Дискуссия: - Исторический факультет
advertisement
Дискуссия: Как поделить Гоголя? Русская, великорусская и украинская культура в XIX-XX вв. Материалы российско-украинской конференции историков «Украина и Россия: история и образ истории». (Москва, 3-5 апреля 2008 года) Сессия 2. 3 апреля 2008 г. Институт Европы РАН «Как поделить Гоголя? Русская, великорусская и украинская культура в XIX-XX вв.» Ведущий: М.В. Дмитриев Agenda: был ли Гоголь украинским, великорусским или русским писателем? имперское и национальное, русское, российское и украинское в культуре России XIX века; современные научные представления об имериях и место России среди других империй. Программа: И.И. Колесник, д.и.н. Институт истории НАНУ, Киев. Украинско-российские интеллектуальные сообщества первой половины XIX века: сетевой анализ. О. Ю. Захарова, д.и.н., профессор, Севастопольский филиал Академии труда и социальных отношений (Москва); Украинский морской институт (Севастополь). Взаимное обогащение русской и украинских культур в XIX веке (на примере усадьбы Качановка). Л.А. Зашкильняк, д.и.н., Львовский университет, Институт украинознавства НАНУ, Львов. Образ России в украинской историографии XIX - начала XX вв. Дискуссия по первой части докладов А. Н. Ужанков, д. филолог. наук, профессор, Литературный институт им. А.М. Горького, Москва. Язык творчества как национаьная самоиндентификация писателя (на примере творчества Т.Г. Шевченко). С.Л. Чернов, к.и.н, доцент, Исторического факультета МГУ. Русское самодержавие: определение, генезис, причины и время возникновения А.Ю. Бахтурина, к.и.н., доцент, РГГУ. Украинский вопрос в Российской империи в начале XX века. Дискуссия по второй части докладов. М.В. Дмитриев:: В этой сессии нашей конференции в центр внимания предполагалось поставить личность Н.В. Гоголя как символ того, как соотносится русская и 1 украинская культура в 19 в., и, соответственно, вынести на дискуссию три вопроса: - был ли Гоголь украинским, великорусским или русским писателем и как должны рассматриваться такие фигуры как Гоголь? - имперское и национальное, русское, российское и украинское в культуре России XIX века; - и наконец, обращаю Ваше внимание на последний вопрос: - современные научные представления об империях и место России среди других империй через призму того, была ли Украина страдающей стороной или, наоборот, подобно всей европейской части России являлась ядром империи? Однако, оказалось, что о Гоголе как таковом докладов не будет. Мы, наверно, вернемся к этой теме в одной из запланированных на будущее конференций… Доклад И.И. Колесник: Украинско-российские интеллектуальные сообщества первой половины XIX века: сетевой анализ. Уважаемые коллеги! Мой доклад был заявлен еще до формирования тематики сессии. И все-таки академически сформулированное название своей темы я хотела бы заострить и приблизить к тематике, которая так интересует участников нашего заседания. Михаил Владимирович сказал, что сессия посвящена проблеме Гоголя, но о Гоголе никто не будет говорить, как о таковом. Я осмелюсь сказать несколько слов и повернуть свое выступление в такое русло, чтобы ответить на вопрос: «Как поделить Гоголя?». Прежде чем ответить на этот вопрос, хотела бы остановиться на двух ключевых понятиях/концептах, при помощи которых можно подойти к данной теме. Первый концепт – «сетевой анализ», второй – «интеллектуальное сообщество». Сетевой анализ – новая исследовательская стратегия, которая возникает в 90-е гг. ушедшего столетия на основе теории сетевого общества Мануэля Кастельса. Сущность этого подхода заключается во взгляде на любой изучаемый предмет не как систему, но как гибкую, подвижную и открытую структуру, конфигурация которой определяется потоками информации и коммуникациями. Этот подход конкурирует с традиционными подходами, как-то формационный, цивилизационный и нарративисткий. Сетевой анализ был основательно апробирован Рэндаллом Коллинзом, который создал особую междисциплинарную область – социологию философии. Словом, он попытался сконструировать историю философии не как историю идеологий, но как совокупность интеллектуальных связей и взаимоотношений, подчеркивая, при этом, что место мыслителя в профессиональном пространстве определяется интенсивностью его интеллектуальных коммуникаций. Второй концепт «интеллектуальное сообщество» – более знакомое и близкое нам понятие. Традиционно и привычно интеллектуальное сообщество определяют как группу людей, объединившихся вокруг идеи, идеологии, харизматической личности. Можно попробовать определить интеллектуальное сообщество с помощью новых сетевых технологий. В таком случае интеллектуальное сообщество выступает как гибкая и подвижная структура коммуникационных и информационных практик интеллектуалов. Какова роль интеллектуальных сообществ в украинском культурном дискурсе? Прежде надо сказать, что в украинской культурной истории интеллектуальному сообществу принадлежала особая роль. Надо учитывать тот фактор, что Украина в 19 в. была лишена государственности и представляла собой скорее субъект государственного иррационализма, следствием чего было отсутствие собственно украинских институтов и учреждений в области науки, 2 культуры и образования. В таких условиях интеллектуальные сообщества выступали средством формирования украинско-ориентированых научных и культурных институтов. В таком контексте интеллектуальные сообщества выступали своеобразным инструментом легитимации культурной и интеллектуальной истории в Украине. Представители этих сообществ формировали национальную идентичность активного украинства. И, продолжая мысль Сергея Савченко, следует отметить, что российский фактор являлся одним из основных элементов в формировании национальной идентичности культурного украинства. Формы интеллектуальных сообществ в Украине были весьма своеобразными: землячества, семейные культурные кланы, помещичьи усадьбы и резиденции меценатствующих магнатов, масонские ложи, литературные кружки, салоны, политические партии. Применительно к первой половине 19 в. я хотела бы остановиться на трех разновидностях украинских интеллектуальных сообществ: землячества украинцев в столицах империи, культурные харизматические кланы, а также аристократические салоны и литературные кружки. Что представляли из себя землячества «малороссов» в имперских столицах, как разновидность интеллектуального сообщества? Профессор Флоря справедливо сетовал на тот факт, что из поля нашего зрения ускользнул 18 в. и произошел как-бы культурный разрыв между периодом 16-17 вв. и рывком в 19 столетие. Однако 19 столетие нельзя воспринимать без контекста второй половины 18 в. Землячества украинцев, т.н. «петербургских малороссов», возникают именно во второй половине 18 в. Они представляли собой аморфную, ничем не структурированную массу представителей украинского дворянства, разночинцев, интеллектуалов, которые искали в столице высоких чинов, богатства и благосостояния. Отношения внутри такого землячества определялись многочисленными родственными, соседскими, семейными, приятельскими, отношениями, финансово-имущественными и корпоративно-служебными связями. Вместе с тем существовали и «точки центрации» землячества украинцев, прежде всего, в Петербурге. Речь идет о сильных, незаурядных личностях, которые сыграли определенную роль не только в украинской, но и российской истории, как, например, архитектор внешней политики России екатерининского времени Александр Безбородько. Именно ему принадлежит проект объединения Восточной Украины, южно-украинских земель и Правобережной Украины в единое целое в составе одной империи. Землячества, безусловно, занимались определенной интеллектуальной деятельностью; вокруг А.А. Безбородько и его сподвижника Д.П. Трощинского формировались группы партнеров по обсуждению, т.е. украинских интеллектуалов, которые много сделали для своей культуры, в частности для формирования национальной идентичности. Речь идет об издании материалов и документов по украинской истории, которые до второй половины 18 в. находились по преимуществу в рукописях. Деятельность В. Рубана и А. Безбородько способствовала появлению научного украинского историописания. Значительным достижением в этом плане является работа Я. Марковича-младшего «Записки о Малороссии», написанная в классических традициях просветительской историографии 18 в. Кроме того можно назвать и такое направление интеллектуальной деятельности землячества, как издательское дело. Это известные проекты Ф. Туманского: журнал «Российский магазин», его идея/проект о создании академического сообщества и книжной лавки в Малороссии (по поводу чего он вел переговоры с Петербургской Академией наук). 3 Надо также сказать о таком направлении деятельности землячеств как литература. Профессор Флоря говорил о том, что не упоминается имя Василия Капниста. Василий Капнист и Николай Гнедич – классики русской литературы, но в то же время они были носителями украинской ментальности. Капнист выступал как блестящий коммуникатор; у него были обширные связи в гвардии, в музыкальных кругах (Д. Сорти, М.Ф. Полторацкий), в литературном мире (А. Мусин-Пушкин, И. Богданович, братья Львовы). С Державиным он находился не только в дружеских, но и родственных отношениях, оба были женаты на родных сестрах. И Капнист, и Гнедич были носителями украинской ментальности, о чем язвительно говорил Филипп Вигель. Несмотря на родственные связи с великороссами, и тот и другой, по словам Вигеля, ненавидели «московитов» и «кацапов». Еще одно направление в культурно-интеллектуальной деятельности украинского землячества в Петербурге представляло меценатство. Практики меценатства возникают в Петербурге благодаря И.И. Шувалову. «Казаквельможа» Дмитрий Трощинский продолжил эти традиции: на его средства были изданы «Энеида» И. Котляревского и «Записки» Я.Марковича. Трощинский поддерживал много других проектов. Очень интересным сюжетом может быть также деятельность Андрея Разумовского. В свое время он вошел в высшие музыкальные круги Вены, дружил с Бетховеном, его жена брала уроки клавира у Гайдна. Вторая форма украинских интеллектуальных сообществ – это культурные «харизматические» кланы» (Е. Прицак), которые формировались на общем поле украинской и российской культур. Достаточно назвать «клан» Разумовских, который был связан с большинством аристократических фамилий России. Тут можно вспомнить, что одна из его дочерей вышла замуж за Уварова, другая за кн. Репнина-Волконского. Интересна побочная ветвь Разумовских – Перовских. Оренбургский генерал-губернатор Василий Перовский (участвовал войне 1812 г., был причастен к декабристским организациям) передавал собранные украинским землячеством деньги для Т.Шевченко. Из рода Перовских была мать братьев Жемчужниковых, создателей образа Козьмы Пруткова. Перечислять подобного рода кланы можно много: Трощинские/Хилковы, Сперанские, Кочубеи (дочь гетмана К.Разумовского Наталья Кирилловна Загряжская, воспитывавшая жену Виктора Кочубея, жила в доме Кочубеев). Наталья Загряжская была теткой матери жены Пушкина и Пушкин любил бывать у Загряжских, Кочубеев и Сперанских. Загряжская стала прототипом графини из «Пиковой дамы». Дочь Сперанского Елизавета Михайловна была замужем за Фроловым-Багреевым, который приходился племянником Кочубею и т.д. Новый 1834 год Пушкин встречал в обществе Сперанских, Загряжской и Кочубеев. Весьма любопытным культурным кланом были Оленины и Полторацкие. Основателем этого клана был дирижер Марк Полторацкий, руководитель придворной певческой капеллы. Его нашел Алексей Разумовский, и поскольку Елизавета Петровна любила малороссийское пение, они оба часто пели для императрицы. Полторацкий сделал блистательную карьеру при дворе, получил наследственное дворянство, породнился с Вульфами. Его дочь Елизавета Марковна вышла замуж за Алексея Оленина. Сам Оленин по матери был Волконским, двоюродным братом Репнина-Волконского. У них очень интересные родственные связи, к примеру, Анна Керн доводилась племянницей Елизавете Олениной-Полторацкой и т.д. Наконец, о салонах как разновидности интеллектуального сообщества. Это салоны Трощинских-Хилковых, Полторацких-Олениных, Софии Пономаревой, Натальи Загряжской и др. 4 В заключение все-таки попытаюсь ответить на вопрос: как поделить Гоголя? Гоголя, видимо, делить не стоит, но следует понять его роль в украинскороссийской культуре с помощью сетевого подхода. Можно проследить вертикальные линии его общения. Гоголь рос в таком окружении, как семьи Трощинского, Капниста, Родзянки. Гоголь знал труды С. Кулиша, был знаком с Костомаровым, сложные отношение имел a priori с Шевченко. Что же касается горизонтальных сетей, то Гоголь был завсегдатаем петербургских салонов А.Смирновой-Россет, В.Жуковского, кн. В.Одоевского, П.Плетнева, Виельгорских, В.Соллогуба, был принят в лучших домах московской аристократии – Аксаковых, Елагиных, Свербеевых, Е.Растопчиной. Дружен с М.Погодиным, С.Шевыревым, М.Максимовичем. Таким образом, у Гоголя была активная сетевая позиция, а роль любого мыслителя определяется интенсивностью этих связей. Об украинскости Гоголя свидетельствует то, что в культурный мир Петербурга он вошел через украинское землячество. Сначала это был узкий круг «нежинцев», 20-25 человек, т.н. «однокорытников»; «богемное сборище» у эпатажного Н.Кукольника, соученика Гоголя по Нежинской гимназии, «вечера» у Е.Гребенки. Потом он попадает в высшие круги: Жуковский, Пушкин, Вяземский. При всем этом он входит в это сообщество, благодаря своим «малороссийским повестям». Гоголь сохраняет украинскую ментальность, т.е. интерес к старинному украинскому костюму, фольклору, языку. Как Максимович и Бодянский Гоголь собирает малороссийские песни. Таким образом, Гоголь является носителем множества лояльностей – и российских, и национально-украинских культурных ценностей. Вывод таков: карта интеллектуальных коммуникаций Гоголя свидетельствует, о том, что в его сознании и творчестве существовали не два культурных мира, российский и украинский, но один мир, украинско-российский или российско-украинский. Все зависит от контекста. А. В. Михайлюк: Вы употребили термин «украинская ментальность». Получается, что классики русской литературы являлись носителями украинской ментальности. В то же время, как мы видим, они принадлежали к общероссийской элите, по существу, европеизированной. В данном случае, что Вы называете «украинской ментальностью»? И.И. Колесник: Я завершала, скомкав окончание, примером Гоголя. Гоголь – классик российской литературы, но в структурах его сознания постоянно присутствовал украинский компонент. Что такое ментальность? Дать определение? Гоголь никогда не порывал с украинством. Во-первых, в его речи встречалась очень часто украинская лексика, с родственниками, Максимовичем и Бодянским он мог переписываться на «малороссийском» языке. Гоголь постоянно проявлял интерес к украинскому (в литературе, в общении), а со второй половины 30-х – 40- е гг. становится, не только «петербургским» или «московским», но и «римским малороссом». Гоголь поддерживает украинских художников, начинающих литераторов. В этом также проявляется его украинская ментальность. Говоря о ментальности других украинско-русских писателей, следует помнить, что тот же Гнедич писал по-русски, но некоторые сценки из народной жизни представлены им на украинском языке. Д.Ю. Арапов (д.и.н. исторический факультет МГУ): 5 Уважаемая коллега! Не кажется ли Вам, что мы принижаем Н.В. Гоголя, приписывая его только к России или только к Украине? Гоголь – это явление всемирной, мировой, европейской культуры! Вы сами сказали о римском периоде. Какой там малороссийский или римско-малороссийский. Мне кажется, мы начинаем сажать Гоголя в какую-то клетку, и, на мой взгляд, это не очень правильно. И.И. Колесник: Все зависит от контекста. Конечно, Гоголя можно поставить в ряд европейской литературы, если рассматривать контекст европейской культуры. Но в данном случае речь шла о кросс-культурных российских связях, о российскоукраинских интеллектуальных сообществах. Я не могла взять на себя такую ответственность и говорить о всемирном и общеевропейском значении Гоголя. М. Дронов (ЦУБ, Москва): В конце, говоря о не очень структурированных в российских столицах украинских землячествах, Вы упомянули имя драматурга Нестора Кукольника. Вы тоже находите в нем украинскую ментальнiсть? И.И. Колесник: Что касается Кукольников, то это два брата – Нестор и Платон Кукольники, соученики Гоголя по Нежинской гимназии Высших наук. Когда Н.Кукольник оказался в Петербурге, то начал с «вечеров», на которых собирались землякиукраинцы, мелкие чиновники и офицеры, позднее им устраивались журфиксы, где бывала масса людей –литераторы, художники, артисты, музыканты, что потом назовут «богемой». Существовал триумвират: Кукольник-Брюлов-Глинка. Они задавали тон «вечерам» и, безусловно, можно говорить о некоторых украинских лояльностях Н.Кукольника, несмотря на его «выспренный» имперский патриотизм. Л.Е. Горизонтов (д.и.н., РГГУ): Ирина Ивановна, спасибо за интересное выступление. Наконец, 19 в. У меня два вопроса, которые касаются украинцев в Великороссии. Первый вопрос. Как я Вас понял и, наверно, это справедливо, что украинские сообщества поддерживали украинскую или малороссийскую идентичность, но прослеживается ли по истории этих сообществ (а вы апеллируете и к 18 и 19 вв.) культурная ассимиляция? Как ни как они попадали в иную среду. И второй вопрос. В своем докладе, Вы ставите задачу проанализировать сообщества, с точки зрения их представительства в культуре. Но эти самые сообщества нередко выполняли политические функции. Это были своего рода группы-давления, которые могли влиять и порой действительно влияли на российскую имперскую политику в отношении украинских земель. Прослеживается ли это по Вашим материалам? И.И. Колесник: Представители первого поколения украинской старшинской элиты, которые, благодаря Трощинскому и Безбородько, приезжали в Петербург, где, как правило, оседали в Сенате, Синоде, ведомстве почт, Коллегии иностранных дел. Первое поколение несло в себе все черты украинцев, сам Безбородько говорил с малороссийским акцентом. Во втором поколении (первая половина 19 в.) черты украинскости уже не так заметны. В высшем обществе не звучит украинская речь, она может только проскальзывать где-то в быту или в письмах. Шел интенсивный процесс слияния российской родовитой знати и украинских аристократических кланов. Позднее начался процесс «вымывания» их сознания и культурных практик. Приведу выразительный пример: Василь Лукашевич - известный идеолог 6 автономизма, создатель тайного «Малороссийского общества», о котором мы мало знаем, но, по-видимому, члены этого кружка вынашивали какие-то сепаратистские планы, но наследники Лукашевича – семейство Треповых, из которого вышли известные российские реакционные деятели. И подобного рода ассимиляцию можно проследить по многим украинским харизматическим кланам: они «вспыхивали» и весьма быстро «рассеялись», растворяясь в имперском дискурсе. Что касается влияния землячеств на политику, то самое яркое подтверждению тому – это деятельность Безбородько, которому принадлежит идея/проект объединения всех украинских земель в пределах Российской империи. Он инициировал и выступал стратегом внешней политики России, Екатерина ему доверяла, он вел ее переписку. Что касается Кочубеев, то Кочубеи вели очень странную жизнь. Вигель не очень лестно говорит о Кочубеях. Согласно его запискам, с приходом Кочубеев и Гурьевых в аристократических салонах Петербурга появилась грубость. С одной стороны, Кочубей носитель имперского сознания, но в нем было и нечто украинское, его имение в Диканьке, образ жизни несли черты украинской ментальности. М.