Мельникова Е. Книга и чтение в устных свидетельствах крестьян

Е.А. Мельникова
Книга и чтение в устных свидетельствах крестьян
Северо-Запада России: к вопросу о принципах
различения "черной книги" и Библии
Народным представлениям о книге посвящена статья О.В. Беловой, вошедшая в один из томов
этнолингвистического словаря "Славянские древности" (Белова 1999) 1 . Здесь рассматривается
отношение к Библии, Псалтыри, Евангелию, Голубиной книге, "черным" или "чародейским книгам".
Общая характеристика символики книги, предложенная автором, не вызывает сомнений: "Книга в
народных представлениях связана с письменной традицией и книжной ("чужой") культурой, и этим
определяется отношение к книге и обращение с ней. Книге (особенно ее ранней форме - свитку)
приписывается божественное происхождение" (Белова 1999: 514). Однако попытка систематизировать
сведения о книгах, содержащиеся в фольклорных описаниях, была не очень удачной. Библия и
Евангелие, отнесенные к числу "священных" книг, упоминаются и в той части, где речь идет о книге
как "магическом предмете", а сам критерий различения двух типов представлений остался не ясен.
В данной работе я хочу проанализировать свидетельства крестьян, записанные в конце XX века на
Северо-Западе России, относящиеся к различным жанрам прозаического фольклора. Рассказывая
быличку, описывая колдуна, обряд гадания или приметы последних времен, крестьяне нередко
упоминают книги. Во всех случаях эти упоминания носят спонтанный характер. Вопрос об "искажении"
текста, связанном с непривычностью для информанта ситуации интервью, во многом снимается. Если
сам рассказ и был инспирирован собирателем, ссылка на книгу или переход к рассказу о ней
совершались без наводящих вопросов, а, значит, входят в число традиционных риторических
приемов. Выделив контексты, в которых подобный риторический прием используется, мы можем
проанализировать его функцию в тексте, т.е. понять, зачем рассказчику потребовалось сообщить о
книге. Затем, попытаемся обнаружить зависимость между наименованием книги и тем, какую функцию
оно выполняет в рассказе. Таким образом, мы сможем обнаружить устойчивые формы репрезентации
книг и чтения, если таковые, конечно, существуют.
Список наименований книг, встречающихся в фольклорных источниках, был практически полностью
исчерпан О.В. Беловой. Библия, Евангелие, Псалтырь, "черная книга" - наиболее частотные
названия2 . Случаи упоминаний Проклённой книжки, книги Лакурь, Святцев, Брюсовой книги - скорее
единичны. Одно из самых популярных наименований - просто "книга", характеризуемая эпитетом "божественная", "колдовская", "волшебная".
Краткие упоминания книги или развернутые рассказы о ней в дальнейшем я буду называть "книжными
мотивами". Рассмотрим контексты, в которых они встречаются.
1. При описании колдуна рассказчик сообщает об особенной книге. Как правило, называется "черная
книга", но могут встретиться и другие варианты: Брюсова книга, "книжка". Особенностью таких
описаний является отсутствие каких-либо пояснений способа использования книги владельцем.
Рассказчик лишь указывает на сам факт владения "черной книгой", что рассматривается им как
неопровержимое свидетельство того, что владелец - колдун. Рассказывая о своей соседке, пожилая
дама, перебивая собирателя, сообщает: "У нее глаз был дурной, и она умела колдовать, у нее была
черная книжка. - Соб: Как ее звали? - Баба Клава, баба Клава. Черная книжка с черным крестом, она
умела так вот людям делать зло" 3 . По воспоминаниям Е.Н. Разумовской, в нескольких деревнях
Куньинского р-на Псковской обл. "рассказывали о таинственной Брюсовой книге, хранящейся у
местных колдунов" (Разумовская 1993: 258, снос. 3). Наличие какой-то особенной книги описывается
как улика, поскольку считается доказательством того, что человек "знается с нечистой силой".
Женщина, рассказывавшая о "черной книжке с черным крестом", в конце беседы говорит: "Ну, она вот
черну книжку имела, знавши была с нечистой силой, видимо, ей надо так было делать" 4 . Сообщение
о книге в подобных текстах несет ту же информацию, что и рассказ о чертях, или "спорченной"
свадьбе - указывает на то, что человек считается колдуном:
Парень рассказывал мне про свово друга. Спрашивал, верю ли я. Я говорю: "Не знаю". - "А я верю", говорит. У них в деревне была бабка, могла что угодно сделать, вычитать, черная магия. Могла
свадьбу спортить. Едет свадьба у самого леса, вдруг вместо лошадей - волки, и в лес побежали" 5 .
2. Книга описывается как источник текста. В этой позиции встречаются такие наименования как
"Свяццы", "Библия", "Евангелие", "Лакурь", "Псалтырь", "книжка". Книги называются источниками
самых разнообразных сведений: о том, где найти потерявшегося ребенка или корову, когда
праздновать именины, как следует себя вести, и о том, что произойдет в будущем. Получение этой
информации описывается по-разному.
Один из наиболее распространенных способов использования книги - гадание. Он позволяет получить
сведения любого рода. Развернутых описаний гаданий по книге мне встретилось не так уж много.
