Глава вторая - Экономика, социология, менеджмент
advertisement
Глава вторая Современный эволюционизм Развитие идей эволюционизма в буржуазной социологии Проблема социального развития, общественного прогресса являлась и продолжает быть в наши дни предметом самых ожесточенных споров. Если во второй половине XIX в. социальное знание ориентировалось на изучение общественной эволюции, этапов социального развития в значительной мере под влиянием дарвинизма, с одной стороны, и крупнейших представителей философской мысли, в трудах которых нашли обобщенное в той или иной мере отражение известные достижения естествознания и бурные процессы социального и технического прогресса, - с другой, то XX в. принес с собой скептическое и даже нигилистическое отношение западной мысли к идеям социального прогресса. Особенно следует подчеркнуть влияние на социальную мысль XIX в. эволюционной теории Ч. Дарвина. Эволюционистской трактовкой общественной жизни были пронизаны ведущие концепции прошлого столетия. Она характерна для позиций Г. Спенсера, М. Ковалевского и др. Огромное значение дарвинизму придавали основоположники марксизма. Известно, например, что Ф. Энгельс так высоко оценивал теорию эволюции Ч. Дарвина, что даже сопоставлял ее роль для естествознания с разработкой материалистического понимания истории для наук об обществе. С эволюционизмом связаны крупные достижения социологии и этнографии XIX в., например, в изучении форм семьи (Морган и др.), типов культуры, в частности, развития материальной культуры - средств труда и пр. (Тейлор). Однако трактовка проблем социального развития в западной социологии XIX в. была ограниченной, узкой, однолинейной, не 43 учитывающей многообразных возможностей и тенденций социальных процессов. Критика такого примитивного эволюционизма, нашедшая свое выражение в работах Н. Данилевского, О. Шпенглера, Э. Трельча и других, выявила многообразие культурных и социальных форм, их специфику, их несводимость к европоцентристски истолкованной эволюции культур, но вместе с тем привела и к отказу вообще от изучения развития социальных форм, к отказу от признания какой-либо субординации социальных факторов, к объявлению субординации альтернативой их взаимодействию. Но к середине XX в. в буржуазной мысли возрождается интерес к проблемам социального развития. Это связано с целым комплексом причин: с проблемами развития стран, ранее бывших под колониальным гнетом, и с необходимостью найти средства изучения процессов, совершающихся в большом интервале времени, с потребностями философского, социального и экономического прогнозирования и пр. Правда, в западной социологии эволюционизм и ныне оценивается отнюдь не однозначно. Так, известный ученый и философ XX в. Тейяр де Шарден в книге «Феномен человека» заявляет, что эволюционная теория получила всеобщее признание среди современных ученых, так как иначе они просто не могли бы заниматься наукой. Хотя в обосновании прогрессивной направленности эволюции он сам занимает позиции, во многом близкие теологизму, а иногда выдвигает даже теологические доводы, но для нас в данном случае важно подчеркнуть, что он твердо убежден в правильности эволюционизма, стремится построить на его принципах даже философское мировоззрение, несмотря на то, что теологизм приводит его в конце концов к существенным трансформациям эволюционной концепции. В то же время Г. Беккер и А. Босков, характеризуя позиции западных социологов, утверждают нечто прямо противоположное Шардену, а именно, что эволюционная теория в наши дни полностью дискредитирована и отвергнута. Последнее утверждение, правда, не отражает реального положения дел даже в социологии, о чем свидетельствует хотя бы довольно широкое развитие так называемого 1 неоэволюционизма в американской культурантропологии (его известными представителями являются, например, Дж. Стюард, Дм. Шимкин, Л. Уайт, Г. Чайлд), а также в различных теориях экономического роста (У. Ростоу и др.). Кроме того, в последние годы значительный шаг в сторону признания эволюционизма сделан рядом сторонников системного подхода - С. Эйзенштадтом, А. Раппопортом, А. Этциони, П.Л. ван ден Берге и, наконец, Т. Парсонсом. Впрочем, можно предположить, что под эволюционными теориями Бек44 кер и Босков подразумевают различные вариации так называемого социал-дарвинизма, механически переносящего закономерности эволюции живой природы на человеческое общество. Это направление подавляющим большинством ученых действительно признано сегодня несостоятельным, и поэтому не стоит, видимо, здесь обсуждать подобного рода теоретические конструкции (например, взгляды, которые защищает Артур Кейс, казалось бы, выступающий за идею прогресса, но связывающий эту свою позицию с тем, что теория эволюции, как ему представляется, позволяет отождествить конкурентную борьбу с борьбой за существование в природе). Отрицательная оценка эволюционизма все еще доминирует в буржуазной социологии. В этом смысле весьма показательна статья английского автора Дж. Пила «Спенсер и неоэволюционисты». Подвергая обзорному критическому анализу работы наиболее известных неоэволюционистов в свете концепции Спенсера, автор заявляет, в частности, что «социальный эволюционизм был продуктом младенчества социологии»1 и объявляет фундаментальную теорию социальной эволюции невозможной. Таким образом, в современном социальном, да и не только социальном знании на Западе сложились две основные трактовки общественных явлений, два подхода к анализу культуры, социальных институтов и пр. Один из них связан со структурнофункциональным методом, второй - с возрождением на Западе интереса к проблемам социальной эволюции общественного развития, его путей и этапов. Эти два подхода в современной западной социологии как бы взаимодополняющие. Каждый из них акцентирует внимание на одной из сторон сложной общественной жизни, обращает внимание на один из аспектов социальной действительности: либо на функционирование культурной и социальной систем либо на процессы эволюции культурных и социальных форм. В эмпирической социологии, особенно американской, специфика процесса развития и даже фактор времени большей частью вообще не учитываются. Так, в 85% всех исследовательских статей, опубликованных в 1965-1966 гг. ведущими американскими социологическими журналами «American Sociological Review» и «American Journal of Sociology», не учитывается фактор времени и дается лишь нечто вроде «разовой» фотографии2. В теоретической же социологии преобладает структурализм, который делает предметом своего анализа некоторые инвариант45 ные формы культурной и социальной жизни, присущие ей на различных ступенях исторического развития и как бы «всплывающие» в различных оболочках в том или ином виде. Таков, например, подход, характерный для структуралистского изучения мифа К. Леви-Строссом, который ищет абстрактные, универсальные семантические структуры мифа. Структурно-функциональные школы в антропологии и социологии3, См.: «Sociology», Oxford, 1969, v.3, N2, p.188. См.: «American Sociologist», Davis, 1969, v.5, N4. 3 В данном случае мы можем отвлечься от анализа различий между ними. 1 2 2 представленные в работах Б. Малиновского, А. Редклифф-Брауна, в предшествующих современному периоду трудах Т. Парсонса и других, подчеркивают роль законов интеграции, стабильности, равновесия, абсолютизируя законы функционирования социальной системы и предавая забвению законы ее динамики, развития и т.