Елена Миронова Стеклянные ангелы надежды 2014 г 1 ИДУ НА СВЕТ РАССКАЗЫ 2 Я люблю Я люблю, когда идёт дождь, особенно летом. В нём есть сила и нежность, а это так редко бывает вместе. Когда начинается дождь, я открываю форточку или забираюсь на подоконник, чтобы быть ближе и чувствовать эту энергию, этот волнующий запах. Люблю, когда листья, ещё яркие, ещё живые, шуршат под ногами, словно чьи-то воспоминания. Ещё я люблю лежать в траве и наблюдать за облаками. Тогда течение времени приостанавливается, и начинаешь верить, что всё успеешь, а смерти не будет. Хорошо, легко и уютно лежать на ладони у Вечности. А может, так и есть - всё повторится, и я ещё вернусь, и однажды вздрогну от странного чувства, что всё это уже было когда-то. Я люблю устраивать праздники. Не календарные даже, просто - праздники. Если надо, я сама придумываю им названия. Ты бы удивился, если бы знал, как легко устроить настоящий праздник из пары бутербродов и чашки кофе, из огарка свечи, из тихой музыки, из запаха цветущей липы, из журчания ручья и небесной сини. Хочешь, научу? Я люблю смотреть сны. Говорят, цветные сны снятся только детям и сумасшедшим. Пусть будет так, но я-то знаю, что это говорят из зависти. Иногда мне удаётся посмотреть что-нибудь волшебное, многосерийное и со спецэффектами. Бывает, что снится музыка или строки ненаписанных стихов, вот только, проснувшись, я никак не могу их вспомнить. Я люблю жизнь. Я люблю дочь, родителей и своих друзей. Ещё я люблю тебя, но ты, такой взрослый, тёртый, битый и усталый, очень этого боишься, потому что уверен, что тебе нечего сказать в ответ. И тогда мне становится безумно тебя жаль, ведь это так просто, так необходимо любить, а ты - разучился... 3 Прогулка при луне ...И тогда я решила пуститься в разгул, о чём и сообщила с гордым и независимым видом. Он посоветовал мне не переборщить и спокойно поинтересовался, чего я добиваюсь. А мне хотелось просто погулять при луне вдвоём (с ним!), может быть, чуть-чуть поцеловаться, поговорить о чём-то хорошем - и только. Но он слишком привык быть моим мужем, да и ссора, затянувшись, перешла в подобие скрытой войны. Усмехнувшись, он пожелал мне хорошо отдохнуть, завёл мотоцикл и умчался к своим проблемам и радостям, в свою жизнь, где я занимала все меньше и меньше места. Уложив дочку спать, я с забытым наслаждением принялась "делать лицо» на выход. Конечно, косметикой я пользуюсь, но сейчас-то я отправлялась блистать и покорять! И не куда-нибудь - на дискотеку!!! Кажется, лет восемь я не была в подобном увеселительном заведении? Хлебнув для храбрости, вместе со своей юной золовкой я пошла в клуб. Там было полутемно, полупусто, зато очень громко. Приглядевшись, я поняла, что на каждого представителя мужского пола приходится около десятка девушек разных возрастов. Через полчаса мне так надоело подёргиваться в такт орущему магнитофону, что я вышла в фойе. Там сосредоточенно играл на бильярде высокий молодой человек довольно интересной наружности. "Вот он, шанс!" - подумала я и робко подошла поближе. Предполагаемый кавалер вежливо уступил мне кий, но, понаблюдав немного за моими неумелыми попытками загнать шар в лузу, резко заторопился и, объяснив, что его ждёт девушка, испарился в неизвестном направлении. Что ж, девушка - это святое… И тогда ко мне подошёл невысокий субъект лет девятнадцати. Казалось, он был просто счастлив меня видеть, и скоро, забыв про бильярд, мы уже танцевали, а потом сбылось! - пошли гулять. Луна была что надо - большая и круглая, а мой спутник - галантен и предупредителен. Он обводил меня вокруг луж, 4 крепко держа за руку, рассказывал о себе, о несчастной любви, неполадках в семье. Мне было как-то очень уютно, я кивала, думала о чём-то своём, почти не слушая. Так мы добрались до дома. Я пообещала, что приду на следующий вечер, хотя и понимала, что вряд ли решусь повторить подобный "подвиг". Тут меня позвали, потому что, проснувшись, заплакала дочь. Когда ребёнок успокоился, я пошла на кухню, где и услышала то, что просто не укладывалось в голове. Я показалась девчонкам слишком счастливой, и они решили не говорить мне этого сразу. Судьба жестоко посмеялась над моей робкой попыткой доказать себе, что я ещё умею нравиться. Мой «кавалер на вечер" оказался местной достопримечательностью. Он был сумасшедшим. Подснежники …Ты опять стал приходить по ночам. Черты лица затерялись в памяти, но я знаю, что это ты и тебе – семнадцать. Будь ты взрослее, я могла бы спорить, прогнать, наконец. Но тебе всегда семнадцать, и вся боль и горечь – впереди… Ты молчишь, просто смотришь чуть исподлобья, чуть настороженно, а в руках - букетик подснежников. У сна свои законы, но даже во сне, где возможно всё, я не могу ни оправдываться, ни обвинять. Да и надо ли? Всё равно всё слишком поздно. А память не обманешь. ...По календарю уже была весна, но морозило здорово. И я никогда не видела лесных подснежников, только садовые. Тогда их почему-то не продавали на каждом углу, а идти в лес казалось пустой и смешной 5 затеей. Дома было тепло и по-особому уютно, если смотреть на зябнущих прохожих. Что на меня нашло тогда? Хотелось выглядеть гордой и красивой, вроде гоголевской Оксаны (или просто виновато шампанское?). «Выйду замуж за того, кто сейчас же принесёт мне подснежники!» - я сказала просто так, не задумываясь, никто и не поверил, было слишком весело и лень. Но ты поверил и ушёл, а когда вернулся через четыре часа, то молча протянул мне букетик подснежников. Странно, никто не смеялся, только Сашка тут же налил полстакана водки и протянул тебе, многозначительно покрутив пальцем у виска. Конечно, ты простудился и долго болел. Поехал вечером за город, на велосипеде, из-за пустой прихоти наверное, на это и правда способны сумасшедшие и влюблённые. Только я этого не понимала. А потом мы поссорились, как это обычно случается. Вскоре я уехала в другой город, вышла замуж. От знакомых случайно узнала, что и у тебя тоже семья. Давно пора успокоиться, но каждый раз, когда я бываю в твоём городе, я непременно прихожу к дому на набережной (там в сквере есть скамейка, помнишь?) и думаю, думаю... Нет, я не хочу встречи, и даже боюсь её. Прошли годы, мы изменились, я не знаю тебя сегодняшнего. Но как я смогу жить, как мы сможем жить, если, забыв про годы, ты узнаешь меня, прежнюю? ...Ты опять стал приходить по ночам. Говорят, если ктото снится, значит, вспоминает. Ты помнишь меня? Может быть, и в твоём сердце есть уголок, куда ты не пускаешь никого? Может быть, и тебе знакома глухая тоска, что приходит ниоткуда и заставляет долго всматриваться в лицо человека, мирно спящего рядом, и - не узнавать его? Или только я обречена на странные молчаливые свидания с прошлым? В этой истории мы не поставили точку. Мы счастливы, наверное, - счастливы. Но эти сны - пусть они будут. Даже если утром так хочется плакать. 6 Работа над ошибками ...- Ну, мать, ты даёшь! - говорил Саня Зорин, поднося мне зажигалку. Убеждённый бывший хулиган и мой одноклассник выглядел ошарашенным, и это было приятно. Мы сбежали проветриться и перекурить, спрятавшись от ветра за торцевой стеной монументального серого здания нашей школы, где сейчас танцевали, пели и пили в открытую выпускники разных лет - вечер встречи был в самом разгаре. Признаться, если бы не юбилей, я бы не приехала. Ахи-охи девочек, комплименты ребят и торжественная речь, произнесённая в мою честь постаревшим и подвыпившим «классным» Пал Семёнычем, сперва грели самолюбие, а потом наскучили, и я потихоньку попросила Зорина "выгулять" меня. Ему тоже было явно не по себе в шумной компании, к тому же Саня не пил. - Что, так уж сильно изменилась? - я одарила его нарочито томным взглядом и тут же подмигнула. - Закрутела, заматерела, и вообще, - Саня оценивающе оглядел меня с головы до ног. - Ладно, рассказывай. Десять лет носа не показывать - это надо суметь! Ты замужем? Я покачала головой. - Уже нет. - Характером не сошлись? - Зорин как-то нехорошо усмехнулся. - Нет, решила себя побольше любить. Это невесёлая история, Сань, давай не будем. Хочешь, я тебе про дочку расскажу? - О, и дочка имеется? - А как же! Крайне самостоятельная и здравомыслящая особа пяти лет. И талантливая к тому же - рисует, поёт, сказки сочиняет. - Положим, талантов и тебе не занимать. "Акула пера", столичная штучка! - Зорин, не язви, а то ущипну! Саня улыбнулся. 7 - Нет, правда, ты сильно изменилась. Уверенность какая-то появилась, одета с иголочки. Я думал, такие превращения только в кино бывают. Помнишь "Служебный роман"? - Ты ещё "Золушку" и "Гадкого утёнка" вспомни! Классику надо читать! - Где уж нам уж! В общем, молодец! - А ты как живёшь? - Да вот, пристроился охранником в коммерческом магазине, их сейчас расплодилось... Знаешь, кто там заправляет? - Ну? - Колька Прохоренко! - Иди ты?!! - Точно, он теперь так приподнялся, круче только яйца бывают: Тачка крутая, пара "комков". Спонсором заделался, в прошлом году компьютер школе подарил, директриса аж прослезилась. Забыла, наверное, как "на ковёр" его вызывала. Представить рыжего губошлёпа Прохоренко, вечно списывающего у меня контрольные, в роли "нового русского" было сложновато. А впрочем, кого и чем сейчас удивишь? Папа нажал на нужные рычаги, тряхнул мошной - и вот вам, получите: уважаемый бизнесмен Николай Прохоренко, хозяин жизни! - Ладно, с этим ясно, а остальные как? Я же ни про кого ничего не знаю. - Вот теперь я тебя узнаю!! Разве ж вам есть дело до нас, грешных? Вы-с всё больше где-то там, в облаках витаете... Я так ущипнула его, что он от неожиданности уронил сигарету. Она зашипела в снегу и погасла. - Ну и шутки у тебя дурацкие! - И сама дура! - весело подтвердила я. - Обзываться не будешь. - Ты то ли из детства ещё не вышла, то ли успела в него обратно впасть, - подытожил Зорин, потирая пострадавшую руку и закуривая новую сигарету. 8 - Ладно, давай по порядку. Самохина вышла замуж и уехала на Север, за длинным рублём. Крылова трудится в местной парикмахерской, Аллочка Пронина - в секретаршах... - А что, на "Мисс Вселенную" не потянула? - Язва! - Молчу, давай дальше. - Юрка и Лёшка Петров шофёрят, Комлев устроился программистом, как и хотел, Женька Озеров в ГИБДД... - Женька - мент? - ахнула я. - Чего ты ржёшь? - окрысился Зорин, - Чем не работа? - Всё, Сань, больше не буду. А Пашка Ионов где? Саня осёкся и странно на меня посмотрел. - А что Пашка? Работает Пашка, машины ремонтирует, руки у него золотые. - В футбол больше не играет? - Когда ему играть-то. У него теперь семья, ему зарабатывать надо, а не мячи гонять. А то ты не знаешь? - Откуда? - искренне удивилась я. - Значит, у него всё хорошо? Я рада. - Серьёзно? - Он всё так же странно, испытующе разглядывал меня, потом отвернулся. - Ладно, проехали. - Зорин, ты чего? - спросила я. Он резко повернулся с перекошенным от сдерживаемой ярости лицом. Таким я его не видела. - А ничего! Сама разговор завела, так зачем из меня мартышку делать? Ну, не сложилось у вас, разбежались, всё ясно, так нет! Навели, понимаешь, секретность, и думают, что все дураки или слепые. Да про ваш роман вся школа знала! Если бы Саня Зорин вдруг оторвался от земли и начал летать, как Дэвид Копперфильд, я бы, наверное, изумилась меньше. Немая сцена затягивалась, он смотрел на меня, я на него, и тогда в глазах его забрезжила смутная догадка. - Так. Только спокойно. Ты хочешь сказать, что у вас ничего не было?! И что это не ты поломала Пашке жизнь и благополучно смылась поступать на этот свой журфак? Теперь уже я начинала злиться. - Зорин, если бы я не знала, что ты трезвенник, я бы решила, что ты перепил! 9 Он пытался понять. - А как же... - Саня, не мычи, говори прямо - кому и что я поломала! - окончательно вспылила я, и он поверил. - Слушай, Воронцова, - я не стала его исправлять, хотя теперь носила другую фамилию, - все знают, что ты с Луны свалилась, но что ты при этом ещё и ударилась! Я показала ему кулак и потребовала: - Короче и ближе к делу! - Молчу, молчу, с вами, психами, и связываться-то опасно. Ладно, убедила - Пашка тебе ничего не сказал. Но тыто не могла не знать, что он по тебе сохнет! Он же стихи тебе писал, ночами не спал, его мать моей жаловалась, а когда ты уехала, то и вовсе голову потерял, почернел весь! Ух, как я тебя тогда ненавидел! А потом решил - дело ваше, живите, как хотите. - Саня, дай мне сигарету, пожалуйста, - попросила я сдавленным голосом. Он с минуту наблюдал, как я пытаюсь затянуться, держа сигарету в трясущейся руке, а потом заметался по утоптанному прямоугольнику школьного двора, ругаясь вполголоса. Такого виртуозного мата я не слышала уже давно, но это почему-то помогло. - Он тебе не сказал! Великий конспиратор! А ты из-за своих книжек не видела, что творится у тебя под носом! Ну, пару таких кретинов ещё поискать! - Сань, не ругайся, а? - постепенно я приходила в себя. – Я ведь правда не знала. Он успокоился, а потом рассказал мне всё. В это было трудно поверить, но я знала, что Саня Зорин говорит правду, потому что хулиган Зорин был лучшим другом надежды школы Паши Ионова. ...В девятом классе я была тем самым гадким утёнком, застенчивой, неуклюжей толстушкой в круглых очках с сильными стёклами. Конечно, я училась хорошо - что мне ещё оставалось? Девчонки бегали на танцы, целовались, делились секретами, а я сидела в библиотеке и постепенно создала свой собственный мир, куда не было дороги никому. Другие жили - я только грезила о жизни. Но Пашка выбрал 10 меня, и в это сначала никто не поверил, над ним смеялись даже, но недолго: Пашка умел быть очень убедительным - на словах и не только. Меня перестали дразнить, но и это я не поняла, только вздохнула с облегчением и списала на то, что мои непутёвые, невоздержанные на язык одноклассники наконец-то повзрослели. Он провожал меня домой, каждый день, прячась за домами и деревьями - и этого я не замечала тоже. Он писал мне письма, но не отправил ни одного. Он не решался подойти и рассказать о своих чувствах, и кто знает, как бы я тогда приняла это? Скорее всего, не поверила бы ни единому слову, расплакалась и убежала... Я стояла, глубоко задумавшись, и только потом поняла, что Зорин говорит ещё что-то. - Что ты сказал? - переспросила я, возвращаясь к реальности. - Ты что, не слушаешь? Да-а, дела... Наломали вы дров, ребята. А я, получается, последний трепач? Пашка не сказал, а я всё разболтал. И что теперь будет? Он женился недавно, с ребёнком взял...- уточнил он зачем-то. - Сань, ты не убивайся так. Не побегу же я к нему разбираться? Будем жить, как жили. - И всё-таки зря я тебе рассказал, - мучился Зорин, но я оборвала поток раскаяния. - Ты правильно сделал. Теперь хотя бы не будешь меня ненавидеть, - он попытался возразить, но я продолжила. - И для меня это важно. Знаешь, ты не говори Пашке, что ты... В общем, что я знаю. Теперь иди к нашим, а я, пожалуй, пойду. Мне завтра обратно, хоть вещи соберу... - Ты не пропадай, - попросил он, явно радуясь, что не надо продолжать этот разговор. - А я и не пропадаю! - попыталась я отшутиться, но вышло неубедительно. – Не провожай, мне нужно побыть одной. ...