ДРЕВНИЕ КУЛЬТУРЫ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА И АДЫГСКИЙ
advertisement
ДРЕВНИЕ КУЛЬТУРЫ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА И АДЫГСКИЙ ЭТНОС Р.Ж. Бетрозов В последнее время в российской и региональной северокавказской научной печати появляются работы, где тенденциозно освещаются вопросы древней и средневековой истории автохтонных народов Северного Кавказа, особенно проблемы их раннего этногенеза. Некоторые из этих трудов претендуют на основательную встряску в целом ряде давно устоявшихся научных концепций. Это, прежде всего, касается этнической интерпретации бронзовых культур Северного Кавказа, изучение которых до сих пор затруднено в связи пока с полным отсутствием палеолингвистических материалов, недостатком антропологических и других данных, то есть узость источниковой базы также является одной из причин, по нашему мнению, появления подобных версий. Особенно оживленные споры происходят вокруг вопроса об этнической принадлежности племен-носителей майкопской палеометаллической культуры. Рассмотрим сначала вопросы, связанные именно с этой культурой. Памятники, объединенные понятием «майкопская культура», встречаются в обширном ареале - они покрывают территорию от берегов Черного моря и почти до границ современного Дагестана. В основном это предгорно-плоскостная зона, частично - степь. Памятники с характерными признаками майкопской культуры выявлены в последнее время и в Абхазии. Уже первые памятники в виде больших курганов, открытые в Прикубанье во второй половине XIX века, показали, что майкопская культура - явление значительное и уникальное не только в масштабе Кавказа, но и всей истории Европы. Эта культура предстает довольно развитой для своего времени (по новейшей хронологии она датируется от конца IV до третьей четверти III тыс. до н. э. включительно). Е. И. Крупное в свое время заметил, что вся территория Европы бронзовой эпохи (кроме Греции) не дала такого богатого погребения, как Майкопский курган. Майкопские памятники отражают важные изменения в экономике и культуре местного древнейшего населения. Значительным достижением майкопских племен были цветная металлургия и металлообработка. Об этом свидетельствуют разнообразие металлических изделий и частота их находок в памятниках, особенно наличие претенциозных предметов торевтики. Экономика «майкопчая» определяется как скотоводческая, дававшая ощутимый прибавочный продукт. Было развито и земледелие. Следует также упомянуть один немаловажный факт - в этот период на Северном Кавказе уже была домашняя лошадь, и она использовалась для верховой езды и таким образом, наряду с Передней и Средней Азией Северный Кавказ может войти в число регионов, где впервые был одомашнен конь2. С точки зрения социального строя майкопское общество стоит на сравнительно высоком уровне развития. Учитывая редкость курганов, подобных Майкопскому и Нальчикскому, В. М. Массон полагает, что в них могли быть захоронены не просто племенные вожди, а вожди одного или нескольких племенных объединений, которые сосредоточили в своих руках большую власть и богатства3. Майкопская культура предоставляет ряд загадок. Одна из них - знаки на днищах майкопских сосудов, вполне аналогичные знакам на сосудах из цитадели г. Эребуни4. По мнению ученых, такой клинописью обозначали емкость, а иероглифами - количество помещенных в него продуктов. Изображение двух таких колец - знаков - имеется и на дне сосуда из кургана около сел. Чегем II. Разумеется, все сказанное сделало майкопскую культуру объектом пристального внимания ученых нескольких поколений. Исследователям приходилось решать вопросы, касающиеся этнической принадлежности культуры в целом, экономики и социального строя, идеологии, генезиса, хронологии и внешних ее связей. Перейдем к самому трудному вопросу, к вопросу об этнической принадлежности племен — создателей и носителей рассматриваемой культуры. Известнейшие исследователи высказывали мысль о древнеадыгской основе майкопской культуры. «На основании тщательного анализа археологических памятников, - писал Е. И. Крупное, - данных этнографии и языкознания можно высказать мнение о том, что древние культуры края являлись материальным отражением того сложного состава местного этнического субстрата, который и являлся глубокой основой для будущего формирования адыго-черкесокабардинского массива Кавказа»5. В одной из работ В. И. Марковин отмечал, что «со II тыс. до н. э., несмотря на довольно ощутимое влияние скифской культуры, сарматское и даже греческое воздействие, и до самого последнего времени на территории Западного Кавказа (по археологическим материалам) не ощущается существенной смены населения»6. Таким образом, в отечественной науке давно существует теория местного автохтонного происхождения адыгов, которая нашла сторонников в лице известных археологов: А. П. Смирнова, А. А. Иессена, Е. И. Крупнова, В. И. Марковина, Е. П. Алексеевой, Ю. С. Крушкол, Е. И. Анфимова и других. Последний на археологическом материале показывал, что раннесредневековая адыгская культура IV-VI веков является дальнейшим развитием меотской (тоже древнеадыгской) культуры I тыс. до н. э., а эта последняя своими корнями уходит в бронзовые культуры III-II тыс. до н. э.7 Этот важный тезис находит подтверждение в новейших археологических материалах, добытых на территории Прикубанья и интерпретированных в нескольких научных изданиях 8. Лейтмотивом этих трудов является обязательное признание генетической преемственности археологических культур, существовавших в регионе с древнейших времен до античной эпохи и средневековья. По мнению Я. А. Федорова носители майкопской культуры являются предками адыгов 9. Уверенно высказывает мнение об адыгах как о потомках носителей майкопской культуры адыгейский исследователь Н. Г. Ловпаче10. Казалось бы, все правильно. Однако в последние годы вопрос об этнической принадлежности майкопской и других древних культур Северного Кавказа вновь оказался спорным. Гипотеза миграции опять стала излюбленным средством объяснения всяких типологических черт сходства культур. Появление каких-то новых элементов в культуре (часто инородных) понимается некоторыми исследователями как исчезновение прежней культуры и чуть ли не полная смена этноса. Между тем, в науке неоднократно указывалось на несостоятельность такого подхода, будто подавляющее большинство переселений народов влекло за собой почти полное уничтожение или вытеснение местного аборигенного населения и. В реальной истории полного передвижения некоей антропологически и лингвистически единой массы людей на новые места жительства с полным вытеснением первоначального населения не бывает; происходит не вытеснение, а слияние этносов; могут сохраняться аборигенные гены, может сохраняться автохтонный антропологический тип, могут сохраниться элементы и (редко) даже весь комплекс материальной культуры, но сменится язык 12. Нельзя не учитывать эти моменты, даже в тех случаях, когда допускается миграция древнего населения на Северный Кавказ. Теперь скажем об искажениях по вопросу происхождения и этнической принадлежности майкопской культуры. Некоторые археологи в поисках схожих с майкопскими памятниками культурных комплексов за пределами Кавказа уже не ограничиваются только констатацией наличия культурно-экономических контактов, а устанавливают этническую связь (родство) майкопского населения с конкретными древними этносами, как, например, шумерами, хурритами, арамейцами Сирии. Объявляют, что носителями культуры Новосвободной являются индоевропейцы или индоарии. Останавливаться подробно на каждом высказывании нет возможности, и даже