д. Эти направления столкнулись с рядом теоретических и методологических трудностей при изучении изменений не только внутри какой-либо социальной системы, но и при анализе глобальных социальных процессов, приводящих к смене структуры общества, его организации и пр. В этом плане характерен пессимистический вывод Р. Низбета: «Мы не найдем источников изменения в обществе, пытаясь дедуцировать их как фиксированное свойство социальных структур. Изменение так же нельзя вывести из социальной структуры и ее процессов, как эти последние из элементов человеческой психологии»4. В противовес структурализму вновь складывающаяся в западной социологии после сравнительно длительного перерыва эволюционистская линия ставит своей целью проанализировать социальные изменения в большом интервале времени, выявить направление развития экономических, культурных и других систем. Анализируя буржуазную политическую экономию XX в., французский ученый П. Жамс писал: «Современные экономические исследования характеризуются новыми тенденциями. После продолжительных усилий, направленных на изучение основ развития динамической экономики в короткие отрезки времени, экономисты подошли к проблемам экономического роста, представляющего собой логическое завершение всякой динамически развивающейся экономики, что поставило их перед необходимостью исследования явлений длительного характера. Это исследование может быть успешным лишь при условии учета структурных изменений и некоторых факторов психологического и институционального характера, что неизбежно приводит к поискам режима, наиболее бла46 гоприятного для экономического роста, и к проблеме возможных преобразований капитализма»5. Поляризация двух указанных направлений, которая находит свое выражение и в акцентировании на определенных методологических средствах социального знания, и в способе видения социальной реальности, и в идеологической позиции тех или иных ученых, в значительной мере ответственна за то, что внутри западной социологии, как известно, до последнего времени не было общей концепции социальных систем, которая включала бы в себя не только исследование процессов функционирования или процессов развития, а пыталась бы дать теоретический синтез этих двух неразрывно связанных характеристик общественного целого. Правда, за последние годы ряд социологов, стоящих на позициях системного подхода, делают попытки отыскать возможности подобного синтеза. Так, Т. Парсонс опубликовал в 1964 г. статью «Эволюционные универсалии в обществе», которая оценивалась на страницах «American Sociological Review» как «обновление и расширение эволюционной мысли в области социальных изменений»6. Однако, несмотря на несомненное позитивное значение данной разработки Парсонса, пытавшегося подняться над функциональными схемами, не отбрасывая их, вряд ли можно говорить о расширении эволюционной мысли. Следует напомнить, что, как признают многие серьезные исследователи на Западе, в том числе и такие специалисты в области теории систем, как А. Раппопорт, синтез системного и эволюционистского анализа был осуществлен еще 4 Nisbet R.. Social Change and History. N.Y., 1969, p.303. Жамс П. История экономической мысли XX века. М., 1959, с.499. См.: «ASR», 1968, v.33, N3, р.343. «Sociology», 1969, v.3, N2. 6 См.: «ASR», 1968, v.33, №3, p.343. 5 3 К. Марксом. Маркс рассматривает развитие общества как естественный исторический процесс, всесторонне анализируя его как определенным образом организованную систему общественных связей. Структурные элементы этой системы можно было бы назвать при желании и «эволюционными универсалиями». Однако у Парсонса смысл социальной эволюции ограничивается усложнением системы и увеличением ее адаптивной способности, что является сужением представлений об эволюции. К тому же анализ Парсонса направлен в основном назад, а перспективы эволюции социальных систем он, по существу, не касается. Все это, однако, не мешает нам согласиться с оценкой нынешней позиции Парсонса как неоэволюционистской7. Несколько в ином плане предстает попытка синтезировать системный подход с эволюционизмом, предпринимаемая С.Н. Эй47 зенштадтом8, который концентрировал внимание на проблеме дифференциации не в плане механизмов изменения, а в направлении исследования самих процессов путем достижения новых уровней интеграции в социокультурных системах. «...Переоценка эволюционного направления, - пишет он, - возможна на основе системного объяснения процессов изменения внутри общества, процессов перехода от одного типа общества к другому, и особенно ступени или стадии, обнаруживающие некоторые основные характеристики, общие для различных обществ». Его разработка более непосредственно связана с процессами развития, происходящими в современных обществах. Несомненной заслугой Эйзенштадта является то, что он не абсолютизирует роль адаптивной направленности дифференциации, показывая, что последняя при определенных условиях может привести к «регрессии», загниванию и, наконец, к разрушению данной социальной системы. Автор этих положений строит свои рассуждения на актуальном материале современности, выясняя возможные пути эволюции современных обществ, исходя из имеющегося у них исторического опыта и «конкретных контуров системы». Во всяком случае Эйзенштадт обусловливает оценку процессов дифференциации не только адаптивными достижениями, но и определяющими их в конечном счете возможностями, которые она создает для институализации и интеграции социальных структур. Он показывает также, что дифференциация может привести к принципиальной смене социальных и политических структур. Однако характер этой смены не выходит у него за пределы вероятностей детерминированности. Поэтому он склонен говорить о направленной, неслучайной эволюции лишь применительно к конкретным стадиям дифференциации социальных систем. При всей «общности» своей концепции, Эйзенштадт избегает постановки вопроса о направлении социальной эволюции в целом и, анализируя процессы влияния изменений одних элементов системы на другие ее элементы и на всю структуру в целом, крайне нечетко определяет источники самих этих изменений и иерархические связи структуры социальных систем. Можно, наконец, отметить статью П.Л. ван ден Берге «Диалектика и функционализм: к теоретическому синтезу»9. Как утверждает сам Берге, он идет по пути дополнения и уточнения точки зрения Дарендорфа, пытаясь вслед за последним уточнить и дополнить (или ограничить) и функционализм, и диалектику. 48 Надо отметить, что Берге довольно детально анализирует трудности, с которыми столкнулись структурно-функциональные теории и ограниченность функционализма. При этом многие из его критических замечаний (например, недооценка неравномерности «Sociology», 1969, v.3, №2. См., например: Eisenstandt S.N. Social Change. Differentiation and Evolution - «ASR», 1964, v.29, N3, p.375-386. 9 См.: «ASR», 1969, v.34, N5, p.695-705. 