В. Дмитриев: Если мы наряду с понятиями «украинское» и «великорусское» удерживаем и полностью соответствующее культурным реалиям того времени понятие «русское» (как синоним «общерусского», в градациях российской культуры XIX века), то почему нельзя сказать проще, что Гоголь – это русский писатель? Но не в том смысле, что он –великорусский писатель (такое мнение смешно своей абсурдностью), а в том специфическом смысле, в каком в культуре XIX века снимается противоречие между украинским и великорусским. И второй вопрос. Мы говорим о «украинских лояльностях», а почему слово «украинский», эквивалент понятию «национальной» лояльности, не заменить на понятие «локальный», «региональный» патриотизм? Ведь, наверно, можно привести примеры, когда кто-то в России говорит о привязанности к своему региону (к Уралу, донской степи, Волге и пр.)? И.И. Колесник: Это термины, конечно, конвенциональны и надо серьезно договариваться об их смыслах. Дело в том, что «малороссийский патриотизм» – принятый термин, который являлся синонимом автономизма, точнее идеологии автономизма, характерной для сознания части левобережной старшинско-казацкой элиты. На смену этой идеологии в 30-40-е гг. придут уже романтические веяния, в частности Кирилло-Мефодиевское общество, члены которого создали первую политическую организацию и программу активного украинства. Что касается патриотизма Гоголя, то он очень редко бывал на «малой» родине. Большую часть своей жизни он провел в Петербурге, Москве и длительное время жил в Европе. Говорить о «местечковости» Гоголя не приходится, у меня такое ощущение, что малороссийский украинский патриотизм у Вас ассоциируется с какой-то местечковостью… М.В. Дмитриев: Нет, с регионализмом. И.И. Колесник: Что такое «региональность», «регионализм»? Об этом надо тоже говорить, существует синоним «локальный». Обо всем надо договариваться… Доклад О.Ю. Захаровой: Взаимное обогащение русской и украинских культур в XIX веке (на примере усадьбы Качановка). : 7 Дорогие друзья, вначале хочу поблагодарить организаторов за приглашение участвовать в столь представительном форуме. В сферу моих интересов входит история русского генерал-губернаторства (деятельность Воронцова, РепнинаВолконского) и государственный церемониал Российской империи. В своем коротком выступлении я хочу передать аромат времени, дух эпохи. 19 веку уделяют все меньше внимания. В Украине я столкнулась с тем, что Отечественная война 1812 г. практически не дается, когда преподают историю Украины; говорят: она не затронула Украину. Что значит, не затронула? А фигура М.А. Милорадовича, И.Ф, Паскевича?! Сколько украинская земля подарила полководцев, военачальников, людей талантливых, великой нравственности и духовности! Наши любимые темы сейчас: Мазепа, голодомор. А 19 в.? Как же без него?! Указ о вольности дворянства 1762 г., освободивший дворян от обязательной службы, вызвал всплеск усадебного строительства в России и Левобережной Украины: Ярополец, Кусково, Останкино, Диканька, Ляличи, Остафьево и, конечно, Качановка, занимающая среди этих усадеб особое место. Название усадьбы произошло по имени одного из владельцев - придворного певчего Федора Качановского. Свою усадьбу он продает своему брату, а тот в свою очередь в 1771 г. – П.А. Румянцеву, который покупает Качановку в добавление к его имениям, подаренным императрицей Екатериной Алексеевной. Обратим внимание, что екатерининские орлы, переселявшиеся из городов в поместья, приносили туда петербургские традиции и петербургский стиль жизни. Занимаясь Новороссией, хочу сказать, что города этого края – это небольшие империи. Я считаю, что стиль ампир, - это не музыка, застывшая в камне, это скорее политика, запечатленная в камне, это петербургский стиль жизни. Усадьба – это маленький космос, вселенная одного хозяина; и русская усадьба – это удивительный мир. Ибо помимо общепринятых традиций владелец мог внести в свое поместье нечто свое. Вот тема, которая тут еще не поднималась: взаимоотношение русских и украинских архитекторов. Середина 18 в. – это расцвет украинского барокко. Как блистательны были отношения и сотрудничество украинских и русских архитекторов! Можно вспомнить комиссию по строительству Санкт Петербурга и Москвы, которая существовала в 1762 -1796 гг. Невозможно представить города Новороссии – Херсон, Николаев, Одессу - без великих творений И. Старова и А. Захарова. Что кается Качановки, то автором дворца был Карл Иванович Бланк – известный архитектор, автор усадьбы Шереметевых в Кусково. Когда П.А. Румянцев становится генерал-губернатором Малороссии, он весьма редко появляется в Качановке, в начале 19 в., 1808 г., его сын Сергей продает усадьбу управляющему господину Пачеке. Дубровский, ученик Казакова и Жилярди, перестраивает дворец. У Петра Алексеевича дворец был построен в восточном стиле, о нем можно судить по дворцу в усадьбе Вишенки. Теперь же Качановка перестраивается в стиле классицизма. Пачеки были бездетны, жена управляющего в первом браке была за Тарновским и их сын Григорий Степанович начнет великое дело. И, действительно, эта усадьба объеденила Шевченко, Штернберга, Глинку, Маркевича, Марковича, Петрова-Водкина, Добужинского. Я остановлюсь лишь на некоторых именах, которые почтили своим вниманием и отразили в своем творчестве мир Качановки, одной из русских усадеб, которые находились и в Италии, в Левобережной и Центральной Украине. Культ Михаила Ивановича Глинки очень долго царил в Качановке. В 1838 г. он выбрал усадьбу местом своеобразного штаба во время своего пребывания на Украине, когда, будучи капельмейстером, разъезжал по стране и отбирал певчих для Придворной певчевской капеллы. Лучших певцов Глинка привозил в 8 Качановку. Таким образом Глинка познакомился с будущим известным украинским композитором Гулак-Артемовским. Мы часто говорим о высоких материях, но надеюсь, Вы со мной согласитесь, что в истории нет мелочей. Мы очень часто создаем мифы. Нам это нравится, значит это должно было нравится и тогда всем остальным; но, конечно же нет! Мы не уделяем достаточного внимания исследованию быта, нравам, традициям. Один из вечеров в Качановке. Приезжает Петр Скоропадский. Он прекрасно пел чумацкие песни. Затем все присутствующие, Забела, Маркевич, Глинка, Тарновский, Штернберг, распевают на четыре голоса украинские народные песни. Вспомним, что именно в Качановке Глинка напишет на стихи В. Забелы выдающиеся романсы, впервые прозвучавшие в Качановке: «Персидский марш», «Марш Черномора» из «Руслана и Людмилы». Последний марш исполнялся в столовой дворца, и в оркестре не было колокольчиков, вместо них, по воспоминанию Глинки, использовали рюмки. Я невольно вспомнила рассказ княжны Ирины Владимировны Трубецкой об ее отце, авторе «Записок кирасира». Он был сослан в Сергиев Посад и подрабатывал в одном из оркестров в ресторане и тоже исполнял некоторые мелодии на рюмках. По картинам Василия Ивановича Штернберга можно восстановить эти вечера. Сын горного инжеера, получил золотую медаль за работу «Освящение пасох в малороссийской деревне». Все свое творчество художник посвятил полюбившемуся ему украинскому быту: «Малороссийская ярмарка», «Пастушок», «Переправа через Днепр около Киева». Штернберг познакомил Григория Степановича с Тарасом Шевченко. Шевченко отправляет Тарновскому три экземмляра «Гайдамаков», а в 1843 г. впервые приезжает в Качановку, где позже бывал неоднократно. Свою любимую картину «Катерина» Шевченко подарил Григорию Степановичу. В дальнейшем Шевченко принимал племянник Григория Степановича, покупал у него акварели, ссужал его деньгами на поездки в Петербург. Теперь в Качановке посетителям показывают дуб Шевченко. В усадьбе художник общался с хозяевами, местными крестьянами. Есть огромный курган. Большой холм - это холм на могиле украинского художника Григория Ченстохивского. Григорий Тарновский перевозит тело художника в Качановку и насыпает такой же холм, который он насыпал на могиле Шевченко в Каневе. Представьте себе Льва Жемчужникова, одного из братьев Жемчужниковых, создателей Козьмы Пруткова; он приезжает к Тарновскому, видит перед дворцом накрытый стол, хозяев. Рано утром, ни свет ни заря, их пригласили за стол, где все семейство было в сборе. Как только стали разливать чай, грянул оркестр, и когда дошли до Третьей симфонии Бетховена, зазвучала новая мелодия, и тут хозяин говорит: «Это место написал я». Жемчужников смутился. «Мы и Бетховена иногда поправляем», - объяснил ему ситуацию Григорий Степанович. Жемчужников пишет, что у хозяина усадьбы был некий сумбур, и в голове, и музыкальный, и политический. Но мы все прощали. Прощали за гостеприимство, и самое главное, что люди попадали в особую среду. Следующий владелец Качановки, племянник Григория Степановича Василий Васильевич Тарновский, тоже личность удивительная. Он родился в Чернигове, учился в одной гимназии с Н.В. Гоголем, затем закончил юридический факультет Московского университета, а после пошел преподавать в житомирскую гимназию. Он становится активным общественным деятелем. В это время Качановка прославилась посещением двух великих украинских женщин: в усадьбу приехали Маркович и Кулиш со своими супругами. Дальше начинается время расцвета этой усадьбы, связанное с сыном Василия Васильевича, тоже Василием. Здесь тема больная и радостная. 9 Василий-младший наделен особой исторической памятью. Он ходил в своеобразной одежде. В середине 19 в. начал собирать малороссийские древности; при чем жаловался, что ему хватит сил только на Центральную Украину и Новороссию. Василий Тарновский был организатором археологических раскопок. В Качановке был зал, где висели портреты Мазепы, Искры, Кочубея, Розумихи, родовые портреты Тарновских. Гордостью хозяина был терем, который знали просвещенная Украина и Россия. Сохранилась фотография Василия Тарновского с саблей Мазепы в руках. Неслучайно, что Илья Репин перед картиной о запорожцах в первую очередь едет в Качановку. Подолгу жили в Качановке Маковские, приезжал Костомаров. Но собирательская деятельность разорила хозяина, Василий дарит свою коллекцию земству, в 1902 г. в Чернигове открывается на ее основе музей. Последним владельцем Качановки был сахарный король Харитоненко, и, затем, его дочь Елена Павловна Олив. Но традиции продолжались. Теперь гости усадьбы - Петров-Водкин, Добружинский. К 1918 г. усадьба насчитывала около 1000 предметов серебра и из драгоценных металлов и около 300 полотен русских и западноевропейских художников. В 1925 г. там был размещен детский дом, и исследователь Петренко приводит ужасающие факты: полная антисанитария, нет белья, в зимнем саду устроен туалет, в соседних селах находятся картины Боровиковского и Айвазовского, разграблено было все, что можно было разграбить. Когда в 1981 г. Качановка была объявлена государственным заповедником, сохранилась лишь парковая скульптура, стол, зеркало и буфет. Это все, что осталось от былого великолепия. Исследователь Каждан писала, что важны те культурные связи, которые создавали социокультурную среду, в которой происходило творчество, рождалось культурное наследие. И в этом контексте Качановка является прекрасным образцом для исследования. М.В. Дмитриев: Позвольте я сразу начну с двух технических вопросов. Где находится Качановка? О.Ю. Захарова: Это Черниговская область. Недалеко от г. Ичня, родины И.П. Мартоса. М.В. Дмитриев: Где-то недавно я встретил напоминание, что чеховский «Вишневый сад» это где-то на Слобожанщине… О.Ю. Захарова: Сумщина… М.В. Дмитриев: И вот много более важный вопрос. Вы вскользь упомянули, что, может быть, вообще нет смысла делить культурные феномены на национальные подразделения. Не кажется Вам в самом деле, что самым верным шагом, при обращении к анализу русской имперской культуры XIX века, было бы отказаться при описании таких феноменов как Качановка от национальных характеристик? О.Ю. Захарова: Я думаю, что да. Я, как и моя коллега Ирина Ивановна, скажу: в каком контексте мы все это рассматриваем. Вы знаете, что в Украине был конкурс: 100 10 великих украинцев. И один из представителей украинской элиты сказал, что Гоголя он вообще не занесет в это число, так как он где-то как-то об украинцах плохо написал, с юмором. Нам не надо падать до этого уровня. Л.А. Зашкильняк: Оксана Юрьевна, Вы, конечно, очень эмоционально все рассказали, приблизили эпоху. Но я в Вашем выступлении нашел много противоречий. С одной стороны, это малороссийская усадьба, малороссийское дворянство, с другой – универсальная категория мировой культуры, а Ваш вывод – это русская усадьба. Как это понимать? О.Ю. Захарова: Наверно, лучше было сказать не «русская», но «российская». Я вкладывала именно этот смысл. А. В. Михайлюк: Как к этой усадьбе относились местные крестьяне и кто и когда ее разграбил? О.Ю. Захарова: Сказать «кто» мне очень тяжело. Хочу отметить одну деталь. Тарновские в своем доме оставляли слуг, которые жили в усадьбе со своими семьями; целые поколения выросли в Качановке. А если говорить о революционных годах, то да, местное население разграбило дворец. Давайте вспомним усадьбу Марьино Барятинских, тогда изрубили рояль и выбросили в окно. Но давайте тогда вспомним «Записки» гр. Шереметева. Когда он был объявлен лишенцем, ему было запрещено даже срывать яблоки в своей усадьбе Остафьево, его спасли от голодной смерти местные крестьяне. Одни грабили, другие спасали. В. И. Марочко: Когда Вы были в последнее время в Качановке? происходит? И Вы видели, что там О.Ю. Захарова: В Качановке я была летом прошлого года. Снимаю шляпу перед сотрудниками этого заповедника. Восстановлен уникальный кабинет-фонарик, другие интерьеры. Всех призываю посетить усадьбу, прекрасный парк. В России мало кто знает о Качановке, но в Канаде создан фонд «Качановка». Известна она и в Европе. В.И. Марочко: Я свой вопрос неслучайно задал. Дело в том, что часть усадьбы, как мне известно, куплена современными аристократами, и там бурное строительство не в самой усадьбы, но рядом, строят дачи. Мы продаем не Качановку, но прошлое. Стоит ли нам говорить об этом, может быть, это прошлое потеряно навсегда? О. Ю. Захарова: Очень страшно, что Вы сказали. И то, что сейчас происходит в Алупке. Директор музея держит оборону против фирмы, которая в парке развернула палатки и собирается что-то строить. Это тема о формировании элит. Мы окончательно уничтожаем гуманитарное образование. Когда юристам дается 10 или 11 лекций по культурологи, а финансистам 8, а дети не знают Саврасова, а я 11 говорю о адаптивной коммуникативной и информационной функциях культуры. Надо думать о том, чтобы не потерять нашу будущую элиту. Доклад Л.А. Зашкильняка: Образ России в украинской историографии XIX - начала XX вв. Уважаемые коллеги! Прежде, чем обратиться к заглавной теме, следует внести некоторые терминологические пояснения. Понятие «украинская историография ХІХ – начала ХХ вв.» в современной исторической науке относится к творчеству тех историков, которые в тот период принадлежали к разным государственным образованьям – России, Австрии (Австро-Венгрии), но прочно стояли на позициях признания отдельного существования украинского народанации и его неотъемлемых прав на самостоятельное культурное, а впоследствии – политическое развитие. Это понятие сложилось в конце ХІХ в. благодаря трудам Н. Василенко, А. Лазаревского, М. Грушевского1, а окончательно оформилось в ХХ в.2 Во-вторых, в данном эссе мы будем оперировать термином “Украина”, “украинский” вне зависимости от употребления в разное время в прошлом обозначений “Малороссия”, “Южная Россия / Русь)”, “малороссийский / малорусский)” и т.п. В общем целом, на сегодня украинская историография указанного периода как в отношении индивидуального творчеста отдельных ее представителей, так и касательно ее идейно-теоретического развития исследована достаточно основательно, особенно в последние двадцать лет. В ней выделены две составных части – украинская историография в составе России и украинская историография в империи Габсбургов, развивавшиеся в русле одних и тех же идей, но со значительными особенностями, определяемыми спецификой восприятия и трансформации концепта “украинское национальное возрождение”. Кроме того, современные исследователи достаточно прочно увязали эволюцию украинской исторической мысли с формированием национального самосознания украинцев, подчеркнув ее идентификационные и легитимизационные функции, а также с распространением, восприятием и приложением общеевропейских историософских веяний. В результате мы получили картину историописания, подчиненную этноцентрической модели видения прошлого, которая получила метафорическое название “народнической” историографии3. В центре этой модели стояла идея украинского народа-нации, который в интерпретации М. Грушевского был «альфой и омегой» украинской истории4. Вследствие этого, с учетом общественно-политических условий развития украинской историографии того периода, несмотря на различные новые, в том числе позитивистские, веяния второй половины ХІХ и начала ХХ вв., по нашему мнению, романтическая составная украинской истории оставалась основоположным мировоззренческим началом творчества всех украинских историков5. Эта составная (концепт) первой См.: Колесник І.І. Українська історіографія ХVIII – початок ХХ століття. Київ, 2000, с. 44-63. Дорошенко Д.І. Огляд української історіографії. Державна школа: історія. Політологія. Право. Київ, 1996; Марченко М.І. Українська історіографія (з давніх часів до середини ХІХ ст.). Київ, 1959; Коцур В.П., Коцур А.П. Історіографія історії України. Курс лекцій. Чернівці, 1999; Колесник І.І. Вказ. пр.; Калакура Я. Українська історіографія. Курс лекцій. Київ, 2004 та ін. 3 См. напр.: Масненко В.В. Історична думка та націотворення в Україні (кінець ХІХ – перша третина ХХ ст.). Київ-Черкаси, 2001; Кондратюк К.К. Українська історіографія ХІХ – початку ХХ століть: Основні напрями і концепції. Львів 2002; Колесник І.І. Вказ. пр.; Калакура Я. Вказ пр. та ін. 4 Грушевський М. Вступний виклад з давньої історії Руси, виголошений у Львівськім університеті 30 вересня 1894 р. Львів, 1894. С. 4-10. 5 См. напр.: Зашкільняк Л. Історіографічна творчість Михайла Грушевського на тлі європейської історичної думки кінця ХІХ – початку ХХ ст., [в:] Михайло Грушевський і українська історична наука. Матеріали наукових конференцій, присвячених Михайлові Грушевському, Львів 1999, с. 31-46. 