Виртуальная социальная коммуникация: социально
advertisement
Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «УЛЬЯНОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ» На правах рукописи ЛЕУШКИН Руслан Викторович ВИРТУАЛЬНАЯ СОЦИАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ: СОЦИАЛЬНО-ОНТОЛОГИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ СУЩЕСТВОВАНИЯ Специальность 09.00.11 – социальная философия Диссертация на соискание ученой степени кандидата философских наук Научный руководитель Доктор философских наук, профессор Брысина Т.Н. Ульяновск – 2015 Содержание ВВЕДЕНИЕ………………………………………………………………..………2 ГЛАВА I. ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ИЗУЧЕНИЯ ВИРТУАЛЬНОЙ СОЦИАЛЬНОЙ КОММУНИКАЦИИ………14 1.1.Эволюционно-эпистемологический и социобиологический подходы к пониманию форм социальной коммуникации…………………………………15 1.2. Структуралистский, конструктивистский и постструктуралисткий взгляды на формы социальной коммуникации………………………………..26 1.3. Виртуальная реальность: история проблемы и современные решения…44 ГЛАВА II. ПРИРОДА И ОСНОВАНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ВИРТУАЛЬНОЙ СОЦИАЛЬНОЙ КОММУНИКАЦИИ……………………..62 2.1. Социальная коммуникация как виртуальное образование……………….63 2.2. Социально-онтологическое основание виртуальной социальной коммуникации……………………………………………………………………78 2.3. Виртуальный социальный конструкт как социально-онтологическое образование………………………………………………………………………92 2.4. Виды виртуального социального конструкта……………………………101 ЗАКЛЮЧЕНИЕ………………………………………………………………...113 СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ………………………………………………….......118 1 ВВЕДЕНИЕ Актуальность темы исследования во многом обусловливается распространенностью такого явления, как электронная социальная коммуникация. В той или иной мере оно захватывает большую часть населения развитых стран и продолжает экстенсивно и интенсивно развиваться, приводя к существенным изменениям в формах и способах социальной коммуникации. Изменение форм социальной коммуникации, обеспечивающей социальную связь, неизбежно ведет к изменению формы организации общества. В связи с этим возникает необходимость в изучении, оценке и прогнозировании путей и результатов развития данного явления, в выявлении проблем, которые могут возникнуть и уже возникают в определении возможностей, способов и последствий их разрешения. Электронная коммуникация как современная форма социальной коммуникации сама представлена во множестве различных видов, однако их все объединяет коммуникативными то, что они обеспечиваются технологиями. Таким образом, информационнов современном социально-гуманитарном знании актуальным является анализ характера влияния стремительно развивающихся высоких технологий на человека и общество. Важнейшим аспектом этого анализа выступает раскрытие роли средств коммуникации в формировании таких явлений, как дистанционное общение, интенсификация социальной динамики, деформация социальных структур, общественного и индивидуального сознания. В подобной социально-бытийной перспективе электронная коммуникация предстает, как явление виртуального мира, или виртуальная социальная коммуникация. Многообразие форм коммуникации порождает вопросы об их взаимосвязи, организации, предпосылках и механизмах становления в мультимедийном, информационном пространстве. Рост интереса к проблемам виртуальной социальной коммуникации увеличивается с каждым годом. Объясняется это тем, что в современном 2 мире не только ученые и философы, а каждый человек сталкивается с теми или иными формами виртуальности, в первую очередь с электронной виртуальной коммуникацией. Возникающие в связи с этим проблемы утрата целостного восприятия реальности, размывание границ между областями действительного и возможного, деформация социальной и личностной идентичности, моральные дилеммы и др. диктуют необходимость выявления онтологического основания виртуальных форм бытия вообще и виртуальной социальной коммуникации в частности. Предметная складывалась область как исследования междисциплинарная социальной сфера знания. коммуникации Сюда входят исследования проблемы в социологии, социальной психологии, лингвистике, семиотике. В последние десятилетия социальная коммуникация стала предметом социобиологии, этологии, теоретической генетики, кибернетики и теории систем. Данное теоретическое многообразие является свидетельством сложной организации и неоднозначности в способах функционирования социальной коммуникации, что делает актуальным ее целостное представление. Эта задача может быть решена на социально-философском уровне. В русле социальной философии виртуальная социальная коммуникация начала изучаться только в последние десятилетия. Здесь основное внимание направлено на основополагающие характеристики, инвариантные условия возникновения, развития и осуществления виртуальной социальной коммуникации. Однако в силу «молодости» данной темы исследования остается множество не проясненных проблем, прежде всего касающихся сути виртуальной социальной коммуникации, онтологических условий ее существования, разработки соответствующего понятийного аппарата и методологических средств исследования. Осмысление и постановка такого рода вопросов является прерогативой социальной философии, что позволяет придать целостность как поискам их 3 решения, так и полученным результатам. Этим определяется актуальность темы и избранный ракурс исследования. Степень научной разработанности проблемы Систематическое изучение форм социальной коммуникации является относительно молодым направлением в социально-философских, социологических и психологических науках, однако обращение к этой теме в той или иной мере уже имеется в трудах таких ученых, как Г. Лебон, В. Вундт, X. Штейнталь, П.А. Сорокин. Начинается оно с принятия утверждения, согласно которому форма коммуникации является одним из определяющих факторов в организации общества. Одним из первых данную идею высказал Г. Тард, затем в систематическом виде она была изложена Г. Иннисом (в том числе в контексте феномена медиапространства). В середине ХХ века проблемы коммуникации становятся объектом внимания множества различных областей знания. Результаты изучения различных аспектов существования социальной коммуникации представлены в работах Э.А. Хевлока, У. Онга, Л. Мамфорда, Н. Фрая. Наиболее мощный импульс исследованиям форм социальной коммуникации придали М. Маклюэн, Дж. Г. Мид, М. Кастельс, Д. Белл, Э. Тоффлер, Д. Рашкофф, Н. Луман, Ю. Хабермас, А.В. Соколов и другие. Среди множества подходов к изучению социальной коммуникации, необходимо выделить область межличностной коммуникации, где главной проблемой является соотнесение «Я» и «Другого». В этом аспекте значительными являются идеи диалогической философии М.М. Бахтина, М. Бубера, В.С. Библера, Э. Левинаса, П. Фрейре, К. Ясперса, среди которых особенную роль для данного исследования играет диалогическая философия Э. Левинаса. Значительный вклад в понимание роли языка в коммуникативных процессах внесли такие исследователи, как Л. Витгенштейн, Р. Карнап, Ф. де Соссюр, наши соотечественники Н.С. Трубецкой, Р.О. Якобсон. Ими была выявлена и эксплицирована роль языкового кодирования в организации 4 социальных структур, индивидуальной когнитивной сферы и социокогнитивной реальности в целом. Позже данные идеи развиваются в работах У. Эко, Ж. Делёза, Р. Барта, Ж. Деррида и экстраполируются ими на различные сферы общественной жизни. Изучение проблем виртуальности в социальном измерении невозможно без обращения к исследованиям социальной реальности и ее трансформаций и прежде всего к концепциям Э. Дюркгейма, А. Шюца, П. Бергера и Т. Лукмана, П. Бурдье. Важное значение для анализа инвариантных образований в коммуникативных процессах имеют концепции социальных структур, разработанные М. Фуко, Л. Альтюссером, Ж. Бодрийяром, и социально-антропологических инвариантов А. Корбена и Ж. Дюрана. Проблематика виртуальной коммуникации в социально- онтологической перспективе наиболее глубоко проработана в отечественной науке. Объясняется это наличием отечественной школы виртуалистики, не имеющей аналогов за рубежом, предметом исследований которой являются онтологические и гносеологические аспекты виртуальности. Значительные результаты в изучении онтологии виртуальности получены С.С. Хоружим, Н.А. Носовым, Я.В. Чесновым, Ю.Т. Яценко, Р. А. Нуруллиным, А.А. Калмыковым, О.И. Генисаретским, М.А. Прониным, Д.В. Ивановым. В их работах эксплицируется онтологический статус виртуальности, ее отношения с действительностью, а также описывается развитие философских идей виртуальности. В контексте диссертационного исследования наибольшей интерес представляет идея утраты онтологической целостности в виртуальности (Е.Е. Таратута, А.В. Юхвид). Вопросы соотношения онтологии виртуальности и коммуникации разрабатываются А.А. Калмыковым, который находит свойства виртуальности в самой природе коммуникации. Идеи о логической неполноте объекта (Н.А. Васильев) оказали существенное влияние на понимание коммуникативных систем. 5 специфики виртуальных В современности проблемы виртуальной коммуникации исследуются на базе таких учреждений, как Центр изучения интернета и общества при Российской экономической школе, Школе коммуникативных наук при университете Макгила (McGill University), в Центре исследования человеческой коммуникации при Эдинбургском университете (human communication research centre, the University of Edinburgh). Компьютерноопосредованная коммуникация исследуется такими учеными, как Дж. Джонс, Дж. Хевит, К. Янг, Л. Лин, Н. Базарова, Дж. Хэнкок, Дж. Бишоп, С.К. Хэринг, К.М. Маркман, С.С. Хэнсон, Ф. Генри, А.К. Ли, Дж. Литтау. Англоязычные издания (International Journal of Web-Based Communities, Journal of Computer-Mediated Communication, Communication Research, Journal of Educational Computing Research) регулярно публикуют работы по компьютерной, мультимедийной, массовой, сетевой коммуникации, интернет-коммуникации, о роли электронных средств в синхронизации пользователя с сетью, антропологические факторы где рассматриваются осуществления технические виртуальной и социальной коммуникации. Однако, несмотря на то, что исследования виртуальной социальной коммуникации в целом и ее отдельных сторон в частности активно ведутся на широкой теоретической базе, предполагающей наличие различных подходов, еще не сложились общезначимые мировоззренческие и методологические установки, позволяющие определить программу изучения виртуальной социальной коммуникации как бытийного феномена. Это требует особого ракурса видения как виртуальности, так и социальной коммуникации. Таким образом, проблемой данного исследования является социальноонтологическое представление виртуальной социальной коммуникации в контексте ее возникновения и развития. Ею обусловлена формулировка цели и задач диссертации. 6 Цель исследования – на базе целостного подхода к изучению виртуальной социальной коммуникации представить ее как бытийное образование. Для достижения поставленной цели исследования решаются следующие задачи: 1. социальной Проанализировать диахронические способы представления форм коммуникации, в рамках которых выделить теоретико- методологический инструментарий для изучения виртуальной социальной коммуникации. 2. социальной средства Проанализировать синхронические способы представления форм коммуникации, исследования эксплицируя виртуальной теоретико-методологические социальной коммуникации, позволяющие зафиксировать специфические характеристики виртуального вида коммуникации. 3. Рассмотреть в исторической перспективе развитие представлений о виртуальности, выделяя теоретические средства ее анализа и современные трактовки, позволяющие обнаружить в коммуникации явления виртуальности. 4. Выявить и описать формы проявления виртуальности в социальной коммуникации. 5. Выделить и раскрыть необходимое социально-онтологическое основание существования виртуальной социальной коммуникации. Описать форму, в которой данное основание проявляется в коммуникации. 6. Исследовать особенности виртуального социального конструкта, функционирующего в виртуальной социальной коммуникации. 7. Выявить виды виртуального социального конструкта (как социально-онтологического образования) и описать их особенности, а также специфические роли в организации и регуляции виртуальной социальной коммуникации. 7 Объектом исследования выступает виртуальная социальная коммуникация как фундаментальная социальная структура. Предмет исследования – онтологические условия существования виртуальной социальной коммуникации. Теоретико-методологическая основа исследования Предметное поле исследования феномена виртуальной социальной коммуникации располагается на «территории» сразу нескольких научных областей, что требует использования разнообразного набора теоретикометодологических средств для целостного его описания. Идеи, принципы и методы эволюционной эпистемологии и социобиологии (О.Е. Баксанский, Ж. Пиаже, К. Лоренц, Е.Н. Кучер, У. Матурана, Ф. Варела) позволяют представить социальную коммуникацию как одну из форм социально-когнитивной активности общества, исследования являются: сформировавшейся в ходе социальной эволюции. Важнейшими положение для диссертационного структурно-функциональной методологии о социальном взаимодействии как системном целом, не сводимом к совокупности составных частей; идея, разрабатываемая в понимающей социологии В. Дильтея, М. Вебера, социальной феноменологии А. Шюца и социальном конструктивизме П. Бурдье, П. Бергера и Т. Лукмана, о взаимосвязи когнитивных процессов и социальной реальности; представление личности и индивидуальности как продуктов социальных явлений, интеракции в качестве действия, осуществляющегося преимущественно в закодированной (языковой) форме, что находит концептуальную разработку в символическом интеракционизме и позволяет представить виртуальную социальную коммуникацию специфической формой кодирования. На основе вышеназванных теоретико-методологических установок сформировался структурно-конструктивистский подход, который позволяет представить различные виды социальной коммуникации, с одной стороны, как продукты различных типов 8 конструктивной деятельности коммуникантов, а с другой выделить в них инвариантные условия социальной организации. Тем самым открывается возможность исследовать виртуальную социальную коммуникацию как онтологически фундированное образование. Одним из базовых подходов исследования выступает полионтизм. Основная задача, решаемая при обращении к полионтизму, - это соотнесение онтологии виртуальности и реальности, которые представляются как варианты из множества бытийных онтологических структур, обладающих равным онтологическим статусом. Тем самым выявляются онтологические основания различных видов социальной коммуникации вообще и виртуальной социальной коммуникации в частности. И, как следствие, появляется возможность сравнительного анализа конструктов социальной реальности и Одновременно конструктов становится виртуальной возможным социальной взглянуть на реальности. виртуальную социальную коммуникацию в исторической перспективе и определить особенности ее актуального социально-онтологического существования. В работе также были использованы социально-философские концепты, прорабатываемые в рамках постструктурализма такими философами, как У. Эко, Ж. Делез, Ж. Бодрийяр, Р. Барт. Такие концепты, как трансгрессия, гиперреальность, симулякр, ризома, миф, имея широкое семантическое поле, применяются для описания явлений и процессов, не поддающихся однозначному определению, полисемантичность и дают и динамичность возможность раскрыть виртуальных коммуникативных явлений. Результаты исследования и их научная новизна 1) На коммуникации, базе диахронического установлено, что в способа изучения социальной процессе эволюции социальной коммуникации посредством селекции кодирующих коммуникацию структур образуется новая ее форма – виртуальная социальная коммуникация. 9 Виртуальная 2) призму принципов социальная структурализма, коммуникация социального рассмотрена через конструктивизма и постструктурализма. Установлено, что ее осуществление возможно только в виде специфической социально-коммуникативной системы, имеющей автономный, диффузный и сетевой характер. Проведен 3) историко-философский анализ понятия «виртуальность», показана его многозначность. На базе нечетких логик выделен класс неполных объектов. Показано, что виртуальный объект идентичен неполному объекту. Виртуальный объект представлен в качестве необходимого условия существования виртуальной социально- коммуникативной системы. 4) На базе проработки таких понятий, как: виртуальный объект, виртуальная система, виртуальная социально-коммуникативная система, виртуальная социальная коммуникация, виртуальное социальное пространство и виртуальное социальное время выделены и описаны условия существования социальной коммуникации в качестве виртуального образования. 5) Выделено социально-онтологическое основание существования виртуальной социальной коммуникации – социально-антропологический инвариант – антропологический траект. Выявлена и эксплицирована форма реализации данного основания (в условиях дигитального кодирования коммуникации) – виртуальный социальный конструкт. 6) Раскрыто содержание виртуального социального конструкта, как социально-онтологического образования. Он представляет собой интерсубъективный фрейм, регулирующий структурацию коммуникативного события. Эксплицировано сходство и различие конструктов традиционной социальной коммуникации и конструктов коммуникации. 10 виртуальной социальной 7) Показано, что виртуальный социальный конструкт существует в разных видах, таких как виртуальный лик, виртуальный капитал и симулякры, появляющиеся в дигитальной (цифровой) среде Положения, выносимые на защиту 1) В диахроническом способе рассмотрения виртуальная социальная коммуникация представляется в качестве поздней формы эволюции социальной коммуникации и как ее особый вид, который образуется благодаря специфической форме кодирования. 2) В социально-конструктивистском и постструктуралистском подходах имеются теоретико-методологические средства, позволяющие представить виртуальную социальную коммуникацию в форме специфической социально-коммуникативной системы, и обнаружить в ней явления трансгрессивности, полисемантичности, симулятивности. 3) Виртуальность – это свойство онтологически неполного объекта. Наличие таких объектов в составе социально-коммуникативной системы придает ей характер виртуальной. 4) Коммуникация, осуществляющаяся в форме виртуальной социально-коммуникативной системы, представляет собой виртуальную коммуникацию. Суть данной коммуникации обусловлена специфическими онтологическими образованиями – онтологически неполным объектом, виртуальным социальным пространством и виртуальным социальным временем. 5) Социально-онтологическим основанием существования виртуальной социальной коммуникации, как и других видов социальной коммуникации, является социально-антропологический инвариант, определяемый понятием «антропологический траект». Проявление этой устойчивой структуры в горизонте конкретной социально-коммуникативной системы порождает специфическое коммуникативное пространство, в том числе виртуальное, где функционируют особые социальные коды. 11 6) Презентацией базового социально-антропологического образования, выступает виртуальный социальный конструкт. Данный конструкт задает рамки ситуации виртуальной коммуникации и обеспечивает передачу смысла в условиях дигитальной среды. Таким образом, конструкт позволяет в социально-бытийном измерении представить положение коммуникантов по отношению друг к другу, понять процесс социализации и самоидентификации в виртуальной социальной реальности. 7) Существует несколько основных видов виртуальных социальных конструктов, к которым относятся: виртуальный лик, виртуальный капитал, дигитальные симулякры. Каждый из них формирует определенный класс коммуникативных явлений и процессов, обладающих свойствами неполноты действительного существования. Теоретическая и практическая значимость исследования. Теоретическая значимость результатов исследования состоит в экспликации условий генезиса и воспроизводства виртуальной социальной коммуникации в качестве бытийного образования. Благодаря этому определяются основания современных видов виртуальной социальной коммуникации, что дает возможность прогнозировать тенденции развития современного общества, в том числе и России, поведение массовых виртуальных сообществ; регулировать процессы взаимодействия внутри виртуальных сообществ; предупреждать риски социального отчуждения и различных форм девиантной и антиобщественной активности. Материалы диссертационного исследования могут быть использованы в научной и педагогической деятельности: в лекционных и семинарских занятиях по философии, социальной теории коммуникации, истории и философии науки и техники, социальной психологии, социологии. Концепция виртуального социального конструкта может применяться в медиапланировании, в управленческой и административной деятельности, в политических технологиях. Степень достоверности и апробация результатов. 12 Достоверность диссертации подтверждается применяемой методологией, опорой на имеющиеся теоретические разработки проблемы, фактами социокультурных практик, а также ее апробацией. Основные положения и результаты исследования были изложены в виде докладов на международных и республиканских конференциях: «В поисках утраченной реальности» (2012 г., ОНПУ, г. Одесса); «Социальная жизнь в свете философской рефлексии» (2012 г., УлГТУ, г. Ульяновск); «Філософія у сучасному соціумі» (2013 г., ДонНУ, г. Донецьк); «Дни философии в Санкт-Петербурге» (2013 г., СПбГУ, г. Санкт-Петербург); «Социальная жизнь как единство разнородных состояний» (2014 г., УлГТУ, г. Ульяновск); «Формирование информационной культуры в современном обществе» (2014 г., УлГПУ, г. Ульяновск), на 46-ой, 47-ой, 48-ой НТК ППС УлГТУ (2012, 2013, 2014 гг., УлГТУ, г. Ульяновск); а также в девяти публикациях, в том числе в шести, входящих в перечень рецензируемых научных журналов (перечень ВАК). Основные результаты исследования были представлены на кафедре философии Ульяновского государственного технического университета. Диссертационное исследование осуществлялось при финансовой поддержке РГНФ в рамках проекта проведения научных исследований: «Виртуальная социальная коммуникация: социально-онтологические аспекты», проект № 14-53-00006, ответственный исполнитель – Леушкин Р.В. Структура и объем диссертации. Диссертационная работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы, включающего 124 источника, в т.ч. 20 на иностранном языке. Объем диссертации - 129 страниц. 13 ГЛАВА ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ I. ОСНОВАНИЯ ИЗУЧЕНИЯ ВИРТУАЛЬНОЙ СОЦИАЛЬНОЙ КОММУНИКАЦИИ Положение, что коммуникация имеет важное значение в организации социальных систем, достаточно очевидно и не требует дополнительного пояснения. Динамика социума и культуры предполагает развитие различных форм социальной коммуникации, однако на данный момент не совсем ясно, в какой зависимости друг от друга они находятся, какие факторы являются определяющими в образовании новых форм социальной коммуникации, прежде всего такой, как виртуальная социальная коммуникация. В данной главе формируется теоретико-методологическая база, необходимая для исследования виртуальной социальной коммуникации, анализируются различные подходы к пониманию форм социальной коммуникации. В рамках этих подходов выделяются концепции, чей понятийный аппарат использованы для и методологические исследования принципы сущностных сторон могут быть виртуальной социальной коммуникации и выявления социально-онтологических условий существования виртуальной социальной коммуникации, а также причин ее возникновения и развития. Проблема социально-онтологических условий существования виртуальной социальной коммуникации для своего решения требует целостного понимания самого феномена виртуальной реальности, анализу которого посвящен третий параграф. Достижение поставленной цели осуществляется решением следующих задач: эксплицировать представления о формах социальной коммуникации в русле различных научных направлений; выделить и систематизировать различные подходы к пониманию форм социальной коммуникации в целом и виртуальной социальной коммуникации в частности. Выявлено три группы подходов, анализу которых посвящены первые два параграфа. Первая группа представлена эволюционно-эпистемологическим и социобиологическим подходами, в рамках которых формы социальной 14 коммуникации рассматриваются в контексте их становления и развития. В целом данный взгляд на формы социальной коммуникации был обозначен как диахронический. Вторая группа представлена структуралистким, конструктивистским и постструктуралистским подходами. Здесь главное внимание обращено на конкретный этап развития социальной коммуникации и его структурные особенности. Такой взгляд на формы социальной коммуникации в данном исследовании обозначен как синхронический. В третьем параграфе осуществляется проработка теоретических средств понимания виртуальности: анализ различных концепций виртуальности; определение понятия виртуальности, сфер его применения; конкретизация понятия виртуальности, на основе определения виртуального объекта. 1.1.Эволюционно-эпистемологический и социобиологический подходы к пониманию форм социальной коммуникации Целью параграфа является анализ существующих в научном и философском познании концепций социальной коммуникации, где основное внимание обращено на генезис и развитие ее форм. Исходя из поставленной цели определяются задачи: установление таких концепций; изучение их теоретико-методологического инструментария, который пригоден для исследования сущностных сторон виртуальной социальной коммуникации1. Среди важнейших факторов общественной организации выступает коммуникация и формы ее реализации.Данное положение получило 1 Представленные далее результаты опубликованы в следующей научной работе: Леушкин Р.В. Эволюция социально-коммуникативных систем / Р.В. Леушкин // Фундаментальные исследования. – 2014. – № 11 (3). – С. 690-694; URL: www.rae.ru/fs/?section=content&op=show_article&article_id=10004854 (дата обращения: 16.11.2014). 15 углубленное развитие к середине XX века, но уже в конце XIX и начале XX столетия складываются условия для его осознания. Одним из первых Г. Тард, который обратил внимание на значимость общения не только в организации коллетивного поведения, но и в генезисе практически всех социальных процессов. Выделяя это обстоятельство, Тард отмечает, что общение изменяет свой характер в ходе общественной истории. С его точки зрения, это связано, с ростом дистанцированности коммуницирующих агентов общения. Таким образом, устанавливается связь структурных характеристик общественных образований с организацией общения. Тард отмечает и специфические моменты организации общения, приводящие к образованию нескольких видв человеческого общения. В этом ряду выделяется печатная коммуникация, для которой характерны совершенно явные особенности организации, что и отличает ее формы от традиционных проявлений коммуникации устной. Более того, Тард предвосхитил следствия развития печатной коммуникации, выделив такую ее особенность, как воздействие на формирование другого типа социальных образований (систем). Это позволило выделить такие формации, как толпу, то есть систему, порождаемую устной коммуникацией, и публику, или «аудиторию», где образуется дистанцированная в пространстве форма социальной организации. Она продуцируется печатной коммуникацией. «В самом деле, публика, которая составляет специальный главный предмет настоящего исследования, есть не что иное, как рассеянная толпа, в которой влияние умов друг на друга стало действием на расстоянии, на расстояниях, все возрастающих» [87, 1]. Таким образом, согласно Тарду, публика, возникает как следствие развития общества в целом, а также, в частности, средств общения. Иначе говоря, Тард артикулирует проблему развития форм коммуникации и зависимости организации социальных систем от этих форм. Нельзя не согласиться с выводом Тарда, что современные формы коммуникации обусловлены исторически. Очевидно, также, что существует несколько исторических форм коммуникации. Учитывая условия и характер 16 их существования они выстраиваются в определенную последоватльность. Именно эта последовательность демонстрирует эволюционный характер коммуникативных форм. К середине ХХ века в социальных науках прошло выделение особой области исследования – коммуникативных отношений, что привело к установлению основных форм социальной коммуникации. Г. Иннис, Л. Мамфорд, Н. Фрай и М. Маклюэн разрабатывают идею связи структурных особенностей общества с ведущей формой коммуникации. Так, оказывается, что « …закрытые общества суть продукты технологий, связанных с речью… » [57, 14]. На базе этого подхода М. Маклюэн выделяет несколько социальнокоммуникативных форм. Первым видом социальной коммуникации, который обеспечивает организацию человеческих сообществ, выступает устная вербальная коммуникация. Начиная с первобытного общества и до ХVII в. нашей эры, она занимает главенствующее положение в организации социальных процессов. Следующей важнейшей формой коммуникации оказывается коммуникация печатная. Она главенствует до средины ХХ в, но постепенно ей на смену приходит электронная коммуникация. Здесь явно коммуникативных фиксируется, форм, которое во-первых, коррелирует поэтапное с изменение фундаментальными преобразованиями в социальных системах; во-вторых проявляется общая закономерность, а именно: связь социальной структуры и формы социальной коммуникации. Исследования показывают, что формы социальной коммуникации определяют многие структурные особенности общества. К ним относятся: характер общественных отношений, политический режим, вид семейных связей и т.