«Любит – не любит» или размышления о Вечной любви.

«Любит – не любит»
или размышления о Вечной любви.
Играем. Моему партнеру по играм, внучке Женечке, идет второй год, речь только-только
начинает формироваться, поэтому она в игре – генератор идей, а я их исполнитель и
комментатор. Угадать ход ее мыслей по действиям и малопонятным словосочетаниям –
непростая задача, но я очень стараюсь, поэтому мои комментарии в большинстве своем
совпадают с ее задумками и милая мордашка внучки сияет удовлетворением. Мы
вдвоем. В тишине моего дома уютно пахнет предусмотрительно испеченными
«выходными» пирогами. Нам хорошо.
Время от времени Женечка выключается из активного взаимодействия и на несколько
секунд замирает над книжкой или игрушкой. Я тоже замолкаю. Разглядываю
сосредоточенное лицо девочки и думаю о том, как интересно было бы увидеть картинки,
которые возникают сейчас в ее взлохмаченной головке. Равнодушной в такие минуты
оставаться невозможно. Столько тепла излучает маленькое тельце ребенка, так мила она
в своей сосредоточенности, что однажды я не выдерживаю: волна нежности накрывает
меня, и я говорю тихо:
- Женечка, я так тебя люблю…Сильно- сильно… И наблюдая отсутствие всякой реакции с
ее стороны, спрашиваю:
- Ты мне веришь?
– Да-а-а, - отвечает она тоже негромко, непостижимым образом точно попадая в
тональность моих признательных слов и этим провоцируя меня на откровенную глупость
в виде моментально озвученного вопроса:
- А ты любишь бабушку?
– Не-а, - отвечает она, берет меня за руку и ведет к кукольному домику продолжать игру.
«Поделом тебе, старый дурачина! Не задавай, дурачина, неуместных вопросов» мысленно прокомментировала ситуацию я, потому что знала каким будет ответ. Но мне
так хотелось услышать другой! И я могу в течение пяти минут научить ее отвечать на этот
вопрос утвердительно и обнимать меня за шею в ответ на уточнение: - А как ты любишь
бабушку? Но я не буду этого делать. Я хочу, чтобы она сама стала инициатором этих
простых и очень трогательных внешних проявлений любви. Но для этого внутри нее
сначала должна возникнуть сама любовь. И я подожду. Ведь это я иногда задаю
родителям осторожный, а, по их мнению, бестактный вопрос:
- Скажите, а за что вашему Ванечке вас любить?
Вариантов ответа два. Возмущенно - оскорбленный: - Как за что?! Мы же его родители?!
И снисходительно – саркастический: - А что? Разве любят за что-то?!
- Должна вас разочаровать, - отвечаю я, любят всегда за что-то.
Это «что-то» всегда находится в области наших потребностей. В психологии выделяют
пять основных категорий потребностей. Физиологические: голод, жажда, половое
влечение. Потребность в безопасности: постоянство условий жизни, комфорт.
Социальные потребности: общение, привязанность, совместная деятельность.
Престижные: самоуважение, признание, достижение успеха и потребности духовные:
самоактуализация, самовыражение и пр. По степени важности они сведены в условную
пирамиду, в основании которой располагаются физиологические потребности, потому что
их удовлетворение является необходимым условием существования человека как
биологического существа. На вершине пирамиды потребности духовные, они возникают у
людей, преодолевших уровень биологического существования и вышедших в своем
развитии на уровень ментальный. По мере удовлетворения одних потребностей, все
более актуальными становятся другие, как правило, более высокого уровня. Так вот, мы
любим тех, кто помогает нам удовлетворять наши актуальные потребности.