1 2 12 трети ХІХ в. весьма оригинально трансформировалась в неоромантизм и проявилась в историописании т. наз. «державнической» школы (В. Липинский, С. Томашивский, Д. Дорошенко и др.). Представители последней перенесли главное внимание с народа-нации на его / ее социальную элиту, призванную возглавить и направить народные массы на путь политического развития. Таким образом, мировоззренческие основания украинской историографии обозреваемого периода, несмотря на вполне серьезные намерения строго научного объяснения украинской истории в соответствии с современными событиям историософскими представлениями, так или иначе обращались вокруг этнической составной. Нововведения, которые отличали поколения украинских исследователей, касались преимущественно усложнения объекта студий – народа-нации – и совершенствования методики работы с источниками. Все эти вступительные замечания необходимы для лучшего понимания хода мысли украинских историков. Очевидно, что в коротком эссе нет возможности дать более или менее развернутую картину образа России в трудах украинских историков рассматриваемого периода. Кроме того, уделяя главное внимание украинской истории, они, за небольшим исключением (Н. Костомаров, А. Ефименко и др.) не занимались специально российским прошлым. Поэтому ограничимся отдельными штрихами, которые просматриваются в их трудах по истории Украины. Прежде всего отметим, что, не вдаваясь в дискуссии по поводу периодизации украинской историографии, с точки зрения объекта и методов исторического познания, по нашему мнению, романтический этап украинского историописания оказался несколько «растянутым» во времени и продолжался с 20-х до 80-х годов ХІХ в. Его характерной чертой был переход от собирательноэтнографических поисков и студий к попыткам воссоздания целостной картины прошлого украинского народа как отдельной этнической общности. Безусловно, наиболее заметными фигурами середины ХІХ в. были М. Максимович, Н. Костомаров, П. Кулиш. Уже в их многочисленных сочинениях четко прослеживались главные концепты украинской национальной истории, а именно: схема эволюции украинского народа от Киевской Руси через Галицко-Волынское княжество и литовско-польский период к казачеству и Гетманщине, который отделял украинскую историю от русской (московско-великорусской), а также перенос этнонима «украинцы» на весь период, начиная с киевского. Одним из первых эту модель-схему обосновал П. Кулиш в работе «Повесть об украинском народе» (СПб, 1846). Правда, для П. Кулиша оценка казачества и казацких войн оказалась временным явлением, и в своем творчестве 70–90-х годов он осудил казачество как «разрушительный» элемент и противопоставил ему российский просвещенный абсолютизм, призванный «модернизировать» «архаичные» казацкие порядки. Фактически, П. Кулиш выступил одновременно романтиком и предтечей неоромантических тенденций в украинской историографии, развенчивая романтическое представление о «едином» украинском народе, указывая на его социальную дифференциацию. Одновременно, отдавая преимущество этнической народной массе перед эгоистическим панством, он видел «двуединую Русь» как идеал равноправного положения двух народов – украинского и русского, ссылаясь на пример создания Австро-Венгрии и делая ставку на культуру и просвещение народа6. В его понимании российское государство выступало важным элементом сохранения культурных ценностей, несмотря на существующие в нем несправедливые порядки. 6 Нахлік Є. Пантелеймон Куліш: особистість, письменник, мислитель. Київ, 2007, т. 2, с. 39-82 та ін. 13 Заданная схема истории украинского народа оказалась востребованной в период т. наз. «национального пробуждения» народов в ХІХ в.. Поэтому трудами украинских историков-романтиков было произведено решительное отделение истории украинского народа от русского на основе, прежде всего, этнографических принципов; и Россия до XVI в. практически не фигурирует в этих трудах, появляясь разве что как сравнительный объект для противопоставления двух этносов. Несколько большее внимание уделено ей, начиная с того времени, когда исторические пути соседних народов начинают пересекаться. Ощутимый стимул формированию романтического представления о народенации в целом и украинском в частности дал своими многочисленными трудами Н. Костомаров. Отводя важную роль этнографическим источникам и в строгом соответствии с романтическим каноном, он искал пути познания “духа народа”. Опираясь на распространенные среди романтиков представления о “извечных началах” каждого народа, этот историк определил для восточных славян и их наследников борьбу “народоправства” и ”единовластия”, “федеративности” и “централизма”. Несмотря на сильнейшие цензурные ограничения, которые в России касались не только Н. Костомарова, но и всех вообще “украинофилов”, историк сумел сформулировать мысль о том, что в России, начиная с правления Ивана ІV, утвердилось «монархическое начало» или «будет намного точнее, прямее и справедливей сказать, что он утвердил начало деспотического произвола и рабского бессмысленного страха и терпения»7. Оставаясь верным «народному» принципу, Н. Костомаров и в русской истории видел прежде всего русский народ с его стихией, противопоставляя ему государство, которое в России, по его мнению, в своих основных чертах утвердилось после татарского завоевания. Не менее романтические позиции в украинской историографии занимал В. Антонович, развивая все ту же идею эволюции украинского народа на основе стойких этнопсихологических характеристик, укрепляя ее значительно более серьезным анализом исторических источников. Тем не менее, и он развивал мысль о неизменном, присущем каждому народу особенном «народном духе». Так, он выделял три славянских национальных типа: московский, который на протяжении исторической эволюции развил принцип авторитета и монархической власти, польский – с присущим ему аристократизмом, и украинский – тип общественной правды и справедливости8. Одновременно он подчеркивал нехватку “государственного инстинкта” у украинцев и поэтому, отрицательно относясь к российской действительности, в какай-то мере искал пути сохранения этнического своеобразия украинцев в Австро-Венгрии. Не имея реальной возможности открыто критиковать российские порядки в прошлом и настоящем, он много внимания уделил украинско-польским взаимоотношениям, считая своим долгом дать отпор польской идее “политической нации” Речи Посполитой и очистить украинских казаков и гайдамаков от обвинений в “разбойничестве” и “варварстве”. В отношении России В. Антонович унаследовал настроения и оценки Н. Костомарова, воспринимая ее как грубую, жестокую и непоколебимую силу с культом безапелляционного авторитета и насилия, характерную для великорусской народной стихии. Поэтому он крайне редко открыто высказывался о ней, не имея возможности откровенно высказать свои мысли9. Его симпатии неизменно были на стороне украинского народа, который он считал от природы Цит. за: Пінчук Ю.А. Микола Іванович Костомаров 1817-1885. Київ, 1992, с. 162. Дорошенко Д. Наукова діяльність Володимира Антоновича, [в:] Син України: Володимир Боніфатійович Антонович. К 3-х т. Київ, 1997, т. 2, с. 269-270. 9 Грушевський М. В. Антонович. Основні ідеї його творчості і діяльности [в:] Записки Українського Наукового Товариства в Київі. Київ, 1909, кн. 3, с. 9-10. 7 8 14 демократическим и индивидуалистическим, но таким, который не сумел выработать «государственного инстинкта», требующего принесения личных интересов в жертву общим. Во второй половине XIX в. представления об обществе и истории испытывали значительное влияние новых социологических конструкций позитивизма, ставящего в центр исследований не этническую общность, а социальную. Если в европейской историографии внимание исследователей было приковано к общественным структурам, то в украинской оно и далее обращалось вокруг особенностей этносоциальной общности. В украинской историографии этого периода были сделаны весьма скромные попытки модернизировать украинскую историю. Они были связаны с именем и творчеством М. Драгоманова. Хотя его работы касались больше этнографии и политологии, но историософские взгляды этого ученого оказали значительное влияние на его современников. Он одним из первых подверг критике идеально-романтические представления предшествующих украинских историков и публицистов, поставил вопрос изучения украинского народа в контекст общеевропейского развития. Поэтому он отказался от абсолютизации «неизменных» черт этнонациональных общностей, сделав ударение на роли общественных идей, определяющих взаимоотношения внутри социальных организмов. М. Драгоманов отбросил приписываемые украинцам или русским «прирожденные» свойства национального характера, отмечая, что «никак нельзя сказать, что народ московский или великорусский был не способен к свободе. В старые времена и там были вольные города, как и в Киевской Руси, которая потом стала Украиной». И далее писал, что общинные формы сохранились в России до последнего времени, и в низах «мы видим вполне общественный дух, почти как в старых кантонах Швейцарии», но, одновременно, «на верхах» – царский и чиновничий произвол, такой, которого не видела Европа даже во времена, когда наибольшей была сила королей и чиновников…». Все это он связывал с обширностью российских земель, слабым просвещением народа из-за оторванности от основных центров науки и культуры, татарским влиянием. М. Драгоманов резюмирует: «Нечего удивляться, что за те времена, что Украина пристала к Московскому царству, с его самовольным царем, с крепостничеством, жившего без науки, – то царский произвол заел вольности украинские (…) И если бы теперь среди украинского народа появились мысли и намерения стать против неволи, то уже теперь они должны бы удариться не только об тех своих людей, которым выгодна была неволя людская, но и об московское правительство и войска, а то и об народ, который понял дело так, что украинцы предают, когда не слушают «нашего царя»10. А в острой полемической работе «Турки внутренние и внешние. Письмо к издателю “Нового времени”» (1876) М. Драгоманов подчеркивал: “Только политическая свобода введет саму Россию в круг европейских стран и положит начало устранению и в самой России бед одного порядка с теми, которые возмущают нас в Турции, а именно: истощение народа всякими поборами, начиная с отсталой, аристократической, давно уже осужденной и земством и печатью податной системы, кладущей всю тяжесть государства на мужика, этого русского райю, произвол чиновников, отсутствие гарантий личности, национальная и религиозная нетерпимость”11. Этот мыслитель во многих работах касался истории и современного ему состояния России, критически оценивал не русский народ, а его государственную надстройку, которая, по его мнению, Драгоманов М. Пропащий час. Українці під Московським царством (1654-1876), [в:] Його ж, Вибране, Київ, 1991, с. 572-574. 11 Драгоманов М. Турки внутренние и внешние. Письмо к издателю “Нового времени” [в:] Його ж, Вибране, Київ, 1991, с. 240-242. 10 15 оставалась консервативной и удаленной от насущных требований нового времени. Большинство исследователей связывают начала модерной украинской историографии с творчеством М. Грушевского. Действительно, в его трудах украинская история получила легитимное обоснование как в парадигмальном, так и источниковедческом отношениях. В известной и переломной работе начала ХХ в. “Обычная схема “русской” истории и дело рационального уклада истории восточного славянства” (1904) он подтвердил схему украинской истории как отдельного объекта, отбросив т. наз. “общерусскость” и показав, что история народа не сводится к истории его государственности12. Элементы романтического мировоззрения вполне отчетливо просматриваются в творчестве М. Грушевского за «частоколом» солидной источниковой аргументации и социальной структуризации: в центре его внимания все тот же «народ-нация», проходящий в своем развитии различные стадии, но сохраняющий неизменные этнографические черты13. В многочисленных работах историка, написанных преимущественно во время пребывания в Галиции, образ России представлен в тех же тонах, что и у его предшественников: Московское государство, считал он, пошло иным путем, чем украинский и белорусский народы, а после укрепления государственности выступило с претензией на “общерусскость”. Оно не хотело признать самостоятельности украинского народа и стремилось ассимилировать его в русской массе. Но история России как государства, заявлял М. Грушевский, не есть историей только одного великорусского народа и поэтому эти разные народы надо различать, выделяя отдельную историю украинского народа и не связывая ее с российской государственностью. М. Грушевский писал, что в конце XVIII в. украинские земли оказались под властью двух сильных держав – России и Австрии – «держав крепко централизованных и бюрократических, то есть с сильной центральной властью, с огромным начальством урядников, с крепкой полицией и войском, но без всякого почти общественного самоуправления…»14. Близким к М. Грушевскому по духу видением истории Украины была “История украинского народа” Александры Ефименко (Ставровской), опубликованная в 1906 г. Это и не удивительно, поскольку она, как и М. Грушевский, являлась ученицей В. Антоновича. У нее мы находим ту же схему истории и те же оценки России. Может быть даже более суровые, чем у метра украинской историографии, особенно по отношению к деятельности Петра І и Екатерины II. Приведем характерную и знакомую по стилю цитату из ее труда: «…Петр, самодержец по привычкам, бюрократ по взглядам, не мог мириться со строем малорусского общества: с одной стороны, оно было для него слишком демократично, с другой – представляло слишком большое преобладание личности над учреждением»15. И далее этот автор констатирует, что «казачество есть, несомненно, самое характерное явление южнорусской истории», а «малорусская жизнь снова и снова принимала формы казацкой организации»16. В катастрофических тонах описывает она историю украинцев в ХІХ в., считая, что виной тому была ассимиляторская политика царских правительств. И только просвещение, возникновение «народничества», по ее мнению, позволило приостановить процесс «умирания» украинской нации. Грушевський М. Звичайна схема “русской” історії й справа раціонального укладу історії Східного Словянства, [в:] Статьи по славяноведению. Санкт-Петербург, 1904, выпуск І, с. 298-304. 13 См.: Зашкільняк Л. Методологічні погляди Михайла Грушевського, [в:] Україна модерна. Львів, 1999, число 2-3, с. 233-253. 14 Грушевський М. Ілюстрована історія України. Київ-Львів, 1913, с. 476 та ін. 15 Ефименко А.Я. История украинского народа. Киев, 1990, с. 302. 16 Там же, с. 363. 12 16 В начале ХХ в. в украинской интеллектуальной жизни проявились новые тенденции, которые небезосновательно связывают с влиянием неоромантизма. Усиленное внимание к казачеству, которое сигнализировала А. Ефименко, констатировало пристальное внимание к истории Хмельнитчины и Гетьманщины как к формам национальной государственности. В противовес российской и польской историографиям, которые преимущественно видели в казачестве «разбойничий антиобщественный элемент», а также этносоциальному подходу к нему В. Антоновича, М. Грушевского и других, возникло новое, т наз. «державническое» течение в украинской историографии. Объектом исследования его представителей были формы казацкой государственности, ее идеологов и творцов. Вячеслав Липинский был одним из тех, кто перед Первой мировой войной выступил с работами, в которых, опираясь на новейшие политические и социологические теории, ввел в украинскую историю концепты консерватизма, иррационализма и активизма. Две наиболее известные роботи В. Липинского (“Станислав Кричевский. Из истории борьбы украинской шляхты в повстанческих рядах под руководством Б. Хмельницкого” і “Два момента из истории послереволюционной Украины”) вышли в 1912 г. на польском языке в сборнике “Из истории Украины” (“Z dziejów Ukrainy”), посвященном памяти В. Антоновича, П. Свенцицкого і Т. Рильского. Этими работами автор старался оказать сильное влияние на сознание полонизированной и русифицированной украинской шляхты с целью заставить ее служить украинской идее и восстановлению украинской государственности по подобию державы Б. Хмельницкого. В. Липинский ввел в украинскую историю двух главных действующих лиц – выдаюшуюся личность и политическую элиту (шляхту), противопоставив их “народной массе”, не способной к созидающей политической активности. С таких позиций пересматривалась вся история украинского казачества, а Переяславская рада представлялась межгосударственным соглашением равных государственных партнеров, каждый из которых стремился распространить свое влияние на старокняжеские земли; началась, по его словам, борьба “двух Русей за Русь третью”17. Таким образом, история Украины политизировалась и трансформировалась из историю “этнографического народа” в историю “политической нации”. Отводя особую роль политической элите, В. Липинский особенно критически относился к иным политическим влияниям на нее, которые во имя личных выгод могут “сбить” ее с правильного пути служения своей отчизне. Понятно, что с таких позиций чужое политическое влияние со стороны России оценивалось В. Липинским весьма отрицательно. В целом его исторические конструкции имели вполне прикладное значение для современной ему украинской общественности: они должны были вытеснить из сознания масс стереотип “негосударственности” украинского народа и внести в историческую память новый элемент – традицию государственности. Значительно слабее представлена в ХІХ в. украинская историография в Галиции под властью Габсбургов. В силу многих общественно-политических причин в историческом писательстве галицийских украинцев в тот период проявился сильный эклектизм, совмещающий барроково-провиденциалистскую трактовку прошлого, романтизм, элементы позитивизма и др. Кроме того, значительное влияние на историописание оказали идеи славянофильства и русофильства, а также польская историография18. При этом не следует отождествлять русофилов с общественно-политическим движением москвофилов. Цит. за: Ясь О. В’ячеслав Липинський, [в:] Історіографічні дослідження в Україні. Визначні постаті української історіографії ХІХ-ХХ ст. Київ, 2005, вип. 15, с. 445. 18 См.: Куций І. Українська науково-істоорична думка Галичини (1830-1894 рр.): рецепція національної історії. Тернопіль, 2006, с. 31-37. 17 17 Русофильское течение галицийской общественно-политической мысли, которое опиралось на архаизацию и реанимацию “общеруського” наследства, представляла несколько иную картину истории России, чем галицийское “народническое”. Его представители (Д. Зубрицкий, Я. Головацкий, Б. Дидицкий, А. Петрушевич, И. Рипецкий и др.) трактовали прошлое всего “руського мира” как единый процесс с его региональными различиями, а в центр рассмотрения ставили все же единый “панруський” народ с его земельными ответвлениями. Сторонники “народнической” концепции (И. Вагилевич, С. Качала, В. Ильницкий, Ю. Целевич, А. Барвинский и др.), следовали образцам украинского историописания, выделяя украинский народ из “общеруського” процесса по примеру надднепрянских украинских историков-украинофилов. Как один из характерных примеров расхождения во взглядах между русофилами и народниками можна привести их отношение к образованию и развитию Московского царства. Историки-русофилы считали его прямым продолжателем киево-русской истории, а его основателей возводили в ранг “руських героев”. Так, о. И. Рипецкий в труде “Илюстрованная народная история Руси от начала до найновейших времен” (1890) писал про царствование Ивана IV: «Иван Грозный царствовал яко мудрый, добрый и справедливый Царь, так, що вся Великая Русь радовалась и славила Бога за то, що дал ей такого владетеля»19. В войнах между Москвой и Литвой симпатии русофилов были на стороне Москвы – “защитнице” православных русинов Литвы. В трудах украинофилов утверждались полностью противоположные взгляды: Москве отказывали в названии “Русь”, “Московская Русь”, считая это государственное образование не совместимым со славянством и понятием “русь”. С. Качала, например, отмечал, что одной из причин поддержки украинской шляхтой Люблинской унии 1569 г. явилось то обстоятельство, что “Россия протягивала свои руки, где Иван Грозный был страшилищем для боярства”. Суммируя краткое обозрение взглядов украинской историографии ХІХ – начала ХХ вв. на Россию, можем констатировать, что они формировались в русле общеевропейских тенденций развития исторической мысли под воздействием сильны20х идеологических, а затем и политических факторов. Среди них на первом месте, безусловно, было стремление легитимизировать украинское национальное движение, а для этого – возродить историческую память и самосознание народной массы. Именно поэтому, на наш взгляд, романтический этап украинского историописания затянулся почти до начала ХХ в., а образ России и ее истории возникал в трудах украинских историков, как противопоставление “другому”, прежде всего, европейскому пути развития. М.В. Дмитриев: Хочу сразу отметить, что доклад Леонида Афанасьевича вводит нас в сердцевину нашей проблематики, а именно: память в ее соотношении с историей понятой как продукт научного познания. У меня есть два вопроса. В свое время я столкнулся с тем, что Линниченко подверг резкой критике концепцию Грушевского. Входит ли Линнинченко, стоявший на позициях «российской» государственной историографии, в украинскую историографию? о.