Столкновение в светском обществе религиозных и

реклама
В.С. Глаголев
Столкновение в светском обществе религиозных и секулярных
парадигм
Резюме. В статье рассмотрены основные типы отношений между светской
религиозной, светской не-религиозной (секулярными) и религиозноклерикальной парадигмами, оказывающими существенное влияние на
социокультурную жизнь современной России. Выявлены основные типы
религиозных
предпочтений;
показаны
проблемы,
связанные
со
столкновением соответствующих подходов; описаны возможности
расширения (и, напротив, «сжатия») влияния некоторых конфессиональных
подходов, лоббируемые отдельными религиозными группами.
Annotation. In the article the main types of relations between secular religious, secular nonreligious and religious and clerical paradigms that have substantial influence on social and
cultural life of contemporary Russia are considered. The main of religious preferences are
revealed; the main problems connected with the clash of corresponding approaches are shown;
the opportunities for extending (and visa versa – «compressing») the influence of some
confessional approaches that are lobbied by separate religious groups are described.
Светское общество – одно из самых комплексных многоуровневых и
уже поэтому многозначных понятий в современном социологическом,
религиоведческом
дистанцированные
и
юридическом
от
присутствия
знании.
религии
Его
основой
являются
технологии,
системы
общественных отношений, способов мышления и навыков деятельности.
Любой человек, если он не превратился в монаха-отшельника, питающегося
медом и акридами, вынужден в большей или меньшей степени жить «в
миру», то есть использовать, в соответствии с их прямым назначением,
орудия труда, предметы и условия даже минимального бытового комфорта
(крыша над головой, примитивная постель в углу, чашка и ложка, повозка,
конь и собака как неразлучные друзья в суровых условиях жизни). Развитие
форм и способов человеческого труда и организации общественной жизни
многократно
усложнили
и
продолжают
усложнять
инфраструктуру
социального «мира»1. Логики современных средств транспорта, организации
жизни мегаполиса, систем информационных технологий и условий разумной
и здоровой релаксации, равно как и поддержание определенного уровня
воспроизводства народонаселения, предполагает все более расширяющийся
сектор усилий человеческого духа и человеческого тела, включающихся в
систему светских отношений. Даже современные монастыри не избежали
приобщения к этой тенденции, хотя наиболее аскетически настроенные их
обитатели предпочитают предельное ограничение в них присутствия «мира».
Что, впрочем, соответствует исходному замыслу ухода от него в пустынь и
труды в общении с первозданной природой. Но даже Сергий Радонежский,
как и его великие предшественники – подвижники христианства в нашей
стране - использовал топор и пилу при строительстве храма, положившего
начало всемирно известной Лавры и читал рукописные книги, исполненные
на пергаменте, то есть продукте труда средневековых кожевников.
Периодические призывы полного разрыва «с миром» в своем
рациональном смысловом содержании эквивалентны рекомендации «сменить
обстановку» в целях оздоровления души и тела. Для принявшего монашество
по глубокому внутреннему убеждению, а не в силу разнообразных внешних
обстоятельств и соображений, уход «от мира» обусловлен непреодолимой
потребностью молиться за его спасение. То есть за духовное возрождение тех
людей, которые живут в нем и за души их предков, ожидающих Страшного
Суда в загробном мире. Чем значимее это устремление в душе порвавшего «с
миром», тем все менее значимыми становятся для него «мирские»
технологии, навыки и средства в усилиях по реализации своего призвания.
Разумеется,
общежитийные
монастыри
и
другие
формы
церковной
организации имеют разнообразные точки и поля взаимодействия с
«мирской» жизнью и вбирают в себя как ряд их достижений, так и соблазны,
возникающие в результате их потребления. Здесь – одна из первых коллизий
в отношениях религиозного и секулярного, вытекающая из необходимости
церковных структур быть «в мире» и взаимодействовать с ним. Полная
изоляция «от мира» означала бы для церкви переход на режим
«самоудовлетворения», то есть деградацию исходного смысла религиозной
деятельности, вытекающей из миссии непрерывной молитвы за спасение
мира.
