Interpretaciya
реклама
Когда взираю я на небеса Твои — дело Твоих перстов, на луну и звезды, которые Ты поставил, то что [есть] человек … Пс.8:4-10 Рождество… Этот замечательный праздник приносит в обыденную жизнь людей много радости и чудес. Он приходит к нам зимой, когда земля покрыта тёплым белоснежным нарядом, когда всё вокруг искрится и блестит от сияния звёзд ночного неба и утопает в роскоши оттенков и полутонов белого, серебристого, голубого, лазурного, золотого и других цветов. Поистине неземная красота погружает нас в самую добрую рождественскую сказку. Мы всегда с особым волнением ждём этого праздника, искренне веря в то, что за ним скрыта какая-то великая и непостижимая человеку тайна. Тайна Рождества и явления миру его Спасителя. Более двух тысяч лет тому назад произошло, казалось бы, обычное событие — родился человек. Что тут особенного, ведь в мире каждую секунду на свет появляется гораздо больше детей? Но нет, этот новорождённый был действительно особенным: он был призван открыть людям Истину и пройти свой нелегкий земной путь. Каждый из нас с детства знает историю этого праздника (см. мультфильм «Рождество»). В рождественские дни весь мир освещается добротой и любовью, в душе каждого человека словно зажигается маленькая Вифлеемская звезда, согревающая его изнутри своим лучезарным теплом. Люди, как волхвы и пастухи, стремятся идти за этой звездой Веры, Добра и Счастья. И каждому живущему на земле она открывает что-то, нужное именно ему. Этот светлый праздник Рождества Христова, эта великая тайна привлекали к себе немало великих мыслителей, поэтов, музыкантов и художников. Передо мной пять стихотворений поэтов, живших в разные исторические эпохи. Все они объединены общей темой — темой Рождества, рождения Бога на Земле. В основе сюжета каждого произведения лежит один и тот же евангельский мотив — рождение Иисуса Христа, однако каждый из авторов поведал людям эту историю по-своему. Несмотря на общность темы, все стихотворения отличаются своей системой образов. Наиболее богато она представлена в произведении Бориса Пастернака «Рождественская звезда». Читая это произведение, мы живо представляем себе холодный зимний вечер с порывистым злым ветром, пещеру, находящуюся «на склоне холма», сидящих где-то поодаль пастухов, «мерцающую звезду по пути в Вифлеем», толпы людей, животных, идущих к пещере, ангелов, затерявшихся в «ораве народа», раннее утро, Марию с Младенцем на руках. Картина эта не статична. Обилие употреблённых для её описания глаголов («дул», «пламенело», «везли», «спускались», «толпились», «топтались», «ругались», «ревели», «лягались»), в полной мере отражает смену и сочетание различных действий. Уже сама семантическая окрашенность слов свидетельствует о приближении, нет, совсем не праздника, напротив — чего-то страшного, жуткого, необратимого: «Собаки брели, озираясь с опаской, / И жались к подпаску, и ждали беды». Более того, глаголы несовершенного вида привносят дополнительный эффект какого-то изнурительного, не прекращающегося ни на минуту действия. Стихотворение Иосифа Бродского построено на стремлении лирического героя передать ощущения той ночи, когда родился Бог. Поэт использует слова, помогающие описать состояние, переживаемое лирическим героем: «холод», «голод». Они лишь усиливают уже возникшее в душе читателя чувство тревоги и даже страха. В произведении поэта-символиста Владимира Соловьева таких конкретных, зрительных образов значительно меньше. Перед читателем возникает трудно уловимый образ «бесчисленных миров», открытого космоса, в котором эпизодически возникают реалии настоящего, современного поэту мира: здесь, средь «суеты случайной», в «потоке шумном жизненных тревог» возникают образы царей, которые «на небо больше не глядят», и пастырей, переставших слушать, как в пустыне «Ангелы про Бога говорят». Поэт видит свою задачу в том, чтобы содействовать восстановлению целостности мира, объединению Мировой Души с небесной Софией. Представь, что Господь в Человеческом Сыне Впервые Себя узнает на огромном