумать о возможной опасности мятежа в случае, если боевые действия затянутся, а в Рим прибудет Марк Клавдий Марцелл? Допросил ли Цезарь после разгрома пленённых помпеянцев и мог ли выявить при допросе, что те питали надежды на то, что в Риме вспыхнет мятеж и Цезаря удастся зажать в тиски? О чём думал, готовясь к той битве, Гай Юлий Цезарь и какие он отдал распоряжения, мы вряд ли уже узнаем, как никогда, наверное, не узнаем и того, что рассказали Цезарю на допросах пленённые после битвы при Мунде помпеянцы и говорили ли они что-либо о своих надеждах на Марцелла или о своих связях с ним. Но побывав на грани поражения в Испании, Цезарь вполне мог пересмотреть свой мягкий подход по отношению к Марку Клавдию Марцеллу, хотя из политических соображений и не объявил об этом во всеуслышание. Весной Марк Клавдий Марцелл покинул Лесбос и прибыл в афинский порт Пирей, где 22 мая 45 г. до н. э. был радушно принят римским наместником Сервием Сульпицием Руфом, с которым был хорошо знаком, так как в 51 г. до н. э. они оба были коллегами по консульству. Во время беседы Марцелл сообщил, что собирается на следующий день плыть кораблём в Италию. Казалось бы, ничто не предвещало беды, но Марцелл по непо9 Имеется в виду старший из сыновей Гнея Помпея «Великого», Гней Помпей, который командовал помпеянцами в этом сражении. 180 Владимир Дмитренко нятным причинам задержался, а 26 мая был убит при более чем странных обстоятельствах. Вот как сообщил об этом Цицерону Сервий Сульпиций Руф: «В десятом часу ночи ко мне пришёл Публий Постумий, его близкий, и известил меня, что Марка Марцелла, моего коллегу, в послеобеденное время ранил кинжалом его близкий друг Публий Магий Килон и нанёс ему две раны: одну в горло, другую в голову за ухом; однако есть надежда, что он может остаться живым; Магий затем покончил с собой; сам он послан Марцеллом, чтобы известить об этом и просить меня собрать врачей. Я собрал и тотчас же отправился туда на рассвете. Когда я был недалеко от Пирея, мне встретился раб Ацидина с табличками, на которых было написано, что незадолго до рассвета Марцелл скончался. Так славнейший муж претерпел жесточайшую смерть от руки сквернейшего человека, и у того, кого ввиду его достоинства, пощадили недруги, нашёлся друг, который причинил ему смерть. Я всё-таки устремился к его палатке; я нашёл двоих вольноотпущенников и несколько рабов; остальные, говорили они, бежали, поражённые страхом, оттого что их господин был убит перед палаткой10» (Письмо DСХVIII) [Fam., IV, 12]. Далее Сервий Сульпиций Руф сообщал, как приказал принести тело Марцелла в Афины на своих собственных носилках, как позаботился о пышных похоронах и о том, чтобы афиняне соорудили Марцеллу мраморный памятник, уверяя Цицерона, что свои обязанности перед Марцеллом, живым и мёртвым, выполнил все. Вроде бы несчастный случай… Но как путано излагает дело римский наместник. А ведь это человек отнюдь не косноязычный! Убийство произошло 26 мая, а письмо написано 31 мая, т. е. прежде чем Руф написал письмо, успело пройти пять дней, но из письма видно, что никакого расследования практически не проводилось. Сервий Сульпиций Руф был человеком весьма опытным в ведении дел. За свою жизнь он занимал немало ответственнейших должностей, успел побывать даже консулом, и уж что-что, но как проводить расследование, знал очень хорошо. В письме же сквозит растерянность и желание убедить Цицерона в том, во что сам Руф явно не верил. Руф как бы говорит Цицерону, что большего узнать не удастся, да и пытаться узнать нечто большее не следует. Такие же послания были, видимо, разосланы и другим друзьям и родственникам погибшего. Римская знать знала правила игры — все поняли подсказку, и никто не попытался оспорить официальную версию, возмутиться или потребовать дополнительного расследования. Уже 21 июня 45 г. до н. э. Цицерон пишет из своей Тускуланской усадьбы в Рим сенатору Титу Помпонию Аттику: «Сегодня жду Спинтера: ведь Брут послал его ко мне. В письме он снимает 10 Марцелл жил там в палатке потому, что Пирей незадолго до того был разрушен и лежал в руинах. Глава IV. Древнеримский «спецназ» 181 с Цезаря ответственность за гибель Марцелла. На него пало бы некоторое подозрение, даже если бы тот был убит не предательски; теперь же, когда насчёт Магия известно, неужели его безумие не причиной всему? Совсем не понимаю в чём дело. Итак, ты объяснишь. Впрочем, мне не в чем сомневаться, разве только — в причине безумия Магия, за которого я даже сделался поручителем. И, несомненно, это было; ведь он не был платёжеспособен. Он, я думаю, попросил чего-нибудь у Марцелла, а тот, как обычно, ответил твёрдо» (Письмо DСХХIХ) [Att., ХIII, 10]. Интереснейшее письмо! С одной стороны, Цицерон, вроде бы и сообщает товарищу о том, что знает о слухах, что к убийству причастен Цезарь. Но тут же отметает все подозрения в отношении диктатора, объясняя, что винить во всём следует лишь убийцу — Магия. Цицерон пишет, что совсем не понимает, почему Магию вдруг понадобилось убивать своего друга, но тут же твёрдо объясняет, что другой версии быть не может, «и, несомненно, это было». Письмо скорее говорит о том, что Цицерон всеми силами старался показать свою лояльность по отношению к Цезарю, настоятельно советуя делать то же и своим друзьям, чем о том, что он наивно верит в официальную версию. Но, может быть, действительно так всё и было? Может быть, и нам, историкам, поверить в официальную версию? Вот перед нами сообщения древних авторов. Почему мы должны их оспаривать? Попытаемся глянуть на всё непредвзятым взглядом. Ведь именно это требуется от настоящего историка. Если внимательно изучить все сохранившиеся документы по этому делу, более вероятной представляется несколько иная версия. А что если при встрече Магия с Марцеллом некие хорошо обученные люди расправились с ними обоими, свалив всё на Магия? Такая версия сразу объясняет и причину якобы безумного поведения Магия и причину того, почему не провёл тщательного расследования римский наместник Сервий Сульпиций Руф, который мог просто получить распоряжение от Цезаря. Понятно становится и то, почему в столь нелепую версию все «поверили» и даже убеждали друг друга в этом в своих письмах, ведь письма могли быть перехвачены, да и кое-кто из друзей мог оказаться тайным осведомителем Цезаря. Трудно винить людей, живших за две с лишним тысячи лет до нас, в отсутствии смелости и принципиальности. Гай Юлий Цезарь был в то время диктатором, избранным на 10-летний срок, пожизненным народным трибуном, верховным понтификом, цензором на три последующих года, первоприсутствующим в сенате, да к тому же ещё и одним из двух ординарных консулов того года. Добавив к этому то, что в его распоряжении находилась вся римская армия, и то, что у солдат он пользовался непререкаемым авторитетом, можно вполне понять, почему никто не посмел выдвигать против него никаких обвинений. Но если предположить, что убийство Марцелла 182 Владимир Дмитренко было совершено по приказу Цезаря, то можно не сомневаться, что для этого, скорее всего, были использованы его отборные гладиаторы. Именно человек, привыкший убивать не в бою, а на арене, убивать не врага, а любого, кого против него выставят, причём человек великолепно владеющий оружием, мог сымитировать убийство одного знатного римлянина другим. К тому же опытный гладиатор сделал бы это гораздо лучше, чем мог бы сделать это простой воин или обычный подосланный убийца. Не будем категорически утверждать, что убийство Марцелла было совершено специально посланными в Пирей гладиаторами, но всё же заметим, что такая версия представляется одной из наиболее вероятных. Во всяком случае, римляне считали такую версию очень даже вероятной, и Гаю Юлию Цезарю, желавшему выглядеть в глазах римского народа не тираном, а умеренным и благородным правителем, удалось пресечь разговоры о своей причастности к этому убийству лишь после того, как через несколько месяцев после убийства Марка Клавдия Марцелла он женил его брата, Гая Клавдия Марцелла, на своей внучатой племяннице Октавии Старшей, сводной сестре своего наследника, Гая Октавия, будущего императора Октавиана Августа. Гладиаторы Децима Брута в «иды марта11» Одним из любимых полководцев Юлия Цезаря был Децим Юний Брут, получивший прозвище «Альбин» за светлый цвет своих волос. Цезарь даже внёс его в своё завещание, записав наследником второй очереди. Но Бруту мало было быть вторым или третьим. Он хотел быть первым или одним из первых. Когда сенаторы Гай Кассий и Марк Юний Брут составили заговор против Цезаря, Децим Брут примкнул к этому заговору. В самом Риме традиционно не положено было находиться войскам, но так как 19 марта 44 г. до н. э. Цезарь собирался убыть в поход на Парфию, целый легион солдат под началом его начальника конницы Марка Лепида был размещён неподалёку от Рима на одном из островов на реке Тибр12. Кроме того, по словам Аппиана, в городе находилось много ветеранов Цезаря: «одни — недавно уволенные от службы после войны и распределённые по новым земельным наделам, другие — уже получившие наделы раньше и прибывшие для проводов отъезжающего в поход Цезаря» [Appian «В. С.», II, 119]. 11 Выражение «иды марта» в переводе с латыни означает 15 марта (любого года). Но после того, как 15 марта 44 г. до н. э. в этот день был убит Гай Юлий Цезарь, выражение «иды марта» стало нарицательным, обозначая именно этот день и связанные с ним обстоятельства. 12 Основные войска, предназначенные для похода на Парфию, более 12 легионов, были уже к тому времени сосредоточены на Балканах, откуда их легче было перебросить к парфянской границе. К этой римской армии вторжения должны были присоединиться римские войска в Сирии и армии находившихся в вассальной зависимости от Рима царей. Глава IV. Древнеримский «спецназ» 183 Заговорщики опасались бунта солдат и не знали, как воспримут убийство Цезаря его ветераны. Да и народ Рима, обласканный предыдущими раздачами Цезаря, тоже вызывал у них немалые опасения. Поэтому заговорщики предприняли меры для того, чтобы иметь под рукой свою собственную военную силу. У многих наших современников, лишь поверхностно знакомых с римской историей, сложилось впечатление, что все гладиаторы были смертниками, ненавидевшими своих хозяев. Это неверно. Отношения гладиаторов и их хозяев были гораздо более сложными и многообразными. Да, значительная часть гладиаторов-рабов была сделана гладиаторами насильно. Но были и рабы, которые сами мечтали стать гладиаторами, так как успешные выступления давали возможность быстро обрести славу, свободу и неплохое состояние. Да, практически в каждом выступлении гладиатор рисковал получить тяжёлое увечье, а то и погибнуть. Но бои с заранее оговорённым смертельным исходом устраивали сравнительно редко — лишь по особым случаям. Гораздо чаще устраивали бои до первой крови или просто разыгрывали перед зрителями фехтовальное представление. Надо помнить и о том, что устроители гладиаторских боёв нередко устраивали поединки с заранее предопределённым исходом, когда опытного гладиатора или группу опытных гладиаторов выпускали сражаться против внешне сильного, но гораздо хуже подготовленного противника. Обычно это устраивалось в случае, если в Рим поступала большая партия рабов после очередного завоевательного похода, когда праздновался очередной триумф. Стоимость необученных рабов тогда сильно падала, а гибель на арене грозных с виду представителей укрощённого силой римского оружия народа поднимала дух толпы. Дешёвых рабов из варваров в этом случае действительно не жалели, этих гладиаторов часто гнали на арену насильно, и они часто гибли в первом же бою, но основной состав гладиаторов, не предназначенный для бойни, страдал редко. В отличие от гладиаторов однодневок, набираемых для того, чтобы быть убитыми, и содержавшимися в гладиаторских школах под строжайшим надзором, основной состав гладиаторских отрядов богатейших римских вельмож содержался в неплохих условиях, получал хорошее жалованье и имел право выхода в город. Эти гладиаторы, как правило, были преданы своим хозяевам. Они готовы были сражаться за своих владельцев и на арене, принося им славу своими победами, и за пределами арены, если на то будет соответствующее распоряжение. 15 марта 44 года до н. э., когда заговорщики решили напасть на Цезаря, Децим Брут «Альбин», естественно, с разрешения Цезаря, готовил для римлян гладиаторские бои. Время устройства игр было выбрано неспроста — гладиаторов, лично преданных Дециму Бруту, было решено использовать для того, чтобы нейтрализовать возможное возмущение ветеранов, да и других римлян, кому убийство могло бы не понравиться. 184 Владимир Дмитренко Заговорщики сумели тайно пронести в курию, на заседание сената, кинжалы и, внезапно напав на Цезаря, расправились с ним. Однако убийство вызвало не восторг, а ужас у большинства ничего не подозревавших сенаторов, да и сами убийцы, лишившие жизни великого полководца, были перепуганы. Как пишет Аппиан, «многие в суматохе ранили мечами друг друга. Когда убийцами злодеяние было совершено в священном месте и над особой священной и неприкосновенной, началось бегство по сенату и по всему городу; в этом смятении некоторые из сенаторов были ранены, другие убиты. Погибли и многие из горожан и иностранцев, не потому, что это стояло в плане заговорщиков, но из-за всеобщей сумятицы и незнания, кто, собственно, нападает. Гладиаторы, которые ещё с утра были вооружены для показа зрелища, теперь прибежали из театра к ограде сената, а самый театр опустел, так как зрителей охватил страх и ужас, и все пустились в бегство. Все товары были расхищены. Все закрывали двери и готовились защищаться с крыш» [Appian «В. С.», II, 118]. Весь Рим был в шоке и растерянности. Растерялись даже ближайшие соратники Цезаря — Марк Антоний и Марк Лепид. «Антоний, полагая, что и над ним было замышлено убийство вместе с Цезарем, забаррикадировался в своем доме. А Лепид, начальник конницы, узнав о случившемся в то время, как он был на форуме, убежал на остров на реке Тибр, где у него стоял легион солдат, и привёл их на Марсово поле, чтобы быть более готовым к выполнению приказа Антония» [Appian «В. С.», II, 118]. Никакого приказа Марк Антоний тогда не отдал. Сразу же после содеянного «заговорщики вместе с гладиаторами побежали на Капитолий» [Appian «В. С.», II, 120]. С трибун неслись высокие слова о родине и свободе, народу было решено раздать деньги, с целью привлечь на свою сторону, но вот только сопровождали «поборников свободы» с оружием в руках не римляне, их сограждане, ради которых якобы всё и совершалось, а гладиаторы. То, что лидеры заговора запутались в своих понятиях о чести, совести и свободе, запутались в выборе способов достижения справедливой формы правления, видно было даже историкам древности. Как писал Аппиан: «Они полагали, что теперешний народ — подлинно римский, такой ещё, каким, они знали, он был при древнем Бруте13, уничтожившем царскую власть. Но они не осознавали, что им приходится рассчитывать на два друг другу противоположных настроения, то есть, чтобы окружающие их любили свободу и одновременно за плату служили их интересам. Последнее было более осуществимо, так как нравы гражданские были тогда сильно испорчены. Исконный римский народ перемешался с иностранцами, вольноотпущенник стал равноправным 13 Согласно римским преданиям, последний римский царь Тарквиний Гордый, правивший жестоко и самоуправно, был свергнут по инициативе Луция Юния Брута, после чего в Риме была установлена Республика. И Марк Брут, и Децим Брут считали себя потомками Луция Юния Брута. Глава IV. Древнеримский «спецназ» 185 гражданином, и у раба был тот же вид, что и у господина; ибо, если исключить сенаторскую одежду, всё прочее облачение было и у них, и у рабов одинаковое. Кроме того, обычай, имевший место только в Риме, — публичные раздачи хлеба неимущим, — привлекал в Рим бездельников, попрошаек и плутов из всей Италии» [Appian «В. С.», II, 120]. Римлян, готовых приветствовать освободителей от тирании, явно не хватало. Привлечь достаточное количество людей взялся Гай Кассий, отправив для этого по улицам города своих доверенных лиц, причём главным аргументом агитации стали деньги: часть римлян, «готовых продаться всякому, кто их наймёт» [Appian «В. С.», II, 120], просто купили. Получив деньги, эти люди двинулись к форуму изображать народную поддержку, тем не менее, по словам Аппиана, «они хотя и были наняты, однако не осмелились одобрять происшедшее, питая страх перед славой Цезаря и тем, что может постигнуть их в будущем со стороны других граждан» [Appian «В. С.», II, 121]. Для того чтобы и отработать полученные деньги, и не навлечь на себя опасностей в будущем, «они с криком требовали мира как всеобщего блага, настойчиво требовали его от должностных лиц, полагая, что это средство послужит ко спасению убийц Цезаря, ибо не может быть мира без амнистии» [Appian «В. С.», II, 121]. Неподкупленная часть толпы не спешила откликаться на призывы. Некое подобие народного собрания на форуме организаторам заговора провести удалось, однако, помимо того, что большая часть граждан Рима отнюдь не спешила проявлять радость, практически все сенаторы предпочли воздержаться от участия в этом сборище. Как пишет Аппиан, «из Капитолия пришли только Кассий и Брут, ещё с окровавленными руками, ибо они нанесли Цезарю удар одновременно. Когда они прибыли к толпе, не было произнесено ни одного низкого или недостойного слова, но как бы после всеми признанного прекрасного поступка все хвалили друг друга и поздравляли государство и говорили больше всего о том, что Децим предоставил им в нужный срок гладиаторов» [Appian «В. С.», II, 122]. При отсутствии реальной народной поддержки и при том, что большинство сенаторов просто предпочли удалиться, заговорщикам пришлось разыгрывать спектакль с высокопарными словами, а единственной реальной опорой рассчитывавших ранее на народную поддержку заговорщиков стал их отряд гладиаторов. Сколько гладиаторов было в отряде Децима Брута? Этого мы не знаем. Конечно, отряд был не маленький. Возможно, в нём было даже несколько сот человек. Но этот отряд в любом случае был гораздо меньше по численности римского легиона, находившегося в распоряжении цезарианцев. И всё же этот отряд оправдал возлагавшиеся на него надежды. Марк Антоний и Марк Лепид были опытными военными, прошедшими не одну войну, и они имели целый легион солдат, а штатная численность римского легиона составляла тогда более 6000 человек, но действовать и покарать убийц Цезаря в тот день они так и не решились. Не решились они на это и в последующие дни — гражданская война между цезарианцами и сторонниками прежней Республики началась лишь в 186 Владимир Дмитренко конце того года. Конечно, сдерживало их не только наличие у заговорщиков большого отряда гладиаторов, но и неясность обстановки, и целый ряд других факторов, однако гладиаторы были не последним фактором, помешавшим цезарианцам сразу отомстить за гибель своего кумира, и особенно важным был этот фактор в первые часы и первые дни после убийства диктатора. Роль гладиаторов Децима Брута в Мутинской войне Успешно использовав гладиаторов в день убийства Юлия Цезаря, Децим Брут и дальше держал их при себе в качестве некоей гвардии специального назначения. В год убийства Цезаря Децим Брут был назначен наместником Цизальпийской Галлии (Северной Италии). Эта была богатая провинция, обеспечивавшая немалый доход не только Римскому государству, но и римскому наместнику: практика, когда, приехав в провинцию бедным, наместник убывал оттуда богачом, была тогда общепринятой. Однако ещё одним достоинством Цизальпийской Галлии было то, что эта провинция находилась совсем рядом с Римом, являясь как бы ключами к столице, а в распоряжении наместника провинции была немалая армия. В Риме хорошо помнили, что именно из Цизальпийской Галлии начал в своё время поход на Рим Гай Юлий Цезарь. Сразу после убийства Цезаря республиканцы и цезарианцы пытались договориться и какое-то время это давало возможность избежать открытой конфронтации, но к концу 44 г. до н. э. стало ясно, что их спор не удастся решить без крови. В этих условиях значение поста наместника Цизальпийской Галлии резко возрастало, что хорошо понимали и республиканцы и цезарианцы, хотя отчаянная борьба шла в сенате за каждую из провинций. Каждая из группировок желала видеть наместниками провинций угодных ей людей. Большая часть сенаторов сочувствовала республиканцам, цезарианцы же имели более прочные позиции в народном собрании. В конце года полномочия Марка Антония как консула истекали, и он, заботясь о будущем, добился своего назначения на следующий год наместником одной из богатейших провинций — Македонии и настоял на том, чтобы сенат выделил ему большое количество войск, якобы для войны против угрожавших Македонии варваров. Сенат согласился на это, спеша отправить Антония, лидера цезарианцев, подальше от Италии. Но Антоний вёл гораздо более сложную игру и мысли его были как раз в Италии. Путём целого ряда интриг Марку Антонию, используя и своё положение консула того года, и поддержку другого консула, Долабеллы, удалось добиться того, что народное собрание — высший орган власти Республики — постановило отобрать Цизальпийскую Галлию у Децима Брута и перепоручить эту провинцию ему, причём сроком на пять лет. Добившись решения о передаче себе Цизальпийской Галлии, Антоний не отказался и от командования своими балканскими легионами, мотивируя это тем, что они были переданы не некоему наместнику Македонии, а ему лично. Глава IV. Древнеримский «спецназ» 187 Согласно решению народного собрания, иногда наместники менялись провинциями, и Децим Брут взамен Цизальпийской Галлии должен был получить Македонию. В обычных условиях это могло бы расцениваться как примерно равноценный обмен, однако в условиях, когда назревала гражданская война, республиканцы боялись такого обмена, полагая, что этим претензии Марка Антония не ограничатся. Отношения Марка Антония и республиканских лидеров сената стали портиться. Когда в октябре 44 г. до н. э.14 Марк Антоний стал перебрасывать свои легионы из Македонии в Италию, чтобы идти с ними в Цизальпийскую Галлию, лидеры республиканцев оказали поддержку начавшему собственную игру Октавиану, внучатому племяннику Юлия Цезаря, видя в нём противовес Марку Антонию, и помогли Октавиану переманить на свою сторону два легиона Марка Антония. Это было невиданным делом, так как нарушало все римские законы, но сенат старался ничего не замечать. Большинство политиков вело двойную игру. Когда не было Антония, они поддерживали Октавиана и слали послания Дециму Бруту, убеждая того не отдавать Цизальпийской Галлии, перед Антонием же они делали вид, что поддерживают его и считают все его требования вполне законными. Поначалу Марк Антоний хотел своей властью вернуть перебежавшие к Октавиану легионы или уговорить их вернуться, однако те укрепились в городе Альбе, неподалёку от Рима, и не собирались менять решение. Взять город можно было лишь после длительной осады, а Антонию нужно было прежде всего установить контроль над Цизальпийской Галлией, и он решил не откладывать поход. Как пишет Аппиан, «Антоний пошёл в Тибур15 с имевшимися у него легионами, снаряжённый таким образом, как снаряжались обычно отправлявшиеся на войну. А война была уже явная, так как Децим не оставлял Галлии. Когда Антоний был там, почти весь сенат и большинство из всадников прибыли, чтобы оказать ему почести; пришли и от народа виднейшие представители. Они застали его, когда он приводил к присяге присутствующих солдат и собравшихся у него ветеранов — их было много. Последние охотно присоединились к присяге и поклялись в постоянной приверженности и верности ему, так что можно было удивляться, кто же были те, кто ещё так недавно на созванном Цезарем16 собрании поносил Антония. 14 Как писал в октябре того года Цицерон в письме своему другу, римскому наместнику в провинции Старая Африка Квинту Корнифицию (письмо DССХIII [Fam., ХП, 23]), Марк Антоний выехал в порт Брундизий встречать свои четыре прибывающие из Македонии легиона «за шесть дней до октябрьских ид», т. е. 9 октября. 15 Тибур — небольшой город неподалёку от Рима, который Марк Антоний избрал сборным пунктом своих войск перед отправлением в Цизальпийскую Галлию. 16 Цезарем Аппиан называет здесь Октавиана, который, имея родовое имя Гай Октавий, после своего усыновления, по завещанию, Гаем Юлием Цезарем стал носить имя Гай Юлий Цезарь Октавиан. 188 Владимир Дмитренко С такой пышностью проводили его в Аримин, где начинается Галлия. Войско Антония насчитывало, кроме вновь набранных, три легиона, вызванных из Македонии, к нему прибыла и остальная часть солдат — один легион ветеранов, которые, несмотря на возраст, казались вдвое лучше новобранцев. Таким образом, у Антония оказались четыре обученных легиона, да кроме того все те, кто в качестве вспомогательного войска обычно следует за легионами, личная его охрана и новобранцы» [Appian «В. С.», III, 46—47]. Как только Марк Антоний убыл, лидеры сената, ещё недавно тепло провожавшие его, изменили своё решение и опять стали убеждать Децима Брута ни в коем случае не отдавать Галлии. Войдя в Цизальпийскую Галлию, Марк Антоний «приказал Дециму переправиться в Македонию, согласно решению народа и в своих личных интересах. Децим направил в ответ письмо, полученное им от сената, гласившее, что не столько ему надлежит уступить, повинуясь воле народа, сколько Антонию сделать это, повинуясь воле сената» [Appian «В. С.», III, 49]. Видя, что Децим Брут не хочет отдать провинцию по-хорошему, Антоний назначил срок, после которого он обещал открыть военные действия. Зная, что Антоний располагает большими военными силами и легко справится с ним в открытом сражении, Децим Брут принялся хитрить. Сначала он предлагал Марку Антонию перенести сроки ультиматума. Марк Антоний не уступил. Тогда, по словам Аппиана, Децим Брут «выдумал будто бы полученное им письмо от сената, звавшее его вместе с войсками в Рим. Он снялся со стоянки и пошёл по дороге, ведущей в Италию. Его принимали все, думая, что он уходит совсем, пока он не подошёл к богатому городу Мутине. Он закрыл ворота, употребил всё продовольствие Мутины на содержание войска, зарезал весь имевшийся у них вьючный скот и засолил его, опасаясь долговременной осады, в ожидании Антония» [Appian «В. С.», III, 49]. Благодаря такой не слишком сложной уловке Дециму Бруту удалось, избежав полевого сражения, закрепиться в хорошо укреплённом и удобном для обороны городе-крепости. Эта уловка сама по себе интересна как вариант введения противника в заблуждение. Но данная глава посвящена гладиаторам, и у читателя может возникнуть вопрос: «Причём же тут гладиаторы?» А дело в том, что, как сообщает далее Аппиан, «войско у Децима состояло из множества гладиаторов и трёх легионов тяжеловооружённых. Один легион состоял из недавно завербованных, ещё неопытных людей, два же легиона, служившие и раньше под его командой, были весьма ненадёжны» [Appian «В. С.», III, 49]. т. е. не римские солдаты, хотя те и ранее уже служили под его командой, стали главной опорой Децима Брута — им-то он как раз не доверял, — а гладиаторы. Причём из слов Аппиана о том, что гладиаторов теперь у Децима Брута было «множество», можно сделать вывод о том, что убедившись «иды марта» в их эффективности, Децим Брут постарался значительно увеличить их количество, и отнюдь не для боёв на арене. Глава IV. Древнеримский «спецназ» 189 И опять ставка на гладиаторов оказалась верной. При том что основная часть войск у Децима Брута была ненадёжной, а Марк Антоний сразу же осадил Мутину, Дециму Бруту удалось продержаться в осаде вплоть до подхода помощи. Сенат, совсем недавно чуть ли не в полном составе торжественно провожавший Марка Антония в Цизальпийскую Галлию, обвинил Марка Антония в самоуправстве и приказал покинуть Галлию, а когда тот отказался, ссылаясь на решение народного собрания, римский сенат объявил Антония врагом. Однако сразу же оказать Дециму Бруту достаточную помощь сенат не мог. Осада Мутины началась в декабре 44 г. до н. э., а активные действия против Марка Антония войска сената начали лишь с января следующего года, когда были избраны новые консулы, Гирций и Панса. Именно им, а также возведённому по этому случаю в преторское достоинство Октавиану сенат поручил вести войну против Марка Антония. Но лишь к середине апреля Гирций, Панса и Октавиан собрали достаточно войск, чтобы сразиться с Марком Антонием. 15 апреля 43 г. до н. э. они нанесли Антонию поражение под Галльским Форумом, неподалеку от Мутины, а через несколько дней сумели нанести ему ещё одно поражение уже у самой Мутины, заставив его наконец снять осаду и отступить в Нарбоннскую Галлию. Итак, заметим, что снять осаду Мутины удалось только во второй половине апреля 43 г. до н. э., а началась эта осада в начале декабря предыдущего года. Таким образом, Дециму Бруту удалось четыре с лишним месяца выдерживать тяжелейшую осаду и выдерживать эту осаду в условиях, когда солдаты его, как мы уже знаем, «были весьма ненадёжны». Объяснить то, почему ненадёжные солдаты не предприняли в этих условиях мятежа или хотя бы бунта, можно лишь тем, что их сдерживало присутствие в Мутине «множества» верных Дециму Бруту гладиаторов. Заметим, что «множеством гладиаторов» Аппиан мог называть полторы, две, ну, может быть, три тысячи человек. Больше гладиаторов Децим Брут никак не смог бы набрать. И эти две-три тысячи человек сумели удержать в повиновении три легиона ненадёжных солдат, притом что в каждом легионе было около шести тысяч легионеров! Сопоставив эти цифры, вряд ли кто-нибудь станет спорить с тем, что гладиаторы смело могли бы претендовать на название «римский спецназ». Децим Брут стал преследовать разбитую армию Марка Антония и к маю месяцу выбил её к границам своей провинции. Но в это время у него закончились деньги — оружие в то время ничуть не менее важное, чем мечи и копья. В начале войны у него было, по его собственному признанию, «40 миллионов сестерциев» (письмо от Децима Юния Брута Альбина DСССLIV [Fam., ХI, 10] из Дертоны в Рим Цицерону, написанное 5 мая 43 г до н. э.). Теперь же, как сетовал Децим Брут в этом своём письме, он располагал не тремя, а семью легионами, но вместо денег имел одни долги. В отчаянии Децим Брут молил о помощи, но в ответ получал лишь словесные утешения. 190 Владимир Дмитренко Результат был плачевным — войска взбунтовались, солдаты начали перебегать к Марку Антонию или просто разбегаться. В это же время Марк Антоний получил поддержку от Марка Лепида, другого цезарианца, державшего ранее нейтралитет, а также примирился с Октавианом. Без финансовой базы армия Децима Брута развалилась как карточный домик и для её разгрома не понадобились никакие сражения. Потеряв армию, Децим Брут пытался бежать на север, в земли, ещё сохранявших самостоятельность галльских племён. Одному из их вождей, некоему Камиллу, он, если верить Аппиану, «оказал в своё время много услуг» [Appian «В. С.», III, 98] и теперь надеялся у него укрыться. Ещё недавно Децим Брут смотрел на галлов свысока, теперь же, когда с ним осталось всего десять человек, он думал лишь о спасении — его гонор исчез. «Переодевшись галлом и будучи знаком с галльским языком, он бежал с ними под видом галла уже не по более длинной дороге к Аквилее, в надежде, что благодаря малочисленности его свиты он останется неузнанным» [Appian «В. С.», III, 97]. Его захватили разбойники, промышлявшие на дорогах, но узнав, что он знаком с их вождём, доставили его к Камиллу. Однако кому нужен был чужак, лишившийся власти, да к тому же ещё и преследуемый? Кто бы стал рисковать навлечь из-за него на свои владения поход римской армии? Когда Децим Брут был доставлен к Камиллу, «Камилл в лицо обошёлся с ним ласково17 и стал упрекать тех, кто связал Децима Брута, за то, что они по неведению оскорбили такого мужа; тайно же сообщил обо всём Антонию. Последний, тронутый такой превратностью судьбы, не решился и взглянуть на этого человека, но приказал Камиллу умертвить его и прислать ему его голову» [Appian «В. С.», III, 98]. Таков был конец Децима Брута. Его покинули все, в том числе и его гладиаторы, но гладиаторов в этом можно было винить, пожалуй, меньше всего: они сражались и продавали свою кровь за деньги. Почему они должны были сражаться за того, кто перестал им платить? Как гладиаторы Луция Антония чуть не изменили ход Перузийской войны да и вообще весь ход римской истории В конце 43 г. до н. э. цезарианцы Марк Антоний, Марк Лепид и Октавиан объявили себя триумвирами — тремя верховными правителями Римского государства. В октябре следующего года в битве при Филиппах им удалось нанести сокрушительное поражение республиканским войскам Марка Брута и Гая Кассия. После этого все провинции были окончательно поделены между триумвирами. Лишь острова Сицилию, Сардинию и Корсику продолжал удерживать их противник Секст Помпей. Все остальные бежали или сложили оружие. 17 Действия галльского вождя были весьма прагматичны. Не зная, что собираются предпринять в отношении Децима Брута сами римляне, Камилл сначала, на всякий случай, изображал радушие — ведь не раз случалось, что изгнанникам везло и им вновь удавалось возвращаться к кормилу власти. Глава IV. Древнеримский «спецназ» 191 Однако и в самом лагере триумвиров было немало разногласий. Дальнейшее развитие Римского государства многим виделось по-разному. Вскоре после победы при Филиппах Марк Антоний, получивший в своё распоряжение все восточные провинции Рима, познакомился с египетской царицей Клеопатрой, влюбился в неё и, позабыв обо всём, стал кутить вместе с ней в её столице, Александрии. В Италии же в это время обострились противоречия между Октавианом и младшим братом Марка Антония — Луцием Антонием. В 41 г. до н. э. Луций Антоний стал одним из консулов и начал открыто выступать против Октавиана. Стремясь привлечь к себе больше симпатий, Луций Антоний стал изображать себя сторонником демократии, недовольным властью триумвиров, но критике подвергал не всех трёх триумвиров, а лишь Октавиана и Марка Лепида. Несколько раз Луция Антония и Октавиана пытались примирить, на какое-то время это удавалось. Но окончательное примирение так и не состоялось. Словесная полемика переросла в вооружённое противостояние. Большинство римской знати стало на сторону Луция Антония. На его стороне выступила и Фульвия, жена Марка Антония. Марк Лепид вынужден был поддержать Октавиана, но у Лепида было мало войск и его поддержка в этом случае мало что значила. Войска колебались. Два легиона Луция Антония, находившиеся в городе Альбе, неподалёку от Рима, прогнали назначенных Луцием начальников и отпали. К легионам срочно отправились и Октавиан, чтобы закрепить этот успех, и Луций Антоний, чтобы переубедить бунтующих. Прибыв туда раньше, Луций Антоний щедрыми подарками вновь сумел привлечь солдат на свою сторону. Октавиан в ответ напал на подходившие к Луцию подкрепления, а Луций устремился в Рим, чтобы обеспечить себе контроль над столицей. Причём, по словам Аппиана, «Луций, спеша в Рим, послал туда вперёд три отряда, которые ночью вступили тайно в город; сам он последовал за ними с многочисленным войском, конницей и гладиаторами» [Appian «В. С.», V, 30]. Как видно из рассказа Аппиана, и у Луция Антония, так же, как в своё время у Децима Брута, гладиаторы были одной из основных сил его армии. Во всяком случае, если и не одной из основных, то весьма важной силой, особо выделяемой среди других родов войск. Как пишет Аппиан, «Луций держал перед римским народом речь, в которой говорил, что Цезарь (Октавиан — В. Д.) и Лепид тотчас потерпят наказание за захват власти, брат же его Антоний добровольно сложит с себя власть триумвира, заменив эту противозаконную тиранию консульской властью, властью законнейшей и установленной обычаями предков» [Appian «В. С.», V, 30]. Действительно ли Луций Антоний собирался заменять триумвират прежними республиканскими порядками или это была обыкновенная уловка, сказать трудно. Аппиан — основной источник, дающий нам сведения о Перузийской войне, отмечает, что недовольство и Луция Антония, и Фульвии в немалой степени было вызвано тем, что Октавиан и его уполно- 192 Владимир Дмитренко моченные раздавали земли в Италии прежде всего своим ветеранам, обходя в дележе ветеранов армии Марка Антония и тем самым перетягивая на себя рычаги власти. Фульвия же ещё, помимо того что защищала интересы мужа, имела надежды, вызвав войну, заставить Марка Антония покинуть Египет и вернуться от Клеопатры к ней в Италию. Но даже если истинные причины конфликта были несколько иными, чем это декларировали его инициаторы (а Октавиан вовсю отвергал обвинения в том, что пытается оттереть Марка Антония от власти и обделяет его ветеранов), война охватила всю Италию. Сначала фортуна, казалось бы, склонялась на сторону Луция Антония, и ему даже удалось захватить Рим, но затем с ним рассорился один из его полководцев, квестор Барбатий. Луций Антоний отстранил Барбатия от командования, Барбатий же в ответ принялся заявлять, что Марк Антоний недоволен действиями своего брата и не хочет войны с Октавианом. Часть войск Луция Антония, поверив Барбатию, перешла на сторону Октавиана, и это в корне изменило положение дел. В это же время из доставшейся Октавиану при дележе провинций Испании с большим войском прошёл через Нарбонскую Галлию и через альпийские проходы в Италию полководец Октавиана Сальвидиен. Нарбонская Галлия, да и вся Трансальпийская Галлия, согласно произведённому триумвирами разделу, были владением Марка Антония, но поскольку Марк Антоний, кутивший в Александрии, не давал своим полководцам никаких указаний, те не знали, как им поступить, и пропустили войска Сальвидиена. Теперь уже перевес сил был на стороне Октавиана. Луций Антоний утратил контроль над Римом и вынужден был уйти на север, укрепившись в Перузии18, где был вскоре осаждён превосходящими силами Октавиана. Перузия была в то время большим и хорошо укреплённым городом. Октавиан не стал пытаться брать её штурмом, а «стал поспешно окружать Перузию рвом и валом на протяжении пятидесяти шести стадий19, так как город лежал на возвышенности; он протянул из Перузии к Тибру длинные стены, чтобы отрезать её от подвоза провианта» [Appian «В. С.», V, 33]. Фульвия, обосновавшаяся в Пренесте20, неподалёку от Рима, пыталась оказать помощь Луцию Антонию, но у неё было слишком мало войск, чтобы заставить Октавиана снять осаду. Командовавший её войсками Мунаций Планк сумел разгромить один из легионов Октавиана, но добиться большего он не смог. Фульвии удалось склонить полководцев Марка Антония, Азиния Поллиона и Вентидия Басса, вступить в войну против Октавиана, но те, по-прежнему не имея прямых указаний от Марка Антония, действо18 Перузия — современный итальянский город Перуджа. Стадия — мера длины, позаимствованная римлянами из Греции, равнялась 177,6 метра. Таким образом, обводной вал вокруг Перузии, согласно Аппиану, имел длину 177,6 х 56 = 9945,6 метра, т. е. около 10 километров. 20 Пренесте — современная Палестина. 19 Глава IV. Древнеримский «спецназ» 193 вали нерешительно, и Октавиану удалось не подпустить их к Перузии, не дав им соединиться с войсками Луция Антония. Заставив их отойти от города, Октавиан лишь усилил фортификационные работы, прервав всякое сообщение осаждённых с внешним миром: он «поспешно стал обносить рвы частоколом, удваивать их ширину и глубину, так что та и другая равнялись тридцати футам; а затем построил окружную стену и на ней воздвиг полторы тысячи деревянных башен, каждую на расстоянии шестидесяти футов одна от другой; стена была снабжена частыми зубцами и другими приспособлениями, рассчитанными на два фронта — против осаждённых и против тех, кто подошёл бы извне» [Appian «В. С.», V, 33]. Естественно, что Луций Антоний всеми силами пытался этому противодействовать. Тут-то и проявили себя самым наилучшим образом его гладиаторы. Как пишет Аппиан, «во время этих работ происходило много стычек и сражений; в метании копий сильнее были воины Цезаря (т. е. Октавиана — В. Д.), в рукопашном бою — гладиаторы Луция: в этих боях они истребили большое количество людей» [Appian «В. С.», V, 33]. Как видно из сообщения Аппиана, на вылазки Луций Антоний отправлял в основном именно гладиаторов, и они оказались идеально подготовлены для вылазок. Неудивительно, что копья они бросали хуже легионеров — в сражениях на арене этот вид оружия как раз и не применялся, чтобы избежать возможных ранений среди зрителей. По этим же причинам гладиаторов не учили стрелять из лука. Но если в дневном бою это и могло иметь значение, то во время ночных вылазок, в темноте, легионеры вряд ли могли эффективно метать копья. В рукопашном же бою, особенно когда солдатам приходилось вести бой, не построившись в боевой порядок, а именно так и бывало во время внезапных вылазок, гладиаторы представляли собой грозную силу. Они не просто «истребили большое количество людей». Однажды они чуть не добились перелома в войне. Аппиан не упоминает об этом случае, но об этом рассказывает в своей книге «Божественный Август» из цикла «Жизнь двенадцати Цезарей» другой известный античный историк, Гай Светоний Транквилл. Как пишет об Октавиане Августе Светоний, «под стенами Перузии он едва не был захвачен во время жертвоприношения отрядом гладиаторов, совершивших внезапную вылазку» [Suetonius «Augustus», 14]. Сейчас уже нельзя установить, была ли та акция гладиаторов Луция Антония специально спланирована или случайно совпала с появлением в этом месте Октавиана. Нельзя уже установить и то, сколько гладиаторов участвовало в этой операции и по какой причине им не удалось захватить вражеского полководца. Возможно, всё решила какая-то случайность. Возможно, слишком велик был перевес сил — ведь Октавиана тогда постоянно охраняла преторская когорта, да и рядом были его войска. Но, как видно из сообщения Светония Транквилла, гладиаторы были очень близки к своей цели, и лишь большое везение сохранило Октавиану жизнь. 194 Владимир Дмитренко Быть может, пошли в эту вылазку Луций Антоний на десять-двадцать гладиаторов больше, и мировая история пошла бы по-другому? Кто знает? Когда Перузия была окончательно окружена сплошной стеной укреплений, вылазки стали невозможны, а так как Луций Антоний не рассчитывал на длительную осаду, продовольствия в крепости было немного. Очень скоро в Перузии начался голод. В начале января 40 г. до н. э., «в ночь, предшествующую первому в году новолунию, Луций, выждав праздник, так как тогда можно было рассчитывать на недостаточную бдительность врагов, сделал нападение на ворота вражеского лагеря: так он рассчитывал прорваться через ряды врагов и привести новое войско — войска у него было много повсюду» [Appian «В. С.», V, 34]. Однако момент для прорыва был упущен — это надо было делать раньше. Опираясь на построенные укрепления, воины Октавиана отразили эту атаку. Ещё несколько раз Луций Антоний предпринимал отчаянные попытки прорваться, но все они были отбиты. Между тем в Перузии люди уже стали умирать от голода. Луций Антоний запретил выдавать продовольствие рабам «и велел следить, чтобы они не убегали из города и не дали бы знать врагам о тяжёлом положении осаждённых. Рабы толпами бродили в самом городе и у городских стен, падая от голода на землю и питаясь травой или зелёной листвой; умерших Луций велел зарыть в продолговатых ямах, боясь, что сожжение трупов будет замечено врагами, если же оставить их разлагаться, начнутся зловоние и болезни» [Appian «В. С.», V, 35], однако это лишь немного отсрочило развязку. Собрав все силы, Луций предпринял генеральную попытку прорыва, используя специально сделанные штурмовые лестницы, складные башни, с которых опускались доски на укрепления, и плетёные щиты, набрасываемые на частоколы. В нескольких местах солдатам Луция Антония удалось взобраться на возведённые осаждавшими стены, однако их выбили обратно подоспевшие резервы Октавиана. Исчерпав все возможности обороны, Луций Антоний капитулировал. Для Луция Антония Перузийская война обернулась всего лишь приключением. Октавиан не только пощадил его, но и назначил вскоре своим наместником в Испании: расправой над Луцием Антонием Октавиан мог возбудить гнев Марка Антония, а это ему было тогда явно невыгодно. По тем же причинам он дал спокойно покинуть Италию и жене Марка Антония, Фульвии. Мягко он обошёлся и со сдавшимися ему солдатами Луция Антония: после того, как они поклялись ему в верности, он включил их в состав своих войск. Перузийцам же повезло значительно меньше. Все сенаторы Перузии, за исключением одного лишь Эмилия Луция, осудившего в своё время убийство Цезаря, были казнены, а город отдан солдатам на разграбление. Один из перузийцев, некий Цестий, не выдержал этого и поджёг свой дом. Пожар охватил весь город и очень скоро от древнего города осталось одно лишь пепелище. Глава IV. Древнеримский «спецназ» 195 Римские историки не пишут, что стало с воевавшими на стороне Луция Антония гладиаторами. Погибли ли они в ходе многочисленных вылазок или во время неудачных попыток прорыва? Может быть, их заставили биться на арене в честь победы Октавиана? Об их судьбе нам остаётся только догадываться… 4. Боевое применение гладиаторов в период Империи После взятия Октавианом Перузии римской знати пришлось забыть о больших личных отрядах гладиаторов. Римский вельможа мог иметь теперь только несколько собственных гладиаторов, но никак не тысячи. Кроме того, с позволения властей можно было устраивать частные гладиаторские представления, но в основном в амфитеатрах провинциальных городов. Основная масса гладиаторов, в том числе и лучшие из них, стали содержаться в государственных гладиаторских школах. Причина была прежде всего в том, что режим триумвиров зорко следил за тем, чтобы никто не смел создавать свои собственные военизированные отряды. Когда же в 27 г. до н. э. Рим стал Империей, этот контроль ещё более усилился. Теперь любой представитель знати, попытавшийся обзавестись несколькими сотнями собственных гладиаторов, попал бы под подозрение в подготовке переворота, а потому никто таких попыток уже не делал. Зрелищами же грандиозных многотысячных гладиаторских сражений, в том числе и морских, баловали жителей Рима теперь лишь императоры. Гладиаторы вновь стали артистами, призванными проливать на арене собственную кровь. В новых условиях, когда никто другой уже не мог иметь при себе собственных маленьких армий, римские императоры утратили интерес к созданию ударных гладиаторских отрядов или к использованию гладиаторов в своей охране. Исключением был, пожалуй, лишь Нерон, который, став императором в 17-летнем возрасте, любил побузить и в начале своего правления нередко с компанией друзей, переодевшись простолюдином, отправлялся в похождения по ночным улицам Рима. Если верить Тациту, «одетый, чтобы не быть узнанным, в рабское рубище, Нерон слонялся по улицам города, лупанарам и всевозможным притонам, и его спутники расхищали выставленные на продажу товары и наносили раны случайным прохожим, до того неосведомлённым, кто перед ними, что и самому Нерону порою перепадали в потасовках удары и на его лице виднелись оставленные ими следы» [Tacit «Annales», ХIII, 25]. Так продолжалось до тех пор, пока однажды он не наткнулся не некоего Юлия Монтана, который принадлежал к сенаторскому сословию. Не узнав в темноте императора, он дал ему серьёзный отпор. С Юлием Монтаном Нерон расправился, но похождений не прекратил, «однако стал осторожнее 196 Владимир Дмитренко и окружил себя воинами и большим числом гладиаторов, которые оставались в стороне от завязавшейся драки, пока она не отличалась особой ожесточённостью, но, если подвергшиеся нападению начинали одолевать, брались за оружие» [Tacit «Annales», ХIII, 25]. Конечно, для подстраховки в уличных потасовках гладиаторы подходили в качестве телохранителей лучше, чем кто-либо другой. Но сами эти похождения были юношеской блажью, и, повзрослев, Нерон их прекратил. О возможности использования гладиаторов в качестве военной силы правители Рима вспомнили лишь во время гражданской войны, разгоревшейся после свержения Нерона. В 68 г. Нерон был свергнут восставшим против него Гальбой, но 15 января 69 г. и Гальба был убит, пробыв императором менее года. Однако и против свергнувшего Гальбу императора Отона поднял восстание опиравшийся на германские легионы Вителлий. Для того чтобы закрыть путь в Италию наступавшим с севера через Галлию легионам Вителлия, Отон стал перебрасывать войска из сохранивших верность провинций, прежде всего из Далмации и Паннонии, а также мобилизовал многих и в самом Риме. Как пишет Корнелий Тацит, «силы, выступившие из Рима, тоже были весьма немалые — пять когорт и конные отряды преторианцев, первый легион и две тысячи гладиаторов — постыдная разновидность вспомогательного войска, которой в пору гражданских войн не брезговали и более взыскательные полководцы» [Tacit «Historia», II, 11]. На этот раз гладиаторы не сыграли сколько-нибудь значительной роли в войне. Вместо того чтобы использовать их во внезапных налётах, где они могли бы проявить своё умение индивидуального боя, их бросили в бой как обычную линейную часть для захвата переправы, и неприученные сражаться строем гладиаторы понесли большие потери, не добившись успеха. Неудачное применение гладиаторов неопытным в военном деле императором Отоном и быстрое окончание гражданской войны 68—69 гг. привело к тому, что вспыхнувший было интерес к боевому применению гладиаторов быстро угас практически навсегда. Блистать на поле боя гладиаторам с тех пор не доводилось. С этого времени и вплоть до того момента, когда гладиаторские бои были запрещены императором Гонорием21, гладиаторы использовались лишь для кровавых представлений. Римская армия позаимствовала некоторые приёмы обучения гладиаторов для обучения новобранцев, и солдаты Рима были обычно подготовлены гораздо лучше, чем их противники, однако создавать особые ударные боевые отряды римские императоры считали, видимо, нецелесообразным, тем более что уже с начала II в. н. э. Империя перешла от экспансии к тотальной обороне. 21 Точная дата императорского указа о запрещении гладиаторских боёв неизвестна, но обычно этот указ относят к 404 г. н. э. Глава V Способы физического устранения неугодных, известные в Древнем Риме и других античных государствах Р ассказывая о работе тайных служб Древнего Рима, невозможно не остановиться на известных тогда способах физического устранения неугодных. Физическое устранение своих противников всегда и во всех государствах было крайней мерой, но ни одно из государств, современных или давно исчезнувших, не избежало таких форм сведения счётов между людьми, причём, как правило, между людьми наиболее влиятельными. Не избежал этого и Древний Рим. К каким же ухищрениям прибегали те, кто боролся за власть в Риме, сводил с кем-то счёты или просто посягал на чужое имущество? Какие дела по убийствам удавалось раскрывать римским следователям? Ухищрений было много, но, как правило, прибегали к пяти способам. С противниками расправлялись: — с помощью механизмов государственной власти; — устраивая покушение с применением или без применения оружия; — при помощи яда; — организуя бесследное исчезновение; — имитируя смерть потерпевшего от несчастного случая или смерть, наступившую в силу естественных причин. 1.Устранение неугодных с помощью механизмов государственной власти Одним из наиболее эффективных способов устранения противника было обвинение его в совершении тяжких преступлений против государства. Это давало возможность обрушить на него всю мощь государственной власти и устранить его вполне официальным путём. Римский полководец мог по своему усмотрению казнить любого солдата или центуриона. Точно так же он мог в ходе войны легко расправиться с любым местным жителем, бедным или богатым. Таким же всевластным хозяином своей провинции был каждый из римских наместников. Если наместник был нечист на руку, это позволяло проходимцам с его помощью расправляться со своими недругами или тор- 198 Владимир Дмитренко говыми конкурентами руками римского правосудия. Состоявшийся в 70 г. до н. э. в Риме процесс над бывшим наместником Сицилии, Гаем Верресом, уличённым в этом преступлении, был, пожалуй, наиболее громким, благодаря пламенным речам выступавшего обвинителем на этом процессе знаменитого оратора Марка Туллия Цицерона. О деле Верреса подробнее будет рассказано в главе VIII. Но Гай Веррес был отнюдь не единственным, не первым и не последним римским наместником, бравшим деньги за устранение неугодных. В совершении подобных преступлений уличали многих римских наместников. Но мало кто из них понёс за это хоть какое-то наказание. В самом Риме и в других крупных городах для наказания римского гражданина необходимо было привлечь его к суду, однако у богатого представителя знати было немало возможностей расправиться с простолюдином вполне законным путём. Сложнее было расправиться с богатым и влиятельным римлянином. В период Ранней республики, т. е. вплоть до конца II в. до н. э., представителю римской знати, даже в случае осуждения за самые тяжёлые преступления, грозило всего лишь «изгнание из Города» и штраф. Исключение составляли только те случаи, когда человек был уличён в попытке узурпировать власть. Таким обвинением в первые века существования Римской республики не злоупотребляли, и в этот период лишь несколько знатных римлян было казнено по такому обвинению, причём казнили их не сразу после обвинения «в посягательствах на царскую власть», а только после того, как эти обвинения удавалось доказать. И если во времена Ранней республики представители римской знати были надёжно защищены от произвола, то в период Поздней республики положение изменилось. В I в. до н. э. расправы и сведение счётов при помощи механизмов государственной власти стали бичом не только для обычных римских граждан, но и для римской знати. Даже в сравнительно спокойное время неугодный мог быть обвинён в заговоре, а во времена проскрипций сведение счётов с помощью доносов стало чуть ли не нормой. Неудивительно, что в эти периоды гибло ничуть не меньше граждан, чем во время войн и сражений, а иногда и больше. С установлением имперского строя массовые проскрипции отошли в прошлое. Но сведение счётов через суды по-прежнему оставалось эффективнейшим способом расправы. Обычно императоры, особенно в период принципата, старались придавать даже явной расправе видимость законности. Если кто-либо попадал в немилость к императору, тут же находилось множество желающих обвинить такого человека в чём угодно и привлечь к суду, а суд выносил соответствующий приговор. Порою обвиняемый, чувствуя, что будет осуждён, сам кончал жизнь самоубийством. Конечно же, император мог и просто отдать приказ о казни неугодного, но так делалось редко — обычно судебные приличия соблюдались. К такому способу расправы могли прибегать не только императоры. Расправа при помощи использования механизма государственной власти, как Глава V. Способы физического устранения неугодных... 199 и во времена Республики, продолжала оставаться наиболее эффективным способом устранения неугодных. Иногда это был единственно возможный способ устранения противника. Знатного римского вельможу охраняло множество слуг, и к нему трудно было подобраться даже подосланным убийцам, но достаточно было оболгать его перед императором, и мощь государственной власти делала то, что не могли сделать никакие наёмники. Такой способ сведения счётов был весьма популярен в Риме ещё и потому, что доноситель обычно получал значительную часть имущества осуждённого. Отдельные римляне нажили большие состояния на доносах. В частности, Корнелий Тацит и Плиний Младший упоминают как о весьма мерзкой личности сенаторе Гае Меммии Регуле1, занимавшимся доносительством и весьма разбогатевшим на этом при императоре Нероне, а затем пополнившим свои богатства за счёт доносительства при императоре Домициане. Известны и имена многих других римских доносчиков, но вряд ли стоит их перечислять. В ряде случаев доносчики действительно разоблачали настоящие заговоры или хищения и аферы и поэтому нередко были полезны государству, но во время правления излишне мнительных императоров доносы приносили Риму больше вреда, чем пользы, так как с их помощью слишком уж легко было оболгать невиновного, свести счёты и даже устранить преданных и верных императору людей. 2.Покушения на неугодных с применением или без применения оружия Если человека нельзя было устранить путём привлечения к суду или оболгав его перед императором, злоумышленники шли на обычные убийства, причём представители знати старались действовать чужими руками. Поскольку ни огнестрельного оружия, ни взрывчатки в то время не существовало, с неугодным расправлялись или подручными средствами — руками, камнями, палками, что было особенно удобно, если удавалось натравить на неугодного толпу, или же при помощи холодного оружия. Обычного римлянина, не имевшего охраны, убить было довольно просто. Расправиться с человеком известным, появлявшимся на улицах с большим количеством сопровождающих, было сложнее: для этого приходилось идти на различные ухищрения. Но способы перебить или обмануть охрану находились. Можно было устроить в Риме беспорядки: именно так во времена Республики римская знать расправилась с народным трибуном Тиберием Гракхом, а через несколько лет и с его братом, Гаем Гракхом. Можно было через верных людей нанять убийц из числа уголовников, как сделал нумидийский 1 Гай Меммий Регул в 63 г. н. э. был одним из консулов. 200 Владимир Дмитренко царь Югурта, для того чтобы расправиться в Риме со своим соперником, царевичем Массивой. Можно было внезапно напасть на недруга с отрядом собственных вооружённых слуг: именно таким образом сенатор Тит Анний Милон расправился с народным трибуном Публием Клодием. Можно было, подговорив друзей, внезапно напасть на человека во время беседы или даже на заседании сената: именно так был убит диктатор Гай Юлий Цезарь. Расправиться при помощи холодного оружия с императором было гораздо труднее, чем с обычным вельможей, но и римских императоров частенько настигала безжалостная сталь. Римского императора Калигулу убийцы подстерегли в коридоре его дворца, когда с ним не было охраны. Императора Гальбу убийцы, не решаясь напасть на дворец, выманили оттуда хитростью и напали, когда с ним осталось лишь несколько верных людей. Императора Домициана любили и армия, и преторианская гвардия. Любая попытка напасть на него в городе, где он всегда был с охраной, или во время похода была бы обречена на провал. Но клинок убийц настиг его в собственной спальне, убийцами же оказались собственные слуги. Для того чтобы незаметно протащить оружие, один из состоявших в заговоре прислужников «притворился, будто у него болит левая рука, и несколько дней подряд обматывал её шерстью и повязками, а к назначенному часу спрятал в них кинжал. Обещав раскрыть заговор, он был допущен к императору; и пока тот в недоумении читал его записку, он нанёс ему удар в пах» [Suetonius «Domitianus», 17, 1]. Домициан был опытным воином и, даже получив тяжёлое ранение, пытался сопротивляться, однако заговорщики, в число которых входил и декурион императорских спальников, позаботились о том, чтобы заранее вытащить у него из-под подушки кинжал, который император постоянно там хранил. Охранявшие же дворец преторианцы, сохранявшие верность Домициану, просто не знали, что их повелителя убивают. Список императоров, погибших от холодного оружия, довольно длинный, но список римских вельмож, павших под ударами меча, ещё длиннее. Более коварным, способом убийства, хотя и значительно более редким для Древнего Рима; было отравление. 3.Устранение неугодных при помощи яда, а также известные в Риме способы противодействия попыткам отравления. Использование в политической борьбе и дипломатии ложных обвинений в попытке отравления Первый случай умышленного отравления римских граждан, причём отравления массового, был зафиксирован в 331 г. до н. э. . Год этот, по словам Тита Ливия, «был ужасен не то от нездоровых воздухов, не то от людского коварства» [T. Liv., VIII, 18, 1]. Сначала римляне думали, что это обычная Глава V. Способы физического устранения неугодных... 201 эпидемия, но «когда самых видных граждан государства стал поражать один и тот же недуг и почти всегда со смертельным исходом, какая-то рабыня пообещала курульному эдилу Квинту Фабию Максиму указать причину всеобщего бедствия, если он даст ей клятву, что эти показания ей не повредят. Фабий спешно докладывает об этом консулам, а те сенату, и с согласия сенаторов доносчице даются клятвенные обещанья. Тут она открывает, что граждан губят женские козни, а варящих зелья матрон можно застать врасплох, если теперь же отправиться следом за нею. Последовавшие за доносчицей застают нескольких женщин за изготовлением снадобий, а в укромных местах находят другие яды. Когда всё это принесли на форум и через прислужника вызвали туда около двадцати матрон, у которых обнаружили зелья, то две из них, Корнелия и Сергия, обе патрицианского рода, принялись уверять, что снадобья целебные; доносчица их опровергала, понуждая выпить зелье, — пусть, мол, так перед всеми изобличат её в клевете; матроны просили дать им подумать, народ расступился, и они сообщили обо всём остальным. Поскольку и те согласились принять снадобья, они их выпили и все погибли — сами от собственных козней. Тут же схватили их служанок, и те показали на множество матрон, из которых осудили около 170. До того в Риме не было дел об отравлении. Это показалось чем-то сверхъестественным и похожим скорее на одержимость, чем на преступный замысел» [T. Liv., VIII, 18, 4—11]. Вряд ли сейчас можно выяснить, что побудило стольких римских матрон к отравлению своих близких. Некий новый зловредный культ? Пущенная кем-то молва, что при помощи неких заклинаний отвар ядовитых трав, поданный женой мужу, излечивает болезнь, которая действительно свирепствовала в тот год в Риме? А может быть, настои трав и в самом деле были лекарствами, но мало смыслящие в медицине люди, проводившие следствие, заставили женщин сразу выпить непомерную дозу?.. Дело так и осталось тёмным. На всякий случай, потрясённые граждане решили специально избрать диктатора и поручить ему вбить у форума особый ритуальный гвоздь, дабы в будущем боги охраняли Рим от подобной напасти, и впредь ничего подобного не случалось. Столь массовых случаев отравления в Риме впоследствии не было. Однако ни молитвы, ни ритуальный гвоздь не смогли навсегда избавить Рим от отравителей. Если ранее римляне лишь слышали об отравлениях только от приезжих купцов и путешественников, то с этого времени периодически устранять своих противников при помощи яда стали и некоторые из римлян. Простолюдины к такому способу почти не прибегали: приготовление ядов было делом сложным и дорогим. Зато в среде римской знати отравление стало достаточно распространённым способом сведения счётов, применяемым и в политике, и в семейных разборках. Поймать отравителя было сложнее, чем обычного убийцу, тем более что инициаторы преступления могли дей- 202 Владимир Дмитренко ствовать как лично, так и при помощи слуг. Но иногда отравителей всё же удавалось уличить и покарать. Так, по словам Тита Ливия, в 152 г. до н. э. в Риме «знатные жёны, Публия и Лициния», были «обвинены в отравлении своих мужей, бывших консулов». Обе матроны отрицали свою вину, но были изобличены «и по расследованию дела казнены решением своих родичей» [T. Liv. «Perioh», ХLVIII]. Это отравление было одним из наиболее громких подобных преступлений, раскрытых во времена Римской республики, но отнюдь не единственным. Постоянная угроза оказаться отравленным и желание предотвратить такую возможность выработали у римских вельмож обычай держать при себе специального «раба-пробователя», который пробовал каждое блюдо перед тем, как подать его господину. Это, во-первых, позволяло избежать отравления быстродействующим ядом, во-вторых, позволяло уличить злоумышленников, если те прибегали даже к медленнодействующему яду, так как в этом случае вместе с господином погибал и раб-пробователь, а в-третьих, заставляло раба-пробователя и поваров надёжнейшим образом следить за тем, чтобы никто из посторонних не подобрался к еде господина. Отравить римского вельможу было сложно, и меры противодействия отравителям постоянно совершенствовались. Но порою отравления всё же удавались, причём даже в случаях, если будущая жертва догадывалась о готовящемся покушении. Одним из наиболее известных римлян, погибших от яда, был Публий Корнелий Сципион «Африканский» Младший (185—129 гг. до н. э.), знаменитый римский полководец, взявший и разрушивший в 146 г. до н. э. Карфаген, а в 133 г. до н. э. упешно завершивший длившуюся до этого 10 лет Нумантинскую войну. Как пишет римский историк Павел Орозий, «в консульство Г. Семпрония Тудитана и М. Ацилия (в 129 г. до н. э.) П. Сципион Африканский выступил сначала перед собранием с речью об угрозе для его жизни, ибо узнал, что несправедливые и неблагодарные люди обвиняют его, страждущего во имя родины, а на следующий день утром был найден бездыханным в своей опочивальне» [Oros., V, 10, 9]. Никто не сомневался в том, что Сципион Младший был отравлен. Во всяком случае, упоминавший об этом Плутарх сообщает, что хотя смерть наступила «без всякой видимой причины», но впоследствии «на теле выступили какие-то следы, как оказалось — следы насилия» [Plutarh «С.Gracchus», 10]. Павел Орозий полагал, что Сципион «был с помощью хитрости убит собственной женой Семпронией, сестрой Гракхов» [Oros., V, 10, 9]. К похожей версии склонялся и Тит Ливий, сообщая в своих периохах о гибели Публия Сципиона «Африканского» Младшего, что «однажды, вернувшись домой здоровым и полным сил, он найден в своей опочивальне мёртвым. Подозревается, что он был отравлен своею женою Семпронией, тем более что она была сестрой Гракхов, с которыми он враждовал» [T. Liv. «Perioh.», LIХ]. По словам же Плутарха, «главным виновником Глава V. Способы физического устранения неугодных... 203 этой смерти молва называла Фульвия2, который был врагом Сципиона и в самый день кончины поносил его с ораторского возвышения. Подозрение пало и на Гая (Гая Гракха — В. Д.). И всё же злодейство, столь страшное и дерзкое, обратившееся против первого и величайшего среди римлян мужа, осталось безнаказанным и даже не изобличённым…» [Plutarh «С. Gracchus», 10]. Объективности ради, надо признать, что Сципион мог умереть не от яда, а от инсульта или инфаркта, и именно этим, возможно, объяснялось то, что «о смерти его не было назначено никакого следствия» [T. Liv. «Perioh.», LIХ]. Однако именно в версию об отравлении верило подавляющее большинство римлян. Римская знать продолжала прибегать к отравлениям не только во времена Республики, но и с установлением имперского строя, а жертвами отравлений становились не только обычные вельможи, но даже члены императорской фамилии и сами императоры. Весьма странными были обстоятельства смерти в 12 г. до н. э. Марка Випсания Агриппы, зятя и соправителя императора Октавиана Августа. Ещё более подозрительной показалась римлянам внезапная смерть во 2 г. н. э. от непонятной и скоротечной болезни Луция Цезаря, внука императора Октавиана Августа, а когда в 54 г. н. э. умер император Клавдий, большинство римлян были просто уверены, что его отравила жена, императрица Агриппина. Но наиболее известным и громким отравлением периода Імперии стало, безусловно, отравление в 55 г. н. э. Британника, сына императора Клавдия. Он должен был стать соправителем императора Нерона (пасынка императора Клавдия), и отравители действовали по приказу Нерона, не желавшего делиться полученной властью. Британник был отравлен накануне дня своего совершеннолетия. По словам Корнелия Тацита, «так как его кушанья и напитки отведывал выделенный для этого раб, то, чтобы не был нарушен установленный порядок или смерть их обоих не разоблачила злодейского умысла, была придумана следующая уловка. Ещё безвредное, но недостаточно остуженное и уже отведанное рабом питьё передаётся Британнику; отвергнутое им как чрезвычайно горячее, оно разбавляется холодной водой с разведённым в ней ядом, который мгновенно проник во все члены, так что разом пресеклись и голос, и дыхание» [Tacit «Annales», ХIII, 16]. После этого Нерон, нисколько не смущаясь, объявил, что его сводный брат, Британник, умер от эпилепсии, которой страдал с детства. Способы отравления могли быть и ещё более хитроумными. Например, когда в 167 г. н. э. в Риме умер соправитель Марка Аврелия, император Луций Вер. Об императоре Марке Аврелии «ходила молва, будто он либо отравил Вера, разрезав свиную матку ножом, одна сторона которого была 2 Фульвий — Марк Фульвий Флакк, видный римский политик, противник Сципиона Африканского «Младшего». Через четыре года после случившегося, в 125 г. до н. э., был избран одним из консулов. Марк Фульвий Флакк дружил с Гаем Гракхом и в 121 г. до н. э. был убит во время расправы над Гаем Гракхом и его сторонниками. 