САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ Факультет журналистики Кафедра истории журналистики Реферат по
advertisement
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ Факультет журналистики Кафедра истории журналистики Описание московского быта в очерках В.А. Гиляровского Реферат по Истории СМИ IV курса заочного отделения специальности «Связи с общественностью» Петровой Марии Сергеевны Санкт-Петербург 2010 2 Выдающийся русский репортер Владимир Алексеевич Гиляровский почти неизвестен обывателям, однако, в свое время, это был непревзойденный журналист. Его очерки о повседневной жизни, быте и нравах Москвы и ее окрестностей – учебник истории конца XIX начала XX в. К сожалению, подробная биография журналиста еще не написана, его творчество серьезно не изучено, еще много «белых пятен» в его жизни и деятельности. «Я-москвич! Сколь счастлив тот, кто может произнести это слово, вкладывая в него себя. Я – москвич!» Невозможно представить себе Москву конца ХIХ века и начала ХХ векам без Гиляровского, как немыслимо представить ее без Кремля, Третьяковской галереи, Художественного театра. Гиляровский был постоянным репортером «Московского листка», «Русских ведомостей» и «Русского слова». Он обладал уникальным качеством для любого журналиста: быть первым в гуще событий и раньше всех остальных дать информацию в редакцию. Достаточно привести несколько примеров (из огромного множества!) его оперативной работы. Вспоминает В.М. Дорошевич1: «Было это в 1885 г. В поисках сенсаций для «Голоса Москвы» я узнал, что в сарае при железнодорожной будке близ Петровско-Разумовского зарезали сторожа и сторожиху. Полный надежд дать новинку, я пешком бросился на место происшествия. Отмахав верст десять по июльской жаре2, я застал еще трупы на месте. Сделав описание обстановки, собрав сведения, я попросил разрешения войти в будку, где судебный следователь производил допрос. Я обратился к уряднику, караулившему вход, с просьбой доложить следователю обо мне, как вдруг отворилась дверь будки, из нее быстро вышел кто-то – лица я не рассмотрел – в белой блузе и высоких сапогах, прямо с крыльца прыгнул в пролетку, крикнул извозчику – лихач помчал, пыля по дороге. Меня принял судебный Баренцевич, которому я отрекомендовался репортером: «Опоздали, батенька! Гиляровский из Влас Михайлович Дорошевич. Работу в газетах начал, еще, будучи учеником московской гимназии. Был репортёром «Московского листка», «Петербургской газеты», писал юмористические заметки в «Будильнике». Известность его началась со времени работы в 1890-х годах в одесских газетах. 1 3 «Русских ведомостей» уже был и все знает. Только сейчас вышел.… Вон едет по дороге!» Я был оскорблен в лучших своих чувствах…» Везде у него были знакомые, «свои люди»: сторожа, писца в канцеляриях, гостиничная прислуга, охотники, пожарные. Все они сообщали о том, что и где случилось. Впрочем, Гиляровский старался сам побывать на месте происшествия, особенно на пожарах – он даже имел специальное разрешение ездить на пожарных машинах. Было лишь одно невыполненное задание, ощущения от которого не сгладились из памяти спустя многие годы. 3 сентября 1882 года он должен был описать полет воздушного шара над Москвой. Однако в критический для воздухоплавателя момент, журналист согласился лететь с ним и, впервые совершив воздушное путешествие, улетел за пределы Москвы, не успев передать в редакцию отчет о полете. Но в «Москву газетную» вошел воспоминание-очерк об этом эпизоде. Он был знатоком московского «дна», знатоком Хитровки – приюта нищих, босяков, отщепенцев – по большей части одаренных простых людей, не нашедших себе ни места, ни занятия в тогдашней жизни. Хитровка в XIX — начале XX вв. - название местности на востоке центральной части Москвы, между Яузским бульваром и улицей Солянкой в районе пересечения Подколокольного переулка и Петропавловского переулка. Названа так по фамилии отставного генерал-майора Н.