Великая суббота, Страстной недели.
реклама
Великая суббота, Страстной недели. Оглавление: Свт.Иннокентий Херсонский ........................................................................................................... 1 Грехи и страсти человеческие умучили и вознесли на Крест Спасителя нашего .............. 1 Обстоятельства погребения Господа нашего Иисуса Христа .............................................. 3 Наполнено присутствием Богочеловека всё; а сердце твое? ................................................ 5 Проповедь в аду ......................................................................................................................... 6 Мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие............ 7 Христос умер за всех, чтобы живущие жили для Господа ................................................... 9 Свт.Иннокентий Херсонский Грехи и страсти человеческие умучили и вознесли на Крест Спасителя нашего Между священными законами, данными народу Израильскому через Моисея, есть закон и на тот случай, когда бы нашлось где-либо на поле тело человека убиенного, а между тем не было бы известно, кто убийца; – в этом случае старейшины ближайшего к мертвецу города должны были собраться к телу его, и, по принесении в жертву молодой телицы, умыть над головою ее руки, и потом сказать над убиенным собратом своим: «руки наши не пролили крови сей, и глаза наши не видели; не вмени народу Твоему, Израилю, невинной крови» (Втор. 21:1-9). И перед нами, братия мои, вынесено, как видите, тело Убиенного; а убийцы нет при нем! Мы собрались, по-видимому, для оплакивания мученической кончины сего Страдальца. Но это еще не доказательство нашей невинности. А убийцы? Разве они не делают иногда того же, не показывают сожаления, не проливают даже слез над жертвою их злобы? Можем ли, впрочем, стать у сего гроба и, призвав во свидетели Бога, сказать: руки наши не проливали сей крови, и очи наши не видели? Не проливали сей крови?.. А что же делали эти руки, когда соплетали клевету на брата своего, или сеть для обольщения невинности? – Не проливали крови сей? А что же другое делали, когда подписывали приговор как преступнику тому, кто чист руками и сердцем, или составляли подлог и неправду в обязательствах и завещаниях? – Не проливали этой крови? А что же проливали, когда поднимались на угрозу бедным и сиротам, на заушение тех, которые не могли ничем отвечать нам, кроме вздохов и слез? Божественный Страдалец предан, умучен и умерщвлен не от кого другого, как от неправд и страстей человеческих: Он вознесен на Крест, как жертва за грехи всего мира. Итак, чтобы быть невинным в ранах и смерти Его, надобно быть чистым от греха и беззакония. Но где и в ком эта чистота? Вопросим святого Иова – он ответствует: «Кто родится чистым от нечистого? Ни один. Хотя бы и один день жизни был его на земле» (Иов. 14:3-4). Спросим святого Давида – он вопиет: «все уклонились, сделались равно непотребными; нет делающего добро, нет ни одного»! (Пс. 13:3). Спросим святого Павла – он повторяет то же: «все согрешили и лишены славы Божией»! (Рим. 3:23). Спросим свою совесть: она говорит еще более, то есть, что мы сами вопрошающие об этом – есть, если не первые, то далеко и не последние из грешников. После сего нечего нам со старейшинами Израилевыми свидетельствовать о своей невинности. Надобно употребить над Сим убиенным Страдальцем те же слова, только в противном смысле, то есть, стать у сего гроба и сказать: наши, наши руки наложили эти язвы и пролили сию драгоценную кровь! «Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни»! (Ис. 53:4). – В Иуде продало Его наше корыстолюбие; в учениках, Его оставивших, изменило Ему наше легкомыслие; в Пилате осудило Его наше неправосудие и лицеприятие; в разбойнике и книжниках глумились над Ним наше 1 вольномыслие и кощунство; в воинах пронзила Его наша лютость и буйство; в Каиафе запечатали гроб Его наше нечестие и ожесточение: «Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни»! Без сомнения, Спаситель наш, приняв на Себя неправды наши, никогда не возложит их опять на нас: нет, Его любовь и милость к нам неизменны! Но, когда мы, освобожденные смертью Его от клятвы и казни за грехи наши, снова предаемся беззаконию; то они сами собою опять падают на нас со всею их тяжестью, и мы снова являемся врагами Богу, виновными в смерти Сына Его, в крови и страданиях возлюбленного Спасителя нашего, еще более виновны, нежели судьи, Его распявшие. Ибо они, распиная Его, не знали, наверное, Его Божественного достоинства: «ибо если бы познали, – говорит апостол, – то не распяли бы Господа славы» (1Кор. 2:8). А мы совершенно знаем, Кто Распинаемый, – что Он есть Единородный Сын возлюбленного Отца, сияние славы и образ ипостаси Его. Посему, презирая смерть Его, за нас подъятую, мы подлежим ответу, как Его убийцы. Подлежать ответу в убийстве Сына Божия! – Чувствуешь ли ты, грешник, весь ужас сей мысли? Чтобы объяснить тебе это, вообрази, что близ дома твоего найден человек убиенный: что этот человек так важен, что все царство не стоит его одного. Представь за тем, что на тебя пало подозрение (только подозрение) в его убийстве, и правосудие готовится преследовать тебя, как убийцу. В какой бы ты при этом пришел страх! И каких не употребил бы мер, чтобы доказать или свою невинность, или вознаградить, если можно, содеянное? – Но, вот убиен, и кто убиен? Не простой человек, а Сын Царя Небесного: мы сами не можем не признать своего участия в Его мученической смерти, и что же мы делаем, вследствие сего? Не чувствуем даже важности (тяжести) своего преступления! Ибо, если бы чувствовали хотя сколько-нибудь, то давно перестали бы быть рассеянными зрителями этих ран и сего венца тернового. Если бы чувствовали сколько-нибудь, то давно употребили бы все силы и средства на то, чтобы освободиться от грехов, которые делают нас виновными в Крови Спасителя нашего. Но, при всем желании моем, я, скажешь, не могу уже возвратить прошедшего: грехи, мною содеянные, вечно останутся грехами. Правда, возлюбленный, что мы с тобою не можем возвратить прошедшего; но можем располагать настоящим, даже будущим, поскольку оно имеет перейти в настоящее. Итак, сделаем то, что можем. Грехи и страсти человеческие умучили и вознесли на Крест Спасителя нашего: престанем же грешить и быть рабами страстей: утвердим волю и желание свои в законе Господнем; начнем служить Богу живому и истинному, с тем же усердием, с каким служили доселе миру и страстям своим; сделаем, говорю, все это, и Кровь Сына Божия, пролитая на Кресте, хотя пролита от нас, то есть, от грехов