Ив. Р[іпецький]. Илюстрованная народная история Руси от начала до найновейших времен. Львов, 1890, с. 228. 19 18 И скажите, пожалуйста, с Вашей точки зрения и с точки зрения современной украинской историографии, народ-нация как объект исторического описания и анализа – это объект или псевдообъект? Л.А. Зашкильняк: На первый вопрос очень простой ответ. Я ссылался на критерии украинской историографии, которые приняты в современной науке, но это не единственные критерии. По другим критериям, Линниченко, конечно, входит в украинскую историографию. В конце концов, он и по всем критериям входит. Он просто имел другой взгляд на эти вопросы. Что касается Вашего второго вопроса. Все феномены суть феномены. Я больше ничего не могу добавить. И.И. Колесник: Вы набросали несколько модернизированную схему историографического процесса в Украине, почему-то поделив историографию на под-российскую и подавстрийскую. Скажите, пожалуйста, в каком месте в такой схеме занимают работы Д. Бантыш-Каменского и Н. Маркевича? Это первые синтетические опыты создания исследований по полной истории Малороссии. Скажите также, пожалуйста, какая была все же интеллектуальная мотивация поиска или создания образа, реконструкции России в украинской историографии? В выводах Вы сказали, что образ России – это образ «Другого». Но это взгляд современных украинских историков. Какова мотивация историков 19 в. ? Л.А. Зашкильняк: Если коротко, я не включаю Бантыш-Каменского и Марковича в романтическую историографию. Я вижу их скорее в рамках Просвещения, в универсальных идеях. Я бы считал целесообразным начинать романтическое направление с Костомарова. Интерес к малороссийству идет с 18 в. и красной нитью проходит через казацко-старшинское летописание, малороссийскодворянское. Это подводит к тому, что после Французской революции, после Гердера, начинается расширенное толкование народа, в состав которого начинают включать не только элитарный слой дворянства и духовенства, но и народную массу, крестьянство, которым романтики приписывали те неизменные и стихийные черты, что послужили основой для выделения отдельных наций. Народ становится объектом исследований, а затем основой для государства-нации. П.Г. Жовниренко (к.э.н., Центр стратегичесских исследований, Киев): Я хотел бы уточнить. Насколько я понял, после 1848 г., Весны народов, украинские историки отделили историю Украины, сделали ее отдельной, в результате чего российская история исчезла из истории Украины? Л.А. Зашкильняк: Совершенно верно. А.В. Михайлюк: Вы говорили о тех национальных чертах, которыми романтическая историография наделяла народ. А действительно ли народу были присущи эти черты, или они ему приписывались? Демократизм, индивидуализм, к этому можно добавить лиризм, «пісенний талант» и т.п. Я, например, петь не умею, но я, все же, украинец. Л.А. Зашкильняк: 19 Значит украинец. Я бы не хотел вторгаться в сферу этнологии. Нация и этнос – это культурные феномены. Очевидно, что без общих черт и культурных ценностей нет ни наций, ни социальных групп, никаких-то других общностей. Любая общность – это феномен общности культурных стремлений. Б.А. Безпалько (ЦУБ, Москва): Леонид Афанасьевич, Вы упоминали о Кулише, в частности, о его идеях Двуединой Руси. В чем состоит эта идея, концепция. Ведь к перу Кулиша принадлежит двухтомное «Воссоединение Руси». Собственно само название работы свидетельствует о том, что о двухсоставной Руси не было и речи, речь шла о воссоединении того, что раньше было разъединено. Л.А. Зашкильняк: С. Кулиш, без сомнения, фигура очень сложная, и эволюция его взглядов на протяжении его жизни и плодовитого творчества была значительной, скажем даже, радикальной, отличалась переходами в разные крайности. Есть Кулиш, который публиковал, есть другой Кулиш, который вступает в отношения со своими близкими, с людьми, которым он доверял и в этих своих отношениях он является безусловно носителем романтической идеи украинского этноса. Как и Шевченко, а затем и Франко, он часто бывал разочарован украинцами и изливал свои критические замечания по их адресу, бросался в крайности, и это проявлялось в разных подходах к истории Руси, Украины. Когда он говорит о Двуединой Руси – это один из периодов его творчества, то он имеет в виду, что те черты украинского народа, которых ему не хватает, он может позаимствовать и соединить с теми чертами русского народа, которые у него имеются. Двуединая Русь – это в его понимании прежде всего соединение демократических и государственных начал. М.В. Дмитриев: Спасибо большое. Сейчас мы переходим к двадцатиминутной дискуссии. Дискуссия по первой части докладов. Л.Е. Горизонтов: Я хочу затронуть несколько моментов. Начну с того вопроса, который вынесен в заглавие этой сессии: «Как поделить Гоголя»? Это вообще характерное явление для периода национализации историографии. Национальная историография очень много энергии тратит на то, чтобы тех или иных крупных политических и в особенности культурных фигур поделить между собой. Случай Гоголя в русско-украинском диалоге момент положительный. Я был очень удивлен, когда мне в мае-июне прошлого года поступили главы по 19 в., которые вошли в состав книги «История Украины», написанной украинцами для российского читателя. Я знаю, эта книга обсуждалась в Киеве, но меня там не было; письменный отзыв я представил. Что меня удивило? Гоголя там не было. Ни одного упоминания; при то, что Шевченко там упоминается очень часто. Надеюсь, что коллеги исправили ситуацию; все-таки несправедливо так с Гоголем поступать. В чем видится выход? Лично я солидарен с тем рецептом, который в таких случаях прописывает использовать Джовании Броджи-Беркофф. Она считает, что многие фигуры в истории культуры не могут относиться к одному национально-культурному кругу. Если они относятся к нескольким, это не значит, что они в равной степени к ним относятся, так как в контексте разных культурноисторических традиций роль этих фигур разная. Я думаю, это хорошая методологическая основа. Теперь второе замечание. Когда мы апеллировали к 20 материалам 15-16 вв., было много сказано о том водоразделе, который происходил между украинцами и великороссами. Я должен признать, что коллеги, которые занимаются ранним Новым временем, в изучении этой проблематики весьма преуспели. Но эта проблематика актуальна также и для 19 в. Так сложилась, в частности, в российской историографии, что довольно много пишется о конкуренции двух нацио-строительных проектов. С одной стороны, общерусского триединства и украинского проекта, с другой. Такая конкуренция действительно существовала, она не надумана. Но в этой оппозиции теряется очень важный процесс, а именно формирование русской нации, существование великорусского проекта. Такой проект, безусловно, существовал, но его развертыванию мешала официальная государственная концепция общерусского триединства. Занимаясь историческим регионоведением, я обратил внимание на устойчивое былование такого понятия как «внутренняя Россия», «внутренние губернии». Это понятие шло из глубины веков и генетически даже более раннее, чем присоединение Левобережной Украины к России в середине 17 в. Генетически оно связано с замосковным краем, с Московским государством Российского царства; но сейчас я не буду углубляться в эти хронологические пласты. Что важно? Этот концепт «внутренней России» был обоснован указанием на четкую этнографическую границу, которая разделяла Великую Россию и Малороссию. Есть все основания считать, что этот концепт и его устойчивое бытование есть ни что иное как отражение процесса формирования великорусской идентичности. Таким образом, для 19 в. этот вопрос очень важный и не надо подаваться обаянию концепции общерусского триединства, огульно зачисляя всех великороссов в число ее сторонников. Реальные процессы были гораздо сложнее. Не надо представлять формирование великорусской или русской нации как побочный продукт несостоявшегося проекта общерусского единства или успеха украинской идеи. И, наконец, полемизируя с Оксаной Юрьевной, по поводу Новороссии. Хотя Оксана Юрьевна сегодня говорила о Малороссии, Полтавщине, Черниговщине, Левобережье, я знаю, что основной ее интерес связан с Новороссией. Новороссия тоже ментатльно довольно долго и сложно присваивалась Россией. Можно выделить екатерининский период. О Новороссии тогда много писали, и очень много было сделано в плане осмысления принадлежности вновь завоеванных земель. Я специально изучал период Крымской войны. И вот что оказывается. Оказывается, что общественное мнение воспринимало события, развернувшиеся в основном в Новороссии, как приобщение Новороссии к России. И даже в Полном собрании законов Российской Империи, в опубликованных уже после окончания войны указах и манифестах Александра II, об этом говорилось прямо. Прямо говорилось, что раннее эти земли не участвовали в общих страданиях России (читай: в войне 1812 г.), а опыт 50-х гг. показал, что Новороссия приблизилась к России. Между прочим, особенно здесь выделялось место Одессы, крупного городского центра России. К. А. Фролов: По поводу украинской историографии 19 в. Хотел обратить внимание на важную тенденцию, которую сейчас следует вспомнить. Это отказ от романтического федерализма, романтического украинофильства в сторону общерусской идеи. В сущности, эту эволюцию проделали все отцы-основатели романтического украинофильства: Костомаров, Кулиш, Максимович. Как было уже сказано Богданом Безпалько, Кулиш заканчивает свой творческий путь "Воссоединением России", как итогом своей деятельности; и идет на радикальный шаг: ради общерусского единства отказывается от малороссийского языка, так как, по его словам, он стал знаменем раскола. Последние слова Максимовича: 21 хотя Южная Русь - это родная земля и там лежит прах моих предков, тем не менее, Южная и Северная Русь - "нераздельны" и "неслияны", используя таким образом богословскую терминологию о Троице. Одновременно в "Двух русских народностях" Н. Костомаров говорит о взаимодополняющем характере южнорусской и северорусской народностях, говоря о синтезе и взаимодополняемости в истории. Мало того импульс к возвращению общерусской идентичности подали галицкие русофилы. Их наследие в общерусской историографии огромно. Наиболее фундаментальные труды по истории ГалицкоВолынского княжества, в котором некоторые историки видят основу отдельной украинской нации и государства, написаны сторонниками общерусского единства. Именно Зубрицкий в переписке с Максимовичем пишет о возвращении к общерусскому языку. Дальше, защищая церковнославянский язык, старый стиль богослужения и готовя переход униатов в православие, это делает Добрянский. На самом деле идея двуединой России характерна не только для южнорусского варианта славянофильства, к которому пришел поздний Максимович, но и для великорусских славянофилов. Московские славянофилы также искали в двуединой или триединой Руси искали синтез богословской терминологии. "Нераздельность" и "неслиянность" - это совершеннейшая гармония, которую никак не перебить. Славянофилы считают двуединую Русь придавленной петербургским бюрократизмом, который уничтожил патриаршество, православную идентичность, равно бьет по Москве и по Киеву. В рамках общерусской идеи они искали эволюционный выход. Надо помнить, что Петербург подавлял славянофильскую мысль; Хомякова издали только после смерти. Говоря об украинском движении, следует помнить, что лишь крайние радикалы говорили об отрыве Украины от России. Драгоманов и Франко писали, что только безумцы могут говорить о полной государственной независимости; все шло в рамках федерализма. Говоря о Грушевском, следует помнить о политической составляющей его деятельности. Вспомним труды Мельгунова и Романовского о финансировании немцами большевиков; они приводят факты, что через немцев шло финансирование РСДРП и Спiлка визвольноi Украiнi, к которой принадлежал Грушевский. Идеи поздних славянофилов частично пытались реализовать в последнем этапе истории России. Это попытка Столыпина о переносе столицы в Киев. К счастью, тысячелетняя русская культура не скатилась к великорусскому проекту, так как это сужение, это отказ от тысячелетней традиции, это неологизм. Форма триединства - это и есть форма развития русской мысли вне независимости от конъюнктур, которые будут меняться еще неоднократно. В. Ф. Верстюк (д.и.н., Институт истории Украины. НАНУ, Киев): Я сьогодні мовчав, але чим далі я слухаю, тим більше я не розумію, про що ми говоримо. Ми чiтко визначили предмет нашої конференції. Можливо бути вона дійсно має напівнауковий, а не науковий характер. Але поставка питання про Гоголя: «як нам поділити Гоголя» - до речі мені сподобалася. Сподобалася мені тим, що фактично йдется не про Гоголя, а йдется про подділ імперії. Я думаю, що цей процес скоро почнеться й в Україні. Україна теж буде претендувати на частину імперської історії, як це, скажемо, зробили після розпаду Австро-Угорської імперії, усі ці народи Центральної Європи. Я думаю, що росіяни повинні бути до цього готові. Тут уже навiть прозвучало, що нам є що ділити. і це дійсно правда. Я думаю, що постановка питання про тисячолітній російський проект не витримує наукової критики. Сьогодні ми говорили про етнічний дискурс обговорюючи полемично- церковну літературу. Але вибачте. Напевно йдется про конфесіональний дискурс. Правда? Ми оминули 18 сторіччя, формування імперії, ми не сказали, що Російська імперія стала можливою лише відтоді, коли вiдбулося возз'єднання України з Росією. Цей факт надзвичайно важливий. Тут йдеся не 22 стільки про території, скільки напевно про інтелектуальний потенціал. І мені сподобалася доповідь отця Василiя про Данила Туптала. Він показав, наскільки різними булi Росія й Україна в XVII ст. I те, що зробили києво-могилянськi випустники - це був внесок Києва в імперську історію. Очевидно це нам треба використовувати. І ще одне. Ми намагались окреслити межi українства, визначити, що таке українство? Проте не довідалися, а що таке російський проект, що таке Росія, що ми розуміємо під цим? В етнічному, соціально-культурному характері, це що? Шкода, що в залi немає колеги Марчукова. Він написав досить велику книгу про національно-визвольний український рух, який він розглядає дуже стисло й хронологічно вкрай вузько. І в нього незмінно існує якийсь російський вимiр цього руху, автор не допускає його самодостатності. Російські історики можуть робити все, що їм завгодно. Хочуть замінити «український» «регіональним» - ну, ради Бога. Але чи виграє наука від цього й що придбають відносини між двома країнами? Я думаю, що в цьому випадку вони тільки програють. Л.А. Зашкильняк: Кириллу Александровичу я хочу сказать, что Ваш дискурс и аргументация вполне возможны, это Ваше право так представлять. Но у Вас присутствует, мягко говоря, тенденциозность, когда Вы говорите, что Зубрицкий и все русофилы создали такой исторический дискурс, который был всеми воспринят. И Зубрицкий и все русофилы, и Головацкий, если Вы помните, в конце 19 в. не пользовались никаким влиянием, в том числе и в Галиции. Хотя Общество Качковского, и Русский народный дом существовали и в межвоенный период, но общерусский дискурс, архаичный, консервативный, провиденциальный, уже не отвечал восприятию галицких украинцев. Вы правильно сказали, что все романтикиукраинофилы не ставили задачи отделения Украины от России. Но они ставили другую задачу: сохранение этнической самостоятельности украинской нации или народа, лишенного политической элиты, способной поставить политические требования. Только в 1895 г. Бачинский, а в 1900 г. Михновский этот вопрос поставили в открытой форме. О.Ю. Захарова: Тут говорил мой коллега о Новороссии. Новороссия – это Екатеринославская, Таврическая, Херсонская губернии. Соответственно у каждой губернии своя история. Обобщать не стоит. И второе, что я хочу сказать. Почему сейчас нашими студентам не преподается Отечественная война 1812 г.? Почему из деятелей украинской культуры мы не говорим о тех, кто нас может объединять: скульптор И.П. Мартос, художники Левицкий, Боровиковский, Бартнянский? Л.А. Зашкильняк: А почему Вы не преподаете? Мы преподаем! О.Ю. Захарова: Я преподаю также в филиале одного их российских ВУЗов в Севастополе. На экзамене я спрашиваю об Отечественной войне, о Левицком, Боровиковском и Мартосе – но ответ я могу и не получить, они не знают. Давайте брать фигуры, которые нас объединяют. И. И. Колесник: Я хотела бы остановиться на двух моментах. О характере самосознания 1517 вв. Понятно, что понятия идентичности, дискурса – это наработки 20 в., нашего 23 времени, и мы все это интерполируем на тот период. Мне кажется, что целесообразно говорить о множественности идентичностей или их иерархии, т.е. личностная, родовая, территориальная, земельная идентичности и только на высших стадиях развития самосознания возникает представление о национальной идентичности. Для России более когерентным будет термин «имперской идентичности». Второе. Особенности российской национальной имперской идентичности заключались в том, что в начале возникает российский гранд-нарратив, начиная от Татищева и заканчивая Карамзином, что заложило государственную школу Соловьева, Кавелина, Чичерина и Градовского. На Украине же происходил обратный процесс. Вначале шел процесс формирования национальной идентичности, национальной идеологии, национального самосознания, а затем на этой основе появляется гранд-нарратив в лице М. Грушевского. Именно он представил схему украинского гранд-нарратива, полной, универсальной, украинской истории как самодостаточного процесса. В этом отличие украинской историографии и ментальности от российской. И это отличие заключается в том, что все культурное поле, сфера деятельности украинских интеллектуалов было чрезмерно политизировано и идеологизировано. М.В. Дмитриев: Завершая дискуссию, я позволю себе ремарку. В докладах Ирины Ивановны, Оксаны Юрьевны и Леонида Афанасьевича мы сталкиваемся с одним и тем же вопросом: какие должны быть критерии, которые бы отдели украинскую и российскую (имперскую?) историю и культуру друг от друга? Мы всё время спотыкаемся о трудности, которые, в сущности, очень невелики. Если мы встанем на позиции современного гуманитарного знания, мы должны признать, что нации – это культурный конструкт, создаваемый интеллектуалами и «спускаемый» в культуру при помощи пропаганды, образования, государственной политики… Соответственно, задача не в том, что описать «национальные» русскую и украинскую культуры как некие онтологические реальности, а в том, чтобы исследовать особенности конструирования национальных или этнических дискурсов в России и Украине XIX века. И я позволю себе еще одну вещь сказать. Слово «империя» у нас до сих пор ругательное. Однако тем больше мне приходится общаться с теми, кто систематически изучает историю Россию и других империй в 19 в., и занимается проблемами отношений центра и периферий в империях, тем больше я вижу сомнений, в самом ли деле слово «империя» должно быть ругательным? Я хочу обратить Ваше внимание на новую статью Андреаса Каппелера, который стал известен у нас благодаря своей книге «Россия как многонациональная империя» (до этого книгу с похожей тематикой написал французский историк барон Нольде). Он опубликовал недавно в “Ab imperio” статью, в которой острожно константировал, что можно и иначе, чем принято, смотреть на Российскую и Габсбургскую империи. В этом Каппелер, как кажется, возвращается к тому, что в 50-е гг. писали (насколько я могу судить по историографическому очерку Исламова) австрийские историки; они стали призывали не смотреть на Австрийскую империю не как на страшного монстра. Может быть, стоит и на российскую имперскость взглянуть иначе… Доклад А.