И.В.Кондаков Взгляд на историю русской культурыx
advertisement
1 И.В. Кондаков. Взгляд на историю русской культуры в целом. Более чем тысячелетний исторический путь русской культуры как бы сам напрашивается на обобщающие формулы. Как бы ни отличались друг от друга относительно законченные и замкнутые в себе периоды российского культурноисторического опыта, между ними есть нечто общее. Общее, повторяющееся в истории национальной культуры – это именно то, что составляет основу традиций. Культурно-исторической преемственности и национального менталитета культуры, что определяет единство национальной культуры на всех этапах и фазах её становления и развития как ценностно-смыслового единства. В российской истории легко прослеживается её «пульсирующий» характер. Периоды невыносимого социального давления, «сжатия», централизации (в формах государственного деспотизма и терроризма, безудержного насилия, выступающего как средство тотального «порядка») сменяются периодами «разрежения», расслабления, превалирования центробежных тенденций, распада государственной целостности и социокультурного единства. Исторически сложившийся на протяжении тысячелетней истории России, с её постоянными «взрывами», «ломками». «скачками» и «перерывами постепенности», менталитет русской культуры отличается особой, можно даже сказать принципиальной противоречивостью, двойственностью, амбивалентностью. Это противоречивое единство культуры, не имеющей «середины» и тяготеющей ко всем взаимоисключающим крайностям, с одной стороны предопределило глубоко укоренённую социокультурную нестабильность, непредсказуемость развития событий («эффект маятника»). С другой стороны, именно такая «двусоставность» каждого значимого явления русской культуры и российской цивилизации и самого культурного «ядра» России открывает перед русской культурой неисчерпаемые возможности гибкого и почти мгновенного приспособления к резким, почти взаимоисключающим изменениям. Тысячелетняя история русской культуры убедительно свидетельствует: сущность национального менталитета русской культуры заключается именно в двусоставности её ядра, являющего собой буквальное «единство противоположностей» или, точнее – «раздвоение единого». Как указывает в своей работе «Россия: критика исторического опыта» М. 1991. А.С. Ахиезер, одна из основных проблем самобытности России – господство инверсионной логики. Инверсия – это мгновенный переход от одной крайности к другой в рамках биполярных оппозиций («день-ночь», «правда-ложь», «добро-зло»). Каждое явление в этой логике – «оборотень» т.е. способно повернуться своей противоположной стороной (из добра стать злом, из человека зверем, демоном и т.п.). При этом отказ от одного полюса мыслится как победа противоположного – «разрушение есть созидание». Инверсионная логика имеет место тогда, когда в явлении не выделяются отдельные элементы, а оперируют готовыми культурными образцами, стереотипами (образно говоря, когда пытаются играть на рояле в боксёрских перчатках т.е. колотить по 2 клавишам всей пятернёй или кулаком). Такое мышление ориентировано прежде всего на использование уже сложившегося и устоявшегося исторического опыта, на синтезирование в единое целое того, что уже есть, а не вырабатывание чего-то своего собственного. В этом случае мессианство – это мгновенный переворот, новое осмысление, понимание того, что уже существует. Раскол – как особое, длительно существующее состояние вытекает из незавершённости процесса. Россия постоянно находится в состоянии переходного периода (у России всегда тяжёлые годы). Прообразом здесь является жизнь человека как переходный период от рождения к смерти, сопряжённый с преодолением трудностей. Раскол вытекает из постоянно существующего состояния как сосуществования в рамках одной культуры по крайней мере двух субкультур. В рамках этих субкультур поддерживаются разные ценности, сформулировано разное представление о человеке, нормах жизни, требованиях к обществу. То, что для одной субкультуры выступает как норма, для другой является патологией. Это не только ведёт к повышенной социальной напряжённости между социальными группами, но и в целом повышает скрытую психологическую тревожность в обществе. Таким образом, противоречивые ориентации дезорганизуют деятельность, планы, отношения людей. Фигурально одна рука не знает, что делает другая. Дезорганизацией оказывается пронизана мысль и деятельность самой личности. Раскол открывает себя в каждой клеточке общества (как в голограмме – часть является уменьшенной копией целого). Раскол заставляет общество шарахаться из стороны в сторону, обрекая его на постоянное воспроизводство разрухи. Раскол – это то, что постоянно грозит конфликтом, что вынуждает к постоянной борьбе с самим собой. Эта борьба обессиливает и препятствует целенаправленному действию. В конечном итоге раскол поддерживает стагнацию в обществе т.е. каждая из расколотых частей не видит культурной ценности в своей противоположности и пытается её отринуть, «достроить» общественное целое на основе собственных ценностей. Вследствие раскола становятся двусмысленными все усилия, направленные на модернизацию общества. двоятся и превращаются в фикции социальные институты. Их названия не соответствуют сути. Поэтому содержание деятельности этих институтов всё время ускользает от людей, которые пытаются их изменить и улучшить. Расколотое общество не понимает само себя и несёт расколотую правду, расколотую культуру, расколотые социальные отношения. Субъект расколотого общества – расколотая личность пытается «прыжком» оказаться впереди модернизированных обществе (стать впереди планеты всей), но реально отбрасывается назад в архаику. Двусмысленными становятся реформы. Они представляют собой сплав либеральной и традиционной культур. Либеральная – ориентация на будущее, жить в будущем так, как я мечтаю в настоящем. Традиционная – ориентация на прошлое – жить в будущем так, как жили предки в прошлом «золотое было времечко». Получается синтез – жить в будущем так, как мечтали, (а не жили в действительности) предки. (Исполнить заветные мечты предков. Утопия). 3 Отсюда происходят такие характерные свойства русской культуры, как её самокритичность, способность к самоотрицанию, острота и резкость дискуссий по коренным мировоззренческим и более частным культурным вопросам. Отсюда готовность русской культуры и общественной жизни к всякого рода конфронтациям и расколам, начиная с религиозного и политического и кончая литературным. При этом проявляется потребность в преодолении раскола, стремление к «всеединству», как правило утопическому, несбыточному, но при этом очень желательному и идеальному. Однако при этом важна не только извечная раскол российского общества и русской культуры (на радикалов и консерваторов, реформаторов и фундаменталистов, государственников и анархистов и т.п.) сколько стремление к единству – к «соборности», всеобщему взаимопониманию, коллективной солидарности и даже единомыслию (консенсусу). Причём всё это в предельных, почти вселенских масштабах. Отсюда берёт начало знаменитая «всемирная отзывчивость» русской культуры, её «пролетарский интернационализм». Её мессианские притязания на «всемирность», универсальность. Всё это не исключает её одержимости 2русской идеей» - национального избранничества, высшего предназначения, глобальной миссии всеобщего освобождения и спасения. Однако идеи «Москвы – третьего Рима». «третьего Интернационала», «мировой революции», «армии-освободительницы», «СССР-оплота мира» и т.п. вселенские утопические проекты, рождённые русской культурой, были лишь внешней «имперской» стороной объединяющих тенденций русской культуры. Можно сказать, что силы притяжения, интеграции в недрах русской культуры на всех этапах её развития постоянно преобладали над силами распада. Сама по себе острота борьбы детерминировала мощную потребность в единстве, пусть и выражающемся в идеальных, утопических формах. Иррациональные мотивы веры, надежды, любви, всеобщего спасения, мессианства, «светлого будущего» нередко выступали на первый план культуры, преобладая над рациональными критериями научности, объективности – в формах «долженствования». «грядущей гармонии». «равенства, братства и счастья». «рая на земле». Постоянная незавершённость разнообразных социокультурных процессов – начатых, но не доведённых до конца или замороженных реформ, радикальных общественных преобразований, просветительских начинаний – порождала неугасающее стремление хотя бы в мечте, хотя бы в утопическом проекте или в фантазии преодолеть накопившиеся противоречия, разрешить нерешённые проблемы, «достроить» незавершённое здание русской культуры и российской цивилизации, как бы «застрявшей» в своём развитии на полпути. Утопизм русской культуры стал своеобразным элементом самой её становящейся, но незаконченной «архитектуры», средством компенсации нереализованных её потенциальных возможностей, способом восстановления её целостности, если не в реальности, то в идеале, в творческом воображении. Внешними механизмами поддержания единства и целостности русской культуры были: самодержавие и разветвлённый институт государственной бюрократии, централизованный институт православной церкви, господство крепостничества во 4 всех сферах, всесильность тайной полиции, бдительность политической и духовной цензуры. Внутренними механизмами поддержания единства были: православная вера (ортодоксия), идеал просвещённого абсолютизма, тайные общества, разночинная русская интеллигенция, претендующая на роль всеобщего посредника между народом и властью, между культурой и властью, между искусством и действительностью, между верой и неверием. История русской культуры предстаёт как ценностно-смысловое единство, чреватое опасностью раскола, конфронтацией важнейших своих составляющих, а потому постоянно компенсирующее свою потенциальную нестабильность мощными интегративными социокультурными факторами. Анализ современной социокультурной ситуации в России и ретроспективный взгляд на всю историю отечественной культуры в целом показывают, что корень практически всех явлений и процессов в русской культуре ХХ в. так или иначе связан с тоталитаризмом, его истоками и последствиями. Более того, многие явления истории русской культуры многовековой давности прямо или косвенно предвосхищают тоталитаризм как явление культуры и тип цивилизации. (Три признака тоталитаризма: 1. Монополия на власть и истину – прав тот, у кого власть. «Государь – помазанник божий, царь православный». Отсутствие законной оппозиции. Кто не согласен с властью, тот враг и должен либо сдаться, либо быть уничтожен. 2. Отсутствие разделения властей: законодательной, исполнительной, судебной. Исполнительная власть сама пишет законы, и сама же осуществляет правосудие, т.е. объединяет в одном лице и обвинителя (с адвокатом), и судью, и палача. (Это напоминает позицию господина по отношению к бесправному рабу, либо позицию солдата, который вершит правосудие по отношению к врагу на поле боя и имеет полное право на его смертную казнь, убийство). 3. Контроль за действиями и мыслями. требование доказательств верности и абсолютной слепой веры, готовности без рассуждений исполнить любой приказ власти (поскольку она всегда права). Здесь и феномен русского самодержавия, и явление крепостничества (отсутствие личной свободы и личного достоинства) и российский православный фундаментализм и имперский комплекс России, и фанатизм в борьбе с инакомыслием. Самое главное – это стремление к целостному, нерасчленённому взгляду на мир, свойственное русской культуре и её представителям, - справедливо охарактеризованное Н. Бердяевым как «тоталитарность». Другими словами, сама тяга русской культуры к «всеединству» к преодолению своего раздвоения и раскола оборачивается тем «сверх централизмом», который ломал культуру, загонял её в политическую схему и подвергал репрессиям и санкциям. Преодоление политического и культурного наследия тоталитарной системы в конечном счёте зависит от понимания генезиса тоталитаризма в русской культуре как закономерного, исторически обусловленного и в значительной мере непредотвратимого явления культуры. Закономерности возникновения и развития тоталитаризма в России, в СССР важно сегодня осмыслить не столько социальнополитически, сколько культурно-исторически, как феномен, глубоко и органически укоренённый в тысячелетней российской истории. Этим объясняется и относительная 5 стабильность, устойчивость тоталитарных тенденций в российской культуре ХХ века и постоянное воспроизводство одних и тех же стереотипов культуры, тяготеющей к особой форме государственной цивилизации и унификации всех процессов в общественной жизни, неэффективность борьбы с тоталитаризмом. Речь идёт в конечном счёте об определённом сродстве тоталитарности и национального менталитета русской культуры: изживая в себе тоталитарность, русская культура во многом борется сама с собой. Каждый раз поражает без-альтернативность русской истории и истории русской культуры. Размышляя о природе русского большевизма Л. Шестов писал в 1920 г. Если режим Николая 1, равно как и большинства его предшественников и преемников, заслуживает по всей справедливости название непросвещённого деспотизма, то с ещё большим правом можно охарактеризовать этим словом режим большевиков. Многие черты большевизма напоминают Л. Шестову традиции крепостного периода русской истории (ВКП(б) даже так и предлагали расшифровывать – не всероссийская коммунистическая партия большевиков, а второе крепостное право большевиков). Они верят только в палку, грубую физическую силу. Высмеивают «слюнявый гуманизм». Предпочитают «виселицы, тюрьму, чрезвычайные меры», убеждены, что «разные свободы, неприкосновенность личности – это пустые выдумки европейских учёных, в России обойдутся без свобод и неприкосновенностей». Но самое поразительное для Л. Шестова то, что большевики верят в магическое действие слова. Как это ни странно, но большевики, фанатически исповедующие материализм, на самом деле являются самыми наивными идеалистами. Они убеждены, что слово (слово истины) имеет сверхъестественную силу. В начале было слово. По слову делается всё – нужно только безбоязненно и смело ввериться слову (приказу). И они вверились. Декреты сыплются тысячами (фактически это армейская система, когда действует не власть закона, а власть приказа). Причём никогда ещё слова не были так уныло однообразны, так мало не соответствовали действительности. Сколько ломки, такое огромное кровопролитие, такой грандиозный мировоззренческий переворот – и всё по-прежнему, как будто ничего не менялось. Только в России оказывалось такое возможно: представления о «правом» и «левом» на протяжении одного столетия несколько раз меняются местами, пока совершенно не запутываются, смешиваются. Каждый государственный или идеологический переворот в России ничего по сути не менял. Смена строя не открывала альтернативы в социокультурном развитии страны. В русской культуре второй половины Х1Х – начале ХХ века произошло вытеснение образного мышления формально-логическим (точнее критического анализа верой). Подобное обеднение художественной культуры, отступающей на второй план перед наукой и научностью приводит к ограничению чувственных связей с миром, уменьшает способность к принятию мира во всей его сложности и противоречивости, серьёзно снижают возможности разрешения конфликтов. Дефектность образного мышления создаёт предпосылки для постоянных конфликтов как с миром, так и с самим собой. Логическое, речевое мышление по своей природе альтернативно. Оно не признаёт амбивалентных отношений, полутонов, промежуточных вариантов между «да» и «нет». Оно незаменимо при решении тех задач, которые имеют лишь одно решение, прямо вытекающее из исходных условий, таково большинство конкретных 6 производственных задач. Но зато большинство чисто человеческих проблем, связанных с межличностными отношениями, этим принципам решения не соответствуют. Альтернативная постановка вопроса делает эти проблемы попросту нерешаемыми. Таким образом, абсолютное доминирование формального логикознакового мышления может создать условия для формирования тупиковых конфликтов, при которых возможности для поисковой активности ограничены и легко может возникнуть состояние отказа от поиска. Усиление влияния в конце Х1Х в. в России литературной критики и публицистики, руководствовавшихся принципами одномерности, без-альтернативности и идейной нетерпимости к оппонентам любого рода, предопределило выдвижение на первый план в русской культуре этого времени таких разрушительных явлений как терроризм, конспиративные партии заговорщицкого типа, вооружённое восстание, «экспроприация экспроприаторов» и т.