З. Хитрова, который в 1823 приобрёл здесь участок земли для рынка (так называемый Хитров рынок). С 60-х гг. XIX в. площадь стала своеобразной «биржей труда» сезонных рабочих. Окружающие переулки были застроены ночлежными домами, трактирами, чайными, в которых обитали представители московского «дна» — «хитрованцы». В 1902 К.С. Станиславского, Гиляровский Вл. И. он привёл на Немировича-Данченко Хитров и рынок художника В.А. Симова, выискивавших типы для постановки пьесы М. Горького «На дне». Л.Н. Толстой называл Хитров рынок центром городской нищеты. По 2 Приблизительно 10,5 км. 4 данным переписи 1911, население ночлежек Хитровки составляло 5,5 тыс. человек (в некоторые годы — до 10 тыс.). Хитровку ликвидировали в 1923. Хитровка любила Гиляровского, как своего защитника, который не гнушался бедностью и понимал всю глубину хитрованского горя и безрадостной жизни. Он заслужил такое отношение к себе за доброжелательность, великодушие и даже бесстрашие. Один только Гиляровский мог спокойно и безнаказанно приходить в любое время дня и ночи в самые хитрованские притоны и ночлежки. Его никто не посмел бы тронуть пальцем. Лучшей охраной было его великодушие. Оно смягчало даже самые ожесточенные сердца. Никто из наших писателей не знал так всесторонне и блестяще Москву, как Гиляровский. Уроженец Вологодского края, много поездивший и повидавший, в конце концов, он стал московским старожилом. Было просто непостижимо, как может память одного человека сохранить столько характерных историй о людях, улицах, окраинах, площадях, садах и парках, почти о каждом трактире старой Москвы. В книге «Москва и москвичи» репортер в жанре очерка описывает жизнь той самой Хитровки. Московские трущобы того времени. Нищенство на Руси насчитывает многовековую историю. Нищие занимают последние ступеньки социальной лестницы, дальше которых в социальном пространстве опускаться некуда. В экономическом отношении нищие в своей массе – безнадежные бедняки, обреченные на прозябание. Важно даже не только то, что их денежные доходы низкие, а то, что они нерегулярные. Однако следует различать нищету и попрошайничество, все нищие прибегают к попрошайничеству как единственному способу выживания, но не все попрошайки – действительно подлинно нуждающиеся. 5 Лже-бедняк определялся как зло, потому что благодаря его наглости и прыти, без подаяния оказывался тот, кто был не способен работать, и вынужден попрошайничать. Доходы этих лиц, хотя их подлинные размеры тщательно скрывались, были, по признанию многих исследователей, весьма немалые, при сравнении с бюджетами нижних прослоек лиц, имеющих работу в городе или в деревне. Нищие - все москвичи или из Подмосковья. Работы нет в своем городе (впрочем, как и сейчас), ночевать бояться пускать, ночлежек нет, поэтому они на Хитровке. В столице можно и украсть, выпросить милостыню, или ограбить новенького ночлежника; заманив с улицы или бульвара какогонибудь неопытного бездомного, завести в подземный коридор, хлопнуть по затылку и оставить в чем мать родила. Для подавляющего большинства нищих подаяние было единственным способом выживания. Есть несколько устойчивых приемов столичных нищих, но они, конечно, имели общероссийское хождение и применялись как действительно убогими, так и лже-бедняками. Каждый способ имел на жаргоне нищих свое обозначение: «На паперти». Это был самый безопасный способ, потому что обычно полиция не трогала нищих у церквей и на кладбищах. Места эти всегда занимались самыми отпетыми старыми нищими, безжалостно изгонявшими конкурентов. «Стойка» – пребывание на постоянном месте в городе при скоплении людей, но вдали от полицейских глаз. Прием требовал знания человеческой психологии и наблюдательности, т.