источники и методы анализа

Акельев Е.В.
(НИУ ВШЭ)
Динамика и структура преступности в постпетровской России:
источники и методы анализа
1. В истории России заметный рост преступности, потребовавший
выработки новых стратегий борьбы с ней, приходится на первую половину
XVIII в. В это время страна переживала уникальный эксперимент по
модернизации (или европеизации) всех сфер жизни государства и общества,
который привел к резкому изменению социальной структуры и механизмов
межличностных отношений, а также оказал заметное влияние на
трансформацию маргинальных групп населения и криминогенной
обстановки в стране. Исследование динамики и структуры преступности в
России первой половине XVIII в. является, таким образом, актуальной
задачей. Ее решение будет способствовать уточнению особенностей
социального развития России петровского и постпетровского периодов, а
также прояснению генезиса многих социальных проблем, актуальных для
России вплоть до сегодняшнего дня.
Однако выполнение этой задачи связано с серьезными трудностями
источникового характера. Статистические данные о преступности в
масштабе всей России стали собираться лишь после создания Министерства
юстиции в 1802 г. Поэтому, если для криминологических исследований в
Российской империи XIX-начала XX в. существует серьезная источниковая
база, то о России XVIII в. (не говоря о более раннем периоде) ученые не
располагают массовыми данными о преступности. Это обстоятельство
наложило серьезный отпечаток на состояние наших знаний о развитии
преступности в России: на сегодняшний день существуют лишь
исследования о преступности в Российской империи XIX в.-XX вв., тогда как
динамика и структура преступности (важнейшего показателя состояния
общества!) в России XVIII в. совершенно не изучена1. Этот пробел особенно
очевиден при сравнении с состоянием западноевропейской науки, где уже с
1970-х гг. изучение преступности и маргинальных групп в странах Западной
Европы в средневековье и раннее новое время является одним из
приоритетных направлений социальной истории2.
Цель нашего исследования – выявление источников о преступности в
России первой половины XVIII в., изучение их информационных
возможностей и методик анализа.
См., например: Миронов Б.Н. Преступность в России в XIX – начале XX в. // Миронов Б.Н. Социальная
история России периода империи (XVIII – начало XX в.). Т. 2. Спб., 1999. С. 78-108; Девиантность и
социальный контроль в России [XIX-XX вв.]: тенденции и социологическое осмысление. Спб., 2000 и др.
2
См., например: Bande armate, banditi, banditismo e repressione di giustizia negli stati europei di antico regime.
Roma, 1986; Histoire et criminalité de l'Antiquité au XXe siècle. Nouvelles approches. Dijon, 1992; The
Civilization of Crime: Violence in Town and Country since the Middle Ages. Chicago, 1996 и мн. др.
1
2. Несмотря на то, что в XVIII в. статистические данные о
преступности в масштабе всей России не собирались, все же вторичные
источники, в которых обобщались данные о значительном количестве
преступников, составлялись. Таковыми являлись «отпуски ссылочным
колодникам», которые отложились в фонде Сыскного приказа –
центрального органа Российской империи, специализировавшемся на
решении уголовных дел во всем московском регионе3.
Сыскной приказ, помимо решения уголовных дел по Москве, служил
также общеимперским пересыльным пунктом приговоренных к сибирской
ссылке преступников. Отправка очередной партии колодников (несколько
раз в год конвоировалось 100-300 ссыльных) сопровождалась перепиской
Сыскного приказа с различными учреждениями, а также оформлением
разнообразной документации. Все эти бумаги, сопровождавшие отправку в
Сибирь одной партии колодников, подшивались в дело под заголовком
«отпуски ссылочным колодникам» (далее – «отпуски»). Среди разнообразной
документации «отпусков» наибольший интерес представляют реестры
отправлявшихся в ссылку преступников с указанием социальногеографического происхождения осужденного, состава преступления и
учреждения, вынесшего приговор.
Например, из «отпуска» января-мая 1736 г. мы узнаем, что 16 мая 1736
г. на струге из Москвы была отправлена партия колодников численностью
165 человек «мужеска и женска полу», которую конвоировал 41 солдат и 20
драгун во главе с поручиком Григорием Петровым сыном Колесниковым4.
