Язык любого народа.doc - Централизованная библиотечная
реклама
МБУК «ЦБС г. Братска» Методико-библиографический отдел Останется ли русский великим и могучим? Дайджест Братск 2013 «Я подумал, до какого же холодного безразличия к своей стране, к своему народу, до какого невежества и наплевательского отношения к истории России, к её настоящему и будущему нужно дойти, чтобы заменить живой и светлый русский язык речевым мусором!» К.Г. Паустовский Язык любого народа - его историческая память, воплощённая в слове душа нации. Тысячелетняя духовная культура русского народа отразилась в языке в его устной и письменной формах, в памятниках различных жанров. Значит, культура языка и слова предстаёт как неразрывная связь многих поколений. Русский язык – важнейшая составляющая нашей культуры. Образцовое владение устной и письменной речью, знание классической русской литературы – это очевидный показатель высокого культурного уровня. Но являются ли носители русского языка действительно хранителями языковых традиций, если современная речь наших молодых людей, начиная с самого раннего возраста, обрастает жаргонными словечками, а порой и сквернословием? Население страны научили писать и читать, понимая, что грамотность – это путь к свободе. Но как, на каком языке? На смеси русского, английского и ещё не пойми какого? Жуткая речь достанет везде, и нет никакой на неё службы контроля! Понятно, что простые обыватели по лености своей к нормам русского языка относятся небрежно, но писатели-то должны писать грамотно! Из-за нашей тотальной неграмотности в телерадиоэфире тоже звучит искажённый язык, хотя речь дикторов по идее должна бы служить эталоном произношения. Почему мы с лёгкостью соглашаемся с создателями словарей, в чьём ведении и находятся строгое соблюдение и инспектирование норм? Почему они идут на поводу у ленивомалограмотной части населения и пытаются приравнять к эталону «привычное» для этой части населения словоупотребление, вместо того, чтобы охранять русский язык от искажений? Если рассматривать проблему утрачиваемой культуры устной и письменной речи в общем, становится ясно, что указанные обстоятельства уже не симптомы, а болезнь, угрожающая каждому. Филологи говорят о том, что идёт идеологическое наступление на национальную культуру, её языковые традиции. В данное пособие входят статьи из периодических изданий, имеющихся в информационном центре открытого доступа ЦГБ им. И.З. Черемных. Если вы неравнодушны к проблеме спасения великого и могучего русского языка и верите, что некогда великая культура Отечества вернётся на круги своя, речь станет грамотнее, люди будут активнее читать, этот дайджест для вас. 1. Гудков, Д. Ты всё ещё поддержка и опора // Лит. газ. – 2012. - № 6. – С. 9. Язык – феномен специфический. Имея социальную природу, он «живёт» по своим законам и практически не подвластен сознательному и целенаправленному реформированию – ни один человек или социальный институт, какой бы властью они не обладали, не могут менять язык по своему желанию и усмотрению. Никаким самым строгим указом невозможно с завтрашнего дня или даже со следующего года, скажем, отменить артикль в английском или ввести плюсквамперфект в русском. При этом общество может в определённой степени влиять на язык, создавая благоприятные условия для его развития или, наоборот, способствуя его вырождению и умиранию. До недавнего прошлого наиболее авторитетным источником литературной нормы у нас считалась художественная классическая литература. В настоящее время центр нормообразования перемещается в СМИ. Говоря о норме, надо упомянуть об одном важном аспекте – об экземплификации. Таким мудрёным словом называется образец, та самая образцовая речь, в которой все нормы соблюдаются и которая призвана служить примером для подражания. В советское время, скажем, таким образцом служила речь дикторов телевидения. СМИ поддерживали и закрепляли представления о качественной речи, формируемые в ходе школьного обучения. Речь, льющаяся с телеэкрана сегодня, от образца далека. Сотрудники, скажем, молодёжных каналов стремятся перещеголять друг друга в использовании сленга, не гнушаясь при этом нецензурной лексики, видимо, чтобы быть ближе к аудитории. Но главная проблема сегодня – значительное, заметное невооружённым глазом снижение речевой компетенции большого количества представителей русскоязычного сообщества. Речь идёт прежде всего о молодёжи. Едва ли не большинство современных школьников просто не способно понять тексты