Ислам и тюркская община в Японии: истоки и проблемы. I. Тема Темой моего исследования является история и положение тюркской общины и ислама в Японии. В рамках данной темы существуют две проблемы. Проблема первая – основные факторы генезиса и характер деятельности тюркоисламской общины в Японии. Проблема вторая – взаимоотношения мусульман с правительством Японии в двадцатом веке и их современные проблемы. II. Актуальность. Цели и задачи На данный момент в мире остро стоит проблема исламского фундаментализма на Ближнем Востоке и т. н. «исламизации Европы». В связи с этим многие люди и интернет-издания обращаются к японскому опыту, как к опыту развитой страны, не имеющей проблем с исламской миграцией, обладательницы титула «страны без мусульман». Однако в Японии существует исламская община. В связи с этим, в рамках поставленных в предыдущем пункте проблем я ставлю следующие задачи. Во-первых, определить пути и причины возникновения тюркской общины в Японии. Во-вторых, установить роли наиболее значимых личностей в истории общины. В-третьих, рассмотреть динамику отношений между мусульманами-тюрками и японским правительством на протяжении двадцатого века. В-четвертых, выделить основные направления деятельности организаций, созданных представителями исламской общины в Японии. В-пятых, установить причины современных проблем общины. III. Методы, используемые в моей работе, следующие. Во-первых, анализ исторических работ, представленных работой Рафаэля Адутова «Татарская и башкирская эмиграция в Японии» и статьёй А. Б. Юнусовой «ТатароБашкирская эмиграция на Дальнем Востоке». Во-вторых, анализ источников личного происхождения, предложенных в книге Адутова, упомянутой выше, в виде выдержек из дневников членов общины (в т. ч. на татарском языке) и программное обращение Мухаммеда Габдулхая Курбангали. В-третьих, анализ СМИ (представлены интернет-изданиями). Первая группа СМИ, посвященная татаро-башкирской эмиграции, представлена статьями «Первый камень дружбы: татаро-башкирская эмиграция в Японии» от издания VATNIKSTAN и «ТатароБашкирская эмиграция в Восточной Азии» (информационно-аналитический журнал «Посреди России»). Вторая группа говорит о современном положении мусульман в Японии. Это статьи «Запрет очищающий -миф» (газета «Наша Версия») и «Ислам в Японии» (исламская онлайн-академия «Медина»). По данным Keiko sakurai, среди всех мусульман Японии только 7000 являются этническими японцами, остальные же в основном представители тюркских народов. Как указывает один из главных исследователей татарской диаспоры в Японии публицист Рафаэль Адутов, основную массу переселенцев в Японию составляли поволжские тюрки: татары и башкиры. Каким образом так получилось? Когда говорят о «белой эмиграции», в основном упоминают западное ее направление, осуществленное через Крым и Стамбул в Европу. Гораздо реже упоминают восточное ее направление: через Харбин и Манчжурию, Китай, и, наконец, Японию. Во время Гражданской войны Дальний Восток подвергся значительной японской интервенции, и в результате, вместе с отступлением японской армии, в Японию отправились и представители антибольшевистских сил, а после установления в 1932 году японского марионеточного государства Маньчжоу-Го в Японию отправилось большое количество бывших подданных Российской империи, оказавшихся на этой территории, в частности, в Харбине. Таким образом, необходимо установить истоки появления тюркской национальной группы в общем составе восточного направления белой эмиграции, истоки появления тюрков на Дальнем Востоке. Согласно О. Бакичу, можно выделить три основных периода в истории российской эмиграции в Харбине: 1. Имперский период — от начала строительства КВЖД (1898 г.) и до конца существования Российской Империи (1917 г.); 2. Период эмиграции — с 1918 г. по август 1945 г., характеризующийся быстрым увеличением эмигрантов, японской оккупацией и жизнью в созданном японцами государстве Маньчжоу-Го; 3. Советский период — с 1946 г. до середины 1960-х гг. Первым поселенцем-татарином в Манчжурии был Байчурин, прибывший в 1898 