О том, как соединились наука и религия, или системная ревизия учения Иисуса Христа Всё началось с события далекого от темы христианства: в 80-х годах прошлого века в мире психотерапии появилась т. н. «личностно-ориентированная реконструктивная психотерапия Карвасарского, Исуриной, Ташлыкова». Уникальность этого финишного продукта развития российской школы динамической психотерапии состояла в его комплексности. Борясь с неврозами, психотерапия бульдозером охватывала все три уровня психики, проводя одновременно: — на поведенческом уровне — научение адаптивным и адекватным формам поведения; — на эмоциональном уровне — примерно такую же методику переживания опыта прошлого, как в классическом психоанализе З.Фрейда, здесь это называется «корригирующий эмоциональный опыт»; — на когнитивном уровне — технику рациональной конфронтации с выявленной проблемностью. Внутри комплексной широты, эклектического набора всего и вся этой весьма эффективной психотерапии билось что-то системное, но вычленить и развивать ядро дальше было невозможно — в створе предмета психологии всё было исчерпано максимально. Тупик. И вот в начале 2000-х рождается другой метод — идеоанализ, который решительно отказывается от не очерченного и эклектичного предмета «психика», сужает его до предмета «идея», понимая идею как выражение отношений (ничего, кроме отношений, в любой идее нет). Возникает масса переформулировок — например, метод уже не ставит целью лечение невроза, он борется с деструктивностью человека вообще. Появляются новые, ранее нигде предметно не исследуемые мишени. Заимствованная у представленной выше психотерапии триада уровней поменяла названия: — поведенческий уровень преобразился в субъективный, в его рамках осуществляется научение человека конструктивным формам поведения; — эмоциональный уровень стал относительным, в его рамках проводится внутриличностная переоценка ценностей; — когнитивный уровень стал объективным, в его рамках человек приводится к конфронтации со своей тенденциозностью (источником деструктивности). Получился изящный метод, способный решать задачи, немыслимые для психотерапии. Отсеклось всё лишнее, идеоанализ предстал полностью системным, стала понятна его системная основа: его три уровня — это не что иное, как знакомый из аксиологии кирпичик человеческого мышления, триада «Я—ОЦЕНКА—НЕ-Я», или по-другому: «СУБЪЕКТ—ОТНОШЕНИЕ—ОБЪЕКТ». Такие «крипичики» не просто суммируются, складываясь в идеи, но и служат системными эмбрионами, которые со временем могут вырасти в системное триединство теории или метода, как это случилось с идеоанализом. Как позже выяснилось — не только с ним. Разработчика идеоанализа ждал шок: оказалось, что та самая системность, к которой пришел идеоанализ, его основные принципы, даже этапность, уже были представлены ранее в учении Иисуса Христа! Аналогии очевидны, если отставить в сторону мистику и многие наслоившиеся интерпретации религиозного текста. Произошло примерно то же самое, если бы в египетских пирамидах обнаружилась формула E=mc2. Невероятно, но итог столетнего развития передового направления психологии, один из результатов работы плеяды виднейших ученых XX века уже был воспроизведен 2000 лет назад, да еще и в религиозном учении! Оказывается, евангельское учение — это не спонтанный набор абы каких благих пожеланий, притч, наставлений, а логичная, цельная парадоксальная система, хотя бы и выраженная на понятийном языке того времени — где прямо, а где через доступные символы и образы. В евангелиях система изложена непоследовательно, но нам это не важно, мы сами можем ее разложить по уровням системы субъективный/относительный/объективный: 1. Субъективный уровень (в некотором смысле — «поведенческий») На этом уровне происходит научение конструктивным формам поведения. В евангелиях масса разноплановых поучений, но, наверное, самый парадоксальный императив содержится в призыве к непротивлению злу: — «...Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую». (Мф. 5:39) Здесь обыгрывается «закон сохранения», который действует не только в отношении физических энергий, но и в отношении деструктивности-греховности: разрушитель, лишенный своего врага (который вышел из игры, «подставив щеку»), вынужден направить свою разрушительность на себя и самоуничтожиться. Именно в этом состоит априорная ущербность и обреченность зла — в любом случае зло приходит к самоуничтожению. «Сиди тихо и увидишь, как мимо тебя пронесут труп твоего врага» — так выглядит тот же принцип «подставь щеку» в китайской интерпретации, а еврейская культура в таких случаях говорит: «Дайте ему возможность сломать свою шею»... В идеоанализе используется тот же закон против фобий. Там не ведется бесполезная борьба со страхом пациента, а наоборот — даётся страху зеленая улица (вот где «подставь щеку»), страх быстро оборачивает свой разрушительный потенциал на себя и самоуничтожается! По Евангелию, Иисус Христос, рассказывая, как он исцелил больного, на своём языке пояснял, как зло борется против себя самого: — «…и если сатана сатану изгоняет, то он в самом себе разделился: как же устоит царство его"? (Мф. 12:26) 2. Относительный уровень (в некотором смысле — «эмоциональный») Тут происходит переоценка ценностей. В евангелиях новые ценности даются в основном в Нагорной проповеди, где в полной мере проявилась парадоксальность учения. Например, вопреки прямой бытовой логике, нищие оказываются богатыми, но не материальным богатством, а духом. А вот богатство учением