Золотухина-Аболина Е.В. Лысиков А.А. Экзистенциально-нравственный поиск: парадигмальные темы ХХ века Золотухина-Аболина Елена Всеволодовна – доктор философских наук, профессор. Южный федеральный университет, Российская федерации, 344006, Ростовна-Дону, уд.Большая Садовая 105, e-mail: [email protected] Лысиков Алексей Алексеевич – аспирант, Южно-Российский гуманитарный институт, Российская федерация, 344082, Ростов-на-Дону, ул.Красноармейская 108, , email: [email protected]. Аннотация Статья посвящена экзистенциально-нравственному поиску, который начался в ХХ веке и продолжается сегодня. Он шел под влиянием социокультурных перемен, в частности, секуляризации, и выразился в европейской культуре в наличии как минимум двух трендов, охватывающих как область теории, так и массовой культуры. Родившись в гуманитарном знании, они стали парадигмальными, организуя мировосприятие «среднего человека». Первый тренд - тема «недостатка» в человеческом бытии, выразившаяся в метафоре «ничто» и обернувшаяся идеей абсолютной моральной свободы, второй - тема бессознательного, давшая старт моральной легитимации инстинктивных влечений и страстей Тренды имели своих ярких представителей. Так, атеистические работы Ж.-П.Сартра открыли сюжет «изобретения каждым своей морали» и ответственности лишь перед собой. В свою очередь, работы З.Фрейда, отвергающие религию и порицающие такой культурный феномен как мораль, дали старт одобрительному принятию собственно-инстинктивной и страстной стороны человеческой жизни, утвердили в глазах современников и потомков священное право на удовольствие. Разумеется, Фрейд и Сартр выражают и инициируют назревший в культуре переход от одних ориентиров к другим: от трансцендентного – к чисто эмпирическому, от традиции к новации от универсального – к партикулярному, от священного – к профанному, от «ригористической морали» - к свободному созданию собственной нравственности». Идеи, возникшие в теории как гуманистически-освободительные, были впоследствии вульгаризированы и стали одним и инструментов современного рынка и манипуляции массовым сознанием. Усвоившие «новую мораль» поколения в реальной жизни сталкиваются с тем, что обстоятельства противоречат как упрощенно понятой личной свободе, так и счастью, понятому как свобода инстинктов. 1 Ключевые слова: экзистенциально-нравственный поиск, парадигмальные темы, секуляризация, ничто, свобода, бессознательное, мораль, рынок, манипуляция сознанием. Постановка вопроса Задача статьи, предлагаемой вниманию читателей – попытаться представить два основных, на наш взгляд, экзистенциально-нравственных тренда ХХ века, имеющих продолжение в настоящем. Вероятно и скорее всего ведущих тенденций было больше, но охватить их все в одной статье крайне трудно, поэтому мы ограничимся двумя темами, красной нитью проходящими не только через философию, но охвативших и другие сферы культуры - художественную литературу, кино, психотерапию. В своем размышлении мы исходим из представления о неразрывном единстве нравственного и экзистенциального. Нравственное в данном случае понимается как целостность ценностных убеждений личности и ее представлений о должном и запретном, выраженная в ее реальном поведении. Нравственное всегда эмоционально нагружено и не существует как «чисто умственное» (быть может, лишь в этической теории). Экзистенциальное, в свою очередь, выступает как вся совокупность «душевной жизни», динамические значимые переживания, в большинстве случаев включающие нравственный момент. Экзистенциальное несколько шире нравственного, поскольку ему свойственны также эмоции и настроения, которые трудно ранжировать по параметрам «добро – зло», «должное- запретное». Экзистенциально-нравственное составная личности тесно связана с усвоенными человеком онтологическими представлениями, с его картиной реальности, предполагающей конкретный тип корреляции между миром и индивидами. Поэтому важнейшим источником крупных экзистенциально-нравственных тенденций последнего столетия нам представляется процесс секуляризации, выдвинувшей на первый план вопросы, которые раньше могли звучать лишь в узком кругу, а потом стали предпосылкой (порой неявной) и суждений, и действий многих людей. Секуляризация, вырастающая из всей совокупности экономического и политического развития ХХ века, коснулась в первую очередь европейской культуры, где стал таять и исчезать основной официально принятый и массово усвоенный ориентир «доброго-злого», связанный так или иначе с христианским сознанием. Евангельские заповеди как идеальный ориентир, представление о «выращивании Христа в собственной душе», совокупность представлений о неких экзистенциальнонравственных универсалиях, таких как истина, добро, красота (единая с добром), 2 милосердие, честность, верность и т.д. оказались онтологически подорваны, так как потеряли привязку к высшему авторитету – Богу, который то ли «умер», то ли его и вовсе никогда не было. И если прежде человек виделся согласно христианству как духовное, сотворенное Всевышним существо с поврежденной грехом природой, однако призванное к «росту в сторону бога», теперь человек оказался перед вопросами «а кто же я такой?» и «что такое хорошо и что такое плохо»? Человек-нехватка или метафора ничто Все эти вопросы были подняты в России уже Ф.М.Достоевским, который, как известно, оказал немалое влияние на Ф.