на строительство КВЖД, а первые татарские поселения появились в 1882– 1907 гг. Однако основная масса татар, преимущественно коммерсантов, прибыла во время реализации программы П. А. Столыпина по переселению людей из европейской части России в Сибирь для освоения новых территорий. По рассказам переселенца, Тахира Бичури, опрошенного Рафаэлем Адутовым, для предприимчивых людей в Манчжурии оказалось множество возможностей к обогащению: через полулегальную транзитную торговлю товарами из Китая, России и Монголии, устройство станций и прибыльную, хоть и нелегкую работу на стройке. По свидетельствам президента токийской общины мусульман Тамимдара Мухитова, основную массу татарских торговцев составляла этническая группа мишарей (потомков смешанных браков татар и финно-угров). Богатыми представителями татарской общины открывались школы («Гиният» в 1908 году) и мечети в городах Хайлар и Харбин. Таким образом, в имперский период в Манчжурии сложилась диаспора богатых татар и исламская община. Вторым важным источником появления татар на Дальнем Востоке выступили поддерживающие Колчака татарские семьи, зачастую занятые в коммерции и торговле, представляя таким образом угрозу для большевиков, являясь представителями «эксплуататорского класса» в глазах официальной идеологии нового нарождающегося строя. Так, вместе с Колчаком в Сибирь бежали и родители Тамимдара Мухитова. Также на Дальнем Востоке в рамках армии атамана Семенова, поддерживаемого японским правительством, были сформированы исламские казачьи объединения. Цитата из работы Адутова: «Описывая торжественное построение мусульманских инородческих казачьих соединений в городе Иркутск по поводу Курбан-байрама осенью 1919г., др Г.Таган пишет о произнесенных на торжественном построении речах. После принятия хлеба и соли, поднесенного главным муллой Дальневосточной армии Шамгуловым. Главнокомандующему всеми вооруженными силами Российской Восточной Окраины и походному атаману генерал-лейтенанту Семенову, следуют выступления: от военного национального управления татар гн. Низаметдинов, от военного мусульмского духовенства – гл. мулла С. Гареев, от беженцев мусульман – З. Ишмухаметов.» Выступил с речью и впоследствии на долгие годы ставший лидером исламского движения в Японии и нашедший поддержку японского правительства и разведки Мухаммед Габдулхай Курбангалиев: «Убегая от произвола красного варварства, стремящегося к разрушению всемирного порядка и уничтожению культуры, настроение наше было приподнято слухами о продвижении Японской армии на запад… мы желаем видеть японский народ, как искреннего союзника в деле освобождения истерзанной России». После поражения Семенова и ухода японской армии с Дальнего Востока многие бежавшие татары переправились в Манчжурию. В Харбине работало японское консульство, и уже в 20-х. татары начали перебираться туда, запустив процесс, ускорившийся после образования Маньчжоу-Го. Поражение в Русско-японской войне в 1905 году и Первая Русская революция всколыхнула различные сепаратистские и национальноосвободительные, равно как и религиозные движения, в Российской империи. Именно к периоду между Первой Русской и Октябрьской революциями относится небывалый подъем татарской националистической интеллигенции, многие представители которой мечтали о создании государства тюрков ИдельУрал. Следует сказать о наиболее значимых личностях в истории тюркской эмигрантской общины дальневосточного направления. В первую очередь это проповедник Абдурашид Ибрагимов, прибывший в 1907 году с целью совершить дават – публичный призыв к обращению японцев в ислам. Абдурашид Ибрагимов (посередине) и японцы. 