С наступлением зимы появлялось значительное число сезонных рабочих,

С наступлением зимы появлялось значительное число сезонных рабочих,
занятых летом таежными промыслами, добычей морской капусты, трепангов,
золота. Возможно, скопление именно этого разношерстного люда, закрепило
за Сучаном недобрую репутацию. А.Ф. Будищев отмечал, что китайцы
неоднократно его предупреждали, что «на реке Сучан живут преступники,
люди без страха и совести» (78).
У живших на Сучане китайцев существовало самоуправление, возникшее в
процессе стихийной самоорганизации, в принципе традиционное для
китайцев в Маньчжурии. В каждом поселении находился старшина,
разбиравший мелкие жалобы своих подчиненных. Стоящая отдельно фанза
всегда приписывалась к какому-нибудь месту. Старшины выбирались
самими китайцами на определенный срок, по истечении которого
переизбирались или оставались на дальнейшую службу. Каждый район имел
одного главного старшину (также выборного), которому подчинялись все
прочие (79). Подполковник генерального штаба И. Надаров сообщал, что в
1885 г. ему было известно о существовании 14 китайских округов: по
р. Тазуши; в заливе Св. Ольги; по р. Пхусуну; по р. Тауху; по р. Сяуху, по
р. Сузахэ; по р. Улахэ, в местности Сандагоу; по р. Улахэ (местность
Суанысао); по р. Лефудину; в д. Ното-хоуза; в местности Эрль-Хао (близ
телеграфной станции Бельцовой); по р. Даубихэ; близ Верхне-Романовой (в
местности Кавальян; на р. Сантахезе) (80).
Первый подобный союз (hui-fang) в районе Танг-хо (Чанбошань) возник в
1858 г., а в 80-х гг. XIX в. китайским чиновником Цао подобные организации
были выявлены в районе Уссури (81).
По свидетельству китайского чиновника Цао поселенцы между Уссури и
Японским морем жили в долинах, между горами и вдоль побережья,
занимались охотой и земледелием. Жители каждой долины управлялись
старостой, а несколько долин вместе выбирали главного старосту. Когда
проводилось собрание участники записывали решения на деревянных
табличках и руководствовались этими законами в ежедневной жизни. Законы
долины просты: смерть за убийство и телесные наказания за разные поступки
(82).
В своем исследовании «Маньчжурская граница в Цинской истории» Р. Ли
реконструирует процесс формирования подобных союзов. Большинство
нелегальных поселенцев являлись выходцами из Чжили и Шаньдуна. Они
уходили жить в дикую местность либо из-за нужды, либо чтобы исчезнуть от
возмездия закона. У них не было предшествующего опыта жизни в чаще, так
как их родные провинции были наиболее плотно заселенными регионами в
Китае, где горы уже были полностью очищены от деревьев. В сознании таких
китайцев лес был населен духами, опасность таилась за каждым камнем и
деревом, а вся природа настроена против людей. Вне леса чиновники и
солдаты использовали любую возможность для их преследования. Ради
безопасности родственникам и друзьям приходилось группироваться вместе
в маленькие группы (83). По мнению того же автора общества в Чанбошани и
правительства в долине Уссури являются вариациями одного типа
объединений, базировавшихся на принципах родства, землячества или
уходивших корнями к секретным братствам, к созданию которых китайцы
склонны везде, где появляется необходимость принятия защитных мер в
чужой или враждебной окружающей среде.
Такие общества были широко распространены в Юго-Восточной Азии. Не
являющиеся демократическими институтами в западном смысле слова, в
большинстве случаев они базировались на патриархальном принципе
старшие брали на себя роль законотворцев и арбитров в спорах (84).
Благодаря приведенному в статье Л. Иванова «Акту побратимства», можно
детально восстановить систему китайского самоуправления в Сучанской
долине. Однако необходимо заметить, что текст относится к 18 году ГуанСюй, т. е. к 1892 – 1893 гг. Первые статьи акта предусматривают наказания за
воровство женьшеня и продуктов, потраву полей, непреднамеренный поджог
имущества, регулируют порядок возвращения долгов и обмена продуктами
питания. За неподчинение законам, обман старшин, пьянство, буйное
поведение предусматривалась высылка из Сучанской долины. Судя по
изложенным правилам, не приветствовались на Сучане азартные игры.
Любой житель Сучана, имевший «важное дело», мог объявить общий сход,
на который все обязаны явиться и выслушать его. За отказ участвовать в
собрании предусматривались разные формы наказания, как денежные
штрафы, так и удары бамбуковыми палками, варьировалось лишь их
количество в зависимости от статуса человека в общине.