204 Владимир Дмитренко обмазана ядом, и дав брату3 отравленный кусок, либо убил его с помощью врача Посидиппа, который, как говорят, не вовремя пустил Веру кровь» [Iul. Capit. «Marc. Ant.», ХV, 5—6]. Далеко не все в Риме верили этим слухам, и даже сам Юлий Капитолин, рассказывая об этом, не забыл упомянуть и о том, что «никто из государей не защищён от клеветы» [Iul. Capit. «Marc. Ant.», ХV, 5]. Но даже если Марк Аврелий был вовсе непричастен к гибели своего соправителя, а смерть Луция Вера наступила в силу естественных причин, сам способ отравления ножом с одной отравленной стороной был хорошо известен в античном мире. Во всяком случае, греческий историк Геродот утверждал, что именно таким способом мать персидского царя Артаксеркса отравила свою невестку, обеспечив себе алиби перед сыном. Широко известен был и способ устранения противника ядом под видом лечения. Так, римский историк Аппиан упоминал об одном из таких случаев, происшедших ещё во времена покорения римлянами Южной Италии. Римлянам приходилось вести войну с коалицией южноиталийских городов во главе с Тарентом и пришедшим на помощь Таренту эпирским царём Пирром, но некоторые южноиталийские города, в том числе город Регий, предпочли стать на сторону Рима. По словам Аппиана, «часть римлян обосновалась в Регии, чтобы удерживать и защищать город от вражеских вторжений. Они и их предводитель Деций4, завидуя благосостоянию регийцев, воспользовались тем, что те пировали, отмечая праздник, напали, перебили их и силой овладели их жёнами. Оправдывали они это преступление тем, что будто бы регийцы хотели передать свой город Пирру. Так начальник стражи Деций превратился в тирана и заключил союз с мамертинцами, находившимися по ту сторону Сицилийского пролива и незадолго до того совершившими такое же злодеяние5 по отношению к своим гостеприимцам. Страдая болезнью глаз, Деций не доверил лечения врачам Регия и вызвал врачевателя из Мессаны, который оказался регийцем, переселившимся в Мессану так давно, что о его регийском происхождении уже не помнили. Он убедил Деция для быстрейшего излечения вытерпеть горячие лекарства 3 И Луций Вер, и Марк Аврелий были усыновлены ещё детьми императором Антонином Пием и поэтому считались братьями. 4 Тит Ливий сообщает, что Регий захватили не сами римляне, а их союзники в той войне, кампанцы, — «кампанский легион во главе с Децием Вибеллием» [T. Liv., «Perioh.», ХII]. Произошло это в 281 г. до н. э. . Согласно Полибию, «римляне были сильно возмущены случившимся, но не могли воспрепятствовать этому» [Polib., I, 7, 9—10], так как вели тяжёлую войну. Подавление мятежа было осуществлено лишь через девять лет, в 272 г. до н. э., после того как римляне «покончили с войнами» [Polib., I, 7, 10]. Сделано это было из вполне прагматичных соображений. Как пишет Полибий, «наказанием виновных римляне желали, насколько возможно, восстановить доверие к себе у союзников» [Polib., I, 7, 13]. 5 Мамертинцами — «сынами Марса» называли себя наёмники кампанцы, служившие у тирана Сиракуз Агафокла. После смерти Агафокла (в 289 г. до н. э.) они предательски захватили сицилийский город Мессену, удерживая его вплоть до начала первой Пунической войны. Глава V. Способы физического устранения неугодных... 205 и, намазав глаза сжигающими и разъедающими снадобьями, велел переносить боль до его возвращения, а сам тайно вернулся в Мессану. Когда Деций, долго терпевший боль, смыл снадобье, то обнаружил, что утратил зрение» [Appian «Samnica», IХ, 1—2]. Своим поступком врач сумел отомстить за гибель соотечественников не только Децию, но и всем его воинам, которые, утратив предводителя, не смогли устоять перед прибывшим в Регий с войсками римским проконсулом Гаем Фабрицием. «Фабриций же, посланный римлянами для наведения порядка, отдал город уцелевшим регийцам, а из гарнизона зачинщиков отпадения отослал в Рим, где они были подвергнуты бичеванию на площади, обезглавлены и брошены без погребения. Деций же, небрежно охраняемый из-за увечья, покончил с собой» [Appian «Samnica», IХ, 3]. Знал Рим и случаи, когда с намеченной жертвой расправлялись, используя обычное снотворное. Именно так в ночь с 31 января 192 г. на 1 января 193 г. заговорщики расправились с римским императором Коммодом. Налить ему яд они побоялись — яд могли обнаружить верные слуги. Не решались они его убить и кинжалом, так как император был молод, ловок и силён, а потому при нападении мог бы дать отпор и успеть позвать охрану. Поэтому заговорщики воспользовались сначала снотворным зельем. Его дала под видом обычного напитка любовница Коммода, Марция, входившая в число заговорщиков. Само по себе снотворное было безвредно, и в случае, если бы снотворное было обнаружено, Марция могла бы сказать, что дала его, заботясь о здоровье императора. Но после того как Коммод, выпив вино, ослаб, заговорщики смогли легко его задушить. Случались отравления императоров и в более поздний период римской истории, причём для того чтобы покончить с монархом, отравители подбирались не только к еде и напиткам, но изобретали и более сложные способы отравления. Так, по словам Аммиана Марцеллина, весьма загадочной была внезапная смерть императора Иовиана. Войска избрали его императором после того, как в 363 г. в бою с персами погиб его предшественник, Юлиан. Но Иовиан, заключив мир с персами, не смог даже добраться до столицы. «Когда он прибыл в Дадастану, пограничный город между Вифинией и Галатией, его нашли ночью мёртвым. По поводу его кончины возникло много сомнительных предположений. Рассказывали, что его убил ядовитый запах, оставшийся после побелки комнаты, в которой он ночевал, что он погиб от угара, возникшего от слишком дымившейся жаровни, и, наконец, что вследствие чрезмерного обилия пищи он получил несварение желудка» [Аmm. Marcellinus, ХХV, 10, 12]. Иовиану было всего 33 года, и он отличался отменным здоровьем, поэтому вряд ли причиной его смерти могло быть обычное «несварение желудка», а ещё более наталкивает на мысль о том, что императору «помогли» уйти из жизни, то обстоятельство, что по факту его гибели не было произведено никакого следствия — новым правителям это было совершенно ни к чему. Слухи же о том, что императора «убил ядовитый запах», ясно говорят нам о 206 Владимир Дмитренко том, что и такой, гораздо более сложный способ отравления, чем отравление с помощью еды и питья, был уже в то время известен. Надо сказать, что римляне умели не только устранять своих противников при помощи яда, но и привлекать их на свою сторону, открыв действительно имевшую место или вымышленную попытку отравления или демонстративно отказавшись от такой попытки. Именно так поступили римляне во время войны Рима против эпирского царя Пирра. После нескольких неудач на первом этапе войны римляне, опиравшиеся на больший экономический и военный потенциал, стали выправлять положение и сумели остановить войска Пирра. Стороны начали вести переговоры о мире, но амбиции не позволяли ни той, ни другой стороне уступить. И вот тут, по словам Плутарха, в лагерь к римскому главнокомандующему, консулу Гаю Фабрицию6, «явился человек и принёс письмо, написанное царским врачом: тот предложил извести Пирра ядом и тем самым без всякой опасности для римлян избавить их от войны, если они пообещают вознаградить его. Но Фабриций, возмущённый его вероломством, убедил своего товарища по должности (армией поочерёдно командовали два консула — В. Д.) отправить Пирру письмо, заключавшее совет остерегаться козней врача. Вот что было написано в нём: «Консулы Гай Фабриций и Квинт Эмилий приветствуют царя Пирра. Кажется нам, что ты не умеешь отличать врагов от друзей. Прочти посланное нами письмо и узнай, что с людьми честными и справедливыми ты ведёшь войну, а бесчестным и негодным доверяешь»» [Plutarh «Pyrrhus», 21]. Согласись римские консулы на предложение царского врача, они потеряли бы авторитет среди собственных сограждан: отравление всегда считалось делом бесславным. К тому же отравление могло сорваться. Зато выдав изменника-отравителя, римские полководцы сумели получить и славу, и весьма немалые уступки от эпирского царя. «Получив письмо и узнав о злом умысле, Пирр покарал врача и, желая отблагодарить Фабриция и римлян, отпустил без выкупа всех пленных, Кинея же (одного из своих приближённых — В. Д.) снова послал добиваться мира» [Plutarh «Pyrrhus», 21]. Так что решение Гая Фабриция и его коллеги было не только благородным, но и весьма прагматичным. Не менее прагматично поступил тремя веками позднее император Тиберий, огласив в сенате письмо вождя германского племени хаттов, Адгандестрия, в котором тот якобы предлагал умертвить враждебного римлянам вождя херусков и других восставших против Рима племён, Арминия, «если ему пришлют яду, чтобы он мог совершить это убийство» [Tacit «Annales», II, 88]. После оглашения письма «Адгандестрию было отвечено, что римский народ отмщает врагам, не прибегая к обману, и не тайными средствами, но открыто и силой оружия» [Tacit «Annales», II, 88]. 6 Гай Фабриций был римским консулом дважды — первый раз в 282 г. до н. э. и второй раз — в 278 г. до н. э. Согласно периохам Тита Ливия, отравить царя Пирра перебежчик предложил Гаю Фабрицию в 278 г. до н. э., когда тот уже второй раз был консулом. Глава V. Способы физического устранения неугодных... 207 По словам Корнелия Тацита, «благородством ответа Тиберий сравнялся с древними полководцами, запретившими отравить царя Пирра и открывшими ему этот замысел» [Tacit «Annales», II, 88]. Но если разобраться в приведённых данных повнимательнее, то более вероятной представляется другая версия событий. Любой историк, привыкший внимательно анализировать события, не может не заметить, что высказанная якобы в письме просьба германского царька «прислать яду» для отравления врага римлян, выглядит довольно нелепо, так как германцам и самим было известно множество ядов. Из этого можно сделать вывод, что скорее всего «письмо Адгандестрия» было написано самими римлянами по приказу Тиберия и оглашено им затем, чтобы рассорить Адгандестрия с Арминием, сделав невозможным союз между ними. И надо сказать, что рассорить Арминия с другими германскими вождями римлянам, в конце концов, удалось. В итоге, двенадцать лет провоевавший с римлянами Арминий, который так и «не был побеждён в войне», «пал от коварства своих приближённых» [Tacit «Annales», II, 88]. 4. Расправа с противником путём организации его бесследного исчезновения Над каждым из римлян, особенно над теми, кто стоял у власти в Риме, всегда висела опасность погибнуть от меча или яда. Однако были и другие опасности. Например, человек мог просто бесследно исчезнуть. Организовать такое исчезновение человека, окружённого слугами и охраной, было чрезвычайно сложно, но иногда это удавалось. Самой знаменитой жертвой бесследного исчезновения стал первый римский царь Ромул (753—716 гг. до н. э.), приближённые которого в 716 г. до н. э. внезапно объявили, что тот вознёсся на небо. Немногие римляне верили в эту сказку, высказывая гораздо более реалистические версии исчезновения царя. Абсолютно убеждён был в насильственной гибели первого римского царя Дионисий Галикарнасский, писавший: «Кто придерживается мифологической стороны обстоятельств, заявляют, что Ромул находился на сходке в лагере, когда внезапно с неба пал мрак и разразившаяся буря, и он стал невидимым, и сочинители уверяли, что сего мужа похитил Марс. А другие, излагающие более убедительную историю, сообщают, что его смерть была делом рук собственных граждан» [Dionysios, II, LVI, 2—3]. Тит Ливий, высказывается более уклончиво, но, сообщив легенду о вознесении Ромула на небо, тоже пишет: «Я уверен, кое-кто втихомолку говорил, что царь был растерзан руками отцов» [T. Liv., I, 16, 4]. Не очень верил в мифологическую версию и Плутарх. Так, по сведениям, дошедшим до Плутарха, «некоторые предполагали, что сенаторы набросились на него в храме Вулкана, убили и, рассекши тело, вынесли по частям, пряча ношу за пазухой» [Plutarh «Romulus», 27]. 208 Владимир Дмитренко Вряд ли стоит сомневаться, что лишь самые наивные из римлян поверили, что их царь исчез потому, что вознёсся на небо. Однако когда на созванном в связи с исчезновением царя народном собрании один из самых знатных патрициев, Юлий Прокул, поклялся, что встретил утром явившегося к нему с небес Ромула, и тот возвестил ему, что Рим станет главным городом мира, а римлянам следует быть усердными в военном деле и благочестии, и с этими словами вновь удалился на небо, патриции именно эту версию сочли единственно правильной. Более того, «первые граждане запретили углубляться в розыски и проявлять чрезмерное любопытство, но приказали всем чтить Ромула и поклоняться ему, ибо он-де вознесён к богам, как прежде был добрым царём» [Plutarh «Romulus», 27]. Дело было, конечно же, не в наивности первых граждан страны, а в том, что такая версия вполне устраивала наиболее влиятельных римских сенаторов, явно причастных к «вознесению на небо» своего царя. Именно поэтому говорить о гибели царя можно было лишь «втихомолку». А так как ни трупа Ромула, ни свидетелей его похищения не было, оспорить официальную версию было невозможно. Живой Ромул кому-то очень мешал. Но «вознесясь на небо» и «став богом», он уже не мешал никому, и те же самые люди, что подстроили его гибель, ничуть не смущаясь, стали поклоняться новому богу. Народ же со временем вполне искренне стал верить в божественность основателя Рима. Присущая римской следственной практике формула «нет трупа — нет преступления» и в дальнейшем частенько подталкивала многих злоумышленников, как тех, кто боролся за власть, так и обычных уголовников устранять своих жертв именно этим способом. Применялся этот способ убийства (убийства с сокрытием трупа и сокрытием следов преступления) не только римлянами, но и покорёнными Римом народами для скрытой борьбы с захватчиками. В 197 г. до н. э. проконсул Тит Квинкций Фламинин, разгромив войска македонского царя Филиппа в битве при Киноскефалах, успешно завершил вторую Македонскую войну (200—197 гг. до н. э.). Война велась под лозунгом «освобождения Греции» от македонского ига. Однако, заставив македонского царя освободить все захваченные им ранее греческие города, римляне отнюдь не собирались выводить оттуда свои войска. При этом римляне активно вмешивались в дела греческих городов и государств. Все это вызывало ропот и недовольство среди греков, особенно в Беотии (одной из исторических областей Центральной Греции), неподалёку от главного города которой, Фив, располагался основной лагерь проконсула. Как пишет Тит Ливий, открыто восстать против римлян жители Беотии не могли, «для мятежа у них не было ни сил, ни предводителя» [T. Liv., ХХХIII, 29, 1]. Но мечтая изгнать оккупантов, беотийцы начали необъявленную партизанскую войну, тщательно скрывая следы своих нападений, дабы их невозможно было уличить. «На некоторых солдат нападали по постоялым дворам, на других — Глава V. Способы физического устранения неугодных... 209 когда они во время зимовок разъезжали по разным надобностям. На кого-то устраивались засады в потаённых местах прямо у дорог, иных хитростью заманивали в заброшенные пристанища и убивали там. В конце концов, эти преступления стали совершаться уже не только из ненависти, но и просто из жажды наживы, поскольку, занимаясь торговлей, отпускные солдаты имели с собой в поясах много денег. Когда стали недосчитываться людей, сперва понемногу, а затем со дня на день всё в большем числе, то Беотия приобрела дурную славу, и солдаты стали бояться выходить из лагеря — это было ещё страшнее, чем в неприятельской стране» [T. Liv., ХХХIII, 29, 3—5]. Между тем, поскольку ни трупов, ни свидетелей не оставалось, римляне не сразу поняли, что происходит, да и поняв потом, что дело неладно, до поры до времени не знали, на кого обрушить свой гнев. Сидеть сложа руки римский главнокомандующий не стал: «Квинкций разослал по городам легатов для расследования этого разбоя. Было установлено, что больше всего убийств произошло вокруг Копаидского озера: там вырыли из ила и вытащили из болота трупы, к которым были привязаны камни и амфоры, чтобы тянуть их на дно. Раскрылось множество преступлений, совершённых в Акрефии и Коронее. Квинкций распорядился выдать ему виновных и потребовал с беотийцев пятьсот талантов (более 13 тонн серебра — В. Д.) — по числу убитых воинов» [T. Liv., ХХХIII, 29, 6—7]. Когда же беотийцы попытались ограничиться словесными извинениями, «отговариваясь тем, что ничто не было сделано с одобрения государства» [T. Liv., ХХХIII, 29, 8], Тит Квинций Фламинин попросту осадил Акрефию и Коронею и опустошил окрестные поля. Лишь заступничество других греческих государств помогло беотийцам начать переговоры и откупиться за несколько меньшую сумму. Но отваживаться на новые нападения против римлян никто больше не решался. Подобным же образом — наложением огромных штрафов на местное население, разорением местности, взятием заложников из числа местной знати и т. д. — пресекали римляне попытки вести против них тайные партизанские войны и в других провинциях, причём пресекали, как правило, очень быстро. Именно поэтому скрытое уничтожение противника с организацией его бесследного исчезновения чаще применялось не в ходе войн и не массово, как это было в Беотии, а лишь для покушений на отдельных лиц. Организовать бесследное исчезновение было сложнее, чем просто убить, но зато в случае удачи, никто не искал преступников. Естественно, что такой способ физического устранения неугодных мог применяться не только для политических убийств, но и обычными разбойниками против обычных граждан, особенно против купцов и путешественников, хотя обычные бандиты редко утруждали себя такими сложностями. Но и это не исчерпывало всего арсенала известных в Риме средств и способов избавиться от неугодного человека. Помимо вышеперечисленных способов существовал и ещё один, причём весьма коварный. 210 Владимир Дмитренко 5.Убийство с имитацией смерти потерпевшего от несчастного случая или смерти, наступившей в силу естественных причин Наиболее изощрённым способом убийства неугодного была имитация смерти по естественным причинам. Этот способ убийства был известен в Риме с глубокой древности. Одной из первых жертв такого убийства стал третий римский царь — Тулл Гостилий, правивший Римом с 672 по 640 г. до н. э. Как пишет Дионисий Галикарнасский, «обладая властью в течение тридцати двух лет, он окончил жизнь свою, когда сгорел дом, и с ним вместе погибли охваченные огнём и его жена, дети, и вся челядь. Одни сказывают, что дом был зажжён молнией, потому что бог разгневался на небрежение какими-то священнодействиями, — считают, что в правление Тулла перестали совершать некоторые исконные жертвоприношения, и что он ввёл другие, местные, чуждые римлянам, — но большинство сходится на том, что несчастье произошло вследствие злоумышления людей, относя его на счёт Марция, который правил государством после Тулла. Дело в том, что Марций происходил от дочери царя Нумы Помпилия, досадовал на то, что, принадлежа к царскому роду, жил как частное лицо и, наблюдая за подрастающим в доме Тулла потомством, подозревал, что, случись что-нибудь с Туллом, власть перейдёт к его сыновьям. Питая такие мысли, он устроил заговор против царя, имея немало римлян, содействовавших ему в обретении правления» [Dionysios, III, ХХХV, 1—3]. Пожары в Риме случались во все времена, и не раз бывало, что во время пожаров гибли люди. Но, конечно же, гибель от пожара целого семейства высшей римской знати со всей многочисленной челядью не могла быть случайностью. И хотя ставшему новым римским царём Анку Марцию удалось настоять на том, что Тулл Гостилий погиб от гнева богов, гораздо более похожа на правду версия, высказанная Дионисием Галикарнасским, согласно которой, однажды, воспользовавшись непогодой, «Марций, рассудив, что подходящее время наступило, вместе с друзьями, которые скрывали под плащами мечи, вошел в двери, убил царя и сыновей его, и прочих, а содеяв это, распространил слух об ударе грома» [Dionysios, III, ХХХV, 4]. Пожар великолепно подходил для того, чтобы под видом несчастного случая разделаться и с одним, и сразу со многими неугодными, да ещё и замести при этом следы. Однако организовать пожар, в котором, казалось бы, по естественным причинам погиб бы нужный представитель знати, было делом крайне сложным. Обычно для скрытия истинных причин смерти античные убийцы прибегали к другим средствам. Тут в ход шло всё — медленно действующий яд, заведомо неправильное лечение имеющейся или специально выдуманной болезни, умело организованная катастрофа, искусно подстроенный несчастный случай. Глава V. Способы физического устранения неугодных... 211 Чаще всего для этого применялось отравление медленнодействующим ядом или заведомо неправильное лечение. Если отравление ядом походило на смерть от болезни, никто не мог догадаться о том, что совершено преступление. Ещё сложнее было уличить преступников тогда, когда человек погибал во время хирургической операции или бывал отравлен не ядами, а в результате умышленной передозировки лекарств. Упомянутый выше случай, когда врач лишил зрения полководца Деция, сделав это так, чтобы все знали, что это сделал именно он, было редкостным исключением: обычно врач, решившись на устранение своего пациента, делал это так, чтобы всё выглядело как результат неизлечимой болезни. Причём также упоминавшийся выше случай с императором Луцием Вером, который, по слухам, был то ли отравлен, то ли умер в результате неправильного лечения, был отнюдь не единственным. В 43 г. до н. э. у многих римлян возникли сомнения по поводу естественных причин смерти консулов Гирция и Пансы. Гирций погиб в бою, а Панса скончался через несколько дней после сражения от ран, полученных в бою. Но смерть консулов была настолько выгодна рвавшемуся тогда к власти Октавиану (будущему императору), что многие стали искать тут злой умысел. «В особенности, — пишет Светоний Транквилл, — смерть Пансы внушала столько подозрений, что врач его Гликон был взят под стражу по обвинению в том, что вложил яд в его рану. А Нигер Аквилий утверждает, что и второго консула, Гирция, Октавиан убил своею рукой в замешательстве схватки» [Suetonius «Augustus», 11]. Уличить Гликона следствию не удалось, а Октавиан категорически отмёл все обвинения в свой адрес, однако причины смерти консулов Гирция и Пансы всегда продолжали вызывать сомнения и у тогдашних сограждан, и у римских историков. Если неугодного человека не удавалось угостить медленнодействующим ядом или залечить до смерти, а преступникам нужно было, чтобы смерть жертвы выглядела естественной, они шли и на более сложные ухищрения. В 59 г. н. э. император Нерон пошёл на неслыханное для Рима преступление — решил избавиться от своей матери. Для того чтобы всё выглядело как несчастный случай, решено было построить специальный корабль, со специальной каютой, крыша которой в нужный момент должна была упасть и проломить голову императрице, а сам корабль после этого должен был распасться на части и затонуть7. Лишь чистая случайность привела к срыву этого замысла — Агриппине Младшей удалось спастись и выплыть. 7 Более подробно я рассказываю об обстоятельствах покушения на Агриппину Младшую в главе «Нерон» своей книги «Властители Рима. Время правления Октавиана Августа и династии Юлиев—Клавдиев». 212 Владимир Дмитренко Когда тайком покончить с матерью не удалось, Нерон просто послал к ней своих центурионов и расправился самым обычным образом. Но затея с распадающимся кораблём показывает, на какие ухищрения могли идти в Риме люди, обладающие богатством и властью, для того чтобы уничтожение неугодного человека выглядело как несчастный случай. Организовать «несчастный случай» могли не только императоры и вельможи. Это могли сделать и рабы, причём не только расправляясь по приказу своего господина с кем-то из его врагов, но и, наоборот, для того, чтобы уничтожить его самого, если он был им ненавистен. «Что претерпел от своих рабов преторий Ларций Македон! — писал в начале II в. н. э. Плиний Младший своему другу Ацилию. — Страшное дело! Об этом стоит рассказать не только в письме. Был он, правда, господином неприступным и жестоким и почти забыл — нет, неверно, слишком уж хорошо помнил, что его отец был рабом. Он мылся в бане на своей вилле под Формиями. Вдруг его окружают рабы: кто хватает за горло, кто бьёт по лицу, кто по груди и животу и — стыдно сказать — даже по тайным частям. Решив, что он мёртв, они выбрасывают его на раскалённый пол поглядеть, не оживёт ли. Он то ли ничего не чувствовал, то ли притворился, что ничего не чувствует, но только лежал, вытянувшийся и неподвижный, и в смерти его уверились. Тогда его выносят, словно обмершего от жары; верные рабы принимают его; с воем и криком сбегаются наложницы. Крики и прохлада привели его в чувство: он поднял глаза, пошевелился — доказал, что жив (сейчас это было безопасно). Рабы разбегаются, многие уже схвачены, остальных разыскивают. Сам он, с трудом вернувшийся к жизни, через несколько дней умер, утешенный местью: за него живого наказали так, как наказывают за умерших8. Ты видишь, сколько нам грозит опасностей, оскорблений, издевательств; никто не может чувствовать себя спокойно потому, что он снисходителен и мягок: господ уничтожают не по суду над ними, а по склонности к преступлениям» [Plini. Junior «Epist.», III, 14, 1—5]. Как видно из вышесказанного, римская знать всегда имела основания опасаться за свою жизнь. Но вместе с тем следует признать, что работа римских спецслужб была налажена весьма профессионально, и далеко не всегда злоумышленникам удавалось уничтожить знатного римлянина, а тем более уничтожить его, не поплатившись. 8 В случае убийства господина одним из собственных рабов, согласно римским законам, следовало казнить всех рабов, проживавших в доме, за исключением тех, кто пытался помешать убийству или разоблачил убийц. Глава VI Агентурная разведка древних римлян и их противников Л юдям, лишь поверхностно знакомым с историей древнего мира, обычно кажется, что в древности исход войн решался лишь на полях сражений. Но, помимо численности, обученности и боевого духа войск, помимо качества вооружения и таланта полководцев, ход, а иногда и исход войн, уже в те годы часто определялся не только этим, но и деятельностью засланной во вражеский тыл агентуры. В древности тайные агенты использовались ничуть не реже, чем в наши дни. Наиболее часто в тыл противника засылали завербованных перебежчиков и обычных добровольцев, одетых в местную одежду и умеющих говорить на местном языке. Задачи таких агентов были простыми — за несколько дней пребывания на вражеской территории что-то высмотреть, выведать, совершить нападение или поджёг, после чего вернуться назад. Но это было, хотя и важное, но всё же низшее звено агентурной разведки. Гораздо более сложные задачи ставились перед теми агентами, которые засылались во вражеский тыл надолго. Для них тщательно разрабатывались соответствующие «легенды», и такие агенты могли действовать во вражеском тылу несколько месяцев, а иногда и лет. Они могли вербовать агентуру среди местных жителей и поставлять информацию через агентов-связников как устно, так и при помощи написанных тайнописью или закодированных посланий. Помимо специально засланных агентов, разведки античных государств широко использовали и «агентов-инициативников», т. е. тех местных жителей, которые по собственной инициативе являлись предложить противнику свои услуги. Однако под видом предателей к врагу нередко засылали и тех, кто должен был передать ложные сведения, введя врага в заблуждение. Некоторые агентурные операции проводились «под дипломатическим прикрытием» — послами или сопровождающими их лицами. Чрезвычайно активно использовались в древности и «агенты влияния» — высокопоставленные местные вельможи, по тем или иным причинам решившие тайно отстаивать в своей стране интересы иного государства. При помощи «агентов влияния» можно было втянуть чужое государство в невыгодную для него войну на своей стороне или, наоборот, избежать вражеского вторжения, можно было решить в свою пользу территориальный спор или получить некие льготы и привилегии, например, привилегии в торговле. 214 Владимир Дмитренко Наличие «агентов влияния» и их активность нередко значили для судеб многих стран и народов ничуть не меньше, чем десятки тысяч солдат. Поэтому в античные времена не было, наверное, ни одной страны, которая бы не занималась вербовкой «агентов влияния». Слабым государствам нужны были «агенты влияния» в мировых державах, чтобы сохранить свои владения и по возможности выторговать себе различные милости. В свою очередь, державам, претендовавшим на мировое господство, порою было выгоднее не захватывать какую-либо более слабую страну, а сделать её послушным сателлитом, подкупив нужных вельмож или приведя к власти своих ставленников. Для правителей мелких и слабых государств единственным способом обрести себе тайных покровителей была раздача взяток и подарков вельможам более могущественных соседей. Крупные же государства обретали «агентов влияния» в других странах как подкупом, так и, склоняя их к этому, посулами оказать протекцию или, наоборот, угрозами. Среди всех античных государств Рим использовал «агентов влияния» наиболее широко и наиболее умело. Конечно, порою и иноземному царьку или вождю удавалось подкупить римских магистратов, решив дело к выгоде для себя и в ущерб Риму. Но такое случалось сравнительно редко. Иноземные просители могли лишь раздавать подарки и просить, но ни в коем случае не угрожать римским вельможам, даже если те взяли деньги и не выполнили обещания. Не было у иноземных просителей и никакой возможности каким-либо образом влиять на назначения римских должностных лиц. Римляне же, наоборот, всегда имели возможность склонять к сотрудничеству и вербовать «агентов влияния» как подкупом, так и силой, и каждый из этих агентов знал, что в случае измены рискует потерять не только благополучие, но и жизнь. Особенно эффективно использовали «агентов влияния» в странах, попавших в зависимость от Рима. Там римские «агенты влияния» нередко могли действовать почти открыто. Боязнь римского вмешательства не позволяла местным царькам отстранить таких людей от должности, а тем более покарать. Более того, многие назначения в зависимых от Рима государствах производились по советам из Рима. В конце концов это почти неизменно приводило к тому, что местные правители постепенно вообще теряли власть, а их страны становились римскими провинциями. Тайные агенты активно использовались римскими властями не только во враждебных Риму государствах, но и в самом Риме и всей Римской державе. Внутри страны тайные агенты выявляли и разоблачали как заговорщиков, посягающих на власть, так и уголовных преступников. В качестве тайных агентов могли действовать и полноправные римские граждане, и вольноотпущенники, и рабы. Причём наиболее ценными информаторами зачастую были именно рабы. Стимулом к доносительству или иным видам шпионажа служили для них и денежные награды — а ценные сообщения и другие Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 215 важные услуги шпионов вознаграждались порою очень большими суммами денег, — и то, что за особые заслуги перед государством агент мог получить не только деньги, но свободу и римское гражданство. В каждом из государств древнего мира, в том числе и в Риме, точно так же, как и в современных государствах, были не только разведывательные, но и специальные службы, выполнявшие функции контрразведки и полиции. Однако выявить и обезвредить вражескую агентуру удавалось не всегда. К тому же любая стоявшая у власти группировка почти всегда должна была думать не только о борьбе с иностранной агентурой, но и о противодействии тайным агентам своих местных политических противников, которые бывали не менее опасны. Союзы между государствами могли быть заключены или, наоборот, разорваны, благодаря вовремя вручённому подарку. Политический противник мог быть устранён при помощи лжесвидетельства или ложного доноса. Цари и императоры становились жертвами заговоров, если их контрразведка допускала оплошность. Щепотка яда или коварный кинжал могли порою сделать то, что не под силу было сделать десяткам тысяч воинов. Неприступные крепости становились лёгкой добычей врага из-за одного-двух предателей. Очень и очень часто судьбы целых стран и народов зависели не столько от действий десятков тысяч воинов, сколько от успеха или провала каких-либо тайных операций. Агентурная разведка всегда и во все времена была наиболее скрытным видом разведывательной деятельности. Но, несмотря на это, некоторые сведения о том, как засылались к врагу и как использовались тайные агенты во времена Древнего Рима, сохранились. 1.Как римский царь Тарквиний «Гордый» захватил город Габии Возможно, о каких-то самых хитроумных разведывательных операциях римлян мы так никогда и не узнаем, но даже дошедшие до нас сведения говорят о том, что уже в самый ранний период своего существования, т. е. в царский период, Римское государство проводило сложнейшие разведывательные операции, в том числе и операции с внедрением во вражеские ряды своей агентуры. Последний из римских царей, Луций Тарквиний, более известный как Тарквиний «Гордый», пришёл к власти, свергнув своего предшественника, царя Сервия Туллия, и оценивался своими современниками по-разному. Однако и сам захват власти, и то, что с 534 по 509 г. до н. э. ему удавалось удерживать власть, говорит о том, что это был человек решительный 216 Владимир Дмитренко и хорошо знающий механизмы государственного управления. Ему удалось значительно усилить мощь Рима, и во многом это было обусловлено тем, что Тарквиний «Гордый» активно использовал для этого различные тайные методы борьбы. Даже в мирное время ему удалось объединить вокруг Рима племена латинов, возведя ложные обвинения на своего главного противника Турна Гердония (о чём рассказывается в главе XII этой книги). Но ещё более успешно Тарквиний «Гордый» применял тайные методы борьбы в военное время. И если во время мира царь казался римлянам жестоким, то как полководца им не в чём было его упрекнуть. Как пишет Тит Ливий, «насколько несправедлив был царь в мирное время, настолько небезрассуден как вождь во время войны» [T. Liv., I, 53, 1]. Расправившись с Турном Гердонием и став главой латинского союза, Луций Тарквиний нанёс поражение вольскам и взял приступом один из их городов — Свессу Помецию, захватив там богатую добычу, за счёт которой начал строительство великолепного храма в честь бога Юпитера. На этом он не успокоился и следующей его целью стал близлежащий город Габии, находившийся в 18 километрах к востоку от Рима. Захватить Габии было важно для Тарквиния не только потому, что этот город находился на важной дороге, ведущей к более крупному городу Пренесте, но и потому, что в Габии сбежались и те жители Свессы Помеции, что не пожелали признать власть Тарквиния, и много враждебно настроенных по отношению к царю изгнанников из самого Рима. Сначала царь попытался осадить Габии и взять город штурмом, когда же это не получилось, он решил действовать более хитро. Согласно рассказу Тита Ливия, «после безуспешной попытки взять город приступом, после того как он был отброшен от стен и даже на осаду не мог более возлагать никаких надежд, Тарквиний, совсем не по-римски, принялся действовать хитростью и обманом. Он притворился, будто, оставив мысль о войне, занялся лишь закладкою храма и другими работами в городе, и тут младший из его сыновей, Секст, перебежал, как было условлено, в Габии, жалуясь на непереносимую жестокость отца. Уже, говорил он, с чужих на своих обратилось самоуправство гордеца, уже многочисленность детей тяготит этого человека, который обезлюдил курию1 и хочет обезлюдить собственный дом, чтобы не оставлять никакого потомка, никакого наследника. Он, Секст, ускользнул из-под отцовских мечей и копий и нигде не чувствует себя в безопасности, кроме как у врагов Луция Тарквиния. Пусть не обольщаются в Габиях, война не кончена — Тарквиний оставил её лишь притворно, чтобы при случае напасть врасплох. Если же нет у них места для тех, кто молит о защите, то ему, Сексту, придётся пройти по всему Лацию, а потом и у вольсков искать прибежища, и у эквов, и у герников, покуда он наконец не доберётся до племени, умеющего оборонить детей от жестоких и нечестивых 1 Курия — место заседания римского сената. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 217 отцов. А может быть, где-нибудь встретит он и желание поднять оружие на самого высокомерного из царей и самый свирепый из народов. Казалось, что Секст, если его не уважить, уйдёт, разгневанный, дальше, и габийцы приняли его благосклонно. Нечего удивляться, сказали они, если царь наконец и с детьми обошёлся так же, как с гражданами, как с союзниками. На себя самого обратит он в конце концов свою ярость, если вокруг никого не останется. Что же до них, габийцев, то они рады приходу Секста и верят, что вскоре с его помощью война будет перенесена от габийских ворот к римским» [Т.Liv., I, 53, 4 — 11]. Габийцы отнюдь не были наивными простаками. Но как они могли не поверить бежавшему к ним царскому сыну? Ведь, как пишет Дионисий Галикарнасский, тоже подробно описавший захват Габий, но считавший, правда, в отличие от Тита Ливия, что Секст Тарквиний был не младшим, а старшим сыном царя, «Секста высекли по приказу отца на форуме розгами» [Dionysios, LV, 2]. Не верить после этого царскому сыну габийцы просто не могли. Не чувствуя подвоха, габийцы охотно внимали словам Секста Тарквиния, тем более что говорил он им как раз то, что им хотелось слышать. «С этого времени Секста стали приглашать в совет. Там, во всём остальном соглашаясь со старыми габийцами, которые-де лучше знают свои дела, он беспрестанно предлагает открыть военные действия — в этом он, по его мнению, разбирается как раз хорошо, поскольку знает силы того и другого народа и понимает, что гордыня царя наверняка ненавистна и гражданам, если даже собственные дети не смогли её вынести. Так Секст исподволь подбивал габийских старейшин возобновить войну, а сам с наиболее горячими юношами ходил за добычею и в набеги; всеми своими обманными словами и делами он возбуждал всё большее и большее — и пагубное — к себе доверие, покуда наконец не был избран военачальником» [Т. Liv., I, 54, 1—2]. Действия царя-отца и царского сына были тщательно скоординированы таким образом, чтобы Сексту удалось нанести римлянам ряд незначительных поражений, упрочивших его славу. В каждой вылазке против римлян Сексту Тарквинию сопутствовала победа, из каждой вылазки он приносил в Габии солидную добычу. «Отец, заранее зная, в каких местах он появится, обеспечивал её, а также неохраняемость местности, и постоянно посылал к нему тех, кто должен был погибнуть, выбирая из числа тех своих граждан, кого держал под подозрением. Из-за этого габийцы решили, что Секст им верный друг и храбрый военачальник, причём многие, кто был им подкуплен деньгами, подготавливали для него верховное командование» [Dionysios, LV, 4]. Под видом новых перебежчиков царь перебрасывал к сыну всё новых и новых верных людей, и эти люди внедрялись в габийское войско и расставлялись на нужные посты в городском совете, однако до поры до времени никто из габийцев даже представить себе не мог, что Секст Тарквиний подослан и ведёт двойную игру. Как пишет Тит Ливий, «народ не подозревал 218 Владимир Дмитренко обмана, и когда стали происходить незначительные стычки между Римом и Габиями, в которых габийцы обычно одерживали верх, то и знать, и чернь наперебой стали изъявлять уверенность, что богами в дар послан им такой вождь. Да и у воинов он, деля с ними опасности и труды, щедро раздавая добычу, пользовался такой любовью, что Тарквиний-отец был в Риме не могущественнее, чем сын в Габиях» [Т. Liv., I, 54, 3—4]. Наконец, когда Секст Тарквиний ощутил себя в Габиях почти полновластным хозяином, он послал доверенного человека к отцу узнать, что же ему следует делать дальше: видимо, разрабатывая операцию, отец и сын не предполагали, что власть Секста Тарквиния будет в Габиях столь велика, а потому строили более скромные планы, и теперь эти планы следовало откорректировать. Луций Тарквиний прибывшего к нему гонца принял и выслушал, но то ли не доверяя ему полностью, то ли опасаясь того, что гонца могут перехватить, даже «на словах никакого ответа не дал, но, как будто прикидывая в уме, прошёл, сопровождаемый вестником, в садик при доме и там, как передают, расхаживал в молчании, сшибая палкой головки самых высоких маков» [Т. Liv., I, 54, 6]. Устав спрашивать и ожидать ответа, вестник вернулся в Габии и доложил всё Тарквинию Младшему, считая, что царь не дал ответа то ли из гордыни, то ли из ненависти. Однако Сексту Тарквинию того, что передал ему гонец, было достаточно. Он понял, что, сбивая головки маков, отец советовал ему истребить габийскую знать. Так он и сделал: «одних он погубил, обвинив перед народом, других — воспользовавшись уже окружавшей их ненавистью. Многие были убиты открыто, иные — те, против кого он не мог выдвинуть правдоподобных обвинений, — тайно. Некоторым открыта была возможность к добровольному бегству, некоторые были изгнаны, а имущество покинувших город, равно как и убитых, сразу назначалось к разделу» [Т. Liv., I, 54, 8—9]. Раздел имущества подвергшихся опале (а делить тут было что, ведь делили не жалкие пожитки бедняков, а имущество наиболее состоятельных граждан) надёжно заглушил сомнения и упрёки совести у остальных. Габийцы тут мало чем отличались от многих других племён и народов: когда грабёж санкционировался властью, становясь безопасным, чернь готова была грабить, даже если к этому их призывал чужеземец и даже если это вело в дальнейшем к установлению чужеземного господства. Как писал о покорении Габий Тит Ливий: «Следуют щедрые подачки, богатая пожива, и вот уже сладкая возможность урвать для себя отнимает способность чувствовать общие беды, так что в конце концов осиротевшее, лишившееся совета и поддержки Габийское государство было без всякого сопротивления предано в руки римского царя» [Т. Liv., I, 54, 10]. За несколько лет до захвата римлянами Габий в далёкой от Рима Месопотамии персидский царь Дарий Первый, правивший с 522 по 486 г. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 219 до н. э., точно таким же путём захватил посмевший восстать против его власти Вавилон. Год и семь месяцев Дарий Первый осаждал мятежный город, но не мог добиться победы. Восстание вавилонян произошло в начале его царствования, и каждый лишний день восстания подрывал авторитет только взошедшего на престол царя, давая повод усомниться в его воинских способностях. Долгое восстание грозило благополучию всей державы, ведь к Вавилону могли присоединиться и другие города, покорённые персами. Но на двадцатом месяце осады проблему сумел решить Зопир, один из военачальников Дария. Он велел отрезать себе уши и нос, остриг волосы, что считалось у персов позором, а вдобавок к этому ещё и приказал выпороть себя бичами. После этого он, придя к Дарию, объявил, что знает, как взять неприступный город, поведав царю о плане, с которым тот согласился. Действуя согласно этому плану, Зопир перебежал к вавилонянам, заявив тем, что изувечен по приказу жестокосердного Дария и страстно желает отомстить обидчику. «Вавилоняне, видя знатного перса с отрезанным носом и ушами и покрытого кровавыми рубцами от ударов плетей, вполне поверили, что он говорит правду и пришёл к ним как друг и союзник. Они были готовы вверить ему всё, о чём он ни попросит. А просил он себе отряд войска. Когда же получил его, то стал действовать так, как было условлено с Дарием» [Gerodotos, III, 157]. Сначала Зопир со вверенными ему войсками напал на персидский отряд численностью 1000 человек, уничтожив их всех. Затем через некоторое время в другом месте он сумел уничтожить уже двухтысячный отряд персов, а затем ещё четыре тысячи. О том, когда и где он будет нападать, Зопир договорился с Дарием заранее, и тот специально ставил в эти места наименее нужные войска со слабым вооружением. Однако об этом знали лишь Зопир с Дарием, вавилоняне же, восхищённые успехами Зопира, теперь уже нисколько не сомневались в его искренности и ненависти к Дарию. Видя, как опытен Зопир и удачлив в военном деле, они назначили его своим главным военачальником и комендантом крепости. Это и было нужно Зопиру. В условленное с Дарием время персидская армия со всех сторон начала штурм города. Когда вавилоняне бросились отражать нападение, Зопир при помощи верных людей сумел открыть двое ворот, и персидская армия беспрепятственно ворвалась через них в город, легко сломив сопротивление остальных защитников. По приказу Дария 3000 самых знатных жителей Вавилона были казнены через распятие, а стены города снесены. Зопир же после этого был назначен наместником провинции и до конца своих дней пользовался у Дария наивысшим почётом и уважением. Рассказывая о захвате римлянами города Габии, я отнюдь не случайно упомянул далее и об обстоятельствах захвата персами Вавилона. Схема 220 Владимир Дмитренко проведения агентурной операции по захвату персами Вавилона и схема, избранная римлянами, абсолютно идентичны. Персидский царь Дарий Первый захватил восставший Вавилон в 521 г. до н. э. — за десять с лишним лет до того, как Тарквиний «Гордый» овладел Габиями. Захват Габий произошёл в самом конце правления Тарквиния «Гордого», скорее всего, в 510 или 509 г. до н. э. Вполне очевидно, что царь Дарий и его вельможа Зопир, планируя акцию по захвату Вавилона, никак не могли слышать о подробностях захвата царём Тарквинием города Габии, во-первых, потому, что это случилось несколькими годами позднее, а вовторых, потому, что и Рим, и Габии были тогда слишком малы, чтобы о них знали за пределами Италии. А вот римский царь Луций Тарквиний вполне мог слышать о том, как Дарию Первому, царю огромной державы, удалось захватить хорошо укреплённый и многолюдный Вавилон — вести об этом сразу же разнеслись по всему античному миру. Ведь персидское царство было тогда в тысячи раз больше римского, а город Вавилон был в десятки раз больше Рима. Так что очень может быть, что именно операция Дария Первого и его вельможи Зопира по захвату Вавилона подсказала Тарквинию «Гордому», как можно овладеть Габиями. Во всяком случае, так могло быть. Однако на вопрос, так ли это было или нет, мог бы ответить только сам царь Луций Тарквиний. 2.Подвиг Муция Сцеволы — первая агентурная операция Римской республики Блестящие агентурные операции удавались не только римским царям, но и римским разведчикам времён Республики. Причём первая из известных агентурных операций римской республиканской разведки была проведена уже через год после свержения царской власти. Изгнанный в 509 г. до н. э. из Рима царь Тарквиний «Гордый», сам этруск по происхождению, бежал в Этрурию и обратился за помощью к Ларту Порсене, царю этрусского города Клузия. Как пишет Тит Ливий, «Порсена, полагая для этрусков важным, чтобы в Риме был царь, и притом этрусского рода, двинулся на Рим с вооружённым войском» [T. Liv., II, 9, 4]. В 508 г. до н. э. этрусские войска, сопровождаемые римскими изгнанниками, сторонниками Тарквиния, подошли к стенам Рима. Сейчас, через две с лишним тысячи лет после этих событий, мало кто даже из любителей истории сможет хотя бы приблизительно указать, где был древний Клузий. Но тогда появление клузийского войска вызвало в Риме переполох. «Никогда прежде не бывало в сенате такого ужаса — настолько могущественным был тогда Клузий, настолько грозным имя Порсены. Боялись не только врагов, но и собственных граждан, как бы римская чернь Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 221 от страха не впустила в город царей, не приняла бы мир даже на условиях рабства» [T. Liv., II, 9, 5]. Чтобы привлечь к себе народ, сенаторы поспешили произвести закупки зерна у соседних племён, снизили цены на соль, продававшуюся ранее по непосильной цене, и даже освободили плебеев от пошлин и налогов, решив: «пусть платят те, у кого хватает дохода, с неимущих же довольно того, что они растят своих детей» [T. Liv., II, 9, 6]. Уступчивость сенаторов перед лицом нависшей угрозы сплотила граждан. Взять город с ходу Порсене не удалось. Однако «Порсена, отражённый в своём первом натиске, принял решение перейти от приступа к осаде: выставил стражу на Яникуле2, а лагерь расположил на равнинном берегу Тибра, собрав к нему отовсюду суда и для надзора, чтобы не было в Рим подвоза продовольствия, и для грабежа, чтобы воины могли переправляться при случае где угодно. Скоро римские окрестности стали так небезопасны, что, не говоря о прочем, даже скот из окрестностей сгоняли в город, не решаясь пасти его за воротами» [T. Liv., II, 11, 1—3]. Римляне предпринимали отдельные вылазки, нанося порою осаждающим ощутимые потери, но это не могло изменить положения дел. «Осада тем не менее продолжалась, продовольствие скудело и дорожало, и Порсена уже надеялся взять город не сходя с места, когда объявился знатный юноша Гай Муций, которому показалось обидным, что римский народ ни в какой войне ни от каких врагов не знавший осады, даже в те времена, когда рабски служил царям, ныне, уже свободный, осаждён этрусками, столько раз уже им битыми» [T. Liv., II, 12, 1—3]. Ход войны Гай Муций решил изменить «отчаянным поступком невероятной дерзости» [T. Liv., II, 12, 3]: он задумал, пробравшись в этрусский лагерь, убить царя. Покушение он задумал сам, но опасаясь того, что пойдя на дело без ведома консулов и втайне от всех, может быть схвачен римской стражей как перебежчик, он явился в сенат и доложил о своём замысле. Сенат одобрил его план, и, таким образом, отправившись в тыл к этрускам, Гай Муций выполнял уже не только свою волю, но прежде всего поручение римского сената, т. е. действовал как разведчик, посланный своей страной. Как был обеспечен его переход к этрускам, Тит Ливий не сообщает. Однако вполне очевидно, что римским сторожевым постам было дано указание тайно пропустить Гая Муция. Для прохода было выбрано нужное место. Возможно, что переход Гая Муция через линию этрусских сторожевых постов страховали специально выделенные римские отряды, с тем чтобы при необходимости отвлечь противника и дать Гаю Муцию пройти незамеченным. Тит Ливий не пишет и о том, как был одет Гай Муций, но, безусловно, для того 2 Яникул — один из холмов в окрестностях тогдашнего Рима. Сначала Яникул находился за пределами городских стен. В дальнейшем, в связи с ростом числа римских граждан и самого города, Яникул станет одним из районов Рима. 222 Владимир Дмитренко чтобы пройти, не вызвав подозрений, в этрусский лагерь, Гай Муций должен был быть одет в соответствующую одежду, а возможно, и знать пароль, который римляне могли выпытать у специально захваченных для этого пленных. Так что вылазка Гая Муция никак не могла быть экспромтом. Скорее всего, римляне готовились к ней несколько дней и задействовали для проведения акции десятки человек. Только тщательной подготовкой можно объяснить то, что Гаю Муцию удалось незамеченным пробраться из осаждённого города в этрусский лагерь, не вызвав ни у кого подозрений. А он сумел это сделать. «Придя в лагерь, — пишет далее о Гае Муции Тит Ливий, — попал он в густую толпу народа перед царским местом. Там как раз выдавали жалованье войскам, и писец, сидевший рядом с царём почти в таком же наряде, был очень занят, и воины к нему шли толпою» [T. Liv., II, 12, 6—7]. Отметим, что выбор времени заброски Гая Муция — в день, когда царь выдавал жалованье, а следовательно, когда к царю могли, не вызывая подозрений, близко подходить многие малоизвестные люди, также свидетельствует о том, что акция была тщательно подготовлена. Ведь в какой-то другой день подойти к царю для незнакомца было бы гораздо труднее. Порсену спасла случайность. Фотографий в те времена не было, и распознать незнакомого человека можно было только по словесному описанию. При подготовке покушения готовившие его римляне, видимо, недостаточно точно описали Муцию внешность Порсены, а сам Гай Муций никогда не видел клузийского правителя. Это и помешало ему выполнить задуманное. «Боясь спросить, который из двух Порсена, чтобы не выдать себя незнанием царя, он делает то, к чему толкнул его случай, — вместо царя убивает писца. Прорубаясь оттуда окровавленным мечом сквозь смятенную толпу, в шуме и давке, он был схвачен царскими телохранителями, и его приволокли к царю» [T. Liv., II, 12, 7—8]. Казалось бы, миссия Гая Муция была провалена и его не могло ожидать ничего иного, кроме пыток и смерти. Но римский разведчик сумел уцелеть, совершив подвиг, прославивший его на века. «Здесь, перед возвышением, даже в столь грозной доле, не устрашаясь, а устрашая, он объявил: «Я римский гражданин, зовут меня Гай Муций. Я вышел на тебя, как враг на врага, и готов умереть, как готов был убить: римляне умеют и действовать, и страдать с отвагою. Не один я питаю к тебе такие чувства, многие за мной чередою ждут той же чести. Итак, если угодно, готовься к недоброму: каждый час рисковать головой, встречать вооружённого врага у порога. Такую войну объявляем мы, римские юноши; не бойся войска, не бойся битвы, — будешь ты с каждым один на один»» [T. Liv., II, 12, 8—11]. Одни лишь слова, пока они были только словами, никого не могли испугать. Не испугали они и Порсену, собравшегося примерно наказать наглеца. Но, «когда царь, горя гневом и страшась опасности, велел вокруг Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 223 развести костры, суля ему пытку, если он не признается тут же, что скрывается за его тёмной угрозой, сказал ему Муций: «Знай же, сколь мало ценят плоть те, кто чает великой славы!» — и неспешно положил руку в огонь, возжжённый на жертвеннике. И он жёг её, будто ничего не чувствуя, покуда царь, поражённый этим чудом, не вскочил вдруг с места и не приказал оттащить юношу от алтаря. «Отойди,— сказал он, — ты безжалостнее к себе, чем ко мне! Я велел бы почтить такую доблесть, будь она во славу моей отчизны; ныне же по праву войны отпускаю тебя на волю целым и невредимым». Тогда Муций, как бы воздавая за великодушие, сказал: «Поскольку в такой чести у тебя доблесть, прими от меня в дар то, чего не мог добиться угрозами: триста лучших римских юношей, поклялись мы преследовать тебя таким образом. Первый жребий был мой; а за мною последует другой, кому выпадет, и каждый придёт в свой черёд, пока судьба не подставит тебя удару!» [T. Liv., II, 12, 12—16]. Блефовал ли Гай Муций или римляне действительно собирались затеять охоту на Порсену, но угроза сработала. После увиденного царь решил не рисковать. Отпустив, как и обещал, Гая Муция, которого римляне за потерю правой руки нарекли «Сцеволой» («Левшой»), Порсена начал переговоры о мире. Порсене удалось добиться от римлян возвращения земель, которые римляне захватили ранее у этрусского города Вейи, римляне пошли и на то, чтобы отдать Порсене заложников, но от требований возвратить власть в Риме царю Тарквинию Порсена вынужден был отказаться. У читателя, безусловно, может возникнуть вопрос: «А не приукрашена ли эта легенда?» Всё может быть… Возможно, что реальные события выглядели несколько более прозаично. Но со временем легенда о Муции «Сцеволе» стала именно такой, а потомки Гая Муция «Сцеволы», вплоть до I в. н. э. игравшие видную роль в жизни Рима, с гордостью носили это прозвище как часть родового имени. 3.Как римский разведчик обеспечил римлянам победу в войне против этрусков Вылазка Гая Муция Сцеволы была отнюдь не единственной блестящей агентурной операцией, проведённой римлянами во времена Ранней республики. Так, Фронтин в своей книге «Стратагемы» пишет: «Квинт Фабий Максим во время Этрусской войны, когда римским полководцам ещё не были известны более тонкие приёмы разведки, приказал своему брату Цезону, знавшему этрусский язык, пробраться, переодевшись этруском, в Циминийский лес, куда наши солдаты до того не проникали. Тот так умело и ревностно выполнил 224 Владимир Дмитренко задание, что прошёл лес насквозь и, обнаружив, что умбры Камерты не враждебны римлянам, подговорил их к союзу» [Frontin «Strat»., I, 2, 1]. Сообщение Фронтина ясно говорит нам о том, что уже в глубокой древности римляне время от времени тайно проникали на контролируемую противником территорию под чужой личиной, используя для разведки и великолепное знание некоторыми римлянами иностранных языков, и переодевание. Об этом же говорит, причём более подробно, римский историк Тит Ливий, со слов которого известно, что произошло это в 310 г. до н. э. Римлянам тогда пришлось вести войны сразу на двух направлениях: одну на юге — против самнитов, другую на севере — против этрусков. Пользуясь тем, что силы римлян оказались разделены, этруски, полагаясь на свою многочисленность, осадили союзный римлянам город Сутрий. Подошедший на помощь Сутрию консул Квинт Фабий Максим сумел нанести этрускам поражение, в ходе которого «римляне, перебив много тысяч этрусков и захватив 38 боевых знамён, завладели ещё и вражеским лагерем с богатой добычею» [T. Liv., IХ, 35, 7]. Но значительная часть сильно потрёпанного этрусского войска сумела укрыться в Циминийском лесу — крупном лесном массиве на востоке Этрурии. Римляне горели желанием преследовать врага, но «Циминийский лес в те времена был», по словам Тита Ливия, «непроходимее и страшнее, чем лесистые германские ущелья во времена к нам близкие3, и до той поры он для всех, даже для купцов, оставался недоступен4» [T. Liv., IХ, 36, 1]. Преследовать хорошо знающего местность противника, не зная ни троп, ни дорог, значило подвергать себя риску попасть в засаду, а римляне хорошо помнили, как одиннадцатью годами ранее одна из римских армий была заманена самнитами в Кавдинское ущелье и, окружённая ими, вынуждена была капитулировать. Но и упускать шанс развить свой успех римляне тоже не хотели. В итоге, родственник консула, — по одним данным его брат Цезон Фабий, по другим — его брат Марк Фабий, а по третьим — сводный брат консула по его матери, Гай Клавдий, — «вызвался отправиться на разведку и вскоре принести надёжные обо всём сведения. Воспитывался он в Цере, у гостеприимцев5, знал поэтому этрусское письмо и прекрасно владел этрусским языком» [T. Liv., IХ, 36, 2—3]. 3 Тит Ливий писал свой труд в те годы, когда Рим вёл активные завоевательные войны в Германии. 4 Дорогу в Этрурию римляне знали и раньше, так как уже несколько раз воевали с этрусками, однако они никогда не вторгались в Этрурию через Циминийский лес, и если на других направлениях этруски были готовы к нападению, то с этой стороны они нападения никак не ожидали. 5 Договоры о гостеприимстве, т. е. о взаимном дружеском приёме, защите и помощи были очень распространены и заключались тогда как с государствами, так и с частными лицами. Обычай посылать своих детей к гостеприимцам на воспитание также был тогда довольно распространённым явлением. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 225 Цезон Фабий (будем называть его этим именем, поскольку это имя приводят и Тит Ливий, и Фронтин) был человеком, безусловно, неординарным, и консул поручил ему это задание не только ввиду родства или ввиду того, что тот первым высказал такое желание. «У меня есть, конечно, сколько угодно свидетельств — писал Тит Ливий — тому, что детей римлян тогда принято было обучать этрусской грамоте, так же как теперь — греческой, но этот человек, должно быть, обладал ещё какими-то особыми способностями, позволившими ему дерзко обмануть врагов и незаметно смешаться с ними. Говорят, единственным его спутником был раб, воспитанный вместе с ним и сведущий в том же языке. Они тронулись в путь, имея только общие сведения о местности, в которую направлялись, и об именах племенных старейшин, чтобы не обнаружить нечаянно в разговоре своей неосведомлённости в общеизвестном. Шли они одетые пастухами, вооружённые по-крестьянски косами и парой тяжёлых копий. Но надёжнее, чем знакомство с языком, вид одежды и оружия, их защищало то, что никому и в голову не могло прийти, чтобы чужак вошёл в циминийские чащобы. Говорят, они добрались так до камеринских умбров. Там римлянин решился объявить, кто они такие, и, введённый в сенат от имени консула, вёл переговоры о союзничестве и дружбе; потом он был принят как гость со всем радушием, и ему велели возвестить римлянам, что для их войска, если оно явится в эти места, будет приготовлено на тридцать дней продовольствия, а молодёжь камеринских умбров при оружии будет ждать их приказаний» [T. Liv., IХ, 36, 3—8]. Теперь, обретя новых союзников и разведав местность, римляне могли чувствовать себя гораздо более уверенно. Как только Цезон Фабий, вернувшись, доложил консулу о результатах, тот сразу же начал наступление, причём принял все меры, чтобы отвлечь действиями своей конницы расставленные у леса неприятельские дозоры. «На рассвете следующего дня консул был уже на гребне Циминийского хребта, а завидев сверху богатые поля Этрурии, двинул туда свои легионы. Римляне добыли уже горы всякого добра, когда навстречу им вышли наскоро собранные когорты этрусских крестьян, только что созванных старейшинами этой области; порядка у них было так мало, что, желая отмстить за грабежи, они сами чуть было не стали добычею римлян. Перебив их и обратив в бегство, римляне опустошили потом всю округу и возвратились в лагерь победителями и обладателями несметных сокровищ» [T. Liv., IХ, 36, 11—13]. Так умело проведённая агентурная разведывательная операция положила начало завоеванию римлянами Этрурии. Римляне сумели прекрасно использовать великолепное знание одним из своих воинов иностранного (этрусского) языка, обеспечили своих разведчиков подходящей одеждой и снаряжением, подготовили им правдоподобную «легенду». Разведчики же 226 Владимир Дмитренко блестяще справились с поставленной задачей, причём возглавивший разведгруппу Цезон Фабий проявил себя ещё и умелым дипломатом. Об этой операции можно было рассказать, цитируя лишь Тита Ливия, но я не зря начал с того, что процитировал сначала Фронтина. Что очень важно отметить в коротеньком сообщении Фронтина, так это то, что, по его словам, это случилось, «когда римским полководцам ещё не были известны более тонкие приёмы разведки»! Фронтин был не просто писателем. Этот человек занимал важнейшие государственные посты: с 68 г. он был сенатором, в 70 г. назначался городским претором города Рима, а в 73 г. — консулом. Фронтин побывал римским наместником в Британии, в Нижней Германии, в римской провинции Азия. Занимал он и другие важные и ответственные должности. Поэтому, заявляя о том, что римским полководцам известны и «более тонкие приёмы ведения разведки», Секст Юлий Фронтин, безусловно, знал, о чём говорил: агентурная разведка в Риме постоянно развивалась и ей во все времена придавалось чрезвычайно большое значение. 4.Борьба разведок и контрразведок Рима и Карфагена в ходе второй Пунической войны Вторая Пуническая война (218—202 гг. до н. э.) велась не только на полях сражений. В этой самой напряжённой и самой тяжёлой для Рима войне за победу боролись не только армии Рима и Карфагена, вместе с армиями своих союзников, но и разведчики. Чаще всего обе стороны использовали агентуру, предназначенную для решения сиюминутных задач, вербуя для этого перебежчиков, горожан осаждавшихся городов или посылая в тыл противника тех своих солдат, которые были набраны из местных племён или знали местные наречия. Однако порою в глубокий тыл противника, тщательно разрабатывая их «легенды», засылали и «стратегических агентов». Некоторым из них удавалось под чужим именем годами действовать во вражеском тылу, поставляя ценнейшую информацию, а иногда и устраивая покушения и диверсии. Например, в конце 217 г. до н. э. римскими властями, как пишет Тит Ливий, «был схвачен карфагенский лазутчик, который два года таился в Риме; его отпустили, отрубив ему руки; распяли двадцать пять рабов, составивших заговор на Марсовом поле; доносчику дали свободу и двадцать тысяч медных ассов» [T. Liv., ХХII, 33, 1—2]. Можно себе представить, что произошло бы с Римом, если бы карфагенская агентура продолжала действовать, когда к стенам Рима подступил Ганнибал! Двадцать пять заговорщиков, возглавляемые опытным шпионом, Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 227 вполне могли захватить какие-нибудь ворота и, впустив врага, дать Ганнибалу возможность в один день победоносно завершить войну. Да и позднее, когда Ганнибал был оттеснён в южную часть Италии, контрразведывательным и полицейским службам Рима дремать не приходилось. Римляне должны были постоянно думать не только о засылке в тыл к карфагенянам своей агентуры, но и о разоблачении вражеской, причём как в самом Риме, так и за его пределами. В 211 г. до н. э. римляне после долгой осады взяли примкнувший к Ганнибалу древний и богатый город Капую. Взятие римлянами Капуи, крупнейшего города Кампании и главного стратегического союзника карфагенян в Италии, было в немалой степени обеспечено тем, что римлянам удалось перехватить карфагенских агентов, направленных из осаждённой Капуи к Ганнибалу, а помог римлянам поступивший к ним донос6. После падения Капуи почти все члены городского сената и самые активные сторонники карфагенян были казнены, но вынужденные сдаться жители города, да и другие кампанцы, особенно родственники казнённых, ненавидели своих поработителей, страстно желая отомстить. Уже в следующем, 210 г. до н. э., жившие в Риме кампанцы сумели устроить серьёзный пожар в центре вражеской столицы. Этот пожар вспыхнул в ночь накануне праздника Квинкватрий, справлявшегося римлянами ежегодно 19 марта в честь бога Марса и богини Минервы. Как писал об этом Тит Ливий, «Одновременно загорелось семь лавок (позднее их было пять) и те лавки менял, что теперь называют «Новыми»7. Затем занялись частные постройки (базилик тогда ещё не было); занялись и темница, и рыбный рынок, и Царский атрий8. Храм Весты едва отстояли — особенно старались тринадцать рабов, они были выкуплены за государственный счёт и отпущены на свободу. Пожар продолжался всю ночь и следующий день» [T. Liv., ХХVI, 27, 2—5]. Обычные пожары в Риме случались и раньше, но тут «никто не сомневался, что это поджог: огонь вспыхнул одновременно во многих — в разных местах» [T. Liv., ХХVI, 27, 5]. Не сомневался в этом и в четвёртый раз избранный в тот год консулом Марк Клавдий Марцелл, человек весьма опытный. Он тут же организовал поиск преступников. «Консул, по решению сената созвав народ, объявил, что тот, кто назовёт поджигателей, будет награждён: свободный — деньгами, раб — свободой» [T. Liv., ХХVI, 27, 6]. Предпринятые меры оказались действенными: «Эта награда побудила раба кампанцев Калавиев (звали его Ман) донести на 6 Об этом подобнее рассказывается в главе XI. Лавки на римском форуме принадлежали государству и сдавались в аренду торговцам. “Новые” лавки располагались на северной стороне римского форума. 8 В то время “Царский атрий” — дворец, построенный некогда римским царём Нумой Помпилием, был резиденцией великого понтифика — верховного римского жреца. 7 228 Владимир Дмитренко своих господ и ещё пятерых знатных кампанских юношей, чьих родителей казнил Квинт Фульвий; они-де наделают ещё бед, если их не заберут. Их забрали и самих, и рабов; те сначала старались опорочить доносчика и донос: накануне-де его высекли, он сбежал, со зла и по вздорности воспользовался случаем оболгать невинных. Устроили очную ставку и на форуме стали пытать пособников преступления. Сознались все; и господа, и рабысоучастники были наказаны; доносчику дали свободу и двадцать тысяч сестерциев9» [T. Liv., ХХVI, 27, 7—9]. Этим, однако, дело не ограничилось. Очень скоро среди обозлённых кампанцев созрел новый заговор. На этот раз они решили предпринять попытку поджога не в Риме, а в Капуе. Задуманный ими грандиозный пожар грозил обернуться для римлян огромными потерями. Взявший Капую римский проконсул Квинт Фульвий Флакк сначал разместил своих легионеров в городских домах, но затем «выселил солдат из домов — он рассчитывал сдать эти дома вместе с землёю в аренду и притом боялся, чтобы и его солдат, как Ганнибаловых, не изнежила городская жизнь с её удовольствиями. Поэтому он их заставил выстроить себе у городских стен и ворот жильё на военный лад. Соорудили жилища из плетёнок и досок, кое-какие сплели из тростника и всё покрыли соломой: всё годное в пищу огню было собрано словно нарочно. Сто семьдесят кампанцев во главе с братьями Блоссиями и сговорились поджечь всё это сразу — в одну ночь, в один час» [T. Liv., ХХVII, 3, 2—4]. Тысячи римских солдат могли бы сгореть в огне, однако заговорщиков оказалось слишком уж много, чтобы среди них не нашлось предателя. «Донесли об этом некоторые рабы из дома Блоссиев; по приказу проконсула городские ворота вдруг заперли, по данному знаку сбежались вооружённые солдаты; всех виновных схватили; следствие велось энергично; осуждённых казнили; рабы-доносчики получили свободу и по десять тысяч ассов каждый» [T. Liv., ХХVII, 3, 5]. Война шла и в Италии, и на островах Средиземного моря, и на Балканах, и в Испании, и в Африке. И везде эта война была как явной, где всё решали войска и талант полководцев, так и тайной, где чрезвычайно много зависело от хитрости, проницательности и коварства. Города, племена, цари и царьки колебались, выбирая на чью сторону встать в этой схватке двух гигантов античного мира. Далеко не всегда привлечь кого-то на свою сторону можно было лишь деньгами. Да и жестокость тоже надо было применять умеючи. Излишняя мягкость могла быть истолкована как слабость. Но и излишняя жестокость нередко толкала обиженных на союз с врага9 Награда была чрезвычайно щедрой — ведь сестерций в то время был серебряной монетой стоимостью в два с половиной асса. Таким образом, если для удобства сравнения перевести эту награду в медные ассы, то награда доносчику была равна 50 тысячам медных ассов. