Юм

Юм 1
Итак, переходим к Юму (все достаточно гладко у нас получается).
Наш следующий герой Дэвид Юм. Этот философ особое место
занимает в истории новоевропейской мысли. В каком-то плане его учение это
переломный момент новоевропейской философии. Ну, хочу сказать, что по
духу своему оно совершенно не похоже (его философские построения) на все,
что было до этого, на протяжении полутора столетия. Мы здесь встречаемся с
новым типом философии. И вот это, когда вы будете читать или готовится к
экзамену, обязательно надо это учитывать, потому что иначе можно вот так по
инерции проскочить многие его рассуждения.
Его называют иногда скептическим философом, и сам он тоже часто
себя называл. Но скептицизм – это далеко не главное, так сказать, далеко не
главный образ юмовской мысли. Вообще говоря, это скорее позитивный
философ, чем скептический, - это тоже надо помнить. Но европейской
культуре потребовалось очень много времени, примерно полтора столетия,
чтобы понять это. Лишь в начале 20-го века в интерпретациях юмовской
философии стали преобладать позитивные черты. Не позитивистские только
(хотя позитивисты его считали своим, – кто только его не пытался к себе
перетянуть), но именно позитивные.
Значит, в 18-ом веке Юма в основном воспринимали как скептика, тем
не менее. Вот как самого выдающегося из современных скептиков, или как
«виртуоза сомнений», как его назвал Иоганн Тетенс, который очень хорошо
знал его работы и достаточно позитивно их воспринял, в Германии. Но в 19ом веке о Юме очень мало вспоминают. Т.е. этот философ выпадает из
большей части истории философии 19-го столетия, потому что климат
философский того времени определялся совсем другими системами, прежде
всего кантовской философией, которая дала очень обильные плоды,
проросшие, так сказать, и в волюнтаризм Шопенгауэра и панлогизм так
называемый Гегеля, и эти идеи заполонили 19-ое столетие. Потом они
обрушились, эти парадигмы все, просто крах произошел в середине 19-го века.
И на смену им…, условно говоря, ну может быть «кантовским» не совсем
правильно называть, Кант как бы шире тех направлений, которые там
В.В.Васильев
-2-
Юм
возникли – настолько мощная фигура, что она вообще вне времени находится
в принципе, ну «фихтевских», скажем, «кантовско-фихтевских» новаций. Вот
Фихте – истинный основатель этой парадигмы 19-го века. Ну, хотя он вполне,
так сказать, честно, и полностью с ним можно согласиться, говорил, что он
базируется на кантовских идеях, их продолжает. Мы еще поговорим об этом.
Факт тот, что новые парадигмы 20-го века, прежде всего аналитическая и
феноменологическая, - они, наоборот, необычайно тепло, скажем так,
относились к Юму и видели в нем предшественника. И именно с конца 19-го
начала 20-го века Юм увереннейшим образом стал набирать оборот, так
сказать, философский и авторитет, и сейчас он прочно занимает одно из
ведущих мест в дискуссиях современных философов. В «пятерке» он твердо
держится и думаю, что это уже очень надолго он занял это место.
И соответственно с возрастанием количества исследований о Юме,
уточнялось понимание и истинный смысл его философии. И постепенно стало
выявляться это позитивное ядро его программы, которая, сразу хочу сказать,
во многих отношениях напоминает феноменологическую программу. Юм, по
большому счету, первый по настоящему феноменологический философ и в
некоторых отношениях его феноменологическая программа даже более
перспективна, чем гуссерлевская. Есть некоторые параметры, по которым он
обходит, так сказать, по такой, что ли заряженности, эвристической
заряженности его программы, основателя феноменологии, я уж не говорю о
тех. кто последовал за Гуссрлем, потому что дальше началось явное
мельчание феноменологического движения. Ну, а сейчас происходит
своеобразное
возрождение
когнитивной
психологии,
сейчас
усилены
«мичуринские» попытки скрещивания феноменологии с аналитической
философией, - происходит это в самое последние годы. Сейчас очень бурное
время на Западе - философия находится в таком расцвете, очень творческом
состоянии как в питательном бульоне каком-то, в котором может произойти
зарождение
интересных систем. Потому, что все уже, как бы, разъято на
элементы усилиями постмодернистов, играющих такую деструктивную, но
полезную роль в современной философии. И все предпосылки для роста,
безусловно, на Западе имеются. А уж как у нас – трудно сказать. Что у нас тут
может вырасти? Может что-то тоже появится, у нас тоже есть интересные
В.В.Васильев
-3-
Юм
философы. Что стоит? Например Федор Гиренок очень оригинальный
мыслитель или…кого еще назвать? Ну, вот Доброхотов… и другие... Ваш
лектор (не я, а ваш предыдущий лектор) - Майоров Геннадий Георгиевич,
безусловно, тоже величина очень серьезная в нашей современной мысли, и
другие, конечно.
Теперь, значит, о жизни Юма несколько слов должен сказать. Юм
недолгую, ну, т.е. по нынешним временам не очень долгую, может быть,
жизнь прожил. Родился он в 1711 году, умер в 1776. Он – сын
шотландских помещиков. А вообще очень колоритная фигура: это был 2-х
метровый
гигант,
почти
2-х
метровый,
толстяк,
добряк,
очень
интеллигентный, по отзывам, и мягкий человек - прямая противоположность
Канту, который, как вы знаете, был совсем небольшим. Вот эти два исполина
философии 18-го века…противоположный рост: у Канта, по-моему, был метр
54 или 57 сантиметров, а Юм метр 90 – можете себе представить, если бы они
встретились? Но этой встрече не суждено было произойти. Интеллектуально
она
все-таки
произошла:
Кант
говорил,
что
Юм
пробудил
его
от
догматического сна. Вообще Кант удивлялся, как такой вот мягкий и
изящный человек, если говорить о стиле его работ, может быть таким
гигантом. Вот это никак у него в голове не укладывалось, он специально об
этом писал: когда мы читаем его работы, Юма, мы не можем себе представить,
что это написал вот такой человек со здоровенными ручищами, в общем такой
скроенный топорно… Ну, изящество ему было присуще, конечно во всем. Ну,
может быть только за исключением отношений с женщинами, хотя он и писал
в своей биографии, Юм, что он никогда не жаловался на внимание со стороны
женщин, наверно это действительно так, но, так или иначе, у него не было,
как и у Канта, кстати говоря, семьи, к сожалению, а может не «к сожалению»,
не знаю. Но не было и детей тоже. Хотя тут за это, конечно, нельзя
поручиться, что детей не было, но, то, что семьи не было – это факт. В отличие
от Канта, который несколько раз собирался жениться, правда уже в зрелом
возрасте, сведений о таких намерениях у Юма мне не известно. Хотя,
наверняка они тоже, были… Впрочем, это вопрос, не имеющий большого
отношения к делу, но тем не менее.
В.В.Васильев
-4-
Юм
Юм получил неплохое образование в Эдинбурге, в колледже он учился.
Изучал там самый широкий круг дисциплин. Но Коллеж, в котором он
учился, это школа по большому счету. Университетов он не заканчивал, как
говорится - университетов не кончал. Но вот еще перед окончанием Коллежа
он создал, как он сам потом признавался, ну, что ли первый вариант, пока
виртуальный, собственной философии. И потом в последующие годы, он
лишь реализовывал эти идеи, облекал их в письменную форму. Т.е. вот даже
шестнадцати лет ему еще не было, когда он пришел к основанию своей
философской системы. Тут спорят, правда много о том, что именно (потому,
что его философия достаточно многообразна и в ней много частей) какая
именно часть зародилась первой: учение о познании ли его или учение об
аффектах – есть разные теории. Точно этот вопрос решить, наверно,
невозможно, потому, что Юм не оставлял, в отличие от Канта, не оставлял
черновиков. Никаких бумаг, практически не дошло. Лекций он тоже не читал.
А, допустим, если брать академическое издание Канта на немецком языке,
которое занимает 30 томов, ну, а реально больше, потому что некоторые тома
в нескольких книгах вышли; так вот лекционное наследие Канта составляет с
24-го по 29-ый тома, причем некоторые из этих томов, как я уже сказал в двух
или трех книгах, а тома эти примерно по тысяче страниц, ну или чуть меньше:
страниц семьсот – вот, столько лекций дошло от Канта. Писем тоже несколько
томов. У Юма все это несопоставимо меньше: лекций нет, писем тоже очень
мало.
А
рукописное
наследие
Канта
знаете,
сколько
занимает
в
академическом издании сочинений? С 14-го по 23-ий тома. Т.е. тоже десятки,
какие десятки, сотни печатных листов: его черновые наброски, заметки. Все
это на русском языке пока не доступно, но вот скоро (тут я позволю себе
отвлечься) выйдут, наконец, первые фрагменты рукописного наследия
наиболее интересные; состоять будет эта книга из двух частей: в первой части
– объем ее будет примерно 55 листов, чуть больше 56 – там будут рукописи по
метафизике в первой части, а во второй части то знаменитое сочинение, над
которым Кант работал последние годы своей жизни «Опус постумом», тоже
достаточно подробные фрагменты [книга вышла осенью 2000-го года]. Ну, об
этом подробнее поговорим на следующих занятиях, когда о Канте, так сказать,
речь будем вести.
В.В.Васильев
-5-
Юм
Ну вот. Значит Юм, задумав свою систему и оставив школу, попытался
(заниматься надо было чем-то, хоть он был и молодой человек), и
юриспруденцией заняться, бизнесом. Ничего этого у него не получилось.
Потом он говорил, что он стремился всю жизнь только к одному – к
литературному творчеству. Вот его была страсть по-настоящему. Причем не
просто мечтал, он мечтал и прославиться – эта тоже было у него. В конце
концов, ему это удалось, но только не философскими своими трактатами.
Философский трактат – вот главное сочинение, задуманное им в юном
возрасте и написанное…от задумки до написания прошло 12 лет… это главная
его работа под названием «Трактат о человеческой природе» (запомните
эту работу) – она вышла в 1739 году, т.е. когда Юму уже было 28 лет, …
написана она была в 1734-1737 годах. Причем написана она была не в
Британии, а во Франции, куда Юм поехал, там для него, возможно, была более
творческая атмосфера. Символично (специально он это сделал или нет), но он
поселился в местечке при Ла Флеш (там же, где учился Декарт). Там была
хорошая библиотека, он обложился книгами и написал работу. Вернулся в
Шотландию,
опубликовал
ее
(«Трактат»).
Так
вот
этот
«Трактат»,
опубликованный за 30 с чем-то лет, за 37 лет до смерти Юма, так и не
разошелся! Вот этот первый тираж этого «Трактата». За такой огромный срок.
Этого «Трактата», который сегодня все признают классическим в истории
мировой литературы. Вот такова была популярность Юма не родине, как
философа. Но он был очень популярен как эссеист, как историк, как
экономист, как эстетик, религиовед. Эти работы его пользовались большим
успехом. А философские трактаты проходили незамеченными. А вот в
Германии, наоборот - в Германии с руками отрывали его как раз философские
труды. Но «Трактат», правда, позже перевели, уже в девяностые годы
(слишком большое это произведение), а вот дубль этого трактата –
«Исследование о человеческом познании» и «Исследование о принципах
морали» – их сразу же перевели: буквально после того как Юм их написал поанглийски. Никакого промежутка не было. Т.е. буквально несколько лет
прошло, как уже все это оказалось переведено наряду с другими сочинениями
Юма. Вышел по-немецки в середине 50-х годов 4-х томник его работ: тот
В.В.Васильев
-6-
Юм
самый, о котором Кант рассказывал студентам на лекции. В общем-то,
рекомендуя им прочитать. Был в личной библиотеке Канта этот 4-х томник.
Ну, полный провал «Трактата» Юма обескуражил, естественно. Это был
серьезнейший удар для него - это было первое, что вышло из-под его пера. Он
попытался написать краткое изложение этого трактата, чтобы, как бы, ну,
основную суть произведения сделать ясной для читателей и написал как бы не
от своего лица. Потом долго спорили о том, кому принадлежит: он ли написал
или его друг Адам Смит, (кстати, Адам Смит был учеником во многом Юма,
естественно не в прямом смысле, Юм не преподавал, но вот общение с ним
большое впечатление на Смита произвело), но, все-таки потом выяснили, что
сам Юм это написал, а не Смит. Это тоже не помогло. Ну, Юм какое-то время
пребывал в расстроенных чувствах (кстати, у него был уже один нервный
срыв, когда после школы он пытался сходу завершить свои исследования –
наступило состояние полного духовного истощения и физического и
морального у него; пришлось даже консультироваться с врачами, и врачи ему
посоветовали отдых, и Юм действительно отвлекся на какое-то время и потом
восстановил свои силы и вернулся к занятиям, - это было ему 19 лет). Потом
восстановил силы, поехал во Францию. Ну, вы можете спросить – где работал
Юм? Хотел он работать, очень хотел – в Университете. И предпринял такую
попытку устроиться в Университет, в 45 году, в возрасте 34 лет. Дело в том, что
он в хороших отношениях находился с мэром Эдинбурга, который имел
большое влияние в городском совете. Городской совет именно и принимал
решение о назначении профессоров. Хотя вот видите, сам Юм не закончил
Университет, но в принципе он мог стать профессором – для нас это ситуация
практически невозможная, согласитесь. Тогда вообще легче было и не только
в Англии, Германии. Многие сразу же из студентов, что называется шли в
профессора. И педантизм немецкий, который обязывал защитить несколько
диссертаций – это все «миф абсолютный. Можно было всегда…, десятки
тысяч делались исключений, если нужно было, брали без всяких диссертаций.
Исключений больше, чем правил в данном случае. Ну, и здесь также. И все
было бы хорошо – Юм преподавал бы психологию (кафедра называлась
«Моральная и пневматическая философия», которая входила; «пневматика»
– так тогда называли психологию в Англии, «пневма» – душа; слово
В.В.Васильев
«психология»
-7-
еще
было
не
очеь
Юм
популярно,
в
Германии
но
уже
употреблялось, активно в то время, а на островах Британии крайне редко). Но
тут ректор этого Университета, разобравшись, что за человека к нему хотят
послать, написал такой памфлет ожесточенный, анонимный, направленный
против Юма. Надергав цитат из «Трактата о человеческой природе» он
обвинил Юма в атеизме, скептицизме, в общем во всем, в чем можно
обвинить – «и как такой человек может быть допущен на университетскую
кафедру?» А ведь все дело в том, что не просто что-то там читать должен был
профессор, он еще и проповеди должен был читать, помимо всего, прочего
один раз в неделю. Ну, представить Юма в роли проповедника действительно
довольно трудно. Ну, Юм возмутился этим памфлетом и написал ответ на
него по просьбе этого мэра, который все-таки заботился, переживал за него и
Юм написал ответ, этот ответ опубликован на русском языке в новом
издании сочинений Юма под названием «Письмо джентльмена его
другу в Эдинбурге» – так называется это письмо. Оно очень любопытно,
оно включает в себя, вот этот пасквиль, так сказать, и возражение Юма. Сам
Юм так захотел, чтобы это было вместе издано – и это было издано.