На одном струге в ссылку отправились колодники, осуждённые в различных
государственных учреждениях за разнообразные преступления. Так, из
Конторы тайных розыскных дел были присланы в Сыскной приказ для
отправки в ссылку бывший артиллерии подпоручик Иван Новицкий за
«важные ево непристойные слова», дворовые люди Ивана Пашкова Максим
Рассказов и его жена Марфа Васильева - «за некоторое их вымышленное и
ложное показание», Серпуховского уезда села Алексеевского бывший поп
Петр Клементьев, который «слыша некоторые непристойные слова не донес»
и др. Из Вологодской провинциальной канцелярии был прислан для ссылки
приговоренный к смертной казни, но помилованный разбойник, бывший
крепостной князя Ивана Кольцова-Мосальского Василий Алексеевский, а из
Государственной Юстиц-коллегии - каменщик Федор Балашев,
приговоренный к ссылке «за сочинение каторжным невольникам дву
человекам для побегу пашпорта». Духовная консистория прислала для
отправки в ссылку несколько человек, в том числе «девку Прасковью
Прохорову за приход в Новоспасский монастырь в мужском платье,
называясь Петром, и за житье блудно с монахом Селиверстом». В
О Сыскном приказе см.: Акельев Е.В. Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки
Каина. М., 2012. С. 18-61; Акельев Е.В. Сыскной приказ (1730-1763 гг.) – центральный орган уголовной
юстиции Российской империи // Проблемы предупреждения и борьбы с преступлениями и иными
правонарушениями. Новосибирск, 2012. С. 46-51.
4
Российский государственный архив древних актов (далее – РГАДА). Ф. 372. Оп. 1. Д. 173. Л. 143, 261-261
об.
3
Московской губернской канцелярии был приговорен к ссылке беглый
дворовый Андрей Степанов и беглые крепостные крестьяне Андрей
Михайлов и Алексей Константинов за «учиненные ими разбои и за зажжение
крестьян огнем». По приговорам самого Сыскного приказа в ссылку
отправились несколько десятков человек, в том числе крепостной крестьянин
графа М.Г. Головкина Андрей Чесалкин «за три домовые татьбы», отставной
солдат Осип Лебедев «за грабеж», беглый рекрут Федор Шашов «за побег и
за кражу пожитков и ларца з деньгами» и т.д.5
В фонде Сыскного приказа сохранилось 89 «отпусков» за 1736-1763 гг.
По приблизительным подсчетам в «отпусках» Сыскного приказа сохранилась
информация о 10-20 тысячах приговоренных к сибирской ссылке в 1736-1763
гг. за различные преступления. Анализ «отпусков» позволит получить
данные для анализа динамики различных видов уголовных преступлений и
социальных типов преступников с использованием количественных методов.
3. Самым первичным и, одновременно, самым массовым источником
для изучения преступности в России первой половины XVIII в. являются
судебно-следственные дела по уголовным преступлениям. Никто в точности
не знает, какое количество судебно-следственных дел петровского и
постпетровского периодов хранится в фондах центральных и местных
учреждений XVIII в. Но, в любом случае, речь идет о десятках тысяч единиц
хранения. В одном только фонде Сыскного приказа хранится более 5 тысяч
судебно-следственных дел за 1730-1763 гг. по уголовным преступлениям,
совершенным в Москве и московском регионе.
В судебно-следственные дела подшивались самые различные
документы – допросы преступников и свидетелей, протоколы очных ставок и
пыток, судейские определения и т.д. Этим определяется трудоемкость
анализа, но, одновременно, и богатый информационный потенциал судебноследственных дел. Самыми ценными в следственных делах оказываются, без
сомнения, допросы преступников. В них включались сведения как о самих
преступниках (имя и прозвище, возраст, происхождение, место жительства,
семейное и социальное положение), так и о совершенных преступлениях.
Таким образом, допросы подследственных могут быть использованы как для
реконструкции биографий преступников (обобщение биографических
данных, в свою очередь, позволит пролить свет на социальные причины
преступности), так и для уточнения типологии преступлений.