Ницше, но этот второй пошел по пути отбрасывания «христианской составной» мировоззрения Достоевского, подвергнув традиционное христианство отрицанию и создав бунтарскую и чрезвычайно эмоциональную «философию воли». Заметим, что не только внешние социокультурные условия формировали моральный поиск ХХ века, но и та «филиация идей», которая всегда несет в себе солидную долю самостоятельности, и это мысль как П.Сорокина, так и многих других авторов, занимающихся динамикой культуры. У выявления экзистенциально-нравственной тематики ХХ века были не только прямые экономические или политические детерминанты, но компендиум сомнений, которые накапливались в философском знании со времен Б.Спинозы и И.Канта. Эти сомнения вылились к началу прошлого столетия в острые постановки вопроса относительно сути человеческого, потому что решать экзистенциальные вопросы о достоинстве, надежде или справедливости можно только понимая, кто ты такой, кто такой «человек вообще». Итак, первая тема, задающая парадигму экзистенциально-нравственного видения современности – это тема радикальной недостаточности человека, вылившаяся в метафору ничто. Эта тема всегда присутствовала в философии, но, скорее, как тема онтологического устройства мира. Экзистенциально-нравственное прочтение ничто - специфика современности. Осознание человека как ничто и категорической нехватки проистекало с одной стороны, из отказа видеть в человеке бессмертную душу, в истоках своих укорененную в творении Бога, а с другой – из обнаружения того, что животный мир гораздо более органичен и гармоничен, чем человек со своей рефлексией и культурой. Природность и животность, которые всегда прежде, начиная с античности, виделись в большинстве этических учений как низший и низменный «дочеловеский» уровень, стали рассматриваться и как глубинная составная человека, имеющая свои серьезные права, и как область некоторого утраченного рая, истребленного репрессивной культурой ( тема, обсуждаемая уже у Ж.-Ж.Руссо). 3 Принципиальная недостаточность как сущностная характеристика человека ярко представлена у Х.Плеснера, автора безрелигиозного, не причисляющего себя ни к какой вере. В работе 1928 года «Ступени органического и человек», говоря об «эксцентрической» позиции человека в мире, он пишет: «Позиционально имеется нечто тройное: живое есть тело, в теле (как внутренняя жизнь или душа) и вне тела как точка зрения, с которой оно есть и то, и другое. Индивид, который позиционально характеризуется такого рода тройственностью, называется личностью (Person). Он является субъектом своего переживания, своих восприятий и своих действий, своей инициативы. Он знает и он хочет. Его существование поистине поставлено на ничто» (выделено нами – авт.)1. Человек для Плеснера – это опосредование, он отделен от своего тела и от своего эмоционального центра. Ему нужно постоянно создавать и пересоздавать себя, его отношение к реальности «косвенно-прямое», поэтому ему свойственны сомнения и способность представлять себя на чужом месте, играть чужие роли, «Сомнение в истинности собственного бытия не устраняется свидетельством внутренней очевидности, - пишет Плеснер, - Последнее не поможет преодолеть зачаточного раздвоения, которое пронизывает самобытие (Selbstsein) человека, ибо оно эксцентрично, так что никто не знает о себе самом, он ли еще это, кто плачет и смеется, думает и принимает решения, или это уже отколовшаяся от него самость, Другой-внем, его отражение и, возможно, его полная противоположность»2. Выступая как по сути ничто, как рефлексивность и открытость, захваченность воспоминанием и мечтой, человек нуждается в других людях, и у Х.Плеснера в этой его работе появляется тема «других»: Ты, Он, Мы - составляют у Плеснера Дух. Не высшее по отношению к человеку начало, но коллективность становится здесь условием собственно-человеческого. То есть, не «бог и люди», а только другие люди, которые становятся на место бога, которые составляют Дух, создают возможность для нашего личностного существования. Само эксцентрическое положение человека по Плеснеру заставляет человека отказаться от образа трансцендентного как сущностной опоры: «Эксцентричность его жизненной формы, его стояние в нигде, его утопическое местоположение, - пишет он, - вынуждает его усомниться в божественном существовании, в основании этого мира, а тем самым — в единстве мира…. Правда, Плеснер Х. X. Плеснер Ступени органического и человек. Введение в философскую антропологию М.: ПОССПЭН 2004. – 368 с. С. 126. // https://studfiles.net/preview/431321/page:10/ 2 Там же С. 129. 1 4 человеческому местоположению противостоит абсолют, мировая основа образует единственный противовес эксцентричности. Но именно поэтому и ее истина, экзистенциальный парадокс, требует вычленения из этого отношения полного равновесия с тем же внутренним правом и, таким образом, отрицания абсолюта, распада мира»3. Так метафора ничто естественным образом влечет за собой не просто экзистенциал свободы, но понимание свободы как произвола, как ничем не укрощенной и не введенной ни в какие берега вольности поступков, чувств и мыслей. Ведущая для начала и середины ХХ века тенденция экзистенциально-нравственного поиска утверждает человека как пустотность, вариативность и гибкость, которые доминируют над устойчивостью, содержательностью и обоснованностью. При то, что «стоять на ничто» - огромная уязвимость. Авторы, которые пишут в этой парадигме, признают трагичность и драматичность такого понимания человека, но они считают эту трагичность нормальной. Примером тому может служить как роман Г.