Джайлс Гордон Похищение в Блумзбери

Annotation
Джайлс Гордон — автор шести романов и трёх сборников рассказов. Он также
редактирует книги других английских прозаиков. Гордон — литературный агент,
редактор выходящего раз в три месяца журнала «Драма», театральный критик
еженедельника «Спектейтор». Родился Дж. Гордон в 1940 году. Вместе с женой и
тремя детьми живёт в Лондоне.
Рассказ «Похищение в Блумзбери был опубликован в сборнике «Лондонские
истории», который вышел под редакцией Джулиана Эванса в издательстве Гэмиш
Гамильтон в 1983 году.

Джайлс Гордон
o
Джайлс Гордон
Похищение в Блумзбери
— Такой улицы, девушка, нет, — сказал таксист молодой женщине, стоявшей
первой в очереди на стоянке такси на Паддингтонском вокзале.
Секретарша, с которой Эмили Бродхерст разговаривала по телефону,
предположила — шутливо, как показалось тогда Эмили, что найти улицу будет
непросто и добавила, что некоторые таксисты утверждают, что такой улицы вообще
нет. Конечно, это очень глупо, потому что улица либо существует, либо нет. В конце
концов, у Эмили было письмо от Огастуса Чалмерса, издателя и главного редактора
«Импи энд Смизерс», судя по всему, одного из крохотных, но весьма переборчивых
лондонских издательств. В письме была указана и улица, на которой находилось
издательство: Моруэлл-стрит, где-то в самом центре Лондона. Эмили понятия не
имела, кем был этот Моруэлл (она напрасно пыталась найти его имя в
энциклопедическом словаре), но какое значение это могло иметь? Очевидно, что
«Импи энд Смизерс» получало адресованную ему корреспонденцию и вело все дела в
здании по Моруэлл-стрит.
Покровительственная улыбка исчезла с лица таксиста. Он смотрел на неё из
машины угрюмо, даже агрессивно.
— Может, куда-нибудь в другое место? Если нет, то, пожалуйста, посторонитесь.
Вы тут не одна. Не мешайте мне работать, ясно?
Утром перед отъездом она нашла на карте путеводителя по Лондону то место,
где находилось «Импи энд Смизерс». Это место она запомнила. Не будут же таксисты
утверждать, что Бедфорд-сквер или Тоттнем-Корт-Роуд тоже не существуют. А
Моруэлл-стрит расположена как раз между ними. По крайней мере, так объяснила
секретарша Огастуса Чалмерса.
— У вас нет путеводителя? — спросила она, невольно поставив под сомнение
знания таксиста. Она недоумевала, почему этот человек делал вид, что знает каждую
улицу в городе, её местонахождение и название. Ничего бы с ним не случилось,
думала она, если бы признал: «Нет, не знаю Моруэлл-стрит, не припомню, чтобы
кого-нибудь возил туда, может, подскажете, где она?» Они бы нашли улицу вместе, с
помощью путеводителя.
Таксист воспринял вопрос как оскорбление. Да кто она такая, эта дурнушка!
Какое ей дело, есть у него путеводитель или нет! Не задай она дурацкий вопрос, он
может быть и поискал эту улицу по карте, но сейчас — ни за что! Совсем озверели,
эти клиенты. Ещё в машину не сели, а уже думают, что ты — их собственность, что
тобой можно крутить, как захочется. Нет, машина — его, и он работает только на
себя. Он сам выбирает, кого везти. Из-за этого образования и социализма мнят о себе
слишком много. Эта вот, по сути, назвала его лжецом. Да, лжецом. Ведь знание
Лондона — это его хлеб. Встала — и ни с места, да ещё так таращится, словно это её
машина.
— Скажите по буквам, — неохотно сказал он, словно был уверен, что она
неправильно произнесла название улицы.
— М-О-Р-У-Э-Л-Л.
— Так говорите, это рядом с Тот- тнем-Корт-Роуд? Сразу за Бедфорд-сквер? Нет,
такой улицы нет. Не существует. Так что жить там или работать нельзя. Чистая
фантазия.
