Лекция 5 Роль М.В.Ломоносова в истории русского литературного языка К середине 18 в. складывается новая система морфологических норм литературного языка. Система эта во многом была ориентирована на живую разговорную речь. Огромную роль в формировании морфологических норм сыграла изданная в 1757 г. «Российская грамматика» М.В.Ломоносова - первая русская научная грамматика. В ней были четко сформулированы и узаконены как единственно правильные нормы собственно русского, а не церковнославянского формоупотребления, сложившиеся к тому времени. «Российская грамматика» состоит из шести «наставлений». Первое – «О человеческом слове вообще» представляет фонетическое учение (главы «О голосе, «О выговоре и неразделимых частях человеческого слова»), а глава «О знаменательных частях человеческого слова» посвящена системе частей речи. Выделяются две основных части речи – имена и глаголы. Среди имен выделяются имена существительные, имена прилагательные, имена числительные. Выделены также местоимения, причастия, наречия, предлоги, союзы, междометия. В первое наставление входит также глава «О сложении знаменательных частей слова» —посвященная синтаксису словосочетания. М.В.Ломоносов считает, что синтаксис предложения, что синтаксическое учение относится к риторике, хотя все-таки перечислены виды периодов: одночленные, двучленные, тричленные и четыречленные. Второе наставление («О чтении и правописании российском») состоит из глав «О азбуке российской» (в составе алфавита даны 30 букв, в том числе ѣ, однако еще нет букв щ, э, е, й), «О произношении букв российских», «О складах и речениях» – учение о слогоделении, «О знаках» (названы точка, запятая, две точки, точка с запятой, знак вопросительный, удивительный, то есть восклицательный, единительный – дефис, вместительный – скобки), а также «О правописании». Сформулированные в «Российской грамматике» морфологические нормы русского языка в основном совпадают с современными. Это относится, например, к формам склонения существительных и спряжений глаголов, которые совпадают с формами, приведенными в «Русской грамматике» 1980 года: Так, третье наставление в грамматике М.В.Ломоносова («О имени») почти не отличается от разделов подобного рода в современных грамматиках русского языка. 1) Даны только две формы числа – единственное и множественное. 2) Описаны 6 падежей и указано, что звательный совпадает с именительным. Кроме того, введен новый термин: предложный падеж. 3) Парадигмы склонения совпадают с современными (например, в «Русской грамматике» 1980 г.): И. соколы, Р. соколовъ, Д. соколамъ, Вин. соколовъ, Твор. Соколами, Пред. о соколахъ. 4) Выделены четыре типа склонения имен существительных: 3 – как в современных грамматиках, однако в особый тип склонения выделено изменение имен существительных среднего рода типа семя, бремя, которые мы определяем как «разносклоняемые». Хотя словоизмение прилагательного в «Российской грамматике» также близко к современному, отличий от современных форм несколько больше: дано окончание -аго (истиннаго) для родительного падежа мужского рода, а в единственном числе и именительном падеже множественного числа женского рода кроме окончаний -ой, -ей, -ые, -ие представлены вариантные окончания -ыя, -ия (прежней, прежние и прежния). В системе имен числительных отличается от современного склонение числительных сорок, девяносто, сто (д. п. – сороку, сорокомъ, п. п. – о сорокѣ) и полтора, которые имеют полную парадигму склонения. В четвертом наставлении («О глаголе») представлены совпадающие с современными морфологические категории русского глагола (времени, наклонения, лица, числа, залога и рода). Однако видо-временные отношения в системе русского глагола еще не сложились, поэтому категория вида не описана, зато, по словам М.В.Ломносова, «времен имеют российские глаголы десять: осмь от простых, да два от сложенных; от простых, 1) настоящее, трясу, глотаю, бросаю, плещу, 2) прошедшее неопределенное: тряс, глотал, бросал, плескал; 3) прошедшее однократное: тряхнул, глонул, бросил, плеснул; 4) давно прошедшее первое : тряхивал, глатывал, брасывал, плескивал; 5) давно прошедшее второе : бывало тряс, бывало глотал, бросал, плескал; 6) давно прошедшее третие : бывало трясывал, глатывал, брасывал, плескивал; 7) будущее неопределенное : буду трясти; стану глотать, бросать, плескать; 8) будущее однократное: тряхну, глону, брошу, плесну. От сложенных, 9) прошедшее совершенное, напр.: написал от пишу; будущее совершенное: напишу». Естественно, отсутствие категории вида заставляет описывать формы времени глаголов разного вида как разные времена. В пятом наставлении «О вспомогательных или служебных частях слова» рассматривается словоизменение местоимений, также в основном совпадающее с современным (в современном русском языке устарели формы местоимений родительного падежа единственного числа -ея и форма именительного падежа множественного числа онѣ. Последнее наставление («О сочинении частей слова») посвящено синтаксису словосочетания. Следовательно, можно утверждать, что в середине XVIII в. основа морфологической системы современного русского языка уже сложилась, и это дало возможность М. В. Ломоносову описать эту систему в «Российской грамматике». С другой стороны, следует учитывать влияние «Российской грамматики» на установление единых морфологических норм для всех типов русского национального языка. Важно отметить, что «Российская грамматика» имеет нормативностилистический характер (на случайно ее называют первой русской научной нормативно-стилистической грамматикой), так как в ней не только указаны объективно существующие в языке того времени формы, но и рекомендованы к употреблению в каком-либо стиле орфоэпические или морфологические варианты. 