Нартова Бочавер Психологическое пространство личности

1
Содержание
Введение............................................................................................................................. 5
Глава 1. Теоретико-методологические основы субъектно-средового подхода ... 12
1.1. Проблема внешнего и внутреннего в философии и психологии ......................... 12
Историческое развитие внутреннего мира как основания субъектности .............. 14
Развитие взглядов на субъект-объектные отношения в философии и этике ....... 16
Категория субъекта в отечественной психологии .................................................. 22
Взгляды современных отечественных психологов на проблему внешнего и
внутреннего .............................................................................................................. 28
1.2. Топологические и эмпирические категории в классических теориях личности .. 34
Учение У.Джемса об эмпирической личности......................................................... 34
Учение о жизненном пространстве и психологическом поле К.Левина ................ 37
Учение о динамике границ контакта Ф.Перлза ....................................................... 41
Символизация среды в аналитической психологии К.Г.Юнга................................ 44
Роль среды в эпигенетической теории Э.Эриксона ............................................... 45
Идентификация-сепарация как механизмы развития личности теории объектных
отношений ................................................................................................................ 48
Двойственность природы человека в ранних работах Д.Н.Узнадзе ...................... 50
1.3. Психология среды как предпосылка изучения психологического пространства
личности ........................................................................................................................ 51
Среда как междисциплинарное понятие ................................................................. 51
Категория среды в современной психологии.......................................................... 54
Средовой подход к поведению и личности ............................................................. 62
Природные и архитектурные детерминанты психики и поведения ....................... 65
Моделирование жилого пространства за рубежом ................................................ 70
Исследования домашней среды.............................................................................. 72
1.4. Компромиссные концепции: теория приватности и теория персонализации
среды ............................................................................................................................. 75
2
Приватность как психологическая категория .......................................................... 76
Личное пространство и его факторы ....................................................................... 81
Территориальность и ее проявления ...................................................................... 84
Персонализация в теории приватности .................................................................. 87
Эмпирическое исследование приватности в домашней среде ............................. 90
Персонализация как проявление личностной активности ..................................... 93
Глава 2. Психологическое пространство личности как основное понятие
субъектно-средового подхода ...................................................................................... 98
2.1. Психологическое пространство личности и его свойства .................................... 98
Терминологический контекст понятия «Психологическое пространство личности»
................................................................................................................................... 99
Общая характеристика свойств психологического пространства и его границ .. 100
Суверенность физического тела ........................................................................... 105
Суверенность территории...................................................................................... 108
Суверенность личных вещей ................................................................................. 110
Суверенность временных привычек...................................................................... 113
Суверенность социальных связей......................................................................... 115
Суверенность ценностей ....................................................................................... 117
2.2. Эмпирические исследования последствий нарушений границ психологического
пространства ............................................................................................................... 121
Виды нарушения границ психологического пространства ........................................ 121
Психологические последствия физического насилия .......................................... 123
Искажение телесных границ при материнской депривации ................................ 126
Стресс перенаселенности (crowding) .................................................................... 129
Исследования сверхрегламентизации в искусственных средах ......................... 136
2.3.Проблема метода изучения психологического пространства личности ............ 142
Метод анализа отдельного случая ........................................................................ 143
Метод моделирования конфликтных ситуаций .................................................... 147
Опросник «Суверенность психологического пространства»................................ 150
Психометрические характеристики теста ............................................................. 152
3
Глава 3. Эмпирическое исследование генезиса и феноменологии
психологического пространства личности ............................................................... 163
3.1 Онтогенез психологического пространства личности ......................................... 165
Исследования онтогенеза приватности за рубежом ............................................ 166
Возрастные особенности опыта приватности....................................................... 171
Половые различия в переживании приватности .................................................. 173
Социогеографические факторы приватности ....................................................... 175
Анализ нормативных показателей опросника «СПП» .......................................... 179
Развитие психологического пространства в дошкольном возрасте .................... 183
Развитие психологического пространства в жизненном цикле............................ 187
3.2. Личностные корреляты суверенности психологического пространства ........... 195
Предварительные данные о связи СПП с личностными характеристиками ....... 197
Связь суверенности психологического пространства с чертами личности по Г. и
С.Айзенкам ............................................................................................................. 202
Связь суверенности психологического пространства с акцентуациями характера
................................................................................................................................. 205
Связь суверенности психологического пространства с социально-духовными
качествами личности.............................................................................................. 211
3.3. Особенности Я-концепции подростков с разным уровнем суверенности......... 217
Эмпирическое изучение особенностей самоотношения депривированных и
суверенных подростков.......................................................................................... 219
Классифицированные самоописания.................................................................... 222
Качественно-количественный анализ самоописаний ........................................... 232
3.4. Особенности психологического преодоления (coping behavior) у подростков с
различным уровнем суверенности............................................................................. 237
Психологическое преодоление (coping behavior) как феномен границ ............... 237
Связь предпочитаемых стратегий психологического преодоления с уровнем
суверенности .......................................................................................................... 243
Социогеографическая обусловленность coping-стратегий как феномена
личностных границ ................................................................................................. 250
3.5. Клиника искажений психологического пространства ......................................... 254
4
Случай 1.................................................................................................................. 255
Случай 2.................................................................................................................. 259
Случай 3.................................................................................................................. 262
Случай 4.................................................................................................................. 266
Заключение .................................................................................................................... 270
Литература ..................................................................................................................... 275
Приложения.................................................................................................................... 289
Приложение 1. Текст опросника, бланк ответов и ключ ........................................... 289
Приложение 2. Нормализация показателей теста .................................................... 297
Приложение 3. Профильные бланки ......................................................................... 301
Приложение 4. Субъекты конфликтов на разных возрастных стадиях ................... 303
5
Введение
Наша работа посвящена изучению психологического пространства личности и
его границ – динамике и онтогенезу, а также взаимосвязям с различными
индивидуально-личностными качествами и социальными проявлениями человека.
Существуя среди людей, человек все же остается наедине с собой, приходя в
этот мир, покидая его и принимая многие жизненные решения. Экзистенциальное
одиночество – неотъемлемое состояние любого живущего человека, которое может
представать как психологическая проблема, а может – как ценность, но все равно
остается
неизбежной
данностью.
Отделенность
человека
от
других,
его
несмешиваемость с миром, способность, воспринимая других, оставаться самим собой
всегда в гуманистической культуре считались достоинством.
Отдельные люди творят не только личное, но и социальное бытие, однако до
той поры, пока они способны сохранять свою автономию. Именно на индивидуальном
уровне решаются давние проблемы и рождается новое – этика, эстетика, философия.
К.Г. Юнг, раскрывая ценность индивидуального бытия для мира, писал: «То, что
делают нации, то делает и каждый отдельный человек, и пока он это делает, это делает
и нация. Лишь изменение установки отдельного человека становится изменением
психологии нации. Великие проблемы человечества еще никогда не решались
посредством всеобщих законов, но всегда решались лишь посредством обновления
установки отдельного человека» [199 с. 28].
Однако это не значит, что смысл индивидуальности ограничен рамками ее
общественной полезности, личность важна сама по себе и для себя. Великий гуманист
прошлого Альберт Швейцер писал по этому поводу так: «Итак, мы служим обществу,
не принося себя в жертву ему... Мы знаем, что общество преисполнено глупости и
намерения обманывать нас относительно вопросов гуманности» [190, с. 325]. И чем
интенсивнее контакт человека с миром, тем более остро встает перед ним задача
сохранения собственной частности, не-публичности во всех сферах существования.
Персонифицированная (не разделенная с обществом в целом) мораль – самая ценная
часть этической культуры.
6
Таким образом, постоянно взаимодействуя с миром, получая от него и
возвращая, человек все равно не сливается с ним. Поддержание собственной
уникальности возможно лишь посредством сохранения личностных границ и
обретения своего собственного, отличного от «языка толпы», онтологического языка
самовыражения.
Объектом нашего научного исследования является автономность, уникальность
и неповторимость человеческого существования – то, что за рамками психологии
называется частной жизнью. А в психологической науке мы иногда говорим о личной
ответственности,
внутренней
поддержке
и
локусе
контроля,
иногда
–
об
отчужденности или обособленности и совсем редко – о приватности, точнее, privacy,
поскольку понятие это используется только за рубежом.
Мы предлагаем к использованию в психологической теории и практике термин
«психологическое пространство личности» как новый способ понимания и описания
человеческой индивидуальности. В самом общем виде психологическое пространство это значимый фрагмент бытия, определяющий актуальную деятельность и стратегию
жизни человека и защищаемый им доступными физическими и психологическими
средствами. Психологическое пространство – это форма развития и выражения
субъектности человека.
Каждый раз, когда в науке, в том числе и психологии, появляется новое
понятие, возникает необходимость пояснить, какие цели преследовал его автор и не
является ли оно «сущностью сверх необходимого», без которой можно обойтись. В
действительности обсуждаемое нами понятие уже давно интуитивно применяется в
различных областях научных исследований и психотерапевтической практики.
Длительное время топологические и средовые категории естественно живут в
психологии личности, и констатация того факта, что человек, существуя в общем для
всех
физическом
пространстве,
может
одновременно
иметь
еще
и
свое,
психологическое, не вызывает никакого сопротивления. Более того, никого не
удивляет, что это пространство частично может окружать человека, а частично
находиться внутри него.
За рубежом в научный обиход психологии личности давно введены такие
термины, как «жизненный мир» «психологическое время и пространство» (К. Левин),
7
«переходный объект» (психоанализ), «личное пространство» (Р.Соммер), «контакт и
границы» (Ф.Перлз) [81, 274, 133]. В отечественной психологии, описывая
субъективное бытие человека, также говорят о жизненном мире (Ф.Е.Василюк),
топологии субъекта (А.Ш.Тхостов), внешнем и внутреннем Я (А.Б.Орлов), факторе
места и обособлении личности (В.С.Мухина) [28, 172, 128, 105]. Такие понятия, как
«границы», «барьеры», «дистанция», «выше-ниже», «ближе-дальше», «границы»,
находят широкое применение в практической психологии.
Поэтому цель нашей работы – дать понятию «психологическое пространство»
научное обоснование и обозначить возможности его использования, обеспечив его
переход с донаучного уровня через естественнонаучный к гуманитарному, от
обыденного языка через номотетический – к идиографическому. Каждый вновь
вводимый термин должен быть содержательно валидизирован и технически
операционализирован. Валидизация состоит в том, чтобы продемонстрировать
вариативность
(репрезентативность) качества, которое обозначается понятием,
соотнести с другими, уже достаточно обоснованными, конструктами, и очертить его
эвристические возможности – то есть обозначить круг реальности, который может
быть лучше понят благодаря этому понятию. Операционализация предполагает
создание метода и процедуры, которые могли бы привести к получению не только
качественных, но и количественных характеристик для описания психологического
пространства личности. Результаты решения этих задач представлены в данной работе.
К формулированию и исследованию проблемы психологического пространства
нас побудили наблюдения, накопленные в течение нескольких лет работы в
консультативном центре НИИ детства Российского детского фонда. В ходе
практической работы нами было замечено, что объективные действия часто обладают
символическим смыслом, далеким от буквального содержания поступков: вместо
открытого выражения любви и признательности можно сделать вещественный
подарок; не высказывая пренебрежение вслух, окружить стеной одиночества
(типичный пример – бойкотируемый школьник, с которым никто не хочет сидеть за
одной партой). Примечательно, что ментальное и физическое при этом как бы
обладают способностью переходить друг в друга: мерой любви может быть количество
подарков, а мерой уверенности в себе – площадь суверенной, недоступной контролю
8
со стороны других территории. Все эти наблюдения и привели к необходимости
создания смешанного феноменологически-средового языка описания личности,
центральным понятием в котором стало «психологическое пространство личности».
Основная ценность нашего подхода заключается в его прагматичности,
изначально предполагающей использование в прикладной науке. Он возник из
практики, чтобы в нее же и вернуться. Поскольку проявляющиеся в ходе практической
работы проблемы и трудности могут быть отнесены к так называемой психологии
повседневности, то на языке потребителя консультации (клиента) они чаще всего
обозначаются
бытовым
языком
-
языком
территориального
поведения,
манипулирования вещами, выработки особых временных привычек (в психологии
среды это называют обобщенным термином «средовой язык»). Это обусловило как
достоинства, так и ограничения подхода: систематизируя эмпирические факты, мы не
можем быть совершенно уверены в том, что нечто важное не оказалось случайно
пропущенным. В то же время категории, которыми мы пользуемся, всегда наполнены
реальным содержанием, и формальных, «пустых» ячеек в нашем понятийном аппарате
нет.
Методология и идеология нашего подхода может быть кратко охарактеризована
как «интеграция и синергетика». Интеграция категорий субъектности и среды,
номотетического и идиографического методов, а также данных смежных областей
науки представляют собой особенность нашего подхода. Общенаучные принципы
системности, развития и детерминизма, вклад которых в любое современное
исследование бесспорен, получили существенно новое звучание благодаря синергетике
– науке о развитии и самоорганизации, развиваемой в работах И. Пригожина и
Г.Хакена [140, 179]. Принцип системности определяет необходимость рассмотрения
психологического пространства, с одной стороны, как обладающего структурой, а с
другой – как связанного с другими личностными проявлениями и включенного в
другие системы, в частности, открытого к среде во всех ее проявлениях. Принцип
развития требует рассмотрения психологического пространства как исторического
явления, имеющего фило- и онтогенез. Принцип детерминизма в его нежесткой форме
позволяет объяснить в нелинейном процессе развития психологического пространства
9
наличие альтернативных линий, выделить точки особой сензитивности субъекта к
формированию различных измерений психологического пространства.
Принципы синергетики, будучи примененными к живым и социальным
системам, с неизбежностью приобретают этическую окраску. Наше исследование
подтверждает ценность уважения личностных границ во всех формах взаимодействия
человека и мира, необходимость и эффективность ненасильственного отношения к
личности.
Итак, психологическое пространство личности – это понятие для обозначения
явления, которое отвечает качествам сложности, множественности и темпоральности
(чувствительности ко времени), характеризующим все живые системы. Структура
психологического пространства делает его способным к самокомпенсации, благодаря
чему и возможно изменение онтологического языка человеческого бытия – от
телесности и психосоматики к языку территориальности, смене режима жизни,
манипулированию материальными вещами и воздействию посредством идей. При этом
все перечисленные формы самовыражения продолжают принадлежать одной и той же
личности.
Подобно тому как территориальность служит задаче выживания особи в
животном
мире,
психологическое
пространство
обеспечивает
комфортное
функционирование самодостаточной личности. Поэтому его развитие в онтогенезе
связано с расширением круга потребностей, в частности, потребности в личной
автономии.
Понятие «психологическое пространство личности» может быть корректно
изучено только как межпроблемное и междисциплинарное. Неизбежная эклектичность
предпосылок нашего исследования связана с тем, что различные измерения
психологического пространства традиционно изучались разными, иногда практически
не пересекающимися областями науки, что ставило нас перед задачей их интеграции,
как интегрированы они в естественно живущей автономной и целостной личности.
Субъектно-средовой подход появился как результат своеобразной энантиодромии
психологии субъекта и психологии среды, каждая из которых ощущает свою
эвристическую недостаточность, что неудивительно, поскольку субъект-объектное
противостояние, будучи явлением историческим, существовало не всегда.
10
Среди теоретических положений, на которые мы опирались в исследовании,
могут быть названы идея интериоризации Л.С.Выготсткого и учение о субъекте жизни
С.Л.Рубинштейна [33, 148]. В оформлении нашего подхода мы опирались на
этологические работы К.Лоренца, эмпирические исследования в области психологии
стресса, психосоматики и психологии насилия, а также психологии архитектуры и
домашней среды [92]. Теоретическое обоснование субъектно-средового подхода,
родившегося на пересечении психологии личности и психологии среды, стало
возможным
посредством
анализа
топологических
и
средовых
категорий
в
классических теориях личности (учении об эмпирической личности У.Джемса, теории
жизненного
пространства
индивидуальной
психологии
К.Левина,
А.Адлера,
эпигенетическом
гештальттеории
подходе
Ф.Перлза,
Э.Эриксона,
учении
о
двойственной природе личности Д.Н.Узнадзе, учении о субъекте А.В.Брушлинского и
К.А.Абульхановой, идей о развитии личности Л.И.Анцыферовой) и обусловленности
личности средой в средовом подходе У.Бронфенбреннера, Р. Соммера, Дж.Вулвилла
[45, 81, 195, 5, 133, 1, 21, 22, 23, 3, 10, 217, 274]. Особо ценными источниками для
обоснования
нашего
подхода
послужили
теория
приватности,
развиваемая
психологами из США И.Альтманом и М.Вольфе и теория персонализации среды,
представленная работами эстонских психологов М.Хейдметса, Ю. Круусвалла, Т.
Нийта [204, 286, 184, 74, 121].
Наиболее информативно и энергетически насыщенной является область
пространства вокруг границ, где и наблюдается основная динамика пространства:
границы могут восстанавливаться, отодвигаться, расширяя пространство или уступая
его часть в результате вторжения извне. Это происходит в различных психологических
ситуациях, взаимодействие с которыми в широком смысле слова может пониматься
как психологическое преодоление. Таким образом, очевидно, что и повседневная
жизнь человека, насыщенная типичными для него значимыми и ординарными
ситуациями, и его жизненный путь неизбежно связан с динамикой и генезисом
психологического пространства, которые осуществляются в двух направлениях: 1)
изменении целостности личностных границ и 2) появлении и актуализации новых
измерений психологического пространства.
Основные гипотезы исследования:
11
1. Психологическое пространство развивается в онтогенезе, проходя через
сензитивные к его измерениям периоды.
2.
Целостность
границ
психологического
пространства
определяет
благополучие и продуктивность личности в различных сферах жизнедеятельности.
Мы можем сформулировать и положения, обобщающие смысл проведенной
нами работы.
1.
О
структуре.
Психологическое
пространство
личности
включает
пространственно-временные измерения, которые могут быть условно обозначены как
суверенность физического тела (СФТ), суверенность территории (СТ), суверенность
вещей (СВ), суверенность привычек (СП), суверенность социальных связей (СС) и
суверенность ценностей (СЦ).
2.
О
феноменологии.
Психологическое
пространство
связано
с
индивидуальными, половыми и личностными особенностями и состояниями человека.
3. О целостности. Целостность границ психологического пространства
способствует успешности жизненного пути в профессиональной и социальной сферах
жизни.
4. О динамике. Психологическое пространство стремится достигнуть или
сохранить целостность своих границ, используя для этого различные стили и способы
поведения.
5. Об онтогенезе. Психологическое пространство развивается в направлении
большей субъектности по отношению к своим измерениям.
6. О филогенезе. Психологическое пространство восходит к инстинкту
территориальности и служит социальной формой реализации биологических программ,
определяя особенности гендерного и репродуктивного поведения.
Основная часть работы посвящена доказательству этих положений.
Библиография включает в себя 286 источников, в том числе 82 иностранных.
В
приложениях
приведены
материалы
прикладного
характера:
психометрические характеристики теста и объемные таблицы.
В заключение хотелось бы поблагодарить всех моих коллег и учеников, которые
проявили научное мужество, принимая участие в этом совершенно новом для
отечественной науки исследовании, и оказали большую помощь в разработке методов
12
и получении первичных данных: Авакян С.В., Алехиной Е.И., Валединской О.Р.,
Венковой Н.А., Ганиевой О., Гориной Е.В., Котомкиной С.В., Котовой О.В.,
Курбаткиной Ю.В., Матвийчук Е.А, Мухортовой Е.А., Рыжер К.Л., Спиридоновой
И.В., Смирновой Ю.С.
Глава 1. Теоретико-методологические основы
субъектно-средового подхода
Психологическое пространство личности как основное понятие реализуемого
нами подхода естественно возникло из практики, однако в истории психологии и
культуры в целом мы можем проследить появление идей, определивших методологию
и предваривших излагаемые исследования. Частично они появились в результате
дискуссии между сторонниками феноменологического и эмпирического подходов,
которая в неявной форме прослеживается также и в психологии личности, и в
психологии среды. Поскольку мы стремились к интеграции основных достижений
феноменологического и средового понимания личности, представляется весьма
полезным проследить основные моменты встречного движения друг к другу этих
областей знания, движения, ключевым моментом которого является ответ на вопрос о
соотношении в психическом внешнего и внутреннего и, как следствие – о содержании
и проявлениях субъектности в психологической реальности.
1.1. Проблема внешнего и внутреннего в философии и
психологии
В современной психологии топологические категории использовались для
описания внутреннего мира человека практически с самого начала существования
нашей науки, что обусловлено феноменологической природой субъективного,
недоступной никакому иному описанию, как только через уподобление его
объективному. Концептуализируя эту уже существующую практику, мы предлагаем
изучать личность, ее особенности, индивидуальное и социальное бытие, используя
понятие «Психологическое пространство личности», в рамках подхода, который
можно назвать субъектно-средовым. Однако прежде чем перейти к теоретическим и
13
частноэмпирическим данным, подтверждающим его конструктивность, необходимо
кратко коснуться общефилософского контекста появления обсуждаемого термина, в
котором наиболее существенным для нас представляется проблема субъекта, как она
решалась в классической и отечественной философии. Именно проблема субъекта
позволяет уточнить основные онтологические (какова природа психологического
пространства) и гносеологические (как она может быть изучена и понята) положения
развиваемого нами подхода.
Существует множество определений субъекта. Субъект и объект (лат. subjectus лежащий внизу, находящийся в основе, и objectum - предмет) – фундаментальные
категории философии: субъект определялся как носитель субстанциальных свойств и
характеристик, определяющих качественные особенности объекта, то есть, не совсем
привычно для современного взгляда, объект находился в зависимости от субъекта и
был лишен самостоятельной сущности [124].
Согласно Д.Н.Ушакову, субъект – это тот (или то), кто (или что) познает,
мыслит и действует, в отличие от того, на что направлены мысль и действие [168].
Субъектом можно обозначить также человека как носителя каких-либо качеств.
Философская энциклопедия отмечает, что, хотя понятие это использовалось уже
Аристотелем, только с 17 века оно начинает применяться для обозначения психологотеоретико-познавательного Я, противопоставляемого чему-то другому – не-Я,
предмету или объекту. В психологических словарях статья «субъект» нередко вообще
не представлена [17].
Проблема субъекта в философии более чем другие узловые моменты важна для
психологии личности, потому что в зависимости от ее понимания и решения мы
изменяем взгляд не только на генезис и феноменологию личности, но и на способы ее
изучения. Как в истории человечества, так и в истории науки мы можем проследить
три существенных момента: возникновение из нерасчлененной целостности субъектобъектного противостояния как одной из существеннейших бинарных оппозиций, его
дальнейшее усиление и поляризация и, наконец, диалектический синтез. Эти моменты
мы можем обнаружить как в самом человеческом бытии, так и в науках о нем.
Неоднозначно понимание субъекта, как различны взгляды на его возникновение
в истории [84]. А.Н.Леонтьев полагал, что субъект – это носитель жизни и способности
14
психического отражения, и писал об этом так:
взаимодействия,
которые
свойственны
«…переход от тех форм
неорганическому
миру,
к
формам
взаимодействия, присущим живой материи, находят свое выражение в факте
выделения субъекта, с одной стороны, и объекта - с другой» [84, с. 165]. Таким
образом, субъект – это все живое. Однако существует также точка зрения, согласно
которой
субъект-объектное
противостояние
возникло
исторически
только
с
появлением сознания: все, что может быть отражено, оказалось объектом, а поток
сознания, направленный на объекты, стал принадлежностью и отличительным
признаком субъекта.
Историческое развитие внутреннего мира как основания субъектности
Благодаря сознанию человек сумел выделить себя из среды как фигуру на ее
фоне. Но не только сознание стало определяющим признаком внутреннего мира
человека: от общего для племени коллективного бессознательного отделилось личное
бессознательное как знак того, что предпочтения (потребности, переживания, цели)
сообщества в целом и отдельных его членов могут не совпадать [83, 193]. На
протяжении долгого времени несовпадение это было незначительным, и частная жизнь
человека (Privacy) не сразу стала предметом изучения.
Можно
происходило
предположить,
параллельно
что
дальнейшее
физическому
укрепление
отделению
людей
внутреннего
друг
от
мира
друга,
возникновению частной собственности и личного пространства – того, что
впоследствии стало объектом приватности. В архаичных культурах (как и в раннем
детстве ребенка) физические и психические явления, внешнее и внутреннее не
отделено друг от друга. Архаичный человек не противопоставлен окружающему миру,
равно как и маленький ребенок, который ощущает себя «прозрачным» для воздействий
извне и уверен в том, что все его помыслы и потребности открыты другим. В
архаических культурах субъект-объектное единство сохранилось и сейчас в форме
синкретического, мифологического (то есть лишенного субъекта-автора) мышления.
15
В античных культурах уже существовала и личная собственность, и личная
позиция1. Широко известно утверждение историка В.Н.Ярхо, на основании анализа
античной мифологии сделавшего вывод о том, что древний грек не был субъектом
своих действий, поскольку в принятии решений обращался к воле богов. Но
многократно отмечалось, что, узнав о своем бессознательном грехе, царь Эдип не
просто принял расплату, но наказал себя сам, принимая и оценивая свою личную
ответственность.
Начиная с 7 века, в средневековье, и жизнь, и смерть были прилюдными,
публичными явлениями. У людей не было времени для уединения или одиночества в
коллективной, скученной жизни, где не было отдельного помещения для личной жизни
и частного дела. Отражая это первичное единство, на протяжении многих веков
познание и просвещение оставались основанными на мистическом отношении к миру,
в котором также все едино и взаимосвязано: воздействие на часть приводит к
изменению целого, а психические и физические причины и следствия рассматривались
как взаимообратимые. Средневековая схоластика во многом воспроизвела античную
трактовку субъекта и объекта, признав за субъектом онтологические параметры
материальных вещей, а за объектом - производные человеческие образы субъекта.
Химики
обычно
занимались
алхимией,
не
переживая
противоречий
между
естественнонаучным знанием и мистикой; единство физического и психического
использовалось также во всех мантических практиках.
Если до Нового времени понятие «Психологическое пространство» было бы
рассмотрено как тавтологичное и избыточное, то в 18 веке последовали социальные
изменения, приведшие и к переосмыслению разных форм частного бытия. Нуклеарные
семьи, жившие в собственных домах, стали составлять большинство. Появились
1
В то же время отмечается, что, вопреки терминологической артикуляции, в практике
античной культуры ценность субъекта как демиурга, творца, была высока: в частности,
при строительстве дорог строители не обходили гору, а прорубали через нее тоннель.
На востоке существовало скорее предметно-объектное отношение к действительности,
ориентированное на спонтанность происходящего, что может быть связано со
спецификой аграрной культуры.
16
границы между человеком и миром, а еще позже – и внутренние «перегородки» между
субличностями («вторичные психологические защиты»). По образному выражению
Г.К.Честертона, если в античные времена весь город мог думать, как один человек, то
современный Homo сам скорее напоминает город, объятый гражданской войной, что
указывает на возрастающую значимость внутреннего мира и происходящих там
событий для человека и общества [188].
В современном обществе, по мнению современной исследовательницы
М.Вольфе, существует конфликтное отношение к приватности, которое отражает
неоднозначность представлений о примате общества над личностью или личности –
над обществом [286]. Современная западная семья вновь стремится ограничить
проявления индивидуализма и поддерживает социальную конформность. Можно
увидеть, что и развитие философского представления о субъекте также следовало за
формированием внутреннего мира.
Развитие взглядов на субъект-объектные отношения в философии и
этике
Субъект-объектное противостояние, привычно характеризующее современное
европейское мышление, возникло не сразу, а с укреплением позиций рационализма
благодаря работам Р.Декарта, который в своей дуалистической концепции развел и
противопоставил субъективное и объективное, одновременно осуществляя логический
переход от знания вообще к знанию разумному. Картезианство усилило роль
сомневающегося сознания и возвело его в ранг высшей познающей инстанции 2.;
одновременно формы познания, не поддающиеся отчетливой верификации, такие как
интуитивные озарения, в значительной части отошли к области безумия и утратили
свой гносеологический авторитет. В психологии это привело к тому, что между
объектом и субъектом возникли жесткие границы [124].
2
В клинической практике картезианство, по мнению М.Фуко, привело к низведению людей с
психическими нарушениями с пьедестала уважаемых безумцев и началу пенитенциарной психиатрии.
Таким образом невербальное знание, символические прогнозы, которые были раньше частью
социального бытия, оказались из него исключенными, нерациональное познание стало осуждаться, а
субъектами познания и знания стали признаваться только образованные рационально относящиеся к
миру люди [178].
17
В Новое и новейшее время проблема субъекта стала чрезвычайно интенсивно
обсуждаться и привела к возникновению ряда парадоксов. Если человеческий разум
субстанциален по отношению к эмпирической действительности, а человек как
носитель разума - всего лишь ее отдельный фрагмент, то где же искать критерии его
истинности? Если же разум, также как и сам человек, производен от опыта, то каким
образом можно объяснить его всеобщий характер и тождество познающей личности в
самосознании? Попытку решения этих вопросов предпринял И. Кант, введя понятие
«трансцендентального субъекта», воплощающего в себе чистые, внеопытные формы
познания, однако трансцендентальный субъект изначально задан как единство
субъекта и объекта, а потому проблема верификации знания, как отмечает
В.А.Лекторский, стала входить в противоречие с развитием современных Канту наук
[82, 124].
Если для классической философии было присуще в той или иной форме
признание субъект-объектного бинаризма, то становление неклассической философии
было ознаменовано установкой на разрушение жесткого противостояния субъекта и
объекта, в итоге приведший к эзистенциализации онтологической проблематики:
введении категорий «Dasein» М. Хайдеггером, «опыт феноменологической онтологии»
Ж.-П.Сартром,
трактовке
«открытого
для
понимания
бытия»
Х.
Гадамера.
Классическая субъект-объектная оппозиция начинает подвергаться критике как со
стороны естественнонаучного вектора культуры, так и со стороны философского, а
проблема субъекта начинает наделяться не только гносеологическим, но и этическим
смыслом: как нужно строить отношения не только с объектами, но и с другими
субъектами?
Ответы во многом были операциональными и включали в себя «список» черт и
особенностей
проявления
субъектности.
К.Ясперс
сформулировал
критерии
нормального (не патологического) самосозания, среди которых можно отметить
активность, единство, идентичность Я и противоположение Я и Не-Я. Человек
обнаруживает себя как субъекта и мир как объект посредством механизма отчужденияприсвоения, причем отчуждаться могут как объекты (в том числе и социальные), так и
собственные переживания субъекта, «уходя» за границы его субъектности [202].
18
Экзистенциальное понимание, поместившее локус ответственности внутри
субъекта, во многом стимулировало развитие гуманистической психологии. Понятие
субъекта стало изучаться в связи с вопросом о личной свободе действия и мысли, в
частности, после работ И.Канта, видевшего основной смысл поступка в содержании
личного решения человека (категорический императив). В этике проблема субъекта
усиливалась юридической практикой – за что субъект несет личную ответственность, а
представляет собой неизбежный продукт средовых влияний? В конце 19-го-начале 20го века многие выступления защиты апеллировали к средовой обстановке жизни
обвиняемого, тем самым освобождая его от личной ответственности (то есть лишая
субъектности) и одновременно подчеркивая прочность границ между человеком и
средой.
Широко известно учение экзистенциально-христианского философа М. Бубера
о диалоге, подчеркивающее необходимость отношения к другим как субъектам (Я и
Ты) [24]. Примерно в то же время А. Швейцером была создана этическая система,
названная этикой благоговения перед жизнью, одним из условий принятия которой
является переживание экзистенциальной вины перед теми живыми существами (не
обязательно людьми), которым мы наносим вред своей волей к жизни [190].
В современной западной философии обрели влияние и другие варианты учений
о субъекте. Так, в качестве обосновывающей знание инстанции может рассматриваться
не «трансцендентальный субъект» в его аутистической отъединенности от вещного
мира, а как раз эмпирический субъект, представляющий собой особого рода единство
сознания и телесности. Такое понимание, в частности, характерно для работ крупного
представителя феноменологического направления Э. Гуссерля, который объектом
своего внимания сделал обыденный ненаучный «жизненный мир» (Lebenswelt),
противопоставив его объективированному миру науки [42]. Жизненный мир, лежащий
в основе всех способов отношения человека к действительности, характеризуется
специфическим единством субъективного и объективного, причем единство это имеет
источник в субъекте и центрировано вокруг эмпирического Эго.
Феноменология – это наука о сознании, способы верификации этой науки
основаны на опыте самого сознания (опыт сознания). Гуссерль настаивал на том, что
любое познание осуществляется опосредствованно, сквозь призму телесности и
19
ценностей жизненного мира, в единстве субъекта и его бытия. Э. Гуссерль пишет, что
феноменологический анализ сознания предполагает полное исключение каких бы то
ни было допущений, относительно объективного времени и всех трансцендирующих
предположений о существующем. И добавляет: «Так же как действительная вещь,
действительный мир не есть феноменологическое данное, так же и время мира,
реальное время, время природы в смысле естествознания, а также психологии как
естественной науки о душевном не есть феноменологическое данное» [42, с. 6]. Эти
мысли о времени представляют собой образец понимания «действительности» как
данности субъекту без каких бы то ни было допущений объективности.
Феноменология, пожалуй, впервые отрефлексировала такое важное качество
субъективного сознания как его «прозрачность»: сознание замечает себя только в точке
столкновения и встречи с чем-то от него отличным, с объектом, что вплотную
подводит и к пониманию границ субъектности. Таким образом, субъект и объект
порождают друг друга. В зависимости от местоположения объекта отодвигаются и
«границы» обнаруживающего себя субъекта – положение, чрезвычайно важное для
понимания субъектности не только в познании, но и как авторства жизни.
Соответственно, все естественное не осознается, а осознается (а затем – перестает) то,
что
находится
за
рамками
субъектности,
«иное».
Наиболее
напряженные
познавательные отношения поэтому устанавливаются между известным, «своим», и
«иным».
В западной философии 20 века внимание к субъекту было вызвано также и
широко дискутировавшейся проблемой авторства в понимании дискурса – рождается
ли мысль субъектом или открывается ему, есть ли у нее автор или она всегда –
интертекстуальное явление, появляющееся как побочный продукт системы культуры
или коллективного бессознательного? К.Г.Юнг, отмечая сложность проблемы
авторства, отмечал, что мы до сих пор не можем однозначно ответить, например, было
ли понятие числа открыто или изобретено. Философская культура постмодернизма
стала настаивать на принципиальном снятии самой идеи оппозиционности; на смену
классической
западной
традиции
пришла
установка
на
имманентность
взаимопроникновения субъекта и объекта как противоположностей. Возникла новая
ориентация на «смерть субъекта», непротивопоставление внешнего внутреннему:
20
жизнедеятельность человека уподобляется тексту, в котором где субъект и объект
изначально растворены друг в друге, а вопрос об авторе этого текста, как правило, не
обретает ответа3.
И, наконец, новейшие взгляды на субъект-объектное отношение вызваны
«воскрешением субъекта» в течении пост-постмодернизма (After-postmodernism),
программа которого ставит своей целью реконструкцию субъектности как вторичного
по отношению к дискурсивной среде (вербальным практикам) явления. Эта установка
привела к пониманию всех взаимодействий как субъект-субъектных, что позволило
применительно
к
современной
культуре
констатировать
кризис
судьбы
как
психологического феномена, а проживание субъектом своей жизни стало пониматься
как воспроизведение тождественной самой себе биографии. Вопрос об авторе этой
биографии лишь запутывает отношение к субъект-объектному противостоянию,
способствуя «замыканию» героя и автора друг на друга и потере опорных точек
переживания идентичности. Для решения этой сложной, особенно для психологии,
проблемы, предлагается две стратегии: либо использование приемов «переписывания»
биографии («контрнарративных импрингинов»), либо возврат к классическому
субъект-объектному бинаризму.
Если раньше решение проблемы субъекта находило отражение в основном в
философии
и
искусстве,
то
на
протяжении
последнего
столетия,
отражая
«объективные» особенности современного человечества, оно напрямую влияет на
внутренний мир человека посредством все новых психотерапевтических техник.
А.Швейцер, описывая «правильную» жизненную философию, отмечал в качестве
необходимых два ее признака: она должна быть действенна и оптимистична, что, в
сущности, служит укреплению чувства авторства, то есть субъектности [189, 83, 124].
Потенциально
3
психотерапевтические
возможности
постмодернизма
и
пост-
Ярким примером постмодернистского искусства являются талантливая пьеса и фильм
Т.Стоппарда «Розенкранц и Гильденстерн мертвы». Идея «попадания» героя в текст
продуктивно используется также в разных видах психотерапии, в частности, в
гештальттерапии, не последнюю роль в которой играет освобождение от личной
ответственности.
21
постмодернизма, усиливающие проявления вербализма и отрыв от чувственной,
телесно-пространственной основы бытия, по-видимому, не всегда удовлетворяют этим
требованиям.
Сейчас можно с уверенностью говорить, что все сознательные культуры
имплицитно или эксплицитно содержали в себе варианты решения проблемы субъекта
и объекта. Отказ от личного выбора иногда ошибочно приписывают ряду восточных
учений. Однако анализ наиболее авторитетных и древних источников показывает, что
личная ответственность признавалась как высокая ценность всегда: например,
основная мысль «Тибетской книги мертвых» состоит в том, чтобы не терять контроля
над сознанием в момент умирания (подобную степень субъектности трудно
представить себе в западной философии) [165]4. А наиболее авторитетное руководство
по мантической практике, «Книга перемен» (И-цзин), как отмечали известные
исследователи-синологи Р.и Г. Вильгельмы, намеренно дает любой жизненной
ситуации диалектическое толкование, в котором есть место для ошибочного и верного
(согласно высшему, космическому, смыслу этой ситуации) поступка, то есть, опять же,
подразумевается возможность выбора и пространство для проявления субъектности
человека5 [29].
4 К.Г.Юнг писал по этому поводу так: «В основу этой удивительной книги положено
не скудное европейское «или-или», а величественное и утверждающее «и-и» [198, с.
10] и ниже: ««Книга мертвых» говорит о первичности души, что крайне важно. Ибо это
единственное, в чем жизнь нас не убеждает. Наша жизнь настолько переполнена
вещами, теснящими и подавляющими нас, что, окруженные ими как «данностями», мы
не находим времени поразмыслить: кем же они «даны»? Умерший освобождается от
мира «данностей»; цель поучений «Книги мертвых» - помочь его освобождению» [198,
с. 13].
5
«…В «И цзин» противоположности не есть нечто самодовлеющее, они – лишь состояния, сменяющие
друг друга. Так само противостояние становится относительным. Все дело в правильности
отношения…При этом вся работа по адаптации к конфликту во внешнем мире совершается внутри. Если
удается сохранить гармонию между внутренним и внешним «Я», мир – при всем многообразии его
проявлений – не причинит вреда…Негибкость приведет к результату, прямо противоположному
ожидаемому, и битва будет продолжаться вечно» [29, с. 10].
22
Категория субъекта в отечественной психологии
В отечественной психологии понятию субъекта также уделялось большое
внимание, особенно в связи с решением проблемы детерминации психического, или
взаимодействия внешнего и внутреннего, которое было неоднозначным. С одной
стороны, присутствовало отношение к субъекту как результату интериоризации
общественного
опыта
(эта
позиция
представлена
работами
Л.С.Выготского,
М.М.Бахтина, А.Н.Леонтьева, П.Я.Гальперина), с другой - в работах С.Л.Рубинштейна
и его последователей А.В.Брушлинского, Л.И.Анцыферовой, К.А.АбульхановойСлавской
подчеркивалась
значимость
внутренней
детерминации
деятельности
субъекта [33, 14, 83, 85, 148, 21, 22, 23, 9, 3, 183]. И если первая позиция акцентировала
деятельность как звено, связывающее человека и мир, с признанием приоритета
объективной реальности (среда, согласно Л.С.Выготскому, это источник психического
развития, а собственная активность человека – всего лишь его условие), то точка
зрения С.Л.Рубинштейна заключалась не только в признании «преломления» внешнего
через
внутреннее
при
решающей
роли
внутреннего,
но
и
во
внутренней
обусловленности, спонтанности этого развития.
Необходимо
отметить,
что
«отсчет»
субъектных
качеств
в
школе
Л.С.Выготского как представителя педологического направления всегда производился
от деятельности или от среды, опосредствованно, и потому более разработанными,
особенно
в
контексте
работ
по
детской
психологии,
оказались
понятия,
подчеркивающие динамичность, процессуальность становления субъекта – среда,
границы, интериоризация. Собственно термин «субъект» Выготский практически не
использовал, но его вариант решения проблемы внутреннего и внешнего несколько
проясняется благодаря положениям о человеке в среде [33, 85, 189].
Анализируя зарубежные и свои собственные исследования, Л.С.Выготский
подчеркивал, что для детей раннего возраста (а также больных и несоциализированных
взрослых) характерно переживание своей слитности с представленной ситуацией,
синкретизма мышления и полевого поведения. И только начиная с семилетнего
кризиса у ребенка возникает внутренний мир, характеризующийся появлением
смыслового переживания (обобщенного и осознанного чувства, которое понимается
ребенком). Переживание, по Выготскому, это единица изучения личности и среды
23
(точнее, личности в среде): это «внутреннее отношение ребенка к тому или иному
моменту действительности» [33, с. 382]. Всякое переживание есть переживание чегонибудь, но одновременно это всегда мое переживание, отмечает исследователь.
Начиная с семилетнего возраста все кризисы заключаются в смене одного переживания
среды другим. И далее Л.С.Выготский пишет: «Если дать общее формальное
положение, было бы правильно сказать, что среда определяет развитие ребенка через
переживание среды. Самым существенным, следовательно, является отказ от
абсолютных показателей среды; ребенок есть часть социальной ситуации, отношение
ребенка к среде и среды к ребенку дается через переживание и деятельность самого
ребенка; силы среды приобретают направляющее значение благодаря переживанию
ребенка. Это обязывает к глубокому внутреннему анализу переживаний ребенка, то
есть к изучению среды, которое переносится в значительной степени внутрь самого
ребенка, а не сводится к изучению обстановки его жизни» (курсив наш – С. Н.-Б.) [33,
с. 383] .
Необходимо отметить, однако, что Л.С.Выготский изучал в основном знаковую
и социальную среду. А.Н.Леонтьев в анализе учения Л.С.Выготского о среде, обратил
внимание на сохранение противопоставления переживающего ребенка и внешней
среды, причем их взаимодействие изучается скорее как взаимодействие двух
«идеальных форм»: идеального общающегося (а не общественного) ребенка и
идеальной социальной среды. Целостность личности при этом нарушается. Леонтьев
отмечал также неопределенность термина «переживание» в данном контексте и
правомерность его замены словом «осознание»; таким образом аффективное
отношение
заменяется
аффективно-познавательным,
открывающим
личностный
смысл, но одновременно уводит к собственной терминологии и учению А.Н.Леонтьева.
«Концепция среды есть самое слабое из того, что было теоретически разработано Л.С.
Выготским», - отмечает он [85, с. 118].
Однако
анализ
учения
Л.С.Выготского
в
сопоставлении
с
работами
М.М.Бахтина, предпринятый Дм.Шоттером, открывает тонкую диалектику внешнего и
внутреннего в диалоге, который призван преодолеть изначально существующую
«пропасть» между человеком и миром [14, 193]. Предложенный Л.С.Выготским
механизм интериоризации открывает «внутреннюю» жизнь человека как производную
24
от внешней, благодаря чему то, что мы в детстве делаем спонтанно и бессознательно,
под руководством взрослого, позже мы способны делать под контролем собственной
личности, то есть по ходу онтогенеза субъектность усиливается. Овладение
собственными психическими функциями в развитии ВПФ – это также проявление
субъектности.
Отмечая, что взгляды М.М.Бахтина созвучны и во многом дополняют работы
Выготского, Дм. Шоттер обращает внимание и на подвижность границ между
внешним и внутренним в учении об интериоризации: «Во всем, чем человек выражает
себя вовне (и, следовательно, для «другого») - от тела до слова - происходит
напряженное взаимодействие «я» и «другого»: их борьба (честная или взаимный
обман), равновесие, гармония (как идеал), наивное незнание друг о друге, нарочитое
игнорирование друг друга, вызов, непризнание... Повторяем, эта борьба происходит во
всем, чем человек выражает (раскрывает) себя вовне (для других)» (Цит по [193], с.
117). Таким образом, заключая анализ взглядов Л.С.Выготсткого и М.М.Бахтина на
проблему внешнего и внутреннего, нужно отметить, что всякое развитие личности
обязательно полностью мотивировано и структурировано непрерывным пересечением
границ между человеком и миром или между одной и другой внутренними позициями,
тем, что происходит в зонах неопределенности, где «я» взаимодействует с «другим».
Идеи Л.С.Выготского оказали сильное влияние на формирование московской
психологической школы. Отталкиваясь от категории деятельности, проблему внешнего
и внутреннего рассматривал и А.Н.Леонтьев. Исследуя генезис ощущений, он отмечал,
что
граница
локализации
ощущений
зависит
от
границы
автономности/предсказуемости субъекта: так, если человек обследует объект рукой,
границы его субъектности очерчены рецепторами руки, а если зондом – то
искусственными дистант-рецепторами, установленными на зонде. «На границе этих
двух материальных вещей и локализуются ощущения, образующие
«ткань»
субъективного образа объекта: они выступают как сместившиеся на осязающий конец
зонда…» [83, с. 62].
Комментируя взгляды А.Н.Леонтьева в целом, В.П.Зинченко отмечает, что
онтологию, лежащую в основе психологической теории деятельности А.Н.Леонтьева,
можно назвать «онтологией человеческого бытия в мире», а деятельность в системе его
25
взглядов - это единица жизненного мира. Эта онтология исходит из того факта, что
«мы нигде, кроме наших абстракций, не находим человека до и вне мира, вне реальной
и действенной связи с объективной действительностью. Его жизненный мир является,
собственно говоря, единственным побудителем, источником энергии и содержания
жизнедеятельности» [51, с. 12]. И несколько ниже уточняет, что для того чтобы
правильно понимать деятельностную теорию, нужно все время помнить, что она
строится не в физическом и не феноменальном онтологическом пространстве, хотя оно
связано и с тем и другим, находясь как бы на их границах, а представляет собой
жизненный мир, «материей которого является деятельность»…Этот комментарий
переводит фокус внимания с деятельности на онтологический контекст ее проявления
и на субъекта как часть этого жизненного мира.
Субъектность как пристрастность, осознанность, способность к спонтанному
порождению активности рассматривалась и учениками А.Н.Леонтьева. Так, например,
А.Г.Асмолов определяет субъектность (наряду с предметностью) как одну из
характеристик деятельности, которая находит свое выражение в следующих аспектах
активности человека: а) в обусловленности психического образа опытом и
потребностями, определяющим ее направленность и избирательность, б) в порождении
психического образа в непредвиденных ситуациях, к которым нельзя приспособиться
заранее с помощью поведенческих шаблонов, в) в неадаптивном характере
человеческой деятельности, проявляющемся в ее саморазвитии. Обобщая эти
характеристики,
субъектность
можно
рассматривать
как
обусловленность
потребностями, пристрастность, а также творческое отношение, то есть в основе
субъектности лежит реализованный выбор между своим и не-своим. Высшую форму
субъектности А.Г.Асмолов видит в личностном смысле (значении-для-меня) [11].
Однако наиболее глубоко в отечественной психологии проблема субъекта
изучалась в трудах С.Л.Рубинштейна, оказавших сильное влияние на формирование
нашего подхода. В одной из наиболее насыщенных философской проблематикой работ
«Человек и мир» С.Л.Рубинштейн отмечает, что особенности соотношения субъекта и
объекта в бытии могут быть поняты лишь при определении способа существования
человека в мире, то есть в контексте и во взаимодействии [142]. Будучи конечным
существом, человек включается в бесконечное бытие двумя способами: 1) как бытие,
26
преобразующее реальность и 2) как переходящее в форму идеального существования.
Всеобщий характер бытия обусловливает последствия каждого личного действия,
которое может повлечь «взрывные реакции», распространяющиеся на все бытие, во
всех его природных и социальных проявлениях.
С.Л.Рубинштейн задает идиографический уровень анализа как наиболее точный
применительно к человеческой личности, подчеркивая, что общее познается через
отношение к единичному. Таким образом, человек может быть адекватно понят не как
носитель безличных социальных качеств, а только как индивидуальность, ценность
которой состоит в том личном, чем она обладает. А отношение человека к другому –
это предмет «дифференциальной этики» как части онтологии бытия, возможной
постольку, поскольку каждое отношение единично: «Полноценным по отношению к
другим людям может быть только человек с полноценным отношением ко всему в
бытии…» [148, с. 348]. Эта полноценность наиболее богато представлена в личной
жизни человека, которая содержательна, конкретна и выступает как «жизнь,
включающая общественное, но не только его, а и познавательное отношение к бытию,
и эстетическое отношение к бытию, и отношение к другому человеку как
человеческому существу» [Там же, с. 349]. При этом философ особо подчеркивает, что
не просто сострадание или погоня за счастьем выступают как основная онтологическая
задача человека, а учет и реализация всех возможностей, которые создаются жизнью и
деятельностью человека, то есть борьба за высший уровень человеческого
существования. Как же это можно осуществить?
Определяя человека как субъекта жизни (а не деятельности или познания),
С.Л.Рубинштейн отмечает, что существуют два основных способа жизни: первый не
выходит за пределы непосредственных связей, в которые включен человек, а второй
связан с появлением рефлексии, которая помогает как бы приостановить естественный
процесс жизни и вывести человека за ее пределы. Начиная с этого момента рефлексия
(или – «мировоззренческие чувства») выступают как внутренние условия поведения
человека. От этого обобщенного, итогового отношения к жизни зависит поведение
субъекта в любой ситуации, его зависимость или свобода от нее. Именно эта позиция
субъекта и делает отношения людей к жизни различными, несмотря на объективную
«данность» ситуации.
27
Специфика человеческого существования, как ее понимал С.Л.Рубинштейн,
состоит в том, что во всеобщую детерминацию бытия включается не просто сознание,
а человек как субъект сознания и действия. А центральное положение его
рассуждений, чрезвычайно важное и для нашего подхода, заключается в том, что «по
самой своей природе психические явления включаются в причинную взаимосвязь
бытия одновременно и как обусловленные и как обусловливающие» [148, с. 359].
Поэтому, рассматривая проблему свободы человека, С.Л.Рубинштейн констатирует,
что наличное бытие человека – это продукт его предшествующего развития,
внутренних предпосылок, которые сложились в ходе предшествующего развития,
определяющего, в свою очередь, будущее человека. Такова диалектическая роль
личности в самоопределении, которое осуществляется в конкретных жизненных
условиях, или ситуациях. Используя одним из немногих отечественных психологов
понятие ситуации, С.Л.Рубинштейн подчеркивает, что личность в ней не сливается с
обстоятельствами, а всегда содержит в себе нечто, имплицитно определяющее
будущее и потому открывающее выход за ее пределы.
Самоосуществляясь как субъект в последовательных жизненных ситуациях,
человек взаимодействует и с другими людьми, причем взаимоотношение с ними
определяется
тем,
насколько
он
признает
их
«личную
жизнь»
(которую
С.Л.Рубинтшейн отличал от частной или приватной, из которой отчуждено все
общественное). Отмечая опосредствованность общения, он отмечает, что «Почти
всякое человеческое действие есть не только техническая операция по отношению к
вещи, но и поступок по отношению к другому человеку, выражающий отношение к
нему. Поэтому другой человек со своими действиями входит в «онтологию»
человеческого бытия, составляет необходимый компонент человеческого бытия. Через
отношения к вещам, к человеческим предметам осуществляются взаимоотношения
между людьми. Поэтому и на них распространяются проблемы этики» [148, с. 366]
Анализ человеческого поведения предполагает раскрытие подтекста того, что человек
«имел в виду своим поступком» [148, с. 366].
Итак, С.Л.Рубинштейн в своих работах обозначил главную особенность
человеческого бытия в способности к осознанному выбору и саморегуляции, которые и
определяют взаимоотношения между людьми, происходящие в конкретных жизненных
28
ситуациях и часто имеющие символическое, опосредствованное выражение. Эти
качества составляют в совокупности субъектность человека как способность
детерминировать свою жизнь. Рубинштейн рассматривал личную жизнь как
взаимодействие субъектов, основанное на уважении другого также как субъекта.
Идеи С.Л.Рубинштейна развивались в работах К.А.Абульхановой-Славской,
Л.И.Анцыферовой, А.В.Брушлинского [3, 10, 21, 22, 23]. А.В.Брушлинский выдвинул
проблему субъекта в центр изучения современной психологии, отмечая, что
сложившаяся последовательность изучения «деятельности, сознания, личности»
неправомерна и что все психологические проявления следует рассматривать как
принадлежащие субъекту (А.В.Брушлинский использовал даже усиленное понятие
«суверенный
субъект»,
подчеркивающее
принятие
ответственности,
самостоятельность и автономию человека). Личностные и субъектные качества он
различает по степени внутренней детерминированности, по наличию возможности
выбора и использованию этой свободы. Субъектность человека он определял как
«...системную целостность всех его сложнейших и противоречивых качеств, в первую
очередь психических процессов, ее состояний и свойств его сознания и бес
сознательного.
Такая
целостность
формируется
в
ходе
исторического
и
индивидуального развития. Будучи изначально активным, человеческий индивид
однако не рождается, а становится субъектом в процессе общения, деятельности и
других видов своей активности» [21, с. 4].
Таким образом, обобщая работы С.Л.Рубинштейна и его учеников, можно
отметить, что субъектность всегда предполагает наличие выбора, связанного с
присутствием у человека сознательно-ценностного уровня регуляции, который делает
человека способным к выражению своих предпочтений в разных видах активности (как
дятельности, так и созерцания). Развитие отношений с другими людьми, которые
С.Л.Рубинштейн считал этичными, должны также строиться с учетом субъектности
как права на выбор у других людей.
Взгляды современных отечественных психологов на проблему внешнего
и внутреннего
Можно ли сказать, что проблема субъекта сегодня, когда стремительно
развиваются различные направления психотерапевтической практики, уже не является
29
критичной и обладает только историческим значением? Конечно же, нет. Остановимся
не некоторых подходах современных отечественных психологов, также решающих
проблему внешнего и внутреннего, тем более что эти подходы при наличии богатого
клинического материала могут быстро верифицироваться.
В
работах
А.Ш.Тхостова,
выполненных
на
клиническом
материале,
рассматривается проблема отчуждения в разных ее формах [48, 171, 172].
Патологическое отчуждение имеет место в том случае, если человек подвергает
отчуждению нечто органически ему присущее: собственные переживания, мысли,
образы восприятия. Переход «части» прежде субъектного в статус объекта
сопровождается потерей идентичности и нарушением естественности. В психологии
телесности это выражается в том, что некоторый орган перестает естественно
«служить» человеку и становится объектом их взаимоотношений и рефлексии, то же
относится к нарушениям речи и других психических процессов.
Условие нормальной телесности, согласно А.Ш.Тхостову, это возможность
обрести «чувство автора» своего тела, которое возникает в детстве, когда ребенок
«проверяет» тело на повинуемость ему. Ограничение этого опыта может привести к
формированию искаженных границ между человеком и миром. Используя понятие
«культурного тела», А.Ш.Тхостов обращает внимание на связь ряда телесных
патологий с изменением локуса ответственности, то есть с субъективацией
физиологических функций. Ограничения, налагаемые обществом на натуральные
функции, отмечает исследователь, создают принципиально иной «ландшафт»
культурного тела с повышенной функцией субъектности. Конверсионные неврозы он
также связывает с патологией «культурного» тела из-за необоснованных запретовтребований по отношению к нему, создающих ложные границы: «Сущность
конверсионной патологии заключается именно в отказе - поломке управления этими
функциями…и перемещении границы субъекта от внешнего контура к внутреннему»
[172, с. 10].
В психологии личности также широко используются понятия внешнего и
внутреннего. Так, например, одна из современных концепций личности предложена
А.Б.Орловым, различающим Внешнее и Внутреннее Я [128]. А.Б. Орлов выделяет в
структуре личности предметное, субъектное и объектное содержание. Предметное
30
содержание - это совокупность мотивационных отношений человека или содержание
его личности, представляющее собой область личностной динамики и детерминации.
Субъектное и объектное содержания не опредмечены и не распредмечены,
соответственно, не включены в область личностной динамики, то есть локализованы
не между полюсами «субъект» и «объект», а на самих этих полюсах.
А.Б.Орлов типологизирует мотивации, среди которых называет (1) аффективно
акцентированные мотивационные отношения, располагающиеся вблизи области
субъектного содержания, (2) когнитивно акцентированные мотивационные отношения,
примыкающие к объектному пределу континуума личностных проявлений и (3)
гармоничные мотивации. Используя топологические категории, внеличностную и
внутриличностную динамику он локализует с точки зрения тех границ, вблизи которых
она имеет место. Процессы внеличностной динамики и детерминации протекают на
«границах» личности и обеспечивают ее открытость-закрытость благодаря вытеснению
и сопротивлению. Процессы-антагонисты (опредмечивание и распредмечивание)
образуют, соответственно, субъектную и объектную «границы» личности, обладающие
избирательной пропускной способностью и поддерживающие целостность личности.
Исследователь рассматривает актуалгенез личности, представляющий собой сочетание
персонализации как стремления быть личностью и персонификации как стремления
быть самим собой. Персонификация, согласно А.Б.Орлову, представляет собой более
естественный и менее формализованный процесс, чем персонализация, что связано с
различием преобладающих мотиваций, и приводит к развитию сущностных качеств
личности (ее Внутреннего Я).
Указывая на выделенные еще Г.И.Гурджиевым препятствия обретению
сущности (способность идентифицироваться, лгать и неспособность любить),
исследователь, на наш взгляд, чрезмерно пессимистичен в изначальном понимании
места
человека
в
мире,
потому
что
перечисленные
способности,
выражая
человеческую субъектность, делают возможной избирательное отношение к тому, что
приходит «извне», и повышение сензитивности к тому, что находится «внутри».
Однако сама модель эмпирической личности, представленная А.Б.Орловым – это
вариант решения вопроса о внешнем и внутреннем вообще, подтверждающий
конструктивность этих категорий.
31
Не только топологические категории, но и собственно субъектность выступает
предметом исследования современных психологов. Так, например, А.К.Осницкий
понимает ее как свойство человека выступать «пристрастным сценаристом» или даже
режиссером своих действий и обладать предпочтениями, мировоззренческими
позициями и целеустремленностью преобразователя [130]. В «эмпирику» субъектности
он включает пять видов опыта: ценностный опыт, который ориентирует усилия
человека, опыт рефлексии, опыт привычной активизации, ориентирующий в
собственных возможностях, операциональный опыт, объединяющий конкретные
средства преобразования ситуации и своих возможностей, и опыт сотрудничества.
Еще одна конструктивная попытка интегрировать внешнее и внутреннее
предпринята отечественным психологом В.И. Слободчиковым, который составил
периодизацию с учетом «внешнего» и «внутреннего» и выделил 5 ступеней развития
человека как субъекта собственного поведения и психики [154]. На каждой стадии
человек выбирает «со-бытийную» общность (партнера по общению), внутри которой и
происходит развитие, а затем, индивидуализируясь, выходит из них и творит новые
формы сам, то есть становится «само-бытным».
На первой ступени (оживлении) родившийся ребенок вместе с родным
взрослым начинает строить непосредственное общение. Главным событием этой
ступени
развития
субъекта
является
освоение
собственной
телесной
индивидуальности; основное приобретение данной ступени - синтез человеческого
тела в сенсорных, двигательных, общительных, действенных измерениях. На второй
ступени (одушевлении) ребенок вместе с близким взрослым осваивает предметноопосредствованные формы общения, прямохождение и речь становятся способами
самоопределения во внешнем и внутреннем пространстве субъективности. Эта ступень
лавинообразного овладения культурными навыками и способностями названа
ступенью одушевления, потому что именно здесь ребенок впервые осознает себя
субъектом собственных желаний и умений.
На третьей ступени (персонализации) партнером растущего человека становятся
общественные взрослые - учитель, мастер, наставник, с которыми подростки
осваивают правила деятельности в разных сферах социального бытия. Именно тогда
человек чаще всего начинает осознавать себя потенциальным автором собственной
32
биографии, принимает персональную ответственность за свое будущее и уточняет
границы социальной идентичности. На четвертой ступени (индивидуализации)
партнером взрослеющего человека может стать все человечество: суть этой ступени присвоение общественного набора ценностей в контексте личностной позиции.
Обособляясь от оценок окружающих, человек принимает ответственность за
собственную самость.
Пятая стадия (универсализации) предполагает выход за пределы развитой
индивидуальности в пространство экзистенциальных ценностей. Партнером в
построении и осмыслении универсального со-бытия является человечество в его
надкультурном качестве (в терминологии В.И.Слободчикова, Бого-человечество).
Таким образом, этот подход прослеживает онтогенез личности в аспекте
развития ее субъектности – способности быть автором собственной жизни в ее
разноуровневых проявлениях с различными социальными партнерами.
Еще
одна
интересная
попытка
интегрировать
внешнее
и
внутреннее
предпринята Л.И.Воробьевой и Т.В.Снегиревой, предложившими возвратить в
научный обиход авторитетное, но давно не используемое понятие психологического
опыта [32]. На протяжении многих лет этот термин игнорировался отечественной
наукой, что было обусловлено следованию принципу единства сознания и
деятельности. Психологический опыт, по мнению авторов, принадлежит одновременно
двум «пространствам» существования, будучи укорененным в мировой культуре, но
при этом принадлежа не только ей, потому что только субъект наделяет опыт
жизненным смыслом. Именно смысл связывает воедино целостность жизни человека в
ее ретро- и перспективе, придавая ей характер надвременного явления. Понятие
психологического опыта также подразумевает процесс «присвоения» - «отчуждения»,
посредством которых и осуществляется развитие.
И,
наконец,
невозможно
обойти
вниманием
давно
разрабатываемый
В.С.Мухиной подход к пониманию личности и ее развития, в котором ведущая роль
придается процессам обособления-идентификации как основным механизмам развития
[105]. Эта концепция примечательна еще и тем, что в ней, намного опережая другие
отечественные работы, отмечалась, во-первых, ценность обособления, которое до того
рассматривалось лишь в негативном смысле, и, во-вторых, в ней детально
33
представлена структура жизненной среды, в которое уделено внимание не только
знаковым и социальным ее составляющим, но также миру вещей и территории
(«фактору места»).
Обобщая разные философские и психологические трактовки понятия «субъект»,
остановимся на тех качествах субъектности, которые принимаются в настоящее время
представителями разных школ, не вызывая особенно острых дискуссий, и которые
могут служить основой разработки субъектно-средового подхода и его центрального
понятия -«психологического пространства личности».
Субъект – это человек, обладающий пристрастным отношением к бытию, в
котором он существует и частью которого оказывается сам. Он может пользоваться
сознанием или более простыми формами психического отражения, может проявлять
свои предпочтения в осознанном или интуитивном выборе. Субъект считает своими
собственными тело, мысли, переживания, поступки, он обладает чувством авторства
по отношению к собственной жизни и способен принимать на себя ответственность.
Субъект «прозрачен» (естествен) в стабильном состоянии и проявляет себя при
столкновении с объектом, который распознается им как «иное». Между субъектом и
«иным» (объектом) проходят границы, которые подвижны, могут изменяться и
заявляют о себе наличием проблемных или конфликтных ситуаций. Разрешение этих
ситуаций вносит определенность: объект либо интериоризируется и становится
внутренним достоянием, либо остается чуждым по отношению к субъекту6.
6
Качество «прозрачности» субъекта проявляет себя не только по отношению к
сознанию или телу, но также – по отношению к личной территории. Так, например,
С.С. Рапапорт пишет: «…вписанность человека в освоенную среду и
неанализируемость («недискретность»), или иначе – неосознаваемость этого слияния –
условие нормального существования» [145, с. 71]. А вот новая или резко изменившаяся
среда предстает в виде отчужденной, неузнаваемой, сдвинувшей социальные значения,
и чтобы она оказалась «обжитой», признанной своей, нужно осуществить ее освоение,
в ходе которого человек опирается на особого рода «семантизаторы» своего - лицо
друга, вещь, что-то знакомое или узнаваемое. Таким образом, персонализованная
34
Субъектность может проявляться опосредствованно, символически, и подразумевает
возможность отношения к другим людям также как к субъектам или объектам. Если
человек относится как к объекту к самому себе, самотождественность нарушается, и
переживается отчуждение. Субъектность принимает разное содержание в ходе
онтогенеза
и
личностного
развития
человека,
обладает
стадиальностью
и
сензитивными периодами становления, и представляет собой основное условие
существования в подлинно человеческом качестве как осмысленного и духовного
существа.
1.2. Топологические и эмпирические категории в классических
теориях личности
Пространственно-средовые категории как вспомогательные в психологии
личности
использовались
многими
ведущими
психологами
прошлого.
Привлекательность этих терминов для создания эмпирических моделей понятна: они
удобны, потому что содержат в себе указание на территориальность, обозначают
размерность внутреннего мира и его протяженность, то есть дают возможность
исчисления.
Учение У.Джемса об эмпирической личности
Одним из первых на важность средовых условий в развитии личности человека
обратил внимание идеолог эмпиризма и прагматизма в психологии У.Джемс, повидимому, под влиянием идей Мальтуса и Дарвина отметивший, что одна из самых
существенных черт жизни – это ее переизбыток, тем самым в неявной форме
подчеркивая важность существования границ: человек постоянно взаимодействует со
средой, но при этом не сливается с ней [43-45]. У.Джемс активно использовал понятия
«интимность» и «отчужденность», «тождественность», позже ставшие центральными в
психоанализе, описывал он и процессы идентификации-разотождествления, хотя и не
обозначая их этими терминами: для того чтобы наше эмпирическое «Я» присваивало
среда, как и собственное тело человека, «прозрачна» и начинает осознаваться только
при появлении каких-то препятствий.
35
себе новое содержание и таким образом развивалось, необходимо, чтобы до того
«отдаленный» предмет осознавался и оценивался с чувством теплоты и родственности,
с чувством узнавания.
Будучи ассоцианистом, Джемс полагал, что не только человек взаимодействует
с вещами, но и предметы вступают в отношения друг с другом: вещь может
присоединять к себе или откинуть от себя другую вещь, не теряя своей
тождественности. Очень многие явления, в том числе и религию, он объяснял через
аналогию
и
идентификацию,
поиск
подобного
себе
в
другом.
Однако,
идентифицируясь с объектами внешними, человек не должен с ними сливаться. Один
из любимых примеров Джемса – это бревно, которое, принимая новых носильщиков и
оставляя
старых,
может
пройти
сколь
угодно
путь
с
самым
скромным
сопровождением.
У. Джемс первым указал и на смешанную природу личности, выделив в
структуре личности познаваемый элемент в сознании личности (эмпирическое Я) и
познающий элемент (чистое Я). Он считал, что удобно рассматривать личность как
состоящую из 3 частей: А) составные элементы; B) чувства и эмоции, вызываемые ими
(самооценка); С) Поступки, вызываемые ими (забота о самом себе и самосохранение).
Эмпирическое Я соответствует части (А), включающей в себя физическую,
социальную и духовную личность.
Таблица 1.2.1. Иерархия личностей по У.Джемсу.
Духовная
Социальная
Естественная личность
Физическая
Для нашего исследования наибольшую ценность представляет понимание
У.Джемсом эмпирической личности, точнее, той ее составляющей, которую он
называл физической личностью и описывал как физический, материальный носитель
36
психологических качеств7. Примечательно, что и другие физические и социальные
объекты, значимые для человека, он также включал в структуру именно этой части
личности, выводя за ее границы все, что связано с присутствием личного отношения к
содержанию эмпирической личности. К физической личности он относил ее телесную
организацию, одежду, семью (родителей, жену и детей) домашний очаг, состояние,
произведения труда. Материальные, экономические атрибуты очень важны для
человека как индикаторы его социальной принадлежности (будь эти работы более
поздними,
мы
могли
бы
использовать
термины
«личная»
и
«социальная
идентичность»): так, по его мнению, большинство людей предпочли бы при
необходимости выбора не иметь прекрасное тело в вечно грязных лохмотьях, а
скрывать свое уродливое тело под прекрасным костюмом с иголочки.
Следующая составляющая эмпирического Я, по Джемсу, - это социальная
личность, понимаемая им как признание в нас личности со стороны других. У человека
столько личностей, сколько индивидуумов признают в нем личность, поэтому позор и
честь, добрая или худая слава оказывают влияние на поступки и самоощущение
человека. И, наконец, третья составляющая эмпирической личности, духовная
личность, представляет собой объединение состояний сознания, конкретно взятых
духовных способностей и свойств. Душевные состояния имеют внутренний характер.
Другие подструктуры личности относятся уже не к эмпирическому, а к
познающему «Я» и включают в себя (B) чувства, эмоции и самооценку и (C) заботу о
себе и самосохранение. Забота о физическом Я содержит все рефлекторные действия,
7
«…В самом широком смысле личность человека составляет общая сумма всего
того, что он может назвать своим: не только его физические или душевные качества,
но также его платье, его дом, его жена, дети, предки и друзья, его репутация и труды,
его имение, его лошади, его яхта и капиталы. Все это вызывает в нем аналогичные
чувства», - писал У. Джемс [45, с. 131]. И там же: «Трудно провести черту между тем,
что человек называет самим собою и своим. Наши чувства и поступки по отношению к
некоторым вещам, составляющим нашу принадлежность, в значительной степени
сходны с чувствами и поступками по отношению к нам самим».
37
питание и защиту, о социальном Я – такие явления как любовь и дружбу, ревность и
соперничество, а забота о духовном Я представляет совокупность стремлений к
духовному прогрессу. У. Джемс комментировал и пути развития и внутренней
динамики личности, отмечая возможность соперничества и столкновений между
отдельными сторонами личности.
Как представитель ассоцианизма У.Джемс, естественно, уделял внимание
только сознательной жизни человека, но, возможно, именно в дополнение
ограниченности этого изначального редукционизма именно он обратил внимание на
присутствие средового языка самовыражения, который в контексте его работ, хотя сам
У.Джемс на этом не останавливался, все же предстает как естественный и не всегда
осознаваемый.
Именно
У.Джемс
первым
в
описании
личности
утвердил
онтологическое равноправие фактов и феноменов и наметил пути исследования
процессов развития личности через присвоение и отчуждение различных компонентов
среды, по сути, задав основное направление нашего подхода.
Учение о жизненном пространстве и психологическом поле К.Левина
Контекстуальность и подвижность явлений внутреннего мира нашли свое
отражение отразилась и в созданной в 40-е годы теории поля Курта Левина, которой
мы обязаны более, чем другим подходам, при разработке нашей собственной
концепции
[81]. Поле
применительно
к
–
это фундаментальный
изучению
индивидуальной
конструкт
психологии
теории, который
представляет
собой
«жизненное пространство» индивида. Теорию Курта Левина неслучайно называют
также топологической теорией личности: он считал необходимым формализовать
описание
внутриличностной
динамики
посредством
категорий
напряжения,
валентности, привлекая геометрические понятия вектора и скаляра. Позже он
планировал изучать личность как годологическое пространство, то есть ограниченно
структурированное, не бесконечно делимое, в котором можно выделить «единицы
поля-времени», «психологические кванты».
Онтология жизненного пространства была предметом острых научных
дискуссий с Э.Брунсвиком, который также использовал это понятие, но в более
объективном, приближенном к психологии среды, смысле. К.Левин полагал, что в
38
сфере явлений, которые в данное время существуют, можно выделить три области,
изменения которых могли бы представлять интерес для психологии личности.
1.
«Жизненное пространство» - человек и психологическая среда, как она
существует для него (поле, включающее потребности, мотивы, настроения, цели,
идеалы, состояния).
2.
Множество процессов в физическом или социальном мирке, которые
не оказывают влияния на жизненное пространство индивида в это время.
3.
«Пограничная» зона жизненного пространства: определенные части
физического или социального мира все-таки оказывают влияние на жизненное
пространство, например, посредством восприятия и ответных выполнений действия.
Задача «психологической экологии» - это раскрытие того, какая часть
физического или социального мира будет определять в данное время «пограничную
зону» жизненного пространства. Таким образом, К.Левин постулировал маргинальную
природу жизненного пространства и отмечал, что его динамика и развитие
сосредоточены на границах пространства.
Описывать жизненное пространство нужно с уточнением его местонахождения
и продолжительности во времени так, чтобы оно включало в себя все реально
существующие для человека факты и исключало бы те, которые для изучаемого
человека не обладают существованием. Примечательно, что существование Левин
трактовал сугубо прагматически, как способность оказывать «демонстрируемое
воздействие на индивида»8.
Определяя содержание жизненного пространства, Левин подчеркивал, что
присутствует соблазн ограничиться чисто психологическими явлениями, подобными
мотивам, когнитивным схемам, целям, и исключить физические и социальные
события, не оказывающие на человека прямого воздействия. Но существуют события и
процессы, которые обычно относятся к физическим, экономическим или правовым
8
Так, если некоторый человек переживает субъективно отсутствие вероятности того, что на
него упадет потолок, а инженерные расчеты говорят о другом, последним обстоятельством можно
пренебречь, считал Левин, потому что оно бесполезно для понимания жизненного пространства
существующего в безопасности человека.
39
явлениям и тем не менее оказывают на индивида влияние. Поэтому, заключал К.Левин,
они также должны быть введены в жизненное пространство человека. «Одна из
основных характеристик теории поля в психологии, как я ее понимаю, - это
требование, чтобы поле, которое влияет на индивида, было описано не на
«объективном физикалистском» языке, но так, как оно существует для этого человека в
это время…Описать ситуацию «объективно» в психологии на самом деле означает
описать ситуацию как совокупность тех фактов, и только тех фактов, которые
составляют поле индивида» [81, с. 83].
Существуют и другие попытки структурного анализа жизненного пространства:
так, один из последователей К. Левина Дж. Велвуд (J.Welwood) выделяет во введенном
К.Левиным психологическом пространстве следующие единицы:
1)
ориентированное
пространство
как
пространство
психологических
направлений, границ и сил
2)
аффективное
пространство
как
внутренний,
расширяющийся
или
стягивающийся аффективный ландшафт
3) открытое пространство как представленное в структуре сознания тотально
необусловленное единство субъекта и объекта в акте их взаимного отражения и
растворения [284].
Важная для реализуемого нами подхода идея Левина состояла в том, что при
изучении единого взаимозависимого поля необходимо преодолеть эклектичность
межпредметной раздробленности и рассматривать составляющие поля как единую
систему
конструктов,
поскольку
они
принадлежат
к
единому
жизненному
пространству. Он высказывал также мысль о взаимозависимости различных частей
единого
жизненного
пространства
(используя
более
современную
лексику
синергетики, о способности к самоорганизации и компенсации): возможно, внутри
единого жизненного пространства нет ничего, что может
быть
абсолютно
независимым от других его частей. Таким образом, детерминация жизненного
пространства нелинейна и не механистична, она всегда, помимо прямого смысла,
обладает косвенным влиянием и метафорическим значением.
И еще одна мысль Курта Левина, считающаяся дискуссионной, также близка
нашему пониманию психологического пространства как актуальной картины мира –
40
это «принцип современности». Важно осознавать, подчеркивал исследователь, что
психологическое прошлое и психологическое будущее – это одновременные части
психологического поля, существующего в данное время. Только современная система,
по его мнению, проявляет себя. Принцип современности, отменяющий утверждение о
примате раннего детства над более поздним опытом в психоанализе, напоминает, что
картина собственного бытия человека, включающая прошлое и будущее, оценивается в
контексте актуального состояния человека. Следствием принципа современности
является тот факт, что изменение контекста может приводит и к «переписыванию»
воспринимаемой личной истории (эта же мысль примерно в то же время
высказывалась и Дж. Морено, который многократно переписывал свою биографию
следуя логике «психодраматической правды»).
Вводя категорию поля как основного объяснительного понятия, Курт Левин
также ставил задачу выделения его «ситуационных единиц», которые нужно понимать
как имеющие протяженность относительно их полевых и временных измерений, то
есть психологическая ситуация – это «срез» поля, или состояние жизненного
пространства человека в данный момент. Понимание ситуаций разного масштаба дает
конструктивный способ решения многих достаточно сложных проблем, подчеркивал
К.Левин (в отечественной психологии личности различать значимые и незначимые
ситуации предлагает Л.И.Анцыферова) [10, 11].
Жизненное пространство динамично и способно изменяться как от ситуации к
ситуации, так и в онтогенезе. Психологический мир, который оказывает влияние на
поведение человека, считал К. Левин, расширяется с возрастом как в отношении
областей, так и в отношении временного интервала, который принимается во
внимание. И пространство свободного движения (аналог личного действия, или формы
субъектности), и жизненное пространство обычно расширяются, причем это
расширение происходит иногда постепенно, а иногда резкими скачками, что
характерно для кризисов развития. Этот процесс может продолжаться и во взрослом
возрасте. К.Левин выделял три главных аспекта расширения поля: 1) границы и
дифференциация той области, которая для индивида носит характер нынешней
реальности, 2) возрастающая дифференциация в измерении реальности-ирреальности,
3) расширение временного измерения, то есть «психологического прошлого» и
41
«психологического
будущего»,
которые
существуют
как
части
жизненного
пространства в данное время.
Обобщая основные положения теории К.Левина, необходимо отметить, что все
тезисы, выделенные нами, обладают не только глубоким методологическим значением,
но и практическим смыслом, открывая прямой выход в прикладную психологию
личности, что и было нами использовано при разработке собственной концепции.
Учение о динамике границ контакта Ф.Перлза
Теория поля К. Левина послужила одним из импульсов для возникновения
прагматически ориентированной гештальттерапии, появление которой связывают с
именем Фредерика (Фрица) Перлза [133]. Гештальтерапия более других теорий
личности подчеркивала необходимость существования прочных личностных границ
для благополучия человека, который при неотчетливости или нарушении этих границ
развивается в сторону невротических или психотических искажений. Перлз был
талантливым,
харизматическим
психотерапевтом,
однако
понятийный
аппарат
определял не всегда строго, поэтому постараемся в общем виде обобщить его
теоретические воззрения.
Ф.Перлз подчеркивал, что дуалистическое разведение и противопоставление
души и тела, а также субъекта и среды – это особенность европейского аналитического
мировоззрения; в действительности противопоставлять их не стоит. Он не проводил
четкой границы между «самостью» (интегрирующей телесные, ментальные и
поведенческие проявления человека инстанцией) и внешним миром, полагая, что они
постоянно взаимодействуют друг с другом, продолжая идеологию теории поля К.
Левина. Основным предметом психологии при этом он считал динамику границ
контакта, а сам контакт понимал как сознавание, соприкосновение или совершение
действий с действительностью (взаимодействие). Граница контакта - это граница
между организмом и окружающей средой, где и развиваются психологические