классической литературы, входящие в школьную программу. Имеется в виду элементарное понимание содержания и самого общего смысла текста, о способности к примитивному пересказу. Значительная часть современных старшеклассников не способна написать связный текст на 3-4 страницах на самую примитивную тему, например: «Как я провёл лето» или «Забавный случай из моей жизни». Повсюду мы наблюдаем «клиповость», бессвязность сознания, рождающие неспособность воспринимать развёрнутые тексты, а тем более создавать подобные. Можно винить в этом Интернет с его мелькающими картинками и отрывочными фразами. Может, дело в телевидении, главной задачей которого является, как представляется, не дать человеку сосредоточиться, вникнуть в суть любого вопроса. Главная причина происходящего, по мнению автора, в тотальном, насаждаемом, активно пропагандируемом отказе от интеллектуального усилия, интеллектуального напряжения, что наблюдается во всех областях нашей жизни, во всех социальных группах. В обществе, где прямо декларируется презрение к фундаментальному образованию, где первые люди государства твердят о необходимости научить молодёжь практике, а не всяким там никому не нужным умствованиям, где министр образования заявляет, что главная задача школы в воспитании квалифицированного потребителя, другого и быть не может. Как бы то ни было, проблемы русского языка лежат, конечно, не в нём, а во внеязыковой действительности, самым печальным образом влияющей на речевую практику носителей этого языка. 2. Дмитровский, А. Побалагурили, и – за дело! А то будет поздно… // РФ сегодня. 2010. - № 6. – С. 27 – 28. Русский язык в беде. Ненормативная лексика вкупе с иноязычным лексическим накатом разрастаются в массовой разговорной речи и в художественной (антихудожественной!) литературе подобно злокачественной опухоли с пагубными последствиями для национального организма в целом, ибо язык - это ключевой компонент национальной культуры, а народ как говорит, так и живёт. Воистину, скажи мне слово, и я скажу, кто ты! Значит, лечение языковой болезни – это задача столь же национально-государственная, сколь и личная – каждого россиянина, русича. Осознанно ли это у нас? Увы! Вот, Франция по количеству законодательно-нормативных актов в области языка стоит на первом месте. У нас тоже есть Федеральная целевая программа «Русский язык (2008 – 2010 годы)», задачей которой является «создание условий для полноценной реализации функций русского языка как государственного языка Российской Федерации и языка межнационального общения для укрепления государственности, национальной безопасности и престижа страны». Но проследить результаты действия этой программы в жизни было бы затруднительно. А ведь речевой мат пребывает в ряду всех других общественных пороков, как антипод жизни. Есть любовь и есть разврат, есть патриотизм и - предательство, есть целенаправленно-созидательное функционирование государственного аппарата и - воровская коррупция, есть общенациональная религия и есть тоталитарное сектантство. Есть великий, могучий, свободный русский язык и есть… то, что у нас сейчас есть. Общеизвестна ключевая роль нынешнего ТВ в формировании массового сознания и столь же очевидна его весьма двусмысленная стратегия. Так в широко объявленный Год русского языка на ТВ не было замечено ни одной занимающей ум и сердце передачи о языке, которым обеспечивается наше самосознание, национально-культурологическая идентичность и наше достоинство в мировом содружестве наций, тот самый положительный образ, «имидж», о котором мы сейчас справедливо печёмся. Не было ни одной вразумительной передачи о языке как о народно-национальном достоянии и также ни одной передачи о вредоносности мата, равно как и иноязычного захламления речи. Вместе с тем и в Год русского языка, и после на телеэкране глумливые словотечения с кокетливыми пищалками, как явочной формы мата. Или вот. Найденных берестяных грамот, составляющих драгоценный клад древнерусской языковой культуры, насчитывается сейчас более 7000, и вдруг обнаружилась одна грамота с «матным» (как говорил мой маленький племянник) словом. Так по поводу этой «матной» грамоты на ТВ было выступление одного из ведущих археологов (!?). И одновременно явное вытеснение отечественных слов их иноязычными «куклами». Так, уходит благороднейшее, имеющее более чем полутысячелетнюю историю училище, подменяемое ничего не говорящим душе английским колледжем. Или вдруг слышу: «У нас разговор on-line». Боже мой! Это у них означает