2 Грамматико-стилистическая теория М.В.Ломносова основана на дихотомическом принципе, то есть рекомендуется один из двух вариантов, характерных для «высокого» или «простого» стиля. Так, в области произношения в высоком стиле рекомендуется произносить Г как фрикативное, в простом – как взрывное. Различия существуют и в области акцентологии: например, в высоком стиле предпочтительней ударение подруга, ужаснется, а простом – совпадающее с современным. От стиля зависит также 1) выбор окончаний -а или -у в родительном падеже единственного числа имен существительных мужского рода (§ 172: «Происшедшие от глаголов употребительнее имеют в родительном у и тем больше оное принимают, чем далее от славенского отходят, а славенские, в разговорах мало употребляемые, лучше удерживают а: размахъ, размаху; чесъ, чесу; взглядъ, взгляду; визгъ, визгу; грузъ, грузу; попрекъ попреку; переносъ, переносу; возрастъ, возрасту и возраста; видъ, виду и вида; трепетъ, трепета»); 2) выбор окончаний ѣ или у в предложном падеже единственного числа имен существительных мужского рода (§ 190: «Как во многих других случаях, так и здесь наблюдать надлежит, что в штиле высоком, где российский язык к славенскому клонится, окончание на ѣ преимуществует: очищенное въ горн ѣ злато; жить въ домѣ Бога вышнаго; въ потѣ лица трудъ совершать; скрыть въ ровѣ зависти; ходить въ свѣтѣ лица Господня, но те же слова в простом слоге или в обыкновенных разговорах больше в предложном у любят: мѣдъ въ горну плавить; въ поту домой прибѣжалъ…»; 3) образование или необразование форм синтетической превосходной степени прилагательного (§ 215: «Славенский рассудительный и превосходный степень на шiй мало употребляются кроме важного и высокого стиля, особливо в стихах: далечайшiй, свѣтлѣйшiй, пресвѣтлѣйшiй, высочайшiй, превысочайшiй, обилънѣйшiй, преобильнѣйшiй. Но здесь должно иметь осторожность, чтобы сего не употребить в прилагательных низкого знаменования или в неупотребительных в славенском языке и не сказать: блеклѣйшiй, преблеклѣйшiй, прытчайшiй, препрытчайшiй и сим подобных. Притом ведать должно, что кончащиеся на шiй и без предлога пре больше превосходного, нежели рассудительного, степени силу имеют»); 4) образование или необразование форм действительных причастий настоящего времени (440: «Действительного залога времени настоящего причастия, кончащиеся на щiй, производятся от глаголов славенского происхождения: вѣнчающiй, пишущiй, питающiй, а весьма непристойно от простых российских, которые у славян неизвестны: говорящiй, чавкающiй»); 5) образование или необразование форм страдательных причастий настоящего времени (§ 444: «Страдательные причастия настоящие, кончащиеся на мый, происходят также только от глаголов российских, у славян в употреблении бывших, напр.: вѣнчаемый, пишемый, питаемый, падаемый, видимый, носимый, но по большей части приличнее полагаются в риторических и стихотворческих сочинениях, нежели в простом штиле или в просторечии. От российских 3 глаголов, у славян в употреблении не бывших, произведенные, напр.: трогаемый, качаемый, мараемый, весьма дики и слуху несносны»). «Российская грамматика» – одно из произвдений, в которых сформулирована стилистическая теория М.В.Ломоносова (грамматико-стилистическая). Лексикостилистическая теория этого ученого, известная прежде всего как «теория трех стилей» и сыгравшая очень важную роль в истории русского литературного языка, сформулирована в таких его произвдениях, как «Предисловие о пользе книг церковных в российском языке», «Письмо о правилах российского стихотворства», «О качествах стихотворца рассуждение» и в «Кратком руководстве к красноречию». Теория трех стилей разделяла литературный язык на 3 стиля – высокий, средний (посредственный) и низкий. При этом используются два принципа отбора слов: прежде всего этимологический и стилистический. Вот как пишет об этом сам М.В.