д. Однако только структурными особенностями дело не исчерпывается. Коммуникация является двуединым процессом, так как обусловлена, с одной стороны, социальными структурами и субъективными когнитивными процессами, с другой. Здесь проявляется такое свойство социальных систем, 17 как дуальность, заключающаяся в том, что одновременно социальные структуры и когнитивные явления взаимообусловливают друг друга. Таким образом, выделяется связь структурных и когнитивно-конструктивных процессов и явлений при регуляции процессов коммуникации. Помимо того, что коммуникация определяет структурные свойства отношений элементов социальных систем, она так же определяет структуру социальной реальности, которая, в свою очередь, отражена в специфике как коллективного сознания, так и коллективного бессознательного. Изучать эти две сферы общественной жизни в отрыве друг от друга невозможно, поскольку функционирующие в социуме коммуникативные структуры и наличествующие социальнокогнитивные образования не только взаимообусловлены, но и взаимопрезентивны. Одним из первых, кто выявил это обстоятельство, был М. Шелер и К. Маннгейм, которые стоят у истоков исследований социальных условий человеческого познания. Исходя из положения о связи двух функций познавательной активности - коммуникативной и когнитивной - можно применить, эволюционный подход как к анализу когнитивных форм, так и к исследованию коммуникативных. С целью обоснования данного утверждения, обратимся к рассмотрению эволюционной эпистемологии. Ю. Хабермас, анализируя суть эволюционной эпистемологии, выделяет два базовых философских принципа, которые лежат в ее основе. Первый принцип – развития, то есть развертывания во времени. Его источник, по Хабермасу – законы гегелевской диалектики. Именно сущностное содержание этого принципа позднее воплощается и развертывается в эволюционизме. Второе принципиальное основание, исходящее из философии И. Канта, заключается в идее трансцендентального субъекта, который выступает фундаментом познания [95]. Следовательно, эволюционная эпистемология осуществляет синтез двух важнейших философских принципов. Осмысление этого события и использование полученных результатов в сфере современных когнитивных 18 наук попытался осуществить К. Лоренц в работе «Кантовская концепция a priori в свете современной биологии». Он открывает эволюционно-эпистемологический дискурс, обращаясь в общем-то к банальной проблеме. Это вопрос о соотношении классической теории познания и «новой» [3]. Как считает Лоренц, выделенные фундаментальные философские принципы не только не исключают, но и дополняют друг друга, при условии трактовки эволюции в соответствии с принципом развития. С другой стороны, кантовская теория познания включает такие понятия, как «вещь в себе», априорные формы познания и чувственности. Как известно, позиция Канта ограничена синхроническими методологическими процедурами, поскольку в его время отсутствовала диахроническая методология. Согласно Лоренцу, содержание когнитивных форм можно раскрыть в контексте эволюционизма, а именно изучая его суть исторически, используя процедуры диахронической методологии, то есть сравнить и сопоставить эволюционно ранние или предшествующие и поздние формы познания. Обоснованием здесь выступает то, что априорные когнитивные формы починяются селекционному давлению, как и индивиды. Происходит отсев «плохих» форм априори вместе с их носителями – индивидами. Таким образом в процессе эволюции априорные формы чувственного познания изменяются. Отсюда логично предположить, что между средой и априори существует связь и обусловленность, поэтому-то Лоренцем делается вывод, что когнитивные априорные формы субъекта, как и сам организм, оказываются результатом эволюционных изменений. Соединение принципа синхронии и диахронии в вопросах исследования ментальных форм, на чем настаивает Лоренц, является одним из ведущих методологических положений нашего исследования коммуникации. Идеи Канта Лоренц формулирует в следующем виде: «человеческое мышление и восприятие обладают определенными функциональными структурами до всякого индивидуального опыта» [117, 114], однако самое 19 главное заключается в том, что эти структуры меняются в ходе эволюции. Их трансформации могут быть изучены на базе синтеза двух принципов. Это означает, что в эволюционной эпистемологии и сам трансцендентальный субъект как носитель когнитивных форм ставится в перспективу диахроническую, эволюционную. Лоренц, как и Кант, считает, что ни одно из проявлений чувственного опыта не имеет абсолютного выражения. Однако, доступ к априорным формам («рабочим гипотезам»), «…то есть инструменту (познания), делает вещь в себе относительно постижимой» [117, 118]. В этом заключается важнейшее достижение эволюционной эпистемологии. И здесь возникает закономерный вопрос о возможности использования полученных результатов в изучении форм социальной коммуникации. Чтобы ответить на него необходимо рассмотреть существующие представления о трансцендентальной субъективности. Главное, на что надо обратить внимание, так это на то, что со временем трактовка трансцендентального свидетельствует об субъекта исторической изменяется. подвижности Данный факт трансцендентального субъекта. Наиболее ярким примером служит концепция Э. Гуссерля, который изменил собственное понимание трансцендентального субъекта, в результате чего пришел к введению интерсубъективности в его структуру. Тем самым «социальное» измерение становится обязательным как в синхронической, так и в диахронической перспективе представления познания. Интерсубъективность в качестве необходимого условия познания становится ключом к исследованию установление социокогнитивных интерсубъективности трансцендентального субъекта как форм. важнейшей открывает Таким образом, характеристики возможность рассмотреть трансцендентальную субъективность в контексте темы коммуникации (Э. Левинас) Подробнее это рассматривается во втором параграфе. Следовательно, возможно выделить тезис о наличии неких повторяющихся 20 («априорных») оснований, без которых невозможно осуществление коммуникации, но которые определенным образом трансформируются. Исследование коммуникативных форм в эволюционно- эпистемологическом дискурсе позволяет выявить источники этих форм, определяющие одновременно и формы когнитивные. Использование компаративистского метода дает возможность выделить тенденции в эволюции данных источников. Тем самым, в результате выделение инвариантных на разных стадиях социальной эволюции форм возможно обозначить условия существования исторически конкретной социальнокоммуникативной формы. Сложным вопросом здесь оказывается вопрос о двух видах эволюции – генетической и социальной. Трудность в том, что не определен социальный инвариант, тогда как биологический известен, это ген. Частично проблема разрешается в социобиологических теориях и концепциях, в частности, в теории генно-культурной коэволюции (Л.Л. Кавалли-Сфорца, Р. Бойд, П. Ричардсон). В ней выдвигается гипотеза о существовании культурного кодирования посредством «культургена» (Ч. Ламсден, Э. Уилсон) своеобразного «социального ДНК». И хотя, эта гипотеза объясняет ряд феноменов культурной эволюции, например, интенсификация культурогенеза в неолите, она не отвечает на вопрос о способе существования культургенов, и сами культургены понятийно не определены, это, скорее метафорическое определение. Можно предположить, что причина заключается в том, что происходит редукция функции культургена (вместе с культурными объектами) к функции ДНК. Г. Чик, опираясь на работы А.Т. Рембо, Р. Бойда и П. Ричардсона, приходит к выводу, что культурная эволюция неизбежно сопряжена с комбинацией и рекомбинацией элементов культуры на уровне культурных конгломераций [97]. Информационный подход к описанию культуры, который использовался Дж. М. Робертсоном, Чик использует для решения вопроса об 21 «измерении» культурной информации. Если информация измеряется битами, то культурная информация также должна измеряться дискретными единицами. Однако измеримость «культурных кодов» является довольно спорным моментом. Прежде всего потому что очень сложно локализовать культурный код в каком-либо физиологическом или физическом субстрате. Решение этой проблемы было предложено автором концепции «культурного репликатора» Р. Докинзом. Он предложил локализовать элементы культурного кодирования в психофизиологических паттернах множества индивидуумов, которые задействованы в разных видах взаимодействий. Физиологическим субстратом культурного репликатора здесь выступает нервная система, и прежде всего конфигурации (конструкции) стереотипных моделей поведения (рефлекторных дуг). Имея определенную структуру, они сохраняют пространственную и темпоральную устойчивость. Это значит, что культурный репликатор феноменологически идентифицируем, поэтому можно говорить о его объективности. Подобный подход реализуется в концепции «мема» Р. Докинза и «медиавируса» Д. Рашкоффа. Результаты подобных теоретических исследований часто становятся объектом жесткой критики. Так, Л. Ф. Мизес критикует релевантность трансдисциплинарных теоретических построений, в частности, в вопросах теории познания, говоря о сомнительности переноса характеристик одной области знания на другую [64]. Со стороны биологии подобный скепсис выражают такие ученые, как Дж. Хаксли, ограничивая прямое переложение эволюционных принципов на антропологию. Однако несмотря на явные методологические различия, социально-гуманитарные и биологические науки сближает частичное пересечение проблемных полей [25], что позволяет говорить о необходимости объединения данных областей знания для решения стоящих перед ними общих фундаментальных задач. 22 В ряду этих задач, по нашему мнению, окаываются выявление становления виртуальной социальной коммуникации, анализ связи соотношения социальных и физических факторов в ней. В контексте условий эволюции форм социальной коммуникации выступают некие объективные инварианты, которые являются историческиспецифичными структурами. Генезис и развитие форм коммуникации, в том числе эволюция языка [38], предполагают наличие определенного механизма их кодирования. В данном контексте, вместе с гипотезой культургена, следует рассмотреть и концепцию социокода. Представление о социальном коде в этом случае является необходимым, так как без подобного условия, определяющего специфику синхронической структуры (определенного этапа развития) социальных систем, они распадаются на совокупность случайных «формаций», которая не имеет исторической целостности. То же самое произошло бы с организмом без генетического кода: он не может быть целостной системой, встроенной в биосферу и ее эволюцию, а сам он мог быть представлен не иначе, как механизм или совокупность органов. Так же как гипотеза культургена идея социального кода требует комплексного обоснования. Однако уже сейчас можно выделить некоторые положения, фиксирующие эмпирически наблюдаемые реалии, говорящие в пользу данной идеи: наличие специфических или универсальных механизмов развития разных социальных сообществ [97; 106; 118; 119]; параллельный культуро- и социогенез [90], аналогичность в ходе развития культурных систем и их этапов в частности2. В целом концепция социального кода может рассматриваться как гипотеза, как определенное допущение, которое позволяет описывать ряд феноменов, сложности при изучении которых вынуждают прибегать к 2 В той или иной мере данный тезис утверждается в работах Г. Спенсера, О. Конта, Ф. Энгельса, Э. Дюркгейма. В современном виде прорабатывался Л. Уайтом, Дж. Стюардом. 23 подобным допущениям. Исходя из вышесказанного, можно сделать вывод, что гипотетический социальный код является формообразующим условием эволюции социальных и культурных систем. Он определяет особенность исторического иерархизацию, этапа организации общества интеграцию элементов - дифференциацию, социальных систем, динамику общества и индивидов. Данные представления о социальном коде в сочетании с системным подходом к описанию общества позволяют дифференцированно подходить к описанию исторических форм социальной интеграции. Соответственно, гипотезу о наличии социального кода можно использовать при описании социальных процессов и явлений в русле структурной модели коммуникации вообще и виртуальной социальной коммуникации в частности. Исходя из вышесказанного, социальный код можно понять как необходимое условие для процессов интеграции в социальных системах. Следовательно, им устанавливаются рамки отношений между элементами социальных систем. Другими словами, реализуется возможность конкретной формы коммуникации. Тем самым обнаруживается связь между характером функционирования социального кода и спецификой социальных систем и социально-коммуникативными формами. Экспликация данного положения выражается в анализе предпосылок как социокультурной интеграции, так и социальной коммуникации, поскольку «… главное заключается в том, что культура при всем многообразии своих частных функций в целом представляет собой определенную норму социального взаимодействия и коммуницирования…» [91]. При изучении произведений У. Матураны и Ф. Варелы были выявлены значимые методологические и теоретические идеи, понятия позволяющие эксплицировать новые моменты в связи социально-коммуникативных и когнитивных процессов. К таковым относятся понятия аутопоэзиса и структурного дрейфа, которые используются в анализе культурных явлений с позиции эволюционной эпистемологии. 24 Аутопоэзис - это процесс самопорождения и самовоспроизведения, характерный для закрытой системы, способной к автономному существованию в некой среде (условиях). Способом существования такой системы является структурный дрейф. Социальные системы можно отнести к аутопоэтическим системам [56]. «Когда они (социальные системы) возникают, их появление порождает специфическую внутреннюю феноменологию, такую, при которой индивидуальные онтогенезы всех участвующих организмов являются компонентами сети коонтогенезов» [62, 171]. Следовательно, несмотря на различие форм не только на когнитивном, но и на физическом уровне общественные системы обладают принципиально общими свойствами, являя собой целостное интегрированное образование. Особенностью человеческих социальных необходимость дополнительной адаптации метасистем является в лингвистической сфере, в коммуникативной среде [62, 176]. Данная адаптация происходит спонтанно [42], в актах коммуникации и мышления. Это означает, что когнитивные и коммуникативные структуры укоренены в одних и тех же основаниях, а также раскрывает коммуникативности когерентность [73]. Генезис развития языка становлению индивидуальности определен операциональным пересечением в «человеческой единице» рекурсивных лингвистических спецификаций. Благодаря им выделяется и оформляется такое образование, как индивидуальное «Я». Это образование представляет собой дескриптивную рекурсию, поддерживаемую в сети лингвистических взаимодействий (коммуникации). «Сознание и разум лежат в области социального сопряжения – именно там источник их динамики» [62, 206]. Однако и коммуникации исходят от конкретных индивидуумов: «Коммуникация – координированное поведение, которое взаимно запускают друг у друга члены социального единства» [62, 171]. Тем самым выявляется, что коммуникативные процессы и социокогнитивная сфера регулируются одними и теми же действительными структурами, обнаруживаемыми в диахронии социальной организации. 25 Данные структуры определяют форму организации коммуникации в социальной системе. Также они могут служить основой для сравнительного анализа различных видов социальной коммуникации, а тем самым позволяют исследовать и такую форму социальной коммуникации, как виртуальная. Однако для этого оказывается необходимым разобраться в том, что представляют собой виртуальные социальные феномены и описать социальные инварианты, лежащие в их основе. Эта многоуровневая задача решается во второй главе. Таким образом, обращение к эволюционно-эпистемологическим и социобиологическим концепциям показывает, что существуют возможности не только вычленения различных форм социальной коммуникации, возникающих в различные периоды развития, но и общих (инвариантных) образований в них. Виртуальная социальная коммуниация, в подобном ракурсе, представляется эволюционно поздней коммуникативной формой. Она, как и любая другая историческая форма социальной коммуникации, коррелирует с типом организации базовых кодирующих структур. Данные образования структуры могут быть описаны в контексте концепции социального кодирования. В конкретный период развития общества структурная особенность организации социального кода детерминирует комплекс коммуникативных и когнитивных форм человеческой активности, который, в свою очередь презентируется морфологической организацией социальных образований. Логика исследования требует обратиться к анализу конкретных стадий развития форм социальной коммуникации, представить конкретные виды социальной коммуникации и их способы существования. Для данного исследования задача ограничивается изучением синхронических характеристик виртуальной социальной коммуникации. 1.2.Структуралистский, конструктивистский и постструктуралисткий взгляд на формы социальной коммуникации 26 Исследовательская задача, которая решается в данном параграфе заключается в том, чтобы представить формы социальной коммуникации в синхроническом измерении. Другими словами, выявить структурную организацию и специфику конкретных коммуникативных форм, способы существования, функционирования, системные и структурные характеристики, элементный состав. Все это необходимо для описания такой формы социальной коммуникации, как виртуальная, представленной в социально-онтологическом измерении. Выделяются теоретико- методологические основания синхронического взгляда на виртуальную социальную коммуникацию и возможности разработки синтетического ее представления3. Синхронический взгляд на формы социальной коммуникации предполагает прежде всего описание системных и структурных ее характеристик. Опираясь на принцип системности, обратимся к анализу такой теоретической конструкции, как «исторически-специфическая коммуникативная социальная система». Как любая система она включает в себя элементы. Здесь это единичные коммуникации. Единичная коммуникация не сводится к единичному автономному одномоментному акту, но представляет собой динамическую коммуникативную связь. Именно совокупность этих динамических коммуникативных связей образует относительно жесткую социальную структуру. Определяющую роль в социальной интеграции выполняет характер коммуникативных связей между элементами. Организация коммуникации согласована с системным характеристикам общества в целом и соответствует его историческому периоду существования. Другими 3 Представленные далее результаты опубликованы в следующей научной работе: Леушкин Р.В. Структурно-конструктивистский подход к пониманию виртуальной социальной коммуникации / Р.В. Леушкин // Современные проблемы науки и образования. – 2014. – № 5; URL: http://www.science-education.ru/119-15167 (дата обращения: 03.11.2014). 27 словами, существуют специфические социальные коммуникативные системы. Так, «книгопечатание сделало нацию однородной, а государство централизованным, но оно же создало индивидуализм и оппозицию правительству» [57, 163]. Можно сделать вывод, что ряд особенностей, характерных для коммуникативной системы, представлены в структуре крупных социальных систем, а происходящие в ней изменения становится причиной изменений в обществе в целом. Социальная коммуникативная система – это вид социальной системы, организованный особой формой социальной коммуникации, что и отличает ее от иных видов социальных систем. Изучение способа организации и функций социальных коммуникативных систем обеспечивает продуктивный компаративистский анализ различных видов социально-коммуникативных систем. Каждая конкретная социальная коммуникативная система имеет ряд функциональных и морфологических особенностей, которые отличают ее от других аналогичных систем, что подтверждается огромным фактическим и статистическим материалом, представленным в работах многих исследователей социальной коммуникации. Вопрос здесь заключается в выявлении и анализе факторов, которые определяют специфику социальных коммуникативных систем. Тем самым устанавливается отличие структурной организации в различных видах социальных коммуникативных систем, выделяются особенности их существования. Для получения ответов на поставленные вопросы мы обращаемся к структуралистским и конструктивистским концепциям, чтобы получить теоретико-методологический инструментарий изучения виртуальной социальной коммуникации. В рамках определенных структуралистских инвариантов, теорий обусловливающих возможно выделение существование форм социальной коммуникации, жизнеспособность социальных систем. Например, в философии М. Фуко выделяется такая структура, как «эпистема». Она 28 характеризуется М. Фуко как дискурс-формирующее образование, позволяющее особым образом «видеть» реальность в тот или иной исторический период. Эпистема онтологически обусловливает специфику социальной и когнитивной организации различного рода социальных и культурных систем в определенную эпоху. Эпистема определяет также и характер организации коммуникативных систем, что немаловажно при построении теоретических моделей последних. Правомерно сделать вывод, что подобная структура может обусловливать становление виртуалистического дискурса в культуре. Обоснованием такого заключения может выступать тот факт, что идея эпистемы находит свое место в ряде, в частности постструктуралистских, концепций, обращающихся к проблемам виртуальной реальности. С другой стороны, структурный подход к описанию социальной онтологии изначально весьма ограничен. Например, У. Эко выступает с критикой онтологических притязаний структурализма. Он считает, что структурализм как научное явление представляет собой не более чем метод и не может претендовать на онтологическое описание реальности [103]. При описании поверхностных структур теоретик может выделить в них общую закономерность и описать таким образом глубинную структуру. Однако, по логике Эко, эта глубинная структура не может полно соответствовать сущностным основам реальности, так как присутствует другая группа явлений, в основе которой имеется другая глубинная структура, которая не совпадает с первой. Можно продолжить синтез и выделить еще более глубинную структуру на базе уже установленных глубинных структур, но и она не будет отражением реальности. Конечная структура не может быть истинной хотя бы потому, что исследователь уже преобразует структуру реальности, выделяя исследователю снова в ней сущностные недоступна структуры. конечная Следовательно, структура, и процесс исследования становится бесконечным. Однако, для того чтобы избегать 29 противоречий, исследователь вынужден считаться с тем, что ему недоступны конечные структуры и он всегда имеет дело с промежуточными. Эко также признает, что структура исторична, а не статична и тем более не абсолютна. По сути, критике подвергается не сама идея структуры, а трактовка структуры как исторически неизменного, абсолютного основания реальности. Другими словами, Эко выступает борцом с классическим метафизическим пониманием первоначала социального бытия. Изучая структуры, мы не имеем права гипостазировать их как «конечные реальности», так как «конечная реальность», всегда остается за пределом структуры, и в некотором роде сохраняет инкогнито, но вполне правомерно говорить о социально-онтологическом условии, которое ее конституирует. Через семиологию У. Эко коммуникации, в которых через выделение изучаются феномены кодов и применяется структуралистская методология. Однако стоит отметить, что у Эко, существуя в качестве лишь описания кодов, структуры являются пустыми конструкциями, но когда их представляют «как интерсубъективные феномены, укоренившиеся в истории и жизни общества, мы обретаем твердую почву под ногами» [103, 366]. Собственно культурные коды и являются выражением этих самых социально-онтологических инвариантов («твердой почвы»), которые обусловливают закономерные процессы и явления социальной реальности. Код на уровне социальных систем детерминирует осуществление социальной коммуникации. Та характеристика, которая была дана социальному коду в предыдущем параграфе в рамках социобиологии, вполне применима к концепции кода в рамках структурализма. В этом месте происходит пересечение двух подходов, проявляется их комплементарность. Также понятие кода находит свое развитие в постструктуралистских концепциях, данный вопрос будет затрагиваться в дальнейшем. Концепция социального кода, таким образом, выступает теоретическим фундаментом, объединяющим все рассмотренные в данном исследовании подходы. 30 Однако специфика структуралистских теорий заключается и в том, что в них на первом плане стоит не только синхроническая, но макроскопическая установка в исследовании социальной коммуникации. В наиболее крупных структуралистских концепциях (концепция эпистем М. Фуко, анализ единиц мифа Р. Барта, структурная антропология К. Леви-Строса), описывающих социальные явления, практически нет места микросоциальным коммуникациям. Ввиду этого обстоятельства чистые структуралистские модели становятся недостаточными для решения ряда исследовательских задач. Конкретные ситуации «лицом к лицу» по-прежнему остаются прерогативой символического интеракционизма, теории социального действия, функционального подхода. Поскольку поле проблематики данного исследования в субъективистских правомерным значительной аспектов оказывается мере касается социальной обращение диахронических коммуникации, к такому то и вполне направлению, как социальный конструктивизм (или конструкционизм). Именно там решаются задачи по соотнесению социальной реальности и конструирующей деятельности субъекта. Концепция конструирования социальной реальности не противоречит гипотетической идее о конструировании виртуальной социальной реальности. На их равнозначность указывают В.И. Аршинов и М. В Лебедев. Опираясь на понятие интерсубъективности Э. Гуссерля, они приходят к тому выводу, что и естественные, и искусственные реальности оформляются в единой интерсубъективной коммуникативной реальности [21]. В основе социального конструктивизма лежит несколько фундаментальных идей, имеющих свои философские традиции. Одна из них - это идея конструирования окружающей реальности в актах мыслительной активности субъекта. Вторая идея, без которой социальный конструктивизм не мыслим, - это идея интерсубъективности, в основе которой лежат положения Э. Гуссерля, понимающего трансцендентальный субъект через интерсубъективность. Э. Левинас, развивая идеи Гуссерля, подчеркивает, что 31 субъект способен существовать как таковой лишь во включенности в интерсубъективное пространство бесконечности. Иначе говоря, только в соотнесенности с Другим он обретает свое Я, следовательно, вне коммуникации субъект невозможен. Если обобщить главные положения социального конструктивизма, представленного теориями А. Шюца, П. Бергера, Т. Лукмана и другими, то можно сделать вывод: в пространстве интерсубъективных коммуникаций конструируется социальная реальность, в которой происходит социализация, интеграция в общество и институциализация. А с учетом теории структурации оказывается, что в результате конструирующей деятельности социального субъекта оформляется социально структурированное индивидуальное поле коммуникаций. Лежащие в основе социального конструктивизма представления о социализации, становлении жизненного мира индивида в социальной реальности, его позиции по отношению к другому, коммуникативной вовлеченности, позволяют описывать больший спектр коммуникативных процессов, нежели это возможно средствами исключительно структурализма. Данная теоретическая пластичность дает возможность зафиксировать и описывать ряд «девиантных» феноменов социальной реальности. В особенности социально-конструктивистский взгляд становится привлекательным при описании виртуальной социальной реальности, поскольку именно здесь в наиболее развернутом виде предстают процессы ее конструирования, место индивида в ней, воздействие на его жизненный мир, связь с его сознанием. В виртуальной социальной коммуникации проявляются как диахронические так и синхронические характеристики. Несмотря на видимую хаотичность, она имеет в своей основе относительно стабильные структурные элементы. На это указывают процессы дифференциации иерархизации, интеграции. Данные процессы выражаются в том, что в интернет-коммуникации происходит 32 образование сообществ, которые дифференцируются по различным признакам [112]. В таком виде сообществ, как «интернет-комьюнити» присутствует определенный ресурс доверия, который позволяет группам сохранять относительную стабильность [106], он продуцирует структурную организацию и иерархичность сообщества. В подобных образованиях проявляются как структурные, так и конструктивные особенности, что инициирует формирование синтетического подхода к их исследованию. Примером служит сетевая конфронтация, иллюстрируемая теорией «столкновения культур» С. Хантингтона, которая вырисовывает «географию» виртуального социального пространства [30]. Конструирующая роль этого и подобных процессов заставляет обратить внимание не только на конструктивные социальные факторы виртуальности, но и на ее структурные уровни. Все вышесказанное побуждает нас обратиться к синтетическим теориям, объединяющим структуралистскую точку зрения на формы социальной коммуникации и социально-конструктивистскую. Примером синтеза структуралистской и социально-конструктивистской теории можно назвать концепцию социальных полей П. Бурдье. В рамках данной концепции ключевыми понятиями являются социальное пространство и время. Пространство социальных взаимосвязей и является социальным пространством, а динамика социальных процессов – социальным временем. Определенные сферы социальной реальности, обладающие относительной автономностью, согласно Бурдье, являются социальными полями. В общественной структуре социальные поля дифференцированы образующими их габитусами и соответствующими ресурсами. В качестве социальных полей Бурдье подвергает структурному анализу поле журналистики и телевидения (которое наиболее близко виртуальному социальному пространству). Некоторые из свойств поля СМИ, выделенных Бурдье, по нашему мнению, можно перенести на пространство виртуальной коммуникации в целом. 