Лана

МАЛАХОЛЬНЫЕ
Драма в трех действиях
Действующие лица:
Ванечка, 40 лет.
Маруся, 84 года.
Лана, 55 лет, дочь Маруси.
Эва, приятельница Ланы по институту, примерно ее возраста.
Тамара, соседка Ланы и Маруси, лет 70.
Женщина без памяти.
Рыжебородый бомж неопределенного возраста с гипсом на правой руке.
Молодой бомж (поклонник рэпа и говорящий в этом стиле) с грязным
лицом, на одном костыле.
Бомжиха, молодая, неопрятная.
Многочисленные прохожие с черными зонтами.
Несколько прохожих с разноцветными зонтами.
Две женщины, дорожные рабочие.
Неравнодушная прохожая.
Фельдшер скорой помощи.
Полицейский.
Призрак умершей матери Ванечки.
Призрак мужчины в инвалидном кресле.
Леха.
Действие первое.
Осень. Утро. Дождь. Центр городка. Люди в ветровках и легких плащах, под
зонтами, похожие на тени, спешат на работу. В основном в одном
направлении. Навстречу им без зонта бредет Ванечка, в старой цигейковой
шубе нараспашку, в спортивных штанах и сканцах на босу ногу. Он
заглядывает под зонты, пытаясь разглядеть лица тех, кто прячется под ними,
заглянуть в их глаза. Его обходят, отталкивают. Разочарованный, он
выбирается из потока пешеходов и обращается к зрителям.
Ванечка. Это люди? А? Люди? Или я не туда иду? Мама ушла. Мама хотела
быть балериной. Мама упала, глазки закрыла. Иди к людям, Ванечка, сказала мама. И дышать перестала. Ванечка звал ее, звал…
Ванечка всхлипывает, утирает рукавом лицо, улыбается. Подходит к березе,
растущей у тротуара, опускается на землю, прислоняется к дереву.
Основная масса людей пробежала, прохожих становится меньше.
За спиной Ванечки появляется призрак матери: пожилая женщина в
балетной пачке, пытается делать какие-то невообразимые па. (По ходу
действия она молодеет, танец ее становится более уверенным).
Перед Ванечкой останавливается бомжиха.
Бомжиха. Эй, ты, шизанутый, проходили тут двое: один с костяной ногой,
другой с костяной рукой? Чего расселся, как будто землю под березой
прихватизировал? И глазками еще пилькает!
Ванечка. Нельзя, да?
Бомжиха. Сиди, пилькай! Только в контейнеры наши, чур, не суйся. Понял,
шибзик?
Ванечка. Не суйся. Шибзик.
Бомжиха. Так видел или нет, попугай в шубе?
Ванечка (осматривается). Ванечка тут. Мама ушла.
Бомжиха. Точно чокнутый. Откуда ты взялся? Я тебя не знаю.
Ванечка. Мама ушла. На небо. Ванечка пошел. К людям.
Бомжиха. Ха-ха-ха! И что, ты нашел здесь людей? Вот олух царя небесного!
Присаживается рядом, закуривает, пускает дым в сторону Ванечки. Ванечка
кашляет, чихает.
Ванечка. Нельзя. Мама сказала. Нельзя.
Бомжиха. Деньги есть? Рублики, тугрики, еврики? (Шарит по его карманам).
Облом! На мышь церковную не похож, а в кармане ни гроша!
Ванечка. Деньги. Кошелек. Мама.
Бомжиха. Ты Леху знаешь? Он стихи сочинял. «По городу бродили
непогребенные мертвецы». Сейчас в дурке живет. На кухне помогает. Тетки
за это его подкармливают. В прошлом году приезжал. У всех знакомых денег
назанимал. Белые розы мне купил! Вооот такую охапищу! Чихала я на его
белые розы! Божий пенек решил проявить галантность!!
Ванечка. Пусть всегда будет солнце … Солнечный круг…
Бомжиха. Белые розы побили морозы! Ха-ха-ха! «Твои глаза, как два
тумана». Он написал. Или не он? Все равно. Я - его Муза. Любимая женщина.
Законная жена. Взлететь мечтал, да крылышки отвалились. Брата его убили и
на кол посадили. Или на кол посадили, а потом убили. Короче, Леха
расстроился очень. Знаешь, что он сказал на поминках? Он сказал: «Мне
смерть была бы подарком, но я должен спуститься в ад». В ад!
Ванечка. Ад. Крылышки. Ванечка любит крылышки.
Бомжиха. А Ванечка крылышками бяк-бяк-бяк! И чего ты кочевряжишься,
Ванечка?
Подходят два бомжа.
Бомжиха. Вы где шляетесь, инвалидики-калеки? Я что одна за всех должна
пахать, одна контейнеры проверять? Шеи намылить вам, что ли?
Молодой бомж. Инвалидов назвали инвалидами, потому что они не похожи
на других.
Бомжиха. Заткнись, рэпер городской свалки! Дорэперишься, что в негра
превратишься. Вы что, уже тяпнули?
Молодой бомж. Нееет. Нюхнули малость.
Рыжебородый бомж. Смотри, мама, что у нас?
Протягивает ей потертую косуху. Она рассматривает и тут же надевает на
себя.
Молодой бомж. Кра-са-ви-ца!
Бомжиха (Ванечке). Как? Идет косуха мне?
Ванечка. Косуха. Идет.
Бомжиха. Рыжий – мой как бы муж. А этот, салажонок, – любовник.
Рыжебородый бомж. Это кто тут сидит? Ты что и с ним?
Молодой бомж. А давай его отметелим.
Бомжиха. Я сейчас тебя, детка, отметелю. Он - юродивый. Людей ищет.
Глазками пилькает.
Молодой бомж (Ванечке). Ты людей не ищи. Видишь, ему руку сломали, мне
по ноге дрыном. А вчера толпа баб у Магнита двух мужиков колошматила.
Бомжиха целует Ванечку в лоб. Компания уходит. Бомжиха тут же
возвращается.
Бомжиха. Ты, чудик, на него похож. Такой же конопатый. Только он тощий, а
ты - пончик. Когда его забрали в Матросы, у меня нервный срыв был, я
лечилась у местного психиатра. «Ты спала на моей груди и сломала мне два
ребра!» Это точно он сочинил. Про меня. Мы тогда напились и подрались. Но
разве скажет стихоплет, что его лентяйкой двинули по ребрам? Он в облаках
витает. И даже травму воспринял, как проявление великой любви с моей
стороны.