разговор накоротке… И почему теперь у нас вместо своих выходных дней стали английские уик-энды, а наши прекрасные влюблённые, возлюбленные, поклонники, избранники, приятели и даже просто ухажёры превратились в каких-то неперевариваемых бойфрендов? А иностранные рабочие – в не менее взывающих изжогу гастарбайтеров. И с чего мы стали опасаться, что наше отечественное приведение к присяге потеряет легитимность, то бишь законность, если оно не станет непременно английской инаугурацией, а отрешение от должности соответственно - импичментом? А тут ещё мэры, муниципалитеты, спикеры, электораты и опросы избирателей на выходе непременно как exit-pole. Так вот и навязывается нам исподволь крамольный вопрос: демократия у нас надёжно-органичная, родная, своя по истории и по языку или – не дай Бог! - взятая на прокат, как лодка или удочка у незадачливого рыбака. И эти время от времени запускаемые в периодике пробные шары насчёт замены кириллицы на латиницу, что стало бы окончательным актом иноязычной колонизации. Так в чём же состоит теперь прославленное в своё время Тургеневым могущество русского языка и не наступает ли при нашей преступной речевой безответственности его жалкое бессилие? И всё это результат наивно-убогого «европейничанья», наивно-настырной полуграмотности, того что как раз можно назвать французским словом parwenu. Итак, вопрос: работаем мы над совершенствованием и возвышением своего звания homo sapiens или же - над превращением себя в homo vulgaris и homo amerikanis? – что на обыдённом житейском уровне странным образом смыкается. У нас, вероятно, разрыв академического литературоведения и непосредственных нужд живого языкового развития никогда не был так велик как сейчас, а порой и сама наука впадает в грех неискупимый. Вот профессор М.А.Кронгауз задаётся вопросом различия в отношении к мату учёного лингвиста и так называемого обывателя и приходит к такому занятному выводу: «Как лингвист я с большим интересом отношусь русскому мату, считаю его интересным культурным (?!) явлением, которое нужно изучать и описывать» (изучать - несомненно, но так, как это делают медики, т.е. для лечения языкового организма!). И одновременно профессор кокетливо признаётся: «А вот как человек я почему-то очень не люблю, когда рядом ругаются матом» (это если рядом, а на некотором расстоянии уже ничего?). И насчёт захламления родного языка ненужной иностранщиной тоже изготовлены квази-рекомендации: «Я в принципе не против заимствований. Я только хочу, чтобы русский язык успевал их осваивать. Я только хочу знать, где в них ставится ударение и как их правильно писать». Так что ли нам вправду переквалифицировать учителей русского языка на освоение иноязычного языкового наката, чтобы – какой ужас! – кИллер не стал вдруг киллЕром, как йОгурт - йогУртом и чтобы вправду не спутать на потеху шипящие звуки в прославляемом ныне шопинге. Так, побалагурили и за дело! – а то буде поздно. 3. Жданова, В. Величие и… немощь // Лит. газ. – 2012. - № 16. – С. 9. Сохранение «величия и мощи» русского языка напрямую связано с его социолингвистическим статусом, и с его политической и культурной престижностью. Те же самые факторы регулируют степень «величия и мощи»и других языков, а также выдвижение того или иного языка на роль языка международного общения. Так, если до начала Второй мировой войны языком европейской дипломатии и международных правозащитных организаций был французский, то после завершения Нюрнбергского процесса и создания ООН в этой роли окончательно утвердился английский, положив начало и «языковой глобализации» современного мира. Связано это было не только с доминантной ролью англо-американской политики и экономики в судьбах затронутых войной стран, но и с не менее важной идеологической и культурной престижностью английского языка, ставшего своего рода лингвистическим символом «денацификации» Германии. Социолингвистический статус русского языка в «мировой иерархии» упрочился тоже как раз в это время и как раз благодаря роли СССР во Второй мировой войне. Русский стал одним из рабочих языков ООН и ЮНЕСКО, его начали преподавать практически во всех переводческих школах и на переводческих отделениях университетов, созданных или реорганизованных союзниками в послевоенной Германии и Австрии. Сегодня на русском в мире говорят более 190 миллионов человек, он по-прежнему входит в число так называемых мировых, или глобальных языков и остаётся одним из рабочих языков во всех ведущих международных организациях. Однако