Н. Ужанкова: Язык творчества как национальная самоидентификация писателя (На примере творчества Т.Г.Шевченко. Тема моего доклада: «Язык творчества как национальная самоидентификация писателя (На примере творчества Т.Г.Шевченко)». Чем больше говорят и повторяют (особенно в последнее время на Украине), что Т.Шевченко – национальный украинский поэт и основоположник украинской 24 литературы (этого никто, конечно, и не отрицает!), тем меньше вспоминают и пишут, что Шевченко - русский писатель: драматург и прозаик. Хотелось бы отметить, что многие русские писатели-прозаики 19 в., имевшие поэтический талант, начинали свое творчество именно в поэзии. Здесь сразу вспоминаются Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев и многие другие. В процессе своего творчества они все больше склонялись к большим прозаическим формам и жанрам - повестям, романам и дневникам. По сути, таким же был и творческий путь Т.Г. Шевченко. Родился он в Малороссии, на Киевщине, в 1814 г. в семье крепостного. Стало быть, его родной языковой средой с детства был украинский разговорный язык. Однако уже с 10 лет он погружается в другую - в русскую языковую среду, становясь казачком русского помещика К.В. Энгельгардта. В 1829 г., в 15-летнем возрасте, на целых 14 лет юноша покидает «рiдну неньку Україну». Его жизненной средой стало русскоязычное общество Вильны, а затем и Петербурга. Поэтому языком общения, и, следовательно, мышления становится для него русский язык. Так Шевченко формируется как двуязычный писатель, и это четко прослеживается в его раннем творчестве. Начинает он как поэт, его первые стихотворения написаны на простiй мовi украинского народа. Здесь следует отметить, что письменная поэзия как жанр возникает у восточных славян достаточно поздно, только в конце 16 - начале 17 в. До этого, конечно, существовали фольклорные песни, однако до конца 16 в. их не записывали, поскольку языком высокой словесности до 17 в. был церковнославянский язык, язык богослужения - литургии. На нём писали и Иван Вышенский свои полемические сочинения, и Григорий Сковорода свои философские труды. Фольклор основывался на мирском мировоззрении, имел устную традицию, обитал в народной среде, запечатлен разговорным языком. Виршевая поэзия возникает в период секуляризации (обмирщения) сознания под воздействием польской силлабической поэзии. Первоначально, опираясь на церковнославянский язык (примеры этому мы видим в творчестве Симеона Полоцкого), поэзия быстро, уже в течение 17 в., впитывает в себя разговорный народный язык, который постепенно вытеснял церковнославянский. Через украинское посредничество виршевая поэзия пришла и в Россию. С развитием силлабо-тонической системы стихосложения книжная поэзия еще больше сблизилась с устной народной и стала перестраиваться под ее воздействием. Таким образом, украинская виршевая поэзия впитала и отразила разговорный народный язык. Он же стал и языком поэзии Шевченко. В 1840 г. появляется его первый сборник стихотворений и поэм на украинском языке «Кобзарь», а в 1841 г. – поэма «Гайдамаки», тоже на украинском языке. Родная стихия выплеснулась в них. Однако важно и интересно отметить, что уже в начале 1843 г. Шевченко завершает драму «Назар Стодоля» на русском языке, переведенную в 1844 г. на украинский язык для постановки в студенческом театре Медицинской академии. Причем, что любопытно, авторские ремарки остаются на русском языке! Видимо, в 1842 г. был написана и трагедия «Никита Гайдай», от которой сохранилось только третье действие, опубликованное в журнале «Маяк». Двуязычность Шевченко еще больше отразилась в его письмах того времени. Причем, и это важно для понимания авторского сознания, Шевченко становится все более русскомыслящим писателем. Об этом свидетельствуют его письма, написанные в 40-е г. на русском и украинском языках. 25 Подчеркиваю, что в русских письмах практически нет украинизмов, а вот в украинских письмах русизмы встречаются довольно часто. При этом грамматические ошибки и употребление русских префиксов при письме свидетельствуют о русскоязычном мышлении их автора. Например, в письмах Лизогубу 1842 г.: «А за таке время багато води у море утекло» - вместо: «а за такий час багато води в море утече». «Отдайте» вместо «вiддайте», «спасибi» вместо «дякую». «Хочь лiкар и говорить, що ничего, одначе так кiвне головою, що сумно дивиться» (правильней было бы: не «ничего», а «нiчого», не дивиться, а «дивитися»). «Сьогоднi оце трошки легше стало, можна хоч перо в руках удержать» (т.е. вместо «в руцi утримати»); «щоб помiг менi / щоб допомiг менi». В 1849 г. Лизогубу он писал: «буду посилать до Вас усе, що зроблю вартого послать» (надо «посилати» и «послати»). Бодянскому в 1850 он писал: «А мене на адресi не упоминай, цур йому» надо «не згадуй». Лизогубу: «Подякуйте и ви за мене Iлiю Iвановича за його благородную щедроту» (следовало бы -«благородну щедрiсть»). В этом контексте хотелось бы обратить внимание, что в письмах 1850-х годов присутствуют уже целые русскоязычные блоки, как, например, в письме от 14 апреля 1854 г. Козачковскому: «Христос воскресе! Друже мiй единий! Вчера только привезла почта из Гурьева твое письмо, написанное тобою 14 генваря. Видишь ли в чем дело…» Далее следует абзац по-русски, потом снова поукраински с русскоязычными вкраплениями: «Спасибi тобi, друже мiй единий, за твои десять рублей, чи, як ти пишеш, якогось нашого общезнакомого нашого, i йому, i паче тобi спасибi…» и т.д. А вот в письме к Б. Залесскому от 6.06.1854 г., на украинском языке написана лишь преамбула, а все письмо – по-русски: «Вiтаю тебе, друже мiй, Богу милий. Вiтаю тебе на лоне девственной, торжественно прекрасной природы! Много бы и много молитв сердечных послал бы я к престолу Живого Бога за один час, проведенный с тобою в дремучем сосновом лесу…»21 и т.д. В дальнейшем доминируют письма на русском языке и лишь отдельные – на украинском. Можно найти довольно простое объяснение этим фактам. С 30 мая 1847 г. Шевченко находился в ссылке в Оренбургской губернии, а потом в Орске и Новопетровске. На 11 лет он был снова оторван от украиноязычной среды. Языковая практика оставалась лишь только в письмах к Лизогубу, Честахивскому, Галагану, Щепкину и др. Но это был уже язык общения, но не язык творчества. Языком творчества в это время для Шевченко становится русский язык. Именно в 50-е гг., с 1853 по 1857, он пишет все известные нам повести на русском языке. «Наймичка» - один из первых прозаических опытов Шевченко - написана в октябре 1853 г. в Новопетровском укреплении. Там же, в конце 1853 – начале 1854 г. была написана повесть «Варнак» (хотя авторская датировка указывает 1845 г., Киев), о народном мстителе, который напоминает Кармелюка. В Новопетровском форте в 1853 г. написана повесть «Княгиня», которую Шевченко отослал в конце 1854 – начале 1855 г. издателю «Отечественных записок» А.О. Краевскому. Впрочем, повесть так и не появилась в журнале. Именно этим фактом, что русскоязычные повести Шевченко не дошли до читателя в свое время, и можно объяснить, во-первых, их малую известность публике, а, во-вторых, выпадение их из всего богатого литературного процесса России второй половины XIX века. 21 Тарас Шевченко. Твори в п‘яти томах. Т.5. Київ, 1979. С.306, 309. 26 Они не получили столь широкой известности и признания читателей, как произведения Гоголя, Достоевского, Тургенева и Толстого, а поэтому и выпали из внимания литературоведов, занимавшихся и занимающихся этим периодом. Повесть «Музыкант» написана между ноябрем 1854 и январем 1855 г. под впечатлением от пребывания на Украине в 1843-44 гг. и повествует о талантливом крепостном, ставшим жертвой пана. Нечто биографическое чувствуется в ней. Завершив 15.01.1855 г. «Музыканта» он тут же (с 24.01 по 20.02) садится за повесть «Несчастный». С 15 марта 1955 г. работает над повестью «Капитанша». Поражает продуктивность в работе писателя. Такое ощущение, что он пытается наверстать упущенное время и за месяц пишет новую повесть! С 10 июня по 20 июля 1855 г. пишется повесть «Близнецы», в которой, как и в «Несчастном», затрагивается проблема воспитания. Почти год, с 25.01. по 4.10. 1856 г., Шевченко работает над «Художником», в том же Новопетровском форте. Произведение это автобиографическое и повествует об истории его собственного выкупа (22.05.1838 г.) за 2500 рублей из крепостничества, учебе в Петербургской Академии художеств, дружбе с К. Брюлловым и др. И, наконец, в ноябре 1856 г. вчерне закончена работа над «Прогулкой с удовольствием и без морали» (завершена 16.02.1958 г.). Обе последние повести подводят нас к заключительному, можно даже сказать, итоговому сочинению Т.Г. Шевченко - «Дневнику» (1857-1858 гг.), начатому в последний год службы и завершенному по получении отставки и свободы. Дневниковый жанр предполагает сокровенный смысл записей, дневники не рассчитаны на широкого читателя и пишутся большей частью для себя. В таком случае, сокровенные мысли, что вполне логично, должны писаться на родном, более близком человеку, языке, тем более, если они делаются еще и тайно. Нельзя сказать, что Шевченко запрещалось писать на украинском языке. Его письма этого времени написаны на двух языках, и украинским языком он попрежнему владеет. Другое дело, что, судя по этим его письмам, им мало-помалу, утрачиваются навыки украинской речи: «украинские письма» становятся двуязычными, а языком своих тайных «захалявных книжек» он сознательно выбирает русский язык. Это - язык его мышления. На нём он и высказывает суждения по всем трепещущим вопросам жизни. В этом его «Дневник» весьма схож с «Дневником писателя» Ф.М. Достоевского, как и похожа сама судьба двух писателей в части их ссылки. В 1859 г., по освобождении из армии, Шевченко побывал на любимой Украине, написал еще ряд стихотворений на украинском языке, но, как мы знаем, жизнь свою все же связывает с Петербургом, с любимой Академией художеств. Но не надолго: 10 марта 1861 г. он умер от сердечного приступа. Подводя итог сказанному, замечу, что две трети из творческого наследия Т.Г. Шевченко написано, осознанно написано, на русском языке – языке великой литературы, к которой и он хотел приобщиться. Поэтому, когда мы с полным основанием говорим, что Тарас Шевченко является национальным украинским поэтом, мы должны следом подчеркнуть: и самобытным русским писателем, случайно или нарочно, но прочно «забытым» украинским литературоведением и мало изученным русским. Хотелось бы, чтобы Шевченко не разъединял, но объединял два наших народа. Дякую за увагу! М.В. Дмитриев: Позвольте я начну с вопроса, который меня давно интересует, особенно после того как я пролистал немецкую книгу о nazionalismus Sprache в Германии 27 еще в первой половине 18 в., задолго до Гердера. Это исследование вместе с другими (теперь есть такой тренд в историографии) позволяет поставить вопрос о том, действительно ли справедлив привычный и унаследованный еще от Гердера взгляд на то, что нация и язык – это едва ли не одно и то же. Если есть украинский язык, там и есть украинская нация и.т.д. Не пора ли нам, опираясь на те примеры, которые Вы привели, а мы еще знаем, что Тургенев писал свободно пофранцузски, Пушкин говорил по-французски также хорошо, как и по-русски, Палацкий по-немецки, для И. Франко немецкий был таким же родным, как украинский и польский, пересмотреть этот взгляд. А таких примеров миллион! Чешские будители открывают для себя в один прекрасный день, что они вовсе не немцы, а чехи и словаки, то же самое происходит с делегатами Головной Рады русского народа. Не заставляет ли это поставить под вопрос привычный нам и укорененный с Просвещения и даже Ренессанса стереотип, что нацию создает язык? Если Шевченко знал украинский и русский, даже, может быть, лучше украинского, что не позволяет назвать его русско-украинским писателем? В.И. Марочко: Нет, ну это известно. Шевченко не только украинский, но и русский писатель. Это однозначно. А.Н. Ужанков: Если использовать при доказательстве этого посыла еще и математику, то можно привести две цифры: на Украине Шевченко прожил 14 лет из 47. То есть, фактически всю свою сознательную жизнь он пребывал в русскоязычной среде и, судя по письмам к его друзьям, у него четко проявляется русскоязычное мышление. Какой напрашивается вывод? В.И. Марочко: Империалист, или жертва русификации. А.Н. Ужанков: Выбор у Шевченко, как и у Гоголя, самостоятельный. Никто не заставлял их переезжать с Украины в Санкт-Петербург и писать по-русски. Он, совершенно очевидно, идентифицировал себя с русской культурой. Я говорю «культура», а не только «литература», так как не стоит забывать и Шевченко художника. Петербургская Академия художеств также является для него воспитательницей. Вы, Михаил Владимирович, правильно заметили о Пушкине. Когда Пушкин попадает в Царскосельский лицей, то получает прозвище «Француз», ибо пофранцузски говорит лучше, чем по-русски, французскую поэзию знал лучше, чем русскую литературу, поскольку был воспитан в традициях своего времени на французской культуре. Сразу же возникает вопрос, когда же начинает формироваться его национальное сознание? В случае с Пушкиным ответить на него довольно просто: когда начинает формироваться религиозно-православное сознание. Для Пушкина – это очевидно. Когда в юности он был атеистом, то непонятно, к какой культуре принадлежал. Ссылка в Михайловское, беседы с игуменом Святогорского монастыря – приводят к повороту в сознании, о чем лучше всего свидетельствует его стихотворение «Пророк». После Михайловского у Пушкина совершенно другое – православное - сознание. Возникает тогда и такой вопрос: что является общим для великоросса и для малоросса? Понятие «русский». Оно формировалось на протяжении шести столетий. В 16 столетии начинается ревизия этого понятия. В 11-16 вв. понятия 28 русский и православный во всех древнерусских текстах – это синонимы. Вот и все. Если Шевченко мыслил себя православным человеком, то он был, по своему сознанию, русским! П.Г. Жовниренко: Вы приводите аргументы русскоязычности Шевченко. Я по памяти написал некоторые слова: «поможи» и не допоможи. Но ведь в украинском языке есть «помощь» и «допомога». Вы цитируете фразу «Хочь лiкар и говорить, що ничего» вместо «лiкар не каже» - но ведь это прямая речь, он просто передает слова врача, ведь врач был русским. И самое главное. Вы принимаете во внимание, что человек был оторван от языковой среды и можем ли мы говорить о иноязычности человека, который находится в тюрьме в какой-то стране и принимает язык, чтобы отвечать надзирателям, что он стал говорить на чужом языке? Насколько я знаю, Шевченко было запрещено писать на украинском языке… А.Н. Ужанков: Это не совсем так! Его письма украиноязычным адресатам свидетельствуют об обратном. Те примеры, что я приводил из писем Шевченко (а писем дошло очень много), я специально не отбирал. В каждом письме можно найти десятки примеров употребления русских слов вместо украинских. И это нарастающая тенденция. Возьмите, почитайте! В.Ф. Верстюк: Як же ви це робили? Iснують відмінності між літературною й розмовною мовою! А.Н. Ужанков: Очень просто, по сфере их употребления. Я розумію українську мову i можу розрізнити, що таке проста мова i що таке літературна мова. Якщо письменник пише по-українськi, я знаю яка це мова. Д.Ю. Арапов: Насколько я Вас понимаю, Пушкин, который, как известно, брал уроки чистого атеизма, до того как стать православным, был безродный космополит? А.Н. Ужанков: В принципе да. Д.Ю. Арапов: Иными словами «Руслан и Людмила» – это произведение, написанное безродным космополитом? А.Н. Ужанков: В определенной степени да. Почему? Я объясню. «Руслан и Людмила» было написано в качестве спора с Жуковским, с условием использования произведений фольклора. Жуковский пишет сказку об Иване-царевиче и сером волке на основании немецкого фольклора. Пушкин использует самый разнообразный фольклор. И сказать, что «здесь русский дух, здесь Русью пахнет» - это еще не значит, что действительно «пахнет Русью». Е. Байдарова (студентка, Филологический факультет МГУ): Вы сказали, что во время ссылки Шевченко сознательно выбирает языком своего творчества русский язык? Считаете ли Вы тогда, что поэтическое творчество не является творчеством в таком смысле? А.Н. Ужанков: Он тогда не писал стихов. Точнее, мало, сосредоточившись на прозе. А прозу сознательно писал на русском языке. Е. Байдарова: 29 Как это не писал!? Во время ссылки очень много стихов, «В каземате», для начала. Очень много можно называть. Шедевры, собственно говоря. А.Н. Ужанков: Согласен. Но Вы меня, наверно, невнимательно слушали. Я разделяю две языковые среды: народную (фольклорную) и высокую (литературную). Ведь я в докладе сделал маленький экскурс в историю стихосложения. Поэзия опирается на фольклор; фольклор имеет языческие корни, по причине которых его и не записывали. Церковнославянским языком нельзя было записывать языческие, светские тексты. Исторические песни времен Ивана Грозного были записаны для иностранцев в конце 16 в. В семнадцатом веке под влиянием Польши у нас появилась силлабическая поэзия, тонической пока не было. Почему с таким трудом записываются стихи? Вот по этой причине: их можно было писать только простой мовой, но не на церковнославянском – литературном – языке! Я лишь хотел подчеркнуть и обратить ваше внимание, что язык творчества больше всего свидетельствует о самосознании писателя. В случае с Т. Шевченко, когда он свободно выбирает язык для своих творений. Прежде всего, для прозаических сочинений, к которым он приходит в конце своего творчества. Это для меня важно. И.И. Колесник: Вы назвали цифру две трети произведений Шевченко русскоязычные. Но имя Шевченко – это маркер украинской поэзии, украинской литературы. Русскоязычные повести Шевченко не читались в России, и в украинском литературоведении приняты как слабые. Известен факт из «Дневника». Шевченко посылал С. Аксакову «Прогулку с удовольствием», Аксаков ответил: «Вам лучше не писать». О чем это свидетельствует? Что языком его высокого творчества был украинский язык. А.Н. Ужанков: В поэзии – да, в прозе нет. И.И. Колесник: И, следовательно, как великий литератор он идентифицируется через украинскость? А.Н. Ужанков: Вы правильно заметили. Как поэт – да, несомненно. Я с этого начинал и дважды это подчеркнул. Но думают не стихами, а прозой! Для меня важно было понять и показать, что он русскомыслящий писатель! В.И. Марочко: В неволе не размножаются. И.И. Колесник: Как прозаика его никто не читал. А.Н. Ужанков: Правильно, и я показал, почему его никто не знал. Не читали потому, что не печатали. Повести не стали достоянием читателя. Но, тем не менее, Шевченко почему-то их писал. Что это за упрямство такое? Не печатают, а каждый месяц выдает по повести! Значит, говорите: графоман?! Меня поразил этот факт. Это постановка новой проблемы в изучении творчества Т.Г. Шевченко. Доклад С.Л. Чернова: Русское самодержавие: возникновения. определение, генезис, причины и время 30 Глубокоуважаемые коллеги! Позвольте представить на Ваше рассмотрение некоторые размышления, исключительно и только в качестве востановки вопроса, посвященные проблеме самодержавия. Тема моего выступления совершенно выпадает из общего контекста нашей конференции; единственное, что меня извиняет это то, что самодержавие сродни «Шинели» Гоголя: мы все вышли оттуда. Я позволю остановиться на некоторых аспектах этой проблемы: определение термина, вопросы генезиса, причин и времени его возникновения. В юридической и вслед за ней исторической литературе понятие «самодержавие» принято отожествлять с формой правления. Подобное толкование данного термина требует некоторого уточнения. Становление самодержавия в России нельзя оторвать от процессов формирования централизованного государства, в ходе которого создавались принципиально иные, по сравнению с эпохой раздробленности формы государства, правления, государственного устройства и режима, иной государственный аппарат и.