к. в зависимости от пола, возраста и внешнего вида прохожего приходилось импровизировать, прося то на ночлег, то на хлеб, то на лечение. Кроме того приходилось зорко следить за перемещением городового. В ответ столичная полиция стала переодевать своих патрульных в гражданскую одежду. «Ход» – движение по городу или железнодорожным пригородным вагонам. Приближаясь к полицейскому, нищий замолкал. «Ходоки» делились 6 на «сухих», презиравших брать не деньгами, и «савотейщиков», берущих только хлебом. В последнем случае была тонкость. Скромность просьбы – «кусок хлеба, Христа ради» – и внешне опрятный вид просящего приносили желаемый успех. «Савотейщик» не имел облика ординарного нищего – убогого, в грязном лохмотьях и с характерным запахом немытого тела. Это подкупало. Видно было, что вполне порядочный человек временно попал в затруднение и нуждается в поддержке. Хитрость заключалась в длинном пальто «савотейщика», имевшем огромные внутренние карманы, куда помещалось больше 10 кг обрезков и кусочков хлеба. По мере сбора он раздувался, как пузырь, но «своя ноша не тянет». На улице его трудно было заподозрить в попрашайничестве. А это ему и нужно. Собранную «пошлину» продавали в ночлежные столовые или хозяевам скота в пригородах. «Сесть на якорь» – просить милостыню, сидя на голой земле, зимой на снегу, часто притворяясь калекой. Это требовало известного артистизма. Способ доходный, но опасный – можно было легко попасть в руки городового. «Круговая» – сбор милостыни в субботу, когда нищие без разбору обходят все лавки. «Суббота – праздник нищих», говорили они сами. И если в этот день лавочники по старорусскому обычаю не отказывали в подаянии, то в другие дни нищие могли услышать: «Бог подаст! У нас по субботам подают!» «Стрелять по знакомым местам» – совершать планомерный обход домов состоятельных граждан, уже известных своей благотворительностью. «Стреляли» вдвоем. Один в «спецодежде» – без рубашки, пиджак в заплатах на голое тело, рваные ботинки (обычная одежда оставалась в ночлежке). Он входит в контакт с хозяином дома. Затрапезный вид вызывает жалость, и ему дают старую, но прочную одежду из хозяйского гардероба. Напарник ждет где-нибудь за углом с мешком, в который набивается добыча. Вечером она продается старьевщикам, которые уже ждут у дверей ночлежки. 7 Были нищие, собиравшие по лавкам, трактирам и торговым рядам. Их «рабочий день» – с десяти утра до пяти вечера. Еще были женщины с грудными детьми, взятыми напрокат, а то и просто с поленом, обернутым в тряпку, которое они нежно баюкают, прося милостыню. Тут же настоящие и поддельные слепцы и убогие. Т.е. каждый зарабатывал, так как позволял случай, обстоятельства и собственная фантазия. Обитатели трущоб сексуальную жизнь начинали рано, отношения были беспорядочными, процветало сожительство со многими партнерами. Здорового потомства бать и не было. Условия же социализации незаконнорожденных детей были таковы, что они составляли 2/3 нищенствующей детворы и малолетних преступников, т.е. нищета воспроизводила нищету. Нищенство не только было связано с другими видами социального зла – проституцией, хулиганством и воровством, но и часто сливалось с ними. В печати приводились страшные факты воровства детей, особенно с физическими дефектами, но чаще всего их брали в наем за незначительную оплату у бедных родителей, воспитывали «вечными побоями» и не возвращали домой. Иногда детей, даже собственных, сознательно калечили. Огромное количество нищих находились в полной кабале и часто нищенствовали не сами по себе, а на хозяина, который их безжалостно эксплуатировал и цинично издевался над великодушием