п. Составными элементами русской культуры постепенно становятся заговор, культ насилия, подавление гласности, институт заложников, массовый террор, провокация. Отказ от компромиссов становится основополагающим. Русский идеализм сочетал в себе определённую умозрительность, поиск правды и смысла жизни, оторванность от практической обыденной жизни. Эта вера основывалась на развитом воображении, мифологичности, сказочности российского сознания. Именно вера в идеал позволяла человеку вырваться за пределы обыденности, вынести всю тяжесть реальности. Эту веру нельзя было назвать оптимистической, но она стала основой особой черты исторического русского характера – терпения. Для русской ментальности характерен разрыв между настоящим и будущим, исключительная поглощённость будущим, в которое стремятся перенестись «чудом», «одним прыжком», вопреки логике и здравому смыслу. Отсутствие личностного индивидуального сознания, а потому и ответственности за принятие решений в ситуациях риска и неопределённости. Облачение русского идеализма в мессианские одежды, стремление «спасти мир», указать всем «единственно верный путь» пусть даже пожертвовав собой, открытость, отзывчивость. Идеал «Всеединства» в историческом контексте русской культуры. Всеединство – наиболее глубоко выстраданная и продуманная концепция, над созданием которой В. Соловьёв бился всю жизнь, подступая к ней с разных сторон. Философия всеединства Соловьёва опирается на различные философские традиции, но в особенности на национально-русские. Идеи Соловьёва близки к идеям древнерусского благочестия. Вере в человечность Божественной Премудрости – Софии, к традиционной старорусской мечте о Москве как о третьем Риме. Славянофилы много говорили о национальном мессианстве России, о «соборности» и «народе богоносце», о сверх правовом статусе самодержавия и возможности теократии (т.е. власти Бога) в России. В своей ранней работе «Три силы» В. Соловьёв вводит представление о двух полярных силах мировой истории. Первая (по мысли Соловьёва, представляющая восточный деспотизм, а в религиозном плане – ислам), стремится подчинить человечество во всех сферах и на всех степенях жизни одному верховному началу. Суть восточного деспотизма: один господин и мёртвая масса рабов. Сила Востока исключает свободное движение и прогресс. 7 Вторая сила – буржуазный Запад столь же отрицательно относится к единству, к общему верховному началу жизни, разрывает солидарность целого. Отдельные элементы человечества становятся исходными точками жизни, действуют исключительно из себя и для себя. Общее теряет значение и лишается всякого смысла. Всеобщий эгоизм и анархия, множественность отдельных единиц без всякой внутренней связи – вот крайнее выражение этой силы, которое может привести к войне всех против всех и к самоистреблению человечества. Обе эти противоположные силы. раскрывающиеся в истории человечества, носят по убеждению В. Соловьёва отрицательный характер. Первая исключает свободную множественность, свободное движение и прогресс. Вторая столь же отрицательно относится к единству, к общему верховному началу жизни, разрывает солидарность целого. Положительное содержание в человеческую историю вносит третья сила, которая и воплощает в себе идею единства человечества, соединяя его множественность в целостность. Эта сила по Соловьёву – Славянский мир и стоящая во главе его Россия. В. Соловьёв отводит славянству и прежде всего России историческую миссию, связанную с объединением всего человечества на началах солидарности, указанием человечеству вселенского пути, не исключающим ни свободы, ни прогресса, ни множественности, ни богатства личностной индивидуальности. При этом В. Соловьёв совершенно сознательно выстраивал утопию, прекрасно отдавая себе отчёт в том, как мало годится современная ему Россия конца Х1Х века для роли спасительницы и объединительницы человечества, носительницы исторического прогресса, свободы, богатства личности и духовного плюрализма. Скорее В. Соловьёв подразумевал великую по своему потенциалу русскую культуру. Второй предпосылкой концепции всеединства является геополитическое положение России между Востоком и Западом, наталкивающее на гипотезу о её связующем и посредническом характере в отношениях между Европой и Азией – в культурном, политическом и религиозном плане. Третьей предпосылкой избранничества России является мистическое озарение. Внешний образ раба, который присущ русскому народу – это облик Христа, принимающего свою крестную ношу ради спасения человечества. Такова же спасительная миссия, выполняемая Россией – бескорыстная, мученическая, связанная с искупительной жертвой, подвижничеством, самоотречением ради высших общечеловеческих, всемирных идеалов. Никакой другой народ, по мысли Соловьёва, не способен на подобную миссию и подобный путь. Однако для подлинного осознания своей всемирно-исторической миссии русскому народу и особенно его интеллигенции надлежит, по мысли В. Соловьёва, многое отвергнуть, преодолеть в себе, изгнать из своей души ложных богов и кумиров, ввести в неё истинное божество. Вопрос заключается лишь в том, чтобы понять, какие кумиры являются «ложными», а какие божества – «истинными». Вслед за славянофилами И. Киреевским и А. Хомяковым, В. Соловьёв склонен видеть в русском народе «богоносца», а в России (с её православием и самодержавием – «свет с Востока», исходящий от Христа. Если мусульманский Восток, по Соловьёву «совершенно уничтожает человека и утверждает только бесчеловечного бога, то Западная цивилизация стремится прежде всего к исключительному утверждению 8 безбожного человека, признаваемого одновременно и как единственное божество и как ничтожный атом – как божество для себя. Россия – это третья сила. В этом отношении отсталое и зависимое положение русского народа (в экономическом. Социальном, политическом, духовном и т.п. отношениях) только подтверждает концепцию «третьей силы» в представлении В. Соловьёва. Внешний образ раба, в котором находится русский народ, жалкое положение России в экономическом и других отношениях не только не может служить возражением против её предназначения, но скорее подтверждает его. Рабский вид русского народа и России напоминает Соловьёву облик Христа, распятого по примеру римских рабов т. е. символизирует преодоление рабства, политической и духовной несвободы. Истоки и смысл русского самодержавия. Бросается в глаза, что черты, характерные для русского самодержавия, существовавшего с ХУ века до Октябрьской революции, потенциально присутствовали уже задолго до его возникновения как некий желанный общественный идеал централизованной власти и продолжали существовать и после 1917 года. Уже в самом замысле Крещения Руси князем Владимиром содержалась идея обретения «общегосударственной идеологии» и «возвышения великодержавной власти». Именно византийский вариант христианства, при котором церковь подчинена императору, светской власти, фактически огосударствлена и привлекал элиту Древнего Киева. Он представлял собой наглядный идеал, объединяющий в себе принципы централизованной власти и религиозного мировоззрения. Октябрь 1917 г. у многих сторонников Февральской революции вызвал ассоциации с вернувшимся самодержавием – только в перевёрнутом виде – «диктатуры пролетариата». Н. Бердяев в своей книге «Истоки и смысл русского коммунизма» доказывал, что советское государство есть трансформация идеи Иоанна Грозного, новая форма старой гипертрофии государства в Русской истории – стремление соединить и отождествить «царство кесаря и царство Божье». Ведь именно Иоанн Грозный – самый замечательный теоретик самодержавия, создал концепцию православного царства, при которой царь должен заботиться о спасении душ своих подданных. Функции церкви переходят на государство. Ярче всего традиции русского самодержавия (его единства с православием и народностью) воплотил в своём правлении И. Сталин. Известно, что Сталин много размышлял об эпохе Ивана Грозного (особенно с конца 30-х годов и после войны. Ранее его пристальный интерес привлекал Пётр 1 и его реформы), нередко сравнивая собственную деятельность и свою эпоху с временем своих деспотических предшественников на российском престоле. Сохранилась чрезвычайно интересная запись обсуждения фильма «Иван Грозный» (второй серии) во время беседы Сталина с режиссёром фильма С. Эйзенштейном и актёром Н. Черкасовым, игравшим роль Грозного. Сталин говорил: «Царь Иван был великий и мудрый правитель. Мудрость Ивана Грозного состояла в том, что он стоял на национальной точке зрения и иностранцев в свою страну не пускал, ограждая страну от проникновения иностранного влияния. Пётр 1 – тоже великий государь, но он слишком раскрыл ворота и допустил иностранное влияние в страну, допуская онемечивание России. Замечательным мероприятием Ивана Грозного было то, что он 9 первый ввёл государственную монополию внешней торговли. Иван Грозный был первый, кто её ввёл, Ленин второй. Иван Грозный был очень жестоким. Показывать, что он был жестоким можно, но нужно показать, почему необходимо быть жестоким. Одна из ошибок Ивана Грозного в том, что он не дорезал 5 крупных феодальных семейств. Если он эти пять боярских семейств уничтожил бы, то вообще не было бы смутного времени. Следовательно, ясно, что различные разновидности самодержавия как социального, политического и правового института, а также идеал самодержавного правления, складывавшийся задолго до возникновения самодержавия и продолжавший существовать и пользоваться авторитетом многие десятилетия спустя после его политической гибели, объединяются в истории России как сквозной социокультурный феномен, по-разному воплощённый на различных этапах истории русской культуры и в то же время единый на протяжении всей истории русского государства. А. Тойнби относит российское самодержавие к тому типу цивилизации, который он в своей типологии называет «универсальные государства как цели». Для них характерно: - вера граждан, населающих империю в вечность и совершенство установленного миропорядка, в то, что именно он воплощает «землю обетованную», «собственную землю Бога», являясь «целью исторического прогресса» (то же и США). Иллюзия относительной бессмертности такой цивилизации. - большое личное обаяние основателей универсальных государств (то же и для США – отцы основатели). Со временем эти основатели мифологизируются и им придаётся священный ореол. - грандиозность такого государства, появляющегося как бы из хаоса. - тоталитарность, всеобъемлющий характер. В российской истории можно отметить несколько фаз основания русского универсального государства, отмеченных именами «основателей»: Владимир, Ярослав Мудрый, Иван111, Иван1У Грозный. Пётр1, отчасти Николай 1, Ленин и Сталин. Интересно, что оба полюса идеала – соборный и авторитарный не только не исключали друг друга, а взаимно проникали. Оба эти начала носили принципиально внеличностный характер. В идее соборности заключено родоплеменное мироощущение, мыслящее род как единое целое. Идея соборности противостоит личностному мироощущению. Авторитаризм также противостоят автономному личностному мироощущению. Авторитаризм воплощал в себе персонификацию в первом лице родового образа жизни. Князь в условиях родового строя был главой семьи и главным исполнителем обряда. Так рождалось представление о нерасторжимости власти, собственности и жреческо-идеологических функций первого лица в семье, роде, племени, государстве. В. Ключевский прямо говорит об анархическом характере веча: решение составлялось на глаз, лучше сказать на слух, скорее по силе криков, чем по большинству голосов. Иногда вече разделялось на партии, приговор вырабатывался насильственным способом, посредством драки: осилившая сторона и признавалась большинством. Другой авторитетный исследователь общественного строя в Древней 10 Руси К.Д. Кавелин указывал, что на вече дела решались не по большинству голосов, не единогласно, а как-то совершенно неопределённо сообща. Создавалась социокультурная почва для рождения будущего единства самодержавия и народности (народ и партия едины): идеал сильной централизованной власти, воплощающей в себе высшую и единую Правду. Отсюда знаменитая «вера в доброго царя». Представление о том, что царь «не знает всей правды», что его обманывают бояре и чиновники, что он грозен, но справедлив. Почвой для будущего самодержавия становится массовая психология – народный культ власти, персонифицированный в царе. Отсюда – утопические представления о возможности «народной монархии», «мужицкого царя» и т.п. Крещение Руси не поколебало общей тяги к авторитаризму. В отличие от западного христианства (в недалёком будущем – католицизма), ещё со времён Западной Римской империи, представлявшей единый централизованный и строго иерархизированный институт церкви во главе с папой – преемником Святого Петра – восточное христианство не имело единого формального центра и допускало организационную независимость местных церквей со своими автономными патриархами. Единство церкви по принципиальным вопросам веры определялось поначалу вселенскими соборами, причём важно отметить, что при наличии организационно независимых центров единство может сохраняться лишь при их согласии. Достигаемое подобным, весьма проблематичным путём, церковное единство, (очень хрупкое) должно было компенсироваться внецерковным светским организационным единством – сильной императорской властью. В результате в рамках восточного христианства складывалась взаимозависимость церкви и светской власти. Царь при этом освящается саном «внешнего епископа» церкви и обретает титул «святого». Поддерживая автокефалию своей церкви, государь тем самым – вольно или невольно – подчинял себе главу автокефальной церкви и добивался государственной независимости, способствуя таким образом усилению зависимости церкви от государства. В случае же с Римом был предопределён обратный эффект: слабые национальные государства при сильном религиозном центре, зависимость от которого и в духовном и в светском отношениях была неизбежной. Византия находилась в регионе, тысячелетиями включённом в древневосточный цивилизационный процесс. Народы, которые формировали её культуру были наследниками древних азиатских цивилизаций. Они привнесли идею обожествления власти. В отличие от западноевропейской модели, ставившей во главу угла право, как высшую ценность, на Востоке (в Византии, а затем и на Руси) действовала иная цивилизационная модель, не ориентированная ни на право, ни на частную личность. Здесь в основание социальной регуляции положена иерархия т.е. власть. Власть находится вне и над правом. Власть в таком представлении принципиально не может быть описана никакими нормами. Отсюда – само понятие «самодержавие» (по гречески аутократия) – власть, которая исходит из самой себя, которая сама себя «держит» и утверждает, которая сама себе задаёт «правила» правления, цели и средства, которая ничем не ограничена извне. Таким образом, на Западе и на Востоке различным образом решалась цивилизационная проблема. Общество либо опирается 11 на безусловность иерархических властных структур, либо на безусловные общественные конвенции о правах, нормах и процедурах. Либо источником власти является закон, либо сама власть является источником закона. Кроме придания священного характера самодержавной власти восточное христианство, вскоре назвавшее себя «православием» т. е. единственно «правильной» религией, славящей Бога (в том числе и власть, исходящую от Него), несло и иные социокультурные «программы», имевшие далеко идущие последствия для русской культуры и цивилизации. Установка на «коллективное» восприятие и созерцание истины, на соборность предопределила в восточном христианстве принципиально иное отношение к догматике (церковной и светской). Запад не очень боится богословских споров и разномыслия, ибо западная церковь имеет в лице пап «постоянно действующий» институт, определяющий, что есть истина. Наличие на Западе жесткой формальной дисциплины создаёт для католической церкви возможность допускать значительную степень разномыслия и «свободомыслия» без страха раскола и утраты единства. Напротив, единство организационно раздробленных восточных церквей может достигаться лишь нерушимым следованием общецерковному преданию. Как западные «нововведения» связаны с «формально-юридическим» централизмом западной церкви, так восточная «верность преданию» неразрывно связана с «соборностью». Ориентация на исконно традиционные ценности и принципы («предание») как на оптимальное средство предупреждения раскола и достижения согласия, единства выдаёт не просто определенный консерватизм православия как религии и конфессии, но и его склонность к духовному «фундаментализму». В этом отношении православие с его предпочтением «соборности» оказывается гораздо ближе к восточным религиям (буддизм, индуизм, ислам, конфуцианство), нацеленным на регуляцию массового поведения ради всеобщего спасения. Элементы нового включались в старое на условии укрепления этого старого. Как это происходит и в других восточных культурах, в Древней Руси складывалась культура, в которой человек был растворён в социальном. Подавление тенденций к автономии было заложено на всех уровнях культуры. Православие наделяет нерасчленённое сознание (неискушённость, святую простоту) высшей ценностью. Православие и самодержавие как феномены культуры сходились принципиально именно в этом – господстве всеобщего, подавляющего частное. Признании лишь того нового, что укрепляет старое, растворение человека в социальном Абсолюте, невычлененности отдельной личности из «соборного» целого и нерасчленённости синкретического сознания, опирающегося на абсолютизацию мифологической целостности (во многом уже кажущейся, мнимой, более желательной. Чем реальной). В конечном счёте социокультурный «альянс» православия и самодержавия держался и укреплялся именно на актуализации архаичных структур сознания и поведения людей в исторически новых условиях, на их последовательной консервации. Ужесточении и окостенении. Это не могло не предопределить в дальнейшем все усиливающееся с каждым веком и даже десятилетием противоречие между развивающейся и меняющейся «живой жизнью» и застывшими на каком-то этапе своего развития социокультурными формами церковности и государственности. Изначально обращённые «вспять», апеллирующие к «преданию» и исконным заветам отцов 12 церкви, основателей Русского государства, православие и самодержавие, тесно сплетённые между собой не были способны к интенсивной социальной динамике и тем более к резкой модернизации. Напротив, устойчивость и стабильность государства, незыблемость устоев церкви мыслились в непосредственной зависимости от «охранения», изначальных догматов, глубоко укоренённых традиций, неизменности политических и социальных установлений и институтов, неоспоримости идеологических и религиозных постулатов. Поэтому ожесточённая борьба с «ересями», «вольнодумством», любыми отклонениями от социокультурного канона, освящённого вековыми привычками, сопровождала с начала и до конца всю историю православия и самодержавия. Особую роль в выработке социокультурных механизмов «охранения» целостности и нерасчленённости синкретического сознания, поддерживающего в неизменном виде православно-самодержавную модель общественного устройства Древней Руси, сыграли детально разработанные, красочные и помпезные ритуалы в равной мере относящиеся как к церковным церемониям, так и к утверждению культа самодержца. Если в европейской культуре последовательно утверждалась апелляция к рациональным аргументам, то православие апеллировало к ритуальным моментам, к ритмически воспроизводимым процедурам внушения, основанным также на подражании и коллективном переживании (явлении чего-то народу). Коллективное религиозное переживание воспринималось как непосредственное восприятие истины и заменяло собой доказательство истины. Достаточно вспомнить, какое магическое впечатление произвели пышные византийские ритуалы на послов князя Владимира и как они способствовали принятию окончательного решения о выборе веры, наиболее адекватной для русского народа и его централизованного государства. Как показывают современные исследования ритуала в традиционной восточнославянской культуре, именно приверженность ритуальным формам способствует сплочению коллектива, особенно в кризисных условиях. выработке единообразия поведения т.