Феномены религиозного сознания в народной

Силантьева М.В.
профессор кафедры философии
МГИМО (У) МИД России
ФЕНОМЕНЫ РЕЛИГИОЗНОГО СОЗНАНИЯ В НАРОДНОЙ
ПРАВОСЛАВНОЙ КУЛЬТУРЕ РОССИИ
Вопрос, вынесенный в заглавие данного сообщения, представляет собой
едва ли не самый разработанный в отечественном религиоведении и
культурологии. При этом он остается одним из наиболее животрепещущих на
сегодняшний день, поскольку оказывается соотнесенным с целым блоком
исследований в области антропологии и психологии, имеющих дело с
базовыми «блоками» индивидуального и общественного (на разных уровнях
его существования) сознания, представляющими интерес с точки зрения
выяснения «границ» человеческого «я» и причин, определяющих поведения
человека «при прочих равных условиях» [1].
Прежде всего следует отметить, что определенную эвристическую
ценность при исследовании религиозного сознания в народной православной
культуре имеет обращение к понятию «антропологическая религиозность»,
интерпретируемому в наши дни, прежде всего, в когнитивном аспекте. Таким
образом, «антропологическая религиозность» рассматривает «собственно
человеческое» измерение религиозности во всех ее проявлениях в качестве
«запроса»
на
существование
сакрального,
сверх-естественного;
бесконечности, «по определению» превосходящей любое человеческую и
природную
данность.
Чувственный
и
понятийный
«конструкт»,
соответствующий такому запросу, - равно как и психологические, социальные,
политические и иные проекции данного конструкта, - все это предполагает
исходную
установку,
обстоятельств
в
заданную,
истории
возможно,
человечества
и
своеобразным
вместе
с
тем
стечением
несомненно
определившую саму эту историю во многих ее проявлениях. При этом
исследователь не покушается на «герметичный» пласт религиозного знания и
практик, однако и не отказывает себе в удовольствии понимать, что заведомый
отказ
от
признания
сакрально-бесконечного
существующим
является
«нефальсифицируемой
предпосылкой»,
которая
ничем
не
лучше
конфессиональной ангажированности религиоведения.
«Антропологическая религиозность», изучаемая на уровне современных
социогуманитарных подходов, позволяет, в свою очередь, ставить вопрос об
«антропологически заданных» проявлениях религиозного сознания, выходящих
за рамки конфессиональных предпочтений и вместе с тем «вписанных», как
правило, в их конкретно-исторические «лекала».
На поверхности в данном случае лежат, как минимум, два фактора,
соответствующих проявлениям такого рода: первый – отношение к самому
сакральному; второй – отношение к другому человеку в свете отношения к
сакральному. Причем, поскольку речь идет не только о рациональной
компоненте сознания, но прежде всего о его чувственной составляющей, уместно говорить об амбивалентности присутствующих в данном поле
явлений [3]. Соответственно, такой амбивалентностью (как на уровне
индивидуальном, так и групповом и даже макрогрупповом) может обладать
отношение к сакральному (дихотомия поклонения
– кощунства). На
межличностном (или, если угодно, на интерсубъективном) уровне здесь будет
заметна «линия разлома» между «своими» и «чужими», объединенными в
недифференцируемое целое по признаку отношения к сакральному.
Как
уже
отмечалось,
конфессиональные
особенности
способны
«накладываться» на данные когнитивные конфигурации, но вряд ли способны
их полностью отменить. Стоит также подчеркнуть, что так называемая
«народная религиозность», которая «всегда язычество», зачастую строится
именно на антропологически заданных «точках роста». «Зрелые» формы
религии стремятся, как правило, преобразовать («преобразить») имеющиеся
исходные параметры «народной» религиозной культуры, однако основания и
методы подобных преобразований в каждой религии отличаются своеобразием
[Ср.: 5].
Если обратиться к примеру православной конфессии, необходимо будет
выделить антропологическую религиозность, осознанную как «обрядоверие», -
феномен, присутствующий в практике существования православной народной
культуры с незапамятных времен и переживающий время от времени
ревитализацию в формах неопаганизации, характерной для ряда известных эпох
истории культуры. Православная иерархия посильно борется с данным
феноменом, однако он устойчиво воспроизводится массовым образом.
Таким образом, собственно православная культура, выступающая в
качестве «идеального объекта» (также несвободного от внутренних парадоксов,
связанный с необходимостью «правильно сочетать» материальное («землю») и
духовное («небо») [6]), при рассмотрении ее в свете заявленного подхода,
очевидно будет отличаться от «народной православной культуры» - то есть от
«самобытных проявлений духовности», - подлежащих, впрочем, системному
духовному освоению и преобразованию, что по сути и составляет задачу
работы с священника с паствой.