7 8 4 конфликта в пользу однородности и постепенности изменений, абсолютизация адаптивных и интегративных процессов) могут быть отнесены и к упомянутой работе Парсонса об эволюционных универсалиях. Однако попытка Берге ограничить и подправить диалектику Маркса выглядит не более чем теоретическим курьезом. Достаточно сказать, что, согласно его утверждению, диалектика Гегеля и Маркса характеризуется однофакторной определенностью и сводит взаимозависимость элементов лишь к конфликтным отношениям. По его мнению, диалектика исключает анализ структур и функций и потому лишь дополняет функционализм. Эти рассуждения Берге, равно как и его попытка позитивного рассмотрения социальной структуры, настолько беспомощны, что не могут быть предметом серьезного разбора. Можно лишь отметить, что его позиция - это не синтез функционализма и диалектики, а несостоятельная попытка освободить функционализм от ставшей слишком явной его ограниченности путем привнесения в него диалектической терминологии, из которой выхолощено ее научное содержание. Переходя теперь к более распространенным западным концепциям, ставящим во главу угла проблемы социального развития и прогресса, нужно отметить большое число направлений, анализирующих экономическое развитие, - так называемые доктрины экономического роста и его стадий. Здесь необходимо назвать работы шведских экономистов - Э. Линдаля, Э. Лундберга и других, которые используют динамические модели и стремятся отказаться от моделей, основанных на понятиях равновесия, взаимозависимости, в пользу моделей, учитывающих каузальные связи при анализе следующих одно за другим социальных явлений. К теориям экономического роста, помимо У. Ростоу, можно отнести концепции английского экономиста Колина Кларка, американского экономиста Э. Хансена и др. В советской литературе уже давалась серьезная критика теории экономического роста У. Ростоу, поэтому не будем останавливаться подробно на этой концепции. Отметим лишь некоторые существенные моменты. Прежде всего, эта концепция была выдвинута как альтернатива марксистской теории исторического развития. Сам У. Ростоу не скрывал этих целей. Он писал, что теория стадий «является попыткой ответить на вызов теории современной истории Карла Маркса». Более того, она сама «призвана 49 бросить вызов марксизму и вытеснить его как метод рассмотрения современной истории»10. Следует далее обратить внимание на то, что всякая теория экономического роста, или развития, предполагает рассмотрение не только экономических, но и внеэкономических факторов. Тем самым из сугубо экономической эта теория превращается в социологическую. Так, например, У. Ростоу включает в условия экономического роста не только накопление капитала, но и такие общесоциальные факторы, как стремление к развитию и использованию научного знания, технические усовершенствования и расширение материальной базы в той или иной социальной системе, потребление и воспроизводство населения и проч. Проблемы экономического развития поставили перед социологами вопрос о судьбе капитализма, об оценке его перспектив и будущего. Антикоммунистическая направленность теории стадий экономического роста находит свое выражение в апологетике капитализма, рассматриваемого как наиболее совершенное состояние общества. Трактовка Ростоу проблем общественного развития тесно переплетается и во многом совпадает с концепцией «единого» индустриального общества. Социальное развитие рассматривается в этой концепции под углом зрения формирования 10 Rostow W. The Stages of Economic Growth. Cambridge, 1960, p.2, 106. 5 специфического промышленного общества, которое объединяет (по мнению Р. Арона, Дж. Гэлбрейта и др.) капиталистическую и социалистическую общественные системы. При всей своей антимарксистской направленности и содержанию эта доктрина не может пройти мимо успехов социалистической системы хозяйства, подчеркивая роль планирования, вмешательства государства в экономическую жизнь и полемизируя с теми, кто отстаивает идеи рыночной модели капитализма. Для концепции единого индустриального общества характерен технологический детерминизм, стремление вывести из технологических структур - развития промышленности — все общественные явления, непонимание самой сути коренных различий между социальными структурами капитализма и социализма. Еще одной сферой возрождения интереса к проблемам социальной и культурной эволюции является культурная антропология, тесно связанная с социологией. В современной американской антропологии и социологии возникло целое течение - неоэволюционизм. К нему принадлежат Лесли Уайт, Дж. Стюард, Дж.П. Мердок и др. Остановимся на взглядах Л. Уайта, который, как известно, испытал большое влияние марксизма. Культура для Л. Уайта – это 50 способ овладения миром, регулирования естественных процессов, их преобразования, который осуществляется с помощью символов. Среди различных компонентов культуры решающее значение он придает материально-технической культуре. Это, по словам Л. Уайта, базис, на котором покоится вся культура и который определяет ступень и социальной, и интеллектуальной, и духовной культуры. Однако в отличие от марксизма он защищает вульгарно-материалистический взгляд «технологического детерминизма», согласно которому социальный, интеллектуальный и духовный аспекты культуры являются просто отражением материально-технического базиса. Эти идеи излагались Уайтом еще в начале 30-х годов11 и нашли в дальнейшем свое развитие в его книге «Эволюция культуры» (1959), где отводится решающее место усовершенствованию средств труда, приложению науки в развитии всей культуры. Здесь он вычленяет четыре подсистемы культуры: технологическую, социальную (отношения между людьми, экономические, политические системы, системы родства и т.п.), идеологическую (верования, идеи), поведенческую. Другой представитель неоэволюционизма в культур антропологии Дж. Стюард проводит мысль о многолинейности эволюции. К слову сказать, эта мысль является одной из центральных в современном дарвинизме. И.И. Шмальгаузен, например, пишет: «Во всех тех случаях, когда известен достаточно полный ископаемый материал, можно установить, что эволюция шла не по одному пути, а по многим, частью расходящимся, частью параллельным, направлениям»12. Дж. Стюард фиксирует существование разных уровней культуры, различающихся качественными формами интеграции. Причем важное место среди причин многолинейности культурной эволюции он отводит экологическому приспособлению к внешней среде, к разнообразным природным условиям. Наконец, Дж.П. Мердок акцентировал внимание на выявлении законов развития социальной организации. С этой целью он детально проанализировал 447 различных обществ, выявляя общие и специфические черты их структур 13. Как явствует уже из этого краткого обзора, круг сторонников эволюционизма сегодня не так уж узок. Надо, однако, отметить, что буржуазных неоэволюционистов весьма затруднительно объединить в единое теоретическое на51 Уайт Л. Эволюция культуры и американская школа исторической этнологии. – «Советская этнография», 1932, №3. 12 .Шмальгаузен И.И. Проблемы дарвинизма. Л., 1969, с.402. 13 См.: Murdoch J. Social Structure. London, 1949. 11 6 правление, поскольку между ними не существует единодушия в определении существа таких узловых понятий, как «развитие» «эволюция» и «прогресс», и их соотношения. Эволюция или прогресс? Внутри западной социологии, как мы видим, ощущается интерес к проблемам эволюции культурных и социальных форм, к выяснению отношений эволюции, развития и изменения, к анализу социального прогресса. Характерно, однако, что даже те авторы, которые считают возможным говорить об эволюции, развитии, кумулятивном процессе и т.