Гессе «Степной волк», так и разные облики «абсурдного человека» Альбера Камю. Драма, но и восторг человеческой жизни состоит, если смотреть с этих позиций, в абсолютной произвольности любого поведения – без всяких внешних общезначимых критериев. Можно быть совсем разным, менять лица, многократно начинать сначала, отказываться от принятых решений и принимать новые решения: нас некому судить, ибо бог умер, а люди – не авторитет. Эту идею ярко выразил Ж.-П.Сартр. Его небольшая популярная работа «Экзистенциализм – это гуманизм» (1946), написанная с сугубо антропоцентрических позиций, становится по сути манифестом полной и абсолютной внутренней, да внешней свободы человека, которую он считает равной подлинному гуманизму. Противопоставляя свои взгляды неким рационалистам, которые на место «умершего бога» для обоснования ценностей и норм ставят разум, создающий правила общежития, Сартр пишет: «Экзистенциалисты, напротив, обеспокоены отсутствием бога, так как вместе с богом исчезает всякая возможность найти какие-либо ценности в умопостигаемом мире. Не может больше быть блага a priori, так как нет бесконечного и совершенного разума который бы его мыслил. И нигде не записано, что благо существует, что нужно быть честным, что нельзя лгать; и это именно потому, что мы 3 Там же С.149. 5 находимся на равнине, и на этой равнине живут одни только люди»4. По Сартру, человек, чье сознание идентично «ничто», «дыре в бытии», сам всякий раз изобретает мораль, потому что «никакая всеобщая мораль вам не укажет, что нужно делать; в мире нет знамений»5. А изобретает он ее ситуативно, спонтанно, сразу совершенным поступком, и никому, кроме себя, не обязан давать отчет. Фактически, человек-ничто, человек-недостача сам для себя становится верховным авторитетом, сам без подсказок определяет пути своей жизни, что несет как шансы, так и риски. Однако возможен ли такой подход реально для всех людей, как того желает Сартр? Должен ли и может ли каждый создавать свою мораль? И чем это чревато для человеческого общежития? Бессознательное и мораль Однако экзистенциальная идея о «ничтойности» человека, его свободе и отсутствии для него запретов, не была единственной парадигмальной идеей ХХ века. На наш взгляд, была еще одна фундаментальная тема, через призму которой тоже преломилось множество смысложизненных исканий, происходивших в разных областях духовной жизни. Это тема бессознательного. Возникшая в самом начале ХХ века глубинная психология, первоначально в лице основателя психоанализа Зигмунда Фрейда, укрепила и расширила ту морально-психологическую установку, которую гораздо позже П.Рикёр назвал «философией подозрения», возводя ее к К.Марксу и Ф.Ницше. Фрейд указывает человеку на то, что он «не хозяин в собственном доме» доме своего сознания и поведения. Человеком, согласно Фрейду, руководят инстинкты, влечения, силы в любом случае темные и неясные, а «рационализации» - лишь обманные попытки сознания обосновать те шаги, которые реально находятся вне его контроля. Человек – невольный лжец, он лжет и себе, и другим и при том он - тайный сладострастник, которому мешают внешние и внутренние запреты. Учение З.Фрейда широко обсуждается и активно применяется и сегодня. Претендуя на статус научности, Фрейд, конечно, мифолог и философ, но при этом он также наследник рационализма и хочет поставить «Я» на место «Оно». О Фрейде вполне можно говорить как об антропоцентрическом мыслителе, стремящемся осмыслить возможность человека быть счастливым. Он глубоко чувствует драматизм культуры и, как и Плеснер, с некоторой завистью оборачивается на животный мир, а Сартр Ж.-П. Экзистенциализм – это гуманизм // Сумерки богов М.: Издательство политической литературы .1989. – 398 с. С.327. 5 Там же С.330. 4 6 религию не любит и считает «коллективным неврозом навязчивости». «Понимание исторической ценности известных религиозных учений, - пишет З.Фрейд, - повышает наше уважение к ним, однако не обесценивает нашу рекомендацию исключить религию при объяснении мотивировок предписаний культуры. Наоборот! Эти исторические пережитки помогли нам выработать концепцию религиозных догматов как своего рода невротических реликтов, и теперь мы вправе сказать, что, по-видимому, настало время, как при психоаналитическом лечении невротиков, заменить результаты насильственного вытеснения плодами разумной духовной работы»6. Впрочем, мораль основатель психоанализа тоже не жалует, как и религию. Мораль для него - основной источник неврозов, причина многочисленных страданий человека, ведущий фактор невротизации. Индивидуальную свободу он находит не в культуре, а в природе, а максима «возлюби ближнего как самого себя» его тяжело раздражает. «Почему мы должны брать на себя такое обязательство?- спрашивает Фрейд не без пафоса, - Чем это может нам помочь? И прежде всего – как это можно осуществить? … Если я люблю кого-то, он должен это как-то заслужить»7. В уже процитированной нами работе «Неудовлетворенность культурой» Фрейд дает блестящий очерк формирования совести как усвоения моральных требований религиозного социального окружения и в свойственных ему терминах квалифицирует ситуацию: «Сверх-Я» мучает грешное «Я» теми же ощущениями страха и только и ждет случая, чтобы подвергнуть его наказаниям со стороны внешнего мира»8. И если на исчезновение религии в будущем Фрейд все же надеется, то с моралью дело обстоит сложнее, так как людям надо жить коллективно. Ее придется терпеть, хотя она - не более, чем механизм сублимации подлинно ценного – энергии инстинктов, бессознательного, которое мы вынуждены ограничивать ради культуры. Работа З.