Я нарочно пошла самой длинной дорогой, собираясь с мыслями. Пашка, Пашка... Я ничего не заметила. Ни-че-го. Я жалела себя, плакала в подушку, и мне не хотелось жить. Я не встречалась с мальчиками, а впервые меня поцеловал на дне рождения подруги пьяненький Витька Колесников. Это было 11 противно, я вырвалась и ушла домой. Я заполняла своё одиночество годами упорной учёбы, я твердила себе, что могу стать лучше всех, и, наверное, чего-то я всё же добилась, но я помню, каково это - проснуться рядом с чужим спящим мужчиной и спрашивать себя: "Зачем мне всё это, зачем?" И моё замужество - оно было тем же нелепым фарсом, но я благодарна своему бывшему супругу за то, что у меня есть дочь, и ещё за то, что ему достало ума больше не появляться в моей жизни. Как сложились бы наши судьбы, если бы у Пашки хватило бы тогда решительности, чтобы объясниться? Кто знает? И стоит ли гадать? Нельзя вырвать из прошлого страницу и переписать набело. Но у меня ещё есть время для работы над ошибками. Теперь я знаю, что самые лучшие книги не заменят друзей и любимых, и я уже не прячу голову в песок. Я живу. Прощай, Пашка Ионов, краса и гордость бывшего 9-А, лучший нападающий школьной футбольной команды, прощай и постарайся обязательно быть счастливым - хотя бы ради меня. ...Я ускоряю шаги. Наверное, мама уже волнуется, а дочка давно спит, обнимая руками забавного плюшевого зайца. Я иду домой, и мне словно опять шестнадцать, и город моего детства смотрит мне вслед, щуря подслеповатые глаза фонарей. Улыбайтесь, господа, улыбайтесь! Знаете, что, оказывается, является самым явным показателем неблагополучия? Это когда люди перестают улыбаться. Будь то семья или страна. Пройдёмся по городу. Мне показалось или точно – народ улыбается? Пусть неуверенно как-то, но… 12 А вы умеете улыбаться? Подойдите к зеркалу. Что это новая морщинка? Забудьте! Вон там, за зеркалом - ваш зеркальный двойник. Здравствуй! Ну что, брат, дела неважные? Что ты смотришь исподлобья? Не вешай нос, прорвёмся! Видите, видите?! Ваше отражение робко улыбнулось в ответ. А если нет зеркала - загляните в любую лужу. Помните, как в мультике: "А теперь иди и улыбнись ему". А он не такой уж и страшный, тот, который сидит в пруду, правда? Интересно, а можно научиться улыбаться? Раз-два, растянули уголки губ, прищурили глаза... "Сейчас же перестань гримасничать!" Мама, я учусь улыбаться! Попробуем ещё, что-то ведь было такое, доброе и весёлое... Забыла... Звонок... Ты?! Сколько лет, сколько зим! А помнишь? А это помнишь? Спасибо вам, мои дорогие, что вы тоже - помните. Иду по городу и смеюсь без причины. Немного крейзи? Что вы, просто я раздаю улыбки, берите, мне не жалко. Город, я люблю тебя!И вас тоже. И вас! Парень, что ты такой грустный? Ну-ка, подпевай: "Капитан, капитан, улыбнитесь! Ведь улыбка – это флаг корабля!" Улыбнись, а? Так-то лучше! И пожалуйста, хотя бы сегодня не надо про смерть и войну. Я знаю, я всё знаю... Я ненавижу войну и тех, кому нужны войны. Но я буду улыбаться! Назло беде. Говорят, человечество выжило, потому что смеялось. Так хочется выжить... Я буду улыбаться - за тех, кто уже не сможет. И еще научу свою дочку открыто смотреть в лица людей, не ждать подвоха и раздаривать улыбки. Пусть наши дети будут счастливы, богаты друзьями! Пожалуйста... Мужчина! Вы думаете, что вы серьёзный и солидный? А вот можете вы сделать какую-нибудь глупость? Хотя бы попрыгать на одной ножке? А запеть ни с того ни с сего? Попробуйте! Вам уже говорили сегодня, какой вы милый? Ага, улыбнулся, улыбнулся! ...Если вы встретите на улице такую вот, рыжую, смешную, пёстро одетую, - улыбнитесь ей. Может быть, эта смешная нелепость - я, а может, нет. Какая разница? Всё равно, скажите ей спасибо - за капельку добра, принесённого 13 в мир, просто так, бесплатно, за яркое пятно на фоне серых стен! И слушайте мудрых советов хороших людей, пусть и киношных, но героев: "Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!" Королевы не плачут Когда я сошла с ума, на дворе стоял июль. По календарю, потому что в моём сердце давно уже поселилась лютая зима. Правда, тогда я всё время мёрзла, не смотря на то, что все термометры едва ли ни с утра показывали 30 градусов. Но даже яростное июльское солнце не смогло растопить ледяную стену равнодушия, выросшую между нами. Оказалось, что просторная трехкомнатная квартира тесна для двоих, и хочется убежать и спрятаться где-нибудь на краю света, чтобы только не видеть этих глаз, когда-то любящих и любимых, а теперь – холодно-безразличных. 20 лет, прожитых в, казалось бы, счастливом браке, внезапно остались позади, и начался новый отсчёт: времени БЕЗРАЗЛИЧИЯ. Мы, кажется, и не заметили, когда это началось. Нет, другая женщина или другой мужчина здесь ни при чём, но есть и другая измена.. Я поняла, что стала привычной, неприметной деталью интерьера, просто перестала быть интересной и сколько-нибудь значимой. Ни скандалов, ни битья посуды – Боже упаси, к чему это, у нас практически примерная семья, дети благополучно пристроены, у них свои интересы, свои семьи и они всё реже появляются в нашем когда-то общем доме… Сначала я пыталась выяснять отношения, как-то изменить ситуацию, но тот, кто когда-то был смыслом моей жизни, моей тихой пристань., надеждой и опорой, моим миром, чёрт возьми, только недоумённо взирал на меня, искренне не понимая: а чего, собственно, мне надо? Жизнь удалась. Скоро внуки пойдут. Оба состоялись, зарплата приличная, чего ещё желать?! А я чувствовала буквально, каждой клеточкой тела, что старею, нет – умираю… Всё – в прошлом, и ничего уже не будет, и нужно просто смириться и доживать свой век. А я хотела – жить!!! 14 Наверное, это всё-таки был бунт, но даже этого не понял мой когда-то понимавший меня с полуслова супруг. Он молча глянул на демонстративно предъявленную путёвку, усмехнулся и сказал: «Ну, раз уже всё решила, езжай, отдохни. Вина привези, только белого, полусладкого, там оно неплохое». И ушёл смотреть телевизор. Больше мы не говорили на эту тему. Две недели пролетели как один день, и вот уже скорый поезд уносит меня прочь от опостылевшего дома, из которого навсегда ушло тепло, счастье и любовь. А может, и не было её? Да нет же, что-то было: и первые, робкие признания, и поцелуи до рассвета, и соловьи, и букеты, и белое платье, и «Да» - на одном дыхании, до головокружения… А потом – дети, и маленькие семейные праздники, и совместные выезды за город, и смех, и взаимопонимание, и ночи всё такие же жаркие… Куда всё это ушло? Когда мы успели так охладеть друг к другу, так… состариться?! 45… Ягодка… Калина горькая…. И хватит думать, надо просто постараться уснуть, а потом будет море, солнце, золотой песок, и можно не думать ни о чём… Потом, всё потом. А сейчас – спать! Подруга, оформлявшая мне путёвку в турагентстве, не подвела: отель оказался добротным, обслуживание на уровне, и кормили неплохо. Все номера были заняты, были здесь и семейные пары, и несколько отдельно представленных записных курортников из тех, что считают своим долгом гульнуть налево при первой же представившейся возможности. Поймав на себе пару заинтересованных взглядов, я мысленно усмехнулась: ну вот тебе и шанс… Бунт так бунт, в конце концов. Хуже не будет – просто некуда. - Скучаете? – вкрадчиво прозвучало над самым ухом. Стало быть – шанс? Грех не воспользоваться. Я улыбнулась, и это послужило сигналом. Воодушевлённый явным расположением дамы седоватый, но ещё очень даже ничего мужчина подсел за мой столик. Дальше всё было предельно тривиально и предсказуемо, но я уже приняла решение и, когда тем же вечером он постучался в дверь моего номера, открыла и честно пыталась изобразить, что верю во внезапно вспыхнувшую страсть. И терпела, пока его потные руки 15 шарили по моему телу. И сделала несколько шагов по направлению к кровати, куда меня влекли настойчиво и необратимо. И только когда он хозяйским движением и очень деловито потянул застёжку на платье, я ударила его, сама не понимая, как это получилось. Пощечина получилась хлёсткой и наверняка болезненной, по щеке моего несостоявшегося любовника растеклось некрасивое алое пятно. Он вскрикнул и схватился за пострадавшее место, выпучив глаза и хватая ртом воздух. - Ах, ты…! – надо отдать ему должное, непечатное слово он всё же проглотил. Секунду мы молча смотрели друг на друга, потом он осклабился в нехорошей усмешке и медленно смерил меня взглядом с ног до головы. - Слушай, ты... красавица! – выговорил он с изрядной долей сарказма. – А не старовата ли ты динамо-то крутить? Я ведь больше не подойду, а другой, может, и не позарится, закончив тираду, он аккуратно подобрал с пола рубашку, накинул её и вышел из номера. А я осталась одна, в полурастёгнутом платье и со сбившейся причёской. В голове, как заезженная пластинка, крутилась одна-единственная мысль: «Ну и дура… Вот и оставайся одна, и храни верность мужу, которому ты неинтересна да и не нужна уже.. Положи её в сундук, вместе со своими принципами, и пусть их там жрёт моль. А ты – старая… старая… старая...» … Неделя пролетела, как во сне. С утра я уходила на море, плавала до изнеможения, долго лежала на песке, потом возвращалась в отель, стараясь не встречаться ни с кем из тамошних постояльцев. С ним, особенно, но пару раз мы всё же пересеклись, и он отвесил мне шутовской поклон и отвернулся. Отпуск близился к концу, и вот от него остался один-единственный вечер. Я пошла прощаться с морем, но выбрала не привычный пляж, где и под вечер было многолюдно, а укромное местечко, которое присмотрела во время своих долгих и бесцельных блужданий по местным окрестностям. Место было невероятно красивое: выступ скалы нависал над морем, я могла бы часами сидеть здесь в одиночестве, вглядываясь вдаль, туда, где две синевы – моря и неба – сливались воедино. Я встала на самый край выступа 16 и раскинула руки, позволив ветру всласть трепать волосы и подол платья. Заодно и слёзы высушит… Улететь бы, да где ж крылья взять… Всё, отлеталась, голубка сизокрылая. Разве что – камнем в воду. Может, так и лучше? Шагов я не услышали, только почувствовала, как сильные руки схватили меня, оттащили от края и резко развернули к себе. Он был, наверное, ровесником мне, загоревший дочерна, широкоплечий, черноусый, наверняка южанин. Я уткнулась лицом ему в плечо и зарыдала, нет, завыла раненой насмерть волчицей, изливая горючими слезами всю накопившуюся на душе тоску, весь страх перед одиночеством и надвигающейся старостью. А он гладил меня, осторожно, как маленькую, и говорил что-то успокаивающее, наверное, только я не понимала ни слова… И целовал моё зарёванное и наверняка некрасивое сейчас лицо…Одежда будто исчезла сама собой, я осознавала только, что лопатки касаются прогретого солнцем песка, но горячая волна желания затопила берега моего ускользающего сознания, и мир распался, как детский пазл. Он был прекрасным любовником, умелым, опытным, нежным, и я поняла, что, прожив столько лет в браке, ни черта не знаю о плотской любви. Оказывается, можно вот так сходить с ума от восторга, отдавать и отдаваться, и доверять всю себя, послав подальше придуманные ханжами запреты. Время потеряло значение… Мы долго ещё лежали плечом к плечу и смотрели в звёздное небо. Потом он заговорил, и этот гортанный голос с лёгким акцентом звучит в моих ушах и по сей день. - Никогда… Слышишь – никогда больше не жалей себя. Ты – великолепна, ты – красавица и королева! Твоё призвание – любить и быть любимой. Любовь – вообще единственное, что имеет смысл. Ни один мужчина в мире не стоит твоих слёз. И по мне ты не будешь плакать. Я бы мог солгать, придумать для тебя красивую сказку о том, что мы всегда будем вместе. Только лгать тебе не хочу. И не буду. А сейчас я провожу тебя до отеля, ты хорошенько выспишься и проснёшься счастливой. И больше никогда не будешь плакать, хорошо? 17 Я пообещала - и слово своё сдержала. На следующий день я уехала домой, и там объявила опешившему от неожиданности мужу, что прошу развода. Квартиру удалось разменять без проблем, дети предпочли не вмешиваться, а на расспросы и увещевания родни и друзей я молча улыбалась… Нет, другой мужчина в моей жизни так и не появился, вы ведь об этом хотите спросить? А тот мой короткий курортный роман и сейчас вспоминаю с нежностью и улыбкой, снова и снова повторяя те слова: - Ты – великолепна, ты – красавица и королева! Твоё призвание – любить и быть любимой… И слышу шёпот моря, и чувствую тепло уходящего летнего дня, и знаете? Я счастлива! По-настоящему счастлива… И, когда придёт мой последний час, мне будет что вспомнить. А слово я сдержала. Больше никто и никогда не видел моих слёз. Королевы не плачут… Стеклянное одиночество Да-да, вы правы, быть одиноким гораздо спокойнее. Вы этого не говорили? Значит, мне показалось. Но если вглядеться повнимательнее, то можно заметить, как тщательно люди сторонятся друг друга, правда? Даже в толпе каждый как бы воздвигает вокруг своего "Я" плотный купол из отчуждения. Так и ходим, осторожные и обособленные, сталкиваясь и не замечая друг друга. И только изредка кто-то приоткрывает форточку и выглядывает из одиночества, как из убежища. Я даже отчётливо вижу руку, готовую немедленно захлопнуть эту форточку и законопатить все щели. Вот прошли мимо друг друга и разминулись два человека, две тайны, две Вселенные... "Дзин-нь". Стекло может быть таким прочным. Но порой та же сила, что сталкивает миры и порождает 18 галактики, заставляет сломя голову бросаться в чужое, заповедное, настороженное одиночество, и ледяным фейерверком разлетаются мириады невидимых осколков, и остаются двое, беззащитные, ошеломлённые. "Безумцы", усмехаются прохожие, зябко кутаются в привычное одиночество и спешат дальше, оглядываясь через плечо. А они стоят, вздрагивая на ветру, и учатся согревать друг друга. Не стоит бояться за них, ведь своё жизненное пространство они отныне заполняют любовью, а вместо замкнутого привычного мирка им открывается бесконечность. Вам кажется, что бесконечность - это страшно и неуютно? Что ж, тогда плотнее запахните двери своего персонального купола и спешите дальше - не смею задерживать. Мне жаль вас - вы абсолютно нормальны. А может, всё-таки?.. Нет? Жаль... Бедные, бедные... Хотя, конечно же, вы правы. Одиночество это спокойнее. Сумасбродства - привилегия влюблённых. Когда кончается зима "Наверное, эта зима уже никогда не кончится. Бесконечно потянутся унылые серые дни, и снег всё так же будет падать, а ветер стонать и остервенело сечь застывшую и безразличную ко всему землю. А потом наш дом заметёт, и город - тоже, и люди будут жить по инерции, навсегда отрезанные друг от друга. Конечно, сперва они попытаются сопротивляться, станут рыть ходы в этом снегу, словно кроты, но скоро поймут всю безнадежность этой затеи и успокоятся. И я буду жить, не зная, чем занять отпущенные мне годы, бесцельно передвигаясь по дому и разглядывая привычные вещи. Наверное, буду стараться развлечь себя чем-нибудь, возьмусь за книги, но и это быстро наскучит... Возможно, я даже сойду с ума. Интересно, а как это - сойти с ума?" Она живо представила, как женщина, похожая на нее, только совсем старая, неопрятная и всклоченная, мечется по комнате, рвет на себе волосы и крушит мебель, и ее передернуло. 