его положение в системе высшей школы не может не вызывать тревогу. В Германии, например, при любых структурных и финансовых реорганизациях университетов сокращению подлежит почти без исключения славистика или русистика. В чём же неубедительность русистики в глазах немецкой высшей школы? Дело в том, что академическая и культурная престижность языка формируются не только на основе политико-идеологических доминант, но и сознательно конструируются научным и культурным сообществом. Здесь следует обратить внимание на тот удручающий факт, что в России за 20 лет постсоветского развития не сложились структуры внебюджетного финансирования высшей школы. Последствия этого факта печальны не только потому, что студенты-русисты, преподаватели и русские исследовательские проекты в Европе не поддерживаются страной, язык которой является предметом их профессиональных интересов. Печальнее то, что отсутствие внимания со стороны России невыгодно отличает русистику от других языковедческих дисциплин и в конечном итоге компрометирует её в академической среде, препятствуя её упрочению и развитию в Европе. Так что сохранение мощи величия русского языка в академическом контексте Европы связано не в последнюю очередь и с тем, сумеет ли российская образовательная политика помочь русскому языку сменить экзотический статус немощного исполина на более адекватный статус одного из ведущих мировых языков, который опирается на мощную культурную и историческую традицию. 4. Кириллина, А. Глобализация и судьба языков : останется ли русский великим и могучим? // Лит. газ. – 2012. - № 5. – С. 13. Состояние русского языка волнует общество уже давно. С начала перестройки учёные единодушны в признании бурной динамики изменений, но в оценке динамики их мнения расходятся: одни называют её демократизацией, другие – вульгаризацией. Часть русистов обращает внимание на жаргонизацию, криминализацию русского языка, засилье англоамериканизмов, размывание литературной нормы и негативную роль СМИ, сокращение числа говорящих на русском языке, ухудшение качества владения языком и целый ряд других неблагоприятных явлений, вызывающих по меньшей мере озабоченность. Их оппоненты, напротив, ссылаясь на исторические примеры, доказывают, что ничего особенного не происходит, что многие языки испытывают в своём развитии сильнейшие иноязычные влияния, «впитывают» многочисленные заимствования без вреда для своего здоровья, что изменения происходят лишь в речи, а система языка остаётся «незамутнённой», да и вообще язык – это лишь код, который не может быть оценен в категориях «хорошо» «плохо»; он просто служит решению коммуникативных задач, то есть обеспечивает общение и понимание. Русский язык – язык могучий, имеющий множество сфер функционирования, поэтому ему всё нипочём. Сегодня настало время обратиться к проблеме «Язык – общество – человек» и осмыслить её в новом ракурсе – глобализационном. Сравнив осмысление глобализационных процессов в европейских языках и в русском, мы обнаружим, что германистика, романистика и другие языковедческие области накопили довольно значительный опыт описания проблемы, поскольку начали изучать её примерно десятилетием ранее. Следовательно, мы можем сегодня, анализируя результаты их наблюдений, увидеть, какое будущее может ожидать русский язык и с какими вызовами он столкнётся. Виртуализация общества, скорость и глобализационная общность бытия воздействуют и на развитие языка – оно также ускоряется и унифицируется. Всё это ведёт и уже привело к появлению общих закономерностей в развитии языков и языковых контактов. Уже с середины ХХ века исследования показывают, что по меньшей мере половина имеющихся на сегодня языков – под угрозой исчезновения. Не всегда в этом виноват английский. Около 96% населения земли говорит на 45 языках мира, и наречия малых народов исчезают в результате неравноправного контакта с более «сильными» местными конкурентами. Однако ранее такая тенденция наблюдалась, как правило, у бесписьменных, не имеющих широкой сферы функционирования языков. Сегодня же схожие процессы коснулись значительно более мощных языков, стоящих на верхних ступенях мировой иерархии. Да и их социальная база (число говорящих) вследствие негативных демографических тенденций сокращается. Ещё одна составляющая языковых контактов сегодня – это миграция (в том числе коллективная) и образование этнических анклавов. Всё это делает диаспоризацию мира одной из ведущих тенденций развития общества. Следствие – появление