наших, но не будет против нас, а за нас – в наше оправдание, в наше спасение, в нашу добродетель и заслугу; грехи наши останутся и тогда грехами, но разность в том, что коль скоро мы перестанем грешить, то они сделаются как бы чуждыми для нас, ибо их примет на Себя Искупитель наш, примет и изгладит Крестом Своим. А без сего – жестокий властелин, сколько бы ты ни покланялся сему Страдальцу, лютое бичевание, Им претерпенное, – от тебя, который, по слепому произволу лютого сердца своего, так беспощадно бичуешь подвластных тебе. А без сего – этот терновый венец – от тебя, гордый и неразумный мудрец, который поставляешь жалкий ум и познания твои в том, чтобы глумиться безумно над предметами веры и нравственности христианской, потому только, что они выше понятий твоего бедного разума. А без сего – эта рана в сердце Божественного Страдальца – от тебя, недостойный пастырь Церкви, который, имея права всегда входить во святая святых, вносишь туда с собою мерзость запустения душевного, устами и руками совершаешь тайну спасения, а в сердце и мыслях делаешь тайну неправд и беззакония. А без сего, то есть без исправления жизни и совести, без предания себя в волю Искупителя нашего, без сообразования себя с Евангелием и примером Его, что бы мы ни делали, как бы набожны ни казались, все мы перед судом правды Божией обретаемся как убийцы сего Божественного Страдальца: на всех нас Кровь Праведника сего! Теперь мысль эта легко может казаться неважною для многих: никто не взыщет сей крови; мы приходим к жертве нашей и отходим, как невинные. Но так не будет всегда. Настанет время, когда сей же Божественный Страдалец явится судиею всемогущим, когда эти руки вместо Евангелия примут молнию и громы на нераскаянных. Что будет тогда с тобою, бедный грешник? Что скажешь? 2 Чем оправдаешься? Куда скроешься? Где найдешь покров и защиту? «Страшно впасть в руки Бога живого!» (Евр. 10:31). Сто крат страшнее впасть в эти руки за Кровь Сына Божия! Познаем же, братия мои, благотворную силу сей святой и страшной тайны! Убоимся самого преизбытка любви Божией к нам недостойным. Окропленные кровью Завета Вечного, отвергнем грех и всякую нечистоту, да причастниками жизни вечной будем! Аминь. (Свт. Иннокентий Херсонский. «Великий пост», Слово в Великую Субботу). Обстоятельства погребения Господа нашего Иисуса Христа «Будет с миром погребение Его» (Ис. 57:2). «И будет покой его честь» (Ис. 11:10). Евангелист Ветхого Завета, великий провидец Исаия, предызобразив пророчески страдания и смерть Искупителя мира, и показав, как «Праведник умирает, и никто не принимает этого к сердцу» (Ис. 57:1), потом как бы в мирное довершение печальной картины, присовокупляет: и будет с миром погребение его! А в другом месте своих дивных видений он предсказывает еще более, не только мир при гробе Спасителя, но и честь: «и будет покой его честь»! Трудно было исполниться и первому предсказанию Пророка, тем труднее – последнему. Можно ли было ожидать мира вокруг гроба Иисусова после того, что совершилось у Креста Его на Голгофе? Если дышащих злобою первосвященников и книжников не мог удержать от злохулений и насмешек взор на кончающегося в муках крестных Страдальца; то тем менее можно бы ожидать великодушия и пощады к бездыханному телу Его же, уже умершего. Напротив, почти необходимо надлежало предполагать, что ожесточенная злоба врагов Иисусовых поставит за долг себе обратить священные останки Божественного Страдальца в предмет всенародного поношения, приложит даже попечение о том, чтобы истребить все следы Его существования. О чести же какой-либо при погребении Иисусовом, казалось, невозможно было и думать. Ибо какая честь Тому, Кто, как мнимый враг Бога и Моисея, осужден был кончить жизнь Свою на Кресте среди злодеев? – И кто бы оказал ее? Разве ученики Иисусовы? Но они еще до смерти Учителя, «все оставив Его, бежали» (Мф. 26:56). При таких обстоятельствах и то уже было бы приятною неожиданностью, когда бы Пречистое Тело Иисусово не лишено было хотя того, что законом и обычаем предоставлялось телу каждого понесшего казнь смертную. Но слово святого Провидца не могло пройти мимо. У гроба Иисусова должны были явиться не только мир, но и честь, им провиденные; – и они явились: сначала мир, а потом и честь. В самом деле, посмотрите на погребение Господа в саду Иосифовом: что может быть его мирнее? Видя, как небольшое число друзей Его воздает Ему теперь последний долг, можно подумать, что сему погребению предшествовали не ужасы Голгофы, а кончина совершенно мирная и безмятежная. Вечерний покой сада, если прерывался теперь чем-либо, то разве тихими слезами погребающих, которые, вместе с драгоценным миром льются на тело возлюбленного Учителя, и разве некою поспешностью в действии, которой неотложно требовал наступающий покой субботний. Несравненно больше движения и больше шума было недавно при погребении Лазаря; хотя он умер на ложе своем, в объятиях сестер и друзей своих. Откуда и как явился у гроба Иисусова этот покой неожиданный? Все сделал закон о праздновании дня субботнего, которое наступило вскоре по смерти Господа на Кресте. Этот закон связал собою, иначе ничем неукротимую, злобу врагов Иисуса; он заставил их удалиться немедля домой с Голгофы. К тому же самому содействовал и другой закон о пасхе, которую надлежало вкушать в тот вечер. Агнец пасхальный в сем случае оказал услугу Агнцу Божию, закланному на Кресте, отвратив от Него внимание врагов Иисусовых на себя. Мы видели, как они побоялись войти вчера в преторию Пилата, дабы не потерять чистоты, требуемой законом для вкушения пасхи. Тем более страшно было для них по закону прикосновение к телу умершего; и вот почему нет никого из них при погребении Иисуса! Но как же друзья Иисусовы не убоялись сего страха? Разве для них не существовал закон о пасхе и субботе? Существовал и для них; и они выполняют его, сколько можно: ибо о женах, бывших при погребении, замечается, что они не пойдут в субботу, то есть ныне, ко гробу Иисусову для помазания Тела Его именно потому, что это противно покою дня субботнего: «в субботу остались в покое по заповеди» (Лк. 23:56). Но с другой стороны, эти погребатели пользуются снисхождением того же 3 закона, или более обычая народного, которым позволялось ближайшим к умершему лицам погребать его перед самым наступлением суббот и пасх, дабы тело не оставалось непогребенным в продолжение праздника, чего закон не терпел ни под каким видом. В силу сего-то права действуют теперь Иосиф с Никодимом! Но нас должно удивить в этом случае не столько это обстоятельство, сколько то, откуда и как явились эти погребатели в это