19 "А потом я умру. Странно, что я думаю об этом так спокойно. Хотя почему - странно? Обходилось же как-то и без меня, и никто даже не заметит, что меня больше нет. Что значит какая-то человеческая жизнь в масштабах Вселенной? И всё-таки не хочется об этом думать. А снег всё идёт и идёт..." Она подтянула колени поближе, удобнее устраиваясь на широком подоконнике. "А вправду, зачем-то ведь я появилась на свет? Значит, была какая-то цель? Или наша жизнь - тот же полёт бабочкиоднодневки? Живём, радуемся своим маленьким радостям, тоскуем, почитаем себя центром Мироздания, а потом чья-то невидимая рука просто смахивает нас, как крошки со стола... А потом приходят другие, и всё повторяется, и какой во всём этом смысл, хотела бы я знать?" Плавное течение невесёлых мыслей оборвала трель звонка, и она уже мчалась к двери, распахивала её настежь, прижималась щекой к заснеженной шубе, а он смеялся и осторожно отдирал её от себя: - Сумасшедшая, я же с улицы, холодный! - Пусть! - решительно мотнула она головой и ещё крепче прильнула к нему. - Соскучилась? - смеялся он, отряхивая снег, - большой, румяный от мороза, похожий на добродушного медведя. Неужели меня не было так долго? - Целую жизнь, - проговорила она между поцелуями. – Зато я поняла... - Что ты поняла, умница моя? - спросил он, обнимая её и заглядывая в её счастливые глаза. - А знаешь, жить и вправду стоит! - произнесла она так торжественно, что он снова засмеялся, кивнул утвердительно, и они вместе отправились на кухню пить чай. А за окном всё так же падал снег, но это уже не имело никакого значения. 20 Смерти не будет В мае по всей округе отчаянно цвели яблони. Это было несправедливо, жестоко: когда она умирала, шёл дождь дождь, только дождь и туман, серый, промозглый, и она словно истаяла в этом тумане, и только потом пришла весна. Первая робкая зелень, веснушки мать-и-мачехи, солнце - всё возникло вдруг, проявилось, как на фотоплёнке, улицы наполнились повеселевшими прохожими, а он остался один, оглушённый, забытый в сыром тумане её последнего апреля. На похороны он не пошёл, это казалось невыносимым смотреть на её покинутое тело, выставленное напоказ в витрине открытого гроба. Сначала он пытался обмануть себя и придумал, что она разлюбила его и уехала навсегда, но тут же поймал себя на том, что укладывает чемодан, собираясь её разыскивать, и понял, что сходит с ума. Потом он начал пить, но утренний кошмар похмелья не мог прогнать воспоминаний. Друзья пытались говорить с ним, он не отвечал на звонки, не открывал дверь, часами лежал на кровати и смотрел в одну точку, стараясь не думать, не помнить... Он не мог с уверенностью сказать, сколько времени это продолжалось, пока однажды не очнулся возле кладбищенской ограды, хотя и не помнил, как добрался сюда. Могилу он нашёл не сразу и долго бродил среди крестов и венков с выцветшими цветами, пока не увидел её глаза на медальоне памятника. Она улыбалась, и это было настолько немыслимо теперь, когда она умерла, что это показалось издёвкой. Он разучился плакать, и невыплаканные слёзы жгли его окаменевшее сердце. Он опустился на скамейку и сказал: - Она умерла. Мир не дрогнул, всё так же пели птицы, и солнце светило, и ветки яблонь источали пьянящий аромат. Он поднял глаза к небу и повторил: - Она умерла, а я жив. Зачем? 21 По вымытой лазури бездумно скользили облака, им было всё равно. Он бросил им вслед: - Я тоже умру! - и сердце его наполнилось жестокой радостью и недоумением: почему такая простая мысль пришла ему в голову только сейчас? Не существовать, не чувствовать боли, не помнить её лихорадочно блестящих глаз, её хриплого, прерывистого дыхания, ничего не помнить! "Кто будет помнить её, как ты?" - вопрос возник ниоткуда, словно написанный алой краской в мрачной глубине его мятущегося рассудка. - Она умерла, - повторил он упрямо, не замечая, что говорит вслух. "Кто будет любить её, как ты?" – послышалось, или ктото вправду произнёс это - шелестом ли травы, дуновением ли ветра? Он крикнул в отчаянии: - Что мне делать теперь, когда её нет?! И откуда-то пришло еле слышное: - Живи... Он вскочил, оглядываясь по сторонам, растерянный, с искажённым страданием лицом. Вокруг яростно и неудержимо буйствовала весна. Он почувствовал, как первые очищающие слёзы хлынули майским дождём, сметая глухую стену отчаяния, а всё вокруг цвело, пело и славило жизнь. Он вздохнул полной грудью и впустил в сердце весну, осознав внезапно, что должен заново научиться жить и радоваться жизни - теперь за двоих. А яблони цвели, и всё так же смеялись над выдуманной кем-то смертью её серые, любимые глаза. Золото самоварное Самовар, похоже, чувствовал себя именинником. Его извлекли из чулана, начистили до блеска и теперь суетились вокруг, горячо обсуждая перипетии предстоящей процедуры. Для консультации была приглашена соседка, 22 семидесятипятилетняя баба Клава. Нашу возню она оценила, насмешливо покачав головой. - Одно слово - дачники, - но уже через минуту старый самовар, вздутый кирзовым сапогом, довольно гудел, попыхивая вкусным сизым дымком. А потом был чай, чай с вареньем и неторопливыми разговорами. Занавески надувались парусами, ошеломляюще пахло жасмином из палисадника, а весёлые солнечные зайчики скакали по пузатым, золотым самоварным бокам. "Золото самоварное", вспомнилась давняя бабушкина присказка. И подумалось вдруг: вот есть же простая и добрая жизнь, без суеты и фальши; вот лес, вот река, и куст жасмина, и яблони в саду, и этот старый дом. Что же гонит нас в шумный, пропахший бензином и гарью город, туда, где люди не знают соседей по подъезду, а воду пьют водопроводную? Говорят, есть такая рыба, которая живёт в песке. Та, наверное, в воде задыхается. Вот так и мы. Какие такие ценности мы ищем, не замечая золотых россыпей у себя под ногами? Золото оно золото, да невзаправдашнее ведь... Но так важно, по-купечески, подбочась, глядел со стола самовар, таким сладким, солнечным было варенье, такими добрыми, благостными - лица, так хорошо и светло было на душе... И казалось, что, видимая не глазом, а сердцем, сидит за столом бабушка в белом платочке, усмехается покрестьянски мудро и насмешливо и приговаривает: - Ох, внучка, внучка! Золото моё... самоварное Бабушка Сегодня Радоница – день поминовения усопших. Бабушка вспомнилась… Я родилась слабенькой, болела 23 часто, про таких говорят – несадовый ребёнок. Так что растила меня бабушка Шура, в деревне с «оригинальным» названием Новое. Раньше это было село, и церковь своя имелась, от всего этого великолепия осталось десятка три дворов. Зато всё как есть было моё: и поле, и лес, куда лет с пяти бесстрашно в одиночку бегала за земляникой, и потаённый родничок – Святой ключ. Вода там и вправду была вкуснейшая и ледяная, так что зубы заламывало. Бабушка в младшей внучке души не чаяла, и многие проказы сходили с рук. Сколько же песен мы с ней перепели зимними вечерами на печке! А как здорово было, набегавшись до той стадии, что штаны стояли колом, а ладони даже в варежках были красные и как ледышки, забраться к ней под бочок и с замиранием сердечка слушать байки из деревенской жизни, где водились лешаки и домовые, а ещё – таинственная белая лошадь – сладкий ужас моего детства. Только этого, пожалуй, и боялась, а так отчаянная росла – хоть спеть, хоть сплясать принародно! Ох, какие частушки я заводила, а деревенские ещё и подначивали: «Давай, Ленка, с картинками!» И ведь не влетело, так, пожурила, однако запомнилось надолго, что негоже фамилию позорить да на подначки вестись. А ещё помнится, как завидовала серебряным бабушкиным волосам. Не стриглась, косу укладывала в строгий пучок, а после бани это богатство переливалось жидким серебром. Красота! А бабушка смеялась: - Не торопи время, придёт пора – того серебра не захочешь! Бабушка, красавица моя… Не довелось видеть тебя в последние дни. Так и запомнила: гордой, красивой настоящей русской красотой, с серебряными волосами. Ты и сейчас хранишь непутёвую свою внучку. Сколько ж раз я тебя не слушалась... Сколько не успела сказать… Теперь стараюсь говорить главные слова, не страшась, чтобы потом локти не кусать – не успела, отпустила. А ты простила, знаю. И я стараюсь быть хоть капельку такой, какой ты хотела. Мир твоей светлой душе, родная моя… 24 Нежность моя васильковая Разве у нежности есть цвет? Думаешь, она непременно белая? А мне вот кажется – васильковая. Это из детства еще – бреду по ржаному полю по узенькой тропке, колосья – в рост. Да там и роста еще совсем ничего… А во ржи – васильки будто подмигивают, и столько света, солнца и радости во всем этом приволье и бескрайности, что маленькое моё сердце замирает в ожидании чего-то немыслимо красивого, хорошего и доброго, что обязательно должно случиться однажды, и тает оно от любви и нежности ко всему огромному и доброму миру… А что мир обязательно добрый – я точно знаю. Сколько лет прошло – так и не переубедили, не смогли убить ту самую беззаветную, детскую веру в сказку. Сколько я их уже рассказала… А сколько ещё придумаю! Посмеются, наверное – оглянись, мир давно уже не тот, расти-ка лучше зубы да когти, иначе не выжить тебе в этом железном веке ледяных сердец! Будто бы… И самое холодное сердце можно растопить обычным человеческим теплом. Любовью отогреть. Только чтобы зажечь хоть одну искру в чужой душе, своего огня не пожалей. Таков закон сохранения доброты. Иначе – нельзя. Это я сейчас заново понимаю, я – взрослая и осторожная. Сегодняшняя. А та девочка, замершая от сознания величия и немыслимой красоты Мироздания – она точно знала. Уплыли в неведомые края облака тех лет. Заросло сорной травой поле, и васильки на нем повывелись. А закрою глаза – да вот же они! И пшеница звенит налитым колосом, и васильки подмигивают синим глазом задорно и радостно. А нежность – она всё та же. Щедро плеснули, видать – надолго запас сохранился. С тобой поделюсь Хочешь? Бери, для тебя ничего не жалко, а нежности – на особицу. Запомни – она василькового цвета и пахнет солнцем, летом и счастьем, которого на всех хватит. 25 Октябрь Мокрые бинты автострады, туго стянувшие остывающую землю. Редкие огни фар встречных машин. Затяжной полёт в никуда: в настороженную тишину наступившей на горло осени. Обречённая попытка сбежать из мокрого лабиринта города, зябкого квартирного неуюта, от серой, безликой толпы, от караулящих по углам вопросов без ответов, от себя самого. Скорость – последнее лекарство для тех, кто неизлечимо болен осенней хандрой. Пятипалая ладонь кленового листа на ветровом стекле. Чей-то привет? Предостережение? Скрытый намёк? Нас двое – я и одиночество, мой неслучайный пассажир в этой сумасшедшей гонке без правил. Дремлет, точно зная, что нам уже никуда не деться друг от друга. И ровный свет настольной лампы выхватит из небытия чашку остывающего кофе, и в грустном сигаретном дыме – тонкий привкус догорающих осенних костров. И зыбкие, неясные тени мечутся по холодной стене, словно воспоминание о музыке, рвущееся на свободу из неприступной крепости твоей памяти. Там, за окном, притворяется спящим город, чем-то похожий на тебя. Пунктиром дождя, точками капель по стылым лужам взывает к кому-то Октябрь – непризнанный поэт, бродячий менестрель в дорожном плаще, в складках которого прячутся тревожные сны. Заходи, не стой на пороге. Раздели со мной этот вечер, чёрный кофе и осенний сплин. Положи мне на лоб холодную ладонь – и помолчим в едином пространстве меланхолии с еле заметным призвуком надежды. Я не люблю тебя, Октябрь. Но именно ты знаешь наперечёт мои тайные мысли, мои желания, мою извечную тоску, долгую, как асфальтовая лента дороги. Друг мой, враг мой, моё неясное отражение в ночных зеркалах. Отзвук струны, бередящий надёжно скрытые воспоминания. Ещё один октябрь моей жизни. 26 Странная Кто и зачем выдумал эту женщину, и когда она разучилась улыбаться? А может, никогда и не умела понастоящему? В серых глазах – хмурое осеннее утро, шорох листопада и печальная песня менестреля-дождя… Но ведь была же девочка, и смешные косички, и веснушки – они точно были.. Но уже тогда в глазах сквозил невысказанный вопрос: зачем я? Какую роль отвело мне Провидение в этой захватывающей игре под названием Жизнь? Нельзя согреть мир, не зная, каково это – быть согретой самой... Пыталась! Искала опору. Чудилось, будто нашла, но опять оставалась одна, и только ветер и дождь знали, сколько слёз пролила. Вода – твоя стихия, детка. Слёзы тебе к лицу! К тому же им мало кто верит. Слёзы… Всего лишь вода. Странная… Так всегда говорили за спиной. Иные – и в лицо. Этот отрешённый взгляд, обращённый внутрь себя. Эта манера внезапно замолкать и замыкаться в себе.. Странная… Книжная девочка, так и не изжившая веру в сказки. Непременно добрые… Потому что грустным ты придумывала счастливый финал. А в жизни так не бывает… Пора взрослеть. Посмотри в зеркало, что ли. Только ты не веришь в зеркала. Именно они - величайшие обманщики… Чьим глазам ты поверишь, глупая? Притворщица… Тебе удалось всех обмануть. Доказывая, насколько ты в порядке. Жизнь удалась, чего ещё желать? Получила всё, чего просила. И сама разрушила, некого винить. Обменяла на ускользающий шанс, тот, что один из тысячи. Уткнуться в плечо и вздохнуть: я не одна! Это ты называешь счастьем?! Да!!! Фаталистка… Всегда была. И доверялась Судьбе, забывая, что она слепа. Впрочем, ты и своим глазам никогда не доверяла, затвердив книжную мудрость о том, что зорко лишь только сердце. И придумала смешную и наивную теорию, что каждые настоящие стихи отзываются 27 единственной музыкой – и песня становится историей, сбывшейся где-то.. когда-то… Может, всё же – не пешки в большой игре, безропотные и безмолвные? А может… соавторы?... Не зря же Создателя среди других бесчисленных имён называют ещё и Творцом… И каждый из нас волен прожить свою жизнь как гениальную мелодию.. сказку.. или стихотворение… только мы упорствуем, отстаивая своё мнение… и опять ошибаемся.. и фальшивим снова и снова… Мне часто снится музыка, которую на утро я не могу вспомнить… Спорим – завтра ты не вспомнишь, что написала всё это? Или сделаешь вид, что не помнишь. Наденешь пальто, а на лицо – привычную маску деловой женщины, и отправишься на работу. Да, ещё – вечные строгие очки с затемнением, ведь за ними так хорошо прятать глаза. Серые, с приметным пятнышком и вечным невысказанным вопросом: «А может, я себе снюсь?» Я так хочу