события. Все мысли, чувства и действия человека имеют место только на границе
контакта. Самость – это «архитектор» жизни, это система контактов, имеющих место
на границе в любой момент времени. Самость, таким образом, складывается состоит из
идентификаций и отчуждений (эта идея разделялась психоанализом и теорией
интериоризации Л.С.Выготского).
42
Жизнь, согласно Ф.Перлзу, - это ряд незаконченных гештальтов (ситуаций),
которые сменяют друг друга. Способность личности как системы, единой с
организмом к гомеостазису позволяет человеку поддерживать себя в различных
обстоятельствах, переходя от одной ситуации к другой. Ситуация – одно из важнейших
понятий Ф.Перлза, которое он использовал вслед за К. Левиным и определял
следующим образом. «Ситуация не сводится ни к полному пониманию функций
организма, ни к самым совершенным познаниям о среде…Психологическая ситуация
создается только взаимодействием организма и среды…» [133, с. 10]. Однако не любой
опыт может механически присвоиться человеком. Чтобы ситуация реализовывалась
как естественная, а не результат принуждения или насилия, необходим внутренний
контроль над происходящим, внутреннее долженствование (я хочу, а не я должен): для
эффективного использования нового опыта необходимо его ассимилировать. Поэтому
следует вырабатывать к нему агрессивное (деструктивное) отношение, что также
возможно только при наличии контакта с ним. Прерывание контакта и подавление
эмоций смещают равновесие организм-среда.
Невротические личности позволяют посягать на себя обществу слишком
интенсивно. Они неспособны к автономии, не могут воспринимать свои собственные
потребности и рассматривают общество как нечто важное, а себя – как нечто
незначительное. Невротик неспособен выделить доминирующую потребность и
поэтому не может ни осуществлять хороший контакт, ни полноценное изъятие
бесполезного опыта. При психозе нередко развиваются фантазии как компенсация
отсутствия реалистичного контакта.
Нарушения на границе контакта представляют собой четыре механизма
развития невроза.
В случае интроекции материал извне не перерабатывается посредством
нормальной ассимиляции, при которой ценные элементы опыта присваиваются, а
ненужные отвергаются, а «проглатывается» некритически. В качестве себя самого
рассматривается то, что в действительности представляет собой часть окружающей
среды. При анализе личности невротика очень часто обнаруживаются «интроекты» ригидные предписания, полученные от значимых или просто сильных людей в
ситуациях прошлого.
43
Проекция – это другая форма нарушения контакта, оборотная сторона
интроекции, тенденция рассматривать как элемент окружающего мира то, что
фактически является частью «Я». При проекции человеку проще объяснять свои
собственные желания и качества как вызванные внешними обстоятельствами.
Слияние – третья форма искажения контакта, при которой человек вообще не
разграничивает свое «я» и окружающий мир или не ощущает границы между собой и
миром. При слиянии люди требуют сходства с собой и проявляют нетерпимость к
различиям.
И, наконец, ретрофлексия – это четвертая форма нарушения границ контакта,
когда границы между собой и другими нет, причем неосуществленные действия,
направленные на других, обращаются на себя. В ретрофлексии люди замещают собой и
окружающую среду, и объекты этой среды. Вариантом ретрофлексии могут быть
случаи
аутоагрессии,
в
клиническом
материале
также
нередко
примеры
автомобильных аварий обнаруживают смысл приходящего извне наказания за
сознательно не принимаемые или отвергаемые поступки.
Контакт и его границы – явления развивающиеся. Взрослея, человек учится
получать поддержку не от других, а от самого себя, мобилизуя собственные
психологические ресурсы. Для того чтобы это происходило эффективно, человеку
необходимы фрустрации как источник опыта. Если фрустраций недостаточно, человек
начинает играть фиктивные роли, отчуждать самого себя и отдаляться от состояния
полноценности, автономии и самодостаточности.
Цели гештальттерапии, как они формулировались Ф.Перлзом, – помочь
человеку нуждаться в поддержке окружающей среды и перейти к независимости.
Таким образом, вариант гештальтпсихологической теории личности, предложенной
Ф.Перлзом, акцентирует внимание на понятии границ и их целостности, обращает
внимание на динамику состояния границ, которые возникают не навсегда, а в рамках
определенных ограниченных во времени психологических ситуаций (принцип
современности К.Левина в интерпретации Ф.Перлза получил известность как принцип
«здесь-и-теперь»). Ф.Перлз обозначил также и типичные варианты нарушения границ
контакта. Поскольку совокупность контактов представляет собой самость, очевидно,
что она формируется в процессе прохождения через различные ситуации.
44
Символизация среды в аналитической психологии К.Г.Юнга
Связь и взаимопревращения ментального и материального, внешнего и
внутреннего в человеческой жизнедеятельности признавались психологами различных
направлений. Основатель аналитической психологии К.Г. Юнг рассматривал эти
процессы в связи с понятием коллективного бессознательного, а также с проблемой
синхронистичности и прорицания [196-201]. Он глубоко исследовал природу интимной
связи внутренней жизни человека с объектами непсихическими, существующими
вовне. Поскольку сознание представляет собой поздно возникшее явление, лишь
верхушку айсберга психической жизни человека, то информация должна достигнуть
некоторого порога, чтобы оказаться осознанной. А оставаясь досознательной,
реальность проявляет себя материально, физически, в том числе и через средовые
объекты.
К.Г.Юнг справедливо полагал, что европейский способ каузального мышления,
отграничивающий психические явления от физических, не может быть рассмотрен как
наиболее мощный способ познания бытия. Существуют культуры (например,
древнекитайская), в которых время рассматривалось не как однонаправленное, а как
циклическое, в силу чего основное значение придавалось не последовательности
физических и психических событий, а их одновременному появлению в поле времени
(или, позже, - смысловом поле). Китайская культура поощряла сензитивность к такого
рода одновременности, особенно при совершении значимых событий, которые должны
были
очень
подробно
протоколироваться.
Примечательно,
что
качественное
толкование событий не имело ничего общего со статистически подтвержденной
достоверностью – целесообразность герменевтического, а не объяснительного
принципа в понимании значимых событий обусловлена еще и тем, что, как
справедливо отмечала М.-Л.фон Франц, значимые события в жизни человека всегда
единичны [176].
Во многих случаях физические обстоятельства (место, предметы, атрибуты)
происходящего сакрализовывались, символизируя ресурс значимости возможного
события. Сакрализация места, использование тотемов очевидным образом выходят за
рамки эксплуатации исключительно физических свойств места или предмета,
превращая объекты в символы, которые могут бессознательно, иррационально
45
привлекать или отвергаться на основании информации о его причастности к
архетипическому событию, сохраненной в личном или коллективном бессознательном
(и таким образом, используя терминологию К.Левина, включаются в жизненное
пространство человека).
Отмечая контекстуальность человеческого бытия, К.Г.Юнг особое внимание
уделял приватности жилища. Он подчеркивал, что даже в беднейших индийских
хижинах всегда существовало отделенное занавеской укромное место уединения, где
человек мог посвящать себя медитациям. Уподобление человека его обиталищу мы
можем проследить не только в теоретических работах, но и в практике собственной
жизни К.Г.Юнга, который на протяжении более чем 30 лет строил свой дом с башней,
архитектура которого следовала логике переживаемых им кризисов и озарений.
«С самого начала Башня была для меня местом зрелости, материнским лоном,
где я мог стать тем, чем я был, есть и буду. …Она очень помогала мне, она как бы
утверждала меня в самом себе. Я строил дом по частям, следуя всего лишь нуждам
момента и не задумываясь о внутренней взаимозависимости того, что строится. Можно
сказать, что я строил дом как бы во сне. Лишь после, увидев то, что получилось, я
обнаружил некий образ, полный смысла: символ душевной цельности» [196, с. 223].
Таким образом, человек может быть понят только в контексте условий своей жизни:
среда, в которую человек попадает, которую он принимает или создает, метафорически
и опосредствованно, а иногда и напрямую также отражает его психические свойства и
потребности.
Роль среды в эпигенетической теории Э.Эриксона
Хотя среда и физическое пространство могут быть «объективно» одними и теми
же для всех людей, живущих в них, психологическое пространство всегда уникально,
потому что его основой является переживание «Эго» и личная идентичность человека.
Психоанализ,
усовершенствованный
этологическим
подходом,
привел
к
возникновению Эго-психологии Э. Эриксона, для которой пространственные
категории были также небезразличны. «Определенные приемы психоаналитического
рассуждения, приемы рассмотрения среды как «внешнего мира» или «объективного
мира» не учитывают ее всеобъемлющей реальности. Немецкие этологи ввели термин
«Umwelt», обозначающий не просто окружающую среду, но среду, существующую в
46
человеке. И действительно, с точки зрения развития «прошлое» окружение всегда
присутствует в нас; а поскольку мы живем в процессе постоянного превращения
настоящего в «прошлое», мы никогда – даже в момент рождения – не сталкиваемся со
средой – людьми, которые избежали воздействия какой-либо другой среды», - писал
Э.Эриксон [195, с. 33].
Для Э. Эриксона исключительно важным было переживание цельности,
непрерывности и тождества, сводящего воедино внутренний и внешний мир. Вообще
понятия внешнего и внутреннего, а также их соотношение в концепции Э.Эриксона
занимают не менее важное место, чем ключевая категория идентичности. Точного
определения идентичности Эриксон не давал, но в психологии принято понимать этот
термин как устойчивый образ Я, определяющий соответствующие ему способы
поведения и представляющий условие психического здоровья и психологического
благополучия. Если выразиться более кратко, то идентичность – это ментальный и
поведенческий ответ на вопрос: «Кто Я?». Идентичность открывается посредством
переживания – узнавания «своего» вовне и внутри себя, на что обращал внимание еще
У. Джемс. Первичная цельность, переживание которой возникает еще во младенчестве
и
подразумевает,
что
внутренний
и
внешний
мир
могут
восприниматься
взаимосвязанно и как благо, становится первичным источником доверия к миру.
Чувство базисного доверия представляет собой первый онтогенетически возникающий
компонент идентичности, второй компонент – это чувство автономии, а третий –
чувство инициативности. В ходе прохождения через нормативные кризисы человек
подтверждает прежнюю или обретает новую идентичность.
Для нас исключительно важны рассуждения и наблюдения Эриксона,
касающиеся проблем половой идентичности, которые во многом близки идее
ортодоксального психоанализа о том, что тело – это судьба. Эриксон полагал,
предвосхищая во многом положения эволюционной теории пола, что истоки половых
различий в поведении и самосознании мы можем найти в различных биологических
функциях мужчин и женщин, закрепившихся и анатомически: женщины имеют
«внутреннее пространство» для вынашивания ребенка, которое способно принимать, а
мужчины,
напротив,
вынесенный
предназначенный для «вторжения».
за
пределы
тела
орган
деторождения,
47
Наблюдая игры детей различного пола, а позже анализируя фильмы об обрядах
в архаичных культурах и о поведении приматов, Э. Эриксон отметил важность
пространственных категорий в творчестве детей. Так, девочки в своих играх и
постройках выделили внутреннее пространство: это было огороженное место или
расставленная мебель, люди и животные, как правило, находились внутри. Сценки
обычно представляли собой бытовые события, но иногда в это внутреннее
пространство «вторгались» опасные животные или мужчины (клиническая практика
отмечает чисто женский характер такого нарушения как агорафобия, то есть страх
открытого пространства).
Мальчики
играли
и
строили
иначе:
они
увлекались
воздвижением
конусообразных или цилиндрических (фаллических) построек, а действие происходило
исключительно на открытом пространстве, позы персонажей были динамичными, а
сценарии включали обычно происшествия, уличные сцены, которые приводили и к
катастрофам. Руины, по наблюдению Эриксона, встречались только у мальчиков
(Проведенные нами позже собственные исследования построек мальчиков и девочек
подтвердили наблюдения Эриксона). «Итак, в мужском и женском пространстве
преобладали, соответственно: высота и обвалы, интенсивное регулируемое движение и
статичное внутреннее пространство, незамкнутое либо просто огороженное, мирное
или подвергшееся нападению» [195, с. 285]. На материале этнографических данных и
клинических случаев Эриксон показал, что, действительно, женщины в своей
жизнедеятельности более склонны осваивать «внутреннее пространство» и что
поэтому реализация в большом социуме (например, профессиональная) – более
сложная для них задача, требующая ломки естественной логики поведения.
Таким образом, в рамках Эго-психологии Э.Эриксона также утвердились, хотя и
на ограниченно гендерном материале, идея изоморфности внешнего и внутреннего
мира и избирательной способности обретать или конструировать в объективной среде
предметы удовлетворения потребностей, что указывает на идентификацию человека со
средой и осуществление себя в среде.
48
Идентификация-сепарация как механизмы развития личности в теории
объектных отношений
В рамках других, более современных, модификаций психоаналитических
теорий ценными для нашего исследования являются категории отчуждения и
обособления, а также сепарации, которые развивались в основном в работах М. Кляйн
и М.Малер, посвященных онтогенезу объектных отношений [67]. Идеи приближения к
миру (вплоть до слияния с ним) и удаления от него (вплоть до отчуждения) являются
сквозными: идентификация и сепарация рассматривались как диалектически связанные
между собой механизмы развития личности, а интроекция и проекция, также имеющие
противоположные направления, – как основа социализации и развития Эго. Эти
динамические явления могут описываться на языке как чувств, так и аллегорий, на
символическом языке предметов и вещей – «хорошей» или «плохой» материнской
груди, принимаемых или отвергаемых частей собственного тела. По наблюдениям М.
Кляйн и М. Малер, эмоциональная депривированность ребенка в раннем детстве может
приводить к закреплению таких черт, как, например, жадность или аутистическая
отчужденность, которые отражают тенденции к расширению или обороне границ
психологического пространства.
М.Малер считала постепенное отделение от матери (самого существенного
объекта внешней среды) естественным и необходимым процессом, в котором можно
выделить четыре этапа, связанных с ускорением или замедлением сепарации. Первый
этап (нормального аутизма, от 0 до 3 месяцев) характеризуется отсутствием
собственного отношения ребенка к матери: младенец не различает внешние и
внутренние стимулы и не чувствителен к обращениям взрослого. Но благодаря
постоянному вниманию матери, ее заботе и уходу он переходит к следующему этапу
— фазе нормального симбиоза.
На этом этапе мать и ребенок существуют в диадном единстве: ребенок не
отделяет себя от матери и не воспринимает ее отдельно. Его Эго воплощено в фигуре
матери, но начинают возникать и представления о своем физическом Эго.
Удовольствие или неудовольствие от удовлетворения физических потребностей
формирует первый эмоциональный опыт младенца. Это очень важный этап в
становлении личности. Некоторые психические отклонения (шизофрения, аутизм)
49
М.Малер объясняла отсутствием фазы нормального симбиоза в жизни ребенка, которая
при обычном развитии продолжается от 3 до б—7 месяцев, после чего наступает
следующий этап отделения от матери.
Третий этап (автономного функционирования) продолжается от 7-8 до 20
месяцев. В начале этого этапа мать является для ребенка опорой и источником
эмоциональной поддержки, которая осуществляется через физический контакт. Затем
ребенок начинает самостоятельно ходить, что позволяет ему физически отдаляться от
матери и поддерживать с ней лишь сенсорную связь (то есть видеть и слышать).
Самостоятельные действия приводят ребенка к осознанию своей отдельности,
самостоятельности и в то же время к ограниченности своих возможностей. Это
приводит к третьей, критической, фазе, которую М. Малер назвала кризисом
приближения. Здесь сталкиваются две тенденции: стремление соединиться с матерью
(слиться с любимым объектом) и страх потерять свою автономию, протест против
нарушения самостоятельности. Большинство детей естественно преодолевают кризис
приближения и могут спокойно действовать на относительной дистанции от матери.
Четвертый этап, продолжающийся приблизительно до двух лет, назван
периодом консолидации индивидуальности. Переживаемая константность себя и
матери, возникающая на этом этапе, делает возможным овладение речью, усвоение
образцов поведения взрослых, выражение своих желаний и фантазий в символической
игре. Эмоционально-объектная константность позволяет интегрировать «хороший» и
«плохой» образ матери в единое представление, не зависящее от ситуативных
обстоятельств.
Согласно теории объектных отношений, надежная привязанность способствует
чувству доверия к миру и уверенности в себе, а эмоциональная депривация
стимулируют усилия по самоутверждению, которые могут иметь не только
конструктивный, но и деструктивный характер и переходит во взрослый возраст
человека. Таким образом, теория объектных отношений связывает целостность
личности как субъекта действия с опытом сепарации от главного объекта жизненного
пространства – матери.
50
Двойственность природы человека в ранних работах Д.Н.Узнадзе
В российской психологии традиция объяснения развития личности через
средовые категории связана с трудами Д.Н. Узнадзе и Л.С.Выготского. В своих ранних
неопубликованных работах Д.Н.Узнадзе указывал на двойственность природы
человека: с одной стороны, это идеальная всеобщность, независимость от пространства
и времени, а с другой - реальная ограниченность пространством и временем [1].
Идеальная всеобщность никогда не может быть реализована в полной мере,
представляя собой своеобразный предел, ориентир в человеческом развитии. Однако,
будучи недостижимой, идеальная всеобщность все же побуждает человека стремиться
к ней, и каждый шаг на пути реализации этой тенденции достигается творческим
преобразованием внешнего мира и самого себя.
Из-за реальной ограниченности человек не весь поддается творческому
преобразованию. «Только то, что было творчески преобразовано, стало частью
личности и, с другой стороны, только то, что стало частью личности, отделилось от
всего остального мира и стало его средой. Другими словами, то, что было
преобразовано человеком, образовало вместе с человеком новую объединяющую их
инстанцию – личность, и стало ее составной, с другой стороны преобразованная часть
реальности отделилась от остального мира и превратилась в среду» (Цит. по [1], с. 58).
Таким образом, среда – это промежуточная, буферная зона между человеком и
остальным миром, это наиболее близко находящаяся от него часть мира, которая
может быть включена в его личность.
В работах Д.Н.Узнадзе также обозначены пространственные измерения
личности, к которым он относил 1) Тело человека (его конституцию, позу, движения,
средства невербальной коммуникации, танец) 2) Одежду (костюм), включая украшения
и оружие как часть костюма, 3) Мебель и другие предметы быта, 4) Разные
архитектурные объемы и пространства.
Таким
образом,
подобно
У.Джемсу,
Д.Н.Узнадзе
считал
естественно
входящими в структуру личности бытовые объекты, которые способствуют
поддержанию ее индивидуальных самобытных качеств, и так же не противопоставлял
личность среде ее жизнедеятельности. Идеи Д.Н.Узнадзе, по-видимому, испытали
воздействие научной школы К.Левина. Они созвучны также учению о субъекте жизни
51
С.Л.Рубинштейна, и идее интериоризации-экстериоризации, развиваемой в школе
Л.С.Выготского.
В отечественной психологии также всегда утверждалось, что именно среда
представляет собой источник психического развития человека, но, соглашаясь с
признанием того, что основными механизмами развития личности выступают
уподобление и присвоение, российская психология все же не уделяла достаточного
внимания рассмотрению внутреннего мира человека как относительно суверенного и
автономного,
что
было
обусловлено
господством
марксистской
идеологии,
понимающей личность как отражение общественных отношений.
Итак, в психологии личности различных школ и направлений мы находим
взаимодополняющие
подтверждения,
во-первых,
важности
и
эвристичности
использования топологических и средовых категорий и, во-вторых, - роли личностных
границ в описании феноменологии, динамики и онтогенеза личности.
1.3.
Психология
среды
как
предпосылка
изучения
психологического пространства личности
Другим
важнейшим
источником
разработки
нашего
подхода
является
психология жизненной среды – научное направление, которое изучает зависимость
деятельности, психических и психологических процессов от конкретных объективных
условий различного уровня и содержания, которые, часто оставаясь неосознанными,
тем не менее влияют на психику. Наиболее активными потребителями этих знаний
являются инженерная психология, психология стресса, психология архитектуры,
социальная психология, а в последнее время – также психология развития и
психотерапия.
Среда как междисциплинарное понятие
Термин «среда» (milieu) был введен философом-позитивистом И.А.Тэном,
который
исследовал
генезис
выдающихся
способностей,
для
обозначения
противоположного врожденным качествам человека полюса - социальных, духовных,
культурных условий жизни их обладателей. Одновременно это понятие стало
использоваться и в экологии (от греческого «эйкос», что означает «дом») для описания
52
совокупности природных условий жизни различных видов (environment). Оба термина
переводятся на русский язык идентично. В культуре понятие «среда» (например,
образовательная среда, развивающая среда) используется скорее как метафора [118].
Остановимся на некоторых характеристиках среды как естественнонаучного
понятия. Поскольку основным показателем благополучия в живом мире является
количество потомства, то среда описывалась так называемым логистическим
уравнением: dN/dt=rN(K-N)-mN, где r и m – постоянные рождаемости и смертности, а
K- «несущая способность» окружающей среды. В зависимости от «несущей
способности», включающей в себя в основном наличие личной территории и питание,
вид либо увеличивает свою численность, либо сокращает ее. То есть качество среды
для всех видов соотносится с потребностями живых существ и уже в этом смысле не
является исключительно объективным.
Среда может быть стабилизирующей и движущей: в стабилизирующей
морфология и поведение вида приспособлено к существующим условиям, а появление
новообразований маловероятно. В движущей среде часть популяции оказывается в
зоне дезадаптации, а у оставшейся начинают вырабатываться и закрепляться новые
эволюционно значимые качества. Поскольку для человеческого вида вымирание или
укрепление связано не только с физическим, но и с культурным воспроизведением,
«несущая способность» среды включает в себя также социально-культурные
параметры,
такие
как
доступность
образования,
количество
рабочих
мест,
психологический микроклимат. Эти параметры не связаны напрямую с природным
равновесием: так, например, отмечалось, что войны способствуют увеличению
количества гениальных открытий, в то время как в стабилизирующей среде
потребность в них существенно ниже.
Научные предпосылки средового подхода можно обнаружить в различных
дисциплинах. Экология рассматривает среду как целостную саморегулирующуюся
систему, в которой не отдается предпочтений интересам отдельного вида. Этологи
также изучают психические проявления как обусловленные условиями проживания и
задачами приспособления, но при этом в основном обращает внимание на жесткие
конструкции поведения – инстинкты и поведенческие программы. Социология
рассматривает среду как условие и результат взаимодействия людей, осуществляя
53
связь между объективными и субъективными переменными (в частности, благодаря
работам О.Конта и Р.Соммера возникло новое научное направление – проксимика,
предметом которой является видоизменение деятельности и общения в различных
пространственно-территориальных условиях). Социология породила один из вариантов
средового
моделирования
–
социальную
инженерию
(несколько
утопическое
направление прикладной социологии, занимающееся конструированием гармоничных
сообществ).
Глубокий анализ особенностей современной среды обитания человека
представлен в работах К. Лоренца [92]. Отмечая тот факт, что в природе господствует
гомеостазис и очень мало систем с положительной обратной связью, Лоренц
констатировал, что при нарушениях функционирования положительная обратная связь
начинает преобладать. Остановимся на двух (из восьми) обстоятельствах жизни
современного человека, которые представляют собой средовые нарушения. Во-первых,
это перенаселение Земли, вынуждающее каждого человека защищаться от избыточных
социальных контактов и возбуждающее агрессивность вследствие скученности,
приводя к возрастанию общего недружелюбия пропорционально плотности населения.
Во-вторых, это опустошение естественного жизненного пространства, разрушающее
природную внешнюю среду и убивающее в человеке уважение к природе. «Откуда
возьмется у подрастающего человека благоговение перед чем бы то ни было, если все,
что он видит вокруг себя, является делом рук человеческих, и притом весьма убогим и
безобразным»?, -пишет Лоренц [92, с.14]. И лишь относительно недавно экологическое
сознание стало изменяться, отходя от инструментально-потребительского отношения
ко внешнему миру к сохраняющему, синергичному, доверяющему способности среды
как сложной системы к самоорганизации. Иллюзия управления природой приводит к
появлению серьезных психологических проблем (например, родительство при
искусственном оплодотворении или клонировании).
Таким образом, многие негативные особенности современного человека
объективно вызваны содержанием среды и, конкретнее, цивилизации, в которой он
живет. «…Средообразование в силу своей невежественности по отношению к
человеку, незнания его истинных качеств и потребностей способно оказывать в
основном отрицательное влияние на людей», - отмечают эстонские исследователи [160,
54
с.
28].
Однако
ресурсы
управляемого
средообразования
также
не
должны
переоцениваться; они должны всего лишь осознаваться и приниматься во внимание.
«Осознанное средообразование может содействовать профилактике недоразвития, если
знать, какие факторы среды и в каком специфическом возрасте имеют влияние на
процесс развития», - отмечал К. Лийк [88, с. 72]. Как мы увидим ниже, возможности
средового моделирования в силу недоучета сложности самоорганизующейся системы
«человек в среде» ограниченны, и попытки создать гармоничное сообщество
средствами социально-архитектурной инженерии оказались утопичными.
Категория среды в современной психологии
Понятие «среда» используется более ста лет; между тем терминологические
изыскания показывают, что его содержание располагается в континууме от
совокупности внешних стимулов, которые сопровождают человека на протяжении
всей жизни, до системы взаимодействия человека с миром как единства субъективного
и
объективного
в
жизнедеятельности
человека,
обладающего
структурой
и
познаваемого в его различных измерениях всеми существующими научными
дисциплинами. Поскольку по отношению к психологическому пространству в нашем
понимании исходным является понятие обычного физического пространства как
средовой категории, необходимо остановиться на некоторых терминологических
моментах более подробно. При понимании среды как психологической категории для
нас особенно важны три момента: во-первых, понимается она как объективное или
субъективное явление, во-вторых, какую имеет структуру и, в-третьих, как субъект
взаимодействует со средой.
По мнению многих авторов, выбор концепций пространства, на основании
которых строятся наши представления о среде, отражает проблемы нашего времени,
которое продолжает преодолевать противоречие между философией Ф. Бэкона и Р.
Декарта, возникшее в Новое Время [194]. Ф. Бэкон провозглашал в познании мира
такие
принципы
как
противоположность
континуальности
эмпиризм,
ему,
редукционизм,
настаивал
пространства.
И
на
дискретность.
рационализме,
сейчас
продолжают
Р.
Декарт,
в
антиредукционизме
и
сосуществовать
два
представления: бэконовско-ньютоновское, согласно которому пространство – это
пустой ящик, заполненный телами, и картезианское, в соответствии с которым
55
пространство – это среда, особым состоянием которой являются и отдельные тела, и
взаимодействия между ними.
По-разному в истории культуры решался и вопрос о соотношении субъекта и
среды. Здесь можно выделить две точки зрения. 1. Человеческая психика
рассматривается
изначально
как
непространственная
и
обретающая
пространственность путем интериоризации, «врастания извне вовнутрь». Эта позиция
представлена
в
отечественной
школе
деятельности.
2.
Экзистенциальная
и
трансперсональная психология придерживалась диаметрально противоположного
утверждения об изначальной «пространственности» психического, а экстериоризация
субъектом внутреннего мира образует его психологическую ситуацию. Таким образом,
суть первой точки зрения: субъект – это «вместилище» предметного содержания
среды, суть второй: среда – это «сцена», на которой разыгрываются внутренние
коллизии субъекта.
Остановимся на нескольких точках зрения современных отечественных авторов
по поводу этих вопросов. А.П. Мардер дает строгое определение среды: это
материальное окружение [97]. В. Курт-Умеров и И. и Л. Сердюки также считают, что
среда - это объективно существующая реальность, определяющая обратные связи в
системе более высокого иерархического уровня [121]. Она включает в качестве
подсистем биологическую среду, психологическую (психофизиологическое состояние
человека в зависимости от поставленных целей и полученных результатов
деятельности), культурную, деятельностную, пространственную и вещественную.
Ю.А. Лерик, справедливо отмечая, что средовые исследования знаменуют собой
переход к системным исследованиям, выделял следующие свойства среды: 1) Среда
всегда относительна и определяется объектом, среда которого исследуется, 2) Среда
всегда внешняя, то есть расположена вне объекта, 3) Среда взаимодействует с
объектом как совокупность всех своих структурных элементов [87]. Таким образом,
Лерик придерживается традиционной, но несколько устаревшей точки зрения о
противопоставленности объекта и среды.
Я. К. Трушиньш определяет жизненную среду человека как систему,
включающую в соответствии с основными жизненными сферами (природой, общением
и ноосферой) природную, социальную и психологическую среды, каждая из которых
56
частично захватывает и самого субъекта [170]. В.Л. Глазычев дает описательное
определение, отмечая, что среда – это скорее идеология, и выделяя в «средовом
движении» три компонента: деятельность, направленную на среду, поведение под
влиянием среды, понимание (рефлексию) среды [35].
Е.А.Маралова определяет среду в рамках обыденного опыта как набор
воздействий, которые могут быть внешними и внутренними, и справедливо отмечает,
что, хотя сред может быть много, все же ведь круг воздействий на объект
ограничивается принадлежностью объекта конкретному времени и месту. Таким
образом, среда не абсолютна, а «отсчитывается» от действующего субъекта. Маралова
считает, что устойчивость взаимоотношений объекта и среды определяется принципом
дополнительности – то есть все то, что принадлежит среде, противостоит субъекту
[95].
Однако не все исследователи солидарны в признании объективности природы
среды. Так, Ю. Воогланд и К. Нигесен отмечают, что экологическую систему развивает
субъект и что среда всегда отражается в сознании субъекта как ситуация, включающая,
среди прочего, и его собственное состояние [31]. Структуру среды эти авторы
представляют как систему из физической, психологической и социальной сред.
Мысль о субъективном характере средовых воздействий и образа среды
сформулирована еще более отчетливо в работах Д.Р. Михайлова, Г.З. Каганова,
Д.В.Ольшанского [101, 55, 127]. Д.Р.Михайлов полагает, что для понимания
субъектно-средовых отношений важнее не отношение к среде (гносеология), а разные
варианты врастания и укорененности в среде (онтология) [101]. Существуя в одной и
той же среде, субъекты могут при этом иметь различные установки на нее, то есть
разную структуру сращенности со средой (термин, близкий по значению понятию
«контакт» в гештальпсихологии). Поэтому объективно «одинаковые» условия
получают различные интерпретации. При этом фундаментальной характеристикой
состояния субъекта и среды считается маргинальность (от лат margo – границы,
предел), то есть границы между субъектом и тем, что находится за его пределами.
Г.З.Каганов при определении среды решающее значение придает субъектности:
если все окружение человека представляет собой множество, то среда – это
подмножество, включенное в непосредственную деятельность субъекта [55]. Таким
57
образом в ряду дефиниций среды мы встречаем указание на относительность и
функциональную заданность (оперативность) среды.
Оригинальный взгляд на природу среды, выработанный Д.В.Ольшанским,
привел к использованию «постсредовых» категорий «Психологического образа» жизни
и «Субъективного пространства жизнедеятельности» [127]. Психологический образ
жизни включает в себе систему потребностей, норм и личностного понимания
причинности - исследователь больше акцентирует не пространственные, а, следуя
логике К.Левина, временные аспекты жизнедеятельности. Во временной проекции
жизни Ольшанский выделяет три аспекта: 1) внутреннюю модель прошлого опыта и
прошлой жизни, 2) актуальную модель жизни, которая включает в себя а) идеальную
актуальную жизнь, б) коррекционную матрицу и в) реальную поведенческую
программу и, наконец, 3) перспективу личности во времени.
Психологический образ жизни всегда субъективен. Отмечая, что понятие
«субъективное пространство жизнедеятельности» близко понятиям «психологическое
поле» К. Левина, «Жизненное пространство» Э. Брунсвика, «Субъект среды» Я.
Икскюля, Ольшанский заключает: «Таким образом, становится ясным, что нельзя
говорить о сколь-нибудь объективной среде непосредственного обитания человека.
Среда
его
жизни
всегда
опосредована
его
психикой,
а
следовательно,
субъективирована. «Средовой подход» не имеет смысла в своем объективирующем
социологическом выражении» [127, с. 56].
Еще одна позиция представлена в работах Д.А.Леонтьева и Н.Б.Шкопорова [86,
191]. Отмечая принципиальную невозможность изучать среду изолированного
индивида, Д.А.Леонтьев считает целесообразным использование понятия «жизненный
мир» и подчеркивает, что жизненный мир не складывается из функциональных «сред»,
а первичен по отношению к ним и изначально целостен. Н.Б.Шкопоров говорит о том,
что
в
реальности
между
субъектом
и
средой
происходит
постоянное
взаимопроникновение, которое может осуществляться в четырех сферах: 1)
экологической, 2) поведенческой, 3) эмоциональной и 4) когнитивной [191]. Учитывая
подвижность этих границ, имеет смысл использовать понятие психологического
пространства личности. Таким образом Н.Б.Шкопоров предвосхитил появление
основного понятия нашего собственного подхода.
58
А.П.Зинченко
и
И.Ткачиков
говорят
о
том,
что
в
основе
оценки
дружественности среды и ее осознанного планирования должен лежать учет
потребностей человека как основы его любой активности: только при этом условии
среда может быть адекватно изучена и спроектирована [50, 167]. А позиция О.
Кальюнди еще более радикальна: в работе этого автора среда определяется ни много
ни мало как «специфическая форма мысли», потому что, исследуя среду, мы имеем
дело не с вещами и объектами, которые наблюдаем, но и с субъектом, пользующимся
этими вещами, а также наблюдающим и вещи, и самого себя {59]. Поэтому ключевыми
в описании конкретной среды конкретного субъекта должны быть следующие два
вопроса: 1) Какие свойства вещей делают возможным познание среды? и 2) Какие
свойства субъекта организуют среду? Объекты сами по себе вещественны, но могут
быть представлены в понятиях или образах и входят в ситуацию деятельности.
Поэтому среда, по мнению О.Кальюнди, представляет собой концепт позитивной
научной мысли о чем-то в реальности, и свойства вещей существуют как всего лишь
как потенциальные возможности, пока не проявятся субъектом.
Ю. Круусвалл отмечает, что среда в обыденном понимании – это та часть
окружающего мира, с которой непосредственно взаимодействует данное существо
[73]. С деятельностью определение среды, по его мнению, связывать неправомерно,
так как она есть и у животных. Таким образом, главный вопрос - где проложить
границу среды? Ю. Круусвалл полагает, что это сделать можно только по типизации
объектов среды и делает вывод о том, что среда – это понятие метаязыка, которое
позволяет лучше выразить научные концепции и результаты исследования и благодаря
своей относительной неопределенности хорошо дополняет однородный арсенал
системно-структурных понятий [73, с. 83]. Близкая точка зрения на природу среды
высказывается также и Т. Райтвийром, который полагает, что среда всегда
отсчитывается от субъекта [144].
М.Р.Савченко, описывая средовую картину мира, отмечает, что она не
дискретна, а непрерывна: и если в объектной картине мира каждый фрагмент равен
самому себе, независимо от наличия других фрагментов, то в средовой картине
действительность слитна [149]. Таким образом, выделять структуру среды полезно, но
этого недостаточно для понимания результирующего воздействия.
59
Подводя итоги научным дискуссиям относительно понятия среды, Ю.
Круусвалл и Д.Р.Михайлов констатировали, что среду можно описывать как
целостную или множественную, субъективную или объективную, и в этом процессе
происходит превращение архитектора в психолога, а географа – в социолога, но ни
одной частной дисциплины сейчас недостаточно для описания средовых проявлений:
метод понимания переводит взгляд от феноменологического и позитивного уровней к
метатеоретическому. Понятие «границы» - это первый шаг содержательного
понимания «средового субъекта». Вторым шагом служит интерпретация границы как
состояния «средового субъекта».
Итак, анализ современного понимания среды позволяет отметить его
эклектичность, не свободную от ньютоновско-декартовского противоречия: если
Ньютон считал эвристичным членение среды на множество частных иерархий, то есть
стремился выделить ее структуру, то Декарт, исходя из своего понимания тел как
особых состояний среды, приходил к выводу, что среда первична по отношению к
телам и, соответственно, изучаемые объекты (в нашем случае – человек) не могут быть
противопоставлены окружающей их среде. Таким образом, картезианство освобождает
от искусственного вычленения объектов из среды и ставит перед необходимостью
определения границ целостной системы «субъект в среде».
Обобщая современные взгляды на понимание среды, можно заметить
радикальный отход от понимания среды как объективной реальности, и все чаще
прослеживается мысль о решающем участии субъекта в создании того образа мира,
жизненной
среды
или
психологического
пространства,
который
возникает,
основываясь на его потребностях, и включает его самого как часть среды.
Большинство современных исследователей рассматривает человека не как
пассивный объект средовых воздействий, а как автора, субъекта взаимодействия со
средой, включающей в себя физические (в том числе и собственное тело), социальные
и ментальные составляющие. Субъект и среда находятся в постоянном взаимообмене
информацией и энергией различного содержания. Субъект «вычерпывает» из среды
необходимые и доступные ему ресурсы и потому вынужден выстраивать границы
между собой и частью примыкающего мира и той объективной реальностью, которая
не обладает субъективной значимостью.
60
Что же касается структуры среды, то здесь тоже нет единого мнения. Все чаще
она рассматривается как неделимое единство, как целостность, внутри которой
условно можно выделить географическую, предметную (вещную), телесную среду,
социум и ноосферу (систему установок и ценностей, идеологию). Целесообразно
условно выделить несколько составляющих среды.
Во-первых, говорят о физической среде, включающей природные объекты,
искусственно созданные объекты (вещи) и собственное тело человека. Природная
среда содержит климат, растительность и другие географические условия. Она влияет
на развитие человека как организма, а опосредствованно – и на его психические
особенности (дети охотников играют не в те игры, что дети шахтеров). В развитии
психики отчетливо прослеживается географический детерминизм (связь географии –
температуры, рельефа, пейзажа, и особенностей характера). Другой составляющей
физических средовых воздействий является тело человека, в котором локализованы во
времени и пространстве психологические события. Третья составляющая – это другие
объекты (личные вещи, предметы, в случае социального отчуждения – другие люди).
Будучи явлениями материальной культуры, они относятся также и культурной среде.
Природная среда, вещи и собственное тело задают измерение пространственности в
человеческом бытии.
Физическая среда в целом, согласно К. Франку (K.A Frank), несет три функции:
1) поддержка определенных действий и стилей жизни, 2) способ выделения
индивидуальности, 3) поддержка и конкретизация предпочитаемых форм человеческих
контактов [228]. Перечисленные функции исключительно важны для формирования
психологического пространства личности и межличностных отношений, где роль
физической среды проявляется в следующих направлениях:
1)
средовой детерминизм (непосредственное воздействие)
2)
средовой поссибилизм (предоставляет возможности и ограничения)
3)
средовой пробабилизм (предоставляет возможности выбора, замедляет
или ускоряет реакции, причиной которых среда не является).
Во-вторых, используют понятие «социальная среда» – это семейное и
общественное
окружение.
Выделяют
большой
и
малый
социумы;
опыт,
приобретенный в малом социуме, определяет особенности поведения в большом. На
61
разных этапах развития жизненная среда изменяет свою значимость: в младенчестве
важна природная среда и малый социум, затем (с подросткового возраста) начинает
доминировать влияние большого социума, в пожилом возрасте вновь становится
важным семейное окружение.
В-третьих, выделяют культурную среду, которая содержит систему ценностей,
идеологию (указания на то, как нужно и как воспрещается себя вести), закрепленную в
значениях, социальных предметах и знаках. Составляющей культурной среды является
также предметный мир, представленный в вещах, которые осваиваются в ходе
развития предметной деятельности, когда раскрываются общественно закрепленные
функции, для выполнения которых и был создан предмет. Человек по-разному
взаимодействует с вещами. Они опосредствуют деятельность, направленную на
выживание и развитие человека (орудия), но иногда начинают отвечать другим его
потребностям, наделяться антропоморфными характеристиками или становиться
социальными заместителями. Вещи служат установлению власти над миром и
определению границ жизненного пространства человека. Вещь может становиться
фетишем, обретать сверхзначимость в случае чрезмерно аффективного отношения к
ней, получать символическое значение (талисман). Поэтому мир вещей отражает мир
человеческого духа.
Помимо вещей, культура представлена в системах знаков. Знак – это
чувственно
воспринимаемый
элемент
действительности,
выступающий
в
определенном значении и используемый для хранения и передачи информации. Если
знак приобретает аффективно заряженное содержание, которое выходит за его
границы, он становится символом (пиктограмма, надписи, подобные вывеске «нет
выхода»). Система знаков складывается в язык, служащий средством человеческого
мышления, самовыражения и общения. Один из постулатов психолингвистики
заключается в том, что возможности языка определяют возможности человеческого
мышления.
Нам близко понимание среды как системы взаимодействий человека и мира, для
которой М. Черноушек предложил следующие характеристики [187]. 1. У среды
отсутствуют твердо фиксированные рамки во времени и пространстве. 2. Она
воздействует на все чувства сразу. 3. Среда дает не только главную, но и
62
второстепенную (периферийную) информацию. 4. Она содержит всегда больше
информации, чем человек способен переработать. 5. Среда воспринимается в связи с
деятельностью. 6. Любая среда, наряду с материальными особенностями, обладает
психологическими и символическими значениями. 7. Окружающая среда действует как
единое целое.
Таким образом, очевидно, что, находясь в одном месте в одно и то же время, мы
можем существовать в нескольких средах, что обусловлено символическим смыслом
многих средовых воздействий, который открывается только в контексте потребностей
личности и ее психологического пространства.
Средовой подход к поведению и личности
Признание фундаментальной роли средовых влияний на развитие поведения и
личности привело к образованию в качестве научного направления экологического
(средового) подхода, который оформился в США в середине 70-х годов, а затем
распространился и в Европе. Термин «экологическая психология» был введен еще Дж.
Гибсоном для объяснения эволюционной роли функции восприятия: он развивал
концепцию
допущений
(affordances),
определяющих
границы
принципиально
возможных действий особи в среде. Применительно к человеку можно говорить о
допущениях не только в физической, но и в социальной среде, благодаря чему
возникает социальная компетентность как знание средовых ограничений. В странах
бывшего СССР средовой подход получил распространение в Эстонии, а проявления
средовых воздействий учитывались в отечественной психологии при изучении
практически всех проблемных областей науки.
Основная
идея
средового
подхода
–
контекстуальность
психических
проявлений, динамично меняющихся в зависимости от среды. Это направление
ориентировано прежде всего на естественные условия жизни, в то время как
традиционные лабораторные эксперименты и клинические наблюдения, не обладают
достаточной репрезентативностью, изучая либо психику в искусственных условиях,
либо искаженную психику нездорового человека. Средовой подход в основном
опирается на метод наблюдения как максимально сохраняющий естественность
повседневных психических проявлений. Позже сторонники этого направления стали
также использовать оценочные шкалы и другие варианты методик «карандаша и
63
бумаги», а также средовое моделирование, но при этом никогда – классический
эксперимент. Важным понятием экологического подхода является «средовой субъект»
- человек, взаимодействующий с выбираемой и создаваемой им средой.
В рамках экологического подхода получены богатые эмпирические данные,
хорошо раскрывающие связь между средой и находящимся в ней человеком. Условно
можно выделить два полюса, тяготеющие к «объектному» и «субъектному»
рассмотрению человека в среде. Первое, сосредоточивается на тех средовых условиях,
которые объективно воздействуют на различных людей, зачастую лишая их поведение
и сознание индивидуальных особенностей. Раньше других составляющих среды стали
изучаться характеристики архитектуры и жилища, призванные удовлетворять
потребность
«объектного»
каждого
подхода
живого
Роджер
существа
Баркер
в
территориальности.
(R.Barker)
на
Представитель
основе
результатов
структурированного наблюдения выдвинул концепцию «места поведения», согласно
которой дети поступают по-разному в различных условиях, но склонны вести себя
идентично на одной и той же территории, несмотря на очевидные индивидуальные
различия [2, 209]. Таким образом, территория как бы деиндивидуализирует человека,
навязывая ему паттерны поведения, и потому условием нормального развития
индивидуальности является непременное наличие у человека «укромного убежища».
Внутри «объектного» направления рассматриваются общие связи между средовыми
переменными и психикой, и роль субъекта здесь весьма незначительна.
Второе
направление,
«субъектное»,
признает
взаимодействие
и
взаимопроникновение субъекта и среды, которое также, в свою очередь, изменяется в
онтогенезе. Один из сторонников средового подхода Джоаким Вулвилл (J.F.Wohlwill),
отмечая изменение меры активности субъекта, предложил 4 модели взаимодействия
субъекта и среды [217]. Модель «больничной койки» характерна для первых месяцев
жизни человека, отмеченных его почти полной пассивностью. В модели «луна-парка»
объекты среды уже могут выбираться ребенком, но их влияние остается неизменным.
В модели, названной «соревнованием пловцов», субъект следует своему пути, а среда лишь контекст жизни. И, наконец, модель «теннисного мяча» характеризуется
постоянным взаимодействием между субъектом и средой. Итак, чем моложе человек,
64
тем более сильным оказывается воздействие среды; но по мере взросления его
субъектность усиливается, и он начинает выбирать или преобразовывать среду сам.
Еще
один
видный
представитель
экологического
подхода,
Урия
Бронфенбреннер (U.Bronfenbrenner), предпринял попытку динамического ценностного
анализа среды [122, 217]. По мнению Бронфенбреннера, среда содержит два основных
измерения: это виды деятельности, в которые вовлечен человек, и характеристики
наставников (учителей), которых он выбирает для себя в течение всей жизни. На
разных стадиях развития человек меняет свою среду, причем в течение жизни роль
собственной
активности
в
формировании
среды
постоянно
увеличивается.
Бронфенбреннер представил модель среды как систему из четырех концентрических
структур. Микросистема – это структура деятельностей, ролей и межличностных
взаимодействий в данном конкретном окружении. То есть даже применительно к двум
близнецам мы не можем признавать идентичность среды развития, потому что к ним
предъявляются разные требования и разные ожидания. Мезосистема – структура
взаимоотношения двух и более сред (семья и работа, дом и группа сверстников).
Экзосистема – это среда, в пространстве которой происходят значимые события (круг
общения). И, наконец, макросистема – субкультура (ценности, законы и традиции,
которым следует человек). Бронфенбреннер полагал, что макросистема играет
решающую роль в образе жизни человека, подчиняя себе все «внутренние» системы.
Так, понятно, что если в стране не поощряется рождаемость, то ребенок будет расти в
условиях материнской депривации, а микро-, мезо- и экзосистемы могут оказаться
недостаточными, чтобы это компенсировать. С другой стороны, независимо от
частных внешних условий, основные составляющие образа жизни и мировоззрения
сохраняются в субкультуре.
«Субъектное»
«Концепции
направление
приватности»
наиболее
Ирвинга
последовательно
Альтмана
(I.Altman),
представлено
которая
в
подробно
разбирается в следующем разделе [204]. В рамках экологического подхода среда
рассматривается не как нечто объективно существующее и внеположное внутреннему
миру человека, а как реальность, обеспечивающая удовлетворение потребностей
человека и подлежащая присвоению, персонализации (одноименная концепция Мате
Хейдметса также рассматривается ниже). Присваивая и контролируя часть среды
65
(территорию, вещи, социальные связи), человек обеспечивает свою безопасность и
условия дальнейшего развития. Таким образом, среда в рамках экологического
подхода – это не только материальное, но и психологическое явление, потому что она
всегда презентирована познающему и обладающему потребностями субъекту.
Природные и архитектурные детерминанты психики и поведения
Остановимся на некоторых эмпирических результатах, полученных в русле
экологического подхода, чтобы получить представление о нормативных средовых
влияниях, чтобы затем перейти к изучению индивидуальных особенностей построения
психологического пространства личности.
Переменными, которые, оставаясь «за скобками» осознания, всегда действуют
на поведение и межличностные отношения, являются природная и архитектурная
среда. «Экологическое» самосознание в последнее время становится предметом
особого внимания, потому что люди не всегда осознают природные или архитектурные
условия своей жизни [212]. В нашей стране воздействие природной среды на психику
человека изучалось в работах Б.А.Душкова, предлагающего разрабатывать новую
отрасль знания – географическую психологию, цель которой он видит в выявлении
связей между человеком, окружающей его природной средой и обществом [46, 47].
Б.А.Душков полагает, что природа – это недостаточно оцененный фактор
становления психических особенностей человека и рассматривает воздействие таких
переменных как природные ритмы (которые не всегда согласованы с ритмами жизни) и
стихийные бедствия (психологически люди привязаны к тем местам, которые
подвержены бедствиям, и выстраивают психологические защиты, убеждающие их в
том, что возможность повторной катастрофы маловероятна). Интересные данные
получены им также о психологических изменениях человека в особых природных
условиях (например, эмоциональное истощение в долговременных плаваниях).
Географические воздействия рассматриваются им как универсальные, оказывающие
воздействие на разные
уровни
индивидуальности. Они представляют
собой
естественный стрессор и в то же время источник адаптации, влияют на нравственный
облик человека и даже определяют типологию преступности (в разных географических
зонах различается и содержание преступлений).
66
В более поздних работах Б.А.Душков разработал классификацию типов
личности, народов и эпох. И хотя некоторые обобщения исследователя кажутся не
вполне обоснованными, нельзя не согласиться с тем, что природные условия во
многом определяют поведение человека, которое, согласно мнению Л.Н.Гумилева,
может рассматриваться в качестве наиболее надежного системообразующего признака
этноса.
В психологии среды широко изучаются также различные элементы и
составляющие искусственно созданной среды - городского пространства. Рассматривая
общекультурное
значение
архитектуры,
А.С.
Ахиехер
отмечает,
что
в
постиндустриальном обществе воспроизводство среды есть часть воспроизводства
самого общества, и в пределе человек превращает среду в персонифицированную, что
побуждает бережно к ней относиться [12].
О. Кальюнди объясняет силу воздействия пространственных, и особенно
архитектурных
раздражителей
с
точки
зрения
нейропсихологии:
поскольку
пространственная ориентация обеспечивается в основном правым полушарием, то
прослеживается сходство возникающего образа с глубинным психическим опытом,
единым для всего живого [58]. Таким образом, можно говорить об идентичности
«моделей мира» архетипических и традиционных обществ, ориентированных на
правополушарную стратегию.
Р.Ф. Ибрагимбекова, рассматривая архитектуру как средство гармонизации
отношений
между
человеком
и
окружающей
средой,
изучала
особенности
эмоционального восприятия вертикали и горизонтали [52]. Известно, что, будучи
воспринятой в результате движения взора вверх, вертикаль порождает положительное
эмоциональное сопереживание, а вниз – негативное. Это подтверждают мифология и
этология: вверх проецируется все, вызывающее положительную оценку, внизу
отведено место неприятному. У человека встречается навязчивый страх глубины
(батофобия), а страх высоты, по сути, представляет собой разновидность батофобии
(источник страха предполагается внизу в случае гипотетического падения с высоты).
Такие понятия как «счастье», «счастливый», представители различных культур
соотносят со стрелой, направленной вверх.
67
Р.Ф.Ибрагимбекова
провела
опыт
с
524
студентами
различных
национальностей, в котором в 5 позициях расфокусированности предъявлялись
различные архитектурные сооружения, представленные силуэтно. В 82 % ответы
архитекторов и не-архитекторов совпадали. Когда же предъявлялись ландшафты, в
которых вертикалей меньше, распознать их было труднее. Кроме того, было показано,
что вертикальные композиции вызывают положительный отклик и оценку значительно
чаще, чем горизонтальные. Таким образом, можно сделать вывод о том, что при
восприятии архитектурных и природных объектов ключевым признаком и кросскультурной инвариантой оказывается присутствие вертикалей.
Другие единицы архитектурного пространства (микропространства) предложил
выделить А.В. Крашенинников [72]. Микропространство – это обобщающий термин,
включающий
«персональное пространство», которое определяется
«размером»
(длиной-шириной), открытостью-закрытостью (границами), положением людей и
направлением взаимодействия (ориентация). В эмпирическом исследовании студенты
Архитектурного института (МАРХИ) выделили в качестве элементов городской среды
Нишу, Угол, Стену, Узел и Площадь, в которых степень свободы человека меняется от
1 к 5: так, в нише можно только стоять, а на площади как стоять, так и перемещаться в
четырех
направлениях.
Стандартизованная
среда
способствует
публичности
(подвижным играм, пешеходным прогулкам, хозяйственной деятельности), в то время
как персонализованная среда – тихому отдыху, ожиданию и наблюдению. Отсюда
становится понятным, какие человеческие потребности остаются депривированными в
столичном городе.
Особая роль в жизни поселения принадлежит центральной площади.
А.В.Степанов рассматривает ее как пространство конфликта, потому что 1) она создает
поле притяжения (там расположены дворец, храм, происходит торг), 2) она занимает
ключевое положение в планировке города и, наконец, 3) площадь вместительна [163].
А
Е.А.
Борисевич,
изучая
функции
центра
города,
отмечает,
что
в
нем
сконцентрированы социально значимые задачи и потому «сгущены» социально
значимые отношения. Так, при продвижении к центру отмечается увеличение форм
целенаправленной деятельности, время пребывания в центре тоже возрастает, а значит,
увеличивается и общее количество поведенческих актов на одного человека [18].
68
Очень многие исследователи изучают структуру и функции дворов и
придомовых участков. Например, Д.Р.Михайлов рассматривает двор как временную
структуру города: внутри двора нет границ, он пуст, и появление границ превращает
двор в улицу; исчезновение границ улицы – во двор. Таким образом Д.Р.Михайлов
определяет основную функцию городского двора: «Двор вообще есть орган, а улица –
среда, связывающая органы в пространственно-временное тело субъекта» [101, с. 48].
А Г.И. Полторак, изучая динамику освоения нового района, обратила внимание
на перенос акцента с общественного на индивидуальное [138]. То, что начиналось как
общественное озеленение, очень скоро приводило к индивидуальному захвату
придомовых участков, затем – оттоку других жителей от общественных, но уже
захваченных
территорий
и,
наконец,
отгораживанию
участков,
юридически
продолжающих оставаться общественной собственностью. Исследовательница увидела
в этом явлении «чуждое современному социалистическому городу наступление
пережитков прошлого» [138, с. 50], на наш же взгляд, это естественное стремление к
личной территории, о котором еще известный христианский философ К.Льюис писал,
что только огороженное место свято.
Многие
исследователи
солидарны
в
том,
что
современная
городская
архитектура упрощает поведение, что она недружественна к человеку [140]. Эта мысль
не нова: еще К. Лоренц отмечал, что современная архитектура, заменяющая людям
природную среду, подобна раковым опухолям (спальный район – это множество
одинаковых строений), а в переводе с эстетического на язык науки это означает
потерю информации [92]. Отсутствие гармонии, в частности, редкость «золотого
сечения» в современных постройках, проводят к тому, что человек не может
восстанавливать свой энергетический ресурс. А Н.Е. Прянишников и В.М. Петров
полагают, что архитектурная среда способна влиять не только на общее состояние
человека, но и на его межличностные отношения, причем двояким способом: 1) через
организацию
общего
мироощущения
человека,
стимулирующего
или
ограничивающего потребность в межличностной коммуникации и 2) через создание
практических возможностей для подобной коммуникации [141]. Закон Зипфа, согласно
которому маленьких поселений много, а крупных городов мало, свидетельствует о том,
что
естественно
складывающаяся
архитектура
стремится
законсервировать
69
традиционные формы общения (как в поселках, а не в столицах). Некоторые
исследования сосредоточены на особо опасных фрагментах города – так, А. ЛукетонСидерис (A. Loukaiton-Sideris) и Р.Лиггетт (R.Liggett) изучали влияние городской
среды на преступность на автобусных остановках [251].Частные проявления
зависимости общения от городской среды изучались также Е.Э.Павловской,
К.К.Хачатрянцем, Д.В.Николаенко и другими исследованиями [131, 181, 123].
Значительное место среди средовых исследований занимает изучение феномена
соседства. Разброс взглядов на это явление очень широк: от отрицания значимости
локальных сообществ в человеческом поведении до полного детерминизма с их
стороны. В последнее время наблюдается ренессанс идеи соседства, но уже не только в
физическом, сколько в социальном смысле. Дж. Лансинг (J.B.Lansing) полагает, что
соседство – это важная жизненная среда современного человека, способствующая его
самоидентификации посредством эмоциональной привязанности к дому и местной
социальной группе и обеспечивающая ему систему психологической поддержки [247].
М.П. Таут полагает, что требования к пространственным условиям соседского
взаимодействия включают активное использование придомовой территории для
отдыха и общения; бесконфликтное распределение на территории различных по
характеру
видов
деятельности;
создание
условий
для
соседских
контактов;
идентификация жителей с пространством; отношение к нему как безопасному;
исключение условий вынужденного общения; ограничение степени контроля со
стороны соседей [164].
А М. Раудсепп, отмечая противоречивые тенденции урбанизации (которые
благоприятны для креативности, доверия и толерантности, но одновременно
способствуют поверхностности контактов, индивидуализму, отчужденности, распаду
территориальных общностей, ослаблению родственных и соседских связей, аномии),
также придает большое значение соседским отношениям, вклад которых в общую
удовлетворенность жизнью близок к удовлетворенности браком [146]. Соседство
исследователь
определяет
(пространственных)
и
как
социофизическое
микросоциальных
условия
единство
(системы
физических
деятельностей
и
взаимоотношений). Специфика соседских взаимоотношений, состоящая в сочетании
пространственной близости с психологической дистанцией, ежедневной доступности с
70
субъективной малозначимостью, делает их важным психотерапевтическим фактором буфером при стрессах, ресурсом в кризисных ситуациях, компенсацией при дефиците
общения.
Раудсепп сформулировал и главные правила соседского поведения: это
регуляция взаимных услуг (норма дружелюбия) и регуляция психологической
дистанции (уважение приватности). По мнению другого исследователя, К. Франка
(K.A.
Frank),
развитию
соседских
контактов
способствуют
три
фактора:
функциональная зависимость, наличие других связей, помимо пространственных, и
отсутствие альтернатив. Кроме того, соседство прочнее в случаях социальнодемографической гомогенности [228]. Соседство, однако, несет поддерживающую
функцию только в тех случаях, где требования среды не превышают индивидуальных
возможностей, то есть социальная среда соответствует личности, а преимущества
общения превышают его издержки. Одновременно отмечается, что в ответ на
экологический стрессор (например, загрязнение) интегрированность жителей всегда
возрастает.
Моделирование жилого пространства за рубежом
Особый фрагмент среды представляет собой жилое пространство. По
отношению к жилой среде могут быть сформулированы следующие требования: это 1)
физическая и социальная безопасность, 2) контролируемость – предсказуемость, 3)
возможность выбора и 4) эстетическая привлекательность. Несколько лет назад за
рубежом особой популярностью пользовалась идея планирования жилой среды,
близкая социалистической идеологии ведения планового хозяйства. В 1969 году Дж.
Лансингом (J.B. Lansing) было проведено обширное социологическое исследование, в
котором
приняло
участие
1200
жителей,
для
сравнения
планированных
и
непланированных районов [247]. Критериями планированности служили такие
признаки как разнообразие типов жилища, гомогенность соседства, привлекательность
среды, доступность рекреативных учреждений, ограждение пешеходов от транспорта,
природный ландшафт, символическое значение местности и прочие. Интервью
затрагивало
четыре
круга
проблем:
это
отношение
к
району в
целом
и
удовлетворенность жизнью, отношение к соседству, использование рекреационных
возможностей и повседневное передвижение жителей. Оказалось, что общая
71
удовлетворенность районом была выше в планированных районах, но по уровню
удовлетворенности жизнью различий не отмечалось. Общий вывод авторов гласит, что
средства физического и социального планирования не влияют на качество жизни
(семейные отношения, личные ценности и межличностные связи). Эта идея – важный
аргумент против средового моделирования и архитектурного детерминизма и
одновременно в пользу развиваемой нами концепции психологического пространства
как фактора жизненных решений.
Еще одна утопическая попытка построения идеального сообщества была
предпринята
М.Пинсоном
(M.
Pinson),
который
в
1977-79
годах
изучал
экспериментальный жилой комплекс в Нанте, включающий 900 квартир и
построенный на основании рекомендаций социологов [264]. Главными целями
социального
эксперимента
были
создание
нового
качества
местной
жизни,
гармонизация взаимоотношения разных социальных, этнических и возрастных групп и
повышение социальной активности жителей. В эксперименте использовались
архитектурные возможности решения поставленных задач (акустическая изоляция
квартир и возможность максимального уединения, но одновременно богатая
инфраструктура,
предоставляющая
возможность
повседневных
контактов
–
внутренние улицы, децентрализованные общие помещения и т.д.).
Результаты также оказались неутешительными. Основные цели достигнуты не
были; у жителей комплекса отмечались чувство анонимости и бессилия, отсутствие
безопасности и социального контроля, недоверие и конфликты между разными
социальными группами. Целостной общности так и не возникло; лишь иммигранты
достигали единства на основе общего языка. Общие помещения не сблизили группы, а
оказались местом проявления конфликтов в борьбе за территорию, и более сильные в
социальном отношении группы стали диктовать условия пользования общими
помещениями и дискриминировать слабые группы, причем часть общих помещений
оказалась просто поделена между группами.
Общие выводы авторов гласят:
1.
Невозможно создать социальную гармонию на локальном уровне и лишь
средовыми средствами, так как личные интересы выражают более общие социальные
72
процессы. Противоположность интересов проявляется в среде; физическая среда
может лишь модифицировать форму проявлений социальных противоречий.
2.
Формальная гомогенизация условий жизни сама по себе не ведет к
гомогенизации образа жизни и сближению разных групп: культурные и экономические
различия в схожих условиях проявляются еще сильнее, увеличивая гетерогенность
образа жизни.
Обобщая исследования городской среды, необходимо отметить вслед за
К.Лоренцом, что, действительно, человек с точки зрения эволюции не создан
городскими условиями и не всегда может к ним приспособиться. Нередко
существующие нормативы архитектурных застроек не соответствуют принципу
содержательной связности среды, и в такой ситуации происходит профанация
содержания средовых отношений, ведущая к нарушению идентичности [140]. Это
провоцирует распад связей и затруднение общения. Исследования средовых влияний
на
психические
проявления
человека
открывает,
наряду
с
интересными
закономерностями, также недостаточность исключительно объектного подхода к
человеку в среде и вплотную подводит к необходимости субъективизации средового
подхода, внесения корректив в образ среды и мира исходя из качеств, установок и
потребностей живущего в среде субъекта.
Исследования домашней среды
И, наконец, отдельную область исследований представляют собой работы о
влиянии среды и структуры жилища на особенности семьи и, более конкретно, - на
подрастающего ребенка [60]. И.И. Лучкова сформулировала несколько практических
вопросов, адресованных специалистам по изучению среды ребенка: Нужно ли
физически или условно (цветом) разделять комнату для двух детей? Стоит ли
расставлять мебель в центре и освобождать окна и стены? Как взаимодействует
человек с искусственной зеленью? Все эти факторы рассматриваются как ресурсы
естественного саногенного поведения детей [93].
Существуют и более фундаментальные работы в этой области. Так, П.Гамп
(P.Gump), анализируя среду детских учреждений в рамках концепции места Р.Баркера,
сравнивал поведение детей в традиционных и «открытых», в маленьких и больших
73
школах, а также университете [234]. Результаты включают критерии дружественной
среды и могут быть перенесены также и на нашу культуру.
За рубежом, а также и в отечественной психологии, широко обсуждается вопрос
о среде повседневной жизнедеятельности ребенка и ее развивающей роли. А.Готтфрид
(A.Gottfried)
посредством
пятилетнего
лонгитюда
исследовал
роль
средовых
параметров в когнитивном развитии ребенка [217]. Его внимание было направлено на
следующие переменные: влияние возраста на зависимость между домашней средой и
когнитивным развитием, стабильность среды в познавательном развитии ребенка, а
также социально-экономический
проводились
на
разных
статус и
выборках,
образование матери. Исследования
включая
мексико-американских
детей,
недоношенных и растущих в семьях различного экономического уровня. Результаты
показывают, что особенно сильно на познавательное развитие влияли вариативность
стимуляции и плотность заселения, причем зависимости оказались самыми сильными в
дошкольный период.
Другие эмпирические исследования, в частности, Х.Хефта (H.Heft) привели к
признанию в качестве необходимых таких характеристик среды жизнедеятельности
ребенка, как наличие а) убежища от сверхсильной стимуляции (уголка, где ребенок мог
бы находиться в безопасности, если среда слишком требовательна к нему), б)
ответоспособных игрушек (игрушек с нефиксированной функцией, с которыми можно
играть по-разному – например, заводные игрушки под это определение не подходят) и
в) предсказуемости шума – то есть наличие достаточной информации для того, чтобы
прогнозировать изменение средовых условий, в частности, решений взрослых [238].
Можно
сформулировать
также
требования,
предъявляемые
к
дружественной
физической среде ребенка, включающей механические и неживые вещи. Здесь Хефтом
установлены следующие закономерности:
1)
Доступность игрушек связана с успешностью выполнения задач.
2)
Разнообразие связано с моторным развитием и предпочтением новизны.
3)
«Ответоспособность» вещей также содействует моторному развитию и
предпочтению новизны.
74
4)
Младенцы предпочитают ответоспособные игрушки (с латентной
функцией), а заводные игрушки с фиксированной функцией психологически
бессодержательны.
Поскольку среда включает в себя не только дискретные объекты, но и фон
жизнедеятельности, существует проблема установления контроля над фоном.
Отмечается фоновая роль телевидения, которое уменьшает количество социальных
контактов, обеспечивая способ бегства у детей с проблемами приспособления (можно
аппроксимировать эти выводы и на использование персонального компьютера).
Социальная среда ребенка, включающая родителей, братьев и сестер, бабушек и
дедушек, также контролируется взрослыми, и потому сильное влияние на когнитивное
развитие детей имеет уровень предсказуемости и упорядоченности как условная форма
контроля со стороны ребенка (если не может повлиять, по крайней мере, успевает
подготовиться к переменам). Существует ряд норм и правил, которые должны
поддерживать регулярность и порядок в общении: взрослые и дети имеют дома
территории, которые используются в качестве «заповедника»; признается право
каждого на приватность и допускается бегство, если социальная стимуляция
превышает желаемый уровень. Для маленьких уединение – это защита от шума и
других членов семьи. Приватность имеет значение и при полоролевой социализации
(закрытие дверей спален, ванной).
Обобщая результаты эмпирических исследований, нужно отметить, что,
действительно,
пространственно-предметная
среда
определяет
разные
взаимоотношения между людьми (с точки зрения активности-пассивности в общении,
формирования-распада групп, открытости-замкнутости, конфликтности-слаженности).
В то же время разные типы отношений «требуют» или реально формируют
определенные средовые условия, то есть между человеком или группой существует
взаимодействие и взаимовлияние, демонстрируя таким образом способность сложной
системы «человек в среде» к самоорганизации.
Итак, экологический подход в качестве движущей силы психического развития
рассматривает среду, которая изменяется в соответствии с развивающимися
потребностями человека и является источником стимуляции и средством раскрытия
человеческих способностей. Сильными сторонами экологического подхода являются
75
его стремление к системности и контекстуальности, внимание к естественным
закономерностям онтогенеза, свобода от манипулятивных приемов лабораторного
исследования, постановка проблемы «экологической валидности» психологических
экспериментов. Прикладная ценность средового подхода состоит констатации
средовых условий (особенно городского жителя) как недружественных, в возможности
спецификации факторов среды и тех психологических категорий, на которые они
влияют, то есть в перемещении локуса ответственности с личности на средовые
параметры.
Недостатками же являются противоречивость богатых эмпирических данных и
несколько натуралистическое толкование среды, понимаемой все же не как источник, а
как обстановку развития. Т. Нийт в своей критике средового подхода справедливо
указал на недостаточность позитивистской ориентации психологии среды, в которой
затерялись реальные социальные отношения, потому что 1) люди рассматриваются как
объекты, 2) социальные действия и события объясняются еще не доказанными
законами, 3) факты считаются нейтральными [121].
Преодоление этих ограничений возможно только благодаря сближению и
взаимопроникновению наук, попыткам объединения психологии среды и психологии
субъекта, способствующего идиографизации средовых воздействий, одним из
примеров которого можно считать развиваемую нами концепцию психологического
пространства.
1.4. Компромиссные концепции: теория приватности и теория
персонализации среды
Краткий анализ наиболее дружественных нашим взглядам теорий личности и
экологических исследований показал, с одной стороны, недостаточность строго
субъектной и строго средовой парадигм в изучении многих проявлений человеческой
психики, а с другой, - обнаружил их сильное встречное движение. Результатом этого
движения явились компромиссные теории: концепция приватности Ирвинга Альтмана
и концепция персонализации пространства, наиболее последовательно обоснованная
Мате Хейдметсом [204-206, 182-186]. Оба подхода обрели сторонников, благодаря
чему к настоящему времени собран богатый массив эмпирических результатов, весьма
76
полезных и для нашего исследования. Остановимся на основных теоретических
положениях и некоторых эмпирических выводах, полученных в русле этих работ.
Приватность как психологическая категория
Как можно в самом общем виде соотнести между собой классический средовой
подход и теорию приватности? Средовые воздействия, будучи объективными, влияют
в первую очередь скорее на индивида, чем на личность. Субъект же способен
выстраивать психологические защиты и взаимодействовать с этими воздействиями,
модулируя и индивидуализируя их в контексте собственных потребностей и
чувствительности к этим воздействиям. Та буферная область между субъектом и
средой, в зоне которой возможно преобразование средовых воздействий, и называется
приватностью. В самом общем виде приватность – это «личное дело», опыт сепарации
от физической стимуляции и социального окружения, возможность устанавливать
личный контроль над обстоятельствами своей жизни, возможность выбора и личной
ответственности за него.
Первоначально, однако, понятие это использовалось в узком смысле и
предполагало в основном возможность контролировать интенсивность контактов как
социальную «доступность» субъекта. Автор наиболее систематического и полного
исследования приватности И.Альтман считал необходимым опираться в изучении
этого явления на контекст социального окружения (social-systемs) данного человека, а
также на особенности его личного пространства и проявлений территориальности. Он
рассматривал приватность в основном поведенчески, используя при ее изучении
преимущественно объективные методы и настаивая на том, чтобы исключить из круга
рассматриваемых явлений чувства и установки. Однако историческая справедливость
требует признать, что без работ Альтмана со всеми ограничениями бихевиоральносредового исследования приватность не могла быть позже осознана как один из
важнейших факторов развития и благополучия человека.
Приватность (privacy) – это центральный регуляторный процесс, посредством
которого персона или группа делает себя более или менее открытой и доступной для
других, селективный контроль доступности человеческого «Я», синтез стремления
быть в контакте и вне контакта с другими; это процесс установления межличностных
границ, который, подобно клеточной мембране, открывает или закрывает субъекта для
77
общения [204]. Обратим внимание на то, что в ранних работах подчеркивается
процессуальность, а не субстанциальность приватности, хотя операциональной
основой этого определения является именно субъектность.
Несколько иначе приватность можно описать как диалектический процесс
поиска взаимодействия и его ограничения (restriction), установление баланса между
открытостью и закрытостью, оптимизацию интенсивности и избирательности общения
применительно
к
текущему
моменту.
Приватность
можно
определить
и
в
информационных терминах как процесс ввода (input) и вывода (output) информации;
при этом важно, что отдается и что приобретается.
Остановимся
и
на
некоторых
других
дефинициях.
Многие
авторы
рассматривали приватность с точки зрения качества контактов. А. Бейтс (A. Bates)
считал, что это чувство персоны, что другие могут быть отстранены от чего-то, что
касается только его, и признают это право [210]. Ф.С.Чапин (F. S Chapin) понимал
приватность как уровень способности быть самим собой и избегать давления со
стороны других, А. Кира (Kira A) - как избегание общения и внедрения посредством
визуальных, аудиальных и других каналов и их сочетаний [215, 243].
Другие исследователи основой приватности считали контроль открытостизакрытости. Так, А.Ф.Уэстин (A. F Westin) полагал, что это право индивида решать,
какая информация и при каких условиях может быть передана другим людям, А.
Рапапорт
(A.Rapoport)
–
что
это
способность
индивидуума
контролировать
взаимодействие и располагать средствами предотвращения нежелательных контактов и
достижения желательного взаимодействия [285, 266]. А. Зиммель (A.Simmel) считал
сущностью приватности контроль над стимулами, поступающими от других, и
способность быть сепаратным от других, Е. Шилс (E.Shils) - контроль над движением
информации сквозь границы между отдельными людьми, а также между человеком и
группой или между группами, Х.М. Прошанский (H. M. Proshansky) – максимизацию
свободы выбора поведения и контроля за своей активностью [273, 272, 248]. Таким
образом,
основой
приватности
оказываются
либо
категории,
описывающие
социальную динамику, либо качества контроля, свободы и ответственности, то есть
субъектные свойства личности.
78
Еще более близкое нашему подходу понимание приватности мы находим в
работах последовательницы И.Альтмана Максин Вольфе (M.Wolfe), которая в
трактовке обсуждаемого понятия сделала серьезный шаг от средовой парадигмы к
гуманистической [286]. Отмечая тот факт, что явления приватности выходят за рамки
традиционного разделения научных дисциплин, исследовательница отмечает, что
приватность может быть определена в понятиях экологической и физической
собственности, и в качестве основных и необходимых выделяет два ее элемента: 1)
регуляцию взаимодействия 2) регуляцию информации. Последнее отвечает высокой
потребности обладать личной, «неразделенной» информацией, например, иметь
возможность находиться в таком месте, о котором никто не знает, что человек может
там быть.
Но не только адаптации человека служит приватность. Понимаясь как «форма
выбора параметров взаимодействия или отказа от него, форма использования
информации о самом себе в прошлом и настоящем и попыток оценивать (gauge) свое
поведение в настоящем и будущем» [286, с. 178], она представляет собой способ
создавать и защищать собственное Self, сохранять автономию и личное достоинство.
Основное положение работы М.Вольфе состоит в том, что количество и форма
переживаемой приватности определяет качество жизни. Это позволяет рассматривать
приватность как главный механизм развития идентичности, как проявление
субъектности человека в последовательно совершаемых им выборах, что также
отвечает пониманию личности в отечественной психологии и нашему собственному
подходу.
Теоретические концепции понимания приватности, ее качественных и
количественных выражений тоже несколько различаются. Так, А. Ф. Уэстин выделил 4
уровня приватности: одиночество (solitude) – когда человек полностью один и
свободен от воздействия со стороны других, интимность (intimacy) – в малой группе,
например, с мужем, анонимность, потерянность в толпе (anonymity, «lost in a crowd») –
когда человек в толпе и не хочет, чтобы его узнавали; «заповедник» (reserve) – когда
человек скрывается от общения и возводит психологические барьеры [285]. Уэстин
считал, что приватность служит четырем различным задачам, среди которых могут
79
быть названы 1) установление личной автономии, 2) эмоциональное расслабление, 3)
самооценка и построение планов, 4) поддержка и ограничение коммуникаций.
При описании феноменологии и развития приватности Р.С.Лауфер (R.S.Laufer),
Х. М. Прошанский (H. M Proshansky) и М.Вольфе (M.Wolfe) считали целесообразным
выделить следующие измерения: это 1) Сила Эго (self-ego dimension), то рост личной
автономии, 2) Качество взаимодействия (interaction), 3) Жизненный цикл (life-cycle), то
есть изменение приватности в онтогенезе, 4) Биографичность (biography-history) как
возможно появление особой сензитивности к сохранению приватности вследствие
каких-то жизненных событий, 5) Контроль и свобода выбора, 6) Культурная
обусловленность (ecology-culture), 7) Ориентация на задачу (task orientation), 8)
Ритуализация (ritual privacy) как указание на то, что типично совершается вне
публичных мест, 9) Проявления (phenomenological dimension) – указание на
сопровождающее приватность уникальное психологическое переживание (unique
psychological experience) [248]. Некоторые из этих измерений мы также использовали в
качестве опорных точек при описании феноменологии психологического пространства
личности.
Приватность как проявление свободного выбора всегда характеризуется двумя
аспектами: это желаемая (desired) как состояние идеального уровня взаимодействия и
достигнутая (achived) как актуальный уровень контактов. Положение дел, при котором
эти аспекты совпадают, достигается нечасто, в других же случаях человек переживает
психологический дискомфорт.
Приватность может затрагивать разные социальные группы, приобретая
коллективные качества (что также позволяет проводить параллели между личной и
социальной идентичностью). Поведенческие проявления стремления к приватности
разнообразны, среди них можно выделить а) вербальное и невербальное поведение, б)
личное пространство, в) территорию, владение (possession) использование областей и
объектов в географическом районе, г) культурные механизмы (ценности, нормы, стили
поведения). Если обозначить эти механизмы кратко, то это вербальные, невербальные,
средовые и идеологические (субкультурные), то есть по своему семантическому полю
общение и регуляция приватности в начале исследований практически совпадали.
И, наконец, можно определить три основные функции приватности:
80
а) регулирование контактов между персоной и социальным миром
б) средство связи между «Я» и социальным миром
в) самоопределение и поддержание признаков личной идентичности.
Обобщая,
можно
заключить,
что
приватность
действительно
служит
возможности избегать манипуляций, переживанию чувства интегрированности и
независимости, то есть достижению личной автономии.
Первоначально приватность, как уже отмечалось, исследовалась посредством
наблюдения объективного человеческого поведения, направленного на желаемое
преобразование среды. И. Альтман выделял несколько форм такого преобразования. 1.
Дистанция – соблюдение во время общения определенного, относительно стабильного
расстояния между собой и другим человеком и соответствующая организация мест
общения. 2. Личное пространство – сфера вокруг тела человека, внедрение в которую
приводит к переживанию дискомфорта (введенное Эд. Холлом и Р. Соммером понятие
unvisible bubble). 3. Территориальность – контроль и управление со стороны человека
определенным местом, территорией, объектом, структурирование среды на «свои» и
«чужие» части. 4. Персонализация среды – включение некоторого места или объекта в
сферу своего «Я», экспозиция с его помощью себя другим.
В соответствии с методологией средового подхода для изучения приватности
Альтманом использовались следующие приемы и техники. 1. Моделирование
(simulation) – размещение фигурок людей относительно друг друга, figure-placement
task. 2. Лабораторный метод (изучение дистанции в искусственных условиях). 3.
Прямые техники (использование ситуаций, прямое наблюдение, фотографирование). 4.
Опросники и самооценочные методы. 5. Объективные критерии (измерение «событий»
среды, подобных открыванию-закрыванию дверей или количеству случаев стука в
дверь).
Все эти методы, среди которых, как мы видим, преобладают объективные,
использовались как при изучении поведения в домашней среде, так и в особых
условиях, например, в тюрьме, психиатрической больнице или в игровом пространстве
детей.
Концептуальные рамки исследования задавались следующими положениями.
81
1.
Межличностное общение включает в себя невербальные и средовые
проявления. Средовое поведение, в свою очередь, включает межличностную
дистанцию, характерное использование территории и объектов, обозначение (маркеры)
личного пространства, использование таких механизмов контроля приватности и
границ как двери и перегородки.
2.
Физическая среда может быть рассмотрена как детерминанта и
проявление межличностного поведения, то есть физическая дистанция отражает
психологическую и эмоциональную близость.
Личное пространство и его факторы
Обратимся к частным исследованиям и выводам И. Альтмана. По результатам
своих эмпирических изысканий он выделил следующие факторы, воздействующие на
личное пространство: индивидуальные (пол, возраст, социально-экономический статус,
раса), личностные (творчество, интеллект, потребность достижений и общения,
личностные
нарушения,
множественные
физическое
межличностные
состояние),
воздействия,
межличностные
структура
группы)
(аттракция,
и,
наконец,
ситуационные – функции и задачи группы, в которой находится субъект.
Индивидуальные вариации в организации личного пространства становятся
особенно явными при изучении патологии личности. Так, М.Горовиц (M. J Horowitz),
Д.Дафф (D. F. Duff) и Л. Стрэттон (L. O. Stratton) под маскировкой теста на равновесие
предлагали больным шизофренией приблизиться либо к вешалке для шляп, либо к
живому человек [239]. Обнаружилось, что они подходят ближе к вешалке, чем к
человеку, и при этом вариативность дистанции была намного выше, чем у здоровых.
Р. Соммер (R.Sommer), изучая предпочтительность размещения вокруг стола,
обнаружил, что шизофреники предпочитают размещаться по диагонали и прямо
напротив ведущего, в то время как здоровые люди независимо от положения
экспериментатора склонны занимать места по углам стола или в промежутке между
углами, причем также отмечалось, что у больных выше вариативность. Этот результат
можно интерпретировать как повышенную полезависимость больных людей, которые
свое положение склонны всегда «отсчитывать» от психолога, а не полагаясь на
собственное представление об удобстве, что чаще происходит у здоровых [274]. Л.
82
Вайнштейн (L.Weinstein), применяя тест размещения фигур, заметил, что дети и
подростки с поведенческими нарушениями устанавливают дистанцию между
фигурками больше, чем здоровые, и также проявляют большую вариативность [283].
Дж. Кюте (J. L. Kuethe), изучая заключенных-гомосексуалов мужского пола,
заметил, что они размещают фигурки мужчин ближе, чем разнополые фигурки, что
чаще бывает в обычной группе здоровых адаптированных людей [245]. А А. Кинзел
(A. S. Kinzel), исследуя разные группы правонарушителей, показал, что насильники
устанавливают особенно большие буферные зоны, не позволяя приблизиться к себе
[242]. По другим данным, большую дистанцию устанавливают также и остальные
группы агрессивных преступников.
Таким образом, можно заключить, что психическая и социальная патология
выражается а) в увеличении дистанции по отношению к другим, б) в увеличении
вариативности этой дистанции. Если интерпретировать эти результаты в терминах
границ, можно сказать, что наличие патологии сочетается с низкой прочностью и
высокой лабильностью личностных границ. Примечательно, что увеличение дистанций
отмечаются не только у носителей патологий, но также и по отношению к отмеченным
какими-либо «аномалиями» или особенностями людям - эпилепсия, ампутация,
психическая болезнь также вызывают непроизвольное отторжение, по-видимому,
обусловленное инстинктивной негативной реакцией на «иное». Обнаружены и
личностные
корреляты
дистанции:
люди
психологически
травмированные
и
находящиеся в состоянии высокой тревожности также склонны устанавливают
большую дистанцию.
Обобщая
результаты
многочисленных
исследований,
И.
Альтман
с внутренним контролем склонны устанавливать
большую
констатировал, что