Обычно единственные действия, которые необходимо совершить гадающему - это раскрыть книгу над
головой, после чего прочитать первое попавшееся на глаза место. Такой способ гадания, широко
известный в XIX веке6 , встречается и в конце XX-го:
Дядю забрали на войну. Тетка тосковала, беду предчувствовала. Посоветовали ей сходить к старушке
в Кочуново. Пошла тетка. Та бабка-то раскрыла Евангелие над головой и сказала ей, что надо
подавать милостыню, но только так, чтобы никто не знал <дядя вернулся с войны>. Помогла ему
теткина милостыня7 .
Обряд гадания часто описывается еще проще: книгу нужно открыть наугад и читать в любом месте:
<О местной "знахарке">: [Скажет], открой книгу. Библию вот откроешь… там вот на этой странице она
начинает читать. Вот там если хорошее написано - значит, к хорошему. Видишь, если что-то такое
написано, вот… по Библии - значит тебя ждет нехорошее что-то, неприятность какая-то разная, вот8 .
Стоит отметить, что, в тех случаях, когда рассказчик сообщает о местном "знахаре", описание самого
"обряда" гадания, как правило, опускается. На то, что действия "знахаря" воспринимаются именно как
гадание, указывает только используемый глагол: "А потом у нас тут дедка был золотой в Долбеево,
так он по книжке гадал. Скажет: "Не ходите никуда в лес. Ваша скотина придет вот на такой-то день" 9
.
Другой тип реперезнтации чтения, который условно можно назвать вычитыванием, предполагает
отождествление некоторого текста с содержанием книги. Его редуцированный вариант - ссылка на
книгу: "Домовой-то... Не, он невидимый, ты его не видишь. Это - Бог, говорят, всё вот, он всё вокруг
нас, а мы ничего не видим. Так это по Писанию по церковному" 10 . Хотя число печатных изданий,
известных современным сельским жителям, велико, они ссылаются, прежде всего, на "Библию",
"Писание" 11 . Но и потребность в такой аргументации, крестьяне испытывают, видимо, не часто.
Только в разговоре о конце света ссылка на книгу - непременный риторический ход собеседника. Тот
же прием может использоваться и для доказательства истинности / ложности существующей нормы
поведения12 , и для того, чтобы придать больший вес собственным словам13 , но такие случаи единичны и связаны с индивидуальной риторикой рассказчика.
В описаниях примет последних времен ссылка на книгу нередко разворачивается в сюжет о местном
грамотее, который читал Библию и предсказывал будущее:
Он не знал, что будет раньше. Только сказал, говорил, что у него така Библия была. Он там и читал и
говорил: "Вот, это будет. Будете вспоминать" - вот мы и вспоминаем все. Вот говорили, что железные
птюшки будут летать, вот они и летают, ведь раньше не было этого ничего. С лампам сидели14 .
Я Библию… смотрела книжку, когда была - везде я побыла - дорогу строили мы с Хвойной до
Боровичей, и один старичок нам эту Библию показал. Вот така толстая книжка. Так вот он нам много
читал там. Говорит, вот… про войны рассказывал. А потом будет такая война, что человек пойдет будет искать след человеческий. Если который там останется жив, дак не то что… а след
человеческий будет искать15 .
Описание признаков конца света предлагается в качестве содержания пророчества, и всегда
выделяется прямой или косвенной речью ("У его всё прочитано. Он всё на свете знал. Придешь в
болото за ягодам, он ходит. Он, было, и скажет, что "Погодите! Доживёте - будете на горы кататься на
богах!" 16 "Ну богомольные, всякие книжки у нево были. Вот всё говорил, что при послед времени
будет земля вся пятками омерена" 17 ). Также репрезентируется вычитанное содержание и в
меморате о гадании по книге знахарем: "Праздник был, дак после праздника носили, и он ходил к
Мананайке... - Соб.: Как его звали? - Мананайка, - я не знаю, так, прозвище ему было, наверное... погадай мне это: кто у меня будет жена - холостой парень, - а он говорит, открыл Лакурь, да и говорит:
"У тебя будет жена - баба Ега, костяная нога" 18 . В таких быличках справедливость предсказания
мотивируется не соблюдением правил ритуала (как уже отмечалось, их описания в этих текстах
редуцируются), а статусом гадающего и его книги, в результате чего различие между предсказанием и
гаданием по книге практически исчезает. В обоих случаях опускаются правила интерпретации
книжного текста. Содержание предсказания описывается не как результат совершенного перевода, а
как текст, непосредственно вычитанный из книги. Различие между гаданием и предсказанием
полностью нивелируется, если из рассказа вообще устраняется персонаж-интерпретатор. По
воспоминаниям А. М. Селищева, "один старообрядец, ученый человек... говорил, что в
Учредительном собрании будут выбирать хозяина земли русской по писанию, а писание укажет-де,
что должен быть царь" (Селищев 1920: 11). Не смотря на то, что этот текст - результат рецепции
практики гадания, содержание предсказания приписывается книге, и ни каких специальных правил его
"понимания", с точки зрения рассказчика, не требуется. Описание правил обряда является
отличительным признаком репрезентации чтения как гадания, но ассоциация с предсказанием или
пророчеством, думается, в этих текстах всегда имеет место.