Фрейда «Недовольство культурой» ( в других переводах – «Неудовлетворенность культурой») (1930) – тоже своеобразный манифест – манифест права инстинктов на владение человеком, признание культуры с ее моралью и богом как того, что мы просто вынуждены терпеть. Фрейд З. Будущее одной иллюзии // Сумерки богов М. Изд. политической литературы 1989. – С. 319-344. С.132. 7 Фрейд З. Неудовлетворенность культурой // Фрейд З. Малое собрание сочинений СПб: Изд группа «Азбука-классика2 2010 – 992 с С954. 8 Фрейд З. Неудовлетворенность культурой // Фрейд З. Малое собрание сочинений СПб: Изд группа «Азбука-классика» 2010. – 992 с. С970. 6 8 7 Э.Фромм высоко оценивает борьбу З.Фрейда против веры за свободу и разум человека, П.Рикер, напротив, доказывает, что фрейдовская «экономическая теория» психики и сознания не может ничего нам сказать о том, является ли утверждение о наличии трансцендентного иллюзией или же не является. Но, станем ли мы хвалить Фрейда или порицать его, сюжет стремления к реализации безграничного «хочу» в полной мере присущ психоанализу с его акцентировкой «власти влечений». И эта власть, ставящая под вопрос правомерность морали, широко признана в современной культуре. Конечно, маркиз Де Сад и Захер Мазох были до Фрейда, но он обосновал их полное право на бытие и самоутверждение. Современные исследователи влияния фрейдизма пишут: «В целом влияние Фрейда и его многочисленных последователей на массовую культуру (и в том числе кинематограф) оказалось настолько велико, что современные классики неофрейдизма, – такие, как Жак Лакан и выдающийся словенский культуролог и социальный философ Славой Жижек, – выстраивают свои психоаналитические исследования именно на материале масс-культа; например, одна из знаменитых книг С. Жижека так и называется «То, что вы всегда хотели знать о Лакане, но боялись спросить у Хичкока». В предисловии к русскому переводу еще одной «философски-киноведческой» работы С. Жижека «Искусство смешного возвышенного. О фильме Дэвида Линча „Шоссе в никуда"», Александр Павлов пишет: «Свой длительный опыт „философствования на тему кино" Жижек обобщил в документальной картине „Киногид извращенца", в которой философ гуляет по сценам из самых разных фильмов и объясняет их „извращенный" смысл. Здесь Жижек отдает дань своим увлечениям - Альфреду Хичкоку и «Матрице», Чарли Чаплину и «Бойцовскому клубу», братьям Маркс и Ридли Скоту, Фрицу Лангу и, конечно, Дэвиду Линчу, каждый кинопример для Жижека – очередной шажок в объяснении его особого видения окружающего нас мира»»9. Обратим внимание на то, что две, как мы назвали их, «парадигмальные идеи», задающие экзистенциально-нравственный поиск современности, в значительной степени противоречат друг другу. Одна объявляет человека «господином всего», свободным в своих оценках и решениях, креатором любого момента и самой морали; другая – видит в человеке сугубо природное существо, влекомое «принципом удовольствия», игрушку подспудных энергетических влияний и неконтролируемой Элькан О.Б., Путра В.А. Влияние психоанализа на киноискусство ХХ века// Вестник Томского государственного университета. Культурология и искусствоведение. 2019. № 34. С.106. 9 8 страсти. Однако противоположности как всегда сходятся. А сходятся они в данном случае в одном: у человека нет, не может быть и не должно быть онтологически обоснованных, универсальных, экзистенциально-нравственных ориентиров, они, вопервых, иллюзорны, во-вторых, деспотичны, в-третьих, дискомфортны. Да здравствует полная свобода – и решений, и инстинктов. И это – единственно достойная человека мораль и единственный подлинно гуманный экзистенциальный ориентир. «Парадигмальных тренды» - отражение эпохи Крупные, высокоталантливые авторы всегда способны сформулировать тенденции эпохи. Таковы З.Фрейд и Ж.-П.Сартр, нравятся нам или не нравятся их высказывания и пафос их концепций. Они выражают то, что назрело в культуре, выражают в яркой, впечатляющей, а порой шокирующей форме те качественные перемены массового сознания, которые уже стоят на пороге. Но они же, будучи популярными и востребованными авторами, дают толчок той парадигме, которую описывают как факт и как образ будущего, противопоставляя ее прошлому. Торят дорогу новым установкам, которые завтра станут массовым убеждением и экзистенциально-нравственной аксиомой, если не для всех, то для многих. Два названных нами экзистенциально-нравственных тренда, которые мы в данном случае связываем с именами Фрейда и Сартра, дают в ХХ веке дополнительный мощный толчок таким процессам как смена ведущих моральных и житейских ориентиров, просуществовавших у «европейского человечества» (Э.Гуссерль) две тысячи лет. Меняются, говоря словами Э.Фромма, «схемы ориентации и поклоненния». Фромм пишет: «… любая более или менее удовлетворительная система ориентации подразумевает не только интеллектуальные притязания, но и чувства и ощущения, реализующиеся во всех сферах жизнедеятельности»10. И далее: «Человек не свободен в выборе, иметь или не иметь ему «идеалы», но он свободен в выборе между разными идеалами: поклоняться ли разрушительным силам или разуму и любви»11. Так вот, Фрейд и Сартр фиксируют переход от одних ориентиров к другим: от трансцендентного – к чисто эмпирическому, от устойчивого – к изменчивому, от традиции к новации, от целостного – к раздробленному, от универсального – к партикулярному, от священного – к профанному, от «ригористической морали» - к Фромм Э. Человек для самого себя// Фромм Э Психоанализ и этика М.: Республика 1993. – 415 с. С. 49. 