Можно выделить такие формы обрядоверия, как:
1) «магическое сознание», ищущее практические пути материального или
«материальноподобного» влияния человека на вещи посредством духовнозначимых действий [2, с.288]. К таким явлениям можно отнести объяснимую
психологическими особенностями убежденность в том, что определенная или
случайная последовательность действий (не обязательно закрепленная неким
суеверием либо практической целесообразностью) может сама по себе стать
источником «слабо» связанных с ней радикальных преобразований. Например,
перебирание четок некоторое количество раз само по себе вызовет к жизни
исцеление больного, обряд крещения защитит младенца от простуды в
холодном помещении, освящение жилища само по себе прекратит семейные
ссоры и т.п.
Сюда же следует отнести наметившийся в последнее десятилетие «культ»
представителей духовного «сословия» - священников, членов их семей и
близких к ним лиц. Так, проблема выделения «матушек» в отдельное духовное
«состояние» хорошо известна архипастырям Русской Православной Церкви.
«Борьба» с особым духовным статусом жен священников (речь в данном случае
не идет об их весьма важной и достойной уважения роли в социальной жизни
прихода) в подобных ситуациях нередко приводит, напротив, к избыточным
«санкциям» в адрес некоторых «матушек» со стороны их духовников и
церковного священноначалия.
В свою очередь, основываясь на положении о том, что сан не снимается и
в мирской жизни, то есть священник остается священником и на уровне
культуры
повседневности
(включая
социальную
работу,
участие
в
образовательных мероприятиях и даже сугубо бытовое «измерение»), в
некоторых случаях клирики, особенно молодые и при этом «не по уму
ретивые» (как это квалифицируется со стороны духовно более зрелых коллег),
берутся – как в формальной, так и в неформальной обстановке, - публично
поучать и «насильно благословлять» окружающих, преподнося себя как
«истину в последней инстанции». «Кейс», который удалось наблюдать автору
этих строк, состоял в «застольном» (что само по себе уже «не вполне
канонично») богословском споре одного из молодых клириков с одним из
авторов
учебников
по
религиоведению.
В
качестве
аргумента,
обосновывающего правильность своей позиции, батюшка привел следующий:
«Я учился в семинарии на «5»».
Близким проявлением данной крайности «обожествления» статуса
священника как «Отца» (своего рода «православный папизм») выступает
существующий в отдельных приходах запрет женщинам в критические дни
прикладываться к руке батюшки (в «проработанном» Церковью виде он
касается только святынь и богослужебных предметов). К слову сказать,
здравомыслящие
клирики
как
раз
не
поддерживают
расширительное
толкование данного запрета, разъясняя прихожанкам: «Я еще не святые мощи».
Впрочем, наличие латентной возможности подобного проявления
обрядоверия обнаруживается даже во вполне «невинном» молитвенном
обращении к Богу через Его святых, ритуальные предметы, имеющие
сакральное значение и т.д., метко подмечено более «строгими», чем
христианство, формами монотеизма (имеются в виду иудаизм и ислам, где,
скажем, культ святых, принятый в православии, трактуется как язычество):
когда предмет психологически полностью «замещает» собой для верующего
духовного адресата молитвы.
2) «греховное сознание», устанавливающее – независимо от церковных
запретов и рекомендаций – границы дозволенного и недозволенного в рамках
данного
религиозного
сообщества.
Известны,
например,
народные
представления о «греховности» всяких интимных отношений как таковых,
независимо от освященности их, скажем, таинством брака. Возможно, «корень»
такого отношения связан с принципиальным изменением статуса женщины (по
сравнению
с
девушкой)
в
мифологическом
пространстве
народного
религиозного сознания, - вплоть до запрета любого «материального» (включая
взгляд) контакта, как это до сих пор имеет место в некоторых этнокультурах
(например, Кавказского региона, - кстати, независимо от конфессиональной
принадлежности представителей этих этнокультур).
«Грехом»
-
вне
всякой
связи
с
существующими
библейскими
рекомендациями и запретами - может оказаться также определенный стиль
одежды или поведения, имеющий высокую «коммуникативную ёмкость». Так
например, для русского православия характерно требование покрывать голову
всем
лицам
женского
пола,
входящим
в
храм.
Непокрытая
голова
воспринимается как нарушение не только определенного «дресс-кода», но и
«измена» библейской заповеди «жена да убоится мужа». Между тем, для
православного
серба
подобное
требование
не
обременено
никакими
контекстными ассоциациями и воспринимается в качестве абсурдного. В свою
очередь, у православных сербов, как и у католиков, не принято входить в храм
с оголенными плечами и коленями… То же самое можно сказать о женщинах в
брюках - в этом случае, правда, получается, что этнокультуры, где брюки
являются непременным атрибутом именно
женской
одежды,
как бы
«принципиально нехристианизируемы», что само по себе абсурдно…
Очевидна историческая изменчивость изложенных выше притязаний на
«правильность»
внешних
коммуникативно
значимых
способов
самопрезентации в религиозном сообществе. В то же время требование
уместности форм подобной репрезентации, которые не нарушали бы общий
молитвенный настрой и не служили точкой кристаллизации негативных
духовных и эмоциональных проявлений остается, очевидно, одной из базовых
коммуникативных
установок
православного
христианства,
как
раз
отличающего его от язычества.