Кроме
самоизолирующихся
групп,
допустить
свертывание
разнообразных возможностей влияния на «мирские» процессы не может
позволить
себе
ни
одно
серьезное
религиозное
движение
и
его
организационные структуры. Ведь они функционируют за счет пополнения
из людей «мира», обретая в нем «свежую кровь» - неофитов, верных адептов,
а иногда и харизматических лидеров. Кроме того, любая крупная
религиозная организация нуждается в финансовых и других материальных
ресурсах в системе трансляции своих воззрений, обучении последователей и
их воспитании на разных уровнях, от воскресных школ до духовных
академий и других образовательных и богословских структур. Как
свидетельствует современное состояние Папской академии наук, имеющей
естественнонаучную специализацию, разработка проблематики соотношения
религии и науки осуществляется благодаря творческому взаимодействию со
светскими учеными разных специальностей, разделяющих по тем или иным
вопросам креационистские и близкие к ним позиции. Да и сама задача
спасения
душ обитателей
«мира» предполагает знание психологии,
общественного положения и устремлений самых разных социальных групп –
проституток и добродетельных матерей, юношей и девушек, врачей и
педагогов, работников наемного труда и бездомных, стариков-пенсионеров,
обитателей ночлежек и хосписов. Одним словом, держать руку на пульсе
«мира» требует от современных религиозных организаций незаурядных
специализированных знаний и опыта, приобретаемого на путях соединения
богословской теории с реалиями мирских практик, основ современных
научных знаний – с опытом жизни.
Религиозные
парадигмы
находятся
не
только
в
отношениях
сотрудничества, но и конкурируют друг с другом. Прежде всего потому, что
они имеют, как правило, длительную историю своего становления и усилий
по реализации в динамичных социально-исторических средах. Исторически
христианство конкурировало с иудаизмом, а ислам – с каждой из этих двух
религий. Распространение христианства и ислама по территории земного
шара включало столкновение и длительные периоды конфронтации с
нативными
исламизации.
религиями
народов,
Раскол
христианства
подвергавшихся
на
христианизации
православие
и
и
католичество,
последующие столкновения католицизма с протестантизмом происходили в
предельно
напряженной
обстановке,
включая
и
войны,
имевшие
религиозную мотивацию. Аналогично развертывались отношения западного
христианства с исламом как на территории юго-западной Европы, так и на
Ближнем Востоке в ходе Крестовых походов. Не следует забывать о
неоднократных усилиях католических миссионеров продвинуть «латинскую
веру» вплоть до Москвы (Брестская уния 1596 года, польская авантюра
начала 17 столетия и т.д.). Раскол в православии 17 века и становление
старообрядческих конфессий сопровождалось ожесточенной полемикой с
патриаршим и синодальным православием. В результате нее, как известно,
появились мученики за веру – старообрядцы, трепетное поклонение им со
стороны последователей традиционного православного благочестия.
Российско-киргизская исследовательница И.И. Иванова в своей
докторской диссертации насчитала 2 400 течений, конфессий и деноминаций
в христианстве с момента его зарождения по настоящее время. Она же
смогла классифицировать и систематизировать (разумеется, предельно
лаконично, а часто и схематично) отношения лишь 1 200 этих образований. В
этом море и круговороте человеческих судеб, устремлений и претензий
конфликты разного уровня и типа занимали видное место. В них проявлялись
ущемленное
самолюбие
и
гордыня,
тщеславие
образованности
над
«темнотой», претензии на обретение единственно возможного пути спасения
и гарантированного успеха миссионерских усилий. Аналогичные процессы
имели место в истории ислама. В этой религии постепенно выработался
особый институт богословских авторитетов, придерживающихся разных
вариантов толкования учения пророка Мухаммеда. Каждая из версий
толкования в силу своей исторической укорененности и согласованности с
исходными принципами вероучения ислама имеет право на существование в
глазах представителей другой богословской школы. Правда, по-прежнему
напряженными остаются отношения между последователями суннизма и
шиизма,
выливающиеся
периодически
в
открытые
государственно-
религиозные войны. Отметим, что в нашей стране последователи шиизма
среди мусульман находятся в минимальном числе (в отличие от мусульман
Азербайджана), а основной водораздел конфронтирующих сторон проходит
между сторонниками традиционного ислама и его радикального обновления.
Среди последних заметным влиянием пользуются ваххабиты – благодаря
своей непримиримой борьбе с духовными лидерами, осуществляющими
политику сотрудничества с российскими государственными структурами на
региональном и местном уровнях. До недавнего времени оппозицию РПЦ
составляли старообрядческие церкви и согласия, приходы РПЦЗ на
территории России, Украинской Православной Церкви (Украинского
Патриархата), Российская православная автономная церковь («Суздальский
раскол»), крайние традиционалисты, вроде бывшего епископа Чукотки
Диомида, наследники структур Катакомбной Церкви, Апостольская Русская
православная Церковь (в которой в последнее время подвизается священник
Глеб Якунин) и др.