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 229 ми обидчиков. Карфаген, опиравшийся исключительно на наёмников, был более уязвим. Но и армия Рима состояла не только из римских граждан. От двух третей до четырёх пятых римских войск составляли вспомогательные войска союзников. А с 213 г. до н. э. Рим впервые стал набирать на службу не только своих свободных граждан, но и отдельные отряды наёмников, хотя «прежде у римлян в лагере не бывало никаких наёмных воинов» [T. Liv., ХХIV, 49, 8]. Тяжелейшая война вынуждала римлян приноравливаться. И в этих условиях римляне далеко не всегда могли проявлять прежнюю твёрдость, которой всегда отличались ранее в войнах с различными мелкими и более слабыми государствами. Главное теперь было не столько покарать отпавшего союзника, сколько вновь привлечь его на свою сторону и удержать от отпадения оставшихся. В случае необходимости римляне порой умели отступать от догм. Когда в 213 г. до н. э. в римский лагерь «ночью тайком пришёл с тремя рабами Дазий Альтиний, арпиец, и обещал выдать Арпы10, если ему будет за то награда» [T. Liv., ХХIV, 45, 1], консул Фабий, к которому обратился перебежчик, передал это предложение сенату. Там разгорелись споры. Наиболее рьяные из сенаторов «считали, что перебежчика надо высечь и казнить: он двуличен и враг обеим сторонам: он, будучи верен тому, чья удача, после каннского поражения перешёл к Ганнибалу и перетянул к нему Арпы, а теперь, когда вопреки его надеждам и молитвам дела римлян пошли в гору, он обещает новое предательство тем, кто был уже им предан» [T. Liv., ХХIV, 45, 2—3]. Пыл этих недалёких людей быстро унял Фабий Старший, отец консула, возразив им, что они «забыли, в какое время живут, и в самый разгар войны, словно в мирную пору, рассуждают о чём угодно, а надо действовать и думать о том, как удержать союзников, если это возможно, от измены римскому народу, а не определять, на каких условиях принимать тех, кто одумается и пожелает вернуться к старым союзникам. Если можно уйти от римлян, а вернуться к ним нельзя, то, несомненно, в Италии вскоре не останется римских союзников и все свяжут себя договорами с Карфагеном» [T. Liv., ХХIV, 45, 4—6]. После этого сенаторы стали рассуждать более прагматично: помощь Дазия Альтиния, несмотря на все его прежние грехи, решено было принять, хотя договорились «не спускать с него глаз, а после войны решить, наказать ли его за прежнюю измену или помиловать за нынешнее возвращение» [T. Liv., ХХIV, 45, 8]. Римляне в те времена умели и карать, и прощать, умели пользоваться услугами и знатных людей, и простолюдинов, и рабов. Умели они, как никто другой, смирять на время свою гордыню для достижения результата и пользоваться во время проведения тайных операций услугами людей самого 10 Арпы — город в Апулии. 230 Владимир Дмитренко разного сорта. Вплоть до самого конца войны, наряду с борьбой армий Рима и Карфагена, не ослабевала и деятельность их спецслужб. Карфагеняне тоже порою действовали успешно и даже в конце войны, когда исход её уже, казалось бы, был ясен всем, им удавалось иногда склонить к борьбе против Рима те или иные племена. Карфагеняне и те, кто к ним примкнул, были очень серьёзным противником. У них были и опытные полководцы, и смелые солдаты, карфагенские дипломаты и разведчики мало в чём уступали римским, и всё же римская армия и римские спецслужбы оказались сильнее. Обо всех операциях римлян и карфагенян, связанных с работой тайной агентуры и её разоблачением, проведённых во время второй Пунической войны, рассказать невозможно — их было слишком много, а кроме того, об отдельных тайных операциях этого периода, связанных с дипломатией и перехватом секретной переписки, рассказано в следующих главах книги. Но ниже я постараюсь рассказать о некоторых из тайных агентурных операций римлян и карфагенян, которые представляются мне наиболее значительными и интересными, — об операциях, связанных с борьбой за Сицилию, и о борьбе за город Тарент. 4.1. Тайная борьба за Сицилию. Сиракузы и другие греческие города Сицилии между Римом и Карфагеном Как Сиракузы были втянуты в войну против Рима. В начале I тысячелетия до н. э. Сицилию, самый большой остров Cредиземного моря, населяли местные племена сиканов и сикулов. Но благодатный климат и плодородные земли острова издавна манили к себе захватчиков. В VIII в. до н. э. на побережье Сицилии появились греческие и финикийские колонии. Имевшие лучшее по сравнению с аборигенами вооружение, греки и финикийцы быстро покорили местные племена, поделив земли острова между собой, а затем начались многолетние войны за обладание островом между греками и основанным финикийцами в Африке могущественным городом-государством Карфагеном, под властью которого к V в. до н. э. объединились практически все финикийские колонии Западного Средиземноморья. Эти войны, длившиеся более полутора столетий, так и не выявили победителя. Карфагенянам удалось подчинить себе до двух третей острова, но остальную часть прочно удерживали греки, причём правители греческого города-государства Сиракузы нередко теснили карфагенян, добиваясь доминирующего положения на Сицилии. Сиракузы несколько раз переживали периоды то расцвета, то упадка. Первый раз усиление Сиракуз произошло при тиране11 Дионисии Старшем 11 Тиран считался не царём, а всего лишь пожизненным правителем города. Но практически власть тирана ничем не отличалась от царской. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 231 (Дионисии Первом) (406—366 гг. до н. э.), нанёсшем ряд поражений карфагенянам и значительно расширившем владения Сиракуз. Дионисий Первый вмешивался даже в дела городов Южной Италии, подчиняя их своей власти. Но его сын, Дионисий Младший (366—357 гг. до н. э.), пытавшийся продолжать политику отца и достигнувший в этом определённых успехов, был свергнут и изгнан. Через 11 лет Дионисий Младший на короткое время сумел вернуть себе власть (346—344 гг. до н. э.), но потом вновь был свергнут и изгнан, причём на этот раз окончательно. Междоусобицами в Сиракузах немедленно воспользовался Карфаген, опять потеснив греков. Но в 316 г. до н. э. к власти в Сиракузах пришёл талантливый полководец Агафокл (316—289 гг. до н. э.), вновь отбросивший карфагенян, подчинивший Сиракузам почти всю Сицилию и даже предпринявший экспедицию в Африку. Однако и Агафокл не смог создать династию. Вспыхнувшие после его кончины распри вновь ослабили Сиракузы. Правители менялись, а город слабел, пока в 269 г. до н. э. тираном Сиракуз не стал Гиерон Второй, умевший и воевать, и ладить со своими согражданами. Он укрепил свою власть над восточной частью Сицилии и уже готов был побороться за контроль над островом с владевшими остальной частью Сицилии карфагенянами, когда в 264 г. до н. э. в эту борьбу вмешался Рим. Испробовав в начале первой Пунической войны (264—241 гг. до н. э.) военную мощь Рима, Гиерон Второй почти сразу же поспешил заключить с римлянами союз. О гегемонии над Сицилией Гиерону пришлось забыть — после победы почти все владения карфагенян перешли в собственность римлян. Но такая позиция позволила Гиерону Второму сохранить определённую независимость Сиракуз и свою власть. Важнейшим достижением Гиерона Второго было и то, что более двух десятилетий после окончания первой Пунической войны Сиракузы жили в мире и покое. Вплоть до 215 г. до н. э. Сиракузы, ведя активную торговлю, процветали. Оставил ли Гиерон Второй планы расширить свои владения? Доверял ли он Риму? Скорее всего, планов своих Гиерон Второй не оставил, а Риму не доверял. За время его долгого правления (269—215 гг. до н. э.) Сиракузы украсились не только прекрасным театром, дворцами и храмами, но и мощнейшими оборонительными стенами, да и сиракузские арсеналы были полны оружия, а сиракузские учёные, по велению своего правителя, разрабатывали и строили всё новые и новые образцы вооружения, превосходившие порою всё, что было известно на то время во всём античном мире. Всё это говорит о том, что тиран Сиракуз старался быть готовым к различным вариантам развития событий. Однако, хорошо понимая реальное соотношение сил, Гиерон Второй до поры до времени всячески старался показать свою максимальную лояльность по отношению к Риму. Не изменил он этому правилу и с началом второй Пунической войны, первый этап 232 Владимир Дмитренко которой был явно неудачен для римлян. Даже после поражения римлян в битве при Каннах Гиерон Второй по-прежнему оставался верным союзником Рима. Сын Гиерона Второго, Гелон, который в 240—215 г. до н. э. был его соправителем, полностью поддерживал политику отца. Однако в 215 г. до н. э. Гелон умер, а вскоре после смерти сына умер и Гиерон Второй. Трудно было бы назвать странной смерть 91-летнего Гиерона Второго, да и возраст Гелона — 61 год — был на то время весьма почтенным. Но почти одновременная смерть двух сиракузских тиранов, приверженцев Рима, была явно на руку Карфагену и вполне могла стать результатом работы карфагенской агентуры. Во всяком случае, Тит Ливий пишет, что «в Сицилии всё для римлян изменилось со смертью Гиерона и переходом власти к его внуку Гиерониму, мальчику, которому не под силу было умеренно пользоваться даже своей свободой, а не то, что властью. Его возрастом и наклонностями воспользовались опекуны и друзья и столкнули его в самый омут» [T. Liv., ХХIV, 4, 1]. Понимая, с какими трудностями придётся столкнуться внуку, Гиерон Второй «оставил мальчику пятнадцать опекунов и, «умирая, просил их хранить верность римскому народу, нерушимо им пятьдесят лет соблюдаемую12, а мальчика вести по следам деда и наставлять в правилах, в которых он воспитан» [T. Liv., ХХIV, 4, 5]. Приход к власти Гиеронима состоялся без эксцессов. «Опекуны обнародовали это завещание и вывели к собравшемуся народу мальчика — ему было уже лет пятнадцать. Среди народа расставили несколько человек, которые криками одобрили бы завещание…» [T. Liv., ХХIV, 4, 6—7]. Но как только Гиероним был провозглашён новым тираном, его придворные тут же перегрызлись между собой, и «вскоре Адранадор удалил остальных опекунов, твердя, что Гиероним уже юноша и способен править» [T. Liv., ХХIV, 4, 9]. Сам Адранадор также сложил с себя опекунские обязанности, однако сумел сохранить за собой наибольшее влияние на юного правителя. Гиероним между тем стал править совсем не так, как правили его дед и отец. Те, прочно держа в своих руках власть, умели ладить с согражданами и не раздражать их, а Гиероним, по мальчишескому недомыслию, слишком увлёкся внешними атрибутами власти. «Прежде всего он видом своим показывал, какова пропасть между ним и остальными. Люди, за столько лет привыкшие к тому, что ни Гиерон, ни его сын Гелон не отличались от прочих граждан одеждой или какой-то особой приметой, увидели Гиеронима в пурпурной мантии с диадемой, выезжавшего из дворца, как тиран Дионисий, четвёркой белых коней в сопровождении вооружённой свиты. Этой горделивой пышности соответствовали пренебрежение ко всем, манера свысока слушать, обидные слова, доступ, затруднённый не только чужим, но даже опекунам, 12 Тит Ливий приводит здесь округлённую цифру. В 215 г. до н. э. заключённому Гиероном Вторым в 263 г. до н. э. союзу с Римом было 48 лет. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 233 новые прихоти, бесчеловечная жестокость. Такой ужас напал на всех, что некоторые опекуны добровольной смертью или бегством избавили себя от страха или пыток» [T. Liv., ХХIV, 5, 3—6]. Скорее всего, что коронованного мальчишку умело подзуживал всё тот же Адранадор, преследуя при этом свои собственные интересы. Очень скоро из всех бывших опекунов, вхожими во дворец Гиеронима, остались только трое — Адранадор и Зоипп, родственники Гиеронима, и некий Фразон, причём «Фразона тянуло к римлянам, а двух других — к карфагенянам» [T. Liv., ХХIV, 5, 8]. Гиероним охотно слушал их споры, но не спешил принять решение. Как ни старались Адранадор и Зоипп убедить юного правителя Сиракуз изменить прежнюю политику и начать войну с Римом, из-за противодействия Фразона это им не удавалось. Ситуацию изменила умело проведённая сторонниками карфагенян агентурная операция. «В это время составлен был заговор на жизнь царя13, о чём донёс некий Каллон, ровесник Гиеронима, с детства состоявший при нём на правах своего человека. Доносчик мог назвать только одного из заговорщиков, Феодота, который ему открылся. Схваченный и переданный Адранадору на пытку, Феодот сейчас же сознался, но сообщников не выдал; наконец, истерзанный муками нестерпимыми, притворяясь, что побеждён болью, показал, но не на соучастников, а на людей невиновных и оболгал Фразона, назвав его главой заговора: товарищи его отважились-де на такое дело, только полагаясь на столь могущественного предводителя» [T. Liv., ХХIV, 5, 9—11]. Существовал ли заговор в действительности, сказать трудно. Но, вероятнее всего, «разоблачение заговора» было подстроено сторонниками карфагенян: Каллон оболгал Феодота по наущению Адранадора, Адранадору же, который получил в свои руки подозреваемого для проведения пыток, не составило большого труда заставить того дать лживые показания, намекнув, кого следует оболгать, дабы прекратились мучения. Как бы там ни было, «услышав имя Фразона, царь вполне уверился в правдивости доносчика. Фразона тотчас повели на казнь, а с ним и прочих — тоже невиновных» [T. Liv., ХХIV, 5, 13]. Казнь эта имела весьма далеко идущие последствия: «когда Фразона не стало и оборвалось единственное звено, соединявшее Сиракузы с Римом, сразу началась очевидная подготовка к отпадению; к Ганнибалу отправлены были послы, а от него прибыли вместе со знатным юношей Ганнибалом 14 Гиппократ и Эпикид, родившиеся в Карфагене, но происходившие из Сиракуз: дед их был изгнанником, а по матери они были пунийцами. При их посредничестве заключён был союз между Ганнибалом 13 Тит Ливий называет царём тирана Сиракуз Гиеронима. Возможно, мечтавший о царском титуле Гиероним, действительно успел провозгласить себя царём. 14 Имя Ганнибал было достаточно распространённым среди карфагенян. В данном случае речь идёт о том Ганнибале, который командовал в это время карфагенским флотом у берегов Италии. 234 Владимир Дмитренко и сиракузским царём; послы остались у царя — Ганнибал этого и хотел» [T. Liv., ХХIV, 6, 1—3]. Прибытие в Сиракузы карфагенского посольства не осталось незамеченным римлянами. Пытаясь выправить положение, «Аппий Клавдий, претор, в чьём ведении была Сицилия, узнав об этом, тотчас же отправил к Гиерониму послов заявить, что они пришли возобновить союз, который был с его дедом» [T. Liv., ХХIV, 6, 4], но правитель Сиракуз не собирался менять решение. «Гиероним выслушал их с усмешкой и спросил, издеваясь, сколь удачна была для них битва под Каннами; рассказам Ганнибаловых послов трудно поверить, он же хочет узнать правду и тогда решить, кого ему держаться» [T. Liv., ХХIV, 6, 4—5]. Римским послам не оставалось ничего иного, как уйти. Обычно столь наглых подначиваний римляне не терпели и сразу же объявляли в таких случаях войну. Однако положение Рима было столь тяжёлым, что в этот раз им пришлось стерпеть, «римляне ушли, сказав, что они вернутся, когда Гиероним будет их слушать серьёзно; они скорей убеждали, чем просили, опрометчиво не нарушать договора» [T. Liv., ХХIV, 6, 6]. У Рима не хватало войск, и оттянуть начало боевых действий в Сицилии хотя бы на несколько месяцев было для римлян чрезвычайно важно. Разрыв Сиракуз с Римом произошёл, но война всё ещё не начиналась. Гиероним отправил своё посольство в Карфаген, стороны договорились изгнать римлян из Сицилии и разделить остров пополам, сделав границей между карфагенскими и сиракузскими владениями реку Гимера. Это значительно увеличивало владения Сиракуз, но юный царь мечтал о большем и, направив в Карфаген новое посольство, потребовал уступить Сиракузам всю Сицилию. Требование было явно чрезмерным. Тем не менее, карфагеняне не спорили и сразу же согласились, считая, что главное — это втянуть Сиракузы в войну против Рима. После удовлетворения карфагенянами всех своих требований Гиероним уже не колебался. «Он послал Гиппократа и Эпикида с двумя тысячами воинов попытаться взять города, которые занимали римские гарнизоны, а сам с остальным войском (было пятнадцать тысяч пехоты и конницы) отправился в Леонтины15» [T. Liv., ХХIV, 7, 1—2]. Власти римлян в Сицилии угрожала серьёзная опасность, и претор Аппий Клавдий поспешил уведомить об этом сенат. Все имевшиеся в своём распоряжении войска претор передислоцировал к границам, и всё же этих сил было недостаточно для эффективной обороны. Сицилия была житницей Рима. Потеря этой провинции тяжело ударила бы и по престижу римлян, и по продовольственному снабжению Рима и римских войск, тем более что примеру Сиракуз могли последовать другие города Сицилии и самой Италии, которые после поражения римлян при Каннах стали коле15 Леонтины — город в Сицилии к северо-западу от Сиракуз. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 235 баться: сохранять ли верность Риму или перейти на сторону Карфагена. Войск у римлян в Сицилии было тогда меньше, чем у Сиракуз, а на переброску войск из Италии требовалось время. Поэтому римские войска в Сицилии могли быть разбиты до того, как прибудет помощь. Так бы, наверное, и случилось, если бы римляне рассчитывали, обороняя Сицилию, только на свои немногочисленные войска. Однако оставался ещё и тайный фронт, который вновь мог изменить положение дел. Потерпев поражение на первом этапе тайной войны за Сицилию, римляне и их сторонники готовились взять реванш — они подготовили на выезде из города покушение на Гиеронима. «Заговорщики (все они оказались в войске) заняли свободный дом над узкой улицей, по которой царь обычно спускался к форуму. Вооружённые, выстроившись, они ожидали, когда пройдёт царь. Одному из них, по имени Диномену, было поручено, как царскому телохранителю, задержать в узкой улочке под каким-нибудь предлогом царский отряд. Сделано было, как условились. Диномен, будто распуская на ноге туго затянутый ремень, задержал толпу, свита отстала, и царю было нанесено несколько ран, прежде чем могли прийти к нему на помощь. Когда охрана услышала тревожные крики, в Диномена, умышленно загораживавшего дорогу, полетели копья, его дважды ранили, но он спасся. Свита, увидя царя лежащим, разбежалась» [T. Liv., ХХIV, 7, 3—7]. Расправившись с Гиеронимом, часть заговорщиков поспешила на форум соседнего города Леонтины, «обрадовать» граждан «освобождением» [T. Liv., ХХIV, 7, 7], а часть помчалась в Сиракузы, спеша расправиться с приспешниками царя. Въехав в Сиракузы, они, показывая окровавленную одежду царя и снятую с убитого диадему, стали призывать народ взяться за оружие. Казалось бы, теперь удача полностью склонилась на сторону римлян. Но на самом деле всё обстояло гораздо сложнее. Утром граждане Сиракуз, собравшись на площади у здания городского сената, стали решать, что делать дальше. Адранодор, укрывшийся поначалу со своими сторонниками в крепости на острове, как ни в чём ни бывало прибыл на площадь и сумел убедить граждан избрать себя одним из городских преторов, которым теперь было поручено управление Сиракузами. Вместе с Адранадором был избран в городские преторы и его родственник, Фемист. Остальными преторами стали бывшие заговорщики, и всё же всей полноты власти у них не было. Поход против римской провинции был сорван, но до восстановления союза было ещё далеко. Находившиеся в передовом отряде сиракузской армии Гиппократ и Эпикид, услышав о гибели царя, вернулись в Сиракузы, но вместо того чтобы побыстрее вернуться к Ганнибалу, стали под разными предлогами откладывать свой отъезд. «Тем временем военная молодёжь, привыкшая иметь дело с солдатами, распространяла то среди товарищей, то 236 Владимир Дмитренко среди перебежчиков, служивших ранее в римском флоте, то даже среди самой низкой черни обвинения против оптиматов (аристократов, стоявших за союз с Римом — В. Д.) и сената, которые стараются под видом возобновления союза подчинить Сиракузы римлянам, а затем их сторонники и немногочисленные виновники возобновлённого союза будут главенствовать» [T. Liv., ХХIV, 23, 10—11]. Антиримские настроения в Сиракузах крепли и давали Адранадору надежду отстранить от власти своих противников. К этому его подталкивала и жена, Дамарата, дочь Гиерона Второго, неустанно повторяя ему слова тирана Дионисия Младшего: «Нельзя отказываться от власти, пока ты на коне, можно — когда тащат за ноги» [T. Liv., ХХIV, 22, 9]. Если бы Адранадору удалось захватить власть и провозгласить себя новым тираном Сиракуз, то он, безусловно, продолжил бы начатую Гиеронимом войну против Рима. Поскольку всё больше жителей Сиракуз склонялись к поддержке Адранадора, да и в армии было немало тех, кто готов был его поддержать. Помешать его планам обычными, легальными методами сторонники Рима, скорее всего, не смогли бы. Однако Адранадор промедлил, и это стоило ему не только власти, но и жизни. К проримски настроенным членам городского совета очень своевременно поступил донос. По словам Тита Ливия, родственник и ближайший помощник Адранадора, Фемист, «доверчиво рассказал некоему Аристону, трагическому актёру, от которого привык ничего не скрывать, об одном деле, в которое вовлёк его Адранадор» [T. Liv., ХХIV, 24, 2]. Доверчивость оказалась фатальной — Аристон тут же воспользовался ею. «Решив, что долг перед отечеством важнее долга дружбы, он отправился с доносом к преторам (а все остальные преторы были, как мы помним, сторонниками римлян — В. Д.). Те собрали точные сведения и поняли, что их ждёт; посовещавшись со старейшинами и с их согласия, они поставили в дверях сената солдат; Адранадора и Фемиста, входивших в сенат, убили. Не знавших, в чём дело, возмутила такая жестокость. Когда наконец водворилось молчание, в сенат привели доносчика, который всё изложил по порядку: заговор был составлен ещё на свадьбе Гармонии, дочери Гелона, выходившей замуж за Фемиста; солдатам из вспомогательных испанских и африканских отрядов поручено было перебить преторов и других важных лиц; их имущество должно было стать добычей убийц; отряд наёмников, привыкших к распоряжениям Адранадора, готов был занять Остров (на острове в бухте Сиракуз находилась цитадель — В. Д.), и каждому определено, что он обязан делать, — весь заговор и его вооружённые участники воочию предстали перед слушателями в рассказе доносчика» [T. Liv., ХХIV, 24, 3—8]. Если читать слова Тита Ливия, не вдумываясь, то сомнений в изложенной версии не возникнет: благородный и бескорыстный актёр раскрыл под- Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 237 лый заговор, заговорщиков покарали, а гражданам объяснили потом, в чём дело, и те успокоились. Но если читать всё вдумываясь, то эта стройная на первый взгляд версия рассыпается в прах. Неудивительно, что рассказ доносчика, трагического актёра, был весьма образным. На то он и был актёром, чтобы уметь говорить образно, красиво и убедительно. Однако то, что Адранадора и Фемиста, вместо того чтобы схватить и допросить, сразу же убили, говорит скорее об их невиновности, чем об их виновности. Будь они действительно виновны, казнить их можно было и после допроса. Ещё более убеждает нас в том, что так называемый «заговор» был фикцией, последовавшая вслед за эти расправа над семьями и родственниками казнённых: «предложение преторов перебить всё царское отродье приняли едва ли не раньше, чем оно было внесено. Посланные преторами убили Дамарату, дочь Гиерона, и Гармонию, дочь Гелона, — жён Адранадора и Фемиста» [T. Liv., ХХIV, 25, 10—11]. Победители были заинтересованы не в разбирательстве, а в том, чтобы замести следы собственного заговора и уничтожить всех возможных свидетелей, которые могли бы в будущем уличить их во лжи. Не пожалели даже дочь Гиерона Второго, Гераклию, жену Зоиппа, хотя Зоипп ещё в правление Гиеронима поссорился с царём и был отправлен в ссылку послом в Египет, а потому никак не мог быть участником заговора. Бедная женщина, «зная, что за ней придут, убежала в домовое святилище под защиту пенатов16; с нею были и две её дочери-девушки» [T. Liv., ХХIV, 26, 2]. В отчаянии она умоляла вошедших убийц о пощаде, пытаясь убедить их, что ни для кого не будет угрозой. «Люди оставались глухи… Увидя, что кто-то уже схватился за меч, мать стала умолять не за себя, а за дочерей: даже у разъярённых врагов опускаются руки пред такой юностью; пусть, мстя тиранам, не повторят они их преступлений. Её оттащили от алтаря и перерезали горло; кинулись на девушек, забрызганных кровью матери; обезумев от горя и страха, они, как помешанные, выбежали из молельни; если бы проход был свободен, они всполошили бы весь город. Но и здесь, хотя дом был невелик, они не раз невредимо ускользали от стольких вооружённых мужчин, из их сильных рук. Наконец, израненные, залив всё кровью, они рухнули бездыханными» [T. Liv., ХХIV, 26, 10—14]. Такая поспешность и такая жестокость новых властей могла быть вызвана лишь одним — они спешили устранить всех свидетелей. При этом новоявленные демократы, противники тирании, старались ещё и сохранить своё лицо перед согражданами — к месту расправы «вскоре явился гонец и сказал: «Не убивать их — передумали и пожалели»» [T. Liv., ХХIV, 26, 14]. Граждане Сиракуз не были наивны. «Жалость породила гнев», а на преторов посыпались вопросы: «Зачем так спешили с казнью, что не было времени ни успокоиться, ни изменить своего решения? Толпа роптала, требовала из16 Пенаты — божества, охраняющие дом и его обитателей. 238 Владимир Дмитренко брать преторов на места Адранадора и Фемиста (оба они занимали такую должность). Предстоящее собрание было не по душе преторам» [T. Liv., ХХIV, 26, 15—16]. Как ни старались преторы затянуть выборы, провести выборы пришлось. И тут неожиданно для всех двумя новыми преторами граждане выбрали Гиппократа и Эпикида. Видя, что большинство преторов настроено проримски, Гиппократ и Эпикид, убеждённые сторонники карфагенян, «сначала не раскрывали своих желаний» [T. Liv., ХХIV, 27, 4]. Сенат Сиракуз договорился с Аппием Клавдием о десятидневном перемирии и отправил послов, чтобы возобновить прежний союз. Казалось бы, уже ничто не сможет этому помешать, тем более что римляне, воспользовавшись сначала медлительностью Гиеронима, а затем начавшейся в Сиракузах борьбой за власть, подтянули в Сицилию подкрепления: на смену Аппию Клавдию прибыл во главе большого флота один из лучших римских полководцев, консул Марк Клавдий Марцелл, и теперь «у Мургантии17 стояло сто римских кораблей: ждали, чем кончатся волнения после убийства тиранов и куда заведёт сиракузян новая и непривычная им свобода» [T. Liv., ХХIV, 27, 5]. Но карфагенская партия не собиралась сдаваться, а когда к южным берегам Сицилии прибыл и бросил якоря в гавани у Пахина (нынешнего Капо-Пассеро) флот карфагенян, «Гиппократ и Эпикид воспрянули духом и стали — то перед наёмниками, то перед перебежчиками — выкрикивать обвинения: Сиракузы-де выдают римлянам» [T. Liv., ХХIV, 27, 7]. Эффективность их призывов усиливалась допущенным тогда Аппием Клавдием политическим просчётом: «Так как Аппий, желая придать духа своим сторонникам, действительно поставил корабли у самого входа в гавань, то этим пустым обвинениям давали всё больше и больше веры, и толпа с гамом и шумом сбегалась к пристани помешать высадке римлян» [T. Liv., ХХIV, 27, 8—9]. Антиримские настроения росли. Лишь с большим трудом преторам удалось убедить сиракузский сенат заключить с римлянами мир и отправить послов подтвердить это решение. Между тем общий кризис власти привёл к тому, что на Сицилии чрезвычайно вольготно стали чувствовать себя обычные разбойники и грабители, которых становилось всё больше. Через несколько дней из союзных Сиракузам Леонтин прибыли послы просить сиракузян об охране своих земель. Проримски настроенным сиракузским преторам, не знавшим, как успокоить волнения сограждан, показалось, что «посольство пришлось как нельзя более кстати: можно было избавиться от беспорядочной и мятежной толпы и услать её вождей. Претору Гиппократу было велено взять с собой перебежчиков; с ним пошло много наёмников 17 Мургантия — один из портов в той части Сицилии, которая контролировалась тогда Римом. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 239 из вспомогательных войск, из которых составился отряд в четыре тысячи человек. Походу радовались и отправившие и отправленные: те, потому что представлялся случай совершить переворот; эти, думая, что убрали из города всякое отребье» [T. Liv., ХХIV, 29, 1—3]. Более успешно использовали ситуацию сторонники карфагенян: «Гиппократ стал опустошать земли, пограничные с римской провинцией, сначала совершая свои набеги тайком. Когда же Аппий послал солдат для охраны союзнических владений, Гиппократ со всеми своими силами напал на римский лагерь, находившийся напротив; убитых было много» [T. Liv., ХХIV, 29, 4]. После того как об этом донесли Марцеллу, к которому перешло от Аппия Клавдия общее командование римскими войсками в Сицилии, тот послал послов в Сиракузы, требуя удалить Гиппократа и Эпикида не только из Сиракуз, но и вообще из Сицилии. Сиракузский сенат, охотно согласившись с Марцеллом, в свою очередь, немедленно потребовал от леонтинцев выслать Гиппократа и Эпикида, но Гиппократ и Эпикид к тому времени уже успели взять власть в Леонтинах в свои руки: леонтинцы «свирепо» ответили, что «не поручали сиракузцам заключать мир с римлянами, а чужие договоры их ни к чему не обязывают» [T. Liv., ХХIV, 29, 11]. Практически это означало объявление войны. Правители Сиракуз собрали восьмитысячную армию и выступили против Леонтин, объявив, что «тот, кто принесёт им голову Гиппократа или Эпикида, получит её вес золотом» [Appian «Sicelica», III]. Однако ещё быстрее оказались римляне. Римские солдаты, негодующие за перебитых Гиппократом недавно во время переговоров о мире товарищей, рвались в бой. Пользуясь этим, Марцелл, внезапно подойдя к Леонтинам, взял город штурмом с ходу. Но даже и это поражение сбежавшие Гиппократ и Эпикид сумели использовать себе на пользу. Для них главное было втянуть в войну не какие-то маленькие Леонтины, а Сиракузы. Достигнуть этого им удалось хитростью. У реки Милы на подходившее к Леонтинам сиракузское войско «наткнулся гонец, сообщивший, что город взят; в остальном в его рассказе вымысел и правда были перемешаны: убивали-де без разбора и воинов, и горожан; в живых, он полагает, не осталось ни одного взрослого, город разграблен; имущество людей состоятельных роздано. Услышав такие страхи, отряд остановился, и командиры — это были Сосис и Диномен — стали совещаться, что им делать» [T. Liv., ХХIV, 30, 5]. Правдой было то, что римляне тогда действительно избили розгами и обезглавили две тысячи пленённых перебежчиков. Что же касается поголовного избиения горожан, то это было выдумкой. На самом деле Марцелл, не желая озлоблять греческое население, не только не казнил горожан, но и приказал вернуть им почти всё расхищенное солдатами в первые минуты после взятия города добро. Сиракузскому отряду вряд ли грозила опасность со стороны римлян: Марцелл был заинтересован как можно скорее заключить с Сиракузами 240 Владимир Дмитренко мир. Но солдаты, слышавшие сообщение гонца, не хотели верить ничему другому и вот-вот готовы были взбунтоваться. Идти в Леонтины они категорически отказались. Преторам, Сосису и Диномену, пришлось вести войско не в Леонтины, на соединение с Марцеллом, а в укреплённый лагерь под Мегарами, к северу от Сиракуз. Обосновавшись под Мегарами, преторы собирались осадить и взять небольшой соседний городишко Гербез, в котором укрылись Гиппократ и Эпикид. Когда сиракузская армия появилась у стен Гербеза, «Гиппократ и Эпикид, видя, что надеяться не на что, приняли решение не столь безопасное, как казалось сперва, но единственно возможное: вручить свою судьбу в руки воинов, к ним привыкших и негодовавших на убийство товарищей, о котором дошла к ним молва. Они пошли навстречу войску. В его рядах случайно оказались шестьсот критян, служивших под их командой при Гиерониме и помнивших благодеяние Ганнибала: взятых в плен после битвы у Тразименского озера (они служили в римских вспомогательных войсках) он отпустил. Узнав критян по их знамёнам и оружию, Гиппократ и Эпикид подтянули к ним ветви маслины и другие знаки мольбы и стали просить принять их, а приняв, не выдавать сиракузянам, которые и самих критян выдадут римскому народу» [T. Liv., ХХIV, 30, 12—14]. Просьбы упали на хорошо подготовленную почву. «Им дружно прокричали: пусть не падают духом — и пообещали разделить их судьбу» [T. Liv., ХХIV, 31, 1]. Войско остановилось. Сиракузские преторы во весь опор поскакали к передним рядам и приказали схватить Гиппократа, но было поздно. «В ответ подняли крик сначала критяне, затем его подхватили другие; преторам стало ясно: если они будут настаивать, им будет плохо» [T. Liv., ХХIV, 31, 1]. Гиппократ же, развивая успех, вновь воспользовался хитростью и «прочитал солдатам будто бы перехваченное письмо: «Сиракузские преторы консулу Марцеллу». За обычным приветствием далее говорилось, что совершенно правильно он поступил, никого в Леонтинах не пощадив. Но все солдаты-наёмники друг друга стоят, и в Сиракузах покоя не будет, пока какие-нибудь чужеземцы из вспомогательных отрядов останутся там или в сиракузском войске. Поэтому пусть он постарается захватить тех, что вместе с сиракузскими преторами стоят в лагере под Мегарами; казнив их, он наконец освободит Сиракузы. Когда это письмо было прочитано, все с таким криком схватились за оружие, что напуганные преторы в суматохе верхом поскакали в Сиракузы» [T. Liv., ХХIV, 31, 7—10]. Большую часть сиракузской армии составляли наёмники, и они готовы были теперь расправиться не только с преторами, но и с сиракузскими солдатами, однако Гиппократ и Эпикид, взяв на себя командование, сумели помешать этому. Теперь их готовы были слушаться и наёмники, благодарные за то, что те разоблачили коварство преторов, и сиракузские солдаты, благодарные Гиппократу и Эпикиду за то, что заступились за них перед наёмниками. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 241 Подчинив себе хитростью почти всю сиракузскую армию, Гиппократ и Эпикид, не мешкая, решили повторить тот же трюк для захвата власти в Сиракузах: «зная, что толпа легкомысленна и ненадёжна, они нашли какогото воина, из тех, что были осаждены в Леонтинах, и поручили ему привезти в Сиракузы известие, совпадающее с ложными вестями, полученными у Милы, пусть рассказывает о том, что вряд ли было, но выдаёт себя за очевидца и рассказом своим распаляет людской гнев» [T. Liv., ХХIV, 31, 14]. Хитрость и на этот раз удалась. Большинство горожан поверила сказанному. Преторы пытались переубедить сограждан, но безуспешно. Горожане открыли ворота перед подошедшей к Сиракузам армией Гиппократа и Эпикида. Сторонники римлян бежали в Ахрадину — в одну из цитаделей Сиракуз, прикрывавшую город с моря, но Гиппократ и Эпикид в ту же ночь взяли крепость штурмом, перебив всех преторов. Бежать удалось лишь очень немногим. На следующий день Гиппократ и Эпикид были избраны преторами, сосредоточив в своих руках практически всю реальную власть. Теперь всё в Сиракузах было направлено на борьбу против Рима. Как агенты римлян помогли Риму вернуть Сиракузы. Длившаяся в Сиракузах несколько месяцев закулисная борьба сторонников Рима и Карфагена, в ходе которой то одни, то другие устанавливали свой контроль над городом, привела в конце концов Сиракузы к войне против Рима. Но это был лишь первый этап борьбы. Римляне сумели к тому времени перебросить на Сицилию достаточное количество войск и уже через несколько дней начали осаду города и с суши, и с моря. Командовавший римлянами консул Марцелл, да и другие римляне, были уверены, что легко возьмут город. Но Сиракузы оказались куда более крепким орешком, чем взятые первым же приступом Леонтины. Как пишет Тит Ливий: «Осада, начатая с таким рвением, увенчалась бы успехом, если бы не один человек, который жил в те времена в Сиракузах. Это был Архимед, несравненный наблюдатель неба и звёзд и ещё более удивительный создатель разного рода военных орудий, которыми он легко, словно играючи, уничтожал плоды тяжких трудов неприятеля. На стене, шедшей по холмам разной высоты, по большей части высоким и труднодоступным, но кое-где понижающимся и в лощинах переходимых, он в подходящих местах разместил разные машины. Стену Ахрадины, которую, как сказано, омывает море, Марцелл осаждал с шестьюдесятью квинквиремами18. Лучники, пращники и копейщики (чьи копья непривычной рукой трудно было 18 Квинквирема — тяжёлое гребное военное судно с пятью рядами вёсел. В то время квинквиремы, или пентеры, как их называли греки, были наиболее мощными судами римского флота. 242 Владимир Дмитренко метнуть назад), легковооружённые с остальных кораблей ранили без промаха стоявших на стене. Для полёта стрел и копий нужен простор, и поэтому корабли держали вдали от стен; прочие квинквиремы ставили по две вплотную, борт к борту (вёсла с этой стороны убирали), и они шли, как один корабль, на вёслах, оставленных с другого борта; на этом двойном корабле ставили башни в несколько этажей и стенобитные машины. Чтобы бороться с такими кораблями, Архимед разместил по стенам машины, которые метали в суда, стоявшие поодаль, камни огромной тяжести; стоявшие ближе он осыпал дождём более мелких; чтобы поражать врага, не подвергая себя опасности, он пробил всю стену сверху донизу множеством отверстий шириною в локоть19; через эти отверстия сиракузяне, оставаясь невидимыми неприятелю, стреляли из луков и небольших скорпионов20. Некоторые корабли подходили ближе, чтобы оказаться вне обстрела камнями; им на палубу подъёмным рычагом, укреплявшимся над стеной, бросали железную лапу на крепкой цепи; захватив нос корабля, лапа вздымалась вверх с помощью очень тяжёлого свинцового противовеса — и вот: корабль стоит стоймя с задранным носом; внезапно цепь отпускали, и корабль с перепуганными моряками, падая как со стены, с такой силой ударялся о воду, что даже если он падал не перевёртываясь, всё равно заливался водой» [T. Liv., ХХIV, 34, 1—11]. Может показаться, что Тит Ливий сильно преувеличивает таланты Архимеда и возможности его машин. Но точно так же рассказывают об осаде Сиракуз и Плутарх, и Полибий. Так, по словам Полибия, «изобретательность Архимеда приводила Марка (консула Марка Клавдия Марцелла — В. Д.) в отчаяние; с прискорбием он видел, как осаждённые глумятся над его усилиями и какие причиняют ему потери» [Polib., VIII, 8, 5—6]. Ничуть не лучше шли дела и у претора Аппия Клавдия, которому Марцелл поручил вести наступление на Сиракузы с суши. «Аппий с войском очутился в столь же трудном положении и потому отказался от приступа. И действительно, находясь ещё на далёком расстоянии от города, римляне сильно терпели от камнеметательниц и катапульт, из коих были обстреливаемы; ибо сиракузяне имели в запасе множество метательных орудий превосходных и метких» [Polib., VIII, 9, 1—2]. Попытка сразу взять Сиракузы штурмом провалилась. Взять город осадой тоже было непросто. Это был огромный по тем временам город. Общая длина его стен — двадцать семь с лишним километров — превышала длину 19 Бойницы были шириной в локоть с внутренней стороны стены, сужаясь к внешней cтороне, где их ширина составляла, согласно сообщению другого античного историка, Полибия, всего «четыре пальца», т. е. около 7 сантиметров [Polib., VIII, 7, 6]. Это обеспечивало защитникам крепости и хороший обзор, и возможность обстреливать нападавших, и прекрасную защиту. 20 Скорпионы — одна из разновидностей тогдашних метательных орудий. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 243 стен Рима. Внутри города имелось несколько цитаделей, и даже если бы неприятель смог прорваться в какую-либо часть города, ему пришлось бы брать ещё и каждую из этих цитаделей. Не получалось и взять город измором — там были заранее заготовлены большие запасы продовольствия, а кроме того, удобное положение Сиракуз не позволяло римскому флоту полностью отрезать их от снабжения по морю, да и полностью перекрыть возможности снабжения города по суше, учитывая протяжённость его стен. Осада затянулась. Воспользовавшись этим, на Сицилии высадились карфагенские войска под командованием полководца Гимилькона, к ним прорвался сквозь боевые порядки римлян большой отряд сиракузян во главе с Гиппократом, и очень скоро весь остров был охвачен войной. С 215 и вплоть до 212 г. до н. э. многотысячная римская армия топталась у стен Сиракуз. Эти войска были нужны и в Италии для борьбы против Ганнибала, и на самой Сицилии, откуда римляне никак не могли выбить карфагенян. Но отвести войска от Сиракуз римляне не могли, так как это было бы воспринято всеми как серьёзное поражение и могло бы привести к переходу на сторону Карфагена многих других городов, а взять Сиракузы силой тоже никак не удавалось. Трудно сказать, сколько ещё месяцев или даже лет смогли бы сиракузяне оборонять свой город, и могла бы ли более продолжительная осада Сиракуз изменить общий ход войны, но тут в дело вступила римская разведка. «Среди сиракузян, бежавших к римлянам, когда город только собирался изменить Риму, находились несколько знатных человек, которым новые порядки были несносны. Марцелл предложил им переговорить со своими единомышленниками, проверить их настроение и клятвенно обещал им, что, если Сиракузы сдадутся, жители их останутся свободными и будут жить по своим законам» [T. Liv., ХХV, 23, 4]. Поверив Марцеллу, те, при полном содействии римлян, начали налаживать контакты. «Вести переговоры было трудно — подозреваемых было много, а глаз не спускали с них все: не прошло бы что-нибудь незамеченным. Раб какого-то изгнанника, впущенный в город как перебежчик, после встречи кое с кем устроил эти переговоры. Нескольких человек в рыбачьей лодке, прикрыв сетями, перевезли в римский лагерь для переговоров с перебежчиками; потом их же ещё раз, и других, и третьих — набралось восемьдесят человек. Всё было договорено о выдаче города с перебежчиками, когда к Эпикиду21 с доносом явился некий Аттал, обиженный выказанным ему недоверием» [T. Liv., ХХV, 23, 5—7]. Эпикид отреагировал быстро и жёстко — «заговорщиков пытали и казнили» [T. Liv., ХХV, 23, 7]. 21 После того как Гиппократ с частью сиракузского войска отправился помогать карфагенянам, действовавшим в Западной и Центральной части Сицилии, руководство обороной Сиракуз возглавил Эпикид. 244 Владимир Дмитренко Первая неудача нисколько не смутила римлян. Очень скоро римским морякам удалось захватить в плен некоего спартанца, Дамиппа, которого сиракузяне посылали послом к македонскому царю Филиппу. Эпикиду было крайне важно выкупить этого человека. Марцелл согласился обсудить вопрос о выкупе, однако успешно использовал начавшиеся переговоры для детальной разведки местности, отправив вести переговоры соответствующим образом подготовленных людей. «Для переговоров о выкупе выбрали место, удобное обеим сторонам (оно находилось как раз посередине между ними), около Трогильской гавани, возле башни, именуемой Гелеагрой. Туда часто приходили, и какой-то римлянин, разглядывая вблизи стены башни, пересчитал кирпичи, из которых она была сложена, и, высчитав длину каждого, установил приблизительную высоту стены. Она оказалась значительно ниже, чем думал он и все остальные; взобраться на неё можно было по лестницам не очень высоким; об этом он доложил Марцеллу» [T. Liv., ХХV, 23, 10—12]. Сведения эти были крайне важны, но этого было мало, для того чтобы Марцелл мог начать штурм. «Подступиться к этому месту было невозможно: его охраняли. Приходилось ждать счастливого случая» [T. Liv., ХХV, 23, 13]. Римляне терпеливо ждали, и очень скоро случай представился, причём опять-таки благодаря данным, полученным разведкой. «Какой-то перебежчик сообщил: наступает праздник Дианы22, который справляют три дня; в осаждённом городе недостаёт то того, то другого, но вино льётся рекой, и Эпикид предоставил его и велел городским старейшинам раздавать его по трибам. Узнав об этом, Марцелл поговорил с несколькими военными трибунами; для смелой и трудной попытки выбрали подходящих людей — центурионов и солдат, лестницы приготовили и спрятали; солдатам велели поесть и отдохнуть: выйдут они ночью. Выбрали время, когда люди, целый день евшие и пившие, спали непробудным сном. Солдатам одного манипула велено было взять лестницы. Около тысячи человек, идя гуськом, тихо подошли к указанному месту, без суеты и шума передовые взобрались на стену, за ними пошли другие…» [T. Liv., ХХV, 23, 14—17]. Сиракузян, охранявших этот участкок стены, римляне застали врасплох, к тому же крепко выпившими, и легко перебили. Затем римляне взломали ворота Гексапила — близлежащего квартала Сиракуз, и в город, уже не таясь, ворвались ждавшие своего часа легионы. В городе началась паника, и большая часть Сиракуз была легко захвачена. 22 Сиракузы были греческим городом и праздник здесь проводился не в честь римской богини Дианы, а в честь аналогичной ей греческой богини Артемиды. Точно так же и граждане Сиракуз были разбиты не на трибы, как римляне, а на филы. Тит Ливий, видимо, использовал римские термины вместо греческих для удобства своих римских читателей. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 245 Но даже такой крупный успех ещё не означал полной победы. Захватить остров в центре сиракузской гавани, а также Ахрадину и Эвриал — две главнейших и наиболее укреплённых цитаделей Сиракуз римлянам не удалось. «Ворота и стены Ахрадины охраняли перебежчики, которым нечего было терять при заключении мира; они никому не позволяли ни подходить к стенам, ни заговаривать с кем бы то ни было» [T. Liv., ХХV, 25, 1]. После неудачной попытки захватить Ахрадину с ходу Марцелл отступил от неё и осадил другую сиракузскую цитадель, Эвриал. Взять её штурмом было крайне затруднительно. Но там, где нельзя было действовать силой, Марцелл действовал хитростью. Отправив к командовавшему обороной Эвриала Филодему верного человека из числа воевавших на стороне римлян сиракузян, Марцелл убедил Филодема сдать цитадель в обмен на право беспрепятственно выйти из города. Однако и второй успех, достигнутый не столько благодаря силе, сколько благодаря умелым тайным переговорам, тоже не помог взять город. Сиракузяне сохраняли контроль над значительной частью города, а на помощь им устремились все имевшиеся на Сицилии карфагенские и сиракузские войска во главе с Гимильконом и Гиппократом. Под стенами Сиракуз собралась столь большая армия, что если бы римляне не сумели ранее захватить Эвриал, сиракузяне и пунийцы вполне могли бы нанести им сокрушительное поражение. Но теперь римляне имели возможность укрыться за сиракузскими стенами. Ещё больше это помогло римлянам, когда осенью внезапно началась эпидемия чумы. Болезнь поражала и римлян, и карфагенян, но римляне, укрывшиеся за стенами города и жившие в домах в сравнительно комфортных условиях, страдали от болезни гораздо меньше, чем их противники, стоявшие в полевом лагере. В итоге чума сделала то, чего, возможно, не удалось бы достичь в бою не решавшейся вступить в генеральное сражение римской армии. «Карфагенянам приюта нигде не было: погибли все до единого, погибли и Гимилькон с Гиппократом» [T. Liv., ХХV, 26, 14]. Уцелевшие остатки карфагено-сиракузской армии отошли и укрепились в двух небольших городишках неподалёку от Сиракуз, но были способны теперь лишь на отвлекающие действия. Несмотря на гибель карфагенско-сиракузской армии, главная цитадель Сиракуз, Ахрадина, устояла и могла продержаться ещё очень долго. В руках сиракузян находился и прекрасно укреплённый остров в центре сиракузской гавани, а из Карфагена вышел к берегам Сицилии новый флот из ста тридцати военных и нескольких сотен грузовых кораблей. Новая карфагенская армия, соединившись с ополчениями оставшихся верными союзу с Карфагеном городов Сицилии, вполне могла бы нанести поражение поредевшей армии Марцелла. У сиракузян появилась надежда, и Эпикид, передав командование обороной Ахрадины вождям наёмников, а командование обороной остававшейся в руках сиракузян части города — 246 Владимир Дмитренко своим верным префектам, отплыл к возглавлявшему карфагенский флот Бомилькару. Он убеждал Бомилькара атаковать римский флот. Кораблей у Марцелла было намного меньше, и он не спешил начинать морское сражение, но и Бомилькар, несмотря на все уговоры Эпикида, тоже не решился вступить в бой, предпочтя увести свои корабли к берегам Южной Италии, где действовал Ганнибал. Это было ошибкой. Марцелл умело использовал бесславный приход и уход карфагенского флота. Римляне тут же начали переговоры с командирами оставшихся в Сицилии сиракузских отрядов, согласившихся сложить оружие в обмен на прощение, и даже дали им встретиться с осаждёнными, чтобы они вместе могли обсудить, на каких условиях можно будет сдать город. Закончилось это тем, что сиракузяне устроили переворот, убив оставленных Эпикидом префектов, выбрав новых преторов, вместо умершего Гиппократа и уплывшего с карфагенянами Эпикида, и постановили затем на народном собрании сдать город Марцеллу. Однако и это ещё не было концом обороны Сиракуз. «Перебежчики решили, что их выдают римлянам и тем самым запугали вспомогательные отряды наёмников: те схватились за оружие, сначала изрубили преторов, а затем стали убивать случайных встречных и расхищать всё, что попадало под руку. Не желая оставаться без командиров, они выбрали троих начальствовать в Ахрадине и троих на острове» [T. Liv., ХХV, 29, 8—10]. Уже почти достигнутая победа выскользнула из рук Марцелла. Тем не менее, вместо того чтобы повести войска на штурм, он опять предпочёл действовать менее эффектными, но более эффективными тайными методами. С продолжившими сопротивление горожанами и захватившими власть в городе наёмниками были вновь начаты переговоры, послы Марцелла принялись убеждать тех, что у римлян нет никакой причины их наказывать23. Одновременно послы Марцелла усиленно искали, кого бы можно склонить к предательству, и наконец нашли. «Среди троих начальников в Ахрадине был испанец Мерик. В свите послов находился один из солдат вспомогательного испанского отряда, отправленный специально к Мерику» [T. Liv., ХХV, 30, 2]. Выбрав момент, когда Мерик останется один, этот солдат рассказал Мерику об успехах, достигнутых к тому времени римлянами в Испании, и передал предложение Марцелла — «стать главой своих соплеменников в римском войске или вернуться на родину — как пожелает» [T. Liv., ХХV, 30, 3]. 23 Положение наёмников и перебежчиков было различно. С перебежчиками, т. е. с теми, кто бежал к врагу из римского войска, римляне всегда старались расправиться. Но перебежчиков было сравнительно немного. Что же касается наёмников, которые составляли большую часть сиракузского гарнизона, то они были для римлян обычными солдатами. Римлянам было важно убедить сиракузских горожан и наёмников, что проблемы перебежчиков их не касаются. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 247 Вербовка состоялась: «Мерик был взволнован и решил отправить к Марцеллу — среди послов — своего брата, которого тот же испанец тайком от других привёл к Марцеллу; заручившись обещанием безопасности и составив план действий, вернулся тот в Ахрадину. Мерик, боясь возбудить в ком-либо подозрение, заявил, что ему не нравится это хождение послов взад-вперёд, нечего ни посылать, ни принимать кого бы то ни было. Чтобы караулы лучше несли свою службу, нужно опасные места распределить между всеми и пусть каждый отвечает за свой участок. Мерику достался участок от источника Аретузы до входа в большую гавань — он сообщил об этом римлянам. Марцелл посадил воинов на грузовую баржу и велел ночью подтащить её к Ахрадине, а воинам — высадиться недалеко от ворот, поблизости от источника Аретузы. На исходе ночи всё было сделано; Мерик, как было уговорено, впустил солдат, и Марцелл на рассвете со всем своим войском бросился на Ахрадину — не только её защитники, но и отряды, стоявшие на острове, покинув свои посты, устремились отражать натиск римлян. В этой сумятице лёгкие судёнышки, заранее снаряжённые, подошли кружным путём к острову; воины высадились и неожиданно напали на немногочисленные вражеские сторожевые посты и незатворённые ворота, через которые выбегали воины» [T. Liv, ХХV, 30, 4—10]. После недолгой схватки остров был взят. Ахрадина всё ещё держалась, но захват римлянами острова и той части Ахрадины, которую, вместо того чтобы обороняться, без боя сдал им отряд Мерика, не оставлял сиракузянам никаких надежд на возможность длительного сопротивления. Сиракузянам и оставшимся наёмникам не оставалось ничего иного, как сдаться на милость Марцелла, оговорив себе лишь право на жизнь. После того как римский квестор с воинским отрядом принял городскую казну, в домах тех сиракузян, что служили у римлян, была поставлена охрана, а весь остальной город был отдан солдатам на разграбление. Сиракузы не были взяты штурмом. Неприступный город римляне захватили в результате нескольких последовательно проведённых агентурных операций, при этом действия римской агентуры были умело скоординированы с действиями римских дипломатов и римских войск. Римляне никогда не смогли бы добиться такого успеха без использования агентурных методов борьбы. Взятие римлянами в 212 г. до н. э. Сиракуз явилось тяжёлым ударом по Карфагену, значительно ослабившим его возможности и позволившим Риму усилить натиск на Ганнибала в Италии. Летом следующего, 211 г. до н. э., Марцелл, возвратившись в Рим, отпраздновал свой триумф: «перед ним несли изображение взятых Сиракуз, катапульты, баллисты и разное оружие; драгоценности, накопившиеся за годы долгого мира и царственного изобилия: множество серебряных и бронзо- 248 Владимир Дмитренко вых изделий, прочую дорогую утварь и одежду и много знаменитых статуй, которыми Сиракузы были украшены как немногие из греческих городов. В знак победы над карфагенянами вели восемь слонов, и ещё одно замечательное зрелище — в золотых венцах шествовали сиракузянин Сосис и Мерик, испанец: один ночью ввёл римлян в Сиракузы, другой предал остров с находившимся там гарнизоном. Им обоим дано было римское гражданство и по пятьсот югеров земли»24 [T. Liv., ХХVI, 21, 7—10]. Помимо этого Сосису было предоставлено право выбрать себе «дом в Сиракузах, какой он захочет из имущества покорённых по праву войны» [T. Liv., ХХVI, 21, 11], а «Мерику и испанцам, которые перешли вместе с ним к римлянам, приказано было дать в Сицилии город с его землёй — из числа тех, что отпали от римлян» [T. Liv., ХХVI, 21, 12]. Кроме того, претору Марку Корнелию, римскому наместнику Сицилии, сменившему Марцелла, было дано указание «выделить там четыреста югеров Беллигену, уговорившему Мерика перейти к римлянам» [T. Liv., ХХVI, 21, 13]. Невиданные почести, оказанные римлянами своим тайным агентам, прекрасно свидетельствовали о той роли, которую сыграла во взятии Сиракуз римская разведка. Однако столь щедрые награды римлян своим агентам были обусловлены не только благодарностью, но и весьма прагматическим расчётом — слухи об этом заставляли задуматься над возможностью перейти к римлянам и многих других солдат и командиров карфагенской армии. Окончательное изгнание карфагенян из Сицилии и роль в этом римской агентуры. Потеря Сиракуз ещё не была потерей всей Сицилии. Перебросив на остров подкрепления, карфагеняне продолжали удерживать значительную часть Западной и Центральной Сицилии, где их по-прежнему поддерживали многие греческие города. Главной опорной базой карфагенян стал город-крепость Агригент25 (современный Агридженто), имевший удобную и хорошо укреплённую гавань, находящуюся всего в 150 километрах от африканского побережья, что облегчало карфагенянам снабжение, затрудняя римскому флоту возможности блокады. Как пишет Тит Ливий, «война не утихла: под Агригентом против римлян остались Эпикид и Ганнон, уцелевшие в предыдущих сражениях; к ним присоединился и третий вождь, посланный Ганнибалом в замену Гиппократа: уроженец Гиппакры26, ливифиникиец родом — земляки звали его Муттином, человек деятельный и хорошо изучивший у Ганнибала военное дело. Эпикид и Ганнон дали ему в подмогу нумидийцев, и он, бродя с ними по полям и вовремя приходя на по24 Пятьсот югеров соответствовали площади примерно в 125 гектаров. Агригент иногда именовали также Агриджентом или Акрагантом. 26 Гиппакра — современный город Бизерта в Тунисе. В древности Гиппакру иногда именовали также Гиппон или Гиппон Диарит. 25 Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 249 мощь тому, кто в ней нуждался, поддерживал в союзниках чувство верности. Вскоре вся Сицилия заговорила о нём; сторонники карфагенян возлагали на него самые большие надежды» [T. Liv., ХХV, 40, 5—7]. Почти два года Муттин был самой главной проблемой римлян в Сицилии. Марцелла сменил в 211 г. до н. э. на посту командующего римскими войсками в Сицилии претор Марк Корнелий, а Марка Корнелия сменил в 210 г. до н. э. консул Марк Валерий Левин, но умиротворить Сицилию и окончательно выбить оттуда карфагенян не удавалось. Однако то, что римлянам не удалось сделать в бою, они смогли сделать, завербовав Муттина. Дело в том, что успехи Муттина раздражали карфагенского главнокомандующего, Ганнона, «которому уже давно не давала покоя слава Муттина: ему, карфагенскому полководцу, посланному сенатом и народом, будет указывать какое-то африканское отродье» [T. Liv., ХХV, 40, 12]. Принадлежавший к высшим кругам карфагенской знати, Ганнон считал Муттина полуварваром27, так как ливифиникийцы были потомками от смешанных браков карфагенян с африканцами. Неприязнь Ганнона лишь усиливалась от того, что сам он терпел от римлян одни только поражения. Наконец, вместо того чтобы всячески поощрить и поддержать Мутина, воспользоваться его опытом, Ганнон назначил на его место своего сына, не подумав, что верные Муттину нумидийцы готовы идти за ним и в огонь и в воду. Произошло это в тот самый момент, когда консул Марк Валерий Левин двинул свои легионы к Агригенту. Такое отношение карфагенян и, конечно же, дошедшие до него слухи о щедрых наградах римлян своим агентам, выдавшим им Сиракузы, заставили Муттина принять нелёгкое решение. «Не вынеся несправедливостей и обиды, Муттин тайно отправил к Левину послов — переговорить о выдаче Агригента» [T. Liv., ХХVI, 40, 7]. Римский консул с радостью принял это предложение. «Доверие было установлено, сговорились о порядке действий: когда нумидийцы займут ворота со стороны моря, прогнав или перебив караульных, они впустят в город римлян» [T. Liv., ХХVI, 40, 8]. Не сумей римляне найти в Агригенте свою агентуру в лице Муттина и его сообщников, возможно, им пришлось бы осаждать Агригент так же долго, как Сиракузы: город был прекрасно укреплён, имел большой гарнизон и вдоволь продовольствия. Но глупость Ганнона и предательство Мут27 Карфагеняне были выходцами из Финикии, и карфагенский сенат состоял из чистокровных финикийцев. Как исключение, допускались браки между знатными финикийцами и знатными греками (потомком от такого брака был Эпикид). Иногда знатные карфагеняне, исходя из государственных интересов, шли и на браки с местными нумидийскими царями. Однако браки с обычными африканцами заключали лишь карфагенские простолюдины. Поэтому, несмотря на этническую близость и сходность языка и обычаев, карфагеняне считали ливифиникийцев как бы людьми второго сорта. 250 Владимир Дмитренко тина позволили римлянам овладеть городом без всякого труда. «Римский отряд с гамом и топотом вступал уже в центр города, на форум, когда Ганнон решил, что это возмутились нумидийцы (такое случалось и раньше). Он отправился усмирять мятеж, но издали увидел: людей что-то больше, чем нумидийцев; уловил звук слишком знакомого крика римлян — и кинулся бежать, пока было можно» [T. Liv., ХХVI, 40, 9—10]. Вместе с Эпикидом и немногочисленной охраной ему удалось добраться до порта, а там, «по счастью, нашлось маленькое судёнышко, на котором они и переправились в Африку, оставив врагам Сицилию, из-за которой столько лет сражались» [T. Liv., ХХVI, 40, 11]. Тем, кто не успел бежать, повезло гораздо меньше — «их перебили возле запертых ворот: уйти было некуда» [T. Liv., ХХVI, 40, 12]. Не повезло не только карфагенским и сицилийским солдатам, но и застигнутым врасплох гражданам Агригента. «Взяв город, Левин главных должностных лиц Агригента казнил; остальных продал вместе с добычей, а все деньги отослал в Рим» [T. Liv., ХХVI, 40, 13]. Обеспеченное римской агентурой взятие Агригента окончательно решило судьбу острова в пользу Рима, причём римляне и далее, усмиряя Сицилию, продолжали действовать, опираясь на свою агентуру: «Весть о постигшем Агригент бедствии обошла всю Сицилию; всё вдруг стало благоприятствовать римлянам: вскоре им изменнически было выдано двадцать городов; шесть взято приступом; около сорока сдались добровольно» [T. Liv., ХХVI, 40, 14]. Исходя из количества «изменнически» выданных римлянам в течение нескольких месяцев городов, читатель сам легко может сделать вывод о том, насколько быстро и массово римляне умудрялись вербовать агентуру и насколько эффективно она действовала. Да и многие «добровольно» сдавшиеся города приняли решение о сдаче не без влияния тайных агентов Рима. Уже к концу 210 г. до н. э. сопротивление римлянам на Сицилии было окончательно сломлено, и консул Марк Валерий Левин, передав провинцию новому наместнику и возвратившись в Рим, смог доложить сенату, что «ни одного карфагенянина в Сицилии нет, все сицилийцы — на острове: те, кого страх принудил бежать, возвращены в свои города, к своим землям; они пашут и сеют…» [T. Liv., ХХVII, 5, 3—4]. Не забыл консул и о наградах для своей агентуры: «после того сенату представлены были Муттин и люди, сослужившие службу народу римскому; им, как в своё время обещано было консулом, оказали почести» [T. Liv., ХХVII, 5, 5—6]. Этих своих агентов римляне чествовали уже не столь пышно, как Сосиса и Мерика, обеспечивших захват Сиракуз (захватить Сиракузы было гораздо сложнее), однако тоже не обошли ни денежными подарками, ни вниманием. Во всяком случае, «Муттин даже получил от сената, по предложению народных трибунов, достоинство римского гражданина» [T. Liv., ХХVII, 5, 7]. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 251 4.2. Как при помощи своей агентуры карфагеняне во время второй Пунической войны сумели захватить город Тарент.28 Как римляне, также в результате агентурной операции, сумели вернуть Тарент обратно Захват Тарента Ганнибалом. В 213 г. до н. э. вторая Пуническая война была в самом разгаре. Чаша весов в борьбе Рима и Карфагена склонялась то в одну, то в другую сторону, и было совершенно неясно, кто выйдет победителем в этой смертельной схватке. По-разному оценивая шансы сторон, колебались и граждане многих городов-государств Италии, особенно те, над которыми Рим установил свою власть лишь за несколько десятилетий до начала этой войны. Одним из наиболее ненадёжных вассалов Рима на юге Италии был город Тарент. С приходом на юг Италии армии Ганнибала антиримские настроения, естественно, усилились. Римляне покорили этот город в 272 г. до н. э. после нескольких лет войны. Теперь значительная часть тарентинцев надеялась с помощью Ганнибала вернуть себе независимость. Как пишет Тит Ливий, «Ганнибал давно надеялся, а римляне подозревали, что тарентинцы хотят отпасть. Случайность поторопила их. В Риме уже долго жил под видом посла29 тарентинец Филеас. Это был человек беспокойный, не терпевший безделья, которое, по его мнению, затянулось и его старило. Он сумел познакомиться с заложниками из Тарента и Фурий30, которых содержали в Атрии свободы31 под охраной не очень строгой: ни самим заложникам, ни городам, их давшим, не было выгоды обманывать римлян. Часто разговаривая с заложниками, Филеас уговорил их бежать; как только стемнело, он вывел их — храмовые служки и стражи были подкуплены — и сам повёл по дороге, никому не известной» [T. Liv., ХХV, 7, 10—13]. Однако побег не удался. Несмотря на то, что Филеасу удалось найти отдельных нечистых на руку римских охранников, которым очень скоро пришлось жалеть о содеянном, в целом служба безопасности в Риме работала 28 Тит Ливий относит отпадение Тарента к 212 г. до н. э. Но, по словам того же Тита Ливия, «произошло ли отпадение Тарента в этом году или годом раньше, об этом пишут поразному» [T. Liv., ХХV, 11, 20]. Большинство историков склоняется к тому, что это произошло всё же годом ранее — в 213 г. до н. э. 29 Тит Ливий употребляет по отношению к послу Тарента Филеасу выражение «жил под видом посла» для того, чтобы выразить своё отрицательное отношение к его действиям, а также для того, чтобы морально оправдать действия римлян, казнивших посла-подстрекателя. 30 Фурии — город на юге Италии, неподалёку от Тарента. Как и Тарент, этот город был основан переселившимися в Италию греческими колонистами. Долгое время Фурии были независимым городом-государством, но в 282 г. до н. э. попали под власть Рима. 31 Атрий свободы — палата «свободы» — особое здание, находившееся рядом с курией римского сената. Представляло собой нечто среднее между храмом и служебным помещением. Здание использовалось для почётного содержания знатных заложников. В этом же здании находились канцелярии римских цензоров. Тут же могли проводиться допросы, в том числе и допросы с применением пыток, однако известно, что допрашивали здесь с помощью пыток лишь рабов. 252 Владимир Дмитренко неплохо. «Весть о побеге разнеслась по городу с рассветом; за беглецами послали погоню, которая настигла их под Таррациной32. Всех захватили и приволокли обратно. На площади их, с одобрения народа, высекли розгами и сбросили со скалы» [T. Liv., ХХV, 7, 14]. Расправой римляне стремились, конечно же, устрашить жителей Тарента и Фурий, однако добились противоположного результата. «Жестокость этого наказания возмутила жителей в двух славнейших греческих городах Италии — и всех вместе, и каждого по отдельности: у многих были подло умерщвлены или родственники, или друзья. Такую потерю пережили и тринадцать знатнейших юношей-тарентинцев, составивших заговор, во главе которого стали Никон и Филемен» [T. Liv., ХХV, 8, 1—3]. Несмотря на свой юный возраст, действовали заговорщики весьма осторожно и продуманно: «прежде чем что-нибудь предпринять, решили поговорить с Ганнибалом, ночью вышли из города, будто бы на охоту, и направились к нему; неподалёку от лагеря около дороги остальные спрятались в лесу, а Никон и Филемен дошли до караульных постов, были схвачены и отправлены к Ганнибалу — этого они и хотели. Они рассказали ему о своих замыслах и намерениях. Ганнибал оказался щедр на похвалы и обещания; он велел им уверить горожан, чтобы они выходили из города за добычей: пусть они гонят в город скот карфагенян, который выпустили пастись, и никакой помехи им не будет» [T. Liv., ХХV, 8, 4—6]. Таким образом, ценой некоторых материальных потерь Ганнибал сумел обеспечить надёжную «легенду» для своей агентуры: по возвращению юношей в Тарент, увидев с какой добычей они вернулись, никто уже не стал удивляться ни этой их вылазке, ни последующим. Теперь юноши могли свободно покидать Тарент и встречаться с Ганнибалом. Уже на второй встрече заговорщиков с Ганнибалом «клятвенно утверждены были условия договора: тарентинцы свободны, они сохраняют свои законы и всё своё имущество; против своей воли они не будут платить пунийцам никакой дани, не примут никакой гарнизон; дома, занятые римлянами, и их гарнизон будут выданы карфагенянам» [T. Liv., ХХV, 8, 8]. Получив такие заверения, заговорщики окончательно решились на восстание. Тогда же был придуман и план, как впустить в Тарент карфагенские войска. «Сговорились; у Филемена вошло в привычку по ночам выходить из города и под утро возвращаться домой. Он был страстный охотник; уходил с собаками и с полным охотничьим снаряжением; пойманную или припасённую для него неприятелем дичь он дарил или префекту, или охране, стоявшей у ворот. Думали, что он разгуливает по ночам из страха перед неприятелем, и настолько привыкли к этому, что стоило ему свистнуть, как ворота по этому сигналу открывались в любое время ночи» [T. Liv., ХХV, 8, 9—11]. Таким образом, путь вторжения оказался подготовлен. 32 Город на Аппиевой дороге, в 93 километрах к югу от стен Рима. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 253 Возможно, и префект, и солдаты были бы более бдительны, если бы карфагенское войско стояло у стен города. Но Ганнибал делал всё, чтобы никто не заподозрил неладное. «Он стоял в трёх днях пути от Тарента. Боясь, как бы не показалось странным, что он так долго стоит одним лагерем на одном и том же месте, Ганнибал притворился больным. Римскому гарнизону в Таренте перестало казаться подозрительным это затянувшееся безделье» [T. Liv., ХХV, 8, 12—13]. Наконец, когда всё было полностью подготовлено, Ганнибал «отобрал десять тысяч проворных легковооружённых пехотинцев и всадников, которых считал наиболее пригодными для предстоящего похода», и выступил, причём сделал всё для того, чтобы римляне даже случайно не смогли узнать о его истинных намерениях. «Он выступил в четвёртую стражу ночи, выслав вперёд нумидийцев — всадников восемьдесят, и велел им рассыпаться по дорогам и тщательно обследовать, не спрятался ли где ктонибудь и не наблюдает ли издали за его отрядом. Обогнавших отряд было приказано тащить назад, встречных убивать — пусть окрестные жители сочтут их не войском, а разбойничьей шайкой. Сам он быстро повёл свой отряд и стал лагерем милях в пятнадцати от Тарента. Он и тут не сказал ни слова о том, куда они идут, а только созвал воинов и велел идти по дороге, никуда не сворачивать и не выходить из строя, а самое главное, внимательно слушать приказания и ничего не делать без распоряжения командиров; он своевременно объявит, что он намерен делать» [T. Liv., ХХV, 9, 1—4]. Как и предполагал карфагенский полководец, полностью скрыть передвижение столь большой армии не удалось, но зато ему вполне удалось скрыть истинную численность прибывших войск. В Тарент дошёл слух, что нумидийцы разграбили несколько деревень. Крестьян в округе охватила паника. Однако «эти известия ничуть не встревожили римского префекта, и он только приказал, чтобы часть всадников выступила завтра с рассветом, чтобы положить конец грабежам. Ни о чём другом он не побеспокоился, более того — набег нумидийцев, казалось, говорил о том, что Ганнибал с войском не снялся с лагеря» [T. Liv., ХХV, 9, 6—7]. Такая беспечность римлян обеспечила карфагенянам успех. «Ганнибал двинулся глубокой ночью; проводником был Филемен, по обыкновению нагруженный добычей; остальные изменники ждали, как и было условлено, что Филемен, внося дичь, проведёт вооружённых знакомой ему калиткой; Ганнибал же войдёт с другой стороны, через Теменитидские ворота. Они обращены на восток — в сторону суши; в этой части города много гробниц. Подойдя к воротам, Ганнибал, как было условлено, зажёг огонь; в ответ блеснул свет — знак, поданный Никоном, — затем с обеих сторон он погас. Ганнибал в тишине подходил к воротам; неожиданно появившийся Никон перебил сонных стражей в их постелях и открыл ворота. Ганнибал вошёл с отрядом пехоты и велел всадникам не въезжать: пусть, когда по- 254 Владимир Дмитренко требуется, им будет где развернуться. Филемен подошёл к калитке, которой обычно входил в город; знакомый голос и обычный сигнал разбудили караульного. Филемен сказал, что он убил огромного зверя; впереди его двое юношей несли дикого кабана, сам он шёл без ноши, он выхватил рогатину и пронзил караульного, который, ничего не подозревая, изумлялся величине зверя. Вошли человек тридцать вооружённых, они перебили весь караул, взломали ближайшие ворота, туда стремительно ворвался вооружённый отряд, затем они проследовали на форум, где и присоединились к Ганнибалу. Там он разделил двухтысячный отряд галлов на три части и разослал их по городу; к каждой из них он прибавил проводниками двух тарентинцев и приказал занять самые людные улицы, а когда поднимется тревога, убивать встречных римлян; горожан не трогать. Юношам-тарентинцам он велел, если они увидят издали кого-нибудь из своих, сказать ему, чтобы молчал и не беспокоился. Уже поднялись тревога и крик, обычные в захваченном городе, но никто толком не знал, что случилось: тарентинцы думали, что пришли римляне и собираются разграбить город; римляне — что горожане вероломно восстали. Префект, разбуженный тревогой, бежал в гавань и на лодке кружным путём добрался до крепости. В заблуждение вводила труба, звуки которой доносились из театра. Труба была римская, изменники запаслись ею в своих целях; но грек трубил неумело и было непонятно, кто и кому подаёт сигналы. Когда рассвело, римляне разглядели пунийское и галльское оружие, а греки увидели тела римлян то здесь, то там: стало ясно — город взят Ганнибалом» [T. Liv., ХХV, 9, 8—17; 10, 1—6]. В руках римлян осталась лишь цитадель — Акрополь, где укрылись остатки разбитого гарнизона и небольшая часть бежавших туда горожан, из тех, кто решил сохранить верность Риму. Помимо Тита Ливия, о захвате Ганнибалом Тарента довольно детально повествует греческий историк Полибий. По сути рассказы Полибия и Тита Ливия мало чем отличаются. Но из рассказа Полибия видно, что Тит Ливий как римлянин даже несколько приуменьшил вину римского претора в сдаче города. Полибий же указал и имя неудачливого претора, и то, почему претор Гай Ливий действовал так бестолково — претор был большим любителем выпить. Заговорщики это учли и умело использовали: когда карфагенская армия скрытно подошла к городу, «Гай Ливий, как и предвидели юноши, с раннего утра находился вместе с друзьями в Музее33; чуть не в самый разгар попойки на закате солнца он получил известие о набеге нумидян на окрестности» [(Polib., VIII, 29, 1]. Неудивительно, что он тогда не придал этому должного значения и не привёл все свои силы в полную 33 Музеем в то время именовали особое место отдыха, которое представители знати города использовали как для занятий спортом, так и для совместных непринуждённых застолий. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 255 готовность. Та же причина — пьянство — привела и к тому, что при нападении карфагенян римский претор, вместо того чтобы возглавить отпор солдат гарнизона, смог лишь бесславно бежать. «Весть о неприятельском вторжении дошла и до Гая, но он был пьян и чувствовал себя ни на что негодным; поэтому он тотчас вместе со слугами вышел из дому и дошёл до ворот, ведущих к гавани, затем, когда страж открыл калитку, проскользнул в неё, завладел одним из стоявших в гавани челноков, сел в него и со слугами переплыл к Акрополю» [Polib., VIII, 32, 5—7]. Захват карфагенянами Тарента, происшедший как благодаря умелым действиям Ганнибала и его агентуры, так и вследствие беспечности и пьянства римского претора Гая Ливия, был весьма болезненным ударом для Рима. Карфагенянам удалось почти без сопротивления перебить несколько тысяч римских солдат, без особых потерь захватить важный в военном отношении хорошо укреплённый город и огромную добычу. Ганнибал, как обещал, не тронул имущества тарентийцев, но все принадлежавшие римлянам в Таренте дома были разграблены и разрушены. Как римлянам удалось вернуть себе Тарент. Если захватить Тарент Ганнибалу благодаря изменникам удалось довольно легко, то взять Акрополь ему никак не удавалось: «Ганнибал не хотел задерживаться, охраняя тарентинцев, — у него были дела поважнее» [T. Liv., ХХV, 11, 2], но задержаться всё же пришлось и надолго. Несколько месяцев Ганнибал не оставлял попыток взять крепость, однако римляне упорно защищались, и в конце концов Ганнибал отошёл. Сам город Тарент остался в руках карфагенян, а тарентийский акрополь в руках римлян. Между тем успех в войне постепенно стал склоняться на сторону римлян. В 211 г. до н. э. после многомесячной осады римлянам удалось взять Капую и усмирить кампанцев. В 210 г. до н. э. римляне выбили карфагенян из Сицилии и сильно потеснили их в Испании. Теснили они карфагенян и в Южной Италии. Один за другим они возвращали под свою власть перешедшие ранее на сторону карфагенян города. В 209 г. до н. э. римский консул Квинт Фабий взял приступом город Мандурию, в 30 километрах от Тарента, а оттуда направился к Таренту, разбив лагерь у входа в гавань. Римляне имели с собой много стенобитных машин, а с моря Тарент был блокирован римским флотом. Хотя положение и осложнилось, тарентийцы отнюдь не собирались сдаваться. Город был хорошо укреплён, а на помощь тарентийцам двинулся со своей армией Ганнибал. Надеяться на быстрый успех римлянам не приходилось, но как пишет Тит Ливий, «осаждавшему Тарент Фабию помог в его важном деле случай, по существу не стоящий упоминания. Ганнибал оставил в Таренте отряд 256 Владимир Дмитренко бруттийцев34; начальник этого отряда смертельно влюбился в женщину, брат которой служил в войске консула Фабия. Из письма сестры брат узнал о её новой связи с чужестранцем — богатым и очень уважаемым земляками человеком — и возымел надежду с помощью сестры повлиять на её любовника. О своих надеждах он доложил консулу. Консул не счёл это бреднями и велел воину пробраться под видом перебежчика в Тарент; при посредстве сестры подружился он с командиром, исподволь разузнал, как тот настроен, и, убедившись в его легкомыслии, уговорил — не без помощи женских ласк — передать римлянам участок стены, охраняемый его отрядом. Сговорившись, как действовать и когда начинать, воин прокрался между караульными постами и, выбравшись из города, доложил консулу о том, что им сделано и что надо делать. Фабий в первую стражу35 подал знак бывшим в крепости36 и охранявшим гавань, а сам, обогнув гавань, незаметно устроил засаду с восточной стороны города. Затем трубы зазвучали одновременно и с крепости, и от гавани, и с кораблей, приплывших со стороны открытого моря. Крик и тревога поднялись, как и было задумано, там, где никакой опасности не было. Своим солдатам консул велел стоять молча. Тарентинцами с этой стороны командовал Демократ, тот, кто прежде был начальником флота. Видя, что вокруг всё спокойно, а в городе такой шум и такие крики, словно враги уже там, он, испугавшись, как бы, покуда он медлит, консул не пошёл на приступ, сам повёл свой отряд к крепости, откуда доносился ужасающий шум. Фабий, рассчитав по времени и догадываясь по молчанию (оттуда, где недавно кричали и призывали к оружию, не слышно было ни звука), что охрана выведена, приказал приставить лестницы к стенам там, где, по сообщению солдата, стояла когорта бруттийцев, которых он склонил к измене. Как только захватили стену — бруттийцы помогали солдатам, — стали перелезать в город; затем взломали соседние ворота и в них вошёл большой отряд римлян» [T. Liv., ХХVII, 15, 9—18]. Судьба города была решена. Римский отряд прошёл к центру города, к самому форуму, не встретив ни одного вооружённого. Лишь когда римляне уже захватили и восточную стену, и центр города, горожане опомнились и попытались их выбить: «все, кто сражался около крепости и гавани, сбежавшись, набросились на них» (T. Liv., ХХVII, 15, 19]. Однако это была всего лишь агония. «Сражение у входа на форум было скорее горячим, чем упорным: ни храбростью, ни вооружением, ни воинским искусством, ни силой и бодростью не равны были римлянам тарентинцы. Только бросили они свои дротики — до рукопашной ещё и не дошло, — как разошлись знакомыми улицами по домам — своим и своих друзей» [T. Liv., ХХVII, 16, 1—2]. 34 Бруттий — одна из областей Южной Италии. Значительная часть бруттийских городов после победы Ганнибала над римлянами в битве при Каннах перешла на сторону карфагенян. 35 Т. е. с наступлением темноты. 36 Тарентийская крепость всё ещё находилась в руках римлян. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 257 Если верить словам Тита Ливия, боевые качества тарентинцев были весьма невысоки, но он вынужден был признать, что «двое из их командиров, Никон и Демократ, пали, мужественно сражаясь», а «Филемена, когда-то подавшего совет предаться Ганнибалу, вынес из боя конь», но вскоре Филемен, видя, что город взят, бросился в открытый колодец [T. Liv., ХХVII, 16, 3—4]. Так что тарентинцы отнюдь не были трусами. Трудно сказать, как бы сложилась судьба Тарента, если бы римлянам не удалось завербовать там себе агента. Горожане прекратили сопротивление, лишь поняв безнадёжность своего положения. Не будь предательства, на стенах города они дрались бы отчаянно, а на помощь Таренту уже спешил Ганнибал, который в то время, когда войска Квинта Фабия ворвались в Тарент, полностью разгромил другую армию римлян под Кавлонией, ещё одним южноиталийским городом, который те тогда осаждали. Тарент вполне мог выстоять. Но один вражеский агент смог сделать то, что, возможно, не под силу было тысячам солдат. Римляне захватили огромную добычу: «взято было, как рассказывают, тридцать тысяч рабов, множество серебряных изделий и монет, восемьдесят три тысячи фунтов золота; статуи и картины, почти равные тем, что украшали Сиракузы» [T. Liv., ХХVII, 16, 7], и всё это благодаря удачно проведённой агентурной операции. Взятие Тарента резко изменило соотношение сил в Южной Италии в пользу Рима. 5.Как римляне, завербовав нужных им людей, расправились с полководцем лузитан Вириатом, которого до этого никак не могли одолеть силой Выбив карфагенян из Испании и захватив в результате второй Пунической войны иберийские владения Карфагена, римляне очень скоро приступили и к завоеванию сохранявших ещё свою независимость племён Иберийского полуострова. Одним из народов, оказавших римлянам наиболее ожесточённое сопротивление, были лузитане, населявшие тогда территорию современной Португалии и Западной Испании. Поначалу лузитане постоянно терпели поражения и отступали, но в 147 г. до н. э. верховным вождём всех лузитан стал Вириат, и положение изменилось. В том же году Вириат заманил в засаду и уничтожил армию римского претора Гая Ветилия. Оставшийся в живых квестор Ветилия, собрав 6 тысяч уцелевших римских солдат и потребовав ополчения от союзных Риму племён, попробовал взять реванш, бросив против Вириата эту новую армию, однако Вириат «истребил их всех до одного, так что не осталось в живых даже тех, кто мог бы явиться вестником этого поражения» [Appian «B. Hiber.», 63]. 258 Владимир Дмитренко Для усмирения непокорных римский сенат послал против Вириата претора Гая Плавция, выделив тому 10 тысяч человек пехоты и 1300 всадников, но Вириат разбил Плавция в двух сражениях и заставил отступить. Узнав об этом, римляне в 145 г. до н. э. послали в Иберию консула Фабия Максима Эмилиана, сына консула Эмилия Павла, покорившего Македонию и взявшего в плен македонского царя Персея. С Эмилианом на Пиренеях высадились уже 15 тысяч римских легионеров и 2 тысячи всадников. Эмилиану удалось потеснить лузитан и взять две крепости Вириата, но Вириат уклонялся от генерального сражения и вместо этого подбивал к отпадению от Рима союзные римлянам племена. Война затягивалась. На следующий год римские войска после Эмилиана возглавил Квинт Помпей, но не смог одержать ни единой победы, а Вириат изрядно потрепал войска его легата, Квинкция, и даже отнял несколько римских знамён, после чего римляне бесславно отошли на зимние квартиры. Преемником Квинта Помпея на посту главнокомандующего стал сводный брат Эмилиана, Фабий Максим Сервилиан, под начало которого была выделена уже армия в 18 тысяч пехотинцев и 1600 всадников. Вдобавок к этому, после его прибытия на Пиринеи в помощь Сервилиану прибыло 10 слонов и 300 всадников от союзного римлянам нумидийского царя Миципсы. Сервилиану удалось поначалу потеснить Вириата, но затем Вириат перешёл в контрнаступление и, уничтожив 3 тысячи римлян, заставил остальных отступить. Перегруппировав свои силы и получив новые подкрепления, Сервилиан опять вторгся в земли лузитан. Ему удалось захватить и разграбить несколько городов, однако под крепостью Эрисана Вириат нанёс Сервилиану сокрушительное поражение. Выбрав момент, когда большая часть римских солдат была занята возведением осадных сооружений, Вириат ночью «сумел прорваться в город и на рассвете напал на работающих. Они бежали, побросав даже заступы. Остальное войско, которое было выведено против него Сервилианом, Вириат точно так же обратил в бегство, преследовал и загнал на крутизны, откуда римлянам не было никакой возможности бежать. Не зазнавшись от такого успеха, но считая, что будет хорошо, если он положит конец войне при таких счастливых для него условиях, он заключил договор с римлянами, — и потом римский народ подтвердил условия этого договора, — а именно, что Вириат является другом римского народа, а все бывшие с ним владеют землёй, которая в данный момент у них в руках» [Appian «B. Hiber.», 69]. Война была чрезвычайно тяжёлой не только для лузитан, но и для римлян, и лишь это заставило римский сенат утвердить заключение мира. Но мир продлился недолго — в Риме было слишком много тех, кого мир без победы и триумфа никак не устраивал. «Брат Сервилиана, заключившего такой договор, Цепион, явившись преемником его власти над войском, стал клеветать на этот договор и внушал, что он совершенно недостоин римского народа. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 259 И вот сенат сначала разрешил ему тайно наносить ущерб Вириату, в чём он найдёт нужным. Но так как Цепион всё время надоедал и писал настойчивые письма, сенат решил расторгнуть договор и опять открыто вести войну с Вириатом» [Appian «B. Hiber.», 70]. В распоряжении Цепиона было «гораздо более многочисленное войско, чем у Вириата» [Appian «B. Hiber.», 70], и он теснил лузитан, однако Вириат умело уходил от преследования и Цепиону осталось лишь разорять земли подвластных Вириату племён, но и римляне несли постоянные потери. Война опять затягивалась, и в 139 г. до н. э. между воюющими вновь начались переговоры, только вот цели на переговорах Цепион и Вириат ставили разные. Если Вириат, сознавая огромный военный потенциал Рима, действительно мечтал о мире, то Цепион постарался использовать переговоры для вербовки своей агентуры в рядах воинов Вириата. «Вириат не раз посылал к Цепиону по вопросу о мире самых верных своих друзей, Авдака, Диталкона и Минура. Подкупленные Цепионом большими подарками и многими обещаниями, они уговорились с ним убить Вириата. И, действительно, убили его следующим образом. Вследствие забот и трудов Вириат спал очень мало и по большей части спал вооружённый, чтобы, проснувшись, тотчас быть готовым ко всему. Даже среди ночи его друзьям можно было входить к нему. Так и тогда, по обыкновению, Авдак и его сторонники, подстерёгши благоприятный момент, когда он только заснул, вошли к нему в палатку, как будто по какому-то важному делу, и убили его, нанеся удар в горло, так как он был в доспехах; другого места для нанесения раны не представлялось. Никем не замеченные, они бежали к Цепиону и потребовали наград» [Appian «B. Hiber.», 71]. Лузитане узнали о гибели своего предводителя гораздо позже римского главнокомандующего: «С наступлением дня близкие соратники Вириата и всё остальное войско, думая, что он спит, удивлялись необычности столь долгого сна, пока некоторые не заметили, что он лежит мёртвым в оружии. И тотчас по всему лагерю поднялись стенания и печаль; горевали о нём и боялись за самих себя; думали, в каком опасном положении находятся они и какого вождя лишились. Особенно им было больно, что они не находили тех, кто это сделал» [Appian «B. Hiber.», 72]. Торжественно похоронив Вириата, лузитане избрали себе нового вождя, Тавтала, и попытались продолжить борьбу. Но Тавтал оказался не столь удачливым полководцем, как Вириат, и очень скоро был вынужден сдаться Цепиону вместе со всем своим войском. Так римлянам, внедрив в ряды лузитан свою агентуру, удалось благодаря всего лишь одной успешно проведённой агентурной операции быстро и легко добиться того, чего они восемь лет37 не могли добиться на полях сражений — расправиться с Вириатом и сломить сопротивление лузитан. 37 Всего, если верить периохам Тита Ливия, Вириат боролся с Римом даже не восемь, а целых «четырнадцать лет» [T. Liv. «Perioh.», LIV], но начинал он свою борьбу как простой воин, а верховным вождём и главнокомандующим лузитан был около восьми лет. 260 Владимир Дмитренко 6.Внедрение в римские войска вражеской агентуры приводит к разгрому и гибели армии Цепиона Долгое время самым опасным врагом Рима был Карфаген, а карфагенская разведка была главной соперницей римской. Более сильного противника у римлян не было никогда. Но и после падения Карфагена внедрять свою агентуру в чужие войска удавалось не только римлянам. Их противники также порою действовали весьма успешно. В 91 г. до н. э. в Италии началась Союзническая война. Рим воевал за то, чтобы сохранить своё господство, а большинство народов Италии восстало в надежде или свергнуть власть Рима, или добиться уравнения в правах. Лишь очень немногие общины сохранили верность Риму. Хотя Рим и мог выставить гораздо большую армию, чем ополчение любого из народов Италии, объединённые силы восставших мало в чём уступали римским. Борьба была отчаянной. Иногда побеждали римляне, иногда ополчившиеся против них союзники. 11 июня 90 г. до н. э. полководец союзников Веттий Скатон сумел заманить в засаду и нанести большие потери армии римского консула Рутилия, причём в бою погиб и сам консул. Лишь удачный манёвр другого римского полководца, Гая Мария, не дал Веттию Скатону развить успех и спас обезглавленную армию Рутилия от разгрома. Римский сенат решил разделить оставшуюся без командира армию Рутилия, отдав её войска Гаю Марию и Квинту Цепиону. «К последнему», как пишет Аппиан, «перешёл, под видом перебежчика, неприятельский полководец Квинт Попедий и дал ему в качестве залога двух привезённых им молодых рабов, которых он выдавал за своих сыновей, а потому и одел их в отороченные пурпуром одежды. В залог он посылал также позолоченные и посеребрённые свинцовые круглые пластинки. Попедий настаивал на том, чтобы Цепион как можно скорее следовал со своим войском и захватил лагерь Попедия, оставшийся без начальника. Цепион дал себя уговорить и выступил. Тогда Попедий, очутившись вблизи устроенной им засады, взбежал на какой-то холм с целью якобы высмотреть, где враги, и с холма дал им сигнал. Неприятели быстро явились и уничтожили Цепиона и многих бывших с ним» [Appian «В. С.», I, 44]. Это не был примитивный экспромт. Операции, осуществлённой Квинтом Попедием, должна была предшествовать тщательная подготовка. Необходимо было подготовить позолоченные и посеребрённые кружки, которые могли бы сойти за настоящее золото и серебро, — казну Квинта Попедия. Необходимо было выбрать надёжных молодых рабов и обучить их тому, как должны были бы вести себя знатные заложники. Необходимо было выбрать место для засады и оговорить все действия с теми, кто оставался руководить войсками. Наконец, немаловажную роль сыграло и то, к кому из римских воена- Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 261 чальников обратился Квинт Попедий, а обратился он не к прославленному, опытному и осторожному Гаю Марию, а к малоопытному в военном деле и страстно желавшему себя проявить Квинту Цепиону. А это, в свою очередь, означало, что Квинт Попедий выяснил и учёл при проведении операции личные качества римских полководцев. Это была, пожалуй, одна из самых блестящих агентурных операций, успешно проведённых против Рима после окончания Пунических войн. Рим оказался на грани полного поражения и лишь ценой значительных уступок италикам и огромным напряжением сил, а также благодаря некоторым ошибкам, допущенным полководцами союзников, Риму всё же удалось в дальнейшем изменить ситуацию в свою пользу и победить. 7. Роль римских шпионов в победе Рима над понтийским царём Митридатом VI «Евпатором». Охота за Митридатом и его полководцами Не успели римляне закончить Союзническую войну, как им пришлось столкнуться с весьма грозным противником на Востоке. Этим противником Рима стал понтийский царь Митридат VI «Евпатор». Понтийское царство было одним из многих эллинистических царств, возникших в Малой Азии в результате развала державы Александра Македонского. Вплоть до начала I в. н. э. Понт был сравнительно небольшим государством. Но когда в 121 г. до н. э. к власти в Понте пришёл молодой и энергичный Митридат VI «Евпатор», Понтийское царство начало претендовать на гегемонию сначала в Малой Азии, а затем и на Балканах. Где дипломатией, а где и военной силой Митридат стал присоединять к своим владениям земли своих соседей. Усиление Понта было вовсе невыгодно Риму. Когда в 89 г. до н. э. Митридат начал боевые действия против царя Вифинии, Никомеда, имевшего статус «друга римского народа», римские послы потребовали от Митридата прекратить войну, а когда тот отказался, объявили войну ему. Мало кто полагал, что Понт окажется серьёзным противником — римляне наносили поражения и куда более могущественным царствам. Однако начало войны оказалось крайне неудачным для римлян. Тут необходимо отметить чрезвычайно важную роль проведённой Митридатом VI «Евпатором» перед началом этой войны секретнейшей агентурной операции, позволившей ему изучить как численность, расположение и состояние войск Вифинского царства и римских гарнизонов в римской провинции Азия, образованной за четыре десятилетия до этого на месте существовавшего там ранее Пергамского царства, так и настроения местных жителей. «Так как он питал замыслы против Азии, он с несколькими друзьями тайком покинул свое царство и, исходив её всю, узнал расположение городов и областей, при- 262 Владимир Дмитренко чём никто об этом не подозревал. Отсюда он переправился в Вифинию и, точно был уже владыкою её, наметил удобные [места] для [будущих] побед» [Iust., ХХХVII, 3, 4—5]. Несколько месяцев никто в Понтийском царстве не знал, куда подевался царь. Митридат «вернулся в своё царство, когда все считали его уже погибшим» [Iust., ХХХVII, 3, 6]. Однако он отнюдь не зря подвергал себя такому риску. Проведённая царём разведка обеспечила ему серьёзное преимущество над всеми противниками в первый период начавшейся войны. Удачно был выбран Митридатом и сам момент начала войны: Рим ещё не оправился от последствий разорившей Италию Союзнической войны, а уже разгоралось и грозило перейти в гражданскую войну соперничество между Корнелием Суллой и Гаем Марием. Митридат очень быстро разгромил и войска Никомеда, и римские легионы, посланные в поддержку Никомеду, а Вифинию присоединил к своим владениям. Какое-то время, и отнюдь не без оснований, Митридат надеялся договориться с римлянами и убедить их подтвердить его права на Вифинию. Когда же римляне ему отказали, Митридат захватил римские владения в Малой Азии и устроил во всех подвластных себе владениях резню, приказав уничтожить всех находившихся там римлян и италиков, независимо от пола и возраста. К этому же он побудил и своих союзников. В один день было вырезано около 80 тысяч человек. Избиваемых не спасали ни слёзы, ни мольбы, ни попытки укрыться в священных храмах у статуй почитаемых богов. Но эта жестокость Митридата отражала желания большинства жителей Малой Азии, угнетаемых римскими ростовщиками и наместниками. По словам Аппиана, «в этом случае особенно было ясно, что Азия не вследствие страха перед Митридатом, но скорее вследствие ненависти к римлянам совершала против них такие ужасные поступки» [Appian «B. Mithridateus», 23]. Расправившись с римлянами в Малой Азии, Митридат вторгся в Грецию и Фракию, где также были очень сильны антиримские настроения. Значительная часть городов и местных правителей, кто по своей воле, а кто в силу обстоятельств, поддержали эти вторжения, и лишь немногие из римских вассалов сохранили им верность. В 88 г. до н. э. на сторону Митридата перешли Афины. Римлянам грозила опасность потерять все свои владения в Азии и на Балканах Лёгкость продвижения войск Митридата во многом объяснялась тем, что в Риме в это время началась междоусобица между сторонниками Гая Мария и Корнелия Суллы. Однако отказываться от своих владений римляне не собирались. Когда в 88 г. до н. э. Сулла сумел изгнать Мария из Рима, то сразу же начал готовить поход против Митридата. В следующем году Сулла с крупными силами высадился в Греции, нанёс ряд поражений понтийским войскам и осадил Афины. Но город стойко держался, тем более что туда периодически удавалось прорываться продовольственным Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 263 конвоям, посылаемым командовавшим понтийскими войсками в Греции братом Митридата, Архелаем. У Суллы не хватало войск, чтобы полностью перекрыть все дороги к городу, и Афины поначалу находились скорее в блокаде, чем в осаде. Несколько попыток штурма окончились безрезультатно, а в Риме в это время вновь пришёл к власти Гай Марий, объявивший Суллу врагом. Если бы Афины продержались ещё несколько месяцев, то Сулле пришлось бы отступить. Его войска таяли, так как им приходилось постоянно и осаждать афинян, и вести боевые действия с силами Архелая. Помощи из Рима не было, а затянись осада, в тыл Сулле могла ударить армия Гая Мария. Наверное, Сулла уже стал подумывать о том, чтобы вернуться в Италию и вновь бросить все свои силы против Гая Мария, но тут положение дел под Афинами изменили римские шпионы. Как пишет Аппиан, «двое аттических рабов из Пирея38 — или действительно сторонники римлян, или предусмотрительно приготовлявшие себе убежище на всякий случай, — сделав из свинца шары, делали на них надписи о том, что предпринимается против римлян, и бросали их из пращей. Когда это происходило много раз и было замечено, Сулла обратил внимание на бросаемые из пращи свинцовые шары и нашёл на них запись, что на следующий день пехота выйдет прямо фронтом на работающих39, а всадники бросятся с обеих сторон на оба фланга римлян. И вот он скрыл достаточный отряд войск, и когда враги сделали вылазку, которая, как они думали, была вполне неожиданной, Сулла, двинув на них ещё более неожиданно скрытое войско, многих из них убил, а других сбросил в море. Таков был исход этой попытки» [Appian «B. Mithridateus», 31]. Шаг за шагом Сулла сжимал тиски вокруг Афин, перекрывая фортификационными сооружениями те места, где могли проскочить подкрепления к афинянам. Отдельные лазейки ещё оставались, но деятельность римских шпионов делала доставку продовольствия и подкреплений всё более и более затруднительной. «Те же предатели из-за стен, вновь написав на свинцовой табличке, что этой ночью Архелай пошлёт в город афинянам, мучимым голодом, солдат с грузом, бросили её из пращи; Сулла, устроив засаду, захватил и хлеб, и нёсших его» [Appian «B. Mithridateus», 34]. Нехватка продовольствия в Афинах стала бедствием. И понтийские полководцы, и те, кто руководил обороной Афин, отнюдь не были простаками. Защитникам города стало ясно, что кто-то их предаёт, но выявить шпионов не удавалось. «Когда заключённые в городе ещё сильнее стали страдать от голода, то брошенные свинцовые пластинки опять сообщили римлянам, что Архелай ночью пошлёт в город продовольствие, Архелай, подозревая, 38 Пирей — порт, представлявший собой гавань Афин и соединённый с самим городом так называемыми длинными стенами. 39 Сулла продолжал строительство осадных сооружений, а осаждённые предпринимали всё, для того чтобы уничтожить эти сооружения. 264 Владимир Дмитренко что римлянам делается сообщение относительно хлеба и что есть предательство, тем не менее отправил хлеб, но поставил людей у ворот с огнём, чтобы сделать нападение на римлян, если Сулла направится с войском на идущих с хлебом. И обоим удалось их предприятие: Сулле — захватить весь хлеб, Архелаю же — сжечь некоторые из римских сооружений» [Appian «B. Mithridateus», 35]. Уничтожение части римских осадных сооружений не могло компенсировать осаждённым отсутствие пищи. Их силы слабели. В середине 86 г. до н. э., когда афиняне съели все свои запасы и дело дошло до того, что среди горожан начало отмечаться даже людоедство, Сулла наконец смог ворваться в Афины. Значительная часть жителей была перебита, а город разграблен. Можно только догадываться, сколько прекрасных статуй, сколько великолепной домашней утвари, сколько превосходных одежд и тканей, сколько денег, драгоценностей и прочего имущества горожан богатейшего города Греции досталось солдатам Суллы! Только из афинского Акрополя «было вывезено золота около сорока фунтов, а серебра около шестисот» [Appian «B. Mithridateus», 39]. Это была не просто добыча — эти деньги дали Сулле возможность платить жалованье своим солдатам и продолжать войну. Не добудь он этих денег, в его войсках вполне мог начаться бунт. И тогда кто мог бы сказать, чем бы закончилась эта война? Теперь же солдаты боготворили Суллу и готовы были идти за ним куда угодно. Первая Митридатова война, продолжавшаяся с 89 по 84 г. до н. э., закончилась победой Суллы. Митридат был вынужден отказаться от всех своих завоеваний в Европе и большей части завоеваний в Азии, а также уплатить контрибуцию. Но не будь в Афинах римских шпионов, всё могло бы завершиться совершенно иначе. Тот, кто прочтёт Аппиана невнимательно, может подумать, что римлянам помог случай. Но это было не так. Падение Афин произошло отнюдь не по воле случая, а в результате целого ряда блестяще проведённых римлянами агентурных операций. Случайно ли в Афинах оказались предатели? На первый взгляд, действительно, можно допустить, что успех римлян был случайностью — некие рабы наудачу искали возможность обеспечить своё будущее, а римляне их заметили. Но способ передачи их донесений, описанный Аппианом, наталкивает на мысль, что всё было продумано и оговорено заранее. Могли бы римские солдаты просто так обратить внимание на какието чёрточки на свинцовых шарах, во множестве метаемых в них со стен? Вряд ли... Скорее всего, римские солдаты-пращники, если бы их до этого не предупредили и не проинструктировали, воспользовались бы вражескими свинцовыми шарами, чтобы обстрелять ими защитников города. Тогда эти шары могли попасть и попали бы вовсе не обратно к тем, кто их сделал, а к кому угодно. И если хоть кто-нибудь из защитников города заметил бы бук- Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 265 вы, то послания на шарах были бы доставлены не к римскому начальнику, а к тем, кто руководил обороной города, после чего изменники были бы без труда выявлены. Этого не произошло. Так что вряд ли стоит сомневаться в том, что шпионы были засланы или завербованы Суллой заранее, как заранее был продуман и способ передачи донесений. Да и поразительная информированность шпионов говорит о том, что это были отнюдь не простые рабы, а люди, обслуживающие высших афинских военачальников и имеющие доступ к самым главным военным секретам города. Римские шпионы действовали во время этой войны не только в Афинах. Как раз в то время, когда Сулла осаждал Афины, «Акафий, сын Митридата, вторгшись в Македонию с другим войском, легко одержал победу, так как римлян там было мало, подчинил всю Македонию и, поручив её сатрапам, сам двинулся против Суллы, но захворал и умер около Тисеи» [Appian «B. Mithridateus», 35]. Случайна ли была смерть понтийского полководца? Может быть… Но уж очень вовремя для римлян она случилась. Потеря главнокомандующего не дала понтийцам эффективно использовать огромные силы уже захваченной ими Македонии и сорвала операцию по деблокированию Афин! Так что в случайность тут не очень верится. А вот если предположить, что Акафий был отравлен, — а римляне были большими мастерами отравлений, — то всё происшедшее становится весьма логичным. Пытались римляне добраться и до самого Митридата. Несколько раз против понтийского царя устраивались заговоры. Обычно заговоры осуществлялись руками царских приближённых, и трудно сказать, предпринимались ли они этими придворными по собственной инициативе или были инспирированы римлянами, но нити одной из этих попыток физического устранения грозного понтийского царя явно вели в Рим. Однажды, во время третьей Митридатовой войны40, самой продолжительной и отчаянной, длившейся целых девять лет (с 74 по 63 г. до н. э.), «некий римлянин, сенатор, по имени Аттидий, по суду изгнанный из отечества, давно уже пришедший к Митридату и удостоенный его дружбой, был схвачен, так как злоумышлял на его жизнь. Царь казнил его, не считая справедливым подвергнуть пытке человека, бывшего некогда римским сенатором, замешанных же вместе с ним в этот заговор он подверг страшнейшим мучениям. Вольноотпущенников же, которые стали соучастниками Аттидия в этом замысле, он 40 Вторая Митридатова война была сравнительно короткой. Её начал вторгшийся в 83 г. до н. э. во владения Митридата римский наместник в Азии, Мурена. Митридат отправил в Рим послов с жалобой, а сам нанёс Мурене поражение и заставил его отступить. Поскольку Митридат не нарушал договора и Мурена напал на него без санкции римского сената, а в Риме бушевала гражданская война и затевать вдобавок к ней ещё и внешние войны было невыгодно, Сулла, являвшийся начальником Мурены, приказал тому прекратить боевые действия. В 82 г. до н. э. мир между Римом и Понтийским царством был восстановлен на прежних условиях. Обе стороны готовились к новым войнам, но до поры до времени соблюдали условия мира, заключённого после первой Митридатовой войны. 266 Владимир Дмитренко отпустил невредимыми, говоря, что они служили своему господину» [Appian «B. Mithridateus», 90]. Была ли предпринятая Аттидием попытка покушения на понтийского царя экспромтом одиночки? В принципе, такое могло быть. Да, это могла быть обычная попытка изгнанника попробовать искупить свою вину и вернуться. Только стал бы ли царь жалеть и не подвергать пыткам обычного заговорщика из числа перебежчиков, пусть и бывшего некогда римским сенатором? Сам Аппиан, утверждавший, что Аттидия не подвергли пыткам из уважения к его высокому званию римского сенатора, пишет о том, что по приказу Митридата в один день были вырезаны все римляне в его владениях от мала до велика, а также о том, что когда во время 1-й своей войны с Римом в плен к Митридату попал сенатор Маний Ацилий, интриги которого привели к неизбежности войны, Митридат этого сенатора связанным «всюду возил на осле, громко объявляя зрителям, что это Маний, наконец, в Пергаме, велел влить ему в горло расплавленное золото, с позором указывая на римское взяточничество» [Appian «B. Mithridateus», 21]. А ведь Маний Ацилий, в отличие от Аттидия, был не просто одним из римских сенаторов, а ещё и бывшим консулом — одним из консулов 114 г. до н. э.(!). К тому же Маний Ацилий успел прославиться как полководец, подавив в 100 г. до н. э. восстание рабов в Сицилии, за что был удостоен римским сенатом триумфа! Так что мысль Аппиана о том, что Митридат казнил Аттидия лёгкой смертью, «не считая справедливым подвергнуть пытке человека, бывшего некогда римским сенатором», является абсолютно нелогичной. Зато всё станет очень логично, если предположить, что Аттидий изначально был послан убить Митридата, и его «изгнание из отечества» было всего лишь удобной, заранее спланированной «легендой», которая помогла ему попасть ко двору Митридата и заслужить там определённое доверие. В этом случае, решение Митридата не подвергать Аттидия пыткам вполне могло быть вызвано восхищением царя подвигом разведчика, рискнувшего пойти на такое опасное дело. Митридату удалось разоблачить много заговоров, но всё же точка в жизни выдающегося полководца, Митридата IV «Евпатора», была поставлена не в бою. Лишившись почти всех своих владений и всех друзей, Митридат покончил с собой, когда был предан своим сыном Фарнаком, переметнувшимся на сторону римлян. Фарнак предал отца не из-за того, что был завербован. Он просто боролся за власть и не видел другого способа удержать эту власть в терпящем поражение царстве. Однако роль римской агентуры в достижении победы над таким опасным противником, особенно роль римской агентуры в победе римлян над Митридатом в первой Митридатовой войне, не подлежит никакому сомнению — эта роль была огромна. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 267 8.Как засылка агента помогла римлянам покорить галльское племя венеллов В середине I в. до н. э. Римская республика стремительно расширяла свои владения. В 58 г. до н. э. очередной жертвой римской экспансии стала Трансальпийская Галлия, куда вторгся один из самых грозных римских полководцев, Гай Юлий Цезарь. Галлы отчаянно сопротивлялись, но римляне, лучше обученные и лучше вооружённые, пользуясь раздробленностью галльских племён, продвигались всё дальше и дальше. Для покорения Галлии использовалась и обычная военная сила, и хитрая дипломатия, и, конечно же, всевозможные тайные методы борьбы. Поочерёдно галльские племена признавали главенство Рима, соглашались платить дань и в знак покорности выдавали заложников, но и после этого они нередко вновь восставали, пытаясь сбросить чужеземное иго. Боевые действия шли на огромной территории, и Юлий Цезарь не везде действовал сам: для покорения некоторых племён он посылал своих легатов. Об одном из событий тех лет, связанном с применением римской агентуры, Юлий Цезарь рассказал в своих «Записках о Галльской войне». Примерно в 56 г. до н. э., когда сам Цезарь был занят покорением венетов и моринов, его легат, «Титурий Сабин прибыл с теми войсками, которые он получил от Цезаря, в страну венеллов. Во главе их стоял Виридовик; он же был главнокомандующим всех вообще отпавших племён, у которых он набрал войско и большие вспомогательные силы; за последние дни также и аулерки, эбуровики и лексовии перебили свой сенат за его нежелание согласиться на эту войну, заперли ворота и соединились с Виридовиком. Кроме того, сюда сошлись во множестве со всей Галлии люди отчаянные и разбойники, которых отвлекала от земледелия и повседневного труда надежда на добычу и страсть к войне» [Caes «В. Gallico», III, 17]. Так как галлы имели многократный численный перевес и обычное сражение могло бы обернуться для римлян если не поражением, то, по крайней мере, большими потерями, Титурий Сабин, вместо того чтобы сразу же дать сражение, решил пойти на хитрость. Устроив лагерь на удобных для обороны высотах, он, как пишет Цезарь, «спокойно стоял в лагере на позиции, во всех отношениях выгодной, несмотря на то, что Виридовик, утвердившийся против него в двух милях, ежедневно выводил против него свои войска и готов был дать сражение. В конце концов, не только враги стали презирать Сабина, но даже и наши солдаты нередко задирали его своим злословием; и вообще, он до такой степени внушил мнение о своей трусости, что враги осмеливались подходить уже к самому валу его лагеря. Это он делал на том основании, что легат, по его мнению, особенно в отсутствие главнокомандующего, мог бы дать решительное сражение столь 268 Владимир Дмитренко превосходным силам врага только на удобной позиции и вообще при особо благоприятных условиях» [Caes «В. Gallico», III, 17]. На создание таких благоприятных для римлян условий для битвы и было направлено его кажущееся бездействие. «Укрепив за собою репутацию труса, он выбрал в своих вспомогательных войсках одного ловкого и подходящего для дела галла. Большими подарками и обещаниями он склонил его к тому, чтобы перейти к врагу, и дал ему точные указания относительно того, что от него требуется. Галл пришёл к неприятелям как перебежчик и изобразил им страх римлян, сообщил также, что венеты теснят Цезаря и что не далее ближайшей ночи Сабин должен тайно вывести из лагеря своё войско и отправиться на помощь к Цезарю» [Caes «В. Gallico», III, 18]. Замысел достиг своей цели — «как только там это услыхали, все подняли крик, что нельзя упускать такого благоприятного случая, но надо идти на штурм лагеря. Многое склоняло галлов к такому решению: колебания Сабина в предыдущие дни, ручательство перебежчика, недостаток съестных припасов, о которых они мало позаботились, надежда на успех венетской войны, наконец и то, что люди вообще охотно верят тому, что они желают. Под влиянием всего этого они не выпускали из собрания Виридовика и остальных вождей, пока им не будет разрешено взяться за оружие и идти на штурм лагеря. Этому разрешению они обрадовались так, как будто бы победа была уже в их руках; они набрали хворосту и фашинника, чтобы завалить им римские рвы, и двинулись на лагерь» [Caes «В. Gallico», III, 18]. Но это было одно из худших решений, какое только могли принять галльские вожди, и это решение предопределило поражение галлов. «Римский лагерь стоял на возвышенности, которая постепенно поднималась [снизу] на протяжении около одной мили. Они бросились сюда бегом, чтобы совсем не дать римлянам времени собраться и вооружиться для отпора, и добежали, еле переводя дыхание, Сабин ободрил своих и дал сигнал к бою, которого они страстно желали. Так как враги были связаны ношей, которая была с ними, то он приказал своим внезапно напасть на них из двух ворот сразу. Выгодное местоположение, неосведомлённость и изнурение неприятеля, храбрость солдат и опытность, приобретённая ими в прежних сражениях, привели к тому, что неприятели не выдержали даже первого нашего натиска и тотчас обратились в бегство. Преследовавшие их со свежими силами наши солдаты перебили множество их при их неспособности к сопротивлению; остальных догнали всадники, от которых спаслись очень немногие, именно те, которые успели ускользнуть из бежавшей массы» [Caes «В. Gallico», III, 19]. Так, за счёт умело спланированной агентурной операции Титурий Сабин легко сломил сопротивление венеллов и примкнувших к ним племён, на обычное подавление восстания которых могло понадобиться несколько месяцев, а может быть, и лет. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 269 9.Была ли парфянская царица Формуса41 римской шпионкой? С I в. до н. э., когда римляне утвердили свою гегемонию в Восточном Средиземноморье, и вплоть до начала III в. н. э.42 Парфия, государство, занимавшее в те годы территории современных Ирака, Ирана, Кувейта, а также значительную часть современной территории Туркмении и Азербайджана, было главным и единственным соперником Рима на Востоке. Парфяне не достигли больших успехов в земледелии и ремёслах, занимаясь в основном скотоводством, но благодаря удобному географическому положению своей страны парфянские цари контролировали торговлю между Западом и Востоком. Китайские шелка, индийские пряности, драгоценные камни, слоновая кость, драгоценные породы дерева — всё это прибывало в Рим в основном из Парфии. Неудивительно, что богатства Парфии манили издавна римлян, и многие римские полководцы мечтали о завоевании этой, по их мнению, сказочно богатой страны. Первым из римских полководцев попытку завоевания Парфии предпринял в 54 г. до н. э. триумвир Марк Лициний Красс, но в мае следующего года он потерпел сокрушительное поражение от парфян в битве при Каррах и погиб. На какое-то время римлянам пришлось унять свои амбиции и заключить с парфянами мир. Однако отказываться от планов захвата Парфии римляне не собирались. Не менее амбициозные, чем у Красса, планы по завоеванию Парфии строил другой и гораздо более удачливый из триумвиров первого триумвирата — Гай Юлий Цезарь. После того как ему удалось добиться победы в гражданской войне и стать единоличным диктатором, эти планы стали воплощаться в жизнь. Он «задумал большой поход на гетов и парфян, сперва на гетов, племя суровое, воинственное и обитавшее по соседству, а затем на парфян, чтобы отомстить им за нарушение мирного договора с Крассом» [Appian «В. С.», II, 110]. Какими силами располагал Юлий Цезарь? Плутарх пишет, что, будучи «избран в четвёртый раз консулом» (т. е. в 45 г. до н. э.) и намереваясь завершить войну против продолжавших сопротивляться в Испании сыновей Помпея, Цезарь приказал провести перепись граждан. «Вместо трёхсот тысяч двадцати человек, насчитывавшихся прежде, теперь оказалось налицо всего сто пятьдесят тысяч. Такой урон принесли гражданские войны, 41 Имя этой царицы иногда переводят также, как Муса или Муза. Парфия возникла в середине III в. до н. э., а прекратила своё существование в 224 г. н. э., когда последний из парфянских царей, Артабан Пятый, погиб в битве с персидским царём Ардаширом, являвшимся ранее парфянским вассалом. Первые столкновения римлян с парфянами начались после того, как римляне завоевали сирийское государство Селевкидов, выйдя к границам Парфии. 42 270 Владимир Дмитренко столь значительную часть народа они истребили — и это ещё не принимая в расчёт бедствий, постигших остальную Италию и провинции!» [Plutarh «Сaesar», 55]. Точно такие же неутешительные данные этой переписи приводит в своих периохах к «Истории Рима от основания Города» и Тит Ливий. Но это были лишь потери собственно римлян. Основную же массу населения Римского государства составляли к тому времени не сами римляне, а вольноотпущенники, ещё не обретшие полноправное римское гражданство, италики, имевшие лишь латинское гражданство, различные римские подданные в провинциях, не имевшие ни римского, ни латинского гражданства, а также многочисленные рабы. Общая численность населения Римской республики составляла, таким образом, не сто пятьдесят тысяч, а несколько десятков миллионов человек. Так же было и в римской армии — римляне занимали там все командные посты, большинство же обычных легионеров набиралось из вольноотпущенников и жителей провинций, надеявшихся получить гражданство после службы в армии. Такой принцип комплектации позволил Юлию Цезарю собрать для похода огромное войско, «состоявшее из 16 легионов пехоты и 10 000 конницы» [Appian «В. С.», II, 110]. Учитывая штатную численность римских легионов, это составляло более 110 тысяч человек, а кроме римских войск к походу, безусловно, были бы привлечены войска римских вассалов — царей Понта, Каппадокии, Каммагены, Иудеи, Эмесы и др. Можно представить себе, насколько манили римлян богатства Парфии, если Юлий Цезарь собрался напасть на неё сразу же по окончании кровопролитнейшей гражданской войны, вместо того чтобы дать Римскому государству оправиться от потерь! Обычно римляне справлялись со всеми противниками значительно меньшими силами, но, даже располагая такой невиданной мощью, Юлий Цезарь, вместо того чтобы действовать напролом, тщательно готовил вторжение. Его войска вовсе не случайно сосредоточивались не в римской Сирии, откуда и планировалось начать поход, а на Балканах. Переброска их в Сирию должна была застать парфян врасплох. Лишь убийство Цезаря заговорщиками за четыре дня до планируемого им отбытия из Италии спасло тогда Парфию от вторжения. Более того, в ходе разразившихся после смерти Цезаря гражданских войн парфяне, воспользовавшись ситуацией, сами предприняли вторжение в Сирию. Но в отличие от войны против Красса, эта удачно начавшаяся война закончилась для парфян поражением. Полководец триумвира Марка Антония, Вентидий Басс, заманил парфян на невыгодную для них местность и разбил, причём в бою погиб командовавший парфянскими войсками сын и наследник парфянского царя Пакор. Марк Антоний тут же решил превзойти своего полководца и сам предпринял поход на Парфию. Армию он собрал огромную, но вот о том, Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 271 чтобы тщательно разработать план вторжения и продумать снабжение войск, не позаботился. Неподготовленный поход сорвался — нехватка воды и продовольствия заставила Марка Антония бесславно вернуться43. Он стал готовить новый поход, не менее грандиозный, чем планировавшийся Юлием Цезарем, но этот поход провалился уже не из-за сопротивления парфян, а из-за начавшейся войны между триумвирами и поражения в ней Марка Антония. Победивший Марка Антония и ставший единоличным правителем Рима, а затем и императором, приёмный сын Гая Юлия Цезаря Октавиан тоже мечтал о покорении Парфии. Октавиан не стал бросаться сломя голову в авантюру, как Марк Антоний. Безусловно, сдерживало его и то, что в результате новых гражданских войн, разразившихся после гибели Юлия Цезаря — сначала войн между республиканцами и триумвирами, а затем в результате войн между самими триумвирами — население Римской державы ещё более уменьшилось. Страна нуждалась в передышке. Затевать в этих условиях завоевание Парфии было нецелесообразно. Вместо того, чтобы трубить, подобно Марку Антонию, о своих намерениях, Октавиан не спешил насторожить будущего противника. Наоборот, с парфянами было заключено перемирие. В любой войне чрезвычайно важно было иметь своих людей в стане противника. Очень важно это было и для того, чтобы повести в будущем успешную войну против Парфии. И вот Октавиан, воспользовавшись «потеплением отношений», сумел совершить, казалось бы, невозможное — внедрить свою агентуру в ближайшее окружение парфянского царя. Во время мирных переговоров стороны обменялись дарами. При заключении мира это было делом обычным. Передача даров, для того чтобы обмануть или успокоить противника, тоже была делом обычным — так поступали многие. Но Октавиан не просто послал дары, чтобы усыпить бдительность парфян, а в качестве одного из даров внедрил в окружение парфянского царя Фраата Четвёртого свою шпионку. Как пишет об этом Иосиф Флавий, «хотя у Фраата были законные дети, однако он взял себе в наложницы итальянскую рабыню Формусу, которую прислал ему в числе прочих даров Юлий Цезарь. (Иосиф Флавий называет здесь Октавиана Юлием Цезарем потому, что полное имя Октавиана было Гай Юлий Цезарь Октавиан44 — В. Д.)» [Ios. Flav. «Iudaea», ХVIII, 2, 4]. Подарок царю понравился. «Сперва он находился с ней в незаконном сожительстве, но с течением времени, увлечённый её красотой, женился на ней 43 Более подробно рассказано о предпринятом тогда парфянами неудачном вторжении в восточные провинции Рима и об ответном походе Марка Антония в книге В. Дмитренко «Властители Рима. Время правления Октавиана Августа и династии Юлиев—Клавдиев». 44 При жизни диктатора Гая Юлия Цезаря парфянским царём был Ород II, правивший с 57 по 37 г. до н. э., и именно против него планировал воевать Цезарь. Рабыня же Формуса, в числе прочих даров, была подарена Октавианом царю Фраату IV, правившему с 37 по 2 г. до н. э. 272 Владимир Дмитренко и сделал её своей законной супругой, после того как она успела родить ему сына Фраатака. Она вскоре достигла огромного влияния на царя и задумала приложить все старания, чтобы укрепить за сыном престол парфянский. Впрочем, она вскоре увидела, что достигнет этого не иначе, как если коварным образом избавится от законных детей Фраата. Тогда она стала уговаривать последнего отправить законных детей в Рим в качестве заложников. Так оно и было сделано (Фраат не был в состоянии отказать Формусе в чём бы то ни было), и Фраатак, оставшись один, получал теперь подготовку к будущему правлению» [Ios. Flav. «Iudaea», ХVIII, 2, 4]. Всего лишь несколько лет прошло с тех пор, как царю Фраату была подарена Формуса, но отношения Парфии и Рима за это время коренным образом изменились. В 20 г. до н. э. Фраат IV отдал Риму захваченные парфянами у Красса (в 53 г. до н. э.) и у Марка Антония (в 36 г. до н. э.) римские знамёна, а кроме того, отправил в Рим в знак дружбы почётными заложниками нескольких своих сыновей и ближайших родственников. Тогда же Фраат IV согласился, чтобы царём Армении, за контроль из-за которой у Рима и Парфии издавна велись споры, стал римский ставленник. Это был колоссальный успех Римской империи, и в честь такой невиданной дипломатической победы в Риме было отчеканено даже несколько памятных монет. Успех же этот во многом, если не во всём, объяснялся влиянием Формусы. Кто-то может начать спорить по поводу того, что Формуса могла и не быть римским агентом, — ведь никто из древних авторов прямо об этом не говорит. Да, теоретически она действительно могла и не быть шпионкой. Но это только теоретически. Практически же и само дарение Формусы и её успех говорят о том, что она прошла отменную спецподготовку. У царя Парфии было много наложниц. Одной лишь красоты, чтобы выдвинуться среди этой массы, было явно недостаточно. Помимо красоты, девушка должна была уметь привлечь мужчину, уметь обратить на себя внимание, уметь ласкать мужчину лучше, чем её соперницы, а римских и греческих гетер этому обучали. Но и этого было бы мало, чтобы, будучи всего лишь подаренной рабыней, приобрести безраздельное влияние на царя! Девушка должна была обладать отменным вкусом, знать не только римские, но и парфянские обычаи, чтобы вести себя соответствующим образом, она должна была достаточно хорошо знать парфянский язык, чтобы уметь поддерживать беседу и направлять её в нужном направлении. Девушка должна была обладать и соответствующим характером, соответствующей силой воли. Кроме того, даря царю рабыню, которая могла бы ему понравиться, дарители должны были позаботиться и о том, чтобы подаренная рабыня, став фавориткой, не стала бы настраивать своего нового повелителя против прежних хозяев. Так что «подарок» был не случаен. Девушку тщательно подбирали и готовили к её миссии. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 273 Обеспечив надёжный мир на своих восточных границах, Октавиан мог спокойно восстановить нарушенную долговременными гражданскими войнами экономику, а затем заняться завоеваниями в Европе. Его войска быстро покорили Норик, Ретию, Винделикию, Паннонию, значительную часть Германии. Планы вторжения в Парфию Октавиан не оставил, просто они были на некоторое время отложены — ведь теперь Парфия и так шла в русле римской политики. Формуса сумела удержать власть и после смерти во 2 г. до н. э. Фраата IV, сделав царём своего сына Фраатака (правил под именем Фраат V), а сама стала его соправительницей. Она стала единственной женщиной Парфии, чьё изображение было помещено на парфянских монетах. Парфянская знать не смирилась с правлением безродной чужестранки. Через шесть лет Фраатак и его мать были свергнуты и убиты. Но шесть лет Фармуса удерживала власть! Различные обстоятельства и, прежде всего трагическая гибель старшего внука, Гая Цезаря, которому Октавиан планировал поручить покорение Парфии, привели к тому, что от своих планов завоевания Парфии императору Октавиану Августу в конце концов пришлось отказаться. Однако деятельность Формусы привела к тому, что в течение нескольких десятилетий (в том числе и после гибели Фармусы) политика Парфии очень сильно зависела от Рима и римские императоры иногда даже определяли, кому из парфян быть царём. 10.Отношение римлян к изучению зарубежного опыта проведения агентурных разведывательных и специальных операций В I в. до н. э. Рим настолько усилился, что казалось уже никто и никогда не посмеет оспаривать его власть. Флотоводческое искусство практически негде было применять, ведь Средиземное море стало внутренним морем Рима, а на севере Европы непокорные племена варваров могли противопоставить римскому флоту лишь лодки, да неуклюжие ладьи. Некому было грозить римлянам и на суше: Рим окружали гораздо более слабые государства. Римляне явно превосходили своих соседей и численностью войск, и их подготовкой, и качеством вооружения — римское оружие было лучшим в мире. В этих условиях римляне могли бы уже не обращать внимания на чужой военный опыт, но они этого не делали, продолжая изучать не только собственные достижения и не только опыт прославленных и могущественных некогда государств древности, но даже опыт малых, давно забытых и исчезнувших государств, в том числе и проведение ими агентурных разведывательных и специальных операций. Об одной из таких операций, прове- 274 Владимир Дмитренко дённой правительницей Карии, Артемисией, рассказал живший в I в. до н. э. Витрувий, поведавший, как Артемисия, правительница Карии, благодаря своим разведчикам разгромила родосцев. Артемисия пришла к власти после смерти своего мужа Мавсола, правившего Карией45 и рядом прилегавших к ней земель с 377 по 352 г. до н. э. Формально Мавсол был не царём, а лишь сатрапом (наместником) персидского царя, но фактически вёл себя как вполне независимый правитель 46. Столицу своей сатрапии, город Эфес, Мавсол укрепил, уделив внимание не только стенам, но и созданию двух гаваней, дворец же свой, представлявший цитадель Эфеса, построил так, что по правую руку с него видны были форум, гавань и вся окружность стен, по левую же, внизу, — особая малая гавань, скрытая под стенами так, что никто не в состоянии был ни увидеть, ни узнать, что в ней делается, тогда как сам царь из своего дворца мог, в случае нужды, без чьего-либо ведома, командовать гребцами и воинами. Мавсолу не пришлось воспользоваться этими укреплениями, но его жене они очень пригодились, в особенности замаскированная от всех секретная гавань, о которой до поры до времени не знал ни один из противников. Лишившиеся сатрапа земли Карии манили многих претендентов, особенно же рассчитывали поживиться за счёт карийцев правители острова Родос, имевшие сильный флот и немалую армию. Однако оставшись вдовой, Артемисия не только сумела удержать власть, но и прославиться, отражая агрессию, причём помогли ей в этом её шпионы. Произошло это, по словам Витрувия, следующим образом: «по смерти Мавсола, в царствование супруги его Артемисии, родосцы, негодуя на то, что городами Карии правит женщина, снарядили флот и вышли на захват её царства. Когда это было донесено Артемисии, она приказала укрыться в этой гавани флоту со спрятанными гребцами и заготовленным десантом, а остальным гражданам быть на городской стене. Когда же родосцы со своим оборудованным47 45 Кария — древняя историческая область на западе малоазийского полуострова, названная так по имени населявшего её в то время племени карийцев. В VI—IV вв. до н. э. Кария на правах сатрапии входила в состав Персидского царства, затем была завоёвана Александром Македонским, а с распадом его державы вошла в состав государства Селевкидов. В 129 г. до н. э. Кария отошла к Риму и была включена в состав римской провинции Азия. 46 Персидское государство было огромным, но непрочным. Сатрапы чувствовали себя царями и нередко вели войны между собой, пытаясь отобрать друг у друга те или иные земли. В этих войнах частенько принимали участие и соседние греческие государства, в том числе и находившиеся в вассальной зависимости от персидского царя. Именно такое положение дел привело через каких-то полтора десятилетия после смерти Мавсола к тому, что Персидское царство, во много раз превосходившее и Грецию, и Македонию как по территории, так и по численности населения, не смогло дать отпор вторгшимся в него войскам Александра Македонского и было легко захвачено им всего за несколько лет. 47 Видимо, Витрувий имеет в виду то, что, готовясь осаждать Эфес, родосцы оборудовали свои корабли осадными машинами. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 275 флотом причалили к берегу в большой гавани, она приказала рукоплескать им со стен и посулить сдачу города. А когда они вошли в ограду, оставив корабли пустыми, то Артемисия через неожиданно для них прорытый канал, вывела по нему флот в море из меньшей гавани и таким образом провела его в большую. По высадке же воинов она увела пустой флот родосцев в открытое море. Так родосцы, лишённые возможности отступления, были окружены и перебиты на форуме. Тогда Артемисия, посадив на корабли родосцев своих воинов и гребцов, отправилась в Родос. Родосцы же, увидев приближение своих кораблей, увитых лаврами, и подумав, что их сограждане возвращаются победителями, приняли к себе врагов. Тогда Артемисия, взяв Родос и казнив главарей, поставила в городе Родосе трофей своей победы, соорудив две бронзовые статуи, одну — изображавшую родосскую общину, а другую — её самое. И себя она поставила выжигающей клейма на родосских гражданах» [Vitruv., II, VIII, 14—15]. Захват острова не входил в планы Артемисии: возможно, у неё не было для этого достаточно сил, однако все соседи, желавшие поживиться в землях Карии, получили хороший урок. Посрамлённые родосцы, «которым уничтожить трофей препятствовала религия, — так как удаление трофеев после посвящения есть святотатство, — построили вокруг этого места здание под охраной греческого караула, дабы никто не мог туда заглянуть» [Vitruv., II, VIII, 15], но уже не пытались оспаривать власть Артемисии. Одержав победу над Родосом, Артемисия приказала соорудить в родном Эфесе прекрасную усыпальницу, посвящённую своему мужу. Именно после этого, подобно «Мавсолеуму» — гробнице Мавсола, все наиболее пышные усыпальницы ушедших в мир иной правителей стали именовать мавзолеями. Прошли тысячелетия, и слава Артемисии, строительницы первого мавзолея, превзошла и затмила собой славу Артемисии-воительницы. Однако в древности её военная слава блистала ничуть не меньше, чем слава жены, возведшей самый грандиозный на то время мавзолей, а успех Артемисии был обусловлен, прежде всего, умением пользоваться услугами своих шпионов — именно они вовремя известили царицу о готовящейся агрессии, что дало ей время подготовиться к отражению нападения и заманить агрессоров в ловушку. К тому моменту, когда Витрувий писал свой рассказ, и Кария, и Родос давно уже были владениями Рима. Но рассказ Витрувия от этого отнюдь не утратил своей актуальности для римлян, как не утратил он, я думаю, актуальности и для читателей наших дней. Ведь если конкретные условия и технические возможности проведения операций и менялись с течением веков, то сами принципы и идеи проведения подобных операций оставались и остаются практически неизменными. 276 Владимир Дмитренко 11. Агентурная разведка во время войн Рима с Персией Отношения Парфии и Рима много раз менялись. Первые войны, происшедшие в середине I в. до н. э., сменились десятилетиями мира. Затем уже в середине I в. н. э., при императоре Нероне, римляне вновь воевали с парфянами за контроль над Арменией, после чего в 65 году между странами вновь был заключён взаимовыгодный мир. В начале II в. (114—117 гг.) грандиозную попытку завоевания Парфии предпринял император Траян, но, не достигнув в первый период войны больших успехов, вынужден был отступить. Через несколько десятилетий парфяне, узнав, что после смерти императора Антонина Пия в Риме стали править сразу два императора, Марк Аврелий и Луций Вер, попытались вторгнуться во владения Рима, но очень скоро были разбиты и заключили мир. Затем в конце того же столетия крупный поход в Парфию предпринял император Септимий Север. Он не пытался, подобно Траяну, покорить Парфию, но подверг разграблению несколько её провинций и захватил огромную добычу. В 216 г. н. э. вероломно напал на парфян и подверг их разграблению сын Септимия Севера, Каракалла, а в следующем году римлянам, во главе с новым императором Опеллием Макрином, пришлось отражать ответное нашествие парфян. Все эти войны оказались невыгодными ни Парфии, ни Риму, но Парфию они ослабили больше, к тому же в Парфии в последние годы её существования началась междоусобная война между родственниками — царями Вологезом Пятым и Артабаном Пятым. Ослаблением власти парфянских царей умело воспользовался один из их вассалов, перс Ардашир, который разбил поодиночке враждовавших между собой парфянских властителей и к 226 г.48 установил свою власть над всей страной, основав династию Сасанидов, приняв титул Царь царей и объявив образованную на месте Парфии новую державу Персией. Событие это означало не просто смену династии и смену названия страны. Сасаниды считали, что являются историческими преемниками первого персидского государства — государства Ахеменидов, простиравшегося от реки Инд на Востоке до Египта и Малой Азии на Западе. Таким образом, они претендовали не только на земли Парфии, но и на все азиатские владения Рима, а также на принадлежавший Римской империи Египет. Государство Сасанидов оказалось гораздо более опасным противником Рима, чем Парфия. Войны следовали одна за другой, и эти войны оказались гораздо более тяжёлыми, чем войны с парфянами. В ходе этих войн обе стороны придавали большое значение разведке, в том числе и агентурной. О некоторых агентурных операциях как римской, 48 Вологёз Шестой был разбит Ардаширом в 223 г., а Артабан Пятый — в 224 г., но после этого Ардаширу пришлось ещё два года утверждать свою власть, воюя против различных наместников, пытавшихся претендовать на власть. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 277 так и сасанидской разведок, рассказал участник одной из тех войн, римский историк Аммиан Марцеллин. Как и в наше время, причины, по которым люди соглашались работать на разведку противника, были различными. Так, «некий Антонин, прежде богатый купец, затем чиновник по счётной части при дуксе Месопотамии, а теперь протектор, опытный и умный человек, пользовавшийся большой известностью повсеместно в тех областях, попал в большие долги из-за корыстолюбия каких-то людей. Опасаясь, что процессы с важными персонами окончательно его погубят вследствие несправедливости рассматривающих дело судей, которые склонны оказывать покровительство влиятельным людям, он, чтобы не лезть на рожон, пошёл на уступки и признал себя должником в сумме, которая была по соглашению занесена в счётные книги казначейства. Теперь он готов решиться на всё. Он стал секретно добывать сведения изо всех частей государства и, владея обоими языками49, занялся исчислениями и составлял точные записи о том, какие войска и где стоят, какова сила отдельных частей и куда они должны двинуться во время похода; путём расспросов он узнавал, имеются ли в достаточном количестве запасы продовольствия и другого военного снаряжения. Ознакомившись в точности с состоянием дел на Востоке Империи, он узнал, где император был задержан серьёзными делами. Между тем приближался для него срок уплаты по долгу, который он под влиянием страха и угроз письменно признал своим, и он видел, что к нему со всех сторон подступили опасности: комит казначейства в угоду другому лицу неотступно требовал уплаты. Тогда Антонин решил бежать к персам вместе с женой, детьми и со всеми своими близкими» [Аmm. Marcellinus, ХVIII, 5, 1—2]. Хотя Антонин и не проходил какой-либо спецподготовки, свой побег он организовал очень умело и вполне профессионально: «Чтобы не обратить на себя внимание наших сторожевых постов, он купил за небольшую цену имение в Гиаспиде, местности, лежащей на реке Тигр. Благодаря этой хитрой выдумке, раз уж он был собственником земли, никто не смел требовать отчёта о том, почему он со всем своим большим семейством направляется на самую границу; а он между тем через верных друзей, умевших хорошо плавать, вёл тайные переговоры с Тамаспором, который тогда в звании командующего охранял всю территорию на другом берегу реки и был знаком с ним раньше. И вот Тамаспор послал из персидского лагеря отряд ловких людей. Антонин разместил на лодках всё, что было ему дорого, и в начале ночи переправился на другой берег, уподобившись древнему Зопиру, предателю Вавилона, только в обратном смысле» [Аmm. Marcellinus, ХVIII, 5, 3]. 