3) одним из феноменов народного православного сознания, оказывающимся в
тесной связи с описанным выше «обрядоверием», можно считать установку на
гендерное доминирование маскулинности в бытовой культуре. Строго говоря,
определенность библейских установок, «разводящих» мужской и женский пол
как «свое другое» и ставящих таким образом перед человеком задачу увидеть в
другом не только самого себя, но и совсем другого, никоим образом не
предполагает грубость и надменность поведения «православных отцов
семейства» в кругу своих близких, как и заискивание или «прибитость» их
домочадцев и просто знакомых по отношению к ним. Заносчивость
«обличителей женской грамотности», способных некорректно вести себя по
отношению к дамам на разного рода «православных научных форумах», а
также присутствующая в диссертационных исследованиях самих православных
дам, может составить предмет отдельного исследования. Рассуждения о том,
что данная проблема навязана православному сообществу либеральной
интеллигенцией и разного толка феминистскими движениями, не выдерживает
критики: гендерная асимметрия – исходный принцип христианства; в данном
же случае речь идет именно об одной из крайностей возможного подхода к этой
асимметрии. К тому же одним из известнейших «обличителей» таких
крайностей выступал, как известно, ни кто иной как Вл. Соловьев.
При этом вряд ли следует искать следы некоего «заговора» православных
мужчин против православных женщин, которых стремятся привязать к семье и
детям для того, чтобы, не имея других социально значимых ролей, эти
женщины остались бы зависимыми от своих, часто далеко несовершенных,
отцов, мужей и братьев. Скорее, перед нами «классическая» архаическая схема
подобной «привязки», - далекая от идеи свободы союза личностей,
составляющих то соборное единство Церкви, которое предлагает в качестве
«сверхзадачи» святости православное богословие [4]. «Антропологический»
вектор подобной установки хорошо просматривается еще и потому, что
духовная атмосфера в крайних формах описанных выше союзов приближается
к варианту садо-мазохистских отношений. А они, как известно, еще меньше
похожи на соборное единство, чем бытовое рабство женщины, характерное для
ряда этнокультур.
4) к «многомерным» проявлениям обрядоверия можно отнести «культ
полубогов» - «героев» своего времени, описанные как стремление «освятить»
(прежде всего, путем перезахоронения останков выдающихся людей) те или
иные значимые места городского пространства. По сути своей вне-церковная,
данная практика, во-первых, активно поддерживается Церковью; а во-вторых,
она транслирует парарелигиозную деятельность, имеющую прямое отношение
к «антропологической религиозности».
Следует
подчеркнуть,
что
перечисленные
выше
феномены,
«разворачивающие» индивидуальное и групповое религиозное сознание в
плоскости социально проявляемой активности к «сползанию» к «негативной»
крайности тотальной антропологизации и утрате качественной специфики
собственно религиозного отношения к сверхъестественному, - лишь небольшая
часть присутствующих в данной сфере событий. Вместе с тем, системное
изучение данных феноменов может способствовать более точному пониманию
как самой сущности «гуманитарности», так и ее современного состояния.
Литература
1. Аринин Е.И. Вопрос о происхождении и современном развитии российского
религиоведения // Учёные записки Орловского государственного университета. Научный
журнал. - Орёл, ОГУ. - 2011. - № 1. - С.93–97.
2. Бердяев Н.А. Смысл творчества / Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества.
М.,1989.
3. Глаголев В.С. Герметичность религии как проблема социологического исследования /
Социология религии в обществе позднего модерна. Памяти Ю.Ю. Синелиной.
Материалы Третьей Международной научной конференции. 13 сентября 2013. "НИУ
БелГУ", 13 сентября 2013 г. / отв. ред. С.Д. Лебедев. - Белгород: ИД "Белгород", 2013. - С.
77-87.
4. Григорий
Нисский
Об
устроении
человека.
Электронный
ресурс:
http://www.vehi.net/nissky/nissky.html (дата обращения 04.06.2014).
5. Каргина И.Г. Ключевые тренды в изучении современных проявлений религиозности //
Социологические исследования. - 2013. - №6. - С. 108-115.
6. Флоровский Г.В. Вера и культура. Электронный ресурс:
http://sites.google.com/site/lubitelkultury/Home-5-27 (дата обращения 26.10.2011).