е. выступает как средство выживания этноса в наиболее трудных природных и исторических обстоятельствах. В древнерусской культуре господствовали традиционалистские модели по отношению к «модернизаторским» (даже в таких вопросах как летоисчисление не от рождества Христова, а от сотворения мира, юлианский календарь, а не григорианский – православная церковь до сих пор живёт по юлианскому), превалирование коллективистского нерасчленённого (неискушённого, наивного) сознания над индивидуально-личностным, рациональным, аналитическим, искушённым, опирающимся на опыт. В этом моменте осмысления самодержавия и православия как феноменов русской культуры обратим внимание на нерациональный характер (т.е. либо эмоциональночувственный, либо иррационально-трансцендентный, мистический) этих явлений, лёгших в основание древнерусской культуры Х – Х111 веков. Тем самым в истории русской культуры на долгие годы было «запрограммировано» её всё более заметное отставание от Западной Европы в сфере научных и технических знаний. В Древней Руси не было почвы для богословских споров и развития схоластики (т.е. привнесения в споры о вере рационального логического начала), ни для становления алхимии и астрологии, ни для формирования университетов, ни цеховых корпораций 13 ремесленников с их кодексами – что в целом связано с неразвитостью рациональнодискурсивного мышления в древнерусской культуре (Не рассуждать! Смирно! Стоять прямо, смотреть в глаза, говорить по-русски!). Зато именно благодаря этой неразвитости понятийно-аналитического сознания, заглушаемого мифологическисинкретическим, в русской культуре на протяжении многих столетий (фактически – 1000 лет!) самодержавие и православие в их неразрывной связи просуществовали незыблемо как два феномена культуры, способствовавших единству и целостности государства, сплочению нации. При этом всё то, что не способствовало укреплению самодержавия и православия в культуре, расшатывало их социокультурный союз – последовательно отвергалось, изживалось, преодолевалось. Можно указать также и на другое следствие отмеченных социокультурных закономерностей. Русское самодержавие и православие до тех пор сохраняли своё главенствующее, центральное, организующее положение в отечественной культуре, пока коллективистское (общинное) нерасчленённое, синкретическое сознание сохранило господствующие позиции, пока самодавлеющий «социальный Абсолют» продолжал растворять в себе человеческую личность, пока вера, внушение, некритическое отношение к авторитетам вытесняли из общественной жизни научные аргументы и доказательства, опытное знание, критику. Исторический взгляд на проблему социальной психологии (Б.Ф. Поршнев) выявил общие черты для общности людей, объединённых такой универсальной психологической формой самосознания, как «мы». Там, где налицо наиболее простое и обнажённое «мы». Открывается простор для действия таких социальнопсихологических механизмов, как взаимное заражение. Внушение, подражание. Напротив, чем выше уровень развития общества и отдельного человека, тем критичнее последний по отношению к силам, автоматически увлекающим его на путь определённых действий. Развитый человек нуждается в убеждении, а автоматическое заражение действует на него слабо или вообще не действует. Б. Поршнев выделяет три условия, три ступени преодоления социальной внушаемости, как они видятся в истории общества и культуры. Сначала, слепое, некритическое доверие. Потом критичность, недоверие, сопротивление внушению. Затем убеждение как сокрушение возражений и тем самым восстановление доверия, но уже на более высоком, сознательном уровне. Первое – детство, второе – подростковый негативизм, третье – зрелая критичность. Сила доказательства требуется тем большая, чем менее выражено непосредственное чувство «мы». Авторитет внушает в особенности, но только потому, что он в наибольшей мере освобождён от недоверия – от малейшего подозрения в принадлежности по своим мыслям или интересам к «ним» (т.е. социальной общности, противоположной и враждебной «мы»). Русское самодержавие формировалось на том уровне коллективного самосознания, где господствовало безраздельное слепое, некритичное доверие (вера), где не требовались никакие доказательства и убеждения, где безусловно царило непосредственное чувство «мы», где взаимное заражение было главным социальнопсихологическим механизмом массового сознания. Не случайно русское самодержавие – вплоть до последних манифестов Николая 11 – обращаясь к народу, использовало личную форму самоназывания «Мы». Тем самым идентифицируя себя с народом, страной, коллективным нерасчленённым сознанием масс. Так оно и было до определённых пор и на самом деле: не только «царистские иллюзии» тёмного 14 крестьянства и неразвитых народных масс вообще служили опорой самодержавию, но и широко распространённое в российском обществе (ещё в начале ХХ века) представление о царе как выдвинутом волей истории представителе народа, его верховном воплощении, символе, освящённом многовековой традицией 9батюшкецаре, отце нации, отце народа). Б. Поршнев дал глубокое осмысление психического механизма авторитарности. Наиболее ярко реализуемого в феномене русского самодержавия. Не следует представлять себе авторитет только как власть одного или нескольких индивидов. Если заглянуть глубже, то существует и обратная зависимость. В конечном счёте внушать людям можно только то, что в общем соответствует направлению их собственных потребностей и интересов, их убеждений и воли. А значит и сам авторитет порождается коллективом, общностью и психически индуцируется им. Авторитет – сам раб коллектива. В этом диалектика авторитарности. Несменяемость и незаменимость царя – аналог главы патриархальной семьи – отца (т.е. атрибут родоплеменного сознания) и одновременно – аналог вечности и абсолютности бога в монотеистической религии. В отличие от византийского императора, уподоблявшего себя Христу на земле, Спасителю, русский царь-самодержец готов был почитать себя равным богу-отцу, творцу, создателю, Саваофу, первопричине мира. предпочтение было отдано грозному и наказующему Саваофу, Закону, который на земле воплощает государь. 15 Вопросы к тексту «Взгляд на историю русской культуры в целом». Стр. 1 Вопрос 1. Какая закономерность в истории России весьма легко прослеживается по мнению автора? В чём сущность национального менталитета русской культуры? Стр. 2 Вопрос 2. В чём особенности инверсионной логики и в чём её основная причина? В чём сущность такого характерного явления русской культуры как раскол? К каким последствиям приводит раскол? Стр. 3 Вопрос 3. В чём заключаются основные свойства русской культуры? Стр. 4 Вопрос 4. Что традиционно было внешними и внутренними механизмами поддержания целостности русской культуры? Стр. 4 Вопрос 5. В чём состоят основные признаки тоталитаризма как предпосылки всех основных особенностей русской культуры? Стр. 5 Вопрос 6. Что прежде всего обращает на себя внимание и поражает тех, кто занимается изучением и анализом русской истории и русской культуры? Стр. 5 Вопрос 7. Какой культурный и интеллектуальный процесс произошёл в русской культуре во второй половине Х1Х в. – в начале ХХ в? Каковы были его последствия? Стр. 6 Вопрос 8. Каково основное проявление русского идеализма? Стр. 6-7 Вопрос 9. Что представляет собой концепция «всеединства» и кто её автор? Почему по мнению Соловьёва Славянский мир с Россией во главе представляет собой третью силу в мировой истории, в мировом историческом процессе? Стр. 7 Вопрос 10. Чем обусловлены по мнению Соловьёва особая роль России и русского народа в мировой истории? Стр. 8 Вопрос 11. Каковы истоки и в чём смысл Русского самодержавия? Стр. 9 Вопрос 12. К какому типу цивилизации относит А. Тойнби российское самодержавие? Какие основные фазы русского универсального государства можно отметить в российской истории? 16 Стр. 9 Вопрос 13. Какие две основные стороны (два полюса) имеет вечевой идеал российской власти? Каково отношение между ними? Стр. 9-10 Вопрос 14. В чём отличительная особенность восточного христианства (православия) по сравнению с западных (католицизмом). Каково основное последствие этого отличия? Стр. 10-11 Вопрос 15. В чём отличие восточной (византийской или даже византийскоордынской) модели цивилизации от западной (европейской или романо-германской)? Стр. 11 Вопрос 16. Как решается проблема «разномыслия» и «единомыслия» в Западной Европе и в России и почему так происходит? Стр.11 Вопрос 17. Какое человеческое качество считается в православии высшей ценностью? На чём основано единство православия и самодержавия? Стр. 12 Вопрос 18. Какие социокультурные механизмы использовались для сохранения православно-самодержавной модели общественного устройства? К каким последствиям приводило использование этих механизмов? Стр. 13 Вопрос 19. В чём основные проявления коллективной психологии («мы» психологии) по мнению Б.Ф. Поршнева? Стр. 13-14 Вопрос 20. Каковы взаимоотношения между авторитетом и коллективом по мнению Б.Ф. Поршнева? 17 Е.В. Мельникова Культура и традиции народов мира. 2006. Национальный характер и менталитет. Первоначально описательное понятие «национальный характер» использовалось в литературе о путешествиях с целью показать образ жизни народов. Под национальным характером понимают те или иные психологические особенности, отличающие один народ от другого. Характер народа – это не простая сумма характеров отдельных его представителей, а фиксация черт, которые присутствуют в разной степени и в разных сочетаниях у значительного числа индивидов. Чтобы понять характер народа нужно изучать. Прежде всего, его историю, общественный строй и культуру. Индивидуальнопсихологические методы здесь недостаточны. Возьмём, например, такую черту как трудолюбие. Немцы трудятся размеренно, экономно и у них всё рассчитано и предусмотрено. Японцы отдаются труду самозабвенно, стремясь выразить чувство прекрасного и в процессе труда. Русское трудолюбие носит азартный, даже авральный характер, мобилизацию всех сил для выполнения какой-то трудовой задачи, а затем происходит спад Труд африканцев на протяжении веков был подневольным, рабским, это не способствовало развитию трудолюбия, труд выступает как неизбежная и тяжкая обязанность. В последнее время понятие «национальный характер» реже используется в этнопсихологии, ему на смену для обозначения психологических особенностей общностей людей приходит понятие «ментальность» и «менталитет». Ментальность – это система образов, которые лежат в основе человеческих представлений о мире и о своём месте в этом мире и, следовательно, определяют поступки людей т. е. ментальность – это своеобразное миропонимание, присущее этнической общности в ту или иную эпоху. Менталитет – это глубинный уровень коллективного и индивидуального сознания, включающий и бессознательную совокупность установок, предрасположенностей индивида или социальной группы действовать, мыслить, чувствовать и воспринимать мир определённым образом. Менталитет формируется в ходе длительного исторического развития данного этноса и определяет национальный характер, национальную модель экономического и социального поведения. Различие менталитетов разных народов проявляются в том, как они воспринимают и осознают следующие категории: - образ социального целого и социальной структуры - представление о праве и обычае - отношение к свободе, понимание свободы и несвободы - отношение к труду, к собственности, богатству, бедности 18 - понимание места человека в структуре мироздания - трактовку пространства и времени - образ природы и способы воздействия на неё - представление о мире земном и потустороннем, их связи Менталитет понимается как духовно-психологический облик общества, который отражает наиболее фундаментальное и глубинное, наименее изменяемое в общественной психологии нации. Ход развития менталитета понимается не как плавный исторический процесс, а как ряд сменяющих друг друга ступеней, имеющих свои специфические особенности. Отражение исторической реальности в менталитете происходит на уровне чувств (а не разума), бессознательно. В процессе становления российского менталитета можно выделить следующие переломные этапы. 1. Конец Х в. – крещение Руси, которое привело к резкому изменению языческого менталитета славян и к появлению христианско-православного восприятия жизни. новый менталитет появился не сразу, а в результате целенаправленных действий церковных и светских властей. При этом в русском менталитете до сих пор остаются пережитки язычества. 2. Татаро-монгольское нашествие в Х111 в., которое привело к серьёзным переменам в чувствах и мировоззрении людей, попавших под иноземное иго. В менталитете русского человека появились черты и элементы, воспринятые от монголо-татарского поработителя. Возникновение Московского княжества в Х11 в. было весьма важным событием, оказавшим влияние на весь последующий ход российской истории. 3. С конца Х1У в. начинается период образования Московского государства и в менталитете русского народа закрепилось стремление к объединению, преклонение перед сильной властью, формирование черт великорусской народности. 4. «Петровские реформы» - новый переломный этап, резкое изменение жизни русского народа. Менталитет петровской эпохи – смешение старых домостроевских привычек с новомодными западными веяниями. Стремление учиться у Запада, своеобразное преклонение перед ним. 5. Начало ХХ в. Октябрьская революция. Победа коммунистической идеологии. Образование СССР. Формирование менталитета советского общества. 6. Конец ХХ в. – начало ХХ1 в. Распад СССР. Становление новой России. Русский национальный характер. Русские как народ существуют более тысячи лет, и всё это время. за исключением периода татаро-монгольского ига, они были государствообразующей нацией, ядром российской государственности, сплачивающей другие народы России. Начало проявления углублённого интереса отечественных учёных к изучению психологических особенностей русских («русской души») относится к 30-40 г. г. Х1Х в., но теоретическая мысль только к концу Х1Х в. пришла к систематическому изучению психологических особенностей русского народа. Первой отечественной работой, посвящённой исследованию психологии русских, явилась монография П.И. 19 Ковалевского «Психология русской нации». в которой автор с позиций славянского этноцентризма выводил из этнической истории предков – скифов, сарматов и древних славян – основные качества русско-славянского характера. С позиций философии Н.А. Бердяев в «Судьбе России» анализировал природу русского характера. Н.О. Лосский попытался найти «формулу души русского народа». П. Сорокин явился одним из пионеров философско-социологической разработки темы основных черт русской нации и русского национального характера в ХХ в. Значительным вкладом в изучение исследуемой темы явился совместный труд А.О. Бороноева и П.