Люди
дистанцию, чем экстерналы;

Лица с высокой самооценкой и низкой авторитарностью склонны
допускать других ближе, чем авторитарные с низкой самооценкой;

Люди с высокой самооценкой допускают других ближе в ситуации
моделирования, а в лабораторном эксперименте – нет;
83

Люди с расовыми предрассудками, в отличие не имеющих этих
предрассудков, размещают фигурки дальше друг от друга;

Люди с ясными границами своего тела допускают более близкую
дистанцию;

Первые дети в семье допускают себя ближе к отцу и дальше по
отношению к матери и братьям-сестрам по сравнению со вторыми и последующими
детьми, у которых меньше предпочтений.

Лица с высокой аффилиативностью склонны размещаться ближе к другим,
чем недружелюбные.
Поскольку физическое размещение в пространстве отражает межличностные
отношения, в зависимости от эмоциональной близости можно также ожидать
вариативности дистанции. И действительно, показано, что положительные отношения
связаны с более близкой межличностной дистанцией и меньшей зоной личного
пространства. Верно и обратное: люди, размещающиеся на небольшой дистанции,
рассматриваются как находящиеся в хороших отношениях. Естественно, что у друзей
дистанция ближе, чем у посторонних, что подтверждается и результатами теста
размещения фигур.
Наряду с изучением дистанции как способа сохранения личного пространства
изучались и реакции на его нарушение. М. Лейбман (M.Leibman) выделил 3 типа
насилия (violation) над личным пространством: чрезмерно близкая физическая
дистанция, неудобное или несоответствующее положение тела и поведение, которое
проявляется в чрезмерной символической интимности [250]. Эта типология расширяет
понятие личного пространства, естественно вводя в него ценности, потому что
символизация чрезмерной интимности обычно подразумевает не только физическое,
но и идеологическое насилие. Насилие над повседневными нормами и ценностями
может принимать различные формы: Х. Гарфинкел (H Garfinkel) посадил студентов в
дюйме друг от друга, так что они были вынуждены соприкасаться носами; в результате
спустя незначительный промежуток времени они пришли в состояние гнева [230].
Личное пространство динамично: в зависимости от смысла ситуации оно может
проявлять способность к самокомпенсации, и если дистанция оказывается слишком
84
большой, человек приближается (lean), если слишком маленькой, – удаляется (leaning
away).
Территориальность и ее проявления
Если
личное
пространство
контролируется
посредством
установления
дистанции «от себя», то есть изначально и принципиально эгоцентрично, то
следующая форма проявления приватности, территориальность, подразумевает отрыв
от места нахождения субъекта. В развитой форме территориальность основана на
фиксации некоторого пространства, определения в нем норм поведения и контроля за
их соблюдением. Фиксированными территориями (которые не входят в личное
пространство человека, а вынесены за его границы) могут быть дом человека, его
рабочее место, больничная койка, полка купе и т.д.
Явление территориальности начало привлекать к себе внимание исследователей
уже в 20-30 гг. в рамках социологических работ, направленных на изучение городской
среды, соседства, иммиграции и этнических особенностей. Позже искажения
территориальности были отмечены и у людей дезадаптированных людей или
находящихся в особых условиях (в клинике, баре и т.п.). Методики, которые при этом
использовались, отражали принципы разных психологических течений, и потому среди
них можно было встретить и наблюдение, и эксперимент, и самоотчет.
Определения
территориальности
вначале
были
преимущественно
описательными. Так, В. Барт (W. H. Burt) определял территорию как дружественную
часть жилища или область вокруг него, по которой животное может беспрепятственно
передвигаться [213], Г. Гедигер (H. P.Hediger) – как это географический участок, на
котором животное живет и которое оно защищает от вторжения других особей [237].
Территории используются для функций пропитания, спаривания и воспитания
потомства, обозначаются оптическими, акустическими и обонятельными сигналами, то
есть имеют отличительные для данной особи характеристики и защищаются от
вторжения. Г. МакБрайд (G.McBride) добавлял к этому определению, что территории
необходимы для гнездования (постройки жилищ), они бывают постоянными или
сезонными и могут изменяться в размере [253].
К.
Карпентер
(C.
R.
Carpenter)
рассматривал
территориальность
как
сложноорганизованную поведенческую систему, которая может быть описана в
85
пространственно-временных понятиях [214]. Она сплачивает индивидов в группы для
защиты
участка
и
побуждает
демонстрировать
превентивную
агрессию
для
предотвращения нападений на него. Территориальность выполняет около 30 функций,
среди которых – расселение популяции, контроль над границами, ослабление
сексуальной конкуренции, безопасность и защита.
Некоторые определения касаются специфически человеческих проявлений. Так,
Д. Сти (D. Stea) понимал территориальность как отражение человеческой потребности
обладать частью пространства и, насколько возможно, защищать его от вторжения со
стороны других [275]. Р. Соммер (R. Sommer) считал, что территория – это участок,
который контролируется индивидом, семьей или другой реально существующей
группой, причем контроль выражается либо во владении участком, либо в защите его
от агрессии [274]. Позже он использовал понятие персонализации: территория – это
географический участок, который персонализируется, обозначается (маркируется)
различными способами и защищается от вторжения. Л. Пасталан (L. A. Pastalan) к уже
перечисленным признакам территориальности у человека добавляет психологическую
идентификацию с местом, символически представленную в установках человека на
владение местом и размещении на нем разных объектов [263]. Е. Гоффман (E.Goffman)
считал главным в территориальности обозначение собственности и эксклюзивности на
владение [232].
И.
Альтман,
проанализировав
большое
количество
определений
территориальности, выделил в них следующие общие черты:

территориальность
всегда
направлена
на
определенное
место,
географический ареал или некоторые объекты

данное место обладает для его владельца определенной функцией (место
отдыха, работы, свидания и т.д.)

оно всегда обозначается (маркируется) определенным образом

владение местом может быть как индивидуальным, так и коллективным

территориальность проявляется в защитном поведении

владелец регулирует и контролирует поведение других в отношении
данного места [204].
86
В чем заключаются функции территориальности у человека? В общем виде их
можно свести к следующим трем:

территориальность – это основа формирования индивидуальной и
групповой идентичности, то есть она позволяет определить, кто я и кто мы;

территориальность
представляет
собой
средство
организации
взаимоотношений;

фиксирование территории дает человеку возможность контролировать
среду, то есть самому определять свою деятельность и степень социального контакта
при осуществлении этой деятельности.
Территориальность подразумевает «прикрепление» места к субъекту, причем
это место может не примыкать к личному пространству буквально и даже не быть в
отношении собственности субъекта – символически «прикрепленным» местом может
быть «своя парта», «наша скамья», «наша беседка» и т.д. Рассмотрение структуры
города или поселка с точки зрения «прикрепленности» к субъектам открывает
существенно новую форму организации жилого пространства, его социальную
систему, осуществляющую контроль над своими территориями.
Истоки территориальных проявлений мы можем найти в поведении других,
помимо Homo, видов. И хотя человеческое поведение более вариативно, у людей
тоньше нюансировка территориальности, сравнение, однако, показывает и много
общего. Можно предположить, что территориальность содержит в себе и врожденное,
и приобретенное. По мнению Р. Эрдри (R.Ardrey), территориальность представляет
собой «открытую» программу инстинктов. Она имеет эволюционное происхождение,
но у человека модифицируется под влиянием социокультурных воздействий [208]. А.
Х. Эссер (A. H. Esser) связывает территориальность с локализацией в головном мозге
[226]. Он выделяет три системы мозга: 1) биологический мозг (ретикулярная формация
и наиболее древние части) отвечает за элементарное социальное поведение и базовое
самосохранение, 2) социально-эмоциональный мозг (лимбическая система) - за
социальный уровень поведения, 3) интеллектуальный мозг (neocortex)
- за
взаимодействие со средой. Территориальность в основном регулируется первой и
второй составляющими, это взаимодействие коры и инстинкта, то есть результат
констелляции врожденного и приобретенного. Этот вывод представляется особенно
87
важным для нас при переходе к обоснованию понятия психологического пространства
личности как объединяющего территориальные, социальные и аксиологические
(духовные) составляющие: ведь очень многие территориальные проявления, например,
религиозно-духовные паломничества, приобретают знаковую форму и побуждаются не
базовыми, а высшими потребностями.
Можно выделять различные типы территорий по следующим основаниям: 1) по
мотивам
их
использования,
2)
по
географическим
свойствам
(размеру
и
месторасположению), 3) по социальной единице, которой территория принадлежит
(индивидуум, группа, большая группа), 4) по продолжительности владения - временное
размещение (место в автобусе) или постоянное (дом), 5) по реакциям обозначения
территории и ее защиты. Эти основания объективны, то есть в них отсутствует
указание на ту степень переживания территории как «личной», которой она обладает,
или, иначе говоря, на меру ее персонализированности. Таким образом, возникает
необходимость определить еще одно понятие теории приватности, которое И.Альтман
стал использовать в своих более поздних работах и в котором еще сильнее
представлено субъектное отношение к пространству.
Персонализация в теории приватности
Персонализация – это еще один важный механизм поддержания приватности
(наряду с личным пространством и территориальностью), который позже стал
исследоваться
как
самостоятельное
явление.
Конечно,
он
связан
с
территориальностью. И. Альтман дает следующее определение: «территориальность это механизм регуляции границ между собой и другим, включающий персонализацию
и обозначение определенного места или объекта и уведомление о «владении» им
отдельным индивидом или группой. Персонализация и владение имеют целью
регулировать социальную интеракцию и удовлетворение различных социальных и
физических
потребностей.
Нарушение
другими
границ
персонализированной
территории может вызвать защитные реакции со стороны владельца территории» (Цит
по [184], с. 10). Более кратко, территориальное поведение – это механизм
регулирования границ и персонализации через маркировку места или объекта
коммуникации как «своего».
88
Определяя территориальность человека, многие исследователи отмечали
необходимость обозначения участка его владельцем: человек не только испытывает
воздействие среды в лице собственной территории, он также представляет самого себя
в этой территории, наделяет ее своими проецируемыми качествами и таким образом
делает эту территорию не анонимной, а индивидуальной, личной. И если при
определении территориальности центральным понятием оставался участок как объект
присвоения, то персонализация «отсчитывается» от субъекта, это «показ себя» с
помощью среды. Персонализация может пониматься как число изменений, которые
человек осуществил в своем окружении, как способ воздействия на окружение с целью
преобразования его в свое, как возможность оставить свой индивидуальный отпечаток
на окружении. И.Альтман писал, что, «Персонализируя среду…, человек ставит свой
индивидуальный отпечаток на нее, информирует других, где его место начинается и
кончается, а также представляет миру свои ценности и убеждения» (Цит по [184], с.
11). Таким образом, помимо объективной, участок обладает еще и субъективной
ценностью.
По степени персонализованности можно выделить несколько типов территорий.
Первичная (например, место сна) – это территория, длительное время находящаяся под
контролем одного человека, она существенна для него, и внедрение связано с
переживанием угрозы личной идентичности. Вторичная (например, стол на работе) это менее существенная для человека территория, которой пользуются временно или
периодически и, хотя она также ощущается «своей», контроль над ней неполон.
Вторичная менее эксклюзивна, иногда воспринимается как «ничья», «неохраняемая» например, середина улицы. Публичная территория – это место, на которое у каждого
есть право, которое не «прикреплено» к определенному субъекту, как, например, парк,
улица, площадь, место в вагоне метро и т.д.
На основе проведенного опроса И. Альтман выделил 6 основных способов
персонализации среды с точки зрения ее целей и средств:
1.
Представление своей связи (любви, уважения, наличия общей группы) с
конкретными людьми (вывеска фотографий членов семьи и родственников, а также
просто известных людей)
89
2.
Представление своих ценностей (политических, философских, духовных)
путем вывешивания лозунгов, плакатов, икон и других знаковых маркеров
3.
Представление своей эстетической направленности путем экспозиции
рисунков, живописи и др.
4.
Указание на определенное событие или значимый отрезок времени
(экспозиция карт, календарей, вырезок из газет)
5.
Демонстрация вещей, указывающих на склонности человека и качество его
досуга (спортивные принадлежности, плеер, компьютер)
6.
Представление своих групповых интересов (посредством вывешивания
плакатов, реклам кумиров, спортивных команд, артистов и др.).
Невозможность
персонализации
места
приводит
к
переживанию
деперсонализации, чувству неподтвержденности, отчуждению человека от среды.
Обобщая данные разных исследователей о функциях персонализации среды, А. Джилл
(A.Gill) выделяет следующие: персонализация – это

«Проекция» личности в среду, дающая ощущение уверенности,
защищенности, пребывания в своей среде

Преемственность, чувство постоянства, связанности со своим
прошлым, своей группой

Фактор адаптации к новой среде – возможность взять с собой в
новый мир часть старого (в больницу или детский сад – личную вещь или игрушку),
что облегчает приспособление к ней [231].
Чем сильнее персонализована территория, тем более острой оказывается
реакция на нарушение ее границ, что неудивительно, если смыслом персонализации
как формы приватности является поддержание идентичности. Для обозначения
нарушений границ за рубежом используется множество терминов (violation, invasion,
contamination,
obtrusion,
encroachment),
изобилие
которых
свидетельствует
о
сензитивности к вторжению и тонкости нюансировки реакций на него. Таким образом,
можно заключить, что установление дистанции и определение границ личного
пространства, территориальность, персонализация, - все эти формы реализации
стремления к приватности служат тому, чтобы увеличить возможности контроля над
физическим и социальным окружением и обеспечить субъекту максимальную свободу
90
выбора. К настоящему времени приватность рассматривается не просто как механизм
взаимодействия человека и среды; она понимается как предмет одной из существенных
человеческих потребностей.
Эмпирическое исследование приватности в домашней среде
И. Альтман предпринял исследование способов использования домашней среды
членами семьи, основанное на следующих методологических допущениях: 1)
Социальные связи внутри семьи могут быть осознаны и поняты исходя из того, как
члены семьи используют домашнюю среду 2) Способы использования домашней
среды могут характеризовать особенности членов семьи 3) Использование физической
среды
может
быть
описано
в
терминах
интегрированного
поведения,
характеризующего все основные образцы (facets) семейного функционирования [205].
Задачей работы было установление общераспространенных норм уважения к
приватности и основанных на ней стилей семейного взаимодействия. В качестве меры
уважения к приватности рассматривались закрывание-открывание дверей и привычка
стучать в дверь.
Процедура исследования включала опросник из 330 вопросов исключительно о
поведенческих проявлениях (в отличие от чувств, восприятия и установок), в опросе
участвовало 147 мужчин в возрасте 18-20 лет. Основные вопросы анкеты
группировались вокруг использования кухни, ванной и спальни, частично затрагивая
уважение к приватности и территориальное поведение.
Наблюдение показало, что в каждой семье существует контролируемая и
неконтролируемая площадь; в работе представлены диаграммы комнат родителей,
брата и сестры и приведен протокол простых поведенческих проявлений: кто
предпочитает держать дверь закрытой или открытой, кто стучит, кто (и к кому) входит
без стука, а также как и где члены семьи проводят досуг. Нормативные результаты
заключаются в том, что в среднестатистической американской семье обычно женщины
в кухне отвечают за еду, а мужчина сидит в углу; но размещение не ригидно и зависит
от присутствия гостей или меняется в случае еды в одиночку.
Механизмы приватности оказались больше связаны с использованием ванны и
спальни, а не кухни. Было обнаружено, что открывание-закрывание дверей больше
зависит от интимности деятельности, чем от внутрисемейного статуса человека, а вот
91
стук в дверь соответствует мере уважения, и чаще стучат в дверь к сестрам или
родителям, чем к молодым мужчинам и подросткам.
Использование спальных комнат (которые в США представляют собой просто
отдельную, личную комнату для занятий разного рода) обнаружило глубокую связь
приватности и социального контакта: так, двери закрывают для сна, отдыха, учения, а
также принимая близких гостей. 34% опрошенных не закрывают двери вообще. Все
члены семьи держат дверь закрытой чаще находясь внутри, чем снаружи, а родители и
братья открывают свою дверь чаще, чем сестры. Входя в дверь, чаще всего стучат
родителям, реже – братьям, а сестры занимают промежуточное положение. В то же
время относительно стука в дверь просматриваются и кросс-половые закономерности:
больше уважения проявляется к сиблингам или родителям противоположного пола.
Изучение использования физических барьеров показало, что члены семьи
устойчивы в проявлениях «открытости» и «закрытости» дверей в различной
деятельности, то есть у них возникают привычки. Члены одной семьи похожи в своих
проявлениях
открытости-закрытости
по
отношению
друг
к
другу.
Открытость/закрытость дверей спальни (доступность, accessibility) связана с большей
информированностью о жизни семьи, а также с перекрытием ролей (overlapping)
внутри
семьи
и
естественным
распределением
обязанностей. Следовательно,
использование личной спальни – это ключ к поддержанию семейного климата
(ecology).
Другие
участки
домашней
среды
тоже
маркируют
определенные
характеристики семейного взаимодействия: если семья и гости едят на кухне, это
свидетельствует о большей неформальности отношений (равно как и открытость
ванной). Еда на кухне ассоциируется также с разделением домашнего труда
(обязанностей).
Обладание (possession) отцом отдельной, помимо общей с матерью спальни,
комнатой говорит о большей дистанцированности от семьи, формальности в
отношениях с ним у других членов семьи. И вообще, чем выше доступность комнат
для других, тем выше открытость семьи в целом.
Основываясь на своих наблюдениях, И.Альтман выделил два типа средового
семейного поведения. Тип A – это открытый, неформальный, социально активный
92
стиль семьи. Двери открыты, отдельные комнаты доступны для других членов семьи,
отмечается меньше межличностных барьеров. Члены семьи вместе выполняют
домашнюю работу, знают о том, что происходит в доме. Едят обычно на кухне, готовы
входить без стука, активно обсуждают хорошие или плохие новости. Стремятся
посадить родителей на противоположные концы стола.
Тип B обладает противоположными характеристиками, здесь отмечается
присутствие границ: двери закрыты, отдельные комнаты недоступны. Едят обычно в
столовой, причем стремятся посадить отца на конец стола, а мать – на угол или
посередине (размещение свидетельствует об эксклюзивности положения членов
семьи).
Результаты Альтмана вполне согласуются с более ранними выводами А.
Зиммеля (A.Simmel), который также различал открытые и закрытые семьи в их
отношении к приватности [273]. Закрытые семьи, преимущественно проживающие в
больших городах, не ходят в гости без приглашения, что позволяет им сохранить
социальную идентичность в условиях гетерогенности урбанизированного образа
жизни. Открытые семьи, проживающие в маленьких городках или сельской местности,
где выше гомогенность социальной среды, напротив, чаще используют внешний, чем
внутренний, контроль над поведением. Взрослые члены семей подобного типа
позволяют другим людям воздействовать на собственных детей.
И вновь мы возвращаемся к пониманию приватности не столько как механизма
«отделения», сколько регуляции интенсивности взаимодействия. Бытовые наблюдения
говорят, что более охотно собираются к обеду члены семьи, которые мало общаются
друг с другом в течение дня, и, напротив, в случае отсутствия возможности уединения
и ненормированного рабочего дня, который проходит в окружении семьи, отмечается
стремление есть в одиночку, смещать режим светового дня, и особенно ценными
оказываются вечерние и утренние часы, когда остальные члены семьи спят. Это
подтверждается и данными работы А. ДеЛонга (A. J. DeLong), который провел серию
наблюдений в доме престарелых во время изменения режима жизни его обитателей: из
общих комнат их переселяли в отдельные. Территориальные изменения сказались на
качестве общения: возросла коллективность (если раньше в общей комнате люди
стремились к одиночным занятиям, то после переезда они стали активнее использовать
93
общие помещения для совместной деятельности). Выросла общая интенсивность
общения, понизился уровень агрессивности. И если до переезда пожилые люди
особенно строго фиксировали свои территории – подоконники, табуреты, то позже они
стали более терпимо относиться к посягновению на эти участки, которые утратили
статус личных.
К настоящему времени собран также богатый материал о межкультурных
различиях в переживании приватности. Так, например, в Бразилии отмечается очень
низкий уровень приватности: большинство дел осуществляются на глазах других, в
Северной Африке, на Бали и Яве присутствуют свои особенности. Исследования в
Израиле показывают, что в этой стране очень силен фактор места (не покидать свой
дом – существенный мотив жизни граждан Израиля), возможно, потому, что они долго
не имели собственной земли.
Отечественный исследователь может дополнить этнографические наблюдения
И.Альтмана
также
данными
о
специфике
жизнедеятельности
в
условиях
коммунальных квартир. Однако, как справедливо отметил эстонский психолог
М.Хейдметс, в своей основе теория Альтмана все же остается описательной, не
открывающей психологической сущности и причин того, как организуется среда
субъекта исходя из содержания его потребностей, то есть психологические механизмы
становления приватности все же остались неизученными. «Объективные» данные,
какими бы выразительными и богатыми они ни были, не дают представления о
глубине переживания приватности вне контекста жизни субъекта, то есть погружения в
субъективированное, психологическое пространство личности.
Персонализация как проявление личностной активности
Попытка преодолеть это ограничение поведенчески-средового подхода была
предпринята в работе М.Хейдметса, который увидел в территориальности и
персонализации стремление субъекта «ранжировать» различные сферы окружающей
среды исходя из их субъективной значимости [182-186]. Опираясь на многочисленные
эмпирические данные, М. Хейдметс предпринял попытку создания целостной теории
персонализации среды, которая по своему объекту может быть отнесена как к
экологическому подходу, так и к теориям личности. В отличие от И. Альтмана, М.
94
Хейдметс оперировал не категорией поведения, а понятием личности, как оно
трактуется в течениях гуманистически-экзистенциального направления.
Исследователь отталкивался от наиболее сакрального для психологии личности
вопроса о том, в чем же состоит смысл ее бытия и самореализации, и отвечал на этот
вопрос, апеллируя к концепции А.В. и В.А. Петровских [134, 135]. Эти авторитетные
исследователи полагают, что быть личностью – значит не только присваивать и
персонифицировать нечто из среды, но также и транслировать что-то в социальный
мир «от себя». Это положение позволяет также вспомнить глубоко близкую
отечественной психологии экзистенциальную концепцию личности В.Франкла,
который значительно раньше предположил, что цель человеческого существования
может быть найдена исключительно за пределами личности, и только постоянная
самотрансценденция за свои границы дает ей ощущение движения, бытия и
осмысленности [175].
В основе понимания личности А.В. и В.А. Петровскими лежит ее
интерпретация как инобытия в других, как идеальной представленности в других.
Персонализация, с одной стороны, рассматривается как специфическая осознанная или
неосознаваемая
потребность
человека,
которая
выражается
в
стремлении
к
воспроизводству собственного бытия, к продолжению в других людях и в истории. С
другой стороны, персонализация представляет собой постоянно продолжающийся
процесс, который обогащается либо за счет изменения объекта, либо за счет изменения
динамики самого этого процесса, который служит основой самореализации личности в
целом. И, наконец, персонализация рассматривается как самодетерминируемый
процесс, потому что, отвечая экзистенциальной потребности быть личностью, она
использует в качестве ресурса обновленные и несущие на себе отпечаток личности
субъекта социальные связи. Таким образом, соотнося эти идеи с мыслями В.Франкла,
можно заключить, что фрустрация потребности персонализации препятствует
самореализации личности в целом.
Очевидно, что в данном пункте рассуждений мы вплотную подходим к
пониманию того, почему животные, обладая территориальностью, не продуцируют
приватность как синоним интимности, и почему экологический подход ограничен в
рациональном объяснении избирательных привязанностей человека к месту или вещи.
95
Для человека объекты среды представляют собой еще и знак, опосредствованно
представляющий, символизирующий неочевидные иногда для самого субъекта
потребности, и потому осуждение кумира, выбора бытового предмета или внешности
переживается как угроза существованию личности – это и на самом деле угроза хотя и
не
физическому
существованию,
но
идентичности,
удар
по
самооценке
и
самоуважению. У животных в силу отсутствия знаково-символической репрезентации
переносный смысл средовых сигналов не воспринимается (и тем более не
переживается) как угрожающий, стало быть, не несет смысла опасности и не
порождает
«избыточных»
конфликтов,
связанных
с
чувством
собственного
достоинства, и мер по их разрешению. Таким образом, ключевой категорией при
переходе от физических средовых объектов к персонализованным объектам является
переживание их значимости для человека.
«Средствами
персонализации,
по-видимому,
служат
мысли,
знания,
художественные образы, произведенный человеком предмет, решенные задачи и
т.д…Произведенный предмет (построенное здание, точная поэтическая строка,
посаженное дерево, мастерски выточенная деталь, написанная книга, сочиненная или
исполненная сюита и т.д.) – это, с одной стороны, предмет деятельности, а с другой, средство, с помощью которого человек утверждает себя в общественной жизни…», писал А.В.Петровский [134, с. 252]. Можно добавить, что не только включенность в
собственную
деятельность
субъекта,
а
и
вообще
соотнесенность
с
жизнедеятельностью, картиной жизненного пути даже в потенциальности («могло бы
быть моим») наделяет разного рода явления, презентированные другим как
объективные, личностным смыслом, персонализирует их и делает достоянием
психологического пространства личности.
Персонализованную
среду
М.
Хейдметс
рассматривает
как
основную
исходящую от человека форму структурирования окружающего мира. Персонализация
среды – это определение места, территории, помещения как «своего», что обычно
включает отделение, ограничение данного места физическими или социальными
барьерами, контроль данного места и ощущение его «своим» (идентификация).
96
Анализ феномена персонализации открывает 3 психологических процесса
(обратим внимание, что они содержательно напоминают также и составляющие
процесса приватности в концепции И. Альтмана):

Регуляция своей «открытости-закрытости», объема информации «от себя к
другим».

Контроль над средой, такое отношение человека с окружающим миром, в
котором он оказался субъектом.

Идентификация со средой, ощущение внешних объектов как «своих» или
«чужих».
В описываемом феномене М. Хейдметс предложил выделять три компонента:
субъект (тот, кто персонализирует среду), объекты (то, на что персонализация
направлена
–
предметы,
пространство)
и
социальное
окружение
(адресаты
персонализации, в контексте взаимоотношений с которыми этот процесс имеет смысл
и значение). В чем состоит основной смысл персонализации среды для субъекта и его
окружения?
Прежде всего, это «расширение» субъекта в среду, превращение элементов
среды в органы функционирования личности, что рефлексируется сознанием и
переживается эмоционально, то есть происходит идентификация человека с объектом
среды, которая ранжируется на разные зоны и сферы в зависимости от отнесенности к
потребностям человека. Однако такое расширение в среду не является самоцелью
человеческого существования, оно служит также расширению области субъектности и
личного контроля, регулирует открытость-закрытость человека и является формой его
социальной самоэкспозиции.
С точки зрения социальной общности персонализация упорядочивает систему
межсубъектных отношений и определяет зоны влияния. С точки зрения объектов
смысл персонализации состоит в том, что средовые объекты «прикрепляются» к
субъектам и создают «социальную структуру физической среды», указывая, какому
владельцу принадлежит тот или иной ее фрагмент.
Попытаемся соотнести между собой категории приватности и персонализации.
Исходя не столько их определений, сколько из описаний феноменов, относящихся к
данным понятиям, можно сделать несколько выводов. Приватность предполагает
97
присвоение чего-то в личное пользование, то есть выделение своего, личного, из
общего
или
«ничейного».
Она
отвечает
соответствующей
потребности,
неудовлетворение которой приводит к остановке психического развития или
возникновению девиаций. Отсутствие необходимой меры приватности делает человека
обделенным также и в социальном отношении: страдает его самоуважение, качество
общения, общая успешность.
Персонализация – это, напротив, «вынесение» себя вовне, наделение личными
характеристиками того, что прежде ими отмечено не было. Персонализация также
отвечает глубокой человеческой потребности экзистенциального содержания, главный
смысл которой состоит в символическом преодолении конечности индивидуального
бытия.
Для того чтобы возник объект персонализации, он должен быть вначале
приватизирован. Таким образом, приватность и персонализация представляют собой
направленные навстречу друг другу процессы регуляции отношений человека и мира.
«Векторная» структура этих процессов отразила основную идеологию культур, в
которых
эти
концепции
оформились:
если
в
западном
индустриальном
и
постиндустриальном обществе очень высоко ценились личное и «частное», то в
социалистическом
режиме,
при
котором
уточнялись
положения
теории
персонализации, основной ценностью субъекта была его «общественное лицо». При
этом эмпирические исследования рассматривали объекты приватности в основном как
пространственно-территориальные, а объекты персонализации – как социальные, что
вносит дополнительные смысловые оттенки в соотносимые понятия: приватность
отвечает вначале адаптационным целям и только потом - потребностям роста,
персонализация – экзистенциальным потребностям. Другие составляющие среды
(ценности, идеи, материальная культура, собственная телесность) в качестве объектов
приватности-персонализации в исследованиях не рассматривались.
Общим условием нормального протекания этих важнейших для существования
и развития человеческой личности процессов является наличие отчетливых и прочных
границ психологического пространства, включающего, помимо территориальных и
социальных, также и другие объекты, представленные в среде.
98
Глава 2. Психологическое пространство личности как
основное понятие субъектно-средового подхода
Осуществленный нами теоретический анализ, результатом которого был вывод
об
актуальности
и
целесообразности
рассмотрения
человека
и
мире
как
взаимодействующих и взаимопроникающих непротиворечивых систем. Это позволяет,
с одной стороны, интерпретировать средовые проявления человека символически и
метафорически, как моделирование своего внутреннего мира со всеми его
особенностями и противоречиями, а с другой – изменяя телесные и топологические
параметры жизнедеятельности человека, изменять его как личность. Самоопределение
человека представляет собой ответ на вопрос о границах собственной субъектности, а
самоосознание – это взаимодействие «Я» с различными формами «не-Я». Развитие
личности – это усиление субъектности в направлении расширения контакта с
действительностью и его углубления.
Эти идеи были положены в основу определения и операционализации понятия
«Психологическое пространство личности».
2.1. Психологическое пространство личности и его свойства
Психологическое пространство личности мы понимаем как субъективно значимый
фрагмент бытия, определяющий актуальную деятельность и стратегию жизни человека. Оно
включает комплекс физических, социальных и чисто психологических явлений, с которыми
человек себя отождествляет (территорию, личные предметы, социальные привязанности,
установки). Эти явления становятся значимыми в контексте психологической ситуации,
приобретая для субъекта личностный смысл, и начинают охраняться всеми доступными ему
физическими и психологическими средствами. Ключевое место в феноменологии
психологического пространства занимают его границы. Психологическое пространство
представляет
собой
форму
субъектности
человека
и
развивается
посредством
последовательно совершаемых выборов (идентификаций-отчуждений) в каждой жизненной
ситуации.
99
Терминологический контекст понятия «Психологическое пространство
личности»
Проанализируем тезаурус понятий, близких по значению и содержанию термину
«психологическое пространство личности». Прежде всего это эмпирическое Я У. Джемса
(включающее внешние атрибуты личности, которые она присвоила и защищает) [45].
Однако, введя термин «эмпирическое Я», У.Джемс не успел его операционализировать и
предложить методологию изучения.
К.Г. Юнг писал об индивидуации как процессе образования и обособления
психологического индивида в качестве существа, отличного от коллективной психологии
[197, 199, 201. Отмечая несовпадение индивидуального и нормативного, К.Г.Юнг полагал,
что если коллективное начинает замещать индивидуальное в психике человека, то
необходимость в нормах отпадает, настоящая моральность гибнет, а индивидуальная
безнравственность возрастает. В то же время он подчеркивал, что необходимое условие
индивидуации – это адаптированность к нормам. Таким образом, не обозначая этого
формально, К.Г.Юнг считал целостность границ между личным и коллективным условием
нормальной
зрелости
личности.
Индивидуация
приводит
к
обретению
самости
(неосознаваемой сущностной основы личности), выражающей ее единство и целостность.
Область пересечения психологического пространства личности и самости включает в себя
эмпирически подтверждаемые поступки и переживания.
Еще одно семантически близкое понятие – это идентичность, которая может быть
определена как устойчивый образ Я и система соответствующих способов поведения
личности, индивидуально вырабатываемых каждым человеком и представляющих собой
условие психического здоровья и психологического благополучия человека [195]. Это
понятие введено Э.Эриксоном; оно отражает преемственность разных стадий жизненного
цикла человека (тождественность самому себе). В становлении идентичности очень важно
существование «опорных точек», которые служат человеку внешними доказательствами его
существования – это качества его тела, личное пространство, социальное окружение.
Отчуждение от мира приводит к разотождествлению с самим собой и побуждает к поиску
новой идентичности, отсутствие которой переживается как личностный кризис. Используя
математические
образы,
соотношение
психологического
пространства
личности
с
идентичностью можно уподобить соотношению функции с ее пределом: это попытка с той
100
или иной мерой точности приблизиться к тому, что не может быть достигнуто, дискретно
описать непрерывность.
В разных направлениях психологической мысли, чаще в психоанализе и
гуманистической психологии, говорят о личной автономии – независимости, способности
принимать решения, опираясь на внутреннюю поддержку [17]. Механизмом достижения
автономии является сепарация – отделение от физической и социальной среды и ее
отдельных объектов, в том числе родителей.
Еще одно близкое по смыслу понятие – это приватность, представляющая собой
механизм регулирования границ между миром и субъектом; в широком смысле слова
приватность стала означать способ создавать и защищать собственное Self [204, 286].
Персонализация - напротив, «вынесение» себя вовне, наделение личными характеристиками
того, что прежде ими отмечено не было; «расширение» субъекта в среду, превращение
элементов среды в органы функционирования личности [204, 135, 184].
В
современной
отечественной
психологии
также
используется
несколько
содержательно близких понятий, на которых мы уже останавливались выше: Д.В.
Ольшанский предлагает термин «психологический образ жизни», или «субъективное
пространство
жизнедеятельности»,
«Психологическое
пространство
а
Н.Б.Шкопоров
личности»
в
уже
небольшой
употреблял
работе,
термин
посвященной
взаимопроникновению субъекта и среды [127, 191]. А.Б. Орлов говорит о Внешнем и
Внутреннем Я, В.И. Слободчиков – о внутреннем мире и субъектности, Т.В.Снегирева – о
психологическом опыте [128, 154, 32]. Таким образом, близкие понятия используются
достаточно широко, однако, как правило, предложение их применять не подкрепляется
операционализацией
и
созданием
исследовательского
метода,
что
ограничивает
возможности их использования.
Общая характеристика свойств психологического пространства и его
границ
Остановимся на свойствах психологического пространства, чтобы затем перейти к
созданию адекватного этим свойствам метода исследования и диагностики.
Пространство
подвижно
и
зависит
от
интенсивности
и
осмысленности
жизнедеятельности человека. Так, оно может расширяться при наличии «рыхлых» и
101
неопределенных перспектив, что соответствует стадии жизненного поиска, оставаться
стабильным в случае обретения ответа и стягиваться при возникновении сверхценной идеи,
в состоянии влюбленности и т. п. Психологическое пространство можно рассматривать и
как устойчивую характеристику личности, и как ее состояние. В стабильные периоды жизни
пространство стремится к равновесию, используя сложившиеся и уже освоенные языки
самовыражения. Во время критических событий границы могут терять свою прочность, а
личность совершать регрессию к языкам своего прошлого, в частности, к психосоматике
или импульсивному владению вещами (воровству).
В пространстве можно выделить его объем, количество измерений, сохранность
(устойчивость-подвижность границ). Оно развивается в онтогенезе и взаимодействует с
другими качествами личности. Поскольку мы говорим о субъективном пространстве, для
человека не очень важно располагать объективно объемным пространством и большой
территорией; однако необходимо, чтобы они были субъективно достаточными и надежно
защищенными. Более существенной характеристикой является не объективная скученность,
а чувство стесненности. Но наиболее важным свойством, на наш взгляд, является прочность
его границ, дающая человеку переживание суверенности собственного «Я», чувство
уверенности, безопасности, доверия к миру.
Понятие границ впервые возникло в связи с изучением территориальности в
этологии. Так, было замечено, что каждая особь стремится закрепить за собой личный
участок территории для обеспечения основных жизненных потребностей: в пропитании,
гнездовании, выращивании потомства. Внутри и вне личной территории особь ведет себя
по-разному: наиболее напряженными во взаимодействии оказываются границы, где
происходят сражения, которые «ведут к пространственному разрежению популяций,
обеспечивая каждой
особи
обладание
определенным объектом или
территорией,
необходимыми для воспроизведения вида. В результате предупреждается совместное
пользование такими объектами, которое во многих случаях было бы губительным или по
крайней мере менее эффективным» [166, с. 64]. Таким образом, границы отделяют
индивидуальную жизнь особи (или частную жизнь, как это принято говорить о людях) от
жизни видовой, общественной, причем это отделение эволюционно оправдано, обеспечивая
безопасность нормальной жизнедеятельности живого существа.
102
Реальное или предполагаемое изменение границ индивидуальной территории
служит сигналом для специфического поведения особи: либо защиты посредством
агрессивно-оборонительного поведения, либо бегства до места большей безопасности.
При этом зоной особой психологической напряженности является граница личной и
чужой территории. По мнению К.Лоренца и Н.Тинбергена, эти инстинктивно
закрепленные образцы поведения, сложившиеся в течение тысячелетий, продолжают
функционировать и у человека, частично трансформировавшись в социальные
инстинкты, а частично проявляясь в динамике внутреннего мира личности [92, 166].
Психологическое пространство, которое человек ощущает как свое, позволяет ему
обособиться, отграничиться от мира предметов, социальных и психологических связей,
представляющих среду его жизнедеятельности. В зависимости от того, воспринимается ли
окружающий мир как чуждый или родственный, строится и собственная активность
человека, принимая агрессивную либо кооперативную окраску. Границы определяют
отношение к малому и большому социуму - семье и друзьям, социальной группе, этносу,
человечеству. Восприятие среды как дружественной, как части психологического
пространства, позволяет проявляться конструктивным, жизнетворческим тенденциям,
приводящим к взаимопроникновению человека и мира. Принятие в психологическое
пространство в его социальном измерении широкого круга людей свидетельствует, как
отмечал Э. Эриксон, о «широкой идентичности», чувстве общности с другими. Если же
среда воспринимается как чуждая, это может быть результатом непрочности нарушаемых в
прошлом границ, следами ранних психотравм, и тогда они блокируются, ограничивая поле
самоактуализации личности.
Социальная среда может восприниматься как угрожающая и в том случае, если
некоторое явление воспринимается как внеположный психологическому пространству
объект, и человек, переживая свою нецелостность, осознанно или бессознательно
предвосхищает вторжение извне, используя избыточные защиты - от житейской
агрессивности до нетерпимости к целым социально-этнических группам. Мера уверенности
в прочности границ, на наш взгляд, определяет способность личности к диалогу и
толерантность в любых сферах жизнедеятельности.
103
По результатам эмпирических исследований и теоретических обобщений можно
выделить следующие функции психологических границ (которые мы будем называть также
личностными границами).

На границе взаимодействия с миром рождается субъектность. Границы определяют,
что есть «Я» и что есть «не-Я», чем я обладаю, а чем нет. Пограничная линия
показывает, где заканчиваюсь «Я» и начинается кто-то другой.

Границы определяют личную идентичность человека. Устанавливая границу,
личность самоопределяется и получает возможность активно выбирать способы
самовыражения и самоутверждения, не нарушающие личной свободы. Если
личностная граница не осуществляет эту функцию, идентичность размывается.

Устанавливая
равноправного
границу,
субъект
взаимодействия.
создает
Контакт
возможность
как
наиболее
и
инструмент
зрелая
форма
взаимодействия развивается именно на границе, где сохраняется разделение, а
возникшее объединение не нарушает цельность личности. Если границы
личности не справляются с этой функцией, способность к контакту подменяется
либо пассивной манипуляцией, либо агрессивным неуважением к другим.

Границы создают возможность селекции внешних влияний, а также защиту от
разрушительных воздействий. Прочные границы защищают от соблазнов
разнообразных зависимостей и разделяемых референтной группой пороков, то
есть позволяет субъекту подняться «над полем». Нарушение границ ведет к
развитию у человека склонности к виктимизации и развитию комплекса
жертвы.