Она по-прежнему не выпускала ручку задней дверцы машины. Рука её
раздражённо подрагивала, пальцы, казалось, онемели. В другой руке Эмили держала
сумочку и портфель, в котором лежала рукопись — самое драгоценное, что было в её
жизни. И в «Импи энд Смизерс» хотели прочесть эту рукопись. Из-за этого Эмили и
приехала в Лондон. Не то чтобы она не доверяла почте. нет, она просто хотела лично
вручить рукопись мистеру Чалмерсу, увидеть его своими глазами. Если бы она могла
показать этому идиоту хоть одну книгу, выпущенную «Импи энд Смизерс», чтобы он
увидел название издательства и адрес на первой странице. Что бы он тогда сказал.?
А может, она ошибается, что-то напутала, когда смотрела на карту, перепутала
название? Нет, нет. Да и секретарша мистера Чалмерса вполне определённо и
подробно объяснила что к чему. И всё же память, эта карта рассудка, может такое
выкинуть. Того и гляди, превратится в карту воображения, особенно, когда
волнуешься и поглощён чем-то таким, что для тебя предельно важно. Вот если бы
она взяла с собой письмо Огастуса Чалмерса… Но в этом не было необходимости:
адрес она помнила да и телефон тоже, не хуже собственных. Вдобавок, если она
должна встретиться с ним в издательстве, значит издательство существует. Как и
сам Чалмерс. Ни о чём другом она не могла сейчас думать, и секунды казались ей
часами, сплошным бесконечным кошмаром.
Эмили почувствовала, как от её лица отлила кровь, где-то под ложечкой
засосало. Нет, она же не могла придумать всё, вообразить. Да, у неё богатое, живое
воображение. Она пишет и отдаёт предпочтение литературе, а не голым фактам,
изобретательности и мифотворчеству — а не серой, бессвязной, мудрёной,
запутанной реальности.
В письме мистера Чалмерса говорилось, что рукопись он прочёл с интересом и
сожалеет, что они не могут её опубликовать, но если у Эмили есть новый роман, то
издательство готово ознакомиться с ним, а затем, возможно, встретиться с автором,
чтобы всё обсудить.
В Лондон Эмили приезжала редко. По существу, она на мгновение задумалась,
это её четвёртый приезд. Может быть, мистер Чалмерс решил, что она часто
наезжает в Лондон, раз в месяц или что-то в этом роде. На самом деле, в Лондон она
не приезжала уже три года, с тех пор, как рассталась с Гарри. Она сама была виновата
в их разрыве. Так она считала с самого начала. С тех пор Эмили жила одна, хотя по
воскресеньям обедала у родителей. Впрочем, она никогда не знала Лондон хорошо и
раньше приезжала в столицу всего на несколько дней для того, чтобы сходить в
театр, в Тейт-Галери, или посмотреть на витрины магазинов. Особенно ей нравился
Берлингтонский пассаж.
— Пожалуйста, на Бедфорд-сквер, я там выйду, — сказала она, поворачивая
ручку задней дверцы машины. Таксист отреагировал немедленно, ещё до того, как
Эмили занесла ногу:
— Какая сторона Бедфорд-сквер Вам нужна?
— Безразлично, — сказала она расстроенно. С тех пор, как она покинула дом
несколько часов назад, всё шло по плану, хотя она была готова ко всему. И вот
теперь — какая-то нелепость: таксист утверждает, что не существует улицы,
которая на самом деле существует.
— Даже очень не безразлично, черт возьми, простите за выражение, —
пробурчал таксист. — Не знаю, когда вы в последний раз проезжали по Бед- фордсквер, — продолжал он, вкладывая в эти слова весь свой сарказм, — но там
одностороннее движение, все улицы вокруг, чёрт бы их побрал, с односторонним
движением, так что я должен знать, где именно вас высадить.
Она сама изумилась, что её голова — или то, что было вместо головы — ещё
могла соображать.
— На той стороне, что поближе к Тоттнем-Корт-Роуд, — сказала она и подумала:
«Оттуда ближе к Моруэлл- стрит».
— Ага, с запада, — самодовольно буркнул он. — Отлично.