время. Ибо хотя Иосиф с Никодимом давно принадлежали к почитателям и ученикам Иисусовым; но из опасения своих собратьев по синедриону, которого они были членами, никогда не смели выказать сего явно. Теперь же, смотрите, какая перемена! Доколе Иисус был жив и пользовался славою великого чудотворца, когда принадлежать к числу последователей Его составляло даже не малую честь: «Иосиф, – как говорит Евангелие, – но тайный из страха от Иудеев» (Ин. 19:38). А теперь, когда Иисус умер на Кресте; когда мнение о Нем превращено и помрачено в уме большей части народа; когда всякий знак любви к Нему, тем более уважения, отзывался уже изменою синедриону, и, следовательно, был крайне опасен: теперь Иосиф является всенародно учеником и почитателем Иисусовым; и не только является таким, но и что делает? Входит к игемону Римскому с просьбою взять тело Распятого, и, взяв его, погребает с честью. На все это требовалось много мужества; посему-то евангелист и говорит: «осмелился войти к Пилату, и просил тела Иисусова» (Мк. 15:43). Осмелился, то есть отважился на все. "Пусть, – как бы так рассуждал сам с собою Иосиф, – и Пилат и синедрион думают обо мне, что угодно; пусть преследуют меня мои собратья; а я сделаю свое дело, воздам последний долг моему Учителю". Любовь к Нему и уважение, столько времени скрываемые в сердце Иосифа, теперь, как потоки, долго удерживаемые, устремились со всею силою. Почему теперь, когда, по-видимому, надлежало ожидать противного? Может быть, причиной такой перемены в Иосифе были и знамения чудесные, происшедшие на Голгофе, которые убедили в святости Иисуса даже сотника Римского; но более всего располагало к тому Иосифа само сердце его, полное любви и уважения ко всему святому и возвышенному. Таковые сердца могут до времени таить, что в них есть доброго; но не могут рано или поздно не стать прямо за истину; и любят обнаруживать себя именно в минуту опасности, когда требуется больше самопожертвования, что было теперь и с Иосифом. Уже во всем этом немало чести для Погребаемого. Ибо Тот, Кто как преступник закона, распят на Кресте, будет погребаем с великим усердием, и даже, несмотря на краткость времени и стесненность обстоятельств, с немалым великолепием. Потому что Никодимом одних благовонных ароматов и мастей принесено, «литр около ста» (Ин. 19:39), такое, то есть, количество, какое употреблялось при гробе людей самых высоких и богатых. Но всего этого пророчеству мало. Погребается Царь, как провозгласил о том сам Пилат своею надписью на Кресте Иисусовом, и как не могли того сокрыть, при всем старании, враги Иисусовы, просившие Пилата переменить надпись. У гроба Царя должна быть почетная стража воинская: где взять ее? Этого не могут доставить никакой Иосиф с Никодимом. Будьте спокойны: эту стражу доставят сами враги Иисусовы, и таким образом, не думая и не ведая, воздадут Ему честь истинно царскую. Видите ли, ко гробу Иисуса Назарянина уже спешат воины римские, те воины, при имени которых трепещет весь свет, побежденный их оружием и мужеством! Кто послал их? Пилат. Зачем и для чего? Затем, что первосвященники вспомнили теперь пророчество Иисусово о Его воскресении, то пророчество, которое пришло в забвение у самих учеников Его. Вы слышали вчера, как они ходили к Пилату с опасением, чтобы ученики Иисусовы не похитили тела Учителя, как Пилат, хотя – нехотя, дозволил им приставить ко гробу Его стражу, как первосвященники, не удовольствовавшись сею стражею, положили еще печать на камне, заграждавшем вход в погребальную пещеру. Лукавая и злобная мысль с их стороны была во всем этом: но мы должны смотреть не на то, что делают по безумию своему люди, а на то, что из действий их выходит, наконец, по распоряжению Промысла. Каиафе думалось и хотелось стражею и печатью своею положить конец благой памяти о Иисусе, а на самом деле все это послужило к большей Его чести и прославлению. Ибо не будь при гробе Иисусовом стражи римской, не лежи на камне печать: тогда воскресение Иисусово не было бы так достоверно и несомненно. И не Каиафа мог бы сказать тогда: что удивительного, если тела не нашлось в гробе? – Его взяли ученики ночью, так как это крайне легко было сделать. Но теперь нельзя уже сказать ничего подобного. Сами стерегли, сами печатали: стража и печати целы; а Погребенного нет. Где же Он? Воскрес, как Сам прорицал о том, и как свидетельствуют о том же 4 бывшие на страже у гроба воины. Для врагов Иисусовых, как справедливо возглашает и Святая Церковь, осталось после сего одно из двух, – или Погребенного да отдадут, или Воскресшему да поклонятся! И будет покой Его честь. Одного, по-видимому, недоставало к этой чести теперь – того, что при погребении Иисуса не присутствовал никто из ближайших учеников Его. Но сам этот недостаток служил к полноте: ибо показывал, что, без чрезвычайного тайного предраспоряжения свыше, Тело Господа имело остаться вовсе без погребения. С другой стороны, присутствие теперь в саду погребальном учеников Иисусовых нисколько не придало бы важности действию. Ибо, что удивительного, что ученик погребает учителя? Даже могло бы некоторым образом ослабить будущее действие воскресения и дать повод врагам Иисусовым – в подкрепление клеветы – указывать на то, что Он и погребаем был собственными Его учениками. Но теперь нет места подозрениям: из учеников никого не было при погребении, не было, впрочем, не по холодности и недостатку любви к Учителю, а, между прочим, потому, что Он Сам предварительно запретил им вдаваться, во время смерти Его, без особой нужды, в опасность. Зато они все окажут любовь свою другим, лучшим образом, – тем, то есть, что каждый – в свое время и в своем месте – положит за Него душу свою. Таким образом, в час погребения Господня все благорасположилось так, что священнодействие это, вопреки всякому ожиданию, произошло не только в тишине и мире – и будет с миром погребение Его, — но и с особенною честью: и будет покой Его честь! А это все потому, что после смерти на Кресте, – когда Самим Страдальцем провозглашено: совершилось! – не было уже нужды ни в новых ранах, ни в новом уважении и безчестии. К чему он теперь? Крестом и смертью Богочеловека окончено и совершено все, что было необходимо для нашего спасения: рукописание грехов человеческих изглажено; правда и закон удовлетворены: слава Божия восстановлена; благодать и царство для рода человеческого заслужены. Вместе с этим должно было кончиться и уничиженное состояние нашего Искупителя и уступить место состоянию славы и величия, которое и началось теперь у самого Его гроба: и будет покой Его честь! Признаем же с благоговением, братия мои, что