Ломоносов в «Предисловии о пользе книг церковных в российском языке»: «Как материи, которые словом человеческим изображаются, различествуют по мере разной своей важности, так и российский язык чрез употребление книг церковных по приличности имеет разные степени: высокий, посредственный и низкий. Сие происходит от трех родов речений российского языка. К первому причитаются, которые у древних славян и ныне у россиян общеупотребительны, например: бог, слава, рука, ныне, почитаю. Ко второму принадлежат, кои хотя обще употребляются мало, а особливо в разговорах, однако всем грамотным людям вразумительны, например: отверзаю, господень, насажденный, взываю. Неупотребительные и весьма обетшалые отсюда выключаются, как: обаваю, рясны, овогда, свене и сим подобные. К третьему роду относятся, которых нет в остатках славенского языка, то есть в церковных книгах, например: говорю, ручей, который, пока, лишь. Выключаются отсюда презренные слова, которых ни в каком штиле употребить непристойно, как только в подлых комедиях. От рассудительного употребления и разбору сих трех родов речений рождаются три штиля: высокий, посредственный и низкий. Первый составляется из речений славенороссийских, то есть употребительных в обоих наречиях, и из славенских, россиянам вразумительных и не весьма обетшалых. Сим штилем составляться должны героические поэмы, оды, прозаичные речи о важных материях, которым они от обыкновенной простоты к важному великолепию возвышаются. Сим штилем преимуществует российский язык перед многими нынешними европейскими, пользуясь языком славенским из книг церковных. Средний штиль состоять должен из речений, больше в российском языке употребительных, куда можно принять некоторые речения славенские, в высоком штиле употребительные, однако с великою осторожностию, чтобы слог не казался надутым. Равным образом употребить в нем можно низкие слова, однако остерегаться, чтобы не опуститься в подлость. И, словом, в сем штиле должно 4 наблюдать всевозможную равность, которая особливо тем теряется, когда речение славенское положено будет подле российского простонародного. Сим штилем писать все театральные сочинения, в которых требуется обыкновенное человеческое слово к живому представлению действия. Однако может и первого рода штиль иметь в них место, где потребно изобразить геройство и высокие мысли; в нежностях должно от того удаляться. Стихотворные дружеские письма, сатиры, эклоги и элегии сего штиля больше должны держаться. В прозе предлагать им пристойно описания дел достопамятных и учений благородных. Низкий штиль принимает речения третьего рода, то есть которых нет в славенском диалекте, смешивая со средними, и от славенских обще не употребительных вовсе удаляться по пристойности материй, каковы сут комедии, увеселительные эпиграммы, песни, в прозе дружеские письма, описание обыкновенных дел. Простонародные низкие слова могут иметь в них место по рассмотрению. Но всего сего подробное показание надлежит до нарочного наставления о чистоте российского штиля». Выделив 5 групп лексики, М.В. Ломоносов рекомендует употреблять только 3. Следует обратить внимание на то, что употребление слов «подлых» автором «Предисловия о пользе книг церковных в российском языке» допускается, хотя и ограниченно, а вот слов устаревших, хотя бы это были самые высокие славянизмы, - нет. Несмотря на то, что, по Ломоносову, церковнославянский язык – воспреемник и передатчик культурных традиций античности и христианства, несмотря на то, что роль его в развитии русского языка огромна, основной язык любой коммуникации для него русский. Необходимо отметить также, что, немотря на то, что различные группы лексики довольно строго распределяются по стилям, в среднем стиле оказывается возможным употреблять слова фактически всех групп, которые М.В. Ломоносов выделяет как существующие в современном ему русском языке. Лексика была ядром стилистической системы, предложенной и описанной М.В. Ломоносовым. Грамматические приметы высокого и низкого стилей менее четко противостоят друг другу, число форм и синтаксических конструкций, закрепленных за тем или иным стилем, значительно меньше числа общеупотребительных. Теория трех стилей была важна для развития языка в целом: она ограничила употребление архаических церковнославянских слов, которые часто были непонятны уже современникам М.В. Ломоносова (овогда – иногда, рясны женские украшения и т.д.), дала права литературного гражданства русскому языку, допустила в язык просторечие. Роль теории трех стилей в становлении стилистической системы современного русского языка достаточно велика. Именно на основе норм словоупотребления и грамматики среднего (простого) стиля, выделенного Ломоносовым, формируется в дальнейшем норма русского литературного языка. Лекция 6 Карамзинский период истории русского литературного языка 5 Система трех стилей начала распадаться сразу же после становления. Уже сам М.В.Ломоносов допускал отступления от нее. В дальнейшем, несмотря на создание таких классицистических произведений, как ода «Вольность» А.Радищева, комедия «Бригадир» Д.Фонвизина, в которых эта система соблюдалась достаточно строго, в литературе увеличивается количество прозаических и поэтических текстов, демонстрирующих явные отступления от теории трех стилей (ода Г.Державина «Фелица», где употребляются такие слова как пироги, окорок, прокажу, жмурки, в дураки и др.; «Путешествие из Петербурга в Москву» А.Радищева). Средний стиль постепенно перерастает в общелитературную систему. В русском литературном языке происходят изменения как в области лексики, так и в области синтаксиса. 