Это должен знать каждый - Иоакимо

МАТЕРИАЛ ВЫЛОЖЕН ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ: НЕ РАЗБИРАТЬ!
Иоакимо - Анновского храма Можайского благочиния Московской епархии РПЦ (МП)
Тема выпуска: "Это должен знать каждый ".
ЕСЛИ Б ЗНАЛ Я ДАТУ СВОЕЙ БУДУЩЕЙ СМЕРТИ
Протоиерей Андрей Ткачев
То ли думается мне, то ли мечтается… То ли грех это,
то ли нет… Бог знает. Вот думаю: если бы знал я дату своей
будущей смерти… Если бы, то есть, Бог мне эту дату открыл,
то что? Ух, из этого родилось бы нечто занятное и
неожиданное. Допустим, Дух, Который дышит, где хочет,
шепнет мне на ухо среди ночной тишины: «Пять лет тебе
осталось». И что?
Думаете, я на пять лет в затвор уйду? Не уйду. Кишка
тонка. Думаете, всё имущество раздам? Ну, сначала, может,
и вознамерюсь раздать, а потом подумаю: «Не буду
спешить», – и всё на своих местах останется. Я поскорблю,
поохаю, пожалею сам себя. А потом скажу сам себе: «Пять лет – это все-таки не пять дней.
Душа моя, поживи четыре с половиной года как хочешь а за шесть месяцев до смерти покаешься».
Шатко-валко, худо-бедно четыре с половиной года пройдут. Не скажу, что мигом пролетят, но и не очень
тянуться будут. Так себе. И будут эти четыре с половиной года подобны имению, которое унес младший сын из
отеческого дома, чтобы растранжирить его самым позорным образом. На исходе четырех с половиной лет что
почувствует душа моя? Боюсь, почувствует она, что полгода для покаяния – это как-то… много. Вот пост
Великий, и тот сорок дней с небольшим длится, и много труда в нем. А ведь он есть жертва добровольная за все
грехи от усердия человеческого. Поэтому на краю оставшегося шестимесячного срока скажу я душе своей (так
мне кажется): «Душе, хватит с тебя и месяца покаяния. Ну, действительно, хватит».
Как я проведу эти оставшиеся от полугода пять месяцев (в случае, если Бог мне открыл времена и сроки),
не знаю ни я, ни вы. Но и вы, и я можем догадываться, как я их проведу. И вот пролетят они. Не как один день,
конечно, но уж и не как один год. На краю оставшегося месячного срока что родится в душе моей? Что на дне ее
зашевелится? Зашевелится страх того, что львиная доля отпущенного срока ушла безвозвратно, что оставшийся
месяц сам по себе ничтожен, но… Разве не примет Милосердный Бог одной недельки покаяния? Ведь примет же
по великой доброте Своей и неизреченной милости. И вот еще три недели с хвостиком летят под хвостик хоть
коту, хоть псу – как вам больше нравится. Если вы следите за логикой развития сюжета, то уже поняли, что
неделя мне, скорее всего, покажется слишком длинной, и торг пойдет на дни. А когда останется последний день,
начнется паника и внимание переключится на часы. Затем на минуты. И вот когда метроном начнет отсчитывать
секунды, закричит душа, растоптавшая без всякой пользы отпущенное время: «Благословен Бог, скрывший от
человека год и месяц, день и час смерти его! Праведен Ты, Господи. И лукав я – человек». Благо великое скрыто
не только в нашем знании, но и в нашем неведении. Благо великое скрыто не только в силе и успехах наших, но
и в слабости, и в поражениях. И не надо знать ничего тайного, потому что знать и не сделать, знать и дурно
распорядиться – намного хуже, чем согрешить по неведению.Не буду спрашивать кукушку: «Сколько мне
осталось?» Буду разве читать псалом Давида: «Скажи мне, Господи, кончину мою и число дней моих, какое оно,
дабы я знал, какой век мой» (Пс. 38: 5). Буду читать, хотя и в случае отсутствия явного ответа постараюсь ни
чуточку не расстроиться.