Всеми делами, являясь в то же время высшей законодательной властью,
заведовал чжун-да-е (старший брат). Приказания, отдаваемые им, поступали
к представителям исполнительной власти (бан-лао-да и бан-бань-лао-да),
претворявших их в жизнь (85). Для сношения с русскими властями и
частными лицами служил старшина, знакомый с русским языком, имевший 2
помощников. Для производства следствий имелось четверо цзунь-чжун-вэньгуань-лао-да. Суд происходил под председательством чжун-да-е. Функции
полицейских исполняли двое сюэ-ши-вэнь-гуань-лао-да, один из них
заведовал морским отделом, под их начальством находился дун-си-хай-яньцзун-гуань, который командовал низшими полицейскими чинами (сюэ-шивэнь-гуань). Для сбора жителей долины на собрания и передачи сведений
служили четверо скороходов (те-тоу-лао-у) и четверо глашатаев (пао-гоулао-у) (86). Итак, основной единицей административно-территориального
устройства являлась община, формировавшаяся по территориальному
признаку. Во главе общины стоял выборный старшина. Такая структура в
общих чертах заимствована из практики местного самоуправления в Китае.
И. Коростовец отмечал, что в Китае: «Самые мелкие судебные органы среди
крестьянского населения - сельские старшины. В решениях своих сельские
старшины, а равно и старейшие члены общины, являющиеся с
совещательным голосом, руководствуются обычным правом, которое
пользуется у столь консервативного народа, как китайцы, еще большим
значением, чем писанный закон» (87).
Начальник Приморской области в декабре 1868 г., когда события на
о. Аскольд уже стали фактом истории, писал, что «все манзы, живущие в
долине Сучана подчинены власти старшины, который живет в долине
Пинсау на верхнем Сучане и судит важные преступления (воровство,
убийство). Власть его так велика, что он может наказывать даже смертью»
(88). Возможно этим старшиной был китаец по имени Лигуй (Лингуй,
Люгуй), по крайней мере, именно так записано его имя в большинстве
официальных документов. Следует заметить, что незнание китайского языка,
фиксация китайских имен на слух, приводило к их серьезным искажениям.
Даже имена китайских дипломатических представителей, не говоря уже о
рядовых китайцах, имели несколько вариантов написания в русском
официальном делопроизводстве. Это составляет серьезную проблему для
современного исследователя, делая порой невозможной точную
идентификацию личности китайца.
К сожалению, кроме того, что Лигуй был женат, нам известно очень мало о
его личной жизни. Мы не знаем, какие причины заставили его покинуть
Китай, но обосновался он на Сучане около 1845 г. (89), став к 1868 г.
зажиточным земледельцем. Возможно, что Лигуй и Люгуй, зафиксированный
в списке Висленева под № 118, одно и то же лицо. Люгуй, проживавший в
Сучанском округе, был женат на удэгейке по имени Тагеза. В 1879 г. ему
было 62 года, из них 29 он провел в Уссурийском крае. На момент переписи
он являлся одним из самых крупных фанзовладельцев на р. Сучан. В его
доме жили приемные дети, племянники, компаньоны, работники, уважаемые
старики – более 40 человек (90). Фанза Люгуя располагалась на правом
берегу р. Сучана между устьями Суанбингоу и Хуанихезы, правых притоков
Сучана (91).
Одно из первых появлений Лигуя на страницах русской официальной
переписки, зафиксированное зимой 1867 г., связано с недоразумением между
китайцами, жившими на Сучане, и русскими властями. Тогда начальник
Суйфунского военного округа был вынужден предпринять экспедицию на
Сучан «для того, чтобы привести в покорность тамошних манз, отказавшихся
повиноваться офицеру на посту в Находке, которому они были подчинены»
(курсив мой - Е.Н.) (92).
Несмотря на формальное подчинение китайцев начальнику отряда,
располагавшегося в гавани Находка, стесненность в средствах не позволила
местной русской администрации наладить реальное управление. Поэтому
вопрос о том, знали ли об этом подчинении китайцы, остается открытым, т.к.
значительный массив высказываний связан с констатацией неведения
китайцами этого факта. Однако отсутствие подобной информации в
изученных архивных источниках не означает, что такие исторические факты
не имели места.
Зачастую принимались решения и совершались действия в отношении
китайцев с априорным расчетом на то, что сам факт появления русских войск
и поселений должен продемонстрировать китайцам их подчиненность
русскому правительству. Не редкостью были свидетельства представителей
русской администрации подобные тому, который мы находим в отчете
капитана второго ранга И. Чайковского о командировке в Приморский край в
1879 г., где он отмечает, что китайцы, живущие между заливом св. Ольги и
р. Уссури, еще не знали о том, что земля принадлежит России (93), а ведь
Россия уже 19 лет владела Южно-Уссурийским краем. Даже в начале ХХ в.