Возражение довольно любопытное. И хотя Юм, он был в это время в деревне,
ухаживал за тяжелобольным человеком, психически причем нездоровым, это
было выгодное дело с финансовой точки зрения, потому что он в достаточно
стесненном был состоянии, но трудно было при этом сосредоточиться. И
поэтому достаточно урывками написано письмо, даже не совсем урывками –
Юм его за один день написал, как он сам говорит, но вот такая хаотичность
какая-то присутствует. Хотя что-то понять по этому письму можно в целом о
юмовской философии. Он действительно по многим пунктам не согласен с
обвинениями в скептицизме - тут он абсолютно искрен и конъюнктурные
соображения здесь не играли решающей роли. Юм прекрасно понимал, что
дело уже проиграно. И вот еще, тут важный такой фактор примешался:
человек, на которого Юм очень рассчитывал, звезда тогдашней шотландской
философии, да и сейчас достаточно авторитетный мыслитель, изданы его
сочинения на русском языке в том числе – Френсис Хатчесон, профессор
университета Глазго, он неожиданно (Юма он знал, они общались в письмах)
дал отрицательную рекомендацию Юму, сказав, что он не должен занимать
В.В.Васильев
-8-
Юм
этот пост. Все после этого было предрешено постановление совета, и
кандидатура Юма даже на голосование не ставили. Потом он еще в 51 году
пытался пост профессора, кажется, в Глазго. Но об этой попытке совсем мало
осталось информации, сведений практически не дошло, и мы можем лишь
гадать, что там, почему не получилось.
Но между тем, начиная с 41 года, если говорить о его литературной
деятельности,
выходят
его
эссе
на
разные
темы:
политические,
экономические, эстетические, моральные вопросы, о прогресс наук, - яркие
такие запоминающиеся опыты. Они сразу же принесли успех, и имя Юма
стало известно. Но что же касается … и потом они много раз при его жизни,
десятки раз переиздавались, пополнялись новыми эссе… что же касается его
философских работ, то в 48 году, т.е. через 9 лет после выхода Трактата
(который, кстати, Юм очень не любил сам: он говорил, что «эта работа мне
противна своей юношеской позитивностью и оптимизмом каким-то», если бы
он добрался до тиража Трактата, то он бы точно уничтожил бы его, потому что
у него были поползновения - одну свою работу он уничтожил, буквально из
типографии ее взял «Пролегомены к математике» и сжег; очень жаль, что он
это сделал, потому что интересная у него очень теория учения об основаниях
математики и так вот она осталась не до конца понятной, хотя он довольно
подробно на этот счет писал), ну вот, значит в 48 году он издал эссе
«Исследование о человеческом познании». Это небольшая работа,
может быть самое известное сейчас юмовское сочинение (вот я вам советую
читать именно ее для подготовки к экзаменам). Ну, некоторые считают
ее просто сокращенной формой трактата, первой книги, точнее Трактата.
Вообще он состоит из трех книг, запомните («Трактат о человеческой
природе» – первая работа Юма) три книги:
1. О познании;
2. Об аффектах и
3. О морали. Ну, «о морали» вышла через год после первых двух. Сам
Юм говорил, что он пять хочет книг сделать, но неуспех этих книг определило
его дальнейшее решение и последние две книги распались на множество эссе:
эстетических, политических… Ну, вот это второй вариант 48-го года нельзя …
я не согласен с тем, что это просто сокращенное, адаптированное
В.В.Васильев
-9-
Юм
переложение идей «первой книги Трактата». Тут есть существенные
различия, взгляды и философия Юма эволюционировали в определенном
направлении, ну, если хотите, от скептицизма к более позитивной такой
философии. На словах. На деле-то и в Трактате достаточно много позитивных
идей. Собственно основа позитивная. Ну, а тут уже словесное стало
приобретать такой позитивный характер.
Юм был занят, в это время он
путешествовал, участвовал в военных походах, - бурную он, тогда, жизнь вел,
менял работу постоянно. И на этой работе, великолепной действительно
работе, шедевре, безусловно, печать некоторой недоработанности лежит. Вот
если Трактат – цельное произведение, то здесь это, скорее, разрозненные всетаки опыты, эссе, - как гносеологические, если хотите. Но внутри каждого их
этих блоков, логика доведена до совершенства. Позже он опубликовал
«Исследование об аффектах», ну совсем уж в сокращенном виде дублирующее
вторую книгу Трактата и «Исследование о принципах морали» - дубликат
третьей книги Трактата, тоже сокращенный. Эта работа им, Юмом, считалась
своим лучшим достижением в области литературной деятельности. Очень,
действительно, изящная вещь, но философская значимость этой книги
несопоставима, конечно ни с Трактатом, ни с Исследованием (первым).
- А вот само сокращенное изложение Трактата?
Само сокращенное – ну, оно совсем уж маленькое, там просто канва как
бы излагается.
- А этого недостаточно?
Нет, нет, оно все-таки недостаточно, потому что там настолько мало,
буквально 10-12 страниц, и далеко не все основные идеи там Юм дает. Хотя
все-таки
ему
удалось
сконцентрировать
основные
положения
и
для
предварительного ознакомления можно прочитать эту работу. Можно.
- А если нет времени на основную, то хоть это останется.
Ну, вот я вам могу сказать, что, допустим «Исследование о человеческом
познании», все читать, может быть, если нет времени не надо (если есть конечно… заодно и Трактат прочитайте обязательно), но если будете
выбирать, то лучше всего прочитать первую главу, вторую, четвертую, пятую
и двенадцатую. Первая и вторая - совсем крошечные, четвертая и пятая чуть
В.В.Васильев
- 10 -
Юм
побольше, но композиционный центр всего учения, а двенадцатая – это
подведение итогов. В совокупности они составят, ну наверно от силы страниц
тридцать. Вот очень, я так сказать, настоятельно вас прошу, рекомендую
прочитать именно вот эти главы. Ну, а как раз «упрощенное изложение» на
закуску лучше оставить.
Ну, тут вот Юм стал выпускать и религиоведческие работы. Назову их,
все-таки,
главные
его
работы,
очень
популярные
во
Франции:
«Естественная история религии» - французские просветители ее рвали
из рук. Есть у Юма еще один религиоведческий трактат: «Диалоги о
естественной религии» (не путайте сходство названий). В этой работе,
вышедшей уже после смерти Юма и сразу же переведенной на немецкий
язык, буквально, да еще в ни одном варианте, да какими людьми: Иоганн
Гаман («северный Сократ», как его называли) сразу же перевел эту книгу. Так
вот … ну еще один, менее известный переводчик, Канту больше нравился
перевод Гамана, с которым он дружил …так вот в этой работе Юм суммирует
аргументы различные в пользу бытия Бога и их критикует. Работа интересная,
но достаточно объемная, и такое ощущение, что не все важные аргументы Юм
там разбирает. К примеру, онтологическому аргументу он уделяет там
буквально пару страниц. Очень подробно зато анализирует физикотеологический аргумент. И даже настолько там его эффектно выставляет, что
иногда Юма называют автором этого аргумента. Хотя он его критикует, но
при этом в ограниченной форма все-таки признает его значимость. Нельзя
сказать, что Юм полностью отрицает какую-то возможность подобраться к
признанию бытия Бога.
Ну, заканчиваю рассказ о жизни Юма. Постепенно его слава
литературная росла. Тут он еще работал библиотекарем, стал в это время
писать в Эдинбурге «Историю Англии» - она вообще была бестселлером. И
действительно очень ярко написанная история, многотомная, ну – шедевр.
Многие ее поэтому даже Юма называют в начале историком, а потом
философом. Но это несправедливо. Философы ни за что не должны отдавать
Юма историкам. Пусть будет историком, но во вторую очередь.
Его финансовое положение поправилось. Ну, и мечта его жизни
осуществилась:
он
последние
году
существовал,
по
сути,
за
счет
В.В.Васильев
- 11 -
Юм
исключительно литературных доходов. Ни чем другим он не занимался, такая
скромная, в общем-то, у него была мечта, – он ее достиг.
Последние годы он тяжело болел раком печени, судя по всему, хотя
точного диагноза не умели ставить. И надо сказать исключительно
мужественно перенес эту болезнь. Все свидетельствуют об этом единогласно. С
презрением он относился к смерти, и даже последние часы он сохранял
веселое расположение духа, понимая, что умирает. Тут только, так сказать,
можно сравнивать его с какими-то античными в этом плане образцами –
Сократом,
если
хотите,
который
тоже
полное
презрение
к
смерти
демонстрировал, даже готовность, скорее, даже какую-то радость испытывал
от того, что ему предстоит соединиться с душами столь достойных людей,
живших в прошлом и общаться с богами.
Ну, теперь поговорим об идеях Юма. Начнем сейчас, закончим на
следующем занятии.
Еще только пару слов о влиянии, которое этот философ испытал.
Обычно его причисляют к эмпирической линии в философии, что,
в общем, абсолютно неверно, должен вам сказать сразу же. Иногда
говорят, что он довел до логического конца, такие рассуждения можно
встретить, довел до логического конца берклиевские, локковские какие-то
интенции,
вообще
традиции
британского
эмпиризма.
Логическим
завершением выступил. Чтобы это опровергнуть достаточно сказать только,
что
Юм
открыто
совершенно
признавал
единственным
(вот
вдумайтесь в это), единственным средством достижения истины
картезианский
метод.
А
картезианский
метод
все
признают
квинтэссенцией рационалистической методологии Нового времени. И как
такой человек может причисляться к эмпиризму? Если что-то, так сказать, в
его рассуждениях … слишком много, допустим, внимания уделяет опыту или
восприятию, ну и что? Кант тоже много об этом писал, – никто ж его не будет
называть эмпириком. Ну, разве, что Гегель, который причислил Канта к
эмпирической традиции, – но это уж просто недоразумение какое-то
философское, иначе не скажешь, сдвиг какой-то своеобразный.
Но, так или иначе, запомним вот этот момент.
В.В.Васильев
- 12 -
Юм
И при всем том, что я сказал, разумеется, нельзя отрицать серьезного
влияния эмпириков на Юма. Правда, Локк, как мы выяснили, тоже весьма
условно может быть отнесен к эмпиризму. Потому что он тоже, в конце
концов, последователь Декарта. Ну, влияние Локка достаточно серьезное Юм
испытал на себя. Как хотите, но в любом случае Локк говорил, что все наше
знание из опыта проистекает, так что формально он – эмпирик. Другое дело,
что он внутренний опыт тоже подразумевал под опытом.
Влияние Беркли тоже заметно и влияние Декарта с Лейбницем – вот,
пожалуй, основные такие фигуры, которые сыграли важную роль.
Также еще забыл упомянуть о Ньютоне. Его методология вначале
привлекала внимание Юма, и он пытался применить ньютоновский метод
«Гипотез не выдвигаю», к исследованию психологических проблем.
Это вот, что касается влияния. Теперь, что касается основ, что ли его
системы.
Юм говорит, что мы должны строить «истинную метафизику» (как он ее
называет), потому, что прежняя метафизика запуталась в противоречиях и
дискредитировала
себя.
Причина
того,
что
прежняя
метафизика
дискредитировала себя в том, что она занималась несвойственными ей
вещами, она пыталась проникнуть в туманные области, говорить, как мы бы
сейчас сказали, о трансцендентном (хотя этого термина нет), - а здесь
возможности философии крайне ограничены. Выдвигаются разные гипотезы,
они сталкиваются друг с другом, вот начинается эта свара, и в результате
падает престиж самой философии. Чтобы устранить раз и навсегда
возможность
философии
заниматься
несвойственным
ей
делом,
Юм
предлагает тщательнейшим образом исследовать природу познавательных
способностей человека, или попросту человеческую природу, как он
говорит. Здесь он достаточно, кстати, традиционен, и следует Локку в
постановке этого вопроса: прежде чем судить о вещах, надо разобраться с тем,
как устроен наш разум. Но и даже после того, как мы разобрались с этим, мы
не должны напропалую начинать рассуждения о всем без разбора. Главным
предметом исследования метафизика должен стать человек. Юм в
определенном смысле является первым антропологом, но это не совсем
В.В.Васильев
- 13 -
Юм
правильно, потому что его антропологический проект, или точнее даже
психологический проект не имеет ничего общего с вот с тем, что мы сейчас
понимаем под антропологией. Вот в этом плане у современной антропологии
был предшественник, упомянутый мною уже не раз, Иоганн Тетенс, он
действительно очень напоминает современных антропологов, а Юм он ближе
к классической философии все-таки.
И, тем не менее, посмотрите на название трактата «Трактат о
человеческой природе», а вот эту науку, истинную метафизику, он так и
называет, Science of man, это другое, это синоним для метафизики, - наука о
человеке, Science of human nature, - наука о человеческой природе, а
Science of man это и есть антропология, в буквальном переводе с английского
на греческий. Ну да, и он говорит, что наука о человеке должна стать
столицей всех остальных наук, то есть благополучие и основание всех
иных научных дисциплин надо искать в учении о человеке, даже таких
отвлеченных, как математика, потому что противоречия в математике,
которые Юм предчувствует, как бы вот как чувствует, что математику ожидает
не беспроблемное будущее, вот они основаны во многом на том, что мы не
вполне понимаем, как мы познаем. Математические тезисы, аксиомы и
теоремы они реализуются разумом и может ли разум делать те допущения,
которые подчас делают математики или нет, узнать об этом мы можем только
по исследованиям самого разума и это исследование, возможно, поможет
избежать противоречий, которые самую большую опасность несут для
человеческого разума. Потому что даже если в математике есть противоречия,
тогда мы действительно обречены на скептическое состояние, из которого мы
не сможем выкарабкаться, потому что если даже там нет надежности никакой,
нет достоверности, противоречия возникают, то, что ж тогда говорить о
других науках, об обыденных знаниях. И уж раз уже математика зависит, то и
все остальные науки тоже. Короче говоря, наука о человеке, это такая
фундаментальная наука, тут Юм тоже традиционен, потому что обычно это
место метафизике и отводится в системе наук, это базисная наука наук.
Следующий момент, метафизика, наука о человеке состоит из двух
разделов.
Первый
раздел
–
это
учение,
условно
говоря,
о
В.В.Васильев
теоретической
- 14 -
стороне
человеческой
Юм
жизни
или
учение
о
познании, вторая сторона учения об аффективно-волевой стороне
человеческой жизни. Первая часть реализована в первой книге «Трактата
о человеческой природе», которая так и называется, «О познании», иногда
Юм ее также логикой называет эту первую часть, - эта наука о
теоретической стороне человеческой жизни или о познании попросту, или
логика еще проще, так ее Юм называет, это не формальная, конечно, логика, а
вот новая какая-то логика, и аффектология - вторая часть. Вот это
фундамент всех остальных наук. Значит, а вторая часть…, первая часть - в
первой книге трактата, а вторая - во второй, - как раз они в этой спайке и
вышли в 39-м году, а третья часть - «Учение о морали», появившейся в
40-м году, это уже надстройка, она как бы относительно независима, не
входит уже в фундамент метафизики, а есть одна из тех наук, которая может
приобрести ясность, - этика, - вследствие корректно построенного учения о
человеке.