«Какие хорошие люди…»
Дмитрий Забелин
Духовная болезнь
Андрей очень любил слушать лекции по богословию. Даже в тетрадку
записывал кое-что. Всегда мог при случае на многие вопросы ответить. Его за это
Нина очень уважала и даже немножко хвалилась им перед своими подругами
в храме.
…Этого человека они по пути к морю встретили. Обычный мужчина средних
лет. Шёл к морю, в руке держал пляжную сумку. В ухе у него торчал наушник
от «хэндс-фри», проводок тянулся к карману.
Андрей смотрел, как этот человек удаляется в лучах ослепительного
крымского солнца, и рассказывал Нине о том, что бывает такое духовное
состояние человека, когда он на природе, вдали от городского шума просто боится
остаться наедине с самим собой. И тогда заглушает голос своей души громкой
музыкой. Он уже не может слушать пение птиц и шум прибоя. Он духовно болен.
На следующий день Андрей сам встретил этого человека. Он шёл и разговаривал по телефону. В руке
у него опять была пляжная сумка, наушник торчал из уха… Удобная всё-таки вещь — «хэндс-фри». Свободные
руки, значит.
В эту минуту наушник стал выпадать из уха, и говоривший немного повернулся к Андрею боком, пытаясь
плечом придавить наушник. Второй руки у него не было.
Андрей потом долго думал, почему он вдруг вспомнил тогда, в разговоре с Ниной, именно лекцию
о духовных состояниях. И решил, что богословие здесь ни при чём.
Гороскоп
Этот храм они случайно заметили. Правильнее сказать, что не заметить его было нельзя. Огромный
красавец на берегу у дороги. Храм святителя Николая. С мемориальным комплексом, посвящённым погибшим
в море.
Красотой и величием поражало всё. И памятники с настоящими морскими корабельными якорями, и сама
архитектура, роспись, иконостас, паникадило. Необычно выполненные на куполах кресты, которые всегда
видны именно как кресты, с какой бы стороны света на них ни смотрели. И кораблики с парусами по углам
крыши…
Уже дома, разбирая фотографии, Игорь наткнулся — именно наткнулся — на снимок с росписью
притвора. На потолке кружочком были нарисованы знаки Зодиака. Все знаки. Скорпион, Стрелец,
немногословные Рыбы — вся компания. Сначала он не поверил своим глазам. А потом вспомнилась книга
одного известного журналиста, который считал масонские символы на самом главном храме Москвы. Кажется,
164 насчитал, а потом со счёта сбился…
«Вот это да…» — задумчиво грыз ноготь Игорь. Гороскоп в храме!
Забытый случай вспомнился через месяц, когда в летнем лагере при гимназии батюшка вечером вынес
на поляну телескоп и все по очереди принялись разглядывать лунные кратеры. Игорь ждал очереди, стоя рядом
с батюшкой и слушал, как он рассказывает кому-то из детей и родителей о том, как найти Малую Медведицу.
Игорь вспомнил и даже успел раскрыть рот и вопросительно произнести: «Батюшка, а…» — когда в голове
загорелась лампочка, а может — звёздочка?
Карта звёздного неба. Знаки Зодиака. Сколько моряков благополучно вернулись домой благодаря
причудливо рассыпанным по небу небесным светилам! И что, после этого отдать Скорпиона с его товарищами
оккультистам? Не-е-ет, обойдутся астрологи. Наш Скорпион — и всё тут.Игорь ещё подумал, засыпая в палатке:
большое дело всё-таки — батюшка. Даже молча, постоишь рядом с ним — и гораздо умней становишься.
Лифт
Спускались мы с детьми на лифте. Лифт у нас непростой. Когда вниз едет — всякий раз останавливается,
если на этаже кнопочку нажать. Очень стимулирует, знаете ли…
В этот раз лифт раскрылся там, где раскрывается в 9 случаях из 10. То есть на третьем этаже. Там самогон
варят, и странники всякие на этот запах идут. Вот раскрылся лифт, и увидел я две пьяные морды. Одна сказала:
«Езжайте!» А вторая, похожая на женскую, ещё и сигаретой горящей махнула: «Езжайте, мы на следующем!»
«Вот уроды», — подумал я.