надобности, тем более, что все они носят гипотетический характер. Слишком они противоречат научным данным и просто здравому смыслу. И все же приведем некоторые из них. В. А. Сафроно-ву и Н. А. Николаевой, например, кажется, что майкопскую культуру создали племена, пришедшие на Северный Кавказ в XXIV-XXIII веках до н. э. из района ТелльХуэйры в Сирии, и что носители ее семиты. Культура Новосвободной же, по их мнению, связана с культурами северо-западных областей, ее принесли индоарийцы13. Это мнение получило крайне негативную оценку специалистов. В. И. Марковин полностью отрицает возможность проникновения носителей шаровидных амфор на Кавказ и их участие в сложении местной культуры дольменов14. Такое же отрицательное отношение В. И. Марковина и С. Н. Кореневского к арамейской атрибуции создателей майкопской культуры. В. И. Марковин отметил, что арамейцы не могли иметь какое-либо отношение к формированию майкопской культуры, так как они никогда не жили на Кубани 15. С. Н. Кореневский также считает, что нет никаких оснований для утверждения об арамейской основе этноса майкопской культуры16. По гипотезе археолога В. Д. Резепкина дольменные постройки у станицы Новосвободной имеют центрально-европейское (французское) происхождение и «новосвободненцы» являются крайне юго-восточной группой индоевропейцев ". Эти построения критически оценены в археологической научной литературе как лишенные «должной аргументации»18, а по поводу гипотезы А. Д. Резепкина, в одной из последних работ В. И. Марковин вынужден был отметить, что «в каждой работе А. Д. Резепкина все больше оттенков, уводящих прочь и от истины и от Кавказа»19. Думается, что предложенные В. А. Сафроновым, А. Д. Резепкиным и другими версии не получат поддержку и у лингвистов, ибо они слишком противоречат современному уровню развития сравнительного языкознания. Действительно, если одна из ведущих культур Северного Кавказа была семитской по своему происхождению и если когда-то имело место перемещение такой массы населения из Сирии на Северный Кавказ, то это неминуемо отразилось бы на дальнейшем языковом и культурном развитии народов региона. Но до сих пор не установлена даже малая связь адыгских языков, впрочем, как и всех кавказских наречий, с афроазийскими языками. Совершенно очевидно также отсутствие генетического родства между северокавказскими и индоевропейскими (в частности, индоарийскими) языками. В базисной лексике этих языков какие бы то ни было совпадения отсутствуют; коренным образом различаются также фонологические и морфологические системы20. История народов носителей кавказских языков с незапамятных времен связана с территорией Кавказа. Учитывая хотя бы эти факты, говорить о семитской или индоевропейской основе бронзовых культур Северного Кавказа в корне неверно. В последнее время появилось мнение о древнетюркской основе этноса майкопской культуры. Археолог И. М. Мизи-ев придерживался версии о том, что носителями майкопской культуры были шумеры, а тюркоязычные карачаевцы и балкарцы являются их непосредственными потомками 21. Такие суждения местного археолога встретили резко критическую оценку в одном из номеров «Российской археологии»22. Автор этой статьи также в своих работах указывал на полную несостоятельность концепции И. М. Мизиева 23. Поисками предков тюрков в шумерской и эламской среде занимается и филолог К. С. Кадыраджиев в Дагестане, который также объявляет Кавказ даже родиной тюркоязычных неолитических культур 24, что совершенно справедливо подвергнуто основательной и резкой критике в самом Дагестане25. Выходит, что в раннеметаллическую эпоху на Северном Кавказе проживали индоевропейцы - хетты, или носители культуры «шаровидных амфор» из Тюрингии (Германия), или строители дольменов из Франции, семиты (афразийцы), прототюрки, то есть какой угодно древний этнос, но не автохтоныкавказцы. Где же тогда находились предки коренных народов, когда и откуда они появились на Северном Кавказе? Как образовалась северокавказская историко- культурная область со своей обособленной языковой системой? Упомянутых авторов, кажется, подобные вопросы не интересуют. Им достаточно указать на каких-то переселенцев из гипотетической прародины и вопрос считается исчерпанным. Между тем, Кавказ - одна из главных областей первичного заселения территории нашей страны древнейшим человеком. Уже в эпоху раннего палеолита (ашельский период) Кавказ был освоен древнейшими людьми (архантропами). Густо был населен регион и в эпохи мезолита и неолита. Перед исследователями, естественно, встает вопрос: имеет ли это древнейшее население каменного века какое-либо отношение к современным автохтонам Кавказа? Иными словами: нельзя ли рассматривать культуру каменного века Кавказа как подоснову кавказского субстрата, легшего в основу формирования кавказской языковой семьи? Известные исследователи пришли к выводу, что истоки кавказских языков и их носителей следует искать в более глубокой древности, чем даже III тыс. до н. э.26 В. П. Алексеев считает, что антропологическое родство северокавказской ветви народов, в том числе адыгов, формировалось на пути перехода от присваивающего в палеолите к производящему в неолите хозяйству в V тыс. до н. э.27 По предположению грузинского археолога О. М. Джапаридзе, носители культур древнекаменного века были непосредственными предками тех племен, которые позже входили в кавказское языковое и культурное единство 28. Чрезвычайно важно, что автохтонность кавказских языков отстаивают и лингвисты. Например, Г. А. Климов пишет, что «миграционная концепция происхождения народов и языков Кавказа должна быть признана необоснованной. Ее главная и довольно очевидная ошибка заключается в том, что некоторые исторически засвидетельствованные факты передвижения на Кавказ ряда этнических групп (например, некоторых ираноязычных и тюркоязычных этносов) эта концепция возводила без сколько-нибудь реальных оснований в принцип и распространяла их на все народы, представленные ныне в пределах Кавказа29. И если вопрос о происхождении адыгов не отрывать от общей проблемы становления кавказского этнического мира, то с уверенностью можно говорить о местном, автохтонном развитии этого массива уже с III тыс. до н. э., а то и раньше, с эпохи камня. При нынешнем уровне наших знаний можно уверенно говорить, что адыги одни из древнейших обитателей Кавказа. С другими кавказскими народами их объединяет общее происхождение, генеалогическое родство языков, близость материальной и духовной культуры. Антропология, археология, этнография и лингвистика представляют все новые материалы, Указывающие на глубинные связи носителей кавказских языков с местной культурно-исторической традицией, идущей в эпохи бронзы и даже камня. Относительно исконности абхазо-адыгов, нахцев и дагестанцев, занимавших преимущественно северные склоны Большого Кавказа, нет никаких сомнений. Материально северо-западнокавказские народы следует отождествлять с бытовавшими в этом регионе древними археологическими культурами30. В пользу автохтонности абхазо- адыгов на Западном Кавказе указывает слой древней топонимики и наличие исконно общих слов в языках этих народов для обозначения таких понятий, как море, берег (с галькой), рыба (крупная морская) и др.31 Таким образом, постановка вопроса о связи адыгского этноса с археологическими культурами бронзовой эпохи вполне правомерно. Майкопская культура явилась основой дальнейшего развития культуры племен СевероЗападного Кавказа, в частности северокавказской культуры средней бронзы, а культуры финальной бронзы и затем раннего железа - это продолжение культуры бронзового века, о чем свидетельствуют и