стать… настоящей!!!! Придумаю для тебя Придумаю для тебя утро. Ласковое, нежное, с ароматом мокрой черёмухи. Пушистое, будто котёнок, уснувший на тёплой ладони. Слышишь – капельки дождя постукивают по отмытым крышам, и кажется – звучит невидимый взгляду клавесин. Придумаю для тебя день, непохожий ни на один другой. День, который мы обязательно проведём вместе. Будем бродить по тихим улочкам, улыбаться солнцу, небу, прохожим, заглядывать в маленькие уютные кафешки – просто так, посидеть, глядя в глаза друг другу, потягивая по глоточку горячий, сладкий, умопомрачительно вкусный кофе и наслаждаясь ароматом свежевыпеченных булочек. А потом – снова брести куда-то, без особой причины, держась за руки, разговаривая ни о чём – и обо всём. Это наш день, и мы поделимся им со всеми, кто встретится нам на пути. Потому 28 что сегодня мы такие удивительно-щедрые… Наверное, такими бывают только влюблённые. Придумаю для тебя жизнь. Нашу с тобой, одну на двоих жизнь, в которой не будет места ссорам и обидам, потому что человека, которого любишь, невозможно обидеть. Мы поделим на двоих радости и печали, да и какие могут быть печали и огорчения, если вот так смотреть в эти удивительные глаза – и видеть, чувствовать, что ты стал для кого-то целым миром, Вселенной, полной любви и нежности…. Мы будем жить долго и счастливо и никогда не состаримся. Скажешь, так не бывает? А у нас будет! Обязательно. Ведь это мир, созданный для нас двоих… Придумаю для тебя сказку, в которую так легко поверить самому. Пусть одной сказкой в мире будет больше – и, возможно, он станет немного счастливее. И пусть она обернется явью. А пока – слушай мелодию, придуманную для тебя… Много или мало – кто знает, кто измерит. Она уже родилась, расправила крылья и несётся в ликующей небесной синеве. Слушай… Слышишь? Далеко-далеко Далеко-далеко... На самом краешке весенних снов раскинулось море: синеесинее, бескрайнее, тёплое. Там, в этом заповедном краю, нет печалей, тревог, болезней, предательства и невзгод. И золотой песок обнимает так нежно, как я бы хотела. Сберегу это место для тебя. Пусть волна унесёт прочь дурные мысли, усталость унесёт. Словом моим – хранительницы этого маленького мира! Пусть оберегом тебе будет. Прости, не часто пишу. Тобой дышала, время торопила. Не хватает, как воздуха. Заново дышать учусь. Только будь, 29 пожалуйста! Там - далеко-далеко… Лучшая моя сказка… Засыпай с улыбкой на губах. Далеко мне до мудрости Экклезиаста. Просто - женщина. Просто – сказочница. Просто нет у тебя больше права говорить, что в реальном твоём мире не осталось места нежности. Чистой, бескорыстной и безгрешной, как море из наших снов. Далеко-далеко… За тебя прошу Тс-с-с… Кончиками пальцев, в одно касанье.. Не касание даже – полунамёк. Движение воздуха.. . нежности… тепла… Чувствуешь? Было или не было?! Я – помню… Где и когда уже встречались эти двое? В другой жизни? В ином времени? Мире? Вопросы без ответов – и всё неважно сейчас… Все часы остановились, затихли звуки, и только дыхание в звенящей тишине да стук двух сердец – в унисон. Я – помню! Другие лица, другие имена, но мы – всё те же… Знаешь… Огонь бывает таким ласковым, он греет, смиряя свою силу и боясь обжечь… Глаза обманут – руки не солгут… Так кого она ищет, эта женщина с глазами цвета грусти и душой ребёнка?! Венок из роз – так красиво… и так больно… До крови, потому и алые. Ты ли помог снять? Вместе с виной… которой и не было вовсе.. Сердцем потянулась! Вспомню… И проснусь… однажды… с именем твоим… нежнее вздоха ветра, тише шелеста листьев… …Огонь и вода… Небо и земля… Единство и борьба извечных начал. Было и будет! Крохотная искра не разгонит мрак, но Вечный маятник замер на секунду… и там, высоко, там, где есть ответы на все вопросы, но нет места мирской суете, Кто-то улыбнулся мудрой и кроткой улыбкой. За тебя прошу… 30 Стеклянные ангелы надежды Помнишь, мы вместе нарядили ёлку? Она получилась нарядная и уютная, ведь сверкающие игрушки соседствуют на ней с конфетами в разноцветных фантиках: их можно срывать прямо с веточек и отправлять в рот. Разумеется, наконечник торжественно водрузил ты, а я стояла рядом и немножко поддерживала тебя, так, на всякий случай – а сказать по правде, чтобы лишний раз дотронуться. Ёлка вышла на славу, и мы ещё долго любовались весело подмигивающими огоньками, прежде чем в очередной раз разбежаться по своим мирам. А елка осталась – как символ мечты и веры в добрую сказку. Одного ты не знаешь. Уходя, я повесила на самом верху, почти рядом с макушкой, стеклянную фигурку ангела. И попросила беречь тебя и всех, кто тебе дорог. Знаешь, я точно видела, как он кивнул.. Скажешь – померещилось? А вот и нет! И теперь где-то есть дом, в котором ждёт наряженная ёлка, и стол накрыт на двоих, и есть чем угостить званых гостей, и наши голоса и смех ещё слышны там вперемешку со звуками музыки… И крошечный стеклянный ангел, покачиваясь на ветке, бережёт твой покой. Не бойся, он не упадёт и не разобьётся. В мире нет ничего прочнее, чем эта хрупкая фигурка, навсегда сохранившая тепло моих рук… и сердца. Чистый лист Смотрю на чистый лист бумаги и улыбаюсь тихо-тихо. Там, за окном, соловьи пробуют голоса, репетируют, чтобы чуть попозже начать свой невероятный концерт для майской ночи с оркестром. Сиреневые облака – внизу, стоит выглянуть из окна, и аромат такой – где там лучшим на свете духам! На небе – целая облачная страна: горы, равнины, зубчатые стены старинных замков. А вон то облака, подкрашенное лучами заката, похоже на спящего дракона – хранителя этого неведомого мира, выхваченного из небытия безудержной 31 моей фантазией. Столько хочется рассказать, поделиться… Все сказки не расскажешь, все колыбельные не перепоёшь… Даже мне не справиться, как бы ни старалась. Самое главное не напишется, а без слов скажется. Правильно? Смотрю на чистый лист и улыбаюсь тихонько, а на душе – мир и покой. Это словно проснуться среди ночи и осознать: ты кому-то нужен! И от этой мысли сердце замирает сладко-сладко… Можно, я буду хранить твои сны? А если посреди суетливого дня почувствуешь вдруг теплое прикосновение – это моя ладонь на твоё плечо незримо легла. Вот так… Смотрю на чистый лист бумаги… Просто - одуванчики 5 июня 2012 года не стало замечательного писателяфантаста Рэя Бредбери - «Что там у вас? - спросил он. - Одуванчик. Последний, наверно. Вот уж не думала, что найду одуванчик так поздно осенью. Теперь нужно его взять и потереть под подбородком. Слышали когда-нибудь об этом? Смотрите! - смеясь, она провела цветком у себя под подбородком»… Жёлтого следа не осталось. Кларисса прочитала это в его недоумённом взгляде. - Как же так? Ведь я же влюблена. Точно влюблена! Последний одуванчик увял в её руке. Монтэгу показалось, что на ясный солнечный день набросили траурное покрывало. - Его больше нет, - Кларисса произнесла то, что он точно знал сейчас, но боялся озвучить. – Что же будет с нами? - Я не знаю, - честно признался пожарный, которому волей Мастера суждено было стать хранителем откровений Экклезиаста. - Мне страшно. И пусто, - девушка заплакала. – Теперь мы все умрём? 32 Монтэг помолчал, всё так же прислушиваясь к чему-то внутри себя. Потом качнул головой: - Нет. Мы останемся жить. И он – тоже, - вот здесь, - он положил ладонь на грудь. Она поверила – и улыбнулась. Словно услышав его слова, мир вокруг снова начал меняться. Кларисса ахнула: сквозь серый камень мостовой пробивались одуванчики. Иду на свет …Тоннель. Опять тоннель, и я точно знаю, что выхода нет. Даже если вернуться туда, откуда пришёл. Неизбежность. Рок. Фатум. Без-на-дёж-ность. Выбор сделан за нас, и остаётся одно – слепо двигаться вперёд, в неизвестность, к финалу. - ИДИ НА СВЕТ! … Я слышу, но слова не имеют значения. Здесь нет света. Сама идея света кажется безумием в этой полной, кромешной темноте. И цвет – его тоже нет. Серое, сгустившись до такой степени, что стало почти осязаемым. Безысходность несказанных слов, несовершённых дел. Мне уже ничего не нужно, кроме покоя. Отпустите! - ИДИ НА СВЕТ! … Мне некуда идти. От себя не сбежать. Но… можно попробовать принять себя таким, каков ты есть? И что-то ещё успеть… Ты в ответе за мир, который создал. Ты сам – мир! Зажги Солнце… Включи свет! … Тоннеля больше нет. Синее-синее небо. Золото одуванчиков. Солнечные зайчики смешно морщат носы… Если бы люди помнили, что каждый из них – мир, может, всё было бы иначе? Будьте осторожнее, пожалуйста! Берегите свои миры – они такие хрупкие… …Я иду на свет. Я возвращаюсь к себе. 33 ЭТА СТРАННАЯ АССОЛЬ СКАЗКИ 34 Встреча (рождественская история) Она сидела на скамейке в сквере и плакала. Нарядные прохожие с недоумением оборачивались и спешили дальше, туда, где ждали украшенные ёлки, музыка, конфетти и шампанское. Только ей страшно не хотелось возвращаться в пустую квартиру, к одинокому праздничному ужину. Снежинки ласково касались её щёк и таяли ,смешиваясь со слезами. И никому в городе и целом мире не было до неё никакого дела. - Что случилось? Разве можно сегодня плакать? - мягко спросил высокий человек в чёрном пальто, присаживаясь рядом и отводя её руку в мокрой перчатке от заплаканного лица. Она вскинула голову, сузила глаза и зло бросила: - Какое вам дело! Идите своей дорогой! - Разве тебе не нужна моя помощь? - удивился незнакомец. - Вы что, врач? - усмехнулась она, осторожно вытирая расплывшуюся тушь. - Или это способ познакомиться? - Я не врач, - улыбнулся он в ответ, - а твоё имя я знаю, Наташа. Она вздрогнула и внимательно всмотрелась в его лицо. - Я вас не знаю, - в её голосе прозвучал плохо скрытый страх. - Разве? Когда ты была маленькой, ты верила в меня и просила принести чудесные подарки. Чувство нереальности происходящего охватило её. - Кто вы? - прошептала она. - Я - ангел Рождества, - всё так же улыбаясь спокойной, тихой улыбкой, ответил он. Она неуверенно засмеялась. - Это шутка? Он укоризненно покачал головой. - А ты помнишь музыкальную шкатулку и говорящую куклу? А шёлковое платье с розочками? Потом ты просила ролики, помнишь? 35 - Но ведь...- она запнулась. - Вы ведь не можете этого знать! - Конечно, могу. Я знаю все самые заветные желания. - Неправда! - защищалась она. - Это родители покупали мне подарки! - Глупенькая, - ласково сказал он. - Разумеется, у ангелов нет денег. Но внушить взрослым заветные желания детей - это я умею. - Я вам не верю. Он грустно вздохнул. - Когда-то люди верили в чудеса... Потом мир изменился, и все стали верить только в деньги. Они помолчали. Потом она обернулась к нему, взглянула в упор и спросила насмешливо: - А вы можете сказать, о чём я мечтаю? Раз уж вы ангел? - Могу, - кивнул он. - Собственно, поэтому я и появился. Тебе нужно спешить домой, иначе чуда не произойдёт. И запомни, девочка: любимым нужно доверять. Иди домой, Наташа. - Он не приедет, слышите! - Она вскочила в волнении и обернулась к собеседнику, но он исчез. Не осталось даже следов на чистом белом снегу - лишь маленькие отпечатки её сапожек, и только. - Иди домой, - шепнул ей ветер. И она побежала, не обращая внимания на весёлые крики запоздалых гуляк. На одном дыхании она пробежала три квартала и взлетела по лестнице. Руки дрожали, ключ никак не попадал в замочную скважину. На ходу расстёгивая шубку, она ворвалась в комнату и прижалась к дверному косяку. - Дура, - прошептала она устало и опустилась на пол. И тут зазвонил телефон. Она недоверчиво усмехнулась и сняла трубку. - Наташка, милая, рейс задержали, пришлось поездом, но я уже на вокзале, полчаса - и буду у тебя. Девочка моя, прости, никак не мог предупредить! С Рождеством тебя! Я только шампанское куплю! Что же ты молчишь? 36 Она счастливо улыбалась, прижимала трубку к уху и слушала, слушала родной голос. - Наташа, ты меня слышишь? - встревожено кричал он. Я уже еду! Она встряхнула волосами, освобождаясь от наваждения, и проговорила: - Господи, как я тебя люблю! - Еду! - счастливо воскликнул он, и в трубке послышались гудки. Не включая свет, она подошла к окну. Город светился разноцветными огнями, падал тихий, пушистый снег. Она подетски шмыгнула носом, вытерла ладонью глаза и прошептала снегу, звёздам, небу: - Счастливого Рождества! Из тени дерева шагнул высокий человек в чёрном, помахал ей рукой и зашагал по улице. Люди веселились, танцевали, поздравляли друг друга, а его ждала обычная работа. Должен же кто-то возвращать разочарованным надежду и веру в чудо? Особенно в сказочную рождественскую ночь. Сказка про Снежную Бабу В глубине сквера, возле старой деревянной скамейки, стояла Снежная Баба. Баба как Баба - нос-морковка, ведро на голове - но то ли снег, из которого её слепили, был чересчур мягким, то ли была тому ещё какая-то причина, но Баба эта получилась особой романтичной и мечтательной. Такая черта характера чрезвычайно раздражала её знакомую Ворону, которая частенько бранилась и каркала. - Мечтаешь! Не знаешь ты жизни, дур-ра! Жизня - это тебе не р-романтика! 37 Баба вздыхала и пыталась робко возражать. Ворона неистовствовала. Иногда такие беседы заканчивались ссорой. Но проходило время, и подруги мирились. Так бы оно и продолжалось, но однажды... В сказках всё самое интересное начинается именно так, верно? Однажды в парке появился Начинающий Поэт. Если быть совершенно точным, то он был гением, но об этом никто, кроме него, не знал. Он так и говорил о себе: "Я непризнанный Гений". Но многие почему-то не верили. Странно: Поэт был молод, недурён собой, ходил зимой с непокрытой головой и носил длинное чёрное пальто, ну совершенно как у Пушкина. Более того, он даже писал стихи. Чего же вам ещё? Сюда он забрёл совершенно случайно, в прескверном расположении духа. Его стихи (в который раз!) сочли не годными для печати. Вы представляете? - Мне завидуют, потому и зажимают, - мрачно размышлял Начинающий Поэт. - Истинные таланты умирают непризнанными, это всем известно. Хотя, возможно, они просто не доросли до моей лирики? Чем плохо хотя бы это: Жизнь моя - проза, грёзы и слёзы! Белые розы вянут в морозы… А редактор, эта бездарность, сказал: "Избито". Так ведь почу-у-увствовать надо! "Смысла нет". Как это нет смысла? Он ускользает, его ловить надо! И вообще, был один, фамилию не помню, но тоже гений: "О, закрой свои бледные ноги!" Пошутил человек, а сколько этот самый смысл искали? Вздохнув, он опустил голову, замшевой перчаткой смёл со скамейки снег и сел, надолго задумавшись. - Трудно быть Непризнанным гением, - пожаловался он, наконец. - Я так одинок в этом мире... Снежная Баба вздрогнула и очнулась от своих мечтаний. "Как?! Он тоже одинок! Может, сама Судьба свела нас здесь, в этом парке? Как он красив и талантлив! Только... Узнает ли он во мне родственную душу?" - противоречивые чувства переполняли её, жизнь наполнилась смыслом и засверкала яркими красками. Поэт поднялся и ушёл. Снежная 38 Баба поняла, что влюбилась окончательно и бесповоротно. Вечером она поведала о случившемся Вороне. Та нахохлилась, с подозрением уставилась на неё - не издевается ли, а потом с хриплым карканьем упала в снег, покатываясь от хохота. - Дур-ра ты, дур-ра! Вы подумайте - втюр-рилась! Любовь ей подавай! Да ты посмотри на себя - Баба, она и есть Баба! Снежная Баба гордо приподняла голову, увенчанную ведром: - Может, я и не красавица, - произнесла она с чувством собственного достоинства, - но мне кажется, что внешность это не главное. Важнее красота души. - Ох, помир-раю! - не унималась Ворона, - где ты только слов таких нахваталась? - Вы... Вы - просто неумная птица! - вспылила Снежная Баба и ударилась в слёзы. Они поссорились и не разговаривали неделю. Такое случилось впервые. В воскресенье Начинающий Поэт снова пришёл, но на этот раз он был в лирическом настроении и жаждал творчества. Вперив взгляд в Снежную Бабу, он произнёс: Я заверну в переулочек, Встречусь случайно с тобою. Здравствуй, моя Снегурочка, Чудо моё дорогое! "Это он про меня? Значит, я ему небезразлична?" Снежная Баба почувствовала себя счастливой. Ей хотелось броситься к нему на шею и рассказать, что его чувство взаимно! Но... она была такой застенчивой. Когда Поэт ушёл, Снежная Баба просто не находила себе места. Ворона сразу это заметила. - Что, твой приходил? - ворчливо каркнула она, прочистив клюв. - Он меня любит! - ликующе провозгласила счастливая Снежная Баба. Ворона недоверчиво хмыкнула. - С чего ты взяла? 