1. Происходит формирование новых синтаксических норм: - формируется прямой порядок слов в предложении; - основной синтаксической единицей постепенно становится не период, а предложение; - формируется современная система сложного предложения, прежде всего это относится к сложноподчиненному предложению, в котором все чаще используются новые подчинительные союзы и реже союзы буде, коли, понеже; 2. Происходят изменения в словарном составе языка: - основой словоупотребления становится нейтральная русская лексика; - в литературных текстах начинают все чаще начинают употребляться просторечные единицы (например, в «Почте духов» И.А.Крылова: барахтаться, болтать, беситься, бухнуть, вздорный, вытаращить, женишок, краснобай и др.;в «Пересмешнике» М.Д.Чулкова: колобродить, пьяница, болван и др.); - славянизмы, помимо употребления в произведениях, связанных с устаревающей теорией трех стилей, употребляются в качестве поэтизмов (алкать, вотще, грясти, лобзать, уста, чело, чертог, мнить, вперить и др.), а также используются как средства создания иронии; - значительную роль в языке по-прежнему играют заимствования, как собственно лексические (альбом, дирижер, эгоист), так и кальки, в том числе семантические (влияние, утонченный, впечатление, насекомое, развитие и др. и упоение, плоский – избитый, черта, вкус и др.) и фразеологизмы (черт побери, игра не стоит свеч, отдать последний долг, с птичьего полета, ловить рыбку в мутной воде и др.). Изменения в словарном составе русского литературного языка нашли отражение в «Словаре Академии Российской», который издавался в 1789-1794 гг. В словарь вошло более 43 тысяч слов, которые, как считали составители, должны были употребляться в русском языке. Однако в их число было включено только около 100 заимствований из французского языка и менее 80 – из немецкого, такие, например, как армия, фамилия, факт, фрейлина, фрак, фигляр. «Словарь Академии Российской» свидетельствует, что стилистическая норма того времени значительно отличалась от современной: как вполне нормативные, 6 употребляемые в русской речи, расценивались слова, являющиеся по происхождению славянизмами (перси, восчувствование, багряница). В становлении норм словоупотребления русского литературного языка важную роль сыграл Н.М.Карамзин: он воплотил в «Письмах русского путешественника», повестях и «Истории государства Российского» принципы употребления славянизмов, народно-разговорной лексики и иноязычных заимствований, дал образцы синтаксических конструкций. Главным принципом при употреблении языковых единиц для Н.М.Карамзина было освобождение от устарелого, сближение письменного языка с живой разговорной ечью образованных людей. Так, карамзинист П. И. Макаров, полемизируя с А. С. Шишковым, подчеркивает необходимость создать единый литературный язык для устного и письменного общения людей, «чтобы писать, как говорят, и говорить, как пишут». Основным в литературной и публицистической практике Н.М.Карамзина и его последователей становится критерий вкуса. Хотя мнения о значимости Н.М.Карамзина в истории русского литературного языка противоречивы, его известность, «читаемость» его текстов заставляла воспринимать его словоупотребелние и построение синтаксических конструкций как образцовое. В области синтаксиса для этого автора характерны - четкий порядок слов, логическое членение предложения; - сокращение объема предложения и периода, употребление простых предложений, в том числе неполных; - современные конструкции при постороении сложных предложений; - использование конструкций экспрессивного синтаксиса. Следовательно, можно говорить о сближении в произведениях Н.М.Карамзина письменного синтаксиса и синтаксиса живой разговорной речи. Н.М.Карамзин очень много сделал для формирования современных синтаксических норм русского литературного языка: предложения в произведениях этого автора строятся почти так же, как это предписывают правила современного синтаксиса. Мы видим вполне современные простые предложения («Но история не скрывает и клеветы, преступлениями заслуженной»; «Между тем молодой пастух по берегу реки гнал стадо, играя на свирели»), а также сложносочиненные («Мудрость человеческая имеет нужду в опытах, а жизнь кратковременна»; «Дунул северный ветер на нежную грудь нежной родительницы, и гений жизни ее погасил свой факел!») и сложноподчиненные предложения («Кто не знает своего природного языка, тот, конечно, дурно воспитан»; «Нет, не верим преданию ужасному, что Годунов будто бы ускорил сей час отравою»). Все предложения в текстах Карамзина отличаются четкой смысловой и грамматической связью частей. В области лексики для Н.М.Карамзина и его последователей было важно определиться в отношении к наиболее значимым группам лексики русского литературного языка того времени – славянизмам, заимствованиям и живой разговорной речи. 7 Карамзинисты считали, что стилистическая система Ломоносова устарела. Хотя Н. М. Карамзин не отрицал важной роли церковнославянского языка в формировании русского литературного языка, возможности использования славянизмов в стилистических целях, он протестовал против немотивированного употребления устаревших славянизмов, непонятных образованному читателю. Н.М.