примитивного «языка гастарбайтеров», формирование гибридных (и тоже упрощённых) языковых форм на базе местного языка и английского, местного языка и языка мигрантов, а также зон дву- и многоязычия или специфических явлений типа Kanak Sprak («язык чурок»), который «придумал» турецко-немецкий писатель Ф. Заимоглу. Kanak Sprak – жаргон турецкой молодёжи, осознанно используемый как вульгарный, эпатирующий код для подчёркнутого выражения своей «промежуточной» идентичности. Ещё один пример гибрида – «квёля» – жаргон русских немцев – переселенцев из России. Исследователи отмечают также этнизацию социальных групп и их интенсивное воздействие на национальные языки стран пребывания. Этнизация социальных групп (в том числе и формирование этнопреступности) приводит к тому, что национальные языки, известные лишь членам такой группы, приобретают ещё и статус арго – тайного языка. Языковой контакт вступил в фазу, осмысляемую большинством населения (хотя и не всеми) как угроза существованию родного языка. Почти во всех европейских странах проявилась характерная закономерность: государственные лингвистические учреждения, «официальная» лингвистика, как правило, настаивают на «нормальности», закономерности всех процессов и – за редким исключением – отрицают трагизм или негативный характер происходящих в языке изменений. Одновременно ширятся стихийные, «народные», негосударственные меры по защите своих языков. Столь же остро ставят вопрос и неакадемические сообщества. Крупнейшее из них в Германии – Союз немецкого языка (Verein Deutsche Sprache), – основанное в 1997 году – отстаивает «самоуважение и достоинство всех, чьим языком является немецкий». Всё это сочетается с критикой глобализации, которая рассматривается как растущая зависимость от США. Неакадемические сообщества настаивают на идеологизированной подоплёке упадка национальных языков и всячески противодействуют ему – в ряде случаев весьма успешно. Сходные процессы идут и в других странах, демонстрируя, что противодействие даже очень мощным унификационным тенденциям возможно. У глобализации есть два аспекта – объективный, естественный ход вещей и искусственный, создаваемый через политику, экономические условия и идеологию. На искусственную составляющую можно и должно воздействовать, если мы хотим сохранить свой язык и свою культуру и историю. Какую бы позицию ни занимал тот или иной лингвист по отношению к вопросу о выживании родного языка, в одном едины все: очевидно, что языковые изменения не могут обсуждаться лишь в терминах лингвистики, поскольку они теснейшим образом связаны с социальными, политическими и экономическими тенденциями. Настало время вновь вернуться к вопросу о том, что же становится основным фактором разрушения языков, пренебрежения ими, их низкого престижа, и осмыслить, в какой области лежит ответ на этот вопрос. 5. Колесников, В.В. «Чужих наречий погремушки…» // Москва. – 2009. - № 5. – С. 187 – 197. Многое в нашей культуре начиналось с Пушкина. Начнём и мы, вспомнив его строки: Сокровища родного слова, Заметят важные умы, Для лепетания чужого Пренебрегли безумно мы. Мы любим Муз чужих игрушки, Чужих наречий погремушки, А не читаем книг своих… Эти короткие строки звучат сегодня как нельзя более злободневно и ставят перед нами очень важные и насущные вопросы – ведь то безумное пренебрежение к родномуслову, о котором говорит поэт, за разделяющие нас годы никуда не исчезло, а только умножилось во сто крат. «Лепетание чужое» стало чем-то повседневным, обыденным и из желания покрасоваться и как-то выделиться превратилось в неотъемлемую черту нашей речи, а любовь к «чужим наречиям» сегодня приобретает раздутые и нелепые очертания и воспринимается как свидетельство образованности. Но если язык отрывается от своих корней, то можно ли говорить о каком-то его развитии? И так ли безобидно это увлечение чужими наречиями для нашего языка, как нас пытаются уверить? Начнём с очевидного: просмотр новостей вызывает недоумение. Бывает сложно понять язык наших политиков, журналистов, телеведущих, учёных. Хочется спросить этих господ: «Вы для кого всё это говорите? На каком языке?» «Экономику мы диверсифицируем, проводим реструктуризацию, ведём мониторинг, создаём венчурный фонд и т.