т.д. Русское централизованное государство изначально формировалось как монократическое, ибо вся полнота государственной власти сосредотачивалась в руках одного лица – самодержца. В свою очередь любая форма государства представляется органическим единением трех форм: правление, территориально-политическое устройство и государственный режим, сущность которых определяется главным признаком, свойственным каждой форме государства. Поскольку для монократического государства является принцип единоначалия, ему будут соответствовать монархическая форма правления, унитарная форма территориальнополитического устройства и авторитарная форма государственного режима. Россия знала две разновидности монархии: сословно-представительную и самодержавную. Каждой из них был характерен свой собственный институт главы государства, иначе институт верховной власти. В первом случае этот институт представлял собой весьма сложную систему взаимоотношения князя, боярской думы и земских соборов, предусматривавшую реальное ограничение власти монарха различными учреждениями и социальными силами, права и привилегии которых сформировались еще в удельную эпоху. Во втором случае этот институт персонифицировался в личности самого монарха, полномочия которого никем и ничем не ограничивались. Таким образом, первое и главное отличие сословнопредставительной и самодержавной разновидности монархической формы правления состоит в правовом положении главы государства, т.е. в существовании различных институтов государственной власти. Однако форму правления нельзя отожествлять со статусом монарха. Форма правления более широкое понятие и предполагает также особый способ организации структур и взаимоотношений всех органов государственной власти, а также их прямых и обратных связей с населением. Следовательно, вторая отличительная черта этих двух разновидностей одной формы правления заключается в различии способов организации структуры государственного управления. При сословнопредставительной монархии – это приказная система, при самодержавии: коллегиальная в 18, и министерская в 19 - начале 20 столетия. Следует учитывать, что эти способы являются производными от статуса монарха, где первичным представляется как раз статус монарха, его место и роль в политической системе страны, а вторичными - способы организации структуры государственного управления. Именно поэтому статус монарха является основополагающей характеристикой формы правления, ее краеугольным камнем. Вследствие этого самодержавие, оставаясь с момента возникновения и вплоть до конца своего существования неизменным по существу институтом, могло под воздействием меняющихся внутренних и внешних обстоятельств, подвергать 31 изменению другие элементы формы правления, государственный аппарат и его структуру, перестраивать их под решение новых задач. Подтверждением тому служит замена коллегиальной системы на министерскую. Таким образом, самодержавие – это в первую очередь институт верховной власти, определяющий форму правления путем воздействия на государственный аппарат и его структуру. Из сказанного следует, что становление самодержавия представляется сложным и многовекторным процессом формирования, во-первых, принципиально нового статуса монарха в политической системе страны и, во-вторых, свойственного ему способа организации структуры государственного управления. Содержанием первого компонента является постепенное высвобождение монарха из-под влияния ограничивающих его полномочия государственных органов и социальных сил, вследствие этого концентрация в его руках всей полноты государственной власти, т.е. приобретение им верховных прав, коренных признаков, преимуществ, юридического и идеологического обоснования и.т.д. Содержание второго компонента сводится к появлению условий для перехода качественно иным структуре и механизмам комплектования государственного аппарата, кадрового состава, материальных придатков, системе государственной службы, территориально-административного деления и пр. Генезис самодержавия суть процесс смены в рамках монократической формы государственности одной формой правления другой, при сохранении форм территориально-политического устройства (унитаризм) и государственного режима (авторитаризм). Сословно-представительная монархия изначально составляла собой переходную от эпохи раздробленности к эпохе централизованного государства форму правления. Свойственный ей статус монарха и модель управления, дробная социальная структура общества со всей очевидности подтверждают незавершенность государственно-политической централизации страны. В историографии утвердилось следующее мнение касательно возникновения и эволюции сословно-представительной монархии: конец 15 – первая половина 16 вв. – это время ее формирования, середина 16 – конец 17 вв. – время существования, и последнее десятилетие 17 в. – кризис. С другой стороны, сословно-представительная монархия является закономерным, необходимым этапом развития российской государственности, поскольку немедленное становление и укоренение централизации самодержавия не представлялось возможным из-за существования многочисленных пережитков прежних отношений. Таким образом, генезис самодержавия охватывает время от рубежа 15-16 вв. до начала 18 в.; именно тогда был исчерпан ресурс развития средневековой государственности, сложились предпосылки для появления нового государственного строя. Одновременно эпоху генезиса самодержавия следует рассматривать в качестве второго завершающего этапа формирования русского централизованного государства, этапа создания централизованной системы управления во главе с монархом. Первый этап, складывание территорий, приходится на 14 – начало 16 вв. Не подлежит сомнению, что самодержавие как особый институт верховной власти есть закономерный продукт внутренне русской истории и в силу этого, вопервых, лишено сакральности, во-вторых, являлост ограниченным и проходящим во времени. Наконец, важной составляющей генезиса самодержавия является становление новой идеологии, призванной эти перемены обосновать и закрепить в общественном сознании, утвердить принципиально иные представления о государстве, государе и народе. Причин возникновения самодержавия, с моей точки зрения, три. Первая. Государственный строй есть отражение господствующей в стране экономических отношений. В аграрном обществе, каким в это время являлась Россия, таковыми 32 были поземельные отношения. Следовательно, возникновение той или другой формы организации верховной власти следует искать в характере поземельных отношений. В 16-17 вв. существовали две формы феодальной собственности на землю: боярская вотчина и дворянское поместье, определенному соотношению и балансу между которыми соответствовала форма государства в виде сословнопредставительной монархии. Однако на рубеже 17-18 вв. характер поземельных отношений кардинально изменился. Уравнение de facto и de jure Указом о престолонаследии статуса вотчины и поместья, слияние их в одну форму феодальной земельной собственности создало необходимые предпосылки для новой формы организации института верховной власти – самодержавия и последующей перемены формы государства, осуществленной в ходе реформ Петра I. Таким образом, единодержавию соответствует и единая форма феодальной собственности. Вторая причина. В основе процессов формирования самодержавия лежит также фактор территорий, т.е. невозможность контроля и управления столь обширных пространств иначе как только через самодержавие. Удерживать, осваивать, усмирять все эти территории, отличавшиеся друг от друга многими параметрами, превращать их в одно целое, в одно государство, с общим для всех порядком, при отсутствии единого внутреннего рынка и других скреп экономического и неэкономического характера, могла только сильная и централизованная верховная власть или самодержавие. Таким образом, дефиниции территории и самодержавия сопрягаются в прямой зависимости: чем больше расширялась империя, тем более востребованным и обязательным становился институт самодержавия. Третья причина была связана с потребностью создания таких механизмов изъятия необходимого обществу совокупного прибавочного продукта, которые бы обеспечивали функционирование такого государства. Такими механизмами стали самодержавие и сопутствующее ему крепостное право. В свою очередь решающую роль двух последних факторов происхождения самодержавия определялось типом сложившейся в России под воздействием неблагоприятных природно-климатических условий, экономики, характерными особенностями которой были малый объем производимого прибавочного продукта и порожденное этим обстоятельством натуральность и экстенсивность сельского хозяйства. Натуральность обусловило слабое воздействие экономических факторов на процесс складывания централизованного государства, в том числе института верховной власти, экстенсивность запустило механизм хозяйственной колонизации. Проблему увеличения материальных ресурсов решалась путем присоединения новых территорий, обладавших природными богатствами. Ключевский был совершенно прав, когда утверждал: «история России есть история страны, которая колонизируется». Таким образом, причины возникновения становления российского самодержавия представляются чисто политическими. Возникновение этого института государственности не было вязано ни с развитием рыночных и тем более капиталистических отношений, ни с обострением классовой борьбы и внешней опасности. Особенно следует исключить первый процесс: генезис капитализма. Прочие факторы влияли на темпы формирования самодержавия, исполняя роль своеобразного катализатора, но не являлись первичными и исходными началами, породившие сам феномен. Из сказанного также следует, что альтернативы самодержавию в России не существовало. Его появление в тех обстоятельствах было неизбежным. В отечественной исторической науке существуют разные мнения относительно времени появления в России самодержавия. Одни относят это событие к концу 15 в, другие к 16, третьи к 17в.; особняком стоит мнение И.А. 33 Федосова, полагавшего, что термин «самодержавие» применим ко всем периодам истории России. Мне представляется, что возникновение в России самодержавия относится ко времени не раннее первой четверти 18 в. Именно тогда самодержавие из термина превратилось в государственный институт, получило юридическое определение и идейное обоснование. Отсутствие того и другого в 16 и 17 вв. служит прямым свидетельством отсутствия самого явления. Потребность в самодержавии возникло уже на рубеже 15-16 вв. одновременно с завершением объединительных процессов, когда вступил в действие комплекс обозначенных выше причин. Неслучайно московские князья и цари практически сразу заявили о своем пристрастии именно к самодержавному правлению. Другое дело, что это было всего лишь пожелания и благие намерения. Самодержцами они не являлись, и быть ими не могли. Часто они прибегали к суровым и насильственным мерам; достаточно вспомнить казни Ивана III, Василия III, Ивана Грозного, однако их авторитаризм не следует путать и сознательно подменять реальным самодержавием. Подтверждением тому служат достаточно известные по литературе факты и процессы, свидетельствующие о незавершенности в России 16-17 вв. государственно-политической централизации, во-первых, наличие государственных органов и социальных сил, реально ограничивающих власть монарха (боярская дума, удельно-княжеская система, статус православной церкви, земские соборы), во-вторых, отсутствие централизованного аппарата управления, опоры самодержавия. Во второй половине 17 в. центральный и местный аппарат управления вступил в полосу кризиса и выходом из которого стало создание нового аппарата, ставшего надежной опорой верховной власти и эффективным механизмом осуществления ее воли. Эта структура возникла только в 18 в. Наконец, отсутствие идеологии самодержавия. Политическое сознание государственных деятелей 16-17 вв. представляло собой конгломерат различных и часто противоположных представлений о государстве, государе и народе. С одной стороны, были распространены воззрения типично удельной традиции,. например, взгляд на государство и населяющий его народ как на княжескую вотчину, наследственную собственность московского князя, отсутствие внятной системы передачи власти. С другой стороны политическое объединение вызвало к жизни новые политические понятия и отношения, получившие выражение в сформировавшейся на рубеже 15-16 вв. теории монархии. Московские князья и цари при помощи церкви вводили в оборот «государь всея Руси», «царь», «самодержавие», «самодержавство», «самодержец», формировали придворный церемониал и титулатуру, новую родословную, разработали обряд венчания на царство, сформулировали идею богоданности и богоизбранности Московского царства и царя, утвердили новый герб и др. вместе с тем, как справедливо полагал Ключевский, «новые идеи развивались туго, долго оставаясь в фазе смутного помысла или шаткого настроения». Таким образом, самодержавие есть институт верховной власти, появление которого относится к первой четверти 18 столетия, и является в тех исторических обстоятельствах неизбежным и обусловленным. 16-17 вв. представляют собой эпоху генезиса самодержавия, и одновременно второй период формирования русского централизованного государства. Самодержавие и централизованное государство в России возникают одновременно, как, впрочем, и империя. Д.Ю. Арапов: Сергей Леонидович, я не совсем понял. Вы сказали, что процесс складывания самодержавия лишен сакральности. Что Вы имеете в виду? С.Л. Чернов: 34 Я имею в виду, что непосредственно процесс формирования верховной власти лишен сакральности. Другое дело, что в 16 столетии этому институту верховной власти была искусственно придана данная сакральность, богоизбранность. Процесс же создания самодержавия как института никакой сакральной подоплеки не имел. А.Н. Ужанков: А царь сакрален? С.Л. Чернов: Царь? Нет, конечно. Я говорю об институте верховной власти. В сознании средневекового человека, начиная с конца 15 в., этому институту начинает придаваться сакральность. Я прошу разделить два процесса. И. И. Кукушкина (Институт всеобщей истории РАН): Вы говорили о государственном режиме, как основной части формы государства. Но более привычным является термин «политический режим». Для Вас это одно и тоже или нет? Второй вопрос. Вы назвали формой территориально-госудаственного устройства России унитаризм, а что тогда Вы понимаете под империей? С.Л. Чернов: В моем понимании империя – это унитарное государство, ибо не всякая многоликость есть империя. Впрочем, это очень сложный и противоречивый вопрос, который требует многочисленных уточнений и в первую очередь в смысле самих понятий, какими мы апеллируем. По первому вопросу, я могу с Вами согласиться, это политический режим. Л.А. Зашкильняк: Насколько правильно я Вас понял, Вы считаете, что до 14 века была сословно-представительная форма? С.Л. Чернов: Так считается в литературе. Л.А. Зашкильняк: Тогда какие сословия Вы видите в 10-12 столетиях в Киевской Руси? С.Л. Чернов: Я, конечно, не могу говорить о сословиях примирительно к такому времени. С моей точки зрения, сословия в России появляются только в 18 столетии. До этого момента мы можем говорить о разных социальных группах, различной социальной структуре. Должен с Вами согласиться, эту сторону в докладе я не затрагивал. Л.А. Зашкильняк: Цитирую Вас: «в первой четверти 18 в. из понятия самодержавие стало реальностью». Согласен. Откуда идея, откуда понятие? Вы оплели социальноэкономической детерминантами, тут бы я с Вами поспорил. С.Л. Чернов: Данное понятие идет от византийской, так и от литовской традиции. С.В. Кульчицкий (д.и.н., Институт истории НАНУ, Киев): Можно ли говорить, что самодержавное правление исчезает после 17 октября 1905 г.? С.Л. Чернов: Это колоссально сложный вопрос, на который нет ответа в литературе и, наверно, долгого времени еще не будет. Я думаю, если Вас интересует моя 35 персональная точка зрения, хотя я не являюсь специалистом по началу 20 в., то нет; также как оно и не исчезло и сегодня. В.И. Марочко: Спасибо за ответ! Я как раз хотел об этом и спросить. Есть ли перспектива все-таки для самодержавия как форме правления для России? С.Л. Чернов: Сегодня? Нет. Мое честное мнение: нет. А. Н. Ужанков: Вы представляете, сколько было крепостных на момент отмены крепостного права? В процентном отношении? И второй, почему если было так плохо, экономика России до Первой мировой войны была одной из самых лучших и быстро развивающихся экономик? С.Л. Чернов: Что касается крепостных, то их было меньше 50% А. Н. Ужанков: 30 %! С.Л. Чернов: Я и говорю, меньше 50% от общей численности населения. Я могу с Вами согласиться, что проблема крепостного права в нашей литературе представлена не совсем правильно. Нам кажется, что крепостными было все русское население, как, впрочем, мы неверно понимает империализм, как некую всеобщность. Теперь, что касается экономики России в начале 20 в. Россия занимала 5 место по производству промышленной продукции, что составляло 2.6% от всей мировой экономики. Идущая на 4 месте Франция составляла 6.6%, Англия - 15 %, Германия - 17% и Америка - 36%. Дело не в темпах развития, вопрос в том, насколько данный строй, в данном случае капиталистический, укоренился в том числе и в экономике. Укоренение этого строя оказалось чрезвычайно слабым. А.В. Михайлюк: Николаю І предписывают слова: «Вы считаете, что Россией правит царь? На самом деле Россией правят сорок тысяч столоначальников». Насколько эффективным было это самодержавие? С.Л. Чернов: Я не обсуждаю вопрос об эффективности самодержавия. В конечном итоге, создав соответствующий аппарат управления, императоры стали заложниками этого управления. Это хорошо видно на примере Николая. Это и есть вершина абсолютизма, т.е. сущности появления абсолютизма в России. Став заложниками системы, они не могли ее изменить. Эффективность этой системы управления была связана не столько с ней, сколько с индустриальным отставанием страны. Как только Россия стала индустриально отставать и со временем это становилось все боле заметным фактом, влияло на все остальное и тогда проявлялась неэффективность управления. Требовалась какая-то другая альтернативная система управления, создать которую с конкретных условиях, было нереально и невозможно. Доклад А.Ю. Бахтуриной: «Украинский вопрос» в Российской империи в начале ХХ в. Национальное украинское движение развивалось в Российской империи в течение длительного времени. Отношение к нему на правительственном уровне было однозначно негативным. В 1863 г. ряд правительственных чиновников пришел к выводу, что “существование малороссийской партии, которая желала бы самостоятельного развития народной жизни в Малороссии, ни для кого не 36 тайна”22. Украинофильское движение, обратившее на себя внимание властей, признавалось нежелательным, поскольку ряд его виднейших представителей “проводили систематически такие начала, утверждения коих влекут за собой положительную политическую сепарацию Малороссии от империи»23. В результате в 1863 г. было запрещено печатание книг духовно-нравственного содержания на украинском языке под тем предлогом, что перевод Евангелия на украинский язык не оправдан и имеет исключительно политический характер. В 1875 г. Александр II повелел созвать Особое совещание по делу об украинофильской пропаганде. Совещание пришло к выводу, что исходной точкой украинофильских стремлений служит ложное представление о значительном отличии украинского языка от великорусского, который малороссы понимать не могут. Участники совещания пришли к выводу, что украинские и белорусские земли “силою исторических событий и собственного тяготения окраин к соплеменному великорусскому центру составляют одно непрерывное и единое с Россиею великое политическое тело, а потому поощрять или хотя бы только ранодушно относиться к попыткам небольшой горсти неблагонамеренных личностей, сеющих рознь и смуту среди украинского племени, было бы величайшей политической неосторожностью”24. Александр II одобрил мнение членов Совещания. В итоге совещание рекомендовало запретить ввоз из-за границы любых украинских книг, а в пределах России разрешить печатание только исторических документов и произведений изящной словесности, т.