Однако
здесь
возникает
важная
проблема
доказательства
достоверности данных преступниками на допросах сведений. Действительно,
можно усомниться в том, что преступник непременно давал чистосердечные
показания о своем прошлом и о совершенном преступлении. Мы поставили
перед собой цель проверить показания некоторых преступников по другим
источникам. Пока нам удалось найти дополнительные сведения о 15
персонажах, и во всех случаях автобиографические показания, данные на
5
Там же. Л. 200 об. – 218; 246.
допросе
в
Сыскном
приказе,
получают
подтверждение.
Так,
профессиональный вор Иван Яковлев сын Серков, допрошенный в Сыскном
приказе летом 1746 г., рассказал о себе во время переписей рабочих
Большого суконного двора 1733 и 1739 гг. Интересно сравнить его «сказки» с
допросом 1746 г.:
«Сказка» 1732 г.: «Иван
Яковлев сын Серков сказал: от
роду ему сорок семь лет. Отец
ево Яков Прохоров был
иконописец
Оружейной
полаты и умре в давных годех.
А он, Иван, в 718-м году
записался
на
Московской
суконной двор, на котором и
по
ныне
обретаетца
шхробальщиком,
задельных
денег получает по три четверти
с фунта. У него жена Федосья
Козмина тритцати трех лет
Печатного двора наборщикова
дочь. Во время генерального
свидетельства
он,
Иван,
объявлен от оного ж двора, в
подушном окладе нигде не
числитца. Жительство имеет за
Пречистинскими вороты в
приходе церкви Успения на
Могилицах у князя Ивана
Андреевича сына КольцоваМасальского на земле своим
строением. У него дети сын
Григорей восьми, дочери Анна
четырех, Дарья дву лет. К сей
скаске Иван Яковлев руку
приложил»6.
«Сказка» 1739 г. «Иван
Яковлев сын Серков сказал: от
роду ему пятдесят два года.
Отец ево Яков Прохоров был
Оружейной
палаты
иконописец, и в прошлых
годех умре. А он, Иван, после
отца своего остался в малых
летех при матерее своей Марье
Артамоновой
дочере
и
воспитан от нее, матери свой.
И в прошлом 718-м году
пришел он на Суконную
фабрику по желанию своему
для обучения и прокормления,
и принят по прошению ево в
бытность командиров Ильи
Исаева,
да
Артемья
Навороцкого с товарыщи, и
определен был в ткачи сукон, а
ныне имеетца шхроболщиков.
У него, Ивана, жена Федосья
Козмина тритцети осми лет
Печатного двора наборщика
Козмы Афонасьева дочь, женат
в 718-м году. У него сын
Григорей тринатцати лет при
той же фабрике в учениках. Во
время
генералитетской
переписи
свидетельства
мужеска полу душ и в 732-м
году написан он, Иван, при
оной Суконной фабрике, и
кроме оной нигде не числица.
За работу получает Иван по
шестидесят
копеек
с
половинки. Сын Григорей
бежал»7.
РГАДА. Ф. 248. Кн. 1503. Л. 95 об.
РГАДА. Ф. 277. Оп. 3. Д. 328. Л. 98 – 98 об.
8
РГАДА. Ф. 372. Оп. 1. Д. 1534. Л. 10.
6
7
Допрос 1746 г.: «А в роспросе
сказал: Иваном ево зовут
Яковлев сын. От роду ему
пятдесят осмой год. Отец де
ево был Яков Прохоров сын
прозванием Серковы, и оной
отец ево был Оружейной
полаты иконописец, и в
прошлых годех, а в котором
подлинно, сказать не упомнит.
Только тому лет с сорок оной
отец ево умре. А по смерти
отца своего по возрасте,
например лет тринатцати,
записался собою на Большой
суконной двор в ученики, на
котором был с тритцать семь
лет. И тому лет з двенатцать
он, Серков, купил собственной
себе двор у дворцового
квасовара Якова Микулина, за
которой дал семь рублев. А тот
ево
двор
имеется
за
Арбацкими вороты в приходе
церкви Николая Чудотворца,
что в Плотниках, и в том де
дворе живет он и по ныне с
женою
своей
Федосьею
Козьминою дочерью, да с
сыном ево Григорьем, которой
записан им на тот де Суконной
двора в ученики, а пропитание
тот сын ево имеет от работы
своей. И тому назад лет з
десять он, Серков, с той
фабрики зимним временем
збежал»8.