д.». И у человека возникает вопрос: в какой стране он живёт? Ведь мы, русские люди, имеем право на доступность в понимании получаемых сведений. В каждом языке есть заимствованные слова из других языков, от этого никуда не денешься. Но одно дело, когда заимствуются, и другое – когда заменяются родные слова на чужие. В любом заимствовании должен соблюдаться разумный подход (в данном предложении бессмысленно заменять «разумный» на иностранное «рациональный»). Замена исконно русских, родных слов на искусственно созданные – разве это развитие языка? Создаётся впечатление, что русский язык считают бедным, неполноценным, не способным передать смысл происходящих событий. Количество русских слов постоянно убывает, количество искусственных, привнесённых – увеличивается. Мы должны беречь каждое русское слово как зеницу ока, это такое же наследие, как храмы, дворцы, музыка, картины и т.д. Некоторые считают, что угрозу русскому языку представляет молодёжный, уличный жаргон. Этот жаргон, если он есть, возникает не на пустом месте, а на том же засилье иностранных слов. Неужели ошибались русские писатели, когда воспевали русский язык как великий и могучий, богатый, гибкий, разнообразный и красивый? Если язык не может произвести из себя ничего нового, а вынужден прибегать к иноземной помощи, то в чём его величие? Что мы можем сделать? Надо создавать движение в защиту русского языка и привлекать в его ряды всех обеспокоенных людей. Возглавить это движение могли бы русские писатели, которым дорог родной язык. Надо создавать новые русские словари, в которых сделать переводы на настоящий русский язык. Господа учёные, верните нам русский язык и избавьте нас от этого иноязычного засилья! 6. Макаров, М. Заноза не в английском // Лит. газ. – 2012. - № 16. – С. 9. Тема лингвистической глобализации приобрела за последние годы не только популярность, но и оттенок скандальности, особенно в контексте традиционно мифологизируемого в российском общественно-политическом дискурсе противостояния Запада и Востока. Возникают метафоры языка-убийцы, люди всерьёз начинают говорить о языковом терроре со стороны английского и т.п. Человек неискушённый живо рисует себе образ глобальных корпораций-монстров, разрабатывающих коварные планы по внедрению максимального количества английских слов в прочие языки мира. Однако посмотрим, какие реальные изменения были зафиксированы за последние 15-20 лет в русском? В основном они касаются словарного состава: слов, восходящих к английскому, добавилось. О чём это свидетельствует? Об упадке национального языка? Но заимствования всегда сопровождали языковые контакты: когда-то русский язык получил немало тюркских, персидских и скандинавских слов. Пётр I добавил нам голландской терминологии, Павел – немецкой в военном деле, а русское дворянство многие десятилетия вообще росло в среде франкоязычной (и обошлось!)… Глобальная экспансия английского – далеко не самое плохое из того, что нас должно тревожить. Куда большая опасность кроется в состоянии самого российского общества, теряющего своё богатое культурное наследие, традиционно высокий уровень грамотности, эффективную систему образования и звание пусть не самой, но хотя бы ещё читающей страны. Надо ли защищать русский язык (на институциональном уровне)? Если бороться ПРОТИВ языка-киллера, англоязычной экспансии, автор категорически не согласен. Если бороться ЗА русский язык, его чистоту, литературную норму, грамотность населения и высокую речевую компетентность, автор всей душой ЗА. Что делать? Только не плодить очередные структуры при уже существующих чиновниках. В их силах навести порядок в преподавании русского языка и литературы, а также языков народов России. Вычистить словесный мусор из эфира и периодики, убогих книжных переводов. На это нужны политическая воля и государственная программа. Честные и компетентные исполнители. Возможно, изменение законодательства. Одна проблема остаётся – объяснить нынешним ответственным и уполномоченным. Что лично их речевой стандарт не всегда соответствует образцам русского языка, достойным подражания. Да, ещё надо вспомнить – на деле – о многонациональности Российского государства и сделать реальные шаги к построению мультикультурного общества. Один небольшой пример: почему-то и в Нью-Йорке, и в Ванкувере можно сдать экзамены на права на русском языке (равно как и на многих других языках). Что-то я сомневаюсь, что в Москве или СанктПетербурге можно сделать то же самое, например на грузинском или чувашском. Залог независимости и процветания русского языка заключается в том числе и в создании условий свободного функционирования языков народов России. Парадокс, но это именно так. Преподавание иностранных языков также необходимо поднять на более высокий качественный уровень. Поскольку это предполагает повышение речевой культуры и в родном языке. Билингвизм – мощный культурный ресурс, и им нужно правильно распорядиться. В том числе и за пределами России. Создание культурных центров, библиотек, сохранение русской культуры в зарубежных диаспорах – тоже немаловажная задача. Здесь нам есть чему поучиться у Китая или Франции. 