е. полностью запретить украинскую периодическую печать. Кроме того, было рекомендовано запретить театральные спектакли и чтения на украинском языке. Решения совещания были утверждены императором 18 мая 1876 г. Они были секретными и в 80-90-х гг. были дополнены рядом инструкций Министерства внутренних дел25. Но в целом В целом на официальном правительственном уровне проблема не относилась к числу первоочередных и не стояла так остро, как, например, польский и финляндский вопросы. Правительство считало необходимым придерживаться курса, направленного на ограничение украинского национально-культурного движения. С большим вниманием относились к украинскому вопросу в Министерстве иностранных дел. Хотя украинский вопрос в начале XX столетия в Российской империи не имел, по мнению правительственных кругов, той остроты, которая могла бы оказать влияние на государственную целостность России, но в предвоенный период на территории Российской империи усилились национальные движения и, в том числе, среди украинского населения. Чиновники МИД подчеркивали, что многие русские государственные деятели не придают особенного значения украинскому движению в России, а между тем оно усиливается, “учение сепаратизма проникло уже в войска и, к сожалению, воспринимается охотно. С сепаратизмом необходимо бороться теперь, пока еще есть возможность...”26. В 1905 г. в политике правительства наметились перемены в отношении украинского и белорусского населения. После издания манифеста 17 октября 1905 г. в России начинают выходить около 40 газет и журналов на украинском языке. правда потом число их уменьшилось, в основном потому, что не все они смогли себя окупить. В 1906 г. основывается также целый ряд культурнопросветительных украинских организаци. - “Просвиты”, “Наукове товариство”, различные клубы. Эти организации активно работали до 1910 г. Но с приходом Цит. по: Национальная политика России: история и современность. М., 1997. С.59. Там же. 24 Там же.С.60. 25 Там же. 26 АВПРИ. Ф. 135. Оп.474. Д.43. Л. 14 об. 22 23 37 на пост председателя Совета министров правительства П.А.Столыпина политика в отношении Украины вновь вернулась в прежнее русло. На территории Российской империи принимались меры к ограничению украинофильских течений. 20 января 1910 г. был издан циркуляр за подписью П.А.Столыпина, который обратил внимание губернских властей на несоответствие русским государственным задачам образования обществ, преследующих узкие национально-политические цели, так как, по его мнению, объединение на почве национальных интересов вело к усугублению национальной обособленности и розни и могло вызвать последствия, угрожающие общественному спокойствию и безопасности. В виду этого предписывалось не разрешать обществ “инородческих. в том числе украинских и еврейских. независимо от преследуемых ими целей”, а также пересмотреть уже существующие и принять соответствующие меры”27. На основании циркуляра началось закрытие украинских организаций. При этом нельзя говорить о том, что данный циркуляр был направлен исключительно против украинских организаций; он затронул немецкие общества Прибалтики и др. Здесь позиция правительства понятна. Оно борется с «национально-культурным сепаратизмом». 8 апреля 1910 г. была прекращена деятельность киевской “Просвиты”. По мнению правительства, культурно-просветительная деятельность украинских обществ противоречила русским государственным интересам и правительственной политике в отношении Украины в целом. Исходя из того положения, что три главных отрасли восточного славянства и по происхождению, и по языку не могут не составлять одного целого, “наше правительство, начиная с 17-го столетия, постоянно боролось против движения, известного в наше время под наименованием украинского и олицетворяющего собою идеи возрождения прежней Украины и устройство Малорусского края на автономных национальнотерриториальных началах...”28. Также неудачными были попытки создания школы с преподаванием на украинском языке и введения украинского языка в судопроизводство. В марте 1908 г. 36 депутатов внесли в государственную Думу законопроект об обучении на украинском языке в начальных школах Украины в 1908-1909 гг. с сохранением обязательного преподавания русского языка. Этот проект был отвергут на начальной стадии обсуждения комиссией государственной Думы по народному образованию. Совет министров также категорически выступил против инициативы депутатов Государственной думы принять закон о начальном обучении украинцев на родном языке. В декабре 1909 г. Дума отклонила законопроект о введении украинского языка в местном судопроизводстве29. Накануне первой мировой войны жесткое отношение власти к украинофильскому движению формировалось под влиянием информации, полученной из Департамента полиции. По его сведениям, ряд националистических объединений, в частности организация “Союз освобождения Украины”, состояли на содержании правительства Австро-Венгрии30. Одним из способов, сдерживающих развитие украинофильской пропаганды на российской территории в начале ХХ в. признавалась организация прорусской пропаганды на территории Галиции. Русский посланник в Вене князь Л.П.Урусов отмечал, что усиление и развитие украинофильской партии в Галиции крайне не желательно, поскольку “партия эта своею деятельностью, направленной на развитие украинской национальности, поддерживает украинское сепаратистское движение в нашей Малороссии... Украинофильская Украинская жизнь. 1912. № 5. С.18, 20. Там же. 29 Там же. 30 Национальная политика России: история и современность. М., 1997. С.61. 27 28 38 партия - это социал-революционный очаг на нашей границе. Что же касается до русской народной партии, то развитие ея нам только полезно, этим создается дружественный нам элемент на той же границе”31. Граф В.А.Бобринский по этому поводу писал: “Если русское движение будет окончательно сломлено и восточная Галичина и Буковина будут совершенно обукрайнены, то тогда вся сила вражеского натиска будет направлена на нашу Малороссию и украинская пропаганда у нас значительно усилится. Поэтому ясно, что защита русского дела на Днестре и Сяне есть защита его на Днепре и, работая в Галичине, мы работаем для нашей национальной самообороны”32. 15 декабря 1902 г. в Петербурге было образовано Галицко-русское благотворительное общество. По утвержденному Министерством внутренних дел 8 октября 1902 г. уставу общество ставило своей целью “оказывать всякого рода нравственную и материальную поддержку русским галичанам и их семействам, временно или постоянно проживающим в С-Петербурге. Помимо благотворительной помощи уроженцам Галиции, общество стремилось также содействовать ознакомлению русского общества с жизнью Прикарпатской Руси, ее прошлым и настоящим33.. К 1914 г. по данным правления общества последнее насчитывало около 700 членов, из них - восемьдесят иногородних, остальные жители Петербурга. В записке по польскому вопросу чиновник МИД Олферев в 1908 г. писал, что в результате политики австро-венгерских властей в Галиции “украинцы сольются в единый самостоятельный народ и тогда борьба с сепаратизмом станет невозможной. Пока в Галиции живет еще русский дух, для России украинство не так еще опасно, но коль скоро австро-польскому правительству удастся осуществить свою мечту, уничтожив все русское в Галиции и заставить на веки забыть о некогда существовавшей Червонной Православной Руси, тогда будет поздно и России с врагом (т.е. сепаратизмом - А.Б.) не справиться”34. В первую очередь именно боязнь проникновения в Россию идей украинского сепаратизма из Галиции заставила в 1909 г. министерство внутренних дел и министерство финансов принять решение о регулярном выделении средств на “помощь прикарпатским русским”. В 1911 г. П.А.Столыпин отпустил единовременно 15 тыс. рублей на расходы по выборам в австрийский парламент. Естественно, что речь шла о помощи организациям “москвофильской” ориентации. Ежегодно по запросу министра внутренних дел выделялось 60 тысяч рублей и 25 тысяч рублей непосредственно через министра финансов. Многие высокопоставленные чиновники, особенно в ведомстве министерства иностранных дел, прекрасно сознавали всю сложность подобной деятельности. Финансовая поддержка политических течений на территории другого государства могла повлечь за собой серьезные внешнеполитические осложнения. Князь Л.П.Урусов писал, что русское правительство не может ни официально поддерживать национально-русское течение в Галиции, ни развивать среди населения надежды на отделение от Австрии и присоединение к России. Но благоразумная и осторожная материальная и духовная поддержка русской народной партии желательна, “тогда как пропаганда соединения с России в 31 АВПРИ. Ф. 135. Оп.474. Д. 156. Л.3 об. АВПРИ. Ф.135. Оп.474. Д.152. Л.19. Отчет о деятельности галицко-русского благотворительного общества в С.-Петербурге за 1912 г. СПб. 1913. С.8. 34 АВПРИ. Ф. 135. Оп.474. Д.43. Л. 13 об 32 33 39 более или менее ближайшем будущем” может “при нынешних условиях лишь повредить русскому национальному движению”35. Еще более осторожных взглядов придерживался М.Н.Гирс. Он считал, что русским партиям в Галиции не следует афишировать своих стремлений к соединению с Россией, чтобы не вызвать преследования австрийских властей. И русское правительство со своей стороны также не должно поддерживать подобных стремлений русских Прикарпатья, а лишь “способствовать их культурному развитию”36 Поэтому формальная инициатива в организации поддержки русской партии в Галиции и Буковине принадлежала в начале ХХ в. русским общественным организациям националистического толка. Распределение и передача государственных сумм на поддержание и развитие русских культурно-просветительных учреждений прикарпатских славян были полностью в ведении В.А.Бобринского и камергера Гижицкого. Правительство доверяло им указанные суммы, не контролируя их и не требуя отчета в расходовании денег37. Это делалось, в первую очередь, для того, чтобы исключить возможные осложнения на дипломатическом уровне. Выделяя средства, российское правительство полностью устранялось от того, как и на что они используются. Помимо государственных субсидий еще 10-12 тысяч рублей ежегодно давали частные пожертвования38. Все перечисленные средства в соответствии с уставом Галицко-русского общества должны были расходоваться на культурно-просветительные цели. Фактически это были самые разнообразные мероприятия как культурного так и политического характера. Центральное место в культурной работе отводилось распространению русского языка в Галиции, поскольку вопрос о культурно-языковой ориентации составлял основу программы галицийских “москвофилов” и с 1909 г. приобрел политическое звучание. Сложное историческое развитие Восточной Галиции позволяло русским видеть там русских, полякам поляков. Австрийское правительство довольно долго затруднялось в определении национальной принадлежности русинского населения Восточной Галиции. Осенью 1909 г. во Львове начали выходить ежедневная газета “Прикарпатская Русь” на русском языке и еженедельная газета “Голос народа” в качестве приложения. “Голос народа” был ориентирован на крестьянское население Восточной Галиции и печатался на местном галицийском наречии. В Буковине также было организовано издание газеты на местном наречии “Русская правда”. Примечательно, что среди всех этих газет окупалось только издание “Голоса народа”. Это была единственная газета, которая имела свой круг читателей и подписчиков. Помимо издания газет, выделяемые русскими министерствами средства использовались на организацию русских 39 просветительных обществ и общежитий для русских гимназистов . Начало Балканских войн и дальнейшее обострение русско-австрийских отношений еще более усилили активность российских националистов по отношению к Галиции и стали основанием для просьб Бобринского об увеличении правительственных субсидий на поддержку “русского движения” в Австро-Венгрии. Бобринский в 1913 г. писал в Министерство иностранных дел о том, что имеющиеся на настоящий момент средства явно недостаточны. На них можно только поддерживать действующие русские учреждения в Галиции, но нет 35 36 Там же. Д.156. Л. 3 об. АВПРИ. Ф. 135. Оп.474. Д.156. Л. 4 об. Там же. Д.152. Л.37. Там же. Л.10. 39 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 152. Л.25-29. 37 38 40 денег на создание новых. Бобринский предлагал: изыскать постоянный источнык денежных средств путем ассигнования в законодательном порядке достаточных сумм на поддержку и развитие русского движения в Галиции в виде секретных средств Министерства иностранных дел. Он считал, что расходовать эти средства можно только “путем постоянных сношений надежных и преданных частных лиц в России с русскими патриотами Прикарпатья. Эти деньги должны передавать русским учреждениям Галиции, Буковины и Угорской Руси под видом жертв русских частных лиц и обществ”. Таким образом, по мнению Бобринского, ни австро-венгерское правительство, ни получатели денег не будут знать о роли российского правительства в поддержке “русофильской” партии в Галиции40. Бобринский просил увеличить финансирование до 200 тыс. рублей в год. Одновременно с просьбами о дополнительных правительственных субсидиях члены Галицко-русского общества весной-летом 1913 г. провели в Петербурге ряд собраний. На этих заседаниях присутствовали члены Государственной думы, Государственного совета, представители различных партий, общественные деятели. Общий тон собраний носил антиавстрийский и антипольский характер, а участие в заседаниях членов Думы и Государственного совета придавало им в общественном мнении официальный статус. Активная деятельность членов Галицко-русского общества не только в Галиции, но и в России: организация манифестаций, шумных газетных кампаний в поддержку православных в Галиции, Буковине и Венгрии, вызывала серьезные опасения у чинов российского дипломатического ведомства. Российский генеральный консул в Будапеште 9 апреля 1913 г. сообщал, что “недавняя манифестация Галицко-русского общества в С-Петербурге произвела здесь самое невыгодное впечатление. Не принеся никакой пользы угроруссам, она в то же время лишь усилила и оживила вражду Венгрии к России”41. Русский посол в Вене 27 марта 1913 г. писал в Министерство иностранных дел, что даже если эти выступления искренние, что они дают совершенно обратный эффект. “Со свойственной ему необузданной пылкостью и бестактностью В.А.Бобринский возбуждает против православных Прикарпатской Руси Польское коло и административные власти как в Галиции, так и в Венгрии...”42. Российские дипломатические чиновники считали, что каждодневная травля Австрии в “Новом времени”, панславистские политические манифестации в конечном итоге направлены против российского же правительства, ухудшают русско-австрийские отношения и в результате могут послужить искрой в пороховом погребе и уничтожить и без того хрупкие мирные отношения между двумя державами. Но, несмотря на весьма настороженное отношение правительства и МИД к демонстративным заявлениям российских националистов о положении в Галиции, запросы Бобринского не остались без внимания. К лету 1913 г. вопрос о поддержке “русской” партии в Галиции в условиях осложнившихся отношений с Австро-Венгрией представлял собой важную внешнеполитическую проблему. Решение вопроса о субсидировании деятельности Бобринского и Гижицкого в Галиции было передано председателем Совета министров в МИД, С.Д.Сазонову. При этом именно Сазонову предстояло решить, является ли полезным “оказание прикарпатским славянам денежной помощи на предложенных в упомянутой записке основаниях”43. В августе 1913 г. Сазонов сообщил министру финансов о целесообразности довести сумму на поддержку русских в Австро-Венгрии до 200 тыс рублей. Эти средства должны были быть выделены в качестве кредита АВПРИ. Ф.135. Оп.474. Д.152. Л.25-29. Там же. Л.3. 42 Там же. Д.155. Л.2. 43 Там же. Д.152. Л.37. 40 41 41 министерству иностранныхз дел. Распределением денег должны были ведать МИД, МВД и обер-прокурор Св.Синода44. С этого момента деятельность “москвофилов” в Галиции стала наиболее активной. Австрийские власти, в свою очередь стали принимать ответные меры. И, разумеется, действия той и другой стороны никоим образом не способствовали стабилизации обстановки в Европе накануне первой мировой войны. Таким образом «украинский вопрос» имел важное внешнеполитическое значение для Российской империи. В правящих верхах развитие украинского национального движения рассматривалось как следствие Австро-Венгерской пропаганды, направленной на расчленение Российского государства. Для пресечения сепаратистских тенденций необходимым признавалось сокращение деятельности национальных общественных орагинзаций, издания литературы на украинском языке, а также организация контрпропаганды на территории Галиции. “Русофильская” агитация в Восточной Галиции должна была служить, по мнению правительства, в первую очередь созданию там своеобразного барьера против польско-украинской агитации в России, поскольку Восточная Галиция представлялась источником распространения опасного “национального вольномыслия” среди поляков и украинцев империи и поддержка “русофильства” должна была служить созданию определенного равновесия сил в этом регионе. С. Шарапов (Москва): Какие у Вас документальные доказательства финансирования контрпропаганды? А.Ю. Бахтурина: Что касается финансирования российской стороной галицийских русофилов, я могу отослать Вас к конкретным документам. Это Архив Внешней политики Российской империи. Ф. 133. Оп. 417. Это переписка МИДа с Председателем Совета Министров, Сазонова со Столыпиным, позднее Сазонова с министром финансов. Например, в августе 1913 г. Сазонов пишет о том, что поддержку русофильской пропаганды необходимо довести до 200 тысяч рублей. Эти деньги выделялись в качестве кредитов МИДа и распределение шло по трем ведомствам. Средства распределялись через МИД, МВД и Синодом. Как только перед войной увеличивается финансирование, так мы можем говорить, что деятельность галицийских москвафилов увеличивается. С.В. Кульчицкий: Александра Юрьевна, Вы применили совершенно потрясающий термин «национально-культурный сепаратизм». Что это такое? А.Ю. Бахтурина: Это цитата. Это терминология тех документах, с которыми я работала; в этих терминах оценивалось развитие национальных движений в Российской империи. Л.А. Зашкильняк: Вы говорили, что Габсбурги финансировали украинофильство. Какой период Вы имели в виду? А.Ю. Бахтурина: Я говорю о начале 20 в., в частности, о предвоенном периоде. П.Г. Жовниренко: 44 АВПРИ. Ф.133. Оп.470. 1913. Д.16. Л.2. 42 На Ваш взгляд, какое влияние имел Брусиловский прорыв и последующее освобождение или оккупация Львова русскими войсками на рост или, наоборот, на угасание русофильских тенденций в Галиции? А.Ю. Бахтурина: Сразу надо сказать, что Брусиловский прорыв – это вторая оккупация Восточной Галиции. Следовательно, настроение или отношение к русской армии сформировалось еще в 1914 - начале 1915 г. Как констатировал сам Брусилов и Ставка, настроения изменились в худшую сторону. Вместо восторженного (или, во всяком случае, тех вместо тех симпатий, которые были в 1914 г.), теперь настроение было настороженное и русским солдатами офицерам рекомендовалось не вмешиваться в жизнь местного населения, чтобы не обострять отношения. В.