Следующий момент, каким образом Юм предлагает исследовать
человеческую природу. Здесь в этом вопросе абсолютно точно можно
зафиксировать изменения в взглядах Юма от «Трактата» к «Исследованию о
человеческом познании». В «Трактате» он прямо говорит, что единственным
основанием, на котором мы можем строить науку о человеке, является опыт,
опыт, а именно внутренний опыт, интроспекция и предлагает такую
интроспективную модель. Ни в коем случае нельзя допускать гипотез, говорит
он, только внутренний опыт. Ну, тут же, во введении в Трактат он замечает,
что интроспекция приводит к нарушению естественного хода психических
процессов, и мы не видим то, что мы должны видеть, то есть то, что мы хотим
исследовать душу, она не открывается нам – открывается искаженный образ,
эта целая проблема и с ней знакомы все современные психологи. Ну и как же
быть, какой выход предлагает Юм? Мы же должны истинную картину
душевной жизни получить, а не искаженной. Для этого, говорит он,
предлагает довольно популярное ныне решение, но от которого впоследствии
отказался: надо смотреть не за самим собой, а как бы вот за другими людьми,
извне наблюдать это проявление человеческой природы, осторожно, не
В.В.Васильев
- 15 -
Юм
вмешиваясь в них, и вот в таком плане мы сможем понять, как, так сказать,
она устроена.
Неудачность
этого
предложения
состоит
в
том,
чтобы
истолковать поведение других людей, мы уже должны знать самих
себя, это очевидно, и узнать через других устройство души мы не можем,
пока ее не знаем непосредственно. А непосредственно можем узнать только
через интроспекцию, так что от интроспекции просто никуда не деться. И
поэтому, размышляя на эти темы, Юм иной вариант предлагает исследования
человеческого сознания, необычайно резко меняет акценты. Слово «опыт»,
которое буквально звенит во введении в «Трактат» в изоморфной первой
главе «Исследования о человеческом познании» вообще ни разу не
встречается, когда он говорил о методологии науки о человеке и вообще,
редко слово experience встречается. Вместо этого он говорит, что душу надо
исследовать, вот здесь очень странное место, самое загадочное может быть во
всей его философии, хотя я преувеличиваю наверное, с помощью особой
способности высшего проникновения, то есть некая интеллектуальная
интуиция по-видимому имеется ввиду, то есть он теперь считает, что у нас
есть эта интеллектуальная интуиция, superior penetration, высшее
проникновение, с помощью которой мы можем мгновенно – он пишет –
схватывать структуру душевной жизни и вот именно в силу этого мгновенного
схватывания,
нарушения,
видимо
так
он
считает,
не
происходят.
Размышляя на эту тему, если от терминологии отвлечься, он видимо, пришел
к
выводу,
что
далеко
не
все
процессы
психической
жизни
при
самонаблюдении изменяют свое течение. Видимо он понял, что если какие-то
конкретные эмоции, например, пытаться ухватить, состояния описать, то
тогда да, происходят нарушения, но если пытаться схватить сущностные
формы перцептивной жизни, то есть например, отличие памяти, внутреннее
отличие,
от
воображения,
воображение
от
ощущения,
рассудка
от
воображения и так далее, это самые элементарные я перечислил, впечатления
от идей, если говорить в его терминологии, то вот тогда нарушения не
происходит, поэтому их можно созерцать. Но поскольку нарушения не
происходит, то он говорит, что мы схватываем мгновенно, а поскольку
В.В.Васильев
- 16 -
Юм
сущностные формы ухватываются, то вот здесь какая-то высшая способность к
проникновению у нас имеется. Вот отсюда видимо берется этот странный
термин «высшее проникновение». И первая задача науки о человеке –
построение карты души и первая часть истинной метафизики, это
«ментальная география», как говорит Юм. Весьма любопытный термин.
Итак, надо распутать, - дело в том, что наша способности спутаны, смешаны
друг с другом, их надо тщательно, словно спутанные нити, говорит Юм,
отделять друг от друга и этот беспорядок устранять. Четко проводить границы
между различными способностями, грубые границы мы знаем, мы все знаем,
чем отличаются чувства от воображения, но чем идеи памяти отличаются от
идей, скажем воображения это уже сказать не так просто, а есть еще более
тонкие различия, - вот все их надо фиксировать. Это – первая часть.
Но есть в этой науке и вторая часть. Термина для нее Юм не дает, но,
условно говоря, если так, по аналогии с ментальной географией тут можно
изобретать разные термины, сами подумайте какие. Короче говоря, смысл
этой второй части состоит в том, чтобы редуцировать одни способности
души к каким-то другим, то есть в многообразии душевной жизни искать
какие-то нити, которые соединяют различные
когнитивные
и иные
проявления человеческой психики и ведут к их глубинным основаниям
общих для многих душевных действий. То есть имеется многообразие
душевных действий и Юм не исключает, что многие из этих душевных
действий вытекают из каких-то общих оснований. И вот очень важная задача
науки о человеке, это редукционистский проект, вот это сведение,
ментальная спелеология, если хотите. То есть надо эти ниточки стягивать.
Звучит абстрактно. Пример приведу, вот мы верим, допустим, что существует
причина у каждого события – каузальная вера. И Юм пытается доказать, что
эта каузальная вера зависит от нашей веры в тождество прошлого и
будущего. Вот оно – сведение. И другие подобные принципы, подробнее
потом расскажу, хотя времени у нас мало, на следующем занятии мы должны
будем уже к Канту приступить, но тем не менее.
В.В.Васильев
- 17 -
Юм
Вот эти две части. Это позитивные задачи. Есть негативные задачи в
метафизике, это ограничительные задачи, то есть после того, как мы это
все выясним, мы поймем, в какие области наш разум не может вторгаться.
Теперь еще пару слов и на этом мы закончим сегодня, об отношении
Юма к скептицизму. Здесь, этот вопрос важно зафиксировать, потому что
часто, до сих пор еще его причисляют к скептикам, Юм выделяет несколько
видов скептицизма. Значит: пирронизм – это крайний скептицизм;
академический…, да, картезианский скептицизм – методическое
сомнение;
академический
скептицизм
и
так
называемый
консеквентный скептицизм – то есть сомнение, возникающее уже
после того, как мы исследовали наши способности познания и
поняли, что что-то доступно им, а что-то недоступно.
- А какой второй?
Второй картезианский, первый пирронизм по имени Пиррона, второй
картезианский, потом академический скептицизм и этот вот, консеквентный.
В подлинном смысле скептицизмом является только пирронизм, крайнее
сомнение во всем, упорное такое. И Юм его отвергает и даже пытается найти
те области познания для философии, которые могут позволить избежать
сомнений. Все остальные виды скептицизма Юм признает и использует их. Он
скептик и во втором и в третьем, и в четвертом смысле слова. Но все дело в
том, что эти смыслы слова «скептицизм» не соответствуют традиционному
смыслу этого понятия. Ну, Декарта мы же не будем всерьез скептиком
называть, правда? Или, например, любой философ согласиться с тем, что есть
области познания недоступные для человека и человеческого разума, и Юм с
этим согласен. То есть если он скептик в этом плане, то все остальные тоже
скептики. А что такое академический скептицизм – это просто
правило осторожности в рассуждениях. Просто дело в том, что Юм
называет
свою
философию
академической
философией,
и
себя
академическим скептиком. Ну, академический скептицизм есть смягченный
скептицизм, это просто, действительно установка…
- А чем отличается декартовский от академического?
В.В.Васильев
- 18 -
Юм
А декартовский мало отличается, это просто следствие, это скорее
умонастроение такое, возникающее из декартовского метода. Их в принципе
можно свести воедино - декартовский и академический, - оставив тогда три.
Ну, просто там декартовский более конкретное имеет содержание, поэтому он
различается, и вот этот вот консеквентный тоже (у самого Юма, кстати, нет
этого термина), не являющийся скептицизмом в строгом смысле слова.
Итак, Юм - скептик во многом только на словах. А в единственном
смысле скептицизма, в котором он мог бы быть скептиком, он им и не
является. Но не только все-таки, есть и содержательные основания считать его
скептиком, об этом поговорим в следующий раз. Все на сегодня.
- А консеквентный скептицизм - это что?
Ну, вот когда вы исследовали, построили карту души, видите, что вот тут
можно познавать, а вот, например, вопрос о бытии Бога, скажем, или о начале
мира, вот этот вопрос – так наши способности устроены, что они не
гармонируют с этим вопросом, нельзя ничего узнать об этом, закрыта эта
область. И когда мы это признаем, мы становимся на позицию такого
консеквентного
скептицизма
–
после
исследования
познавательных
способностей признаем состояние незнания в определенных областях.
Так, все на сегодня, сейчас я отмечу, спасибо.
- Спасибо.
Юм 2
Итак, я остановился на том, что рассказал о методологии Юма, о его
сложном отношении к декартовскому методу, о том, что в принципе его
можно рассматривать, как одного из последовательнейших картезианцев,
несмотря на внешнюю эмпиристскую оболочку. Говорили мы о том, что
истинная метафизика включает две части: ментальную географию – такую
дескриптивную дисциплину о модусах души и то, что можно условно назвать
ментальной спелиологией, т.е. редукционистскую программу сведения
когнитивных действий (прежде всего когнитивных) к общим основаниям.
В.В.Васильев
- 19 -
Юм
Теперь мы с вами посмотрим, как Юм реализует эти задачи.
Сразу хочу оговориться, что материал крайне сложный: Юм очень
трудный мыслитель, и для его анализа требуется… как Сократ говорил про
тексты Гераклита, что здесь ныряльщик требуется, так, по моему, и здесь что
то подобное должно быть… Но не из-за какой-то «зауми», которая
присутствует в его текстах, - напротив, скорее из-за кропотливости и
микроскопичности юмовских исследований. Не случайно же он говорил, что
философию
в
каком-то
смысле
можно
сравнить
с
использованием
микроскопа, направленного на душу, наводящего на резкость то, что может
быть смутно и неотчетливо в наших душевных действиях.
Первым шагом ментальной географии Юма является знаменитое
его различение впечатлений и идей. Само по себе это различение, как
может показаться, имеет лишь терминологический смысл, потому что, в
конце концов, всем было давно известно различие между ощущением,
скажем, интеллектом и воображением. Все понимали, и Локк и Декарт, что
идеи ощущения и идеи воображения хоть и называются одним словом
«идеи», тем не менее, существенно отличаются друг от друга. Идеи ощущения
от нас в полной мере не зависимы. Беркли, скажем, помните, считал, что они
вызываются Богом непосредственно, а идеи воображения мы сами, - они в
нашей власти, по крайней мере, отчасти мы можем их комбинировать,
создавать новые сочетания. Вот, поэтому они разнятся, и Юм, казалось бы,
просто закрепляет это. Он так и говорит: чтобы избежать путаницы давайте
будем называть вот непосредственные переживания наших чувств –
«впечатлениями (impressions)», а за образами, апперцепциями, точнее,
памяти и воображения оставим название «идеи» (ideas). Чтобы это
cмешение не мешало нам. Философия должна распутывать эти нечеткости, в
том числе и терминологического характера.
Так что договорились, – есть впечатления, и есть идеи. Но не этим
ограничиваются юмовские, так сказать, новации, не только терминами. Он,
классифицирует впечатления – непосредственные данные чувств, – он
различает два их вида: «впечатления ощущения» и «впечатления
рефлексии». Вот здесь я хочу вас призвать, чтобы не смешивать юмовские
впечатления рефлексии с локковскими идеями рефлексии. Такой
В.В.Васильев
- 20 -
Юм
соблазн может возникнуть. Это разные вещи. Под впечатлениями
ощущения Юм понимает то, что и Локк понимает под идеями ощущения,
т.е. это данные пяти чувств, условно говоря, связанные с органами чувств. А
вот,
в
то
время
как
под
идеями
рефлексии
Локк
понимал
представление о формах деятельности нашего ума, Юм понимает
под
впечатлениями
рефлексии
эмоциональную
сторону
человеческой жизни: аффекты, переживания, страсти, желания, это попадает у него под впечатления рефлексии. Если для Локка, скажем,
идея рефлексии была идеей ощущения как способности, то у Юма никак идея
ощущения как способности не скопирована с впечатления рефлексии,
соответствующим, с таким же именем. В данном случае не важно, здесь
сравнение большой роли не играет, просто надо помнить, что здесь не
совпадает.
И
вот,
Юмом
была
обнаружена
определенная
механика
в
возникновении, в последовательном возникновении идеи впечатления.
Сначала порождаются идеи ощущения. Например, вы видите какой-то
предмет, условно говоря, апельсин. Вы едите его, когда вы его едите, у вас
возникают вкусовые ощущения, - да это тоже впечатление ощущения: и
зрительный образ апельсина и вкус его, переживаемый вами, - это
впечатление ощущения. Вы запоминаете этот вкус, как Юм говорит: с
впечатления снимаются копии и эти копии, ничто иное, как идеи памяти,
идеи уже. Потом вы воспроизводите эти идеи, которые хранятся у вас до
определенного момента в памяти. И вы вспоминаете не только образ, так
сказать, вид апельсина, но и его приятный вкус, у вас возникает желание
опять его поесть, так сказать, опять соприкоснуться с этим прекраснейшим
фруктом. Вот это желание, которое у вас возникает, это впечатление
рефлексии. Таким образом … да и если это желание достаточно сильное вы
опять получаете этот фрукт, опять у вас возникает впечатление ощущения.
Вот так круг замыкается. Итак:
1. впечатления ощущения,
2. идеи,
3. впечатления рефлексии,
4. впечатления ощущения.
В.В.Васильев
- 21 -
Юм
- Желание, вызванное памятью – это…?
Желание, которое возникает, стремление – это впечатление рефлексии.
Желание выливается в волевые действия, если вы их осознаете, как волевые
импульсы – это тоже впечатления рефлексии; действия, конечно, ваши по
добыванию этого фрукта вы можете ощущать и получать какие-то
впечатления и ощущения, но это неважно. Важно то, что элементарный
психологический цикл проходит эти упомянутые мною фазы: в
промежутке между двумя впечатлениями ощущения лежат идеи и
впечатления рефлексии.
Эта
элементарная
структура
послужила
Юму
основанием
для
композиционных решений. Вначале, первым делом, надо говорить (в
«Трактате о человеческой природе», в котором все это говорится), надо
говорить о впечатлениях ощущения, потом об идеях, потом о впечатлениях
рефлексии. Ну, о впечатлениях ощущения он отказывается подробно
рассуждать, потому что конкретные процессы возникновения впечатлений
ощущения, или попросту ощущений связаны с физиологическими какими-то
реакциями, которые не являются, не принадлежат, так сказать, епархии
философии. Это дело не философа – исследовать физиологию ощущения. Юм
четко совершенно обрубает все нити, которые ведут от философии к
конкретной науке. Он исключительно тонко чувствует эту границу между
философией и конкретными науками. Тут могут быть самые разные гипотезы,
он прекрасно понимает, а философия не должна быть гипотетической наукой.