Пока она забиралась в такси, ей казалось, что дверца вот-вот снова вышвырнет
её на тротуар. Неужели всё дело было в настроении, и только поэтому чёрные
лондонские такси казались ей неуклюжими, нелепыми, неудобными и мрачными,
чересчур высокими, а их дверцы слишком маленькими и неподатливыми. Машины
были столь же негостеприимны, как и некоторые водители. Пока Эмили стояла в
очереди и ждала, чтобы какое-нибудь такси смилостивилось над ней, она отметила,
что ни один из водителей не вышел из машины чтобы помочь пассажиру с багажом,
а если кто-нибудь пытался пристроить свой багаж рядом с задним сиденьем,
водитель протестовал и требовал, чтобы багаж поставили спереди — ведь тогда
плата за проезд увеличивалась.
Она захлопнула дверцу, и машина тронулась с места. Они свернули на
Марилебон-роуд. Эмили казалось, что таксист нарочно ведёт машину резко и
небрежно. Её бросало с боку на бок, взад и вперёд в неудобной кабине
прямоугольной формы. На заднем сиденье можно было просто утонуть, так сильно
приходилось откидываться назад. Она либо погружалась куда-то вниз, так что пол
уходил из-под ног, либо кренилась к самому краю сиденья, с трудом сохраняя
равновесие. Эмили решила дать таксисту минимум чаевых. Девять процентов, если
будет мелочь, даже восемь или семь.
Машина обогнула Парк-креснт и поехала вдоль Юстон-Роуд. Движение было не
столь оживлённым, как можно было ожидать. Светофоры почти не задерживали их.
Эмили, как в тумане, отмечала, куда они едут и где сворачивают. Иногда какоенибудь здание или название вызывали у неё воспоминания, но ни о чём другом
кроме «Импи энд Смизерс», передаче рукописи и чёртовом таксисте она не могла
думать. Такси свернуло на Гауэр-стрит, проехало мимо книжного магазина
«Диллоне», здания РАДА [*Королевская академия театрального искусства]. А вот и
Блумзбери! Эмили улыбнулась сама себе, что-то промурлыкала — здесь она
чувствовала себя спокойно. Бедфорд-сквер, знаменитый Бедфорд-сквер. Для неё это
был центр книгопечатания, литературы.
В прежние времена, — когда она была много моложе, — ей тогда было двадцать
или двадцать один — Эмили дважды приходила сюда, чтобы побродить, поглазеть
на таблички с именами издателей, хоть одним глазком заглянуть в окна, да так,
чтобы никто её не заметил и не бросил неодобрительного взгляда. Эмили
наблюдала за женщинами, которые читали сидя в ярко освещённых подвалах, и
чтение — было их хлебом. Перед ними возвышались груды рукописей, горы
самопризнанных шедевров и, конечно, гранки. Она была уверена, что это — гранки.
Она вдыхала воздух, пропитанный, как ей казалось, запахом бумаги или
типографской краски. Эмили загадывала про себя, узнает ли она знаменитых
писателей, заходящих в издательство или покидающих его. Она даже почувствовала
облегчение, не встретив ни одной знаменитости.
Иначе она пришла бы в неописуемое волнение, просто умерла бы от счастья. Что
бы с ней было, если бы она увидела, как Джон Фаулс входит в «Джонатан Кейп» или
Джон Лe Карре в «Ходдер энд Стотон», или Г. Е. Бейтс в «Майкл Джозеф», нет, это
невозможно, увы, он уже умер.
— Вы собираетесь выходить? — повторил таксист, глядя на неё в зеркало. Он
был уже готов взорваться. Она не слышала, когда он обратился к ней в первый раз,
но теперь словно проснулась. От неожиданности Эмили моргнула, слегка тряхнула
головой, взглянула на красные цифры на электронном счётчике и начала искать в
сумке кошелёк. Ей вновь стало не по себе. Когда же она, наконец, избавится от этого
грубияна, символа метрополии?! Надо оставить ему либо щедрые чаевые —
четырнадцать-пятнадцать процентов — либо попросить сдачу. Нет, это
унизительно. Она ни о чём не будет просить его.
— Сдачи не надо, — пробормотала она. Её голос дрожал от напряжения пока она
протягивала деньги сквозь щель в стеклянной перегородке, за которой сидел
водитель. Она вылезла на тротуар, сжимая портфель и сумочку. Таксист что-то
проворчал и, как показалось Эмили, даже не взглянул на деньги, словно ему было
безразлично, сколько ему оставили на чай.