3. Чтение книги описывается как причина последующих событий. В данном случае термин "чтение"
можно использовать только условно. Сами крестьяне употребляют, как правило, глаголы "начитывать"
или "отчитывать". Основной корпус текстов, где встречается такая репрезентация книги составляют
былички о встрече с чертями. Вот одна из них:
Домовые, дворовые, полявые, худая сила - приписаны к дьяволу. Цыганка рассказывала: была у неё
черная магия, книга, под замком. А ребята открыли и начитали. Она пришла, а у них нечистиков целый
дом! Она догадалась, нечистиков и отчитала обратно19 .
Подобные тексты обычно строятся по одной сюжетной схеме: некто, желающий встретиться с
чертями, читает книгу, принадлежащую колдуну; в результате появляются черти, с которыми
читающий не умеет управляться; как правило, его спасают - либо соседи, либо сам колдун.
Остановимся на нескольких существенных моментах. Нам уже известно, что колдуну часто
приписывают владение особой книгой наравне с умением управлять чертями. Это убеждение
объясняет, почему желающий увидеть чертей стремиться прочитать именно книгу колдуна. Однако
мне известен только один рассказ о чтении книги самим колдуном: "Один крестьянин в Усть-Кошве,
желая посмотреть на чертей, обратился с просьбой к колдуну, у которого бесов было много. Пошли в
баню. Колдун, наговоривши, что надо, и прочитавши в черной книге, говорит: "Посмотри через мое
левое плечо в озеро на воду". Посмотрел тот и увидел разные огоньки - зеленые, желтые, красные…
Что было дальше, он не мог объяснить, потому что сильно испугался и убежал домой" (Власова 2000:
551). Эта быличка безусловно представлена в обработке, да и связь между чтением книги и
появлением чертей здесь не вполне очевидна. Тем не менее, и в этом тексте фигурируют два
персонажа, один из которых - просто любопытный крестьянин. Во всех остальных известных мне
случаях речь идет о чтении книги, скажем так, "дилетантом":
Шишки-то и есть черти. Кто хочет покультурней сказать, тот "шишок" говорит, а мы, грешные, все
"черт" говорим. Был у нас мужик, все книгу читал про черную магию. И захотелось ему поговорить с
ими. Так его черти потащили сквозь потолок, до того дочитался. Так под ним до утра воскресную
молитву читали, чтоб не утащили20 .
Этот же сюжет реализуется и в следующей быличке. Она показательна тем, что рассказчик описывает
колдунью (отрывок из этого интервью приводился выше), давая ей соответствующие характеристики
(у нее есть книга, она "портит" свадьбы), но иллюстрирует ее умение быличкой о чтении ее книг
"дилетантами":
Парень рассказывал мне про свово друга. Спрашивал, верю ли я. Я говорю: "Не знаю". - "А я верю", говорит. У них в деревне была бабка, могла что угодно сделать, вычитать, черная магия. Могла
свадьбу спортить. Едет свадьба у самого леса, вдруг вместо лошадей - волки, и в лес побежали. У ей
книги были, ребята и попросили: "Дай поглядеть книжку". А у их два дома было. Они взяли, чтоб иконы
в доме не было надо, стали читать. Дочитались, что столы и все заходило по комнатам. Выскочили
вон, а утром пришли, а уж в доме книги-то нет, исчезла21 .
В качестве способа изгнания чертей, вызванных чтением книги, иногда описывается обратное
действие - "отчитывание", как, например, в быличке о книге цыганки. Но рассказ "об отчитывании"
может быть предложен и в качестве самостоятельной истории. Позволю себе привести одно из
описаний конца XIX в.:
Одна колдунья открыла на духу священнику, что имеет дело с чертями и пользуется их услугами;
священник наложил на нее эпитимию и лишил причастия. Колдунья долго упрашивала снять с нее
эпитимию, но священник настоял на своем. Желая отомстить, колдунья забралась в огород к
священнику и сделала на капусте заломы. Заметив их, священник принес в огород книгу и стал читать
над капустой; к концу чтения является в огород колдунья и, бросившись в ноги священнику, молит о
прощении. Священник простил с условием никогда больше не делать заломов. Но вскоре священник
заметил заломы на своих яблонях. Тотчас же сходил за книгой и начал отчитывать их, во время
чтения вновь прибегает колдунья и просит не дочитывать книгу и простить ее. На этот раз священник
дочитал книгу до конца и выгнал из сада колдунью, не простив ее. Уничтожив затем заломы, он
успокоился. Вскоре прибегает к нему сын колдуньи и просит священника приобщить его умирающую
мать. Тот долго не соглашался, но затем исповедал и приобщил колдунью. Тогда колдунья сползла с
постели на порог и умерла в страшных мучениях22 .
Данный текст представляет собой скорее исключение из общего правила - более традиционной
сферой применения "отчитки" является изгнание бесов из одержимых. Практики отчитывания
бесноватых священником были известны уже в раннехристианской церкви, но самые ранние из
обнаруженных текстов молитвенных заклинаний относятся ко времени не ранее IX века (Алмазов
1901). Из печатного греческого Евхология тексты заклинаний были перенесены в Требник Петра
Могилы, вышедший в 1646 году. Затем они частично включаются в Требник, изданный Московской
патриархией. Заклинательные молитвы помещены в Большом Требнике сразу же после
"Последования молебного о немощных, обуреваемых от духов нечистых и стужаемых", в результате
чего читаются как одна статья (Алмазов 1901: 13) 23 .