И. Смиинова. Эти учёные через построение оригинальной системы целевых и инструментальных ценностей и наложение их на систему ценностей русской крестьянской общины показали способы достижения социального признания, механизмы социализации, формирования тех или иных качеств русского народа. Оригинальное исследование характеристик и психологических особенностей русских предпринята в монографии К. Касьяновой (Чесноковой) о русском национальном характере. Базой исследования явились эмпирические данные, полученные путём усреднения характеристик отдельных социальных групп русских и американцев по шкалам Миннесотского многофакторного личностного опросника (ММР1). Из зарубежных исследователей наибольший вклад в разработку этой проблемы внесли философ, психоаналитик Э. Фромм, антрополог М. Мид, социолог Д. Рисмен. Ещё в Х1Х в. были выделены южный и северный субэтносы русских, Москва противопоставлялась остальной России. несомненна и встречающаяся в литературе точка зрения на выделение в особый субэтнос сибиряков, поморов. Отвлечёмся от частных вариаций характера субэтносов среди русских и постараемся выделить то типичное, что отличает национальный русский характер. Особенности русского национального характера западные этнопсихологи пытались выводить из особенностей раннего детского возраста, из традиции тугого пеленания младенцев. Эту гипотезу развивали Дж. Горер, М. Мид, Э. Эриксон. Горер отмечал, что тугое пеленание младенцев в русской культуре – это средство, которым «русские информируют своих детей о необходимости сильной внешней власти» и которое формирует русское терпение, послушание и в то же время склонность к кратковременным приступам бурного протеста, бунта, анархии. В Русской культуре Э. Эриксон выделяет несколько условий, имеющих одинаковую форму – чередование полной пассивности и бурной эмоциональной разрядки. Так, на формирование личности русского человека, по его мнению, оказал влияние ритм крестьянской жизни в холодном климате: смена относительной бездеятельности и пассивности в долгие зимние месяцы и «периодическое освобождение, бурная активность после весенней оттепели». Трудные природные условия, непредсказуемость капризов природы и судьбы урожая, который мало зависел от усилий самого человека, закрепляли авральный ритм работы, неорганизованность, стихийность, не-прогнозируемость поведения. Главное отличие между западноевропейским и российским менталитетом заключается в его направленности. Если в Европе главное для личности – индивидуальная свобода, которая обеспечивается правовым устройством социальной жизни и формирует в человеке рационализм, прагматизм, направленность на 20 социальное и материальное преуспевание, то в России это всеобщее равенство, под которым понимается коллективная свобода и социальная справедливость, частичное передоверие личной свободы коллективу. Доминирующая роль государства в России также вытекает из главной составляющей русского этнического менталитета. Если высшим благом личности является равенство, а не индивидуальная свобода, то равенство может быть обеспечено только мощной надындивидуальной силой т.е. государством. Отсюда и воспринятая Россией традиция подчинённости человека государству, патерналистская традиция ждать от государства гарантий обеспечения благоденствия. Подчинение человека не закону (разрешено всё. что не запрещено), а приказу властей (запрещено всё, что не разрешено). В первом случае перечисляется то, что запрещено, во втором – то, что разрешено. Российская коллективно-уравнительная традиция во многом предопределила закономерность выбора коммунистического пути развития в нашей стране. Вплоть до середины ХХ в. верховный правитель государства в России воспринимался как хранитель веры, защитник народа. Государство и царь (вождь) как бы объединялись в одном лице, которому каждый человек как подданный был готов служить. Постоянно шёл спор между народом и государевыми слугами (чиновниками) за более верное служение царю, отечеству. Наряду с этим народ как правило пассивноагрессивно не принимал институтов государства, они всегда казались заведомо несправедливыми, искажающими действительную полю царя, государя, вождя. В настоящее время многими признаётся. Что советское общество, сложившееся после 1917 г., не является чуждым русской истории и русскому менталитету. Коммунистическая Россия продолжательница и законная наследница Московского царства Ивана Грозного и особенно Петровской империи, унаследовала многие их черты: произвол абсолютной власти, засилие государственной собственности, несвободный образ жизни. Когда в 1917 г. Россия вошла в фазу нестабильности и хаоса, связанного с войной, большевикам удалось достаточно точно отразить подсознательный менталитет русского народа и стать выразителями воли большинства, сопротивлявшегося капиталистическим реформам и не готового к ним. Реформы Витте и Столыпина только на первый взгляд были удачными и прогрессивными. В своей основе реформы Столыпина разрушали ядро менталитета русского народа – ведущую роль самодержавного государства, анти-либерализм (антипатию к свободе) массового сознания, преобладание в нём уравнительно-коллективистских начал. Закономерный характер циклических процессов в историческом развитии привёл к тому, что это ядро было вновь восстановлено к концу 30-х годов. Советское общество 30-х годов характеризуется возвращением исторического маятника в исходное состояние, воспроизводящее многие черты самодержавно-крепостнического строя: деспотическую власть, опирающуюся на бюрократию, определяющую роль государства в общественных отношениях, полное господство единственно верной идеологии – марксизма, заменившей православие, уравнительный коллективизм. (Была вера православная – стала коммунистическая, марксистская. Была власть самодержавная – стала советская). 21 К вышеназванным чертам русского характера академик Д.С. Лихачёв в своей работе «О национальном характере русских» добавляет ещё две. Во-первых, «стремление к свободе», выразившееся в бегстве в казачество, в народном движении на восток в поисках свободы от государства, в постоянных бунтах и восстаниях во имя социальной и политической справедливости. (российский фронтир – «Дикий Восток» вместо американского «Дикого Запада»). Во-вторых, склонность доходить во всём до крайностей, до пределов возможного и при этом в кратчайшие сроки. Вне всякого сомнения, благодаря именно этой черте, которую можно заметить в России во всём, страна всегда находилась на грани чрезвычайной опасности. Трагические изломы российской исторической судьбы во многом были связаны с тем, что ещё со времён Петра 1 индивиду неустанно внушалось, что общественные государственные интересы превыше всего. Мощь ради мощи, армия ради армии, победа ради победы – всё для государства, всё для империи и ничего для человека. Ричард Пайпс (автор термина «Империя Зла» в отношении России) в своей книге «Россия при старом режиме», отмечая факт тяготения страны к государственному регулированию хозяйства по сравнению с Западом, утверждал, что князья, а потом цари рассматривали государство как свою вотчину, своё огромное поместье. Царь Николай 11 во время переписи в графе «род занятий, профессия» написал о себе – «хозяин земли Русской». В русской национальной традиции необычайно глубоко закрепилось особое, сакральное отношение к власти. Источником нормативности (морали) является высшая власть. Причём сама власть не подлежит моральной оценке. Моральные регуляторы действуют на горизонтальном уровне и сверху вниз. Всякое обличение вышестоящего не как частного человека, но как носителя власти граничат с ересью. Всякая власть в принципе вне оценок (нет власти аще не от бога). История России сложилась так, что общественная жизнь всегда концентрировалась вокруг власти. Индивидуальный же человек имел бесчисленные обязанности по отношению к государству. Права даровались, урезывались, видоизменялись или вообще упразднялись, но в любом случае проистекали с вершины пирамиды власти и борьба за эти права представлялась делом совершенно безнадёжным. Поэтому, вместо того, чтобы бороться за какие-либо конкретные права в России чаще стремились просто сокрушить власть целиком, как несправедливую. Российских людей всегда раздражали в человеке Запада сосредоточенность на личных проблемах, эгоизм и индивидуализм. В России индивид, личность считались не целью, а средством для достижения высочайших, санкционированных сверху перспектив. Утвердившийся в отечественной культуре социальный идеал можно охарактеризовать как аскетический: блага и радости жизни, вообще говоря, находятся под сомнением. Богатство находит единственное оправдание в высоком социальном статусе. Поэтому потребление, его уровень строго статусны. Стремление к достижению своими силами высокого уровня потребления, не соответствующего социальному статусу, «не по чину», греховно и встречает жёсткое осуждение. 22 Русская культура относится к числу традиционных т. е. опирающихся на прошлое, на то, что уже было и проверено опытом и временем. Отдельного, полностью выделившегося индивида в такой традиционной культуре быть не может. Каждый субъект осознаёт себя лишь как частицу социальных общностей – православного мира, общины, рода, семьи. Тенденции человека к обособлению, личностному выделению рассматриваются как греховные и подавляются как самим человеком внутри себя, так и окружающими его людьми. Самую главную черту российской психологии всегда составляла вера: в российском менталитете образовался синтез веры в другого человека, полагающим принципом культуры строго бинарного типа. (когда третьего не дано). Однако и научно-дискурсивное сознание в ХХ веке в русской культуре было во многом дефектным, ущербным. Догматизированная и политизированная наука превращалась в сакральную идеологию, обретала религиозные черты и возвращалась в лоно утопии. Изначальные традиции «культуры-веры» привели к господству в советскую эпоху тоталитарного сознания, одновременно наукообразного и религиоподобного. Другой причиной органической ущербности научного сознания в русской культуре было исторически сложившееся в ней представление о смысловой близости правды и лжи, произносимой без злого умысла. В целях самозащиты, помощи ближнему и т.п., лжи «во спасение». Россияне испокон веков жили в условиях отчуждения отдельного гражданина от государства, что способствовало формированию своеобразной защитной реакции – мнения об оправданности лжи при взаимодействии человека с бездушной государственной машиной. Ю.М. Лотман в своей книге «Культура и взрыв» писал, имея в виду прежде всего русскую культуру как характерный случай бинарной системы: идеалом бинарных систем является полное уничтожение всего уже существующего как запятнавшего себя неисправимыми пороками. Характерная черта взрывных моментов в бинарных системах – их переживание себя как не с чем не сравнимого момента во всей истории человечества. отсюда – идеи избранничества в национальном, государственном планах, мессианские концепции. К таким культурам, в частности, относятся русская, еврейская, отчасти немецкая. Другое дело – культуры тернарного типа (триединые, или тройственные по своему строению), к числу которых принадлежат большинство западноевропейских культур, точнее культур Запада (включая американскую). В тернарных культурах самые мощные и глубокие взрывы не охватывают всего сложного богатства социальных пластов. В условиях тернарной структуры сохраняются ценности предшествующего периода. Тернарная система стремится приспособить идеал к реальности, бинарная – осуществить на практике неосуществимый идеал. Отсюда – практицизм, детальная формализованность западной культуры, её нормативность и эволюционность. Русская культура на протяжении многих веков новой и новейшей истории строилась как бинарная система и сознавала себя в оппозициях. Взрывной характер русской истории. её дискретный характер чреват трагическими катастрофами, сопровождаемыми гибелью массы людей, разрушением материальных и уничтожением духовных ценностей. Главное же, что составляет специфику и 23 драматизм русской бинарной культуры – это то, что русская культура осознаёт себя в категориях взрыва. Своеобразие восточного христианства. Предпочтение христианства восточным религиям в Х в. – накануне и после Крещения Руси – понятно. Здесь и ориентация на экономически и культурно развитые страны Европы, давно христианизированные, и признание универсализирующих, объединяющих людей функций христианской церкви, и антропоморфность. очеловеченность представлений о Боге и его отношениях с людьми – черты, ведущие своё происхождение от традиций античной, прежде всего древнегреческой культуры с её ярко выраженным классическим антропоцентризмом, делавшим религию душевно близкой и органичной людям различного социального, этнического, языкового происхождения. Другое дело, - почему свой выбор мировой религии русские люди остановили именно на восточной ветви христианства, развивавшейся в соседней Византии и получившей впоследствии имя «православия». Разумеется, на первом плане мотивации была территориальная близость Византии, как культурного, религиозного и политического центра, с давних пор ощущавшаяся Русью как важный фактор своего исторического развития. Константинополь как культурно-политический и духовнорелигиозный центр был для Руси ближе, чем Иерусалим или Рим, не говоря уже об отдалённых аравийских Мекке и Медине. При этом Византийская империя была для русских не только богатым и могущественным соседом, но и в известном смысле выступала как идеал государственного могущества. Экономического и духовного богатства, как эталон общественного устройства – централизованного, иерархизированного, регламентированного до мельчайших деталей ритуального или церемониального характера. Задача Руси состояла в том, чтобы стать державой равновеликой Византии. Крещение могло осознаваться в этом контексте как акт культурно-исторического выравнивания, ценностно-смыслового уподобления. Предпочтение восточной ветви христианства было связано также и с иными, привходящими факторами культурно-политического характера. Принятие западной ветви христианства означало для Руси признание над собой власти папы. Однако пример государств Западной Европы показал, что папская власть претендует и на светское господство. Это не устраивало древнерусских князей. В русской культуре с древнейших времён форма не выводилась из содержания постепенно, а жёстко и одномоментно навязывалась сверху. Русский народ не был народом культуры, как народы Западной Европы, он был более народом откровений и вдохновений, не знал меры и легко впадал в крайности. В восточном христианстве русская культура стремилась найти себе адекватную форму, способную связать воедино хаос раздробленности, различные крайности. Такой идеальной формой для русского духа в Х веке казался порядок религиознокультурного и общественно-государственного устройства Византии. В лице Византии и восточно-христианской церкви древняя Русь могла наблюдать идеальную модель преодоления язычества в формах христианства, причём в культурно-исторических условиях, максимально близких древнерусским. 24 Две силы, внутренне чуждые миру классической древности и в своём двуединстве составляющие формообразующий принцип «византизма» - императорская власть и христианская вера – возникают почти одновременно. Византийские авторы любили отмечать, что рождение Христа совпало с царствованием Августа. (Христос достиг еврейского совершеннолетия – 13 лет в год смерти Августа). Парадоксальность единства сильной деспотической власти (наподобие персидских или ассирийских царей и даже египетских фараонов) и христианства с его евангельской заповедью: Воздайте кесарево кесарю, а божие – Богу (от Луки) или Царство Моё не от мира сего (от Иоанна) была укоренена в психологии верноподданного империи. Маленький человек был включён почти без остатка в самодержавную государственную систему, он обязывался к послушанию не за страх, а за совесть и притом от имени религии. Но эта безграничная вера власти сохраняла ему сознание, что он покорен власти не ради неё самой, не только из преклонения перед силой, но ради своего бога, который будет судить держателей власти наряду с ним самим. Таким образом, уже в ранней Византии религия (восточная ветвь христианства) и государственно-политическое устройство (самодержавная власть императора – цезаря) обрели друг друга как два взаимосвязанных и взаимообусловленных элемента культуры. Невозможно христианам иметь церковь и не иметь царя. Единство православной веры и самодержавной власти изначально было заложено в восточном христианстве Византии. Император является своеобразным временно исполняющим обязанности Христа, как его заместитель и наместник, как вице-Христос. Фактически на века вперёд самодержавие (и в византийском, и в русском вариантах) выступает как социокультурная форма существования восточного христианства (будущего православия). Православие же предстаёт как внутреннее оправдание культа светской власти (цезаре-папизма), нравственно-религиозным идеалом. Эта культурноисторическая традиция в дальнейшем проступает не только в формуле «Москвы – Третьего Рима» (принадлежащей старцу Филофею – из его послания Василию 111 между 1515-1521 г. г.), не только в обновлении идеала «просвещённой монархии» ХУ111 века или в знаменитом «триединстве» николаевского министра просвещения графа С.С. Уварова «самодержавие – православие – народность», эта традиция сказывается в мифологизации личности и деятельности «вечно живого» Ленина, в религиозном «культе личности Сталина». Пример того, как менталитет проявляется в юморе. А.В. Сергеева. Русские. Стереотипы поведения. Анекдот о журналистах. Участвующих в конкурсе на лучшую статью о слонах. Заголовки статей. Англичанин: «Охота на слонов в британской Восточной Африке». Француз: «Любовь слонов во французской Экваториальной Африке». Немец: «происхождение и развитие индийского слона между 1200 и 1950 г. г. (600 страниц). Американец: «Как вывести самого большого и сильного слона». Русский: «О том, как мы запустили слона на Луну». 