Такси едва успело отъехать от тротуара, как его остановил новый пассажир.
«Вот кто заправляет всем в Лондоне», — подумала она и попыталась выбросить всю
эту чушь из головы.
Эмили огляделась вокруг. Перед ней была элегантная площадь с ухоженными
частными садами посередине. Октябрь только начался, день выдался яркий, свежий.
Воздух будоражил, кружил голову. Где-то жгли опавшие листья, и ветер приносил
приятный запах, похожий на табачный. Да, воздух и впрямь будоражил, словно
Бедфорд-сквер был центром мира. Для Эмили эта площадь и впрямь была центром
мира. День выдался свежим, чтоб не сказать прохладным, и она собиралась
встретиться с лучшим издателем в Лондоне. Эмили не слишком тревожилась о
времени: секретарша Огастуса Чалмерса сказала, что он будет на работе весь день.
Она остановила прохожего и спросила, как пройти на Тоттнем-Корт-Роуд. Она
была почти уверена, что сама знает, как пройти к Тоттнем-Корт-Роуд, но ей было
приятно, чтобы её знание засвидетельствовал лондонец. Прохожий удивился,
улыбнулся, хотя и вполне добродушно, вовсе не иронизируя над ней, мол, как это
она очутилась на Бедфорд-сквер, не зная, где Тоттнем-Корт-Роуд. Впрочем, и не
такое бывает.
— Это за углом, — сказал он, повернувшись назад и показав рукой прямо и
налево, — сверните за угол, и вы уже там.
Ему хотелось спросить, что именно ей нужно на этой грязной безалаберной
улице, но он не решился. Лондонцы, даже издатели, редко вторгаются на чужую
территорию, в чужие мысли и жизнь, если их, конечно, не просят об этом. Он вновь
улыбнулся и зашагал прочь. Ему нужно было успеть в банк, перед тем как
встретиться на ленче с редактором популярного издательства.
Эмили поблагодарила и тоже пошла. Ей было интересно, кем работает этот
человек. Писатели ведь должны интересоваться другими людьми (в этот момент она
исключала таксистов из этой категории). Что ж, возможно, он издатель. Значит, он
мог бы знать, где Моруэлл-стрит. Лондон всё ещё — и она отдавала себе в этом отчёт
— кружил ей голову.
Эмили свернула за угол и интуитивно почувствовала, что перед ней кутерьма и
толчея Тоттнем-Корт-Роуд. Машины шли беспрерывным потоком. Эмили
остановилась возле узкой улочки. Сердце её забилось сильнее, и она сразу подумала,
что это, возможно, Моруэлл-стрит, да нет, почему же «возможно», наверняка.
Она подняла глаза, чтобы найти табличку. Моруэлл-стрит.
Эмили смерила улочку взглядом до самого конца, где стояло здание, отдалённо
напоминавшее вавилонскую башню. Какое разочарование. Эмили и не представляла
себе, что всё это выглядит так жалко. Не удивительно, что таксист и слыхом не
слыхал об этой улице. Это была, или так казалось с северного конца, где стояла
Эмили, более чем скромная улочка. Если её можно было назвать улочкой вообще.
Слева возвышались глухие стены знаменитых зданий Бедфорд-сквер, справа — либо
вовсе ничего, открытое пространство, пустоты, либо глухие стены зданий ТоттнемКорт-Роуд, по крайней мере так решила Эмили. Прямо перед ней, справа, стоял
приземистый, довольно невзрачный дом, ни к селу ни к городу, как пряничный
домик в лесу или телефон-автомат в пустыне, без каких-либо табличек или вывесок
— по крайней мере, с того места, где стояла Эмили, их не было видно. Она пошла по
Мор-уэлл-стрит. Да, у дома был номер, своё число. Сердце её замерло, она всё
отчётливей осознавала, понимала, смирялась с мыслью, что этот дом, эта нелепая
архитектурная шутка, и был издательством «Импи энд Смизерс». Именно благодаря
этому дому так много блестящих романов, сборников стихотворений, пьес,
эпохальных книг увидело свет. да, благодаря этому неприметному дому.