Ванечка. Облака. Лю-бви.
Бомжиха. Послушай, какое стихотворение я знаю про любовь. Кровь в жилах
стынет.
«Ты жаждешь любви, как милости.
Любовь – не милость, великий дар!
Открой ее в сердце своем,
И она магнитом притянет другую любовь,
Тебе предназначенную на Земле».
Уходит.
Ванечка. Пусть всегда будет … Любовь?
Идут две женщины в оранжевых жилетах: одна с пакетом, другая с метлой,
одна подбирает в пакет бумажки и прочий мусор с тротуара, другая машет по
нему метлой.
Женщина с метлой (напевает). Одуванчиковый Космос, ветер дунул, он
пропал, золотистый, серебристый, крепко в душу мне запал.
Женщина с пакетом. Надо же, в душу ей запал. А сама последние головки
одуванчиковые у тротуара метлой посбивала. Последнюю красоту
уничтожила.
Женщина с метлой. Одуванчиковый Космос будет сниться мне всегда в той
галактике далекой, где приют найдет душа.
Останавливаются перед Ванечкой.
Женщина с пакетом. А с этим алкашом, что делать? В пакет не поместится.
(Смеется).
Женщина с метлой. И метлой одуванчик этот не смахнешь. Разве что по
спине настучать, может, убежит. Мужик, ты пьяный или больной?
Ванечка. Мужик. Пьяный. Больной.
Женщина с пакетом. Понятно. Напился и заболел.
Женщина с метлой. Будем сдавать или глаза закроем и мимо пройдем?
Женщина с пакетом. Пусть сидит. Тепло еще, не замерзнет. Оклемается и
домой пойдет. Небось дома - жена, детки, а?
Ванечка. Мама ушла. Ванечка пошел. К людям.
Женщина с пакетом. Куда мама ушла-то?
Ванечка. Мама ушла. На небо.
Женщина с метлой. Тебе не кажется, что у него от спиртяги крыша поехала?
Парашютиками, как у одуванчика, разлетелась!
Женщина с пакетом. Думаю, от горя. Похоже, мать его умерла. И нет у него
больше никого. Видишь, совсем отрешенный.
Женщина с метлой осматривает Ванечку, отметает от него листья.
Женщина с метлой. А что, мужчина. Кому нибудь пригодится.
Женщина с пакетом. Глаз на него положила? Своему козлику пинка, а его в
постельку?
Женщина с метлой. Менять шило на мыло? Ты вот одинокая.
Женщина с пакетом обходит вокруг Ванечки, осматривает его.
Женщина с пакетом. Он мне не нравится. Рыхлый какой-то. Толку от него
будет мало. Да еще и пьющий.
Женщина с метлой. Какие мы привередливые! Королевы прямо! А ты,
парень, протрезвеешь, причешись, отряхнись. Может, женщина какая и
подберет. Мужчина ведь. На мужчин спрос всегда есть.
Женщина с пакетом достает из кармана мешочек, вынимает из него кусочек
хлеба с салом, молча подает Ванечке. Ванечка берет его и принимается есть.
Женщина с метлой протягивает ему конфету.
Женщина с пакетом (смеется). Тоже мне, нашла еду для мужика!
Женщины отходят от Ванечки.
Женщина с пакетом. Вчера защитницы животных побили мужиков,
отстреливавших бездомных собак.
Женщина с метлой. И что?
Женщина с пакетом. В полиции объяснения дают.
Женщина с метлой. И что?
Женщина с пакетом. И что, и что, а ничто! Собаки убежали. А тех, что не
убежали, убирать не будем. Кто застрелил, тот пусть и убирает.
Женщина с метлой. Одуванчиковый Космос, ветер дунул, он пропал…
Обе. Золотистый, серебристый, крепко в душу мне запал.
Ванечка. Спасибо. Ванечка покушал. Хорошо. Космос. Одуванчики.
Ванечка вытягивает ноги. Улыбается. Возле Ванечки останавливается
стройная с претензией на изысканность расфуфыренная женщина.
Некоторое время смотрит на него, достает из сумочки фотоаппарат, снимает
Ванечку в разных ракурсах. Вынимает из сумочки мобильник.
Ванечка. Пусть всегда буду я… Космос и любовь…
Неравнодушная прохожая. Алло. Дежурный? У вас в центре города человек
валяется. И дела до него никому нет. Кто я? Прохожая. Неравнодушная
прохожая. Пьяный? Конечно, пьяный. Вдрызг! Трезвые под березами не
сидят! Во всяком случае, в нашем городе.
Набирает еще один номер.
Алло. Скорая? Тут, в центре города, человеку плохо. Я не доктор, диагноз
ставить ваше дело. Я просто вижу, ему плохо, он упал под березой. Бледный.
Почти не дышит. Может, инсульт, а может, инфаркт.
Кладет телефон в сумочку. Достает флакон с духами.
Кто-нибудь да приедет. А вас я немножко облагорожу. Улыбаться
прекратите! Вы же пьяный и больной. Вот так, господин-товарищ.
Ванечка отмахивается, отворачивается от брызг духов, чихает.
Ванечка. Пусть всегда будет солнце, пусть…
Неравнодушная прохожая, удаляясь, снова берется за телефон.
Неравнодушная прохожая. Алло! Лидусечка, красатулечка. Надо Веруню и
подружек ее выручать. Как это причем ты? Ты рядом с подполковником
восседаешь. Подсуетись, дорогуша. Да пойми ты, девчонки на пределе.
Приют открыли, а у них дрова украли. Пекутся о собаках да кошках, свои
деньги на них тратят, спонсоров днем с огнем не сыскать, а тут мужики с
ружьем. Что? Теперь спонсоры появятся? Твои слова да Богу в уши! Так ты
подсуетись, в долгу не останусь.
Появляются одновременно полицейский и фельдшер скорой помощи.
Полицейский. Вот и пьяный под березой.
Фельдшер. Извините. Под березой больной.
Подходит женщина без памяти.
Женщина без памяти. Здравствуйте. Ну как жизнь? Катится или на месте
стоит?
Полицейский. Проходите, женщина, не мешайте работать. (Ванечке) А ты,
давай, дыши в трубочку. В трубочку дыши, не засасывай ее в себя! Алкоголь
отсутствует. Вызов ложный. Брать не буду.