подающих. Одни из них содержали дешевые трактиры, ночлежные приюты, угловые квартиры и буквально обирали ютящихся вокруг нищих. Их окружал ужасающий быт квартир, которые и квартирами назвать сложно, скорее коморки. Не заболеть в такой квартире было физически невозможно, а прожить долго, будучи больным, тем, более нельзя. Особенно безысходным было положение детей и женщин. Дешевый алкоголь оставался единственным средством погружения в иллюзорный мир. «Двух- и трехэтажные дома вокруг площади все полны такими ночлежками, в которых ночевало и ютилось до десяти тысяч человек. Эти дома приносили огромный барыш домовладельцам. Каждый ночлежник платил пятак за ночь, а «номе- 8 ра» ходили по двугривенному. Под нижними нарами, поднятыми на аршин от пола, были логовища на двоих; они разделялись повешенной рогожей. Пространство в аршин высоты3 и полтора аршина4 ширины между двумя рогожами и есть «нумер», где люди ночевали без всякой подстилки, кроме собственных отрепьев…» – пишет Гиляровский. Другой тип хозяев выступал в более сложной социальной роли подрядчика-организатора нищенского промысла, он подсказывал место и тип успешного сбора, обучал и костюмировал новичков, обеспечивал ночлег, некоторые ходовые места как личную собственность сдавал в аренду. Все было как в настоящем коммерческом предприятии: «и наем, и расчеты, и стачки, и стычки, и взятки, и дележка, и купля, и продажа». Если же нищий бунтовал, то его либо жестоко избивали, либо по некоторому «странному» стечению обстоятельств он вдруг попадал в полицейский участок. Подобная форма организации деятельности нищих явно носила криминальный характер. Кроме того, сами нищие эпизодически прибегали к воровству. Но социальная дистанция между нищими и настоящими уголовниками была большой. Нищие становились их полнейшими рабами, и, находясь на худшем довольствии, безропотно выполняли самые грязные и тяжелые работы по камере. Они оставались бесправными как в тюрьме, так и на воле. Дома, где помещались ночлежки, назывались по фамилии владельцев: Бунина, Румянцева, Степанова (потом Ярошенко) и Ромейко (потом Кулакова). Полицейские протоколы подтверждали, что большинство беглых из Сибири уголовных арестовывалось в Москве на Хитровке. Среди нищих встречались бывшие дворяне, разорившиеся купцы и мещане, фабричные рабочие, потерявшие место. Но основной массив нищих в земледельческой России составляли выходцы из деревни. Лица дворянского звания получали в городских приютах, ночлежках и пересылочной тюрьме 3 4 Приблизительно 0,8 м. Приблизительно 1,2 м. 9 более удобное помещение, рассчитанное на состав до 15 человек. Им выдавались бесплатные казенные бумага и чернила, и разрешалось держать кровати открытыми и отдыхать на них днем. На каждую кровать полагались тюфяк, набитый соломой, серое байковое одеяло и подушка. Удобства были особенно ценными, учитывая скверное состояние здоровья подавляющей части нищих. Причин превращения русского бедняка в нищего в каждом конкретном случае было большое разнообразие, но Гиляровский описывает шесть разных групп нищих и бедноты: 1. Лица «злой воли», «притворного лукавства», вполне сознающие безнравственность своей деятельности, которые будут заниматься обманным промыслом даже при возможности жить честно. 2. Лица, не вполне сознающие аморальность обмана и занимавшиеся им «бессознательно» и добровольно. Они продолжали бы им заниматься при объективной возможности жить иначе. Конечно, к этим людям наше отношение негативное, как и к первой группе, но не абсолютно. Вполне вероятно, что моральное воспитание, пробуждение души, простое человеческое внимание способны вырвать их из среды. 