целесообразными оказывались экспедиции, подобные экспедиции
А.М. Казаринова в 1907 г. в Иманский район, в ходе которой он оставлял в
китайских фанзах, под расписку владельцу, объявления на русском и
китайском языках, которые информировали живших там китайцев об их
положении как иностранных подданных, и о том, что орочены, как русские
подданные, пользуются соответствующими правами. Эти же объявления
зачитывались на сходах китайцев и орочен (94).
В событиях «манзовской войны» Лигуй и подведомственные ему жители
Сучана заняли про русскую позицию. 1 мая Лигуй, через китайца, немного
говорившего по-русски, известил русских крестьян, живших на Сучане в
селениях Владимирское и Александровское о том, что китайские разбойники
сожгли русские деревни на р. Цимухе и движутся на Сучан. Благодаря этому
предупреждению крестьяне смогли укрыться в посту Находка, захватив с
собой ценное имущество и скот. В Находке крестьяне пробыли с 3 мая по
11 июня. Более месяца по приказанию Лигуя по ночам выставлялись
китайские караулы около русских домов для того, чтобы не допустить
поджогов и грабежей. Кроме того, любой незнакомец, появлявшийся на
Сучане, перехватывался и доставлялся к Лигую для допроса. Переправа с
одного берега реки на другой совершалась только по билету с его подписью.
Таким образом, к 1868 г. Лигуй был не просто формальным старшиной, а
человеком, имевшим огромное влияние на местное китайское население.
Старшина местности Да-чжо-шу Сун Сисян писал Лигую: «Подобно тому,
как весною распускается повсюду зелень, и плоды дают ростки, так и имя
Ваше получило известность» (95).
В течение всего смутного времени русские, приходившие на Сучан (как
крестьяне, так и солдаты), получали от Лигуя радушный прием. Китайский
старшина предоставлял им ночлег в своей фанзе, т. к. она охранялась лучше
других, помогал в переправе через реку. В мае Лигуй по требованию
заведующего железным баркасом и сухопутным отрядом поста Находка
снарядил лодку с тремя китайцами для доставки сведений во Владивосток.
Несмотря на опасения, что русские могут принять их за смутьянов, в лодке
находился и родственник Лигуя. Кроме того, Лигуй распорядился выдать
русским властям нескольких разбойников. Троих же человек, в то время как
Лигуй был в Находке, по приговору старейшин деревни казнили, в том числе
и зажиточного крестьянина с р. Цимухе – Янхали, возглавлявшего
цимухинских китайцев, примкнувших к шедшим с Аскольда (96).
В мае 1868 г. под руководством Лигуя была создана сучанская и союзная
милиция, насчитывавшая 850 человек. Часть этого формирования
располагалось на р. Цимухе (около 500 человек), порядка 250 человек
дислоцировались в верховьях р. Сучана, а на р. Таудеми находился отряд до
100 человек, которым командовал лично Лигуй. Кроме того, на нем лежала
обязанность обеспечения продовольствием всей милиции. Хотелось бы
отметить, что организация земледельцев в отряды сельской милиции для
охраны деревень и полей от чужаков и бандитов была традиционна для Китая
(97).
По окончании смуты начальник поста Находка обратился к командиру
Сибирской флотилии с ходатайством о награждении Лигуя памятным
подарком в благодарность за помощь и в пример другим китайцам (98). В
бытность Н.П. Синельникова генерал-губернатором Восточной Сибири
Лигуя наградили «за содержание в порядке» китайского населения в долине
р. Сучан почетным кафтаном (99).
После этих событий Лигуй выпадает из поля зрения русской администрации
почти на 12 лет. Хотя в течение всего этого периода Лигуй продолжал
оставаться главой китайского населения в районе, это не нашло отражения в
документах. Складывается впечатление, что русская власть, наградив Лигуя
и выделив его из массы китайского населения, сразу же забыла о нем.
В 1880 г. в силу неизвестных нам причин Лигуй отказался переправить через
Сучан отряд штабс-капитана Наперсткова, между китайцами и отрядом
произошла стычка. Лигуя арестовали и должны были выдать китайским
властям с запретом появляться на территории России. Однако пограничный
комиссар Н.Г. Матюнин, руководствуясь распоряжением М.С. Корсакова
№ 170 от 20 августа 1869 г. (все китайцы, находящиеся на территории ЮжноУссурийского края, являются русскими подданными) не выдал Лигуя,
предложив сослать его в отдаленные районы края. Но в это время произошла
смена высшего руководства области. На пост военного губернатора
Приморской области был назначен М.П. Тихменев, который прекратил это
дело в силу того, как глухо говорят документы, что Наперстков был не
совсем прав (100).