49 Аммиан Марцеллин имеет в виду латинский и греческий языки. Хотя официальным языком Империи в то время был латинский, в восточных провинциях, где преобладало греческое население, значительная часть документов велась на греческом языке. 278 Владимир Дмитренко Случилось это в 359 г. Полученные от Антонина сведения подтолкнули персидского царя Шапура Второго к началу войны и обеспечили персам на первом этапе войны значительное преимущество. В том же году, но по совершенно иным причинам и уже после начала войны, перешёл на сторону персов некий Краугазий, знатный житель города Нисибис. В начале войны его жена находилась не с ним, а была по каким-то делам в городе Амида, где её и застало вторжение. Персидская армия осадила Амиду и после нескольких недель осады взяла город штурмом. Руководивший обороной города «комит Элиан и его трибуны, благодаря которым умножились потери персов, были злодейским образом распяты на крестах; Яков и Цезий, счётные чиновники, состоявшие в штате магистра всадников, и другие протекторы были уведены в плен со связанными за спиной руками» [Аmm. Marcellinus, ХIХ, 9, 2]. Однако персидские военачальники обращались так жестоко далеко не со всеми. Некоторых из жителей города они предусмотрительно оставили в покое. «Жена Краугазия, на честь которой не было сделано никаких покушений и к которой относились с большим почтением, как к знатной матроне, горевала при мысле, что ей предстоит переселение как бы в чужой мир без супруга, хотя она, судя по тому, что происходило с ней до сих пор, и могла надеяться на блестящее положение. Беспокоясь о своей судьбе и задолго предвидя, что будет, она чувствовала мучительную тревогу, считая для себя одинаково тяжёлым как оставаться вдовою, так и вступить в новый брак. Поэтому она послала близкого ей верного человека, знакомого с Месопотамией, чтобы он проник в Нисибис через хребет Изалу между двумя сторожевыми укреплениями, Маридой и Лорной. Она поручила посланному сделать Краугазию устные сообщения и передать предметы, напоминавшие об их интимной семейной жизни, чтобы Краугазий, узнав о судьбе своей супруги, прибыл к ней для совместной жизни. Посланный отправился в путь через горные тропинки и леса, быстро добрался до Нисибиса. Там он сказал, что не видел нигде своей госпожи, что она, быть может, погибла, и что он ушёл из вражеского лагеря, когда представился к тому случай. Поэтому на него не обратили внимания и он мог передать обо всём Краугазию. Получив уверение, что Краугазий охотно последует за своей супругой, если можно будет это сделать, не подвергая себя опасности, посланный ушёл из Нисибиса и принёс жене его желанное известие. Узнав об этом, она через полководца Тамаспора просила царя, чтобы тот, если это возможно, прежде чем выйти из римских пределов, милостиво повелел принять под свою власть и её супруга» [Аmm. Marcellinus, ХIХ, 9, 3—5]. Римские власти тоже не дремали. «Неожиданное исчезновение внезапно появившегося пришельца, который, вернувшись из вражеского плена, тотчас же скрылся втайне ото всех, возбудило подозрение у командовавшего в Нисибисе Кассиана и других тамошних начальствующих лиц. Заявляя, что Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 279 как приход этого лица, так и уход совершился не без воли Краугазия, они подступили к нему с угрозами самой тяжкой кары» [Аmm. Marcellinus, ХIХ, 9, 6]. Однако прямых доказательств вины Краугазия у них не было и он смог оправдаться. «Опасаясь попасть под обвинение в измене и весьма озабоченный тем, чтобы какой-нибудь перебежчик не сообщил, что его жена находится живая и пользуется самым почтительным вниманием со стороны неприятеля, Краугазий стал для вида свататься к девушке из другого знатного дома. Под видом приготовления того, что нужно для брачного пира, он поехал на свою виллу в восьми милях от города и бежал верхом на коне к грабительскому отряду персов, о прибытии которого ему стало известно. Когда персы узнали с его слов, кто он такой, они приняли его любезно и на пятый день доставили к Тамаспору, а тот представил его царю. Ему было возвращено всё его имущество и весь штат его людей вместе с супругой, которую, впрочем, он потерял через несколько месяцев. Он получил при дворе второе место после Антонина, хотя, по слову великого поэта, «на далёком от него расстоянии»50. Тот, как человек даровитый и хорошо знакомый с делами, проявлял большое умение во всём, за что брался; а этот, менее талантливый от природы, имел, однако, хорошо известное имя» [Аmm. Marcellinus, ХIХ, 9, 6]. Антонин, Краугазий и другие персидские шпионы и перебежчики доставили римлянам в ходе той войны, длившейся целых четыре года (359— 363 гг.), немало хлопот. Но римляне тоже имели своих шпионов среди персов, в том числе и среди высокопоставленных. Римским главнокомандующим на Востоке был тогда Сабиниан, человек высокомерный, «до крайности ограниченный, который едва ли без страха способен был перенести весёлый шум пирушки, не говоря уже о шуме битвы» [Аmm. Marcellinus, ХVIII, 6, 7], поэтому все должные меры к отражению агрессии были приняты не сразу, но римская разведка хорошо знала о подготовке персов к войне, постоянно докладывая об этом по инстанции. «Так как лазутчики в полном согласии с перебежчиками утверждали, что враги настойчиво ведут приготовления, а тот человечек всё зевал, — сокрушается Аммиан Марцеллин, — то мы поспешно отправились в Нисибис с целью предпринять необходимые меры, чтобы персы, втайне подготовив осаду, не захватили города врасплох» [Аmm. Marcellinus, ХVIII, 6, 8]. Но не успели Аммиан Марцеллин со своим начальником Урзицином прибыть в Нисибис и отдать самые необходимые указания, как клубы дыма из окрестных селений возвестили о том, что вторжение началось. Масштабы вторжения были ещё не ясны — первыми вторглись лишь отдельные отряды, занявшиеся грабежом. Это позволило Урзицину, имевшему с собой всего лишь небольшой отряд, прорваться из Нисибиса к основным силам 50 Здесь Аммиан Марцеллин цитирует «Энеиду» Вергилия. 280 Владимир Дмитренко римлян. Однако очень важно было точно разведать силы наступающей персидской армии, узнать, кто возглавляет персидскую армию, а главное, выяснить, решились ли персы на войну с далеко идущими захватническими целями или просто предприняли крупный грабительский налёт. Это задание получил Аммиан Марцеллин и сумел его выполнить, причём в выполнении такого непростого задания ему помог римский тайный агент — высокопоставленный персидский чиновник. «В ту пору сатрапом Кордуэны51, которая находилась под властью Персии, был некто Иовиниан, получивший это имя, когда в молодости жил на римской территории. Он втайне был на нашей стороне, потому что, став по жребию заложником и будучи поселён в Сирии, пристрастился к наукам и сгорал пламенным желанием вернуться в нашу землю. К нему был отправлен я с одним надёжным центурионом, чтобы получить более точные сведения о том, что предпринималось, и прибыл к нему через труднопроходимые горы и крутые теснины. Увидев меня, он узнал меня и любезно принял. Причину своего прихода я рассказал ему с глазу на глаз. Он приставил ко мне человека, хорошо знавшего местность, на молчание которого можно было положиться, и послал на крутые скалы, находившиеся оттуда довольно далеко. С этого наблюдательного пункта можно было разглядеть самый маленький предмет, если только не подводило зрение, на 50 миль вокруг. Там мы увидели всё окружающее пространство до того, что по-гречески называется «горизонт», заполненным несчётной массой войск, а во главе — царя, блистающего пурпуром своего одеяния. Рядом с ним с левой стороны ехал Грумбат, новый царь хионитов, человек средних лет, уже покрытый морщинами, правитель выдающегося ума и прославленный множеством побед. С правой стороны ехал царь албанов, равный с первым по месту и почёту, а позади — различные командиры, выделяющиеся по уважению и власти, за ними следовали в огромном количестве отобранные люди из отборных сил соседних народов, приученные продолжительными упражнениями переносить всякие тяготы войны» [Аmm. Marcellinus, ХVIII, 6, 20—22]. Выяснив всё, что его интересовало, Аммиан Марцеллин вернулся к сатрапу Кордуэны и от него через пустынные и необитаемые места добрался до своих. «Тотчас отправлены были курьеры к Кассиану, дуксу52 Месопотамии, и тогдашнему правителю провинции Евфронию с предложением приказать сельскому населению с семействами и всем скарбом перейти в более безопасные местности, быстро оставить город Карры, имевший слабые стены, а кроме 51 Кордуэна — одна из сатрапий (провинций) тогдашней Персии. Должность сатрапа соответствовала должности наместника провинции. 52 В то время императоры, наряду с наместником провинции, ведавшим гражданскими делами, нередко назначали в приграничные провинции и особых воинских начальников — дуксов. Первоначально слово «дукс» (duc, ducis) означало по-латыни «глава», «командир», «начальник», однако к IV в. это стало обозначением конкретного воинского ранга. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 281 того, сжечь все поля, чтобы лишить врага возможности добывать продовольствие на месте. Приказание было немедленно исполнено, сделан поджог, и рассвирепевшая стихия спалила все хлеба с наливавшимся уже зерном и роскошные травы так, что от самых берегов Тигра до течения Евфрата не было никакой зелени» [Аmm. Marcellinus, ХVIII, 7, 3—4]. Предпринятые римлянами по настоянию своих разведчиков меры значительно затруднили наступление персидской армии. 12.Какие агенты использовались разведками античных государств наиболее часто. Способы выявления агентуры противника Несмотря на то, что в агентурных разведывательных операциях, проводившихся разведками античных государств, иногда участвовали высокопоставленные лица, использование в качестве агента родственника царя, как это было в случае с Секстом Тарквинием, или крупного полководца, как в случае с Квинтом Попедием Силоном, или родственника консула, как это было с Цезоном, практиковалось крайне редко. Такие агенты, как завербованные персами крупные чиновники и знатные граждане Антонин и Краугазий, для переброски которых проводились сложные и тщательно продуманные операции с привлечением многих людей, или как завербованный римлянами сатрап Кордуэны, или тем более такие, как ставшая парфянской царицей Фармуса, тоже были в общем-то редкостью. Что касается захвата вражеских крепостей с помощью предателей или специально внедрённой агентуры, то к этому способу прибегали многие античные государства и во многих войнах. Например, о городе Таренте, который пал не без использования тайной агентуры сначала карфагенянами, а затем римлянами, рассказывалось выше. Завоёван он был таким способом не два, а три раза — впервые он был захвачен во время своей первой войны с Римом. Римское государство тогда ещё не было столь огромным и могущественным, как во время войн с Ганнибалом, и владело лишь землями Средней Италии. Война началась после того, как в 282 г. до н. э. тарентинцы, не предвидя всех последствий, разграбили римскую эскадру, убив командовавшего ею дуумвира, а затем прогнали прибывших с жалобой в Тарент римских послов. Очень скоро тарентинцам пришлось пожалеть об этом — на суше римляне начали их теснить, да так, что тарентинцы вынуждены были обратиться за помощью к Пирру, царю Эпира. Но вторжение в Италию Пирра не привело к коренному перелому в войне. Пирр сумел разбить римлян, сначала в 280 г. до н. э. при Гераклее, а затем в следующем году при Аускуле, однако в 275 г. до н. э. в битве при Беневенте потерпел поражение и вынужден был покинуть Италию. Ещё три года после этого Тарент держался: 282 Владимир Дмитренко город был хорошо укреплён, а отрезать подвоз продовольствия римлянам не удавалось, так как тогда тарентийский флот был сильнее римского. Казалось бы, римлянам не оставалось ничего иного, как заключить с тарентинцами мир, удовольствовавшись некоей контрибуцией. Однако римский консул, командовавший осаждавшей Тарент армией, нашёл способ взять город. Как пишет Секст Юлий Фронтин, «консул Папирий Курсор под Тарентом обещал Милону, занимавшему город с гарнизоном эпиротов, безопасность ему самому и его соотечественникам, если он поможет овладеть городом. Совращённый этой наградой, Милон убедил тарентинцев, чтобы они отправили его послом к консулу. От него он, по сговору, принёс всяческие обещания и тем усыпил бдительность горожан; в результате он передал неохраняемый город Курсору» [Front. «Strat.», III, III, 1]. Так, в 272 г. до н. э. Тарент был впервые захвачен благодаря действиям вражеской агентуры. То, что богатый, хорошо укреплённый и чрезвычайно важный в стратегическом отношении Тарент трижды удавалось взять лишь в результате агентурных операций, но ни разу за счёт осады, факт весьма показательный… Многие античные города, сумевшие выдержать штурмы и длительные осады, захватывались подобно Таренту. Обычно это удавалось в случае вербовки кого-то из местных военачальников или местных жителей — это был наиболее простой и надёжный способ. Но порою вражеские полководцы использовали для этого не только завербованных местных жителей, но и специально подобранных собственных воинов, сумевших изучить местные языки и обычаи. Например, «Ганнибал захватил много городов в Италии тем, что высылал вперёд переодетых римлянами солдат, владевших благодаря долгому пребыванию на войне латинским языком» [Front. «Strat.», III, II, 3]. Однако и захват городов был сравнительно редкой агентурной операцией. Чаще всего перед агентами ставились более простые задачи и прежде всего — обычный сбор информации и наблюдение за войсками противника, а также передача и распространение ложных сведений и слухов. Полководцы постоянно нуждались в свежей информации о передвижениях вражеских войск и их вооружении, о прибытии подкреплений и о переброске каких-либо частей на другие направления, об имеющемся вооружении и снаряжении противника и обо всём другом, что только можно было разузнать. Войсковая разведка могла добыть лишь часть этих сведений. Остальное удавалось узнать, только используя агентурные методы. Агенты проникали на территорию противника под видом купцов и торговцев, обычных беженцев и едущих по своим делам жителей иных городов, под видом жрецов и паломников и под любыми другими возможными личинами. Поскольку для того чтобы выдать себя за жителя соответствующей страны, необходимо было, как минимум, иметь соответствующую внешность, а также знать язык и обычаи, легче всего было использовать в качестве агентов бывших перебежчиков. Именно они чаще всего и использовались Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 283 в качестве наиболее массовой агентуры, тайно засылаемой на территорию противника. Поскольку среди перебежчиков встречались и засылаемые под видом перебежчиков вражеские агенты, то перебежчиков старались тщательно проверить, но после соответствующих проверок охотно использовали в качестве шпионов. Особенно часто забрасывались такие агенты в период непосредственной подготовки к войне или в наиболее ответственные периоды войны. Этим агентам разрабатывали самые элементарные «легенды» и не тратили слишком много времени на их обучение. Низкий уровень подготовки подобных агентов компенсировался их количеством. Вот как рассказывает Аммиан Марцеллин, очевидец происшедшего, о разоблачении в 359 г. одного из таких агентов: «Мы прибыли в лесистую местность с виноградниками и плодовыми садами, называющуюся Мейакарире, — это имя дали ей холодные ключи. Все жители бежали отсюда, но мы нашли одного солдата, спрятавшегося в укрытии. Его привели к командиру; в испуге он давал противоречивые показания и вызвал тем против себя подозрение. Когда ему пригрозили, он в страхе рассказал всю правду: родился он в Паризиях в Галлии и, будучи на службе в конном полку, боясь наказания за какой-то проступок, бежал и переметнулся к персам; там он женился и родил детей; когда убедились в его честности, то стали посылать лазутчиком в наши пределы, и он часто приносил совершенно точные известия. И теперь он был послан Томаспором и Ногодаром, персидскими вельможами, которые привели сюда шайки грабителей; к ним он и возвращался, чтобы донести им всё, что разведал. После этого он сообщил нам то, что ему было известно о военном плане персов, а затем был казнён» [Аmm. Marcellinus, ХVIII, 6, 16]. Подобные этому неудачливому солдату агенты, завербованные из бывших перебежчиков, были самыми массовыми агентами не только во время этой войны, но и во все времена существования Рима. Активно использовали таких агентов как противники Рима, особенно карфагеняне и персы, так и сами римляне. Вербовка и использование шпионов всегда рассматривались римлянами как одна из важнейших задач полководца. Обобщивший в конце IV в. н. э. в своём труде «De rei militaris»(«Краткое изложение военного дела») все известные на то время положения римского военного искусства Флавий Вегеций Ренат, справедливо считая ведение агентурной разведки делом абсолютно необходимым, утверждал: «Хорошие вожди всегда пытаются не в открытом бою, где опасность является общей, но тайными мерами, насколько возможно, погубить врагов или, во всяком случае, навести на них ужас, сохраняя невредимыми своих» [Veg., III, 9]. Причём никакая мелочь не должна была, по мнению Вегеция, ускользнуть от мудрого полководца. «Имеет известное значение разузнать, — писал он, — каков сам неприятельский вождь, его свита и старшие командиры, легкомысленны ли они или 284 Владимир Дмитренко осторожны, смелы или трусливы, знают ли они военное дело или сражаются, имея случайный опыт; какие племена у них храбрые, какие ленивые; насколько наши вспомогательные отряды верны, и каковы их силы; каково настроение армий врага, как чувствует себя наше войско, какая сторона может с большей уверенностью ожидать для себя победы» [Veg., III, 9]. Для того чтобы добыть нужные сведения, Вегеций призывал не проявлять излишней щепетильности в деле вербовки агентуры и пользоваться услугами любых агентов. Согласно рекомендациям Вегеция, при ведении войны «надо старательно всё выследить, привлечь на свою сторону изменников и перебежчиков, чтобы мы могли точно знать, что враг замышляет в настоящее время или на будущее» [Veg., III, 6]. Обычно римские полководцы именно так и поступали. Но точно так же старались поступать и наиболее опытные и умелые из их противников. Массовое использование агентуры привело к разработке соответствующих правил и способов борьбы с вражеской агентурой. Так, учитывая, что наиболее часто противник получает важные для него сведения от перебежчиков и из них же чаще всего вербуется вражеская агентура, римляне издавна ввели правило, выиграв войну, требовать обязательной выдачи всех своих перебежчиков. Причём после выдачи этих перебежчиков их ждала неминуемая казнь или, в лучшем случае, продажа в рабство. Весьма эффективной мерой, удерживавшей собственных солдат от совершения побегов, была и давняя римская традиция, согласно которой половина жалованья и подарков воинов они были обязаны хранить в кассе легиона и лишь по окончании службы могли получить все свои деньги. Как пишет об этом Вегеций, «воин, который знал, что его деньги лежат в лагерной кассе, не помышлял о дезертирстве, более заботился о своих знамёнах и за них в бою сражался много храбрее; это вполне соответствует человеческому характеру — особенно заботиться о том, во что вложено его достояние. Таким образом было заведено 10 фолл, т. е. 10 мешков по числу отдельных когорт; в эти фоллы складывались эти подотчётные деньги. Прибавлялся ещё одиннадцатый мешок, куда весь легион складывал некоторую часть своих денег, а именно на похороны: если кто из сотоварищей умирал, расходы на его погребение покрывались из этого одиннадцатого мешка. Все эти расчёты и суммы сохранялись, как теперь говорят, в сундуке у знаменосцев. А потому в знаменосцы выбирались не только честные, но и грамотные люди, которые умели хранить порученные деньги и составить на каждого воина расчёт» [Veg., III, 6]. Эта, казалось бы, простая мера делала особенно надёжными солдат из числа ветеранов, ведь именно у них в легионных кассах имелись самые значительные накопления, а кроме того, побуждала солдат как зеницу ока охранять своих знаменосцев. К тому же обязательное оставление в легионных кассах половины жалованья и получаемых от полководцев и императоров Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 285 подарков ограничивало возможности любителей выпить, пропить или иным образом промотать свои сбережения и, в силу этого, благотворно влияло на дисциплину. Но соблюдать такое правило можно было лишь до тех пор, пока в римской армии поддерживалась высокая воинская дисциплина, и Вегеций, чьи слова приведены выше, пишет об этом как об утраченном опыте предков: такая традиция сохранялась в римской армии вплоть до IV в. н. э., но после была во многом забыта ввиду общего падения дисциплины и необходимости набора большого числа солдат из варваров. Ещё одной чрезвычайно важной мерой, долгое время помогавшей римским полководцам удерживать своих солдат от бунтов и побегов, было то большое внимание, которое уделялось римлянами изучению собственных солдат, дабы вовремя выявлять недовольство, попытки измены или подстрекательства к бунту. Как сообщает Аппиан, «в римских войсках всегда записывали нрав каждого отдельного солдата» [Appian «В. С.», III, 43]. Трудно сказать, с какого времени римляне начали вести «личные дела» на каждого из своих солдат, но как минимум с начала I в. до н. э. и вплоть до конца II в. н. э., а возможно, и дольше. Составление и ведение таких записей было одной из обязанностей всех военных трибунов. Такая практика прекратилась лишь в III в. н. э. в связи с междоусобицами и падением качества как набираемых солдат, так и командного состава римской армии, куда стало попадать слишком много людей малограмотных, а то и вовсе неграмотных. Хотя попасть в чужой воинский лагерь вражескому агенту всегда было очень и очень непросто, иногда такое случалось. Если шпионом был бывший дезертир, знавший, как следует себя вести и имевший соответствующую одежду и вооружение, он имел шансы затеряться среди других солдат. Но римлянами были издавна разработаны и способы выявления таких агентов. Вегеций, например, предлагал для этого следующий способ: «Когда вражеский шпион тайно ходит по лагерю, все получают приказ войти в свои палатки, и шпион тотчас же обнаруживается53» [Veg., III, 26]. Различных приёмов выявления агентуры как среди военных, так и среди гражданских лиц, было немало: агент мог провалиться из-за неудачно разработанной «легенды»; мог быть узнан кем-то из тех, кто знал его ранее; мог провалиться в случае перехвата найденной у него или у его связников тайной переписки; на агента могли донести его же сообщники... Причины провала могли быть различными, но самым главным способом борьбы с вражеской агентурой всегда было соблюдение высокой дисциплины и 53 В лагере могло находиться несколько тысяч человек, и не все солдаты армии знали друг друга. Поэтому, если пробравшийся в лагерь лазутчик владел латинским языком, был одет соответствующим образом и знал заведённые в римской армии порядки, он мог до поры до времени оставаться незамеченным. Но в палатках римские солдаты размещались по подразделениям, поэтому, когда все в обязательном порядке расходились по своим палаткам, чужаку негде было укрыться. 286 Владимир Дмитренко неусыпный контроль соответствующих служб ко всему, что может вызвать подозрение. Именно благодаря внимательности соответствующих начальников был выявлен забравшийся на римскую территорию персидский агент, о котором рассказал Аммиан Марцеллин. Благодаря всё той же внимательности соответствующих начальников и немедленному выяснению всех вызывающих подозрение обстоятельств разоблачалось и большинство остальных вражеских агентов. 13.Как римляне использовали агентуру для борьбы с врагами внутри страны Агентурные методы использовались не только для борьбы с внешними врагами, но и для разоблачения внутренних врагов. Во времена Республики римские власти не имели специальной сети агентов-осведомителей, но всегда поощряли доносы. Доносы стимулировались тем, что доносчикам, если их донесения подтверждались, очень хорошо платили, а рабам, сообщившим о государственной измене, ещё и предоставляли свободу. Именно благодаря доносу в 509 г. до н. э. был раскрыт первый заговор против Римской республики (об этом подробно рассказывается в главе XI «Использование перехваченных писем и письменных донесений противника, а также подложных документов»). Рабу, который донёс о заговоре, даровали свободу и щедро наградили. Сколько было заплачено этому доносчику, неизвестно. Но зато имеются сведения о наградах, полученных некоторыми другими доносчиками. По словам Тита Ливия, в 419 г. до н. э. «рабы сговорились поджечь Город в разных местах, чтобы, пока повсюду народ будет занят спасением своих жилищ, захватить силой оружия Крепость и Капитолий. Осуществление преступного замысла предотвратил Юпитер: схваченные по доносу двоих рабов преступники были казнены. А доносчикам отсчитали в казначействе по десять тысяч тяжёлых ассов (целое состояние по тем временам! — В. Д.) и дали свободу» [T. Liv., IV. 45. 1—2]. Не менее эффективно использовали и не менее щедро оплачивали римляне доносчиков и в последующие годы, причём не только в Риме, но и везде, где им приходилось воевать или править покорёнными народами. Так, во время второй Пунической войны именно благодаря доносчикам были разоблачены и провалены многие тайные операции карфагенян и их сторонников. В частности, как уже говорилось выше, в ходе этой войны благодаря доносчикам был разоблачён карфагенский резидент в Риме, а также был сорван планировавшийся поджог зданий римского гарнизона Капуи. Неудивительно, что денег на вознаграждение доносчиков римские власти не жалели. Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 287 Особенно большие награды получили доносчики, которые в 186 г. до н. э. помогли разоблачить самый крупный заговор за всю историю Рима. Заговор возглавляли руководители тоталитарной религиозной секты поклонников Вакха — римские плебеи Марк и Гай Атинии, фалиск Луций Опитерний и кампанец Миний Церриний. Они стали по-новому проводить служения, поклоняясь этому и ранее известному в Италии божеству, но сопровождали религиозные церемонии дикими оргиями. Причём, как пишет Тит Ливий, «дело не ограничивалось растлением женщин и благородных юношей: из той же мастерской порока стали распространяться лжесвидетельства, поддельные печати и завещания, клеветнические доносы, отравления и убийства родных — такие, что подчас не оставалось для захоронения даже трупов. Много преступного делалось хитростью, но ещё больше насилием» [T. Liv., ХХХIХ, 8, 7—8]. Осуществлялось всё это в глубокой тайне, а тех, кто, получив приглашение, отказывался вступить в их сообщество, сектанты просто убивали, принося их в жертву, при этом «крики насилуемых и убиваемых, звавших на помощь, заглушались воплями и завываниями, грохотом барабанов и звоном литавр» [T. Liv., ХХХIХ, 8, 8]. Но главной целью верховных жрецов этой секты было не набить свои карманы и насладиться развратом — они мечтали захватить власть и были довольно близки к осуществлению своих намерений. Секта разрасталась, и в конце концов в неё было втянуто свыше 7 тысяч мужчин и женщин, большинство из которых были людьми молодыми: последние два года в секту втягивали лишь тех, кто не достиг двадцатилетнего возраста, но благодаря тщательной конспирации, практикуемой сектантами, и власти, и тем более обычные граждане Рима даже не догадывались о происходящем. Везде и всюду сектанты проталкивали своих людей, создавая, по словам Тита Ливия, ситуацию, когда «посвящённые уже составляют как бы второй народ» [T. Liv., ХХХIХ, 13, 14]. Планы секты разрушили некий юноша, Публий Эбутий, которого в секту пыталась втянуть мать, и подруга Эбутия, вольноотпущенница Гиспала Фецения, донёсшие о заговоре. Консул Спурий Постумий, извещённый о заговоре, обеспечив свидетелям надёжнейшую охрану, сначала провёл предварительное тайное дознание, а убедившись в том, что всё рассказанное ему правда, доложил обо всём сенату. Решением сената обоим консулам было поручено немедленно подавить заговор. В Риме и по всей Италии тут же были введены особые, повышенные меры для обеспечения охраны порядка, а также для поимки всех членов секты. «Тех участников вакханалий, которые успели только принять посвящение в таинства и повторить вслед за жрецом клятву к готовности к злодеяниям и разврату, но не успели ни одного преступления совершить, таких консулы заключали под стражу; а тех, кто обесчестил себя развратом и убийствами, запятнал лжесвидетельством, подделкой печатей, подлогом завещаний и другими мошенничествами, карали смертью. Казнено было больше, чем брошено 288 Владимир Дмитренко в оковы, причём тех и других оказалось великое множество. Осуждённых на смерть женщин передавали родственникам или опекунам, чтобы те казнили их у себя дома; если же не было подходящего исполнителя казни, то казнили публично. Затем консулам было поручено уничтожить святилища Вакха в Риме и по всей Италии, пощадив только те из них, где имелся старинный алтарь или статуя божества. Было также принято постановление сената, впредь запрещающее вакханалии в Риме и в Италии» [T. Liv., ХХХIХ, 18, 3—8]. Некоторое исключение было сделано лишь для людей, которые издавна почитали Вакха в обычной нормальной форме, где вакханалии были вполне безобидны, однако и тут римляне, на всякий случай, хорошо подстраховались, дабы ничего подобного не могло больше возникнуть. Решено было, что «кто считает для себя этот обряд обязательным и не может себя освободить от него, не оскорбив богов, тот должен заявить об этом городскому претору, а тот, в свою очередь, обязан доложить сенату. Если сенат, в составе не менее ста членов, даст разрешение на такой обряд, то участвовать в нём должно не более пяти человек, а кроме того, им запрещается иметь общую кассу, руководителей священнодействий и жреца» [T. Liv., ХХХIХ, 18, 8—9]. Награда доносчикам за раскрытие столь грандиозного заговора была более чем щедрой. После доклада консула Спурия Поступия о роли Публия Эбутия и Гиспалы Фецении в разоблачении заговорщиков «сенат постановил, чтобы каждому из них городской квестор выплатил из казны по сто тысяч ассов; чтобы консул вошёл в переговоры с народными трибунами, дабы те при первой возможности предложили народному собранию освободить Эбутия от воинской службы, если он того пожелает, а если он захочет сужить в коннице, чтобы цензоры выделили ему коня за казённый счёт; чтобы Фецении Гиспале было предоставлено право полностью распоряжаться своим имуществом, искать себе мужа вне своего рода, выбирать себе опекуна, как если бы муж даровал ей такое право по завещанию, выходить замуж за человека свободного, без имущественного ущерба или бесчестья для него, чтобы консулы и преторы, нынешние и будущие, оградили эту женщину от оскорблений и обеспечили ей личную безопасность» [T. Liv., ХХХIХ, 19, 4—6]. Таким образом, сенаторы позаботились и о награждении важных доносчиков, и об их последующей безопасности, и даже о том, чтобы никто и никогда не смел тех упрекнуть. Поначалу доносы были большой редкостью — доносили лишь тогда, когда речь действительно шла о государственной измене, и в течение нескольких столетий такая практика вполне успешно позволяла пресекать любые попытки заговоров. Но практика поощрения доносительства, долгое время служившая интересам Республики, оказалась ещё более выгодной для узурпаторов. Доносчики расплодились как грибы, когда в I в. до н. э. поли- Глава VI. Агентурная разведка древних римлян и их противников 289 тическая борьба стала перерастать в гражданские войны, а победители стали не изгонять, а казнить своих противников сотнями и тысячами, прибегая к проскрипциям. Доносительство стимулировали и страхом, и деньгами. Так, по словам Аппиана, в 82 г. до н. э. римский полководец Луций Корнелий Сулла «присудил к смертной казни до сорока сенаторов и около тысячи так называемых всадников», назначив при этом «подарки тем, кто их убьёт, деньги — кто донесёт, наказания — кто приговорённых укроет» [Appian «В. С.»,. I, 95]. Сколько платили сулланские власти доносчикам, Аппиан не упоминает, но об этом пишет Плутарх, сообщающий, что Сулла тогда «назначил награду за убийство — два таланта, даже если раб убьёт господина, даже если сын отца» [Plutarh «Sulla», 31]. Это была огромная награда. Талант был равен 26,196 кг серебра. И за 2 таланта — 52 с лишним килограмма серебра — на своих близких нередко доносили даже их ближайшие родственники. Не менее суровые наказания ослушавшимся и ещё более щедрые награды доносчикам объявлялись в ходе последующих проскрипций. Вот, например, выдержка из приводимого Аппианом указа о проскрипциях, объявленных в 43 г. до н. э. триумвирами Октавианом, Марком Антонием и Марком Лепидом: «Никто не должен давать приют у себя, скрывать, отправлять в другое место или давать себя подкупить деньгами; всякого, кто будет изобличён в том, что он спас или оказал помощь, или только знал об этом, мы, не принимая во внимание никаких отговорок и просьб о прощении, включаем в проскрипционные списки. Головы убитых пусть приносят к нам за вознаграждение в 25 000 аттических драхм за каждую, если приносящий свободнорождённый, если же раб, то получит свободу, 10 000 аттических драхм и гражданские права своего господина. Те же награды назначаются и доносчикам. Никто из получающих награды не будет вноситься в наши записи, и имя его останется неизвестным» [Appian «В. С.», IV, 11]. Соблазн получить 25 тысяч аттических драхм — около 100 килограммов серебра(!) — был мощнейшим стимулом к доносительству. Далеко не все римляне могли устоять. Конечно, часть из них доносила из страха. Но всё же большинство доносов было вызвано не страхом, а желанием получить награду. Доносчиков были сотни, а то и тысячи. Спрятаться и уцелеть в этих условиях для человека, попавшего в немилость властей, было крайне сложно. С установлением имперского строя к проскрипциям власти уже не прибегали, однако услугами доносчиков продолжали пользоваться всегда. Именно благодаря доносам чаще всего удавалось раскрывать и заговоры, и большинство других государственных преступлений. Например, именно благодаря доносу в 65 г. н. э. был раскрыт знаменитый заговор Пизона, направленный на свержение императора Нерона. Можно привести и много других примеров. Однако о заговорах с целью государственной измены доносили сравнительно 290 Владимир Дмитренко редко. Чаще всего доносы поступали по поводу воровства, а также по поводу хищений и различных злоупотреблений чиновников. В какой-то степени подобные доносы даже сдерживали мздоимство чиновников. Но очень часто доносы обрушивались и на ни в чём не повинных людей. Кто-то пытался за счёт доноса свести личные счёты, кто-то пытался шантажировать, а кто-то просто получить причитающееся от властей вознаграждение, если обвиняемого удалось бы осудить. Возможность заработать на доносах сделало доносительство выгодной профессией, и отдельные лица этим беззастенчиво пользовались. Вот что, скажем, писал об этом известный римский писатель и государственный деятель Плиний Младший (61—111 гг. н. э.) своему другу Корнелию Урсу, рассказывая тому о том, как во время правления императора Нервы выступил на судебном разбирательстве в защиту бывшего наместника Вифинии, «Юлия Басса, человека многострадального, бедствиями своими прославившегося» [Plini. Junior «Epist.», IV, 1]. Повествуя о ходе дела, Плиний Младший объяснял другу: «Я должен был заложить фундамент всей защиты, рассказать о многих преимуществах, которые, помимо знатности рода, доставили ему перенесённые опасности; рассказать о заговоре доносчиков, который они сочли доходной статьёй» [Plini. Junior «Epist.», IV, 4—5]. Подобные же жалобы на алчность доносчиков встречаются и у многих других римских авторов. Случалось, что доносчиков, уличённых в клевете, наказывали. Например, Корнелий Тацит упоминает, что в 21 г. н. э. «на основании сенатского постановления, принятого по указанию принцепса54, были подвергнуты наказанию римские всадники Консидий Экв и Целий Курсор, клеветнически обвинившие в оскорблении величия претора Магия Цецилиана» [Tacit «Annales», III, 37]. Однако такое бывало редко. Обычно за доносы, даже и не подтвердившиеся, доносчики не несли какой-либо ответственности. Сначала, как и во времена Республики, власти использовали лишь случайных доносчиков, но затем в Империи появилась и штатная сеть платных тайных осведомителей. Окончательно сеть платных доносчиков сформировалась в Риме в период правления императора Адриана (117—138 гг. н. э.), который создал службу фрументариев. С этого времени императоры пользовались как услугами обычных доносчиков, так и услугами штатных тайных информаторов. Широкая сеть тайных доносчиков обеспечивала хорошую информированность. Вместе с тем упор в обеспечении безопасности Империи всё больше делался не на высокую мораль, убеждённость и сознательность, а на деньги и страх, что отрицательно сказывалось на устойчивости власти. 54 Т. е. императора Тиберия. Глава VII Способы ухода от замеченной слежки, применявшиеся во времена Древнего Рима, и наиболее знаменитые побеги того времени П обеги стали известны людям, наверное, с тех самых времён, как одни люди стали подвергать других захвату, аресту или задержанию. Случались побеги и во времена Древнего Рима, причём первым из римлян, совершившим побег, был Ромул, которому, по словам Тита Ливия, удалось вырваться и убежать от разбойников, сумевших схватить его брата, Рема, а затем не только вернуться и освободить брата, но и стать царём — основателем Рима [T. Liv., II, 5, 1—7]. Совершать успешные побеги доводилось как самим римлянам и их союзникам, так и некоторым из их противников. Очень часто это было далеко не простым делом, требовавшим и подготовки, и мужества, и находчивости. 1.Как римские девушки во главе с Клелией бежали из этрусского плена Хотя и первый в истории Рима побег, и большинство последующих побегов совершили мужчины, иногда на побег решались и женщины. В 508 г. до н. э. Рим был осаждён войсками Порсены, царя этрусского города Клузия. С большим трудом римлянам удалось заставить его отступить1, но мир был заключён лишь после того, как римляне дали этрускам заложников, среди которых были и девушки. Видимо, за девушками-заложницами этруски присматривали не так тщательно, как за мужчинами, но долго находиться во вражеском плену римлянки не собирались. Как пишет Тит Ливий, «одна из девушек-заложниц, по имени Клелия, воспользовавшись тем, что лагерь этрусков был расположен невдалеке от Тибра, обманула стражу и, возглавив отряд девушек, переплыла с ними реку под стрелами неприятеля, всех вернув невредимыми к близким в Рим. Когда о том донесли царю, он поначалу, разгневанный, послал вестников в Рим вытребовать Клелию — остальные-де его 1 О том, как именно римлянам удалось заставить Порсенну отступить от города, рассказано в главе VI. 292 Владимир Дмитренко мало заботят; а затем, сменив гнев на изумление, стал говорить, что этим подвигом превзошла она Коклесов и Муциев2, и объявил, что, если не выдадут заложницу, он будет считать договор нарушенным, если же выдадут, он отпустит её к своим целой и невредимой. Обе стороны сдержали слово: и римляне в соответствии с договором вернули залог мира, и у этрусского царя доблесть девушки не только осталась безнаказанной, но и была вознаграждена; царь, похвалив её, объявил, что дарит ей часть заложников и пусть выберет кого хочет. Когда ей вывели всех, она, как рассказывают, выбрала несовершеннолетних; это делало честь её целомудрию, и сами заложники согласились, что правильнее было освободить тех, чей возраст наиболее беззащитен. А по восстановлении мира небывалая женская отвага прославлена была небывалой почестью — конной статуей: в конце Священной улицы воздвигли изображение девы, восседающей на коне» [T. Liv., II, 13, 6—11]. Многие детали рассказа Тита Ливия показывают, что, хотя легенда, скорее всего, и несколько приукрашивает случившееся, сами события действительно имели место. Большинство современных учёных склонны считать, что римляне начали устанавливать конные статуи в знак почтения чьих-либо подвигов лишь с IV в. до н. э., позаимствовав этот обычай у греков, а статуя, о которой говорит Тит Ливий, была установлена не в честь Клелии, а в честь богини Венеры Конной. Однако, как бы то ни было, статуя эта, до наших дней, к сожалению, не сохранившаяся, была установлена в Риме одной из первых, и через несколько веков, во времена Тита Ливия, который родился в 59 г. до н. э. и умер в 17 г. н. э., римляне считали эту статую именно статуей Клелии. 2.Сторонник римлян Никий, призывавший жителей своего города расторгнуть союз с Карфагеном, обнаруживает наблюдение за собой и совершает побег, пользуясь местными суевериями своих сограждан, намеревавшихся его арестовать Во время первой Пунической войны римляне выбили из Сицилии карфагенян и захватили большую часть острова, сделав его своей провинцией. Лишь город Сиракузы, будучи римским союзником, сумел сохранить тогда свою самостоятельность, правда, попав в полную зависимость от Рима. Для греков, составлявших большую часть населения Сицилии, римское влады2 Коклес и Муций — римские воины, совершившие во время той войны беспримерные подвиги. Глава VII. Способы ухода от замеченной слежки... 293 чество оказалось ещё тяжелее, чем прежнее правление карфагенян. Восстать против Рима сами они не могли, но когда Ганнибал вторгся в Италию, начав вторую Пуническую войну, разбил римлян в нескольких сражениях и, казалось, вот-вот должен был добиться победы, а на Сицилию высадился карфагенский десант, большая часть городов Сицилии перешла на сторону карфагенян. Однако римляне были вовсе не так слабы, как казалось тем, кто решил, что они уже проиграли войну. Уклоняясь от новых крупных сражений с Ганнибалом, они стали затягивать войну, медленно, но планомерно тесня карфагенян и их союзников. На казалось бы уже почти утраченной Римом Сицилии высадилась римская армия во главе с Марком Клавдием Марцеллом, и карфагеняне стали терпеть поражения. Некоторые граждане, выбравшие сторону Карфагена, конечно же, не из любви к римлянам, а то ли будучи подкуплены ими, то ли просто более точно оценивая обстановку и предполагая, что победителями окажутся всё же римляне, уговаривали сограждан не делать опрометчивых шагов, дабы не пострадать. Но в городах, поддержавших Карфаген, агитировать за римлян было небезопасно, и иногда этим людям, практически ставшими агентами Рима, приходилось проявлять невероятную изобретательность, чтобы избежать ареста и расправы. Положение попавшего под подозрение агента было гораздо опаснее положения обычного заложника. Заложник мог просто ждать и надеяться, что его когда-то отпустят, а разоблачённого агента ждали пытки и смерть. Тайные агенты, действовавшие на враждебной территории во времена Древнего Рима, не имели нынешних технических средств, которые позволили бы им обнаружить, что они взяты под наблюдение, не имели возможности «оторваться от хвоста» при помощи пересадок на автобусе или метро, не могли вскочить в автомобиль и умчаться на нём от погони, не могли уйти под водой в акваланге. Тем не менее, уже и в те далёкие годы они тоже находили способы и обнаружить наблюдение, и уйти от расправы. Вот как рассказывает об одном из таких случаев Плутарх: «Есть в Сицилии город Энгий — небольшой, но очень древний, прославленный чудесным явлением богинь, называемых «Матери». Тамошний храм, по преданию, воздвигли критяне; в храме показывают копья и медные шлемы: на одних написано имя Мериона, на других Улисса, т. е. Одиссея, которые принесли оружие в дар богиням. Этот город был горячо предан Ганнибалу, но Никий, один из первых граждан, вполне откровенно высказывая своё мнение в народном собрании, уговаривал земляков принять сторону римлян и изобличал противников в недальновидности. А те, опасаясь его силы и влияния, сговорились схватить Никия и выдать карфагенянам. Почувствовав, что за ним тайно следят, Никий стал открыто вести неподобающие речи о богинях-Матерях и всеми способами выказывал неверие и пренебрежение к 294 Владимир Дмитренко общепринятому преданию об их чудесном явлении — к радости своих врагов: ведь такими действиями он сам навлекал на себя злую участь, которая его ожидала. В день, когда все приготовления к аресту были уже закончены, Никий, выступая в народном собрании перед согражданами, вдруг оборвал на полуслове свою речь и опустился на землю, а немного спустя, когда, как и следовало ожидать, все в изумлении умолкли, он поднял голову, огляделся и застонал — сначала робко и глухо, а потом всё громче и пронзительнее; видя, что весь театр безмолвствует и трепещет от ужаса, он сбросил с плеч гиматий, разодрал на себе хитон, полунагой вскочил на ноги и бросился к выходу из театра, крича, что его преследуют богини-Матери. В суеверном страхе никто не дерзнул наложить на него руку или преградить ему путь, напротив, все расступились, и он добежал до городских ворот, не упустив из виду ни единого вопля или телодвижения, какие свойственны одержимым и безумцам. Жена, посвящённая в его замысел и действовавшая с ним заодно, забрала детей и сначала с мольбою припала к святилищу богинь, а потом, сделав вид, будто отправляется на поиски мужа-скитальца, беспрепятственно покинула город. Таким образом они благополучно добрались до Сиракуз и прибыли к Марцеллу» [Plutarh «Marcell», 20] Побег Никия лишь на первый взгляд может показаться простым. На самом деле осуществить его было не легко — Никию надо было решиться на нарушение устоев и традиций, что для человека его времени было далеко не просто, надо было детально продумать план, а кроме того, надо было разыграть спектакль так, чтобы никто ни на секунду не усомнился в том, что он не фальшивит. Сделать это мог лишь человек высокого ума и большой силы воли. 3. Знаменитые побеги Ганнибала Как Ганнибалу пришлось бежать из Карфагена Имя Ганнибала гораздо более известно, чем имя Никия. Стараниями Ганнибала началась вторая Пуническая война. Шестнадцать лет, с 218 по 202 г. до н. э., Ганнибал сражался с римлянами и побеждал их во многих сражениях, но таланта и доблести одного полководца было мало, чтобы победить Рим, чьё государственное устройство было значительно совершеннее государственного устройства Карфагена. Карфагенские сенаторы ненавидели Рим, но после первых блистательных побед Ганнибала не спешили направлять ему пополнения, опасаясь, как бы благодаря своей славе тот не узурпировал власть. Сиюминутные амбиции оказались для них сильнее, чем будущее родины. Тем временем римляне, воздерживаясь от сражений с самим Ганнибалом, одного за другим разбивали прочих карфагенских пол- Глава VII. Способы ухода от замеченной слежки... 295 ководцев. Когда римляне, выбив карфагенян из Испании, Сардинии, Сицилии и Корсики, наконец высадились в Африке, карфагенский сенат отозвал Ганнибала из Италии и предоставил в его распоряжение все военные силы, какие только оставались у Карфагена. Но сил этих к тому времени осталось слишком мало. В 202 г. до н. э. неподалёку от африканского города Зама Ганнибал последний раз в той войне повёл свои войска в бой и первый раз в жизни проиграл сражение. Лишившись последних надежд на перелом в войне, карфагеняне вынуждены были заключить с римлянами мир, отказавшись от всех своих притязаний и от почти всех своих владений. Из могущественнейшей державы, претендовавшей на гегемонию во всём Западном Средиземноморье, Карфаген был низведён до малюсенького государства, чья власть не простиралась далее окрестностей самого города. Карфагеняне потеряли флот, лишились права вести с кем-либо войны без разрешения Рима, да к тому же ещё были обложены громадной контрибуцией. Конечно же, карфагенян не устраивали условия такого мирного договора. Отдельные карфагеняне пытались продолжать борьбу. Уже на второй год после заключения мира некий карфагенянин, Гамилькар, оставшийся во время войны в Северной Италии, сумел подбить на восстание часть галльских племён. Объединив племенные ополчения инсубров, ценоматов, бойев, целинов, ильватов и лигуров, Гамилькар разграбил и сжёг Плаценцию, а потом осадил Кремону. Карфаген не мог оказать помощь восставшим, и через несколько месяцев восстание было подавлено. Прошло ещё два года, и карфагеняне вновь заставили Рим поволноваться. В Италии находилось несколько сот пленных карфагенян и несколько сот карфагенских заложников. Часть этих людей, втянув в дело ещё и множество своих и чужих рабов, в 198 г. до н. э. устроили заговор с целью поднять восстание и овладеть городами Сетией, Норбой и Цирцеей. Скорее всего заговорщики планировали, что после этого во всей Италии разгорится восстание против римлян. Лишь случайно этот заговор удалось раскрыть и предотвратить, но о масштабности его можно судить по тому, что тогда римлянами было казнено 2500 человек. Вполне понятно, как относились к вестям из Италии в Карфагене. Открыто нарушать мирный договор с Римом карфагеняне не могли, но антиримские настроения в Карфагене были сильны. Врагом Рима оставался и старавшийся проявлять внешнюю лояльность к римлянам Ганнибал. Потерпев поражение и заключив мир, он не переставал мечтать о реванше, готовя его со всей тщательностью, на которую был способен. Несколько лет Ганнибалу приходилось оставаться в тени — его политические противники обвиняли его во всех неудачах Карфагена и даже привлекли его к суду за то, что он в своё время, разгромив римлян в битве при Каннах, не пожелал овладеть Римом, и за то, что он якобы присвоил себе добычу, захваченную в Италии. Однако слава Ганнибала была велика и 296 Владимир Дмитренко осудить его не удалось, а в 196 г. до н. э. Ганнибал был избран на высшую в Карфагене должность суфета3. Встав во главе Карфагена, Ганнибал первым делом упорядочил управление и навёл порядок в сборе налогов. Правил Карфагеном сенат — Совет 104-х. Римляне называли членов этого совета судьями, так как тем было дано право суда над остальными, причём члены Совета назначались пожизненно. Пожизненная власть давала почву для злоупотреблений: «имущество, доброе имя, сама жизнь каждого — всё было в их власти. Если кто задевал кого-нибудь одного из их сословия, против него ополчались все…» [T. Liv., ХХХIII, 46, 2]. Использовав народное недовольство, Ганнибал провёл закон, «чтобы судьи выбирались на один год и никто не мог оставаться судьёй два срока подряд» [T. Liv., ХХХIII, 46, 7]. Это был сокрушительный удар по прогнившей, коррумпированной системе управления Карфагеном. Следующим шагом было наведение порядка в государственном бюджете, с чем бывший полководец также справился весьма успешно: «Ганнибал сначала разузнал, какие существуют пошлины в гаванях и на суше, чего ради они взимаются, какая часть уходит на покрытие обычных государственных нужд и сколько расхищается казнокрадами. Затем он объявил на сходке, что по взыскании недостающих сумм государство окажется достаточно состоятельным, чтобы платить дань римлянам, не прибегая к налогу на частных лиц, и сдержал обещание» [T. Liv., ХХХIII, 47, 1—2]. Карфаген стал медленно, но верно оправляться от последствий проигранной войны. Однако успехи Ганнибала переполошили его врагов — «люди, столько лет кормившиеся казнокрадством, взъярились, как будто у них отняли своё, а не наворованное, и принялись натравливать на Ганнибала римлян, которые и сами искали повода дать волю своей ненависти» [T. Liv., ХХХIII, 47, 3]. По словам Тита Ливия, «из стана противников Ганнибала без конца писали своим высокопоставленным римским покровителям, каждый своему, будто Ганнибал шлёт к Антиоху гонцов и письма, а к нему от царя тайно приезжали послы» [T. Liv., ХХХIII, 45, 6]. К 197 г. до н. э. римляне в нескольких сражениях разгромили македонского царя Филиппа V, заставив его уступить ряд территорий и согласиться на уплату контрибуции. Этим аппетиты римлян на Балканах не ограничивались, и они собирались продолжить свою экспансию. Но тут о своих интересах на Балканах заговорил Антиох III «Великий», царь огромного 3 Тит Ливий пишет, что Ганнибал был избран претором, но должности претора в Карфагене тогда не было — Ганнибал был избран не претором, а одним из суфетов. Суфетов в Карфагене избиралось два. Должность суфета (по-латыни она звучала как sufes или sufetis), соответствовала должности римского консула. Подобно римским консулам, оба суфета были равны, но вряд ли стоит сомневаться в том, что слава и волевой характер Ганнибала делали его слово более веским, по сравнению со словом второго суфета, кем бы тот ни был. Поэтому, добившись должности суфета, Ганнибал стал практически правителем Карфагена. Глава VII. Способы ухода от замеченной слежки... 297 государства Селевкидов, бывший до этого в союзных отношениях с Римом. Антиоху III были подвластны Сирия, Месопотамия и большая часть земель между Месопотамией и рекой Инд, а также значительная часть Малой Азии, но ему хотелось вернуть себе и принадлежавшие ранее его предкам земли Фракии. Интересы Рима и государства Селевкидов столкнулись. Вёл ли Ганнибал секретные переговоры с Антиохом III, сказать трудно. Но как опытный политик и полководец Ганнибал мог попытаться сплотить противников Рима в один союз. Римлянам же, наоборот, выгодно было расправляться с каждым из своих противников в одиночку. Слух о том, что Ганнибал затевает новую войну, мог быть и ложным, однако римлянам было гораздо спокойнее видеть во главе Карфагена каких-либо ничтожеств, чем такого человека, как Ганнибал. Хотя мнения римских сенаторов разошлись. Так, по словам Тита Ливия, «Публий Сципион Африканский4 долго сопротивлялся: он считал, что не подобает народу римскому подписываться под обвинениями, исходящими от ненавистников Ганнибала, унижать государство вмешательством в распрю у карфагенян» [T. Liv., ХХХIII, 47, 4], всё-таки верх одержали те, кто настаивал покончить с Ганнибалом раз и навсегда. В начале 195 г. до н. э. в Карфаген были направлены послы с требованием к местному сенату о выдаче Ганнибала. Открыто арестовать его было сложно: народ и сторонники Ганнибала подняли бы бунт, а римлянам, занятым войнами на Балканах и подготовкой к войне с Антиохом, вовсе не хотелось отвлекаться на подавление мятежей ещё и в Африке. Поэтому решено было действовать тайно. Прибывшие в Карфаген римские послы «по наущению недругов Ганнибала велели на расспросы о цели приезда отвечать, что явились они для разрешения спора карфагенян с нумидийским царём Масиниссой» [T. Liv., ХХХIII, 47, 8]. Если бы римское требование о выдаче было предъявлено на заседании Совета 104-х, где преобладали противники Ганнибала и где у него не было с собой охраны, его можно было бы арестовать прямо там и тайком доставить на римский корабль, а остальных карфагенян поставить затем перед свершившимся фактом. Замысел был весьма удачным и скорее всего удался бы, если бы на месте Ганнибала был человек менее осторожный. Как пишет Тит Ливий, «все в это поверили — один только Ганнибал не дал себя обмануть и понял, что римлянам нужен он: условием мира для карфагенян будет продолжение непримиримой войны против него одного» [T. Liv., ХХХIII, 47, 9]. Начинать новую войну против Рима было нельзя — Карфаген был для этого ещё слишком слаб, а обеспечить себе союзников Ганнибал не успел, однако и просто сдаться на 4 Публий Корнелий Сципион Африканский «Старший», один из наиболее знаменитых римских полководцев, победивший Ганнибала в битве при Заме, всегда относился к самому Ганнибалу с уважением. 298 Владимир Дмитренко милость бывшим врагам он не собирался, ведь в этом случае, даже если бы ему и сохранили жизнь, он навсегда остался бы пленником. Единственным выходом оставался побег, и Ганнибал решил бежать. «Заранее приготовив всё для бегства, он провёл день на форуме, дабы отвести возможные подозрения, а с наступлением сумерек вышел в парадном платье к городским воротам в сопровождении двух спутников, не догадывающихся о его намерениях» [T. Liv., ХХХIII, 47, 10]. За воротами его уже ждали заранее приготовленные в назначенном месте кони. Ганнибал с небольшой свитой отправился на юг и на следующий день прибыл в свою приморскую виллу, расположенную между Ациллой и Тапсом. «Там его ждал заранее снаряжённый корабль с гребцами» [T. Liv., ХХХIII, 48, 2]. Отплыл он немедленно, но отправился не к берегам Азии, а к острову Керкине, что в заливе Малый Сирт. Трудно сказать, почему он решил сделать там остановку, а не отправиться сразу к берегам Азии, но скорее всего сделано это было неспроста. Керкина была обычным местом стоянки карфагенских кораблей по пути в Египет, Финикию и Сирию, и, видимо, корабль, проплывший мимо и не сделавший там остановки, привлёк бы ненужное внимание. В день прибытия Ганнибала «в гавани стояло несколько финикийских грузовых кораблей с товарами. Когда он сошёл с корабля, все сбежались его приветствовать; любопытствующим он велел сказать, что отряжен посланником в Тир5. Его, однако, взяло опасение, как бы ночью какой-нибудь из этих кораблей не снялся с якоря и в Тапсе или Гадрумете не стало бы известно, что Ганнибала видели на Керкине. Тогда он приказал готовить жертвоприношение и велел пригласить корабельщиков и купцов, а паруса с реями снять, чтобы на берегу устроить для пирующих тень, — ведь лето было в самом разгаре. Пир в тот день дан был со всем великолепием, какое дозволяли средства и время, — он был многолюдным, пили много и до глубокой ночи. Улучив момент, чтобы не быть замеченным кем-нибудь в гавани, Ганнибал вывел корабль в море» [T. Liv., ХХХIII, 48, 3—7]. Возможно, среди собравшихся на Керкине и не было недругов, которые могли, заподозрив бегство, его преследовать, но Ганнибал, устроив пир, перестраховался и исключил неожиданности. «Остальные пробудились ото сна лишь на другой день в тяжёлом похмелье. Было уже поздно, да к тому же несколько часов они потеряли, возвращая оснастку на корабли, размещая и прилаживая её» [T. Liv., ХХХIII, 48, 8]. 5 Карфаген был основан колонистами из финикийского города Тира, находившегося на побережье современного Ливана. Со временем Карфаген стал могущественным самостоятельным государством, а Тир попал в зависимость от чужеземных властителей, но карфагеняне старались всегда поддерживать отношения со своей исторической родиной. Вместе с тем жители Тира оказали столь радостный приём бежавшему к ним из Карфагена Ганнибалу не только потому, что он был их соплеменником. Дело было ещё и в том, что город Тир в то время, сохраняя самоуправление, входил в состав могущественного государства Селевкидов, царь которого Антиох III «Великий» был главным соперником Рима на Востоке. Глава VII. Способы ухода от замеченной слежки... 299 Даже если бы за Ганнибалом и послали погоню, догнать его было бы теперь весьма непросто. Но погони не было. Бегство было организовано столь умело, что в Карфагене вообще не знали, что произошло. «Перед домом Ганнибала собралось множество людей, привыкших его посещать. Когда стало известно, что хозяина дома нет, на форуме собралась толпа людей, разыскивавших главу государства. Одни предполагали, что он бежал, как то и было на самом деле, другие — что он убит из-за происков римлян, и это особенно возмущало толпу. На лицах людей выражались самые несходные чувства, как и бывает, когда государство расколото разногласиями, а граждане сочувствуют кто одной стороне, кто другой. Наконец пришла весть, что Ганнибала видели в Керкине» [T. Liv., ХХХIII, 48, 9—11]. Римские послы на заседании карфагенского сената — Совета 104-х обвинили Ганнибала в том, что тот подталкивал ранее к войне с Римом македонского царя Филиппа, ведёт направленные против Рима переговоры с селевкидским царём Антиохом и этолийским союзом, а вдобавок ко всему ещё и замышляет мятеж в самом Карфагене. Изложив эти обвинения, римские послы потребовали немедленной выдачи Ганнибала. Карфагенские сенаторы тут же согласились, заявив, «что сделают всё, что бы ни сочли правильным римляне» [T. Liv., ХХХIII, 49, 3]. Но было уже поздно. «Ганнибал же, — как сообщает Тит Ливий, — благополучно добрался до Тира — там, у основателей Карфагена, он был принят как прославленный соотечественник, со всеми возможными почестями» [T. Liv., ХХХIII, 49, 5]. На этот раз Ганнибал покинул свой Карфаген уже навсегда. В борьбе с Римом ему уже не удастся достигнуть таких блистательных успехов, как прежде, но ещё несколько лет он как мог досаждал своему извечному врагу. Второй побег Ганнибала Из Тира Ганнибал направился к селевкидскому царю Антиоху III «Великому», готовившемуся к войне с Римом, и сумел стать одним из его ближайших советников. Ганнибал убеждал царя начать войну против Рима в Италии, объясняя, что только так можно истощить ресурсы Рима и добиться победы, однако убедить так и не смог. То ли Антиох побоялся поручить ведение войны Ганнибалу, опасаясь, что в этом случае победа укрепит не его царство, а Карфаген? То ли позавидовал чужой славе и решил, что сам, добившийся уже многих побед на Востоке, сможет вести войну ничуть не хуже Ганнибала, уже битого римлянами? Никто точно не знает причин охлаждения отношений между Антиохом и Ганнибалом, но перед самой войной Ганнибал потерял доверие царя, и когда в 192 г. до н. э. Антиох III начал войну против Рима, Ганнибалу было поручено всего лишь командование небольшой эскадрой. Его полководческий талант остался невостребованным. Войска Антиоха III терпели одно поражение за другим. Через четыре года война была окончательно проиграна. Понимая, что при заключении мира 300 Владимир Дмитренко римляне потребуют его выдачи, Ганнибал, как пишет римский историк Корнелий Непот, «страшась быть выданным врагу, что и случилось бы, если бы он не остерёгся, удалился в город Гортиний на Крите» [Nepos «Hannib.», 9]. Крит мог служить Ганнибалу только временным укрытием, и побег на Крит был нужен Ганнибалу лишь потому, что ему необходимо было срочно покинуть царство Антиоха и «поразмыслить, куда деваться дальше» [Nepos «Hannib.», 9]. Однако даже короткое пребывание на Крите могло закончиться для Ганнибала весьма печально ещё до того, как до него добрались бы римляне. «Тут этот самый хитрый человек на свете заметил, что угодит в большую беду, если не придумает какой-нибудь выход. Дело в том, что он привёз с собой большие богатства и знал, что слух о них уже распространился. Тогда он придумал такой способ: взял множество амфор и наполнил их свинцом, присыпав сверху золотом и серебром. Эти сосуды в присутствии знатнейших граждан он поместил в храме Дианы, притворясь, будто вверяет своё состояние честности критян. Введя их в заблуждение, все свои деньги засыпал он в медные статуи, что привёз, и бросил эти фигуры во дворе дома» [Nepos «Hannib.», 9]. После этого он смог беспрепятственно покинуть остров, причём вместе со своими сокровищами, которые смог спокойно забрать, так как обманутые критяне полагали, что все основные сокровища Ганнибала остались в храме, и охраняли именно их, а за брошенными во дворе дома Ганнибала статуями не следили. Анализируя рассказанное Корнелием Непотом, становится ясно, что алчность критян отнюдь не явилась неожиданностью для изощрённого в интригах Ганнибала, а применённый им вариант вывоза ценностей заранее был тщательно продуман и не менее тщательно подготовлен. И свинец, и нужное количество статуй и амфор соответствующего размера были приобретены заранее, иначе избежать утечки информации было бы невозможно. На то время это была, можно сказать, идеально проведённая операция по тайной переброске крупных денежных средств. Рука Рима настигает. Гибель Ганнибала Ещё несколько лет Ганнибал переезжал из одной малоазийской страны в другую «и после долгих странствий, — как пишет Плутарх, — нашёл наконец пристанище в Вифинии, при дворе царя Прусия, и в Риме об этом все знали, но никто не обращал внимания на бывшего врага — бессильного, старого и оставленного счастьем» [Plutarh «T. Flamin.», 20]. Надо сказать, что Ганнибал обосновался именно в Вифинии отнюдь не случайно. Царь Прусий воевал с союзником римлян, пергамским царём Евменом, и Ганнибал сумел помочь Прусию одержать победу над флотом Евмена в одном из морских сражений. Вифинский царь не прочь был иметь под рукой столь опытного полководца и подарил Ганнибалу поместье, где тот соорудил себе нечто среднее между укреплённой усадьбой и небольшой Глава VII. Способы ухода от замеченной слежки... 301 крепостью. Однако Плутарх явно ошибается, говоря, что все в Риме знали о местонахождении Ганнибала, но не обращали внимания, считая его старым и бессильным. Ганнибалу было около 63 лет6, и его ещё рано было списывать со счетов — случалось, что полководцы успешно командовали войсками и в более преклонном возрасте. Правдой было лишь то, что римляне действительно не столь усердно следили за Ганнибалом, как во времена второй Пунической войны и во времена, когда он был одним из суфетов Карфагена, а затем одним из приближённых царя Антиоха III. Пользуясь этим, Ганнибалу удалось частыми переездами сбить римлян со следа, и, возможно, он надеялся, что о нём действительно забудут. Но если даже часть римлян и готова была забыть и простить Ганнибала, забыть и простить готовы были далеко не все. Ганнибал это понимал, как прекрасно понимал и то, что, если Рим потребует от Вифинии его выдачи, вифинский царь вынужден будет это сделать. Поэтому, даже будучи другом и гостем вифинского царя, Ганнибал заранее старался подготовить пути для бегства. Во всяком случае, как пишет тот же Плутарх, «он никогда не доверял слабовольному Прусию и опасался римлян, а потому устроил семь подземных ходов, которые из его комнаты расходились под землёй в разных направлениях и кончались тайными выходами вдали от дома» [Plutarh «T. Flamin.», 20]. Беспокоился Ганнибал не зря. В конце концов слухи о его нахождении в Вифинии просочились, и прибывший в 183 г. до н. э. в Вифинию для разбирательства конфликта между Вифинией и Пергамом римский посол, проконсул Тит Квинкций Фламинин, потребовал выдачи Ганнибала, «и хотя Прусий неоднократно и горячо просил за изгнанника, нашедшего у него убежище, и своего друга, Тит не уступил» [Plutarh «T. Flamin.», 20]. Несмотря на заранее принятые меры, бежать Ганнибалу на этот раз не удалось: «услышав о требовании Тита, он попробовал спастись, воспользовавшись подземным ходом, но повстречал царскую стражу и решил покончить с собой» [Plutarh «T. Flamin.», 20]. Античные историки по-разному рассказывают о том, как римлянам стало известно о том, что Ганнибал находится в Вифинии. Корнелий Непот пишет, что «в Риме послы Прусия обедали у бывшего консула Тита Квинкция Фламинина, и, когда за столом был упомянут Ганнибал, один из них сказал, что тот находится во владениях Прусия. На следующий день Фламинин доложил об этом сенату» [Nepos «Hannib.», 12]. Затем в Вифинию было сразу же послано посольство во главе с Титом Квинкцием Фламинином с требованием немедленно выдать Ганнибала. Плутарх, в отличие от Корнелия Непота, утверждает, что о Ганнибале Фламинин случайно узнал в Вифинии. По его словам, «Тит, посланный сенатом к Прусию по каким-то делам, увидел Ганни6 Точная дата рождения Ганнибала неизвестна, но, согласно сообщениям большинства античных авторов, это произошло в 246 г. до н. э. 302 Владимир Дмитренко бала и разгневался» [Plutarh «T. Flamin.», 20]. Версии Плутарха и Корнелия Непота сходятся лишь в том, что о месте нахождения Ганнибала римлянам стало известно совершенно случайно. Однако сами рассказы Плутарха и Корнелия Непота начисто опровергают такую возможность. Мог ли Ганнибал, заранее подготовив семь подземных ходов для возможного бегства, зная, что в Вифинию прибыло римское посольство, попасться на глаза римскому послу? Конечно же, нет! Могли ли послы царя Прусия, отправленные в Рим, быть глупцами? Нет! Послами всегда назначали людей, умеющих взвешивать каждое своё слово и умеющих не говорить лишнего. Другое дело, что вифинские послы в Риме могли признать, что Ганнибал находится в Вифинии, если на переговорах римляне поставили их перед фактом, что им об этом известно. В этом случае послам ничего другого не оставалось, как говорить, что Ганнибал уже стар, немощен и царь принял его всего лишь из жалости, не думая, что этим вызовет недовольство Рима. Точно так же оправдывался бы и сам царь Прусий, если бы римляне впервые заговорили о Ганнибале лишь в Вифинии. Так что требование к вифинцам о выдаче Ганнибала могло впервые прозвучать и в Риме, и столице Вифинии, но произошло всё отнюдь не случайно. Нужные сведения были добыты римской разведкой. Да и то, что послом в Вифинию был послан не кто-нибудь, а сам Тит Квинкций Фламинин, разгромивший несколькими годами ранее македонского царя Филиппа Пятого в битве при Киноскефалах и обеспечивший доминирование Рима над всеми государствами Греции, тоже не было случайностью. Даже само присутствие этого полководца намекало вифинскому царю Прусию на то, что будет с Вифинией в случае ослушания. Во всём этом чувствовались согласованные действия римских разведчиков и римских дипломатов. Что же касается того, почему, несмотря на все свои уловки, Ганнибалу на этот раз так и не удалось бежать, наиболее верную, пожалуй, версию даёт Тит Ливий. В отличие от Корнелия Непота и Плутарха, Тит Ливий вообще не стал рассказывать о том, как римлянам стало известно, где укрылся Ганнибал, но то, как и почему он был захвачен, описал точно. По его словам, как только прибывший послом в Вифинию проконсул Тит Квинкций Фламинин упрекнул царя, что тот укрывает давнего заклятого врага Рима, «Прусий, чтобы угодить Фламинину, сам решил выдать ему или убить Ганнибала, — как бы то ни было, после первой же их встречи воины Прусия были посланы стеречь дом полководца. Ганнибал был готов к такому исходу: он слишком хорошо знал, как ненавидят его римляне, и успел убедиться в непостоянстве Прусия, а потому, узнав о приезде Фламинина, понял, что настал роковой для него час. Чтобы легче бежать, когда грянет опасность, он заранее позаботился устроить в своём доме семь выходов, в том числе и несколько потайных. Но от царей ничего не укроешь: дом был окружён столь Глава VII. Способы ухода от замеченной слежки... 