Эмили была настолько потрясена, что могла бы стоять здесь часами. Она бы не
призналась себе, что ожидала увидеть издательство, настоящее издательство, столь
же элегантное, достойное, захватывающее дух, как и издаваемые им книги. Да,
именно такое издательство она ожидала увидеть. Даже не взглянув, вопреки
привычке, на часы, она смело направилась к святилищу.
Сквозь открытую дверь виднелся лестничный пролёт. Она отчего-то
чувствовала себя Рапунсель, поднимающейся на башню, с которой ей уже никогда не
спуститься. У входной двери висела красивая табличка «Импи энд Смизерс»,
издательство, второй этаж». Эмили вошла и тотчас удивилась, что линолеум,
покрывавший пол, был стёртый и стоптанный: того и гляди оступишься и упадёшь.
К счастью, день был солнечный, и в коридоре, несмотря на отсутствие лампочек,
было светло.
Добравшись до верха, Эмили осторожно открыла дверь и вошла в небольшую,
убого обставленную контору. Такой Эмили представляла себе жалкую контору
стряпчего где-то на окраине. Ни романтического ореола, ни портретов писателей, ни
полок, заставленных красиво переплетёнными книгами. Картотеки, груды бумаг на
трёх-четырёх столах, да две машинки старомодного типа. Прямо перед Эмили за
небольшим пультом сидела пожилая женщина со стеклянным глазом.
Она улыбалась Эмили, вполне приветливо и доброжелательно. Эмили овладело
паническое чувство: она не могла разобраться, какой глаз у женщины был
стеклянный, а какой настоящий. Знать это было крайне необходимо, чтобы
обратиться к настоящему глазу. «Чем могу служить», всем своим видом говорила
секретарша.
— Могу я видеть мистера Чалмерса?
— Он пригласил вас прийти сегодня?
— Да, — сказала Эмили, — да. — Она говорила мягко, без всякого напора, но не
сомневаясь в том, что говорит. — Меня зовут Бродхерст, Эмили Бродхерст.
«О Боже, — думала секретарша миссис Керн. — Он снова всё забыл». Только
несколько минут назад он куда-то вышел.
— Пожалуйста, присядьте на минутку.
— Спасибо, — сказала Эмили и села на предложенный стул. Он был окружён,
чуть ли не завален горами гранок, книг, причём Эмили заметила, что некоторые
книги были на иностранных языках.
Миссис Керн прошла через дверь в соседнее помещение, чтобы сказать Магги,
секретарше Огастуса о мисс Бродхерст и о том, что время прихода было оговорено
заранее.
Мейси Керн начала служить здесь ещё с незапамятных времён. Она начинала со
старым Патриком Имни, а Огастус перекупил дело уже в шестидесятых годах. В
издательских кругах поговаривали, что для успеха и процветания «Импи энд
Смизерс» она делала больше, чем сам Огастус или другие служащие. Разумеется, в
этом утверждении не было никакой насмешки над Огастусом. И всё же в этой шутке
была доля правды. Другие издатели завидовали успеху «Импи энд Смизерс». Им бы
тоже хотелось иметь такого секретаря, как миссис Керн.
— Я знаю о ней, — сказала Магги. — Время её прихода не было оговорено. Она
пожаловала со своей рукописью без приглашения. Рукопись я приму.
Миссис Керн проковыляла назад и сказала Эмили, что мисс Демпстер,
секретарша мистера Чалмерса, примет её через минуту. Эмили поблагодарила. Она
ждала, пока её позовут, искоса поглядывая на названия книг.
Неожиданно входная дверь, к которой вели ступеньки, открылась, и в комнату
вошёл Ангус Финдхорн. Она бы узнала его лицо среди тысячи других лиц даже на
улице и уж, конечно, сразу узнала в офисе издателя. Если бы у неё была при себе
одна из его книг, она могла бы попросить автограф!
— Доброе утро, мистер Финдхорн, — сказала миссис Керн. Она бы могла
называть его Ангус, но ей и в голову такое не приходило. Её воспитывали в добрые
старые времена, и такой уж она останется навсегда.
— Мистер Чалмерс ушёл, — сказала она, даже не подумав о том, что её слышит
Эмили.