д., занимают скептическую позицию в отношении идеи прогресса. В «Международной энциклопедии общественных наук»14 нет даже специальной статьи «Прогресс». Упоминание же этого термина в статье «Эволюция» сопровождается критическим замечанием о «моралистическом тоне», прогрессизма, причем это переносится не только на «линейные»; концепции XIX в., но и на марксистскую диалектику. Это явно не соответствует истине. Правда, некоторые авторы готовы, по-видимому, признать принципиальную допустимость обоснования идеи прогресса. Морис Гинсберг, например, писал, что «прогресс в области социального развития должен главным образом оцениваться стадией развития знаний о природе и проникновения в природу человеческих потребностей, ценностей и возможностей, а также степенью, до которой эти знания и проникновение используются в; управлении человеческими делами»15. Однако при этом Гинсберг опускает тот факт, что благодаря К. Марксу такое «распространение» уже осуществлено. Вместе с тем сам Гинсберг понятия закономерности и закона считает возможным не выводить из самой социальной действительности, а привносить в нее. Поэтому он, как Бертран Рассел, Дж. Бэри и многие другие западные авторы, определяет прогресс лишь с этически-оценочной точки зрения. Иначе говоря, под прогрессом они понимают такой ход изменения явлений, который считается желательным и необходимым, исходя из определенных ценностей; словом, прогресс - это рассмотрение социальных процессов с точки зрения этического идеала. А. Кребер считает, что прогресс - это рассмотрение изменений с какой-то внешней точки зрения, и потому это понятие, по его 52 мнению, всегда несет печать эгоцентризма. Точка зрения прогресса предполагает наличие некоторых ценностей, с позиций которых оцениваются изменения. Понятие «социальное изменение», согласно А. Креберу, более нейтрально и может служить средством этнографического и социологического изучения различных обществ. По Дж. Бэри, идея прогресса содержит в себе суждение ценности, которая в истории как в генетическом процессе не содержится. По мнению перечисленных авторов, идея прогресса тем и отличается от идеи эволюции, что в первой присутствует элемент оценки, а вторая означает процесс изменения независимо от всякой оценки; здесь оценочный момент отсутствует. «Прогресс состоит в движении по направлению к «разуму и справедливости»16. Но этот общий оценочный смысл всякой теории прогресса интерпретируется с самых различных точек зрения, ибо вообще западная общественно-философская мысль, категорически отклоняя, как правило, всякий монизм, откровенно плюралистична в своей основе. Это проявляется в декларировании тезиса о закономерности (и необходимости) самостоятельных детерминант и «слоев бытия», в конвенционалистском принципе о возможности множества изоморфных построений, в утверждении о необходимости не «устанавливать 14 International Encyclopedia of the Social Sciences. D.Z. Sills (Ed.). N.Y., 1968. Ginsberg M. Social Evolution. - In: Darwinism and the Study of Society. A Centenary Symposium. Chicago, 1961, p.121. 16 Ginsberg M. Ibid., p.115. 15 7 запреты, а достигать соглашений» (Р. Карнап), в том, что абсолютной истины никогда и никому не будет дано, ибо каждый из нас видит историю, «находясь в ней самой, а не из точки, находящейся вне ее» (К. Ясперс)17, и т.д. и т.п. Отсюда - не только разнообразнейшие толкования понятия «прогресс», но и довольно частые противопоставления его «эволюции». Сама «эволюция» трактуется то как «развитие», то как «переход», а чаще просто как «изменение». Вместе с тем понятие «эволюция» предполагает раскрытие «хода истории» и его основной природы. Вот что пишут авторы одного популярного американского труда по социологии: эволюция «выражает серию связанных друг с другом изменений в какой-либо системе. Речь идет об объективном положении, которое не оценивается как хорошее или плохое. В противоположность этому прогресс означает изменение к лучшему. Прилагательное «лучшее», несомненно, подразумевает оценочное суждение»18. Следует, очевидно, напомнить, что любая констатация любых фактов, - разумеется, в первую очередь имеются в виду те, кото53 рые относятся к сложным процессам, - с необходимостью включает в себя интерес к этим фактам, т.е. в конечном счете оценочный момент. Оценки социальных явлений, ценностные суждения сопряжены, как правило, с социальным положением, позицией оценивающего субъекта, его представлением об общественном идеале. Поэтому указанное обстоятельство не может быть выдвинуто в качестве достаточно убедительного опровержения возможности и, более того, необходимости, чтобы вопрос об общественном прогрессе явился предметом объективной социологической науки, и не доказывает, что он относится к области сугубо релятивных, чисто субъективных оценок. Вообще говоря, сама оценка вовсе не исключает принципиальной возможности того, что в ней отражено объективно истинное содержание. Все сказанное отнюдь не означает того, что мы отождествляем понятия «социальная эволюция», «общественное развитие» и «прогресс». Эволюционное развитие с точки зрения марксистской социологии вызывает прогресс, но не сводится к нему, поскольку является более широким и включает в себя все изменения, происходящие в обществе как периода восходящего, так и нисходящего развития, а также в такие моменты, когда история, по выражению Гегеля, «не продвигалась вперед». Понятия «прогресс» и «общественное развитие» могут совпадать лишь в плане направленности общественного движения. Но последнее содержит также моменты регресса даже тогда, когда общество развивается по восходящей линии. Прогрессивное развитие системы не исключает, а, наоборот, предполагает регресс тех или иных отдельных ее элементов и связей, поскольку прогресс выступает обязательно и как отрицание сущего. Именно это имел в виду К. Маркс, когда отмечал: «Вообще понятие прогресса не следует брать в обычной абстракции»19. То же самое подчеркивал и В.И. Ленин. Он писал, что «представлять себе всемирную историю идущей гладко и аккуратно вперед, без гигантских иногда скачков назад, недиалектично, ненаучно, теоретически неверно»20. Возможность регресса заложена в противоречивости самого исторического процесса. Поэтому разложение тех или иных социальных явлений и связей не нарушает, как подчеркивал Ленин, поступательного хода истории. Научный анализ социального развития предполагает разностороннее рассмотрение исторического процесса во всей сложности взаимодействия различных компонентов социальной структуры, 54 17 Jaspers K. Die grossen Philosophen, Bd.1. München, 1957, S.8. Ogburn W., Nimkoff M. Sociology. Boston. 1950, p.573. 19 Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т.12, с.736. 20 Ленин В.И. Полное собрание сочинений, т.30, с.6. 18 8 их детерминации и осуществления обратных связей. Поэтому марксистская социология исследует общество не только с его процессуальной стороны, но включает в качестве необходимого компонента своей теории исследования различных элементов социальной структуры и законов их функционирования. К. Маркс в «Капитале» и В.И. Ленин в произведении «Развитие капитализма в России» исследуют не только процессы, происходящие внутри той или иной формации, ведущие к радикальной смене экономических, политических структур и т.д., но и функционирование социальных институтов и механизмов. Методологические и теоретические основы марксистской социологии предполагают не разрыв и не абсолютизирование какой-либо одной стороны социальной жизни, а стремление понять ее как целостность, как сложную органическую систему, находящуюся в постоянном изменении и развитии. Именно такой подход, на наш взгляд, является научным и конструктивным. Поэтому стремление ряда ведущих социологов Запада преодолеть односторонность и ограниченность структурнофункционального метода, возрождение у них внимания к динамике социальных систем и в этом смысле определенный их шаг в сторону позиции марксистской социологии не может не вызывать известного удовлетворения, даже если эта тенденция еще недостаточно четко и последовательно выражена и даже если при этом не признается или игнорируется приоритет в данном вопросе марксизма. В то же время необходимо подчеркнуть, что именно марксизму принадлежит заслуга научного выяснения и обоснования объективного критерия общественного прогресса. Именно это прежде всего делает позицию марксизма последовательной и адекватной историческому процессу. Марксистское понимание прогресса основывается на материалистическом понимании истории. Маркс считал, что объективный критерий прогресса следует искать в материальной основе. Правда, сторонники теории стадий экономического роста также кладут в основу своих концепций развитие производительных сил. Однако, например, У. Ростоу или Ж. Фурастье считают, что это развитие и связанный с ним рост производительности труда автоматически ведут к разрешению противоречий общественной жизни в капиталистическом мире, т.