25 Швед: «Слоны и социально ориентированное государство». Испанец: «Техника боя слонов». Финн: «Что думают слоны и финах». Вопросы к тексту «Национальный характер и менталитет» из книги «культура и традиции народов мира». Е.В. Мельникова 2006. Стр. 17 Вопрос 1. Что такое характер народа и как его изучить и понять? Что такое ментальность и менталитет? Стр. 18 Вопрос 2. Какие переломные этапы можно выделить в процессе становления российского менталитета? Стр. 18-19 Вопрос 3. В каких работах отечественных и зарубежных учёных рассматривается проблема психологических особенностей русского народа («русской души»)? Стр. 19-20 Вопрос 4. В чём главное отличие между западноевропейским и российским менталитетом? Стр. 21 Вопрос 5. О каких чертах русского национального характера пишет академик Д.С. Лихачёв в своей работе «О национальном характере русских»? Стр. 21 Вопрос 6. Каковы особенности русского национального отношения к власти, богатству. Вере? В чём их отличие от западноевропейского? Как это связано с российской историей? Стр. 22 Вопрос 7. Что такое бинарная и тернарная культурная система? В чём их сильные и слабые стороны? К какому типу принадлежит российская культура, а к какому западная, в том числе американская? Стр. 23 Вопрос 8. Причины и последствия выбора Россией восточного христианства (от Византии)? Стр. 24 Вопрос 9. Что подразумевает принцип «византизма» и как он проявлялся в русской истории от Ивана Грозного до Иосифа Сталина? 26 К.Б. Соколов. Циклы российского реформаторства: причины и результаты. В кн: Циклические ритмы в истории, культуре, искусстве. М. 2004. Ред. Хренов Н.А. стр. 131-157. «Реформы сверху» Российская «революция сверху» по природе своей больше шла не от массы, личности, а от правительства – роль правительства, верховного правителя на ранних этапах русской истории огромна. Большая часть населения просто подчинялась, покорно направляла свою энергию по руслу, указанному сверху. Жестокие реформы Петра 1, этого «большевика на троне». «великие реформы» Александра 11, реформы Витте и Столыпина, НЭП Ленина и коллективизация Сталина, хрущёвская «оттепель» и горбачёвская перестройка, как и ельцинская «приватизация» - всё это этапы тяжёлой российской болезни, которую можно назвать «реформы сверху». Почему «сверху»? Речь идёт об особенностях российской истории, идущих из глубины веков: как нигде, огромная роль государства и слабость противовеса государственной силе. Правда на Западе некоторые короли тоже были довольно могущественными – достаточно вспомнить, например, Генриха У111 или Людовика Х1. Но их мощь во многом уравновешивалась парламентами, местным самоуправлением, судами. В России же мощнейшее централизованное государство практически не имело противовесов. И, пусть, скажем Иван Грозный был по характеру примерно равен Генриху У111. Но последнему противостоял парламент, суды, да и оппозиционная буржуазия – всё это мешало ему особо «разгуляться». А Ивану Грозному и Петру 1 практически никто не мешал – соотношение сил всегда было в пользу государства. добавим к этому, что другой особенностью русского исторического развития является исключительная народная «царистская идеология». связанная с православием. В течение нескольких веков российское государство всё брало на себя – и оттого, что было слабо и зависимо третье сословие, буржуазия – главная сила, которая на Западе требовала и добивалась «нормальных» судов; и оттого. Что даже дворянство (аристократия) не имело «вкуса» к независимости более широкой, нежели та, которая была ему дарована Петром 111 и подтверждена Екатериной 11 к концу ХУ111 века (вольности дворянства 1762 г.). Такие особенности русской государственности, правительства стали причиной того, что всё российское реформаторство оказывалось обычно делом правящей верхушки, а в пределе – делом исключительно абсолютистского или тоталитарного государства. Никогда оно не исходило из народной инициативы. Поэтому российская «европеизация» всегда была чисто косметической и ограничивалась изменением чисто внешних аспектов общественной жизни. Россия всегда была страной «европейских фасадов», «потёмкинских деревень». Всё в России делалось по приказу высшего начальства. Учитывая это обстоятельство логично объяснять вспышки российского реформаторства сменой самодержцев. Однако факты говорят о том, что: 27 1. Продолжительность жизни царей далеко не всегда совпадала с продолжительностью жизни того или иного поколения. 2. Отнюдь не каждая перемена на российском троне порождала революционные перемены. Были и такие цари, которые лишь продолжали дела своих предков. К тому же, если бы дело объяснялось лишь появлением нового поколения со своими «принципами и идеями», реформы скорее всего осуществлялись бы в соответствии с какими-то более или менее определенными планами. А между тем отсутствие скольконибудь ясного и чёткого плана – это другая характерная черта российского реформаторства. Метод «проб» и «ошибок» чаще всего был практически единственным. Гипотеза состоит в том, что циклы российского реформаторства вызывались не столько появлением на исторической сцене новых поколений, и даже не столько социальными и экономическими потребностями общества, сколько крупными военными поражениями. Вынуждавшими правителей ускоренными темпами «догонять» Запад – иначе, мол, «нас сомнут» (как выразился Сталин). Россия вообще не могла жить без войн. На протяжении четырёх столетий Россия была военной империей – при Грозном страна воевала 25 лет, а при Петре – 35 лет. Плеханов писал: «чтобы отстоять своё существование в борьбе с противниками, далеко опередившими её в экономическом отношении, России пришлось посвятить на дело самообороны такую долю своих сил, которая была гораздо больше, чем употреблявшаяся с той же целью населением Восточных деспотий». Таким образом реформы в России как правило стимулировались попытками «догнать Европу» (или более широко – Запад: Европа + США) после крупных военных поражений. Цикл российского реформаторства выглядит следующим образом: военное поражение – реформы – контрреформы (или бунт, революция, гражданская война). Цикл 1. Крещение. Весной 972 г. русы с Березани двинулись к Киеву. У днепровских порогов их ожидали левобережные печенеги. В короткой битве дружина Святослава была полностью истреблена. Войны Владимира также были малоуспешными. Военные поражения заметно ослабили Русь. Поэтому Владимир и решил осуществить Крещение. Сделанный выбор христианской веры не только дал Владимиру сильного союзника – Византию, но и помирил его с населением собственной столицы, в которой уже тогда было довольно много христиан. Но религиозная реформа Владимира ввергла Русь в пучину настоящей гражданской войны. Совершенная покорность русских в деле перемены веры воле князя и так называемое мирное распространение христианства на Руси есть ни что иное как фантазия патриотов. Нет сомнения, что введение новой веры сопровождалось немалыми волнениями и бунтами. Не случайно сохранилось выражение, что Владимир крестил Русь «огнём и мечом». Цикл 2. Централизация Ивана Грозного. 28 В конце 1547 г. новый царь московский решился выступить в поход против Казани. Иоанн возвратился в Москву в больших слезах, что не сподобил его бог совершить похода. В феврале 1550 г. приступ к Казани снова не удался. Множество людей было побито. Простояв 11 дней под Казанью, Иоанн вынужден был возвратиться назад. Это был уже второй поход, предпринятый им лично и кончившийся неудачей. Военные поражения и спровоцировали реформы, направленные на централизацию страны. Одним из путей централизации было укрепление самодержавия. Этой цели и служило принятие Иваном 1У в январе 1547 г. нового титула – царского. На русского царя автоматически переносились все поучения о необходимости почитать императоров, известные на Руси по переведённым на русский язык произведениям византийских богословов – Царь воспринимался как «отец церкви». Принятие царского титула Иваном 1У явилось крупной государственной реформой. В 1550 г. был принят новый судебник, который подтвердил и уточнил нормы крестьянского перехода в Юрьев день. Появились первые приказы (они назывались «избами»). Однако к осени 1559 г. реформаторская деятельность внезапно прекращается. В 1560 г. происходит развязка. Реформаторы были отправлены кто в ссылку, кто в армию, кто в тюрьму. Начались массовые казни, которые постепенно переросли в тотальный террор. Цикл 3. Конституция Михаила Салтыкова. В 1609 г. Польша объявила России войну и после ряда военных событий поляки заняли Москву. Ситуация в стране сложилась катастрофическая. Государство фактически перестало существовать. Кремлёвский дворец пустовал, не было ни царя, ни устойчивого правительства. Польский король Сигизмунд хотел навязать России своего сына Владислава; север России занимала шведская армия, желавшая возвести на русский престол одного из своих принцев; шведы владели Новгородом, а поляки Москвой. Именно в тот момент и появилась на свет знаменитая конституция Михаила Салтыкова 1610 г. В период Смутного времени Россия неожиданно объявила себя конституционной монархией – это была принципиальная реформа. Конечно конституционная монархия просуществовала очень недолго. Но реформы пошли прахом, а следующая конституция была принята почти через 300 лет. Россия вновь стала конституционной монархией только в 1906 г. Цикл 4. Реформы Петра 1. Война со Швецией, продолжавшаяся 21 год и получившая название «Северной», началась в 1700 г. с печального для России серьёзного поражения под Нарвой. Именно нарвское поражение дало мощный толчок проведению знаменитых петровских реформ, прежде всего военной – не случайно реформы начались с армии и флота. В результате были созданы мощная армия и военно-морской флот, оснащённые передовым по тем временам вооружением. А затем Пётр стал целыми блоками вводить в российскую действительность центрально-европейские модели поведения и управления. На этой основе и возникло новое российское государство. Пётр всячески декларировал намерение наделить Россию прежде всего плодами западной цивилизации. Именно такие цели были прямо высказаны в его знаменитом манифесте 29 1702 г. о вызове иностранцев в Россию. Но, видимо, главной целью деятельности Петра было прежде всего военно-политическое усиление страны, превращение её в мировую империю. И он этой цели добился – под угрозой военной катастрофы он в сжатые сроки навязал громадной стране «европеизацию» самыми варварскими методами. Этот большой «скачок» породил множество проблем, надолго осложнивших жизнь страны. В правление Петра население страны резко сократилось. Длительное истощение сил народа после продолжительных войн и изнурительных поборов, привело к обезлюдению многих районов. В результате правления Петра даже те слабые представления о законности, которые едва тлели в картине мира народа, практически исчезли. Цикл 5. Реформаторство Александра 1. Зимняя кампания 1806-1807 г. г. оказалась для русской армии весьма тяжёлой. В битве при Фридланде в июне 1807 г. Наполеон одержал победу. 7 июля 1807 г. в Тильзите был подписан унизительный мирный договор между Россией и Францией. Александру 1 пришлось признать осуществлённую Наполеоном переделку карты Европы. Вскоре после этих событий проблема реформ становится объектом обсуждения в правящих кругах. Преобразовательные планы в этот период были связаны с именем М.М. Сперанского, одного из ближайших советников Александра 1. В 1809 г. М.М. Сперанский составил «Введение к Уложению государственных законов» в котором содержалась обширная программа серьёзных реформ. Однако попытки реализовать широкую программу либеральных реформ в очередной раз потерпели крах. После победы над Наполеоном было сфабриковано «дело» против М. Сперанского («французский шпион»), и он был временно (до 1821 г.) отстранён от рычагов верховной власти. Параллельно в России устанавливается жёсткий полицейский режим, связанный с именем А.А. Аракчеева. Цикл 6. Реформы Александра 11. В 1856 г. российская армия потерпела сокрушительное поражение в Крымской войне. Стала очевидной необходимость перевооружения армии, изменения принципов её комплектования, менялась военная тактика. Начинаются «великие реформы» 1860-х годов, которые своей непосредственной целью имели, как и петровские, укрепление военного могущества российской империи. Отсюда столь же варварский характер реформ: насаждение сверху крупной промышленности за счёт ограбления крестьянства. В среднем по России у крестьян отрезали одну пятую их прежних владений (а в чернозёмных губерниях – до половины). Между тем специалисты подсчитали, что ещё лет 50-70 (т.е. до 1910-х – 30-х годов ХХ в.) крепостное право не довело бы страну до голодного краха – ведь большинство крепостных хозяйств было середняцкими. Кроме того, это реформирование Александра 11 вызвало целую волну недовольства и протестов и уже летом 1862 г. фактически начались контрреформы: восстановление 30 предварительной цензуры (1882г.), введение сословных принципов в школе (положение о «кухаркиных детях», отмена автономии университетов (1884г.); введение института земских начальников (1889г.), установление бюрократической опеки над земским (1890г.) и городским самоуправлением (1882г.) Были закрыты журналы «Современник» и «Русское слово» В 1874 г. правительство провело массовые аресты среди участников «хождения в народ». В ответ возникла террористическая организация «Народная воля». Всё это закончилось убийством царяреформатора в 1881 г. (за месяц до этого умер Ф.М. Достоевский). Цикл 7. Реформы Витте и Столыпина. В 1904 г. Россия потерпела сокрушительное поражение от Японии. Цусимская катастрофа окончательно решила исход войны. Россия уступила Японии южную часть Сахалина. Свои арендные права на Ляодунский полуостров и Южно-Маньчжурскую железную дорогу, соединявшую Порт-Артур с Китайской-Восточной железной дорогой (КВЖД). Вдобавок после окончания войны страну потрясла так называемая первая русская революция 1905-1907 г. г. В этих условиях роль спасителя династии сыграл С.Ю. Витте, пребывавший (после отставки в 1903 г. с поста министра финансов) в опале. Выход из сложившейся ситуации С.Ю. Витте видел в либеральных реформах, способных привлечь на сторону самодержавия оппозицию. 17 октября 1905 г. Николай 11 подписал после долгих колебаний Манифест, составленный в духе программы Витте. Этот акт обещал даровать населению демократические свободы. 19 октября 1905 г. именным указом был реорганизован Совет министров. Первым председателем Совета Министров стал С.Ю. Витте. Но в начале июля 1906 г. 1 Государственная дума была распущена. Новым главой правительства Николай 11 назначил П.А. Столыпина, занимавшего с апреля 1906 г. пост министра внутренних дел. Столыпин отстаивал необходимость проведения крупных реформ. Линия на разрушение общины дополнялась попытками правительства решить в той или иной мере проблему крестьянского малоземелья. Проект земской реформы предусматривал ослабление бюрократического контроля над земствами. В его «пакет» входил и ряд законопроектов, призванных обеспечить положение старообрядцев и насильственно обращённых в православие униатов. Однако столыпинская программа встретила серьёзную оппозицию в стране. В конфликтах Столыпина с правыми Николай 11 в итоге поддержал противников главы правительства. 1 сентября 1911 г. (во время празднования в Киеве 50-летия отмены крепостного права) П.А. Столыпин был убит террористом Мордухаем (Дмитрием) Багровым. После чего правительственная программа преобразований была свёрнута. Цикл 8. Февральская революция и большевизм. В Первой мировой войне Россия терпела поражение за поражением. Германское командование осуществило окружение в районе Танненберга 2-ой армии генерала А.В. Самсонова. Около 30 тыс. человек попало в плен. В результате немецкого наступления весной и летом 1915 г. неприятелю удалось занять Галицию, Польшу, часть Прибалтики и Белоруссии. В целом кампания 1915 г. стала трагедией русской 31 армии, понёсшей огромные потери. С весны 1916 г. на фронте участились случаи братания солдат. Нарастание «обычных» и порождённых войной антагонизмов в начале 1917 г. вылилось в революционный взрыв. Попытка спасти монархию ценой отречения Николая 11 не удалась. 2 марта было сформировано Временное правительство. Началась новая драматическая глава в истории России. В очередной раз крупное военное поражение привело к затяжной полосе реформаторства. Хотя стимулами российского реформаторства чаще всего служат военные поражения, его целью всегда было «догнать» Европу т. е. европеизация страны (по крайней мере подтянуть жизнь правящей элиты под стандарты жизни европейской элиты). Но постоянное форсирование социальных изменений в России привело в конечном счёте к социальной напряжённости такой силы, что общественный порядок, не выдержав её рухнул и погрёб под своими руинами многие реальные достижения вестернизации. Октябрьская революция была в действительности контрреформацией. В 1917-1918 г. г. народ сжигал музеи, книги, произведения искусства и другие предметы, символизировавшие европейскую культуру. Даже модернизация, предпринятая большевиками под знаменем западноевропейского марксизма, привела во многом к противоположным результатам: индивидуализм, частная собственность стали понятиями отрицательными. В колхозах, совхозах и государственных предприятиях происходила реанимация общинных форм социальной жизни. При этом общество во многих аспектах резко отличалось от модели западных стран – приоритет государства над обществом, приоритет коллектива над личностью, ограничение свободы личности, планирование. Жизнь в Советской России, как в деревне, так и в городе стала строится на принципах, характерных для дореволюционной русской общины. Произошло как бы возрождение в новой форме прежней самодержавнополицейской России. Только вместо самодержавия установилась диктатура пролетариата, фактически трансформировавшаяся в культ личности вождя (Сталина), а вместо православия (истинной веры) утверждался марксизм-ленинизм (единственно верное учение). Если прежде народ объединялся властью самодержавной и верой православной, то теперь – властью советской и верой (учением) коммунистической. Через тонкую позолоту новых «европейских» свойств проглядывало «вечное духовное ядро» самодержавно-полицейской России. Н.