Итак, основные биографические параметры (отец – иконописец Яков
Прохоров, раннее сиротство, запись на Большой суконный двор, жена и дети,
место жительства) совпадают.
Нам удалось проверить некоторые из этих сведений по независимым
источникам. Так, удалось обнаружить десяток документов об отце Ивана
Яковлева иконописце Якове Прохорове9. Находит подтверждение и
показание Ивана Яковлева относительно его места жительства. По
переписной книге московских дворов 1738 – 1742 гг. Иван Яковлев сын
Серков действительно владел двором в Плотниках в приходе церкви Николая
Чудотворца, как он и показал на допросе летом 1746 г.10
Кроме биографии Ивана Яковлева, мы можем привести и другие
сведения в пользу достоверности биографических сведений, данных
профессиональными ворами на допросе. Так, в нашем распоряжении имеется
несколько случаев, когда преступник давал показания, затем следовало то
или иное решение суда, но спустя несколько лет тот же преступник снова
оказывался под арестом и вторично давал показания о себе. Вот лишь один
из многочисленных примеров. Известный московский «мошенник» Петр
Камчатка11 в 1740 г. дал автобиографические показания в Московской
конторе тайных розыскных дел, а в 1748 г. он был приведен Каином и был
допрошен в Сыскном приказе. Фрагменты его допросов, содержащие в себе
биографическую информацию, представлены ниже:
Допрос 29 февраля 1740 г.: «Отца ево звал Допрос 8 августа 1748 г.: «От роду ему тритцать
Романом
по
прозванию
Смирной,
был
Лафертовского полку салдат, и в прошлых давних
годех умре. А он, Петр, после смерти отца своего
при матери своей Настасье Лукьяновой дочере
остался в малых летех. И тому лет з дватцать и
более, а подлинно сказать не упомнит, та ево мать
вышла замуж Московской парусной фабрики за
матроза Степана Закутина, и жил он, Петр, со оным
своим
вотчимом
и
матерью
своею
в
Преображенских салдатских слободах в наемном
углу, и работал при оном своем вотчиме на оной
фабрике, и прозвали ево, Петра, по оном ево
вотчиме Закутиным… От роду ему, Петру,
дватцать седьмой год»12.
семь лет. Отец ево, Роман Герасимов сын Смирной,
был Бутырского пехотного полку салдат, которой в
давных годех умре, а по смерти ево он, Петр,
воспитан матерью своей Настасьей Лукьяновой
дочерью, которая после смерти онаго отца ево
вышла Парусной фабрики за матроза Степана
Лукьянова сына Закутина, при котором и он, Петр,
на той Парусной фабрики для обучения работы
имелся, и та мать ево в давных же годех умре, а
вотчим де ево имеется ныне в богадельне, а в
которой, того он не знает. И по смерти де той
матери ево он, Петр, имелся на той парусной
фабрике»13.
Как мы видим, биографические сведения, данные преступником в 1740
и 1748 гг., нисколько не противоречат, но дополняют друг друга (небольшие
несовпадения относительно возраста лишь еще раз напоминают о том, что
простолюдины XVIII в. год своего рождения помнили лишь
приблизительно). Представляется, что этим биографическим сведениям
можно доверять. Действительно, если предположить, что подозреваемый во
Подробнее см.: Акельев Е.В. Повседневная жизнь воровского мира… С. 167-188.
Переписная книга города Москвы. Составлена в 1738 – 1742 гг. 3-я команда. Т. 1. 1881. № 105. Стб. 548 549.
11
О нем см.: Акельев Е.В. Повседневная жизнь воровского мира… С. 142-153.
12
РГАДА. Ф. 349. Оп. 1. Д. 1030. Л. 2 – 3 об.
13
РГАДА. Ф. 372. Оп. 1. Д. 6260. Л. 2.
9
10
время допроса на ходу придумал себе новое имя и происхождение, то едва ли
он мог об этом помнить в таких подробностях спустя годы.
Конечно, мы далеко не претендуем на окончательное решение сложной
проблемы достоверности биографических сведений, содержащихся в
допросах преступников. Однако имеющиеся в нашем распоряжении данные
говорят о том, что этим сведениям с осторожностью можно доверять. Даже
если преступник и захотел бы придумать новую историю свою жизни, в
своих вымыслах он не мог бы выйти за определенные рамки. Очевидно,
беглому рекруту называть себя дворянином, посадским или дворовым
человеком никакого смысла не имело: ложь легко была бы обличена.