3. Лица, не сознающие позора нищенства и обмана, с ним связанного, вследствие своего воспитания улицей, нравственной деформации и физического вырождения. Часто это нищие вторых, а то и третьих поколений, подчас калеки. Для этих людей нужны не тюрьмы, а богоугодные заведения, приюты, лечебницы. 4. Лица, которые побирались по причине давлению извне (неудачи, драмы), так и персональному (например, глава семьи принуждал жену и детей собирать подаяние или подрядчик эксплуатировал наемных нищих и т.п.). Как правило, подобные люди болезненно осознают пагубность своего положения. Эти страдальцы по нужде не могут не вызвать человеческого сочувствия и соболезнования. Им необходимо помочь встать на ноги. 10 5. Лица, руководствующиеся религиозными побуждениями. Сбор милостыни расценивается ими как дело «угодное Богу». Среди них выделяются паломники в святые места и бывшие состоятельные люди, решившие жить по правилу: «раздай имущество свое и по Мне гряди». У верующих этот тип нищих встречал поддержку и сочувственное понимание, особенно у единоверцев. 6. Лица, глубоко убежденные в своем жизненном праве на подаяние, не замечающие, что оно несообразно с человеческим достоинством. Обычно это глубокие старики и старушки, бившиеся всю жизнь, как рыба об лед, и надеющиеся под конец получить заслуженный своеобразный пансион и отдых от забот и труда. Деятельность городского управления в области общественного призрения отличается большим разнообразием: для призрения престарелых и больных содержатся богадельни и дома призрения, для призрения детей – сиротские приюты, для вдов с детьми – дома бесплатных квартир, для населения, имеющего небольшой заработок, – дома дешевых квартир, для пришлого и бездомного люда – ночлежные дома. Далее идут учреждения трудовой помощи – биржа труда, посредническая контора, дома трудолюбия; наконец, для организации разнообразных видов помощи на дому созданы попечительства о бедных. Дома призрения имеют цель дать приют и надлежащий уход, с врачебным наблюдением, калекам и неизлечимо больным. Таких учреждений у городского управления пять. Во всех них имеется 765 кроватей. Богаделен городом содержится 10; во всех них имеется 2164 кровати. Для призрения сирот городское управление содержит четыре приюта – Мазуринский, Бахрушинский, Ляминский и убежище для сирот; на 1 января 1913 года в них призревалось 382 детей – 260 мальчиков и 122 девочки. Дети школьного возраста посещают городские школы; при Бахрушинском же приюте имеется для призреваемых детей детский сад, начальная школа и ре- 11 месленное училище с слесарно-механическим и электротехническим отделениями. Городским управлением содержатся три дома бесплатных квартир; самый большой из них – Бахрушинский, выходящий на Софийскую набережную и состоящий из 3 каменных четырехэтажных корпусов; на 1 января 1913 года в нем жило 2000 человек; квартирами (в одну комнату) пользуются бедные вдовы с малолетними детьми и девицы, обучающиеся в высших учебных заведениях и на курсах. Трудовую помощь населению городское управление оказывает, предоставляя работу в домах трудолюбия и содержа посредническую контору и биржу труда. Домом трудолюбия в первой половине нынешнего столетия назывались женские учебные заведения II разряда, в которых на полном содержании жили и обучались бедные бесприютные девицы свободных состояний; принимались в эти школы и пансионерки. Подобные Д. существовали в Москве, СПб. и Симбирске. В 1847 г. они переименованы были в Елизаветинские училища. Горбовский дом трудолюбия дает женщинам швейную работу, по заказам города, земств и частных лиц. С заработка работниц делается удержание за выдаваемые им нитки, машинные иглы и пр., далее – 10%-ное отчисление в пользу дома, остальное выдается на руки. Средний дневной заработок работницы определяется в 29 коп.; семейные женщины приводят с собой детей, которые помещаются в ясли; при доме