Хотя слова эти были адресованы Финдхорну, Эмили, воспринимавшая всё на
свой счёт, едва не потеряла сознание. Если бы она стояла, то, пожалуй, просто упала
бы на пол. Её поездка в Лондон оказалась воистину непредсказуемой и — вопреки
желанию — беспокойной. Нет, такого она не ожидала, готовясь к поездке, такое ей и
в голову не могло прийти.
— Но Магги у себя. Я позову её, — сказала миссис Керн Ангусу Финдхорну.
— Не стоит. Я ухожу, миссис Керн. Я говорил Огастусу, что оставлю новый роман
у Магги, чтобы она сняла фотокопии.
— Давненько вы ничего не издавали, мистер Финдхорн, — позволила себе
заметить миссис Керн.
Известный романист улыбнулся. Он был ещё не настолько испорчен успехом,
чтобы не обратить внимания на наблюдательность миссис Керн. В других
издательствах секретарши вряд ли были в курсе дел авторов. Последний роман
Финдхорна вышел три года назад. За эти три года он написал, помимо самого
последнего, ещё парочку романов, но выбросил их в корзину. Даже рукописей не
оставил. Он никогда не печатал под копирку и не сохранял копий. Потому он и
принёс новую рукопись, чтобы снять с неё копии, и отправить их своим издателями
в Америке и Европе. Его последний опубликованный роман «Рыжий сеттер» был
переведён на тринадцать языков.
Он взглянул на Эмили и понял, что не знаком с ней. «Должно быть, подающий
надежды автор», — подумал он. Судя по всему, в руках у неё была отпечатанная на
машинке рукопись.
— Да, — сказал он, переведя взгляд на миссис Керн, — и впрямь давненько.
Совершенно с вами согласен. Надеюсь, это — Огастусу понравится.
Слова Финдхорна прозвучали не совсем искренно. Огастус ничего не знал об
уничтоженных рукописях и вовсе не сожалел о прежних публикациях, скорее
наоборот.
Финдхорн ещё раз улыбнулся миссис Керн и вышел. Не дожидаясь, пока миссис
Керн принесёт ей новую рукопись Финдхорна, в приёмную зашла Магги. Миссис
Керн решила вручить ей рукопись Финдхорна после того, как Магги поговорит с
мисс Бродхерст (кажется, так её зовут. Мейси Керн гордилась тем, что хорошо
запоминала имена).
— Добрый день. Меня зовут Магги. Я секретарь Огастуса.
Эмили поняла, что девушка обращается к ней и улыбнулась.
— Я очень сожалею, но он ушёл на совещание. Если вы оставите рукопись у меня
— это ведь роман, не так ли? — Огастус прочтёт его не мешкая.
Эмили поднялась. «Но я хотела поговорить, кое-что объяснить.» Голос её сник.
Какой ему смысл читать роман, если она не объяснит всего — символики,
литературных реминисценций, временной последовательности. Не то чтобы он сам
не мог разобраться что к чему, понять всю многогранность структуры романа, но
она хотела поговорить с ним лично, с глазу на глаз. Ведь он сам предложил
встретиться, разве нет?
— А можно мне. подождать мистера Чалмерса?
Хотя Магги оставалась вежливой, она явно утратила интерес к Эмили. — К
сожалению, я не знаю, когда он вернётся. Может быть, после ленча.
Это «может быть» пришло ей в голову, — как подумал Эмили, — в последний
момент. Она просто лжёт, — решила Эмили, — конечно она знает, когда вернётся
Чалмерс: до или после ленча. Это уж ясно, что вернётся он после».
— Мы прочтём роман не мешкая и тотчас свяжемся с вами, — сказала Магги,
пытаясь подбодрить Эмили. Она знала, что следует говорить, чтобы избавиться от
подобных авторов. И почему они не пользуются услугами почты?
— «Мы» прочтём, — думала Эмили.
— Что, собственно, она имела в виду, эта выскочка? Или она просто оговорилась,
подразумевая «он прочтёт»? Ведь она-то не будет читать роман. А может, кто-нибудь
со стороны? — Эмили знала, что у издательств есть свои рецензенты, она читала о
них. — Нет, Огастус Чалмерс наверняка прочтёт её рукопись, это уж точно. Она
задумалась. Её уверенность таяла. — Он сказал. нет, это не он, это секретарша
сказала. Магги, что они могли бы встретиться. Она подписала письмо, но разве не он
диктовал? А может, он вовсе не собирается читать её рукопись?