Фельдшер. И я брать не буду. Знаю его. Физически здоров. С головой не
дружит. А это не лечится. С матерью живет. Мать старая, больная. Несколько
раз на вызов к ней выезжал. Поздно его родила. Лет в сорок кажется. Такой
вот и получился. А до сорока, говорят, девушкой была. Все прынца ждала.
Полицейский. Дождалась?
Женщина без памяти. Здравствуйте! Вы случайно не знаете, где я живу? Иду,
иду и никак не приду.
Фельдшер. Нет. Не дождалась. Рассказывают, кто-то ее изнасиловал. Но она
обиду снесла. Родила этого и вырастила. Только что-то он сегодня совсем
невменяемый, раньше лучше был.
Женщина без памяти. Здравствуйте. Как вы думаете, будет солнце светить
или свет у него закончился?
Полицейский. Проходите, женщина! Вы мешаете.
Ванечка. Ванечка нарисовал! На листке! Солнце!
Женщина без памяти. Здравствуйте! Как жизнь? Катится или на месте стоит?
Полицейский. Жеенщиинааа!
Фельдшер. Тетенька, идите, куда шли! А то я вам укольчик сделаю.
Бооольной укольчик!
Женщина отходит.
Полицейский. Как там мужики, очухались? Понаставили им фингалов
задержанные!
У полицейского звонит телефон.
Полицейский. На связи. Понял. Выезжаю.
(Фельдшеру).
ЧП у вокзала. Похоже, жертвы есть. Поехали!
Фельдшер. Что, опять тетки кого-то лупцуют?
А этот?
Полицейский. Да ну его! Надоест сидеть, домой пойдет.
Оба быстро уходят. Возвращается Женщина без памяти.
Женщина без памяти зрителям. Здравствуйте! Как вы думаете, солнце будет
еще светить? Здравствуйте! Как жизнь? Катится или на месте стоит?
Подходит к Ванечке, садится рядом, берет его за руку, водит по ладони
пальцем и бубнит:
Береза, береза стоит у дороги, под березой сидим мы с тобой, сидим и не
знаем, куда идти, не знаем, где наш дом.
(Зрителям) А вы знаете, где наш дом?
Ванечка. Пусть всегда будет небо…
Женщина без памяти. И мы с тобой! И солнце!
Дождь прекращается. Небо проясняется. Ванечка дремлет. Женщина без
памяти поднимается и уходит. Призрак матери прислоняется к березе возле
Ванечки, гладит его по голове и, медленно танцуя, скрывается за деревьями.
Действие второе.
День. Стандартная комната в стандартной однокомнатной пятиэтажке,
построенной в начале семидесятых.
Лана (суетится возле матери). Приходим, приходим в себя. Ээй! Ну-ка
вспоминайте, как вас зовут?
(Зрителям). Я очень боюсь, что однажды после очередного приступа мама не
придет в себя, так и останется за пределами нашей реальности. Как могу,
стараюсь помочь ей сориентироваться и вернуться к осмысленной жизни.
Маруся. Бабуля. Меня зовут бабуля.
Лана подает ей носовой платок. Протерев слезящиеся глаза, Маруся
зажимает его в кулачке,
Лана. А мое имя помните, бабуля?
Маруся. Ты – Ланка. Не смейся надо мной.
Лана. Вот. Я - Ланка, а вас, дорогая моя, как зовут?
Помогает матери сесть, подкладывает ей под спину подушку.
Маруся (улыбается). Девка.
Лана. Имя-то у девки есть?
Маруся. Манька. Вечная ей память!
(Крестится).
Лана. Какая память!? Вы, мама, давно уже не Манька, вы Маруся, Мария
Ефимовна! И вы - живая!
(Зрителям) Манькой ее в деревне звали, но когда это было, сто лет назад. У
мамы атеросклероз сосудов головного мозга. Сожмется кровеносный
сосудик, она отключится. Когда придет в себя, какое-то время ничего не
соображает.
Маруся. Запутала меня совсем. Сама вижу, что живая, раз с тобой
разговариваю. Налила бы лучше чаю.
Лана. Ну, слава Богу! Это другое дело.
Уходит на кухню. Возвращается с чаем и Эвой.
Лана. Мама, у нас гостья. Моя подруга по институту. На заочном вместе
учились.
Маруся. Ночью в нашей комнате танцевала такая красивая, вся в белом,
веселая девочка! Ты кто?
Эва. Я – Эва. Ваша гостья. Здравствуйте.
Маруся. Здравствуйте. Уважаю гостей. Только у Ланки на столе ничего не
трогай, а то ругаться станет. Сейчас мы тебя угощать будем. И сами заодно
угостимся.
Лана. Из больницы забрала ее домой безнадежной – внесли в квартиру на
одеяле и как труп положили на кровать. Доктора сказали, дня три протянет,
максимум неделю.
Маруся. Докторам надо чего-то говорить, вот и сказали.
Лана. Деньги с книжки на похороны сняла, расценки на ритуальные услуги
узнала, отпуск взяла. А она, молодчина, оклемалась и не только садится в
постели, ходить начала потихоньку.
Маруся. Люблю чаек с конфеткой попить. И жить люблю.
Лана накрывает скатертью круглый журнальный столик, приносит чай и
сладости. Они с Эвой тоже пьют чай.
Эва. Лет сто с тобой не виделись!
Лана. Вот и поживи в глубинке. Это тебе не златоглавая, здесь совсем другой
мир. Природой нашей полюбуйся, воздухом чистым надышись. Ты как в
проповедники попала? Вот уж не думала, что в религию ударишься. Глазам
своим не поверила, когда ты на сцене появилась.
Эва. Так получилось. Книжку мою обещают издать.
Лана. Вон оно что! Семья? Дети? Рассказывай.
Эва. Одна я. Со своим, помнишь, тетка свела нас, разошлись. Квартиру
разменяли. Досталась мне комнатка в коммуналке. Вот и кукую в ней. А ты
тоже, как вижу, упустила своего журавля. В столицу не перебралась.
Лана. Какой там журавль! Сыч. Хорошо, что рассмотрела. Предложение мне
сделал. А я в ответ, извини, мол, без памяти люблю Леонтьева. Уехал
обратно в Москву. Писем не писал, не звонил, но новые пластинки Леонтьева
регулярно присылал.
Эва. Замужем-то хоть побывала?
Лана. Конечно. Только муж рано умер. Ребенка не успели родить. На других
глаза не смотрят. Однолюбка я, как и мама.