имеется дешевая столовая, отпускающая обед по 5 коп. В 1912 году в течение года работали в доме трудолюбия 286 работниц, в среднем 51 работницы в день. Рядом с Горбовским домом трудолюбия в Б. Харитоньевском переулке находится Городской Работный дом, имеющий свои Это смешанное учреждение: но дает работу являющимся добровольно в поисках работы, а вместе с тем занимает принудительной работой нищих, помещаемых в дом по приговорам городского присутствия по разбору нищих. В 1912 году явилось в дом с просьбой о призрении 40624 человека, из них приняты в дом и определены на работу 16542; по приговорам 12 присутствия были определены в работный дом за нищенство 2521 человек. В среднем пребывало в учреждении в день более 2000 человек. Работы ведутся разнообразные: призреваемые посылаются на внешние работы – по сломке зданий, очистке улиц от снега и т.д., а также занимаются в мастерских дома – столярной, сапожной, портновской, ткацкой, кузнечно-слесарной, хлебопекарной; призреваемым за работу выдано около 132 тыс. руб. Для малолетних и подростков существует особое отделение, в котором они обучаются и мастерству, и общеобразовательным предметам. Для организации помощи бедному населению на дому в 1894 г. были учреждены при городском управлении участковые попечительства о бедных. В распоряжение попечительств передаются для распределения между бедными проценты со специальных капиталов; попечительства собирают пожертвования, членские взносы, имеют доход от благотворительного вербного базара, концертов и пр. В общей сложности средства попечительств достигли в 1912 году 550 тыс. руб. Всех участковых попечительств 28 и одно специальное, обслуживающее Хитров рынок. Число клиентов попечительств доходит до 20 тыс. человек. Помощь, оказываемая попечительствами, самая разнообразная: денежные пособия, постоянные и единовременные (на приобретение машин, инструментов, обзаведения и др.), выдача обедов, молока, уплата в лавках за продукты, подача медицинской помощи, приискание мест, раздача работы по шитью и пр. Вместе с тем попечительства имеют многочисленные благотворительные учреждения, восполняя в этом деятельность городского управления. Страшные трущобы Хитровки десятки лет наводили ужас на москвичей. Десятки лет и печать, и дума, и администрация, вплоть до генералгубернатора, тщетно принимали меры, чтобы уничтожить эту цитадель зла. С одной стороны близ Хитровки – торговая Солянка с Опекунским советом, с другой – Покровский бульвар и прилегающие к нему переулки были заняты богатейшими особняками русского и иностранного купечества. Тут и Савва Морозов, и Корзинкины, и Хлебниковы, и Оловянишниковы, и Растор- 13 гуевы, и Бахрушины… Владельцы этих дворцов возмущались страшным соседством, употребляли все меры, чтобы уничтожить его, но ни речи, гремевшие в угоду им в заседаниях думы, ни дорого стоящие хлопоты у администрации ничего сделать не могли. То у одного из хитровских домовладельцев рука в думе, то у другого – друг в канцелярии генерал-губернатора, третий сам занимает важное положение в делах благотворительности. Ужасные иногда были ночи на Хитровке, где сливались пьяные песни, визг избиваемых и крики «караул». Но никто не рисковал пойти на помощь: раздетого и разутого голым пустят да еще изобьют за то, чтобы не лез куда не следует. Дома Хитровского рынка были разделены на квартиры – или в одну большую, или в две-три комнаты, с нарами, иногда двухэтажными, где ночевали бездомники без различия пола и возраста. В углу комнаты – каморка из тонких досок, а то просто ситцевая занавеска, за которой помещаются хозяин с женой. Съемщик никогда не бывал одинокий, всегда вдвоем с женой и никогда – с законной. Законных жен съемщики оставляли в деревне, а здесь заводили сожительниц. У каждого съемщика