Не нужно забывать, что христианизация народов России протекала
также путем подавления дохристианских культов, распространенных
повсеместно, обращения в православие сторонников ислама (татарыкряшены) и буддизма. Это вело, как правило, к проявлениям двоеверия и
даже в определенных случаях «троеверия» (православие, шаманизм, буддизм
в Бурятии); различным формам синкретического сочетания верований и
практик
из
различных
использовались
источников.
взаимные
Повсеместно
обвинения
в
в
этом
процессе
«неистинности»
или
«нетрадиционности» представлений и культовых практик тех или иных
религий, прозелитизма в сочетании с обращением к административным
ресурсам. До 1905 года синодальная русская Православная Церковь была
доминирующей в России среди религиозных организаций. Демонстративный
кредит доверия был оказан ей И.В. Сталиным 8 сентября 1943 года, после
приема трех ее митрополитов и снятия наиболее жестких ограничений ее
деятельности после 1917 года. Однако политика Н.С. Хрущева и его
последователей до 1980-ых гг. состояла в противопоставлении «единственно
верной» марксистско-ленинской идеологии всем религиозно-богословским
воззрениям
и
последовательном
ограничении
религиозно-культовой
деятельности. Национально-разобщенные культурно-исторические общности
–
русские,
белорусы,
правобережные
украинцы
–
имели
меньше
возможностей организации религиозных общин с формами деятельности,
запрещенными
или
ограниченными
советскими
инструкциями,
регламентировавшими деятельность религиозных организаций. Исламские
же
общины
общностей,
функционировали
регулируемых
в
рамках
национально-религиозных
традиционалистскими
отношениями
и
механизмами управления повседневной жизнью. То же относится и к
буддийским общинам, организационно уничтоженным в Калмыкии, но
обеспечивавшим на бытовом уровне выживание народа в условиях
депортации, к буддийским общинам Бурятии, сохранившим ориентацию на
взаимодействие внутриродовых и межродовых связей2 и к буддизму в Тыве
(вошедшей в состав СССР в 1944) на правах автономной области.
Начавшееся
строительство
сопровождался
с
Перестройкой
новых
церквей,
активизацией
восстановление
рост
числа
разрушенных
православных
религиозно-националистических
и
приходов
сил
в
Советском Союзе, которое не могло не затронуть и Россию. Православный
религиозный
бум
последних
25
лет
сопровождался
параллельной
активизацией всех христианских и нехристианских течений в России. В том
числе, и ориентированных на идеологические и политические интересы
зарубежных государств. Федеральный закон «О свободе совести и
религиозных объединениях» 1997 года ввел де факто ограничения
юридического статуса организаций т.н. «нетрадиционных» для России
религий.
С
одной
стороны,
это
предоставило
православным
(включая
старообрядцев), мусульманам, буддистам, иудеям и ряду протестантских
церквей в России определенные преимущества по сравнению с их
конфессиональными соперниками, оказавшимися в группе последователей
религий.
«нетрадиционных»
С
другой
стороны,
сохранение
за
традиционными религиями исторически сложившегося статус-кво их
отношений с государством и друг с другом не обеспечило де-факто
консервацию их позиций. Демографические тенденции в среде российских
мусульман и мусульманских мигрантов из стран СНГ сопровождаются
депопуляцией национальных групп славян на территории Центральной
России,
Поволжья,
Урала,
Русского
Севера
и
Дальнего
Востока.
Минимальный прирост российского населения обеспечивают национальные
группы, где традиционно влияние ислама.
Соответственно, для РПЦ существует в абстрактном варианте три
возможности. Во-первых, распространение православного влияния на
подрастающих граждан России из районов, отличающихся традиционным
влиянием мусульманства. Путь этот не только чреват бесчисленными
коллизиями, но и маловероятен с точки зрения эффективности результатов.
Российские секторы всемирной исламской уммы отличаются отношениями
тесного взаимодействия на бытовом уровне, по крайней мере – в пределах
демаркационных
линий,
разделяющих
сторонников
ислама
разных
направлений, толков и программ модернизации религиозных практик в
современном
мире.
