Как оно все было в действительности более чем 60 лет назад мне не узнать никогда. Много книг, много телеэфиров, много слов и слез. Когда-то каждый из нас узнал об этой войне по-своему. Кто-то из учебников и уроков истории, а кто-то под звук взрывающихся грант, под крики и слезы родных. Для меня главным источником всех событий и переживаний стали слезы бабушки. Точно и не скажешь, когда впервые до меня дошла информация о тех страшных датах. Даже складывается впечатление, что горечь тех лет текла у меня в крови с рождения… Но все-таки я помню тот первый рассказ очевидца. Человека, который смог пережить самое страшное на свете, остался сильным и пронес с собой по жизни единственный девиз «Только не война…». Мы сидели на кухне, в деревне. Я любила спрашивать у бабушки, почему она толком не умеет читать и писать, почему складывает только простые числа. Ведь я еще училась в первом классе, а уже СТОЛЬКО знала. В этот день я получила полнейший ответ на все вопросы. И больше не задавала их. Никогда. По выражению лица бабушки было ясно, что ей бы лучше поговорить о любом другом, самом ненужном, но не о войне. Но видимо воспоминания сами полезли из головы. И она начала рассказ. Было ей 11 лет, сестре 14. Жили они в Белорусской деревне, и попали «под раздачу» первые. О войне никто им никогда не рассказывал, и не говорил как это – видеть смерть. Но тогда не успели спросить о том хотели они того или нет… Отца забрали с первых же дней войны. Остались с матерью. Днем деревню оккупировали немцы, а ночью она наполнялась партизанами. На следующий день все повторялось… В такой битве погорели многие дома, и их дом не оказался исключением и от него остался один подпол. В этом сыром и холодном месте они провели все годы войны. На огороде и вовсе садить было нечего. Мать как могла, пыталась накормить дочерей, зарабатывала горсть крупы - где помогала в поле, где как получится, в общем. Делили кусок хлеба на троих. В вскоре бабушку забрали в плен, посчитали, что для своих 11 лет она была слишком высока. В плену они капали землянки для немцев. Сама она не рассказывала, что творилось в плену, а спрашивать было страшно. Ранней весной почти незнакомая женщина буквально выплакала девочку из плена. И босиком по снегу они возвращались в деревню. Когда вернулась, узнала, что мать глаза проревела. То ли от горя, то ли от слез – она потеряла зрение. Ее серые как небо глаза смотрели в бесконечность, они старались не ловить мой сырой взгляд… Лето пролетало быстрее всего – было сытно, сухо… Часто выручал орешник, ягоды. А вот в нескончаемые зимы приходилось засыпать под настойчивое журчание живота. Но все-таки взял свое злое - мать не дождалась отца с победой, и в начале 1945 года девочки остались одни… Стало еще труднее, казалось, что у войны есть только начало – нет середины, нет конца. Соседи помогали, как могли, но у всех также была семья, поэтому большой помощи ждать не приходилось. Когда она рассказывала, она уже не могла контролировать соленые капли из глаз. И я. Мне, почему то было стыдно плакать... А может я боялась еще больше расстроить бабушку. Я отвела взгляд в сторону. О том, что война закончилась, узнали по приезду отца. Было начало июля, сестры ждали урожая. Это был первый год за всю войну, когда им удалось засадить огород почти полностью. Но отец принял решение ехать на Урал – в деревне оставаться смысла не было, ни работы, ни еды соответственно. Без теплой одежды и обуви, без документов, но с уверенностью в отце они отправились на Средний Урал. Они ехали, уже зная, что место для ночевки будет не холодная землянка, а теплый барак. Мой детский разум произнес в слух вопрос: а правда, что все было черно-белым, как в фильме? Оказалось, все было еще чернее… Молодая девушка не замечала вокруг красок. Ей слишком быстро пришлось вырасти и почувствовать вкус потерь. Война за территорию и власть закончилась, но за еду и одежду продолжалась… В сырости, грязи, работая с утра и до ночи, сестры нацепляли вшей, простуды. Появились проблемы с документами, метрики сгорели еще в самом начале войны вместе с домом… Спустя еще несколько месяцев им все-таки выдали документы. Допустили ошибку в фамилии, перепутали месяц и день рождения, но это было уже не так важно. Куда важнее было знать, что война больше не повториться, что все закончилось… Дальше шли годы, все устаканилось, как будто и не было войны… Она познакомилась с дедушкой, им дали квартиру. Жизнь пошла «послевоенная», по сравнению с той, голодной, она вызывала желание жить. Что касается деда – он никогда не говорил о войне. Казалось, что этого сильного человека ничего не могло сломить. Он только молча слушал бабушкин рассказ. Иногда они вместе обсуждали довоенные годы, но там не было ни слез, ни волнения… Это были добрые воспоминания из детства и юности, с улыбками и спорами. К слову, мой дедушка – мордвин, бабушка – из Белоруссии. Война объединила (странно звучат два слова вместе) два народа во мне… Вот так я узнала, почему читала в 6 лет лучше бабушки, отчего у нее такая любовь к хлебу и ненависть к оружию. В моем рассказе нет дат. Их нет и в памяти бабушки. Когда шла война, все года слились в одну длинную дорогу, про конец которой никто не знал. Пусть это не прочитает массовость. Но это буду перечитывать я. Иногда меня охватывает страх, вдруг эти воспоминания исчезнут из моей головы?.. Вдруг я что-то забуду... Это, конечно, глупый страх, но он есть… Сейчас бабушки нет. Она умирала от жутких болей. Но она НИРАЗУ НИКОМУ не пожаловалась. Она терпела все в себе. Возможно, война дала ей эту силу. Силу, о которой сегодня многие не узнают. Хочется верить, что не узнают. Такую силу может дать только война… Ни книги, ни газеты, ни учебники не смогли связать меня с войной так, как тот рассказ. В детстве каждое 9 мая мы с мамой с нарциссами в руках ходили на площадь и дарили цветы ветеранам. Они добро улыбались, благодарили и желали мира. В том году я решила восстановить традицию, но не нашла на всей площади, среди празднующей молодежи ни одного ветерана… Войны не должно больше быть. Люди ее не заслужили.