своя публика: у кого грабители, у кого воры, у кого «рвань коричневая», у кого просто нищая братия. Где нищие, там и дети – будущие каторжники. Кто родился на Хитровке и ухитрился вырасти среди этой ужасной обстановки, тот закончит свою жизнь в тюрьме. Исключения редки. Самый благонамеренный элемент Хитровки – это нищие. Многие из них здесь родились и выросли; и если по убожеству своему и никчемности они не сделались ворами и разбойниками, а так и остались нищими, то теперь уж ни на что не променяют своего ремесла. Это не те нищие, случайно потерявшие средства к жизни, которых мы видели на улицах. Нищие Хитровки были другого сорта. В доме Румянцева была, например, квартира «странников». Крепкие, опухшие от пьянства детины с косматыми бородами; сальные волосы по пле- 14 чам лежат. Это монахи небывалых монастырей, пилигримы, которые век свой ходят от Хитровки до церковной и обратно. После пьяной ночи такой тип вылезает из-под нар, просит в кредит у съемщика стакан сивухи, облекается в страннический подрясник, за плечи ранец, набитый тряпьем, и босиком, иногда даже зимой по снегу, для доказательства своей святости, шагает за сбором. Здесь жили профессионалы-нищие и разные мастеровые. Больше портные, их звали «раками», потому что они, голые, пропившие последнюю рубаху, из своих нор никогда и никуда не выходили. Работали день и ночь, перешивая тряпье для базара, вечно с похмелья, в отрепьях, босые. Заработок часто бывал хороший. Работали в основном ночью. Краденные дорогие шубы, полушубки и горы разного платья кроили и перешивали. А утром являются барышники и охапками несут на базар меховые шапки, жилеты, картузы, штаны. Полиция ищет шубы и полушубки, а их уже нет: вместо них – шапки и картузы. Главную долю, конечно, получает съемщик, потому что он покупатель краденого, а нередко и атаман шайки. Но самый большой и постоянный доход давала съемщикам торговля вином. Каждая квартира – кабак. В стенах, под полом, в толстых ножках столов – везде были склады вина, разбавленного водой, для своих ночлежников и для их гостей. Неразбавленную водку днем можно было получить в трактирах и кабаках, а ночью торговал водкой в запечатанной посуде «шланбой». Гиляровский пишет: «Вечером, в одиннадцать часов, лавка запиралась, но зато отпиралась каморка в сенях, где стояли два громадных сундука - один с бутылками, другой с полубутылками. Торговала ими "бабушка" на вынос и распивочно в "Собачьем зале". На вынос торговали через форточку. Покупатель постучит с заднего двора, сунет деньги молча и молча получит бутылку. Форточка эта называлась "шланбой". Таких "шланбоев" в Москве было много: на Грачевке, на Хитровке и на окраинах. Если ночью надо достать водки, подходи прямо к городовому, спроси, где достать, и он укажет дом: 15 - Войдешь в ворота, там шланбой, занавеска красная. Войдешь, откроется форточка… А потом мне гривенник сунешь или дашь глотнуть из бутылки». Пользовался спросом развал: развалят нескончаемыми рядами на рогожах немудрый товар и торгуют кто чем: кто рваной обувью, кто старым железом; кто ключи к замкам подбирает и тут же подпиливает, если ключ не подходит. А карманники по всей площади снуют: окружат и вытащат. Пожалуй, самая страшная жизнь была у детей. Они всегда были в цене: их сдавали с грудного возраста в аренду, чуть не с аукциона, нищим. И грязная баба, нередко со следами ужасной болезни, брала несчастного ребенка, совала ему в рот соску из грязной тряпки с нажеванным хлебом и тащила его на холодную улицу. Ребенок, целый день мокрый и грязный, лежал у нее на руках, отравляясь соской, и стонал от холода, голода и постоянных болей в желудке, вызывая участие у прохожих к «бедной матери несчастного сироты». Бывали случаи, что дитя утром умирало на руках нищей, и она, не