Наличие границ определяют пределы личной ответственности. Личностные
границы помогают понять, за что конкретно человек отвечает, а что не является
его собственностью и за что он не должен нести ответственность.
Неспособность осознать пределы собственной ответственности может привести
1) к сверхответственности и психическим перегрузкам, 2) к появлению
невротического чувства вины, 3) к инфантилизации окружающих, не
отвечающих за последствия своих ошибок, 4) к неспособности обратиться за
помощью (психологической противоположности феномена learning helpless).
104
Слабость границ приводит к неспособности человека стать ответственным субъектом
своей жизни в ее различных сферах: человек уязвим в отношении социальных воздействий,
притязаний на его личную собственность, территорию, мировоззрение и даже тело. Другой
стороной этой уязвимости является отсутствие внутренних сдерживающих сил перед
внедрением в психологическое пространство других людей, то есть прозрачность границ –
условие обобществленной «коммунальной психики», в которой не допускается приватность.
Итак, психологическое пространство личности обладает следующими свойствами.
1. Человек ощущает пространство как свое, присвоенное или созданное им самим, и
поэтому представляющее ценность.
2. Человек имеет возможность контролировать и защищать все находящееся и
возникающее внутри пространства, таким образом реализуя свое чувство авторства (то, что
не поддается контролю, отторгается и становится объектом вне личного пространства
субъекта).
3. Психологическое пространство существует естественно и не рефлексируется без
возникновения проблемных ситуаций, оно «прозрачно» и потому с трудом поддается
позитивному описанию.
4. Важнейшей характеристикой психологического пространства является целостность
его границ.
Психологическое пространство личности можно соотнести с основными
проявлениями психического: оно переживается субъектом как сохранное или
нарушенное, что выражается в чувствах покоя или беспокойства; осознается вблизи
своих границ и не осознается в тех областях, которые в последнее время не
подвергались изменениям; выражается в поведении, направленном на объекты,
значимые для внутреннего мира человека.
Пространство с целостными границами мы будем называть суверенным, потому
что его обладатель может поддержать свою личностную автономию, а пространство с
нарушенными границами, исходя их того, что они отделяют человека от среды,
служащей источником удовлетворения потребностей, - депривированным (в этом
случае мы используем прямую кальку, так как английское deprive (лишать) происходит
от того же корня, что и приватность, и означает лишать права на «личное»). В
широком смысле слова депривируется потребность в приватности, то есть
105
возможности управлять потоком информации и взаимодействием с миром. Практика
позволяет также говорить о квазисуверенном пространстве (в том случае, если
достижение автономии представляет собой компенсацию и стимулируется вторжением
во
внешнее
пространство),
и
о
состоянии
травмированности
или
неподтвержденности, если уровень суверенности настолько низок, что препятствует
саморегуляции.
Поскольку пространство предъявляет себя в повседневных и критических
ситуациях, необходимо ввести еще несколько важных для нашего исследования
понятий. Психологическая ситуация представляет собой единство внешних условий и
их субъективной интерпретации, ограниченное во времени и побуждающее человека к
избирательной активности. Ситуация, в свою очередь, динамична и может быть
изменена посредством действий субъекта, которые в широком смысле слова
представляют собой психологическое преодоление или сoping, который мы можем
определить как индивидуальный способ взаимодействия с ситуацией в соответствии с
ее собственной логикой, значимостью в жизни человека и его психологическими
возможностями. Психологическое предназначение coping состоит в том, чтобы
обеспечить и поддерживать благополучие человека, его физическое и психическое
здоровье или, на языке психологического пространства, – целостность личностных
границ. Таким образом, типичные способы поведения человека мы можем также
связать с состоянием его границ.
На основании теоретического анализа литературы, данных самоанализа и
психотерапевтической практики нами выделены шесть измерений психологического
пространства
личности,
которые
отражают
физические
(территориальные
и
темпоральные), социальные и духовные аспекты человеческого бытия: это физическое
тело, территория, личные вещи, привычки, друзья и вкусы (ценности). Пространство
развивается в онтогенезе посредством появления новых измерений и переноса своих
границ в рамках тех измерений, что уже существуют.
Суверенность физического тела
Существование и значимость этого измерения психологического пространства
обосновываются
в
рамках
этологии,
психоанализа,
телесноориентированной
106
психологии, теории привязанности, а также подтверждаются эмпирическими данными
о последствиях ранней материнской депривации, физического насилия и жестокого
обращения с детьми. Среди исследователей, которым мы больше других обязаны
осознанию телесности как важнейшего условия гармоничного развития, можно назвать
Э. Гуссерля, В.Райха, А.Лоуэна, Дж. Боулби, М.Малер, А.Валлона, Э.Эриксона, у нас в
стране – А.Ш.Тхостова, А.И.Захарова [42, 119, 195, 171, 118].
Первое измерение, которое возникает в онтогенезе и служит основой первичной
идентификации субъекта, это его собственное тело. Понятно, что человек открывает
его раньше другой реальности и учится им пользоваться благодаря развитию
сенсорики и моторики. Насилие над телом может выражаться во фрустрации базовых
потребностей в пище или комфорте; насильное кормление, неудобная поза, жестокое
обращение – все это различные формы внедрения в личное жизненное пространство
человека. В рамках теории приватности принято считать, что приватность начинает
возникать только после младенческого периода, однако с этим трудно согласиться.
Данные
психосоматики,
эмпирические
материалы,
телесноориентированной
касающиеся
ранней
психологии,
материнской
психоанализа,
депривации,
свидетельствуют о том, что именно прочность телесных границ, возникающая как
результат диалогического ненасильственного взаимодействия с миром в течение
младенчества, становится основой самоидентификации субъекта.
Э.Гуссерль полагал, что телесность играет главенствующую роль в структуре
пространственного опыта человека. ««Здесь» - это место, где нахожусь я со своим
телом, точнее, это – мое тело. Что такое «там»? «Там» определяет себя через «здесь».
Если нет «здесь», то нет никакого «там». …»Там» - это место, где находится не-мое
тело, вернее это не-мое тело. Поэтому превращение «там» в «здесь», то есть
достижение «там» означает превращение не-моего тела в мое, в продолжение моего
тела…Поэтому превращение не-моего тела в продолжение моего тела означает его
превращение в мое орудие» (Цит по [82], с. 104).
Телесность играет в онтогенезе психологического пространства следующие
функции.
1. Установление контакта с собственными потребностями и частями тела
(самопринятие).
107
2. Установление контакта с окружающей средой (предвосхищение изменений и
получение обратной связи).
3. Обеспечение базового доверия к миру.
4. Развитие субъектности (независимости от среды и ее изменений).
5. Возможность исследовательской и конструктивной деятельности (целеполагание
и «личное действие»).
6. Возможность освоения территории (в эгоцентрической системе ребенка отсчет
пространственных координат начинается от себя).
7. Возможность устанавливать длительную, надежную привязанность.
Обобщая эти функции, можно вспомнить известное высказывание З.Фрейда о том,
что тело – это судьба.
Соответственно,
в
случае
невозможности
ребенка
открыть и
«присвоить»
собственное тело (деперсонализации) оно может продолжать восприниматься как объект
отчужденный, находящийся за пределами психологического пространства, в результате чего
могут
развиваться
личностные
и
межличностные
патологии,
проявляющиеся
в
нечувствительности к телесной информации, пониженной болевой чувствительности,
ригидности, закрытости от мира, задержанном познавательном развитии. Возвращение
образа собственного тела посредством специфических методик, в частности, маскотерапии
Г.Назлояна, используется при реабилитации больных с деперсонализацией.
Интеллект детей, которые, чаще всего по причине ранней материнской депривации,
не смогли овладеть собственной телесностью, даже во взрослом возрасте характеризуется
неумением вообразить целостный образ события, длительным сохранением нагляднообразного мышления. У них нарушена функция планирования, в том числе и в социальном
мышлении, потому что они не могут представить цель действия.
Развитие субъектности также имеет свои особенности: у детей практически
полностью отсутствуют собственные желания, они сильно нуждаются в похвале, одобрении.
Зависимость от других отражается и в развитии речи: дети часто употребляют
сослагательное наклонение, не используют формы первого лица, что тоже говорит о
нарушенной субъектности.
108
Суверенность территории
Проблема суверенности территории прямо или косвенно затрагивалась в
работах К.Лоренца, Н.Тинбергена, И.Альтмана, Э.Холла, Г.Зиммеля, Р. Баркера,
Б.А.Душкова [92, 166, 204, 273, 209, 46]. В физическом пространстве личная
территория обычно начинает выделяться по мере развития манипуляций и локомоций,
когда человек может перемещаться из одной комнаты в другую, самостоятельно
открывать дверь, устанавливая таким образом границы между личной и не-личной
территорией. Таким образом, если тело открывало человеку в первую очередь самого
себя, то территория обозначает факт существования других людей, которых нужно
принимать во внимание (проблем личной территории не существовало бы, если бы
человек
жил
в
одиночестве).
Поэтому вполне
естественно
сложилось,
что
территориальность чаще изучалась в социологии и социальной психологии в связи с
процессом общения. Проксимика, наука
о взаимном размещении
людей
в
пространстве, тоже возникла как прагматическая часть социальной психологии среды.
В широком смысле слова территориальность чаще всего ассоциируется с
понятием
географического
детерминизма
(обусловленностью
индивидуальных
особенностей человека ландшафтом, климатом и прочими географическими условиями
жизни человека). По мнению географа Г.Д Костинского, оттого что человек обладает
пространственным
мышлением,
значения
средовых
параметров
обязательно
привязываются к тому или иному пространственному объекту [69]. Многочисленность
пространственных терминов и понятий связана 1) с длительной эволюцией
пространственных представлений и влиянием культурных традиций, 2) с фиксацией в
языке и системе знаний различных аспектов пространственной действительности.
Данные антропологии говорят, что пространственные понятия формировались
из некогда нерасчлененного пространственного представления и «ощущения».
Сознание
было
конкретным,
и
«пространственная»
картина
мира
имела
эмоциональный смысл и носила сакральный характер. Архаичный человек мыслил
себя как тело, сопоставляя которое с другими, он различал «здесь» (центр рефлексии) и
внеположное «там». От «здесь» к «там» происходило перемещение и таким образом
складывалось представление о разных местах (если понятие «пространство» отражает
феномен многообразия мест, то «территория» означает агрегирование и объединение, а
109
«регион» - вычленение и вырезание). В связи с этим Г.Д.Костинский отмечает, что
«Понятия
«пространство»
и
(в
особенности)
«место»,
имеющие
глубокие
мифологические корни, несмотря на многовековую обработку в сфере науки, остаются
эмоционально окрашенными. Понятия же «территория» и «район» с самого начала
вводятся в научный оборот как «объективные» и используются в качестве как бы
независимого
от
субъекта
(«внешнего»)
логического
инструмента
членения
пространства» [69, с. 47]. Возможно, что две оси соответствуют билатеральной
симметрии человеческого мозга.
В психологии чаще изучается территориальность в узком смысле слова: а
именно, как та площадь (обычно в домашней среде), которую субъект считает личной
и безопасной для себя. Можно предположить, что это измерение также открывается на
протяжении первого полугодия. Когда ребенок учится оценивать расстояние до
объекта, а во втором полугодии у него развивается хватание, то территория на
расстоянии вытянутой руки начинает признаваться личной – ее ребенок может
контролировать сам, не нуждаясь в помощи взрослого (открытие первой личной
территории используется в психотерапевтических приемах разотождествления и
защиты, когда человек во внутреннем плане рисует вокруг себя окружность именно на
расстоянии вытянутой руки).
Хотя территориальность отмечается и у животных, и у людей, можно выделить
несколько отличий в ее проявлении. Одно из них состоит в том, что, поскольку у
животных меньше ролей (самец, лидер, родитель), и они принадлежат, как правило, к
малым группам, то вариативность территориальных проявлений у них также меньше –
у людей же ролей больше, и они могут входить как в малые, так и в большие группы.
Различны и мотивы, связанные с территориальностью: у животных – это
биологические потребности (физическая безопасность, брак, питание), у людей –
социальные (социальные роли, обозначение границ «своих» и «чужих»).
Неодинакова также и природа территории: у животных только география
определяет способ удовлетворения потребностей, у людей появляются искусственно
построенные жилища, и потому территориальность более вариативна в физическом
размере, функциональной сложности и размещении – например, дом и офис. Различно
обозначение территории: у животных это происходит посредством дефекации,
110
уринации и вокализации, у людей (кроме тех, у кого нарушается социализация), как
правило, символически – посредством размещения личных вещей, использования
табличек, перегородок, дверей.
Животные и человек по-разному отвечают и на территориальное вторжение.
Животные
используют
предупреждающий
сигнал,
агрессивное
поведение
и
угрожающие движения (threatening movements). Человек выстраивает границы не
только физическими и социальными средствами, но и символически: вербально,
экспрессивно,
пантомимически;
физическое
воздействие
среди
людей
чаще
демонстрируется метафорически. Следовательно, человеческое поведение более
вариативно, у людей – тоньше нюансировка территориальности и ярче ее социальный
смысл.
У человека, в отличие от животных, территориальность маркируется еще и
жилищем. К.Г.Юнг, как известно, строил свой дом на протяжении шестидесяти лет, и,
как следует из его биографии, этот созидательный процесс одновременно был для него
способом самопознания и самоизменения, то есть выполнял психотерапевтическую
функцию. В нашей психотерапевтической практике желание и готовность сделать
ремонт в квартире также служит символическим маркером состояния личности
человека.
Обобщим функции территориальности в человеческом поведении.
1. Обозначение социальной идентичности (статуса в группе).
2. Возможность контролировать интенсивность социальных контактов.
3. Возможность контролировать поток информации.
4. Возможность защититься от сверхсильной стимуляции среды и вторжений.
5. Возможность конструктивной деятельности.
6. Возможность психологической реабилитации.
Суверенность личных вещей
Следующее измерение, возникающее с развитием манипуляций, – мир
предметов, которые не только функционально необходимы, но и обозначают
потребности, склонности, предпочтения людей. Предметы и у взрослых, и у детей
являются текстом, иносказательным сообщением другим людям о себе. Можно
111
говорить об особом языке коммуникаций, который для многих людей является
основным.
Процессы приватизации вещей и материальной депривации затрагивались в
работах У.Джемса, И. Альтмана, К. Лийка, М. Голан, Х. Хефта, Дж. Вулвилла [45, 204,
88, 233, 238, 217]. Личные предметы как психологически значимый объект
традиционно изучались историей материальной культуры, а в рамках нашей науки, к
сожалению, им не уделялось достаточного внимания. В отечественной традиции
объекты рассматриваются традиционно как носители функционального, а не
символического значения, то есть как орудия деятельности. Между тем функции вещей
и способов общения, которые осуществляются при их посредстве, намного более
разнообразны. Вещи также обладают разной степенью интимности по отношению к их
владельцу. Например, имение или яхта, по мнению У.Джемса, служат поддержанию
статуса в большом социуме, в то время как одежда – это символ эмоциональной
защищенности и личной идентичности.
В мировой культуре, особенно в эпосе, символический смысл посланий на
языке вещей рассматривался всегда как особо выразительный, обладающий многими
нюансами. Так, например, В.А. Лапшин в своем литературоведческом исследовании
показал, что «вещный мир» в контексте художественной литературы может
рассматриваться как предисловие к со-общению. Притчи и народные сказки давно
используют этот язык [80].
Особо важными личными предметами, на что обращали внимание еще У.Джемс
и Д.Н.Узнадзе, являются детали одежды [1, 45, 109]]. Если мы обратимся к эпосу, то
отметим популярность символического использования этих образов для описания
психологических
и
экзистенциальных
событий.
Например,
Царевна-Лягушка
(очевидно переживающая кризис идентичности) просит не выбрасывать лягушачью
шкурку (очевидно являющуюся эмоциональным ресурсом и обеспечивающую
преемственность состояний идентичности) во время ее отсутствия, однако любящий
муж в нетерпении видеть ее только и исключительно Царевной пренебрегает просьбой
и сжигает шкурку в печке. Последствия известны – поступок расценивается как грех,
как насилие, а сам он должен для возвращения ситуации в исходное состояние
стоптать семь пар железных сапог и съесть семь железных хлебов. Параллели между
112
экологичным и ненасильственным общением и нарушением приватности очевидны –
но проблема и ставится, и разрешается метафорически, в форме вещных посланий.
В другой известной сказке с блуждающим сюжетом, «Двенадцать лебедей»,
сестра вяжет братьям рубашки из крапивной пряжи. Рубашки эти – материализованный
символ ее охраняющей сестринской любви, защитный панцирь, делающий их
неуязвимыми. Поэтому имущественные наказания часто воспринимаются как
внедрение в личное пространство.
Помимо одежды, существуют особо значимые для человека индустриальной
культуры предметы – деньги как «всеобщий эквивалент» для обладания вещами,
автомобили,
компьютеры,
мобильные
телефоны.
Все
эти
предметы
могут
рассматриваться как средство самоутверждения; они нередко одушевляются их
владельцами, наделяются личными качествами, и пропажа или ущерб, нанесенный
этим вещам, может переживаться как насилие.
Использование вещей как источника личного могущества особо отмечалось и в
различных течениях эзотерической психотерапии. Еще одна функция вещей связана с
коммуникацией, наиболее тесно – с социальной перцепцией. Так, всегда символичны
подарки
как
послания,
которые
в
неявной
форме
открывают
получателю
представление о том, каким его видит даритель. Важны вещи и как средство
самопрезентации (желтая кофта В.Маяковского, пирсинг у современных подростков).
В современной культуре личные вещи нередко используются как маркеры личной и
социальной идентичности.
К сожалению, язык вещей, на наш взгляд, недостаточно изучался в научной
психологии, и данные в этой области весьма скудны. Однако некоторые работы все же
появляются. Так, в работах И.Альтмана вещи связаны с территориальным поведением
и рассматриваются как один из специфически человеческих маркеров личной
территории. Он отмечал, что для людей обладание объектами равноценно обладанию
местом. Дети не считают место в кровати или за обеденным столом «своим», если там
нет их вещей. То же наблюдается и у взрослых. Не только дом – это «крепость»
человека, но и автомобиль, ручка, одежда, книга. Путешествуя по миру, человек делает
его своим благодаря личным вещам; больной в больнице окружает себя своими
вещами или вспоминает о доме, то есть делает это во внутреннем плане.
113
Еще одна работа посвящена важному для нас явлению слитности субъекта с его
вещами: психологи из Германии Б. Крае (B. Krahe) и Х. Фенске (H. Fenske) показали,
что агрессивное вождение опосредствовано значимостью образа мачо для водителя и
мощностью двигателя [244]. Очевидно, что этот феномен основан на идентификации
собственной маскулинности с мощностью предмета-заместителя, причем эта связь
особенно сильна у более молодых водителей, в то время как более взрослые и
опытные, по-видимому, рассматривают автомобиль всего лишь как средство
передвижения, не идентифицируясь с ним. Замещающая роль личных предметов
позволяет объяснить и многие факты фетишизма.
Таким образом, можно обобщить функции личных вещей в человеческой
жизнедеятельности.
1. Орудия деятельности.
2. Коммуникативные послания.
3. Средства самопрезентации.
4. Средства поддержания личной и социальной идентичности.
5. Средства установления контакта с действительностью.
6. Средства замещения социальных объектов.
7. Ресурс самоподдержки и стихийной психотерапии.
8. Маркеры личной территории.
Суверенность временных привычек
Режимные и временные привычки косвенно рассматривались в работах
Н.Тинбергена, К.Левина, К.Лийка, М.Голан, Л.А.Китаева-Смыка, Э. Пиклер [166, 81,
89, 233, 61, 136]. Привычки как временная форма владения пространством также
являются предметом идентификации человека. В этологии в качестве гомолога
привычек, по-видимому, может рассматриваться дневной и ночной образ жизни
животных на одной и той же территории, благодаря чему они могут избежать
соперничества и борьбы. В психологии среды привычки, понимаемые как
динамические стереотипы, привязанные в своей последовательности ко времени,
обеспечивают уменьшение неопределенности и предсказуемость шума, что многими
психологами отмечается в качестве одного из важнейших условий создания
дружественной среды.
114
««Привычки» человека в данное время можно и нужно рассматривать как части
настоящего поля», писал К. Левин [81, с. 75]. Привычки как отработанные способы
поведения определяются а) продолжительностью действия б) последовательностью
действий. Отсюда становится понятно, что депривация привычек может выражаться
либо в прерывании действия, в силу чего человек переживает фрустрацию
незавершенности гештальта, либо в нарушении порядка действий, нарушении права
первенства.
Уважение
к
привычкам
человека
выражается
в
предоставлении
ему
возможности завершить начатое дело, не прерывая его ради «вступления в права» на
территорию другими людьми. Привычки особенно важны для людей, которые
переживают состояние ослабления субъектности и потому не могут контролировать
свою жизнь в той мере, в какой им этого хотелось бы - для детей и стариков. Они более
консервативны в своем поведении по сравнению с людьми среднего возраста и в
большей степени нуждаются в соблюдении привычного распорядка: если они не могут
всего решать, то, по крайней мере, располагают информацией о том, что и когда
произойдет. Именно поэтому им так важно знать подробности распорядка дня близких
людей – так как близкие люди находятся в состоянии созависимости, то эта
информация позволяет им заранее приготовиться к событиям.
Уважение к привычкам давно отмечалось в практической психологии и
педагогике как важное условие развития гармоничного человека. Венгерский педагог
Э.Пиклер, разрабатывая антидепривационные меры по отношению к воспитанникам
детских домов в возрасте от 2 недель до 3 лет, в качестве необходимых составляющих
выделяла следующие условия. 1. Ребенка должна обслуживать одна и та же
воспитательница. 2. Нужно обращать внимание на активность самого ребенка и
стремиться получать от него обратную связь. 3. Необходимость информировать
ребенка о своих действиях - действовать терпеливо, например, показать ему ложку,
прежде чем засовывать в рот. 4. Устанавливать разумный порядок («Следующим
будешь ты»). 5. Нужно предоставлять ребенку альтернативу действия и возможность
закончить свое действие [125, 136]. Эти требования по своему содержанию направлены
именно на уважение временной последовательности действий.
115
Порядок действий в повседневном поведении нередко служит бессознательному
или осознанному обозначению социального статуса (споры о том, кому быть первым,
кому раньше пройти, первым занять место, первым зачерпнуть ложкой суп и т.д.).
В психологии среды привычки изучались крайне скудно, в основном в связи с
фактором неопределенности в рамках психологии стресса и совсем немного в связи с
проблемами управляемого средообразования. Тем не менее можно выделить функции
режимных привычек в жизнедеятельности человека.
1. Предсказуемость (снижение уровня неопределенности) среды.
2. Разграничение сфер территориального влияния по времени.
3. Разграничение права пользоваться одними и теми же вещами по времени.
4. Защита от фрустраций, связанных с незавершенностью действия.
5. Обозначение социального статуса через первенство-подчинение.
Именно эти функции нарушаются в случае временного смещения поведения
(когда дети мешают родителям, не отправляясь вовремя спать или кто-то из членов
семьи досаждает близким своим ненормированным рабочим днем, который он
проводит дома). Психологически переживаемая депривация связана с тем, что во всех
этих случаях последовательность владения и управления одной и той же ситуацией
сменяется одновременностью владения, порождая конфликты.
Суверенность социальных связей
Способность поддерживать, углублять и развивать межличностные отношения
как ценность отмечалась всеми ведущими исследователями личности и общения: Р.
Бернсом, Ч.Кули, Дж. Мидом, В.В.Столиным, Г.М.Андреевой, И.С.Коном [16, 113, 68,
17].
Значимые
люди,
отражая
различные
потребности
человека,
начинают
включаться в психологическое пространство по мере разделения социального мира на
«своих» и «чужих» и, по мнению И.С. Кона, также связаны с территориальным
инстинктом: друг – это человек, живущий на той же территории, от которого не нужно
защищаться, к которому можно безопасно для жизни повернуться спиной [17].
Референтная группа (группа авторитетных, оказывающих влияние на субъекта людей)
представляет собой давно и подробно изученный предмет социальной психологии.
Связь со значимыми людьми помогает лучше понять себя, способствует повышению
116
самосознания. Социальная среда как подструктура среды выделялась раньше других
подструктур, в частности, в работах У.Бронфенбреннера и Дж. Вулвилла, на которые
мы уже ссылались 217]. Надежность отношений с другими предполагает возможность
влиять на них, отвечать за них и самостоятельно контролировать.
Отсутствие суверенности в установлении социальных отношений приводит либо к
отчужденности, либо к симбиотической зависимости. В диадических отношениях (а
значимые другие практически всегда включены именно в диадические отношения) эти
дистанционные отношения нередко сочетаются9.
Можно выделить несколько форм искаженных социальных контактов, которые
свидетельствуют о нарушении дистанции. Так, может иметь место насильственное
внедрение, когда ребенок или взрослый вынужденно общается с тем, кого он не
выбирал себе в партнеры. Возможна и другая ситуация: человек лишен условий для
нормального знакомства и взаимодействия с привлекающим его человеком и
переживает в связи с этим одиночество и опустошенность. И то, и другое на языке
нашей терминологии свидетельствует о депривированности человека в отношении его
общения.
В психологии среды и психологии приватности социальная депривация
изучалась больше всего в связи с особыми условиями изоляции (в госпитале, тюрьме)
или чрезмерной скученности (иногда там же). В обоих случаях человек не может
прерывать или инициировать контакты и оказывается зависимым от среды.
9
Проиллюстрируем это отрывком из романа Дж. Стейнбека «Заблудившийся автобус»:
«Глаза Хуана смотрели на нее издалека, как на что-то забавное. И это вселяло в Алису ужас.
Она знала, что он видит в ней не сердитую женщину, омрачающую мир, а просто одну из
миллиона сердитых женщин, которых можно изучать, разглядывать – да, и даже получать от
этого удовольствие. В ужасе Алисы был холод одиночества. Хуан заслонял собой весь мир,
а она – она знала это – ничего ему не заслоняла. Он мог видеть не только вокруг нее, но и
сквозь нее – что-то другое [162, с 126]. В приведенном примере общение со стороны Хуана
принимает форму отчуждения, со стороны Алисы – симбиоза, но в обоих случаях
отсутствует психологическая интимность.
117
Обращаясь к данным детской психологии, мы может обнаружить факты,
свидетельствующие о том, что личные (не выбранные и не навязанные родителями)
дружеские отношения у детей возникают на исходе дошкольного возраста,
укрепляются в младшем школьном и достигают наивысшего расцвета в подростковом
возрасте,
когда
«горизонтальные»
отношения
начинают
доминировать
над
иерархическими. На протяжении всего этого периода ребенок отстаивает право на
личных (а не общих или семейных) друзей. Неспособность защитить свои
привязанности нередко в детско-подростковой, а иногда и взрослой среде оценивается
как предательство и приводит к повышенной социальной конформности и
инфантильности.
Суверенность социальных связей – необходимая предпосылка формирования
пристрастности и избирательности в социальных отношениях, которые уводят
человека от общения по типу «анонимной стаи» (К. Лоренц) и делают возможным
«общение-встречу» (М. Бубер) [92, 24]. Без практики подобной избирательности не
может возникнуть субъектного отношения к другому, а, следовательно, не может быть
достигнута психологическая интимность.
Можно выделить следующие функции суверенности социальных связей.
1. Установление отношений психологической интимности.
2. Начиная с некоторого возраста – установление сексуальной интимности.
3. Выбор референтной группы или значимого другого.
4. Развитие самосознания («зеркального Я»).
5. Обретение личной и социальной идентичности.
6. Принятие личной ответственности за отношения с людьми.
Суверенность ценностей
Наконец,
пространства
–
последнее
это
выделенное
ценности
(вкусы
нами
и
измерение
предпочтения),
психологического
которые
отражают
мировоззренческий аспект человеческого бытия, определяющий саму стратегию
жизни, и потому также представляют для человека значимый объект. Важность
мировоззрения и системы ценностей для развития личности отмечались К.Г.Юнгом,
Э.Эриксоном, К.Левином, В.Франклом, И.Яломом, У.Бронфенбреннером и многими
другими исследователями [197-202, 195, 81, 175, 217].
118
К.Левин отмечал, что, подобно термину «идеология», понятие «ценность»
является довольно неясным в психологии, потому что не они не имеют характера цели,
но тем не менее, руководят поведением человека. Например, человек не пытается
«достичь» честности, но честность руководит его поведением, то есть присутствует в
силовом психологическом поле субъекта.
Согласно психоанализу, ценности – это «интернализованные» родители и
потому обладают влиянием на основные жизненные выборы человека. Они могут быть
личными, а могут разделяться с другими, но при этом также лично приниматься.
Мировоззрение как система ценностей и убеждений начинает формироваться с умения
отстаивать свои вкусы в повседневных ситуациях – сначала относительно вещей или
режимных привычек, а позже – ценностей. Мировоззрение как приватное качество
отмечалась психологами очень давно; в частности, еще У.Джемс называл мышление
самым интимным свойством человека [45]. Идентификация с идеями описывалась в
гуманистической и экзистенциальной психологии в работах В.Франкла, Э. Фромма, в
крайних вариантах одержимости сверхценной идеей исследовалась в клинической
психологии. Человек как субъект идеи и как ее раб являются предметом пристального
внимания культуры Нового времени.
К.Г.Честертон писал по этому поводу так: «Есть люди – и я из их числа –
которые думают, что самое важное, то есть практически – важное, в человеке – это его
мировоззрение. Я думаю, что для хозяйки, имеющей в виду жильца, важно знать
размеры его дохода, - но еще важнее знать его философию. Я думаю, что для
полководца, собирающегося дать сражение неприятелю, важно знать численность его,
но еще важнее для него знать философию неприятеля. И я думаю даже, что вопрос
совсем не в том, оказывает ли мировоззрение влияние на окружающую среду, а в том,
может ли в конце концов что-нибудь другое оказывать на нее влияние» (Цит. по [44], с.
9).
К.Г. Юнг отмечал, что «только то общество может считаться живучим и
долговечным, которое умеет сохранять свою внутреннюю связь и свои коллективные
ценности при возможно большей свободе индивида. А так как индивид есть не только
единичное существо, но предполагает и коллективное отношение к своему
существованию, то процесс индивидуации ведет не к разъединению, а к более
119
интенсивной и более коллективной связанности» [197, с. 522]. Таким образом, индивид
и
социум
не
противопоставлены
друг
другу,
а
находятся
в
состоянии
дополнительности: уважение к ценностям и взглядам отдельного человека укрепляет
общество в целом, а насильственная подмена личного мировоззрения коллективным –
к протесту против общества и его разрушению. Это положение утверждает
необходимость идеологической синергичности человека и мира.
Иначе ценности рассматривались в рамках психологии приватности. И.Альтман
также отмечал в качестве специфически человеческой особенности «когнитивную
территориальность», или идею. Не только на материальные предметы и территорию
заявляет свои права субъект, но также и на ментальные явления - наука, искусство,
авторские права, патенты, другие виды авторства на идеи обладают для человека
высокой важностью. Очень существенно и первенство в идеях, то есть временной
аспект их использования.
Депривация ценностей проявляется в том, что близкие не только не разделяют,
но и не уважают присущих субъекту ценностей, считают их несущественными и
относятся к ним без уважения. Очевидно, что низкая внутрисемейная толерантность к
идеологии членов семьи сопровождается психологическими травмами, отсутствием
преемственности традиций, конфликтами «отцов и детей», что многократно описано в
психологической практике и мировой художественной литературе. Неспособность
защитить собственную идеологию приводит к появлению некритичности по
отношению к мировоззренческим системам других людей и, как следствие, неспособности выстраивать прочные границы перед идеологическим вторжением и
конформности.
Если суверенность физического тела, территории, личных вещей – это
необходимые условия выживания человека как индивида, то суверенность привычек,
социальных связей и ценностей делают возможным его самотрансценденцию,
обретение им логоса, его самоосуществление как личности. Поэтому можно ожидать,
что
эти
измерения
представляют
собой
более
позднее
историческое
онтогенетическое образование.
Обобщим функции способности человека отстаивать суверенность ценностей.
и
120
1. Обеспечение экзистенциальной уверенности (свободы, осмысленности, ценности
собственного бытия).
2. Обеспечение креативного отношения к собственной жизни.
3. Обеспечение критичности к идеологическому воздействию.
4. Обеспечение личной ответственности.
Описанные
нами
измерения
психологического
пространства
выделены
эмпирически; они проявляются наиболее часто, но могут прослеживаться и не у всех
людей, возможно их дополнение и какими-то другими измерениями. Важным для нас
качеством психологического пространства является его самокомпенсация, основанная
на взаимообратимости измерений: ведь вещи - это не только орудия деятельности, но и
носители символического смысла, а круг знакомых может изменять территорию
жизнедеятельности. Что касается сексуальных связей, то в истории культуры уже
обращалось внимание на то, что во времена античности одинаково обозначались в
языке «общее место» в рассуждениях и публичный дом, а отношения между
мужчинами и женщинами также несли отпечаток имущественных связей, что
закрепилось и в современной лексике («отдаться» для женщины значит нечто потерять,
а «овладеть» для мужчины – нечто приобрести) [178].
Можно ожидать, что сначала психологическое пространство обогащается за
счет персонализации предметного мира и лишь затем – социального (что приводит к
возникновению персонифицированных норм морали, которые также переживаются
субъектом как «свои», внутренние). Чувство идентичности, естественно, не может
быть сведено к этим измерениям, но в некотором приближении благодаря им оно
может быть описано.
Итак,
суверенность
психологического
пространства
как
целостного
образования, отвечающего разноуровневым потребностям человека, представляет
собой важнейшее условие развития и благополучия человека, усиления его
субъектности и поддержания психического здоровья.
121
2.2.
Эмпирические
исследования
последствий
нарушений
границ психологического пространства
Нарушения
суверенности
психологического
пространства
многократно
описывались в рамках различных подходов и исследований, однако никогда раньше не
подвергались систематическому анализу. Поэтому эмпирические данные при всем
своем богатстве эклектичны, разрозненны и не всегда имеют под собой убедительную
объяснительную модель. Мы предприняли попытку краткого анализа описанных ранее
другими
авторами
проявлений
и
последствий
нарушения
психологического
пространства в рамках используемого нами подхода.
Виды нарушения границ психологического пространства
Можно говорить о разном содержании и разной степени нарушения
психологического пространства, а также о неодинаковых последствиях этого
нарушения. По содержанию можно различать внедрение в пространство по каждому из
выделенных нами измерений: воздействие на тело, лишение человека личной
территории, права на личные вещи, возможности определять режим жизни и
последовательность действий, а также выбирать круг знакомых и систему ценностей.
По отношению к телу чаще говорят о жестоком обращении или насилии, по
отношению к территории – о вторжении, внедрении, по отношению к системе
ценностей – об идеологическом давлении, для депривации других измерений
специфической
терминологии
не
предложено.
Чаще
всего
внедрение
в
психологическое пространство является комплексным и затрагивает все измерения.
По силе нарушения это может быть внедрение, разрушение, жестокое
обращение,
насилие.
Поскольку любая
социализация
подразумевает
наличие
ограничений, можно говорить о формировании «нормальной приватности» и
внедрении как стрессе. Таким образом, шкала депривированности как невозможности
иметь свое, личное, располагается в континууме от игнорирования потребностей
другого человека до его физического или психологического уничтожения. Кроме того,
эти внедрения могут быть хроническими (жизнь в коммунальной квартире) и
ситуационными, ограниченными во времени. Ситуационные стимулируют coping-
122
поведение (психологическое преодоление), а хронические приводят к устойчивым
индивидуальным изменениям.
Исследования, касающиеся разных видов нарушения границ психологического
пространства, можно условно сгруппировать по следующим направлениям: изучение
насилия и жестокого обращения с детьми, изучение депривации 10 в раннем детстве,
исследование
влияния
скученности
(crowding)
на
поведение
и
общение,
психологические проявления стресса в особых условиях. Отмечая присутствие
специфики, мы считаем все эти внедрения видами депривации субъекта и нарушения
границ его психологического пространства, поскольку они лишают человека свободы
контроля над ситуацией.
За рубежом принято оценивать последствия внедрения по объективной степени
психологического вреда для субъекта (подобно тому как сила землетрясения
оценивается по количеству разрушений). В отечественной психологии комплексное
исследование
феноменологии
пространство
детей
было
и
последствий
осуществлено
внедрения
коллективом
в
под
психологическое
руководством
Т.Я.Сафоновой, которая сосредоточивалась в основном на последствиях физического
или сексуального насилия над ребенком [150].
Т.Я.Сафонова определяет эмоциональное, или психологическое, насилие как
однократное или хроническое воздействие на ребенка или его отвержение со стороны
родителей или других взрослых, которое приводит к нарушению его эмоционального
развития, поведения и способности к социализации[150, с.170]. Принято выделять пять
основных типов разрушительного для ребенка поведения взрослых: это отвержение,
угрозы (терроризация), игнорирование психологических нужд ребенка, изоляция и
развращение.
10
Игнорирование
подразумевает
лишение
ребенка
эмоциональной
Солидный анализ работ, посвященных изучению влияния социальной и
эмоциональной депривации в детском возрасте, представлен З.Матейчиком и
М.И.Лисиной, и потому останавливаться на особенностях этих видов нарушений или
несформированности границ психологического пространства в нашей работе мы не
будем.
123
стимуляции и эмпатии, непризнание его основных потребностей в безопасности,
близости с родителями, неспособность родителей выражать любовь и заботу о ребенке.
Отвержение
–
это
предъявление
чрезмерных
требований
к
ребенку,
не
соответствующих его возможностям, открытое неприятие и критика, публичное
унижение, осуждение за проявление естественных детских эмоций. Угрозы – это
высказывание намерения насилия по отношению к ребенку или тому, кто ему дорог.
Изолирование включает в себя установление безосновательных ограничений на
социальные контакты ребенка со сверстниками или другими родственниками,
отсутствие разрешения выходить из дома. Развращение – это побуждение к
асоциальному поведению, вовлечение в употребление наркотиков, провокация и
поощрение саморазрушительного поведения.
Во всех перечисленных случаях имеет место нарушение личностных границ,
причем в крайней форме, в то время как понятие депривированности границ
психологического пространства традиционно подразумевает уход или даже заботу, но
отсутствие уважения к ребенку как личности. Кроме того, мы не ограничиваем
внедрение в психологическое пространство детским возрастом объекта, рассматривая
его как манипулятивную форму взаимодействия между людьми всех возрастных
категорий.
Психологические последствия физического насилия
Последствия разных видов насилия широко исследовались за рубежом и в
отечественной психотерапевтической практике. М. Тайчер (M.H. Teicher), изучая
нейробиологию насилия над детьми, обнаружил, что у детей, переживших в детстве
насилие, отмечается возможное недоразвитие различных отделов мозга, а также
создание адаптивных структур, которые в будущем могут спровоцировать агрессивное
поведение. Стрессы (физическое или сексуальное насилие, войны, голод) могут
приводить к гормональным изменениям, способствующим копированию мозгом
враждебного мира, причем они могут накапливаться и передаваться от поколения к
поколению. Таким образом, насилие определяет искажения развития надолго вперед,
выходя за рамки жизненного цикла отдельного человека [278].
Норвежские психологи Г.Натвиг с коллегами (G.K Natvig., G.Albrektsen,
U.Ovarnstroem) показали на примере обследования 885 подростков 13-15 лет, что
124
стрессовый опыт выступает как фактор риска деструктивного поведения школьников:
агрессивное поведение определяется уровнем агрессивности сообщества, в котором
находится подросток, причем уровень агрессии выше у мальчиков, а поддержка
учителей и сверстников эту связь уменьшает [257].
В
отечественной
психологии
также
широко
исследовалась
проблема
последствий разных видов насилия. Так, И.А. Марголина с соавторами отмечают, что
перманентное физическое насилие приводит в детском возрасте к аффективным
расстройствам в виде чрезмерной чувствительности ко всем внешним раздражителям
(плач, крик, агрессия, тревога, страхи), а позже - к расторможенности влечений [96].
З.А. Зимелева заключает, что агрессивное поведение подростков нередко представляет
собой результат конфликтов между родителями или широкое использование наказаний
и запретов [49]. Таким образом, воспитание в условиях неуважения к личностным
границам делает возможным в дальнейшем не останавливать проявление собственной
агрессии.
Поскольку
понятие
насилия
является
центральным
для
юридической
психологии, многие работы зарубежных и отечественных авторов посвящены
исследованию личностных особенностей правонарушителей. Так, Р.Кокс (R.Coxe),
изучающий цикл насилия среди лиц, пристающих к детям, показал, что многие
правонарушители-насильники 10-летних детей в детстве сами были жертвами
сексуальных домогательств [219]. Д.Хаббард (D.J.Hubbard), анализируя предпосылки
преступности среди девушек, также обнаружил среди них факт перенесенного
физического или сексуального насилия [240]. Эти результаты заставляют всерьез
отнестись к теории «цикла насилия», согласно которой данное явление нужно
рассматривать только в историческом и биографическом контексте жизни его субъекта
и объекта.
В отечественной психологии также получены согласующиеся с этими выводами
факты. А.И. Ложкин показал, что у насильственных преступников действуют
примитивные психологические защиты и упрощенный «образ мира» (свидетельствуя о
несформированности более зрелых психологических защит, то есть о перенесенном
опыте ранней депривации или насилия) [91]. А.А. Бакин обнаружил, что у мужчин,
ставших жертвой сексуального насилия в местах лишения свободы, возникают
125
нетипичные формы сексуального поведения [13]. Это говорит о том, что опыт насилия
закрепляется надолго и в различных видах поведенческих и эмоциональных
нарушений, которые, как правило, базируются на неуважении к личностным и
телесным границам.
Последствия
психологического
насилия
весомы
и
разнообразны.
Так,
вербальная агрессия может приводить к развитию комплекса неполноценности и
обращению агрессии на себя или других, иногда – к депрессии и самоизоляции. У
детей, испытавших насилие, могут развиваться психосоматические и нервные
расстройства, даже возникнуть «психологическая карликовость». Нередко у них
отмечается склонность к мастурбации и другим видам сексуализированного поведения.
У детей раннего возраста «ответы» на насилие в основном носят телесный характер,
выражаясь в расстройстве сна и аппетита, беспокойстве, но также затрагивают и
психическое развитие: эти дети не умеют играть и обладают вредными привычками,
например, сосать палец. В разном возрасте возможно возникновение разных
нарушений, что свидетельствует о сензитивности к определенному виду вторжения в
психологическое пространство, отвечая и положениям нашего подхода.
Т.Я.Сафонова систематизировала последствия психологического насилия над
детьми [150].
Таблица 2.2.1. Последствия психологического насилия
№
Категория
Характеристика
1
Эмоциональное состояние
низкая самооценка
пониженный эмоциональный фон
подавленное состояние
боязливость
беспокойство, тревожность
2
Поведение
оппозиционное
несоответствующая возрасту ответственность
заискивающее
асоциальное / делинквентное
3
Интеллект
задержка интеллектуального развития
плохая успеваемость
трудности при концентрации внимания
4
Взаимоотношения со сверстниками
отсутствие стремления к общению
замкнутость
126
агрессивность
5
Физическое состояние
маленький рост, недостаточный вес
запущенный, неопрятный вид
6
Другое
сексуализированное поведение
Таким образом, можно заключить, что разные формы непризнания личностных
границ психологического пространства ребенка, от хронической депривации до
однократного насилия, приводит к долговременных негативным последствиям для всех
сфер жизнедеятельности и психического развития ребенка. Эмпирические и
клинические
данные
позволили
также
выделить
группы
риска
детей
по
психологическому насилию, среди которых называются дети из семей, где домашнее
насилие является стилем жизни, дети из авторитарных семей, дети от нежелательной
беременности, дети-инвалиды, дети из семей алкоголиков или наркоманов, а также
вообще из семей, в которых много социально-экономических и психологических
проблем.
Обобщая результаты исследований Т.Я.Сафоновой, особая ценность которых
состоит в том, что они выполнены на российской выборке, можно отметить, что
начальный высокий уровень депривированности усугубляет ситуацию риска стать
жертвой насилия: иначе говоря, неприятности случаются с теми детьми, личностные
границы которых не стали прочными или уже нарушались на протяжении детства.
Обратимся к эмпирическим данным других работ, которые, как правило, носили
частный характер и затрагивали феноменологию только одного или двух измерений
психологического пространства.
Искажение телесных границ при материнской депривации
Последствия нарушения или несформированности суверенности телесных
границ изучались в рамках проблемы ранней материнской депривации и жестокого
обращения с детьми К.А. Солоед [158]. Теоретическую основу этого направления,
которое разрабатывалось в основном в психоанализе, представляют труды Дж. Боулби
и М. Малер, посвященные образованию и разрушению привязанности младенца к
матери.
127
Общение с матерью в первые месяцы жизни представляет собой то условие
развития телесной идентичности, которое служит базой для дальнейшего развития
субъектности. Многочисленные исследования личности воспитанников детских
учреждений показывают, что след ранней разлуки остается на всю жизнь. У таких
детей
преобладает
способность
к
привязанность
установлению
недифференцированного
избирательных
прочных
типа,
связей,
нарушена
отмечается
«депривационная ретардация» - задержка когнитивного и моторного развития.
Для детей, рано разлученных с матерью, характерны экстрапунитивные
реакции, неумение признать свою вину, неспособность конструктивно решать
конфликтные ситуации. Отмечается у них и амбивалентность отношения ко взрослым:
сильное стремление к ним и одновременно агрессивность. Общение со взрослыми
отмечено избытком прагматизма: чувства детей поверхностны, они склонны к
моральному иждивенчеству и отличаются осложнениями в становлении самосознания,
которое
характеризуется
переживанием
своей
ущербности.
Субъективная
неполноценность нередко приводит к попыткам «расширения» своих границ
посредством делинквентного поведения, бродяжничества и воровства.
Исследование связи структуры личности с фактом перенесенной длительной
разлуки с матерью в первые месяцы жизни сроком до четырех лет показало, что среди
этих
людей
часто
встречаются
психический
инфантилизм,
невротичность,
психопатизация. Их общей чертой является неспособность противостоять фрустрации,
требование немедленного удовлетворения инстинктивных импульсов, возникновение
тревоги лишь непосредственно в момент опасности. Очень часто у этих детей, а
впоследствии – взрослых, отмечается слабо развитое Супер-Эго, ограниченная
способность к творчеству (сублимации), трудности в обучении, делинквентное
поведение, построение сексуальных отношений на основе зависимости или в форме
извращений. Обобщая эти черты, можно констатировать несформированность или
понижение субъектности.
Феноменологию нарушений в детском возрасте, вызванных материнской
депривацией, можно систематизировать следующим образом.
1. Формирование особых границ тактильной чувствительности и фиксация на
собственном теле. У младенца в возрасте от 3 до 6 месяцев отмечается «застывание»:
128
поскольку его кожа приобретает чувствительность благодаря контакту с матерью и
одновременно возникает положительное отношение к собственному телу, то при
отсутствии контакта сигналы от поверхности кожи перестают быть эмоционально
информативными и происходит постепенное снижение тактильной чувствительности.
В отсутствие контакта двигательная активность перерастает в состояние, когда
младенец «удерживает» себя сам - таким образом взамен первичной кожи возникает
«мускульная скорлупа», формируются иные границы собственного контейнера. Для
детей с ранней материнской депривацией также характерны аутичные формы
интеграции с успокаивающим эффектом
2. Снижение инициативности, любопытства и игровой мотивации в
отношении объектов из окружения. Исследовательские действия приютских детей по
сравнению с домашними поверхностны и кратковременны, у них нет активности в
поиске, а знания о предметном мире приобретаются позже. Они склонны к
стереотипности и выбирают хорошо знакомые игрушки, отвергая новые.
3. Сильная зависимость состояния ребенка от постоянства внешнего
окружения.
Они
очень
пугаются
новой
комнаты:
отмечается
повышение
раздражительности, трудности засыпания, снижение аппетита. Изменение обстановки
воспринимается ими, по-видимому, как переживание утраты чего-то важного.
4.
Усиление
потребности
в
нахождении
взрослого
рядом
и
низкая
толерантность к разлучению. В естественных условиях ощущение телесного разрыва
происходит мягко, потеря «хорошего объекта» открывается постепенно, а в условиях
приюта ребенок вынужден мобилизовывать мощные защитные механизмы для того,
чтобы избежать боли, причиняемой разлукой. Интериоризация «хорошего объекта» не
происходит, и он остается расщепленным. Поэтому без синтонного взрослого
сохраняется реакция неопредмеченного страха («прилипчивая идентификация»).
5. Искажение процесса дифференциации единственного объекта любви
(трудность выбора единственного объекта). У ребенка нет признаков привязанности;
социальные
предпочтения,
служащие
предпосылкой
будущей
социальной
избирательности, у младенца в условиях материнской депривации отсутствуют.
Таким
образом,
анализ
исследований
показал,
что
телесная
основа
идентичности закладывается в младенческом возрасте, и теория привязанности удачно
129
объясняет явления нарушения телесности и вообще психического развития опытом
материнской депривации.
Стресс перенаселенности (crowding)
Еще одним вариантом нарушения личностных границ, точнее, границ личного
пространства, является перенаселенность, или скученность (crowding). Влияние
скученности проявляется в трех формах: 1) стрессовые реакции, являющиеся
результатом дисбаланса между желаемым и достигнутым уровнем взаимодействия, 2)
поведенческие ответы (копинг-стратегии), 3) последствия и затраты на поддержание
границ между собой и другими. Остановимся на некоторых частных результатах
исследования
этого
явления.
Для
объяснения
психологических
последствий
скученности чаще всего используют либо этологическую модель, которая объясняет их
исходя из
возможной
нехватки
ресурсов
в случае перенаселенности, либо
информационную модель, согласно которой человек выстраивает границы, чтобы
защититься от избыточной шумовой информации. Как мы увидим ниже, ни одна из
этих моделей не является достаточной для объяснения всего разнообразия последствий
разных видов депривации.
Влияние плотности заселения на развитие детей изучалось Х.Хефтом (H.Heft)
[238]. Высокая плотность, приводя к чувству стесненности, отсутствию контроля над
отношениями, фрустрации из-за блокированности целей, ограничивает приватность.
Тесное жилье часто приводит к агрессивности, низкой успешности в решении
познавательных задач, более скромному словарному запасу, уменьшению чувства
осознанного контроля у детей.
Х. Хефт приходит к выводу, что узкие квартирные условия представляют собой
корни многих поведенческих отклонений в детском развитии. При высокой плотности
1) количество объектов и вещей, доступных ребенку, уменьшается, так как делится на
количество членов семьи 2) изучение качеств объектов нарушено, так как в
перенаселенных
домах
деятельность
часто
прерывается
3)
эксплоративная
(исследовательская) деятельность подавлена, и у ребенка формируется меньше
навыков, потому что его чаще наказывают и используют физические барьеры
(например, закрытые двери) [267, 268]. Отмечено также, что в тесных условиях
130
заметно увеличивается время игры в одиночку, воздвигающей психологические
барьеры при отсутствии физических.
С. Валинс (S. Valins) и А. Баум (A. Baum) отмечали, что студенты, живущие в
тесных спальнях в общежитии, демонстрировали иное по сравнению с теми, кто жил в
более просторных условиях, поведение в столовой и других помещениях: они
устанавливали большую дистанцию, стремились к уединению [281]. Исследователи
рассматривают такое поведение как разновидность избегания, свидетельствущего о
переживании стресса. Эти студенты при планировании своих действий особое
внимание уделяли «проверке» того места, в котором намеревались очутиться, на
тесноту.
В другом исследовании, однако, получены немного отличающиеся результаты:
Дж. Фридмен (J.L. Freedman) показал, что живущие в условиях скученности люди
склонны других людей рассматривать как менее кооперативных, но сами при этом
проявляют большую социальную компетентность [229]. Таким образом, скученность
может иногда рассматриваться и как фактор усиления интенсивности социальной
сензитивности и активности.
Факты, подтверждающие негативное влияние скученности на внутренний мир и
поведение людей, обладают довольно высокой кросскультурной устойчивостью: в
многочисленных репрезентативных исследованиях семей из Гонконга, Филиппин и
других стран показано, что скученность отрицательно сказывается на психическом
здоровье живущих в этих условиях детей, приводя к задержкам умственного развития
и эмоциональным дисгармониям (страхам, тревоге, вспышкам агрессивности), то есть
в целом аналогичны тем, которые были установлены при изучении последствий
эпизодического насилия [206]. Что касается взрослых, живущих в тесных условиях, то
для них характерно еще и искажение социальных установок: переживание
неудовлетворенностью браком, неспособность контролировать своих детей, а также
«проективная» неприязнь к соседям или друзьям, живущим в тесных условиях.
Однако исследования приносят иногда и кажущиеся парадоксальными
результаты. Так, П. Дрейпер (P. Draper), изучая племена бушменов, живущие в своих
деревнях в условиях такой стесненности, что до соседской хижины можно было
буквально дотронуться рукой, с удивлением отметил, что члены племени кажутся
131
довольными этой скученностью, радуются прикосновениям друг друга и близкому
физическому контакту и широкому социальному взаимодействию. Но это относится
только к членам своего племени; в некоторый момент, очевидно, наивысшей
перенаселенности, семья отделяется и создает свое собственное племя, что, повидимому, и является в культуре племени Кунг естественной реакцией на скученность
[224]. Это отделение предотвращает социальные конфликты и ограничивает ощущение
«подконтрольности» уровнем, который все же можно перенести. Таким образом,
полученные данные показывают высокую культурную обусловленность явления
приватности и разнообразие реакций на нее.
Поскольку условия современного большого города неминуемо приводят к
ущемлению приватности в силу необходимости общаться с большим количеством
людей,
предметом
особого
внимания
исследователей
были
психологические
особенности столичных жителей [254]. Анализируя социальные искажения как
адаптивную реакцию, С. Милгрэм (S.Milgram) выделил следующие психологические
механизмы, помогающие горожанам преодолеть перегрузки. 1. Стремление ограничить
время нахождения в публичных местах, которое может выражаться в грубом
прерывании
контакта.
2.
Игнорирование
малоприоритетной
информации
(пренебрежение помощью пьяным или людям, которые упали на улице) и
реагирование только на личностно значимую информацию. 3. Установление границ
посредством обязательных социальных процедур (например, водитель автобуса
говорит, что не обязан менять деньги). 4. Блокировка стимуляции извне посредством
невнесения номера в телефонный справочник, приглашения швейцаров или
консьержей для контроля за входом, выражение недружелюбия при попытках общения
со стороны других людей. 5. Понижение интенсивности контактов посредством
фильтрации телефонных звонков. 6. Создание специальных институтов, подобных
благотворительности и социальному обеспечению (welfare), которые могли бы
ограничить непосредственные обращения за помощью к частному лицу.
Таким образом, хронический стресс скученности, представляя собой одну из
форм нарушения личностных границ, затрагивает практически все сферы психики и
социальной жизни человека, изменяя их в сторону дезадаптации и активизируя
адаптационные механизмы, по своему содержанию ограничивающему социальное
132
взаимодействие, от равнодушия до агрессии. Все это говорит о том, что средовые
условия действительно представляют собой результат и фактор взаимодействия между
людьми.
Во многих работах исследовались агрессия и уход как реакции на скученность.
Так, например, в исследовании К. Хатта (C. Hutt). и Дж. Вейзи (J.Vaizey) здоровые
дети, аутисты и дети с органическими заболеваниями головного мозга наблюдались в
ситуации свободной игры в группах различного размера: до 6 человек, от 7 до 11 и
свыше 11 человек [241]. Аутисты не демонстрировали никакой агрессии на
приближение других людей во всех
условиях эксперимента. Агрессивность
нормальных детей возрастала в зависимости от объема группы, а органики были
наиболее агрессивными, особенно находясь в большой группе. В другом исследовании
К. Хатта варьировался не только объем группы, но и плотность людей в комнате. Было
обнаружено, что, находясь в стесненных условиях, независимо от размера группы,
дети склонны к более тесному контакту, в то время как в большой комнате, используя
возможности ее объема, они чаще склонны заниматься деятельностью в одиночестве.
Еще
одно
исследование
проводилось
при
помощи
остроумного
экспериментального приема «потерянное письмо»: подписанное и проштемпелеванное
письмо подбрасывалось где-либо в публичном месте, например, в холле [206].
Результаты показывают, что живущие в тесноте студенты значимо реже склонны
оказывать другим помощь, чем те, кто живет в свободном помещении.
Все эти разнородные данные, полученные разными методами и на разных
выборках испытуемых и ситуаций, в целом согласуются между собой и позволяют
сделать вывод о том, что теснота порождает агрессию или равнодушие. Таким образом,
опыт неуважения к личным границам «отзеркаливается» и проявляется в том, чтобы
отодвинуть и закрепить свои границы, или чтобы позволить себе не проявлять
уважения к другим.
Некоторые исследования, впрочем, отмечают и возможность выработки других
видов coping-стратегий. Так, в исследовании В. МакДональда (W. MacDonald) и С.
Одена (C. Oden) пять супружеских пар, на протяжении 12 недель живших в небольшой
комнате с общим на всех туалетом, сравнивались с другими, жившими в коммерческих
отелях с отдельными ванными комнатами на семью [252]. Среди прочего авторы
133
отметили, что норма общения в условиях скученности изменились в сторону
упрощения контактов и одновременно – сохранения приватности каждого из
участников эксперимента. Например, там существовал молчаливый уговор не
«подглядывать», если другие одеты или раздеты, там исключались грязные словечки,
пошлые шутки и вмешательство в чужой разговор. Таким образом заключался договор
о сохранении приватности – эти пары не хотели нарушать границы друг друга.
Участники эксперимента также в своем отчете рассказали о техниках, которые
позволяли бы им сохранять границы внутри и между диадами. Однако, хотя в целом
почти любой опыт может открыть ресурсы социального и личностного развития, все
же исключение скорее подтверждает общую закономерность, которая состоит в том,
что качество отношения к другим зависит от возможности сохранить свои личностные
границы.
В отечественной психологии влияние скученности на разные индивидуальные и
системные характеристики поведения и взаимодействия также широко исследовалось,
представляя собой типичную «бытовую» проблему жизни российской семьи. Так, Т.
Нийт, обобщая данные этих исследований, преимущественно социологических,
отметил связь между плотностью заселения и различными явлениями средовой
патологии (ростом преступности, разводов, браков, смертности, наркомании, снижения
рождаемости,
учащением
психических
заболеваний)
[120].
Важный
итог
перенаселенности – рост пассивности человека в домашней среде (избегание лишних
контактов, увеличение дистанции, уединение, стереотипные занятия – домино,
телевизор). Однако представляется более перспективным исследовать эти негативные
явления не только исходя из объективных условий жизни людей, но и учитывая
субъективные переменные – в частности, чувство стесненности.
Изучая феноменологию «нормальной приватности», К.В. Кияненко показал в
своем исследовании, проведенном в студенческом общежитии, что в первую очередь
оберегаются зоны сна и работы, даже если соседи однополы и требования в отношений
условий работы повышены [64]. С этим результатом согласуются и выводы Ю.
Круусвалла о том, что самая персонализованная часть домашнего пространства, если
человек живет в семье, – это спальня или кровать, которые представляют собой объект
особой заботы и защиты [74].
134
Интересное исследование также проведено В.В Соложенкиным с соавторами,
изучавшими факторы социальной регуляции поведения и параметры пространственнопредметной среды, опосредствующие территориальное поведение подростков [159].
Объектом
исследования
выступала
фиксированная
территория,
отличная
от
персонального пространства тем, что она 1) контролируется, когда ее обладатель
физически с ней не связан 2) выполняет регулятивную функцию в момент
межличностного взаимодействия. Гипотеза исследования состояла в том, что
взаимодействие личности со средой осуществляется социальной нормативностью,
системой межличностных отношений и территориальностью
Эмпирическое исследование проводилось в детском отделении соматической
больницы, изучалась ситуация нарушения границы персонализированной территории
двумя группами лиц с гипотетически различной нормой регуляции и разными
межличностными отношениями. Территории по уровню персонализации включали в
себя 1) ординаторскую, 2) чужую палату, 3) свою палату, 4) столовую, 5) прикроватное
пространство, 6) пространство кровати, 7) место, выбранного больным для отдыха.
Результаты показывают, что, чем меньше персонализирована территория, тем сильнее
возрастает нормативная регуляция. Чем больше персонализирована территория, тем
сильнее возрастает межличностный фактор (в ординаторской преимущественно
отмечалась нормативная регуляция, в столовой – межличностная, место отдыха
контролировалось посредством территориальности, а в палате использовались все
факторы регуляции пространства). В палате подростки маркировали территорию с
меньшим социально-нормативным контролем и выраженным территориальным, при
вторжении на нее чаще возникала ситуация дистресса.
В
исследовании
эмоциональных
реакций
показано,
связана
что,
с
действительно,
нарушениями
значительная
территориальности,
часть
причем
существенный для нас факт состоит в том, что обнаружено несколько форм регуляции
приватности, или сохранности границ психологического пространства: наиболее
естественный – это территориальность, затем вступает в силу межличностный фактор
(то есть границы «открываются» и «закрываются» в зависимости от личного
отношения к другому) и, наконец, начинают действовать правила, то есть усиливается
активизация измерений суверенности социальных связей и привычек.
135
К сожалению, хотя к настоящему времени собран богатый фонд эмпирических
данных о влиянии скученности на разнообразные психологические проявления
личности, достаточно обобщенной модели, которая бы их объясняла, кроме
этологической, пока не предлагалось. Ю.Круусвалл объясняет наблюдаемые в
условиях стесненности негативные изменения взаимодействия с привлечением
информационных моделей [75]. В условиях пространственной стесненности, отмечает
исследователь, повышается неопределенность во взаимоотношениях членов семьи,
которая требует дополнительного социального нормирования их поведения. Таким
образом, занятость увеличивается, а количество видов деятельности не расширяется –
следовательно,
уровень
неопределенности
системы
падает
(она
становится
предсказуемой). Если квартирные условия улучшаются, занятость деятельностью
превращается в персонализацию пространства. Таким образом, делает вывод
Ю.Круусвалл,
в
условиях
пространственной
стесненности
необходимость
в
социальном самоутверждении особенно высока.
Похожие данные были получены и в работе К. Лийка, также проведенной
социологическими методами в 1984 году в Тарту [89]. Изучалась связь плотности
населения с уровнем интимности в семье. Было обследовано 98 брачных пар с детьми,
живущих преимущественно в 2-3 комнатных квартирах, где число людей на одну
комнату
составляло
1,6.
Оказалось,
что
более
половины
опрошенных
не
удовлетворены своими жилищными условиями (мешают остальные члены семьи, нет
возможности отделиться). Примечательно, что, согласно полученным результатам, на
удовлетворенность влияет не плотность, а возможность уединиться.
Чем больше стаж брака, тем чаще комнаты используются индивидуально. Брак
кажется приятным, если супруг не препятствует мнению другого супруга (то есть, в
нашей терминологии, уважает границы психологического пространства супруга в
области ценностей). Если в заботах полагаются только на себя, хотят отделиться, то,
как правило, супруги не удовлетворены и браком. В семьях, где часто критикуют друг
друга (то есть осуществляют идеологическое вторжение), члены семьи пытаются
вообще не бывать дома. Если деятельность других очень мешает, то в семье возникает
больше конфликтов (иногда, по отчетам респондентов, они даже швыряются вещами).
136
При возможности уединиться деятельность других так сильно не раздражает, но,
однако, заинтересованные в уединении меньше удовлетворены браком.
Еще один интересный результат заключался в том, что в многочисленных
семьях люди более самостоятельны, они уходят и приходят когда кому хочется. В
менее многочисленных никто ничего самостоятельно не решает. Это также может быть
объяснено тем, что, не имея возможности контролировать территорию, члены
многочисленных семей пытаются возместить эту несвободу самостоятельностью в
установлении режима, тем самым все же обеспечивая себе чувство авторства в
некоторых своих действиях.
В переживании бытовой стесненности обнаружены также и половые различия,
свидетельствующие
о
неоднозначности
психологических
реакций
на
стресс
скученности Стесненность больше раздражает мужчин, а женщины чаще находят
возможность уединиться. Мужчинам не нравится большая организованность.
Домашняя среда больше влияет на настроение женщин, у них легче возникают
конфликты, однако при этом женщины выдерживают большую плотность в приятном
общении и меньшую по сравнению с мужчинами при конфликтах. Другие
исследования показывают также, что женщины в условиях скученности становятся
более просоциальными, а мужчины более агрессивными [269]. Данные показывают
одновременно, что в отношении откровенности как информационной открытости
между женщинами и мужчинами различий не обнаружено [220].
Исследования сверхрегламентизации в искусственных средах
Не только скученность, но и излишняя регламентизация коллективной жизни
приводят к искажению взаимодействия, еще раз подтверждая необходимость
уединения, приватности территории и контроля над порядком и продолжительностью
бытовой деятельности. Так, А. Дэвис (A. Davis) и В. Олесен (V. Olesen) наблюдали, что
в кибуцах Израиля, где уровень обобществленности исключительно высок, появляются
психологические техники отделения от других: работа в изолированных помещениях,
еда в уединении, демонстративное мытье тела в обществе других [222]. Таким образом,
невозможность
сохранить
целостность
объективных
территориальных
границ
приводит к появлению психологических барьеров, которые создают у человека
иллюзию уединения.
137
С этим сочетаются и данные С.Д. Альбанова, который обратил внимание на то,
что
искусственные
среды
разного
генезиса
и
предназначения
(монастыри,
студенческие общежития, рабочие общежития, воинские казармы, пенитенциарные
системы) обладают многими общими функциями, например, осуществляют защиту и
изоляцию живущих там людей. В этих условиях взаимоотношения среды, индивида и
его деятельности индифферентны друг к другу – нет пространственных предпочтений
[7]. Изучение перемены социальной среды в обычных условиях показывает, в отличие
от этого, что человек начинает использовать укрытия, драпировки, обеспечивающие
избирательность взаимоотношений с другими людьми; благодаря этому человек может
адаптироваться к новым условиям.
Х. Озмонд (H. Osmond), исследуя приватность в психиатрических лечебницах,
обратил внимание, что в них по соображениям безопасности возможность приватности
больных резко ограничена: двери туалета открыты, уринация и дефекация
осуществляются на глазах персонала, что возможно, усугубляет душевное нездоровье
[260]. Е. Гоффман (E.Goffman) показал, что у душевнобольных нарушено также и
ролевое отделение. Все это делает людей особенно уязвимыми по отношению к
другим. Х. Озмонд отмечал возможность использования категорий приватности в
лечении душевнобольных пациентов - сооружение аналога «гнезда» помогает им
защититься от вторжения со стороны других.
Еще одна значительная группа работ, посвященных различным формам
внедрения в личное пространство, подготовлена при изучении психологии стресса.
Многочисленные работы в этой области проведены Л.А. Китаевым-Смыком [61].
Изучая влияние субъективной невозможности либо возможности происходящего
стрессогенного изменения пространства на его осознание и деятельность субъекта,
исследователь отметил, что можно выделить группу лиц, которые реагируют на
стрессы активно (АР), и тех, кто реагирует пассивно (ПР). При активном реагировании
стрессор – это понятный фактор, побуждающий к защите через удаление от него,
бегство или освоение этого стрессора. Пассивное реагирование имеет место в том
случае, если воздействие невозможно и непонятно, и в филогенетической памяти нет
образцов реагирования на него.
138
Изучая гравитоинерционные стрессы на моделях летательных аппаратов,
Л.А.Китаев-Смык отметил, что у испытуемых часто возникает иллюзорное искажение
пространства, переживаемое ими как внедрение, при этом для людей с АР
чувственный образ локализуется во внешнем пространстве, а у склонных к ПР – во
внутреннем (в собственном теле). Например, при вращении аппарата склонные к АР
утверждали, что пространство смещается, а склонные к ПР – что оно, «поднимаясь
внутри
меня,
изменяется…».
Помимо
важности
конкретных
изысканий
о
вариативности стрессовых проявлений, эти данные представляют большую ценность
как
иллюстрация
«подвижности»
границ
между
внешним
и
внутренним
пространством, в силу чего объективные раздражители могут восприниматься как
локализованные внутри, а иллюзорные – как существующие во внешнем мире. Кроме
того, становится более понятно, почему в одних условиях начинают «работать»
территориальные механизмы защиты границ, а в других – соматические.
Эти интересные факты можно обосновать психофизиологически: осознанию
образа предшествует его «распад» на уровне «досознания» с последующим
ресинтезом, подкрепленным опытным объективным знанием. В условиях стресса
повышается ответственность субъекта, и осознается не только готовый образ, но и
полуфабрикат. Следовательно, субъективная вероятность воздействия приводит к
тому, что человек реагирует на него эволюционно сложившимися способами как на
представленный во внешнем пространстве а субъективная невозможность – во
внутреннем.
Л.А. Китаев-Смык изучал изменение переживания приватности не только в
условиях хронического стресса, но и в отдельных ситуациях нарушения границ.
Например, в условиях эксперимента исследователь в темном тоннеле предъявлял
муляж подвешенного человека. И те, для кого это было неожиданно, и те, кто был
предупрежден о содержании опыта, переживали пароксизм страха, а у некоторых из
числа «оповещенных» - еще и парадоксальные реакции смеха и веселья.
Л.А.Китаев-Смык объясняет это возникновением острого стресса, при котором
возникает защитное поведение в ответ на один из врожденных («примарных»)
стимулов опасности, к которым относятся внезапное прикосновение, падение, громкий
звук, вспышка света. Следующей фазой испуга является экстатическое реагирование.
139
Исследователь особо отмечает при этом, что для предсказания степени стресса важное
значение имеет семантика (смысл), а не интенсивность (информационное качество)
стимула. Например, для индивидов, верящих в существование сверхъестественных
сил, угроза такого вторжения в психологическое пространство может быть более
вероятной, чем вторжение в него реального человека.
В условиях хронического стресса Л.А.Китаев-Смык также обнаружил весьма
выразительные закономерности изменения поведения человека в ответ на ущемление
границ его приватности. Эксперимент проводился на специальном стенде «Орбита»,
представляющей собой круглую комнату размером 3,6 метров в диаметре и высотой 2,
2 метра, обустроенную для комфортабельного существования там двух человек.
Спустя несколько дней после начала эксперимента у его участников появились
выраженные реакции на комплексный стресс, которые выражались в головной боли и
тошноте,
слабости,
апатии,
интеллектуальных
затруднениях,
обидчивости,
депрессивности и других проявлениях. Переживание стресса побудило испытуемых к
специфической активности по установлению границ приватности, причем для одного
это было «укромное убежище», а для другого - «неприкосновенная собственность».
Использование ресурсов приватности отвлекало от нагрузок и снижало стрессовые
симптомы.
Испытуемый А. обнаружил, что ночью он может как бы влезть в маленький
шкафчик для хранения белья, причем одновременно он может поместить там либо ногу
и таз, либо плечо и спину. «При этом субъект А. испытал отчетливое, но необъяснимо
приятное ощущение, как будто он «ушел», «спрятался» от стрессогенной обстановки
эксперимента», - пишет Л.А.Китаев-Смык. [61, с. 310]. Находясь вблизи этой зоны,
другой испытуемый испытывал неловкость. Сам же Б. переживал приятные чувства,
когда раскрывал шкафчик для личных вещей. «В какой-то степени невольно для себя
он это делал так, чтобы А. не видел содержимое этого шкафчика. Б. ловил себя на том,
что перебирать и рассматривать свои личные вещи незаметно для А., даже без особой
необходимости, стало приятным для него особенно при ухудшении самочувствия в
ходе эксперимента. Мысленно он сравнивал себя со скупым рыцарем, тайно
перебирающим свои богатства. Пристрастия к таким действиям с этими же самыми
«личными вещами» ни до, ни после многосуточного эксперимента испытуемый Б. за
140
собой не замечал» [61, с. 311]. Итак, серия экспериментов Л.А.Китаева-Смыка
открывает значимость переживания приватности и показывает вариативность действий
по сохранению границ личного пространства.
Исследований
сохранности
границ
контакта
с
социальным
миром
осуществлялось в рамках «нормальной приватности» относительно немного. Среди
них можно назвать работу С.Минга (C. Ming), в которой показано, что качество
родительско-детских отношений и подростковой дружбы определяют социальную
успешность ребенка в перспективе [221]. Социально-экономическая успешность и
образованность родителей препятствует проявлениям их враждебности по отношению
к детям-подросткам, будучи предиктором сходных отношений детей с друзьями спустя
4 года. Поддерживающее поведение способствует дружбе, враждебное понижает
качество дружбы. Таким образом, качество семейных отношений передается от
поколения к поколению.
Другая работа, также подчеркивающая роль семейного контекста и ненасилия
со стороны родителей в формировании приватности и значительно обогащающая
феноменологию «нормальной приватности», проведена нидерландскими психологами
К. Финкенауэр (C. Finkenauer) с соавторами, изучавшими возможность подростков
хранить секреты от родителей (которая в рамках нашего подхода свидетельствует о
достаточной суверенности) [227]. Они сформулировали минусы приватности, которые
состоят в риске физического и психического ущерба для ребенка в отсутствие
владения полной информацией, и плюсы, среди которых отмечается эмоциональная
автономия и социальные контакты вне семьи, то есть способность сохранять свою
приватность в различных областях действительности.
Итак, обобщая изложенные факты, можно сделать вывод о том, что,
действительно, взаимодействие человека с миром – это сложный динамический
процесс «овладения» человеком собственной средой обитания во всех ее проявлениях.
В этом взаимодействии можно выделить действия, направленные, с одной стороны, на
приватизацию и «освоение» среды, а, с другой – на персонализацию как буквальное
или символическое наделение ее характеристиками своей личности. В этих процессах
сочетается осознанное и бессознательное, инстинктивное и отрефлексированное.
Главная задача взаимодействия человека с миром – это выделение или создание
141
психологически значимого «участка» для развития и самореализации не только как
биологического организма, но и как обладающей духовными ценностями личности.
В случае разных видов эпизодического или хронического внедрения это
взаимодействие становится дисфункциональным и приспосабливает человека не к
оптимальным условиям, а к реальным, которые воспринимаются в контексте
компенсаторных избыточных реакций на внедрение. Ситуационными проявлениями
такой дисфункции являются гиперактивность и апатия, соматические расстройства
(сна и пищеварения), поведенческие реакции избегания и агрессии. В некоторых
случаях эти реакции могут быть продуктивными и свидетельствовать о появлении
новых техник обеспечения приватности.
Отдаленные последствия перенесенного стресса или депривации как форм
внедрения в психологическое пространство тоже весомы – это снижение темпов
психического развития, падение инициативности у детей, а также появление
виктимности или агрессии, искажение сексуального поведения и разные формы
асоциальных проявлений.
Существующие модели, описывающие изложенные факты, склоняются либо в
сторону этологической интерпретации, либо в сторону понимания происходящего как
чисто информационных процессов. И в том, и в другом случае основным понятием
является
«перегрузка»:
избыточная
плотность
заселения,
избыточный
поток
информации или социальных контактов. Однако при таком рассмотрении совершенно
упускается из виду смысл той ситуации, в которой кратковременно или долго
находится субъект, его внутреннее принятие или непринятие этой ситуации и
размещение ее внутри или вне психологического пространства. На наш взгляд,
субъектно-средовой подход, позволяющий уточнить размещение психологических, а
не социальных или территориальных, границ, и учитывать явление самокомпенсации
психологического пространства, открывает новые возможности в объяснении зачастую
противоречивых данных о реакциях и последствиях разных видов депривации.
142
2.3.Проблема метода изучения психологического пространства
личности
Проанализированные выше подходы в основном сосредоточивались на
онтологии личности и ее феноменов, а методы исследования отвечали основным идеям
соответствующего подхода: так, для У.Джемса это был анализ осознаваемого, для К.
Левина – эксперимент, для психоанализа в различных его модификациях –
аналитический метод. Однако наше исследование нацелено на изучение маргинальной
природы психологического пространства, что требует
метода, позволяющего
сосредоточиться на его границах как наиболее информативной и динамичной части.
Существенным для гносеологии психологического пространства является положение
экзистенциальной психологии о необходимости выхода за пределы личности («самого
себя») для достижения цели познания. Требование дерефлексии, отказа от
пристального рассмотрения изучаемого объекта (который в нашем случае является еще
и субъектом этого познания) позволяет сосредоточиться на тех целях, которым
онтология личности служит. И, наоборот, сосредоточение на объекте автоматически
выносит его за пределы субъектности, наделяя качествами чуждости, внеположности и
придавая ему статус отдельности.
«Лишь в той степени, в какой я сам отступаю на задний план, предаю забвению
мое собственное существование, я приобретаю возможность увидеть нечто большее,
чем я сам. Такое самоотречение является ценой, которую я должен заплатить за
познание мира, ценой, которой я должен приобрести познание бытия, большего, чем
просто проявление моего собственного бытия. Одним словом, я должен игнорировать
самого себя», - писал в связи с этим В. Франкл [175, с. 73].
Исходя из нашего понимания онтологии психологического пространства как
фрагмента бытия мы можем определить и гносеологию этого явления. Поскольку
наиболее подвижная, развивающаяся и значимая часть психологического пространства
личности (ППЛ) – это его границы, необходимо разработать методы, которые бы могли
зафиксировать не только объективно наблюдаемое, но и субъективно переживаемое
изменение этих границ. Очевидно, что единого метода изучения психологического
пространства, адекватного всем возрастным ступеням, существовать не может. Имея
143
смешанную природу, психологическое пространство не может изучаться методами,
фиксирующими либо исключительно феноменологию (представления и переживания),
либо внешнюю активность субъекта. Следуя требованиям гуманитарной парадигмы
познания, мы можем использовать качественные методы, которые бы отражали
индивидуальный вариант состояния и наполнения ППЛ. В этом случае мы, однако, не
можем проводить интериндивидуальных сравнений.
Обращаясь к опыту позитивного исследования личности и естественнонаучной
парадигме
познания,
мы
можем
также
применять
количественные
методы,
посредством которых возможно обобщение эмпирических данных и проведение
эпидемиологического
исследования
для
получения
сведений
о
нормах
функционирования ППЛ и единице измерения ППЛ.
В нашей работе в качестве основных использовались три метода: клинический
метод анализа отдельного случая (case-method), метод моделирования конфликтных
ситуаций и опросник «Суверенность психологического пространства».
Метод анализа отдельного случая
Метод анализа отдельного случая (case-method) использовался нами в основном
на предварительном и заключительном этапах проведения исследования: при
постановке проблемы и в пилотажном исследовании, а затем - при апробации
опросника ППЛ в психотерапевтической практике. Базой для использования этого
метода являлась Психологическая консультация «Институт детства», собранные в
которой материалы и послужили поводом для изучения территориальных, средовых и
прочих эмпирических проявлений личности.
Эмпирически нами выделены шесть измерений психологического пространства
личности: физическое тело, территория, личные вещи, привычки, друзья (социальные
связи) и вкусы (ценности) [108, 110, 11б, 112]. Очевидно, что внутренний мир
личности во многом формируется посредством присвоения (персонификации) явлений
внешнего мира, а выражается через объективацию результатов психологического
творчества, возвращение задуманного и пережитого вновь во внешний мир]. Таким
образом, несколько упрощая можно сказать, что психологическое пространство – это
интериоризированная и персонализированная субъектом часть среды, а предложенные
нами измерения ППЛ представляют наиболее освоенные и предпочитаемые человеком
144
каналы и языки взаимодействия с миром. Взаимопревращения личных отношений
людей
и
материальных,
территориальных,
социальных
или
аксиологических
отношений позволяют анализировать на личностном уровне многие взаимодействия,
на первый взгляд лишенные этого содержания, а при ближайшем рассмотрении
именно их и символизирующие [156].
Особенности взаимодействия человека (обычно проблемного, обратившегося за
помощью к психологу) и мира, обнаруженные при анализе отдельных случаев,
составили основу выделяемых нами измерений психологического пространства. При
этом
основное
внимание
уделялось
не
объективному,
а
символическому,
субъективному смыслу особенностей поведения. Было обнаружено, что язык
территориального поведения, вещей, режимных привычек выражает не только и не
столько физические потребности человека, сколько потребности в приватности
(психологической безопасности и самоуважении). Приведем краткие описания
некоторых
случаев,
подтверждающих
важность
топологических
и
средовых
проявлений в понимании сущности личностного развития и межличностных
отношений в данный момент.
Пример 1. 9-летний С., родители которого давно развелись, украл у
потенциального второго мужа мамы крупную сумму денег. Это произошло не впервые:
подобный случай имел место по отношению к предыдущему другу мамы, который уже
переехал к ним домой и жил примерно полгода, имея серьезные намерения. В первый
все закончилось конфликтом и расставанием. Сейчас срок совместного существования
мамы и ее нового друга приближается к критическому: прошло почти полгода.
Консультативная беседа позволяет понять, что для мамы основная жизненная задача –
избежать женского одиночества, что она мало занимается с сыном, нечувствительна к
его потребностям, ограничивает его общение с биологическим отцом, при этом не
стараясь компенсировать дефицит этого общения. Задача налаживания контакта между
своими друзьями-мужчинами и сыном также не осознавалась как важная. Отсюда –
типичный ответ С. на языке территориальности и вещей: он заявил о себе как хозяине
территории, главном «самце», который честными и нечестными способами пытается
контролировать все происходящее в доме. Стратегия работы в психологической
консультации направлена на преодоление формальной оценки поступка мальчика как
145
бытовой кражи и открытие его эмоционального смысла с последующим возвратом
взаимодействия вновь к языку эмоций.
Пример 2. 11-летняя В. – также дочь разведенных, агрессивно относящихся друг
к другу родителей. Мать В. – человек пограничного психического статуса, находилась
в клиниках. При высоких интеллектуальных притязаниях она практически лишена
эмоционального тепла. Сама В., по-видимому, также не вполне здорова, но мысль о
возможности лечения девочки ее родителями отвергается, отсюда – обращение к
психологу. Отношение матери к В. – холодно-осуждающее. В. всегда бедно и
неряшливо одета, в нарядах ей отказывают, несмотря на относительно благополучное
материальное положение. В. постоянно что-то выпрашивает и торгуется, но обычно
безуспешно. Внимание к внутреннему миру В. отсутствует вообще. Микроклимат в
семье поддерживается только благодаря усилиям друга мамы, единственного душевно
гармоничного человека в окружении девочки. В. постоянно ворует деньги –
нерационально, без сохранения тайны и зная, что будет жестоко наказана. Поэтому
деньги стараются прятать, двери комнат всегда закрыты на ключ. В отсутствие
взрослых В. может находиться только в своей комнате.
Еще один повод для беспокойства родителей и обращения к психологу –
навязчивые негигиеничные привычки В.: она «помечает» территорию квартиры,
расставляя бутылочки с мочой в неожиданных местах (за занавеской, за креслом и
т.д.). Она также время от времени осуществляет дефекацию в ванну, не убирая за собой
следы.
Очевидно, что в этом случае мы столкнулись с личностной регрессией – такие
способы маркирования территории, как уринация и дефекация, типичны в мире
животных, но исключены у человека. Будучи духовно не очень развитой девочкой, В.
не может использовать специфически человеческие способы самоутверждения и
компенсации, такие, как, например, уход во внутренний мир, который у нее беден. В.
действует иначе и «расширяет» физическую территорию своего бытия. Будучи сильно
депривированным по всем измерениям психологического пространства ребенком, В.
интенсивно и навязчиво внедряется в пространство других. Психотерапевтические
выводы заключаются в том, чтобы не пытаться отучить девочку от неприятных
146
привычек, рассматриваемых всего лишь как динамические стереотипы, а расширить
разрешенные границы ее бытия и научить более совершенным способам компенсации.
Пример 3. А. – 9-летний мальчик, усыновленный родителями уже в зрелом
возрасте (далеко за сорок), когда они отчаялись иметь своих детей. Родительского
опыта поэтому у них нет, а родительская тревожность присутствует в избытке. Они
очень альтруистичны, ответственны, но в их отношении к сыну не хватает
естественности, и потому они иногда пропускают важные поведенческие проявления
А. Мальчик был оставлен родной матерью на вокзале; в детский дом он попал в
тяжелом состоянии, с черепномозговой травмой. Последствия его раннедетских
переживаний затрагивают все сферы жизни: будучи эмоционально теплым и
дружелюбным ребенком, он все же очень эгоистичен, проявляет повышенное чувство
самосохранения, ненасыщаемую тягу к вещам и попрошайничество, учится неважно,
обладает низкой концентрацией внимания и слабой способностью к целеполаганию, в
``том числе и в социальной жизни. Мама А. руководствуется в жизни мощными
императивами, но не очень чувствительна к потребностям и состоянию близких,
поэтому нередко допускает внедрение в психологическое пространство мальчика. По
словам мамы, у А. есть удивительная способность «находить» разные полезные вещи:
например, на уроке физкультуры он нашел совершенно такой же секундомер, который
недавно потеряла учительница; на улице он подобрал очень хорошие часы и т.п. (после
консультации, во время которой психолог на некоторое время оставил А.одного,
переключившись на беседу с мамой, таинственным образом исчезла кассета из
диктофона и несколько других полезных предметов).
Приемные родители А. не допускали до сознания возможности подобного
нерационального воровства, однако в практике не раз встречались случаи, когда дети с
ранней материнской депривацией, особенно пережившие опыт пребывания в детском
учреждении, оказавшись в дружественной среде, продолжали вести себя так, как будто
все еще вынуждены были укреплять свои границы, присваивая чужие вещи. Подобное
нерациональное воровство часто носит компенсаторный характер («Вы заставляете
меня учить уроки, когда мне не хочется; вы побуждаете меня умываться, когда я и так
не грязный – что ж, я это переживу, но зато укреплю и поддержу себя…игрушкой,
ножиком, фонариком и т.п».). Поскольку приемные дети часто обладают дефектами
147
воспитания, то и педагогические усилия родителей иногда бывают для них
чрезмерными. В данном случае, к сожалению, демонстрация уважения к личной
собственности А. не возымела психотерапевтического эффекта; была показана
комплексная работа с семьей.
Пример 4. Очень конструктивным может быть также рассмотрение различных
критических событий с точки зрения тех измерений пространства, которые при этом
искажаются, и восстановления его структуры и границ.
31-летняя А.С. пережила сочетанную психологическую травму: сначала смерть
еще совсем не старой матери (с ней у А.С. были непростые отношения), а через два
месяца после этого измену мужа, с которым они жили более десяти лет. Эти
критические события повлекли за собой наряду с депрессией искажение социального
пространства А.С., выражающееся в нежелании контактов, падении избирательности
общения с элементами социофобии, т. е. увеличении дистанции по отношению к
другим людям и неспособности ее гибко изменять в зависимости от эмоциональной
близости человека. А.С., обладая высоким служебным положением, обосновалась в
отдельном кабинете, чтобы не находиться рядом с другими (хотя раньше с
удовольствием устраивала служебные праздники, внимательно подбирала для каждого
индивидуальный подарок и не уступала этой обязанности никому из коллег), затем
запретила беспокоить себя дома и ограничила круг людей, знающих номер мобильного
телефона. Процесс освобождения от обременительных контактов пошел дальше: А.С.,
будучи администратором, вернула трудовые книжки всем фиктивным сотрудникам,
включая родную сестру, единственного никогда не предававшего ее близкого человека,
что сильно ухудшило жизненные обстоятельства последней.
Психотерапевтическая
работа
с
А.С.
была
направлена
на
усиление
избирательности установления социальной дистанции, на различение потенциально
опасных и безопасных для нее контактов. Налаживание общения с близкими наряду с
укреплением способности не допускать манипулирования собой со стороны
незначимых людей явилось важным шагом А.С. для обретения душевной гармонии.
Метод моделирования конфликтных ситуаций
Метод моделирования конфликтных ситуаций – следующий из основных
приемов нашего исследования. Этот метод обладает большей структурированностью
148
по сравнению с предыдущим; он сочетает в себе черты проективных методов и
моделирования. По форме процедуры этот метод ближе к опросам.
При
обосновании
этого
метода
мы
обращаемся
к
таким
свойствам
психологического пространства как динамичность (способность к развитию) и
ограниченность (существование границ). ППЛ – это актуальный момент развития
личности, но при этом итог и след ее предшествующей истории. Оно развивается в
онтогенезе, дифференцируясь и включая новые измерения. Когда нечто новое
присваивается, границы ППЛ расширяются за счет новой реальности, которая до сих
пор располагалась за пределами личного ПП или принадлежала кому-то еще. Таким
образом, динамика ППЛ, его сужение или расширение происходит всегда вокруг
границ; динамика ППЛ всегда маргинальна: то, что находится внутри пространства,
безусловно принадлежит субъекту и признается областью его приватности, а то, что
лежит за границами – не может быть предметом его притязаний. Поэтому
неоднозначность развития, колебания персонализации-отчуждения наблюдаются
вокруг границ.
Нами
выделены
следующие
измерения
психологического
пространства
личности: физическое тело, территория, личные вещи, друзья, привычки и вкусы. Эти
измерения, таким образом, отражают физические – территориальные и темпоральные,
социальные и духовные аспекты человеческого бытия, которые формируются в
онтогенезе неодновременно.
Факты и закономерности возрастной психологии дают основания предположить
следующую последовательность формирования психологического пространства:
сначала младенец распознает тело как принадлежащее и подчиняющееся ему самому,
затем ребенок посредством манипуляций и локомоций начинает различать свои и несвои предметы обихода, а также границы «личной» территории, несколько позже
ребенок начинает настаивать на своих привычках, в основном режимных и
определяющих временной аспект его жизни, затем выбирает друзей и выражает свои
ценностные предпочтения. Таким образом, расширение пространства происходит в
связи и благодаря ведущей деятельности, а каждый кризис сопровождается
изменением его объема и содержания.
149
При изучении психологического пространства мы руководствовались такими
рассуждениями. Некоторым аналогом психологического пространства личности может
служить явление территориальности у животных: границы территории охраняются
посредством агрессивного поведения, а посторонняя особь допускается на нее только в
случае брачных намерений. Таким образом, границы отделяют индивидуальную жизнь
особи (или частную жизнь, как это принято говорить о людях) от жизни видовой,
общественной, публичной, «общего места». Реальное или предполагаемое изменение
границ индивидуальной территории служит сигналом для специфического поведения
особи: либо защиты прежних границ посредством агрессивно-оборонительного
поведения, либо посредством бегства до места большей безопасности. При этом зоной
особой психологической напряженности является граница личной и чужой территории.
Территориальное
поведение
человека
также
имеет
место,
частично
трансформировавшись в социальные инстинкты, то есть неосознаваемые правила
поведения человека по отношению к другим людям и группам других людей, а
частично перешли во внутренний план, проявляясь в динамике внутреннего мира
личности. Поскольку человек в своем бытии так же нуждается в материальных, как и в
духовных условиях существования, то и переживание «свое - чужое» у него начинает
относиться к социальным, философским, эстетическим предпочтениям настолько, что
даже «чистая» идея также может становиться предметом отторжения или защиты. То
есть «пространство» человека расширяется.
Для того чтобы проследить, как это происходит в онтогенезе, мы использовали
метод моделирования конфликтных ситуаций, суть которого состоит в выделении
типичных для каждого возрастного периода конфликтов, их поводов (из-за чего), места
(где) и эффекта (кто одержал победу). Если возникают типичные конфликты, которые
не отмечались раньше, это свидетельствует о притязаниях ребенка на новую часть
пространства. В течение некоторого времени эти конфликты, повторяясь, приводят к
привыканию взрослых к новому психологическому статусу ребенка. Если в конфликте
решение остается за ребенком, можно считать, что он отвоевал новую часть своего
внутреннего пространства.
Итоги исследований, проведенных при помощи метода моделирования
конфликтных ситуаций, открыли новые данные об онтогенезе ППЛ, факты,
150
касающиеся
особенностей
формирования
психологического
пространства
единственных и неединственных детей в семье, а также позволяют зафиксировать
моменты появления во внутреннем пространстве некоторых измерений, что важно для
практики средообразования и психолого-педагогического сопровождения.
Опросник «Суверенность психологического пространства»
Общая характеристика теста. Опросник «Суверенность психологического
пространства» (СПП) - следующий применяемый нами метод. Он относится к группе
стандартизованных личностных тестов. Предполагаемый адресат теста – подростки
начиная с 11-12 лет и взрослые, которым предъявляется смещенная ретроспективная
инструкция. Поскольку основные идентификационные процессы завершаются в
подростково-юношеском возрасте, предварительные данные подростков и взрослых
практически не отличаются. Модификация инструкции теста позволяет также
использовать
его
для
оценки
психологической
близости
членов
семьи
и
дистанционных отношений внутри семьи.
Опросник содержит шесть шкал, отражающих измерения психологического
пространства (см. Приложения 1, 2, 3). Каждое утверждение может либо приниматься,
либо
отвергаться
респондентом.
Теоретически
предполагалось,
что
ответ,
соответствующий ключу, увеличивает показатель суверенности (1), а ответ, не
совпадающий с ключом, – показатель депривированности (-1). Выбирая «Да» или
«Нет», респондент подразумевает также промежуточный ответ «Не знаю», вариант
которого, однако, в бланке не представлен и при более дробном шкальном оценивании
оценивался бы 0. Общий показатель суверенности подсчитывается путем сложения
баллов. Концептуально шкалы опросника рассматриваются как содержательно
независимые (каждый пункт входит в состав только одной шкалы), поэтому общий
показатель суверенности равен сумме показателей по всем шести шкалам. Содержание
каждой из шкал не может быть использовано для изучения суверенности ППЛ по
другой шкале: так, утверждения о суверенности структуры ценностей не связаны с
суверенностью
телесного
носителя
психологических
качеств.
Образование
симптомокомплексов по сочетанию шкал пока не предполагается.
Определение психометрических характеристик теста в общей сложности
включало обследование 331 респондента подросткового и юношеского возраста;
151
однако не все респонденты участвовали в выявлении каждой из психометрических
характеристик. Нормализация осуществлялась на выборках школьников г. Москвы и
Калужской области в возрасте от 13 до 16 лет (n=201) и выборке юношей и девушек
г.Москвы в возрасте от 17 до 23 лет (n=123).
Суверенность физического тела (СФТ) человека констатируется в отсутствие
попыток нарушить его соматическое благополучие, а депривированность – в
переживании дискомфорта, вызванного прикосновениями, запахами, принуждением в
отправлении его физиологических потребностей (утверждение № 47: «Мне не
нравилось, когда взрослые в детстве любили меня пощекотать или ущипнуть»).
Суверенность территории (СТ) означает переживание безопасности физического
пространства, на котором находится человек (личной части или собственной комнаты,
игровой модели жилья), а депривированность – отсутствие территориальных границ
(утверждение № 3: «Я всегда имел уголок для игры, который мог обустроить по
собственному вкусу»). Суверенность мира вещей (СВ) подразумевает уважение к
личной собственности человека, распоряжаться которой может только он, а
депривированность – непризнание его права иметь личные вещи (утверждение № 16:
«Я часто огорчался, когда родители наводили порядок в моих вещах»). Суверенность
привычек (СП) – это принятие временной формы организации жизни человека, а
депривированность – насильственные попытки изменить комфортный для субъекта
распорядок (утверждение № 25: «Я расстраивался, когда не мог доиграть из-за того,
что взрослые звали меня к себе»). Суверенность социальных связей (СС) выражает
право иметь друзей и знакомых, которые могут не одобряться близкими, а
депривированность - контроль над социальной жизнью человека (утверждение № 31:
«Мне часто хотелось поиграть с детьми, которые вместе со мной ходили в кружок, но
обычно родители торопились, и это не удавалось»). И наконец, суверенность
ценностей (СЦ) подразумевает свободу вкусов и мировоззрения, а депривированность
– насильственное принятие неблизких ценностей (утверждение № 80: «Даже в детстве
родители не настаивали, чтобы я «пошел по их стопам»«).
Каждый человек, взрослея, неминуемо воспринимает педагогические усилия
близких как депривирующие и учится взаимодействовать с ними, поэтому полная
суверенность («псевдосуверенность») достижима только в случае жесткого отделения
152
и, возможно, аутистического противопоставления себя окружающему миру, а полная
депривированность приводит к разрушению человека как индивидуальности.
Психометрические характеристики теста
Конструктная валидность. Логика построения методики определялась теоретикометодологическим
смыслом
используемого
понятия.
Содержание
измерений
психологического пространства выделялось на протяжении более чем десяти лет
нашей практической работы, а утверждения для опросника собирались в течение
четырех лет; основанием для их включения была частота актуализации данной
ситуации в психологической практике. В ходе практической работы обнаружилась
различная частота жалоб, затрагивающих разные аспекты сохранности границ
личности, поэтому количество пунктов, впоследствии отнесенных к тем или иным
шкалам, также не совпадает. Эта картина сохранилась и после исключения
утверждений со слабой силой различения. Естественно, что «вес» каждого
утверждения неодинаков внутри как шкалы, так и опросника в целом, поэтому
возникла необходимость нормализовать и перевести «сырые» баллы в стандартные
единицы. Все пункты теста обсуждались с экспертами-психологами, имеющими
богатую психотерапевтическую практику, и многократно редактировались.
Особенность опросника – содержание пунктов-утверждений, представляющих
собой «единицы» суверенности психологического пространства, в качестве которых
могут рассматриваться реакции субъекта в жизненных ситуациях «вызова» или
внедрения. В качестве примера рассмотрим утверждение опросника № 69: «Меня
раздражало, когда приходилось в детстве носить вещи старшей сестры или брата».
Объективный смысл ситуации очевиден: ребенку предлагают надеть не свою вещь, тем
самым потенциально ущемляя его. Это может вызывать у него переживание своей
незначительности, подчиненности старшему по рангу - эти варианты отражаются в
случае выбора респондентом ответа «Да», соответствующего положению дел, при
котором он, внутренне сопротивляясь, все же донашивает вещи старшего. Возможны и
другие исходы: ребенок избегает носить чужое, потому что в семье есть материальный
достаток, или он в семье единственный ребенок, или он носит вещи старшего с
удовольствием. В этих случаях, конечно же, «удара» по границам психологического
153
пространства респондент переживать не будет и выберет ответ «Нет», прибавляющий к
показателю суверенности одну единицу.
Репрезентативность теста. Первоначальный вариант опросника включал в себя
100 утверждений, формулировка каждого из которых осуществлялась таким образом,
чтобы соотношение положительных и отрицательных ответов приближалось к
теоретическому, то есть составляло бы по 50 %, что, однако, на практике достигается
редко [36, 132, 40, 76, 152]. Исходя из этого, многие утверждения были
отредактированы и смягчены. Мы приняли решение исключить те пункты, ответы на
которые были бы одинаковыми более чем в 80 % случаев, чтобы иметь возможность
совершенствовать тест в дальнейшем (Таблица 2.3.1). Проанализировав соотношение
ответов «Да» и «Нет» на выборке из 134 человек, 20 утверждений мы исключили из
перечня как не дающие разброса ответов. Слабость этих пунктов объясняется
недостаточной
репрезентативностью
обследуемой
выборки,
ограниченной
по
генерационному признаку (возможно, люди старшего возраста ответили бы иначе).
Таблица 2.3.1. Количество ответов «Да» на каждое утверждение теста (n=134, в %).
№
1
2
3
4
5
6
7
8
9
пункт
1
1
1
1
1
1
1
1
1
1
2
0
1
2
3
4
5
6
7
8
9
0
а
«Да»
6
5
8
4
6
3
3
6
8
2
7
2
2
7
6
2
2
2
2
2
4
7
2
7
6
3
7
2
1
6
5
2
9
9
4
1
2
3
4
5
№
2
2
2
2
2
2
2
2
2
3
3
3
3
3
3
3
3
3
3
4
пункт
1
2
3
4
5
6
7
8
9
0
1
2
3
4
5
6
7
8
9
0
2
2
2
3
3
3
3
4
7
2
3
7
3
6
3
2
5
7
3
4
7
8
9
0
1
2
3
0
4
8
1
2
1
3
1
6
9
3
4
9
№
4
4
4
4
4
4
4
4
4
5
5
5
5
5
5
5
5
5
5
6
пункт
1
2
3
4
5
6
7
8
9
0
1
2
3
4
5
6
7
8
9
0
2
3
4
4
5
7
3
7
3
4
5
7
2
3
6
5
7
3
2
7
7
1
4
7
7
4
7
3
6
0
3
3
8
9
4
4
8
3
0
8
а
«Да»
а
«Да»
154
№
6
6
6
6
6
6
6
6
6
7
7
7
7
7
7
7
7
7
7
8
пункт
1
2
3
4
5
6
7
8
9
0
1
2
3
4
5
6
7
8
9
0
3
5
4
2
2
5
3
2
3
2
4
2
3
6
4
5
3
6
5
7
5
3
0
3
8
1
3
5
1
1
3
1
4
6
0
7
2
8
5
2
а
«Да»
Содержательная
валидность.
Для
содержательной
валидизации
теста
использовался метод контрастных групп [108, 110]. В исследовании приняло участие
102 респондента: 43 ученика школы № 57 (21 девочка, 22 мальчика), 19 учеников
школы № 130 (12 девочек, 7 мальчиков) 11 воспитанников детского дома № 17 (5
девочек, 6 мальчиков) и 29 подростков, находящихся в Центре временного содержания
несовершеннолетних преступников (ЦВСНП) (8 девочек, 21 мальчик), средний возраст
которых составил 14. 9 года.
Мы предположили, что различия показателей СПП будут наибольшими в случае
изучения подростков, испытывающих максимально дружелюбное или максимально
формальное к себе отношение, то есть опирались на социальный признак. Группу
подростков, предположительно обладающих высокой суверенностью, мы обследовали
в московских школах №№ 57 и 130.
Школа № 57 – одна из старейших в Москве; она известна своими богатыми
традициями, высококвалифицированным коллективом преподавателей, среди которых
много
выпускников
МГУ,
специалистов,
ведущих
активную
научно-
исследовательскую работу. В отличие от большинства других школ, в ней трудится
значительное количество преподавателей-мужчин. В соответствии с индивидуальными
склонностями учеников в ней можно выбрать специализацию по математике или
предметам гуманитарного цикла. В школе преобладают интеллектуальные ценности.
Вторая подгруппа предположительно суверенных подростков была отобрана в
школе № 130 района «Хорошево-Мневники», где в основном живут представители
рабочих и смешанных профессий. Класс, в котором предполагалось вести опрос, по
мнению педагогов, относится к обычным. В школе работает психолог, отметивший
достаточный уровень самосознания подростков и их интерес в психологическим
исследованиям.
155
Группа
предположительно
депривированных
была
набрана
из
числа
воспитанников детского дома № 17 Западного округа Москвы, и Центра временного
содержания
несовершеннолетних
преступников.
В
детском
доме
работает
квалифицированный, сензитивный к состоянию и потребностям детей педагогический
коллектив. В детском доме проживают преимущественно дети родителей-алкоголиков,
которые лишены родительских прав или уже умерли: таким образом, жизнь детей тоже
была очень тяжелой и до перехода в детский дом, и они, безусловно, депривированы с
самого рождения.
В Центре временного содержания находятся подростки, которые были задержаны
по подозрению в уголовных или административных преступлениях, и дожидаются
решения суда. Таким образом, сейчас их юридический статус – «подозреваемые».
Учреждение это совершенно закрыто для посещения посторонними лицами, вся
территория контролируется, подростки не остаются без присутствия надзирательницы.
В центре работают несколько психологов, которые отмечали такие особенности
подростков
как
интеллектуальная
неразвитость,
неврологические
нарушения,
невысокий самоконтроль, импульсивность. По словам воспитателей, в основном это
несчастные дети, многие из которых впервые получили в центре полноценное питание.
Физически они действительно недоразвиты, с признаками рахита. Наиболее типичное
преступление – это кража мобильника; однако были и более серьезные, включая
убийство. Девочки были задержаны в связи с занятиями проституцией, мальчики
частично в связи с бродяжничеством («административники»), частично – в связи с
уголовными преступлениями (кража, угон, мошенничество, грабеж).
Ученики школы № 57 к исследованию отнеслись с интересом, опрос занял
примерно двадцать минут. Подростки задавали множество уточняющих вопросов,
содержание
которых
свидетельствует
об
очевидной
валидности
и
высокой
эмоциональной значимости утверждений теста. Так, один мальчик поставил восемь
галочек в графе «Да» пункта «Часто мне приходилось терпеть, когда родственники
тискали и целовали меня», четыре в графе «Да» утверждения «Маленьких детей везде
ждут огорчения: даже надевая шапку или завязывая шарф, взрослые умудряются
зацепить за ухо или вырвать волосы». Другой мальчик в графе «Да» пункта «Даже если
156
приходило время ложиться спать, мне обычно разрешали досмотреть любимую
передачу» дописал: «Но поучали!».
Работа с учениками школы № 130 также прошла в обстановке полной
заинтересованности и внимания. Уточнения носили в основном информационный
характер: например, что значит «перехватывать куски» между завтраком и обедом, как
понять выражение «стоял за спиной и смотрел через плечо». Дети выражали
готовность продолжить общение с психологом, были приветливы и дружелюбны.
Обстановка опроса в детском доме № 17 радикально отличалась от той, в которой
проходила работа с первыми подгруппами. Дети сразу же уточнили, нужно ли им
говорить о жизни до детдома, поскольку в опроснике упоминались родители, или о
своей
теперешней
жизни;
было
ясно,
что
дети
постоянно
осуществляют
сопоставительный анализ прошлого и настоящего, жизни своей и других детей, и это
сравнение создавало несколько угнетающую эмоциональную обстановку. Однако сразу
же стало понятно, что утверждения оказывают сильное травмирующее воздействие на
воспитанников детского дома, а размерность утверждений и шкал не рассчитана на ту
степень депривированности, которой отмечена их жизнь. Например, одна девочка
уточнила, что значит «калорийная, но невкусная пища», и, когда психолог пояснил
(например, макароны без подливки), с грустным пониманием кивнула. Один мальчик
спросил, как ему оценить утверждение «Нередко бывало, что нужные мне вещи
покупались как поощрение за хорошую учебу или поведение»: «А если не покупали
вообще?». Вообще вопросы о вкусной еде воспринимались как бестактность, хотя
дети, в отличие от воспитанников многих других детских домов, умеют ее готовить и
сами работают на кухне. Ожидаемое напряжение возникало при оценке утверждения
«В детстве бывало, что я носил одежду, в которой чувствовал себя посмешищем, и
боялся, что меня будут дразнить» и многих других пунктов.
Подростки
из
Центра
временного
содержания
обладали
похожими
особенностями, однако с усугублением. Опрос пришлось провести в группе: психолог
зачитывал утверждение, отвечал на все уточняющие вопросы, приводил примеры
практически на каждый пункт, и лишь после этого подростки были в состоянии
выбрать адекватный ответ. По ходу проведения опроса психолог менял слово
«родители» на слово «взрослые», так как многие дети росли с опекунами. Однако
157
полученные результаты можно также считать высокодостоверными, случайных
ответов получено не было. Обстановка была трудной: несмотря на присутствие
надзирателя, дети постоянно перебивали друг друга, говорили хором, стремились
установить неформальный контакт с психологом. Поведение во время опроса
демонстрировало отсутствие социальных и пространственных границ. Уточняющие
вопросы
также
показали,
что
уровень
депривированности
близок
к
«неподтверждению», при котором никто вообще не стремился удовлетворить
потребности подростков, в силу чего они, естественно, и не встречали никаких
ограничений. Во многих случаях мы ожидали увидеть явление «квазисуверенности»,
вызванной безнадзорным стилем воспитания.
Таким образом, посещение детского дома и Центра временного содержания
подтвердило
верность
и
точность
внесенных
в
опросник
утверждений, но
одновременно показало и ограничения возможностей его применения: он может
служить в основном для работы с проблемами нормального детства, а для
использования в особых социальных группах его необходимо отредактировать,
учитывая контекст жизни детей. По этическим соображениям было решено не
расширять выборку предположительно «депривированных».
Таблица 2.3.2. Значения СПП для контрастных групп
СПП
Школы
№
n
Med
μ
σ
Max
Min
29 / 33
26 / 26
26 / 30
21,3 / 19,5
64 / 58
-4 / -12
27 / 13
6/0
19 / 3,7
16,3 / 11,7
46 / 22
-6 / -14
57 и № 30
Детский
дом № 17 и
ЦВСНП
Примечание. Слева от косой черты – показатели мальчиков, справа – девочек.
Сравнение контрастных групп происходило при помощи непараметрического
критерия Манна-Уитни (Таблица 2.3.1, Рисунок 2.3.1). Мы получили следующие
результаты: для общей выборки подсчитан показатель U значим на уровне p<0,009 -
158
подтверждаются значимые различия; подвыборка девочек имеет показатель U,
значимый при p<0,0002 - существуют различия, и, наконец, для подвыборки мальчиков
показатель U значим на уровне p<0,19 - не отвергается нуль-гипотеза об отсутствии
различий. Существенные различия обнаружены для мальчиков только по шкале
«Суверенность ценностей» – U оказался значим на уровне p<0,005, остальные различия
значимы в тенденции. Эти данные в целом свидетельствуют о валидности
создаваемого нами метода.
Рисунок 2.3.1. Средние показатели мальчиков из контрастных групп по шкалам.
7
6
5
4
Депр.
3
Сув.
2
1
0
СФТ
СТ
СВ
СП
СС
СЦ
Что касается подвыборки мальчиков, то, по-видимому, на депривационные
воздействия они часто склонны отвечать эмансипацией, то есть обретать нужные им
условия (еду, вещи, территорию) самостоятельно, нередко противозаконными
средствами, в результате чего их суверенность не только восстанавливается, но и
становится конпенсаторно высокой. Проблема границ для них вызвана готовностью
внедряться, в то время как для девочек – в связи с переживанием внедрения. Как это
видно из Рисунка 2.3.1: у мальчиков из предположительно депривированной группы
оказались даже несколько выше показатели суверенности физического тела и
территории, в то время остальные показатели, особенно суверенности ценностей,
понижены. Полученные результаты могут быть также объяснены некорректностью
подобранной контрастной группы, имеющей выраженную специфику. Очень сложно
смоделировать группу депривированных мальчиков, которые бы не стремились это
положение изменить.
159
Для изучения достоверности теста использовался также метод перекрестной
валидизации: осуществлялось сравнение данных личностного опросника С.Айзенк для
детей (ЛОД) и нашего теста СПП [132]. В этой серии принял участие 61 респондент: 24
ученика школы № 57 и 37 учеников школы № 300 Г. Москвы среднего возраста - 14. 7
года, всего 29 девочек и 32 мальчика (Таблица 2.3.2).
Таблица 2.3.2. Коэффициенты корреляции rs показателя СПП с показателями
шкал личностного опросника С. Айзенк (ЛОД)
Шкала
Общие
Девочки,
Мальчики,
n=29
n=32
Шкала лжи
0,04
0,18
0,1
Шкала экстраверсии
0,25
0,18
0,2
-0,4
-0,36
Шкала нейротизма
данные, n=61
-0,32
Примечание. Полужирным шрифтом выделены показатели, значимые на уровне
p<0,05, полужирным подчеркнутым – значимые на уровне p<0,01.
Полученные корреляции обнаруживают интересные тенденции. Прежде всего,
суверенность
практически
не
коррелирует
с
показателем
лжи,
что
может
свидетельствовать о том, что способность производить лучшее впечатление и
формировать «фасад» личности – не основной способ защиты личностных границ.
Далее, суверенность имеет тенденцию к положительной связи с экстраверсией, что
говорит в пользу того, что экстраверты более склонны и, по-видимому, способны,
защищать свои границы. И, наконец, следует отметить самый ценный для нас
результат – значимую отрицательную связь с показателем нейротизма, которая
особенно сильна у мальчиков. Этот результат подтверждает основное содержание
понятия
СПП:
согласно
нашим
ожиданиям,
суверенность
психологического
пространства представляет собой условие адаптации и продуктивности и не
достигается людьми с эмоциональной и поведенческой неустойчивостью. Гендерное
расщепление в полученных результатах не проявлялось.
160
Таким
образом,
полученный
результат
свидетельствует
о
достаточной
дискриминативной валидности теста.
Самосогласованность
(одномоментная
надежность)
теста.
Для
изучения
внутренней однородности были подсчитаны коэффициенты интеркорреляций шкал
теста11 (Таблица 2.3.4).
Результаты свидетельствуют о высокой внутренней однородности опросника
(несколько слабее связаны между собой только шкалы Суверенность вещей и
Суверенность ценностей,
поскольку языки идеологии (аксиологии) и предметной
деятельности наиболее удалены друг от друга).
Еще один прием оценки внутренней самосогласованности теста - подсчет
коэффициента одномоментной надежности (согласованности) ά-Кронбаха, который
составляет 0, 8. Чтобы оценить его значение, был использован критерий Дж. Китса,
равный 447,6>128,8 при k=80, n=94 и p<0,01. Эти данные также свидетельствуют о
высокой внутренней однородности теста, еще раз подтверждая обоснованность
измеряемого качества.
Для изучения синхронной надежности пунктов теста и уточнения ключа были
подсчитаны коэффициенты корреляции каждого из пунктов с общим показателем СПП
(Таблица 2.3.5).
Таблица 2.3.4. Интеркорреляции шкал СПП r
Шкала
СПП
СФТ
0,72
СТ
0,73
11
СФТ
СТ
СВ
СП
СС
0,4
Поскольку использовалась интервальная шкала, а распределение близко к
нормальному, коэффициент корреляции рассчитывался с использованием программы
MS Excel по формуле: x, y 
1
n
n
 ( X   )(Y   )
j
j 1
x
j
y
Cov( X ,Y )
xy
, где 1 
x , y  1 и Cov(X,Y)=
161
СВ
0,74
0,44
0,46
СП
0,7
0,34
0,41
0,42
СС
0,62
0,34
0,31
0,32
0,42
СЦ
0,66
0,44
0,33
0,28
0,35
0,49
Примечание. N=93: 42 ученика школы № 57, 19 учеников школы № 130, 11
воспитанников детского дома № 17, 21 ученик частной школы. Все показатели
превышают табличное значение для p<0,01.
Таблица 2.3.5. Показатели коэффициентов корреляции r каждого из пунктов с общим
показателем СПП
№
r
0,12
-0,32
0,44
-0,31
0,11
-0,32
-0,16
0,37
0,15
-0,44
-0,11
-0,31
-0,35
0,12
0,29
-0,28
-0,3
0,37
-0,38
-0,15
-0,39
0,38
-0,35
-0,21
-0,52
0,16
0,35
-0.45
0,24
-0,38
-0,31
0,31
-0,1
-0,13
-0,25
-0,17
0,55
0,27
-0,37
-0,25
-0,4
-0,27
-0,38
-0,26
-0,21
0,35
-0,15
0,24
-0,08
-0,41
-0,17
0,06
-0,17
0,04
0,18
-0,17
0,25
-0, 26
-0,37
0,2
-0,34
0,41
-0,15
-0,12
-0,23
-0,07
-0,34
-0,35
-0,14
-0,14
-0,54
-0,26
-0,32
-0,09
-0,45
-0,41
-0,4
0,25
-0,44
0,16
№
r
№
r
№
r
№
r
№
r
№
r
№
r
162
Примечание. n=97. Полужирным шрифтом выделены показатели, значимые при
p<0,05, подчеркнуты значимые при p<0,01).
Основная часть пунктов коррелирует с общим показателем СПП на значимом
уровне; знаки r везде, кроме пункта № 76, совпадали с теоретически предполагаемыми
ключевыми ответами. Ключ пункта № 76 был изменен. Утверждения, слабо
согласованные с тестом в целом, еще раз отредактировали, чтобы сделать их более
ясными и однозначными.
Стандартизация теста. На материале «сырых» данных 201 подростка г. Москвы и
Боровского района Калужской области, а также 123 юношей и девушек г. Москвы
(студентов МПГУ, МГППУ, Военной Академии и служащих) мы осуществили
стандартизацию теста СПП. Для каждой шкалы были вычислены максимальные и
минимальные значения, медианы, средние арифметические и стандартные отклонения
(Таблица 2.3.6). Далее осуществлена нормализация показателей, перевод сырых баллов
в z-единицы и затем посредством преобразования Мак-Колла в стандартные Т-баллы
(Приложения 2 и 3). По этим результатам для удобства использования построены
стандартные бланки (для двух возрастных групп - 13-16 лет и 17-23 года, с учетом
гендерного расщепления – мужской и женский варианты), которые позволяют
наглядно представить полученные данные и сравнить показатели шкал между собой.
Каждая шкала на этом бланке (аналогично бланкам тестов MMPI, POI) имеет свой
масштаб, но среднее значение совпадает с 50 T-единицами, а стандартное отклонение
соответствует 10 T-баллам. Таким образом, значения от 40 до 60 T-баллов можно
считать средними, выше 60 – высокими, ниже 40 – пониженными.
Таблица 2.3.6. Результаты стандартизации теста СПП (для девочек (n=99, мальчиков
(n=102), девушек (n=76) и юношей (n=47).
Med
Μ
Max
Min
σ
163
СПП
СФТ
СТ
СВ
СП
СС
СЦ
Девочки / Мальчики
24 / 10
22,1 / 12,0
66 / 62
-20 / - 44
18,3 / 22
Девушки / Юноши
35 / 30
29,4 / 28,5
62 / 60
-28 / -24
22,6 / 19,9
Девочки / Мальчики
4/2
4,2 / 2,0
12 / 12
-10 / -10
4,8 / 5,4
Девушки / Юноши
6/4
4,9 / 4,6
14 / 14
-12 / -4
5 / 4,5
Девочки / Мальчики
4/2
3,2 / 2,4
12 / 14
-8 / -8
4,9 / 5
Девушки / Юноши
4/6
4,9 / 4,6
14 / 12
-6 / -8
4,6 / 4,6
Девочки / Мальчики
3/1
3,5 / 2,2
17 / 17
-9 / -13
5,5 / 5,9
Девушки / Юноши
7/ 5
4,9 / 4,4
15 / 13
-7 / -9
5,5 / 5,1
Девочки / Мальчики
5/1
4,0 / 1,1
13 / 11
-7 / -11
3,9 / 4,7
Девушки / Юноши
7/5
5,5 / 5,2
13 / 13
-7 / -5
5 / 4,2
Девочки / Мальчики
3/1
2,0 / 1,2
7/7
-7 / -5
2,5 / 3
Девушки / Юноши
3/5
5,5 / 3,5
7/7
-3 / -1
2,4 / 2,4
Девочки / Мальчики
7/4
5,7 / 3,3
13 / 13
-7 / -9
4,6 / 5,4
Девушки / Юноши
7/7
2,6 / 5,5
15 / 15
-11 / -5
6,5 / 5,5
Итак, разработанные нами методы позволяют адекватно отразить всю специфику
феноменологии психологического пространства личности. В различных модулях
нашего исследования в зависимости от поставленных целей они использовались в
сочетании с другими, давно апробированными и авторитетными методами.
Глава 3. Эмпирическое исследование генезиса и
феноменологии психологического пространства
личности
Для эмпирического подтверждения положений нашего подхода нами был
проведен цикл частных исследований, изучающих различные аспекты проявления и
динамики
психологического
пространства.
Необходимость
этих
исследований
диктовалась не только научными требованиями строгого исследования, но и
прикладными задачами диагностики, прогноза, развития личности и уточнения
164
стратегий психотерапевтической работы с человеком. Количественные данные
позволяют
подтвердить
реальность
предлагаемого
подхода
статистически,
а
установление связей уровня суверенности с индивидуально-типологическими и
мировоззренческими характеристиками дает возможность составить представление о
тех психологических механизмах, посредством которых человек стремится поддержать
свою автономию. Поэтому на всех этапах работы мы не оставляли без внимания
прикладной аспект полученных данных, связанного с развитием личности и
психотерапией.
Стремление довести до исследователей и практикующих психологов наши
результаты не всегда позволяло в заданных временных рамках достигнуть высокого
уровня достоверности, однако в силу того что исследование продолжается, расширяясь
количественно и обогащаясь методически, мы сочли необходимым ввести в
обсуждение даже те данные, которые пока носят дискуссионный характер:
исследования всегда цикличны, и тенденции, которые отмечались нами несколько лет
назад на крайне скудном материале, со временем подтвердились на более солидных
выборках.
Исследования осуществлялись в основном по модульному плану: каждый из
них отвечал собственной научной задаче, и выборки участников не всегда
пересекались: группы респондентов различались по полу, возрасту и социальному
положению, будучи приглашенными исходя из цели исследования. Частично
привлекались также психологи-эксперты с опытом исследовательской и практической
работы в области психологии развития.
Всего в нашей работе, проводимой в течение десяти лет, приняло участие около
400 респондентов из Москвы и других регионов, в основном подросткового и
юношеского возраста, разного социального положения и интеллектуального уровня.
Основная
цель
эмпирического
исследования
–
изучение
генезиса
феноменологии психологического пространства.
Задачи работы состояли в том, чтобы