39 - Он сам сказал! Он читал мне стихи и называл чудом и Снегурочкой. - А ты и уши развесила. Ох, девка, больно-то не слушай. Мужики - они все разговорчивые, когда им чего надо. Был у меня один... ор-рёл! Тоже всё слова говорил, а потом бросил одну с детями. Снежная Баба только качала головой. Какое ей дело, что там было у других! У неё всё будет иначе. Она уже строила планы... Ворона несколько раз пыталась вразумить Снежную Бабу, но та просто не слушала. - Все мы, бабы, одинаковы. Гляди, растаешь! - пугала Ворона, но подруга упивалась своим чувством и ждала, ждала... Он не приходил. Снежная Баба переживала, худела и не сводила глаз с ворот парка. Наконец он пришёл снова. Нервно закурил, бросил сигарету, затоптал, а потом, глядя прямо в её глаза, произнёс: Жестокая, ты скажешь: "Нет, Всё кончено теперь меж нами". Я упаду в холодный снег, И он потушит моё пламя. В голове у Снежной Бабы помутилось. - Я люблю тебя! - закричала она и всем телом подалась к нему. Подтаявшие комья обрушились, и Баба рассыпалась... У ног Поэта валялись ведро, два уголька, морковка и кучка снега. Услышав шум, Начинающий Поэт вздрогнул и удивлённо уставился на то, что осталось от Снежной Бабы. - Весна скоро... Бабы тают. Гм, ничего каламбурчик получится. "Тают, летают, мечтают", - задумался он над рифмой, отряхнул снег с брюк и поспешил домой - творить. Прилетела Ворона и села на ведро. Всхлипнула пару раз и утёрлась крылом. - Дур-ра и есть. "Любовь, любовь", - передразнила она. – Оттепель это, вот и вся любовь, - подытожила Ворона и полетела восвояси. Возможно, вить новое гнездо. 40 Ночной гость Он пришёл около полуночи и требовательно забарабанил в окно. Я открыла и смотрела, как он устраивается на подоконнике – зыбкий, неясный силуэт. .- Ты ждала меня? - полуутвердительно спросил он. Неисправимый нахал! - Конечно, нет. И, пожалуйста, потише, а то разбудишь весь дом. - Дом? Он и так не спит, подслушивает по обыкновению. Слышишь, скрипит половицей? Я вспылила: - Оставь свои шуточки! Ты подумал хоть раз, что будут говорить, если застанут нас здесь вдвоём? Он улыбнулся в ответ: - Ну-у... Скажут, что ты - сумасшедшая. Но ведь так оно и есть? Нет, это уже слишком! Я встала и указала ему на окно: - Убирайся немедленно! С подоконника течёт, а вытирать мне, между прочим! И вообще я хочу спать! Он явно растерялся. Поделом! - Разве я тебя обидел? Извини... Тебе и вправду так важно, что подумают другие? Мне уйти? Жаль его... Осень, холодно... - Да ладно, оставайся. Поговорим ещё. Только не говори, что я сумасшедшая. - Не буду. И, знаешь, мне ведь больше некуда пойти. Кому я нужен сейчас? Зима скоро. Я зашёл, чтобы попрощаться... И правда, скоро зима. А ведь мне будет не хватать неугомонного бродяги... Он робко заглянул мне в глаза: - А после... весной, ты разрешишь мне приходить сюда? - Конечно. Ты же знаешь... - Спасибо, - он вдруг заволновался. - Правда, уже поздно, тебе давно пора спать. - Уходишь? Без тебя мне будет совсем одиноко. 41 - Я буду думать о тебе всю долгую зиму. Хочешь, я спою тебе на прощание, чтобы лучше спалось? Я знаю все колыбельные на свете. Спи, я люблю тебя... - Я тебя тоже люблю. ...Я не слышала, как он ушёл, осторожно прикрыв за собой створки окна. А утром, вытирая мокрый подоконник, подумала: а ведь он прав, так и скажут! Ведь только сумасшедшие разговаривают по ночам с дождём. А впрочем ну и пусть! И от этой мысли мне стало весело и легко. К тому же он обещал вернуться весной. Стекло - И всё у меня замечательно! Ты даже себе не представляешь, до чего удачно сегодня сложился день, да и завтрашний наверняка будет не хуже, я точно знаю! Она говорила и говорила, словно боясь оборвать тоненькую ниточку из ничего не значащих слов, связывающую их сейчас. Он слушал и кивал, понимая, что если она остановится, то непременно заплачет. Её слёз он боялся как огня, потому что в такие минуты она становилась жалкой и бесприютной, словно маленькая потерявшаяся девочка, а он не знал, как её успокоить. Больше всего на свете ему хотелось схватить её в охапку, прижать к груди, укачать – убаюкать и уже никогда и никуда не отпускать, но… Их разделяло Стекло. Прозрачное и невидимое глазу, оно существовало незыблемо и безнадёжно, разделяя два мира… Они не знали, было ли это безжалостной шуткой слепой судьбы или странной сказкой, рожденной фантазией безумного сказочника, спасением или проклятием, да и никогда всерьёз не задумывались об этом, благодаря Провидение за возможность встречаться здесь, на перекрестке миров и времен, и разговаривать обо всём – и ни о чём, и просто смотреть друг на друга, не отрываясь, и расходиться по своим мирам, чтобы снова и снова возвращаться сюда. Снова и снова, изо дня в день… 42 - А у тебя как, всё хорошо? – опомнилась она, осознавая, что говорит без умолку уже полчаса. Он едва заметно вздрогнул и кивнул: - Да, разумеется. Представляешь, сегодня действительно какой-то особый день. Всё мне удаётся, и даже незнакомые люди улыбаются. Да что там люди: коты, и те здороваются сегодня со мной. Она улыбнулась, представив себе эту картину. Он всегда умел выдумать что-то такое невероятное… А ей очень захотелось поверить ему. А почему бы нет?! Конечно, коты умеют здороваться! Они подходят, подают лапку и важно произносят: «Мяу!» Ведь в каждом из их миров такие невероятные вещи имели право на существование. И доказательство тому: то, что они встретились. Здесь, в этой точки Мироздания, в Месте-Между-мирами. Это произошло случайно. Как именно, ни один из них уже не помнил. Просто им казалось, что так было всегда: эти ежедневные встречи и разговоры-разговоры-разговоры, ни о чём и обо всём. Они просто не могли наговориться. Даже если бы им позволили говорить сутки напролёт – и этого тоже было б мало. И каждый раз они с удивлением обнаруживали, насколько одинаково смотрят на многие вещи, как много у них общего и как хорошо они понимают друг друга. Была только одна вещь, которая разделяла их. Стекло. - Ты опять плакала, - с болью в голосе произнес он, пристально вглядываясь в её лицо. Она быстро отвела взгляд и улыбнулась вымученной улыбкой. - Соринка попала, - словно оправдываясь, она вытащила зеркальце и начала усиленно разглядывать покрасневшие глаза. Он вздохнул и отвернулся. Так было каждый раз – она всегда плакала и всё хуже скрывала это. Но очень старалась. От этого было ещё тоскливее. Иногда его охватывало чувство полной безнадежности, и тогда казалось, что проще было бы просто не прийти однажды сюда, в странное это место, где сошлись их два обреченных мира… Но каждый раз, приняв это мудрое решение, в назначенный им же самим час он шёл 43 сюда, к ней, чтобы ещё раз увидеть её заплаканное лицо, услышать нарочито-радостный, срывающийся голос. Стекло. Проклятое Стекло! Которое нельзя ни разбить, ни разрезать… - Наверное, мне уже пора? – её глаза смотрели прямо в его израненную душу. Им невозможно было солгать, но он попытался. - Да. Извини, мне пора, меня давно уже ждут. Дела, ты сама понимаешь.. – он виновато развёл руками… Она вздрогнула, как от удара, вытерла глаза и старательно сложила в несколько раз мокрый насквозь платок. Потом улыбнулась так грустно, что его сердце словно опрокинулось. - Конечно-конечно. Я всё понимаю. Да, дела… Но.. Завтра.. Ты ведь придёшь сюда? - Я постараюсь, но на всякий случай не буду обещать твердо, - снова солгал он, точно зная, что придёт обязательно. Она кивнула и побрела прочь, оглядываясь через плечо. Он так и остался стоять, опершись ладонями о холодную, ровную, безжалостную в своей незыблемости поверхность Стекла. Мужчины не плачут. Этому его учили с детства. Эту фразу он сотню раз повторял себе, сотню же раз отпуская её туда, в её мир… Он и не плакал. Просто в его душе выли сейчас голодные волки тоски и одиночества. Он стоял и смотрел, как она уходила. Уходила. Уходила… - Постой! – он даже сам не понял, вправду ли произнёс эту фразу или кто-то другой сказал это короткое слово. И сказал ли на самом деле. Но она услышала. Замерла на мгновение. Обернулась – и бросилась обратно, захлёбываясь в уже не сдерживаемых слезах… Её лицо так близко… Глаза в глаза… Ладони соприкасаются… Она, кажется, что-то говорит, но все звуки заглушает стук бешено колотящегося сердца… 44 - Пойми же, дурочка, я ничего не могу дать тебе, кроме этих коротких встреч, от которых ты каждый раз плачешь, думая, что я не замечаю этого! Я ничем не могу украсить твою жизнь… Меня просто нет, пойми же – просто НЕТ! Я – выдумка, миф, сказка, которую ты сама и придумала.. Зачем ты каждый день приходишь сюда?! Разве ты не понимаешь, что мы обречены на вечное одиночество – и у каждого оно своё?! Живи настоящим! Ведь там, в твоём мире, у тебя есть всё, что нужно, для обычного человеческого счастья! Вот и живи, а не выдумывай жизнь! Что ещё тебе нужно?! Что такое есть у меня, на что ты готова поменять всё, что имеешь?! Скажи… И она сказала. Одно-единственное короткое слово произнесла она, зажмурившись и пытаясь прижаться к нему сквозь неодолимую стеклянную преграду. - ТЫ. Миры не дрогнули. Звёзды не осыпались дождём на Землю. Ничего не изменилось. ПРОСТО СТЕКЛА НЕ СТАЛО. Урод Он рано узнал, что не такой, как все. Других малышей, розовых и пухлощёких, родители с гордостью демонстрировали друзьям и знакомым - он же был позором семьи, постыдной тайной, о которой не принято говорить. И ещё - врачи, много людей в белых халатах, профессора, значительно качающие головами: "Нет-нет, операция невозможна, слишком мало шансов, что ребёнок выживет". Были и другие: страшный бородач-знахарь с безумными глазами, бабки-шептуньи, похожие на ведьм. Он пугался их и плакал, уворачивался от костлявых рук, немилосердно мявших и щипавших его худенькое, страдающее тело. Мать тоже много плакала, особенно по ночам, и тогда он по-детски молился, просил прекратить его жалкое, ненужное существование или - излечить. 45 У него никогда не было друзей, но его уродство странным образом помогло развить способности, и он жадно тянулся к знаниям. Тихий, задумчивый мальчик, он не любил и не умел играть, и всегда старался занимать как можно меньше места, и его как будто не замечали. Учителя снисходительно хвалили его за успехи и тут же забывали о нём, и он снова оставался один на один со своими мыслями, отгороженный стеной отчуждения и бинтами, которые он носил не снимая, так, что они казались его второй кожей. Он уже начал свыкаться со своим положением вечного изгоя и даже находил в нём какое-то болезненное удовольствие, предпочитая общению с людьми тишину библиотек и прохладу леса. Книги и животные были его друзьями: они никогда не смеялись над ним. Часами он мог сидеть на берегу и следить за течением воды. Казалось, так будет всегда. ...Ему было двадцать, когда он встретил самую красивую девушку на свете и влюбился - отчаянно, бесповоротно, до щемящей боли в сердце. Он не мог уже жить, не видя её хотя бы украдкой - и умирал от одной мысли о том, что можно подойти к ней, говорить с ней, потому что был уверен, что она отшатнётся с брезгливым ужасом и отвращением. Тогда он принял решение – умереть или стать как все. Потом был консилиум, и светила медицины рассматривали его, словно редкое уродливое насекомое, но он дал себе слово выдержать всё до конца - и молчал. Так же, молча, с натянутыми струной нервами он шёл в назначенный день по бесконечному больничному коридору, под перекрёстным огнём любопытствующих и испуганных взглядов, и старался не видеть, не думать, не чувствовать. Он уже шагнул в сверкающую, залитую мертвенным электрическим светом операционную, уже видел лица врачей, скрытые белыми полумасками, и холодный блеск инструментов, словно приготовленных для пытки. И тогда порыв бесконтрольного, животного страха швырнул его обратно, и он, оттолкнув растерявшихся санитаров, бросился 46 обратно по коридору, как можно дальше отсюда, под хлёсткие, холодные струи дождя. Он бежал, бежал, бежал, пока не упал, совершенно обессиленный, прямо на мокрую, стылую землю, полуголый, дрожащий, и глухо стонал и бился в конвульсиях, сотрясающих всё его измученное тело рыданий. А осенний дождь равнодушно сёк его вздрагивающие худые плечи и жалкие, измятые, изломанные перья - его страшную тайну, тщательно скрываемую от людей под тисками бинтов, его вечный позор, его уродство. И не было предела его глухому отчаянию, потому что только теперь он наконец-то понял, что всю свою нелепую, безотрадную жизнь он прожил уродом, он, рождённый летать, - а зачем иначе даются крылья! Вторая попытка Сначала был туман. Туман, давящий со всех сторон, словно мокрое, холодное одеяло. Потом родился звук - монотонный, тоскливый плеск весла. И фигура гребца, закутанная то ли в плащ, то ли в какую-то немыслимую серую хламиду - так постепенно проявляется снимок на чернобелой фотобумаге. Ни цвета, ни запахов не было в этом мире, сотканном из промозглого тумана. И ещё - тоска, бесконечная, пронзительная, когда хочется кричать, лишь бы разорвать эту гнетущую тишину, нарушаемую лишь плеском воды. - Кто ты? - голос дрожит от бесконечного ужаса, но молчать - ещё страшнее. Высокая фигура медленно поворачивает голову. Лицо, полускрытое капюшоном, изборождено глубокими линиями морщин. Он стар, немыслимо стар, старше, чем само Время. Это лицо Рока, и в выцветших глазах каждый читает одно: всё кончено. Ни крики, ни мольбы, ни посулы не волнуют гребца - столько он 47 слышал их веками, тысячелетиями. Он холоден и равнодушен, как эта река, как этот вечный холодный туман. Монотонно вздымается и опускается весло, скользит по воде лодка. - Пожалуйста, отвези меня назад. Я не хочу умирать! – Всё тщётно, ни тени жалости и сочувствия: все чувства чужды окаменевшему сердцу. Он никому не желает зла, просто выполняя свою работу. За что же проклинать его, вечного перевозчика в царство мёртвых? Что ему людские проклятия, ему, обречённому на вечность? Тысячи и тысячи лет холода и равнодушия, годы, не согретые дружбой и любовью... Он стократ несчастнее самого жалкого из смертных - бедный, бедный Харон... - Бедный Харон, - шепчут губы едва слышно. Показалось или вправду дрогнула спина, закутанная в серую хламиду? Медленно, очень медленно, словно раздумывая, лодка поворачивает к другому берегу... …И вот, стоя уже на твёрдой земле, веря и не веря, я долго-долго смотрю в эти зимние глаза, которые - я знаю будут сниться мне по ночам, заставляя просыпаться, когда ледяная игла тоски кольнёт невзначай в самое сердце. И тогда я вспомню: мокрые, холодные бинты тумана, стянувшие кожу и мешающие вздохнуть, и плеск весла, и зыбкая фигура гребца на лодке Судьбы. И каждый раз, снова и снова, я буду спрашивать себя: заслужила ли я право на вторую попытку, дарованную мне нежданной милостью Харона? Крылья Он стоял на вершине скалы, и ветер трепал его густые тёмные волосы. Этого дня он ждал, наверное, всю свою жизнь – долгие годы поисков и ошибок, кропотливого труда и бессонных ночей. Он стоял на вершине, и всё его существо пело от пронзительной радости и пьянящего ощущения свободы. Только шаг отделял его от исполнения мечты, лелеемой и оберегаемой от сторонних глаз, один шаг. Он 48 закрыл глаза, набрал полные лёгкие ледяной горной свежести, привольно раскинул руки и – шагнул! ...