А. Бердяев писал: «Нет уже самодержавия, а русская тьма и русское зло остались. Тьма и зло заложены глубже, не в социальных оболочках народа, а в духовном его ядре (православном сплаве христианской веры с императорской властью, Христа с Августом). Нет уже старого самодержавия. Нет старого чиновничества, старой полиции, но взятка по-прежнему является устоем русской жизни. По-прежнему Чичиков ездит по русской земле и торгует мёртвыми душами. Но ездит он не в медленной кибитке, а мчится в курьерских поездах. Цикл 9. Ленинский НЭП. В результате гражданской войны Российская империя распалась на множество новых «государств»: Польша, Финляндия, Украина, Закавказье и даже Дальний Восток сформировали собственные правительства. Составной частью ленинского внешнеполитического плана было возвращение под власть России всех земель бывшей империи. Но с Польшей дела приняли иной оборот. 32 15 августа 1920 г. польские войска Пилсудского нанесли мощный удар частям красной армии и заставили их отступить. Осенью 1920 г. в Риге были подписаны условия перемирия. Россия не только была вынуждена отказаться от притязаний на Польшу, но и теряла Западную Украину и Западную Белоруссию. Одновременно в марте 1921 г. вспыхнул так называемый Кронштадский мятеж, а также крестьянское восстание на Тамбовщине. Вот тогда-то и возникла новая вспышка реформаторства – в марте 1921 г. Х съезд РКП(б) принял резолюцию «О замене продразвёрстки продналогом». Это решение знаменовало переход к «новой экономической политике» (НЭП). Она допускала участие частного капитала в промышленности. Разрешалась свободная торговля хлебом, допускалась сдача земли в аренду и применение наёмного труда. В 1922 г. государственный банк выпустил в обращение банковские билеты – червонцы, обеспеченные золотом и товарами. Через год-другой частному капиталу принадлежало более 80% всего розничного торгового оборота. Но в 1924 г. умер «автор НЭПА» Ленин. Уже в 1925 г. государство повело усиленное наступление на позиции частного капитала, особенно в торговле. Это привело к сокращению частной торговли. В 1927 г. Сталин взял курс на «коллективизацию сельского хозяйства», чем НЭПУ быд подписан окончательный приговор. Цикл 10. Эксперименты Хрущёва. Послевоенная внешняя политика Сталина заключалась в максимальном расширении круга союзников его империи. (Сталин по существу был одновременно императором и патриархом, так сказать Августом и Христом в одном непогрешимом лице). Составной частью этой политики стала попытка военным путём (1950-1953г. г.) распространить власть коммунистического режима на Южную Корею. В войне участвовали советские военные советники. Однако военное вмешательство США воспрепятствовало этому замыслу. После ряда тяжёлых поражений корейских коммунистов Сталин был вынужден отказаться от своих притязаний. В Южной Корее были размещены американские войска, оснащённые ракетной техникой. Тут же в СССР немедленно начинаются крупные преобразования. В декабре 1953 г. был осуждён и расстрелян Берия. 8 августа принят закон о сельскохозяйственном налоге, значительно снизивший размеры обязательных поставок продуктов колхозниками. 19 февраля 1954 г. принято решение об освоении целинных земель. В 1956 г. ХХ съезд КПСС после «секретного доклада на пленуме ЦК» Хрущёва принимает резолюцию о «преодолении культа личности». Начинается хрущёвская «оттепель». В результате хрущёвских реформ был нанесён удар по сверхцентрализму и бюрократизму. Было улучшено положение сельского хозяйства – повышены закупочные цены, резко уменьшены налоги, стали применяться новые технологии. Хрущёв пытался повернуть деревню к зарубежному опыту Эпоха Хрущёва была своего рода эпохой реформаторских экспериментов. Повышение цен на мясо (ответом на которое стали события в Новочеркасске, когда рабочим было сказано: «нет мяса, ешьте пирожки с ливером»), повышение пенсий, денежная оплата труда колхозников (вместо трудодней), программа массового 33 строительства (пятиэтажки), внедрение кукурузы (по примеру СЩА), ликвидация министерств и создание совнархозов (переход от отраслевого к региональному способу управления) – огромное количество любопытных экспериментов. Всё это, однако, закончилось снятием Хрущёва в октябре 1964 г. и привело к власти консервативную партийную бюрократию, персонифицированную в лице Брежнева, с одновременным усилением роли военно-промышленного комплекса и КГБ (люди бывают либо в форме, либо в штатском – остальные, не люди). Цикл 11. Горбачёвская перестройка. За несколько дней до нового 1978 г. советский спецназ атаковал дворец Хафизуллы Амина. Так началась 10-летняя советско-афганская война. Она закончилась поражением и выводом войск из Афганистана. Но во многом под влиянием этой войны началась горбачёвская «перестройка» шумные съезды народных депутатов, провозглашение суверенитета союзными республиками, возвращение советского гражданства ранее высланным диссидентам, принятие закона о свободе вероисповедания и т.п. Но вскоре Горбачёв потерпел ряд поражений. Провалилась вооружённая интервенция в Азербайджане и Прибалтике, и в результате театрализованный опереточный «путч» ГКЧП привёл к власти Ельцина, приступившего к «радикальным экономическим реформам». Они состояли главным образом в утверждении права частной собственности и либерализации цен. Была проведена приватизация, при которой значительная доля государственной собственности была передана в частные руки. Государство сняло с себя обязанность централизованного определения цен, которые теперь должен был регулировать свободный рынок. По мысли реформаторов, послушно следовавших за многочисленными высокооплачиваемыми западными экспертами и советниками (занимавшихся своеобразным экспериментированием) эти меры включали в действие рыночные механизмы, создавая собственников и конкурентную среду – т. е. всё необходимое для нормального функционирования рыночной экономики. В результате в Россию должны были пойти инвестиции и в дальнейшем должен был начаться экономический рост. Однако в России, как всегда, вышло всё наоборот. Из прошлого были взяты, продолжены и развиты негативные тенденции, причём некоторые доведены до крайности, до предела, а иногда до абсурда. Новые «хозяева» (бывшая коммунистическая номенклатура) проявила заботу совсем не о развитии производства, а о личном обогащении. Стал набирать силу не промышленный, а финансовый спекулятивный торгово-ростовщический капитал (в начале ельцинских реформ число бирж превысило 300) инфляция оказалась запредельной, что сразу же резко понизило жизненный уровень масс, а рост преступности, нарушение законов даже со стороны властей сделали среднего человека незащищённым от беспредела и произвола. Вместо конкуренции – силовое давление и сговор, вместо благоприятных условий для бизнеса – взятки, поборы, коррупция. Появились собственники крупного капитала – «олигархи». Занявшие место в числе самых богатых собственников планеты (в списке журнала «Форбс»). Но они почему-то не спешили вкладывать средства в развитие российской экономики. Прямым следствием сложившейся в результате реформ ситуации стало невиданное в мирное время падение производства, ненормальная для современного общества 34 социальная дифференциация, когда разрыв между богатством и бедностью в России превзошёл аналогичные показатели в США. Всё это сказалось на демографических процессах: в «пореформенной России» смертность устойчиво превышает рождаемость, население уменьшается почти на один миллион человек в год. Ещё в 1999 г. журнал «Хэритадж Фоундейшин» опубликовал исследование известного демографа под названием «Россия слишком больна, чтобы обращать на неё внимание?» Его результаты прокоментировал в «Вашингтон Пост» один из публицистов – Д. Уилл – в статье «Некогда великая держава»: «Возрождение России, вероятно, в обозримом будущем невозможно. Россия находится в свободном падении, которое не может быть остановлено, поскольку в его основе кризис народного здоровья, беспрецедентный со времён Промышленной революции». Опираясь на кошмарный демографический прогноз, на плачевную ситуацию в здравоохранении, не способном остановить это скольжение России в пропасть, он полагает этот процесс необратимым. Доказательства? «смертность в России существенно превышает рождаемость. Кумулятивно эта катастрофа равняется мировой войне. За четыре года с 1992 по 1995 (непосредственные последствия гайдаровских реформ «шок смертности» обошёлся России в 1,8 миллиона человек, больше чем 1,7 миллиона, погибших за 4 года в первой мировой войне. Продолжительность жизни в России существенно ниже, чем в Эквадоре или Азербайджане. Для мужчин она низе, чем в Египте или Парагвае… Мир ещё не видел ничего подобного эпидемии сердечных заболеваний, бушующей сегодня в России. «эксперты обеспокоены, - писали эксперты в «Нью-Йорк Таймс» - что, если волна инфекционных заболеваний будет нарастать такими же темпами, как сейчас, Россия может превратиться в эпидемиологический насос, перекачивающий эти болезни в остальной мир». «Американские эксперты (которые консультировали проведение реформ) говорят, что Россию ожидает мрачное будущее, которое может даже потребовать международного (американского) усилия для её спасения (так и будут спасать, пока не уничтожат совсем). Английская газета «Гардиан» писала о результатах «радикальных реформ» (которые они же и запустили и которыми руководили) в 2000 г.: «Скорость превращения России из сверхдержавы в слаборазвитую страну (ура, наш главный конкурент гибнет), свидетелями которого мы являемся последнее десятилетие (90-е годы – «время надежд» … на гибель России) просто ошеломляет. Уровень жизни снизился больше чем на треть: сейчас в России в пять раз больше людей, чем десять лет назад (т.е. до проведения «радикальных экономических реформ под руководством западных специалистов»), которые живут в полной нищете. Самоубийства и пьянство снизили среднюю продолжительность жизни на несколько лет». Таким образом, за ельцинские реформы, как и за петровские, россия и её народ заплатили непомерную социальную цену. Западный финансист Дж. Сорос констатировал: «Система грабительского капитализма (ярким представителем которого он сам и является). Установившаяся в этой стране, столь чудовищна, что люди вполне могут пойти за каким-либо притягательным лидером (читай новым Гитлером), который пообещает им национальное возрождение ценой гражданских свобод». А профессор Техасского университета Д. Гэлбрейт так оценил последнюю вспышку российского реформаторства: «В 1992 г. приверженцы шоковой терапии 35 (Гайдар и его команда), по существу, встали на большевистский путь (Гайдара-деда), воспользовавшись подобными средствами, пренебрегая разумными основами, существовавшего в большей части российского политического порядка. В этом же состояло истинное значение акта насилия осенью 1993 г. (расстрел Ельциным парламента), который мы на Западе, к нашему стыду, стерпели ради продвижения экономических реформ». Интересный и оригинальный подход к анализу советского периода в истории России предложен в книге М.Ю. Алексеева К.А. Крылова Особенности национального поведения. М. 2001. Согласно их точке зрения, события, происходившие в России начиная с Октябрьской революции можно разделить на несколько периодов. Общим для них является ориентация общества на справедливость как главную ценность и принятия большинством принципа «будь как все». В период примерно с 1917 по 1953 год следование правилу «будь как все» сочеталось с принятием формулы «око за око». Указанный период советской истории сейчас ассоциируется с «командной системой управления» в качестве основы экономической системы, сталинской интерпретацией «марксизма-ленинизма» в качестве основы идеологии, «массовыми репрессиями» в качестве дисциплинарных мер, поддерживающих стабильность режима, «уравниловкой» в качестве главного принципа социальной организации. Второй период российской советской истории приходится примерно на время между смертью Сталина в 1953 г. и фактической потерей КПСС монополии на власть в 1989 году, когда начал свою работу первый Съезд народных депутатов. В этот период следование правилу «будь как все» сочеталось с приверженностью принципу «не делай первым другому того (плохого), чего он не делает тебе». Этот период истории ассоциируется с отказом от сталинской практики массовых репрессий, знаменитой хрущёвской «оттепелью», периодом «застоя», попытками создать систему административно управляемого ограниченного рынка, усилиями по сочетанию многочисленных запретов с созданием экономических стимулов. Обеспечивающих материальную заинтересованность в работе. В настоящее время мы являемся свидетелями третьего крупного исторического периода. Он начался в конце 80-х годов ХХ в. и, по всей видимости продлится, так же, как и предыдущие периоды, несколько десятков лет. В этот период действие правила «будь как все» сохраняет свою силу. Однако негативные последствия реализации на практике этого принципа заглушаются и стабилизируются за счёт одновременного действия правила западной этики «делай другим всё, что хочешь и заставляй других делать тебе то же самое». В каждом из указанных исторических периодов (в том числе текущем) чётко прослеживаются три этапа, длящиеся в среднем по 10-12 лет. В рамках первого этапа осуществляется демонтаж (разрушение, отрицание) предыдущих способов организации общества, его прежних этических основ, методов управления и поддержания порядка. Говоря иными словами, вначале ломается старое и расчищается место для построения нового. На втором этапе осуществляется внедрение новых 36 этических правил, новых методов управления, создаётся модернизированное общество с существенно иными качественными характеристиками. То есть за сломом старого идёт строительство нового. На третьем этапе всё построенное вступает в режим устойчивого функционирования. Эта модель представлена в приведённой ниже таблице. Первый период Второй период 1. 1917-1928 1. 1953-1964 Октябрьская революция Смерть Сталина свержение Николая 11 демонтаж сталинизма демонтаж самодержавия Несколько лет несколько лет хрущёвских гражданской войны, голод, экспериментов, разрушения, неопределённость. неопределённость. Харизматический лидер Харизматический лидер (Хрущёв) быстро (Ленин) быстро теряющий теряющий власть. власть. 2. 1929-1940 Взятие всей полноты власти Сталиным Строительство административной системы управления (коллективизация, индустриализация) 2. 1965-1976 Взятие всей полноты власти Брежневым Строительство системы ограниченного (административно управляемого) рынка, начало «застоя». Третий период 1. 1989-2000 Конец «перестройки» демонтаж «советской власти» Несколько лет развала распад СССР разрушение прежней социально-экономической системы, неопределённость. Харизматические лидеры (Горбачёв, Ельцин), быстро теряющие власть. 2.2001-2012 Взятие всей полноты власти Путиным. Строительство системы реального (неограниченного административным вмешательством) российского капитализма. 3.2013-2024 Созданная ранее система вступает в режим устойчивого функционирования (Два срока президентства по 6 лет после изменения в Конституции). 3. 1941-1952 3.1977-1988 Созданная ранее система Созданная ранее система вступает в режим вступает в режим устойчивого устойчивого функционирования. 1941 г. функционирования. 1977 – система устойчиво г. – система оформляется функционирует даже в Конституцией и условиях Отечественной продолжает войны, обеспечивая функционировать даже победу в ней и после фактического последующее перехода власти к восстановление народного Политбюро после первого хозяйства. инсульта Брежнева. Дальнейшее ощущение Дальнейшее ощущение Дальнейшее (после 2024 вечности существующих вечности существующих г.) ощущение вечности порядков Сталин кажется порядков. Развитой существующих порядков. 