303 плотным кольцом, что ускользнуть оттуда было решительно невозможно» [T. Liv., ХХХIХ, 51, 3—5]. Таким образом, по мнению Тита Ливия, побег провалился из-за того, что за Ганнибалом ещё ранее приглядывала тайная служба вифинского царя. Историкам остаётся лишь догадываться, как удалось стражникам узнать о тайно прорытых ходах. Возможно, сведения об этом добыла тайная служба вифинского царя, возможно и то, что царю сообщил об этом Тит Квинкций Фламинин, заранее получивший эти сведения от римских разведчиков и потребовавший от царя принять все меры к недопущению побега. Но, как бы там ни было, помня о предыдущих побегах и изворотливости Ганнибала, на этот раз при его поимке преследователями было учтено всё — стражей были заняты все семь тайно прорытых выходов. «Когда царские стражники ворвались в переднюю, Ганнибал пытался бежать чёрным ходом, но убедившись в том, что он перекрыт, потребовал заранее приготовленный яд» [T. Liv., ХХХIХ, 51, 3]. 4.Как бежал из Рима царевич Деметрий — будущий царь государства Селевкидов Деметрий I Сотер Образовавшееся в 312 г. до н. э. государство Селевкидов, получившее своё название по имени своего первого царя Селевка I «Никатора», в IV—III вв. до н. э. стало самым большим из всех эллинистических царств, образовавшихся в результате распада державы Александра Македонского. В состав этого царства вошли почти все азиатские владения Александра Македонского от Индии до Средиземного моря. Но Селевкиды мечтали о большем — владеть не меньшим царством, чем владел некогда Александр Македонский, а для этого необходимо было подчинить Египет, Македонию, Грецию и Фракию. Но и цари Македонии и Египта, являвшиеся потомками полководцев Александра Македонского, мечтали о том же. Да и другие правители никак не желали уступать кому бы то ни было свою власть. Долгое время соперничество между ними приводило лишь к многочисленным и кровавым войнам, ослаблявшим все эти государства. Однако в начале II в. до н. э. селевкидский царь Антиох III «Великий» оказался очень близок к тому, чтобы осуществить давнюю мечту своих предков. Сначала он подавил возникшие при его предшественниках беспорядки в азиатских владениях Селевкидов, а затем вторгся на Балканы, подчинив себе Фракию и часть Греции. Однако планам Антиоха III помешал новый игрок, появившийся тогда в Восточном Средиземноморье. Этим игроком стал Рим. Соперничество Рима и государства Селевкидов за контроль над Балканами переросло в 192 г. до н. э. в войну. Потерпев несколько поражений, царь 304 Владимир Дмитренко Антиох III «Великий» вынужден был в 188 г. до н. э. подписать в городе Апамее мирный договор, по которому отказался не только от своих претензий на Фракию и Грецию, но и от всех своих владений в западной части Малой Азии, а также вынужден был заплатить римлянам большую контрибуцию и предоставить заложников. Он также обязался не иметь более 12 боевых кораблей и не держать слонов. Через год Антиох III умер, но его сын, Селевк IV, ставший в 187 г. до н. э. царём, всеми силами старался поддерживать мир с Римом, убедившись в военном превосходстве римлян. Для поддержания мира он даже отправил в Рим своего малолетнего сына Деметрия, вернув оттуда своего младшего брата. В 175 г. до н. э. Селевк IV был убит заговорщиками. Царём стал его брат, Антиох IV «Эпифан», Деметрий же продолжал жить в Риме в качестве заложника. Но в 164 г. до н. э. во время одного из походов внезапно скончался и Антиох IV. Старшему сыну Антиоха IV, Антиоху V «Эвпатору», было всего 9 лет, но вельможи провозгласили царём именно его. Деметрий же к тому времени был уже взрослым. Как пишет Полибий, царевич и раньше жаловался, что «не был обязан оставаться заложником на месте детей Антиоха. Однако до поры до времени Деметрий сидел спокойно потому главным образом, что был слишком юн и на какое-либо дело бессилен. Зато теперь, по достижении полной зрелости, он явился перед сенатом с настоятельной просьбой отпустить его домой на царство как имеющего больше прав на власть, нежели сыновья Антиоха. Очень много доводов приводил Деметрий в пользу своего ходатайства, но больше всего угодил он слушателям тем, что назвал вдруг Рим своим отечеством и кормильцем, что сыновей сенаторов величал своими братьями, а самих сенаторов отцами, так как он явился в Рим ещё ребёнком, а теперь имел двадцать три года от роду» [Polib., ХХХI, 12, 2—6]. Будь Деметрий не царевичем, а просто наследником, вопрос, безусловно, решился бы в его пользу, но дело шло не просто о наследстве, а о наследовании государства, хотя и побеждённого Римом, однако достаточно крупного и могущественного. Это и предопределило ответ римского сената. «Хотя речью Деметрия все присутствующие и были тронуты, однако во внимание к государственным выгодам сенат определил удержать его в Риме, а оставшемуся в Азии отроку помогать утвердиться во власти» [Polib., ХХХI, 12, 6]. Подоплёка отказа была проста и ясна не только римлянам. «Как мне кажется, — писал очевидец тех событий, греческий историк Полибий, — сенат поступил так оттого, что опасался цветущих лет Деметрия, и для Римского государства находил более выгодным детский возраст и бессилие отрока, наследовавшего царство. Что таковы были расчёты сената, подтверждается нижеследующими событиями. Немедленно он выбрал послами Гнея Октавия, Спурия Лукреция и Луция Аврелия и поручил им устроить Глава VII. Способы ухода от замеченной слежки... 305 сирийское7 царство согласно его указаниям; ибо, говорили сенаторы, там нет никого, кто мог бы воспротивиться их распоряжениям: царь — ещё отрок, а стоящие у кормила правления люди рады, что царство не передано Деметрию; они были уверены, что римляне передадут царство ему. Посольству Гнея и товарищам, отправлявшимся в путь, приказано было прежде всего предать огню палубные суда, потом перерезать жилы слонам и вообще всеми способами расстраивать силы царства» [Polib., ХХХI, 12, 7—12]. Государство Селевкидов давно уже пребывало в мире с Римом. Пока у власти находились взрослые сыновья Антиоха III, римляне не выдвигали к Селевкидам новых претензий. Правда, римляне воспрепятствовали воинственному Антиоху IV захватить Египет, но не возражали против его экспансии на Восток. Они даже смотрели сквозь пальцы на то, что Антиох IV, проведший ряд успешных войн со своими восточными соседями, вновь стал использовать слонов — это не представляло угрозы для Рима, и в Антиохии давно уже думали, что введённый Апамейским договором запрет на использование слонов забыт. Требовать же полного уничтожения селевкидского флота у римлян вообще не было никаких оснований. Таким образом, претензии римлян были необоснованны и чрезмерны. Однако сирийские вельможи, оказавшиеся у кормила правления при малолетнем царе, и не думали противиться, а безоговорочно выполнили все требования, так как личное благополучие ценили гораздо выше благополучия вверенного им государства. И всё же в царстве нашлись люди, которых возмутило столь бесцеремонное вмешательство. В конце 163 или в начале 162 г. до н. э. неизвестными лицами был убит глава римского посольства — Гней Октавий. Полибий не сообщает об обстоятельствах его гибели, но об этом кое-что рассказывает другой античный автор, Аппиан: «Грустное зрелище представляло избиение ручных и редких животных и сожжение кораблей. Некий Лептин в Лаодикее, не выдержав этого зрелища, убил Гнея Октавия, главу этого посольства, когда он находился в гимнасии» [Appian «Syr.», 46]. Гнею Октавию были устроены пышные похороны, а в Рим тут же явились послы от Антиоха V «Эвпатора», вернее от его опекунов, уверявшие, что «царские друзья не принимали в этом злодеянии никакого участия» [Polib., ХХХI, 19, 2—3], но римский сенат не спешил их принять. У Деметрия затеплилась надежда на то, что сенат может пересмотреть своё решение о признании царём малолетнего Антиоха V «Эвпатора» и разрешит ему вернуться и принять царство. На крайний же случай, если римляне вновь откажут ему в разрешении на выезд, Деметрий стал подумывать о побеге. Редко случается так, что о каком-то событии, тем более о побеге, происшедшем почти за двадцать два столетия до нас, можно узнать от очевидцев, 7 Основные владения Селевкидов и столица их государства, Антиохия-на-Оронте, находились в Сирии, поэтому их царство часто называли Сирийским. Однако, помимо Сирии, в государство Селевкидов входило и много других земель. 306 Владимир Дмитренко да ещё и иметь возможность увидеть не придуманные современным художником, а сделанные в те самые годы, с натуры, изображения главных действующих лиц. Однако изображения всех вышеперечисленных селевкидских царей сохранились, а о том, какие обстоятельства предшествовали побегу, что толкнуло Деметрия на побег, и о том, как этот побег был организован, рассказал один из его вдохновителей и организаторов — Полибий. Он был не только выдающимся историком, но и крупным государственным деятелем Ахейского союза. Его отец, Ликорт, четырежды занимал должность союзного стратега — главного военачальника объединённых войск государств, входивших в Ахейский союз, — весьма влиятельное объединение ряда полисов и городов-государств Южной Греции. Ахейский союз с 212 по 205 г. до н. э. вёл с Римом войну, но затем вынужден был принять сторону римлян и даже воевать на стороне римлян против Македонии. Какое-то время ахейцы получали даже пользу от союза с Римом: владения Ахейского союза увеличились, правда, ненадолго, очень скоро Рим принялся подминать ахейцев под себя. Полибий рано начал участвовать в политической жизни. В 180 г. до н. э. он вместе со своим отцом, Ликортом, был послом Ахейского союза в Египте. Назначение это было не только важным, но и почётным, так как Полибию тогда не было ещё 30 лет, и по греческим канонам считалось, что он не достиг ещё совершеннолетия. Наверное, со временем Полибий мог бы занимать не меньшие должности, чем его отец. Но в 167 г. до н. э. взаимоотношения Ахейского союза и Рима обострились. Четырьмя годами раньше, в 171 г. до н. э., римляне начали войну против Македонии. В 168 г. до н. э. македонские войска были разгромлены в битве при Пидне, а Македония присоединена к Риму в качестве провинции. Но как только римляне разделались с Македонией, они тут же обвинили ахейцев в том, что те сочувствовали македонскому царю Персею. Чтобы избежать войны и верного поражения, ахейцы вынуждены были отправить в Рим тысячу своих наиболее видных граждан. В числе заложников был и Полибий. Разрешения вернуться заложники ждали долго и дождались этого разрешения очень немногие. Как пишет об этом в своём «Описании Эллады» Павсаний, получив заложников, римляне «разослали их по городам Этрурии, и хотя ахейцы не раз посылали различные посольства и мольбы об этих людях, римляне не обращали на них никакого внимания» [Paus., VП, 10, 11], и лишь «через 17 лет триста ахейцев или даже меньше, которые ещё оставались в Италии, были отпущены — римляне думали, что они достаточно уже наказаны. Но те, которые бежали, тотчас ли во время пути, когда их отправляли в Рим, или потом из городов, в которые они были посланы римлянами, — все они без всякого разговора, если бывали схвачены, подвергались казни» [Paus., VП, 10, 11—12]. В отличие от многих других заложников, у Полибия в Риме нашлись могущественные защитники — Квинт Фабий Максим и особенно Публий Корнелий Сципион Эмилиан «Африканский» Младший, с которым По- Глава VII. Способы ухода от замеченной слежки... 307 либий дружил затем всю жизнь и которого сопровождал в ряде походов. Благодаря заступничеству этих людей Полибий не был сослан в захолустье, а оставался в Риме и не испытывал излишних притеснений. Там он начал работать над своей «Всеобщей историей». К 162 г. до н. э. Полибий уже 5 лет пробыл в Риме, будучи, наряду с Деметрием, одним из немногих заложников, обладавших и связями, и достаточной свободой передвижения в пределах Рима и окрестностей. С кем мог ещё посоветоваться Деметрий, как не с таким же родным по крови собратом по несчастью, да ещё и умудрённым опытом и почти равным себе по рангу, тем более что Деметрий и Полибий были хорошо знакомы? Неудивительно, что, как пишет сам Полибий, узнав об убийстве римского посла, «встревоженный дошедшими до него вестями, Деметрий тотчас призвал к себе Полибия и, не зная что делать, спросил его, не обратиться ли ему ещё раз к сенату с своими нуждами. Полибий советовал не спотыкаться дважды об один и тот же камень, полагаться в своих расчётах только на себя и принять решение, достойное царского звания: самые обстоятельства дают ему много указаний как действовать8. Деметрий понял, что значат эти слова, и в то время промолчал; но спустя немного времени он посоветовался с одним из друзей, Аполлонием. Благодушный и очень юный Аполлоний советовал испытать сенат ещё раз, в том убеждении, как он сам пояснял, что если сенат без всякого основания лишил его царского престола, то он по крайней мере освободит его из состояния заложника: ибо нелепо, чтобы отрок Антиох наследовал царскую власть, а Деметрий оставался бы за него заложником. Поддавшись увещеваниям друга, Деметрий снова явился в сенат и убеждал сенаторов хотя бы избавить его от заложничества, если уж они решили оставить царскую власть за Антиохом. Несмотря на всю настойчивость его просьбы, сенат не изменил принятого решения. Иначе и быть не могло, так как раньше он решил сохранить власть за отроком вовсе не потому, чтобы не признавал справедливости просьбы Деметрия, но потому, что этого требовали его собственные выгоды; общее положение дел осталось без перемены, а потому, понятно, и сенат должен был остаться при прежнем решении» [Polib., ХХХI, 19, 4—12]. Деметрий понял, что единственное, что может избавить его от вечного плена, — это побег. Даже находясь в Риме, Деметрий постоянно был в курсе дел в своей стране. Незадолго до второго обращения Деметрия в сенат из Сирии прибыл посланный туда воспитатель Деметрия Диодор. «Как человек хитрый, близко ознакомившись с положением Сирии, он рассказал Деметрию, что в стране вследствие убийства Гнея9 царит смута, что народ недоверчиво 8 Полибий иносказательно намекал на то, что наиболее разумно в этих условиях было бы бежать. 9 Главы римского посольства, наводившего в Риме «порядок» на свой лад. 308 Владимир Дмитренко относится к Лисию и его единомышленникам10, а сии последние в свою очередь не доверяют народу, что, по убеждению сената, злодеяние над его послами изошло от царских любимцев, а потому теперь самое удобное время захватить власть в свои руки. Ибо сирийцы, продолжал он, тотчас произведут государственный переворот в его пользу, хотя бы он появился в сопутствии единого раба, а сенат и не подумает помогать Лисию и его друзьям, когда они совершили такое злодеяние» [Polib., ХХХI, 20, 3—6]. Откладывать в этих условиях побег или отказаться от него значило для Деметрия потерять последние шансы на царский венец, а возложить себе на голову царский венец он мечтал слишком давно, чтобы от этого отказаться. «Приняв такое решение, Деметрий призвал Полибия, открыл ему свой план, просил участвовать в задуманном предприятии и вместе с ним придумать способ бегства» [Polib., ХХХI, 20, 7]. Дело было рискованное, но Полибий не выдал царевича и согласился помочь. Случилось так, что в Риме в это время находился посол египетского царя Птолемея VI, Менилл. «С этим самым Мениллом Полибий поддерживал раньше дружеские отношения, исполненные взаимного доверия, и считал его человеком пригодным для предстоящего дела, а потому поспешил охотно представить Менилла Деметрию. Принятый в сообщество, Менилл обещал приготовить судно и всё нужное для отъезда морем. В устье Тибра он нашёл стоящим на якоре карфагенский корабль, который был предназначен для переправы жертвенных предметов, и нанял его» [Polib., ХХХI, 20, 9—12]. Это было одно из тех судов, на которых карфагеняне традиционно отправляли ежегодные дары в жертву своим верховным богам, главные храмы которых находились в Тире, колонисты из которого и основали некогда Карфаген. Поскольку отправление таких даров происходило ежегодно, а дары в главные храмы своих богов отправляли не только жители Карфагена, но и карфагеняне, жившие по своим торговым делам в Италии, маршрут корабля не мог вызвать у римлян никаких подозрений, но Тир, хотя и обладал некоторой автономией, находился в вассальной зависимости от Селевкидов, да и до Антиохии, куда и стремился попасть Деметрий, от Тира было рукой подать. «Когда владелец судна был совершенно готов, Деметрий, которому оставалось собраться в путь, послал своего воспитателя в Сирию послушать и посмотреть, что делается в народе» [Polib., ХХХI, 21, 1]. Как «человек хитрый» и опытный, Диодор идеально подходил для этой миссии, и подобной работой уже занимался в свою предыдущую поездку. Отправить же его было несложно, так как Деметрию не возбранялось посылать куда-либо, в том числе и на родину, своих слуг. Никого в Риме не взволновало то, что воспитатель Деметрия, только что возвратившийся из Сирии, отплыл туда 10 Поскольку царь Антиох V «Эвпатор» был малолетним, вся власть в стране оказалась в руках правившего от его имени регента Лисия и его приспешников. Глава VII. Способы ухода от замеченной слежки... 309 вновь. Римляне зорко следили лишь за тем, чтобы сам царевич не покидал Италию. Теперь настало время отправляться в путь и самому Деметрию. Любая случайность, любой донос, даже донос раба, могли не только сорвать все планы, но и грозили жизни, если уж не самого Деметрия, которого в случае поимки, скорее всего, стали бы содержать значительно строже, то, во всяком случае, для его сообщников, которых бы казнили. И всё же бежать без помощи нескольких помощников было невозможно. Деметрий помимо Полибия, Менилла и своего воспитателя Диодора, посланного встречать его в Сирию, посвятил в свои планы лишь своего друга Аполлония и двух его братьев. В выборе друзей он не ошибся. Никто из них его не предал. Однако, кроме не желавших его отпускать римлян и возможных доносчиков, у Деметрия был ещё один «враг», который мог помешать задуманному и сорвать побег — Деметрий любил выпить, а выпивка нередко рушит любые планы. Однако тут Деметрия подстраховал Полибий: «Накануне дня, условленного с матросами, предположен был у одного из друзей Деметрия прощальный пир; у себя устроить пиршество нельзя было, потому что Деметрий имел обыкновение приглашать к столу всех своих близких. Соумышленники должны были по окончании пиршества направиться от дома к судну, каждый в сопровождении одного раба; остальных они отправили в Анагнии, обещая встретиться с ними на следующий день. Случилось так, что Полибий по причине болезни лежал в это время в постели, но знал всё, что делается, так как Менилл не переставал доставлять ему сведения о ходе предприятия. Полибий опасался, как бы пиршество не затянулось по вине Деметрия, склонного к попойкам и слишком ещё легкомысленного, и как бы отъезд их вследствие пьянства не расстроился. Поэтому он написал коротенькое письмо и, запечатав своей печатью, с наступлением вечера отправил его с рабом, которому приказал вызвать Деметриева виночерпия и отдать ему письмецо, не говоря, кто он и от кого, и только сказать, чтобы он вручил записку Деметрию для немедленного прочтения. Всё так и случилось. Деметрий получил письмо и прочитал. В нём содержались следующие изречения: «Ретивый уносит с собою добро нерадивого»; «Ночь благодетельна всем, особенно отважным»; «Решайся, дерзай, действуй, терпи неудачу, Эпитих: всё лучше, чем упадок духа»; «Трезвость и недоверчивость — основы рассудка»» [Polib., ХХХI, 21, 4—12]. Не исключая того, что письмо может быть перехвачено, Полибий выражался иносказательно, да и сама болезнь Полибия могла быть вымышлена дабы обеспечить собственное алиби, хотя Полибий в этом и не признаётся. Но посланное Полибием письмо достигло цели: «По прочтении письма Деметрий понял смысл намёков, догадался, от кого оно, сделал вид, что ему нездоровится, и вышел из-за стола в сопровождении друзей. Возвратившись к себе в дом, Деметрий отправил в Анагнии тех из слуг, которых считал непригодными, и велел дожидаться его под Цирцеем с сетями и собаками: там он любил охотиться на кабанов, там же завязалось впервые и знакомство с Полибием. 310 Владимир Дмитренко Вслед за сим он открыл свой замысел Никанору и друзьям его и просил их о помощи в задуманном деле. Все приняли его предложение с радостью. Тогда он просил их вернуться в свои жилища и отдать приказание рабам выходить к утру в Анагнии и дожидаться с собаками под Цирцеем, самим захватить с собою дорожное одеяние и возвращаться к нему, сказав слугам, что на следующий день в указанном месте они найдут их вместе с Деметрием. Когда всё было сделано так, как нами рассказано, соучастники ночью направились к Остии, что в устье Тибра. Впереди на корабле шёл Менилл и в беседе с перевозчиками рассказывал, что получил от царя известие, которое вынуждает его оставаться до поры до времени в Риме, вместо этого вернейших из юношей отправить к царю, дабы он мог узнать от них всё, касающееся брата11. Вот почему сам он на корабль не взойдёт, а юноши, которым надлежит отъехать, прибудут на место около полуночи. Для перевозчиков такая перемена была безразлична, потому что они в самом начале получили условленную плату за провоз и давно уже имели всё наготове к переправе. К концу третьей смены прибыл к Остии Деметрий со своими приближёнными в числе восьми человек, тут же были пять взрослых рабов и три мальчика. Менилл поговорил ещё с ними, показал заготовленное продовольствие и заботливо передал их владельцу корабля и перевозчикам. Наконец они взошли на судно, а кормчий на рассвете снялся с якоря и вышел в море, решительно ничего не подозревая, как будто он перевозил несколько человек воинов от Менилла к Птолемею» [Polib., ХХХI, 22, 1—13]. Побег был осуществлён, можно сказать, идеально. «В Риме на следующий день никому не пришло на мысль искать Деметрия и его спутников. Оставшиеся в городе думали, что Деметрий отправился в Цирцей, а те, что были в Анагниях, пошли туда же в уверенности, что найдут там Деметрия. Таким образом, побег его оставался совершенно неизвестным, пока один из рабов, наказанных плетью в Анагниях, не вздумал бежать в Цирцей, где он рассчитывал найти Деметрия, — и не нашел. Тогда он устремился обратно в Рим в надежде встретиться с ним в пути и, не нашедши его нигде, сообщил о том римским друзьям Деметрия и оставшимся дома слугам. Только на четвёртый день по отъезде стали искать Деметрия и догадались о случившемся. На пятый день рано собрался сенат по этому поводу, но Деметрий был тогда 11 В это время римский сенат разбирал спор о наследстве между царём Египта Птолемеем VI (царствовавшим с 181 по 145 г. до н. э.) и его младшим братом. Ранее Рим защитил Птолемея VI от селевкидского царя Антиоха IV, но обусловлено это было не любовью к справедливости, а нежеланием дать усилиться государству Селевкидов. Сильный Египет Риму тоже был не нужен. Когда младший брат Птолемея VI выдвинул свои претензии на власть, римский сенат постановил отдать ему в качестве его доли наследства принадлежавший тогда Египту остров Кипр. Именно для переговоров о судьбе Кипра и приезжал в Рим Менилл. Царь Египта не желал терять своих владений, но в итоге вынужден был подчиниться решению сената, отдав Кипр без войны. Очень может быть, что именно досада за потерю Кипра и желание хотя бы тайком чем-то досадить Риму подтолкнули египтянина Менилла содействовать побегу Деметрия. Глава VII. Способы ухода от замеченной слежки... 311 уже по ту сторону Сицилийского пролива. От преследования сенаторы отказались, во-первых, потому, что беглец, по их соображениям, был уже далеко, ибо ветер благоприятствовал ему, и потому ещё, что при всём желании не могли бы настичь его» [Polib., ХХХI, 23, 1—9]. Немедленно начинать войну из-за ослушания Деметрия не входило в планы римлян. Через несколько дней после того, как в Риме узнали о бегстве царевича, римский сенат, как пишет Полибий, направил посольство во главе с Тиберием Гракхом, Луциеем, Лентулом и Сервилием Главцией, «которое должно было прежде всего собрать сведения о состоянии Эллады, потом отправиться в Азию для наблюдения, что вышло из побега Деметрия, разузнать настроение прочих царей (тут Полибий имеет в виду прежде всего царей Понта, Вифинии, Пергама и Каппадокии — В. Д.) и уладить отношения между ними и галатами (одним из воинственных народов Малой Азии, часто враждовавших в те годы с соседями — В. Д.)» [Polib., ХХХI, 23, 10—11]. Что же касается Деметрия, о дальнейшей судьбе которого можно узнать из книг Аппиана, то по прибытии на родину он был радостно встречен народом и легко завладел престолом. Правил Деметрий довольно жёстко: по его приказу тут же были убиты свергнутый Антиох V «Эвпатор», несмотря на своё малолетство и родство с Деметрием12, и опекун юного Антиоха Лисий. Власть Деметрия попытались оспорить некий Гераклид и наместник Вавилонии Тимарх, однако Деметрий сумел быстро изгнать Гераклида, а Тимарха уничтожил. Вынужденные поддерживать ранее Тимарха вавилоняне тут же поспешили признать нового царя и, сетуя на то, что Тимарх якобы управлял ими крайне плохо, провозгласили Деметрия Деметрием «Сотером» (Деметрием «Спасителем»). По словам Аппиана, «укрепившись на престоле, Деметрий послал римлянам в знак благодарности за обращение с ним во время заложничества золотой венок ценою в 10 тысяч золотых, и Лептина, убийцу Октавия» [Appian «Syr.», 47]. Поскольку Деметрий быстро утвердился в своих владениях и поскольку другие цари признали его права, а также учитывая то, что Деметрий проявлял полную лояльность к Риму, римский сенат счёл ненужным затевать войну, но одновременно надолго сохранил предлог для объявления войны, если бы того потребовали изменившиеся обстоятельства, — «римляне венок приняли, Лептина же не взяли, конечно, как бы сохраняя для подходящего случая это обвинение против сирийцев» [Appian «Syr.», 47]. Лавируя между интересами Рима и интересами своей собственной страны, Деметрию I «Сотеру» удалось пробыть царём государства Селевкидов вплоть до 150 г. до н. э. 12 На убийство своего малолетнего двоюродного брата Деметрий пошёл скорее всего отнюдь не из чувства мести или из-за жестокости, а ввиду государственной необходимости, так как если бы Антиох V «Эвпатор» остался в живых, римляне могли потребовать вернуть трон «законному» царю или разделить царство между Антиохом и Деметрием. 312 Владимир Дмитренко 5.Как случился и к чему привёл побег из Рима македонянина Андриска, выдававшего себя за сына царя Персея В течение нескольких столетий Македония играла видную роль в средиземноморской политике. Особенно возвысилась Македония в IV в. до н. э., когда царю Македонии Филиппу II «Одноглазому», правившему с 359 по 336 г. до н. э., удалось окончательно завершить объединение самой Македонии, а также покорить Грецию и Фракию, а его сын и преемник, Александр Македонский, продолжив дело отца, завоевал огромное Персидское царство и сумел дойти до Средней Азии и Индии. Македония стала самым крупным и самым могущественным государством античного мира. Но Александр внезапно умер, а его наместники — диадохи — перессорились и тут же принялись воевать между собой. В ходе этих войн власть над Македонией досталась Антигону I, сумевшему основать собственную новую династию македонских царей. И ему, и его потомкам приходилось вести много войн. Иногда им удавалось контролировать не только Македонию, но и значительную часть Греции и Малой Азии, однако в III в. до н. э. Македония столкнулась с Римом, и это столкновение оказалось для неё губительным. Все три войны с Римом (в 215—205, 200—197 и 171—168 гг. до н. э.) были неудачными для Македонии. Первые две войны закончились потерей части владений и уплатой громадных контрибуций, а третья война с Римом завершилась полной катастрофой. После сокрушительного поражения македонян в 168 г. до н. э. в битве при Пидне царь Персей сдался, а страна была разделена на четыре зависимых во всём от Рима протектората. Царю Персею не было даже предоставлено право на почётный плен. Его вместе с тремя его малолетними сыновьями провели по улицам Рима во время триумфа сокрушившего Македонию римского полководца Эмилия Павла, а затем отправили в заточение в город Альбу13, где он и умер после шести лет заточения. Через два года после отца в Альбе умер и едва достигший совершеннолетия старший сын Персея, Филипп. Нельзя с полной достоверностью сказать, правдивы ли были поползшие по Италии слухи о том, что и Персей, и Филипп были отравлены, но скоро и остальных детей Персея постигла та же участь — потенциальные претенденты хотя бы на часть бывших своих владений не были нужны никому. Род македонских царей пресёкся. 13 Альба находилась на месте современного итальянского города Альба-Лонга. Глава VII. Способы ухода от замеченной слежки... 313 Казалось, никто уже не посмеет оспаривать власть Рима над Македонией, но в 150 г. до н. э. такой смельчак всё же нашёлся. Им стал «некий Андриск, человек тёмного происхождения, называвший себя Филиппом и выдававший себя за сына царя Персея» [T. Liv. «Perioh.», ХLIХ]. Как пишет Тит Ливий, Андриск «рассказывал, будто рождён Персеем от наложницы и был отдан на воспитание какому-то критянину, чтобы в превратностях войны, которую он (Персей) вёл с римлянами, сохранилось хотя бы семя от царского корня; воспитывался он в Адрамиттии14 до двенадцати лет, не зная своего происхождения и считая воспитателя своим отцом; и лишь когда тот занемог и почувствовал, что близок конец, то раскрыл ему его происхождение и дал ему грамоту с печатью царя Персея, оставленную для мнимой его матери с тем, чтобы передать сыну, когда тот станет взрослым, а до этого времени во что бы то ни стало сохранять дело в глубокой тайне. Теперь, когда он подрос, ему передавалась эта грамота, в которой отец оставлял сыну два зарытых клада» [T. Liv. «Perioh.», ХLIХ]. Пергамский царь Евмен, которому принадлежал тогда город Адрамиттий, во время войны Македонии с Римом воевал на стороне римлян. Поэтому приёмная мать Андриска умолила его «бежать из этих мест, пока слухи не дошли до царя Евмена, который был Персею врагом, и тот не подослал к нему убийц. Испуганный этим, он бежал в Сирию, надеясь получить помощь от Деметрия, и там впервые решился открыть перед всеми, кто он такой» [T. Liv. «Perioh.», ХLIХ]. Помощи Лжефилипп не получил. Деметрию I «Сотеру» был нужен мир с Римом, а не война. По приказу Деметрия, Андриск был тут же схвачен и доставлен в Рим. Но тут произошло нечто удивительное, ибо самозванцу удалось то, что не смогли сделать ни царь Персей, ни его сыновья: Андриск «тайно бежал, собрал вокруг себя много народа, принимавшего его выдумку за правду, и с этим войском захватил всю Македонию, в иных местах силою, а в иных с согласия местных жителей» [T. Liv. «Perioh.», ХLIХ]. Тит Ливий посвятил событиям, связанным с появлением Лжефилиппа, значительную часть своей книги ХLIХ и книги L. К сожалению, от этих книг сохранились лишь периохи — краткие описания. Почти ничего не сохранилось и из того, что писал о Лжефилиппе Полибий, — всего лишь несколько строчек. Это не позволяет рассказать о деталях совершённого Андриском побега из Рима. Однако римлянам бегство этого человека обошлось очень дорого. Добравшись до Македонии, Андриск поднял восстание и, громя римских ставленников, овладел всеми четырьмя анклавами, на которые римляне разделили страну, а утвердившись в Македонии, тут же 14 Адрамиттий — античный город в Малой Азии, находившийся напротив острова Лесбос. В настоящее время на месте древнего Адрамиттия находится турецкий город Эдремит. 314 Владимир Дмитренко вторгся в Фессалию, поставив под угрозу гегемонию Рима уже не только в Македонии, но и в Греции. Римлянам пришлось срочно перебрасывать туда войска. Если даже Андриск и не был сыном Персея, то полководческим талантом явно превосходил своего «отца» и был человеком незаурядным. Появившись ниоткуда, «как бы с неба упавший; он не робел не только перед македонянами, но и перед римлянами, хотя не имел ни малейшего основания рассчитывать на успех своего предприятия» [Polib., ХХХVII, 2, 2—3]. В своё время царю Персею не удалось нанести римлянам ни одного серьёзного поражения, Андриск же не только выбил римлян из Македонии, но и вторгся в подвластную римлянам часть Северной Греции — Фессалию и, даже отступив затем под натиском превосходящих сил римлян обратно в Македонию, сумел затем все-таки разгромить одну из римских армий, «уничтожив претора Публия Ювентия с его войском» [T. Liv. «Perioh.», L]. Лишь в 148 г. до н. э., через два года после начала восстания, подошедшая новая римская армия во главе с Квинтом Цецилием Метеллом сумела разгромить армию Андриска и взять его в плен, после чего Македония была превращена в римскую провинцию. 6.Каким образом умудрялись бежать некоторые из проскрибированных во времена проскрипций В I в. до н. э. в Римской республике прошло несколько гражданских войн, приведших в конце концов к установлению нескольких диктатур, а затем и к установлению Империи. В эти периоды борьба за власть проходила наиболее жестоко. Несколько раз за этот период победители прибегали к особой форме репрессий — проскрипциям, когда неугодных просто ловили и казнили согласно составленному властями списку. В 87 г. до н. э. к массовым казням неугодных без всякого судебного разбирательства прибег установивший одно время почти единоличную власть над Римом полководец Гай Марий. Сотни людей были казнены, а их имущество конфисковано. Затем ещё более масштабные проскрипции провёл в 82 г. до н. э. победивший в гражданской войне против Гая Мария и его сторонников полководец Луций Корнелий Сулла, ставший на три года диктатором. Проскрипции Суллы были более жестокие и более массовые, и теперь уже спасаться приходилось друзьям и приверженцам Гая Мария. В проскрипционные списки попал и восемнадцатилетний Гай Юлий Цезарь, который был в близком родстве с Гаем Марием, да к тому же был женат на дочери четырёхкратного консула Луция Цинны — ближайшего соратника Гая Мария. Будущий диктатор мог бы развестись с женой, отречься от родственников — многие в то время поступали именно так, вымаливая себе Глава VII. Способы ухода от замеченной слежки... 315 прощение. Но он не бросил жену и не стал унижаться. Не дожидаясь пока его схватят, «переменив одежду и приняв облик, не соответствующий его положению15, Цезарь ночью бежал из города» [Vel. Paterc., ХLI, 2]. Даже из этого краткого приведённого выше сообщения римского историка Веллея Патеркула хорошо видно, что бежать из Рима было далеко не просто — патрицию приходилось прикидываться простолюдином, менять причёску или надевать парик. Однако мало было выбраться из города. Поиск проскрибированных шёл по всей стране, и каждую минуту любая неосторожность, любая оплошность грозили им гибелью. О дальнейших злоключениях юного Гая Юлия Цезаря известно со слов Плутарха: улизнув из Рима, «он долго скрывался в земле сабинян. Но однажды, когда он занемог и его переносили из одного дома в другой, он наткнулся ночью на отряд сулланских воинов, осматривавших эту местность, чтобы задерживать всех скрывающихся» [Plutarh «Сaesar», 1]. Уцелеть юному беглецу помогла алчность сыщиков. «Дав начальнику отряда Корнелию два таланта (более 52 кг серебра!), Цезарь добился того, что был отпущен, и тотчас, добравшись до моря, отплыл в Вифинию, к царю Никомеду» [Plutarh «Сaesar», 1]. Лишь в далёкой Вифинии Цезарь смог почувствовать себя в относительной безопасности, но и там его могли настигнуть: если бы Сулла потребовал его выдачи, царь Никомед, конечно же, вынужден был бы это сделать. Лишь через несколько месяцев, когда, пользуясь тем, что он не был личным врагом Суллы, друзья сумели добиться исключения его из проскрипционных списков, Цезарь смог вздохнуть спокойно и вернуться в Рим. Далеко не все беглецы были столь же богаты, столь же решительны и столь же удачливы… В ходе проскрипций Суллы погибли уже не сотни, а тысячи человек. Затем, через несколько десятилетий, ничуть не менее жестокие проскрипции провёл, начав гражданскую войну, уже сам Гай Юлий Цезарь. Массовые проскрипции провёл и соперник Цезаря — Гней Помпей «Великий». Но наиболее массовые и наиболее жестокие проскрипции 15 Надо сказать, что к изменению внешности иногда прибегали не только преследуемые беглецы, желавшие избежать поимки. К этому порой прибегали и лица, обладавшие властью, когда знали, что на них готовят покушение. Причём этот способ избежать покушения был хорошо известен не только римлянам, но и их противникам. Так, например, по словам Тита Ливия, во время второй Пунической войны Ганнибалу однажды стало известно, что галльские вожди, сначала перешедшие на сторону карфагенян, а затем решившие вновь переметнуться на сторону римлян, пытаются заманить его в западню. «Ганнибал уцелел: он одевался поразному, менял шапки и таким образом не попался в ловушку» [T. Liv., ХХII, 1, 3]. Полибий же сообщает, что Ганнибал тогда, опасаясь покушений на свою жизнь, предпринял ещё более хитрые меры предосторожности, полностью изменив внешность: «заказал себе поддельные волосы, по виду вполне соответствующие различным возрастам, и постоянно менял их, причём каждый раз надевал и платье, подходящее к таким волосам. Благодаря этому он был неузнаваем не только для людей, видевших его мимоходом, но даже и для тех, с коими находился в постоянном общении» [Polib., III, 78, 2—5]. 316 Владимир Дмитренко были осуществлены в Италии осенью 43 г. до н. э. триумвирами Октавианом (будущим императором Октавианом Августом), Марком Антонием и Марком Лепидом. Зачастую проскрибируемые узнавали о том, что внесены в список лишь тогда, когда за ними являлись посланные изловить их стражники, немедленно приводившие приговор в исполнение, но иногда им удавалось узнать об этом до того, как к ним приходили палачи. Поскольку никто из этих людей не готовился к бегству заранее, а за их головы выплачивалась большая награда, к тому же за укрывательство проскрибированных грозила смертная казнь, даже заранее узнав о приговоре, некоторые из них, ничего не предпринимая, прощались с близкими и ждали своей участи. Однако немало проскрибированных, кто просто в отчаянии, а кто и продуманно, пытались бежать, и кое-кому это удавалось. Аппиан, подробно описавший ужасное время проскрипций, повествуя о многих неудачных попытках проскрибируемых бежать или укрыться, приводит и несколько случаев, когда побеги удавались. Обычно это случалось лишь тогда, когда кто-либо приходил на помощь беглецу. Так, по словам Аппиана, некий Ацилий, узнав, что внесён в список, «тайно бежал из города. Когда домашний раб выдал его солдатам, Ацилий, пообещав им большую сумму денег, убедил их послать некоторых из их среды к своей жене с условленными знаками, которые он сам им вручил. Жена предложила им все свои украшения, сказала, что даёт их с тем, чтобы они, в свою очередь, сдержали обещание, но не уверена, сдержат ли они его. И в любви к мужу она не оказалась обманутой: солдаты наняли судно для Ацилия и доставили его в Сицилию16» [Appian «В. С.», IV, 39]. Ацилию в общем-то повезло — солдаты могли взять деньги, но потом всё равно его убить. Не менее повезло другому проскрибируемому, Апулею, который узнал о том, что внесён в списки раньше, чем об этом узнали его соседи. «Апулею жена пригрозила, что выдаст его, если он бежит один. И вот против воли он взял её с собою. Помогло ему в бегстве, которого никто не подозревал, то обстоятельство, что он отправился в путь вместе с женой, рабами и рабынями, на глазах у всех» [Appian «В. С.», IV, 40]. Списки проскрибируемых сразу же после составления выставляли на форуме. Проскрипции проводились не только в Риме, но и во всей Италии. Если Апулей жил вдали от Рима, гонец от его друзей вполне мог опередить посланный схватить Апулея отряд и сообщить Апулею о том, что он внесён в список. Отправленные к осуждённым отряды иногда запаздывали и из-за общей неразберихи, царившей в то время, и из-за того, что один отряд часто посылался для захвата сразу нескольких человек, расправляясь 16 Сицилией в то время владел Секст Помпей, не признававший власти триумвиров и охотно принимавший к себе всех беглецов. Глава VII. Способы ухода от замеченной слежки... 317 с ними поочерёдно. Поэтому в распоряжении Апулея могло быть несколько часов, а то и день-два, чтобы уехать до того, как всем стало известно о его осуждении. И всё же надо признать, что и этот побег, как и побег Ацилия, удался главным образом благодаря удачному стечению обстоятельств и везению. Поскольку подкупить можно было далеко не всех и не всегда, а узнавали проскрибированные о том, что осуждены, как правило, уже тогда, когда за ними вот-вот должны были явиться посланные их убить солдаты, большинству из тех, кому удалось спастись, и тем, кто им помогал, обычно приходилось прибегать к гораздо более сложным увёрткам. К примеру, «жена Анция завернула его в постельный мешок и поручила носильщикам за плату доставить его из дома к морю, откуда он и убежал в Сицилию» [Appian «В. С.», IV, 40]. Другие жёны, сумевшие помочь своим мужьям, проявляли не меньшую изобретательность: «Жена Регина своего мужа ночью спустила в канал для стока нечистот, куда днём солдаты не решились войти из-за зловония; в следующую ночь она нарядила его угольщиком и велела гнать перед собой осла, нагружённого углём, сама же, сидя в носилках, подвигалась впереди него на коротком расстоянии. Одному из воинов возле ворот носилки показались подозрительными, и он стал их обыскивать. Регин испугался и, прикинувшись одним из пешеходов, просил солдата оставить женщин в покое. Тот ответил ему как угольщику, грубо, но скоро узнал его — он прежде как-то был в походе под его начальством в Сирии — и сказал: «Иди себе спокойно, император17, ибо мне приличествует и теперь так тебя называть»» [Appian «В. С.», IV, 40]. Но если Регину помогли спастись любящая его жена и ветеран, уважавший его за прежние заслуги, как полководца, то некоего Рестиона спас тот, на помощь кого он вовсе не мог надеяться. По словам Аппиана, «За Рестионом, думавшим, что он бежит один, следовал незаметным образом домашний раб, некогда выросший в его доме и видевший от него много добра, а потом за нерадивость заклеймённый. Этот раб, представ перед господином, отдыхавшим среди болота, испугал его своим появлением. Раб сказал находившемуся в страхе Рестиону, что он не чувствует своего теперешнего клейма, но помнит больше о прошлых благодеяниях. Укрыв господина в какой-то пещере, он стал работать и, насколько мог, доставлял ему пищу. Когда у солдат, очутившихся вблизи пещеры, возникло подозрение насчёт Рестиона и они направились к нему, раб, смекнув, последовал за ними и, за17 Слово «император» тогда, во времена Республики, означало не титул правителя. «Императором» солдаты провозглашали полководца, одержавшего выдающуюся, по их мнению, победу, а кроме того, так вообще обращались тогда к любому полководцу, командующему крупной группировкой войск. Солдаты, служившие когда-то под чьим-либо началом, нередко в знак почтения продолжали и в дальнейшем именовать любимого командира «императором». 318 Владимир Дмитренко бежав вперёд, убил какого-то старика, шедшего по дороге, и отрубил ему голову. Когда же изумлённые солдаты задержали его как убийцу прохожего, он сказал: «Я умертвил Рестиона, моего господина, наложившего на меня вот это клеймо». И они, отняв у него голову, чтобы получить награду, поспешили в Рим. Раб же, уведя хозяина из пещеры, отплыл вместе с ним в Сицилию» [Appian «В. С.», IV, 43]. Раб Рестиона, для того чтобы спасти хозяина, убил безвестного и ни в чём не повинного старика, однако некоторые рабы жертвовали для спасения жизни хозяина даже своей собственной жизнью. Вот, например, рассказ Аппиана о том, как удалось спастись внесённому в проскрипционные списки Аппию: «Аппий отдыхал на своей вилле, когда к нему ворвались солдаты. Раб одел его в свою одежду, сам же, улёгшись на постель, как если бы он был господин, добровольно принял смерть вместо него, стоявшего вблизи под видом раба» [Appian «В. С.», IV, 44]. Такие случаи были не единичны. «Когда солдаты заняли дом Менения, раб сел в носилки господина и был вынесен другими рабами, соучастниками всего дела, после чего он и был, согласно его воле, убит вместо Менения, а тот бежал в Сицилию» [Appian «В. С.», IV, 44]. Рабам знатного римлянина Лукреция не пришлось жертвовать своей жизнью, но и они приложили немало сил для спасения своего господина: «Лукреций, скитавшийся с двумя верными рабами, испытывая недостаток пищи, направился в Рим к жене, его несли на носилках рабы, как больного. Так как у одного из нёсших сломалась голень, он пошёл пешком, положив руку на плечо другого. Находясь у ворот в том самом месте, где его отец, проскрибированный Суллой, был захвачен, он увидел бегущий отряд солдат. Испуганный зловещим совпадением места, он укрылся вместе с рабами в склепе. Когда кладбищенские грабители стали обыскивать гробницы, раб добровольно дал им себя ограбить, а Лукреций тем временем убежал к воротам. Обождав здесь раба, Лукреций поделился с ним одеждой и явился к жене. Он был укрыт ею на двойной крыше в пролёте, пока некоторым не удалось добиться от триумвиров прощения для него. Впоследствии, при восстановлении мира, он стал консулом» [Appian «В. С.», IV, 44]. Аппиан не назвал полное имя Лукреция, но, взглянув на список римских консулов, можно с полной уверенностью сказать, что речь идёт о Квинте Лукреции Веспилоне, одном из ординарных консулов 19 г. до н. э. Не меньшую изобретательность и преданность своим патронам проявляли некоторые вольноотпущенники. Например, «вольноотпущенник Виния Филемон, живший в роскошном доме, спрятал Виния в центре дома в железном ящике, какой римляне обыкновенно держат для денег или книг; по ночам он приносил Винию пищу вплоть до наступления гражданского мира» [Appian «В. С.», IV, 44]. Кое-кто из читателей, возможно, станет недоумевать по поводу такой преданности рабов и вольноотпущенников. Но надо помнить, что сложив- Глава VII. Способы ухода от замеченной слежки... 319 шиеся в ХIХ—ХХ вв. устойчивые представления обо всех римских рабах, как о людях вечно притесняемых и угнетаемых своими хозяевами, совершенно не соответствуют исторической действительности. Да, большинство рабов, особенно задействованных на тяжёлых и грязных работах, не имели никаких оснований выручать своих хозяев. Именно такие рабы работали под присмотром надсмотрщиков, терпели побои, а на ночь запирались в особые тюрьмы-казармы — эргастулы. Эти рабы не имели реальных надежд хотя бы когда-нибудь изменить своё положение, а о свободе и достойной жизни могли только мечтать. Но были и другие рабы, жившие порою гораздо лучше простых римлян: это были рабы, управлявшие господскими имениями и сами имевшие в своём подчинении десятки и сотни других рабов, а также многие домашние рабы, обслуживающие господина и его семью. Весьма неплохо могли жить рабы-учителя, рабы-ремесленники. Нередко случалось, что хозяин сам даровал свободу своим любимцам, да к тому же помогал им затем в делах, а кроме того, таким рабам хозяин, как правило, разрешал иметь свой пекулий (peculium) — собственные средства, принадлежавшие не хозяину, а самому рабу. Накопив за счёт подарков хозяина или собственных приработков и торговых операций достаточный пекулий, раб мог выкупить себя из рабства, став вольноотпущенником, причём вольноотпущенником иногда весьма состоятельным, как тот же вышеупомянутый «вольноотпущенник Виния Филемон, живший в роскошном доме». У таких рабов, как правило, не было причин ненавидеть своих хозяев, да и у вольноотпущенников, процветавших при поддержке своих патронов, не было причин их ненавидеть. Наоборот, эти рабы и вольноотпущенники вполне могли искренне любить своих хозяев и патронов. Поэтому то, что многие из них отчаянно старались их спасти в минуты опасности, даже рискуя собственной жизнью, вполне закономерно. Некоторые из проскрибированных, подобно упомянутому ранее в этой главе сицилийцу Никию, использовали для своего спасения тогдашние религиозные предрассудки. Например, «эдил Волузий попал в проскрипционные списки; у него был друг, участник мистерий Исиды, он выпросил у него культовое одеяние и, надев на себя полотняное, доходящее до ног платье, нацепил собачью голову и в таком виде пробрался, якобы совершая таинства» [Appian «В. С.», IV, 47]. Вряд ли друг Волузия был человеком верующим. В то время в Риме, наряду с традиционными римскими верованиями, большое распространение получили некоторые новые культы, одним из которых был пришедший из Египта культ Исиды. Среди поклонников новых религий, безусловно, имелись и люди, фанатично верящие в то, чему стали поклоняться, позабыв о вере отцов, но значительная часть адептов новых культов стала ими не из религиозных убеждений, а потому, что сектанты оказывали друг другу протекцию, что порой было очень выгодно. Видимо, именно к таким «почита- 320 Владимир Дмитренко телям» Исиды и принадлежал друг Волузия, иначе он никогда не пошёл бы на святотатство. Однако в данном случае прагматичное отношение друга к якобы исповедуемому им культу дало возможность Волузию спастись. Обычно первое, что приходило в голову человеку, ищущему спасения, — спрятаться. Но были случаи, когда не потерявшие самообладания люди, наоборот, умудрялись спастись, будучи у всех на виду. Порой доходило до курьёза. «Вольноотпущенник Вентидия связал его тотчас же после проскрипции, с целью якобы передать палачам. Ночью он склонил на свою сторону рабов, переодел их воинами и вывел таким образом господина, как центуриона, за город. Они прошли всю Италию вплоть до Сицилии и часто располагались на отдыхе вместе с другими центурионами, разыскивавшими Вентидия» [Appian «В. С.», IV, 46]. Сходным образом, но ещё более решительно действовали два других проскрибированных, некие Апулей и Арунций. «Апулей18 и Арунций, выдававшие себя за центурионов, а рабов нарядившие солдатами, проскочили через ворота в качестве центурионов, преследующих других. Во время дальнейшего следования они разделились и стали освобождать арестованных, собирали вокруг себя беглецов, потом, когда у каждого из них образовался достаточно сильный отряд, они достали военные знамёна и оружие, что их отряду придавало вид настоящего войска» [Appian «В. С.», IV, 46]. И Апулею, и Арунцию удалось успешно вырваться из Италии и уцелеть, а затем, добившись помилования, вернуться. Вряд ли можно и нужно описывать все использовавшиеся тогда варианты побегов: люди пытались бежать или укрыться, спрятаться от неминуемой гибели любыми способами, но наиболее дерзкий и удивительный побег совершил тогда некий Помпоний. Узнав, что внесён в проскрипционные списки, «Помпоний облачился в одеяние претора, а рабов нарядил в одежды, полагающиеся прислужникам претора по его должности. Он проследовал через весь город как претор в сопровождении ликторов, будучи тесно окружён прислужниками, чтобы его не узнали другие. Сев у ворот в государственную колесницу, он отправился во внутреннюю часть Италии, причём все принимали его и провожали как претора, отправленного триумвирами к Помпею для заключения мира, пока на государственной триреме Помпоний не переправился к нему» [Appian «В. С.», IV, 45]. Казалось бы, совершенно фантастическая история спасения! В такое настолько трудно поверить, что сама собой напрашивается мысль: «Не преувеличивает ли тут Аппиан? Не рассказывает ли некие сказки?». Ручаться за абсолютную точность рассказов Аппиана, конечно же, нельзя, тем более учитывая то, что описывал всё это он спустя полтора с лишним столетия после происшедших событий. Однако если Аппиан гово18 Апулей — это имя в Риме было достаточно распространённым, и здесь Аппиан упоминает не того Апулея, о котором рассказывалось выше. Глава VII. Способы ухода от замеченной слежки... 321 рит здесь о сенаторе Помпонии Аттике, которому посвящено большинство сохранившихся писем Цицерона, то станет более понятно, каким образом Помпонию удалось организовать столь невероятный побег. Дело в том, что, хотя Помпоний Аттик и был другом Цицерона, яростного противника триумвиров, дочь Помпония Аттика была в то время замужем за Марком Випсанием Агриппой, одним из ближайших сподвижников триумвира Октавиана. Агриппа тогда ещё не обладал той властью, которую получит, когда станет соправителем Октавиана, но был достаточно влиятелен, чтобы некоторым «зорким» людям не захотелось узнать его спасавшегося от проскрипций тестя, дабы, получив награду за голову Помпония, не нажить себе заклятого врага в виде могущественного Агриппы. Но даже если успех этого побега во многом был обеспечен родством бежавшего, надо признать, что Помпоний проявил редкую выдержку и мужество. О событиях тех лет рассказывают не только античные историки. Сохранились и некоторые рассказы проскрибированных, которым посчастливилось уцелеть. Так, в Риме археологи нашли высеченную на нескольких мраморных плитах хвалебную речь — эпитафию в честь римской матроны, известную, как «Laudatio Turiae» — «Похвала Турии». Отдельные фрагменты надписи, в том числе и те, где были выбиты имена супругов, не сохранились, и археологи лишь предполагают, что речь была посвящена Турии, жене упоминавшегося уже выше Квинта Лукреция Веспилона, почему и назвали эту речь «Похвала Турии». Однако такую версию разделяют не все учёные, и вполне возможно, что надпись сделана не Квинтом Лукрецием Веспилоном, а кем-то другим. Но как бы там ни было, слова, адресованные неизвестным скорбящим супругом своей жене, с которой он прожил «в полном согласии сорок один год» [«Laudatio Turiae», I, 27—29], могли быть произнесены многими из тех проскрибированных, которых спасла преданность их жён и близких. Восхваляя свою супругу, как это и положено было на похоронах, согласно римским традициям, бывший проскрибированный указывает: «Во время моего бегства ты оказала мне [величайшую помощь]19, пожертвовав своими драгоценностями. [Сняв с себя] все золотые вещи и жемчуга [для того, чтобы я смог увезти их] с собою, ты отдала всё это мне, а затем, [хитро обманув] бдительность противников, скрашивала мне жизнь в изгнании услугами рабов, присылкой денег и продовольствия» [«Laudatio Turiae», II, 2а — 5а]. А несколько далее этот неизвестный, вновь возвращаясь к тем временам, подчёркивает, что не смог бы спастись без помощи супруги и близких. «Упоминать ли мне, — пишет он, — о том, как я, встревоженный неожиданным известием о существовавших и угрожавших мне опасностях, благодаря твоим советам, спасся? О том, как 19 Поскольку надпись была найдена археологами в повреждённом состоянии, те места, где надпись можно прочесть лишь предположительно, взяты в квадратные скобки. 322 Владимир Дмитренко ты не позволила мне рисковать вслепую, а когда я стал обдумывать более осторожные действия, позаботилась о надёжном убежище для меня, избрав своими единомышленниками в деле моего спасения сестру и её мужа, Гая Клувия, причём всех нас объединяла общая опасность? Если бы я попытался коснуться всего этого, то не закончил бы речи. И мне, и тебе довольно того, что, скрываясь, я уцелел» [«Laudatio Turiae», II, 4—10]. Столь массовых репрессий, как проскрипции 43 г. до н. э., Рим уже не знал, но и в дальнейшем немалому числу римлян пришлось в ходе гражданских войн искать спасения в бегстве. Любая гражданская война многих то неожиданно возвышала, то низвергала. В 40 г. до н. э. с огромными опасностями пришлось покидать Италию и отцу будущего императора Тиберия — Тиберию Клавдию Нерону, со своей женой Ливией и маленьким сыном. Это случилось после Перузийской войны (41—40 гг. до н. э.), где он поддержал брата триумвира Марка Антония, консула Луция Антония, попытавшегося отстранить от власти триумвира Октавиана. Как пишет Светоний Транквилл, об этом моменте из жизни отца императора Тиберия, «он был претором; в конце года (в конце 41 г. до н. э. — В. Д.), когда среди триумвиров возник раздор, он остался в должности дольше законного срока и последовал в Перузию за консулом Луцием Антонием, братом триумвира; а когда остальные сдались, он один продолжал бороться. Он бежал в Пренесте, потом в Неаполь и после тщетных попыток призвать рабов к свободе укрылся в Сицилии» [Suetonius «Tiberius», 4, 2]. Но путь к Сицилии был для Тиберия Клавдия Нерона и его супруги отнюдь не лёгким, ведь с ними был и их двухлетний малыш, который тогда не мог понимать, что происходит. «В Неаполе, когда они тайно спасались на корабль от настигающего врага, он дважды чуть не выдал их своим плачем, оттого что люди, их сопровождавшие, хотели отнять его сперва от груди кормилицы, а потом из объятий матери, когда нужно было облегчить ношу слабых женщин» [Suetonius «Tiberius», 6, 1]. Тиберию Клавдию Нерону, его жене и сыну тогда повезло: погоня их не настигла и все они благополучно добрались до Сицилии. Пройдёт немногим более года, и Тиберию Клавдию Нерону будет разрешено вернуться, а в январе 38 г. до н. э. Октавиан, без памяти влюбившись в Ливию, заставит её развестись с прежним мужем и женится на ней сам, на ней, за которой лишь недавно гнались его солдаты и готовы были убить. Но это лишний раз говорит нам о том, сколь часто судьбы людей и государств решают порой самые ничтожные обстоятельства: крикни тогда двухлетний малыш чуть громче, и его отцу никогда не удалось бы добраться ни до корабля, ни до спасительной Сицилии, его мать погибла бы там же и никогда не стала бы императрицей, а он сам — императором. Один лишь детский крик мог очень сильно изменить всю историю Рима. Глава VII. Способы ухода от замеченной слежки... 323 7. Легко ли было бежать из Рима? Если рассказывать только об удачных побегах, совершённых римлянами или их пленниками, то у читателя может сложиться впечатление, что бежать из Рима было совсем не сложно. Однако это было вовсе не так. В те годы действительно не существовало паспортов, не существовало границ, оборудованных электронными системами обнаружения, за беглецами не гнались полицейские вертолёты, фотографии разыскиваемых не показывали по телевидению, да и просто о самой возможности фотографирования тогда ещё не знали, как не знали и о возможности дактилоскопирования подозреваемых, т. е. о возможности идентифицирования личности по отпечаткам пальцев. Но бежать из Рима или из подвластных Риму владений было далеко не просто, особенно сложно сделать это стало с установлением в Риме имперского строя, когда полицейская система стала работать гораздо чётче, чем во времена Республики. И во времена Империи случались удачные побеги. Например, о двух таких случаях, происшедших во время войн Рима с персидским царём Шапуром II, повествует Аммиан Марцеллин. Так, он сообщает об обстоятельствах случившегося в 359 г. побега некоего протектора20 Антонина, сумевшего для осуществления перехода границы сначала купить имение вблизи пограничной реки Тигра, а затем, спокойно перевезя туда семью и близких родственников, ночью переправиться на лодках на другую сторону реки [Аmm. Marcellinus, XVIII, 5, 3], и о побеге в том же году некоего Краугазия, которому тоже пришлось для побега пойти на невероятные ухищрения: сначала Краугазий покинул крепость для посещения своей виллы, под предлогом приготовления к свадьбе, и, лишь достигнув своей расположенной неподалёку от границы виллы, бежал оттуда к персам [Аmm. Marcellinus, XIX, 9, 7]21. Из вышесказанного ясно, с какими трудностями были сопряжены побеги из римских владений. Антонин и Краугазий были отнюдь не крупными сановниками, а всего лишь сановниками среднего звена, да к тому же ещё и жили в пограничной провинции. Это, конечно же, облегчало им возможности побега. Что же касается крупных сановников и членов императорской фамилии, за которыми, будь они даже в фаворе, во времена Империи всегда велось тщательное наблюдение, то им бежать было гораздо сложнее, и их побеги почти никогда не удавались. Лучшими примерами неудачных побегов могут служить попытки побегов свергнутых императоров. Начало им положил побег Нерона. В июне 68 г. он 20 Протектор — в IV—V вв. н. э. должность среднего звена управления, чаще всего военная. Но иногда протекторами именовались и некоторые гражданские чины Римской империи. 21 Поскольку и Антонин, и Краугазий были не просто беглецами, а тайными персидскими агентами, об обстоятельствах их вербовки и их побегах подробно описано в главе VI. 324 Владимир Дмитренко был предан своей преторианской гвардией, которая переметнулась на сторону Гальбы, поднявшего восстание в Испании. Престиж звания императора тогда был ещё велик, и преторианцы побоялись сразу убить своего бывшего повелителя. Они просто тихо ушли из дворца, а вслед за ними из дворца разбежались и почти все слуги. Казалось бы, у Нерона было достаточно средств, чтобы бежать то ли сушей, то ли морем: ведь даже если у него не было под рукой денег, во дворце было огромное количество бесценных произведений искусства, множество безделушек из золота, драгоценных камней. За эти вещи можно было бы и нанять корабль, и подкупить посты на границе. Нерона могли бы принять и дать ему убежище в Парфии, с которой он незадолго до этого заключил выгодный и Риму, и Парфии мир. Во всяком случае, Светоний Транквилл пишет, что даже после того, как Нерон погиб, «парфянский царь Вологез, отправляя послов в сенат для возобновления союза, с особенной настойчивостью просил, чтобы память Нерона оставалась в почёте» [Suetonius «Nero», 57, 2]. Шансы спастись у Нерона, наверное, были, но ему не удалось не только добраться хотя бы до границы, но даже выбраться из окрестностей Рима. Проснувшись среди ночи, увидев, что покинут телохранителями, и поняв после некоторой растерянности, что дольше оставаться во дворце нельзя, Нерон попытался для начала «найти укромное место, чтобы собраться с мыслями. Вольноотпущенник Фаон предложил ему свою усадьбу между Соляной и Номентанской дорогами, на четвёртой миле от Рима. Нерон, как был, босой, в одной тунике, накинув тёмный плащ, закутав голову и прикрыв лицо платком, вскочил на коня; с ним было ещё четверо спутников…» [Suetonius «Nero», 48, 1]. Беглецы старались не привлекать к себе внимания, а перед усадьбой вообще постарались принять все возможные меры предосторожности, чтобы никто не мог заподозрить присутствие свергнутого императора. «Доскакав до поворота, они отпустили коней, и сквозь кусты и терновник по тропинке, проложенной через тростник, подстилая под ноги одежду, Нерон с трудом выбрался к задней стене виллы. Тот же Фаон посоветовал ему до поры укрыться в яме, откуда брали песок, но он отказался идти живым под землю. Ожидая пока пророют тайный ход на виллу, он ладонью зачерпнул напиться воды из какой-то лужи и произнёс: «Вот напиток Нерона!» Плащ его был изорван о терновник, он обобрал с него торчавшие колючки, а потом на четвереньках добрался до первой каморки и там бросился на тощую подстилку, прикрытую старым плащом» [Suetonius «Nero», 48, 3—4]. Казалось бы, при таких мерах предосторожности никто не смог бы найти беглеца, но отдых Нерона был недолог. Очень скоро к Фаону прибыл из Рима скороход с письмом, где сообщалось о том, что сенат объявил Нерона врагом и разыскивает, чтобы казнить по обычаю предков, т. е. засечением розгами до полусмерти с последующим обезглавливанием. Когда вслед за этим к вилле подскакал посланный схватить беглого императора воинский отряд во главе с центурионом, Нерон вонзил себе в горло меч. Глава VII. Способы ухода от замеченной слежки... 325 Кто уведомил врагов о местонахождении беглеца его врагов? Сам Фаон в попытке заслужить похвалу новых властей? Кто-то из слуг Фаона? Античные историки не дают ответа на этот вопрос. Возможно, кто-то из оставшихся во дворце людей видел, с кем убыл неудачливый император, возможно, кто-то из прохожих обратил внимание на странную группу всадников и, узнав о смене правления, поспешил сообщить куда следует, а возможно и то, что отряды были посланы сразу ко всем тем людям, у кого мог бы укрыться бывший властитель Рима. Но как бы там ни было, полицейская система Империи сработала чётко и разыскала беглеца в течение дня или максимум двух дней. Гальба тоже недолго пробыл императором. В январе 69 г. он был убит в результате покушения. Недолго правил и свергнувший его Отон. Через два месяца войска Отона были разбиты войсками поднявшего мятеж Вителлия. Отон даже не пытался спастись, а простившись с друзьями, покончил с собой. Но и войска Вителлия в декабре того же года были разбиты войсками сторонников Веспасиана. Когда об этом стало известно в Риме, там началась паника. Вителлий, по словам Светония Транквилла, сопровождаемый только сохранившими ему верность пекарем и поваром,22 поспешил в отцовский дом, чтобы бежать оттуда в Кампанию, где всё ещё сражался с несколькими легионами его брат, однако затем, обманутый ложным слухом о якобы достигнутом мире, вернулся во дворец, но там, как пишет Светоний, «всё уже было брошено, люди его разбежались; тогда он надел пояс, набитый золотом, и спрятался в каморку привратника, привязав у дверей собаку и загородив дверь кроватью и тюфяком» [Suetonius «Vitellius», 16]. Как мы знаем, иногда подобные трюки действительно спасали преследуемых, но Вителлию это не помогло. «Передовые солдаты уже ворвались во дворец и, никого не застав, принялись шарить повсюду. Они вытащили его из убежища и стали допрашивать, кто он, и не знает ли он, где Вителлий — они не знали его в лицо. Он солгал и вывернулся, но скоро был узнан» [Suetonius «Vitellius», 17, 1]. Очень скоро Вителлию пришлось жалеть, что вовремя не покончил с собой: его с издевательствами протащили по улицам города и после долгих истязаний забили мелкими ударами и крюком сбросили в Тибр. 22 Император Авл Вителлий славился своим обжорством. Так, современник Вителлия, Плиний Старший, рассказывая в своей «Естественной истории» о самых дорогих когда-либо приготовленных блюдах римской кухни и осудив как транжиру римлянина, приказавшего подать себе блюдо ценою в 100 000 сестерциев, тут же восклицает: «Но, клянусь Геркулесом, Вителлий во время своего принципата соорудил блюдо за 1 000 000 сестерциев» [С. Plini. Sec. «N. H.», ХХХV, ХLVI, 163]. Светоний Транквилл также пишет о Вителлии, что «пиры он устраивал по три раза в день, а то и по четыре — за утренним завтраком, дневным завтраком, обедом и ужином» [Suetonius «Vitellius», 13, 1]. Чрезмерное пристрастие Вителлия к пирам подтверждают и сохранившиеся его изображения: даже на своих монетах, где гравёры, конечно же, старались подкорректировать в лучшую сторону облик императора, он выглядит человеком весьма тучным. Пристрастие Вителлия к роскошным пирам обеспечивало баснословные заработки тем, кто ведал его кухней. Поэтому не удивительно, а вполне логично, что последними из слуг, сохранявшими верность низвергнутому императору, оказались именно его повар и пекарь. 326 Владимир Дмитренко Междоусобицы ещё не раз сотрясали Римскую империю. В 193 г. на реке Ипс, в том самом месте, где за пять с лишним столетий до этого Александр Македонский разгромил войска персидского царя Дария, сошлись в решающей схватке войска императора Септимия Севера и другого претендента на императорский венец — Песцения Нигера. Как пишет Геродиан, потерпев поражение, Песцений Нигер «верхом на могучем коне» бежал в Антиохию, являвшуюся в то время его главной опорной базой и столицей его владений. Организовать оборону Антиохии не удалось: горожане, ранее активно поддерживавшие Песцения Нигера, были в подавленном состоянии, оплакивая своих близких, погибших в сражении. Тогда, «впав в отчаяние», Песцений Нигер «сам бежал из Антиохии». В ходе гражданской войны Песцению Нигеру оказывали поддержку все восточные соседи Рима, и он вполне мог бы надеяться на то, что ему удастся укрыться в Парфии, границы которой находились не так уж и далеко от Антиохии. Однако Септимию Северу, видимо, удалось очень быстро перекрыть границу. Несмотря на наличие «могучего» коня, улизнуть от преследователей Песцений Нигер не смог: «скрываясь в каком-то предместье, он был найден преследовавшими его всадниками, схвачен и обезглавлен» [Herodian, III, 4, 6]. Можно перечислять ещё много неудачных попыток бегства, предпринятых свергнутыми императорами или потерпевшими неудачу претендентами на императорский венец. Порою им удавалось уйти довольно далеко. Так, например, в 218 г. император Опелий Макрин, потерпев в Сирии поражение от объявившего себя императором Элагобала, сумел, бросив остатки войск, добраться со своим несовершеннолетним сыном и соправителем Диадуменианом из Сирии почти до пролива Босфор, и лишь там был настигнут погоней и обезглавлен. Почти никому из тех, кто терпел неудачу в борьбе за власть, не удавалось спастись. Исключение здесь случилось лишь однажды: в 475 г. император Юлий Непот, узнав о том, что его главнокомандующий Орест23 поднял мятеж и ведёт войска к Равенне, где находился императорский двор, предпочёл не испытывать судьбу и вместо того чтобы организовать оборону, бежал из Равенны в Далмацию, где ещё пять лет правил небольшим владением, находившимся в вассальной зависимости от императора Восточной Римской империи. Однако бегство Непота произошло уже тогда, когда Западная Римская империя трещала по швам, да и сам побег, когда надо было всего лишь спокойно сесть на корабль и пересечь Адриатическое море, не представлял никакой сложности. Удачное бегство Юлия Непота было всего лишь уникальным исключением из общего правила: пока государственная система, а соответственно и полицейская система Рима была крепка, побеги высокопоставленных лиц почти никогда не удавались. 