В комнате появляется призрак в инвалидном кресле. Подъезжает к столику.
На коленях у него несколько пластинок.
Эва. Вообще-то москвич неплохой был. Заботливый. Могла бы мне написать,
что не нужен тебе.
Лана. Как друг, неплохой. Но, представь себе, жить с таким! Да он же все
кишки вымотал бы, мозги прокомпостировал, достал бы своей
основательностью, дотошностью, заботой. При таком забудешь, на каком
свете живешь.
Эва. Вам, принцессам, не угодить. Ну а он, как? Женился, детей настрогал?
Дочку Ланочкой назвал?
Лана. Нет. По пьянке упал откуда-то сверху, позвоночник повредил. В
инвалидном кресле доживал.
Эва. Умер?
Лана. Повесился.
Эва. Да ты что?
Лана. А квартиру мне завещал.
Маруся. Царствие ему небесное. Это вы про кого говорите? Про того,
который возле вас сидит?
Эва. Вот как? А почему ты здесь?
Лана. Отказалась я. В пользу брата его. Родственник, да и ухаживал за ним. А
я кто? Не пришей собаке хвост.
Эва. Почему мы с тобой связь не поддерживали?
Лана. Поссорились. На последней сессии. Из-за него. Разве не помнишь?
Эва. Пишешь? Публикуешься?
Маруся. Пишет, все пишет. Листочки всюду валяются. Чистые можно брать, а
на которых что-нибудь написано, нельзя. Даже если одна каракуля.
Лана. Несколько рассказов вышло в сборниках, несколько в журналах. Но
когда это было! На том моя писательская эпопея закончилась. Вляпалась я в
районную журналистику.
Эва. И у меня не сложилось. Как работала неврологом, так и работаю. А
какие планы строили!
Маруся. Планы строили, а жизнь не построили.
Лана. Если не трудно, помоги маме одеться, а я покашеварю.
Уходит.
Маруся. Никогда не видела таких девочек! Личико ее, как яблочко, сияло!
Она спросила, как меня зовут. Я ответила - Маруся, а по паспорту Ефимовна.
Она так задорно рассмеялась. Нет, говорит, тебя зовут так же, как и меня Манька!
Эва. Будем вставать, Мария Ефимовна? Обед скоро.
Маруся. Зови меня Марусей. Я еще не совсем старая. К чему девочка во сне,
не знаешь? Как я помню, то к диву…
Спустив ноги с кровати, Маруся протирает глаза, на миг «отключается» и
некоторое время находится в прострации.
Эва. Маруся, вы слышите меня? Маруся! Мария Ефимовна! Лана! Марусе
плохо.
Лана (из кухни). Это пройдет. Смотри, чтобы она не упала.
Маруся (улыбаясь). Волосы что-то дыбом стоят, никак их не причесать. И
глазки совсем не хотят на свет белый смотреть.
Эва. У вас, наверное, катаракта. Операцию надо сделать и будете все видеть.
Маруся. Не надо мне глазки резать. Ты Ланке про это не говори, ладно?
Эва. Ладно. Пусть будет у нас секрет.
Маруся. Кушать-то сегодня будем или снова спать ложиться? Я колбасу с
жиринками люблю. Ланка мне покупает и колбасу, и конфеты (копается под
матрасом, достает конфету, протягивает Эве). Угощайся! Вкусная!
Эва. Ой, спасибо, Маруся.
Лана. Обедаем на кухне. Здесь, как видишь, негде. Пойдемте, девушки!
Уходят. Призрак в инвалидном кресле взволнован, катается по комнате,
швыряет пластинки на пол. Останавливается у кровати Маруси. Женщины
возвращаются. Лана с бутылкой вина и двумя бокалами.
Маруся. Ланка, этот все еще здесь и не говорит, чего ему надо.
Эва. Кто здесь?
Лана. Не обращай внимания. Маме постоянно что-то чудится.
Маруся. Я еще в своем уме, ничего мне не чудится. Вот, сидит возле кровати.
На вас смотрит, пластинки по комнате разбросал. А убирать-то, кто будет?
Лана. Мама, подремали бы вы после обеда.
Маруся. Не буду я при мужике чужом раздеваться.
Лана. Ну, как знаете.
Эва (зрителям). Странно как-то. И жутковато. Мурашки по коже. Квартира с
призраками. Ланка еще в институте увлеклась мистикой. А что призываешь,
то и получаешь.
Маруся прохаживается по комнате. Некоторое время стоит у окна. Лана и Эва
садятся за столик, пьют вино.
Лана. За нас, молодых, талантливых и красивых!
Эва. За душу нашу бессмертную!
Лана. Давай, как когда-то, под твое стихотворение, которое мы пели и под
которое танцевали.
Обе встают, поют и танцуют.
Наденем туфли красные,
По городу пойдем,
Женщины мы классные,
Любовь свою найдем.
Ах, туфли наши красные
Сведут его с ума,
И хочет иль не хочет Полюбит он… Меня! Нет, меня!
Наденем юбки мини
И блузки с декольте,
Скажи, скажи, нам, милый,
По сердцу ль мы тебе?
Накрасим губы алым,
Глаза мы подведем,
Кан кан вдвоем танцуя,
Любовь свою найдем.
Ах, туфли наши красные
Сведут его с ума,
И женщин-загадок
Захочет он поймать.
Подарит мне колечко. Мне!
Венчаться позовет. Меня!
А женщины-загадки
Уйдут в глухую ночь.
Маруся. Эх, девки, глядя на вас, и я чуть в пляс не пустилась!
Лана. Ну, будем!
Эва. Будем!
Маруся. Будьте!
Лана. Два года назад нельзя было заставить ее присесть, все ходила - тудасюда. Возмущалась, когда предлагала ей днем полежать. Мол, на том свете
належусь! А теперь все больше сидит да лежит.
Эва. Какими мы станем в ее годы?
Маруся (присела на диван и положила на колени плюшевую кошку).
Смотрите, смотрите! Кошечка, как увидит, что бабушка села, так и оседлает
бабушку. Она тяжелая, на живот ее не пускаю. Пусть на ногах сидит. Мослы
старые, а греют, раз бежит ко мне.
Лана. Жила у нас кошка. Любила сидеть на форточке. Маме в один день
холодно стало, она и захлопнула форточку. А мне говорит, кошка наша что-то
мяукнула и за окно прыгнула. С третьего этажа! Я на улицу, звала, звала, как в
воду кошечка канула.