Карамзин утверждал, что церковнославянизмы – слова родственного, но не русского языка и что они могут употребляться в русском языке, но обязательно с какой-либо целью. В его текстах славянизмы выполняют четыре функции: - создание высокого стиля, наименование высокого понятия (в «Истории государства Российского»: «История, о т в е р з а я гробы, поднимает мертвых, влагая им жизнь в сердце и слово в у с т а…»); - создание поэтического стиля («Солнце по чистому лазоревому своду катилось уже с западу, море, освещаемое з л а т ы м и его лучами, шумело, корабль летел на всех парусах по грудам рассекаемых валов, которые т щ е т н о силились опередить его» - «Остров Борнгольм»); - версификационная функция («Пой во мраке тихой рощи, Нежный, кроткий с о л о в е й ! Пой при свете лунной н о щ и ! Глас твой мил душе моей») ; - создание исторического колорита (в «Истории государства Российского» и исторических повестях: «Когда же обряд торжественный совершился, когда священный собор н а р е к всех граждан киевских христианами…»; «Марфа в е щ а л а . . » , «Ты з р и ш ь глубину моего сердца»). Н.М.Карамзин считал, что иностранные слова следует употреблять только там, где это необходимо. Например, в «Письмах русского путешественника» он заменяет иностранное слово вояж на русское путешествие, но не пытается заменить русским слово тротуар, а дает объяснение: «Улицы широки и отменно чисты; везде т р о т у а р ы , или камнем выстланные дорожки для пеших». Большинство заимствований, представленных в текстах Н.М.Карамзина, сохранилось в современном русском языке, поскольку они были связаны с той сферой словоупотребления, которая обычно бывает общей у носителей различных языков. Это обусловлено общностью культурной жизни многих стран. В произведениях Карамзина встречается много слов иноязычного происхождения, обозначающих понятия театральной сферы (авансцена, акт, дуэт, концерт, ложа, пантомима, партер, сцена, труппа и др.), архитектуры (балюстрада, барельеф, галерея, павильон, фасад, флигель и др.), общественнополитической и административной жизни (адвокат, банкир, биржа, вексель), науки (гипотеза, глобус, иероглиф, эксперимент и др.). Для передачи новых понятий, появившихся в жизни русских людей во второй половине XVIII в., Карамзин использует не только иноязычную лексику, но и кальки с французских и немецких слов, новые русские слова, созданные на базе давно существующих русских слов с помощью традиционного русского словообразования или по семантическим и грамматическим моделям французских слов. Почти все подобные кальки — это слова, появившиеся до Карамзина, но именно он способствовал проникновению их в литературный язык и живую 8 разговорную речь: блистательный (brillant), вкус (gout), живой (vif), картина (tableau), плоский (plat), сдержанный (contenu), трогать, трогательный и др.: влюбленность, общественность, промышленность, человечность и т. п. Итак, заимствования употребляются прежде всего в двух функциях: обозначение реалий других стран и вещей и понятий, которые не могут быть обозначены словами русского языка. Основной недостаток карамзинской реформы — узкое понимание писателем состава и объема живой разговорной речи. Даже в речи героев Карамзин редко использует богатые лексические возможности общенародного языка. В языке художественной литературы Карамзин допускал только те элементы народного языка, которые не могли оскорбить вкус светской дамы — основной читательницы сентиментальной литературы. Весьма показательно письмо Н. М. Карамзина к И. И. Дмитриеву 1793 г.: «Пичужечки не переменяй! Имя пичужечка для меня отменно приятно потому, что я слыхал его в чистом поле от добрых поселян. Оно возбуждает в душе нашей две любезных идеи: о свободе и сельском просторе. К тону басни твоей нельзя прибрать лучшего слова. Птичка почти всегда напоминает клетку, следовательно, неволю. Пернатая есть нечто весьма неопределенное. То, что не сообщает нам дурной идеи, не есть низко. Один мужик говорит пичужечка и парень: первое приятно, второе отвратительно. При первом слове воображаю красный летний день, зеленое дерево на цветущем лугу, птичье гнездо, порхающую малиновку или пеночку и покойного селянина, который с тихим удовольствием смотрит на природу и говорит: «Вот гнездо! вот пичужечка\» При втором слове является моим мыслям дебелый мужик, который чешется неблагопристойным образом или утирает рукавом мокрые усы свои, говоря: «Ай, парень! Что за квас!» Надобно признаться, что тут нет ничего интересного для души нашей». Следовательно, главный критерий при употреблении подобной лексики для Н,М.Карамзина – этико-эстетический. Полемика, разгоревшаяся вокруг карамзинской реформы в области литературного языка и стилистики, обычно именуется борьбой карамзинистов и шишковистов, т. е. сторонников Н. М. Карамзина, защитников нового слога, и сторонников А. С. Шишкова, защитников старого слога. Полемика началась с того, что в 1803 г. А. С. Шишков выпустил книгу «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка», а карамзинист П. И. Макаров выступил на страницах журнала «Московский Меркурий» с рецензией «Критика на книгу под названием «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка». Н. М. Карамзин не принимал участия в полемике. Однако его сторонники развивали мысли и положения целого ряда статей писателя по вопросам русского литературного языка и стилистики, напечатанных на страницах «Московского журнала» и «Вестника Европы». Протвоположные мнения высказывались по следующим вопросам: - А.