На протяжении XVIII-XIX веков существовали две основные точки зрения на экзорцизм священников.
Первая из них была впервые сформулирована в указе Анны Иоановны 1737 года, определившем
дальнейшую политику светских властей в отношении церковного экзорцизма. "Отчитывание"
решительно запрещалось, "ибо кроме того что сим истина словесы божия студным образом предается
и позорствуется и мнение простого народа о мнимой силе чародейственной чрез сие утверждается"
(цит. по: Михайлова 2002 (1): 58) 24 . Для представителей духовенства "отчитывание", несмотря на
все запреты, оставалось единственным способом борьбы с бесоодержимостью, реальность которой
не подвергалась сомнению (см. Михайлова 2002(2): 186-188; Лавров 2000: 391-393; Панченко 2002:
326). Другое дело, что вопрос о возможности применения подобной практики рядовым духовенством
уже в XIX веке вызвал немало скептических откликов25 . Кроме того, чин "изгнания бесов" не был
достаточно подробно разработан в церковной литургике, и просьбы крестьян об "отчитке" священники
могли интерпретировать по-разному: читались соответствующие заклинания из Требника Петра
Могилы, Большого Требника, в некоторых случаях, видимо, читалась и Псалтырь26 (Макарова 2002:
157, снос. 1). В крестьянских рассказах священник читает либо просто "книгу", либо какие-то "особые",
"страшные" молитвы (см. об этом Макарова 2002: 135-136).
Трудно сказать, применялось ли священниками "отчитывание" над "заломами", сделанными
колдунами, и обращались ли крестьяне с подобными просьбами. Скорее всего, предложенный выше
рассказ является рефлексией на целый ряд практикуемых священником действий, среди которых
"отчитывание" бесноватых, чтение канона над больными и Псалтыри над покойными.
Представление о священнике, изгоняющем бесов, сохранило актуальность и в конце XX века. В
Холмском районе Новгородской области была записана быличка "о приходящем покойнике": вдова,
которую посещает умерший муж, обращается за помощью к священнику; на ее просьбу он отвечает:
"Надо в Проклённую книгу почитать!". Сама рассказчица поясняет: "Проклённая книга снимает
проклятие. Читается не всякому, а худому, хранится в церкви" 27 .
С другой стороны, экзорцизм священника нашел отражение в мотиве "отчитывания" в церкви, хорошо
известном в сказочном фольклоре. Здесь уже в фокусе оказывается не священник, изгоняющий бесов,
а книга, с помощью которой это может сделать герой сказки. Яркий пример - сказка "Николай
Чудотворец и Иван купеческий сын". Николай Чудотворец дает Ивану купеческому сыну книжку, с
помощью которой тот должен вылечить королевну: ""На, говорит, тебе книжку, я тебе дам и цитай
мою. Што оне делать будут, а ты им отвиту не давай - всё цитай!" Вот, што дедушко велел, он и
послушал, и пошел к ночи в церковь. Ево и заперли. Вот в самую полночь и сделалось, там шум,
вереск (sic), набралась полная церква. Вот оне и кричат: "Ой! Севодни ись нечево - нынче их съедим".
А он всё цитаёт. Сю книжку прочитал - последнее слово. "Аллилуйя, аллилуйя аллилуйя, слава тебе
Боже!" Оне все и скрылись" (Соколовы 1999: 373, № 77) 28 .
На мой взгляд, вера в возможность изгнания бесов с помощью книги, обусловила реализацию в
фольклоре северо-западных крестьян не только сказочного мотива "отчитывания" царевны, но и
быличек о "начитывании" чертей по книге. В таком случае становится более понятным, почему
появление чертей связывается с чтением книги "неопытным человеком". Функция этого нарратива
заключается в том, чтобы поддержать социальный статус специалиста. Однако умение колдуна, по
аналогии с быличками об отчитывании священником, описывается здесь как способность избавляться
от чертей, а не вызывать их. Мне кажется уместным говорить не столько о влиянии одного сюжета на
другой, сколько об их типологической близости. В.Ю. Макарова обратила внимание на то, что
"отношение к священникам, предлагавшим лечебные средства и услуги, в крестьянской культуре
зачастую строилось на тех же представлениях и требованиях, которые были характерны для
отношения к традиционным специалистам" (Макарова 2002: 157 и примеры на сс. 138-139).
Изоморфизм быличек об "отчитывании" священником и "начитывании" чертей по книге колдуна
обусловлен, по всей видимости, той же долей единства в представлениях о "знахаре" и "лечащем
священнике". Можно высказать предположение и о некоторой взаимозависимости двух сюжетов:
ареал бытования нарратива о "начитывании" чертей не выходит за границы региона распространения
кликушества29 и практик экзорцизма. Былички о чтении "дилетантом" книги колдуна известны в
исландских30 и норвежских31 вариантах, зафиксированы на Северо-Западе России, в Тверской32 и
Самарской33 губерниях, но не обнаружены на Украине и в Белоруссии. Кликушество, по мнению
некоторых исследователей конца XIX века, также не встречалось за пределами Русского Севера,
Северо-Запада, центрального Поволжья и Сибири (Краинский 1900: 213; Минх 1901: 166). О практике
"отчитывания" ничего не сообщает и А.Ф. Хойнацкий, посвятивший специальную работу описанию
народных практик использования Евангелия, Псалтыри и других богослужебных книг на Юго-Западе
России (Хойнацкий 1878).