Это почти никогда не осознается, но именно поэтому любовь в практике нашей жизни
представлена такой капризной Дамой. Она неожиданно приходит, обрушивается,
ошеломляет, а потом так же неожиданно может исчезнуть, в неизвестном направлении и
по непонятным причинам. Но причина всегда есть: либо потребность перестала быть
актуальной, либо нашелся кто-то, кто удовлетворяет ее лучше. И именно поэтому Вечная
любовь, красиво описанная в произведениях искусства (часто бессмертных) в реальной
жизни является, скорее, Синей птицей, о существовании которой все знают, но рассказам
очевидцев о том, что видели, верят не очень. Такая вот анатомия любви, простая и
довольно жестокая. Это если говорить о любви в общем.
В детско-родительских взаимоотношениях возможность выбора объекта любви
отсутствует: он у нас «какой уродился», а мы ему «какие достались». Это, во-первых. Вовторых, отношения «ребенок-родитель» сразу строятся на удовлетворении потребностей
ребенка. Это главное условие его выживания, но не возникновения любви. Можно
добросовестно и постоянно, не покладая рук и недосыпая, удовлетворять потребности
ребенка и однажды обнаружить невдалеке от себя абсолютно черствое существо, не
имеющее никакого понятия о любви или декларирующее ее с плохо скрываемым
равнодушием. А можно наоборот: не ставить себе целью безукоризненное
удовлетворение потребностей ребенка, быть не безупречными родителями и вырастить
нежно любящего человека.
Причина здесь в том, что преобладает во взаимоотношениях с ребенком в первые
(особенно в первые!) годы его жизни: формальная добросовестность или искренний
интерес к ребенку, радость от общения с ним, желание делать что-то вместе и, самое
трудное, постепенно передавать ответственность за все, что с ним происходит в его же
руки. И помнить о том, что одной из актуальных потребностей на всем протяжении
первых (особенно первых!) лет его жизни является потребность в любви. И удовлетворять
эту потребность через бесчисленное количество прикосновений к нему: руками, губами,
словами, взглядом, улыбкой. Мне кажется из этих, наполненных любовью
прикосновений, как раз и рождается единственно возможный вариант Вечной любви,
если все же допускать факт ее присутствия в нашей жизни. Внутри ребенка должна
накопиться критическая масса этих наполненных любовью посылов, и тогда он сам
заговорит о любви.
Это уже было в моей жизни много лет назад. В моем доме была похожая тишина. Я
читала, а моя дочь, перетащив из детской почти весь свой игровой скарб поближе к маме,
играла рядом. Она играла виртуозно, озвучивая роли всех персонажей игры в
придуманном ею же сюжете. Она удивлялась, сердилась, смеялась так искренне, что я
оторвалась от книги и несколько минут молча наблюдала за ней. В какой-то момент наши
взгляды встретились.
- Что? – спросила она.
– Ничего, дочечка. Я просто смотрю, как ты играешь, - ответила я.
- Мамочка, я тебя так люблю, что сейчас заплачу, - сказала моя девочка, подбежала ко
мне, теплыми руками обняла за шею и вдруг заплакала самыми настоящими слезами.
Ей было тогда 5 – 6 лет. Потом, чуть позже, в пору подростковых цунами, она, приученная
мной к откровенности, называла наш дом тюрьмой и делилась планами уехать из него
далеко и надолго. А я, холодея от страха потерять ее, вспоминала этот эпизод и
чувствовала, что внутри меня, где-то на уровне солнечного сплетения, есть якорек,
который удержит мою мятежную дочь рядом, несмотря ни на что. Этот якорек – ее
любовь ко мне.
И сейчас, сидя в кукольном домике с игрушечным поросенком в руках и наблюдая за тем,
как хлопочет вокруг нас маленькая хозяйка, я думаю о том, как много моей терпеливой
любви должно перелиться в эту девочку, прежде чем однажды она неожиданной скажет
мне:
- Бабуль, я тебя так люблю.. Сильно-сильно… Ты мне веришь?
И я ей поверю.
Н.П.Гарибова
психолог детского сада «Садко»
[email protected]