Впотьмах расстояньи: бездомный в бездомном… И. Бродский Алексей Хомяков в поэтической форме очень подробно воспроизводит евангельский сюжет. Его стихотворение наполнено конкретными, легко узнаваемыми образами: здесь и различные животные, и птицы, поющие в полуденной мгле, и цари «в затейливых тюрбанах», и ясли со спящим в них прекрасным младенцем, и пещера, освещённая факелами. При чтении этого стихотворения в воображении читателя возникает бескрайняя пустыня с золотыми песками, по которой неторопливо, «важно» движется караван верблюдов и слонов. Они идут на свет чудесной звезды, которую пытаются разглядеть, «устремивши взоры в небосклон» цари. Кажется, что все живое в мире находится во власти этого чудесного, никогда и никем не виденного раньше света Вифлеемской звезды. Это событие символизирует собой единение всего живого. И такая трактовка известного библейского сюжета, на мой взгляд, отражает одну из главных идей славянофилов, к которым относился русский поэт, богослов и философ Алексей Хомяков, — идею соборности во имя спасения и преображения мира. Образ пещеры, в которую читатель входит вместе с остальными героями, также необычен. Несмотря на то что пещера сама по себе является узким и ограниченным пространством, этой тесноты и замкнутости практически не ощущается. Изнутри пещера освещена факелами, которые не гаснут ни на минуту. Этот свет создает атмосферу тепла, уюта и умиротворения. Ни единого лишнего движения, даже «колесницы двигаются бесшумно», чтобы не нарушить создавшуюся благостную атмосферу. Другой русский поэт, Афанасий Фет, обращаясь к библейскому сюжету, не изменяет своему стилю: для него главным остается Красота: Красота земли, человека и искусства, Красота мирозданья. Поэтому основными образами его стихотворения становятся образы ночи и мира, словно принявшими в свои руки родившегося на свет Младенца. Состояние лирического героя, ставшего свидетелем этого ночного таинства, спокойное, безмятежное и умиротворённое. В отличие от стихотворений А. Хомякова и В. Соловьёва это произведение, как мне кажется, рисует статичную картину: ночь, Младенец в яслях и сидящая рядом с ним Богоматерь. И ничто больше не может нарушить этой удивительной гармонии мира, человека и родившегося на свет Бога. В своей поэзии А. Фет стремился в противоположность поэтамдемократам уйти от действительности, погрузиться в созерцание вечной Красоты, не причастной суете, тревогам, волнениям и горечи повседневности. Все это обусловило приятие Афанасием Афанасьевичем в 40-е годы романтической философии искусства, а в 60-е годы — теории «чистого искусства». Те или иные образы поэты разных направлений в искусстве создают в воображении читателей при помощи различных средств языковой выразительности. Многообразие этих средств помогает читателю ощутить все оттенки чувств лирического героя, приблизиться к пониманию написанного, понять в той или иной мере глубину авторского замысла. Стихотворение Бориса Пастернака интересно и богато такими тропами. Частое использование антитезы даёт читателю возможность почувствовать то разное, увидеть то противоположное, которое волнует и тревожит не только лирического героя, но и самого автора. В самом начале стихотворения Б. Пастернак противопоставляет состояние Младенца дыханию вола («И холодно было Младенцу в вертепе – Его согревало дыханье вола»). Вместе с тем такое противопоставление даёт возможность почувствовать, насколько близки друг другу вол и человек. Между природой и человеком в лирике Пастернака нет никаких границ. Они взаимопроникают друг в друга, человек уподобляется природе и наоборот. Единство мира довольно часто в творчестве поэта демонстрируется через взаимопроникновение предметов и явлений друг в друга. Известная библейская легенда послужила для Пастернака прекрасной возможностью ещё раз убедить в этом читателя. Безрадостное, неуютное пространство вокруг вертепа, по-своему передающее ощущения лирического героя в этом полуразрушенном, но ещё живущем мире, противопоставлено внутренней тёплой и