С.Шишков и его сторонники исходили из положения о неизменяемости литературного языка, а карамзинисты писали об его исторической изменяемости; 9 - шишковисты считали, что русский язык и славянский – один язык, карамзинисты же утверждали, что это разные языки; - для А. С. Шишкова «всякое иностранное слово есть помешательство процветать своему собственному», для карамзинистов заимствования представляются необходимыми; - А.С.Шишков решительно разделяет литературный язык и разговорный, поэтому считает возможным употреблять в живой речи простанародные выражения, а Н. М. Карамзин и его сторонники рекомендуют ограниченно употреблять живую разговорную лексику, ориентируясь на критерий вкуса; - архаисты предпочитают употреблять в качестве основной синтаксической единицы период, новаторы – предложение, соблюдая требования краткости, логичности и соблюдения прямого порядка слов. Карамзинисты обнаружили более глубокое понимание законов развития русского литературного языка, выступили как более прогрессивная группа в борьбе с защитниками старого слога. Н. Г. Чернышевский писал: «Споры эти вовсе не составляли такого сильного движения в тогдашней литературе, как думали в последнее время... Поэтому мы — которые смотрели бы на обе партии с одинаковой холодностью, если бы под словами не таилась мысль, слабая, робкая, неясная, но все-таки мысль,— сочувствуем одной стороне, находим полезным и справедливым, что другая сторона была побеждена в этой борьбе... Но, как бы то ни было, все-таки борьба карамзинской школы с шишковскою принадлежит к числу интереснейших движений в нашей литературе начала нынешнего века; все-таки справедливость была на стороне партии Карамзина». Следовательно, можно сделать вывод, что - в конце XVIII — начале XIX вв. в основном складываются синтаксические нормы русского литературного национального языка; - в это время продолжается отбор всех жизнеспособных элементов словарного состава русского литературного языка, освоение заимствованных слов, калькирование, закрепление за славянизмами определенных стилистических функций, создаются новые русские слова; - в процессе формирования русского литературного националь ного языка важную роль сыграл Н. М. Карамзин, стремившийся сблизить письменный литературный язык и живую разговорную речь образованных людей своего времени; - в начале XIX в. вокруг карамзинской реформы развернулась полемика защитников старого слога и сторонников нового слога. Карамзинисты высказали прогрессивные суждения. Основной недостаток этой полемики — невнимание к проблеме сближения литературного языка с народной речью; - в этот период возникает необходимость окончательного формирования лексико-стилистической системы литературного языка, что стало предметом деятельности А.С.Пушкина. Лекция 7 10 Пушкин – основоположник современного русского литературного языка. Необходимость окончательного формирования национального русского литературного языка требовала прежде всего окончательного установления норм употребления лексики. В первую четверть 19 века по-прежнему актуальны проблемы, связанные с употреблением/неупотреблением славянизмов, отбором заимствований и принципами использования народно-разговорной лексики. Если основные функции иноязычных заимстоваваний были уже определены, то вопросы, связанные с употреблением славянизмов и народно-разговорной лексики, еще не были решены. Славянизмы используются прежде всего как поэтизмы (в произведениях романтизма), а также высокая «гражданская» лексика (в текстах поэтов – будущих декабристов). 11 Особенно актуальной становится проблема, которую не сумел разрешить Н.М.Карамзин - проблема введения в нормативный язык народных слов и выражений. Все большее количество образованных людей признают возможность употребления в нормативном, литературном языке слов, выражений и конструкций из народной речи. Народные, разговорные элементы (как лексические, так и грамматические) появляются в знаменитой комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума» (сойти с рук, бить баклуши, врать, тафтица, хрипун) и баснях И.А.Крылова (гуторя, взгромоздясь, соседушка, гуторить, лавливать, ну обниматься). Становится возможным параллельное употребление этих единиц и лексики книжной, прежде всего славянизмов, но пока только в перечисленных произведениях, которые, по традиционной классификации, относятся к низкому стилю. Чрезвычайно важную роль в окончательном формировании современного русского литературного языка сыграл А.С.Пушкин. Именно в его текстах складывается новая норма словоупотребления, отвечающая принципу «соразмерности и сообразности». Именно этого писателя, автора не только поэтических произведений, но и прозы, публицистики, литературоведческих статей, исторических исследований, большинство лингвистов считают основоположником современного русского литературного языка, поскольку он - завершил эволюцию этого языка; - довел до логического конца процесс демократизации; - дал образцы употребления языковых единиц на всех уровнях; - использовал две характерные для сформировавшегося национального языка формы – книжную и разговорную; - сделал основополагающим при коммуникации принцип «соразмерности и сообразности», обозначающий выбор языковой единицы, оптимально отражающей содержание. Однако реформа литературного языка в полной мере воплотилась в зрелых произведениях А.