1933 год. Япония, легитимность власти которой базировалась на синтоистской религиозной традиции, разумеется, не могла в должной мере внять призывам Ибрагимова, однако проповеднику удалось наладить связь с японской организацией националистов 黒龍会 («Кокурюкай») и создать общество 亜細亜 議会 («Адзиа гикай»), что подготовило почву для дальнейшей эмиграции тюрков-мусульман. Главным трудом Ибрагимова стала работа «Исламский мир и распространение ислама в Японии» (оригинал написан на турецком, книга не переведена), где высказывал позицию о большом потенциале Японии в качестве становления новым государством мусульман в противовес Российской империи (до 1917 года) и СССР. Также он обратил в ислам японца Ямаока Котаро (в исламе Ёмер Ямаока). В 1938 году стал председателем общества Дай Ниппон Кайкё Кёкай(大日本海峡協会) и имамом Токийской мечети. Умер в 1944 году, не оставив мечту об исламизации Японии. Второй значимой личностью для татарской диаспоры в Японии стал Мухаммед Габдулхай Курбангалиев. Этот башкирский просветитель родом из Челябинской губернии, в отличие от, например, Гаяза Исхаки, нашел поддержку в армии Колчака, где руководил исламскими подразделениями. В Японию Курбангалиев попал в 1920 году для поддержки оставшихся в Манчжурии мусульман-белоэмигрантов через японское консульство, но окончательно в Японию переехал в 1924 году, где основал общество «Исламият» а в 1927 году открыл первое медресе, которое существует и по сей день. В 1928 году Курбангалиев провел в Нагое первый съезд мусульман Японии. Благодаря его активным действиям в 1938 году была построена первая в Японии мечеть, имамом которой и был Ибрагимов, но первым муфтием Японии стал сам Курбангалиев после ожесточенной конкуренции с Ибрагимовым за этот пост. Однако в том же году он был выслан в Манчжурию, а после ее захвата советскими войсками в 1945 году был арестован и отсидел 10 лет в лагерях «за антисоветскую деятельность». Умер в 1972 году в Челябинске. Гаяз Исхаки – один из самых известных деятелей в истории татарской эмиграции – также посетил Японию в 1938 году и выступал на церемонии открытия мечети в Токио: «Эта мечеть, построенная в великой азиатской стране, Ниппон, будет первым камнем, заложенным в дорогу дружеских отношений мусульманских стран с Японией. Более того, эта мечеть не только место поклонения, но и первый исторический факт начала взаимопонимания мусульманских стран и Японии… Эта мечеть сегодня — плод совместных усилий идель-уральских мусульман и мусульман Индии. Она должна стать крепким фундаментом для совместной работы по распространению ислама и его философии…» Однако если Исхаки был ближе к националистам, выступая за создание государства тюрков Поволжья «Идел-Урал», то Курбангалиев выступал за объединение на религиозной, а не национальной основе, кроме того, давние разногласия, касающиеся сотрудничества с Белым движением и места татар и башкир в антибольшевистском проекте, разделили японскую и европейскую татарские диаспоры, на сотрудничество которых ставила японская разведка. Рассказывая о деятелях исламской общины в Японии, я не раз упомянул их взаимодействие с японскими властями. В этой части статьи следует упомянуть, каковы были взаимоотношения лидеров эмиграции с японскими властями и их развитие. Более всего в исламских эмигрантах были заинтересованы как в агентах влияния Японии на мусульманские сообщества по всей Азии: в Восточной Сибири, в Нидерландской Ост-Индии, в Восточном Туркестане (Синьцзяне) и т. д. Как уже упоминалось в рассказе об Абдурашиде Ибрагимове, на него сделала ставку организация Кокурюкай («Черные драконы»). «Драконы» стояли на паназиатских позициях, ставя своей целью построение азиатского государства под эгидой Японии. Татары и башкиры, которых японцы называли просто «тюрками», виделись японцам как близкие «Алтайские народы». Вот что говорил Абдурашид Ибрагимов на одной из встреч с японским принцем: «Я татарский мусульманин, мой народ находится под российским гнетом. Возможно, у нас есть общие корни и, возможно, в вашей сияющей подобно солнцу стране найдется лекарство для моего народа». Мухаммед Габдулхай Курбангали предпочитал обращаться напрямую к японскому правительству. Во время его приезда в Токио газета «Асахи симбун» (朝日新聞) писала: «Мусульмане, жаждущие воли и освобождения, станут во главе объединительного движения народов Азии». Диаспора виделась японским властям средством для подрыва политической стабильности в тех государствах, которые входили в сферу японских интересов