изучить динамику границ психологического пространства в онтогенезе
и
165

установить
связь
уровня
суверенности
индивидуально-психологическими,
личностных
гендерными,
границ
с
социальными
характеристиками личности и особенностями самосознания

изучить клинику нарушений психологического пространства и типы
компенсаций

сформулировать
предположения
о
механизмах
регулирования
1.
Психологическое
и
поддержания личностной автономии.
Основные
гипотезы
исследования:
пространство
развивается в онтогенезе, проходя через сензитивные к его измерениям периоды.
2.
Целостность
границ
психологического
пространства
определяет
благополучие и продуктивность личности в различных сферах жизнедеятельности.
Методы исследования включали в себя клинический метод (case-method),
квазиэкспериментальное сравнительное исследование, моделирование, а также методы
качественной и количественной обработки полученных данных (корреляционный
анализ - подсчет r Пирсона и Спирмена, непараметрического критерия значимости
различий
U
Манна-Уитни).
Статистическая
обработка
осуществлялась
на
персональном компьютере посредством программ Exel и Statistica-6. В батарею
основных
используемых
методик
вошли
авторские
методы
моделирования
конфликтных ситуаций, опросник «Суверенность психологического пространства»,
методика моделирования конфликтных ситуаций, а также в зависимости от частных
задач отдельных модулей исследования авторитетные диагностические методики 12PF
Кеттелла,
ЛОД
С.
Айзенк,
«Акцентуации
характера»
К.
Леонгарда,
тест
смысложизненных ориентаций (СЖО) Дж. Грамбо в адаптации Д.А. Леонтьева, тест Т.
Лири, «Индикатор coping-стратегий» Д. Амирхана, методика самоописания.
Основные направления формулирования частных гипотез исследований были
подсказаны результатами пилотажных серий, проведенных преимущественно в рамках
подготовки дипломных и диссертационных исследований под нашим руководством.
3.1 Онтогенез психологического пространства личности
Теоретическую базу для изучения онтогенеза психологического пространства
составили
положения
учения
С.Л.Рубинштейна,
К.А.Абульхановой-Славской,
166
В.Э.Чудновского о развитии субъекта, и их эмпирическое подтверждение [148, 3, 189].
Развитие личности, по С.Л. Рубинштейну, это способность становиться субъектом,
достигая в процессе этого становления высшего уровня субъектности.
В.Э.Чудновский для демонстрации психологических механизмов развития
личности предлагает использовать понятие «ядро субъективности» - своеобразный
сплав различных по своей психологической сути проявлений субъективного, которые
объединены главным свойством, высоким «зарядом» субъективной (а не реактивной)
активности [148]. Становление ядра субъективности выражается в постепенном
изменении соотношения между внешним и внутренним: от преимущественной
направленности «внешнее через внутреннее» ко все большему доминированию
тенденции «внутреннее через внешнее».
На значительном эмпирическом материале показано, что в процессе жизненного
пути вклад биографических событий, связанных с собственной активностью человека,
неуклонно растет. В ходе онтогенеза, отмечает В.Э.Чудновский, происходит
эмансипация ядра субъективности от породивших его внешних и внутренних условий.
Оно приобретает устойчивость, инертность, сопротивляемость по отношению к
непосредственным воздействиям и, наконец, на некотором уровне развития
внутренний мир начинает функционировать на основе самоорганизации, позволяя
менять структуру психологической организации индивида, придавать ей не только
«гибкость», но и упругость», то есть личность укрепляется в своей автономии.
Психологическое
пространство
как
форма
субъектности
обладает
онтогенетической динамикой, которая следует закону дифференциации: по мере
взросления появляются новые измерения и таким образом область субъектности
расширяется.
Демонстрируя
также
свою
способность
самокомпенсации,
оно
изменяется и при прохождении через ненормативные личностные кризисы (так, сама
феноменология приватности включает в себя ее динамику в зависимости от стадии
жизненного цикла или биографического события).
Исследования онтогенеза приватности за рубежом
К настоящему времени за рубежом получен некоторый эмпирический материал о
становлении приватности в онтогенезе. М. Вольфе (в понимании которой приватность
подразумевает возможность субъекта регулировать взаимодействие и информацию)
167
одной из первых обратила внимание на то, что приватность меняется на протяжении
жизненного цикла, а ее качество и количество нельзя привязать к какой-либо стадии,
так как меняются и потребности, и притязания человека [286]. Качество и количество
приватности она пыталась объяснить социальным контекстом и задачами каждой
возрастной стадии. А. Зиммель полагал, что жизненный цикл – это череда конфликтов
и примирений с обществом, и каждый индивид возводит и разрушает границы между
собой и миром, чередуя приватность и взаимодействие; ребенок располагает
приватностью постольку, поскольку признается личностью [273].
Приватность в США является очень важным понятием: основная мысль наук о
детстве состоит в том, что ребенок, который вырастает в здорового взрослого, должен
для своего взросления располагать автономией, чувством компетентности и
поддержкой окружающих. Поскольку слово «приватность» раньше не использовалось
в науке, бытовало мнение, что она обязательно сопровождается одиночеством. Но уже
в раннем детстве сепарация не является негативным опытом: в самом ее предпочтении
заключена добровольность этого выбора, ведь одиночество и уединение экологически
синонимичны, а психологически очень различны.
В раннем детстве у ребенка, по мнению М.Вольфе, нет выбора ситуаций
приватности: и время, и пространство его существования контролируются взрослыми.
Когда ребенок получает возможность «быть навязчивым», ходить и говорить, взрослые
начинают его ограничивать, а лимиты зависят от понимания и прегрешений ребенка
[195].
Наблюдая возрастную динамику личного пространства, И. Альтман отмечал его
недостаточность в раннем и дошкольном возрасте, в силу чего маленькие дети часто
подходят слишком близко и не могут закрыться (защититься) от воздействия других
[206-206]. Возможно, это выражает их недостаточную потребность в сепарации, их
пока еще неизжитое стремление к симбиотическим отношениям. По мере взросления
от шести до двенадцати лет дети начинают предпочитать отдельное место месту в
круге, то есть потребность в личном пространстве начинает оформляться и выражать
себя.
Ребенок вторгается, в его пространство тоже начинают вторгаться. Способность
быть «вездесущим» у ребенка, согласно Ж.Пиаже, стимулируется в первую очередь
168
стремлением к информации. Маленькие дети верят, что даже если их действия никто
не видит, их могут наказать, что их внутренние помыслы «прозрачны» для
окружающих. Примерно с 7-8 лет дети сами контролируют дальность перемещений, а
взрослые ограничивают активность детей, задавая им вопросы о том, где они были,
когда их не видно. Одиночество вне надзора – очень важный опыт: первая успешная
ложь или скрытое поведение дают знание об установлении собственного контроля над
мыслями и поведением [277]. Возможность выбирать приватность варьирует и
природу межличностных отношений. Если размер групп возрастает, коллективные
нормы начинают определять сверх меры выбор, форму и сущность информации и
взаимодействия. Поднимаясь от межличностного уровня к институциональному
(например, школе), человек меняет свою способность совершать выбор в зависимости
от позиции по отношению к социальной структуре [286, с. 186].
Взрослея, между приходом в школу и подростковым возрастом, дети больше
сосредоточиваются на отношениях со сверстниками. Способность устанавливать
отношения в разных группах содействует адекватному поведению, если между двумя
группами
осуществлена
сепарация
и
проведены
психологические
барьеры,
разделяющие информацию, которая может быть использована. Согласно Э.Эриксону,
дети могут нуждаться в том, чтобы 1) сознательно отказываться от требований других,
будь то сверстники или родители 2) контролировать стимуляцию из социальных или
физических источников 3) устанавливать аспекты поведения, которые должны быть
включены в социальное взаимодействие, а также использовать роли и фантазии как
способы проверки природы взаимодействия [195].
Когда дети превращаются в подростков, взрослые относятся к ним как «почти
взрослым» (near-adults). Достигнув подросткового возраста, дети обретают больше
независимости, чем их семьи; они требуют закрытых дверей, личного дневника,
претендуют на личные тайны и секреты. Дети много времени проводят вне дома,
чтобы 1) наладить взаимоотношения между членами семьи, которые могут ссориться
по вине подростков 2) ограничить доступность для семьи информации о себе 3)
создать условия для общения со сверстниками. В критической фазе становления
идентичности приватность рассматривается как важнейший аспект социализации.
169
М. Вольфе эмпирически изучала представление о приватности посредством
интервью 900 детей и подростков в возрасте от 5 до 17 лет, которым задавали вопрос о
том, что это такое. Затем ответы детей классифицировали на группы по полу, возрасту,
социоэкономическому статусу, расе и этнической группе. Уточняющие вопросы
состояли в том, что ребенок делает, когда он занят своим самым личным делом, что
такое «личное дело», «личная вещь», «личная беседа». Опрос проводился по 5
параметрам:
что
такое
приватность,
переживание
приватности,
нарушения
приватности, личное место и частная беседа. Признаки приватности оказались
разнородными и включали в себя как территориальные маркеры, так и проявления
субъектности.
В целом же анализ полученных данных привел к выделению 36 ключевых
категорий, которые описывали смысл переживания приватности (Таблица 3.1.1).
Таблица 3.1.1. Ключевые категории ответов на вопрос о приватности
№
Содержание категории
п/п
1.
Уединение, быть одному, наедине с самим собой
2.
Иметь возможность быть одному
3.
Чувство уединенности
4.
Отделенность
5.
Быть одному, и чтобы никто не надоедал и не мешал
6.
Делать что-то и думать в одиночестве (читать, думать, играть)
7.
Быть одному, когда хочется
8.
Быть одному, если настроение плохое (в раздражении или обиде)
9.
Быть одному в помещении, в комнате
10.
Быть с самим собой наедине
170
11.
Быть вдалеке от людей (чтобы никого не было вокруг)
12.
Не иметь беспокойства от других; быть с другими и чтобы они не мешали
13.
Делать что хочешь
14.
Делать что хочешь, и чтобы никто не вмешивался и не мешал
15.
Делать что хочешь, и чтобы никто об этом не знал
16.
Иметь возможность делать что хочешь (главное – иметь возможность)
17.
Иметь возможность делать что хочешь, и чтобы никто не прерывал
18.
Иметь возможность делать что хочешь так, чтобы об этом никто не знал
19.
Делать что хочешь, чтобы остаться одному
20.
Иметь возможность делать что хочешь, чтобы остаться одному
21.
Никто мне не мешает, не беспокоит
22.
Хотеть быть в уединении
23.
Контролировать доступ к информации (знать что-то, о чем не хотелось бы, чтобы знали
другие; не делиться чем-то с другими; секреты или разделенные тайны; вы не хотели
бы, чтобы кто-то знал, что вы делаете)
24.
Контролировать доступ к пространству (никто не может войти в мою комнату; никто не
может войти, если я этого не хочу)
25.
Контролировать доступ к вещам (желательно иметь что-то, недоступное другим –
дневник, игрушки)
26.
Иметь личные вещи – без уточнений (дневник, игрушки)
27.
Иметь свое собственное пространство или комнату
28.
Иметь личное пространство – частный дом, комнату
29.
Абстрактное понятие «быть самим собой»
30.
Личные действия (поступки без объяснения, сон, чтение и т.д.)
31.
Секс, ваши собственные сексуальные возможности, поцелуи бойфренда, возможность
побыть наедине с девушкой, расставание, аборт, интимность,
32.
Тишина
33.
Тишина, когда что-то делаешь
171
34.
Мир и покой
35.
Находиться в ванной самому по себе сколько хочешь
36.
Использование ванной для иных целей (чтение, раздумья)
Возрастные особенности опыта приватности
В качестве одного из исходных положений М.Вольфе было установлено, что
приватность детей определяется взаимодействием нормативных и индивидуальных
факторов, конкретизированных повседневной жизнью и опытом этих детей. Поэтому
можно предположить, что послания, говорящие о стремлении к приватности, могут
различаться в зависимости от того, кто, кому и в какой ситуации его направляет.
В исследовании М. Вольфе детей спрашивали о том, каким образом члены семьи
дают понять, что хотели бы заниматься личными делами (to be private). Контент-анализ
позволил выделить 3 типа описаний: (1) состояния персональной потребности в
приватности и различных формах приватности («Я хочу побыть один», «Я хочу
заниматься частным делом», «Я не хочу, чтобы мешали…») (2) прямые команды,
говорящие детям, что делать, без объяснения того, что делал взрослый («Не мешай,
оставь меня одного», «Не входи сюда»), (3) намеки ребенку («Не пойти ли тебе в
другое место», «Не заняться ли тебе чем-либо другим»). Средства выражения желания
обозначить свою приватности могут быть как вербальными, так и невербальными. В
основном в отчетах детей говорилось о приватности родителей, иногда - сиблинга.
Объяснения желания приватности также менялись с возрастом. Мотивировки,
адресованные детям моложе 13 лет, обычно объяснялись более распространенно («У
меня болит голова», «Мне нужно работать»), в то время как детям старше 13 лет
достаточно сказать: «Я должен заняться личным делом»). Родители убеждены, что
детям помладше нужно все объяснить, а старшим достаточно дать указание. Прямые
формулировки типа «Пошел прочь, уходи отсюда») становились реже с возрастом
ребенка. Реакции родителей на детей 8-12 лет часто проблематичны и нестабильны –
это можно объяснить тем, что в предподростковом возрасте потребность в приватности
начинает резко возрастать.
172
Невербальные средства тоже меняются с возрастом. Чаще всего используется 3
типа невербальных посланий: 1) человек описывается как собирающийся в другое
место (покидающий комнату, собирающийся на прогулку), 2) человек описывается как
обозначающий или использующий определенные паттерны поведения по отношению к
физическим
объектам
(закрывающий
двери,
вывешивающий
табличку),
3)
использование более тонких знаков, включая выражение лица, игнорирование или
детскую неспособность понимать сразу, что имелось в виду («Ты уже говорил»). В
возрасте от 13 до 17 лет основное содержание посланий о приватности составляет
третья группа.
Послания детей о стремлении к собственной приватности также меняются. Р.
Парки (R. D Parke) и Д. Соуэн (D. B. Sawin) обнаружили, что, чем старше становятся
дети, тем больше маркеров для обозначения собственной приватности они используют
[261]. Наиболее сильный маркер – закрывание двери в туалет, появляющееся от 2-5 к
6-9 годам. В возрасте от 6-9 до 10-13 лет учащается закрывание дверей в спальню.
Кроме того, родители чаще стучатся в двери более старших детей.
Респонденты также отмечали, что вторжение меняет свое содержание с
возрастом, причем такая форма, как прерывание действий ребенка, отмечается реже, а
запрет на владение информацией – чаще по мере взросления ребенка. Это согласуется
с возрастным изменением представлений о приватности. Так, ответы «делать что хочу,
быть одному когда хочу» практически не встречались у детей моложе 8 лет. Ответы,
связанные с сексом и уединением, также не попадались у детей моложе 13 лет.
Ключевые элементы по-разному распределяются в зависимости от возраста (Таблица
3.1.2).
Таблица 3.1.2. Предпочтения (ранговые места) составляющих приватности у
детей различного возраста
Ключевой элемент
4-7 лет
8-12 лет
13-17 лет
Уединение
1
1
1
Владение информацией
2
2
2
Контролировать место
3
4
5
173
Чтобы никто не мешал и не беспокоил
4
3
4
Тишина
5
6
6
Автономия/выбор
6
5
3
Итак, представления о приватности у детей изменяются параллельно изменению
повседневного опыта, особенно в домашней и семейной среде. Обобщая результаты
М.Вольфе, можно заключить, что на протяжении участка онтогенеза до подросткового
возраста приватность меняет свое содержание с контроля над средовой стимуляцией в
сторону усиления личностной свободы (субъектности).
Половые различия в переживании приватности
Еще при изучении особенностей установления дистанции И. Альтман показал,
что девочки 1) в раннем возрасте устанавливают более стабильную социальную
дистанцию, что объясняется посредством их раннего приучения к правилам 2)
мужчины обладают большим личным пространством, чем женщины 3) и те, и другие
устанавливают большую дистанцию по отношению к мужчинам, чем к женщинам.
Отмечены и другие закономерности: у младших школьников дистанция между
полами больше, чем у подростков, у младших девочек больше, чем у младших
мальчиков, у подростков гендерные различия отсутствуют. Среди взрослых, как
правило, лица различного пола размещаются ближе друг к другу, чем одного пола. Оба
пола реагируют на внедрение в личное пространство, но при этом мужчины
испытывают более чувствительны к сохранению своих границ. Смешанные пары также
слабее раздражаются на вторжение извне, чем однородные, чисто мужские или
женские.
Есть различия, касающиеся и поведения вне дома. Дж. и Е. Ньюсоны (J. Newson,
E.Newson) показали, что поведение мальчиков и девочек 4 лет практически не
различается как дома, так и вне дома [259]. Но с 7 лет девочки, в отличие от мальчиков,
1) чаще встречаются друг с другом вне школы 2) лучше знают, чем занят кто-то из них
3) чаще бывают в компании со взрослым. Р.Л. и Р.Х. Монро (R. L Munroe, R. H.
Munroe) обнаружили, что начиная с 9 лет мальчики начинают претендовать на то,
чтобы находиться вне дома, не спрашивая на то разрешения, а матери чаще
174
«проверяют» своих дочерей, чем сыновей [255]. И, хотя мальчиков и девочек с
одинаковой частотой загружают домашними поручениями, рутинная работа, например,
остаться дома и присмотреть за маленькими детьми, чаще поручается девочкам.
Ограничение свободы девочек и обеспечение большей свободы мальчикам – это не
просто поддержка фемининности; по мнению С. Зегерт (S. Saegert) и Р. Харта (R. Hart),
начиная с 6-7-лет девочки чаще оказываются компанией для матери, которые
интенсивно вовлекают их в круг женских обязанностей и ролей [269].
Данные М.Вольфе свидетельствуют о том, что начиная с 8 лет мальчики чаще
описывают места вне дома, чем дом. А девочки с возрастом, напротив, все чаще
отмечают предпочтительность дома и невозможность побыть там как проблему, в то
время как для мальчиков особого драматизма в этом нет. Мальчики чаще отмечают
важность контроля над местом, чем его приватность.
В пользовании замками и относительно стука в дверь отмечены кроссполовые
закономерности:
уважение
приватности
выше
по
отношению
к
родителям
противоположного пола. Это уважение раньше проявляется при пользовании туалетом
и ванной, затем – спальней. Девочки фиксируют нарушение приватности, если отец
входит в ванную, начиная с 10-13 лет, у мальчиков это проявляется с 14-17. Дети обоих
полов ограничивают владение помещением во время одевания, занятий туалетом и
купания, но мать во время этих занятий допускается больше, чем отец. Девочкам при
их вторжении реже, чем мальчикам, дают прямые указания.
Понимание приватности также различается в зависимости от пола: уединение и
контроль над местом чаще отмечаются мальчиками, причем на протяжении
подросткового возраста эти элементы приватности у них встречаются все чаще, в то
время как для девочек они становятся все менее значительными. Это может быть
объяснено меньшей потребностью в автономии, более частым присутствием
агорафобии у женщин, большей толерантностью к скученности, большей телесной
скромностью[216, 268-270]. Женщины более социализированы в отношении владения
информацией как проявления приватности, ритуалов приватности и ее удержания в
нужных границах, а мужчины - в направлении автономии и свободы перемещения,
причем выражают это понятие менее вербально и менее экспрессивно, чем женщины.
175
Социогеографические факторы приватности
В исследовании М. Вольфе сравнивались понятия приватности в сельской
местности
и
небольших
городках
и
крупных
городах.
Оказалось,
что
социоэкономический статус в равной степени влиял на сельских и городских детей,
причем потребность в одиночестве чаще отмечалась в группе с высоким статусом, а
контроль над информацией – в группах низкого уровня. Однозначной закономерности
зависимости приватности от домашней среды (наличия собственной комнаты) нет: в
целом потребность в приватности составила бимодальное распределение с пиками в
группах низкого и среднего уровня.
Еще одна особенность: для детей городских и сельских расхождение
максимально в оценке пространства по ту сторону входной двери как альтернативы
приватности. У сельских детей, которые нередко делят комнату с кем-то еще, свобода
передвижения сочетается с представлением о местах вне дома как желанных, что
усиливается с возрастом. Этот факт отмечается и в других работах: сельские женщины
по сравнению с городскими начиная с подросткового возраста реже описывают
пребывание в комнате как форму приватности, особенно если они не имеют
собственной спальни. Ограничение городских девочек в свободе передвижения
связано во многом с представлением родителей об улице как опасном месте, в силу
чего девочек больше ограничивают, чем мальчиков. Девочки, впрочем, не очень
сильно страдают от этого ограничения.
В отличие от городских, сельские дети чаще отмечали важность того, чтобы
никто не знал, что они делают. У мальчиков это отмечается начиная с 8-12 лет по
нарастающей. Поскольку, в отличие от сельских, городские дети не могут достигать
приватности, просто выходя из дома, домашняя среда (наличие отдельной комнаты или
кого-то еще) больше влияет на приватность городских детей.
Домашняя среда у городских детей (количество комнат вообще, общих и
отдельных) – более важный фактор приватности, чем наличие отдельной комнаты.
Вклад «уединения» в переживание приватности падает с количеством комнат, но
увеличивается в зависимости от количества членов семьи и плотности населения. В
отношении
утверждения
«использовать
ванную
для
уединения»
получены
неожиданные данные: чаще об этом говорили те, у кого есть отдельная комната. Это
176
тоже можно объяснить: отдельная комната имеется обычно в маленьких квартирах, где
уровень приватности все равно остается невысоким.
Тишина как фактор приватности чаще обозначается сельскими детьми, чем
городскими, особенно если ребенок живет в комнате не один. Если же городской
ребенок делит пространство с кем-то, то «не шуметь» значимо и для него.
И, наконец, очень немногие работы рассматривают проявления приватности и ее
нарушений в социальном контексте, в частности, в связи с динамикой круга значимых
других. Так, например, М.Блем (M.. R Blam) с соавторами изучали проблемное
поведение и депрессии у 11-классников в рамках социоэкологической перспективы
[211]. Они выделили три социальных контекста жизни подростков: это семья,
значимые взрослые и сверстники. Оказалось, что проблемное поведение сильно
связано с качеством этих контекстов: санкции от родителей и взрослых предохраняют
от риска, исходящего от сверстников, а санкции, полученные от сверстников – буфер
против риска, исходящего из всех трех контекстов. Таким образом, это исследование
указывает
на
изменение
социального
ресурса
противостояния
внедрению
в
психологическое пространство, которое связано с переориентацией на сверстников.
Способность удерживать меру приватности зависит и от семейной социализации.
Исследование 207-летних школьников показало, что а) матери чаще оцениваются как
ограничивающие и контролирующие способ использования приватности, а не просто
территорию ребенка б) дети внедряющихся, эмоционально настойчивых матерей реже
проявляют личную активность. П. Кожби (P. C. Cozby) показал на студенческой
выборке, что человек защищается от значимых людей, в то время как по отношению к
незначимым может быть вполне откровенен [220]. По его мнению, открытость во
взрослом состоянии зависит от вербализации отношений между детьми и родителями.
Итак, исследование онтогенеза приватности позволяет сделать вывод, что
приватность представляет собой исключительно важное для современных людей
явление, обладающее онтогенезом, в ходе которого меняются ключевые категории
переживания от средовых к личностным. Приватность обладает также гендерной
вариативностью и связана с паттернами семейной социализации. Однако при всем
богатстве эмпирических данных механизмы и внутренняя логика становления
приватности раскрыта недостаточно ясно. Кроме того, поскольку приватность
177
обусловлена
культурным
контекстом
субъекта,
эти
несомненно
богатые
и
выразительные результаты не могут быть формально перенесены на отечественную
выборку.
Теоретико-эмпирические предпосылки изучения онтогенеза психологического
пространства
Подходя к изучению проблемы онтогенеза психологического пространства, мы
исходили из его понимания как формы выражения субъектности, которая, в свою
очередь, представляет собой один из критериев развития человека. Личность
развивается в сторону усиления чувства авторства, индивидуальной ответственности,
причем эти качества появляются не планомерно, а в результате прохождения через
возрастные и ненормативные личностные кризисы. Согласно исследованиям К.Н.
Поливановой, специфика развития в кризисный период заключается в том, что ребёнок
открывает для себя новую идеальную форму, и её отношение к реальной становится
ситуацией развития.
«Суть настоящего подхода состоит в том, что деструктивный компонент
развития в кризисе направлен на старую систему отношений с миром. Положительный
смысл поведения ребёнка в кризисные периоды обусловлен попыткой построить
новую систему отношений. Конструктивная и деструктивная составляющие кризиса
принципиально нерасторжимы, для того, чтобы построить новое, ему необходимо
освободить место, устранив старое. Часто одно и то же действие ребёнка, один акт
поведения оказывается двунаправленным: одновременно и разрушающим старое, и
формирующим новое», - пишет К.Н.Поливанова [137, с.65].
Развитие психологического пространства составляет основу формирования
идентичности, для которой в разные периоды онтогенеза требуется разное средовое
«подтверждение». Таким образом, этапы развития психологического пространства, как
ожидается, могут соответствовать стадиям эпигенеза по Э. Эриксону. С другой
стороны, поскольку субъект оперативно выделяет те или иные фрагменты среды, то
можно
ожидать
и
согласованности
появления
измерений
психологического
пространства с содержанием ведущей деятельности.
Необходимо отметить, что в отечественной науке онтогенез психологического
пространства практически не изучался. Исключение представляет собой работа
178
К.Кияненко, в которой показано, что по мере взросления территориальные притязания
ребенка проходя четыре этапа [63]. Подчиненный период (до 1,5 лет) характеризуется
тем, что ребенок в основном действует в детской комнате, и этого достаточно, потому
что самостоятельная активность у него пока отсутствуют. Опекаемый период (1.5 – 4
года) отличается тем, что у него возникают элементы самостоятельной деятельности,
ареной для которой является вся квартира, но фиксированной личной зоны у ребенка
все еще нет. Контролируемый период (4 – 7-12 лет) характерен тем, что собственная
активность ребенка очень высока, и возрастает роль фиксированной личной
территории. Наконец, самостоятельный период (от 12-15 лет) отличается локализацией
деятельности ребенка в индивидуальном помещении. Однако эти результаты не обрели
своего глубокого осмысления без соотнесенности с возрастными кризисами и
изменением содержания потребностей взрослеющего человека.
Интересные
психологического
данные
были
пространства
получены
также
в
О.Р.Валединской,
исследовании
выполненном
онтогенеза
под
нашим
руководством [26, 27]. О.Р.Валединская изучала один из ненормативных кризисов
личности молодой матери – кризис, вызванный стремлением двухлетнего ребенка к
автономии, в связи с чем и происходит реорганизация ее психологического
пространства (исследовательница удачно назвала это явление «кризисом двухлетней
мамы»).
Используя
собственный
авторский
метод,
исследовательница
ввела
следующие измерения пространства личности: территорию тела, территорию вещей,
территорию
дома,
созависимость-ответственность
и
созависимость-вину.
Ретроспективный опрос 39 матерей московских дошкольников показал,
что
психологические пространства матери и двухлетнего ребенка начинают разделяться.
Она обнаружила интересные типологические закономерности. В одной группе матерей
стабильность пространства сохраняется за счет уменьшения дистанции между ней и
ребенком при укреплении границ по отношению к другим членам семьи, таким
образом мама самоактуализируется посредством симбиотических отношений с
ребенком, которого она психологически не «отпускает». Другая группа матерей
достигает стабильности психологического пространства, «отодвигая» ребенка от себя,
придавая ему психологический статус, близкий остальным домочадцам. Наконец,
179
третья группа примечательна тем, что свое отношение к ребенку они пересматривают
более радикально, чем к другим членам семьи.
Эти неоднозначные результаты могут указывать на тенденции, присутствующие
при разрешении любых кризисов физической, психологической или социальной
сепарации. Необходимо отметить нелинейность обнаруженных закономерностей и
целесообразность использования более крупного «масштаба» рассмотрения: либо
типологического, либо идиографического. В то же время очевидно, что исследование
психологического пространства и его трансформаций открывает существенно новые
возможности в изучении личностных кризисов различной природы.
Для того чтобы проследить, как происходит развитие психологического
пространства в онтогенезе, нами было предпринято эмпирическое исследование,
включающее две небольшие серии. В общей сложности в них приняло участие 76
человек, средний возраст которых составил 28 лет, преимущественно женщины (3
мужчин). Его цель заключалась в том, чтобы изучить возрастные изменения
суверенности психологического пространства и установить критические точки его
развития. Поскольку невозможно применить один и тот же методический аппарат ко
всему жизненному циклу человека, исследование проводилось по лоскутномодульному плану.
Основные гипотезы этого исследования состояла в том, что в ходе онтогенеза
психологического пространства
1) Увеличивается мера его суверенности
2) Усиливается дифференциация за счет появления новых измерений.
Анализ нормативных показателей опросника «СПП»
Можно выдвинуть частную гипотезу о том, что психометрические нормы
суверенности различаются в зависимости от а) пола респондентов, б) их возраста, в) их
социогеографического статуса (у сельских и столичных жителей).
Первая гипотеза частично подтверждается данными нормативных показателей,
которые были
получены нами
в ходе
психометрической подготовки
теста
«Суверенность психологического пространства» и обсуждались в разделе 2.3.
Для двух возрастных выборок общим объемом n=331 нами были установлены
различные нормы суверенности психологического пространства (Приложения 2, 3). В
180
подростковом возрасте показатель суверенности девочек значительно выше, чем у
мальчиков: это говорит о том, что мальчики более чувствительны к давлению извне и
склонны рассматривать взаимодействие с миром как ущемляющее их автономию.
Таким образом, они нуждаются в проявлениях большей терпимости и деликатности по
отношению к переживанию их приватности. Девочки же обладают значительно более
высоким уровнем суверенности, что либо отражает объективную картину традиций
воспитания девочек, которые встречают меньше ограничений, либо может быть
связано с более высокой адаптированностью и гибкостью поведения девочек,
умеющих, в отличие от мальчиков, находить способы сохранения личной автономии.
Следующий важный результат состоит в том, что у мальчиков, в отличие от
девочек, выше стандартное отклонение (показатель вариативности) суверенности
психологического
пространства.
В
контексте
эволюционной
теории
пола
В.А.Геодакяна это означает, что рассматриваемое качество находится в начале своего
филогенетического становления, что суверенность личности – это значимое,
существенное для биологического вида качество, которое в подростковом возрасте
проходит через сензитивный период развития [34].
Таблица 3.1.3. Значения СПП для разных групп респондентов
СПП
μ
σ
Med
Max
Min
Девочки (n=99)
22,8
18,3
35
66
-20
Мальчики (n=109)
12,1
22,0
10
62
-44
Девушки (n=76)
29,4
22,6
35
62
-28
Юноши (n=47)
28,5
19,9
30
60
-24
Нами было также предпринято исследование особенностей психологического
пространства подростков в зависимости от социогеографических условий: было
опрошено 24 девочки и 11 мальчиков среднего возраста 14,5 лет, обучающихся в
Абрамовской средней школе Боровского района Калужской области (Таблица 3.1.4).
Возможно, эмпирическая выборка оказалась смещенной, потому что часть детей не
посещала школу в связи с сезонными сельскохозяйственными работами.
181
Таблица 3.1.4. Значения СПП для сельских школьников
СПП
μ
σ
Med
Max
Min
Девочки (n=24)
15,9
18,3
19
42
-20
Мальчики (n=11)
24,5
18,3
26
50
4
Общая выборка (n=35)
18,6
18,5
22
50
-20
По
сравнению
с
общей
нормативной
группой
сельские
мальчики
демонстрируют более высокий уровень суверенности, в некоторых случаях значения
попадали в область квазисуверенности. Мальчики чувствуют себя свободными в
выборе социальных контактов (которые могут не контролироваться родителями) и
удовлетворении основных физиологических потребностей. Можно предположить, что
они раньше по сравнению с девочками и своими городскими сверстниками начинают
половую жизнь и реже сталкиваются с переживанием физического дискомфорта.
Обращает на себя внимание также высокая по сравнению с городскими подростками
территориальная свобода (то есть, по-видимому, мальчики имеют возможность
находиться в уединении, иметь «укромное убежище» - шалаш, чердак и т. д., что очень
важно для душевного здоровья каждого человека). В то же время они не вполне
свободны в выборе тех личных вещей и предметов, которыми пользуются в быту и,
возможно, испытывают дефицит личных вещей, впрочем, в той же степени, что и их
городские сверстники, несмотря на различие материального достатка. Это иногда
может приводить к компенсации («вещизму», стремлению присваивать чужие вещи).
Возможно, у сельских мальчиков даже больше возможностей создавать самим
интересные предметы по сравнению с городскими.
Таблица 3.1.5. Показатели шкал СПП для сельских школьников
Девочки
СПП
СФТ
СТ
СВ
СП
СС
СЦ
15,9 (22,1)
3,2 (4,2)
1,1 (3,2)
0,7 (3,5)
4,4 (4,0)
2,2 (2,0)
4,4 (5,7)
24,5 (12,0)
5,4 (2,0)
4,5 (2,4)
2,6 (2,2)
2,1 (1,1)
2,6 (1,2)
7,2 (3,3)
(n=24)
Мальчики (n=11)
Примечание. В скобках приведены нормативные показатели для подростков
182
Девочки-подростки по своим показателям во многом отличаются как от
сельских мальчиков, так и от группы городских девочек. Общий уровень суверенности
у них существенно ниже (то есть девочки чаще сталкиваются с воздействием внешнего
контроля и вынуждены во многом подчиняться). Они чаще испытывают физический
дискомфорт, возможно, вызванный бытовыми условиями. Как ни странно, они
испытывают большее давление «прилюдности», публичности своего существования,
по-видимому, потребность в уединении у них часто остается неудовлетворенной. Если
мальчики более или менее могут реализовать свою потребность в личной
собственности, то у девочек соответствующий показатель близок к нижней границе
нормы – почти все они хотели бы носить, иметь и пользоваться совсем другими
личными вещами, чем те, которыми они обладают. Характерно, что если мальчики
могут отстаивать свои ценностные установки, то девочки, по-видимому, чаще
испытывают разочарование от того, что их мировоззрение существенно отличается от
такового у их родителей. Поэтому конфликты «отцов и детей» в сельской местности
потенциально более вероятны между родителями и дочерьми, чем между родителями и
сыновьями. Вполне возможно, что девочки очень хотели бы вести другой образ жизни,
чем их родители; у мальчиков подобного рода конфликты не отмечаются, а если они и
присутствуют, по-видимому, родители больше считаются с мнением своих сыновей,
нежели дочерей.
Таким образом, можно заключить, что социогеографический статус сказывается
на переживании приватности и личной автономии и что сельский образ жизни более
дружествен для подростков-мальчиков, чем для девочек.
И,
наконец,
остановимся
на
возрастной
динамике
суверенности
психологического пространства. В пределах рассматриваемых возрастных групп (14-17
и 18-25 лет) можно отметить, что от подросткового к юношескому возрасту а)
усиливается общая суверенность личности, причем в мужской подгруппе эта
тенденция прослеживается более резко; б) в мужской подгруппе уменьшается, а в
женской увеличивается вариативность показателей суверенности. Эти результаты
соответствуют онтогенетическому правилу полового диморфизма и указывают на
гендерные особенности динамики суверенности: у девочек рано достигнутый
183
достаточно высокий уровень повышается в старшем возрасте незначительно, у
мальчиков низкий уровень суверенности резко повышается к периоду юношества,
появляясь как возрастное новообразование [34].
Итак,
проведенный
анализ
нормативных
показателей
показал,
что,
действительно, психологическое пространство при переходе от подросткового к
юношескому возрасту становится более суверенным, а также что траектория и темпы
его развития различны в зависимости от пола и социогеографического статуса; эти
данные вполне согласуется с имеющимися сведениями о развитии приватности.
Развитие психологического пространства в дошкольном возрасте
Другие результаты, касающиеся особенностей развития психологического
пространства в дошкольном возрасте, получены в рамках исследования, которое
провела под нашим руководством Н.А.Венкова. Н.А.Венкова в пилотажной серии
предлагала
родителям
детей-дошкольников
(n=24)
заполнить
наш
опросник
«Суверенность психологического пространства» гипотетически, как бы от имени своих
детей, но ориентируясь на собственные переживания. Результаты показали, что, повидимому, наиболее напряженно динамика происходит по измерениям «Суверенность
привычек» и «Суверенность ценностей», поскольку вариативность ответов по
соответствующим шкалам была наиболее высокой.
В основном исследовании Н.А.Венковой была поставлена цель изучения
динамики психологического пространства на протяжении дошкольного детства.
Исходя из содержания основных задач и психологических новообразований этого
возраста, а также отталкиваясь от результатов пилотажной серии и типичных запросов
на практическую помощь, были выдвинуты две гипотезы:
1) Динамика психологического пространства усиливается во время кризисов трех
и семи лет
2)
Расширение
происходит
за
счет
психологического
возникновения
пространства
измерений
в
дошкольном
«Суверенность
возрасте
привычек»
и
«Суверенность ценностей».
Исследование испытуемых проводилось в течение двух месяцев. Выборка
респондентов составила 54 мамы детей 6-7 лет, посещающих детский сад № 1343
города Москвы. Основным методом исследования было моделирование конфликтных
184
ситуаций, суть которого состоит в выделении типичных для каждого возрастного
периода конфликтов, их поводов (из-за чего), места (где) и эффекта (кто одержал
победу). Респондентам предлагалось также вспомнить, в каком возрасте был ребенок,
когда происходил этот конфликт. Вопросы предлагались в форме анкет, ответы
фиксировались в письменном виде.
Результаты и их интерпретация. Наши задания вызвали у респондентов большой
интерес и бурное обсуждение. Оказалось, что конфликты возникают часто и по самым
разным поводам. При обработке данных мы рассуждали следующим образом. Если
возникают типичные конфликты, которые не отмечались раньше, это может
свидетельствовать о притязаниях ребенка на новую часть пространства. В течение
некоторого времени конфликты, повторяясь, влекут за собой привыкание взрослых к
новому возрастному статусу ребенка. И если в конфликте решение остается за
ребенком, можно считать, что он отвоевал новую часть своего психологического
пространства.
Результаты показывают, что, как мы и ожидали, наиболее конфликтогенными
оказались возрастные вехи в 3 и 6 лет, которые соответствуют нормативным
возрастным кризисам: 47 конфликтных ситуаций, описанных родителями, относились
к периоду 3 лет, с детьми 4-5 лет родители смогли вспомнить всего лишь 12
конфликтов, а с 6-летними детьми количество конфликтов вновь возросло до 40
(Рисунок 3.2.1). Различий между поведением мальчиков и девочек (поводами для
провокаций и способностью настаивать на своем) обнаружено не было.
Рисунок 3.1.1. Частота конфликтов родителей с детьми дошкольного возраста
50
45
40
35
30
25
20
15
10
5
0
3 года
4-5 лет
6 лет
185
На вопрос, «По какому поводу бывают конфликты?», 90 % респондентов
ответили следующее:

Из-за одежды («Ребенок отказывается надевать теплую одежду», «Зимой
каждое утро ворчит, что свитер мешает ей жить»)

Из-за просмотра ТV («Просит посмотреть третью кассету подряд», «Не
хочет ложиться спать, просит досмотреть мультфильмы»)

По поводу еды («Не хочет есть суп, который приготовила бабушка»,
«Хочет есть в комнате перед телевизором», «Не хочет есть каши»).

По поводу сна («Ребенок не хочет вовремя ложиться спать», «Вечером
долго играет или смотрит телевизор, отказывается лечь в постель»)

Из-за занятий («Ребенок не хочет почитать книжку», «Сказывается
больным, чтобы не идти на тренировку»).