Он знал, он предчувствовал, что фатально ошибся в расчётах! Палящее солнце растопило воск, и непрочные крылья рассыпались прямо в воздухе, и вот он уже падает, падает, падает, ломает кости о выступы, раздирая кожу и мясо, и немыслимая, нечеловеческая боль молнией пронзает его страдающее, истерзанное тело! Страшный удар о землю и спасительное Ничто прекратило страдание дерзкого бунтаря, бросившего вызов небесам... ...Он отшатнулся от края и упал на землю, вцепился в неё руками, до крови обламывая ногти. Каждая жилка в его теле отчаянно кричала: "Жить!!! "Долго лежал он так, распятый на горной вершине, а когда последние лучи заходящего солнца окрасили горы золотом и пурпуром, поднялся, изломал никчемные крылья и бросил их в воду, а потом побрёл вниз, шатаясь, как пьяный, понурив разом поседевшую голову. Потом он прожил долгую жизнь, но ни разу никому не рассказывал о том, что пережил там, на вершине. Но говорят, что люди часто видели, как стоит на скале высокий худой старик, подняв голову к небесам, и тихо плачет о чём-то. Обломки крыльев штормом вынесло на берег, к рыбацкому поселению, и рыбаки долго дивились, разглядывая странную находку и гадая, кто и зачем мог придумать такую непонятную вещь. И был среди них мальчик, сын рыбака, задумчивый подросток с мечтательными и всегда печальными глазами. Когда все разошлись, он бережно собрал грязные, мокрые перья и обрывки кожаных ремешков, скреплявших их когда-то, и унёс их домой. К ночи в домах зажёгся свет, старики курили на пороге свои вечные трубки, где-то бранились и гремели посудой, где-то пели длинную, унылую рыбацкую песню... Только мальчик сидел один, глубоко задумавшись о чём-то, ведомом ему одному, и прутиком чертил на песке странный, нелепый рисунок. А над ним медленно и величаво плыли лёгкие, свободные от земных забот и печалей облака. 49 Сердце «По хмурому, зябнущему в февральских сумерках городу шёл человек и нёс в вытянутой руке сердце. На него оглядывались, испуганно уступали дорогу. Истерически взвизгивали женщины. Какой-то пожилой господин семенил рядом, искательно заглядывал ему в глаза и нервно убеждал: "Может, "Скорую", а? Нельзя же так... "Человек остановился, задумчиво посмотрел: "А как можно?" Господин опешил, всплеснул руками и смешался с толпой, а человек с сердцем в руке пошёл дальше, не обращая внимания на перешёптывания прохожих. ...Она сидела на скамейке у набережной, там, где он её оставил. "Тебя не было так до-о-лго, я совсем замёрзла", капризно протянула она, когда он подошёл и тронул её за плечо. "Вот, это тебе", - сказал он и осторожно положил сердце в снег возле её сапожек. "Что это?!" - изумлённо воскликнула она, с брезгливым любопытством разглядывая подарок. "Возьми, пожалуйста", - попросил человек, но она уже уходила, бросив на прощание презрительно и холодно: "Больше не звони". И тогда человек заплакал, и слёзы смешивались на его щеках с каплями тающего снега, словно небо плакало вместе с ним. Потом он встал и посмотрел вокруг глазами, подёрнувшимися серой плёнкой равнодушия. "Ну и пусть", - сказал он замершему в ожидании февралю и ушёл, не оглядываясь, растворяясь в едва намеченном скупыми штрихами лабиринте города. А сердце осталось лежать в снегу, одинокое и ненужное, и никто не слышал его беззвучного крика. ..."Мама, что это светится?" - девочка присела на корточки, очищая варежкой снег. "Не смей трогать всякую гадость!" - раздражённо вскинулась мама и потянула дочь за рукав. Девочка послушно семенила рядом, часто оглядываясь, но потом какие-то важные детские мысли отвлекли её, и она забыла о случайной находке. Серый город в размытых пятнах фонарей сыто потянулся, хрустнув позвонками переулков, и 50 заснул до утра. Сердце под скамейкой всхлипнуло тихонько и погасло, но этого никто не заметил..." - Какая грустная сказка... - Наверное. Грустные сказки у меня получаются лучше. - Знаешь, а пусть всё кончится по-другому? Ты же можешь придумать другой финал. - Тогда это будет не моя сказка... - Тебе нехорошо? Ты такой бледный... ("Может, "Скорую?" - померещилось или кто-то вправду произнёс это? Кто? И когда это было? Не помню...) - Ничего. Это просто февраль. Такая долгая зима... - Иди ко мне, я тебя согрею... Она обняла его, прижимаясь всем телом, уютно задышала в плечо. Уже засыпая, шепнула: - Мы же любим друг друга, да? Он промолчал, но она уже спала, а он лежал в темноте, слушая её ровное дыхание. Потом встал и долго курил, всматриваясь в ночь, словно пытался отыскать и никак не мог вспомнить - что? - размытый черный силуэт на фоне окна, и в его лихорадочно-сухих глазах плескалось глухое отчаяние. Последняя сказка - И ещё он белый-белый, и у него крылья, а глаза такие большие и добрые, только грустные немножко! Ещё никогда она не видела свою дочь такой радостно-возбуждённой, настолько, что она даже встревожилась. - Конечно, зайка. Какой замечательный сон. Дочь запнулась на полуслове и недоумённо взглянула на неё - серые глаза из-под светлой чёлки, всё равно, что заглянуть в зеркало и увидеть себя в возрасте шести лет. 51 - Мама, но это правда было! Я подошла к окну, и конь был там, настоящий, живой конь, только с крыльями. Я смотрела на него, а он на меня. - А потом он заговорил человеческим голосом? - она попыталась улыбнуться, но в голосе звучала тревога. Она наклонилась и положила ладонь на лоб дочери. Та отстранилась и взглянула укоризненно: - Лошади не разговаривают. Почему ты мне не веришь? В её глазах закипали слёзы обиды. - Что ты, конечно, верю! А что было дальше? Дочь сразу успокоилась и оживилась. - Я сказала: "Здравствуй! Ты откуда?", но он просто стоял и смотрел на меня, а потом ускакал, и я легла в кровать и уснула. Мама, а этот конь добрый? - А ты как думаешь? - Добрый, очень добрый! Мама, - спросила она вдруг, может, это он меня ждал? Может, надо было выйти к нему? - Нет! Она ответила слишком поспешно, почти вскрикнула и тут же добавила, заметив, как удивлённо вскинула голову дочь: - Он просто приходил поздороваться и пожелать тебе доброй ночи. А ты не думаешь, что пора вставать и идти завтракать? Дочь улыбнулась, вытянулась в кровати, мечтательно глядя куда-то в потолок. - Да, я сейчас. Она успела дойти до двери, радуясь, что так ловко увела разговор в сторону, как вдруг услышала: - А может, он и сегодня придёт ко мне, правда, мам? Она почувствовала, как земля уходит из-под ног, и осторожно прикрыла за собой дверь, а потом с минуту стояла, прислонившись к стене, прислушиваясь к ударам колотящегося сердца. …- Знаешь, это ты виновата, - сказал он после недолгого молчания и резким движением затушил сигарету. Она не ждала такого ответа, но он не дал ей возразить. 52 - Конечно, ты! - обличающе продолжал он, - забиваешь ребёнку голову дурацкими сказками. Пойми, время сейчас не то, и дети стали другими, более... Более...- он мучительно долго подыскивал нужное слово. - Жестокими? - Жёсткими, я бы сказал. И я не хочу, чтобы над нашей девочкой смеялись... - Как надо мной когда-то? Он вскочил и стал мерить комнату шагами, и ей показалось, что рядом с ней находится не муж, а чужой, абсолютно незнакомый ей человек. - А что, я не прав? Ты же сама рассказывала мне! - О чём и жалею, - произнесла она почти спокойно, но он дёрнулся, как от пощёчины, и круто повернулся к ней. Она следила за ним со своего места, как-то отстранено отмечая, как напряглось его лицо, а руки непроизвольно сжались в кулаки. - Я хочу, чтобы моя дочь росла нормальным ребёнком! он отчётливо выговаривал слова, словно ставил точку после каждого, - Никаких волшебников! Никаких фей! Никаких проклятых летающих лошадей! Ты меня поняла?! - он почти кричал, а она всё так же сидела и смотрела на него, словно видела впервые. "Это мой муж. Это человек, которого я обещала любить всю жизнь - в горе и в радости. Мы прожили бок о бок десять лет. У нас растёт дочь", - повторяла она про себя, словно убеждая кого-то, а потом очень медленно поднялась и подошла к нему вплотную - глаза в глаза. - Не кричи, пожалуйста, - он резко замолчал, словно споткнулся. - Над ней не будут смеяться, никогда. И никаких сказок больше не будет, обещаю. Он тряхнул головой - так отгоняют наваждение. - Девочка моя, прости, я сорвался, я не знаю, что я наговорил! - он протянул к ней руки, пытаясь обнять, но она отстранилась и вышла, оставив его стоять посреди комнаты. "Всё образуется. Такое бывает у всех, это просто недоразумение, даже не ссора, - твердила она, как заклинание, снова и снова. 53 Вечером она уложила дочь, поцеловала её, поправила выбившуюся прядку. Потом подошла к окну, закрыла его и задёрнула шторы. - Мама, а вдруг он вернётся? Она постаралась, чтобы голос звучал спокойно и убедительно: - Зайка, ты уже не маленькая, ты же знаешь, что всё это тебе просто приснилось. - Приснилось? - огорчённо переспросила девочка. Приснилось?.. - повторила она, то ли спрашивая, то ли уже соглашаясь. - Хочешь, я посижу с тобой, пока ты засыпаешь? - Ты расскажешь мне сказку? "Никаких сказок", - повторила она про себя. - "Больше никаких сказок. Время не то, и дети стали другими. Так откуда же эта тоска?" Она попыталась улыбнуться, и ей это удалось. Почти. - Ты уже большая, а сказки - это для маленьких. Просто засыпай скорей, ладно? Доброй ночи. - Доброй ночи, - её голос прозвучал уже сонно, девочка повернулась на бок, уютным комочком сворачиваясь под одеялом, а она сидела рядом и старалась ни о чём не думать. Потом решилась, встала и резко отдёрнула штору. Лунный свет залил комнату, и, конечно, он был там, за окном, - крылатый конь из её детства. Он тоже узнал её и тихонько заржал, приветствуя. Она медленно покачала головой. - Пожалуйста, уходи. Слышишь? Конь то ли не понял, то ли не поверил, снова заржал и стал бить копытом. Она зажала уши руками и собрала все силы, чтобы не закричать. - Оставь её в покое! Уходи! Она видела, как в его глазах недоумение сменилось обидой, а потом их заполнила такая печаль, что у неё сжалось сердце. Она плакала, но не чувствовала этого. - Прости...- но он уже уходил, растворялся в лунном свете, и она знала, что он больше не вернётся, а её дочь не узнает, как сладко замирает сердце от стремительного 54 полёта, как ветер поёт в ушах и развевает белоснежную гриву, а звёзды висят, как спелые яблоки на невидимых ветках, теперь уже никогда, никогда... Никогда. Мыльные пузыри На перилах балкона седьмого этажа сидела светловолосая девушка и пускала через соломинку мыльные пузыри. Пузыри получались огромными, они весело переливались на солнце. Ветер тихонько играл длинными волосами, шаловливо бросал пряди на лицо, и тогда девушка небрежным взмахом головы стряхивала их, улыбаясь каким-то своим мыслям. Первым её заметил господин в сером, изрядно помятом пальто. Он остановился как вкопанный посреди улицы и, вытаращив глаза, начал тыкать пальцем вверх, привлекая внимание прохожих. - Глянь, сейчас свалится! Прохожие непонимающе задирали голову и замирали на ходу. Вскоре собралась небольшая толпа. - Только не кричите, ни в коем случае не кричите! Испугается - непременно упадёт! - вполголоса умоляла собравшихся сухопарая дама в очках, явно учительского вида. Полная домохозяйка средних лет глянула вверх и осела на землю, хватаясь руками за сердце и испуганно приоткрыв рот. Её глаза стали бессмысленными и круглыми, как пуговицы. - Милицию надо вызвать, непременно милицию! твердил, как заведённый, помятый господин в восторге от того, что оказался в центре внимания. Побежали звонить в милицию. 55 Привлечённая шумом, девушка наклонилась и глянула вниз. Толпа ахнула. Какая-то впечатлительная дама решила упасть в обморок, но на неё не обратили внимания, и она очнулась самостоятельно, чтобы не пропустить самое интересное. Балконная дверь приоткрылась, выглянула девочка лет пяти. Девушка оглянулась на шум и любопытством спросила: - Ты не знаешь, что они раскричались? - Наверное, думают, что вы сейчас прыгать будете. - Я - прыгать? А зачем? - искренне изумилась девушка. Смышлёная девчушка окинула её внимательным взглядом и выпалила: - А как вы к нам на балкон забрались? Казалось, девушку ситуация забавляла. - Ну нет, маленькая, никуда я не забиралась. Так, отдохнуть решила. - А, ну тогда ладно, - протянула девочка, а потом робко попросила: - Можно мне попробовать? - Держи! Малышка обмакнула соломинку и тихонько дунула в неё. Стайка мыльных пузырей разлетелась по воздуху, на их зыбкой поверхности плыли облака, отражались дома, деревья, прохожие. Девочка зачарованно следила за волшебной игрой красок... - Почему они не лопаются? - Они волшебные. На самом деле это - твои самые заветные мечты. Запомни: нет ничего прочнее мыльных пузырей. Прощай! - и светловолосая незнакомка исчезла. Крепко сжимая в руке флакончик с волшебным составом, девочка взглянула вниз. Зеваки, разинув рты, смотрели на место, где только что сидела девушка. Завывая сиреной, подъезжала патрульная машина, а над городом плыли радужные мыльные пузыри. 