е. стоят на позициях того самого жесткого «оптимистического детерминизма», который многие сторонники традиционного структурнофункционального метода пытаются приписать марксизму. Кроме того, для подобных концепций характерна неправомерная попытка рассматривать прогресс всего лишь как ступень циклического развития. И, наконец, среди западных социологических концепций распространена связанная с позитивистской философией, с одной стороны, и с гос55 подством эмпиризма - с другой, точка зрения, согласно которой прогресс в области науки и техники, являющийся чересчур явным, чтобы его можно было сегодня отрицать, никак не связан с прогрессом в области социокультурных явлений и, более того, противоположен им. Наконец, говоря о позиции неоэволюционистов, в частности, о концепции Парсонса, приходится отметить, что его эволюционные универсалии, хотя и предполагают известную иерархию в развитии структурных элементов системы, но не дают четкого представления об источнике этого развития, о том, что же лежит в основе социальной эволюции. С точки зрения марксистской социологии прогресс предполагает поступательное развитие, иерархичность определяющих его факторов и необходимость определенного характера предшествующего развития при значительном многообразии его форм. Совершенствование средств и организации труда обеспечивает рост его производительности, что, в свою очередь, влечет за собой совершенствование человеческого элемента производительных сил, меняет существующее общественное разделение труда. Все это находит свое отражение в изменении социальной структуры, 9 социальных и политических институтов, в расширении объема и обогащении содержания человеческих потребностей и способов их удовлетворения и т.д., т.е. ведет к трансформации социальной организации, образа жизни, культуры и быта. Естественно, что более высокому уровню развития производительных сил соответствует и более сложная форма производственных отношений и общественной организации в целом, хотя и тут не может быть автоматизма и абсолютной взаимосвязи. В отдельных случаях прогресс может сопровождаться упрощением (например, «очищение» классовой дифференциации от сословных и патриархальных личностных наслоений при переходе от феодализма к капитализму), а усложнение может быть связано с регрессом. Согласно теории исторического монизма степень овладения обществом стихийными силами природы, выражающаяся в росте производительности труда, степень освобождения общества из-под гнета стихийных общественных сил, развитие личности, освобождающейся от порабощения, социально-политического неравенства и т.д., - вот наиболее общие показатели исторического прогресса. В докоммунистических формациях, первоначально вследствие низкого уровня развития производства, а в дальнейшем также из-за частной собственности на средства производства, одни элементы социального целого систематически прогрессируют за счет других. Прогресс техники и развитие общественного разделения труда колоссально повышают его производительность, но оборотной стороной этого является превращение человека в частично56 гo работника, рост отчуждения и эксплуатации. В эти эпохи общественный прогресс можно в известном плане сравнить с прогрессом в живой природе, поскольку он идет в направлении адаптации человека к стихийным (естественным и социальным) силам. Прогресс как там, так и тут закрепляет одно направление, тем самым исключая другие, так как связывается с социально закрепляемой специализацией, не подчиненной сознательному и планомерному воздействию общественного целого. Здесь социальные силы действуют стихийно, практически не контролируются человеком. Между тем, говоря о социальной эволюции, мы имеем в виду такое преобразование социальной системы, которое направлено на сведение к минимуму стихийного воздействия как природных, так и общественных факторов. Социальная эволюция отличается от биологической как раз тем, что человек не только адаптируется к среде, но и адаптирует среду к собственным нуждам и потребностям. В процессе своей деятельности человек изменяет мир и самого себя. (Следует здесь заметить, что Парсонс понимает адаптацию широко, включая в нее и адаптацию среды к системе, называя ее «активным контролем». Однако, поскольку он не упоминает об объективных закономерностях общественного развития и их познании, это его положение остается без логического завершения, так как «активный контроль» либо оказывается слишком абстрактным, либо, напротив, имеет лишь ограниченный смысл и локальное применение.) По мере своего развития человек все больше познает природу и своей деятельностью расширяет мир социального общения, культурных образцов, продуктов исторической деятельности людей. Тем самым место приспособления к естественному миру, который теперь человек все в большей степени приводит в соответствие со своими потребностями, занимает приспособление к социальному миру, законы которого в течение многих тысячелетий продолжают действовать не менее стихийно, чем законы природы. Законы биологической эволюции человека вместе со становлением человеческого общества перестали играть определяющую роль, поскольку человек создал орудия, средства труда, делающие его относительно независимым от изменений естественной среды. Его приспособление к естественной природе не вообще прекратилось - оно приняло принципиально иное, чем в животном мире, направление: освобождение от ее 10 господства путем познания и использования сил самой природы, путем превращения этих сил в собственные силы человека. Этим, в частности, доказывается, что отличие социального от природного вовсе не означает «внеестественность» или сверхъестественность социальной 57 природы. Социальное развитие выступает как естественноисторический процесс. В отличие от растительного и животного мира, где достижение оптимума в адаптации к условиям среды, т.е. наиболее совершенная специализация (как форма приспособления) приводила к тупиковым ветвям эволюции и часто к гибели вида, поскольку он оказывался наименее приспособленным к адаптации в случаях изменений естественных условий, т.е. недостаточно гибким, приспособление человека к человеческому миру в условиях специализации, именно в связи с прекращением определяющего воздействия биологической эволюции, не связано с естественным отбором, т.