11 Там же С.53. 10 9 свободному созданию собственной нравственности», от ответственности «перед богом и людьми» - к ответственности исключительно перед самим собой. И они же, вместе с рядом других авторов, активно способствуют этому переходу, что не является ни их бедой, ни их виной, но просто фактом истории культуры и морали. Впрочем, из жизни культуры никуда не исчезают и традиционные ( религиозно-нравственные, христианско-гуманистические) установки, просто новыми тенденциями они задвигаются на второй-третий план, перестают быть ведущими, обязательными для исполнения, подконтрольными со стороны, образно говоря, «общественно полиции нравов». Он «не модны», хотя, в принципе, их тоже можно выбрать, но это дело уже не социума и культуры, только личный вопрос каждого. Вольное-невольное разрушение «морального общезначимого принуждения», официальных строгих правил внешней и внутренне жизни вполне в духе Ницше выводит разговор о человеческом поведении за пределы «добра и зла». Разрушается отношение «центр –периферия», общепринятое – маргинальное, одобряемое – неодобряемое, «угодное богу» - «неугодное богу», «разумное – неразумное». Все прежде маргинальное, ранее морально осуждаемое, становится равно «нормальному», приемлемому, одобряемому. Вообще-то, этика таким образом умирает. А зачем она? Все одинаково «хорошо» и «одобряемо». Наши самые примитивные буйные инстинкты, введенные в действие, также прекрасны , как любые наши решения, не согласованные ни с кем. И все они по приемлемости не отличаются от героических подвигов и высоких созерцаний. Мы - титаны, сами каждый раз заново определяем, как жить, а бога-диктатора уже победили – вместе с деспотическим разумом12. При этом мотивы риска собой вплоть до смерти, тягот ответственности, страдания от рефлексии, необходимости считаться с окружением – все что присутствовало и у Сартра, и у Плесснера, и у Фрейда тихо уходят в тень и не принимаются во внимание. Разрушение единого общекультурного для разных народов и групп критерия различения добра и зла в нравственном контексте - очень важный момент, это перелом. Если прежде человек, творящий зло, твердо знал, что это зло, но, к примеру, зло выгодное, он по крайней мере отдавал себе отчет в отклонении от ориентира. Можно оправдывать себя перед другими, но в глубине души мог сработать механизм совести, тот самый, который описывает Фрейд. Но если человек считает, что любой его Борьба с разумом как « профанным заместителем бога» весьма характерна для ХХ века – от раннего Ясперса и Франкфкртской школы до Деррида, Делеза и Гваттари. 12 10 поступок заведомо неподсуден и не имеет критерия, совесть действительно отмирает за ненадобностью. Нигилизм больше не экзотика, он – самая что ни есть обыденность. Понятно, что где-то в глубине этого «морального титанизма» находится, с одной стороны, стремительный научно-технический прогресс, которому мы являемся свидетелями и участниками, с другой стороны, буржуазно-либеральный принцип полной свободы как важнейшего условия рынка торговать, чем угодно, производить и удовлетворять самые изощренные потребности. Рыночному «социал-дарвинизму», построенному на внеморальном соревновании, строгая этика не нужна, разве что в виде камуфляжа и, быть может, в виде «игры в бисер» ( иногда оторванное от жизни копание в понятиях способно даже развлечь). А торговать ведь можно и оружием, и наркотиками, и деткой порнографией, и разными видами иллюзий и обманов, и убеждениями, и видами самоубийства – чем угодно. Драматизм ситуации, сложившейся в экзистенциально-нравственной области на базе полного господства буржуазно-рыночных отношений и бурного технического развития отмечали авторы с середины 30-х годов. Так Жак Маритен в работе «Интегральный гуманизм» (1936) отмечал, что из человека сразу одним махом сделали героическую и квазибожественную фигуру, но одновременно - существо чисто природное. Поэтому согласно закону всякого язычества он превращается в насмешку над своей собственной природой. Еще раньше в работе 1933 года «Религия и культура» он пишет: «… культура, лишенная высших сверхъестественных мерок, неизбежно должна обернуться против самой себя; тогда от нее требуют установить такой порядок, который считается основанным на природе и призван освободить человека и утвердить в нем дух богатства, благословить на спокойное владение землей: это момент рационалистического оптимизма, буржуазный момент нашей культуры»13. Позже, в начале 50-х Хайдеггер скажет о человеке: «Распространяется видимость, будто все предстающее человеку стоит лишь постольку, поскольку так или иначе поставлено им. Эта видимость со временем порождает последний обманчивый мираж. Начинает казаться, что человеку повсюду предстает теперь уже только он сам. Гейзенберг с полным основанием указал на то, что сегодняшнему человеку действительность должна представляться именно таким образом . Между тем на самом деле с самим собой, т. е. со своей сущностью, человек сегодня как раз нигде уже не Маритен Ж. Религия и культура // Маритен Ж. Знание и мудрость М.: Научный мир, 1999. - 244 с. С.49. 