гроб Иисусов, подобно Кресту Его, окружен был своего рода знамениями, которые тем отраднее для сердца, что являются совершенно неожиданно и в ту пору, которую Сам Спаситель назвал временем и властью тьмы (Лк. 22:53). Возблагоговеем перед этими знамениями и почерпнем из гроба Иисусова дух веры и терпения, дух мужества и упования на Промысел Божий, никогда не оставляющий верных рабов Своих, и среди самой тьмы страстей человеческих сохраняющий их как зеницу ока. Если мы верные последователи Иисуса Распятого, и Дух Его живет в нас: то истина и правда должны быть для нас дороже всего на свете; а кто дорожит таким образом правдою и истиною, тот редко не подлежит вражде и гонениям от мира. Но что бы ни делала с нами злоба человеческая, хотя бы возносила на крест, хотя бы сам гроб наш печатала печатью Каиафы; доколе мы верны Господу, дотоле, несмотря на все, мы совершенно безопасны: ибо Господь и Владыка наш не подобен земным покровителям и заступникам, которых вся сила кончается и исчезает у гроба. Нет, Он обладает и мертвыми так же, как живыми, или лучше сказать, пред Ним нет мертвых, все живы; действие Его могущества во всей силе, можно сказать, и открывается только за пределами этой жизни, которая сама, во многом еще, отдана на произвол страстей человеческих. Посему, оканчивая слово наше над сею Плащаницею Спасителя нашего, и мы скажем вам Его же собственными словами: «не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить. Бойтесь того, кто… может ввергнуть в геенну: ей, говорю вам, того бойтесь!» (Мф. 10:28; Лк. 12:5). Аминь. (Свт. Иннокентий Херсонский. «Великий пост», Слово в Великую Субботу). Наполнено присутствием Богочеловека всё; а сердце твое? Ныне, возлюбленные, день погребения Господа, день великий и священнотайный. Важен был седьмой день творения, ибо в него, как повествует Моисей, почил Бог от всех дел Своих, которые делал в предшествующие шесть дней. Настоящая суббота еще важнее; ибо в нее почил от Своих дел Сын Божий, по совершении всех дел посольства Своего на земле, после второго творения. Первое творение было делом одного всемогущества: сказал и стало так, повелел и создались. Второе творение было уже делом не одного всемогущества, а всех совершенств Божиих, 5 преимущественно свободы и любви. Первое творение не стоило никакого усилия Творцу, второе стоило великих усилий Сыну Божию, и что я говорю: усилий? – стоило мучений – самых ужасных, смерти – самой лютой. Велик воистину настоящий день покоя, священнотайно пребывание Его во гробе. Деятельность Сына Божия, по-видимому, вся прекратилась с Его смертью на Кресте: тело Его, подобно прочим мертвецам, соделалось бездушным, недвижным, ничего не чувствующим: так Он снят со Креста, так помазан мастями благовонными, так погребен, так запечатан в Своем гробе. Но когда видимо все прекратилось, невидимо в ту же пору все началось. Послушайте, как изображает Святая Церковь эту новую, незримую, великую деятельность, почивающего во гробе, Господа: "Во гробе плотию, во аде же с душою, как Бог, в раю же с разбойником, и на престоле был Ты, Христе, со Отцом и Духом, все наполняющий, неописанный!" Вот, что делал и где был почивавший в малом саду и еще в меньшем гробе Иосифовом! Настоящий день был для Него днем покоя по плоти, но величайшей деятельности по духу и Божеству. Измученная плоть осталась во гробе, не разлучаясь с Божеством, ее проникавшим. Пресвятая душа, также не разлучаясь Божества, сошла во ад, для возведения оттуда всего, способного взойти к Небесам. Дух, исполненный Божеством, явился в раю, куда вошел едва ли не первый, благоразумный разбойник. Наконец, Божество Сына пребывало, как и всегда, на престоле "со Отцом и Духом". Подлинно, исполнено деятельностью и присутствием Богочеловека всё и все. Но, наполнено ли, возлюбленный, Господом наше с тобою сердце? Что там: рай или ад? Без Господа и Его благодати и рай – не рай, а с Господом и Его благодатью и ад будет не ад. Если внутри тебя, в душе твоей, произрастают древа райские, – добродетели и вера, то благодари Почивающего во гробе: это Его насаждение, – благодари и прими Его в своем раю, как Иосиф в саду, представь Ему твое сердце вместо ложа погребального. Если же ты, по несчастью, допустил в душу свою пламень страстей, неумирающий червь самолюбия и похотей, холод и тартар сребролюбия и бесчувствия; то будь уверен, что Он посетит ныне и твой внутренний ад, ты услышишь от Него – в совести твоей – слово жизни, воззывающее тебя из бездны, в которой находишься. Не пренебреги, возлюбленный, ее гласом, в каком бы виде ты ни услышал слово спасения. (Свт. Иннокентий Херсонский. «Великий пост», Слово в Великую Субботу). Проповедь в аду Есть на нынешний день проповедь, которую никто на земле не слышал и слышать не будет, никто на земле не читал и читать не будет, которая, однако же, достойна того, чтобы пред нею возблагоговели и земля и самое небо. Какая это проповедь? Та, о которой свидетельствует святой апостол Петр в своем послании. «Христос, – пишет он, – чтобы привести нас к Богу, однажды пострадал за грехи наши, праведник за неправедных, быв умерщвлен по плоти, но ожив духом, которым Он и находящимся в темнице духам, сойдя, проповедал, некогда непокорным ожидавшему их Божию долготерпению, во дни Ноя» (1Пет. 3:18-20), «чтобы они, подвергшись суду по человеку плотию, жили по Богу духом» (1Пет. 4:6). Видите теперь, Кто говорил в нынешний день проповедь? Сам Господь и Спаситель наш, умерший за нас на Кресте. Видите, где говорена она? Во аде, когда по разлучении пречистой души Его от тела Он сошел духом Своим в это узилище душ умерших. Видите, кто были слушателями сей проповеди: души несчастных современников Ноевых, которые противились Божию долготерпению, когда проповедовал Ной и угрожал от лица Божия потопом. Видите, наконец, какая цель была этой единственной проповеди: чтобы эти несчастные, понесши суд и наказание и волнами потопными и заключением трехтысячелетним во аде, воспользовались нисшествием в него Спасителя, и ожили по Богу духом. Будем ли ожидать, чтобы и нам когда-либо, подобно современникам Ноевым, произнесена была проповедь уже не на земли, а во аде? 6 Но возлюбленный Спаситель наш, Который один имеет ключи ада и смерти, раз только, по уверению слова Божия, сходил во ад со Креста, в день настоящий. Будем ли воображать, что Он для нас опять сойдет туда уже не со Креста, а с престола славы Своей? Нет, Он явится всем уже тогда, как предстанет пред Ним на Суд весь род человеческий, в конце мира; явится уже не для проповеди, а для произнесения суда последнего. Будем же сотворять спасение свое на земле: будем пользоваться теми средствами, которые предоставлены нам ко спасению в слове Божием и таинствах Святой Церкви. Кто может сказать, что этих средств недостаточно? – Посему к тому, который, живя среди этих средств, погубит нерадением душу свою, к тому со всею силою и справедливостью должны быть обращены слова – к древнему Израилю: погибель твоя, Израиль, от тебя была. От чего да спасет всех нас умерший для спасения нашего Господь! Аминь. (Свт. Иннокентий Херсонский. «Великий пост», Слово в Великую Субботу). Мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие Если бы кто из неверующих и не знакомых с нашими таинствами вошел ныне в какой-либо из наших храмов, то удивился бы тому, что в них совершается: окружаем гроб умершего, сетуем и воздыхаем над ним; и в то же время веруем, что в этом гробе источник жизни и нетления. Если Спаситель ваш, сказал бы неверующий, есть воскресение и жизнь, то как Он мог быть умерщвлен и заключен во гробе? – А когда Он умер и погребен, то как может вам даровать жизнь и нетление? – Одно из двух – или плачьте, или радуйтесь: Бог – не умирает, умерший – не воскрешает! Так мог бы, ныне и здесь, сказать нам неверующий. Но он, братия, начал бы говорить подобное, если бы повести его и в рай, в котором некогда обитали наши прародители. И там – одно совершается, а совсем другое происходит. Вкушается пища, как будто хорошая для пищи... и приятная для глаз и вожделенная (Быт. 3:6); а производит голод вечный и вечную смерть. Отверзаются очи, но не видят искусителя, а усматривают только свою наготу! Хотят быть богами, а убегают от Бога. Таинство с двух сторон! Но первые простерли завесу – мы. Ясли и крест сделаны людьми. Не Бог скрылся от человека, а человек скрылся от Бога. Если бы мы не так глубоко пали, то видно было бы, как нас и восставляют. – Теперь, лучше не смотреть в бездну зла, дабы от глубины ее не помрачилось зрение. Лучше не знать всех приемов небесного Врача, дабы не прийти в ужас от самого врачевания. Предоставим и ведение Тому, в Чьих руках сила и спасение. К чему я говорю это над сим гробом? – К тому, что и ныне есть иудеи, которые знамения просят, и эллины, которые премудрости ищут, «а мы проповедуем Христа распятого» (1Кор. 1:22, 23). Проповедуем и будем проповедовать! Для иудея Христос распятый есть соблазн: что нужды! – Разве иудей не соблазнялся, когда ему послана была с неба манна, и не спрашивал, что это? (Исх. 16:15). А не ты ли, иудей, исцелялся некогда взором на медного змия; вознесенного на крест? Скажи нам, как взор на медь исцелял? Как змей спасал от угрызения змеиного? И мы скажем тебе, как крест врачует грехи, и источает нетление и жизнь. Для эллина (язычника) Христос распятый – безумие: что нужды! И ему не впервые, видя не видеть, «называя себя мудрыми, обезумели» (Рим. 1:22). В зеркале природы, от создания мира видимы не только премудрость Божия, искомая эллинами, но и сама «вечная сила Его и Божество» (Рим. 1:20). Что же, много увидел в этом зеркале эллин? И что увидел, не сокрыл в неправде? Не переменил славы нетленного Бога в подобие тленного человека и птиц, и четвероногих и пресмыкающихся (Рим. 1:23)? – Потому-то, эллин, Бог и благоволил юродством проповеди спасать верующих, что в премудрости Божией не познал ты своею мудростью Бога (1Кор. 1:21). Но и между христианами есть враги креста Христова (Флп. 3:18). Есть, были и будут: но кто они? Это, во-первых, люди, которым Бог – их я. Удивительно ли, что на сей точке не вмещается крест? Эти люди любят ныне производить весь мир из круга: для чего не присмотрятся лучше в сей круг? Может быть, они сами увидели бы в нем крест – Другого рода враги креста те, для которых, по 7 выражению апостола, Бог – их чрево! (Флп. 3:19). При таком божестве нечего и говорить о ливане и смирне: ему нужны жертвы Веельфегора и Молоха. Сын Божий на кресте: подлинно чудо из чудес! Спаситель мира во гробе: точно тайна из тайн! Но разве, неверующий, от тебя скрывают это? Ты говоришь, что это для тебя непостижимо. А тебе говорят, что это непостижимо для самих Ангелов. И зачем пугаться непостижимого? Ты удивляешься природе и благоговеешь пред ней: но все ли ты постиг в ней? И не перед тем ли наиболее благоговеешь, что наименее постигаешь? – Богу, совершенно постижимому, ты престал бы и покланяться. Но что спорить? О доброте древа суд один – по плодам его. Древо креста сухо, бесчестно, ужасно, но посмотрим на плоды его. Перед кем это, иудей, падает твой Иерусалим и храм, так что в них не остается камня на камни, так что сам повелитель света, Иулиан, не может поднять их? – Перед Сим Мертвецом. Кому это уступают место и афинский Пантеон, и римский Капитолий, и кесари, и философы? – Сему Мертвецу. Кто это останавливает варваров, разрушивших Римскую империю, заставляет их забыть свою лютость и начать учиться быть людьми по Евангелию? – Сей Мертвец. Каким народам принадлежит власть и могущество над всей землей? – Тем, которые веруют во имя Иисуса распятого. От чьих знамен и ныне, в глазах наших, бежит Магомет? – От тех, на которых крест. На что же тебе, иудей, лучше сих знамений? – Не видишь ли ты из них, что Христос, даже в отношении к земным делам, есть Божия сила? (1Кор. 1:24). Тебе, древний или новый эллин (язычник), нужна мудрость: «пойди и посмотри» (Ин. 1:46). Видишь ли, как на площадях Афинских падают перед идолами твои философы, те люди, которые в тайных собраниях своих ни над чем столько не издеваются, как над идолами и богами? Не осуждаем строго их слабости: жизнь дороже философии. Но согласись, что в философии твоей нет силы сразиться с суеверием, и посмотри, что будет. Не проходит пяти веков, – и во всей Римской империи нет и пяти идолов. Где они и кто сразил их? Философы? В Риме нет и пяти философов; а какие есть, те за идолов. – Идолы пали от проповеди Павлов и Аполлосов! Не мудрость ли это, эллин? Послушай еще, что говорит твой божественный Платон. "Истинного Бога, – говорит он, – найти трудно, и если бы кто нашел Его, то об Отце природы нельзя беседовать ко всем". То есть, эллин, твой Платон хочет знать Бога один, для себя только; мир, по нем, пусть не знает Его! – Не много пользы было бы человечеству от такой философии. Но к счастью его, нашлись люди помужественнее и почеловеколюбивее твоего Платона. Посмотри, что будет. Не прошло одного века после смерти Иисуса Назарянина, и варвар со скифом начинают богословствовать; малые дети узнают об Отце природы и человеков то, чего и во сне не представлялось ни академиям, ни портикам; и все это производят двенадцать Галилейских рыбарей! Не мудрость ли это, эллин? Так премудрость креста оправдалась