33 Выделяя элементы поля СМИ, Бурдье описывает такого агента, который производит и распространяет легитимный ресурс – качественную, новую, креативную информацию. Таким образом возникает социальная стратификация и иерархия, положение каждого актора закреплено его габитусом, а совокупность их образует социальное пространство, в данном случае ограниченное полем СМИ. Виртуальная (электронная) социальная коммуникативная система неизбежно образует собственные социальные поля. В данных полях действуют преимущественно те же закономерности, что и во всех других. Однако они обладают определенной спецификой, к анализу которой мы обратимся во второй главе. Несмотря на явные плюсы социального конструктивизма, стоит отметить, что хотя концепция Бурдье применялась для решения задач социальной коммуникации в разных социальных сферах (политика, СМИ, телевидение, журналистика, образование и т.д.), тем не менее так и не было попыток описания интернет-коммуникации. Решение такой задачи осуществляется в следующей главе. Однако так же как и структурализм, социальный конструктивизм имеет важное ограничение методологического характера, заключается в том, что он не может теоретически представить феномены взрывных, хаотичных, самоорганизующихся процессов в социальной реальности вообще и в виртуальной реальности в частности. Глубокий анализ подобных феноменов социальной коммуникации проводится в рамках постструктуралистской философии. В ней закладываются основы для разработки синоптического взгляда на суть виртуальной социальной коммуникации. Именно поэтому необходимо было обратиться к идеям и методологии, представленным в концепциях постнеклассического знания. Прежде всего важно подчеркнуть выделенную Ж. Делёзом особенность философии постмодерна - смещение трансцендентальной топики философствования в имманентную перспективу. Другими словами, само 34 философское мышление отказывается от поиска «начал» и начинает философствовать, исходя из некоего принципа самопорождения. Это связано, согласно Делёзу, с особой природой философии, которая характеризуется порождением и использованием концептов, что и отличает ее от науки, создающей понятия. Это положение находит развитие в данном исследовании. Исходя из его целей и задач мы выявляем те концепты, которые необходимы для понимания виртуальной социальной коммуникации. Обращаясь к концепциям социальной коммуникации в рамках постструктурализма необходимо отметить следующий момент4. В социальноонтологической перспективе, в рамках постструктурализма, происходит перестройка классического понимания индивидуального и коллективного, субъекта и социума. Они изменяются под давлением новой концептуальной картины реальности, в которой сложно выделять конечные стабильные структуры. Таким образом, приходится говорить не о структурах, как сущностях, а о неких динамических неустойчивых образованиях. Отсюда возникает необходимость внести новые параметры в определение социальной системы. Это будет система, существующая не только и не столько в синхронии, сколько в диахронии. При этом динамика и статика системы существуют неразрывно. Один и тот же ее элемент является и статическим и динамическим. На смену структуралистскому представлению о структуре в постструктурализме приходит концепция «ризомы». Концепт «ризома» наиболее полно раскрывается Ж. Делёзом и Ф. Гваттари. Ризома, если рассматривать ее как модель социальной реальности, колеблется между состояниями порядка и хаоса, участки порядка, или «плато» хотя и образуются, но общая их совокупность несистемна. Черпая аналогии из 4 Представленные далее результаты опубликованы в следующей научной работе: Леушкин Р.В. Основные социально-философские концепты постмодернизма // Вузовская наука в современных условиях: сборник материалов 46-й научно-технической конференции. - Ульяновск: УлГТУ. 2012 -С. 60-63. 35 ботаники, Ж. Делёз при построении концепта ризомы противопоставляет его модели древесной растительной структуры, которая символизирует классический текст и способ мышления. Ризома, осмысленная как социальная коммуникационная модель, обладает следующими характеристиками: она децентрирована, деиерархизирована (равноправное разнообразие), непостоянна, гетероморфна, но не дифференцируема. Применяя концепт ризомы к анализу виртуальных социальнокоммуникативных систем, можно соотнести печатную социально- коммуникатиную систему и виртуальную с древовидной и ризоматической. В печатной коммуникативной системе присутствует централизация – авторство, нарративность, в виртуальной - гиперцитирование, гиперссылки и гипертекстуальность, которые вытесняют авторство, растворяя его в рекурсии бесконечного цитирования. Смысл приобретают островки самореференции или, в терминологии Ж. Делёза - плато. В печатной системе каждая часть незаменима, в виртуальной же происходит регенерация, самовосстановление, ее элементы взаимозаменяемы 5 . Даже авторство становится невозможным, статьи для «Wikipedia» (главной энциклопедии современности) редактируются всеми и никем одновременно. Печатные системы иерархичны, тогда как в виртуальной привычные культурные доминанты рушатся под действием эрозии коммуникативного пространства. Происходит становление альтернативного социально-коммуникативного пространства. Ризома становится одной из основ для существования особой сферы, фиксируемой следующим концептом постструктурализма - «гиперреальность». Однако у разных философов этот концепт трактуется поразному и выполняет различные методологические функции, а следовательно, иначе понимаются феномены социальной жизни. Так, у М. Фуко 5 Одну книгу нельзя заменить другой, в сети же место сгоревшего интернет-сервера мгновенно занимает другой, данные бесконечно копируются и архивируются. 36 «гиперреальность» появляется в результате отказа от линейного понимания дискурса и обращения к динамике эпистем. Относительность онтологического статуса реальности и истинности заставляет усомниться в их абсолютности, и они переходят в разряд феноменов символического порядка [26]. К такому содержанию понятия гиперреальности близки мысли У. Эко, который представляет окружающую реальность через призму знаковых систем, находя в действительности закономерности, свойственные для семиотической сферы. В данном значении гиперреальность как нельзя лучше характеризует виртуальную социально-коммуникативную реальность. Одна из наиболее полных разработок концепта гиперреальности представлена в философии Ж. Бодрийяра. Однако следует обратить внимание на то, что понятие «виртуальное» трактуется им иначе, чем у Делёза: виртуальное противопоставлено актуальному и поэтому не может быть реальным, а только гиперреальным. Гиперреальнось понимается у Бодрийяра в социальном и культурном плане, где она выступает характеристикой всего социального и культурного пространства современности. Она есть утрата, подмена и разрушение привычной реальности. «В наши дни виртуальное решительно берет верх над актуальным … Мы пребываем уже не в логике перехода возможного в действительное, но в гиперреалистической логике запугивания самой возможностью реального» [9, 33]. В пространстве гиперреальности происходит растворение индивидуальности в массовых явлениях. Масса формирует, казалось бы, исключительно индивидуальные характеристики, такие как вкус и стиль. Однако индивидуальные предпочтения, имидж, потребительская позиция отражают не более чем результат проникновения социального, массового сознания в индивидуальное. Таким образом, гиперреальность заменяет человеку реальность. Здесь можно проследить сближение с трансформированной Г. Маркузе концепцией отчуждения К. Маркса, которая воплотилась в теории «одномерного человека». Такой человек существует исключительно в рамках системы потребления и манипуляции, неспособен осознать собственное 37 положение. В основе образования гиперреальности лежит достаточной простой и одновременно фундаментальный процесс: разделение означаемого и означающего. Отделение производства от потребления, труда от оплаты, и даже ценности и вещи. Для своего существования, ценности уже не нужен референт, ее обеспечивает операциональная работа системы. «Есть только своего рода эпидемия ценности, повсеместные метастазы ценности, ее алеаторное распространение и рассеяние» [10, 57]. Гиперреальность можно понять как замещение виртуальным социальным пространством традиционного пространства. Однако, несмотря на видимую стихийность, гиперреальность, как и «традиционная реальность», достаточно структурирована. На уровне элементов гиперреальности выделяются структурные единицы, в ходе анализа которых появляется возможность вскрыть особенности самой гиперреальности. Так, например, Р. Барт, используя термин «миф», обозначает им элементы ложного, кажущегося смысла, включенного в культуру. В ходе разложения мифа соссюровским методом (разделение означающего и означаемого), Барт приходит к выводу, что миф является метаязыком, или вторичной знаковой системой по отношению к естественному языку. Основной особенностью мифа как метаязыка является натурализация означаемого при «чтении» мифа воспринимающим. Таким образом, вместо того, чтоб принимать метаязык мифа как часть семантической системы, опирающейся на первичную систему коннотаций, он воспринимается как нечто естественное, и эта подмена лежит в основе «безобидности» в восприятии мифа. Но помимо ложного означающего мифу свойственно навязывать собственные интенции воспринимающему. Таким образом, перестраивается представление об элементе культурной и социальной коммуникации. В свою очередь, Ж. Бодрийяр использует вместо «мифа» другой концепт, имеющий длительную философско-онтологическую традицию - «симулякр». Симулякр отличается от мифа, имеющего, хотя и 38 опосредованную первичной семантической системой, связь с означаемым, тем, что полностью теряет связь с денотатом. Содержание данных концептов может и пересекаться, но Ж. Бодрийяром был сделан акцент именно на симулятивной, иллюзорной природе симулякра, невозможности аналитическим путем выделить денотат, или референт в симулякре. Концепт симулякра очень важен для понимания природы виртуальности, так как «виртуальная реальность ведет свой генезис отнюдь не от компьютера и даже не от схоластической философии, а из самых глубин первобытности – от начала символической деятельности человека, с создания системы симулякров, лишь условно и конвенционально обозначающих предметы и события – слов, рисунков, лепных и резных изображений» [90, 23]. Впервые идея симулякра («видимости», «подобия») появляется в философии античности, где первоначальное значение приобретает у Платона. Платоновское понимание симулякра базируется на принципе подражания оригиналу, или «эйдосу». Здесь возможны как схожие копии, так и отличные от него модели-симулякры. Именно платоновское различение копии и симулякра лежит в основе концепции симулякра Ж. Делёза. Однако ставится иная задача – снять это различие и, тем самым, полностью разорвать связь с оригиналом, игнорируя отличие копии и симулякра; любое подобие становится симулякром. И если антиплатоновское понимание симулякра Ж. Делёзом использовалось в основном в эстетике и объяснении творчества в искуссве, то Ж. Бодрийяр использует концепт симулякра в социальнофилософском дискурсе как средство диахронического исследования. Ж. Бодрийяр выстраивает свою философию опираясь на идею дереализации, заключающуюся в том, что окружающий мир утрачивает свою подлинность, вместе с утратой референта, как необходимого элемента ценности, современный человек не заметил, как начал существовать в символическом измерении реальности. Природная и социальная реальность, ввиду их неконвертируемости по законам капитала уступает место ее 39 симуляции (как отмена золотого стандарта в пользу покупательной способности валюты). У Ж. Бодрийяра имажинерия современной культуры, порождающей симулякры, лишь регенерирует фикцию реального, отсюда и недоверие к традиционным представлениям "подлинности" и "естественности", ставшее одной из движущих сил в его работах. Историческая периодизация генезиса симулякров Ж. Бодрийяра, во многом пересекается с генезисом форм коммуникации. «Основные симулякры, создаваемые человеком, переходят из мира природных законов в мир сил и силовых напряжений, а сегодня - в мир структур и бинарных оппозиций.» [8, 77]. Это вполне закономерно, так как симулякр является выражением превалирующей в обществе (на определенном этапе) формы коммуникации. Помимо естественных симулякров, выделяются буржуазный, классический «знак», это знаки первоначальные, к которым относятся и знаки последующего промышленного переворота [8]. На последующем этапе общественного развития, в пространстве гиперреальности, в котором «против алеаторности бессильны целевые установки, против программированного и молекулярного рассеяния бессильны акты сознания и диалектического снятия, против кода бессильны политическая экономия и «революция»» [8, 62], наступает этап виртуальности. Стоит отметить, что понятие кода не приобретает четкой дефиниции в философии Ж. Бодрийяра, но некоторыми концептуальными свойствами все же наделяется. Код во многом определяет свойства социального пространства и социального времени. Код становится чем-то предельным и непреодолимым. В тоже время код не является неизменной субстанцией, как было показано в первом параграфе, будучи «априорной» структурой, он так же подвержен трансформации, как и ДНК. Следовательно, код обладает и синхроническими и диахроническими атрибутами. Перестраиваемая таким образом социальная система деформирует и структурные элементы, входящие в ее состав, такие как социальный субъект. Вместе со всем окружающим миром и сам субъект подвергается симуляции, 40 он частично утрачивает рассматривается концепция собственную референтность. символического Бодрийяром существования субъекта- потребителя, существующего в символическом измерении. «Такое «вы» всего лишь симулятивная модель второго лица и обмена, фактически это никто, фиктивный элемент, служащий опорой дискурсу модели. Это не то «вы», к которому обращается речь, а внутрикодовый эффект раздвоения, призрак, возникающий в зеркале знаков» [8, 210]. Призрачно существующий субъект, начинает существовать как продукт симуляции, по большому счету он теряет полноту своего действительного существования. Данный процесс в наибольшей мере реализуется в виртуальной социальной коммуникации, в которой значение референта сводится к минимуму. Анализ трансформации субъекта виртуальной социальной коммуникации проведен во втором параграфе второй главы. В постструктуралистском понимании социальной коммуникации происходит отход от абсолютизации трансцендентального понимания мыслящего субъекта. В философской традиции она отразилась, прежде всего, в концептуализации трансгрессии, через которую эксплицируется понимание формы соотнесения бытия и мышления. Намеченная еще Гегелем и используемая многими философами, идея трансгрессии наиболее полно проработана Ж. Батаем, который связывает трансгрессию в социальном бытии с понятиями «запрета» и «праздника». Такой социальный феномен, как праздник в философии Ж. Батая аналогичен идее «карнавала» в диалогической философии М.М. Бахтина. Он выполняет ту же социальную роль, а именно, обеспечивает преодоление границ. Запрет, норма, возникающая вместе с общественной организацией, с одной стороны, формируют рамки, которые ограничивают, и тем самым конституируют общество, а с другой - создают потенциал их преодоления. Вызванная запретом «…тревога - это глубина в подлинной трансгрессии, но в празднике возбуждение ее превосходит и снимает» [2]. Подобной трансгрессией обусловлено возникновение искусства, 41 игры и культуры в целом. Происходит это следующим образом – конституируемая запретом социальная структура статична и неизменна, но в празднике, через трансгрессию, достигается преодоление границ запрета и последующая реорганизация структуры. Посредством этого разрушения условных границ происходит возникновение новых социальных и культурных форм. Структура, прошедшая через трансгрессию, начинает существовать в качестве, в котором она проходит через новый запрет, достигая, таким образом, нового структурного состояния. Таким образом, можно говорить о том, что трансгрессия является необходимым условием общественного развития. Именно трансгрессия позволяет возникать новым социальным феноменам, через преодоление существующих конституирующих рамок структурной организации. Однако возникает вопрос о трансгрессии на микросоциальном уровне: какое значение имеет трансгрессия для социального субъекта? Следовательно, встает задача соотнесения идеи диалогической трансгрессии и представлений о социальном субъекте. В постнеклассической философии субъект предстает в качестве «негативного трансцензуса», то есть изначально предполагается такое его качество, как трансгрессия. Понятно, что таким образом философия ищет выход из кризиса классического представления субъекта. Этот поиск представлен новыми представлениями об общественном бытии, социальной материи. В русле этой тематики осуществлялась деятельность Э. Левинаса, который разрабатывал проблему перехода от принципа классической субъективности к принципу интерсубъективности. Здесь обнаруживается любопытное явление резонанса формально далеких от постстмодернизма идей Левинаса с главными положениями вышеназванных мыслителей. Отталкиваясь от гуссерльского понимания трансцендентального «Я» как источника эйдетической коммуникации, Э. Левинас развивает эту идею. В итоге трансцендентальный субъект перестает быть монологичным, а сознание становится диалогом с Другим. Так происходит парадигмальный 42 сдвиг от замкнутости монологической субъективности к ее диалогическому понимаю. Эта ревизия разума как cogito «я мыслю», приводит к переносу основы человеческого самотождественности существования в из области коммуникативно-языковое разумной пространство. Происходит не столько экспансия субъективной реальности, сколько ее преобразование в интерперсональную: обнаруживается бытие-для-других. наряду Благодаря с языку бытием-в-мире и посредством метаморфоз во времени, осуществляется «встреча» Я и Другого. Таков «механизм» перехода от самодовлеющего трансцендентального «я» к субъекту поснеклассической философии, где на первый план выдвигается коммуникативная активность сознания. Коммуникация обеспечивает гипостазис своего «лица» в диахроническом контакте с «другим», в противовес гипостазису «существования» (предшествующего сущности) в экзистенциальном подходе. Превалирующей тенденцией в философском осмыслении общества и коммуникации с позиции постструктурализма является снижение давления субъективного трансцендентализма и плавный переход к интерсубъективной имманентности. Именно последняя становится отправным пунктом исследования новых форм социальной интеграции, так как в ней и заключаются социально-онтологические коммуникативных процессов. условия Следовательно, образования выявление новых социально- онтологических условий, конституирующих такую форму социальной коммуникации, как виртуальная исторически и логически оправдано. Итак, анализ сложившихся в неклассической философии взглядов на социальную коммуникацию, позволил выявить ее структурно-системный характер. Были эксплицированы следующие особенности современной социальной коммуникации: коммуникация семиотизируется; коммуникативные процессы приобретают все более символическую форму; внутри коммуникативных систем нарастает социальное отчуждение; в 43 социальных коммуникациях все большую роль играют искусственно образуемые смыслы и знаки. Рассмотрение постструктуралистских концепций социальной реальности дало возможность выделить такие концепты, как ризома, гиперреальность, симулякр, трансгрессия, самореференция, которые в дальнейшем исследовании будут включены в арсенал теоретико- методологических средств изучения виртуальной социальной коммуникации. Однако для успешного выполнения этой задачи указанных когнитивных образований недостаточно, поскольку остается непроясненным одно из важнейших понятий – понятие виртуальной реальности. Решению этой задачи посвящен следующий параграф. 1.3. Виртуальная реальность: история проблемы и современные решения Исследование понятия виртуальной социальной коммуникации не может быть успешным без анализа ее базовой составляющей, а именно виртуальности. Поэтому целью данного параграфа выступает экспликация содержания понятия «виртуальность». Для ее достижения решаются следующие задачи: - выявить в истории философской мысли основные представления о виртуальности; - рассмотреть современные концепции виртуальной реальности; - на базе идей конструктивного реализма эксплицировать такое понятие, как «виртуальный объект», определеить его онтологические характеристики6. Термин «виртуальность» имеет в философском и научном знании современного периода неоднозначное содержание, что зачастую приводит к 6 Представленные далее результаты опубликованы в следующих научных работах: Леушкин Р.В. Виртуальный объект как проблема конструктивного реализма / Р.В. Леушкин. // Фундаментальные исследования. - № 6 (часть 7) - 2014, -С. 1553-1558. Леушкин Р.В. Виртуальная социальная коммуникация: онтологический ракурс исследования / Р.В. Леушкин. // Фундаментальные исследования, - № 9 (часть 6). - 2014. С. 1374-1377. 44 тому, что весьма различные по сути и характеристикам явления и процессы определяются как виртуальные. Ключевой задачей при изучении виртуальности в рамках философии является выяснение соотношения понятий виртуального и реального, поскольку от ее разрешения зависит то, какое значение приобретает понятие «виртуальность» в системе представлений о реальности в целом, а тем самым и раскрытие содержания и сфер его применения. Так как на настоящий момент отсутствует единое и общепринятое определение виртуальности, то нет и определения виртуального объекта. Это обусловливает необходимость обращения к истории понятия виртуальности, что позволит выявить и раскрыть истоки самого понятия, его модификации и возможные перспективы изменения его содержания. Таким образом становится возможным сформулировать понятие виртуального объекта и обозначить его особенности. Обращаясь к истории философии, обнаруживается, что особенно активно термин «виртуальный» употреблялся Василием Великим и Фомой Аквинским. Там он имел несколько значений: потенция, сущность и причина. В «Беседах на шестоднев» Василия Великого представлено наиболее полное понимание виртуальности. Анализ последовательности умозаключений указанного автора показывает, что виртуальность им трактуется в качестве сути налично данных вещей, которая присутствует в них потенциально и раскрывается в тот момент, когда происходит ее реализация (актуализация) в действительности. В данном случае виртуальный объект предстает как потенциальная сущность, предшествующая объекту реального и проявляется в последнем в ходе актуализации. Необходимость введения такого понятия, как виртуальный объект заключалась в той функции, которую он выполнял в дополнении философско-теологической модели реальности, разработанной в русле реализма. Применялось это понятие преимущественно для обозначения и объяснения различных явлений наличной действительности. Например, у 45 Николая Кузанского есть объяснение соотношения семян и дерева, где он показывает, что дерево обладает определенным статусом существования еще до того как оно появилось из семени. В семени оно существует виртуально, или потенциально. Дерево не дано в действительности, а семя содержит его в себе только виртуально. Поскольку в средневековье невозможно было объяснить процесс «виртуальным» роста, но эмпирически он относились те процессы события, и существовал, для то к которых отсутствовали теоретические аналоги в религиозно-философской модели реальности. Представление о виртуальных объектах и процессах в средневековой философии позволяло согласовать теоретическую модель реальности с наличными эмпирическими данными. Однако виртуальность при этом трактовалась именно как противоположность реальности, или действительности. Поэтому она не могла быть воспринята в опыте. Описанные выше представления во многом базируются на аристотелевской теории реальности. Хотя Стагирит не использовал понятие виртуальности, именно его идеи оказали определяющее влияние на понимание виртуальности в будущем [96]. В арсенале Аристотеля присутствуют три важнейшие онтологические единицы: сущность, энергия и энтелехия. Энтелехия представляет актуальную реальность, сущность - это основание реальности, а энергия есть действие, итогом которого и является энтелехия как воплощенная в реальность возможность. Нам близка трактовка С.С. Хоружего, который считает виртуальность промежуточным (энергийным) уровнем в модели реальности Аристотеля. Следовательно виртуальность - это «недобытие», «недособытие», виртуальные объекты существуют, но в особом виде [96]. Здесь следует отметить, что в этой модели виртуальность (возможность) уже частично, благодаря энергии, «проникает» в реальность. Тем самым, в виртуальном объекте становится возможным эксплицировать такое качество, как неполное существование в реальности. 