7. Цаяк, А. Ясно, как день : как новояз становится нормой // Лит. газ. – 2012. - № 3. – С. 12. Русский язык тихо и спокойно существовал бы себе, не атакуемый и совершенно сохранный, если бы не его носители, т.е. те, кто говорит на нём и пишет, ну и мыслит. Но так не бывает! Значит, надо как-то уживаться и искать разумные компромиссы. Что-то, мешающее процессу приходится принять. Как принял, например, наш язык разветвлённый и даже упорядоченный по разным уровням сленг. Но есть вещи, которые принять невозможно! По отношению к языку – это наступательная и самодовольная безграмотность, нелепые эксперименты, некомпетентность «ответственных за язык», пренебрежение к его логике, ясности и чистоте. Штампы, как фактор, наиболее и часто наносящий удар по письменным текстам, уже хорошо известны и пишущим и читающим и в каких-нибудь пособиях, очевидно, даны списком по алфавиту. Тут и «золото» всех цветов («нефть – чёрное золото»), и серебристые птицы (понимай самолёты), и изумрудный, золотой и серебряный наряд леса, и золотой ковёр листьев, и ветер дальних дорог, и мудрый и усталый взгляд, и снежное покрывало, и полёт мечты. Здесь и синтаксические перевёртыши, вроде «власть денег» – «деньги власти», и перифразы пословиц – «в каждой шутке есть доля шутки», и много другого, «богатого и красивого». Заштампованное мышление продуцирует и удивительные метафоры: «рогатые красавцы» (олени) и «бумажники стран ЕС» (работники бумажной промышленности, а не кошельки). В письменных объявлениях по-прежнему: «Просьба иногородних не звонить» – т.е. просят сами иногородние, это их просьба. В речи политика: «Так он учил побеждать русских солдат». Учил, видно, вражью стаю. Программа «Вести»: «Давайте послушаем это из первых рук». Телепередача «Поединок», выступает писатель (!) Т.: «И как вопрошал Лермонтов – «А судьи кто?». Для защиты Лермонтова подойдёт отмазка Деточкина: «Я ничего такого о судьях не говорил». А вот г-н полицейский сообщает телезрителям: «В результате преступных действий (каких же ещё?) из данной кассы преступниками (кем же ещё?) была похищена денежная масса в размере (не понравилось, исправил) объёмом до трёх миллионов рублей. В данный момент по факту начáты и проводятся (если проводятся, так уж точно начáты) розыскные мероприятия». И несокрушимой колонной наступают на нас «слесаря´, шофёрá, инспекторá и примкнувшие к ним киллерá» и несут они «тортá с кремáми». А за ними, со скромным достоинством, идут редакторá и корректорá и несут договорá… На новые, хорошо оплачиваемые издания. Как представитель классической московской университетской школы, автор не находит ни одного пункта в так называемой реформе русского языка, который можно было бы одобрить и поддержать. Это или узаконивание бескультурья и малограмотности (брачащиеся, горячее кофе, йогурт), или «имитация бурной деятельности», например, успешное истребление единственного исключения – на Украине (ох, трудно было запомнить!). Теперь в Украине и т.д. Узаконивание бескультурья «объясняется» требованиями «прецедентной лингвистики», которую призвали на помощь изворотливые «реформаторы» - многие, мол, так говорят. Чем заниматься преподаванием и просветительством, куда проще – узаконил безграмотность – и всё! Язык наш действительно велик и прекрасен, но не так уж могуч, напротив, он раним и – ранен. Язык, ведь, как и культура, сам за себя постоять не может. 8. Шапошникова, И. Родное слово – знак спасенья // Лит. газ. – 2012. – № 10. – С. 9. Чего боятся русские, думая о будущем? Потерять своих детей, как это уже не раз случалось в насыщенном кровопролитными войнами прошлом веке. Однако дети не только гибнут на полях сражений. Можно не найти с ними общего языка, и они уйдут от нас сами. Разрыв поколений столь очевиден, что даже из уст корифеев лингвистики можно услышать, что только язык объединяет наш народ. Этнизация языковых процессов неизбежна в силу природы языка как знаковой системы, способной выводить вовне содержание нашего сознания. Одновременно неизбежна и их глобализация, то есть расширение функций языка при расширении культурного пространства его носителей. За этническое