порицается: «И еще говорю вам: легче верблюду войти в игольное ушко, чем богатому в Царство Божие» (Мф. 19:24) 3. Объективный уровень (в некотором смысле — «когнитивный») Здесь устанавливается рациональная конфронтация с греховностью, на светском языке — разрушительностью. В евангелиях много рассуждений в этом створе, но самое, наверное, важное негативное следствие греховности отмечено Иисусом в разговоре о рабстве и свободе: — «Ответили они Ему: мы семя Авраамово, и никому не были рабами никогда. Как же Ты говоришь: "вы сделаетесь свободными"? Ответил им Иисус: истинно, истинно говорю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха"». (Ин.8:33-34) Иисус расширил понятие рабства до зависимости вообще, связав ее с греховностью (разрушительностью) как причиной несвободы человека. До Христа, в плену материалистического мировоззрения, никто не мог понять, как человек, независимый физически от другого человека, мог быть несвободен. А тут оказывается, что идейная, духовная несвобода значительно шире и жестче физического рабства, является его причиной. Она состоит не в том, что кто-то другой заставляет или не дает что-то делать, а в том, что разрушитель (грешник) попадает в тягостную зависимость — деструктивный круг, и его путь становится предсказуемым, повторяющимся как у наркомана, и он не может вырваться из этого капкана дурной бесконечности, из болтанки между подъемомпадением, удовольствием и страданием, «дозой» и жестокой абстиненцией… Итак, в учении Иисуса Христа мы имеем триединую систему некого воздействия, но что будет происходить, если ей следовать? Каков будет результат? А вот тут, пожалуй, самое интересное. Автор такого парадоксального учения безусловно был гений, а значит наверняка находился в ситуации трагедии, свойственной многим гениям — например, непонятостью современниками, даже собственными учениками, которым требуется наглядная демонстрация работы системы. Тем более, гению свойственно сливаться со своей идеей, превращать свою жизнь в ее «перфоманс». Судя по всему, и Иисус решил перейти в состояние такого «перфоманса», объявив об этом на Тайной Вечере — впитывайте, внимайте, мол, тому, что будет теперь происходить со мной физически (образно — «пейте кровь и вкушайте тело моё»), и, несмотря на все возможности спастись, отдает себя в руки власти, толпы и церкви, которые судят его и издевается над ним. Иисус проходит путь страстей-страданий вплоть до казни на Кресте. По евангелиям это были физические страдания и физическая смерть, но если это был «перфоманс», означает он страдания не физические, а нравственные, и смерть не телесную, но ментальную — то, что невозможно обойти, применяя учение Иисуса. О том же самом говорит теория и практика идеоанализа: невозможно обойти конфликт с традиционными ценностями и окружением; невозможно обойти тяжкие нравственные страдания на пути личностной реконструкции. Множество психотерапевтических техник, психологических методов, оккультных школ предлагают легкие пути, но это всегда обман. Вокруг «Голгофы» объезда не существует. Старой личности надлежит страдать и умереть, чтобы возродиться-воскреснуть в новом качестве жизни, где актуализуются идеалистические бонусы — счастье, свобода, творчество, любовь… Вот так достаточно изученное евангельское учение предстало в новом свете. Еще только предстоит понять, что же происходит, ведь, скажем, образное значение «Второго Пришествия» — это и есть неизбежный новый, осовремененный взгляд, ревизия учения Иисуса Христа. А о чем говорит произошедшее соединение науки и религии? Когда-то искусство, религия и наука пребывали в неразделенной синкретической суспензии. Лишь в средние века произошла их сепарация по своим имманентным сферам, в которых опять же угадывается знакомая триединая система: — искусство занимается субъективной реальностью; — наука изучает объективные закономерности, независимые ни от чего субъективного и ни от каких отношений; — религия (от лат. religio — «связь») приобщает к невидимому миру отношений, его свойствам, законам, очевидностям. Делается это через религиозные мифы, учения, максимально абстрагирующиеся от физической реальности и использующие в качестве субъектов и объектов отношений символы и образы. На детском этапе роль введения в законы отношений и ценностей своей культуры (ценности — это тоже проявление отношений) играют сказки, т. е. сказки — религия детей. Каждая из трех сфер (искусство, наука и религия) формирует свой отдельный понятийный аппарат, уникальный язык, но для своего развития нуждается во взаимодействии с другими сферами. Вот тут-то и возникает неповторимая роль философии — служить межотраслевым «эсперанто», налаживать балансировку, взаимообмен, связь между искусством, наукой и религией, приводить в некое единство субъективную, объективную и относительную реальности. Вершиной философской мысли, наверное, является системный подход — этот тот цемент, что снова соединит три отрасли, но уже не синкретически и не эклектически, когда каждый лезет не в своё дело — например, церковь судит о науке или наоборот, наука со своих позиций опровергает религиозные догматы. Теперь взаимный заступ будет уничтожен, и нам предстоит увидеть искусство, науку и религию в новом качестве параллельного взаимообогащающего динамичного функционального единства. Нас ждет много нового и интересного, прорыв, другая парадигма науки, искусства и религии, иное качество жизни… Юрий Кузнецов, автор-разработчик идеоанализа Россия, Санкт-Петербург, 2014