В ней все должно быть достоверно.
Поэтому приходится начать с учения об идеях. Эту часть метафизики он
называет логикой, или учением о познании. И она и составляет первую
книгу трактата. А вторая книга трактата
- это учение о впечатлениях
рефлексии – аффектология (хотя этого термина у Юма нет).
Теперь идем дальше. Мы уже знаем, что идеи скопированы из
впечатлений. Все простые идеи, подчеркивает Юм, простые идеи возникают
из впечатлений (сложные, конечно, не все, это понятно – можно
химерические образы создать, которым ничто в ощущениях не соответствует).
Именно так звучит или должна звучать правильно истолкованная формула,
идущая от Аристотеля и подхваченная Локком: «нет ничего в разуме, чего
В.В.Васильев
- 22 -
Юм
не было бы в опыте». Другой смысл здесь в нее вкладывать нельзя, вот
только такой. А внутренние ли эти впечатления, внешние ли, есть ли
врожденное знание или нет - это крайне двусмысленная тема, говорит Юм.
Все зависит здесь от определения терминов. Он объявляет эту проблему
врожденного знания – псевдопроблемой, имеющей терминологический
характер.
Ну, все казалось бы гладко, еще только осталось определить различие,
внутреннее различие между идеями и впечатлениями кроме их вторичности,
а вот если так их сопоставить непосредственно: есть какая-то разница между
ними, феноменологическая? Юм отвечает: есть, и заключается она в
яркости. Впечатления ярче идей, идеи это тусклые копии. Ну,
понимаете, то, что идеи – копии, на них непосредственно не написано,
поэтому важен другой, вот этот критерий яркости. Действительно нет же
штампа на наших идеях: «это копия чего-то», значит они должны как-то
внутренне отличаться, а не референциально только от впечатлений. И это
внутренне различие задается яркостью.
Все хорошо. Возникает, однако, ряд серьезнейших проблем, которые
могут показать, насколько скользкая это как ни странно область и, с другой
стороны, насколько при внешней как бы очевидности нетривиальные вещи
здесь Юм говорит. Ну, самая простая проблема, которая здесь возникает,
связана … по порядку расскажу, несколько их перечислю. Ну, самая простая
связана с определением яркости – а, что, собственно, имеется в виду под
яркостью? Впечатление – яркая перцепция, идея – тусклая. Какая яркость?
Ну, вот если, допустим, вы вспоминаете о солнце, - солнце же яркое, правда,
же? Значит, это очень яркое воспоминание, значит оно – впечатление? Ну,
тогда получается, что вообще о солнце вспомнить нельзя, ни о каком другом
ярком предмете нельзя вспоминать, потому что по определению яркая
перцепция – это впечатление, а воспоминание относится к области идей. Или,
например, входите вы в комнату, где тускло-тускло горит лампочка и видите
ее – это тусклая очень лампочка, значит это уже не впечатление, а идея, да?
Вот такие вот возникают сразу же коллизии. Юм их разрешает, правда, его
решение здесь не слишком многословно оформлено, но ясно, тем не менее,
что речь идет о психической такой яркости, а не о физической, разумеется.
В.В.Васильев
- 23 -
Юм
Т.е. речь идет о яркости самого душевного акта, о восприятии, а не о его
содержании. Хотя физическая яркость, можно доказать, что она, (и Юм тоже
это как-то чувствует, хотя тоже вот об этом как раз он тоже не очень подробно
говорит), но иногда она влияет. Скажем, бывают такие случаи, можно четко
зафиксировать, что, к примеру, если музыка очень тихо звучит, то иногда мы
не можем понять, воспроизводим ли мы ее в воображении или мы слышим ее.
Т.е. говоря, … особенно если мелодия эта хорошо знакома … и можно даже
такой эксперимент провести: тихо-тихо запустить, вы начинаете слушать,
подхватываете ее, и потом если выключить этот тихий-тихий источник
музыки, вы будете продолжать ее слышать. К чему это,… о чем это говорит в
терминах Юма? Значит, если мы воображаем мелодию, то это идеи, ряд идей;
если слышим, то это впечатления; если музыка слабо играет, то именно в
физическом смысле слова ее перцепции, условно говоря, слабы, тусклы. И вот
видите, иногда это может приводить действительно к смешению – слабость,
содержательная слабость перцепций заставляет нас колебаться, и мы уже не
понимаем: то ли это ощущение, то ли идея; то ли впечатление, то ли идея?
Юм и сам не отрицает пограничных случаев. Он говорит, что
воображение иногда до такой степени как бы заряжает идеи яркостью, что
они начинают приниматься за реальность, т.е. за впечатления. Так бывает и
во сне. Ну, сон особая ситуация, но так бывает и в пограничных случаях. И в то
же время он высказывает тезис о том, что ни одна, даже самая яркая идея не
может сравниться с впечатлением по своей яркости. Стоит задуматься над
этой формулировкой. Если ее не считать тавтологией просто какой-то, то, всетаки Юм считает, что, как правило, это психологическая яркость душевных
актов при воспроизведении образов и при восприятии их настолько четко
разниться, что мы без труда можем их различить. А исключения лишь
подтверждают правило.
Это один вопрос, одна проблема здесь – весьма непростая, если
философски подходить к ее решению. Второй вопрос, Юм четко на этот раз
уже проговаривает – это знаменитая проблема градаций цвета - его
мысленный эксперимент, который породил целую бурю откликов, особенно в
немецкой философии того времени. Иоганн Тетенс, к примеру, не один
десяток страниц в своем грандиозном трактате, о котором я вам рассказывал,
В.В.Васильев
- 24 -
Юм
исписал, разбирая подобные случаи. Ну, и много других, даже у Канта, хотя он
не принимал этот случай, отголоски в лекционных записях того времени,
когда он как раз изучал трактат Тетенса, там есть. А уж в современной
литературе вообще этот пример стал каноничным.
Итак, о чем идет речь. Юм неожиданно, противореча своему же общему
принципу (в этом весь он), который он только что высказал – что простые
идеи берутся из впечатлений, вдруг неожиданно приводит случай, в котором
нам исключительно силами воображения удается создать простую идею,
которой до этого никогда не было в чувствах. В чем этот мысленный
эксперимент? Ну, вкратце: представьте себе, говорит Юм, цветные полоски
такие, выложенные в ряд. Полоски все эти одного цвета, ну, условно говоря,
синего или голубого. Юм с голубым цветом приводит пример. И вот
интенсивность этого цвета меняется. Ряды как в тесте Люшера, если кто знает,
только там другое: там разные цвета, но, тем не менее, тоже ряды. Значит
слева, в начале ряда лежит прямоугольничек с самым интенсивным цветом,
справа,
в
конце
ряда
с
наименее
интенсивным
цветом.
последовательные ступеньки кроме одной, одна пропущена
И
все
в этих
последовательных изменениях градации цвета. Юм спрашивает: может ли
человек, никогда не видевший подобного оттенка, а любой такой оттенок –
это простая идея, может ли он реконструировать, сравнивая предшествующие
и последующие цвета, создать точное представление, какой оттенок
находился бы посередине? Если может, то вот вам доказательство, значит, мы
можем породить воображением даже простые идеи, новые, оригинальные. Но
тут же Юм оговаривается, что этот случай имеет исключительное значение,
что, как правило, все-таки идеи берутся от впечатлений. Но вот упомянутый
мной Тетенс, он с ним бы, с Юмом резонно не согласился и привел массу
остроумных аргументов, доказывающих, что в действительности эта область
порождения новых простых идей в человеке крайне велика. И он приводил
даже более наглядные аргументы как можно получить новое представление.
Один из них настолько простой, что я сейчас вам его расскажу: если вы
встретитсесь с человеком, который, скажем, никогда не видел зеленого цвета,
вы можете ему, используя тетенсовский довод (ну, хотя он не Тетенсом
придуман, этот эксперимент в 18 веке был известен, но, тем не менее, он его
В.В.Васильев
- 25 -
Юм
по-новому истолковал), так вот вы можете это очень легко объяснить, сделать
так, чтобы он в воображении создал, не имея ощущения этот цвет. Надо
просто смотреть на какой-то красный предмет (это известный, в общем-то,
опыт), долго-долго смотреть на него, а потом резко перевести взгляд на белый
фон, и тогда этот отпечаток, поскольку долго смотрели, остаточный образ
сохранится в нашем восприятии и на этом белом фоне мы увидим тот же
контур, но зеленый. Тут не важно, какие физиологические механизмы, это не
имеет значения, важна интерпретация – ведь мы же не видим зеленый
предмет, его нет на белом фоне. Значит, не видим, но воображаем, стало быть,
а раз мы раньше не видели никогда то, значит, порождаем новую простую
идею. Ну, и так далее. Здесь можно долго рассуждать – тема интересная, но
уводит несколько в сторону.
- Это же впечатление?
Да, ну я понял Вашу логику. Но все-таки это не впечатление, потому что
нет ничего красного, т.е. зеленого на этой бумаге. Это действительно какое-то
промежуточное звено между впечатлением и идеей, но, строго говоря, это
идея. Вот. Хотя, здесь согласен, можно спорить.
Однако идем дальше. Вот еще любопытный вопрос. Когда говорят, что
по Юму идеи - это копии впечатлений, может показаться, что это слишком
просто, правда, все? Как-то слишком он тривиалиазирует он, что ли, вопрос.
Ну неужели все различие между мыслью, между памятью и ощущением
только в яркости? И вот Юм в «Трактате о человеческой природе» еще один
проводит мысленный эксперимент, крайне любопытный, который показывает
насколько важно это различие. И связан этот эксперимент сущностью и
функционированием как раз памяти. Вот вы все можете прекрасно вспомнить,
как вы сегодня шли в Университет, правда? Можете, помните это, да? Это
цепь определенных перцепций – вот вышли из дома, или с работы, кто с
работы идет, и вот все ваши воспоминания, которые сцепляются вплоть до
того момента, как вы пришли в Университет – это идеи памяти. Но вы, и вот в
этом смысл эксперимента, ведь можете создать любой другой образ прошлого,
тоже связный, подчеркиваю. Вот вы вышли, например, представьте из дома,
перемещаясь в Университет сегодня вспоминайте так, конструируйте, вышли
и вдруг, ну что? И вдруг вы почувствовали необыкновенную легкость и вы
В.В.Васильев
- 26 -
Юм
почувствовали, что можете взлететь, и вы взлетели, представляете, и прямо
порхая, прилетели к Университету, можете себе такое представить ясно и
отчетливо? Можете? Можете! А вот теперь скажите, почему же вы считаете,
что было именно то, а не другое? Как, мы знаем, спрашивает Юм, об
истинности наших воспоминаний? Ведь как обычно мы узнаем истинность
каких-то суждений? Мы сравниваем то, что представляется с тем, что
существует. Истина это согласие представлений и вещей. Но этих-то вещей, о
которых мы здесь говорим, уже нет. Мы же не можем сбегать в прошлое и
сравнить, как было вот с тем. Сравнить наше воспоминание с теми прошлыми
событиями.
- Но отпечаток от прошлой реальности гораздо четче и ярче... и…!
Вот именно это Юм и говорит! В том-то все и дело, Вы правы! Вот это и
требуется доказать. Т.е. единственное различие между теми вариантами
прошлого и тем вариантом прошлого, который мы считаем действительным в
нашем прошлом, состоит в яркости наших воспоминаний. Эта яркость идей
памяти берется, в свою очередь, из еще более ярких впечатлений. Т.е. яркость
памяти действительно связана, с тем, что как раз эти идеи скопированы
непосредственно с впечатлений. А произвольные наши образы гораздо
дальше оторваны от впечатлений, гораздо менее… Они уже прошли такую
сортировку, переработку длительную… и они, эти произвольные варианты,
тусклы и неясны. Хотя, нет … вот, с точки зрения отчетливости можно очень
отчетливо, - отчетливость здесь не критерий. Я, например, в деталях и не
помню, как я шел, - день такой долгий, давно уже сегодня я в Университете, да
и вы наверное тоже. А вот представить полет можно очень отчетливо. Т.е. это
вовсе не отчетливость, а именно яркость является решающим
критерием.
А вот если мы что-то восприняли, впечатления получили, но не
можем формализовать, как-то выразить в понятиях это впечатление.
Что от него остается тогда?
Ну, это, вопрос зависит от того, как вы понимаете то, что сказано. Что
значит выразить в понятиях? Осмыслить как-то, да? Или что это значит?
Объяснить?
В.В.Васильев
- 27 -
Юм
Ну, да… Как то вот выразить, понять… Т.е. осталось ощущение, ну…
разговор какой-то, общение, скажем. Осталось какое-то непонятное
ощущение чего-то неприятного, например. Я не могу сказать что, но вот
этот отпечаток он как-то во мне живет, как-то действует…
Ну, прекрасно. Далеко не обязательно… впечатления могут быть и
неконцептуализируемыми. Они… Концептуалиация, по Юму - это всегда
ассоциация какая-то. Ну, хотя чтобы вспомнить это впечатление вам все равно
нужна будет ассоциация. Ну, вот это одеяло ассоциативное может быть разной
толщины. А оно окутывает любые наши перцепции. Но, иногда это совсем
крошечная, такая, едва, чуть ли не просвечивающая материя, простынка, так
сказать, а не толстенное одеяло. Так что вы будете просто помнить. А какая
здесь проблема? Не обязательно…
- Т.е. идеи не обязательно должны быть выражены в понятиях?
Нет, конечно. Для Юма, да и для Локка, и для Декарта идеи вовсе не
обязательно должны быть выражены в понятиях. Это мы сейчас, после того
как мы прошли кантовскую обработку, мы считаем, что идеи это что-то
высшее, высшие продукты интеллекта какие-то, а для Локка или для Юма
идея – это любой образ. Есть общие идеи - вот это понятия, но общие идеи
Юм трактует примерно так же как и Беркли, кстати говоря, - он принимает его
репрезентативную теорию абстракций. Я поэтому, кстати, сразу тут оговорюсь
и не буду больше на эту тему говорить. Т.е. общих идей как таковых,
«человека вообще» мы представить не можем. Мы представляем всегда
конкретного человека, но присоединяется здесь привычка, говорит Юм, и мы
в случае чего если видим несоответствие можем всегда заменить этот образ.
Т.е. этот конкретный образ представительствует для целого класса вещей,
впечатлений, иначе говоря.
Ну, вот. Идем дальше. Мы еще вернемся к проблеме яркости. Теперь
должен вам сказать, что после того как Юм определил отличие впечатлений
от идей, он занялся вопросом об отношениях между идеями и
впечатлениями и перечислил несколько типов отношений, важнейшим
из которых является отношение тождества, сходства, причинности, а
также отношения места и времени.
Сумму этих отношений он
классифицировал, потом он сказал, что есть философские отношения, а
В.В.Васильев
есть
- 28 -
естественные
отношения.