и считались объектом будущего завоевания. «Сильный диктует свою волю слабому, главным критерием силы является военная мощь, а главным инструментом внешней политики — война, для победы в которой неплохо иметь союзника, способного оказать помощь и почти ничего не требующего взамен» - писал исследователь Г. Кунадзе, характеризуя японскую внешнюю политику того периода. Во время первого приезда в Японию Курбангалиеву была предложена должность эксперта по магометанскому вопросу в правлении ЮМЖД. На эту должность, Мухаммеда-Габдулхая порекомендовал будущий министр иностранных дел Японии — Ёсукэ Мацуока. В 1938 году за заслуги перед Японией Абдурашид Ибрагимов был назначен председателем общества Дай Ниппон Кайкё Кёкай, японской государственной исламской организации. Возможно, исламская диаспора в Японии была принята наиболее благосклонно среди всех мигрантов. С середины 1930-х гг. по 1945 г. существовало более десяти исламских исследовательских организаций, среди которых наиболее значимыми были: Исследовательский институт изучения исламского мира (печатное издание — «Исламский мир»), Японская исламская ассоциация («Мир Ислама»), Группа изучения ислама в Министерстве иностранных дел («Исламский ежемесячник»), Агентство экономических исследований Восточной Азии, Институт изучения Восточной Азии и Тихоокеанская ассоциация. В 1937 г. «поднялся бум» интереса к исламскому миру. Не вызывает сомнений, что первый Всемирный конгресс последователей ислама, прошедший в Токио в 1938 г., был логичным результатом деятельности этих организаций.[вырезано из] Однако кроме интереса к исламу и его возможной роли в японской политике существовал интерес к татарам в целом. Из высказываний сотрудника МИД Японии Коодзи Окубо, основателя Института исламского мира: «Тюрко-татары, известные своими выдающимися коммерческими способностями, уже в начале X в. имели большие торговые связи с Китаем. Даже после разрушения тюрко-татарской государственной жизни торговые связи с Китаем продолжались. В конце XIX — начале XX вв. тюрко-татарские коммерсанты завязали прочные торговые связи с Маньчжурией, Монголией и Китаем. После русской революции коммерческая деятельность тюрко-татар была перемещена в Ниппон. Тюрко-татары заняли хорошие позиции в торговле пушниной, шерстью, шкурами, волосом, мануфактурой, готовым платьем. Обосновавшись в городах Хайларе, Харбине, Маньчжурии и по линии железной дороги, они обзавелись своими домами и разными торговыми предприятиями. Много татарских магазинов было в Корее и Ниппоне. Поколение же, выросшее в эмиграции, подготовлено для хозяйственной деятельности в Маньчжу-Ди-Го». В целом, ни одно общество, основанное татарами в Японии, не было подпольным, издавались мусульманские газеты, медресе включались в реестр японских школ. В 1934 году в Кобе состоялся учредительный съезд «обществ изучения культуры тюрко-татар Идель-Урала». В Маньчжоу-Го получали развитие национальные школы татар. Деятель японской милитаристической пропаганды Сюмэй Окава перевел на японский язык (правда, не напрямую с арабского) Коран и принял ислам (произнес шахаду) перед смертью. Однако как только политика одного из лидеров диаспоры Курбангалиева разошлась с планами военного руководства по объединению татарской диаспоры (из-за разногласий между Курбангалиевым и Исхаки), последовали репрессии и первый муфтий Японии был выслан в Манчжурию. Под покровительством японских властей в 30-40-х годах XX века действовало множество исламских организаций, самая главная из которых – «Исламият» существует до сих пор. Рассмотрим же их деятельность. Рафаэль Адутов говорит об этом следующее (глава «Деятельность татарских типографий на Дальнем Востоке»): «Известно о наличии типографий в городах Харбин, Мукден… издавались газеты (Йорак шарк, Байрам нуры, Мин йул масчиты, Чаткы), учебники (Татар алифбасы, Уку китабы, Хисаб китабы), стихи и сочинения ГабдуллыТукая. В типографии города Мукден выпускалась газета «Милли Байрак», учебники «Тюрктатар тарихы», «Мавлюд китабы», «Татар алифбасы», «Уку китабы», «Зекат – хас масалараре», «Хисаб дареслеге». В 1928 году в Турецкой Республике переходят от арабской на латинскую графику. Множество типографских шрифтов, не имея применения, выкидываются. Воспользовавшись этим, наши соотечественники привозят в Японию два мешка типографских шрифтов с арабской графикой. Эти шрифты находятся в сохранившемся здании школы “Исламият” в Токио и в наши дни. Вначале работал один М.