56 Имя для любимой - СОЛЕ… Юная девушка с волосами цвета солнца удивлённо подняла глаза, оторвавшись от потрёпанной временем книги. Послышалось – или вправду ветер донёс откуда-то это странное слово, не имеющее значения на её языке? И отчего так сладко-тревожно замерло сердце? И в который уже раз почудилось, что где-то далеко-далеко отсюда самый необходимый в мире человек окликнул её по имени. А может, просто весна растревожило сердце, готовое принять в себя главное, пока несбывшееся чудо… …Наблюдатель вздрогнул: на мгновение ему показалось, что их глаза встретились. Разве такое возможно? Их разлучали немыслимые расстояния, несоизмеримый уровень развития цивилизаций… Ничего нельзя изменить. Та, которую он называл Соле, повзрослеет, выйдет замуж, у неё появятся рыжие дети. А он так и состарится здесь, в холодноразмеренном мире, подчинённом размеренному и раз и навсегда установленному распорядку. Да и зачем он этой девочке, верящей в старые сказки, которые на Земле уже никто и никогда не читает. И что останется? Только имя, придуманное им для неё… - СО-О-О-О-ЛЕ… Она замерла, вся обратилась в слух. Но нет, звук растаял и больше не повторялся. Видно, и вправду – пригрезилось… - Я буду ждать тебя, слышишь? – неожиданно для самой себя крикнула она, обращаясь неведомо к кому: ветру, мирно плывущим облакам, высокому небу. Усталый человек в кресле наблюдателя прикрыл глаза, чувствуя, как внутри разрастается что-то неведомое доселе, тёплое, готовое заполнить до краёв Вселенную. Он точно знал: они никогда не встретятся. Ни-ког-да. И всё же сейчас он был по-настоящему, абсолютно, космически счастлив. 57 Человек, который верил - Ты старый дурак, Грегори, - Кэп, похоже, всё ещё рассчитывал, что он одумается. Но тот в ответ усмехнулся и кивнул: - Не спорю. Что ж, теперь одним старым дураком на Земле будет меньше. Там этого добра и без меня хватит. - Запас кислорода - на неделю. Когда сдохнешь – не смей являться в мои кошмары и жаловаться. Это приказ! - Есть, сэр! – Грегори вытянулся во фрунт и козырнул. Капитан покачал головой: - А может, всё же передумаешь? Врачи говорят… - Мало ли что говорят эти клистирные трубки в белых халатах, - невесело улыбнулся Грегори. – Там, на Земле, я сдохну через пару месяцев, на больничной койке, задохнувшись своей блевотиной… Избавь меня от этого, Стив, хотя бы в память о нашей дружбе. - Твоя взяла. – Седой капитан окинул его долгим взглядом, словно хотел запомнить навсегда. Потом коротко козырнул, развернулся и тяжёлым шагом двинулся в сторону открытого люка. Через минуту взревели двигатели, и космический корабль оторвался от поверхности, стремительно унося то, что ещё связывало остающегося с покинутым домом. …Грегори проводил его взглядом, прощаясь, потом, словно последние силы разом оставили его, опустился на землю. Точнее, в серый песок, похожий на пепел. Пустыня простиралась до самого горизонта. Этот мир был мёртв, давно и безнадёжно, и здесь предстояло испустить последний вздох ему самому. Впрочем, выбор он сделал сам. - Девочка, я пришёл к тебе, - голос человека прозвучал здесь абсолютно неуместно, тревожа гнетущую тишину. – Прости, что так долго… Слишком долго. Молчание. Сидящий на песке покрутил головой, будто удивлялся самому себе. 58 - Старый дурак, - повторил он слова капитана. Однако в следующий момент что-то неуловимо изменилось в его глазах… - Девочка… - в голосе его сейчас было столько нежности, что он удивился себе самому: полноте, да ты ли это, суровый космический волк, не верящий ни в чёрта, ни в Бога?! - Ты звала… Я пришёл. Неужели уже слишком поздно? Планета молчала. Человек осторожно лёг на спину, вытягиваясь во весь рост и экономя остатки сил. Смотреть в серое, подёрнутое пеплом небо было невыносимо, и он прикрыл глаза, то ли провалившись в зыбкий сон, то ли потеряв сознание. … Он не видел, как возле его руки песок шевельнулся, уступая дорогу любопытному зелёному побегу: хрупкому, в два листика. Но с какой же настойчивостью тянулся он вверх, в мир, неизведанный, не верящий самому себе! Оживающий... …Где-то в бескрайних глубинах космоса седой капитан опрокинул третий стакан виски и, вздохнув, открыл дневник, забытый Грегори. - «Теперь я знаю: никому нельзя поменять мир на новый и сказать: вот, держи, живи и будь счастлив. Есть только один вариант: самому стать для кого-то миром», - прочитал он, закрыл тетрадь и ухмыльнулся: - Ты старый дурак... и старый романтик! За тебя, дружище! 59 Несовпадение «Сейчас… Скажи это, пожалуйста!!!» - взмолилась она мысленно. Чуда не произошло. Он нежно улыбнулся и обнял её, чтобы, как всегда, поцеловать на прощание. Боль полоснула по руке острее бритвы. Вскрик она сдержала, однако он заметил. - Что случилось? Что-то не так? Она постаралась изобразить самую беззаботную улыбку. - Не обращай внимания. Пустяки, женские штучки… Ой, а мы уже и пришли. Не давая ему произнести больше ни одного слова, она поцеловала его в щёку, помахала рукой и скрылась в подъезде. Взбежав на второй этаж, она встала так, чтобы видеть, как он уходит, как всегда, чуть сутулясь. Высокий, худой, чуточку нескладный. Самый родной…. Всё, как обычно. Он опять не сказал, а она так ждала эту фразу! …- Всё правильно, - обречённо объяснила она то ли сама себе, то ли вывернувшейся откуда-то из темноты подъезда кошке, молча устроившейся рядом. – Всё равно у нас ничего не получится. Ему нужна обычная девушка, чтобы жарила котлеты, стирала рубашки, ждала домой с работы. Изящная, милая, нежная, чтобы капризно дула губки и переживала, сломав ноготок. Чтобы всегда чувствовать себя рядом с ней сильным… Кошка не ответила. Девушка, поморщившись, коснулась плеча. Рана уже почти зажила, но ещё напоминала о себе. Да, там было жарковато… Но главное – заложников она вывела, всех до единого, а ей самой удалось скрыться неузнанной. А значит, ещё один день прошёл недаром. Подсознание безошибочно просигналило: пора! Где-то нужна её помощь! Она легко вскочила на подоконник и, оттолкнувшись, «свечкой» взлетела в сумрачное небо прямо сквозь закрытое окно. Кошка проводила её загадочным взглядом, широко 60 зевнув и сворачиваясь уютным калачиком. Видимо, на своём веку она видывала и не такое… … - Надо что-то решать. Эта история слишком затянулась… - бормотал он, прибавляя шагу. Будто хотел убежать от собственных мыслей. – Если бы я мог сказать ей! Она ведь ждала признания, я точно это видел. А что дальше?! Она мечтает об уютном семейном гнёздышке, тихой семейной жизни. Я не готов обречь её на вечное ожидание: а вернусь ли я с очередной миссии?! Это слишком непрочный мир, чтобы строить планы… Лучше уж так. Да, это нечестно, да, она заслуживает обычного человеческого счастья… Но, чёрт возьми, я просто не могу её отпустить!!! Пусть хоть это у меня будет!!! Ну, хотя бы ещё немного… И за что мне это всё?! Кто-нибудь спросил, хочу ли я так жить?! Небеса молчали. Начинал накрапывать дождь. Тренькнул мобильный. - «Спокойной ночи, милый», - прочитал он и улыбнулся. – И тебе доброй ночи! Спи, я присмотрю, чтобы никто не посмел потревожить твой сон, хорошая… Как же я тебя люблю… - почти прошептал он ту самую заветную фразу и одним прыжком оторвался от земли. Когда ты – последний супергерой, у тебя всегда полно забот. Такая уж это работа. Приворотное зелье - А точно поможет? Ей-ей? – в сотый, наверное, раз спрашивал новый клиент – долговязый веснушчатый парень с огненно-рыжей шевелюрой, искательно заглядывая мне в глаза. - Гарантированно, - буркнула я, не отрываясь от помешивания ложкой бурую массу с резковатым запахом. Прямо скажем, амбре – на любителя, но у меня тут все-таки не парфюмерная лавочка, правда? - А результат непременно положительный, - продолжал допытываться рыжий надоеда. Между тем варево начинало закипать. Я – тоже. 61 - Пока никто не жаловался, - хмыкнула я, про себя добавив: «Попробовали бы только!» Видимо, что-то все же отразилось на моем лице, потому что рыжий замялся и поспешно начал оправдываться. - Нет, я почему спрашиваю? Взять меня и ее, Клариссу то есть. Кларисса – она какая? И умница, и красавица, и семья у нее богатая. А я – вот… - при этих словах он даже руками развел, демонстрируя размер пропасти, отделяющей его от предмета обожания. Слова у него, видно, временно закончились. Зато у меня они просто на языке вертелись, особенно в тот момент, когда, неловко повернувшись, эта орясина едва не опрокинула мой котелок. Я все же смолчала, но одарила клиента таким красноречивым взглядом, что рыжего снесло на лавку в самый дальний угол, где он временно и затих, зачарованно наблюдая за моими манипуляциями. Выпустив пар, я продолжила яростно скрести ложкой по котелку, то и дело подбрасывая в бурлящее варево пару корешков или горстку мороженой колпяницы. Надолго его, разумеется, не хватило. - Я все-таки в сомнении, госпожа ведьма. Сами посудите: то Кларисса меня в упор видеть не хочет, а отведает зелья – и тут же чувствами воспылает? Ну, полюбит, то есть? Меня-то?! – возопил он с чувством, поймав краем глаза собственное отражение в зеркале. Стекло было старое, потемневшее от времени, но даже с учетом этого парню льстить не желало. Я призадумалась и добавила в котелок еще парочку корешков. Варево немедленно вспучилось крупными пузырями и позеленело. Мой клиент глянул на результат моих стараний и сравнялся цветом с жидкостью, клокочущей на огне. Стало непривычно тихо. - Ну вот, готово, - удовлетворенно кивнула я, снимая котелок и осторожно наполняя сомнительного цвета микстурой небольшой стеклянный сосуд. Рыжий цапнул пузырек, словно я могла раздумать, и упрятал в карман, дрожащими руками отсчитывая условленную плату. Долго мялся в дверях, и по глазам было видно: хочет спросить, но опасается. Нет, все-таки собрался с духом! 62 - Госпожа ведьма, я только одного в толк не возьму… А как же я Клариссу эту гадость… тьфу, прощения просим, зелье это пить-то заставлю? Его же и нюхать противно, не то что внутрь употреблять, - тут он осознал, что сморозил, и поспешно, мелко кланяясь, начал отступать к выходу. - А к зелью тому, - насмешливо глядя на него в упор, начала я, - еще и устное пояснение прилагается. Нет, на него просто невозможно долго сердиться, хотя достанет он при желании и святого. – Это не для Клариссы, а для тебя, бестолкового. Парень глянул на меня совсем уж перепугано и попытался сжаться в комочек. Ну да, с его-то ростом! – Значит, так. Пить будешь три раза в день по мерной ложке. Гляди, не перепутай чего! – пригрозила я, но тут же смягчилась, с удовольствием наблюдая за его медленно вытягивающейся физиономией. - А что потом? – подало голос это ходячее недоразумение. - А потом иди к своей Клариссе и расскажи ей, как ты ее любишь! - Да как же ей сказать-то такое! – возопил рыжий, тараща на меня голубые глаза, наивные, как у новорожденного котенка. – Я и так при ней робею, а тут и вовсе язык отсохнет! - Вот тебе травки и помогут, - покивала я, потихоньку выпроваживая бедолагу за порог. Ну, и денек сегодня выдался! С самого утра, как заправская кашеварка, около котелка верчусь! Ну да ладно, должен же кто-то людям помогать?! К тому же – не безвозмездно. И тебе, рыжий, помогу, не сомневайся! Травки у меня на зелье отборные пошли, целебные. Яснотка от прыщей избавит, кошачья мятка пылу придаст, а сорочанка язык развяжет (хотя этого тебе, голубчик, и так не занимать, любую уболтаешь, коли надо). Да и не все ты про свою красотку знаешь, дите великовозрастное… Я бережно сгребла со стола монетки и бросила их в полотняный мешочек, где уже бренчали их родные сестрички, полученные еще по утру от некой девицы по имени Кларисса, слезно умолявшей сделать присуху на милого. Как его, то 63 бишь… Ростом высок, фигурой статен, волосом рыж…. Словом, всем хорош, только робкий слишком. А первой к кавалеру подойти ей, вишь ты, воспитание да девичий стыд не позволяют, иначе так бы на шее и кинулась… Взвесив на ладони полнехонький мешочек, я довольно усмехнулась, кивнула своему отражению и с чувством произнесла: - Эх, как же я люблю свою работу! О драконах и рыцарях - Рапунцель, Рапунцель! Сбрось свою косоньку! – бодрый голос, донесшийся снизу, от подножия башни, нарушил вечернюю тишину. - Ну вот, ещё один! – златокудрая красавица досадливо наморщила носик и двинула пешку. – Может, покричит и сам уйдёт? - Это вряд ли, - отозвался её собеседник. – Рыцари – они настойчивые. Кстати, тебе шах и мат. - Не считается! – запротестовала Рапунцель. – Меня отвлекли! - Покажись, о звезда моих очей! – поддал децибелов рыцарь. - Вот ведь привязался! – пожаловалась девица. – Пятый за сегодня… Косы не напасёшься! - Сама такое условие придумала, - напомнили ей. – Иди уже, а то всю округу перебудит… Рапунцель, вздохнув, с некоторым трудом подняла с пола внушительный золотистый моток, в котором угадывалась компактно сложенная коса с трогательным голубым бантиком. Поднатужившись, она сбросила импровизированную лестницу вниз, втайне надеясь попасть настойчивому рыцарю в лоб. Надежды не оправдались, к тому же, узрев в узком проёме оконца предмет своего обожания, тот воодушевился ещё больше и немедленно начал карабкаться вверх, умудряясь при этом мурлыкать нечто вроде серенады. 64 - Он ещё и фальшивит! – пожаловалась Рапунцель. Второе действующее лицо, до сих пор предпочитавшее оставаться в тени, осторожно выглянуло из-за её плеча. - А он ничего. Блондин, глаза голубые, косая сажень в плечах. А? - Ага, смазливый, - неохотно признала принцесса. – Гляди-ко, до середины долез уже. - Так может, на этом и остановишься? Сильный, красавчик, рыцарь опять же… Вон и белый конь припаркован… Всё, как положено! – голос прозвучал чуть насмешливо. - Ага… А на уме – только охота да турниры небось, вздохнула Рапунцель. Подперев щёку кулачком, она внимательно следила, как потенциальный жених шустро взбирается на верх башни, не забывая демонстрировать ей белозубую улыбку. – Ну, и хватит, пожалуй… Помоги, а? - А жалеть не будешь? – уточнил её невидимый собеседник. - Шутишь? – надула губки Рапунцель. – Так и скажи, что помогать не хочешь. Тогда я сама… - Ладно уж… Рыцарю оставалось преодолеть от силы метров пять, когда прехорошенькое личико принцессы исчезло, словно её отодвинули в сторону, а вместо неё в окне возникла улыбчиво оскаленная морда дракона. - Ну, сам ретируешься или помочь? – миролюбиво предложил он застывшему от неожиданности рыцарю. - Сам-м-м! – подумав, решил тот, поспешно съезжая вниз. Вскоре снизу послышался удаляющийся цокот копыт… - Ну, вот и ладненько, - облегчённо вздохнув, провозгласила Рапунцель, осторожно сматывая косу. – Сегодня уже точно никто не явится… За мной реванш! 