памятники, изученные в 80-х годах в Прикубанье (геленджикские подкурганные дольмены, поселение Красногвардейское II, курганы близ аула Уляп и др.). Дольменная и майкопская культуры принадлежат далеким предкам абхазоадыгских народов. В ряде случаев удается проследить связь некоторых форм материальной и духовной культуры древних «майкопчан» и дольменного населения с аналогичными формами культуры адыгов и абхазов нового времени: культ камня, культ солнца, культ быка, преемственность в инвентаре (например, вилообразные орудия, каменные оселки-подвески, упоминаемые и в Нартском эпосе), погребальных обычаях, сходства краниологических серий древнего и современного населения. Вспомним, например, какую огромную роль играл камень в ритуале майкопских племен. Очень важной особенностью их обряда является наличие каменной кладки и галечной вымостки на дне ямы или на уровне древнего горизонта, на которых покоятся погребенные. Они обычно лежат в скорченном положении головой на юг, иногда с некоторыми отклонениями. Круговые вымостки из камней известны и в курганах северокавказской культуры. По-видимому, по представлениям древних людей камни, положенные в могилу, должны были охранять покой мертвых. Вера в магическую силу камня, в охранные, целебные и другие его свойства сохранилась у адыгов вплоть до недавнего времени. Кабардинцы, например, верили, что речные гальки с отверстиями, подвешенные к веткам плодовых деревьев, предохраняют их от дурного глаза и способствуют плодоношению. Далее при мусульманстве иногда деталью похоронного ритуала продолжали оставаться камни, положенные в могилу. В курганах майкопской культуры найдены каменные оселки с ушком для подвешивания. Дугообразный оселок длиной 33 см имелся и в основном погребении Майкопского кургана. В мужских погребениях более позднего позднебронзового меотского времени Николаевского, Псекупсского, Майкопского, Фарсовского могильников в Прикубанье постоянно встречать крупные, чаще всего, сланцевые оселки, которые, видимо, подвешивались к поясу. Эти оселки тщательно отшлифованы и отполированы, но не имеют следов использования, то есть царапин, сточенности. Для мужских курганных захоронений адыгов эпохи средневековья также характерны оселки из сланца. Оселки из черного сланца прямоугольной формы с закругленными углами и отверстием для подвешивания обнаружены, например, в кабардинских курганных могильниках у сел. Чегем П, Лечинкай, Шалушка, Кызбурун III. Интерес к оселкам-подвескам нашел отражение и в Нартском эпосе. Старейшина нартов Уазырмес награждает Батраза тремя особыми оселками за три качества: мужество, почтительное (рыцарское) отношение к женщине и воздержание в пище. Здесь нашла отражение очень древняя традиция, когда дорогие оселки (особо обработанные камни) выполняли роль почетных знаков, которые доставались отличившимся. Каменным оселкам (адыг. - «мыжъоупцIэ», каб. - «мывэупцIэ») придавали, по-видимому, магические свойства. В связи с этим можно вспомнить рассказ о нарте Ашамазе, в котором дается описание, как нарты излечивают раны, поглаживая волшебным оселком. Эта традиция жива была среди адыгов вплоть До недавнего времени. Этнографические матеоиалы также свидетельствуют о том, что адыги имели обычай подвешивания посвятительных оселков к поясу воина рядом с кинжалом или мечом. Интересно, что современные подвески на мужских поясах из серебра по-прежнему называют мыжъоупц1э. Таким образом, данный вид предметов имеет место в быту у автохтонов Северо-Западного Кавказа с раннеметаллической эпохи и до позднего средневековья. Некоторые формы металлических предметов, возникшие в эпоху бронзы, встречаются вплоть до нового времени, даже сейчас. Это, прежде всего, специфические вилообразные орудия с двумя крюками и круглой втулкой из бронзы, обнаруженные в курганах майкопской культуры. Попадаются они и в дольменах Прикубанья и Абхазии. В свое время А. А. Иессен показал эволюцию этого вида инвентаря во времени 32. Б. А. Куфтин предполагал, что втульчатые бронзовые крючья относятся к культовым предметам и помещение их в могилу связано с каким-либо представлением о странствованиях души покойника, которая нуждалась в пище и могла достать ее только при помощи подобной вилки33. Вилка нужна была для того, чтобы достать мясо во время ритуальных пиршеств, так как согласно ритуалу говяжье мясо можно было извлечь из котла специальным орудием, которое обладало чертами этого жертвенного животного, и таким орудием являлась рогатая вилка, ассоциировавшаяся с бычьими рогами (мотив букрания - символическое изображение быка в виде одной его головы или рогов). Видимо, предназначение этих предметов не только культовое, но и чисто бытовое - они использовались для вытаскивания мяса из котлов, о чем говорит взаимовстречаемость вилообразных орудий и бронзовых котлов в поздних майкопских погребениях. Эти древние бронзовые вилообразные орудия очень похожи на современные железные крючья, которые абхазы и адыги и сейчас используют для вытаскивания мяса из котлов во время общественных пиршеств. Особенно они известны в этнографическом быту абхазов34. Может представлять интерес сюжет из нартского эпоса. В сказании о нарте Бадыноко (Бэдынокъуэ) говорится о том, что нарт Шужей (Шужьей) «воткнул в котел огромную двурогую вилку и достал оттуда целую ногу быка». У майкопских племен, как надо полагать, имел место культ быка. Культ этого животного засвидетельствован и в этнографической действительности адыгов. В мегалитической гробнице в местности Клады, изученной недавно, вместе с другими вещами обнаружено бронзовое колесо - штандарт. В связи с этим В. И. Марковин уже обратился к интересным фактам в древних адыгских сказаниях о нартах35. В них фигурирует волшебное колесо (шэрхъ), которое, скатываясь с горы, поражает героя эпоса Сосруко (Сосырыкъуэ). Автор считает, что обрядовая роль колеса велика и, возможно, связана с культом солнца. Но мнению В. И. Марковина, находка колесовидного штандарта в Кладах только подтверждает древность местных сказаний36. Нельзя не согласиться с автором, действительно, в кабардинском варианте колесо, убившее Сосруко, рисуется как широкое колесо с зубьями из стали, которым нарты пользуются для игр: одна группа скатывает его с вершины Бештау, а другая - ловит внизу и снова вкатывает наверх. В адыгских и осетинских мифах колесо является символом солнца. По мнению Ж. Дюмезиля, в происхождении и подвигах нарта Сосруко можно опознать черты солнечного героя37. В. И. Абаев, соглашаясь с Ж. Дюмезилем, отметил, что если в образе Сосруко есть черты, имеющие ясный мифологический смысл, то это, несомненно, черты солнечного героя38. И то, что солнечный герой погибает в борьбе с колесом тоже не случайно. Несомненно у майкопских племен имел место культ солнца. Об этом, в частности, свидетельствуют кромлехи в виде кольца из речных булыжников в основании курганов, являвшиеся солярными символами. Если каменные кромлехи в курганах дают основание говорить об обожествлении носителями майкопской культуры солнца, то после открытия дуговидной каменной выкладки в одном из Кишпекских курганов можно сказать о существовании у этих же племен и культа Луны, хотя в иерархии богов луна занимала менее важное место, чем солнце39. О длительнейшем существовании культа солнца свидетельствует то, что адыгские (в том числе позднесредневековые кабардинские) курганы также окружены каменными кромле-хообразными выкладками, что по мнению В. И. Марковина является отголоском все того же культа40. В адыгской мифологии главой пантеона, первотворцом был Тха (Тхьэ). Это имя происходит от адыгского дыгъэ, тыгъэ - «солнце». На этом основании можно считать, что