13 11 встречается»14. Обратим внимание на то, что, если Хайдеггер пишет просто о человеке, живущем «вне Бытия», то у него по крайней мере не идет речь о «ничтойности» и «недостаточности» человека, которые оборачиваются полной виртуальностью и нравственных качеств, и экзистенциальных характеристик. Но так или иначе, проблема осмысливается давно. Тренды были уловлены и поняты, однако, если философы предавались сетованиям, анализу и критике, то массовая культура, массовое сознание, газеты, телевидение, журналы, мода, а ныне Интернет с удовольствием подхватили версию человека как существа, которому надо реализовывать свои желания и инстинкты без ограничений, принимать решения помимо разума, отбрасывать любые рамки – как божественные, так и рациональные. Ибо социум-рынок не может жить, не продавая, а чем больше всего продается, тем выше прибыль. Именно поэтому на фоне мировой экономической и культурной глобализации – охвата принципами рынка большинства стран мира - поощряется неограниченная дифференциация человеческих проявлений, желаний и потребностей, целенаправленное их культивирование вне всяких «старых моральных рамок», без табу и ненужных строгостей. Любое поведение и предпочтение оказывается одобряемым без устаревших требований «истины, добра и красоты», которые исторически привязывались к авторитетной фигуре бога ( для философов – разума). Собственно, «все дозволено», потому что на всем можно заработать, и за каждым моральным и религиозным убеждением упорно отыскиваются финансовые «гносеологические корни». Такова прагматическая и утилитарная установка, отвергающая любую иную мотивацию, кроме денег, которые «не пахнут». «Ничтойность» и открытость, отсутствие вектора «от скверного к хорошему» получают финансовый эквивалент, а природные инстинкты становятся прибыльным предметом купли-продажи. И не важно, бумажными деньгами идет оплата или виртуальными, главное, что вульгаризированный принцип «полной свободы» и вседозволенности, также как природности человека очень хорошо вписывается в экономический контекст. Не является ли такое объяснение упрощением? Возможно, до некоторой степени. В жизни всегда все сложнее, чем на бумаге. Но взглянем на самые «горячие» сегодняшние тенденции в обществе и культуре: на какой установке они основаны и к чему реально ведут? Хайдеггер М. Вопрос о технике //Новая технократическая волна на Западе М. Прогресс. 1986. – С.45-66. С.60. 14 12 А дело в том, что внедряемая в современном обществе экзистециальнонравственная установка на «безграничность выбора» и «право на инстинкты» при ближайшем рассмотрении оказывается или обманом или обнаруживает свои негативные стороны. Трансформация установок ХХ века Идеал «человека свободного» как от Бога, так и от универсального разума, а также нацеленного на раскрепощение своих инстинктов, как правило прокламирует свободу в ее абстрактной форме. Никто не указывает пальцем на уже упомянутые финансовые подоплеки, и «свобода» предстает просто как прекрасный идеал, вполне богоборческий и тираноборческий, то есть, благородный, без всякого упоминания об унизительной библейской идее Адамова греха, связанного как раз с непослушанием высшей силе. И на уровне моральной и экзистенциально-философской риторики дело обычно не доходит до вопросов, а чья это свобода? Кому именно она дана? Правда ли, что всем или только некоторым? И все ли способны ее, такую совершенно безопорную, выдержать? И каждый ли «может быть богом», хотя бы своей собственной жизни? Вообще-то, еще в далекие военные годы тот же Э.Фромм указывал в работе «Бегство от свободы»15 (1941) на многие моменты, которые нередко отталкивают человека от того, чтобы без сомнений принять полную свободу поступков в свою жизнь Когда люди реально сталкиваются с отсутствием помощи как от небесных, так и от земных сил, в частности, государственных, а также от друзей-товарищей, они очень разочаровываются, понимая, что, видимо, идеал-то не для них. Пожалуй, он для кого-то другого, может быть, для ницшеанского сверхчеловека? Или для неистовых, невероятно энергичных и при том весьма богатых героев романов Айн Рэнд, в частности, действующих лиц знаменитого «Атланта, который расправил плечи»16. На то он и Атлант, он выше ординарного человека. И, кстати, главные персонажи романа глубоко презирают умственных середнячков, бедняков и неудачников, тех самых, которые нуждаются и в боге, и в здравом опасливом рассудке, и в помощи, и в общении. Ну, не герои! Хотя ведь тоже хотят жить. В общем, свобода-то как право действительно «делать, что хочешь», делегирован не всем. Но то еще полдела. А главное, что ни общество в целом, ни государство, ни капитал, ни система правосудия, ни армия, ни полиция, ни международные финансовые корпорации, никто не собирается давать все без разбора ни свободу действия, ни 15 16 Фромм Э. Бегство от свободы М.: АСТ, 020. – 288 с. Рэнд А. Атлант расправил плечи в3-х томахМ. :Альпина, 2012. – 1504 с. 13 свободу мысли, ни свободу чувства. В любой стране мира. Суд как и в былые времена сажает в тюрьму, полиция палит из водометов, банки требуют проценты, реклама навязывает товары, Интернет грузит штампами и стереотипами – от политических до косметических. Свобода, заявленная как личностная установка, по большому счету не существует, или же просто имитируется. Она как и всегда существует в рамках необходимости, хотя необходимость эта совсем не трансцендентно-моральная, а земная и практическая, вписанная в законы наличного общества. Об этом хорошо писал во второй половине ХХ века Жан Бодрийяр, показывающий, что «личный выбор» путей сегодняшнего индивида осуществляются в рамках принципа «структурного избытка и структурной нищеты», социальная иерархия