е. в принципе не закрепляется наследственно. Если в органической природе преемственность структуры обеспечивается благодаря функционированию особых (генетических) систем в организме, то в общественном процессе функции хранителя и передатчика информации выполняют специфические социальные образования - вся совокупность исторически развивающихся форм хранения знаний, учений, традиций, обычаев, норм поведения людей, которая может быть охарактеризована как «культурная система». Диалектико-материалистическая социология отнюдь не игнорирует, как ей это пытаются приписать многие ее противники, активную роль человека и его сознания в историческом развитии, а, напротив, научно обосновывает действенный, преобразовательный, предметный характер этой активности. Именно Марксу принадлежит тезис о том, что от объяснения мира необходимо перейти к его преобразованию. Ему в принципе чужд взгляд на историю как на фатальнопредопределенный процесс и на человека как простую функцию объективных исторических сил. Социальная среда (обстоятельства, условия) не играет, подобно естественной среде по отношению к органической природе, активной роли вне человеческой деятельности в исторической эволюции, поскольку, как уже сказано, сама эта среда, эти условия и обстоятельства есть деяние человека. Обстоятельства, пишет Маркс, в такой же степени творят человека, в какой человек творит обстоятельства. Мир, окружающий человека, «историческая природа и природная история»21. «История, - писал Маркс, - не делает ничего... Не «история», а именно человек, действительный, живой человек - вот кто делает все...»22 Однако эта живая деятельность до тех пор, пока социальные 59 законы действуют стихийно и человек вынужден приспосабливаться к машине, не является в полной мере свободной деятельностью. Она подчинена внешней необходимости борьбы за существование (которая, однако, как мы видим, носит совершенно иной, чем в природе, активный характер, проходит через сознание). Живой труд, иначе говоря, подчиняется мертвому труду, человек адаптируется к машине. Несмотря на то, что инженерная психология, например, занимается сейчас изучением проблемы приспособления техники к человеку, это приспособление пока что есть лишь один из путей приспособления человека к обслуживанию этой техники, поскольку речь идет о механической репродукционной деятельности. И это свидетельствует о том, что 21 22 Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т.3, с.43. Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т.2, с.102. 11 человеческое общество стоит в своей эволюции лишь на пути к раскрытию своих сил в их природной универсальности, всеобщности, на пути, который неизбежно принимает форму отрицания его сегодняшнего состояния и его сегодняшней деятельности. Преобразующая (адаптирующая) деятельность человека лежит в основе того, что социальный прогресс носит непреходящий характер, ведет не ко все более жесткой регламентации, а ко все более полной свободе. Разумеется, процесс общественного развития нельзя представлять в виде четко разграниченной смены одной социально-исторической формы другой. Эволюционные процессы вообще отнюдь не носят однолинейного и однородного характера и не всегда с необходимостью являются прогрессивными. Общество имеет сложную структуру, и взаимодействие ее элементов характеризуется неодносторонней направленностью. Здесь постоянно действует принцип обратной связи. Жесткий однолинейный детерминизм, который нередко приписывают марксизму, на самом деле совершенно чужд ему, противоречит самой сути позиции научной социологии. Социальное развитие осуществляется не только не прямолинейно, но включает в себя и попятные движения. Марксизм, фиксируя сложность социального целого, выявил различные компоненты внутри этой целостной системы - экономический базис, политическую и идеологическую надстройки и пр. Вместе с этим он впервые обратил внимание на неравномерность развития отдельных компонентов общественного целого, показал, что в условиях антагонистических общественно-экономических формаций не может быть равномерного развития всех компонентов социальной системы. История свидетельствует о том, что экономическая отсталость некоторых стран часто сопровождалась их быстрым культурным развитием (например, Россия 60-х годов прошлого века), что экономическая развитость определенных стран не всегда неизбежно связана с политической развитостью и культурным про59 грессом. Таким образом, исторический монизм отнюдь не исключает признания разностороннего взаимодействия различных факторов общественной жизни и того, что при конкретном рассмотрении тех или иных социальных феноменов и процессов решающим может оказаться не экономика. Марксизм отрицает лишь противопоставление координации этих факторов их иерархической субординации, которая проявляется в конечном счете. Как подчеркивал Энгельс, экономическая необходимость пробивает себе дорогу через массу случайностей и лишь в конечном счете определяет характер функционирования и развития социального целого. Если не сбрасывается это определяющее в конечном счете влияние экономики, то марксистская социология вовсе не исключает многообразия и возможности выбора, сопоставления и качественного сравнения разных путей общественного развития. Более того, марксистское требование конкретно-исторического подхода к любому социальному явлению или процессу предполагает такое многообразие неизбежным. Принцип повторяемости в истории отнюдь не означает калькирования социальных ситуаций в различных общественных системах. Выдвинув в качестве основного критерия общественного прогресса развитие производительных сил и прежде всего человека, марксизм отнюдь не исключает того, что внутри компонентов социальной системы могут существовать свои специфические критерии прогресса. Так, критерием развития техники на тех или иных ее этапах могут служить экономическая рентабельность ее применения, эффективность осуществления технических преобразований и пр. Свои имманентные критерии культурного прогресса можно вычленить и внутри ряда областей культуры, например, науки, искусства и т.д. Наличие такого рода имманентных, относительно самостоятельных критериев развития уровней социальной системы еще более подчеркивает значимость единого, общего критерия общественного прогресса. 12 Только на этой принципиальной основе и представляется возможным научное рассмотрение и объективная оценка существующих эмпирических моделей социального развития. При этом, разумеется, необходимо сразу же оговориться, что обсуждение данной проблемы предполагает детальное и основательное знание не только выводов и гипотез, характерных для современных теорий об обществе, но и тех реальных трудностей и проблем, с которыми столкнулись многие страны, вступившие на путь интенсивного социального развития и в своих специфических условиях ищущие пути наиболее эффективного движения к лучшему будущему. Не случайно одним из основных факторов, давших толчок 60 появлению неоэволюционистских концепций, явились именно проблемы развивающихся стран. Только по мере обобщения всего громадного социального опыта индустриальных стран, и в том числе опыта социалистических государств по переустройству социальных отношений, всей общественной структуры, а также опыта развивающихся стран в социологической теории появляются вполне достоверные модели социального развития. Проблемы социально-экономического развития Социологический анализ общественного развития предполагает изучение развития различных компонентов социальной системы, многообразных подсистем социального целого. Поскольку прогресс в области науки и техники сегодня наиболее очевиден и вызывает наиболее конструктивные изменения, постольку, вне зависимости от имеющихся расхождений в представлениях о структурных конфигурациях социальных систем и об иерархии и характере взаимозависимостей различных структурных элементов, целесообразно, видимо, прежде всего обратиться к анализу проблем развития техники и науки. В этой сфере эмпирические модели развития могут сыграть важную роль для выявления специфических средств прогнозирования технического и научного прогресса. Обратимся к проблеме прогнозирования, так как именно она, как представляется, дает наибольшие возможности для анализа социологического подхода к проблеме изменений в большом интервале времени и выяснения направления эволюции и развития социальных систем. В.