46 У такого средневекового философа, как Иоанн Дунс Скот понятие виртуальности используется, в частности, для решения проблем в споре реализма и номинализма. Как уже отмечалось, виртуальность, как онтологическое свойство, была нужна, чтобы объяснить отношение понятия вещи с ее эмпирическими свойствами. Связь имени вещи и ее эмпирических свойств не дана в опыте, то есть виртуальна, и не доступна познанию актуально. Однако это не означает, что она, как и некоторые эмпирические свойства вещи не существует. Именно за такими объектами закрепляется статус виртуально существующих. В новое время становится невозможным придавать виртуальности сущностные черты. Одна из причин заключается в том, что виртуальное в аристотелевско-схоластической традиции тесно связано с телеологическим измерением реальности, как она представлена в модели этой традиции. Целевая причина, представленная потенциально, или виртуально оказывается необходимым условием реальности, оставаясь трансцендентым по отношению к ней. Отсюда и вопрос о познаваемости данного условия остается неразрешенным. Этим объясняется отказ от телеологического компонента в модели реальности, которая разрабатывается нововременными мыслителями. Это означает, что привязка виртуальности к реальности в качестве актуального бытия исключается. Современный философский аристотелевско-схоластической дискурс трактовке виртуальности виртуальности, ближе к поскольку представляет ее как несомненно познаваемую ввиду того, что она частично наличествует в реальности в виде неких объектов. Возникает представление, согласно которому виртуальность не является трансцендентной по отношению к реальности. В рамках постструктурализма впервые за долгий период развития европейской философии снова поднимается тема виртуальности (Ж. Бодрийяр, Ж. Делёз). Следует подчеркнуть, что хотя Ж. Делёз использует такие концепты, как «виртуальное» и «актуальное», их значение отлично от 47 устоявшихся, идущих еще от средневековой философии. Так, разводятся понятия «виртуальность» и «чистая возможность», поскольку возможность конкретна, а виртуальность неопределенна. Поясним, возможность представляет собой определенный предзаданный «сценарий», в этом отношении он дискретен и обладает нулевой неопределенностью, в то время как виртуальность принципиально не определяема дискретно. Другими словами, виртуальность не сводится к возможности, в то время, как возможность выделяется внутри виртуальности. В то же время виртуальность отлична от потенции, так как потенции необходим акт для реализации, виртуальность же обладает реальностью изначально. Она не сводится к акту, так как актуальное в определенной мере равнозначно виртуальному: актуализация предполагает деактуализацию, которая, в свою очередь, является виртуализацией. Понимается это через концепт «сингулярность»; сингулярность и является «пространством» актуализирующейся виртуальности. «Актуальное и виртуальное сосуществуют и вступают в прямое круговращение, которое нас постоянно ведет от одного к другому» [29]. Так появляется концепт «круг», определяющий поле (пространство) виртуальности. Круг, или поле виртуальности, это своего рода максимум актуального. Однако границы поля виртуального подвержены изменениям: круг может расширяться, увеличивая дистанцию между виртуальным и актуальным. «Но напрашивается также и обратное движение: когда круги сужаются и виртуальное приближается к актуальному, чтобы все менее и менее от него отличаться» [29]. Виртуальность хотя и не редуцируется к определенной (конкретизированной) возможности, однако обладает структурной определенностью. Выразить это позволяет концепт кристалла. Кристалл является структурным образованием, отвечающим за некое поле актуализируемого, своего рода промежуточной областью между виртуальным и актуальным, которая ограничивает поле виртуальности, или «максимум актуального» до непосредственной актуальности, будучи к ней не 48 редуцируемой. Таким образом происходит кристаллизация «эфемерности» виртуального в определенность реального, и декристаллизация в ее последующем распаде и разложении. Посредством декристаллизации происходит деактуализация актуального в поле виртуального. Именно кристалл определяет структурные характеристики виртуальности, тем самым показывая ее объективные и положительные качества. Важным в концепции виртуальности Ж. Делёза является понимание ее как некого онтологического многообразия, обладающего актуальностью и имеющего структурную определенность в форме предшествующих актуальной действительности онтологических образований. В данном исследовании именно эти идеи находят свое дальнейшее развитие. В то же время стоит отметить, что концепция виртуальности Ж. Делеза, черпая свои основания из философии А. Бергсона, не обнаруживается в чистой онтологии объекта, а вскрывается чрез декомпозицию длительности в мнемической функции психики. Таким образом, проблема онтологии виртуальности неизбежно уходит в конструктивистское русло. В эпистемологическом конструктивизме складывается довольно своеобразный ракурс видения реальности. Ряд исследователей науки усматривают в жестком разделении объективной и субъективной реальности признаки редукционизма. Например, М. Полани считает необходимым устранить из научного познания идеал «чистой» объективности. Он предлагает трактовку объективной реальности в качестве антропологической перспективы. Согласно П. Фейерабенду, антропологические константы не устранимы из моделей реальности, что, однако, не является недостатком, а напротив, обеспечивает ей объективистское основание. Данные неизменные структуры в той же мере объективны и реальны, как и сама реальность в неантропологической трактовке. В этом случае противоположность реализма и антиреализма не исключает альтернативного взгляда на реальность. Таковым предстает конструктивный реализм, в котором язык, являясь фрагментом объективной реальности, способен 49 вносить в нее конструктивную динамику. Здесь наличествует взаимообусловленность существования объективной реальности и языка. Это во-первых; во-вторых, «допущение разнородия как фундаментального онтологического качества по существу означает ограничение претензий разума быть единственным законодателем порядка или, другими словами, расположение тех или иных реалий не сводится к правилам пространственного… и временного… конструирования.» [12, 14]. Это означает, что может быть такой порядок, где реалии (объекты) приобретают особые характеристики, например, виртуальности. Значимый вывод из вышесказанного таков: предлагаемая конструктивизмом модель реальности не содержит в себе трансцендентной «вещи в себе», однако она и не ограничивает познающего только субъективной реальностью. В силу того, что конструкции реальности это не продукты деятельности только одного актора, их существование независимо от его воли. Тем самым, компоненты конструктивной реальности и их связи приобретают характер объективности. Для представления модели реальности в конструктивизме можно использовать идею и образ голограммы. Суть его заключается в простом принципе: «объем информации, содержащейся в модели фрагмента реальности, не может быть равным объему информации фрагмента реальности» [27, 146]. «Языковая модель конгруэнтна объективной реальности, но не тождественна ей. При этом, если модель реальности существует объективно, основанием объективности служит преобразование в области интерсубъективного существования» [6, 102]. Таким образом, например, конструкция теории соотносится с другими конструкциями и обретает свое место в системе знания и преобразуется. Иначе говоря, она конструируется как одним ученым, так и научным сообществом в целом. Однако созданная картина реальности не может изменяться независимо от действительности, поскольку, по крайней мере, реально преобразуется антропологическое основание этой картины. Другими словами, и одновременно с изменением структуры антропологического горизонта, 50 претерпевает изменения и голографируемая ею модель реальности, и сама данная в опыте действительность. Этот аргумент одновременно направлен против реализма и антиреализма: в конструировании картины, или модели реальности ни объективный, ни субъективный фактор, не является доминантным, поскольку даже сконструированная теория требует обращения к действительности и экспериментального подтверждения, а опыт всегда осуществляется в теоретическом контексте. Можно заключить, что реальность, как продукт конструирования, предстает как такой вид онтологического многообразия, который уже связан с эмпирически данной действительностью. Следовательно, конструкция, презентирует собой как теоретическую модель, так и опытно воспроизводимое явление. Это означает, что в конструкции устанавливается соответствие двух рядов отношений - теоретического и опытного характера. Детерминировано это тем, что на ранних этапах когнитивной активности человека дискурсивная составляющая складывается из тех же основ, что и чувственное познание Иначе [38]. говоря, в ходе верификации устанавливается соотношение одной конструкции с другой, однако под вопрос ставится только одна из них, а другая принимается как истинная изначально. Говоря о конструкте мы подразумеваем некое поле совпадения между теоретической моделью реальности и эмпирическими фактами действительности. Складываясь в конструктивную реальность они (конструкты) образуют антропологическую область в составе объективной реальности. В основе данной области лежат некие метаконструкции, одной из которых выступает естественный язык. Реальность конструктивная производит формальную последовательного картину соотношения реальности, представлений о в результате субъективной и объективной составляющих действительности [50]. Из вышесказанного следует, что существуют два основания конструктивной реальности. Первое - теоретическое построение, где реализуется конструктивный потенциал естественного языка, тогда как 51 второе - проверка в опыте, использует эмпирические свидетельства, имеющие статус достоверных. Отношение этих оснований, то есть установление их корреляционной связи, является событием, принадлежащим наличной действительности. В полной мере реальным событием, можно охарактеризовать событие, явленное в опыте и языке так, что оно складывается в непротиворечивую, полную информационно конструкцию. «Реальным можно назвать процесс или объект непротиворечивое теоретическое или с которым возможно практическое взаимодействие. Нереальным является тот объект или процесс, который не может быть построен опытно или теоретически» [50, 1554]. Вот здесь и возникает вопрос о виртуальном объекте, находящийся в сфере внимания некоторых представителей естествознания. В ходе поиска ответа на него исследователи обращают чаще всего внимание на такое свойство виртуального объекта, как неполнота существования (неполный факт, неполное событие) [96; 79, 19]. Такому объекту присуще отсутствие ряда физических характеристик: метричность (протяженность, длительность), наглядность, актуальность. Тем не менее, обнаруживаются свидетельства о их существовании в экспериментальной практике [24]. Зачастую, в ходе взаимодействия с реальным объектом и преобразованием последнего 7 и обнаруживается наличие специфического виртуального объекта. Таким образом, современная трактовка виртуального объекта, сохраняя определенные аристотелево-схоластические представления, фиксирует его важнейшее качество, а именно неполнота существования. «В этом коренное отличие виртуального объекта от реального, который является информационно, логически, опытно полным» [50, 1556]. Серьезную поддержку в решении вопроса об отличии реального 7 объекта от Сюда можно отнести эмпирически или теоретически неполные объекты. Примером подобных объектов могут служить виртуальные частицы, отчасти такой астрофизический объект, как великий аттрактор, темная материя, темная энергия, до некоторых пор черные дыры можно было отнести к подобным объектам. 52 виртуального можно найти в современных логических исследованиях, которые подтверждают возможность конструирования объекта с неполным существованием, то есть виртуального объекта. Исходя из результатов таких исследований, можно признать, что, «если объект определяется как исходный элемент суждения, а существование - как предикат, то возникает два основных типа конструкций: существующий объект и несуществующий» [50, 1556]. При установлении некого факта действительности мы с неизбежностью опираемся на определенное свидетельство. Мы говорим о двух основных видах свидетельств. Первое подтверждает наличие объекта, что формирует конструкцию существующего объекта, второе опровергает, что продуцирует конструкцию объекта лишенного свойства действительного существования. Согласно закону исключенного третьего другой вывод сделать невозможно. Однако в современной квантовой физике существуют ситуации, в которых этот закон не действует. Например, при наличии одного и того же объекта – фотона, при его физической регистрации в эксперименте с двумя щелями, его существование устанавливается только в одном случае. Так, если фотон рассматривается как частица, то в первом случае утверждается ее существование, а во втором случае - нет. Как результат формулируются два утверждения со значением истины, но при попытке вывести общее утверждение относительно существования объекта неизбежно сталкиваемся с противоречием. Опираясь на закон исключенного третьего, мы формулируем два непротиворечивых силлогизма, правильных для каждой ситуации в отдельности, но при попытке соотнести их между собой (статистическое измерение) возникает неизбежное противоречие. Из рассмотренного примера вытекает ряд вопросов не только логического, но и онтологического характера: во-первых, об универсальности закона исключенного третьего; во-вторых, о причине выявленного противоречия. Можно предположить, что причина лежит в области эмпирических фактов, которые обусловливают формальный вывод. 53 Здесь на конкретном примере, выявлена неполнота не только теоретической модели реальности, но и неполнота эмпирических данных. Таков ответ на второй вопрос. Какие варианты видятся в поиске ответа на первый вопрос? Обращение к другим видам логики. Анализ семантики формально-логического аппарата, осуществленный Н. А. Васильевым, выявляет его (аппарата) внутреннюю противоречивость. Он указывает, что в структуре формальной логики невозможно сформулировать суждение если не опираться на опытные данные. Это значит, что любой силлогизм подразумевает наличие какого-либо эмпирического факта [16]. А также факты изначально являются неполными, так как представляют собой незавершенную, открытую реальность, поэтому они дополняются. А при наличии комплементарности множество опытных свидетельств, каждое из них должно удовлетворять условию неполноты. Однако при построении силлогизма синтаксис формальной логики элиминирует возможность неопределенности относительно вывода. Это имеет место и в случае противоречивости посылок. Любой вывод принимает однозначный и непротиворечивый вид. Однако, как показал К. Гёдель, во всякую непротиворечивую теоретическую конструкцию можно ввести (дополнить) другую теоретическую конструкцию, не нарушая требования непротиворечивости. Тем самым, она может трактоваться, как неполная. Конструктивистская интерпретация предположить, здесь что данных эксплицируется утверждений связь между позволяет неполнотой теоретической модели и принципиальной ограниченностью опытных данных. На фундаментальном уровне речь идет о корреляции при экспликации языковой и эмпирической реальности. Формально-логический аппарат не является единственно возможным инструментом организации мышления и познания. В рамках современной паранепротиворечивой логики вышеобозначенное противоречие частично может быть преодолено. В ней данные опыта априори утверждаются как неполные и, соответственно, законы 54 классической логики здесь трансформируются. Существование объекта уже не может выражаться только в двух типах суждения: утверждение и отрицание. Нужен третий тип – акцидентальное суждение, или суждение возможности. Оно выражает неполноту сведений об объекте при определении его существования в статистическом измерении, поскольку обязательно опирается на индукцию [55]. Так как аппарат конструктивной и паранепротиворечивой логики работает не с фактами предельной реальности, а с ее конструкциями, не с абсолютной сущностью и энтелехией в аристотелевском смысле, но с ограниченной структурой par excellence, и конструкт оказывается неполным. «Информационная неполнота конструкта вполне допустима, и учет этого условия не ограничивает исследователя, даже напротив, добавляет строгости в исследование, так как снимает часть синтаксических противоречий языка, возникающих при эмпирической ограниченности исследования» [50, 1557]. Вышеприведенное исследование показывает смысловую близость понятий «вероятный» и «неполный». Поэтому необходимо обратиться к трактовке объекта и способов его существования в теории вероятности. Здесь вновь эксплицируется особенность индуктивной логики, где в объективистской интерпретации теории вероятности объект моет быть представлен в качестве существующего при наличии множества противоречивых свидетельств об этом свойстве (в варианте индуктивной логики, разрабатываемой в рейхенбаховской школе). Опираясь на то, что «при использовании средств многозначной логики для объективистской интерпретации теории вероятности можно получить описание объекта, который имеет свойство неполного существования» [50, 1557], можно перейти к анализу некоторых понятий, необходимых для данной процедуры. Наиболее важным понятием, в данном контексте, выступает - «вероятность существования». Утверждение, согласно которому вероятность какого-либо события имеет целое значение (равна единице), означает, что факт действительности обладает полным существованием. 55 Здесь можно говорить о вероятности существования события или объекта при определенных обстоятельствах. Предположим, вероятность наблюдения некоторого явления, при определенных обстоятельствах равна единице, значит, вероятность существования данного явления равна единице и отражает полноту его существования. Данная процедура по своему характеру бинарная, и позволяет устанавливать наличие явления или объекта действительности, имеющего полное существование, либо его отсутствие, в том случае если нет ни одного свидетельства говорящего в пользу его существования. В то же время стоит учитывать, как было ранее отмечено, что бинаризм в верификации событий действительности изначально ограничен. К тому же, конечная структура того или иного события зависит прежде всего от объективных условий данного события, которые не доступны ни на практике ни в теории. То есть в основе вероятности существования явления или объекта лежат некие скрытые основания. Теперь постараемся обосновать это утверждение. Рассмотрим классический пример в теории вероятности связанный с бросанием монеты. Вероятность выпадения орла, в результате броска монеты принимает значение 0,5, что соответствует математическому ожиданию. Данное значение является абсолютной вероятностью данного события. В то же время вероятность события выражается еще и в статистической вероятности. Предположим, что было совершено множество повторений, например 100 бросков монеты, и допустим, что частота выпадения орла составила 0,4. На практике часто можно наблюдать данное явление, в нем вскрывается тот факт, что абсолютная вероятность не совпадает со статистической. В конструктивном реализме это означает, что теоретическая модель реальности не совпадает с фактами действительности. Это происходит под действием различных факторов, к которым можно отнести особенность формы и сплава монеты, ее поверхность, действие электромагнитных полей и многое другое, важным же является то, что абсолютная вероятность не совпадает со статистической. Причина данного 56 явления К. Поппером понимается при помощи неких объективных оснований вероятности, которые получили наименование «предрасположенностей» [121]. Семантическое поле понятия предрасположенности по своей широте превосходит поля понятий абсолютной и статистической вероятности, даже статистическая вероятность показывает лишь относительную меру предрасположенности. Предрасположенность показывает, что устанавливая частотную (статистическую) вероятность невозможно эксплицировать условия абсолютной предрасположенности, так как на практике расчеты опираются на конечное количество свидетельств, а бесконечными остаются только в теории. «Таким образом, даже статистическая вероятность события, возможно в меньшей степени, чем абсолютная вероятность, но расходится с предрасположенностью события. И возникает неизбежная неопределенность в модели (конструкции) события. Эта неопределенность и отражает степень неполноты теоретической модели» [50, 1557]. Данное утверждение означает, что любая теоретическая конструкция обладает относительной мерой неполноты информации. Можно предположить, что была получена полная модель ситуации, однако в таком случае она становится неинформативной, так как мера неопределенности информации (как и дальнейшее ее приращение) будет равна нулю, следовательно, объем информации данной модели также примет нулевое значение. При нулевой мере энтропии информации, конструкция события, (согласно с определением Л. Витгенштейна) является тавтологией и бессодержательна в позитивном смысле. Таким образом, содержательные конструкции в своей основе имеют неполноту информации и представляют собой поле корреляции идеализации и верификации явления или объекта в конструируемой (динамической) модели реальности. Данное утверждение, в сою очередь порождает вопрос, о том, на сколько необходимым является наличие неполных объектов в реальности. Говорить о полном существовании объекта можно при наличии совпадения между гипотезой о его существовании и наличии свидетельств 57 (основывающихся на фактах) подтверждающих либо отвергающих эту гипотезу. То есть существование объекта признается полным в том случае, когда наличные факты действительности коррелируют с теоретической моделью данного объекта. Возможность неполных объектов реальности является относительно современным явлением, так как еще в классической физике их наличие даже не ставилось под вопрос. Концепция корпускулярно-волнового дуализма, разработанная в начале XX века в теоретической физике, обнаруживает, что для объекта возможно одновременное существование с двумя модусами существования. Принцип соотношения неопределенностей наличествует совпадение регистрации, когда В. Гейзенберга теоретического осуществляется и процедура утверждает, что эмпирического предела установления свойств существования объекта. Как следствие действия теоретико-эмпирической неопределенности, образуются «полусуществующие» объекты, например, виртуальные частицы. Назначение подобных теоретических конструкций весьма очевидно, на это указывает наличие специальной семантики и синтаксиса при их построении (правила Фейнмана). Они призваны уменьшать внутреннее противоречие концепции реальности в физике. Синтаксический релятивизм вскрывает в них конструктивный характер существования. Основным источником роста теоретической неопределенности, как показывает конструктивный реализм, в научном и философском знании является не столько недостаток эмпирических сведений сколько применение классического принципа построения теоретических моделий, опирающегося на бинарную логику там, где это неприемлемо. Использование логик nарных, допускающих объекты с неполным существованием, снижает общую противоречивость теоретических построений. Исходя из проведенного анализа теории предрасположенностей, можно заключить, что в рамках конструктивного реализма возможно представление событий имеющих вероятность существования выражающуюся нецелым 58 числом, что означает конструкций как возможность полного, так и наличия в неполного модели реальности существования. Если конструктивистский подход позволяет рассматривать тот или иной объект как конструкцию, то вполне возможным становится представление неполных объектов. «Если вероятность существования объекта распределяется от 0 до 1, то он имеет свойство неполного существования в реальности, и в таком случае его можно назвать виртуальным, так как имеются свидетельства, опровергающие его существование...» [50, 1558]. Описанные конструктивистский подход позволяет не только обозначать явления или объекты как виртуальные, но и фиксировать степень их существования, что, в свою очередь, позволяет судить об уровне достоверности имеющихся о нем представлений. Здесь, при изучении явлений виртуальной реальности, мы прибегаем к модели реальности, в которой нет конечных сущностных структур реальности, но есть континуум структур. Эту идею раскрывает концепция «полионтизма» [70], разработанная в рамках отечественной школы виртуалистики и виртуальной философии. Полионтизм предполагает существование множества равнозначных реальностей. Концепция полионтизма разрабатывалась Н.А. Носовым для понимания онтологического статуса виртуальности. Он выделял множество онтологических измерений, которые являются равнозначными, однако одно измерение может включать в себя другое, в таком случае оно становится необходимым условием предрасположенностей последнего включенного [35; 36]. Оно измерения, является полем поскольку мера несовпадения данных измерений является мерой неполноты включенного измерения (например, отношение конструктивной реальности и, включающей ее, физической). Здесь и возникает отношение виртуальности, или феномен виртуальности. Проведенный анализ показывает, что реальность, в зависимости от методологической установки ее исследования может быть представлена 59 различающимися по онтологическим характеристикам объектами. «Таким образом, при построении моделей реальности возникает возможность не отрицать существование неполных конструкций, а фиксировать их виртуальное существование. Другими словами, виртуальность - это обозначение совокупности свойств объекта или процесса, лежащих в области теоретической или эмпирической неопределенности, а модель виртуального объекта представляет его основные онтологические свойства, главным из которых является неполнота его существования» [50, 1558]. Эти выводы становятся базовыми в определении понятия виртуальной социальной коммуникации, разработка которого представлена во второй главе. В первой главе был проведен анализ различных подходов и концепций, способных расширить понимание феномена виртуальной социальной коммуникации. Сформировано общее понимание виртуальности и виртуальной реальности, дана характеристика виртуальным объектам и процессам. Был выработан теоретико-методологический инструментарий удовлетворяющий целям и задачам исследования. Подводя итоги первой главы, следует обратить внимание на несколько пунктов. Во-первых, в изучении виртуальной социальной коммуникации необходимо использовать сложный теоретико-методологический аппарат, сконструированный в рамках нескольких исследовательских подходов, поскольку приходится иметь дело с новым принципом организации социальных систем: они представляются как сеть, состоящая из самореферентных элементов, структурируемых в нескольких направлениях. Во-вторых, структурирующим началом как социума, так и его элементов является система коммуникаций (сообщений). В-третьих, заложенный в сообщении код трансиндивидуален; воплощаясь в знаке, символе, архетипе, сообщение формирует социальную реальность, в том числе виртуальную. Тут происходит двунаправленная структурация социальной системы субъектная коммуникация и социальная осуществляется ориентация. на 60 уровне Виртуальная виртуальных социальная социально- коммуникативных систем. В основе их существования лежат особые социально-онтологические условия. Отвечая на вопросы, поставленные в начале главы, мы подошли к тому, что были сформулированы новые вопросы, а именно: 1) Как можно определить виртуальную социальную коммуникацию в русле социально-онтологической проблематики, или каковы социальноонтологические условия существования виртуальной социальной коммуникации? 2) Какую роль в виртуальной социальной коммуникации играет способ организации социально-коммуникативных систем? 3) Чем представлен элемент виртуальной социальной коммуникации и какова его специфика? 4) Какое место в виртуальной социальной коммуникации занимает социальный код? Поиск ответов на данные вопросы и полученные результаты представлены во второй главе. 61 ГЛАВА ПРИРОДА II. И ОСНОВАНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ВИРТУАЛЬНОЙ СОЦИАЛЬНОЙ КОММУНИКАЦИИ Сформированное в рамках данной работы представление о современных формах социальной коммуникации и онтологии виртуальности, позволило перейти к следующему этапу исследования, а именно построению онтологии виртуальной социальной коммуникации. В соответствии с целью исследования, в данной главе виртуальная социальная коммуникация представлена в качестве социально- онтологического образования. Сформированный категориальный аппарат исследования, позволяет решать следующие задачи: выявление виртуальных свойств в социальной коммуникации; описание виртуальной социальнокоммуникативной системы; формулировка определения виртуальной социальной коммуникации. Данные задачи разрешаются в первом параграфе данной главы. Во втором параграфе решаются задачи, связанные с изучением социально-онтологических особенностей виртуальной социальной коммуникации: - экспликация отношения между такими реалиями, как виртуальная социальная коммуникация и виртуальное социальное пространство; - выявление предпосылок и описание генезиса и изменения истоков и видов бытования виртуальной коммуникации в обществе. Основная цель здесь заключается в установлении неизменных условий появления, трансформации и существования исследуемой формы коммуникации. Описание особенностей инвариантов, их анализ направлены на определение именно социально-онтологических характеристик бытия как виртуальной, так и иных видов социальной коммуникации. Тем самым, виртуальная социальная коммуникация представляется в качестве особого бытийного образования. В качестве поставленных задач осуществляется определение форм онтологических условий, которые 62 делают возможной виртуальную социальную коммуникацию. Виртуальный социальный конструкт устанавливается в качестве главной формы. Третий параграф посвящен изучению специфических характеристик виртуального социального конструкта, что позволило представить его в качестве социально-онтологического образования, имеющего собственный арсенал определенных качеств и функций. В заключительном параграфе выделяются и раскрываются доминантные вариации виртуального социального конструкта, определяются их характерные черты, механизмы существования и значение в организации и реализации виртуальной социальной коммуникации. 2.1. Социальная коммуникация как виртуальное образование Определение смыслового поля понятия виртуальной социальной коммуникации в рамках философского знания является главной целью данного параграфа, для достижения которой необходимо выявить и описать специфику этого вида коммуникации8. Исходя из предшествующего анализа становится ясно, что виртуальная социальная коммуникация, будучи одной из форм социальной коммуникации, обладает характерными особенностями. Также ранее было отмечено, что в исследовательской литературе существует отождествление виртуальной и электронной коммуникации, что, с нашей точки зрения, неправомерно. Понятие электронной коммуникации задает определенный ракурс понимания предмета исследования, где акцент делается на технических 8 Представленные далее результаты опубликованы в следующих научных работах: Леушкин Р.В. Структурно-конструктивистский подход к пониманию виртуальной социальной коммуникации // Современные проблемы науки и образования. – 2014. – № 5; URL: http://www.science-education.ru/119-15167 (дата обращения: 03.11.2014). Леушкин Р.В. Виртуальная социальная коммуникация: онтологический ракурс исследования // Фундаментальные исследования. - 2014. - № 9 (часть 6). - С. 1374-1377. 