«Целую, низко голову склоня, Я миллионы женских рук любимых, Их десять добрых пальцев для меня, Как десять перьев крыльев лебединых». Расул Гамзатов, Народный поэт Дагестана Женщины Кавказа… Какие они? Решительные и отважные, как героиня времен великого завоевателя Тамерлана Парту Патима, дагестанская Жанна д'Арк? Романтичные, как лермонтовская Бэла из «Героя нашего времени»? Неподкупные и гордые, под стать природе, что их окружает? Заботливые, как воспетая Гамзатовым мать? Тема настолько объемная, что не уложится и во многие тома. Потому остановлюсь только на нескольких историях женщин Дагестана, которые оттеняют их некоторые черты. Истории эти – из разны временных пластов, но есть в них что-то общее. Кроме того, все они - представительницы одной семьи Юнусовых-Рашкуевых в Дагестане. Сибирская рапсодия Патимат Умеешь ты печаль сурово Встречать без слез, без суеты, И без веселья показного Умеешь радоваться ты. Расул Гамзатов В 1877 году покоренные было горцы снова восстали против русского царя. Восстание было жестоко подавлено. Среди сосланных в Сибирь был Валиабдулла Рашкуев из селения Кумух – представитель древнейшего княжеского рода. Все домашнее имущество его было конфисковано. Жена Валиабдуллы Патимат осталась одна с двумя детьми: четырехлетним сыном и двухлетней дочкой. Она решает вместе с детьми ехать к мужу в ссылку. О том, что когда-то подобный подвиг совершили жены декабристов, она не знала. Она и русского языка-то не знала! Ее отговаривали – дескать, и мужа не найдешь, и сама потеряешься, но она была непреклонна – «если мой муж в чем-то виноват, я должна разделить с ним его судьбу». С бумагой, на которой было написано – г. Опочка Тобольской губернии, каким-то чудом она добирается до мужа. Фаэтоном односельчанина – до Темир-Хан-шуры, тогдашней столицы Дагестана, а там неведомыми путями, но добралась. Тут даже тюремное начальство в Тобольске было поражено. Они тоже уговаривали ее побыть несколько дней с мужем, да и вернуться. Зачем же себя обрекать добровольно на тяжкую арестантскую долю? В тюрьме было немало дагестанских повстанцев. Патимат помогала больным и раненым землякам, утешала их, латала рваную одежду... "Наша героиня" - говорили о Патимат Рашкуевой заключенные – высшая похвала, которую мог высказать горец в адрес горянки. Даже тюремщики преисполнились уважения к этой самоотверженной женщине. Патимат родила в тобольской тюрьме двоих детей: сына и дочь. Но грянула новая беда: эпидемия косила людей, особенно больных и слабых заключенных. Заболели Валиабдулла и дети. Забыв об усталости, Патимат ухаживала и за своими и за чужими больными... Не успевала она прочитать молитву над одним умирающим, как умирал другой. В один и тот же день умерли Валиабдулла и трое из детей. В отчаянии застыла Патимат над ними. Но тут ей сказали, что умирает заключенный, и она кинулась к нему и стала читать Коран... Как бы ни было ей трудно, она должна поддерживать в этих людях надежду… …Когда вернулись дагестанцы домой, они всем рассказывали о выдержке и стойкости Патимат, ставшей образцом мужества для всех заключенных. После смерти Валиабдуллы и детей тюремные начальники сказали Патимат: "Теперь ничего тебя здесь не удерживает, забирай сына и возвращайся домой. Средства на дорогу мы тебе дадим". «Разве свобода даст мне теперь счастье? Бог меня накажет, если покину сейчас больных, нуждающихся в моей помощи людей!..» - ответила Патимат. Сын Патимат, Айгун, подрос, читал и писал по-русски и по-арабски. Помогал маме договориться с начальством и продавцами, хотя и было ему всего девять лет. Спустя несколько месяцев, болезнь отступила. Один из надзирателей сказал Патимат: "Когда появилась возможность уехать домой, все заключенные тебе завидовали, а я уважаю тебя, избравшую такую тяжелую долю!.. Но сейчас подумай о сыне. Он очень способный, умный мальчик, кто знает, какой из него выйдет