Юм
Философские
отношения,
это,
условно говоря, абстрактные отношения, когда мы смотрим на
различные идеи и впечатления и как бы так прикидываем
совершенно не заинтересовано как их можно сопоставить - это
философские отношения. А естественные отношения – это отношения,
которые возникают у нас даже если мы этого не желаем, т.е. в
обыденной жизни, само собой, как бы возникают из человеческой
природы. Такого рода отношения между идеями, кстати говоря, Юм
называл ассоциативными связями. И учение о типах ассоциативных
связей между идеями серьезную роль играло в раннем варианте его
философии, в «Трактате о человеческой природе». Он говорил, что есть три
типа отношений, ассоциативных, точнее, связей: по смежности, по
сходству и по причинности. Он замечает, что кажется, что наше
воображение, которое произвольно комбинирует идеи, действует совершенно
свободно, но если мы присмотримся, то увидим, что все-таки какие-то законы,
по которым протекают эти ассоциации есть, эти комбинации идей. И вот три
этих основных закона я уже упомянул.
В поздних его работах, относительно поздних, Юм резко снижает
значимость ассоциативной теории в изложении своей философии и, в общем,
когда пытаются иногда даже объяснить его философию, исходя из одного
лишь принципа ассоциации, то это вызывает лишь не более чем недоумение,
потому что это… вообще без этого можно о Юме говорить.
Самым
важным
из
отношений
Юм
считал
отношение
причинности. Почему? Потому что он был уверен: именно оно позволяет
нам выйти за пределы непосредственно данного в чувствах. Вот в любой
момент времени нам что-то непосредственно дано. Но, а откуда мы знаем, что
произойдет в будущем? Ведь если вдумаемся, то мы увидим, что смысл мира
задается именно ожиданиями. Вот мы если осмысленно смотрим на вещи, то
значит это только то, что мы что-то определенное от них ожидаем. Можно
даже четко это дефинировать: осмысленный взгляд на вещь - это взгляд
на вещь с пониманием того, что от нее ожидать. Но будущего нет ведь
в
непосредственном
опыте.
Значит,
надо
за
что-то
уцепится
в
непосредственном настоящем и как бы перекинуть вот этот мостик в будущее.
В.В.Васильев
- 29 -
Юм
Должна быть какая-то такая «палочка-выручалочка». И таким мостиком
оказываются как раз каузальные отношения. Мы ищем какие-то причины
в настоящем моменте и они выталкивают нас в будущее, к их действиям.
Поэтому бо⁷льшую часть своей теоретической, как сказал бы Кант, а не
практической
философии,
Юм
посвятил
исследованию
каузальных
отношений в его различных ипостасях. И надо сказать, что он прославил себя,
свое имя во многом (правда, эта слава одно время была такой скандальной)
именно вследствие анализа каузальности. Ведь Новое время, я уже говорил
по-моему, находится под гипнозом Декарта. Все верят свято, так сказать, что
отношение причинности, принцип причинности, а именно положение: «все,
что существует, имеет причину» - он самоочевиден. Все верят в это.
Юм, используя декартовский же метод, четко доказывает, что этот
принцип не интуитивен и не демонстративен. С этого он начинает
свою эпопею причинности, тот роман, так сказать, о причинности в
«Трактате».
Ну, доказательство Юма довольно просто: если положение, принцип
причинности
самоочевиден,
интуитивен,
то
противоположное
ему
немыслимо, - верно? - содержит в себе противоречие. Мы знаем это просто из
определения интуитивных положений, необходимых истин: интуитивное значит несомненное, несомненное - значит противоположное невозможно.
Что значит несомненно, что значит нельзя усомниться? Значит нельзя
представить противоположное. Верно? А несомненное и совпадает с
самоочевидным. Так вот если принцип причинности самоочевиден, то он
несомненен,
и
противоположное,
стало
быть
не
представимо.
противоположно этому принципу? Беспричинное событие.
Что
Ведь этот
принцип звучит так: «все, что существует, имеет причину». Значит
противоположное состояние дел, когда что-то существует не имея причину.
Так? Юм спрашивает: можно ли представить себе беспричинное событие.
Можно? Ясно и отчетливо? Ну, а почему нет-то? Причина и действие
различны, значит, если они различны, различимы, то их можно как бы
растащить по разным квартиркам, разделить. Представить изолированно –
одно событие без другого, в котором оно в постоянной и необходимой
находится связи, – ведь именно это подразумевает понятие причинности.
В.В.Васильев
- 30 -
Юм
Причинность это постоянная, смежная, необходимая связь между
двумя событиями. Ну, вот, а среди данных нам впечатлений нет ни одного
такого, которые нельзя было бы растащить. Ну, а если можно представить
изолировано, значит, принцип причинности, по modus tollens не интуитивен,
не
самоочевиден.
И
соответственно
не
демонстративен,
потому
что
демонстрация – это ничто иное, как сцепление интуиций. Итак, принцип
причинности… как бы этот гипноз пропадает. Юм пробуждает Европу от
догматического сна. Не случайно, когда Кант говорил, что Юм «пробудил
меня от догматического сна» он имел в виду именно юмовский анализ
каузальности. Это действительно был прорыв какой-то, осознание того, что
пропускали обычно одну из самых важных может быть предпосылок во всех
рассуждениях космологических, теологических, психологических - все время
принимали: есть событие, есть причина. «А где доказательства-то, господа?»,
спрашивает Юм. Это не аксиома и, более того, это положение не
демонстративно. Значит нельзя доказать, что каждое событие имеет причину,
- а это просто крах какой-то для многих положений
новоевропейской
метафизики. Вообще для всей вот этой широкой программы метафизики,
просто включающую в себя апелляцию к каузальности. И не только
новоевропейской, но и античной. Юм, по сути, ставит перед философией
дилемму
таким
простым,
почти
детским
доказательством,
которое
практически невозможно опровергнуть, кстати говоря, хотя Кант все-таки
пытался опровергнуть, удивительно остроумно он пытался опровергнуть этот
тезис. Хотя само вроде юмовское доказательство невозможности принципа
каузальности
носит
аподиктический
характер,
значит,
казалось
бы
неопровержимо: ну что тут доказывать? Представьте себе беспричинное
событие, - все, больше ничего доказывать не надо. Однако Кант смог
подобраться, он сказал: да, в целом юмовские аргументы верны, принцип
причинности не доказуем, но не доказуем как общее положение,
действующее для всех сфер бытия.
А вот в приложении к одной из
областей бытия, а именно миру явлений этот принцип можно
доказать. Вот таким-то образом Кант попробовал обойти ситуацию, т.е.
частное положение о причинности можно доказать. Но и то доказательство
строило Канту огромнейшего труда и было развернуто им в самом сложном
В.В.Васильев
- 31 -
Юм
разделе его философии – трансцендентальной дедукции категорий, над
пониманием которой до сих пор бьются десятки и сотни кантоведов и
студентов, тысячи…
Так вот. Мы потом поговорим, насколько убедительно кантовское
доказательство принципа причинности. Что оно остроумно – это факт. И
может быть, одно из самых красивых даже аргументов в истории философии
Кант придумал, борясь с этой юмовской критикой.
Но мы возвращаемся к Юму. Юм часто неправильно истолковывался в
этом плане. Говорили ему: Вы отрицаете причинность. Юм в ответ на это
говорил: я вовсе причинность не отрицаю, моя цель не в этом. Кто в здравом
рассудке сомневается в том, что каждое событие имеет причину? Никто. А я
уверяю вас, говорил он, в здравом рассудке. Моя цель состоит в том, чтобы
понять: почему (прошу зафиксировать), почему мы считаем, что каждое
событие имеет причину. Не разобрать вопрос «имеет ли причину каждое
событие?», а разобрать вопрос «почему мы так считаем?». В этой формуле и,
заключена суть так называемого, знаменитейшего «феноменологического
поворота», который осуществил Юм в философии и который составляет
главную его заслугу в истории мысли. Он не задается вопросом, существует ли
внешний мир, он спрашивает: почему мы считаем, что внешний мир
существует? Он находит такую область философских вопросов, в которой
может получить заведомо достоверные ответы. Может быть нельзя доказать,
что мир существует вне нас, но можно точно установить – почему мы так
считаем. И какой смысл, собственно, вкладываем мы в это высказывание,
когда говорим, что он существует. Мы можем не доказать, даже невозможно
доказать, что каждое событие имеет причину, но можно точно объяснить как
и почему мы считаем, что каждое событие имеет причину. Чувствуете разницу
этих вопросов? И разница как раз, главная-то разница в этих, как бы
субъективных вопросах, феноменологических в том, что они допускают
точный ответ. Это первое. Второе - этот ответ неочевиден: почему мы считаем,
что каждое событие имеет причину, если это не самоочевидное положение?
Вот откуда тогда берется эта наша уверенность - неясно. Там где неясно, там
есть почва для интереса философского. Вот в чем дело.
В.В.Васильев
- 32 -
Юм
- А этот принцип впервые сформулировал Демокрит?
Какой? Принцип причинности?
- Да, что каждое событие имеет причину…
Ну, тут трудно судить. От Демокрита ничего по сути дела не дошло до
нас, кроме крошечных, хоть и многочисленных фрагментов. Судя по всему да,
хотя не исключено, что и, скажем, у Анаксимандра («О природе») тоже была
эта формулировка.
- Фалес тогда уж…
Ну, может быть. Но Фалес ничего не написал, вроде бы.
- Все из воды. Этого достаточно.
Да, да. Так тогда давайте вообще к Гесиоду подойдем, к его «Теогонии»,
«все из хаоса» - тоже принцип причинности. Если исходить из такой
артикулированной формулировки, тогда конечно, это Аристотель…
- Но это же не свойство каждого человека считать, что есть
причинность. Это все-таки продукт культурный, наверно, Запада уже.
Ведь вот во многих племенах деторождение не связывается с половым
актом.
Ну, это с чем-то другим связывается, не важно.
- Для них это что-то такое, Богом данное.
Ну, «Богом данное» – опять причина. Понимаете здесь можно даже
строго показать, что … в этом-то и ценность юмовского, открытого им метода
феноменологического – что для любого человека можно абсолютно строго
математически доказать, что этот принцип причинности составляет одно из
его фундаментальных убеждений, отдает он себе в этом отчет или не отдает.
- Ну, значит, он вообще не будет представлять себе, чем
присутствующие здесь заняты. Это будет полное недоумение вообще.
Верно. Именно так. Но тут вот надо чуть-чуть покопаться еще и
уточнить, почему это так. Т.е. надо доказать, а может будет. Но вот тут можно
будет строго доказать…
- Ну, вот можно понаблюдать, когда дети начинают считать, что
все имеет причину.
Ну, это… вспомните, что Локк не мало на эту тему копий сломал. Дело
не в том, когда они артикулируют. Вот эта артикуляция и языковые проблемы
В.В.Васильев
- 33 -
Юм
– это второй вопрос всегда. Сознание функционирует само по себе, в
естественной как бы среде психологической, психической и его исследование,
оно облегчается только использованием языка и все эти феномены можно
сделать более отчетливыми на языковом уровне, не более того. А сами по себе
они и без языковой среды функционируют. Что такое язык? Язык – это идол
современной философии, - это же просто одно из самых фантастических
каких-то заблуждений, которое сейчас существует и до сих в современной
философии. Что такое слова – слова, это один из типов впечатлений,
ощущений. Какая разница? Это ни какая-то особая инстанция, которая
позволяет все объяснить. Есть одни ощущения, есть другие, есть среди них
звуковые ощущения, которые мы называем словами и зрительные, которые
мы называем рукописными словами – все больше ничего нет. Они как-то
ассоциированы с какими-то другими образами. Нет никакой особой языковой
среды. Это иллюзия. И бессмысленно пытаться с помощью …, ну, можно,
конечно - это что-то дает, тут тоже естественно нельзя высказывать резкие
такие суждения на этот счет, что вот это абсолютно бесперспективно. В любой
области есть крайне интересные находки и разработки, прекрасно, но когда …
только не надо вот это все превращать в идола, - что и было сделано в
современной языковой, лингвистической, да и вот в философии не только
лингвистической, но и аналитической в целом, но сейчас правда это уже
схлынуло, языковая волна, так что мой гнев, так сказать, праведный, он не
относится как раз к современному состоянию мысли, ну а скорее к тому, что
было некоторое время тому назад. Ну, все-таки предлагаю вам задуматься над
этим. Будете читать многих философов-аналитиков, да и не только
аналитиков, того же Хайдеггера, к примеру. Это странное выделение языка в
особую область, на чем оно основано? Ну ладно… Я не настаиваю, впрочем, на
том, что говорю в данном случае. Это гипотеза. Может она и неверна
совершенно. Это для дискуссии мы оставим, может быть, вы не согласитесь,
будете возражать, я с вами соглашусь.
Возвращаемся к Юму. Теперь нам надо, после того как мы эту ситуацию
с причинностью выяснили, после того как мы поняли, в чем суть этих
феноменологических вопросов, теперь надо посмотреть, как Юм на них
отвечает, на эти вопросы. Действительно откуда мы, почему мы считаем, что
В.В.Васильев
- 34 -
Юм
каждое событие имеет причину? Ну, в процессе ответа на эти вопросы, Юм
приходит к важнейшим понятиям, т.е. открывает особые области действия
человеческих способностей, для которых он находит имена весьма неудачные,
как правило. Я говорил уже: в этом плане он буквально чемпион, труднее
найти философа из великих философов, которые менее удачно применял бы
слова;
применяемые
интерпретациям,
вот
им
это
термины
даже
всегда
правило
дают
повод
какое-то…,
к
ложным
обвинениям
в
психологизме, в чем только его не обвиняли. Так вот, тем не менее, я веду речь
о понятиях «привычки» и «веры». Видите такие термины: привычка и
вера. Это фундамент его науки о человеке, по большому счету, именно
упомянутые мной открытые им феномены. Он говорил, что … Да вот почему,
опять-таки, чтобы не показаться голословным, сейчас докажу… Почему
термин «привычка» – неудача для того феномена, который Юм открыл, не
буду пока уточнять, что это за феномен, … сейчас уточню…, хочу лишь сказать,
что Юм так вот о привычке говорил: если убрать ее, выдернуть ее из
человеческой природы, вот эту особенность, этот принцип человеческой
природы, человеческая природа немедленно разрушиться. Т.е. как бы вот
функционирование механизмов, когнитивных механизмов души просто
невозможно без привычки. Уберете - полный крах наступает, распад
душевной деятельности в сфере познания. Значит, что отсюда следует? Что
привычка – это и есть фундаментальная часть человеческой природы, базис
человеческой природы. Теперь вспомним цицероновское высказывание о
привычке: что привычка такое? «Вторая натура», да? Т.е. вторая природа.
Привычка – это искусственная природа. А по Юму, что такое привычка? Это
как раз первая природа. Это основа человеческой природы, а не что-то
привнесенное. Вот вам… это хороший термин? Также «вера», сразу же
возникают мысли о какой-то религиозной вере. Ну, конечно он использует
термин «belief», а не «faith» но все равно… «Belief», конечно, лишено этих
религиозных обертонов, но все равно мог бы изобрести что-то новое.