65 - Вот чего ты их гоняешь? – спросил дракон, расставляя фигуры. – Может, они не так уж и плохи? Ну, хоть одного-то можно найти?! - Вот только ни один почему-то не додумался, что когда вот так за косу тягают – это больно, вообще-то, - отозвалась Рапунцель. – Можно же и через двери войти, поговорить почеловечески… нет, тупо выполняют условие, раз сказано… Если б не твой совет, давно бы косу оторвали… - Принцесса с удовольствием тряхнула стриженными под «каре» золотыми кудряшками. – И вообще, у меня своё представление о том, каким должен быть рыцарь! И не заговаривай зубы! Твой ход! Заветное желание Вечер пах яблоками и мокрой травой. Его губы были горячи, а слова – еще горячее. - Как бы я хотел всегда, каждую секунду быть с тобой рядом, тонуть в твоих зеленых, колдовских глазах, касаться твоих губ, целовать твои руки… Как жаль, что это не в нашей власти! Я бы все отдал за то, чтобы мое желание исполнилось! Остановись, мгновенье! - Ты действительно этого хочешь? Быть со мною и в горе, и в радости, пока смерть не разлучит нас? – мурлыкнула я, поудобнее устраиваясь в его сильных и надежных руках. – Или это так, ради красивого словца? - Глупенькая, это – мое заветное желание! – с жаром шепнул он в порозовевшее от притворного смущения ушко. - Все вы, мужчины, так говорите… - протянула я с тайной надеждой, что меня тут же кинутся разуверять. Надо сказать, он не разочаровал моих ожиданий. Послушав минут пять его клятвенные заверения в вечной любви, я, наконец, позволила себя убедить. - Значит, говоришь, быть всегда со мной рядом – твое самое заветное желание? – вкрадчиво поинтересовалась я, контрольно стрельнув в его сторону длиннющими ресницами. - Да! – выдохнул он, снова настраиваясь на продолжение процесса лобызания моей особы. 66 - И от слова своего не откажешься? – у него все еще был шанс, но он им не воспользовался. Ну что ж, я сделала, что могла… Все по-честному, правда? - Хорошо, будь по-твоему, - вздохнула я, мысленно ставя крестик напротив еще одного кандидата на вакантное место в моем сердце. Пусть сейчас, сию минуту, исполнится твое САМОЕ ЗАВЕТНОЕ ЖЕЛАНИЕ!!! Дальше мне было уже неинтересно. Вспышка, секундное замешательство, и следом - полный восторга вопль моего несостоявшегося жениха. Кажется, сто пятнадцатого по счету, а год еще только начался. Ну, и что на этот раз? Ого, а губа-то не дура! Новенький «Порше» серебристого цвета – это вам не кот начихал! О такой игрушке многие мечтают. Вот только наслаждаться этим счастьем ему осталось от силы полминуты. Ничего не поделать: когда мысленный образ мечты расходится в векторе с вербальной формулировкой, фантом получается крайне неустойчивый. Вот, наверное, расстроится-то. Хотя… Как он там говорил: «Хочу всегда быть рядом с тобой»? А вот это – пожалуйста. - Рядом! Рядом, кому говорю! Ну, и чего скулишь, болезный? Ничего-ничего, недельку в Бобиках побегаешь, впредь наука тебе будет, что врать - нехорошо! Вот так-то, милый. А ты что, вправду думал, раз блондинка, то непременно – дурочка доверчивая, ей любую лапшу по ушам развешивать можно? Не зря же говорят: женщин обижать не рекомендуется. Они ведь и постоять за себя, если надо, сумеют. Особенно, если на природную ведьму нарвешься. Неходовой товар - Купите воздушные шарики! Прохожие лишь на секунду окидывали взглядом странную фигуру в тёмном плаще и товар, разложенный на газетке: трубочки калейдоскопов, разноцветные мозаики, коробочки с красками. Всё это «богатство» венчала связка 67 ярких шаров, абсолютно нелепо смотревшаяся на отшибе Города. Публика здесь, на крошечном «блошином рынке», собиралась весьма специфическая. Сюда забредали купить что-нибудь по дешёвке или те, кому хотелось перекусить на скорую руку, но лень было заходить за провизией в грязноватые, неуютные кафешки. Да и дороже там, а на вкус всё одно: гадость… - Смотри-ка, опять припёрся! – хмыкнула баба с застиранным каким-то лицом, толкая в бок свою соседку, торгующую пирожками. – Ходит и ходит… А чего ходит?! Всё одно нету дурных его дрянь покупать. Только место занимает… Уж и поколачивали, говорят, а он всё одно! - Да, неходовой товарец, - согласилась её собеседница и заблажила, повышая голос: - А вот кому пирожки горяченькие, с пылу, с жару! Пятьдесят целковых за пару! - Ишь ты! Складно у тебя выходит! – отозвалась вторая, завистливо наблюдая, как к оборотистой «стихотворице» поспешил народ. Не то что аншлаг, но выручка хорошая. – Мне, что ль, попробовать? – проворчала она себе под нос. Однако рифмовать столь же бойко, как ушлая соседка, она не умела, да и попробуй придумать достойную рекламу для сшитых на скорую нитку, сиротских трусов «с рукавами». Тут уж как не нахваливай, весь шик и блеск на лицо. Однако и на этот товар нашлись достаточно непритязательные покупатели, и вскоре у неё в кармане приятно зашелестели купюры, примиряя с окружающей действительностью и с самой собой. И только продавец всякой нелепой всячины всё так же стоял неприкаянно посреди базарного шума, порой обречённо выговаривая: - Шарики! Кому воздушные шарики? - Да никому! – беззлобно отозвалась торговка пирожками. У неё в кастрюле, укутанной довольно-таки чистым полотенцем, осталась пара пирогов – несколько помятых, остывших, потерявших товарный вид. Есть не станешь, выбросить – жаль… - Дядя! А можно мне шарик? – неожиданно раздался детский голос. Кажется, даже сам продавец не поверил сразу. 68 - Эй! Уснул, что ли? Тебя спрашивают! – дуэтом воззвали к замешкавшемуся простофиле торговки. - Конечно! – «отмер» тот, разглядывая серьёзную малышку с тощенькими, мышиного цвета косичками. – Тебе какой? - Вон тот, голубенький! – ткнула пальчиком покупа-тельница. Продавец тороп-ливо отвязал указанный шар и торжественно вручил его девчушке. - Вот, держи! Девочка крепко сжала в кулачке ниточку, порылась в кармашке и протянула продавцу… фантик от конфеты. - Этого хватит? – всё тем же серьёзным тоном спросила она, глядя на продавца снизу вверх. Торговки замерли в ожидании бесплатного развлечения. - Ну, надо же! Малая, а ушлая! – шепнула владелица ситцевой «мануфактуры». Но… продавец шариков улыбнулся и кивнул головой: - Да, конечно! Спасибо за покупку! Девочка важно кивнула и отправилась восвояси, постепенно скрывшись из виду. Однако ещё долгое время над серой толпой одинаковых людей летел голубой шарик, указывая её маршрут. - Вот же олух! – в голос расхохоталась первая торгашка. – Эдак ни в жисть ничего не наторгуешь! - Да… тот ещё олух, - подтвердила вторая, рассматривая высокую фигуру. Начинал накрапывать дождик, и обе засобирались домой. Проходя мимо неудачливого «коллеги» пирожница вдруг притормозила и, сунув руку под тряпицу, вытащила оставшиеся пирожки и неловко сунула ему: - Эй, горе луковое! На вот… Не выбрасывать же? С рыбой оба, кота покормишь! 69 - А… откуда вы знаете, что у меня есть кот? – от неожиданности тот слегка растерялся. Сейчас он выглядел особенно несуразно: долговязый, худой, с растерянными карими глазами… - На брюки свои глянь! – ухмыльнулась торгашка. – Ежели скрыть хотел, почистил бы, что ли… И, оставив продавца всяческой чепухи в растерянности разглядывать собственные штаны, на которых и вправду коегде виднелись красноречивые рыжие шерстинки, она прибавила шагу, чувствуя, что ей отчего-то стало легче дышать. Видно, и правду эти, учёные которые, придумали что-то с воздухом, а то совсем караул… - Ага, коту… Сам небось стрескает! – укорила её вторая, с трудом догоняя разогнавшуюся пирожницу. Как молодая, ей-ей… - А тебе чего, жалко?! – неожиданно окрысилась та. – Ну, и пускай сам съест! От меня не убудет… У меня каждый пирожок затраты впятеро оправдывает! - Ловкая ты! – польстила вторая. Дальше пошли молча, постепенно растворившись в толпе. А продавец шариков привычно собрал свой так и нераспроданный товар и отправился домой, в маленькую, тесную каморку, в которую всегда возвращался с радостью, потому что там его действительно ждали. - Извини, я опять почти ничего не продал, - виновато объяснил он рыжему коту, возникшему на пороге. Когда-то давно он подобрал его на улице, и с тех пор эти двое обитали вместе, разделяя невзгоды и маленькие радости жизни. – Хотя… вот… Это тебе! Кот подозрительно обнюхал подношение и посмотрел на мужчину, словно приглашая присоединиться. - Нет, спасибо, я не хочу, - улыбнулся тот, с удовольствием наблюдая, как кот аккуратно, интеллигентно даже, откусывает по кусочку рыбного пирога. Видимо, торговка всё же вправду неплохо знала своё дело. Что попало Кот есть не станет, и не подумаешь, что когда-то был уличным. Разборчивый… 70 Мужчина с удовольствием переобулся в разбитые, но тёплые и удобные домашние тапочки, повесил на вешалку плащ, стянул через голову свитер. Открыл шкаф, снял с вешалки любимую рубашку в клетку. Мимоходом погладил белоснежные, шёлковые перья и прикрыл створки. Опустился в кресло и блаженно вытянул гудящие ноги. - И всё же сегодня мы не зря поработали! – сообщил он вспрыгнувшему к нему на колени Коту и почесал приятеля за ухом. Кот согласно замурчал, умащиваясь рыжим калачиком. … Где-то в огромном городе, устроившись не менее уютно, спала, улыбаясь во сне, девочка, с которой они вряд ли когда-нибудь встретятся снова – слишком уж большой этот Город. А под потолком, покачиваясь под дуновением невидимого ветра, покачивался привязанный к спинке кровати воздушный шарик, цветом напоминавший то, старое, доброе, ещё голубое, небо… Та самая Ассоль - На примере данной особы, уважаемые коллеги, занудным голосом вещал плюгавый очкарик, тыча пальцем в сторону женщины, замершей у самой кромки воды и не обращающей внимания на собравшуюся возле неё небольшую толпу, - мы наблюдаем классический вариант так называемого синдрома «Алых парусов», иными словами – замещение реальности выдуманной целью вследствие нежелания и неумения существовать в вышеуказанной реальности. Можно сказать иначе… - Можно. А ну, пошли вы…! – далее последовала указание точного адреса, по которому надлежало проследовать зевакам во главе с очкастым задохликом. Тот что-то возмущенно забубнил, потрясая извлечёнными из недр потёрханного пиджака дипломами и прочими свидетельствами его принадлежности к высокой науке. Но кряжистый старик в ответ продемонстрировал крепкий кулак и повторил адрес, уточнив маршрут. Оппонентов будто волной слизнуло, и они остались на берегу вдвоём. 71 - Спасибо, Эгль, - не оборачиваясь, произнесла женщина. – Хотя - зря ты это… И сами бы ушли. - Удивляюсь я тебе, - проворчал старик, устраиваясь на песке и разворачивая тряпицу с завёрнутыми в неё краюхой хлеба и бело-розовым салом. – И как только не надоест тебе? Сперва туристы таскались, когда помоложе была. Теперь эти вот… Иди-ка поешь лучше! - Это что… На днях «Свидетели Иеговы» наведывались… А неделю назад – ещё какие-то предлагали бельё рекламировать. Говорят – будешь лицом торговой марки! – Ассоль звонко, молодо расхохоталась, присаживаясь рядом. – Спасибо за угощение! Вку-у-усно! – она впилась зубами в протянутый бутерброд, видимо, ни капли не заботясь о последствиях для фигуры. - Чего-то я не понял, - покрутил головой Эгль. - Это каким же лицом, ежели бельё? - Вот я и отказалась! – расхохоталась его собеседница. Помолчали. - Всё ждёшь? – спросил старик осторожно. Не раз и не два начинал он этот разговор в надежде переубедить эту упрямицу. Вот зачем, зачем он рассказал ей когда-то ту самую треклятую сказку?! Безрезультатно. Но, может, сегодня повезёт? - Жду, - спокойно ответил та, посмотрев в сторону моря. Пусто. А вы чего хотели?! - Зря ты это. Над тобой вон вся Каперна смеётся! зашёл Эгль с другого бока. - Пускай смеются, - парировала Ассоль. – Мне не жалко, да и не мешают они. А что не так-то?! - Так годы ведь идут! – напомнил Эгль, тут же про себя ругнувшись за бестактность. Если по-хорошему не понимает, может, так дойдёт! – Не девочка уже, поди. - Я в курсе. Спасибо за угощение, - Ассоль легко поднялась на ноги, стряхнула крошки с подола. - За тобой не присмотришь, и про еду забудешь! – укорил Эгль и тут же, собравшись с духом, добавил: - Замуж тебе надо, вот что! Ассоль невесело усмехнулась. 72 - А, вон оно что. Так я была… Только это еще там, в другой жизни было. До него. - Ну, так ещё разок сходи. Трудно одной-то… Мало ли, не повезло?! Бывает. Может, сейчас сложится. - Не сложится, - покачала головой Ассоль. – Это же не он будет… - Так ты и сама не знаешь, какой он! – возмутился Эгль. – Вот чего напридумывала-то?! Сама ж говорила – только письма, и не виделись ни разу, и не поговорили. Он, поди, и забыл про тебя давно. Семью завёл, дети-внуки, хозяйство, и не до моря уже! - Да наверняка. Но… Я-то помню… - отозвалась Ассоль, всё так же вглядываясь вдаль, за горизонт. – Обещала – дождусь. Вот и… Эгль с чувством плюнул на песок, видимо, исчерпав все прочие аргументы. - Да не переживай ты так, - Ассоль улыбнулась и словно стала разом на десять лет моложе. – Дело же вовсе не в алых парусах, понимаешь? - А в чём тогда?! – опешил старик, не ожидавший такого поворота. - Если однажды он вспомнит о своём обещании – я буду его ждать здесь, у моря, как и договорились, - объяснила Ассоль терпеливо, будто маленькому. – Какая разница – корабль, поезд… Да хоть велосипед! Главное, чтобы ждали.. А то представляешь: он пришёл, а меня нет… И мечта разобьётся… Нельзя этого допустить, ну как же ты не понимаешь, если сам – сказочник?! - Я-то понимаю… - сдаваясь, отозвался Эгль. – За тебя, дурёху, опасаюсь. А вдруг… вдруг он тебя не узнает?! Через столько-то лет… - Узнает, - произнесла Ассоль так, что старик понял – отговаривать бесполезно. Скорее из камня вода потечёт… 73 - Ладно, пошёл я, - засобирался он. – Завтра зайду, проведаю. - Ага, заходи, - Ассоль помахала ему рукой, вновь возвращаясь к прерванному занятию. Одинокая фигура на пустынном берегу, с серебристыми нитями в растрёпанной ветром косе… - Узнает, - упрямо прошептала она ветру, морю, небу, чайкам… - Непременно узнает! Ведь это он меня когда-то выдумал… 74 СОДЕРЖАНИЕ Иди на свет. Рассказы Я люблю……………………………………………………3 Прогулка при луне………………………………………...4 Подснежники………………………………………………5 Работа над ошибками……………………………………...7 Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!...................................12 Королевы не плачут……………………………………...14 Стеклянное одиночество………………………………...18 Когда кончается зима…………………………………….19 Смерти не будет………………………………………….21 Золото самоварное……………………………………….22 Бабушка…………………………………………………...23 Нежность моя васильковая………………………………25 Октябрь……………………………………………………26 Странная…………………………………………………..27 Придумаю для тебя…………………………………………..28 Далеко-далеко………………………………………………...29 За тебя прошу…………………………………………….30 Стеклянные ангелы надежды……………………………31 Чистый лист………………………………………………31 Просто – одуванчики…………………………………….32 Иду на свет………………………………………………..33 Эта странная Ассоль. Сказки Встреча……………………………………………………35 Сказка про Снежную Бабу………………………………37 Ночной гость……………………………………………...41 Стекло……………………………………………………..42 Урод……………………………………………………….45 Вторая попытка…………………………………………..47 75 Крылья……………………………………………………48 Сердце…………………………………………………….50 Последняя сказка…………………………………………51 Мыльные пузыри…………………………………………55 Имя для любимой………………………………………...57 Человек, который верил…………………………………58 Несовпадение……………………………………………..60 Приворотное зелье……………………………………….61 О драконах и рыцарях……………………………………64 Заветное желание………………………………………...66 Неходовой товар………………………………………….67 Та самая Ассоль…………………………………………..71 76 77