Эрастова. Статья.Традиции.

А.В.Эрастова
(Нижний Новгород)
ВОЛАНДА (РОМАН
К ПРОБЛЕМЕ ТРАКТОВКИ ОБРАЗА
М.А.БУЛГАКОВА «МАСТЕР И МАРГАРИТА»)
Роман М.А.Булгакова «Мастер и Маргарита» был создан, как роман
«свободного самоопределения читателя», произведение сконструировано таким
образом, что автор не только не демонстрирует свою оценочную систему, но и
самоустраняется из текста, предвосхитив тем самым посмодернистскую
концепцию «смерти автора», предоставляя читателю самому расставлять
аксиологические акценты. Автор не только предлагает читателю полную
свободу выбора и оценки, но и расставляет в романе ряд «ловушек», способных
обмануть неискушенного либо уязвимого в нравственном смысле человека. Все
вышесказанное относится прежде всего к трактовке образа Воланда –
смыслообразующей доминанты романа, но не главного героя.
Инерция восприятия этого образа была задана сразу после выхода
усеченной версии романа в журнале «Москва» и окончательно сформирована в
1991году, юбилейном для М.А.Булгакова. В Воланде видели «условный прием
для сатирических обличений» (И.Виноградов) [1], находили параллели между
ним и Иешуа (Б.Соколов) [2], считали, что как антитеза добра, Воланд
рассматриваться не может. «Это сама жизнь» (Н.Утехин) [3], Воланд
олицетворяет единство добра и зла, никогда не говорит неправды, не приносит
ничего, кроме справедливости, заинтересован в свободе человека, соавтор
Мастера (В.Немцев) [4], «это карающий меч в руках справедливости, волонтер
добра» (В.Лакшин) [5], «как бич Божий» (П.Вайль, А.Генис) [6], «Воланд и его
рать символизируют человеческую волю к духовному возрождению, волю к
противоборству бесчестию» (А.Ливанов) [7], выражает мысль о равновесии
добра и зла (А.Шиндель) [8], «ведомство сатаны вершит справедливость»
(М.Андреевская) [9], «Воланд у Булгакова перестает быть носителем зла,
потому что действия его становятся естественным продолжением и
дополнением миропорядка» (В.Куницын) [10], «он призван восстанавливать
равновесие между добром и злом, и в этом его «благо» (А.Казаркин) [11], «речь
идет об уничтожении добра и настолько страшном его попрании, что добро
вынуждены творить силы зла» (П.Андреев) [12].
Видимо, многих булгаковедов ввело в заблуждение то обстоятельство, что
Воланд никак не демонстрирует своей традиционной дьявольской сути. Как
говорит черт-джентельмен в романе Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы»: «
воистину ты злишься на меня за то, что я не явился к тебе как-нибудь в красном
сиянии, «гремя и блистая», с опаленными крыльями, а предстал в таком
скромном виде» [13].
В.Лакшин называет Воланда «задумчивым гуманистом» [5], хотя
доказывать свою правоту оскаленной голове безмолвно страдающего Берлиоза,
а потом пить из его черепа, превращать администратора Варенуху за вранье по
телефону в вампира, доводить до помешательства финдиректора Римского,
глумиться над буфетчиком Соковым – все это мало похоже на гуманизм.
Степень вины этих мелких людей не соответствует каре, обрушенной на них. В
том, что Воланд выступает не в красном сиянии, без видимых атрибутов
сатанинской силы, а в обличии «гуманиста» есть свой резон. У Достоевского
Великий инквизитор тоже выступает как гуманист, движимый любовью к
людям, но зловещая его суть оттого отнюдь не изменяется.
По мнению В.Лакшина, «Воланд как бы соединяет в себе дьявола
Мефистофеля и мага Фауста с его страстью к исследованию и познанию»
[5,С.231], нам же кажется, что, создавая своего Воланда, Булгаков прибегал ко
многим источникам, но главным же из них был Великий инквизитор.
Воланд – сатана, «отец лжи», «обезьяна Бога». Смысл последнего
выражения в извращении божественных истин. Так, ставшее знаменитым и
многократно процитированное, кажущееся афоризмом воландовское: «никогда
и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас.
Сами предложат и сами все дадут!» [14,С.273], является перевернутым
высказыванием Христа: «Истинно, истинно говорю вам: о чем ни попросите
Отца во имя Мое, даст вам. Доныне вы ничего не просили во имя Мое; просите
и получите, чтобы радость ваша была совершенна» (Иоанн, 16, 23-24). Воланд и
его свита с целью соблазна сознательно поддерживают версию «ведомств»,
которые согласно будто бы поделили мир между собой и тем самым
поддерживают его в равновесии. Это очередная, выгодная темным силам ложь,
их видимое благодушие взрывается неистовым злом, когда «иное» ведомство
заявляет о своих правах: «Кухарка, простонав, хотела поднять руку для
крестного знамения, но Азазелло грозно закричал с седла: «Отрежу руку!»