- У него ведь не было образования философского? Университет не
кончал?
Нам бы всем такое отсутствие образования, как у Юма… Но он… Ну что
на это Вам ответить Он все-таки окончил Колледж, почти университет.
В.В.Васильев
- 35 -
Юм
Колледж был очень хороший. Знал несколько языков: французский,
греческий, латинский. Знал авторов древних, в подлиннике их естественно
читал и современных философов, он знал, более или менее... ну, всех
крупнейших мыслителей и прочитал в оригинале: Декарта, Лейбница, Локка.
Так что … Ну, в конце концов, если Мэр города его рекомендовал на пост
профессора Университета, то я думаю знаний у нег было достаточно. Хотя в
Ваших словах есть какая-то сермяжная правда. Может быть в этом дело.
Потому что тут как-то с терминологией… Если бы он в Германии жил, что бы
было!? Даже трудно представить себе. Кстати, я уже говорил, что он феномен
по большому счету немецкой философии, настолько его там рвали из рук,
настолько он был популярен в Германии в 18 веке и настолько непопулярен
на Родине как философ. Вот взял бы, да остался в Германии… Он же
путешествовал, был в Германии… но нет, это было бы совершенно не
юмовским поступком – он был истинным Шотланцем, нигде в другом месте
жить не мог.
Юм 3
Ну, ладно. Теперь посмотрим, как же он приходит к этим понятиям, и
что они, собственно, означают. Заодно мы ответим на вопрос о том, почему
все верят в причинность. Проведем еще один мысленный эксперимент, тоже в
духе Юма, хотя здесь уже модернизируем его несколько, и на этом
эксперименте, сразу же раскроются нам основные черты его учения в данном
аспекте о причинности и ее различных образах (на более, к сожалению,
тщательный и подробный анализ времени у нас нет…).
Ну, вот сейчас я отпущу ручку, она упадет, да? Все мы в этом уверенны.
Если я отпущу, то упадет. Уверены. А теперь скажите: а …, опять-таки, что –то
похожее у нас с памятью в эксперименте было…, ведь мы можем нарисовать
образы будущего, того, что произойдет, когда я отпущу ручку: она может
взлететь, она может превратиться в две ручки, может поменять цвет, правда?
Все что угодно может быть. Вот вы можете ясно и отчетливо представить себе
эти модели будущего, но один вы предпочитаете. Почему? Сначала на такой
вопрос ответим, феноменологический чисто: что значит это предпочтение,
В.В.Васильев
- 36 -
Юм
что значит, что мы верим в то, что она упадет? Чем ряд падающей ручки
отличается от других перцептивных рядов, проектируемых нами в будущее?
- Ну, это то единственное, что мы видели всю свою жизнь.
Нет, речь не об этом пока. Речь идет не об основаниях Речь идет о том,
что вы предвосхищаете несколько возможных вариантов, один из них вы
выбираете. На каком основании? Т.е. не на каком основании, там
ориентируясь, сейчас мы об этом скажем, а чем вот он уже выбранный
вариант как бы отличается внутренне от других.
- Он уверен, что он самый истинный…
А что значит истинен? А что это значит? Вот в этом вопрос, что значит,
что мы думаем, что так произойдет? Казалось бы, ну совсем уж я спрашиваю
какие-то предельные вопросы, которые нельзя задавать. Но тем-то Юм и
отличается, что он, как бы, в очевидных вещах видит серьезные проблемы.
Это действительно проблема. Вы говорите: мы думаем, что так произойдет. А
что значит, что думаем, что так произойдет?
- Мы можем только предполагать, что она упадет, в будущем.
Да, но вот Вы так предполагаете. Вы можете нарисовать себе этот образ.
Вот она летит-летит и падает, так? Можете нарисовать себе, как она взлетает.
Чем эти образы отличаются?
- Действием психологическим. Мы испытаем шок, если она полетит.
Ну, это потом будет, а сейчас…
- Первый образ подкреплен какой-то памятью…
Вот когда Вы так говорите, Вы объясняете почему мы выбираем, а
когда мы уже выбрали, вот в чем это отличие выбранного образа будущего от
невыбранного. Уже выбрали вы, неважно на каком основании, уже выбрали.
В принципе все, что было сказано Вами и Вами – верно. Но тут
действительно надо подобрать просто адекватный термин. Юм признается,
что это сложно, но действительно кроме яркости этот ряд падающей ручки,
В.В.Васильев
- 37 -
Юм
психической яркости. Нет ничего другого, что отличало бы его от всех других
образов и рядов. Проделайте еще раз этот эксперимент, вдумайтесь в эту
ситуацию, и мы, я думаю, согласимся с Юмом. Вот такой простой момент, вот
эта яркость ожидаемых впечатлений… да и из-за этой яркости мы говорим,
мы ожидаем, что ручка упадет. Когда мы это говорим: что «ожидаем» мы
уже
предполагаем
этот
ряд,
вариант
будущего
более
ярко
нами
представляемый. Это значит, что мы ожидаем, это и значит, что мы верим.
Вера есть ничто иное, как яркое представление.
Тут Юм несколько градаций яркости перечисляет. Сейчас уже время
суммировать…
Итак, впечатление – это первичный источник яркости психической.
Далее идеи памяти – они идут на втором месте по яркости. На третьем месте
по яркости идут идеи веры. Идеи, сопровождаемые верой – в третьей
степени. Ну, и, наконец, в четвертой – это уже отсутствие всякой яркости – это
вымыслы воображения, как бы не соотнесенные не помещенные в никакие
временные ряды, вот так вот отвлеченно от реальных темпоральных ситуаций
представленные.
Теперь поговорим о том, зачем мы выбираем именно этот ряд. Почему
мы считаем, что ручка упадет. Вы говорили: прошлый опыт. Но… это верно,
конечно,… но только здесь Юм как настоящий картезианский философ,
подчеркиваю, он ничего не оставляет без доказательств. Надо доказывать, что
это прошлый опыт, что мы видели как все это раньше происходило. А может
быть, мы можем априори, спрашивает Юм, заключить к тому, что ручка
упадет? Даже, допустим, если вы, в первый раз оказались на Земле, впервые
видите ручку, - можете априори, да? Вот вопрос сложный. Давайте подумаем.
- Ну, есть предмет, который мы вообще никогда не видели, мы его
опускаем и он все равно падает… и мы никогда не видели раньше, как этот
предмет падает.
Хорошо.
В.В.Васильев
- 38 -
Юм
- Может и предмета не видели… Но рассуждаем по аналогии… Т.е.
есть опыт всех других предметов.
Понял. Значит рассуждение по аналогии. Но мы его тоже отбрасываем.
Это не априорное суждение, аналогия основывается на прошлом опыте. А
говорю о том: априори можно? Допустим, что вы видите ручку в первый раз, и
вообще никаких предметов, вот ваш первый опыт. Но может быть, вы
почувствовали как бы… ощущение тяжести у вас есть.
- Нет, тогда.
Нельзя, да? Но вот высказаны интересные мнения, но согласитесь, что
какое-то
разделение
их
произошло,
все-таки.
Какая-то
у
нас
есть
неуверенность здесь. Поэтому надо доказать. Доказательство опять же очень
просто. Юм просто доказывает, он не высказывает мнение, что мы не можем,
например. Он хочет, чтобы везде было аподиктически доказано все.
Доказательство очень просто, (как вот в том случае): если бы
можно было априори доказать, что, допустим, будет с этим
предметом в следующий момент времени, то тогда это знание
носило бы демонстративный характер. Так? Все демонстративно
доказуемое таково, что противоположное ему не представимо и
невозможно. Если мы можем представить себе больше, нежели
один образ будущего, то это сразу же, автоматически, исходя из
этих предпосылок означает, что доказать априори, что будет
именно то, а не другое нельзя. А мы можем представить (мы это
только что делали), что ручка не только упадет, но и взлетит. Все!
Достаточно четко представить, что ручка взлетит, чтобы сказать:
будущее не выводимо, т.е. недоказуемо будущее этого предмета
поведение априори. Так?
Идем дальше. Раз априори нельзя понять, что будет делать, условно
говоря, предмет, то, значит, апостериори мы приходим к убеждению, что
ручка упадет. Что значит «апостериори»? На основе опыта. В каком смысле на
основе опыта? Мы видели падение предметов в прошлом, да?; и заключаем,
В.В.Васильев
- 39 -
Юм
что и этот предмет упадет. Все прекрасно, так и происходит. Но, подождите, говорит Юм, всматриваясь своим микроскопом, - здесь есть и дополнительное
звено. В прошлом-то мы видели, как падает предмет, но, а речь-то идет не о
прошлом, а о будущем. О том, почему мы считаем, что в будущем упадет.
Откуда мы знаем, что будущее тождественно прошлому? Т.е.
это
умозаключение из опыта действительно происходит и действительно на
основе прошлого опыта, мы верим, что ручка упадет, но на каком основании
мы переносим прошлое на будущее. Есть аргумент? Опять давайте разбирать:
может ли такой перенос прошлого на будущего, быть основан на опыте,
методично спрашивает Юм. Вот эта формула: «будущее тождественно
прошлому» - истинность этой формулы, можно получить из опыта, на
основании опытных заключений? «Нет», прекрасно, так сказать, отвечает
Юм. Да потому, что сам опыт…
- Прошлого уже нет…
С одной стороны, да. Но он тут все сводит даже к логическому кругу,
верно конечно. Он говорит, что из опыта нельзя получить (чтобы уж
совсем отточено здесь было), из опыта нельзя получить знание о
том, что знание будущего тождественно прошлому, потому что сами
заключения из опыта основываются на тождестве прошлого и
будущего. И мы тем самым попадаем в круг в таком случае, если пытаемся из
опыта доказать истинность этого принципа. Круг, который, как известно, не
является на деле никаким доказательством, логический круг. Отбрасываем.
Значит, из опыта недоказуем этот принцип.
Теперь смотрим: а априори можно доказать, что будущее тождественно
прошлому?
- Нет.
Нет, конечно. Мы уж с вами научены. Если можно априори доказать,
что будущее тождественно прошлому, значит нельзя представить, что будущее
изменится и будет в будущем «порядок природы», как говорит Юм иной,
В.В.Васильев
- 40 -
Юм
нежели в прошлом. Но ясно и отчетливо это представить можно, значит
априори доказать тождество прошлого и будущего нельзя.
Значит ни априори оно недоказуемо и ни апостериори. Нельзя вывести.
А, тем не менее, этот принцип работает у нас и более того, если бы не было
этого переноса прошлого на будущее, мы бы ничего не могли предвидеть, как
Вы говорили. Мир бы оказался совершенно бессмысленным для нас. Потому
что я уже говорил, что смысл мира задается ожиданием. А ожидание
базируется на переносе прошлого на будущее, которое вообще
ниоткуда не дедуцируемо.
Вот в такой ситуации Юм оказывается, и что же он говорит в таком
случае? Если бы он был скептиком, он бы развел руками здесь, сказал: «все»!
Ну, он тоже такие иногда делает пассажи, но в целом он говорит: если не
разум и не опыт, значит, какая-то третья способность действует здесь у нас.
И главная функция этой способности оказывается как раз в том, чтобы
переносить прошлое на будущее. Что же это за способность? Воображение.
И вот этот перенос прошлого на будущее, осуществляемый воображением,
есть ни что иное, как действие привычки. В этом и состоит привычка как
первоначальный принцип человеческой природы, до которого Юм как раз вот
доходит редуктивным путем, обратите внимание, он берет конкретные
ситуации и редуцирует их условия к вот этому первоначальному принципу,
используя при этом ни какие-то наблюдения, а доказательства - вот, что особо
любопытно. В позднейших вариантах феноменологии, обратите внимание,
реализовывался, как правило, бездоказательный метод. Т.е. вот Гуссерль,
скажем, он чисто дескриптивный феноменолог. Он даже гордится тем, что
выбросил доказательства из своей философии, а Юм по сути дела является
первооткрывателем феноменологических дедукций. Вот любопытную вещь он
сумел найти. Обычно доказательства философские реализовывались не в
области
исследования
модусов
перцептивной
жизни.
Доказательства
требовались, когда, например, надо было удостовериться в бытии Бога,
допустим, в том, что у мира есть начало, в том, что душа продолжит
существование после отделения от тела. Тут нужны были доказательства, а
В.В.Васильев
- 41 -
Юм
сфере исследования как бы установок обыденной жизни их никто не
применял, а Юм применил и получил интересные результаты.
Итак, вот это воображение, привычка, перенос прошлого на будущее.
Здесь еще далеко не все закончено. Теперь… тут, правда, Юм несколько
смещает, он размывает свои рассуждения: тут нет у него дальше такой
отчетливости. Но, тем не менее, можно на основе его тезисов показать, что
именно этот принцип тождества прошлого и будущего … он сам
собственно это высказывает в нескольких местах, спорадически так … он и
отвечает за нашу уверенность в том, что каждое событие имеет
причину. Вот это дальнейший шаг будет в редукции нашей.
Т.е. вот то, что…
Да, это есть основание нашей веры в каузальность.
Но сам по себе этот принцип – это наше предположение.
Сам по себе этот принцип…, Юм называет его инстинктом, который
вселен в нас природой – это его буквальные слова, - и который чудесным
образом гармонирует со сменой впечатлений. Т.е. этот принцип задает нам
ожидания, эти ожидания, как правило, оправдываются. Но впечатления,
которыми мы фиксируем это оправдание наших ожиданий, они не в нашей
власти, они развиваются, сменяются, по каким-то неизвестным нам законам,
«скрытым качеством» - даже этот термин у Юма встречается. Во
внутренность природы мы не можем проникнуть, во внутренность мира
впечатлений. А мы лишь ожидаем, комбинируем идеи.
Так вот откуда же это соответствие между рядом идей и ходом природы
или последовательностью впечатлений? Юм тут неожиданно, кстати говоря,
прибегает к понятию «предустановленной гармонии» - может самое
странное место его «Исследования о человеческом познании», где он
говорит, что существует предустановленная гармония между ходом природы и
последовательностью наших идей. Мир целесообразно устроен и поэтому
наша привычка оправдывается, действует безошибочно. Вообще Юм испытал
серьезное влияние Лейбница и, кстати, он придерживался его концепции о
В.В.Васильев
- 42 -
Юм
наилучшем мире. Ну, это как-то связано с теорией предустановленной
гармонии, но находится на периферии его рассуждений, поэтому обычно
никто
на
это
внимание
никогда
не
обращает:
на
эти
пассажи
о
предустановленной гармонии и т.д.
- А он как-то объясняет, почему в таком случае, если есть
соответствие, никто не может предсказать ближайшего будущего?
Никто не может сказать, как завтра поведет себя курс доллара?
Вы думаете, никто не может предсказать?
- Никто. Просто никто.
Я думаю, могут многие, и они на этом большие деньги делают.
- Нет-нет, они делают не вполне на этом. Они делают на том, что
они лучше, немного лучше других могут на этом играть. Они меньше
эмоционально завязаныы, они меньше … ну в нашей стране возможно, в
нашей стране возможна коррупция. Но если исключить коррупцию, то
никто в принципе. Ведь на бирже же играют и на Западе, но они все равно
не знают, они мыслят вероятностно.