человек, если он будет на свободе. Не души своими руками его счастье!". Патимат решила вернуться домой. Когда она прощалась с заключенными, многие не могли удержаться от слез, словно лишались очень близкого человека. Удивительно сложилась судьба Айгуна и его детей. Древний феодальный род был расколот на два стана – приверженцев традиций и первых революционеров. Его потомки живут ныне в Махачкале и в Москве, в Ульяновске и в Стокгольме, они стали врачами, преподавателями, инженерами, журналистами… Но это уже другая история. Ачуна Край наш бывал и поруган, и продан, Тяжкие цепи звенели во мгле, Не потому ли мы ценим свободу Больше всех и всего на земле? Расул Гамзатов Ее настоящее имя - Хадижат Сеид-Гусейнова. Но соратники даже спустя десятилетия после революции называли ее партийным именем Ачуна. Революционерка из древнего феодального рода была дочерью полковника царской армии, а ее деда и поныне чтут как святого – шейх Джамалутдин Казикумухский был духовным наставником имама Шамиля, вождя мятежных горцев. Как-то произошел разговор отца с дочерью: - Отец, если я буду молиться, я попаду в рай?- Да, дочь моя. - А эти дяди в чалмах, которые приходят к тебе, тоже будут в раю?- Да, конечно. - А музыканты, певцы, танцоры - в аду? - Да... - Тогда и я с ними. Пересказывая жене содержание разговора, полковник непременно добавлял: - Вот увидишь, она будет политической преступницей, когда вырастет. Отец любил дочь, застенчивую и в то же время острую на язык. Когда Хадижат исполнилось 15 лет, он подарил ей саблю, а ведь в семье, кроме дочерей, были и сыновья. В доме полковника Сеид-Гусейнова в Темир-Хан-шуре собиралась прогрессивные молодые люди, позже они станут известными политическими деятелями - Саид Габиев, Гарун Саидов и другие... Здесь они могли обо всем говорить откровенно: знали, что их поймут, если надо - помогут. Несколько раз приходилось полковнику брать на поруки юных бунтарей. Вольнодумство дорого обошлось хозяину дома - в 1914 году полковник, которому исполнилось 74 года, был мобилизован в ряды действующей армии и отправлен на фронт… Домой он уже не вернулся... Семейные истории имеют свойство зеркально повторяться в поколениях – годы спустя 17летний сын Хадижат Хайям уйдет на фронт добровольцем и не вернется… Но это потом, а сейчас… молодежь продолжала собираться у Сеид-Гусейновых. 1918 год. Темир-Хан-Шура переходит из рук в руки. Натуся, дочь священника Моралевича, с которой Хадижат была знакома по студенческим вечеринкам, предупредила девушку: «Вам надо немедленно уезжать. Я видела у отца список. Там перечислены фамилии тех, кто должен быть подвергнут репрессиям. Среди них есть и твое имя...». Значит, действительно она стала «политической преступницей»! Вот что пишет об Ачуне М. Темирбекова в книге «Твои дочери, Дагестан»: «Я слушаю Хадижат, и передо мной встают картины минувших лет. Вот Хадижат играет в пьесах, поет на сцене. Словно горец, ездит верхом на коне по селениям, агитирует, убеждает... Блюстители адата возмущены. Многие односельчане отворачиваются от нее, когда она приезжает в Кумух, подговаривают мальчишек бросать в нее камни, сочиняют о ней гнусные куплеты. Но Ачуна идет по жизни с гордо поднятой головой». … Партизанский отряд продержался несколько дней. Не было патронов. Решили отступать, любыми путями пробираться в Шуру к подпольщикам. Товарищи вручили Хадижат небольшой портфель с особо важными документами и предупредили: «Помните: что бы с вами ни случилось - портфель надо сберечь». Ее сопровождало несколько человек. … Местный житель предупредил: «Мост охраняется противником. Дальше ехать нельзя». Прорваться не удалось. Человек пятнадцать конников преградило путь. Пока они совещались, что делать с пленниками, Хадижат успела спрятать под камнем портфель. Всадники решили: «Женщин отвести в «шкап» (так они произносили «штаб»), мужчин - в расход». Ачуна не выдержала: Убивать безоружных? Да еще в присутствии женщин?! Разве у вас нет имама? Вспомните Шамиля! Он никогда не убивал без суда и следствия! Как ни странно, но те послушались Ачуну. – Кто ты? – спросили они. - Я – дочь полковника Сеид-Гусейнова, - гордо ответила она. - В Темир-Хан-шуру иду, к матери. Я сестра милосердия, в Кумухе работаю. Русская девушка со мной, помощница... - А эти кто такие? Почему с вами? - Просто попутчики. Первый раз вижу... Так ее решительность спасла жизнь спутникам. Подобных эпизодов в гражданскую войну у нее было немало. Ее приговаривали то к повешению, то к расстрелу, и каждый раз спасало чудо… Потом все складывалось, казалось бы, замечательно. Учеба в Баку в университете на восточном отделении филологического факультета. Работа в ЦК партии в Азербайджане, в секретариате у Кирова. Учеба в промышленной нефтяной академии… Но молох репрессий 30-х годов не пощадил и ее… В 1936 году ее арестовывают, и только в пору «реабилитанса» она узнает, что главным обвинением значилось: «Связная всех правотроцкистских групп на Кавказе». Предельно короткая, но такая емкая телеграмма домой: «Свободна, счастлива!». Она действительно умела быть счастливой! До последних дней своей жизни. Всегда жизнерадостная, в окружении молодежи, поражавшая эрудицией и добрым юмором, с юным блеском в глазах! И только об одном она не любила вспоминать – о том, как шли на смерть ее друзья, обманутые в своих самых светлых устремлениях, как были растоптаны мечты и идеалы. Даде По-русски «мама», по-грузински «нана», а по-аварски ласково «баба'», Из тысяч слов земли и океана У этого – особая судьба… Расул Гамзатов Даде по-лакски означает «мама». Уммукусум Юнусову (Рашкуеву) так называли не только дети, но и внуки. Чем она была знаменита? Древностью аристократического рода? Да. Ее предки ведут свое происхождение чуть ли не от египетских фараонов. В не столь отдаленном прошлом – владетельные князья, богатые купцы, ученые. Превыше всего они ценили свободу, и цену ей знали. Отличились не только в десятилетия кавказской войны, но и во время восстания 1877 года, были сосланы в Сибирь. И, несмотря на знатное ханское происхождение, первыми поверили в революцию, что она несет волю и справедливость для всех. И первыми же стали жертвами этой революции, потеряв то, что ценили превыше всего – свободу. Уммукусум устремилась в новую жизнь вслед за братом Валиабдуллой, которого боготворила. Она училась в московском медицинском институте, пока не выяснилось ее «не рабоче-крестьянское происхождение». Отчислили, несмотря на отличную успеваемость. С фельдшерским дипломом вернулась в Дагестан. Никто не сосчитал, сколько километров исхожено, изъезжено верхом по горным тропам в непогоду и в любое время суток! Никто не сосчитал, скольким женщинам она сберегла здоровье, а порой и жизнь. И, самое главное, никто не измерит количество добра и душевного тепла, которым она согревала всех, кто был рядом с нею. Шестеро детей, десятки внуков, невероятное количество гостей в крохотном доме в Махачкале… И на всех хватало ее тепла. Так чем она была знаменита? Она не писала стихов и романов, она не стала великим ученым, она потеряла наследственные титулы и богатство… Впрочем, нет, как раз богатство она сохранила. Только это богатство особого свойства – богатство души. И чем больше она раздавала его окружающим, тем больше его становилось, к ней шли со всеми болячками, со всеми горестями и радостями, у нее спрашивали совета… Не хочется писать о тех бедах и переживаниях, которые выпали на ее долю, но она переносила их с достоинством и не жалуясь на судьбу. Она нередко повторяла детям: «На этой планете надо жить честно!», при этом некоторым казалось, что сама она – из другого мира – светлого и справедливого… Внуки ее, которые сами растят уже своих детей, по-прежнему, вспоминая ее, говорят: Даде. Именно так, с большой буквы. Абдурахман Юнусов