С.Пушкина (начиная с середины 20-х гг.). Для ранних произведений писателя характерна стилистическая пестрота текстов, в которых отразились характерные особенности различных литературных школ и направлений и типичных для того времени жанров: - высокий стиль («Воспоминания в Царском Селе», «К Лицинию»); - элегический стиль («Роза», «Гроб Анакреона»); - дружеское послание («Городок»); - «декабристская» гражданская лирика («Деревня», «К Чаадаеву», «Вольность»); - романтический стиль («Погасло дневное светило…»). Первым произведением, в котором отразились особенности пушкинской манеры, стала поэма «Руслан и Людмила», где представлено смешение различных стилистических манер (романтической, иронической, разговорной) и широко употребляется народно-разговорная лексика. В произведениях А.С.Пушкина с середины 1820-х гг. отразились две основных стилистических разновидности литературного языка – книжная и 12 разговорная, причем не только в художественных произведениях («Евгений Онегин», «Повести Белкина» и др. ), но и в статьях и исторических исследованиях, а также в письмах. Именно в текстах Пушкина окончательно сформировалась стилистическая норма, предписывающая различать две разновидности литературного языка – книжную («С изумлением увидели демократию в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве») и разговорную («Мой ангел, я писал тебе сегодня, выпрыгнув из коляски и одурев с дороги»; «Что у нас за погода! Дни жаркие, с утра маленькие морозы – роскошь! Так ли у вас?»). В произведениях писателя окончательно вырабатываются нормы употребления славянизмов, которые выполняют следующие функции: 1) создание высокой стилистической тональности («Воспоминания в Царском Селе», «Андре Шенье», «Памятник» и др.); 2) создание антологического стиля («Из Анакреона», «Труд», «Вакхическая песня» и др.); 3) создание восточного колорита («Подражание Корану» и др.); 4) создание библейского колорита («В крови горит огонь желанья…» и др.); 5) создание исторического колорита («Песнь о вещем Олеге», «Полтава», «Борис Годунов» и др.); 6) характерологическая функция («Борис Годунов» и др.); 7) функция поэтизмов («К морю», «Ненастный день потух» и др.); 8) создание комического эффекта («Гаврилиада»). Во многих случаях происходит совмещение двух и более функций в одном тексте. Например, «Пророк» (создание высокой стилистической тональности и библейского колорита), «Воспоминания в Царском Селе» (1829 г.) (создание высокой стилистической тональности, исторического колорита и библейского колорита). Народно-разговорная лексика в текстах А.С.Пушкина окончательно приобретает права литературного гражданства и употребляется везде, где содержание требует этого. Эти единицы выполняют четыре основные функции: 1) речевая характеристика героев («Барышня-крсетьянка», «Гусар», «Капитанская дочка», «Евгений Онегин» и др.); 2) описание реалий народного быта («Утопленник», «Гусар», «Граф Нулин», «Барышня-крсетьянка» и др.); 3) стилизация под фольклор («Песни о Стеньке Разине», «Песни западных славян», сказки и др.); 4) наименование отвлеченных понятий – прежде всего в публицистике, где они часто используются в нетранслитерированном виде. Слова из народно-разговорной речи употребляются в поэтических и прозаических произведениях писателя рядом со словами книжными, церковнославянскими, если это необходимо для выражения содержания, авторских мыслей. Возмущение критиков вызывали хрестоматийные ныне строки «Зима!.. Крестьянин, торжествуя, На дровнях обновляет путь…», в которых 13 «низкие» слова крестьянин и дровни употреблялись рядом с «высоким» славянским глаголом торжествовать. Заимствования А.С.Пушкиным используются прежде всего в чисто номинативной функции и те, которые уже были усвоены русским языком ранее. В отличие от Н.М.Карамзина, этот автор не вводит в язык новых лексических единиц в русской транслитерации, а предпочитает употреблять их в нетранслитерированном виде, как это он делает в «Евгении Онегине», «Барышне-крсетьянке» или некоторых статьях. Помимо собственно лексических заимствоаний, Пушкин использует также кальки и фразеологизмы (блистательна, небесные черты, хорошее общество, питать надежды, предмет любви и др.) Эти лексемы употребляются, если нет соответствующего русского слова, обозначающего понятие, например, турнир, бульвар, бриллианты, фрак, жилет. Заимствования выполняют фцекции 1) создания социального колорита («Барышня-крсетьянка», «Евгений Онегин» и др.); 2) создания национального и исторического колорита («Маленькие трагедии»); 3) авторская характеристика героя («Евгений Онегин», «Барышнякрсетьянка»). Следовательно, к 30 гг. 19 в. заканчивается формирование норм русского национального литературного языка, который в текстах А.С.