37 «вечным» и его режим – «навсегда» Руководство (элита) заинтересованы новыми идеями. (Под влиянием сложившейся новой международной ситуации). социализм кажется «вечным», а «застой» «навсегда» Руководство(элита) заинтересованы новыми идеями. (Под влиянием сложившейся новой международной ситуации). Демократия Путина кажется «вечной», а капитализм – «навсегда» Руководство(элита) заинтересованы новыми идеями. (Под влиянием сложившейся новой международной ситуации). Глубинной причиной социальных катаклизмов, потрясших Россию в ХХ веке стало недовольство народов страны степенью практической реализации базовых ценностей, воспринимавшихся как самые важные и значимые. Большое число людей, живших на территории, ассоциировавшейся с понятием Россия, испокон веков исповедовали определённый строй мыслей и чувств. В этом строе справедливость как базовая ценность традиционно занимала более высокое (почётное) место по сравнению с другими базовыми ценностями, например, благосостоянием. С точки зрения обеспечения личного благополучия и преумножения благосостояния многие действия русских людей не поддаются вообще никакому рациональному логическому осмыслению. С какой стати декабристам в 1825 году нужно было выходить на Сенатскую площадь? Вряд ли они всерьёз рассчитывали на то, что, совершив переворот и заменив монархию демократией, смогут упрочить своё материальное положение, заняв для этого соответствующие позиции в иерархии новой власти. Они и без того были представителями знатных и богатых дворянских семейств (например, Рылеев фактически возглавлял российскую Американскую компанию, в число акционеров которой входил царь). Декабристы отнюдь не хотели создать условия для того, чтобы стать капиталистами и разжиться за счёт этого деньгами, у большинства из них и денег и богатства было вполне достаточно. Они просто считали существовавшие тогда в России порядки несправедливыми. А бунтовать им было экономически совершенно невыгодно, это было и так очевидно, что и подтвердила жизнь. То же самое касается других революционеров, лействовавших в Х1Х-ХХ веках. Многие из них были выходцами из вполне благополучных семей, и участие в революционной деятельности, можно сказать. далеко не всегда обеспечивало рост их материального благосостояния (примером может быть даже Мордухай(Дмитрий)Багров, убивший Столыпина и казнённый за это. Он фактически должен был понимать, что идёт на верную смерть. При этом он был сыном крупного домовладельца, весьма богатым человеком). Более того, сама цель их революционной деятельности предусматривала ликвидацию тех льгот (в том числе материальных), которые имели революционеры, являвшиеся выходцами из привилегированных классов (Троцкий был сыном помещика, что кстати в России вообще было большой редкостью, т.к. среди помещиков практически не было евреев). Главное заключается в том, что никакая успешная революционная деятельность в принципе не была бы возможной без сочувствия широких слоёв населения (в том числе и богатых и социально благополучных) к деятельности, провозглашавшей в 38 качестве своей цели обеспечение большей справедливости. Были ли широкие слои правящего класса и «средних слоёв» активно не противящихся революционному движению (что, собственно и сделало его победу возможной), столь беспечны (глупы, недальновидны, идеалистичны)? Неужели они не видели опасности для своего материального положения в той активности по подрыву существовавшего тогда общественного строя, которую вели? Нет, в большинстве своём они не были ни беспечны, ни недальновидны, когда это было нужно. Просто для очень многих потребность ощущать большую справедливость в окружающем заглушала все другие потребности, а также брала верх над разумом, предвидением и ощущением потенциальной опасности подобной ценностной ориентации. Более справедливых общественных отношений большинству очень сильно хотелось. Жители России поступили по известному принципу «если нельзя, но очень хочется, то можно», разломав ради обеспечения высшей ценности то, что другие (исповедующие иную ценностную ориентацию) при прочих равных условиях никогда делать бы не стали. Если бы для большинства русских действительно самой важной на свете была бы задача сделаться самыми богатыми (зажиточными) людьми в мире, неужели бы они не нашли возможности сделать это? Неужели русских следует представлять неудачниками, не сподобившимися найти правильный путь к экономическому процветанию? Подобные представления о народе-неумейке не соответствуют действительности. Известное правило «если кто-то чего-то не имеет, значит, это ему не очень нужно» в случае с Россией в значительной степени справедливо. Дело, конечно, не стоит утрированно представлять таким образом, что русский народ сознательно хотел обеднеть. Просто о возможности резкого материального упадка (абсолютного и относительного отставания от других) не думали или не очень хотели думать, когда рассуждали (или ощущали на уровне эмоций, заложенных воспитанием) о несправедливости общественного устройства и хотели, как лучше. Многое здесь идёт от крестьян, общинный образ жизни которых в значительной степени основывался на использовании справедливости как базовой ценности и инструмента решения большинства ключевых вопросов. Проблемы, связанные с «эпохой социализма» в России – одни из самых тяжёлых и запутанных. Можно даже утверждать, что никакая «концепция русской истории», не способная убедительно объяснить, чем был «советский строй» (не противореча при этом фактам), не может претендовать на истинность. Существующие теории русской революции не могут объяснить прежде всего её результата: каким образом оказалось возможным построить социализм. Даже если несколько российских литераторов лелеяли какие-то странные и неестественные планы, непонятно, как и чем они склонили на свою сторону массы (между прочим, Маркса и Энгельса не читавшие и ничего не понимавшие в теории прибавочной стоимости). Если даже русский народ и «обманули», то каким образом? Большевики ничего не обещали кроме диктатуры пролетариата (надпись на фасаде гостиницы Метрополь: «только диктатура пролетариата избавит человечество от ига капитала» В.И. Ленин), всеобщей экспроприации и мировой революции – и в этом смысле они были вполне честны. Если за ними пошли миллионы, то отнюдь не потому, что Ленин и Троцкий сулили им златые горы. Кроме того, не было недостатка в тех, кто эти самые златые 39 горы действительно обещал. В России того времени не ощущалось дефицита демократических и монархических партий, суливших (в случае своего прихода к власти) скорое благоденствие. Большевики никогда не обещали, что все станут богатыми. Они говорили прямо противоположное – что богатых не будет. Сейчас мало кто обращает внимание на то, насколько дикими и нелепыми кажутся сами эти слова при внимательном рассмотрении. В конце концов, идея, из которой следует, что богатых людей не должно быть, противоречит естественному желанию любого человека быть богатым. Но люди богатства не хотели (по крайней мере, было нечто такое, чего им хотелось сильнее). А когда всё-таки некоторые зарились на чужое добро, они чувствовали себя предателями, ибо «не за то боролись». Как это ни покажется странным, многие действительно были согласны на то, чтобы все были бедными. Эта самая удивительная политическая программа из всех возможных. Для сравнения представим себе. что некий кандидат в президенты какоголибо государства пообещает избирателям, что после его прихода к власти все они станут нищими. тем не менее в 1917 г. достаточно большое число людей приняло именно эту программу. Даже политические противники коммунистов в большинстве случаев не пытались обвинить их в вульгарном желании поживиться чужим добром (как это принято делать сейчас). Всем было понятно, что дело не в этом, или по крайней мере не только в этом. В конце концов, большевистское руководство могло бы поступить так же, как поступают современные российские коммерсанты: присвоив себе возможно большее количество материальных ценностей (а сделать это было вполне возможно), «верхушка» могла бы просто эмигрировать. Если бы большевики были бандой уголовников (как их сейчас принято изображать), они бы поступили именно так. Разумеется, можно сказать, что большевиков интересовала власть ради самой власти. Эта теория, на первый взгляд более убедительная, не объясняет. Ради чего они ставили какие-то странные эксперименты (типа «военного коммунизма» или последующей «коллективизации») то и дело приводившие страну – и их самих – к тяжелейшим кризисам. Обычное властолюбие могло бы привести к обыкновенной диктатуре. Но диктаторы обычно не склонны заниматься подобными изысками. Разумеется, коммунистам нужна была власть, но не как самодостаточная цель, а как средство для чего-то другого. Нельзя сказать и того, что большевики «хотели народу добра» (как бы ни понимать смысл этого слова). хотя бы потому, что они были не склонны щадить ни отдельных людей, ни людей вообще. Нельзя сказать даже того, что коммунисты благо коллектива ставили выше блага отдельного человека. К благу личности и к благу сообщества они относились примерно одинаково, то есть без всякого уважения. Большевики мало ценили право на жизнь и личное счастье как отдельных индивидов, так и целых социальных слоёв. То же самое относится и к «стремлению к свободе». Очень часто революцию объясняли невыносимым угнетением народных масс. якобы имевшим место при царизме. Следует сразу отметить, что никакой свободы большевики даже не обещали. Они обещали диктатуру пролетариата, а это может означать всё что угодно, только не свободу. Теперь мы, наконец, можем объяснить причины Октябрьской революции и последовавших за ней событий. Тогдашняя Россия была далеко не идеальным 40 обществом, но и не самым худшим – даже по западным меркам. Русский народ никогда не отличался чрезмерным свободолюбием, и ради свободы (непонятно, от чего) бунтовать бы не стал. Даже в недостатке справедливости – по европейским понятиям – российское государство упрекнуть было нельзя. Разумеется, существовало сословное неравенство, всевластие чиновников, мздоимство, взятки и многое другое. Но эти проблемы частично разрешимы путём введения обычной либеральной демократии, частично же неразрешимы вообще. В любом случае революция не является средством решения таких проблем. Тем не менее в России имело место массовое разочарование в государстве как гаранте хотя бы минимальной моральности в общественных отношениях. Нарастающее напряжение между заимствованными формами общественного устройства и собственное содержание проявлялось всё сильнее. Поэтому народ в конечном счёте не смог сопротивляться большевизму. «Догоняющая модернизация» в России Речь идёт не о том. нужны или не нужны вообще российскому обществу все те реформы, которые имели место. Главное состоит в том, что в результате этих реформ постоянно нарушались естественность и органичность социального развития России. Не успевали естественным путём завершиться одни процессы, как стимулировалось появление других. Но поскольку темпы перехода к европейским образцам опережали возможности и готовность широких народных масс к переменам, то болезненность изменений многократно увеличивалась. Анализ показывает, что стремление «догнать» западноевропейские страны (а в ХХ веке Америку, и не только догнать, но и перегнать) по уровню военной мощи всякий раз вынуждало российских самодержцев (генеральных секретарей) проводить такие реформы, которые подстёгивали одни процессы и принудительно останавливали другие. Так, например, в течение ХУ111 в. правительство Екатерины 11 усиленно насаждало сословный строй и регулярное государство, полагая, что это последнее слово европейской цивилизации. Правительство Александра 11 из лучших побуждений провело серию крупных реформ, которые явно опережали общественные потребности России на тот момент. Крепостное право было отменено сверху ещё до того, как оно стало экономическим и социальным анахронизмом. Парламент и конституция пришли в Россию задолго до того, как широкие массы получили об этих институтах хоть малейшее представление. Социальная модернизация чаще всего проходила тогда, когда традиционные структуры были здоровыми и полными сил: она ломала и перестраивала крепкий старый порядок по западноевропейским образцам. Вследствие этого соотношение между преемственностью и изменением нередко оказывалось в пользу первой (т.е. старой), модернизация не доходила до устоев, захватывала лишь самую внешнюю сторону (фасад). Всё это во многом объясняет тот прискорбный факт, почему все эти реформы захлёбывались. Многочисленные факты свидетельствуют. Что Россия многократно пыталась войти в «европейскую семью». Но все эти попытки терпели поражение. А результатом были исторические катастрофы и контрреформы. 41 Да и судьбы самих реформаторов, как правило, оказывались трагичными. В то же время в русской истории был целый ряд эпизодов, когда цари или другие крупные государственные деятели начинали как реформаторы, но потом, разочаровавшись в реформаторстве или отчаявшись, соскальзывали к политической реставрации. Наиболее характерные фигуры здесь – Екатерина 11 и Александр 1. Они начинали с реформ, а кончили откровенной реакцией. Уникальна в русской истории и обратимость ей реформ. Характерный пример: реформа 1861 года дала крестьянству свободу, уничтожив крепостное право (рабство). Причём это событие прошло достаточно гладко, без особых волнений (ну это не совсем так). В Америке же по такому же поводу разразилась гражданская война (тоже не совсем так. Южные штаты захотели отделиться). Можно ли представить себе страну (цивилизованную), где всё вернулось вспять и крестьян опять закабалили? Во Франции в 1789 г. крестьян наделили землёй. Потом в стране наступила эпоха потрясений – сменялись республики и монархии, империи, но никто не попытался вновь отобрать у крестьян землю, которую они получили. Любое правительство тут же пало, если подняло бы об этом вопрос. Ни в Америке, ни во Франции такое было просто невозможно. А в России в 1861 г. крестьян освободили, а в 1929 г. их снова закрепостили (ну не точно – их коллективизировали). Суд присяжных был впервые введён в России в 1550-е годы, потом снова в 1860-е и теперь его вводят третий раз. Каждый раз в России, когда предпринимаются глобальные нововведения контрреформа их аннулирует бесследно. Эта историческая обратимость – признак постоянного поражения русских реформ – свидетельствует, что существуют какие-то серьёзные причины того, что Россия никак не удаётся прорваться к европейской модернизации. Кроме того, факты говорят, что в исторической перспективе Россия и без болезненного «подстёгивания» реформаторов, развивалась примерно в том же направлении, что и Запад, только с запаздыванием. Другими словами, дореволюционная Россия в каждый момент своей истории отличалась от западноевропейских стран, но двигалась по той же траектории, что и они и поэтому в каждый момент была похожа на то, чем они были прежде. Россия развивалась асинхронно с другими европейскими странами. Поэтому то, что некоторые исследователи, лишённые чувства историзма. Называют пороками российской политической и социальной системы, национального характера или, наоборот, их достоинствами – не более и не менее как болезни роста и стадии развития: при сравнении с более «зрелыми» обществами многие особенности кажутся недостатками, а при сравнении с более молодыми («незрелыми») – достоинствами. Ведь Россия как государство и цивилизация «родилась» позже, чем западноевропейские страны. Таким образом, то, что в императорский период считалось национальной спецификой русских, несколькими поколениями ранее, встречалось в других европейских странах. Вот почему то, что называется «европеизацией России», не есть продукт заимствования, а неизбежный результат внутренней эволюции, одинаковый в принципе у России с Европой, но задержанный условиями среды (таким тормозом в частности являются огромные сухопутные и до сих пор малоосвоенные пространства). 42 А коли так, то искусственное «подстёгивание» этого развития реформаторами приносило лишь вред или оканчивалось провалом. Надо ли догонять Европу (и Америку)? Казалось бы, давным-давно отшумели и потеряли остроту споры славянофилов и западников. Слишком уж очевидно всё то ценное, что дала для русской культуры западноевропейская цивилизация, социальная мобильность, равноправие женщин и т.