63 факторах. Не отрицая эту особенность, мы выявляем именно онтологоантропологические аспекты предмета исследования, в данном случае виртуальной социальной коммуникации. Электронная социальная коммуникация осуществляется благодаря комплексу технических средств, создающих условия мгновенной передачи информации это - коммуникация аппаратное обеспечивается обеспечение программно, коммуникации. то есть Также предполагает определенный цифровой интерфейс, который обеспечивает управление процессом коммуникации на базе аппаратных средств. Сюда относится множество программ и протоколов передачи данных. Вся совокупность средств и каналов электронной коммуникации образуют электронную коммуникационную систему. И на базе этой системы формируется социально-коммуникативная система, представленная совокупностью коммуникантов и их социальными связями. Однако только при наличии качества виртуальности у элементов таких систем (о чем речь шла в третьем параграфе первой главы), они приобретают собственную специфику и могут трактоваться как виртуальные. В большинстве случаев, анализируя социальные феномены, мы сталкиваемся не с объектами, не с процессами в отдельности, а с целыми системами, членами (элементами) которых являются множества объектов и процессов. «Анализируя взаимодействие эго и «другого», мы переходим от исследования ориентации одного данного актора к рассмотрению ориентации двух или более взаимодействующих акторов как системы» [72, 435]. Это означает, что совокупности виртуальных объектов могут складываться в целые виртуальные системы. Данное утверждение справедливо по двум причинам. Во-первых, даже единичный объект, для которого был определен статус виртуального (неполного) существования в действительности, обладает определенной внутренней структурой (пример виртуального дерева у Николая Кузанского), определенная часть которой существует виртуально [96]. Это указывает на то, что данный объект 64 экземплифицирует собой простейшую виртуальную систему. Также, подобный объект, как и множество других, рассмотренных ранее (в параграфе 1.3.), включен в комплекс взаимосвязей с другими, зачастую подобными ему объектами. Множество взаимосвязанных и организованных объектов с неполным статусом действительного существования складываются в систему с неполным существованием, или виртуальную систему. Основным критерием идентификации подобных систем служит наличие в ее составе виртуальных элементов. Однако свойство виртуальности на уровне элементов должно трансформировать онтологию всей системы в целом, таким образом, виртуальный характер приобретают и связи элементов. Виртуальность в таком случае приобретает транзитивный характер, и содержится в базовом отношении элементов системы. Если данное утверждение верно для социальных систем, то в них должна обнаруживаться реализация данного принципа. Опираясь на мысль А. Редклиффа-Брауна, что «если мы определили класс систем правильно, то все системы этого класса будут иметь одно и то же множество свойств» [76, 29] можно заключить, что гипотетические виртуальные социально-коммуникативные системы, будучи подклассом виртуальных систем, должны обладать важнейшими их характеристиками. «Если мы хотим показать, что какая-либо социальная коммуникативная система является виртуальной, нам необходимо найти в ее основе виртуальные элементы, без которых существование системы становится невозможным» [49, 1375]. Ранее (в первой главе) было показано, что в составе социальнокоммуникативных систем выделяется такой элемент, как самореферентная коммуникативная единица [66; 71]. Данное образование является базовым для всех видов социально-коммуникативных систем, и, следовательно, с необходимостью обнаруживается в составе виртуальных. Однако, неоспоримым является то обстоятельство, что данный элемент в условиях виртуальных систем будет обладать определенной спецификой по сравнению 65 с элементами традиционных социально-коммуникативных систем. Заключаться данная специфика будет в том, что самореферентная коммуникативная единица виртуальных социально-коммуникативных систем обладает свойствами неполного объекта. Так же вскрывается такое обстоятельство, как автономия электронных социально-коммуникативных систем по отношению к системам, построенным на устной и печатной социальной коммуникации. Автономия во многом и обеспечивается таким классом элементов, как единичные контакты и элементарные связи. Ранее (в первой главе) было продемонстрировано, как элементарные связи (отношения) электронных социально-коммуникативных систем специфицируются в ходе эволюции форм социальной коммуникации. В рамках электронной социальной коммуникации данный тип отношений поучил наименование «электронной ситуации коммуникации лицом к лицу». Именно данное отношение должно обладать свойством виртуальности. В противном случае, автономия и самостоятельность электронных социально-коммуникативных систем ставится под сомнение. Ситуация лицом к лицу выбрана в качестве базового отношения вовсе не случайно, поскольку она представляет основу электронной коммуникации - актуальное взаимодействие в искусственном коммуникативном пространстве. Формально это отношение идентично ситуации устной коммуникации, которая также представляет собой коммуникацию «здесь и сейчас». Онтологический статус существования коммуникантов в ситуации устной коммуникации не вызывает никаких вопросов, так как он обладает всей необходимой полнотой и действительностью, здесь нельзя выделить элементы со свойством виртуальности. В то же время в ситуации электронной коммуникации онтологическая полнота действительного существования элементов нарушается. В ней возможно наличие неполного элемента, вероятность существования которого принимает нецелые значения. 66 При анализе конкретного вида электронной социальной коммуникации (видеоблоги, форумы, социальные сети) выявляется такая особенность, как создание коммуникантами промежуточных электронных оболочек, своего рода искусственного «лика». Данная оболочка занимает место действительного «лица» коммуниканта, как коммуникативной инстанции обладающей полнотой существования. Другими словами в интернеткоммуникации взаимодействие лишено непосредственного характера, оно осуществляется не с лицом Другого, а с его иллюзией, с тем, что можно назвать искусственным ликом. Другой предстает через искусственную электронную оболочку, своего рода голограмму. В сети мы никогда не контактируем с реципиентом непосредственно, только через дополнительную призму технических средств. Эта искусственная оболочка в социальном измерении формирует то, что можно назвать виртуальным Ликом, виртуальным коммуникатом, или виртуальным Другим. По большому счету, не важно, сколькими инстанциями опосредованно взаимодействие между Я и Другим, если обе стороны взаимодействия полностью реальны. Однако в случае электронной коммуникации с искусственной коммуникативной оболочкой дело обстоит иначе, поскольку за данной оболочкой не всегда стоит реальный реципиент, или онтологический Другой [49, 1375-1376]. Проиллюстрировать данную мысль можно на конкретном примере, а именно на проведении теста А. Тьюринга. Данный тест представляет собой процедуру посредством оценки качества ситуации сильного электронной искусственного коммуникации интеллекта между экспертом (человеком) и программой. Суть теста заключается в том, чтобы эксперт в ходе коммуникации выявил, кем является реципиент – настоящим человеком или программой (так как искусственные реципиенты разбавлены людьми) [89]. Технически тест представляет собой симуляцию ситуации лицом к лицу, но на основе электронной коммуникации, то есть при наличии 67 цифровых оболочек коммуникантов и в искусственной коммуникативной среде. Многие программы показывают низкий уровень «человечности», однако некоторые экземпляры набирают данный показатель почти на треть. В качестве примера можно привести программу «Евгений» (Eugene), которая в 2012 году имела показатель в 29,2 %, то есть в такой доле случаев она была принята экспертами за настоящего собеседника. Несмотря на то, что до настоящего момента еще не одной программе не удалось пройти тест Тьюринга, набрав нужный показатель в 30 %, очевидным является то, что значительный процент экспертов принимает программу за живого человека в отдельных ситуациях электронной коммуникации [116]. Это означает, что в отдельных ситуациях у коммуниканта формируется представление о реальном реципиенте в то время, как в действительности у него нет никакого эквивалента. Данную ситуацию стоит проанализировать с точки зрения конструктивного реализма. Если вернуться к ранее разобранному алгоритму определения вероятности существования объекта, – который хорошо применим к данной ситуации, – возникает возможность представить реципиента как объект с определенной вероятностью существования. Если мы, при расчете вероятности существования, опираемся на свидетельства, подтверждающие либо опровергающие гипотезу о существовании объекта, то получается, что «в вероятностном измерении собеседник (реальный человек) в ситуации лицом к лицу в электронной коммуникации имеет неполное существование и нецелую вероятность существования, равную в случае теста Тьюринга 0,7» [49, 1376]. Вполне очевидно, что коммуникация человека с программой к формам социальной коммуникации имеет слабое отношение, и в социальноонтологической перспективе бессмысленна. Так, в бахтинской концепции диалога данная ситуация может быть охарактеризована как монолог, и социальной коммуникацией по большому счету не является. Но тут же необходимо отметить, что с формальной 68 точки зрения ситуации коммуницирования в обоих случаях (тест Тьюринга и повседневная электронная коммуникация) идентичны. Как следствие, можно утверждать, «что коммуникация как процесс и коммуникант как человек теряют полноту своего существования в ситуации электронной коммуникации с искусственным ликом» [49, 1376]. На первый взгляд данный вывод кажется неправдоподобным, однако сомнения в нем могут возникнуть только при условии отсутствия в повседневных коммуникациях такого явления, как искусственный актор. Наличие спама (spam) 9 говорит нам об обратном. Сфера применения технологий искусственного интеллекта в коммуникации расширяется с каждым годом, сюда относятся программы распознавания голоса и управления смартфонами, программы игровой и развлекательной индустрии, банковские, медицинские системы и многое другое. Все это говорит в пользу того, что искусственный актор, постепенно, становится такой же нормальной частью социально-коммуникативных систем, как и естественный. Также это означает, что в обыденных коммуникациях увеличиваются ситуации коммуникации, где онтологически-неполный реципиент выступает необходимым элементом. На уровне социальнокоммуникативной системы это означает обнаружение свойства виртуальности. Таким образом, отталкиваясь от понимания виртуального объекта и виртуальной системы, можно сделать вывод, что в ситуации электронной коммуникации в условиях дигитальной среды и электронных оболочек, реализуется виртуальная коммуникация. Отсюда следует, что целый класс коммуникационных систем, основанных на данном принципе, можно определить как виртуальные в том случае, если в них реализуется феномен неполноты действительного существования (на уровне элементов и взаимодействий). Рассылка коммерческой, некоммерческой рекламы и иных сообщений лицам, не выразившим желания ее получать. В интернете занимает от 60 до 90% от почтового трафика, зачастую осуществляется специальными программами. 9 69 Коммуникативная самореференция, оказываясь в условиях электронной коммуникации, осуществляющейся посредством цифровых оболочек, оказывается в ситуации, при которой происходит утрата полноты действительного существования и проявляется свойство виртуальности. Следовательно, в составе электронной социально-коммуникативной системы обнаруживается элемент, обладающий свойством виртуальности, то есть являющийся виртуальным объектом, и сама система приобретает характер виртуальной. Процессы осуществляющееся на базе данной системы будут отражать основные ее действительного характеристики, в том числе и существования, то есть виртуальность. неполноту Социальная коммуникация, как базовый процесс данных систем так же приобретает характер виртуальной. «Следовательно, виртуальная социальная коммуникация – это вид социальной коммуникации, при которой теряется социально-онтологическая полнота» [49, 1376]. В виртуальной социальной коммуникации реализуются условия актуального присутствия коммуниканта, обладающего статусом онтологически-неполного существования. Данная характеристика применима только для электронных форм социальной коммуникации. Однако нами вполне допускается, что электронными формами социальной коммуникации все способы проявления виртуальности в социальной коммуникации не исчерпываются. Нарушение онтологической целостности действием в коммуникативной различных ситуации обстоятельств. В может данном происходить под исследовании же проблематизируется именно фактор дигитальной обусловленности. Таким образом, мы приходим к выводу, что в электронной социальной коммуникации проявляется феномен виртуальной коммуникации. В таком случае ее можно назвать виртуальной, но в весьма ограниченном смысле, так как в ней лишь частично (и далеко не всегда) реализуется принцип неполноты. Однако элемент неполноты (в виде виртуальной самореференции) сохраняется в ней достаточно прочно, и ввиду этого ее можно представить как пример виртуальной социальной 70 коммуникации. Элементы виртуальности присутствуют и в печатной коммуникации, в виде таких коммуникативных конструкций (инстанций), как «имплицитный автор» и «имплицитный читатель». Данные коммуникативные инстанции также обладают характеристиками неполного существования, и создают ситуацию неполной коммуникации, однако данная ситуация коммуникации, имея разорванную темпоральность, не демонстрирует виртуалистические характеристики актуально. В ситуации электронной коммуникации неполные объекты представлены именно в актуальном взаимодействии. Тем не менее, наличие фактора неполноты не является достаточным основанием для возникновения специфического – виртуального - вида социальной коммуникации. Необходимым и достаточным основанием выступают - фундаментальные социально-онтологические условия, позволяющие реализоваться свойству виртуальности на уровне социальнокоммуникативных систем. Эти условия существуют объективно, вне- и независимо от воли и сознания субъекта, задействованного в коммуникации. В данном параграфе рассматриваются такие условия, как виртуальное социальное пространство и виртуальное социальное время. В научный оборот понятие виртуального социального пространства начало включаться сравнительно недавно. «Под виртуальным социальным пространством понимается вид пространства наряду с физическим, традиционным социальным. Это пространство образовано социальными связями и отношениями между элементами виртуальных социальных систем. Оно обусловливает и характеризует положение элементов этой системы, в силу чего является атрибутом виртуальной социально-коммуникативной системы и отражает ее специфику» [53]. Связано это с тем, что «коммуникационная система, основанная на сетевых технологиях, способна радикально изменить морфологию общественных связей, основанных на традиционных иерархических взаимоотношениях» [68, 57]. Иначе говоря, «обычное» социальное пространство подвергается в виртуальной социально71 коммуникативной системе серьезной трансформации и предстает здесь в другом виде. Образуется специфическая форма социального пространства, обладающая рядом черт, отвечающих особенностям ведущего вида коммуникации. И так же как «обычное» социальное пространство, оно структурировано, включает в себя ряд подпространств. К данным подпространствам можно отнести поля, системы габитусов, структуры ресурсов (капиталов), то есть оно структурируется все же по аналогии с традиционным социальным пространством. Виртуальное социальное пространство, как целостный онтологический горизонт, складывается в ходе образования специфических связей внутри электронных социально-коммуникативных систем. Точнее, оно и есть проявление таких систем. Вместе с этим складывается его уникальная топология, «география» и структура. Различные виды социально-коммуникативных систем продуцирует различные виды социально-коммуникативного пространства. Все эти пространства, имея собственные уникальные характеристики, тем самым обретают относительную независимость друг от друга. В то же время, это означает, что они существуют, могут оказывать воздействие друг на друга, хотя, конечно, между ними формируются достаточно устойчивые границы. Эти границы непроницаемы, но непроницаемы актуально, то есть «пространства разделены во времени, если процесс коммуникации в рамках одного коммуникативного пространства может осуществляться единовременно, актуально, то для переключения смыслов (сообщения) в другое коммуникативное пространство необходима пауза, вызванная необходимостью перекодировки сообщения» [53]. Данная перекодировка может осуществляться рекодирования, однако и синхронно, полностью создавая данный иллюзию разрыв отсутствия элиминировать практически невозможно. Это подсказывает здравый смысл, поскольку устная речь средствами устной коммуникации не может быть представлена в письменности без соответствующей кодировки, как и наоборот. То же 72 относится и к электронным средствам коммуникации, имеющим в своей основе программный и машинный код. Исходя из вышесказанного, следует, что границы конкретного социально-коммуникативного пространства обнаруживаются там, где заканчивается область реализации когерентного ему вида коммуникации, с его способами кодирования и инструментарием. Благодаря данному эксплицировать результату соответствие анализа особенностей появляется виртуальной возможность социальной коммуникации и особенностей виртуального социального пространства. Некоторые особенности виртуального социального пространства выделяются в ходе анализа такой формы его реализации, как социальная интернет-среда. К этим особенностям можно отнести то, что роль и возможности участников коммуникации примерно одинаковы. Обусловлено это тем, что акторы занимают идентичное функциональное положение (не имеет значения, откуда человек выходит в сеть, из Нью-Йорка или Урюпинска, возможности акторов примерно одинаковы). Однако, несмотря на видимость равенства, в виртуальной социальной среде имеется внутренняя дифференциация и иерархизация [124]. Некоторые феномены, такие как формирование интернет-сообществ, виртуальных субкультур, говорят в пользу гетероморфизма виртуального социально- коммуникативного пространства [109]. Данное свойство виртуального социального пространства функционально говорит в дифференцированных пользу существования структур. При в нем исследовании структурных свойств виртуального социального пространства может быть применена концепция социальных полей, а также габитуса П. Бурдье, поскольку они описывают конкретное состояние актора в различных видах социальных систем. Поэтому вполне правомерно использовать ее в качестве методологического инструментария для понимания положения коммуникантов в виртуальной социальной системе. Фундаментальным понятием является здесь понятие «габитус». Сам П. Бурдье дает такое определение габитусов – это «системы устойчивых и 73 переносимых диспозиций, структурированные структуры, предрасположенные функционировать как структурирующие структуры, т. е. как принципы, порождающие и организующие практики и представления, которые, хотя и могут быть объективно адаптированными к их цели, однако не предполагают осознанную направленность на нее и непременное овладение необходимыми операциями по ее достижению. Объективно «следующие правилам» и «упорядоченные», они в то же время ни в коей мере не являются продуктом подчинения правилам и, следовательно, будучи коллективно оркестрованными, не являются продуктом организующего действия дирижера оркестра» [16, 45]. Габитус определяет позицию и функциональные особенности актора в системе социальных связей и отношений, то есть в социальном пространстве. Конституирование позиции актора внутри виртуального социального пространства, подобно тому, как это осуществляется в обычном социальном пространстве: она детерминируется особенностями пространственных отношений [15]. Так, согласно Э. Дюркгейму, позиция актора определяется функциональными отношениями, характерными для «индустриального» общества. В «постиндустриальной» концепции П. Бурдье, появившейся во второй половине XX века – она (позиция) задана силовыми отношениями, тогда как в виртуальной социальной коммуникации ее специфику определяют информационные и символические. Если габитус определяет позицию, то сам габитус в первую очередь определеяется капиталом, составляющим его ядро. Для позиции актора в виртуальном социальном пространстве определяющим выступает культурный капитал, в центре которого находятся коды. Представленные в виде ограниченного информационного ресурса, они индуцируют перманентную борьбу среди акторов за обладание этим ресурсом. Тем самым задается динамика виртуального социально-коммуникативного пространства в целом. 74 Наличие «символической власти» и ее легитимации, эмиссия различных капиталов детерминирует становление виртуальной социальной стратификации и структуры взаимозависимых габитусов, определяющих облик виртуального социального пространства. Локальная интеграция носителей габитусов вокруг агентов-источников (располагающих дефицитным и легитимным ресурсом) наблюдается в виде формирования интернет-сообществ различной степени устойчивости. Это относится к внутренним процессам самоорганизации виртуального социального пространства и виртуальных социальных полей. Таким образом, актуальная социальная стратификация в информационном обществе коррелирует с «географией» распределения информации и дезинформации. При этом «география» экономических капиталов в виртуальном социальном пространстве постепенно утрачивает свои ведущие позиции. «Габитус» задается, преимущественно, доступом к уникальным ресурсам и способностью к их производству, воспроизводству и эффективному использованию. Таким образом возникает иерархичность, дифференциация, интеграция виртуального социального пространства, оно структурируется. В этой структурированности, следовательно, на первый план выступает структура социальных полей (образования, политики и т.д.). Структурация виртуального социального пространства презентирует другое социально-онтологическое условие осуществления виртуальной социальной коммуникации – виртуальное социальное время. «Оно является измерением виртуальной темпоральности, которая характеризует темпы и ритмы изменений виртуальной социальной структуры» [53]. Динамика процессов виртуальной социально-коммуникативной системы отлична от динамики процессов в системах печатной и устной коммуникации. Вопервых это обусловлено тем, что в виртуальной коммуникации канал обеспечивает практически мгновенную передачу данных, как в устной коммуникации, при неограниченной его длине, как в печатной. При этом, фактически мы имеем ситуацию удаленного коммуницирования, при 75 возможности сиюминутного присутствия, коммуникация «online». «Все это обеспечивает условия особой социальной темпоральности, в которой время «ответа» обусловлено проводящей среды. исключительно особенностями актора, а не Здесь проявляется специфика социальной связи в виртуальной социальной коммуникации» [53]. С одной стороны, связь дистанцирована в пространстве, как в случае печатной и письменной коммуникации, с другой - она актуальна во времени, как в случае с устной вербальной коммуникацией. И при этом она не сводится ни к той, ни к другой. Совокупность данных пространственных и временных факторов образует специфичную, виртуальную систему социальной коммуникации, с ее особой географией и динамикой, то есть ее пространством и временем. Понятия социального виртуального пространства, социального виртуальной времени, виртуального социально-коммуникативной системы, неполной коммуникации являются наиболее значимыми в представлении смыслового поля виртуальной социальной коммуникации и формируют необходимый теоретический фундамент для дальнейшего социально-онтологического исследования специфики ее существования. На данный момент выделенные и эксплицированные понятия позволяют описывать виртуальную социально-коммуникативную систему, как социальную систему. Это дает возможность использовать идеи ряда социальных теорий для анализа виртуальных социальных процессов и явлений. Так, например, обращаясь к теории структурации Э. Гидденса [22], мы можем проследить динамику виртуальной структуры и выделить ее уровни в соотнесении с тем, как они конституируются в реальных социальных процессах. Опираясь на свойство дуальности структур, в процессе интеграции виртуальной социальной системы выделяется два типа динамики. Первая, это реализация активности акторов в производстве элементов коммуникативного пространства, вторая заключается в структурно-детерминированном воспроизводстве ресурсов и норм в составе 76 социальных систем. В данном случае тотальность системы разрешается в ситуативном характере интерактивного взаимодействия. Дуальность, характерная для виртуальной социально-коммуникативной системы является предметом исследования в последующих параграфах. Обращаясь же к концепции социальных полей П. Бурдье можно выделить определенные области виртуального социального пространства. Тем самым, появляется возможность анализировать виртуальную социальную коммуникацию с различных позиций. Подводя итоги параграфа, можно констатировать такие результаты: вопервых, описаны особенности виртуальной социальной системы и виртуальной социальной коммуникации; во-вторых, эксплицированы такие качества виртуальной социальной коммуникации, которые позволяют изучать ее в контексте социально-онтологической проблематики; в-третьих, выявлены такие условия социально-онтологического характера, которые детерминируют особенности виртуальной социальной коммуникации: виртуальное социальное пространство, виртуальное социальное время, элементы социально-коммуникативных систем; в-четвертых, указанные условия представлены как результат переорганизации обычных форм их существования, что и презентировано в новом виде коммуникации. Артикулируя проблемы выявления и экспликации этих условий в контексте социальной философии также является итогом данного параграфа. На основе проведенного анализа выдвигается гипотеза, что в основе осуществления виртуального виртуальной социального социальной пространства коммуникации лежат особые на уровне социально- онтологические инварианты, которые обеспечивают существование и функционирование виртуальной социальной коммуникации в качестве целостного системного образования. Поиск и изучение таких инвариантов становится целью следующего параграфа. 77 2.2. Социально-онтологическое основание виртуальной социальной коммуникации Целью данного фундаментального параграфа является основания выявление и существования виртуальной экспликация социальной коммуникации как социально-бытийного образования. Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи: на основе принципа полионтизма рассмотреть образование мультиреальности; выявить специфику субъекта виртуальной реальности; проанализировать связь между традиционными формами организации социального пространства и осуществлением виртуальной социальной коммуникации; определить роль кода в функционировании виртуальной социальной коммуникации. Одной из базовых социально-онтологических основ существования виртуальной социальной коммуникации, как было показано в предыдущем параграфе, является виртуальное социальное пространство. Понимание взаимосвязи реализации социальной коммуникации и виртуального социального пространства позволяет выделить необходимые социальноонтологические условия этой реализации. Ранее мы описали способ понимания виртуального социального пространства в рамках данного исследования. Теперь мы остановимся на вопросах его генезиса в современном обществе. Здесь в первую очередь следует разобраться в предпосылках возникновения виртуального социального пространства, условиях, которые обеспечивают его формирование и воспроизводство, а также в отношениях с традиционным социальным пространством. В ряду подобных предпосылок выделяются, прежде всего, такие социальные макропроцессы, как виртуализация, дереализация [18] и информатизация [19]. Информатизация социального пространства (Д. Белл, Э. Тоффлер, М. Кастельс) связывается с переходом от индустриального общества (Д. Рисмен) к постиндустриальному (Д. Белл). Во многом этот процесс обусловлен преобладанием информационного производства (Ф. Махлуп) и постепенным 78 переходом к экономике знаний (П. Друкер) и индустрии знаний (М. У. Порат). Объективно информатизация связывается с изменением социальной и экономической сфер общества. Примером может служить 1955 год, когда в США численность работников сферы услуг превысила численность рабочих (физический труд), или 70-е годы, когда доля ВВП информационнокоммуникационной сферы превысила долю ВВП производственной сферы. С каждым годом данные изменения становятся все более ощутимыми и существенными [88]. Как можно заметить, генеральную тенденцию составляет увеличивающаяся роль информации в социальных процессах [65; 98]. Следовательно, существует возможность проследить изменение места и роли информации в истории общественного развития и, таким образом, вписать явление информации в системную модель социальной реальности. В системе количество информации соотнесено с мерой энтропии, на которую уменьшается общая энтропия системы при получении информации (К. Шеннон). Информация - часть знания, необходимая для совершенствования и развития системы (Н. Винер) и социальных процессов (В.Г. Афанасьев). Однако социальная природа информации имеет не только системное, но и деятельностно-культурологическое измерение - информация не просто сухая передача данных, она способна индуцировать и мотивировать деятельность [37], на основе преобразования в социальные коды, которые задают формы поведения и деятельности в социуме, определяя его структуру (Ю.М. Лотман, У. Эко, Ж. Бодрийяр). Общие характеристики кода были даны в первой главе. В целом, есть все основания рассматривать информацию в социальном измерении как положительную (сохраняющую) реорганизацию структуры социальной реальности. При наличии двух видов динамики структуры – распад и развитие - любое изменение, сохраняющее структуру системы информационно. Но если учитывать, что возможно не только сохранение системы, но и ее смерть, то возникает необходимость включить информацию в более широкое понятие. В случае социальных систем этим понятием может 79 служить социальный код, то есть специфическим образом организованный и функционирующий алгоритм правил, условий структурирования социальной системы. Социальный код, с одной стороны, - это конкретный тип структурной организации социальной системы, с другой, - программа изменения социальной структуры. Специфика организации социального пространства определяется особенностями его «кодировки», следовательно, возникновение перестройкой виртуального кодировки социального традиционного пространства социального обусловлено пространства. География социального пространства и, как следствие, возникновение виртуального социального пространства обусловлены перестройкой социальных кодов, и, возможно, возникновением принципиально новых кодов. Именно от этого процесса напрямую зависит облик и конституция форм социального пространства. Несмотря на логичность, картина социальной динамики через призму социальных кодов получается неполной. Во-первых, описанный код является феноменологически идентифицируемым, но не очевидным образованием. Во-вторых, он не локализируется субстанциально, и, таким образом, обнаруживается в эмерджентных эффектах функционирования комплексных социальных систем. Сложность исследования социального кода заключается в том, что он структурирует не только процессы, очевидные, отражаемые коллективным сознанием, но и скрытые, досознательные структуры, которые различными исследователями назывались по-разному. Например, «социальные инстинкты» (Г. Лебон, В. Троттер) или коллективное бессознательное (К.