И. Ленин писал, что «экономист всегда должен смотреть вперед, в сторону прогресса техники, иначе он немедленно окажется отставшим, ибо кто не хочет смотреть вперед, тот поворачивается к истории задом: середины тут нет и быть не может»23. Эти слова относятся не только к экономистам, но и к социологам. Надо отметить, что ныне достигнуты определенные успехи в прогнозировании перспектив научно-технического прогресса и возрастает точность этих прогнозов. Так, в 1959-1960 гг. были предсказаны достижения, которые сейчас уже осуществлены. Например, на начало 60-х годов были предсказаны создание ускорителя мощностью 25 мэв, хирургические операции с использованием искусственного сердца, связь через спутники, создание судна с атомным двигателем. Было предсказано к середине 1960 гг. и достигнуто создание вертикально взлетающего самолета, спутника с человеком на борту, газовой турбины на автомобилях и т.д. 61 Успехи, достигнутые в прогнозировании научно-технического прогресса, объясняются в определенной степени и построением моделей развития техники, повышением эффективности методологических средств прогнозирования. Известно, что в прогнозировании научно-технического прогресса применяются различные методы: методы экспертных оценок («мозговая атака», метод Дельфи), прогнозирование на основе 23 Ленин В.И. Полное собрание сочинений, т.5, с.137-138. 13 качественно-количественного анализа динамики выдачи патентов, на основе теоретикоинформационного анализа патентов, с помощью различных форм экстраполяции и т. д. Серьезные достижения существуют в построении моделей экономического развития. Не касаясь подробно этой специальной области, упомянем лишь некоторые экономические модели, которые пытаются преодолеть односторонность теории экономического равновесия и выявить динамику развития. Помимо моделей, представленных шведскими экономистами, надо упомянуть модель «затраты - выпуск» американского экономиста В. Леонтьева, совокупность моделей и методов теории оптимального планирования, успешно разрабатываемых советскими экономистами - ныне покойным академиком В. Немчиновым, В. Канторовичем, В. Новожиловым и др. Следует обратить внимание на то, что создание такого рода моделей столкнулось с рядом теоретических трудностей. Прежде всего построение динамических моделей не может основываться на простой экстраполяции из прошлого, а должно предполагать осмысление потребностей и тенденций будущего развития. Эта трудность отмечается в экономической модели прогнозирования экономики Англии, предложенной Р. Стоуном и Дж. Брауном: «Важно постоянно иметь в виду, что связи и коэффициенты моделей должны быть ориентированы на будущее, а не на прошлое и настоящее. Не похоже, чтобы любая чисто эконометрическая техника, базирующаяся на анализе прошлого промышленности, могла нас целиком удовлетворить. В этой связи мы в особенности подчеркиваем необходимость кооперации исследовательских усилий экономистов, статистиков и инженернотехнического персонала»24. Другая трудность состоит в том, что изучение экономического развития предполагает анализ множества переменных - проблем народонаселения, его роста и миграции, развития образования, изменений в уровне жизни и потреблении и т.д. Теории, анализирующие экономическое развитие, не могут ограничиваться построением моделей лишь на одном экономическом показателе 62 уровне инвестиций, капитальных вложений и пр., а должны включать ряд взаимосвязанных переменных, оказывающих существенное влияние на развитие экономики. Причем построение такого рода моделей должно учитывать своеобразие социального положения стран, вступивших на путь интенсивного общественного развития. Приведем один пример. Перед развивающимися странами встает сейчас трудная проблема - обеспечение занятости населения. Чистый прирост трудоспособного населения в 1970-1980 гг. составит 280 млн. человек, в том числе 226 млн. в развивающихся странах. Следовательно, должно быть трудоустроено почти четверть миллиарда человек, причем больше чем для половины из них надо создать новые рабочие места. Эти страны не в состоянии сейчас применять современную технику. Дешевизна рабочей силы и необходимость обеспечения занятости столь большого числа людей порождают парадоксы социального развития, приводят, в частности, к тому, что в этих странах эффективнее применять так называемую промежуточную технологию - это в 150-200 раз дешевле применения современной технологии. Перед социологами стоит сложная и многогранная проблема исследования путей перехода освободившихся стран на путь развития своей экономики, их индустриализации, урбанизации, изменения всего образа жизни. Традиционный способ производства претерпевает радикальные изменения при индустриализации этих стран. К. Маркс писал: «Чем дольше сохраняются традиции в самом способе производства (а в земледелии традиционный способ держится долго, еще дольше он удерживается при характерном для Востока сочетании земледелия и промышленности), т.е. чем меньшим изменениям подвергается действительный процесс присвоения, тем устойчивее старые формы 24 Stone R., Brown J. Future in Figure, v.1. Amsterdam, 1962, p.309. 14 собственности, а следовательно, и община вообще»25. Следовательно, индустриализация приводит к существенным модификациям всей социальной структуры, к ломке старых и к созданию новых форм социальной связи. Переход этот осуществляется в различных условиях, которые необходимо учитывать при построении различных эмпирических моделей индустриализации. Следует отметить и то, что по причинам колониальной эксплуатации в развивающихся странах рост обрабатывающей промышленности значительно отставал от роста добывающей. При построении общей теории индустриализации и ее эмпирических моделей необходимо учитывать не только особенности структуры промышленности этих стран, но и возможные источники капиталовложений (внешние или внутренние), оказание помощи со стороны развитых стран и т.д. 63 Еще одна важная проблема социального развития, которая требует своего обсуждения и эмпирической интерпретации, - проблема урбанизации. Процесс урбанизации происходит ныне весьма интенсивно не только в развитых обществах, но и в развивающихся странах. Урбанизация тесно связана с развитием промышленности, хотя ее нельзя объяснить только этим. Здесь существует многообразие факторов, которые еще требуют своего тщательного научного анализа. Социология не может проходить мимо этих весьма значительных процессов, оказывающих большое влияние на всю социальную жизнь. Она должна представить работающие, эффективные модели развития города, в эмпирической форме представить процесс урбанизации. И, наконец, следует сказать о проблеме прогнозирования и оценки тенденций современного образования, потребностей в кадрах того или иного профиля, профессий как промышленных, так и научных. Опять-таки это многогранная проблема, при изучении которой необходимо учитывать не только имманентные потребности науки, промышленности и т.