перед лицом всего света от чад (Мф. 11:19; 5:16) и от дел своих! И еще оправдается! Новые эллины посрамятся, как посрамились древние. Кладенцы сокрушённые стихийной мудрости, сколько бы ни углубляли их, не дадут воды живой (Иер. 2:13). Без Сына не узнают Отца; Его познает только тот, «кому Сын хочет открыть» (Мф. 11:27); а Сын открывает Его только с креста. Но довольно об иудеях и эллинах; время обратиться к тебе, истинный христианин. Ты не просишь знамений, но Господь подает их тебе и без прошения. Ты не ищешь мудрости, но она сама приходит к тебе. Ты сам для мира великое знамение и великая тайна. В самом деле, христианин, у тебя отверсты очеса сердца (Ис. 42:7), которые у всех людей плотских заключены, и ты видишь суету всего того, что в мире велико и славно, видишь и вменяешь «за сор, чтобы приобрести Христа» (Флп. 3:8): не знамение ли это? Для тебя не существует страха смерти, так что ты, если пойдешь долиною смертной тени, не убоишься зла (Пс. 22:4): не знамение ли это? Ты находишь пищу и сладость в том, что для миролюбцев составляет скуку и тяжесть, и напротив скучаешь и тяготишься тем, за чем они гоняются всю жизнь: не знамение ли это? Ты по 8 временам чувствуешь в себе силы грядущего века (Евр. 6:5), воспаряешь духом над всем миром, бываешь един с Тем, Которого возлюбила душа твоя (Песн. 3:1): не знамение ли это? Не может быть, чтобы ты был и без мудрости. О, Господь умеет просвещать и наставлять тех, которые умеют слушать Его и готовы исполнять слышанное. Без сомнения, ты не раз слышал уже, внутрь себя, Того Наставника, Который творит из рыбаков апостолов. А может быть, уже принял и то помазание от Святого, которое принявши не имеют нужды, чтобы кто учил их; ибо само помазание учит их всему (1Ин. 2:27). Как же бы ты, христианин, после сего, усомнился в том, что распятый Господь есть подлинно Божия сила, премудрость, правда... освящение и избавление во спасение всякому верующему (1Кор. 1:24,30), когда Он в самой вещи давно соделался всем сим для тебя самого? Это значило бы сомневаться в собственном уме, который есть Христов (1Кор. 2:16), в собственном сердце, которое Христово (Еф. 3:17), в собственной жизни, которая Христова (Кол. 3:4). А если, возлюбленный, Христос не соделался для тебя всем этим, если христианство твое не обратилось в твою жизнь, если вера твоя состоит в словах, поклонениях или преходящих чувствах: то, да будет известно тебе, ты не многим отличаешься от иудея и эллина (язычника). Какая польза, что у тебя в руках драгоценное сокровище, когда ты не употребляешь его и остаешься нищим по-прежнему? Что перед очами твоими отличное врачевство от всех недугов, когда ты не принимаешь его, и по тому самому продолжаешь страдать смертельно? Христос спасает всех нас, но не тогда, как остается только в Евангелии, или на Плащанице, или на небе; а когда входит в наше сердце, соединяется с нашим духом и делается началом всей нашей жизни и всех действий. Размысли об этом у сего гроба! Аминь. (Свт. Иннокентий Херсонский. «Страстная седмица», Слово в Великую Субботу). Христос умер за всех, чтобы живущие жили для Господа На Кресте Господа, братия, положена была, как известно, надпись на разных языках; а на гробе Господнем нет ни на одном языке. Между тем, скорее мог оставаться без надписи Крест Господа, нежели гроб. Но что же надписать на нем, и кто надпишет? Обыкновенного писала человеческого здесь мало: нужна или трость пророка, или перо евангелиста и апостола. Итак, обратимся к святым писателям, и поищем у них приличной надписи: писав столь много для подобных себе людей, для нас грешников, они тем паче не откажутся дать несколько слов для своего и нашего Господа. И, во-первых, не поможет ли нашей скудости, первый из всех святых писателей, Моисей? – Кто так верно описал судьбу Адама первого, тот не мог не знать, что будет и с Адамом вторым. Святая Церковь не напрасно в нынешних стихирах сама обращается к Моисею и заимствует у него знаменательные слова его об упокоении Бога в день седьмой, после шести дней творения. «И почил в день седьмой от всех дел Своих» (Быт. 2:2), весьма прилично сказать и о нынешнем покое Господа. В гробе Иосифовом точно почивал Сам Бог, и почивал в день седьмой. Этой истины не мог затмить никто: ни синедрион с первосвященниками, ни кесари с огнем и мечом, ни философы с сомнениями и неверием, ни еретики со своим упорством и хитросплетениями. Вся вселенная узнала и исповедала Бога истинного в Том, Кого сам Иосиф погребал как человека. Итак в этом гробе опять почил Сам Бог, в день седьмой, – только не от всех дел, а от одного великого дела Голгофского. Правда, что в этом деле заключено все; но это все надобно привести в действие и осуществить: а отсюда сколько новых дел! – Надобно под землей вывести узников из ада (1Пет. 3:19), а на земле вывести из сомнения апостолов (Лк. 24:41); надобно вознестись на небо, послать Духа Святого, и управлять Церковью, доколе положатся все враги в подножие ног. Когда исполнятся времена совершения всего (Деян. 3:21), когда предастся царство благодати Богу и Отцу (1Кор. 15:24); тогда уже, не прежде, почиет Сын от всех дел Своих, тогда наступит для Него суббота вечная и нескончаемая. Итак, надпись Моисея весьма хороша и прилична, но она пространнее гроба Господня: со всей полнотой и силой своей ей надобно явиться не на гробе, а на будущем престоле Господа. Обратимся к другим пророкам. Они смотрели в будущее еще не существовавшее, и, несмотря на его отдаленность, видели многое гораздо лучше нас, хотя мы смотрим в прошедшее, уже совершившееся. Так, один из них как будто стоял над самим гробом Господа и видел Его 9 воскресение, когда воскликнул: «Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?» (Ос. 13:14). Не начертать ли на этом гробе этих самых слов и нам? Ибо где смерть потеряла жало свое, как не в гробе Господа, и когда ад проиграл победу, как не во время смерти Его? – И как чудно произошло то и другое! Там именно все потеряно врагами нашего спасения, где они думали все найти. "Взял", – говорит златословесный вития (в слове, читаемом на утрене в первый день Пасхи) об аде, "тело, а нашел Бога, взял землю, а встретил небо, взял то, что видел, а напал на то, чего не видел". Посему, если где, то на гробе Господа какой-либо Ангел мог возгласить и начертать: «Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?» Но Ангел, братия, а не мы! – Смерть и без жала для нас еще столь сильна, что, вследствие грехов наших, низводит каждого из нас во гроб. Ад и с разрушенными стенами и с упраздненными вратами еще продолжает снова наполняться теми, которые, оставив