Эва. А у меня никогда не было кошки.
Маруся. Божечка, мой, в телевизоре ругательства говорят! Это же не улица,
это телевизор! А какие фамилии модные называют: Медведев, Коровин.
Назвали бы еще кого-нибудь Быком! (Смеется). Ну вот, кажется, убрался. А то
приехал и сидит, по комнате катается. Прямо как хозяин. Хозяев тут и без
него хватает.
Эва. Кто убрался? Какой хозяин?
Маруся подходит к кровати. Раздевается.
Лана. Мама, что это вы делаете? Легли бы в одежде. Все нормально?
Маруся. Нормально. Раздеюсь.
Лана. Не раздеюсь, а раздеваюсь.
Маруся. Ты, может, и раздеваешься, а я раздеюсь.
Эва. Посидели бы с нами, Маруся. Вы ведь только встали.
Маруся. Как встала, так и лягу. Слышали, по телевизору сказали, одна
женщина за один раз четверых деток родила. Вот так дела!
Эва. Ефимовна, а у вас, как дела?
Маруся. Дела как дела. Живу, раз кровать разбираю. Во, не кровать, а
игрушечка! Постаралась бабка. Вот вам и Манька: наелась, напилась, и на
кровать повалилась. Говорила я спокойной ночи или нет?
Лана и Эва. Нет!
Маруся. Ну, спокойной ночи, дорогушки! Долго не сидите, а то красоту
растеряете.
Забирается под одеяло.
Эва. Почему ты к матери на «вы» обращаешься? Анахронизм какой-то.
Лана. Семейный анахронизм. Когда я была маленькой, я говорила маме
«ты». Приехал как-то в гости к нам из Белоруссии мамин брат, дядя Арсень.
От него мы с братишкой и узнали, что дети должны обращаться к родителям
на «вы», поскольку они не обычные люди, а ро-ди-те-ли! Не знаю, какойтакой магической силой обладал дядюшка, но со стези, указанной им, я до
сих пор не свернула.
Эва. А я, извини, когда услышала твое выканье, невольно Задорнова
вспомнила, его юмореску на эту тему.
Лана. Пойду, мусор вынесу да воды из родника на чай принесу.
Уходит.
Маруся. Что там, на улице?
Эва. Начало октября. Рябина под окном пунцовая. Небо серое. Дождик снова
зарядил. Люди спешат, кто зонт раскрыл, кто капюшон натянул. Голуби в
наше окно заглядывают.
Маруся. Небо прорвало?
Эва. Похоже на то.
Маруся. У нас дома, в Белоруссии, когда дождь лил, говорили: Бог полатки
моет.
Эва. Бог полатки моет? Замечательно говорили!
Маруся. Крикни Ланочке моей, пусть дождя немножко принесет.
Эва. Дождя? Зачем?
Маруся. В руках подержать. Лицо намочить. Я ведь на улицу не выхожу. Так
можно и забыть, каким дождь бывает, мне это раз плюнуть.
Эва подходит к стеллажу с книгами, перебирает их. Возвращается Лана.
Эва. А это что за самиздат?
Лана. По сути, да, самиздат. В конце девяностых, наши местные поэты, у кого
деньги были, только так шлепали в городской типографии свои стишата. А
этот, кстати, неплохо писал. Некоторые его вирши даже за душу брали.
Эва. Исписался?
Лана. Проблемы у него с психикой. Лечится. Уже который год. Не так давно
приезжал. Заходил в редакцию. Просил гонорар за будущие стихи.
Спрашивал, нужно ли долг возвращать? Занимал у меня давно уже, я и
забыла. Сказала, не надо. Обрадовался – мол, по-нашему это!
Эва. Ефимовна дом свой вспомнила. Белоруссию.
Лана. Мама многое позабывала, а что вспоминает, так и то путает.
Маруся. Ничего я не путаю. Что знаю, то и помню, а чего не знаю, так и не
помню.
Лана. Еще винца выпьем и прогуляемся. Город тебе покажу. Нашу местную
достопримечательность – остров Любви. Правда, попасть на него
невозможно. Мост провалился. Да и не стоит попадать туда, загажен весь.
Маруся. Могли бы и мне вина налить.
Лана. Мама, вы же не пьете.
Маруся. Пить не пью, а за компанию выпить могу.
Наливают ей в чашку вина.
Эва. Скатерть у вас необычная. Похоже, старинная?
Лана. Мама, расскажите Эве, откуда у нас эта скатерть. И сколько ей лет.
Маруся. Отстань. Не мешай вино пить.
Лана. Это, можно сказать, мамин военный трофей. Из Германии привезла. Ее
девчонкой во время войны в Германию угнали, на заводе работать
заставили.
Маруся. И что ты плетешь при постороннем человеке. Ни в какой Германии я
не была, никакой скатерти не привозила. Скажи еще, что я враг народа.
Лана. НКВДшники поработали. По дороге домой в пересылочный лагерь
заточили, полгода в нем продержали. Мне рассказала обо всем этом по
большому секрету, когда я уже взрослой стала.
Эва. Бедная женщина!
Лана. После освобождения, как она вспоминала, везли они на родину много
добра всякого. У людей не брали, в магазинах полуразрушенных. Однако не
довезли. Поезд, на котором ехали, уже после объявления победы,
разбомбили. До ближайшей станции, кто остался жив, добирались пешком.
По дороге, естественно, вещи побросали. А вот скатерка доехала до
Белоруссии и в Карелии обосновалась.
Эва. А компенсацию она получила за то, что работала на Германию?
Лана. Несколько раз пыталась с ней на эту тему говорить, бесполезно.
Слышать не желает. Не позорь, говорит, ты меня на старости лет.
Эва. И, правда, зачем огорчать человека.
Лана. Обрати внимание на ее кривой загнутый внутрь мизинчик на правой
руке. Представляешь, пятнадцатилетняя девчонка, не принявшая советов, но
еще больше ненавидевшая фашистов, лишивших ее родины, выцарапала в
один прекрасный день на детали, которую она обтачивала, звезду. Что там
было! Автора искали большей частью среди мужчин. Вой стоял
невыносимый, так их били.
Эва. Боже мой! И что, ее вычислили?
Лана. Немка одна, надзиравшая за работой в цехе, то ли видела, то ли
догадалась, что звезда – маминых рук дело. Но почему-то не сдала ее. После
того, как разборки утихли, подошла к ней, взяла ее руку, положила на станок
и опустила на нее сверло.