А дочка сказала:
Какие хорошие люди. —
А сын добавил:
Особенно тётя… —
Крыша
В понедельник крыша в доме протекла. То есть, не сразу вдруг — в понедельник. Она, по-видимому,
постепенно в негодность приходила. Просто в понедельник сильный дождь пошёл. И сразу ясно стало — крыша
течёт. Ивановна с работы пришла и стала тазики и вёдра по комнате расставлять, капли дождевые собирать.
Много насобирала… Тут и сыновья с работы стали возвращаться.
Первым старший пришёл. Мишенька. Мамина гордость и надежда. Недавно на инженера выучился,
в конструкторском бюро работает.
Жаль, отец не дожил, вот бы порадовался. Но не суждено: похоронку принесли вместе с известием
о Победе… Ивановна смахнула с лица дождевую каплю, а может, вовсе и не дождевую, и сказала:
- Мишенька, ты покушай, а я к соседям схожу, за лестницей.
— Ну что ты, мама, я сам.
Дождь закончился и вышло солнышко, когда Михаил Викторович поднялся наверх. Сначала
он внимательно смотрел на высыхающую поверхность крыши. Потом долго и осторожно ходил по ней, делая
замеры верёвочкой и что-то записывая в блокнотик. Наконец, аккуратно спустившись на землю, объявил:
Дело это, мама, серьёзное, торопиться не следует. Для начала требуется составить чертёжик и всё очень
тщательно просчитать. Я сегодня работу на дом взял. Вот закончу с ней — и сразу займусь нашей крышей.
Не волнуйся, мама, сделаем всё капитально и качественно. —
Ивановна только руками всплеснула: ну какой же сын у неё умный и образованный! А ведь большим
начальником будет, по всему видать. И побежала ужин готовить.
Поздно вечером и младший, Серёжка, пришёл со второй смены. Серёжка школу недавно закончил, да так
никуда и не поступил. Всё в облаках витал: в Москву ездил, в театральный. Только не ждали там его.
Вот, пристроили на местном заводе электриком, лампочки вкручивать и раскрашивать их в разные цвета.
Включат потом лампочки, Серёжкой разукрашенные, и получается: «СЛАВА ОКТЯБРЮ!» Или «МИР. ТРУД.
МАЙ.» Чем не творческая работа? Ну, хоть не на улице ребёнок — и слава Богу! Артист…
Ивановна налила в миску борща и стала жаловаться, что ноги и руки крутит, что крыша у них протекла,
а он, Серёжка, где-то пропадает вечно, хоть бы брату старшему помог. У брата работа ответственная, а и то —
всё бросает, чтобы матери помогать.
Серёжка даже плюнул в сердцах. Уже хотел и борщ не доесть, но, подумав, дохлебал. После этого зашёл
в их с братом комнату. Ну, такая, знаете, большая, просторная, два на три, одеялом на верёвочке огороженная.
Брат Миша что-то вырисовывал.
- Я там, эта, ну, ещё позавчера с Фёдорычем насчёт рубероида…
— Не мешай, — тихо сказал Михаил Викторович .
Потому что крыша — это не шутки. Всё нужно хорошо продумать и просчитать. А самое главное —
проект разработать. Ко всему нужен научный подход. Потому что живём не в тёмное царское время, а строим
новое и светлое будущее. Рано утром Серёжка вышел во двор, потянулся, почесался, сбегал к Фёдорычу, развёл
костёр, надёргал каких-то планочек из штакетника, принёс из сарая банку с гвоздями. Залез на крышу, расстелил
рубероид, залил кое-где смолой, набил планочек… В общем-то, стук молотка и разбудил всех остальных.
Михаил Викторович Серёжкину работу раскритиковал, назвал её варварством и дилетантством и долго
показывал слабые места, в которых крыша могла при первом же дождике потечь. И угол наклона там был
не выдержан, и степень герметичности. Да и сопротивляемость принесённого Серёжкой Фёдорычева рубероида
тоже была подвергнута самой серьёзной критике.
