Сказка о шкатулке (автор Нелли Константинова, журналист) на экскурсии и написал сказку.

Сказка о шкатулке
(автор Нелли Константинова, журналист)
Представьте ненадолго, что Андерсен тоже был со мной
на экскурсии и написал сказку.
«Морозным утром мастер нарезал полосами картон,
заварил мучной клей, взял самую красивую болванку и
много-много раз обернул вокруг неё картонные ленты с
клеем. Он крепко-накрепко сдавил их прессом, и ленты
навсегда соединились друг с другом. Через четверть часа
он вынул сердцевину, и ленты превратились в корпус. Мастер расстался с ним
на две недели, а когда вернулся, в руках у него были наждак и шкурка; ими он
отшлифовал корпус, который потом опустил почти на час в огромный чан с
темным, жарким и густым льняным маслом. «Ах, как горячо», – сказал корпус,
и его подняли на сетке в воздух. Все два дня, пока корпус сох, он боялся, что его
опять бросят в масляную тьму. Но чьи-то руки открыли дверцу печки, и он на
две недели оказался в стоградусном пекле. «Вот где пекло!» – подумал корпус,
но не сгорел, а окреп, постройнел и неожиданно разделился надвое: мастер
отпилил от донышка будущую крышку и сказал: «Добавим-ка тебе глянца!
Целых 24 слоя, из них три живописных. Терпи: после каждого – в печку». Тут
корпус и понял, что он – будущая шкатулка. А иначе, на кого же еще можно
потратить столько времени и косметики?!
«Все это ради красоты», – шептал себе корпус, становясь коробкой. В
коробку вклеивали латунные, вырезанные вручную петли, чтобы крышка с
донышком стали неразлучны. Ее грунтовали, шпаклевали и шлифовали под
лаки, чтоб ни ямочки, ни рытвинки. Вокруг коробки мелькали руки. «Я
принцесса, а это мои слуги», – думала коробка. Пришла весна, и почти через
три месяца после того, как первая лента картона обернулась вокруг болванки,
коробка в смятении замерла перед дверями в зал с надписью «Черный лак».
«Ах, – подумала она, – я буду элегантна, как рояль». Три раза её покрыли
гладким лаком и сутки сушили в печи. Потом была волнительная процедура с
красным лаком, и коробка заалела изнутри.
Новые руки осторожно взяли ее и всю вымазали тонкой кисточкой, а
потом припудрили серебряной пылью. Умыли губкой с мылом, наклеили
пластину сусального золота и привычно уложили сушиться. В ней появились
перламутровые окошки, сделанные из больших морских раковин, хранящихся в
темных подвалах. «Наконец-то я в руках настоящего творца», – подумала
коробка и была права. Художник, который знал все картины мира от
Микеланджело до Модильяни, написал на трепещущей шкатулке первые пятна
цвета и весело назвал их «подмалёвок». Высушив и бархатно отполировав
изнывающую от волнения коробку, нанес второй слой, «перемалёвок». Снова
укрыл лаком, обдал печным жаром и приступил к последнему, детальному,
слою. Коробка засветилась от счастья, сделала книксен перед строгими
судьями и была унесена для окончательного укрытия восемью слоями лака.
«Вот как становятся красавицами, – в полузабытьи думала коробка, пока ее
попеременно лакировали и сушили в печи. – Ах, я готова на любые жертвы».
На все это потребовалось еще три месяца; шло лето, пели птицы. На её боках
рейсфедером прочертили идеальную клетку-орнамент, изнутри загорелось
золотое клеймо высокой принадлежности к древнему имени.
«Я королевна», – поняла коробка, превратившаяся в Шкатулку, улеглась в
белую невесомую постель и смежила веки впервые за полгода. Она не знала,
что за те же полгода родилось еще полторы тысячи ее сестер».