Из-за уборки игрушек («После игры не хочет убирать игрушки», «Не хочет
убирать игрушки на место»).
В этой группе ответов можно отметить также отдельные ответы, которые могут
быть отнесены и к области социальных предпочтений (общения). Например: «Хочет
чем-нибудь заняться с участием взрослых, но бабушка смотрит сериал, мама
занимается хозяйством, а папа на работе».
Так как эти поводы мы относим к области привычек и вкусов (хотя утверждение
относительно уборки игрушек можно отнести и к территориальности), то можно
сделать вывод о том, что психологическое пространство детей дошкольного возраста
действительно расширяется в основном за счет области привычек и вкусов.
На наш взгляд, заслуживают внимания и такие ответы родителей: «Часто
возникают конфликты из-за нежелания ходить в детский сад», «Очень долго
собираемся куда-либо, из-за чего опаздываем», «Из-за упрямства, не хочет делать то,
что просят», «Любит настаивать на своем, спорит». Эти ответы свидетельствуют о том,
что стремление ребенка к автономии и суверенности часто носит неспецифический
характер протеста и отрицания того, что предлагают родители, без осознания
собственных позитивных целей.
Некоторые ответы косвенно подтверждают факт расширения психологического
пространства в дошкольном возрасте («Часто возникают конфликты из-за общения с
186
младшей сестрой»): скорее всего, поводом для ссоры также служит проведение
«демаркационных линий» в психологическом пространстве.
Исследуя психологическое пространство детей, мы считали важным определить,
могут ли родители признать за ребенком его личную часть пространства. Позитивную
позицию
родителей
по
отношению
к
расширяющемуся
психологическому
пространству иллюстрируют такие ответы:
«Если конфликтная ситуация возникает при явной угрозе жизни (переход через
улицу, прятки от родителей в незнакомом месте), то побеждают родители. В остальных
случаях ищем компромисс», «Прошу аргументировать свои поступки. Все зависит от
серьезности данной ситуации. Например, если ребенок не хочет спать и хочет
досмотреть
фильм,
мы
уступаем
(вреда
от
такой
поблажки
нет)»,
«Мы
прислушиваемся к его мнению и обсуждаем ситуацию вместе».
Но были и ответы, характеризующие сдерживающую позицию родителей:
«Ребенок не побеждает, рано!», «Ребенок побеждает очень редко и только в
непринципиальных случаях».
Если сравнение поводов для конфликта на протяжении дошкольного возраста не
показало каких-либо различий, то есть и у трехлетних, и у шестилетних детей идет
борьба на одних и тех же участках психологического пространства, то анализ исходов
конфликтов, как мы и ожидали, подтвердил возрастание субъектности ребенка на
протяжении дошкольного возраста. Так, если по отношению к детям трехлетнего
возраста возможность уступить им практически не признавалась (7 случаев из 99), в
среднем дошкольном возрасте это количество несколько возрастает и достигает 10
случаев, а к шестилетнему возрасту дети уже в 44 случаях разрешают конфликты
успешно. Это вполне согласуется с тем известным фактом, что трехлетний ребенок
предъявляет свои претензии, но не может их в подавляющем большинстве случаев
отстоять (именно это и провоцирует конфликты как проявление кризиса), ребенок
среднего дошкольного возраста практически не конфликтует со взрослыми, потому что
его развитие в этот период идет литически, и он получает то, что ему необходимо, в
небольших объемах, но без борьбы, и, наконец, в шестилетнем возрасте ребенок бурно
конфликтует и одерживает победу над взрослым, завоевывая себе часть личной
автономии.
187
Таким образом, мы можем считать одну из частных гипотез подтвержденной.
Однако обсужденные результаты все же не открывают нам общей картины
становления психологического пространства. Поскольку подобная задача не может
быть решена без крупномасштабных исследований на обычной выборке, мы
разработали следующий методический прием. Вместо анализа случаев рефлексии
житейских
ситуаций,
представленного
в
протоколах
респондентов
разных
непсихологических профессий, мы попытались построить схему исследования, которая
выводила бы сразу нас на уровень теоретического знания. Для этого было решено
опросить специалистов-психологов, которые, помимо личной биографии, могут
использовать также данные теории и психологической практики. Мы надеялись, что
это поможет получить нам более «концентрированные» результаты.
Развитие психологического пространства в жизненном цикле
Целью данного модуля исследования было проследить тенденции развития
психологического пространства на протяжении всего жизненного цикла человека.
Частные гипотезы заключались в том, что
а) Психологическое пространство развивается на протяжении всего жизненного
пути
б)
Возникающие
измерения
психологического
пространства
отвечают
доминирующим потребностям и содержанию ведущей деятельности соответствующей
возрастной стадии.
В исследовании приняло участие 22 психолога-практика, специализирующихся в
области психологии развития, со стажем работы от 2 до 3 лет. В этой серии мы вновь
использовали методику моделирования конфликтных ситуаций, но в несколько иной
модификации. Инструкция респондентам включала несколько шагов. Сначала их
просили воспроизвести графически модель жизненного пути, затем вспомнить
основные гипотетические конфликты, которые типичны для представителя каждой
возрастной ступени (включая субъекта и повод для конфликта). Исход конфликта
фиксировать мы не просили, так как задание само по себе носило слишком
абстрактный характер. При ответе на вопросы респондентам рекомендовалось
использовать материалы изученных ими дисциплин, собственной практики и
самопознания.
188
Результаты и их интерпретации. При обработке сырых результатов и переводе
качественных характеристик в количественные мы использовали следующие приемы.
Каждый из обозначенных экспертами конфликтов мы классифицировали по двум
основаниям: по поводу и субъекту этого конфликта. К сожалению, не все эксперты
точно следовали инструкции, поэтому некоторые ответы мы могли классифицировать
только по одному основанию.
Среди поводов для конфликта исходя из специфики предмета исследования мы
выделили следующие: физическое тело, территория, вещи, привычки, социальные
связи, ценности, а также комплексное утверждение суверенности и другие поводы, не
имеющие отношения к автономии личности. Сводные данные представлены в Таблице
3.2.6 и Приложении 4.
Таблица 3.1.6. Динамика конфликтов в жизненном цикле
Возрастная
Всего
стадия
конфликтов
Поводы конфликтов
СФТ
СТ
СВ
СП
СС
СЦ
Комплексное
Другие
самоутверждение
Младенчество
30
21
Ранний
37
4
9
13
56
2
3
11
10
4
1
4
18
4
1
8
7
4
7
7
12
4
11
12
14
8
7
14
18
20
возраст
Дошкольный
возраст
Младший
64
школьный
возраст
Подростковый
71
возраст
Юношество
75
2
5
2
7
27
10
22
Взрослость
77
1
5
13
1
19
9
29
Поздняя
44
3
3
5
1
20
6
2
(молодость)
4
189
взрослость
(старость)
Результаты свидетельствуют о том, что подавляющее большинство конфликтов
действительно касаются вопросов личностной автономии в целом или, по крайней
мере, какого-то из измерений психологического пространства. При этом, если
рассматривать количество конфликтов как критерий актуализации данного измерения,
можно наблюдать несколько моментов возрастания сензитивности к каждому из них. К
сожалению, наши данные не позволяют сделать выводы о том, кто в результате
конфликта «завоевал» часть психологического пространства.
Суверенность физического тела устанавливается (или не устанавливается) на
протяжении младенчества, когда все конфликты носят витальное содержание. На
протяжении раннего и дошкольного возраста контроль над собственным телом
практически установился; вновь мы встречаемся с актуализацией этого измерения в
пожилом возрасте, физиология которого требует вновь повышать усилия в стремлении
оставаться «хозяином» собственного тела.
Территориальные притязания, как ни странно, не сильно отразились в отчетах
экспертов. По-видимому, личная территория проходит период становления на
протяжении раннего детства, когда ребенок осваивает физическое пространство.
Территориальная напряженность незначительно сохраняется во взрослом возрасте и
вновь актуализируется в пожилом возрасте, который может быть отмечен утратой
приватности территории. Это может быть связано с реальной необходимостью делить с
кем-то помещение или просто усилившейся потребностью в уединении. При этом
важно отметить, что конкретное воплощение территориальных притязаний меняется:
если в раннем возрасте это стремление настоять на том, чтобы мать позволила ребенку
выйти за порог, то пожилые люди нуждаются в квартирной «безопасности».
Этологические корни этих проявлений, однако, остаются одними и теми же.
Измерение «Суверенность вещей» достигает максимума актуализации в раннем
возрасте и сохраняет высокий уровень в дошкольном детстве; на протяжении всего
жизненного цикла это измерение сохраняет невысокий, но стабильный уровень. Это
вполне соответствует пониманию раннего возраста как отмеченного становлением
190
предметной деятельности (социальная ситуация в котором часто изображается как
ребенок – ПРЕДМЕТ – взрослый). В дошкольном возрасте личные вещи также
сохраняют свою значимость, что представляет очень важный результат, потому что
традиционное понимание смысла дошкольного возраста как продуктивного в
ментальной и социальной сфере иногда маскирует потребность в материальной личной
собственности, которая у дошкольников остается очень высокой. «Ситуационная
связанность» может преодолеваться за счет развития произвольности, однако
потребности, определяющие «валентность» вещей, все равно сохраняют высокий
энергетический потенциал.
По мере взросления личные вещи меняют свое содержание (это уже не игрушки, а
зарплата), но все равно остаются маркерами идентичности и социальной успешности.
Временные
характеристики
психологического
пространства
(привычки)
складываются во основном в дошкольном и младшем школьном возрасте. Можно
предположить, что это вызвано необходимостью менять свой режим жизни в связи с
посещением детского сада или школы, то есть источниками депривационных влияний
здесь
могут
быть
институты
социализации.
Вновь
измерение
«Привычки»
актуализируется во взрослом возрасте, характеризующемся высокой социальной
динамичностью.
Потребность иметь личных друзей появляется относительно поздно - многие
исследования отмечают, что только в дошкольном возрасте ребенок готов к
установлению дружеских отношений. В дошкольном и младшем школьном возрасте
это измерение активно работает, а в подростковом и юношеском возрасте усиливается
еще больше, после чего его напряженность спадает: взрослый человек в своих
социальных предпочтениях, как правило, достаточно самостоятелен и обладает
широким репертуаром средств защитить своих друзей и близких. В то же время
понятно, что в подростковом и юношеском возрасте, когда ведущая деятельность
подразумевает поиск друзей и партнеров, настаивать на своих социальных увлечениях
приходится достаточно часто.
И, наконец, измерение «Суверенность ценностей», появляясь достаточно поздно,
в дошкольном возрасте, начиная с подросткового возраста лидирует среди других
измерений по напряженности. Ценности меняют свое содержание: если в дошкольном
191
возрасте это всего лишь игрушки, телепередачи, то позже – произведения искусства, а
еще позже – мировоззрение. Во взрослом возрасте подобные конфликты прямо
обозначаются как идеологические. Это измерение переводит взаимодействие человека
и мира на качественно иной уровень. Если то, что относится к комфорту собственного
тела, территории, вещей, в основном разрешается «контактными» действиями в
физическом пространстве и прямо служит жизнеобеспечению индивида как носителя
психологических качеств, то суверенность социальных связей уже подразумевает не
просто присутствие рядом других субъектов конфликта, с которыми уточняются
границы, но и возможность существования отдаленной в пространстве референтной
группы, а суверенность ценностей – это знак принадлежности к ментальному
пространству, которое физически не существует. Таким образом, суверенность
ценностей означает подтверждение человека как духовного существа, которое
развивается по мере взросления.
Ответы экспертов также указывают на большое количество конфликтов
комплексного характера, которые служат завоеванию и сохранению автономии в
целом, причем их пик приходится на подростковый возраст, что закономерно связано с
развитием в это время личной и социальной идентичности. Если же обратить внимание
на общее количество конфликтов (среди которых некоторая незначительная часть не
связана напрямую с завоеванием автономии), то их количество поступательно
возрастает от младенчества к подростково-юношескому возрасту, сохраняет высокий
уровень практически без изменений и резко уменьшается в пожилом возрасте, когда
границы достаточно прочны, а расширение пространства, по-видимому, почти не
происходит. Конфликты эти, как показывает дальнейший анализ, в основном связаны с
удержанием своих позиций.
Рисунок 3.1.3. Распределение причин конфликтов на разных возрастных
стадиях
192
14
25
12
20
10
15
8
6
10
4
5
2
0
0
СФТ
СТ
СВ
СП
СС
СЦ
СФТ
Компл.
самоутв.
Младенчество
СТ
СВ
СП
СС
СЦ
Компл.
самоутв.
СВ
СП
СС
СЦ
Компл.
самоутв.
СС
СЦ
Компл.
самоутв.
Ранний возраст
12
20
18
10
16
14
8
12
6
10
8
4
6
4
2
2
0
0
СФТ
СТ
СВ
СП
СС
СЦ
Компл.
самоутв.
Дошкольный возраст
СФТ
СТ
Младший школьный возраст
20
30
18
25
16
14
20
12
15
10
8
10
6
4
5
2
0
0
СФТ
СТ
СВ
Подростковый возраст
СП
СС
СЦ
Компл.
самоутв.
СФТ
СТ
СВ
СП
Юношеский возраст (молодость)
193
20
25
18
16
20
14
12
15
10
8
10
6
4
5
2
0
0
СФТ
СТ
СВ
СП
СС
СЦ
Компл.
самоутв.
Взрослость (зрелость)
СФТ
СТ
СВ
СП
СС
СЦ
Компл.
самоутв.
Поздняя взрослость (пожилой возраст)
Характеризуя каждую стадию с точки зрения напряженности измерений
психологического пространства, отметим следующее. Младенчество – это время
формирования телесной идентичности. В раннем возрасте наряду с продолжающимся
развитием телесности происходит психологическое освоение личной территории и
личных
вещей.
В
дошкольном
возрасте
происходит
резкое
расширение
психологического пространства, в котором начинает действовать такое измерение как
суверенность привычек, а суверенность личных вещей также продолжает укрепляться.
Возможно, это связано с тем, что ребенок начинает посещать детский сад, и возникает
потребность сохранять свой временной режим и оберегать личные вещи от первых
чужих людей, которые появляются в жизни ребенка. В младшем школьном возрасте
также
продолжают
доминировать
конфликты,
связанные
с
временными
характеристиками, привычками ребенка.
В подростковом возрасте психологическое пространство вновь начинает
расширяться, но при этом по всем направлениям сразу. В юношеском возрасте
преимущественная область конфликтов – это идеология, что вполне отвечает
имеющимся данным о специфике юношеского возраста (в частности, П.Бальтес
отметил повышенную чувствительность юношества к политическим и историческим
событиям) [9, 118]. Во взрослом возрасте основные конфликты также касаются
системы ценностей, которую продвигает или защищает субъект. В пожилом возрасте
конфликты теряют общую напряженность и равномерно распределены по всем
измерениям пространства (в котором вновь «оживают» такие измерения как
194
телесность, личные вещи, территория), но идеологические конфликты резко усилены
по сравнению со семи остальными.
Все полученные нами данные вполне согласуются как с эпигенетическим
учением Э.Эриксона, так и с отечественной периодизацией посредством ведущей
деятельности. Можно отметить также, что данные о динамике переживания
суверенности на протяжении всего жизненного цикла получены в этом исследовании
впервые.
Следующее важное направление анализа связано с тем, по отношению к какой
части
среды
устанавливаются
распространения
личной
границы.
автономии
в
Можно
ходе
предположить,
онтогенеза
что
сфера
расширяется
от
непосредственно примыкающей части среды к более отдаленным ее фрагментам. Для
проверки этого предположения вновь обратимся к эмпирическим данным (Приложение
4).
Как это отчетливо видно в таблице, в начале жизненного пути психологическое
пространство расширяется за счет усиления сепарации от близких, то есть тех, с кем
ребенок вступает в непосредственный контакт, причем на протяжении младенчества
это практически всегда «внешняя сила»: по отношению к младенцу действительно весь
мир занимает более высокий статус. В раннем детстве ребенок начинает устанавливать
уже «горизонтальные» границы – по отношению к тем, кто обладает примерно
одинаковым с ним влиянием; в дошкольном, младшем школьном, подростковом и
юношеском возрасте эта картина сохраняется. Но в юношеском возрасте среди тех, кто
равен по статусу, начинают появляться посторонние – лица противоположного пола,
коллеги.
Можно
«экспансией»
и
предположить,
освоением
что
новых
конфликты
областей
вызваны
психологической
психологического
пространства,
взаимодействием с отдаленными областями социальной среды.
Взрослый человек вступает в конфликты не только с людьми равного или более
высокого статуса: в зрелости появляются и «нижние» (условно и временно) ступени на
лестнице социальной иерархии. Молодое поколение, дети, подчиненные – эти
субъекты конфликтов побуждают взрослого человека, по-видимому, уже не
захватывать новые «территории», а удерживать старые. То есть взрослый человек
начинает выступать не как объект, а как субъект внедрения и депривации,
195
одновременно испытывая сопротивление «снизу». То же самое мы наблюдаем и в
пожилом возрасте: конфликты с теми, кто «сверху», практически исчезают,
превращаясь в хроническое противостояние окружающему миру, а конфликты с
младшими представлены достаточно. Среди «равных» появляются совершенно чужие
люди: врачи, работники ДЭЗов, соседи, хотя и взаимодействие с близкими также
сохраняется.
Итак,
обобщая
исследования,
изложенные
в
данном
разделе,
можно
констатировать, что, действительно, на протяжении онтогенеза можно проследить
возрастание суверенности психологического пространства личности и усиление его
дифференциации, причем эти процессы носят нелинейный характер. Суверенность
телесности возникает во младенчестве, суверенность личной территории и вещей – на
протяжении раннего и дошкольного детства, суверенность привычек начинает
складываться в дошкольном детстве и окончательно закрепляется как область
приватности в младшем школьном возрасте. Суверенность социальных связей
возникает с первым опытом дружбы также в дошкольном возрасте, суверенность
вкусов и ценностей начинает формироваться тогда же, но становится значимым
регулятором поведения в подростковом возрасте, сохраняя свою значимость на
протяжении всего жизненного цикла.
Развитие пространства и уточнение его границ происходит на протяжении всей
жизни, но особенно продуктивными в переживании автономии являются
периоды дошкольного и подросткового возраста.
3.2. Личностные корреляты суверенности психологического
пространства
Понимание целостности границ психологического пространства как одной из
важнейших
интегративных
характеристик
человека
естественно
подводит
к
необходимости изучить ее индивидуальную вариативность в отнесенности к тем
чертам характера и личности субъекта пространства, которые служат причиной или
являются следствием склонности испытывать внедрения извне и поддаваться им (быть
депривированным)
или
способности
защищать
личностные
границы.
Трудно
196
установить однозначно направление причинно-следственной связи между чертами и
суверенностью.
С одной стороны, вся традиция психоаналитического понимания личности как
«отпечатка» череды раннедетских травм (З.Фрейд, А. Фрейд, М.Кляйн, М.Малер, Дж.
Боулби, Н. Мак-Вильямс, Э. Фромм, Э. Берн) объясняет типологические особенности
характера человека теми испытаниями, которые он пережил на протяжении раннего и
дошкольного детства [107, 113]. В зависимости от содержания травмирующего
воздействия происходит его фиксация на той или иной стадии развития личности. Чем
моложе по возрасту ребенок, тем беднее репертуар психологических защит, которыми
он обладает и, значит, тем более уязвимым по отношению к негативным воздействиям
он оказывается. Так, переживаемая в возрасте до 1,5 лет травма влечет за собой
глубокие психотические изменения личности, в возрасте от полутора до трех лет
приводит всего лишь к пограничным нарушениям, а период от трех до шести лет носит
название «от невроза до нормы», потому что на этой стадии вклад каждого стресса
относительно пережитого жизненного опыта оказывается уже не таким значительным,
а психологические защиты становятся более зрелыми и эффективными.
В рамках психоанализа говорят об оральном, анальном и других типах
характера в зависимости от опыта раннедетских переживаний. Нужно отметить,
однако, что даже внутри течения психоанализа жесткая обусловленность особенностей
зрелой личности ранним опытом подвергается сомнению, а в учении К.Г.Юнга вообще
опровергается.
С другой стороны, данные, полученные в рамках дифференциальной
психофизиологии, в частности, в исследованиях темперамента, осуществленных
В.М.Русаловым,
свидетельствуют
о
том,
что
в
значительной
степени
межиндивидуальная вариативность обусловлена свойствами нервной системы и
врожденными
биологическими
программами,
которые
регламентируют
такие
фундаментальные проявления личности и поведения как наличие предпочтений,
эмоциональный
фон,
выносливость
и
другие.
В
специальной
теории
индивидуальности они рассматриваются в качестве важнейших условий не только
динамики, но и результата человеческой деятельности; то есть можно сказать, что
197
врожденные качества во многом определяют «победительность» или «неудачливость»
человека или, в наших терминах, его склонность поддаваться внедрению извне или
оказывать ему сопротивление, защищая свои границы.
Предварительные данные о связи СПП с личностными характеристиками
Так или иначе, мы имеем все основания предполагать, что группы
депривированных и суверенных будут различаться по своим личностным качествам.
Об этом же свидетельствуют и предварительные данные [99]. Так, в
исследовании, осуществленном под нашим руководством Е.А.Матвийчук, у 25 детей 910 лет изучалась связь суверенности психологического пространства, измеряемой при
помощи уже упоминаемой ранней версии опросника СПП, с чертами личности,
определяемыми по 12-факторной версии опросника Р. Кеттелла (Таблица 3.2.1).
Оказалось, что две (из 10) обследованные девочки имели низкие показатели
суверенности, 8 - высокие. У 9 (из 15) опрошенных мальчиков отмечены низкие
показатели и у 6 - высокие.
Рисунок 3.2.1. Профили 12PF Р. Кеттелла у 25 детей младшего школьного
возраста
198
25
20
15
10
5
0
A
C
Депр
Дев
(n=2)
D
E
F
G
Сув
Дев
(n=8)
H
I
J
N
Депр
Mал
(n=9)
O
Q4
Сув
Мал
(n=6)
В исследовании было обнаружено, что группы суверенных и депривированных
детей характеризуются различными личностными особенностями. Депривированность
у девочек сопровождается усилением флегматичности и равнодушия (D), повышением
настойчивости (E), значительным понижением интереса к участию в общих делах,
индивидуализмом (J), несколько усиливает немотивированное беспокойство (F),
суровость (I) и одновременно понижает робость (H). Суверенные девочки, в отличие от
рассмотренной группы, отличаются высокой эмоциональной реакцией на внешние
раздражители (A), они не конформны (G), но, однако, отличаются склонностью к
сверхответственности и повышенному чувству вины (O), что характеризует женскую
российскую выборку в целом, позволяя говорить о комплексе жертвенности как
специфически культурной особенности российских женщин. Таким образом, у
суверенных девочек во всех психологических проявлениях можно ожидать лучшей
адаптированности и в целом – фемининности, а у депривированных девочек –
частично
маскулинных
проявлений,
сопровождающихся
также
стремлением
эмоционально и социально отгородиться. Суверенные девочки, более уверенные в
199
целостности границ, судя по комплексу своих характеристик, больше открыты для
контактов с миром.
У депривированных мальчиков довольно высока эмоциональная стабильность
(C), они отличаются смелостью (H), жесткостью (I) и практически отсутствием чувства
вины (O), то есть в целом можно ожидать чрезмерно решительного, возможно, с
асоциальными
тенденциями,
поведения.
Суверенные
мальчики
несколько
эмоционально лабильны (C), довольно беспечны (F), способны доминировать (E) и
свободны от избыточного переживания чувства вины (O). По всем показателям они
ближе к середине «коридора» нормативных значений, а, значит, суверенность может
рассматриваться как более нормативная характеристика мужской подвыборки, чем
женской: показатели депривированных девочек также тяготеют к средним значениям,
но при этом сочетаются с тенденциями к деиндивидуализации и конформности, чем о
нормативности.
Таблица 3.2.1. Средние значения показателей 12PF Кеттелла у 25 детей младшего
школьного возраста
4
A
C
D
E
F
G
H
I
J
N
O
Q
ДД (n=2)
15
12
9
12
11
14
15
12
16
10
11
9
СД (n=8)
18
12
12
8
6
16
10
8
8
10
20
10
ДM (n=9)
15
14
9
13
14
11
17
9
13
11
8
10
СМ (n=6)
14
8
9
13
14
12
13
11
12
10
8
12
Примечание. ДД – депривированные девочки, СД – суверенные девочки, ДМ –
депривированные мальчики, СМ – суверенные мальчики.
Таким образом, можно отметить, что у депривированных девочек наблюдается
снижение адаптированности; и у мальчиков, и у девочек депривация психологического
пространства способствует появлению некоторых маскулинных черт. Эти результаты
полезно учитывать в педагогической и психотерапевтической практике.
Еще одно краткое исследование Е.А.Матвийчук было посвящено изучению
субъективного локуса контроля (СЛК) – склонности субъекта видеть причину
происходящего в своих действиях или внешних влияниях. В исследовании
200
локализации контроля, осуществленном посредством предварительного варианта
опросника для младших школьников, разрабатываемой О.А.Шиян, принимало участие
20 девочек и 24 мальчика. Экстернальную направленность локуса контроля показали 8
девочек и 10 мальчиков: 2 из восьми девочек и 4 из десяти мальчиков относятся к
подгруппе депривированных.
Интернальную направленность локуса контроля
показали 12 девочек и 14 мальчиков: 5 из двенадцати девочек и 3 из четырнадцати
мальчиков также принадлежат к группе депривированных (Таблица 3.2.2).
Для установления связи между исследуемыми качествами был рассчитан
коэффициент корреляции r Спирмена. Хотя его значение нигде не достигло уровня
достоверности, все же обнаруженные тенденции представляют интерес. В целом по
выборке опрошенных r=0,22; в подгруппе девочек – r=0,18, в подгруппе мальчиков –
r=0,25. Среди суверенных отмечался r=0,16 (r=0,4 у девочек и r=0,04 у мальчиков), а
среди депривированных - r=0,26 (r=0,18 у девочек и r=0,58 у мальчиков).
Таблица 3.2.2. Показатели СПП и СЛК среди девочек (n=20) и мальчиков (n=24).
Девочки
14 16 16 16 17 17 18 18 20 21 21 21 22 22 23 23 24 25 25
СПП
8
20 16 19 19 21 18 19
СЛК
15 16 18 21 21 18 19 17 12 17 17 20 9
Мальчики
СПП
10 13 14 16 16 16 17 18 18 19 20 20 20 20 21 21 21 22 23 23 23 24 25 26
СЛК
16 17 17 16 18 19 18 17 19 16 14 20 21 21 14 19 21 18 18 19 20 17 23 15
Примечание. Курсивом выделены подгруппы депривированных.
Эти тенденции очень важны для понимания механизмов возникновения и
регулирования суверенности. Хотя в целом, как и можно было предположить,
корреляции
имеют
положительный
характер,
существуют
свои
особенности
проявления этой связи в разных группах. Так, обнаружено, что связь между
экстернальностью и депривированностью выше, чем между интернальностью и
суверенностью. Особенно сильна эта связь в подгруппе депривированных мальчиков,
201
которые, по-видимому, более других склонны к отклонению личной ответственности;
у девочек, возможно, принятие личной ответственности не так сильно связано с
выраженностью уязвимости по отношению к внедрениям извне.
Среди суверенных девочек также достаточно выражена корреляция целостности
личностных границ с внутренним локусом контроля. Отсюда мы можем сделать вывод
о специфике коррекционных и психоразвивающих воздействий на травматиков
различного пола: для мальчиков оно должно быть направлено на преодоление
пассивности в отношении к собственной жизни, усиление чувства авторства,
трансформации «я должен (бы)» в «я могу» и «я хочу». С тем, кто воспринимает
несчастный случай как личное оскорбление, они происходят намного реже,
афористично отметил М. Пьюзо устами одного из своих героев. Выработка подобной
установки может оказаться психотерапевтичной для депривированных мальчиков.
Применительно к депривированным девочкам, однако, эта стратегия может
оказаться безуспешной. Можно также предположить, основываясь на нелинейности
изучаемой связи у мальчиков, что суверенность личностных границ у мужчин
регулируется более разнообразными способами, чем в женской подвыборке, и можно
говорить о типах ее достижения (как через выделение субъектного («западного») типа
взаимодействия,
так
и
через
выделение
синергичного
(«восточного»)
типа
мироотношения).
К сожалению, полученные данные не могут считаться абсолютно достоверными
в силу небольшого объема выборки и недостаточной психометрической подготовки
используемых опросников, однако даже на качественном уровне обнаруженные
тенденции представляют большой интерес и ставят перед необходимостью проведения
более чистого репликационного исследования.
Для изучения связи уровня суверенности и индивидуально-личностных
особенностей нами был предпринят ряд кратких исследований с использованием
опросников СПП (в окончательной стандартизированной форме), ЛОД С. Айзенк,
опросника «Акцентуация характера» К. Леонгарда, УСК. Всего в исследовании
приняло участие 140 респондентов в возрасте от 13 до 25 лет, 70 юношей и 70 девушек.
Частная гипотеза модуля исследования заключалась в том, что уровень
суверенности связан с индивидуально-личностными особенностями:
202
а) суверенные и депривированные отличаются по выраженности черт личности
б)
суверенные
и
депривированные
отличаются
преобладающими
акцентуациями характера
в) суверенные отличаются лучшей адаптированностью, чем депривированные
Связь суверенности психологического пространства с чертами личности
по Г. и С.Айзенкам
Один из важных для изучения феноменологических связей суверенности
психологического
пространства
показателей
был
получен
нами
в
рамках
психометрической подготовки опросника СПП (2.2.3). Напомним, что на выборке из 60
подростков (24 ученика школы № 57, 37 учеников школы № 300 среднего возраста 14,7
год, 31 мальчика и 29 девочек) проводилось сравнение показателя СПП со шкалами
личностного
опросника
С.Айзенк
для
детей
(ЛОД)
посредством
подсчета
непараметрического коэффициента корреляции r Спирмена. Полученные значения
представлены в Таблице параграфа…
Таблица 3.2.3. Корреляции показателя нейротизма по ЛОД с субшкалами опросника СПП.
Шкала
Девочки, n=29
Мальчики, n=32
Общие данные, n=61
Шкала лжи
0,04
0,18
0,1
Шкала экстраверсии
0, 25
0, 18
0, 2
Шкала нейротизма
-0,4
-0,36
-0,32
Примечание. Полужирным шрифтом выделены показатели, значимые на уровне
p<0,05, полужирным подчеркнутым – значимые на уровне p<0,01.
Анализ и интерпретация результатов. Мы уже отмечали тот факт, что
суверенность пространства практически не связана с показателем лжи, подтверждая,
что следование социально желаемому поведению – не основной способ защиты
личностных
границ,
хотя,
по-видимому,
также
может
быть
использован
(коэффициенты корреляции составили для девочек, мальчиков и выборки в целом
соответственно 0,04, 0,18 и 0,1). У мальчиков эта связь в тенденции положительна,
согласуясь с известным в практической психологии факт, что способность лгать
203
представляет собой один из навыков социальной компетентности, способствующий
поддержанию самоуважения и защите личных интересов: еще З.Фрейд обращал
внимание на важность первого положительного опыта, связанного с обманом, в
онтогенезе приватности. В психологическом консультировании нередко при работе с
неадекватно агрессивными детьми оказывается, что они ригидно правдивы и не умеют
управлять потоком социально значимой информации, в силу чего и оказываются
вынужденными защищать свои личностные границы физически.
Любопытные и неоднозначные тенденции обнаружены в связи с проявлением
зависимости между суверенностью и такой важной индивидуально-типологической
чертой, как экстраверсия-интроверсия (коэффициенты корреляции составляют для
девочек 0,25, для мальчиков 0,18 и для группы в целом 0,2). Таким образом, можно
заключить, что экстраверсия сочетается с большей защищенностью, а интроверсия – с
депривированностью.
Учитывая
тот
факт,
что
еще
К.Г.Юнг
отмечал
преимущественную распространенность экстраверсии в нашей культуре, мы можем
считать,
что
выраженные
экстраверты,
естественно
контактируя
с
миром,
одновременно умеют выстраивать прочные личностные границы и различать «моечужое», то есть уважать и границы других людей.
И, наконец, следующий также очень значимый для нас результат состоит в том,
что показатель суверенности значимо отрицательно связан с показателем нейротизма,
причем эта тенденция сильнее выражена у мальчиков, чем у девочек (-0,4 для девочек,
-0,36 для мальчиков
и -0,32 и для всей группы). Нейротизм в контексте ЛОД
понимается как показатель эмоциональной уравновешенности. Нейротизм не следует
отождествлять с неврозом, так как это качество личности здорового человека, однако
он создает предпосылку для развития дезадаптации в случае недружественных
средовых воздействй. Таким образом, мы можем подтвердить одну из теоретических
посылок нашего исследования, которая состоит в том, что способность защищать свои
границы естественно связана с понижением тревожности и чувства вины (эта связь, повидимому, имеет взаимную направленность: эмоционально нестабильные с большим
трудом отстаивают свою приватность, чем люди не тревожные). Так или иначе, мы
можем ожидать, что, как правило, мальчики и мужчины с признаками эмоциональной
нестабильности имеют склонность также попадать в группу депривированных, то есть
204
в разных сферах жизни совершают уступки внедрению извне и испытывают дефицит
собственной субъектности. У девочек эта связь также прослеживается, но обладает
меньшей силой.
Поскольку данный результат достигает уровня достоверности, целесообразно
остановиться на нем более подробно. Мы проанализировали «вклад» каждой из
субшкал опросника в корреляцию с нейротизмом (Таблица 3.2.4). Результаты
свидетельствуют в пользу того, что существуют гендерные различия в содержании
того измерения пространства, депривация которого сочетается с повышением
нейротизма. Так, для девочек это пространство вещей и социальных связей: то есть
нейротизм выше у тех девочек, которые не могут дружить и общаться с теми, с кем
хотели бы, а также пользоваться своими личными вещами в одиночестве. У мальчиков
же отмечается сильная отрицательная корреляция с показателем суверенности тела: то
есть для мальчиков категорически не показано любое физическое насилие, которое
ведет
к
повышению
нейротизма.
Впрочем,
возможна
и
другая
картина:
депривированные мальчики иногда своим поведением провоцируют физическую
агрессию по отношению к себе, «выпрашивая оплеуху» или играя в игру «Побей
меня», по выражению Э.Берна.
В то же время некоторое физическое насилие у
девочек, по-видимому, предусмотрено эволюционной логикой их пола и не столь
разрушительно для личности, как у мальчиков.
Замена на :
У мальчиков же отмечается сильная отрицательная корреляция с показателем
суверенности территории: то есть для мальчиков категорически не показано любое
территориальное ущемление, которое может вести к повышению нейротизма. Для
девочек тоже характерна эта тенденция, но она не достигает уровня значимости. Такое
положение дел может быть объяснено эволюционно сложившимся разделением
поведенческих программ, жизненных задач и обязанностей между мужской и женской
подсистемами вида: именно самцы (или мужчины) осваивают и закрепляют за собой
участок территории, на который впоследствии и приглашается самка.
205
Таблица 3.2.4. Корреляции субшкал опросника СПП с показателем нейротизма по ЛОД.
СПП
СФТ
СТ
СВ
СП
СС
СЦ
Девочки (n=28)
-0,4
-0,16
-0,27
-0,47
-0,21
-0,41
-0,35
Мальчики (n=31)
-0,36
-0,12
-0,36
-0,29
-0,2
-0,25
-0,3
Примечание. Полужирным выделены показатели, значимые на уровне p<0,05.
Таким образом, полученные данные говорят о том, что суверенность
психологического
пространства
индивидуальности
может
как
одна
рассматриваться
из
интегративных
в
контексте
характеристик
индивидуально-
психологических вариаций и, возможно, даже использоваться в качестве основания
одной из типологий.
Связь суверенности психологического пространства с акцентуациями
характера
Еще один модуль исследования связан с изучением связи между уровнем
суверенности и выраженностью акцентуаций характера. Теоретически эту связь
обосновать очень легко: понятие акцентуации, введенное К.Леонгардом, трактуется не
только
статично
(как
крайний
вариант
нормы
поведения,
отличающийся
избирательной уязвимостью к некоторым воздействиям при высокой сохранности
устойчивости по отношению к другим), но и динамически – как совокупность ответов
личности на фрустрирующие воздействия, как индивидуальный способ разрешения
тревожности
или,
используя
нашу
терминологию,
как
система
привычных,
преобладающих ответов личности на ущемление психологического пространства.
Поэтому есть все основания считать возможной связь между уровнем достигнутой
суверенности и характерологическим профилем человека.
В нашем исследовании, осуществленном в рамках подготовки дипломного
исследования С.В.Авакян, приняло участие 40 учеников подросткового возраста
школы № 150 г. Москвы (20 мальчиков и 20 девочек). Им были предложены опросники
СПП и «Акцентуации характера» Шмишека-Леонгарда. Затем подростки были
распределены на подгруппы разного пола и уровня суверенности (разделение на
депривированных
и
суверенных
осуществлялось
в
данном
случае
ввиду
незначительного объема выборки исходя из среднего значения СПП: для девочек 12 и
206
для мальчиков 22). В результате группа депривированных девочек составила 9 человек,
суверенных девочек – 11, депривированных мальчиков – 14 и суверенных мальчиков –
6 человек.
Анализ и интерпретация результатов. Изучение акцентуаций исходя из
особенностей методики как скорее диагностического, чем исследовательского
инструмента, осуществлялось несколькими способами. Известно, что показатели
акцентуаций нужно изучать не по абсолютным значениям их выраженности, а исходя
из общей конфигурации профиля, ориентируясь на повышения (составляющие больше
12 баллов) и понижения (представляющие самый низкий показатель). Пик определяет
особенность характерологических проявлений. Поэтому для каждого респондента
определялись ведущие пики и понижения показателей теста. Результаты представлены
в таблице…
Затем мы применили и другой способ обработки первичных результатов:
несмотря на некоторый отход от идиографической парадигмы, для наглядности иногда
представляют обобщенный профиль подгруппы [15]. Мы подсчитали усредненные
показатели акцентуаций по каждой из четырех подгрупп и построили профили
(Рисунок 3.2.2).
Таблица 3.2.5. Преобладающие акцентуации у мальчиков и девочек с различным
уровнем суверенности
Девочки
СПП
Мальчики
Акцентуации
СПП
Макс. пок-ль
Мин. пок-ль
48
З=22
Т=6
46
Эк=24
46
Акцентуации
Макс. пок-ль
Мин. пок-ль
58
Г=24
Т=0
В=0
26
Г=18
Т=3
Эк=21
Т=6
24
Г=18, Эк=18
Т=3
44
Эк=24
Т=3
24
Дис=18
Т=0
42
Г=21, В=21
Т=9
20
Ц=21
Т=0
36
Эк=24
П=2
12
В=21
Т=6
30
Эм=21
Т=6
10
Г=21, Ц=21
Эм=6
207
8
Эк=24
Г=9
8
«зубчатый» график
Ц=24
П=8
6
Ц=24, Эк=24
П=8
24
Эм=21,Ц=21
П=8
4
Ц=21, В=21
Т=3
16
Эм=24,
0
Т=24, Ц=24
Эм=9
Ди=9
0
Г=21, Ц=21
Дис=6
Т=3
-2
Дис=18
Г=3, Эм=3
26
Эм=24
26
Эм=24
26
Эм=9
Эк=24,Ц=24
14
Эм=24, Эк=24
12
12
Эк=24
В=6
-10
Г=24
Т=1
10
Дем=20
П=4
-10
Ц=24, Эк=24,
Т=6
В=24
2
В=24
Т=6
-11
Ц=24, Эк=24
Дем=8
0
З=18, Ц=18
В=6, Эк=6
- 14
Ц=24
П=8
-2
Ц=21
Г=3
-20
Г=24,Ц=24,
П=10
Эк=24
-12
Ц=24
Т=6
- 24
Эк=24
П=10
Примечание. Курсивом выделена подгруппа депривированных. Условные
обозначения: гипертимический (Г), застревающий (З), эмотивный (Эм), педантичный
(П), тревожный (Т), циклотимический (Ц), демонстративный (Дем), возбудимый (В),
дистимический (Дис), экзальтированный (Эк).
У депривированных девочек в первую очередь отмечаются циклотимность (4), а
также экзальтированность (3), эмотивность (2), застревание (1) и демонстративность
(1). Минимальные показатели отмечаются большой вариативностью и очень
индивидуальны.
208
Таблица 3.2.6. Средние значения акцентуаций характера у депривированных девочек
(ДД), суверенных девочек (СД), депривированных мальчиков (ДМ) и суверенных
мальчиков (СМ).
Г
З
Эм
П
Т
Ц
Дем
В
Дис
Эк
ДД (n=9)
14,3
16,9
16,3
10,7
10,3
20
13,8
13,7
12,3
18
СД (n=11)
16,7
16,9
19,5
10,1
8,7
18
15,8
14,2
11,5
19,9
ДM (n=14)
18
15,4
11,8
10,6
10,5
21,2
12,2
17,2
14
18,5
СМ (n=6)
17,6
14,6
11,6
8,9
3,9
13,3
14
14,1
11,4
13,7
Примечание. Сокращения названий акцентуаций расшифрованы в легенде
Таблицы 3.2.5.
Обобщенный психологический портрет «депривированной девочки» включает в
качестве ведущей акцентуации циклотимность; выражены также эмотивность и
экзальтированность, а тревожность выше, чем в группе суверенных. И, хотя резких
качественных отличий от суверенных не отмечается, все же перестановка некоторых
акцентов произошла явно в сторону снижения адаптированности и подчинения
необходимых
качеств
эмоциональной
чувствительности
действия
законам
циклотимности, то есть переключения происходят часто и, судя по присутствия
тревожности, может
быть больше выражена фаза пониженного настроения.
Циклотимия, которая П.Б. Ганнушкиным рассматривалась как вариант психопатии,
подразумевает ориентацию на собственную цикличность: перемены образа жизни и
режима циклотимами воспринимаются негативно, всегда как вторжение, и нередко
приводят к затяжному субдепрессивному состоянию. Поэтому не исключено, что
именно циклотимы изначально особенно чувствительны к сохранению целостности
личностных границ и не склонны считаться с распорядками и правилами,
предлагаемыми им извне.
Сравнение полученных данных показывает, что среди суверенных девочек
встречаются такие типы акцентуаций как экзальтированность (4), эмотивность (4),
реже – циклотимность (2), застревание (1), гипертимность (1), возбудимость (1). Чаще
всего понижены показатели тревожности и педантичности.
Рисунок 3.2.2. Акцентуации характера в группах обследуемых мальчиков и
девочек
209
25
20
15
10
5
Депр
Дев
(n=9)
Сув
Дев
(n=11)
Депр
Mал
(n=14)
ал
ьт
им
кз
Э
Ди
ст
уд
Во
зб
Де
мо
н
Ц
ик
ло
т
ож
Тр
ев
в
ед
ан
т
П
Э
мо
ти
тр
За
с
Ги
пе
р
0
Сув
Мал
(n=6)
Обобщенный психологический портрет «суверенной девочки» - это эмотивная,
циклотимная
и
экзальтированная
девочка
с
пониженной
педантичностью
и
тревожностью, то есть обладающая традиционно женскими чертами характера:
эмотивность подразумевает доминирование мира чувств над миром поступков и
действий, экзальтированность – способность сопереживать нереальным событиям,
эмоциональную децентрацию, эмпатию. Циклотимность как присутствие фазности в
эмоциональном состоянии – это также женственная акцентуация, выражающаяся в
неожиданности,
непредсказуемости
и
капризности.
Таким
образом,
можно
констатировать, что на качественном уровне характерологические особенности
суверенных девочек отвечают эволюционной и культурной логике развития
фемининности.
Фактор депривированности сильнее сказывается на группе мальчиков, чем на
девочках. Если у девочек логика и конфигурация профиля в основном не меняются,
лишь слегка переставляются акценты, то у мальчиков наблюдается иная картина. У
депривированных мальчиков отмечаются чаще всего акцентуации циклотимности (9),
экзальтированности (6), гипертимности (3), присутствуют также возбудимость (3).
Среди наименее выраженных доминирования не отмечается, но присутствуют
педантичность, тревожность, эмотивность и дистимность.
210
Обобщенный «депривированный мальчик» - это циклотим, у которого также
присутствуют акцентуации гипертимности и возбудимности. По количественным
параметрам его профиль приближается к женским, однако логика конфигурации
профиля иная: подобное сочетание нередко, по мнению работающих в области
ювенильной юстиции психологов, встречается у подростков-правонарушителей. То
есть если суверенные поддерживают свою автономию, по-видимому, посредством
заданной
гипертимной
акцентуацией
склонностью
эмансипироваться,
то
у
депривированных способность быть суверенным блокирована, а стремление к
автономии прорывается в неожиданных, непредсказуемых действиях,
нередко
асоциального содержания.
В малочисленной подгруппе суверенных мальчиков чаще всего доминируют
такие акцентуации как гипертимность (3), присутствуют также экзальтированность (1)
и дистимность (1). Устойчиво понижены показатели тревожности.
Обобщенный «суверенный мальчик» - очень целостное существо: при
отчетливом доминировании гипертимной акцентуации они обладают самым низким
показателем по акцентуации тревожности. Гипертимность можно назвать маскулинной
акцентуацией: дети-гипертимы с самого рождения отличаются бесстрашием, высоким
жизненным тонусом и стремлением к исследовательской деятельности, оптимизмом.
Они способны охранять свои границы, которые с самого начала представляют для них
большую ценность, и в то же время могут внедряться в пространство других людей.
Сильное давление извне приводит в стремлению эмансипироваться, в некоторых
неблагоприятных
случаях
у
гипертимов
начинает
проявляться
алкоголизации, то есть так или иначе они активно используют
тенденция
к
стратегию ухода,
физического или психологического.
Гипертимы – эмоционально теплые люди, но склонны к бурным аффективным,
иногда агрессивным вспышкам. Все эти качества дают нам представление о почти
нормативном характере среднестатистического подростка-мальчика.
Итак, обобщая полученные результаты, можно констатировать, что, как мы и
ожидали, суверенные и депривированные подростки отличаются по присутствию у них
ведущих акцентуаций и это различие обладает также гендерной вариативностью.
Суверенные мальчики и девочки по психологическому портрету ближе к нормативной
211
модели гендерного поведения своей группы. Таким образом,
факт переживаемой
депривации сочетается (непонятно, как причина или как следствие) с искажением и
нарушением логики продуктивного гендерного поведения. Преобладающие в группах
суверенных акцентуации могут быть естественными механизмами обретения и
сохранения суверенности. Знание акцентуаций может помогать прогнозировать не
только уровень суверенности, но и все остальные феноменологически связанные с ним
проявления индивидуальности особенности Я-концепции, предпочтение стратегий
психологического преодоления, содержание семейных установок и пр.).
Акцентуации характера – это предметно-содержательные индивидуальные
качества, которые формируются к концу подросткового возраста; поэтому внутренние
ресурсы акцентуаций начинают использоваться по-настоящему именно в изученном
нами возрасте. Однако акцентуации – это естественный, но не единственный механизм
поддержания личностной целостности. Есть основания предположить, что по мере
взросления все большая роль во всех процессах адаптации и развития начинает
принадлежать самосознанию (особенно «социальному Я» человека) и другим
индивидуально-психологическим
характеристикам,
традиционно
относимым
в
дифференциальной психологии к духовно-мировоззренческим. Поэтому в следующем
модульном исследовании мы постарались установить связь уровня СПП с такими
качествами
как
стремление
к
доминированию,
дружелюбие
и
переживание
осмысленности своей жизни.
Связь суверенности психологического пространства с социальнодуховными качествами личности
Поскольку суверенность представляет собой независимость от окружения и
предполагает самостоятельность внутреннего духовного мира человека, можно,
основываясь
на
выводах
гуманистической
и
экзистенциальной
психологии,
предположить, что потребность в осознании смысла своего бытия, а, значит, и усилия
по реализации этой потребности могут положительно коррелировать с уровнем
достигнутой суверенности: травматики, за исключением чрезвычайно духовно
развитых, с меньшей вероятностью считают свою жизнь осмысленной.
Поскольку возможность себя защищать предполагает наличие стремления это
делать и высокой потребности в самоутверждении (которую нередко трудно отделить
212
от потребности экспансии), то можно предположить, что суверенные люди чаще
стремятся и могут доминировать. Таким образом они рискуют оказаться своре
внедряющимися, чем депривированными. И, наконец, исходя из нашего понимания
социально-этического смысла переживания целостности личностных границ можно
предполагать, что люди с высокоразвитой субъектностью (суверенные) более
дружелюбны к другим в силу развитой способности к децентрации, которая побуждает
в социальной жизни уважать границы других людей.
Нами были высказана следующая частная гипотеза: уровень суверенности
психологического пространства
а) положительно связан с переживанием осмысленности собственной жизни
б) положительно связан со стремлением к доминированию
в) положительно связан с дружелюбием по отношением к другим людям.
В исследовании приняли участие 40 молодых людей-добровольцев среднего
возраста 22 лет (20 мужчин и 20 женщин), учащиеся различных вузов г. Москвы и
служащие. Исследование под нашим руководством было осуществлено Ю.Смирновой.
Респондентам в составе батареи методик предлагались опросники СПП, тест
Т.Лири и тест смысложизненных ориентаций (СЖО) Дж. Грамбо в адаптации
Д.А.Леонтьева.
Результаты и их интерпретация. Полученные результаты представлены в
Таблице 3.2.6. При обсуждении структуры измерений психологического пространства
и соответствующих шкал опросника мы отмечали, что по содержанию они
относительно независимы друг от друга – уже поэтому можно предполагать, что
преобладающие «каналы» и механизмы реализации потребности в приватности
обладают высокой вариативностью. Обратимся к интерпретации связи суверенности и
переживания осмысленности собственной жизни.
Общие
прослеживается
показатель
тенденция
СПП
и
частные
к
тому,
что
значения
личная
положительны:
автономия
значит,
«подпитывает»
экзистенциальную удовлетворенность или, напротив, суверенность способствует
ощущению осмысленности. Скорее всего, эти очень тонкие психологические явления
оказывают друг на друга взаимное влияние, одновременно подтверждая идеи
213
гуманистической и экзистенциальной психологии о том, что ноогенные неврозы
возникают часто у людей зависимых и конформных (несамодостаточных).
Значимый коэффициент корреляции отмечен, однако, только при установлении
частного показателя шкалы Суверенности ценностей и переживания смысла жизни.
Это указывает на решающую роль идеологической свободы и независимости в
способности сопротивляться экзистенциальному вакууму: мысль о внутренней свободе
как условии осмысленного бытия, естественно присущая российской интеллигенции и
высказываемая в работах многих великих гуманистов ХХ века, а также в
психологических трудах В. Франкла, Э. Фромма, в нашем исследовании обрела уже не
качественное, а количественное подтверждение.
Довольно высока связь осмысленности жизни с такими измерениями
суверенности как собственное тело (человеку, который испытывает физическое
насилие, увидеть в жизни смысл труднее), социальные связи (самостоятельно
выбранные и признанный круг общения также способствует уверенности в
небессмысленности существования, особенно у женщин), личная территория (чувство
дома как основа психологической устойчивости также не раз описывалось в
литературе и клинической практике).
Интересно, что анализируемая связь обладает выраженным гендерным
характером, меняя свой знак в зависимости от пола.
подгруппе
суверенность
территории
имеет
Так, например, в женской
тенденцию
к
отрицательному
коррелированию с переживанием смысла жизни. Это можно объяснить тем, что
природа территориальности у женщин изначально отличается от таковой у мужчин, и
для них наличие личной, отдельной территории – это, по-видимому, скорее признак
одиночества, отвергнутости, чем статус обладания.
Поэтому более осмысленной
жизнь кажется тем женщинам, которые не имеют «своего угла», но зато всегда
востребованы окружающими. Для мужчин такое положение дел обычно маловероятно.
Таким образом, если у мужчин высока
связь территориальной суверенности с
переживанием смысла жизни, то у женщин территория замещается социальным
«домом» - той референтной группой, которая может быть территориально отдалена.
Для женщин также, вопреки распространенному мнению, личные вещи также
не оказываются источником экзистенциальной удовлетворенности, в отличие от
214
мужчин, которым они (вероятно, посредством статусных характеристик) напоминают о
том, что их владельцы – богатые, красивые и состоявшиеся люди.
А
вот
суверенность
режимных
привычек
почти
не
связана
со
смысложизненными переживаниями ни у мужчин, ни у женщин: скорее всего, это
говорит о возможности и готовности поступиться этими привычками в периоды
«больших» решений.
Таким образом, можно сделать вывод, что суверенность пространства
позитивно связана с переживанием осмысленности жизни, но при этом вклад разных
измерений психологического пространства в формирование этой связь различается у
мужчин и женщин.
Таблица 3.2.6. Корреляции шкал CПП с показателями Теста смысложизненных
ориентаций (СЖО) и значениями Доминирования-подчиненности и Дружелюбияагрессивности Т.Лири
СЖО
Доминирование
(подчинение)
Дружелюбие
(агрессивность)
СПП
СФТ
СТ
СВ
СП
СС
СЦ
0,28
0,34
0,15
0,17
0,03
0,16
0,37
0,21 /
0,35 /
-0,31 /
0,04 /
0,11 /
0,31 /
0,30 /
0,35
0,29
0,27
0,24
-0,1
0,06
0,38
-0,06
0,04
-0,17
-0,05
-0,18
-0,01
0,08
-0,22 /
-0,01 /
-0,31 /
-0,19 /
-0,33 /
-0,3 /
-0,02 /
0,44
0,19
0,11
0,29
0,21
0,55
0,31
0,26
0,38
0,12
0,32
0,04
0,16
0,11
0,28 /
0,37 /
0,04 /
0,27 /
0,29 /
0,21 /
0,16 /
0,21
0,33
0,23
0,31
-0,28
0,15
-0,01
Примечание. Вверху – общий коэффициент, внизу – коэффициенты женщин
(n=20) и мужчин (n=20). Полужирным выделены значимые на уровне p<0,05.
Проанализируем теперь связь суверенности с такими социально значимыми
качествами как доминирование-подчиненность и дружелюбие-агрессивность. В целом
по общей группе обследованных респондентов связи между этими переменными почти
не улавливается: корреляции везде либо слабоположительны, либо слабоотрицательны.
215
Однако эти результаты совершенно меняют свое содержание при учете гендерного
расщепления.
В мужской подгруппе доминирование положительно связано с уровнем
суверенности; это одна из немногих значимых корреляций (p<0,05). Среди частных
показателей доминирование особенно сильно связано с социальной суверенностью: в
контексте этих данных становится лучше понятным тот факт, что социальная
суверенность у мужчин мало связана с переживанием смысла жизни, так как
доминирование
подразумевает
зависимость
Доминирование сильно коррелирует также с
от
социального
окружения.
суверенностью личных вещей и
ценностей, таким образом, становится более понятно, что реакция «Кто сидел на моем
стульчике?» и потребность в уважении мировоззрения («Ну ты все-таки должна
признать мое право на двоеженство» - настаивает муж из дисфункциональной семьи, у
которого есть все объективные возможности реализовать свои убеждения на практике
деликатным способом) – это типично мужские особенности, которые опосредствуют
самоутверждение мужчин.
В женской подгруппе обнаружена тенденция к отрицательной связи уровня
суверенности с доминированием, указывая на то, что воля к власти не связана с
достижением внутренней свободы и автономии. Подчиненные женщины, не считая
свое
социальное
суверенными.
подчинение
личностным
неуважением,
также
оказываются
Причем наиболее сильны отрицательные тенденции в связи
доминирования с территориальной суверенностью и суверенностью личных вещей, то
есть этими областями личного пространства женщинам, по-видимому, поступиться
особенно легко и здесь они не настаивают на прочности границ.
Связь следующего социально значимого качества, дружелюбия-агрессивности,
с уровнем переживаемой суверенности, также имеет свои особенности. В целом по
группе обследованных респондентов обнаружена тенденция к положительной связи
суверенности и дружелюбия, причем корреляции частных показателей суверенности
тела и личных вещей достигает уровня значимости (p<0,05). Это означает, что люди, не
знающие
физического
насилия
или
обобществления
личной
собственности,
действительно дружелюбны, причем верно и обратное: физическое подавление и деприватизация сочетаются с агрессивностью – что подтверждается многочисленными
216
историческими примерами. В практике воспитания обнаруженные факты также могут
эффективно применяться: известно, что, чтобы сделать ребенка менее агрессивным,
иногда достаточно просто оставить его в покое и не отнимать любимые игрушки.
Обнаруженные тенденции полностью сохраняются в женской подгруппе, но
при этом добавляется еще положительная и связь дружелюбия с суверенностью
привычек
- то есть женщины, распорядок жизни которых устанавливается ими
самими, более дружелюбны.
В
мужской
подгруппе
последняя
тенденция
имеет
противоположное
направление: более дружелюбны мужчины, распорядок жизни которых задан не ими
самими. Возможно, это менее доминантные мужчины, а возможно, поскольку
опросник в основном включает в себя утверждения о бытовых привычках,
дружелюбные мужчины просто не пытаются устроить порядок жизни дома. При этом в
служебных
отношениях
они могут
проявлять
иные особенности
поведения.
Агрессивные мужчины, напротив, строго охраняют привычный распорядок.
И еще одна
обнаруженная гендерная особенность заключается в том, что
дружелюбие мужчин (в отличие от женщин) никак
не связано с суверенностью
ценностей, то есть они более покладисты и легче поддаются убеждению.
Таким образом, обобщая полученные данные, можно сделать вывод, что в
целом высокий уровень суверенности связан с комплексом личностных особенностей,
включающим
предметно-содержательные
и
духовно-мировоззренческие
характеристики. Содержательный анализ связей внутри этого комплекса открывает
значительные различия в механизмах достижения и поддержания суверенности
личностных границ у мужчин и женщин: для мужчин это скорее доминирование, для
женщин – дружелюбие, для мужчин основа личностной автономии связана с
неприкосновенностью личных вещей и территории, для женщин – со свободой
ценностей и предпочитаемого круга общения. Таким образом, полученные результаты
отвечают
эволюционной
логике
развития
двух
полов,
предписывающей
инструментально-завоевательное поведение мужчинам и воспринимающее-социальное
– женщинам.
Соответственно, депривация приводит к изменению основных личностных
качеств и установок в сторону нарушения логики пола: у мужчин это феминизация или
217
усиление агрессивно-дезадаптивного «гипермаскулинного» поведения, у женщин избыточная феминизация дезадаптивного характера или появление маскулинных
элементов. Во всех случаях наблюдается уход от умеренных социальных эталонов
полоролевой идентичности.
Практический вывод из обнаруженных вполне ожидаемых результатов состоит
в том, что обеспечение суверенности психологического пространства, особенно с
учетом гендерных предпочтений его измерений, может рассматриваться как важное
условие успешной психоразвивающей работы и естественной гармонизации личности.
3.3. Особенности Я-концепции подростков с разным уровнем
суверенности
В контексте реализуемого нами подхода уровень достигнутой и переживаемой
суверенности-депривированности
мы
рассматриваем
как
исходную
базовую
переменную, определяющие способ существования субъекта в каждой жизненной
ситуации. Переживаемое извне внедрение или насилие побуждает человека
взаимодействовать
с
этим
воздействием
как
враждебным
и
угрожающим,
вырабатывать способы защиты от него или трансформировать в более дружественные
воздействия. Естественно, что поведение человека планируется и формируется
опосредствованно, преломляясь через способ видения субъектом самого себя в данной
ситуации, то есть через Я-концепцию или Я-образ. Переживаемый опыт интегрируется
в Я-концепции человека, которая, в свою очередь, экстериоризирует себя в различных
видах социальной и продуктивной деятельности человека.
Психология личности располагает богатыми данными о том, каким образом
реализуется роль Я-концепции в поведении человека. Особенно глубоко эта связь
изучалась в гуманистическом направлении психологии личности и в психологии
насилия.
Классики изучения самосознания человека Э.Эриксон и Р.Бернс неоднократно
отмечали тот факт, что Я-концепция представляет собой источник антиципаций всех
видов поведения и деятельности; основным механизмом развития Я-концепции при
этом является идентификация с теми ситуациями, через которые прошел человек, и тем
пережитым или символически представленным опытом, который он присвоил [195,
218
16]. Таким образом, «ярлык», принимаемый человеком в качестве относящегося к
самому себе, начинает определять и его реальное бытие.
А.Маслоу, Э. Шостром
отмечали, что люди, находящиеся на высоких ступенях личностного и духовного
роста,
отмечаются
дифференцированным
самосознанием,
реалистичностью
и
принятию собственных негативных качеств, в том числе и агрессии [37]. В то же время
они характеризуются синергичным отношением к миру, переживая единство с другими
людьми и не противопоставляя свои жизненнее интересы интересам других
«Победительность» и «виктимность» как функции жизненного сценария, также
относящегося к области самосознания и самопредставления личности, изучались в
рамках трансактного анализа Э.Берном. Преобразующая роль самопредставления
человека в его поведении используется и в различных направлениях практической
психологии: в психодраме Дж. Морено, различных модификациях сказкотерапии и
арттерапии.
Негативное
представление
о
себе
отмечалось
у
людей,
далеких
от
самоактуализации, и особенно яркого выражения, как правило, оно достигает у людей
с асоциальными, девиантными и делинквентными, особенностями поведения. За
рубежом получены данные о том, что ущемление права на психологическую
приватность коррелировало с такими особенностями личности как пониженная
самооценка,
ослабленная
креативность
и
эксплоративная
(исследовательская)
деятельность.
Поскольку степень приватности во многом определяется возможностью
уединения, то проводились исследования, устанавливающие связь между личной
территорией человека и его личностными особенностями. М. Голан (M. B Golan.),
исследуя детей с разным опытом приватности и их самооценку, обнаружила, что у
детей с большей возможностью выбора самооценка выше, а также лучше развиты
совместная деятельность, креативность, самодоверие и уважение [233]. В другой
работе ею же показано, что дети из однокомнатных палат психиатрической лечебницы
имеют более высокую самооценку, чем из двухкомнатных: уединение в нашей
культуре ассоциируется с более высоким статусом, и, таким образом, возможность
уединения вносит больший вклад в самооценку ребенка, чем результаты объективного
сравнения себя с другими детьми. А. Элоэй (A. Aloia) показал, что и в пожилом
219
возрасте степень приватности также сочетается с воспринимаемым статусом, мерилом
которого может быть наличие личной территории, различаясь в группе живущих в
доме престарелых, отдельной квартире или собственном доме [203].
С другой стороны, при изучении психологических предикторов различных
видов насилия отмечалось, что нередко нарушенность границ личной приватности (в
наших терминах – глубокая депривированность) служат источником асоциальных
способов реконструкции личностных границ. М.Тейчер (M. H Teicher.), Р.Кокс (R.
Coxe), В. Холмс (W.Holmes), Д.Хаббард (D.J. Hubbard), Т.Пратт (T.C.Pratt)
подтвердили существование психологического цикла насилия: люди, совершившие
насильственные преступления, в значимом количестве случаев оказывались в детстве
сами жертвами насилия [278, 219, 240]. С этими результатами перекликаются и данные
исследований жестокого обращения с детьми, проводимых в России под руководством
Т.Я.Сафоновой [150].
Таким
образом,
достижение
суверенности
(личностной
автономии)
представляет собой результат и фактор ненасильственного, уважительного отношения
со стороны и к другим людям, реализующего собой субъектное, синергичное
отношение к миру и себе самому как части этого мира.
Эмпирическое изучение особенностей самоотношения депривированных
и суверенных подростков
Для изучения особенностей самопредставления людей с различным уровнем
суверенности нами было предпринято эмпирическое исследование. Девятиклассникам
школы № 300 Северо-Восточного округа г. Москвы было предложено заполнить
разработанный нами опросник «Суверенность психологического пространства» и дать
краткое самоописание (психологический портрет).
Опросник СПП подробно описан в данной работе; вторым используемым
методом была методика самоописания. Суть ее заключается в том, что ребенку в
произвольной форме предлагают написать о себе нечто такое, что отличает его от
других и что он сам считает важным сообщить. Таким образом, инструкция не
ограничивает объем текста и не задает направления самоанализа, это могут быть как
физические особенности, так и социальные или академические достижения.
220
Самоописание может быть отнесено к группе вербальных проективных или
нарративных методов: психолог интерпретирует не результаты объективного
поведения и даже не структурированный самоотчет, а дискурс, представление человека
о себе, составленное на основании субъективно значимых категорий. Работа с
нарративами в современной психологии личности занимает весьма авторитетное место
[57]. При анализе и интерпретации текста можно идти двумя путями. Во-первых,
можно выделять в целостном тексте центральную тему и исходя из ее понимания
определять локализацию основного конфликта человека. Во-вторых, можно выделять в
тексте смысловые единицы и анализировать его по элементам, как это принято в
социологии, используя метод контент-анализа.
Сбор первичных данных был осуществлен психологом школы Бочавер А.А. в
рамках преподавания психологии. Респонденты проявили к работе достаточный
интерес, были мотивированы возможностью получить личную консультацию
психолога. Всего в исследовании приняло участие 48 человек (28 девочек, 20
мальчиков), средний возраст которых составил 14, 5 лет. Школа имеет особенность:
здесь обучается большое количество детей-иммигрантов из стран Кавказа, которые
преимущественно принадлежат к семьям представителей рабочих профессий. Нередко
это социально запущенные дети с элементами девиантного поведения; учатся они в
основном удовлетворительно. В школе благодаря сплоченному педагогическому
коллектив создан хороший микроклимат и культивируется личностное отношение к
каждому ученику. Однако, несмотря на это, дети в большинстве своем испытывают
множественные депривирующие влияния (другая культура, материальная нужда,
алкоголизм родителей или неполные семьи, сиротство).
Гипотеза частного исследования состояла в том, что Я-концепции детей с более
высокой степенью суверенности психологического пространства отличаются
а) большей дифференцированностью
б) более позитивным отношением к себе
в) большей психологической компетентностью
г) большей синергичностью миру.
Анализ и интерпретация результатов. При обработке первичных результатов
нами
использовались
следующие
приемы.
Результаты
опросника
«СПП»
221
обрабатывались по стандартной процедуре. Согласно полученным нормам к подгруппе
суверенных были отнесены девочки с показателями, превышающими 44 балла, и
мальчики с показателями, превышающими 35 баллов; к подгруппе депривированных –
девочки с показателями ниже 5 баллов и мальчики с показателями ниже минус 10
баллов,
подгруппу
нормально
(умеренно)
суверенных
составили
девочки
с
показателями в интервале от 5 до 44 баллов и мальчики с показателями от минус 10 до
35 баллов. Результаты каждого из подростков в целях конфиденциальности были
зашифрованы: шифр включает порядковый номер в подгруппе, литеру класса, пол,
степень суверенности и точный показатель суверенности.
Самоописания как вариант нарратива обрабатывались с элементами контентанализа качественно (как целостный текст) и количественно (по составу смысловых
единиц). Поскольку самоописания в большинстве своем представляли краткий, не
очень богатый смысловыми оттенками текст, было принято решение обработать его по
упрощенной схеме. Нами были предложены для анализа 7 типов смысловых единиц:
информирующие
нейтральные
(и),
лишенные
эмоционального
отношения
и
психологического содержания (например, «Я учусь в 9»А» классе), информирующие
психологические (и-п) (например, «Я люблю сочинять стихи»), негативные (н) («Я не
идеальный человек»), позитивные (п) («Я очень хороший друг, с которым можно
поговорить по душам»), агрессивные (аг) («хочу замочить пацана»), альтруистические
(ал) («Если близкого человека обижают, я не буду молчать»). Более подробная
классификация смысловых единиц была сочтена нецелесообразной из-за слабой
наполняемости соответствующих классов. В силу того что как психологическое
пространство, так и Я-концепция представляют собой понятия идиографического
подхода, мы ограничились выборкой n=48 и сосредоточились на качественном
анализе, предпочтя интенсивное изучение выделяемых переменных экстенсивному.
Оригинальные тексты с разметкой смысловых единиц приведены ниже;
схематическое представление самоописаний сведено в таблицу.
222
Классифицированные самоописания
Суверенные девочки
1-Б-жен-С 54 Я очень жизнерадостный человек (п), но бывает в душе очень
гадко, когда что-то, что очень хотелось бы, не получается (и-п). Мне очень нравится
радовать себя и других (ал). Я считаю себя романтиком, и это выливается в моих
стихах (п). Мне нравится, что я сильная (п), и, если надо, я всегда не дам «опускать
руки» себе самой (п) и поддержу друзей в любом случае (п). Также я очень люблю
похулиганить (аг). Я очень люблю мечтать и фантазировать (и-п), рисовать красивые
вещи (и-п). Люблю вызывать положительные чувства у других (п). Когда хорошо моим
близким людям, мне тоже хорошо (ал).
2-Б-жен-С 46 Я очень веселая и озорная девчонка (и-п). Я очень хороший друг,
с которым можно поговорить по душам (п). Еще я очень люблю сочинять стихи (и-п),
читать интересные книги (и-п), танцевать (особенно на дискотеках) (и-п), а также
гулять (и). Мое любимое время года – зима и лето (и). По внешности я симпатичная!
(п) Особенно моим друзьям нравятся мои длинные ресницы (п). Из музыки мне не
нравится попса (и). Люблю общаться, играть в подвижные игры, а также в настольные
игры. Иногда в моем внутреннем мире бывают большие перемены (и-п). Я начинаю
ненавидеть людей (аг), и мне хочется отключиться и больше никогда не просыпаться
(н). Иногда мне хочется замкнуться и жить в своем внутреннем мире (н).
3-Б-жен-С 50 Я не идеальный человек (н), как считают многие. Иногда я бываю
упрямой (н), но в большинстве случаев взрослым уступаю (п). У меня много друзей,
которые доверяют мне свои тайны (п), и я охотно их слушаю, сопереживаю, советую
(ал). По сути я неконфликтный человек, но если меня или близкого мне человека
обижают, то я не буду молчать (ал). Главный мой недостаток, как говорят многие, - это
лень (хотя я не совсем с этим согласна) (н). Я всегда отстаиваю свою точку зрения, но
уважаю мнение других (п).
4-В-жен-С 62 Меня зовут Татьяна Алексеевна (и). В январе мне исполнится 14
лет (и). Я пошла в школу с 6 лет (и). Я почти 2 года носила брэкеты (и). В третьем,
восьмом классе я была отличницей и собираюсь остаться отличницей в девятом классе
(и). Мой рост 158 см, мой вес 42-43 кг (и). Я люблю синий цвет (и) и слушаю самую
223
разную музыку (и). Очень люблю читать (п). Иногда играю на компьютере (и).
Катаюсь на роликах (и). Не люблю Эмму Иосифовну (и). Люблю свою кошку и хочу
хомяка (но кошка его съест) (и). Живу в Интернете (и). На левой ноге у меня шрам (и).
Суверенные мальчики
1-А-муж-С 50 Я являюсь обычной особью мужского пола (и)на активной стадии
переходного возраста (и), которая на меня очень влияет, пока не сформируется моя
личность (окончательно), трудно рассуждать, кем я являюсь (и-п). В себе я не
разобрался (и-п) (я это отложу до тех пор, когда не закончится активная стадия
переходного возраста), но зато я активно пытаюсь разобраться в других (и-п). Я
занимаюсь музыкой (играю на гитаре) (и), рисую (и), читаю (и), гуляю (и), общаюсь (и)
и тем самым сублимирую агрессию (п), поэтому я более или менее спокоен (п). Люблю
общаться (и), у меня много друзей, знакомых (п). Не завишу от условностей (п). У
меня есть собственное мнение о жизни (п).
2-А-муж-С 38 Я считаю, что я глупый (н) и некрасивый (н), я злопамятный (н),
никому в этой жизни нельзя доверять! Мне не нравится, когда люди говорят мне в
лицо одно, а за спиной говорят совсем другое! (и-п) Мне не нравится, что я общаюсь с
теми людьми, которые мне в какой-то степени противны (н). Я эмоционален (и-п), и
некоторые на первый взгляд пустячные вещи могу очень тяжело переносить (и-п).
3-А-муж-С 54 Мне 15 лет (и). Для некоторых я кажусь придурковатым (н) или
слишком добрым (н). Для девушек я кажусь некрасивым (н).
4-А-муж-С 44 Я простой пацан (и), который любит выпить и погулять (н). Я
очень общительный (п), друзей у меня много, но не в классе. Я увлекаюсь машинами
(и) и люблю посмотреть на некоторые (и).
5-А-муж-С 41 Я терпеливый (п), хоть и часто злюсь (н). Не люблю, когда меня
обзывают (и-п). Хорошо знаю математику (п). Люблю где-нибудь посидеть в
одиночестве и подумать о разных вещах (и-п). Я не люблю, когда у меня что-нибудь
спрашивают (и). Не люблю, когда меня не слушают (и-п). Люблю походить по улице
(и).
224
6-Б-муж-С 36 Меня, бывало, раздражали некоторые люди (н). Но я сам не идеал
(н). Меня добивают уроки и контрольные работы (и). Я не люблю, когда меня просят
заполнить тест на психологию! (и)
7-Б-муж-С 38 Я не идеальный человек (н). Я такой, какой я есть (и). Я
ненавижу, когда на меня орут (и-п), указывают (и-п) и т.п. Я простой человек (и). Я
ненавижу, когда мне угрожают (и-п).
8-Б-муж-С 38 Среднего роста (и), среднее телосложение (и), не тупой (и-п),
догадливый (и-п), хитрый (и-п), горячий (и-п), свободный (п), не урод (п),
симпатичный (п), стройный (п), спортивный (п), живу по понятиям (по людским) (п).
9-Б-муж-С 38 Невысокий (и), среднего телосложения (и), общительный (п) и
самоуверенный (п), умный (п), не хитрый (п), для меня слово и честь дороже
некоторых вещей (п). Жаркий (п), свободный (п), независтливый (п), сексуальный (п),
привлекательный (п), я знаю закон гор (п), живу по понятиям (по-людски) (п).
Нормально (умеренно) суверенные девочки
1-А-жен-Н 24 Я считаю нужным сказать, что у каждого реализованного
человека есть своя точка зрения (и). Вот как раз у меня она, точка зрения, особенная
(и). По крайней мере так я считаю. Многие люди, окружающие меня, общаются со
мной лишь из-за того, как я смотрю на жизнь (п). Но как ни суди, все равно мы все
люди, и множество раз мысли у нас всех совпадают, что и помогает нам общаться.