В общем, решено было переделывать крышу, как только будет готов чертёж и расчёты. Потому что
всякому было понятно — крыша потечёт опять. Чертёж Михаил Викторович закончил через неделю. А крыша
почему-то так больше и не протекла. Ни через неделю, ни через год. Вопреки всем законам сопромата. А через
два года они переехали, и их дом снесли. Вместе с неумело сделанной крышей. Чертёж Михаила Викторовича
сохранился. В него потом курицу завернули, когда он в командировку ехал, на Байконур. Но это уже совсем
другая история.
Улыбка не Моны Лизы
Настала осень, и меня потянуло странничать. В этом деле главное — решиться. И вот, уже лежишь
не на любимом диване, а на вагонной полке. И через определённое количество тысяч вагонного «та-да, та-да»
стою я посреди собора Донского монастыря и, до боли задирая голову всё выше и выше, смотрю на его
уходящий к небу иконостас. В храмах Руси они часто стремятся к самому куполу, по крайней мере, в тех,
которые я видел. Почему? Наверное, это один из вопросов, ответы на которые не мы находим — они сами
находят нас. Только для этого нужно постоять немного с затёкшей шеей…
Потом я сидел в тёмном углу возле колонны и думал ни о чём и обо всём сразу, когда заметил его.
Подрясник, наперсный крест, борода. Батюшка как батюшка.
Только небольшой рюкзак за спиной выглядел легкомысленно. По-студенчески. Тоже странник, значит.
Он что-то рассказывал двум женщинам, указывая на икону преподобномученицы Елизаветы, и они с интересом
его слушали.
Я не знаю, почему подошёл к нему. Может, вопрос, который хотел задать, действительно имел для меня
значение, а может, просто очень захотелось взять иерейское благословение в стенах древнего храма. Я иногда
понимаю апостола Петра, который говорит: Хорошо нам зде быти… (Лк. 9, 33).
Никогда, никогда не забуду, как менялось его лицо, когда он сначала увидел меня, а затем сложенные
крестом мои ладони. Он улыбался, благословляя, и, глядя на эту улыбку, я уже понял, что ответ на свой
придуманный вопрос не получу. Ещё до того, как батюшка произнёс: «Фогив ми», — стало ясно, что
он американец. Так широко могут улыбаться только они. Но заметил я ещё и то, что улыбка хоть и была
белозубой американской, но совершенно не голливудской. Он не лицом мне улыбнулся, а душой.
Странно, ещё вчера я довольно сносно болтал по-английски с одной мадам на Арбате о Пушкине и его
жене Натали. Позавчера объяснил двум пожилым испанкам, почему они не могут посетить Бриллиантовую
комнату в Кремле… А сейчас в голове осталась всего одна английская фраза: «Лондон из э вери биг сити».
Хорошо нам зде быти…
Когда немножко отпустило, я сумел из себя выдавить, что у меня друзья в Америке, что один из них
военный лётчик, живёт в Техасе и что он недавно крестился в Православной Церкви, что… Ну что я ещё мог
сказать? Батюшка ответил, что в Америке всё больше людей обращаются к Православию. «Thank God», —
добавил, подумав. После короткой паузы мы обменялись «фогивами», и он пошёл к выходу, оставив мне
в подарок ещё одну свою волшебную улыбку. Во дворе он подошёл к двум женщинам, ожидавшим его возле
выставки военной техники Великой Отечественной. Они что-то стали спокойно обсуждать, а я издали смотрел
на американского священника, стоявшего во дворе русского православного монастыря на фоне советского танка
Т-34, и думал о том, что американцы, если захотят, умеют улыбаться ослепительно и при этом совершенно
не по-голливудски. Душой улыбаться. Мне бы так…
ТРИЖДЫ РАЗВЕДЕННЫЙ ПСИХОЛОГ ПОМОЖЕТ СОЗДАТЬ СЧАСТЛИВУЮ СЕМЬЮ
Мода на дискуссии о семье, браке и воспитании детей никогда не пройдет, так как практически не найдешь
теперь человека, которого так или иначе не коснулись бы самым серьезным образом проблемы, связанные с
этими важнейшими понятиями.
Жалко только, что вместо серьезного обсуждения тема эта бойко забалтывается или профессиональными
балаболами (ведущими бесконечного числа ток-шоу), или же людьми явно некомпетентными, или же вовсе
неблагополучными в этой сфере.