Ну, хорошо, да, согласен. Верно, абсолютно верно. Ну, и что тут
противоречит Юму? Он именно это и утверждает, что все наши высказывания,
все наши образы будущего неизбежно…
- Но можно действительно ошибиться, можно очень сильно
проиграть любому игроку.
Да верно, но речь не идет о том, что мы безошибочны, хотя может быть
я сам дал повод к такой интерпретации. Ожидание оправдывается естественно
не всегда, далеко не всегда, хотя в действительности в 99 процентах случаев
они конечно оправдываются. Вот вы ожидаете, что ручка упадет, и она упала:
таких случаев гораздо больше. Просто когда они не оправдываются мы это
замечаем.
Но
Юм
хочет
сказать,
что…,
ему
важно
объяснить
эту
массированную оправдываемость. А даже когда они не оправдываются, мы
всегда находим причину, по которой мы не точно... т.е. в любом случае мы не
В.В.Васильев
- 43 -
Юм
пеняем на то, что что-то произошло без причины. Мы просто пеняем на
несовершенство нашего знания, опыта прошлого, который не позволил нам
точно сконструировать образ будущего, но саму возможность точного
предвосхищения будущего при наличии полного знания, мы допускаем,
естественно. Просто это идеальный случай, но идеальный случай у нас не
вызывает сомнения, что если бы мы обладали полным знанием ситуации, то
мы бы точно предвосхитили. А ведь все равно здесь нет внутренней связи
между идеями и впечатлениями, все равно приходится допускать эту
гармонию.
- А если человек настаивает на том, что это случайность, … как бы
все эти попытки его переубедить, редуцировать что-то, выдвигать
собственное видение мира, … а вот он настаивает на том, что это
случайная вещь. Как в этом случае быть?
А в этом случае Юм только аплодировать будет, если кто-то будет
настаивать. Ведь это играет ему на руку. Это как раз говорит о том, что мы
можем выстроить такое мировоззрение, в котором будут беспричинные
события. Ведь ему важно доказать, что этот принцип не самоочевиден:
причинность. Т.е. разумом мы можем представить беспричинность и можем
даже говорить, что мы что-то считаем, но как только мы как бы
отворачиваемся от абстрактных рассуждений и вступаем как бы в поток
психической жизни, погружаемся, мы сразу же эту веру возобновляем. Она …
вот это очень специфический момент, тут Юм как бы даже контрастирует
теоретическую
и
практическую
жизнь
человека.
Вот
именно
практическая жизнь эта, ну практическая не в смысле мастерства какого-то,
ремесленной деятельности или чего-то в этом роде, - «практическая» в
смысле обыденная, скорее. В обыденной жизни - предмет философии.
Обыденная
жизнь
–
Юм
прямо
говорит:
философия
должна
систематизировать убеждения обыденной жизни. Никакой другой задачи у
нее нет. Строго это делать причем. И тут мы сразу отворачиваемся от этих
абстрактных рассуждений и впадаем в эту веру. Ну, иначе и быть не может,
если только вот доказать тождество … нашей уверенности в тождество
прошлого и будущего и нашей каузальной веры.
В.В.Васильев
- 44 -
Юм
Ну, я предлагаю из-за недостатка времени вам самим попробовать
доказать, докажите от противного, предположите, что вы не верите в
каузальность и тогда вы увидите, что нарушится вера в тождество прошлого и
будущего, и наоборот. Т.е. окажется, что они связаны, эти принципы.
Ну, что более интересно, мы переходим к следующей проблеме, а эта
проблема, – откуда берется наша вера в существование внешнего
мира? Что более любопытно, так это то, что и наша уверенность в
существовании внешнего мира тоже связана и с принципом каузальности
(каузальной веры) и с принципом тождества прошлого и будущего,
вырастающего непосредственно из механики воображения, если хотите. Вот
приведу простой пример, чтобы вы, на основе юмовских рассуждений в
«Трактате», почувствовали связь каузальной и экзистенциальной веры.
Вернемся к «эксперименту» с ручкой. Все считают, что она существует
независимо от нас. Причем не будем пока определять точно, что это значит,
какой смысл имеет. Представим теперь, что мы вышли из комнаты. Что будет,
будем ли мы считать, что этот предмет продолжает существовать? Конечно,
будет! Все мы верим, даже когда не видим ручку (отошли от нее на несколько
метров, но не дальше, конечно), мы верим, что она существует. Теперь это
факт – зафиксируем его. А вот теперь, смотрите. Но, приведу ограничивающее
условие, но ведь далеко не всегда такая ситуация имеет место. Представьте,
что вы положили кусочек льда, условно говоря, на сковородку, обычную, не
горячую. Положили, да и отошли, отвернулись от этого кусочка, не видите
его, но вы считаете, что он существует. Теперь представьте, что вы положили
на раскаленную сковородку, и уже через секунду, еще не пройдя и трех шагов,
вы будете сомневаться, существует ли он, а потом и вовсе будете считать, что
он не существует. Так? Значит автоматически, при прекращении восприятия,
вера не сохраняется в существование внешних вещей. А когда она
сохраняется? Точнее, когда они исчезает? А вот давайте посмотрим: когда
есть
причина,
которая
эту
вещь
уничтожает.
Если
причин,
уничтожающих вещь, нет рядом с вещью, в окрестности ее перцептивной, то
тогда мы будем считать, что она существует, но будем сомневаться вдруг
какие-то там неизведанные какие-то… не заметили просто, скрытые причины.
В.В.Васильев
- 45 -
Юм
Так да? Итак, мы верим в существование вещи тогда, когда нет
причин, уничтожающих данную вещь.
А может без причины она уничтожает, спрошу теперь я вас? А как этотто вариант мы исключим? А вдруг мы вот отвернулись, а она без причины
уничтожилась? Смотрите, задумаемся над этим. Если мы продумаем эту
ситуацию, мы поймем, что просто мы исключаем ситуацию причинного
уничтожения. А что это значит, если верим в существование вещи? А это
значит как раз то, что наша каузальная вера, вера в то, что ничего не
происходит
беспричинно
является
условием
нашей
экзистенциальной веры. Если мы не верим в причинность, мы не верили
бы и в то, что вещь продолжает существовать, когда мы ее не воспринимаем.
Вот мы осуществили редукцию очередную. Вы можете сказать: ну, мы
просто считаем маловероятным беспричинное уничтожение. Но все дело в
том, … у Юма есть ответ на этот вопрос, …все дело в том, что вероятность, она тоже возникает из переноса прошлого опыта в будущее. Потому что в
прошлом опыте могут быть разноречивые случаи, в сходных ситуациях, и
тогда мы ожидаем соединенную с данным настоящим возможность
разноречивого будущего. Причем то, что случалось чаще, кажется нам более
вероятным. То, что реже – менее вероятным. Но в любом случае, вероятность
основана на переносе прошлого на будущее. А перенос прошлого и будущего
порождает каузальную веру, понимаете? Неизбежно. А таким образом,
утверждение «мы считаем беспричинное уничтожение маловероятным» абсурдное утверждение. Потому, что вероятность предполагает всеобщую
действенность каузальной веры. Мы можем представить себе, абстрактно
опять-таки, беспричинное уничтожение, но это не то о чем говорит Юм. Вот
разум и рассудок все-таки четко разводятся. Рассудок как бы
связывается с воображением, это та самая способность, которая проявляет,
наделяет яркостью наши идеи, и наделение этой яркостью мы называем
верой, подразумевая различные степени. А разум – это способность
абстрактного оперирования, условно говоря, абстрактного, - отвлеченного
оперирования идеями, лишенными как бы изначально вот этого акцента
веры. Но в реальных когнитивных ситуациях, в реальных проектах будущего
В.В.Васильев
- 46 -
Юм
просто не может быть по определению вот таких беспристрастных идей,
которыми оперирует разум. Т.е. какую бы идею мы не перенесли в будущее, из
настоящего в прошлое, мы обязательно снабдим ее той или иной, большой
или малой степенью вероятности. А все это значит, что уже включились вот
эти механизмы. Тут можно было бы, конечно, четче прописать, но как
говорится спасибо и на том, что сделано.
И еще один важный аспект в этой связи обсуждает. /И после того как я
об этом скажу, мы небольшой перерыв сделаем/. Этот аспект связан с
проблемой различения объектов и перцепций. Ведь обычно Юм резонно
замечает, что люди … ведь ему важна именно обыденная жизнь, он с нее
всегда начинает, это для него стартовый полигон для всех его метафизических
исследований
-
обыденная
установка.
Даже
можно
его
философию
«бытологией» назвать в каком-то смысле, вот она обыденно… как бы с
бытом таким когнитивным имеет дело.
Ну, так вот. Обычно мы смешиваем, говорит … даже не то, что
смешиваем. Мы считаем перцепции самими вещами, согласитесь. Это, кстати,
имеет прямое отношение к вопросу о вере во внешнее существование. Когда в
здравом рассудке человек как бы находится, спросить, что вы видите перед
собой? Он ответит, конечно: «вот вещь вижу, вот они, часы, перед мной
лежат». Здравый смысл никакого другого ответа нам подсказать не может.
Но, говорит Юм, достаточно самой «легкой» философии, чтобы понять, что
мы непосредственно осознаем не вещи, а что-то другое. Образы этих вещей.
Каким образом? Он приводит классический такой аргумент (классический он
стал именно с его подачи): представьте, что мы отходим от предмета, отходим
в сторонку, дальше, дальше… ; предмет, что?; сжимается в нашем зрительном
поле, мы явно видим как предмет меньше и меньше становится; теперь мы
спрашиваем этого человека со здравым рассудком, говорит Юм: «а, предметто,- вот эти часы, которые явственно уменьшаются в Вашем перцептивном
поле, - они уменьшаются?»; «нет», говорит он, «часы остаются теми же
самыми»; «но Вы же видите, что уменьшаются. Вы же говорите, что видите
часы, тогда Вы должны сказать, что часы уменьшаются»; и вот тут он
начинает думать: «да, действительно, то, что я вижу уменьшается, но часы-то
В.В.Васильев
- 47 -
Юм
остаются теми же по своему размеру». Какой отсюда вывод: я вижу не часы, я
вижу отображение, отпечаток этих часов в моей душе, я вижу (осознаю
точнее) ощущение часов, а не сами часы. Сам предмет остается
неизменным, а его ощущение может претерпевать изменение. Вот
казалось бы такой естественный шаг, но сказав «А», мы неизбежно скажем и
«В» и попадем в глубочайшую трясину, уверяет нас Юм. Но дело все в том, что
… и кстати, аргумент этот не безупречен, вот что важно, давайте это отметим
… не могу сейчас подробно об этом говорить, хотя с феноменологической
точки зрения здесь любопытно было бы разобрать… Юм тут не настаивает,
кстати, на том, что он правилен, просто он показывает как возникает вот эта
дупликация мира. Ведь смотрите, что мы сделали, мы невинным таким
шагом мы раздвоили мир. И действительно, в обыденной жизни то, что мы
воспринимаем, мы считаем вещами, а лишь только мы начинаем заниматься
психологией, вообще даже не обязательно философией, мы обязательно
начинаем повторять этот миф о том, что мир раздвоен на образы и на
предметы. И даже начинаем еще говорить, что вот вначале … такой миф
ведь до сих пор ведь гуляет…, что первые дни жизни человек все видит
перевернутым, … слышали, наверное, такое… потому что образы вещей так
отражаются на сетчатке, поэтому ребенок видит мир перевернуто, а потом все
у него переворачивается через какое-то время. Те, кто так говорит, не
задумывается над тем, что человек если он видит все перевернутым, то он
видит и себя перевернутым и вообще он действительно все видит
перевернутым и тогда обратного переворачивания просто произойти-то не
может, ему некуда происходить! Предметы, ему кажется, падают вниз в этом
перевернутом состоянии, как и должно быть, они падают к его ногам.
- Ну, вообще здесь нет более общей системы отсчета, относительно
которой можно что-то переворачивать.
Вот именно, да, конечно. Так вот.
- Не совсем так.
Неправильно, да? Ну, скажите, пожалуйста, и мы наверно перерыв
сделаем.
В.В.Васильев
-
На
- 48 -
взрослого
человека,
если
Юм
надеваешь
очки,
которые
переворачивают все, он находится в полном недоумении, потому, что все
видит перевернутым. Это не тоже самое для него, что было без очков.
Совсем все изменилось.
Интересно, интересно. Вот это важный очень момент, конечно. Т.е. он
ощущает рассогласованность, действительно, тактильных ощущений и свое
тело как бы и зрительного образа. Хотя тут действительно такой вопрос…
Логически он не должен ощущать переворачивания. Тут можно по-разному
объяснять: может быть ожидания… Я вот не готов, честно вам скажу
интепретировать этот эксперимент. Надо его … вот в этом трудность всех
психических опытов. Тоже вот другой, момент, например, известный: что
происходит с сознанием, когда человек полностью … ну, что ли отключают его
органы чувств? Одни говорят, что полный обморок наступает по одним
данным, если сделать так, чтобы ничего человек не чувствовал, поместить его
в такую среду. Другие говорят, что галлюцинации начинаются. Здесь много
тонкостей. Надо провести этот опыт на себе, я думаю, с очками и посмотреть,
все ли условия строго соблюдены.
- Нет, ну здесь есть рассогласование между опытом тела и просто
опытом. Тело же у нас …
Ну, казалось бы правильно, да.
- А девять месяцев – это уже опыт…
Вы правы, да. Вот видите контрдовод тоже хороший. Проблема в том,
что если полное перевертывание, то не должно быть этого рассогласования.
- Нет, ну, девять месяцев у него не было никаких зрительных
восприятий…
- Почему не было? А тактильные ощущения?
- Потом когда он родился, у него возникла картинка мира, она потом
у него не может…
В.В.Васильев
- 49 -
Юм
- …это конечно совсем не логический опыт, но он как раз льет воду на
ту мельницу, где юмовская привычка: надевают очки, которые не все
переворачивают (я забыла, как они сделаны), но они так устроены, что
вогнутые предметы кажутся выпуклыми, а выпуклые - вогнутыми (как
так может быть я не знаю), вот и человеку показывают пустые тарелки
и
спрашивают,
что
такое?
Он
говорит:
это
тарелка,
только
перевернутая, она вот выпуклая такая, а потом человеку… а она на самом
деле не выпуклая, просто у него очки такие, … а потом человеку
показывают тарелку с супом и спрашивают: это какая тарелка? Оно
говорит: нормальная тарелка, вогнутая, виден суп.
Прекрасно - прекрасно. Да очень любопытно здесь...
- …а если надеть очки, то только одна из них перевернется, с супом.
- А вот Вы часто говорите, в частности на прошлом занятии, давая
разных философов: этот картезианец такого-то типа, этот – такогото…
Да, это я успел вам сказать...