Но вернемся к тому, какую роль в этих текстах играют книжные мотивы. В рассказах о "начитывании"
чертей и об "отчитывании" священником ничего не сообщается о содержании читаемой книги. Оно
попросту не актуально для рассказчиков. В обоих случаях чтение понимается как перформатив, то
есть книга читается ради самого акта прочитывания, а не ради получения информации. Исследуя
абракадабру, К.А. Богданов подчеркивал, что "будучи перформативом по существу, заговорный текст
осуществляет соответствующее ему действие сам по себе - самим фактом своей формальной
актуализации (актом произнесения или иного "опредмечивания" - переписывания, проглатывания
написанного или выпивания "смытого" текста и т.д.) (Богданов 1995: 190). В нашем случае ситуация
обратная: не текст актуализируется за счет произнесения, переписывания и т.д., а заклинательное
действие находит актуализацию в образе конкретной книги, читаемой колдуном или священником.
Как перформативное действие может быть понят рассказчиком и ритуал гадания:
Инф: И от её водили. Она ночавала две ночи в лесу. Потом от вышла… А мы отчитывали - от, ейна
сестра и я. На Ивангели открывали. И открывали так, что она прибудить. Ну, Ивангелие открывали,
читали. И мне от так вышла… такая заглавия. Что она скинеть свой груз (что у ей были брусницы) прийдёть в свой дом. Придёть, и будет множество народу, и будит её оплакивать. И правда. Пришла,
народ её встречал. От так на Ивангели сказалось.
Соб: Это просто открывают наугад Евангелие и читают?
Инф: Да, читають… И от её уже отгоняють недобриков, понимаешь? Как Ивангелие читають. От етых
самых, которыи завели её34 .
Перформативное чтение и чтение с целью получить информацию из книги35 - два основных типа
репрезентаций книги в фольклоре современных северо-западных крестьян. В быличках о
"начитывании" чертей фигурируют "черная книга", "книга черная магия", "книжка". Священник, по
рассказам крестьян, отчитывает по "книжке", "Проклённой книге". "Евангелие" или "Библия" в этом
контексте не встречаются, за исключением последнего из приведенных текстов. На мой взгляд,
появление в нем мотива "отчитывания" вызвано тем, что рассказчица соединяет два типа нарративов
- описание гадания и "отчитки" - каждый из которых имеет в этом районе самостоятельное бытование.
Перформативное чтение ассоциируется для крестьян этого региона, прежде всего, с "черной",
"колдовской" книгой, чтение как способ получения информации - с Библией. Поэтому на вопрос
собирателя о том, по какой книге гадал местный "дедко" (пример на стр. 3), информантка сообщает,
что его книжка "колдовская". И сделать такой вывод, ее заставил, по всей видимости, слух о том, что у
него "водились черти" (в данном случае - "шишики"):
Инф: Вот дедка-то этот и знал от худого следа, в Долбеево. У него была книжка, к нему, было,
приходят люди, спрашивают: "Дедушка, у нас коровушка потеряласи". А он эту книжку открывает и
скажет, что вот на такой-то день она придет - вы ее не ищите.
Соб: Что это была за книжка?
Инф: Колдовская. У него, говорят, в Долбеево и шишики были36 .
Выбор названия книги, которое делает рассказчик, сообщая ту или иную историю, зависит от того,
какое значение он придает чтению. Понимая его как действие перформативное, "заклинательное", он
скорее назовет "черную" книгу, "колдовскую". Сообщая то или иное содержание текста, выберет
Библию, или книгу "божественную". Называя книгу, о которой идет речь, информант не вспоминает как
выглядела эта книга, или какое она имела заглавие. Он знает, с какой книгой может быть произведено
описываемое действие. Одна из пожилых дам д. Устрека Мошенского района, рассказывая о своей
знакомой, предсказывавшей близость конца света, заметила: "Вот как начнет говорить, что сбывается,
вот откуда ты берешь? Она говорит, что… И не сказала кто дал, и не сказала какую я читаю книги. Я
думаю, может, она Библию читала" 37 .
_________________
Известно, что в рамках различных религиозных движений книжный текст выполнял особую роль.
Пытаясь дать характеристику этому явлению, С.Е. Никитина описала старообрядчество как "культуру
с книжной доминантой", т.е. "культуру, где письменные тексты определяют и регулируют состав и
функционирование текстов устных и оказывают определяющее давление на использование устных
языковых норм" (Никитина 1982: 426). Брайан Сток предложил использовать применительно к
вальдензианцам XI-XII веков понятие "текстуальные сообщества", подразумевая "типы
микросообществ, организованных вокруг общего понимания текста" (Stock 1986: 12). Эти
исследования открывают перспективу изучения социальных функций чтения. Анализ фольклорных
материалов, в свою очередь, позволяет выявить устойчивые формы репрезентации чтения в
сообществе. В дальнейшем можно проследить изменение этих форм во времени и пространстве,
обнаружить их социально-исторические детерминанты. Это направление, на мой взгляд, могло бы
принести весьма плодотворные результаты в исследовании роли чтения в народной культуре.
Библиография:
Алмазов А.И. (1901) Чин над бесноватым (Памятник греческой письменности XVII в.) - Одесса. - 96 с.