-Г. Юнг). Эту проблему можно было бы решить социально-антропологическим анализом, но структуру в принципе невозможно изучать только в синхронии (что показал постструктурализм). Она также требует диахронического представления, поскольку «…реальны не группы, а процессы группировки и перегруппировки, процессы организации и реорганизации, а не стабильные организации» [100, 30]. Диахроничность кода проявляется в природе информации в таких ее 80 свойствах, как новизна, развитие, расширение системы (К. Шеннон). Это требует обращения к диахроническим моделям социальной «структурации» (Э. Гидденс) и поиску дополнительных оснований, описывающих структурацию социальной системы. В наиболее общем плане, код выступает динамической матрицей структурации социальной системы. Сам по себе код не является самодостаточной структурой. На «субкодовом» уровне можно обнаружить другие образования. Если в качестве примера модели социального кода рассматривать концепцию «культургена» (Ч. Ламсден, Э. Уилсон), то обнаруживается, что одной из ключевых проблем его изучения являются способы его репликации и онтологической обусловленности. Р. Докинз в концепции культурного репликатора подчеркивает роль коммуникативных факторов в его репродукции, а вот онтология культурного репликатора становится его самым уязвимым местом. Таким образом, при экспликации социальных кодов, регулирующих процесс возникновения новых форм социального пространства вообще и виртуального социального пространства в частности, возникает два существенных препятствия. Первое заключается в синхронии данных кодов, то есть в таком случае наблюдается не плавный генезис форм социального пространства, а «покадровая» смена одной формы другой. Второе – существует ли социально-онтологическое основание социальных кодов? Преодоление этих препятствий возможно при решении двух вопросов: как связаны социальный код и среда его существования? Второй – как можно представить его онтологически? Среда существования культурного репликатора определяется системой коммуникативных практик, так как это единственный канал репликации кода. Код как онтологическое образование существует благодаря неким докоммуникативным антропологическим структурам. Таковы ответы на поставленные вопросы, обоснованию которых посвящен данный параграф. 81 В макросоциальной перспективе не вызывает сомнения, что информатизация и виртуализация социального пространства вызвана трансформацией социальных кодов, которые изменяют характер социальной структурации. Однако этот двуединый процесс, с микросоциальной точки зрения и с позиции социального актора, представляется весьма неоднозначно. Не совсем понятно, какие социально-антропологические основания стали предпосылкой информатизации и виртуализации. И возникает закономерный вопрос: как виртуализация связана с субъектом социального пространства? Сначала стоит отметить, что несмотря на наличие множества реальностей и их кажущуюся сложность, человек целостно воспринимает окружающую реальность, и даже компьютерную виртуальность или сон человек воспринимает аналогично. Погружение в виртуальность не просто не приводит личность к шизофрении, но и позволяет свободно ориентироваться сразу в нескольких реальностях без каких-либо помех. В то же время виртуальное социальное пространство объективно отличается от реального. Многими исследователями поднимался вопрос об онтологии виртуальной социальной реальности, в частности, Е. Е. Таратута говорит о том, что социальный субъект неизбежно онтологизируется в коммуникативной соотнесенности с другим социальным субъектом [85, 8795]. Однако дальше автор указывает на то, что в виртуальной реальности эта соотнесенность, «онтологическая ответственность» теряется, что означает потерю субъектом в виртуальной реальности своего онтологического статуса. В таком случае вопрос о виртуальном социальном пространстве теряет свой смысл, т.к. виртуальная реальность становится пустым и не соотнесенным с действительностью понятием. Более того, любая форма представления виртуального изначально ошибочна при подобной установке. Если же принять во внимание социальную интерпретацию идеи «полионтичности» виртуальности в концепции Носова, то можно сделать вывод, что социальная онтологизация субъекта в «реальности», по сути, построена по тем же самым закономерностям, что и виртуальная, и никаких принципиальных отличий в 82 ней нет. Другими словами, субъект виртуальной реальности находится в той же соотнесенности с другим, формируя виртуальное социальное пространство, что и субъект «реального» социального пространства. Единственное, что может заставить усомниться в этом выводе, это возможная потеря субъектом своей «субъектности» при виртуализации. Или, если переформулировать сказанное, субъект, становясь частью виртуального социального пространства, перестает быть субъектом как таковым, либо становится иным субъектом, обладающим свойствами, не соотносящимися с «реальными». Можно предположить, что в виртуальном пространстве в таком случае функционируют особые, виртуальные субъекты. Такое предположение вполне правомерно и логично, если учитывать результаты, полученные при исследовании виртуального объекта. В виртуальной реальности, которой присуща иная онтология, виртуальный субъект приобретает свойства симулятивности, конструктивности, автономности, интерактивности и онтологической неполноты. В то же время не вызывает сомнения, что путешествие между реальностями является для человека вполне естественным. Возможно, способность ориентироваться в различных реальностях заложена в саму природу человека. По нашему мнению, причина этого заключается в структурах, предшествующих погружению в множественную реальность, «расщеплению» реальности. «…Наше «нормальное» восприятие физической реальности не является восприятием реальности per se, но, скорее, достаточно произвольная конструкция, виртуальная реальность, но специфическая виртуальная реальность, имеющая в своем основании культурные презумпции» [123, 230]. Данная точка зрения близка конструктивистскому пониманию реальности, в котором реальность может конструироваться субъектом (Э. фон Глазерсфельд, П. Вацлавик), социальным субъектом (П. Бергер,Т. Лукман). Опираясь на это, можно сказать, что существуют некие структуры, которые предшествуют конструированию реальностей (онтологических горизонтов), 83 и позволяющие субъекту свободно ориентироваться в каждой из них. Казалось бы, можно остановиться на этом и взяться за изучение самих этих структур, но есть один важный аспект, на который указывает Н.А. Носов: субъект сам по себе также представляет самостоятельную реальность [71]. Если все реальности имеют «темную» структуру в своем основании, то и субъективная реальность, как один из онтологических горизонтов в составе мультиреальности, также восходит к этой структуре. Так что не только объектная реальность конструируется субъектом, но и сам субъект конструируется чем-то, что предшествует и тому и другому, образуя реальность внутреннюю и внешнюю и обеспечивая целостность их существования. Традиционный западноевропейский стиль мышления, как правило, исходит из противопоставления субъекта и объекта (онтологического дуализма), упуская онтологическую фундированность неких «промежуточных» структур. Ж. Дюран отметил, что западноевропейский логоцентризм, начиная с Аристотеля, в результате дуалистического обоснования реальности приходит к «грезам о веществе» (Г. Башляр) и гипотезе субъекта. Это рисует перспективу непостижимой «вещи в себе» (И. Кант), с одной стороны (реальности), и бесконечность трансцендентального субъекта - с другой. Если, следуя этой логике, пойти дальше в анализе отношений субъекта и объекта реальности, можно прийти к выводу, что и тот и другой являются элементами различных и самостоятельных реальностей. Можно рассматривать их как относительно автономные реальности, порождаемые работой определенных структур. И вновь возникает вопрос, чем же являются данные структуры? Анализируя содержание воображения, А. Корбен пытается выйти за рамки западноевропейского «логоцентризма» и обращается к иранскому эпосу, в котором обнаруживает такую мысленную модель, как промежуточная реальность (На'-Коджа'-Абад' – страна нигде). Данная 84 реальность не является ни реальностью мышления, ни частью окружающей реальности. Исследуя онтологию данной реальности, Корбен критикует западноевропоейскую традицию соотносить мыслимую и физическую реальность. Он находит альтернативу подобному бинаризму в том, что «Между этими двумя мирами расположен мир, одновременно разделяющий и связывающий их, мир столь же онтологически реальный, который наши авторы обозначают как 'alam al-mithal, мир образа, mundus imaginalis» [41, 93]. Мир, названный Mundus imaginalis, в его теории выполняет функцию промежуточной реальности, одновременно и реальной и воображаемой:. «…если во французском и английском словоупотреблении «воображаемое» означает что-то нереальное, то это противоположно тому, что я обозначаю как mundus imaginalis…» [41, 90]. Включая это понятие в социологический, психологический и философский дискурс, Ж. Дюран перерабатывает корбеновскую концепцию «Mundus imaginalis» и выявляет такую структуру реальности, как «Emaginer». Эта структура, или «антропологический траект», предшествует тому, кто воображает (субъективная реальность), и тому, что воображается (внешняя, объективная реальность). Сам по себе антропологический траект комплементарен идее коллективного бессознательного. В то же время им обозначается некая «истинная» реальность, некая первозданная пустотноть. Антропологический траект сформирован онтологическим многообразием, лежащем за пределами явлений субъективности и объективности. В теории Ж. Дюрана он является тем, что предшествует расщеплению реальности на субъективное и объективное составляющие. Если принять эту идею, то можно рассмотреть траект как базовое образование, предшествующее образованию и внутренней и внешней реальности, а вся мультиреальность выстраивается в соответствии с ним. Главным достоинством работ Ж. Дюрана является эмпирическое исследование режимов работы антропологического траекта [113]. В определенном режиме он порождает особую комплексную субъект85 объектную реальность, которая выражается в определенных формах. Данные формы могут быть выделены в составе коммуникации и исследованы. Именно в ходе повседневных коммуникативных практик люди порождают такие уровни реальности, как субъективность или объективность, то есть происходит конструирование различных реальностей (П. Бергер, Т. Лукман). Следовательно, можно сделать вывод, что, поскольку основой социальной структурации является код, то он, в свою очередь, оказывается выражением антропологического траекта, лежащего в основе мультиреальности. Это означает, что «существование промежуточного мира, mundus imaginalis, таким образом, является метафизически необходимым» [41, 94]. Поэтому следующим шагом в исследовании является экспликация траекта через анализ мультикультурных универсалий, инвариантных для всех обществ. Исходя из результатов исследований Э. Кассирера, С. Лангер, Ж. Дюрана, К.Г. Юнга и результатов, полученных в главе первой, можно сделать вывод, что такая структура, как антропологический траект проявляется в универсальных символических формах. В социокогнитивной сфере обнаруживаются «ископаемые» символические конструкции, характерные для всех типов человеческих сообществ. Именно эти конструкции указывают на направления работы антропологического траекта. Он формирует антропологическую матрицу, благодаря которой человек способен путешествовать во множестве реальностей. И одной из первых становится символическая реальность. В тот момент, когда антропологический траект актуализируется, порождается некий онтологический горизонт. Данный горизонт - это конструкция реальности, множество конструкций создают целостную реальность, а множество реальностей - мультиреальность. Но если реальность конструируется, то можно утверждать, что любой онтологический горизонт обладает структурным элементом, который сам является конструктом. На структурном уровне социальной реальности таковым выступает социальный конструкт. 86 Конструкт обеспечивает экспликацию антропологического траекта, а реализуется в различных формах, в качестве элементов онтологического горизонта. Одной из базовых форм экспликации социально-антропологической структуры траекта является символ. Наиболее очевидные свидетельства его «траективной» природы выявляет лингвистический анализ, выделяющий в нем сигнификат (субъективный элемент) и денотат (объективный элемент). При восприятии символа происходит расщепление его целостности на два компонента - план выражения и план содержания. Также стоит учитывать относительную самостоятельность символа, что указывает на его онтологическую фундированность (Э.В. Ильенков, М.К. Мамардашвили, Г.П. Щедровицкий). «Сама многозначность символа – результат его встроенности в бессознательные структуры человеческой личности» [84, 29]. Конгруэнтность символического «архитепическим» структурам позволяет символу определять не просто индивидуальное, но и массовое сознание, и массовое поведение. Есть нечто в сущности символа, что предшествует общественному сознанию и связано со структурой коллективного бессознательного. Можно сказать, что содержание символа конгениально коллективному бессознательному и лежит в области социальных кодов, презентирующих и антропологический траект. И виртуальное образование, учитывая социальное пространство вышесказанное, может как быть онтологическое понято как продуцируемое в качестве онтологического горизонта антропологическим траектом в составе множества реальностей (мультиреальности). Данный горизонт относительно автономен и обладает собственной структурой, включающей элементы, их связи и способы организации. Все это определяется режимами работы траекта и теми действительными матрицами (коммуникативными системами), в которых он преломляется. Изучение тех структур, которые доступны познанию и не оторваны от онтологических основ вполне возможно, если они теоретически представимы 87 и эмпирически фиксируемы. Такими структурами, в нашем случае, являются социальные конструкты, выступающие условием осуществления процессов и явлений на уровне социального пространства, таких, например, как социальная интеграция. Интеграция элементов социальной системы всегда происходит «вокруг» социальных кодов, функционирующих в знаково-символической, социально-нормативной и предметной реальностях. Это процесс образования узлов, или очагов (Кулагина И.В.) реальности, формирования связей и «ткани» социальной системы. Понятно, что это условная модель, взятая в синхроническом срезе, в диахронической перспективе данные узлы включены в динамику социальных процессов. Соответственно, различные типы социальных конструктов связаны с различными типами социальной интеграции. Примечательно то, что тенденция информатизации социального пространства делает знаково-символическую реальность превалирующей в социальных процессах. Таким образом, конструкты знаково-символической реальности становятся доминирующими в структурации постиндустриальной социальной системы. Сюда же относятся системы виртуальной социальной коммуникации. В свою очередь, меняется облик социального пространства, однако этого недостаточно для возникновения нового онтологического горизонта, поскольку для образования новой реальности необходимы новые конструкты социальной реальности. Например, с точки зрения Э. Тоффлера, условия, обеспечивающие существование нуклеарной семьи в индустриальном обществе (структурированном печатной коммуникацией), при новых социально-коммуникативных системах, перестраиваются и подвергают семью естественному распаду и разложению (как распалась большая семья традиционного общества устной коммуникации) [88]. Именно перестройка социальных конструктов, или социальных кодов вызывает изменение в организации социально-коммуникативных систем и форм коммуникации в целом. 88 Таким образом, социальная динамика представляет собой одновременное изменение социальных конструктов и характер организации социально-коммуникативных преломляясь через систем. призму Антропологические структуры, социально-коммуникативных систем, воплощаются в конкретных социальных конструктах. Данные конструкты и определяют конкретный тип социального пространства. Они являются устойчивыми клеше во взаимодействиях элементов социально- коммуникативных систем и, таким образом, регулируют силу, дистанцию, интенсивность и форму коммуникации. Антропологические структуры выступают некими «предрасположенностями» (К. Поппер). В социальной структуре они задают потенциал социально-коммуникативной системы, которая, в свою очередь, обеспечивает актуализацию конструктов, в том числе и в виртуальном социальном пространстве. Объясняется это тем, что базовое отношение между элементами социальной системы представлено, с одной стороны, процессами коммуникации, с другой - кристаллизованными формами процессов, то есть тем, что можно назвать социально-коммуникативными системами. В конце первой главы нами разбирался концепт кристалла, связанный с процессом актуализации. В данном случае он используется для описания того, как формируется поле социальных конструктов. При актуализации часть конструктов, преломленная в кристалле (структура виртуального существования кодирования), и выражается теряет полноту своего действительного в форме виртуальных объектов. Так появляются виртуальные элементы социального пространства, или особые социальные конструкты. С нашей точки зрения, код, выступая воплощением социальноантропологических структур в коммуникации, организует конкретную форму символической коммуникативные реальности. системы Можно задают сказать рамки иначе: социально- для реализации антропологического траекта в качестве социальных конструктов. 89 Три базовых рода коммуникации - устная, печатная, виртуальная (на основе классификации М. Маклюена) - позволяют выделить три вида социальных конструктов: устный, печатный и виртуальный. Если конструкт является базовым условием организации социального пространства, то и в организации виртуального социального пространства базовым условием является виртуальный социальный конструкт. Так, коммуникация в форме сообщения выступает одним из условий осуществления виртуального социального пространства. Другая ее форма – диалог обеспечивает виртуальному социальному конструкту возможность образования автономного онтологического горизонта. В диалогической коммуникативной форме образуется область «между» коммуникантами, которая и есть социальная реальность. Это положение во многом перекликается с идеей интерсубъективности в философии Э. Гуссерля, позднее развитой в «диалогической» концепции Э. Левинаса, а также в социальной феноменологии А. Шюца. Социальная реальность конструируется субъектами в процессе коммуникации. В диалогическом измерении интерсубъективные конструкты являются определяющим условием формирования очагов реальности, которые образуют различные онтологические горизонты. Особенность диалога в виртуальном социальном пространстве заключается в том, что он построен таким образом, что информационнокоммуникационные технологии симулируют наличие взаимодействия «лицом к лицу», при отсутствии такового в действительности (подробнее об этом говорилось в параграфе 2.1.). Данное обстоятельство задает основу для разрыва привычной ткани социальной реальности, перенося субъекта в новое онтологическое измерение. В результате возникают новые социальные конструкты реальности, а именно виртуальные социальные конструкты: «виртуальный лик», «виртуальный объект», «электронный капитал» и другие. Благодаря интерсубъективным механизмам, они приобретают свойства существования и формируют основу автономного онтологического горизонта. 90 Таким образом возникает относительно самостоятельная субреальность в составе мультиреальности. Нивелировка материального контакта в виртуальной коммуникации создает условия, в которых определяющей конструкцией реальности становится знаково-символическая, а не предметная. Это, в свою очередь, приводит к иной структурированности социального пространства. Так формируется виртуальное социальное пространство, и граница, отделяющая его от традиционного социального пространства, становится достаточно резкой. Начинается она там, где происходит разрыв контакта лицом к лицу, но не утрачиваются социальные смыслы, где привычная конструкция респондента заменяется виртуальной. Можно сделать вывод, что виртуализация напрямую связана с изменением коммуникативных технологий. Использование данных технологий приводит к формированию относительно автономной социальнокоммуникативной системы. Антрополого-онтологические структуры, преломляясь через призму данной системы, порождают автономный онтологический горизонт, который и является виртуальным социальным пространством. Это самостоятельный пространство онтологический не могло горизонт без бы образоваться такого условия, как как конструкты социальной реальности. Однако в новом, коммуникативном, пространстве формируются новые социальные конструкты (виртуальный респондент, виртуальный объект). Эти конструкты и становятся очагами кристаллизации так называемой виртуальной (социальной) реальности. Виртуальное социальное пространство – это, следовательно, иной тип структурации социального пространства, обусловленный новым родом социальной коммуникации, культурные коды в ходе (выраженные в которой продуцируются конструктах). Данный новые процесс (виртуализацию) можно обозначить как переориентацию социальных систем на новый вид социальных конструктов. Однако виртуальное социальное пространство не является полностью 91 автономным онтологическим горизонтом. Как было отмечено ранее - это субгоризонт внутри целостного социального пространства, без которого виртуальное социальное пространство попросту невозможно. Таким образом, можно сделать вывод, что виртуальная социальная коммуникация обусловлена множеством факторов: сюда относятся новая общественно историческая ситуация, новые системы, новая коммуникативных онтологическим) ситуация коммуникации, технологий. условием Однако социально-коммуникативные развитие информационно- фундаментальным возникновения и развития (социальновиртуальной социальной коммуникации являются антрополого-онтологические структуры, или траект, которые реализуются в форме виртуального социального конструкта. Он задает такие рамки коммуникативной ситуации, что становится возможным существование виртуальных социально- коммуникативных систем. Итак, в данном параграфе были выявлены основы существования виртуальной социальной коммуникации как бытийного феномена. Получили дальнейшую проработку понятия виртуального социального пространства, виртуальной социальной системы, виртуальной социальной коммуникации. Было показано, что образование виртуальной социальной коммуникации выражается в образовании специфического конструкта, обеспечивающего иную конфигурацию социальной реальности в ходе реализации коммуникативных практик. Следовательно, следующей задачей становится исследование данного конструкта. 2.3. Виртуальный социальный конструкт как социально-онтологическое образование Цель данного параграфа – описание особенностей виртуального социального конструкта, для чего необходимо провести сравнительный анализ виртуального социального конструкта с другими социальными 92 конструктами. Изучение специфики данного образования углубляет описание онтологического статуса виртуальной социальной коммуникации10. Как было показано в предыдущем параграфе, изменение облика социального пространства обусловлено, в частности, влиянием информационно-коммуникационных технологий, которые катализируют производство культурных кодов, отличных от культурных кодов предшествующих форм социального пространства (индустриального и традиционного обществ) «Во-первых, информационно-коммуникационные технологии позволяют обычным пользователям сохранять анонимность при общении с такими же пользователями, что обеспечивает им более высокий, чем при общении лицом к лицу уровень свободы. Это часто выражается в нарушении культурных кодов, заложенных в самоидентичность человека…» [81, 43]. Данные культурные коды имеют огромное значение для коммуникации и выражаются в различных видах, но все они имеют конструктивный характер. Виртуальный социальный конструкт является структурой, регулирующей виртуальную социальную коммуникацию, и выражается в определенных формах. Социальный конструкт задает тип коммуникации, поэтому форма его реализации (конкретные символические конструкции или символически формы) специфичны для каждого рода социально-коммуникативных систем. Так, например, для устной можно выделить специфические формы художественного творчества, такие как частушки, былины, сказы, легенды, мифы и т.д. Данные символические формы выступают, и как конструкции, и как структурные образования коммуникации одновременно. В основе осуществления данных символических форм лежит определенное социальнокоммуникативное пространство. 10 Представленные далее результаты опубликованы в следующей научной работе: Леушкин Р.В. Виртуальный социальный конструкт как социально-онтологическое образование // Вопросы культурологии. – 2015. - №1. – С. 30-34. 93 Одной из символических социально-коммуникативному форм, принадлежащих пространству, является виртуальному интернет-мэм. Интернет-мэмом чаще всего называют устойчивое тексто-графическое сообщение, содержащее несколько уровней смысла. Характерной специфической чертой данного виртуального конструкта является вирусный способ существования. Он, как вирусный организм, дрейфует от одного носителя к другому и проявляет через его поведение собственное содержание. В то же время, по своей структуре интернет-мэм близок к мифу в том значении, в котором его понимал Р. Барт. Семантическим ядром интернетмэма является вторичный смысловой уровень, образованный комбинацией первичных смысловых элементов. Именно апелляция к первичному смысловому уровню (образованному обычными знаками, имеющих конкретные референты) как к содержанию мифа создает ситуацию квазиреференции, или симуляции. В данном случае подобную форму можно назвать «симулякром». Таким образом, обнаруживается двойственный характер интернет-мэма: с одной стороны, он связан с коммуникативными структурами и отображает различные стороны реальности, а с другой является полноценной закономерный вопрос симуляцией, о или существовании "голограммой". у данного Возникает симулятивного образования онтологических условий. Другими словами, может ли оно быть связано с теми же антрополого-онтологическими инвариантами, которые регулируют работу социальных конструктов? Для ответа на этот вопрос следует проанализировать социально-онтологические основания данной символической формы. Исследования бытийного измерения символа показывают, что и символическая форма виртуального социального конструкта вполне может быть социально-онтологически обусловлена. Согласно К. Бриттону, структура символических конструкций тождественна структуре факта реальности [107]. И данное обстоятельство вовсе не случайно. Как показал Л. Витгенштейн, сложно провести четкую границу между определением факта 94 реальности и самим фактом реальности. К подобному выводу приходит и последователь Э. Кассирера С. Лангер, утверждая, что «из знаков и символов мы ткем нашу ткань реальности» [50, 249]. Э. Кассирер вообще видит природу социальной осуществляющихся реальности через в символических лингвистические, формах, коммуникативные и мифологические практики. Символическая социальная конструкция, с точки зрения Э. Кассирера, предшествует объективной реальности в том смысле, что сами объекты находят выражение именно в символической форме, поскольку имеют символическую природу. Э. Кассирер, как и другие исследователи символических форм, указывает на то обстоятельство, что первобытный человек в своей познавательной активности не делает различия между вещью и ее именем, они для него существуют в виде некоего синкретического сплава. Даже более того, вещь, не получившая названия или имени, не приобретает своего места не только на когнитивной карте отдельно взятого индивида, но и в составе культурно-исторического опыта целых сообществ. Без этого символического выражения объект как таковой не выделяется в континууме природной реальности, он, следовательно, конструируется в процессе культурной деятельности человека. Объект в определенной мере антропологичен, так как для своего существования ему необходимо существование посредством другого. «На самом деле анализ языка – особенно если исходят не из отдельного слова, а из единства предложения – показывает, что любое выражение языка далеко от того, чтобы быть просто отпечатком налично-данного мира ощущений или созерцаний, а скорее имеет самостоятельный характер «придания смысла». И это свойственно знакам самого разного вида и происхождения» [38, 42]. Следовательно, мы приходим к тому, что символические формы необходимо обладают самостоятельным онтологическим статусом. Стоит также иметь в виду, что структура символического измерения цельной реальности не тождественна структуре физической реальности, но структура факта реальности, или того, 95 что означилось, тождественна структуре символических форм этого факта реальности. Из этого следует, что и фактичность, и знаково-символическое выражение являются формами экспликации более глубоких структур, или антропологического траекта. Таким образом, мы можем выделить, наряду с виртуальным социальным пространством и виртуальным социальным временем следующее социально-онтологическое условие осуществления виртуальной социальной коммуникации - самостоятельно существующие символические формы, представляющие некое виртуальное символическое поле, или некую сферу, где возможно осуществление виртуального символического конструирования. Тем самым выделяется виртуальный участок семиосферы, обладающей определенной автономией. Для того чтобы это подтвердить, необходимо найти свидетельства в пользу того, что в рамках виртуальной социальной коммуникации возможна продукция и репродукция самостоятельных виртуальных социальных конструктов (в виде символических форм). Обращение к сетевой литературе обнаруживает наличие автономных символов внутри виртуальной коммуникации. Сетевая литература отчасти возникает вследствие того, что «компьютер высвобождает текст из оков материальности» [23]. И это форма существования художественного произведения в электронном символическом пространстве. «Гипертекстовые и гипермедиа технологии легли в основу нового художественного жанра, такого как сетевая литература и кибер-литература, которые используют возможности, предоставляемые гипертекстовыми и мультимедийными технологиями в художественных целях. Тем не менее, это всего лишь небольшая (и в первую очередь, связанная с текстом) часть того, что стало известно как интернет-искусство» [110, 89-90]. Проиллюстрировать феномен сетевой литературы можно на примере ситуации, сложившейся в рамках интернет-коммуникации с произведением «Метро 2033» Д.