п. Европа подарила России множество достижений научно-технической мысли. Становление русской культуры было бы невозможно без обогащения европейскими идеями и ценностями. Известно, к примеру, что не только Пушкин, но и Толстой, и Достоевский немыслимы без школы европейского гуманизма, как немыслим он сам без классического наследия Греции. Основы российской государственности, общественного быта и менталитета имеют европейское происхождение – они были заложены в киевский период, связаны с принятием христианства и переходом к письменности (Кирилл и Мефодий). С другой стороны, казалось бы, никому уже не придёт в голову вновь бездумно пересаживать европейские обычаи, традиции и образ жизни на российскую почву, как это делалось во времена петровских «налогов на бороды», внедрение «ассамблей» и прусских уставов. Но, к сожалению, история учит только тому, что она ничему не учит. Так и вышло. Очередная российская «перестройка» совпала по времени с этапом, когда высшим достижением человечества был провозглашён «либеральный капитализм». Россию вновь пригласили поспешить в светлое капиталистическое будущее, как будто и не было никакого трехсотлетнего исторического опыта кризисов и катаклизмов. Вызываемых «большими скачками» в ходе отчаянной погони за Западом. Энтузиасты перестройки, забыв о горьких уроках российской истории, отчаянно бросились в реку вестернизации, наспех меняя на прямо противоположный знак все прежние символы и формы общественной, политической и экономической жизни (Было: собственность – зло, торговля – зло, деньги – зло, неравенство – зло, спекуляция – зло, богатство – зло. Стало: собственность – добро, торговля – добро, деньги – добро, неравенство – добро, спекуляция – добро, богатство – добро. Как у Дж. Оруэлла, от лозунга «четыре ноги хорошо – две ноги плохо» пришли к лозунгу «четыре ноги хорошо, а две ноги лучше»). В основе традиционных призывов «догнать Европу» всегда лежала уверенность в необходимости и неизбежности заимствования всеми обществами мира западной политической системы и модели высокопродуктивной рыночной экономики. Её адепты утверждали: Запад вырвался вперёд благодаря тому, что капитализм создал мощные производительные силы. Остальные общества просто отстали и теперь вынуждены догонять. В конце концов на всей планете воцарится либеральный капитализм англосаксонского образца и наступит счастливый «конец истории» (Ф. Фукуяма). Между тем у этого тезиса существовали весьма серьёзные оппоненты. Ещё в 1930-е годы известный историк А. Тойнби предупреждал: «Тезис об унификации мира на базе западной экономической системы приводит к грубейшим искажениям фактов и 43 поразительному сужению исторического кругозора». Вслед за Тойнби антрополог К. Леви-Стросс категорически отверг механическую идею о существовании одной «правильной цивилизации», путь которой должен быть принят за столбовую дорогу человечества: «…Трудно представить себе, как одна цивилизация могла бы воспользоваться образом жизни другой, кроме как отказаться быть самой собой. На деле попытки такого переустройства могут привести лишь к двум результатам: либо дезорганизация и крах одной системы – либо оригинальный синтез, который ведёт однако, к возникновению третьей системы, не сводимой к двум другим». Действительно, трудно даже сравнивать политические системы разных народов. Ведь само понятие «государства» в них различно. Хорошо известно, что западную цивилизацию создавали народы с вполне определенным национальным характером. Это их уникальное и неповторимое творение. Это входит в их натуру, в их характер. Его особенности составляют практицизм, деловитость, расчётливость, способность к конкурентной борьбе, изобретательность, склонность к риску, эмоциональная чёрствость, холодность, склонность к индивидуализму, стремление к независимости и деловому успеху, чувство превосходства над другими народами, склонность управлять другими, более чем у других народов склонность к самодисциплине и самоорганизации. Другие народы создавали цивилизации иного типа, более соответствовавшие их характеру и условиям жизни. Так, например, американские институты и ценности в конце ХУ111 в., когда они появились. Сначала были уникальны даже в христианском мире, а для остального – вообще невообразимыми. Американскую культуру породил фрагмент европейской культуры, который и в самой-то Европе никогда не занимал ведущего положения. Это были протестантские, в основном английские кальвинистские или связанные с ними секты. А первыми американскими поселенцами были пуритане, квакеры и методисты. Они вырабатывали свои традиции, свой стиль, свои ценности. Простота до аскетизма, безыскуственность, рационализм, во многом определяли «новое мышление» американцев. Для них вера становилась их внутренним опытом, жизнь – осознанным долгом, а добродетелями трудолюбие, бережливость и аккуратность. Сыграла свою роль и протестантская идея профессионального признания, которая оправдывала богатство. Поэтому М. Вебер считал, что эта идея была направлена на путь капиталистического предпринимательства. Протестантские догмы осуждали желание быть бедным, приравнивая его к желанию быть больным. Протестантизм способствовал распространению духа предпринимательства, рационализма, способствовал более качественному труду. С другой стороны, распространение этого мироощущения среди других народов было бы, по убеждению А. Тойнби, большим несчастьем для человечества, ибо протестантский темперамент, установки и поведение относительно других рас, как и во многих других жизненных вопросах, в основном вдохновляются Ветхим заветом, а он по существу основан на расизме и национал-социализме. Как пишет А. Тойнби «среди англоязычных протестантов до сих пор можно встретить «фундаменталистов», продолжающих верить в то, что они избранники Господни в том, самом буквальном смысле, в котором это слово употребляется в Ветхом завете по отношению к евреям как к избранному Богом народу». 44 Не удивительно ли, что система, порождённая именно таким радикальным протестантизмом, переносится сегодня, например, на Южную Корею, где главными конфессиями являются буддизм и конфуцианство? Ведь можно, скажем полностью скопировать политическое устройство и при этом ни на шаг не приблизиться к демократии, как это показывает пример стран типа Нигерии. В этой стране, где живёт свыше 250 народностей и этнических групп, где половина населения – мусульмане, внедрение европейской политико-экономической системы привело к росту цен, коррупции и казнокрадству, к череде военных переворотов. А заимствование отдельных культурных образцов – напитков, одежды и пр. – чисто внешнее явление, мало влияющее на менталитет. Но ведь и Россия, как, впрочем, и каждая страна, имеет национальные и количественные и качественные особенности, объясняемые различиями в религшии, географической среде, в политических и культурных условиях существования. Эти особенности были усилены расположением России на восточной окраине Европы, многонациональным составом её населения, влиянием восточных соседей, тем, что она позже других вступила в круг европейской цивилизации и её история разворачивалась на «диком». Необъятном и непрерывно увеличивающемся пространстве, между тем как большинство народов Европы после падения Западной Римской империи развивалось на уже освоенной и небольшой сравнительно с Россией территории, где находились центры римской культуры – города и связывающие их хорошие по меркам того времени дороги (а для России – дороги вечная проблема. Дураки – это скорее «невежды»). Отметим и такое географическое обстоятельство, как отсутствие естественных границ в виде гор или морей, что сделало Русь открытой опустошительным нашествиям и имело политические и исторические последствия. По мнению американских исследователей «трудно найти другую нацию, которая в своём развитии испытала бы такое огромное влияние географических, климатических и геополитических факторов, как русские». Ряд учёных видел специфику российского национального характера в «монгольском (азиатском) ощущении континента, противоположном европейскому ощущению моря» и в особой «степной» психологии, характеризующейся преимущественно медленным, экстенсивным, упрощённым образом жизни, ощущением отсутствия естественных границ, постоянной потребностью в перемещении и производных от них недостатке трудолюбия, практичности, самодисциплины и напротив, мечтательности, «стремления вдаль» и др. Кроме того, и ещё одно обстоятельство осложняло (и продолжает осложнять) России путь в Европу – климатические особенности. Прежде всего это – «приполярный характер климата: на обогрев жилищ и «обогрев» тела (еда, одежда, обувь) русским приходится тратить гораздо больше, чем «цивилизованным европейцам». У них нет русской зимы с 25-30 и более градусами мороза, зато на 80% территории Франции и 50% германии растёт виноград. Добавим к этому, что 70% территории России (огромной территории) – это вариант «Аляски», где пахотные и культивированные земли занимают всего 13-15% (в Голландии, например, культивированные земли занимают 95%. Заготовка основного корма для скота – сена. В Германии и во Франции сено косят с апреля по июль. В России – 20 дней в июне. (Президента Кеннеди в штате Техас убили 22 ноября, при этом он в одном костюме ехал в открытой машине. 45 Попробовал бы он в России, хотя бы в Москве, а даже не в Сибири, проехаться в конце ноября в открытой машине в одном костюме). Та же история с расстояниями: «Второе базовое отличие от Европы – то, что там 10 км, в Европейской России – 100 км, а в Сибири и все 300 км.» Достаточно взглянуть на географическое положение России, на громадные пространства, по которым рассеяно скудное население, и всякий поймёт, что здесь жизнь должна иметь иной характер, чем на Западе. Суровая природа Восточно-Европейской равнины с её монотонным, унылым (по сравнению с европейским) ландшафтом и небольшим населением, разбросанным по огромной территории, явилось мощным фактором, повлиявшим на становление характера и культуры русского народа. В глубине евразийского континента, в отличие от его западной части, природа не давала человеку надежды, на то, что её когда-то удастся «приручить» и «одомашнить». Природа Великороссии, как писал В.О. Ключевский. часто смеялась даже над самыми осторожными расчётами русского человека (смири гордыню, а то получишь в дыню). Своенравие климата и почвы обманывали самые скромные его ожидания И. привыкнув к этим обманам. Великоросс любил выбирать самое безнадёжное, нерасчётливое решение. Ключевым психологическим понятием культурного архетипа русского человека стало «авось» - наклонность пассивно играть с удачей, не полагаясь на умение и рассудительность. Природа, климат, научили русского человека чрезмерному кратковременному напряжению своих сил. умению работать лихорадочно. Ни один народ в Европе не способен был к такому напряжению труда на короткое время, какое мог развить великоросс, но и нигде в Европе не найти такой непривычки к ровному. Умеренному и размеренному постоянному труду. Борьба с природой требовала от русских людей солидарных коллективных усилий. Поэтому устойчивыми понятиями и установками их жизнедеятельности явились: навалимся всем «миром» и «аврал». Страх, порождаемый капризностью и непредсказуемостью природы и опыт суровой жизни выработали преклонение перед силой, но в то же время – уважение к природным стихиям, переходящее в восхищение природой. Всё это веками воспитывало у жителей Восточно-Европейской равнины пассивно-созерцательное, фаталистическое отношение к жизни. Русский человек не мог позволить себе роскоши философствования: жизнь заставляла упорно трудиться, а борьба за существование принимала весьма конкретные формы. Поэтому фатализм у русских людей сочетался со стихийнореалистическим отношением к жизни. Русский человек с древнейших времён придерживался принципа, что «лбом стены не прошибёшь» (стена – это главным образом верховная власть) и «только вороны летают прямо» (ложь во спасение). Невозможность рассчитать вперёд, заранее сообразовать план действий и прямо идти к намеченной цели (контролировать ситуацию), заметно отразилась на складе ума великоросса, на манере его мышления. Не рационализм, а интуитивизм преобладал в его сознании. У русского человека больше восточной (византийской) иррациональности, чем западной рациональности, и поэтому эмоции у него всегда преобладают над разумом, страсти над интересами. Русский человек чаще идёт за 46 «голосом сердца». Чем за рассудком. Если у русских людей преобладает нагляднообразное и наглядно-действенное мышление, то у западных вербально-логическое. Вычленение конкретных особенностей российского национального характера затрудняется тем, что он крайне противоречив. Ю.М. Осипов, например, пишет о том, что «русскость» - это отсутствие европейского индивидуализма, рационализма и оптимизма, накопительства, конкурентности, политичности. Отсутствие в то же время азиатской целеупорядоченности, непреложности страт и каст, растворённости индивидуума в социуме. Русскому, по его мнению, свойственны простодушие, чрезмерная покорность, нежелание постоять за насущные интересы, ненужная уступчивость и т.д. Мы находим признаки этой национальной ментальности и в равнодушии русских к обустройству собственного государства и даже собственного дома, в русской мечтательности, в стремлении к «запредельному». Если людям Запада жизненная позиция русских кажется бесцеремонностью и просто глупостью, то русским в европейской «цивилизованной» жизни чудится мертвенная холодность сердца. Отсюда вопрос: возможно ли безболезненно перенести на российские просторы, на всю эту ментальность ту политическую и экономическую систему, порождённую пуританами, квакерами и методистами? Никто не дал на это ясного ответа. Наконец, имеет смысл задать и другой «кощунственный» вопрос: а в каком смысле и в каком отношении западнизация вообще представляет собой благо для человека? В чём заключаются критерии, по которым мы можем оценить это благо? Например, К. Леви-Стросс поставил под сомнение сам критерий, по которому оценивается культурный вклад той или иной цивилизации. «Два-три века тому назад западная цивилизация посвятила себя тому, чтобы снабдить человека всё более мощными механическими орудиями. Если принять это за критерий, то индикатором уровня развития человеческого общества станут затраты энергии на душу населения. Западная цивилизация в её американском воплощении будет тогда во главе. Если же за критерий взять способность преодолеть экстремальные климатические условия, то пальму первенства получат эскимосы и бедуины (ну тогда уж белые медведи и верблюды ещё круче). Лучше любой другой цивилизации Индия сумела разработать философскорелигиозную систему, а Китай – стиль жизни, способные компенсировать психологические последствия перенаселения и скученности. Уже три столетия Ислам сформулировал теорию солидарности для всех форм человеческой жизни – технической, экономической, социальной и духовной. Запад, хозяин машин, обнаруживает очень элементарные познания об использовании и возможностях человеческого тела. Напротив, в этой области и связанной с нею области отношении между телесным и моральным Восток и Дальний Восток обогнал Запад на несколько тысячелетий. Но главное в другом: сами западноевропейские образцы вызывают серьёзные сомнения. Известно, например, что так называемая рыночная система – это очень жёсткая система с очень многими негативными последствиями по отношению к человеку. Рыночной системе свойственна инфляция и безработица, банкротство, кризис перепроизводства, рецессия, резкое разделение общества на бедных и богатых. 47 К тому же рыночная экономика и частная собственность явно несправедливы. Вопреки распространённому мифу, успеха здесь добиваются отнюдь не самые умные, и, уж конечно, не самые честные. Легко показать, что рыночная экономика приводит к гораздо более сильному расслоению в доходах, чем различия человеческих способностей и талантов. Разница между коэффициентом умственного развития людей, к примеру, гораздо меньше. чем разница между их доходами и богатством. Во всяком случае на 1% населения. владеющий 40% богатств, вовсе не приходится 40% общего коэффициента умственного развития. Рыночная экономика и частная собственность экономически эффективны. Но они создают и множество острейших проблем, угрожающих выживанию человечества. Политическая свобода – это несомненное благо. Однако она открывает двери не только, а часто и не столько самостоятельности и инициативе в рамках закона, но и преступному поведению. Капитализм не способен предотвратить падение морали в обществе. Как пишет один из современных историков в современной западноевропейской культуре рефлексия заменила интуицию, рациональность – эмоции, представительная демократия непосредственную демократию, индивидуализм – коллективизм, деловые отношения – привязанность и дружбу, законность – справедливость. Холодный, расчётливый и безнравственный человек скорее преуспеет в жизни. чем душевный и нравственный альтруист. Первый может совершить любой поступок ради выгоды, второй ограничен принципами и поэтому проигрывает, даже если более умён и образован. При капитализме цель системы состоит в максимальном удовлетворении личных потребностей посредством предоставления человеку права личного выбора. Речи о честности, равенстве, справедливости при этом вообще не идёт. 48 Вопросы к тексту К.Б. Соколова «Циклы российского реформаторства: причины и результаты». Стр. 26 Вопрос 1. Почему в России реформы как правило были «революциями сверху» и их инициатором являлось правительство? Стр. 27 Вопрос 2. В чём состоит суть гипотезы автора относительно главной причины, заставлявшей российскую власть проводить реформы в стране? Как выглядит типичный цикл российского реформаторства? Стр. 27 Вопрос 3. В чём сущность первых трёх циклов российского реформаторства? С чего они как правило начинались и чем как правило заканчивались? Стр. 28 Вопрос 4. В чём сущность 4-го и 5-го реформационных циклов (Пётр 1 и Александр 1)? Что побудило их начать реформы и чем ознаменовалось завершение реформационных циклов? Стр. 29 Вопрос 5. В чём сущность 6-го и 7-го реформационного циклов (Александр 11 и реформы Витте и Столыпина)? Что побудило начать реформы и чем завершились эти реформационные циклы? Стр. 30 Вопрос 6. В чём сущность 8-го реформационного цикла, завершившегося февральской революцией 1917 г. и приходом к власти большевиков? Стр. 31 Вопрос 7. В чём особенности 9-го реформационного цикла в России, ознаменовавшегося переходом к НЕПУ (новой экономической политике)? Стр. 32 Вопрос 8. В чём особенности 10-го реформационного цикла и чем завершились экономические эксперименты Н.С. Хрущёва? Стр. 33 Вопрос 9. В чём сущность 11-го экономического цикла. Включавшего в себя экономические реформы М.С. Горбачёва и Б.Н. Ельцина? Чем завершились эти реформы? 49 Стр. 35-36 Вопрос 10. Какие четыре периода выделяют в новейшей истории России (ХХ век) М.Ю. Алексеев и К.А. Крылов в своей книге «Особенности национального поведения» М. 2001? Стр. 37 Вопрос 11. Что традиционно являлось в России базовой ценностью? Стр. 38-39 Вопрос 12. Какие примеры показывают, что базовой ценностью революционеров в России не было личное благополучие? Стр. 40 Вопрос 13. Что имеется в виду, когда говорят о свойственной России «догоняющей модернизации»? Стр. 41 Вопрос 14. Нужно ли России догонять Запад (Европу и Америку)? Стр. 42-46 Вопрос 15. В чём особенности развития российской цивилизации? Стр. 47 Вопрос 16. Каковы основные недостатки рыночной системы? 50