первоначально роль первотворца принадлежала божеству солнца. Можно предположить, что и общее самоназвание адыгских народов («адыгэ») также связано с названием главного религиозного культа в языческом пантеоне адыгов. И, наконец, в связи с рассматриваемым вопросом большое значение могут иметь новые антропологические материалы из раскопанных трех раннеэнеолитических погребений в Унакозовской пещере на территории СевероЗападного Кавказа. Из погребения 1 происходит узколицый, грациальный и мезокран-ный череп. Это сочетание признаков напоминает комбинацию черт в составе близкой к современности серии шапсугов. Сопоставление черепа с 12 близкими к современности сериями с территории Северного Кавказа показало, что наиболее близкой по строению мозговой коробки и лица оказалась краниологическая серия шапсугов'11. На этом основании генетическая преемственность древнего и современного населения, предположение об очень древних, раннеэнеолитических корнях антропологического типа шапсугов на этой территории получает некоторую аргументацию42. Что же касается дольменов, то с ними у абхазо-адыгов связаны различные поверья, мифы и легенды. Они почитали дольмены, считая их могилами предков. Шапсуги еще в недавнем прошлом приносили к дольменам жертвенную пищуАдыги называют их испы унэ («дома испов» - карликов). В адыгской легенде говорится, что карлики сначала жили в пещерах, а потом им хитростью удалось заставить могучих великанов построить себе каменные дома (классический вид дольменов - четыре поставленные на ребро плиты, несущие на себе пятую плоское перекрытие). Эпоху процветания дольменной и майкопской культур следует рассматривать как период формирования протоабхазо-адыгской этнической общности. Совпадение распространения абхазо-адыгских племен с ареалом дольменов является также не случайным. Известные ученые (3. В. Анчабадзе, Ш. Д. Инал-Ипа, Л. Н. Соловьев, В. И. Марковин и др.) признают несомненной непрерывную этническую связь между создателями дольменной культуры и населением той эпохи, когда на этой территории письменными источниками локализуются, бесспорно, абхазо-адыгские племена. На рубеже III-II тыс. до н. э. майкопская культура начинает постепенно исчезать. Возникает новая культура развитой (или средней) бронзы, генетически связанная с ушедшей ранне-бронзовой. По мнению археологов (например, Б. И. Марковин), «прямые потомки майкопцев» неплохо представлены в ряде древностей Северного Кавказа последующего времени. Племена северокавказской культурно-исторической общности в течение длительного времени сохраняли погребальный обряд, близкий майкопскому. В их среде бытовала глиняная посуда, напоминающая керамику из поселений майкопской культуры. В этом убежден ряд ученых (Е. И. Крупное, В. И. Марковин, А. А. Формозов, А. Л. Нечитайло, И. Л. Чеченов и др.). Таким образом, майкопская культура явилась одним из главных компонентов становления северокавказской культурно-исторической общности (И тыс. до н. э.). Но формирование северокавказской культуры происходило в сложных условиях, вызванных воздействием степных культур севера, сопровождающееся прямым переселением ямных и катакомбных племен на Северный Кавказ. В различных областях Северного Кавказа выявлены и изучены погребения ямной и катакомбной культур. Связи населения предгорий со степным миром Подонья, Поволжья и особенно Предкавказья были налажены еще с эпохи ранней бронзы. Но во II тыс. до н. э., по-видимому, речь уже должна идти не о простых контактах местных племен с носителями степных культур, а о частичном продвижении ямников и катакомбников в предгорья Кавказа. Правда, территориальное распределение памятников показывает, что интенсивность этого проникновения в отдельные районы Северного Кавказа не была одинаковой. И судьбы степняков также складывались по-разному. В Верхнем Прикубанье, например, коренное население края оказало на племена Предкавказской культуры сильнейшее ассимилирующее воздействие, и они полностью растворились в местной среде, так как в заключительный период среднебронзовой эпохи уже нет погребений предкавказ-скоготипа43. Таким образом, большого влияния на развитие местных культур и на этногенетические процессы на Северном Кавказе это проникновение северных племен не оказало. На примерах погребального обряда и некоторых вещей речь может идти лишь о некоторой инфильтрации в северокавказскую среду иных элементов. Яркая и богатая майкопская культура бесследно не исчезла, и она явилась даже основой дальнейшего развития культуры племен Северо-Западного Кавказа. Культуры финальной бронзы и затем раннего железа являются продолжением бронзовой эпохи и, в связи с этим, чрезвычайно важное значение имеют материалы из ряда памятников раннемеотского периода на Черноморском побережье (конец VII - начало IV века до н. э. по периодизации Н. В. Анфимо-ва). Это прежде всего геленджикские дольмены на Толстом Мысу44. Здесь имеются каменные ящики, ведущие свое происхождение от кавказских дольменов и демонстрирующие, следовательно, древнюю местную традицию (вспомним, что, подкурганные дольменообразные сооружения в виде огромных каменных ящиков - характерная особенность и майкопской культуры). На связь с дольменами указывает не только общая схема, но и пазы для сборки ящика и главным образом отверстие в передней стенке. И в последующее время на этой территории продолжают сооружаться каменные ящики и кромлехи 45. Они распространяются до Анапы и такие памятники на Черноморском побережье находят на местах расселения древнеадыгских племен торетов, керкетов, ахеев и зихов 46. Синды тоже строили гробницы (из сырца), и допустима связь между каменными и сырцовыми гробницами, ибо народ, имевший традицию сооружения каменных гробниц, выйдя на равнину (в дельту Кубани), где нет камня, мог заменить его сырцовым кирпичом47. Для раннесредневековых адыгских могильников предгорной и горной зоны Северо-Западного Кавказа (Мешоко и др.) характерны погребения, выложенные полностью камнями в виде гробниц или каменных ящиков. Прослежены также каменные оградки вокруг умерших. Эти формы погребального обряда имеют истоки еще в культуре раннеметаллической эпохи Прикубанья и сохраняются до меото-сарматского времени, продолжая устойчиво удерживаться и в раннем Средневековье Таким образом, обычай сооружения каменных ящиков, или гробниц, надежно связывает указанные памятники и их создателей с местной древнейшей кавказской традицией. Культура синдо-меотов расцвела в I тыс. до н. э., в основном, в эпоху раннего железа, начиная с VIII-VII веков до н. э. Это время ближе к нам и здесь в наличии не только археологические, но и письменные источники, хорошо изученные топонимические, лингвистические и другие материалы. Они позволяют установить несомненную принадлежность многочисленных меотских племен к адыгскому этносу (с включением отдельных ираноязычных элементов). Таким образом, протоадыгское население античной эпохи являлось прямым потомком древнейших племен - носителей бронзовых культур III-II тыс. до н. э. «В значительно более позднее время на этой же территории, - писал известный ученый А. А. Иессен, - сложились адыгские (черкесские) и абазинские племена, несомненно, в очень значительной степени генетически связанные с местным населением далекого прошлого. Культурное единство северозападной группы кавказских племен, известное нам в новое время, таким образом, возникло, очевидно, не позже позднего бронзового века»49. С I тыс. до н. э., благодаря письменным сообщениям, впервые становятся известными названия племен Западного Кавказа. С ними нас знакомят греческие и римские историографы: Гекатей Милетский (VI век до