23 Орест, придя к власти, провозгласил императором не себя, а своего несовершеннолетнего сына Ромула. Ромул (Ромул Августул) стал последним императором Рима. Глава VIII Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей, а также способы легализации доходов, полученных незаконным путём, и организация скрытого финансирования тайных операций. Римские методы борьбы с преступностью и двойные стандарты римского правосудия Н екоторые из читателей могут удивиться тому, что в книге, посвящённой прежде всего римской разведке и контрразведке, столько внимания уделено разбору и анализу самых различных махинаций, применявшихся в то время для незаконного обогащения. Но тот, кто считает, что безопасности государства могут угрожать лишь происки шпионов противника, заблуждается. Безопасность государства, его военный и экономический потенциал и, более того, его жизнеспособность всегда зависят и от уровня преступности, и от того, насколько решительно и продуманно ведётся борьба с преступностью. Как возникали крупные капиталы? Как происходила минимизация налогов и где исчезала грань между минимизацией налогов и преступным уклонением от их уплаты? Как происходила легализация криминального капитала? Каким образом капитал влиял на политику? Как добивался льгот и преференций? В каких случаях верховная власть закрывала глаза на некоторые уголовные и экономические преступления и когда она всё же вмешивалась, стараясь ограничить аппетиты зарвавшихся толстосумов? Как удавалось соблюдать баланс между законом, справедливостью и личными интересами власть имущих и что происходило, если этот баланс нарушался? Опыт Древнего Рима в этом плане чрезвычайно интересен. Заговоры, направленные на свержение существующей власти, во все времена требовали, помимо решительности, немалых средств. Так было и в Древнем Риме, и в подвластных ему царствах, и в государствах, соперничавших с Римом. Наличие у кого бы то ни было слишком уж больших средств не в виде имений, дворцов, кораблей или товаров, а в виде наличных денег всегда настораживало власти. Ещё большие подозрения 328 Владимир Дмитренко вызывал тот, кто внезапно, без серьёзной, всем понятной и обоснованной причины начинал превращать своё имущество в деньги — такие действия, как правило, свидетельствовали о намерениях использовать деньги для подкупа. Во времена Республики деньги могли быть использованы как для тайного подкупа должностных лиц, граждан-избирателей или солдат, так и для официально разрешённой агитации граждан за счёт бесплатных раздач и устройства зрелищ, а потому накопление больших сумм наличности хотя и настораживало политических противников данного лица, но не могло быть ими запрещено. А вот во времена Империи накопление чрезмерных наличных денежных средств однозначно воспринималось как сигнал о подготовке заговора. Точно так же воспринимали попытку своих приближённых обзавестись излишними суммами наличных денег и различные цари, в том числе и вассалы Рима. А это, в свою очередь, вынуждало лиц, затевавших подготовку заговоров и переворотов, изыскивать возможности обзавестись неучтёнными, скрытыми от огласки и контроля суммами. Определённой маскировки требовало и получение крупных взяток. Взятки были для Рима делом обычным, однако чем выше было должностное лицо, принимавшее взятку, тем более оно заботилось о том, чтобы получение взятки было недоказуемым. Когда речь шла о многомиллионных суммах, задача эта была отнюдь не простой. Помимо заговоров с целью захвата высшей власти, нередко случалось и так, что заговоры устраивались для завладения тем или иным имуществом. Для этого шли на любые возможные преступления. Кроме того, огромные капиталы наживались некоторыми из римлян за счёт различных афер. Обычные кражи, грабежи, разбой пресекались римскими властями достаточно эффективно, и выдвинуться на верхние ступени римского общества за счёт примитивной уголовщины было практически невозможно. Но зато крупные хозяйственные и финансовые аферы, связанные с близостью к власти, взяточничество и иное покровительство преступникам лежали в основе благосостояния многих и очень многих влиятельных римских семейств. И римский писатель Луций Апулей имел все основания писать: «Припомни величайших преступников, каких только знает человеческая история, — ты не найдёшь среди них ни одного бедняка!» (Apuleius «Apologia», 18). Группировки, сплочённые общей ответственностью за совершённые преступления, завладевая всё большим и большим имуществом и совершая всё большее количество преступлений, иногда настолько усиливались, что могли посягать уже и на государственную власть. Именно поэтому крупные хозяйственные и особенно крупные финансовые аферы были практически всегда тесно связаны с политикой. И именно поэтому устойчивость и безопасность Римского государства всегда были неразрывно связаны не только с качеством работы римской контрразведки, но и с качеством работы полицейских структур и судебной системы Рима, а они, в свою очередь, Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 329 помимо того, что далеко не всегда были неподкупны, нередко вынуждены были действовать не «по букве закона», а исходя из интересов стоявших у власти кланов. Естественно, что те, кто затевал различные аферы, особенно аферы, связанные с незаконным получением сверхприбылей, всеми силами старались это скрыть. Если группировка не обладала высшей государственной властью, то скрывать свои тёмные дела ей приходилось, дабы избежать разоблачения и покарания, а если группировка уже была у власти или ухитрялась добыть высшую власть своими интригами, то скрывала прошлые преступные деяния уже ради того, чтобы выглядеть более благопристойно в глазах сограждан и потомков. Можно ли сейчас, по прошествии стольких лет, столетий и тысячелетий, выяснить, какие варианты криминального получения доходов были известны римлянам, какие суммы прибыли удавалось при этом получить, по каким каналам направлялись и куда текли эти финансовые потоки? Можно ли разобраться, как взятки и подкуп влияли на безопасность Рима и римскую политику? Во всех деталях в этом мало кому удавалось разобраться и в те времена, но кое-какие интереснейшие и достаточно достоверные сведения всё же сохранились. 1.Способы незаконного завладения чужим имуществом, а также хозяйственные аферы и иные криминальные способы получения сверхприбылей, известные в Древнем Риме Не только в наши, но и в древние времена не все богачи получали состояние по наследству от родителей. Бывало, что некоторые люди богатели за счёт технических открытий или благодаря своим талантам в музыке, пении, танцах. Случалось, что люди наживали состояние за счёт умения вести торговые дела. Весьма достойно оплачивался труд античных врачей, архитекторов, художников, скульпторов, поэтов, писателей. И тем не менее, большая часть огромных и поистине сказочных внезапно обретаемых состояний была связана не столько с напряжённым трудом и умениями тем или иным образом сделать что-то полезное людям, сколько с обладанием властью или близостью к власти, а также с умением всеми способами использовать эту власть для личного обогащения. Отдельным лицам удавалось разбогатеть и за счёт различных чисто криминальных афер, причём наиболее успешные аферисты, начав порою с самых низов, становились иногда одними из самых влиятельных людей страны. 330 Владимир Дмитренко Простейшим способом сверхобогащения были конфискации и присвоение чужого имущества. Но открытый грабёж всегда негативно воспринимался населением и мог быть использован политическими противниками для принятия ответных мер. Поэтому грабёж, если дело касалось не имущества побеждённого внешнего врага, а государственного имущества или имущества отдельных сограждан и союзников, обычно пытались скрыть под самыми разными благовидными предлогами. Ещё более важным источником незаконных сверхприбылей были для римских должностных лиц злоупотребления служебным положением и получение взяток. Помимо этого, сверхприбыли получали путём всевозможных видов мошенничества. В целом, из множества известных на то время способов получения сверхприбылей чаще всего применялись следующие. 1) Объявление неугодных государственными преступниками с последующей конфискацией их имущества в пользу государства, а затем с продажей этого имущества «своим людям» с аукционов по умышленно заниженным ценам и без допуска к торгам посторонних. Чаще всего к такой форме наживы прибегали во время гражданских войн. Но порою на это шли и в мирное время. Одной из самых известных попыток завладеть таким способом чужим имуществом, притом одной из немногих, когда потерпевшему удалось отстоять свои права, стало дело Секста Росция. Дело Секста Росция — одно из дошедших до нас свидетельств о том, как присваивал себе чужое имущество приближённый диктатора Суллы, Хрисогон. Изучая вопрос о применявшихся в Древнем Риме способах извлечения сверхприбылей, чрезвычайно интересно ознакомиться с некоторыми речами Марка Туллия Цицерона, который, помимо того что был одним из наиболее видных государственных деятелей Римской республики, часто выступал в различных судебных процессах — то в роли защитника, то в роли обвинителя. Любителей античной литературы сохранившиеся речи римских судебных ораторов привлекают гораздо меньше, чем творчество Овидия или Вергилия, Горация или Ювенала. Но строки речей защитников и обвинителей дают порою гораздо более точное представление о событиях тех лет, чем ласкающие слух рифмы поэтов и даже некоторые обобщённые суждения римских историков. Поэты и писатели были более свободны в своём повествовании и главное внимание уделяли прежде всего стилю, судебные же ораторы вынуждены были заботиться не только о яркости речей, но и о точности и убедительности изложения сути дела, причём убеждать надо было не потомков, а своих современников, которые легко улавливали любую фальшь. Цицерон остался в памяти человечества прежде всего как Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 331 оратор и философ, однако начинал он свою карьеру не с написания философских трактатов, а со своих речей в судах, и именно они принесли ему известность и славу. Не будем сейчас разбирать тонкости его ораторского мастерства, но обратим внимание на суть дела. Вот некоторые выдержки из его речи «В защиту Секста Росция из Америи1», произнесённой им в 80 г. до н. э. Уже в начале своей речи, объясняя то, почему он взялся защищать дело Секста Росция, Цицерон не без основания и вполне аргументированно связал это дело, хотя и касавшееся лишь имущества потерпевшего, с положением дел в государстве, намекнув, что более известные люди не пожелали выступить на этом процессе в защиту обвиняемого сами лишь потому, что их выступления могли бы показаться выпадом не против Хрисогона, затеявшего процесс против Секста Росция, а против диктатора Суллы, власть которого они не собирались оспаривать. «Какая же причина, — говорил Цицерон, — побудила меня более чем коголибо другого взять на себя защиту Секста Росция? Дело в том, что если бы кто-нибудь из присутствующих здесь людей, влиятельных и занимающих высокое положение, высказался и произнёс хотя бы одно слово о положении государства (а это в настоящем деле неизбежно), то было бы сочтено, что он высказал даже гораздо больше, чем действительно сказал. Если же я выскажу без стеснения всё, что следует сказать, то всё же речь моя никак не сможет выйти отсюда и широко распространиться среди черни» [Cicero «Sextus Roscius», I, 2—3]. Дело действительно было непростым, и в нём столкнулись интересы могущественнейших кланов. Осенью 81 г. до н. э. при запутанных обстоятельствах средь бела дня на улицах Рима был убит богач Секст Росций, чьи основные имения находились в Америи. Это был не просто богач и не просто римский гражданин. Секст Росций был в дружбе со многими видными семьями Рима и даже с тогдашним римским диктатором Луцием Корнелием Суллой. Но всесильный диктатор был к тому времени тяжело болен (через два года, в 79 г. до н. э., он, в связи с болезнью, сложит с себя диктаторские полномочия, а ещё через год умрёт), и многими делами заправляли люди из его окружения, не все из которых были чисты на руку. Пользуясь этим, алчные родственники Секста Росция, жившие в Америи, Тит Росций Капитон и Тит Росций Магн, вступили в сговор с могущественным любимцем Суллы, вольноотпущенником Хрисогоном, и тот задним числом внёс имя Секста Росция в проскрипционные списки. В эти списки вносились имена тех, кто в предыдущей гражданской войне поддерживал противников Суллы и не смог затем оправдаться. Проскрибируемые подлежали казни или изгнанию, а их имущество поступало в немедленную продажу. 1 Америя — город в Умбрии, примерно в 75 км от Рима. 332 Владимир Дмитренко Хрисогона нимало не смутило ни то, что Секст Росций был не противником, а сторонником Суллы, ни то, что погиб он осенью, а проскрипционные списки были закрыты ещё летом — 1 июля того года. Имущество убитого сразу же поделили между собой заинтересованные лица, выкупив его с немедленно организованного «аукциона» по смехотворно низким ценам, причём 10 имений достались Хрисогону и лишь три имения Титу Росцию Капитону. Единственным препятствием к окончательному завладению имуществом оставался сын убитого, Секст Росций Младший, который взывал к справедливости и требовал пересмотра дела. Расставаться с такой добычей никто не собирался. Секста Росция выгнали вон, не оставив ему ничего, кроме одежды. Возможно, чуть позже с молодым Секстом Росцием разделались бы точно так же, как и с его отцом, но ему удалось добраться до Рима и укрыться в доме Цецилии, женщины знатной, да к тому же ещё и состоящей в родстве с самим Суллой. Врываться в дом родственницы Суллы было не под силу даже людям Хрисогона, но любители чужого имущества придумали другой выход — Секста Росция Младшего обвинили в отцеубийстве. Если бы у обвиняемого не нашлось не менее могущественных покровителей, чем те, кто желал с ним разделаться, то вряд ли бы ему удалось оправдаться: какое-то время никто не хотел выступать его защитником. Однако такие покровители у Секста Росция Младшего нашлись, хотя вступиться за него открыто они не пожелали, предпочтя поручить это дело Цицерону, оратору начинающему, но умелому. То, что он взялся за защиту обвиняемого не по своей инициативе или, во всяком случае, не только по своей инициативе, Цицерон и не скрывал, заявив на процессе: «может быть, с просьбой защищать Секста Росция к другим людям обращались в такой форме, что они имели возможность согласиться или отказаться, не нарушая своего долга; ко мне же с настоятельной просьбой обратились такие лица, чья дружба, милости и высокое положение для меня слишком много значат, и я не имел права ни забывать об их расположении ко мне, ни презреть их авторитет, ни отнестись к их желанию небрежно» [Cicero «Sextus Roscius», I, 4]. Традиционно у каждого обвиняемого находилось немало защитников, теперь же зал суда был полон, но выступить в защиту обвиняемого решился лишь Цицерон. Неизвестно, взялся бы он за это дело, не имея за собой мощной поддержки, но благодаря такой поддержке он смело использовал свой ораторский талант, раскрывая суть дела и приводя факты вопиющего произвола. «Быть может, — обращался он к судьям, — вы спросите меня, какая же страшная, какая чудовищная опасность препятствует столь многим и столь достойным мужам выступить с речью в защиту гражданских прав и состояния другого человека, как они это обычно делали. Неудивительно, если вы до сего времени не знаете этого, так как обвинители преднамеренно не Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 333 упомянули о том, из-за чего возникло судебное дело. В чём же оно заключается? Имущество отца присутствующего здесь Секста Росция, оценивающееся в 6 миллионов сестерциев, купил у знаменитейшего и храбрейшего мужа Луция Суллы2, — чьё имя я произношу с уважением, — человек молодой, но в настоящее время, пожалуй, самый могущественный в нашем государстве — Луций Корнелий Хрисогон3, заплатив за него, как он сам говорит, 2 тысячи сестерциев. И вот он требует от вас, судьи, чтобы вы — так как он совершенно беззаконно завладел огромным и великолепным чужим имуществом и так как, по его мнению, само существование Секста Росция мешает и препятствует пользоваться этим имуществом — рассеяли все его опасения и избавили от страха. Хрисогон думает, что пока Секст Росций жив и невредим, ему не удастся навсегда присвоить себе обширное и богатое отцовское наследие ни в чём не повинного человека, но если Секст Росций будет осуждён и изгнан, то он сможет прокутить и промотать всё, что приобрёл путём злодеяния» [Cicero «Sextus Roscius», II, 5— 6]. Цицерон использовал всю силу своего красноречия, сыпал аргументами и в конце концов сумел добиться того, что суд признал Секста Росция невиновным. Но было бы слишком наивно полагать, что судей убедили лишь аргументы. Дело было не в том, что Хрисогон приобрёл имущество, конфискованное государством, незаконно, и даже не в том, что приобрёл он его по цене в 3 тысячи раз дешевле его реальной стоимости. Умело приведённые аргументы тоже, конечно, повлияли на решение суда, но главным аргументом, видимо, было то, что Хрисогон слишком уж зарвался и пытался «проглотить» слишком уж большой кусок, вызвав недовольство и опасения могущественных кланов родовитой римской знати — Секст Росций был знаком с Метеллами, Сервилиями, Сципионами. При такой алчности состояние Хрисогона становилось не просто деньгами, а деньгами, способными влиять на государственные дела. Допускать этого римская знать не желала и добилась своего. Однако если в случае с Секстом Росцием присвоить за бесценок чужое имущество лицам, затеявшим аферу, не удалось, то во многих других случаях такие аферы проходили весьма успешно. Особенно много таких случаев было в I в. до н. э., изобиловавшем гражданскими войнами, а соответственно проскрипциями и конфискациями. Имущество проскрибируемых превращалось в государственное и тут же продавалось за бесценок с аукциона, но про2 Имущество проскрибируемых переходило в распоряжение государства, а главой государства был диктатор — Луций Корнелий Сулла, хотя, конечно же, продажами с аукционов занимался не он лично, а чиновники, что и подчёркивает в своей речи Цицерон. 3 Раб, получив свободу, становился вольноотпущенником и вдобавок к своему прежнему имени (Хрисогон) получал два первых имени даровавшего ему свободу хозяина (Луций Корнелий). Таким образом, полное имя бывшего раба после получения им свободы стало Луций Корнелий Хрисогон. 334 Владимир Дмитренко давалось не всем, а лишь лицам, допущенным к этому аукциону. Нередко само обладание имуществом вело к тому, что владелец имений, домов или вещей попадал в проскрипционные списки и лишался жизни именно из-за этих самых имений, домов или вещей. После окончания гражданских войн и установления имперского строя массовые проскрипции уже не проводились, но отдельные лица периодически попадали в опалу с конфискацией имущества, чем нередко пользовались для личного обогащения не только императоры, но и их приближённые. 2) Установление опекунства над немощными или несовершеннолетними обладателями крупных состояний с последующим постепенным разграблением вверенного имущества. Было бы совершенно неправильно думать, что во времена Древнего Рима все опекуны только и думали, как бы присвоить вверенное им имущество. Нет, очень многие из них относились к своим обязанностям вполне добросовестно. Но нечестные опекуны тоже встречались. Более того, иногда отдельные лица специально добивались опекунства с целью завладеть имуществом своих подопечных. Легче всего было сделать это во времена, когда государство сотрясали мятежи, беспорядки или гражданские войны. Об одном из таких случаев, когда некие алчные лица пытались путём установления опекунства завладеть имуществом его супруги, рассказывает в её посмертной эпитафии неизвестный автор «Похвалы Турии». Произошло это в разгар гражданской войны. В то время, как решивший сражаться на стороне республиканцев муж Турии убыл в Македонию, её родители были убиты в своём загородном имении бандитами. Турия вместе со своей сестрой сумела добиться розыска и казни виновных. Но очень скоро нашлись люди, которые решили отобрать у оставшихся без мужской поддержки сестёр не какие-то вещи или деньги, как это пытались сделать бандиты, а всё имение, которое, безусловно, было весьма лакомым кусочком. «После этого вам пришлось столкнуться, — пишет о Турии и её сестре супруг Турии, — с попыткой [объявить] завещание твоего [отца], в котором он назначил своими наследниками нас обоих, утратившим силу, так как он вступил в брак со своей женой посредством коэмпции4. Таким образом 4 В Риме существовало несколько форм заключения брака. Самым почётным браком был брак, заключённый путём «конфарреации» (confarreatio) — торжественный, священный брак, заключать который могли только представители самых высших слоёв римской знати. Но и среди знати далеко не все браки заключались именно этим образом. Родители Турии, хотя они явно принадлежали к высшим слоям римской знати, заключили брак путём coemptio (коэмпции, что дословно переводится как купля). Невесту отнюдь не продавали и не покупали — просто во время свадебного обряда жених, по древней традиции, в присутствии родителей невесты и не менее пяти свидетелей ударял монетой по весам и объявлял девушку своей. Такой брак был гораздо более распространён, чем конфарреация, но при такой форме брака женщина считалась находившейся под опекой мужа. Это различие, которое в обычных условиях вовсе не повлияло бы на право наследования, и попытались, опираясь на юридическую казуистику, использовать те, кто желал, установив опеку, присвоить себе имение. Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 335 ты, вместе со всем отцовским [имуществом], должна была поступить под опеку лиц, затеявших эти происки. Твоя сестра должна была бы потерять [всё], так как она сочеталась с Клувием и перешла под его власть. С какой твёрдостью ты приняла всё это, с каким присутствием духа ты дала отпор этим людям, я, хотя и отсутствовал, знаю во всех подробностях. Опираясь на свою правоту, ты отстояла наше общее дело. Завещание — говорила ты — силы своей не утратило, и ты предпочитаешь, чтобы [мы оба] сохраняли наследственное имущество, а не чтобы ты владела им одна — таково твоё твёрдое намерение отстаивать распоряжение отца; если ты не достигнешь этой цели, утверждала ты, то разделишь имущество с [сестрой]; и ты пойдёшь под законную опеку, потому что отдать тебя под неё [закон не даёт права] и потому что невозможно доказать наличие родовых и семейных связей, которые могли бы [заставить] тебя так поступить; ибо даже если бы завещание твоего отца утратило силу, то у тех, у кого было упомянутое намерение, права [такого нет], ибо они не принадлежат к одному и тому же роду с тобой. Они отступили перед твоею стойкостью и дела этого больше не возбуждали» [«Laudatio Turiae», I, 13—25]. Видимо, Турия хорошо разбиралась в римской юриспруденции и знала, что в случае, если она будет объявлена единственной наследницей, то на время длительного отсутствия мужа ей полагалось назначить опекуна. Объявив своего мужа совладельцем наследства, да к тому же заявив, что если надо объявит совладелицей и сестру, муж которой был на месте, Турия лишила посягавших на её имение мошенников всех аргументов. Завладеть её имуществом оказалось им не по зубам. Но далеко не все женщины обладали характером и решительностью Турии. Не все столь же хорошо знали римское право, и не все могли рассчитывать на помощь хотя бы некоторых родственников. Поэтому далеко не всем, кому навязывали подобную опеку (а помимо женщин жертвами тут могли быть и несовершеннолетние юноши), удавалось этой опеки избежать. Особенно трудно было избежать малолетним наследникам злоупотреблений со стороны опекунов. В дальнейшем римское имперское законодательство предусматривало, что «если обнаружено мошенничество опекуна или куратора, то они должны были быть присуждены к уплате суммы вдвое большей, чем та, на которую хотели обмануть малолетнего» [Iulii Paulli «Sentenarium Libri V», L, II, ХХХ, 1]. Однако доказать злоупотребления можно было отнюдь не всегда, да и то лишь в том случае, если за потерпевшего малолетнего наследника вступался кто-нибудь из достаточно влиятельных взрослых. 3) Подделка завещаний и иных документов, обеспечивавших право владения собственностью. Завладеть чужим имуществом в Древнем Риме можно было не только путём конфискаций или насильственным установлением опеки, но и сни- 336 Владимир Дмитренко скав расположение бездетных богачей (что было вполне законно), а также путём мошенничества. Обычно желающие получить чужое наследство обхаживали богачей, не имевших прямых наследников, надеясь, что те впишут их в завещание. Однако если это не удавалось, в ход очень часто шла подделка завещаний. Громкие процессы по этому поводу случались и во времена Республики, и во времена Империи. Иногда аферы не удавались и аферистов карали весьма сурово. Вот как, например, поступил как-то раз с такими мошенниками император Клавдий: «Однажды шла речь о подделке завещания, кто-то крикнул, что за это надо отрубать руки, а он тотчас и велел позвать палача с ножом и плахой» (Suetonius «Claudius», 15, 2). Но и это не останавливало некоторых подонков, желавших быстро разбогатеть и не гнушавшихся в выборе средств. Поэтому римские власти не ограничивались наказанием пойманных мошенников, но, помимо этого, искали способы затруднить саму возможность фальсификации. Уже при императоре Нероне (54—68 гг. н. э.) был найден практически безукоризненный на то время способ оформления документов: «Против подделок завещаний тогда впервые было придумано проделывать в табличках отверстия, трижды пропускать через них нитку и только потом запечатывать. Предусмотрено было, чтобы первые две таблички завещания предлагались свидетелям чистыми, с одним лишь именем завещателя, и чтобы пишущий чужое завещание не мог приписывать себе подарков. Защитникам от тяжущихся была установлена твёрдая и постоянная плата, а места в суде сделаны бесплатными и даром предоставлялись казначейством. Судебные дела казначейства были переданы на форум рекуператорам5, а все обжалованья из судов пересылались в сенат» [Suetonius «Nero», 17]. В дальнейшем меры по предотвращению любых махинаций с завещаниями были продуманы римскими законодателями ещё более комплексно и тщательно. Вот что сообщает о некоторых из этих мер знаменитый римский юрист Юлий Павел, наставляя своего сына в тонкостях римской юриспруденции: «Дощечки с завещаниями вскрываются таким образом, чтобы присутствовали все или большая часть свидетелей, которые подписали завещание, с тем чтобы, опознав подписи и сорвав шнурки, вскрыли и зачитали завещание; затем даётся возможность списать с оригинала копию, приложить государственную печать и поместить в архив, чтобы, если когда-нибудь оригинал пропадёт, было на основании чего предъявлять требования. 5 Рекуператоры — судебная коллегия в составе нескольких граждан различных сословий. Назначалась претором и обеспечивала ускоренное рассмотрение хозяйственных и имущественных дел. Само название этой коллегии произошло от латинского слова «recuperatio» — «обратное получение, возвращение». Решение этой комиссии можно было обжаловать в суде, если для того имелись основания. Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 337 Завещания, сделанные в муниципиях, колониях, городах, префектурах, селах, кастеллах6, местечках, должны вскрываться и зачитываться на форуме или в базилике в присутствии свидетелей или почётных мужей между вторым и десятым часом дня. После того как сделана копия, она заверяется в присутствии магистратов теми, при которых было вскрыто завещание. Тот, кто по иному или в ином месте, чем предписано законом, вскроет и зачитает завещание, карается штрафом в 5 000 сестерциев. Закон требует, чтобы завещание было вскрыто сразу же после смерти завещателя. И потому, хотя в рескриптах7 имеются различия, всё же завещание находящимися на месте должно быть вскрыто в течение трёх или пяти дней, отсутствующими — в тот же день, как возвратятся: ибо подобает как наследнику, так и легатарию8 или получившему свободу сверх необходимости [не] отсрочивать уплату налога9» [Iulii Paulli «Sentenarium Libri V», L, IV, VI, 1—3]. Многие изобретения римских юристов, в том числе придуманный ими способ прошивки и опечатывания документов, а также обычай делать нотариально заверенные копии важных документов и помещать в архив, успешно применяются и в наши дни. Так что подделать завещание в Риме было отнюдь не просто. К тому же римское законодательство предусматривало суровую ответственность и за подделку завещаний, и за их похищение, уничтожение или утаивание от законных наследников. За такие преступления предусматривалась ссылка на удалённые острова. И всё же попытки подделки завещаний в Риме периодически случались. Известны были и случаи, когда умирающего старого и больного человека, пользуясь тем, что он не совсем адекватно воспринимал действительность, настраивали против родственников и убеждали изменить завещание в пользу преданных «друзей». Были и случаи, когда при составлении завещания под диктовку некоторых наследников «забывали» вписать, умышленно увеличивая долю других. Бывало и так, что человек, составлявший завещание под диктовку владельца или получивший его для хранения, дописывал в число наследников себя самого. Далеко не всегда для овладения чужим наследством, а тем более для присвоения имущества умершего одинокого человека необходимо было задействовать рычаги власти. Нередко сделать это удавалось и путём обычного мошенничества. Что же касается сумм, которые попадали в руки преступников от махинаций с завещаниями, то всё зависело лишь от раз6 Кастелла (castella) — укреплённый форт. Обычно неподалёку от границы. Рескрипт (rescriptum) — императорский указ. 8 Легатарий (legatarius) — человек, хотя и не являющийся основным наследником, но упоминаемый в завещании и должный получить по завещанию некий legatum — отписываемую в подарок часть имущества. 9 По закону с полученного в наследство имущества необходимо было уплатить налог в размере 1/20-й части его стоимости. 7 338 Владимир Дмитренко мера наследства. Жертвами мошенничества могли быть и богачи, и люди с умеренным достатком. 4) Предоставление кредитов под немыслимо высокий процент. Давать деньги в рост было для римлян делом обычным с незапамятных времён. Сначала процентная ставка оговаривалась лишь соглашением между кредитором и должником. Это приводило к тому, что должники, для того чтобы рассчитаться с кредиторами, вынуждены были порою не только лишаться всего имущества, но и продавать в рабство своих близких, а иногда и сами попадали в долговое рабство. Чтобы ограничить произвол, римские законодатели в 495 г. до н. э. частично, а с 326 г. до н. э. полностью отменили долговое рабство, но отменили его лишь для римских граждан, а не для провинциалов. С этой же целью римские законодатели постепенно установили, что кредитная ставка не должна превышать 12 % в год или 1 % в месяц. При практически нулевой инфляции это позволяло ростовщикам получать весьма неплохие доходы и в то же время позволяло должникам, не разоряясь, возвращать долги. Однако, несмотря на законодательное ограничение ссудного процента, в Риме всегда находились люди, готовые ради получения прибыли пойти на нарушение закона и завысить кредитную ставку для тех, кому срочно требовались деньги. По словам Тита Ливия: «Граждане изнемогали от ростовщичества. Хотя один за другим принимались законы, ограничивавшие ссудный процент и тем обуздывавшие алчность, беззаконие нашло себе лазейку: долговые обязательства переписывались так, чтобы кредиторами значились в них союзники, на которых эти законы не распространялись. Таким образом, свободно устанавливаемый процент разорял должников» [T. Liv., ХХХV, 7, 2]. Наибольшее же беззаконие творилось в римских провинциях. Вот, например, как обстояли дела в первой половине I в. до н. э. в азиатских владениях Рима. После победы Суллы над понтийским царём Митридатом VI «Евпатором» в первой Митридатовой войне (89—84 гг. до н. э.) Сулла обложил малоазийскую провинцию Азия, часть жителей которой посмели поддержать Митридата, огромной данью — 20 тысяч талантов (524 тонны серебра!). Таких денег в провинции не было, и провинциалы вынуждены были занять их у римских ростовщиков, попав в полную зависимость теперь уже не только от центральных римских властей, но и от непомерно алчных ростовщиков и откупщиков. Когда в 74 г. до н. э. в Азию для ведения новой войны против Митридата прибыл консул Луций Лициний Лукулл, то вскоре после первых побед ему пришлось срочно заняться наведением порядка. «Когда он освободился от военных забот, он хотел сделать так, чтобы и сюда пришли правосудие и законность — провинция была давно уже их лишена и терпела невероятные, несказанные бедствия. Откупщики налогов и ростовщики грабили и закабаляли страну: частных лиц они принуждали продавать своих красивых сыновей и девушек-дочерей, а города — храмовые приношения, картины и статуи. Всех Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 339 должников ожидал один конец — рабство, но то, что им приходилось вытерпеть перед этим, было ещё тяжелее: их держали в оковах, гноили в тюрьмах, пытали на «кобыле» и заставляли стоять под открытым небом в жару на солнцепёке, а в мороз в грязи или на льду, так что после этого даже рабство казалось им облегчением. Застав провинцию в столь бедственном положении, Лукулл сумел в короткий срок избавить этих несчастных от их притеснителей. Он начал с того, что запретил брать за ссуду более одного процента (в месяц — В. Д.); далее, он ограничил общую сумму процентов размером самой ссуды; наконец, третье и самое важное его постановление предоставляло заимодавцу право лишь на четвёртую часть доходов должника. Ростовщик, включавший проценты в сумму первоначального долга, терял всё. Не прошло и четырёх лет, как благодаря этим мерам все долги были выплачены и имения вернулись к своим владельцам незаложенными. Эта всеобщая задолженность была последствием того штрафа в двадцать тысяч талантов, который наложил на провинцию Сулла» [Plutarh «Lucullus», 20]. Предпринятые Лукуллом меры по наведению порядка в сфере кредитования изменили настроения местного населения к римлянам во всей Малой Азии: «Лукулла теперь любили не только облагодетельствованные им общины, но и другие провинции считали за счастье получить такого правителя» [Plutarh «Lucullus», 20]. Митридат теперь уже не пользовался, как ранее, всенародной поддержкой, и Лукулл смог нанести ему целый ряд сокрушительных поражений. К тому же, благодаря нормализации хозяйственной деятельности, в Рим поступало гораздо больше налогов из азиатских владений, чем ранее. Римское государство явно выиграло. Выиграли и жители провинций, налоги на которых ограничили разумным пределом. Не пострадали и ростовщики — в кратчайший срок они получили вдвое больше, чем заняли жителям провинции. Однако Лукулл стал ненавистен ростовщикам за то, что не дал им вчистую разграбить провинцию и захватить себе всё. «Ростовщикам уже было выплачено вдвое больше, чем они ссудили, но при помощи процентов они довели долг до ста двадцати тысяч талантов. Теперь эти ростовщики кричали в Риме, что Лукулл-де чинит им страшную несправедливость, и подкупами натравливали на него кое-кого из народных вожаков; эти дельцы пользовались большим влиянием и держали в руках многих государственных деятелей, которые были их должниками» [Plutarh «Lucullus», 20]. Осудить Лукулла в сенате или отменить его решения эта клика не смогла: Лукулл и сам был сказочно богат и влиятелен. Но всё же им удалось отозвать Лукулла из Азии до того, как он полностью завершил победоносную войну против Митридата, а по возвращению в Рим Лукулла никогда уж не выбирали на высшие государственные посты. Так сталкивались и переплетались в римской политике интересы государства и интересы крупных финансовых группировок, и в этом столкновении интересов далеко не всегда побеждали интересы Римского государства. 340 Владимир Дмитренко 5) Злостное невозвращение полученных кредитов. В Риме можно было получать огромные прибыли, не только ссужая деньги под обычный или завышенный процент. Важнейшим источником получения незаконных сверхприбылей для римских аферистов было также злостное невозвращение полученных кредитов. Римское законодательство довольно подробно и тщательно проработало порядок оформления кредитов. В договорах обычно строго оговаривались права как кредитора, так и того, кто получал кредит. Нарушителя можно было привлечь к судебной ответственности. Однако всегда находилось немало лиц, умудрявшихся уклоняться от возврата кредита. Это удавалось сделать, и заведомо неверно составив договор, и имитацией банкротства10, и подкупом судей. Были даже аферисты, которые специализировались на невозвращении взятых кредитов, тем более что их аферы упрощались неблагожелательным отношением римского общества к большей части кредиторов. Вот как писал об этом в одной из своих сатир известный римский поэт Гораций: «Если б тебе я сказал: «Вот возьми: всё равно не вернёшь ведь!» — Взявши, был бы ты глуп? Нет, ты был бы гораздо глупее, если не взял бы, что даром Меркурий11 тебе посылает! Пишешь хоть десять раз на иного у Нерия12 вексель, Хоть сто раз у Цикуты12; опутай его хоть цепями: Всё ни во что, из любой западни ускользнёт он Протеем13. А как потащишь к суду — он осклабится только и мигом Птицей прикинется, вепрем, и камнем, и деревом даже». [Horatius «Sermones», II, 3, 66—74]. 10 Очень интересный и вполне конкретный пример мнимого банкротства привёл в своей сохранившейся до наших дней речи выдающийся римский писатель и оратор Луций Апулей. Упрекая некоего Геренния Руфина, прокутившего своё наследство, в нечистоплотности и в том, что наследство это досталось Гереннию Руфину, «благодаря мошенничеству отца», Апулей пишет: «Его отец, задолжав многим и запутавшись в долгах, предпочёл деньги честному имени. Когда со всех сторон ему стали предъявлять векселя, требуя уплаты, и когда все встречные стали ловить его, как обычно ловят сумасшедших, он говорит: “Ладно!”, — утверждает, что не может расплатиться, снимает с себя золотые перстни и другие знаки достоинства и заключает сделку с кредиторами. А между тем большую часть имущества, необыкновенно ловко смошенничав, он переводит на имя жены. Сам нищий, голый и надёжно защищённый позором, он оставляет этому Руфину — я не лгу! — три миллиона сестерциев на жратву» (Apuleius «Apologia», 75). 11 Меркурий (Mercurius) — римский бог, покровительствовавший торговле и финансовым операциям. 12 Нерий и Цикута — имена известных в то время римских банкиров. 13 Протей (Proteus) — римское морское божество. Согласно римской мифологии, Протей иногда выползал на берег острова и мог вещать будущее. Однако для того, чтобы он открыл человеку будущее, тот должен был его поймать, а сделать это было почти невозможно, так как Протей постоянно преображался то в одно, то в другое создание и ускользал из рук. Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 341 Из слов Горация хорошо видно, что римское общество мало сочувствовало кредиторам, что и неудивительно, так как кредиторы нередко разоряли заёмщиков грабительскими процентами, доходившими до 5 % в месяц при твёрдом курсе римской валюты, и всячески препятствовали принятию законов, ограничивающих ссудный процент. Таким отношением общества к кредиторам и алчностью некоторых кредиторов, лишавшей их осторожности, конечно же, спешили воспользоваться проходимцы. Поэтому, хотя кредитование было в Риме делом очень прибыльным, наживаться на кредитах удавалось обычно лишь тем кредиторам, кто был тесно связан с властями. В противном случае кредитор мог не только не получить прибыли, но и вообще не суметь вернуть свои деньги. 6) Различные виды вымогательства с использованием своего служебного положения. Коррупция всегда была одним из основных источников сверхприбыли. Так было и во времена Древнего Рима. Мелкие чиновники не могли слишком уж зарваться — их было кому одёрнуть. Но аппетиты крупных римских чиновников, особенно наместников провинций, были порою просто безмерны. Как наживали себе состояние некоторые римские наместники — на примере дела Гая Верреса. Любой наместник, отправившись в провинцию, не только выполнял поручения сената или императора, но, как правило, не забывал извлекать выгоду и для себя. В принципе это даже не осуждалось, если при этом сохранялось чувство меры и соблюдались приличия. Однако случалось и так, что наместники начинали творить откровенный произвол. В таких случаях во времена Республики в дело вмешивался римский сенат, а во времена Империи — император. Особенно печально знаменитым в этом плане стало дело Гая Верреса, бывшего в 73—71 гг. до н. э. наместником в Сицилии и привлечённого в 70 г. до н. э. к суду за вымогательства по просьбе ряда городских общин Сицилии. Такие дела обычно рассматривались неохотно — немало римских вельмож грешили тем же, что и Веррес. Но случай был уж из ряда вон выходящий: сумма иска определялась в 100 миллионов сестерциев14. За защиту сицилийских общин взялся Марк Туллий Цицерон, и ему удалось, проведя расследование, представить суду неопровержимые доказательства злоупотреблений. 14 Чтобы понять, о какой колоссальной для того времени сумме идёт речь, заметим, что 100 миллионов сестерциев в то время равнялись примерно 100 тоннам высокопробного серебра (четыре бронзовых сестерция составляли тогда один серебряный денарий весом в 3,9 грамма высокопробного серебра). Учитывая то, что покупательная способность серебра была в те годы гораздо выше, чем в наше время, награбленная Верресом сумма была просто огромной — таких денег хватило бы для того, чтобы в течение года платить жалованье более чем 60 тысячам римских солдат. 342 Владимир Дмитренко Что же позволял себе Гай Веррес? Перечень его преступлений был огромен, и трудно перечислить все те способы присвоения денег и ценностей, какие он использовал. По словам Цицерона, дела на Сицилии в период наместничества Верреса обстояли следующим образом: «В бытность Верреса претором для сицилийцев не существовало ни их собственных законов, ни постановлений сената, ни общечеловеческих прав. В Сицилии каждому принадлежит лишь то, что ускользнуло от безмерной алчности и произвола этого человека — потому ли, что он упустил это из вида, или же потому, что уже пресыщен» [Cicero «Verres. 1», IV, 13]. Веррес самым бессовестным образом наживался на всём, но особенно на судебном произволе. По словам Цицерона, «в течение трёх лет ни одно судебное дело не решалось иначе, как по мановению его бровей; не было имущества, унаследованного от отца или деда, которое не было бы отчуждено судебным приговором по повелению Верреса» [Cicero «Verres. 1», V, 13]. Огромные деньги были взысканы с земледельцев на основании различных введённых им поборов. Людей произвольно подвергали арестам, пыткам и казням, причём по приказу Верреса казнили не только жителей провинции, но и римских граждан, что было вопиющим нарушением тогдашних законов. Судебные решения продавались. Любой невиновный мог быть сделан виновным, зато «преступнейшие люди были за деньги освобождены от ответственности» [Cicero «Verres. 1», V, 13]. Время наместничества Верреса пришлось на тот период, когда в Италии происходило восстание рабов под предводительством Спартака (73—71 гг. до н. э.), а в Испании действовал давно не признававший власть римского сената полководец Серторий (80—72 гг. до н. э.). Веррес и это сумел использовать в своих целях. Купцов, прибывавших в Сицилию, подручные Верреса обвиняли в том, что те являются агентами то Сертория, то Спартака. При этом самих купцов казнили или отправляли в каменоломни, а их товары конфисковывали, причём всё самое лучшее из того, что они имели, попадало к Верресу. Даже на казнях подручные Верреса умудрялись неплохо зарабатывать: Секстий, палач Верреса, брал с родственников осуждённых деньги и за то, что отрубит им голову одним ударом, не заставляя тех мучиться, и за разрешение выдать для погребения тела казнённых, вместо того чтобы бросить эти тела на растерзание собакам. Родственники были вынуждены платить. Судебный произвол был одним из основных, но далеко не единственным источником обогащения Верреса: «делами флота он занимался, имея в виду не оборону провинции, а стяжание денег под предлогом постройки кораблей» [Cicero «Verres. 3», ХVII, 43]. Корабли, матросов и гребцов обязаны были предоставлять все городские общины, однако Веррес за взятку освободил от этой повинности один из самых богатых городов Сицилии — Мессану. Флот провинции от этого, конечно же, не выиграл, зато у Верреса появился Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 343 свой личный корабль, подаренный ему благодарными мессанцами: постройка одного корабля для Верреса обошлась им значительно дешевле, чем обошлись бы постройка и комплектация кораблей для флота провинции. Но и этого Верресу было мало! Как сумел установить в ходе следствия Цицерон, Веррес догадался «назначить городским общинам денежные взносы в соответствии с числом солдат» и при этом «установить определённую плату за увольнение матросов в отпуск — по шестисот сестерциев с каждого! Всякий, кто давал их ему, незаконно получал отпуск на всё лето, а Веррес брал себе все деньги, полученные и для уплаты жалованья этому матросу, и на содержание его. Так он получал двойную выгоду от предоставления отпуска одному человеку» [Cicero «Verres. 3», ХХХ, 62]. В итоге флот провинции пришёл в упадок, а на море во всю хозяйничали пираты. В гавань Сиракуз, в которую во время прежних войн не удавалось ворваться ни одному флоту, в том числе даже и римскому, безнаказанно заплывали и уходили оттуда с добычей пиратские корабли, но Верреса это нисколько не смущало — пираты не забывали тайком делиться своей добычей с Верресом. Веррес наживался на всём, но особой его страстью, приносящей ему к тому же огромные средства, было присвоение чужих произведений искусства. Эта страсть настолько владела Верресом и была настолько пагубна для окружающих, что Цицерон посвятил ей отдельную речь. Веррес накладывал свою лапу буквально на любое произведение искусства, имевшее сколько-нибудь серьёзную ценность. «Я утверждаю, — говорил в суде Цицерон, — что во всей Сицилии, столь богатой, столь древней провинции, в которой так много городов, так много таких домов, не было ни одной серебряной, ни одной коринфской или делосской вазы, ни одного драгоценного камня или жемчужины, ни одного предмета из золота или из слоновой кости, не было ни одной писанной красками или тканой картины, которых бы он не разыскал, не рассмотрел и, если они ему понравились, не забрал себе» [Cicero «Verres. 2.», I, 1]. Чем объяснялась такая страсть Гая Верреса к предметам искусства? Только ли его гипертрофированной любовью к прекрасному? Скорее всего, что не только этим. Предметами искусства можно было не только любоваться самому. Их можно было подарить нужным людям. При этом дарителя нельзя было упрекнуть во взятке. О дарении драгоценностей — предметов чрезвычайно дорогих, но очень компактных по размерам — мог вообще никогда не узнать никто из посторонних. Наконец, предметы высокого искусства можно было, в случае надобности, превратить в деньги. Продав несколько скульптур или ваз, можно было получить не меньшую сумму, чем при продаже нескольких имений с сотнями рабов, при этом продажу предметов искусства можно было провести совершенно незаметно. Так что желание Верреса завладеть как можно большим количеством картин, ваз, статуй и прочих произведений известных мастеров было желанием весьма прагматичным. 344 Владимир Дмитренко Очень часто предметы конфисковывались под видом покупки, причём об этом делались записи в соответствующих приходно-расходных книгах специально для того, чтобы удостоверить факт вполне легального их приобретения. Доказать то, что предмет искусства куплен по явно заниженной цене, всегда крайне сложно, но Цицерону это удалось. Дело в том, что Веррес дошел до такой наглости, что «купил» у одного из граждан статуи работы известнейших мастеров — Праксителя, Мирона и Поликлета — всего за 6 500 сестерциев, в то время как любая работа этих мастеров ценилась в сотни тысяч сестерциев. Таких «покупок» Гай Веррес сделал множество. Можно ли было надеяться, что огромное количество столь явных преступлений останется незамеченным? Нет! На то, что его действия никто не попытается обжаловать Веррес, конечно же, не надеялся, но награбленные богатства давали возможность подкупать, добиваться нужных решений должностных лиц, а самое главное, добиваться избрания на новые должности, обеспечивавшие неприкосновенность. От глаз Цицерона не ускользнуло и это. «Не потому ли, что ты дал 300 000 сестерциев раздатчикам денег при скупке голосов, чтобы тебя объявили избранным в преторы, 300 000 — обвинителю, чтобы не тревожил тебя…15» [Cicero «Verres. 2.», ХХ, 45], — обличал он Верреса. Гай Веррес слишком уж зарвался, и улики против него были слишком уж неоспоримы, поэтому, видя, что будет осуждён, Веррес предпочёл удалиться в добровольное изгнание, а суд, утвердив факт его изгнания, взыскал с него в пользу жителей Сицилии 40 000 000 сестерциев. Формально правосудие восторжествовало. Тем не менее, было бы наивно считать, что осуждение Гая Верреса произошло благодаря лишь большому числу доказанных обвинений и ораторскому мастерству Цицерона. Конечно, и ораторское мастерство обвинителя, и неопровержимость улик сыграли здесь свою роль, но главным, скорее всего, было то, что у Гая Верреса, помимо влиятельных друзей, были и очень влиятельные противники, не позволившие суду игнорировать аргументы обвинителя. 7) Махинации с поставками для армии и флота. Любые поставки вооружения, продовольствия и снаряжения для армии и флота были делом весьма прибыльным. Однако обычные нормы прибыли удовлетворяли не всех. Поставщики нередко завышали стоимость товара и 15 Из слов Цицерона хорошо видно, какие огромные суммы денег тайно использовались Гаем Верресом для подкупа избирателей и членов избирательных комиссий с целью победы на выборах, а также какие громадные взятки тайно вручались судьям. Из слов Цицерона видно и то, что за действиями людей Верреса тайно следили агенты других римских вельмож, иначе Цицерону никогда бы не удалось узнать, какие именно суммы ушли на подкуп избирателей и подкуп судей. Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 345 имели прибыль гораздо выше, чем в случае обычных торговых операций. Но и этого им было мало. Люди, не обременённые совестью, не довольствовались сверхприбылями, полученными от завышения цен, и умудрялись выдумывать ещё более гнусные способы обогащения. Даже во время второй Пунической войны, когда само существование Римского государства находилось под угрозой, а поля Италии топтали войска Ганнибала, в Риме находились те, кто наживался на бедах собственной страны. Сохранились и имена некоторых из них. Такими людьми были, например, по словам Тита Ливия, Марк Постумий, уроженец Пирг, и Тит Помпоний из города Вейи. Как пишет Тит Ливий, «Постумий был откупщиком, и уже много лет не было в государстве человека, равного ему по лукавству и алчности, кроме Тита Помпония из города Вейи» [T. Liv., ХХV, 3, 9]. Тит Ливий отзывался о них столь нелестно отнюдь не потому, что они были откупщиками, а из-за их исключительных по своей наглости и подлости афер. «Эти люди, поскольку гибель груза отправленного войску и затонувшего в бурю, ложилась долгом на государство, выдумывали кораблекрушения, которых не было; даже действительные, о которых они докладывали, были подстроенными, а не случайными. Старые разбитые суда нагружали малым количеством дешёвого товара, выводили суда в открытое море, моряков пересаживали в приготовленные заранее лодки, топили суда и лживо заявляли о множестве погибших товаров» [T. Liv., ХХV, 3, 10—11]. Их преступления отнюдь не остались тайной для римских властей. В 213 г. до н. э. претору Марку Эмилию донесли об обмане, а он, в свою очередь, доложил обо всём сенату, но покарать преступников оказалось не так-то просто: «сенат никакого решения не вынес, так как сенаторы не хотели в такое время задевать сословие откупщиков» [T. Liv., ХХV, 3, 12]. Поскольку дело получило громкую огласку, замять его не удалось — вопрос был вынесен на рассмотрение народного собрания. В отличие от сената, «народ строже осудил обман; Спурий и Луций Карвилии, народные трибуны, были возмущены таким отвратительным бесстыдством и присудили Марка Постумия к штрафу в двести тысяч ассов» [T. Liv., ХХV, 3, 13]. Но и этим дело не кончилось. Остальные откупщики восприняли такое решение как посягательство на свои интересы и устроили беспорядки. Сначала они потребовали от ещё одного народного трибуна, Гнея Сервилия Каски, приходившегося родственником Постумию, чтобы тот, воспользовавшись своим правом трибуна, запретил голосование, а когда Каска ввиду очевидности преступления побоялся это сделать, откупщики просто устроили беспорядки, сорвав голосование и не дав гражданам утвердить постановление народных трибунов. Можно себе представить, насколько мало заботила откупщиков справедливость, если они так яростно защищали явного проходимца, и можно представить себе, насколько велики были их возможности, если они смогли сорвать проведение народного собрания всех граждан 346 Владимир Дмитренко города! Однако это уже не на шутку озаботило римскую элиту — консулов и сенаторов — и было расценено как посягательство на их собственную власть, делиться которой они ни с кем не собирались — «сенат решил, что была применена сила против государства и подан опасный пример» [T. Liv., ХХV, 4, 7]. Теперь уже Марком Постумием и его сообщниками занялись всерьёз. Постумий, используя все юридические уловки, пытался оттянуть суд, но с ним уже не церемонились, постановив имущество его распродать, а самого «лишить воды и огня», т. е. изгнать из города. Досталось и другим не в меру обнаглевшим откупщикам — часть из них попала в тюрьму, а многие из оставшихся на свободе предпочли на всякий случай добровольно отправиться в изгнание. Надо сказать, что, при всём при том, преступников всё же покарали, но случилось это прежде всего из-за того, что откупщики зарвались. В целом же мощь римской государственной машины была использована для наказания виновных далеко не полностью — несмотря на огромные хищения и вредительство, совершённые в период войны, никто из виновных даже не был казнён, хотя римские полководцы запросто казнили солдат и простолюдинов, виновных в краже имущества на жалкие несколько медных ассов. Римская элита в вопросах о хищениях всегда придерживалась двойных стандартов. Во многом это объяснялось тем, что откупщики, как правило, были вольноотпущенниками или клиентами римской знати и делились с нею своими доходами. 8) Организация продажи выгодных государственных подрядов и откупов с допущением к торгам только ограниченного круга заранее определённых лиц, а также умышленное завышение стоимости выполняемых по государственному подряду работ. Махинации на военных поставках были отнюдь не единственными возможностями быстро обогатиться. Немалые прибыли давали и обычные государственные подряды. Поэтому сам допуск к государственным подрядам уже был лакомым кусочком для многих. Взятки за получение государственных подрядов были для Рима делом обычным. Обычным делом были и попытки подрядчиков завысить стоимость работ. 9) Выполнение подрядов, в особенности государственных подрядов, из недоброкачественных или менее доброкачественных, чем оговаривалось в контракте, материалов. Стандартная норма прибыли при выполнении подрядов устраивала не всех. Даже если поставщикам удавалось завысить реальную стоимость работ, некоторые из них, не ограничиваясь этим, пытались увеличить свои прибыли ещё и за счёт занижения качества поставок. Это происходило и при поставках продовольствия, и при строительных работах, и при поставках снаряжения для армии и флота. Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 347 10) Махинации со строительными подрядами. Строительство всегда было в Риме делом непростым. Одних оно приводило к разорению, зато других сказочно обогащало и даже приводило к вершинам власти. Так, именно благодаря сомнительным операциям с земельными участками и недвижимостью, а также благодаря умело организованному строительству новых кварталов города, нажил большую часть своего состояния ставший впоследствии триумвиром сенатор Марк Лициний Красс. По словам Плутарха, «когда Сулла, овладев Римом, стал распродавать имущество казнённых, считая и называя его своей добычей, и стремился сделать соучастниками своего преступления возможно большее число лиц, и притом самых влиятельных, Красс не отказывался ни брать от него, ни покупать. Кроме того, имея перед глазами постоянный бич Рима — пожары и осадку зданий, вызываемую их громоздкостью и скученностью, — он стал приобретать рабов-архитекторов и строителей, а затем, когда их набралось у него более пятисот, начал скупать горевшие и смежные с ними постройки, которые задёшево продавались хозяевами, побуждаемыми к тому страхом и неуверенностью. Таким образом большая часть Рима стала его собственностью» [Plutarh «Сrassus», 2]. Из слов Плутарха хорошо видно, что Красс обязан был своему успеху не только умело организованным строительным работам. Да, он строил. Но земля под строительство доставалась ему по явно заниженным ценам — ведь он скупал имущество проскрибируемых. К тому же конкурировать с ним многие из римлян, скорее всего, боялись, опасаясь того, что сами попадут в списки проскрибируемых. Этим же, а не только пожарами, объяснялось и то, что сгоревшие и смежные постройки продавались хозяевами Сулле «задёшево», ведь их хозяева вынуждены были поступать так, «побуждаемые страхом и неуверенностью». Не будем исключать и возможности того, что некоторые из пожаров возникли отнюдь не случайно. Конечно же, Сулла не ходил сам с факелом, но вполне мог поручить поджечь дом кого-то из упрямцев, не желавших расставаться со своей понравившейся Сулле собственностью. Жаловаться же в этом случае погорелец мог разве что богам. Но этот пример — всего лишь вершина пирамиды. Далеко не всегда для получения сверхприбылей надо было иметь столь высокое положение в обществе, какое имел Марк Лициний Красс, да и начинать собственное строительство было для этого вовсе не обязательно. Одной из самых распространённых форм получения сверхприбылей в Древнем Риме, как до Красса, так и после него, были махинации со строительными подрядами. Укрепление мощи Рима сопровождалось и ростом самого города. Активное строительство велось и в образуемых Римом колониях. Рим украшался новыми храмами, всё величественнее становился римский форум. И в самом Риме, и в других римских городах появлялись библиотеки, театры, цирки (ипподромы), частные и общественные бани, строились водопроводы и фонтаны, устанавливались триумфальные арки и статуи. Увеличение численности го- 348 Владимир Дмитренко рожан требовало возведения всё новых и новых домов, ну и конечно же, всё новые и новые дворцы возводила для себя римская знать. А кроме того, и в период Республики, и в период Империи во всех подвластных Риму землях чрезвычайно активно велось дорожное строительство. Многие римские сооружения, добротные и построенные на века, пережили своих строителей, восхищая не только прежних жителей Римской державы, но и их потомков, живущих в ХХI в. До сих пор служат людям некоторые из построенных римлянами мостов, действуют некоторые, построенные за тысячелетия до нас, водопроводы, стоят, напоминая о былом величии Римского государства, уцелевшие вопреки всем катаклизмам храмы, арки и памятные колонны. Всё это свидетельствует о высочайшем уровне развития строительства и архитектуры Древнего Рима. Однако далеко не все архитекторы и подрядчики знали своё дело, и далеко не все из них были людьми честными. Аферы в ходе строительства случались в Риме весьма часто. Столь масштабное строительство требовало огромных средств. А там, где крутятся большие деньги, всегда были проходимцы, желавшие нажиться. Причём многие из этих афер интересны и поучительны даже сегодня. При работе с частными заказчиками недобросовестные подрядчики порою старались непомерно завысить цену строительства, а иногда объявляли сначала вполне умеренную цену работ, но потом требовали денег на доделку и переделку, вымогая от заказчика, вынужденного завершать начатое строительство, всё новых и новых расходов, иногда доводя его до разорения. Практиковалось также использование для работ менее качественных, чем договорено, материалов, завышение сортности используемого камня, цемента, извести, кирпича, штукатурки, краски и т. д. Из-за этого в дальнейшем случались обрушения зданий, но уличить виновных и наказать их удавалось не всегда. Подрядчики приписывали себе большие, чем было сделано, объёмы выполненных работ, завышали расход строительных материалов. В итоге дело дошло до того, что некоторое превышение строителями представленной первоначально сметы стало восприниматься как явление вполне нормальное, а судебные разбирательства возникали лишь тогда, когда подрядчики зарывались и превышали смету в полтора раза и более. Мошенники обычно опасались раздувать смету при строительстве дворцов римской знати, которая имела возможности покарать виновных, но простые заказчики испытывали от строительных афер немалые неудобства. Положение усугублялось тем, что за строительство, учитывая его прибыльность, брались порою люди не только алчные, но и не имевшие достаточных знаний и навыков, хотя и объявлявшие себя опытнейшими зодчими. Особенно же прибыльными оказывались для аферистов государственные заказы: во-первых, потому, что это могли быть чрезвычайно крупные заказы, а во-вторых, потому, что у подрядчика имелась возможность договориться, дав тем взятку, с государственными чиновниками, контролирующими принятие работ. Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 349 Констатируя такое положение дел, римский архитектор Витрувий писал, обращаясь к императору Октавиану Августу: «В славном и великом греческом городе Эфесе издавна установлен, как говорят, строгий, но вполне справедливый закон. Именно архитектор, берущийся за выполнение государственной работы, должен объявить, во что она обойдётся. По утверждении сметы должностными лицами в обеспечение издержек берётся в залог его имущество до тех пор, пока работа не будет выполнена. Если по окончании её окажется, что расходы соответствуют объявленным, то его награждают похвальным отзывом и другими знаками почёта. Также если перерасход превысит смету не более чем на четверть её, то они выплачиваются из государственной казны, и никакого наказания за это он не несёт. Но если потребуется издержать свыше этой четверти на работу, то средства на её окончание берутся из его собственного имущества. Да соизволили бы бессмертные боги, чтобы такой закон был установлен и римским народом не только для государственных, но и для частных построек. Ибо это прекратило бы безнаказанную наглость невежд, а заниматься архитектурой, без сомнения, стали бы люди предусмотрительные, постигшие всю глубину знаний; домохозяева не вводились бы в безграничные и безумные расходы, доводящие их до полной потери состояния, а сами архитекторы, в страхе перед наказанием, принуждены бы были действовать осмотрительнее в составлении подсчётов издержек, благодаря чему домохозяева строили бы здания за положенную или только слегка превышающую её цену. Ибо тот, кто может отпустить на работу четыреста тысяч и доплатить ещё лишнюю сотню тысяч, утешается надеждой видеть работу доведённой до совершенства; кто же отягощается увеличением расходов за неё наполовину или даже больше, тот, потеряв надежду и напрасно потратившись, бывает принуждён бросить её, впадая в разорение и отчаянье» [Vitruv., Х, introduction, 1—2]. Предложение Витрувия не было принято, да и вряд ли оно могло решить все проблемы, связанные с римским строительством, ведь такое предложение было применимо лишь к богатым архитекторам, могущим гарантировать выполнение работ своим имуществом. А как бы тогда могли проявить свои знания молодые, начинающие архитекторы и подрядчики? Как могли бы получить заказы бедные, но талантливые строители? Как бы можно было тогда использовать архитекторов-рабов? А ведь в Риме их было много, и часто они были далеко не худшими архитекторами. Нет, простым и коротким указом навести полный порядок в подрядных работах было невозможно. Но не следует думать, что римские власти вовсе уж пускали здесь всё на самотёк. Римское законодательство совершенствовалось, и даже самые наглые из подрядчиков всё же были вынуждены действовать лишь в определённых рамках, особенно в период правления тех императоров, которые прочно держали власть в своих руках. 350 Владимир Дмитренко 11) Аферы римских чиновников, связанные с подлогом документов и искажением отчётности для присвоения собираемых государством налогов. Наживой на государственных подрядах, а также на предоставлении различных льгот, разрешений и лицензий возможности римских чиновников не ограничивались. Жадность толкала некоторых из них на прямое хищение государственных средств. Об одном из таких случаев рассказал ведавший в начале II в. н. э. государственным казначейством Плиний Младший в письме своему другу Калестрию Тирону. По словам Плиния Младшего, некий Лустриций Бруттиан, наместник одной из провинций, уличив своего бывшего друга и помощника Монтания Аттицина во многих преступлениях, доложил об этом императору. Стараясь уйти от наказания, Аттицин послал встречный донос, обвинив перед императором того, кого обманывал, т. е. самого Лустриция Бруттиана. Однако проведённое в Риме судебное разбирательство уличило Аттицина и установило, что «подкупив раба, принадлежавшего писцу, он перехватывал счётную книгу, вырезал из неё листы и — верх гнусности — обвинил в своём преступлении друга» [Plini. Junior «Epist.», VI, 22, 4]. Честность Бруттиана была доказана, а Аттицин был «осуждён и сослан на остров» [Plini. Junior «Epist.», VI, 22, 5]. Однако не следует думать, что каждого римского казнокрада всегда ожидало наказание, а честность торжествовала. Очень может быть, что особый гнев сената и императора вызвал не столько сам факт хищения, совершенный Аттицином, — за это чиновников его ранга обычно карали менее строго, — а то, что он вдобавок совершил «верх гнусности» — пытался клеветать на своего начальника. Не следует думать также, что казнокрадство было редчайшим преступлением. Во всяком случае, Плиний Младший предупреждал своего друга, как раз назначенного тогда наместником Бетики: «Я написал об этом тебе, получившему провинцию, чтобы предупредить: целиком полагайся только на себя и никому не доверяй» [Plini. Junior «Epist.», VI, 22, 7]. 12) Тайное присвоение и использование государственных средств за счёт контроля над ними. Мелкие мошенники — различные нечистые на руку чиновники и недобросовестные поставщики — могли урвать сравнительно немного, так как римский бюджет, хотя и оставлял им некоторые лазейки, всё же достаточно тщательно контролировался. Но если аферы совершались по приказу человека влиятельного и могущественного, то масштабы этих афер могли быть просто грандиозными. Например, как пишет Светоний Транквилл о Гае Юлии Цезаре, «в первое своё консульство он похитил из капитолийского храма три тысячи фунтов золота, положив вместо него столько же позолоченной меди» [Suetonius «Julius», 54, 3]. Уже само сообщение об афере ясно говорит о том, что эта афера не прошла тогда незамеченной, но в 59 г. до н. э. — в первое своё консульство — Гай Юлий Цезарь вместе с Гнеем Помпеем «Великим» и Марком Лицинием Крассом уже был, хотя ещё и не диктатором, но триум- Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 351 виром негласного первого триумвирата, а потому никто не посмел уличить его в хищении государственных средств. 