радостной обстановке вертепа («Вдали было поле в снегу и погост, ограды, надгробья, оглобля в сугробе …» – над яслями «тёплая дымка плыла…»), символизирующей своего рода приют души, место, где можно укрыться от всех тягот судьбы и обрести покой и силу. Особенно привлекает внимание читателей образ Рождественской звезды. Ведь если бы её не было, то, возможно, волхвы и пастухи не нашли бы верной дороги к Младенцу. Борис Пастернак трижды использует сравнения, описывая звезду: «пламенела, как стог», «как отблеск поджога», «как хутор в огне и пожар на гумне». Поэт сравнивает звезду с привычными для простого читателя образами. Интересно отметить, что при этом горящие стога, пожары плавно переходят в свет звезды. Взаимопроникающие образы и предметы — источник пастернаковской метафоры, которая помогает читателю объединить в своём воображении тот самый привычный материальный мир и мир духовный. В эту ночь вся тварь была в волненьи, Пели птицы в полуночной мгле, Возвещая всем благоволенье, Наступленье мира на земле… А. Хомяков Вообще, метафорическая насыщенность стихотворений — одна из отличительных черт поэзии Бориса Пастернака. Его метафора необычна сама по себе и очень непохожа на привычные поэтические метафоры. Пастернаковская метафора является не столько художественным приёмом, сколько возможностью для поэта преодолеть ограниченность творческих сил, отведённых границами жизни. Его метафоры в широком смысле слова реконструируют единство человека с окружающей действительностью, превращая всё вокруг в цельную картину мироздания. Каждое из предложенных для анализа стихотворений отличается своей внутренней организацией, своей композицией. Произведение Бориса Пастернака, например, можно разделить на пять частей: первая (экспозиция) представляет собой описание окружающей среды, вторая — появление на небе звезды; третья — путь живых существ в вертеп; четвёртая (кульминация) — «виденье грядущей поры»; пятая — описание таинства, происходящего в вертепе. Таким образом, данное произведение имеет чётко выстроенный сюжет, в котором наиболее ярко выделяется кульминация: Все мысли веков, все мечты, все миры, Все будущее галерей и музеев, Все шалости фей, все дела чародеев, Все елки на свете, все сны детворы. Весь трепет затепленных свечек, все цепи, Все великолепье цветной мишуры… …Все злей и свирепей дул ветер из степи… …Все яблоки, все золотые шары. На Земле много лет тому назад родился Сын Божий… И вдруг художественное время произведения начитает стремительно ускорять свой бег, и быстро, словно в кино, проносятся сменяющие друг друга кадры громаднейшей эпопеи — новые миры, феи, чародеи, детвора, свечи, мишура. Но в какой-то момент время вновь замедляет свой ход, и мы вместе с лирическим героем вновь оказываемся в реальном мире, где «свирепый» ветер всё злее дул из степи, подгоняя и опережая уносящееся в снежном вихре время. Прием анафоры (все — все), использованный Б. Пастернаком, помогает ему сделать, казалось бы, невозможное — объединить и прошлое, и настоящее, и будущее. Алексей Хомяков в своём поэтическом изложении библейской легенды переходит от общего к частному, достигая при этом большей конкретики, которая, безусловно, способствует более реальному изображению давно пережитых людьми событий: В эту ночь Земля была в волненьи: Блеск большой диковинной звезды Ослепил вдруг горы и селенья, Города, пустыни и сады. Во и второй и третьей строфах он описывает еще более реальный и понятный читателю караван, движущийся навстречу вспыхнувшей на небе звезде. В четвёртой строфе рассказывается о пещере, в которой находится новорождённое Дитя. Пятая строфа является своеобразным итогом первой. В ней подчёркивается важность описываемого в стихотворении события. Таким образом, кольцевая композиция произведения символизирует собой нетленность, вечность великой идеи единения всех живущих на Земле людей. Замена слова «Земля» на церковно-славянское слово «тварь» говорит о том, что каждое живое существо ощутило под воздействием этого единения не выразимую словами