воспроизводится в новых формах и не позволяет никому, кто не желает стать Робинзоном, от нее уклониться. Идеал «безбожной свободы» и «раскованных инстинктов» работает ровно в тех пределах, в каких он нужен рынку, а там, где не нужен там ем положен часто весьма жесткий предел. При этом «новая мораль», уже не укорененная ни в Боге, и ни в Разуме, по существу становится переменчивой игрушкой средств массовой информации, политической моды, «хайпов», которые устраивают социальные сети и Интернетпорталы. Эта мораль сиюминутна и переменчива в зависимости от ситуации: сегодня мы любим гомосексуалов, а завтра, возможно, разлюбим. Сегодня мы приветствуем движение чернокожих в США и даже одобряем разгром витрин, а завтра мы их осудим и заклеймим. Сегодня мы меняем названия «отец и мать» на родитель №1 и № 2, а завтра ветер подует иначе, и мы скажем, что это преступление против человечества. Информационные поводы кого-нибудь одобрить или заклеймить меняются каждый день в зависимости от текущей экономической жизни и политики, от борьбы социальных групп за превосходство. Критерий «нравственного» и «безнравственного» , хорошего и дурного как таковой отсутствует, поэтому за то, за что сегодня хвалили и прославляли, завтра могут и побить, причем очень больно. Так что свою «бытийную свободу» лучше не демонстрировать и «колебаться вместе с линией», следуя то одним, то другим, то третьим новым установкам, так как «по-сартровски» жертвовать жизнью ради своего личного выбора чаще всего никто не желает. Хотя, если очень хочется, то можно. И даже сама «инстинктивность и «природность», за освобождение которой так ратовал Зигмунд Фрейд, тоже не оправдала себя. Доступность любых сексуальноэротических форм, возможность менять партнеров, одобрительное любопытство по 14 отношению к тому, что раньше именовалось извращениями и морально осуждалось, привело к тому, что и сами «инстинкты» во многом стали попросту неинтересны. Отсутствие ограничений вызывает привыкание, жажда свободы чувства превращается в усталость и безразличие. «В эпоху сексуального освобождения. – пишет Ж.Бодрияйр, провозглашался лозунг максимума сексуальности и минимума воспроизводства. Сегодня мечтой клонического общества можно было бы назвать обратное: максимум воспроизводства и как можно меньше секса. Прежде тело было метафорой души, потом - метафорой пола. Сегодня оно не сопоставляется ни с чем; оно - лишь вместилище метастазов и механического развития всех присущих им процессов, место, где реализуется программирование в бесконечность без какой-либо организации или возвышенной цели. И при этом тело настолько замыкается на себе, что становится подобным замкнутой сети или окружности»17. Кроме того, когда гаснет живое чувство и желание, на первый план выходят совсем другие моменты – формальные, статусные, предназначенные для демонстрации другим и имитации, а не для радости. Отмеченные нами экзистенциально-нравственные тренды ХХ века остаются актуальны как предмет философского и этического обсуждения, в ряде случаев - как моменты психотерапевтической практики, но их трудно назвать действительно гуманистическим поворотом в сознании современности, на который они претендовали как освободители человечества от тирании религиозной морали и рационалистических иллюзий. Краткие выводы Прошлый ХХ-й век во многом сам себя понимал как революционный, освободительный в идейном отношении, отвергающий наследие веков, преодолевающий ограничения прошлого. Описанные нами тенденции духовной жизни – не единственные, были и другие, но отмеченные представляются нам весьма влиятельными. С самого начала они противоположны друг другу. Фрейд высоко ценит природные истоки человека, Сартр , напротив, видит в природности лишь зло и его от нее буквально тошнит (вспомним роман автора «Тошнота). Фрейд настроен вполне богоборчески, Сартр видит морально-психологческие минусы чисто светского взгляда, но полагает, что мы сами станем на место бога и справимся. Фрейд утверждает, что человек глубинно не разумен, но разум может ему помочь. Сартр 17 Бодрийяр Ж. Прозрачность зла М.: Добросвет, 2000. - 258 с. С. 13-14. 15 приветствует дорациональную спонтанность, полагая, что она непосредственней рефлексии связана с поступком. В одном авторы дружны и едины: они отражают экзистенциально-нравственную тенденцию к полной личной самостоятельности индивида и отказу от любых авторитетов – религиозных, рациональных и социальных. Как посыл и сюжет для рефлексии это было значимо и интересно, выражало некий «дух времени», однако, став расхожими темами массовой культуры, пафосными идейными брендами, эти посылы обнаружили теневые стороны, иллюзорность своего воплощения и глубокую зависимость от экономико-политических, прежде всего, рыночных отношений. Они продолжают существовать как эффектные лозунги, как либеральные девизы, как интеллектуальная марка, как огрубленные политикой и экономикой орудия манипуляции. Но степень их подлинного гуманизма остается под вопросом, также как их чисто светская эмпирико-материалистическая уверенность в отсутствии высших сил. Вот этот вопрос как раз должен быть решен каждым человеком индивидуально, ибо исторически сложившиеся нравственные ориентиры были не так уж плохи. Может быть стоит вновь о них подумать? Литература Бодрийяр Ж. Прозрачность зла М.: Добросвет, 2000. - 258 с. С. 13-14c . Маритен Ж. Религия и культура // Маритен Ж. Знание и мудрость М.: Научный мир, 1999. - 244 с. С.49. Плеснер Х. X. Плеснер Ступени органического и человек. Введение в философскую антропологию М.: PОССПЭН 2004. – 368 с. С. 126 Рэнд А. Атлант расправил плечи в 3-х томах М.: Альпина, 2012. – 1504 с. Сартр Ж.