АЛФ - Архив лаборатории фольклора Российского государственного гуманитарного университета.
АПЦ - Архив полевого центра факультета этнологии Европейского университета в Санкт-Петербурге.
Афанасьев 1990 - Народные русские легенды А.Н. Афанасьева. - Новосибирск: Наука.
Белова О.В. (1999) Книга // Славянские древности: этнолингвистический словарь: В 5 т. / Под ред. Н.И.
Толстого. Т.2.- М. - Сс. 514-515
Белова О.В. (1995) Книга в традиционной культуре славян // Книга в пространстве культуры. Тез.
научн. конф. - М
Богданов К.А. (1995) Абракадабра как заговорная модель. Пределы структурирования // Русский
фольклор. Т. XXVIII. Эпические традиции. - СПб.
Власова В.В. (2002) Группы коми (зырян) староверов: конфессиональные особенности
социально-обрядовой жизни (XIX-XX вв.) (рукопись).
Иваницкий Н.А. (1890) Материалы по этнографии Вологодской губ. // Сборник сведений для изучения
быта крестьянского населения России/ Под ред. Н. Харузина (Известия ОЛЕАЭ, т. LXIX. Труды
этнографического отд. т. XI, вып. 1.) - М
Краинский Н.В. (1900) Порча, кликуши и бесноватые как явления русской народной жизни. - Новгород.
Лавров А.С. (2000) Колдовство и религия в России. 1700-1740 гг. - М
Макарова В.Ю. (2002) Священник и больной (по материалам второй половины XIX - начала XX веков)
// Антропология. Фольклористика. Лингвистика: Сб. статей. Вып. 2. - СПб
Михайлова Т.В. (2002) Колдовские процессы в России: Официальная идеология и практики "народной
религиозности". Конфликты идей и людей. (1740-1801). (Рукопись)
Минх А.Н. Кликуши // ЭО 1901, № 1. - Сс. 166-167
Никитина С.Е. (1982) Устная народная культура как лингвистический объект // Известия АН СССР,
серия литературы и языка. Т. LX, № 5 (Письменность и устные традиции)
Панченко А.А. (2002) Христовщина и скопчество: фольклор и традиционная культура русских
мистических сект. - М.
Разумовская Е.Н. (1993) Современная заговорная традиция некоторых районов Северо Запада (по
полевым материалам 1973-1988 годов) // Русский фольклор. Вып. XXVII
Садовников 1884 - Сказки и предания Самарского края. Собраны и записаны Д.Н. Садовниковым. СПб (Записки имп. РГО по отд. этн. т. XII)
Светопреставление 1882 - Светопреставление. Кое-что из небесной механики. [о кометах] - СПб:
Тип-я Цедербаумов и Гольденблюма. - 27 с.
Селищев А. М. (1920) Забайкальские старообрядцы.Семейские. - Иркутск: Из-во Гос. Ирк. ун-та. 1920.
- 80 с.
Соколовы 1999 - Сказки и песни Белозерского края. Сборник Б.и Ю.Соколовых: В 2 кн. - СПБ: Тропа
Троянова, 1999. - Кн. 1 - (Полное собрание русских сказок. Предреволюционные собрания. - Т.2)
Сперанский М. (1899) Гадания по Псалтири. Тексты гадательной псалтири и родственных ей
памятников и материал для их объяснения. (Памятники древней письменности и искусства. CXXIX) СПб
СУС - Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка. - Л., 1979.
ТФНО - Традиционный фольклор Новгородской области. Серия Памятники русского фольклора.
Сказки. Легенды. Предания. Былички. Заговоры. По записям 1963-1999 г. - СПб
Употребление 1857 - Употребление книги Псалтырь в древнем быту русского народа // Православный
собеседник. Кн. IV. - Сс. 814-856
Ушаков Д.Н. Материалы по народным верования великоруссов // ЭО, 1896, № 2-3: С. 174
ФАГ - Фольклорный архив Академической гимназии при СПбГУ
Хойнацкий А.Ф. (1878) Библия и народ в их взаимных отношениях между собою, в пределах
югозападного края России // Древняя и новая Россия. № 7: Сс. 173-201
Черепанова (1996) - Мифологические рассказы и легенды Русского Севера / Сост. и автор комм. О. А.
Черепанова. - СПб.
Шеваренкова (1998) - Нижегородские христианские легенды. Сборник народных христианских легенд /
Сост. Ю.М. Шеваренкова. - Нижний Новгород.
Stock B. (1986) History, Literature, and Medieval Textuality // Yale French Studies. Issue 70. - Pp.7-17
Christiansen R.Th. (1992) The migratory legends. A proposed list of types with a systematic catalogue of the
norvegian variants - Helsinki
Tubach 1969 - Index Exemplorum. A Handbook of Medieval Religiouse Tales / by F.C. Tubach. - Helsinki
(FFC, vol. LXXXVI, № 204)
Примечания
1. В 1995 г. были также опубликованы тезисы доклада О.В.Беловой "Книга в традиционной культуре
славян" (Белова 1995).
2. Упоминания Голубиной книги в прозаических текстах мне не встречались.
3. с. Мелковичи Батецкого р-на Новгородской обл. Осипова М.А. 1927 г.р. ур.д. Кчера. Зап. 1999 г.
(АПЦ: ЕУ Батецк-99 ПФ-6).