13) Продажа должностей или получение подарков и взяток за содействие в избрании на выгодные и почётные должности. Получение взяток за содействие в избрании на выгодные и почётные должности было делом обычным как в период Римской республики, так и в период Империи. Однако безусловный рекорд наглости и жадности был установлен в 193 г. н. э. взбунтовавшимися воинами преторианской гвардии, которые, убив императора Пертинакса, устроили аукцион между желающими стать новым императором. Как пишет Геродиан, они, «выведя самых громкоголосых из своей среды, объявляли о продаже императорской власти, обещая вручить власть тому, кто даст больше денег, и с помощью оружия беспрепятственно привести его в императорский дворец» [Herodian, II, 6, 4]. Победителем этого позорного аукциона стал Дидий Юлиан, который пообещал каждому из преторианцев по 25 тысяч сестерциев. Однако очень скоро Дидию Юлиану пришлось горько сожалеть о своей покупке. Римский сенат в страхе перед преторианцами признал Дидия Юлиана императором. Но такой его приход к власти вызвал возмущение по всей Империи. Уже через два месяца Дидий Юлиан был свергнут полководцем Септимием Севером. Ещё недавно лебезивший перед Дидием Юлианом римский сенат при приближении войск Септимия Севера объявил Дидия Юлиана узурпатором, после чего, покинутый всеми прежними друзьями и сторонниками, Дидий Юлиан был схвачен и казнён. 14) Оказание за взятки протекции в получении латинского или римского гражданства. (О том, как это происходило, подробно рассказано в главе I). 15) Оказание за взятки протекции в обретении статуса «всадника» или «сенатора», а также иных почётных статусов и званий. 16) Оказание за вознаграждение протекции различным зависимым от Рима царям и государствам в решении их споров, а также в благоприятном для них рассмотрении их просьб римским сенатом. Этим занимались многие влиятельные римские семейства, причём на протяжении всей истории Римской республики. Но рекордсменом в этом деле, как и в скрытых хищениях государственных средств, был, пожалуй, Гай Юлий Цезарь. По словам Светония Транквилла, «он торговал союзами и царствами: с одного Птолемея он получил около шести тысяч талантов16, за себя и за Помпея. А впоследствии лишь неприкрытые грабежи и свято16 Светоний Транквилл пишет здесь о Птолемее ХI Авлете, отце последней царицы Египта Клеопатры, который в 58 г. до н. э. был изгнан египтянами, но через три года, в 55 г. до н. э., сумев раздать нужным людям в Риме невероятно щедрые подарки, был возвращён римлянами на престол Египта. 6 000 талантов, подаренные Птолемеем ХI Авлетом Юлию Цезарю, — это более 157 тонн серебра! 352 Владимир Дмитренко татства17 позволили ему вынести издержки гражданских войн, триумфов и зрелищ» [Suetonius «Julius», 54, 3]. Взятки от различных царей и вассальных государств текли в Рим и после установления имперского строя, ведь помимо самого императора всегда необходимо было задобрить и настроить в свою пользу и всё его ближайшее окружение. 17) Использование личных связей и знакомств при решении судебных споров, покупка и продажа различных льгот и привилегий. О льготах и протекции умоляли своих патронов не только цари. Гораздо чаще римские вельможи занимались делами обычных смертных и при этом никогда не забывали учесть прежде всего собственную выгоду. Чрезвычайно интересна в этом плане переписка Марка Туллия Цицерона. Значительная часть его писем к друзьям и немало писем его друзей, адресованных ему, представляют собой просьбы посодействовать тому или иному человеку: тут и просьбы посодействовать в получении должности, и просьбы оказать личное покровительство или посодействовать в чьём-либо покровительстве, и даже просьбы вынести нужное судебное решение. Все письма друг другу римские вельможи писали высоким слогом и в своих просьбах никогда не предлагали денег за выполнение этих просьб. Нет! Открыто предлагать деньги было бы оскорблением и признаком дурного тона! Да и открыто брать деньги у просителя позволяли себе лишь чиновники низкого ранга. Представители же высшей римской знати обычно поступали по-другому. Ходатайствуя за своих протеже, они говорили лишь об их верности, скромности, образованности, но никогда не забывали ясно намекнуть тому, к кому обращались, что в ответ и они сами, и их клиенты постараются оказать благодетелю любые услуги, о которых тот попросит. Естественно, что такие просьбы чаще всего удовлетворялись. И естественно, что вслед за этим следовало щедрое вознаграждение благодетеля, если не деньгами, то подарками или взаимными услугами. 18) Продажа помилований и прощений за различные преступления. 19) Получение мзды от подконтрольных бандитов и пиратов в обмен на снисходительное к ним отношение и непринятие мер по их поимке и уничтожению. 17 Под святотатством Светоний Транквилл имеет в виду проведённую Гаем Юлием Цезарем в 49 г. до н. э., в начале гражданской войны, конфискацию средств из различных храмов как в Риме, так и в других городах Италии. Это были огромные средства, так как именно в храмах хранились тогда и вся римская государственная казна, и сбережения большинства состоятельных римских граждан. Неизвестно, какая именно сумма досталась Юлию Цезарю, но это были десятки тонн золота и сотни тонн серебра. Учитывая всё вышесказанное, намёк Светония Транквилла о том, что победа Юлия Цезаря в гражданской войне была достигнута не только благодаря его выдающимся полководческим талантам, но и благодаря огромным денежным средствам, оказавшимся в его распоряжении, можно считать абсолютно достоверным. Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 353 Примером этому может служить дело привлечённого в 70 г. до н. э. к суду наместника Сицилии Гая Верреса, о котором уже рассказывалось выше и которого Цицерон прямо обвинял, помимо многих прочих грехов, и в корыстном пособничестве пиратам и разбойникам. Подозрительно мягки к бандитам и пиратам нередко были и наместники многих других римских провинций. Например, Плутарх пишет о Гае Юлии Цезаре, что в молодости тот, спасаясь от проскрипций Суллы, бежал из Рима на Восток, в Вифинию. Опала его была недолгой, и очень скоро Сулла вернул ему своё расположение. Возвращаясь обратно в Рим, Цезарь «у острова Фармакуссы (неподалёку от Милета) был захвачен в плен пиратами, которые уже тогда имели большой флот и с помощью своих бесчисленных кораблей властвовали над морем. Когда пираты потребовали у него выкупа в двадцать талантов, Цезарь рассмеялся, заявив, что они не знают, кого захватили в плен, и сам предложил им пятьдесят талантов. Затем, разослав своих людей в различные города за деньгами, он остался среди этих свирепых киликийцев с одним только другом и двумя слугами; несмотря на это, он повёл себя так высокомерно, что всякий раз, собираясь отдохнуть, посылал приказать пиратам, чтобы те не шумели. Тридцать восемь дней пробыл он у пиратов, ведя себя так, как если бы они были его телохранителями, а не он их пленником, и без малейшего страха забавлялся и шутил с ними. Он писал поэмы и речи, декламировал их пиратам и тех, кто не выражал своего восхищения, называл в лицо неучами и варварами, часто со смехом угрожая повесить их. Те же охотно выслушивали эти вольные речи, видя в них проявление благодушия и шутливости. Однако как только прибыли выкупные деньги из Милета и Цезарь, выплатив их, был освобождён, он тотчас снарядил корабли и вышел из милетской гавани против пиратов. Он застал их стоящими на якоре у острова и захватил в плен большую часть из них. Захваченные богатства он взял себе в качестве добычи, а людей заключил в тюрьму в Пергаме. Сам он отправился к Юнку, наместнику Азии, находя, что тому, как претору, надлежит наказать взятых в плен пиратов. Однако Юнк, смотревший с завистью на захваченные деньги (ибо их было немало), заявил, что займётся рассмотрением дела пленников, кода у него будет время» [Plutarh «Сaesar», 1—2]. Очень может быть, что пираты постоянно делились с наместником и именно поэтому ему было невыгодно расправляться с ними. Наместнику было гораздо выгоднее подождать, когда Цезарь уедет, и затем выпустить бандитов. Так бы, наверное, и случилось, если бы на месте Цезаря оказался человек менее влиятельный и менее решительный. Поняв намерения Юнка, «Цезарь, распрощавшись с ним, направился в Пергам, приказал вывести пиратов и всех до единого распять, как он часто предсказывал им на острове, когда они считали его слова шуткой» [Plutarh «Сaesar», 2]. 354 Владимир Дмитренко Снисходительность властей к разбойникам могла иногда быть вызвана не только получением от них взяток, но и желанием некоторых «сильных мира сего» дестабилизировать общую ситуацию в стране и, пользуясь этим, добиться себе особых полномочий для наведения порядка. Так, разгул пиратства в Средиземном море позволил в 67 г. до н. э. Гнею Помпею «Великому» добиться для себя от римского сената особых полномочий сроком на три года для борьбы с пиратами. До этого пираты свирепствовали на море и захватывали корабли один за другим, вымогая выкуп. Но как только Помпей получил особые полномочия, в течение двух-трёх месяцев с пиратством было покончено. Помпей, таким образом, упрочил славу народного героя и, в добавок к этому, целых три года пользовался особыми, почти диктаторскими полномочиями. Обострившаяся к середине I в. до н. э. борьба за власть ещё много раз толкала отдельные группировки римской знати на то, чтобы потворствовать разгулу преступности. Например, Гней Помпей «Великий», уже использовав однажды (в 67 г. до н. э. ) этот приём, чтобы добиться триумфа и славы, а главное, особых полномочий, вновь прибег к таким же действиям в 53 г. до н. э. , когда после гибели Красса распался первый триумвират и обострилась борьба между оставшимися триумвирами — Помпеем и Цезарем. Пользуясь тем, что Цезарь в то время был занят завоеванием Галлии, группировка Помпея всячески способствовала росту преступности — теперь уже не только на море, но и на суше. Италия стонала от разбоев на дорогах, а купцы вновь стали бояться выходить в море. Естественно, что соответствующие чиновники не забывали получать свою мзду от разбойников и делиться этой мздою с вышестоящими. Но главной целью римской верхушки было не получение доли от пиратов и разбойников, а обретение ещё большей власти. Как пишет об этом Аппиан, «Помпей сознательно допускал такой беспорядок, чтобы ощущалась необходимость назначения диктатора. Среди многих шла болтовня о том, что единственным спасением от теперешних зол была бы монархическая власть; что нужно выбрать человека сильного и вместе с тем милостивого; указывали на Помпея, который имел в своём распоряжении достаточно войска, как кажется, любил народ и уважал сенат, был воздержан в жизни и благоразумен, легко доступен для просьб — было неважно, таков ли он или только таким казался. Помпей на словах сердился по поводу всех этих предположений, на деле же тайно всё делал для их осуществления и нарочно допускал беспорядок и анархию в государственном управлении» [Appian «В. С.», II, 20]. Особых полномочий от римского сената Помпей добился и на этот раз: в конце 50 г. до н. э. сенат вновь предоставил ему особые полномочия, сравнимые с диктаторскими, но победителем в начавшейся гражданской войне оказался не он, а Гай Юлий Цезарь. Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 355 Стабилизация положения, связанная с окончанием той войны, обусловила наведение порядка в стране и принесла римскому народу значительное облегчение. Интересно, что именно в то время появились первые стихи ставшего гордостью римской и мировой литературы поэта Вергилия и посвящены они были именно теме борьбы с преступностью. «Первый написанный им дистих, — сообщает о Вергилии в предисловии к своему комментарию «Энеиды» римский грамматик Сервий, — был направлен против разбойника Баллисты: «Под сей каменной горой погребён Баллиста. Теперь, путник, спокойно проходи и днём и ночью!» Если поэт, написавший затем «Буколики» и «Георгики», создавший бессмертную «Энеиду», впервые взялся за стихосложение, вдохновлённый именно наказанием бандита и обретённой возможностью спокойно проходить по местным дорогам, то можно себе представить, насколько досаждали тогда разбойники римскому плебсу! Однако не успели римляне насладиться спокойствием, как убийство Цезаря ввергло Римскую державу в пучину новой гражданской войны и по дорогам Италии опять лет десять нельзя было спокойно пройти ни днём ни ночью, пока у власти не утвердился преемник Цезаря, Октавиан. Не только в I в. до н. э., но и всякий раз, когда в Риме начиналась борьба за власть, преступность возрастала. Даже солдаты в такие времена нередко превращались в мародёров, а жертвами преступников порою становились и высокопоставленные лица18. Но римская знать в случае чего могла сама отомстить за себя и покарать преступников, подобно тому, как поступил с пиратами Юлий Цезарь, а простолюдинам оставалось только надеяться на то, что междоусобицы прекратятся и в стране будет наведён порядок. 20) Тайный захват в рабство свободных римских граждан и провинциалов, а также незаконное порабощение чужих рабов. Даже в те времена, когда в Риме ещё существовало долговое рабство, объявление свободного человека рабом случалось не часто. В дальнейшем же свободного римлянина объявляли рабом лишь в исключительных случаях, когда его деяния влекли позор для государства. Что касается покорённых Римом народов, то обратить в рабство пленных было для римлян делом обычным, но продать в рабство свободного жителя провинции имели право лишь лица, облечённые высшей властью, и делали они это лишь в случае, 18 Например, римский историк Корнелий Тацит сообщает о трагедии, постигшей его тестя, выдающегося государственного деятеля и полководца Агриколу. Во время гражданской войны, разразившейся в 69 г. между императорами Отоном и Вителлием, «Моряки из флота Отона, бесчинствовавшие, слоняясь по побережью и опустошавшие Интимилий (это — область Лигурии), как если бы то была вражеская страна, убили в её поместье мать Агриколы, а самоё поместье разграбили, похитив значительную часть доставшихся ей по наследству ценностей, из-за которых она и погибла» [Tacit «Agric», 7]. 356 Владимир Дмитренко если тот допускал очень серьёзную провинность. Однако в период обострения борьбы за власть и гражданской нестабильности поддержание порядка в провинциях, да и в самой Италии, отходило для римской знати на второй план. И это приводило к тому, что некоторые обнаглевшие рабовладельцы могли схватить и сделать рабом практически любого, кто имел неосторожность появиться в их владениях без надлежащей охраны. Попав в эргастул — тюремного типа казарму для сельских рабов или рабов, трудившихся на рудниках, человек практически лишался возможности не только самостоятельно выбраться оттуда, но даже и подать о себе весточку домой. Особенно часто такое случалось в период гражданских войн, бушевавших в Риме в I в. до н. э. почти непрерывно в течение нескольких десятилетий. Навести порядок в этом вопросе удалось лишь после их окончательного завершения и установления в Риме имперского правления. Причём император Октавиан Август поручил не кому-нибудь, а своему пасынку и будущему преемнику, Тиберию, миссию «по обследованию эргастулов во всей Италии, хозяева которых снискали всеобщую ненависть тем, что хватали и скрывали в заточении не только свободных путников, но и тех, кто искал таких убежищ из страха перед военной службой» [Suetonius «Tiberius», 8]. В дальнейшем незаконный захват в рабство чужих рабов и провинциалов, а тем более захват в рабство римских граждан, стал гораздо более редким преступлением, но каждый раз, когда в Империи начинались новые гражданские войны и междоусобицы, а также в годы, когда Империя подвергалась крупным нашествиям варваров, на дорогах опять появлялись разбойники, промышлявшие как обычным разбоем, так и захватом в рабство свободных людей. 21) Установление тайного контроля над проституцией, сочетание легальной и нелегальной проституции. Организация притонов. Использование факта оказания сексуальных услуг для последующего шантажа клиентов. Проституция в Риме, как правило, всегда существовала вполне легально. Расценки на услуги объявлялись открыто. Совершенно официально устанавливались и налоги, которые должны были платить проститутки и содержатели публичных домов. После уплаты налога сборщик налога выдавал соответствующую квитанцию. Причём некоторые из таких квитанций сохранились до наших дней, что говорит о том, что квитанции такие тщательно сберегались, для того чтобы их можно было предъявить властям, так как правонарушением считалось не занятие проституцией, а неуплата налогов с этой деятельности. В период Римской республики единственным наказанием проститутке было то, что она обязана была публично заявить о своей «профессии». Вполне терпимо относились к существованию проституции и римские императоры, полагая, что запрет на занятие проституцией не искоренит её, а, наоборот, сделает её сверхприбыльной для тех, кто будет содержать тайные Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 357 притоны. Лишь изредка власти вводили ограничения на те или иные формы проституции, например на мужскую проституцию. Хотя проституция во все времена считалась делом недостойным и непрестижным, это занятие приносило громадные доходы и его нередко контролировали представители весьма влиятельных и знатных римских семейств, действуя при этом тайно и, как правило, через подставных лиц. Так, в Риме были известны случаи, когда солидные и уважаемые римские матроны заставляли заниматься проституцией своих рабынь или вольноотпущенниц. Более того, несмотря на то, что во времена Империи, ещё при императоре Октавиане Августе, был принят закон, по которому прелюбодеяние как жены, так и мужа считалось преступлением и предусматривало серьёзные меры ответственности, Рим знавал случаи, когда дома некоторых очень небедных семейств превращались в тайные притоны, а мужья становились практически сутенёрами своих жён. Вот как описывает один из таких домов Луций Апулей: «Днём и ночью беспрерывно на потеху молодёжи наружная дверь дома распахивается настежь ударами ноги, под окнами орут песни, столовая не отдыхает от шумных пирушек, спальня открыта для прелюбодеев: всякий смело может войти туда, если только заранее уплатит мужу. Так позор брачного ложа служит для него источником дохода. Некогда он ловко торговал самим собою, теперь же зарабатывает, торгуя телом жены. Очень многие с ним самим — я не лгу! — с ним самим договариваются о ночах его жены. При этом между мужем и женой существует определённый сговор: кто принесёт жене богатый подарок, тех не замечает, и они уходят, когда захотят. А кто придёт с пустыми руками, тех по данному сигналу захватывают как прелюбодеев, и они, как если бы пришли учиться, уходят не раньше, чем распишутся19» [Apuleius «Apologia», 75]. Услуги обычных проституток, промышлявших на улицах и в публичных домах, стоили недорого, — как показывают сохранившиеся надписи, — от 6 ассов (1,5 сестерция) до 1 денария (4 сестерция) за соитие, т. е. в пределах дневного заработка римского простолюдина. Но услуги элитных гетер могли оцениваться уже десятками и сотнями денариев. А единовременные доходы промышлявшей проституцией вышеупомянутой молодой матроны, безусловно, исчисляясь ещё большими суммами. О том, каковы были эти суммы, можно судить по тому, что семейство это обладало состоянием в несколько миллионов сестерциев, будучи в числе двух-трёх сотен самых богатых людей провинции. Важно отметить, что, создав из своего дома именно тайный, а не явный и внешне всё же достаточно благопристойный и сохраняющий название 19 Тут Апулей иронизирует, намекая на то, что эти мнимые прелюбодеи, подобно школярам, вынуждены были «учиться писать» и писали организовавшей притон парочке расписки о том, что должны соответствующую сумму. 358 Владимир Дмитренко благородного дома притон, парочка не только смогла привлечь туда гораздо более денежную, чем в обычном публичном доме, клиентуру и уклониться от всякой уплаты налогов. Сохранение видимости благопристойности позволило, помимо получения неплохих и совершенно необлагаемых никакими налогами доходов за оказание элитных секс-услуг, получать ещё и немалые доходы от шантажа части своих клиентов. Причём доходы от шантажа могли значительно превышать доходы от всего остального. Ведь на крючок к шантажистам попадали отнюдь не простолюдины, а платой за молчание могли быть не только деньги и подарки, но порою и соответствующие административные или судебные решения. Превратившая свой дом в тайный притон, супружеская чета, описанная Луцием Апулеем, обосновалась в одном из городов провинции Африка. Но подобные притоны имелись и в других городах и провинциях, да и в самом Риме. И везде те, кто контролировал элитные притоны и мог подсунуть своих «девочек» в объятия лиц, от которых зависело принятие важных решений, могли лаской или шантажом в той или иной степени влиять на принятие этих решений, будь то дела города, дела провинции или даже дела, определявшие жизнь всей Империи. 22) Использование тоталитарных религиозных сект для получения сверхприбылей и в борьбе за власть, а также создание новых религиозных сект с целью получения пожертвований и услуг от оболваненных умелыми проповедями людей. В течение многих столетий своей истории, практически вплоть до начала религиозных распрей между христианами и язычниками, римляне традиционно отличались большой веротерпимостью и, продолжая почитание своих собственных богов, обычно не препятствовали покорённым народам исповедовать их собственные религии. Более того, римляне нередко включали в свой пантеон новых богов, а иногда и вовсе становились адептами какой-либо новоизобретённой или заимствованной где-либо веры. Таким положением порою весьма умело пользовались отдельные проходимцы, авантюристы и мошенники. Иногда эти авантюристы ставили перед собою далеко идущие цели. Ярчайшим примером того, как, начав с обычного мошенничества, основатели нетрадиционного культа, втягивая различными уловками в исповедование своего культа всё больше и больше людей, попытались в конце концов захватить власть, был раскрытый в 186 г. до н. э. заговор адептов извращённого тайного культа Вакха. Поскольку разоблачение заговора было осуществлено благодаря внедрённой в ряды сектантов агентуре, подробнее об этом рассказано в главе «Агентурная разведка древних римлян и их противников». Конечно же, отнюдь не все создатели новых религий действовали не из религиозных, а из корыстных побуждений, и тем более не все из их жрецов мечтали о верховной власти над Римом. Обычно их цели ограничивались Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 359 стремлением резко повысить личное благополучие и добиться для себя неких особых услуг. К этому же были направлены и усилия некоторых вороватых жрецов традиционных конфессий, но новые конфессии предоставляли гораздо более широкие возможности для любителей лёгкой наживы. Поэтому, помимо обычных культов, основанных на той или иной вере, в Риме периодически возникали культы, основатели которых ставили перед собою целью лишь самое элементарное обогащение. Некоторые мошенники просто собирали пожертвования под видом служителей вполне традиционных конфессий, но это было, хотя и проще, но гораздо опаснее — в случае разоблачения за святотатство можно было жестоко поплатиться, создание же новой конфессии позволяло вполне легально присваивать себе деньги верующих. Новые конфессии далеко не всегда завоёвывали достаточно большое число адептов, дабы утвердиться и стать некоей стабильной религией, но всегда в той или иной мере обогащали своих создателей. Ничуть не менее эффективно использовали мошенники новомодные конфессии и для удовлетворения своей похоти. Об одном, хорошо известном со слов римского историка Иосифа Флавия и потрясшем весь Рим случае, когда безуспешно добивавшийся любви замужней женщины римлянин подкупил жрецов храма Исиды и те помогли ему, выдав себя за божество, вступить с ней в интимную связь, я подробно рассказал в главе «Тиберий» своей книги «Властители Рима. Время правления Октавиана Августа и династии Юлиев — Клавдиев». 23) Гадания и пророчества как средства одурачивания. Не у всех аферистов хватало наглости создать с целью обогащения собственную новую конфессию, зато аферистов, успешно паразитирующих на различных человеческих предрассудках, всегда было предостаточно. Значительная часть римлян была суеверной. Даже каноны традиционной римской религии предполагали начинать любое важное дело лишь после проведения соответствующих процедур, связанных с вопрошанием воли богов, а проведением этих церемоний занимались особые жрецы — авгуры, выяснявшие волю богов по полёту птиц, жадному или слабому клёву священных кур, по внутренностям приносимых в жертву богам животных и другим особо перечисленным в священных книгах признакам. Нередко, объявляя «волю богов», авгуры руководствовались не столько религиозными канонами, сколько личными интересами. О том, как такие «священные предсказания» использовались в политической борьбе, я рассказываю в главе «Тайны римской спецпропаганды и «пиара»», но помимо жрецов-авгуров в Риме было и великое множество различных других предсказателей: как тех, которые пытались предсказывать будущее, исходя из неких правил и канонов, так и тех, которые просто морочили голову тем, кто им верил. Мало кто из них стремился к достижению неких политических целей, обычно ограничиваясь стремлением попросту нажиться, но иногда гадания 360 Владимир Дмитренко и предсказания успешно использовались и в политических целях. Какие капиталы удавалось сколачивать некоторым древнеримским гадателямобманщикам и каким образом это делалось, мы можем судить хотя бы по книге Лукиана Самосатского «Александр, или Лжепророк», посвящённой одному из таких мошенников, некоему Александру, весьма успешно промышлявшему во второй половине II в. н. э. лжепророчествами сначала в восточных провинциях Рима, а затем и в самом Риме. В юности Александр помогал одному шарлатану, выдававшему себя за врача. Но за неправильное лечение можно было понести наказание, и со временем Александр нашёл себе более безопасное занятие — он стал морочить людям головы гаданиями. Сначала этого едва хватало на пропитание, но всё изменилось, когда он познакомился с другим таким же прохвостом, по имени Коккон. «Оба наших дерзких негодяя, способные на всякое злодеяние, сойдясь вместе, без труда поняли, что человеческая жизнь находится во власти двух величайших владык — надежды и страха — и что тот, кто сумеет по мере надобности использовать и то и другое, скоро разбогатеет» [Lucianos «Alexand.», 8]. Подумав и обсудив всё между собой, мошенники решили устроить прорицалище, а для того чтобы люди им поверили, была придумана весьма хитроумная комбинация. В городе Халкедоне мошенники «закопали в храме Аполлона, самом древнем у халкедонян, медные дощечки, гласившие, что вскоре прибудет в Понт (ту провинцию, где они собирались действовать — В. Д.) Асклепий вместе со своим отцом Аполлоном и будет иметь местопребыванием Абонитих. Эти дощечки, кстати найденные, заставили предсказание очень легко распространиться по всей Вифинии и Понту, в особенности же в Абонитихе. Жители тотчас постановили построить храм и стали рыть землю для закладки основания» [Lucianos «Alexand.», 10]. Когда жители Абонитиха полностью уверовали, что вот-вот явится мессия, Александр торжественно явился туда, «одетый в пурпурный хитон с белыми полосами. С накинутым поверх него белым плащом, держа в руках кривой нож, как Персей, от которого он будто бы вёл свой род с материнской стороны» [Lucianos «Alexand.», 11]. Несмотря на то, что некоторые из жителей Абонитиха знали подлинных родителей Александра, большинству горожан так хотелось поверить в красивую легенду, что они поверили. «Александр приобрёл известность, прославился и стал предметом всеобщего удивления. Иногда он изображал из себя одержимого, и из его рта выступала пена, чего он легко достигал, пожевав корень красильного растения струтия. А присутствующим эта пена казалась чем-то божественным и страшным» [Lucianos «Alexand.», 12]. Но чтобы убедить публику в своих чудодейственных способностях, Александр подготовил для простаков и некоторые трюки посложнее, чем фокусы с пеной. «Кроме того, для них уже давно была изготовлена из тонкого полот- Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 361 на голова змеи, имевшая некоторое сходство с человеческой. Она была пёстро раскрашена, изготовлена очень правдоподобно, и посредством сплетённых конских волос можно было открывать её пасть и снова закрывать её; а из пасти высовывалось чёрное, также приводимое в движение с помощью волос раздвоенное жало, вполне напоминающее змеиное» [Lucianos «Alexand.», 12]. Помимо макета змеи с человеческим лицом, Александр тайно запасся огромной безобидной змеёй, купленной для этого заранее в другой провинции, а вдобавок ещё и небольшой только что родившейся змейкой. Змеи — животные бога мудрости и врачевания Асклепия, по замыслу мошенников, должны были окончательно убедить всех в божественном даре Александра. «Когда наступило время действовать, вот что они придумали. Ночью Александр пошёл к недавно вырытым ямам для закладки основания будущего храма. В них стояла вода. Набравшаяся из почвы или от выпавшего дождя. Он положил туда скорлупу гусиного яйца, в которую спрятал только что родившуюся змею, и, зарыв яйцо глубоко в грязь, удалился. На рассвете Александр выбежал на площадь обнажённым, прикрыв наготу лишь золотым поясом, держа в руках кривой нож и потрясая волосами, как нищие одержимые жрецы Великой Матери. Он взобрался на какой-то высокий алтарь и стал произносить речь, поздравляя город со скорым приходом нового бога. Присутствующие — а сбежался почти весь город с женщинами, стариками и детьми — были поражены, молились и падали ниц. Александр произносил какие-то непонятные слова, вроде еврейских и финикийских, причём привёл всех в изумление, так как они ничего не понимали в его речи, кроме имён Аполлона и Асклепия, которых он упоминал. Затем обманщик бросился бежать к строящемуся храму; приблизившись к вырытым углублениям и к приготовленному им заранее источнику, из которого должны были политься предсказания, он вошёл в воду и громким голосом стал петь гимны Аполлону и Асклепию, приглашая бога явиться, принося счастье, в город. Затем Александр попросил чашу, и, когда кто-то из присутствующих подал ему сосуд, он погрузил его в воду и без затруднения вытащил вместе с водой и илом яйцо, в котором он заранее спрятал «бога», залепив отверстие в скорлупе воском и белилами. Взяв яйцо в руки, он говорил, что держит самого Асклепия. А собравшиеся внимательно смотрели, ожидая, что произойдёт дальше, очень удивлённые уже тем, что в воде нашлось яйцо. Разбив его, Александр взял в руки змейку. Присутствующие, увидев как она движется и извивается вокруг его пальцев, тотчас закричали и стали приветствовать бога, поздравляя город с новым счастьем. Каждый жарко молился, прося у бога достатка, изобилия, здоровья и прочих благ» [Lucianos «Alexand.», 13—14]. Александр унёс «чудесную» маленькую змею к себе и несколько дней оставался дома, «рассчитывая, что в город сбежится множество пафлагонцев, 362 Владимир Дмитренко привлечённых распространившейся молвой. Так и случилось. Город переполнился людьми, лишёнными мозгов и рассудка, совершенно непохожими на смертных, питающихся хлебом, и только по виду отличающихся от баранов» [Lucianos «Alexand.», 15]. Дождавшись этого, мошенник уселся в одной из небольших комнат своего дома, «одетый подобно божеству», и положил себе за пазуху змею, но уже не ту маленькую, которую вынул на глазах простаков из яйца, припрятанного в фундаменте строившегося храма, а огромную ручную змею, которую заранее привёз из другой провинции и никому ранее не показывал, да в добавок к этому приготовился использовать и приобретённый специально для этого макет человекообразной змеиной головы, изготовленной из полотна. «Он обвил змею вокруг своей шеи, выпустив хвост наружу. Змея была так велика, что не помещалась за пазухой, часть её тела волочилась по земле. Александр скрывал под мышкой только голову гада, который спокойно это переносил; а из-под своей бороды с другой стороны он выставил змеиную головку из полотна, как будто она действительно принадлежала змее, которую все видели» [Lucianos «Alexand.», 15]. Теперь, подготовив всё необходимое для обмана, он велел впускать изнывавших от нетерпения болванов, жаждущих увидеть «чудо». Где-нибудь на площади или в большом зале подобный трюк был бы, несомненно, обречён на провал, но мошенник заранее всё продумал и отнюдь не случайно выбрал маленькую и плохо освещённую комнату. «Представь себе теперь, — пишет Лукиан, — небольшое помещение, довольно тёмное, так как света попадало в него недостаточно, и густую толпу напуганных, заранее объятых трепетом и возбуждённых надеждой людей. Входящим, несомненно, казалось чудесным, что совсем недавно родившаяся змея за несколько дней так выросла и что к тому же у неё человеческое лицо. Посетители толкали друг друга к выходу и, не успев ничего хорошо разглядеть, уходили, теснимые бесконечной толпой входящих» [Lucianos «Alexand.», 16]. Некоторым мошенник разрешал даже дотронуться до хвоста змеи и после этого ни у кого уже не оставалось никаких сомнений в том, что к Александру явился в образе змеи посланник бога Асклепия. К Александру стали стекаться паломники не только из Пафлагонии, но и из соседних земель — Галатии, Вифинии, Фракии. Мошенник понял, что «пришло время исполнить то, ради чего все эти ухищрения были выдуманы, т. е. изрекать желающим оракулы и предсказывать будущее» [Lucianos «Alexand.», 19]. Приступая к предсказаниям, прохвост решил опять-таки использовать не только наглость, но и хитрость. «Александр советовал каждому написать на табличке, чего тот желает или что особенно хочет знать, затем завязать и запечатать табличку воском или глиной или чем-нибудь вроде этого. Обманщик сам брал табличку и, войдя в святилище (храм был уже воздвигнут и приготовлены подмостки), объявлял, что будет через глашатая и священнослужителя по очереди вызывать подающих таблички. Он обещал, выслушав Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 363 слова бога, возвратить таблички запечатанными, как раньше, с приписанным ответом божества, отвечающего на всё, о чём бы его ни спросили» [Lucianos «Alexand.», 19]. Паломников восторгала способность Александра видеть их просьбы сквозь воск и глину, а когда они, придя домой, обнаруживали ответы на свои вопросы, начертанные внутри лично запечатанных ими самими табличек, то и вовсе благоговели перед Александром. Однако его ясновидение было фокусом. «Подобная проделка совершенно ясна и сразу понятна для такого человека, как ты или, если не будет нескромностью сказать, как я, — писал Лукиан, — для людей же недалёких и глупых это казалось необъяснимым чудом. Придумав разнообразные способы снимать печати, Александр прочитывал каждый вопрос и отвечал на него, как находил подходящим в данном случае; затем снова запечатывал и отдавал их» [Lucianos «Alexand.». 20]. Плутоватый прорицатель процветал. «За каждое прорицание была назначена плата — драхма и два обола. Но не подумай, мой друг, что этот доход был мал и приносил немного. Александр собирал от семидесяти до восьмидесяти тысяч ежегодно, так как люди в своей ненасытности обращались к нему до десяти и пятнадцати раз. Однако, получая эти доходы, он пользовался ими не один и не откладывал сокровищ, но держал около себя много сотрудников и помощников: соглядатаев, составителей и хранителей изречений, секретарей, лиц, накладывающих печати, и толкователей; каждому из них он уделял по заслугам» [Lucianos «Alexand.». 23]. Вместе обманывать дуралеев было проще, и вокруг основного мошенника кормилась целая свора мошенников поменьше, неустанно заботившихся о том, чтобы никто не усомнился в божественном даре их главаря. Слава Александра росла, и постепенно он перебрался из Абонитиха в Италию, притащив с собою и всю свою команду, а заодно найдя себе и местных помощников. «В самом Риме Александр содержал, конечно, много соглядатаев, своих сообщников, которые доносили ему о настроении каждого, предупреждали о возможных вопросах и наиболее сильных желаниях. Таким образом Александр был всегда подготовлен к ответу прежде, чем приходили посланные» [Lucianos «Alexand.», 37]. Естественно, что в столице Империи доходы Александра значительно возросли, по сравнению с теми, что он имел у себя на родине, в Абонитихе, тем более что тут к нему стали обращаться уже не только простолюдины, а всё больше и больше людей знатных и влиятельных, в том числе и близких к императорскому двору. Это дало возможность лжепророку обогащаться не только на плате за пророчества, но и заняться шантажом. «Проклятый обманщик выдумал очень умный, достойный незаурядного разбойника приём. Распечатывая и прочитывая присылаемые таблички и находя что-нибудь опасное и рискованное в вопросах, он не торопился отсылать их обратно, 364 Владимир Дмитренко чтобы при помощи страха держать в своей власти отправителей, делая их чуть ли не своими рабами, так как они помнили, о чём спрашивали. Ты понимаешь, какие вопросы, вероятно, задавали ему эти богачи и вельможи. Таким образом он получал от них много подарков, ибо они знали, что находятся в его сетях» [Lucianos «Alexand.», 37]. Так лжепророк, начав с элементарного надувательства на фокусах при гадании, превратился в важную политическую фигуру, перед которой трепетали многие сенаторы. В конце концов, Александр так обнаглел, что стал давать пророческие советы не кому-нибудь, а самому императору Марку Аврелию. И самое удивительное было в том, что прекрасно образованный и увлекавшийся философией император слушал советы безграмотного наглеца и следовал этим советам! «Когда разгорелась война в Германии и божественный Марк Аврелий уже готов был схватиться с квадами и маркоманнами, Александр послал ему свой оракул. Изречение приказывало бросить в Истр20 двух живых львов с большим количеством благовоний и принести богатые жертвы богам, после чего победа будет обеспечена. Лучше всего привести самое изречение: «В воды быстрые Истра20, реки, ниспадающей с неба, бросить велю я скорей двух слуг Кибелы21, с гор приведённых зверей и цветы, благовонные травы, Индии воздух живительный кои вдыхали. Победа тотчас приидет со славой великой и миром» Всё произошло согласно его предписанию. Но когда львы переплыли на неприятельский берег, варвары прикончили их дубинами, думая, что это собаки или чужеземная порода волков. Непосредственно после этого наши потерпели ужасный урон, потеряв двадцать тысяч человек» [Lucianos «Alexand.», 48]. Тем не менее Александр сумел выкрутиться, объяснив всё тем, что, дескать, «бог предсказал победу, но не указал чью: римлян или врагов» [Lucianos «Alexand.», 48]. Даже после такого громкого провала лжепророк ничуть не утратил популярности и преспокойно дожил до глубокой старости, сохранив за собой славу великого прорицателя. Здравомыслящие люди неоднократно уличали его во лжи, разоблачали его уловки и трюки, но тысячи и тысячи поклонников продолжали слепо верить своему кумиру. 20 Истр — тогдашнее название реки Дунай. Почти на всём своём протяжении эта река служила границей между римскими провинциями и «варварами». «Рекой, ниспадающей с неба» Дунай назван скорее всего для звучности, а также в силу того, что это была самая большая из всех известных римлянам рек Европы, имевшая к тому же огромное военное и хозяйственное значение. 21 Кибела в то время была одной из самых почитаемых римских богинь. Львы считались слугами богини Кибелы. Обычно эта богиня изображалась в колеснице, запряжённой львами, или со львами у своих ног. Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 365 Подобные Александру «пророки» и «ясновидцы» наживались на доверчивости сограждан и во времена римских царей, и в республиканском Риме, и во времена Римской империи. От Александра они отличались разве что степенью своей наглости и удачливости, а также тем, что не стали столь известны, как Александр из Абонитиха, о чьих трюках мы знаем благодаря Лукиану. Все эти способы получения сверхприбылей и все эти виды афер рассматривались народным сознанием как предосудительные. Тем не менее отношение к ним у римлян было всё же различное. Так, оказание протекции «своим людям» из числа своих клиентов не встречало официального осуждения, да и в сознании народа тоже было делом обычным. Нормой были и подарки клиентов своему патрону, если всё не выходило за общепринятые рамки. Вполне обычным было и оказание протекции различным зависимым от Рима царям и вождям. Более того, это считалось даже важным и достойным занятием, если не противоречило интересам самого Рима, и делалось из чувства справедливости или по иным благородным мотивам. Только вот грань между справедливостью и несправедливостью здесь порою была слишком тонка. Если кто-то настаивал на принятии решений, не слишком полезных для Рима, но очень полезных для некоего царя, то никто, конечно же, не признавался, что настаивал на этом за деньги и подарки. Все доказывали, что это выгодно именно Риму. На то, чтобы проталкивать невыгодные для Рима решения, шли далеко не все. Точно так же далеко не все из лиц, облечённых властью, занимались махинациями с чужими наследствами или тайным получением мзды от бандитов и пиратов. Однако, хотя различные властители Рима устанавливали для себя различные моральные планки, все, кто внезапно и быстро поднимался над другими, в той или иной форме использовал какие-либо из вышеперечисленных методов обогащения. 2.Как в древности осуществлялось скрытое финансирование тайных операций Любые взятки всегда передавали в тайне от чужих глаз. Само собой разумеется, что при передаче денег для подкупа войск, организации заговоров и переворотов предпринимались гораздо большие усилия для сохранения тайны, чем при передаче обычных взяток. Но крупные денежные потоки, даже тайные, всегда оставляют следы. И кое-что о том, как осуществлялось скрытое финансирование тайных операций во времена Древнего Рима, всё же известно. 366 Владимир Дмитренко Скрытое финансирование тайных операций в период Римской республики. Октавиан переманивает к себе легионы Марка Антония. Во времена Республики все высшие должности в Риме были выборными. Получить выгодную должность мечтали и те, кто собирался обогатиться, разграбив вражескую страну, и те, кто собирался высасывать соки из отданной ему в управление провинции, и те, кто собирался править на благо Родины и принимать полезные для Рима законы. Но получали должность лишь те, кто побеждал на выборах. Выборы в Риме не всегда бывали честными, но всегда лучшим способом победить на выборах являлась поддержка граждан. Конечно, иногда победу добывали и при помощи махинаций с подсчётом голосов, однако это было сложно, так как за подсчётом голосов внимательно наблюдали не только сторонники, но и соперники. Далеко не всем и не всегда удавалось привлечь симпатии граждан одними лишь предвыборными обещаниями. Ораторское мастерство и умело предложенная программа значили многое, но не всё. Когда же претенденты на должность вообще не могли предложить какой-либо особой программы, то в ход пускались другие аргументы. Весьма эффективным и законным методом приобретения доверия считались бесплатные раздачи денег и продуктов, а также устройство бесплатных театральных зрелищ и гладиаторских боёв. Привлечение симпатий за счёт устройства бесплатных зрелищ римские законы не возбраняли. Открытые раздачи, где с тех, кто получал деньги или подарки, не требовали ничего взамен, римские законы тоже не запрещали. Но помимо обычных раздач, ещё более эффективным способом добиться победы была тайная покупка голосов, когда избирателям платили за их голоса. Продавать свои голоса граждане не имели права, но в реальной жизни это происходило часто, и именно в этом, как уже говорилось выше, упрекал Гая Верреса Цицерон, говоря, что тот «дал 300 000 сестерциев раздатчикам денег при скупке голосов». Система скупки голосов была всем известна и отработана: доверенные люди претендента раздавали деньги от его имени тем, кто соглашался проголосовать за этого человека. Договаривались же эти раздатчики прежде всего с главами родов и семейств, а те уже давали совет своим родственникам, как и за кого следует голосовать. Поскольку деньги обычно отдавал не сам кандидат, а его доверенные лица, уличить кого-то в подкупе было крайне сложно, даже если все знали, что такой подкуп осуществляется. В то же время претендент на должность, подкупивший избирателей, мог легко проконтролировать их, дабы те, взяв его деньги, не проголосовали за соперника. Очень часто голосование было открытым, и это облегчало контроль за теми, кто продал свои голоса. Однако и при тайном голосовании обманы случались не часто. Во-первых, нередко сумма вознаграждения делилась на две части, и сначала вручался лишь задаток, а основная часть обещанного вручалась уже после победы претендента; а во-вторых, обман Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 367 мог повлечь за собой и месть, и то, что на следующих выборах обманщик точно уж остался бы без подарков. Такая система развилась не сразу и вплоть до начала II в. до н. э. мало кому удавалось добиться победы элементарным подкупом избирателей, однако со второй половины этого века подкуп избирателей стал нормой и появились люди, которые вполне профессионально занимались этим видом деятельности, помогая денежным кандидатам приобрести на выборах нужное количество голосов. Элементарным подкупом через слуг и клиентов обычно покупались лишь голоса простых граждан. Сенаторов обычно склоняли на свою сторону сами претенденты, ведя с ними переговоры и оговаривая различные условия. Здесь главными аргументами могли быть не только деньги. Сохранившаяся обширная переписка Цицерона и некоторых других видных римлян показывает, что с просьбами друг к другу, в том числе и с просьбами весьма сомнительного свойства, они обращались довольно часто, но всегда старались соблюсти изысканные выражения, хотя и в этом кругу склонить человека на свою сторону могли как взаимными услугами, так и просто деньгами. Если на уровне обычного человека деньги были всего лишь деньгами, то на уровне римских магистратов миллионы сестерциев, сотни произведений искусства, тонны серебра и золота становились уже не просто деньгами или ценностями, но превращались в рычаги власти. При помощи этих денег можно было обеспечивать себе новые победы на новых выборах и новые назначения, а получив новые назначения, вновь умножать своё достояние и обеспечивать себе все мыслимые блага. Претенденты на власть нередко влезали в огромные долги, лишь бы добиться победы на выборах22. Утвердившись на должности, они с лихвой возвращали себе все потери. Именно так действовал ставший диктатором Гай Юлий Цезарь. Именно так стал действовать после его смерти и усыновлённый им Октавиан. В своей книге «Властители Рима. Время правления Октавиана Августа и династии Юлиев — Клавдиев» я подробно рассказал об обстоятельствах прихода его к власти. Здесь же хочется остановиться лишь на одном, но весьма знаменитом случае тайного подкупа им римских солдат. Сразу же после убийства заговорщиками Гая Юлия Цезаря в Риме развернулась яростная борьба за власть. За власть боролись и те, кто устроил заговор, и бывшие сторонники диктатора. Вплоть до конца 44 г. до н. э. эта борьба, хотя и была чрезвычайно острой, протекала мирно, но все понимали, что кровь прольётся, и готовились к будущей схватке. Очень важным и для республиканцев, и для цезарианцев было получить контроль над Цизальпийской Галлией — ближайшей к Риму провинцией. Путём ряда 22 Особенно характерно такое положение дел было в период, предшествовавший гражданским войнам, приведшим к установлению императорского строя. 368 Владимир Дмитренко интриг возглавившему цезарианцев тогдашнему консулу Марку Антонию удалось добиться решения народного собрания о предоставлении ему наместничества над Цизальпийской Галлией сроком на пять лет. Затем при помощи сложных политических интриг Марк Антоний сумел добиться и предоставления ему верховного командования над всеми пятью римскими легионами, располагавшимися в Македонии. В конце года он начал переброску этих легионов в Италию, чтобы войти со своими войсками в определённую ему народным собранием провинцию, управление которой осуществлял тогда республиканец Децим Брут. Большинство сенаторов было противниками Марка Антония, но официально отменить решение народного собрания они не могли. Очень опасались прореспубликански настроенные сенаторы и того, что Марк Антоний просто захватит власть. В Риме у сената войск не было, а в Цизальпийской Галлии у Децима Брута было всего три легиона, причём значительная часть его солдат состояла из новобранцев, в то время как у Марка Антония оказалось более пяти легионов, причём состоявших в основном из опытных ветеранов. Отдать же Марку Антонию Цизальпийскую Галлию сенаторы тоже боялись, так как боялись, что, укрепившись там, Марк Антоний сможет в любой момент, выдвинувшись оттуда, быстро и легко захватить Рим. Проявляя внешнее дружелюбие по отношению к Марку Антонию, сенаторы стали тайно убеждать Децима Брута не уступать Марку Антонию вверенной провинции, обещая поддержку. Они рассчитывали, что когда в конце года Марк Антоний и его товарищ, консул Долабелла, сложат полномочия, новыми консулами удастся избрать противников Марка Антония, и тогда удастся пересмотреть решение народного собрания. Для того чтобы оттянуть время, сенату нужен был хоть какой-нибудь дополнительный военный противовес войскам Марка Антония — и они начали поддерживать Октавиана, помогая тому формировать собственные военные отряды. Сначала Октавиан вербовал сторонников за собственные деньги, продав всё своё имущество и заняв деньги у родственников и друзей. Он устраивал бесплатные раздачи и бесплатные представления, выступал с речами перед народом и сумел привлечь симпатии многих римлян, но в свои военные отряды сумел набрать лишь несколько тысяч человек, в то время как деньги стали иссякать. Однако тут на помощь ему пришли лидеры республиканцев, и прежде всего Цицерон, решив, что смогут, усилив Октавиана, ослабить Марка Антония, а потом легко оттереть девятнадцатилетнего юношу (а именно столько лет тогда было Октавиану) от власти. К тому же Октавиану, несмотря на то, что он был ближайшим родственником Юлия Цезаря, удалось убедить республиканских лидеров в том, что он является противником Марка Антония и сторонником республики. Как пишет о тех событиях Аппиан: «В Риме боялись Антония, надвигавшегося с войском; когда же стало известно, что и Цезарь (Октавиан — В. Д.) подходит с другим Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 369 войском, страх удвоился. Иные были рады, что им удастся воспользоваться Цезарем против Антония» [Appian «В.С.», III, 40]. Октавиана начали щедро финансировать, естественно, делая всё для того, чтобы о такой поддержке не узнал Марк Антоний. Дело облегчалось тем, что и Марк Антоний точно так же, как и лидеры республиканцев, не видел в Октавиане серьёзного противника. Между тем Октавиан, несмотря на свой юный возраст, действовал весьма умело. Ещё ранее он «узнал, через посредство тайно отправленных уполномоченных, что войско в Брундизии (порт на юге Италии, куда прибывали перебрасываемые Марком Антонием из Македонии легионы — В. Д.) и колонисты досадовали на Антония» и что «они придут к нему на помощь, если это будет возможно» [Appian «В. С.», III, 40]. Для перевербовки солдат ловко использовалось ораторское мастерство и напоминания о том, что Октавиан является приёмным сыном и наследником любимого солдатами Гая Юлия Цезаря, но главным аргументом «тайно отправленных уполномоченных» были деньги. Сразу переманить тогда войска Марка Антония Октавиан не смог, так как поначалу не имел для этого достаточно средств. Узнав о брожениях в своих легионах, Антоний успел срочно прибыть в Брундизий и подавить волнения, казнив наиболее неблагонадёжных воинов, но никто из агентов Октавиана не был выдан солдатами. Несмотря на провал первой попытки переманить к себе часть войск Антония, Октавиан не оставил этого намерения и получил дополнительную поддержку, позволившую теперь выделить на это ещё большие финансовые ресурсы. Жестокое обращение Марка Антония с солдатами «вызвало у них не страх, а скорее ненависть» [Appian «В. С.», III, 43]. Как пишет Аппиан, «это заметили те, кого Цезарь послал, чтобы подкупить солдат Антония. Тогда они разбрасывали особенно много прокламаций по лагерю, указывая, чтобы солдаты, вместо скаредных обещаний Антония и его жестокости, вспомнили о первом Цезаре, о помощи теперешнего (Октавиана23 — В. Д.) и о богатых его раздачах24. Антоний разыскивал этих людей, обещая большие деньги за их выдачу, и угрожал тем, кто их укрывал. Когда же он никого не изловил, он рассердился, что всё войско их покрывает» [Appian «В. С.», III, 43]. Как видно из вышесказанного, контрразведка Антония была не на высоте, а агенты Октавиана, наоборот, действовали очень профессионально. 23 После гибели Гая Юлия Цезаря Октавиан как усыновлённый наследник принял его имя, став именоваться Гай Юлий Цезарь Октавиан. Обычно же его, вплоть до 27 г. до н. э., когда он принял титул «август», именовали просто Цезарь. 24 Антоний сначала обещал солдатам всего по 100 драхм, в то время как Октавиан выдавал перешедшим на свою сторону в пять раз больше. 370 Владимир Дмитренко Посчитав, что уже полностью усмирил недовольство, Антоний убыл в Рим, чтобы организовать официальные проводы своим войскам, убывающим в Галлию, но уже по прибытию в столицу узнал, что сначала один из отборнейших его легионов — Марсов легион, а вслед за ним и ещё один из легионов перешли к Октавиану. Опираясь на свои резко возросшие финансовые возможности, Октавиан выдал дополнительно каждому из перешедших к нему солдат «по 500 драхм25 и обещал, если война окажется необходимой, в случае победы выдать им по 5 000. Так Цезарь (Октавиан — В. Д.) обеспечил за собою своих наёмников при помощи щедрых подарков». [Appian «В. С.», III, 48]. Таким образом, учитывая то, что Марк Антоний выдал своим солдатам лишь по 100 драхм, нетрудно подсчитать, что агентам Октавиана удалось склонить на свою сторону эти легионы, выплатив в пять раз больше и пообещав выплатить в будущем в 50 раз больше, чем выплатил Марк Антоний. Римский легион в то время имел в своём составе более 6 000 человек. В двух легионах было, соответственно, не менее 12 тысяч человек. Таким образом, единовременная выдача, произведённая Октавианом, составила 6 миллионов драхм, а после победы он готов был выдать ещё 60 миллионов. Но легионы надо было ещё и кормить, и снабжать всем необходимым. Для этого тоже требовалось располагать немалыми деньгами. Добавим, что и своим агентам, сумевшим переманить к нему легионы Марка Антония, Октавиан тоже должен был изрядно заплатить. Лишь подсчитав и сложив все эти суммы, можно сделать вывод о том, какие громадные средства были тайно предоставлены в распоряжение Октавиана. Потрясённый случившимся, Антоний бросился уговаривать отступников, но те встретили его обстрелом со стен. Единственное, что сумел сделать Марк Антоний, — это удержать остальные три легиона, прибывшие из Македонии, и легион ветеранов, набранный в Италии. Сделать это удалось, лишь изыскав и выдав каждому из сохранивших верность воинов по 500 драхм, т. е. столько, сколько выдал своим воинам Октавиан. После этого Марк Антоний поспешил как можно скорее убыть в Цизальпийскую Галлию, но потеря двух легионов крепко подорвала его возможности: в начавшейся из-за отказа Децима Брута уступить провинцию Мутинской войне Марк Антоний потерпел поражение. Октавиан же, наоборот, начал тогда свой стремительный путь наверх. Свои первые легионы он, будущий император, набрал за деньги республиканцев, и тогда же, при поддержке республиканцев — своих будущих противников — был утверждён сенатом в командовании этими легионами, хотя переманил он эти легионы к себе вопреки всем тогдашним римским законам. 25 Аттическая драхма была в то время высокопробной серебряной монетой весом около 4 граммов и часто применялась для платежей не только в Греции, но и в Италии. Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 371 Как пытался обеспечить скрытое финансирование заговора с целью устранения своего отца, царя Ирода «Великого», его сын, царевич Антипатр. Если римские наместники в период Республики почти открыто наживались, управляя подвластными провинциями, то в период Империи делать это было более затруднительно, так как контроль за их деятельностью был усилен — каждый император рассматривал провинции как часть своей собственности, а за своей собственностью почти все всегда следят гораздо более зорко, чем за общественной. Кроме того, императоры всегда опасались, что, обретя слишком уж большие деньги, наместник провинции мог пустить их не на кутежи, строительство дворцов, ублажение женщин и пиры, а на подкуп солдат с целью захвата власти. Однако борьба за власть шла не только в Риме, но и в других государствах, в том числе и зависимых от Рима, и для этих целей тоже нужны были деньги. И местные властители тщательно следили за тем, чтобы никто не обзавёлся слишком уж крупными суммами денег, что позволяло подкупить войска или дать взятку императорским вельможам, чтобы те посоветовали императору сменить местного правителя. В конце I в. до н. э. скрытая, но отчаянная борьба за власть развернулась в подвластной Риму Иудее. Иудеей правил тогда царь Ирод. Царём он стал при помощи Марка Антония и всячески старался быть у него в фаворе, но когда Марк Антоний потерпел поражение в гражданской войне, Ирод сумел вовремя переметнуться на сторону победившего Октавиана, который оставил его царём. Умелый и изворотливый политик, Ирод угождал императору Октавиану Августу, угождал его соправителю Марку Випсанию Агриппе, угождал жене Октавиана Августа, тратил огромные деньги, чтобы быть в хороших отношениях с их приближёнными и наместниками, и сумел значительно укрепить страну и расширить её границы, за что соотечественники стали величать его Иродом «Великим». Сделать это было трудно, но главные трудности доставляли царю Ироду не римляне, с которыми он весьма неплохо сумел поладить, и не иные внешние враги, а свои же родственники, мечтавшие о царской власти. Именно они постоянно посягали на власть Ирода. Особенно ожесточилась борьба за власть в Иудее, когда Ирод состарился и актуальным стал вопрос о его преемнике. Один из сыновей Ирода, Антипатр, сумел убедить отца, что два других его сына, рассматривавшиеся ранее как наследники — Александр и Аристовул — затевают измену. Под пытками несколько человек дали против них показания. Трудно сказать, насколько правдивы были показания подвергнутых пытке людей, однако царь устроил суд над своими сыновьями и, признав их виновными, заключил поначалу в крепость. Но затем, как пишет поведавший об этом историк Иосиф Флавий, к царю пришёл брадобрей, утверждая, что доверенные лица Александра побуждали его зарезать Ирода, и «если Ирод 372 Владимир Дмитренко раньше хоть несколько задумывался и в тайниках души своей стыдился казнить сыновей своих, то теперь он устранил всё, что могло подвигнуть его на более гуманное решение» [Ios. Flav. «Iudaea», ХVI, 7]. Тех, кто якобы подстрекал брадобрея к убийству, и с ними ещё 300 обвинённых в причастности к заговору начальников царь приказал закидать камнями, а сыновья царя, Александр и Аристовул, были казнены через повешение. Антипатр был объявлен наследником царя и соправителем, однако народ считал его виновником гибели братьев и ненавидел. «Ещё больше огорчало его нерасположение к нему войска; а между тем на войске всегда зиждилось внутреннее благополучие, если чернь проявляла склонность к мятежам» [Ios. Flav. «Iudaea», ХVII, 1, 1]. Положение усложнялось тем, что у Ирода «Великого» тогда было девять жён и ещё несколько сыновей, и он мог, передумав, сделать наследником кого-то из них. Единственную возможность надёжно удержать власть Антипатр видел в устранении отца, но понимал, что открыто это сделать нельзя, так как в случае открытого конфликта и народ, и солдаты встанут на сторону Ирода. Можно было, конечно же, просто подождать, но ждать Антипатр не хотел — «он рассчитывал, что если Ирод умрёт, то он тем самым прочно утвердит за собой власть, если же дольше останется в живых, то это лишь усугубит его опасность, потому что раскрытие всех планов, которые он затеял по необходимости, заставит смотреть на него как на заклятого врага. Поэтому он не щадил средств, чтобы снискать себе расположение приближённых отца, стараясь крупными денежными подарками подавить ненависть многих к себе и особенно, добиваясь путём блестящих и щедрых даров, снискать благоволение друзей своих в Риме, на первом же плане — расположение сирийского наместника, Сатурнина. Щедростью даров он надеялся склонить на свою сторону также и брата Сатурнина, равно как и сестру царя, которая была замужем за одним из виднейших приближённых Ирода. В искусстве притворяться другом людей, с которыми он общался, он достиг величайших результатов и снискал доверие; вместе с тем он сумел отлично заглушить во многих ненависть к себе» [Ios. Flav. «Iudaea», ХVII, 1, 1]. Для осуществления своего замысла Антипатр старался подружиться с родным братом Ирода, тетрархом Феророй, а также с женой, тёщей и свояченицей Фероры, у которых «Ферора находился в полном подчинении» [Ios. Flav. «Iudaea», ХVII, 2, 4]. Дружба эта имела весьма прагматичную цель — дело в том, что, хотя тетрархия Фероры была меньше, чем царство Ирода, в союзе с Феророй Антипатру было бы гораздо легче свергнуть отца. Сдружиться с Феророй и его семейством Антипатру удалось, но такая дружба вызвала подозрения сестры царя Ирода, Саломеи: «видя, что солидарность всех их направлена во вред Ироду, она не задумалась сообщить последнему обо всём» [Ios. Flav. «Iudaea», ХVII, 2, 4]. Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 373 Царь поначалу не предпринял каких-либо решительных мер, всё ещё продолжая верить сыну, а Антипатр и Ферора призадумались и сменили тактику действия: «понимая, что их дружба неприятна царю, они решили с виду более не сходиться друг с другом, но выказывать взаимную ненависть и хулить друг друга, особенно в присутствии самого Ирода или кого-либо из лиц, могущих донести ему об этом, втайне же ещё теснее сплотиться между собой» [Ios. Flav. «Iudaea», ХVII, 2, 4]. Возможно, им и удалось бы усыпить бдительность Ирода, но развеять подозрения Саломеи они не смогли: «от Саломеи не остались скрытыми с самого начала ни их солидарность, ни значение их дальнейшего поведения. Она не дала ввести себя в заблуждение, но выведывала всё и сообщала об этом с крупными преувеличениями брату, рассказывая ему об их тайных собраниях и пиршествах, а также об их сокровенных планах. Если бы последние не преследовали гибели царя, то ничто, по её мнению, не препятствовало бы действовать им открыто. Теперь же они, будучи на глазах у всех, враждуют между собой и всячески стараются якобы повредить друг другу, когда же они вдали от народа, они, как лучшие друзья, стараются во всём быть солидарными между собой и соглашаются относительно борьбы с теми, от которых столь старательно скрывают свою дружбу. Всё это она разузнавала и при случае в точности доносила брату, который и сам уже понимал положение, но не решался принять крутые меры на основании почти голословных обвинений сестры» [Ios. Flav. «Iudaea», ХVII, 2, 4]. Новые сообщения становились всё тревожнее, и Ирод начал действовать. Сначала он казнил нескольких видных представителей секты фарисеев, сторонников семейства Фероры, а затем собрал синедрион и обрушился с обвинениями на жену Фероры, предложив Фероре развестись с нею. Когда же Ферора отказался от развода с любимой женой, Ирод запретил Антипатру и его матери встречаться с Феророй. «Те обещали это, но при случае Ферора и Антипатр продолжали видеться и даже пировать вместе» [Ios. Flav. «Iudaea», ХVII, 3, 1]. Положение Антипатра, хотя и пошатнулось, всё ещё оставалось достаточно прочным, иначе он вряд ли бы мог себе позволить так нагло нарушать запрет отца. Антипатр уже видел себя царём. Но пока решение Ирода о назначении наследника не было утверждено императором, Ирод вполне мог и передумать. Поэтому, побаиваясь отца «и опасаясь, как бы далее не навлечь на себя ещё больше неудовольствия с его стороны, Антипатр написал своим римским друзьям, чтобы они посоветовали Ироду отправить его как можно скорее к императору. На основании этого Ирод послал Антипатра (в Рим — В. Д.), дав ему с собой ценнейшие подарки и завещание, в котором назначал после своей смерти Антипатра своим преемником…» [Ios. Flav. «Iudaea», ХVII, 3, 2]. Казалось бы, вот-вот мечта Антипатра осуществится. Но, возможно, уже тогда царь Ирод начал подумывать о том, чтобы сменить преемника: в заве- 374 Владимир Дмитренко щании царя было написано, что он назначает своим преемником Антипатра, но на всякий случай было также указано, что если Антипатр умрёт раньше царя Ирода, то преемником станет Ирод Антиппа, сын царя Ирода от дочери первосвященника. Прибыв в Рим, Антипатр сумел добиться благоволения императора — Октавиан Август утвердил завещание Ирода. Однако Антипатр попытался добиться большего — оклеветать сестру царя Ирода «Великого», Саломею, и устранить её, ведь Саломея, как никто другой, препятствовала его планам. Для устранения Саломеи был разработан весьма хитроумный план. Антипатру удалось договориться с некоей Акмеей, придворной дамой жены Октавиана Августа, и Акмея отправила царю Ироду письмо, где сообщала о якобы отправленном тайном письме от Саломеи к жене Октавиана Августа, в котором Саломея настраивала императрицу против царя Ирода. К своему посланию Акмея приложила копию этого якобы отправленного Саломеей письма. Как пишет Иосиф Флавий, «Акмея была еврейка, находившаяся в услужении у императрицы Юлии26. Всё это она сделала в угоду Антипатру, потому что была подкуплена им ценой крупной суммы денег для того, чтобы способствовать ему в его начинаниях, направленных против отца и тётки» [Ios. Flav. «Iudaea», ХVII, 5, 7]. Насколько крупной была сумма, которую заплатил Антипатр за написание этого ложного письма, неизвестно, но со слов Иосифа Флавия мы знаем, что, отправляя Антипатра в Рим, Ирод выделил ему 300 талантов, а по возвращению в Иудею у Антипатра осталось лишь 100 талантов. Талант был в то время мерой веса, составлявшей 26,196 кг. В талантах золота или серебра измерялись и крупные денежные суммы. Обычно счёт шёл не на золотые, а на серебряные таланты, но и это было весьма немало. Для того чтобы добиться положительного решения всех вопросов, связанных с утверждением завещания царя Ирода, Антипатр потратил в Риме 200 талантов — более 5 тонн серебра. Конечно, значительную часть этих денег составили подарки императору и императрице — эти расходы были вполне официальными. Однако немало денег ушло и на подарки различным придворным — и это была, так сказать, неофициальная часть «айсберга». Причём трудно сказать, какая из этих частей была большей. В открытую чиновники получали лишь те подарки, которые соответствовали их рангу и были допустимы, согласно придворному этикету, но очень часто решение императора зависело от советов ближайшего окружения, и все, кто искал благосклонности императора, добивались этого не только напрямую, но и ублажая всех его 26 Женой императора Октавиана Августа была тогда Ливия. Иосиф Флавий называет её не Ливией, а Юлией, потому что в дальнейшем, по завещанию Октавиана Августа, она была принята в род Юлиев и получила имя Юлия Августа. Глава VIII. Применявшиеся в древности махинации для получения сверхприбылей... 375 приближённых. Обычные подарки вручались на торжественных церемониях открыто, но главными были порою те подарки, которые вручались потом, тайно, в обмен на содействие, которое могло быть направлено и не на пользу Риму. Естественно, что взятка Акмее вручалась тайно — она действовала без ведома императора и императрицы. При этом царь Ирод никак не смог бы уличить сына в интриге, ведь даже если бы кто-нибудь из свиты Антипатра донёс царю о встрече Антипатра с Акмеей и о вручении денег Акмее, Антипатр мог легко оправдаться тем, что делал это для того, чтобы та оказала ему содействие в его вполне официальной миссии. Тщательно задуманная афера сорвалась по чистой случайности. В то время как Антипатр был в Риме, в Иудее был задержан посланник, доставивший туда яд, которым в дальнейшем планировалось отравить Ирода. Ирод принял меры к тому, чтобы о задержании гонца никто не узнал, а сам вызвал успешно закончившего дела в Риме и ничего не подозревавшего Антипатра к себе. Когда Антипатр прибыл в Иерусалим, Ирод обвинил его в подготовке отцеубийства. Поскольку Антипатр был официально утверждённым в Риме наследником престола, для разбирательства дела пригласили и римского наместника в Сирии. Им стал к тому времени родственник императора, Публий Квинтилий Вар27, сменивший прежнего наместника Сатурнина. Антипатр упорно отрицал свою вину, и несмотря на то, что сам Ирод был убеждён в его виновности, казнить сына он не мог. С разрешения Публия Квинтилия Вара он лишь заключил Антипатра в темницу, послав в Рим соответствующее донесение. Здоровье царя Ирода «Великого» было плачевным, и у Антипатра были шансы отсидеться в тюрьме до его смерти, а затем выйти на свободу и, возможно, даже стать царём. Однако в это время Ироду удалось перехватить гонца, везшего Антипатру два письма. Одно письмо он вёз открыто от одного из друзей Антипатра, другое же письмо — тайно, но в первом письме говорилось, что гонец везёт ещё и тайное послание. Раб-гонец упорно отрицал