И. Мироненко: Павел Григорьевич, Робеспьер говорил: «люди не любят вооруженных миссионеров». Дискуссия по второй части докладов. Д.Ю. Арапов: С большим удовольствием прослушал все выступления. Я считаю, что постановка подобного рода конференции весьма полезна. Я позволю остановиться на докладе моего коллеги по кафедре Сергея Леонидовича Чернова. Сегодня, так или иначе, звучал вопрос о политическом статусе Украины в составе Российского государства. Хотя Сергей Леонидович даже слово «Украина» и какого-либо другого региона в составе России не употреблял, тем не менее ликвидация Гетманщины, первый раз при Петре, второй раз при Екатерине, вписывается в схему создания централизованного государства во главе с императором-самодержцем. Конечно, были соглашения, подписанные с Богданом Хмельницким, все было написано, но потом определенная модель государственности, которая выстраивалась, диктовала уже свои правила. На мой взгляд, почему так произошло? Можно, конечно, обвинять украинскую элиту, сказать, что Безбородко продался, Кочубеи продались, Завадовский тоже продался и.т.д. Но я думаю, это будет большим упрощением проблемы, так как речь шла о другом. Речь шла о том, что для решения внешнеполитических задач, которые ставила Екатерина, самостоятельная Украина ей была не нужна. Гетманщина не нужна и происходит ее ликвидация. Но если мы посмотрим на другие территории, о которых речи не шло, и я хочу обратить внимание коллег из Киева, у нас завершилась реализация большого проекта под руководством А.И. Миллера. Это создание цикла работ, посвященного окраинам в составе Российской империи, в частности, первая часть – это западные окраины, в том числе и украинские территории. В этих работах хорошо показано, что получалось по-разному; где-то унитарный подход получался, где-то он не подходил. Была выстроена весьма сложная модель, которая, в конечном счете, в феврале 1917 г. рухнула, а дальше произошло нечто любопытное. Я сейчас начал заниматься советским периодом. Те документы, с которыми я сталкиваюсь, показывают, что пресловутая коренизация, в нашем случае украинизация, о которой, наверно, завтра будут говорить как о лицемерном продукте, но да и нет. Эта задача ставилась и она решалась. Я видел закрытые партийные чекистские документы, в которых говорилось, что те сотрудники ЧК, которые будут выступать против коренизации, должны быть впущены в распыл. Другое дело, что со временем 43 все это стало меняться. В целом, нравится нам или не нравится, но имперской проблемой, о которой говорила Александра Юрьевна, нам придется заниматься. Вообще дискуссия была сегодня весьма любопытной. М.В. Дмитриев: Можно в связи с этим тогда вопрос к Сергею Владимировичу и Александру Николаевичу Ужанкову… Вот Герцен писал у нас труды по-французски и Россию люто ненавидел, наверно, больше, чем Шевченко. С этой точки зрения Герцен, получается, не русский? И насчет метафизического образа «Украины» как некоей идеальной, воображенной «краины»…. Известно, что среди русского народа была распространена легенда о граде Китеже, о Беловодье, или о свободном казацком крае. Чем эти представления принципиально отличаются от идеи некоей идеальной Украины идержавы, присутствующей в творчестве Шевченко? С.В. Савченко: Треба подумати над відповіддю. В.Ф. Верстюк: Я коротко відповім, що уявлювана територія, яку створив Шевченко це тільки крок до держави, тому що держава - це народ, влада та територія. М.В. Дмитриев: Какую территорию представлял Шевченко как территорию Украины? С Одессой, Мелитополем, Харьковым? В.Ф. Верстюк: Це абсолютно сакральна територія. Це те ж саме, якщо я запитаю Вас: про яку Русь говорили книжники, ви їх географію можете окреслити? Вона абсолютно сакральна. М.В. Дмитриев: Я с Владиславом Федоровичем в последнем пункте абсолютно согласен. Если мы присмотримся к теме «Святой Руси» или к понятиям о «Руси» вообще, то обнаружим, что очень часто это понятия с совершенно неопределенными границами. Уже ( и – особенно!) в Киевской Руси… Можно назвать это сакральной территорией, хотя я это слово совершенно не люблю, не понятно, что под ним понимать. Есть понятие sacrum в религиоведении, в культурном антропологии Альфонса Дюпрона и.т.д. Что понятно, то это то, что понятие воображенной Руси не имеет географических границ и более того я позволю напомнить о парадоксальном тексте, который привел И.Н. Данилевский в своей недавней книге. В тексте тверского летописного сборника 15 в. мы находим удивительное высказывание. “Того же лета 1453 Царьград взят от царя Турского от салтана а веры Рускыа (здесь и далее курсив в цитатах – мой, М. Д.) не преставил, а патриарха не свел, но один во граде звон отнял: у Софии Премудрости Божия, и по всем церквам служат литургию Божественную, и завтреню, и вечерню поют без звону, а Русь к церкви ходят, а пениа слушают, а крещение Руское есть»45. Султан взял Константинополь, но «веру русскую» не запретил, «Русь» ходят в церкви… Кто ходит? Разумеется, что греки, которые для тверского летописца являются частью Руси. Если возьмёте «Список городов русских» 14-го века, то там понятие «русского» тоже очень неопределенно.. А если возьмёте тексты о Руси в духовных стихах, на которые обратил в своё время внимание Г.П. Федотов, 45 Данилевский И.Н. Повесть временных лет. С. 210-211. 44 то из них ясно видно, что Иерусалим и Палестина – это….. тоже Русь. Не может ли быть, что «сакральная» метафизическая «Украина» в стихах Шевченко стоит в том же ряду? А.Н. Ужанков: Образ Украины, я с Вами тут совершенно согласен – это образ рукотворного рая, по аналогии с русскими источниками о Руси. В повести Нестора Искандера о взятии Константинополя в 1453 г. сказано: «а турки Софию Константинопольскую взяли, а службу русскую не переменили, и колокольный звон русский оставили». Т.Г. Таирова-Яковлева: Хотя я совсем не специалист по истории 19 в., но как человек, читающий курс по истории Украины, хотела бы поделиться мыслями. Первое, относительно того, что для Шевченко было представлением об идеале, стране и державе. Мне кажется, что особенно к концу его творчества, этим идеалом становится Гетманщина. Все, что связано с Гетманщиной, с казацкими временами, превращается в идеал Украины, которая была независимой и тогда все было там замечательно и хорошо. Прочитав его «Гайдамаков» или «Великий дух», то сомнений о его ментальном восприятии не остается. И дело тут не только в том, что он ругает Россию и, что его симпатии, безусловно, находятся на стороне Украины, сколько в том, как он переживает трагедии Украины; он это воспринимает как свою боль. Второе мое замечание. Очень спорно говорить о 19 в. и определять национальное восприятие человека, исходя из языка. Что тогда делать с русской дворянской культурой, которая практически вся на французском? Не считать декабристов русскими? Все их дневники и письма на французском языке. С этим я никак не соглашусь. Точно также можно вспомнить П. Скоропадского и его дневник на русском языке; при этом считать его русским – довольно сложно и спорно. Наконец, использование отдельных слов – это тоже не показатель. У Льва Толстого в «Войне и мире» сплошные французские выражения и слова. Если брать более ранние тексты, то большинство украинских политических деятелей, они писали свои дневники на польском языке, поляки на латыни; от этого они что – римляне у нас или кто? Наконец, снова обращаясь к 19 в., можно провести параллель с деятелями других славянских народов, которые тоже в это время проходили сложный путь становления языкового и национального менталитета. Письма Л. Штура написаны не на словацком, но на чешском или даже на русском; если же он писал на словацком, то использовал кириллицу и.т.д. Брать язык в основу решения национальной принадлежности того или другого автора совершенно не стоит. Б.А. Безпалько: Хотел бы вставить несколько копеек к докладу о Т.Г. Шевченко. Дело том, что когда он пишет о казачестве, он имеет в виду не только Гетманат, историю Украины и казачества он представляет достаточно идеалистически. Он представлял Гетманат и казачество как идеальный период в истории Украины. У него есть знаменитые строки: когда мы были казаками, еще до унии – ясно, что это не период 17 в. Казачья Украины – это порядок, который не ущемляет, любое государство выступает как насилие, государству противопоставляется степь, вольница, абсолютная свобода. Град Китеж, о котором упоминал Михаил Владимирович - это скорее образ завершенного идеального порядка, убежище от ущемлений, которые человек испытывает в реальной жизни. Кто-то отожествляет это с образом Святой Руси. Хотел еще спросить профессора О. В. Билого о его 45 отношении к двум книгам. Это книги Б. Сушинского, и Оксаны Забужки о Т.Г. Шевченко. О.В. Билый: Книгу Сушинського я не знаю, не читав. Книжку Забужко я знаю добре. З автором я разом працюю в Інституті філософії НАН. Мені здається, що в Україні існують два типи досліджень про Шевченка. Один тип – це наукові дослідження і вони мають свої відповіді в традиції, інший тип досліджень, це навіть не дослідження, але міфи й контрмифы, які створюються на основі міфу про Шевченка. Звичайно о книзі Забужко говорять як про пронаучную розвідку, за моїм переконанням, це не доводитися. Речь йде про те, що ни одна iнтенція книжки, я думаю, не відкриває нічого незвичайного, сьогодні ці тези вже були озвучені; ідея про т.з. метапеляции до уявлюваноi спільноти, це не відкриття Оксани, при всією моїй повазі до неї, як до письменника. Друге, що ставиться до цієї книги - це те, що вона є своєрідним компендіумом згадов і цитувань. Про це книгу можна сказати: ця подруж до свiтовоi культури. Мені здається, що це можна було позначити двома словами: космос і безодня. Тобто е очевидна оцінка творчості - це метаапелляція Шевченки в його поетичній мові, це особиста воля до державності, уявлюваноi спільноти. уявлюваній державі, і інше - це подорож, така реконструкція світової культури. А.Н. Ужанков: У меня вопрос к профессору Билому. Скажите, пожалуйста, на каком языке разговаривал Шевченко с Энгельгардтом? О.В. Билый: Ви знаєте, це важко встановити, може литовською, німецькою, може польською, російською… А.Н. Ужанков: Совершенно однозначно! По-русски. Почему? И это важно, это формирует его сознание: украинский язык был не допустим в такой среде. В.Ф. Верстюк: Чому ви так думаете? О.В. Билый: Ви знаєте, якщо використовувати бібліографічний метод, то культурне і політичне середовище Вільни більшою мірою впливало на Шевченко, чим Енгельгардт, який став для нього уособленням репресій і терору. Він вплинув на його внутрішній протест і зумовив його природний анархізм і волю до державностіі. Так що… А.Н. Ужанков: Я говорю не о взглядах, я говорю о языке мышления. О.В. Билый: Ви знаєте, мова мислення це настільки окрема філософська проблема. Я думаю. ми її за один раз не розви'яемо. Д.Ю. Арапов: Уважаемый коллега! Я ученик профессора Заянчковского. Этот вопрос вставал. Никаких доказательств того, что Энгельгардт запрещал Шевченко говорить на малороссийском нет. Речь шла о другом; речь шла о воли. А волю он ему давать бесплатно не хотел. Остальное Вам известно. В.Ф. Верстюк: Абсолютно ненауково говорити про народження Шевченка в Малоросії. Малоросія в строгому науковому сенсі - це лівобережжя Дніпра. Шевченко народився на правому березi Днiпра, так що говорити про його малоросiйську мову теж неправильно, і не варто. Тепер я хотів би сказати, що мені не 46 сподобалося, що було некоректним. Ви корелюєте зараз із сучасною українською літературною мовою Але процес становлення такої мови активно проходив довгий час. Ви знаєте, в Україні на переломi 19-20 сторіч йшли великі мовні дискусії. Згадаємо критику М. Грушевського Линниченком та Нечуєм-Левицьким. Російська літературна мова теж проходила процес становлення. У російськiй мовi між іншим помітні впливи української мови. В.И. Марочко: Перед тем как окончательно угаснуть, хочу сказать несколько слов о Гоголе; о нем было мало сказано. Слушая внимательно мнения по Средневековью, для меня очень далекий период, я занимаюсь менее романтическими проблемами, мне кажется, было много спорных высказываний. И вот о Гоголе. Сегодня была ревизия истории и были ревизоры. И я думаю, где-то остались и с носом. Я думаю, шинель нас не спасет, потому что в таком случае наши мысли будут мертвыми душами. Относительно Шевченко можно спорить; любил ли он Богдана или нет. Но его высказывания о Богдане, это ведь ужасно. Это была боль. В 1830 г. Пушкин во время восстания в Польше вдруг полюбил Хмельницкого. А дискуссия была интересно, мне понравилось. П.Г. Жовниренко: Сама постановка вопроса, кто с кем на каком языке говорил, несколько некорректна. Давайте вспомним, на каком языке говорил Путин со Шредером. Или посмотрим «Войну и мир». Ваш вопрос о Герцене - конечно, он был русский. «Люблю Россию, но странною любовью». У нас то же. «Ви любите Украiну як щось там вкуса сала й з галкую там щось. Вопрос о том, с какой страной и этносом человек связывает свое будущее. М.В. Дмитриев: Позволю себе еще одну реплику. Сегодня постоянно звучала тема, что такое этнос, этнонациональные атрибуты, определяется ли это языком, «онтологичной» этничностью, набором разных факторов? Если мы пытаемся реализовать задачу конференции, задачу соотнесения того, что мы говорим как публицисты и преподаватели с научными данными, то я позволю себе настаивать на том, что сейчас доминирующей и единственно убедительной, выведенной из эмпирики теорией национализма и этнонациональных реалий остается та, которая утверждает, что «национальное» и «этническое» на постплеменном уровне - это воображаемые реалии, сконструированные в воображении сообщества, и их творцами были люди, выработавшие соответствующие дискурсы. Соответственно, ни язык, ни объективная «онтологическая» принадлежность к нации или этносу, ни даже государственная лояльность – не суть объективные артибуты этноса или нации.. Нет объективных критериев, которые позволили бы нам сказать, что тот или иной человек, или немец, или русский, или украинец… Это проблема, как сейчас говорят выбора. Как этот выбор происходит, из-за чего он делается, как элиты заставляют народ делать такой выбор? Вот эти вопросы - подлинно релевантные… И.А. Кукушкина: Я не специалист по украинской истории, но есть в сегодняшней повестке дня третий вопрос. Это вопрос об империи. Несколько слов по этому вопросу я скажу. К сожалению, мы, историки, слабо пользуемся данными смежных наук, и поэтому часто возникает путаница. Империя – это форма территориальногосударственного устройства, как свидетельствуют работы специалистов по теории государства и права, весьма серьезно отличающаяся от унитарного государства. Есть разные точки зрения, не буду озвучивать их все, скажу лишь «расширенную», которой придерживаюсь сама. Существует четыре формы 47 территориально-государственного устройства: унитарное государство, федерация, конфедерация и империя. Россия, безусловно, на протяжении 19 в. была империей, а не унитарным государством. Почему? Унитарное государство предполагает не только сильную централизованную государственную власть, но и единство законодательства на всей территории государства. Империи, в отличие от унитарного государства, характеризуются именно неравноправием провинций. При этом совершенно необязательно, что отношения центр- окраины будут проходить лишь в плоскости угнетения. Связи могут быть совершенно различными. Наиболее известными империями были английская и французская. Сегодня говорили об Австро-Венгрии. Какое же место России среди этих империй? Россия – точно такая же империя, там было такое же неравноправие провинций, однако у нас не было такой формы колониального господства как доминион и протекторат. Д.Ю. Арапов: Это неверно! И.А. Кукушкина: Я говорю свою точку зрения. Вы выскажете свою. Доминион и протекторат – это колониальные владения. Если сравнивать Австро-Венгрию с Россией, то если Австро-Венгрия (теперь я говорю ненаучным языком: ведь наша конференция полунаучная) - это где-то хорошо, то Российская империя – это совсем нехорошо. Я специалист по истории Литвы. Отношения центральной власти к Северо-Западному краю, в частности, к Литве тормозили становление и развитие литовской культуры: что стоит, например, запрещение латиницы, запрещение использования литовского языка на всех уровнях! Хотя затем разрешили преподавание литовского языка в начальной школе, но это не ускорило процесс формирования национальной идентичности литовского народа. Мне кажется, что Российскую империю в контексте позитивного взгляда на империи идеализировать все-таки не стоит. С. Шарапов: До 1885 г. в Остзейском крае был запрещен русский язык, не секрет, что все документы в этом крае надо было подавать только на немецком языке. Александр III уравнял вместе с немецким языком эстонский, латвийский и русский. Многие провинции имели исключительное положение за русский счет. Финляндия тому яркий пример. На Финляндию не распространялись общеимперские законы и до Александра III там не принималась русская монета. М.В. Дмитриев: Небольшая ремарка. В том, что мы сейчас говорим, мы повторяем общие места, которые в специальной литературе уже прояснены… Можно просто дать отсылки к тем работам, которые упоминались Д.Ю. Араповым, а именно к вышедшим недавно под редакцией А.И. Миллера книгам об окраинах Российской империи, чтобы не топтаться на месте, а продвигаться вперед…. Л.А. Зашкильняк: Я доволен дискуссией и просто хочу охладить пыл, чтобы мы не старались искать последних истин и действительных правд. Я приведу очень простой пример. Необходим ли для этноса язык? Все творцы украинского национализма не были украинцами и практически не говорили по-украински, начиная от Бантыша-Каменского и заканчивая Донцовым, Михновским, Бачинским; кроме Грушевского. Тем не менее, они творили этот национальный дискурс. С другой стороны, современные исследования показывают, что этнос – это культурный феномен. А как культура без языка? 48 М.В. Дмитриев: Я позволю себе подхватить то, что Вы говорите… Вы ставите вопрос, необходим ли язык для этноса… А этнос – он необходим ли для общественной жизни? И.И. Колесник: В виде реплики. Хотела бы соединить Гоголя и Шевченко, замкнуть круг. В литературе давно стоит вопрос о их взаимоотношении. Парадокс заключается в том, что они практически современники, но прямых свидетельств о их общении и соприкосновении нет. Дело в том, что у Гоголя есть такие опосредованные высказывания, что он знал Шевченко; оба посещали Кукольника и Гребенку; странно, почему они до 1844 г. не встретились. Известно, что Гоголь не одобрял деятельности Киево-Мефодиевского кружка. Это свидетельствует о том, что Гоголь стоял на имперских позициях. В «Дневнике» Шевченко писал о Гоголя как о гении, но с другой стороны, есть фразы о том, что Гоголь не владел украинским языком, потому что он нежинец. Это фраза Шевченко одновременно свидетельствует о украинскости автора «Гайдамаков» и о невосприятии им имперскости Гоголя. М.В. Дмитриев: Если нет возражений, я бы предположил завершить дискуссию. Выскажу общее мнение, что дискуссия получилась интересной, и мы сможем продолжить ее завтра. Надеюсь, что сегодняшний день послужит тому, к чему мы все стремимся: налаживанию спокойного диалога, не без «подкалывания», без ядовистостей, без агрессивной полемики, между российскими и украинскими историками… В идеале, конечно, хотелось бы иметь российско-украинскую комиссию историков, подобно российско-польской, российско-сербской, которая могла бы взять на себя задачу организации регулярных дискуссионных конференций украинских и российских историков… 49