- Вот суть картезианства может быть Вы сформулировали бы
отдельно…
Ну, хороший вопрос. Знаете, я, пожалуй, должен с силами собраться,
прежде чем на него ответить. Давайте я сейчас завершу эту фразу о Юме,
буквально два таких предложения развернутых, скажу, потом перерыв
коротенький (5 минут), потом отвечу на этот вопрос и продолжу,
договорились?
Итак, мы остановились на чем? Что мы различили образы и предметы.
Ну, а Ваши замечания – они, действительно, очень хорошие. Психология в
этом плане, вот почему я на этом остановился, потому, что психология в этом
плане может нам массу любопытнейших материалов предоставить, но,
подчеркиваю, что всегда очень осторожно надо относиться к тому, можно ли
эти материалы привлекать для не то, что даже иллюстрации – для
иллюстрации может и можно, – а вот как бы для доказательств, для
В.В.Васильев
- 50 -
Юм
подтверждения философско-психологического анализа. Вот для меня этот
вопрос не очевиден, честно вам скажу. Вот Вы меня поставили в тупик вот
этим рассуждением об очках, когда возникает дискомфорт. С логической
точки зрения, он не должен возникать. Т.е. либо здесь неполное вот это
переворачивание… словом…
- По-моему, достаточно объяснить, что мы привыкли… у нас есть
ассиметрия…мы привыкли видеть, верх и низ отличать телом, а в глазах
эта картинка повернулась, а у ребенка вот глаза видят другое. Вот здесь
возникла ассиметрия. А у ребенка, вот как бы… Судить о том, что у
ребенка – сложно.
Сложно, согласен, но логически этот вопрос… В том-то и дело, что
логически этот вопрос очевиден. А если он очевиден логически, то вроде бы
опыт ему не должен противоречить…
- Если бы не было других ощущений кроме зрения, тогда полное
переворачивание …
Вы понимаете, зрительные ощущения у ребенка, они же, как бы,
сочетаются с осязательными ощущениями. Просто по совпадению – он,
например, видит ногу свою, трогает ее пальцы и в этот момент возникает
осязательное ощущение и он его локализует именно вот в этой ноге, это
осязательное ощущение в том месте, которое он видит, когда прикасается в
этот момент к пальцам. Но если у него все перевернуто, то точно также будет,
он будет видимую ногу…
- А я поняла – себя то человек не видит. Это от этого все зависит.
Он не видит себя. Он себя чувствует. И поэтому когда надеваешь очки, то
все-таки действительно переворачивается все. Вот если бы мы видели себя
и свое зрение воспринимали, тогда ничего бы не перевернулось.
А может быть, может быть и так, да.
Ну, ладно вернемся к Юму. Итак, мы различаем образы и вещи. Теперь,
все казалось бы логично. Так мы
и считаем так? Но огромная проблема
возникает. Юм задает этот вопрос: а с чего мы взяли, что образы, если мы
В.В.Васильев
- 51 -
Юм
согласились, что это не вещи, а образы, вызываются похожими на них
вещами? Откуда мы это знаем? И более того, откуда мы знаем, что эти
похожие на образы вещи существуют независимо от нас. Можем ли мы,
допустим, на опыте узнать, что они именно таковы, что они независимы и что
похожи. Разумеется, нет. По определению, мы имеем контакт только с
впечатлениями, а не с вещами. Чувства нам вообще здесь ничем помочь не
могут. Разум опять не помогает, – опять Юм перечисляет дихотомически.
Разум не помогает потому что мы можем представить (тот же прием), что
впечатления вызваны не похожими на них вещами, а Богом или они
беспричинно возникли. Значит нельзя доказать, что за ощущениями стоят
похожие на них вещи. Мы вынуждены, говорит он, впасть в этом вопросе в
скептицизм, - мы не знаем, что это за вещи.
И более того, если принять аргументы Беркли о субъективности
первичных и вторичных качеств (правда, на это он особо не настаивает), то
тогда вообще окажется, что существование протяженных вещей вне сознания
просто невозможно. И естественный инстинкт, приписывающий вот это
внешнее существование, вступит в отрытое противоречие с рассуждениями о
том, что эти качества существуют только субъективно. Как здесь быть? Юм не
предлагает окончательного решения, он просто констатирует трудность этого
вопроса, он пытается показать, как конституируется объективность, как
различаются впечатления и идеи и он видит, что здесь возникают проблемы,
и он на этом останавливает свой анализ. А вера в существование
внешнего мира возникает, во-первых, при сочетании регулярности
и каузальной веры, о чем мы уже говорили, а с другой стороны он
сложнейшие
механизмы
разрабатывает
смешения
небольших
изменений с тождеством – очень сложную теорию в «Трактате»
разрабатывает,
вот
этот
вот
феноменологического
конституирования
объективности. Не могу подробно останавливаться (он к тому же отказался от
нее потом), но сами страницы его «Трактата», где речь идет об этом анализе,
о том, как возникает убеждение в существовании внешнего мира, по каким
законам воображения оно порождается (это многоступенчатый процесс) –
относятся к числу первых образцов феноменологического анализа в
В.В.Васильев
- 52 -
Юм
европейской философской литературе, – анализа, до которого анализам
позднейших феноменологов, кстати говоря, очень далеко.
Конечно
с
точки
зрения
тонкостей
и
глубины
рассуждений,
феноменологов 20-го века с Юмом нельзя сравнивать, как это не печально,
настолько они уступают ему по проницательности философской. Хотя гораздо
превосходят его по четкости терминологии. Это безусловно. Громадная роль,
скажем, Гуссерля состоит в том, что он блестящую создал терминологическую
систему, а это пол дела, безусловно.
Ну, последний вопрос о Юме, на котором я остановлюсь, - это
проблема
души.
Юм
–
автор
еще
одной
нашумевшей
теории
психологической, а именно теории души как связки или пучка
перцепций. Вот может быть вы слышали даже об этой концепции не раз,
настолько она была в свое время актуальна. В том числе и для Канта, скажем.
Душа как собрание перцепций. Что это значит, откуда такой странный
образ? Юм, кстати, автор теории «потока сознания» по большому счету.
Психическая жизнь, считает он, устроена дискретно. Не в том, смысле, что нет
целостности взглядов на мир, нет, – она, как раз, - целостность - есть. Но нет
носителя, утверждает он в «Трактате», нет носителя перцепций. Вот как
считал Беркли, Лейбниц, к примеру, - есть монада, простая субстанция, в этой
монаде находятся перцепции, которые сменяются. Монада - это носитель их.
Даже Беркли такую выдвигает теорию. Ну, у Локка там немного сложнее… А
вообще
…
Декарт
естественно.
Теперь…
Юм
спорит.
Он
антисубстанциалист психологический, он отрицает не только внешнюю
субстанцию, т.е. считает, что понятие «Я» – фикция, и есть просто сочетание
качеств
впечатлений
непосредственно
различных
обнаружить
не
и
все.
можем.
Никакого
Да
и
носителя
допускать
его
мы
нет
необходимости. Просто связаны друг с другом без какой-либо подкладки, так
сказать. Ну, а вот в душе? И относительно души он тоже критик
субстанционализма. Значит, если нет этого носителя, то, что остается?
Остаются сами перцепции в подвешенном таком состоянии – один раз он
сравнил душу с театром, в котором в роли актеров выступают
перцепции, но в отличие от традиционного театра в этом театре нет
В.В.Васильев
- 53 -
Юм
сцены, т.е. перцепции болтаются в пустом пространстве. Они как бы
нигде не происходят. Другое его традиционное сравнение души с
государством. Как в государстве нет носителя, так сказать, граждан, правда
же? Граждане сами по себе живут. Нет какого-то … как думалось … иногда,
когда читаешь Платона, думаешь, как будто он даже верил, что есть вот этот
государственный политический дух, ну он об этом не говорил, но Гегель,
скажем, говорил, что есть объективный дух, компонентами которого являются
граждане отдельные. Так вот это миф, естественно. Во всяком случае этот дух
не обнаруживается непосредственно. Может он и есть в каком-то смысле.
безусловно, но непосредственно его нет. Есть граждане и все. И есть законы,
по которым эти граждане живут, или которых они не слушаются. Вот так же
устроена и душа. Перцепции - это граждане. И есть какие-то правила смены,
изменения, перегруппировки этих граждан. Они могут придти и уйти.
Никакого носителя их нет.
Неудивительно, что такая прямолинейная концепция вызвала критику,
но почему Юм так считал, почему он отказался от субстанционализма, вот
главный вопрос, который нас интересует. Да просто потому, что когда мы
смотрим на «Я», говорил он, мы не видим никогда самого этого «Я». Мы
видим всегда какой-то аффект, переживание, ощущение, а «Я» мы не видим.
Не видим, так сказать, в чистом виде, отдельно от, по крайней мере, всех
остальных ощущений и перцепций. Видим только их. А раз оно не существует
отдельно, то и вообще оно как таковое не существует, а есть только сами эти
перцепции.
Вот такая аргументация у него была. Но что любопытно – при всем том,
что эту теорию часто до сих пор приписывают Юму, с какими-то может быть
основаниями на то, он от нее отказался через год после того, как ее
опубликовали. Надо об этом помнить. Он нашел в этой теории
противоречия. И эти противоречия он изложил в приложении к «Трактату о
человеческой природе». В чем состоят эти противоречия?
(Вот почему я на этом останавливаюсь? Да потому что реально, как это
нередко бывает Юм пропонирует, а не оппонируют теории «единства души».
В.В.Васильев
- 54 -
Юм
Парадоксы такие в философии часто бывают, когда философ, который
поначалу выступает критиком какой-то концепции реально настолько глубоко
прочувствовал ситуацию, что реально он приводит аргументы в пользу той
теории, а не против. Так было с Кантом, когда он хотел опровергнуть
онтологический аргумент, а реально его контрдоводы были не очень сильны,
а вот его рассуждения о происхождении идеи Бога в человеческом разуме
реально,
серьезно
оппонировали
опаснейшей
лейбницевской
критике
онтологического аргумента. И тем самым Кант объективно поддерживает
онтологический аргумент, хотя субъективно с этим он, конечно, никогда бы не
согласился, если бы он услышал, что такое мы говорим, он бы нам устроил, но
это объективный процесс).
Так же и с Юмом. Реально он предложил рассуждения, которые
могут доказать наличие единого носителя перцепций. Вот он как раз
предложил
в этом «Приложении», когда он говорит, что обнаруживает
противоречие в своей теории «души как пучка перцепций». Он говорит, что
не может
найти решение вопроса: откуда берется ассоциация, связь
идей? Допустим душа - пучок перцпепций. А откуда связь между этими
перцепциями, когда мы при одном представлении всегда вызываем другое?
Вот что такое эта связь? – такой, казалось бы абстрактный вопрос задает Юм.
Начинает размышлять о нем и приходит к выводу: связь - это всегда
объединение какое-то, верно? Вот связываем мы что-то, объединяем в новое
целое что-то. Словом уже русское слово «объединение» указывает нам на…
Ну, а в английском «unity» тоже понятно – это есть единство и объединение
одновременно. Так вот там где есть объединение, там есть что?
Единство. Есть что-то единое. Общее, так сказать, для объединяемых
перцепций. И Юм спрашивает: а что может быть единого в душе при
объединении перцепций? Ведь нет этого носителя. Логичный ответ - сама
душа! Субстанция эта простая выступает единящим принципом ее перцепций.
Но Юм же ее отрицает в ранней теории. А что же тогда остается? Тогда
остается говорить, что сами перцепции, как бы внутренней связью связаны
друг с другом, как бы нанизаны друг на друга – когда мы мыслим одну, мы
неизбежно мыслим и другую. Но это уже опровергнуто им. Мы уже в нашем
В.В.Васильев
- 55 -
Юм
мысленном эксперименте это опровергали: перцепции настоящего момента
никак не связаны необходимым образом с перцепцией следующего момента.
Когда мы мыслим эту ситуацию, мы с необходимостью не мыслим, что ручка
окажется именно внизу на столе. Мы можем представить любые варианты
развития будущего. Значит, нет внутренней связи между перцепциями. А раз
нет внутренней связи между перцепциями, а с другой стороны нет единой
души, то, говорит Юм, «я вынужден признать, что не могу объяснить
ассоциативные связи представлений и поэтому пользуясь привилегией
скептика», как говорит он в Трактате, «я вообще ухожу от решения». «Но факт
в том, что моя прежняя теория некорректна». Вот такую он занимает
позицию.
Ну, вот если мы вдумаемся в эту ситуацию, проанализируем
отрывочные высказывания Юма из других более поздних его работ, а
подробно к этой теме он больше не возвращался после «Трактата», после 39го года (ни в «Исследовании» 48-го года, ни в других работах) и, тем не менее,
какие-то спорадические такие суждения высказывал, то мы увидим, что
альтернативы у него не было здесь. Потому что признать наличие реальной
связи подобного рода – демонстративной связи между двумя и более
перцепциями он не может – это просто опровергается непосредственным
опытом. Так? Значит, этот вариант отпадает, а остается тогда один
единственный вариант - признание единой души как носителя
перцепций для объяснения их связи. Иного принципа единства быть не
может. (Потом Кант развивал учение о трансцендентальном единстве
аперцепций, как раз в таком контексте).
Так вот Юм вроде бы как-то уже более терпимо в таких высказываниях
случайных на эту тему … более терпимо относится к теории единой
субстанции души. И можно сказать, что он как бы склонялся к этой теории, но
просто официально ее не стал…, замалчивал этот вопрос, чтобы в очевидное
противоречие со своими прежними взглядами не прийти. Просто отложил эту
тему. Но она влекла его объективно к этому решению, о котором я сказал.
- Почему необходимо предположить субстанцию? Да душа обладает
какой-то структурой внутренней, какой-то способностью наделять
В.В.Васильев
- 56 -
Юм
единством (еще Плотин писал). Но почему это непременно связывается с
субстанцией?
Ну, «субстанция» может быть действительно слишком сильный
термин… «Единый носитель перцепций», вот… Единое нечто, в чем
эти перцепции могут соединиться. Но носитель перцепций – это и есть
субстанция. Что такое субстанция – подкладка, носитель качеств. Ее нельзя,
естественно, назвать субстанцией в том смысле, что она независимо от всех
существует - эти коннотаты здесь у Юма не присутствуют. Субстанция в
смысле носителя качеств, а не в смысле независимости, как определяли в
Новое время субстанцию – «что-то, что существует само по себе» - вот этого
здесь не присутствует.
- Т.е. мы можем доказать наличие какой-то внешней субстанции… Но
все равно, мы тогда вынуждены предположить душу как субстанцию?
Да, по поводу внешней субстанции его позиция остается той же. У нас
есть просто мозаичные такие качества, которые мы своими волевыми и
когнитивными действиями объединяем в целостные образы. Изначально уже,
в обыденной жизни, эти целостные образы можем по кирпичикам разбирать.
Но никакой подкладки внешней допускать мы не обязаны. Достаточно и
души: хорошо, если бы Юм официально согласился хоть на это! Вроде он
близок этому согласию. Но важен сам ход его размышлений: от такого
простого момента или факта ассоциации идей к единству души.