Множество моих друзей, большая часть, довольно несерьезные, т.к. облегчают свою
жизнь алкоголем, вернее, им злоупотребляют. Но, как ни как, они мои друзья.
2-А-жен-Н 24 Я не очень общительна (и-п), хотя друзей у меня немало. Меня
довольно легко раздражить (н), но в основном я сдерживаю себя (п). Я очень люблю
гулять с подругами (и). Я очень эмоциональный человек (и-п). Но не все меня может
обидеть (и-п). Вообще я не обижаюсь из-за всяких пустяков (и-п). Я люблю смеяться и
веселиться (и-п). Я очень люблю общаться на непростые темы (и-п). Когда я ссорюсь с
людьми, я никогда не пойду первой мириться (и-п). Я люблю посидеть в тишине и
поразмышлять (и-п).
3-А-жен-Н 22 Мне 14 лет (и). Учусь я не очень хорошо (и). Я общительная (и-п),
веселая (и-п), мне нравится погулять (и). Люблю слушать музыку популярную (и).
225
Характер у меня не очень хороший (и-п). Меня раздражает, если кто-то трогает мои
вещи (и-п). Черные волосы (и). И не показываю себя всем (и-п).
4-А-жен-Н 34 Меня зовут Настя (и). Моя фамилия…(и) Мне 14 лет, я учусь в 9
«А» классе (и). Мой день рождения будет…(и) Родилась я в 1990 году (и). У меня есть
молодая сестра, которую зовут Оля (и). Мы с ней не очень ладим (и-п). У меня зеленокарие глаза (и), волосы темные (брюнетка) (и). Волосы у меня длинные (и). В четырех
категориях человека я являюсь затейником, но мне кажется, что это неправда (и-п). Я
ничего не задумываю и не загадываю (и-п).
5-А-жен-Н 28 Меня зовут Алеся (и). Моя фамилия…(и) У меня день рождения
…89 года (и). У меня серо-голубые глаза (и), волосы до плеч (и). Я человек-затейник
(и-п), всегда что-либо придумываю, но перед этим все обдумываю (и-п). Я люблю чтолибо украшать (и), люблю слушать музыку (и), читать (и).
6-А-жен-Н 24 Во мне нравится то, что я красивая (п), т.к. это считают все, сама
я считаю, что не красивая, а симпатичная (п). Во мне не нравится то, что я маленького
роста (н), т.к. я пошла в маму, она тоже маленькая. У меня очень трудный характер (н),
я могу быть очень злой (н), но в тот же момент и веселой (н), и доброй (п). У меня
много друзей, но кому я могу раскрывать свои секреты, так это только своему лучшему
другу, Кате Ф. (и-п). Но мне нравится мой характер (п).
7-А-жен-Н 12 Меня зовут Даша (и). Мне 14 лет (и). Я толстенькая блондинка
(и). Сейчас волосы у меня черно-красного цвета (и). Могу всегда помочь человеку,
если нужно (ал). Готова помочь с уроками (ал). Я жутко неаккуратная (н), из-за этого
часто ссорюсь с мамой. Еще я ужасно долго собираюсь куда-либо (в школу, например,
1.5 часа) (н), однако я не модница (и). В своей жизни я очень много смеюсь, меня легко
развеселить (п). Я могу смеяться часами (п). Я легко переношу обиды и ссоры, потому
что в итоге все со мной мирятся (п). У меня нет плохих привычек (п). Я могу
перестраиваться настроением очень быстро (и-п). При всем этом, как это ни странно, я
серьезный человек (п).
8-А-жен-Н 20 Я добрая (п), люблю все живое (п), кроме Налбандяна и
Андросова. Я бываю очень вспыльчивой (н), но быстро отхожу (п). Мой недостаток –
всем все прощаю (н).
226
9-Б-жен-Н 24 Свое описание – это трудно. Описание я пишу то, которое мне все
говорят. Что я очень хорошая в том смысле (и), что у меня хороший характер, и когда
со мной общаются, говорят: «Ты такая общительная, и в тебе есть какая-то изюминка,
которой очень мало в людях (то есть очень редко встретишь)» (и). И друзей у меня
очень много (п). Очень! И в Бишкеке (Киргизия), Молдавии и Украине, Питере и, в
общем, все мы общается. Но бывает, что дома я просто схожу с ума! (н) Я дома просто
раздражаюсь в полном смысле! (н) Очень не люблю, когда мне не верят или хитрят (ип). Обычно я стараюсь не общаться с такими людьми (и-п). Очень строго отношусь к
правилам всего (п). Например: правильное питание, что говорит врач и т.д. В общем,
описывать много. Спасибо!
10-Б-жен-Н 12 С моей точки зрения, мой характер кажется мне странным,
потому что у меня есть манера переживать больше за других людей, чем за себя (ал).
Например, за моих близких, друзей и т.д. Я не могу равнодушно отнестись к чужой
беде (ал). Еще я могу часто разочаровываться в людях из-за их поступков (и-п).
11-Б-жен-Н 26 Я …Аня (и). Я не добрая и не злая (и). Грубо говоря, я не ангел
(и). Если меня попросить дать книжку, я даю (ал). Я не раздражаюсь, когда я
разговариваю по телефону, мои родители подслушивают мой разговор (и-п), но
раздражаюсь, если за моей спиной стоят родители (и-п). Я злюсь, если берут без спроса
мои вещи, ломают (и-п). Я бешусь, если делают не по-моему! (и-п) Я бешусь, если
меня не слушаются! (и-п) В общем, я не ангел! (и-п)
12-Б-жен-Н 8 Ну меня зовут Гаянэ (и). Про себя не могу сказать, что я хорошая
или плохая (и). Но хотя иногда я это понимаю сама, по каким-либо обстоятельствам.
По крайней мере друзья говорят, что очень веселая (п), в какой-то мере ответственная
(п) и хороший друг (п). А про себя сама могу добавить, что я люблю очень побеситься
(с сестрами, друзьями) (и-п). А вообще иногда бывает, что хочешь что-то сказать или
сделать, но кто-то или что-то этому мешает (и-п). И потом мне как-то не по себе (и-п).
И еще бывает хорошее настроение, но к концу дня почему-то веселье проходит и
потом начинает болеть голова и т.д. (и-п) Вот в основном вроде бы все нормально (ип). В семье у меня почти все хорошо. Я очень люблю всех своих родных (и-п). И они
меня тоже. Хотя иногда сильно ругают, но потом мы миримся (и-п). Вот и все.
227
13-В-жен-Н 30 Меня зовут Елена (и), мне в январе исполнится 15 лет (и). Я
пошла в школу с 7 лет (и). Я учусь хорошо, на «4» (и). Мой рост 157 см. (и) Мой
любимый цвет розовый и фиолетовый (и). Много слушаю музыку (и).
14-В-жен-Н 24 Я …Аля (и), учусь в 9 классе «…» (и). Меня очень легко загнать
в апатичное состояние (и-п), но и выйти из него можно без проблем (и-п). В моем
характере есть такая черта как альтруизм (ал), отношу себя к типу флегматика (не
уверена) (и-п), зато знаю точно, что я реалист (и-п) и не являюсь конформным типом
людей (и-п). Это радует. Почему-то каждый день бывает состояние апатии (и-п).
Радуюсь жизни (п).
15-В-жен-Н 8 Меня зовут Лена (и). Я правда хочу стать психологом (и-п)и
очень ненавижу, чтобы об этом говорили. Я ненавижу быть в центре внимания (и-п).
Недавно мои родители развелись (и), и мама не разрешает мне общаться с отцом (и). У
меня куча тайн от мамы (и-п).
Нормально (умеренно) суверенные мальчики
1-А-муж-Н 24 Я не самый умный (н), я таким себя не считаю, но я очень развит
интеллектуально (п). Иногда, смотря телевизор, я вижу богатых, влиятельных людей,
и я чувствую, что они ниже меня интеллектуально (п). Я не могу решить, кем я буду!
(и-п) Меня бесят, которые понтуются, но сами ничего не стоят (и-п). Я легко меняю
вид деятельности (и-п). Я очень разговорчив и люблю общение (и-п). Я могу
разговаривать с любыми людьми (и-п). Я жалостливый (п). Мне жалко людей с
отклонениями, которых нигде не признают (ал).
2-А-муж-Н 14 Род мужской (и), …1990 года (и). Адрес:…Очень симпатичный
(п). Я вырос на окраине рабочей городской, мальчишка симпатичный, зуб золотой. Но
у меня есть бумер клубничный заводной. Клубничный бумер, клубничный бумер! А
мне навстречу все коровы улыбаются: му, му, му, му, му. Я корову утоплю, и тебя я
хочу, хочу, но у меня есть клубничный бумер, бумер заводной.
3-Б-муж-Н 10 Я хороший человек (п) и больше ничего не могу про себя сказать.
Я не самолюбивый (п) и не люблю писать про себя (и-п). Я занимаюсь каратэ (и), у
меня неплохие результаты (п).
228
4-В-муж-Н 12 Мне 15 лет (и), высокий рост (и). Люблю играть в футбол (и). Я
ЛЮБЛЮ СЕКС С МАЛЬЧИКАМИ (и).
5-В-муж-Н 26 Я добрый (п), но вспыльчивый (н); всегда поддержу друга (ал).
6-В-муж-Н 16 Играю в футбол (и), не люблю музыку (и).
7-В-муж-Н 10 Мне почти 15 (и), играю в футбол (и), хоккей (и), хочу «4» по
алгебре (и), ненавижу козлов, уродов (и) и попсу. Хочу играть на гитаре (и) и замочить
пацана (аг).
8-В-муж-Н 16 Я добрый (п) (по крайней мере, так говорят все), я занимаюсь
спортом (фехтованием) (и), учусь без троек (и), одеваюсь модно (и), отличаюсь от
многих цветом волос (и), очень отзывчивый (п). Очень постоянный человек,
разбираюсь в друзьях (п).
9-В-муж-Н 6 14 лет (и), средний рост (и), любитель хорошо провести время (и);
на выходных предпочитаю остаться дома (и). Мои интересы: 1) проводить время за
компьютером или приставкой (и) 2) люблю гулять с друзьями (и) 3) гулять с
родителями (и).
Депривированные девочки
1-А-жен-Д 2 По моему мнению, я очень эмоциональный человек (п). Когда меня
ругают, я сразу же начинаю плакать (и). Мне не нравится, когда я спокойно спрашиваю
что-то у людей, а они раздражительно отвечают (и). Мне не нравятся замкнутые люди
(и-п). Мне не нравится, когда человек не умеет слушать и не считается с мнением
других (и-п). Я люблю заниматься шопингом и спортом (и-п).
2-А-жен-Д -10 Меня зовут Аня (и), мне 14 лет (и), я хочу стать хирургом (и-п).
Я могу легко менять своих друзей (и-п). Больше мне нечего вам сказать.
3-А-жен-Д -4 Я люблю гулять по улице со своей лучшей подругой (и). Мы с ней
все время нарываемся на всякие истории (и-п). Люблю ездить повсюду (и). Не люблю
делать уроки и слушать лекции родителей по поводу моих поступков (и-п). Друзей у
меня немного, но зато все хорошие (и-п). Хочу иметь свой экстравагантный стиль и
жить в центре (и-п). Не люблю скуку (и). Часто родители портят мне настроение и
нервы (и). Мне также не нравится эта школа (и). Еще мне не нравится моя одежда,
229
потому что, когда ее покупают, приходится считаться с мнением моих родителей.
Люблю общаться с нормальными веселыми и эксцентричными людьми (и).
4-А-жен-Д 2 Я Красивая (п). Люблю, просто обожаю лошадей (и-п). Я на них
езжу, занимаюсь конкуром (и). Они очень красивые, быстрые. И я их люблю.
5-Б-жен-Д -6 У меня немного развито чувство самолюбия (и-п). Мне кажется,
что по сравнению со мной все просто маленькие уроды (аг). От этого я не очень
общительна или даже наоборот, не могу найти общий язык с людьми (и-п). У меня
комплекс роста из-за того, что я очень высокая (н). У меня бывают разногласия с
родителями из-за этого, я очень часто с ними ругаюсь (н). Иногда раздражаю своих
друзей (н).
6-Б-жен-Д -2 Невысокая блондинка с голубыми глазами (и), стройная (и). Я
человек, склонный к искусству (и). Часто, переживая за других, советуя что-то,
нередко забываю про себя (ал). Часто бывает, что знакомые или друзья спрашивают у
меня совета (над которыми я после часто думаю и переживаю, правильно ли я
посоветовала человеку) (ал).
7-Б-жен-Д 4 Меня зовут Катя (и), мне 15 лет (и). Учусь в 9 «б» классе (и).
Невысокого роста брюнетка (и). Не знаю, как мои друзья, но я себя хвалить не буду (ип). Потому что я это не люблю делать.
8-Б-жен-Д -8 Я холерик и сангвиник (два в одном!) (и-п). Бываю очень
вспыльчивой (н), а иногда скромная (п) и ласковая девочка. Люблю разговаривать (ип), могу подойти и познакомиться на улице. Я любвеобильная (п), люблю хорошо
выглядеть (п). Очень люблю животных (и-п) и не люблю пьяных людей.
9-В-жен-Д 0 Я по душе добрый человек (п). Иду всегда за правоту (п). То есть за
людей, которые правы. Очень часто помогаю своим друзьям (ал).
Депривированные мальчики
1-В-муж-Д -2 Жиртрест (н). Рост соответствует весу (и). Ухо лезет через глотку
(н).
2-В-муж-Д -2 Я дурак (н), у меня чиж, я хочу есть (и-п), у меня «3» по биологии
(и). Я хочу побить Веснушку (аг).
230
Таблица 3.3.1. Распределение самоописаний по категориям смысловых единиц
Шифр
И
И-п
Н
П
Аг
Ал
самоописания
Всего
категорий
1-Б-жен-С 54
1
3
2-Б-жен-С 46
4
7
3-Б-жен-С 50
4-В-жен-С 62
14
Итого/ среднее
19/4,8
10/2,5
1-А-муж-С 50
8
3
2-А-муж-С 38
6
1
4
4
1
3
3
1
20
2
1
3
7/1,8
14/3,5
12
8
15
2/0,5
3/0,8
5
55/13,8
16
4
7
3-А-муж-С 54
1
3
4
4-А-муж-С 44
3
1
4
5-А-муж-С 41
2
6-Б-муж-С 36
2
7-Б-муж-С 38
2
3
8-Б-муж-С 38
2
4
9-Б-муж-С 38
2
Итого/ среднее
20/2,2
1-А-жен-Н 24
2
2-А-жен-Н 24
1
8
3-А-жен-Н 22
5
5
10
4-А-жен-Н 34
8
3
11
3
16/1,8
1
2
8
2
4
1
6
12/1,3
1
6
12
12
14
25/2,8
0/0
0/0
75/8,3
1
3
1
11
231
5-А-жен-Н 28
8
6-А-жен-Н 24
7-А-жен-Н 12
5
2
1
3
5
1
2
5
2
3
5
2
2
8
8-Б-жен- Н 20
9-Б-жен-Н 24
2
10-Б-жен-Н 12
10
2
3
1
10
6
12-Б-жен-Н 8
2
7
13-В-жен-Н 30
7
14-В-жен-Н 24
2
6
15-В-жен-Н 8
3
4
Итого/ среднее
48/3,2
46/3,1
10/0,7
21/1,4
5
1
3
3
3-Б-муж-Н 10
1
4-В-муж-Н 12
4
3
1
7-В-муж-Н 10
7
8-В-муж-Н 16
4
9-В-муж-Н 6
7
Итого/ среднее
28/3,1
1
10
7
0/0
6/0,4
131/8,7
1
10
1
1
4
3
5
4
1
2
12
7
5-В-муж-Н 26
6-В-муж-Н 16
15
2
3
2-А-муж-Н 14
2
1
11-Б-жен-Н 26
1-А-муж-Н 24
9
1
1
3
2
1
8
3
7
7
1/0,1
2/0,2
7/0,8
1/0,1
1/0,1
50/5,6
232
1-А-жен-Д 2
2
3
2-А-жен-Д -10
2
2
4
3-А-жен- Д -4
7
4
11
4-А-жен-Д 2
1
1
5-Б-жен-Д 6
2
6-Б-жен-Д -2
3
7-Б-жен-Д 4
4
8-Б-жен-Д -8
1
6
1
3
3
1
6
2
1
4
9-В-жен-Д 0
5
1
2
7
2
Итого/ среднее
19/2,1
1-В-муж-Д -2
1
2-В-муж-д -2
1
1
1
Итого/ среднее
2/1
1/0,5
3/1,5
17/1,9
5
6/0,7
4/0,4
1/0,1
1
3
3/0,3
50/5,6
2
3
1
0/0
1/0,5
4
0/0
7/3,5
Примечание. В промежуточных строках – общее количество смысловых единиц
в подгруппе и среднее количество на члена подгруппы. Условные обозначения
категорий:
Информирующая нейтральная (и), Информирующая психологическая (и-п),
Негативная (н), Позитивная (п), Агрессивная (аг), Альтруистическая (ал).
Качественно-количественный анализ самоописаний
Обратимся к анализу и интерпретации полученных данных, которые наиболее
наглядно могут быть представлены в виде гистограмм (Рисунки 3.3.1, 3.3.2).
Первое, что обращает на себя внимание, - более полные самоописания
суверенных (особенно девочек) и скудные описания депривированных (особенно
233
мальчиков). У суверенных девочек среднее количество единиц
самоописания
составило 13,8, у мальчиков – 8, 3; у нормально суверенных девочек – 8, 7, у
мальчиков – 5,6; наконец, в подгруппе депривированных у девочек этот показатель
составил 5, 6, а у мальчиков всего 3, 5 единицы. Таким образом, можно сделать вывод
о том, что суверенность сочетается одновременно с большей дифференцированностью
Я-концепции и о том, что эта тенденция имеет фемининный характер, то есть во всех
изучаемых группах дифференцированность самосознания выше среди девочек. Эти
факты вполне согласуются с данными гендерной психологии (в частности, работами Э.
Эриксона и В.А.Геодакяна) о предпочтительном развитии внутреннего мира по
сравнению с инструментальным освоением внешнего у женщин [34, 195].
В подгруппе суверенных девочек представлены все выделенные нами
категории, а у мальчиков отсутствуют альтруистические и агрессивные категории, то
есть те, которые в основном регламентируют социальное взаимодействие. Это говорит
о том, что личностные границы суверенных мальчиков, по-видимому, более прочны,
чем у девочек, которые легко допускают в свой внутренний мир других людей и
интегрируют их, как, впрочем, свое агрессивное и альтруистическое к ним отношение.
У
суверенных
девочек
много
информирующих
категорий,
много
психологических и особенно много – позитивных. У суверенных мальчиков
позитивные доминируют: таким образом, если девочки в своем самоописании разводят
задачи информирования (самопрезентации) и самовозвышения, то у суверенных
мальчиков представление себя в лучшем свете преобладает.
Суверенные обильно используют категории внутреннего мира («Я очень люблю
мечтать и фантазировать» 1-Б-жен-С 54), («Иногда в моем внутреннем мире бывают
большие перемены», «Иногда мне хочется замкнуться и жить в своем внутреннем
мире» 2-Б-жен-С 46), («В себе я не разобрался (я это отложу до тех пор, когда не
закончится активная стадия переходного возраста), но зато я активно пытаюсь
разобраться в других» 1-А-муж-С 50), («Люблю где-нибудь посидеть в одиночестве и
подумать о разных вещах» 5-А-муж-С 41). У девочек эта тенденция выражена сильнее,
чем у мальчиков.
Для суверенных мальчиков, в отличие от девочек, присуще наличие
агрессивных. Асоциальных установок, что позволяет сделать вывод о компенсаторном
234
стремлении к сверхсуверенности, которая по сути представляет психологическое
преодоление депривационных условий жизни («Я простой пацан (и), который любит
выпить и погулять» 4-А-муж-С 44).
У суверенных также в соответствии с логикой и содержанием изучаемого
понятия сильно выражено и вербально обозначено стремление к независимости,
высокая чувствительность и негативное отношение к внедрению и насилию любого
рода («Я всегда отстаиваю свою точку зрения, но уважаю мнение других» 3-Б-жен-С
50), «Не завишу от условностей», «У меня есть собственное мнение о жизни» 1-А-мужС 50), («Я эмоционален, и некоторые на первый взгляд пустячные вещи могу очень
тяжело переносить» 2-А-муж-С 38), («Я ненавижу, когда на меня орут, указывают и
т.п., я ненавижу, когда мне угрожают» 7-Б-муж-С 38).
Рисунок 3.3.1. Распределение категорий самоописания у девочек
6,0
5,0
4,0
Суверенные
3,0
Нормально суверенные
2,0
Депривированные
Нормально
(умеренно)
Агрессивные
Позитивные
Негативные
Информирующие
психологические
Информирующие
0,0
Альтруистические
1,0
суверенные,
по-видимому,
наиболее
социально
адаптированные, подростки, также обладают своими особенностями самоописания. У
девочек отсутствуют негативные категории, у мальчиков самоописания вообще
отличаются бедностью: очень мало информирующих психологических категорий, а
также – альтруистических и агрессивных. Указания на внутренний мир, признание
собственной исключительности, также встречаются достаточно часто («Я считаю
235
нужным сказать, что у каждого реализованного человека есть своя точка зрения, вот
как раз у меня она, точка зрения, особенная» 1-А-жен-Н 24), «Иногда, смотря
телевизор, я вижу богатых, влиятельных людей, и я чувствую, что они ниже меня
интеллектуально» 1-А-муж-Н 24).
Рисунок 3.3.2. Распределение категорий самоописания у мальчиков
6,0
5,0
4,0
Суверенные
3,0
Нормально суверенные
2,0
Депривированные
Агрессивные
Позитивные
Негативные
Информирующие
психологические
Информирующие
0,0
Альтруистические
1,0
Обращает на себя внимание также способность умеренно суверенных
психологически защищать себя («Я не раздражаюсь, когда я разговариваю по
телефону, мои родители подслушивают мой разговор, но раздражаюсь, если за моей
спиной стоят родители; я злюсь, если берут без спроса мои вещи, ломают» 11-Б-жен-Н
26), признание необходимости иметь тайны и секреты, осознание психологической
интимности («У меня много друзей, но кому я могу раскрывать свои секреты, так это
только своему лучшему другу, Кате Ф.» 6-А-жен-Н 24), («У меня куча тайн от мамы»
15-В-жен-Н 8). Для нормально сувереннных, особенно для девочек, характерно
переживание единства мира, синергичность собственных интересов и желаний других
людей, оптимизм («Но как ни суди, все равно мы все люди, и множество раз мысли у
нас всех совпадают, что и помогает нам общаться» 1-А-жен-Н 24), (Я легко переношу
обиды и ссоры, потому что в итоге все со мной мирятся» 7-А-жен-Н 12).
236
Самоописание депривированных подростков также имеет свои особенности
(хотя среди мальчиков было выделено всего два представителя этой подгруппы). Так,
среди всех трех подгрупп депривированные выделяются наибольшей скудостью
самоописания, что, соре всего, свидетельствует и о недифференцированности Яконцепции в целом. В текстах девочек отмечаются альтруистические тенденции,
которые зачастую сочетаются с неспособностью защитить свои собственные границы
(феномен жертвенности отмечался нами в более ранних исследованиях как одна из
культурных и гендерных особенностей женского альтруизма). Таким образом, у
депривированных
девочек
отсутствует
переживание целостности, единства и
взаимодействия мира («Часто, переживая за других, советуя что-то, нередко забываю
про себя» 6-Б-жен-Д -2), 9» Не знаю, как мои друзья, но я себя хвалить не буду, потому
что я это не люблю делать» 7-Б-жен-Д 4).
Их тексты часто содержат прямое указание на факты неуважения со стороны
других и сильной собственной реакции на это («Когда меня ругают, я сразу же
начинаю плакать» 1-А-жен-Д 2), («Не люблю делать уроки и слушать лекции
родителей по поводу моих поступков; мне также не нравится эта школа; еще мне не
нравится моя одежда, потому что, когда ее покупают, приходится считаться с мнением
моих родителей» 3-А-жен-Д -4), («Мне кажется, что по сравнению со мной все просто
маленькие уроды» 5-Б-жен-Д -6).
У мальчиков вообще отсутствуют позитивные и альтруистические категории,
что свидетельствует об отсутствии психологической компетентности и самопринятия:
можно сказать, что мальчики-подростки себя не знают и не любят.
Итак, обобщая полученные данные, можно сделать вывод о том, что выдвинутая
нами гипотеза в основном подтвердилась. Действительно, Я-концепции детей с более
высокой степенью суверенности психологического пространства демонстрируют более
позитивное отношение к себе и терпимость к своим недостаткам. Для суверенных, в
отличие от депривированных, характерно также более интенсивное использование
психологических категорий самоописания, хотя во всех подгруппах доминируют
информирующие эмоционально нейтральные сообщения о себе. Суждения суверенных
о себе и мире отличаются также большей согласованностью, а депривированные
склонны противопоставлять себя другим людям.
237
Не вполне подтвердилась только гипотеза о большей дифференцированности
категорий самоописания у суверенных: это утверждение верно относительно Яконцепции девочек и совершенно не подтверждается в подгруппе мальчиков.
3.4.
Особенности
психологического
преодоления
(coping
behavior) у подростков с различным уровнем суверенности
Жизненный путь человека, на протяжении которого складывается его
психологическое
пространство,
включает
в
себя
череду
ситуаций,
которые
обусловливают друг друга, являются следствием пережитых раньше и антиципируют
предстоящие. Для нашего исследования представляет большую ценность понятие
психологической ситуации, на важность которого впервые обратил внимание Курт
Левин, затем – видный представитель гештальтпсихологической психотерапии Фриц
Перлз и которое в современной академической и практической психологии
используется
в
контексте
изучения
и
развития
психологических
защит
и
психологического преодоления (coping behavior) в целом.
Психологическое преодоление (coping behavior) как феномен границ
Курт Левин, предлагая в качестве основного объяснительного понятия понятие
«психологическое поле», указывал на необходимость выделения его «ситуационных
единиц», которые, в отличие от целостного пространственно-временного бытия,
обладают дискретными временными и пространственными характеристиками [81]. То
есть непрерывность поля включает в себя ситуации, которые посредством научного
абстрагирования условно могут быть выделены из поля и проанализированы.
Психологическая ситуация в понимании Курта Левина – это состояние жизненного
пространства человека в данный момент, современный актуальный «срез» пол.
Ф. Перлз также рассматривал жизненный путь как последовательность
незавершенных ситуаций, которые он называл гештальтами [119, 133]. Совокупность
контактов с ситуациями и образует главное сущностное качество личности человека,
его самость.
В отечественной науке ситуации как объект исследования на протяжении
многих лет практически игнорировались, что было обусловлено идеологическим
238
содержанием отечественной психологии личности, которой была свойственна
переоценка способности человека контролировать и отвечать за собственные
жизненные обстоятельства [106]. Ситуативно-личностный подход, обладающий
большим
прикладным
значением,
лишь
недавно
стал
получать
некоторое
распространение, благодаря чему стала признаваться деиндивидуализирующая роль
отдельных, в основном стрессовых и экстремальных ситуаций, в силу чего различные
по психотипу личности иногда могут демонстририровать не индивидуальное, а
ситуационно-типическое поведение. Тем не менее мы можем найти ссылки на
значимость ситуаций как психологической категории в рамках средового подхода. Так,
Ю. Воогланд и К. Нигесен пишут: «Физическое, психическое, личностное состояние
субъекта не может быть понято на фоне среды как объективной реальности.
Объективно существующая среда отражается в сознании познающего субъекта как
ситуация. Состояние субъекта может быть раскрыто на фоне среды его существования
в диалектическом единстве объективной и субъективной реальности. Разные ситуации
детерминируют различное поведение» [30, с. 43].
Психологическая ситуация может быть определена как единство внешних
условий и их субъективной интерпретации, ограниченное во времени и побуждающее
человека к избирательной активности [106]. Ситуация - это психологические
«окрестности» (можно было бы употребить слово «поле», не будь оно в настоящее
время
столь
«зашумлено»
различными
семантическими
оттенками)
события
внутреннего мира, которое может иметь различную значимость в масштабе
жизненного пути субъекта, тяготеть как к поворотному событию (Live-event), так и к
повседневности, привычкам обыденного существования (Everyday life). Ситуация
содержит сложный клубок намерений и притязаний субъекта, она детерминирована его
предшествующим поведением и обращена в будущее посредством предъявления
новых требований к субъекту и ситуации.
Человек разрешает психологические ситуации различными способами, для
обозначения которых за рубежом используют термин «coping behavior». Понятие
«coping» происходит от английского «соре» (преодолевать); в германо-язычной
психологии в этом же смысле используются как синонимы понятия «Bewaeltigung»
(преодоление) и «Belastungsverarbeitung» (переработка нагрузок). В российской
239
психологии эти понятия переводят как адаптивное, совладающее поведение, или
психологическое преодоление.
Обсуждаемый термин успешно существует «на перекрестке» двух выраженных
тенденций современной психологии личности, что, по-видимому, и объясняет его
широкую распространенность.
Во-первых, это перенесение внимания с субъекта на целостную ситуацию, в
которой он действует. Именно ситуация во многом определяет логику поведения
человека и меру ответственности за результат его поступка. Уже выделяют в класс
особых условий существования личности трудные жизненные ситуации, ситуации
повседневности, типичные ситуации учебно-профессиональной деятельности.
Во-вторых, это укрепление позиций идиографического подхода в психологии,
ориентированного не на общее и постоянное в личности, а на особенное и изменчивое,
присущее конкретному человеку в определенных условиях. В отечественной
психологии активной сторонницей идеографического изучения и описания личности
является Л.И. Анцыферова, работы которой содержат теоретико-методологический
анализ проблем психологического преодоления жизненных трудностей.
Понятие «coping» не умаляет возможностей субъекта, который достаточно
свободен в выборе и ситуации, в которой оказывается, и собственного поведения.
Поэтому выделение индивидуальных стратегий психологического преодоления дает
богатые возможности как для сравнительного анализа, так и для индивидуальноориентированных исследований в случае n = I, поскольку набор жизненных ситуаций и
репертуар способов их разрешения кристаллизуются в более устойчивых качествах
личности – Я-концепции, акцентуациях характера как наиболее привычных способах
реагирования на фрустрации и т.п.
Попробуем определить суть coping behavior через соотнесение с давно
существующими понятиями. Так, если в соответствие жизненному пространству
(психологическому полю) в терминологии К. Левина и жизненному пути человека в
терминологии А. Адлера, можно поставить индивидуальный жизненный стиль,
интегрирующий значимые цели и способы их достижения и определяемый как
единство личностных характеристик, установок и повседневной деятельности, то в
соответствие психологической ситуации как единице жизненного пути, по-видимому,
240
можно поставить coping как ситуативную, ограниченную в пространстве и времени
модификацию жизненного стиля, служащего поддержанию и сохранению границ
жизненного пространства [5].
Coping
есть
индивидуальный
способ
взаимодействия
с
ситуацией
в
соответствии с ее собственной логикой, значимостью в жизни человека и его
психологическими возможностями. Психологическое предназначение coping состоит в
том, чтобы как можно лучше адаптировать человека к требованиям ситуации, позволяя
ему овладеть ею, ослабить или смягчить эти требования, постараться избежать,
привыкнуть к ним и таким образом погасить стрессовое действие ситуации и
сохранить самоуважение. Поэтому главная задача coping - обеспечение и поддержание
благополучия человека, физического и психического здоровья и удовлетворенности
социальными отношениями.
Понятие «coping behavior» используется для описания характерных способов
поведения человека в различных ситуациях. Первоначально оно применялось в психологии стресса Р. Лазарусом (R. Lazarus) и С. Фолкманом (S. Folkman) и было
определено как сумма когнитивных и поведенческих усилий, затрачиваемых
индивидом для ослабления влияния стресса. При этом существенным было положение
о том, что coping вступает в действие, когда сложность задач превышает
энергетическую мощность привычных реакций и требуются новые затраты, а
рутинного приспособления недостаточно. Со временем, однако, понятие «оторвалось»
от проблематики экстремальных условий и стало успешно применяться для описания
поведения людей в поворотные жизненные моменты (Life Events), а затем - в условиях
хронических стрессоров и повседневной действительности. Если принять во внимание,
что многие психотерапевты, как, например, Дж. Рейнуотер, считают стрессом для
людей и счастливые, долгожданные жизненные события, то, очевидно, это может
значительно обогатить и расширить сферу применения обсуждаемого понятия [147].
Будучи свободно употребляемым в современных работах, понятие «coping»
охватывает широкий спектр человеческой активности
- от бессознательных
психологических защит до целенаправленного преодоления кризисных ситуаций, от
движений роженицы во время схваток до написания психотерапевтического письма. В
широком смысле слова coping включает все виды взаимодействия субъекта с задачами
241
внешнего или внутреннего характера - попытки овладеть или смягчить, привыкнуть
или уклониться от требований проблемной ситуации.
Необходимо обратить внимание на то, что понятие развития личности в
отечественных и зарубежных работах последних лет не противопоставляется
адаптации, что является, по-видимому, историческим признанием целостности
личности и неразрывности различных измерений ее самоактуализации. «Личность есть
синтез всех характеристик человека в уникальную структуру, которая определяется и
изменяется в результате адаптации к постоянно меняющейся среде» [90, с. 35].
В настоящее время выделяют три подхода к толкованию понятия «coping».
Первый, развиваемый в работах Н. Хаан (N. Нааn), трактует его в терминах динамики
Эго как один из способов психологической защиты, используемой для ослабления
напряжения. Этот подход нельзя назвать общепризнанным прежде всего потому, что
его сторонники склонны отождествлять coping с его результатом. Второй подход, отраженный в работах Р.Муза (R.H. Moos), определяет coping в терминах черт личности как относительно постоянную предрасположенность отвечать на стрессовые события
определенным образом. Однако, поскольку стабильность рассматриваемых способов
очень редко подтверждается эмпирическими данными, это понимание также не обрело
большой поддержки среди исследователей. И наконец, согласно третьему подходу,
признанному авторами понятия Р. Лазарусом (R.Lazarus) и С.Фолкманом (S.Foklman),
coping понимается как динамический процесс, специфика которого определяется не
только ситуацией, но и стадией развития конфликта, столкновения субъекта с внешним
миром. Именно это понимание особенно близко нашему подходу к личности
посредством
описания
ее
развивающегося,
обновляемого
и
защищаемого
психологического пространства [106].
Каждая форма психологического преодоления специфична, определяется субъективным значением переживаемой ситуации и отвечает преимущественно одной из
задач - решению реальной проблемы или ее эмоциональному переживанию, корректировке
самооценки
или
регулированию
взаимоотношений
с
людьми.
Общепризнанной классификацией типов coping не существует - они выделяются
исследователями достаточно произвольно. Однако большинство из них построено
вокруг двух предложенных Р. Лазарусом и С. Фолкманом модусов психологического
242
преодоления: направленного на 1) решение проблемы (problem-focused, Problemorientiert, vigilant), 2) изменение собственных установок в отношении ситуации
(emotion-focused, Gefuele-orientiert).
В отечественной традиции психологии личности ее развитие связывается в
первую очередь с возрастанием способности отвечать и контролировать разные сферы
жизнедеятельности, быть автором разрешения различных жизненных ситуаций. Эта
позиция отвечает также европейскому пониманию субъекта и ситуации, согласно
которому человек не попадает в некоторые обстоятельства, а создает, преобразует их и
несет за них личную ответственность. Поэтому можно предполагать, что респонденты
с более высокой суверенностью психологического пространства чаще используют
активные
виды
психологического
преодоления,
требующие
преобразования
объективной ситуации, и реже используют иллюзорно-замещающие стратегии,
трансформирующие отношение человека к переживаемым событиям. Можно также
предположить, что репертуар используемых стратегий у суверенных как достигших
большей личностной автономии будет шире по сравнению с депривированными
(известный немецкий геронтопсихолог Г. Томэ показал, что по мере взросления набор
«техник жизни», под которыми он подразумевал именно стратегии психологического
преодоления, поступательно расширяется) [9, 10].
Поскольку
психологическое
преодоление
«запускается»
ситуацией,
то
естественно считать его завершенным, состоявшимся, когда ситуация для субъекта
утрачивает свою значимость как раздражитель и тем самым освобождает его энергию
для решения других задач. Критерии эффективности преодоления в основном связаны
с психическим благополучием субъекта и определяются понижением уровня его
невротизации, выражающейся в ситуативном изменении депрессии, тревожности,
психосоматической симптоматики и раздражительности. Надежным критерием
эффективного coping считается и ослабление чувства уязвимости (vulnarability) к
стрессам. В настоящее время получены некоторые данные о «средней» эффективности
различных форм coping: наименее эффективными в западноевропейской культуре, по
мнению ряда авторов, являются избегание и самообвинение во всех вариантах,
достаточно действенным представляется реальное преобразование ситуации или, по
крайней мере, ее перетолкование.
243
Следует отметить, что практически во всех работах авторы подтверждают обусловленность
способа
психологического
преодоления
жизненных
сложностей
полороле-выми стереотипами: женщины (и фемининные мужчины) склонны, как
правило, защищаться и разрешать трудности эмоционально, а мужчины (и
маскулинные женщины), напротив, инструментально, путем преобразования внешней
ситуации.
Психологическое преодоление является переменной, зависящей от трех
факторов - личности субъекта (за рубежом принято говорить о личностных ресурсах
coping), реальной ситуации и возможности использовать социальную поддержку.
Очевидно, что сопротивляемость субъекта обстоятельствам может существенно менять
свою форму в зависимости от того, насколько угрожающей и управляемой
представляется ему ситуация и как он оценивает свои возможности, однако в контексте
нашего
исследования
можно
ожидать,
что
респонденты
с
суверенным
психологическим пространством умеют выбирать и использовать более эффективные
способы психологического преодоления, которые, становясь привычными для них,
обобщаются в черты личности и позволяют не только преодолевать актуальные
жизненные трудности, но и предвосхищать (антиципировать) их появление.
Сохранность границ психологического пространства представляется нам
ключевым фактором, объясняющим не только структуру, но и динамику личности: так,
внедрение извне может приводить к попыткам «отодвинуть» границы, проявляясь в
экспансии
и
агрессии,
нарушение
границ
стимулирует
компенсаторную
и
сверкомпенсаторную динамику, а переживание личностной целостности освобождает
субъекта
от
избыточных
психологических
защит,
наделяет
его
умеренно-
индифферентным отношением к необходимости контролировать границы, проявляясь
в терпимости и дружелюбии. Таким образом, психологическое преодоление (copingстратегии) в широком смысле слова понимается нами как динамическое выражение
целостности-нарушенности границ психологического пространства.
Связь предпочитаемых стратегий психологического преодоления с
уровнем суверенности
Исходя
из
понимания
различного
биологического
предназначения
и
исторически сложившихся функций мужчин и женщин (мужчины отвечают за
244
взаимодействие с «большим» социумом и потому более чувствительны к флуктуациям
собственных «внешних» границ, женщины обращены к «малому» социуму и
внутреннему миру), можно предположить также, что психологическое пространство и
его динамика обусловлены гендерными различиями, и состояния суверенности и
депривированности
будут
сопровождаться
разными
поведенческими
и
эмоциональными реакциями. Таким образом, можно ожидать, что как состояние
границ личности, так и способы их «выправления», иначе говоря, coping-поведение,
могут различаться на мужской и женской подвыборках.
Кроме того, исследования в области этологии и социологии (К. Лоренц, С.
Милгрэм) позволяют предположить, что психологическое преодоление будет
различаться также и в зависимости от социально-географического статуса, у жителей
столичных городов или сельской местности [92, 254].
Целью
данного
исследования
было
изучение
предпочтения
стратегий
психологического преодоления юношами и девушками подростково-юношеского
возраста с различной степенью переживаемой суверенности психологического
пространства, живущими в Москве и сельской местности.
Рабочая гипотеза нашего исследования заключалась в том, что
а) стратегии психологического преодоления различаются в зависимости от
степени суверенности психологического пространства
б) они различаются в зависимости от социогеографического статуса
в) они имеют гендерную обусловленность.
Для
проверки
этой
гипотезы
мы
провели
небольшое
эмпирическое
исследование с использованием собственного опросника СПП и методики Д.Амирхана
«Индикатор
coping-стратегий»,
адаптированной
и
стандартизированной
применительно к российской выборке В.М.Ялтонским и Н.А.Сиротой. Методика для
выявления стратегий психологического преодоления представляет собой перечень из
27 типичных способов поведения, каждый из которых в зависимости от степени
предпочтения может оцениваться по трех-балльной шкале. Всего Д. Амирхан выделяет
три стратегии coping-поведения: поиск социальной поддержки, избегание и решение
проблемы.
245
В исследовании приняли участие 137 молодых людей подростково-юношеского
возраста (старшеклассники и второкурсники, средний возраст – 17 лет): 40 учащихся
Московской школы № 150 (20 юношей и 20 девушек), 35 учащихся Абрамовской
средней школы Боровского района Калужской области (11 юношей и 24 девушки), 62
студента МГППУ, МПГУ и Военного университета (24 юноши и 38 девушек).
Исследование было встречено с энтузиазмом; респонденты отнеслись к заполнению
методик добросовестно и неформально.
Анализ и интерпретация результатов. На первом этапе обработки данных нами
был использован расчет показателя корреляции r Спирмена для установления связи
между уровнем суверенности и предпочтением каждой из стратегий психологического
преодоления. Результаты приведены в таблице 3.4.1.
Таблица 3.4.1.Корреляции (r Спирмена) уровня СПП с предпочитаемой стратегией
психологического преодоления
Предпочитаемая
Девушки (n=78)
Юноши (n=59)
стратегия
Поиск
Все
респонденты
(n=137)
социальной
0,03
0,10
0,07
Избегание
-0,22
0,37
-0,27
Решение проблем
0,15
0,03
0,04
поддержки
Примечание. Выделены полужирным значимые на уровне p<0,05, выделены
полужирным и подчеркнуты значимые на уровне p<0,01.
Результаты показывают, что отчетливо прослеживается только отрицательная
связь уровня СПП со стратегией избегания, что отвечает нашим предположениям:
действительно, понятие избегания подразумевает отказ от личного участия в
разрешении
ситуации и
личной
ответственности
за ее исход.
У
девушек
прослеживается также тенденция к положительной связи уровня СПП со стратегией
решения проблем, также в согласии с нашей гипотезой, но значимого уровня эта
тенденция не достигает. Поиск социальной поддержки как существенная стратегия не
246
используется ни в одной из рассматриваемых групп, что, впрочем, может быть
обусловлено взаимно перекрывающими друг друга тенденциями к предпочтению и
отвержению этой стратегии.
Для уточнения гендерных различий, которые никак не проявили себя в этих
результатах, мы рассчитали r критерий Спирмена для одной из выделенных подгрупп –
курсантов
Военного
университета
(n=16)
как
предположительно
наиболее
маскулинной подгруппы респондентов (средний уровень СПП у них также достаточно
высок, составляя 38 баллов). Результаты незначительно отличаются от общих, нигде не
достигая уровня значимости: показатель связи СПП со стратегией социальной
поддержки составил -0, 38, со стратегией избегания - -0, 39, а со стратегией решения
проблемы – 0, 17. Этот неоднозначный результат может быть объяснен тем, что, хотя, с
одной стороны, курсанты по своим личностных характеристикам и содержанию
выбранной
ими
военной
профессии
могут
обнаруживать
более
высокую
маскулинность по сравнению с представителями гражданских профессий, с другой
стороны, в силу условий режима обучения и проживания (дисциплина, размещение в
казармах) они могут переживать подавление некоторых потребностей и более частые
по сравнению со школьниками и студентами других вузов фрустрации.
После первоначальных расчетов в общей группе респондентов были выделены
контрастные группы депривированных и суверенных (при выделении этих групп мы
опирались на интервалы показателей опросника СПП μ+σ и μ-σ), которые и
анализировались посредством качественной интрепретации и статистического анализа.
Для оценки достоверности полученных результатов применялся непараметрический
критерий U Манна-Уитни.
Средние
сырые
показатели
предпочтения
стратегий
психологического
преодоления представлены в Таблице 3.4.2. и на Рисунке 3.4.1.
Таблица 3.4.2. Средние показатели предпочтения стратегий психологического
преодоления у мальчиков и девочек с различной степенью суверенности
Стратегия
Депривированные
психологического 10,5, n=22)
преодоления
(СПП=- Суверенные (СПП=48, n=26)
247
Мальчики Девочки
(СПП= - (n=12,
7,8, n=10) СПП= 10,5)
Итого
Мальчики Девочки
Итого
(n=22,
(СПП=49, (СПП=47, (СПП=48,
СПП= - n=12)
n=16)
n=28)
10,5)
Поиск
социальной
поддержки
4,6
8,7
7,2
8
9,7
9
Избегание
10,6
8,1
8,8
5
6,3
5,7
Решение проблем
15,5
11,4
13,2
14
13
13,7
Первый важный полученный нами результат – это достоверность различий
предпочитаемых стратегий в подгруппе суверенных и депривированных подростков
(без различения по полу). Так, стратегия «Поиск социальной поддержки» выше в
группе суверенных (U=132<188 при p<0,01), что свидетельствует о способности и
возможности более автономных и ответственных обращаться за помощью к другим
людям, косвенно указывая на отсутствие социальной тревожности и социального
эгоцентризма,
потенциально
подтверждая
также
и
готовность
предоставлять
поддержку другим людям. Депривированные не могут и не умеют рассчитывать на
поддержку со стороны других (что может быть результатом их личной социализации,
сопровождающейся ущемлением интересов и неуважением личного достоинства).
Стратегия «Избегание» также различается в группах депривированных и
суверенных: она также значимо выше у депривированных (U=113<188 при p<0,01).
Это говорит о том, что суверенные стремятся реже избегать контакта с ситуацией,
отвергая или принимая предлагаемые обстоятельства и личную ответственность за
поведение в них. Это вполне отвечает таким выделенным в русле гуманистической
психологии
качествам
самоактуализирующейся
личности
как
стремление
к
определенности и ответственность. С другой стороны, понятно, что депривированные
в
силу
опыта
своей
истории
личности
опасаются
предпринимать
лишние
«телодвижения», по возможности занимая выжидательную позицию. Как следствие,
они «оказываются» или «попадают» в ситуации, которые созданы другими людьми, не
избегающими
авторства
в
жизнетворчестве,
но
депривированными
нередко
воспринимаются и переживаются как неизбежное и необходимое «кармическое»
испытание.
248
Предпочтение третьей стратегии, «Решения проблем», также различает группы
депривированных и суверенных: у последних эта стратегия выражена сильнее
(U=165,5<188 при p<0,01). Полученный результат также соответствует нашим
ожиданиям, подтверждая мысль о связи суверенности как способности защитить свои
личностные границы со способностью объективно инструментально решать проблемы.
Нами были рассмотрены также особенности предпочтения стратегий в
зависимости от пола (Рисунок 3.4.1). Результаты показывают также, что во всех
четырех рассмотренных подгруппах (суверенные девушки и суверенные юноши;
депривированные девушки и депривированные юноши) доминирует предпочтение
стратегии решения проблем, что в целом отвечает особенностям европейской
ментальности. Использование непараметрического статистического критерия U
Манна-Уитни подтвердило значимость следующих различий.
Суверенные девушки и суверенные юноши не обнаружили различий по
предпочтению стратегий психологического преодоления, используя приблизительно
одинаковые способы coping. Таким образом, способность охранять свою приватность,
свои личностные границы свободна от гендерной окраски, лишая членов этой
подгруппы выраженных фемининных или маскулинных особенностей.
У суверенных юношей, в отличие от депривированных, меньше выражена
стратегия избегания (U=26<34 при p<0,05). Этот результат согласуется с полученным
ранее, еще раз подтверждая, что «избегание избегания» способствует конструктивному
выходу из ситуаций и сохранению свой целостности.
Суверенные и депривированные девушки по предпочтению coping-стратегий
вообще значимо не различаются. Примечательно, что для девушек свойствен более
широкий репертуар техник поведения, и, вероятно, большая гибкость, что делает их
менее уязвимыми (в целом, как уже отмечалось, уровень СПП у них выше). Этот
результат вполне объясним также в контексте эволюционной теории пола
В.А.Геодакяна,
которая
объясняет
высокую
по
сравнению
с
мужчинами
приспособляемость женщин их изначально данными более широкими границами
анатомических, физиологических и психологических норм реакций.
Рисунок 3.4.1. Предпочтение coping-стратегий в зависимости от уровня СПП
249
Ю(д) - юноши депривированные (n=10), Д(д) - девушки
депривированные (n=12),
Ю(с) - юноши суверенные (n=12), Д(с) - девушки суверенные
(n=16)
16
14
12
10
8
6
4
2
0
Ю(д)
Д(д)
Поиск социальной поддержки
Ю(с)
Избегание
Д(с)
Решение проблем
В группе депривированных юношей и девушек обнаружены наиболее значимые
различия: у девушек существенно выше поиск социальной поддержки (U=21,5<24 при
p<0,01), но одновременно ниже показатель стратегии решения проблем (U=21<24 при
p<0,01). Таким образом, если девушки в поиске выхода из трудной ситуации склонны
обращаться к другим людям, то юношам этот способ поведения присущ меньше.
Практика психотерапевтической работы также свидетельствует о том, что клиенты –
это в основном девушки и женщины, для которых обращение к психотерапевту
нисколько не противоречит нормам самоуважения. Для юношей и мужчин обращение
за социальной поддержкой и помощью психолога – это дополнительный фактор
стресса. Именно поэтому (а также, возможно, в связи с преобладанием специалистовженщин в практической психологии) мужчины чаще «завязают», вытесняют или
откладывают свои психологические проблемы, а женщины их чаще разрешают,
обнаруживая большую социально-психологическую обучаемость.
250
Вполне понятно, что суверенные девушки лучше умеют и чаще предпочитают
решать проблемы объективно. У депривированных девушек этому препятствует
неуверенность и опыт неудач.
Обобщая данные, необходимо обратить внимание на то, более других выходит
из ряда группа депривированных мальчиков, которая отличалась значимо от
нескольких анализируемых подгрупп. По-видимому, мужская депривированность
представляет собой больший фактор риска возникновения межличностных и
социальных патологий, чем женская, и должна быть более многомерно изучена.
Все полученные результаты свидетельствуют о том, что как проявления личной
автономии отмечены высокой гендерной вариативностью. По своему эволюционному
смыслу, очевидно, суверенность психологического пространства является скорее
маскулинным, чем фемининным качеством. Эти данные могут быть использованы в
практической психологии, позволяя интерпретировать личностную динамику в
терминах маскулинности и фемининности (анимы и анимуса).
Социогеографическая обусловленность coping-стратегий как феномена
личностных границ
Перейдем теперь к анализу данных о coping-стратегиях сельских и городских
детей. В группе сельских мальчиков исходя из общевозрастных норм 4 из 11 имели
повышенный уровень суверенности и ни одного – пониженный; из 24 девочек,
напротив, 8 относятся к депривированным и ни одна не демонстрировала
сверхсуверенности. В силу относительно небольшой выборки мы не стали выделять
контрастные группы исходя их эмпирических норм для сельских детей, которые
оказались бы слишком незначительными, и привели в Таблице 3.4.3 и на Рисунке 3.4.2
общие результаты сельских и городских подростков.
Таблица 3.4.3. Средние показатели предпочтения стратегий психологического
преодоления у сельских и городских мальчиков и девочек.
Стратегия
психологическо
го преодоления
Сельские подростки
Мальчики Девочки
Городские подростки
Итого
Мальчики Девочки
Итого
251
(СПП=24,
5, n=11)
(СПП=15,
8, n=24,)
(СПП=18,
6, n=35)
(СПП=5,5
, n=20)
(СПП=22,
3, n=20)
(СПП=13,
9, n=40)
Поиск
социальной
поддержки
4,9
7,2
6,5
6,1
8,1
7,1
Избегание
7,4
7,0
7,1
8,6
9,5
9
Решение
проблем
12,4
13,3
13
15,6
12,3
13,9
Как это видно из таблицы и рисунка, общая конфигурация соотношения
стратегий достаточно постоянна: предпочтение в первую очередь отдается решению
проблемы, в последнюю очередь – поиску социальной поддержки. Меняется это
соотношение только в подгруппе сельских девочек, у которых поиск поддержки
выражен сильнее, чем стратегия избегания, что свидетельствует о наличии и
использовании иных ресурсов преодоления девочками из сельской местности по
сравнению с городскими, которые предпочитают скорее избежать определенности, чем
обратиться за поддержкой. Именно эта особенность сельских жителей по сравнению с
городскими, обусловленная их большей социальной зависимостью друг от друга и
большей ценностью общения по сравнению с живущим в чрезмерной скученности
городским населением отмечалась К.Лоренцом. Однако, вопреки нашим ожиданиям,
она не подтвердилась применительно к подгруппе мальчиков.
Остановимся
на
результатах
более
подробно.
психологического преодоления нас интересуют
Поскольку
особенности
только как функция
уровня
суверенности-депривированности и социогеографических условий, установление
значимости различий предпочтений между городскими и сельскими детьми в целом
мы сочли избыточным, ограничившись сравнительным анализом в зависимости от
пола. Использование непараметрического статистического критерия U Манна-Уитни
подтвердило значимость следующих различий.
У городских девочек по сравнению с сельскими девочками сильнее выражена
стратегия избегания (U=164,5<169 при p<0,05) и слабее – стратегия решения проблем
(U=112<140 при p<0,01). Эти данные характеризуют городских девочек как менее
благополучных с точки зрения сохранения их приватности и уважения к их
личностным границам. Очевидно, что они находятся в более плотном контакте с теми
252
обстоятельствами, в которых проживают, и проявляют больше личной ответственности
в решении своих жизненных задач.
У городских мальчиков по сравнению с сельскими сильнее выражена стратегия
решения проблем (U=18,5<53 при p<0,01); по остальным двум стратегиям значимых
различий не обнаружено. Отмечается также тенденция к превышению стратегии
поиска социальной поддержки у сельских мальчиков по сравнению с городскими, но
уровня значимости она не достигает (U=77>69 при p<0,05).
Таким образом, можно констатировать, что социогеографические условия
влияют не только на уровень переживания суверенности и приватности, что
отмечалось в работах К.Лоренца, И.Альтмана, но также и на те способы
психологического преодоления (техники жизни), посредством которых жители
различных регионов поддерживают сохранность своих личностных границ, а значит,
душевного здоровья и благополучия.
Общая картина полученных результатов представлена на Рисунке 3.4.2.
Итак,
обобщая
результаты
данного
частного
исследования,
можно
констатировать, что в соответствии с нашими предположениями подростки с более
высоким уровнем суверенности действительно отличаются от депривированных
набором и выраженностью предпочитаемых стратегий психологического преодоления.
Примечательно, что в подгруппе суверенных гендерных различий не отмечается, но
зато
они
присутствуют
в
группе
депривированных,
обеспечивая
высокую
вариативность их поведения. Перефразируя известное выражение Л.Н.Толстого,
можно сказать, что суверенные, независимо от пола, стремятся действовать используя
идентичные (хотя и достаточно богатые) репертуары преодоления, а депривированные
отличаются каждый своей дефицитарностью.
Рисунок 3.4.2. Распределение coping-стратегий у сельских и городских
подростков
253
Юноши сельские (n=11), Юноши городские (n=20),
Девушки сельские (n=24), Девушки городские (n=20)
20
15
10
5
0
Юс
Юг
Поиск соц. поддержки
Дс
Избегание
Дг
Решение проблем
Обнаружены в соответствии с гипотезой и различия coping-стратегий городских
и сельских подростков, причем эти различия имеют противоположные тенденции у
мальчиков и девочек. Городские девочки по сравнению с сельскими демонстрируют
более низкий показатель использования стратегии решения проблем и более высокий
показатель стратегии избегания. Городские мальчики отличаются от сельских,
напротив, более высоким показателем стратегии решения проблем (необходимо
отметить, впрочем, что в силу ограниченности выборок мы не можем данные считать
вполне достоверными: средний показатель СПП в группе городских мальчиков
оказался неожиданно низким (5,5 баллов), что может предполагать смещенность
выборки, связанную с какими-либо неявными депривирующими влияниями именно в
той школе или классе, в котором проводилось обследование).
В заключение можно еще раз констатировать тот факт, что стратегии
психологического преодоления, посредством которых субъект объективно или
субъективно находит выход из жизненной проблемной ситуации и сохраняет
самоуважение (то есть, используя нашу терминологию, сохраняет целостность своих
личностных границ), действительно обладают разной эффективностью и различаются в
группах депривированных и суверенных, городских и сельских жителей, а также
254
представителей
различного
пола.
Все
это
позволяет
конкретизировать
психотерапевтические рекомендации и делать их более адресными.
3.5. Клиника искажений психологического пространства
Результаты применения опросника СПП демонстрируют, каким образом
история
развития
личности
и
опыт
перенесенной
депритвированности
или
травмированности определяет настоящее – актуальное состояние человека. Исходя из
того, что построение и защита психологических границ могут иметь также
компенсаторный характер, проявляясь в стремлении и достижении состояния
«квазисуверенности», при котором границы охраняются сверх необходимого, а
дистанция по отношению к объектам внешнего мира увеличивается, проиллюстрируем
сказанное анализом случаев из нашей консультативной практики. Мы отбирали эти
случаи из текущей работы в порядке обращения, подряд. Все обратившиеся – женского
пола, что не случайно в свете полученных нами данных о связи coping-стратегий и
степени суверенности-депривированности: респонденты мужского пола, в отличие от
женщин, реже используют такой способ психологического преодоления, как поиск
социальной поддержки, вариантом которого является обращение за помощью к
психологу-консультанту. Таким образом, депривированность мужчин, возможно,
усугубляется их субъективной неспособностью делиться собственными проблемами с
другими
и
внутренним
запретом
на
визит
к
психологу,
противоречащим
общественному мнению о том, что мужественность и свойство «быть клиентом» вещи несовместимые.
Итак, остановимся на нескольких примерах, чтобы проиллюстрировать, вопервых, амбивалентность в стремлении защитить границы собственного «Я», что
может проявляться в достижении сверхсуверенности, и, во-вторых, компенсаторные
возможности психологического пространства, благодаря которым депривированность
по одному из его измерений компенсируется избыточной свободой в другом. Нами
использовались специально разработанные профильные бланки с нормализованными
показателями для выборки детей и подростков (W1) и взрослых (W2), интервал
средних значений располагается между 40 и 60 баллами и выделен пунктирной линией.
255
Случай 1
А.Б. тридцать семь лет, это яркая женщина, мать семейства,
объективно
успешная во многих отношениях: будучи инженером по образованию, она оставила
работу (которой, впрочем, никогда особенно не дорожила) ради воспитания своих
дочерей. Экономическое положение семьи А.Б. стабильно и позволяет ей заниматься
тем, что ей интересно. Поэтому она много времени уделяет различным видам
самосовершенствования: посещает спортивный клуб, изучает психологию, является
членом одного из «эзотерических» клубов, занимающихся духовными практиками, и
среди прочего посещает психотерапевта. Одевается ярко, «выразительно» - любит
яркие южные расцветки, изобилие стразов, люрекса. Подчеркивает исключительность
собственного художественного вкуса. По собственным словам А.Б., она вполне
чувственная женщина, однако ее потребности не ограничиваются чисто телесными:
она стремится достигнуть гармонии, развиваясь нравственно и духовно, встраиваясь не
только в мир людей и вещей, но и в циклы Вселенной. А.Б. никогда не дает негативных
характеристик другим людям и часто подчеркивает собственные переживания,
связанные с виной и страхом, которые типичны для нее. Она стремится понять
позицию любого человека, даже обижающего ее, и этим вызывает расположение, но
одновременно – и беспокойство за ее способность себя защитить. Будучи сильной,
красивой женщиной спортивного телосложения (она много лет занималась спортом
почти профессионально), А.Б. все же производит впечатление очень ранимого
человека.
В нашу консультацию она попала с нетривиальным запросом на решение
проблемы зависимости от психотерапевта, с которым А.Б. работает в течение 12 лет.
Запрос
был
замаскирован
дополнительное
под
психологическое
учебное
задание,
образование.
На
поскольку
А.Б.
протяжении
получает
общения
с
консультантом А.Б. нередко проявляла необязательность, опаздывала и пыталась
частично занять время консультации других клиентов. Время от времени А.Б. забывала
вовремя расплачиваться и неожиданно отменила последнюю встречу, забыв вернуть
необходимые для обучения конспекты, позаимствованные у консультанта. Таким
образом,
можно
отметить,
продемонстрировала
что
в
межличностные
рамках
консультативного
патологии,
присущие
общения
А.Б.
изначально
256
депривированному, жестко контролируемому извне человеку, которые пытается взять
«психологический реванш» у других людей, нарушая их приватность (в рамках
договоренностей, правил и временного режима).
Психотерапевт – пожилая женщина, ровесница мамы и свекрови А.Б., без
базового психологического образования. Со слов А.Б.,
психотерапевт – человек
исключительно духовной направленности; мало интересуется «бытом» (семьей, сыном,
внуками, воспитанием которых в основном занимался ее муж), считает более
целесообразным думать о месте человека в мире, о том, чтобы ловить ритм «дыхания
Вселенной» и подстраиваться к нему. Все остальное психотерапевт считает суетным и
малосущественным.
По словам А.Б., именно настойчивость ее наставницы в желании направить ее
от дел семьи и близких и вносит в их достаточно давние отношения напряжение: А.Б.
осознает, что сама она другой человек, и что «высокое» и «земное» дороги ей самой в
равной степени. В то же время она находится в стабильно подавленном состоянии:
занимаясь семьей, она испытывает чувство, что отрывает время от своего духовного
развития, а уезжая из дому – переживает чувство вины перед детьми, которые скучают
без нее.
Обратимся
к
истории
жизни
А.Б.
Это
единственная
дочь
в
семье
военнослужащего; воспитана в строгих правилах, вся жизнь ее до студенческого
возраста контролировалась очень жестко. Никаких увлечений и «лишних» контактов
не допускалось (девушка должна была поддерживать честь офицерской дочери,
поэтому ее дружеские привязанности подвергались «цензуре» по сословным
соображениям, нередко побуждая ее отказываться от общения с интересными людьми,
принадлежащими к другому кругу). Материальное положение семьи было стабильным
в низшей точке: в связи с переездами мать не могла найти себе работу, поэтому жили
экономно и просчитывали бюджет по возможности надолго вперед. А.Б. была обязана
хорошо учиться и заниматься спортом (впрочем, на соревнованиях никогда не
выигрывала). Будучи послушной дочерью, А.Б. понимала и понимает, что в такой,
иногда обременительной форме, выражается любовь ее родителей, которые сами
пережили голод и сиротство и для которых контроль над собственной жизнью стал
естественным способом бытия. А.Б. пробовала протестовать против режимных правил
257
в родительской семье (возвращаться домой позже), за что была физически наказана,
будучи уже взрослой девушкой. Итак, по данным клинических бесед можно говорить о
том, что в биографии А.Б. присутствовали эпизоды нарушения границ личности: в
форме телесных наказаний (хотя и нерегулярных), ограничения режимных привычек,
строгости в отношении покупок и особенно – отвержения личного мировоззрения и
круга ценностей А.Б.
В настоящее время у А.Б. хорошая семья, близкие отношения с мужем, который
во всем ее поддерживает, но присутствует ощущение внутреннего расщепления,
которое мешает ей быть вполне счастливой. Амбивалентность в основных жизненных
установках (духовность - телесность, семья – социум, дети - самосовершенствование)
лишает
ее
продуктивности
в
построении
собственной
жизни.
Присутствие
психотерапевта дополняет мировоззрение родителей, по-видимому, этим и объясняется
прочность их взаимоотношений, постепенно переживаемых А.Б. как зависимость, но
обе эти позиции являются недостаточными. Похоже, что оплотом гармонии и единства
перечисленных противоположностей является свекровь А.Б., человек естественный и
жизнерадостный.
Рисунок 3.5.1. Профильный бланк А.Б. (случай 1).
258
100
CПП
CТ
CФТ
CВ
CП
CС
CЦ
100
60
W2
80
80
16
8
14
60
14
12
60
14
6
14
50
10
8
10
4
40
6
6
30
20
2
2
2
2
40
0
0
-2
-2
-2
6
2
10
0
10
6
4
40
60
10
-2
-10
-4
-2
-6
-6
-10
-30
-8
20
-6
-6
-20
-4
20
0
0
Обратимся к данным опросника ППЛ, который отразил жизненную историю и
актуальное состояние личности А.Б. Общий показатель СПП ниже границ средних
значений, что свидетельствует о депривированности, граничащей с травматическим
состоянием. Внутри диапазона нормы находятся показатели суверенности физического
тела (физические наказания все же не были типичными в семье А.Б.) и
территориальности (по-видимому, А.Б. имела достаточно возможностей побыть в
уединении, и это право уважалось). На границе нормы
расположены показатели
суверенности в области привычек и социальных связей (вспомним контроль над
режимом и
кругом
знакомств). Несколько ниже нормы
уходит показатель
суверенности вещей – то есть А. Б. обычно пользовалась и носила не те вещи, которые
по-настоящему нравились ей. И. наконец, намного ниже нормы, вблизи минимального
значения, расположен показатель суверенности ценностей – что указывает именно на
экзистенциальную, аксиологическую подоплеку переживаемого А.Б. внутреннего
конфликта (это косвенно подтверждает пол и возраст психотерапевта, который
259
априорно не может быть объектом либидозного переноса). Таким образом, картина
данных СПП в общих чертах действительно отражает жизненный путь А.Б.
Случай 2
Н.Ф. одиннадцать лет. Она попала в консультацию со второй попытки: за год до
нашей встречи (единственной, хотя информация о девочке и особенностях ее
поведения и семейной обстановки поступала и раньше, но личная консультация
откладывалась) в связи с неприятным случаем, глубоко огорчившим ее родителей: у
близких друзей, которые пришли в гости в дом Н.Ф., пропала крупная сумма денег
(500 рублей). Все было очень стыдно; после того как гости, вернувшись домой,
обнаружили пропажу, родители провели дознание и вынудили девочку сознаться. Она
долго отказывалась говорить, но в конце концов отец в состоянии аффекта буквально
«вытряхнул» из нее признание. Мать не вступалась за девочку и не пыталась понять
смысл ее поступка.
В консультации Н.Ф. произвела впечатление крайне несчастного и запуганного
ребенка. Она боялась идти к психологу (отец привел ее насильно, при этом в течение
всей дороги угрожая). Оставшись с психологом наедине, Н.Ф. сначала уходила от
контактов. Затем после вспомогательных расспросов о том, что же привело девочку к
психологу («Консультант обычно отвечает на вопросы тех, кто к нам приходит;
подумай, что бы хотелось узнать тебе?»), она произнесла: «Ну, вы, может быть,
слышали когда-нибудь о детях, которые…ну…иногда …берут чужое…». Консультант
отметил, что таких детей, да и взрослых тоже, приходилось встречать очень немало, и
хотя это некрасиво, но иногда можно объяснить и исправить. Девочка залилась
слезами и сказала: «Ну вот я как раз из таких детей». Что, сколько и для чего она взяла,
так и не уточнила.
Далее беседа в основном касалась чувства вины и отношений девочки с
друзьями. Выяснилось, что семья проходит через разводный кризис, что в доме «все
очень плохо», что самое заветное желание девочки – чтобы папа и мама жили вместе.
Друзей у Н.Ф. почти нет, а с теми, что есть, отношения не очень складываются.
Прошлой зимой Н.Ф. играла на ледяной горке, и один из мальчиков сбил ее с ног («Он
предупредил, но я тоже катилась и уже не могла ничего сделать»). Н.Ф.упала; в
результате черепномозговой травмы она полгода провела в больнице и дома, у нее
260
были нарушены моторика и речь. Не совсем понятно, как наказали толкнувшего
Н.Ф.мальчика, но за время болезни дети не стали относиться к ней лучше. После
выздоровления она утверждала, что мальчик сбил ее нечаянно, ведь он же
предупреждал, что сейчас покатится, просто она сама не успела отскочить. Обиды или
гнева против мальчика у нее нет. Вообще во всех суждениях Н.Ф. прослеживается
тенденция к самообвинению при субъективной невозможности обвинять других.
Обратимся к семейному контексту жизни Н.Ф. Это вторая из двух дочерей
юриста (адвоката) и служащей фирмы по торговле недвижимостью. Обращался в
консультацию отец, о матери информации практически нет. Отец – очень
неуравновешенный мужчина с позитивным опытом общения с психологами (в
суицидальном отделении клиники, куда попал несколько лет назад). Ему присущи
мотивы долженствования при нечувствительности к потребностям и эмоциональному
состояния – как собственному, так и других людей. Его воспитательный стиль в
основном построен на требованиях. Прежний проступок дочки вызвал у него такой
приступ гнева, что он бил ее чем ни попадя, не в состоянии остановиться, и потом у
него долго болела рука. Он пришел в возбуждение, даже вспоминая проступок дочери:
«В прежние времена за такое отрубали руки!». Будучи адвокатом, он сталкивался со
случаями воровства, но это всегда квалифицировалось как преступление (а не
проявление недостатка воспитания) и потому как отец он не может не опасаться
подобной судьбы для своей дочери.
Вспоминая собственное детство, отец Н.Ф. согласился, впрочем, что инстинкт
собственности присущ многим, что у него самого в детстве также случались подобные
эпизоды. И вообще не очень справедливо, что иногда ворующих взрослых считают
всего лишь социально адаптированными, а детей всегда наказывают.
Вопрос о том, принято ли в семье давать деньги детям, поставил отца Н.Ф. в
тупик. «А зачем? Нужно ведь еще заслужить…И вообще у нас сейчас материальное
положение не очень хорошее». Оказалось, что отец знает, на что Н.Ф. хотела потратить
деньги: в первый раз угостить детей «сникерсами» (типичный мотив воровства для
детей с низким статусом в коллективе), теперь – на осуществление давней мечты («на
лошадей»).
Рисунок 3.5. 2. Профильный бланк Н.Ф. (случай 2).
261
100
CПП
CТ
CФТ
CВ
CП
CС
CЦ
100
W1
80
80
70
14
8
14
60
14
12
50
60
14
10
10
6
10
60
8
40
4
30
6
6
6
4
20
2
6
0
10
6
2
2
10
2
0
40
0
2
-2
0
40
-2
-4
-2
-6
-10
-2
-2
-6
-20
-8
-10
20
-6
-4
-6
20
-10
-6
-10
0
0
Обратимся к данным опросника СПП. Общий показатель – в пределах нормы,
но ближе к нижней границе. Самый высокий показатель (на границе повышенных
значений) – суверенность тела, что может свидетельствовать о гиперкомпенсации,
высокой чувствительности к нарушению телесных границ и способности девочки
защищать себя. В беседе она вспомнила, что в раннем детстве ее как-то насильно
остригли, и с тех пор она мечтает отрастить длинные волосы, в целом же по-видимому,
ее телесность не подвергалась систематическому насилию, но имели место эпизоды
жестокой расправы, вызывавшие эмоциональный резонанс у всех членов семьи.
Показатели суверенности территории, вещей, привычек и ценностей расположены
вблизи нижней границы нормы, а суверенности социальных связей – уже в области
пониженных значений. Таким образом, результаты свидетельствуют о том, что
потребности девочки, особенно – в приватности, мало учитывались и слабо
удовлетворялись в семье; скорее всего, то же можно сказать и о других ее членах.
Возможно, каждый в семье отделен от других психологическими границами и
барьерами. Будучи достаточно жизнестойкой и оптимистичной от природы, Н.Ф.
262
предпочитает не смиряться, а сопротивляться давлению обстоятельств; отсюда и
способ сопротивления – добыть средства на осуществление мечты. Пониженный
показатель суверенности социальных связей также согласуется с переживаемым Н.Ф.
чувством одиночества: возможно, что она социально избирательна и в условиях
жесткого семейного контроля просто не может найти «своих» друзей, с которыми ей
было бы легко. В любом случае, если бы мы начали консультацию, имея в руках эти
результаты, можно было бы построить предварительный план беседы и сделать
расспросы более точными, экономя время и силы.
Случай 3
Е.Б. 56 лет, это яркая, шумная и энергичная женщина. Она любит молодежную
моду, обладает хорошим вкусом и всегда радует своим внешним видом. Несмотря на
зрелый возраст, это красивая женщина. Она замужем; детей нет. Е.Б. и ее муж ведут
активную светскую жизнь. Переехав несколько лет назад в Москву из другого города,
Е.Б. использует все радости столичной жизни, знает о многих культурных событиях,
часто принимает гостей. Помня о своем провинциальном происхождении, Е.Б.
оказывает гостеприимство многочисленным родственникам и знакомым, решая в их
жизни
весьма
существенные
проблемы
(труднодоступная
и
дорогостоящая
медицинская консультация, создание места работы, важные покупки). При этом Е.Б. в
своем альтруизме иногда бывает немного чрезмерной и не всегда получает в ответ
благодарность. Она расстраивается оттого, что ее нередко используют и практически
никогда не помогают ей самой: такова ее роль в кругу знакомых, что ее считают
способной решить абсолютно все проблемы. Однако в том-то и сложность, что Е.Б.
становится исключительно застенчивой и робкой, когда дело доходит до ее
собственных прав и желаний.
Будучи по профессии юристом, Е.Б. трудится на рабочем месте с окладом
значительно меньше того, который получают ее коллеги равного профессионального
статуса. Но еще больше, чем неадекватная зарплата (деньги у них в семье отнюдь не в
избытке), ее раздражает бессмысленный режим присутствия на рабочем месте. Она
была бы готова согласиться на большие обязанности, с тем чтобы выполнять их в
свободном режиме, но только не терять время попусту. Такое времяпрепровождение
263
наносит удар по ее самоуважению. Но провести решающий разговор со своим
руководством Е.Б. решиться не может.
Если в личной жизни Е.Б. много делает для друзей и родных, идентифицируясь
с их проблемами, то на службе она постоянно осуществляет экспансию: она
любопытна и время от времени задает профессиональные вопросы, выходящие за
рамки дозволенного. Она, если можно так выразиться, все время раздвигает свои
границы и захватывает чужую территорию, а потом не знает, как распорядиться
избытком информации или возможностей. Вообще избыточность – выраженная черта
личности Е.Б.: если она составляет протекцию, то не замыкает знакомых друг на друга,
а продолжает быть посредником, если берется установить служебные связи, то не
проводит различий между общественным и личным – как временем, так и средствами.
Она может, например, по собственной инициативе сделать на свои деньги подарок от
имени фирмы, причем случается, что этих денег ей так и не возвращают. Так же и в
дружбе: время от времени ей приходится выслушивать рекламации от одних знакомых
по поводу других, она возмущается безответственностью и неделикатностью людей, но
навыков возвращения им агрессии или раздражения так и не выработала. О своих
обидах говорит со смущением и стыдом и, будучи личностью демонстративной, очень
быстро вытесняет их. Поэтому, естественно, обучающий эффект близок к нулю, и Е.Б.
вновь повторяет основной паттерн своего поведения: запрос извне – идентификация с
проблемой – избыточный отклик на призыв ее решить – объективное решение
проблемы и чувство эмоциональной истощенности.
Основная заявленная Е.Б. проблема – это профессиональная успешность,
однако очевидно, что это лишь фасад тех жизненных трудностей, которые она
испытывает. У нее присутствует отчетливое смешение социальных ролей и нарушение
границ: например, она предлагает консультанту свой профессиональный опыт,
технические возможности своего мужа, стремится перевести ролевое общение в
личное и в то же время опасается быть навязчивой. Выраженный мотив ее рассказов –
что она должна помогать людям. В ходе работы удалось установить, что, по-видимому,
источником этой программы является утверждение давно умершего отца Е.Б.,
убежденного коммуниста, причастного к деятельности репрессивных органов. В
памяти Е.Б. он остался как человек исключительного личного достоинства; возможно,
264
что воспринятая Е.Б. жизненная установка представляет собой бессознательное
стремление изжить чувство исторической вины, присущее отцу и отрабатываемое им
вне служебного общения с людьми, однако этот поведенческий пласт мы не
анализировали.
Проанализируем данные опросника СПП. Весь профиль расположен вокруг