-П. Экзистенциализм – это гуманизм // Сумерки богов М.: Издательство политической литературы .1989. – 398 с. С.327 Фрейд З. Будущее одной иллюзии // Сумерки богов М. Изд. политической литературы 1989. – С. 319-344. С.132. Фрейд З. Неудовлетворенность культурой // Фрейд З. Малое собрание сочинений СПб: Изд группа «Азбука-классика2 2010 – 992 с С.954. Фромм Э. Человек для самого себя// Фромм Э Психоанализ и этика М.: Республика 1993. – 415 с. С. 49. Фромм Э. Бегство от свободы М.: АСТ, 2020. – 288 с. 16 Хайдеггер М. Вопрос о технике //Новая технократическая волна на Западе М. Прогресс. 1986. – С.45-66. С.60. Элькан О.Б., Путра В.А. Влияние психоанализа на киноискусство ХХ века// Вестник Томского государственного университета. Культурология и искусствоведение. 2019. № 34. С.106. Existential search and morality: paradigmatic themes of the twentieth century Elena Vsevolodovna Zolotukhina-Abolina - Doctor of Philosophy, Professor. Southern Federal University, Russian Federation, 344006, Rostov-on-Don, Bolshaya Sadovaya 105, e-mail: [email protected] Lysikov Aleksey Alekseevich - post-graduate student, South-Russian Humanitarian Institute, Russian Federation, 344082, Rostov-on-Don, Krasnoarmeyskaya street 108, e-mail: [email protected]. The article is devoted to the existential moral search, that began in the twentieth century and continues today. The search was carried out under the influence of socio-cultural changes, in particular, secularization, and expressed itself in European culture in the presence of at least two trends, covering both the field of theory and mass culture. Born in the humanities, they became paradigmatic, creating the perception of the "average person". The first trend is the theme of "lack" in human existence, expressed in the metaphor of "nothing" and turned into the idea of absolute moral freedom, the second is the theme of the unconscious, which gave rise to the moral legitimation of instinctive drives and passions. These trends had their bright representatives. Thus, the atheistic works of J.-P. Sartre opened the plot of “everyone's invention of his own morality” and responsibility only to himself. In turn, the works of Z. Freud, rejecting religion and condemning such a cultural phenomenon as morality, gave rise to an approving acceptance of the instinctive and passionate side of human life, confirmed in the eyes of contemporaries and descendants the sacred right to pleasure. Certainly, Freud and Sartre express and initiate the overdue transition in culture from one reference point to another: from the transcendent to the purely empirical, from tradition to innovation from the universal to the particular, from the sacred to the profane, from "rigorous morality" to free creation of own morality. " Ideas that appear in theory as humanistic and liberating, were subsequently vulgarized and became one of the tools of the modern market and the manipulation of mass consciousness. The generations that have mastered the “new morality” in real life are faced the fact that circumstances contradict both the simplified understanding of personal freedom and happiness, understood as the freedom of instincts. Keywords: existential-moral search, paradigmatic themes, secularization, Nothing, freedom, unconscious, morality, market, manipulation of consciousness. Referenes 17 Baudrillard J. Prozrachnost' zla [Transparency of Evil ]M.: Dobrosvet, 2000. - 258 s. S. 13-14c . (In Russian) Maritain J. Religiya i kul'tura [Religion and culture] // Mariten Zh. Znanie i mudrost' [Knowledge and wisdom ] M.: Nauchnyj mir, 1999. - 244 s. S.49. (In Russian) Plessner H. Stupeni organicheskogo i chelovek. Vvedenie v filosofskuyu antropologiyu [Stages organic and human. Introduction to Philosophical Anthropology] M.: POSSPEN 2004. – 368 s. S. 126. (In Russian) Rand A. Atlant raspravil plechi [Atlas Shrugged ] v 3-h tomah M.: Al'pina, 2012. – 1504 s. (In Russian) Sartre J.-P. Ekzistencializm – eto gumanizm [Existentialism is a humanism] // Sumerki bogov [Twilight of the Gods] M.: Izdatel'stvo politicheskoj literatury .1989. – 398 s. S.327 Freud S. Budushchee odnoj illyuzii [The future of one illusion] // Sumerki bogov [Twilight of the Gods ] M. Izd. politicheskoj literatury 1989. – S. 319-344. S.132. (In Russian) Freud S. Neudovletvorennost' kul'turoj [Dissatisfaction with cultu] // Frejd Z. Maloe sobranie sochinenij [Small collection of works ] SPb: Izd gruppa «Azbuka-klassika2 2010 – 992 s S954. (In Russian) Fromm E. Chelovek dlya samogo sebya [А man for himself] // Fromm E [Psihoanaliz i etika ]Psychoanalysis and ethics M.: Respublika 1993. – 415 s. S. 49. (In Russian) Fromm E. Begstvo ot svobody [Escape from freedom] M.: AST, 2020. – 288 s. (In Russian) Heidegger M. Vopros o tekhnike [Question about the technique] //Novaya tekhnokraticheskaya volna na Zapade [A new technological wave in the West] M. Progress. 1986. – S.45-66. S.60. (In Russian) El'kan O.B., Putra V.A. Vliyanie psihoanaliza na kinoiskusstvo XX veka [The influence of psychoanalysis on the cinema of the twentieth century] // Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Kul'turologiya i iskusstvovedenie. [Bulletin of Tomsk State University. Cultural studies and art history]. 2019. № 34. S.106. 18