желая потерять день, ходила с ним до ночи за подаянием. Двухлетних водили за ручку, а трехлеток уже сам приучался «стрелять». Чем больше становились дети, тем больше с них требовали родители и тем меньше им подавали прохожие. Гиляровский рассказывает такую историю: «Ольга Петровна рассказала мне обыкновенную хитровскую историю: на помойке ночлежки нашли солдатку-нищенку, где она разрешилась от бремени этим самым младенцем. Когда Ольгу Петровну позвали, мать была уже мертвой. Младенец был законнорожденный, а потому его не приняли в воспитательный дом, а взяла его ночлежница-нищенка и стала с ним ходить побираться. Заснула как-то пьяная на рождество на улице, и отморозил ребенок два пальца, которые долго гнили, а она не лечила – потому подавали больше: высунет он перед прохожим изъязвленную руку… ну и подают сердобольные.… А раз Сашка Кочерга наткнулась на полицию, и ее отправили в участок, а оттуда к Ольге Петровне, которая ее знала хорошо, на перевязку. Плохой, лядащий мальчонок 16 был; до трех лет за грудного выдавала, и раз нарвалась: попросила на улице у проходившего начальника сыскной полиции Эффенбаха помочь грудному ребенку». Нищенствуя, детям приходилось снимать зимой обувь и отдавать ее караульщику за углом, а самим босиком метаться по снегу около выходов из трактиров и ресторанов. Мальчишки, кроме того, стояли «на стреме», когда взрослые воровали. Бывало, что босяки, рожденные на Хитровке, на ней и доживали до седых волос, исчезая временно на отсидку в тюрьму или дальнюю ссылку. Участь девочек была еще ужаснее. Им оставалось одно: продавать себя пьяным развратникам. Десятилетние пьяные проститутки были не редкость. Гиляровский в своей книге «Москва и москвичи» показывает жизнь целого ряда трущоб: Сухаревка, Неглинка, и многие другие. Жизнь каждой из них текла по-своему. На Сухоревке были жулики, даже «организованные» группы. «Пришел, положим, мужик свой последний полушубок продавать. Его сразу окружает шайка барышников. Каждый торгуется, каждый дает свою цену. Наконец, сходятся в цене. Покупающий неторопливо лезет в карман, будто за деньгами, и передает купленную вещь соседу. Вдруг сзади мужика шум, и все глядят туда, а он тоже туда оглядывается. А полушубок в единый миг, с рук на руки, и исчезает». Шайка сменщиков: продадут золотые часы, с пробой, или настоящее кольцо с бриллиантом, а когда придет домой покупатель, поглядит – часы медные и пустые, и кольцо медное, со стеклом. Могут подменить дюжину штанов – замечали подмену только дома. «…Минувшее проходит предо мною.… Привожу слова пушкинского Пимена, но я его несравненно богаче: на пестром фоне хорошо знакомого мне прошлого, где уже умирающего, где окончательно исчезнувшего, я вижу растущую не по дням, а по часам новую Москву. Она ширится, стремится 17 вверх и вниз, в неведомую доселе стратосферу и в подземные глубины метро, освещенные электричеством, сверкающие мрамором чудесных зал. …В «гранит одетая» Москва-река окаймлена теперь тенистыми бульварами. От них сбегают широкие каменные лестницы. Скоро они омоются новыми волнами: Волга с каждым днем приближается к Москве». Трудно переоценить журналистскую деятельность Гиляровского, его комментарии и очерки дают неповторимы портрет Москвы того времени. Он собрал и сохранил для поколений любопытнейшие истории о людях Москвы, ее улицах и площадях, бульварах и парках, булочных и парикмахерских, банях и рынках, художественных и артистических кружках, великолепных особняках и грязных трущобах. Гиляровский стремился показать связь дна столицы с жизнью господ. Он, как никто другой, знал, что среди храмов и дворцов ютится нищета. Использованная литература: 1. Гиляровский В.А. Москва и москвичи. – М., 1934. 2. Есин Б.И. Репортажи В.А. Гиляровского. – МГУ, 1985.