н. э.), Гелланик Митиленский, Геродот (V век до н. э.), Скилак Кариандский (IV век до н. э.), Страбон, Диодор Сицилийский (I век до н. э.), Дионисий, Птолемей, Полиен и др. Сведения о племенах, населявших в I тыс. до н. э. восточное побережье Азовского моря и Прикубанье, вплоть до побережья Черного моря, сохранились не только в литературных произведениях, но и в надписях на каменных плитах, происходящих с территории Боспорского царства. Указанные источники остаются важнейшим материалом для изучения этнографии, в целом, культуры, политической и экономической истории древнеадыгских племен I тыс. до н. э. Здесь мы не ставим перед собой цели анализировать все древние сообщения, касающиеся синдо-меотов, остановимся только на некоторых из них. Большое значение имеет возможность истолкования античных этно- и топонимических терминов Северо-Западного Кавказа с помощью современных адыгских языков. Античные историографы часто упоминают племя керкетов (Плиний, Дионисий Периэгет, Псевдо-Арриан и др.). Впервые о них писал Скилак Кариандский, который помещает этот народ за синдами. Он, перечисляя западнокавказские племена с севера на юг, указывает, что от р. Танаис (Дон) начинается Азия, и первый народ ее на Понте - савроматы. За ними живут меоты. За меотами - народ синды. За синдами - керкеты. За керкетами - народ тореты. За торетами - народ ахеи. За ахеями - народ гениохи50. Наиболее позднее свидетельство о том же народе можно найти у автора V века н. э., по данным которого керкеты, или ториты (по-видимому, тореты - часть тех же керкетов) прежде населяли территорию от гавани Пагры (обычно отождествляемой с Новороссийском) до Синдской Гавани (то есть Горгиппии или же современной Анапы). Псевдо-Арриан (V век н. э.) также писал: «За синдами же находятся керкеты, справедливый и добрый народ, и весьма опытный в мореходстве». Керкеты занимали самую береговую полосу. Очень тесную связь керкетов с морем подтверждают и другие сообщения. Например, Николай Дамасский, касаясь керкетов, говорит: «Если кто, управляя лодкою, ошибется, то все подходят один за другим и плюют на него»51. По мнению лингвистов, «керкеты» греко-римских писателей, или «черкеней» в более позднее время, не кто иные, как современные черкесы, то есть этническое название керкеты сохранилось в видоизмененной форме в слове черкесы, а также в термине черкеней (одно из подразделений бжедугов). Л. И. Лавров предполагал, что керкеты в V веке вместе с синдами были вытеснены утигурами с Черноморского побережья, но история племени керкетов не была прервана и термин керкет позже, будучи переделан в черкези, сохранился у грузин. В сочинениях античных авторов (Скилак К. - IV век до н. э., Страбон - I век до н. э., Плиний Секунд Старший - I век н. э.) значатся ахеи. Ахеи жили южнее керкетов. Безымянный автор V века н. э. сообщает: «От гавани Пагры (Новороссийск) до Старой Ахеи прежде жили так называемые ахейцы, а ныне живут зихи». Тот же автор о северной границе ахейцев пишет: «От керкетов пограничную с ними область занимают ахейцы...». Некоторые древние историографы считали, что ахеи -племя эллинского происхождения. Например, Дионисий Га-ликарнасский (I век н. э.) писал: «Племя ахейцев, живущих вокруг Понта, само греческого происхождения, теперь самое жестокое из всех варваров». Но здесь, надо полагать, недоразумение - античные писатели связывают этнонимы по чисто фонетическому сходству (известно, что древнейшие племена, пришедшие в Элладу в конце III тыс. до н. э. с севера, назывались ахейцами). Некоторые исследователи полагают, что название племени ахейцев может свидетельствовать о его родстве с современными абхазами, но есть уверенность, что ахеи древнее адыгское племя. Н. Г. Волкова усматривает в слове ахеи адыгское название моря хы с добавлением абхазского аффикса -а- и греческого окончания oi. Локализация античными авторами ахеев на берегу Черного моря может служить подтверждением этой мысли. По заключению автора, если термин ахеи связать с адыго-абхазскими языками, то появится еще один аргумент в пользу присутствия с IV века до н. э. на восточном побережье Черного моря населения, говорившего на языках адыго-абхазско-абазинской группы народов52. Земля ахейцев позже стала землею зихов, то есть ахейцы были ассимилированы продвинувшимися на северо-запад зихами. Следующее известное племя на берегах Понта саниги, о место -положении которых древние авторы (Страбон, Ф. Арриан, К. Прокопий и др.) дают противоречивые сведения, но в одном надо быть уверенным - саниги проживали южнее ахейцев и севернее древнеабхазского племени абазгов. Неизвестный автор V века н. э. северной границей территории абазгов считает р. Абаскос. Саниги же, по его словам, жили, начиная от р. Абаскос и до р. Ахеунта (под последней подразумевается современная р. Шахэ, впадающая в море севернее Сочи). По Арриану р. Ахеунта «отделяет зихов от санигов». Судя по позднеантичным и раннесредневековым источникам, санигов можно локализовать на территории нынешних Гагрского к Сочинского районов. Согласно 3. В. Анчабадзе, идентичность санигов-садзов с позднейшими джиками подтверждают источники. По его мнению, саниги имели этническую связь с джиками (зихами), так как Арриан упоминает санигов именно там, где в период раннего средневековья грузинские источники локализуют джиков. В западной части территории адыгов (район современного г. Туапсе) до начала XIX века жили жанеевцы (жанэ) - одно из самых в прошлом многочисленных племен. Наименование этого племени Л. И. Лавров старался выводить из этнонима саниги, то есть попытка установить историческую и этническую преемственность древних санигов и поздних жанеевцев53. В ряде случаев, названия, даваемые греками местным племенам, не соответствуют их самоназванию. Племена побережья известны в античных сочинениях и под общими названиями, например, камариты, гениохи. По мнению ученых (Л. А. Ельницкий, Г. А. Меликишвили, Г. К. Шамба и др.), гениохи - собирательное имя большого, слабо связанного союза племен, населявших часть Восточного Причерноморья в VI-I веках до н. э. Можно думать, что в состав этого объединения входили племена, из исторического развития которых впоследствии образовались абхазы (кораксы, тиндариды, фтирофаги, макропогоны и др.) и часть предков адыгов (ахеи, зихи, керкеты). Как отметил Г. К. Шамба, с начала н. э. название гениохи постепенно выходит из употребления, а вместо него на территории Абхазии начинают фигурировать апсилы, абазги и саниги54. С этого же времени появляется этноним зихи для обозначения прибрежной части древнеадыгского населения. Интересно и название камариты. В «Географии» Страбон пишет: «За Синдикой и Горгиппией идет вдоль моря побережье ахеев, зигов и гениохов, по большей части не имеющее гаваней и гористое, так как она составляет уже часть Кавказа. Обитатели его живут морским разбоем, для чего имеют небольшие узкие и легкие ладьи... Эллины называют их камарами (отсюда название камариты). Выходя в море на своих камарах и нападая то на грузовые суда, то на какуюнибудь местность, или даже город, они господствуют на море. Случается, что им содействуют и владетели Боспора...»55. Таким образом, от Синдики до р. Ахеунта проживали близкородственные племена, которые древними авторами упоминаются под разными названиями керкеты, ахеи, зихи, гениохи, но ведущие одинаковый образ жизни. Район их обитания определяется как гористая и лесистая береговая полоса, наиболее соответствующая пространству между нынешними г. Новороссийск и Сочи. Это территория, где немного позднее древнегрузинские источники упоминают джиков, то есть зихов, под главенством которых с первых веков н. э. начинается