благодать. Ассонанс на звуки [о] и [и] придает всему произведению необыкновенную мелодичность и музыкальность, что свойственно поэзии Хомякова. После прочтения стихотворения, мы, как полюбившуюся песню, мотив которой не в силах забыть, ещё долго будем представлять медленно плывущий к своей звезде караван… И тот оглянулся: с порога на Деву, Как гостья, смотрела звезда Рождества… Б. Пастернак Стихотворение Владимира Соловьёва построено на сравнении и сочетании трёх времён. Сначала лирический герой вспоминает прошлое, ту таинственную ночь, «когда, устав от злобы и тревог, Земля в объятьях неба опочила…». «Опочить» означает умереть. Этот невероятный оксюморон несёт в себе глубокий смысл: Земля закончила свое существование в час рождения Сына Божьего и в тот же миг в объятьях неба возродилась к новой светлой жизни. Так было две тысячи лет тому назад. Прошлое трагично и красиво в одно и то же время. Настоящее, в котором живёт лирический герой, заметно отличается от прошлого: И многое уж невозможно ныне: Цари на небо больше не глядят, И пастыри не слушают в пустыне, Как Ангелы про Бога говорят. При чтении описания прошлого у читателя рождается образ открытой, ничем не скованной Земли. В описании настоящего художественное пространство заметно сужается: взгляд лирического героя не устремлён ввысь, он уходит от неба и останавливается на более конкретном. Последняя строчка определяет будущее время, которое отчетливо видится лирическому герою: «Бессильно зло; мы вечны; с нами Бог». Стихотворение не разделено автором на строфы, что также, на мой взгляд, символично: Бог и люди составляют единое целое. Используя прием антитезы, лирический герой утверждает важную мысль о том, что Бог «не за пределами бесчисленных миров», «не в шатре лазурном», «не в злом огне и не в дыханье бурном» — Он среди нас: «Он здесь теперь – средь суеты случайной, в потоке шумном жизненных тревог». Краткое, восклицательное утверждение «Да!» помогает читателю почувствовать всю силу веры лирического героя. Родившийся в ту таинственную ночь Бог не исчез, несмотря на смену эпох и течение времени. Он живёт в каждом из нас. Лирический герой, используя при обращении к читателю местоимение второго лица единственного числа («Владеешь ты всерадостною тайной...»), заставляет и его поверить в истинность этих слов. Стихотворение Иосифа Бродского похоже на беседу с дорогим сердцу другом. Оно построено в форме активного диалога, ведя который, лирический герой ожидает от собеседника ответных действий. С первых строк он вступает в диалог с читателем, обращаясь к нему при помощи глаголов повелительного наклонения: Представь, чиркнув спичкой, тот вечер в пещере, Используй, чтоб холод почувствовать, щели В полу, чтоб почувствовать голод – посуду, А что до пустыни, пустыня повсюду…. Читаешь эти строчки и под их воздействием вместе с лирическим героем невольно переносишься в тёмное, холодное, сырое помещение, где можно согреться лишь теплом горящей спички. Эта маленькая спичка символизирует звезду Рождества, свет которой не совсем ещё погас в душе лирического героя. Лирическому герою тяжело и неуютно в этом холодном, сдавленном мрачными, сырыми стенами мире. «А что до пустыни, пустыня повсюду», — так характеризует он время, в котором живёт. Он не находит понимания в современном мире и потому ощущает себя одиноким странником в пути. Композиционно стихотворение И. Бродского делится на четыре части, каждая из которой начинается повелевающим обращением к читателю: «Представь…». Следует отметить, что первые две части статичны и построены по типу описания места действия. Третья часть повествует о пришедших в пещеру трех царях. Лирический герой сравнивает их «с тремя лучами», светом, а свет, как известно, означает тепло и добро. Ясли тихо светят взору, Озарен Марии лик. Звездный хор к иному хору Слухом трепетно приник…. А. Фет Следует заметить, однако, что, в отличие от стихотворений других поэтов, написанных на тот же библейский сюжет, у Бориса Пастернака заметно ограничено количество участников той ночи: их всего лишь трое — Мария, Иосиф и Младенец. Бесприютность, пустота и одиночество усиливаются последними строчками стихотворения: Представь, что Господь в Человеческом сыне впервые себя узнаёт на огромном впотьмах расстояньи: бездомный в бездомном. Лексический повтор двух синтаксических форм одного и того же слова обрывает библейскую легенду, тем самым акцентируя внимание читателей, как мне кажется, на потере обществом той главной идеи Рождества, о важности которой так ярко поведал миру А. Хомяков, — идеи единения. Бесспорно, огромное значение в создании художественного мира произведения несут в себе и такие категории, как пространство и время. В стихотворении Пастернака сливаются два времени — реальное и нереальное. Реальное время проступает через такие детали, как виднеющееся вдали «поле», засыпанный снегом «погост», выглядывающие из сугробов «ограды, надгробья, оглобля», а также располагающийся поодаль «пруд», уходящие ввысь «верхушки ольхи», свитые на деревьях «гнезда грачей». Нереальное время — это время таинственной ночи, хранящей в себе великую тайну Рождества Христова. Борис Пастернак удивительным образом соединяет два совершенно разных временных пласта в единое целое – вечность. «Время» и «вечность» постоянно звучат в стихах Пастернака, по-разному выявляя себя в поэтическом слове, насыщая лирический текст философским содержанием. Примечательно то, что именно ранним утром волхвы, которым открылась величественная истина рождения Бога, видят свет звезды Рождества, хотя в реальности утром увидеть этот свет уже почти невозможно. Утро играет важную роль в этом случае: оно символизирует не только начало нового дня, но и начало новой эры в истории всего человечества. В поэтике В. Соловьева также сосуществуют два мира: мир Времени и мир Вечности. Первый — мир Зла, второй — мир Добра. Найти выход из мира Времени в мир Вечности — задача каждого живущего на Земле человека. Победить Время, чтобы всё стало Вечностью, по глубокому убеждению философа, — цель космического процесса. Первый мир — это мир, в котором живут люди, мир Вечности — полное объединение людей с Богом. Именно в последней строчке стихотворения звучит мысль о том, что «мы вечны», вечны, если с нами Бог, если живо в наших душах Слово Божье. Настоящее же, утратившее эту связь, не устраивает лирического героя, но он верит в грядущее и будущее, уповая на Высшие Силы. Читая стихотворение Афанасия Фета, мы не ощущаем, в какой точке пространства находимся, в каком временном пласте пребываем. Но по лексическому значению отдельных слов делаем предположение, что находимся вне конкретного времени, ибо встреча человека с Богом возможна и в прошлом, и в настоящем, и в будущем. На первый взгляд, вполне конкретный пейзаж («звезды южные», «звезда далекая», «ночь тиха») восходит к глубокому обобщению и рождает в душе читателя ощущение бесконечности, бескрайности. Именно ночью, когда успокаивается дневная суета, легче всего слиться в одно целое с природным миром, наслаждаясь его нерушимой, всеобъемлющей красотой. Здесь, в ночи у Фета нет даже проблесков хаоса, напротив, в мире царит величественная гармония, скрытая днем. Месяц уносит за собой в голубую даль душу поэта, а звезды оказываются его немыми, таинственными собеседниками. Владеешь ты всерадостною тайной: Бессильно зло; мы вечны; с нами Бог. В. Соловьев Анализируя стихи, я также заметила, что некоторые поэты активно используют такой поэтический прием, как цветопись. Например, в стихотворении Хомякова преобладают два цвета: жёлтый и синий. Жёлтый цвет мы видим от блеска диковинной звезды, от свечения факелов в пещере, да и сама пустыня жёлтого цвета. Все это, несомненно, рождает положительные чувства в душе читателя, так как для нас жёлтый цвет является олицетворением солнца и тепла. Поэтому мы забываем о том, что действие происходит ночью, ведь пустыня освещена светом звезды, а пещера — негаснущими факелами. Кстати говоря, одежду именно золотого и жёлтого цветов православные священники надевают во время богослужения в честь Иисуса