А. Глуховского. Изначально оно не имело конечной 96 структуры и сюжета, выкладывалось глава за главой в сеть, где тысячи пользователей обсуждали, корректировали и дополняли произведение, изменяя тем самым авторский замысел и творя, по сути, совместное произведение. Автономным конструктом в данном случае является, прежде всего, нарратив, или ядро повествования. Данный нарратив имеет уникальную семантическую структуру, которая конституируется виртуальной социальной коммуникативной системой и вне этой системы невозможна. Это означает, что этот нарратив специфичен именно для виртуальной коммуникации. В свою очередь, наряду с интернет-мэмом, этот пример подтверждает гипотезу, что в виртуальной коммуникации существуют специфичные для нее виртуальные символические формы. Виртуальные социально-коммуникативные системы способны производить и воспроизводить собственные символические формы, которые обеспечивают саму реализацию коммуникации. Тем самым эксплицируется одно из важнейших социально-онтологических условий виртуальной социальной коммуникации, которым является виртуальная символическая сфера, где осуществляется производство виртуальных социальных конструктов. «Всемирная сеть … начала уверенно размывать прежние границы между культурой центра и периферии, образуя общее литературное пространство русского Интернета» [78, 245]. Как уже было показано, при исследовании виртуального социального конструкта вскрывается его символическая природа. Причина этого может заключаться в том в нем презентирован (представлен) антропологический траект. Виртуальный социальный конструкт как компонент социальноонтологической структуры определяет социальные взаимосвязи в виртуальном социальном пространстве. Конструкт существует объективно и автономно по отношению к субъекту, но при этом является продуктом его конструирующей активности. Формирование конструктов в процессе 97 осуществления виртуальной социальной коммуникации выступает одним из базовых социально-онтологических условий ее осуществления. Онтологическое существование символических форм и социальных конструктов кажется весьма сомнительным в контексте классической модели реальности, где присутствуют воспринимающий и воспринимаемое, воображающий и воображаемое, объект и субъект. Символическая форма либо занимает место в одной из обозначенных областей, либо находится гдето между ними. В описанной выше социально-онтологической модели принимается, исходя из полученных результатов анализа траекта, что онтологически фундированными являются именно не две полярные структуры, а то, что опосредует связь между ними, рассматривается как медиум, посредник. Именно в неклассической модели реальности данная медиумальная структура онтологическим сама по себе то есть она статусом, обладает самостоятельным представлена в наличной действительности. В этой модели «первичным» становится не объект и не субъект, а именно эта медиумальная структура, которая, в сущности, перестает быть медиумальной в подобном ракурсе. Концепция антропологического траекта показывает, что режим работы этой структуры привносит антропоморфизм в «объективную» реальность. Так возникают первые божества, духи, герои мифов и другие персонифицированные природные силы. На первый взгляд ничего нового, чего бы не было высказано М. Вебером или Дж. Фрэзером, но для нас важен акцент именно на онтологическом статусе антропологического траекта, из чего возникает несколько важных следствий. Ж. Дюран, изучая проявления, онтологически фундированных (промежуточных) дорефлексивных структур, проводит анализ именно символических форм: символов, мифов и знаков, которые презентируют работу более фундаментальной антропологического траекта. онтологической При изучении структуры, последнего или предмет исследования смещается от психологических к социальным процессам. Для 98 этого существует весьма веское основание - те символические формы, изучением которых занимается исследователь, неизбежно связаны с коммуникативными практиками, в которых и через которые они образуются и реализуются. Именно поэтому изучение скрытых структур (антропологического траекта), представленных социальными конструктами, возможно посредством экспликации символов и знаков коммуникации. Так же и виртуальный социальный конструкт можно исследовать, раскрывая уникальные символические формы виртуального социального пространства. Итак, тип коммуникации определяет конфигурацию социального пространства, но структурные задаются социально-онтологическими антропологическим траектом, характеристики самой коммуникации инвариантами, презентированным в или символически оформленных социальных конструктах. На индивидуальном уровне это выглядит следующим образом. В процессе социализации происходит становление индивидуальной конструктивной матрицы (или культурно-специфической картины мира социального индивида), благодаря которой человек приобретает способность к индивидуальной конструктивной деятельности. Так закрепляется габитус и социальная позиция. В ходе коммуникативных практик структура конструктивной матрицы в основном остается неизменной, так как она образована на фундаментальном уровне - режимами антропологического траекта, на «внешнем» уровне - конкретными социальными конструктами. Данная матрица является шаблоном для производства и воспроизводства бесконечного множества символических форм в ходе коммуникативных практик. Вид коммуникации, регулируемый социальными конструктами, задает рамки для циркуляции символических форм (знаков и символов). Та же модель имеет место в виртуальной коммуникации, где происходит порождение виртуальных символических форм, специфика которых задается особенностями виртуальной социальной коммуникативной системы (эти особенности описываются в первом параграфе данной главы) и ее 99 социальными конструктами. Тут проявляется такое свойство коммуникационных систем, как «дуальность». Социальный конструкт в полной мере можно назвать дуальным образованием, так как, с одной стороны, он определяет специфику организации социально-коммуникативной системы, с другой стороны, объективные рамки социально-коммуникативных систем конституируют форму конструктов. объективации реальности. Конструкт дорефлексивных Они наполняют является структур «форму» в своего рода продуктом пространстве социальной коммуникаций «содержанием» коммуникации. Таким образом, обнаруживается основание для самого виртуального социального конструкта. Им являются общечеловеческие антропологоонтологические структуры (антропологический траект), преломляющиеся в призме коммуникативных практик и выражающиеся в символической форме. Тем самым, выделяется два условия работы виртуального социального конструкта - это символическая форма и антропологические структуры. При этом следует подчеркнуть, что данные условия находятся в специфической взаимосвязи: антропологические структуры создают базу для продукции и репродукции символических форм, а без наполнения символическими формами коммуникативных матриц последние не имеют никакого смысла. Виртуальный социальный конструкт так же реален, как генетический код, только его реальность становится очевидной с определенной, социальнофилософской, точки зрения. А то, что виртуальный социальный конструкт функционирует информационных в особой среде коммуникативных и транслируется технологий не средствами меняет его онтологическую сущность, на которую указывают символические формы, где он находит свое воплощение. Точно так же и виртуальная коммуникация онтологически фундирована, как и любой другой вид коммуникации. Абсурдно было бы предположить, что социальные связи, образованные интернет-пространством, 100 менее реальны, чем те, что формируются по переписке через голубиную почту или при непосредственном устном разговоре. Образование глобальной симулятивной гиперреальности могло бы произойти и на базе почтовой пересылки, если бы она была способна работать с огромной скоростью и высоким качеством передачи сообщений, но человечество пошло по иному пути. Виртуальные символические конструкции необходимы для достижения универсальности и компактности сообщения в условиях сверхскоростной коммуникации, и не будь компьютерных сетей - они возникли бы на любой другой основе глобальной коммуникационной системы. В виртуальной социально-коммуникативной системе возникает уникальный и специфичный для нее виртуальный социальный конструкт, одновременно находя в ней место своего существования. Этот конструкт имеет тот же онтологический статус, что и все предшествующие, и, возможно, станет основой для культуры постсовременности. Таким образом, в данном параграфе было проанализировано конкретное социально-онтологические условие осуществления виртуальной социальной коммуникации, а именно виртуальный социальный конструкт. Виртуальный структурами социальный и конструкт символическими образован формами, с антропологическими одной стороны, и индивидуальным конструированием - с другой. Виртуальный социальный конструкт определяет структурные характеристики ситуации коммуникации в виртуальном социальном пространстве и таким образом организует его. Логика работы ставит задачу по конкретизации свойств и характеристик виртуального социального конструкта, то есть выделение его видов. 2.4. Виды виртуального социального конструкта В ходе исследования был выделено такое социально-онтологическое условие существования виртуальной социальной коммуникации, как виртуальный социальный конструкт. Задачами данного параграфа являются: 101 выявление и описание видов виртуального социального конструкта; анализ их специфики, функций и взаимосвязи11. Виртуальный социальный конструкт задает рамки осуществления коммуникации в виртуальном социальном пространстве и, таким образом, структурирует его. Благодаря этим рамкам, или фреймам преодолевается диффузия или распад социальной множественности (виртуального социального пространства) на составные элементы. Они организуются в относительно стабильное единство. Собственно виртуальная социальнокоммуникативная система и есть форма существования виртуального социального пространства, а способом ее бытия выступает виртуальная социальная коммуникация. «Виртуальные сообщества существуют и играют социализирующую роль в той же степени, как и «реальные» сообщества» [111, 474]. Первым был выделен такой вид виртуального социального конструкта, как «виртуальный лик». О нем говорилось во втором параграфе данной главы. Экспликация того, что он собой представляет и какую роль играет в виртуальной социальной коммуникации – следующий шаг в исследовании. Его реализация начинается с сравнительного анализа различных видов ситуаций коммуникации, а именно со сравнения ситуации непосредственной вербальной коммуникации и виртуальной. В первом случае два актора контактируют друг с другом непосредственно. Если представить любую ситуацию коммуникации с социально-онтологической точки зрения, то ее можно описать как столкновение тождественности (коммуниканта) и инаковости (Другого, реципиента). Устная вербальная ситуация коммуникации в полной мере Представленные далее результаты опубликованы в следующей научной работе: Леушкин, Р.В. Конструкты виртуальной социальной коммуникации. / Р.В. Леушкин. // Социальная жизнь как единство разнородных состояний. Сборник научных трудов IV Международной теоретико-практической конференции, посвященной памяти доктора философских наук, профессора Георгия Федоровича Миронова (1944-2008). – Ульяновск: УлГТУ, -2014. -С. 158-166. 11 102 реализуется соответственно этой схеме. В ней участком столкновения становится некая структура на горизонте тождественности, именуемая «Ликом» (Э. Левинас). Именно Лик когерентен трансгрессии тождественности в инаковость. В социальном отношении происходит встреча Я и Другого. Эта ситуация встречи, или ситуация коммуникации выступает базовым условием возникновения и передачи смысла в ходе коммуникации. Так как вербальная коммуникация опосредована структурой естественного языка, она создает ситуацию, которая значительно отличается от невербальной коммуникации, поскольку последняя основана на иной кодировке. В виртуальном социальном пространстве ситуация коммуникации существует в несколько иной форме. Виртуальная коммуникация опосредована как структурой естественного языка, так и программным и машинным кодом дигитальной среды. По сути, эта опосредованность дополнительным звеном кодировки в ситуации коммуникации не меняет смысловой стороны коммуникации, однако определенные особенности программной среды сказываются на консистенции конституируемой ею социальной субъективности. Погружение социального субъекта в дигитальную (цифровую) среду не обязательно вызывает его кардинальное изменение, но ситуация коммуникации в дигитальной среде неизбежно приводит к изменению самоидентификации внутри нее [115]. Вызвано это закономерным функционированием коммуникации, в результате которой субъективность вырабатывает внутреннюю модель инаковости (Другого) вследствие индукции смыслов в ходе трансгрессии (подробнее о виртуальной ситуации коммуникации говорилось в параграфе 1.3. и 2.1.). Единственным источником идентификации может служить Лик, однако в виртуальной среде он представлен не так, как в «реальной». Если в ситуации вербальной коммуникации лицом к лицу наличествует самореферентная единица коммуникативных систем, имеющая полное онтологическое существование, то в ситуации виртуальной коммуникации данная единица имеет неполное 103 существование. Здесь мы имеем дело с неполным, или виртуальным объектом (о чем подробно говорилось в третьем параграфе первой главы). Виртуальный объект в качестве коммуникативной единицы меняет характер ситуации коммуникации. В виртуальном социальном пространстве не происходит встречи лицом к лицу, коммуникант сталкивается с цифровой копией реципиента [111]. На первый взгляд, это не вносит ощутимой разницы в ситуацию коммуникации по сравнению с вербальной коммуникацией, однако в дигитальной среде обнаруживается несколько особенностей ситуации коммуникации. Для возникновения ситуации коммуникации в виртуальной среде коммуниканты создают свою цифровую оболочку, свой электронный портрет. Коммуниканты проецируют себя в электронное пространство и посредством этих копий осуществляется полноценная виртуальная социальная коммуникация (сюда относятся профили, «аватары», персонажи и т.д.) [111]. «Создание своего виртуального второго «Я» в конечном счете приводит к созданию симулякра как образа лишенного объекта и к коммуникации между симулякрами или симулякрами и людьми, которое формирует новые ценности, новые отношения и оценки, а значит и новые культурные коды» [81, 43]. В ситуации электронной коммуникации неизбежно происходит деформация привычной социальной связи. Однако в традиционной социальной коммуникации общение также строится благодаря неким пространственным оболочкам, сюда можно отнести социальные роли, маски, габитусы и многое другое, что может являться аналогом цифровой оболочки. И тогда возникает закономерный вопрос: в чем же кардинальное отличие виртуальной коммуникации от «реальной»? И зачем необходимо столь строгое отделение виртуальной коммуникации от других видов социальной коммуникации? Данное различие действительно существует. Оно заключается в характере существования цифровых пространственных оболочек: они способны существовать автономно. Это означает, что для существования электронной пространственной оболочки не обязательно 104 наличие реального индивидуума. Осуществляется это опять же посредством добавочного звена кодировки в структуре коммуникативного акта. Данное звено не регулируется коммуникантом актуально, а носит автономный и самовоспроизводящийся характер. Электронная форма коммуниканта является в определенном смысле самоактуализирующейся и аутопоэтической, она способна презентировать определенные смыслы в виртуальном социальном пространстве без участия своего «оригинала» - действительного человека - коммуниканта. Дигитальная среда облегчает процесс дополнительного кодирования коммуникации программными и аппаратными средствами. Воспроизводимые ей коммуникативные оболочки существуют объективно, начиная с того, что за одной оболочкой может скрываться совершенно другой человек либо несколько людей, вплоть до того, что за ней может не быть никого - она управляется программой [120]. Конструкт виртуального лика далеко не тождественен электронной оболочке актора, они представляют собой когерентные образования, существующие в различных онтологических горизонтах. Конструкт – это «объект» виртуального социального пространства, а электронная оболочка это «объект» дигитальной среды. Объективация коммуниканта на основе электронной оболочки, при отсутствии актуальной связи оболочки с Другим, приводит к возникновению неполного актора и является причиной подрыва доверия к Другому. Внутренняя деонтологизация субъективности, происходящая через подрыв доверия к Другому, и формирование неполной идентичности вкупе порождают такой конструкт, как виртуальный лик в социальном измерении. осуществляться неполной Конструкт социальной виртуального связи лика позволяет (совокупность которых формирует виртуальное социальное пространство), описанной в первом параграфе данной главы. Отсюда можно заключить, что виртуальная ситуация коммуникации действительно обладает социально-онтологической спецификой, отличающей ее от ситуации вербальной коммуникации. Эта специфика 105 заключается в реализации характерных социальных конструктов; одним из основных является конструкт виртуального лица реципиента, или виртуальный лик. Анализ особенностей этого конструкта конкретизирует вышесказанное. Виртуальный лик не просто в одностороннем порядке является шаблоном восприятия Другого в виртуальном социальном пространстве, он есть феномен интерсубъективного порядка. Однако, имея интерсубъективную природу, он остается при этом относительно автономным. Виртуальный лик опосредованно наполняется индивидуальным содержанием, вызывая своего рода социальную диссоциацию. Это своего рода альтер-эго [67], явно не лишенное индивидуально привносимых в него смыслов12. При определенных обстоятельствах этот конструкт способен становиться доминирующим над субъектом социальным элементом. В идее виртуального лика нет ничего уникального. «Одномерный человек» Г. Маркузе является предтечей виртуального лика, как и отчужденный человек К. Маркса, М. Гесса, Л. Мэмфорда и Э. Фромма. Как было отмечено во втором параграфе первой главы, подобный концепт можно найти у Ж. Бодрийяра. Он называется «рекламное вы». Однако он не совсем еще обладает самостоятельными характеристиками. Для этого как раз и не хватало полноценной альтернативной реальности виртуального социального пространства. Этот лик живет собственной жизнью, практически отдельно от «владельца», но осознать его автономию «изнутри» фактически невозможно. 9 В основе данного утверждения лежит анализ самореференции (Н. Луман), основанный на отношении Альтер-Эго (Т. Парсонс). Если согласиться с теорией Н. Лумана и принять эту схему как самореферентную единицу виртуальных социально-коммуникативных систем, выходит, что в виртуальном социальном пространстве такая самореферентная единица частично деонтологизируется, или виртуализируется. Действительно самореферентной становится онтологически неполная самореферентная единица виртуальной коммуникации, или коммуникация между реальным Эго и гипотетическим (неполным) Альтер. Это порождает ситуацию разрыва аутентификации (либо самоидентификации), при которой само Эго теряет часть своей онтологической фундированности (в конструктивистском измерении). 106 Выделенные особенности виртуальной коммуникации характеризуют ее на микросоциальном уровне, на макросоциальном уровне она представляется несколько иначе. Из множества социально-философских теоретических моделей виртуальная социально-коммуникативная система наиболее полно может быть описана концептом ризомы, предложенным Ж. Делезом и Ф. Гваттари. Классическая (традиционная) коммуникативная система предполагает территоризацию, как следствие - дифференциацию и далее - иерархизацию и субординацию. В ризоматической организации, в силу ее свойств, отсутствует иерархизация и субординация, здесь они невозможны. Однако, будучи социальной системой, виртуальная коммуникативная система определенным образом интегрируется и структурируется. Социальные конструкты виртуального коммуникативного пространства выстраиваются при мнимом отсутствии знакомых форм власти. Однако это не означает, что власть исчезает: просто иные интегрирующие факторы вступают в силу на базе виртуального социального пространства, а на их инаковость указывает делегитимация существующих доминант власти. Следовательно, логично предположить, что существует особый виртуальный социальный Особенности ризомы источник нивелируют власти, такие экспансии факторы или захвата. экспансии, как территориальные, силовые и частично экономические. Однако, при возрастании напряжения в ходе интегративных процессов виртуального социального пространства, срабатывают другие факторы и их роль гипертрофируется. Как было отмечено ранее, в виртуальном социальном пространстве, с точки зрения теории социальных полей П. Бурдье, эксплицируется гипертрофия символических и культурных факторов (ресурсов). Та же идея отражается в концепции информационализма М. Кастельса. Возникают такие феномены, как символическое и культурное давление, борьба за символические ресурсы и т.д. Именно степень овладения культурными кодами становится 107 мощнейшим орудием экспансии виртуального социального пространства. Примером деятельность таких организаций, как ЛГБТ коммуникативными процессами на 13 мировом может служить , способная управлять уровне (в медийном пространстве). В рамках виртуального социального пространства возможна только децентрированная власть, представляющая собой некий оксюморон, эрзацвласть. Власть сама себя отрицающая, невидимая, но присутствующая. Это власть, инкорпорированная в структуру субъекта, самопринуждающая и самопреодолевающаяся. Это не следствие реализации принципов абсолютной демократии, а скорее новая форма тоталитаризма, но еще более тотального, чем все предшествующие. Подобную идею можно обнаружить у К. Мангейма в работе «Идеология и утопия». Отчасти здесь сказывается виртуализация субъективности, погруженной в дигитально-социальное пространство. Во втором параграфе первой главы говорилось о трансформации субъективности в подобных условиях. В рамках субъективности реализуется эффект «микромножественности» (Ж. Делез и Ф. Гваттари). Микромножественность (внутренняя толпа, масса) фиксируется в идее, согласно которой социальная динамика порождает у личности ряд персон, все хуже и хуже согласованных между собой. Это не внешнее, а внутреннее множество, «Фрейд пытался подступиться к феноменам толпы с точки зрения бессознательного, но без соответствующего понимания [проблемы], он не понял, что само бессознательное является прежде всего толпой» [31, 52]. Рассогласование персоны реальности и виртуальности наблюдается именно в коммуникативной среде, так как подобные множества «… непрерывно создаются и разрушаются в ходе коммуникации…» [31, 57]. Призыв Стивена Фрая бойкотировать Олимпиаду в Сочи, якобы из-за ущемления прав ЛГБТ-сообщества (сообщество лесбиянок, геев, бисексуалов и трансгендеров). 13 108 Дигитальная среда катализирует распад целостностей, таких как этнос, государство, сообщество, и даже субъективность - последняя растворяется в микромножественности, деперсонификации. Данное явление порождает необходимость конструирования новой идентичности, новых условий самоидентификации и интеграции в виртуальном социальном пространстве. Отсюда происходит становление уникальных социальных конструктов, характерных исключительно для виртуальной социальной среды. Помимо виртуального лика, самореферентных виртуальном определяющего единиц социальном структурные социально-коммуникативной пространстве особенности системы, обнаруживаются в конструкты, обусловливающие динамику отношений больших множеств подобных единиц. Наиболее важными из них являются конструкты, обеспечивающие социальную интеграцию на базе виртуального социального пространства. Один из них - виртуальный капитал. Виртуальный капитал – условное обозначение одного из основных виртуальных образований, которое является одновременно социальным конструктом и объективным продуктом деятельности, имеющим определенную ценность. Виртуальный капитал, наряду с виртуальным ликом, выступает основой виртуальной социальной коммуникации. Выделенные П. Бурдье типы капитала (экономическоий, социальный, символический, культурный) можно обнаружить в виртуальной социальной коммуникации, однако все они модифицируются. «Электронный, сетевой социальный капитал существует и функционирует таким образом, что отличается от других видов социального капитала» [115, 114]. К экономическому капиталу виртуального социального пространства относятся объекты виртуального социального пространства - это программы (утилиты, программные оболочки, искусственный интеллект, вирусы), цифровые произведения искусства [47], все то, что можно классифицировать как виртуальный объект. При подобной классификации используются критерии, выработанные в третьем параграфе первой главы. Социальный 109 капитал представлен количеством и качеством виртуальных социальных связей. Особое значение приобретают символический и культурный капиталы, что было отмечено во втором параграфе второй главы. Культурный капитал представлен такими явлениями, как компьютерная, игровая грамотность, которая в виртуальном социальном пространстве приобретает особое значение. Символический капитал - это специфический ресурс власти [15, 87-96; 60, 181], обладание этим капиталом позволят актору производить определенный символические конструкции род знаков (обладающие и символов, порой виртуальные гипертрофированной ценностью), посредством которых возможно осуществление символической власти, насилия. К ним можно отнести элементы виртуального образа коммуникантов (искусственный имидж, положение), элементы несуществующего капитала (виртуальные валюты, такие как игровая валюта; положение в рейтингах), несуществующие события (участие в вымышленной хронологии таких виртуальных миров, как «World of Warcraft», «Warhammer»), искусственные участки социального пространства (страницы в социальных сетях, аватары в симуляторах социальной жизни, вроде «Second Life»). Понимание данных конструкций, своего рода гиперсимволов, близко пониманию симулякра, мифа (Р. Барт), следа (Ж. Деррида). Близость эта заключается в том, что в виртуальном социальном пространстве возникают элементы, обладающие неполным существованием: в них нарушено отношение означающего и означаемого (например, отсутствие означаемого). А специфика заключается в том, что в виртуальном социальном пространстве они особым образом объективируются: если виртуальные символические конструкции связаны с симуляцией, то это вид дигитальных симулякров. Данные виртуальные символические конструкции (гиперсимволы) выступают превалирующим регулятором структурации виртуального социального пространства, так как за счет их конституционных особенностей обеспечивается все многообразие виртуального социального пространства. 