процесс сложения единого адыгского народа. О многом говорит топонимика. Название р. Ахеунта произошло от наименования племени, на земле которой она протекает, то есть ахеев. Упоминаются сел. Ахея (Птолемей), или Старая Ахея (Арриан), расположенное у р. Топсида. Л. И. Лавров склонен считать ее р. Туапсе, вблизи которой протекает р. Агуй, своим названием до сих пор напоминающее о племени ахеев и сел. Старая Ахея. Адыгский корень псы — «вода» — встречается в ряде античных названий рек и местностей Северо-Западного Кавказа: Псат (Страбон), Псафья (Птолемей), Псатий, Псехано, страна Псоу (Диодор), Топсидо, Псахапсий и др. Наиболее часты названия с основой псы со следами эллинизации. Например, Никопсис — название реки и древнего города на берегу моря (северо-западнее современного Туапсе) - представляет собой греческое оформление адыгского Ныджэпсыхъу (э) («Нечепсухо» или «Нечепсыхо»), где ныджэ - «отмель», псыхъу (э) - «река», «пойма реки». В названии меотского племени «Псессы» также лежит адыгская основа псы. Этноним псессы И. А. Джавахишвили считал производным от названия Кубани Пшыш - по-кабардински звучит Псыжь56. Псыжь каб.-черк. название Кубани, и сейчас адыгейцы именуют Кубань Пщыз или Псыж. Это древнее адыгское название Кубани, означающее «большая река», а не «старая вода», как часто пишут в литературе. В адыгских потамонимах суффикс -жь (ы), утрачивая исходное лексическое значение «старый», становится топонимическим увеличительным этимоном-формантом57. Первое тысячелетие до н. э. - завершающий этап истории древнего мира. В археологическом плане - конец эпохи бронзы и начало железного века. Это важнейший период и в истории древних адыгов. В VII-VI веках до н. э. на Северо-Западном Кавказе начинается широкое освоение железа. Возникновение плавки и обработки железа вызвали подъем в развитии производительных сил, способствовавший преобразованию всей материальной культуры и общественного строя. Другим важным фактором, повлиявшим на сложение этнического облика автохтонов Северо-Западного Кавказа, явилось появление здесь степных племен Юго-Восточной Европы. Уже с эпохи бронзы степные и лесостепные Пространства (от р. Дунай до р. Хуанхэ в Китае) стали колыбелью кочевого скотоводства. Восточноевропейские степные просторы (Северное Причерноморье, Придонье, Нижнее Поволжье, Прикаспийская низменность) принадлежали племенам североиранской языковой группы, входящей в индоиранскую ветвь индоевропейской языковой семьи, - сначала это киммерийцы (носители катакомбной культуры степей), а затем мощное объединение скифских племен (потомки племен так называемой срубной культуры). Позже их сменили многочисленные сармато-аланские племенные союзы. Вопрос о местонахождении киммерийцев дискуссионен. Не менее спорен вопрос о пребывании их на территории Северного Кавказа и Крыма. Е. И. Крупное считал основной территорией киммерийцев центральную часть Северо-Западного Кавказа58, что при современном состоянии археологических данных звучит неубедительно. Н. В. Анфимов выдвинул аргументированный тезис, что в рассматриваемое время (то есть в предскифский период) в Прикубанье обитали не киммерийцы, а протомеоты59. А. И. Тереножкин, признавая реальность существования части киммерийцев на территории Керченского полуострова, нашедшем отражение в топонимике, считает, однако, что указанный полуостров являлся юго-восточной границей расселения киммерийских племен, в то время как основная их территория находилась в степных районах 60. Сохранение киммерийской топонимики в античное время и новые археологические материалы являются аргументом в пользу гипотезы обитания киммерийцев в восточной части Крыма и на Керченском полуострове и даже об их эпизодическом пребывании на территории Прикубанья. Однако это ни в коей мере не доказывает происхождения от них всех адыгов, в частности, синдов. М. И. Артамонов склонялся к мнению, что синды являются прямыми потомками киммерийцев, вернувшихся из азиатских походов вместе со скифами 61. В. А. Блаватский указывал на связь топонимики и этнонимики Таманского полуострова, Фракии и Мезии62. С точки зрения современных научных представлений эти выводы могут выглядеть весьма произвольными. В одной из работ Л. И. Лавров уверенно сначала высказывался в пользу глубокой древности (автохтонности) абхазоадыгов и убыхов «по крайней мере с начала раннеметаллической эпохи, а может быть даже и с мезолита». Но затем автор доказывает пришлое «киммерийское» происхождение аборигенов Северо-Западного Кавказа63. Указав на некоторые общие черты древней топонимики и памятников материальной культуры СевероЗападного Кавказа с Крымом и Южной Украиной, Л. И. Лавров пришел к ошибочному выводу о том, что «тавры в крымских горах, а на Северо-Западном Кавказе синды, меоты, керкеты, тореты, ахеи, зихи и другие имеют основание выводить свое происхождение от восточной части киммерийских племен» 64. Беспочвенность этой точки зрения стала понятна особенно сейчас, когда в литературе довольно прочно утвердился тезис об иранской принадлежности киммерийского и скифского языков. В настоящее время среди ученых по этому вопросу уже не возникают дискуссии. Но все же нельзя не учитывать то обстоятельство, что формирование меотов (непосредственных предков средневековых адыгов) и их культуры проходило под воздействием ираноязычных киммерийцев и скифов, а может быть в определенной степени и индоариев. Кроме археологических материалов, примеры тому дают древняя ономастика, топонимика и эпиграфические остатки с территории синдо-меотов. Еще до сарматов в абхазо-адыгской лексике выявлены скифские и даже индоиранские заимствования. Например, адыгское слово санэ - «вино» - можно возвести к скифскому сана (термин, довольно часто встречающийся и в нартском эпосе). Следы передвижений носителей древних индоиранских диалектов на территорию Северного Кавказа лингвисты видят в наличии в северокавказских языках целого ряда слов, обнаруживающих близость к арийским формам. В лексике адыгов выявлены очень ранние индоиранские заимствования 65. Г. А. Климов обратил внимание на возможные исторические контакты абхазо-адыгских языков с индоевропейскими и даже индоарийскими языками 66. О. Н. Трубачев выдвинул гипотезу о наличии широкого индоарийского языкового массива в исторической Синдике67. Автор высказывается в пользу индоарийской этимологии женского имени Тиргатао. Такую же природу имеют древние названия Кубани «Гипанис» и «Кораканда» (встречающиеся, например, у античного автора Помпоний Мела), лиман «Цукур», или «Сокур», в южной части Таманского полуострова. Обнаружение таких фактов не удивительно. Уже давно высказывавшееся в науке мнение об обитании предков ариев в период распада индоевропейского единства в областях к северу от Черного моря и Кавказа согласуется с новыми археологическими материалами, относящимися ко времени, начиная с IV—III тыс. до н. э.68 На основе этих же данных можно полагать, что переднеазиатские арии проникли туда с севера через Кавказ. Гораздо спорнее предположение О. Н. Трубачева и других об индоарийском происхождении синдов. Есть и гипотеза об иранской принадлежности всего меотского этнического массива. Она основывается на том, что часть этнонимов объясняется с иранского языка69. Но только часть. Выше было показано, что имеется возможность истолкования меотских этнонимов и топонимических терминов (особенно гидронимов) с помощью современных адыгских языков. Уже не раз отмечалось, что адыгский корень псы - «вода» -постоянно встречается в античных названиях рек Северо-Западного Кавказа. Древнеадыгское наименование р. Кубань - Псыжь («Большая река»). Стоит ли доказывать, что