Христа, в том числе в Рождественскую ночь. По одной из теорий, жёлтый цвет является символом новой жизни. В отличие от Алексея Хомякова, у Владимира Соловьёва назван лишь один цвет — лазурный. Возможно, такой эпитет, часто появляющийся в поэзии В. Соловьева, вовсе неслучаен. Самыми знаменательными событиями в своей жизни Соловьёв называет три явления Софии. Мальчику девяти лет в храме, в двадцатитрёхлетнем возрасте в Британском музее и в египетской пустыне являлся лик Софии «в пурпуре небесного блистанья», с «очами, полными лазурного огня». Со времени этих видений София стала для Соловьёва ключевой фигурой в его жизни, он готов был служить ей, как слуга служит царице: «вся в лазури сегодня явилась предо мною царица моя…» Зная об этом, мы понимаем, о каком «лазурном шатре» упоминал в своём произведении поэт. Нельзя не отметить также, что среди всех произведений стихотворение Бориса Пастернака отличается ещё и жанровым своеобразием. Оно скорее напоминает притчу, для которой, в первую очередь, характерны сказовая интонация и яркий аллегорический язык. Интересно и то, что каждый автор, описывая одно и то же событие, по-разному называет место, где родился Бог. У Владимира Соловьёва — это «ясли», у Бориса Пастернака — «вертеп», у Иосифа Бродского и Алексея Хомякова — «пещера». Это свидетельствует о том, что не легенда сама по себе становилась целью поэтического переложения. Нет, она стала поводом глубоких философских размышлений авторов и их поэтических истолкований. Рождество… Какое таинство несёт в себе этот праздник? Для Алексея Хомякова — это, прежде всего, объединение, соборность всех людей. Близок к этой идее и Иосиф Бродский, который, как мне показалось, рассказал о том, что может произойти с миром, если люди забудут о важности той ночи, рождения Бога и постижения Тайной Истины. Бывает, случается и так, что человеку кажется, что он один на всей Земле, и никто не может ему помочь. Но если мы будем помнить о том, что с нами Бог, то обретём не только Веру и Силу, но и Бессмертие. Именно так я поняла идею стихотворения Владимира Соловьева «Святая ночь». Афанасий Фет видел в Рождестве проявление Красоты, как внешней, так и духовной. Их единенье, их слиянье — главное условие для продолжения жизни, дарованной нам Богом. Рождественская звезда Бориса Пастернака освещает путь всем пришедшим в этот мир людям, важно только не заплутать, не сбиться с истинного пути. А для этого нужно чаще обращать свой взор в небо, ибо на нём горит твоя звезда, зажжённая для тебя много лет тому назад. Возможно, все вместе они образуют некую логическую цепочку, своего рода философский полилог: первое повествует о великом событии — о Рождестве Христовом, второе утверждает гармонию внешней и духовной Красоты, третье напоминает о том, что если в душе царит доброта, то Бог всегда рядом, он в нас, четвертое дарует надежду на то, что для каждого из нас на небе горит рождественская звезда как символ спасения и душевной благодати, а пятое, словно «скрип поклажи» или «бренчание ботал», предостерегает нас от забвения Великой Истины, открывшейся когда-то миру. Так, каждое стихотворение в предрождественскую пору позволяет зажечься маленькому огоньку в душе любого человека и наполнить его сердце любовью, добротой и ожиданием чуда. (См. видеоклип «В ночь на Рождество») Источники: Владимир Соловьев http://www.20century-art.ru/books/mirovaya_xudojestvennaya_kultu/filosofiya_vseedinstva/ http://dc-summit.info/razdely/vera/1813-russkaja-religioznaja-filosofija-v-licah-vladimirsolovev.html http://works.tarefer.ru/91/100084/index.html http://www.uralbrand.ru/studentam/sdacha-rabot/filosofija-analitika/580/713.html А.Фет http://www.portal-slovo.ru/philology/40634.php http://www.bestreferat.ru/referat-100396.html Б. Пастернак http://er3ed.qrz.ru/pasternak-articles.htm Видеофрагменты Мультфильм «Рождество»: http://www.youtube.com/watch?v=-0udQDwS_VE Видеоклип «В ночь на Рождество…»: http://www.youtube.com/watch?v=zzOT6gtZqkU&feature=results_video&playnext=1&list=PL 65AA7EF56C68F56A