110 Эти конструкции сплетаться в могут принимать совокупности, совершенно образовывать различные относительно формы, устойчивые соединения. Именно поэтому они выступают проводниками символической власти. Структура описанных выше виртуальных социальных конструктов определяет положение актора в виртуальном социальном пространстве. Следовательно, можно сделать вывод о существовании особой модификации габитуса - виртуального. Здесь происходит то же самое, что и при модификации и появлении виртуального социального пространства. Однако не все типы социального габитуса можно обнаружить в виртуальном социальном пространстве. Именно доминирование в виртуальном пространстве символического и культурного капиталов обусловливает наличие в нем специфических видов виртуального габитуса. Служить экземплификантом специфической социальной позиции в виртуальном социальном пространстве может такая разновидность социального агента как киберспортсмен. Профессиональная деятельность, коммуникации киберспортсмена возможны исключительно в виртуальном пространстве. Киберспорт предполагает различные мероприятия, осуществляемые в режиме реального времени которые осуществляются посредством интернет-технологий. Вне виртуального социального пространства его профессиональная деятельность невозможна, как и невозможна позиция в интернет-сообществе, что также связано с обладанием определенным символическим капиталом. Таким образом, вполне можно заключить, что киберспортсмен – это пример социальной позиции, которая возможна исключительно в виртуальном социальном пространстве. Таких примеров может быть множество, например, блогер или видеоблогер. В настоящее время это не просто человек, увлекающийся блогами, но зарабатывающий этим на жизнь, имеющий определенную позицию в виртуальном социальном пространстве, которая обеспечивается наличием, наряду с экономическим, символическим и культурным капиталами. Данные 111 примеры могут говорить в пользу существования особой формы габитуса – виртуальной. Однако гипотеза, о наличии виртуального габитуса, еще недостаточно обоснована. Таким образом, мы выделили и описали несколько основных видов витуального социального конструкта: «виртуальный лик», обеспечивающий виртуальную ситуацию коммуникации; «виртуальный капитал» и «виртуальная социальная позиция», которые обеспечивают динамику крупных виртуальных социально-коммуникативных систем, а также виртуальные символические конструкции (гиперсимволы, дигитальные симулякры), посредством которых осуществляется символическая власть. В заключение необходимо отметить, что относительная автономность виртуального социального пространства на данный момент позволяет дистанцировать конструкты, капиталы и габитусы, образованные на его базе, от конструктов, капиталов и габитусов традиционного социального пространства. Итогами второй главы являются следующие результаты: во-первых, дано определение виртуальной социально-коммуникативной системы и виртуальной социальной коммуникации; во-вторых, выделены базовые социально-онтологические осуществления условия виртуальной возникновения, социальной развития и такие как коммуникации, виртуальное социальное пространство, виртуальное социальное время, неполнота ситуации коммуникации, виртуальный социальный конструкт; втретьих, выявлено и описано социально-онтологическое основание виртуальной социальной коммуникации – антропологический траект, наличие которого позволяет представить виртуальную социальную коммуникацию как бытийное образование; в-четвертых, описаны некоторые виды виртуального социального конструкта и определена их роль в осуществлении виртуальной социальной коммуникации; в-пятых, сформулирована гипотеза о существовании виртуального габитуса и 112 обнаружены эмпирические факты виртуальной социальной реальности, подтверждающие ее достоверность. ЗАКЛЮЧЕНИЕ В диссертации проведен системный анализ ряда теорий и концепций, описывающих различные формы и свойства социальной коммуникации в целом и виртуальной социальной коммуникации в частности. Выделенные теории группируется по эпистемологическое, следующим направлениям: социобиологическое, эволюционно- структуралистское, конструктивистское и постструктуралисткое. Анализ разработанных в них подходов к пониманию социальной коммуникации позволил реализовать синтетический подход к изучению социально-онтологических условий осуществления виртуальной социальной коммуникации, в котором используются не только идеи структурно-конструктивисткой методологии но и такие принципы, как системность, функционализм, дуальность, полионтизм, эволюционизм. В ходе исследования выработана понятийная база изучения социально-онтологических условий существования виртуальной социальной коммуникации. Реализация принципа системности при анализе синхронии социальной коммуникации позволила представить формы социальной коммуникации на уровне социально-коммуникативных систем. Данные системы, определенным образом функционируя, обеспечивают реализацию различных коммуникативных форм. Анализ диахронии социальной коммуникации позволил сделать вывод, что данные системы подвергаются селекционному давлению на уровне кодирующих коммуникацию структур и в связи с этим эволюционируют. Различные этапы эволюционного развития коммуникативных систем представляют различные формы социальной коммуникации, к которым относятся устная коммуникации, письменная (в том числе печатная) и электронная 113 коммуникация. Каждая форма коммуникации реализуется на уровне автономной социально- коммуникативной системы, к которым соответственно относятся системы устной, письменной и электронной коммуникации. Каждая система помимо функциональных характеристик обладает еще и конструктивным потенциалом, так как элементами данных систем являются коммуниканты, или акторы, коммуникативная свобода которых реализуется в конструировании социального пространства внутри определенного вида социально-коммуникативной системы. Таким образом порождается специфическое социально-коммуникативное пространство. В ходе анализа постструктуралистских концепций было выяснено, что современные (электронные) формы социальной коммуникации обладают определенной спецификой виртуалистические. электронной Однако коммуникации и могут поиск быть охарактеризованы виртуалистических потребовал прояснения как характеристик самого понятия виртуальности. При изучении истории виртуальности были проанализированы ранние ее концепции, представленные в философии Николая Кузанского, Иоана Дунса Скотта, Фомы Аквинского. Анализ современных концепций виртуальности расширил ее смысловые границы. Обращение к идеям паранепротиворечивой логики обогатило категориальный аппарат исследования виртуальной социальной коммуникации, поскольку позволило разработать теоретическую модель неполного объекта как необходимого элемента виртуальной системы. Выявление в социально-коммуникативных системах, опосредованных информационно-коммуникационными технологиями, таких специфических объектов явилось обоснования существования виртуальных основой для социально-коммуникативных систем. Таким образом, коммуникация, осуществляемая на базе подобного типа социально-коммуникативных систем, с необходимостью приобретает черты виртуальной коммуникации. 114 В связи с тем, что традиционная социальная среда в условиях электронной коммуникации подвергается деформации и разрушению, складывается виртуальный тип социально-коммуникативной системы, что свидетельствует о преобразованиях в социальном пространстве. Образуется виртуальное социальное пространство и время. Именно они выступают необходимыми онтологическими условиями, обеспечивающими виртуальные коммуникативные процессы и состояния. Этот вывод позволяет вести исследование виртуальной социальной коммуникации в контексте социально-онтологической проблематики виртуальности и поставить вопрос о социально-онтологическом основании ее осуществления. Как показало проведенное исследование, инвариантным социальноонтологическим основанием осуществления социальной коммуникации являются которых социально-антропологические используется понятие структуры, для «антропологический обозначения траект». Данные структуры задают импульс коммуникации и реализуются в различных формах. В условиях социальных взаимодействий, преломляясь в структуре коммуникативных систем, они преобразуются в социальные конструкты, которые представляют собой фреймы, или рамки, определяющие форму, а во многом и содержание смысловой коммуникации, в том числе и в виртуальных социально-коммуникативных системах. Символический способ существования, как содержания актов коммуникации, так и их формы служат индикатором работы инвариантных структур, регулирующих коммуникативные процессы. Однако в условиях дигитальной среды с неизбежностью возникает и функционирует специфический для нее социальный конструкт, а именно виртуальный социальный конструкт. Понимание виртуального социального конструкта как базового социально-онтологического условия осуществления виртуальной социальной коммуникации позволяет раскрыть взаимосвязь между спецификой виртуальной коммуникации и особенностями виртуального социального пространства. Это указывает на особую роль виртуального социального 115 конструкта в регуляции и осуществлении виртуальной социальной коммуникации как бытийного феномена. Далее логика исследования обусловила выделение и анализ основных видов виртуального социального конструкта: «виртуальный лик», «виртуальный капитал», «дигитальные симулякры». Виртуальный лик является интерсубъективной конструкцией реципиента в ситуации виртуальной социальной коммуникации. Одновременно является базовым условием виртуальной ситуации коммуникации. Благодаря ему становится возможным возникновение канала коммуникантом и реципиентом (коммуникации, опосредованной смысловой в условиях коммуникации между дигитальной среды информационно-коммуникационными технологиями и дополнительным звеном кодирования). Таким образом, данный вид виртуального социального конструкта позволяет в социальнобытийном измерении представить положение коммуникантов по отношению друг к другу, ситуацию передачи смысла, информации, ситуацию идентификации и самоидентификации, социализации в виртуальном социальном пространстве. Виртуальный капитал представляет собой определенный социальнозначимый ресурс, который обладает свойствами виртуального объекта. Виртуальный капитал во многом определяет свойства и вид виртуального социального пространства, его структурацию, динамику, социальную иерархию. Также выделяются виртуальные символические конструкции, обозначенные как дигитальные симулякры. Они представляются как бесконечно производимые в виртуальной семиосфере знаки и символы, наполняющие собой виртуальное социальное пространство. Примерами данных конструкций могут служить: имидж конкретного человека в виртуальном социальном пространстве, вымышленные персонажи, мифы, мифологемы и многое другое. Виртуальные символические конструкции на данном этапе исследования имеют достаточно общую характеристику и, как 116 и другие конструкты, требуют дальнейшего исследования. Кроме того была выдвинута гипотеза существования виртуального габитуса, которая еще требует теоретического и практического подтверждения. Проведенное исследование виртуальных объектов и виртуальных конструктов позволило представить виртуальную социальную коммуникацию как онтологически неполный вид социальной коммуникации, который возможен при наличии социального контакта в условиях информационно-коммуникационных технологий. Основным критерием осуществления виртуальной социальной коммуникации является передача или образование смысла в ситуации онтологически-неполной коммуникации, опосредованной машинным кодированием сообщения. Изучение виртуальной социальной коммуникации обозначило направления дальнейших исследований. Во-первых, требуется дальнейшая работа по определить формированию другие теоретического характеристики аппарата, виртуального позволяющего объекта, что даст возможность расширить класс виртуальных систем, следовательно, и видов виртуальных коммуникативных онтологическом измерении процессов. виртуальной Во-вторых, коммуникации в социальнооткрывается возможность, на базе концепции антропологического траекта, подвергнуть углубленному изучению выделенные виды виртуального социального конструкта, обнаружить и описать другие его виды, спрогнозировать перспективы развития виртуальной социальной коммуникации и последствия информатизации и виртуализации общества. 117 СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 1. Барт, Р. Мифологии / Р. Барт. - М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1996. — 312 с. 2. ресурс]: Батай, Ж. Запрет и трансгрессия. / Ж. Батай. Альтернативное хранилище книг. - [Электронный Режим доступа: http://vispir.narod.ru/bataj2.htm. (дата обращения: 15.12.14) 3. Белгородская, Т. А. Трансцендентальное и эволюционное понимание концепции a priori: от Канта к Лоренцу / Т. А. Белгородская [Электронный ресурс]: Молодёжь и наука: Сборник материалов VIII Всероссийской научно-технической конференции студентов, аспирантов и молодых учёных, посвященной 155-летию со дня рождения К. Э. Циолковского. — Красноярск: Сибирский федеральный ун-т, 2012. Режим доступа: http://conf.sfu-kras.ru/sites/mn2012/thesis/s034/s034-030.pdf (дата обращения: 23.11.14) 4. Бекарев, А. М. Социальное пространство и время: анализ деконструкции / А. М. Бекарев // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, -2007. -№ 6. -С. 282–287. 5. Бергер, П. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии зна-ния. / П. Бергер, Т. Лукман. - М.: "Медиум", 1995. - 323 с. 6. Бессонов, А.В. Теория объектов в логике / А.В. Бессонов - Новосибирск: Наука, 1987. - 136 с. 7. Бодрийяр, Ж. Войны в заливе не было. / Ж. Бодрийяр. Художественный журнал, -1994. -№5. - С. 33-36. 8. Бодрийяр, Ж. В тени молчаливого большинства, или конец социального. / Ж. Бодрийяр. – Екатеринбург: Издательство уральского университета, 2000. – 95 с. 9. Бодрийяр, Ж. Система вещей. / Ж. Бодрийяр. – М: «РУДОМИНО», 2001. - 336 с. 10. Бодрийяр, Ж. Символический обмен и смерть. / Ж. Бодрийяр. – М: «Добросвет», 2000. - 387 с. 118 11. Бодров, А.А. Виртуальная реальность как когнитивный и социокультурный феномен: диссертация доктора философских наук: 09.00.01 / А. А. Бодров / - Самара: Чуваш. гос. ун-т им. И.Н. Ульянова. 2007. - 293 с. 12. Брысина, Т.Н. Порядок как основа понимания / Т.Н. Брысина // Знание и понимание: сферы и границы. –Ульяновск: УлГТУ, 2010. С. 9-15. 13. Бурдье, П. Практический смысл / П. Бурдье — М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2001. – 285 с. 14. Бурдье, П. Социальное пространство: поля и практики. / П. Бурдье. - СПб. : Алетейя; М.: Институт экспериментальной социологии, 2005. - 576 с. 15. Бурдье, П. Социология социального пространства. / П. Бурдье. — М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2005. Т.1. 16. Бурдье, П. Структура, габитус, практика / П. Бурдье. // Журнал социологии и социальной антропологии – Т.1. – 1998. – N2. С. 44-59. 17. Васильев, Н.А. Воображаемая логика. Избранные труды / Н.А. Васильев. - М.: Наука, 1989. 264 с. 18. Ваттимо, Дж. Прозрачное общество. / Дж. Ваттимо. - М.: «Логос», 2002. - 128 с. 19. Ващехин, Н.П. Информатизация общества как феномен культуры. / Н. П. Ващехин. // Информатика и культура. – Новосибирск. 1990. – С. 24 29. 20. Вергазов, Т.А. Современные аспекты кодировки коммуникативных процессов. / Т. А. Вергазов. // Региология. – 2012. - №3. С. 161-164. 21. Воробьев, И. В. Постнеклассическая рациональность, виртуалистика и информационные технологии. / И. В. Воробьев, В. И. Аршинов, // Философские науки. - 2007. - N 7. С. 9-29. 22. Гидденс, Э. Устроение общества: Очерк теории структурации. / Э. Гидденс. - М.: Академический проект, 2003. - 528 с. 119 23. Горный, Е. Проблемы сохранения культурного наследия в эпоху цифрового текста. / [электронный ресурс] // Сетевая словесность. [Офиц. сайт]. URL: http://www.netslova.ru/gorny/digtext.html#1 (дата обращения: 22.11.14). 24. Готт, В.С. Философские вопросы современной физики. / В. С. Готт. - М., Высшая школа, 1972, 416 c. 25. Гринин, Л.Е., Марков, А.В., Коротаев, А.В. Макроэволюция в живой природе и обществе. / Л.Е. Гринин, А.В. Марков, А.В. Коротаев. -М.: УРСС, 2009. - 246 с. 26. Грицанов, А.А. Постмодернизм. Энциклопедия. / А.А. Грицанов. Мн: Интерпрессервис, 2001. - 1040 с. 27. Гусев, С.С. Неоднозначность языка научных описаний / С.С. Гусев // Эпистемология и философия науки. - 2012. - №1. С. - 141-156. 28. Дейк ванн, Т.А. Язык. Познание. Коммуникация. / Т.А. ванн Дейк. – М: Прогресс, 1989. 310 с. 29. Делез, Ж. Актуальное и виртуальное [электронный ресурс] Visiology творческая лаборатория при философском факультете МГУ [офиц. сайт] URL: http://www.visiology.fatal.ru/texts/deleuze.htm. (дата обращения: 19.09.14). 30. Делёз, Ж. Что такое философия? / Ж. Делез, Ф. Гваттари. — М.: Ин-т эксперим. социологии; СПб.: Алетейя, 1998. – 288 с. 31. Делёз, Ж., Тысяча плато. Капитализм и шизофрения / Ж. Делез, Ф. Гваттари. — Екатеринбург: У-Фактория; М.: Астрель, 2010. — 895 с. 32. Дугин, А. Г. Социология воображения. / А.Г. Дугин. – М.: Академ. Проект; Трикста, 2010. 565 с. 33. Землянова, коммуникативистика. Л.М. Л.М. Современная Землянова. -М.: Изд-во американская Московского университета, 1995. – 268 с. 34. Ильин, И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. / И.П. Ильин. -М.: Интрада. 1998. - 256 с. 120 35. Калмыков, А.А. О виртуалистической природе коммуникации. / А.А. Калмыков. // Философские науки. - 2007. - N8. – С.76-88. 36. Калмыков, А.А. Коммуникатология и виртуалистика: опыт построения социальной онтологии. / А.А. Калмыков. // Вестник РГГУ. Серия «Политология. Социально-коммуникативные науки». - 2008. - N 1/08. - С.3649. 37. Каптерев, А. И. Информатизация социокультурного пространства. / А.И. Каптерев. М.: Фаир-пресс, 2004. – 512 с. 38. Кассирер, Э. Философия символических форм: В 3 тт. / Э. Кассирер. — М.—СПб.: Университетская книга, 2002. Том 1. - 271 с. 39. Кастельс, М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. / М. Кастельс. — М.: ГУ ВШЭ, 2000. — 608 с. 40. Классен, Х. Й. М. 2000. Проблемы, парадоксы и перспективы эволюционизма / Х.Й.М. Классен. // Альтернативные пути к цивилизации. М.: «Логос». С. 6—23. 41. Корбен, А. Мир Воображения / А. Корбен // Дельфис — №73(1) — 2013 г. — С. 90-97. 42. Косоногов, В. Зеркальные нейроны: краткий научный обзор. / В. Косоногов. Ростов-на-Дону, 2009 г. – 24 с. 43. Куайн, У. В. О. Онтологическая относительность / У.В.О. Куайн // Современная философия науки. - М., - 1996. - С.40—61. 44. Лакан, Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. / Ж. Лакан. — М: Гнозис, 1995. – 192 с. 45. Ламсден, Ч. Геннокультурная коэволюция: человеческий род в становлении / Ч. Ламсден, А. Гушурст. // Человек. - № 3. - 1991. - С .336-349. 46. Лангер, С. Философия в новом ключе. / С. Лангер. – М., Республика. 2000. - 287 с. 47. Латыпов, И.А. Философские аспекты формирования собственности на информацию в виртуальных сообществах / И. А. Латыпов // Философия и общество. – 2009. - №4(56) с. 131 – 139. 121 48. Левинас, Э. Избранное: Тотальность и бесконечное / Э. Левинас. - М.: Культурная инициатива: Университетская книга, 2000. - 445 с. 49. Леушкин, Р.В. Виртуальная социальная коммуникация: онтологический ракурс исследования / Р.В. Леушкин. // Фундаментальные исследования, - 2014. - № 9 (часть 6), - С. 1374-1377. 50. Леушкин, Р.В. конструктивного реализма Виртуальный объект / Р.В. Леушкин. как проблема // Фундаментальные исследования. - 2014, - № 6 (часть 7), -С. 1553-1558. 51. Леушкин, Р.В. Конструкты виртуальной социальной коммуникации. / Р.В. Леушкин. // Социальная жизнь как единство разнородных состояний. Сборник научных трудов IV Международной теоретико-практической конференции, посвященной памяти доктора философских наук, профессора Георгия Федоровича Миронова (1944-2008). – Ульяновск: УлГТУ, -2014. -С. 158-166. 52. Леушкин, Р.В. Основные социально-философские концепты постмодернизма // Вузовская наука в современных условиях: сборник материалов 46-й научно-технической конференции. - Ульяновск: УлГТУ. 2012, -С. 60-63. 53. пониманию Леушкин Р.В. виртуальной Структурно-конструктивистский социальной коммуникации // подход к Современные проблемы науки и образования. – 2014. – № 5; Режим доступа: http://www.science-education.ru/119-15167 (дата обращения: 03.11.2014). 54. Лоренц, К. Оборотная сторона зеркала. / К. Лоренц. - М.: Республика. 1998. – 493 с. 55. Лотман, Ю. М. Семиосфера. / Ю.М. Лотман. — С.-Петербург: «Искусство—СПБ», 2000. — 704 с. 56. Луман, Н. Социальные системы. Очерк общей теории / Н. Луман. — СПб.: Наука, 2007. — 648 c. 57. Маклюэн, М. Галактика Гутенберга. Становление человека печатающего / М. Маклюэн. — М.: Академический проект, 2005. — 496 с. 122 58. Маклюэн, М. Понимание медиа: внешние расширения человека / М. Маклюэн. — М.: Кучково поле, 2007. — 464 с. 59. Маклюэн, М. Телевидение. Робкий гигант / М. Маклюэн // Современные проблемы личности — М.: Икусство, - 2001. — № 1. — С. 138—148. 60. Максимович, Д. С. Интернет – блоги официальных представителей власти как инструмент реализации символического капитала власти и создания легитимирующих структур сознания / Д.С. Максимович, С. И. Самыгин. // Вестник ЮРГТУ (НПИ). - 2010. - № 2 – с. 181 – 186. 61. Маркузе, Г. Одномерный человек. / Г. Маркузе. – М.: ACT, 2002. – 526 с. 62. Матурана, У. Древо познания: Биологические корни человеческого понимания. / У. Матурана, Ф. Варела. М.: Прогресс-Традиция, 2001. – 224 с. 63. Мид, Дж. Г. Избранное: Сб. переводов. / Дж. Г. Мид. - М.: ИНИОН РАН, 2009. - 290 с. 64. Мизес, Л. Теория и история: Интерпретация социально- экономической эволюции. / Л. Мизес. — М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2001. — 295 с. 65. Михайлов, А.И. Научные коммуникации и информатика. / А.И. Михайлов, А.И. Черный, Р.С. Гиляревский – М.: Наука, 1976. - 435 с. 66. Мухина, В.С. Личность: мифы и реальность / В. С. Мухина. - М. ИнтелФлай, 2007 – 1065 с. 67. Назарчук, А.В. Сетевое общество и его философское осмысление. / А. В. Назарчук. Вопросы философии. - № 7. - 2008. - С. 61-75. 68. Назарчук, А.В. Социальное пространство и социальное время в концепции сетевого общества / А.В. Назарчук // Вопросы философии. - 2012, - N 9. – С. 56-66. 69. Ненашев, А.И. Развитие социального виртуального пространства в сети интернет. / А. И. Ненашев // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И.Герцена. - №1. - 2008. - С. 335-338. 123 70. Новейший философский словарь: 3-е изд., исправл. - Мн.: Книжный Дом. 2003. - 1280 с. 71. Носов, Н. А. Виртуальная психология. / Н. А. Носов. – М.:Аграф, 2000. — 432 с. 72. Парсонс, Т. О структуре социального действия. / Т. Парсонс. - М: Академик пресс, 2000. - 880 с. 73. Пиаже, Ж. Речь и мышление ребёнка. / Ж. Пиаже. М.: Директ- Медиа, 2008. - 848 с. 74. Прижиленский, В.И. Идея реальности и эпистемологический конструктивизм / В.И. Прижиленский // Вопросы философии. - 2010. - № 11. - С.105-113. 75. Пронин, М.А. Виртуалистика в Институте человека РАН: история и результаты / М. А. Пронин // Генезис категории виртуальная реальность: Материалы международной научной конференции (15 февраля 2008 г.). Саранск: Типография «Рузаевский печатник», 2008. - С. 5 – 43. 76. Редклифф-Браун, А. Естественная наука об обществе. Часть 1. / А. Редклиф-Браун. // Личность. Культура. Общество. - 2010. - Том XII. Вып. 1. - С. 53–54. 77. Редклифф-Браун, А. Метод в социальной антропологии. / А. Редклифф-Браун. М.: «Канон-пресс-ц», «Куликово поле», 2001. – 416 с. 78. смещение Розанов, К.А. Провинциальная и столичная Интернет-литература: границ / К.А. Розанов // Российская провинция: опыт комплексного исследования. Мат. научно-практ. конф. - Саратов: ООО Издательство "КУБиК", 2009. -С. 242-245. 79. Силаева, В.П. Об использовании понятия «виртуальный» / В.П. Силаева // Социологические исследования. - 2010. - №8. - С. 19-25. 80. Сметана, В.В. Социальная коммуникация. (Социально- философский анализ коммуникативных отношений и коммуникативного дискурса): Дис. канд. филос. наук: 09.00.11. Ростов-на-Дону. 2004 г. – 177 с. 124 81. Соловьев, А. В. Социокультурная среда информационного общества: трансформация культурных форм / А. В. Соловьев // Вопросы культурологи – 2008. - №4. - С. 41-44. 82. Степин, В.С. Научное познание в социальном контексте. Избранные труды. / В.С. Степин. Минск: Изд. БГУ, 2012. – 416 с. 83. Столярова, О.Е. Между «реальностью» и «конструктом», философия в поисках новой объективности / О.Е. Столярова // Философские науки – 2006. -№8. -С. 74-90. 84. Сулимов, В.А. Коммуникативное пространство современной культуры: знаки и символы. / В.А. Сулимов, И.Е. Фадеева // Философские науки. - №4. - 2004. - С. 28-42 85. Таратута, Е.Е. Философия виртуальной реальности / Е.Е. Таратура. –СПБ.: СПбГУ, 2007. -147 с. 86. Тард, Г. Социальная логика. / Г. Тард. М.: Ленанд, 2014. - 504 с. 87. Тард, Г. Общественное мнение и толпа / Г. Тард. — М.: Т-во тип. А. И. Мамонтова, 1902. — IV, 201 с. 88. Тоффлер, Э. Третья волна / Э. Тоффлер. — Москва: АСТ, 2004. — 781 с. 89. Тьюринг, А. М. Вычислительные машины и разум. / А.М. Тьюринг // В сб.: Хофштадер Д., Деннет Д. Глаз разума. — Самара: Бахрах-М, 2003. — С. 47-59. 90. Флиер, А. Я. Происхождение культуры: новая концепция культурогенеза / А. Я. Флиер [Электронный ресурс]: Информационный гуманитарный портал «Знание. Понимание. Умение». — 2012. — № 4. Режим доступа: http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2012/4/Flier_The-Origin-of-Culture. (дата обращения: 07.06.14). 91. Флиер, А. Я. Природа культуры и закономерности ее развития [электронный ресурс] // Культурологический журнал. [Офиц. сайт]. URL: http://www.cr-journal.ru/rus/journals/221.html&j_id=16 07.06.14). 125 (дата обращения: 92. Фуко, М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. / М. Фуко. - СПб.: А-cad., 1994 г. - 408 с. 93. Фуко, М. Нужно защищать общество: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1975—1976 уч.г. / М. Фуко. - СПб.: Наука, 2005 г. - 312 с. 94. Фуко, М. Герменевтика субъекта. Курс лекций, прочитанных в Колледже де Франс в 1981—1982 уч. году / М. Фуко. - СПб.: Наука, 2007. — 677 с. 95. Хабермас, Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие / Ю. Хабермас. - СПб.: Наука, 2000. - 380 с. 96. Хоружий, С.С. Род или не род? Заметки к онтологии виртуальности / С.С. Хоружий // Вопросы философии. - 1997. - №6. - С.56-74. 97. Чик, Г. Единицы культуры / Г. Чик // Общественные науки и современность. - 2000 г. - №2. - С. 111-122. 98. Шмальгаузен, И. И. Проблемы дарвинизма. / И.И. Шмальгаузен. Л.: Наука. 1969. - 409 с. 99. Шрейдер, Ю.А. Информатизация и культура / Ю. А. Шрейдер. // НТИ / ВИНИТИ. Сер. 2, Информ. процессы и системы. - М., 1991. - N 8. - С. 1-9. 100. Штомпка, П. Социология социальных измерений. / П. Штомпка М.: Аспект Пресс, 1996. - 418 с. 101. Шютц, А. Смысловая структура повседневного мира: очерки по феноменологической социологии / А. Шютц. - М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2003, - 336 с. 102. Эволюционная эпистемология: современные дискуссии и тенденции / Отв. ред.: Е. Н. Князева. М.: Институт философии РАН, 2012. – 704 с. 103. Эко, У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию / У. Эко. — СПб.: Симпозиум, 2006. — 544 с. 126 104. Яценко, А.Л. Социальные сети: сущность, морфология и эволюция. / А. Л. Яценко // Личность. Культура. Общество. - 2010. - Т. XII. Вып. 2. - С. 310–315. 105. Bazerman, Ch. Discourse Analysis and Sjcial Construction / Ch. Bazerman. //Annual Review of Applied Linguistics. Cambr. Univ. Press. - Vol. 11. - 1990. - P. 77-83. 106. Billing, M. Arguing and Thinking: a rhetorical approach to social psychology, revised edition. / M. Billing. - Cambridge: Cambridge University Press. 1987. – 290 р. 107. Britton, К. Communication: A Philosophical Study of Language. / K. Britton. - London: Routledge, 1939. -290 p. 108. Ember, M. Evolution of the Human Relations Area Files / M. Ember // Cross-Cultural Research. - 1997. - № 31. - P. 3-15. 109. Global [электронный E-mail ресурс] Mit Patterns Reveal Technology “Clash Review of [офиц. Civilizations” сайт] URL: http://www.technologyreview.com/view/512116/global-e-mail-patterns-reveal clash-of-civilizations/ (дата обращения: 19.09.14). 110. Gorny, E. A Creative history of the Russian internet / E. Gorny. A thesis submitted in partial fulfillment of the requirements for the degree of Doctor of Philosophy. – London: Goldsmiths College, University of London, 2006. 378 p. 111. Hansen, S.S. Brand and social interaction of avatars: an exploration on a virtual world: A Dissertation for the degree of Ph.D / S.S. Hansen; University of Wisconsin-Madison. – Madison. - 2009. – 148 p. 112. Henri, F. Understanding and analysing activity and learning in virtual communities / F. Henri, B. Pudelko // Journal of Computer Assisted Learning. 2003. № 19, P. 474-487. 113. Joy, M.M. Towards a philosophy of imagination: a study of Gilbert Durand and Paul Ricoeur / M.M. Joy. – Montreal: McGill University, 1981. -187 p. 127 114. Lee, A. C. Virtual Identities: The Social Construction of Cybered Selves: A Dissertation for the degree of Ph.D / С. A. Lee; – Evanston: Northwestern University, 1996, - 433 p. 115. Littau, J. The virtual social capital of online communities: media use and motivations as predictors of online and offline engagement via six measures of community strength: A Dissertation for the degree of Ph.D / J. Littau; – Columbia: University of Missouri, 2009, - 196 p. 116. Loebner, H. What is the Loebner Prize? [Электронный ресурс] Home Page of The Loebner Prize in Artificial Intelligence" The First Turing Test" [офиц. сайт] URL: http://www.loebner.net/Prizef/loebner-prize.html (дата обращения: 07.06.14). 117. Lorenz, K. Kant's Lehre vom apriorichen im Lichte gegenwartiger Biologie. / K. Lorenz // Blatter fur Deutsche Philosophie, - 1941, 15, - S. 94–125. 118. Murdock, G.P. The Common Denominators of Cultures / G.P. Murdock // The Science of Man in the World Crisis. New York: Columbia, 1945. P. 123–142. 119. Murdock, G.P. Outline of Cultural Materials / Murdock G.P. et al. // Yale Anthropological Studies, New Haven, - 1987. - N II. - P. 1–56. 120. Park, S. Social responses to virtual humans: The effect of human-like characteristics: A Dissertation for the degree of Ph.D / S. Park; Georgia Institute of Technology. – Atlanta, - 2009. – 88 p. 121. Popper, K. R. A World of Propensities. / K.R. Popper. Bristol: Thoemmes, 1990. – 51 p. 122. Schutz, A. The Structures of the Life World. / A. Schufz, T. Luckmann. London: Heinemann, 1973. – 335 p. 123. Tart, C.T. Multiple Personality, Altered States and Virtual Reality: The World Simulation Process Approach. / C.T. Tart. // Dissociation, - 1990, - N 3, - P. 222–233. 124. Vivian, N. Social Networks in Transnational and Virtual Communities // N. Vivian, F. Sudweeks, [Электронный ресурс] Murdoch University [офиц. 128 сайт] URL: http://www.it.murdoch.edu.au/~sudweeks/papers/192Vivia.pdf (дата обращения: 11.01.15). 129