— И когда вы ответите? — спросила она, окончательно теряя уверенность.
— Мы, знаете, сейчас в затруднительном положении. Некоторые сотрудники
болеют, у нас вообще маленький штат. Да и после лета столько рукописей скопилось.
Но, думаю, через семь-восемь недель.
Это был целая вечность, целая вечность.
— Спасибо, — сказала Эмили с чувством благодарности, что кто-то прочтёт её
роман и напишет ей через семь-восемь недель. Она протянула свои бесценные
страницы Магги. В голове промелькнула мысль: а не попросить ли у Магги
квитанции.
— Спасибо, — сказала Магги, — до свидания. — Ей не показалось, что эта
молодая женщина чем-то отличается от других начинающих нетерпеливых авторов.
Она не была чересчур настойчивой или нервной, нет, никаких особых примет. По её
внешности и поведению, по тому, что она была расстроена отсутствием Огастуса
(Эмили считала, что ей удалось скрыть своё разочарование) было трудно судить,
умеет ли она писать.
— До свидания, — сказала Эмили, — спасибо.
Магги исчезла в дверях вместе с детищем Эмили, её жизнью, ею самой. Эмили
постояла секунду, потом нагнулась, чтобы взять уже пустой портфель и сумочку.
— Чтоб оно… — сквозь зубы проворчала миссис Керн, которой понадобился
какой-то адрес в картотеке в дальней комнате. Энергично кивнув и улыбнувшись
Эмили, она вышла. Эмили в самом деле бессовестно тянула время, собираясь с
силами. Мысль о том, что она уйдёт из «Импи энд Смизерс», оставив там свою книгу,
была невыносимой.
Миссис Керн была уверена, что когда она вернётся к столу, Эмили уже не будет.
Мисс Керн предпочитала одиночество, хотя кому-то это могло бы показаться
странным, тем более, что по долгу службы она должна была принимать посетителей.
Одиночкой миссис Керн стала восемь лет назад, после смерти Уолтера.
Ни о чём не думая, Эмили сделала шаг или два к столу миссис Керн, стоявшему у
пульта, взяла рукопись Ангуса Финдхорна и торопливо сунула её в портфель. Затем
вышла через входную дверь «Импи энд Смизерс», стремительно спустилась по
лестнице и оказалась на улице. Вместо того, чтобы свернуть направо к Бедфордсквер, Эмили повернула налево к Тоттнем-Корт-Роуд. Там она на мгновение
задумалась: налево или направо? Наудачу свернула налево и почти тотчас увидела
станцию метро. Нет, добираться до вокзала на такси не было никакого смысла. На
метро ехать столько же или почти столько же и притом дешевле.
На вокзал она приехала за пять минут до отправления поезда. Хотя в её
направлении поезда шли каждый час, этот поезд словно дожидался её.
Она села в пустой вагон первого класса. Такую роскошь она решила позволить
себе, ещё выходя из дому. Она смотрела в окно, думая о своём.
В издательстве Эмили бросилась к рукописи Ангуса Финдхорна лишь с одним
намерением — прочитать её. Но сейчас ей пришло в голову просто уничтожить
рукопись. Понемногу Эмили начинала понимать, что она сделала; даже мысль об
этом ошеломляла и оглушала. Она украла единственный экземпляр. Если его
уничтожить, то книга исчезнет. Да, с его стороны — это просто глупость. Она, в
отличие от него, хранит копии своих романов.
Поезд остановился на какой-то станции, потом бесшумно тронулся с места. Да,
уж её-то романы на самом деле существуют, даже если нового романа Ангуса
Финдхорна нет или не будет.
Она улыбнулась себе, своему призрачному отражению в окне вагона.
Эмили больше не была уверена, что «Импи энд Смизерс» или Моруэлл-стрит
существуют в действительности. «Такой улицы, девушка, нет». Уж таксисты знают
Лондон от и до. Если они говорят, что какой-то улицы нет, значит её нет. А раз
Моруэелл-стрит нет, значит она не могла похитить рукопись Ангуса Финдхорна.
Giles Gordon, 1983
Журнал «Англия» — 1985 — № 2(94)