Пушкина становится почти совершенно подобным современному, дальнейшие изменения будут происходитьт в границах сложившихся норм. Начиная с 30-х годов 19 в. в основных чертах система языка соответствует современной, поэтому мы можем говорить о современном русском литературном языке, в котором происходят частные изменения нормы. Лексика – наиболее динамичная часть языка, поэтому в середине 19 - начале 20 вв. происходят изменения прежде всего в словарном составе русского литературного языка. Это усвоение новых иноязычных слов в разных сферах жизни (интеллигенция, индустрия, спорт и др.), образование новых слов (гласность, предприниматель и др.) и вовлечение в язык новых слов живой народной речи, которые становятся нормативными, нейтральными (шуршать, ерунда, неудачник и др.). Лексическая норма отражается в словарях: «Словаре церковнославянского и русского языка», «Толковом словаре живого великорусского языка» В.И.Даля, «Словотолкователе 30000 иностранных слов, вошедших в состав русского словаря». Изменения в грамматических нормах русского литературного языка середины 19 - начала 20 вв. были незначительны и касались прежде всего синтаксической нормы. Например, деепричастные обороты, совпадающие по значению с придаточными предложениями («Винюсь перед Вами.., не писав так давно»), заменяются соответствующими придаточными (…что не писал так давно). Из употребления на протяжении 19 в. уходят и некоторые устаревшие союзы: доколе, покамест, ежели, коли, кабы, буде, понеже, поелику. В советский период развитие русского литературного языка было связано с изменениями нормы в области словоупотребления, связанными с социальными 14 процессами. Это образование слов, обозначающих новые понятия советской жизни (комсомол, колхоз), изменение значения или стилистической окраски некоторых слов (миллионер, знатный или барыня, лакей). Помимо этого, норма словоупотребления меняется в связи с активным развитием науки и техники, что требует новых слов, таких, как космонавт, термоядерный, магнитофон, телевизор, луноход). Языку 20-х-50-х гг. свойственны, с одной стороны, демократизация в области словоупотребления, связанная с вхождением в литературный язык слов прежде нелитературных – просторечных, диалектных, профессиональных (буханка, ватник, нехватка, прослойка, хлебороб, задел, отдача), с другой – борьба за чистоту русского языка в 30-е годы, овладение нормой употребления слов и грамматических конструкций весьма значительной частью населения, широкое распространение новых заимствований (акваланг, диспетчер, комбайн, свитер, снайпер, диспансер, комбинезон, метро, репортаж, компьютер). Заметных изменений в морфологии литературного языка 20 в. не произошло. Можно указать лишь на появление у существительных мужского рода, обозначающих лиц мужского пола по роду занятий, способности обозначать лиц женского пола (директор издала приказ бухгалтер пришла), увеличение количества слов с окончанием –а во множественном числе (трактора, слесаря), возможность употребления нулевого окончания родительного падежа множественного числа в непринужденной устной речи в тех словах, в которых ранее это было невозможно (пятьсот грамм, много помидор). Что касается синтаксиса, то можно говорить только о повышении «степени разговорности» книжного синтаксиса: упрощается структура и сокращается длина предложения, увеличивается количество простых предложений, уменьшается употребление предложений с обособлением. Очень важным для точного формулирования и массового распространения нормы было создание академических грамматик, которые подытожили более чем вековое развитие русского языка: «Грамматика русского языка» (1952 г.), «Грамматика современного русского литературного языка» (1970 г.), «Русская грамматика» (1980 г.) В 60-е годы происходит стабилизация и даже некоторая консервация нормы русского литературного языка, а в 70-80-е годы, с одной стороны, нормы литературного языка усваиваются широкими массами и достаточно строго соблюдаются в научных, деловых и публицистических текстах, с другой – на речь городских жителей оказывает влияние речь жителей деревни, переселяющихся в большие города, распространяется сленг в речи молодежи, нелитературная живая разговорная речь активно влияет на разговорный литературный язык. Все это, наряду с социальными факторами, подготовило процессы, происходившие в русском литературном языке конца 80-х-90-х гг.: снижение общей речевой культуры, вторжение в литературные тексты и устную речь даже образованных людей просторечных, грубо-просторечных и жаргонных слов (беспредел, одуревший, жрать, шестерка), чрезмерное количество заимствований. Изменяется значение и стилистическая окраска некоторых слов. Изменения нормы и ее вариативность отражаются в словарях 90-х гг.: значительные изменения в русской лексике представлены в «Толковом словаре 15 русского языка» С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой (1992 г. и последующие издания), в «Большом толковый словаре» (1999 г.), в «Толковом словаре русского языка конца ХХ века. Языковые изменения» (1998 г.) и его дополненном переиздании – «Толковом словаре русского языка начала ХХI века. Актуальная лексика». 16