Эва. О, ужас!
Маруся. Дорогушки, вы мои, послушайте, что скажу. Всю ночь я частушки
пела. Во сне сама придумала.
Маруся поднялась, одернула сорочку и, приплясывая, запела:
Эх, яблочко, да куда котишься, упадешь, пропадешь, не воротишься! Эх,
яблочко, да половиночка, мой муж белорус, а я украиночка! Эх, яблочко, да
цвета красного, пойду за сокола, пойду за ясного! Ну, как? Хорошо я
выступила?
Эва. Браво! Браво, Маруся!
Лана. Странно. Мама никогда раньше не пела.
Маруся. Может, дед какой придет. Услышит, как бабка поет, и бабку замуж
возьмет (смеется).
Лана. Мама! Ну что вы несете? Полежите лучше. А то давление подскочит.
Скоро сериал ваш любимый начнется.
Маруся. Сидите тут, носы повесили, вот и поразвлекала вас. Ох, заговорилась
с вами, легла и не перехристилась…
Эва. Ефимовне не лежится.
Маруся. Лежится, лежится. Я только еще раз полюбуюсь на свою постельку и
лягу.
Эва. А как она в Карелии оказалась, за тридевять земель от Белоруссии?
Лана. Вот так и оказалась. Тут ведь большинство приезжие. Коренных – раз,
два и обчелся. Район в сороковом образовался. Судьбы у людей такие
разные. У каждого своя история, своя боль.
Маруся. Понесло доченьку, всю подноготную сейчас выложит.
Лана. С советской властью до войны мама лишь слегка соприкоснулась. В
детстве ей не пришлось быть ни пионеркой, ни комсомолкой. Она даже
толком не знала, что такое колхоз, но боялась его пуще огня. Этот колхоз
пытался увести на общий двор их лошадь и корову. Мать скотину отстояла, с
флагами по деревне ходить отказалась. Семья попала в черный список.
Маруся. Корова сдохла, гвоздь съела, кто-то в сено подкинул. Коровы - они
доверчивые. Мы так плакали.
Лана. Советы пришли в деревню перед войной, а до этого Западная
Белоруссия находилась под Польшей. Мама посещала польскую школу.
Учитель требовал, чтобы она и дома по-польски говорила, молилась и даже
думала. В костел по выходным ходить заставлял.
Маруся. Матка Боска!
Лана. После первого приступа атеросклероза, мама, очнувшись, произнесла
что-то по-польски и сама испугалась. Про меня-то и говорить нечего. Отец ее
умер задолго до этой войны. Он вернулся с Первой мировой отравленный
газами. После его смерти вся мужская работа в хозяйстве легла на плечи ее
младшего брата Арсения.
Маруся. Арсень совсем маленький был. А рукастый такой.
Лана. Не успела Маруся присмотреться к новой власти, как немцы нагрянули,
в Германию угнали. Когда вернулась, как рассказывала, жизни в деревне ей
не было. От колхоза воротило.
Маруся. Да помолчи уж ты!
Эва. Не переживайте, Маруся. Я никому не расскажу.
Лана. В пятидесятые с благословения матери завербовалась в Карелию. На
год. А осталась на всю жизнь. Замуж здесь вышла. Меня и брата родила.
После смерти брата, она с ним жила в леспромхозе, к себе ее забрала. Отец
тоже рано умер. Можно сказать, одна нас растила.
Маруся. Эх, Ланка, язык без костей. Все растрепала чужому человеку.
Эва. Вот тебе и сюжет для романа. Ничего придумывать не надо.
Маруся. Ланка, сколько я живу у тебя?
Лана. Седьмой год.
Маруся. Всегда одно и то же, как ни спросишь – седьмой год! Я думаю,
меньше. Ты посчитай.
Лана. Хорошо, мама, посчитаю.
Маруся. Спички от меня не прячь. Я хоть чай подогрею, когда тебя дома нет.
Эва. Слушай, Лана, что там за мужик через дорогу напротив дома под
березой сидит? Давно уже сидит. То ходит, то сидит.
Лана. Пойдем гулять, посмотрим. У нас-то в городе происшествие!
Защитницы животных, то ли трое, то ли четверо, избили вчера двух мужчин,
нанятых отстреливать безнадзорных собак. Одна, правда, не безнадзорная,
хозяйская, серьезно почтальона покусала. А наказывали этих.
Из-за стенки раздается протяжное заунывное пение.
Эва. Певица у вас рядом живет?
Лана. Тамара. Соседка-пенсионерка. С гонором женщина. Нарядится с утра,
глаза да губы накрасит, сходит в магазин, купит портвейна, выпьет, выйдет
на балкон и поет, и поет, а песня ее воем зовется. Иногда так достанет.
Высунулась я как-то в окно, говорю ей, замолчи, а то сейчас гранату кину.
Эва. Она испугалась?
Лана. Нет. Помолчала и спрашивает: где взяла, мне тоже надо. Кажется,
мама задремала. Собирайся, идем.
Как только женщины ушли, Маруся поднялась, натянула колготки, надела
фланелевый халат, поверх него красный вязаный жилет, пригладила волосы,
повязала платок, сунула ноги в тапки, подошла к окну.
Маруся. Вот так, моя любимая красная герань, она уходит, а я тут стою.
Сколько стою, и сколько еще буду стоять, ты не знаешь? Она говорит,
седьмой год. Не верится мне что-то. Стою, на дорогу смотрю, на людей, на
машины, на деревья, на небо… Птичек слушаю. Что вдали находится, глаза
еще видят. Ближнее плохо разбирают. А иногда и вообще ничего не видят.
Пелена застилает свет. Ланка говорит, мама, у вас скоро юбилей – 85
исполнится. Праздник устроим, гостей пригласим и гармониста. Как вы на это
смотрите? Надо же, столько прожила! Жизнь, как кино по телевизору,
пролетела. Придет скоро Ланка, спросит, как дела, мама? И будет сердиться,
что опять я памперс порвала, а внутренности его спрятала под матрас, и
общипала до синяков свою руку. Не могу ей сказать, что глаза подводят, что
живот сильно болит, не хочу расстраивать. Она и так иногда сядет на пол и
ревет в голос. Чтобы не кричать на весь дом, не пугать ее и соседей, стисну
зубы и рву памперс, и выкручиваю кожу на руках. Так боль легче
переносится. Вот такие дела у нас, геранька. Яша, муж, прошел! В своей
любимой светлой рубахе, черных брюках. Вот, и Валерик, сынок мой,
появился на дороге, заметил меня, рукой машет, улыбается. Надо пойти,
поговорить с ними. Девки, кажется, дверь неплотно захлопнули. Вот только
яблочко возьму и пойду. Угостить моих мужичков надо.