царский тесный путь креста, ведущий в рай, идут всю жизнь путем широким, которого концы зрят во дно адово. Итак, для Господа время, а для нас, братия, рано, рано еще воспевать от своего лица песнь победы над смертью, рано вызывать против себя на сражение ад. Поспешим лучше в молчании удаляться от этих врагов, истреблять в себе все тленное, не могущее наследовать царствия Божия, изгонять из себя все адское, не способное быть в раю. А когда, при помощи веры и благодати, пройдем безопасно долиной тени смертной, и выйдем на другую сторону бытия; когда увидим, как ад и смерть ввержены будут в озеро огненное (Откр. 20:14); тогда в честь Спасителя нашего вместе со всеми святыми, не преминем воскликнуть: «Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?» За пророками следуют евангелисты. В Евангелии Иоанновом есть прекрасные слова для надписи над гробом любимого им Учителя и Господа. «Так, – говорится в нем, – возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16). Слова сии, думаю, приходили самому Иоанну на память, когда он стоял в саду Иосифовом и смотрел, как погребается Сын Божий. В гробе Иисусовом более любви Божией к миру, нежели в целом мире. Тут наиболее познаем, что Сам Бог наш есть любовь! (1Ин. 4:8). Одно неудобство, если употребить слова Иоанновы вместо надписи: ими сказывается, что сделано в смерти Господа для нас, а не указывается того, что, вследствие ее, надобно делать нам. А неужели, братия, когда Господь почивает во гробе, нам должно возлечь на ложах своих? – Правда, и мы трудились, много трудились, измышляя и делая для Него, грехами своими, крест и гроб: но за этим трудом следует не покой, а терние и волчцы. От него не воскресение, а смерть вечная. Для разрушения этого-то труда грехов наших, сошел на землю и во гроб Сам Сын Божий. Поищем такой надписи, которая бы показывала, и что для нас Господь во гробе, и чем нам должно быть для Него – до гроба. Много ищем; но где же и быть всеобъемлющей надписи, как не на всеобъемлющем гробе? – Мы спрашивали многих; но есть еще один человек, который должен знать о смерти Господа едва ли не более всех: ибо он, – если верить ему, а не верить нельзя, поскольку он имел «ум Христов» (1Кор. 2:16), – не стоял только, духом или телом, у Креста и гроба Христова, а был на кресте (Гал. 6:14) и в гробе (Рим. 6:2,4), со Христом умер и со Христом воскрес, и по тому самому так тесно соединился с Ним, что и на земле еще жил уже не он сам, а жил в нем Христос (Гал. 2:20). Уже по сему описанию вы можете гадать, что я имею в виду святого Павла. Он весьма много писал о Кресте и смерти Господа, но однажды написал то, что на него самого подействовало так чрезвычайно, что он не мог сокрыть сего действия и воскликнул: любовь Божия объемлет нас, то есть, объемлет, наполняет, увлекает, рассуждающих так! – Что же рассуждающих? «Если один умер за всех, то все умерли. А Христос за всех умер, чтобы живущие уже не для себя жили, но для умершего за них и воскресшего» (2Кор. 5:14-15). Не знаю, как вам, а мне слова эти кажутся содержащими все, чего мы ищем; это самая полная, а потому и лучшая надпись для гроба Христова! – Углубимся в смысл ее, и, может быть, мы сами, несмотря на холодность сердец наших, скажем с апостолом: любовь Божия объемлет и нас, рассудивших то же самое! «Если один умер за всех, то все умерли». Было время, братия, когда некому было умирать; когда и самой смерти не было. Весь род человеческий заключался тогда в одном человеке, от судьбы которого по тому самому зависел жребий всех человеков. Если бы сей – вселенский человек устоял в жизни временной, долженствовавшей обратиться в вечную; то и мы все, потомки его, ничего не знали бы, кроме жизни. Но лукавое обаяние змея-губителя совратило невинного и потому легковерного с пути бессмертия: вместо того, чтобы принять жизнь даруемую, он восхотел открыть в самом себе источник жизни независимый; покусился на непринадлежащее и невозможное, и погубил 10 то, что имел и мог иметь. Последовала смерть сначала духовная, а потом телесная. Владычеству ее подвергся, по-видимому, один человек, между тем, ею умерло все человечество: ибо в этом одном человеке были все человеки: что произошло с ним, того не могло уже не произойти со всеми нами. Таким образом, вот когда еще осуществился закон, изреченный апостолом: «Если один умер за всех, то все умерли»! – Адам за всех нас умер, потому и мы все умираем, или точнее сказать, уже умерли: ибо ни в ком из нас нет первоначальной жизни, а только остатки, тень ее. – Сколько ни являлось от Адама на свет людей, – все, происходя от одного грешника, были сами грешники; рождаясь от одного смертного, были и сами смертные. Один согрешил, и все согрешили! Один умер, и все умерли! Таков закон естества! Что было делать любви Божией к людям, при таком положении всего человечества? – Как спасти погибающих, не нарушив единства их происхождения и самой непреложности закона, вследствие которого они погибали? – По премудрости своей, любовь Божия умыслила обратиться для сего к тому же самому закону, и обратить его во спасение поражаемых им. Положено, чтобы кто-либо снова один за всех выполнил правду, дабы таким образом все оправдались; чтобы снова кто-либо один за всех умер, дабы таким образом освободить от смерти всех. Средство к спасению самое естественное; но кто мог привести его в действие? Кто был в состоянии умереть за всех? – Кровь животных лилась реками в жертвах; но они все смертью своею не могли заменить смерти и одного человека, тем более всего человечества. Из людей никто не мог умереть за всех уже потому, что каждый должен умереть за самого себя. Из Ангелов, может быть, каждый с радостью согласился бы умереть за людей; но Ангелы не умирают; и смерть Ангела, как существа ограниченного (если бы он и мог умереть), не могла удовлетворить за оскорбление беспредельного величества Творца. Таким образом, для спасения нашего требовалось только Одного; но сего Одного не было ни на земле, ни на небе, между существами сотворенными. Где же нашелся? – В Боге, в Триипостасном Совете. Узрел нас в оковах греха и смерти, в плену и рабстве у диавола Сын Божий, узрел, и, как первородный Сын любви (Кол. 1:13), не стерпел видеть погибель меньших братий Своих. «Вот иду исполнить волю Твою, Боже» (Пс. 39:8-9), то есть, умереть за всех, – изрек Он тотчас по падении Адама, и с тех самых пор начал действовать, как второй Адам, как полный представитель и глава рода человеческого, долженствующий спасти все, погубленное Адамом первым. Поскольку спасение это главным образом заключалось в будущей смерти Ходатая нашего за всех нас: то смерть