любая местность или река у других соседствующих народов может значиться под любым названием, а не так, как их именует местное население. К примеру, р. Терек известна у греко-римских авторов как Термодонт. Мы не склонны отрицать иранскую природу названия р. Кубань - Гипанис. Но греки могли заимствовать его от иранцев. Известно, например, что столица Боспора г. Пантикапей иранского происхождения и означает, по мнению лингвистов, «рыбный путь», хотя это город, созданный греками. На ограниченных материалах топонимики и ономастики решение этнокультурных проблем - задача все-таки сложная, особенно если взгляды исследователей явно склоняются не в сторону автохтонной теории происхождения адыгов. Недостаток гипотезы об иранской принадлежности всего меотского этнического массива заключается в том, что она представлена как проблема лингвистическая, в отрыве от других видов источников: археологических, антропологических и других. Решающее значение для окончательного выяснения рассматриваемого вопроса могут иметь антропологические наблюдения, в особенности, новые материалы из могильника меото-сарматского времени у х. Городского в Теучежском районе Адыгеи. Такие признаки как долихокрания, высокое и узкое лицо, сильная вертикальная и горизонтальная профилировка, высокий, узкий и резко выступающий нос, средний орбитный указатель позволяют отнести черепа из могильника к большой европеоидной расе, понтийскому типу70. Существование сходного типа на Кубани в скифосарматское время отмечено и М. М. Герасимовой. Исследования материалов из меотских могильников Прикубанья привели М. М. Герасимову к выводу, что преобладающим типом черепов в них является долихо- или мезокранный вариант с узким, невысоким лицом и высоким узким носом71. В связи с тезисом об иранской принадлежности синдо-ме-отов возникает ряд вопросов. Если синды индоарии, меоты вообще иранцы, прибрежные племена предки абхазов, то от кого произошли адыги? Чьи они потомки? Откуда появилось многочисленное раннесредневековое адыгское население на СевероЗападном Кавказе? Как небольшое приморское племя зихов смогло поглотить с начала н. э. мощный иранский массив племен? Если даже так, то почему в адыгских языках иранский пласт столь незначителен? И как при таком слиянии антропологически адыги остались «чистыми» понтийцами? Поэтому проще признать, что материалы вещественных памятников показывают существование преемственной связи культуры населения СевероЗападного Кавказа от раннеметаллической эпохи до раннего Средневековья. Это, в сочетании с другими данными, позволяет говорить об автохтонности основного ядра адыгского этноса на указанной территории. Еще раз напомним о памятниках на территории меотов и исторической Синдики, демонстрирующие древнюю местную традицию и связывавших синдомеотскую культуру с более ранними эпохами. Определение этнической принадлежности меотов тесно связано с вопросом об их дальнейшей судьбе и формировании средневековых адыгов. Здесь важно проследить преемственность культуры раннесредневековых адыгов от меотской на археологическом материале. Например, погребения в могильнике Мешоко (конец V-VI век н. э.) продолжают традицию, характерную для племен Прикубанья в первые века н. э. В частности, каменные оградки вокруг умершего, форма грунтовой могильной ямы свидетельствует о древней погребальной традиции, бытовавшей в раннеметаллическую эпоху и сохранившейся до меото-сарматского времени. А в раннем Средневековье эта традиция в ширеиальним обряде продолжает устойчиво удерживаться, приобретая пережиточные, архаичные черты 72. Исследование Тахтамукайского первого городища (на левобережье р. Кубани у аула Октябрьское) имеет большое значение в вопросе этногенеза адыгских племен. Раскопки показали непрерывность существования поселения с I до начала VI века н. э. и преемственность культуры местных племен позднемеотского и раннесредневекового времени73. Погребальный обряд племен Закубанья и Северо-Восточного Черноморского побережья в V-VII веках в основе своей наследует меотосарматские традиции позднемеотского периода I-IV веков. Таким образом, уже устанавливается серия устойчивых признаков, свидетельствующих о прямой преемственности между синдо -меотской античной и раннесредневековой адыгской культурами. Если учесть все сказанное, гипотеза об иранской принадлежности всех меотов лишается всяких аргументов и должна быть окончательно снята как противоречащая новым данным, особенно археологическим и антропологическим материалам. Основной вывод из всего сказанного заключается в следующем. Перед нами непрерывный процесс развития культуры местных протоадыгских племен, процесс, который на протяжении нескольких тысяч лет не знает существенных перемен. Здесь еще раз следует упомянуть важнейшую особенность археологических культур - их генетическую преемственность, сохранение традиций экономики, идеологических представлений (выраженных в типологии инвентаря, погребальном обряде и др.), то есть основных этнически определяющих факторов, что можно рассматривать как решающий аргумент в пользу этнического родства сменяющихся здесь групп населения с эпохи энеолита и до средневековья. Разумеется из этого не следует, что тот древний этнический массив дошел без изменений до позднейшего времени. Формирование современных абхазоадыгов и их языков - это длительнейший исторический процесс, сопровождавшийся вторжениями совершенно иных этнических групп, ставшими заметными уже на стадии средней бронзы (II тыс. до н. э.) и приобретшими особое значение с эпохи поздней бронзы и раннего железа, когда начинаются массовые эпизодические перемещения степных племен на Северный Кавказ. Уже создатели майкопской культуры оказываются под сильным воздействием южных очагов культуры, но тогда имели место только диффузионные процессы. Можно говорить о тесной связи раннемайкопских памятников с культурными центрами Сирии, Восточной Анатолии и особенно Месопотамии. Исходя из этой близости, некоторые авторы выдвинули предположение о проникновении групп переднеазиатского населения на Северный Кавказ (шумеры или хурриты), принесших с собой культурные достижения своей страны и стимулировали расцвет майкопской раннебронзовой культуры (Р. М. Мунчаев, М. В. Андреева). Ряд черт майкопских памятников действительно связывается с Югом. Но массовый поселенческий материал, который определяет облик культуры в целом, сохраняет кавказские особенности. Материальная культура Майкопа ярко рисует и специфические, неповторимые черты, которые нельзя свести к упрощенной формуле прямого заимствования или диффузии. Поэтому все предположения о пришлом характере майкопской культуры наталкиваются на непреодолимые препятствия. Все данные позволяют говорить о местных корнях раннеметаллической культуры Северного Кавказа, о генетической ее связи с культурами каменного века и энеолита. А если учесть миграционные процессы на исторической прародине абхазо-адыгов, то сейчас есть все основания для вывода о постепенном перемещении части малоазийского населения на Западный Кавказ - вопрос, который подробно рассматривался в одной из наших работ 74. Но такое переселение могло иметь место не в эпоху бронзы, как считали исследователи, а в конце каменного века, скорее всего в неолите, когда и образовалась обширная восточнопри-черноморская этнокультурная область, лежавшая в основе хаттоабхазо-адыгского древнего единства, который затем распался в раннеметаллическую эпоху. Происходил процесс этнического слияния малоазиатских племен (неолитических предков хаттов и касков) с аборигенным населением. В результате возник абхазо-адыгский этнос (субстрат) - далекий предок современных абхазо-адыгских народов 75.