[14,361].
Многое, если не все, в поведении Воланда объясняется тем, что он ставит
себя на место Бога (что по-своему логично, ведь он находится в центре
атеистического государства, поэтому и хочет занять то «свято место», которое,
как известно, пусто не бывает, пустующее место Бога в сердцах людей),
нарушив нравственный абсолют.
В булгаковской концепции добра и зла первое выступает как
нравственный абсолют (воплощение абсолютного добра – Иешуа с его верой в
людей и любовью к правде), а вот второе всего лишь функционально, а значит
изменчиво и временно. Это надо понимать так, что добро универсально и
однозначно, оно вечно, и не зависит от текущего момента, от быстро
меняющегося времени, от социума. Зло же изменчиво, оно всегда разное,
скрывающееся под масками, поэтому его сложно распознать, особенно под
принимаемой им личиной добра.
С первых сцен появления Воланда в романе этот персонаж меняет маски,
одежды, личины. Причем это не просто переодевания, а смена образов,
социокультурных знаков (от серого «импортного» костюма до черного плаща и
грязной ночной рубахи), а значит и смена личности, точнее, личины. Лица у
Воланда нет вообще, есть только система сменяющих друг друга масок.
Отсутствие лица у Воланда сумела заметить лишь Маргарита в финале романа,
когда князь тьмы предстает перед ней в форме бездны мрака.
Самое трудное – разобраться в том сознании, которое демонстрирует в
диалогах Воланд. Его фигура находится в центре сюжета, ей автор уделяет
особое внимание. Многих критиков и литературоведов эта фигура ввела в
заблуждение именно своим участием в диалогах. Выше мы указывали на
«спектр» критических высказываний об образе Воланда. Остановимся еще на
одном примере, в высшей степени характерном, который нам предлагает статья
Н.Гаврюшина «Литостротон, или Мастер без Маргариты». Она включает в
себя разбор сатанинской литургии. Омовение кровью в бассейне и приобщение
к ней из чаши, кровавая жертва на сатанинском балу противостоит таинству
христианской евхаристии, приобщению к телу и крови Христовой через хлеб и
вино – бескровная жертва. Грязная рубаха Воланда в противовес
архиерейскому одеянию, профанация святынь ( игра в шахматы на «престоле»),
мотив осквернения (нагота Маргариты и целование колена) – все это дает
основание автору, опирающемуся к тому же на работу М.Йовановича «Утопия
Михаила Булгакова» (Белград, 1975), заявить, что «весь роман оказывается
судом над Иисусом канонических евангелий, совершаемым совместно с
Мастером и сатанинским воинством…»[15].
Приведенный пример должен убедить нас лишь в одном: судить Воланда
по его словам и даже поступкам невозможно.
Существует лишь один способ, позволяющий понять функцию Воланда –
«прочесть» его диалоги. Право участия в диалогах предоставлено Воланду
полнейшее, больше, чем кому-либо из персонажей. Воланд вступает в диалоги
с Берлиозом и Иваном Бездомным, со Степой Лиходеевым, буфетчиком
Соковым, с мастером и Маргаритой. В каждом из диалогов Воланд
подстраивается под собеседника, говорит с ним «его языком», надевает маску
того, кого хотел бы в нем видеть собеседник. Иностранец, маг, сумасшедший,
историк – в диалоге в Берлиозом, вчерашний собутыльник и знаток
похмельного ритуала в беседе с Лиходеевым;, с буфетчиком – буфетный
завсегдатай, с Маргаритой – великодушный покровитель (до бала) и добрый
волшебник, исполняющий желания (после бала).
Он –
зеркало, которое вдруг приобретает кривизну гротеска.
Первоначально взятую на себя роль Воланд до конца не выдерживает, диалоги
как правило внезапно обрываются или их подхватывает глумливая свита. В этот
момент он являет цинизм, жестокость, дьявольское бессердечие, как в диалоге с
головой Берлиоза,- пародирует сам процесс познания истины и идеи
бессмертия. Уязвимо встречая сомнения в своей субстанциональности,
становится мстительным – Бездомного доводит до шизофрении. Его диалоги
зачастую намеренно контрастны – с Маргаритой начинает в тоне
доверительности, на равных, на балу отдает властный приказ, затем – тон
величавого властелина, гордящегося верностью данному прежде слову.