п., но и реальные возможности тех или иных стран, уровень их экономического развития, возможности вложения капиталов в развитие образования и науки. К сожалению, в этой области достижений меньше, чем в остальных. Анализ потребностей в кадрах того или иного профиля, создание эмпирических моделей развития образования и его различных видов - профессионального, среднего, высшего, моделей, учитывающих множество факторов, - одна из насущных задач современной социологии. Представляется очевидным, что к какой бы области жизнедеятельности современного общества мы ни обратились, какие бы локальные или глобальные проблемы ни рассматривали, построения эмпирических моделей социального развития с необходимостью должны, во-первых, учитывать всю сложную взаимосвязь социальных явлений и процессов в их переплетении и, во-вторых, исходить из субординации факторов, образующих эту взаимосвязь, в основе которой лежат, с одной стороны, решающие тенденции современной научно-технической революции, втягивающей так или иначе в орбиту своего действия все страны мира, и, с другой, - социально-экономическое развитие каждой страны в ее взаимодействии с другими государствами. Именно в этом направлении ведут поиск западные социологи (Парсонс, Эйзенштадт, Этциони и др.), предпринимающие, как уже отмечалось, попытки синтезировать системный подход с эволюционизмом. Однако и набор факторов или эволюционных универсалий, равно как и последовательность их анализа, претендующая на латентно выраженную субординацию их, вызывают серьез64 ные возражения. Очевидно, не случайно эти концепции в основном обращены в прошлое, а будущее предстает в них лишь как экстраполяция определенных тенденций прошлого. 25 Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т.46, ч.I, с.484. 15 Каковы бы ни были сегодня конкретные пути эволюционного развития народов разных стран, генеральное направление социального прогресса в наши дни лежит через современную научно-техническую революцию к освобождению человека от всех сковывающих его пут, к расширению и углублению творческих функций, выполняемых человеком. Это предполагает качественное изменение соотношения законов функционирования и законов развития общества. После первой промышленной революции, как известно, законы развития оказались присущими самим законам функционирования социального целого (разумеется, речь идет о тех странах, которые были охвачены этой революцией), в то время как до этой революции для внутренней жизни каждого конкретного социального организма характерна доминирующая роль законов функционирования и воспроизводства системой своей собственной структуры, а изменение и развитие происходят под действием всеобщего. Такая трансформация в соотношении законов функционирования и развития вносит принципиальное изменение в сам механизм действия эволюционных закономерностей. (Заметим, что данные современной биологии позволяют некоторым ученым утверждать, что господствующее представление о невозможности эволюции самих эволюционных законов в органическом мире также не является истинным.) Именно с возникновением крупного машинного производства начинает в полную меру проявляться преимущество его универсальности, которым он обязан тому, что его адаптированность и специализация не закрепляются наследственно. Однако, выявив указанное изменение в соотношении развития и регламентации социальной жизни, К. Маркс вместе с тем показал, что и при капитализме, в этих новых условиях, чем больше развивается общество в целом, тем в более бесчеловечное положение попадает основная масса людей. Это связано не только с уровнем развития производства, но и с характером антагонистических социальных отношений, поскольку господствующий класс, вынужденный с естественноисторической необходимостью развивать производство, стремится тем не менее к сохранению прежде всего существующих форм собственности и своего собственного положения в социальной структуре. Иначе говоря, законы функционирования и законы развития и тут оказываются носителями противоположных тенденций - прогресса и регламентации. В самом производстве это проявляется, 65 в частности, в подчинении живого труда труду неживому, в приспособлении человека к машине. Преодоление этого противоречия как раз и является объективным требованием современной научно-технической революции, ставящей в порядок дня такое преобразование всей общественной жизни, в результате которого законами функционирования станут сами законы развития. Это означает необходимость не только принципиального изменения материальнотехнического базиса производства на основе всестороннего внедрения четырехзвенной машины, но и коренное изменение всей системы социальных отношений, поскольку функционирование такого производства принципиально не совместимо с той регламентацией, которую налагают на него частная собственность и существующее разделение труда, неизбежно сопровождающееся внешним по отношению к человеку управлением и регулированием его деятельности. Вытеснение человека из сферы собственно материального производства, сосредоточение всего объема его деятельности на творчестве, т.е. превращение ее в собственно человеческую, означает снятие подчинения живого труда мертвому труду труду прошлых поколений. Вместе с тем этот шаг оказывается новым качественным скачком в развитии общества, изменением эволюционных законов, поскольку решающей основой развития общества теперь становится не приспособление человека к машине и 16 т.п., вообще к стихийным механизмам действия естественной и социальной среды, а приспособление им этих механизмов к себе. Отсюда полное изменение системы «среда - человек, среда - личность, среда общество» и характеризующих эту систему взаимосвязей. Человек в этих условиях адаптируется прежде всего путем адаптации к самой действительности, которая теперь его не порабощает. Единственной границей его дальнейшего прогресса становится безграничность самого мира, который открывается перед ним как мир его собственных возможностей. Социологический анализ такого общества и соответственно выработка эмпирических моделей его развития требуют детальной разработки таких методов и методики социологического исследования, которые позволили бы в полной мере раскрыть его динамику в конкретных эмпирических формах его функционирования, в его внутренней структуре. Указанный уровень общественного развития не может быть достигнут на основе капитализма с его антагонизмами и социальными институтами и прежде всего с его институтом частной собственности. Эти институты не пригодны для регулирования свободной творческой деятельности. Путь к нему открывается вместе со становлением и развитием 66 коммунистической формации, суть которой состоит в раскрытии возможности для «развития всех человеческих сил как таковых, безотносительно к какому бы то ни было заранее установленному масштабу»26. И именно поэтому Маркс только отсюда и начинает отсчет истории человечества, относя все предшествующее развитие общества к его предыстории. Эта ступень (царство подлинной свободы) является результатом всей социальной эволюции, превращающей человека в сознательного субъекта культурноисторического процесса. Этот вывод сделал в свое время еще Энгельс. Он отметил, что человек с переходом к коммунизму окончательно выделяется «из царства животных и из звериных условий существования переходит в условия действительно человеческие», которые означают, что силы, господствовавшие над историей, поступают под контроль людей, и люди начинают «вполне сознательно сами творить свою историю...»27 Следует подчеркнуть, что эволюционизм, понимаемый по Марксу, не только не исключает, а предполагает необходимость перерыва постепенности, качественные скачки, т.е. революционные изменения сущего. Этот момент важно подчеркнуть, так как многие сторонники эволюционизма на Западе пытаются противопоставить эволюцию революционным процессам вместо того, чтобы рассматривать последние лишь как момент, как одну из форм прогрессивного изменения и развития. 67 26 27 Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т.46, ч.I, с.476. Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т.20, с.294, 295. 17