Однако и в этом случае говорить о миграционном происхождении предков абхазо-адыгов не приходится, так как в любом случае это было культурное слияние коренного населения с пришельцами. Абхазо-адыгский этнос не появился откуда-то в «готовом» виде, а сформировался уже на территории Западного Кавказа. В этом плане следует понимать автохтонность древнейших абхазо-адыгов. ПРИМЕЧАНИЯ Крупное Е. И. Древняя история и культура Кабарды. М., 1957. С. 57. Мунчаев Р. М. Бронзовые псалии майкопской культуры и проблема возникновения коневодства на Кавказе // Кавказ и Восточная Европа в древности. М., 1973. С. 71. 3 Массой В. М. Экономика и социальный строй древних обществ. Л., 1976. С. 157. 4 Ходжаш С. И. Знаки на урартской керамике Эребуни // Древний Восток и мировая культура. М., 1981. С. 85-90. 5 Крупное Е. И. Древняя история и культура... С. 172. 6 Марковин В. И. Дольменная культура и вопросы раннего этногенеза абхазо-адыгов. Нальчик, 1974. С. 48. 7 Анфимов Н. В. Вопросы этнической истории синдо-меотов // VIII Крупновские чтения: Тезисы докладов. Нальчик, 1978. С. 12. 8 Вопросы археологии Адыгеи. Майкоп, 1984; Меоты - предки адыгов. Майкоп, 1989; Археология Адыгеи. Майкоп, 1995 и др. 9 Федоров Я. А. Место «майкопцев» в этнической истории Северного Кавказа // Вестник МГУ. История. № 5. С. 165. 1 2 Ловпаче Н. Г. Истоки майкопской культуры, связь ее с природой и народами Кавказа // Майкопский феномен в древней истории Кавказа и Восточной Европы. Л., 1991. С. 36. 11 Алексеев В. П., Бромлей Ю. В. К изучению роли переселений народов в формировании новых этнических общностей // СЭ. 1968. № 2. 12 Дьяконов И. М. Алародии (хурриты, урарты, кутии, чеченцы и дагестанцы) // Алародии (этногенетические исследования). Махачкала, 1995. С. 5. 13 СафроновВ. А. Индоевропейские прародины. Горький, 1989. С. 214. 14 Марковин В. И. Спорные вопросы в этногенетическом изучении древностей Северного Кавказа (майкопская культура) // СА. 1990. № 4. С 108-110. 15 Марковин В. И. Дольменные памятники Прикубанья и Причерноморья. М., 1997. С. 393. 16 Кореневский С. Н. К дискуссии об этнической принадлежности майкопской культуры // СА. 1990. № 4. С. 129. 17 Резепкин А. Д. Северо-Западный Кавказ в эпоху ранней бронзы: Автореф. канд. дисс. Л., 1989. С. 22. 18 Мунчаев Р. М. Майкопская культура // Археология. Эпоха бронзы Кавказа и Средней Азии. Ранняя и средняя бронза Кавказа. М., 1994. С. 163; Маркович В. И. О некоторых новых тенденциях в археологическом изучении древностей Северного Кавказа // РА. 1994. № 4. С. 35-39. 19 Маркович В. И. Дольменные памятники... С. 391. 20 Старостин С. А. Индоевропейско-северокавказские изоглоссы // Древний Восток - этнокультурные связи. М., 1988. С. 112. 21 Мизиев И. М. Шаги к истокам этнической истории Центрального Кавказа. Нальчик, 1986. С. 31. 22 Маркович В. И. Современные проблемы в изучении этнической истории Северного Кавказа // РА. 1994. N° 1. С. 58, 59. 23 Бетрозов Р. Ж. Этническая история адыгов. Нальчик, 1996; Он же. Адыги: возникновение и развитие этноса. Нальчик, 1998. 24 Кадыраджиев К. С. Загадки кумыкской и тюркской истории от Эгейского до Каспийского морей. Махачкала, 1992. С. 7, 38-45. 25 Магомедов Р. Г. По поводу одних историко-лингвистических загадок // Алародии. Махачкала, 1995. С. 126-139. 26 Крупное Е. И. Древнейшая культура Кавказа и кавказская этническая общность (к проблеме происхождения коренных народов Кавказа) // СА. 1964. № 1; Мунчаев Р. М. Кавказ на заре бронзового века. М., 1975. С. 410 и др. 27 Алексеев В. П. Этногенез. М., 1986. 28 Джапаридзе О. М. К этнической истории грузинских племен. Тбилиси, 1976. С. 17. 29 Климов Г. А. Введение в кавказское языкознание. М., 1986. С. 8. 80 Кушнарева К. X. Южный Кавказ в IX-II тыс. до н. э., этапы культурного и социально-экономического развития. СПб., 1993. 31 Климов Г. А. Кавказские языки. М., 1965. С. 77. 10 Иессен А. А. К хронологии «Больших кубанских курганов» // СА. 1950. № 12. С. 173. 33 Куфтин Б. А. Материалы к археологии Колхиды. Тбилиси, 1949. Т. 1. С. 295. 34 Инал-Ипа Ш.Д. Абхазы. Сухуми, 1967. С. 342 35 Маркович В. И. О некоторых новых тенденциях... С. 37. 3,1 Там же. 37 ДюмезильЖ. Скифы и нарты. М., 1990. С. 74-79. 38 Абаев В. И. Нартский эцос осетин. Цхинвали, 1982. С. 39, 40. 39 Чеченов И. М. Вторые курганные группы у селений Кишпек и Чегем II // Археологические исследования на новостройках Кабардино-Балкарии. Нальчик, 1984. Т. 1. С. 231. 40 Маркович В. И. Указ. соч. С. 38. 41 Потехина И. Д. Антропологические материалы из погребений раннего медного века в Унакозовской пещере // Археология Адыгеи. Майкоп, 1995. С. 34. 42 Там же. 43 НечитайлоА. Л. Верхнее Прикубанье в бронзовом веке. Киев, 1978. С. 139. 44 Ахачов И. И. Геленджикские подкурганные дольмены // СА. 1961. № 1. С. 143. 45 Крушкол Ю. С, Карасев В. Н. Раскопки на хуторе Рассвет // АО. 1971. М., 1972. 46 Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время. Археология СССР. М., 1989. С. 233. 47 Там же. 48 Дитлер П. А. Раннесредневековый могильник Мешоко // Археология Адыгеи. Майкоп, 1995. С. 162. 49 Иессеч А. А. Прикубанский очаг металлургии и металлообработки в конце медно-бронзового века // МИА СССР. 1951. № 23. С. 124. 50 Латышев В. В. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе'// ВДИ. 1947. № 3. С. 241, 242. 51 Кавказ и Дон в произведениях античных авторов / Сост. В. Ф. Патракова, В. В. Черноус. Ростов н/Д, 1990. С. 142. 52 Волкова Н- Т. Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа. М., 1973. С. 34. 53 Лавров Л. И. К истории бжедугов и жанеевцев // УЗ АНИИ. 1965. Т. 4. С. 249. 54 Шамба Г. К. Культура племен Абхазии в первом тыс. до н. э.: Автореф. докт. дисс. Ереван, 1987. С. 24. 55 Латышев В. В. Указ. соч. С. 271, 272. 58 Джавахашвили И. Л. Основные историко-этнологические проблемы истории Грузии, Кавказа и Ближнего Востока // ВДИ. 1939. № 4. С. 44. 57 Коков Дж. Н. Из адыгской (черкесской) ономастики. Нальчик, 1983. С. 87. 32 Крупчов Е. И. Киммерийцы на Северном Кавказе // МИА. 1958. С. 194. Ачфимов Н. В. Протомеотский могильник с. Николаевского // Сборник материалов по археологии. Адыгеи. Майкоп, 1961. Т. 2. С. 103, и ел. 60 ТеречожкинА. И. Киммерийцы. Киев, 1976. С. 11. 81 Артамонов М. И. Киммерийцы и скифы. Л, 1974. С. 62. 42 Блаватский В. Д. Пантикапей. Очерки истории столицы Боспора. М., 1964. С. 22. и ел. 83 Лавров Л. И. О происхождении народов Северо-Западного Кавказа // Сборник статей по истории Кабарды. Нальчик, 1954. Т. 4. С. 194. 64 Там же. С. 199. 65 Гамкрелидзе Г. В., Иванов В. В. Миграция племен-носителей индоевропейских диалектов // СА. 1981. № 2. С. 57. 88 Климов Г. А- К этимологии абхазо-абазинского А-Гды // ГДИ «Безрогий» // Вопросы языковых контактов. Черкесск, 1982. С. 15—18. 67 Трубачев О. Н. О сипдах и их языке / В. Я. 1976. № 4; Он же. Некоторые данные об индоарийском языковом субстрате Северного Кавказа в античное время // ВДИ. 1978. № 4. 68 Бонгард-Левин Г. М., Грантовский Э. А. От Скифии до Индии. М.,1983. С. 163. 69 Абаев В. И. Указ. соч. С. 37,162; Лавров Л. И. Историко-этнографические очерки Кавказа. Л., 1978. С. 39. 70 Сазонов А. А., Спасовский Ю. Н.. Сахтарьек 3. Я., ТовА.А. Новые материалы могильника первых веков нашей эры близ хутора Городского // Археология Адыгеи. Майкоп, 1995. С. 116. 71 Там же. 72 Дитлер П. А. Раннесредневековый могильник Мешоко // Археология Адыгеи. Майкоп, 1995. С. 162,163. 73 Анфимов Н. В. Меотские городища аулов Октябрьский и Шенджия // Вопросы археологии Адыгеи. Майкоп, 1984. С. 113. 74 Бетрозов Р. Ж. Адыги: возникновение и развитие этноса. Нальчик, 1998. С. 80-104. 75 Там же. 58 59