Причем наблюдается удивительный факт: чем более «эксперт» далек от какой-либо семейной жизни, чем
более он вообще здесь неблагополучен, тем смелее он ссылается на свой личный опыт, фанатично утверждая,
что он, этот его опыт, – самый объективный и правильный.
Типичнейшая ситуация: про создание счастливой семьи и проблемы воспитания детей рассуждают люди,
никогда не создававшие оной и не имеющие детей. Или вот показательный случай, о котором мне недавно
довелось услышать: руководителем в одном солидном консультационно-психологическом центре,
занимающимся среди прочего вопросами сохранения семьи, трудится дама, состоящая в третьем по счету браке.
Не хочу, чтобы это звучало высокомерно, да и не смею «затыкать» людей, которые, несомненно, несмотря
на свои ошибки, имеют полное право озвучивать свое мнение, но…
Всё же иногда лучше помолчать, дабы не вызвать снисходительную улыбку, как тот слесарь, любивший в
подпитии потрясать изуродованной культей и – то ли в шутку, то ли всерьез – заявлявший: «Технику
безопасности на нашем заводе я знаю как свои оставшиеся два пальца…»
Проблем-то, на мой взгляд, всего две.
Первая: люди живут так, как будто до них никто никогда не жил (или же жил, но, не обладая виджетами и
гаджетами, был настолько примитивен, что лучше стыдливо забыть про такого предка, ибо он подобен дикому
питекантропу, еще не открывшему контрацепцию и прочие блага цивилизации).
Поэтому велосипед нужно горделиво изобрести заново. А дорога, которой я иду, – так на нее еще не
ступала нога человека. Увы! так думают и поступают многие.
Однако алгоритм и некие важные наработки – традиции – есть в любом деле – будь то ракетостроение,
собаководство или садоводство. Странным образом получается, что не нужно только алгоритма и традиций, как
считают многочисленные «эксперты», в деле создания семьи и воспитания детей.
Вторая проблема – в том, что проблем – нет. Точнее, многие никак не хотят их видеть.
В большинстве случаев люди категорически не желают видеть и признавать своих личных семейных
проблем. Не хотят допустить и тени сомнения в том, что их личный опыт может быть весьма субъективным и
ошибочным.
Типичным примером, на мой взгляд, здесь является скандальная история с «танцем пчелок», в которой
родители – что, на мой взгляд, весьма характерно – отказались видеть что-то ненормальное и неприличное в
совершенно непотребных, а если быть честным – развратных, танцах своих юных дочерей. Заявили: нас, мол,
всё устраивает.
Оно и понятно, ведь в данном случае признать проблему – это взять на себя ответственность и публично
согласиться с тем, что детей своих они упустили настолько, что и не заметили, как отдали их на курсы по
изучению древнейшей профессии.
Потом, как правило, проходят годы, а семейная жизнь у этих детей всё никак не налаживается. Нередко
случаются и настоящие трагедии с брошенными детьми, матерями-одиночками и даже суицидами.
А горе-родители потом приходят в храм и плачутся батюшке: «Почему же у моего сына/моей дочери всё
так плохо?» Нередко слышишь даже не вопрос, а прямой укор Богу: «За что? Почему? Что мы неправильно
сделали?»
Всё. Изначально всё было не так.
Ложное целеполагание, да и отсутствие серьезного, стратегического целеполагания вообще. Отсутствие
понятия о целомудрии и настоящей красоте. Попустительство и участие в воспитании извращенного гедонизма,
пошлого потребительства и откровеннейшего нарциссизма. Примитивнейшее, обрядовое, языческопсевдоправославное суеверие вместо живой веры.
Как итог: вся жизнь – ни Богу свечка, ни черту кочерга.
Ну и, конечно, эта глупая, банальная привычка ссылаться на свой личный, «самый правильный в мире»
опыт, про который лучше бы, густо покраснев, забыть и, стыдливо попросив у Бога прощения, посмотреть на
пример тех, кто жил по старинке и был в общем-то счастлив.
Священник Димитрий Фетисов