эта в продолжение многих веков составляла средоточие и цель всех благодатных распоряжений. Ее изображали все жертвы ветхозаветные; она живописалась в символах и видениях; о ней говорили пророки. Наконец, является Сам Великий Первосвященник; принятием на Себя естества нашего, приобщается плоти и крови... также (Евр. 2:14) нашей, выдерживает в самом начале служения Своего, как второй Адам, новое троекратное искушение диавола (Мф. 4:1-10), и вознаградив таким образом Едемское преслушание, преподав потом в жизни Своей пример всех добродетелей, умирает, наконец, на Голгофе за все человечество, – невинный и безгрешный за виновных, бессмертный за смертных, – умирает, и ужасный закон: «Если один умер за всех, то все умерли», действовавший против нас, начинает действовать за нас. Ибо чего требовалось? Смерти: – и мы умерли в лице Ходатая нашего. Оброк... греха смерть (Рим. 6:23), – заплачен сполна; дань преслушания, жизнь – отдана без удержания. За одно и то же не платят дважды, не наказывают в другой раз, а мы совершенно оплачены, совершенно наказаны, и потому совершенно свободны. Теперь правосудие Божие, по выражению пророка, поищет нас, и не найдет; нас нет для него, мы умерли и погребены, мы – в гробе Господа. «Если один умер за всех, то все умерли»; Христос же за всех умер. Видите, братия, силу изречения апостольского, или лучше силу смерти Христовой. Это смерть наша! – Если мы умираем теперь, то умираем не так, как умирали бы прежде: не навсегда, а на время, с надеждой воскресения, не столько в наказание, сколько для окончательного очищения, посредством смерти, нашего духа и тела. И все это потому, что Спаситель наш смертью Своею освободил нас от ига вечной смерти; потому, что – «если один умер за всех, то все умерли»! Заключение самое справедливое и неизбежное! Но столь же справедливо, братия, и то, что если во Христе все умерли, то всем и надобно поступать как умершим. Посему, если бы кто спросил, что значит христианин, ему можно было бы отвечать: христианин есть мертвец, то есть для греха и мира. 11 Действует ли мертвый? В этом мире нисколько. Он имеет глаза: но покажите ему все красоты рая, он и не взглянет на них; у него есть руки: но рассыпьте пред ним все сокровища мира, он не прострет к ним перста; у него есть ноги: но вы не подвигните его, чем бы ни возбуждали, и к чему бы не призывали. Таковы мертвые! – Таков и христианин истинный! Таковым должно быть и всем нам; ибо мы все равно умерли во Христе. Поступая иначе, живя для мира, плоти и греха, мы не только оскорбляем Спасителя нашего, за нас умершего, но и поступаем вопреки собственному благу. Ибо, в таком случае, смерть Христова нисколько уже не принадлежит нам, и мы снова живы для правды Божией, снова под гневом небесным. Чтобы приблизить сию важную истину к самому ограниченному разумению, употребим одно сравнение. Представьте, что какой-либо человек, вследствие тяжкого преступления, например, измены Отечеству, подвергся осуждению на смерть. Вообразите вместе с этим, что другой человек, по любви к несчастному, решившись умереть за него, чтобы успешнее сделать это, принимает его имя, звание, все, что можно, а ему отдает все свое, и таким образом подвергается казни. Что должно делать преступнику, спасенному от смерти, для дальнейшего своего спасения? Должно оставить употребление прежнего своего имени, переменить свое звание, привычки, отношения, все, под чем он прежде был известен, и начать жить под именем, видом и званием новыми, – теми самыми, которые уступлены ему умершим за него другом. Этого требует необходимость. Что же бы вы подумали, когда бы увидели, что этот несчастный человек не дорожит новым именем и званием, небрежно употребляет старое имя, живет как жил прежде и, к довершению зла, снова замышляет измены и заводит бунты? Другого нельзя и думать в сем случае, кроме того, что несчастный потерял ум и ищет собственной погибели. Но так же точно, то есть, безумно и пагубно, поступает христианин, когда, в надежде на смерть и заслуги Христовы, предается жизни беззаконной. Сын Божий принял на Себя все грехи его, всю ответственность пред правдой Божией, понес казнь, им заслуженную, и даровал ему новое Свое имя и Свою правду, но на каком необходимом условии? На том, что он не будет более тем, чем был – грешником, забудет все преступное и богопротивное, совлечется ветхого человека со всеми его похотями и деяниями (Кол. 3:9. Еф. 4:22), станет ходить во обновлении жизни (Рим. 6:4), ему дарованной, соделается человеком "новым" (Кол. 3:10), созданным по Богу в правде и преподобии истины (Еф. 4:24). Но, если искупленный грешник, забыв благодарность и собственное благо, не думает об исполнении сего необходимого условия, если вместо того, чтобы усвоять себе страдания своего Искупителя, быть мертвым для греха и соблазнов его, а живым для Бога и Его правды, продолжает быть мертвым для Бога, а живым для греха: то его суд написан (Пс. 149:9); над ним нет покрова заслуг Христовых; он не может участвовать в плодах смерти Господа, ибо не участвует сердцем в самой смерти; ожив для греха, он вместе с тем ожил и для правосудия небесного, которое не может не преследовать в нем преступника закона, врага Бога и человеков. Памятуя сие, братия, будем жить так, как живут люди, спасенные от казни на известных условиях. Условия эти бывают для них важнее всего в жизни. Таковыми должны быть для нас условия нашего спасения, смерти Христовой. Все они заключаются в одном: чтобы мы спасенные пребывали мертвыми для греха, за который осуждены были на казнь, а живыми для Бога, с которым примирены и соединены смертью Христовой. Будем же дорожить этим условием, как самим спасением. Ибо только при исполнении его, «если один умер за всех, то все умерли» (2Кор. 5:14): а без него, хотя бы все за нас умерли, не спасут из нас ни одного. Таков смысл и такова сила надписи Павловой, избранной нами для гроба Христова. Не думаю, чтобы кто-либо пожелал лучшей. Дай Бог выполнить всем нам хотя эту надпись, и чтобы она не обратилась в приговор на нас! – Но где надпишем ее? Истинный гроб Господа в Иерусалиме: перед нами одна Плащаница, слабое изображение его. Итак, напишем сию надпись на сердцах наших. Если там еще не почивал Распятый Господь, то рано или поздно, для спасения нашего, должен опочить в них. А если бы и воскрес уже в чьем-либо сердце, то вся надпись Павлова не будет излишней: ибо само воскресение Христово усвояется нами не другим чем, как участием в смерти Его. Аминь. (Свт. Иннокентий Херсонский. «Страстная седмица», Слово в Великую Субботу). Составил и адаптировал: о.Серафим Медведев, (Paraklit.org). 12