4. с. Мелковичи Батецкого р-на Новгородской обл. Осипова М.А. 1927 г.р. ур.д. Кчера. Зап. 1999 г.
(АПЦ: ЕУ Батецк-99 ПФ-6).
5. С. Ивановское Старорусского р-на Новгородской обл. Зап. в 1990 г. (Черепанова 1996: 84, № 320).
6. О распространении этой практики в Византии, Западной Европе и в России см. в: Сперанский 1899,
Хойнацкий 1878: 181-182.
7. Шеваренкова 1998: 47, № 181. Ср.: "Мой дед Петров Илья Иванович, старовер, стало их <деревню,
где жили - В.В.> заливать, мой дедушка взял большую старинную книгу, три раза повернул на голове,
да и открыл, если будет хорошая жизнь, пойдем на горку, а нет, так не пойдем. Открыл, смотрит 'золотая гора'. Ох, ма. И первый дом, где мы живем сделал" (Власова 2002: 32).
8. д. Сопины Боровичского р-на Новгородской обл. Трофимова Н. А., 1929, род. Косунские Горы (ФАГ:
98-08-54)
9. д. Заделье Хвойнинского р-на Новгородской обл. (АПЦ: ЕУ-Хвойн-99 ПФ-21).
10. д. Устрека Мошенского р-на Новгородской обл., Иванова Н.А. 1927 г.р., ур. д. Осипово (АПЦ:
ЕУ-Мошен 01 ПФ-10).
11. Как видно из нижеследующего диалога, некоторую конкуренцию им составляют календари и
газеты: Инф1: Конечно. Заморят нас. Инф2: Вот… в… у газеты написано… Инф1: …до чего
долятают… Ученые чего доучились и случилися. Инф2: Вот они говорили, что… это… ученые загубят
мир. Инф1: Да. Вот там и написано в Библии, люди говорят. Вот у Библии… что ученые мир загубют.
Вот что… будит. Инф2: Так вот… так што…Инф1: Вот до двухтысячного года доживем…. Вот вам
вчера говорил мой дед, что спустится Исус Христос… вот он нас заморит.
12. Инф2: Вот тринадцатого декабря. Инф1: Раз мы ня слушаемся, Богу ня верим… вот и… всё.Инф2:
Да. В газетах пишут… предсказания… Вот должны… как это… в Америке два миллиона погибнуть,
там написано - да? - вот у этой, у газеты написано было: предсказания Настра… Настрадрамак…
Настрадама, как его [улыбается]. Не знаем, детки, что…( Адреанопольский р-н Тверской обл. д.
Жукопа. Инф1 - Арсентьева В.И., 1930 г.р., ур. д. Грылёво; Инф2 - Борисенкова А.И., 1926 г.р., ур.
Пушкина) (ФАГ: 98-08-11). Ссылка на газету в контексте разговора о конце света не является
изобретением современных крестьян. В конце XIX века, когда эсхатологические ожидания в деревне
были очень сильны, нередко можно было услышать замечания такого рода: "Как же вы, Сидор
Панкратьевич, человек просвещенный, комерческий, всякие книжки читаете, а не знаете, что в
ведомостях прямо-таки было напечатано, что мол нынешний год будет светопреставление, да еще и
день даже обозначен" (Светопреставление 1882: 4). Вопрос о роли газет, как источников информации
о последних временах, нуждается в специальном рассмотрении и не может быть проанализирован в
рамках этой работы.
13. "Вот Библию читаю - нигде не написано, чтоб… про крашеное. Яичко там пишут, что вот Царица
Небесная пришла и яичко принесла, это вот пишут. А вот чтоб оставлять его, это не пишут, это
видимо (…) придумано, ну я второй год не оставляю" (д. Кчера Батецкого р-на Новгородской обл.
Яковлева Е.А.1937 г.р., ур.д. Людятино) (АПЦ: ЕУ Батецк-99 ПФ-2).
14. "Раньше говорили старые-то люди <...>, что литва шла. А мы этого ничего... наше потомство
ничего не знают. Токо то что знаю, что тое место, вот где литва эта шла, хоронили, топерь сделано
кладбищё. Дак вырывают от такие от бахилы, с кожи сшиты, косьё от такоё длинное. Вырывают. Это
говорят, что литва шла, дак хоронили здесь. От... от такие токо речи я слыхала. А мы не знаем, это
всё в Библии сказано" (Любытинский р-н Новгородской обл.) (ФАГ, ПФ-980863, №55 (1912 г.р.); "В
Писании написано, что оно <озеро Светлояр> святое" (Шеваренкова 1998: 71, № 307).
15. д.Заделье Хвойнинского р-на. Новгородской обл. Федорова А.Я. 1923 г.р. (АПЦ: ЕУ Хвойн-98
ПФ-37).
16. д. Сбоево Мошенского р-на Новгородской обл. Быстрова А.Г. 1924 г.р. ур. д. Закарасенье (АПЦ:
ЕУ-Мошен-01 ПФ-33).
17. д. Устрека Мошенского р-на Новгородской обл. Васильева А.П. 1910 г.р. ур. д. Пудово (АПЦ:
ЕУ-Мошен-01 ПФ-5а)
18. д. Кречетово Каргопольского р-на Архангельской обл. Вавилова А.А. 1919 г. р., зап. в 1996 (АЛФ).