Единственный диалог, который можно счесть несостоявшимся, с
Мастером: в зеркале Воланда Мастер не отражается, ибо свободен от
человеческой суетности, а в искусстве, как оказывается, всеведущий Воланд профан, советует Мастеру банальности вроде той, чтоб описать Алоизия
Могарыча, как будто писателю его уровня все равно, что описывать, лишь бы
писать (тут Воланд стоит на уровне «социального заказа»).
Только с Иешуа Воланд не вступает в прямой контакт, хотя диалог между
ними идет через весь роман. Это диалог о людях, вечности, смысле жизни.
Диалог Воланда и Левия Матвея, в котором Воланд высокопарно именует
Левия рабом, имеет целью установить основной постулат мироздания –
единственный раз здесь Воланд выступает без конкретной маски и даже как
философ: «что бы делало твое добро, если бы не существовало зла» [14, С.350].
«Твое добро» - резкое акцентирование не вызывает сомнений, куда относит
себя Воланд. Ложность теории деления мира на ведомства развенчивается не
прямым оппонентом Воланда (яростно спорил с ним Левий Матвей только в
черновых редакциях романа), а всем содержанием романа. Воланд только хотел
бы управлять грешниками и земным миром, он даже попытался доказать людям
свое право вершить их судьбы, но власть его была такой же призрачной и
недолгой, как существование очередной формы, маски зла.
Булгаков не разделял теорию добра и зла в том виде, в каком она
исповедовалась официальной идеологией в 30-х годах, исходя, как и
Достоевский, из абсолютности добра и относительности, необязательности зла.
Это не добро борется со злом, а зло пытается поколебать универсальные устои
добра. Временная победа зла возможна (пример тому деятельность Воланда и
его свиты в атеистическом государстве), но в плане вечности зло бессильно.
«Диспут идей» в романе Булгакова «Мастер и Маргарита» был диспутом с
тем, что писатель не принимал в современности. Вот что является
несомненным в Воланде: внутренние диалоги ему не свойственны. Это
качество, самое человеческое в природе человека, самое личностное, ему
чуждо.
То обстоятельство, что в романе Булгакова, как и Достоевского действуют
не столько характеры, сколько типы сознаний и самосознаний, позволяет
многое объяснить в его жанровой природе. Хотя бы то, что самооценка героев,
их отдельные монологические заявления, непосредственная эмоциональная
реакция на тот или иной поступок, даже сами поступки – не играют
первенствующей роли, тогда как сознание, выявляющееся в диалогах, играет
именно основную роль, что позволяет расценивать роман Булгакова как
произведение интеллектуальной прозы, философский роман ХХвека.
Воланд не герой романа, а функциональный персонаж, носитель
замаскированного изменчивого зла, чья природа несомненна, не смотря на все
ухищрения и стремления «обрядить» его под добро. Это дьявол в
традиционном понимании, то есть искуситель и губитель человеческих душ.
Героями же в подлинном смысле являются те, чьи имена дали название
роману и изменили его суть (задуманный как сатирический, роман стал
философским) – Мастер и Маргарита.
Примечания:
1.Виноградов И. Завещание Мастера// Вопросы литературы. – 1968.№6. –
С.56.
2.Соколов Б. Нечистая сила — добрая или злая? // Расшифрованный
Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты». — М: Эксмо, 2005. – С. 235.
3.Утехин Н. Современность класскики.М.,1986 –.С. 174-176.
4.Немцев В.И. Михаил Булгаков: становление романиста. Саратов, – 1991.
– С.104,120,124.
5.Лакшин В. Пути журнальные…– М.,1990. – С.232.
6.Вайль П., Генис А. Загадки главного романа или откровение в эпоху
Воланда// Досье: приложение к «Лит. газете», 1991, № 5. – С.3.
7.Ливанов А. Притча о встречном. М.: Сов.писатель, 1989. – С. 271-272.
8.Шиндель А. Пятое измерение. // Знамя.1991,№5. – С.204.
9.Андреевская М. О «Мастере и Маргарите» // Лит.обозрение.1991,№5. –
С.60.
10.Куницын В. Свет и покой мастера Михаила Булгакова (попытка
философского анализа) // Советская литература, 1990, №6. – С.95.
11.Андреев П.Беспросветье и просвет// Лит.обозрение, 1991.№5.-100.
12.Казаркин А.П. Истолкование литературного произведения. – М.,1988. –
С.58.
13.Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л.: Наука, 1984. Т. 15, –С.81.
14.Булгаков М.А. Собр.соч. в 5 томах. – М.: Художественная литература,
1990,Т.5.
15.Гаврюшин Н. Литостротон, или Мастер без Маргариты. // Вопросы
литературы.1991, №8. – С.87.