Маруся уходит. Соседка поет, надрывается.
Действие третье.
Вечер. На тротуаре появляются Лана и Эва. За ними следует призрак в
инвалидном кресле.
Лана. Ну и что ты хочешь издать? Чего аж на целую книжку наваляла?
Эва. Я пишу миниатюры. Что-то среднее между стихами и прозой. Собралось
уже достаточно. На книжку небольшую хватит.
Лана. В столице издательства на каждом шагу.
Эва. И что с того? Я автор неизвестный. Кто станет рисковать? За свои
денежки – пожалуйста. Только своих- то кот наплакал. Нашла спонсора, но у
него, как видишь, условие. Вот и мотаюсь с ним. Читаю миниатюры и говорю
о Боге. Меня представляют, как писателя из Москвы. Знаешь, мне это даже
нравится.
Лана. Чувствую, надо просить у тебя автограф! Пока ты еще не на Олимпе.
Эва. Да ладно тебе!
Подходят к Ванечке.
Лана. Мужик, ты чего весь день здесь околачиваешься? Ноги вытянул – не
пройти! Отползай, отползай к дереву, если не собираешься уходить.
Эва. Да поможет тебе Господь!
Лана. Господь ему уже помог. Мужские особи становятся все более
неспособными к эволюции.
Эва. Скажешь тоже. Мужчина, как мужчина. Вполне симпатичный. Не
матерится.
Лана. Недавно прочитала, что от превращения в женщину мужчину
защищает только один ген. И вообще женщина запросто может родить
ребенка без участия мужчины.
Эва. Ну и в чем смысл такого рождения? Мальчиков за ненадобностью - в
расход, а девочек растить будем! Представляю, Земля - планета однополых
существ.
Лана. Не однополых, а гермафродитов.
Эва. А как же любовь! Любовь – явление Космическое! Вселенная держится
на любви и взаимопритяжении мужского и женского начал, на их гармонии.
Ванечка. Любовь! Гармония!
Лана (показывая на Ванечку). Вот этого ты смогла бы полюбить и родить от
него ребенка?
Эва. Если он сидит под березой да ходит вокруг березы, это еще не говорит о
его ущербности. На то, вероятно, есть причина.
Лана. Мужик, скажи, ты чего тут обосновался? Где твой дом?
Ванечка. Обосновался. Дом.
Лана. Понятно. В головке одна извилина и та почти прямая.
Эва. Может он разыгрывает нас? Прикинулся блаженным.
Лана. Пойдем, сердобольная моя! Темнеть начнет скоро, остров Любви
рассмотреть не успеешь. Неужели в Москве не встречала других мужчин?
Эва. Встречала. Только мне казалось, что все они претендуют на мою
комнату, а не на меня.
Лана. Однако, милочка, далеко ты продвинулась в интеллектуальном
развитии. Мои аплодисменты!
Эва. Теперь я так не думаю.
Появляется Женщина без памяти.
Женщина без памяти. Здравствуйте, как жизнь? Катится или на месте стоит?
Лана. Познакомься, еще одна городская шутница!
Уходят. Призрак в инвалидном кресле остается.
Женщина без памяти (призраку). Вы случайно не знаете, где можно
немножко солнца раздобыть?
Появляется Тамара, останавливается неподалеку от Ванечки.
Ванечка. Нарисовал! На листке!
Женщина без памяти (Тамаре). Здравствуйте, как жизнь?
Тамара. Спасибо. Хорошо.
Ванечка. Солнышко!
Женщина без памяти. Солнышко? Подаришь?
Ванечка. Подаришь.
Тамара (подходит и поет). Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет
небо… Я знаю слова этой песни. Хотите, вас научу? Вообще-то нет, не стану
учить. Вы оба сумасшедшие. Я все про вас знаю (поет): Солнце скрылось за
горою…
Ванечка. Солнце!
Появляется Маруся. На тротуаре танцует призрак матери Ванечки.
Маруся. Куда они подевались? Ни Яши, ни Валерика. Этот (кивает в сторону
призрака в инвалидной коляске) тоже здесь! Отстал от девок, другую нашел?
А ты кто? (обращается к Ванечке).
Ванечка. Ванечка.
Маруся. Хочешь яблоко? Возьми! Оно вкусное.
Ванечка. Яблоко. Живое. Как Земля. Мама сказала.
Маруся. Мама? Это которая танцует?
Ванечка. Мама ушла. На небо. Балерина.
Женщина без памяти. Все уйдем на небо. К солнышку. Здравствуйте!
Маруся. Жалко-то как тебя!! Хочешь, я буду твоей мамой? Пока мы не на
Небе. У меня есть дочечка – Ланка.
Ванечка. Мама.
Женщина без памяти. И я буду твоей мамой.
Тамара. А я, что рыжая? Я тоже твоя мама.
Маруся. Сынок! (все трое обнимают его).
Тамара. Это надо отметить! У меня в сумке есть портвейн.
Маруся. Убери свой портвейн. Пойдемте, пойдемте домой! Напечем блинов,
будем чай пить!
Женщины помогают Ванечке подняться. Следом за ними направляются
призраки.
Женщина без памяти (призракам). Как жизнь? Катится или на месте стоит?
Маруся (взяв Ванечку за руку, пританцовывая). Эх, яблочко, да куда
котишься, упадешь, пропадешь, не воротишься!
Ванечка. Ябло-чко!
Тамара. Ха-ха-ха! Эх, яблочко! Ха-ха-ха!
Женщина без памяти. Воротишься, воротишься. Яблочко, воротишься.
Возвращаются бомжи.
Бомжиха. Вы куда, тронутые?
Ванечка. Домой!
Бомжиха. А где ваш дом, придурки?
Ванечка. Там!
Маруся. Там!
Женщина без памяти. Где солнце.
Ванечка. Солнце!
Тамара. Присоединяйтесь! У нас весело! У нас есть яблоко и портвейн!
Бомжиха. Да шли бы вы! Я и с этими (показывает на бомжей) не соскучусь.
Молодой бомж. Во, тетки дают!
Рыжебородый бомж. А че, пойдем, посмотрим, что они там учудят.