19. д. Кречетово Каргопольского р-на Архангельской обл. Вавилова А.А. 1919 г. р., зап. в 1996 (АЛФ).
20. д. Аполец Холмского р-на Новгородской обл. Дмитриева М.Д. 50 лет. запись 1987 г. (ТФНО: 345, №
387).
21. д. Хорошево Старорусского р-на Новгородской обл. Зап. в 1990 г. (Черепанова 1996: 72, № 271).
ср.
22. С. Ивановское Старорусского р-на Новгородской обл. Зап. в 1990 г. (Черепанова 1996: 84, № 320).
23. с. Барятинское Мещовского у. Калужской губ. (Ушаков 1896: 174).
24. Об истории обработки этого последования в русских Требниках см.: Алмазов 1901: 35 и далее.
25. См. также об указе 1737 г. и реакции на него в: Лавров 2000: 391-392.
26. Об изменении во второй половине XIX века взглядов приходского духовенства на лечение
одержимых см.: Макарова 2002: 137-138.
27. На это указывает сообщение автора статьи "Употребление книги Псалтырь в древнем быту
русского народа" (Употребление 1857: 836).
28. д. Пономарёво Холмского р-на Новгородской обл. Афанасьева М.П., 61 г., запись 1987 (ТФНО: 304,
№ 325).
29. См. там же № 38, а также вариант, приведенный в сборнике А.Н. Афанасьева (Афанасьев 1990:
78, примеч. к № 11). В материалах XIX века есть любопытные описания обычая ставить женщину,
заспавшую ребенка, на ночь в церковь; священник при этом должен был очерчитить мелом вокруг нее
круг (Садовников 1884: 247, № 76б). Возможно такая практика и имела место в действительности
(хотя все-таки трудно себе представить, чтобы священник согласился в ней участвовать). Описания
же подобных "стояний", несмотря на то, что в них и не фигурирует чтение книги, во-многом
аналогичны сказочному "отчитыванию": Женщину, заспавшую ребенка, ставят в церкви на три ночи на
покояние. Около ее четртят на полу круг, из которого она не должна выйти, пока не придет поп.
Дьявол, не смотря на то, устраивает по верованию крестьян иногда страшные шутки. Так был случай,
что в первую ночь стояния женщины, он поджег церковь, на вторую ночь опрокинул церковь (она была
деревянная) и прогрыз стену, а на тертью ночь поставил церковь кверху дном (Иваницкий 1890: 112).
30. Один из региональных терминов, означающий одержимость бесами.
31. "Book of master, magic in": "Студент вызывает шторм, читая книгу магии, принадлежащую его
учителю. Когда учитель возвращается и читает главу книги той же длины, шторм прекращается"
(Islendsk Aeventyri. Islandische Legenden, Novellen und Marchen, ed. H. Gering (Halle, 1882) 2 vols. № 23 /
Цит. по: Tubach 1969: № 737).
32. "Inexperienced Use of the Black Book. Ropes of Sand": "Эксперт, обладавший книгой (А1), хранил ее
хорошо спрятанной (А2), и однажды, когда он недолго отсутствовал (А3), он попросил своего слугу
принести ее (А4), или дал ее на время кому-то еще (А5). Неопытный человек (B1) случайно завладел
книгой (B2) и заглянув в нее случайно вызвал дьявола и должен был дать ему задание (B3): высушить
озеро (B3a), сплести вервку из песка (сена) (B3b), собрать крупицы песка, зерна, пороха, и т.д. (B3c),
высыпанные из сосуда, построить мост (B3d), расплести все узлы на рыболовной сети (B3e), или
носить воду в решете (B3f). Настоящий владелец книги возвращается (C), т.к. ему сообщают о
случившемся (C1), или он сам чувствует, что что-то произошло (C2), и изгоняет дьявола (C3), но
следы его действий еще видны (C4)" (Christiansen 1992: №3020).
33. Сказка "Чернокнижник" в сборнике Е.А. Чудинского (СУС 1199С* - "Чернокнижник и черти"). Здесь
реализуется тот же сюжет об использовании книги "дилетантом" ("Стоял солдат на квартире.
Занимался чернокнижием и книжки такие имел. Отлучился он раз из дома и приходит к нему в это
время товарищ. Видит, что земляка дома нету, нашел его книжки и давай читать от скуки" (Чудинский
1864: 110, №26)). В отличие от текстов, приводимых выше, неожиданный читатель сам сумел
справиться с чертями.
34. Быличка "о формазонах" из собрания Д.Н. Садовникова ("В Симбирске Ивашев фармазон был. У
него черная книга была, черная магия. Вот раз лакей его и увидал ее на столе. Барина не было (забыл
запереть); лакей взял и раскрыл ее…" (Садовников 1884: 378, № 116 б)).
35. д. Истрибущи Холмского р-на Новгородской обл. Васильева К.Д. 76 лет, запись 1988 г. (ТФНО: 259,
№ 242).
36. Можно было бы назвать его иллокутивным, по аналогии с противопоставлением Дж.Остина.
37. д. Заделье Хвойнинского р-на Новгородской обл. (АПЦ: ЕУ-Хвойн-99 ПФ-21).
38. д. Устрека Мошенского р-на Новгородской обл. Васильева А.Г. 1927 г.р., ур. д. Михеево (АПЦ:
ЕУ-Мошен 01 ПФ-32).