верхней границы; общий показатель СПП также несколько повышен. И действительно,
Е.Б. очень страдает во всех случаях нарушения приватности, причем описывает свое
раздражение практически в категориях нашего опросника. Она утверждает, что не
переносит присутствия других людей в своей квартире (которые очень часто и подолгу
живут у нее), что устает от полной публичности своей жизни. Ее раздражает манера
гостей пользоваться ее личными вещами и портить их. Вещи много значат для Е.Б.: она
любит изящное и чувствует себя некомфортно, если в доме неубрано или беспорядок.
Она жалуется, что режим жизни ее гостей не совпадает с ее собственным: гости могут
поздно ложиться и мешают ей спать, забывая, что утром ей рано вставать. Она вообще
не любит нарушения заведенного распорядка – где ужинать, как проводить выходные,
как строить день. Режимные моменты наиболее существенны для Е.Б., и ломка
заведенного порядка наносит ее состоянию наиболее сильный удар, вплоть до
появления соматических симптомов.
Рисунок 3.5.3. Профильный бланк Е.Б. (случай 3)
265
100
CПП
CТ
CФТ
CВ
CП
CС
CЦ
100
60
W2
80
80
16
8
14
14
12
60
14
6
14
60
10
8
10
4
40
50
30
6
6
6
4
20
40
2
2
6
2
2
40
0
0
-2
-2
-2
10
2
10
0
60
10
-2
-10
-4
-2
-6
-6
-10
-30
20
-6
-6
-20
-8
0
-4
20
0
Выше среднего расположены показатели суверенности территории, привычек.
Похоже, что все это – гиперкомпенсация депривирующих воздействий на протяжении
детства и юности Е.Б., когда, конечно же, потребность в приватности фрустрировалась
во всей возрастной когорте нашей респондентки. В коридоре средних значений лежат
показатели суверенности тела, социальных связей и ценностей: Е.Б. прислушивается к
состоянию своего организма и считается с ним, легко сходится с людьми и расстается,
будучи избирательным человеком, научилась давно и эффективно защищать свои
вкусы и несколько раз меняла идеологию, эволюционируя от правоверной
коммунистки к экуменистическим настроениям.
Таким образом, результаты применения опросника показывают, что Е.Б. более
других людей чувствительна к нарушению границ собственного психологического
пространства, переживая как вторжение в область приватности самые обычные
бытовые воздействия и в то же время постоянно стремится расширить эти границы в
социально одобряемой форме альтруистического поведения. Признаком дисгармонии
служит избыточность этого альтруизма, сначала не ожидаемого в такой мере другими
266
людьми, а затем воспринимающими его как привычную обязанность Е.Б. и
удивляющимся ее неготовности участвовать в проблемах других людей.
Случай 4
А.А.. 38 лет, она замужем, мать четверых детей. История ее жизни – это череда
испытаний, которые редко выпадают одному человеку. Она росла в семье
высокопоставленного номенклатурного работника; достаток на протяжении ее детства
существовал всегда, но любви в доме было немного. По-видимому, отношения между
родителями были напряженными, хотя восстановить картину сейчас уже трудно. Стиль
семейного общения был закрытым, в изобилии прятались «скелеты» в шкафу,
«двойные» программы присутствовали постоянно. Тепла было мало, преобладали
требующие взаимоотношения
и неопределенные инструкции: так, могли жестоко
наказать по ничтожному поводу и в то же время практически ни за что не поощряли.
Уловить желания взрослых и угодить им было практически невозможно. Позитивных
подкреплений почти не поступало, и незначительное и без того честолюбие А.А.
угасло совсем. Училась она неважно.
Когда ей было одиннадцать лет, мать погибла в автокатастрофе, и в течение
трех лет А.А. растила бабушка – мама мамы. Так и не пережив своего горя, бабушка
законсервировалась в своем состоянии обиды и гнева на зятя и весь мир; радость ушла
из дома совсем. Спустя три года постоянно находившийся в подавленном состоянии
отец, перевозя бабушку с дачи в Москву, попал в повторную аварию и погиб, бабушка
умерла несколько дней спустя. В подростковом возрасте А.А. осталась круглой
сиротой, пережив за короткий период три смерти близких людей и практически не
имея обычного для детей ее возраста ресурса родительской любви, который давал бы
ей ориентиры и жизненные силы.
В наших терминах все измерения психологического пространства личности
А.А. были депривированы, границы резко нарушались, и до сих пор А.А. несет следы
психологического насилия и сильных эмоциональных травм. Практически на
протяжении всего детства и отрочества она находилась в состоянии противостояния
взрослым членам семьи: будучи от природы борцом, человеком сильным и
жизнестойким, она ни одной позиции не сдавала без боя, поэтому история ее детства –
это история поражений, следующих одно за другим.
267
А.А. плохо училась – ее наказывали физически, родители могли схватить ее за
волосы и бить головой о стол, если она делала домашнее задание не так быстро и
хорошо, как этого хотелось взрослым. Она не хотела возвращаться домой из школы,
потому что наказывать обычно начинали немедленно, и приобрела привычку подолгу
бродить кругами по маршрутам, которые занимали как можно больше времени (и по
сей день А.А. хронически не может приходить к назначенному времени – так
проявляются рецидивы ее детского протеста против жесткого контроля). Отдельной
комнаты у нее не было, но она могла уединяться подолгу с книжкой в туалете, и за это
не наказывали. Сейчас она тоже ценит возможность побыть в одиночестве. Ее плохо
одевали, хотя средства позволяли выбирать одежду по вкусу, и до сих пор она
стесняется покупать себе то, что ей нравится. Она не умеет реагировать на
комплименты, потому что похвала и поощрение как явления вообще отсутствовали в
семье.
У нее были игрушки, но родители считали, что «баловать» детей непедагогично,
поэтому личных вещей у А.А. всегда было мало. Как-то, тайком накопив деньги из тех,
что выдавались родителями на 15-копеечные школьные завтраки, она осуществила
давнюю мечту: купила игрушечную новогоднюю елку-малютку с крохотными
игрушками. Не сумев спрятать своего счастья, да и не чувствуя особой вины, она
похвасталась дома приобретением – елку тут же «экспроприировали» и отдали в
ближайший детский дом. Другой выразительный эпизод – во время отпускного
путешествия на мотоциклах А.А. выронила любимую куклу; мать попросила отца
остановиться, но тот не откликнулся. Впрочем, в ближайшем городке они пошли в
магазин и купили новую куклу, однако она не могла заменить прежней: та была
мягким резиновым пупсом, его можно было кормить, укладывать, ухаживать за ним, а
новая кукла была барышней из твердой холодной пластмассы с ручками и ножками,
которые не двигались, и ее можно было только наряжать.
Практически каждое утверждение теста вызывало у А.А. комментарий, и хотя
все они оказывались для нее травмирующими, в этих комментариях обнаруживалась
очевидная валидность созданного нами теста.
Актуальный запрос А.А., с которым она обратилась в консультацию, - это
низкая концентрация внимания и потеря продуктивности. Она с трудом планирует
268
свою деятельность; ей сложно заставить себя что-то сделать к поставленному сроку,
она постоянно отвлекается на «факультативные» занятия, по результатам которых она
не обязана никому отчитываться, и бессознательно сопротивляется любому
упорядочивающему воздействию извне.
Рисунок 3.5.4. Профильный бланк А.А. (случай 4)
100
CПП
CТ
CФТ
CВ
CП
CС
CЦ
100
60
W2
80
80
16
8
14
14
12
60
60
14
6
14
50
10
8
10
4
40
6
6
30
6
4
20
40
2
2
6
2
2
40
0
0
-2
-2
-2
10
2
10
0
60
10
-2
-10
-4
-2
-6
-6
-20
-6
-6
-10
-30
-4
-8
20
20
0
0
В ходе работы проявилась мозаичность структуры личности А.А.: с одной
стороны, ей присуща такая черта личности как виктимность, она доверчива, позволяет
собой манипулировать и, даже видя корыстные цели своих партнеров по общению, не
всегда может от них защититься. С другой стороны, у нее в сложных ситуациях
обостряется инстинкт самосохранения, следуя которому она не раз избегала серьезных
неприятностей. Иногда у нее также проявляются особые психические способности.
А.А. склонна к углубленному самоанализу, она доверяет психотерапии, особенно ее
психоаналитическому и гуманистическому направлениям, выделяя среди прочих
психологов К.Хорни и И.Ялома. А.А. – удивительно яркая личность и не поддающийся
типологизации
человек.
Она
обладает
сильной
интуицией,
чувствительна
к
269
подлинности человеческого существования и обладает мощным потенциалом
личностного развития.
Сейчас А.А. – любящая мать; она хорошо относится к жизни в различных ее
формах – любит растения, ухаживает за животными, в ней много сочувствия и
понимания к людям, обделенным в жизни. Она совершенно не злопамятна и лишена
мстительности, что очень располагает к ней. К счастью, ее жизнь сложилась удачно.
Она любимая жена, у нее интересные дети, и, хотя она во многом сама «заработала»
свое благополучие, склонна переживать экзистенциальную вину за свои привилегии в
жизни перед теми, кто находится в трудном положении.
Проанализируем
историю
этого
нетривиального
случая
в
терминах
психологического пространства. Очевидно, что А.А. – человек с нарушенными
границами личности, несущий следы многочисленных деприваций и вторжений. На
протяжении детства и юности она, в сущности, никогда не имела того, чего хотела и
заслуживала. Общий показатель СПП близок к минимальному, «сиротскому»,
отмечающемуся у детдомовских детей. Единственный находящийся на границы нормы
показатель – суверенность территории. Ниже нормы расположены показатели
суверенности тела и вещей (вспомним физические наказания и отсутствие права на
личную собственность), намного ниже нормы, в зоне травмированности – показатели
суверенности привычек (отсюда – сложности организации временного распорядка),
социальных связей (личных друзей не было, все знакомства инициировались и затем
контролировались родителями) и ценностей (значительное понижение которого
свидетельствует
о переживании отгороженности, непонимания окружающими,
аутистического одиночества).
Итак, сопоставление реальных жизненных историй, заимствованных из нашей
консультативной практики, с показателями опросника СПП открывает новые пути
ускорения
практической
диагностики
и
локализации
содержания
психотерапевтического воздействия исходя из тех «опорных точек», которые
обнаружены благодаря применению концепции психологического пространства.
Метод, родившийся в практике, возвращается в практику.
270
Заключение
Теоретический анализ и цикл эмпирических исследований, изложенный в
нашей работе, позволяют сделать следующие выводы.
Как
и
предполагалось,
эмпирические
исследования
подтвердили
обоснованность предложенной нами структуры психологического пространства (что
неудивительно, поскольку эти измерения и предлагались на основании клинического
материала, то есть особой формы эмпирических данных). Действительно, наиболее
«нагруженные»
измерения
развивающейся
субъектности
человека
связаны
с
«открытием» своей телесности, личной территории и личных вещей, установления
комфортного режима (временных привычек), а также выработки предпочтений в
социальных связях и ценностях.
Суверенность
психологического
пространства,
иначе
определяемая
как
целостность личностных границ, связана со многими индивидуально-личностными
качествами: отрицательной зависимостью – с нейротизмом и тревожностью,
положительной – с интернальным локусом контроля и переживанием осмысленности
жизни. У суверенных и депривированных различаются также и ведущие акцентуации
характера.
На примерах отдельных случаев показано, что люди с целостными границами
психологического пространства оказываются более успешными в профессиональной и
социальной сферах жизни.
Нами показано также при изучении предпочитаемых суверенными и
депривированными стратегий психологического преодоления, что стили и способы
поведения депривированных и суверенных различаются по своей эффективности по
степени субъектности.
Изучение онтогенеза психологического пространства показывает, что, как и
ожидалось, его развитие осуществляется в направлении большей субъектности по
отношению ко всем измерениям, нами установлена последовательность овладения
этими измерениями и отмечен факт нелинейности развития, в котором сензитивность к
определенным измерениям возникает на протяжении жизненного цикла несколько раз.
271
Наконец, основываясь на эволюционном смысле явления суверенности
психологического пространства, можно проследить гендерные особенности его
проявлений и развития, которые могут быть объяснены различиями эволюционного
предназначения мужского и женского пола.
Исследование показало также, что механизмом развития и поддержания
целостности психологического пространства является субъектность в разных ее
проявлениях, основой которой служит идентификация с собственным телом,
присвоение личных вещей, установление контроля над личной территорией и
временными привычками, принятие ответственности за круг социальных связей и
систему ценностей.
Итак, можно подвести итоги работе, посвященной обоснованию нового подхода
к описанию и изучению личности – подхода, интегрирующего в себе средовые и
феноменологические категории, номотетический и идиографический анализ и, как мы
постарались
показать,
пригодного
для
самых
разных
исследовательских
и
психотерапевтических задач.
Проанонсируем некоторые исследования, проводимые под нашим руководством
или уже самостоятельно, нашими бывшими учениками. Уже начаты или продолжаются
работы,
использующие
предложенный
понятийный
аппарат
для
изучения
внутрисемейного контекста – взаимного влияния и «наложения» психологических
пространств членов семьи в процессе семейной жизни, а также интерпретация
семейных конфликтов с точки зрения ущемления прав кого-то из членов семьи на
приватность.
Исследование, выполненное С.В.Котомкиной, было посвящено изучению
особенностей психологического пространства у детей, живущих в семьях различной
структуры – повторнобрачной или традиционной (в этой серии принял участие 41
ребенок в возрасте от 9 до 12 лет). Из 15 детей, живущих в повторнобрачных семьях,
11 попали в группу депривированных и только 4 - в группу суверенных, в то время как
из 26 живущих в традиционных семьях детей было выявлено 20 суверенных и лишь 6
депривированных.
Кроме
того,
психологического
пространства
было
показано,
положительно
что
связана
депривированность
с
тревожностью,
агрессивностью и низкой самооценкой, подтверждая предположение о том, что
272
целостность личностных границ представляет собой одно из условий душевного
здоровья и комфорта человека.
Другая работа на выборке детей 6-7- летнего возраста была проведена
О.В.Дыбой, которая, сравнивая конфликтное поведение 10 единственных детей у
родителей и 10 детей, имеющих братьев или сестер, показала, что существуют отличия
и в «площади», и в размерности психологического пространства. Единственные дети
чаще воспринимают территорию вне дома (например, детский сад) как источник
угрозы, в то время как неединственные обладают более широкой идентичностью. Хотя
основным поводом для детей из обеих групп были имущественные недоразумения,
единственные дети переживали их более болезненно, а в целом поводов для ссор у них
имелось больше. Поэтому можно сказать, что дети, растущие вместе с братьями и
сестрами, оказываются более социально взрослыми и защищенными.
Психологическое
пространство
может
по-разному
взаимодействовать
с
пространствами других близких людей, быть частью пространства человека,
доминирующего в диаде, частично пересекаться с ним или иметь несколько точек
соприкосновения. Все эти варианты предполагают неоднозначное сочетание с
субъективной удовлетворенностью браком, то есть в рамках нашего подхода можно
говорить о типах супружеского взаимодействия. Попытку изучения супружеских
отношений с точки зрения психологической дистанции предприняла Ю.В. Курбаткина,
на примере изучения 30 человек со стажем брака до 10 лет выделившая типичные для
благополучного брака и дисфункциональных семей сочетания установок на
приближение и удаление от партнера.
В другом направлении построила свою работу Т.Чеченкина, предметом
исследования которой является связь между уровнем суверенности и психологическим
полом, связь, которая неоднократно «намечалась» во многих наших результатах, но так
и не была установлена.
Еще одно перспективное направление открывается изучением социальных, в
особенности семейных установок, в связи с качеством психологического пространства.
В этой области получены интересные результаты о связи уровня суверенности с
готовностью к браку (Ю.Смирнова) и готовностью к материнству (Ю.Е.Скоромная).
273
Еще одно направление для конструктивного применения субъектно-средового
подхода намечено в работе Е.В.Гориной, которая исследовала связь между
суверенностью родителей и предпочтением того или иного стиля родительского
воспитания родителями детей раннего возраста. Ею обнаружены значимые различия в
уровне суверенности: матери «принимающие» более суверенны, чем матери
«отвергающие», матери «симбиотичные» более суверенны, чем «автономные», матери
помоложе более суверенны, чем матери постарше.
Еще
одно
интересное
направление
–
это
исследование
суверенности
психологического пространства как предиктора личностной продуктивности и
социальной успешности. В практическом исследовании, проведенном при участии 29
детей в возрасте от 9 до 12 лет, И.В. Спиридонова выделила при помощи методики
«Несуществующее
животное»
группы
доброжелательных,
индифферентных
и
негативных подростков. Ей удалось подтвердить наличие связи между суверенностью
психологического пространства личности и доброжелательным отношением к миру
(получено значение хи-квадрат, значимое на уровне р<0,01).
А.Евстратова изучает связь суверенности пространства и продуктивности
личности, которая рассматривается с трех позиций: как социальная успешность
(показателем которой служит статус в группе), школьная успеваемость (вычисляемая
на основании среднего балла успеваемости) и самооценка как переживание
успешности, представленное в самосознании человека.
С. Кусакина свой исследовательский интерес направила на особенности
психологического пространства людей, переживающих кризис потери работы, и
обнаружила несколько парадоксальные, но чрезвычайно интересные факты: самый
высокий уровень суверенности наблюдается у людей, потерявших работу, менее
высокий – у людей, которые работают, но не по специальности и, наконец, самый
низкий – в группе людей, преданных своему образованию и профессии. Эти
результаты открывают психологические механизмы внешней успешности, за которой
нередко скрываются конформизм и внутренняя несвобода.
Наконец, можно взять на вооружение приемы средового моделирования в
изучении и уточнении содержания психологических трудностей людей разного
возраста, в частности, с использованием метода «расстановок» или размещения фигур
274
(placement-figure test). В связи с этим необходимо упомянуть оригинальное
исследование Е.И.Алехиной, изучавшей приемы моделирования пространства и
архитектуры в детской игре у мальчиков и девочек. Ее работа является репликацией
аналогичного исследования Э. Эриксона, и, в согласии с его результатами, ею было
обнаружено, что мальчики и девочки по-разному строят и играют: мальчики стремятся
в основном возводить остроконечные, «фаллические» постройки, а девочки основное
внимание уделяют огороженности объекта и тому, что происходит внутри.
Кроме
того,
очень
важно
продолжать
стандартизацию
и
дальнейшее
совершенствание основного метода, опросника «Суверенность психологического
пространства»: как можно скорее получить таблицу норм для других, помимо уже
изученных, возрастных категорий, потому что предварительные данные говорят о
значительных межгенерационных различиях: уровень приватности, при котором
выросло «зрелое» поколение, намного ниже того, которым располагает современная
молодежь, подростки и дети, что, впрочем, привело к специфическим, иногда весьма
совершенным техникам сохранения приватности, например, «двоемыслия» и ухода во
внутренний мир или неконвенциональное творчество. Было бы полезным и
разработать модификацию теста применительно к группам особо депривированных
людей.
Получаемые нами результаты и их понимание корректировались по мере
обогащения базы данных и претерпевали изменения в ходе обсуждения с учениками и
коллегами. Однако главная идея исследования все же не изменилась: человек в той
мере развивается как личность, в которой он умеет и стремится оберегать свое
психологическое пространство и свою индивидуальность. Потому что, как сказал
Иосиф Бродский в своей Нобелевской лекции, «Независимо от того, является ли
человек писателем или читателем, задача его состоит прежде всего в том, чтобы
прожить свою собственную, а не навязанную или предписанную извне, даже самым
благородным образом выглядящую жизнь. Ибо она у каждого из нас только одна, и мы
хорошо знаем, чем все это кончается».
275
Литература
1.
Абзианидзе Ш.Г., Джорбенидзе Р.С. О пространственных измерениях
личности/Психология и архитектура. Ч. 1./Под ред. Т. Нийта, М.Хейдметса,
Ю.Круусвалла. Таллин, 1983. С. 57-60.
2.
Абрамова Ю.Г. Психология среды: истоки и направления//Вопр. психол. 1995. № 2.
С. 130-137.
3.
Абульханова К.А. О субъекте психической деятельности. М., 1973.
4.
Аванесян Г.Г. Особенности стратегий совладаний и Я-концепции у людей,
зависимых от психоактивных веществ. Автореф. дисс. на соискание уч. степени
канд. психол. наук. М., 2003. 28 с.
5.
Адлер А. Практика и теория индивидуальной психологии. М., 1995.
6.
Александрова Н.Х. Особенности субъектности человека на поздних стадиях
онтогенеза. Автореф. диссертации на соискание уч. степени докт. психол. наук. М.,
2000. 32 с.
7.
Альбанов С.Д. О некоторых состояниях организационно-пространственной и
социальной сред и деятельности в них//Человек и среда: психологические
проблемы/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1981. С. 6467.
8.
Анастази А. Психологическое тестирование. Кн. 1. М., 1982.
9.
Анцыферова Л.И.Развитие личности и проблемы геронтопсихологии. М., 2004.
10.
Анцыферова Л.И. Личность в динамике: некоторые итоги исследования//Психол.
журн. 1992. № 5. C. 12-25.
11.
Асмолов А.Г. Личность как предмет психологического исследования. М., 1984.
12.
Ахиехер А.С. Оценка пространственно-предметной среды как проблема
культуры//Человек и среда: психологические проблемы/Под ред. Т. Нийта, М.
Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1981. С. 19-22.
13.
Бакин А.А. Девиантные формы сексуального поведения в местах лишения свободы.
Автореф. дисс. на соискание ученой степени канд. мед. наук. СПб., 2002. 17 с.
14.
Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. Киев, 1994.
15.
Березин Ф.Б., Мирошников М.П., Соколова Е.Д. Методика многостороннего
исследования личности. М., 1994. 173 с.
16.
Бернс Р. Развитие Я-концепции и воспитание. М., 1986.
17.
Большой психологический словарь/Под ред. Б.Г.Мещерякова, В.П.Зинченко. СПб.М., 2003.
18.
Борисевич Е.А. Центр города и его роль в жизнедеятельности населения (на
примере Ленинграда)//Человек и среда: психологические проблемы/Под ред. Т.
Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1981. С. 177-180.
19.
Бочавер А.А. Путешествия как источник внутреннего опыта. Дипл. работа. МГППУ,
2004.
20.
Бродский И.А. Сочинения. Т. 6. СПб., 2000.
21.
Брушлинский А.В. Проблема субъекта в психологической науке (статья
первая)//Психол. журн. 1991. Т. 12. № 6. С. 3—10.
276
22.
Брушлинский А.В. Проблема субъекта в психологической науке (статья
вторая)//Психол. журн. 1992. Т. 13. № 6. С. 3—12.
23.
Брушлинский А.В. Проблема субъекта в психологической науке (статья
третья)//Психол. журн. 1993. Том 14. № 6. С. 3-15
24.
Бубер М. Я и Ты. М., 1993.
25.
Бугроменко В.Н. Вторичные свойства территории, их восприятие и учет в
проектировании городов//Человек и среда: психологические проблемы/Под ред. Т.
Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1981. С. 181-184.
26.
Валединская О.Р. Материнские возрастные кризисы: кризис «двухлетней
мамы»//Сборник трудов студентов и аспирантов МОСУ. М., 2001.С. 20-25.
27.
Валединская О.Р., Нартова-Бочавер С.К. Личное пространство человека и
возможности его «измерения»//Психология зрелости и старения. М., 2002. Лето.
С.60-77.
28.
Василюк Ф.Е. Психология переживания: анализ преодоления критических ситуаций.
М., 1984.
29.
Вильгельм Р., Вильгельм Г. Понимание «И Цзин». М., 2003.
30.
Воогланд Ю., Нигесен К. Среда как фактор функционирования изменения и
развития субъекта//Психология и архитектура. Ч. 1./Под ред. Т. Нийта, М.Хейдметса,
Ю.Круусвалла. Таллин, 1983. С. 39 – 43.
31.
Воогланд Ю., Нигесен К. Метологические вопросы исследования среды как фактора
развития личности//Человек и среда: психологические проблемы/Под ред. Т. Нийта,
М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1981. С. 41-43.
32.
Воробьева Л.И., Снегирева Т.В. Психологический опыт личности: к обоснованию
подхода//Вопр. психол. 1990. № 2. С. 5-13.
33.
Выготский Л.С. Вопросы детской (возрастной) психологии//Собр. соч. в 6ти томах.
М., 1982. Том 4 С. 243-426.
34.
Геодакян ВА. Теория дифференциации полов в проблемах человека//Человек в
системе наук. М., Наука, 1989. С. 171-189.
35.
Глазычев В.Л. Художественно-проектное моделирование средового
поведения//Человек и среда: психологические проблемы/Под ред. Т. Нийта, М.
Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1981. С. 169-172.
36.
Гласс Дж., Стенли Дж. Статистические методы в педагогике и психологии. М., 1976.
37.
Гозман Л.Я., Кроз М.В., Латинская М.В. Самоактуализационный тест. М., 1995.
38.
Головаха Е.И., Кроник А.А. Жизненный путь и среда обитания человека/Психология
и архитектура. Ч. 1./Под ред. Т. Нийта, М.Хейдметса, Ю.Круусвалла. Таллин, 1983 .
С. 191-193.
39.
Голофаст В.Б. К методологическому анализу категории «среда»//Психология и
архитектура. Ч. 1./Под ред. Т. Нийта, М.Хейдметса, Ю.Круусвалла. Таллин, 1983. С.
27-29.
40.
Готтсданкер Р. Основы психологического эксперимента. М., 1982.
41.
Гохман В.М. Среда как научное понятие и как метафора//Психология и архитектура.
Ч. 1./Под ред. Т. Нийта, М.Хейдметса, Ю.Круусвалла. Таллин, 1983. С. 109-112.
42.
Гуссерль Э. Феноменология внутреннего сознания времени//Собр. соч. Том 1. М.,
277
1994.
43.
Джемс В. Вселенная с плюралистической точки зрения. М., 1911.
44.
Джемс В. Прагматизм. Новое название для некоторых старых методов мышления.
СПб., 1910.
45.
Джемс У. Психология. Петроград, 1922.
46.
Душков Б.А. География и психология. М., 1987.
47.
Душков Б.А. Психология типов личности, народов и эпох. Екатеринбург, 2001.
48.
Журавлев И.В., Тхостов А.Ш. Феномен отчуждения: стратегии концептуализации и
исследования. Психол. журн. 2002. Том 23. № 5. С. 42-48.
49.
Зимелева З.А. Агрессивное поведение подростков и личность родителей//Психол.
наука и образование. 2001. № 4. С. 22 – 27.
50.
Зинченко А.П. Потребность как основание процесса проектирования предметнопространственной среды//Человек и среда: психологические проблемы/Под ред. Т.
Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1981. С. 60-66.
51.
Зинченко В.П. А.Н.Леонтьев и развитие современной психологии//А.Н.Леонтьев.
Избр. собр. соч. В 2-х томах. М., 1983. Том 1. С. 8-16.
52.
Ибрагимбекова Р.Ф. Эмоциональная оценка пространственных направлений при
восприятии архитектуры//Психология и архитектура. Ч. 1./Под ред. Т. Нийта,
М.Хейдметса, Ю.Круусвалла. Таллин, 1983. С. 170-173.
53.
Иванова Г.И. Принципы формирования архитектурной пространственной среды с
учетом особенностей возрастного восприятия. М., 1993.
54.
Измоденова Н.Н., Кордон С.И. Влияние свойств среды на интенсивность
общения//Социально-психологические основы средообразования/Под ред. Т. Нийта,
М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1985. С. 155-158.
55.
Каганов Г.З. К вопросу о параметризации среды//Психология и архитектура. Ч.
1/Под ред. Т. Нийта, М.Хейдметса, Ю.Круусвалла. Таллин, 1983. С. 49-52.
56.
Калдмяэ М. Психогеографическое изучение предметно-пространственной среды в
странах Запада//Человек и среда: психологические проблемы/Под ред. Т. Нийта, М.
Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1981. С. 57-59.
57.
Калмыкова Е.С., Чеснова И.Г. Анализ нарративов пациента: CCRT и дискурсанализ//Московский психотерапевтический журнал. 1996. № 2. С. 177-201.
58.
Кальюнди О. О некоторых нейросоциологических аспектах формирования
пространственно-временной «модели мира»//Человек и среда: психологические
проблемы/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1981. С. 2735.
59.
Кальюнди О. Онтологические аспекты определения понятия среды//Человек и
среда: психологические проблемы/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю.
Круусвалла. Таллин, 1981. С. 68-73.
60.
Канаева И.И., Амбарцумян К.М. Развитие семьи и материально-пространственная
структура жилища//Социально-психологические основы средообразования/Под ред.
Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1985. С. 202-204.
61.
Китаев-Смык Л.А. Психология стресса. М., 1983.
62.
Китаев-Смык Л.А. Влияние субъективной невозможности либо возможности
происходящего стрессогенного изменения пространства на его осознание и
деятельность//Психология и архитектура. Ч. 1./Под ред. Т. Нийта, М.Хейдметса,
278
Ю.Круусвалла. Таллин, 1983. С. 181-186.
63.
Кияненко К. Возрастная динамика прострнственных потребностей ребенка в
квартире//Человек и среда: психологические проблемы/Под ред. Т. Нийта, М.
Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1981. С. 143.
64.
Кияненко К.В. Модели персонализации среды в условиях фиксированных
взаимоотношений//Социально-психологические основы средообразования/Под ред.
Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1985. С. 213-216.
65.
Клауд Г., Таунсенд Дж. Барьеры: пер. с англ. СПб., Мирт, 2001.
66.
Клауд Г., Таунсенд Дж. Брак: где проходит граница?СПб., 2000.
67.
Кляйн М., Айзекс С., Райвери Д., Хайманн П. Развитие в психоанализе. М., 2001.
68.
Кон И.С. Дружба. Этико-психологический очерк. М., 1987.
69.
Костинский Г.Д. Пространственные понятия и исследования среды//Социальнопсихологические основы средообразования/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю.
Круусвалла. Таллин, 1985. С. 44-47.
70.
Котова О.В., Нартова-Бочавер С.К. Там, где трудно одному (Сила и слабость
единственных и неединственных детей)//Наш малыш, 2003. № 3. С. 49-52.
71.
Краткая философская энциклопедия. М., 1994.
72.
Крашенинников А.В. Социально-пространственные взаимосвязи на микроуровне
внешней жилой среды//Социально-психологические основы средообразования/Под
ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1985. С. 38-43.
73.
Круусвалл Ю. Единый мир – единая среда//Психология и архитектура. Ч. 1./Под ред.
Т. Нийта, М.Хейдметса, Ю.Круусвалла. Таллин, 1983. С. 81-83.
74.
Круусвалл Ю. Зависимость субъекта от среды//Человек и среда: психологические
проблемы/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1981. С. 4446.
75.
Круусвалл Ю. Неопределенность деятельности социальной системы как показатель
ее средового состояния//Социально-психологические основы
средообразования/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1985.
С. 234-237/
76.
Круусвалл Ю. Образ домашней жизни семьи и типовая квартира//Человек и среда:
психологические проблемы/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла.
Таллин, 1981. С. 144-149.
77.
Кудрявцев В.Т., Уразгалиева Г.К. Субъект деятельности в онтогенезе//Вопр. психол.
2001 № 4. С. 14-30.
78.
Курбаткина Ю.В. Процесс сепарации и индивидуации с точки зрения традиции
объектных отношений и Я-психологии//Психология и жизнь. Вып.2. М., 2001. С. 7582.
79.
Кэмпбелл Д. Модели экспериментов в социальной психологии и прикладных
исследованиях. СПб., 1996.
80.
Лапшин В.А. «Вещный мир» как предисловие к со-общению (на материале
художественной литературы)//Социально-психологические основы
средообразования/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1985.
С. 111-112.
81.
Левин К. Теория поля в социальных науках. СПб., 2000.
279
82.
Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. М., 1980.
83.
Леонтьев А.Н. Деятельность, сознание, личность. М., 1975.
84.
Леонтьев А.Н. Проблема возникновения ощущения//Избранные психологические
произведения. Том 1. М., 1983. С. 143-184.
85.
Леонтьев А.Н. Учение о среде в педологических работах Л.С.Выготского//Вопр.
психол. 1998. № 1. С. 108-124.
86.
Леонтьев Д.А. «Онтология жизненного мира» как методологическая основа
психологии среды//Социально-психологические основы средообразования/Под ред.
Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1985. С. 103-105.
87.
Лерик Ю.А. Некоторые особенности «средового подхода»/Психология и
архитектура. Ч. 1./Под ред. Т. Нийта, М.Хейдметса, Ю.Круусвалла. Таллин, 1983 . С.
117-119.
88.
Лийк К. Влияние домашней среды на развитие ребенка/Средовые условия
групповой деятельности/Под ред. Х. Миккина. Таллин, 1988. С. 69-92.
89.
Лийк К. Использование домашнего пространства, взаимоотношения в семье и
удовлетворенность//Социально-психологические основы средообразования/Под
ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1985. С. 243-246.
90.
Личность: определение и предсказание//Вопр. психологии. 1992. № 3-4. С. 34-42.
91.
Ложкин А.И. Психология личности агрессивно-насильственного преступника
(мотивационно-смысловой аспект). Автореф. дисс. на соискание уч. степени канд.
психол. н. М., 2000.
92.
Лоренц К. Агрессия (так называемое зло). М., 1994.
93.
Лучкова И.И. Несколько вопросов специалиста по жилому интерьеру
психологам//Человек и среда: психологические проблемы/Под ред. Т. Нийта, М.
Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1981. С. 153.
94.
Любин М.И. К вопросу о приватности внеквартирной жилой среды//Социальнопсихологические основы средообразования/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю.
Круусвалла. Таллин, 1985. С. 205 – 207.
95.
Маралова Е.А. Попытка семантической конкретизации понятия среды/Психология и
архитектура. Ч. 1/Под ред. Т. Нийта, М.Хейдметса, Ю.Круусвалла. Таллин, 1983 . С.
35-38.
96.
Марголина И.А., Козловская Г.В., Просенкова М.Е. Психические нарушения у детей
раннего возраста, подвергшихся жестокому обращению//Ж. неврологии и
психиатрии. 2002. 102, № 5. С. 54-56.
97.
Мардер А.П. Материальная среда и средовые системы//Психология и архитектура.
Ч. 1/Под ред. Т. Нийта, М.Хейдметса, Ю.Круусвалла. Таллин, 1983 . С. 16-17.
98.
Мартин Д. Психологические эксперименты. СПб, 2002.
99.
Матвийчук Е.А. Личное жизненное пространство мальчиков и девочек//Психология
и жизнь. Вып. 1. М., 2000. С. 14-20.
100.
Мельников В.М., Ямпольский Л.Т. Введение в экспериментальную психологию
личности. М., 1985.
101.
Михайлов Д.Р. «Граница» как категория «средового подхода» (К проблеме
дифференцируемости феномена среды)//Социально-психологические основы
средообразования/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1985.
С. 80-85.
280
102.
Михайлов Д.Р. К анализу сращенности субъекта и среды//Психология и архитектура.
Ч. 1./Под ред. Т. Нийта, М.Хейдметса, Ю.Круусвалла. Таллин, 1983.
103.
Мудрик А.В. Групповая «клаустрофилия – клаустрофобия» как феномены
юношеской субкультуры//Социально-психологические основы
средообразования/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1985.
С. 109-110.
104.
Муздыбаев К. Психология ответственности. Л., 1983.
105.
Мухина В С. Возрастная психология. М., 2000.
106.
Нартова-Бочавер С.К. «Coping behavior» в системе понятий психологии личности//Психол.
журн., 1997. №5. С. 20-31.
107.
Нартова-Бочавер С.К. Дифференциальная психология. М., 2003.
108.
Нартова-Бочавер С.К. К проблеме метода изучения психологического пространства
личности//Научные труды Московского Педагогического Государственного
Университета. Серия Психолого-педагогические науки. М., 2003. С. 145.
109.
Нартова-Бочавер С.К. Народная сказка как средство стихийной психотерапии//Народная
сказка. Хрестоматия/Под ред. К.М.Нартова. М., 1996. С. 3-15.
110.
Нартова-Бочавер С.К. Опросник «Суверенность психологического пространства» –
новый метод диагностики личности//Психол. журн. 2004. Том 25. № 5. С. 77-89.
111.
Нартова-Бочавер С.К. Понятие «психологическое пространство личности» и его
эвристические возможности//Психологическая наука и образование, 2002. №1.С. 3542.
112.
Нартова-Бочавер С.К. Понятие «психологическое пространство личности»:
обоснование и прикладное значение//Психол. журн. 2003. Том 24. № 6. С. 37-48.
113.
Нартова-Бочавер С.К. Психология личности и межличностных отношений. М., 2001.
114.
Нартова-Бочавер С.К. Развитие жизненного пространства ребенка в
онтогенезе//Стратегия дошкольного образования в ХХI веке: проблемы и
перспективы. М., 2001. С. 280.
115.
Нартова-Бочавер С.К., Кислица Г.К., Потапова А.В. 140 вопросов семейному
психологу. М., 2002.
116.
Нартова-Бочавер С.К., Кислица Г.К., Потапова А.В. Семейный психолог отвечает.
М., 2004.
117.
Нартова-Бочавер С.К., Малярова Н.В., Несмеянова М.И., Мухортова Е.А. Ребенок в
карусели развода. М., 2001.
118.
Нартова-Бочавер С.К., Потапова А.В. Введение в психологию развития. М., 2005.
119.
Нельсон-Джоунс Р. Теория и практика консультирования. СПб., 2002.
120.
Нийт Т. Плотность заселения и «социальная патология»: какую патологию
искать?//Человек и среда: психологические проблемы/Под ред. Т. Нийта, М.
Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1981.С. 127.
121.
Нийт Т. Развитие теорий о взаимоотношениях человека и среды//Человек и среда:
психологические проблемы/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла.
Таллин, 1981. С. 58-59.
122.
Нийт Т., Раудсепп М., Лийк К. Обзор книг. Новые и старые книги по психологии
среды (II)//Средовые условия групповой деятельности/Под ред. Хенна Миккина.
Таллин, 1988. С. 213-234.
281
123.
Николаенко Д.В. Пространственно-временные особенности соседского поведения
людей в различной архитектурной среде//Социально-психологические основы
средообразования/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1985.
С. 184-185.
124.
Новейший философский словарь: 3-е изд., исправл. Минск, 2003.
125.
Обухова Л.Ф. Детская психология: теории, факты, проблемы. М., 1995.
126.
Общая психодиагностика/Под ред. А.А.Бодалева, В.В.Столина. М., 1987.
127.
Ольшанский Д.В. «Психологический образ» жизни и субъективное пространство
жизнедеятельности личности//Психология и архитектура. Ч. 1/Под ред. Т. Нийта,
М.Хейдметса, Ю.Круусвалла. Таллин, 1983. С. 53-56.
128.
Орлов А.Б. Личность и сущность: внешнее и внутреннее Я человека//Вопросы
психологии. 1995. № 2.С. 5-18.
129.
Ослон В.Н. Холмогорова А.Б. Психологическое сопровождение замещающей
профессиональной семьи//Вопр. психол. 2001. № 4. С. 39-52.
130.
Осницкий А.К. Проблемы исследования субъектной активности//Вопр. психол., 1996.
№ 3. С. 6-19.
131.
Павловская Е.Э. Регуляция межэтнических контактов в предметнопространственной среде городского двора//Социально-психологические основы
средообразования/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1985.
С. 178-183.
132.
Панасюк А.Ю. Личностный опросник для детей (ЛОД). Ярославль, 1991.
133.
Перлз Ф., Хефферлин Р., Гудмэн П. Опыты психологии самопознания. М., 1993.
134.
Петровский А.В. Вопросы истории и теории психологии. Избр. труды. М., 1984.
135.
Петровский А.В., Петровский В.А. Индивид и его потребность быть
личностью//Вопр. филос. 1982. № 3. С. 44-53.
136.
Пиклер Э., Ласло М. Справочник матери. М., 1973.
137.
Поливанова К. Н. Психологический анализ кризисов возрастного развития.//Вопр.
психол. 1994. № 1. С. 61-69.
138.
Полторак Г.И. Экологический смысл «активности-пассивности» архитектурной
организации городской жилой среды и соответствующего поведенческого
стереотипа населения//Социально-психологические основы средообразования/Под
ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1985. С. 48-51.
139.
Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., Прогресс, 1986.
140.
Примаков Н.В. Кукрак О.Н. Содержательность среды, СНиП и генерация
поведения//Социально-психологические основы средообразования/Под ред. Т.
Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1985. С. 59 -62/
141.
Прянишников Н.Е., Петров В.М. Проблема целостности архитектурного
пространства и межличностное взаимодействие//Социально-психологические
основы средообразования/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла.
Таллин, 1985. С. 74-76.
142.
Психология и архитектура/Под ред. Т.Нийта, М.Хейдметса, Ю.Круусвалла. Таллин,
1983.
143.
Райтвийр Т. Некоторые психогеографические проблемы предметной
пространственной среды//Человек и среда: психологические проблемы/Под ред. Т.
282
Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1981. С. 53-55.
144.
Райтвийр Т. О расчленении среды//Психология и архитектура. Ч. 1./Под ред. Т.
Нийта, М.Хейдметса, Ю.Круусвалла. Таллин, 1983. С. 120-123.
145.
Рапапорт С.С. Среда человека и социальное восприятие//Социальнопсихологические основы средообразования/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю.
Круусвалла. Таллин, 1985.С. 70-73.
146.
Раудсепп М. Жилая среда и взаимоотношения между соседями//Средовые условия
групповой деятельности/Под ред. Х. Миккина. Таллин, 1988. С 93 – 130.
147.
Рейнуотер Дж. Это в ваших силах. М., 1993.
148.
Рубинштейн С.Л. Проблемы общей психологии. М., 1973.
149.
Савченко М.Р. К постановке средового эксперимента//Психология и архитектура. Ч.
1./Под ред. Т. Нийта, М.Хейдметса, Ю.Круусвалла. Таллин, 1983. С. 99-102.
150.
Сафонова Т.Я. Психологическое насилие в отношении детей: сущность,
последствия, оказание помощи//Актуальные проблемы современного детства. М.,
1999. С. 169-175.
151.
Сердюк И. , Курт-Умеров В., Сердюк Л. Взаимосвязи объекта со средой/Психология
и архитектура. Ч. 1.//Под ред. Т. Нийта, М.Хейдметса, Ю.Круусвалла. Таллин, 1983 .
С. 20-24.
152.
Сидоренко Е.В. Методы математической обработки в психологии. СПб, 1996.
153.
Ситаров В.А., Маралов В.Г. Педагогика и психология ненасилия в образовательном
процессе: учебное пособие. М., 2002. 212 с.
154.
Слободчиков В.И. Психологические проблемы становления внутреннего мира
человека//Вопр. Психол. 1986. № 6. С. 14-22.
155.
Смотриковский В.И. Этажность и деятельность//Социально-психологические
основы средообразования/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла.
Таллин, 1985. С. 217-221.
156.
Снегирева Т.В. Кража//Психологическое консультирование и психотерапия.
Хрестоматия. М., 2001. С. 226-254.
157.
Соколова Е.Т. «Где живет тошнота?»/Психологическое консультирование и
психотерапия. Хрестоматия. М., 2001. С. 212-225.
158.
Солоед К.В. Разлука с матерью на первом году жизни: влияние на объектные
отношения у детей//МПЖ, 2000. № 4. С. 70-94.
159.
Соложенкин В.В., Шинин В.А., Сирота Н.А., Иваненко В.В. Факторы социальной
регуляции поведения и параметры пространственно-предметной среды,
опосредующие территориальное поведение подростков//Человек и среда:
психологические проблемы/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла.
Таллин, 1981. С. 115-121.
160.
Социально-психологические основы средообразования/Под ред. Т. Нийта, М.
Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1985.
161.
Средовые условия групповой деятельности/Под ред. Х. Миккина. Таллин, 1988.
162.
Стейнбек Джон. Заблудившийся автобус. М., 2002.
163.
Степанов А.В. Площадь – пространство конфликта//Социально-психологические
основы средообразования/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла.
Таллин, 1985. С. 97-102.
283
164.
Таут М.П. Взаимосвязь социальных и пространственных факторов при
формировании требований к организации открытых пространств соседского
использования//Социально-психологические основы средообразования/Под ред. Т.
Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1985. С. 196-199.
165.
Тибетская книга мертвых. СПб., 1994.
166.
Тинберген Н. Социальное поведение животных. М., 1993.
167.
Ткачиков И. Модель факторов психологического взаимодействия человека и
архитектурной среды//Человек и среда: психологические проблемы/Под ред. Т.
Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1981. С. 91-94.
168.
Толковый словарь русского языка/Под ред. Д.Н.Ушакова. М., 1940. Т.4.
169.
Трикат Н.К. Проблемы культуры межличностных отношений в жилой
среде//Человек и среда: психологические проблемы/Под ред. Т. Нийта, М.
Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1981. С. 198-201.
170.
Трушиньш Я. К. К определению понятия среды//Психология и архитектура. Ч. 1/Под
ред. Т. Нийта, М.Хейдметса, Ю.Круусвалла. Таллин, 1983. С. 25-26.
171.
Тхостов А.Ш. Психология телесности. М., 2002.
172.
Тхостов А.Ш. Топология субъекта//Вестник МГУ. Сер 14 Психология. № 2. С. 3-13.
№3 С. 3-12.
173.
О’Фаолейн Ш. И вновь? М., 1988.
174.
Филиппов А.В., Ковалев С.В. Ситуация как элемент психологического
тезауруса//Психол. журн. 1986. Т. 7. № 1. С. 14-22.
175.
Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990.
176.
фон Франц М.-Л. Прорицание и синхрония. Психология значимого случая. СПб.,
2002.
177.
Фридман Дж., Комбс Дж. Конструирование иных реальностей. Истории и рассказы
как терапия. М., 2001.
178.
Фуко М. Забота о себе. История сексуальности III. М., 1998.
179.
Хакен Г. Можем ли мы применять синергетику в науках о человеке?//Синергетика и
психология. Вып. 2. С. 11-26.
180.
Харламенкова Н.Е. Самоутверждение подростка. М., 2004.
181.
Хачатрянц К.К. Архитектура и человеческие взаимоотношения//Социальнопсихологические основы средообразования/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю.
Круусвалла. Таллин, 1985. С. 167-169.
182.
Хейдметс М. Средовые компоненты человеческого «Я» - проблема для психологии
и архитектуры//Человек и среда: психологические проблемы/Под ред. Т. Нийта, М.
Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1981. С. 120-121.
183.
Хейдметс М. Субъект, среда и граница между ними//Психология и архитектура/Под
ред. Т.Нийта, М.Хейдметса, Ю.Круусвалла. Таллин, 1983. С. 61-63.
184.
Хейдметс М. Феномен персонализации среды: теоретический анализ//Средовые
условия групповой деятельности/Под ред. Х.Миккина, Таллин, 1988. С. 7-15.
185.
Хейдметс М. Человеческое начало в средообразовании//Социальнопсихологические основы средообразования/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю.
Круусвалла. Таллин, 1985. С. 77-79.
284
186.
Человек и среда: психологические проблемы/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю.
Круусвалла. Таллин, 1981.
187.
Черноушек М. Психология жизненной среды, М., 1989.
188.
Честертон Г.К. Книга Иова//Мир Библии. 1993. №1. С. 32-36.
189.
Чудновский В.Э. К проблеме соотношения «внешнего» и «внутреннего» в
психологии//Психол. журн. 1993. Т. 14. № 5. С. 3-13.
190.
Швейцер А. Культура и этика. М., 1973.
191.
Шкопоров Н.Б. Психологическое пространство личности и гипотеза проникновения в
среду: теоретический анализ//Социально-психологические основы
средообразования/Под ред. Т. Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1985.
С. 106-108.
192.
Шмелев И.П. Третья сигнальная система (психологический аспект гармонического
резонанса)//Социально-психологические основы средообразования/Под ред. Т.
Нийта, М. Хейдметса и Ю. Круусвалла. Таллин, 1985. С. 62-66/
193.
Шоттер Дм. М.М. Бахтин и Л.С. Выготский: интериоризация как «феномен
границы»//Вопр. gсихол. 1996. № 6. С.108-117.
194.
Шупер В.А. Бэконианский и картезианский подходы к понятию среды/Психология и
архитектура. Ч. 1.//Под ред. Т. Нийта, М.Хейдметса, Ю.Круусвалла. Таллин, 1983. С.
131-134.
195.
Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М., 1996.
196.
Юнг К.Г. Воспоминания, сновидения, размышления. Киев, 1994.
197.
Юнг К.Г. Психологические типы. СПб., 1995.
198.
Юнг К.Г. Психологический комментарий к «Тибетской книге мертвых»//Тибетская
книга мертвых. СПб., 1994. С. 9-25.
199.
Юнг К.Г. Психология бессознательного. М., 1994.
200.
Юнг К.Г. Синхронистичность. М., 1997.
201.
Юнг К.Г. Человек и его символы. М., 2002.
202.
Ясперс К. Общая психопатология. М., 1997.
203.
Aloia A. Relationships between perceived privacy options, self-esteem and internal control
among aged people (Unpublished Doctoral dissertation, California School of Professional
Psychology, 1973). Dissertation Abstracts International, 1973, 34, 5180B.
204.
Altman I. The environment and social behavior. Privacy, personal space, crowding. N.-Y.,
1975.
205.
Altman I., Nelson P.A. The Ecology of Home Environments. Wach., 1972.
206.
Altman I.,Chemers M. Culture and Environment. Monterey, 1980.
207.
Amirkhan J.H. A factor analitically derived measure of coping: The Coping Strategy
Indicator. N.Y., 1988.
208.
Ardrey R. The territorial imperative. New York, 1966.
209.
Barker R. Ecologycal psychology: Concepts and methods for studying the environment of
human behavior. Stanford, 1968.
210.
Bates A. Privacy—A useful concept? Social Forces, 1964. 42. P. 432.
211.
Blam Marg R., Rias G.V., Greenberger El, Chen Ch. Adolescent problem behavior and
285
depressed mood: Risk and protection within and across social contexts//J. Youth and
Adolescence. 2002. № 5. P. 343 – 357.
212.
Bowles R. The psychology of questioning children’s knowledge of their environment//Proc.
Brit, Soc. 2001. 9. № 1. P.1.
213.
Burt W. H. Territoriality and home range concepts as applied to mammals//Journal of
Mammalogy, 1943. 24. P. 346-352.
214.
Carpenter C. R. Territoriality: A review of concepts and problems//A. Roe and G. G.
Simpson (Eds.). Behavior and evolution. New Haven, 1958. P. 224-250.
215.
Chapin F. S. Some housing factors related to mental hygiene. Journal of Social Issues,
1951. 7. P. 164-171.
216.
Chesler P. Women and madness. N.Y., 1972.
217.
Children and Environment. Human behavior and Environment/I. Altman, J. Wohlwill. N.-Y.
–London, 1978.
218.
Constantine M.G. Stress in rural farm women: Implications for the use of diverse menthal
health interventions//J. Psychoter. Indep. Pract. 2001. 2. № 2, P. 12-22.
219.
Coxe Ray, Holmes W. A study of the cycle of abuse among child molesters//J. Child Sex.
Abuse. 2001. 10. № 4. P. 111-118.
220.
Cozby P. C. Self-disclosure: A literature review. Psychological Bulletin, 1973. 79. P. 7391.
221.
Cui Ming, Couger R at al. Parental behavior and the quality of adolescents friendschips: A
social-contexual perspective//J. Marriage and Family. 2002. 64. № 3. P. 676-689.
222.
Davis A., Olesen V. Communal work and living: Notes of the dynamics of social distance
and social space//Sociology and Social Research, 1971. 55. P.191 -202.
223.
DeLong A. J. Dominance-territorial relations in a small group. Environment and Behavior,
1970. 2. P. 190-191.
224.
Draper P. Crowding among hunter-gatherers: The Kung Bushmen. Science, 1973. 182. P.
301-303.
225.
Egan G. E. Sexual behaviors, condom use and factors influenting casual sex among
backpackets and other young international travelers//Can. J. Hum. Sex. 2001. 10. № 1-2.
P. 41-58.
226.
Esser A. H. A biosocial perspective on crowding//J. F. Wohlwill and D. H. Carson (Eds.),
Environment and the social sciences: Perspectives and applications. Washington, 1972.
P. 15-28.
227.
Finkenauer Catrin, Engels Rutger, Meeus Wim. Keeping secrets from parents:
Advantages and disadvantages of secrecy in adolescence//J. Youth and Adolescense.
2002. 31. № 2. P. 123-136.
228.
Frank K.A. Social construction of the Physical environment: The case of
gender//Sociological Focus, 1985. № 18(2). P. 142-159.
229.
Freedman J. L., Levy A. S., Buchanan R. W., Price J. Crowding and human
aggressiveness//Journal of Experimental Social Psychology, 1972. 5. P. 528-548.
230.
Garfinkel H. Studies of the routine grounds of everyday activities//Social Problems, 1964.
P. 225-250.
231.
Gill A. Environmental Personalization in Institutional Setting. Wales, 1974.
232.
Goffman E. Behavior in public places. New York, 1963.
286
233.
Golan M.B. Privacy, interaction and self-esteem. Unpublished PhD dissertation,
Environmental Psychology Program, U.of N.Y., 1978.
234.
Gump Paul. School Environments/I. Altman, J. Wohlwill. N.-Y. –London, 1978. P. 131174.
235.
Haan N. Coping and Defending. N.Y., 1977.
236.
Hart R. Children's sense of place. N. Y., 1978.
237.
Hediger. H. P. The evolution of territorial behavior//S. L. Washburn (Ed.). Social life of
early man. New York, 1961.
238.
Heft H. High residential density and perceptial-cognitive development:An examination of
effects of crowding and noise in the home//Wohlwill J.F., van Vliet (Ed). Habitats for
Children: The impact of Density. N.Y., 1985. P. 39-76
239.
Horowitz M. J., Duff D. F., & Stratton L. O. Body-buffer zone. Archives of General
Psychiatry, 1964. P. 651-656.
240.
Hubbard D.J., Pratt T.C. A meta-analisis of delinquency among girls//J. Offender
Rehabilit. 2002. 34. № 3. P. 1-13.
241.
Hutt C., Vaizey J. J. Differential effects of group density on social behavior//Nature, 1966.
209. P. 1371-1372.
242.
Kinzel A. S. Body buffer zone in violent prisoners. American Journal of Psychiatry, 1970.
127. P. 59-64.
243.
Kira A. The bathroom//H. M. Proshansky, W. H. Ittelson, and L. G.Rivlin (Eds.),
Environmental psychology. New York, 1970. P. 269-275.
244.
Krahe B., Fenske H. Predicting aggressive driving behavior: The role of macho
personality, age and power of car//Aggress. Behave. 2002. 28. 3 1. P. 21-29.
245.
Kuethe J. L., Weingartner H. Male-female schemata of homosexual and non-homosexual
penitentiary inmates//Journal of Personality. 1964. 32. P. 23-31.
246.
Laghai Alexander, Joseph Stephen. Attitudes towards emotional expression: Factor
structure, convergent validity and assotiations with Personality//Brit. J. Med. Psychol.
2000. 73. № 3. P. 381-384.
247.
Lansing J. B., Marans R.B., Zehner R.B. Planned Residential Environments. Ann Arbor,
1979.
248.
Laufer R. S., Proshansky H. M., & Wolfe M. Some analytic dimensions of privacy. Paper
presented at the Third International Architectural Psychology Conference. Lund, 1973.
249.
Lazarus R.S., Folkman S. Stress, appraisal, and coping. N.Y., 1984.
250.
Leibman M. The effects of sex and race norms on personal space//Environment and
Behavior. 1970. 2. P. 208-246.
251.
Loukaiton-Sideris Anastasia, Liggett Robin at al. Measuring the effects of built
environment on bus stop crime//Envir. and Plank. B. 2001. 28. № 2. P. 255-280.
252.
MacDonald W. S., Oden, C. W. Effects of extreme crowding on the performance of five
married couples during 12 weeks of intensive training//Proceedings of the 81st Annual
Convention of the American Psychological Association. Montreal, 1973. 8. P.209-210.
253.
McBride G. A general theory of social organization of behavior. St. Lucia. Queensland,
Australia: University of Queensland Papers. 1964. 1. P. 75-110.
254.
Milgram S. The experience of living in cities. Science, 1970 .167. P.1461-1468.
255.
Munroe R. L., Munroe R. H. Effects of environmental experience on spatial ability in an
287
East African society//Journal of Social Psychology, 1971. 83. P. 15-22.
256.
Murray R. The influence of crowding on children's behavior//D. Canter & T. Lee (Eds.).
Psychology and the built environment. England, Architectural Press, 1974.
257.
Natvig G.K., Albrektsen G., Ovarnstroem U. School-related stress experience as a risk
factor for bullying behavior//J. Youth and Adolescense. 2001. 30. № 5. P. 56-575.
258.
New calif. Center to investigate link between autism, environment//Psychiatr. News. 2002.
37, № 1. P 18.
259.
Newson J., Newson E. Four years old in an urban community. England, 1968.
260.
Osmond H. Function as the basis of psychiatric ward design//Mental Hospitals, 1957. 8.
P.23-30.
261.
Parke R. D., Sawin D. B. Children's privacy in the home: Developmental ecological and
child-rearing determinants. Paper presented at the IIIrd Biennial Conference of the
International Society for the Study of Behavioral Development. Guilford, England, July
1975.
262.
Parke Ross. Children’s Home Environment: Social and Cognitive Effekts//Children and
Environment. Human behavior and Environment/I. Altman, J. Wohlwill. N.-Y. –London,
1978. P. 33-82.
263.
Pastalan L. A. Privacy as a behavioral concept. Social Forces, 1970. 45(2). P. 93-97.
264.
Pincon M. Cohabiter: Groupes sociaux et modes de vie dans une cite KLM. Paris. 1982.
265.
Plant J. Some psychiatric aspects of crowded living conditions//American Journal of
Psychiatry, 1930. № 9. P.849-860.
266.
Rapoport A. An approach to the construction of man-environment theory//W. F. E. Preiser
(Ed.), Environmental design research (Vol. 2). Stroudsburg, Pennsylvania., 1973. P. 124136.
267.
Rodin J. Density, perceived choice and response to controllable and uncontrollable
outcomes. Journ. of Exper. Social Psychology, 1976. № 12. P. 564-578.
268.
Saegert S. The effects of residential density on low income children//Paper presented at
the Annual Convention of the American Psychological Assotiation. Montreal. Sept., 1980.
269.
Saegert S., Hart R. The development of sex differences in environmental competence of
children//P. Barnet (Ed.). Women in society. Chicago, 1975.
270.
Saegert S., Mackintosh E., West S. Two studies of crowding in urban public
spaces//Environment and Behavior, 1975. № 7, P. 159-184.
271.
Schwartz B. The social psychology of privacy//American Journal of Sociology, 1968. № 73
P. 741-752.
272.
Shils E. Privacy: Its constitution and vicissitudes. Law am!//Contemporary Problems.
1966. I. P. 281-305.
273.
Simmel A. Privacy is not an isolated freedom//J. Pennock, J. Chapman (Eds.) Privacy. N.
Y., 1971.
274.
Sommer R. Studies in personal space. Sociometry, 1959. 22. P. 247-260
275.
Stea D. Territoriality, the interior aspect: Space, territory, and human movements.
Landscape, 1965. Autumn. P. 13-17.
276.
Stratton L. O., Tekippe D. J., Flick G. L. Personal space and self-concept. Sociometry,
1973. 16(3). P. 424-429.
277.
Tausk V. On the origin of the "influencing machine" in schizophrenia//Psychoanalytic
288
Quarterly, 1933. № 2. P. 519-556.
278.
Teicher Martin H. The neurobiology of child abuse//Sci. Amer. 2002. № 3. P. 68-75.
279.
Tice P.P. The real controversy about child sexual abuse research: Not addressed by Rind,
Tromovich, and Bauerman in their 1998 outcomes meta-analysis//J. Child Sex. Abuse.
2001. 93 3-4. P.157-182.
280.
Tuan Yi-Fu. Children and Natural Environment//Children and Environment. Human
behavior and Environment/I. Altman, J. Wohlwill. N.-Y. –London, 1978. P.5-32.
281.
Valins S., Baum A. Residential group size, social interaction and crowding//Environment
and Behavior, 1973. 5(4), P. 421-440.
282.
Wachs T.D. The relationship of infants’ physical environment to the Binet performans at
2,5 Years//Int. Yourn. Of Beh. Developm. 1978. № 1. P. 1-65.
283.
Weinstein L. Social schemata of emotionally disturbed boys//Journal of Abnormal
Psychology, 1965. 70. P. 457-461.
284.
Welwood J. On psychological space//Journal of Transpersonal Psychology, 1977. № 9/2.
P. 97-118.
285.
Westin A. F. Privacy and freedom. N.Y., 1967.
286.
Wolfe Maxine. Childhood and Privacy//I. Altman, J. Wohlwill. N.-Y. –London, 1978. P.
175-222.
289
Приложения
Приложение 1. Текст опросника, бланк ответов и ключ
Вам предлагается оценить утверждения теста, который описывает детство
человека. Если содержание утверждения относится к Вам, следует поставить галочку в
ячейке, соответствующей “Да”. Если в Вашей жизни подобных ситуаций не
встречалось, поставьте галочку в ячейке, соответствующей “Нет”. Если Вам трудно
вспомнить, как было на самом деле, представьте себе наиболее вероятное положение
дел. Этот тест не измеряет интеллектуальные способности, поэтому правильных или
неправильных ответов не существует; каждый вариант встречается в реальной жизни.
Постарайтесь не раздумывать долго, время заполнения теста – 20 минут. Спасибо!
Случалось, что я был вынужден носить одежду, которая мне не нравилась.
1. Меня в детстве не стригли, не спросив на то моего желания.
2. Я всегда имел уголок для игры, который мог обустроить по собственному вкусу.
3. Решение о проведении каникул и выходных чаще принималось без меня.
4. Уже в раннем детстве я отказывался носить неудобную одежду.
5. У нас было в порядке вещей, если родители переключали телевизор на свой канал,
когда я его смотрел.
6. Часто мне приходилось терпеть, когда родственники тискали и целовали меня.
7. Даже в детстве я был уверен, что без меня никто не трогает мои игрушки.
8. Я всегда имел возможность поиграть дома в одиночестве, когда мне этого
хотелось.
9. В детстве бывало, что я носил одежду, в которой чувствовал себя посмешищем, и
боялся, что меня будут дразнить.
10. Я обижался, когда меня в порядке наказания шлепали или давали подзатыльники.
11. Я раздражался, если во время стирки мама вытряхивала мои вещи из карманов.
12. В нашем доме запрещалось подкрепляться, «перехватывая куски» между
завтраком, обедом и ужином.
13. Обычно родители не запрещали слушать музыку, которая мне нравится, даже если
она их раздражала.
290
14. Меня никогда не заставляли есть насильно, как других детей.
15. Я часто огорчался, когда родители наводили порядок в моих игрушках.
16. Для меня было неприятным переживанием, когда мне стригли ногти.
17. У меня всегда было место (стол, сундучок, коробка), где я мог спрятать дорогие
мне предметы.
18. Помню, что я сильно грустил оттого, что мне не разрешали ложиться спать чуть
позже, чем это было принято.
19. Нередко бывало, что нужные мне вещи покупались как поощрение за хорошую
учебу или поведение.
20. Случалось, что детский праздник был для меня испорчен, если я был одет не так,
как хотелось.
21. Обычно меня спрашивали, что я хотел бы на завтрак, обед или ужин.
22. Мне не нравилось, если без разрешения брали мою чашку или расческу.
23. Когда я чувствовал себя обиженным, я имел привычку запираться в ванной или
туалете.
24. Я расстраивался, когда не мог доиграть из-за того, что взрослые звали меня к себе.
25. Если друзья предлагали мне переночевать у них, родители обычно не возражали.
26. Мне удавалось обычно устроить детский праздник так, как хотелось.
27. Случалось, я обижался, когда взрослые начинали серьезный разговор и
выставляли меня в другую комнату.
28. Даже если подходило время ложиться спать, мне обычно разрешали досмотреть
любимую передачу.
29. Мне не нравилась семейная традиция донашивать хорошие вещи, доставшиеся от
других детей.
30. Мне часто хотелось поиграть с детьми, которые вместе со мной ходили в кружок,
но обычно родители торопились, и это не удавалось.
31. При покупке вещей родители всегда учитывали мое мнение.
32. В детстве часто случалось, что, стесняясь попроситься в туалет, я долго терпел.
33. Я вполне ощутил, что отдать любимую игрушку – одно из самых сильных
страданий маленького ребенка.
291
34. Взрослые почему-то считали, что могут войти в ванную или туалет, когда там
ребенок, и не разрешали закрывать дверь на замок.
35. Родители старались делать со мной уроки, когда я уже справлялся сам.
36. Даже если родителям было некогда, они находили время, чтобы я поиграл с
детьми, которые были мне симпатичны.
37. Родители не запрещали мне располагать в комнате ценные для меня предметы
(фотографии любимых героев, плакаты), даже если они им не нравились.
38. Когда была приготовлена вкусная еда, то близкие мне взрослые считали
необходимым накормить меня ею, даже преодолевая мое сопротивление.
39. Мне бы очень хотелось, чтобы на дверях детских комнат были замки, хотя
взрослых это и обижает.
40. Мне случалось огорчаться, если родители неожиданно брали меня в гости.
41. В детстве меня нередко заставляли есть калорийную, но невкусную пищу.
42. Я переживал оттого, что взрослые ошибочно думали, будто в детстве любую вещь
можно заменить другой.
43. Я предпочитал в детстве ходить в гости, а не звать гостей к себе.
44. Меня раздражало, если взрослые не информировали меня о своих планах.
45. Проблема “отцов и детей” у нас не существовала, так как родители с детства
уважали мое мнение.
46. Мне не нравилось, когда взрослые в детстве любили меня пощекотать или
ущипнуть.
47. Я любил в детстве, когда бывал за городом, построить себе шалаш или гнездо на
дереве.
48. Родители спокойно принимали тот факт, что знают не всех моих друзей.
49. Мне не нравилось, что новых вещей не покупали, пока у нас были старые, но в
хорошем состоянии.
50. Существовали телепередачи, которые я не мог смотреть без разрешения
родителей.
51. Если ребенку не нравится какая-то вещь, ни к чему заставлять его пользоваться
ею.
292
52. Как и многие другие дети, я мечтал построить домик из диванных подушек, но мне
это не удавалось.
53. Если у нас с друзьями возникали общие планы, наши родители нередко старались
их изменить.
54. Если я возвращался из магазина, то мог часть сдачи оставить себе.
55. У нас было принято, чтобы родители всегда знали мой распорядок дня.
56. Я всегда был уверен, что, когда я с кем-то разговариваю по телефону, никто не
прервет и не подслушает нашей беседы.
57. Родители пресекали мои попытки украсить себя так, как не было принято в их
время (пирсинг, татуаж, прически).
58. Мне часто бывало неприятно, когда взрослые дотрагивались до меня.
59. Испытывая нехватку карманных денег, я не стеснялся попросить их у родителей.
60. Меня раздражало, если в моей комнате наводили порядок.
61. Во время обеда, если суп был горячим, я мог сначала съесть второе, и родители
это не запрещали.
62. Если у меня в детстве появлялся новый знакомый, я должен был обязательно
показать его родителям.
63. Родители всегда демонстрировали свое несогласие с моими попытками
соответствовать молодежной культуре.
64. Посещая врача, я боялся не боли, а того, что чужой человек будет меня трогать.
65. Наверное, я собственник: уже в детстве я постоянно раздражался оттого, что ктото пользовался моими вещами.
66. Мне не нравилось, что взрослые ходят через ту комнату, где я играю с друзьями.
67. Проверяя домашнее задание, родители всегда обращали внимание на порядок его
выполнения: сначала основные предметы, а затем «второстепенные», и были
недовольны, если он нарушался.
68. Меня раздражало, когда приходилось в детстве носить вещи старшей сестры или
брата.
69. У меня было в детстве увлечение (кружок, спортивная или художественная
школа), которое не реализовалось, потому что родители были против.
293
70. Маленьких детей везде ждут огорчения: даже надевая шапку или завязывая шарф,
взрослые умудряются зацепить за ухо или вырвать волосы.
71. У меня вызывало брезгливость, если мама или бабушка настаивали, чтобы я
попробовал приготовленную ими еду “поварской” ложкой, которой они пробовали ее
сами.
72. Я не любил, если у нас оставались на ночь гости, и мне приходилось менять
спальное место.
73. Если я не сделал домашнее задание, но успел выполнить его на перемене,
родители никогда меня не ругали: “Победителя не судят”.
74. Случалось, мне навязывали общение с братом или сестрой, даже когда мне этого
не хотелось.
75. Мне случалось раздражать родителей, если мое мнение не совпадало с их
собственным.
76. В детстве нередко вызывало огорчение, когда мне одевали одежду через голову.
77. В нашей семье считалось важным тратить деньги не только на самое необходимое,
но и на то, чего очень хочется ребенку (дорогие книги и приборы - бинокль, словарь, без которых можно было вполне обойтись).
78. Я не любил, когда во время моих занятий кто-то из близких стоял у меня за спиной
и смотрел мне через плечо.
79. Даже в детстве родители не настаивали, чтобы я “пошел по их стопам”.
294
Бланк ответов
ФИО______________Возраст_________________________________________
Да
№
Нет Да
№
Нет Да
№
Нет Да
№
Нет Да
№
1
17
33
49
65
2
18
34
50
66
3
19
35
51
67
4
20
36
52
68
5
21
37
53
69
6
22
38
54
70
7
23
39
55
71
8
24
40
56
72
9
25
41
57
73
10
26
42
58
74
11
27
43
59
75
12
28
44
60
76
13
29
45
61
77
14
30
46
62
78
15
31
47
63
79
16
32
48
64
80
Нет
295
Ключ
Да
№ Нет
1
СФТ
2
СТ
3
4
СФТ
Да
СВ
СТ
СЦ
5
6
СП
7
СФ
СФТ
№
Нет
Да
№
Нет
Да
№
17 СФТ
33
СФТ
СС
49
65 СФТ
18
34 СВ
50 СВ
66 СВ
19
СП
35
СТ
20
СВ
36
СП
21
СЦ
22
СС
СВ
СЦ
52
СП
70
СЦ
71
СФТ
72
СВ
73
СТ
СТ
40
СТ
СТ
9
25
СП
41
СП
СВ
55
56
СС
СП
57
10
СЦ
СС
26
42
СЦ
58
СЦ
11
СФТ
СЦ
27
43
СВ
59
СФТ
12
СВ
44
СТ
13
СП
45
СП
СВ
СП
54
СФТ
30
68
СЦ 38
24
14
СТ
СВ
39
29
67
69
8
СП
Нет
СТ
СВ
СТ
№
53
23
28
Да
37
СВ
СЦ
51
Нет
СЦ 46
СВ
СП 74
60
61
СП 62
СТ
СВ
75
СС
76
СЦ
77
СФТ
78
296
Формулы подсчета баллов для автоматической обработки
Для получения показателей нужно просуммировать ответы респондента на
каждый из перечисленных в ключе шкалы пункт по следующим формулам:
СПП=2+3+5+8+9+14+15+18+22+26+27+29+32+37+38+46+48+49+52+55+57+
60+62+74+78+80-1-4-6-7-10-11-12-13-16-17-19-20-21-23-24-25-28-30-31-33-34-3536-39-40-41-42-43-44-45-47-50-51-53-54-56-58-59-61-63-64-65-66-67-68-69-70-71-72-7375-76-77-79
СФТ=2+5-7-11+15-17+22-33-39-47-59-65-71-77
СТ=3+9+18-24-28-35-40-44+48-53-61-67-73-79
СВ= 8-1-12-16-20-23-30-34-43-50+52+55+60-66-69-72+78
СП= 29-6-13-25-19-36-41-45-54-56+62-68+74
СС=26-31+37+49+57-63-75
СЦ=14-10-4-21+27+32-42+38+46-51-58-64-70-76+80
297
Приложение 2. Нормализация показателей теста
Таблица 1. Соотношение выборочных значений показателей теста, z-единиц и T-баллов для мальчиков (n=102)
СП
15
-50 -45 -40 -35 -30 -25 -20 -15 -10 -5
0
5
10
20 25 30 35 40 45
П
0,
0,
0,
1,
1,
0,1
Z
-1
1
2,8 2,6 2,4 2,1 1,9 1,7 1,5 1,2
0,8 0,6 0,3 0,1
4
6
8
3
5
51
T
23
24
26
29
31
33
35
38
40
42
44
47
49
54 56 58 60 63 65
2
СФТ
-12 -10 -8
-6
-4
-2
0
4
6
8
10 12 14
0,
0,
1,
1,
1,
2,
0
Z
2,6 2,2 1,8 1,5 1,1 0,7 0,4
4
7
1
5
9
2
50
T
24
28
32
35
39
43
46
54 57 61 65 69 72
2
СТ
-10 -8
-6
-4
-2
0
4
6
8
10 12 14
0,
0,
1,
1,
1,
2,
Z
2,5 2,1 1,7 1,3 0,9 0,5 0,1 3
7
1
5
9
3
49
T
25
29
33
37
41
45
53 57 61 65 69 73
2
СВ
-14 -12 -10 -8
-6
-4
-2
0
4
6
8
10 12 14
0,
0,
1,
1,
0
Z
1
2
2,7 2,4 2,1 1,7 1,4 1,1 0,7 0,4
3
6
3
6
50
T
23
26
29
33
36
39
43
46
53 56 60 63 66 70
2
СП
-12 -10 -8
-6
-4
-2
0
4
6
8
10 12
0,
1,
1,
2,
0,2
Z
1
2,8 2,3 1,9 1,5 1,1 0,7 0,2
6
5
9
3
52
T
22
27
31
35
39
43
48
56 60 65 69 73
2
СС
-6
-4
-2
0
4
6
8
0,
1,
2,
0,3
Z
-1
2,4 1,7
0,4
9
6
2
53
T
26
33
40
46
59 66 72
2
СЦ
-10 -8
-6
-4
-2
0
6
8
10 12 14
0,
0,
1,
1,
Z
-1
2
2,5 2,1 1,7 1,4
0,6 0,2 5
9
2
6
48
T
25
29
33
36
40
44
55 59 62 66 70
50
55
60
65
1,
7
67
1,
9
69
2,
2
72
2,
4
74
16
2,
7
77
16
2,
3
73
18
2,
7
77
298
Таблица 2. Соотношение выборочных значений показателей теста, z-единиц и T-баллов для девочек (n=99)
СП
П
Z
T
СФТ
Z
T
СТ
Z
T
СВ
Z
T
СП
-25
-20
-15
-10
-5
0
2,6
24
2,3
27
2,1
29
-12
3,4
16
1,8
32
-10
1,5
35
-8
2,5
25
-8
2,3
27
-8
2,1
29
-8
3,1
19
1,2
38
-6
2,1
29
-6
1,9
31
-6
1,7
33
-6
2,5
25
-8
-3
20
-10
2,7
23
-10
2,5
25
Z
T
СС
Z
-4
T
СЦ
-8
Z
-3
T
20
-6
2,5
25
10
-4
2,1
29
5
-1
40
-4
1,7
33
-4
1,5
35
-4
1,4
36
-4
-2
30
-6
3,2
18
-2
1,7
33
10
15
20
0,7
43
-2
1,3
37
-2
1,1
39
-2
0,4
46
0
0,9
41
0
0,7
43
0
0,6
44
0
0,2
48
2
0,5
45
2
0,2
48
2
0,3
47
2
0,5
45
0
0,8
42
4
0,4
46
-1
40
-2
1,5
35
-4
2,4
26
0
1,2
38
-1
40
-2
1,6
34
2
0,8
42
25
30
35
40
0,1
0,4
0,7
0,9
51
4
54
6
57
8
59
10
0
0,4
0,8
1,2
50
4
54
6
58
8
62
10
0,2
0,6
1
1,4
52
4
56
6
60
8
64
10
0,1
0,5
0,8
1,2
51
4
55
6
58
8
0
0,5
50
2
45
50
55
1,
5
65
14
1,
8
68
62
10
1,
2
62
12
1,
6
66
12
1,
8
68
12
1,
6
66
12
1
1,5
2
55
4
60
6
65
8
70
0
0,8
1,6
2,4
50
6
58
8
66
10
74
12
0,1
0,5
0,9
1,4
51
55
59
64
14
1,
8
68
60
2
70
2
70
14
2,
2
72
14
1,
9
69
14
2,
6
76
16
2,
3
73
18
2,
7
77
65
70
2,
3
73
2,
6
76
299
Таблица 3. Соотношение выборочных значений показателей теста, z-единиц и T-баллов для юношей (n=47)
СП
П
Z
T
СФТ
-25
-20
-15
-10
-5
0
5
10
15
20
25
2,7
23
2,4
26
2,2
28
1,9
31
1,7
33
1,4
36
-6
2,5
25
-8
2,8
22
-8
2,4
26
-6
2,6
24
1,2
38
-4
0,9
41
-2
1,6
34
-4
1,9
31
-4
1,7
33
-2
1,7
33
0,7
43
0
1,1
39
-2
1,4
36
-2
1,3
37
0
1,2
38
-2
2,3
27
0
0,4
46
2
0,7
43
0
0,2
48
4
0,2
48
2
0,6
44
2
0,5
45
4
0,3
47
2
0,6
44
4
0,3
47
Z
T
СТ
Z
T
СВ
Z
T
СП
Z
T
СС
-10
3,2
18
-10
2,8
22
-2
30
-6
2,3
27
-6
-2
30
-4
2,2
28
Z
T
СЦ
Z
T
-6
2,1
29
-4
1,7
33
-2
1,3
37
-1
40
-1
40
0
0,9
41
2
0,7
43
0
1,4
36
2
0,6
44
30
35
40
0,1
0,3
0,6
51
6
53
8
56
10
0,2
0,7
1,1
52
4
0,1
49
4
0,1
49
6
57
6
61
8
0,3
0,7
53
6
57
8
0,3
0,7
53
8
57
10
0,2
0,7
1,1
52
4
57
6
61
8
0,2
1
1,8
52
6
60
8
68
10
0,1
0,5
0,8
51
55
58
45
50
55
60
65
0,
8
58
12
1,
5
65
10
1,
2
62
10
1,
1
61
12
1,
6
66
1,
1
61
14
1,
3
63
16
2,
4
74
14
1,
6
66
1,
8
68
12
1,
2
62
14
1,
5
65
2
70
12
1,
6
66
12
1,
5
65
14
2,
1
71
2
70
14
1,
9
69
16
1,
9
69
300
Таблица 4. Соотношение выборочных значений показателей теста, z-единиц и T-баллов для девушек (n=76)
СП
П
Z
T
СФТ
Z
T
СТ
-30
-25
-20
2,6
24
2,4
26
2,2
28
-14
3,8
12
-15
-2
30
-12
3,4
16
-10
-5
0
5
10
15
20
25
1,7
33
-10
1,5
35
-8
2,6
24
-8
2,8
22
-8
2,4
26
-8
2,7
23
1,3
37
-6
2,2
28
-6
2,4
26
-6
2,1
29
-6
2,3
27
1,1
39
-4
1,8
32
-4
1,9
31
-4
1,7
33
-4
1,9
31
0,9
41
-2
1,4
36
-2
1,5
35
-2
1,4
36
-2
1,5
35
0,6
44
0
0,4
46
2
0,6
44
2
0,6
44
2
0,6
44
2
0,7
43
-2
1,9
31
2
0,6
44
0,2
48
4
0,2
48
4
0,2
48
4
0,3
47
4
0,3
47
0
-3
20
Z
T
СВ
Z
T
СП
Z
T
СС
Z
T
СЦ
Z
T
-12
2,8
22
-10
2,5
25
-8
2,2
28
-6
1,9
31
-4
1,6
34
-2
1,2
38
-1
40
0
1,1
39
0
-1
40
0
1,1
39
-4
2,7
23
0
0,9
41
-1
40
4
0,3
47
30
35
0
0,2
50
6
40
45
50
55
60
65
52
8
0,
5
55
10
1
52
6
56
8
0,2
0,7
52
6
57
8
0,1
0,5
51
6
55
8
0,1
0,5
51
2
0,2
48
6
55
4
0
0,3
50
53
60
10
1,
1
61
10
0,
8
58
10
0,
9
59
6
1,
4
64
10
0,
6
56
1,
1
61
16
2,
2
72
16
2,
4
74
16
1,
9
69
1,
6
66
0,6
0,
9
59
14
1,
8
68
14
1,
4
64
0,2
0,
7
57
12
1,
4
64
12
1,
5
65
12
1,
2
62
12
1,
3
63
8
2,
2
72
12
0,
9
59
0,6
56
8
2
70
14
1,
5
65
14
1,
7
67
14
1,
2
62
16
1,
5
65
301
Приложение 3. Профильные бланки
100
CПП
CТ
CФТ
CВ
CП
CС
CЦ
100
W1
80
80
70
14
8
14
60
14
12
50
14
10
6
10
10
60
30
60
8
40
10
4
6
6
6
4
6
2
20
2
2
2
10
0
0
40
2
40
-2
0
-2
-4
-2
-2
-6
-10
-2
-6
-20
-8
-10
20
-4
-6
-6
20
-10
-6
-10
0
0
100
CПП
CТ
CФТ
CВ
CП
CС
CЦ
100
W2
80
80
16
8
14
12
60
60
14
14
6
14
50
10
8
10
4
40
6
6
30
6
4
20
40
2
2
6
2
2
40
0
0
-2
-2
-2
10
2
10
0
60
10
-2
-10
-4
-10
-30
0
-6
-6
-6
20
-2
-6
-20
-8
-4
20
0
302
100
CПП
CТ
CФТ
CВ
CП
CС
CЦ
100
M1
80
80
16
60
18
12
14
12
8
14
14
50
10
6
8
10
40
60
10
8
6
6
20
10
4
6
4
2
2
2
0
0
-2
-10
-4
-4
-20
-6
-2
-2
-4
-6
40
-6
-8
-30
-10
-8
-10
-40
-6
-10
-14
-50
20
2
0
0
-2
40
60
4
30
20
0
0
100
CПП
CТ
CФТ
CВ
CП
CС
CЦ
100
M2
80
80
14
14
14
8
60
60
50
12
10
6
8
40
30
14
10
10
6
6
6
4
60
10
6
4
20
2
2
40
10
0
20
0
2
2
40
-2
-2
-10
-20
2
0
0
-2
-2
-4
-6
-6
-2
-6
-6
-8
-10
20
0
303
Приложение 4. Субъекты конфликтов на разных возрастных стадиях
Возрастной период
Младенчество
Ранний возраст
Дошкольное детство
Субъекты конфликта
Лица и обстоятельства сильнее или
выше по статусу
Лица и обстоятельства равного статуса
Лица и обстоятельства
слабее или ниже по
статусу
Мать
Взр.
Род.
С собой
Орг-м
17
5
2
2
1
Мать
Взр.
Род.
Свер.
Сибл.
Вещь
5
8
10
5
1
1
Взр.
Род.
Восп.
Свер.
Сибл.
3
21
1
17
5
Младший школьный
возраст
Взр.
Род.
Родств.
Уч.
Свер.
Сибл.
2
20
2
11
23
3
Подростковый
возраст
Взр.
Род.
Окр. мир
С собой
Свер.
Сибл.
5
25
2
11
21
3
Юношеский возраст
(молодость)
Родит.
Родств.
Нач.
С
собой
Свер.
Сибл.
Супр.
Прот.
пол
Кол.
19
1
2
4
9
2
3
5
5
Взрослость
(зрелость)
Поздняя взрослость
(пожилой возраст)
Род.
Нач.
С
собой
Свер.
Супр.
Кол.
Сос.
Восп.
детей
Дети
Подч.
Мол.
5
5
8
2
11
7
1
1
12
3
1
Окр. мир
С собой
Супр.
ДЭЗ
Сос.
Врачи
Дети
Внуки
Мол.
6
8
7
1
1
1
12
7
3
304