Бомжиха. Может, и едой поделимся? У них же ничего, кроме яблока и
бутылки портвейна нет.
Молодой бомж. И поделимся.
Бомжиха. А завтра, что жрать будете?
Рыжебородый бомж. Будет день, будет и пища.
Бомжиха. Еще два шизанутых!
Направляются следом за Ванечкой и женщинами. Появляются женщины –
дорожные рабочие.
Женщина с метлой. Прибрал кто-то мужичка, не побрезговал, как
некоторые.
Женщина с пакетом. Сам ушел. Кому такой нужен.
Женщина с метлой. Мужчины нынче в дефиците. Хотя среди бомжей
ситуация другая.
Женщина с метлой. Причем тут бомжи?
Женщина с пакетом. На одну бомжиху приходится четыре бомжа. А
некоторые, порядочные, в оранжевом жилете, так в одиночестве и помрут,
сбивая головы одуванчикам. Потому что привередливые.
Женщина с метлой (замахиваясь). Вот привязалась! Да замолчи уже!
К ним подходит Неравнодушная прохожая. Где мужчина, что тут сидел? Кто
его забрал, полиция или скорая?
Женщина с пакетом. Сами вот рассуждаем, кто на него позарился.
Неравнодушная прохожая. Если полиция, надо вручать. Если скорая,
следует уточнить диагноз. И если что, то тоже выручать. (Берется за телефон,
звонит, выясняет).
Вбегают с разных сторон полицейский и фельдшер.
Полицейский. Ну и где этот пьяница?
Фельдшер. Куда пропал больной?
Полицейский. Кто все время звонит?
Неравнодушная прохожая. Звоню я! Нельзя равнодушно проходить мимо
человека, попавшего в беду.
Фельдшер. Его нет под березой. Зачем снова звонили?
Неравнодушная прохожая. Звонила, чтобы выяснить, где он? (Обходит
березу, заглядывает вглубь за кусты).
Полицейский. Ты чего сам за рулем?
Фельдшер. Водитель напился. Сдал его на откачку.
Неравнодушная прохожая. Понятно. О своих заботятся.
Фельдшер. А ты чего сам за рулем?
Полицейский. Водитель напился. Закрыл его в кутузке, пока протрезвеет.
Неравнодушная прохожая. И тут честь мундира!
Полицейский. А вы, уважаемая, не спросите у нас, как жизнь?
Фельдшер. Катится или на месте стоит?
Снова начинается дождь. Все без зонтов. Только прохожие, идущие с работы,
с зонтами. Возвращаются Лана и Эва.
Эва. Живу на спящем вулкане. На нем стоит мой дом. Однажды вулкан
проснется. В доме погаснет свет. Мгла на город прольется. Окаменеют
деревья на тысячи лет.
Лана. Мрачно. Прославляющие Бога должны воспевать Свет.
Эва. Я бы осень нарисовала, если бы умела рисовать. Я бы осень в мраморе
изваяла, если бы умела ваять. Я бы осень в стихах воспела, если бы умела
воспевать.
Лана. В нашем возрасте уже надо что-то уметь.
Эва. Ты такая же, как и раньше, вся в шипах.
Лана. Как тебе наш городок провинциальный?
Эва. Замечательно прогулялись. Спасибо. Я готова прямо сейчас сесть за
компьютер и написать по этому поводу миниатюру.
Лана. Только, пожалуйста, в мажоре. Чтобы жить хотелось. Вообще-то ты
хорошо выглядишь!
Эва. Я нашла для этого способ.
Лана. И что это за способ?
Эва. Представь, что ты живешь в стеклянном доме. От этого будешь
осмотрительной во всех поступках и речах своих. Ничего лишнего себе не
позволишь. В том числе и покушать.
Неравнодушная прохожая. Вот же он! Он идет! Мужчина из-под березы!
Женщины с пакетом и метлой. Да, это он. Точно он!
Фельдшер. И не один.
Выходят Ванечка и другие с ним: женщины, призраки и не замечаемый
никем Леха с букетом белых роз. Ванечка несет лист ватмана с
нарисованным на нем солнцем. Женщины в разнобой поют. Солнечный
круг… Пусть всегда будет солнце… Эх, яблочко. Бомжи приплясывают.
Бомжиха. Весь город вверх тормашками! Все хотят солнца и тепла!
Лана. Мама! Эва, там мама! Как она вышла?
Полицейский. Шествие! У вас есть санкция на массовое шествие? Без
санкции нельзя! Расходитесь!
Фельдшер. Заразным оказался больной. Инфекция по нем плачет.
Неравнодушная прохожая (вновь взявшись за телефон). Алло, газета! У нас
тут такое, такое… (достает фотоаппарат и снимает).
Леха. Одинокий листок остался на дереве, зацепился за ветку. Что ему
делать на ветке одному? Он сорвался и полетел за другими. Одному так
грустно было на дереве.
Лана. Мама, пойдемте домой!
Маруся. Эх, яблочко, да сбоку зелено… Ланка! У тебя снова есть брат. Его
зовут Ванечка.
Ванечка. Брат!
Лана. Эва, что делать? Мама сошла с ума.
Эва. Не думаю. Она поет и танцует. И вполне нормально говорит.
Лана. Разве это не признак шизофрении?
Эва. Нет, не признак.
Леха. Ветер гнал по дороге листья, отжившие свой век. Отжившие ржавые
листья ветер гнал по дороге. Желтые листья срывал с деревьев и раскачивал
обнаженные ветки.
Женщина без памяти. Здравствуйте, как жизнь?
Фельдшер. Жизнь катится. И каждый час все новые сюрпризы преподносит.
Полицейский. Жизнь остановится, если у вас нет санкции на шествие. Всех в
кутузку!
Тамара. Портвейна вам плеснуть? Кому портвейна?
Леха. Пожухла рябина, поржавела. Ягоды на земле – любовь, исходящая из
сердца кровью.
Лана. Малахольные!
Бомжиха. Мы такие! Да, ребята, да, чудики?
Маруся. Всем петь! Про яблочко и про солнце.
Ванечка. Петь! Всем!
Выходит из-за туч солнце. Все, в том числе и прохожие, становятся перед
залом и поют «Солнечный круг». Маруся, приплясывая: «Эх, яблочко, да
беспечное, мы вам споем про солнце вечное».
Ванечка. Солнце! Вечное! Солнце!
Занавес закрывается.
Светлана ЕПИФАНОВА.