и цивилизационное расширение или, наоборот, сужение пространства культуры платит не только нард, но и его язык. Рассматривая язык как объект воздействия, мы должны понимать, что не сам язык – конечная цель такого воздействия, а сознание его носителей, тот образ мира, который мы в своей общенародной деятельности (или бездеятельности) вырабатываем и оставляем в наследство нашим потомкам в качестве привитых с детства мотивов и установок на организацию своего жизненного пространства. На первый взгляд может показаться, что русские потерялись в своём геополитическом пространстве, перестали ощущать его пульс, а вместе с ним и жизнь своего языка. Так, например, студенты, пришедшие в вуз после окончания школы, делают для себя удивительные открытия, узнавая, что не только английский, но и русский является мировым языком, одним из лидеров в своём коммуникативном ранге, способным обеспечивать международное общение. Ведь только на территории Российской Федерации проживает около 180 народов! Зачастую никто из участников образовательного процесса не задумывается об этом и не заботится о ликвидации безграмотности в этой области. Более того, насаждается англизация информационных пространств (торговля это принимает как данность: язык того, кто первый продал технологию миру, получает приоритет при продвижении товара). А чем мотивирована устоявшаяся привычка давать английские и псевдоанглийские названия магазинам и мелким лавочкам в российских городах и посёлках, где и нога-то иностранца не ступала ни разу? Мы сами часто сужаем пространство своего языка, покорно заменяя его иностранным там, где он по праву являлся бы альтернативой последнему. Наверное, хорошо, что русские могут «козырнуть» знанием иностранных языков, но ведь есть и вопросы идеологии своего этнокультурного пространства. Проведя экспериментальную работу в вузах самых крупных сибирских городов, мы получили длинный до бесконечности список элементарных орфографических (если бы только!) ошибок, которые очень хотелось бы отнести к специальным (шутки ради) искажениям форм, но никак не получается, так как они упорно повторяются у разных участников эксперимента. У наших студентов мука молется, сумашедшие портизаны возделывают кого-то, лаконичный лак и цвет, лаконичный = лакированый, бизнесс экспортирует невть, но есть потреотизм, руболь, трайлебус, систра и другая вещ. Сюда можно добавить: лож, паметник, писемизм, шарв, медко, не здаватся, мелиция, сталица, учоба, кено, песатель и многие другие. В общем, скорьбь великому реформисту, ибо эти перлы стали нормой для выпускников школ, поступивших в вузы. И это происходит несмотря на богатство новых информационно-технологических возможностей, которые, казалось бы, должны способствовать обратному. Нельзя не согласиться с коллегами в том, что отчасти проблемы связаны с состоянием современных СМИ и Интернета. Концентрация сознания зрителя (читателя) всё время разрушается под воздействием рекламы. Люди привыкают к этому, и такая схема восприятия информации входит в подсознание. Достаточно переключить телевизор с самых доступных каналов, где господствуют разбавленные рекламой передачи, на канал «Культура» и посвятить какое-то время просмотру полноценно транслируемых передач, чтобы понять и ощутить разницу между потреблением картинок, вперемешку с установками на псевдопотребности от торговца брендом (то есть толпотворением) и подлинным общением (истинным контактом) носителей культуры. Второе требует времени и творческих усилий как от создателя культурного явления, так и от адресата. Носителям русского языка сегодня не грех задуматься: как каждый из нас транслирует русскую культуру через свой родной язык. Что именно он несёт миру? Не потому ли культура наша стала терять привлекательность для других, что мы сами устранились от её созидания и сохранения? Спасёт ли нас родной язык в нашем желании обрести единение в родном отечестве? Конечно, если мы примем его со всеми новообразованиями и «изъянами», с любовью и радостью будем изучать и созидать его мощь и богатство, если сумеем воспользоваться им, чтобы растолковать себе и нашим заражённым вирусом потребления и равнодушия детям, что значит быть русским сегодня и нести ответственность за своё многонациональное отечество. Ведь только родное слово может начертать в наших душах лик народа, тот спасительный образ, за пределами которого звериный вопль толпы. Составитель: гл. библиограф ЦГБ Райс Ж.В. Редактор: зав. сектором библиографии МБО Гапоненко О.П.