А.Курбангали. Собеседники рассказывали мне, как он зимой, замерзшими пальцами вручную, работая целыми ночами до утра, набирал тексты Корана, - первого, изданного в оригинале на Дальнем Востоке, - и стихи великого Тукая». Также Мухаммед Габдулхай Курбангали выпустил в своей типографии «Татаро-башкирскую фонетическую азбуку», во вступительном слове к которой указал свои планы по распространению в Японии ислама и татарской культуры. Данные Адутова прямо показывают, что деятельность татарских организаций носила в основном просветительский и культурный характер, но само их существование было удобно для тогдашней внешнеполитической доктрины Японии. Отдельно стоит сказать о медресе «Исламият». Оно до сих пор остается главным учебным заведением татарской диаспоры Японии. Преподавание ведется на японском, татарском, турецком и английском языках. Кроме обязательных для всех японских школ предметов, в нем преподается татарский язык, исламское богословие и история татарского народа. Тем не менее, после поражения Японии во Второй Мировой и отказа от паназиатских идей ислам в Японии угас, а многие представители диаспоры уехали в арабские страны и Турцию. Мечеть в Нагое сгорела во время бомбардировок. Мечеть в Токио была снесена в 1986 году и отстроена только в 1998 при поддержке президента Турции. На положение современных мусульман в Японии существуют следующие два противоположных взгляда: взгляд онлайн-академии «Медина» и взгляд газеты «Наша версия». Положения, говорящие о Японии как об антиисламской стране, следующие: существует запрет на публичную проповедь ислама – даваат, арабский язык изучается крайне мало, а Коран на арабском невозможно провезти в страну. Однако «Медина» не дает конкретных ссылок, способных подкрепить подобные заявления. Вторая же точка зрения на нераспространенность ислама в Японии предполагает основной причиной считать глубокий традиционализм японцев и их приверженность синто и дзэн-буддизму. Цитаты из газеты «Наша версия»: «Статья 14 Конституции Японии закрепляет равенство всех людей перед законом и отвергает дискриминацию в экономических, политических или социальных отношениях по признаку пола, расы, вероисповедания, происхождения или социального положения». Также существуют специализированные университеты, например, Арабский университет Токио. Профессор исламских исследований в Токийском университете Камада Сигеру, утверждает, что в Японию «можно импортировать Коран или другие религиозные книги на арабском языке». Наконец, по крайней мере, на уровне деклараций, японское правительство не предполагает предвзятого отношения к мусульманам. Синдзо Абэ к Исламскому дипломатическому корпусу: «С момента вступления в должность премьер-министра я посетил с официальными визитами многие исламские страны Ближнего Востока, Африки и Юго-Восточной Азии. Я обнаружил, что фундаментальный аспект духа ислама — это гармония с другими и любовь к ним». Тем не менее, свобода мусульман в Японии на данный момент – «свобода спички в стакане воды». IV. Общие выводы 1. Тюркская (исламская) община образовалась в результате эмиграции татар с Дальнего Востока (часть белой эмиграции) и русско-японской войны. 2. Основные организации татар занимались просветительской и политической (развитие идей тюркского национализма) деятельностью. 3. Японское правительство поддерживало мусульман и исламские организации, пока их существование отвечало японской экспансионистской политике в Азии. 4. Причины современных проблем общины заключаются либо в правоприменительной практике японских властей по отношению к мусульманам, либо, в глубокой замкнутости в японском обществе (в зависимости от интерпретации изданием).