Второй
путь
–
христианизация
гастарбайтеров
немусульманского вероисповедания. Среди последних, помимо секулярных
украинцев,
белорусов
и
молдаван,
выделяются
гости
из
Китая,
представляющие собой большую и тесно спаянную группу. В целях
демонстрации своей готовности адаптироваться к российским условиям она
может по прагматическим соображениям инициировать своеобразную
разновидность динамичного роста православия китайского толка (двоеверие
и даже троеверие – обычная практика в китайских сообществах). И наконец
третий путь – уменьшение сектора секуляризации в среде населения,
исторически связанного с христианством вообще и с православием в
особенности. Сюда войдут конверситы из славян, равно как и представители
других этнических сообществ, в которых не успели возродиться вариации
этнических культов дохристианских типов и существует ностальгия по
духовно-религиозной мотивации жизни и деятельности. Рост аномийных
настроений и различных проявлений маргинализации в этой среде позволяет
придать практике расширения социальной базы православной конфессии
черты
социального
служения
в
образовании,
проявлениях
систематизированного милосердия и благотворительности, разнообразных
культурно-художественных, издательских, проповеднических программах и
т.д. Все это заслуживает безусловного уважения. Но лишь до тех пор, пока не
появляются
лозунги
крайнего
национал-конфессионализма,
вроде
утверждений, что «спортсмен – это воин Христов», а «настоящий русский
может быть только православным». Очевидно, что в целях демонстрации
своей преданности идеалам утверждения православия на земле, в названных
случаях происходит схематизация реальной действительности в интересах
тех или иных религиозно-политических манипуляций. Однако, вступая на
поле политики, любая из ныне существующих религиозных организаций
оказывается включенной в систему государственных проектов, амбиций и
интересов
3
. И – становится их соучастником, достаточно важным в
определенных (особенно кризисных) ситуациях в силу религиозной
проповеди
смирения
и
преобладания
консервативных
позиций
в
православной среде. Созвучным курсу прагматического консерватизма,
объявленного структурообразующим компонентом политики России на
период 2010-ых- 2020-ых гг.
Во всех этих случаях, утрачивая ранее декларируемую аполитичность,
православное руководство, подчиненное ему священство и верующие
активисты становятся важным резервом преодоления секуляризма. И, как
следствие, размывания того соотношения сил, которым определяется статус
светского государства. Как следствие, политизация православия традиционно
именуемая «клерикализмом» в литературе атеизма, свободомыслия и в
трактовках демократических конституций4, не может не вызвать (по логике
отношений «сообщающихся сосудов») соответствующего резонанса у других
религиозно-политических сил. С одной стороны, их официальные лидеры,
подобно
православным,
также
займут
позиции
прагматического
консерватизма и попытаются в том же направлении сориентировать массы
«своих» верующих. Но будет ли адекватным их усилиям равнение на
православие российских мусульман и других религиозных групп? Ответ на
эти вопросы даст только история ближайших десятилетий. В любом случае,
включение в политику разномастных религиозных участников породит
больше неопределенности, чем стабильности, - сравнительно с сохранением
дистанцированности от политики большинства религиозных структур в
светском государстве. И - в светском обществе, основой которого является
светское государство. Светское не по формальной декларации Основного
закона, а по фактическому применению принципа дистанцированности от
религиозных
установок
в
решении
повседневных
задач
социально-
государственной жизни.
Мунтян М.А. Национальный человеческий капитал и будущее России // Вестник
МГИМО-Университета. - 2013. - № 3. - С. 147-149.
2
Арзуманов И.А., Юрковский А.В. Модернизационные аспекты вероисповедной политики
стран Северо-восточной Азии XX-XXI в. Часть 1 // Известия Иркутского
государственного университета. Серия «Политология. Религиоведение». 2012. № 2 (9) в 2х частях, Ч. 1. С. 106-115; Казарин В. Н. Сибирь в начале ХХI в.: политологический взгляд
участников Всероссийской конференции // Известия Иркутского государственного
университета. Серия «Политология. Религиоведение». Иркутск, 2013. № 2 (11). С. 244–154.
3
Силантьева М.В. Метод "включенного наблюдения" как инструмент исследования
религиозных процессов в современной России // Социология религии в обществе позднего
модерна. Памяти Ю.Ю. Синелиной. Материалы Третьей Международной научной
конференции. 13 сентября 2013. "НИУ БелГУ", 13 сентября 2013 г. / отв. ред. С.Д.
Лебедев. Белгород: ИД "Белгород", 2013. С. 184-196.
4
Арзуманов И.А. Вероисповедная политика и гражданский гуманизм (к вопросу от
реализации положений ст. 13 Конституции РФ) // Известия Иркутского государственного
университета серия «Политология. Религиоведение». 2010. № 2 (5). С. 113-123.
1
Скачать