Анализ автобиографических показаний, данных преступниками на
допросах, в совокупности с другими документами фискального и
административного учета (ревизские сказки, исповедные ведомости,
переписные книги), описей конфискованного имущества, а также
источников, отразивших социальные условия жизни персонажей (например,
для реконструкции биографии беглого дворового можно использовать
сведения о его помещике), позволяет реконструировать как коллективный,
так и индивидуальный портрет преступника первой половины XVIII в.
4. Но «отпуски» и судебно-следственные дела дают возможность
узнать лишь о тех преступлениях, исполнители которых были пойманы,
осуждены и наказаны. Однако очевидно, что только по этим данным судить
об уровне преступности сложно.
В фондах Сыскного приказа, Московской полицмейстерской
канцелярии, губернских и воеводских канцелярий в большом количестве
хранятся так называемые «книги записных явочных челобитных». В эти
книги копировались челобитные – различные жалобы физических лиц, в том
числе жалобы жертв разнообразных преступлений (ограблений, домовых
краж, избиений, разбоев и т.д.).
Так, в октябре 1741 г. служитель подполковницы вдовы Марии
Федоровной Загряжской подал челобитье, в котором заявил: «октября ж де 3
дня ехал он за госпожой своей на Каменной мосту, и на том де мосту
воровские люди обрезали из-за коляски ларец с платьем, в котором имелось
того разного платья по цене на тритцать семь рублев на девяносто копеек»14.
В декабре 1741 г. явочное челобитье подал канцелярист Сыскного приказа
Нефед Попов «о краже у него из саней воровскими людьми шубы суконной
лазоревого цвета на волчьем меху ценою в десять рублей»15. 7 января 1742 г.
в Сыскном приказа подал челобитную Сидор Иванов сын Лашин, служитель
мичмана морского флота Ивана Григорьевича Бутурлина: «сего генваря 5
числа нынешнего 1742 году в ночи с московского помещика ево двора,
которой имеетца за Пречистинскими вороты в Земляном городе в приходе
церкви Пресвятые Богородицы, что в Остожье, покрадено воровскими
14
15
РГАДА. Ф. 372. Оп. 2. Кн. 118. Л. 36 – 38.
Там же. Кн. 353. Л. 313 об.
незнаемыми людьми помещика ево разных пожитков, а именно часы стенные
медные небольшие с гирями цена двенадцать рублев, дюжина ночей черенья
с медной оправой цена рубль дватцать копеек…» и пр.16 Но ни одно из этих
челобитий не послужило основанием для возбуждения дела и поиска
преступников. Следственное дело заводилось, как правило, не с момента
подачи челобитной, а вместе с приводом в государственное учреждение
конкретного подозреваемого. Таким образом, книги записных явочных
челобитных предоставляют возможность изучить преступность, которая не
фиксируется в судебно-следственных делах и не отражается в материалах о
судимых лицах.
5. Таким образом, несмотря на отсутствие источников статистического
характера о преступности в России первой половины XVIII в., перекрестный
анализ разнообразных хранящихся в архивах документов, с применением
методик количественного и качественного анализа, предоставляют
возможность реконструировать динамику и структуру преступности в
постпетровской России. Массовые документы вторичного характера о
ссылочных колодниках позволяют определить конфигурацию и
количественное соотношение различных видов тяжело наказуемых деяний
(политические, уголовные и «духовные») на протяжении длительного
промежутка времени, а также установить связь между отдельными видами
преступлений и конкретными социальными группами. Эти данные позволят
затем перейти на микроуровень, обратиться к первичным документам
(судебно-следственным делам) и сделать обоснованную выборку допросов
преступников для того чтобы на микроуровне исследовать, в каких
конкретных жизненных ситуациях осужденные принимали роковое решение
обратиться к противозаконной деятельности. Сопоставление данных о
ссыльных и судебно-следственных дел с книгами записных явочных
челобитных позволит установить соотношение между заявленными и
наказуемыми преступными деяниями.
16
Там же. Кн. 411. Л. 1.